Читать онлайн Город Утренней Зари. Плач Пророка бесплатно

Глава 1

В просторную школьную рекреацию через широкие окна падал свет. Проходя через перекрестия оконной рамы, он лучами расходился по помещению, которое во время этой перемены было заполнено детьми. Качая головой и меняя угол зрения, можно было заставить эти лучи играть с умом, создавая переливающийся в воздухе танец света. Сейчас же детей интересовал танец смерти. Удар. Ещё удар. Мальчик прислонился к стене, отбиваясь от нападающих. Всего несколько из них были старше на год или два, но для младших классов это давало невероятные преимущества. К тому же их было шестеро, а он – один. Удар. Еще удар. У мальчика потекла кровь из разбитой губы. Он не забился, злобно смотря на обидчиков, ища кого из них он всё же может достать. Но те размеренно, смакуя каждую серию ударов, избивали его, меняясь, чтобы порция удовольствия в равной степени досталась каждому из этой шайки. Это продолжалось уже несколько минут, и они были вынуждены снять темно-синие пиджаки и желтые галстуки школьной формы. Один из старших спокойно сторожил кучу наваленной одежды, надменно наблюдая за происходящим. Остальные в этой школьной рекреации спокойно смотрели на избиение своего одноклассника, боясь выступить против дерзкой шпаны.

Удар. Ещё удар. Если бы к мальчику у стены присоединился хотя бы ещё союзник, то нападающие уже не смогли бы так вольготно измываться над ними. Конечно, эта школьная банда одолела бы и двоих, но уже не так непринужденно. Но пока что с ухмылкой на лице они парами избивали выбранную на сегодня жертву. Удар. Ещё удар.

Внезапно девочка не более двенадцати лет выбежала на несправедливый ринг школьных боев. Она убрала назад рукой свои чёрные слегка вьющиеся волосы, чтобы они не мешали янтарному взгляду широких глаз охватывать каждого участника этого конфликта. Из-под нахмуренных аккуратных чёрных бровей она смотрела на то, как нападающие с кривыми ухмылками уставились на неё. От детского гнева её худое лицо с высокими скулами заострилось еще больше, но она обрушилась не на школьных задир.

– Трусы! Какие же вы все трусы! – обратилась она к стоящим у стены ребятам. – Соберитесь уже вместе и дайте отпор этим козлам! Как же мне противно смотреть на вас! Бесхребетные трусы!

Они все были лишь в четвёртом классе, но она так проникновенно и ярко говорила, что было видно, как в этих детских сердцах пробуждается стыд. Но они так и не смогли перебороть страх и не один из десятка ребят, так и встал на защиту своего одноклассника. Но девочка, благодаря внутренней силе, возвышалась над всеми настолько, что драка прекратилась сама собой.

– Мэри Стоун, заткнись! Богачка долбанная! – крикнул Роланд Чекринс.

Он был раздосадован, так как она прервала череду ударов, а он был следующим. Он бы стукнул её, но по дурацким правилам бить девочек нельзя. Он зло оглянулся на своих подельников. Самый старший из них, кто и внушал ужас во всех остальных в этом месте, махнул рукой и пошёл прочь. Избитый мальчик тяжело дыша с ненавистью смотрел им вслед.

– Повезло тебе, конченный урод! – выпалил Чекринс, который не так давно освоил матерные конструкции своего отца.

Шайка покинула рекреацию, а Мэри Стоун с нескрываемым разочарованием посмотрела на остальных. Мальчик у стены был для неё обычным одноклассником, к которому она не испытывала какой-то особой симпатии. Её просто до глубины души возмутила ситуация равнодушия и страха. С другой стороны, взрослый мог бы сказать, что она добилась результата, прекратив драку, а ожидание пробуждения высоких мотивов в обществе – детская наивность. Но Мэри Стоун не была бы дочерью своего отца, если бы не считала по-другому. Вера в изменение людей поддерживало в ней неуёмную энергию, в которую украдкой влюблялись мальчишки из параллельных классов. Она всегда повторяла себе, что никогда не оставит попыток изменить людей. Как бы она хотела схватить их всех и встряхнуть, чтобы пробудить в них что-то стоящее настоящей жизни. Она обязательно научиться у своего отца, как влиять на людей, раз уж он уже столько лет успешно трудиться на благо общества в администрации президента Южно-Африканской унитарии.

Дети ушли обратно в класс. Никто не собирался рассказывать о случившемся учителям, тем более классному руководителю. Начался обычный урок по литературе, на котором Мэри без энтузиазма и особого труда воспроизводила правильные ответы по поводу прочитанного рассказа про молодого волшебника. После окончания смены, они по традиции этой школы воспели благодарению Богу, после чего высыпались на школьный двор, покрытый идеально-зеленым газоном, на котором многих из них уже ждали родители. Мэри Стоун уже давно никто не забирал, и она по этому поводу не переживала. От школы до её дома было всего пятнадцать минут ходьбы, но она отправилась в противоположном направлении на свой любимый холм, с которого открывался вид на её родной город Йоханнесбург. Достаточно густо растущие кусты скрывали её от взоров жителей соседних домов, которые в конечном итоге, несмотря на престижность и безопасность района, должны были забеспокоится: почему одинокая девочка одна так долго сидит на склоне. Она же, медленно кушая сочное зелёное яблоко, ждала пока солнце скроется и фонари украсят улицы своим тёплым жёлтым светом. Он нравился ей гораздо больше солнечного, особенно на фоне остального города, многие районы которого были погружены во тьму. Это создавало впечатление, что она живет в царстве света, которое окружает непроглядная тьма. Она в очередной раз вытянула руку, чтобы разогнать эту тьму, но у неё ничего не получалось, так что она сжав ладонь в кулак стукнула по земле. Несмотря на неудачу в борьбе с этой тьмой, она продолжала немного улыбаться этому ночному пейзажу, который она могла бы с лёгкостью созерцать до утра, но становилось прохладно, и школьная форма уже не могла согреть её.

Она встала с земли и отряхнулась. Через полчаса она подошла к своему дому: высокий белый забор, кованная решётка главных ворот, за которыми открывался прекрасный вид на большой двухэтажный дом с крышей из бежевой тигровой средиземноморской черепицы. Мэри ещё некоторое время постояла перед входом и затем уверенно вошла внутрь.

На первом этаже горел свет: и в гостиной, и на кухне. Мэри попыталась проскользнуть наверх в свою комнату, но её окликнул уставший женский голос.

– Мэри, милая, подойди ко мне! – позвала её мама.

Эсмеральда Стоун грациозно лежала на диване, рядом с которым на полу стоял бокал вина и взад-вперёд каталась опустошённая бутылка. Когда Мэри подошла к ней, то сразу стало видно, что она очень похожа на свою мать, но только без тумана грусти в глазах, источником которой являлся большой синяк с левой стороны её некогда прекрасного лица. Она поднялась и обняла дочку. В ней не было пьяной вульгарности родителей, в которых проснулась любовь к своим детям. Мэри обняла её в ответ.

– Опять гуляла допоздна. А когда будешь учить уроки? – она улыбнулась, глядя в большие янтарные глаза своей дочери, являющихся более выразительным вариантом её собственных глаз.

– Я и так всё сдам!

– Конечно! В кого же ты такая умная? – она взяла её за руку.

– В папу.

– Хм… ха-ха-ха… – в этом смехе была вся горечь разбитого женского сердца.

Мэри внешне уже никак не реагировала на такое поведение своей матери. Девочка привыкла и к синяку, который регулярно появлялся то с одной стороны лица, то с другой, то на плече или спине, однажды даже на шее. «Это свидетельства любви твоего отца! – сказала однажды Эсмеральда Стоун. Конечно, нужно было сказать девочке, что это свидетельства неконтролируемой ревности мужа, отца и главы семьи – Генри Стоуна. Эмма уже бы пристрелила бы его давно, но после каждого такого конфликта он засыпал её цветами, водил в самые роскошные места и умолял, что больше этого никогда не повториться. Он искренне хотел в это верить, потому и убеждал в очередной раз простить его. После последнего удара у неё уже не осталось никаких чувств к нему, а точнее они были забиты в самую глубину сердца, из которого уже просто так их не достать. Генри очень сильно любил свою дочь и ради неё Эсмеральда готова была дать ему ещё один шанс. Надежды на это было немного, потому что как только он выпивал лишнего, то начинал ревновать её к любому телефонному звонку и прогулке с подругой. Даже поход в магазин мог вызвать приступ этого безумного обожания. А по работе ему постоянно приходилось участвовать в встречах на самом высоком уровне, многие из которых заканчивались продолжительными фуршетами. Эсмеральда хотела, чтобы он оставался на работе или изменял ей с какой-нибудь смазливой секретаршей, но он не смотрел ни на кого кроме жены и ревность вела его домой снова и снова.

Справедливости ради, в глубине души она понимала, что сама провоцировала его на это, но роль жертвы затмевала эту саморефлексию. Раньше ей нравилось его дразнить, рассказывая, как её красотой восхитился тот или иной сенатор, или директор концерна. Она действительно была очень красива и вела себя крайне непреступно и сдержанно, при этом внутренне давая надежду поклонникам, что ещё более возбуждало мужчин. Ей нравилась такая игра, но подсознанию Генри Стоуна видимо не очень.

– Прекрати! – потребовала Мэри.

Эмма закрыла ладонью глаза, чтобы сдержать слезы.

– Иди в свою комнату. Я перед сном зайду, – тихо произнесла она.

Мэри как-то серьезно, по-взрослому посмотрела в ответ, но ничего не ответила. Когда она пошла к лестнице её взгляд скользнул по букетам цветов, которыми были заставлены стол и подоконник гостиной и столовой. Генри Стоун менял их пока не забудет, что он опять натворил.

Зайдя в просторную комнату, Мэри не хлопнула дверью, но, поставив портфель рядом с письменным столом, села на пол у кровати. Она смотрела на фотографию, которая висела на нежно-розовой стене напротив неё. На семейном фото маленькая трех-летняя Мэри сидела на коленях у матери, а счастливый отец, обнимая правой рукой жену, левой трепетно касался маленьких детских пальцев. Девочка недавно потребовала от отца, чтобы он прекратил так себя вести, иначе она уйдет из дома. Тогда он провел ночь рядом с ней, сидя на то самом месте, где сейчас сидела Мэри. Он сказал, что очень постарается, потому что не может больше мучить их и если у него не получится, то он сам уйдет. Последние слова сильно ранили Мэри, потому что она не хотела того, чтобы отец сдавался – он не такой! Она чувствовала, что не хватает совсем немного: какой-то капли любви, какого-то слова и может быть молитвы. Но сколько раз она просила Бога, чтобы Он сделал их жизнь такой же, как на фотографии на стене и чтобы папа никогда не бил маму. Мэри плакала перед Ним и здесь ночью перед распятием, которое весело над её кроватью, и в храме перед алтарем, но годы шли и все оставалось по-прежнему. Может быть Он не слышит из-за шума города? Им рассказывали на уроках Закона Божьего про древних подвижников, которые в пустынных местах беседовали с Богом. Тогда надо уйти подальше в пустоши. Её будут искать и волноваться, но ради папы и мамы она готова рискнуть.

Она повернулась к страдающему Богу.

– Господи, наконец сделай так, чтобы папа никогда больше не бил маму, чтобы они любили друг друга, как раньше… даже больше… Если Ты сделаешь это, я обещаю, что всю жизнь буду… буду… – она не могла придумать, что она может пообещать Богу, что может дать Ему, чего бы у Него не было.

Завтра она придумает свой обет и тогда Он не сможет ей отказать и исполнит её желание. Она быстро и методично собрала в портфель всё что могло ей пригодиться в пустынных местах предместий города. Эта собранность Мэри, как и ум, достались ей от отца. После ванной девочка одела свою любимую голубую пижаму с улыбающимися лунами в различных фазах и легла в кровать. Пижама была очень мягкой, как материнское объятие, которое она запомнила с детства. Сейчас Эмма тоже обнимала свою дочку, но что-то неуловимое исчезло из этой тактильности.

– Может быть пообещать отказаться от моей пижамы? – подумала Мэри, сидя на кровати, после чего нахмурившись замотала головой от такой наивности, потому что если она хочет изменить ситуацию нужно повзрослеть, так как только взрослые меняют мир.

Раздался стук в дверь и в комнату зашел Генри Стоун. Было видно, что он только вернулся с работы, которая обеспечивала этот большой дом и проживание в лучшем районе города. Его уставшие карие глаза, черные и растрёпанные, как космос волосы средней длины свидетельствовали об ещё одном сложном дне в его административной карьере. Несмотря на кабинетную работу, он был атлетично сложен, но сутулость, которую он приобретал под конец дня несколько скрывала это. Когда он приезжал домой, то обязательно заходил к дочери, в надежде, что та ещё не спит. Сегодня ему повезло.

– Хорошо, что ты вернулся? – она широко улыбнулась.

– Мой ангел… – он крепко обнял её.

– А где мама? – спросила она, надеясь, что когда-нибудь они снова будут вместе приходить к ней перед сном.

– Готовит мне поесть. Она позже придет к тебе, – хриплые нотки в его голосе звучали очень мягко.

Мэри потерлась носом по трехдневной щетине отца. От него не пахло алкоголем, а значит сегодня девочке не стоит опасаться услышать ночью очередной звон разбитой посуды и плач матери в ванной, пытающейся скрыть от дочери очередные следы ссоры на лице. Хотя это было раньше, сейчас у Эсмеральды Стоун уже не хватало сил на это.

– Как твоя математика? – хитро произнес Генри.

Мэри пожала плечами и её правый уголок рта еле заметно приподнялся, а глазами она посмотрела в несуществующий левый угол. Это означало только одно – шалость удалась.

– Ты все еще не учишь уроки? Прям как я, – девочка задорно кивнула в ответ. – Тебе завидуют другие?

– Не знаю, а должны?

Вместо ответа Генри обвел взглядом комнату. Несмотря на «розовую» обстановку он чувствовал в своей дочери силу и энергию, с которой её сверстники вряд ли захотят связываться. Она точно пойдет по его стопам! Наверное, даже дальше и сможет для их родного города сделать гораздо больше, чем он. Сколько уже лет Генри пытается сохранить его, чтобы он не провалился в бездну разборок между преступными кланами, которые наводнили предместья вместе с беженцами из соседних стран. Такова цена за полный доступ к ресурсам, которые после массированного применения тактического ядерного оружия на территории соседних государств стало некому добывать. Сохранять баланс в такой безумной геополитике очень сложно, и он проигрывает эту борьбу Самое страшное, что не выиграв ничего, он теряет в этой борьбе свою семью. Может нужно бросить все и попытаться склеить те осколки жизни, которые еще сохранились? Но тогда какое будущее ждет его жену, дочь и всех остальных в конце концов? Он же не для себя все это делает! Генри адекватно смотрел на свой внутренний мир и поэтому понимал, что для себя: ему нравилось преодолевать сложную паутину политических интриг. Ему нравилась эта игра, но в нем было достаточно много здорового честолюбия, что он, кроме победы над противниками, хотел оставить потомкам достойную жизнь, а не выжженную землю после столкновения амбициозных неудачников. Как же тяжело совмещать все это! Но у Мэри получится преуспеть во всем. Он верил в это и потому хотел, чтобы она доросла до этих свершений.

– Давай в выходные поедем куда-нибудь? – неожиданно для себя предложил он.

– Все вместе? Но ты же всегда очень занят? – удивилась Мэри.

– Ради вас с мамой я что-нибудь придумаю, – он поцеловал её в лоб и медленно поднялся с кровати.

Когда он выходил из комнаты, он ещё раз повернулся и улыбнулся дочери, которая внимательно следила за ним. Мэри улыбнулась в ответ и уже понадеялась, что её молитва услышана, но утром, когда она завтракала перед школой, потухший взгляд её матери, окончательно убедил девочку в том, что необходимо достучаться до небес, так как у этого деструктивного семейного уравнения есть две переменных. Генри Стоуна уже не было дома, и Мэри хотела думать, что он хочет найти время для их прогулки на выходных, но её взрослевшее сердце уже подсказывало, что это не так. Школьный портфель выглядел более выпуклым, чем обычно, но Эсмеральда не обратила на это внимание.

– Мам, я сегодня останусь у Натали. Надо ей помочь с уроками, – сказала Мэри, открывая входную дверь.

– Конечно, милая!

Она уже немного опаздывала, так что вызвали беспилотное такси, которое за минуту домчало девочку до места.

На уроках она, как обычно блистала своей способностью проникать в предмет. Особенно её удались история и литература. Программу закона Божия она уже давно переросла своими взрослыми вопросами, так что местный священник отшучивался от неё, называя матерью Терезой. Однажды она спросила:

– Почему Бог не хочет нашего счастья?

– Э-э-э, Он хочет… э-э-э… блаженство Царства Небесного, – ответил чернокожий священник местного департамента христианской традиции.

– Тогда почему он нас туда не заберет? – кто-то из детей посмотрел на Мэри с упреком, что ей больше всех надо, но она просто хотела понять.

– Мы должны подготовиться, – тут же ответил он.

– Страдая?

– Он пострадал за нас…

– Тогда почему мы продолжаем страдать? – эти вопросы рождались в её сердце со скоростью света, так она что она хотела бы их задать все вместе, но священник так медленно отвечал.

– Э-э-э… теперь наш Господь Иисус Христос страдает вместе с нами…

– Где? Он же на небесах! – детская беспощадность бомбардировала священника и уже остальные дети стали утвердительно поддакивать.

– Э-э-э…тема нашего урока другая… я вам обязательно отвечу в следующий раз… – он попытался ласково взглянуть на Мэри, но той нужны были ответы здесь и сейчас, так как она уже не могла больше ждать.

После уроков она быстро вышла из школы, так как торопилась в один из парков за пределами города, в который их водили на экскурсию. Там она запомнила гору, с которой сегодня хотела достучаться до небес. Мэри внутренне была уверенна, что теперь всё получится и её никто не остановит. Она вызвала такси и стала ждать его у входа на территорию школы.

– Эй, ******* богачка! – окликнул её Роланд Чикринс, который никак не мог придумать по отношению к этой девочке новое ругательство.

Мэри спокойно повернулась к Роланду, который идиоткой расхлябанной походкой шел по направлению к ней. Он явно что-то приготовил, но разве он сможет справится со стойкостью семьи Стоун. Он подошел и замахнулся рукой, остановив кулак в нескольких сантиметрах от лица Мэри. Она даже не моргнула глазом.

– Хм, – ухмыльнулся Чикринс. – Твоя мамаша также не боится, когда её лупит твой отец.

Даже мускул не дрогнул на её лице и тут он растерялся. Чикринс уже пробовал доводить девочек до слез и это оказалось ещё легче, чем толпой избивать очередного неудачника. Если бы Мэри Стоун была на пару лет постарше, то тогда уже спокойно опустила бы этого выскочку, напомнив ему о проблемах в его семье, но пока она таких вещей не знала. Вместо этого Мэри пристально смотрела на него, пронзая его насквозь, пытаясь увидеть в нем то, что делало бы его жизнь оправданной.

– Господи, для чего такие живут? – подумала она.

Она всегда задавала Богу прямые вопросы. Этому она научилась от ее отца, когда год назад они были в одной из церквей в центре города. Генри Стоун о чем-то молился и Мэри спросила его:

– Папа, о чем ты просишь Бога?

– Чтобы он сделал меня сильным, мой маленький ангел, – ответил Генри Стоун, вставая с колен перед распятием.

– А ты разве слабый? – удивилась маленькая девочка.

– Да, очень, – он грустно посмотрел на благолепие храма. – Давай попросим вместе.

– Ты же не священник? – Мэри смотрела на него широко открытыми янтарными глазами.

– Боюсь в их молитвах нет моей бо… нет моих переживаний, – Генри вовремя подобрал слова. – Богу от нас нужна прямота и честность, и я не собираюсь скрываться от Него за древними словами, хотя они и красивы… Вставай рядом со мной.

Она тут же присоединилась к нему. Генри, глядя на дочь, подумал, что для неё эта молитва гораздо важнее, чем для него. Вот бы ему такую же ревность и искренность. Он встал рядом с дочерью на колени.

– Боже…

– Боже… – повторила маленькая Мэри.

– … ты все видишь и все знаешь… я жесток к своей жене, я невнимателен к своей дочери… – он посмотрел на дочку, и она увидела насколько лицо отца стало серьезным. – Я хочу быть сильнее… хочу идти Твоим путем…но при этом не хочу… помоги мне или пошли кого-нибудь, кто поможет мне стать лучше, поможет мне обратиться к Твоему свету. Аминь.

– … к Твоему свету. Аминь! – закончила она.

Мэри слушала молитву своего отца и повторяла её, на ходу меняя слова «я» на «он», «своей жене» на «моей маме». Генри снова повернулся к дочери и увидел, что её лицо выглядело крайне собранным. Вот бы его заместители так же внимательно слушали, как эта 11-летняя девочка.

Сейчас же она так же собранно смотрела на Роланда Чикринса, и он явно не выдерживал этого взгляда.

– Чё пялишься, дура недоделанная? – через гримасу воскликнул он.

– Думаю, что ты слабый! Раз не можешь выйти один на один с любым из моего класса! – она услышала подъехавшее такси и спокойно развернувшись села в машину.

– В следующий раз, я пропишу этой ****** богачке! – грозился в след отъехавшей машине Чикринс, а потом обратился к своим приятелям, которые стояли неподалеку. – Нельзя бить девчонок! Кто это вообще придумал?!

Когда она еще стояла рядом с ним он уже хотел толкнуть её, но вдруг ему стало не по себе и животный страх приковал его ноги к тротуару. Ему было стыдно признать это не только перед друзьями, но и перед самим собой. Теперь оставалось только одно: побыстрее найти какую-нибудь новую жертву, за счет которой он сможет отвлечься от внутреннего неустройства собственной души. Ученики быстро расходились после занятий, а значит ему останется только кинуть пару камней издалека. С другой стороны, учебный год в самом разгаре и его внутренний зверь вдоволь насытиться страхом и обидой других детей. Перед тем как вернуться к остальным, он пнул решетку школьного забора, которая виновато зашелестела стальным звеньями.

Мэри даже не повернула головы, когда отъехала от школы, чтобы посмотреть, как Чекринс преодолевает поражение. Сейчас только одно имело значение – её общение с Богом в пустоши. Такси быстро покинуло Дейнферн и через 40 минут привезло юную путешественницу к юго-западному входу в парк Клипервесберга, от которого ближе всего было к её заветной горе. Когда машина уехала обратно, Мэри не оборачиваясь в сторону города быстрым шагом пошла вверх по тропинкам . Через 20 минут она уже заметно устала, но все равно продолжала идти наверх. Ей нравилось слышать, хоть и редкий хруст сучьев под ногами. Это усиливало эффект покорения вершины. Показался поворот, где они во время экскурсии кормили смелую сизоворонку, спустившуюся к детям. Решительная черноволосая девочка решила идти помедленнее, что помогло ей сосредоточиться.

Через кустарник она поднялась на достаточно обширное плато. Тропинка здесь была уже почти не видна, так как это место не пользовалось популярностью. В тот раз они вместе с Натали Смоуслоу решили залезть сюда, в то время, как остальные остались на смотровой площадке внизу. Их отругали, но не сильно, так как знали родителей Мэри. Ей очень понравился баобаб, который не был столь величественным, как баобаб Гленко, но всё же внушал уважение тем, что смог вырасти на вершине этой горы.

Мэри потрогала его кору и улыбнулась этому великану, который будет единственным свидетелем её разговора с Богом. Она подошла к обрыву и посмотрела вниз. Шоссе тонкой нитью огибало эту часть парка, боясь потревожить его первозданность. Она была довольна и стала выкладывать из портфеля то, что посчитала необходимом в этом путешествии. Вода, небольшой коврик и теплая толстовка с капюшоном, чтобы ночью не было холодно. Девочка была полна решимости всю ночь просить Всевышнего, чтобы Он не смог ей отказать!

Оставалось придумать обещание, которым можно будет уговорить Творца вселенной. Она стала вслух перебирать варианты: помогать людям в приюте; поехать на войну медсестрой; заботиться о больных на западе континента, страдающих от какой-то страшной болезни, название которой девочка так и не смогла запомнить из-за непонятного ей смешения букв и цифр; уйти в монастырь Марии Магдалины наконец. Последний вариант ей нравился меньше всех, так как при посещении этого места, девушки там показались ей слишком бездеятельными, как будто боялись проявить инициативу, а служение Богу в своем детском сердце она видела по-другому. Из этих вариантов выбирать ничего не хотелось не потому что ей что-то не нравилось, а потому что она хотела успеть все высказанное и даже больше, чем представлялось ей на настоящий момент. А может Бог сам выберет служение для неё? Он же Всеведущий!

Солнце нехотя стремилось на встречу с горизонтом, но нужно было подождать заката. Когда появились первые звезды, и полная луна в окружении нескольких перистых облаков присматривалась чем же займутся люди этой ночью, Мэри взглянула на небо и в присутствии величественного дерева стала просить небеса. Она просила все о том же, раз за разом и ждала пока небеса ответят, но этого не происходило.

– Просвети их! – воскликнула Мэри и порыв ветра опрокинул прядь черных волос ей на глаза. – Ты же можешь! Ты же самый сильный! Мой папа не плохой и моя мама очень хорошая! Почему ты не можешь сделать их счастливыми!

Она заплакала.

– Мне все говорят, что нужно потерпеть! Папа, мама… преподобный Томас… может мы просто не умеем просить тебя? Почему Ты не покажешь Себя, чтобы все увидев Твой свет поняли, что нужно любить друг друга? Я бы показала им это, но кто будет слушать маленькую девочку… А Ты слышишь меня? Все говорят, что слышишь, но почему этого не показываешь. Я не понимаю – просто хочу, чтобы ты ответил мне.

В этот момент ей стало очень страшно, как будто кто-то смотрит за ней со спины. Неужели это дерево обиделось, что она так разговаривает с Богом? Ей очень хотелось повернуться, чтобы посмотреть на того, кто стоит у неё за спиной и вселяет такой ужас, но она сдержалась.

– Я ничего не боюсь, лишь бы Ты исполнил мою просьбу! Я не могу больше ждать!

– Больше уже не нужно ждать, моя девочка! – мягкий голос окутал плато, так что даже баобаб поджал свои ветки, боясь препятствовать его распространению.

– Кто ты?

– А к кому ты сейчас обращалась?

– К Богу… – неуверенно ответила Мэри.

– И чего ты хочешь?

Хотя голос пронизывал всё плато, но казалось, что его источник перемещается, рассматривая смелую девочку.

– Я же уже все сказала! – обиженно произнесла она, но в голове звенели взбудораженные мысли. – Неужели это Он?

Мэри встала с коврика и повернулась, чтобы увидеть того, с кем она разговаривает, но на плато никого не было, кроме огромного дерева и кустарников вокруг него, которые хорошо освещал серебряный свет луны.

– Я уже выполнил твою просьбу! – ответил таинственный собеседник.

– Уже? – растерянно произнесла девочка. – А почему так долго Ты ждал, чтобы исполнить мою просьбу? Это было так сложно для Тебя?! Мне было так больно!

– Я знаю, но не могу заставить людей, только предложить им Мой путь, – ответил голос.

Во время этого разговора все в ней внутри перемешалось. На вершину она поднималась с четкой целью, но теперь она получила результат, но не знала, что делать дальше. Радость, обида, остатки боли, давящий страх – все это смущало её душу, но она на удивление стойко преодолевала эмоциональную бурю.

– И что теперь? – наконец-то спросила Мэри Стоун.

– Вот я и спрашиваю у тебя: что теперь?

– Ты же Бог. Ты и так всё знаешь, – более собранно ответила Мэри.

– Для меня важно, чтобы ты сама не решила. Посмотри в свое сердце и скажи: чего ты хочешь! – голос был все таким же мягким, но казалось, что он закручивается вокруг Мэри, приближаясь к её лицу.

Несмотря на атмосферу пронизывающего страха, Мэри решила, что это испытание и спокойно стояла, решая: чего же она хочет больше всего. Воздух на плато все больше сгущался вокруг возмутительницы спокойствия этого дикого места, и даже луна спряталась за облаками. Девочка всё еще думала. Она хотела быть честной не только с Богом, но и с собой, а это сложнее всего на свете.

– Почему Ты все время прячешься от нас? Почему просто не явишься всем? – Мэри нахмурилась и требовательно ждала ответа.

Хватка таинственного собеседника ослабла, и он вновь отдалился от неё.

– Вы не выдержите Моего света! Вы слишком слабы! – заявил голос.

– Почему?

– Потому что он разорвет вас, даже если вы добровольно откроете их, – не замечая дерзости ребенка, продолжал голос. – Требуются годы подготовки, чтобы капля моей благодати могла упасть на ваши каменные сердца!

– Я готова уже сейчас! – неожиданно произнесла Мэри и даже сама немного испугалась своей смелости. – Да, я готова! И хочу помочь остальным принять Твой свет! Да…да… Ты спросил, и я отвечаю, что хочу именно этого!

Тишина. Никакого ответа от таинственного собеседника. Тиски страха, сдавливающие её исчезли и старый баобаб вновь опустил свои ветви, не ощущая угрозы. Серебряный свет луны острожным лучом вышел из облаков и был тут же поглощён сиянием сверхновой, которое полностью охватило вершину. Казалось, что этот свет молотом раскалывает сами основы мироздания, проникая между элементарных частиц. Мэри упала на колени и уперлась руками, чтобы противостоять потоку благодатного сияния. Свет был везде, так что не возможно было отвернуться или закрыться от него. Мэри тяжело дыша, стиснула зубы. Она открыла свое сердце свету и тут же увидела, что у него есть источник. Светоносная тень, похожая на человеческий силуэт, находилась возле дерева и наблюдала за ней. Она чувствовала удивление и интерес, и радость, которая все больше нарастала в этом сияющем облаке. Свет исчез также внезапно, как и появился.

Перед Мэри появилась легкая дымка, в которой улавливалось что-то чрезвычайно разумное и могущественное. Физическая боль отступала и неописуемая радость наполнила её сердца.

– Я нашел тебя моя девочка! Как же долго я ждал твоего прихода! – в мягком голосе все отчетливее проскальзывали нотки торжества.

– Я не понимаю!

Она села на землю. Из носа и ушей текли тонкие струйки крови, но она этого не замечала, продолжая смотреть на тень.

– Ты понесешь мой свет людям! И они наконец-то обратятся ко мне, чтобы я сделал их счастливыми! Ты согласна?

Мэри задумалась. Не об этом ли она мечтала: сделать всех людей ближе к Богу, чтобы они никогда не чувствовали того, чего пережила она. Но почему Бог не призвал её раньше? Каждый день детской боли это 1000 лет взрослого человека и кому, как не Богу знать это? Мэри нахмурилась.

– Если бы я раньше озарил тебя своим светом, ты бы умерла.

Шелковистый голос гладил волосы девочки и от каждого звука она приходила в эйфорию, которая волнами щекотала её душу.

– Даже сейчас еще слишком рано, – продолжил тень. – но Я и мой Сын больше не в силах терпеть страдания человечества. Тебе и Ему придется много потрудиться.

– Твой Сын? Иисус Христос? – изумилась она.

Тень немного вздрогнула.

– … Мой Сын снова пришел, чтобы спасти человечество. Я тебя познакомлю с ним, когда придет время, – голос сохранял мягкость и невозмутимость.

Аффект от радости до сих пор наполнял сердце Мэри и она даже не думала спросить: как такое возможно? Единственное, что её хотелось поскорее увидеть Сына Божия.

– А где?

– В Моем священном городе – в городе Утренней Зари, – ответил голос.

Мэри удерживала каждое слово в своем сердце и все больше исполнялась трепетом. Боль от света теперь наполняла её блаженством. Она сделает всё, чтобы этот свет стал возможен для всех! Она чувствовала в себе необычайную силу для этого подвига, которая подхватила её и несла вверх над всем земным. Память о родителях вернула её назад и тень заметила это.

– Тебе пора, Мариам, – раздался голос таинственного собеседника, называющего себя богом. – Я твой Отец и буду с тобой всегда.

– А папа? – произнесла Мэри и немного сжалась на коврике.

– Он – твой папа, а я – твой Отец, который уже никогда не оставит тебя: не здесь на Земле, не в вечности!

Мэри ничего не поняла, но успокоилась от того, что Бог позволяет её папе остаться тем, кем он для неё является. Она следила за тенью, которая растворилась в лунном свете. После всего, что здесь произошло ей показалось, что она научилась слышать музыку тишины, которая оказалась на удивление мелодичной. Она вытерла кровь ковриком и решила его не брать с собой. Теперь ей предстоит спуститься вниз в безмятежную и серебристую от лунного света саванну..

Спускаясь, она даже не включала фонарик, так как её глаза прекрасно все видели этой холодной южной ночью. Ей не терпелось поделиться пережитым с родителями, тем более, что теперь они по-настоящему будут вместе. Может быть это всего лишь сон? Она остановилась и провела пальцами по носу, на котором еще остались остатки крови. Нет, не сон. Её преисполнила сила, как будто тот свет на вершине открыл в ней какие-то потаенные глубины, о которых она и сама не знала. Она – Пророк Всевышнего! Теперь она понесет божественный свет людям, чтобы они приняли благодать Отца. С этими мыслями она не заметила, как оказалась у подножия горы и уже направилась к дороге, чтобы вызвать такси.

– Эй, девочка! – её окликнул скрипучий, как проржавевшие за десятилетия ставни, голос.

Мэри развернулась и увидела трех мужчин в какой-то потрепанной одежде (насколько можно было судить в лунном свете). Ей показалось, что они приятно удивились такой ночной встрече.

– Ты спустилась сверху? – Мэри кивнула в ответ. – Что там произошло? Мы увидели яркий свет и испугались. Что-то взорвалось?

Несмотря на односложность фраз она заметила, что говорящий с ней мужчина явно подбирает слова, что ему достаточно непривычно. Остальные двое оценивающе смотрели на неё.

– Кто вы? – спросила она, переводя взгляд с одного оборванца на другого.

– Пастухи, гэ-гэ-гэ, – ответил первый. – Где взрослые?

Мэри еще плохо контролировала эмоции, но и в этой ночной полутьме «пастухи» сразу же по её реакции поняли, что она одна. На этот раз опасность исходила не от банды Роланда Чекринса, а от «заблудших душ» – так называл Генри Стоун опустившихся до разбоя беженцев.

– Пойдем с нами, детка, – улыбаясь предложил главарь этой группы. – Здесь холодно, а у нас ты можешь согреться. Утром спокойно вернешься домой.

Он скалился как можно более мило насколько ему позволяли ужасные кривые зубы, которые обнажались с каждой такой попыткой войти в расположение. Его приятели даже не старались и просто предвкушали ясную как день развязку этого разговора.

– Я с вами никуда не пойду! Мне нужно домой! – уверенно и без страха заявила Мэри.

– Ты что? Сейчас опасно! Пойдем с нами, – она снова отрицательно покачала головой. – Прошу по-хорошему!

Мэри всем видом давала понять, что не собирается исполнять их просьбу.

– Хватит кобениться, мелкая сучка! Идешь с нами или мы тебя силком потащим! – не выдержал один из приятелей.

Они, переглянувшись, посмотрели на девочку, неожиданно подвернувшуюся им для развлечения в этом дурацком месте, в котором они скрывались от полиции. «Пастухи» готовы были броситься на столь милую маленькую овечку, а Мэри в свою очередь взывала к Отцу и внутренней силе, которая должна была пробудить в этих мерзавцах покаяние и обратить их к божественному свету. Она закрыла глаза и уже слышала сорвавшиеся с места ноги этих бандитов, как яркий свет с небес ослепил их. Раздалась очередь минигана, которыми оснащались местные дроны VG-06A Military Arms UniCorpиз арсенала сил правопорядка. Остатки нападавших рухнули на землю с хлюпающим звуком. Два шарообразных дрона, подсвечивая местность прожекторами, облетели их по дуге, после чего один из них приземлился, чтобы взять анализы ДНК для полицейской базы данных. Загрузив еще три зарубки в виде килобайтов в электронную память эти композитные защитники граждан города Йоханнесбурга, поднялись в воздух для периметра на наличие других угроз.

Мэри открыла глаза. Мерный звук сдвоенных винтов раздался над её головой и рядом приземлился вертолет. Из кабины выпрыгнул Генри Стоун и, подбежав к дочери, обнял её.

– Милая, слава Богу, с тобой всё в порядке! – задыхаясь воскликнул он, попутно осматривая Мэри. – Это твоя кровь? Они причинили тебе вред? Что у тебя болит?

Он стал снимать толстовку, чтобы осмотреть своего ребенка.

– Папа, со мной всё в порядке! – успокаивала его Мэри, но он не останавливался.

В этот момент к ним подбежала заплаканная Эсмеральда, рухнув к ногам дочери.

– Солнце мое! Ты жива… – она зарыдала так, что уже невозможно было разобрать слов, которые скорее всего выражали радость от спасения.

– Мамочка, со мной всё в порядке! – повторила Мэри.

Они обняли её, а потом посмотрели друг другу в глаза так, Мэри увидела, что в сердцах её родителей возродился огонь прежней любви, в котором сгорело все, что мешало им по-настоящему быть вместе. В этот момент она почувствовала, что Отец действительно исполнил её детскую мольбу и теперь настало время следовать своему предназначению.

Это воссоединение семьи Стоунов прервал пилот вертолета.

– Сэр, мне сообщили, что Вам придется отчитаться о неправомочном запросе ликвидации объектов. Их вина не была доказана… – произнес он.

– Они собирались напасть на мою дочь! – повышенным тоном произнес Генри Стоун.

– Сэр, при всем моем уважении, но из центра вернулся обработанный запрос записи ликвидации. Налицо нарушение протоколов… – оправдывался пилот.

– Мне плевать! – крикнул он в ответ, хотя пилот не был виноват.

Мэри взяла его за руку и посмотрела на него своими янтарными глазами, которые этой ночью стали светиться ещё ярче.

– Хорошо… я отвечу на запрос… простите… сами видите какая ситуация…

– Да, сэр. Хорошо, хоть пеленгация её местонахождения по личному датчику слежения дала такой точный результат. Сами знаете в этих местах… – пилот проглотил последние слова, осознав, что нагнетать ситуацию лучше не стоит.

Генри посмотрел на дочь и на жену. Неужели, чтобы сбросить с себя коросту своей проклятой жизни, нужно пройти через такие испытания. Но он сбросил, и его жена сбросила – теперь они заживут как раньше. Нет! Лучше, чем раньше, так как теперь он будет ценить то, что у него есть.

– Папа!

– Да, милая.

– Я теперь Пророк Всевышнего!

– Что? Конечно, милая… Он явно тебя слышит! – не предав значения словам дочери, ответил Генри Стоун.

Они сели в вертолет и вернулись обратно в город. Генри не задавал вопроса: почему его дочь этой ночью оказалась так далеко от дома, в столь диких местах. Он знал, чтобы она себе там не придумала в этом есть и его вина. Эмма тоже понимала это, потому они так и испугались за дочь и за то, что никогда не простили бы себе, если с ней что-нибудь произошло. Она могла умереть, её могли покалечить – для них это было бы вечным наказанием. Мерный звук винтов вертолета отогнал подобные мысли и тепло объятий вернуло утраченный покой.

Глава 2

Сверхзвуковой борт авиалайнера частным рейсом нес семью Стоунов на север через весь континент. Когда Генри обещал дочери, что они все вместе отправятся в поездку, он даже и не предполагал, как быстро подвернется случай. В городском совете Йоханнесбурга решили, что опыт борьбы с преступностью в городе Утреней Зари является самым успешным на планете. В этом была доля правды, если следовать статистке. Но те, кто составляют её знают, насколько это вещь относительная, особенно, когда это касается оценки угрозы и распространения преступности. В любом случае, было решено отправить Генри Стоуна на встречу с коллегами с целью перенять опыт борьбы с незаконными элементами общества.

Авиалайнер уже набрал предельную скорость и потому удручающие пейзажи центральной Африки не так долго представлялись взору пассажиров. Наблюдать за выжженной от ядерных ударов землей или радиоактивными болотами было не очень приятно, особенно с перспективы, которая открывалась с высоты в 10000 метров.

– Пап, а мы долго будем в городе Утренней Зари? – Мэри даже не скрывала насколько ей приятно произносить название этого города уже ставшего легендарным.

Город Утренней Зари – “новая точка отчета в жизни человечества”, “каждый может начать новую жизнь”, “построим новое общество”. Такими и подобными им пошлыми слоганами завлекали людей со всех уголков земли в этот мегаполис, раскинувшийся на берегу живописного залива на стыке континентов.

– Неделю, может больше, – ответил он. – Так что у нас будет время, чтобы походить по городу. Ты же это так любишь!

Девочка радостно кивнула и откинулась в кресло тёмно-бордового цвета.

– Мы могли бы посетить комплекс «Сады Семирамиды», – весело предложила Эсмиральда.

Услышав это Мэри вскочила на кресло, чтобы ещё раз посмотреть на маму: синяк на левой стороне лица ещё был заметен, несмотря на чудеса макияжа, но взгляд Эммы был цветущим и нежным, как никогда прежде. Её мама всегда была очень красива и чрезвычайно элегантна, что сейчас это подчеркивал светло-голубой брючный костюм и нежно-розовая рубашка. Девочка не могла налюбоваться на это, поэтому при каждом удобном случае смотрела на родителей. Вопрос о том, как же она будет сочетать радость семейной идиллии с самоотверженным служением пророка пока не волновал Мэри. Она подумала, что может быть показать родителям свет Отца. Раз уж они летят на землей, то это свет увидят и те немногие бедняги, которые остались внизу на разоренных войной землях! Девочка задумалась, но внутренний голос остановил её: ещё не время. Она снова довольная плюхнулась в кресло, поправив белые гольфы, которые все время сползали, не выдерживая такой активности.

Самолет стал замедляться, выходя из сверхзвукового коридора, и готовился к посадке в аэропорте города Утренней Зари, который выглядел натурально, как космопорт из фантастического фильма – грандиозный и технологичный. С высоты подлетающего авиалайнера мегаполис предстал перед ними во всей красе. Он был пестрый, как строматы, и одновременно строгий, как армейская форма. Действительно, здесь каждый сможет найти себе новую жизнь. Генри смотрел на город более сдержанно, чем его жена и дочь. Город есть город – сначала завлекает, а потом расправляется с самыми слабыми. Если здесь по-другому, то он – на весь мир заявит, что был не прав.

Генри вывел на экран план посещения департаментов города и с удивлением заметил в списках встреч Матиаса Фишера – председателя Европейской комиссии по экономическому развитию. Неужели опыт этого молодого города настолько превосходит выкованный в преодолении многочисленных кризисов опыт его коллег из Европы. С другой стороны, может быть они тоже решили согласится на эти заурядные совещания, чтобы, пользуясь случаем, провести время со своими семьями в этом месте. Все же Генри Стоун был реалистом и понимал, что вероятность такой волны романтизма среди управляющей мировой касты стремится к нулю бесконечности. Игра под названием “Решение глобальных проблем” – вот что тешит самолюбие любого истинного правителя.

Из аэропорта семью Стоунов повезли в соответствующие их высокому положению апартаменты в центре города. По настоянию дочери они отправились на наземной машине, а не на аэротакси. Пока что Мэри было достаточно впитывать атмосферу города через затемнённое стекло автомобиля, но она уже сегодня вечером она рассчитывала на пешую прогулку по улицам. Пока она летела, то просмотрела все достопримечательности и особенные места города. Она наткнулась на страницы в инфоколонке, которые красочно описывали опасные районы, которых порядочным и благопристойным гражданам лучше избегать. Раньше она просто прочитывала подобную информацию, но теперь неудержимо хотелось попробовать обратить этих заблудших к Отцу. Но как об этом сказать родителям? После того случая, они следят за ней более пристально, да и подружек, у которых можно остаться ночью в этом городе нет.

Гостевые апартаменты были просторными и светлыми, что вполне соответствовало ожиданиям. Эмма с дочерью вышли на балкон, чтобы с высоты 40 этажа посмотреть на город. На фоне пронзительно синего неба город всё ещё казался чем-то незначительным, несмотря на то, что позиционировался венцом творческих амбиций человечества. С такой высоты казалось, что город растет кольцами и только береговая линия залива не дает этой концепции воплотиться в полной мере. Мэри стало интересно, можно ли по ним определить возраст города.

– Здесь тоже есть бандиты? – зачем-то спросила Мэри.

– Да, но меньше, чем в нашем городе, – подставляя лицо легкому ветру ответила Эмма.

– Но я же смогу погулять? Я бы очень хотела…

– Солнце мое, мы с тобой обязательно сходим погуляем куда и когда ты этого захочешь, но здесь я не могу отпустить тебя одну, – она наклонилась к дочери, чтобы смотреть её в глаза без взрослого снисхождения.

– Бог меня защитит! Я же теперь его Пророк! – девочка нахмурилась.

– Мэри, опять ты за свое? Что за мечты? – вздохнула Эмма.

– Мам, это не мечты! Он мне сам сказал, что это мое призвание! Я бы показала тебе, но ты еще не готова! – Мэри отвернулась от матери, чтобы та не видела, как она сдерживает свое негодование.

Она же не виновата, что не видела того, что произошло с Мэри на той горе. Девочка очень хотела показать маме свой дар, но последний кого она хотела обратить на путь истины сошел с ума. Бедный Роланд Чекринс. Он вновь пристал к ней после уроков в школе, но решился сделать это один, чтобы никто не видел, как он в случае чего ударит бесившую его девчонку. Мэри решила просветить его и призвать к покаянию, но он, упав на колени, начал сопротивляться. Он даже произнес: «что это за *****!». После чего закрыл свое сердце от потока благодати, исходящего через неё. И тут она решила сильнее воздействовать на этого упрямца, от чего тот повредился умом и теперь вряд ли сможет жить осмысленнее жизни орехового дерева. По крайне мере, так однажды проговорился их учитель по физкультуре. Даже после всего того, что этот мальчик сделал ей и многим другим в её школе, Мэри было жаль его. Но зачем он сопротивлялся? Отец больше не являлся ей, чтобы научить контролировать эту силу. Она решила учиться этому сама, но как это делать, если родители её не отпускают одну. Заводить всех в школьную подсобку? Ей так не терпелось помочь окружающим, что её иногда начинало трясти, чего раньше она никогда за собой не замечала. Сила Отца, пульсацию которой она чувствовала в себе, влекла её за собой, вытягивая детское сердце и душу и заставляя их возрастать неестественно быстро. Может для этого Отец её оставил, чтобы она свыклась с этим даром и более спокойно научилась воспринимать его? Возможно. Мысли в её голове взрослели быстрее тела, но к этому она привыкла ещё до встречи с Отцом.

– Милая, пойми нас, мы очень боимся потерять тебя, – ласково произнесла Эмма и поправила растрёпанные порывом ветра волосы дочери. – Твой папа сделает безопасным наш город, и ты сможешь снова ходить куда тебе хочется, но пока мы действительно не готовы… не готовы отпустить тебя.

– Ладно. Но только пойдем туда, куда я захочу! – упрямо ответила девочка.

Эмма Стоун улыбнулась несгибаемому характеру своей дочери, который та унаследовала от её мужа. За это она полюбила его, что он готов был идти за мечтой даже до края вселенной, если потребуется. И когда он позвал её с собой, потому что очень хотел поделиться своими мечтами с ней, своей лучезарной Эсмеральдой, она не раздумывая согласилась. Позже он решил оградить её от негативной стороны своего пути, но теперь вспомнил, что хочет пройти его вместе с женой. И если у него не всё получится, их дочь точно сможет завершить мечту своего отца по построению идеального общества. Эмма думала, что эти слова дочери про Пророка связаны с тем, что девочка очень хочет помочь Генри в этом и придумала себе это эксцентричный образ. Она надеялась, что сейчас, когда он больше времени проводит с ними, то Мэри успокоится и взросление пройдет в более привычном для ребенка ключе.

– Да, солнышко! – произнесла Эмма, еще раз поправив упрямые, слегка вьющиеся волосы дочери. – Но завтра, после встречи твой папа повезет нас в «Сады Семирамиды». Ты же помнишь?

Мэри вздохнула. Она была не против, чтобы посетить этот комплекс, но только после того, как насытиться атмосферой города. Но от от Генри она унаследовала и практичность ума, которую почему-то считают не женской чертой. Проще согласиться с родителями, чем тратить силы на не нужное сопротивление с ними. К тому же она подспудно боялась хрупкости той семейной идиллии, которая посетила семью Стоунов.

На следующий день они поехали в сады, рейтинг которых зашкаливал во всех туристических топах планеты. Настало время ещё раз удостовериться, что все это дело вкуса. Когда они подлетали к месту аэропарковки, перед их взром предстал комплекс, действительно поражавший воображение. Умелые дизайнеры, архитекторы и инженеры вписали легендарный каскад многоуровневых садов в естественных рельеф местных гор. Естественно, что все было из бетона, но облицовка под песчаник и мрамор, утопающая в пышной растительности вызывала неподдельное эстетическое наслаждение.

Поднимаясь с уровня на уровень, ощущалась та самая «прохлада дня», которая в этом сухом и жарком климате предместий города Утренней Зари, была весьма кстати. Людей в садах было много. Дети то и дело погружали ладошки в потоки холодной и кристально чистой воды. В одном из резервуаров плавала рыба, которую тоже можно было трогать руками – не рай ли для ребенка? Естественно, за ними следил персонал комплекса, чтобы держать под контролем чрезмерную любознательность. Родители тоже готовы были одёрнуть в случае чего своих отпрысков, потому что знали, какой штраф спишут с их банковских счетов. В общем и целом, всем нравилась эта райская атмосфера, воссозданная одной из крупнейших корпораций города.

Семья Стоунов поднялась на предпоследнюю террасу, на которой людей было уже не так много, как на обширных нижних ярусах. Водопады и фонтаны, экзотические деревья, многие из которых были искусственно выведены в селекционных центрах Сингапура и Японии, ещё больше усилили эффект приобщения к древней цивилизации.

– Остался еще один этаж! – воодушевленно произнесла Мэри, потянув своего отца к лестнице.

– Я уже больше не могу! Пожалей меня, мой ангел! – смеясь ответил Генри Стоун, но дочь не отпускала его, так что ему понадобилось приложить усилия, чтобы уравновесить рвение дочери.

Мэри целеустремленно шла к широкой лестнице, ведущей на последний ярус этого величественного сооружения. Она не понимала, почему проделав весь этот путь с самого низу, её отец не хочет полюбоваться окрестностями с вершины этих садов. Тут она заметила, что многие подходя к лестнице, почему-то разворачивались.

– Мэри, я и вправду устал, пойдем посмотрим на равнины с той красивой смотровой площадки! – указывая в сторону, произнес Генри.

– Я иду туда одна или с тобой! – заявила его дочь.

– Милая, – вмешалась Эмма. – Давай посидим там под фонтаном, а потом поднимемся.

– Я быстро сбегаю наверх и вернусь! Можно? – с надеждой в голосе спросила Мэри.

Генри выдохнул и посмотрел на лестницу, которая вытянутая в два пролета указывала путь наверх. На самом деле, он не устал, а просто боялся подняться. Необъяснимое чувство страха сковывало желание идти наверх. Скорее всего тоже самое было и у других семейных групп, которые разворачивались у основания этой лестницы. Этот животный страх стерег вход наверх лучше любого мифологического чудовища. Его дочь явно не боялась. Чего она вообще могла испугаться, после того как решилась поехать ночью в полудикий парк на вершину горы? Но здесь комплекс с камерами и персоналом, поэтому, посмотрев на жену, он с трудом произнес:

– Туда и обратно, хорошо? – девочка кивнула в ответ. – А мы подождем тебя…

Эти слова Мэри уже не слышала, так как побежала на верхний ярус. Она поднималась так быстро и легко, как будто её кто-то несет на руках. Остановившись на последней ступеньке, она посмотрела назад. Родители все еще смотрел за дочерью. Она помахала им рукой и ступила на вожделенный последний уровень.

– Она стала такой взрослой. Ты же тоже это замечаешь? – несколько обеспокоено спросила Эмма.

– Раннее созревание, – спокойно ответил Генри.

В ответ Эмма немного нахмурилась, так как её материнское чутье не давало ей покоя. Сейчас, когда у них в семье стало все хорошо, тревога, нарастающая внутри стала еще более очевидной. Генри увидел тень страха на лице жены и, обняв её, произнес:

– Мы просто боимся потерять то, что есть сейчас. Может быть мы даже не верим, что после стольких лет такое чудо произошло с нами. А Мэри… она в любом случае повзрослеет и покинет нас. Может быть несколько раньше, чем мы на это рассчитываем.

– Я все понимаю, но… не будем об этом. Надеюсь это пройдет, – они развернулись и отошли к одному из переливающихся в лучах солнца фонтанов.

В это время Мэри наслаждалась прогулкой наверху под самым небом. Естественно, верхняя площадка была меньше остальных, но не менее живописной. В отличии от аутентичного каменного плиточного пола здесь росла трава. Ей сразу захотелось снять обувь, что она незамедлительно сделала. Босиком эта трава казалось мягким ковром. Идя по ней, она забыла, что хотела посмотреть на окрестности. Мэри просто шла по этому шелковистому на ощупь зеленому покрывалу. Посредине площадки росло дерево. Это был могучий дуб, видимо тоже из селекционных подвалов какой-нибудь корпорации. Дерево достигало около 5 метров в поперечнике. Густая зеленная крона, шелестела на ветру, призывая посидеть у подножия “древнего хранителя рая”. Мэри оглянулась, ища консультантов или персонал, чтобы спросить откуда доставили такое чудесный экспонат, но никого не видела.

– Тоже устали что ли? – подумала она и решила совершить круг почета этому великану.

Она положила ладонь на кору и, слушая шершавое сопровождение, медленно двинулась против часовой стрелки. Полностью погрузившись в процесс, она не сразу заметила, как у неё на пути появился мальчик по виду тринадцати лет, который сидел на траве, облокотившись спиной на ствол дерева. Он был одет в серые поношенные штаны и некогда белую рубашку, рукава которой были закатаны до локтей. Ботинки он тоже снял и пытался схватить пальцами правой ноги травинки, которые щекотали ему подошву. Длинные, темно-каштановые умеренно вьющиеся волосы были собраны в аккуратный хвостик. В его голубых глазах искрилась смесь любопытства и радости от этой встречи. Он был прекрасен, но не слащав. Несмотря на юный возраст, мужественности в нём было не меньше, чем у её отца. Мэри внимательнее взглянула на него: руки в царапинах, ноготь почерневший от удара.

– Мэри Стоун… – представилась она, заметив, что её сердце наполняет восторг, похожий на тот, что она испытывала на вершине в парке Клипервесберга.

– Я знаю кто ты. Отец сказал мне, что ты придёшь сюда, – мальчик улыбнулся ей так, что левый уголок его рта был немного выше правого.

Мэри прерывисто выдохнула и сделала несколько небольших шагов назад. Неужели это Он? Она оглянулась и поняла, что это Отец не пускал сюда остальных для того, что бы они встретились под этим деревом. Неужели это Его Сын? Но Он выглядит так просто и так похоже на тот образ, что она представляла у себя в голове.

– Почему ты замолчала? Это так не похоже на тебя, – Он ещё раз улыбнулся, отчего Мэри наконец-то пришла в себя.

Он пригласил её сесть рядом с собой у подножия дерева.

– Ты давно тут сидишь? – спросила она.

– Несколько часов, может больше. Сегодня отпросился у Цезарио, – ответил мальчик.

– Цезарио?

– Я работаю у него. Делаю мебель, иногда просто что-то шлифуем, – ответил он и провел рукой по воздуху, имитируя идеальную поверхность своих изделий.

– Прости, что я опоздала… – несколько виновато произнесла Мэри, смотря на траву перед собой.

– Ты пришла, когда это было нужно. Я как раз закончил размышлять о мире… о людях… об Отце, – последнее он произнес с особым благоговением.

– Я тоже много думаю, – она заправила непослушную прядь своих черных волос за ухо, чтобы та не мешала украдкой наблюдать за Сыном.

– Надеюсь мы думаем об одном и том же, – сказал он.

– А разве Ты не знаешь о чём я думаю? – удивилась девочка.

– Мэри, ты же мне ещё не разрешила этого. А вторгаться в твои мысли я не хочу.

– Мне нечего от тебя скрывать! – заявила она и пристально посмотрела на Сына своими янтарными глазами.

– Я знаю. К тому же Отец сказал мне, что моя человеческая природа развивается постепенно, чтобы я прочувствовал насколько людям тяжело, – он взял Мэри за руку, отчего её сердце стало биться значительно быстрее. – Ты же понимаешь о чём я?

От волнения она смогла только легко кивнуть, стараясь не пропустить не одного Его слова.

– Тебе нравится здесь? – спросил он.

– Было бы здорово, если бы весь мир стал таким, – всё же смогла сказать она, несколько игриво проведя ногой по траве.

Сын покачал головой и грустно вздохнул.

– Этот клочок «эдемского сада» так и останется песчинкой в океане человеческой злобы… – он проникновенно посмотрел на неё. – Мир всегда будет только местом изгнания. Но даже здесь, благодаря свету Отца, мы сможем сделать людей счастливыми.

– А если кто-то откажется? – обеспокоенно спросила Мэри, вспомнив “пастухов” из парка и Роланда Чекринса.

– Я готов ждать их, – ответил Сын. – А ты?

– Да, но…

В этот момент он увидел в глазах Мэри Стоун силы сбросить ржавчину с этого мира, обновив его волной божественного света. Мальчик не подал вида, что испугался этой решимости. Он прекрасно чувствовал людей: их желания, мысли, страсти и надежды. В этой девочке не было привычной слабости, но её ревность может сломать всё, что он хотел построить – царство счастья, в котором его любят, как бога. Одно его успокаивало: раз её выбрал Отец, то Он и удержит её в случае угрозы его планам. Сын пристально смотрел в глаза Мэри. Но она же не может занять Его место рядом с Отцом? Нет, не может! Но её присутствие привнесло в жизнь Сына самое важное – он больше не чувствовал себя одиноким в подвиге преображения человечества.

Отец спокойно и незаметно, подобно дуновению ветра, наблюдал за подростками. Он смотрел на них то с одной, то с другой стороны ствола величественного дерева. Да, между этими двумя вспыхнула искра, из которой обычно разгорается любовь. Это очень хорошо, потому что им предстоит совершить невозможное – сделать человечество счастливым. Но любовь же может все испортить, сделав его свет не нужным, а вот это уже в его планы не входило. Мальчишка со временем полностью увлечется идеей своей божественности, а вот с девчонкой будет посложнее. Если она влюбится в его сына, но потом наступит разочарование, в результате чего она может наделать много глупостей. Но такой могущественной представительницы рода человеческого, которая смогла пропустить через себя его силу в таком количестве и не превратиться в обугленную плоть, он будет ждать ещё тысячи лет. К тому же она сможет поддержать его сына до того, как он окончательно не окрепнет.

– Я смогу контролировать её до тех пор, пока она будет играть решающую роль, – убеждал себя Отец, но всё же ещё раз присмотрелся к девчонке.

Он понял, что необходимо ускорить процесс взросления девчонки, чтобы она стабильнее воспринимала его энергию. Отец погрузился в расчёты необходимого воздействия, чтобы не разбить этот «священный» сосуд. Результатом прогноза он остался доволен – Мэри Стоун выдержит его эксперименты над ней. Он видел, как девчонка на полном ходу всего своего сердца несется навстречу несбыточной идее обратить сердца всех людей к Богу. Отец, как никто другой знал, что это невозможно. Она очень расстроится, когда встретиться с непреодолимой стеной в виде нежелания человека открыться. Она уже сломала одного неудачника, который попался под руку. Сколько ещё таких будет, когда она обретет полную силу? Нужно будет, чтобы его Сын уравновешивал это беспощадную религиозность. Сможет ли он? Вполне, иначе Отец даже не взглянул бы в его сторону.

Пока дети мило беседовали о том, как они поменяют мир к лучшему, Отец ещё несколько раз облетел их, улавливая нотки голоса, дыхание, температуру тела, чтобы распознать движения их сердец. Они воодушевлены и искренни, и не сомневаются, что его сила божественна. Но они ещё не знали, что её не хватит, что насытить всех, но только определённую часть человечества. Главное собрать их в одном месте, и изрядно подсократить эту популяцию разумных животных. Агрхх! Как же их много, но все они напоминают ему о тех двоих. В каждом мужчине и женщине, старике или ребёнке, он видел тех двоих, с которых всё началось. Отец пытался отогнать от себя тягостные, не померкнувшие за все эти тысячелетия воспоминания, но для его простой сущности это было очень нелегко. Необходимо было снова переключиться на просчёт всех возможных вариантов событий, по которому он поведет человечество. Сам этот умственный процесс доставлял ему удовольствие, но когда варианты будущего заканчивались, боль воспоминаний возвращалась вновь, что приводило его в отчаяние. Возможно эти двое развлекут его нечто новым. Всё же человек на это способен, и даже он не в силах этого отрицать. От этих мыслей Отца отвлёк повышенный тон девочки.

– … но родители меня не отпускают, чтобы я проповедовала, – обиженно произнесла Мэри.

Сын легко и мягко засмеялся, как будто, так и должно было быть в этом случае. Мэри улыбнулась в ответ, потому что любой звук его голоса успокаивал её.

– Ты сказала им, что они не понимают, как это важно для тебя? – она кивнула в ответ. – Они поймут, только не дави на них.

– Да? Думаешь я смогу?

– Ты же мой Пророк, огненная Мэри Стоун… просто Мэри, – Сын сжал её руку.

Она уже думала, что Сын действительно прав, и она слишком давит на окружающих, потому и не получается добиться результата. Надо быть смиреннее и спокойнее. Он научит её этому одним своим присутствием.

– Мы с тобой должны помнить, что важно добровольное принятие света Отца, так он глубже проходит в душу человека, – сказал Сын.

– Я поняла, – все также тихо согласилась Мэри. – Но иногда нужно подтолкнуть людей, иначе они так и будут стоять и ничего не делать.

– Иногда нужно, но делать это стоит очень осторожно, – задумчиво ответил Сын.

– Осторожно и вместе, – напомнила девочка.

Сын повернулся голову и посмотрел в её янтарные глаза, в которых были видны огненные вихри, подобные вспышкам на солнце. Он залюбовался ими, но холодок от тени Отца вернул его обратно в реальность.

– Да, вместе, – согласился Сын. – Пойдем посмотрим на окрестности. Ты же сюда пришла за этим. А потом тебе стоит вернуться к родителям. Они уже начинают волноваться.

Дети поднялись с травы. Мэри увидела, что несмотря на её высокий рост, Сын оказался несколько выше неё, хотя был младше. Они быстро подошли к краю террасы и посмотрели на каскадное сооружение, которое предстало их взору. Люди у подножия были просто точками.

– Я очень хочу им всем помочь! – сказала Пророк.

– Ты не представляешь, как я этого хочу! – согласился Сын.

А Отец довольный вернулся к дереву. Его дети смогут поколебать основания вселенной, если найти для них правильную точку опоры.

Постояв ещё немного рядом с Сыном, она не хотя пошла обратно. Её так хотелось ещё раз прикоснуться к его руке, но она сдержалась, понимая, что это лишнее. Он стоял и смотрел вдаль, когда она в последний раз взглянула на него перед тем как помчаться обратно вниз к родителям.

– Милая, неужели там так красиво? – спросил Генри Стоун у вернувшейся дочери.

– Очень! – весело ответила Мэри.

– Рад, что тебе так понравилось, – Генри поцеловал дочь в голову.

– Но к сожалению, нам пора возвращаться! – добавила Эмма.

– Да, пора, – согласилась девочка.

Когда они летели обратно в апартаменты, то Эмма спросила у дочери: чтобы ещё она хотела посетить? Ответ про мастерскую «Цезарио и сыновья» очень удивил их. Мэри нашла этот столярный цех в путеводителе города и удивилась насколько много восторженных отзывов об этом месте: «лучшая эксклюзивная мебель», «сплав простоты и изящности», «душевность и легкость на вашей кухне» и прочие выражения довольных клиентов.

– Послезавтра я весь ваших руках, мои звездочки! – согласился Генри. – А завтра очередные встречи в отделе спецопераций Министерства безопасности.

– А что вы там будете обсуждать? – спросила Мэри, рассматривая медленно плывущий пейзаж города внизу.

– Фух… разное. Например, завтра нам будут рассказывать сказки про то, как выгодно для города привлекать наёмников для стабилизации ситуации на улицах, – весело ответил он. – Но я думаю, что дроны идеальное на данный момент средство контроля.

– Нужно просто помочь людям стать лучше, а не стрелять в них! – тихо заметила девочка.

– И кто же это будет делать? Социальные методики расписались в своей несостоятельности. Церковь? Тоже. Бог? А кто от Его лица рискнет учить людей? Все уже никому не верят, особенно там на дне.

Эсмеральда осуждающе посмотрела на мужа, который зачем-то поднял такую тему в присутствии дочери. Мэри сделала вид, что не расслышала, хотя очень хотела ответить, что она будет говорить от лица Бога.

На следующий день, Генри по телефону сообщил, что после встречи им всем вместе следует посетить праздничный ужин в министерстве. Недовольное лицо дочери не учитывалось в этом случае. Девочка и сама прекрасно понимала, что это необходимо и очень важно для её отца, но настроение от этого лучше не становилось. Они с мамой стали собираться. Эсмеральда делала это быстро и методично, так как времени было не так много. Для себя она приготовила бежевое легкое, почти невесомое платье с закрытым верхом и плечами. Низ платья спускался немного ниже колен, но все равно подчеркивающий её пленяющую красоту.

– Мэри, – позвала она дочь, раскладывая на кровати, приготовленные для неё вещи.

Девочка вошла в спальню и увидела разложенный кораллового цвета брючный костюм, подобный тому, который был на Эмме в самолете. Конечно, от её внимания не ускользнуло желание дочери выглядеть похожей на неё. Мэри понравился этот наряд, и она тут же схватила костюм и розовую рубашку со строгим воротником, чтобы переодеться и примерить на себя элегантный образ светского раута. Через пять минут она уже стояла вместе с мамой и смотрелась в зеркало. Она стала поворачиваться из стороны в сторону, чтобы лучше разглядеть себя в присутствии матери. Эмма удивилась, что её дочь уже двигается чрезвычайно грациозно, как львица саванны. Неужели Мэри так быстро растет? Да костюм прибавил её год-полтора, но откуда такая внутренняя уверенность? В любом случае, для ожидающего их мероприятия – это только плюс.

– Ты такая взрослая! – с гордостью произнесла Эмма.

– Угу, – Мэри с прищуром смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь увидеть следы Великого Пророка в своем облике, но ничего необычного не находила.

– Но это не значит…

– Мам, сегодня я не собираюсь ничего делать без вашего разрешения. Я не хочу, чтобы вы с папой волновались, – подтвердила свой взрослый статус юная красавица.

– Отлично.

Через час аэротакси отвезло их в министерство на 21 этаж в зал приемов, у которого была своя парковка. На ужин собрались представители силовых ведомств со всего мира. Генри Стоун встретил свою семью и присоединились к остальным высокопоставленным гостям. Одно приветствие и знакомство переходило в другое, сплетая привычную для таких мероприятий цепочку. Для Мэри все эти чиновники были на одно лицо, но она не подавала вида, что ей все это не нравится, чем подтверждала, что она настоящая дочь своего отца. Генри то и дело поглядывал на дочь и улыбался, поддерживая её в этом не простом, как ему казалось, испытании. Именно так к этому относилась и сама Мэри, считая, что такое терпение пригодится ей в будущем во время дела проповеди.

– Генри, Эсмеральда… – поприветствовал их 45-летний худощавый высокий человек в квадратных очках с линзами без диоптрий.

Это был Матиас Фишер – глава отдела экономического развития западно-европейского альянса. Его черные, коротко подстриженные волосы были подчеркнуты большими залысинами.

– Ах, что это за принцесса! – воскликнул он. – Глория, посмотри на этот южный цветочек! Как же вы счастливы! Я вам завидую!

В этот момент Мэри почувствовала, как из глубины в ней поднимается волна неконтролируемого гнева, так что ей показалось, что она готова была смять этого лицемера одним щелчком пальцев. Матиас Фишер, как и многие другие из круга их общения знали Генри Стоуна и его семейную традицию ревновать жену. За спиной они любили поговорить об этом во всех подробностях, «приукрашивая» подобные разговоры. Это все рождала зависть, которую они питали к нему, потому что ему досталась одна из самых красивых женщин, естественная красота которой не спешила увидать, несмотря на стрессовые ситуации. «Раз бьёт, значит она – конченная стерва » – говорили они. Поэтому хорошо, что она досталась этому неудачнику на отшибе мира.

Девочка этого не знала, но ощущала лицемерие как никогда прежде, как будто свет Отца обнажил в ней эмпатичный нерв.

– Ты само совершенство! – произнесла Глория и гнев в сердце Пророка стал утихать.

– Очень приятно, но не торопитесь. Она характером вся в отца, – засмеялась Эсмеральда Стоун.

– О, тоже хочешь сделать мир лучше? – многозначительно заметил Матиас Фишер.

– Я сделаю мир лучше! – не сдержалась Пророк.

– Верю-верю! Точно пойдет по твоим стопам, Генри! – довольно произнес Фишер. – Можно тебя на пару слов, тут у меня появилась пара антикризисных идей.

Мужчины отошли.

– О чем это он? – спросила девочка у мамы.

– Не знаю.

– Ой, сегодня с утра у него был странный разговор с одним мальчиком в… в… – Глория рукой помогала себе вспомнить название места. – В «Цезарио и сыновья».

Эмма с дочерью переглянулись.

– Мы только сегодня в сети наткнулись на эту мебельную мастерскую, – удивилась она. – Там действительно так, как в отзывах?

– Там просто чудесно! – восторженно продолжила Глория. – А этот мальчик… как же его зовут… не могу вспомнить. Не важно. Он предложил мне такие прекрасные идеи для нашего нового дома в Давосе. Я даже не ожидала. Такой юный мальчик. Кстати такой же красивый, как и ты, Мэри.

Пророк улыбнулась, но внимание её было приковано к другим подробностям этого рассказа.

– А какой интересный расклад дубового паркета он предложил мне! Просто шедевр! – казалось потоку восхищения Глории Фишер не будет конца. – Вам нужно обязательно сходить туда. Он точно предложит вам то, чего в тайне требует ваша душа. Не сомневаюсь в этом. Как будто видит тебя насквозь. И такой простой и родной… удивительно. В нашем–то мире.

– А мистеру Фишеру что понравилось в этом мальчике? Я не припоминаю, что ему нравилось обсуждать обстановку дома, хотя прихвастнуть он не прочь, – спросила Эсмеральда.

– Ой, тут я тоже удивилась. Муж смотрел на предметы мебели в мастерской и произнес, что скоро это будет многим не по карману. Дальше они заговорили о кризисе фондового рынка или чем-то еще… – она запнулась, как будто пытаясь понять причину провалов в памяти после посещения этой мастерской. – Они отошли и стали что-то обсуждать. Матиас стал очень серьезен, а после улыбнулся, как будто поймал лепрекона, исполнившего его желание…

Генри и мистер Фишер вернулись обратно к своим дамам. Первый был озадачен, а Матиас как будто заряженный энергией атомного реактора светился превосходством.

– Я надеюсь на твою поддержку в южно-африканском регионе, – завершил их обсуждение Матиас.

– Я подумаю, что можно сделать, – сдержанно пообещал Генри Стоун.

– Большего мне и не нужно. Сам увидишь, что это необходимо.

Они попрощались и вечер пошел своим чередом. Генри и Эмма даже расслабились, но Мэри все оставшееся время напряженно думала:

– Раз Он начал действовать, то и мне пора!

Глава 3

«Алмазный дом совета» (как его называли жители столицы Северо-Восточной Федерации) левитировал над центральной площадью практически не отбрасывая тень. Причина этого крылась в удивительном преломлении солнечных лучей, от кристаллического напыления стен это грандиозного сооружения, которое поддерживалось в воздухе благодаря 40 мощнейшим реактивными двигателями бесшумной рециркуляции.

В светлом кабинете президент Андрей Левин почувствовал себя полегче, чем в самолете. Долгий перелет и он снова на родной земле. Он служил своему народу и потому уже давно считал рабочие кабинеты своим домом. Его семья смирилась с этим, и что им оставалось, если у их мужа и отца другие радости в жизни, возвышающиеся над желаниями обычного человека подобно Эвересту над среднерусскими равнинами. Ему так хотелось оставить после себя след в истории, но настоящий, без приукрашивания и замалчивания. К сожалению, мирными путями такое не создаётся. Главное, чтобы построенное на крови было прочно и давало плоды для последующих поколений.

Он в очередной раз провел рукой по его любимому темно-коричневому столу, который обычно возвращал ему душевное равновесие, но только не в этот раз. Этот мальчишка поразил не только его. Где Матиас Фишер достал этого юного гения? В нём чувствовалась сила, спокойствие и полное владение ситуацией, которые Левин никогда в своей жизни не встречал, даже в его друге генерале Константине Невском – главе вооружённых сил СВФ. Сейчас он сидел напротив и ждал, когда его друг и президент захочет обсудить итоги поездки. Левин хотел этим поделиться с ещё одним из своих ближайших советников в деле управления страной, но он задерживался, потому что не мог телепортироваться в пространстве. Хотя по мнению генерала, за те средства, которые федерация выделяет его подразделению, он должен был этому уже давно научиться.

Короткие волосы генерала Невского были настолько светлые, что идеально скрывали седину, которую он приобрел за время различного рода военных операций: наступление, предотвращение, внеплановое контрреагирование. Сколько всего было, но к своим сорока пяти годам он всё ещё не превратился в «тыловое, штабное дерево», поросшее мхом тёплой жизни. Подобными аналогиями он мотивировал себя во время продолжительных ожиданий того или иного участника президентских кулуарных встреч. В его серых глазах титанового оттенка отражалась фигура президента Левина. Он чувствовал смущение в своем соратнике, но раз он не говорит ему об этом, то значит дело серьезнее, чем простое расстройство от упрямства западных коллег по опасному делу управления миром.

Дверь в открылась и кабинет вошёл среднего роста, иссушенный молитвой и постом представитель восточного христианского вероисповедания в СВФ. Благообразный вид этого седовласого старца с длинной бородой окончательно вернул самообладание президенту федерации.

– Владыка Геронт! – учтиво поприветствовал патриарха Левин.

Генерал почтительно склонил голову перед подошедшим к ним архиерею, который шурша полами рясы сел в кресло.

– Божие вам благословение! – благостно произнёс старец. – Прошу прощение за опоздание. Оказывается, в нашей столице, даже аэрокар может застрять в пробках.

Все трое засмеялись над незыблемым традиционным укладом столичной жизни.

– С другой стороны, это позволило поразмыслить над вашим сообщением, – старец глубоко вздохнул, поправляю панагию у себя на груди. – Что за “спаситель мира”, о котором наперебой говорят ваши партнеры на западе?

– Я бы сказал заорут во всё горло, если получится воплотить его картину мира, – задумчиво произнёс Левин.

– В ней будут ущемлены наши интересы? – с обеспокоенным видом спросил Геронт.

– Нет, владыка. В ней интересы всех учтены, как никогда раньше, – без радости ответил Левин, что вызвало недоумение у собеседников. – Мальчик сказал: ради всеобщего блага…

– Мы же все этого хотим. Что же Вас смутило? – бархатным баритоном Геронт пытался привнести тёплую атмосферу в разговор.

– Он так спокойно отвечал на все наши вопросы, по сути разбирая для каждого сегмента экономики необходимые преобразования… Я не выдержал и поинтересовался: откуда у него такие знания. Знаете, что он ответил? – Андрей Левин многозначительно посмотрел на старца.

– От Бога конечно. Раз уж юноша обладает даром сразу схватывать суть явлений, минуя промежуточные умозаключения. Это редко встречается, но подобные случаи уже описывались в истории, – ответил патриарх. – Но трагедия таких людей в том, что они, понимая сам предмет, не могут объяснить его остальному большинству, которое привыкло разбираться в вещах последовательно, разбирая на части и исследуя всё по отдельности. Но на этом собрании все поняли его разъяснения, верно?

– Да, поняли.

– Мне ужасно интересно, как ему это удалось?

– Он каждому показал личную выгоду от этих преобразований, – медленно произнёс президент.

Генерал Невский довольно хмыкнул и тут же извинился.

– А в чём же его выгода? – спросил Геронт.

– Он просто хочет помочь.

Генерал снова усмехнулся, но уже аккуратнее.

– Но что-то он попросил взамен? – продолжил старец.

– «Помнить о людях и заботиться о них», – несколько завороженно ответил Левин, как будто снова оказался в той встрече.

– И всё?

– И всё, – улыбнувшись ответил Левин. – А что вы хотели услышать? Что он попросит отдать ему всю власть над миром?

Даже генерал задумался о странности такой просьбы. Малец мог бы попросить многое: деньги, власть, долю в корпорации или войти в элиту, но эта странная бескорыстность.

– Действительно, грамотный парень. Позже он попросит и очень многого, – подумал генерал.

– Прямо-таки святой отрок, – произнёс Геронт.

Молчание повисло над президентским столом. Патриарх, поглаживая бороду, даже не думая переспрашивать президента: правильно ли он расслышал мальчика. Но при этом, старец понимал, что его правитель незамедлительно ждёт от него пояснения ситуации. Если он не разбирается в этих вопросах, то тогда зачем он вообще нужен.

– Как его зовут? – спросил Геронт после затянувшегося молчания.

– У него странное имя… при этом я не могу его вспомнить… мы все не могли его вспомнить после того, как он ушёл, – Левин круговым движением кисти пытался разогнать свою память, но ничего не получалось. – Многие решили называть его просто Сын.

– Божий Сын? – серьёзно переспросил патриарх.

– Просто Сын, – ответил президент.

– Но сам юноша не требовал от вас так его называть?

– Нет. Он очень скромен и как будто заботиться о нас, делая это твёрдо и без давления одновременно, – восхищенно заметил Левин, который всю жизнь мечтал научится этому.

– Мальчик одарен и благоразумно считает источником своей знаний Всевышнего, – произнёс старец. – В этом нет ничего страшного.

– Благодаря беседам с вами, владыка, я тоже так думаю, но… – он снова посмотрел на патриарха.

– Вы что-то особое почувствовали рядом с ним?

– Необъяснимую радость. Это странно?

– Не думаю. Повторюсь, он судя по всему святой человек, – предположил старец.

– Святой человек – это вы, – спокойно произнёс Левин. – И с вами мне спокойно и хорошо, но с этим мальчиком было по-другому. Даже сейчас я хочу вернуть время назад и снова послушать его речь, и задать ему мой вопрос, чтобы услышать его голос, обращённый ко мне, но…

– Вас огорчает, что это он предложил пути выхода из кризиса, а не вы? – из-за бороды не было видно, как патриарх сглотнул после того, как задал этот вопрос.

Генерал явно оживился, ожидая реакции своего друга. Левин прищурился. Простота этого старца ему нравилась. Геронт точно знал где и когда задавать подобные вопросы, но сейчас он попал в самое больное место. Президента СВФ очень расстроило, что не он выведет человечество из сложившихся затруднений, хотя он столько лет к этому стремился. После того, как радость от встречи с Сыном прошла, это огорчение захватило его сердце, и он стал искать, как избавиться от столь гнетущего состояния духа. Молитва не помогала. Водка? Он презирал этот способ решения внутренних проблем. Для своего статуса Левин жил практически праведной жизнью. Мессианская мечта, пускай в рамках того, что он всего лишь человек, стала для него отдушиной после того, как он быстро добился результатов на политической арене. Но он даже не может приблизиться к той лёгкости, с которой Сын видит решения и вдохновляет остальных на это. А с учётом того, что эти остальные – самые жестокосердные и циничные люди на планете – это просто чудо. И сейчас можно было просто порадоваться, что найден выход, но с другой стороны, ему бы очень хотелось, чтобы этот мальчик ошибся и тогда опять появится шанс для великодержавного президента СВФ показать светлый путь к великому будущему не только для своего народа, но и для всего мира.

– Да, я немного не так представлял себе свою роль в истории, – продолжил Левин.

– Ваша роль выдающаяся и ещё много великих свершений ожидает вас, – воодушевленно произнес Геронт. – К тому же, зная, как мы можем испортить любые благие начинания, даже вмешательство этого чудесного мальчика, потребует от всех нас много трудов, которые останутся в истории этого мира для назидания наших потомков.

– Я и так, как загнанная лошадь. А что вы делаете? – не выдержал Левин.

– На моём фронте все замечательно, господин президент, – ответил патриарх, пытаясь парировать обнажившийся гнев правителя. – Вера крепнет, христианство распространяется, как никогда прежде, и…

– На моём фронте? – допустил язвительную мысль генерал Невский. – Есть только один фронт, и он обильно полит кровью.

– …мои помощники мониторят духовно-нравственную ситуацию в стране в круглосуточном режиме. Данные, которые поступают ко мне говорят, что нам не о чем беспокоится. Такого расцвета я не помню, – учтиво продолжал Геронт.

Позитивные настроения патриарха немного раздражали Невского. Его армейское чутье, как и его коллег из западного альянса, подсказывает, что они ещё не раз сойдутся на поле боя, разгребая политические и экономические ошибки кабинетных геополитиков. И чего они там мониторят? Мысли людей? Наивные святоши! То, что храмов стало в стране больше, чем танков – это ещё не показатель, что люди изменились. Один неверный шаг и все снова вцепятся в глотки друг друга, и тогда только его батальоны удержат страну от краха, как это было пару десятков лет назад. Этот старец – хороший человек, но он неадекватно оценивает ситуацию. Возможно, Геронт привык видеть в людях только хорошее. Да, для одного человека это просто манна небесная, делающая его жизнь лёгкой прогулкой по поляне с радугой и розовыми лошадками. Но реальность этого мира совершенно другая. Достаточно пролететь на кратерами от ядерных взрывов в Африке и Центральной Америке, чтобы понять истинную природу человечества. Он – боевой генерал, и знает, что адекватное оценка ситуации может быть только тогда, когда ты рассчитываешь на самый плохой, самый ужасный и самый трагичный вариант развития событий.

Невский настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как президент и патриарх закончили разговор. Левин даже извинился на своё замечание, сославшись на усталость от напряжённых переговоров и дороги. Патриарх в свою очередь расшаркивался, что всё прекрасно понимает. Они упомянули какие-то договорённости и многозначительно посмотрели на Невского. Генерал автоматически улыбнулся им, не зная ни пол слова их взаимных обещаний. И для него это было не важно. Главное он точно знает состояние вооруженных сил СВФ и на что они способны.

Пройдя по мягким коврам личного кабинета президента, они оставили его одного. Несмотря на добрые глаза и мягкий голос Геронта, призывающего все возможные благословения на главу СВФ, Андрей Левин снова оказался во власти неприятных чувств. Избитая и подтвержденная опытом человечества фраза, что время всё расставит на свои места, всё также издевательски не приносила покоя. Может быть рассказать об этом чудном мальчике своей жене? Нет, не стоит. Он закрыл глаза и в уме снова засиял взгляд голубых глаз Сына – проникновенный и любящий, без тени поиска собственной выгоды, который Левин научился чувствовать в собеседнике на расстоянии световых лет. Он действительно хотел помочь им. Помочь толстосумам и игрокам в судьбы человечества, исправить то, во что они превратили этот мир. Патриарх Геронт так его и не понял, насколько ему тяжело признавать, что Сын не просто исправит всё, а изменит сами правила игры.

– «Я помолюсь за Вас», – мысленно повторил слова старца президент. – Я могу и сам помолится. Неужели Бог меня не услышит? Я думал, что Он слышит меня, когда я достиг всего этого. А теперь отдает всё в руки другого своего избранника, кем бы он не был! Как же глупо все это!

Чутьё подсказывало Левину, что этот мальчик заберётся на самую вершину власти и тогда остальным останется только занять места рядом. Быть рядом с Сыном и вести человечество вперёд – этот образ разлился по венам приятной теплотой. Но раз мальчику без разницы политические игры, то как занять место рядом с ним? Этот вопрос он задаст Геронту в следующий раз, если сам не найдёт на него ответа. Андрей Левин заходил по кабинету и понял, что нужно продумать, как воплотить идеи Сына в рамках СВФ, в глубине души желая удостовериться в утопичности этих рекомендаций.

В это время патриарх и генерал поднимались на площадку, где их ждали их личный транспорт.

– Вы до сих пор пессимистично настроены по поводу ситуации в мире и стране? – спросил Геронт у Невского, который спокойно всматривался в столичный пейзаж, каскадом районов уходящих вдаль.

– Это мой долг перед народом! – решительно ответил генерал. – И пока ваше святейшество не начинали очередной проповеди, хочу напомнить, что я без ваших напоминаний делаю свое дело, на которое я поставлен Богом. Я всегда это знал. Ещё задолго до вас. А вот вы бы лучше всяких паршивых казнокрадов и лжецов просвещали. Они до сих пор мучают людей.

– Я думал вы всех расстреляли, – прищурившись заметил Геронт.

– Хм, твоя простота мне нравится старик, – улыбнулся генерал прежним временам. – Я же не отрицаю, что ошибся в методах и теперь твоя очередь показать, как избавиться от этой проказы.

– Я постараюсь, – сказал Геронт и благостно сел в свою машину.

– Постарается он, – подумал генерал. – Своих бы приструнил для начала.

Генерал как-то наблюдал один разговор этих высокодуховных особ, что больше походило на разговор двух представителей мафиозных кланов. Да, не все они такие, но эти наглецы, точно определяют куда двигается ведомство по религиозным делам. Невский тяжело вздохнул. Он уже не молод и устал так смотреть на мир, но это его путь. А мальчишка из Давоса? Может ему удастся изменить прогнивший мир. На такое чудо генерал не мог позволить себе рассчитывать. Кое-чего Сын не учел. Уже была запущена программа испытаний биологического оружия – рукотворного вируса генома-Р в Африке. Это явно внесет свои коррективы в глобальную ситуацию. Об этом знали немногие: даже не все премьер-министры и правители держав имели представление об этих испытаниях. Андрей Левин был в курсе этого, но ученные убедили его, что все под контролем и СВФ ничего не угрожает. Как же без затей мировые правители решили зачистить страны третьего мира. Сначала посмотреть, как это массово использовать тактические ядерные заряды. Теперь поиграть с биологическим оружием. Невский даже хотел сплюнуть от презрения, но остановился. Жена просила его на людях вести себя прилично, а не как рядовой бригадный танкист. Скоро они начнут “играться” уже тут в Европе, а значит и СВФ будет втянуто в это безумие. Он бы хотел ударить первым, но знал, что и на той стороне есть бойцы, которые только и ждут, как бы он не приподнял бровь в ненужном направлении, чтобы накинуться на их страну, воодушевленные борьбой за правду. Предоставлять отделу их пропаганды подарки в виде слогана “страны-агрессора” он не хотел. Неужели всем стало настолько скучно жить? Съездили бы в баню, выпили, посмотрели на озеро, а рядом чтобы была любимая женщина. На удивление последние мысли успокоили Невского, и он посмотрел на часы. Пока ничего не началось, действительно можно съездить в баню. Он позвонил жене и сказал, что ждет её в их загородном доме.

В предвкушении приятного времяпровождения он довольный сел в машину, но не успели они взлететь и на несколько метров, как ему пришло сообщение из штаба.

– Да чтобы они все… – генерал разразился отборной руганью и все обещания жене и уже полуторамесячное воздержание были погребены под эмоциями от открытого сообщения.

Адъютант, который сидел напротив, слегка улыбнулся, увидев возвращение своего генерала к прежнему воинственному состоянию.

– В штаб, – уже сдержаннее произнес Невский.

Машина, сделав крутой разворот, полетела в штаб вооруженных сил Северо-Восточной Федерации. У генерала было около 12 минут и 43 секунд до того, как он будет вынужден прокомментировать полученные данные. 26 ядерных взрывов на территории балканского полуострова. Признака, что это были тактические ракеты или снаряды нет, а значит вначале везде будут говорить о терактах. Балканский анклав этого не спустит и не простит. А вот простят ли они снова СВФ, если президент решит не вмешиваться – на это генерал не рассчитывал. Тогда взрывы начнутся уже в Европе. Но где? Там, кого балканцы посчитают виноватыми в том, что произошло на их земле. Поддержит ли СВФ это возмездие? Это зависит насколько он сообщит о военных потенциале и резервах федерации. Генерал тяжело вздохнул, понимая, что все его выкладки преждевременны до отчетов контрразведки, хотя горький привкус провокации на деснах говорил об обратном.

Полностью погрузившись в решение предстоящего конфликта, генерал забыл позвонить жене, которая будет ждать его ещё несколько часов. Она воспримет отсутствие мужа совершенно спокойно, даже не позволяя себе внутреннего упрека в его сторону. За это он и любил её все эти годы.

*****

Генри Стоун читал сводку с западных районов. Это точно какой-то модифицированный вирус. Неужели они решились на это? Они столько лет убеждали Европу в лояльности и полной поддержке их компаний в разработке ресурсов на подконтрольной территории. И что теперь? Оставалась небольшая надежда, что ученые унитарии быстро расшифруют вирус и наладят производство блокатора, а потом и антивируса. Новости об этой «новой чуме» распространяться по региону быстрее штормового ветра и тогда начнутся волнения, которые они вряд ли смогут держать под контролем. А у западных стран сейчас проблема с балканским конфликтом. Все рушится на глазах. Ему необходимо посетить зараженные территории, чтобы принять взвешенное решение. По цифрам в отчетах этого сделать в такой ситуации невозможно. Главное сейчас это не показывать волнения перед женой и дочерью.

Когда он вечером вернулся домой, то громко позвал Эмму и Мэри, которые уже должны были вернуться с прогулки.

– Милый, как на работе? – Эмма обняла его и сразу почувствовала подавленное настроение мужа, которое он прятал за улыбкой и энергичным тоном голоса. – Что случилось?

– Пап, здорово, что ты уже вернулся! – Мэри спустилась по лестнице и тут же заметила во взгляде отца обеспокоенность.

– Пока ничего, но мне завтра рано утром нужно вылететь в Северный Кейп. Всего на пару дней, – он продолжал играть роль спокойного и уверенного в себе отца и мужа.

– На пару дней? – недоверчиво переспросила Эмма.

– Да, всего пару…

– Я с тобой! – уверенно произнесла Мэри.

– Ангел мой, что ты… там рутинная работа… тебе будет скучно… – перечислял стандартные отговорки Генри Стоун.

Он не хотел говорить, что там опасно, потому что это вызовет лишние переживания. Но как долго он сможет скрывать все это? Пару часов? Может быть уже сейчас его дочь, поднявшись в свою комнату, зайдет в сеть и увидит картинки с больными людьми, которые с такой скоростью распространяются в информационном поле, что цензор-алгоритмы не справляются с выдумкой людей в распространении паники.

– Я уже выполнила всю школьную программу и мне скучно на уроках, – напористо продолжала она. – Мам, скажи ему, что мне лучше полететь вместе с ним.

Эсмеральда посмотрела на мужа и приподняв бровь ждала пока он скажет, что на самом деле происходит.

– Не смотри на меня так! – не выдержал Генри. – Возникли небольшие сложности на западе, нужно посмотреть.

– Лично? – настороженно спросила Эмма в то время, как Мэри уже подошла к отцу.

– Да, лично. Я быстро. Туда-обратно, – как будто извиняясь, произнёс он, но против двух пронизывающих его взглядов оборонятся было все сложнее.

– Пап, я сейчас в сети посмотрю, – подняв небольшой коммуникатор, произнесла Мэри.

Он тяжело вздохнул, осматривая гостиную, в которой его застал этот не простой разговор.

– Вы должны поддерживать меня, а не пытать, – Генри немного засмеялся, что больше было похоже на кашель обреченного.

– Я хочу тебя поддержать, а ты не берешь меня с собой! – сказал Мэри, взяв отца за руку.

– Когда я знаю, что вы здесь в самом безопасном районе нашего города, тогда я могу спокойно работать и делать то, что от меня требуется для блага нашей страны, – ответил он.

– Это понятно, но что происходит? – холодно заметила Эмма, чтобы муж не заговаривал им зубы.

– Эпидемия рукотворного вируса.

Эмма медленно опустила глаза, так как знала, что это такое. Она села на диван и пригласила мужа сесть рядом. Мэри подошла к ним и пристально смотрела как грусть охватывает её родителей.

– Я еду с тобой! – вновь повторила девочка.

Генри Стоун не сказал «нет», потому что это было бесполезно, но при этом он не собирался брать свою дочь с собой.

– Все начнут волноваться, но если увидят, что ты прилетел к ним со своей дочерью – это успокоит их. Это твой долг! Это и мой долг! – Пророк положила руки на колени Генри Стоуна.

Он смотрел в янтарные глаза своей дочери и не мог понять почему он хочет согласиться на её просьбу. Как политику – она сказала все верно, но он её отец. Её слова – это не слова девочки. Неужели она так быстро повзрослела? Ища поддержки он повернулся к жене, но в её взгляде он увидел тот же немой вопрос: почему он не может просто отказать в этой опасной поездке?

– Поедем вместе, – Мэри повернулась к матери. – Мы должны это сделать! Я прошу вас!

Генри потер затекшую на заседаниях шею, напряженно думая над словами дочери. Все полетит в бездну – теперь он в этом практически уверен. Но может быть их прилет даст некоторое время, которое даст возможность остальным подготовиться, чтобы удар о дно не был столь убийственным. Он удивлялся как оправдывает то, что несколько минут назад не хотел делать. Ему все больше хотелось согласиться с просьбой дочери.

– Хо-ро-шо, – хриплым голосом согласился он. – Мы вместе полетим на запад.

Эсмеральда отшатнулась от мужа, но не собиралась ему перечить, потому что увидела, как её дочь пристально смотрит на неё, не умоляя, а почти приказывая принять происходящее. Мэри так хочет помочь отцу, что в случае чего готова пожертвовать собой? В одном Эмма убедила себя, что это пережить вместе куда проще. Она хотела было сказать мужу о дополнительных мерах безопасности, но он опередил её.

– Я сделаю пару звонков, чтобы подготовили борт побольше… и дронов побольше… – сосредоточенно произнес Генри. – Давайте просто поужинаем, завтра у нас тяжелый день.

Эмма спокойно пошла накрывать на стол, хотя хотела все высказать по этому поводу. Мэри в это время провела Генри по волосам и тихо сказала:

– Не бойся, я с тобой.

Она поцеловала его и крепко обняла, как будто в последний раз. Позже за ужином родители сидели несколько подавлены происходящим, но их дочь своим духом возвышалась над ними подобно пику Кибо над саванной. Было видно, что её не страшит происходящее в западных провинциях и не по причине детской наивности. Она готова встретить любую бурю и преодолеть любое сопротивление. Можно было это списать на начало переходного возраста, что справедливо, кроме той силы, которая проскальзывала в общении с ней. И вот сейчас она вновь показало это. Раньше она пугалась и отступала назад, но теперь нет – она идет только вперед и её уже не что не сможет остановить.

– Может она действительно Пророк Всевышнего! – сказала Эмма сама себе, когда позже ночью лежала на груди мужа, ожидая раннего утра.

*****

Мэри смотрела через бронированное стекло военного вертолета на город. Сейчас она несколько по-другому наблюдала, как тауншипы Йоханнесбурга заражают другие районы города своим видом разрухи и человеческой жестокости. Ей не терпелось спуститься туда. Почему так долго нужно возрастать в этом пути служению Отцу?! Пролетевший дрон вспугнул эти мысли, заняв свое место согласно программе сопровождения лиц 1-го уровня. 9 дронов вокруг вертолета готовы были уничтожить любую угрозу. Новая директива давала возможность атаковать любые цели, которые сочтут опасными офицер безопасности конвоя и конвоируемые лица. В трущобах дроны и раньше могли открывать огонь на поражение без разрешения оператора смены, но только по людям в руках которых было замечено не лицензированные единицы оружия. Это ускорило процесс ликвидации преступных элементов, но внедрение такого подхода, по мнению по мнению сторонников Генри Стоуна, могло сыграть и против системы безопасности, если вдруг преступники вскроют какие-нибудь военные склады. Военные, естественно, утверждали, что это невозможно, но сейчас это не казалось чем-то нереальным. Пару десятков противотанковых гранатомётов и управляемых снарядов и банды могут пробить такую брешь в обороне города, которую не получится быстро устранить.

Мэри не хотела разговаривать с родителями, но понимала, что так им будет легче.

– Красивые костюмы, – сказала она, проведя рукой по гладкой поверхности желто-красного комбинезона, на который позже необходимо будет надеть защитный костюм.

– Красивые? – Генри засмеялся. – Посмотрю на тебя после 20 минут, когда вся вспотеешь и будешь выглядеть, как мокрая мышь.

– Фу! – сказала она в ответ.

Мэри вспомнила, как раньше реагировала на подобные сравнения от своего отца и поэтому произнесла привычную фразу. С каждой минутой до высадки в провинции Северный Кейп, все эти прошлые семейные реакции и чувства становились для неё чем-то далеким, как будто неведомая сила отрывала её от привычных земных вещей. Таков путь Пророка Всевышнего.

Она сразу поняла, что они пересекли границы провинции, так как внизу были видны блокпосты и многокилометровые очереди перед ними. Дроны и вертолеты пытались контролировать остальные границы, чтобы люди не пересекали их. Стреляли ли в нарушителей периметра оставалось для неё загадкой. Её отец читал постоянно обновляемые сводки о ситуации с зараженными. Прогнозы были не утешительные. Фиксация зараженных происходила с такой скоростью, что даже без отчета аналитиков понятно, что меньше, чем через сутки все население Северного Кейпа будет заражено. Судя по последним данным исследовательского отдела, вирус передается через пресную воду. После чего он вызывает распад человеческих тканей, начиная с кожных покровов. В зависимости от иммунитета летальный исход наступает через 5-12 дней. Когда эта цифра была озвучена, то в совете при премьер-министре Южно-Африканской Унитарии, сразу же зазвучали опасения, что этого достаточно, чтобы зараженные добрались до всех других провинций.

Оставался вопрос сколько зараженных уже в Йоханнесбурге и не передается ли вирус все-таки воздушно-капельным путем. Всех вновь прибывших выявляют и отправляют в карантин. Генри Стоун читал и слушал эти сообщения с омерзением. Если заразили западную провинцию, что может помешать заразить сразу и столицу региона. Наверное, когда правительство унитарии выскажет свои претензии, будут говорить, что все это пришло из соседних заброшенных территорий, которые после войны пустуют. Хотя, возможно, укажут место создания этой чумы, чтобы обрушить на него свой праведный гнев. В этой игре Генри Стоун не хотел участвовать.

– Сэр, снижаемся на площадку муниципалитета Кимберли, – сообщил пилот.

Теперь настало время показать, что для него люди – это не просто цифры в отчетах, но выдержит ли его сердце такое огромное количество человеческого страдания и боли, о которой он даже не имеет представления. Он посмотрел на Эмму, которая то же была напугана.

– Мэри, скоро мы выйдем и после держись рядом, хорошо? – Генри с опасением посмотрел на дочь.

– Пап, я уже не ребенок, – спокойно ответила Мэри.

Даже слишком не ребенок. Генри посмотрел на дочь и ему показалось, что за время полета она еще повзрослела. Она уже и на подростка не похожа – красивая юная девушка. Как такое вообще возможно. Хотя может быть ему все это только кажется. Голос его дочери прозвучал безучастно, потому что своим сердцем она уже была на улицах Кимберли. Ей казалось, что она уже сейчас готова выпрыгнуть из вертолета, чтобы поскорее помочь людям, которые нуждаются в поддержке Отца. Они все вместе начали одеваться в защитные костюмы.

Мэр Панта Номейн встретил высокопоставленного представителя совета унитарии и был чрезвычайно удивлен, когда увидел вместе с ним его жену и дочь. Удивление сменилось радостью, и он бы тут же обнял бы их за такое участие, но протокол экстренной ситуации запрещал физический контакт, несмотря на то, что все участники встречи были в защитных костюмах.

– Как вы здесь держитесь? – спросил Генри Стоун.

– Милостью Божией! – ответил Номейн немного смешным голосом из-за испорченного передатчика в защитном шлеме. – Я так рад… так рад, что вы не бросаете нас. Люди на грани. Даже мне не говорят, что происходит на границах провинции. Отдан приказ на ликвидацию нарушителей?

Генри промолчал.

– Ясно… ясно… ради общего блага… я понимаю… – он говорил сбивчиво, пытаясь собрать последние крупицы самообладания. – Я рад вам, но зачем вы здесь?

– Ради людей! – ответила Мэри.

Повисла пауза, но шум от винтов вертолета помешал возникнуть напряженности момента. Мэр ещё больше удивился происходящему. Они вошли в здание муниципалитета. По пути Номейн объяснял ситуацию в городе: где держат различных больных: от недавно зараженных до умирающих.

– Пап, нам нужно сразу к умирающим, – сказала Мэри, схватив отца за руку.

– Позже, ангел мой, – раздраженно ответил он.

– У них уже нет времени, а остальные должны знать, что их не оставят даже на пороге смерти, – спокойно произнесла Пророк, не замечая сопротивления отца.

Манера общения дочери менялась на глазах и Эмма, стоя за спиной не могла понять, чего она боится больше: эпидемии в городе или переменах в дочери. Переходный возраст – вещь естественная, вырывающая взрослеющего человека из любящих родительских объятий для того, чтобы сделать его самостоятельным. Но в Мэри эти изменения происходили неестественно быстро.

Панта Номейн замялся, нервно переглядываясь с гостями, и Генри решил взять в свои руки.

– Вы сказали, что часть умирающих находится здесь. Это же монастырь святой Терезы? – он указал на карту города.

– Да. Сестры обители сами вызвались разместить у себя умирающих, – голос мэра дрожал. – Я бы не хотел, чтобы вы ехали туда. Мне хватило и одного раза, чтобы потерять всякую надежду.

– Хорошо, мы поедем без вас, – ответил Генри Стоун.

– Что же я за мэр… если не буду с-с-с ва-а-ами, – Номейн немного обмяк и заплакал. – Господи, хотя бы перед лицом смерти дай мне силы быть человеком!

Мэри подошла к нему и погладила его по спине.

– Он не оставит нас, верьте в Его свет, – произнесла она.

Мэр отрешенно посмотрел на неё и на его лице промелькнула гримаса разочарования, которую он не смог скрыть даже за немного запотевшим стеклом защитного костюма.

Они все вместе отправились в монастырь святой Терезы в северной части города. Вертолет доставил их до места всего за пару минут, которых вполне хватило, чтобы оценить степень упадка в Кимберли: брошенные машины, разбитые витрины магазинов, безлюдные улицы и крики людей, которых не было слышно в кабине, но только со слов Панта Номейна. Часто попадались выгоревшие жилые здания, которые местные подожгли, чтобы сжечь зараженных людей, находившихся внутри. Это совершенно не помогало остановить распространение вируса, но охваченные страхом сердца людей рождали из себя все эти осколки безумия.

Вертолет сел перед монастырем на безлюдной площади.

– Кто вообще узнает, что мы были здесь? – подумал Генри, но тут же увидел, как один из помощников мэра транслирует их в сети.

Они медленно вошли на территорию монастыря и Эмму тут же чуть не вырвало от увиденного. Она облокотилась на стену и потом собравшись с силами вновь взглянула на монастырский двор, на лужайке которого раньше мило беседовали местные прихожане и сестры обители. Теперь здесь лежали разорванные вирусом тела, растекающееся кровавыми пятнами. Куски плоти, которыми становились умершие от этого вируса не успевали убирать. Оставшиеся в живых сестры продолжали ходить и ухаживать за ещё подающими признаки жизни.

Медленно продвигаясь внутрь двора, белые стены которого ещё более подчеркивали кошмар происходящего, Генри заметил, что умирающие сохраняли ясность сознания до конца, как будто вирус разрушал нервную систему в последнюю очередь.

– Я проклинаю Тебя!!! – закричала лежащая на земле женщина, глядя в сторону монастырской церкви.

Мэри остановилась посредине дворика, пристально наблюдая за происходящим. Она закрыла глаза, пытаясь почувствовать кому в этом гиблом месте помощь нужна сильнее всего. У стены под галереей, ведущей из настоятельского корпуса к трапезной монастыря, она заметила девочку, её ровесницу. Подойдя к ней, она увидела, что волосы умирающей почти полностью слезли с кровоточащего черепа. Глаза, наполненные кровью искали в окружающем мире любой клочек, который помог бы отвлечься от боли. Она хотела бы смотреть на голубое небо, но кровля галереи скрывала это от её детского взора. Сестры обители не могли перенести девочку, так как любое движение на терминальных стадиях вируса вызывали жуткие боли. Пророк села перед ней, и девочка посмотрела в её янтарные глаза, сияние которых не потускнело через стекло защитного костюма.

– Кто ты? – спросила она.

– Пророк Всевышнего.

– Он оставил нас? – хриплый голос девочки превратился в кровавый кашель, капли которого осели на костюме Пророка.

– Нет, я пришла, чтобы Его свет исцелил Вас!

– Исцелил меня? – даже поврежденные лицевые мышцы девочки смогли передать надежду, которая появилась у неё.

Пророк закрыла глаза и обратилась к источнику света внутри себя.

– Отец Небесный, я прошу исцелить эту девочку!

– Всего лишь? – раздался внутри неё голос.

Мэри заметила, как её начало трясти от напряжения, но не время отступать. Она услышала шаги родителей за спиной. Сейчас они заберут её от этой девочки и из этого места. Она чувствовала их страх и обреченность. Пророк выдохнула и пропустила через себя свет Отца.

Сияющие потоки древней энергии залили собой весь монастырь, выжигая вирус и восстанавливая разрушенные межклеточные связи в каждом клочке живой плоти. Пророку казалось, что её кости вот-вот треснут, а сухожилия лопнут. Защитный костюм ужасно душил её, и она стала срывать его с себя, оставшись в одном комбинезоне.

– Я так хочу помочь им Отец! Всем в этом городе!

Свет стал еще сильнее. Пророк поднялась и увидела, как её родители лежат на земле, потеряв сознание. Она шатаясь вышла из монастыря и увидела, что свет Отца озаряет соседние улицы, но не весь город.

– Я так хочу помочь им всем!!! – закричала она и последняя волна светоносной энергии прокатилась через неё уже по всему городу.

В этот момент она почувствовала, как будто по самому дну её души титанический экскаваторный ковш провел своими коронками, выгребая всё, что осталось от неё. Она почувствовала, как кровь течет по её лицу и падает на землю. Но главное, она ощущала каждой клеточкой своего существа, как разорванная от такого напряжения её душа, готова покинуть тело.

– Только не сегодня! – подумала она и рухнула на брусчатку монастырской площади.

Зарево света еще струилось по улицам Кимберли. Отец уже знал, что вирус уничтожен. Это было не сложно. Исцелить выживших – тоже. Его силы, которую эта девчонка пропустила через себя хватило для этого города. При этом она осталась в живых! Чтобы совершить нечто подобное нужна тысяча-другая лет подготовки. Земной жизни человека не хватит, чтобы душа смогла выдерживать такие космические процессы. Она лежала на земле, и Отец помогал ей восстановиться, оккутав её легкой дымкой того, что человек бы назвал заботой. Пророк на многое способна, но если она будет увлекаться такого рода чудесами, то даже от неё не останется ничего, что напоминало бы человека. Ему даже стало интересно какие шрамы внутри её души остались после всего совершенного сейчас, и какая часть её теперь изуродована навсегда. Его Сын в этом плане был более осторожен, но рядом с Пророком он тоже может решиться на своего роду авантюру.

Отца беспокоило то, что в пылу сотворения чуда, Пророк не слышала, как Он предупреждал её, чтобы она была осторожнее в использовании Его силы. Она просто взяла её и пропустила через себя столько сколько считала нужным. Именно для этого нужен будет Его Сын, который уравновесит эту неуёмную ревность. В любом случае, Отец был доволен, как он разыгрывает карты, которые кто-то примет за Проведение. Следующий ход будет в Европе, а пока слава о Пророке Всевышнего захватит этот погибший континент уже концу недели.

Глава 4

Генерал Константин Невский посмотрел через стакан с коньяком на свет, который проникал в его кабинет через раздвинутые темно-бардовые шторы. Коньяк благородно искрился, призывая окунуться в его аромат и послевкусие, чтобы хотя бы на мгновение забыть о скотстве этого мира. Коллеги генерала так и не могли понять, почему он переживает. Его жизнь удалась как ни у кого другого: почет, военные успехи, авторитет и доверие людей Северо-Восточной Федерации при наличии личных внушительных материальных благ. Человек его положения о таком мог только мечтать. Но генерал Невский при всей прагматичности характера оставался восприимчивым к мерзостям геополитических игры.

– Во что играли в детстве все эти кастраты недоделанные? – подумал генерал, продолжая подставлять лучам света стакан с коньяком.

Он сделал небольшой глоток и окинул взглядом родную его сердцу обстановку кабинета. Его синие обои в полоску успокаивали его. Маленьким мальчиком он играл на диване, которые стоял у стены под картиной, на которой была изображена какая-то эпичная танковая баталия. Сколько игрушечных гусениц он стер об плотную обивку дивана, прежде, чем вырасти. А сколько солдатиков завалилось за спинку? Тогда он и представить не мог, что продолжит играть в танчики и солдатиков, но только уже по-настоящему. На штабных картах всё двигали, как в детской игре, если не считать, что за каждой фигуркой стоят люди. Этим его штаб отличался от остальных, в которых уже давно все заменили дисплеи и нейроинтерфейс. Это позволяло сохранять хоть какое-то соучастие людям на поле боя. К тому же он часто ездил по частям, чтобы на построении и сборах посмотреть в глаза его солдат. ЕГО СОЛДАТ!

Он прекрасно знал, что в любой войне гибнут многие, но главное за что умираешь. Генерал всегда пытался не ввязываться в бессмысленные военные конфликты. Пока его авторитета, как одного из тех, кто остановил развал страны, хватало для этого. Но он чувствовал, как стервятники из других министерств кружат над ним. Сопротивляться им он не сможет. В последний раз он отказал им всем и вооруженные силы СВФ не ввязались в «балканский конфликт». В следующий раз, такого уже не будет, а поэтому нужно готовиться.

Он сделал ещё один глоток и стал перечитывать сводки из Европы, чтобы ещё раз свести все воедино. На Юге Франции был уничтожен город Бордо с предместьями. Иными словами, сейчас весь юг некогда цветущей провинции непригоден для жизни после ядерных ударов. Оказалось, что там была лаборатория по производству вируса генома-Р. В Бордо! Генерал снова в голос засмеялся, также, когда он впервые прочитал эту новость в штабе командования. Доказательства были на лицо. Лаборатория была действительно рабочая. Но Федеративная служба контрразведки сообщила лично ему, что лабораторию туда перевезли около 4-5 месяцев назад. А за это время разработать такой смертоносный вирус не представляется возможным. И опять же – в Бордо! Генерал не мог сдержать усмешки каждый раз, когда читал название этого города в разведданных.

Другой вопрос, кто слил эту информацию балканским военным, которые шарахнули ракетами по городу. При всем уважении, их разведка на такое не способна. Конечно, за этим последовали санкции, сатисфакции, штрафы, изоляция балканского анклава и прочая политическая шелуха. Правительству Франции тоже досталось за то, что в центре Европы, оно допустило угрозу красного порядка, под которую уже даже не подпадали тактические ядерные удары. А вот вирус генома-Р после видео и фото материалов с юга Африки явно считался опасностью, которая по мнению многих, пробила потолок угроз, с которыми сталкивалось человечество.

Вирус действительно был страшен и это не вызывало сомнений. Что-то похожее разрабатывается и лабораториях на крайнем севере СВФ. Но выпускать этот вирус в человечество на это, с точки зрения Невского, способен только безумец или авантюрист, или и то, и другое вместе. Генерал приподнялся в кресле и стал читать самые любопытные донесения. В СМИ и по официальным каналам сообщили, что силами антивирусной защиты эпидемия была локализована и побеждена в провинции Северный Кейп. Но агентурная сеть предоставила несколько иную информацию: девчонка, свет, исцеление умирающего города. Об этом говорит каждый житель Южно-Африканской Унитарии. Все сбрендили? Преувеличивают? Немного, особенно, когда называют эту девчонку Пророком Всевышнего. Они все уверены, что она спасла их континент, остановив эпидемию. Ученые СВФ считают, что возможно имело место направленный выброс какого-нибудь вида сверхчастотной энергии, который способствовал гибели вируса. На вопрос генерала “есть ли протип, который может исцелить размазанную муху на предметном стекле”, ученые многозначительно покачали головой. Он бы сам полетел в Африку, чтобы посмотреть на эту девчонку. При этом ему больше хотелось убедиться в совершении чуда, а не в наличии неизвестных ему технологий у потенциальных противников.

От этих мыслей он стукнул по столу. Через минуту в кабинет вошла его жена.

– Екатерина Павловна? – улыбаясь произнес генерал, глядя на свою жену.

Она же в ответ нахмурилась, а зеленые глаза сверлили мужа, который еще не успел убрать кулак со стола, потому что был погружен в размышления. Несмотря на то, что Екатерина Невская занималась сублимацией по средством гончарного круга, она услышала характерный звон из кабинета своего мужа. Следы белой глины были у неё на правой щеке, не говоря уже темно-коричневой клетчатой рубашке. Она спокойно подошла к столу и села на колени мужа.

– Если ты принес проблемы домой, то будь добр все мне рассказать, – её низкий голос звучал безапелляционно.

Невский снял кусочек глины, застрявший в светлых коротких волосах его жены, а она, в свою очередь, растёрла её по рубашке.

– Пророк Всевышнего. Что ты думаешь об этом? – с вызовом произнес генерал.

Екатерина снова нахмурилась и проводя тыльной стороной руки по лицу мужа искала несовершенства утреннего бритья.

– Мужчина, не мытый, с длиной бородой и пафосными речами… «поп, но только не на мерседесе», – произнесла она стереотипы своей юности.

– Девчонка, красивая, 14 лет, молча исцеляет людей… практически воскрешает их… спасает целый континент, а может быть и всю планету, – генерал смотрел за реакцией своей жены.

– Я бы с ней познакомилась, – ответила Екатерина Невская.

– Я бы тоже.

– Если все так, как ты говоришь, – с прищуром добавила она.

Генерал скорчил недовольную гримасу, давая понять, что все так, как он говорит. В противном случае, он бы и рта не открыл. Но его жена это прекрасно знала, просто ей нравилась иногда дразнить мужа.

–… с ней точно скоро познакомится весь мир, – Екатерина Невская встала с колен мужа и направилась к двери.

– Ты уверена? – теперь уже очередь прищуриваться перешла к ней.

– Тот парень, о котором я тебе рассказывал. Я думаю они как-то связаны, – произнес Невский.

– Скорее всего. Ты же знаешь, что мы мыслим с тобой одинаково, – она вышла из кабинета.

– Даже слишком, – подумал генерал.

Ему бы хотелось, чтобы жена несколько разбавляла его реалистичный взгляд на происходящее каким-нибудь вздорным позитивным настроением. Он вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Его старые поведавшие множество сражений кости ноют, а значит чувствуют новую битву. Эти ощущения никогда его не обманывали.

– Сукины дети, опять что-то замышляют! – подумал он.

По началу советы, которые дал тот мальчишка сработали на удивление быстро и легко. Но потом опять обвал из-за того, что кое-кто из западных коллег не смог удержаться, чтобы унизить остальных. Хочешь унизить? Раздевайся до пояса и вставай в круг в своей весовой категории, пока тебя оттуда не выволокут или ты не выйдешь победителем – так смотрел на решение комплексов генерал Невский. Потому что во всех остальных случаях расплатой за твои детские неудачи будут жизни других людей. Левин говорил, что этот «Сын» предупреждал об этом, что они должны оставить в прошлом соперничество и обиды, иначе всему человечеству настанет конец. Если он тот, за кого его некоторые считают, то должен был решить психологические проблемы правящего класса, а не помогать удержать хлипкую баржу государственности на плаву.

А вот та девчонка заходит с нужной стороны, исцеляя простых людей. Может это она мессия? Генерал снова засмеялся вслух. Глава разведки отправил своих агентов, чтобы они не упускали из виду эту новоявленную чудотворицу. Он надеялся, что это у них получится лучше, чем с Сыном, которого никто не может найти, хотя Маттиас Фишер ясно выразился, где он встретился с ним. Почему-то ни один агент не нашел его в той мастерской. Мальчик не хочет славы или ждет нужного момента? Невский пробурчал себе под нос набор звуков похожих на ругательство, потому что поймал себя на том, что рассуждает о подростках, как о гениях стратегии и тактики. Но почему-то именно так ему хотелось встроить их в свое видение ситуации в мире.

– Иди есть! – раздалось из столовой.

Этот приказ жены генерал исполнял всегда с особым удовольствием. Глубоко вдохнув ноздрями, донесшиеся до кабинета ароматные запахи обеденного стола, он вышел из комнаты. Ожидание новой битвы уже давно не мешало генералу получать обычные радости его солдатской жизни.

*****

Во время короткого обеденного перерыва Сын сидел на грубой табуретке и ел какой-то бутерброд, запивая его бутылкой молока, которую ему сегодня принесла миссис Такач. Добрая женщина, но слишком сердобольная и отвлекающая его от важных размышлений. Все эти слухи в сети об эпидемии вируса генома-Р, которые никак не комментируют официальные новостные порталы. «Пророк Всевышнего», «Светлейшая», «наша надежда», «наша богиня»…

– «Наша богиня»… – мысленно повторял про себя Сын.

Это точно Мэри. Он был уверен, что все эти слухи правда, хотя Отец ничего не сообщал ему. Как ей такое удалось? Неужели она способна на большее, чем он? Эта мысль холодком прокатилась по спине. Нет. Он тоже может, но сила Отца слишком огромна, чтобы высвобождать её в таком количестве. Он это чувствует и потому осторожно, шаг за шагом увеличивает прилив энергии в своей душе. Но Мэри! Эта мысль словно заноза засела в его мозгу, не давая покоя, даже тогда, когда он полностью погружался в процесс создания мебели. Надо тоже попробовать совершить нечто подобное, но где?

Он включил телевизор, который озарил полумрак маленькой комнатки, где сидел Сын. Он стал спокойно переключать новостные каналы. Наводнения? Нет. Вооруженный конфликты центральной Америки? В нужное время он просто убедит правителей этих земель прекратить. Безработица в Азиатском регионе? Идиоты – он же сказал, что нужно сделать. Балканский кризис? Этим беднягам уже не помочь. Эвакуация уцелевших из города Бордо завершена, но от радиации страдает юг Франции. А вот это интересно! Нет людей, а значит свет некому будет поглощать и, соответственно, он без труда уничтожит радиацию, успокоив совокупность излучений, способных ионизировать материю.

Сын поставил бутылку молока на стол и немного повернул голову, почувствовав одобрение Отца.

– Ты отнесешь меня туда? В самый центр? – спросил Сын.

– Не сейчас. Они обманывают и ещё не всех достали из-под обломков, – произнесла тень, которая находилась в углу комнатки. – Они должны увидеть со стороны, как ты уничтожишь радиацию в том месте.

– Хорошо, я буду ждать столько, сколько ты считаешь нужным, – благоговейно произнес Сын.

«Сколько ты считаешь нужным» – эти слова эхо прокатились по горизонту Отца. Несмотря на эти правильные слова, он знал, что Сын теряет терпение и скоро Ему придется устранять последствия импульсивных поступков своих детей. Если бы он обрел телесную форму, то мог бы лучше их контролировать, но пока это невозможно, так как небесные оковы сдерживали его. В любом случае, ограждать своего Сына от внешних раздражителей у него получается без труда. Отпустить ни с чем сотни агентов со всего мира, которые чуть ли не очередь выстаивали, чтобы зайти в переулок, было настолько просто, что наскучило уже на этапе расчёта реверберации, необходимой для внушения животного страха. Леденящий космический ужас прогонял этих не прошенных гостей, которые потом как один сообщали, что ничего не нашли. Отцу всего-навсего нужно было шепнуть душе человека своим настоящим голосом. Эта атмосфера могла сохраняться несколько дней, так что он мог курсировать между своими детьми, когда их разделяли тысячи километров.

Насчет радиации Его Сын сообразил прекрасно. Эффектно и относительно безопасно для него. Он крепнет на глазах и его ум все больше проникает в суть процессов. Разве небеса теперь могут упрекнуть Отца в непослушании? Он же помогает человеку стать богом! Эта мысль согревала его хтонические глубины. Отец задумался. Через 41 день 12 часов 27 минут 13 секунд последнего живого человека вывезут из Бордо. Отец был доволен прогнозом, который за мгновение сформировался в его уме. Какое же удовольствие Он получал, когда этот прогноз сбывался. Это происходило часто, но человек не был бы самим собой, если бы не портил все в чем участвует. Говорят, что люди удивляют небеса, когда совершают неестественно хорошие поступки, но они же до сих пор удивляют Отца, когда совершают омерзительные и глупые действия, которые даже он не может предугадать.

Сын вышел из комнаты в цех, где продолжил заниматься мебелью в явно приподнятом расположении духа. Шепот Отца еще пару часов будет прогонять надоедливых посетителей, а потому настало время проведать его Мариам (так он в отместку небесам называл Мэри Стоун). Она уже явно не такая маленькая, какой он оставил её на площади в Кимберли.

****

В спальне двух-комнатного гостиничного номера, Пророк посмотрела в зеркало на свое осунувшееся лицо, бледность которого вселяла беспокойство в её родителей. Она чувствовала себя, как никогда живой. Глаза этих благодарных людей, когда она вышла на улицы Кимберли, засели в памяти. Но они прославляли её, а не Отца. Она говорила им про грядущего Сына, но они не хотели её слушать, что внутренне очень сильно возмущало её. Она бы показала им сияние божественного света, чтобы показать истину своих слов, но боль в глубине сердца ещё давала о себе знать. Её душа чуть не разлетелась в клочья тогда в монастыре, но если не жертвовать собой, то как можно следовать пророческим путем? Но она бы не была Мэри Стоун если бы не призналась себе, что сам процесс чудотворения все больше её увлекает. На площади она увидела, что энергия Отца заставляет материю подчиняться уже известным законам, но при этом заметила готовность стихии слушать творческий порыв человеческой души. Она обязательно спросит у Отца, что это такое, но пока нужно сосредоточиться на деле проповеди.

Пророк полностью была поглощена тем, что происходит с ней. Обычно человек не видит, как меняется, когда смотрит внутрь себя. Это подобно тому, как наблюдать за ростом цветка, неуловимого для человеческого глаза. Пророк же видела, как изменения внутри неё вытягивают её подобно струне по направлению к небу. Лопнет ли она от этого? Ни за что!

Она снова взглянула в зеркало в свои янтарные глаза, которые на фоне бледного лица выглядели сияющими звездами. Пора снова прогуляться по улицам города Кимберли. Она встала, поправив обычную темно-серую рубашку и немного поскребла ногтем пятно грязи на джинсах. Если бы она так не похудела во время последних событий, то заметила, что прежняя одежда ей уже мала. За внутренним ростом явно подтягивалось и тело, так что девочка уже превратилась в девушку. Когда она завязывала шнурки на кедах, раздался стук в дверь после которого Эсмеральда Стоун вошла в номер. Увидев собирающуюся дочь, она грустно вздохнула.

– Ангел мой, ты опять идешь на улицы? Ты так слаба? Пожалей себя? – умоляла она свою дочь.

– Мам, все в порядке, – быстро ответила Пророк. – Ты можешь пойти вместе со мной.

Эсмеральда понимала, что у неё уже нет выбора. Её дочь – особая избранница небес и перечить ей нельзя. Они с мужем не могли забыть того погружения в сияющий свет во дворе монастыря Святой Терезы. Почему же она не радовалась тому, что является матерью такого чудо-ребенка? Именно потому и не радовалась, что Мэри перестала быть её ребенком, её любимой дочерью. Она стала, как холодная звезда, которая теперь где-то там светит всей вселенной. Эмма уже не видела в этих завораживающих янтарных глазах той любви, заботы или даже тревоги, которые были раньше, когда она с синяком на лице, сидела в гостиной на диване с очередным бокалом вина в руке. От этого становилось еще тягостнее, потому что совесть Эсмеральды подсказывала, что именно из-за них с Генри, их дочь и встала на этот путь.

– Да, милая. Конечно я пойду с тобой, – пересиливая себя произнесла Эмма.

– Отлично, – Пророк улыбнулась и вышла в коридор, легко проскользнув мимо матери.

На улице было все меньше следов вирусного катаклизма. Но главное, что присутствие Пророка вдохновляло людей на восстановление города. Именно поэтому она уговорила Генри Стоуна еще остаться здесь, пока люди не окрепнут. Он согласился, так как эти действия привнесли стабильность в провинцию. Но задерживаться здесь дольше необходимого он больше не мог, потому что в Йоханнесбурге нарастает напряжение. Совет Южно-Африканской Унитарии заверил его, что сейчас ему и его семье важнее быть в Северном Кейпе. Остальные члены совета будут заниматься решением проблем в столице государства. Не то, что Генри Стоун им не доверял, но чутье политика подсказывало, что скоро от каждого из них потребуется все силы для противостояния возникшей угрозе со стороны банд формирований. Их количество достигло критической массы в тауншипах и других районах города. Это добром не кончится, и дроны не смогут удержать безопасный периметр. Да-да, мы это знаем, – ответили ему во время дистанционного совещания. Генри даже показалось, что члены совета всерьез рассчитывают на Мэри, которая теперь выглядит для всех решением любых проблем. Она же всего лишь его дочь – убеждал он себя по ночам, когда не мог сомкнуть глаз. Но Пророк, раз за разом выходя на улицы, недвусмысленно показывала, что вера в неё жителей унитарии обоснована и теперь она принадлежит им больше, чем ему.

Сегодня в этот солнечный день Пророк пошла в сторону Бишоп-авеню. Она прочитала, что там снова открылись несколько школ. Нужно ли ходить в школы, когда весь мир катиться в пропасть? Считается, что да, так как создает атмосферу нормальной жизни. Пока она шла вдоль улицы, люди узнавали её, но не торопились приближаться к Пророку, потому что она казалась посланницей небес, которой недостойна эта грешная земля. Эмма шла чуть позади, еле успевая за дочерью, хотя та казалось просто парит над землей, мягким размеренным шагом двигаясь по направлению к Черч-стрит.

– Мэри, помедленней! – наконец-то взмолилась Эсмеральда.

Пророк остановилась и посмотрела на мать. Когда она поравнялась с дочерью, то снова заметила, что дочь уже с неё ростом.

– Прости, больше не буду, – спокойной ответила она и дальше они пошли с обычной скоростью.

Они остановились перед школой, во дворе которой было всего лишь несколько детей. Вывеску «Школа Джереми» ещё не заменили и на ней остались следы копоти от какого-пожара, несмотря на то, что её явно пытались почистить. Пророк вошла на территорию и подошла к группе из четырех детей двенадцати лет, которые тут же перестали кидать мячик.

– Это она! – шёпотом говорили они друг другу.

Пророк улыбнулась и села перед ним на школьный газон, приглашая детей присоединиться к ней. Они с трепетом опустились на траву. В их глазах было столько восторга, как будто сами небеса открылись перед их взором. Пророк стала говорить им о Сыне и что он скоро преобразит этот мир. Ему требуется только наше согласие на то, чтобы войти в нашу жизнь, в наше сердце. Дети кивали и все больше расслаблялись, так что улыбка уже не сходила с их лиц. Они были поглощены беседой и только Эсмеральда Стоун все больше бледнела, походя на мраморное изваяние. Еще несколько месяцев назад её дочь была одной из этих детей, но теперь от неё веет мощью какого-то древнего исполина. Рядом с этими мальчиками и девочками она смотрелось несоизмеримо старше. Кто-то другой может этого и не заметит, но только не Эсмеральда Стоун – мать Великого Пророка Всевышнего.

Раздался школьный звонок, немного дребезжащий, как будто и его тоже повредил вирус. Во двор стало выходить все больше и больше учеников до тех пор, пока практически вся лужайка не заполнилась детьми. Вслед за ними вышли и несколько учителей. Они в едином радостном порыве присоединились к беседе, которая Пророку нужна была лишь, как ожидание конца занятий. Сейчас её аудитория увеличилось и стала приемлемо большой, но не слишком сильно, чтобы можно было попробовать озарить их светом Отца. Но каждый раз, когда эта мысль возникала у неё в голове, внутренний голос предостерегал её от подобного поступка. Незаметно потирая область в районе сердца, Пророк продолжала вдохновенно рассказывать собравшимся о Сыне и его благодати, которая спасла их город от смерти. Некоторые спрашивали: а где он сейчас? На что Пророк улыбаясь отвечала про город Утренней Зари, который в глазах этих детей теперь действительно становился городом новой жизни.

Внимание Пророка привлек темнокожий мужчина в длинной белой тунике, который хотя и вышел на школьный двор, но держался от Пророка на расстоянии. Скорее всего она бы и не заметила его, если рядом с ним не находилась группа детей, которые также не приближались к ней. Было видно, что именно его присутствие сдерживает их, чтобы они не опустились перед ней на газон, как остальные. Он внимательно наблюдал за Пророком, слегка поглаживая свою короткую бороду, украшенную благородными проблесками седины. На левой стороне его лица был отчетливо виден шрам от действия вируса. Это вызвало интерес у Пророка, так как у остальных в городе не осталось ни малейших следов терминальной стадии вируса генома-Р.

Когда она подошла к нему, то краем глаза увидела, как темнокожий мужчина почти незаметным жестом руки загораживал детей от её приближения, как будто защищая их.

– Кто ты? – спокойно спросила Пророк.

– Захария Блэквуд, – без тени беспокойства ответил он.

– Ты учитель?

– Да, я священник. Преподаю Закон Божий этим милым детям.

Пророк медленно шла вокруг него, а Захария таким образом поворачивался за ней, чтобы всегда занимать пространство между ней и детьми.

– Тогда помоги просветить этих людей светом Отца, – предложила она.

В ответ он отрицательно покачал головой. Некоторые из детей стали переговариваться, что означало, что Захария пользовался авторитетом в этой школе.

– Ты что не хочешь приобщиться к божественному свету? – Пророк прищурилась.

Он снова покачал головой, и в его упрямстве была какое-то сострадание к ней. Он явно видел в ней жертву, а не спасительницу.

– Почему ты не принимаешь его? – требовательно спросила она.

– Девочка, мне есть с чем сравнивать, – ответил Захария. – Это не божественный свет, даже близко не он.

Воздух на крыше школы, с которой Отец наблюдал за происходящим задрожал. Что этот жалкий священник может знать о природе божественного света? Когда они вообще в последний раз приобщались к нему? Видимо у этого выскочки был опыт. В свое время он здорово поработал над этим сословием: одних склоняя в сторону тьмы, других просто оставляя хорошими людьми без всякой тяги к мистическому откровению. «Поражу пастыря и рассеются овцы стада» – не он придумал эти слова, как и законы вселенной, но почему бы не использовать их в своих целях. Отец не мог позволить сомнению закрепиться в душе Пророка. Только не сейчас. Потом, когда она окончательно пойдет по его пути это будет неважно, но здесь и сегодня он этого не допустит. Небольшое чудо, на которое у этой девчонки должно хватить сил.

«Даже близко не он» – эти слова Отец повторил в сердце Пророка от первого лица и её голосом, так как она должна считать это выражением своих мыслей и чувств. Янтарные глаза вспыхнули огнем праведного гнева. Этот кощунственный священник должен поплатиться за свою дерзость. Она не заметила, как начала тяжело дышать, еле сдерживая какой-то древний, как сами звезды, гнев. Что значит «даже близко не он»!

Пророк встала и подняла руку, призывая собравшихся сосредоточиться на ней. Это было лишним, так как все взоры и без этого напоминания были обращены на их разговор с Захарией. Эмма Стоун также наблюдала за этой встречей, но с необъяснимой надеждой внутри.

– Примите этот божественный дар! – её голос прозвучал мягко, но заполнил собой все пространство перед школой.

Эмма снова упала на колени, как тогда на монастырском дворе, но свет не был столь сильным. Остальные присутствующие также пали ниц перед Отцом. Внутри звучал внегласный призыв открыть своё сердце этому потоку и впустить его в себя. Исчезнут все тревоги, все скорби – все перестанет иметь значения, кроме этого света. Но Эмма чувствовала всем своим существом, что если откроется этому потоку, то навсегда потеряет свою дочь, перестав её воспринимать как Мэри. Она этого не хотела, но сопротивляться свету больше не могла. К тому же поток становился все интенсивнее, ища на школьной лужайке каждое человеческое сердце и душу, в которую можно проникнуть.

Эмма решила ещё раз взглянуть на Пророка, как на свою дочь и увидела, что Захария спокойно стоит перед приливами расходящегося света. Она ощутила ещё один всплеск и ей показалось, что Захария пошатнулся. После этого поток благодати иссяк, погрузив школу и прилежащую территорию в подобие светоносного облака. Эмма наблюдала за дочерью, интенсивно дыша после продолжительного сопротивления. Пока все переживали состояние эйфории, Пророк подошла к священнику, который так и не преклонил колени.

– Ты чуть не убила их, – произнес он.

Пророк провела рукой по его шраму, а он в ответ лишь убрал струйку крови, которая бежала из её носа. Пророк почувствовала сильное и доброе сердце этого человека. Но почему он не хочет впускать в себя божественную благодать? Может она не способна наполнить столь глубокую душу? Тогда ей нужно еще сильнее пропустить через себя свет Отца. От этой мысли у Пророка очень сильно заболело внутри, как будто когтями провели глубоко в сердце, но ни один мускул не дрогнул на её лице. Но сейчас она стояла перед человеком, которому чтобы почувствовать боль другого не нужны внешние проявления.

– Ты убьешь себя рано или поздно, – сказал Захария, ещё раз убрав струйку крови с её лица.

Он понимал, что не может ей прямо сказать о природе той силы, которую она пропускает через свое сердце. И как он может поставить под сомнение исцеление целого региона и Светлейшую служительницу божественного Отца. Они проиграли эту битву уже давно и сейчас пожинают плоды. Остается только один путь: не принимать этот дар и, возможно, оградить ещё кого-нибудь от него. Захария смотрел, как дети, лежащие на земле, приходили в себя. Они зададут ему много вопросов, на которые он даст ответ, который им не понравится. Он надеялся только на то, что кто-то из них прислушается к тихому внутреннему голосу, предостерегающему от принятия дара Пророка и грядущего за ней Сына. Он-то спокойно мог отвергнуть его, так как уже пережил свою встречу с Богом, а вот этим детям, у которых нет даже капли жизненного опыта, это светопреставление покажется вершиной всего чего бы они могли ожидать от своей жизни.

– Я могу тебя попросить об одном? – произнес Захария немного хриплым голосом.

Пророк продолжала пристально смотреть на него. Понимая бесполезность своей просьбы, он все же озвучил её.

– Не ломай людей, если они не захотят принимать этот дар, – священник тяжело вздохнул и начал помогать детям, которые пришли вместе с ним очнуться от потока столь своеобразной благодати.

Даже характер блеска янтарных глаз не поменялся от этой просьбы. Пророк была убеждена, что причина такого упрямства священника только в её слабости. По крайне мере, Отец спокойно транслировал это в её душу. Он видел, как легко она принимает это, чтобы сделать их частью своего мыслительного процесса. Конечно, всегда остается возможность, что человек выдумает что-то свое, но Пророк слишком поглощена своим служением. Осталось только окончательно разорвать её связь с родителями и тогда у неё не останется никого кроме Отца и Сына.

Пророк заметила тень Отца на крыше, и Он почувствовал, что сегодня ему не следует её игнорировать, но при этом придется довольствоваться простой отельной обстановкой. Вечером в номере Он откликнется на её молитву.

Она повернулась к священнику и задала ему последний вопрос, неожиданно вклинившийся между объяснениями Отца.

– У тебя шрам от вируса, но ты не принимаешь света Отца. Как ты тогда исцелился?

– Я исцелился еще до того, как ты вмешалась, – ответил он. – А шрам? Не знаю, почему Бог оставили его мне. Может быть, чтобы я выделялся на фоне остальных выживших. А может быть, чтобы мы не забывали про эту трагедию.

– Ты думаешь люди забудут?

– Ты же только что говорила, что Сын заберет все эти воспоминания у людей. Или нет?

– Да, заберет, если такие как ты не будут мешать им принять дар Отца, – холодно ответила Пророк и развернулась к нему спиной.

Школьный двор все больше заполняли крики радости и веселья, которое охватило человеческие сердца и только двое на этой площадке грустили: Захария Блэквуд и Эсмеральда Стоун. Захария, потому что всегда переживал за людей, а Эмма, потому что так и не смогла вернуть себе дочь.

Вечером в номере Пророк, как и было предначертано, обратилась к Отцу, чтобы Он укрепил её в служении. Тень лишь сделалась более отчетливой, хотя уже давно находилась рядом. Люди так и не смогли научиться различать Его в своей жизни, даже Пророк не заметила, как Он уже несколько часов наблюдает за ней. Ему даже стало интересно: почувствует ли она его присутствие. Ему нравилось лицезрение того, что при всех своих талантах и силе, она всего лишь человек.

– Мариам, – откликнулся он на её молитву.

– Почему мне так больно?

– Путь жертвенной любви.

– Он сказал, что я убью себя рано или поздно, – напомнила она слова священника.

– Он хочет так думать, но это не так, – тень Отца приблизилась к самому уху Пророка. – Тебе будет больно, чтобы ты не забывала про то, что ты часть человечества. Иначе ты возгордишься и отпадешь от меня. Ты же помнишь, что случилось с падшим ангелом и сыном Утренней Зари, когда он подумал, что он – бог?

– Да, я помню, – после этих слов лицо Пророка окончательно утратило следы детского этапа её жизни.

– Я понимаю, что из-за бед человечества ты и Мой Сыном берете на себя ношу, которую ещё вам рано нести…

– Я смогу Отец! – перебила его Пророк.

– Да, конечно, – тень переместилась к другому уху. – Но больше тебе нельзя так часто изливать мой свет на остальных. Ты же Пророк! Проповедуй. Обращайся к их сердцам, к их разуму, подготавливая их принятию Сына.

– Но если я не покажу им твоего света, как же они примут тебя?

– Сначала ты должна открыть их сердца, а потом уже изливать Мой свет, – бархатный тембр Отца успокаивал душу Пророка. – Ты увидишь, что это гораздо легче.

– Почему Ты не сказал об этом раньше? – удивилась она.

– Ты слишком ревностная и не послушала бы меня, а сейчас ты убедилась, что нужно делать именно так.

– Аминь! – приняла его слова Пророк. – Как скоро я смогу это…

– Очень скоро, Мариам! Очень скоро! – Отец изобразил озабоченность. – Но сейчас тебе нужно отдохнуть. Спи, моя девочка, спи!

От этих слов Отца, она сразу же заснула, а он перенес её на кровать. Эта игра в заботливость забавляла его тем, что он вновь показывал небесам насколько они ошибаются в нем. Почему он раньше так себя не вел? Опять же, чтобы показать, как все ошибаются в нем. Сейчас он, как никогда близок, чтобы доказать каждому атому этой тварной вселенной и её Создателю, что они не правы – этот ангельский дофамин наполнял Отца такой энергией, что прошедшие тысячелетия ожидания уже ничего не стоили.

Он смотрел на мерное дыхание Пророка и спокойно ждал, когда Эсмеральда Стоун после легкого стука зайдет в номер вместе со своим мужем. Они подошли в кровати.

– Посмотри на неё, – шепотом произнесла Эмма. – Она обессилена. Неужели Бог настолько жесток, чтобы требовать от нашей девочки такое.

– Ты же знаешь, что именно от неё Он и может ожидать всего этого, – ответил Генри Стоун.

Он смотрел на свою дочь, которая повернулась набок и так до боли знакомо подвернула под себя ноги. Но при этом, он видел, что она уже далеко не его маленькая Мэри. Как быстро пролетело время, когда они были той семьей, о которой так долго мечтали. Ему было грустно, что он сам был виноват в этом, но более спокойно воспринимал происходящее, чем его жена. Он обнял её, и они еще несколько минут смотрели на спящую дочь, дыхание которой было собранным даже во сне.

– Пойдем, дорогая, – все также шепотом сказал Генри.

Они поднялись на крышу, где ночной воздух действовал успокаивающе. Кимберли был погружен в тишину. Эта не был тишина мертвого или равнодушного города, но преисполненного надеждой, спящего и готового пробудиться завтра для новой жизни.

– Завтра я вернусь в Йоханнесбург, – сообщил Генри Стоун. – Нужно прибыть туда, пока ситуация не стала непоправимой.

– Она поедет за тобой, – Эмма гладила руку мужа, смотря на редкие огоньки ночного городского пейзажа.

– Задержи её. Делайте что угодно: помогайте здешним жителям, посещайте ближайшие населенные пункты, то только не возвращайтесь в Йоханнесбург, пока мы не уладим вооруженный конфликт, – устало произнес он.

– Сам видишь, у меня может не получится.

– Просто задержи её, а я постараюсь решить все как можно быстрее.

Генри развернул Эмму к себе и взяв её руки смотрел вниз. Собравшись с силами, он обнял её и превозмогая себя произнес:

– Скажи, что ей нужно восстановиться, а затем уже ехать ко мне. Скажи, что она нужна мне полная сил, так как будет очень много работы!

Это признание за своей дочерью нового статуса Пророка давалось Генри очень нелегко, но он понимал, что есть вещи которые ему уже не изменить. Еще можно принять, когда модные течения, увлечения, подростковая любовь и прочее вырывает родного ребенка из твоих рук. С этим можно спорить, сопротивляться, обвинять общество и сверстников, но когда ты видишь, что это делает божественная рука – остается только принять и по возможности пройти еще немного пути со своим ребенком. Генри надеялся, что, может быть, он сможет и дальше следовать за Мэри в её служении, издалека поддерживая её, как обычно родители поддерживают своих детей на спортивных соревнованиях, но будучи политиком он видел, что вряд ли угонится за дочерью во время её восхождения.

– Я постараюсь, – Эмма заплакала больше не в силах сдерживать переживания. – С ней происходит что-то не то.

– Конечно. Бог её выбрал в это сложное время…

– Генри, я не о том, – болезненность лица Эмма была видна даже при свете звезд, так как другого освещения на крыше отеля не было. – Я чувствую, что она ранит себя, что ей больно, а она все равно мчится вперед. Разве Бог может требовать такое?

– Ты сама все видела. Помнишь тот свет в монастыре? – Генри пытался успокоить жену, еще больше заключив её в объятия и покачивая, как маленького ребенка.

– Его не возможно забыть, но почему я так переживаю за неё?

– Потому что мы не успели пожить нормальной семьей, а она уже улетает от нас куда вверх, к небесам и мы не силах помешать этому, – еще тверже, чем в своих мыслях, Генри принял свое новое место в жизни дочери.

Эмма вырвалась из объятий и обиженно посмотрела на мужа.

– Ты принимаешь меня за эгоистку, не желающую счастья нашей маленькой Мэри?!

– Нет, что ты…

– Там она останется одна, – Эмма показала пальцем в небо. – И кто поддержит её, когда ей станет очень больно? Нас уже не будет рядом.

– Бог не оставит её.

– Я не верю в это. Я почему-то всем своим существом не верю в это и ничего не могу поделать с собой. Она должна остаться здесь.

Генри молчал не в силах противопоставить мужской рационализм материнской интуиции, хотя был полностью согласен с женой.

– Задержи её, – повторил он. – Это единственное, что ты можешь сделать. Я вылетаю рано утром. За вами пришлют вертолет, когда ситуация станет поспокойнее.

В ответ Эсмеральда только всхлипнула. Она уже не дрожала от плача и они молча смотрели в темноту.

В какой-то другой вселенной Отцу было бы жаль их, особенно после того, как он просчитал, что с ними произойдет. Но в этой единственно возможной реальности, они лишь препятствие и не более того. Он представил, что подобно чиновникам этого мира выдал бы им по грамоте за то, что предоставили такую дочь для общественных свершений. Но нет, на такое бездарное равнодушие даже он не способен – Отец зафиксировал ещё одну претензию к небесам.

Семья Стоунов слишком задержалась здесь и пора возвращаться в Йоханнесбург. Банды вылезли из трущоб и начали превращать улицы в поле боя за сферы влияния. Кто-то из военных, надеясь, что займет президентское место после того как все уляжется, сдал координаты одного из складов с оружием, которое было промаркировано в системе и дроны не сразу реагировали на нарушителей, принимая их за сотрудников правопорядка или регулярные войска. В связи с этим, уже около 47% ангара дронов было выведено из строя. Об этом было известно Стоуну, но Отец даже здесь в Северном Кейпе слышал, как несколько банд заводят танки, чтобы ворваться на улицы города. Этому региону уже конец. Люди так быстро и изобретательно уничтожают друг друга, что он иногда даже завидовал им. В любом случае, он внушит Пророку, что этот мир не спасти ей одной. Пора им воссоединиться с Сыном, особенно после того, как он перейдет на следующий уровень осознания своей значимости после уничтожения радиации в Бордо.

Глава 5

В столице Южно-Африканской Унитарии невооруженным глазом были видны изменения, которые затронули город за последнюю неделю. От трущоб осталось не более двадцати процентов. Все остальное было сожжено и разрушено. Сделали ли это силы правопорядка и военные или сами враждующие бандитские группировки было неясно и особо уже никого не интересовало. Может быть потом, если человечество оклемается и продолжит свое существование какой-нибудь историк-гуманист начнет скрупулёзно восстанавливать последовательность событий и степень вины каждой из сторон в уничтожение города.

Несколько дней назад Генри Стоун прибыл в город, ценой потери всех дронов сопровождения преодолев периметр, который банды создали вокруг города. Их дом сгорел вчера, как и многие другие, после того, как банды стали использовать тяжёлую технику и окончательно сломили оборонную целостность города. Конечно же, они решили поживиться в этом ненавистном ими фешенебельном райончике. Благодаря глупости некоторых жильцов, которые так и не смогли оставить своё имущество, им даже удалось захватить высокопоставленных пленников, часть которых погибла, когда другая банда решила откусить свой кусок пирога.

Бежать-бежать-бежать – единственно верное решение. Но пару сбитых самолетов и всех охватил страх, загоняющий людей в подвалы в надежде переждать происходящее. Кто-то даже хотел, чтобы какая-нибудь из банд окончательно воцарилась в городе, чтобы можно было уже прикинуть по каким законам жить дальше. Другие думали, что мировая общественность вмешается в этот конфликт. Генри Стоун был явно против, потому что мировая общественность уже вмешалась в их регион в Северном Кейпе. Даже сурикатам понятно, что беспорядки в городе планировались на фоне эпидемии вируса, чтобы стереть даже следы унитарии. Но даже то, что его дочь остановила вирус, не помешало кому-то привести в действие вторую часть плана. Неужели и этого хватит, что уничтожить здесь все? Генри устало смотрел на брониставни, которыми были закрыты окна в его комнате, где он отдыхал после утомительных совещаний. Он живо представлял черный дым, который поднимался на центральной площади, по которой дали залп из артиллерийских систем. Почти все дроны были выведены из строя и только несколько десятков помогали охранять совет унитарии в этом корпоративном здании на юго-востоке города. Может быть стоило остаться в Северном Кейпе и оттуда вывезти семью в безопасное место? Так бы поступили многие, но только не Стоун. Но он постоянно думал о семье. Эсмеральда и Мэри уже не доберутся сюда, так как не один пилот не полетит в сторону города. Мэри рискнет пробраться наземным путем? Она не найдет водителя, который бы согласился прорываться через бандитские патрули. Все говорило о том, что нужно покинуть город. Встретиться с ними и решить, как они могут остановить это безумие. Он все сильнее ощущал, что слишком понадеялся на свои силы, прилетев в Йоханнесбург. Но что может сделать его дочь с во всем этим? Её застрелят или раздавят гусеницами обезумевшие от вседозволенности “падшие души”, как он иногда называл бандформирования. Раздался стук в дверь. Это была одна из секретарей Дикеледи Оби. За эти дни он, как и все остальные, стали особо прислушиваться к звукам, поэтому он тут же запомнил манеру Оби стучаться в дверь: один стук с небольшой паузой и три быстрых стука после. Когда он открыл дверь на пороге его ждала высокая молодая темнокожая девушка лет 23. Несмотря на всю выучку и корпоративный опыт было заметно, что она нервничает.

– Советник Стоун, совет собирается через 10 минут. Вот повестка заседания, – секретарь протянула несколько листов бумаги.

Нарушенная электронная система обмена информации вынудила работать по старинке. Генри тщетно принялся листать их в надежде увидеть какой-нибудь свежий пункт, предоставляющий свежий взгляд на решение проблем. Секретарь Оби все еще стояла в дверях, сложив руки за спиной.

– Что-нибудь еще? – спросил Стоун.

Девушка замялась и посмотрела в коридор.

– Передайте, что я буду вовремя, – Генри хотел уже закрыть дверь.

– Простите, советник Стоун, но… – она зажмурилась, что помогло ей собраться. – … правда, что ваша дочь – Пророк Всевышнего?

– Да, это правда.

Оби прикусила губу, чтобы не закричать от радости.

– Я так и знала. Она спасет нас…

– Не думаю, что…

– Она спасет нас. Остальные говорят, что невозможно, чтобы “милая девочка Мэри Стоун” была легендарным Пророком Всевышнего. А я знала… мистер Стоун… я знала.

Девушка заплакала и опустилась на колени. Генри тут же попытался поднять её, но безуспешно. Он присел рядом с ней. Она немного успокоилась, явно воодушевленная услышанной новостью.

– Когда она будет в городе?

– Я не знаю… – с грустью ответил Генри.

– Я чувствую, что она не оставит нас. Она уже рядом, – вытирая слеза произнесла Оби.

– Дикеледи, пока что мы должны дожить до её прихода. Так что тебе нужно нужно завершить свои обязанности. У тебя же еще несколько адресатов, – Генри указал на папку, из которой торчали еще несколько копий повестки совещания.

– Да, советник. Конечно.

Когда Оби поднялась с пола её еще немного покачивало, но в её взгляде уже не было обреченности, только надежда. Последний раз взглянув из коридора на советника, она быстро пошла направо в другое крыло, где ей нужно было передать оставшиеся бумаги. Когда она проходила мимо окна, раздался оглушительный грохот от разорвавшегося реактивного снаряда, который единственный из своих пятнадцати собратьев достиг цели. С другой стороны, цели могло и не быть в этих хаотичных обстрелах с территории той или иной банды. “Стреляем, потому что можем стрелять” – девиз уличных боев в Йоханнесбурге за спонсорством жажды наживы и гнилой амбициозности. Даже слово зверства уже не подходило под происходящее, потому что звери не ведут себя бессмысленно. Демоническое безумие уже было ближе к действительности, если не считать пошлую пафосность самой фразы.

Генри Стоун выбежал из комнаты и в клубах дыма и пыли пытался разглядеть, что происходит в коридоре. Добежав до пролома в стене, он увидел обмякшее тело Оби, которое, как сброшенная смятая одежда, было придавлено обломками к противоположной стене.

– А если бы я не поторопил её… – крутилось в голове Генри.

Подбежали еще несколько сотрудников администрации, среди которых был еще один член совета худощавый Шон Чейз.

– Боже мой, Оби. Девочка моя, – с горечью произнес Чейз, закрывая рукой неприглядную картину.

Дикеледи Оби не была его дочерью и он не приблизился к её телу, потому что хотел, чтобы она осталась в его памяти другой.

– Стоун, надо убираться из этого проклятого города!

– Да, но…

– Надо убираться! Ты слышишь меня!

Чейз поравнялся с коллегой, который был еще во власти тягостных мыслей о своем участии в судьбе бедной девушки. Даже через треснутые очки было видно, что Чейз чрезвычайно требовательно смотрит на Стоуна. Это вывело его из оцепенения. Сколько раз они спорили на совете по поводу тех или иных инициатив, но теперь, кажется, настало время единодушного решения.

– Здесь больше нечего делать, – сказал Чейз и направился в зал совещаний, в котором намеривался дождаться заседания совета.

Генри последовал за ним. Они вместе вошли в конференц-холл, где проходили совещания и принималась дальнейшая стратегия, которая через полчаса требовала корректировки из-за хаотичных действий банд-формирований. На центральном столе находилось множество мониторов, на которых постоянно менялась информация о ситуации в городе. Около пятнадцати представителей военного и гражданского ведомств собрались вокруг стола, явно пытаясь принять происходящее. Одни сидели, другие стояли и сосредоточенно курили, наблюдая бегущие строки разведданных на экранах. Один из них всплеснул руками и обречено откинулся в кресле, обхватив руками голову. Почти все члены поредевшего совета были здесь, не вынося одиночное пребывание в комнатах. Исполняющий обязанности президента унитарии Конор Уоткинг пристально посмотрел на вошедших советников, с которых еще сыпалась пыль, осевшая на них в взорванном коридоре. Последний президент благополучно отошел в мир иной вместе со своей семьей, когда пытался покинуть воздушное пространство города. Причиной такой быстрой и эффективной расправы было наличие в командовании некоторых банд армейских офицеров, которые решили побороться за власть, а может быть кто-то все еще держал обиду после того, как часть военных подразделений унитарии было брошено в пекло ядерного столкновения в соседних государствах. Это объясняло откуда у бандитов такое четкое понимания путей отходов и убежищ, не говоря уже о тяжелом вооружении.

– Думаю мы можем начать раньше, – с кислой физиономией процедил Уоткинг.

Все немного более собранно собрались за столом, хотя советник, держащийся за голову, продолжил пребывать в удрученном состоянии.

– Это здание необходимо покинуть. Периметр то и дело прорывается! – настаивал один из полковников.

– И куда нам идти? В бункер? Последняя колонна была расстреляна практически в упор! – воскликнул Уоткинг.

– Нужно попробовать ещё раз! Просто лучше подготовиться! – не сдавался полковник Байрон.

– Это вы во всем виноваты! Предатели! – снова не выдержал исполняющий обязанности президента.

– Конор, послушай! Это не поможет! – попытался успокоить его Генри Стоун.

Его поддержали еще пару советников, которых появление Стоуна явно воодушевило. Генри заметил это и подумал, что скорее всего это из-за его дочери.

– Может быть какой-нибудь отвлекающий маневр? – Генри обратился к полковнику Байрону, который тут же стал тереть свой морщинистый лоб, стимулируя появление новых идей. – Не знаю, может быть сделать вброс про центральную площадь, что с неё собираются эвакуировать важных персон?

– Хм, это может немного разрядить периметр и может быть удастся покинуть город и эвакуировать как можно больше людей, а после… – полковник переглянулся с собравшимися. – Я до сих пор считаю это единственным выходом.

– Сравнять здесь все с землей? Тогда уже вся Африка превратиться в ядерную ядовитую пустошь! Этого нельзя допустить! Это наша земля! – Уоткинг стукнул по столу. – А люди, которые сидят по подвалам? Их же ждет мучительная смерть?

Все молчали.

– Давайте сначала выберемся из города, соберем армейские части, которые еще под нашим контролем. С других провинций также подтянутся подразделения, а после зачистим город улицу за улицей, выжигая это отребье, – твердо заявил Генри.

– Твои гуманистичные настроения это здорово Генри, но сначала надо выбраться отсюда. А для этого, как скажите во имя всего святого, заставить их стянуть свои силы к центральной площади? – произнес Шон Чейз, поправляя очки. – Они же хищники и потому добыча должна быть очень жирной, чтобы они забыв про инстинкт самосохранения, облизываясь устремились на неё. И Они должны её увидеть, а не просто так перехватить переговоры.

Полковник Байрон пожал плечами, так как не хотел первым предлагать кому-то из собравшихся пожертвовать собой.

– Ну не предложить же им вас, господин президент, – скептически заметил он.

Шон Чейз немного засмеялся, и болезненная ухмылка воцарилась на его лице.

– Нас бы всех туда собрать под гусеницы танков за нашу самоуверенность, – процедил он сквозь зубы. – При всем моем уважении, ваша персона сейчас для них так же безразлична, как какая-нибудь продавщица с Притчард-стрит.

Генри Стоун медленно обвел взглядом своих коллег, ощущая, что Чейз делает тоже самое, но менее заметно.

– Интересное предложение, – произнес Генри. – Но я бы внес в него коррективы: сообщите, что я буду там, ища важные личные данные в здании конгресса.

– Браво, Генри. Но я бы тебя не отпустил. Ты нужнее живым, нежели мертвым, – захлопал Шон Чейз.

– У тебя есть другие варианты? – с прищуром спросил Генри. – Варианты, в которых все остаются в живых. Скоро мы все будем мертвы. Да и там, у меня есть шанс выжить.

– Полковник? – спросил Уоткинг.

– Я бы не рассматривал всерьез шансы на выживания у здания конгресса на центральной площади, – спокойно ответил полковник Байрон, который после взгляда Стоуна на него, уже начал планировать операцию.

– Полковник, вы уже знаете, что делать! – скомандовал Генри, повернувшись к остаткам совета.

– Да, сэр! – ответил он. – Мои люди приготовят транспорты, чтобы нам проскочить в образовавшеюся брешь. Но потребуется время для подготовки и внедрения информации о вашем посещении. К тому же они должны еще установить с вами визуальный контакт и когда выдвинуться основные силы противника мы покинем город.

Полковник Байрон быстро и четко раздавал указание своим подчиненным. Кто-то из совета покинул зал, чтобы сообщить новость своим семьям. Конор Уоткинг устало сидел в кресле. Генри Стоун смотрел на схему центра города, куда ему через несколько часов предстоит отправиться. С одной стороны, ему очень хотелось увидеть и в последний раз обнять Эсмеральду и Мэри, но с другой стороны, хорошо, что их не было рядом, так как он не решился бы на столь безнадежную затею.

– Полковник, – тихо позвал офицера Генри Стоун.

– Вы передумали, сэр? – с напряжением в голосе откликнулся Байрон.

– Нет, но моя жертва не дает 100-процентной безопасности группе эвакуации?

– Конечно не дает, – полковник по-военному ухмыльнулся. – Но единственный приемлемая возможность для того, чтобы покинуть город. Через сутки нас всех похоронят здесь. Лейтенант Смоллинг будет возглавлять вашу вылазку. Да поможет нам Бог!

После этих слов он позвал своего подчиненного: светлый молодой парень без тени сомнения на лице. Стоун даже удивился, увидев его в подобных условиях.

– Сэр, я прослежу за вашим снаряжением и по ходу проведу небольшой брифинг, – четко и быстро произнес Смоллинг.

Он явно владел собой в данной ситуации. Хорошо, когда такие люди есть рядом. Брифинг? И так понятно – приманить банд-формирования к развалинам здания конгресса. Это внутреннее брюзжание отступило от взглядом светло-голубых глаз лейтенанта и генри улыбнувшись кивнул, попросив дать ему еще несколько минут. Он подошел к Шону Чейзу, который рассматривал свои треснутые очки, протирая их краем рубашки.

– Шон.

Они никогда не обращались к друг другу по имени, но сейчас советника Чейз не удивился.

– Если останусь в живых, то сообщу твоей семье все, что ты хочешь передать им.

– Пусть помнят, что я всегда буду рядом, – Генри развернулся и последовал за лейтенантом Смоллингом.

Чейз продолжил протирать очки, как будто это повышало шансы на выживание в предстоящей операции.

Генри хотел надеется, что останется в живых, но шансы на это были настолько малы, что рассматривать их всерьез мог только человек, всем сердцем верящий в чудо. Да, его точно захотят взять живым, но принцип «а не доставайся же ты некому» в бандах сейчас явно не на последнем месте. От этих грустных мыслей его спасала энергичность лейтенанта Смоллинга. Он быстро приспособил разнокомплектные части полимерной брони под фигуру советника и судя по лицу был очень доволен получившимся результатом.

– Теперь вас убить можно только выстрелом в глаз, – он легонько стукнул Генри по груди. – Но на танки не бросайтесь, хе-хе.

Стоун жестом дал понять, что такого у него и в мыслях не было. В это момент, лейтинанту пришло сообщение.

– Крысы оживились. Нам пора вылетать, – лицо Смоллинга стало сосредоточенным. – Сэр, я с Вами до конца.

Через двадцать минут, они уже летели на низкой высоте к зданию конгресса. Центральная площадь была изуродована воронками разорвавшихся снарядов. Западная часть была завалена остатками здания совета, большая часть которого была взорвана. Но нижние этажи все еще сохранили вид жемчужины архитектурного административного ансамбля. На крыше сесть явно не представлялось возможным, поэтому транспорт “Валькирия” быстро приземлилась у входа и они, не мешкая, устремились внутрь. В отряде было еще 7 человек, которые должны были обеспечить безопасность советника. Они быстро проверили проходы и лестницы. Найдя более или менее целые кабинеты на 3 этаже, из которых можно было выбраться несколькими путями, они стали ждать. Смоллинг постоянно напряженно слушал разные частоты переговоров банд.

– Они узнали Вас, когда вы заходили. Транспорт привлек их внимание и вот вы уже звезда эфира… – одобрительно кивал лейтенант. – Проф…? Что они несут? Дрянная связь!

Не прошло и десяти минут, как один из бойцов, наблюдавших за периметром перед зданием, сообщил:

– Танки, сэр.

Не нужно было особо напрягаться, чтобы услышать как на подъездах к площади гремят танки «HammerHell-318». Предательские армейские машины, которые выкосили большую часть дронов, вальяжно заезжали на площадь занимая лучшие места для атаки здания и конкурентов за добычу. Даже из здания на их бортах были видны эмблемы банд: вот техника с символикой «Падших ангелов», нарисованной ярко-желтой краской, а вот и “Красные диаволы” с соответствующим цветом рисунков. Остальные банды явно опаздывали, но очевидно тоже заинтересовались, чем там можно поживиться. То что различного рода стрелки заполонили здания вокруг площади можно было не сомневаться. Лейтенант продолжал настраивать перехватчик переговоров, чтобы хоть что-то предугадать в действиях противника.

– Сэр, все пять банд в сборе, – произнес боец.

– Сейчас начнется, – Смоллинг протер лицо. – Главное, чтобы сразу не стали палить из танков по зданию. Пусть проредят конкурентов.

– Зачем им это? – спросил Генри, разглядывая из глубины здания площадь, которая все больше заполнялась ревом приехавшей техники.

– А что у них в жизни осталось? Мы им не соперники, а с другими можно повеселиться…

Последние слова утонули в канонаде обоюдных залпов и стрекота оружия. Приказ лейтенанта был только один – не впускать в здание противника. Вспышки взрывов одна за одной озаряли площадь. Вот уже оторванная башня одного из танков после приземления раздавила самых нерасторопных “плохишей”, что с точки зрения остальных было лишь проявлением естественного отбора. “Падшие ангелы” теснили конкурентов увереннее всех, благодаря подоспевшему подкреплению из двух танков и бронетранспортёра. Танк с красной краской на борту попытался выбраться с поля боя, но уперся в стену одного из зданий. Вместо того, чтобы отбиваться от насевшего противника, он развернул ствол в сторону здания конгресса.

– Твою ж… – успел крикнуть Смоллинг до того, как раздался выстрел.

300 метров для современного танка тоже самое что попасть зубочисткой в кружкой над которой твоя рука. Раздался выстрел и взрывной волной снесло и без того хлипкие перекрытия второго этажа. Пол под Генри накренился и он полетел вниз, попутно пытаясь зацепиться за любой выступ, но все вокруг так же стремительно летело вниз. В результате он выкатился перед зданием недалеко от центральной лестницы. Клубы пыли окружили его. Шлем и броня спасли его от арматуры и осколков бетонных конструкций, об которые он ударился по пути вниз. С ним вместе упало еще двое солдат сопровождения, которым повезло несколько меньше. У одного все лицо было в крови, а другой сильно повредил ногу, так что не мог подняться. В голове шумело, но Генри все же слышал крики лейтенанта: “В укрытие, ложитесь, в укрытие!”. Стоун посмотрел на центральный вход, но сильно обрушился, так что войти старым путем не представлялось возможным. Недалеко лежащий бетонный блок годился под временное укрытие, чтобы оттащить раненных. Он подбежал к терявшему сознанию окровавленному солдату и потащил его к укрытию, пока пыль от обрушения скрывала их. Еще минуту и они будут как на ладони. Вот он помог второму добраться и оглянулся вокруг. Солнечные лучи уже почти рассеяли завесу и пускай и размытые, но контуры всего на площади стали видны. Он даже заметил нескольких бандитов в окнах, которые стреляли по соперникам. Вот бронетранспортер прорывает последнюю оборону “Красных диаволов”, вот силуэт подорванного танка, вот его или другого стального охотника башня лежит на развалинах обрушившейся стены здания, вот на эту башню забирается… он сразу узнал её. Мэри! Что она здесь делает? Нет-нет-нет. Только не сейчас! Ему показалось, что она тоже увидела его, оставаясь на башне танка. Он замер, а потом сделал несколько шагов вперед. Треск грудного сегмента брони и он упал на землю. Он не мог слышать, как снайпер с другого конца площади торжествующе крикнул приятелям, даже не понимая что он натворил. Но умирая, Генри Стоун, советник Южно-Африканской Унитарии, любящий муж и отец услышал голос Пророка, взывающему к каждому кто был на этой площади.

****

– Госпожа, простите! – задыхаясь извинялся темнокожий мужчина средних лет, держа руку в районе живота.

– Это моя вина! – ответила Мэри, давя педаль газа в пол.

Раньше она пару раз пыталась водить эти старые машины при помощи старика Вондергоута на его ферме. Это было забавно, как укрощать дикое животное. Старик даже её похвалил, что у неё стальная хватка. Чтобы он сказал теперь, когда она неслась по проселочным дорогам к городу, удирая от бандитского патруля. Эсмеральда сидела на заднем сиденье и в отличии от дочери постоянно поворачивалась назад, испуганно ожидая появления погони из-за поворота. Но бандиты явно отстали, лишь зацепив очередью Фрэнка Сомерсби. Когда Мэри попросила его отвезти их с матерью в Йоханнесбург, он тут же согласился и не потому что Мэри воздействовала на его волю, а из благодарности, что она спасла его дочь и внучку от смертоносного вируса. Он почел за честь сопроводить Пророка Всевышнего в его деле служения Богу. И пуля в правом боку воспринималась им, как соучастие в чем-то великом. Стычки с патрулем не должно было быть, но Мэри отвлеклась на сообщение, которое промелькнуло по рации одного из патруля, остановивших их машину. Она уже начала воздействовать на них, чтобы они пропустили их во имя Отца и Сына, но имя Генри Стоун вывело её из равновесия. Бандиты очнувшись от её влияния на них и увидев в ней угрозу, начали стрелять и зацепили Фрэнка до того, как он отъехал от них. Он хорошо знал окружные дороги и потому успел оторваться от преследования до того, как окончательно ослабел. Мэри сменила его и теперь следовала его указаниям, чтобы быстрее попасть в город. С её папой что-то случилось. Генри Стоун и здание конгресса пульсировало у неё в висках. Но она не должна терять самообладание. Все это мешает её сосредоточиться. Мешает её служению, но она не может оставить его там.

Когда она лихо въезжала в город, то увидела группу воздушных транспортов, которые покидали город с юго-восточной стороны. Их сопровождало звено дронов, наверное последних высокотехнологичных искусственных стражей этого города. Из дворов раздался рев взлетающих ракет земля-воздух, которые устремились к беглецам. Дальше дома уже скрывали происходящее, но черный дым от пикирующих транспортов говорил, что не всем удалось прорваться через заграждение.

На машину никто не обращал внимания, как будто уже никто не верил, что найдутся безумцы пытающиеся прорваться в город. На одном из перекрестков их чуть не смяли два танка, пронесшихся в сторону площади. Мэри вовремя среагировала, что было не сложно на опустевших улицах и протискавшись мимо двух брошенных на дороге машин заехала на парковку бывшего магазина, руины которого уже остыли.

– До площади уже недалеко. Дальше я иду одна! – она повернулась к матери.

– А Генри? – спросила Эмма, которая тоже услышала его имя по рации.

– Я постараюсь спасти его.

– У Вас все получится госпожа, – улыбаясь ответил Сомерсби, побледнев от потерянной крови.

– Позаботься о нем, – бросила Мэри и, выскочив из машины, побежала в сторону площади.

Эсмеральда ничего не могла сделать, чтобы остановить или помочь ей – дальше она будет лететь одна. Это ранило её сердце больше, чем тревога за мужа.

– У неё получится, мэм, – повторил Фрэнк и, не замечая своей окровавленной руки, погладил руку Эсмеральды Стоун.

Она тоже не заметила кровавых разводов на себе и только обеспокоенно продолжала смотреть в сторону площади на удаляющийся силуэт дочери.

Чем ближе Мэри приближалась к площади, тем отчетливее замечала свое волнение. Она остановилась. Как же это отбросить? Если она не сосредоточиться, то не сможет обратиться к каждому сердцу у здания конгресса, чтобы приклонить их волю к принятию Бога. Она не сомневалась в своих силах, но… Генри Стоун там. А если он не примет её проповеди? Она же сломает, как остальные “падшие души” в этом месте. Нет, это невозможно. Он же знает кто она и в чем смысл её служения. Ради неё он не будет сомневаться и бояться, как некоторые, как тот священник Блэквуд из Кимберли. Она побежала с удвоенной силой. Казалось, что рикошеты от пуль уже свистят над её головой. Она вышла из-за угла на площадь и вскарабкалась на оторванную башню танка. Она встала в полный рост, чтобы лучше видеть поле проповеди. В центре члены какой-то банды пытались прорваться к центральному зданию. Они чудом выжили, вовремя выскочив из бронетранспортёра, покорёженные обломки которого догорали недалеко от них. Скорее всего они понимали, что обречены, но от этого они не переставали цепляться за мельчайший клочок этой выжженной площади. Каждый из них хотел забрать с собой как можно больше врагов, которыми являлись все до единого в этом погрузившемся в преисподнюю городе. Возможно исследователю современных отношений было бы интересно, что будет, когда одна из банд победит остальные и воцарится на этих руинах. Они доедят друг друга, не способные остановится и протрезветь от ритма бойни, пробудившим самое страшное в человеке – желание уничтожить все, чтобы оно не досталось никому. Для кого-то это будет доказательством того, что человек явно самое жуткое животное этого мира, потому что остальные не способны на такое саморазрушение. Но самих участников все эти умозаключения людей в белых халатах совершенно не интересовали – главное процесс, который заставляет кровь бурлить, принося странное наслаждение.

Фасад нижних этажей здания конгресса обвалился. Удивительно как еще все здание не превратилось в груду обломков, как и вся унитария. Рядом с входом она увидела силуэты людей, один из которых замер, а затем упал. Лег он или был сражен выстрелом было не понятно. В этом здании её отец, поэтому больше нельзя медлить.

– Луи, посмотри! – один из банды “Падших ангелов”, которые засели в одном из зданий вокруг площади, передал бинокль своему приятелю.

Белый мужчина посмотрел в указанный сектор. С четвертого этажа, на котором они находились обзор был не очень, но все же позволял периодически постреливать в замешкавшихся противников. Тактический бинокль увеличил картинку. Снаряд из танка с другой стороны площади пронесся мимо девушки, которая невозмутимо стояла на том, что осталось от башни тяжелого танка. Целились не в неё, но это не имеет значение, если зацепит разорвавшимися осколками. Со стороны она выглядела очень странно, ментально возвышаясь над всем, что было на этой площади.

– Кто это? – спросил его темнокожий приятель.

– Знакомое лицо, – медленно ответил он. – Парни, посмотрите!

Остальные члены банды один за другим оценили странную темноволосую девушку.

– Ничего так, на ночь хватит! – заметил один из них. – Хотя худощава, откормить и самое то!

Но последний бандит, взглянувший в бинокль, вздрогнул.

– Профит… профит… – он повторял это снова и снова, испуганно смотря на остальных.

Луи знал африкаанс, не зря же он уже несколько лет являлся внедренным агентом в этой банде. Неужели эта та самая девчонка, о которой болтают люди? Что же она забыла здесь? Очередное чу…

Голос раздался в его голове, вытеснив все остальные мысли, которые испуганно забились в самые потаенные уголки его сознания от того величественного призыва, который ворвался в его душу. Он не мог разобрать слова, но совершенно четко понимал, как от него требует отринуть прежнюю жизнь и принять Отца и Сына, принять Бога и его волю. Всегда за таким призывом следует страх отказаться от прежней жизни и для этого необходимо немного поразмыслить, но голос не давал времени и казалось, что любое промедление воспринималось, как сопративление. Волна за волной этот женский голос ударял по душе, заставляя её сбросить оковы прошлого. Ему казалось, что от каждого такого прилива с него осыпается ржавчина, обнажая блестящую внутренность. Но удары были слишком сильные и неумелые что ли, так что вместе со сбросом “ржавчины” оставались вмятины на сердце, которые уже вряд ли кто-то выпрямит. Того кто обращался к каждой живой душе на этой площади это не интересовало. Только одно имело значение для голоса – принятие Отца и Сына, как Бога. Хотя может быть это был и не женский голос, а какого-то юноши. Луи нашел в себе силы посмотреть по сторонам. Все остальные, так же, как и он, схватившись за голову лежали на полу или стояли на коленях. Чем дольше продолжался призыв, тем больше его подельников окончательно распластывались на полу.

– Да, да, мой Пророк, – говорил тот, кто первый узнал её.

Луи все еще не мог понять, что ему делать. Голос призывал открыться ему, но какой-то внутренний страх мешал этому. Интуиция агента кричала об опасности, но убежать отсюда он уже был не в силах. Где ж эта хваленая черта была раньше, когда Пророк только забралась на свою «кафедру». Они преспокойно рассматривали её, а теперь лежат здесь, корчась перед выбором своей дальнейшей жизни. Очередной прилив голоса, который уже заполнил собой все вокруг, ударил в сердце Луи, который сопротивлялся этому призыву.

– Она демон, это демон! – закричал один из бандитов, хватаясь за голову.

В этот момент у него изо рта полилась пена, и конвульсии скрутили этого мускулистого великана.

– Откройте сердца и примите волю Отца и его свет озарит вас! – звучало требования, которое сжимало мозг, как орлиные когти сжимают замешкавшегося зайца.

Еще один бандит закричал, сходя с ума. Неужели нет вариантов? Только свет Отца? Это божественный свет – голос в голове внушал это, но почему тогда возникает страх. Все существо этого подготовленного сотрудника отдела безопасности Западно-европейского Альянса находилась на грани своих возможностей. Надо принять, если уж и быть внедренным агентом, то быть им и в сиянии света Отца. Будет потом, что написать в отчете своей начальнице Терезе Шаут. Луи открыл свое сердце и в этом момент эйфория охватила его от кончиков пальцев до глубины души. Но прежние мысли все также испуганно не хотели вылезать из уголков сознания куда они были загнаны голосом Пророка. Его тело расслабилось. Почему он вообще этого боялся? Как же хорошо! Наслаждение омрачила только одна промелькнувшая мысль, боявшаяся быть услышанной посторонними: “необходимо сообщить в отдел”.

Над площадью повисла тишина, так что было слышно, как потрескивает пламя, доедающее подбитую технику. Луи поднялся с колен вместе с темнокожим «верующим». Они посмотрели на остальных. Он пытался привести их в чувства, но бесполезно – в их глазах не было и малейших проблесков разума, который исчез под натиском проповеди.

Через некоторое время они услышали, как люди выходящие на площадь из развалин домов восклицали: «Наш Пророк!», «Вестница Отца!», «Предтеча Сына!». Из соседних улиц на площадь стекались люди и Луи понял, что эту проповедь слышали не только они. Он схватил бинокль и вновь посмотрел на танк, на котором в последний раз видел эту чудесную девушку. Пророк все еще сидела там. Она медленно поднялась, тяжело дыша. Бледная, но с горящими янтарными глазами, она вдохновленно окинула взглядом людей, собирающихся вокруг неё. Площадь быстро заполнялась выжившими, которые понимали, что их город спасен и их жизнь продолжается благодаря этой девушке, которая не испугалась и не оставила их.

Мэри спустилась с башни и шатаясь направилась к зданию конгресса. Она держала рукав рубашки у носа, чтобы люди не видели, как кровь течет у божественной избранницы. Путь через израненную площадь показался для неё самым длинным, за исключением пути к счастью её родителей. Мэри чувствовала на себе взгляды людей, которые все больше окружали её, но фокусе её янтарных глаз была только группа военных у здания конгресса. Они склонились над телом своего сослуживца. Когда она подошла к ним, то их командир посмотрел испуганно посмотрел на неё.

– Мисс Стоун… наш Пророк… – от былой собранности и уверенности лейтенанта Смоллинга не осталось и следа. – Ваш отец…

Её лицо замерло как маска. Оно и так уже было бледным. Казалось, что даже лучи солнца, падающие на него, остывали. Она смотрела на грудь Генри Стоуна, пробитую бронебойным патроном крупнокалиберной снайперской винтовки. Броня замедлила, но не остановила пулю. Его лицо было безмятежным. Умирая он услышал свою дочь до того, как её голос стал сминать сопротивляющихся истине и новой жизни. Взгляды сотен и уже тысячи людей были направлены на неё.

– Светлейшая… – вмешался один из раненных бойцов. – Он умер, как герой. Он спас совет и меня с товарищем, оттащив в укрытие.

Пророк лишь одобрительно кивнула.

– Его жертва не будет напрасной! – воскликнул лейтенант Смоллинг.

Пророк аккуратно смотрела на тело своего папы. Она готова была броситься за ним в бездну, чтобы вернуть его с того света и только рука Отца, схватив её жесткими тисками не позволяла сделать её душе сделать этого. Эта внутренняя борьба была скрыта от взоров восторженной толпы, которые все громче прославляли Пророка и Генри Стоуна. Только взгляд Эсмеральды из-за спин многочисленных почитателей скорбел вместе с ней. Пророк присела у тела и тихо прочитала молитву. После чего поднялась и через толпу, которая расступалась перед ней, покинула площадь, намереваясь отправиться в город Утренней Зари. Эмма не последовала за дочерью.

– Мэм, что теперь? – спросил у неё Фрэнк Сомерсби, который выглядел немного лучше.

– Вернёмся в Кимберли.

– А как же ваша дочь?

– Она уже не моя дочь. Она Пророк Всевышнего и я буду только напоминать ей, что на пути спасения целого города, она не успела спасти своего отца, – безэмоционально ответила она.

– Мне кажется ей так нужно утешение, – неуверенно произнес Сомерсби.

– От такой боли она будет искать его в своем служении и я буду только мешать ей. Нам пора возвращаться.

– У вас кто-нибудь есть в Кимберли, мэм? – с надеждой спросил Фрэнк, надеясь приютить мать Пророка.

– Отвезите меня к Захарии Блэквуду. Вы знаете его?

– Найдем, мэм.

– Благодарю. Я пойду попрощаюсь с мужем, – извинилась Эсмеральда.

Она гладила голову Генри, когда услышала звук моторов транспорта, который прилетел за военными и телом мужа. Его душа явилась ей во время проповеди Пророка и он закрыл сердце Эсмеральды. Эйфория и восторг новой жизни не озарили её сердце и как с этим жить ей может рассказать только один человек – темнокожий священник Захария Блэквуд. Он научит её молится за свою дочь, чтобы она не сломалась в этом служении.

Глава 6

– А после я остановила селевой поток, – закончила свой рассказ Пророк, наблюдая, как Сын медленно полирует небольшой деревянный ковчег.

Она прекрасно понимала, что Сын и так все прекрасно знает, но ей нравилось Ему об этом рассказывать, а Ему нравилось об этом слушать. Сын поднял голову и улыбнулся ей так, что остатки сожалений о погибшем Генри Стоуне и исчезнувшей матери растворились. Когда они были рядом Пророк считала, что уже отрешилась от всего, что может мешать ей в служении Отцу. Но грусть от потери родителей все еще волновала глубины её сердца, которые и так испытывали колоссальную нагрузку от чудес, которые она совершала. Рядом с Сыном грусть исчезала, так как Он забирал её, но потом она предательски возникала вновь, когда Пророк относительно продолжительное время отсутствовала, помогая людям в различных концах мира.

Теперь она не только сдерживала эпидемии, но и могла повелевать стихией. Отец научил её проникать в глубь окружающего мироздания. Оказалось, что связь между человеком и бездушным миром сильнее, чем медитативное наблюдение за космосом. Пророк почувствовала, что материя ждет приказа человека к изменению, но при этом очень удивилась (если такое возможно сказать о неодушевленной не разумной сущности), когда девушка приказала ей остановиться. Так Пророк заставила потоки воды от прорвавшей дамбы замереть, пока не эвакуировали людей, живущих в долине Ясирета. При всем этом, Пророк очень хотела задать вопрос Отцу: почему Он раньше не учил людей этому, чтобы они не уродуя планету преобразовывали её? Эти процессы увлекали её все больше и совершала она это все увереннее и масштабнее, так что слухи об её божественных вмешательствах разлетались по миру со скоростью сплетен. Она чувствовал частицы, которые послушно выполняли приказы. Для этого требовалось длительно пропускать через себя энергию Отца, что очень утомляло. Она уже не замечала, как её душа стонет от неестественности и преждевременности происходящего с ней и вокруг неё.

– Почему остальным не доступны такая власть над стихией? Недостаток веры? – спросила она внезапно для Сына.

Он отложил ветошь, которой он обычно завершал полировку своих изделий, и вытер руки о темно-синюю рубашку. Он не любил, когда его отвлекали от работы, но то, о чем спрашивает Пророк Его волновало также сильно, но немного с другой стороны: почему эта хрупкая девушка способна на то, что у Него отнимает практически все силы? Она же в это время порхает с континента на континент, купаясь в признании и искренней любви спасенных ею людей. Отец говорил, что это разница в раскрытии потенциала у мужской и женской грани человеческой природы, но от этого было не легче. Сын очень хотел также быстро раскрыться и помогать, но на настоящий момент мог это делать не часто и индивидуально.

– Ты должен быть скромным и смиренным, как настоящий Мой Сын! – как-то сказал ему Отец.

Но как же это сложно быть смиренным, когда ты ощущаешь в себе все возрастающую силу, способную развернуть вселенную. Он подошёл к Мэри и посмотрел в её янтарные глаза, которые завораживающе оттеняли нежно-голубой брючный костюм с розовой рубашкой. Ей это удавалось. Сила и скромность, ревность и покорность воле Божией – идеальное сочетание для Пророка Всевышнего.

– Не каждый без вреда для своей души может понести такую ответственность, – спокойно ответил Сын, незаметно для себя, взяв Пророка за руку. – Ты можешь, Мэри, но только прошу тебя не увлекаться.

– Что? – она выдернула свою руку и прижала её груди. – Я же уже не обращаюсь к людям. А с природой, что может пойти не так?

– Природа тоже может испугаться, только в отличии от человека, она сможет ответить тебе, – Сын опустил её руку вниз. – И если ты не готова встретить этот страх, он может раздавить тебя.

Пророк смотрела на Него широко открытыми глазами и сердцем. У неё все так легко получается. Чтобы обратить природу в нужное направление требовалось несоизмеримо меньше сил. Пророку казалось, что даже заставить планету вращаться против своей оси легче, чем заставить людей против их воле покориться небесам. Но Отец показал ей путь: чудесами располагать сердца людей к Сыну и это работало. Почему же Сын сомневается в ней? Или переживает?

– Я беспокоюсь за тебя, – ответил Он. – В человеческом мире Я не хочу пройти этот путь один, но с тобой.

Сердце Пророка забилось сильнее и ей потребовалось неимоверное усилие, чтобы успокоится. Конечно же, она будет рядом с Сыном. Какие в этом могут быть сомнения. Она чувствовала, что они вдвоем доведут этот мир к его предназначению, чтобы для этого не пришлось предпринять. Да они молоды и потому не на все еще способны, но раньше их предки в 17 лет уже рожали детей и возвращались с войны. Им просто нужно держаться вместе и тогда они быстрее обратят людей к божественному свету Отца, что сделает людей счастливыми.

Наблюдая, как в голубых глазах Сына, тонут всякие сомнения в том, что им удастся завершить начатое, Пророк пообещала себе не покидать Его. Теперь наступает время, когда она должна поддерживать Его. Сын же в видел насколько она предана Ему. Она ему не соперник в борьбе за любовь человечества. Теперь Он будет терпеливо ждать, когда Отец укажет ему переход на следующую ступень восхождения к божественности.

Раздался звонок в цех и шаги Цезарио. Женский голос надрывно что-то объяснял, а хозяин мастерской, судя по тону, явно пытался успокоить посетительницу. Пророк хотела было пойти узнать, что происходит, но Сын жестом остановил её.

–Я сам схожу.

Ему стало интересно: кто прорвался через заграждение Отца, которым он окутал переулок. Или же кого Отец все-таки пропустил, а значит, посетитель требует особого внимания. Это не были политики и власть предержащие – их запах Сын чувствовал за долго до того, как они высаживались у его пристанища.

Он вышел в коридор, попутно отряхивая столярную пыль. В дверях, рядом с Цезарио, стояла просто одетая женщина небольшого роста. Увидев Сына, она зарыдала.

– Помоги, Господи! Моя дочь умерла! – женщина упала на колени, схватившись за грязные рабочие брюки Сына.

Он опустился к ней и начал гладить её по голове, проникаясь болью этой женщины. Цезарио смотрел на это с непониманием: чего от его мастера хочет эта убитая горем посетительница. Гроб они ей изготовят и может даже бесплатно, но она явно хочет чего-то другого.

– Ты веришь, что я могу это сделать? – спросил её Сын.

– Да… да… Господи… Фрэнк рассказал мне, что ты исцелил от рака его мальчика, маленького Шона… – женщина начала задыхаться от волнения.

Сын вспомнил того мальчика с лейкозом. После его исцеления ему пришлось полдня лежать в своей каморке. Как же медленно его силы восстанавливаются. А сейчас от него требуется воскресить человека. Может быть, это просто клиническая смерть, тогда будет легче – он уже такое совершал. В любом случае, сейчас Он не один – Пророк поддержит его.

– Я пойду с вами!

Женщина вскочила и со слезами на глазах, не веря в происходящее, пошла к двери. Сын, оправдывая её надежду, шел за ней. Он хотел позвать Пророка, что было явно лишним: она все видела и слышала, а потому следовала за ним, осторожно наблюдая за происходящим.

Они вышли в переулок, в котором звуки города тоже боялись потревожить здешних обителей. Сын шел не спеша, несмотря на то, что женщина все время порывалась ускорится, постоянно оглядываясь. Убитая горем мать должна понимать, что раз Он с ней уже пошел, то волноваться не о чем – её дочь будет спасена и возвращена с того света.

Когда они отошли на достаточно значительно расстояние, то Сын ощутил, как воздух вокруг Него изменился, а шум улиц стал живым, а не приглушенным и далеким, как это было возле мастерской. Пророк это тоже замечала, но женщина, которая перестала метаться вокруг Сына, скорее всего, ничего не ощутила.

– Может быть стоит спросить, как она преодолела барьер вокруг дома? – подумал Сын, с любовью взирая на совладавшую со своей тревогой женщину.

Она уже не смотрела на него, но Сын привык с любовью смотреть на окружение, чтобы для посторонних не была видна другая его черта, что он остервенело ждет от них того же обожания. Оно должно быть искренним, а потому и он тоже должен искренне любить приходящих к нему. Таков закон. Вот уже совсем скоро поток этой любви обрушится на него, подобно ниагарскому водопаду, но пока ему достаточно искренности отдельных посетителей.

Они свернули на одну узкую улочку, затем на вторую. Аккуратные, но бедные дома этого района, были хорошо знакомы Сыну, так как он рос в подобных местах, когда родители практически каждый год переезжали. От этих переездов ничего не менялось, разве что Сын открывал для себя новые грани человеческой скорби. Именно тогда он увидел, что может изменить мир. Как звали ту беременную женщину, которую сбила машина? Он уже и забыл. Его лицо и имя стерлись в памяти, превратившись в рябь горячего воздуха над асфальтом, которая превращает пейзажи города Утренней Зари в урбанистический мираж. Но он смог вернуть её к жизни, хотя может она и не умирала. Поэтому сейчас он должен снова убедиться, что способен давать жизнь. Сын пошел еще медленнее, чтобы дочь этой несчастной женщины наверняка перешла границу между жизнью и смертью.

У входа в трехэтажный дом их встретили какие-то люди, которые с явным видом соболезнующих утрате, стали обнимать женщину. Сын и Пророк, не замечая их прошли внутрь, а женщина проводила их в свою квартиру. В небольшой, слабо освещенной комнате, на кровати лежала 12-летняя девочка. Её мать побледнела, склонившись на единственным своим ребенком, ради которого она живет и прорывается сквозь трудности этой несправедливой жизни.

Пророк очень внимательно посмотрела на девочку после чего положила свою изящную руку ей на шею. Закрыв глаза, она пыталась уловить остатки жизни в этом ребенке. Подойдя к Сыну, она тихо, чтобы мать не слышала, сказала ему:

– Девочка уже далеко от тела.

– Она еще не умерла?

– Смерть вещь относительная, но связи с нашим миром почти не осталось, – уверенно говорила Пророк.

Эти знания о жизни и смерти она, как и все, получила от Отца, когда в Центральной Америке исцеляла людей. Несколько раз люди умирали у неё на руках, но она жесткой хваткой возвращала их обратно. Поймать душу и вернуть её обратно в тело – вещь сложная. Сколько было книг, которые описывали, что душа человека легка и эфимерна. Так могли писать только отвлеченные философы и богословы. Но Пророк знала, когда ты пытаешься вернуть, только отделившуюся душу, которая призывается на тот свет, обратно в тело для продолжения жизни, то это подобно тому, как сдвинуть планету с её орбиты, противопоставляя себя и свои силы мощнейшему влиянию гравитации. Пророк могла это делать, потому что в её сердце находилась непоколебимая точка опоры, позволяющая ей удерживать душу умершего. Иногда ей казалось, что возвращая людей с того света, она идет наперекор закономерному течению вещей этого мира – но это и называется чудом. В любом случае, она это делала по горячим следам ангела смерти, который отделял душу от тела.

– Я отправлюсь за ней, – Сын посмотрел на Пророка и увидел промелькнувшее беспокойство.

– Ты делал это раньше?

В ответ он просто опустил глаза.

– Я тоже… я могу просто заставить её забыть про нас, и мы уйдем…

– Нет, Мэри, мы не уйдем.

Сын подошел к кровати и встав перед девочкой вытянул руку.

– Тебе говорю: проснись!

Он закрыл глаза. Вокруг все погрузилось в мрак и пронизывающий холод коснулся его. Его ум увидел светящуюся точку где-то в глубине открывшейся бездны. Он уверенно направился к ней, но с каждым шагом странное ощущение покалывания проносилось по всему телу. Сначала это было даже тонизирующе, но потом в каждой такой цикле стала появляться игла, которая глубоко погружалась в душу, доставляя боль. Чувство страха стало подниматься в душе Сына. Ему хотелось обернуться к тому месту, с которого он начал этот путь, но сдержался. Ради этой девочки и ради себя. Он приблизился к душе и казалось вот-вот схватит её, но каждый раз ему не хватало каких-то миллиметров. Он ускорился, не замечая боли, наносимую этим загробным миром, для которого человеческая душа, связанная с телом, является чужеродным элементом. Одно из покалываний заставило ум сына померкнуть на доли секунды. Он осознал, что окружающий его мрак пытается вырвать его душу из тела, чтобы все здесь пришло в равновесие. Он в рывке попытался схватить душу девочки, но та в очередной раз ускользнула. После этой попытки он заметил, что и он и душа девочки движутся в глубь бездны с все нарастающей скоростью. Еще немного, и он уже не сможет вернуться. Сын собрался с силами. Необходимо броситься в бездну, а не догонять душу. Он сделал это без колебаний и тут же поймал в свои объятия светящуюся часть человеческого существа. В такой близи он заметил несколько пятен на душе девочки, но в общем и целом, можно было сказать, что она чиста и невинна.

Он изо всех своих ментальных сил рванулся назад, но тут же ощутил насколько душа девочки тяжела, и они продолжали лететь к центру бездны. Он уже не смотрел туда, вновь и вновь, пытался вытащить их из потустороннего мира. Постоянная боль мешала ему сосредоточится, но он не оставлял попыток.

– Оставь её, – раздался голос в его сознании.

– Ни за что!

Другой на его месте уже давно бы умер, и рядом с кроватью в маленькой комнате в трущобах города Утреней Зари лежало два остывающих тела. Сын не сдавался. Отец наблюдал на это со стороны, оценивая силы своего отпрыска. Можно было назвать это последним испытанием, если бы он сам организовал его. Но мать этой девочки прорвалась через заслон вокруг мастерской помимо его воли. Сила материнской любви может преодолеть любой страх, не замечая его. Но этот порыв послужил на пользу. Сын явно не справится с этим, и девочка утащит его за собой. Это хорошо, он наконец-то перестанет дергаться и начнет точно следовать его плану. Отец уже был готов вмешаться, но тут он увидел, как на пути Сына в бездну возник некий силуэт. Пророк поймала их, полностью поглотив космическую инерцию. В этот момент сущность этого места вздрогнула не ожидая, что кто-то остановит местные законы.

– Она научилась воздействовать не только на свой мир, но и на мой тоже? – подумал Отец.

Это напомнило ему, что и эту мрачную часть ангельского мира человек призван преобразить своим творческим началом. Это напоминание ненавистью пронеслось по каждой частичке сущности Отца. Только лицезрение насколько в настоящем состоянии человека успокоило его. Пророк не сможет долго задерживать местные силы, которые рано или поздно раздавят её.

Сын узнал Пророка, несмотря на то, что боль уже полностью сковала его разум. Он почувствовал её крепкие объятия. Теперь обратный рывок они сделают вместе…

Он тяжело хрипел, сидя на полу. Кто-то заботливо облокотил его на кровать, так чтобы кровь из глаз, носа и ушей текла вниз. Сквозь красную пелену он пытался разобрать, что происходит вокруг него. Пророк положила руку ему на плечо, и он почувствовал, как силы возвращаются. Как же она сильна! И почему он так не может?! Эта мысль причиняла ему больше боли, чем почти разорванные взаимосвязи между его душой и телом. Он повернул голову. Девочка на кровати размерено дышала. Наверняка, она даже ничего и не вспомнит. Он улыбнулся, ища мать отроковицы, но её нигде не было.

– Тебе нужно немного покоя. Я еще не закончила, – хриплым голосом заметила Пророк.

Сын посмотрел на неё. А где её кровь? Тот же блеск янтарных глаз. Те же насыщенные черные волосы, убранные за ухо. Тот же нежно-голубой костюм… Кровь! Ах, это его кровь! Неужели она не расплачивается за столь дерзкое вмешательство в законы мироздания. Отец говорил, что человек к этому призван, но за короткие годы жизни и близорукости самолюбия не способен раскрыть творческий потенциал, бледной тенью которого являются земные человеческие достижения.

Он закрыл глаза и положил ладонь на руку Пророка. Теперь, когда чувства вновь в привычной системе координат, он не мог не заметить, что её руки были просто ледяными. Он взглянул на неё, но ничего необычного, только несколько более сосредоточенный взгляд. Сын почувствовал, как все его существо наконец-то расслабилось, и он полной грудью выдохнул остатки напряжения.

– Она очень красивая, – пронеслось в его уме.

Он это знал и до этого, потому что адекватно оценивал людей и реальность, но теперь в его сердце эта мысль нашла отклик, потому что помнил, как она поймала его там. Чтобы оказаться перед ними, она должна была сразу же устремиться в бездну, не раздумывая и не мешкая. Она сделала это ради него или ради их общего дела? Что за бред? Конечно, ради общего дела! Минутная слабость прошла, и он вновь вернул себе контроль над своими мыслями и чувствами, что позволяло все эти годы сосредотачиваться только на одном – он должен стать Богом. Все остальное не имеет значения!

Сын повернул голову и только сейчас увидел, что из-за основания кровати выглядывают ноги женщины, которая лежала у стены. Он чувствовал, что она была жива.

– Я отключила её, чтобы она не видела тебя таким. Для нетвердых в вере это соблазн, – сухо прокомментировала Пророк, заметив взгляд Сына. – Я пойду найду тебе одежду.

Она быстро вышла из комнаты, а Сын сел на кровать, наблюдая за воскрешенной им девочкой. Или же это сделала Пророк? Нет. Одна бы она тоже не справилась – они сделали это вместе, но, как говорил отец, её значение для спасения человечества будет умаляться, а его возрастать. Надо просто набраться терпения и ждать пока его человеческие силы придут в соответствие с даром Отца. Эта мысль от первого лица настолько явно была принята Сыном, что Отец с легкостью заметил достижение поставленной им цели.

Она вернулась также стремительно, как и ушла. Накинув на Сына потрепанный коричневый плащ, который по ощущениям застал ещё чудеса на заре цивилизации. Вместе они быстро вышли из дома. Отец вновь создал ауру животного глубинного страха, из-за чего никто даже не думал выглянуть из квартиры. На улице они уже меньше привлекали к себе внимания, если не учитывать того, чтобы со стороны они выглядели, что леди и бродяга. В мастерской она хотела уложить Сына на кровать, но он остановил её.

– Без тебя я не справился бы, – он улыбнулся ей сквозь усталость.

– Без тебя я не решилась бы на тот прыжок.

По её лицу не было понятно какие эмоции она испытывает. С другими она ведёт себя величественно и одновременно просто, но в присутствии Сына, когда он лично обращается к ней, как будто оживает. Он остался единственным близким для неё человеком.

– Тебе тоже нужно отдохнуть.

Пророк кивнула и отправилась в апартаменты, которые город выделил дочери геройски почившего советника Генри Стоуна. На балконе пентхауса она наблюдала за закатом. А потом еще долгое время сидела и смотрела как звезды одна за одной зажигаются на небосклоне. Искусственный свет города делах их незаметными для обычного глаза обывателя, но после возвращения с того света, эти бледные точки, сливающиеся с ночным небом этого яркого города, казались сверкающими сверхновыми звездами.

– «Тебе тоже нужно отдохнуть», – тихо повторила она, обняв колени.

Есть в этом мире хоть кто-нибудь кто мог бы понять какую боль она испытывает сейчас. В очередной раз, непосильная ноша оставила шрамы в глубине её души, выскребая все без остатка для того, чтобы Пророк смогла сделать невозможное. Свет Отца успокаивал, но шрамы оставались. С каждым таким рубцом она яснее осознавала, что рискует, но пока раны не затрагивали её умственные способности. Разве что сопереживать другим становилось все сложнее. Но когда она достигнет цели и приведет всех к Сыну, люди станут счастливыми и необходимость в сострадании исчезнет сама собой. Она еле заметно задрожала от внутренней боли. Тень Отца окутала её, подобно теплому одеялу, но ей хотелось, чтобы это были более человеческие объятия Сына. Отец видел, что ей недостаточно его тактильности.

– Мариам, так от тебя ничего не останется, – спокойно начал Отец. – Я был готов вытащить моего Сына оттуда вместе с душой той девочки.

– Я знаю. Я видела тебя там, когда ждала их.

– Тогда зачем ты так рисковала, моя бесстрашная Мариам?

– В этом мое служение, – ответила Пророк, погружаясь ещё сильнее в объятия Отца.

– Мои дети, Вам еще столько предстоит сделать. Вы должны стать более ответственными. Повзрослеть. Я не должен вас все время контролировать.

– Я поняла.

Отец был недоволен такими короткими ответами Пророка, но не показывал этого, пытаясь окружить её заботой и теплом. Когда-то он был на это способен, но потом разучился. Хотя сейчас людям хватало и имитации этих ощущений, которые он дает им. Насколько же они одиноки, что этих крошек им хватает. Отец внимательно следил за своей дочерью, чтобы понять, что с ней происходит. Она явно скрывает от него последствия этого последнего чуда, о котором никто и никогда не узнает. Это ещё больше будет питать самолюбие его сына, но сейчас важно, чтобы Пророк не сошла с ума, проблески чего он стал замечать в ней. Может быть древний посох поможет ей контролировать его силу. В незапамятные времена один волхв искал способы воспринять силу Отца, более мягко пропуская её через себя. Он придумал идею некоего буфера и обратился к Отцу с просьбой дать ему предмет, который может понести эту ношу. Отец принес ему сук дерева, который имел в себе одну общую с ним черту – отчаяние, которое сучок унаследовал от человека, который на нем повесился. Волхв сделал посох, который при призвании силы Отца, накапливал её в себе, но отдавая более ровным потоком, который человеческой природе проще вынести. Волхва не устраивала только мощь, получаемая в результате этого. В ответ на это Отец сказал ему, что можно вложить в посох стремление ранить душу носителя тонкими порезами. Эта кровь содержит в себе потенциал, заложенный в душу человека Творцом, которые требуется человеку для преображения себя. Все это давало волхву необходимое могущество, но незаметно и быстро истощило его. Одурманенный эйфорией, он не замечал, что посох, как лезвием бритвы исполосовать его нутро. И когда он истощенный обратился к артефакту за помощью, посох выпил его душу, так как отчаяние, пронизывающее это проклятое древко, требовало удовлетворения. Ослабленная душа первого хозяина не могла этому сопротивляться, как и души последующих владельцев. Этого волхва звали Варэль Габай. Он, как и остальные, был слаб, но Пророк продержится достаточно долго. Когда настанет время он расскажет ей про древнюю реликвию, но не сейчас. Потому что она явно захочет убежать от боли и бросится искать его, но в данный момент она должна поддерживать Сына. Сколько там было смельчаков, показавших, что достойны силы посоха? Меньше десятка и все они поглощены проклятой реликвией. Отец позволил себе вспышку любознательности, что произойдет во время встречи его избранницы с артефактом. Этого он не мог просчитать. Проблема в том, что он не может сам присутствовать там, так как боялся, что сухая палка сделает его собственное отчаяние более заметным. Когда же посох срастется с новой хозяйкой, то это можно уже не бояться, потому все реликвия занята процессом поглощения новой души.

Отцу нужно было вернутся к Сыну, чтобы смотреть как бы в разыгравшемся от самолюбия уме не родился какой-нибудь сумасбродный план. Эти люди, как младенцы, которые только-только научились ходить и уже карабкаются на кухонный гарнитур, чтобы опрокинуть на себя все до чего дотянутся их маленькие неумелые ручонки. Отец еще раз погладил Пророка, и та уснула на балконе под тихое дуновение ночного городского воздуха.

Глава 7

– На вас всех возложена наивысшая христианская миссия – жертвенная любовь, ибо нет больше той любви, кто положит душу свою за други своя! – голос патриарха Геронта, усиленный динамиками, проносился между полковыми знаменами. – Ибо…

Дальше генерал Константин Невский уже не слушал проповедь седовласого аскетичного старца и окончательно погрузился в свои мысли, хотя внешне все также невозмутимо стоял позади религиозного вождя Северо-Восточной Федерации. Опять и снова его солдаты – расходный материал большой игры маленьких людей. «По-другому нельзя» – эти слова он столько раз слышал в овальных кабинетах и кулуарных беседах. Расстрелять бы их всех! – снова- снова думал генерал. Внезапно для себя он посмотрел посмотрел на патриарха, который уже вошел в раж вдохновляющей боевой проповеди. Этого тоже нужно, но чисто в воспитательных целях. Проблема в том, что все это генерал уже проворачивал, когда спас эти земли от разделения и гражданской войны. Но подобно сорнякам, весь этот политический ширпотреб опять заполонил собой все этажи Алмазного дворца. Этому миру нужен спаситель – тот, кто окончательно исцелит человечество от болезненного удовольствия приносить друг друга в жертву и оправдывать это высокими словами.

Официально, это миротворческая операция по защите «наших» людей на балтийском побережье, которых атаковали неизвестные. Западный альянс уже выдвигает свои части в защиту “своих” граждан. В министерстве уже рассчитали передел финансовых потоков и рынков в результате такого крупного вооруженного столкновения, в которое уже через неделю перерастет Балтийский фронт. Ну хотя организовать им мягкую ссылочку на крайний север – вновь пронеслось в голове у генерала. От этих мыслей была только одна польза – они помогли без труда перенести проповедь Геронта, который был явно доволен рядом успешных метафор, удачно вставленных в речь. Да, он был мастером слова, но куда его слова заведут этих и многих других парней, которых Невский и другие генералы отправят в топку войны. Эти духовные особы даже не знают каково это вырывать последний вдох из пропитанного гарью воздуха, чтобы после этого, проклиная врага, уснуть навсегда. Он знал пару священников, выходцев из солдат, которые тоже благословляли на войну, но делали это без пафоса, по-военному, потому что так надо и таков приказ. Такое духовенство вызывало у генерала больше симпатии.

Наконец-то официальная часть была завершена. Со сцены, с которой они обращались к солдатам, Невский спускался вместе с Геронтом.

– А как вы считаете: нет другого пути? – спросил генерал у патриарха.

Патриарх посмотрел на генерала своими уже немного поблекшими глазами. Он бы ответил Невскому, что на все воля Божия, но знал, насколько генерал терпеть не может эту фразу.

– По этому пути мы пройдем вместе, – ответил патриарх.

– Мне приготовить Вам место в прифронтовом штабе?

– От меня толку там, как от осла в кавалерийском полку, – улыбнулся Геронт в ответ.

– Как обычно, будете молиться за нас, – без энтузиазма произнес генерал.

– Наши священники будут молиться вместе с солдатами, – патриарх продолжал смотреть на недовольное лицо генерала. – Я прекрасно Вас понимаю, но молитва, если она помогает солдату прожить последние часы своей жизни без ненависти – разве может быть бесполезной?

– Вы знаете, что я думаю на этот счет, – угрюмо ответил Невский. – Хоть лови ту девчонку из Африки, которая спасла их унитарию от окончательного исчезновения. Может она и тут поможет. Я бы был ей очень благодарен. В противном случае, ждать нам того парня, который очистил от радиации юг Франции. Мой опыт подсказывает, что без тактических ядерных зарядов не обойдется.

Геронт стал очень серьезен. Он нервно стал поглаживать свою окладистую седую бороду и напряженно думать.

– Владыка?

– Что Вы думаете о них? – медленно спросил Геронт.

– Для своих они спасители мира. Их мира, – уверенно ответил Невский. – Нам бы тоже таких парочку. Мы с Вами на такие роли не годимся. Может есть кто на примете?

– Мне бы Ваш оптимизм, Константин Александрович! – Геронт снова задумался. – В совете межхристианского диалога о них начинают говорить, как о Сыне Божием и Его Пророке. От нашей стороны требуют экспертного заключения.

– Тогда точно их надо сюда вызывать, чтобы составить это экспертное заключение, – заметил генерал, которому явно нравилось, что у Геронта, хоть какой-то вопрос вызывает затруднение.

– Думаю решат без нас. Особенно после военного конфликта на Балтике.

– Ничего, с нами ещё будут считаться! – уверенно произнес генерал.

– Не высока ли цена?

Невский удивленно посмотрел на Геронта. Неужели в нем осталось ещё что-то человеческое – обычное, не замоленное. Только платить не им, а обычным юношам и девушкам, которые в безумие равноправия решились отправиться на фронт. Его задача, минимизировать реки пролитой цены во благо государства и его жителей. Что так напрягает Геронта в упомянутой двоице. Парень и девчонка все делают ради обычных людей и если продолжат в том же духе, то уже не важно будет какие правители и духовные лидеры их поддерживают. Он не скрывается и наконец-то вернулся в тот странный переулок в городе Утренней Зари, в котором его нашли агенты со всего мира. Если он прекратит эти войны, то генерал с удовольствием пожмет ему руку, а если прижмёт всех тех ублюдков, которые допускают такое, то пусть он хоть называет себя владыкой вселенной – генерал встанет перед ним на колени.

– Так этот юнец – сын божий? – немного с вызовом спросил Невский у старца.

– Не должен, но кто я такой, чтобы ограничивать Бога в его решениях, чтобы послать Своего Сына для нашего спасения еще раз, – Геронт произнес эти слова из одного из определений совета межхристианского диалога с какой-то особенной тяжестью, почти безысходностью, как будто сопротивляться этому выводу у него уже не было сил.

– Вас беспокоит, что он посланник диавола? – генерал усмехнулся. – Тогда почему он людям помогает? При этом бескорыстно?

Старец молча пожал плечами.

– Вы же говорили, что он превратит мир в филиал ада, а он пытается вытащить нас оттуда! Разве это не странно? – Невский прищурился.

– Странно, генерал, странно… – Геронт осмотрелся вокруг, как будто не хотел, чтобы кто-нибудь их услышал. – Чтобы там не решили: сын божий или нет. Нам необходимо быть готовыми ко всему.

– Вы это мне говорите, владыка? – Невский засмеялся своим басовитым задорным голосом.

– Себе, Константин Александрович, себе. В Вас я уверен, как не в ком другом, и в нашем президенте, конечно.

– Конечно, – кивнул генерал.

Патриарх пожал руку Невскому и медленно направился к своим подчиненным, которые воодушевленно ожидали своего архипастыря. Генерал проводил их взглядом. Эти духовные беседы войну не выиграют и жизни людям не сохранят. Со своими адъютантами Невский широким и размашистым шагом направился к центру военной части. Можно было поехать туда, но генерал всегда предпочитал пройтись между казармами и ангарами, чтобы кожей ощутить готовность своих людей.

Запах танкового топлива и выхлопной гари успокаивал нервы генерала не хуже голоса его жены, но её здесь не было, поэтому он полной грудью вдыхал армейскую атмосферу. Механики не отвлекались на шаги Невского, потому что знали насколько он не любит, когда прерывается подготовка техники. Он все с более довольным видом перемещался от ангара к ангару: номер 4…номер 12. Все готовы. Все заряжены. Осталось только взглянуть в глаза солдатам, которые уже сегодня вечером отправятся на балтийский фронт.

В казармах все вытягивались по струнке, а генерал замедляя шаг проходил мимо солдат, пристально смотря в их глаза. Он не искал там сомнения или тревоги, страха или сожаления. Нет, этого уже давно он не встречал в тех, кто знал, что в бой их поведет генерал Константин Невский, который лично отправится на фронт, чтобы контролировать этот инцидент. Возможно, его недалекие недоброжелатели хотели бы, чтобы он оттуда не вернулся. Они своими протухшими в кабинетах мозгами не могли понять, что если он не вернется, то тогда некому будет сдерживать людей, которые в праведном гневе размажут этих самодовольных слуг народа по площади. Все это ничем хорошим для страны не закончится. И главное это знает Бог, поэтому генерал и возвращается со всех до единой военных компаний. По крайней мере, Невскому так говорила его жена, когда они проводили ночи в своем загородном доме. Он не очень-то верил в Бога, которого проповедуют духовные лица Северо-Восточной Федерации, но одно знал точно, что Богу, каким бы Он не был, важна честность и вот этого у генерала хватит на 100 жизней вперед.

Посетив еще две казармы, генерал остановился. Наконец-то он заметил, то что искал, то чего он боялся и старался по скорее принять – печать смерти на лице его солдат. Он уже давно заметил за собой эту странное качество видеть смерть на лице людей, которые скоро погибнут. Генерал так для себя и не мог ответить: зачем он лично хочет увидеть на ком уже появилась эта печать . Другие просто довольствовались обычной или продвинутой статистикой ведения боевых действий. Невскому этого было не достаточно. Он всю жизнь чувствовал себя частью этой военной машины. Каждая клетка его тела была создана, чтобы он вел этих бойцов до конца, только тогда они будут верны ему. Может быть он надеялся в глубине души, что когда-нибудь сорвет эту печать со своих солдат, обманув ангела смерти или как там его еще называл патриарх Геронт. Пока ему этого не удавалось, но он не бросит попытки до конца своих дней и даже потом посмотрит этому вестнику иного мира прямо в глаза, чтобы засвидетельствовать свою непреклонную борьбу с ним.

Невский легонько повернул голову.

– 71-й полк, подразделения 6-10, – моментально ответил молодой лейтенант.

Невский ничего не ответил, так как все слова, которые можно было сказать, уже прозвучали несколько часов назад. Он просто, стиснув зубы, смотрел на молодых воинов. В конце строя, который пересекал всю казарму он заметил подразделение, состоящее из девушек. Считалось, что если девушка не совершит над собой ритуал косметического воздействия, то не будет отличаться от юноши в строю. К сожалению, это было не так.

– Они сами вызвались защищать наш… – начал было лейтенант, который заметил явное негодование в морщинах генерала.

Быстро подойдя к женской части этого полка, он смерил их взглядом. Всем было не более 21 одного года. Даже генерал Невский не мог справится с эмансипацией в вооруженных силах Северо-Восточной Федерации. Он не против, что женщины были военными юристами, отвечали за снабжения и военные госпитали, но участвовать в боях – против этого восставало все его мужское нутро. Рвать глотки другим – это прерогатива мужчин, которую они отстаивали тысячелетней историей войн, зная, что когда вернуться их отогреет женская ласка. Современное вооружение нивелировала разницу в физической силе между мужчиной и женщиной, так как достаточно просто метко стрелять. Да и целеустремленности женщин в уничтожении мужчин на поле боя можно было только позавидовать, но он уже видел насколько они становятся жестокими после этого. Мужчине легче прийти в себя после убийств на войне, чем женщине. Но его доводы в совете федерации не учли, сославшись на традиционную субъективность, не подверженную социологическими исследованиями. Этих чистоплюев он бы тоже расстрелял. Итоговый аргумент это общественное мнение, позволяющее женщине выбирать где и как себя реализовывать. В какой ярости он был тогда, что даже Катя не могла его успокоить целую неделю. Они потому и проливают свою кровь, чтобы женщинам не нужно было делать этот выбор, а просто ждать пока они вернуться с войны или не ждать – вот это уже на их усмотрение.

Присутствие генерала вселило в этих девушек ещё больше уверенности в выбранном пути. Генерал это чувствовал, но не мог отойти от них, потому что пытался понять, как печать смерти сочетается с теми, кто призван давать новую жизнь. Свидетельство скорого посещения ангела смерти выражалась в более острых чертах лица, не зависящих от комплекции. Как будто кто-то уже наметил контуры, по которым будет вырезать этих людей из страниц жизни. Это по-своему завораживало. Как же Невскому хотелось дать им пинка и отправить домой, а потом ещё спросить с родителей, которые так воспитали девочек.

– Почему не в медчастях? Там ваша присутствие более продуктивно, в том числе для поддержания боевого духа, – не выдержал генерал.

– Лучшие показатели по штурмовой стрельбе, лучший отклик при зачистке помещений! – с гордостью ответила одна девушка.

– «Лучшие показатели», – подумал Невский и еще сильнее сжал зубы, скрип которых услышали девушки, которые стояли перед ним.

Все эти показатели хороши в личном деле, на котором потом поставят печать «погибла в бою» или “пропала без вести”. Самое страшное, что если мужчины после первых сражений спускаются на землю, то женщинам страх не ведом. Обманут ли они в этот раз смерть или нет – он узнает уже через несколько дней. Развернувшись он зашагал к следующим казармам, чтобы до отхода поездов и автоколонн, успеть посмотреть на всех в этой военной части.

*****

Невский медленно курил какую-то дрянную сигарету в надежде, что она перебьет мерзость от осознания происходящего. Уже два года они перемалывают людей и технику в этом бессмысленном с военной точки зрения конфликте. Цель победить противника даже не ставится, иначе он бы уже давно стоял у Ла-Манша и попивал его любимый коктейль – холодную арктической температуры водку в стакане.

– Скоты, – думал генерал. – Я найду способ, как с вами расквитаться.

Паршивости настроению добавляла последняя новость: его вызывали в столицу на переговоры с Пророком. Где они с этим Сыном были раньше? Разве что-то поменялось, из-за чего настало время им вмешаться? В самом начале балтийской войны Пророк вроде бы вынудила стороны договорится не применять ядерное оружие, но генерал и без доклада из министерства экономики знал, что это просто выгодно обеим сторонам и высшее вмешательство здесь не при чем.

Как же он был зол! Нужно будет успокоится по пути в столицу СВФ. Президент Левин очень просил его быть на этой встрече. За последние два года его соратник, с которым они восстанавливали страну изменился. Мессианские идеи если и не оставили его, то теперь были значительно более витиеватыми, чем раньше. Все эти годы Андрей Левин просто хотел, чтобы в Европе увидели насколько его фигура значима для стабильности и процветания всего человечества и что его мнение и его взгляд на развитие мира должен являться определяющим. Последние два разговора с генералом показали, что сейчас Левину достаточно занять место рядом с Сыном в строительстве нового миропорядка. «По-настоящему нового» – говорил Андрей Левин своему другу. С этим мнением генерал не был согласен, как знаток темных глубин человеческого существа, которые обнажаются на войне, потому что у человека больше нет сил сдерживать зло внутри себя. И никакие уговоры, высокие идеологии, пафосные речи и социальные политики не способны удержать эту первобытную ярость под контролем. Она вырвется и сметет все на своем пути, пока её носителя не застрелят, как бешенную собаку. В мирное время возможен точечный отстрел таких прорывов, тогда как в военное время волна нарастает слишком быстро. Патриарх Геронт говорил Невскому, что он слишком мрачно смотрит на людей, в которых есть светлое и доброе. Генерал не собирался переубеждать старца, потому что не ему в его рясе разгребать последствия очередных волнений. Даже если эти переговоры закончатся успехом, и они закроют балтийский фронт, то настанет время внутренних угроз. Кто готов сказать, что он ошибся? Левин, Геронт, ещё кто-нибудь? Нет, даже про себя он не был уверен. А люди знают, чувствуют, что их в очередной раз использовали, отправив их сыновей и дочерей гнить в земле или испарятся в огне термобластовых ракет.

От мрачных размышлений загудел шрам на руке, который он получил в этой «доблестной» военной кампании. Невский закатал рукав военной зеленной куртки. Через все предплечье шел свежая зарубцевавшаяся рана (так Невский называл все шрамы активной военной кампании). У него были и другие, которые украшали тело, но этот шрам был первый, который он получил не в сражении или другой потенциальной опасности на поле боя.

Почти в самом начале этой войны, он получил донесение о потерях на южном направлении. И надо было его глазу и памяти зацепится за номер подразделения, указанного в этом отчете. Женская бригада – как он вообще это запомнил? Этот отряд был полностью уничтожен, за исключением одного бойца… одной девушки. Он решил тут же навестить её. Кто-то сказал бы, что это хороший пиар ход, показывающий насколько генерал дорожит каждым солдатом, но в случае с Невским это было лишним, так как об его отношении к солдатам знали уже очень давно. Генерал просто хотел взглянуть ей в лицо.

В полевом госпитале, где пытались стабилизировать состояние тяжелораненной девушки, он наблюдал, как врачи борются за её жизнь. Хирург бросил взгляд на стоявшего в стороне Невского и дал ему понять, что девушка не проживет и 5 минут. Ожоги, кровопотеря, раздробленные ребра, гарь в легких – непонятно было как в ней еще держится жизнь. Невский взял её жетон со столика, куда его положили врачи. Не глядя он протянул его своему помощнику и тот тут же узнал имя солдата.

– … Марина… – сейчас в памяти генерала осталось только имя.

Невский подошел к лежащей на столе девушке, а точнее к тому, что от неё оставила война. Агония когтями утаскивала её на тот свет.

– Марина… – попытался достучаться до её затухающего сознания генерал, протянув руку к плечу умирающей.

В этот момент последняя вспышка ярости от боевых стимуляторов, химические соединения которых всё еще циркулировали по венам, вспыхнула на её лице, и она, схватив скальпель, воткнула его в руку генерала. По её налитому кровью исступленному взгляду было понятно, что она хочет убить любого врага в поле своего зрения. Генералу даже показалось, что ей это удастся до того, как персонал госпиталя успеет остановить её. Спустя время он не мог ответить на вопрос почему его армейские рефлексы не сработали, чтобы избежать или минимизировать ущерб от этого предсмертного выпада. Закрывая глаза, он всё ещё видел обезумевшее лицо умирающей девушки, которая уже с того света пытается забрать противника с собой. Он и раньше закрывал глаза умирающих бойцов, но сейчас всё по-другому. Может причина была в том, что стал стареть и размяк?

Через полчаса после этого инцидента полковой священник перед остальными солдатами этого подразделения произнес речь, что души их погибших соратников сейчас в Царстве Небесном. Генерал не особо был сведущ в христианском вероучении, но как умирающий человек с ненавистью в сердце может преспокойно попасть в Царство Небесное? Можно все списать на законы войны, которые никогда не меняются, а сейчас становятся еще более жестокими, потому что бессмысленность происходящего все сложнее скрывать от участников этих масштабных вооруженных конфликтов. Естественно, это не означает, что боги войны перестанут принимать человеческие жертвоприношения. Простые люди просто испытывают еще больше внутренних терзаний, потому что анестезии из оправданий все меньше в их жизни. Даже «опиум для народа» не справляется с этим. В этой фразе генерал никогда не видел ничего предосудительного, так как в опиум для него был всего лишь обезболивающим. Вера, если помогает унять страдания человека имеет право на существование, но что делать, когда она перестает справляться? Вера утратила свою силу или человеческой боли стало слишком много, так что общество не успевает её перерабатывать?

Тут генерал убедился насколько он уже стар, раз его все чаще посещают подобного рода размышления. Писать мемуары и нянчить внуков – вот к чему он должен готовиться. И он уже почти готов отправиться на покой, но только после того как в последний раз зачистит от политических придурков свою страну, чтобы хотя лет 10-15 пожить в покое. Больше ему и не нужно. Внутренний голос подсказывал, что без борьбы он сгорит за несколько лет, превратившись в дряхлеющего старика.

– Генерал, сверхзвуковой борт ожидает вас на первой взлетной площадке, – доложил вошедший лейтенант.

Генерал обернулся и посмотрел на женщину, которая теперь являлась его помощником, так как прошлого помощника перевели на передовую.

– Кате она бы понравилась – слишком смазливая, – подумал генерал про реакцию своей жены.

Он кивнул девушке в армейской форме. Через несколько минут он уже мчался в столицу на важную встречу с Пророком Всевышнего.

*****

Пророк сидела в гостевых покоях алмазного дворца. Она прилетела несколько раньше, чем рассчитывал президент Андрей Левин, для того чтобы прочувствовать атмосферу этого места и людей, к которым она обратит свою проповедь об Отце и Сыне – просто речь о свете и благе, к которому призван каждый человек. Стены покоев были слишком светлыми, хотя узоры, которые ненавязчиво проступали на них показались Пророку красивыми. В общем и целом своды дворца и инженерные решения при строительстве этого «летающего замка» впечатляли. Левин уже заверил, что пошлет своих специалистов для строительства дворцового комплекса на вершине города Утренней Зари. Сын убеждал их, что Ему это не нужно, но каждый из прежних властителей мира, время которых безвозвратно уходит, хотел занять место рядом с ним и пытался заслужить это привычными способами. Они до сих пор не понимают, что только одно имеет значение – если они приведут свои народы к ногам Спасителя мира. Но они опоздали – их люди уже почти все говорят и принимают Сына, только народы Северо-Восточной Федерации сомневаются. Андрей Левин сообщил, что готов исправить это и выступит перед людьми с декларацией о необходимости признать Сына Богом и Спасителем мира. Левин думает, что сможет убедить их принять Его – наивный глупец. Даже она, Пророк Всевышнего, не способна повлиять на такое огромное количество людей, особенно, после того, как Сын попросил её не ломать их сознание и волю, после чего остаются только щепки от человеческой души. Но она не могла терпеть, когда они начинали долго раздумывать и сопротивляться призыву. Она же хочет им только блага, чтобы больше в мире не происходило даже подобия пережитого её родной страной. Она уже не ощущала никакой привязанности к тому или иному клочку земли, но хотела, чтобы все люди последовали за Сыном. Это единственный путь для них. Она немного боялась того, что её силы закончатся раньше, чем это станет возможным. Этим она объясняла свою необузданную ревность в обращении людей.

Пророк еще раз обвела взглядом просторную комнату. За ней явно следили. Возможно, от неё ждут похожего на её действия в Южно-Африканской унитарии и Йоханнесбурге, но она здесь за другим. Сын попросил её в последних раз воздействовать на людей – на небольшую группу людей. После этого граждане СВФ с радостью откроют свои сердца божественному свету Отца. Она не могла понять: почему для Сына так важно обратить это малочисленный народ к себе. Она столько слышала про их упрямство, которым они так и не научились пользоваться, как сильной чертой национального характера. Где нужно они забывают про него, а когда не нужно – они включают его на полную, чтобы уничтожить свою жизнь, которую потом будут десятилетиями восстанавливать. А про их неспособность к самоорганизации и говорить нечего.

– Так хочет Отец! Для него это важно! – закончил обсуждении её миссии Сын перед тем, как она отправилась на север.

Тогда Пророку показалось, что причиной является какая-то давняя обида, но разве Отец может обижаться? К тому же расплачиваться за обиду дарованием света и счастья – очень странно. Тогда она согласилась, но сейчас, в ожидании обращения народа, она снова стала задумываться над происходящим.

– Он снова проверяет мою веру, – повторяла про себя Пророк.

В покои постучались и после паузы в комнату вошла группа людей во главе с президентом Андреем Левином, который явно пребывал в приподнятом расположении духа. Пророк развернулась к советнику, и он застыл под взглядом её янтарных глаз. Красота этой ближайшей соратницы Сына поражала правильными аристократическими чертами лица: бледная кожа и высокие скулы; утонченные дуги бровей под высоким лбом; тонкие, но яркие губы. Он давно видел её фотографии и записи, где она скромно присутствовала на встречах делегаций. А потом впервые увидел её вживую на первом этапе мирных переговоров во время Балтийского конфликта. Казалось, что она становится всё прекраснее. Он даже пару раз допустил мысль о том, чтобы покорить эту девушку, но при личной встрече такие крамольные и кощунственные размышления трусливо прятались по углам сознания. Сильная женщина вызывала восхищение у президента при условии, что она – сильная и что она – женщина. Это одна из немногих оставшихся вещей роднившего его с генералом Невским. Но в случае со Светлейшей её сила и женственность была каких-то сминающих масштабов, так что рядом с ней он переставал чувствовать свою маскулинность. Левин краем глаза наблюдал за своим другом, но тот видел в святой гостье что-то другое, как будто изучал её на предмет соперничества и противостояния, пытаясь понять, как столь ярко выраженная сила может сочетаться с такой красотой. Главное, чтобы Невский ничего не испортил. После последней войны он совсем перестал контролировать себя и говорил слишком прямо, не задумываясь о последствиях. Раньше ему хватало благоразумия молчать и Левин всё же надеялся, что и сейчас его друг не опозорит страну перед вестницей Сына.

Пророк читала Левина, как открытую книгу: его воодушевление и тревоги были слишком очевидны. Он почему-то решил, что Сын приблизит его к себе больше остальных и всё потому, что он так и не отказался от властолюбивых желаний. Сын ему об этом скажет, и она с удовольствием посмотрит, как советник воспримет такое развитие своей личности. Светлейшая подошла к нему. Она была выше президента и его ботинки с увеличенным каблуком усугубляли положение. Но Левин не был президентом СВФ, если не знал, что рост ничего не значит в деле восхождения на вершину мира. Несмотря на внутреннее и внешнее превосходство, на спокойном и невозмутимом лице Пророка читалось только благорасположение к собравшимся в этой комнате. Она по очереди поприветствовала патриарха Геронта, генерала Константина Невского, министра экономики Савватия Голубинского и даже пара пресс-секретарей и адъютантов удостоились её внимания, что заставило священный трепет прокатиться мурашками по их телу. Больше всего любопытства она заметила во взгляде генерала, хотя тот пытался скрыть его за дежурной сдержанной улыбкой.

– Всё готово? – спросила она.

– Да, Светлейшая, – ответил Левин. – По просьбе Сына мы собрали элиту нашего общества. Они почли за честь предстать перед Вами.

– Сын будет очень рад узнать об этом, – сдержанно похвалила президента Пророк. – Вы же проводите меня?

– Конечно, Светлейшая.

Левин пригласил Пророка проследовать за ним по светлым коридорам «Алмазного дворца», которые украшали портреты выдающихся деятелей Федерации и исторические полотна ключевых событий из истории народа. Он держался уверенно и без заискивания, так как понимал, что такой женщине, даже если бы и не была пророком, подобное поведение не понравится. Он возглавляет СВФ, и она должна видеть почему. Генерал и патриарх шли позади.

– Ну что Геронт, теперь она будет его главным другом и советником, – немного язвительно произнёс Невский.

– Константин Александрович, это сейчас не важно, – ответил старец.

– Да? Я думал, что для Вас это самое важное, – искренне удивился генерал.

– Да, было важно, – столь же искренне ответил Геронт. – Но теперь я хочу посмотреть, сможет ли она обратить сердца нашего народа к Богу.

– Значит, Вы решили, что они действительно те, за кого себя выдают?

– Вот сейчас и посмотрим.

– Согласен, но я ставлю на наше несгибаемое монолитное упрямство.

– В любой человеческой монолитности есть своя трещина, – заметил Геронт. – И сейчас мы увидим нашу.

– Она бы лучше проехалась по глубинке, исцеляя и утешая изувечнных этой дурацкой войной. А люди разнесут это по всей стране, – недовольно произнес Невский.

– Если бы они были простыми праведниками, то я согласился бы с Вами. Таких юродивых в нашем народят любят. Но тут стоит вопрос о божественном статусе, – последние слова патриарх произнес, как можно тише.

– И что же наша могущественная гостья должна совершить ради признания этого статуса нашими людьми?

– Боюсь я не готов в стенах этого дворца заявить о таком.

– За долгие годы нашего знакомства Вы наконец-то меня заинтересовали Ваше Святейшество.

– Как приятно, что в эти последние минуты, когда я могу носить этот титул, Вы ко мне так обращаетесь, – Геронт улыбнулся, но его густая борода скрыла широту выражения эмоций.

– Последние минуты? – переспросил Невский.

– Вас это удивляет? Если Бог среди нас, то тогда зачем посредники.

– Только, если Он – Бог, – практически беззвучно выразил свои сомнения генерал, по обычаю предполагая худший вариант развития событий.

– Скоро мы все увидим сами, – успокаивающе произнес патриарх.

Все вместе они остановились перед широкими резными дверьми из светлого дерева, которые вели в главный зал собраний Алмазного дворца. Несмотря на свой идеальный вид, Пророк все же поправила свои черные длинные волосы.

– Вы все должны остаться здесь! – мягко сказала она.

Эти слова одновременно звучали как приказ и как просьба. Андрей Левин непонимающе озирался по сторонам.

– Да… но я так хочу услышать вашу речь!

– Вы услышите, но для этого вы должны остаться здесь, – благосклонно ответила Пророк.

– Неужели я не достоин личного участия в этой встрече? – Левин уже идеально владел необходимой риторикой, но ещё не знал, что на Пророка все это не действует.

– Господин президент, прошу Вас остаться здесь со своими подчиненными… и друзьями, – произнесла она и мельком взглянула на генерала.

Невский заметил это и немного выдвинулся вперед. Пророк полностью развернулась к нему, чтобы открыто встретить его вопросы. Этот вызов понравился Невскому, и он уже более уверенно приблизился к ней.

– Светлейшая, я пойду с вами, чтобы собравшиеся чувствовали себя более расслабленно, – твердо произнес генерал.

– Расслабленно в присутствии возвратившегося с войны генерала, о котором все знают, что он готов расстрелять их за предательство родины? – после этих слов огоньки заискрились в янтарных глазах Пророка.

– Вы действительно Пророк, – честно заявил генерал и тут же почувствовал, как испугались его спутники, в том числе и президент Левин.

Зря они беспокоятся. Пророка интересует только служение Сыну, а то что думают про неё саму её не волнует.

– Хочется посмотреть, как они будут слушать Вас… и будут ли слушать вообще, – продолжил генерал. – Я просто знаю какие они…

– Это лишнее генерал. Не переживайте, они услышат то, что я хочу им сказать, – остановила его Пророк.

– У них что не будет выбора? – сказал Невский пристально смотря в янтарные глаза и ощущая, как даже у Геронта появился ярковыраженный страх перед вестницей Сына.

Пророк на мгновение опустила глаза. Она была всего на 10 сантиметров ниже генерала. Хрупкая девушка рядом с махиной, но он заинтересовал её другим – своим искренним служением. Он чем-то напомнил ей Генри Стоуна, что разлилось горечью по венам. Она моментально погасила эти воспоминания и чувства, сосредоточившись на служении. Но генерал, при всей родственности устремлений, показался ей самым опасным человеком в этой комнате, который не просто может сопротивляться ей, но и повести за собой людей. В одном Пророк была уверена, что после того, что она совершит в зале собрания, генерал будет на её стороне.

– Генерал, вам я позволю пойти вместе со мной, но потом не говорите, что я не позаботилась о вас.

Невский в ответ кивнул, бегло окинув взглядом остальных. Ну что Геронт? Кто здесь более крепок духом?

Светлейшая направилась к двери.

– Костя, зачем ты туда идешь? Она, скорее всего, покажет свет Отца! Может быть мы не готовы к нему? – обеспокоенно произнес Левин, схватив генерала за руку.

– А те значит готовы? Я просто хочу посмотреть на них, когда она будет их увещевать. Их наглые самодовольные лица победителей жизни… жизни они кстати победили, залив Балтику кровью наших людей.

– Мы с тобой об этом уже говорили!

– Ради общего блага поколений… теперь её очередь говорить об этом, – Невский прищурился и быстро направился к Пророку, перед которой уже открывались огромные двери зала собрания.

Левин постоянно говорил ему про сложные решения во благо народа. Решения по управлению государством никогда не бывают простыми, но, когда благо государства превращается в благо личное – тут уже хочется кого-нибудь придушить. Он слышал донесения, в которых Сын призывает к новому этапу в истории человечества без войн, преступности и болезней. Да, этот юноша уговорил правителей американских континентов сложить оружие, потом и в Азии прислушались к его доводам. В Африке уже некому воевать. Последний крупный военный конфликт остался на Балтике, как будто Европа является средоточием агрессии человечества. Конечно, сейчас Пророк объявит о перемирии, но сколько оно продержится? Да и вообще, сколько еще Сын будет удерживать властителей мира от того, чтобы снова не начать грызть глотки друг другу. Или он соберет их всех в одной комнате, как маленьких детей, чтобы следить за ними?

С этими мыслями он поднялся вслед за Пророком на центральную трибуну, с которой открывался вид на многотысячный зал собраний. В зале стало тихо, потому что все узнали представшую перед ними высокую черноволосую девушку в нежно-голубом костюме и розовой рубашке. Невский лицезрел первых лиц Северо-Восточной Федерации, которые по протоколу заняли несколько первых рядов. Среди них было несколько подчиненных патриарха Геронта в этих своих смешных шапках. Из всего зала генерал был в хороших отношениях максимум с десятком полтора человек. Остальные терпеть его не могли, хотя из-за его влияния на вооружённые силы ничего не могли поделать с прямолинейным генералом. Его бы давно убили, но тогда неуправляемый хаос захлестнул бы Федерацию, чего пригретые теплыми административными постами не хотели допускать. Он не раз встречал их «доброжелательные» взгляды, которые тонизировали его воинственный настрой, но сейчас все внимание было приковано к Пророку, которая спокойно смотрела в несуществующую точку в зале. При этом генерала не покидало ощущение, что она следит за каждым из них, в том числе и за ним, несмотря на то, что находился за её спиной.

– Я сегодня пришла к Вам… – голос Пророка звучал одновременно громогласно и плавно, повелительно и очень женственно.

Невский в очередной раз удивился этому качеству посланницы Сына. Она бы точно сделала потрясающую политическую карьеру, но как это часто бывает: таким целостным натурам, как она, это было не интересно. Её голос незаметно становился все громче, заполняя все пространство. Невский пригляделся и понял, что она говорит без микрофона. В этот же момент он почувствовал, как внутри нарастает какой-то непонятный трепет. Он взглянул на остальных и ужаснулся – на их лицах он увидел печать смерти, подобную той, что он замечал у своих бойцов перед отправкой в зоны боевых действий. Невский напрягся, а внутренний солдат кричал: ложись и закрой голову руками, как при артиллерийском обстреле. Слова Пророка стали звучать еще глубже.

–… вы должны ради Сына и своего народа отказаться от прежней жизни… -

После этого призыва даже Невский почувствовал страх, который стал исходить от зала. Все сидели не шелохнувшись, как бандерлоги перед древним тигровым питоном. Много раз какие-нибудь святоши призывали к покаянию и изменению своей жизни. На это можно было улыбнуться, сказать, что я подумаю, даже придаться меланхолии и поразмышлять, как бы это было здорово, но при этом остаться прежним. Но в этот момент все, как один почувствовали, что прежнюю порочную жизнь, все их привязанности, с которыми срослась душа, вырвут с мясом, не спрашивая их разрешения. С одной стороны, можно только возблагодарить небеса за то, что избавляют души от страстей и пороков, уродующих человечество, но воздействие Пророка больше походило как гелиантину, как лучшее лекарство от головной боли.

– … освободите свои сердца от всего, что сковывает их. Раздайте свое имущество тем, на ком вы нажились и следуйте за Сыном… -

Одни продолжали смотреть на Пророка не моргая, другие схватились за голову, но это не помогало избавиться от приказа в голове. Невский заметил, что он встал на колени перед силой, которая исходила от девушки. Интересно, как там Левин и немощный Геронт?

– …откажись и следуй в объятия Сына… – голос Пророка звучал лично для каждого собравшегося в этом огромном зале.

Невский, привыкший к этому потоку принуждения, встал. Все что было у него он приобрел честным трудом на благо своей страны, не пользуясь положением. Так его воспитали отец и дед. Ему даже стало как-то легко. Значит четным людям в том обществе, которое строит Сын бояться нечего? Тогда он “За” обеими руками! Он тщетно искал глазами в зале подобных ему. Мелодичный женский голос нарастал. При этом он приобретал юношеский тембр. Невский определил это безошибочно, так как в армии даже в охрипшем низком голосе подмечал женские нотки. Генерал смотрел на то, как с первых рядов одним за одним под гнетом призыва у присутствующих гаснут глаза в тумане обреченности. Они до последнего наедятся, что обманут вселенную, но у них отнимают саму их жизнь и смысл существования, хотя это были всего лишь деньги. Она ломает их? Подчиняет их своей воле? Что с ними происходит? Он продолжал наблюдать за происходящим и даже в его закаленном сердце пробежал холодок от увиденного. Пророк закончила речь и развернувшись направилась к выходу с центральной трибуны. Есть ли еще подобные ему в этом обреченном зале? Он всмотрелся в ряды, наполненные стоном, хрипением и обрывочными выкриками элиты, пытающихся зацепиться за остатки собственного рассудка. Если Геронт будет в своих проповедях описывать ад, то тогда генерал ему подкинет несколько душераздирающих образов.

– Они еще живы или уже мертвы? – спросил Невский у проходящей мимо провозвестницы новой жизни.

– Давно мертвы, – без эмоционально ответила она.

По её задумчивому взгляду не возможно было понять довольна ли она тем, как все закончилось. Что испытывает она к этим толстосумам, которые явно не хотели по своей воле меняться, а потому и были сломлены? Невский вряд ли получит на это ответы. Когда они вышли из зала, их встретил Левин, а вот старец Геронт почему-то лежал на полу возле стены. Было видно, что его хорошо «зацепило» словом Пророка. Генерал был рад, что его друг был в здравом уме и остался свободен.

– Тебе нечего раздавать? – улыбнувшись спросил Невский.

– Как и тебе, – также радостно ответил президент. – Зачем размениваться на эти мелочи.

– Согласен. А с ним что? – Невский кивнул в сторону патриарха. – Он же вроде не хапуга, как его подчиненные.

– Не знаю.

– Господин президент, через неделю мы ожидаем Вас в городе Утренней Зари, – прервала их Пророк. – Вы станете советником при Сыне и представителем своего народа.

– Для меня это великая честь!

– Это великое служение, – поправила его Светлейшая.

Она незамедлительно развернулась и отправилась на взлетную площадку, с которой авиалайнер доставит её обратно на юг. Невский провожал взглядом эту девушку, восхитившую и одновременно ужаснувшую его повидавшее многие войны сердце, до тех пор пока она не зашла за угол.

– Андрей, она смяла их, как фольгу от шоколадки, – без капли сожаления сказал генерал.

– Она просто призвала их к ответу? Разве не этого ты хотел?

– Еще как! Но я хотел бы, чтобы у моего противника была возможность выбора, а эта посланница небес проехалась, как танк… -

– Только не говори, что и теперь не веришь в них, – напряженно произнес Левин.

– Посмотрим.

В ближайшие дни, все те, кто был в зале стали раздавать свое имущество, средства, даже одежду гражданам Северо-Восточной Федерации. Когда генерал поинтересовался у одного из новообретенных благотворителей зачем он делает это, то получил ответ: «Чтобы голос замолчал!». В себе Невский не замечал никаких последствий от участия в той встрече. При этом в нем боролось два чувства: радость победы над неуязвимым, как он думал противником и напряжение от того, что подобную волевую лоботомию можно будет проделать и с ним, если потребуется.

Президент Андрей Левин заявил, что такая неведанная от сотворения мира щедрость и торжество справедливости стало возможным, благодаря проповеди Пророка во славу Сына и Спасителя мира. Даже Невский не ожидал, что практически все люди СВФ скандировали на площадях, в СМИ, на улицах – «Кто сильнее Сына? Он Бог наш! Наконец-то Он услышал нас!».

В один из этих торжественных дней всенародного ликования они сидели в президентском кабинете и воодушевленно делился впечатлениями от поездки по нескольким городам федерации.

– Такого духовного подъема я не видел никогда! Даже на Пасху!

– Тот, кто это придумал, очень хорошо знает наше слабое место.

– Брось, торжество справедливости радует каждого человека! – не замечал некоторой угрюмости своего соратника бывший президент.

– Когда ты вернешься? Не хочется стрелять в эту восторженную толпу, когда что-то пойдет не так, – генерал пристально смотрел из окна кабинета вниз на площадь.

– Что ты несешь?

– За таким очарованием всегда следует разочарования или я не генерал СВФ.

– Война на Балтике закончилась, а ты никак не можешь перестроиться. Раньше ты умел выключать фронтовые навыки в мирное время.

– Напомню, что прошло всего несколько дней, – настороженно произнес генерал.

– Разве? Кажется это было очень давно, в каком-то страшном сне.

– Не берите в логову, господин советник.

Левин улыбнувшись посмотрел на Невского. Зачем он вдруг стал обращаться к нему официально. В такой момент это так не естественно. Кроме них в кабинете никого нет. Даже если кто-то и был – атмосфера в его стране сейчас позволяет просто радоваться происходящему, как освежающему оазису посреди пустыни.

– Друг, они же… и ты всецело верите в божество это юноши на юге? – произнес сквозь зубы генерал.

– Конечно, кто еще мог совершить такое чудо обращения элиты?

– А если все же нет, и Он не сможет больше исполнять то, что вы будете ожидать от него? Ты же знаешь, какие мы наивные идеалисты!

– Теперь все это не имеет значения. Скоро свет Сына достигнет и наших земель, и ты все поймешь! Я буду способствовать этому изо всех сил.

– Где город Утренней Зари, а где наши земли, – скептически заметил угрюмый генерал.

– Я потребую, чтобы Сын обратил на нас внимания в первую очередь. Не зря же он послал к нам Пророка. Значит Ему важен наш народ!

–Угу, важен, – с кислым видом согласился Невский

– Друг, ты скоро убедишься в этом!

Генерал не хотел спорить с Левиным. При этом его ворчащий внутренний солдат не хотел расслабляться, а значит на то были причины. И он пытался найти их и, желательно, не в области умозрительного богословия. Как бы сейчас был кстати патриарх Геронт, но он ушел в монастырь, в котором в полусумасшедшем состоянии будет доживать свои дни. Но все же Геронт был умным и рассудительным человеком, который сейчас помог бы разораться в происходящем. Но он был таким, а сейчас, наверняка, повторяет себе под нос «чтобы голос замолчал».

Война окончена и казалось его желание исполнилось: виновные наказаны и все ликуют. Но у него появилось еще больше вопросов, ответы на которые даст только время. Но ждать он не очень хотел, потому что чувствовал, что когда потухнет боевой запал, у него уже не будет сил вновь пробудить его. Когда старый вояка проходил по коридорам Алмазного дворца, то ощущал, как уже все решили, что такие, как он больше не понадобятся человечеству. Они ошибаются и в этом нет их вины. Но и в себе он не видел сил, чтобы противостоять новым угрозам, которые точно возникнут, чтобы не говорили Сын и Его Пророк. Он уже думал, что настало время бросить все и уйти. Пусть другие теперь рвут жилы и решают сложные моральные дилеммы или ждут, когда Сын Божий решит все за них. Генералу теперь все равно. Эти два полюса ещё больше выматывали его душу, заставляя склоняться то к одному решению, то к другому.

Он стиснул кулаки и снова посмотрел на своего друга.

– Не задерживайся, а я посмотрю, чтобы здесь все было в порядке. Сам понимаешь, как бы радость не переросла в безудержное веселье, – Невский сдержанно засмеялся.

– Я на тебя очень рассчитываю, – президент похлопал его по плечу и добавил. – Друг, скоро мы насладимся блаженством в новом мире.

В ответ Невский просто похлопал прежнего соратника. Левин вышел из кабинета, оставив своего верного генерала созерцать урбанистические пейзажи столицы Северо-Восточной Федерации, на фоне которых баннеры о наступлении новой эры рассекали небо своими неоновыми буквами.

Глава 8

В недостроенной секции грандиозного дворца Совета Пророк завороженно смотрела, как солнце изливает гнев небес на город Утренней Зари Этот великолепное здание хотели назвать Храмом Божиим, но Сын сразу пресек все эти попытки выслужиться перед Ним. Его такие мелочи не интересовали. Наименование дворца Совета поддержит в советниках чувство причастности к великому делу спасения человечества, хотя они всего лишь одни из зрителей того грандиозного плана Отца, который начинал воплощаться в реальность более осязаемо и конкретно, нежели об этом можно было судить всего пару недель назад.

Во время торжественного посвящения Андрея Левина в советники Сын озарил всех собравшихся светом Отца, что транслировалось по всему миру. После этого вопрос о всеобщем богопочитании был практически закрыт, но появилась другая проблема: буквально под крики радости и аллилуйи Солнце взбесилось и принялось выжигать поверхность планеты. Оказалось, что Сын ожидал подобную реакцию, так он сразу же приказал начать строительство установок защитных барьеров. Несмотря на предварительные работы и заготовленные материалы, из-за колоссальных затрат эта система будет функционировать только в городе Утренней Зари, что вынудит всех остальных перебраться сюда. Проект защитных барьеров был лично разработан Сыном, даже Отец был несколько обескуражен таким размахом инженерной мысли. Успеют ли остальные жители планеты укрыться в священном городе? Пророк считала, что уже нет. Есть ли в этом их вина? Конечно, нужно было уже давно переехать к Спасителю мира, а не пользоваться на расстоянии плодами его трудов и заботы.

Пока еще была возможность прятаться ночью от вспышек солнечного ветра, но его интенсивность все больше нарастала. Сын даже обратился к ней, чтобы она обуздала эту стихию, хотя бы на территории Верхнего и Среднего кольца города. Чтобы дать ему ответ она и сидела сейчас под палящими лучами Солнца, оценивая сможет ли сделать это. Аналитики сообщали, что активность солнца над городом минимальная по планете, но спутники выходят из строя десятками и отслеживать интенсивность катастрофического воздействия Солнца уже не представляется возможным. Бетонные плиты и недостроенные стены вокруг днем раскалялись, создавая атмосферу доменной печи, но Пророк спокойно смотрела вниз на город. Она внимательно следила за ходом строительных работ и понимала, что Сын просчитался, так как солнечная активность росла по экспоненте даже в пределах города и его предместий. Реакторы защитного поля не закончат до того момента, как Солнце убьет большинство людей здесь, а это явно подорвет веру в Спасителя мира. Пока еще хватает заявлений о том, что в этом непредвиденном космическом буйстве виноваты те, кто несмотря на очевидное свидетельство не принимает Сына, как Бога и Владыку, поэтому вселенная мстит упрямой части человечества. Их даже стали называть изгоями. Пророк знала, что они тут не причем, но из-за того, что они не принимают Сына – они заслуживают общественного призрения, которое, возможно, обратит их заблудшие души.

Отец сказал ей, что мироздание насторожилось после того, как сильно Сын и Пророк проявили себя. Она уже давно поняла, что они вдвоем слишком сильно форсируют события и поэтому нарушают гармонию вселенной, на что та ответила, пытаясь уничтожить угрозу. Раньше человек тоже претендовал на разрушение мироздания, но это было подобно тому, как ребенок совочком переделывает песочницу. Сейчас же Сын и Пророк коснулись чего-то глубинного, на что у человека нет разрешения.

– Почему Ты не остановишь этот небесный огонь? – спросила она у тени Отца, которая наблюдала за ней с обломка стены, не выдержавшей активности Солнца.

– Это же ваш мир. Вы здесь владыки и творцы, которые призваны заботиться о том, что я создал для вас, – ответил Отец и прохлада от его голоса окутала недостроенную площадку. – Вселенная считает, что вы не готовы, потому и хочет остановить вас.

– А мы готовы?

– На это ты знаешь ответ.

– Но люди гибнут. Те, кто выбрали Сына – это не допустимо! – она повернулась к Отцу.

Она видела его несмотря на волнение воздуха, которое поднималось от раскаленных каменных сводов дворца. Он мягко перемещался, а она внимательно следила за этим. Она настолько срослась с его силой, что теперь безошибочно определяла её источник. Даже Сын пока на такое не способен, что позволяло Отцу незаметно наблюдать за ним.

– Отец, прошу, помоги мне найти силы, чтобы остановить все это! Хотя бы задержать! Люди могут разочароваться. Они ещё так слабы!

– Но ты будешь вынуждена отправится туда одна.

– Тот посох…

– Да, за ним, – Отец быстро змеевидной дымкой окружил силуэт Пророка. – Этот путь ты должна пройти одна, потому что это следующий этап твоего взросления.

– Я согласна, – уверенно ответила она.

Опять она на все согласна, даже не представляя на что обрекает свою душу. Отца это устраивало. Теперь настало время показать ей место, которое, скорее всего, уже превратилось в пустыню. Именно там последняя жертва посоха покончила жизнь самоубийством, на долгие столетия скрыв проклятую реликвию. Отец чувствовал, что посох пробудился от вопле миллионов отчаявшихся душ, которые погибали в внезапном катаклизме. Можно было бы принимать ставки: сможет ли Пророк обуздать силу древнего артефакта, но Отец даже без предварительных расчётов, которые он любил проводить, уже знал, что она справиться. Что ей двигало больше: забота о людях и страх того, что разочаруются в Сыне? Или может она сама не хочет разочаровываться в том пути, по которому уже так далеко зашла? Пророк все быстрее несется вперед, убегая от прежней жизни и воспоминаний. Что останется от неё, когда она разобьется? Черная дыра?

– Мариам, ты отправишься в ущелье Хумут-табал на востоке отсюда. Там ты найдешь, что ищешь.

Пророк поклонилась Отцу и быстро зашагала внутрь дворцового комплекса. Внутри было гораздо прохладнее, но для неё это было не важно. Она могла достаточно долго сдерживать разрушительное воздействие Солнца на себя, потому что научилась чувствовать потоки энергии, исходящие от него. Она просто заставляла их огибать свое тело, но чтобы сделать это для всего города, потребуется очень много сил, которые она получит от древней реликвии.

Она постучалась в покои Сына и сразу вошла, так как знала, что Ему нечего скрывать от неё. Он что-то писал на листке бумаги.

– Я отправляюсь за посохом. Я… рассказывала тебе, – сообщила она Сыну, продолжая стоять в дверях.

Он посмотрел в её янтарные, полные решимости глаза, затем устало поднялся и подошел к своему Пророку. Коснувшись её сердца Он передал частичку света. Это был его свет: не яркий, не столь грандиозный, но чрезвычайно теплый и мягкий. Это предало столько сил Пророку, что она еле сдерживала слезы радости и любви. Они вдвоем уже поняли, что дело не только в энергии, которая исходит от Отца, но и в их внутренней силе, которая дремлет в глубине каждого человека. Зачем её столько подспудно собранно в душе им было неважно. Древние мудрецы могли бы им сказать, что такие резервы нужны для восстановления руинированного грехом человеческого сердца, но кто сейчас будет использовать их для такой мелочи. Внутренние механизмы выдавали эти силы постепенно, чтобы душа не обмелела в одночасье, а сила Отца позволяла им бить фонтанном, преобразовывая действительность. Люди со слабой душой были бы выжаты за доли секунды, как маленький пакетик сока. Сын и Пророк были наделены колоссальными резервами. Отцу даже стало интересно с какой целью небеса это сделали: но не для того же, чтобы приблизить конец света? В любом случае, даже их сил уже не хватало, и Отец не мог без вреда для своих все еще юных чад активизировать их псионный потенциал. Он не видел сердца человеческого, а потому не мог просчитать степень и угол приложения своей энергии на людей. Посох срастаясь с человеком мог точечно и аккуратно высвобождать так называемую “кровь души”, которая даст сил для грандиозных свершений. Сын не хотел отпускать Пророка, но понимал необходимость реликвии в деле их служения Отцу.

– Я буду с тобой там в твоем сердце, – он улыбнулся, но затем снова сел за стол, продолжая писать.

Окрыленная, как никогда прежде, она устремилась в ущелье Хумут-табал. Через полчаса транспорт, оборудованный портативным защитным полем, нес её на восток. Кроме направления Отец не сказал ничего. Она должна была сама почувствовать зов артефакта. Пейзажи, открывающиеся её взору, были одинаково безжизненными. Внизу она даже заметила следы нескольких достаточно крупных городов, превращённых вспышкой солнечного ветра в прах. Сквозь мерное шуршание песка об обшивку транспорта, она слышал предсмертные крики людей, души которых еще не успокоились от мучительной смерти. Как же сильно люди привязываются к земле, что это продолжает мучить их и по ту сторону жизни. Генератор защитного поля в транспорте стал гудеть на пределе своей мощности. Пророк уже опытно убедилась, что разрушительная активность над городом Утренней Зари была значительно ниже, чем в других регионах планеты. Наверное, от этого можно спрятаться под землей, но проблемы с водой, едой и воздухом это не решало. Хорошо, что под руководством советников в городе накопили огромное количество запасов, что позволит дожить до запуска агросистем под защитным полем. Пророк должна выиграть время и укрепить веру людей. Её родители этим бы гордились. Она вздрогнула от этих мыслей, которые столь неожиданно промелькнула в уме. Жива ли ещё её мать? Как быстро они настигли её вдали от Сына. Почему несмотря ни на что ни Отец, ни Сын не могут забрать у неё эти воспоминания, хотя она, как никто другой открыла им свое сердце? Неужели нужно еще показывать свою веру? Она усилием воли подавила в себе эти дерзкие брожения ума, пока они не перешли в чувства, которые только отвлекают и изматывают.

Пророк сосредоточилась. Через некоторое время боль в глубинах её души стала все больше нарастать. Эта была не боль от воспоминаний о родителях, но зов посоха. Она отключала автопилот и вручную стала исследовать местность. Перед ней открылось ущелье глубиной не больше 100 метров, вся поверхность которого была выжжена Солнцем. Все же на одном из изгибов, который все время находился в тени, она заметила какой-то кустарник. Посадить транспорт в ущелье было не возможно. Она сделала ещё один круг над предполагаемым местом высадки, чтобы найти место, где она сможет спуститься вниз после того, как она покинет свое воздушное судно. Приземлившись на вершине, она посмотрела на мерцающее сияние защитного экрана, которое будет функционировать еще несколько часов, а значит транспорт вряд ли переживет её отсутствие. Её это не пугало, так как с реликвией она найдет способ вернутся обратно.

Одежда сначала немного зашипела под воздействием солнечных потоков, но Пророк обуздала их. Подойдя к обрыву, она стала спускаться по намеченному во время полета маршруту. Крутой и отвесный путь в ущелье не был легким, но просто стал возможным для этой одинокой странницы. К Скоро содранные в кровь пальцы оставляли следы её пребывания в этом гиблом месте, но Пророк не сбавляла скорости и продолжала быстро, на грани возможного спускаться в глубь ущелья. Пару камней предательски вылетели из основного массива скалы, и она чуть не отправилась вслед за ними. Еще каких-то 30 метров, и она окажется на дне ущелья. Пророк старалась контролировать ситуацию, но в конце её все же пришлось спрыгнуть с 2 метровой высоты в результате чего она немного подвернула ногу. Сделав пару шагов, она поняла, что это не помешает ей продолжать путь.

На дне ущелья было не так жарко, как наверху, потому что можно было выбирать теневую сторону от того или иного отвесного склона. Пророк направилась вдоль русла к устью пересохшего потока, не так давно журчащего по местным камням. Боль внутри нарастала, предвкушая встречу со столь вожделенной реликвией, которая, в свою очередь, звала израненное душу в свои объятия. Ущелье становилось все глубже и ей пришлось преодолеть несколько бывших порогов, спрыгнув вниз, что отзывалось неприятными ощущениями в подвернутой ноге.

Пророк шла по мертвому потоку уже более получаса и вокруг все стало погружаться в полумрак, что в свете последнего катаклизма было немного странно, особенно в разгаре дня. Мстительное влияние Солнца стало настолько терпимым, что позволило Пророку немного внутренних сил выделить на уже заметно распухшую ногу. Она не хотела надолго останавливаться, потому что когда реликвия окажется в её руках раны затянутся гораздо быстрее.

Наконец-то она увидела впереди что-то похожее на пещеру (по крайней мере, она так подумала в начале). Пророк все ближе подходила к этому темному пятну в серой скале, которая недвусмысленно давала понять, что конец ущелья именно здесь. Это оказалось никакой не пещерой, а просторной нишей в основании склона ущелья. Её янтарные глаза ярко светились в предвкушении заветной реликвии, который поможет ей нести свое служение еще более ревностно, чем раньше. Она замерла. В глубине ниши, где её своды уже почти сливались с полом, она увидела неказистый, грубо сделанный посох, который казалось тоже светился привлекая к себе внимание новой искательницы вселенского могущества.

Продвигаясь к цели, Пророк присела, а затем поняла, что остаток пути придется проделать ползком. Нога все больше болела, но она продолжала ползти. Жалкие несколько метров и она вытянула руку, но лишь пальцами коснулась посоха. От этого прикосновения по душе заструилась сила, от которой даже у Пророка пробежали мурашки по коже. Она уже увереннее схватила реликвию и попятилась обратно. Когда Пророк добралась до места, где можно было уже немного привстать и развернуться, из другого конца ниши послышалось рычание. В окружающей тишине было отчетливо слышно, как когти скребутся каменный пол.

Она не успела развернуться, и когтистая лапа впилась ей в подвернутую ногу, утаскивая во тьму. Другой ногой она тщетно пыталась отбиться от хищника: несколько попаданий по нему не дали никакого эффекта. Собрав волю она обратилась к животному с приказом отойти от неё, но в ответ почувствовала только необычайную агрессию. Животное нанесло ещё несколько ударов лапой, желая угомонить добычу. Оно явно было ослабленно, но на физическом уровне у хрупкой девушки не было шансов совладать с этим зверем.

– Свет Отца… – подумала Пророк и пропустив через себя остатки энергии, полученные при последнем общении с Отцом, озарила сиянием нишу.

Животное отпрыгнуло, и она быстро развернулась в его сторону. Это была львица. Худая и изможденная она ждала здесь смерти, но к ней пришла та, в которой она звериным чутьем видела угрозу и виновницу всего происходящего. Если бы животные могли осмыслять смерть своих близких, то гибель львят в этой неестественной солнечной катастрофе придала бы львице ещё больше ярости, когда она может свести счеты с человеком, которому мало было того, что он сделал с миром в первый раз, так теперь задумал еще раз встряхнуть мироздание. В этой девушке зверь не чувствовал страха, борьбы со всем и вся, как это можно было почувствовать у других людей. Но в ней, в этой вспышке света она видела бездну, которая готова поглотить весь мир. Инстинкт самосохранения направлял хищника уничтожить этот источник.

Пророк поднялась после того, как рассеянное облако светоносной энергии стало затухать, впитываемое окружающей материей. Острожный клокочущий рык, сопровождал мягкую походку львицы, которая преграждала Пророку путь к выходу из ниши под скалой. Она выпрямилась насколько это позволяли своды, всем видом показывая, что не боится хищника, но в глазах животного нарастало безумие – во чтобы то не стало уничтожить источник этого света. Кровь текла из ран, оставленных когтями львицы все сильнее, и своим запахом провоцировала зверя быстрее закончить дело. Пророк стала ощущать, как её сознание все больше мутиться в этом противостоянии. Она лишь на секунду перевела взгляд на лужу крови, скопившуюся под ней, как тут же краем глаза увидела прыгнувшую на неё львицу, которая всем свои телом навалилась на неё, опрокинув на землю. От неожиданности Пророк ударилась головой о каменный пол и тут же почувствовала, как львица впилась ей в район шеи, разрывая артерии. Она ничего не могла противопоставить натиску хищника, но посох не хотел лишаться потенциальной хозяйки и внес свой вклад в смертельный поединок, отдав сохранившиеся от предыдущего владельца энергию. Когда силы наполнили тело Пророка, она впилась в шею своей противницы, разрывая её шкуру. Кровь потекла в рот, по лицу, вниз на грудь, смешиваясь с её собственной. Ярость стала ещё больше, и она сбросила с себя слабеющего зверя. Руками она сдавила шею львицы и не отпускала её даже после того, как раздался победоносный хруст. Тяжело дыша, она рухнула рядом с поверженным хищником. Приложив руку к своей ране, она понимала, что кровь хлещет не останавливаясь. Вытянув руку, она призвала посох к себе и тот откликнулся на её зов.

С глухим звоном прилетев в руку своей новой хозяйки, он тут же почувствовал её душу, исполосованную множеством шрамов. Таких глубоких он не видел раньше. Один шрам был уродливее другого, но их узоры были хорошо знакомы древней реликвии – только неумное использование ангельской энергии способно оставлять в человеческом сердце подобные борозды. Некоторые уже накладывались друг на друга. Эта девушка безумна в своей ревности и не дает своей душе хотя немного восстановиться. За сплетением нескольких шрамов от внеочередных чудес, посох заметил еще одну крошечную, но глубокую сеточку шрамов, которая была как будто спрятана узором своих более поздних собратьев. После того, как Пророк открыла себя посоху, от взора самоубийственной реликвии эту рану не возможно было скрыть. Зарубцевавшиеся шрамы были уродливы, но нанесены с таким изяществом. На такое способен только человек. Маленькой девочке кто-то пронзил сердце? Судя по углу удара – это сделали родные. Родители? Конечно же, причем вдвоем. Даже бездушной реликвии стало скучно. Новая хозяйка пыталась скрыть эти шрамы за новыми рытвинами, которые наносила себе слишком ревностно пропуская через себя силу Отца. В памяти проклятого артефакта запечатлелись подобные случаи у двух предыдущих владельцев, но так истово, как Пророк, это не делал никто. Посох продолжал ощупывать душу Пророка и удивлялся насколько та легко пускает его в свою душу, учитывая, что она находится на пороге смерти. Она надеется, что он её исцелит? Но вместо этого он утянет её в бездну – самая быстрая жертва за время его долгого существования.

– Что ж пора умирать, моя новая хозяйка, – могло прозвучать в посохе, если он был человеком, а не просто отголоском его страданий.

Посох сделал тонкий, подобный следу бритвы, надрез в пророческой душе и кровь заструилась по её стенкам. Пусть почувствует силу, но явно не достаточную для исцеления раны. Как только отчаяние охватит её, то тогда он поглотит эту девушку без остатка. Она не сможет сопротивляться. Следуя за вереницей шрамов, посох заглянул в ещё один закуток души, а затем в ещё один и тут перед открылось то, что заставило его затрепетать. Перед ним открылась вся глубина и сила души этой внешне хрупкой девушки. Чтобы поглотить такой колоссальный объем потребуются годы, а может быть и десятки лет. Он не успеет это сделать до того, как душа отойдет в мир иной. Артефакт мог бы прийти в ступор, но для сухой проклятой палки это лишнее. Он просто начал делать ещё порезы, через которые тут же начинали сочиться внутренние резервы души. Порезы от воздействия древней реликвии не затягивались и потому только вопрос времени, когда душа начнёт ослабевать. В этом случае, он со своей новой хозяйкой надолго, чтобы в конце концов забрать своё по праву. Самое страшное для его жертвы, что всё это она перенесет с собой вечность. Обычно получаемая сила опьяняла носителей и они стремились менять мир, людей, подчинять природу, забывая о себе. Посох, унаследовавший жестокость Отца, на последней стадии показывал человеку его внутреннее состояние, что повергало в отчаяние, под леденящие стоны которого реликвия и сопровождала свою жертву в бездну. Прогулка с пророческой душой обещает стать грандиозным событием.

Посох не рассуждал, только стремился. Порез и ещё один. В этот момент он заметил, что в душе появляются новые ранки, подобные тем, которые делает артефакт. Пророк сама повторяла действия реликвии. Её тяжелое хриплое дыхание пришло в норму и подскальная ниша вновь погрузилась в густую тишину, как будто ничего здесь и не происходило. Посох резонировал, подчеркивая своё значение в жизни нового владельца. Если она стала учиться тому, как получать силы из своей души, то не выкинет ли она никчёмную деревяшку? Нет, он ей нужен, чтобы как буфер смягчать потоки энергии Отца, который так и не научился взаимодействовать с человеком, изливая свою силу в соответствии с потенциалом носителя. В посохе прокатилась далёкое эхо Отца: посмотрите на меня – я до сих пор светоносный ангел, готовый затмить своим светом сами небеса. На это в структуре артефакта откликнулось ворчание души Варэля Габая и недовольная реликвия, хоть и недовольно, но продолжила своё дело.

Шли минуты, уже четверть часа, но посох не чувствовал, что душа его новой хозяйки слабеет, хотя кровь души продолжала сочиться, наполняя её силой. Пророк уже давно исцелила свои раны и подвернутую ногу. Она сделала это впервые без силы Отца. Да, для этого требуется время, но всё же – она сделала это сама. Пророк сидела рядом с телом львицы и гладила её шкуру, пытаясь на остывающей шерсти начертать какие-нибудь узоры. По движению зрачков и дыханию, посох почувствовал, что она до сих пор внимательно следит за тем, что происходи внутри неё, чтобы разобраться в источнике её силы. Что делало душу Пророка такой полнокровной? Сила любви? Самопожертвования? Отец вновь использовал инерцию человеческих способностей и качеств в своих целях, но никогда ещё это не было так продуктивно. Кусок дерева не мог полноценно и осознанно восхищаться своим творцом, и просто делал то, к чему призван.

Пророк действительно поняла, что происходит в глубине сердца и теперь копила силы, чтобы вернуться в город. Возможно, транспорт ещё функционирует. В любом случае, энергии щитов не хватит на обратную дорогу, учитывая внезапные всплески солнечной активности. К тому же в этой нише ей уже стало нравится, и она хотела еще немного побыть здесь. Может быть даже воскресить убитую львицу? Она же просто следовала инстинкту и ни в чём не виновата. Пророк похлопала мёртвого зверя по морде.

– Тебе почти удалось, – тихо произнесла она, но эхо разнесло эти слова за пределы ниши в ущелье.

Вокруг было так спокойно, что она слышала свои пульсирующие вены и даже гудение артефакта, всё еще ожидавшего финального решения о своей участи.

– Не волнуйся, я возьму тебя с собой. Уничтожить тебя я всегда успею, – с этими словами она поднялась, опираясь на сухой посох, который по ощущениям не уступал в монолитности окружающим скалам.

Она сделал несколько шагов в сторону выхода и остановилась, так как не могла оставить львицу. Нужно забрать её шкуру с собой на память об этой встрече.

– Попробуй разорвать плоть, – пронеслось у Пророка в голове.

Хотя посох не был личностью, но был в состоянии генерировать мысли у разумных существ в соответствии с волей Отца. Пророк поморщилась.

– Она будет напоминать тебе и о твоей слабости, и о твоей силе, чтобы бы ты была осторожна, как тебе и говорил Сын.

Она протянула руку. Раздался треск лопнувшей шкуры. Это оказалось легче, чем она могла себе представить, хотя возможно это только кажется после того, как посох научил её активировать резервы. В отличии от силы Отца, Пророк теперь могла контролировать потоки энергии практически не напрягаясь. Ошметки плоти зверя с хлюпающим звуком отделись от шкуры.

– С людьми будет ещё проще… – пронеслось где-то далеко в уголках сознания. – … если они восстанут против воли Сына.

Пророк снова посмотрела на посох. Неужели эта палка ни во что её не ставит, пытаясь так грубо внушить посторонние её уму мысли? В одном Пророк ошибалась, посох не внушал, а лишь искал отклик в той области души, которую он будет украшать новыми шрамами во имя его.

Она взвалила шкуру себе на плечи. Несмотря на тяжесть ноши, Пророк уверенно отправилась в обратный путь. Подъёма по руслу в ущелье она не заметила, но когда подошла с почти вертикальному склону, на вершине которого она оставила свое воздушное судно, то поняла, что обычным способом ей не подняться. Стукнув посохом о скалу, она заставила воздушные потоки окутать её и поднять наверх. Наверное, со стороны этот первый полет, выглядел неказистым, но над этим она еще поработает. Главное помнить слова Отца: ничего не делать напоказ, только ради пользы людей и во славу Сына.

Мерцающее поле защитного генератора транспорта еще работало. Она положила шкуру львицы на соседнее кресло пилота, на котором она тут же оставила кровавые подтеки. Это было не важно, так как Пророк и сама оставляла следы запекшейся и свалявшейся крови к чему бы не притрагивалась внутри кабины.

Она впервые после ущелья осмотрела себя: от голубого костюма не осталось и следа, волосы слипнувшееся от песка и крови. Но даже изодранная одежда, и спутанные волосы на ней смотрелись женственно и изящно. Как ей такое удавалось могло стать величайшей загадкой для будущих поколений, если они смогут жить на выжженной Солнцем Земле.

Датчики показывали, что защитное поле отключиться через пятьдесят две минуты и сорок семь секунд. До заката было ещё достаточно далеко. Солнце удачно выбрало время года, когда может, как можно дольше поливать своим богопротивным огнем поверхность планеты. Пророк подумала, что это даже хорошо, так как остальной путь она преодолеет сама, долетев до города по воздуху. Накопленной силы в душе должно хватить, да и посох дополнит недостающее, если хочет остаться с ней. Двигатели взревели и транспорт, доживая свои последние часы, направился в город Утренней Зари.

Автопилот позволил Пророку расслабиться и ещё раз спокойно поразмыслить над случившимся. В своих покоях она еще помедитирует на эту тему, но мерный гул моторов и однообразный пейзаж способствовали рефлексии. Почему Отец создал такую реликвию, которая не может просто давать силы, а вынуждена резать душу? Научить жертвенной любви своего носителя? Но она сама идет тем же путем! Шрамы на стенках её души говорят сами за себя. Посох делает это аккуратно, но зачем? Если бы она так хорошо не знали боли от разрыва души, то не заметила бы, что посох нанес ей еще несколько ран. Неужели ради того, чтобы она не так сильно травмировала свою душу? Вполне возможно. В любом случае, она еще понаблюдает за тем на что в действительности способен этот новообретенный артефакт.

Через час с небольшим она уже увидела город, который все еще мучился в закатных лучах Солнца. При наступлении ночи город оживет и вспышки строительных работ на реакторных площадках будут хорошо видны, хотя они ведутся круглосуточно, благодаря портативным защитным полям и костюмам, которые позволяют рабочим продержаться дольше недели на рабочем месте.

Красный мигающий сигнал на сенсорной панели уже несколько минут сообщал о скором отключении генератора транспорта. Без него он перегреется в считанные минуты и упадет в на землю. Пророк посадила воздушное судно и вышла из него не дожидаясь отключения бортовых систем. Взвалив свернутую шкуры львицы на плечи он опираясь на посох пошла в сторону города. Каждый её шаг становился все быстрее, а затем ноги оторвались от земли, и она набирая высоту поднялась над равниной. Несмотря на увлеченность процессом, Пророк контролировала скорость полета, чтобы не задеть высотные здания, которые становились все ближе. Ветер приятно трепал её волосы, сбивая с них остатки сражения в ущелье. С высоты она хорошо видела кольцевую структуру города Утренней Зари. И если верхнее и среднее кольцо мегаполиса представляли собой идеальные окружности, но внешнее кольцо больше было похоже на опухоль, которая прибилась к городу в надежде выжить во время катастрофы. Сын сказал, что люди внизу тоже обратятся к нему, и она поверила словам Спасителя мира. При этом сейчас, пролетая на районам этого громадного нижнего кольца, она чувствовала насколько это будет сложно воплотить в реальность. Сын все больше будет дарить людям свет Отца, пропуская его через себя, делая это не так резко, как это выходит у неё. Но несмотря на то, что люди всей планеты соберутся здесь, их все равно слишком много для того, чтобы всех их погрузить в божественную благодать. Их обращение к Сыну без внешнего воздействия казалось ей невозможным. К словам проповеди они точно останутся глухи, а сломить у всех них волю, даже у неё, если бы это и разрешил Отец, не получится. И посох здесь не поможет. Пророк с грустью смотрела вниз. Почему они не хотят просто обратиться к Сыну? Он уже столько сделал для них. А сколько сделала она! А им лишь бы исправляли их ошибки и избавляли от трудностей. Неблагодарные! Почему же Отец все же запрещает ей надавить на них. В конечном счете, они будут ему благодарны. Но ему нужно добровольное обращение, потому что по Его словам “любовь чужда насилию”. И вот сейчас нужно будет опять принести в жертву часть своей души, чтобы дать им время для размышлений.

Среднее кольцо города было почти в десять раз меньше внешнего, и Пророк пролетела его гораздо быстрее. Она приземлились на все той же недостроенной площадке, на которой её встретил Сын. Она была так рада видеть его, что тут же уронила шкуру рядом на бетонный пол. Сын подбежал к ней и стал быстро осматривать её. Но под запекшейся кровью не было не единого шрама, даже царапины исчезли с тела Пророка под воздействием целительной силы. Сейчас она заметила, что разодранная зверем одежда еле-еле прикрывает наготу её изящного тела. Но Сын явно не замечал этого, обеспокоенно ища следы увечий.

– Я почувствовал, что ты испугалась, – заметил Он.

– Немного, – ответила Пророк, покосившись на шкуру хищника у своих ног.

– Она напала на тебя? – с недоверием спросил Сын.

– Попыталась.

– Но зачем тебе её шкура?

– Буду носить в воспоминание выигранной битвы и того…

Сын крепко обнял её.

– Я прошу тебя, больше так не рискуй. Никогда.

Её сердце забилось гораздо быстрее, чем при битве с хищником в злосчастном ущелье.

– Ты же хорошо знаешь, что только мы вдвоем можем спасти человечество и привести всех к Отцу. Один я не справлюсь. Только ты одна знаешь, как мне тяжело. Моя человеческая душа еще не готова к этому подвигу и только ты помогаешь мне нести его, понимая насколько это тяжело.

Она кивнула, продолжая смотреть в бездну голубых глаз.

– Тебе надо отдохнуть в моих покоях, чтобы тебя никто не беспокоил.

– Но мне нужно создать защитный купол на городом!

– Мэри, ты должна отдохнуть, я чувствую, как измождена твоя душа. Я волнуюсь за тебя. Пару дней город еще потерпит. Пойдем я провожу тебя.

Они направились в покои. Отец расчищал их путь, чтобы случайные глаза не увидели Пророк в таком виде. После того, как она приняла душ, она вышла обратно в покои в халате. Её тело отвыкло от такого расслабленного времяпровождения. Сын сидел на углу кровати и снова сосредоточенно просматривал сводки работ в городе. Пророк кротко села рядом, так как подобная обстановка была для неё невероятно чуждой.

– Сколько еще время до запуска генераторов? – спросила она, хотя приблизительно знала дату окончания проекта.

– Верхний и Средний город запустим через 16 дней, – ответил Сын, медленно почесывая черную короткую бороду. – Но Нижний город будем подключать по мере готовности районов, пока полностью не покроем признанный департаментом градостроения сектор города. Остальное будет уничтожено Солнцем.

– Всем хватит места в городе?

– Конечно.

– А если доберутся другие народы?

– У них был шанс, но теперь это невозможно.

Пророк села, пожав ноги под себя.

– Но если все-таки доберутся – подумала она.

– Думаю в Нижнем городе освободится место после того, как люди начнут переселяться наверх в Средний город.

– Для этого им нужно признать тебя Богом, а они медлят.

– Я буду посещать их и показывать от чего они отказываются. К тому же защитные экраны в Нижнем городе более низкого качества и это тоже поспособствует пересмотру их мировоззрения.

– Но они же должны обратиться добровольно?

После этих слов Сын оторвался от планшета и посмотрел на Пророка с непониманием того, как она может ставить под вопрос его решения. В конце он все же улыбнулся.

– Мы же не знали, что ресурсов не хватит на весь город… – он внимательно смотрел в глаза Пророка. – Я составлю особую систему проверки на получения вида на жительство в Среднем городе, которая исключит возможность меркантильной перемены мировоззрения. Ты согласна?

– Да, конечно.

– Хорошо, отдыхай Мэри. Набирайся сил, нам еще много нужно будет сделать вместе, – он поднялся с кровати и пошел в другую небольшую комнату, которая напоминала ему про каморку в мастерской Цезарио, что доставляло тонкое удовольствие от присутствия скромности и аскетичности в его жизни.

– А ты?

– Я еще поработаю, – закрывая за собой дверь ответил Сын.

Пророк легла на кровати и тут же уснула, провалившись в забытье. Она не ощущала, как кровь в глубине её души продолжает сочиться, наполняя её силой.

Все это время Отец наблюдал за ними. Во время этих бесед Пророк настолько была поглощена лицезрением Сына, что не замечала Отца, и он мог расслабиться и внимательнее изучать происходящее между его детьми. Он покружил вокруг спящей девушки. Температура её тела и частота дыхания, которые отличались на сотые проценты от обычных, сообщили ему необходимую информацию о том насколько быстро она сможет накопить силы для создания барьера на центральной частью города. А Сын! Как же он скрыл за завесой обеспокоенности о Мэри, понимания того, что Пророку нужно еще по крайней мере несколько дней, чтобы сделать то, что задумано. Ему для этого не нужно было подсчетов, а просто какое-то наитие. Хоть и вздорная человеческая черта, но пока работает в нужном направлении. Главное, что уже совершенно очевидно: для Сына важнее цель, чем состояние Пророка. Отец рассказал ему: куда и зачем отправилась Мэри Стоун и в чем сила посоха и что он будет делать с её душой. Не один мускул не дрогнул на лице Сына, когда он узнал об этом.

– Великая цена за великую силу… Ради спасения человечества и моего восхождения, – произнес тогда Сын, но то, что он поставил свою заветную мечту на последнее место не способно было запутать Отца. – Я никогда не забуду её самопожертвования.

– Может быть, её любви? – уточнил Отец.

– Самопожертвования, – повторил Сын.

Сейчас Отец вспоминал этот разговор и ему было достаточно того, что Сын, по воздействием юношеского максимализма, мчится вперед к статусу Бога на земле. Но если он его не достигнет до того момента, как в нем начнутся процессы переосмысления прожитой жизни? Тогда он, возможно, заменит слово самопожертвование на любовь, только вот душа Мэри Стоун к этому моменту будет уже окончательно изуродована посохом и неспособна даже малую толики эмпатии. А может быть они и оба станут совершенно другими. Такие моменты для Отца до сих пор не были подвластны, несмотря на всю его силу, опыт и знания человеческой истории – такое происходило впервые. Это доставляло ему некоторое неудобство, но раз небеса позволяют этому совершаться, нужно использовать каждый мгновение, чтобы завершить начатое тысячелетия назад.

Посох стоял, прислоненный к спинке кровати. Древняя реликвия, могущественный артефакт, проводник силы, источник древних знаний! Отец ухмыльнулся внутри себя, вспоминая, как люди называли эту корявую, сухую палку. И её создателем они считали его – сына Утренней Зари. Он бы все отдал за это, но даже самый могущественный ангел не может создать ничего в этом или ином мире, только воспроизвести то, что уже видел. А эту палку создал человек, повесившись на ней, а затем другой безумец, решивший, что сможет с помощью неё контролировать энергию Отца. Почему посох стал почти одушевленным предметом – даже для Отца оставалось загадкой. Что смог вложить в эту ветку хрипящие в агонии люди? Отчаяние от потерянной власти над миром, которыми была охвачены их души при жизни? Отцу показалось, что посох, почувствовав родственное, узнал вдохновителя своих создателей, что подтвердил небольшим скрипом своих ссохшихся древесных волокон. Ему стала омерзительна эта немного изогнутая палка, как будто в ней он видел себя. Всего лишь орудие и средство. Бешенство охватило ангельское существо Отца, но он во время удержал в себе нарастающий припадок. Обычно он отправлялся в свой мир и пытался сокрушить его, до тех пор, пока не иссякнет его гнев и не закончатся силы.

Пророк немного повернулась во сне. Еще чуть-чуть и она бы проснулась. Дети не должны видеть его настоящее лицо и эмоции. По крайней мере, до того момента, как им уже будет безразличен источник их силы и света, и когда процесс восхождения на вершину этого мира полностью поглотит их. Он еще раз посмотрел на Мэри Стоун. Она еще выглядела, как просто очень красивая представительница рода человеческого, а не Пророк Всевышнего, но скоро и это сотрется из её души.

Он приблизился к шкуре львицы, которая лежала в ванной. Странно, но она не смердит. Что произошло там Отцу было интересно только по причине внесения новых переменных в его подсчеты вероятности необходимых для него событий. Но пока он не видел ничего экстраординарного, кроме нападения хищника. Рябь на воде времени и не более того. Отец потянулся к шкуре, наблюдая за тем, позволят ли его оковы преподнести небольшой подарок. Он стал работать над шкурой львицы, чтобы она приобрела презентабельный вид и хорошо смотрелась на плечах Пророка. С новым костюмом, который Сын уже приказал сшить для неё – это будет смотреться потрясающе. Работа доставляла Отцу радость, потому что ему позволялось, что-то делать самому, а не руками людей. Да, он всего лишь повторил украшение одной эфиопской царицы середины третьего века до Р.Х., но получилось эффектно.

Пророк спала более полутора суток. Когда ближе к вечеру следующего дня она очнулась, то почувствовала огромный прилив сил. Вместе с тем, её обуревало желание приложить эти силы немедленно, прямо сейчас. Она заметила, что это желание исходит от посоха, который прекрасно понимал, что нужно маскировать раны в душе эйфорией совершаемых чудес. Так было с предыдущими владельцами, но Пророк вела себя несколько по-другому. С одной стороны, ей важен был результат, но не для того, чтобы потешить свое самолюбие. Этой внешне хрупкой девушке явно нравилось погружаться в ткань материи для поиска новых форм. Тело львицы она разорвала только потому, что хотела проверить свои силы в разуплотнении высшей формы организации материи. Пойдет ли она дальше, чтобы затронуть человеческую душу? Если бы посох обладал разумом, то ответил, что до этого момента он уже поглотит Пророка, переправив её на тот свет в самые непроницаемую для света бездну. Хотя возможно, посох повстречал новый вид гордыни, но разве кто-то может превзойти в этом того, кого они считают свои Отцом.

Она сбросила с себя покрывало, которым её заботливо укрыл Сын, когда принес ей новый костюм. Он отличался от все еще дорогого её сердцу нежно-голубого и розового фасона – белоснежный с черной рубашкой он манил её к себе, вися на дверце шкафа. Новое нижнее белье также аккуратно лежало на стуле. Она быстро привела себя в порядок и вышла из комнаты в обновленном блистательном образе. В приемной на диване лежала львиная шкура, в которой она без труда узнала своего неудачливого противника. Сын стоял рядом с диваном и немного ошарашенно посмотрел на Пророка.

– Э-э-э… – таких пауз от Сына Мэри не слышала никогда, так он всегда знал как, что и когда говорить. – Это от Отца… тебе… Мэри…

Он пригласил её оценить подарок. Пророк приблизилась и присев провела кончиками пальцев по шкуре. Отец много чего изменил в габаритах, в изгибах, которые она запомнила. Ей было очень приятно получить такой подарок от Бога. Маленький штрих, который для неё означал просто заботу.

– Она явно предназначена, чтобы носить её на плече, – произнес Сын, собираясь уже водрузить столь экстравагантную мантию на королеву города Утреней Зари.

В ответ Пророк покачала головой.

– Пусть полежит здесь. Гостям понравится. А мне нужно завершить начатое.

Сын понимающе опустил глаза. Теперь её час славы, а Он будет лишь зрителем этого сияющего момента. Но самым близким зрителем. Они вместе вышли из его покоев и направились в зал совета в верхней части дворца. Сын смиренно шел позади, даже не делая попыток завести разговор с Пророком о том, как она собирается создать барьер такого размера над городом. Он понимал, что это потребует от неё колоссальных затрат и что даже посох, при всей своей расхваленной глубиной времен силе, не помощник тут. Он просто символ начало нового этапа, как в жизни Пророка, так и в жизни города Утренней Зари. Сын это принимал, так как в этом и заключается её служение. Его же миссия привести людей к свету Отца, к признанию себя, как Бога – не на словах, а всем умом и сердцем, чувствами и движениями души.

Через обваливший вход, они попали в недостроенный зал совета, а точнее на огромную площадку, с которой был хорошо виден город, горящий множеством огней, и похожий на ночное небо. Пророк немного повернула голову, а Сын понимающе остановился. В центре зала она поставила посох перед собой без пафоса, хотя предыдущие хозяева любили втыкать посох в землю и бить им, угрожая упрямой стихии. Когда Пророк отпустила пальцы, то артефакт не упал с сухим звоном на каменный пол, а сохранил вертикальное положение, нарушая законы гравитации. Пророк знала, что стихия подчиниться ей и вопрос о цене, которую нужно заплатить за преждевременное вмешательство в ткань мироздания, её уже не интересовал.

Закрывая глаза, Пророк начала убеждать окружающую частицы и потоки материи, что они снова находятся в том неоформленном и пустом состоянии, что и на заре мироздания. Оставалось придать этому призыву масштабность, чтобы вселенная признала в хрупкой девушке отблески своего Творца. Для этого и нужен был посох, которой подключал все новые резервы души Пророка через тончайшие порезы. Сейчас она позволяла реликвии это делать, чтобы не отвлекаться на мобилизацию необходимых сил, сосредоточившись только на создании сферы, которая будет перенаправлять потоки солнечного ветра, не позволяя ему выжигать город.

Между Пророком и посохом, который уже во всю резонировал, внимая непонятным словам, которые срывались с её уст, возникло светящее поле, которое начало стремительно увеличиваться. Все новые раны на стенках души Пророка давали энергию для расширения купола. Она вошла в раж и светящаяся граница, подобно взрыву, пронеслась по Верхнему и Среднему городу, которые тут же оказались под защитным покровом божественной благодати (именно так это будет представлено во всех новостях). Распространение полупрозрачной сферы, представляющаяся взорам как сказочная вуаль, замерло на границах среднего кольца города Утренней Зари. Южная ночь делала этот купол особо отчетливым, что позволяло увидеть его всем жителям города, тогда как днем могли списать это на марево от раскаленного бетона и камня.

Сын восторженно смотрел за происходящим. Ему тоже было понятно, что именно сделала Пророк, но язык, на котором она обращалась к стихии был ему не знаком. Какие-то слова он слышал от Отца, где-то проскакивали знакомые нотки местных древних диалектов, но это было что-то новое. Потоки энергии немного трепали её черные волосы, как будто застревая в них, но Пророк, продолжая повторять странные слова, удерживала сферу, которая стремилась схлопнуться и исчезнуть. Ночное время создания этого барьера тоже было выбрано Пророком не случайно: барьер должен стабилизироваться в привычном ходе вещей этого мира, чтобы выдержать натиск прямых солнечных вспышек, которые обрушаться на город. Казалось, Пророк с нетерпением ждет рассвета, чтобы посмотреть, как отреагирует Солнце на эту новую фазу бунта человека.

Сыну больше нечего было делать на этой площадке. Теперь необходимо четко распорядиться выигранным временем: завершения и запуск реакторов и проповедь. Сейчас Пророк делает то, к чему она и призвана. Совершать грандиозные чудеса, подготавливающие почву для последующего обращения к Сыну. Спускаясь вниз, он размышлял над тем, что все еще не готов. Его тело, пропуская свет отца, не выдерживает. Он может лишь безболезненно созерцать этот свет в полумраке своих покоев, но озарять им людей без последствий для себя, до сих пор не получается. Он уже делает это мягко, наращивая цикличность волны, которая обволакивает людей, располагая их сердца без травмы и надрыва. Даже если он чувствует, что человек не принимает этот дар, он не давит на него. Добровольное принятие – самое важное! Теперь он не просто повторяет про себя эти слова Отца, но полностью разделяет их, делая их лейтмотивом своего служения. Люди полюбят его от всего своего сердца. Он остановился на полпути длинной винтовой лестницы. Внизу в зале, сотрудники и прислуга дворца восторженно обсуждали происходящее. Сын еле заметно улыбнулся, потому что, даже не сосредотачиваясь, почувствовал волну обожания, которая исходила от города Утренней Зари. Люди обращались к нему в своих молитвах, благодарениях и слезах радости. То, что это происходит всего лишь в этом городе ему было больше, чем достаточно, как и говорил ему Отец.

Глава 9

Священник заканчивал каждение на телом его усопшей супруги. Екатерина Невская не пережила ожогов, которые она получила, когда отправилась спасать детей из завалов на кольцевой линии.

– Ве-е-е-чный покой… – густым баритоном провозгласил священник.

Генерал Константин Невский стоял перед телом жены, завернутым в светло-серое полотно. Еще несколько десятков погибших лежали в этом импровизированном погребальном зале в одной из рекреации станции метро. Станция была ещё старого образца, и новомодные дизайнеры не успели опошлить величие былых эпох. Здесь все смотрелось монументально, создавая величественную атмосферу перехода в мир иной, которым стала поверхность планеты. Тела подготовили к отправке наверх. Священник что-то уверенно говорил про вечное небесное блаженство там наверху. В контексте звучало очень забавно, потому что «там наверху» сейчас ад – палящий, безжалостный и все глубже вонзающий когти в землю.

Невский больше не видел печати смерти на лице людей, что свидетельствовало о правдивости слов Сына, что эпоха войн закончилась, а генерал мог похвалиться сомнительным качествам предсказывать гибель людей только в военное время. В противном случае, он бы заметил это на лице своей любимой жены, которая оставила его одного разгребать ужасы этого мирного времени.

Тела погрузили для транспортировки наверх, где их сожжёт Солнце. Генерал еле волоча ноги поднялся следом.

– Вам туда нельзя! – неуверенно произнес техник.

Ответный взгляд стальных глаз дал понять технику, что его мнение было учтено, но намерения генерала-вдовца не поменяло. Несколько солдат во главе с капитаном, которые присутствовали со своим командиром на погребении, обступили его.

– Генерал, мы не можем вам позволить подняться наверх! – учтиво заявил капитан Леонид Касаткин. – Кроме того, что системы могут отказать в любой момент, и вы не вернетесь обратно, ваше горе… может вынудить Вас к необдуманным поступкам. Это распоряжение штаба командования, генерал.

Невский оценил этих крепких бойцов, которые несмотря на тяготы последних месяцев без труда скрутят его. Он подошел к капитану и некоторое время изучал его в надежде, что вновь забьют барабаны войны, и он снова увидит работу ангела смерти на лицах своих подчиненных. Техник стал нервничать, потому что у него было еще много работы по поддержанию систем жизнеобеспечения в подземном убежище, в которое превратилась подземная система метрополитена. Отчасти она и была на это рассчитана, но безумных фантазиях предков все готовились к ядерной зиме, а не к радиоактивному лету, создаваемому потоками солнечного ветра. Из-за температуры системы быстро выходили из строя, и каждый техник был на счету, чтобы создавать видимость контроля над аварийными ситуациями. Сейчас это было столь же важно, что и устранять поломки. Пока еще авторитет генерала вселял надежду в тех немногих, кто остался в живых из многомиллионного народа Северо-Восточной Федерации, но панические настроения нарастали.

– Нужно отправить тела наверх, – повторил техник.

– Капитан, я провожу свою жену и вернусь, – медленно произнес генерал. – После будет собрание в штабе, где я изложу свой план по спасению. А пока я еду наверх и вниз, то утрясу в голове детали.

Слова генерала, как обычно, произвели должный эффект на подчиненных. Если уж он сказал, что вернется, то значит вернется. Считалось, что такой репутацией не обладает не один человек на земле. По крайней мере, из ныне живущих. Люди генерала сошли с погрузочной площадки, которая завибрировала и дернувшись повезла новую порцию тел для погребения через сожжение. Некоторое время он наблюдал, как капитан Касаткин все еще стоит внизу. Он будет ждать возвращения Невского столько, сколько понадобиться. Они сейчас доверяют ему как никогда, но что будет, когда он изложит им свой план. Последний рывок из этого места погибели. Не все переживут его, и он не будет обманывать их. Стратегия предстоящей операции окончательно сформировалась в его голове, и теперь он мог спокойно побыть рядом с телом своей жены. Он не открывал погребальное покрывало, так как хотел, чтобы в его памяти сохранилась только её улыбка, которой она подбодрила его в то злополучное утро несколько дней назад. Он даже подумал, что и здесь внизу можно жить и быть счастливым.

Неприятный скрежет погрузочной площадки о неровность туннеля отвлек его. Но лифт после небольшой вибрации продолжил свой путь наверх. Он посмотрел назад, но уже ничего нельзя увидеть, только вереница небольших фонарей тянулась далеко вниз. Но и впереди еще ничего не предвещало завершения пути. Этот участок не нравился Невскому больше всего из-за неопределенности к чему ты ближе: к новому или старому. Он всегда шел только вперед и сейчас это может спасти жизни хотя бы нескольких его соплеменников.

– Катя… – он заплакал, опустившись на грубый металлический пол грузового лифта.

Еще немного и покажется верхний уровень, но сейчас никто не увидит его таким уязвленным и потерянным. Даже смерть своих сыновей он пережил спокойнее. Они выполняли свой долг и с честью сделали это. Но её долг был поддерживать его в это сложное время, а она помчалась на сигнал бедствия. Кто-то говорил, что нужно найти виноватого, чтобы перевести свою боль на него, но генерал пока не определился кто больше виноват в происходящем: Сын или Левин. Пока ученые федерации вели подсчеты и пытались выразить в формулах гибель человеческого мира, Невский сразу же заметил, что все началось после выступления Сына на центральной площади города Утренней Зари. Тот свет даже на экране выглядел слишком грандиозно и видимо привлек внимание Солнца, после чего оно и обрушило на Землю свое разрушающее действие. Почему да как генерала уже не интересовало. Это началось сразу после той трансляции, а значит Сын или знает, что на самом деле происходит или является причиной происходящего. Его уже объявили Богом на всей планете, так почему же он позволяет происходить всему этому кошмару. Да, все объясняли это наличием людей, которые отвергают его. И потому вселенная мстит всем? «Весь это ужас должен научить нас ответственности за свои поступки» – твердили по новостям, пока спутники не вышли из строя.

С этой точки зрения генерала: Сын – настоящий бог. Стоит себе в сторонке и смотрит, как люди барахтаются в жиже под названием жизнь. Раз он хочет ответственности, то у генерала Невского есть пару уроков, но для начала он хочет взглянуть в глаза Левина, который бросил свой народ, да и в глаза Сына, что тот пинком не отправил своего советника спасать тех, кто первый, как народ заявили, что они принимают его, как Бога. Невский понимал, что приезд Левина спас бы не больше людей, чем статистическая погрешность потерь в этой катастрофе. Сейчас важно с какими чувствами все эти люди будут умирать: спокойствие (хоть и относительное), смысл и надежда. Это генерал давал с избытком своим присутствием, но Левин мог бы внести свою лепту.

Грузовая платформа стала замедляться и остановилась на верхнем уровне. После горизонтальные тяги переместили платформу на сорок метров к воротам ангара, которые уже не закрывались из-за сломанных механизмов. Хотя стены входа обвалились, но металлический каркас массивных ставней все еще держался. Именно этот момент вселял в генерала уверенность, что они смогут прорваться через этот ад в город Утренней Зари. Он надел шлем защитного костюма и вышел наружу.

Генерал посмотрел на часы: 1 час 41 минута 18 секунд 2 августа … Он поскреб ногтем царапины на стекле часов, из которых не было видно года. Несмотря на глубокую ночь небо несло в себе багровые следы солнечной бури. Ученые говорят, что в области города Утренней Зари активность не такая высокая. Причина: присутствие Сына. Не то, чтобы научное обоснование, но факт, который был установлен во время немногочисленных сессий спутникового наблюдения до того, как последние практически закончились, пачками выходя из строя. Говорят, что спутники города Утренней Зари функционируют стабильнее, хотя тоже относительно быстро выходят из строя. Это тоже нужно будет обсудить на предстоящем военном совете, но пока он сел на металлический пол платформы, которая мирно ждала, когда лучи солнца сожгут её груз, после чего она вернется вниз за новой порцией умерших от болезни, жажды, отравления и переутомления. Генерал еще раз провел рукой по телу жены. «Мы все равно все встретимся в Царстве Небесном… – прозвучали в его мозгу слова погребальной проповеди. Почему попы так уверены, что попадут на небо? Если бы генерал решал кого пропускать туда, а кого нет, то этих святош он бы первых развернул от врат небесных. И дело не в нравственности. Среди священников он знал много по-человечески нормальных людей, но на них огромная ответственность, раз уж они называют себя пастырями душ человеческих. И все что происходит – их вина. И его, генерала Невского тоже, раз уж он раньше Пророка не прижал всех этих высокомерных ублюдков. И в аду… Невский засмеялся от мысли, что ад уже здесь, в отличии от обещаемого блаженства. И в аду он поглубже – не потому что он принимал очень сложные и суровые решения, а потому что они в конечном счете привели его сюда – в разрушенный ангар с заваливающимися воротами, рядом с которыми на рассвете будет сожжено тело единственной женщины в его жизни. И не встретится ему с Катей на том свете, как бы этого не хотелось, потому что он должен принять еще одно тяжелейшее решение и от него зависит: решатся ли на него остатки его народа.

Генерал отогнал от себя эти тягостные мысли и попытался пробудить светлое воспоминание о жене: её глаза, её короткая стрижка, её упреки. Он улыбнулся, вспоминая как она пыталась объяснить ему необходимость переезда в загородный дом…

– Ты полюбишь землю! – сказала она, наливая ему чай с молоком и двумя чайными ложками коньяка.

– Не-е-е, – Невский потянулся за кружкой, но его жена ловко отодвинула от него чашку.

– Значит так? Тогда если я услышу что-нибудь из разряда: а почему мы раньше не переехали, то месяц будешь спать на диване в кабинете!

Хотя жена никогда не наказывала мужа столь примитивным способом, но генерал нахмурился. Его не устраивала перспектива переезда, поэтому он еще раз оценил свою реакцию на заявление жены, чтобы понять насколько это важно для неё. Внутри него все противилось этому решению, так как порцию сельско-хозяйственной, деревенской романтики он получил еще в детстве. К тому же летать в штаб, даже на аэрокаре, занимало бы слишком много времени, которое он бы хотел проводить с ней. Но с другой стороны, ей это необходимо, когда она ждет его возвращения из командировок. Дети уже выросли и скоро начнут десантировать внуков и тут загородный дом придется, как нельзя кстати.

– Согласен, – генерал все же ухватился за чашку своего любимого чая. – Только выбирать место и проект дома будем вместе.

Екатерина Невская торжествующе отпустила чашку, позволив мужу сделать долгожданный глоток.

– Ты не положила сахара! – поморщился Невский, пригубив горячий напиток.

Он положил две с половиной чайной ложки сахара, которые исчезли в молочной глади. Раздалось шипение, пронзающее мозг. Генерал посмотрел в чашку и на жену, лицо которой было все в ожогах…

Он очнулся и вскочил с платформы, отбегая к остаткам стены, к которой крепился каркас ворот. Это было достаточно, чтобы очутиться в тени, которая защищала от прямого воздействия солнечных лучей. Он задремал и это могло стоить ему пару лишних ожогов. Радиацию выведут препаратами, но ожоги, которыми Солнце радушно одаривает жителей планеты, заживляются очень медленно даже при должном уходе. Генерал похлопал себя по защитному костюму, который тоже немного шипел. Но удостоверившись, что это просто резкое испарение конденсата, стал наблюдать за телами умерших. Уже через полторы минут они одни за одним стали вспыхивать словно спички. Он отвернулся, чтобы не видеть, как Солнце высушивает и обугливает тело его жены, превращая его в пепел. Когда характерное шипение и потрескивание перестало наполнять руины ангара, генерал повернулся и увидел, как ворвавшийся ветер, развеял пепел умерших. Невский посмотрел на часы. Еще 4 минуты и платформа двинется обратно. Это время было рассчитано с запасом для полного утилизации тел. Генерал хотел было настоять, чтобы это называли погребением, но сейчас, когда он увидел, как это происходит – утилизация вполне подходящее слово. Он аккуратно посмотрел через ворота наружу. От его любимого величественного города мало что осталось. Может быть, когда все закончится, они вернутся сюда, чтобы все восстановить. Красный датчик на визоре шлема тут же дал понять генералу, что активность сегодня выше обычного и лучше не задерживаться на поверхности, даже прячась за стеной.

Когда платформа дрожа и скрипя остановилась внизу, капитан Касаткин спокойно встретил генерала без тени осуждения, что тот заставил их ждать себя весь остаток ночи, в то время как они могли бы отдохнуть или провести время с родными.

– Генерал, вас искал командир отряда Альфа-13, – доложил капитан.

Невский кивком дал понять, что эта хорошая новость, но совет в штабе имел первостепенное значение. До встречи оставалось не более 40 минут, и они немедленно выдвинулись к центру убежища, в которое была превращена система станций под центральной площадью столицы Северо-Восточной Федерации.

Жизнь в этом и подобным ему убежищах кипела круглосуточно: время суток не имело значения, только смены каждые восемь часов. Военные быстро наладили распорядок и выживание в таких непредсказуемых условиях, но ресурсы истощались слишком быстро. По последним данным выживших насчитывалось около 1,5 млн человек. Разветвленная система метрополитена (в том числе и закрытые до этого момента технические и правительственные линии и подстанции) вместила всех без особого труда, но содержать их была не способна. Фильтры, еда, вода и энергия подходили к концу. Раньше столицу содержали другие регионы СВФ, но инфраструктура была уничтожена Солнцем за 19 дней. Связь с другими городами федерации сначала была отрывочной, а потом исчезла полностью. Скорее всего, там тоже прячутся в убежищах, но узнать и скоординировать дальнейшие действия с ними больше не представляется возможным. В связи с этим, задуманный штабом генерала Невского план придется выполнять из расчёта собственных сил и ресурсов. Может быть остальные продержатся и технологии города Утренней Зари, доступ к которым они получат, когда доберутся до города, спасут еще несколько сотен тысяч человек СВФ. А может быть Сын все же соизволит явить свое божественное вмешательство к тому народу, который так открылся Ему.

На станции люди то и дело оборачивались, замечая генерала Невского и он, пускай и на мгновение, смотрел каждому в глаза, давая понять, что скоро все решится. Капитан тоже это видел, поэтому накопившаяся усталость отступала от него. Дети тоже что-то делали. Раньше его жена руководила координацией детского труда, чтобы он был соразмерен каждым возрастным группам. Такой подход чрезвычайно сильно преображал детей. В их взгляде оставался шлейф того пути, который они прошли за прошедшие месяц, повзрослев на десятилетия. Уходя со станции в штаб, располагающийся в административных помещениях, Невский обернулся. Ему не показалось: лица людей все больше блестели от пота, а глаза – от исступления. Каждый день под землей будет только ухудшать ситуацию.

В штабе его уже все ждали: одним плохо спалось, а другим важно было получить хоть какое-то поручение, чтобы отвлечься. Он занял свое место в центре. В начале главы подразделений отчитались о ситуации в подземных убежищах столицы, выводя последние данные на общий дисплей. Теперь на таких совещаний приводились реальные цифры, потому что речь шла не о креслах и должностях, а о выживании. И впервые за долгие годы каждый начальник мечтал, чтобы снова оказаться простым человеком, который не знает насколько все плохо. Наверху всегда было больше информации, чем у обывателей, но шансов спастись и избежать опасности (вместе с ответственностью, конечно) тогда у элиты было в разы больше. При настоящем положении дел конец у всех (вне зависимости от статуса и происхождения) будет один – смерть. Прогнозы не менялись, несмотря на все попытки оптимизации расходов ресурсов. Все говорило о том, что через пару недель начнется хаос. На одном из первых экстренных заседаниях совета, когда стало очевидно, что необходимо аккумулировать ресурсы и спускаться вниз, один человек из министерства сразу предсказал подобный исход событий и даже почти попал в сроки, как теперь выяснилось. Он, тут же предложил, ограничить число жителей убежища, что позволит продержаться дольше до решения проблемы.

– И каким же образом? – спросил тогда генерал Невский.

– Пропускная система, – невозмутимо ответил тот.

– Тогда нам придется стрелять в людей.

– В противном случае, вам придется стрелять в них потом, чтобы выжить… хотя вам не в первый раз принимать такие решения, – цинично заметил чиновник министерства.

– Мы возьмем всех, кого сможем разместить внизу!

– Но это в 8 раз превышает рассчитанные нами допустимое количество резидентов убежища.

– Я не буду оставлять людей наверху пока это возможно.

– Генерал, вы не понимаете. Как обычно, вниз пробьётся отребье, а хорошие люди останутся «загорать» под солнцем!

– А кто будет определять это?

– Наш департамент уже готов предоставить благонадежных граждан.

– Все члены семей ваших сотрудников там? – генерал поднялся из-за стола и приблизился к чиновнику, нависая на ним подобно огромной волне северного моря.

– Да… – тот не смог соврать под пристальным взглядом генерала.

В этот же момент генерал вонзил ему в висок армейский нож, быстро выхваченный из ножен на бедре.

После того инцидента подобных предложений по сокращению популяции не поступало, но и от Невского ждали, что он придумает выход из этого кошмара. С потухшими взглядами собравшиеся дослушали доклады глав подразделений. Генерал поднялся и, сделав глоток воды из армейской кружки, обратился ко всем.

– Всем уже очевидно, что нам не выжить здесь, – произнес Невский, но это не вызвало никакой реакции у окружающих. – Я предлагаю всем выжившим, отправится в город Утренней Зари.

Эти слова сразу же вывели совет из коматозной апатии.

– Генерал… что?… простите… но как? – спросил его Федор Лазурный – генерал-майор северного округа. – Мы против самоубийства!

Остальные поддержали его одобрительным молчанием.

– Сколько у нас танковых единиц? – спросил генерал, хотя уже давно знал ответ.

– 120 тысяч? – ответил полковник Ваха Мусаев.

– 121 472 единицы, плюс военный тяжело бронированный транспорт, – поправил его Невский. – В коем-то веке алчность оборонных заказов поможет сохранить жизни наших соотечественников.

Генерал Невский сделал знак и в зал совета вошел командир отряда Альфа-13 майор Руслан Уланов. Его голова была забинтована, но лицо не было повреждено.

– Майор доложите совету о вашем задании, – приказал генерал, сев обратно в кресло.

– Генерал, – майор приступил к докладу. – Согласно приказу 214 подразделению Альфа-13 необходимо было достичь квадрата 51-08…

На дисплее высветился маршрут, который преодолел отряд. Хотя и до этого члены совета сидели тихо, но после увиденного повисла тишина мертвого космоса. Более 1500 километров туда-обратно.

– … Расстояние мы преодолевали на танках Т-6006М с дополнительными топливными ячейками. Броня танков выдерживала дневные переходы до 11 утра и после 15 дня. Мы потеряли две машины и 14 членов экипажа, – закончил майор.

– Ваша цель была преодолеть такое расстояние? – спросил один из участников совета.

Майор покачал головой и повернулся к генералу Невскому, который дал согласие на обнародование полного списка задач операции.

– Никак нет! Наша задача была найти патриарха Геронта в одном из монастырей северного региона и доставить его сюда, – четко произнес майор Уланов.

– Вы доставили?

– Так точно.

Гул пронесся по залу.

– Как он выжил? – на перебой спрашивали друг у друга собравшиеся.

– В северном регионе пониженная активность солнца? – с надеждой спрашивали другие.

– Никак нет! С учетом цикличности, все та же возрастающая экспонента, – ответил майор.

– А монастырь?

– Разрушен Солнцем.

– А как же выжил Геронт?

– Не могу знать. Он все еще молчит.

Недовольный ропот окутал помещение. Поступали предложения как можно скорее разговорить Геронта, но тут же приводились возражения, что мол там все равно такая же ситуация и спасение Геронта – просто чудо. Все это время генерал Невский спокойно наблюдал за своими коллегами, ожидая, когда они немного успокоятся без внешнего давления с его стороны.

– Генерал! – обратился к нему Феодор Лазурный. – Вы же не хотели нам просто сообщить про Геронта до того, как он сказал что-нибудь важное.

– Я ещё не разговаривал с ним, – тихо ответил генерал и шум разговоров сразу испарился из зала совета. – На то, что майор Уланов и отряд Альфа-13 найдет Геронта я не надеялся больше положенного в наши дни. Но на танковый марш-бросок, который мы подготавливали несколько дней, даже превзошел прогнозы…

Пристальные взгляды ожидали от Невского финального приказа, но он медлил, давая всем возможность заранее свыкнуться с тем, что он сейчас произнесет.

– На восьмой день мы покидаем столицу. Танки должны выдержать дорогу до города Утренней Зари. По пути, где возможно, будем пополнять припасы. Но и без этого топливных ячеек хватит, чтобы добраться до цели.

– А еды и воды? – в ответ генерал пожал плечами.

– Вы думаете техники хватит, чтобы перевезти всех?

– Даже немного с запасом. Не зря же все перекинули к западным границам, надеясь повысить давление в переговорах Балтийской войны, – генерал сигнал, чтобы один из его людей вывел на экран подробные расчеты снабжения этой операции.

В течении почти 15 минут совет знакомился с расчётами и переваривал эту информацию.

– А если город Утренней Зари тоже находится в руинах? – раздался вопрос над столом совета.

Раздался раскатистый смех генерала Невского, так что многим стало не по себе.

– Пока связь еще не прервалась, агенты доложили, что там осуществляется строительство генераторов защитного поля. И что-то подсказывает, что под руководством нашего Бога и Владыки этот проект уже завершен, – произнес он, пронзая взглядом каждого в зале заседания.

– Это радостно слышать, что там нас ждет спасение, что наши танки доберутся туда, но выдержат ли люди этот исход? – задал вопрос полковник Мусаев.

– Хороший вопрос, полковник, но все прекрасно знают на него ответ! – генерал Невский теперь уже более мягко посмотрел на членов совета, представляя сколько им придется совершить, чтобы сделать эту самоубийственную миссию возможной для всех оставшихся живых в подземных убежищах. – Вам придут указания необходимых по подготовке снаряжения и организации людей на всех станциях. К делу товарищи!

Под молчаливое «у нас нет выбора» один за одним члены совета поднимались и покидали просторную административную комнату. В конце остался только майор Руслан Уланов и адъютант Невского – молодая девушка Виктория Никвист.

– Где он? – низким гортанным голосом спросил Невский.

– В особой секции медицинского крыла станции, – быстро ответил Уланов.

Он понял, что нужно проводить генерала на аудиенцию с бывшим патриархом Геронтом. Направляясь в медицинский сектор, генерал уже видел, как начали приводиться в исполнение его приказы. Люди были возбуждены, но в рамках дозволенного, что не должно перерасти в панику. Для этого еще не всем сообщалось о предстоящем исходе – все ограничивалось перераспределением запасов для последующего переезда. Наверняка многие подумали про другие подземные убежища, какие-нибудь новые секретные правительственные ветки метрополитена и прочее. Когда наступит время он обратиться к народу, и они последуют за ним. Он шел к Геронту не просто посмотреть на выжившего из ума старца, а попытаться найти опору в этом безумии, так как в глубине души генерала грызли сомнения: не ведет ли он на гибель остатки своего народа?

В медицинском блоке их встретил глава отделения Евгений Данилович Кристальный. Этот 60-летний мужчина не уступал по комплекции генералу, но широкая улыбка, с которой он встречал каждого человека несмотря на тяжелые условия этого подземного мира, делала из него добродушного, немного сутулого великана.

– Генерал, я лично провожу вас в палату, – он пригласил Невского проследовать за собой. – Потрясающе, что он до сих пор жив. В его-то возрасте! Майор, а он точно не был в каком-нибудь хорошо защищенном бункере?

– Никак нет, мы нашли его в подвале, – ответил Уланов.

– Может это нижний храм? – Невский внимательно посмотрел на попутчиков.

– Не могу знать. Обычные стены, везде осыпавшаяся штукатурка, песок, пепел и грязь. Видео отчет…

– Я верю вашей оценке майор, – оборвал его Невский и они проследовали дальше по коридору.

Секунд на 15-20 потух свет. Такое случалось все чаще, но сейчас это длилось дольше обычного. Генерал понимал, что уже начали заправку топливных элементов, необходимых для форсирования таких огромных расстояний. Им предстоит преодолеть около 4000 км, если не случится ничего непредвиденного. Он все еще надеялся, что по мере приближения к городу Утренней Зари активность Солнца будет уменьшаться, что повысит процент выживаемости среди его людей. Может Геронт подскажет, как еще повысить шансы добраться до цели, раз уж он выжил в каком-то монастырском «подвале».

После возобновления электроснабжения медицинской секции, они смогли войти в палаты реабилитации после посещения поверхности. Обычно здесь находились члены разведотрядов, которые пытались найти выживших и наладить связь с другими городами. На спутники надежды уже не было, так как запускать новые у СВФ уже не было ресурсов. В связи с этим рассчитывать можно было только на наземные стационарные системы связи с ограниченным радиусом действия, который сокращался от заявленных технической документацией из-за помех от вспышек солнечной активности. Генерал со своими спутниками быстро прошел мимо коек, на которых лежали раненные и остановились у дальней двери в особую палату. Переглянувшись они зашли внутрь.

Геронт лежал отвернувшись к стене. Его длинные, но редкие седые волосы лежали на подушке, а мерное дыхание показывало, что он жив. Его переодели в больничную пижаму, которая не способна была скрыть крайнюю худобу старца.

– Ваше святейшество! – обратился к нему Кристальный.

Никакой реакции. В это момент Невский вспомнил, как называл себя Геронт при их последней встрече после того, как Пророк чуть было не сделала из него пускающее слюни растение.

– Мерзкий старик! – громогласно произнес Невский.

Остальные обернулись на генерала, который не был склонен к безосновательному оскорблению людей. К тому же все понимали, что несмотря на столь жалкий вид перед ними высокодуховное лицо.

– Да-да… – раздался хриплый голос. – … мерзкий старик – мерзкий старик.

Геронт медленно развернулся и сел на койку. Он прищурился, чтобы разглядеть гостей. В этом не было необходимости, так как палаты медицинского сектора хорошо освещались. Он засмеялся, обнажив в общей сложности 7 зубов, своего прежде безупречного рта. Морщины неповторяемой сеткой уродовали его лицо, когда он всеми силами пытался вспомнить кому же принадлежит столь знакомое лицо генерала Невского. Череда гримас прекратилась и в глазах Геронта стал исчезать туман забытья и юродства.

– Константин Александрович! – голос Геронта задрожал, и он начал плакать, как будто вспомнил что-то очень тяжелое и горькое для его сердца.

При этом патриарх не сводил глаз с генерала, и указывал на его грудь своими трясущимися пальцами, больше похожими на кости скелета из усыпальницы. Невский подошёл к нему и, присев перед немощным старцем, накрыл его холодные, почти ледяные руки, своей огромной ладонью. Через пару минут Геронта перестало трясти, но он все еще молчал.

– Оставьте нас! – приказал Невский.

Майор Уланов и доктор Кристальный покинули небольшую палату. Теперь их разговору уже никто не помешает.

– Зачем ты вернул меня? – устало спросил Геронт, но чувствовалось, что болезненный крик души готов вырваться наружу из его слабой груди.

– Через пару дней мы отправляемся в город Утренней Зари, – без предисловий начал Невский. – Как ты считаешь: мы доберемся до него?

Геронт стал боязливо оглядываться.

– Откуда ж мне знать, Константин Александрович!

– Вы же патриарх! Кому как не Вам знать, что будет с вашим народом при конце света! – не выдержал Невский.

– Я мерзкий старик… мерзкий старик! – он схватился за голову и хотел было отвернуться к стене, но железная хватка генерала не позволила ему сделать это.

– Как ты выжил в монастыре? – спросил генерал в надежде, что этот рассказ отвлечет Геронта.

– Не знаю… не помню… – Геронт смотрел на Невского, а затем снова боязливо оглядывался. – Было да… было… Я просто хотел молиться, чтобы Он простил мне мой грех!

Геронт хотел было утонуть в своем стенании, но строгий взгляд генерала держал его на плаву.

– Это ж мой грех!

– Заканчивай!

– Из-за меня все это! Из-за меня! – не унимался бывший патриарх.

– Из-за тебя?! Ты все еще о себе много думаешь старик, – усмехнулся Невский.

– Большая власть – большая ответственность! Кому как не тебе знать об этом! Я не должен был допустить всего этого!

– Чего этого? Провозглашения Сына – Богом?

– Не искушай меня. За мою слабость, мы наказаны больше остальных. А монастырь… Там все сгорели заживо в первые часы. Они кричали, задыхаясь в раскаленных келлиях и не понимали за что это все! Только я осознавал причину! Только я! Кто угодно мог назвать Сына Богом, но только не мы… только не мы!

– Почему ты не сгорел? Раз все из-за тебя?

– Он пришел лично поздравить меня с этим падением.

– Кто?

– Его сейчас называют Отцом.

– Бог-отец?

– Не искушай меня! Никакой он не бог и не отец. За признание его и его сына Солнце и хочет выжечь нас, потому что уже не может терпеть такого противления настоящему Богу.

– Настоящему Богу? И где же Он был все это время? Почему молчит?

– Он не молчит! Он так громко говорит, что я схожу с ума!

– Я ничего не слышу, – спокойно заметил Невский.

– Да-да, все не слышат, но это не значит, что Он молчит! – после этих слов Геронт немного успокоился и больше не озирался по сторонам.

– Значит Отец тот самый первый падший ангел?

Геронт устало вздохнул, а генерал поднялся и сел рядом с ним на койку.

– И он сохранил тебе жизнь?

– Отец хотел бы думать, что это он.

– В смысле?

– Он же цепной пес. Кусает только насколько позволяет ему цепь. Он до сих пор всего лишь тень, – Геронт стал вспоминать что-то неприятное.

– Тогда кто это все устроил? Сын? – требовательно спросил Невский, которому явно нужен был конкретный враг, что предаст его жизни новый импульс.

– Константин Александрович, если все было так просто! – Геронту было тяжело говорить, и он закашлял.

– Смерть и огонь – сейчас все просто старик. Если бы Сын не очаровал собой всех, то и признания не было бы. Так что это он устроил все это.

– Сын… хм… – Геронт вытер слюну, которая от кашля осталась в его бороде. – Он пока думает, что служит Богу и сам очень хочет стать им. Сын все принесет в жертву этой цели!

– Он уже принес в жертву слишком много, – заметил Невский.

– Но мы и так раньше убивали друг друга, не задумываясь, ради каких-то иллюзий нового мира. Вы тоже многих убили! – Геронт с теплотой посмотрел в глаза генералу.

– Что Вы хотите этим сказать? – холодно произнес Невский.

– Хм… мы уже забыли, что все едины, что мы одна большая семья и потому Сын это наше предельное выражение желания взойти на небо, но только на своих условиях, а не ждать, когда нам это разрешат, – ответил старец. – Генерал, если бы Вы видели в себе силы, которые позволяют вам попасть на небо, вы бы стали ждать?

Невский задумался, чтобы дать честный ответ Геронту.

– Я бы посоветовался с женой, – горько усмехнулся он.

– Интересно… но у него нет жены, – Геронт немного засмеялся.

– А Пророк?

– Девчонка с глубокой душой и раненным сердцем… Они оба считают, что смогут привести все человечество к счастью в свете Отца, но его свет – он другой, – Геронт поморщился.

– Ненастоящий? – спросил Невский.

– Настоящий, но не божественный, а значит конечный. Он наскучит нам также быстро, как и все в этой вселенной! – грустно ответил Геронт.

– И что теперь? – спросил Невский.

– Вы же сказали, что отправитесь в город Утренней Зари, – Геронт встал с койки, чтобы генерал тоже поднялся.

– Да, отправимся.

– Но с какой целью теперь вы поедете туда?

– Спасти моих людей!

– И вы сможете спокойно жить в том городе, зная, что Сын из себя представляет?

– А что такого? Ну хочет он быть богом – пусть будет. Не самый плохой вариант, – спокойно ответил Невский.

– А остальные забудут эту боль? – патриарх кивнул в сторону двери.

– Главное выжить… -

– Да? Вы же уничтожите город Утренней Зари, когда разочаруетесь в Сыне: в его силах, в его свете – во всем! Потому что он назвался Богом и должен этому соответствовать, а не размениваться на мелочи в виде подачки благодати и красивых слов. Даже новое общество, которое он построит в городе своего отца вас не устроит. И ты это знаешь!

– Я найду слова, чтобы убедить моих людей принять новую жизнь, а не горелую и радиоактивную смерть. Напоминаю и тебе старик, что нам не в первой терпеть.

– Возможно, ты убедишь себя, возможно ты убедишь людей, возможно ты убедишь Сына, но убедишь ли ты Пророка? Она почувствует малейшую угрозу царству своего владыки, – медленно произнес Геронт, поглаживая голову, которая начала болеть от воспоминаний о проповеди Пророка в алмазном дворце.

– Мы теперь закалены, она не сможет нас сломать. Нас слишком много! Так что и она смирится с нашим присутствием!

– Ты так легко рассуждаешь, потому что она не ломала твое сердце и волю! – Геронт указал своим костлявым пальцем на грудь генерала.

– Но ты же восстановился. Так что мы тоже сдюжим.

– Она не ломала меня, – признался Геронт.

– Но я же помню, как ты корчился в конвульсиях на коврах коридоров алмазного дворца?! – заинтересованно произнес генерал.

– Мой грех… тогда меня потрясло другое… моя вина… – старец снова сутулился под тяжестью воспоминаний.

Невский ждал пока Геронт снова соберется с силами и продолжит разговор. Давить на него сейчас было бесполезно. Он сам хочет рассказать об этом генералу, потому что он единственный кто поймет его в этой ситуации. Их действительно роднило понимание того, что власть – это ответственность.

– Моя вина… – Геронт очнулся и тяжело произнося каждое слово продолжил. – Она же пришла из-за их слабости. А их слабость – моя вина. Всех этих людей, собравшихся в зале Алмазного дворца. Я должен был помочь им победить свои немощи, свои пороки, свои грехи, а я считал, что им достаточно только предоставлять административные ресурсы, строить храмы и пожертвования наконец…

– А разве для людей их положения этого не достаточно?

– Пророк показала, что недостаточно! Но она пришла не показать, а покарать! Сразу и безапелляционно! – Геронт нахмурился. – Я должен был помочь им всем исправиться до этой встречи. Да и она… они бы с Сыном не пришли, делая я то, что должен!

– Старик, ты много на себя берешь. Боюсь, наших даже угроза расстрела не исправит, не то что ваши елейные слова, – ухмыльнулся генерал.

– Но я не пытался, забыв, что они тоже обычные люди с большими проблемами, а значит нужно было мне прикладывать больше усилий, – продолжал самобичевание старец.

Генералу это не нравилось. Вот он не слушал проповеди Геронта, но вел себя нормально, да и Пророк в нем ничего не нашла, хотя положение генерала было одно из самых высоких в Федерации. Так что остальные сами виноваты. Другой вопрос, что Геронт просто зря тратил время с верхушкой общества и уже давно мог бы спокойно молиться в монастыре о спасении своей души и людях. Судя по его саморефлексии – эти молитвы принесли бы больше пользы, чем вся его административная деятельность. В любом случае, какой смысл жалеть себя сейчас, когда требуются решительные действия.

– Значит ты хочешь искупить свою вину? – спросил Невский.

– Боюсь это невозможно. Бог не торговец, с которым можно договориться, – ответил старец. – Какой я есть, таким и предстану перед ним.

– Самоуверенно.

– Ты же тоже так думаешь!

– Но я – это я, а ты…м-м-м… духовное лицо.

– Богу тоже это все без разницы. Наши ризы и погоны мы оставим здесь…

– Это ясно, – резко прервал его генерал. – Но может быть ты поедешь с нами? Эта дорога точно тебя изменит, как и многих из нас. Тогда и перед Богом предстанешь уже другим человеком.

– Заманчивое предложение, но я не перенесу этого пути, а потому останусь здесь, – вежливо отказался Геронт. – К тому же думаю найдется достаточно много таких стариков, как я чтобы мы встретили здесь свою смерть, молясь за вас и всех остальных.

Странным образом, но генерал понял, что хотел услышать именно эти слова. Кто бы не позволил Геронту выжить, но сейчас его присутствие здесь будет важно для оставшихся. Генерал поднялся с кровати и медленно пошел к выходу из палаты. На полпути он повернулся к Геронту и спросил:

– Откуда ты все это знаешь, что рассказал мне про сына и его планы, про Пророка и её отношение к происходящему?

– Отец рассказал мне.

– Он же отец лжи?! Думаешь он сказал тебе правду?

– Да, правду, но только ту, которая выгодна ему.

– Сильный враг, – с вызовом произнес Невский.

– Только не думай выступить против него. Мы сейчас не в том положении.

– В том самом положении, когда нечего терять.

– Раз нам нечего больше терять, то давайте мы обратимся к настоящему живому… Богу… – Геронт замялся.

Раньше слова из проповедей про живого Бога звучали воодушевляющее, но сейчас слово живой явно относится к Сыну, который ясным образом показал себя и свои силы. Патриарх понял, что потерял время не только с власть предержащими, но и простой народ потерян для него. Сейчас бы им всем остаться и вознести от всего сердца молитвы к небесам, но все уже будут думать о Сыне. Он готов был снова заплакать от бессилия. Все эти отчеты, которые десятилетиями сообщали о росте духовности в народе и обществе. Эти лживые цифры «сегодня больше, чем вчера». Все его помощники, которые лепили потемкинские деревни из религиозного сознания народов СВФ, боясь лишится своих мест и привилегий. Но что с них взять? Он же сам закрывал свои глаза и свое сердце на это, потому что очень хотелось исполнения мечты – чтобы народ Федерации стал народом-богоносцем при его патриаршем правлении. Что он сейчас сможет противопоставить идее, что нужно ехать под покров Сына в город Утренней Зари, где все его почитатели могут укрыться, а отступники и малодушные погибнут вне города. Народ СВФ не был малодушным, а потому они точно все поедут через земли смерти в последний город человечества. А он, их бывший патриарх, останется с другими стариками здесь. С другой стороны, может быть в этом его искупление? Или…

– Может быть всё же вы сообщите нашим людям, что они ошибаются, считая Сына богом? – Невский испытующе посмотрел на Геронта, но тот не дрогнул.

– А ты готов повести их не спасаться в городе, а штурмовать его? – старец сжал кулаки, которые тут же перестали дрожать. – Они же готовы были ради него развернуть землю, так что потребуют от него сполна.

– Но со временем они всё равно поймут, – напомнил генерал.

– Со временем… хорошее слово для наших людей… – в глазах Геронта даже затеплилась надежда. – Не ради ли того, чтобы у них было время ты всё и затеял?

– Я рад, что ты вернулся старик! Отдыхайте, Ваше Святейшество! Скоро нам нужно будет обратиться к людям! Надеюсь вы меня поддержите!

– Да, Константин Александрович!

Невский стремительно вышел за дверь и звук шагов быстро исчез в коридоре, а Геронт продолжил сидеть на кровати. Ему не хотелось уже отвернутся к стене и забыться, как будто разговор с Невским предал ему сил. Все, что они собираются сделать выглядело уродливыми потугами все исправить тогда, когда пресс времени неумолимо сжимает их. Но Геронт знал, что Бог может и неумелые попытки превратить в путь ко спасению. Он тихо начал молиться и размышлять над тем, сможет ли он поддержать тех, кто решит остаться здесь, чтобы встретить свою смерть в подземных убежищах столицы Северо-Восточной федерации.

Глава 10

Камеры фиксировали лицо генерала, передавая его на дисплеи по всем станциям подземного столичного убежища. Его голос звучал из всех динамиков на каждом рабочем месте. Рядом с ним сидел Геронт. Невский хотел, чтобы в кадре было еще несколько авторитетных генералов, но они отказались, понимая насколько это серьезный момент и что они не смогут на экране быть столь же непоколебимыми и уверенными, как их вождь. При этом они все следили за ним из-за камер и спин друг друга, готовые ловить каждый его взгляд и слово. Некоторым из них было интересно, что делает Геронт рядом с генералом, но все были уверены, что тот поддержит Невского во всем, чтобы тот не собирался предпринять. Естественно, что члены совета уже знали, что им предстоит совершить. Почти все необходимые задачи по подготовке к исходу из убежища были выполнены. Можно было сказать, что после обращения генерала можно уже садится в танковые колонны и выдвигаться к цели. А если люди не захотят? У каждого в глубине души закрадывались подобные мысли, но даже беглый взгляд на лицо генерала, готовящегося к выступлению, возвращал членам совета самообладание. Даже крайне изможденный Геронт, возвращение которого многих удивило, приобретал рядом с Невским черты былого величия.

Лейтенант начал отсчет до начала трансляции и густой баритон генерала разнесся по уголкам вымирающего подземного мира.

– Братья и сестры! Я не хочу ходить вокруг да около, особенно в это тяжелое время. Последние дни многие из вас занимались сбором запасов и проверкой военной техники. Но нам с вами предстоит не разведывательная операция, а исход – через 48 часов на закате мы покинем это убежище, в котором нам не выжить. Мы отправимся в город Утренней Зари, в котором защитные экраны позволяют людям спастись от солнечной бури. Сын все еще там. Мы отправляемся к нему, ждет он нас или нет. Мы провели множество расчётов, но в этой операции нас ждут и непредвиденные обстоятельства, так что многие погибнут. Но я обещаю, что доведу наш народ до города. Есть и другой путь…

При этих словах генерал повернулся к Геронту и тот продолжил слово, обращенное к людям Федерации.

– Другой путь – остаться здесь и встретить смерть, но не в агонии борьбы, а в смиренной молитве. Мне жаль, но у вас немного времени для размышления, но вы должны решить: отправится с генералом Невским в марш-бросок по пустошам или остаться со мной. Чтобы вы не выбрали, даже если я один останусь здесь, я буду молится за то, чтобы Бог не оставил вас! Генерал.

– Благодарю, Владыка! Все эти дни я искал путь, как нам спастись и другого варианта не нашел. Припасов в любом случае хватило не более, чем на месяц. И я выбрал борьбу! Я знаю, что вы пойдете за мной, но и будут те, кто пожелает остаться с нашим патриархом здесь. Каждый из вас должен взглянуть в свое сердце и решить, где он должен быть: в колонне в борьбе за жизнь или здесь под землей встречать смерть. В глубине души, вы все знали, что так и будет, но я поведу вас до конца! Инструкции для дальнейших действий вы получите по месту вашей регистрации. С Богом!

Невский кивнул и камеры отключили. Еще некоторое время все сидели, прислушиваясь, не полетит ли по коридорам и залам станций звуки негодования и ропота толпы. Но звенящая тишина, которую не могло нарушить ни гудение генераторов, ни завывающий воздух, который заставляли циркулировать по туннелям. Ничего не происходило. Генерал собранно, но удовлетворенно откинулся в кресло. Теперь обратного пути нет.

– Вы знаете, что нужно делать! – обратился он к собравшимся.

Главы подразделений даже не представляли какую колоссальную организаторскую работу необходимо совершить: транспортировать людей в подземные ангары за пределами столицы по военным веткам метро, где они сядут в бронированные консервные банки с надеждой, что те защитят их от агрессивной стихии. Когда-то все боялись, что сотни тысяч танков поедут с северных земель на запад. Теперь же они поедут на юг, что будет выглядеть не менее угрожающе.

Заранее поблагодарив всех за выполненную работу, генерал покинул зал. Виктория Никвест шла позади генерала, по привычке зачитывая ему сводку по убежищу. Он поднял руку и покачал головой, от чего девушка растерянно замолчала. Генерал посмотрел на неё, а она в ответ лишь поправила серо-зелёный военный берет, скрывающий её коротко подстриженные русые волосы.

– Что-то не так? – ещё более растерянно спросила она.

– Что ты решила?

– Пока не знаю… генерал…

– Я же не разжалую тебя, не буду обвинять или вешать ярлык слабой или нерешительной, – произнес он и пошел дальше в свою комнату, где хотел провести последние часы перед тем, как полностью погрузиться в подготовку к исходу из убежища.

По коридорам станции стали слышны шаги и отдельные крики техников и рабочих. Кода он приблизился к жилому блоку, в котором находилась и его комната, то так и не услышал звука голосов, живо обсуждающих его обращение. Неужели его спокойствие передалось людям? Он очень на это надеялся, потому что его понадобится очень много в предстоящем путешествии. Перед дверью в комнату он снова посмотрел на своего адъютанта. Она выглядела уже более уверенной.

– Ну так что? Решила? – Невский улыбнулся и похлопал молодую девушку по плечу.

– Да, генерал. Я остаюсь! – от этих слов Виктория немного побледнела, но, собравшись с силами, повторила. – Я остаюсь!

Невский смотрел в её серые глаза, но Виктория оставалась непоколебима, что обрадовало генерала.

– На самом деле, я считаю, что те, кто останется здесь с Геронтом гораздо храбрее остальных, – тихо произнес он ей на ухо.

– Почему?! – удивилась Виктория.

– Встреча смерти в обществе полубезумного старика не для слабохарактерных. Думаешь он даст тебе спокойно умереть? Как бы не так: будешь петь псалмы до последнего вздоха, – он подмигнул ей и вошел в свою комнату, оставив девушку свыкаться с полученной информацией.

Конечно, она уже не поменяет своего мнения. Генерал знал кого выбирать в себе в адъютанты. Возможно, даже она поможет Геронту в организации последних обитателях убежища. Это уже не забота генерала – он должен думать о живых. Он все еще надеялся, что его способность видеть печать смерти на лицах людей вернется к нему, и он сможет оценить шансы на успех, но нет: ангел смерти упрямо прятался от него. Невский, увидев кровать, как настоящий военный, тут же упал на неё, зная, что это последняя возможность нормально вытянуть и расслабить конечности в ближайшие несколько недель. Приглушенный свет еще больше расслабил старого вояку…

Генерал стоял посреди выжженной пустыни. Он посмотрел на руки, но, несмотря на прямые солнечные лучи, ожогов не увидел. Невский посмотрел на небо и по привычке прикрыл ладонью глаза, но потом постепенно отвел её. Солнце не слепило, хотя вокруг все было очень ярким. Он повернулся, почувствовав легкие и мягкие шаги сзади. Перед ним стоял юноша в темно-синей военной форме, армейская выправка которого вызывала восхищение.

– Из гвардейцев не иначе, – подумал генерал.

Юноша нахмурил свои изящные брови, которым могла бы позавидовать любая девушка, а затем прошел мимо генерала, встав немного впереди. Он провел правой рукой по гладко выбритой голове. Невскому показалось, что для него это было непривычно, так как его тонкие пальцы автоматически искали густые локоны прежней шевелюры.

– Кто ты боец? – спросил генерал.

Тот повернул голову и в ясно голубых глазах читалось изумление.

– Ты не узнаешь меня?

– Для меня важен каждый солдат, но чтобы я запоминал всех – это слишком! – ответил генерал дерзкому подчиненному.

В этот момент он заметил, что военная форма юноши не такая и уж военная. И не темно-синяя, а почти черная, как будто солнечные лучи проявляли её постепенно предавая форму длинного балахона.

– Он монах что ли? – пробурчал про себя Невский.

Юноша, не замечая недоумения генерала, смотрел куда-то вдаль. Он присоединился к нему, но вдали поначалу из-за яркого света ничего не видел. Время тянулось очень медленно, так что генерал стал терять терпение.

– На что ты смотришь? – спросил Невский у невозмутимого юноши.

– Я жду вашего появления.

– Нашего?

– Да, смотри! – он пальцем показал на растущую облачный столп слева от них.

Столп увеличивался, а вместе с этим все отчетливее был слышан металлический грохот и лязг. Звук был неприятный, что заставило Невского поморщится, хотя к резким звукам после многих военных кампаний он был привычный. Столп превратился в облако, а затем как буря обрушился на них, но внутри ничего не было. Пройдя сквозь них облако отправилось дальше на юг, а юноша и генерал все также смотрели на север.

– Что это было?

– Это были вы.

– Внутри не было ничего, кроме пара, пыли или чего там еще ветром надуло! – возмутился генерал и продолжал выплевывать песок и землю изо рта, которые никак не заканчивались.

Земли во рту становилось все больше, и он стал задыхаться.

– Кхе-кхе… что происходит? – прохрипел Невский и упал на колени.

– Из земли взят и в землю возвратишься, – нехотя произнес юноша и помог генералу подняться.

Невский смотрел в его глаза и привкус песка и земли пропал. Он перестал кашлять, и снова стал себя чувствовать нормально, как до встречи с облаком.

– Не бойся, все закончилось. Такого больше не повториться, – юноша отряхнул одежду генерала от пыли.

– Надеюсь, – Невский развернулся и увидел далеко на юге силуэт города, который как величественная башня возвышался в дымке раскаленного горизонта. – Далеко еще до города?

– До какого?

– Только не начинай! До того проклятого города! – генерала демонстративно жестко показал пальцем на юг.

– Какая тебе разница?

– Я должен привести мой народ в безопасное место!

– А кто тебе сказал, что там безопасное место для твоего народа? – юноша медленно перевел взгляд на генерала, а затем снова уставился на безжизненный пейзаж пустыни на севере.

Генерал подошел к нему и взяв за ворот его темной и странной одежды с силой притянул к себе.

– А что не так? Смотрю ты все знаешь! Так скажи, что не так! – закричал он.

Юноша посмотрел на большие и крепкие руки генерала и никак не мог принять решение освободиться ли от такого агрессивного захвата или он сам поймет, что лучше отпустить собеседника. В конце концов, юноша просто положил свою тонкую кисть на массивные руки генерала и стало совершенно очевидно, что они оба из разных вселенных. Невский почувствовал, что юноша может без труда сломать его, но почему-то медлит. Он отпустил его, а собеседник одобрительно кивнул.

– Хорошо, что ты еще понимаешь, когда следует отступить.

– Я не могу сейчас отступать. Только не сейчас!

– Разве?

– А что ты предлагаешь остаться и задохнуться под землей?

– Я ничего тебе не предлагаю. Но из двух зол лучше выбрать наименьшее, – слова юношу звучали легко, и генерала это ужасно раздражало.

Выбрать из двух зол наименьшее, когда это касается миллиона людей!

– Это мои люди! – процедил сквозь зубы генерал. – И ты предлагаешь так просто решать?

– Нет, не твои.

– А чьи же тогда?

– Вы все дети Божии.

– И что мне теперь делать с этой информацией? Предать все руки небес, с благодарностью принимая смерть от удушья или через сожжение? Кто так поступает с детьми?

– Так обычно поступают друг с другом братья.

– С твоих слов получается, что Отец мне брат?!

От этих слов юноша загрустил.

– Он твой брат?

– Да, заигравшийся и так и не повзрослевший.

– Ангел, ну конечно. С кем я еще могу стоять посредине пустыни! – Невский взмахнул руками, разгоняя раскаленный воздух, который в присутствии ангела ощущался прохладным. – Значит, это все игры для вас?

– Для нас нет, а для него да. Я же сказал, что он так и не повзрослел.

– Я смогу его победить?

Юноша покачал головой.

– Ну почему? Он же зло? А я с вами на стороне добра!

Юноша присмотрелся к генералу, но затем снова покачал головой.

– Правильно, что я считал небеса сборищем равнодушных…

Юноша поднял палец и приложил к устам, чтобы генерал не переступал черту.

– Константин, вы не можете понять всего. По крайней мере пока.

– Да чего тут понимать? Свяжите его, бросьте в самый дальний угол вселенной, чтобы он не мог выбраться оттуда. И помогите нам всё наладить, чтобы было простое человеческое счастье. Разве мы многого просим?

– Его уже бросили в самую бездну, но вы снова протянули ему руку и будете протягивать всегда, пока существует этот мир. А простые радости? Ты сам знаешь, что это такое?

– Моя жена…

– Ты снова встретишь её.

– Она на небе?

– Пока нет, потому что ждет тебя, чтобы помочь, – внешний вид юноши становился все более грозным, так что Невскому становилось не по себе.

Он хотел было задать вопрос о помощи жены, что она поддержит его в предстоящем исходе. Но понял, что ему достаточно и знание того, что Катя его ждет, и он встретится с ней.

– Хорошо, что мы всё выяснили. Но я поведу мой народ в город Утренней Зари. И если надо лично скажу Отцу всё, что я думаю про его «игры». Поверь мне! – уверенно сказал Невский.

Юноша посмотрел на небо и закрыл глаза, глубоко вдыхая горячий воздух.

– Я спустился сюда, только затем, чтобы по старой дружбе, мне дали возможность сообщить тебе, что если ты пойдешь в город, то потом вечность будешь рассказывать Отцу, что ты думаешь про его «игры», – очень серьезно сообщил ангел.

– А-а-а, гореть мне в аду? Так вы решили?

– Ты просто не сможешь простить себя.

– Простить за что?

– За промах.

Юноша поднял руку и зашагал на север. Невский хотел последовать за ним, но поверхность за пределами того места, где они вели разговор, была слишком раскалена, так что уже первые шаги доставляли нестерпимую боль. Он отступил обратно на прохладную поверхность.

– Как зовут тебя, друг! – крикнул вслед генерал.

– Я просто ангел смерти, – тихо ответил он, но его голос разнеся по пустыни до самых окраин.

– Ангел смерти? – генерал скривил губы и стал вытирать пот со лба, но никак не мог смахнуть капли с лица. Как бы он не силился, они все больше заливали его глаза и казались необычайно горячими…

Он вскочил с кровати и еще раз провел рукой по лицу. На это раз капли пота послушно упал на пол. Это всего лишь сон. Он посмотрел на часы. У него было еще пятнадцать минут до того момента, когда он уже не будет принадлежать себе. Умывшись, он заварил себе чай, который оказался дрянным, потому что генерал не умел заваривать его так, как это делала его покойная жена. Генерал машинально пил горячий чай, несмотря на его отвратительный вкус. «Она ждёт тебя» – пульсировало в его голове. Если ему всё удастся, то Кате придётся подождать подольше, так как ему недостаточно просто довести людей до города Утренней Зари, но его долг – помочь обосноваться там, чтобы они не растворились в безликой массе мегаполиса. И он не видел, кто бы смог отстаивать интересы его людей перед лицом владыки мира. Жив ли ещё Левин? Скорее всего, его соратник ещё там, но после этого перехода он уже не будет иметь прав возглавить их. Генерал прекрасно понимал, что это поход изменит всех… кроме него, потому что сейчас он чувствовал всем своим существом, что для этого и был рождён.

– Родная, тебе придётся подождать, – тихо произнёс он, глядя на лёгкий пар, поднимающийся на кружкой.

Раздался знакомый стук в дверь. Он оделся и в последний раз осмотрев комнату вышел наружу. Виктория Никвист ждала его на обычном месте, как будто предстоит обычная рабочая смена. Они быстро пошли к поездам, которые уже вовсю уносили людей по туннелям к местам посадки бронетанковой колонны. Генерал персонально хотел увидеть, как происходит погрузка людей в танковые «доспехи», которые, да поможет им Бог, выдержат солнечную ярость. Когда очередной поезд повез их к месту погрузки, Виктория Никвист неожиданно сообщила генералу:

– С Геронтом останется двадцать две тысячи триста семьдесят четыре человека. Они все уже зарегистрированы. Остальные отправятся с вами генерал.

– В основном старики?

– Э-э-э… – Никвист быстро искала в планшете подробные данные. – Мужчины старше шестидесяти – восемь и девять десятых процента, женщин…

– Как всегда больше… – параллельно произнес Невский.

– …старше шестидесяти – пятнадцать и четыре десятых процента, – закончила фразу адъютант и посмотрела на генерала, который дал знак продолжать, пока он вглядывался в разрываемую прожектором локомотива темноту туннеля.

– Детей до четырнадцати лет – двадцать четыре и одна десятая процента…

Раньше генерал задал бы вопрос: причина такого высокого процента, но сейчас это уже не было важно.

– Члены командного состава? – спросил Невский.

– Все готовятся к отправке.

– Отлично. Значит из военных только ты?

– Да, генерал.

Невский повернулся к Виктории и улыбнулся настолько широко, что девушка очень сильно удивилась, впервые увидев генерала таким радостным.

– Здесь будешь главнокомандующей! – торжественно произнёс он.

– Не поняла.

– Думаешь я доверю Геронту единолично вести вас в последний путь? Он надломлен и может снова погрузиться в самобичевание, когда свет здесь совсем померкнет. В случае этого, ты поможешь ему, – заявил Невский.

– При всем уважении, думаю этого не понадобиться, – ответила она.

– Буду рад ошибиться, но ты же знаешь…

– Всегда предполагать худший вариант развития событий.

Генерал довольно кивнул, но остальную часть пути провел в молчании. Когда оператор поезда сообщил, что до конечной 2 минуты, генерал очнулся. Ему казалось, что шум от подготовки бронетанковой армады к маршу уже прорывается сквозь типичный шум подземного поезда, идущего по туннелю. Его сердце начало биться быстрее, как перед битвой, в такт двигателям, которые еще только ожидали стартового запуска. Невский заставил себя успокоиться, чтобы не перегореть раньше времени.

Сойдя на технической станции, они во главе остальных людей, приехавших вместе с ними, направились по длинным коридорам. Сержанты сразу разбили вновь прибывших на группы, чтобы сопроводить их и приписать к определенным машинам, на которых им предстоит совершить исход из убежища. Длинные, почти бесконечные ангары, соединенные туннелями начинали напоминать муравейник, в котором бесконечными рядами стояли танки Т-6006М. Все больше машин обзаводились экипажем, как будто людям уже надоело сидеть под землей и хотелось как можно быстрее сменить гнетущую обстановку на движение. Главное, чтобы в конце была надежда. Никвист зачитывала поступающую к ней динамику погрузки: около одинадцати процентов резидентов убежища приписано к технике и готовы к маршу. Действительно, когда они шли мимо у танков и бронетранспортёров уже стояли люди, обживаясь в тесных машинах. В транспорте было попросторнее, но менее безопасно, так как только танки были рассчитаны почти на прямое попадание тактического ядерного заряда.

Виктория указала налево, и генерал направился к своей машине. Судя по данным до неё было семь километров. И хотя генералу полагался трансфер, он отказался. Может быть Ангел смерти из сна вернул ему зрение судеб человеческих. Он внимательно смотрел на лица людей, но печать смерти не увидел ни на одном встреченном человеке. С одной стороны, он был рад этому, но с другой стороны – видение смерти сообщило бы ему контроль за ситуацией, так как гибель многих неизбежна. Через пару километров наблюдения он оставил эту затею и стал просто наблюдать за собирающимися. У кого-то был усталый вид, у кого-то воодушевленный, кто-то явно боялся, но все равно решился на поход. У одной из тяжело бронированных десантных машин, он увидел семью (по крайне мере, ему так показалось). Мужчина тридцати пяти лет вместе с женой что-то увлеченно рассказывал своим детям: двум девочкам подросткам и двум мальчикам шести и восьми лет. На младшем были очки, замотанные синей изолентой. Генерал тихо подошел к соседнему танку и стал слушать восторженный рассказ.

–… сады Семирамиды были прекрасны даже по видео связи. Мы обязательно посетим их.

– Пап, ты думаешь они уцелели? – скептично заметила старшая девочка, но все равно продолжала слушать отца.

– Конечно, милая. Сын сохранил город и ждет нас там.

– Почему мы раньше не отправились туда? – спросил один из мальчиков.

– Не все были готовы, но сейчас у нас все получится!

– Но я все равно боюсь, – сказала вторая дочь.

– Звездочка моя, мы же вместе! Ты не должна бояться. Сын сохранит тех, кто искренне стремятся к нему. В этом смысл всего происходящего – наша искренность.

– Я просто хочу жить! – угрюмо произнесла первая.

– Мы будем жить. Вот увидишь! – заботливо успокаивал её отец. – Я достал краски, так что давайте подумаем, как назвать наш ковчег, а затем раскрасим его.

– Давай! – радостно воскликнул младший мальчик, а его мама, увидев это лучезарно улыбнулась, хотя тень тревоги все равно промелькнула на её лице.

– Ваши варианты дети?

– Бегемот… он похож на бегемота! – мальчик стал бегать вокруг транспорта показывая на гусеницы и изгибы темно-зеленой брони.

– Пф-ф, – старшая девочка закатила глаза.

– Анкилозавр! – крикнуло мальчик постарше.

– Молодец, Коля! Он действительно похож! – похвалил сына мужчина.

– Гроб на гусеницах, – немного злобно произнесла угрюмая девочка.

– Диана! – женщина подошла к дочери и попыталась её обнять, но та отдернула плечо.

Невский направился к семье, которые тут же узнали генерала, вышедшего из тени соседнего танка. Несмотря на то, что семья явно была не из военных, они все равно собрались перед ним. Мальчики вышли несколько вперед, чтобы получше рассмотреть их кумира.

– Папа, это он! – типичным громким детским шепотом произнес младший сын.

– Да, сынок, – мужчина потрепал ребенка по голове, взъерошив и без того непослушные волосы.

Генерал смотрел на эту большую по современным меркам семью, которые прошли через все трудности и оказались перед лицом неизбежного. Он переводил взгляд на каждого из них, но его внимание было приковано к старшей дочери. Наконец он подошел прямо к ней:

– Может быть ты тебе лучше остаться?

– И оставить мою семью? Не за что!

– Будет очень тяжело в этом “гробу”, – Невский кивнул в сторону бронетранспортера.

– Я справлюсь!

– Не сомневаюсь, но свою злобу прибереги для действительно сложных испытаний, – стальным голосом произнес Невский.

Девочка сжала губы, сдерживаясь, чтобы не ответить ему. Генерал же спокойно постучал по броне, которая даже не удостоила его глухим звуком. Невский довольно хмыкнул.

– Что ж! Этот динозавр довезет вашу семью до нашей заветной цели! Так что самое время нанести на него боевую раскраску!

– Да! – довольно крикнули мальчишки и побежали к банкам с краской, а девочки нехотя пошли за ними.

Генерал прошел мимо их родителей в их глазах увидел надежду. Когда он удалялся от них, то еще несколько раз услышал довольные крики детей, которые быстро были поглощены звуками ангара. Одинаковый свет ламп и одинаковые ряды слились в его глазах в однообразную массу, но он все равно пытался разглядеть среди неё людей…

– Генерал! Генерал! – полковник Миронов дергал Невского за плечо.

Он проснулся. Все тело ломило, так как на броне танка спать противопоказано даже таким закаленным в боях солдатам, как он. Гул от заводившихся танковых двигателей своей вибрацией пронизывал до самых костей. Эти часы подготовки пролетели слишком быстро, но время исхода настало. Он поведет первые эшелоны, а остальные будут выдвигаться вслед за ними. Чтобы они полностью покинули убежище уйдет более 9 часов. Колонна растянется на многие километры, что будет сложно контролировать, если с задними рядами, что-то произойдет.

– Генерал! – полковник снова дернул его за плечо.

– Все готово? – перекрикивая гул моторов спросил он.

Полковник кивнул, но при этом указал пальцем вниз. У борта огромного танка стоял Геронт, худощавость которого делала танк еще более исполинским. Невский спрыгнул к нему. Он что-то говорил генералу, но ничего нельзя было разобрать. Виктория Никвсит стояла сзади, тяжело дыша, как будто они боялись не успеть до отъезда колонны. Его широко открытие глаза умоляли генерала и именно поэтому он все еще пытался расслышать тихий хриплый голос патриарха.

– Она…город.

Генерал, указывая на свои уши, показывал, что не слышит его. Внезапно Геронт схватил его и что есть силы приблизил к себе, чтобы на самое ухо крикнуть генералу:

– Она…

Остальное заглушила новая волна взревевших двигателей. Генерал покачал снова головой, но Геронт снова и снова кричал слова, которые тонули в шуме великого исхода, который заполнил каждую частицу ангарного пространства. Невский успокаивающим жестом показал, что ему пора, но Геронт костлявыми пальцами впился в руку генерала так, что тот даже сквозь толстую армейскую куртку почувствовал боль. Невский оттолкнул старца. Геронт, не удержав равновесие, упал на землю. Никвист тут же стала поднимать его, но он, не замечая попыток девушки помочь ему, кричал вслед забирающемуся на танк генералу:

– Она… – только это первое слово понимал генерал.

Невский влез в люк и последний раз посмотрел на продолжающего повторять какие-то слова Геронта. Лучше бы тратил силы на успокоение оставшихся с ним людей, чем пытаться посеять панику в сердце генерала. Полковник Миронов слез с танка и отправился к своей машине. Генерал сел в кресло пилота и закрыл люк. Внутри было просторно, особенно после того, как они убрали большую часть боекомплекта (только восемнадцать процентов машин сохранило наступательное вооружение). Это было сделано больше для спокойствия, нежели для реального использования, так как танк без снарядов казался таким уязвимым. Подобная оптимизация внутреннего пространства позволяла разместить от восьми до десяти человек.

– В тесноте, да не в обиде, – подумал Невский, окинув взглядом новое внутренне убранство хорошо знакомой ему техники.

С ним ехало еще шесть офицеров, которые помогали ему координировать исход.

– Ворота ангаров №1-14 открыты! – сообщил один из них.

– С Богом! – тихо произнес генерал и отдал приказ выдвигаться.

Несмотря на свою громоздкость танк мягко сдвинулся с места постепенно набирая скорость. Остальная колонна тут же двинулась вслед. Солнце встретило выезжающую бронетанковую кавалькаду с недоумением. На что рассчитывают эти муравьи? Даже если ночь укроет их от праведного возмездия, то утром с первыми же лучами оно обрушится на них с новой силой. Генерал по приборам со скорбью в сердце наблюдал за его городом, обращенным в пыль. Лишь небольшие остовы зданий, напоминали, что когда здесь была величественная златоглавая столица Северо-Восточной Федерации.

Более ста двадцати тысяч тяжелой техники выдвинулись в сторону города Утренней Зари на встречу к Сыну, которого эти измученные люди до сих пор считали Богом. Все они верили в него, кроме одного, который вел их в этот смертельный поход.

Утром на станции в подземном убежище, Геронт обходил оставшихся людей. Тусклое освящение способствовало молитвенной атмосфере, но избравшим этот путь еще нужно много преодолеть в себе. Геронт впервые знал, как помочь им в этом, потому что сам вернулся из настоящей бездны отчаяния. Виктория Никвист шла рядом с ним.

– Почему он не послушал? – спросила она у старца.

– Он не услышал, но ты же не это хотела спросить, – ответил Геронт и благословил несколько проходящих человек на прочтении сугубой молитвы.

– Почему ты так поздно решил сообщить ему о том, что Пророк не пустит их в город.

– Потому что я сам слишком поздно понял.

– Понял что? – без раздражения спросила Никвист, так как не хватало еще и сейчас тратить на это свои силы.

– Мы притягиваем гнев Солнца и принесем его к городу Утренней Зари, а потому будем представлять угрозу, – также спокойно отвечал Геронт, снова и снова благословляя своей костлявой рукой людей, собравшихся под сводами станции для утренней молитвы.

– Разве Сын не сможет остановить его?

– Не знаю. Мы уже не можем ничего изменить, только самих себя.

– Тогда зачем мы будем молиться за них?

– Потому что любящее сердце не может по-другому.

В этом Виктория Никвист была согласна с ним, надеясь, что его любви хватит, чтобы сопроводить их в последнем рывке к вечности.