Читать онлайн Вновь: слово свидетеля бесплатно

1

Вот уже несколько часов Люба поглощена черным полотном космического простора, где звезды не видны людским глазам из-за своей чрезмерной отдаленности. Если бы не достижения науки, то человечеству солнечный системы ИМБ никогда не был бы ведом хоть какой-то признак жизни вне их маленького мира. И вот она все смотрит и смотрит, вновь подавленная тоской от несбыточной мечты совершить путешествие в открытый космос вместе со своей матерью. Единственный раз аналогичный нынешнему отлет с планеты произошел при иных условиях: ее погрузили в глубокий сон, дабы срезать для нее трехмесячный путь между планетами до мгновения. Заснув на планете Опус, Люба проснулась уже на планете Кома, где они с мамой планировали начать новую жизнь. Это было слишком давно, пусть и кажется событием недавним, чуть ли не вчерашним. Вот Люба и сама не понимает, почему сейчас ее так трогает эта уже несбыточная мечта, исполнение которой было ей неподвластно с самого начала. Легкими заключениями она приходит к выводу, что дело не в причинах внезапного отлета с Комы, пусть те и остаются главным вопросом не только сегодняшнего дня, но и, пожалуй, будут ключевым предметом грядущей дискуссии с капитаном орбитальной станции Эфир на предмет изучения спутника Комы Целестин. Вот это и является главным источником ее неровного эмоционального состояния, пропитывающего мысли самым примитивно-детским страхом с помесью возбуждения перед грядущими неотвратимыми переменами. Спутник Целестин станет либо конечной точкой ее слишком долгого и непростого пути, либо же наконец-то даст возможность по-настоящему начать новую жизнь. Почему-то здесь у нее нет ни капли сомнений. Как и нет сомнений в том, что они заручатся поддержкой Эфира в их походе на спутник. Но не из-за некоего доброго ощущения, рожденного в момент объятий безмятежного космоса, – нет, тут все иначе: либо Эфир пойдет навстречу, либо его заставят, ибо ставки за последние два дня возросли достаточно высоко, чтобы не чураться жертв на пути к цели.

Сама не заметив, Люба машинально вытерла редкие слезы со щек, удивившись их наличию уже по итогу действия. Угольная чернота Вселенной была видима ею впервые вне планет, так что, увлеченная этим чистым контактом, она пережила целую гамму эмоций с важными заключениями. Вновь она познала чуть ли не физически прикосновение времени, уместившего в какие-то два часа ожидания целую историю приспособления чувств и размышлений. Возможно, впервые она благосклонна к тому, как бог времени одарил ее своим вниманием в этот уникальный момент ее жизни, помогая космосу скрыть ее от преследующего всю жизнь одиночества. Приложив руку к небольшому иллюминатору, Люба уже хотела вслух сказать богу судьбы: «Скоро увидимся».

– Иди за мной. – Люба обернулась и увидела Бэккера, чей тяжелый взгляд происходил от вполне оправданного недоверия в ее адрес. Если он тридцати лет от роду, был почти лысым, худым и словно грубо вырезанным из камня, с глазами пережившего слишком многое, то она же, скорее ближе к изящным пятидесяти, была его противоположностью – необычайно красивая, добрая и при этом неподвластная пониманию, словно существо из иного мира. Они были двумя сторонами одной истории, разобраться в границах и влиянии которой мало кому будет подвластно, что в каком-то смысле сохраняет для нее хоть какую-то интригу вокруг этого человека.

– Не считай меня врагом.

– Если бы считал, то не стал бы звать на переговоры с Эфиром. – Произнесено это было с тягучей претензией, аккуратно подчеркивающей недоверие к ней. Таков он был: дерзкий, своевольный, привыкший полагаться на упрямость в любой момент. И сейчас она спровоцировала его на доказательства своей правоты одним спорным для него утверждением, запустив запоздалый процесс официального знакомства, где в первую очередь надо отработать сделанные друг о друге заключения. Остается просто подыгрывать, спокойно одобряя его попытку утвердить свой авторитет перед ней. Кивнув, она позволила ему двинуться дальше, ибо согласие с ним, как и покорность его воле, необходимо было показать.

На этом звездолете, который помог им выбраться с Комы, не было гравитации, что вынуждало ее привыкать к невесомости в кратчайшие сроки. Еще одно новое ощущение, разделить которое она по-детски хотела с мамой. Этот приятный образ упущенного единения помог скоротать те недолгие пять минут, требующиеся для передвижения прямо к шлюзу на станцию Эфир. Состоящая из шести больших отсеков станция удивляла Любу своим одновременно простым и изящным дизайном, впечатляя яркими тонами многофункциональных систем, встроенных в стены, пол и потолок. Ощущение открытия давно укоренилось в ней лишь с негативной стороны, сулящей суровый путь адаптации с неопределенными границами влияния на ее жизнь. Но тут получилось вспомнить, что такое радоваться этому новому, а не бояться непредвиденных последствий. На какие-то несколько минут это получилось распробовать без плохого послевкусия.

Встретив персонал Эфира на мостике, Люба лишний раз убедилась, как сильно они с Бэккером выделяются на их фоне: грязная, потрепанная последними днями одежда лишь доказывала принадлежность к индустриальному городу Монолиту и тому, с каким кошмаром он столкнулся за последние два дня. В центре находилась нынешний капитан Эфира, первое впечатление от которой почти всегда было ошибочным: при возрасте в тридцать пять лет она выглядела значительно моложе, один ее направленный взгляд и слово – и вместо женщины с нежными чертами лица и большими добрыми глазами, которые подчеркивались рыжими пышными волосами, появлялся сосредоточенный мыслитель без намека на изящество или грацию.

– Здравствуйте. Меня зовут Изабелла, капитан Эфира. Бэккер решил дождаться вас, прежде чем начать.

Люба специально украдкой взглянула на виновника этой встречи и ожидаемо увидела непреклонного, волевого и упрямого человека, моментально напомнив то время и место, когда она впервые узнала о его существовании. При этом сам он сейчас на нее внимания не обращал.

– Меня зовут Любовь. – Она обернулась к Изабелле и скорее делала заявление, требуя заслуженного уважения. – Я назначенный Игорем Козыревым, главнокомандующим Монолита, архиепископ церкви Наставления планеты Кома. У меня есть официальные документы колонии о праве не только вести проповеди, но и предоставлять волеизъявление народа города Монолита.

Недолгая тишина лишь увеличила напряжение между ними.

– Сейчас у нас три часа ночи. – Изабелла говорила емко, четко дробя информацию, неуклонно навязывая зрительный контакт оппоненту. – Чуть-больше суток назад Монолит подвергся нападению хищников нового биологического вида. На грузовом транспорте эвакуировано около ста пятидесяти – двухсот тысяч человек. Подсчет еще ведется. Сейчас они летят к столице. Статус главнокомандующего неизвестен. Раз вы назначены представлять народ Монолита, почему вы сейчас здесь?

Приятное удивление от этого места выветрилось, вернув ее в русло суровой реальности.

– Лететь до Опуса три месяца. Я верю, что за это время люди смогут осознать гибель колонии. Но вот принять – вопрос более сложный. Я должна принести им не надежду – ответы.

– Эти три месяца станут для них серьезным испытанием. – Изабелла рассудительно собирала общую картину, выискивая возможные недочеты. – Транспорт грузовой, криокамер там на пару человек персонала, не упоминая провиант, который, по последним сведениям, ограничен. Опус уже выслал гуманитарную помощь и дополнительный транспорт навстречу. И если и говорить о помощи людям, то сейчас надежда им важней, чем гипотетическая правда в неопределенном будущем.

– Мы не планируем искать ответы так долго. Чем быстрее приступим, тем меньше шанс разлада в обществе из-за конфликта объективного и субъективного. Три месяца и правда долгий срок. В наших руках сделать так, дабы большую часть пути эти люди провели с четким ориентиром на будущее и объяснением сокрушительного прошлого. Опус встретит не разобщенную конфликтами толпу, а объединенный эмоциональными травмами и единым знанием народ.

– Только если эти самые ответы их устроят. Всегда можно сделать хуже. Возможно, ложь сейчас будет полезней. А раз так, то почему не дать этим людям….

– Потому что потом придется решать уже две проблемы. – Сами того не замечая, Люба и Изабелла напоминали мать и дочь, чей далеко не первый спор подпитывается слишком похожими характерами. Также Бэккер подметил некую схожесть в их лицах, а при заметной разнице в возрасте, они и вправду казались родственные друг другу. – Что бы я или кто-либо им не сказали, это пустит жизненно важные корни, за которые люди будут держаться, ибо ориентиров в нашем мире осталось слишком мало. Представь, что будет с людьми, когда их постигнет известие о спасающей их все эти месяцы лжи. Принять новое всегда трудно. Спасенные сейчас принесут разрушение потом. Ложь в нашем случае не работает на долгосрочную пользу.

Бэккер был впечатлен. Люба властвовала, но при этом получала удовольствие в наставлении молодой Изабеллы, не скрывающей внезапного комфорта в этом интересном столкновении с мудрым собеседником.

– Не стоит брать на себя лишнюю ответственность, Изабелла.

– В этом и проблема. Я уже ее взяла.

После этого она обратилась к Бэккеру. Общее положение сил немного сместилось: Люба отстояла позицию, создав третью сторону, оставив Бэккера одного.

– Я понимаю, вы многое пережили, последние два дня послужили суровым испытанием для всей колонии. Но сейчас все иначе, и ты это знаешь. Мне решать, отправлять ли мою команду рисковать жизнью на Целестин ради того, ценности чего мне неподвластны в понимании. Эфир способен заняться эвакуацией оставшихся на Коме, координировать разведку и помогать команде в изучении этого нового врага.

– Я не прошу идти за мной. – Бэккер старался говорить вразумительно, но получалось грубовато. – Мне нужен мой лагерь, кое-какие припасы и Лорн для разведки. Все ровно то же и с тем же применением, ради чего здесь я и ты. Хочешь эвакуировать возможных выживших? Вперед. Только не забудь посчитать места на Эфире и количество еды. Также напомню, что там придется рискнуть своей жизнью и жизнью Гаскоина. Но и это не главное. Если не будет приказа улетать, то рассчитывай на серьезный конфликт за припасы, что сулит разрушительным конфликтом не только для персонала, но и для самой станции, чья ценность для человечества всегда будет выше пары десятков гражданских. Давай уже по-простому. Я знаю тебя. Ты не пойдешь ни против приказа, ни уж тем более на риск в зоне своей ответственности.

– Я должна знать.

– Скажи, – Бэккер проигнорировал взывание Изабеллы к разумному разговору. – Есть приказ послать меня куда подальше и заняться чем-то другим? Нет? Тогда я рад, что потратил время на усмирение твоих страхов. Теперь тормозить не будем.

– Подожди. Разве присутствует повод для спешки? – Удивленная Изабелла искала у Любы пояснения, но та была непреклонным наблюдателем. – Здесь безопасно. Опус уже отправил помощь. Зачем рисковать малыми силами, да еще и уставшими, если задача столь важна?

– Так. Послушай меня внимательно. Во-первых, я не обязан отчитываться перед тобой. Все вот это – лишь жест доброй воли. Во-вторых, фактов у меня нет, лишь теории, распространение которых без подтверждения или опровержения может внести смуту и быть неправильно интерпретировано. Мы идем туда, к искусственным пещерам спутника, разведаем, подумаем, возьмем пробы, потом я дам ответ, который ты сможешь зафиксировать в официальном отчете. Либо сидим без дела, либо делаем то, ради чего меня сюда отправили мать с отцом, а тебя запрягли помогать.

Слушая это, Изабелла ощутила подступающую потерю терпения. Ее тревожило не то чтобы сокрытие конечной цели Бэккера – значительно больше раздражало ощущение безысходности, ибо несколько сторон равносильно друг другу используют ее ради своих целей.

– Я не думаю, что твоя семья сейчас…

– Они построили столицу Опус. Я вроде как из тех самых разбалованных богатеев, разве нет? Вот именно. В прошлый раз у тебя с этим не было проблем.

– Какой прошлый раз? – Изабелла удивилась не на шутку. Бэккер чуть запнулся, многозначительный и краткий перегляд с Любой лишь усугубил непростое состояние Изабеллы.

– Изабелла, – Люба постаралась увести разговор в другое русло, – я понимаю, нам всем очень страшно. Сейчас на Коме господствуют создания планеты, этакий естественный враг людской расы. Их много, и они сильны. На первый взгляд, эти животные не имеют признаков интеллекта, лишь стадное поведение. Игорь Козырев, Техгруппа и я – мы все сошлись во мнении, что вопрос наличия этих Особей вне планеты Кома значительно менее важен, нежели поиск способа их устранения.

Уже спокойней Бэккер произнес:

– Я продолжаю этот проект не ради себя или моей богатой, ценящей лишь свои деньги семьи. Усвой этот факт.

– Бэккер. – Изабелла продолжила аккуратно детализировать свою позицию. – Если я не узнаю причину, описать которую в отчете смогу без домыслов и теорий, то мне придется доложить руководству о подозрениях в неправомерных действиях. Разрушена не просто целая колония, а колония с претензией на независимость от Опуса. Ты прилетел сюда на незарегистрированном транспорте с персоналом вне доверенного листа кандидатов. Мне легче легкого донести свои подозрения в твоей преданности Опусу, что без промедления поставит и одну из главных семей столицы в неудобное положение. Более того, по закону я обязана провести полный досмотр всего содержимого неизвестного мне транспорта и его персонала, чье содержание под стражей до дальнейших указаний свыше укладывается в правила ведения переговоров Опуса.

Несколько минут они смотрели друг на друга.

– Если бы хотела, то сейчас мы бы здесь не разговаривали.

– Не понимаю этого заявления.

– Иза…

– Откуда ты знаешь это прозвище?

– … я знаю, карьерная лестница всегда манила тебя чуть-чуть больше примерной репутации. Просто не мешай мне, будь на связи – и станешь для истории большим, чем пустое имя для потомков в истории падения Монолита.

– Считайте это распорядительностью ресурсом Эфира. «Усыпить горе забвением столь же оскорбительно, сколь губительно жизни противление преобразованию».

– И как мне истолковать это…

– «Боритесь с тем, что вынуждает вас бояться знаний устных и письменных». Я поделюсь с вами экземпляром Наставления.

– Мне не нравится эта… эта безопасная неизвестность, которую вы мне навязываете. Но все же смысл в этом я понимаю. К тому же один день мало что решает.

Изабелла направила свой взгляд на компьютерную панель справа и приказала Гаскоину и Лорну подготовиться к высадке лагеря на Целестин. После этого Бэккер и Люба покинули мостик, скорее желая добраться до звездолета и сообщить остальным о результатах. Но только они подтянулись к переходному шлюзу, как Люба вывела его на серьезный разговор:

– Обладая информацией о ее тяге к карьере, ты воспользовался ею с непонятным для меня запозданием.

– Это была ложь. Карьера ее не интересует. Во всяком случае незаслуженная. Я блефовал, чтобы дать ей повод выкрутиться, иначе одобрение вылета на Целестин оказалось бы слишком подозрительным.

– Понятно. Ты решил проверить ее позицию. Человек открывается с неожиданной стороны в условиях жизненного риска.

Бэккер молчал, мысли его были для Любы не такими далекими, как он сам мог считать. Этот человек не только проверил Изабеллу на стрессоустойчивость и верность, но и прощупал поле дозволенности, ограничить которое Опус должен был незамедлительно, во имя спасения сына высоких лиц столицы. С одной стороны, Люба вновь восхитилась его упрямством и смекалкой, ведь этой встречей он и ее саму проверил, вынудив оправдываться перед капитаном. С другой стороны, Люба пока не знает, поверил ли он искренне в ее ложь о своей должности и мотивах.

2

Звездолет, на котором они смогли спастись с планеты Кома, не имел ни названия, ни серийного номера или даже модели. Собранный не пойми кем и когда, он имел грузовой отсек в десяток метров высотой и глубиной и пять шириной, причем отцепляющийся цельным контейнером при желании. Внутри же все было просто: кабина для пилота и штурмана соединялась коридором с жилым отсеком, одна половина являлась спальнями и криокамерами, другая же – столовой с тренажерными инструментами, потому что невесомости здесь не было.

С момента отлета к Эфиру, не сразу принявшего стыковку, прошло часа три. За это время никто ни с кем не разговаривал, пусть тем для обсуждения было более чем предостаточно. Лишь когда Бэккер позвал Любу на долгожданные переговоры с Изабеллой, остатки Техгруппы, занявшие стол в столовой, кое-как зародили диалог, немного успев отдохнуть.

Оскар и Настя, чуть ли не обнявшись, держась друга за друга, уже поддаваясь спасительной привычке, заняли одну сторону стола. Напротив была Рода, успевшая пару часов поспать прямо на этом месте, куда пробралась и зацепилась ремнем еще до отлета. Она подняла голову и долго смотрела с какой-то наивной улыбкой на уставших Оскара и Настю.

– Вы бы знали, как я рада видеть ваши лица.

Она зачесала черные волосы в сторону, открыв лицо.

– Откуда у тебя это? – Настя чуть подалась вперед, вглядываясь в несколько тонких линий наискосок лица от хирургических швов.

– Первая Особь успела оставить свой след. Думаю, не буду прятать их. Пусть напоминают. Мне казалось, ты успела их разглядеть.

– Но не успела спросить.

– Тут я тебя понимаю.

Свет был приглушен, позволив мраку отхватить значительное пространство, подарив лишь небольшому куску света область для людского наполнения. Все трое, пусть и не ушли сильно дальше тридцати лет возраста, но под гнетом трагедий покрылись угрюмым настроением не меньше, чем царапины и синяки занимали их плоть. Если у Оскара все еще было в рамках мужского нрава, то вот вид девушек вызывал лишь заразительную боль от пережитых кошмаров: золотистые, пышные волосы Насти потеряли свою красоту, став колким подобием соломы, скрывающим в обрамлении синяки на лице, при этом черные короткие волосы Роды теперь немного зачесаны наискось, параллельно швам и ссадинам на подбородке, которых на самом ее теле преимущественно больше. Некогда Настя была проявлением доброты и заботы, чья наивность даже зарекомендовала себя раздражающей обузой, а вот Рода же – наоборот: волевой характер подпитывал наглую дерзость на провокации, порой излишне вредя репутации дочери главы Техгруппы. Настя и Рода были яркими противоположностями друг друга и лучшими подругами, и если последнее вновь заиграло красками, то вот, к счастью или нет, различия между ними заметно стерлись.

– А почему вы не там? Оскар у нас сынок главнокомандующего Монолита, ты – руководитель Техгруппы. – Рода старалась звучать по-свойски дерзко.

– Ну… – начал с некоторым разочарованием Оскар. – Мой авторитет в Монолите мало имел веса на самом деле. Для Эфира он вообще равен нулю так же, как и какой-то там начальник Техгруппы, – без обид. – Он направил это Насте, которая, чуть подумав, немного расцвела, сказав Роде с оттенками уважения:

– Меня официально так и не назначили на должность. И сейчас я понимаю, что больше этого не хочу. Твой отец заслужил быть единственным, первым и последним лидером Техгруппы. Пусть с ним все и закончится.

Роде понравилось услышанное, хотя напоминание об отце было сопряжено с горьким чувством утраты. После этого они несколько минут молчали. Больше всего приходилось бороться с тишиной и покоем, внезапно ставшими чем-то чужеродным под влиянием водоворота бесконтрольных инцидентов, чья концентрация соревновалась с необузданными последствиями. Даже говорить спокойным тоном при чистом воздухе было непривычно: уж слишком много им приходилось кричать последнее время.

В целом здесь и сейчас им мало хотелось обсуждать Бэккера, Любу и причины формирования этого странного с этими людьми союза. Чтобы хоть чуть-чуть заглушить тишину, Рода решила поднять более простую, но от того и внезапно пугающую тему:

– Вот уж не думала, что вы парочкой станете. – Настя и Оскар засмущались, ощутили себя подростками, которых прилюдно начали обсуждать сверстники, причем сама Рода обожала такие моменты, выводя людей в неловкое положение простыми фактами. – Не, я, конечно, все понимаю, любовь в период войны – штука еще более ценная и все такое. Оскар у нас вон возмужал как, я даже немного завидую, да и ты, подруга, расцвела, на фоне тебя теперь я выгляжу миленькой девочкой.

– Я рада, что твое чувство юмора никуда не делось.

– Эй, я же не осуждаю. Мне кажется, вы хорошо смотритесь вместе.

Настя и Оскар скромно улыбнулись.

– Интересно, что бы сказал мой отец. Просто, когда мы с тобой, Оскаренок, встречались, он бесился жутко.

– Почему это звучит так, словно ради этого ты и решила за мной приударить? – Оскар захотел включиться в этот подростковый разговор, ощущая дуновения ностальгии безмятежного времени.

– Может, потому, что так и есть? Извини, если разбила сердце, красавчик.

– Еще кто кому разбил.

– Кстати, я с тобой встречалась, чтобы и Настю побесить! – начала Рода весело.

– Чего?! Она все врет. Опять выдумала, и понеслось.

– Да ладно, я видела твои перегляды с ним. Даже Андрей видел.

– Помнится, – Оскар вновь рассуждал, – после нашего с тобой разрыва ты и со всеми окончательно перестала дружить, даже работу…

– Не, – Настя перебила его рассуждениями, – это же было до тебя, когда она поссорилась с отцом, опять, и… или нет? Я, если честно, уже запуталась даже.

– Какие же вы хорошие, друзья, – саркастично ознаменовала Рода. – Как хорошо все помните. Хотя я допускаю, что путаница вызвана кое-каким незнанием… как бы это так сказать, исторических сведений моей жизни.

Настя и Оскар заинтригованно ожидали.

– Сначала я начала с тобой флиртовать, потому что… ну ты красавчик же, да еще и отца это бесило. Но потом я кое-что узнала. – Рода задумалась, потерла лицо ладонями и, собравшись с силами, сказала то, что сама еще толком не приняла до конца: – Мы с отцом редко находили общий язык. С каждым годом все трудней и трудней. Ну и оказалось вдруг, что… я не его дочь. Да, прикиньте. Это странно, но я точно помню, что мы на Опусе были, типа, ну, семьей. Мы прилетели на Кому двенадцать лет назад, и я хорошо, очень хорошо помню эти двенадцать лет. Но вот Опус… воспоминания вроде бы есть, но почему-то в единую последовательность плохо складываются. В общем, мы как-то с ним опять ругались, а он же тактичный, мудрый, не то что я… Ну правда и вскрылась. Я хотела откровения – я его получила.

Лица Насти и Оскара выражали неподдельное удивление.

– Я не знала.

– Теперь знаешь. Оба знаете. Все тогда стало вываливаться из рук.

– Из-за этого ты ушла к копателям? – Оскар говорил серьезней, наконец впервые разглядев в ней кого-то большего, чем беспечную и эгоистичную девушку.

– В основном.

– А как… кто, я имею в виду, твои настоящие…

– Андрей сказал, что они были его друзьями. Погибли, когда мне было пять лет. Вот он и взял меня, чтобы… ну, воспитать нормально. Я так про них и не узнала, потому что мы тогда поссорились, и последующие годы я… Характер взял свое. Мне казалось, лучше их и не знать. Вот такая история.

Тяжелая атмосфера настигла их внезапно, побудив к осмыслению незавидного положения. Оскар заговорил будто бы для себя, желая озвучить неприятный факт в надежде переварить его.

– Я только что понял… мы втроем одни теперь. Ни у кого из нас не осталось больше родителей. Да и друзей рядом нет. Те кто остались там вряд ли выжили. Очень непривычно это понимать, да? Я к тому, что еще пару дней назад все было отлично. Было в своих привычных рамках. Не просто это принять… что все погибли на Коме… Некоторые погибли, чтобы мы с вами выжили. Это много стоит.

Грустное заключение должно было омрачить и без того тяжелый момент, но внезапно в них пробудилась добрая благодарность друг другу.

– Спасибо. – Рода почти плакала. – Спасибо, что не бросили меня. Я не хочу быть одна. – Все трое взялись за руки, закрепляя благодарность друг другу чем-то неосязаемым, чистым и добрым, где одного взгляда и улыбки было более чем достаточно, чтобы поверить в некое единство. Это был чудесный момент счастья людей, потерявших почти все и обретших сейчас нечто новое.

– На самом деле я рада, что вы вместе. Думаю, вы хорошо друг другу подходите.

Настя и Оскар взглянули друг на друга с заботливой улыбкой, обоюдно сталкиваясь и борясь с вопросом: почему они вообще сошлись? Неужели только из-за нужды быть рядом, ибо натиск окружения в последние дни на Монолите уничтожал все вокруг и они зацепились друг за друга ради спасения? Искать истину сейчас совершенно не хотелось.

– Главное, что мы втроем, можем друг на друга рассчитывать.

– До сих пор удивляюсь, как ты повзрослел, Оскар. Вы оба круто повзрослели. – Рода хотела обращать внимание и радоваться преображению друзей, ей это было нужно, чтобы не остаться наедине с собственным безумием, проистекающим из самых глубин ее первобытного инстинкта выживания. Они стали ей примером, этаким ориентиром для сохранения лучшего в самой себе. Причем ее друзья это понимали, оттого и заботились, желая хоть один раз спасти близкого человека. Вопреки странному чувству незаслуженного счастья, пусть и невинного, они все равно рады чему-то человеческому, дружескому и честному.

3

Он сам выбрал грузовой отсек как место своего обитания на пути к Целестину. Темнота смешивается с тишиной, пряча его от ненавистного мира, вполне обоснованно ставившего его в ряд с самыми ужасными созданиями. Все было так, как он считал нужным. Кроме одного. Мучитель, что внезапно преследует его во тьме, вмешиваясь в последний мирный момент оставшейся жизни, извращая саму пустоту, позволяя содеянному кошмару напомнить о себе. Все происходит в голове, но кажется, сама материя не способна содержать в себе чудовища большего, чем те, чьи зубы и клыки уничтожили целый Монолит. Зафиксированные в момент искажающей саму человечность смерти образы людей пронзали темноту, исчезая и появляясь так быстро и громко, словно его швырнули в некий оползень, пытающийся сделать его единым со своим составом. Каждое лицо, немощный крик и сам акт смерти приносили какую-то немыслимую физическую боль, заглушающую все возможные мысли. Все, кроме одной: среди танца боли и смерти не было той единственной, должной стать точкой в его прошлом, перед кратким грядущим. Причем тот факт, что он понимает ее отсутствие, говорит о наличии переживания, следовательно… Да, он должен был забыть ее, как самое опасное для себя создание! Но почему-то все еще помнит. Помнит. Помнит и любит все так же, как и всегда. Вот она, мука, должная… Должная что? Разве есть смысл от этих страданий, когда единственное, что его ждет, – смерть? Он летит на Целестин ради смерти в победе над тем, мстить кому Бэккер намерен, не щадя никого и ничего. Если Петя сейчас сдастся или ослабнет, то сам мир рухнет, так что ему нужно оставаться тем монстром, каким он стал по своей воле, ибо заменить его в грядущем возмездии будет попросту некому. Надо терпеть.

– Я рада, что твое упрямство никуда не делось. Хотя здесь больше подходит самопожертвование. Ты перестал чувствовать руки и ноги, почти лишился отклика спины, на подходе полный паралич, но это все тебя не волнует, ты даже к Насте не обратишься, а ведь она доктор, могла бы и… А, я поняла – ты не веришь в ее желание помочь тебе. Или ты не хочешь этого? Не совсем разумное решение. Скорей всего, дело в Осколках, которые питают эту броню. Этот источник энергии не совсем пригоден для человека, ты давно это понял. Если ничего не предпринять, то отмирание клеток станет меньшей из проблем. Как только будет затронут спинной мозг, эта броня станет не только твоей могилой, но и неуправляема из-за повреждения мозга. Юст постарался, адаптировал чип управления для управления простой мыслью. Но что если ты не успеешь к драке? Что если не доживет твое тело? Разуму некуда отсюда деться. Молчишь. Забавно, эта броня защищает от солнечной радиации, но то, что питает эту броню, убивает тебя изнутри. Вот за это я и не любила вашу науку Опуса – один плюс создает один минус, что обесценивает развитие самого человека. Ну так что, будешь все же меня игнорировать? Я не заслужила этого.

Голос Ингрид был безумным продолжением бесконечного оползня, добавляя в него остаточную панику от сирены воздушной тревоги, эхом доносящейся отовсюду, словно из нее состоит сама материя. К счастью для Пети, высадка и постановка лагеря на Целестин происходила самыми простыми манипуляциями, не требующими от него вовлечения большего, чем молчаливого грузчика.

Палатка – так называлась конструкция с Опуса, присланная на Эфир параллельно прибытию Бэккера на Кому меньше недели назад. Стоило ей исполнить программу сборки, как у владельца появлялся полностью функционирующий небольшой дом со всем необходимым для продолжительного пребывания в местах, непригодных для человека. Куполообразное строение рассчитано на шесть человек и автономную работу в месяц без дополнительных поставок.

– Но есть другой вариант. Всегда такой есть, пока не отрицаем первый. Проблема не в теле – проблема в мозге. Психологические травмы способны на большое влияние. Моя утрата принесла тебе боль, которую ты не можешь пережить. Вот тело и отказывает. Побочный ущерб травмы, выражающийся через физическое недомогание, спасает ментальное состояние. Ты всегда был хорошим человеком, с самого начала, за это я тебя и полюбила. Но сейчас ты стал монстром, истинным врагом человечества. Идешь против своей природы.

Палатка была установлена, раскрыта и запущена в работу. После этого звездолет сел за ней, прикрыв дальнюю от входа стену. Пассажиры, которых Бэккер пригласил с собой по неизвестной причине, быстро перебрались в Палатку, ставшую ныне командным центром. Но Петя туда не пошел. Дело было даже не в том, что броня, высотой в два с половиной метра и довольно широкая, просто не протиснется в обычный шлюз, как и не в отсутствии существенного вклада в проработку стратегии нападения. Все было проще – он хотел быть один, чтобы сохранять роль непредвзятого палача.

Первые шаги дались непросто. Гравитация здесь меньше, чем на Коме. Хотя веса он не ощущал, но скорость передвижения была заметно ниже, что вынудило вперед очереди думать о трудностях грядущей битвы. Ведь если его скорость упала, значит, возможно, сам враг будет не таким и быстрым, как предполагалось? Или же, наоборот, он адаптирован, следовательно, надо работать от обороны… Мысли эти придется отложить под гнетом настигнувшей сирены. Петя медленно обошел Палатку и встал недалеко от входа, обернувшись к ней спиной, чтобы всецело лицезреть… пустоту. Целестин был пустым спутником, без кислорода или признаков жизни, этакий камешек с разными минералами, скрытыми в пещерах. Лишь при помощи прибора виртуального сканирования, создающего в шлеме картинку местности, на поверхности Целестина можно было наблюдать хоть что-то, ведь без лучей светила и звезд все они были в кромешной черноте. Впереди ему открывалась лишь уходящая вдаль почти ровная поверхность, при этом по сторонам имелись разные возвышенности, некоторые из которых были высоки, другие же – по колено. Через сутки они заметят Кому над собой, когда спутник развернется. В виртуальном шлеме он проверил время – семь часов утра. Примерно в это время вчера он собственноручно применил силу Осколка, дабы разломать почву и выпустить заточенных в ней чудовищ, чьей воли хватило на уничтожение всего города меньше чем за день. А два дня назад он сидел в своей лаборатории в старом городе Аврора и изучал этот Осколок, спокойно делая записи и даже не представляя, как изменится жизнь, когда Андрей и Настя приведут к нему Бэккера.

– Они тебе не нужны.

Голос в голове вновь и вновь сопровождался соответствующим владельцу образом, незаметно появляющимся то тут, то там, то совсем рядом, подстрекая на испуг от неожиданного перемещения.

– Почему ты позволяешь им строить против тебя план мести? Они ведь ненавидят тебя. Ради этого он их взял – чтобы они могли замарать руки и убить тебя, когда ты станешь уже не нужен! Изначально их не должно было тут быть, но он нарушил свой план и взял этих людей! Бэккер просто пользуется тобой. Он нашел того, кто станет орудием в его руках, при этом он сам не будет рисковать жизнью, нет – лишь руководить тобой как орудием, не более того. Он трус, вот и все. Он дал тебе твой дневник, словно принес его из будущего, где твоей рукой написано то, чего на тот момент еще не было. Разумная манипуляция. Лжец с Опуса принес то, что мир технократов легко может воссоздать. У них есть твой почерк, нужно лишь доработать твои разработки, чтобы выдать результат анализа машины за твой личный. Тебя развели, не более того. Ты подозреваешь это, иначе я бы не говорила сейчас этих слов. Так почему ты ничего не предпринимаешь? Бэккер такой же, как и Андрей! Они все пользуются тобой. Когда убили нашу дочь, разве Андрей нашел виновных? Или же он дал тебе шанс вернуться домой, на Опус? Нет! Ничего из этого! Он заставил тебя работать, подложив под твое чувство вины шанс искупления в виде этого Осколка! Ты хороший человек, который потакает плохим людям. Посмотри сам, куда тебя это завело… Тебе самому разве хотелось сюда? Нет! Ты отдал себя во благо человечества! Они благодарят тебя за это? Нет! Тебя ненавидят! Все твои жертвы идут на пользу лишь другим. Терять тебе больше нечего. Так почему бы напоследок не взять все в свои руки? Почему хоть раз в жизни ты не можешь сказать им всем: «Хватит!»? Твои слезы прямо здесь и сейчас доказывают, что ты еще человек, чья свобода воли не менее важна, чем слово Бэккера, ставшего свидетелем будущего. Заметь, он не полез в большую броню! Лишь человек испытывает страх – не бог, не провидец и не свидетель будущего. Если в тебе есть хоть крупица любви ко мне, то ты перестанешь потакать им всем и возьмешь свою жизнь в свои руки. Иначе ты продолжишь оскорблять память обо мне.

4

Внутри Палатки все собрались вокруг центрального квадратного стола, где на верхней плоскости с мелкой сеткой спроектирована большая виртуальная область, манипулировать чьим масштабом можно либо руками, либо через небольшой пульт. Картинка была предоставлена специальными дронами для полетов в безвоздушном пространстве под управлением Лорна, которые последние несколько дней сканировали область прямо с Эфира. Увеличение изображения раскрывало глубочайшую детализацию, что удивило Настю, Роду и Оскара, ранее не видавших таких технологий. Оскар стоял напротив них, Бэккер был спиной к шлюзу наружу и лицом к Любе.

Начавшийся как непринужденный, брифинг незаметно, с каждым следующим словом, наполнялся необузданной яростью, исказив Бэккера в преисполненного фанатичным наслаждением ко всему происходящему.

– Мы стоим тут – с левого края внизу от этой области шириной в сто тридцать пять метров, вдаль она уходит на семьдесят шесть – этакий прямоугольник. Почти с противоположной от нас стороны есть небольшое углубление – пещера естественного происхождения, там и спят Особи, аналогичные которым были откопаны Родой. Если разделим этот прямоугольник, то получается, что твари заняли левую половину, а вот Варвар – правую. Эти ступени являются входом в его личную обитель. Они кривые, неровные, будто бы слепой вырезал, но я точно знаю, что выдерживают его вес без проблем. Этот урод поднялся прошлый раз и настиг нас, словно ураган. Палатку я изначально решил поставить почти в центре площади, даже не подозревая, что там мы словно блюдо на подносе для него. Церемониться он не собирался. Быстро и без сомнений выломал эти стены, словно игрушку из бумаги, превратив нас в своих зверьков, чья участь – лишь развлечь его перед свершением казни. Сейчас преимущество у нас, каждый его шаг будет встречен неожиданным ударом на опережение! Я знаю, что он будет делать, и не позволю ему повторить сценарий! Внезапность погасит его волю – сила заберет его жизнь навсегда!

Лишь закончив, Бэккер обвел глазами всех вокруг себя, с опозданием осознавая свирепый нрав.

– Я хочу осмотреть вот этот кусок, – совершенно невзначай, словно речи Бэккера и не было, произнесла Люба, указывая на западную сторону от площадки. Там был небольшой кратер, отрезанный от поля боя толстой траншеей, видимо, оставленный упавшим по касательной метеоритом. И, разумеется, если остальных услышанное просто привлекло вниманием, Бэккера спровоцировало на вспыльчивую реакцию.

– Самое время рассказать, кто ты на самом деле такая!

Ее бесстрашный и властный взгляд с трудом скрывал какое-то несвойственное сопереживание, непонятное ни другим, ни уж тем более Бэккеру.

– Ты неплохо выкрутилась на Эфире – архиепископ Наставления взамен отбывшему в Тишь Наставнику. Я впечатлен. Но мы знаем, что это ложь. Самое время вывалить всю правду, пока Лорн не прибыл.

Никто не вмешивался, всем было как минимум интересно.

– С чего ты решил, что я лгу, Бэккер? – Она достала из кармана документы и протянула ему их, но он лишь что-то выискивал в ее глазах, борясь со страхом перед неожиданностью. Документы взял Оскар и внимательно с Настей их изучил, после чего кратко заявил:

– Они настоящие.

– Это ничего не доказывает! – рявкнул Бэккер. – Твой отец легко мог их сделать. Не просто же так она была все время с ним. Чего не происходило в моем времени.

– Откуда ты знаешь? – Скорее не сам вопрос – тон посеял сомнения в его выводах, уж это Люба умела, манипулировать голосом и нравом. – В твое время не было бунта, который вынудил меня по указу Козырева встать на замену не оправдавшему доверия Наставнику. Я давно на Коме. Работа была в сборе данных и грамотном интегрировании. Как мы видим, Наставник все же совершил то, в чем его подозревал главнокомандующий, – измену. Мы все знаем, Игорь Козырев был умелым стратегом. – Люба говорила это всем, уверенно внушая эту новую правду.

– Как-то все удобно.

– Кто бы говорил! – Настя вставила претензию с укором, припоминая тому многократную, такую же удобную ситуацию, ложь Бэккера. Он с трудом проглотил это, вернувшись к Любе и так ничего и не сказав.

– Бэккер, ты прошел трудный путь, желая навредить, я сделала бы это уже давно.

– Посмотри мне в глаза и скажи…

– Ты не распознаешь мою ложь. Ты не разбираешься в людях так хорошо, как считаешь. Тебе остается лишь верить мне, как мы все верим тебе. Это пока единственная равнозначная валюта.

Недолгое молчание показалось вечностью, итог которой виделся остальным либо ссорой, либо… чем-то трагичным. Но Бэккер все же принял данность, поддавшись внушению Любы.

– Я думаю, – заговорила Настя голосом разума, – если бы она хотела нас всех сдать, то Эфир бы не дал возможности нам тут быть. – Люба выразила глазами удовольствие от ее рассудительности.

– Позволили бы. Я знаю Изабеллу, она не должна была столько выслушивать и думать, ее ведет строгое исполнение и преданность должности. Нам разрешили здесь быть.

– Может, стоило ее привлечь?

– Оскар, я тебя-то еле уговорил. Изабелла не особо умеет думать своей головой. Я потребовал Лорна как раз из-за того, что к нему у нее хоть какие-то намеки на чувства есть. К ней только так подобраться. Расчет на будущее. Ну а с Лорном проблем не будет, он парень хороший, любознательный, немного… не от мира, но надежный, поможет с техникой.

– Хоть с чем-то повезло, – по-странному отстраненно заговорила Рода, – я в технике разбираюсь, но все это… без умелого хакера…

– Это не везение! – отрезал Оскар строго. – Бэккер знал про него, вот и не переживает о смерти Юста.

– Убийстве. Убийстве Юста, Оскар.

– Его смерть на твоих руках, урод. – Они столкнулись лбами. Настя, Люба и Рода успели даже переглянуться от очередной стычки. – Я хотел убить тебя, думал, ты выйдешь, а не пошлешь наперед пацана, которого сам же и затянул в эту историю! Будь ты смелым, будь ты мужиком, то сам бы залез в ту броню, куда поместил Петю, промыв и ему мозги.

– Это было его решением.

– Вранье! Такое же вранье, как и то, откуда ты узнал про Осколок. Забыл, что ты мне втирал, когда мы ехали к Роде? Фамилия и деньги – так ты сказал, а на деле…

– Ты прав. Я врал, врал много и всем, чтобы не просто выжить, но и вернуться сюда. Больше врать незачем. Не забыли, что у меня на один день больше вашего? У всех есть повод мне не верить, как и Пете, но мы здесь. Нам нужен план, четкий и действенный, ровно как вы все и хотите.

Это заявление, сделанное сдержанно, но твердо, небезосновательно было воспринято угрозой.

– Хорошо сказал. Только ему мы вред причинить никак не можем.

Люба взглянула на Настю по-особенному, подтолкнув ту утихомирить уже эту накалившуюся обстановку. Настя подошла и разняла их.

– Если мы сейчас не придем к общему согласию, то все было зря.

Оскар обошел стол, беря себя в руки. Бэккер же смиренно ожидал, хмуро о чем-то размышляя. Не прошло и минуты, как Оскар встал напротив него, туда, где недавно стояла Люба, ныне занявшая место рядом с Родой. Поглядывая на остальных с пониманием важности быть более рассудительным и надежным противовесом Бэккеру.

– Если тот, ради которого ты привел нас сюда, находится там, за ступенями, то почему бы просто не замуровать там его?

– Я видел, как он прошел сквозь целое крыло больницы.

Сказанное привнесло ощутимые нотки страха.

– И ты уверен, что Петя сможет его убить?

– У него два Осколка. Если это не убьет, значит, уже ничто не убьет.

– Мы можем удвоить их. – Оскар уверенно брал инициативу. – Петя может отправиться в будущее и узнать, как все прошло, и если мы проиграли, то, может, тогда вернуться в прошлое, забрать самого себя – и у нас уже будет два железных солдата и четыре Осколка.

– План неплохой. – Рода все так же спокойно говорила, будто бы ничего особенного не происходит.

– Разве тот факт, что сейчас никто не пришел из будущего, не говорит о том, что мы… ну, выиграли? – произнесла Настя.

– Либо проиграли. – Бэккер решил пресечь варианты. – Все забыли, что случилось с Монолитом два дня назад? Как один случайный прыжок в прошлое…

– Прыжок был случайностью. Твои действия – нет.

– Оскар, неужели ты готов взять ответственность за то, какой бардак начнется, если Петя будет туда-сюда «прыгать»? С тебя спрос, раз за прошлое виноват только я. Просто представьте, что будет, если каким-то образом Варвар получит больше, чем два Осколка? А если мы сами за собой начнем гоняться? Так уже было, между прочим. Стоит начать – остановиться будет трудно, уж я-то знаю! Сейчас у нас есть преимущество в неожиданности, используем это с пониманием, что второго шанса нет и не будет!

– Ну а если двух Осколков не хватит? – Настя все еще сомневалась, ища какие-то варианты.

– Нам повезло, что мы здесь, усвойте уже, наконец! Любой прыжок во времени – слишком большой риск, потому что за одним идет второй, а там и третий, и понеслась! Да и не вам это решать, если что. План был утвержден мной, Петром и Юстом.

– К слову, о Пете. – Оскар заговорил о том, что у всех было на уме. – Он там на наших глазах убил Ингрид – свою жену, а перед этим выпустил монстров, приведя Монолит к разрушению. Откуда нам всем знать, что ему можно верить?

– Ему единственному хватило смелости принять тот факт, что мы идем на меньшую жертву ради спасения большинства. Я уважаю его больше себя. И это он решился залезть в броню. Я дал ему весь расклад, все, от начала и до конца. Я в нем не сомневаюсь.

– И мы должны верить, что он не решит предать нас или же сам отправить в прошлое или будущее, потому что…

– Как сказала Люба: «единственная равнозначная валюта». Я ведь тоже рискую, мало ли, что вы выкинете в порыве мести или глупости, обрекая мир на гибель.

С минуту все молчали, окончательно принимая страшную безысходность всей ситуации, где все оказались словно между двух огней: Бэккер с Петей и этот Варвар.

– Думаю, – заговорила Рода, – лучше Петю не злить, чтобы он не решился и нас убить.

– Ну, если бы это было ему важно, он бы уже все сделал. Весь этот разговор он слышит. Я обещал ему быть честным во всем, и я держу слово, потому что он делает то, чего никто из вас не может, – жертвует всем ради мира.

5

Когда Лорн наконец-то закончил съемку, вернул дроны на площадку для зарядки и успел лицезреть примитивные в целом, но интригующие чем-то необычным пустые красоты Целестина, то вступил в Палатку с неменьшим интересом к команде. Неожиданность же была в том, какая мрачная атмосфера обитала в этом небольшом помещении среди разделенных на группки людей во время трапезы. Напротив шлюза на улицу был еще один, который вел сразу же на звездолет Бэккера, так что изначально они вступили сюда в своих одеждах с Комы, видимо, оставив переодевание в скафандры напоследок. Хотя Бэккер уже стоял в нем, заметил с опозданием Лорн, когда подошел к столу, изображение на котором в реальном времени углублялось в детализации.

– Это загружаются новые данные. Тут пещера слева от лагеря – не особо глубокая, думаю, образовалась из-за метеорита. Видишь этот шов – прям назад от нас промчался.

Бэккер посмотрел на него так, словно они были давно знакомы, что, несомненно, удивило Лорна.

– Я хотел сказать спасибо, кстати. Эта экспедиция оказалась куда важней на фоне того, что случилось с колонией. Правда, я не понимаю, как все это связано, но мне интересно.

– Знаю, что интересно.

Лорн искусственно улыбнулся, но не ради фамильярности – просто он куда лучше выражал эмоции глазами, оставляя нижнюю челюсть и мышцы лица без внимания. Черные зрачки выглядели горошинами на безволосом мягком лице с такими же черными волосами, свисающими на левую и правую щеки от пробора вдоль головы. Когда он в скафандре, то закрывал их универсальной в каждом скафандре шапочкой, радуясь каждый раз, когда снимал ее, явно ухаживая за волосами, что каким-то образом лишь придавало мужественности вполне крепкому парнише.

– Сейчас пойдем туда и уже на месте расскажу весь план. Должно быть просто, но без неожиданностей мы уже разучились работать.

– Понимаю. – Лорн осмотрелся вокруг, словно игнорируя Бэккера: справа у стенда Оскар помогал Любе надеть скафандр, слева Настя и Рода доедали обед, о чем-то общаясь друг с другом в отрыве от остальных.

– Симпатичные. Как думаешь, если я…

– Даже не думай. – Бэккер не знал, чему удивился больше, неожиданным мыслям Лорна или же личному нежеланию подпускать его к ним.

– Я вообще-то в прагматичных целях. Они обе красивые, здоровые, видно, что умные и образованные. Хотя темненькая – непростой орешек. Я это к тому, – поспешил он объясниться, – что пора бы и о потомстве думать. А они – крутой генофонд. Я комплимент делаю, между прочим.

Бэккер смотрел на Лорна и хотел то ли подзатыльник ему дать, то ли просто забыть об услышанном.

– Слушай, в свете последних событий начинаешь задумываться о чем-то большем, о чем-то, что останется после нас.

– Мда, этого я точно не мог просчитать.

– Чего?

– Ничего. Соберись. О бабах потом думать будешь. Да и, разве Изабеллы тебе мало?

Лорн повернул голову с девушек на Бэккера, словно робот, удивляясь в оба глаза.

– Я знаю про вашу ночь-другую. Попробуй ее представить не как… заботливого капитана, а как женщину.

– Ты… ты меня сватаешь с Изабеллой или же просто не хочешь, чтобы я на этих двух красоток планы строил, потому что…

Лицо Бэккера быстро обозначило Лорну недовольство этой темой.

– Мне нужно, чтобы ты был сосредоточен, как никогда. Если не справляешься, то отправлю обратно – Гаскоин придет на замену с удовольствием.

– Да все-все, понял я. Не надо Гаскоина, этот унылый мастер гайки и отвертки не способен оценить ни грамма красоты этого мира, не говоря уже о женщинах. Ему достаточно той, которую еще в юношестве батя нашел. С другой стороны…

– Хватит. Настю и Роду не трогать, они потеряли родных на Коме, я за них отвечаю.

– А тебя нехило потрепало там, как я вижу.

– Как и всех.

– Я не про это. Не помню раньше в тебе такой заботы. Не то чтобы мы были сильно и знакомы, но нас снабдили твоим досье, и оно… ну, в общем, я удивлен. Летел ты сюда зазвавшимся эгоистом, не привыкшим считаться с кем-либо, вечно упрямый и самовлюбленный. Без обид.

На это Бэккер ничего не ответил, но услышанное внезапно зацепило что-то очень глубокое в нем, нечто из прошлой жизни.

– Это я распинаюсь к тому, что твоя мама просила тебя ей позвонить. Когда узнала, что ты жив и на Эфире… в общем, переживают там за тебя.

Слова эти сначала показались мимолетным просветом в его мрачных мыслях, ошибочно очертив образ этой женщины ассоциациями заботливой персоны. Бэккер столкнулся с этим мгновенным чувством предвкушения столь же неожиданно, сколь истинная личина восстала в его памяти, быстро поставив все фигуры на известные места. Эта женщина была его биологической матерью, но мамой он ее никогда не считал из-за отсутствия фундаментальных составляющих этого призвания. Жестокая по отношению к ребенку и злая на весь мир женщина способна была лишь существовать за счет богатств ее предков и успешной должности мужа, решившегося на этот союз строго ради обретения еще большей власти в элите Опуса. И если отец проявлял базовое отношение к состоянию ребенка, то мать, отвечавшая за воспитание в классической семейной форме, видела в своем продолжении лишь уродующую ее жизнь обузу. Что бы Бэккер ни делал, как бы ни учился в лучшем университете, от отца он получал краткую похвалу с денежным вознаграждением, столь же холодным, сколь горячим напоминанием его ошибочности существования доносила мать. Вместо воспоминаний о теплых семейных вечерах и моментах Бэккера снабдили бесконечной критикой с оскорбления самой сути его существования: «она жалеет, что он родился», «лучше бы сделала аборт», а еще винит во всем плохом. Факт того, что сейчас ее интересует его состояние, говорит лишь о том… Она не имеет на это права – приводит себя в трезвое состояние Бэккер, ужасаясь ее наглости вот так заявлять о себе. Последний раз он слышал ее причитания на Монолите, когда тамошняя трагедия пару дней назад спровоцировала в ней привычный страх за свою репутацию, посрамить которую Бэккер мог легче легкого. Тогда он не решился вставить и слова в бесконечные тирады о своем разочаровании в сыне, рожать которого она и не хотела вовсе, о чем, к слову, неустанно ему напоминала. Сейчас все изменилось.

ТЕМА ПИСЬМА: Извинение

«Больше у меня нет матери». Родитель не должен познать такие слова от своего ребенка. Мною было решено дать тебе жизнь – этот дар, которым я не учила тебя пренебрегать. Мне стыдно слышать от тебя такие слова, не в последнюю очередь из-за твоего возраста. Уже не ребенок – давно пора нести ответственность за себя, без переноса причин своих низменных рефлексий на окружающих. Немыслимо представить, как много сил мною было потрачено, чтобы наделить тебя всеми нужными качествами, отличающими слабого человека от сильного. Мой ребенок не может и не должен быть слабым. Что бы я ни делала, какими бы странными решениями я ни оперировала в вопросах твоего воспитания – все, буквально все, что я могла дать тебе в созидательном направлении, было мною предоставлено. Возможно, это было чрезмерным и поспешным, но лишь у тебя имелась власть распорядиться избытком по своему усмотрению, как законоправному владельцу дара своей матери. Твое распоряжение жизнью лежит в твоих руках, и ты это знаешь. Я лишь делала все, чтобы мой ребенок стал не только счастливым, но и сильным. Счастьем тебя одаривали все детство, не ограничивая ни в чем, что, судя по тому, что я увидела и услышала, оказалось излишним. Ты – разочарование. Пожалуй, я возлагала на тебя слишком многое, в этом была моя ошибка, признаюсь в этом без двойного смысла. Прошло время, когда я ставила тебя выше всего остального в этой жизни. Тот период имел свое происхождение и ценность, я не вычеркиваю его, нет. Задача родителя – воспитать в ребенке активный инструмент согласования желаемого с действительностью, эмоционального и интеллектуального с целью самостоятельного интегрирования под грядущие переменные. Твоя реакция раскрыла мне состояние исполнения моей работы в самом отрицательном результате. После всего, что я сделала, услышать: «Больше у меня нет матери». Ясней некуда.

Прости меня. Я перечитала написанное и ужаснулась. Ты не заслуживаешь такую мать. Да, я дала тебе жизнь и все, чтобы эта жизнь была в достатке. Но я не должна так себя вести. При этом удалять, как ты видишь, вышеизложенное я не решилась, причина чего важна для нас двоих – помнить отсчетную точку, наглядный пример оставленной позади основы, дабы знать цену того, что я собираюсь изложить далее. Это письмо составляется в разные промежутки времени, отчего и прошу делать самостоятельные паузы после окончания каждого абзаца. Но я прошу дочитать до конца, потому что в этом и последующих письмах есть смысл больший, нежели кажется на первый взгляд. При этом отдельно уточню, что если ты решишь не читать дальше этого письма, то, возможно, решение твое станет разумным доказательством твоего взросления. Что я имею в виду: здесь я пишу про нас с тобой, как родитель ребенку с чистыми намерениями личного произведения индивидуального отношения. Дальнейшие письма раскроют ту историю, которую, возможно, ты уже знаешь, но, как мне кажется, не понимаешь. И не ставлю под сомнение твои знания или эрудицию, нет, все иначе – я разъясню все ключевые исторические события в разрезе и контексте того времени, когда они случились. Тебе известна твоя особая исключительность, а мне известно, какую ношу ты несешь этим бременем. Представь, есть огромная мозаика из сотен тысяч фрагментов – так вот, я раскрою тебе центральную ее часть, ведь, как оказалось, тебе известны лишь окраины истории.

Я люблю тебя, ты – мое дитя. Мне не хочется писать остальные письма, но теперь я считаю, что будет нечестно утаить все то, с чем у тебя такая тесная связь. Предупреждаю, если ты решишь не читать их, то ничего страшного не произойдет. Тут вопрос в том, чего ты хочешь от той жизни, которую я тебе дала. Более не нужно искать ответы, я выдам их лишь с единственной ценой – твое время. Мое раннее желание утаить от тебя недостающие фрагменты хронологии было вызвано материнской заботой ограничения ребенка от тяжести знания в угоду сохранению драгоценной гармонии. Счастье в неведении – так я думала и так думаю до сих пор. Но твоя внезапная ненависть в мой адрес спровоцировала на изменения плана. Это будет не только своеобразной последней проверкой твоего самостоятельного пути в этой жизни, но и снимет с меня последнюю роль проводника в большой мир. Признаю, стоило сделать это раньше, слишком затянула я с тем, чтобы применить радикальные меры в твоем воспитании. Дальше ты узнаешь – и уже тогда, собрав историю в единое полотно, примешь решение о своей судьбе, потому что это будут мои последние проявления материнской заботы. Тебе было недостаточно того, что я сделала, – хорошо. Единственное, что я еще могу сделать, – снабдить тебя пониманием. Пожалуй, я и на самом деле не должна была ограждать тебя от правды. Честность – важный ресурс, мы с тобой знаем об этом больше других. Так вот, я исполню свою роль и закончу твою подготовку к взрослой жизни, так и быть, перестану нянчиться, буду действовать, что называется, «в лоб». На этом все. А если ты не прочтешь следующие письмо, то хотя бы сохрани их до того момента, когда, возможно, в трудный час тебе нужна будет опора, этакая точка координат, дабы не заплутать. Ну а если повезет и счастливые и светлые моменты будут преобладать над мрачными, то эти письма станут доказательством твоего взросления, когда по итогу изучения содержимого их влияние на тебя не возымеет результата. В любом случае я всегда желаю тебе лучшего, иначе и не могло быть. У меня всегда будешь ты, несмотря ни на что.

6

Гаскоин дождался приказа Изабеллы и сразу же отправился на Целестин, чтобы без промедления установить Палатку, после чего, перекинувшись с Лорном парой слов, уже один улетел обратно на Эфир. Состыковавшись со станцией, прямиком отправился к мостику, где Изабелла недвижимо вглядывалась в огромную Кому через иллюминатор.

– Палатка стоит, Лорн вовсю работает.

Напряженный тон Гаскоина был так же проигнорирован Изабеллой, как и его краткий отчет. Он проследил за ее взглядом и, чуть подумав, решил не скрывать своего мнения.

– Мне не нравится, что мы продолжаем потакать прихотям этого богатея, ради чьего развлечения тут уже месяц торчим. Столько людей мертво, и неизвестно, сколько выживших осталось на планете, все изменилось, а мы делаем вид, что ничего не произошло, и я не подписывался на то, чтобы просто смотреть, как гибнут невинные люди, пока мы играем роль нянек для элиты Опуса. Может быть, ты наконец-то хоть что-то скажешь?

– Я ждала, когда ты выговоришься. – Изабелла повернула голову и посмотрела в его глаза, в ее ухе была привычная гарнитура для связи. – Теперь мы можем работать.

– И в чем же заключается наша работа?

– В самом трудном – ожидании и наблюдении.

Изабелла посмотрела назад, туда, где в центре спроектировано голографическое изображение с четырех камер наблюдения, передающих происходящее в Палатке в реальном времени и со звуком. Камеры спрятаны не только внутри, но и снаружи. Прямо сейчас Бэккер и остальные надели скафандры и собрались уже выходить наружу.

– Почему я не знал, что внутри слежка?

– Потому что я не сказала.

– Я так и не понял, с чего это они важней, чем…

– Таков приказ. Я его исполняю так же, как и ты. И если ты будешь и дальше возникать, то мне придется занести это в рапорт.

Тяжело выдохнув, Гаскоин усмирил свой пыл, вызванный возбужденным инстинктом добродетели, всю жизнь сопровождающей его тягой к заботе о людях. Такой человек должен был быть врачом, воспитателем или же психиатром, но никак не инженером-механиком.

– Гаскоин, я ценю твое чувство справедливости, но сейчас очень непростая ситуация. Мне в первую очередь нужен твой ум технического специалиста. Ты еще два месяца назад занимался ремонтом зондов на Орбите-2, но начальство посчитало, что ты подходишь для Эфира. Ты ведь не позволишь дать им повод усомниться в своем решении? Умница.

– Только тут их нет. – Изабелла скрывала любое проявление удивления на своем лице, к чему Гаскоин уже привык, порой сомневаясь в том, есть ли у нее вообще чувства. – Зондов, на Эфире их нет. Я до сих пор не понимаю, почему я оказался здесь, и я тебе про это говорил. Всю мою работу мог сделать почти кто угодно, даже простая нейросеть справилась бы.

– Ты и не должен понимать. – Усиленный напор вновь приструнил этого юношу, самого молодого из команды, выделяющегося ярким проявлением идеализма, отчего Изабелла и вправду сомневается в его надобности на станции. Немного мягкотелый образ высокого юноши пусть и представлял некую визуальную угрозу широкими плечами и большими руками, на деле был даже слишком скромным. Если сама работа на Эфире была ему интересна преимущественно сменой локации, ведь покинуть Опус удается лишь самым везучим или полезным, то после нападения хищников все положительные моменты выветрились.

Недолгую напряженную тишину нарушила система Эфира, сообщившая о сигнале помощи с Комы. Изабелла с тяжестью взглянула на Гаскоина взглядом человека, принявшего трудное, несправедливое, но необсуждаемое решение игнорирования этого зова. И не успел Гаскоин переварить этот кошмар, когда на планете, которая у них, считай, под носом, гибнут люди, а они вынуждены бездействовать, как голос бортового компьютера сообщил неожиданное:

– Сообщение идет по государственным каналам, такое возможно только с южного блока, человек представился Игорем Козыревым – главнокомандующим Монолита.

Изабелла думала так громко, что Гаскоин боялся и слово сказать, хотя то было и не нужно – лицо его говорило ей больше любых звуков. В сообщении требовалась простая эвакуация, голос был подтвержден, координаты верны – верхушка государственного блока.

– Мы должны сказать Оскару. Это его отец, не говоря уже о том, что он, вообще-то, важная персона, которую нельзя бросить.

Изабелла молчала, голова ее гудела от ускользающего контроля, ибо слова Гаскоина имели смысл, но сам Козырев обращал на них внимание во время инцидента лишь ради контроля эвакуации, отказываясь, вопреки протоколам, передавать секретные данные Монолита для сохранности.

– Изабелла, пока мы будем ждать… послушай, просто послушай, Эфир ведь не просто так оставили на орбите, верно? Раз мы не занимаемся эвакуацией, то почему не висеть у Целестина – лишний контроль там не помешает. Сигнал мы могли получить и там, тут ради этого быть незачем.

– Хорошо. – Изабелла поддалась выводам Гаскоина. – Иди готовь челнок, я слетаю лично. И не спорь! Эфир обойдется без капитана, но не без механика. Да и не по статусу тебе пока на такие вызовы летать. Все конфиденциально, без приказа иным лицам не разглашать! Исполнять, даю три минуты.

Гаскоин быстро устранился, мысли его и чувства были ей скорее неинтересны, чем неизвестны. Только он пропал из виду, как Изабелла после тяжелого вздоха произнесла:

– Все слышал?

Из ее гарнитуры донесся крайне рассудительный, взрослый, воспитанный мужской голос:

– Конечно. Ты правильно сделала, что не отключила связь. И, забегая вперед, Гаскоин под твоим началом еще покажет себя. Не скромничай с ним, я прекрасно знал, кого набрать в команду на Эфир. Отправляйся в колонию, все разузнай, на месте доложишь, судя по спутникам, противник отступил от высоток.

– Клендат. – Одно имя, произнесенное тем самым, многозначительным для многих, но очень понятным для них тоном, будто бы остановило время до момента ответа.

– Козырева доставь живым. Остальных – по обстоятельствам.

7

Если для Роды окружающий угольный мрак был скорее катализатором инстинкта выживания, возбудив все ее чувства до предела в предвкушении возможной битвы, то Оскар и Настя впервые столкнулись с такой всепоглощающей темнотой. Оскар и Настя шли рядом, аккуратно изучая это странное чувство погружения в безысходность, следуя за Бэккером к месту возможной гибели, откуда их некому будет забирать, следовательно, возможно, тут они и будут похоронены. Совсем только недавно она и представить не могла, куда заведет ее жизнь… Взглянув на Оскара, Настя увидела человека без сомнений, того, кто преисполнен сосредоточенности, прокручивая в голове этакую стратегическую карту возможного будущего. Сейчас он напомнил своего отца, но еще недостаточно опытного, от чего крупицы неуверенности и сомнений так и проскакивали в его глазах. Настя радовалась, что он рядом и что он все же сильней, чем она. Внезапно справа от Насти, там, где шла Рода, свет с макушки шлема отключился, позволив тьме окутать подругу. Но не успела Настя среагировать, как Рода передала ей, что она специально сделала это. Ей нужно побороть страх перед тьмой, вновь показавшей свои зубы. Настя хотела уже что-то сказать Роде, но осекла себя, позволяя той самостоятельно справиться со своим кошмаром. В этот момент она осознала, как хорошо Оскар и Рода символизируют для нее крайности, между которыми она ощущает себя потерянной.

Бэккер привел всех на будущее поле боя целеустремленно, готовясь уже на месте разъяснить план действий, но как-только ноги его коснулись центра площадки, его сковал страх. Воспоминания будущего настигли внезапно и жестоко, будто бы желая напомнить о его несостоятельности и слабости. Некая сила подвела его к сокрушительному выводу – он проиграет, вновь. Стоящему в центре, окруженному людьми, чье существование доказывается лишь лучами света с головной лампы, Беккеру показалось, что он на кладбище и видит лишь символы погибших. Со стороны неподвижный Бэккер способен был испугать – вот-вот, кажется, потерянная воля уронит его, словно мертвеца.

– Бэккер… – Настя спросила его аккуратно, скорее интересуясь здоровьем, чем психологическим состоянием.

– Как ты здесь оказалась? – Бэккер огляделся вокруг в потрясении.

– Вспомни все шаги перед этим моментом. – Люба произнесла этот совет знающим тоном, потом сказала остальным: – Он путает прошлое и настоящее.

Довольно быстро Бэккер догадался, что первую трещину в броне создала его мать, вклинившаяся в его настоящее так же внезапно, как имела свойство исчезать в прошлом, вынуждая ребенка привыкать к одиночеству. За последние сутки он успел забыть ее, будто бы той и не было вовсе, но сейчас… Тряхнув головой, Бэккер откинул подступающую паническую атаку, держась за простой факт его превосходства над матерью, которое он доказал совсем недавно, следовательно, грядущая встреча с Варваром подвластна обузданию.

– В прошлый раз… – Каждое последующее слово давалось ему легче предыдущего. – В прошлый раз я приказал поставить Палатку здесь. Варвар поднялся по ступеням и сразу же нас заметил. Звездолет был там, где нынешний лагерь. Это было из-за того, что здесь есть полость внизу. Площадь перед ступенями покрепче, а вот слева, там, где доступ к пещере с Особями, плита не такая толстая, есть трещины.

Благодаря плотным и толстым скафандрам, приятно облегающим тело, и переговорам по сети, вместе с свежим воздухом из баллонов, весь этот разговор казался каким-то нереальным, словно Настя, Оскар и Рода стали другими людьми ради другой истории.

– В прошлый раз Особи проснулись после его появления.

– Откуда ты знаешь, что он действительно командует ими? – Оскар не хотел отдавать всю власть Бэккеру, говоря с ним так, будто бы тот был лишь источником информации.

– Мы хотели спастись от него в пещерах, потому что они были ближе звездолета, но он не последовал за нами. Не успели мы перевести дыхание, как они проснулись. Мне довелось увидеть их покорность перед ним.

– Если мы завалим обе пещеры…

– Это не поможет! Рода подтвердит – Особи прогрызут себе выход. Варвар же прошел сквозь целое крыло больницы имени Перната на моих глазах. Обвалить выходы – не наш вариант.

– Нам все равно придется. – Рода заговорила уверенно, потирая в руках пыль с поверхности Целестина. – Газ не поможет в разряженной атмосфере. Надо создать крытое место, откуда он никуда далеко не рассеется. По-хорошему надо установить заряды, дождаться, когда они проснутся, перекрыть им выход и отравить, пока не разбежались. Полагаю, Особи могут не дышать, раз тут обитают, так что я бы еще подумала о запасном плане.

– А газ может убить Варвара? – Настя зарядилась рассудительными размышлениями подруги.

– Не спрашивай меня, это Бэккер у нас спец по пришельцам. Но хочу напомнить, что у нас всего две ампулы. И если делать ставки, то я бы выбрала убить Особей. Даже если этот пришелец имеет органику и его возьмет газ, то их нам остановить нечем. Они спали тысячелетие на Коме, проснулись и разрушили цивилизацию за один день. Сколько часов им потребовалось, чтобы прийти в форму после спячки? Вот именно.

– А мы не можем, – Лорн впервые заговорил с моменты выхода из Палатки, явно не спеша делать выводы об услышанном, – смотаться на Кому и сделать еще? Ну, я к тому, что раз смогли сделать эти, то…

– Некому. – Настя строго отрезала, украдкой поглядывая на мрачную Роду. – Все погибли. Синтезировать новое на Эфире не из чего, да и оборудования у вас нет.

Странное молчание убедило Лорна не продолжать эту тему.

– Делать все нужно разом. – Бэккер заговорил громко и уверенно. – Если попытаемся убить их сейчас, то можем спровоцировать пробуждение Варвара раньше срока. Заранее установим взрывчатку, подготовим устройство для распыления и, когда придет время, там их и остановим.

– Почему прямо сейчас Петя не может убить их всех? – спросил с претензией Оскар. – У него отлично получилось Сток-1 уничтожить, который явно крепче Особей.

– Петя один – тварей много. Нельзя им рисковать.

– Бэккер, – Настю внезапно осенило, – а мы не боимся, что Варвар сможет забрать Осколок и переместиться, как делал ты раньше?

– Нет. Если бы он мог это сделать, то, во-первых, уже бы сделал и мы бы тут не говорили…

– Только если мы уже не проиграли, отчего ему нет смысла вмешиваться в прошлое! – быстро вкрапил Оскар.

– Во-вторых – у него уже был один, но ходил он ногами. А на Кому вернулся на своем корабле за вторым Осколком, между прочим. Не знаю почему, но одним Осколком он не пользовался.

– Либо же ты просто этого не видел.

– К твоему счастью, Оскар, у меня было время все продумать, чтобы прийти и победить!

– Вранье. Тебе повезло, что Катарина сделала газ, как и повезло, что мы были на крыше тюрьмы, иначе ты улетел бы лишь с Петей и Юстом. Все упирается в то, что у нас лишь один шанс и одна стратегия! Если у нас есть чем взрывать, то я предлагаю заманить его на эту плиту, под которой пропасть, и просто свалить его туда, устроив направленный взрыв. Даже если его это не убьет, будет выиграно немало времени, может быть, Опус успеет. Рода, ты сможешь заложить взрывчатку так, чтобы плита развалилась?

Рода удивленно посмотрела на Оскара и, чуть подумав, сказала:

– Все зависит от того чем взрывать и что по плотности.

– Изучи этот вопрос, пожалуйста.

– Сделаю.

Потом Оскар повернулся к Бэккеру, чей суровый взгляд четко высказывал недовольство.