Читать онлайн Завещание на любовь бесплатно

Глава 1

Мередит

Свое совершеннолетие я представляла по-разному. В двенадцать лет думала, что проведу его с бабушкой и дедушкой на семейном празднике Ван дер Мееров с кучей сверстников из богатейших семей и с их родителями, обсуждающими бизнес и новые диковинки, купленные на закрытых аукционах искусства. У элиты всегда одинаковые темы для разговоров: крупные сделки, интересные полотна, крутые тачки и драгоценности. Они чопорные, холодные и скучные и невыносимо заносчивые. Мои бабушка и дедушка идеально вписывались в отличие от меня. Я всегда вела себя, как положено, идеально училась, чтобы они мною гордились. За мою прилежность меня всегда награждали: гаджеты последних моделей, дизайнерская одежда и отдых на самых лучших курортах мира.

В четырнадцать лет мои желания поменялись, тогда мне хотелось сбежать на необитаемый остров с друзьями. Правда, у меня их не было. Мой активный подростковый период сопровождался неописуемым гневом и бунтарством, поэтому тяжело было всем окружающим. В частной школе-пансионе в Массачусетсе учителя каждую неделю звонили дедушке, жалуясь на мое неподобающее поведение. Однажды я вырвала однокласснице прядь волос за то, что она назвала меня «железной челюстью» из-за брекетов, которые я носила в то время. Дедушка внёс крупную сумму, но не ругался. Наоборот, они с бабушкой смеялись целую неделю моего отстранения. Когда ярость прошла, мои любимые бабуля и дедуля погибли, и я обозлилась на весь мир. И хуже всего было то, что опека надо мной перешла к родителям.

Нет, я не ненавидела их. Я их не знала. А теперь никогда не узнаю.

Восемнадцать лет мне исполнилось год назад, и никакого праздника не было.

–Мисс Ван дер Меер? – откашливается адвокат, сидящий напротив.

Мистер Нолан протягивает мне набор бумажных платочков. Я хмурюсь. Зачем они мне? Ах, мертвые родители. Думаю, я должна плакать или хотя бы просто грустить. Я должна чувствовать хоть что-то. Месяц назад мне исполнилось девятнадцать, но я решила не приезжать домой из Англии, где я училась дополнительный год в бизнес-школе перед поступлением в университет, однако судьба распорядилась иначе и привела меня домой, выбрав очень жестокий способ. Пожар в поместье Ван дер Мееров унес жизнь не только моих отца и матери, но и восьмерых служанок. Некоторые меняли мне подгузники, учили ходить, читать и рисовать, забинтовывали разбитые коленки и прикрывали меня, когда в тринадцать лет я впервые прокурила. Вот по ним я тоскую.

– Да, можете начинать, – говорю я и вытаскиваю один платочек из коробки, чтобы притвориться скорбящей дочерью.

Адвокат надевает очки на переносицу и берет в руки документы.

– Так как вы единственный родственник погибших мистера и миссис Ван дер Меер, в завещании упомянуты только вы, – начинает адвокат. – Но прежде всего я должен начать с того, что ваши бабушка и дед оставили вам все свое имущество кроме дома в Орегоне, который они передали в распоряжение детского приюта…

– Эмм, простите, почему вы начали с них? – бабушка и дедушка умерли четыре года назад, и завещание явно было прочитано.

– Дело в том, что ваши родители ничего не получили в наследство. Они распоряжались вашим имуществом, – объясняет мистер Нолан. Мои глаза расширяются. Они оставили мне все? – К бизнесу они тоже не имели никакого отношения. У ваших родителей не было дохода после разорения, и ваш дед распорядился, что все накопления и доходы будут идти только на содержание прислуги и ваше обучение. Каждый месяц им предоставлялась определенная сумма, которой должно было хватить на самое необходимое. У ваших отца и матери не было никакого имущества, потому что единственный дом, принадлежавший им, ушёл за долги.

– То есть вы сейчас зачитаете мне завещание бабушки и деда? – уточняю я.

– Абсолютно верно, – подтверждает адвокат, кивнув головой.

Мистер Нолан поправляет свой галстук и начинает перечислять всю недвижимость, включая дома в окрестностях Дублина и в Пунта-Кане, квартиры в Париже и в Венеции. Следом идут художественные коллекции разных периодов, драгоценности, автомобили и многое другое. Теперь получается, я сказочно богата…

Морщинистое лицо мистера Нолана напрягается, когда он доходит до последней страницы. Мне приходится наигранно кашлянуть, чтобы вывести адвоката из транса.

– Мисс Ван дер Меер, кажется, у нас появилась проблема, – удивлённо бормочет мужчина.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Адвокат поправляет запонки на сером пиджаке, который явно ему не по размеру. Костюм точно стоил несколько тысяч, поэтому очень странно, что он купил такую мешковатую одежду.

Боже… Мне читают завещание, а я критикую чужой вкус.

– Ваш дед внес дополнительный пункт, поэтому нам необходимо присутствие еще одного человека.

– Но у меня больше нет родственников, – недоуменно говорю я. Мама была единственным ребенком. Ни кузенов, ни двоюродных бабушек и дедушек у меня с роду не было. – Не говорите, что у дедушки была внебрачная дочь. Я не поверю в любом случае.

Дедушка всю жизнь сдувал с бабушки пылинки: по утрам он срывал ей цветы из теплицы, перед сном мазал руки и ноги кремом. Я помню этот прекрасный клубничный аромат, который кружил каждый вечер в моей спальне, когда я была дома. Именно потому он не мог ей изменять. Я скорее поверю, что Земля стоит на слонах, или черепахах, или на другой чертовщине.

– Нет-нет, – мистер Нолан поджимает тонкие губы и складывает документы обратно в конверт. – Дело в другом. Я позвоню вам через несколько дней, если мне удастся убедить человека приехать к нам. Не уезжайте из города, мисс Ван дер Меер.

– А если вам не удастся? – настораживаюсь я.

– Тогда у нас будут проблемы.

***

Под ногами хрустят обгоревшие обломки поместья. Все жилое крыло уничтожено: потолок обрушился, огонь съел всю мебель и лестницу, поэтому мне даже не подняться в спальню. Мертвая тишина давит на уши, напоминая, что я осталась совершенно одна. Слабый, загнанный в угол мышонок, какой была всегда. Я ребенок, страшащийся будущего один на один с собой и со своими страхами.

Руки трясутся, когда я оглядываю подгоревшие полотна на стенах, разбитые вазы. От лестницы из красного дуба с резными перилами ничего не осталось. Персидский ковер обуглился, а в библиотеке сгорели почти все коллекционные издания мировой литературы. Таблоиды уже подсчитали размер моих убытков и написали несколько статей, называя меня в них «самая завидная невеста Америки», «Барби, потерявшая дом» и «сирота с миллиардным наследием».

Все уцелевшее имущество отвезли на склад, так как мне хранить его негде. Но сделанный на мой шестой день рождения снимок – мое единственное сокровище – был утерян навсегда, потому что моя спальня, находящаяся под крышей, сгорела дотла. Тот день не особо отличался от обычных праздников, однако он стал для меня лучшим. Дело не только в лабрадоре, которого мне подарили, а в том, что впервые бабушка и дедушка дурачились, как маленькие. Они позволили себе перестать заботиться о своей репутации, играли со мной в прятки, кидались объедками торта. Для меня это очень много значило.

Не замечаю, как по щекам тонкими струйками катятся слезы. Легкие каменеют, и не могу сделать ни единого вдоха. Будто сотни осколков вонзаются в мое сердце, и кровь хлещет из ран. Аромат клубничного крема исчез. Его больше нет. Их больше нет. Только почему так больно стало именно сейчас?

В сумочке жужжит мобильный, и я отвечаю на вызов слегка дрожащим голосом:

– Здравствуйте, мистер Нолан. Вы решили проблему?

– Добрый день, мисс Ван дер Меер, мы ждем вас в офисе.

–Буду через полчаса.

***

Дом адвоката в Хэмптонсе выполняет роль его же офиса, и добираться недолго. Ассистент мистера Нолана встречает меня возле двухэтажного дома в стиле модерн с бежевыми стенами и шоколадными оконными рамами и проводит в кабинет. Замираю около двери, услышав незнакомый мужской голос. Глубокий, обволакивающий и очень раздраженный. Заглядываю в кабинет без стука и вижу широкую спину, обтянутую кожаной курткой.

– Что за хрень? – шипит незнакомец, удрученно положив ладонь на шею. – Я не видел Сьюзен и Генри почти девятнадцать лет, как и миссис и мистера Ван дер Меер, а сейчас вы… черт побери, какого хрена они это сделали?

Мистер Нолан смущен сквернословием мужчины: его клиенты обычно более вежливы и интеллигентны. Адвокат поднимает глаза и замечает меня, радость в его глазах выглядит неподдельной. Не понимаю, как такой скромный человек смог построить настолько блестящую карьеру.

– Вот и мисс Ван дер Меер, – мистер Нолан встает, как истинный джентльмен, проходит к свободному стулу с кожаной обивкой и резной спинкой. – Прошу, присаживайтесь.

Незнакомец разворачивает голову, и от его пронзительного взгляда мои ноги врастают в паркетный пол. И дело не только в ледяных ярко-голубых глазах с вкраплениями синего и зеленого возле зрачков, а в гневе, смешанным с чем-то диким и необузданным. Но я не чувствую страха или опасности, исходящей от него, лишь смотрю, как завороженная. Была бы моя воля, не отрывалась бы никогда.

Мужчина красив. Волосы цвета горького шоколада немного растрепана. Спереди они немного длиннее и доходят до середины ушей, обрамляя очерченные скулы. Розоватые губы сомкнуты в тонкую полосу. Густые брови иссечены двумя белесыми шрамами. Идеально прямой нос тоже «украшен» мелкими рубцами. Однако эти отметины ничуть не портят его лицо, а даже добавляют мужественности и делают его еще горячее, как и темная щетина. На вид он моложе моего отца, но тот в свои тридцать семь выглядел почти на пятьдесят. Думаю, это все из-за большого пуза, отъеденного на деньги Ван дер Мееров, и проплешины на седой голове. Его волосы очень рано сбежали с макушки в уши, в нос и на спину. Никогда не могла поверить, что когда-то Генри Уорд был симпатичен.

– Здравствуйте… – откашливаюсь я, смущаясь от того, как бесстыдно пялилась на незнакомца. – Может, объясните уже, кто это и как он связан с завещанием?

Мужчина фыркает и, мельком взглянув на меня, отвечает:

– Поверь, девочка, я понимаю не больше тебя.

Не скажу, что я оценила его небрежное обращение, но и не буду отрицать, что по телу прошла дрожь от его тембра.

– Мередит, – мистер Нолан указывает ладонью на свободный стул, и, когда я занимаю его, он нервно выдыхает: – Ну что ж, начнем. Для начала, мисс Ван дер Меер, познакомьтесь с мистером Монтгомери.

– Маркус, – поправляет адвоката мужчина, сморщив нос. Кажется, официальное обращение не по нему.

Мистер Нолан нервно глотает и продолжает:

– Три дня назад я говорил вам, что в завещании оказался пункт, о котором я не знал. Ваш дед указал, что в случае смерти ваших родителей все активы и имущество временно перейдут мистеру… то есть Маркусу, пока вы не закончите обучение в университете.

Удивленно вскидываю брови. До сегодняшнего дня я не знала даже о его существовании, а теперь он будет опекать мои деньги, пока я буду учиться? Теперь понимаю, почему Маркус так откровенно ругался.

– Университет будет оплачен без вопросов, но распоряжаться остальными деньгами будет Маркус. С его согласия выделятся средства на необходимые нужды, но трастовый фонд временно заблокирован. Вся недвижимость тоже формально принадлежит Маркусу, но продать или демонтировать ее он не может.

Бросаю осторожный взгляд на нового знакомого, которого до чертиков раздражал разговор.

– Поместье сгорело, – неуверенно начинаю я, – я могу поселиться в другом доме?

Адвокат снова нервно смотрит на Маркуса. По-моему, он его побаивается. Значит, есть еще одна уловка. Отлично, просто прекрасно!

– До поступления в университет все дома будут опечатаны, – Нолан пытается говорить четко, но его голос подрагивает.

Широкие плечи Маркуса сотрясаются от немого смеха. Сомневаюсь, что это смех радости, и боюсь, к чему ведет адвокат.

– И где я должна жить? – вопрос бессмысленный, потому что все понимают это.

Маркус наклоняется к моему уху, заправив мои волосы, и приятный мускусный аромат его кожи ударяет в нос. У меня перехватывает дыхание, а сердце бешено бьется в груди. Мне следует взять себя в руки, иначе он поймет, что заставляет меня нервничать. Хотя с такой внешностью он должен был давно к этому привыкнуть.

– У меня, девочка, – хрипло шепчет Маркус, обжигая мое ухо своим горячим дыханием. Затем он отстраняется и смеется вслух. Мы с адвокатом переглядываемся, не понимая причину его веселья. – Простите, это очень иронично, но вы не поймете. Скажу сразу: я против! Мне не нужна неумелая белоручка, привыкшая, что ей подтирают сопли.

Меня охватывает возмущение и злость. Меня учили манерам всю жизнь, прививали сдержанность, но, честно, мне хочется влепить звонкую пощечину, чтобы его лицо горело от боли. Я не какая-то нюня. Несмотря на материальное благополучие, я самостоятельная и давно привыкла сама решать свои проблемы, потому что дома была редко, в основном только на каникулах. Не могу сказать, что у меня в принципе был «дом». Тот самый, где ты чувствуешь себя в безопасности, где тебе всегда рады и где ты будешь любим.

– Я вообще-то здесь, мужчина, – я пытаюсь выглядеть грозно, но глаза начинает щипать от подступающих слез.

Последний раз я чувствовала такое лет в семь. Родители приехали в поместье, и я безумно обрадовалась, потому что думала, что они хотели провести со мной время. Возможно, сходить куда-то, но потом услышала, как мать просила у дедушки деньги на их с отцом бизнес. Я проплакала два дня, заперевшись в своей комнате, пока бабушка не вызвала взломщика. Меня будто снова бросили, отвергли. Я снова ощутила свою ненужность, пусть и видела Маркуса впервые.

Маркус тяжело вздыхает и говорит:

– Хорошо. Нельзя винить ребенка в грехах родителей.

Я поворачиваюсь к нему, и внутри все трепещет от неизвестного чувства. Я буду не одна, от меня не отказались.

Глава 2

Маркус

Сьюзен и Генри мертвы. Могу поклясться могилой матери, что они попали в ад. Там им самое место. За их грехи страдал я, пусть теперь помучаются они, жарясь в дьявольских котлах. И хотел бы отказать этой девчонке, оставить ее ночевать на улице совсем одну, где оказался когда-то я из-за ее родителей. Но каким бы я стал человеком? И смог бы простить себя?

Дети не должны платить за грехи родителей. Мне ли этого не знать?

Не вижу в Мередит – или как ее там – черт ни матери, ни отца. Красотой она пошла в свою бабушку: большие оленьи сине-зеленые глаза, пухлые сердцевидные губы, которые так и просят, чтобы к ним прикоснулись, и светлые волосы песочного цвета. Сексуальное молодое тело покрыто ужасной одеждой. Сочные бедра обтянуты черными брюками, пышную грудь она пыталась спрятать за слоями из строгой рубашки и блеклого пиджака светлых оттенков. Но, честно говоря, она из тех женщин, которые могут нарядиться в грязный холщовый мешок и выглядеть прекрасно. А от сладкого аромата ее юной кожи голова идет кругом. Кровь невольно приливает к паху, и в штанах становится немного тесно.

Ладно, очень тесно.

Тьфу, черт побери… Маркус, она слишком молода для таких мыслей. И она Ван дер Меер, в этом как раз главная причина, почему я не хочу знаться с ней. Но кто же устоит перед этим до боли знакомым сиротским взглядом? Совесть грызла бы меня очень долго. Не удивлен, что в ее глазах нет ни капли скорби: с такой семьей ты априори будешь сиротой и брошенкой. Возможно, ее бабушка и дедушка и заботились о ней, но они точно сплавляли девчонку во все возможные заграничные школы, а родители пользовались ею, как приманкой для денег Ван дер Мееров.

– В моем доме хватит места для такой малышки, – черт, звучит двусмысленно. Наверное, подсознательно я и хотел вложить недопустимый контекст после неприличных мыслей о девочке. – Я имею в виду гостевые спальни и все такое.

Старикашка недоверчиво косится на меня, но соглашается: выбора-то у него нет. Боже, как она выживет в горах Вайоминга? Пусть пик зимы закончился, а через неделю, в апреле, начнет теплеть, в мае в горах часто бывают ураганы и грозы, из-за которых нередко у нас обрывает электричество. Мой особняк единственный в радиусе тринадцати километров, и добраться до Джексона бывает проблематично – приходится готовить запасы на несколько месяцев, а иногда даже охотиться и рыбачить. Сейчас необходимости подстреливать невинных кроликов нет – в этом девчонке повезло. Да и мыть полы не заставлю, потому что с апреля домой смогут приезжать уборщики. Зато маленькая мисс Ван дер Меер научится потрошить форель и убирать стойла.

Мы с девочкой подписываем бумаги. Адвокат рассказывает нам о моем жаловании в пятьдесят тысяч в месяц, но я сразу отказался. У меня есть средства, чтобы прокормить и одеть маленькую мисс Ван дер Меер. Тем более, мне кажется, ест малышка немного. Да и состояние у меня не меньше, чем у нее.

– Тогда желаю вам всего хорошего, – адвокат поднимается, пожимает нам руки и, сочувственно глядя на Мередит, добавляет: – Еще раз соболезную вам, мисс Ван дер Меер.

Девушка коротко кивает, но почему-то мне кажется, что ей плевать на слова мистера Как его там. Мы вместе выходим из дома и останавливаемся у забора. Надо что-то сказать, объяснить, куда ей придется переехать. Думаю, и у нее вопросов немало. Например, кто я такой. Разворачиваюсь лицом к Мередит, она повторяет за мной, и мы замираем. Ее длинная лебединая шея краснеет, и я улыбаюсь от умиления. Наклоняю голову, и мой взгляд ползет ниже, останавливаясь на губах, которые, готов поклясться, никто не целовал.

– Думаю, эээ… нам стоит обменяться номерами, – неуверенно предлагает девушка. – Я не знаю, где вы живете, мистер Монтгомери.

– Я остановился в отеле Atlantic Breeze Suites, – откашливаюсь я, все еще наслаждаясь ее смущением. – Можешь подъехать туда завтра в полдень, я куплю билеты, и мы отправимся ко мне.

–Я тоже живу там, – говорит Мередит,

– Тогда, может, пообедаем? – слова вырываются раньше, чем я осознал, что выпалил. Хотя я правда умираю от голода, но ее вопросы без труда отобьют аппетит. – Я поведаю, что тебя ждет. Не возражаешь?

Мой голос звучит жалостливо, что, наверно, ее раздражает. Однако она все же согласно кивает, и мы возвращаемся в отель, где и поедим.

***

Мередит не ест, лишь раскидывает салат по тарелке. У нее щеки впали, и румянца нет. Ей стоит поесть хоть что-то. Я пытался заговорить с ней, но она либо не отвечает, либо кивает. Едва сдерживаюсь, чтобы не прикрикнуть на нее, но боюсь спугнуть ее. Она такая маленькая и тихая, как олененок в свете фар. Все подростки такие? Когда Кайл, мой племянник и по совместительству приемный сын, был в ее возрасте, его с трудом можно было заставить заткнуться. Сейчас он учится в Гарварде на экономическом факультете, а я остался один, как горный отшельник, лишь иногда выбирающийся за пропитанием или на поиски телки на ночь. Все-таки у меня есть свои определенные потребности.

Я слишком долго сидел затворником, поэтому чувствую себя бомжом, забредшим в ресторан. Все эти люди в костюмах и дорогих платьях напоминают мне о прошлом и причиняют дискомфорт.

– Почему именно ты? – вдруг спрашивает Мередит, смотря на меня сквозь густые черные ресницы. – Я ни разу про тебя… то есть про вас не слышала.

Нервно ерзаю на стуле и чуть не давлюсь стейком. О мертвых говорят либо хорошо, либо никак, а наша история с ними, может, и была когда-то доброй, но вот закончилось все, увы, печально.

– Я не такой старый, чтобы ты обращалась ко мне на «вы», детка, – пытаюсь спрятать за ухмылкой нервозность. – Я рос с твоей мамой и дружил с твоим отцом, но было это в незапамятные времена. Динозавры еще по земле бегали.

Губки Мередит растягиваются в небольшой полуулыбке. Ей очень идет улыбка, даже такая вымученная. Рад, что ее приободрила такая глупая шутка.

– Где ты учишься? – я меняю тему разговора, пока девушка более или менее настроена на разговор.

–В Англии, в частной бизнес-школе. А так закончила школу-пансион в Массачусетсе, – отвечает она и наконец отправляет в рот помидор – в моей груди разливается тепло. – Но перешла на дистанционную форму обучения до конца года. Надеюсь, у тебя же есть Интернет в…?

– Джексоне, – очень жду, когда она поймет, куда попадет через сутки.

– Миссисипи?

–Почти, – я вытираю рот салфеткой, закончив обед. – Вайоминг. Я живу в горах, вдали от города, так что интернет работает не всегда. А еще у меня курицы, пара лошадей, рыбалка, хотел теплицу поставить, но в земле копаться не мое.

Глаза маленькой мисс Ван дер Меер расширяются до размеров бейсбольных мячей, отчего я смеюсь во все горло. Не знаю, представила ли она потрошение свежевыловленной рыбы, куриный помет или жизнь без бутиков. В любом случае ее ждет все это вместе. Представляю, как она обтянет свои аппетитные бедра в шуршащие болоньевые штаны. Это самая подходящая одежда для ходьбы по сугробам, потому что другая промокнет за пару минут.

– Ты рос с моей мамой и стал фермером? – уточняет Мередит, с сомнением подняв бровь идеальной формы, и отодвигает от себя пустую тарелку. Уголки моих губ приподнимаются, когда я вижу, как на лице девушки появляется здоровый румянец. Теперь она выглядит более живой. – Маркус Монтгомери, кто же ты такой?

Я наклонюсь вперед настолько близко, что чувствую на своем лице ее теплое участившееся дыхание. Боги, как мило она смущается! Мне стоит остановиться прямо сейчас. Она ребенок, сирота.

–Большая тайна за семью печатями, – хмыкаю я.

И тебе ее не разгадать, девочка.

***

Почти всю зиму я жил без женщины, поэтому вечером я отправился в бар. К сожалению, мысли мои были заполнены дрожащими губками Мередит, ее глазами цвета бушующего океана, такими грустными и отчаянными. Боже… Не могу поверить, что согласился на эту идиотскую авантюру. Чем я могу помочь ей? Я с трудом находил общий язык с племянником, ставшим сиротой в четыре, а Мередит совсем не ребенок. Моих родительских навыков не хватит на восстановление сломанной психики девочки-подростка.

– Извините, здесь занято? – раздается над моим ухом слащавый женский голос, от которого меня передергивает.

Я поворачиваюсь и вижу тощую рыжую женщина лет тридцати с неприлично глубоким декольте, игривой улыбкой и вполне красноречивым взглядом. Накаченные губы накрашены яркой малиновой помадой, глаза густо подведены черным карандашом, а огненные волосы туго затянуты в высокий хвост. Женщина одета в черное обтягивающее платье, полностью расшитое пайетками. Ее сиськи так и норовят выпрыгнуть из встроенных чашечек, и это ее не смущает. Наоборот она наклоняется еще ближе.

Я ухмыляюсь, понимая, что вечер закончится приятно.

– Для прекрасной леди я всегда найду местечко, – хрипло шепчу я.

Когда она садится, я кладу ладонь на ее бедро. Марси, или Мейси, или Марли не возражает и даже чуть раздвигает ноги, позволяя мне продвинуться дальше.

Славно, даже стараться не придется.

Глава 3

Мередит

Несмотря на конец марта, белоснежный снег покрывает скалистые вершины гор и деревья. Приехав в Вайоминг, я поняла, почему Маркус заставил меня надеть два свитера и теплое пальто. Глупо, что не взяла теплые вещи из Англии. Кто же знал, что придется переезжать в горы?

За долгие часы поездки с Маркусом мы перекинулись парой односложных предложений. Мне было неловко смотреть на него после того, как я увидела полуголую даму, выходящую из его номера. Он, одетый лишь в черные джинсы, чуть ли не силой выпроваживал ее утром, пока я из своего укрытия рассматривала голый торс Маркуса и его черно-белые татуировки. Честно говоря, никогда не видела так близко обнаженных мужчин. В школах, где я училась, в основном было разделение на мальчиков и девочке, поэтому с противоположным полом я встречалась редко. Но, конечно же, я смотрела все части фильмов «Пятьдесят оттенков серого», в которых Кристиан Грей часто снимал рубашку. Грустно: я самая девственная девственница в мире.

Маркус живет не в самом Джексоне, поэтому перед тем, как добраться в его дом, мы заехали в магазины и приобрели все необходимое: свежие фрукты и овощи, молочные продукты и теплую одежду. В том числе, первые в моей жизни балоньевые штаны, пусть я и не видела смысла в покупке вещи на две недели. Скоро же снег растает, да? Маркус заставил надеть меня новые ботинки длиной до середины икр еще в машине: вдруг дорогу к дому замело.

Все еще не верю, как резко может измениться жизнь. Недавно я спокойно посещала лекции по макроэкономике в Англии, а сейчас буду жить с самым загадочным мужчиной, надеясь, что все же он не окажется маньяком или не продаст меня в сексуальное рабство. Идея, кстати, не такая уж и провальная. Искать меня не будут долго.

Пикап делает последний заворот направо, и мой рот шокировано приоткрывается от вида архитектурного шедевра посреди леса. Когда Маркус рассказывал про свой дом, я ожидала увидеть одноэтажное кирпичное сооружение с амбаром. Не ошиблась с одним: амбар здесь есть, но на него я не смотрю ни секунды, потому что все мое внимание сосредоточено на прекрасном двухэтажном особняке, облицованном фактурным серым камнем, с панорамными окнами в деревянных рамах на верхних этажах, двумя застекленными балкончиками и треугольной крышей с чердаком. Вылезаю из автомобилю, свежий холодный воздух наполняет легкие, отчего в груди начинает приятно покалывать. Ноги погружаются в хрустящий снег, и я замираю, пытаясь рассмотреть каждую деталь фасада.

– Нравится? – спрашивает Маркус, выключив двигатель.

– Безумно! – активно киваю головой, убеждая мужчину в правдивости своих слов. – Твой архитектор – настоящий гений.

Маркус хмыкает, словно я сказала нечто глупое, и я вопросительно поднимаю брови. Он достает ключ зажигания и, открыв водительскую дверь, объясняет:

–Это мой проект.

Я смущенно охаю и отвожу глаза. Невероятно, значит, он архитектор. Теперь я знаю хоть что-то. Возможно, вскоре смогу выудить побольше информации.

***

– Думаю, эта комната должна подойти. Я принесу тебе постельное белье и одеяло.

Маркус отдает мне комнату на первом этаже с панорамным окном, открывающим вид на зеленый лес, и собственным камином. Стены покрашены в бежевый, посреди стоит огромная двуспальная кровать на высоких железных ножках, а напротив нее висит плазменный телевизор с самой большой диагональю, которую я когда-либо видела. Ванная, к сожалению, не собственная. Помещение кажется безликим: нет ни фотографий, ни картин, ни другого декора, которым обставляют дома. После моего переезда мало, что изменится. Все мои семейные снимки и постеры сгорели.

– Ванная и туалет в конце коридор, на втором этаже есть бассейн с горячей водой и еще одна ванная, – Маркус указывает вверх и ставит мои сумки на пол. – Я живу там же, так что ночью весь первый этаж в твоем полном распоряжении. Ой, еще на чердаке есть спортзал, но он еще не доделан, хотя заниматься можно. Рядом есть небольшой душ.

Маркус собирается покинуть комнату, не дождавшись моего ответа, но я перехватываю его за запястье. От прикосновения к его горячей немного грубоватой коже мою ладонь пронизывает током. Ледяные глаза мужчины удивленно уставляются на место, где соединяются наши руки. Отскакиваю от него как ошпаренная, пытаясь не опускать глаза. Чувствую себя жалкой и зажатой. Не понимаю, что заставляет меня так нервничать. Тот факт, что он красивый мужчина? Или просто незнакомый человек?

– Кхм… я… – мямлю, переступая с ноги на ногу, – у меня будут какие-то обязанности? То есть не просто же мне сидеть в своей комнате и заниматься сутками.

Чувствую взгляд Маркуса на своем лице, однако все еще не решаюсь поднять взгляд. Мужчина откашливается и, поставив руки на бока, задумывается. Замечаю, как при каждом движении мышцы его рук напрягаются. Светло-серая футболка плотно обтягивает широкие плечи и грудь и оттеняет бронзовый оттенок кожи, и на левом предплечье вижу несколько цветных рисунков среди множество черно-белых. Алая роза с каплями крови и черными шипами обвивает руку. Пока взглядом блуждаю по его телу, шея и спина покрываются мурашками, дыхание учащается.

– Точно, – Маркус прочищает горло и пропускает волосы сквозь пальцы. – Раскладывай пока свои вещи, потом можем прокатиться на лошадях. Ты умеешь готовить?

Подняв глаза, хмурюсь и повторяю позу мужчины.

– У меня что, рук нет по-твоему? – вырывается у меня. Глаза лезут на лоб от шока. Я никогда не грублю, не отвечаю дерзко, потому что привыкла тихо отмалчиваться или игнорировать неприятные намеки. В этот раз язык опередил мозг. – Прости, я не хотела хамить.

Губы Маркуса изгибаются в легкой снисходительной улыбке, словно на моем месте он видел не меня, а срыгнувшего младенца, который умиляет всех вокруг. И мне совсем не нравится, что он воспринимает меня ребенком. Хочется топнуть ногой и обидеться, однако это как раз докажет правильность его отношения в мою сторону.

– Учитывая твое положение, я предположил, что тебе не приходилось что-то делать на кухне, – в голосе слышатся веселые нотки. Маркус пытается сдержать смех. Здорово, я еще и смешу его. – Прости меня, пожалуйста, Мередит.

Мое положение? В груди разливается раздражение, а в голове зреет план, как заставить мужчину пожалеть о своих словах. Он узнает, что я очень часто училась готовить на кухне в семейном особняке. Мои умения не заканчиваются на варке макарон или запаривании лапши. Сегодня я удивлю его настолько, что он проглотит свой язык вместе с намеком о моей недееспособности.

***

Надев утепленные лосины, спортивные штаны и новую теплую куртку, ухожу в амбар, где меня уже ждет Маркус. Он приготовил лошадь к поездке и вывел ее за поводья на выход. Животное высокое – мне сразу становится не по себе.

– Маркус, – осторожно зову. – Я немного боюсь, потому что ездила на лошади один раз, и то мне было восемь, а пони был едва больше меня.

Мужчина не отвечает, и я подхожу вплотную к лошади, протягиваю ладонь, что погладить животное, но не успеваю. Маркус обвивает руками мою талию, поднимает меня в воздух и усаживает в седло, как куклу. Пискнув, хватаюсь за поводья и перевожу дыхание, слыша его тихое хихиканье. Маркус садится позади, кладет руки на мои бедра, чтобы схватиться за ремни и управлять лошадью. Спина упирается в его твердую грудь, и мое сердце делает кувырок. Мужчина командует, и через секунды мы срываемся с места.

Всю дорогу мы молчим и наслаждаемся видами леса и холмов. От морозного ветра кожу лица покалывает, пальцы немеют даже в перчатках. Зад и бедра окаменели от трясучки в седле, было бы неплохо подвинуться, но тогда я окажусь еще ближе к Маркусу. Вдали виднеются дома и неоновые вывески из Джексона. Надо будет устроить настоящую прогулку по городу, посетить местные магазинчики с различными сувенирами, когда я решусь попросить об этом Маркуса. Не буду же я вечно сидеть в доме, иногда выбираясь во двор.

– Ты не замерзла? – голос Маркуса теряется на фоне шума ветра. Он тормозит лошадь, которую пару раз назвал Кларой, снимает одну перчатку и притрагивается к моей щеке. Я хочу отстраниться, но касание его горячих пальцев ощущается слишком хорошо. – Лучше возвращаться, а то утром твое лицо будет болеть.

Наши глаза встречаются – вздох застревает в горле и встает огромным комом, мешающим нормально дышать. В моих силах сделать лишь согласный кивок. Маркус опускает взгляд на мои губы, и я невольно их приоткрываю, втягивая ледяной воздух. Мужчина стискивает челюсти, и на его лице начинают ходить желваки. Вокруг нас появляется непонятное мне напряжение, которое почти можно почувствовать физически. Маркус первым прерывает зрительный контакт и, дернув поводья, заставляет Клару бежать обратно к дому.

На обратном пути он старается держать руки подальше от моих бедер, будто мог обжечься.

***

Когда мы вернулись, Маркус, не сказав ни слова, ушел во двор. Когда он расчистил подъездную дорожку от снега, принялся рубить дрова для растопки каминов. Тем временем я приступила к приготовлению ужина, воплощая свои планы по отмщению. Перебрав десятки рецептов моей голове и сопоставив их с продуктами в морозилке, решаю сделать стейк из говядины и подать его вместе с соусом беарнез, салатом из свежих овощей и воздушными булочками с сыром. Пока поднимается тесто и стейк томится в духовой печи, я смотрю в окно над раковиной, выходящее прямиком во двор, где работает Маркус.

Он снял куртку, оставшись во фланелевой рубашке в клетку и в футболке. Его грудь часто вздымается после тяжелого физического труда, изо рта выходит густой пар, несмотря на усилившийся холод, на лбу выступают капельки пота. Может, мне стоит принести ему куртку? Или хотя бы шапку и шарф? Вообще я должна заботиться о нем? Все-таки теперь я живу под его крышей. Я плохо понимаю людей – мне надо прямо говорить желания и просьбы, иначе я никак не помогу. Маркус ненадолго опускает топор и поднимает взгляд, словно чувствуя, что я наблюдаю. Быстро опустив глаза, возвращаюсь к еде.

Я заканчиваю как раз к тому времени, как Маркус разбирает дрова и принимает душ. В кухню он заходит с мокрыми волосами, прилипшими ко лбу, и с голым торсом, повесив рубашку на плечо. Стараюсь не таращиться, но пунцовый оттенок кожи на щеках и шее выдает меня с потрохами. Маркус отдирает с кожи заживляющую пленку, которую я не видела раньше. Возможно, недавно он набил новую татуировку. Мужчина точно решил забить левый рукав, и до этой цели ему осталось совсем немного. Пока он отвлекся, я успела рассмотреть полный рисунок. Строки на латинском, вытатуированные красивым шрифтом, переходят в реалистичного архангела Михаила с мечом, под ним та самая алая роза, ранее примеченная мной. Возле розы расположены скрестившиеся в схватке пистолет и кинжал, между ними виден огромный розовый грубый рубец. Оружие не закончено, как и грозовые облака, окружавшие его.

Уставившись в пол, достаю приборы и ставлю их на стол. Маркус помогает мне, раскладывает еду по тарелкам и садится напротив. Все еще полуголым, черт его побери.

– Выглядит замечательно, – одобрительно заключает мужчина.

Я ухмыляюсь, ожидая его реакции после дегустации. Маркус надкусывает сырную булочку, растерянно сводит брови на переносице, отрезает кусочек стейка и, пережевав, бормочет:

– Это охренеть как вкусно! Мер, ты волшебница!

Раньше мне никто не давал прозвище.

Я робко расплываюсь в улыбке и тоже приступаю к ужину, чувствуя на себе взгляд Маркуса, ушедшего за второй добавкой. Кусок в горло не лезет: не люблю есть при посторонних. В пансионах всегда отходила в сторону или в свою комнату, дома тоже предпочитала спальню или отдаленный угол кухни. Такое поведение началось после смерти бабушки и дедушки. Я начала заедать свое горе и очень сильно набрала вес. Одноклассницы решили поиздеваться и подкинули мне в кровать десятки фотографий поросят, на каждом было написано мое имя. Девочки-подростки бывают очень жестокими. С зависимостью от еды мне не удалось до конца справиться, как и окончательно вернуть худое тело. Тонкая талия осталась, но вместе с небольшим животиком и слегка полноватыми руками по меркам девятнадцатилетних богатых девчонок. Возможно, мне из-за этого некомфортно рядом с таким красивым мужчиной.

Маркус накрывает мою ладонь своей, привлекая к себе внимание.

– Слушай, я не кусаюсь, не обижаю, не распускаю руки, – спокойно говорит он. – Это твой дом на ближайшие полгода, так что не стесняйся. Тебе должно быть уютно. Пожалуйста, не бойся меня, ешь спокойно и делай, что хочешь.

Я кусаю нижнюю губу, натянуто улыбаюсь и интересуюсь:

– Могу завтра в бассейне поплавать, например?

Маркус заливается хохотом.

– Конечно, детка, – он слегка сцепляет наши пальцы и поглаживает внутреннюю поверхность моей ладони. – Я завтра утром буду работать, так что спокойно плавай, сколько душе угодно.

Он произнес это с непривычной моим ушам лаской и заботой, и в груди защемило. Я с удовольствием съела все свою порцию, не боясь его взгляда или осуждения за слишком «большую» порцию. Маркус любезно предлагает убрать грязную посуду со стола, а я отправляюсь спать. Уснуть получается только ближе к утру.

Глава 4

Маркус

Ландшафтные дизайнеры вновь облажались. Как можно сделать все противоположно тому, что я сказал, черт возьми? Голова гудит от недосыпа: за всю ночь я ни разу не сомкнул глаз. Мне было не по себе от мысли о том, как сладко посапывает Мередит в своей новой комнате. Я хочу думать о ней, как об отродье Сьюзен и Генри, людей, разрушивших мою жизнь, но получается хреново. Во время поездки на Кларе я боролся с желанием приобнять ее, уткнуться носом в ее мягкие светлые волосы, вылетевшие из-под шапки, и положить свои руки на ее бедра. Она прижималась ко мне так близко, что даже не помогла колка дров. После ужина пришлось попотеть на тренажерах.

– Дьявол… – стону я вполголоса.

Нельзя мне об этом думать. Ни на мгновенье!

Не могу сосредоточиться – чертежи плывут перед глазами. Сроки поджимают, а моя голова забита сексуальной девятнадцатилеткой. Утром, пока я готовил завтрак, чувствовал не аромат кофе, а только запах ее шампуня. Клубнично-персиковый. Плечи содрогаются от нервного смеха. Старик, тебе тридцать четыре, а ты нюхаешь шампунь молодой девчонки. Наверное, следует съездить в город, пока есть такая возможность и найти подругу на ночь. А что я буду делать в период гроз? Что, если я не сдержусь и поддамся порыву? Я не прощу себя и лишу ее единственного пристанища, где она может жить спокойно.

Мой кабинет отделен от бассейна лишь тонированными стеклянными стенами, и лестница, ведущая на чердак, не закрывает мне вид на него. Когда я составлял проект дома, такое расположение казалось удачным решением. Однако сегодня я начал очень сильно жалеть об этом. Мередит, осматриваясь вокруг, шагает к бассейну, как котенок. Ей меня не видно, зато я прекрасно вижу все. Легкий шелковый пеньюар с кружевами черного цвета резко контрастирует со светлым оттенком ее кожи, мягко облегает каждый изгиб.

Мне стоит отвести взгляд, но я этого не делаю и продолжаю наблюдать за действиями Мередит.

Она еще раз осматривается, кидает полотенце и телефон на плетеное кресло. Ее руки тянутся к поясу, а дальше все как в замедленной съемке. Тонкие пальцы девушки развязывают халатик – из-под тонкой ткани первыми показываются две вздернутые груди идеальной формы, прикрытые спортивным топом. Сквозь белый хлопок просвечиваются напрягшиеся от прохлады соски. Шумно втягиваю воздух через рот, мысленно крича на себя.

–Хватит пялиться… Боже… – хрипло шиплю и ерзаю на месте от дискомфорта, появившегося в штанах. Спазм ударяет в шею, и все тело изнывает в неодолимом желании. С губ срывается приглушенный рык. – Отвернись, Маркус!

Пеньюар падает с плеч, обнажая ключицы и руки. Когда Мередит снимает его полностью, я не могу угомонить участившийся пульс и блуждаю по ее телу, запоминая каждый сантиметр и жадно упиваясь красотой идеальных форм. Мередит не в бикини, а в мужских хлопковых боксерах, обрисовывающих плавные изгибы. Тонкая талии плавно переходит в широкие округлые бедра. Обычные плавки смотрелись бы не так горячо, как эти гребаные боксеры. Когда они намокнут, то я совсем разуверюсь в своей силе воле. На моем лбу выступает ледяная испарина, во рту становится неимоверно сухо. Мои глаза спускаются чуть ниже. Член возбужденно упирается в твердую ткань джинсов. Я почти кончаю от этого прекрасного зрелища.

Подойдя к ступенькам, Мередит проверяет температуру воды рукой, слегка подавшись вперед. Ее упругая попка смотрит прямо на меня, когда девушка наклоняется. Перед тем, как погрузиться в воду, девушку забирает волосы на макушке, подняв руки. Грудь вздымается и подпрыгивает при каждом движении и вдохе, дразня меня. Мередит ныряет в бассейн, и под толщей воды видны лишь голова и длинная шея. Пусть я больше не вижу полуобнаженную прекрасную девушку, фантазия не может остановиться и продолжает рисовать в голове непристойные образы и мечты. Мер делает круг, медленно рассекая воду.

Вдруг на столе начинает звонить мобильный. Мелодия привлекает внимание Мередит, и девушка с опаской оглядывается и, клянусь, уставляется на меня. С трудом разгибаю окаменевшие руки и отвечаю на вызов.

– Да, – рявкаю я, раздраженный тем, что меня раскрыли, или тем, что приходится наконец отвлечься.

– Па, привет, – на другом конце провода слышится голос Кайла. Черт, я сбил парня с толку.

– Прости, – закрываю глаза ладонью, пыхтя, будто пробежал кросс.

– Что-то случилось? Ты в порядке?

– Просто опять завал на работе, – а еще у меня стояк на маленькую киску, поселившуюся в моем доме. – Что ты хотел, парень? Не говори, что тебя отчисляют на последнем году обучения или что тебя арестовали. Снова.

Кайл неплохой парень, но ему слишком нравится адреналин после нескольких стопок бурбона, потому мне приходилось несколько раз приезжать в Бостон и вызволять его. А еще у него туго с посещаемостью, чем пользуются в университете. Декан под словами «вас могут исключить» маскирует «внесите пожертвования в мой карман». Он пользуется фамилией Монтгомери, зная, сколько у нас денег, а я позволяю это делать, чтобы Кайла не вышибли к чертям.

Кайл тихо посмеивается, я слышу, как он закатывает глаза.

– Пап, все хорошо, – уверяет он. Я воспитывал Кайла с восьми лет, и в Интернете писали, что дети не должны называть опекуна папой или мамой. Я должен был напоминать ему о том, кто я ему, но кто же устоял бы перед слезливыми осиротевшими глазками, умоляющими меня стать его отцом? По-моему, сейчас ситуация повторяется. Те же глазки, только Мередит не называет меня папочкой. Я совсем извращенец, если теперь очень хочу услышать такое обращение, произнесенное ее тихим голоском мне на ухо? – Просто хотел спросить, как ты поживаешь. Нашел ли ты себе кого-нибудь? Я все еще жду сестру или брата.

Я бросаю мимолетный взгляд на Мередит, которая перевернулась на спину и с прикрытыми глазами замерла на середине бассейна.

– Кстати, у меня есть одна новость. Это какое-то безумие, черт побери, – потираю ноющий пах под столом, чтобы хоть как-то снять напряжение, и разглядываю чертежи нового проекта, хоть как-то отвлекаясь.

– Ты меня пугаешь. О дай угадаю! Раз ты вспомнил про новость при упоминании ребенка, значит, ты все-таки обрюхатил какую-нибудь официанточку в баре у Лу или решил выбраться из захолустья, которое называешь домом? – Кайл цокает языком, явно ухмыляясь с озорным блеском в глазах.

Я смеюсь во все горло. Лу – моя первая подруга в Джексоне. Мы даже повстречались около месяца, но разбежались, поняв, что отношения не для нас. По крайней мере, в то время. Лу – единственная, кого я могу считать другом. Время от времени я захожу к ней в бар и подцепляю официанток или клиентов, за что получаю от Лу.

– Не угадал, – цокаю языком, все еще посмеиваясь. – Помнишь, я рассказывал тебе про семью Ван дер Меер, с которой дружили мои родители? – Кайл напряженно глотает и задерживает дыхание. Он прекрасно знает нашу историю с этой семьей. – Недавно Сьюзен и Генри умерли, а мистер Ван дер Меер завещал мне свою внучку.

– Эээ… что ты имеешь в виду?

Я хмыкаю.

– Этот старик написал в завещании, что девчонка не может пользоваться своими деньгами и имуществом до окончании бакалавриата, поэтому она временно переселилась ко мне, – объясняю я, хотя кто бы объяснил мне. – Не знаю, что он пытался сказать таким решением. Может, показать, что не налажали с внучкой, как с дочерью. Или боялись, что Генри выпросит у бедняжки деньги и растратит все наследство.

– И как она? – скептически спрашивает Кайл.

Горяча, как ад, чудесно готовит, с самыми красивым лицом, что я видел за всю свою жизнь, и с очень соблазнительными губами. Я откашливаюсь и говорю совершенно другое:

– Зашуганная серая мышка.

– Будь с ней полегче, па, – просит Кайл. – Расскажи еще что-нибудь. Как у тебя дела вообще?

Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент Мередит вылазит из бассейна. Белье намокло. Спортивный топ прилип и стал второй кожей. Я вижу розовые затвердевшие соски под сырой белой тканью. Боксеры тоже просвечивают, и я понимаю, что на лобке нет ни единого волоска. Интересно, для кого она такая гладкая? У нее есть парень? Вряд ли. Она точно училась в школе с разделением на мальчиков и девочек. Я сам учился в такой, хотя меня это не сделало монахом.

Мередит вытирается, надевает халатик, покрепче запоясавшись и, проклятье, идет ко мне. Опускаю глаза обратно на чертежи и прячу стояк под столом, сдвинувшись ближе.

– Пап? – зовет Кайл. – Ты еще здесь?

Я не успеваю ничего ответить: Мередит стучится в дверь и заходит. Ее плечи часто поднимаются, с волос капает вода, щеки порозовели. Девушка дружелюбно улыбается и заходит внутрь, но не произносит ни слова. Ее глаза, обрамленные слипшимися от воды ресницами, осматривают мой кабинет с памятными работами и высоким стеллажом с книгами. В комнате ничего лишнего, но при этом это единственное «непустое» помещение в доме. Откашливаюсь, привлекая внимание Мер. Ее лицо вспыхивает, и Мередит шепчет:

– Я не отвлекаю? Просто хотела узнать кое-что.

Вспоминаю про мобильный у уха и отрицательно качаю головой. Тогда она продолжает говорить:

– У тебя есть Нетфликс или какие-то кассеты с фильмами? Люблю фильмы и сериалы, и я давно ничего не смотрела, а мне очень хочется, потому что..

– Стой, – хмыкаю я, прерывая ее бормотание. Она чертовски очаровательна, когда начинает нервничать. – Да, у меня есть Нетфликс. Я же не пещерный человек. Прими душ и жди меня в гостиной.

Конечно, в комнате, куда я ее поселил, телевизор намного лучше, но не уверен, что смогу нормально сидеть на постели, где она спала.

Мередит, отсалютовав, бежит на первый этаж, пока я смотрю вслед на ее попку. Кайл снова зовет меня, и я, встрепенувшись, ворчу:

– Все по-старому. Твой старик такой же одинокий и скучный.

– Судя по голосу, она душка, – усмехается Кайл. – Слышал, что ты идешь развлекать гостью. Хорошего дня, па!

– И тебе, Кайл, – выдыхаю я.

***

Она. В. Гребаных. Шортиках. Я вижу линии ягодиц, длинный белесый шрамик на бедре, который не заметил во время ее плаванья. Светло-русые волосы еще влажные, хотя я и слышал жужжание фена из ванной. Они мозолят глаза, напоминая об утреннем заплыве Мер.

– Пароль от аккаунта в шкафчике, там же и диски, – сдержанным тоном говорю я. – Ключ от Wi-Fi тоже можешь найти там.

Мередит кивает и уже начинает листать кинематографическую библиотеку. Ее выбор останавливается на «Темном рыцаре», и я не могу сдержаться и удивленно фыркаю.

– Что-то не так? Мне не подходит этот фильм, как и готовка? – выпаливает девушка.

Ее глаза в прищуре впиваются меня. Раздражение читается на всем лице, как прошлым вечером. Я поджимаю губы: она попала в точку. Мне стоит перестать ее недооценивать.

– Первая часть интересная, – улыбаюсь я. – Удачного просмотра.

Я готов уже вздохнуть с облегчением и уйти на чердак, чтобы выпустить пар, но Мер берет меня за руку, останавливая. У нее такая привычка? Я имею в виду касаться людей, а не действовать словами. Мередит не похожа на тактильного человека.

– Может быть, ты хочешь присоединиться? – отдернув руку, предлагает она. – Это не из вежливости. Просто нам все равно жить вместе, и думаю, стоит иногда что-то делать вместе. Смотреть фильмы, например.

Натягиваю улыбку на губы, а внутри отчаянно кричу. Не могу – или не хочу – придумать повод для отказа, поэтому утвердительно киваю, засмотревшись на маленький треугольник из родинок возле ее правого глаза. У нее много коричневых пятнышек на заостренных скулах, над губой, возле носа, которые проявились, когда она смыла косметику. Ей не нужна штукатурка, ведь ее кожа идеальная. В дневном свете глаза Мередит принимают насыщенный изумрудный цвет без тени голубого оттенка.

– Тогда я принесу что-нибудь вкусное к фильму, – выдыхаю я, стараясь не выдать свою неприязнь к ее предложению.

По пути на кухню решаю подстраховаться и пишу СМС Лу:

«Когда я тебе напишу, позвони мне и наплети что-нибудь о том, что я срочно нужен тебе, иначе тебе придется забирать меня либо из психушки, либо из тюрьмы, либо из морга!»

Ответ приходит сразу же:

«Ты там напился? Маркус, могу сейчас позвонить своему брату-психиатру, я давно ему говорю, что сумасшедшее тебя клиента ему не найти)))».

Закатываю глаза. Мне совсем не до ее шуток, черт побери.

«Лу, дерьмо, ситуация 911. Проси, что угодно. Главное – спаси мою задницу, когда я напишу».

Пока подруга выдумывает коварный план, я достаю из шкафчика кукурузные чипсы и пиво. Мер, вряд ли, пила пиво когда-то, но у меня нет содовой или сока. Беру на заметку: надо купить ей чего-то безалкогольного. Телефон вновь запиликал.

«Я помогу, но с одним условием. Обещай, сукин сын, никогда больше не трахать моих официанток. Разбираться с их малахольными муженьками приходится мне. Ты вообще понимаешь, скольких молодых мамочек ты увел у меня? А они, к слову, самые послушные работницы!»

Собираюсь возразить, ведь у них не написано на лице – сиськах или заднице – об их чудных младенцах, но одергиваю себя. Мне нужна ее помощь.

«Я согласен на все, Лу».

«Ладно, чудак. Жду сигнал».

***

От пива Мередит отказалась, и я выпил ее порцию. Сначала все шло нормально: я сел подальше, уставился в чертов экран и набивал живот вредными снэками. Звуки драк гремели из колонок, но я слышал только размеренное дыхание Мер. Да и на фильме сосредоточиться не получилось, потому что боковым зрением видел, как она подобрала под себя ноги, свернувшись калачиком. Когда вздымалась ее грудь, я мысленно вспоминал ее розовые вздернутые соски.

Долго я держаться не смог, поэтому несколько минут назад написал Лу. Вот только рыжая чертовка не звонит.

– Ты любишь кино? Я жить без него не могу, – вдруг сообщает Мередит, поставив фильм на паузу. – И без сериалов. О! Еще люблю читать. У меня очень скучные хобби. Я просто знаю только о твоей профессии, мне интересно узнать что-нибудь о тебе, если это, конечно, уместно.

Уголки моих губ приподнимаются. Она не умеет начинать разговор. Складывается ощущение, что она никогда не заводила друзей и не знакомилась. Мередит выбрала неправильного человека для наработки коммуникативных навыков. Я слишком много сквернословлю и бываю грубым. А ее ангельское личико вышибает из головы все культурные выражения.

Открываю рот, чтобы сказать, что люблю кино. За месяцы, проведенные в одиночестве, я посмотрел неприлично много фильмов. Даже картины, снятые по книгам Николаса Спаркса, об этом я не сознаюсь даже под пытками. Засматриваюсь на то, как Мередит облизывает пальцы от крошек, проводит языком по нижней губе и… мой язык немеет, а изо рта не выходит ни одного слова.

Лу, если ты не позвонишь сейчас же, я сожгу твой бар и…

Диван вибрирует от звонящего телефона. Слава Богу! Хватаю айфон и уже собираюсь рявкнуть на подругу, но вспоминаю, что рядом сидит Мередит.

– Красавчик, ты мне очень нужен, – мурлычет Лу низким голосом, и я усмехаюсь. – Приезжай быстрее.

– Уже выхожу, солнце, – как можно ласковее говорю я и отключаюсь.

Мередит притягивает колени к груди, ее взгляд направлен в пустоту. Нехорошо оставлять ее одну, но и быть рядом не могу. Я веду себя как школьник, прячущийся от поклонницы. Но я лишь пытаюсь ее уберечь от своих внезапно появившихся сексуальных желаний.

– Мередит, мне надо отъехать, – мои слова – формальность, ведь она все прекрасно слышала. – Я могу зайти в кафе и купить что-нибудь на ужин, если хочешь.

Девушка отрицательно качает головой, молча возобновляет просмотр и ставит чашку с чипсами на журнальный столик. Чувствуя себя последним сукиным сыном, пнувшим беззащитного котенка, уезжаю в бар.

***

Бар полон людей. Здесь как и всегда чертовски шумно. В одном углу пожилые мужчины играют в бильярд, гремя пивными стаканами о стол. В другом – молодые девушки танцуют под громкую музыку из автомата, стараясь привлечь внимание парней.

Лу наливает мне новую порцию текилы. Она расхаживает возле меня, как ястреб, поджидающий, когда добыча выберется из укрытия. Женщина в своей обычной униформе: в майке на тонких бретелях с выцветшей эмблемой бара, в обтягивающих джинсах на низкой посадке, открывающими ее подтянутый живот и дурацкую татуировку бабочки. Рыжие взбалмошные кудри стянуты в хвост на затылке. Большинство посетителей приходят сюда не ради молоденьких официанточек, а ради Лу. Горячая барменша привлекает взгляды почти всех мужчин в баре.

– Мне сколько в тебя влить, чтобы ты хоть что-то объяснил? – Лу наклоняется к моему уху. – Например, на кой черт тебе самый скромный женский купальник? Монашки купаются в более открытой одежде.

Я фыркаю, размышляя спрячет ли закрытый синий купальник идеальное молодое тело Мередит. Ставлю сотню баксов, что он не поможет. Может быть, слить воду? Или затеять ремонт? Или…

Затылок пронзает пульсирующей болью. Лу ставит на место стальной джиггер, которым только что огрела меня по голове.

– Что творишь, ведьма? – шиплю я, потирая затылок.

Лу вытирает руки полотенцем и, бросив его, нависает над барной стойкой. Я не в силах терпеть ее выжидающий взгляд, поэтому закрываю ладонями лицо, тяжело выдыхая.

– Когда у тебя перерыв? – спрашиваю я.

– Сейчас, если надо. Можем уйти в кабинет и выпить, а потом ты мне все расскажешь, – предлагает Лу.

– У меня идея получше, – в моей памяти слишком свежи воспоминания о плавающей Мередит, официанток трогать нельзя, так что секс с Лу был бы вполне хорошим вариантом. – Давай трахнемся, и ты не будешь ничего спрашивать.

Подруга хохочет, перебивая своим прокуренным смехом песню, играющую из колонок. Мы не спали уже несколько лет. Она красивая и привлекательная женщина, но сейчас я воспринимаю ее как мужика с сиськами. Мы слишком много пережили вместе, чтобы я до сих пор хотел ее в романтическом плане.

– Я скорее приму целибат, чем трахнусь с тобой, – все еще смеясь, парирует подруга. У нас схожее восприятие друг друга: я для нее баба с членом. – Выкладывай или, клянусь, попрошу охранника выгнать тебя.

Я прищуриваюсь и, понимая, что спорить бесполезно, соглашаюсь. Мы уходим в ее кабинет, где есть хорошая бутылка бурбона.

***

Охмелевшая Лу ржет, как конь. Из ее глаз текут слезы, пока женщина едва не катается по полу от смеха.

– У вас, богачей, мозги набиты тараканами, – визжит Лу, держась за живот. – Сплавили девчонку похотливому старику и отлично! – кидаю в нее упаковкой бумажных салфеток. Я не старик, черт возьми! Мне даже нет сорока, сучка! – Ладно-ладно. Если на чистоту, то не смей с ней спать. Подрочи в душе под порнушку, но ее не трогай, а то я лично отрежу тебе яйца. Вообще, мне кажется, у тебя кризис среднего возраста или какая-то такая брехня.

– С чего ты так о ней печешься? – бурчу я, скрестив руки на груди. – Ты ее не знаешь.

– Как и ты, – возражает Лу, положив голову на мои колени. – Для сиротки важнее дружеская поддержка, а не член. Даже твой. Попытайся отвлечь ее, своди на рыбалку, потренируйтесь вместе, сделайте ремонт на чердаке. Может, так сможете подружиться, а твой член перестанет шалить. Избегать и прятаться совсем по-детски. В твоем доме ей должно быть комфортно после таких родителей, она не должна чувствовать стыд и смущение. Девочка должна понимать, что не обуза для тебя.

Лу права. Я повел себя, как последний мудак.

– Ты права, ведьма, – выдохнув, соглашаюсь я.

– Я всегда права, озабоченный подросток, – Лу встряхивает мои волосы, погладив по голове. – Но купальник все-таки отдай. От греха подальше.

Мы прыскаем со смеху и, допив, уходим из кабинета. Через час меня подвозит официантка, потому что я слишком пьян для езды за рулем. К моему приезду дома уже царит тишина. Ставлю ужин для Мередит на стол вместе с пакетом из магазина одежды.

Глава 5

Мередит

Круглый стол из красного дерева выглядит необычно: от него оторван огромный кусок. Персидский ковер с орнаментом испачкан чем-то черным и сыпучим. Наклоняюсь, беру в руку горсть неизвестного порошка и принюхиваюсь. Пепел? Вдруг в комнате становится невыносимо жарко, пол обжигает босые пятки, и я быстро сажусь на стул, подобрав под себя ноги. Поднимаю глаза и вижу четыре темные фигуры. Позади слышится хруст разгорающегося пламени, появляется теплый свет, лучи которого направлены на неизвестных людей.

– Милая, выпрями спину, – бабушка? Ее голос я узнаю из тысячи.– Так нельзя сидеть воспитанной девушке за столом.

Огонь усиливается, и я могу рассмотреть лица бабушки и дедушки. Они такие же добрые, спокойные, какими я их запомнила.

– Прошу прощения, бабушка, – отвечаю я, улыбаясь. Я так рада видеть ее. Раньше мне она никогда не снилась. – Как у вас дела?

Дедушка опускает бокал и прикладывает руку к сердцу. Его улыбка причиняет боль, потому что она нереальна. Дедушка погиб. Бабушка тоже. Они оба мертвы. Искра от пламени падает на мое плечо, и я ахаю от боли. Такой настоящей! Осматриваю плечо: сквозь мою спальную футболку просачивается алая кровь, пачкая ткань.

– Мы скучаем, солнце, – голос дедушки становится холодным и отстраненным. – Мы ждали тебя. Уже месяц ждем. Твои родители здесь, а тебя нет. Ты бросила нас.

Подняв глаза, я взвизгиваю от ужаса. Лоб дедушки пробит пулей, вокруг входного отверстия запеклась коричневато-красная кровь. Лицо мужчина стало белоснежным, как первый снег, губы синие и безжизненные, нос расквашен. Поворачиваюсь и вижу, что грудь бабушки тоже простреляна, и рана кровоточит. Шелковая блуза превратилась из кремовой в алую, а пуля проделала путь прямо к сердцу. Воспоминания накрывают меня с головой: бабушку и дедушку убили.

– Мы увидимся, – шепчу я, глаза обжигает от подступающих слез. Сердце болезненно сжимается в груди, пропустив удар. – Когда-нибудь я приду к вам.

Другие две фигуры рычат, и в свете огня понимаю, что это мои родители. С их голов слезает обугленная кожа, руки покрыты крупными волдырями. От вида оголенных черепов к горлу подступает тошнота.

– Ты должна была быть с нами! – вопит мать во все горло и тут же начинает задыхаться. Из ее рта вместе с кашлем сыпятся сажа и пепел. – Хотя бы раз в жизни могла бы стать частью семьи, а не выброшенным мусором. Ты ничтожество, никогда не была и не будешь никому нужна!

– Думаешь, что стала сиротой месяц назад? – злорадствует отец, ядовито смеясь. – Ты стала ею до рождения, мерзость!

– Ты разрушила нашу семью, мою жизнь и жизнь моих родителей, паскуда! – с каждым словом матери мое тело пронзает адской болью. – И за это будешь гореть, как горели мы!

Всхлипываю, перестаю сдерживать эмоции и закрываю руками мокрое от слез лицо. Они не должны видеть, как мне больно.

Огонь разросся и подступил опасно близко ко мне. Языки пламени съедают ножки стула, на котором я устроилась, кусают мои пальцы, икры и колени – через секунду все тело горит. Чувствую, как кожа лоскутами сползает с плоти, кричу во все горло…

И просыпаюсь, разлепив свинцовые веки.

Камин потух уже давно, лишь ночник освещает пространство возле постели. Скомканная простынь валяется на полу вместе с одеялом. Несмотря на лютый холод в моей комнате, футболка, насквозь пропитанная ледяным потом, прилипает к телу. Жуткая боль стискивает голову, легкие ноют, и я не могу дышать. Желудок сжимается в спазме, и я, быстро надев тапки, выбегаю в коридор, не зная, куда идти. Свежий воздух. Мне нужно подышать. Пулей вылетаю на улицу, погруженную во тьму. Тонкая ледяная корочка хрустит и лопается под моим весом, частички попадают на пятки и тут же тают. Холодный ночной ветер развевает скрученные пряди. Кожа покрывается мурашками. Желчь подступает к горлу, и меня выворачивает наизнанку. Ужин в виде чипсов и фруктов погружается в чистый снег.

– Боже, – стону я.

Осматриваю руки и ноги – кожа на месте, ожогов нет. Это был лишь кошмар, страшный и нереальный. Пламя не пожирает мои конечности. Зато слезы настоящие. Они сковывают щеки, превращаясь в лед. Порыв ветра обнажает левое плечо, и я вижу кровоточащие следы от ногтей. Царапины глубокие и длинные. Это я сделала? Значит, боль была подлинной? Мне и раньше снились кошмары о прошлом, я вспоминала то, как погибли бабушка и дедушка, но такой пугающей реалистичности не было никогда. Прошло пять лет, а я не могу забыть то, что видела в тот день. Я продолжаю жить прошлым, упиваться им, не пытаюсь двигаться вперед.

Слабачка.

Чьи-то руки хватают меня и притягивают к крепкой мужской груди. Уловив мускусный аромат с примесью перегара и ментола, понимаю, что это Маркус. Похоже, у него вечер прошел в баре. Мужчина накидывает на мои плечи куртку, протирает мой рот ладонью. Грубая подушечка пальца замедляется на нижней губе, задевая зубы, и я решаюсь поднять взгляд на Маркуса. Его челюсти стиснуты до скрипа, ледяные глаза сверкают в ночи, как две звезды. Злые и недовольные. Волосы взъерошены после сна и кажутся черными в темноте. Он лишь в пижамных штанах и ботинках с развязанными шнурками. Когда я пытаюсь отстраниться, Маркус крепче сжимает меня и встряхивает. Вся кровь застывает в жилах от страха, стук сердца заполняет вязкую тишину вокруг нас. По выражению лица мужчины пытаюсь понять, что его так разгневало, но натыкаюсь глазами на охотничье ружье, свисающее с его плеча. Паника накрывает меня с головой: огнестрельное оружие возвращает меня к ужасному сну и к той роковой ночи.

– Зачем тебе ружье? – заикаясь, хриплю я.

– Ты совсем дура?! – хрипло выплевывает Маркус. – Какого хрена ты выбежала посреди ночи на улицу?

В его голосе отчетливо слышится металл. Он не просто зол. Он в бешенстве. Хочу убежать подальше, потому что он пугает меня до чертиков. А если сон был пророческим? Вдруг Маркус Монтгомери решит убить меня? Тихо, без свидетелей. Кроме мистера Нолана никто не знает, где я и с кем. В городе у меня нет знакомых – искать меня никто не будет.

– Зачем. Тебе. Ружье? – вновь повторяю, выделяя каждое слово и держа страх под контролем, но дрожь в голосе меня выдает.

Маркус проводит пальцами по щетине, и я примечаю татуировки на правой кисти, которые не видела раньше. Кажется, при каждом взгляде на него я вижу все новую и новую деталь. На указательном и безымянном пальцах красуются кресты, маленькие паучки дорожкой бегут от среднего и мизинца на лепестки связанного веревкой черного цветка. Выглядит жутковато, особенно ночью.

– Идиотка, ты в горах, а не в своей ванильной стране с единорогами! Здесь бродят волки и горные львы, которые с радостью полакомятся тобой и обглодают косточки, – Маркус размахивает руками, показывая на лес. Воображение тут же начинает рисовать страшные картины, как из-за сосен выходят зубастые хищники с длинными и острыми когтями и нападают на нас. – Иди в дом!

Страх меняется на злость. Почему он орет на меня и оскорбляет? Отталкиваю его со всех сил и делаю шаг назад, Маркус начинает наступать с тем же грозным выражением лица. Очертания его торса выдают ту же ярость, читаемую на лице. Хочу дать отпор, но колени трясутся, а ноги тянут меня назад. Маркус тяжело вздыхает и, наконец остановившись, цедит сквозь зубы:

– Я не трону тебя, Мередит. Иди в дом, а то…

Он не успевает договорить, потому что я перебиваю его. Не знаю, что ударяет мне в голову, но во мне просыпается неведомая сила, которая развязывает путы, сковывающие мой язык. Я поддаюсь эмоциям и огрызаюсь:

– А то что? Накажешь меня? Лишишь карманных денег? Или застрелишь, чтобы не возиться со мной? Ты ничего не сможешь мне сделать, что хоть как-то обидит меня! Ничего…

Слезы градом катятся по щекам, я обнимаю себя, чтобы немного согреться и спрятаться от пронизывающего до костей взгляда Маркуса. Жду, когда он начнет кричать в ответ, но он молчит, чем сильнее раздразнивает меня. Невидимый тумблер в моем мозге щелкает, и я подступаю к мужчине. Тапочки немного спадают с ног, и пятки стынут от холода, как и все тело, но горечь после кошмарного сна сильнее моего благоразумия.

– Ты изначально считал меня недалекой блондинкой, так зачем же согласился приютить? – сощурившись, спрашиваю я. – Можешь отправить меня в отель, адвокат выделит деньги. В этой дыре мне хватит и на жилье, и на продукты.

Выражение лица Маркуса становится жалостливым. Хочу выцарапать себе глаза, чтобы не видеть это отвратительное сострадание. Было лучше, когда он был зол. Мне не нравится, что я позволяю говорить с незнакомым человеком в таком тоне. С незнакомым мужчиной, который в два раза больше меня и владеет ружьем.

– Зайди в дом, – устало просит Маркус, но я не шевелюсь, впившись взглядом в дуло. Мужчина замечает это, аккуратно снимает ружье с плеча, держа его в левой руке. Я вздрагиваю – Маркус выставляет правую ладонь вперед, давая понять, что не навредит. Надеюсь, по крайней мере… Он извлекает магазин, кидает его в сугроб, а само ружье кладет на дорожку и отталкивает ногой. – Это была лишь мера предосторожности, я боялся, что с тобой может что-то случиться. Зайди в дом, ты можешь заболеть.

Обдумав несколько секунд его слова, решаю послушаться и возвращаюсь домой, направляясь на кухню. Что на меня нашло? Господи, как же стыдно… Заварив чай, я скидываю тапочки и жду Маркуса, уставившись на кружку. Пальцы ледяные и раскрасневшиеся, однако я не чувствую холод, только ненависть к себя за то, как сама же себя унизила. Слышу, как Маркус заходит, и начинаю оправдываться:

– Прости, я правда не знаю, что на меня нашло. Но я говорила серьезно. Если я тебе мешаю…

– Прекрати, – цыкает мужчина. – Я уезжал по делам, не бежал от тебя. Ты мне не мешаешь. Все совсем не так: я собираюсь пользоваться твоими кулинарными навыками ближайшие полгода, отучить тебя от замашек высшего общества и вправить твои мозги, которые совсем не на месте. Возражений не принимаю, так что сейчас допивай свой чай и возвращайся в кровать.

Маркус не дожидается моего ответа и уходит. Я думала, что не смогу уснуть этой ночью. Но как только моя голова прикасается к подушке, я слышу только Маркуса, говорящего со мной, словно я чокнутая.

Глава 6

Мередит

В таких купальниках плавают старушки. Конечно, они обычно были куплены в Европе, а не в таком захолустье, как Джексон. Зачем вообще Маркус купил мне этот ужасный синий купальник? Он не совсем угадал с размером. Грудь немного вылезает из лифа, но в остальном все нормально. Плотная ткань стягивает живот, так что я кажусь чуть стройнее. Только задница слишком открыта, мне было удобнее в боксерах, которые я использовала как спальные шорты. Поэтому я плаваю лишь тогда, когда Маркуса нет дома.

Он начал исполнять свой план по высвобождению меня из высшего общества. Всю неделю я чистила стойла, несколько раз воевала с курицами. Кто же знал, что они будут драться, если я буду забирать их яйца? Клянусь, Заноза – так я прозвала одну из птиц – пыталась откусить мне палец! Еще я вспомнила все рецепты, которые узнала от поваров в поместье Ван дер Мееров, и набрала из-за них килограмм или два. Но общение с Маркусом все еще не наладилось. Он раздавал мне поручения, мы здоровались и перекидывались дежурными фразами. Например, вопросы о погоде, об ужине или о том, кто займется стиркой. Маркус был очень удивлен тем, что я умею пользоваться стиральной машиной. Честно, меня опять кольнуло острое желание ударить его. Воздух в доме насквозь пропитан неловкостью. Когда Маркус был рядом, я опускала взгляд, а после его ухода подглядывала за тем, как он работает, ест или занимается домашними делами. Я веду себя как маленькая школьница, подсматривающая за красивым учителем. Но поделать с собой ничего не могу.

Слава Богу, ночью он ушел на рыбалку, пообещав научить меня чистить форель. У меня есть почти сутки, чтобы перевести дух и окончательно отойти от ночной прогулки без постоянного живого напоминания.

Свесив ноги на краю бассейна, спускаюсь в воду. В доме стало прохладнее за последние пару дней, поэтому я решила согреться в горячем бассейне. Но он тоже оказывается холодным. Как он смог остыть, если Маркус утром говорил, что вода сегодня очень теплая? Делаю круг и собираюсь повторить, но глаза почему-то начинают закрываться. Руки слабые, как переваренные спагетти, ноги становятся ватными, все тело будто тянет ко дну.

– Утонуть в бассейне мне еще не хватало, – бормочу себе под нос и вылезаю наружу.

Доплыть до лестницы почти невозможно, она словно отдаляется с каждым моим движением. Все же я справляюсь и поднимаюсь по ступенькам. Все тело покрывается мурашками даже после того, как закутываюсь в полотенце. На втором этаже тоже есть ванная, правда здесь нет моих принадлежностей. Зато горячая вода ближе, а дойти до комнаты можно и в халате. Ванная комната на первом этаже огромная и светлая, с глубокой акриловой ванной цвета слоновой кости, одна половина стен отделана деревянными плинтусами в цвет ящикам под раковиной, а другая – мраморной плиткой. За перегородкой из дерева висит душ. На втором этаже нет ванной, только душевая кабина. В остальном все очень похоже: такие же деревянные панели, уложенные мрамором стены и глубокая овальная раковина.

Сбрасываю с себя мокрый купальник, стягиваю резинку с волос и залажу под струи воды. Помещение заполняется густыми клубами дыма, но мне не становится теплее. Озноб пробирает до самых костей, словно они покрываются льдом. Наверное, я могла простыть из-за частых походов на улицу или из-за того, что выбежала раздетой неделю назад. Стоит измерить температуру. Я делаю воду горячее, кожа становится красной, как у вареного рака, но мне все равно холодно.

Черт, буду истекать соплями при Маркусе. А это не очень красиво, как и темнота, неожиданно забравшая мое зрение.

***

В ушах звенит, лоб ужасно болит. Перед глазами все плывет и, танцуя, превращается в разноцветную кашу. Вода все еще стекает на ноги, но я не стою под душем. Я лежу на левом боку на холодном мраморном полу. Что, ради всего святого, случилось? Переворачиваюсь на спину, чтобы подняться, но одна рука онемела, а вторая слишком слабая. Сдвинуться тоже не получается из-за моря, которое я тут развела. Я голая, и мне нужна помощь. Единственный человек, который мог бы мне помочь, неизвестно, когда вернется.

Прекрасно.

Моргаю, и ванная приобретает более четкие очертания. Чувствительность возвращается, и тупая боль пронзает лоб. Провожу пальцами по голове, на руке остается кровь. Видимо, я ударилась при падении. Неужели у меня настолько сильный жар? Или дело в экспериментах с температурой воды? Где-то читала, что нельзя мыться в кипятке, а я очень люблю это. Кажется, теперь стоит прислушаться к этой информации. Сомневаюсь, что смогу встать, так что придется лежать здесь и ждать Маркуса. Он найдет меня здесь голой, больной и с порезом на лбу. Да уж, добавим это к моей истерике, и он точно вышвырнет меня отсюда. А я очень не хочу возвращаться в Англию или жить в отеле, потому что везде буду чувствовать себя одиноко. Маркус станет первым мужчиной, который увидит меня обнаженной, не считая акушера, который принимал меня у матери при родах.

Боже, по-моему, я брежу…

Громкий стук прерывает мои вздорные мысли, и за дверью слышится громкий голос Маркуса:

– Мередит, ты долго?

Набираю в легкие побольше воздуха, но получается только простонать.

– Мер? – он вновь стучится, немного громче.

– Я не могу встать, – хриплю я, стараясь перебить шум падающей воды.

Где-то над головой раздается щелчок, и легкий ветерок проскальзывает в помещение. Поднимаю взгляд и вижу Маркуса в облегающем лонгсливе с большими пятнами от пота и расстегнутыми на вороте пуговками, на его плече висит полотенце. Спортивные шорты низко сидят на его бедрах, показывая небольшой кусочек его накаченного тела. Лицо Маркуса вытягивается от удивления, и мужчина замирает в дверном проеме. Его глаза пробегаются по моему нагому телу, ненадолго задерживаясь на интимных местах. Меня бросает в жар. И совсем не из-за лихорадки.

Маркус в один шаг сокращает расстояние между нами, присаживается на колени и, притянув меня к себе, оборачивает полотенцем. Оно такое теплое и сухое. В блаженстве прикрываю глаза, но тут же получаю легкую пощечину.

– Эй-эй, Мер, не спи, – шепчет Маркус. – Побудь со мной еще немного.

Мужчина ухватывает меня за талию, придерживает ноги и поднимает, прижимая к груди. Когда мы сдвигаемся с места, голова снова идет кругом. Маркус осторожно спускается по лестнице, заносит меня, кажется, в мою спальню и усаживает на кровать. Я соединяю края полотенца на груди, держась из последних сил, чтобы опять не развалиться лепешкой. Маркус бегает по комнате и роется в шкафах в поисках чего-то. Ко мне он возвращается с чистой сухой одеждой. Я шевелиться-то не могу, как я должна одеться? Он кончиками пальцев держит мои кружевные трусики и всовывает в них мои ноги. Боже, он видел мое белье… Там есть ужасные панталоны, как у старушек. Их очень удобно носить во время месячных, и я не буду оправдываться за то, что ношу их.

– Приподнимись, – тихо командует Маркус. – Я не смотрю, клянусь.

Менее постыдной ситуация не становится. Он надевает на меня свитшот, флисовые штаны и шерстяные носки, прежде протерев живот, спину и бедра от воды, пока я шатаюсь, как кукла-неваляшка. Голова сама падает на подушку, а ноги все еще свисают с постели.

– Открой глаза, Мередит, – на приказ это не похоже. Это просьба, почти мольба. – Я принесу лекарства, но надо убедиться, что нет сотрясения. Рассечение небольшое.

Едва разлепляю тяжелые веки, Маркус кладет руку на мою щеку и пытается улыбнуться, но получается плохо. Мне надо подбодрить его, и я хриплю:

– Думаю, из меня получится хороший корм для волка.

Маркус рычит и сжимает обеими ладонями мое лицо.

– Ты обещала испечь мне гребаный медовик, так что не смей даже думать об этом, девочка, – бурчит он. Мужчина поднимает указательный палец и продолжает: – Следи глазами за моим пальцем.

Он водит им в разные стороны и облегченно выдыхает.

– Голова цела, не считая пореза, – заключает Маркус. Он укладывает меня под одеяло, засунув края под мои ноги и спину. – Я дам тебе таблетку и наложу швы, чтобы не было шрама. Не волнуйся я в этом деле мастер, и у меня есть анестезиновая мазь, так что больно не будет. Даже мой сын-пискля не проронил ни слова, когда я его зашивал.

Помню, что выпила таблетку. Очень горькую и противную. Потом почувствовала холод на лбу и провалилась в сон. Кажется, Маркус накладывал мне швы, первые в моей жизни.

Глава 7

Мередит

Градусник пищит, и я с надеждой смотрю на маленький экранчик, когда Маркус достает его из моего рта.

– Тридцать шесть и семь, – мужчина говорит так, словно у меня все еще лихорадка. – Идешь на поправку.

Я закатываю глаза.

– Еще бы! Ты продержал меня в кровати почти три недели! Уже апрель заканчивается, а я побывала в четырех местах: в гостиной, в туалете, в ванной и в этой дурацкой кровати! – я ворчу, как старая бабка, но как бы вели себя другие, если бы их держали в закрытом помещение столько дней?

Маркус улыбается во весь рот: его веселит мое поведение. Не выдерживаю и, достав подушку из-под головы, ударяю его со всей дури. Мужчина удивляется, но не теряется и подхватывает мою идея, схватив вторую подушку и легонько бьет меня. Не могу сдержать улыбку. Этот грозный, высокий мужчина с каменными мышцами нанес удар, будто он маленький муравей. Маркус думает, что я хрупкая фарфоровая фигурка. Хотя в каком-то смысле это прогресс. Мне так кажется, по крайней мере.

Но несмотря на более или менее наладившиеся отношения между нами, я не могла перестать думать о том, что Маркус видел меня голой. Периодически этот факт, думаю, всплывал и в его голове, поэтому он отводил взгляд, выдерживал дистанцию. Но больше не уходил надолго, только уезжал на пару часов в город, привозя свежую еду и корм для животных. В мае начнется сезон гроз. Маркус словно готовил бункер на случай ядерной войны. Несколько раз приезжала команда уборщиков, после их великолепной работы дом сверкал.

А вот с учебой дела обстоят так себе. Я отстала от программы и давно не выполняла работы. Конечно, все руководство академии пошло мне навстречу , да и я без окончания этого курса я легко поступлю в любой университет Лиги плюща. Боюсь, из-за предстоящих перебоев с интернетом, нагнать все будет трудно. Я поступила в Англию, потому что дедушка учился там и очень хотел, чтобы я была профессионалом в бизнесе, чтобы не смогла уничтожить семейную компанию. По этой же причине до моего выпуска бизнесом стал руководить поверенный, а не кто-то из родителей. Дедушка в гробу перевернулся бы, если бы отец или мать зашли на порог головного офиса.

– Как будто у меня не было причины, чтобы не выпускать тебя из кровати, – Маркус приподнимает правую бровь, намекая на мое падение. На его красивых губах играет самодовольная ухмылка. Маркус почти похож на мальчишку, беспечно улыбающегося из-за девушки. В уголках его глаз цвета ледников появляются маленькие морщинки, а улыбка полностью отвлекает внимание от шрамов на носу, брови и под нижней губой. – Сегодня еще отлежишься, а завтра можем провести урок верховой езды. Прогулки сейчас не подойдут: слишком грязно.

В окне видно, что снег почти растаял, что произошло удивительно быстро. Возле дома его почти нет, но в лесу еще есть маленькие сугробы. Дорожки, по которым Маркус ездит на рыбалку, выглядят, как каша из грязи, и даже пикап с трудом мог преодолеть их.

Стону и падаю лицом в одеяло. Я скоро сойду с ума в этой золотой клетке! Маркус ободряюще похлопывает меня по плечу. Его пальца всегда такие горячие, словно у него постоянная лихорадка, а от редких прикосновений в груди становится очень тепло. Пока не понимаю, что заставляет меня трепетать рядом с Маркусом.

– Давай хотя бы посмотрим что-нибудь, – жалобно прошу я, утыкаясь носом в одеяло.

– Что угодно, – соглашается Маркус.

Я вкрадчиво улыбаюсь и уточняю:

– Согласен даже на «Гарри Поттера»?

Маркус кривится, но соглашается. Недавно он рассказывал, что его сын каждый месяц заставлял его пересматривать все фильмы. Говоря о сыне, Маркус не объяснил, где он и сколько ему лет. Я видела несколько старых снимков с маленьким парнишкой, на них Маркус немногим старше меня, так что он должен был стать отцом в очень раннем возрасте. Интересно, а где мать Кайл? И общается ли с ней мой… эм… опекун денег? Понятия не имею, какова его роль в моей жизни.

– Спускайся, а я пока включу диск и принесу обед, – говорит Маркус и покидают мою спальню.

Не могу сдержать смешок. Он, наверное, единственный знакомый мне человек, который до сих пор пользуется DVD-проигрывателем. Стоит помнить о том, что он был другом отца и что он почти его ровесник. Между нами пропасть в пятнадцать лет.

***

Отложив тарелку, пытаюсь сосредоточиться на фильме, но меня съедает любопытство. Я держалась долго, в моей голове накопилось много вопросов. Например, отношения между Маркусом и моими родителями. Я помню, что он сказал в нашу первую встречу, и не могу стереть его слова из памяти.

Поворачиваю голову в его сторону и всматриваюсь в спокойное лицо, прислушиваясь к размеренному дыханию мужчины и к хрусту огня в камине. Маркус давно не брился, но щетина смотрится очень привлекательно, прибавляет к его мужественному образу нотку необузданности и сексуальности. Но при этом его лицо – воплощение мужской красоты. Думаю, даже Аполлон бы ему позавидовал. Взгляд сосредоточен, и невозможно угадать, о чем он думает. Острые скулы, о которые можно порезаться, напряжены. Маркус тянется за пультом и ставит кино на паузу, затем поворачивается ко мне и говорит:

– Ты хочешь что-то спросить?

Я пялилась, черт. Шея и лицо пылают в смущении. Ужасно, что мое тело всегда выдает мои эмоции. Врать я не умею, поэтому даже молчание не позволяет оградить окружающих от моих мыслей и чувств. Откашливаюсь, вкладываю все силы, чтобы не опустить глаза.

– Да, – тихо сознаюсь я.

Маркус присаживается чуть ближе, но не нарушая мое личное пространство. Я плотнее закутываюсь в плед. За окном еще светло, ветер раскачивает вершины сосен и завывает.

– Где твой сын? – выпаливаю я. – Просто ты довольно молод, чтобы иметь взрослого сына.

– Хм, ну это долгая история, – Маркус озадаченно почесывает затылок, расправляя волосы. Несколько прядей падает на скулы, прикрывая глаза. – Присаживайся ближе, молодой дед будет рассказывать тебе сложную историю жизни.

Маркус залпом осушает банку пива и кладет руку на спинку коричневого дивана из искусственной замши, я вместе с подушкой, украденной с кресла в тон, передвигаюсь к мужчине. Между нами меньше полуметра, если я наклонюсь, моя голова ляжет на его плечо. Усаживаюсь в позу йога и жду, когда Маркус начнет говорить.

– У меня был старший брат, – о боже, я сунула свой нос в чужую душу. Но он не послал меня и решил ответить. – Он сбежал, когда мне было десять, так что я ничего не знал о его жизни одиннадцать лет. В один день мне позвонил его адвокат и сказал, что произошел несчастный случай. Оказалось, что в завещании Сэм, мой брат, указал меня в качестве опекуна своего восьмилетнего сына. Я хотел отказаться, сдать парнишку в детдом. Парни в двадцать один не отличаются умом, да чего скрывать? Кое-что другое заменяет им мозг. Кайл сейчас ведет себя подобающе.

Маркус, возможно, рассчитывал, что я улыбнусь, но его шутка меркнет на фоне печальной истории, конец которой я уже знаю.

– Адвокат был хитрым сукиным сыном, – кряхтит мужчина, как старый дед, и немного наклоняется в мою сторону. – Перед подписанием бумаг он привел маленького мальчугана с заплаканным лицом и грустными сиротскими глазками. Такими большими и печальными, что я не устоял и взял парня под опеку. Кстати, ты воспользовалась тем же приемчиком, Мередит.

Я вопросительно поднимаю брови.

– Ну сиротский взгляд, – поясняет Маркус.

Фыркаю от досады. То есть он считает меня маленькой сироткой, как и своего сына? Я лишь очередной ребенок, которого он взял под опеку?

– Почему в день нашего знакомства ты сказал, что нельзя винить детей в грехах их родителей? – мой язык опять опережает мозг. С опаской смотрю на Маркуса. Он сводит брови на переносице, взгляд становится отрешенным, словно он не здесь, а где-то очень далеко. – Что сделали мои родители?

– Сегодня день откровений? – вопрос скорее риторический, потому что Маркус продолжает говорить: – Мы были друзьями очень давно. Мне было четырнадцать, твоей матери – шестнадцать, а отцу – восемнадцать. Честно говоря, я неровно дышал к Сьюзен.

Это неудивительно. Немного грустно, но все же очевидно. Пусть в последние годы жизни мама выглядела вечно усталой и потрепанной, но в молодости она была настоящей красавицей. Серо-голубые глаза, светлые густые волосы, похожие на мои, полные персиковые губы и спортивная фигура. Она занималась гимнастикой, у нее были все шансы попасть в Олимпийскую сборную, но мама забеременела мной.

– Но она выбрала твоего отца, который работал в вашем поместье, – Маркус произносит это с особым пренебрежением. – Когда мы узнали, что Сьюзен ждет тебя, у твоего отца появился план. Он боялся гнева мистера Ван дер Меер и предложил Сьюзен бежать, но им нужны были деньги. Генри благодаря детству, проведенному в приютах и приемных семьях, научился хитрить, выходить чистым из воды. Так он придумал ограбить ювелирный магазин, в котором иногда подрабатывал. Я – идиот полнейший – решил помочь другу стать счастливыми, рассказал, как отключить камеры и систему безопасности, а сам ждал его в машине на противоположной улице. Потом… Слушай, я понимаю, что Генри твой отец и все такое, но для него были важны только он сам и его шкура.

– Поверь, я это прекрасно знаю и даже не подумаю защищать его, – убеждаю я Маркуса.

Он, успокоившись, делает паузу, чтобы перевести дыхание.

– Нас все-таки заметили и вызвали полицию, – продолжает мужчина. – Мы не успели бы убежать, и Генри это понимал, поэтому он с половиной добычи побежал наутек, перед этим заперев автомобиль.

Я невольно ахаю. Я всегда знала, что отец был меркантильным эгоистом, но так подставить друга… Он даже не дал Маркусу шанс убежать. Боже мой…

– Тебя посадили? – спрашиваю я.

Такое, вряд ли, могло произойти. Маркус из богатой семьи, а они не любят, когда их репутация портится, поэтому выплачивают залог или дают взятки. Я подумала о тюрьме лишь из-за шрамов: в колониях часто происходят драки. Шрамы могут быть и не такими старыми, но чутье подсказывает мне, что его довольно мрачные татуировки – попытка скрыть белые отметины. А прятать последствия охоты бессмысленно.

– Нет, отец вытащил меня, – голос Маркуса срывается на рык. Что-то точно произошло после ограбления, и именно это заставило его ненавидеть моего отца. Не подстава и предательство, а нечто, связанное с его семьей, с его отцом. – Лучше бы я отсидел. Генри обрек меня на ад, в котором я до сих пор варюсь.

Напряженное молчание заполняет гостиную, я не могу пошевелиться и просто продолжаю смотреть на Маркуса. Наши глаза встречаются, и я затаиваю дыхание. Хочу извиниться, сказать, что мой отец был ничтожество, попросить прощение за него и за то, что он пережил. Грудь Маркуса часто вздымается после неприятного разговора. Ненавижу жалость, но не могу не чувствовать ее к нему. Мои руки медленно тянутся к Маркусу. Я хочу его обнять. Люди же делают это, когда кому-то плохо? Он добр ко мне, несмотря на заслуженную ненависть к моей семье.

Но Маркус не позволяет мне этого сделать. Перехватывает мои руки, сжав запястья, кладет их на диван и уходит, ничего не сказав и оставив меня в полном замешательстве.

Глава 8

Мередит

Кривая Лоренца – важная тема для будущих экономистов, и на бизнес-курсах в школе она была моей любимой, но сейчас я готова ползти на стены от нежелания рисовать очередной график на клетчатых листах тетради. Опускаю голову на кухонный стол, обреченно глядя на экран макбука. Моя голова совершенно не настроена на работу, потому что она забита лишь мыслями о Маркусе и его прошлом. В какой-то мере нашем прошлом. Если бы не я, отец бы не решил ограбить магазин и не подставил Маркуса, верного друга, который был готов свернуть горы ради него. Получается, я виновата в этом? Маркуса мучают травмы прошлого из-за меня? Может быть, моя вина и в печальной судьбе родителей? Вдруг дедушка и бабушка настояли бы на их разрыве или отец сам бросил бы маму?

Слишком много «если» и «бы». Все равно у меня нет машины времени, и изменить я ничего не могу. Хотя ядовитое чувство вины кольнуло сердце. Глупо же, да?

По кафельному светло-коричневому полу шлепают босые ноги. Открываю щеку со стола, на котором я разбросала все свои вещи для учебы, и вижу Маркуса с обнаженным торсом. С плеча свисает грязная футболка, грудь покрыта маленькими капельками пота. Одна горошинка вздрагивает и стекает вниз, стремительно направляясь к V-образной линии. Мои глаза следят за влажным следом на резко очерченном прессе и останавливаются на стройных мускулистых бедрах. Маркус одет лишь в очень старые голубые джинсы с протёртыми почти до дыр коленями. Плечи испачканы в чём-то белом, волосы стянуты резинкой на затылке. Мужчина часто дышит и вы-глядит измождённым. Чем он занимается? Маркус проходит мимо, не глядя на меня, приближается к ящикам под раковиной, громко роется в нем и достает оттуда две банки с краской и кисти.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, но Маркус молчит. – Маркус?

Мужчина, не поднимая глаз, все же отвечает:

– Надо покрасить стены на чердаке.

На чердаке за почти месяц, проведенный в доме Маркуса, я ни разу не была на чердаке. Вроде там находится спортзал, но у меня со спортом отношения никогда не ладились, поэтому я даже не интересовалась тренажерами. Закрываю тетрадь и макбук и встаю со стула.

– Я готова, – сообщаю Маркусу. На мне подходящая одежда, да и делать задания не хочу.

Он хмурит брови, и наконец наши взгляды встречаются.

– К чему ты готова? – уточняет он.

Что-то блестит у него на языке, когда Маркус размыкает губы. Это сережка? Не видела раньше, что у него проколот язык. Захотелось увидеть его украшение.

– Помочь тебе, – объясняю я, – мне все равно нечем заняться.

Маркус задумывается, взяв краску, идет на выход и через плечо бросает:

– Забери волосы, в ящике моя бандана есть.

Не скрывая улыбку, выполняю его указ и бегу на помощь.

***

Добавляю побольше коричневого оттенка в банку, и получается цвет кофе с молоком. У Маркуса любовь к монохромному интерьеру, но это совсем не плохо. С зелеными деталями обстановка напоминает лесную глушь, камины, выложенные из камня, добавляют уюта.

Чердак Маркуса не склад вещей, а обустроенный по последнему слову техники спортивный зал. Тренажеры, названия которых я даже узнавать не хочу, накрыты прозрачной пленкой, стены уже отштукатурены и готовы к покраске. Треугольная крыша не делает помещение меньше. Большое деревянное окно открывает вид на вершины деревьев и крыши зданий в Джексоне. С такой панорамой я бы обустроила здесь маленькую библиотеку или кинозал, но точно не место, где надо потеть и сжигать калории. В пансионах я всегда прогуливала уроки тенниса, запиралась в раздевалке и читала книги о любви. Мои максимальные навыки в спорте – занятия по растяжке.

Маркус разливает краску по палитре, обмакивает валик и проводит по белой стене, показывая мне, как красить стены. У мужчины цвет ровно ложится без проплешин, но у меня получается не очень. Пробую еще раз, но прокрашивается все равно пятнами. Откладываю валик и беру кисть. Может быть, с ней работа пойдет лучше. Ворсинки лучше разносят цвет, но медленнее. Обидно, потому что с рисованием у меня всегда было хорошо. Хотя Маркус архитектор, а я срисовывала принцесс Дисней с плакатов.

Работать в тишине скучно и напряженно. Айпод разрядился еще прошлой ночью, а телефон остался на кухне. Мысли невольно опять возвращаются к разговору с Маркусом, а рядом с ним думать об этом неловко. В животе скручивается узел вины, а потом я начинаю винить себя за свой идиотизм. Сгусток клеток точно не заставлял моего отца ничего делать. Мы стоим на небольшом расстоянии, и Маркус изредка смотрит, как я выполняю работу. Он не надел футболку, позволив мне видеть его голый блестящий от пота торс. Стараюсь не подсматривать, но боковым зрением улавливаю каждое его движение.

Решаю прервать тишину и спрашиваю:

– Давно у тебя проколот язык?

Валик Маркуса замирает на несколько секунд, но потом снова возвращается к окрашиванию стены. Мужчина откашливается, разминает шею и отвечает:

– Лет пятнадцать назад, после ухода из дома. Я снимал штангу, когда ездил в Нью-Йорк. Татуировки уже перебор для таких людей, как адвокатишка твоей семьи, а если бы он увидел пирсинг, то умер бы от сердечного приступа.

Я усмехаюсь, потому что это правда.

– У тебя еще есть сережки? – уточняю я.

Маркус оттягивает мочку правого уха и показывает три дырки. После отрыва от семьи он ушел в отрыв: и татуировки, и пирсинг. Не хватает только цветного ирокеза и байка. Надеялась, что Маркус тоже включится в разговор, но он продолжает молчать, как рыба, поэтому продолжаю:

– Я бы тоже хотела проколоть что-нибудь, но мне запрещали из-за школьной униформы. Нос, например.

Мужчина хмыкает. И что это значит?

– Ты уже большая девочка, можешь делать со своим телом все, что угодно.

Разворачиваюсь к Маркусу лицом, выхватываю у него валик. Меня бесит его молчаливость и то, что бегает от меня, как от чумы. Он непонимающе вскидывает брови. Надо что-то сказать, но вот что?

– Что-то случилось? – Маркус хватает ручку своего валика, но я крепко держусь за нее. – Хорошо, выговорись.

Выдыхаю, чтобы успокоить вихрь злобы и раздражения, притягиваю инструмент к груди и задаю мучивший меня вопрос:

– Я чем-то тебя обидела?

Маркус тоже тянет валик на себя. Мы будто играем в перетягивание каната. Мне нужно его внимание и его честную реакцию. Маркус устало прикрывает глаза, протирает лицо висящей на плече футболкой и делает глубокий вдох.

– Нет, просто обычно я не треплюсь с первыми встречными о своей никчемной жизни, – мужчина произносит это так пренебрежительно, что мне становится еще хуже. А то, как он назвал меня, окончательно подбивает мою уверенность. Все его поступки очень важны для меня, но как он воспринимал их? Просто спасал «даму в беде»?

Опускаю взгляд на пол, стараясь сдержать подступающие к глазам слезы. По приезде в Джексон я только и делаю, что пытаюсь сохранить свои эмоции под замком, где держала их последние годы. Смерть родителей или переезд к Маркусу словно открыли сейф с тем, что я скрывала даже от себя. Монтгомери замечает это и кладет ладонь на мою щеку, вырисовывая круги на коже.

– Прости, я не хотел тебя обидеть, – Маркус хрипло шепчет и привлекает меня в объятия.

От шока из моих легких вышибает весь воздух, а сердце бешено бьется о ребра. Он обнял меня, крепко и тепло. Одной рукой он забирает инструмент и обхватывает за спину, притягивая ближе к своей груди, а второй обвивает талию. Мой лоб упирается в его ключицу, Маркус зарывается носом в мои волосы на макушке, и мы замираем. Сквозь ткань футболки чувствую жар, исходящий от его пальцев. Спокойствие и облегчение обволакивают меня с головой, неприятная горесть бесследно пропадает. Сладкий аромат его голой кожи дурманит лучше, чем любой наркотик. Не хочу отрываться от Маркуса, его объятия слишком приятны. Мужчина целует меня в макушку, тихонько причмокнув. Этот жест не несет никакого скрытого подтекста – он очень невинный и нежный.

– Прости меня, хорошо? – хрипит Маркус.

Шмыгаю носом и киваю, продолжаю прижиматься лицом в твердые грудные мышцы.

– Продолжим? – предлагает он. – А то все испортим, и придется переделывать.

Нехотя я соглашаюсь и отстраняюсь, и мы берем в руки наши орудия. Становится так холодно и одиноко.

– Синоптики говорят, что гроз пока не будет, так что дорога до Джексона не опасна еще дней десять, – сообщает Маркус и, усмехнувшись, продолжает: – зря я скупил половину супермаркета.

Вспоминаю набитый до отказа холодильник и улыбаюсь, набирая на кисть краску.

– Слушай, животные не боятся… – не успеваю договорить, потому что большая клякса летит прямо на мою скулу и нос.

Поднимаю голову, рот Маркуса растягивается в огромной улыбке, и мужчина начинает хохотать. После продолжительного приступа смеха, за который он получил продолжительный испепеляющий взгляд, он присаживается на колени возле меня и футболкой стирает пятно с моего лица. Наши глаза встречаются – и я снова чувствую его руки, обхватившие мое тело в объятии. Хочу обратно прижаться к широкой груди, где мне было комфортно и тепло, как в нагревшемся океане в полдень.

– Не боятся грозы? – договаривает Маркус, и я киваю. – Боятся, но в амбаре более или менее тихо. Да и они привыкли.

***

Маркус заканчивает свою половину и принимается помогать мне. Мы быстро справляемся, за разговором работа идет быстрее, но мы все равно устаем и ложимся на пол. Перепачканные и утомленные. За окном уже сгущается сумерки, небо заполоняют звезды. Веки становятся тяжелыми, сознание – туманным.

– Хочу погулять в городе, – говорю я, устроившись под боком у Маркуса. Его грудь размеренно поднимается и опускается. Он с закрытыми глазами приобнимает меня за плечи и придвигает к себе, я для удобства кладу голову ему на живот. Не будь я такой уставшей, не решилась бы на такое. – Я сижу в доме затворницей.

Маркус громко зевает и отвечает:

– Обязательно съездим.

Слышу тихое посапывание и засыпаю.

Глава 9

Мередит

Утром я проснулась в своей постели, хотя точно знаю, что мы с Маркусом уснули на полу на чердаке. Завтрак я провела в одиночестве: он так и не спустился. Вчера все наладилось, так я думала, но мы, похоже, вернулись к избеганию друг друга. Маркус так точно решил продолжить это делать. Конечно, я не уверена на сто процентов, поэтому ждала до самого вечера его выхода.

Но он не спустился, поэтому я пошла на поиски.

Закрытая дверь кабинета наталкивает меня на мысль, что Маркус занят работой. Отвлекать его, наверное, не стоит, но я должна выяснить, не сказала ли вчера лишнего. Тонированные стеклянные стены раздражают, потому что, находясь внутри, Маркус прекрасно видит меня, а вот я его – нет. Не могу прислониться ухом к двери, чтобы подслушать, и подсмотреть. Пройдя мимо бассейна, стучусь два раза в кабинет. Возможно, мое сознание играет со мной, но я чувствую взгляд Маркуса сквозь стену. Тот самый, пронзительный, загадочный, заставляющий меня нервничать и покрываться мурашками.

– Маркус, ты здесь? – в ответ лишь молчание. Прислушиваюсь – кажется, скрипнуло кресло. – Прости, что отвлекаю. Ты не хочешь съездить в город до гроз? Я бы хотела сходить в книжный.

Стучусь еще раз и окликаю мужчину.

– Я занят, – раздается недовольный голос Маркуса. – Ключи от пикапа в шкафчике в коридоре, если ты, конечно, умеешь водить.

Открываю рот, собираясь возмутиться, но сдерживаюсь и ухожу в свою спальню. Рассекаю комнату много раз, пытаясь успокоиться. Опять он отнесся ко мне как к неумелой кукле. Водить я умею и поеду одна в Джексон, перед этим наконец приведу себя в порядок. Половина моих вещей все еще находится в чемодане, чтобы в случае того, что Маркус вышвырнет меня отсюда, я могла бы быстро собраться. На улице слякоть и больше нет льда, поэтому достаю пару кожаных полуботинок на небольших устойчивых каблуках, которые надену вместо тех ужасных ботинок. Также прихватываю пальто, свободные голубые джинсы, бежевый вязаный кардиган, майку в тон и косметичку. Как же я соскучилась по макияжу! В ванной есть большое зеркало, там я и решаю накраситься, включив мой любимый плейлист. Пританцовывая, возвращаю лицу свежий вид. Тональный крем и консиллер выравнивают тон лица и скрывают синяки под глазами, закрепляю все пудрой, добавляю румяна, скульптор и хайлайтер – уже выгляжу, как здоровый человек. Причесываю прозрачным гелем густые брови с изгибом, подчеркиваю глазами холодными коричневыми тенями и тушью. Волосы распускаю и выпрямляю небольшой плойкой, привезенной из Лондона. Помада и парфюм волос утюжком служат последним штрихом.

Довольная смотрюсь в зеркало и улыбаюсь, двигая бедрами в такт играющей из динамиков телефона песни. Но мой танец прерывается из-за звонка в дверь. Вырубаю музыку и иду к входной двери, на придомовой дорожке стоит красивая женщина с рыжими огненными волосами, ниспадающими на плечи мелкими кудрями. На вид она немного младше Маркуса. По стилю она его полный близнец: кожаная косуха, джинсы, высокие ботинки на шнуровке. Для такой погоды незнакомка слишком легко одета: куртка расстегнута, майка короткая и показывает проколотый пупок и татуировку в виде бабочки. При этом черты лица нежные и мягкие с большими серыми глазами, женщина миниатюрная, хотя не похожа на безобидную малышку. Думаю, она сможет задать любому мужчине трепку. Незнакомка замечает меня и с интересом рассматривает меня, когда я открываю дверь.

– Привет, – здоровается она, махнув рукой. – Ты Мередит, да?

Я киваю.

– Впустишь меня? – на ее лице появляется добрая улыбка. От нее исходит невероятно теплая энергетика, я ее не знаю, но почему-то верю, что она хороший человек. Невольно мне тоже захотелось улыбнуться.

– Да, конечно, – я отхожу и шире распахиваю дверь. – Вы к Маркусу?

– Ты, – поправляет она меня, по-хозяйски проходит внутрь, снимает с себя куртку и вешает на крючок. – Типа того. Я Лу, кстати.

Лу протягивает мне руку, и я пожимаю ее. Мое имя ей уже известно, значит, Маркус рассказал ей – возможно, и другим знакомым – о моем приезде. Интересно, кто она ему? Возлюбленная? Друг? Не родственница так точно.

– Очень приятно, – вежливо говорю я. – Маркус в кабинете работает и не открывает мне.

Вторая часть предложения вырывается сама, и я тут же захлопываю рот. Лу поджимает губы и спрашивает:

– Ты куда-то собираешься?

– Хочу в город съездить, – говорю я. – Поискать книжный и перекусить.

– Самый большой выбор книг в магазине у Ларри Гренсона на пятой улице, а поесть лучше зайди в «Три брата», – советует Лу.

Она проходит на кухню, чтобы вымыть руки, по пути рассказывает, как добраться до ранее упомянутых мест и до красивого парка. Лу намного разговорчивее, чем Маркус, и с большим воодушевлением все подробно объясняет. У женщины непривычно низкий голос – должно быть, она курит. От ее одежды пахнет маслом и алкоголем, на майке красуется эмблема бара «У Лу». Возможно, женщина владеет баром или кафе. Она может с легкостью справиться с такой работой благодаря бойкости, заметной невооруженным глазом.

– Хорошей прогулки, – Лу салютует мне и поднимается наверх.

Я ненадолго задерживаюсь на кухне, вслушиваясь в происходящее на втором этаже. После тихого приветствия возвращаюсь в ванную, чтобы закончить сборы. Музыку не включаю, дабы не упустить ни один шорох. Все-таки надеюсь, что Лу его друг, она мне понравилась с первого взгляда, а такое случается редко. Просто от одной мысли, что они вместе, мне становится не по себе, в животе будто все органы выворачиваются наизнанку. Ощущение не из самых приятных. Надеваю золотые серьги-кольца и массивную цепь с толстыми звеньями, накидываю пальто на плечи, в коридоре нахожу ключи от пикапа, наклоняюсь, чтобы застегнуть обувь, но в дверь опять звонят.

Сегодня что, день гостей?

Перед дверью стоит девушка, похожая на Лу, как две капли воды. Только глаза не серые, а синие. Небольшие щечки делают лицо умилительным, но ни в коем случае не портят общую картину. Она одета в облегающие джинсы и короткую куртку с шапочкой, из-под которой выбиваются рыжие выпрямленные пряди. Вторая незнакомка, пришедшая к Маркусу за полчаса, выглядит недовольной и, увидев меня, демонстративно барабанит по двери. Я открываю ей. Дежавю какое-то. Она слишком взрослая, чтобы быть дочерью Лу, так что смею предположить, что она ее сестра.

– Лу давно приехала? – яростно спрашивает девушка и врывается, оттолкнув меня. – Эта дрянь забрала мои ключи от дома, и мне пришлось… стоп! – она замирает и на пятках разворачивается ко мне лицом. – А кто ты? Девушка Кайла или Маркуса?

Она ниже меня на полголовы, но грозное выражение лица немного пугает. Вместе с тем мне уже надоедает, как сегодня все себя ведут.

– Я… – выдыхаю, успокаиваясь. – Я ничья девушка. Я временно живу с Маркусом, он был другом моих родителей.

Хотя с такими друзьями и враги не нужны.

– История должна быть интересной, если Маркус пустил к себе в дом кого-то из прошлого, – девушка хмыкает, складывает руки на груди, осматривая меня с ног до головы, и почему-то закатывает глаза, увидев мои аксессуары. – Я Лекси, сестра Лу.

– Мередит.

Мое предположение оказалось верным. Лекси кивает в сторону лестницы и больше утвердительно, чем вопросительно, произносит:

– Они снова трахаются?

Желчь подкатывает к горлу, и Лу больше не так сильно симпатизирует мне. Знаю, что у Маркуса свои потребности, да и я сама видела одну из его женщин, но последние недели я даже не вспоминала о ней. Меня тошнит от одной мысли, что он ласкает кого-то.

О Боже… Это ревность? Нет, я не могу его ревновать. Маркус мне никто, я ему никто, обуза.

– Я не знаю, – уставившись в пустоту, отвечаю я и крепче сжимаю связку ключей. – Можешь, наверное, подождать сестру здесь. На столе есть печенье, если захочешь выпить чай. Я поеду в город.

Не успеваю выйти на улицу, потому что Лекси хватает меня за руку, тормозя. Я вопросительно поднимаю бровь, девушка улыбается и теперь выглядит не пугающей, а вполне милой и доброй.

– Не возражаешь, если я присоединюсь? Я отвезу тебя, куда угодно, – Лекси указывает носом на старенький красный форд, стоящий возле пикапа и шевроле Лу, отпускает меня, переступив с ноги на ногу. – Вдруг они решат продолжить в гостиной и не заметят меня.

Девушка корчит гримасу, будто ее вот-вот вывернет. Понимаю, что это шутка, но мне почему-то становится не весело, а грустно.

***

Мы заходим в «Три брата» с тяжелыми пакетами с книгами. Кафе небольшое, похоже на охотничью сторожку. Мы занимаем единственный свободный столик возле окна. Лекси тоже любит читать, поэтому мы вместе закупились литературой. Я взяла художественные романы, а она – учебники для подготовки к экзаменам. Лекси заканчивает старшую школу и осенью пойдет в университет, у нее большие шансы, потому что у нее много дипломов с национальных конкурсов и отличные оценки. Ее мечта – Колумбийский, так как девушка прожила всю жизнь в маленьком городке и хотела уехать в Нью-Йорк. За три часа прогулки по городу мы обошли много магазинов и взяли немного одежды. Я купила фирменные кепки с гербом Вайоминга, новый купальник – тот, что подарил Маркус, был ужасным и куда-то делся после моего падения – и черное платье, первое в моем гардеробе, которое не стоит, как чей-то автомобиль. Оно сделано из трикотажа, с длинными рукавами, облегающее в нужных местах и с треугольным вырезом. Конечно, через месяц в нем будет уже жарко, но сейчас оно было мне необходимо.

– Советую фирменный салат, бургеры и вишневый пирог, но вообще здесь все очень вкусно, – Лекси облизывается, листая небольшое меню. – Я голодная, как волк! Что ты будешь?

– Салат звучит отлично, – улыбаюсь я.

Мы делаем заказ и продолжаем разговаривать. В отличие от меня Лекси та еще болтушка, за несколько часов она успела рассказать мне всю свою биографию. Начиная с того, что ее родители сплавили ее сестре шесть лет назад, а сами уехали путешествовать по Европе, заканчивая отношениями Маркуса и Лу. Когда-то они встречались, но быстро разбежались из-за незрелости и остались друзьями с привилегиями. Лекси оказалась очень приятным собеседником, мы уже обменялись номерами и договорились вместе позаниматься. Девушка собирается поступать на факультет бизнеса, а по этой дисциплине у меня отлично. Я тоже не особо держу язык за зубами – кроме подробностей смертей родителей и бабушки с дедушкой – и объясняю, как меня занесло в их «Богом забытое место», как выразилась Лекси.

– Мало, что знаю о Маркусе, хотя и знаю его много лет, – обмакнув луковое кольцо в сырный соус, говорит она. – Но точно ему хорошо досталось, ты видела сколько шрамов под татуировками? В детстве спрашивала, откуда они, но Маркус отвечал, что дрался с драконами. – Лекси фыркает. – Мне было шесть, и я поверила, а потом стеснялась спросить. Конечно, сейчас я бы хотела рассмотреть не только его шрамы, но и нечто более интересное и мужское, если ты понимаешь, о чем я.

Девушка подмигивает мне. Да, я понимаю.

– Каждая женщина в городе, которая его видела хоть раз, – Лекси обводит пальцем всех присутствующих, – хочет окольцевать его. Все готовы развестись и стать миссис Монтгомери. Но он бабник. Ему было не до отношений, когда рос Кайл.

При упоминании племянника Маркуса Лекси слегка странно реагирует: взгляд отрешенный, губы смыкаются.

– Вы росли вместе? С Кайлом, – вытираю губы салфеткой и отодвигаю пустую тарелку.

– Да, он был школьной звездой, – с наигранным равнодушием бубнит Лекси, отведя глаза к окну. – Играл в футбол, отлично учился. Богатый и красивый – все девчонки в школе были его.

Я прослеживаю за ее взглядом и вижу тату-салон «Мун». В голове появляется очень странная идея, о которой я говорила вчера с Маркусом.

– Слушай, а в этом салоне делают пирсинг?

***

Поджарый парень, весь покрытый татуировками, надевает перчатки и достает упаковку со стерилизованной иглой для прокола. Я думала, что сейчас все мастера бьют с помощью пистолета, но оказывается, носовой прокол делается иглой. Этот факт изрядно поубавил мою решительность, но идти на попятную поздно. Я уже решила.

В салоне «Мун» играет тяжелый металл, один из столов занят полуголой девушкой, которой лысый мастер набивает пантеру на все бедро. Увидела бы меня бабушка здесь – ее бы удар хватил. Кирпичные стены покрыты цветными граффити, что вполне соответствует общему интерьеру салона. Надеюсь, здесь все чисто…

Мастеру на вид лет двадцать пять, он высокий и поджарый, не мускулистый, как Маркус. Волосы угольно-черного цвета коротко подстрижены и торчат в разные стороны, как у рок-звезды. Пухлые губы изгибаются в усмешке, когда он видит мое напуганное выражение лица. Черная майка открывает вид почти на все его рисунки – чистой белоснежной кожи у него почти нет, но парень очень даже симпатичный. Лекси уже трижды отметила, какая у него классная задница. Он присаживается на стул рядом со мной и обрабатывает участок для прокола. Лекси крепче сжимает мою ладонь и с ужасом спрашивает:

– Ты не передумала?

Я отрицательно качаю головой.

– Тогда приступим, детка, – парень подмигивает мне, и я согласно киваю. – Будет небольно, как комарик укусит.

Он еще раз протирает крыло носа, ставит банку с серьгой, опущенной в антисептик на рабочий столик. Я морщу нос, и парень ставит точку в место, где будет прокол. Затем мастер подставляет ставит зажим и предупреждает:

– Мысленно посчитай до трех.

Один.

Два.

Три.

Парень прокалывает крыло и проводит сквозь него трубку. Я сжимаю руку Лекси. Черт, меня укусил комар размером с кулак Халка. Но боль вполне терпимая.

– Умница! – хвалит меня мастер, затем вытирает серьгу и надевает ее с помощью иглы. Я выбрала небольшое кольцо из медицинской стали. Парень вручает мне зеркало и, сняв перчатки, говорит: – Можешь любоваться.

Вроде бы ничего особенно не изменилось, но это кольцо для меня больше, чем украшение. Это свобода от прошлого, от правил, от запретов и от того, что я не хозяйка своего тела. На радостях кидаюсь на парня и крепко обнимаю его. Запах табака, смешанного с ароматом мужского шампуня, ударяет в нос. Мастер тихо смеется и обнимает меня в ответ.

– Детка, это просто пирсинг, – поглаживая меня по спине, хрипит он.

Я, все еще возбужденная, отстраняюсь и шепчу:

– Нет, это нечто большее.

Его темно-карие глаза встречаются с моими, и парень словно читает мои мысли и понимает, чем я так обрадовалась. Он снимает перчатки, объясняет правила гигиены прокола и уходит к кассе. Лекси приближается, рассматривает мое украшение и заключает:

– Нереально круто. Это колечко немного разбавило твой чопорный вид богатенького отпрыска.

– Надеюсь, это комплимент, – усмехаюсь я, еще раз разглядываю себя в квадратном зеркальце и, взяв пальто, направляюсь к кассе.

Парень озвучивает сумму за серьгу и за саму процедуру, и я расплачиваюсь, пока Лекси уходит на парковку, чтобы завести автомобиль. Не дожидаясь чека, собираюсь присоединиться к ней, но мастер окликает меня:

– Девушка, вы чек забыли.

Не поднимаю глаза и, продолжая рыться в сумке, отвечаю:

– Спасибо, мне он не нужен.

– Но на нем написан ой номер телефона, – хмыкает парень, – как же ты позвонишь мне, если не будешь его знать?

Мое лицо вытягивается от удивления. Мастер не смотрит на меня, складывая деньги в кассу, кладет бумажку на столешницу и пропускает сквозь пальцы волосы. Пытаясь скрыть пунцовые щеки, забираю чек с номером телефона и именем. Джозеф.

– Можно просто Джо, красавица.

Он со мной флиртует? Должна ли я представиться тоже?

– А ты? – подсказывает мне Джо.

– Мередит.

– Жду звонка, Мередит, – Джо поднимает на меня свои почти черные глаза.

Я киваю и покидаю салон, уставившись в магические цифры. Лекси сигналит мне, и я ускоряюсь. В автомобиле она спрашивает меня, почему я задержалась.

– Кажется, со мной познакомился мастер, – сообщаю я.

Лекси взвизгивает и отбирает бумажку с номером.

– Такой лакомый кусочек! Он точно на тебя запал! – пищит она. – Ты же позвонишь ему?

– Не знаю, возможно, да, – бормочу я.

Лекси хмурится и спрашивает:

– Ты глупая? Он горячий парень, к слову очень хороший.

– Не в этом дело… давай выезжай уже, – бурчу я. Мне девятнадцать лет, и сознаться в реальной причине мне стыдно. – Я ни разу ни была на свидании.

Лекси присвистывает, но не расспрашивает ни о чем. За это ей спасибо.

Глава 10

Мередит

– Ты ему позвонила? – вместо приветствия спрашивает Лекси. – Хотя можешь не отвечать! Я знаю ответ.

С нашей прогулки мы регулярно созваниваемся вот уже четвертый день. Она звонит мне по пути в школу, после уроков и вечером четко по расписанию. Вчера Лекси заболталась и слегка помяла мусорный бак возле здания старшей школы. Столько мата я никогда не слышала и даже не догадывалась, что так можно сочетать слова в качестве ругательств.

– Я не знаю, что ему сказать, – ворчу я, отложив книгу. – О чем говорят на свиданиях?

На другом конце слышится фырканье Лекси. Я не знаю Джо, а все новые люди пугают меня. Я даже страшусь от мысли о том, что Лекси в ближайшем времени можно считать подругой. В школьные годы у меня были знакомые, с которыми мы вместе делали уроки и сплетничали, но ни с кем из них я не поддерживаю связь, потому что понимаю, что наше общение дишь помогало справляться с долгими месяцами заточения в стенах пансиона. Так что Лекси станет первым настоящим другом, если все продолжится в таком духе.

– Это ты можешь вывалить на незнакомца всю свою биографию, – язвлю я. – Я удивляюсь, что ты до сих пор не рассказываешь, сколько раз в день ходишь в туалет по большому.

Звонкий смех девушки заставляет меня расплыться в улыбке. Так здорово, когда кто-то смеется над твоими глупыми шутками!

– Если тебе интересно, то сегодня…

– Стой, прекрати! – громко хохоча, не даю ей закончить. – Я позвоню, обещаю.

– Прямо сейчас, – приказывает Лекси немного угрожающе. – Я отключаюсь и перезвоню через… Эй, смотри, куда едешь, старая кошелка! Перезвоню через десять минут, и ты поведаешь мне подробно ваш план.

Телефон пищит, и звонок прерывается. Чек с номером Джо лежит под стопкой книг, и, клянусь, я не знаю, почему до сих пор не позвонила ему. Я вспоминала о парне лишь во время звонков Лекси, а потом тут же выбрасывала его из головы. Мои мысли с того самого дня заняты только Маркусом, после возвращения домой я боялась застать его и Лу за… тем самым. В животе скреблись кошки, когда я представляли их вместе. Рассказ Лекси об их прошлом обострял неприятное ощущение.

Кстати, Маркус солгал. Я его обидела, или он все-таки ненавидит меня. Он даже не хочет видеть меня, поэтому ест либо после меня, либо уезжает перекусить в город. В остальное время он проверяет животных, рубит дрова и запирается на втором этаже. Маркус доделал ремонт, но больше я ему не навязывала свою помощь. Дом разделился на две зоны: в моем распоряжении находится первый этаж, в его – все остальное. Если я ему настолько неприятна, то не хочу лишний раз мозолить ему глаза. Несколько дней без помощи пошли мне даже на пользу: благодаря интернету я научилась зажигать камин. Благо на растопку есть все необходимое и на моем этаже.

Черт, раз он теперь точно только сосед, то я должна с кем-то общаться, кто не связан с Маркусом. У меня должны быть собственные друзья, а Лекси сестра Лу, так что Джо – идеальный вариант. Сдвигаю все книги в сторону, выудив чек, набираю номер – раздаются гудки. Боже, надо здороваться? Помнит ли Джо, что оставил мне свой номер? Наверное, стоит назвать имя…

– Привет, это Джо. Кто звонит? – мои мысли прерывает прокуренный голос с хрипотцой. Звучит он довольно изнуренным.

Я открываю рот, но из него выходит только тихий стон. Что я творю?

– Ау? – повторяет Джо.

Набираю в легкие побольше воздуха и на выдохе тараторю:

– Это Мередит. Ты оставил мне номер… Ой, надо было сначала поздороваться. Привет…

От тихого смешка по ту сторону телефона я закрываю лицо ладонью, словно она поможет скрыть горящие щеки. Если я отключусь, это будет совсем по-детски?

– Да, я помню, – Джо словно оживает, и его голос кажется намного веселее. Класс, я его рассмешила. – Как прокол? Сережка не мешает?

– Все отлично, – убеждаю его, и стеснение немного проходит. – Как дела?

Нет, давай еще спроси про погоду, Мер. Или о музыке, которая играет на фоне. Похоже на AC/DC.

– Все отлично, – Джо в точности пародирует мой ответ, заставляя меня улыбнуться. – Не хочешь куда-нибудь сходить сегодня? Я чертовски вымотался, и было бы здорово провести вечер в приятной компании. Не хочешь сходить в кинотеатр?

От облегчения я готова завизжать. В кино не надо разговаривать, да и при просмотре фильмов я всегда чувствую себя в своей тарелке.

– Было бы замечательно, я люблю фильмы, – отвечаю я.

– Сегодня показывают «Грязные танцы», после можем зайти в бар, – предлагает Джо.

Сложно представить татуированного парня, смотрящего мелодраму, но мне нравятся старые фильмы, и в детстве я неровно дышала к Патрику Суэйзи, поэтому соглашаюсь без лишних вопросов.

– Заеду за тобой в семь, – говорит Джо. – Но мне бы узнать, где ты живешь.

Я хмурюсь. На доме нет ни одной пометке об адресе, да и на указатели я не смотрела.

– За городом, но понятия не имею, какой точный адрес, – признаюсь я. – Я в гостях. Дом двухэтажный с панорамными окнами, облицован серым камнем, рядом амбар.

– У Монтгомери? – удивляется Джо. – Родственница что ли?

– Не совсем, – он представитель моих денег на ближайшие четыре года. Почему, когда я только пытаюсь забыть о Маркусе, меня снова наталкивают на мысли о нем? Надо перевести разговор в другое русло. – Тогда буду ждать тебя к семи. До встречи.

– Буду считать минуты до нашего свидания, Мередит, – слышу, что он ухмыляется, и отключаюсь.

Несколько минут лежу и пялюсь в потолок, осознавая, что сегодня случится первое в моей жизни свидание. Буду молиться всем известным богам, чтобы хоть что-то у меня пройдет удачно, а не как обычно. На часах уже половина пятого – мне надо торопиться. А еще мне нужен совет профессионала. Среди небольшого количества контактов в телефоне нахожу номер Лекси, но не успеваю набрать ее, потому что девушка решает выполнить уговор и уже звонит мне сама.

– Мы идем в кино, – опережая ее вопросы, тарабаню я.

***

Маркус

Ложусь на поставленную возле окна скамью, над которой висит штанга с несколькими блинами, и хватаюсь за нее, но вижу, как к дому подъезжает знакомый автомобиль. Ко мне пожаловал Джо Уилсон. Я бил у него две татуировки до приезда Мередит, и мы несколько раз вместе ходили в бар, чтобы обсудить проект дома его родителей. Из Джексона ко мне редко поступают заказы, поэтому консультирую я обычно через видеозвонки, в редких случаях езжу в нужные города. Неплохой парень вроде, немного мрачноватый и странный. Что его привело сюда?

Натягиваю майку на потное тело и спускаюсь на первый этаж. Черт, надеюсь, Мередит сидит в своей комнате. Мне не нужны лишние слухи и сплетни в городе. Кого, дьявол меня побери, я пытаюсь обмануть? Я просто хочу, чтобы ее не увидела ни единая душа в этом гребаном городе. Не просто так же я держал ее здесь, подальше от всех неприятных глаз. Она слишком красива и невинна для местных парней, как и для меня, а я слаб для того, чтобы суметь отпустить и выгнать Мередит. Мой порог выносливости – оттолкнуть ее. Я был с не одним десятком женщин, но самые простые объятия с Мер разбудили нечто забытое. Я хотел бы каждый день притягивать ее маленькое тело к своей груди, и именно из-за этого я стал избегать ее, как огня. Для меня Мередит Ван дер Меер – наркотик, на который я подсел с одного взгляда. Ломка по ней невыносима и усиливается, когда я вижу ее или нахожусь рядом.

Перешагиваю последнюю ступеньку, прохожу в холл и слышу тихое ворчание и причитания. Задерживаюсь у стены, пытаясь расслышать, что говорит Мередит.

– Он приехал, – следует короткая пауза. – Нет, Лекси, он без цветов. Что?! – теперь Мер взвизгивает от ужаса. – Я не буду с ним целоваться! Он ковырялся в моем носу и продырявил его, и я заплатила, но целоваться с незнакомцем я точно не буду.

Давно ли Мередит общается с Лекси? Давно ли она вообще разговаривает с кем-то кроме меня? В моем представлении Лекси – последний человек, с которым могла бы сдружиться Мер. Она тихая, спокойная и очень застенчивая, но при этом остроумная, обаятельная и милая, а Лекси… она взбалмошная чертовка, как Лу. Не умеет держать язык за зубами, ругается хуже моряка, ведёт себя импульсивно, а Мередит выросла в среде, где продумывают жизнь на десять лет вперед.

Выхожу из своего укрытия как раз в тот момент, когда Мер подходит к двери. С прижатым к уху телефоном она застегивает молнию на чёрных кожаных ботфортах на грубой подошве. Голенища облегают ноги, как вторая кожа. Подол трикотажного черного платья заканчивается выше колен сантиметров на десять, тонкий ремень подчеркивают талию, а маленький кулон с драгоценным камнем привлекает внимание к декольте. Мягкие блестящие волосы падают крупными волнами на плечи, пока она надевает пальто. Зелено-голубые глаза подчеркнуты коричневатыми тенями. Миссис Ван дер Меер научила Мередит умело подчеркивать самые выгодные черты, которые делают ее еще красивее. Если это, конечно, вообще возможно. Она убирает мобильник в карман, тяжело вздыхает и поднимает голову, и наши взгляды встречаются. В ее глазах мелькает удивление, ведь я не пересекался с ней уже несколько дней. Делаю шаг вперед и спрашиваю:

– Зачем приехал Джо?

Мередит немного тушуется, но быстро берет себя в руки и горделиво поднимает подбородок. Однако ее глаза выдают обиду и растерянность. Я обещал ей поездку в город, а в итоге сбежал на чердак.

– У нас свидание, – заявляет Мередит.

Когда она поворачивается в профиль, вижу маленький гвоздик, украшающий ее нос. Готов поспорить, что он появился недавно, а именно в день знакомства с Джо. Мередит сделала пирсинг? Сказать, что я удивлен – ничего не сказать.

Стоп. Свидание? Кулаки автоматически сжимаются от кипящей в жилах крови. Стоило мне ненадолго потерять бдительность, как налетела саранча. Она не может пойти на свидание. Ни в коем, мать вашу, случае! Но запретить Мередит жить полной жизнью я не могу: я никто для нее. Да и девчонка прожила всю жизнь в запретах и упреках – ей точно не нужен еще один взрослый незнакомец, который будет отдавать ей приказы.

– На ужин тебя ждать не стоит? – зевая, уточняю я. Господи, по-моему, это уже перебор. Стоит отрезать свой гребаный язык.

Мередит бросает на меня разъяренный взгляд и оскаливается. Котенок злится, и это чертовски горячо. Она делает несколько шагов ко мне, и я улавливаю аромат ее парфюма. Сладкий, немного терпкий и игривый – такой обычно используют для романтических встреч. Женщины, с которыми я встречался (хотя встречался – чересчур громкое выражения для наших отношений) часто носили подобные ароматы, но ни один не сравнится с запахом Мередит. Без дорогих духов она бы пахла, возможно, даже лучше. Мер тыкает в меня пальцем и почти шипит:

– Помнится мне, что последние дни я ужинала в одиночку. И обедала, и завтракала, и убирала стойла, и наматывала круги вокруг дома, ожидая, что ты спустишься вниз и снизойдешь до поездки в город или прогулки по лесу со мной, Маркус. Но тебя не было, так что теперь я иду с милым и дружелюбным парнем, который рад провести со мной время.

Ее дыхание сбивается от злости, грудь вздымается, и ложбинка соблазнительно смотрит на меня, искушая мои тело и разум. Я перехватываю ее ладонь и переплетаю наши пальцы. Ее мягкая кожа чувствуется чудесно на моих огрубевших подушечках. Ладошка крошечная, а длинные пальцы холодные. Мередит подается вперед, и ее грудь сталкивается с моей. Девушка не поднимает на меня глаза, ее шелестящее дыхание щекочет меня. Мередит так близко – голова идет кругом. Хочу вновь прижать ее к себе, но в этот раз не отпускать. Хочу еще раз услышать, как в порыве ярости она произносит мое имя. Хочу, чтобы она, положив голову на мою грудь, снова уснула рядом, как в ту ночь на чердаке. За несколько часов, проведенных вместе, я ни разу не сомкнул глаза, гладил ее волосы, наслаждался ее красотой и вкушал аромат кожи.

Наши идиллию прерывает звонок в дверь. У входа стоит Джо, по обычаю одетый во все черное. Под кожаной курткой виднеется водолазка, стянувшая его худощавое тело. Сегодня он больше похож на джентльмена, чем на рок-певца из захолустья. Джон не подходит Мередит. Слишком много татуировок, тяжелой музыки и бунтарства. Он из той самой категории «плохих парней», на которых западают все девочки, хотя не скажу, что он козел. Просто за несколько минут я стал чувствовать огромную неприязнь к нему.

Мередит отскакивает от меня, как ошпаренная. Не думаю, что Джо заметил, как мы прижимались друг к другу. Это к лучшему: он не будет задавать лишних вопросов, однако они все-таки будут, потому что он знает, где живет Мередит, молоденькая красивая девушка. Мер разглаживает пальто по пути к двери и, открыв ее, тараторит:

– Привет, Джо. Я готова, поехали?

Она подталкивает его с порога, но парень видит меня и, широко улыбнувшись, здоровается:

– Привет, чувак.

В ответ коротко киваю, не открывая рта. Если я произнесу хоть слово, боюсь не успеть остановить свой язык, который так и просится запретить Мередит переступать порог дома. Джо подставляет ей свой локоть, предлагая взяться за него. Глаза Мер расширяются до размеров Юпитера, она робко протягивает руку, сомневаясь, и все же прикасается к нему. Крепко стискиваю челюсти, зубы скрипят от злости. Джо наклоняется к уху Мередит и шепчет что-то, из-за чего ее шея становится пунцовой, носик смущенно морщится, уголки губ приподнимаются в небольшой улыбке. Сильнее сжимаю кулаки, борясь с желанием разбить лицо Джо. Она не должна реагировать на других так же, как на меня. Это… неправильно? Не могу сказать ни одной причины неверности такой реакции, просто чувствую это всем нутром. Джо пропускает Мередит вперед и напоследок прощается с такой же широченной улыбкой. Я на ватных ногах подхожу к окну и смотрю, как сначала парень помогает Мер сесть на переднее сиденье, а потом они уезжают в сторону города, пока я смотрю на следы шин.

– Дьявол! – свирепо грохочу я, и кулак летит прямо в стену. Тупая боль пронзает костяшки, но я не особо-то замечаю это и возвращаюсь на чердак.

Ложусь на скамью, сжимаю в руках штангу и делаю один жим за другим. Чертовы Генри и Сьюзен! Если бы не они, не было бы этой чертовой девчонки, вскружившей мне голову. Чертов отец! Его истязания вынудили меня сбежать, выжить в этом дерьмовом мире. Чертов Джо. В городе полно свободных девчонок, для которых любое слово, сказанное в их сторону, не сопровождается удивлением. Но нет ни одной, хоть на каплю похожей на Мередит. Ставлю инвентарь на место. Майка снова мокрая до нитки. Я должен сделать что-то. Беру телефон с подоконника и набираю контакт, стоящий на быстром наборе. Несколько гудков, и мой собеседник берет трубку.

– Лу, твою мать, спроси свою чертову сестру, куда Джо Уилсон потащил Мередит, – запыхавшись, приказываю я.

Мередит

Место у края – настоящее спасение. Когда я буду сбегать в туалет, чтобы успокоиться, мне не придется тревожить людей, смотрящих фильм. Боюсь, если бы мы сидели в середине ряда, кто-нибудь точно запер бы дверь за мной, потому что за двадцать минут «Грязных танцев» я побывала в туалете трижды. Класс, Джо будет думать, что у меня проблемы с почками.

Тянусь к общему ведру сладкого попкорна, купленного Джо на нас двоих, и наши руки сталкиваются. Его пальцы холодные и мягкие, что меня почему-то расстроило. В животе скручивается узел, заставляющий меня тут же одернуть ладонь. Меня словно окатило понимание того, что мне здесь совсем не место. Боковым зрением улавливаю ухмылку Джо. Он кладет руку на общий подлокотник и ставит ладонь на тыльную сторону, растопырив пальцы. О… он подумал, что я хотела взять его за руку? Конечно, фильмы к этому располагает, но это, не знаю, рановато?

Боже, Мер, ты не леди из восемнадцатого века! Сейчас после недолгих переглядок лезут в кровать к незнакомцам, а ты боишься взять милого парня за руку? Собираю все смелость из закромов и накрываю его ладонь своей. Пальцы Джо все такие же ледяные. Они аккуратно сплетаются с моими, но несмотря на его бережность, не могу игнорировать чувство, что это неправильно.

Проходит еще какое-то время, в зал на секунду проникает свет из коридора кинотеатра – кто-то зашел. Волоски на шее встают дыбом, по телу проходит дрожь, спина покрывается ледяным потом. Поворачиваю голову в сторону выхода и вижу его.

Маркус стоит в метре от меня. Мне не нужен свет, чтобы узнать его массивный силуэт и очертания острых скул. Отблеск экрана на его лицо лишь удостоверяет меня в том, что это Маркус. Его глаза светятся в темном помещении и прожигают меня, как два лазера. Ноздри раздуваются, и из них словно идет пар. Взгляд мечется от наших с Джо сплетенных рук к моему лицу. От его выражения лица весь мир останавливается и затихает. Кровь громко стучит в ушах. Губы приоткрываются в немом вопросе: это галлюцинация или реальность?

Вопрос отпадает после того, как Маркус молниеносно приближается и, крепко схватив за плечо, поднимает меня на ноги. Ведро с попкорном и стакан содовой падают на пол. Я взвизгиваю и отпрыгиваю от получившейся грязи. Джо рывком поднимается со своего места и пытается разглядеть неожиданного гостя. Все зрители в зале смотрят на нас, но я не шевелюсь и жду ответа от Маркуса. Мужчина оскаливается, как кровожадный лев, кажется, что он сейчас набросится на Джо. Что на него нашло? Тело подсказывает мне, и я кладу ладонь на грудь Маркуса. Мужчины переводит взгляд на меня, наши глаза встречаются, и его дыхание приходит в норму.

– Скажи парню, что у тебя срочные дела, – шепчет он напряженным голосом. Открываю рот, чтобы возразить, но Маркус прерывает меня: – Не возражай. Пожалуйста.

Я неуверенно киваю и выполняю его просьбу. Джо поглядывает на Маркуса и на то, как он меня держит, и хмурится. Судя по тому, как я боялась прикоснуться к парню, у меня уже должен случиться сердечный приступ. Чувство вины начинает покалывать меня изнутри, но мозг не работает.

– Точно все будет нормально? – переспрашивает Джо.

– Да, – киваю я. – Прости, что так получилось.

Маркус не дает нам попрощаться и утаскивает меня за собой. Я беру одежду из гардероба, быстро накидываю пальто и выхожу на парковку. Ледяной ветер развевает волосы и окончательно уносит все мысли из головы. Делаю глубокий вдох и залезаю в автомобиль. Маркус выглядит взвинченным и отстраненным, я почти слышу, как в его голове происходят мыслительные процессы. Никто умереть не мог, обеднеть я не могла, так что трагедии точно никакой не произошло. Значит, волноваться мне не о чем. Надеюсь. Мужчина заводит пикап, и мы уезжаем в горы.

***

Как только автомобиль тормозит, Маркус выпрыгивает из него, подбегает к моей двери, практически вытаскивает меня и тащит в дом. Прямо в обуви и в верхней одежде мы поднимаемся на второй этаж. Несколько раз я чуть не падаю лицом на лестницу, но Маркус удерживает меня. Останавливается он только в своем кабинете. Из ящика достает ручку и чековую книжку и говорит:

–Ты должна уехать.

Весь шаткий мир, который построился вокруг меня за короткое пребывание в доме Маркуса, рушится. Я ждала чего угодно, но точно не этого. Вновь, едва ощутив вкус жизни, я опускаюсь во тьму. Слезы собираются в уголках глаз и готовятся сползти по лицу.

– Нет, – мой голос такой же шаткий, как мои возможности остаться здесь. Откашливаюсь и произношу: – Я никуда не поеду. Мне здесь нравится.

«И мне нравишься ты,» – застревает в горле.

Маркус стискивает края стола так сильно, что костяшки белеют. Я подхожу к нему и кладу руку на его плечо, сжимая и требуя, чтобы он развернулся. Довольно! Мне надоело его странное поведение, а от перемен в его настроении моя голова скоро взорвется. Маркус опускает голову, его спина часто вздымается.

– Большую часть времени ты добр, – продолжаю я. – Ты понимаешь меня, знаешь, какого жить среди таких, как мои родители. Я всю жизнь мечтала оттуда вырваться, как это сделал ты, но я оказалась слабой.

Мужчина вздрагивает, словно я чем-то его уколола. Кажется, я на верном пути. Если придется, готова умолять его оставить меня в Джексоне. Маркус резко разворачивается ко мне лицом, немного сутулясь, чтобы наши глаза были почти на одном уровне. Его дыхание – горячее и приятное – щекочет мое лицо, и в блаженстве я опускаю веки.

– Я был трусом, раз сбежал, – шепчет он.

Одинокая слеза скатывается по щеке, я смахиваю ее и, всхлипнув, спрашиваю:

– Почему ты меня гонишь? Мое происхождение настолько противно тебе? Я настолько противна тебе?

Маркус обхватывает мои щеки ладонями и поднимает мое лицо, заставляя смотреть на него. Глаза мужчины сверкают и чаруют, вводя меня в транс. Мой взгляд невольно падает на его губы, и мой жест не проходит мимо него. Маркус облизывается – у меня перехватывает дыхание, потому что понимаю, что у меня появилось дикое желание. Всем своим существом я хочу поцеловать его. Маркус проводит костяшками от моей левой скулы до уголка губ и шепчет:

– Все совсем наоборот, Мередит.

Я вопросительно свожу брови на переносице. Маркус продолжает поглаживать мое лицо, все тело пылает от наслаждения. Это кажется так правильно, но при этом такие действия – табу. Из-за нашего общего прошлого, из-за разницы в возрасте.

– Мне было невыносимо думать о том, что ты сблизишься с кем-то кроме меня, – объясняет он. Беззвучно ахаю, ноги слабеют, в низу живота разливается тепло. – Я взбесился от того, что Джо прикоснется к тебе или…

– Или? – хрипло уточняю. Возможно, я знаю ответ…

Маркус, прорычав, впивается в мои губы. Агрессивно, жестко, словно я источник, а он умирал от жажды. От шока стону, размыкаю зубы, и его язык проскальзывает внутрь и сплетается с моим. Они двигаются плавно, ласкают друг друга. Я целовалась лишь однажды, когда девочки из моей комнаты в пансионе пригласили к нам мальчишек. Мы играли в бутылочку, и мне достался прыщавый ботаник в очках и с брекетами. В то время я тоже носила скобы, и во время поцелуя они все время стучали друг об друга. Это было жалко. Целоваться с Маркусом – совсем другое дело. Его мягкие губы умело двигались на моем рте, опьяняя меня до безумия. Я стону, наслаждаясь.

– Дьявол, – шипит Маркус, разорвав поцелуй. Мужчина отстраняется, убирает руки с мего лица. Наши глаза встречаются, и, похоже, он удивлен не меньше меня. Возбуждение кипит в крови, и я не хочу ничего кроме продолжения. – Останови меня, Мер.

Отрицательно качаю головой и сама прижимаюсь к нему. Без стыда обхватываю его шею, притягиваю к себе, слегка приподнявшись на носочках, и целую. Не знаю, что мной движет, я просто не хочу останавливаться. Я целую его не с таким напором, мои движения более осторожны и нежны. Маркус медлит прежде, чем ответить, и я начинаю сомневаться, хотел ли он продолжения. Через секунду его руки скользят от моих кистей до плеч и стягивают с меня пальто – одежда летит на пол. Маркус обхватывает мои бедра и поднимает наверх. Я взвизгиваю и машинально обвиваю ногами его талию, а руками – спину. Мужчина одной рукой придерживает меня, другой – скидывает со стола все вещи, потом усаживает меня на освободившееся место. Маркус нависает надо мной. Губы пульсируют от глубокого поцелуя.

– Ты такая сладкая, – шепчет он мне в рот. – Именно так я себе и представлял.

Он представлял, как целует меня? О мой Бог… Левая рука Маркуса ложится на мою талию и поднимается чуть выше. Чувствую тепло его кожи возле груди. Должна ли я его обнять? Или сделать что-то другое?

Стоп, Мер, хватит анализировать.

Правая рука Маркуса сжимает мое колено и медленно ползет под подол платья. Неведомое мне чувство появляется между ног, из-за которого мне хочется свести брови. Мне так приятно, что я тихо стону.

Вдруг Маркус останавливается. Мы оба пытаемся отдышаться. Мне не хватает его прикосновений, поэтому я вновь тянусь к нему, но мужчина отходит подальше. Его выражение лица говорит за него: Маркус зол на себя или на меня. Без него мне становится очень одиноко, словно от меня оторвали какую-то важную часть. Стыдливо опускаю глаза и говорю:

– Ты снова мне солгал.

Он ненавидит меня.

Спрыгиваю с края стола и, не поднимая взгляда на Маркуса, убегаю в свою комнату. Его поцелуй – лучшее и худшее, что я когда-либо испытывала.

Глава 11

Мередит

Ненавижу собирать чемоданы. Постоянные отъезды в пансионы привили мне эту неприязнь. Сейчас же складывать вещи еще больнее, потому что мне неизвестно, куда я поеду. Впервые будущее пугает. Денег на моем личном счете хватит на перелет и на несколько недель проживания в Нью-Йорке, где у бабушки и дедушки есть квартира. Только от этого пентхауса у меня есть ключи, остальные – у Маркуса. Возможно, устроюсь на работу, но без образования меня возьмут лишь официанткой или продавцом, а этой зарплаты не хватит даже на содержание квартиры. Я могу, конечно, забрать чек у Маркуса, но моя гордость не позволяет выйти из комнаты. На улице уже смеркается, а я до сих пор ни крошки в рот не клала с прошлого вечера, и желудок постоянно напоминает мне о голоде. Он же возвращает меня мыслями в кинотеатр и в кабинет Маркуса.

Джо писал и звонил мне, но я не могла написать ему. Как я могла объяснить ему причину своего побега? «Джо, прости, меня влечет к своему… денежному опекуну, поэтому я поцеловала его, а он оттолкнул меня, потому что ненавидит». Прикасаюсь подушечкой указательного пальца к губам, которые все еще приятно болят. Я чувствую его вкус во рту, вспоминаю, как его язык ласкал мой. Участки кожи, где Маркус гладил меня, до сих пор горят той страстью, что я впервые испытала прошлым вечером. Не знаю, чем бы все могло закончиться, если бы он не остановился, потому что мною овладела похоть. Такое волнующее и греховное чувство показало самую потайную и пугающую сторону моей сущности. Черт, я должна взять себя в руки. Хватит думать о Маркусе.

Смахиваю со разгоряченного лица капельки пота и возвращаюсь к чемодану. Желудок вновь издает жалобный стон, но выйти из комнаты я все еще не могу. Маркус по какой-то причине весь чертов день провел на первом этаже. Иногда слышались голоса из телевизора, шаги по коридору из таймер на плите. Как же я скучаю по тем дням, когда он сидел на своем чердаке! Складываю футболки в чемодан, и в комнату входит Маркус. Затылком чувствую его взгляд, и по спине пробегает дрожь. Делаю вид, что не замечаю его и продолжаю собирать вещи. Маркус не двигается, а я приступаю к сбору книг. Не уверена, что они влезут в сумку. Руки немного трясутся от волнения, и я не могу застегнуть молнию на внутреннем кармане. Маркус не выдерживает, тяжело вздохнув, подходит ближе и говорит: