Читать онлайн Обре(у)чённая. Любить нельзя прощаться бесплатно

Подножка первая

В тот по-весеннему тёплый мартовский день, судьба переплюнула саму себя. Я уже замечала, что она в принципе любит ставить подножки в те моменты, когда этого меньше всего ожидаешь, но тут она расщедрилась аж на две подряд.

Хотя может быть я не совсем справедлива относительно одной из них. Во всяком случае не скажу, что гром грянул среди ясного неба.

Уже то, что я сдавала анализы, проходя в платном центре более тщательное обследование, чем мне могли предложить в обычной поликлинике, означало то, что повод для беспокойства у меня имелся.

Да, в последнее время с моим здоровьем происходило что-то непонятное. Частые больничные, периодически возникающая не пойми откуда температура без других признаков простуды.

А если и с таковыми, то стабильно не достигающая отметки выше 38 и 5. Исчезающая без лечения за один день. Или сменяющаяся на 37 с небольшим, но зато упорно непроходящую.

Антибиотики помогали. Месяца этак на пол. А потом всё заново.

Врачи в поликлинике косились на меня с подозрением. Интересовались всегда ли я была такой тощей и сдавала ли я анализ на ВИЧ.

Да всегда. Да сдавала.

Понимания не прибавлялось ни у них, ни у меня. Витамины укрепить иммунитет не помогли. Ситуация не менялась. И когда мне всё это уже порядком поднадоело, я и отправилась в платный центр.

Так что да: утверждать, что результат анализов оказался для меня прям вообще полной неожиданностью, я бы не стала. И всё-таки он меня шокировал.

Вариантов диагноза-то была масса! Скрытое воспаление в организме, периодические обострения хронического заболевания, – а среди таковых у меня был, например, гастрит, – да всё, что угодно, кроме того, что я в итоге услышала. Хуже разве что был бы тот самый ВИЧ. Но тут судьба надо мной “смилостивилась”. Или кинула с барского стола подачку – сказать будет правильнее?

В общем, поставили мне “всего лишь рак”. Правда, сразу четвёртой стадии. Торговаться с врачом, пытаясь выяснить, а нет ли тут ошибки в принципе или хотя бы в степени – я не стала. Равно как и уточнять прогнозы. Знала, что сообщать такую информацию, даже обладая ею, мне не станут.

Во всяком случае не тот врач, что поставил диагноз.

Однако запасной вариант получить всё-таки ответ на этот вопрос, у меня имелся.

Кир, не последний онколог нашего города, мой друг детства и по совместительству давний поклонник предложение о встрече, несмотря на то, что я уточнила, что мне нужна его консультация, принял с воодушевлением. И каким-то воистину чудесным для меня образом даже нашёл для меня окно в своём обычно плотном рабочем графике.

Саму встречу назначили через два часа в одном из кафе города. И время до я провела с пользой: “намарафетилась” и скопировала результаты обследования таким образом, чтобы данные пациента в бумагах не отражались.

В мои планы относительно Кира не входило получение его помощи или – и тем более! – сочувствия и поддержки. Всё, что мне от него требовалось: чтобы он назвал примерный срок жизни, который в моём распоряжении ещё оставался. При самом неблагоприятном раскладе.

Я ещё ничего не решила точно по поводу своих дальнейших действий, но готовиться решила к самому худшему. Возможно, я даже не стану лечиться. Чтобы принять окончательное решение, мне нужно понимать, стоит ли оно того. Если шанс минимален, то не исключаю, что предпочту просто смириться и наслаждаться оставшимся сроком, а не травить себя химией, мучаясь в угоду призрачной надежде, которой всё равно не суждено сбыться.

На встречу с Киром я прибыла заблаговременно: поскольку, как бы я не тешила себя мыслью, что приму любой расклад, а всё-таки полностью расслабиться и положиться на засранку-судьбу, уже подложившую мне свинью, не выходило.

Кир же явился минута в минуту, так что за время ожидания я успела сделать заказ и – смею надеяться – достаточно нейтральный вид, чтобы не заподозрить меня в какой-то особой заинтересованности.

Хотя кого я обманываю? К Киру за профессиональной консультацией чисто из любопытства не обращаются.

И, кстати, сам момент его появления в кафе я, погрузившись в свои размышления, всё же умудрилась пропустить. Очнулась, когда услышала его громогласный и как всегда жизнерадостный баритон едва ли не над самым ухом. И ведь как обычно подкрался сзади!

Учитывая, что ко входу я сидела лицом, это ещё надо было постараться. Но, как я уже сказала, на этот раз сей фокус удался ему без особого труда.

– Яра, душа моя, кого на этот раз мне благодарить за нашу внеплановую встречу? – почти всю эту фразу я сначала услышала, а потом только увидела того, кто её произнёс.

Кир шагнул из-за моей спины, обогнул столик и уселся на свободное место напротив.

Совсем не изменился с того момента, как мы виделись в последний раз. Всё такой же огромный, плечистый, с заросшим растительностью лицом, цепким взглядом и сильными ручищами, которыми подковы гнуть можно.

Этакий мишка для Маши, которую он упорно пытается увидеть во мне. Но Маша из меня, прямо скажу, вышла для него так себе. Та своего медведя месяцами без встреч не изводила, а у нас с Киром давненько уже они только внеплановыми и получаются.

Учитывая, что для Кира каждая, как глоток свежего воздуха, я не стала занудствовать на тему того, что слово “благодарить” в сложившейся ситуации не больно-то уместно.

– Как поживаешь? – изобразив беззаботное выражение лица, вежливо поинтересовалась вместо этого. – Девушку не нашёл?

Этот вопрос о личной жизни давно превратился у нас в традицию. Я задавала его каждый раз, а Кир неизменно отвечал, что дожидается меня. Но на этот раз с ответом он почему-то не спешил.

А когда осенившая меня догадка заставила вглядеться в его лицо внимательнее, ещё и отвёл глаза. Опа-на! Неужели Кир Саныч и впрямь в кого-то, кто не я, умудрился влюбиться? И, похоже, испытывает по этому поводу не то неловкость, не то чувство вины. Ну как же: десять лет всех вокруг заверял, что если женится, то только на мне, а тут вон как повернулось!

– Кир, – сжав его ручищу своей ладошкой, я расцвела одной из своих самых лучезарных улыбок, – я рада. Очень надеюсь, что ты счастлив! И жду приглашения на свадьбу.

Отчасти сказанное являлось правдой: во всяком случае за него я действительно была искренне рада. Каждый человек достоин того, чтобы его любили, каждый заслуживает взаимности. А уж Кир – с его добрым сердцем и открытой душой – в особенности!

Не моя вина в том, что я ему этой взаимности дать не могла, не его – что он столько времени не прекращал надеяться. И в том, что однажды всё-таки прекратил – тоже.

Я не вправе требовать от него чувств, которые никогда не разделяла, и которых он больше не испытывает. Это ведь было чертовски эгоистично: рассчитывать, что так будет всегда.

Так почему же теперь наравне с радостью за Кира я ощущаю внутри боль, холод и пустоту? Словно та собака на сене: сама не ам, но и другому не дам! Мне, значит, годами мурыжить парня можно, а как он воспользовался своим правом на счастье, так я себя сразу преданной почувствовала!

И ведь головой-то всё понимаю, а душа всё равно рвётся от обиды: почему именно сейчас та опора, что всегда воспринималась мной как что-то незыблемое, вдруг рухнула, погребя меня под обломками наивной веры в безусловную и вечную любовь?!

Может от того, что сейчас – едва ли не впервые за время нашей дружбы с Киром! – эта опора оказалась действительно мне необходима…

Вера в то, что есть человек, которому я нужна вопреки всему и несмотря ни на что каждую секунду его жизни, спасла бы меня и дала бы смысл бороться. Но, получается, такого человека в моей жизни больше нет.

И ещё раз: это ни в коем случае не его вина. Это просто новая данность, которую – хочу или нет – мне придётся принять. Вопрос теперь в том, как долго мне нужно будет просуществовать в этой новой и такой неуютной для себя реальности.

И ответ я намерена получить как раз у Кира.

– Ну, о свадьбе говорить рановато, – возвращая тону прежнюю беззаботность, хотя во вновь обращённом на меня взгляде всё ещё сквозило напряжение, прогудел Кир, – но да, мелкая, я – счастлив.

Помню, в детстве меня ужасно раздражало это его обращение. Тогда мне казалось, что таким образом он выражает своё превосходство.

Потом, когда я повзрослела и, смею надеяться, поумнела, оно каждый раз отзывалось в груди приятным теплом.

К которому сейчас примешалась щемящая горечь потери от осознания того, что как бы там дальше ни повернулось, а как прежде уже в любом случае не будет никогда.

– Прими мои самые сердечные поздравления! – не желая и дальше вводить себя в состояние душевного раздрая, пожала я его пальцы.

– Яринка-мандаринка, – окончательно расслабляясь, улыбнулся друг. – Знаешь, я тебе по-хорошему даже завидую. Ты всегда, что бы ни происходило в жизни, светишься, как весеннее тёплое солнышко.

Или хорошо создаю такую видимость.

– Ну ты меня с собой-то не сравнивай, – мягко возразила я. – Масштабы человеческого горя и боли, с которыми доводилось сталкиваться мне за всю мою жизнь несоизмеримо меньше тех, которые ты встречаешь по роду своей деятельности едва ли не ежедневно. И, поверь, я совсем не уверена в том, что окажись я на твоём месте, то сохранила бы хоть капельку этого внутреннего света. Да и в том, что смогла бы, как ты, после всего не очерстветь душой – тоже.

Побывать в онкологическом отделении мне “посчастливилось” дважды, и я знала, о чём говорю. Это мне в оба прошлых раза повезло, и опухоли мне тогда диагностировали доброкачественные.

Но в каждом из тех случаев я оказывалась единственной пациенткой в палате на шесть кроватей, у кого не выявили рак.

Причём, во второй раз за время моего пребывания в больнице пациентки в нашей палате менялись не однажды – так уж получилось, что меня продержали аж целый месяц! – и ни одной кроме меня больше не повезло.

Насмотрелась и наслушалась я тогда такого, что сохранять душевное равновесие становилось с каждым новым днём всё проблематичнее.

А ещё я точно знаю, что одной из моих соседок по палате с первого моего пребывания в этом земном филиале ада вскоре после моей выписки не стало. А скольких из тех, с кем я лежала, не стало спустя какое-то время, я даже боюсь представить!

И если для меня это прежде прошло лишь по касательной, то для Кира подобное – весьма внушительная часть его повседневной реальности.

Кир, очевидно, вспомнив после моих слов, зачем мы, собственно, встретились, тотчас посерьёзнел.

– Ладно, давай к делу. Что там за анализы такие у твоей знакомой, что она не захотела обсудить их со своим лечащим врачом, а предпочла действовать через тебя?

Само собой, когда я просила консультации друга, то не стала посвящать его в то, кому она понадобилась на самом деле.

– Не совсем так, – всё же поправила его я, – с врачом, насколько мне известно, дальнейшую стратегию лечения она обсудила, но там четвёртая стадия. Сам понимаешь. Я хочу услышать от тебя честный ответ, каковы её шансы. Эх, врать – так врать до конца.

С этими словами я достала из сумочки распечатанные листы и подвинула их к Киру.

Изучал он их долго и весьма внимательно. Читал, хмурился, перечитывал снова. Барабанил по столешнице пальцами и опять вчитывался всё в те же буквы и цифры, словно надеялся, что после очередного раза увидит там что-нибудь другое.

Мой кофе давно уже был допит, а к своему – принесённому официанткой как раз незадолго до того, как я подсунула ему бумаги, – он так и не притронулся. Знала бы, что так получится, подождала бы пока не опустошит свою чашку до самого донышка.

В какой-то момент у меня даже сложилось ощущение, что он намеренно тянет время, не желая озвучивать мне свой вердикт. И чем дольше он молчал, тем призрачнее становилась моя и так-то эфемерная с самого начала надежда.

Время для меня будто остановилось. Вот странно: кафе по-прежнему полнилось всевозможными спектрами звуков – гомонило, разражалось взрывами смеха и детским визгом, бренчало посудой и звоном колокольчика на входе, скрежетало звуком то и дело отодвигаемых стульев, но всё это шло лишь фоном. Я же всё глубже и безнадёжнее увязала в тягостной зависшей между мной и Киром тишине. И казалось вырваться из неё уже никогда не достанет сил. У меня уж точно.

В горле пересохло до такой степени, что, наверное, даже преодолей я свой страх и решись заговорить первой, мне всё равно не удалось бы вытолкнуть из себя ничего кроме хрипа.

Поэтому, когда Кир, наконец, сам нарушил молчание, я готова была вознести хвалу небесам вне зависимости от того, что услышу: за одно только то, что он прервал эту мучительную пытку тишиной и вот-вот – уже реально не важно с каким для меня исходом! – прервёт пытку неизвестностью.

– Эта знакомая – близкий тебе человек? – буквально впившись в меня взглядом, спросил он.

Ну, кажется, вопрос уже намекает, что ничего оптимистичного за ним не последует. Или это во мне уже говорит паранойя? Может я просто слишком себя накрутила?

Так или иначе, а хватило меня только на кивок головой. Но друга такой ответ по какой-то причине не устроил, и он въедливо уточнил:

– Насколько близкий?

– Очень близкий, – бесстрастно, насколько это вообще возможно в подобной ситуации, сообщила я. – Кир, не томи, а? Говори как есть.

– Ну, понимаешь, тут однозначно сложно что-нибудь сказать, да и я – не господь бог, чтобы определять, кому сколько отмерено, – не внял моей просьбе друг. – Очень многое зависит от самого пациента…

– Кир, – я глянулана него укоризненно, – давай без этих вот хождений вокруг да около. Я задала тебе вполне конкретный вопрос: если смотреть чисто по анализам и вывести из уравнения всякие “а вдруг”, “чего только в жизни не случается” и прочие чисто теоретические допущения, то сколько вот с этими вот данными человек способен прожить?

– Ну, если тебя чисто по анализам интересует, то – месяц, небольше, – видимо, моё лицо всё-таки изменилось, потому что он тут же поспешил добавить: – Или два, если повезёт.

– Ты сейчас типа торгуешься, я не пойму?

Честнее этот вопрос было бы задать самой себе, поскольку озвучивая его, я отгораживалась от осознания той информации, которую Кир только что выдал, а мозг тем не менее уже успел обработать.

– Кем тебе приходится эта знакомая? – вместо ответа с ещё большей настойчивостью, чем прежде поинтересовался друг.

– Я пойду, – внезапно даже для себя вдруг заявила я и тут же поднялась. – Спасибо, ты очень помог, но сейчас мне нужно побыть в одиночестве. Я наберу тебя. Пока-пока.

И, не дожидаясь пока он меня остановит, я поспешила ретироваться. Да, по отношению к Киру я, наверное, поступила некрасиво, но у меня на то есть веская причина.

Мне отпущено не так много времени, и тратить его на то, чтобы выслушивать лживые заверения в том, что всё будет хорошо, я не хочу.

Подножка вторая

И всё же на улице Кир меня догнал и, обеспокоенно заглядывая в лицо, предложил подвезти.

– Мне в другую сторону, – думая о своём, рассеянно сообщила я, чем заставила друга напрячься ещё сильнее.

– Ты же не знаешь, куда я еду, – попытался он подловить меня.

Мне понадобилось всё моё самообладание, чтобы выдать ту самую лучезарную улыбку, которую я уже демонстрировала ему в кафе.

– Кир, я, правда, в порядке. Просто хочу пройтись и подумать.

Он продолжал недоверчиво хмуриться, видимо, не зная, как поступить дальше. Похоже, на сей раз моя маска его не обманула.

– Так давай я составлю тебе компанию. На улице сто лет не был, – преувеличенно бодро заговорил он. – Всё только стены больничные да дом. Веришь, даже и не заметил, что весна уже вовсю обороты набирает. Птички вон как щебечут, красота!

– Слушай, ну вот что ты за человек! – притворно возмутилась я. – В действительности знакомая меня просила взять консультацию местного астролога. Ты же в курсе: я в подобную ересь вообще не верю, поэтому и не хотела тебе признававаться. Но ты ведь намёков не понимаешь, да? Тебе нужно всё говорить прямо?

А вот теперь он, кажется, поверил. Острая волна стыда накатила жаркой волной: так много, как за сегодняшний день я, по-моему, не врала ему и за все предыдущие годы.

– Та же знакомая, по поводу которой ты и со мной консультировалась? – уточнил тем временем не подозревающий о моём коварстве друг.

– С тобой я встретилась по собственной инициативе. Она знать не будет, – поджала губы я.

– Это правильно, – одобрительно прогудел Кир, – но я о другом. Просто ты уверена в том, что эта твоя хорошая знакомая не собралась советами всяких там бабок-знахарок заменить реальное лечение?

– Насчёт этого не беспокойся. Я ей так и скажу: астрологиня, мол, велела за помощью к официальной медицине обращаться.

– Ну раз так, Яринка-мандаринка, то ладно, успокоила. Давай тогда. Не пропадай, – с этими словами Кир притянул меня к себе и неожиданно чмокнул в лоб.

Не к месту подумалось: попрощался как с покойницей. Но именно эта мысль и стала ключом к произошедшему далее. Поскольку вместо того, чтобы попросту отмести её, как и следовало поступить с любой глупой мыслью, я вдруг четко поняла, куда на самом деле пойду после встречи с другом.

Более того – идея посетить кладбище в тот момент показалась не только уместной, но и вполне логичной. А что такого? Если верить Киру, – а мне ли не знать, как редко он ошибается в профессиональных вопросах! – то уже очень скоро мне предстоит стать его (кладбища – не Кира) постоянной обитательницей. А значит – хочу я того или нет – к этому стоит морально подготовиться. Я вот выбрала такой способ.

Несмотря на мои опасения, что друг захочет удостовериться в том, что я отправилась именно к “астрологине”, а не куда-либо ещё, до кладбища я добралась без приключений.

В нашем городе их пять, и именно на пятое – действующее – я и отправилась. Бывать на нём прежде мне не доводилось и сейчас, заходя через ворота на огромную большей частью ещё не захороненную территорию, я оглядывала место своего будущего пребывания очень придирчиво. Ещё бы: как-никак навсегда сюда переезжаю.

В голову лезли всякие глупости. И это я не о тех мыслях, которые только что озвучила. Эти хоть и были дикими, но то в обычной ситуации, да и то лишь условно. Как ни крути, а однажды для каждого из нас именно в подобном месте всё и завершится окончательно. Я лично не знаю никого, кому бы подобной участи удалось миновать.

Я же, шагая по мощеной дорожке, петляющей между участками со свежими захоронениями, запоздало спохватилась, что при входе на кладбище забыла поздороваться с его хозяином. Причём, осознав это, чуть было не повернула обратно.

Что за ерунда? Может я тогда ещё и байки о духах, витающих над могилами вспомню? Посокрушаюсь над тем, что не захватила им подношение? Откуда вообще эти мысли?

Вероятнее всего, конечно, защитная реакция психики, но почему именно в такой форме? Всегда считала себя человеком прагматичным и если уж в чём и соврала Киру, то точно не в том, что во всевозможные гороскопы-суеверия и прочую мистику абсолютно не верю. А тут на тебе!

Уж, наверное, не известие о том, что скоро я сама стану частью потустороннего мира, на меня так повлияло. Тем более, что этого самого мира для меня никогда не существовало. А теперь что? Испугалась ожидающей впереди пустоты? Того, что сама стану этой пустотой? Пожалуй, да. Только здесь и сейчас до меня дошло, как же это страшно: потерять себя!

Настолько, что дальнейшее обдумывание этой мысли я поспешила отложить на потом. На то самое потом, которого в моей жизни, вероятно, уже никогда и не случится.

В конце концов я ведь не за этим сюда пришла: не за тем, чтобы растравить себе душу ещё больше. И уж точно не за великими, но так безнадежно запоздавшими осознаниями.

Вопреки логике я шла сюда за тем, чего должна была как раз страшиться. За тем, чего здесь так много: за абсолютным и безусловным покоем. А что может помочь лучше им проникнуться, как ни атмосфера, свойственная подобному месту?

Кстати, я её никогда не воспринимала гнетущей. И сейчас с удовлетворением отметила, что ничего в этом плане не изменилось. Впадать в депрессию или заламывать руки, взывая к небесам с бессмысленным вопросом “За что?!” не хотелось совершенно.

Напротив: стоило мне оказаться в этом пристанище скорби и печали, как в душе – уже знакомо – воцарилось благостное умиротворение.

Не знаю, как это работает, но кладбище всегда было единственным местом, в котором смерть не пугала меня. Может потому, что здесь сложно представить какую-нибудь реально угрожающую жизни ситуацию?

Я бы не стала в этом признаваться кому бы то ни было – не хотелось, чтобы приняли за сумасшедшую, – но, посещая умерших близких, когда уже успело отболеть, я всегда отдыхала в подобных местах душой.

Наверное, потому, что здесь нет ни страхов, ни суеты, ни стрессов – всего того, чем наполнена наша жизнь за этими пределами. А боль…

К ней постепенно привыкаешь.

Единственное, что мне не нравилось, так это если время очередного визита выпадало на солнечную погоду. Ну не сочетается в моей картине мира царство смерти и яркий солнечный свет! Вот пасмурное небо – пусть даже и с накрапывающим дождём – совсем другое дело.

Пронзительные, рвущие напополам сердце крики чаек, летящие над крестами прощальной песней, тоже гораздо уместнее здесь, чем в черте города.

Сегодня всё окружающее соответствовало моей внутренней потребности. Плюс душу не терзала какая-то конкретная боль, привязанная именно к этому месту.

Свойственная началу весны слякоть тут совершенно удивительным образом не раздражала, хотя буквально десять минут назад, когда я по этой снежной каше пробиралась от остановки до ворот кладбища, то успела мысленно собрать все мыслимые и немыслимые ругательства.

Но здесь внутри словно бы действовали совсем другие законы. Словом, всё сложилось один к одному так, чтобы я обрела то самое, зачем, собственно, сюда и явилась. То утраченное после встречи со старым другом душевное равновесие, в котором я сейчас столь сильно нуждалась.

В этом ощущении хотелось побыть подольше, но не слоняться же по территории кладбища, словно призрак, ради него бесконечно! Оптимальное решение нашлось быстро: я просто присела на одну из лавочек.

Отрешившись от мыслей, я даже не заметила, когда вышло солнце. И бабульки этой, чей голос в итоге и выдернул меня из состояния прострации – тоже.

– Новенькая? – спросили меня внезапно.

Я вздрогнула и повернула голову. Понятия не имею, сколько прошло времени, откуда она взялась и в какой именно момент. Давно ли она вот так сидит рядом я бы не сказала и под страхом смерти. Впрочем, какой мне ещё страх смерти – о чём я?!

Старушка была не из тех, что молодятся и стараются выглядеть современно. Эта походила на бабульку из деревни. В телогрейке, надетой поверх объёмной пуховой кофты, в юбке и галошах. Разве что на голове платочек для полноты образа не хватает.

Смотрела она внимательно, если не сказать, цепко, но вместе с тем как-то по-доброму.

– О, нет. Я здесь не работаю, – улыбнулась я.

– Видела? – вдруг кивнула она в сторону.

Я повернула голову туда, куда она указывала и завороженно уставилась на повисшую в небе… радугу.

Разве она бывает в марте? К тому же и не после дождя даже, а после снега?

Первый вопрос я, очевидно, задала вслух, поскольку старушка ответила:

– Как видишь бывает. В жизни каких только чудес не случается!

Договорив, она воззрилась на меня с таким выражением лица, словно бы чего-то ожидала. Словно в словах этих скрыт был потаенный смысл, и подразумевалось, что я его не только должна разгадать, но ещё и каким-то определенным образом отреагировать.

– Ваша правда – чудеса в жизни на каждом шагу случаются, – снова поворачиваясь к переливающейся в солнечном свете радуге, вежливо согласилась я.

Мне не хотелось её обидеть, но, если ею двигало желание пофилософствовать, то она выбрала не самый удачный момент. Или собеседника.

С последним, впрочем, у неё особо и не было вариантов. За все время, пока я бродила по кладбищу, мне не попалось ни единой живой души. И сейчас дела обстояли ровно точно так же: видимо, кроме нас двоих, других желающих посетить это место в такой час, – а часы, на которые я всё-таки глянула украдкой, подсказали, что и этот день неумолимо клонится к вечеру, – не сыскалось.

– Ну вот что, новенькая, пойдём-ка я тебя чайком напою, – вновь нарушила тишину бабулька. А то нехорошо как-то получается: скоро судя по всему часто видеться придётся, а мы и незнакомы.

Эти слова её позволили зародиться сразу двум догадкам. Во-первых, старушенция, похоже, тут вовсе не такой же рядовой посетитель, как я. Она здесь, вероятно, работает. Может сторожиха или что-то вроде. А, во-вторых, она несмотря на то, что этот момент я ей уже прояснила, упорно продолжает принимать меня за кого-то другого: очевидно, за свою будущую не то коллегу, не то сменщицу.

– Познакомиться можно, конечно. Меня Ярина зовут, – радуга в небе потихоньку таяла, и мне хотелось полюбоваться напоследок её уже заметно побледневшими переливами. Однако не станешь же разговаривать с человеком, отвернув голову. Невежливо это. Поэтому, не без сожаления, пришлось оборотиться к собеседнице. – Но насчёт чая – боюсь, произошло недоразумение. Я – не новенькая. Я сюда вообще не ради работы пришла.

– А то я не знаю! – усмехнулась ушлая бабулька и вдруг подмигнула, да так лихо, что я от удивления едва рот не разинула. Ты сюда местечко себе присматривать пришла. Об чем я тебе и толкую. Будешь у нас здесь лежать – я тебя навещать стану. А побеседовать-то и не об чем, – она развела руками и бесхитростно уставилась на меня лазурно-голубыми – прямо как небо над нами – глазами.

Несколько мгновений мне понадобилось на осознание услышанного, а потом ещё с полминуты, наверное, я пялилась на неё молча, не находясь с ответом.

Она ведьма что ли – я не пойму?! Или может быть та самая хозяйка кладбища, поприветствовать которую я так неосмотрительно забыла?

Да, ни в ту, ни в другую я не верю, но найти какое-нибудь разумное, а главное, правдоподобное объяснение тому, что сейчас произошло, отчего-то не выходило.

– С чего вы взяли?

Вот: пусть-ка сама объяснит, с чего вдруг сделала подобные выводы!

– Так, чай, не первый годок на свете-то живу, – всё так же невозмутимо пояснила старушенция. – Да и тут уже давненько работаю. Всяких навидалась. В том числе и таких, как ты, девка.

Одного не пойму: зачем она о знакомстве заговаривала, если кличет всё равно девкой.

– Каких таких? – проявила любопытство я.

– Глаза у вас, нежитей, особые – ни с чем не спутаешь. А чего ты морщисси? Не нравится, что нежитью назвала? Так они у вас неживые. Сами вроде двигаетесь, говорите чего-то, а глаза уже мёртвые. Только вот, что я тебе скажу: всё можно побороть, со всем справиться, как бы тяжело ни было. Не дело это – прежде смерти умирать! Пока живая – жить надобно.

Жить? А как, если этого житья всего-то месяц-другой остался?!

– Зачем вы говорите, вы же ничего не знаете! – внезапно охрипнув, попыталась ускорить её я.

– А может мне ничего и не надо знать кроме того, что я тебе уже поведала? – ничуть не смутилась она. – Зато уж в это я беспрекословно верю. Пойдём-ка, – она всё-таки вцепилась в мою руку.

И столько в её хватке было властности, что на этот раз я не решилась возражать.

– Вот, – привела она меня не в сторожку, как я было подумала, а к могиле молодого – лет двадцати на вид – и весьма привлекательного мальчика. – Внук мой Тёмушка. Как видишь, – она кивнула на выгравированную на памятнике дату, – пять лет уже не с нами. – Она помолчала и добавила: – Я к нему сюда и пришла.

Пить чай баба Вера, как она представилась, меня всё-таки утащила. Да и как было после такого отказаться?

Я предполагала, что она захочет поделиться своей болью или вернётся к нравоучениям, но она внезапно завела разговор о даче, о рассаде, которую держит на подоконнике, о том, что здоровье последние годы пошаливает, а соседка Нюрка, будто назло, постоянно мотает ей нервы. Я слушала, вежливо кивала, угощаясь конфетами, а вопрос, что случилось с её внуком, так задать и не решилась. Мы вообще за тот час, что я у неё провела, никаких серьёзных тем больше не затрагивали. Лишь напоследок, когда я уже уходила, она сказала:

– Я весьма надеюсь, Ярочка, что сюда ты вернешься ещё очень и очень не скоро.

Эх, баб Вера, если бы все зависело только от наших желаний!

Придя на остановку, я обнаружила, что на автобус безбожно опоздала. Последний уехал аж три часа назад. Пока копошилась в телефоне, пытаясь вызвать такси, на совершенно пустынной до этого дороге внезапно показался автомобиль. Поравнявшись со мной он, ещё более для меня внезапно, остановился.

– На автобус опоздали? – опуская стекло, поинтересовался водитель – симпатичный мужчина лет тридцати со смутно-знакомым лицом.

– Опоздала.

Вспомнить, где я могла его видеть, не получалось категорически.

– А давайте подвезу, – предложил вдруг он. – Я к бабушке ехал, но, думаю, что она не обидится, если заеду в другой раз. Всё равно время уже вечер. Опять бы стала ворчать, что на пять минут только и заскочил.

Фраза о том, что почившая бабушка стала бы на него ворчать, ничуть меня не покоробила. Полагаю, многим из нас свойственно не только мысленно общаться с ушедшими навсегда близкими, но и вспоминать или представлять их ответную реакцию.

Случись эта ситуация в городе, я ни за что бы не села в машину к незнакомцу, но отсюда до ближайшей остановки, с которой ещё ходят автобусы, было десять километров, а на улице уже начинало темнеть. И приложение, предназначенное для вызова такси, как назло, не открывалось.

– Ринат, – представился водитель, когда я, решившись – эх, была-не была! – устроилась на пассажирском сиденьи сзади.

– Ярина, – поймав его взгляд в зеркале, представилась я в ответ.

– Какое редкое имя! – улыбнулся он.

– Тоже самое могу сказать про ваше.

Мы обменялись понимающими взглядами, после чего Ринат сказал:

– Пристёгивайтесь, Ярина. Мы взлетаем.

Наверное, про то, что он – симпатичный, я не совсем точно выразилась. Его – особенно когда он вот так улыбается – вполне можно признать даже красивым. Дело вкуса, конечно, но лично мне всегда нравились брюнеты с карими глазами.

А тут ещё и светлая рубашка, не способная скрыть ни красоту его торса, ни силу крепких мужских рук, уверенно держащих руль, так выгодно оттеняет тёмные волосы!

Засмотревшись на нового знакомого, я не сразу заметила, что на развилке дорог автомобиль повернул не в ту сторону. Поняла лишь тогда, когда за окном вместо поселковых домов замелькала сплошная полоса деревьев.

– Ринат, вы меня что – похитить собрались? – шутливо поинтересовалась я.

Мало ли: человек задумался, перепутал – с кем не бывает? Пока не доказано обратное, я ещё питала надежду на то, что судьба не может оказаться ко мне настолько жестокой!

– Жаль, что вы это так быстро заметили, – в тон мне ответил он, но направление движения изменить и не подумал.

– И зачем же вы это сделали? – не торопясь закатывать истерику: ну, а вдруг здесь просто разворачиваться нельзя? – полюбопытствовала я.

– Видите ли, Ярина… я как только услышал ваше имя, сразу понял, что это судьба…

Значит судьба всё-таки?

– И в чем же она, по-вашему, проявляется?

– В том, что я давно, но, увы, безуспешно, ищу жену, а тут такое удивительное совпадение: вы – Ярина, я – Ринат. У нас же имена всего на одну букву отличаются!

Надо же: действительно. А я и этого не заметила.

– Вы сейчас серьёзно? – тем не менее уточнила я.

Наши взгляды в водительском зеркале вновь встретились, но в его теперь не было и намека на улыбку.

– Абсолютно.

– Тогда вынуждена вас огорчить: ничего у вас и на этот раз не выйдет.

– Полагаете? – насмешливо осведомился он. – Как вы справедливо заметили, я вас вообще-то уже похитил!

Смерть женитьбе – не помеха!

– Если вы всегда ищите жену подобным образом, то теперь я понимаю, почему у вас ничего не выходит, – не сдержала ехидства я. – Нормально искать, как все, не пробовали? Пригласить девушку на свидание, ухаживать за ней, сближаться постепенно, а не вот так вот сразу тащить её в койку. Да ещё и против воли!

– Пробовал, – казалось, слова мои Рината вообще не задели. – Но, камень преткновения, как вы выразились, именно в койке. Видите ли, для меня это очень важный аспект отношений – скажем так. Но у меня мягко говоря не совсем стандартный размер того самого, – он многозначительно подвигал бровями. – Так что рано или поздно девушки от меня сбегают, – видимо, заметив мой безнадежный тоскливый взгляд, брошенный за окно, он тут же поспешил меня успокоить: – Однако бояться вам несего: силой в койку я никого не тащу.

И действительно: чего мне беспокоиться? Ну подумаешь: похитил на ночь глядя, мчит на бешеной скорости, так что и захочешь – на ходу не выпрыгнешь. Фигня какая!

– Тогда у вас тем более ничего не выйдет, – мстительно заявила я.

– Правда? – насмешливо поинтересовался он. – И что же мне помешает по-вашему? Учтите: ваш муж, если таковой вдруг имеется, – мне абсолютно не помеха!

– Время, – поражаясь собственному спокойствию, отозвалась я. – Оно работает против вас.

– Поясните?

С удовольствием!

– У вас всего-то какой-то месяц. И раз уж вы – такой джентльмен, – это слово я выделила язвительной интонацией, после чего продолжила как ни в чем не бывало: – что девушку принуждать не станете, то вам просто не хватит времени на то, чтобы добиться заветного “да!”

– А что изменится через месяц? – кажется, мне удалось действительно его заинтересовать.

– А через месяц карета превратится в тыкву, – усмехнулась я и, помолчав, добавила: – Через месяц меня не станет.

– В каком смысле? – теперь он смотрел на меня внимательно и очень серьёзно.

– Во всех, – пожала плечами я.

Разной я ожидала от него реакции, но точно не той, которая последовала.

– Ну надо же: первый раз меня своим вниманием почтила богиня, – насмешливо прокомментировал он.

– Причём здесь богиня?

В душе ещё теплилась надежда услышать что-то вроде “с первой же секунды вы сразили меня своей красотой наповал” или же “от вас исходит такой необыкновенный свет, что ничем иным кроме божественной природы я его происхождение объяснить не в силах”. Однако услышанное оказалось куда более прозаичным.

– А просто обычным смертным не дано заглядывать в будущее. Тем более не дано знать, сколько им отмерено свыше.

Дался им с Киром этот бог! Вон друг хоть и прикрывался тем, что он – не господь, но прогноз-то ему это не помешало сделать.

– Зато им дано анализировать информацию и на основании этого делать прогнозы, – ответила я и, внезапно потеряв всякий интерес к дальнейшему диалогу, отвернулась к окну.

Резко навалилась усталость. Оно и неудивительно, учитывая, насколько сильно день получился перенасыщен событиями.

– Послушайте, Ринат. Отвезите меня, пожалуйста, домой. Я никому не расскажу о том маленьком недоразумении, которое произошло между нами. Я просто хочу домой, – продолжая застывшим взглядом пялиться в окно, тихо попросила я.

– Я домой вас и везу. Вы, наверное, устали. Потерпите немного.

Устала? Только устала и всё? А ничего, что ты меня похитил, придурок?! И везешь неизвестно куда с непонятной целью! Несмотря на то, что внутри я готова была буквально взорваться, показать это внешне я себе не позволила. Напротив: обдала его таким холодом, что даже удивительно, как он в этой своей дурацкой рубашечке не обратился в сосульку.

– Мой дом – в другой стороне!

– Уже – нет, – спокойненько так возразил гад. – Теперь ваш дом – там же, где и мой. Придётся привыкнуть. Вы же не думали, что я отпущу вас умирать в одиночестве?

– Компанию составите? – не выдержав, съязвила я. – И вообще: откуда вы это всё взяли – про одиночество, про то, что я собралась умирать? Может мне в больницу надо?

– Судя по всему не “может”, а надо. Но вы ведь в неё не собирались не так ли? Точно – не сегодня, а скорее всего – никогда.

– Если бы не вы – я бы уже была там, – не моргнув и глазом соврала я.

– Какой у вас диагноз?

– Рак. Четвертая стадия, – полагая, что вот сейчас он все осознает, проникнется и устыдится, – с вызовом сказала я.

– Значит вы меня обманываете, как, собственно, я и думал, – продолжая как ни в чем не бывало рулить в выбранном направлении, сам себе кивнул Ринат. – Приемные часы в онкологии давно уже закончились.

– Да вам-то откуда знать: может меня бы на особых условиях приняли?! – позволив раздражению прорваться в голос, сказала я.

– Вы поэтому на кладбище отправились?

Вопрос застал меня врасплох, отчего сходу найтись с удачным ответом не вышло.

– При чём здесь кладбище?

– Скажите, Ярина, вы действительно собрались умирать? – что-то и в его тоне и во взгляде, пойманном в зеркальном отражении, заставило меня напрячься.

Можно подумать кто-то согласовывал мои дальнейшие планы с тем, что мне предначертано!

– Вы так спросили, будто у меня есть выбор, – усмешка, которая должна была быть пренебрежительной, получилась горькой.

– То есть, по-вашему, у вас его нет? – въедливо уточнил Ринат.

– А вы считаете, что – есть?

И опять он не ответил на мой встречный вопрос, продолжив задавать свои.

– Но раз у вас всё равно нет выбора: вы так и так скоро умрёте, то тогда, наверное, вам без разницы, когда именно это случится? Не страшно, если мы не станем ждать месяц, и это произойдет прямо сейчас, так?

Какого черта творится в голове у этого психа?

Словно подтверждая мысленно поставленный мной ему диагноз, Ринат вдруг начал резко набирать скорость.

– Что вы делаете? – судорожно вцепившись в ручку двери, взвизгнула я. – Выпустите меня немедленно!

– Хотите выпрыгнуть на ходу? – усмехнулся он. – Не вариант. Двери я заблокировал. Да и зачем? Видите вон тот столб, – округлив глаза от кошмарной догадки, я посмотрела, куда он указывал. – Сейчас всё закончится. И для вас и для меня. Раз уж у меня тоже ничего не получается, то может вы и правы, и это действительно выход.

– Вы с ума сошли! Остановите сейчас же! – рявкнула я.

– Зачем? – как будто даже весело уточнил он. – Вы ж так и так умирать собрались, так какая вам разница – месяцем раньше, месяцем позже?

Считанные секунды оставались до того момента, как машина должна была на полной скорости влететь в столб. Подобрать аргументы я уже просто не успевала, поэтому, зажмурившись от ужаса, только и сделала, что в отчаянии выкрикнула:

– Я не хочу сейчас!

По моим представлениям где-то спустя пару мгновений после этого вопля мы должны были повстречаться с предполагаемым препятствием, но тут я почувствовала как машина резко вильнула, уходя от казавшегося неминуемым столкновения. Меня швырнуло в сторону – если бы не пристегнулась, наверняка, улетела бы на пол.

Открыв глаза, я вернулась в нормальное положение и, убедившись, что главная опасность действительно миновала, нашла взглядом своего потенциального убийцу. Ринат смотрел невозмутимо. И что еще хуже – с интересом естествоиспытателя, которому попался весьма любопытный экземпляр для экспериментов. Ненавижу!

– Так значит для вас всё же имеет значение, когда именно закончится отпущенный вам срок? – судя по тону Рината мои эмоции, очевидно, отразившиеся на лице, позабавили, но уже в следующее мгновение тон его изменился, неприятно царапнув своей жесткостью. – Тогда я не понимаю, почему вы добровольно согласились его сократить?

– Пошёл ты, псих!

А что он мне вот прямо сейчас сделает? Хотел бы убить, сделал бы это пару минут назад. Но, видимо, своя-то жизнь всё-таки дороже!

Ни на “психа”, ни на мой внезапный переход на “ты” Ринат не обиделся. Последнему так ещё и обрадовался, гад такой!

– О, наши отношения перешли на новый уровень? Я, кстати, не против. Скорее наоборот. Раз уж времени у нас мало, то будем этапы сближения проходить в ускоренном режиме.

Вообще-то я только что твердо была намерена больше не вступать с ним в диалоги, но вспомнила об этом, когда у меня уже вырвалась следующая фраза:

– Послушайте, в вас что – вообще ничего святого нет? Я вам вполне серьёзно сказала, что не проживу долго, а вы продолжаете о каких-то там отношениях!

Да уж: провокатор он отменный – ничего не скажешь! Я, с одной стороны пораженная его цинизмом, с другой – не желая сокращать между нами дистанцию, даже на вы обратно перешла.

– Так я потому и продолжаю, что хочу всё успеть, пока вы не померли.

Я уставилась на Рината недоверчиво. Ни капли сочувствия, ни грамма сопереживания. И, кажется, он вполне серьёзно. Сидит, лыбится – доволен, как кот мартовский. Точно – псих! У тех, говорят, проблемы с эмпатией.

– Даже если бы вы остались последним мужчиной на земле, а я вдруг выяснила, что врачи что-то напутали с моим диагнозом, то и тогда ни за что на свете не стала бы с вами встречаться! – вложив в эту фразу всё презрение, на которое была способна, усмехнулась я. – И да: теперь я понимаю, почему у вас не складывается с девушками. И уж поверьте: причина вовсе не в том, о чём вы говорили.

Всё. Вот теперь точно больше ни словечка не скажу!

– А кто вам сказал, что я вам встречаться предлагаю? Нет уж, мы с вами терять время понапрасну не будем: сразу к самому сладкому перейдём, – проигнорировав вторую часть моей тирады, с похабной ухмылочкой выдал он.

– Я с вами вообще ни к чему переходить не собираюсь – что непонятного?! – с плохо скрытой ненавистью сказала я.

– А вот это мы ещё посмотрим, – ничуть не впечатлившись, усмехнулся он и внезапно потребовал: – Дайте-ка мне свою сумку!

В упомянутый предмет я тотчас вцепилась с такой силой, словно это спасательный круг. Учитывая, что внутри находился телефон, – можно сказать, что так оно и было.

– Мне кажется, если бы ваша бабушка видела вас сейчас, то не одобрила бы вашего поведения, – попыталась отвлечь его я.

– Уверен, что наоборот, – возразил он. – Кстати, хорошая попытка.

Наоборот?! То есть его бабуля нормально относится к похищению людей, издевкам, провокациям и тому подобному? Тогда я, кажется, знаю, в кого он.

Про “попытку” я от греха подальше не стала и переспрашивать. И так понятно, к чему он это сказал. Молча уставившись в окно, тёмную дорогу за которым освещали лишь фары, сделала вид, что потеряла интерес к разговору. Но сбить Рината с толку оказалось не так-то просто.

– Ярина, не вынуждайте меня применять силу – дайте сумку.

– Вы же уверяли, что весь такой благородный рыцарь, что силой девушек не принуждаете!

Теперь я тянула время, лихорадочно крутя в голове варианты своего дальнейшего поведения, в попытке выбрать оптимальный.

Не отдавать сумку до последнего? Если он заберёт телефон, то это минус один довольно перспективный шанс на спасение. К тому же там ещё и паспорт. В целом, в сложившихся обстоятельствах его ценность не столь уж и велика, но узнать из него информацию, которую потом тоже вполне реально использовать против меня, Ринат может.

С другой стороны мои шансы отстоять своё имущество, прямо скажем, невелики. В нём силищи, как в том медведе! А я – пушиночка: дунь и улетела.

– А вы и поверили! – пока я так размышляла, насмешливо отозвался Ринат. – И что – вас совсем не смутил тот момент, что ехать со мной я вас как бы уже вынудил? К тому же в исключительных случаях я готов пойти против собственных принципов. И наш – как раз такой, – он подмигнул и протянул руку: – Давайте!

Окончательно запутавшись, каким из его слов можно верить и есть ли среди них такие вообще, я подчинилась. Забрав требуемое, он, не прекращая рулить, просто бросил сумку на переднее пассажирское сиденье. И это всё? А зачем тогда просил? Или он таким образом пытался продемонстрировать кто здесь главный?

Следующие минут десять ехали молча. Создавалось впечатление, что добившись желаемого, Ринат утратил к предмету нашего спора всяческий интерес. Как и ко мне.

Я не знала, радоваться этому или насторожиться. Но вот когда машина стала тормозить на какой-то отворотке практически посередь леса, где кроме нас никого и не было, напряглась сразу. И, разумеется, я не удержалась – проверила, не откроется ли дверь.

Куда бы я побежала в этой глуши, окажись это и в самом деле так, я в тот момент не подумала. Но дверь, как и говорил Ринат, была заблокирована. Сам он моей попытки сбежать, похоже, даже не заметил.

– Не подумайте, что копаться в чужих вещах для меня – норма, – поставив мою сумку себе на колени зачем-то прокомментировал он. – В другой ситуации я бы себе этого не позволил.

– О, если бы вы знали, что я о вас думаю в целом, то, поверьте: подобные мелочи вас бы не волновали, – ехидно заверила его я.

– И что же вы обо мне думаете? – вжикнув молнией сумки, невозмутимо уточнил Ринат, и тотчас, уже забыв, видимо, о своём вопросе, принялся бесстыдно рыться в её содержимом: – Так что это тут у нас? Ага, судя по всему, это результаты анализов…

Воспользовавшись тем, что он замолчал я всё-таки не преминула высказать то, что так и крутилось на языке.

– Что вы – беспринципный, бессовестный, наглый тип, которому абсолютно ничего неизвестно об элементарном сопереживании. Что ради достижения своих сомнительных целей вы пойдёте на всё, что вам ни о чём не говорят такие понятия, как благородство, честь и человеческое достоинство!

Не дождавшись от своего похитителя ровным счётом никакой реакции, я выдохлась и замолчала. Вот что он в самом деле за человек такой?! Я тут стараюсь, распинаюсь, чтобы если уж не пробудить его совесть, которой, очевидно, попросту нет, то хотя бы уязвить его самолюбие, а ему хоть бы хны!

– А я вот что-то в этих бумагах не вижу фамилии пациента, – голос Рината прозвучал задумчиво. Он поднял голову и пытливо посмотрел мне прямо в глаза. Причём на этот раз даже повернулся, а не сделал это, как прежде, через отражение в зеркале. – Они – точно ваши?

Блин, он вообще слышал, что я ему тут говорила?! Если да, то что это, как ни очередное подтверждение тому, что он – бесчувственный чурбан?!

– Это – копии. Я не хотела, чтобы врач, который меня консультировал, знал, что это мои анализы. В таком случае я вряд ли смогла бы рассчитывать на его полную откровенность.

Зачем я что-то ему объясняю? Неужели всё ещё надеюсь вызвать сочувствие и понимание?

– В принципе это несложно проверить, Ярина Игоревна, – отворачиваясь, усмехнулся он.

Ясненько. Значит уже и до паспорта моего добрался!

А вот насчёт “несложно проверить” – весьма сомневаюсь. Про врачебную тайну не слышал, нет? А хотя о чём я? Ему, похоже, не знакомому и с таким понятием, как “этика”, в голову, наверное, не приходит, что ни один врач не разбежится делиться с ним подробностями диагнозов пациентов.

– Это, кстати, – Ринат поднял руку с зажатыми в ней бумагами и моим паспортом, – я с вашего позволения оставлю пока себе.

Тоже, конечно, не супер, но главное, что не телефон.

– Я вам такого позволения не давала, – тем не менее холодно отозвалась я, в тайне души надеясь, что до единственного по-настоящему ценного предмета он всё-таки не доберется.

– Значит оставлю без него, – заставляя сердце болезненно сжаться, Ринат как ни в чём не бывало вновь запустил свою клешню в открытое нутро сумки и извлек-таки оттуда мой телефон. Затем вновь обернулся ко мне и этак бесхитростно поинтересовался: – Разблокируете?

– Послушайте. Ну, чего вы ко мне привязались? – устало вздохнула я. – Я ведь вам ясно дала понять, что со мной у вас нет никакой перспективы. Почему бы нам просто не разойтись без взаимных упреков и претензий? Вам что – действительно нравится издеваться над теми, кто слабее?

Вообще-то мне даже самой в это не до конца верилось. Поскольку несмотря на всё его неоднозначное поведение, чего-то по-настоящему плохого он мне пока ещё не сделал. Хотя возможность была не однажды.

– Нет. Мне как раз не нравится, когда кто-то издевается над слабыми, – выражение наигранной беззаботности слетело с его лица столь стремительно, что я даже растерялась. Теперь он смотрел на меня очень серьёзно.

– Я что-то не совсем…

– Всё просто, Ярина. В действительности это не я издеваюсь над вами. Вы сами отлично с этим справляетесь!

– А вам не кажется, что в любом случае это – не ваше дело?! – задохнувшись от возмущения, едва пролепетала я.

Вышло как-то жалко, хотя подразумевалось, что должно прозвучать хлестко. Что это вообще за манера такая – обвинять того, кто и так пострадал?! Я что – сама себе всё это выбрала?

Или его не устраивает, что я вместо того, чтобы сломя голову нестись в хоспис и как все приличные обреченные приковать себя к больничной койке, пичкая организм бесполезной химией, посмела пойти своим путем?!

– Конечно, не кажется, – голос Рината снова повеселел. – Так было до нашей встречи. А теперь дела моей будущей жены – это мои дела. Кстати, раз уж мы теперь близкие люди, может перейдём на ты? – он подмигнул и как ни в чём не бывало протянул мне изрядно опустевшую сумку. Телефон он в неё, как я и опасалась, обратно не положил.

Этот цирк следовало прекращать. Пока я тут поддерживаю с ним беседу: и не важно пытаюсь ли воззвать к его благоразумию или совести – он так и будет чувствовать себя хозяином положения. Поэтому попробую-ка я по-другому: так, как и намеревалась изначально, но не сумела из-за его постоянных провокаций – буду его игнорировать.

Решив так, я прикрыла глаза и глубоко выдохнула. Протянутую, наполовину разграбленную сумку забирать не стала. А зачем она мне, если все самое ценное перекочевало к этому мерзавцу?!

Самое обидное, что “мерзавец” ни на том, чтобы свое имущество я всё-таки взяла, ни на дальнейшем общении настаивать не стал. Молча завел машину и так же молча тронулся с места. Я всё ждала, что в какой-то момент он не выдержит и заговорит первым, а не, дождавшись, похоже умудрилась задремать. Разбудил меня громкий, если не сказать, яростный лай собак.

Несколько мгновений мне понадобилось, чтобы вспомнить, где я вообще нахожусь. А когда вспомнила, то особого энтузиазма не испытала.

Да и откуда бы тому взяться, если выяснилось, что моя новая тактика поведения с игнором никак не помешала Ринату следовать первоначальному намерению?

Все, что мне удалось разглядеть в окружающих потемках – силуэт дома, огороженного высоким забором, из-за которого и доносился разбудивший меня лай.

Дом, судя по всему, располагался в какой-то глуши, поскольку помимо него и растущих вокруг деревьев, ничего другого, сколько бы я ни старалась, рассмотреть не сумела. Неужели здесь даже соседей нет?! А к кому же я побегу за помощью?

– Ну вот, дорогая, мы и дома, – заметив, что я завозилась на сиденьи, глумливо произнёс Ринат и, отстегивая ремень безопасности, тут же предупредил: – И давай без глупостей. Ближайшего жилья ты здесь не найдёшь на сотни километров, а сгинуть в лесу от холода и голода – идея еще более паршивая, чем просто забить на лечение.

– Если вдалеке от тебя, то может не такая уж и паршивая – сдавшись и тоже перейдя на “ты”, ехидно отозвалась я.

В действительности я была с ним полностью согласна: если уж и совершать побег, то явно не вот так спонтанно: впотьмах, без подготовки, когда сам Ринат только и ждёт от меня подобного. Но признавать его правоту даже мысленно было невыносимо, поэтому пусть-ка понервничает, гадая, что у меня на уме.

Руку, которую он подал, обойдя машину и открыв передо мной дверь, я гордо проигнорировала. Вернее попыталась, поскольку пасовать перед отказами Ринат, видимо, не привык.

Нет, он, не стал хватать меня насильно и даже посторонился, выпуская наружу, но при этом и не счёл нужным воздержаться от комментария.

– Не самое разумное решение, если учесть, что временно у меня здесь отсутствует освещение. Завтра я этот вопрос, конечно, решу, но споткнуться в темноте и напугать мою охрану резким неосторожным движением ты можешь уже сегодня. А мои парни страсть как не любят резких движений – могут и атаковать.

Охрану?! Я думавшая в этот момент лишь о том, заберёт ли он мой мой телефон с собой или оставит его в машине, тем самым лишив последнего шанса, испуганно застыла на месте.

Ну то есть я и до этого, собственно, не рвалась за ним следом, а теперь так и вовсе призадумалась о том, что вариант с ночным лесом – далеко не так ужасен, как показалось поначалу. Всяко лучше, чем оказаться на закрытой территории в окружении толпы мужиков.

Ринат, оставивший-таки мой мобильник в салоне, и, уже успевший сделать пару шагов к воротам, обернулся и спокойно, будто бы даже с участием, поинтересовался:

– Ты чего там нафантазировала? Небось уже решила, что у меня там реально взвод охраны? Горячих красавцев, пускающих слюни на бедную тебя представила? В каком-то смысле так и есть, но вообще-то под охраной я имел в виду своих песиков.

С этими словами он вернулся назад, остановился напротив и снова протянул мне руку. И теперь уже без тени насмешки, отголоски которой только что звучали в его тоне добавил:

– Позже у тебя будет возможность выбрать другой вариант, но сейчас, поверь, тебе лучше всё же принять мою руку. Тем более в данную секунду сердце к ней не предлагаю.

Громко фыркнув – чисто из чувства протеста, я поспешила уцепиться за его ладонь, пока он не передумал.

Ладонь оказалась тёплой и крепкой, и почему-то против ожидания прикосновение не вызвало неприятных ощущений.

Тем не менее за ворота я шагнула не без робости. Ладно, кому я вру? Когда три чёрные туши прыгнули из темноты нам навстречу, я взвизгнула и сама едва не запрыгнула на Рината – благо, что избавиться от его цепкой хватки сходу не вышло, а то был бы номер!

– Свои! – коротко бросил обнюхивающим меня собакам Ринат и тут же добавил: – Фу, Флеш! Не лижи мне лицо!

Породу “песиков” я в потемках не разглядела, но если бы подобная махина, пусть и стоящая на задних лапах, принялась слюнявить моё лицо, я бы, наверное, грохнулась в обморок. Поэтому, когда Ринат, не особо задерживаясь во дворе, потянул меня дальше, возражать я даже и не подумала.

– Есть хочешь? – когда двери погруженного во мрак дома захлопнулись за нами, отгораживая угомонившихся, но не ставших от этого менее опасными – в этом я была уверена – “охранников”.

Есть не хотелось. Хотелось спать. Однако о своём отказе мне пришлось довольно быстро пожалеть, поскольку Ринат такому повороту только обрадовался.

– Отлично! Тогда идём спать.

И вот, казалось бы, оно – то, о чём я мечтала, но тут-то и обнаружился подвох. Выделять мне отдельную спальню Ринат не собирался.

– Я ещё не совсем из ума выжил, чтобы оставлять бомбу замедленного действия у себя под носом, но без пригляда, – насмешливо аргументировал он свою позицию.

– Ты что – меня боишься?

Я рассчитывала, что издевка в моем голосе заставит его передумать: какому же мужчине захочется, чтобы его заподозрили в трусости? Но не тут-то было!

– Скажем, мне так будет спокойнее, – невозмутимо отозвался он. – Так что давай: раздевайся и прыгай в койку. Я лягу с краю.

– Я не.., – попятившись от него начала было я, но Ринат меня перебил:

– Яра, прекращай, а? Не нужно выдавать свои влажные фантазии за действительность: принуждать тебя к сексу я не стану. Не сегодня. Может быть завтра, если захочешь, а сегодня я устал.

“Если захочешь?!” Я аж задохнулась от возмущения. Он устал?! Бедняжка: видать, похищение людей – занятие весьма утомительное! Однако язвить вслух я поостереглась. Только лишь уточнила настороженно:

– А раздеваться тогда зачем велел?

– Считай, что я – суеверный, – усмехнулся он, – не хочу, чтобы в той же одежде, что шарилась по кладбищу, ты теперь ложилась в мою постель.

– А я и не горю желанием в неё ложиться, – запальчиво объявила я. – Могу вон в креслице посидеть. Тем более, что я пока не хочу спать!

Спорить он не стал: просто шагнул ко мне, сгреб в охапку и отнёс на кровать. После чего несмотря на моё отчаянное сопротивление, стоившее ему, как минимум, пары хороших царапин, просто стащил с меня платье. Ещё и прокомментировал, гад такой:

– Эх, как же не хочется останавливаться! Но пока – не время.

Не придумав ничего лучше, я попыталась отползти на противоположный край кровати, но Ринат и этого мне не позволил сделать. Быстро скинув с себя верхнюю одежду, и, оставшись в одних трусах, он плюхнулся в кровать, подтянул меня к себе, перевернулся на живот, и, крепко удерживая меня рукой, прошептал:

– Спи!

Угу – спи! Я потом ещё битых минут пятнадцать – до тех пор, пока не услышала его ровное сонное дыхание – ждала, что он вот-вот начнёт ко мне приставать. Лежала, прокручивала в голове картинки, как разъярённой кошкой вцеплюсь в его нахальную бесстыжую морду. А он просто взял и уснул! Ну, не сволочь ли?!

Врачебная тайна

В тот момент, когда я вчера увидел её на остановке, у меня и в мыслях не было её похищать. Я не помышлял об этом даже и тогда, когда она задала соответствующий вопрос.

Случилось все как-то спонтанно и дальнейшее моё поведение было сплошной импровизацией.

И хотя на другую дорогу я свернул вполне сознательно, но вовсе не потому что изначально вынашивал коварные планы. Наоборот.

Стоило Ярине оказаться в салоне моего авто, как у меня тотчас возникло иррациональное ощущение, что внутрь плеснули тёплого солнечного света. И не только внутрь салона, но будто бы и внутрь меня самого. В груди стало неожиданно жарко, но дышать отчего-то стало легче.

Вот только эффекта хватило ненадолго. И дело было не во мне.

Буквально спустя минуту на лицо её лёг отпечаток какой-то тоскливой безысходности, чего она, судя по всему, даже и не заметила. А вот для меня контраст оказался столь силён, что мне тут же захотелось сделать хоть что-то, чтобы её расшевелить. Чтобы снова увидеть в глазах выражение беззаботной легкости.

И как я должен был поступить? Спросить напрямую, что ее так гнетет? Так бы она и разбежалась со мной откровенничать! Был, конечно, вариант не лезть не в свое дело. Причём, чисто логически – вариант самый правильный. Но видеть её погасший взгляд – такой, будто из него разом ушла вся жизнь – оказалось просто невыносимо.

Ещё раз повторюсь: даже тогда, когда она осознала, что я везу её не туда, я не думал о том, чтобы взять и всерьёз её похитить. И проблемы, периодически возникающие у меня в отношениях с девушками, – тут я сказал ей правду, – я не считал оправданием для подобного поступка.

Про то, что нашу встречу я счел знаком судьбы я тоже не соврал. Просто изначально продолжить наше знакомство я планировал по-другому. Нормально, как выразилась сама Ярина. Пригласил бы её на свидание, подарил самый шикарный букет цветов, который все равно бы не шёл ни в какое сравнение с её красотой, выпросил бы её номер…

Все изменилось в ту минуту, когда она заявила, что у меня ничего не получится, потому что её скоро не станет.

И от того, что в заявлении этом безнадежной обреченности было куда больше, чем мрачного превосходства, я сразу ей поверил. В едва заметно дрогнувшем голосе, в горечи на дне сверкавших мстительным довольством глаз таилась та искренность, усомниться в которой просто не оставалось шансов.

И что – я должен был оставить её наедине с этой безнадежностью?! Почему вообще в такой момент рядом с ней никого не оказалось?

Не исключено, конечно, что она сама не пожелала никого видеть. Но! Вопрос все тот же: если у неё есть по-настоящему близкие люди, то почему она не пошла к ним?

Опять же – могло статься и так, что захотела оградить их от этой тяжелой ноши, вот только какое-то шестое чувство нашептывало мне, что это не так. Будь у неё те, ради кого стоило жить и бороться, вряд ли бы она сдалась. А от неё сейчас прямо-таки фонило соответствующей энергетикой.

Возможно, конечно, это первый шок, который позже пройдёт. Вопрос в том, насколько позже. По её словам в запасе у неё оставалось не так много времени.

Мог бы, взял бы её за шкирку да встряхнул хорошенько, но даже моих небогатых познаний в устройстве человеческой души хватало на то, чтобы понять: это не поможет. Скорее – навредит. Однако жалеть её я тоже не собирался – не явно.

А вот встряска ей была нужна точно. Но не столько физическая, сколько психологическая. Прикинув варианты, я решил, что это ей смогу обеспечить.

Вот так и получилось, что ее вопрос о похищении, брошенный вроде как в шутку, обрёл вполне реальное воплощение.

Плохо, что какого-то конкретного плана, как вытащить Ярину если уж не из цепких лапок смерти, то хотя бы из этого её пораженческого настроя, у меня не было. А ещё я боялся себе ответить на вопрос, зачем мне все это надо. Каким-то неведомым образом она – стоило мне взглянуть на неё лишь единожды – тут же прочно поселилась в моих мыслях.

Поэтому несмотря на отсутствие четкого плана ради достижения своей цели я готов был приложить все старания. К тому же кое-какие идейки у меня всё-таки имелись. И первое, что я намеревался сделать – отыскать того, кто стал причиной Ярининого состояния.

Нет, я не про рак, конечно. Я про того мудилу, который посмел сказать ей, что жить ей всего месяц…

Задачка эта особо сложной не представлялась. И для начала я очертил круг своих потенциальных клиентов. Ясно же, что раз у девушки диагностировали рак, то вряд ли по поводу дальнейших прогнозов она вряд ли консультировалась с аллергологом или, допустим, инфекционистом. Конечно, это мог оказаться и какой-нибудь студентик медицинского училища, но я всё-таки ставил на практикующего онколога.

Оставалось выяснить, с кем из них она поддерживала знакомство. Располагая данными о самой Ярине, в этом я тоже не углядел проблемы. Тем более, что помимо её паспорта, с помощью которого можно выйти и на её соседей, коллег и подруг, я гипотетически являлся еще и обладателем настоящего кладезя действительно ценной информации.

Как-то же она связывалась с этим своим консультантом, и если это не был кто-то, с кем можно договориться при личной встрече, то в памяти телефона, наверняка, остался нужный контакт. И чтобы не предпринимать лишних телодвижений я решил попробовать потянуть именно за эту ниточку.

Телефон красотки мне разблокировали в ближайшем техцентре – деньги закрыли все вопросы, если у мастера таковые и возникли. Не сдержав нетерпения, я тут же открыл список вызовов. Удивительно, но за последнюю неделю Ярина совершила один-единственный звонок. Как раз вчера. Похоже, это то, что я ищу.

Вот сейчас и узнаем. Номер, который она набирала, принадлежал некоему Киру. Если не ошибаюсь, в списке онкологов имя Кирилл мне как раз попадалось. Так и есть: вот он – Свердлов Кирилл Олегович. Не раздумывая больше, я нажал на вызов – прямо с Ярининого телефона. Так вероятность, что Кирилл Олегович поднимет трубку, выше. Не все берут с незнакомых.

Сказать я ничего не успел, потому что уже на втором гудке вызов приняли, и я услышал раскатистый мужской бас:

– Привет, Яринка-мандаринка, – в голосе наравне с радостными нотками я легко уловил и плохо скрытые – обеспокоенные. Ну точно: я на верном пути! – как ты там? Я как раз хотел тебе позвонить позже. Сейчас, думал, ты ещё спишь.

– Свердлов Кирилл Олегович? – уточнил я, и в трубке повисла тишина.

– Да, а вы? Где Ярина? Почему вы звоните с её телефона? – радостные нотки в голосе исчезли, окончательно уступив место встревоженным, тем самым заставив меня испытать мрачное удовлетворение.

Яринка-мандаринка, блин! О том, что жить ей всего месяц, он сообщал с этим же дурацким воодушевлением?!

Желая ввести собеседника в состояние полного раздрая, я намеренно выдержал паузу подлиннее и лишь после этого “представился”:

– Старший следователь Северцев.

Так и хотелось добавить: “когда вы в последний раз видели Андриевич Ярину Игоревну?”

Но, во-первых, ответ на этот вопрос я и так, кажется, уже знал, а, во-вторых, не хотелось бы мужика раньше времени до инфаркта довести. Он мне ещё ох, как пригодится! А судя по неформальному обращению, с каким он поприветствовал предполагаемую Ярину, их должны связывать довольно теплые отношения. Что если это вообще её жених? Но тогда тем более непонятно нахрена он вывалил на девочку свое мудацкое заключение?!

– С Яриной что-то случилось?

Нет, дерьмо ты тупое, – с ней всё просто отлично!

– У меня есть к вам разговор не для протокола. Мы можем встретиться сегодня?

Поверит – не поверит? Ещё как поверил!

– Я хоть сейчас готов, – отозвался он. – Скажите, куда подъехать.

Через полчаса он уже был в названном мной парке. Пришлось с неудовольствием признать, что по габаритам я ему явно проигрывал. От того, чтобы навалять ему, меня это все равно не остановит. Беда в другом: таких здоровенных девушки просто больше любят. Вдруг Ярина, и правда, его невеста? Блин, я что – ревную?!

– Пройдёмся? – с трудом подавив раздражение, предложил я, когда мы поздоровались.

– Что с Яриной? – повторил вопрос, который уже задавал по телефону Кирилл.

– Я не врач, но предполагаю, что депрессия. Ну, это если помимо основного диагноза, – с нажимом сказал я, но глядел, при этом, исключительно перед собой. Опасался, что если посмотрю на собеседника, то не сдержусь и вмажу ему.

– Что?! – от неожиданности Кирилл даже остановился.

Пройдя по инерции ещё пару шагов, я тоже встал и обернулся-таки к нему.

– А вы что – надеялись, что узнав от вас, будто бы жить ей остался месяц, она будет порхать от счастья?

– Но я не о ней говорил, – запротестовал Кирилл. – Яра просила консультации для своей знакомой.

– И ты ей, конечно, поверил? – начиная закипать, повысил голос я.

– Да ты кто такой вообще? – возмутился онколог.

– Муж, – зло выплюнул я.

– Чей? – опешил он.

– Ну не твой же!

Такое ощущение, что я его по больному этими словами задел. Он вскинулся, словно желая ответить аналогичной колкостью, но в последний момент благоразумие, видимо, возобладало. И все же следующая фраза прозвучала довольно эмоционально:

– Яра бы мне рассказала, если бы вышла замуж!

Я не понял, чего в его тоне было больше: какой-то детской обиды, совершенно не вязавшейся с этой горой мускулов, или желания себя же самого убедить в том, что это действительно так.

С меня хватило и того, что я главное услышал: во-первых, Кир – явно не её жених. А, во-вторых, такового у Яры, похоже, вообще нет.

Будь иначе – в обоих случаях он бы использовал другое утверждение. Хотя степень близости тут, вероятно, достаточно высокая, раз он уверен, что в подобные детали личной жизни его бы непременно посвятили.

Друг? Причём, не исключу, что в нее влюбленный – вон как дернулся, когда я про мужа заявил! Да и плевать! Главное, что у Ярки никого нет.

У Ярки… Ей, кстати, такая форма имени очень подходит: яркая она – это точно. Ещё бы тот огонь в глазах, что удалось разглядеть сперва, зажечь обратно…

– Давай с начала, – вклинился в мои мысли голос онколога. – Ты уверен, что результаты обследования принадлежат ей?

– Уверен.

Бумаги без имени, конечно, не доказательство, но чуйку не обманешь: правду она сказала именно мне, а не ему.

– Я – идиот! – простонал Кирилл.

– Согласен. Но ты можешь попытаться реабилитироваться.

– Не могу, – покачал головой он, заставив мои брови удивленно взмыть вверх, но, как оказалось, преждевременно. Потому что заметив это, он тут же пояснил: – Не могу, а должен! Я сейчас же поеду к ней и поговорю.

Теперь головой покачал я.

– Поговорил уже, хватит. Это, очевидно, после беседы с тобой её на кладбище потянуло? – я скорее не спрашивал, а утверждал.

– На кладбище? Но она говорила.., – недоумение в его взгляде сменилось на болезненное понимание, и хотя я был на него очень зол, но тут даже меня проняло: кажется, он, наконец-то, осознал, каких делов натворил своим неосмотрительным прогнозом. – Я же подумал… Сука, чувствовал ведь, что промолчать надо! Как лучше хотел, называется!

Со всей дури шарахнув кулаком по широченному стволу дерева, мимо которого проходил, он обернулся и посмотрел на меня с легко считываемой болью. Очень сомневаюсь, что в этот момент он почувствовал физическую – о, нет, сейчас его явно сжирала душевная. Мне даже злорадствовать на тему, что лучше бы башкой об этот ствол побился, резко расхотелось.

– Пойдем присядем, – кивнул я на одну из расположенных неподалеку скамеек. – Покумекаем, как дальше поступить так, чтобы не сделать ещё хуже.

Возражать он не стал, хотя погодка рассиживанию на сырых лавочках не особо благоприятствовала: с самого утра моросил мелкий противный дождь.

Заговорили не сразу. Яркин друг, терзаемый чувством вины, судя по мрачнеющему все больше выражению лица, продолжал погружаться в бездну персонального ада. Я же понятия не имел, как подступиться к вопросу, ответ на который мог лишить меня призрачной надежды.

Немного погодя он сменил позу: сел, облокотившись на колени, и, низко склонив голову. Я – напротив – сидел, откинувшись на спинку скамейки, подставив лицо холодным отрезвляющим каплям, и долго пялился в тяжелое свинцовое безмолвие небес.

– Может я Яринке смс отправлю? – как-то неуверенно предложил, наконец, Кирилл.

– Отправишь, – кивнул я. – Но сначала надо придумать, какое именно.И вот тут у меня к тебе вопрос: на основании чего ты дал ей такой прогноз и какова вероятность, что ты мог ошибиться?

– Если брать в расчёт результаты обследований, – а она так и просила сделать, – то практически нулевая. Там такие показатели, с которыми месяц – ещё весьма оптимистичный прогноз. С ними каждый прожитый день – уже огромная победа!

– Тебя послушать, так Ярка уже вовсю умирать должна, – зло бросил я, – а, между тем, я что-то не заметил, чтобы она без конца падала в обморок или как-то плохо выглядела.

С одной стороны у меня и не было пока возможности так уж прям детально её рассмотреть, но столь безысходно тяжелобольного человека, как он утверждает, должно быть видно невооружённым взглядом. Разве нет?

– В этом и коварство данной формы рака, – грустно кивнул он. – Его зачастую обнаруживают тогда, когда уже слишком поздно. Поскольку он до последнего позволяет человеку ощущать себя практически здоровым, проявляясь лишь не сильно выраженными и неспецифическими симптомами.

– Допустим. Но меня сейчас интересует другое. Что именно в тех показателях заставило тебя сделать выводы, что счёт идёт буквально на дни?

– Там много всего. Та же лейкоцитопения, отдаленные метастазы по всему организму. Операцию в таком случае проводить нет смысла, а химию просто нельзя. Замкнутый круг получается.

– Лейкоцитопения – это что? – неосознанно пытаясь спрятать проснувшийся страх и бессилие за незнакомым словом, сухо осведомился я.

Кирилл устало потёр лицо, ответил раздраженно:

– Зачем тебе? Ты ж не врач. Ни черта не понимаешь! Думаешь, если узнаешь значение термина, сразу помочь сможешь? И вообще – почему я должен обсуждать с тобой подробности Яриного диагноза? Про врачебную тайну слыхал?

– Да какая, к херам, там тайна?! – вызверился я. – Копии обследований сейчас у меня, так что ты мне только за термины пояснить и можешь. А заключение я и без тебя давно наизусть выучил. И да, ты вот хоть и врач, но тоже чё-то не до черта ей помог! – я помолчал и добавил уже совсем другим тоном: – Мы ведь оба заинтересованы в одном и том же. Так может будет логичнее объединить усилия, а не сраться, как два недоумка?

– Но ты мне, при этом, так и не ответил нормально, кем Яринке доводишься, – тоже как-то разом утратив прежний пыл, скорее машинально возразил он.

– Слушай, медицина! Раз пришёл к тебе и пытаюсь найти лазейку для Яркиного спасения, то, наверное, очевидно, что – не врагом? Или тебе обязательно приглашение на свадьбу своими глазами увидеть нужно? Так будет тебе и приглашение. Только для начала спасти её помоги!

– Где она сейчас? – насупился он.

– За город развеяться отвёз. Чтобы ты ненароком ей ещё чего-нибудь не сболтнул, – по большому счету даже и не соврав, ответил я.

– А откуда мне знать, что ты говоришь правду? Вон и телефон её почему-то у тебя.

– Так я маньяк просто, – усмехнулся я. – Маньяк-дурак. Похитил девушку, а сам к тебе приперся, чтобы тебе сподручнее в полицию заявлять было.

– Почем мне знать – может ты таким образом подозрение от себя отвести пытаешься? – проворчал он и без перехода добавил: – Ей в больницу надо, тогда у неё будет шанс.

Ой ли? Сам ведь говорил, что шансов практически нет. Или это он мне как раз проверку на маньяка пытается устроить?

– Вот и думай, как её на эту больницу уговорить, – пожал плечами я. – А пока думаешь, объясни мне про лейкоцитопению.

– Как несложно догадаться из названия, термин связан с, наверняка знакомыми тебе, лейкоцитами и означает их низкое содержание. При таких показателях, как у Яры, химиотерапию просто не назначают.

– Но их же можно как-то повысить до приемлемого для проведения химии уровня? – требовательно уточнил я.

– Можно-то можно, но именно для химии – смысла нет, – развел ручищами Кирилл. – Яре её все равно нельзя будет делать. Метастазы в головном мозге также являются противопоказанием.

– Чё-то я не понял, а выход-то тогда какой?! – мне казалось он несет полнейшую хрень: ну откуда у той цветущей внешне девушки, какой я и увидел Ярину, могут быть метастазы в мозге?!

Она бы в словах путалась, забывала всё, да хоть бы в тот же обморок свалилась. Какой бы там ни был рак у неё особенный, но какие-то же проявления должны быть, если мозг поражён?!

– Выход в том, чтобы ты как можно раньше привёз её в онкологию, – жёстко сказал Кирилл. – Проведем дополнительные обследования. Соберём консилиум и подберем лечение, подходящее для её конкретного случая.

– Привезти-то не вопрос – привезу, – остро глянул на него я. – Ты её в необходимости лечения после того, что наговорил, убеди сначала.

– По-хорошему ей бы, конечно, не у нас лечиться, но даже если удастся найти необходимую на это сумму, для начала все равно нужно стабилизировать состояние. Перелёт сейчас слишком для неё опасен.., – задумчиво произнёс он.

– Кир! – рассчитывая, что та форма имени, которую в отношении него употребляет Ярка, подействует отрезвляюще, рыкнул я.

И не ошибся. Взгляд его тут же прояснился, а лицо приобрело сосредоточенное выражение.

Он достал сигареты. Я последовал его примеру. Минут пять курили в полной тишине, а потом он сказал:

– Как думаешь, если скажу, что случай её “знакомой” не давал мне покоя, и я посоветовался с главврачом, а тот заявил, что я – болван – все напутал, и знакомая при должном лечении может прожить год, а то и дольше, Яра мне поверит?

– Про болвана все-таки лишнее, – со вздохом признал я. – А если по существу, то поверит, думаю, вряд ли. Но попытаться мы обязаны…

Бомба замедленного действия

В затылочную часть головы справа словно ввинтили гвоздь. Ощущение было до того неприятное, что хотелось немедленно его вытащить, но лекарства остались в сумке, та в машине, а машина уехала. Сквозь сон я слышала шум мотора, а когда много позже сумела-таких разлепить глаза, Рината рядом не обнаружила.

Значит не приснилось. Значит, и правда, уехал и увёз смерть кощееву, в смысле наоборот – моё спасение, с собой. Потому как “гвоздь” к тому времени уже царапал изнутри.

Я знала, что без обезбаливающих шутеечек моих мысленных ненадолго хватит. Это раньше я подобных болей не испытывала. А в последнее время они случались все чаще, приступы снимались тяжелее, и боль эта никогда не проходила самостоятельно и без таблеток имела свойство только усиливаться.

Впрочем, если брать в расчёт обнаруженные в мозге метастазы, то можно считать, что мне ещё повезло. Мне вон, если верить Киру, помирать со дня на день, а необходимости в сильнодействующих препаратах до сих пор не возникло.

Зато – очередная подстава судьбы! – совершенно неожиданно возникла необходимость в Ринате. Забавно, но ещё вчера я не сумела бы представить себе ситуацию, в которой буду мечтать поскорее увидеть его снова.

Уже зная, что от чрезмерной активности боль также может усилиться, вставать я не стала. Лежала, пялилась в покрытые лаком потолочные доски и даже не помышляла о побеге.

Ну какой побег? Я и спальню-то после пробуждения оглядела лишь мельком: неинтересно было.

Что-то нестандартное навроде запчастей от инопланетного корабля или хотя бы макет адронного коллайдера я тут вряд ли обнаружу, а то, что дом Рината просторнее и богаче моей старенькой однушки я и так вижу.

Ну так и смысл тогда менять одну тюрьму – причём более комфортную – на другую? Пусть и более привычную.

Я не помню, когда эти мысли о тюрьме возникли у меня впервые. Одно могу сказать точно: это произошло задолго до того, как я узнала о своём диагнозе и уж тем более они ни коим образом не относились к полученному вчера от Кира прогнозу.

И тюрьмой я, кстати, ощущала не конкретное место, а свою жизнь в целом. Просто в какой-то момент словно из ниоткуда появилось чувство, что душа моя в этом мире и этом теле заключена в качестве наказания, а освободиться она сможет не ранее, чем истечет срок заключения.

Бредовая версия, а как прижалась! Однажды родившись в голове, эти мысли уже не отпускали меня. Нет, не присутствовали постоянно, но нет-нет да всплывали.

Как знать: может они и запустили в моём организме раковый процесс? Мол, хотела свободы – вот тебе свобода! Этакий “комплимент” от судьбы…

А может наоборот: их как раз и спровоцировал уже активировавшийся, но ещё скрытый для меня рак. Мало ли что там воспаленному болезнью мозгу могло погрезиться…

Отчего-то вдруг вспомнилась вчерашняя фраза баб Веры. “Не дело это – прежде смерти умирать” – так она, кажется, сказала? Мол, пока жива – надо жить.

Вот только жила ли я вообще хоть когда-то, баб Вер? Жизнь ведь, наверное, не только физиологические процессы и повторяющиеся изо дня в день, давно уже ставшие механическими одни и те же действия?

Если мне не удалось осуществить свою самую заветную мечту; если жизнь, какой бы я хотела жить, не имеет с реальной ни единой точки соприкосновения; если в имеющейся у меня ее версии я никак не могу углядеть чего-то действительно настоящего; если вся она – один сплошной обман и фальшивка, то вот правда – а жила ли я вообще?

И как тогда понимать словосочетание “надо жить”? Продолжать в том же духе или напоследок как “зажить”, как “зажить” по-настоящему?

Слышала я не раз о подобном, когда люди со смертельным диагнозом, наконец, начинали делать то, что всегда хотели: путешествовали, получали новые впечатления или осуществляли старые желания.

Но в моем личном списке попросту нет чего-то на самом деле стоящего, что я могла бы сделать за месяц. Знаменитой актрисой, как хотела, за это время не станешь. Да и настоящей любви не обретешь – тоже.

Тогда в моём случае это “надо жить”, возможно, означает искать счастье, пока ещё можно, в солнечном свете, птичьих трелях и журчаньи ручьев? Так я за это все вроде как и не цепляюсь. Ну, не будет этого для меня – и бог с ним! Я об этом уже как бы и не узнаю.

По правде признаться, мне и уходить-то не страшно: всё равно же, когда черта будет пройдена, ни я – во всяком случае в этом воплощении, – ни мир этого даже не заметим.

В общем, неправильная я какая-то, баб Вер: никаких причин цепляться за жизнь не нахожу!

Мысль эта, стоило её осознать, подействовала на меня самым неожиданным образом. Вот только что вроде лежала уверенная в том, что всё – тлен и пустота, не заслуживающая моего внимания, а в следующее мгновение вдруг четко поняла, что кое-что мне сделать всё-таки хочется.

Прямо сейчас. Пока не вернулся Ринат, и пока я сама еще в состоянии сползти с кровати. И пусть жажду жизни таким способом не воротишь, но хоть моральное удовлетворение испытаю!

Ринат же сам отозвался обо мне, как о бомбе замедленного действия. Вот, будем считать, что детонатор – или что там должно быть у бомбы? – сработал.

Мрачно хихикая про себя, – не все ему надо мной измываться! – я отправилась на поиски кухни. Было опасение, что раз Ринат – холостяк, то питаться он может вне дома, и поэтому нужного мне для проведения “спецоперации” ингредиента я попросту не обнаружу. Но тут – в кои то веки! – поганка судьба оказалась ко мне благосклонна.

Прихватив перечницу, а немного подумав, и солонку, я переместилась в ванную и вот там оторвалась по полной.

Соль я подсыпала в тюбик с пастой, а перец щедро добавила и в гель для душа, и в шампунь, и в гель для бритья. Пользуйся, Ринатик: мне для тебя ничего не жалко!

В этот момент я бы непременно разразилась смехом злобной гиены – хм… они вообще смеются? – но усилившаяся от движения головная боль испортила весь эффект от предвкушения.

Больше всего сейчас хотелось вернуться в уютную постельку, наплевав на все свои мстительные порывы, но из чистого упрямства я поплелась дальше.

Ну в самом деле – что там этот перец в шампуне? Промоет волосы водичкой – и вся недолга. Шалость уровня детсада. Душа же требовала чего-то такого, что Ринат запомнит если уж не навсегда, то хотя бы на действительно длительный срок. Такого, что он, может быть, вспомнит и тогда, когда меня самой уже не будет.

В трусы ему что ли этого перца насыпать? Фу – нет уж: рыться в его нижнем белье я не стану даже во имя такой благой цели!

Но каким-то образом испортить одежду – идея неплохая. Домик у него вон какой шикарный. Такой вряд ли сможешь содержать на зарплату рядового рабочего. Значит Ринатик у нас, скорее всего, либо ББ в чужом бизнесе, то бишь большой босс, либо свой имеет. И в том, и в другом случае внешний вид – это его визитная карточка.

Вряд ли он может себе позволить явиться на какую-нибудь деловую встречу в майке и трениках.

Вообще-то за порчу брендовых костюмчиков, какими они у него, наверняка, являются, можно и отхватить, но это если подойти к вопросу без фантазии. А мы ж не такие. Башка хоть и трещит нещадно, но кое-что пока ещё соображает.

Скажем, у обуви можно связать между собой шнурочки. Таким образом и докопаться Ринатику будет не до чего – сама же она, при этом, не пострадает, – и нужного результата я достигну.

Этим я и занималась ближайшие… хотела сказать полчаса, но нет – в действительности гораздо больше: обуви у хозяина дома оказалось столько, что половине квартала хватило бы одеться!

Уже связанные пары я тут же аккуратно возвращала на место, так что смею надеяться, что до поры до времени мое вмешательство останется незамеченным.

Нужно ли уточнять, что к концу диверсии чувствовала я себя как битум, по которому только что прошелся асфальтоукладчик?

Встав с пола, прямо на котором сидела, я едва не грохнулась обратно. И причиной тому стало внезапное и весьма сильное головокружение: в последнее время они тоже донимали меня всё чаще.

Представив, что лишилась бы чувств прямо посередь этого обувного богатства, я невольно содрогнулась. Вот бы картинка была: Ринат возвращается, а я тут лежу, зарывшись носом в его ботинки! Бомба недоделанная…

Пришлось “ползти” обратно в спальню, и по моим ощущениям обратный путь занял куда больше времени. В голове адски пульсировал гребаный “гвоздь”, и все же когда взгляд мой совершенно случайно упал на подоконник, я возликовала. И не сумела удержаться от очередной диверсии.

Да и как, если на подоконнике все уже словно специально было для неё подготовлено? Перчатки, ножницы и кактус – готовый же набор диверсанта, ну!

Ума не приложу, зачем Ринату – или кто тут ухаживает за его кактусами? – понадобились ножнички, но вот мне они точно пригодятся!

Однако прежде чем приступить к задуманному, я убедилась, что шкаф возле стены полон хозяйской одежды.

В первую очередь меня интересовали брюки, и я без проблем их обнаружила внутри. Схватив первые попавшиеся, я вернулась к окну, вывернула их наизнанку и положила на стоявшее неподалеку кресло.

Теперь самое главное.

Надев перчатки, я взяла в одну руку горшок с кактусом, а во вторую – ножницы и принялась острой стороной лезвия соскабливать колючки прямо на брюки. Колючки мелкие, так что по идее должны зацепиться за ткань.

Я бы ему так все брюки попортила, но на подоконнике не нашлось столько кактусов. “Брить”-то их пришлось только с одной стороны, чтобы потом её, изрядно полысевшую, повернуть к стеклу, тем самым скрыв следы своего вандализма.

Но ничего – так даже интереснее. Если все не выкинет, то каждый раз сюрприз будет: которые брюки с колючками, которые – без.

В лучших своих традициях все, что брала, я аккуратно развесила обратно на вешалки в том же первоначальном порядке. И это не такое уж и сложное в обычном состоянии занятие отняло у меня последние силы. Забираясь в постель, я даже раздеваться не стала. Тут, правда, ещё и из вредности. Надеюсь, суеверного Ринатика кондратий хватит, когда он увидит этакое-то непотребство.

Я закрыла глаза и попыталась отключиться, но разрывающая голову на части боль этому не способствовала.

Стоит признать, что насчет Ринатика и желаемого ему “кондратика” я блефовала. В действительности я ждала его с таким нетерпением, за какое в иной ситуации мне должно было бы стать стыдно.

Время не двигалось. Секунды, словно увязнув в вечности, никак не желали складываться в минуты, приближая момент возвращения моего теперь уже и невольного мучителя.

В голову лезли страшные мысли. Что если с Ринатом что-то случится, и он не сможет вернуться? Как я уже сказала, смерть сама по себе не очень-то меня и пугала. Тем более что запаса продуктов, обнаруженных мной на кухне на ближайший месяц точно должно хватить. Так что смерть от голода, даже если Ринат не вернётся, мне не грозит.

Но вот терпеть такую адскую боль я не умею совершенно. У меня вон уже сейчас слезы текут, а что будет если Ринат не явится? Да я, наверное, просто сойду с ума. А мне благодаря этому козлине даже скорую не вызвать.

Только и осталось, что вопреки логике молиться о том, чтобы “козлина” вернулся в самые кратчайшие сроки, ведь таблетки не действуют мгновенно. С такой интенсивностью приступа это ещё не меньше часа придётся ждать, пока боль стихнет.

Видать, у судьбы сегодня было хорошее настроение, поскольку не прошло и пяти минут, как я об этом подумала, а с улицы уже донесся благословенный шум мотора.

Если бы я могла, то неслась бы Ринату навстречу сломя голову – то-то бы он, наверное, удивился! Однако в действительности меня не хватило даже на то, чтобы, заслышав его шаги, приподнять голову от подушки.

Однако то, что я лежала на боку, лицом к дверям, позволило мне тотчас же, как Ринат в них появился, заметить главное: свою сумку в его руке! Точно говорю: у судьбы сегодня было отличное настроение.

Как иначе объяснить ещё и то, что при виде меня хозяин дома не начал, как накануне, глумиться, а в несколько широких шагов преодолев комнату, склонился надо мной и встревоженно спросил:

– Яра, что случилось? Тебе плохо?

– Таблетки в сумке.

Потом, когда боль пройдёт, я обязательно упрекну его в том, что по его милости мне пришлось так невыносимо страдать, а сейчас я не нашла в себе силы даже на объяснение.

Порадовало, что сориентировался Ринат мгновенно. Вытряхнув содержимое сумочки на одеяло возле меня, и, каким-то образом безошибочно определив, какие именно таблетки мне нужны, он схватил одну из упаковок и уточнил:

– Эти?

Не успела я, кажется, ещё даже кивнуть, как Рината уже и след простыл. Впрочем, вернулся он столь же молниеносно. Со стаканом воды. Неужели так сильно боится прежде времени остаться без самим же выдуманной жены?

Больше Ринат у меня ничего спрашивать не стал. И даже за то, что лежу на белье в уличной одежде не предъявил. Молча прочитав инструкцию от выпитого мной лекарства, сгреб содержимое моей сумочки обратно, лег рядом и бережно привлек меня к себе. Удивительно, но руку он, при этом, положил мне именно на ту часть головы, которая болела.

А что ещё того удивительнее: боль под его рукой начала тут же стихать. Причём, эффект оказался настолько силён, что я даже незаметно для себя умудрилась провалиться в сон.

В тот момент, когда он начал высвобождать руку, я, кажется, проснулась, но не до конца.

– Ты куда? – спросонья даже толком не вспомнив, нашу с ним ситуацию, пробормотала я.

– Спи. Не нужно волноваться. Я ненадолго. И буду рядом. Просто схожу в душ.

В душ? Ну, ладно. Я уже начала проваливаться обратно в сон, когда до меня, наконец, дошло.

Что? В душ?! О, нет!

Но было уже поздно…

Не будь я спросонья, да ещё после приступа, который выжал мои силы досуха, вместо того, чтобы предаваться этической дилемме – стоит ли предупредить Рината о моей маленькой шалости, я вспомнила бы о где-то здесь брошенной сумке. В которой, возможно, обнаружился бы и телефон. Но, увы, об этом я подумала гораздо позже.

Сейчас же во мне совершенно несвоевременно проснулась совесть. Ринат же, как увидел, в каком я состоянии, буквально с порога спальни бросился меня спасать.

С другой стороны если бы он не забрал сумку…

Впрочем, он ведь мог ограничиться таблеткой и стаканом воды, а не согревать меня в своих объятиях, держа руку на болючем месте.

Но опять же… вчера он только и делал, что надо мной глумился. И похитил. А сегодня бросил одну не просто без помощи, но даже и без возможности таковую вызвать.

Вот тут-то мне бы и вспомнить про сумку, но мечущаяся между желанием предупредить Рината и мстительной мыслью, что перчик пойдёт ему только на пользу, я опять не сообразила.

Время для выбора первого варианта катастрофически утекало – ещё немного и будет уже неактуально, – и я, так и не сумев определиться, как правильнее, решила остановиться на нем.

В конце концов у меня ведь в рукаве помимо этого козыря, ещё два припрятано.

Правда, услышав в ванной шум воды, я подрастеряла свою уверенность и едва не повернула назад, однако в последний момент всё же заставила себя постучать в дверь.

Плеск воды тотчас прекратился, а следом я услышала весёлый, хоть и несколько удивленный, голос Рината:

– Яра? Решила присоединиться? Отличная мысль! Заходи, я не запирался.

Судя по бодрому тону, не похоже, что он уже успел воспользоваться одним из моих чудо-средств. Значит я вовремя.

Вот только его похабное предположение как-то поубавило желания сознаваться. Может зря я в нем что-то действительно человеческое пытаюсь рассмотреть? Свойственно ли оно ему в целом? Если он способен на сочувствие лишь когда человек находится при смерти, то мне что теперь постоянно полумертвой прикидываться, чтобы заслужить его снисхождение.

Накрутив себя подобным образом, я все-таки развернулась, чтобы потихоньку ретироваться. Тогда-то и услышала звук открывающейся двери и почти одновременно с ним голос Рината за своей спиной:

– Яра? А ты чего приходила-то?

Ага, испугался! Вон уже и голос опять приобрёл встревоженные нотки.

Блин! И просто так уже не уйдёшь…

Даже не подумав, что из душа он может выйти раздетым, я повернулась к нему и сдавленно охнула.

Нет, вокруг бедер Рината было обернуто полотенце, так что тут конфуза не случилось. Хотя как раз сейчас я и сообразила, что мог бы.

Конфуз состоял в другом: его мокрые волосы покрывала сплошная шапка из пены. Очевидно, от того самого шампуня. Упс!

– Впечатлена моей красотой? – подмигнул этот мачо недоделанный, и я уже в который раз за последние пять минут раздумала его предупреждать.

Вообще-то да. Его поджарое тело без грамма лишнего жира, крепкое и мускулистое, смотрелось весьма сексуально, но это последняя вещь на земле, в которой я ему признаюсь.

– Да я, собственно, хотела просто узнать, как у тебя дела, – светским тоном сообщила я. – Но уже вижу, что все прекрасно, так что пойду, пожалуй.

– Ты сама-то как? Голова прошла? – догнал меня на полпути его голос.

Вроде бы да, а по факту, видимо, куда-то не туда она прошла, раз бросилась его спасать!

В спальне после этого нелепого разговора он появился чуть ли не через минуту. Когда хоть и волосы промыть успел? Да и успел ли? Почесывается вон беспрестанно. Кажется, перчик-таки подействовал.

– Кстати, не до того раньше было, вот и не сказал: тебе на телефон смс какое-то пришло.

– А телефон где? – тут же “сделала стойку” я.

– Так в сумке все это время был, – Ринат кивнул на то самое кресло, где я с помощью кактусов разворачивала свою диверсию.

И вот только тогда до меня дошло, как непростительно я лопухнулась.

Первым порывом было тут же броситься к ней, но, глянув на обманчиво-расслабленного Рината я не стала этого делать: если он захочет меня остановить, то вряд ли скорость станет моим преимуществом. Поэтому нацепив на себя максимально независимый вид, я гордо выпрямила спину и неспешно двинулась кресло. Смутило, что Ринат, при этом, так и не предпринял попытки мне помешать.

Причину я поняла, когда попыталась разблокировать мобильник, но не преуспела. Удивленно оторвав взгляд от телефона, я подняла голову и встретилась с искрящимся весельем взглядом Рината. Выражение лица у него было такое, словно он безнаказанно провернул особо удачную шалость и теперь наслаждался результатами своей проделки.

– Что это значит? – холодно поинтересовалась я.

И пусть только попробует сделать вид, что он тут не при чём!

– Всего лишь небольшая мера предосторожности, не более того, – даже и не подумав отпираться, с готовностью “пояснил” гаденыш.

– Предосторожности? – тут же закипая от его невыносимой наглости, переспросила.

– Да. Не хотелось, чтобы ты сотворила какую-нибудь глупость, о которой впоследствии тебе пришлось бы жалеть.

– Какую-то новую? Помимо той, когда села в твою машину? – желая его уязвить, уточнила я.

Не прокатило. Он подошёл ко мне. Мягко забрал ставший бесполезным гаджет и преспокойненько разблокировал его с помощью своего отпечатка пальца. Однако прежде, чем возвратить сказал как бы между делом:

– Когда смс-ка та пришла, я, каюсь, – тут он явно врал, поскольку тон его от раскаяния был совершенно точно далек, – не удержался и выяснил, что за товарищ тебе пишет. Оказалось, онколог. Предполагаю, тот самый, который ляпнул тебе про месяц жизни. Не знаю, кем там он тебе приходится, зато выяснил другую интересную вещь. Представляешь, он хоть и не женат, а ребенок у него, тем не менее, имеется!

Ринат умолк и многозначительно на меня уставился. Во время всей своей речи он чесался так, будто обзавелся вшами, но сейчас мне было как-то не до пустяков. Поскольку этот “секрет” про сына друга был прекрасно мне известен. Но не хочет же Ринат сказать…

– Про ребёнка Кира это ты к чему сказал? – честное слово – в эту секунду я готова была наброситься на него и растерзать голыми руками.

– К тому, что мальчишка по причине раздельного проживания отца и матери, и так не избалован вниманием первого, а если батя внезапно исчезнет насовсем, то станет как-то уж совсем не хорошо, не считаешь? Боюсь, что и для города в целом это будет невосполнимая утрата. Говорят, у хирурга этого руки золотые. Сколько жизней он спасает ежедневно? Ты ведь понимаешь, к чему я это говорю? – протягивая мне телефон, уточнил Ринат.

Стыдно признаться, но когда он намекнул, что в случае моего “неразумного” поведения пострадает Кир, а не его сынишка, я испытала немалое облегчение.

– Понимаю, – процедила я, взяла телефон и, не сдержавшись, добавила: – Очень надеюсь, что твоя бабушка, умерла не от рака.

– Какая бабушка? – в его сдавленном голосе изумления было столько, что я даже оторвалась от экрана и вновь посмотрела на него. Странно: бледненький он какой-то стал, словно поганка.

– Которую ты вчера собирался навестить на кладбище.

Побледнев ещё больше, он вытаращился на меня во все глаза, а потом внезапно закашлялся.

– Что с тобой? – осторожно поинтересовалась я.

Неужели угадала? Так может в этом все дело и его повышенный интерес ко мне вызван пережитым горем и возникшей в связи с этим ассоциацией?

Вдруг он не смог помочь бабуле и винит в этом себя, отчего теперь твердо вознамерился причинять добро мне? Надеюсь тогда, что врачей он в произошедшем не винит? Да нет, в этом случае он бы уже сотворил с Киром что-то нехорошее, а не пытался бы меня этим шантажировать.

Пытаясь успокоить себя подобным образом, я как-то и не подумала, что такая реакция Рината может быть вызвана совершенно иными причинами. И тем более не отнесла её насчёт той, как я считала, невинной шалости, о которой уже успела напрочь забыть. Как выяснилось, зря.

– Воды, – прохрипел Ринат, хватаясь за горло.

В ужасе метнувшись к графину, оставленному им на столике возле кровати, я, наконец, сообразила, что у него, возможно, возникла аллергия на перец. Вот ещё только убить его для полного счастья мне и не хватало!

Положив телефон, в который так и не успела заглянуть, тут же на столик, я трясущимися руками плеснула в стакан воды и вернулась к Ринату. И хотя внешне он выглядел вроде бы как обычно, но по тому, с каким трудом он сделал первый глоток, я поняла, что дело плохо.

– Ты аллергик? – вконец переполошилась я.

– У тебя есть таблетки? Только сейчас вспомнил: мои закончились, – слова давались ему с не меньшим трудом, а я от охватившей паники никак не могла взять в толк, что он от меня хочет.

Наверное, целую минуту соображала, прежде чем до меня дошло. Беда заключалась в том, что в моей личной аптечке ничего подходящего не было. А тем временем состояние Рината заметно ухудшилось, о чём явно свидетельствовал свистящий звук при вдохе. И единственным верным решением в такой ситуации показалось вызвать скорую.

– Какой тут адрес? – подлетая обратно к столику, выпалила я. Схватила телефон, и, как назло, его экран тут же погас.

Грязно выругавшись, я обернулась к Ринату, чтобы как раз успеть поймать момент, как он не то без сил, не то без сознания ничком рухнул на кровать. А за секунду до этого из его ослабевшей руки выпал стакан.

Не представляю, каким чудом он не разбился, но вот эта картинка, как он катится по полу, расплескивая недопитую воду и как следом падает сам Ринат, стоп-кадром встала перед моим взором.

– Эй! – я даже не поняла, как оказалась рядом и схватила Рината за запястье. – Только посмей умереть!

Его кисть безвольно обвисла в хватке моих пальцев, но сам Ринат пока ещё дышал.

– Очнись. Да очнись же! – принялась тормошить его я, но так как ожидаемого эффекта это не дало, то, не успев взвесить, будет ли следующее решение хорошим, я от всей души залепила ему пощёчину.

Силенок во мне, конечно, кот наплакал, но голова Рината всё-таки мотнулась в сторону, а занесенную для второго удара руку он тут же перехватил. Одновременно с тем укоризненно на меня глянув. И я ещё только соображала, что взгляд этот для человека, секунду назад пребывающего без сознания, чересчур осознан, а мы уже поменялись местами. В том смысле, что дернув меня на себя, Ринат перевернул меня на спину, а сам навис сверху.

– Когда тебе было нехорошо, я не использовал такие варварские методы.

Его ясный незамутненный взгляд и ровный голос, которым была произнесена эта фраза, лишь подтвердили мою догадку: Ринат обманул меня, разыграв целый спектакль.

– У всех свои методы. Как видишь, мой тоже оказался вполне эффективен, – язвительно отозвалась я, параллельно пытаясь высвободиться из его хватки.

Вот только кто бы мне позволил!

– Так и будем лежать? Или может ты меня уже отпустишь? – предпринимая очередную бесполезную попытку, холодно поинтересовалась я.

Чувствовала я себя в этот момент максимально неловко. И не столько из-за своей детской выходки, которая, и правда, могла привести к трагедии, сколько из-за будоражащей близости по сути незнакомого мужчины. В отношении которого испытывала целый коктейль противоречивых эмоций. Но что удивительно – эта близость, сильная, но не причиняющая боли, хватка рук не были неприятны.

– Отпущу, если поцелуешь, – заявил нахал без тени смущения.

– С каких это рыжиков?! – возмутилась я. – Мало того, что ты чуть не довёл меня до инфаркта, так ещё и поцелуй его! А не обнаглел ли ты, мальчик?

– Ничуть. Более того у меня имеется целых две причины требовать выполнения этого условия, – весело фыркнул он.

– Это какие же? – сощурилась я. – Наглость и беспардонность?

– Не-а. Первая – в качестве компенсации за ту херню, что ты мне добавила в шампунь. А вторая… ну, надо же нам порепетировать перед свадьбой!

– Не дождешься! – если услышав первую причину, я не выдержала и отвела-таки взгляд, то вторая тут же заставила забыть об угрызениях совести.

– Ну, вот что с тобой будешь делать? – усмехнулся Ринат. – Ладно, я не гордый: сам поцелую…

Шоковая терапия

Само собой я попыталась увернуться. А то, что не больно-то активно, так у меня на то есть оправдание. Нет, даже два.

Во-первых, я ещё не до конца восстановилась после недавнего приступа, а, во-вторых, только что пережитый за Рината страх меня вымотал окончательно.

Как назло оказалось, что целуется гад просто улетно. И это заставило меня прекратить последние вялые попытки сопротивления.

Целовал он долго и нежно, так увлекшись, что в какой-то момент у меня даже сложилось ощущение, что названные им причины были надуманными с самого начала. По правде сказать, я и сама абсолютно потерялась во времени.

Однако признать, что мне понравилось, было выше моих сил, поэтому, когда он всё-таки оторвался от моих губ, я со скучающим видом уставилась в потолок и тоном сварливой тетки изрекла:

– Да уж! Целоваться ты не умеешь совершенно. Еле дождалась, когда закончишь.

Ринат окинул меня насмешливым взглядом.

– Это поэтому ты отвечала с таким жаром?

Кто? Я?! Да вот вообще ни разу! Успев в последний момент сообразить, что попытка возмутиться только выдаст меня с головой, я кивнула и сменила тон на снисходительный:

– Именно. Хотела тебя хоть немного подучить, но, как показала практика, пустое это занятие. Бесполезное.

– Что – вот прямо совсем-совсем все плохо? – огорчился Ринат.

Тут бы мне обратить внимание на несоответствие его печального тона азартному блеску глаз – да куда там: мстительное желание уязвить напрочь лишило способности подмечать детали!

– Отвратительно! – радостно подтвердила я.

Он смерил меня плотоядным взглядом, и лишь тогда я заподозрила неладное. Но было уже поздно.

– Что ж, в таком случае придётся повторить урок, – притворно вздохнул он и поцеловал меня снова.

Ещё нежнее, ещё чувственнее, ещё головокружительнее.

– Прежде, чем ты теперь ответишь мне, попрошу учесть, что учиться я готов до тех пор, пока у меня не станет получаться хорошо, – прервав поцелуй спустя какое-то время, предупредил он. – Так что скажешь? Как тебе на этот раз?

Блин, типа он самый хитрый что ли? А это мы ещё сейчас посмотрим!

– Увы, но думаю, пытаться и дальше нет никакого смысла, – и, не дожидаясь пока он набросится на меня в очередной попытке доказать свое мастерство, я поспешила уточнить: – бывают, знаешь ли, случаи, когда человек необучаем. Твой – как раз такой, – и, чтобы уж наверняка не оставить ему ни единой лазейки, добавила: – а я уже есть хочу!

Удивительно, но чтобы смутить Рината оказалось достаточно одной этой последней фразы. А я-то тут как только не изгалялась!

– Прости. Вот я балбес, – тотчас выпустив меня из своей стальной хватки, пробормотал он. – Ты, наверное, не завтракала даже?

А то мне было когда! Я тут так-то ему всякие пакости готовила – мне не до пустяков было.

– Я мигом, – заверил он, в долю мгновения оказавшись возле двери.

– Псс… телефончик ещё разблокируй мне, – самым невинным тоном напомнила я.

Который, впрочем, не смог сбить Рината с толку.

– Разумеется, – усмехнулся он. – Такой благоразумной девушке, которая не станет рисковать благополучием своего приятеля понапрасну, отчего бы и не пойти навстречу.

Не станет-то не станет: я ведь даже приблизительно не знаю, где нахожусь. К тому же, насколько я могу судить, здесь мне пока ровным счётом ничего не угрожает. Но!

Если я не собираюсь подставлять под удар друга, то это ещё не значит, что мне не по силам сделать невыносимой жизнь недруга…

– Ой! А мне ведь ещё на работу позвонить надо, – вспомнила вдруг я.

– Нафига? – вложив в мою подставленную ладонь разблокированный телефон, вытаращился на меня Ринат. – Ты с этим твоим прогнозом еще и ходить на нее планировала?

– Нет. Но нужно же предупредить, чтобы нашли замену.

– Не переживай. Я уже предупредил.

– Вот как? И что же ты сказал? – чувствуя, как вновь начинаю закипать, вкрадчиво поинтересовалась я.

– Правду, – пожал плечами Ринат. – Что ты вышла замуж и твой муж, то есть я, позволяет тебе не работать вовсе.