Читать онлайн Сценарная драматургия. Введение в курс для хореографов бесплатно

Театр. Балет. Антитеатр

На ярмарке скоморох стал подражать хрюканью поросенка — он это делал так искусно, что все кругом, придя в восторг, стали громко ему аплодировать.

Тогда крестьянин побился об заклад, что пропищит так же хорошо: он спрятал под одеждой живого поросенка и стал щипать его — поросенок, конечно, завизжал, но крестьянина ошикали: «Что тут делать! — говорит Коклен. —

Поросенок, наверно, пищал хорошо, но безыскусственно»

А. Таиров

Театр (от греч. θέατρον – место для зрелищ, зрелище) – вид искусства, специфическим средством выражения которого является исполняемое перед публикой сценическое действие. Буквально «драма» переводится как «действие совершающееся», а не свершившееся (то есть совершающееся в настоящий момент на глазах у зрителя). Театр стоится на принципах драматургии. Изначально слово «драматургия» (греч.) обозначало у древних греков исполнение дифирамбов в религиозных празднествах Вакха. Позднее под этим понятием стали подразумевать искусство постановки пьесы (применительно к драматическому театру) на сцене. Хотя понятие драматургии изначально возникло в недрах драматического театра, оно заимствовалось другими искусствами. Однако каждое из искусств понятие драматургии и ее законов переосмысляло в соответствии со своими средствами выразительности.

В общетеатральном смысле можно сказать, что драматургия – определенные принципы построения действия, по ходу которого раскрывается конфликтное противостояние сторон и создается эмоциональное вовлечение зрителя в происходящее на сцене. Это позволяет уподобить театр «созданию архитектуры событий».

Балет (франц. ballet; от итал. balletto, уменьшит. от ballo – «танец», «бал»; от позднелат. ballo – «танцевать»), как искусство театральное, также подчиняется законам драматургии (от греч. «действие» совершающееся, а не совершившееся) и представляет собой синтез искусств (хореография, музыка, сценография, исполнительское искусство, литература при наличии литературного первоисточника). В отличие от драмы, где действие движется и управляется посредством слова, в балете основная образно-смысловая нагрузка ложится на хореографию, которая в свою очередь раскрывает эмоционально-образное содержание музыки.

Традиционно под балетом понимается европейское балетное искусство, формировавшееся на протяжении XVI—XIX вв. Балет возник как придворное зрелище, развиваясь в единой связи с оперой и драмой. К середине XVIII века с реформами Ж.-Ж. Новерра он стал самостоятельным видом искусства. Постепенно балет выработал свои выразительные средства – танец и пантомиму. В каждый период развития танец и пантомима обретали различную форму, находились в разном соотношении, но функции их были неизменны: пантомима раскрывала сюжетную линию, танец переводил ее на обобщенный музыкально-пластический язык. С деятельностью Новерра связано закрепление такого средства хореографической выразительности как действенный танец, в котором танец и пантомиму невозможно отделить друг от друга.

Балеты классифицируют по различным признакам. К примеру, в зависимости от господствующего на момент появления балетного спектакля художественного направления, среди них можно выделить романтические (балеты Ф. Тальони, Ж. Коралли, Ж. Перро, А. Бурнонвиль), академические (балеты Мариуса Петипа), балеты «серебряного века» (Михаил Фокин, Александр Горский), балеты советского периода. Однако проблема классификации балетных спектаклей на основании принадлежности к художественному стилю или эпохе не до конца разработана теоретиками балетного театра. Возможно разделение на основании танцевальной техники (классический, неоклассический, современный), жанровой принадлежности (балет-комедия, балет-трагедия), наличия сюжетной основы (сюжетный, бессюжетный, программный).

Хореограф Г. Д. Алексидзе на базе сменяющихся художественных стилей предложил своё видение этапов развития балетного искусства. Классификация, хотя и завершается началом XX века и не включает такие знаковые явления как советский драмбалет, западную и отечественную хореодраму на основе литературы, опирается на два принципа постановочного мышления: на базе сюжетной драматургии и с опорой на музыкальный и хореографический симфонизм без конкретного сюжета.

«Первый балетный спектакль носил характер синтетического действа, состоял из текста, декламации, хореографии, пения, которые составляли части единого целого. В одном из первых балетов «Комедийный балет королевы, или Миф о Цирцее» – уже четко прочерчена драматургическая разработка спектакля. Пантомимная партия Цирцеи с жезлом, которая могла своей волшебной силой усыпить вокруг все живое, являлась прототипом партии феи Карабос. Битва между Цирцеей, главными героями и богами была решена хореографическими средствами. Это первый действенный балет в истории балета. В итоге победа добрых сил над злыми, победа Аполлона и Амура над Цирцеей освобождала действующих лиц от колдовства.

Второй тип спектакля содержал фигурные танцы, где была разработана хореография солистов и кордебалета. Это именно тот тип танца, из которого родился впоследствии бессюжетный балетный спектакль, а позже – танцевальная симфония. В то время также бытовали хореографические сюиты, которые представляли собой цепь хореографических миниатюр и инструментальных бытовых танцев.

Третий тип зародился во время реформаторов Новерра и Анджолини, то есть во времена классицизма – балеты-пантомимы с ориентацией на поэтику Буало, основными канонами которых являлось триединство: единство места, времени и действия. Это тип развернутых драматических балетов с хорошо разработанной сюжетной канвой. Например, если взять либретто Новерра к балету «Медея и Язон» и поставить его сегодня, получится типичный спектакль в стиле драмбалета. В «Дон Жуане» Глюка-Анджолини больше внимания уделено музыкальной драматургии. Предмет вечного спора между Анджолини и Новерром заключается в разных подходах этих балетмейстеров к драматической и музыкальной основам спектакля.

Четвертый тип переносит нас в эпоху преромантизма. Многообразие интересов хореографов выражалось в их обращении к средневековой тематике, историческим хроникам, античной мифологии и литературе и, наконец, к произведениям современных авторов. Не прошла мимо балета и появившаяся в то время слезливая драма сентиментализма и модное направление жанра водевиля. Самыми крупными хореографами того времени являлись: Жан Доберваль, Шарль Дидло, Пьер Гардель.

Пятый тип балетного спектакля – это балет эпохи романтизма, который развивался в двух направлениях:

– мистический романтизм, который строился на контрасте реального и фантастического миров и подарил балету такие шедевры, как «Сильфида», «Жизель»;

– героико-драматический спектакль, основанный на сюжетах выдающихся литературных произведений. Это такие балеты, как «Эсмеральда» в постановке Ж. Перро на сюжет романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери» и «Корсар» в постановке Мазилье на сюжет одноименной поэмы Байрона. Наиболее значимые балетмейстеры той эпохи – Ф. Тальони, Перро, Коралли, Мазилье.

Шестой тип балетного спектакля – это эпоха академизма, нашедшая выражение в творчестве Сен-Леона, Петипа и Бурнонвиля. Кульминацией развития этого стиля стали балеты-феерии Мариуса Петипа («Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Баядерка», «Раймонда»).

Дальнейшая эволюция типов балетного спектакля происходит в начале XX века не без влияния Петипа, который первым поставил одноактные балеты с тенденциями к разработке новой драматургии («Испытание Дамиса», «Времена года»). Новая плеяда хореографов-антагонистов, во главе которых стоял выдающийся балетмейстер М. Фокин, продолжили и завершили эту эволюцию.

Можно сказать, что есть некая связующая нить между реформатором Новерром и балетмейстерами XX века: снова в спектакле главенствует драматургическое начало, единый синтез всех компонентов спектакля-музыки, драматургии, сценографии и хореографии. Самыми яркими представителями этой эпохи были Фокин, Нижинский, Нижинская, Мясин, ранний Баланчин.

Далее мы сталкиваемся уже с бессюжетным типом хореографических сюит, наиболее ярким примером которых является «Шопениана» Фокина.

Затем следует великая реформа хореографического искусства, начало которой положил выдающийся балетмейстер Ф. Лопухов. Он первым сформулировал принципы симфонического танца, основанные на принципе музыкальной драматургии, глубоком изучении партитуры и отображения тембрового звучания инструментов в хореографии. Самым выдающимся представителем жанра танцевальной симфонии стал Д. Баланчин, в творчестве которого неоклассический стиль хореографии достиг кульминации своего развития»1.

Сейчас хореографы балетного театра продолжают работать либо в направлении балета-пьесы (хореодрамы) с главенством сюжетного начала, либо балета-симфонии с опорой на музыкальную драматургию, которая вдохновляет на сочинение инструментальной хореографии разной степени виртуозности. Существует также линия реконструкции и восстановления спектаклей классического наследия и прошлого, которая берет начало в творчестве хореографов XIX века. Представители этой линии в XX—XXI вв. – Ф. Лопухов, К. Сергеев, П. Лакотт, Н. Долгушин, С. Вихарев, Н. Воскресенская, М. Мессерер, Ю. Бурлака, А. Ратманский.

Развитие свободного танца, который предвосхитил возникновение танца-модерн в первой трети XX века и развитие линии contemporary dance с 1970-х гг., расширило спектр пластических средств и в балетном театре. Вместе с тем, оно оказало влияние и на каноны балетной драматургии.

Это закономерное обогащение выразительных средств в балете шло с начала XX века. Наиболее показательный пример – увлечение М. Фокина исполнительским творчеством Айседоры Дункан, вставшей у истоков свободного танца. Под впечатлением от ее концертов Фокин начал видоизменять канонические движения классического танца, допускать импровизацию в балетном классе, когда был преподавателем петербургского театрального училища. Другой колоритный пример – балет «Весна священная» В. Нижинского, хореография которого основана на принципах ритмической гимнастики Далькроза (в истории современного танца принято считать, что его школа существенно способствовала бурному развитию ритмопластических студий в т.ч. в России).

В наши дни колоритным свидетельством взаимопроникновения разнообразных танцевальных техник и постановочных приемов в хореографический спектакль могут служить работы Уильяма Форсайта, Твайлы Тарп, Уэйна МакГрегора, Кристал Пайт и др.

За последнее десятилетие появилось обилие постановок, которые трудно с уверенностью отнести к балетному и хореографическому театру: привычная театральная драматургия и режиссура в них отсутствуют, музыкальная партитура не является смыслообразующим и структурным ориентиром для постановщика. В плане содержательного наполнения такие постановки больше приближаются к эстетике contemporary dance, для которого процесс сочинения и творческое самовыражение важнее результата. Подобные работы могут появляться на сцене и академических театров, из-за своей эклектичности они, как правило, не задерживаются в репертуаре, уступая место следующим.

На данный момент современные художественные реалии тяготеют к эксперименту, к расширению постановочного инструментария (внедряется медиа, IT, AR и VR-технологии) и междисциплинарности, что вызывает трансформацию в традиционной драматургии. Однако всякий выход за пределы устоявшейся системы в сферу эксперимента плодотворен при понимании традиционных, устоявшихся в театральной практике приемов драматургии.

Театр хореографический (без разницы – оперирует ли постановщик неоклассической лексикой или предпочитает современные танцевальные техники) как вид искусства предполагает создание эстетически осмысленных образов, упорядоченность и регламентированность драматургии.

Понятия антитеатр, нетеатр не унифицированы и пока не имеют устоявшегося толкования в отечественном театроведении. Очевидно, что в самих терминах кроется идея отрицания – отрицание театральности, драматургии, действия. Данный подход очень популярен в современной постановочной практике, хотя не нов. Термин восходит к театру абсурда и антипьесе Э. Ионеску «Лысая певица». Однако каждая эпоха изобретала свои «антипьесы», высмеивающие традиционную театральную литературу и театральные штампы (так, ярмарочный театр XVIII века пародирует пьесы классицистов).

Главная черта, отличающая антитеатр от театра – это стирание границ между тремя составляющими театра – Актером, Ролью и Зрителем. Т. е. происходит частичное или полное исчезновение зрителя как зрителя, актера как актера и роли как роли. Например, зритель может вовлекаться в происходящее, влиять на структурирование формы. Актер не имеет партитуры роли и в принципе заданной роли как таковой в рамках какой-либо фабулы (зачастую он позиционирует себя просто как художник-исполнитель перформанса). Часто исполнители действуют в антитеатре импровизированно.

Для антитеатра характерно критическое, ироническое, скептическое отношение к традиции, как к художественной, так и к социальной. Этот эстетический бунт, как отмечает П. Пави, может касаться двух аспектов:

– самой идеи художественной направленности театра, который не способен быть «моральным институтом» (по Шиллеру);

– быть выпадом против застоявшихся театральных форм2.

Во втором случае антитеатр может наводить на продуктивные пути развития театральности, на самом деле, не враждуя с театром, а способствуя его обогащению.

Действие (если таковое можно выделить) в антитеатре подчиняется не причинности, а случайности, непосредственному ходу событий.

К антитеатру можно отнести такие формы художественного выражения, как хэппенинг и перформанс. Изначально перформанс в переводе с французского можно трактовать как «театр визуальных искусств». Его возникновение восходит к творчеству американского композитора Джона Кейджа, хореографа Мерса Каннингема, специалиста по видео Нэйм Джюн Парк, скульптора Аллана Кэпроу, художника Роберта Раушенберга. Перфоманс объединяет разные искусства: танец, медиа, живопись, кино, музыку, поэзию. Однако при этом в нем подчеркивается процесс творчества, исчезающего вместе с окончанием перформанса, а не завершенность и цельность получившегося произведения.

Для современного перформанса важна пластика тела. Можно выделить т.н. танцевальный перформанс, но это понятие не всегда свидетельствует о главенстве в нем танца. Оно может включать, как танец в традиционном его понимании, так и работу с обыденным движением. Перформер-танцовщик может становиться рассказчиком, художником, вообще не появляться в пространстве, говоря «из-за кадра», либо набирать перед публикой текст на большом экране с описанием происходящего.

Бездумное смешивание принципов театра и антитеатра влечет взаимное разрушение обоих явлений.

Постановочная, режиссерская работа начинается с возникновения замысла:

«Замысел – один из главных отличительных признаков гения; но если мы проверим это на опыте, то найдем, что мы научаемся изобретать, изучая изобретения других… Тщетно художник… будет стараться изобретать, если у него не будет материала, над которым может работать его мысль и из которого должен исходить замысел» (Джошуа Рейнолдс)3

И здесь возможен выбор двух путей – либо мы при поиске постановочных решений используем инструментарий, наработанный нашими предшественниками, либо расширяем и трансформируем его – выбираем путь «творческой отваги» (выражение С. Юткевича) для поиска новой формы. Оба пути требуют изучения предшествующей традиции и предшествующих исканий, иначе велика вероятность «изобрести колесо». Возможно, на первых порах отказываться от наработанных приемов не стоит – в этом частично кроется ремесло начинающего постановщика, который опирается на традиции прошлого. Однако в дальнейшем отход от уже знакомых постановочных вариантов может потребовать определенной решительности.

Один из учеников советского режиссера театра и кино, сценариста Григория Козинцева вспоминал:

«От слова „замысел“ идет бесконечное число концентрических кругов: работа с материалом, работа по определенной настройке головы, настройка своих чувств, по „диете“ чтения, на которую вы должны садиться, это бесконечная дисциплина своего сознания и, если хотите, собственной совести, так как замысел постановки – это какое-то отношение к жизни, к добру и злу»4.

Эту мысль по-другому излагает американский писатель Уильям Фолкнер:

«Это просто тринадцать точек зрения на черного дрозда. Но истина, я думаю, обнаруживается, когда писатель, уловив все эти тринадцать способов видения, выработает еще одно, собственное, четырнадцатое представление об этом дрозде, которое и есть истина».

Подобный формат подготовки к работе над произведением С. Юткевич называет «гигиеной режиссерского замысла»5 – это духовная настройка, требующая времени и погружения в предстоящий материал. В современном ритме жизни очень сложно требовать от себя подобной дисциплины: многим начинающим свойственна неспособность сосредотачиваться на долгий период, быстрое «перегорание» при первых замечаниях и потеря интереса именно к процессу творческого накопления. Однако без данных качеств профессия режиссера, которая органично входит в балетмейстерское мастерство, рано или поздно исчезнет или переродится в компилятора визуальных образов.