Читать онлайн Демон-босс бесплатно

1

– Вот сразу видно – баба пожаловала, – высокий мужчина в идеально сидящем костюме брезгливо тычет пальцем в красные бочки моего Форда Фиесты. – Прямо, блядь, у входа свое корыто кинула. Председатель жилищного комитета с другого конца парковки варикозными ногами к дверям ковыляет, не жалуясь, а эта корова директорское место заняла и слиняла. Сколько лет живу, все одним и тем же вопросом мучаюсь: почему им вообще свободно разрешено по улицам ходить? Бабам этим?

Его коренастый спутник понимающе кивает и возвращается за руль большого черного внедорожника, по виду напоминающего катафалк.

В силу спокойствия натуры меня не так легко оскорбить, но этому мужчине удалось. Во-первых, я не баба, а привлекательная женщина с двумя высшими образованиями, вполне ухоженная и знающая себе цену. И что плохого в том, что я поставила свой автомобиль на свободное место? На нем нет изображения инвалидного кресла и значка V.I.P. Можно подойти и попросить его извиниться за подобную грубость, но у меня катастрофически не хватает времени.

Оглядев себя в отражении стеклянных дверей офисного здания, я вхожу внутрь и быстро семеню к лифту. Валерьевич, наверное, уже рвет и мечет. В шесть утра не поленился мне позвонить, чтобы напомнить о встрече с этим полиграфическим магнатом. Если договорятся о поставках, генеральный на радостях в запой уйдет на неделю. Хорошо бы. А то злой в последнее время как пес на безбелковой диете. Хоть своим фирменным чаем его угощай.

– Ну чего ты как долго, Люб? – Валерьевич соскакивает с дивана, лицо напряженное, на висках поблескивают капли пота. Рубашка в подмышках тоже мокрая. Эх, как бы ему намекнуть, чтобы проверил щитовидку? – Жданов с минуту на минуту должен подойти. Он мужик серьезный, опозданий не любит.

Я лезу в сумку, протягиваю ему бумажный платок и занимаю место на диване.

– Чего ты так разволновался, Вить? До встречи еще четыре минуты. Никто никуда не опоздал. Раньше оговоренного времени начинать – это между прочим, моветон. Может, этот Игорь Вячеславович и полиграфический бог, но мы тоже не лыком шиты.

Валерьевич заметно успокаивается, промокает лоб платком и садится рядом. А вот пятна подмышками уже не высушить.

– Характер у него, говорят, скверный, – заговорщицки начинает шептать, наклонившись. – Шеф предупредил, чтобы не реагировали и продолжали улыбаться.

– Света, у нас тут сдох, что ли, кто-то? – грохочет слева от нас странно знакомый голос, от звука которого пухленькая секретарша за стойкой подпрыгивает и начинает испуганно хлопать глазами. – Или ты опять тушеную капусту в офис притащила?

– Он. – гробовым голосом произносит Валерьевич, начиная усиленно потеть.

Я и сама вижу, что это он. Тот самый ужасно грубый мужчина, обозвавший меня «бабой», мою красную ласточку – корытом и считающий, что наличие большого количества эстрогенов – это повод запретить человеку выходить на улицу. Вздорный тип и явный шовинист.

Витя встает, вытирает правую ладонь о ткань брюк и приосанившись, протягивает ее полиграфическому магнату:

– Пирогов Виктор Валерьевич.

– Игорь Жданов, – снисходительно произносит мужчина, пожимает руку, после его цепкий взгляд перебирается на меня.

Нет, он точно шовинист и женоненавистник. В противном случае, почему он смотрит на меня так, словно я на его глазах ем тушеную капусту. Руками.

– Любовь Ивлеева.

– Любовь Владимировна – один из наших ведущих инженеров, – льстиво вклинивается Валерьевич.

– Инженер – и Люба? – с долей брезгливости переспрашивает мужчина, продолжая меня разглядывать. Кстати, он вполне привлекательный: черты лица мужественные, взгляд стальной, волосы цвета соли с перцем. Похож на датского актера, которого обожает Ника. Очень жаль, что такой грубый.

– Уже начинаю жалеть, что подписался на эту встречу, – резюмирует он. – Ладно, чего в коридоре топчемся. Раньше сядем – раньше уйдете.

А пока я пытаюсь не подавать вида, что его слова меня до глубины души задели, он разворачивается к застывшей секретарше:

– Чего рот раскрыла, Света? Капустой поперхнулась? Не видишь – распространители красок у нас в гостях. Кофе им сделай, да побыстрее. Разговор долгим не будет.

Просто отвратительный мужчина.

2

Игорь Жданов мужчина, конечно, грубый и высокомерный, но вкус, надо признать, у него отменный. Кабинет просторный и стильно оформленный, я даже залюбовалась на секунду.

– Что, инженерка Люба, у вас на производстве не так красиво? – снова подает голос мужчина, глядя на меня из большого кожаного кресла. – Вот и я считаю, что не бабское это дело – в цехах торчать.

Его слова меня снова коробят, а потому, вопреки шефской установке, я не удерживаюсь от логичного вопроса:

– И какое же оно, позвольте поинтересоваться, бабское дело?

– Ну а за чем вы там любите время проводить? Салоны красоты, цирюльни, массажные кабинеты, бутики. Чего лезть туда, где вам по праву рождения ума не хватает?

Хам.

– Да вы просто знаток женских душ.

– Конечно, я знаток, – заносчиво бросает мужчина. – Пятнадцать лет с одной курицей прожил, и столько же с другой, только тощей. Чуть задача встает посложнее, чем борщ сварганить или волос на лобке лишиться – так сразу ступор.

Я чувствую, как невольно краснеют щеки. В выражениях хозяин кабинета нисколько не стесняется. И у него явно личная жизнь не задалась, если он сделал такие выводы.

Валерьевич, все это время отчаянно гримасничавший, откашливается.

– Может быть, мы перейдем к делу?

И правда. Чего я вообще распалилась? Какое мне дело, что думает о женщинах этот грубиян в дорогом костюме? Пусть краску у нас закажет и продолжает считать, что женских мозгов хватает лишь на то, чтобы делать эпиляцию.

– Показывайте, что у вас там, – ворчливо бросает мужчина, отрывая от меня тяжелый взгляд.

Валерьевич услужливо кладет перед ним заготовленный файл-презентацию с ценами, снова садится на стул и замирает.

– Не интересно, – подытоживает грубиян меньше, чем через пять секунд. – Я о вашем производстве наслышан. Ценами в деревянных вы меня не поразили – я по тем же сотрудничаю с финнами. За те же евро они мне фуру сами разгружают, а потом всей кудахтающей делегацией в очередь выстраиваются, чтобы в зад чмокнуть. Что скажешь, инженерка Люба? Генеральный ваш примчит мой зад лобызать?

Я невольно представляю нашего жирдяя Шапошникова, пытающегося встать на колени, и едва не морщусь. Все-таки это самые странные и нелепые переговоры в моей жизни.

– Не могу знать, Игорь Вячеславович. Зато я знаю, что с финской краской у ваших клиентов, печатающих молочную упаковку, часто возникают проблемы. Потому что в холодильниках при контакте с конденсатом, она начинает слезать и получается вот это, – я лезу в сумку и кладу на стол пустой пакет из-под кефира с расплывшимся изображением. – С нашей краской такого не происходит.

Валерьевич перестает пыхтеть, и в кабинете, наконец, воцаряется идеальная тишина. Полиграфический магнат, нахмурившись, сгребает со стола пакет и начинает его разглядывать.

– Куплен мной вчера, – продолжаю свое наступление. – Люблю этот кефир. На нем получается хорошее тесто.

– И откуда мне знать, что ты сама его ацетоном не растерла?

– Во-первых, это было бы несерьезно. Во-вторых, я уверена, что к вам уже поступали подобные жалобы от клиентов, а в-третьих, вы можете сами убедиться, если заглянете в любую «Шестерочку».

Тут я понимаю, что столичный магнат, держащий в кулаке весь российский полиграфический рынок, вряд ли ходит по «Шестерочкам» и скромно замолкаю.

– Значит, продуманы-финны проблемы не решили, а наши русские умники смогли? – вопрошает грубиян.

– И в этом заслуга Любови Владимировны, – подает голос Валерьевич, стреляя в меня глазами. – Они с нашим технологом разработали формулу, устойчивую к истиранию.

Скептически поджав губы, Жданов барабанит пальцами по столу и вновь смотрит на меня. Мне становится неуютно: уж слишком у него пронзительный взгляд – словно пытается взвесить мой айкью. Стыдится мне, к слову, нечего. Почетные сто двадцать семь.

Так. Если он все еще пытается оценить мой интеллект, то явно начинает промахиваться. Как минимум, нужно смотреть выше.

– Значит так, инженер Люба и ее потеющий бэк-вокал. Завтра пусть ваш миньон мне краску на тест привезет. Только в нормальном объеме, а не как жмоты из Краснодара в пробирку слез единорога накапали. На клиентах опробую. Если работает нормально – будем по цене разговаривать. А чего ты глаза таращишь, товарищ Пирогов? Думаешь, Игоря Жданова первой ценой прогнуть можно? С подписанным договором в клюве собирался уйти?

Я нащупываю в сумке салфетки и незаметно протягиваю Валерьевичу. Секунды промедления – и он нас утопит.

– Понял вас, Игорь Вячеславович, – сипит он, поднимаясь со стула. – На этой… позитивной ноте, мы тогда пойдем. Образцы вам доставят завтра в лучшем виде.

– Всего доброго, – бурчит грубиян и, потеряв к нам интерес, распахивает серебристую крышку ноутбука. – И бумажки свои забери. Макулатуру и бутылки с восемьдесят шестого года не сдаю.

Я тоже поднимаюсь, из вежливости желаю хозяину кабинета хорошего дня и, не получив ответа, иду к выходу.

– Что ты там, говорила, с кефиром делала? – долетает до меня в дверях.

– Тесто ставила, – отвечаю, обернувшись.

Полиграфический король сверлит оценивающим взглядом сначала мое лицо, а потом мои ноги, отчего мне моментально хочется прикрыть их сумкой.

– Инженер – и стряпаешь?

– Дочь очень любит пироги.

– Тоже с травой, небось? – брезгливо фыркает он.

– Ну почему с травой? Я предпочитаю с мясом.

3

– Встреча со Ждановым прошла в высшей степени позитивно, Олег Евгеньевич, – ласково воркует Виктор. – С первых секунд было достигнуто взаимопонимание и обговорены поставки краски на тест.

Я беззвучно вздыхаю. Зря он врет. Сейчас окрыленный Шапошников расправит грудь от растущего комплекса полноценности и на радостях попросит к вечеру перебрать мешки с горохом и посадить розовые кусты.

– А договор он подписал?

Мои пальцы тщетно хватают воздух в месте отсутствующей сумки. Валерьевич снова начинает потеть.

– Еще нет, Олег Евгеньевич. Сначала мы отправим краску ему на тест, а потом встретимся на подписание договора.

Кустистые брови генерального съезжаются в переносице, рубашка на выпирающем животе натягивается так, что пуговица того и гляди выстрелит либо в меня, либо в Валерьевича. Если этот позор случится – уволюсь.

– То есть встреча ни к чему не привела? Результата ноль?

Все как я и предполагала.

– Ну как же…

– У нас таких просящих продукцию на тест очередь стоит. Мой завод производит превосходную краску, которую нужно уметь продавать, чего ты, Виктор Валерьевич, очевидно, делать не умеешь.

Валерьевич сейчас либо заплачет, либо грохнется в обморок. Ну не люблю я, когда в моем присутствии людей незаслуженно унижают. Ну ладно, может быть, чуточку заслуженно, потому что продажник Витя и впрямь так себе, но человек он все же хороший, а из встречи со Ждановым мы выжали максимум. Надо вступиться.

– При всем моем уважении, Олег Евгеньевич, Жданов – это не все. Как вы сами говорили, он фактически монополист на рынке полиграфии и все крупные печатники предпочитают работать именно с ним, а не напрямую с заводами. С точки зрения маркетинга, ценообразования и клиентского сопровождения его компании нет равных. Финны много лет работают с ним по отдельному прайс-листу, берут на себя все затраты по доставке и технологическому сопровождению. Наш завод бесспорно хорош, но мы не финны, снабжающие продукцией всю Европу и большую часть России, а потому то, что нам удалось уговорить Игоря Вячеславовича взять нашу продукцию на тест – это уже большое дело. Более того, это лишь первый этап. Если наша краска пройдет тест, придется обговаривать дальнейшие условия поставок. По стандартному прайс листу Жданов с нами работать не будет – это он нам озвучил. И если будет достигнут положительный результат, то нужно понимать, что речь пойдет о совершенно других объемах и, возможно, придется целиком перестраивать производственный процесс. Как минимум, перейти на круглосуточный режим работы.

Я замолкаю и перевожу дыхание. Эх, Люба, снова ты не в свое дело лезешь. Знаешь же, что инициатива дрючит инициатора. Теперь они оба потеют. И Валерьевич и Шапошников. А у меня как назло с собой ни одного бумажного платка.

– Сколько он хочет на тест? – бурчит генеральный спустя несколько секунд.

– Он не сказал. Но думаю, нужно отправить минимум палету. Экономить не вижу смысла. Вряд ли вы допускаете мысль, что Жданов хочет поживиться за наш счет.

По бегающим глазкам Шапошникова вижу, что он такую мысль допускает, и в сотый раз удивляюсь, каким образом этот жадный недалекий толстяк сумел возглавить производство. А Жданов говорит «бабы». Послушала бы я, что он сказал, встреться с нашим генеральным с глазу на глаз. Ох, пожалуй, за такое зрелище я бы даже денег заплатила.

– Ладно, идите, – генеральный снисходительно машет пухлой ладонью. – Посижу, покумекаю.

Покумекает. Это и пугает.

* * *

– Какие планы на вечер, Люю-ю-юб? – нараспев растягивает гласные Лева. – Видеть тебя хочу, сил моих нет.

Ну что со мной не так? Почему замечательный во всех отношениях Лев меня перманентно раздражает? Красив, галантен, учтив, образован, заведует кафедрой международных отношений в МГУ, не женат и никогда не был, и совершенно явно ко мне неравнодушен.

– Устала я немного, Лева. Домой хочу, да и с дочкой в последнее время редко вижусь. Давай завтра что-нибудь придумаем, хорошо?

– Ну Люю-ю-юб, – протяжно завывает трубка.

Может, они в университетах так гранты привыкли клянчить? Откуда столько мольбы в голосе?

– Лева, я правда никуда сегодня не хочу. Тут, кстати, гаишник на меня грозно смотрит, а я по телефону разговариваю. Давай позже созвонимся.

Не дождавшись реакции Левы, я невежливо кладу трубку. Потому что гаишник и правда смотрит.

За неделю я и очень устала. Хорошо, что завтра суббота. На массаж, что ли, сходить? Да, отличная идея. Завтра с утра свою Милу навещу. Руки у нее чудесные. А потом можно с Никой на велосипедах до Зарядья доехать. Посидим в нашей любимой кафешке, в кино сходим.

Мой телефон вновь оживает в держателе. Хм-м. Звонит Валерьевич.

– Тут такое дело, Люб… – начинает он без прелюдий. – Мы же завтра Жданову краску на тесты отправляем… Я сейчас с их производством созванивался, чтобы детали и время обговорить…

Повисает пауза.

– Говори, Вить.

– Ну и мне через пятнадцать минут помощница Жданова перезвонила…. В общем, Жданов потребовал, чтобы инженер, которая на встрече была, вместе с краской приехала.

4

– Ты куда это в субботу с утра пораньше собралась? – заспанная Ника смотрит на меня из дверей кухни. – Я думала, у нас сегодня день мамы и дочери.

– И он обязательно будет, после того как я вернусь с работы. Возникло срочное дело.

– Ты поедешь на работу в джинсах? – дочь задорно играет бровями.

– Там производство. В платье и на каблуках буду смотреться нелепо. А что, плохо сидят?

– Сидят отлично. У тебя в них такая аппетитная попа.

– Эту аппетитную попу прикроет неаппетитный белый халат, – я возвращаю чашку на стол и, подойдя, целую Нику в щеку. – Все, я побежала. Кофе сварен, пироги разогрей.

В прихожей я мешкаю с выбором. Может быть, все же каблуки надеть? Небольшие? Ой, ну нет. Мне, возможно, несколько часов на ногах придется провести, а я девочка уже немолодая. Варикоз – вещь неприятная.

Как вчера сообщил Валерьевич, первый тест краски пройдет уже сегодня у одного из постоянных клиентов Жданова. Собственно, потому понадобилась я: чтобы лично наблюдать за процессом. На такой случай мы обычно отправляем менеджера или технолога, но оспорить требование Жданова никто не посмел.

На проходной «Дельтафлекса» меня облачают в белый халат и выдают невысокого грузного мужчину в сопровождение. Мужчина оказывается главным технологом производства, его зовут Константин, и судя по отдельно брошенным фразам, финская краска его более чем устраивает. А вот мое появление с ведром нежеланных инноваций – нет.

– Ничего против лично вас не имею, – добродушно сетует он. – Но я на производстве давно и краски много всякой повидал. Нашим изобретателям до Европы, как до Пекина раком.

Не люблю я предвзятое отношение и консервативность. Они тормозят прогресс, а на производстве это непросительно.

– Мне и вас жалко, – Константин плавно переходит с кнута на пряник. – Сегодня суббота, а вам наверняка дома с мужем хочется побыть, – тут он косится на мой безымянный палец. – Вы, кстати, замужем?

– Уже много лет в разводе. Поэтому предлагаю закончить оплакивать мой потерянный выходной и пройти к печатному станку.

Константин что-то недовольно бормочет себе под нос и начинает идти быстрее. Вот и славно. Я еще не теряю надежду в свою разведенную субботу покататься на велосипедах с дочерью.

По пути к огромной печатной махине у меня есть возможность оглядеться. Несмотря на консерватизм главного технолога, в остальном предприятие выглядит прогрессивно: кругом царит стерильная чистота, каждый сотрудник занят своим делом, и все как один носят спецодежду. А еще они с любопытством на меня косятся, что впрочем, не удивительно. Я здесь единственная женщина.

– Дима, останови станок, – с явной неохотой произносит Константин. – Краску будем очередную пробовать.

Парнишка в форменной кепке тянется к знакомому ведру, и неожиданно застывает. Застывает и Константин, а в воздухе, пахнущем растворителем, повисает гробовая тишина.

– Что застыли, холопы? – знакомый грубый голос эхом разносится по производственным стенам. – Соскучились по барину? Рассказывайте, как докатились до жизни такой.

Я чувствую себя героиней фантастического фильма, где участники происходящих событий утратили способность шевелиться. Все, кроме меня. Я оборачиваюсь и встречаюсь лицом с магнатом-грубияном, который сверлит меня глазами. Одет Жданов в строгий костюм и даже халат не накинул. Это он зря. Краску с его дорогих брюк не уберет даже итальянская химчистка. Будет жаль. Симпатичные брюки, и сидят на нем хорошо.

– Добрый день, Игорь Вячеславович. Не ожидала вас здесь увидеть.

Грубиян щурится.

– А ты думала, я способен только штаны в директорском кресле протирать?

Ничего такого я не думала. Просто удивилась, что человек, чье состояние исчисляется десятизначными числами, приехал в субботнее утро на производство, находящееся за пределами МКАДа.

Тяжелый серый взгляд оценивающе пробегается по моему халату, и падает на замершего Константина.

– Что ты рыбой прикидываешься, Костя? Я вопрос задал. До жизни, спрашиваю, такой как докатился?

– Так ведь это… тестируем, Игорь Вячеславович, – начинает заискивающе тараторить Константин. – Я вопросом истираемости давно занимаюсь. Вот может с новыми образцами результат будет… С инженером с молокозавода на связи двадцать четыре часа… Тестовую пленку ему отдадим… Как раз с Любовью Владимировной обсуждали что и как.

И этот тоже потеет. Со Ждановым никаких бумажных платков не напасешься. Одного не пойму. Он какое отношение к производству имеет? Я думала, что приехала к его клиентам.

– Ты бы на собраниях так блеял, а не когда начальство к тебе в гости пожаловало. Чего глазами по полу возишь, Костя? Какого хера я о проблемах с краской от человека в юбке узнаю? Тебе зад свой сморщенный из тепла лень выдирать? Так я тебе помогу. Пойдешь вместо вон того задохлика валы пидорить. А на твое место я посажу того, у кого мозги и совесть жиром не заплыли. Как тебе такой расклад, уважаемый главный технолог?

Константин бледнеет, багровеет и, кажется, на моих глазах начинает терять килограммы.

– Исправлюсь, Игорь Вячеславович. Отчет предоставлю.

– Отчет он, блядь, мне предоставит. Чего ты потеешь? Работать начинай. Зря что ли я в свой выходной сюда приперся. А остальные чего вылупились? Тоже женщину-инженера не видели? Я и сам сначала не поверил. Оказалось, и такое бывает.

Все-таки он ужасный хам. А ведь он почти начал мне нравиться.

5

– Не знала, что «Дельтафлекс» принадлежит вам, – говорю, когда я и Жданов покидаем печатный цех и выходим на воздух. Хорошо все же, что я каблуки не надела – два часа суеты Константина на них выдержать было бы куда сложнее.

– А чего бы ему не принадлежать, – ворчливо откликается полиграфический магнат. – Я процесс печати «от и до» знаю, расходниками всю Россию снабжаю, печатный станок с толпой работяг позволить себе могу. Только недалекие идиоты на мешках с деньгами сидят. Деньги – это бумажки. Их надо вкладывать.

В инвестициях я не сильна в силу инженерского заработка: на недостаток средств к существованию мне жаловаться грех, но и счетами в оффшорах прихвастнуть не могу. Поэтому я лишь скромно киваю.

Вообще, поездку сюда можно считать плодотворной: если поначалу меня одолевало стойкое подозрение, что тестовая пленка отправится в урну, едва я выйду за порог цеха, то с появлением Жданова стало ясно, что этого не случится. Я по-прежнему считаю его невыносимым грубияном, но не могу не признать, что руководитель он неравнодушный и толковый.

– Значит, по поводу результатов тестов созваниваться с вашим менеджером по качеству? – уточняю я, поравнявшись со своей чистенькой Фиестой.

Жданов оценивающе пробегается глазами по красному капоту и что-то бормочет себе под нос. Кажется, он сказал: «И все-таки инженерка». Ох. Это он, кажется, тот случай с парковкой мне припоминает.

– До города сама доберешься? – скептически оглядев мое лицо, серый взгляд на долю секунды спускается к шее.

Это я покраснеть, что ли, собираюсь? Такое мне давно не по статусу.

– Ну я ведь сюда как-то добралась, – отвечаю с достоинством. – Не знаю, чем вызван ваш закоренелый шовинизм, но уверяю, что большинство женщин гораздо умнее, чем вы о них думаете.

Ответом мне становится скептическое хмыканье и снисходительный взгляд. Ой, ну что я, доказывать ему что-то хочу? Пусть этот упрямый высокомерный человек остается при своем мнении.

– Всего вам доброго, Игорь Вячеславович. Приятных выходных, – с этими словами я щелкаю кнопкой на сигнализации, но характерного щелчка открывающихся дверей почему-то не раздается.

Я трясу брелком, надеясь вдохнуть жизнь в очевидно севшие батарейки, пробую снова, но и ничего не происходит. Так, стоп. Батарейки я меняла две недели назад.

– Ты фары выключила, умная женщина? – раздается гарканье мне в затылок.

Я заглядываю в водительское окно, и впервые за долгие годы действительно начинаю краснеть, даже несмотря на то, что оно мне не по статусу. Рычажок на панели действительно повернут в положении дневного света. Да как же так?

Позабыв о почетном уровне своего IQ, я начинаю судорожно дергать ручку. Никогда такого со мной не было. И Жданов стоит рядом, как назло.

– По-инженерски ты с севшим аккумулятором разбираешься, Люба. По колесу попинай – тоже, говорят, действенный метод.

– Ой, да перестаньте вы уже скабрезничать, – не выдерживаю я. – Вам наверняка ехать пора, а я уж как-нибудь разберусь.

О нечаянной вспышке эмоциональности я моментально жалею – все-таки на кону потенциальное сотрудничество, но Жданова, как оказалось, этим не задеть.

– Да я не тороплюсь никуда. Очень интересно взглянуть, как Кулибин в юбке разбираться будет.

Я поверженно вздыхаю. Ну что за день? Хотела ведь на велосипедах с дочерью кататься.

– Провода у тебя есть? Прикурить?

Я мотаю головой. Нет у меня. Необходимости никогда в них не было.

– И у Михаила нет, – раздраженно вздыхает Жданов. – В двадцать первом веке у машины фары сами гаснут.

– Да вы просто…

– Хватит возмущаться, инженер Люба. Того и гляди от натуги рубашка на груди лопнет. А если лопнет, то ты еще ненароком разревешься. За мной иди. Только чтобы без лишней болтовни.

Жданов разворачивается и идет к ожидающему его катафалку. Я остаюсь стоять на месте, провожая взглядом его удаляющуюся спину. Я же не дрессированная собака, в конце концов, чтобы по команде ходить.

– Ну и чего ты встала, Люба? – рявкает он, заметив мое дезертирство. – Особое приглашение нынешним инженерам высылают?

– Я не привыкла бездумно слушаться посторонних мне людей, не понимая цели.

– Вы гляньте, какая привередливая. Так может мне уехать?

Я обнимаю себя руками и воинственно задираю подбородок.

– Так я уже говорила, что я вас не держу. Уезжайте.

– Ты, Люба, вроде с виду не дура, а ведешь себя как дура, – ворчливо откликается полиграфический магнат. – В машину, говорю, ко мне садись. В город тебя отвезу за проводами.

6

В машине у Жданова много места и приятно пахнет салонной кожей. Где-то слышала, что люди его статуса впереди не ездят, так вот это, оказывается, правда, потому что полиграфический магнат садится на задний диван рядом со мной.

– Миша, тут у забывчивого инженера аккумулятор сел. Поезжай в ближайший автомобильный магазин за проводами.

Все-таки не такой уж и плохой этот Жданов. Мог бы и оставить меня саму разбираться, а он время свое тратит.

– Ну, что, Люба, – мой сосед разворачивается и, прищурившись, смотрит мне в глаза. – Сейчас спасет тебя и твою трахому Игорь Жданов. Как благодарить будешь?

Я даже теряюсь на секунду. Он сейчас на что намекает? Или шутит так? По лицу сразу и не поймешь.

– Вы за благодарность, выходит, джентльменством промышляете?

– А ты с чего, Люба Владимировна, взяла, что я джентльмен?

Нет, я отказываюсь верить, что Жданов это говорит с сексуальным подтекстом. Для чего ему я? С его состоянием и внешностью импозантного седеющего киноактера, он без всяких магазинов и проводов может женщину заполучить. И дело вовсе не в том, что я себя недооцениваю. Если бы недооценивала, то еще в прошлом году за Рому замуж вышла, когда он на коленях с кольцом стоял. Просто привыкла смотреть на жизнь реалистично.

– Люблю раздавать кредиты доверия людям. И кстати, отблагодарить я вас действительно могу.

Брови Жданова вопросительно взлетают вверх, когда я залезаю в сумку и достаю оттуда контейнер с пирогами. Думала, если визит затянется, в машине смогу перекусить, а тут такая оказия случилась.

Магнат такой прыти от меня явно не ожидал: лоб наморщил, глазами непонимающе хлопает. Каюсь: голодные мужчины, собаки и дети – это моя ахиллесова пята. Мне их всегда накормить охота. Ника часто шутит, что я прирожденная бабушка.

– Вы берите, не стесняйтесь. Это я утром напекла. Мясо проверенное, деревенское.

Кадык на Ждановской шее дергается. Глазам не верю: он, кажется, сглатывает слюну. Бедный мужчина. Это когда он так изголодаться успел? Неужели сидел на диете?

– Не надо мне, – он поджимает губы и отворачивается к окну. – У вас, у баб, бзик на контейнеры. Каждой собаке потом начнешь жаловаться, что Игорь Жданов пироги твои съел, а кусок пластмассы не вернул.

Я даже неприятное слово «бабы» мимо ушей пропускаю, настолько он меня тронул своим дернувшимся кадыком. Голодный ведь. Может, поэтому ворчливый такой? Еды домашней ему не хватает?

Ой, Люба. Что-то тебя понесло. Жданов себе и рестораны, и личного повара может позволить. С другой стороны, не забирать же обратно подарок.

– Контейнер мне возвращать не нужно. Можете его даже выкинуть. Главное, пироги попробуйте. И не переживайте, вы меня не объедите. У меня дома еще есть.

Контейнер я аккуратно кладу между собой и Ждановым, и отворачиваюсь к окну. Засмущался он, что ли? Ладно, пусть молча немного посидит, мужественность восстановит. С другой стороны, разве пироги с мясом ее как-то подрывают?

К магазину с надписью «АвтоВселенная» мы подъезжаем через двадцать минут.

– Да сиди ты, ради бога, – ворчит Жданов, когда я предпринимаю попытку выйти из машины вслед за его водителем. – А то Михаил без тебя проводов не выберет.

– Пусть выбирает, но я бы хотела сама заплатить.

Жданов что-то раздраженно бормочет себе под нос, берет контейнер, по-прежнему лежащий между нами, и кладет его слева от себя.

– Считай, что заплатила. Если мне после твоих кулебяк с кишками придется мучиться, про поставки краски ваш генеральный хряк может забыть.

Мне приходится опустить подбородок, чтобы спрятать улыбку. Генеральный хряк. Лучше и не скажешь.

* * *

– Ну, что, заработала бибика? – Жданов возвращает в карман телефон, по которому он разговаривал все время, пока молчаливый Михаил подкуривал клеммы на моей Фиесте.

– Заработала, – скромно резюмирую я. – Спасибо вам большое. И вам, Михаил.

Водитель, не глядя на меня, кивает, молча обходит мою машину и также молча укладывает в багажник провода.

– Не стоило, – пытаюсь возражать я, растерянно глядя на полиграфического магната. – Вы же за них заплатили.

– А тебе когда мужик бриллианты дарит, ты, очевидно, в обморок грохаешься? – фыркает он. – Прямо вымирающий экземпляр у нас тут. Смущающийся инженер с навыками стряпухи. Ладно, поезжай давай. И крестик себе на руке нарисуй, чтобы фары не забыть выключить.

Всю дорогу до дома я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Все-таки удивительный он мужчина.

7

– Такая ты серьезная, Люю-б, – Лева тянется через стол и накрывает мою руку своей. – Покажи мне свою красивую улыбку, а?

Я опускаю глаза и разглядываю его ладонь. Ну хорошая же, и даже не потеет. Пальцы ухоженные, в меру мужественные, длинные, перстней в самоцветах на них нет. Тогда почему мне хочется спрятать руку под стол? Вроде месяц встречаемся, и Лева мне нравится, да и Ника его одобряет. Может быть, дело в этом его «Люю-юб»?

Чтобы не выглядеть унылой букой и не портить свидание, я все же ему улыбаюсь и возвращаю внимание к салату. В понедельник, что ли, после работы на массаж пойти? Вчера так и не удалось.

– У меня билеты на джазовый концерт есть на четверг, – снова подает голос Лева. – Пойдем, а, Люю-б? Только представь: саксофон, ты, я и шампанское.

Вообще, я люблю джаз. Да и шампанское, чего греха таить, тоже люблю, но что-то в этом сочетании заставляет меня подбирать причины, по которым я откажусь.

– Не могу обещать, Лева. На работе завал, генеральный зверствует с новыми требованиями к производству…

– Такая женщина, как ты, не должна работать, – нежно перебивает Лева.

Такая, как я? Не должна работать? Я хочу работать. И моя работа мне очень нравится.

– Ты создана для любви, – незамедлительно следует пояснение.

Достаточно расплывчато. И что это значит: создана для любви? Если это понятие включает в себя сидение дома и оттачивание кулинарных навыков во благо мужскому желудку – тут я очень против.

Да что ж такое со мной происходит? Мужчина старается, комплиментами и приглашениями меня задаривает, а я подвохи в его словах выискиваю.

– В среду созвонимся, Лев, хорошо? Там решим.

Его ладонь снова накрывает мою, как сачок – зазевавшуюся бабочку.

– Л-ююб, а ко мне поехали, а? Будем пить двухлетнюю гарначу (сорт испанского вина-прим. автора), закусывать козьим сыром и смотреть шедевры Педро Альмодовара.

Не люблю я Альмодовара. И фон Триера тоже.

– Вы гляньте, кто у нас тут чаевничает, – раздается над нами знакомый голос, от которого я невольно вздрагиваю. – Инженер Люба собственной персоной.

Головы мы с Левой поднимаем одновременно. Сегодня Жданов без пиджака, в голубой рубашке и брюках. Вот у кого нашему генеральному нужно поучиться умению поддерживать форму. Полиграфический магнат либо очень хорошо подбирает одежду, либо у него действительно нет живота, что для его возраста почти удивительно.

– Здравствуйте, Игорь Вячеславович. Неожиданно вас здесь увидеть.

– А мне-то как неожиданно. Только вчера тебя по МКАДу катал, а на следующий день в своей любимой закусочной встречаю. Да еще и не одну.

Ждановский взгляд падает на застывшего Леву, и я тогда я вспоминаю о манерах и решаю их представить:

– Лев, это Игорь Вячеславович Жданов. Мы знакомы по работе. Игорь Вячеславович, это Лев Яковлевич Зильберштейн, мой друг.

– Зильберштейн? – скептически фыркает Жданов. – Я бы с такой фамилией не рискнул с ним по ресторанам ходить. Максимум в Филях белок кормить сухарями.

Я мысленно охаю. Какой же он маститый шовинист. Невероятно.

С беспокойством смотрю на Леву, но он, очевидно, не до конца проникся сутью националистического плевка, потому что все еще пытается улыбаться.

Мне же улыбаться не хочется.

– Если вы не возражаете, мы бы с Левой продолжили разговаривать.

– Вот оно как, – хмыкает грубиян. – Вчера домашними пирогами меня потчевала и в благодарностях рассыпалась, а сегодня нос воротит. Ох, и непостоянные же нынче пошли инженеры.

По щекам разносится теплое жжение. Он всегда говорит первое, что приходит ему в голову.

– Может быть, вы присесть хотите? – подает голос Лева и вопросительно смотрит на меня. – Лю-юб, ну как-то неудобно…

– А чего не присесть, – замечает Жданов и к моему изумлению выдвигает стул. – Тебе у друга Левы гостеприимству поучиться можно, Люба. Хотя он, скорее всего, просто счет поделить хочет.

Я снова смотрю на Леву. Ну чего он улыбается-то? Жданов же откровенно ему хамит.

Жданов поднимает руку, делает какой-то витиеватый знак официанту, и сосредотачивается взглядом на моем соседе.

– Ну что, Лев Зильберштейн, рассказывай, где работаешь и на каких производствах ты нашего многоуважаемого инженера повстречал.

Я впервые чувствую себя настолько растерянной. Во-первых, потому что Жданов ведет себя так по-хозяйски, а во-вторых, потому что Лева ему это позволяет. Рассказывает о своей кафедре, и о том, что познакомились мы с ним не на производстве, а на спектакле в Театре Сатиры. Хоть под столом его пинай, чтобы замолчал.

– Значит, инженеры нынешние к искусству и выпечке тяготеют? – развернувшись, Жданов смотрит на меня. – Что не день, то открытие.

Ответить мне не удается, потому что в этот момент появляется официант и ставит перед ним эспрессо. Форменное безобразие. Везде чувствует себя как дома.

– Люба, ты нам тут опять взрывом пуговиц угрожаешь? – спрашивает Жданов из-за чашки и недвусмысленно смотрит ниже шеи. – Друг-то твой явно будет рад, а нам с тобой еще как-то нужно работать.

Одним глотком он осушает чашку, выуживает из кармана купюру, слишком крупную для того, чтобы оплатить одну чашку кофе, и встает.

– Хорошо с вами, да ехать мне нужно, – его взгляд снова падает на меня. – Не оценил я твой выбор, Люба. Сдается мне, театры это не твое.

8

Игорь

– Игореш, ну и что мне сейчас делать? – бывшая жена хлопает коровьими ресницами и шлифует задом кожаное кресло. – Страховка у меня кончилась, я проморгала.

– Ты поэтому ко мне сопли на кулак мотать приперлась? Я тебе напомню, что мы, Анжела, в разводе. Машину я тебе оставил, квартиру ты выклянчила. Дальше своими сморщенными копытами сама цокай.

– Игореш, но там это… у меня бампер передний смялся сильно, а машина-то дорогая. Где денег на ремонт взять?

– Ты, не пойму, обвинить меня хочешь, что я тебе паровоз слишком дорогой подогнал? Теперь я еще и чинить его должен? Так ты продай его и купи себе ведро отечественное. Можешь на нем хоть по пять раз на дню краш-тест проводить. Твоим мозгам уже ничего не грозит, зато запчасти тольяттинские дешево стоят.

Не нравятся ей мои слова. Силикон выпятила, нос задрала.

– Игорь, мы ответственны за тех, кого приручили.

Меня моими же словами уделать пытается. Ну, корова.

– Ты где ручных жаб видела, Анжела? Приручили ее. Скажи, блядь, спасибо, что я пятнадцать лет твою низкокалорийную жратву и нарощенные ресницы терпел. Зад свой тощий со стула подняла и дуй отсюда. Я перед тобой больше никаких обязательств не имею. Работать мне надо.

– У тебя кто-то появился, да, Игорь? – хнычет бывшая. – Раньше ты не был таким.

– Каким? Сытым и не заебанным твоим бесконечной трескотней?

– Ты это все из-за Вадика, да? Ревнуешь к нему?

– Дура ты редкостная все же, Анжела. Баба с возу – коню отлично, слыхала такое выражение? Стал бы я с тобой разводиться, если бы к твоим хахалям ревновал. Срать мне, Анжела, усекла? А теперь дверь с той стороны закрой. В этой жизни некоторым деньги нужно зарабатывать.

Бывшая жена обиженно поднимается с кресла и стуча каблуками, цокает к выходу. Она меня приворотным зельем пичкала, что ли, всю жизнь? Где глаза мои были. Надо давно ее, бездельницу, под тощий зад пнуть. Пузо бы отрастил, как в моем возрасте положено, и на запах пирогов перестал бы как псина некормленная в стойку вставать.

От раздавшегося стука в дверь рука машинально ложится на пресс-папье. На случай если это Анжела вернулась.

– Можно к вам, Игорь Вячеславович? – раздается с порога.

Кто это еще, блядь? Знаю, что он с производства. Синельников в отпуск ушел, а я всех его подручных заместителей запоминай.

– Чего ты в дверях танцуешь? Говори быстрее, что хотел.

– Пришли результаты пробы новой краски, которые вы просили. Проверку на светостойкость и истираемость прошла. Показатели держатся на уровне восьми. Клиенты-молочники остались довольны.

Значит, мне не только пироги зашли, но и инженерская краска. Теперь надо решение принимать, как быть. С финнами контракт рвать не вариант – они поставщики проверенные. А наши тяп-ляпы хер знает, как на дальние расстояния себя покажут. Но проблему с истираемостью так тоже оставлять нельзя: надо будет молочников частично на новую краску переводить. Задала мне задачу инженер Люба со своим кефирным пакетом.

– Ну и чего ты глазами лупаешь на меня? Все сказал?

Тот кивает.

Да, что ты, трясешься, блядь, как будто я тут людей жру. Новое поколение воспитывать кто будет, хер пойми. Мужики нынче трусливые пошли. Что этот дрыщ, что жид инженерский… Как его? Лева.

Кстати, об инженере. Надо вопрос с ней закрыть.

– Света, водитель наш где шарахается? В кабинет мне его. Ты жуешь опять, что ли, не пойму? Имей в виду, когда твоя кастрюля перестанет на стул помещаться, я стул новый заказывать не буду. Я тебя уволю, а на твое место посажу молодую и тощую. Усекла?

Водитель появляется в кабинете через минуту. Тоже танцует на месте, а еще потеет и заикается. Цирк уродов какой-то. Хоть всех увольняй и набирай персонал заново.

– Сюда подойди, – я открываю ящик стола и достаю оттуда контейнер из-под инженерских пирогов. Подарила она мне его, тоже мне. Игорь Жданов умеет возвращать долги. – Сейчас едешь на завод «Плант», там ищешь Любовь Ивлееву. Инженер она. Блондинка такая. Симпатичная. Вручаешь контейнер лично ей в руки. Понял? Ни Васе, ни Пете, ни завхозу, ни хую с горы, ни генеральному директору. Лично ей в руки. Свободен.

9

Люба

– Люба, – круглая голова Валерьевича выныривает из дверного проема. – Там тебя это… водитель от Жданова ищет.

Я непонимающе хлопаю глазами. Водитель? От полиграфического магната? Перед тем как выйти в вестибюль, зачем-то смотрюсь в зеркало на стене. Вроде выгляжу достойно.

– Вы Любовь Владимировна? – осведомляется темноволосый парнишка в белой рубашке и брюках.

Ох, миленький, какой же ты худенький. Совсем, что ли, не кормят тебя?

– Да, это я. У вас ко мне какое-то дело?

Кивнув, парнишка протягивает мне бумажный пакет с фирменным логотипом «Дельтафлекс». Я заглядываю внутрь и не могу удержаться от улыбки. Мой контейнер.

Ай да магнат. Водителя ко мне послал, чтобы кусок пластика вернуть. Все-таки необычный он мужчина. Вроде и грозный, и грубоватый, зато какой в мелочах внимательный.

– Спасибо вам большое… – вопросительно поднимаю брови.

– Николай, – подсказывает парнишка.

– Николай, подождите здесь пару секунд, если не трудно. Сейчас вернусь.

Я захожу к себе в кабинет и залезаю в стол. Утром пирогов с уткой напекла по новому рецепту. Думала, коллег в обед угощу, но уж парнишка больно замученным выглядит. На работу я завтра принесу, а он пусть дорогой перекусит.

– Это вам, Николай, – протягиваю контейнер с угощением и на смущенный взгляд поясняю: – Вы ведь на другой конец города ради меня ехали, а сейчас такие пробки. Вы не переживайте, пироги свежие. Жаль только, что уже остыли.

После секундной заминки парень контейнер берет и глазами указывает на мою правую руку.

– А этот кому?

Тут приходит мой черед смущаться. Черт дернул меня схватить еще один. Ну не прикидываться же дурочкой? Не по возрасту мне.

– А этот директору своему передайте. Он у вас пироги очень любит.

Николай смотрит на меня с суеверным ужасом, даже побледнел. Дрожащей рукой забирает у меня контейнер, беззвучно произносит «до свидания» и пятится назад. Странно.

– Ну, что Жданов хотел? – Валерьевич так тихо подкрадывается к моему столу, что от неожиданности я вздрагиваю.

В глазах коллеги отчетливо читаются любопытство и подозрение, и они мне не нравятся. Не люблю я сплетни на рабочем месте. Генеральный меня в прошлом году дважды на ковер вызывал из-за того, что коммерческий стал мне цветы под «дворники» подкладывать. Заявил, что против романов на рабочем месте и потребовал немедленно прекратить всякие заигрывания. Я тогда даже подумала уволиться – так мне стало обидно. Я этому Коростылеву надоедливому разве что на пальцах не объясняла, что быть у нас ничего с ним не может и ежедневные походы к флористу плодов не принесут. Во-первых, он не в моем вкусе, а во-вторых, я бы никогда не стала встречаться с коллегой.

И самое неприятное в этой истории было то, что Шапошников наш с коммерческим в бане каждую неделю водку вместе пили. Почему же не поговорить с ним по-мужски? Нет же, он меня от работы лучше будет отвлекать. Даже намекал на пословицу про собак: дескать, если пуделиха не захочет, пудель и внимания не обратит. Вот что за дурость и сволочизм? А если пудель глупый и упрямый попался? В общем, тогда меня Нина Алексеевна чудом отговорила увольняться. И правильно, наверное. Я работу свою люблю и коллектив тоже. Жалко, что такой недалекий хряк, как его правильно назвал Жданов, у руля стоит.

– Витя, хоть ты не начинай сплетни по офису гонять, – с укоризной смотрю на Валерьевича. – Он вещь одну возвращал – только и всего.

– Ох, неспроста это, Люба, – хитро улыбается тот. – Сдается мне, заинтересовала ты грозного олигарха.

Я отмахиваюсь.

– Скажешь тоже. У него таких как я – только моложе – толпы.

– Ну не скажи. Он мужик опытный, для чего ему эти профурсетки безмозглые? То ли дело ты: красивая, образованная женщина. А хозяйка какая… Ты только представь: станешь с ним встречаться – так Жданов всех своих клиентов на нашу краску переведет. Это же миллионы… У генерального нужно будет непременно тебе процент потребовать… Машину поменяешь.

От нелепости такого предположения я начинаю смеяться.

– Ну коль уж я со Ждановым начну встречаться, то для чего мне процент? Я уволюсь в тот же день и пойду у него Мерседес клянчить. Про завод и не вспомню.

Валерьевич непонимающе хлопает глазами и по-детски надувает губы. Ох, некоторые мужчины хуже детей.

– Шучу я, Вить. Ну какие у меня могут быть отношения со Ждановым? Не смеши. Все, работать мне нужно. Иди, пока Ольга не донесла Шапошникову, что мы с тобой надолго в кабинете заперлись.

Коллега уходит, а мой взгляд непроизвольно падает на пакет с контейнером. Я открываю пластиковую крышку, трогаю пальцем. И ведь помыл даже. Чистейший, аж скрипит. Женщина мыла или посудомоечная машина? Хотя, мне, впрочем, какая разница.

– Никуш, я села в машину, еду домой, – приложив телефон к уху, поворачиваю ключ в замке зажигания. – У нас покушать что-нибудь осталось или в магазин заехать?

Дочь отвечает, что все пироги в нее бы не вместились даже при условии того, что ее желудок был резиновым, и что вернется поздно, потому что гуляет с Лесей. Едва я сбрасываю вызов, телефон вновь оживает в руке. При взгляде на экран я чувствую легкое покалывание в пальцах. Пусть я не внесла в список контактов номер Жданова, но длинную вереницу шестерок на той визитке, которую мне сунул Валерьевич, помню отчетливо.

– Здравствуй, Люба-инженер, – раскатисто грохочет голос Жданова в трубке. – Соскучилась?

Я стараюсь говорить спокойно и без удивления.

– Здравствуйте, Игорь Вячеславович. Я так понимаю, это риторический вопрос?

– Ну какой же он риторический? Жду твоего ответа.

Я растерянно разглядываю крошечный скол на стекле: ну и как мне отвечать? Скажешь «нет» – грубо. «Да» – чистой воды провокация и панибратство.

– Ладно, не сопи так тяжело, инженер Люба. А то опять небось рубашка по швам трещит, окружающим на радость. Ты мне лучше ответь: это мода такая нынче пошла откаты пирогами давать? Если да, то генеральный ваш еще больший жмот, чем о нем говорят. Ну или это ты через мой пищевод себе путь на мои склады протаптываешь?

Я краснею всю его тираду, а на последнем вопросе возмущенно вспыхиваю:

– Да вы что такое говорите… Я ведь совсем без умысла… Вашего водителя хотела поблагодарить за исполнительность и вас заодно угостить.

– Ишь, как разволновалась. Не дай боже Игорь Жданов подумает, что ты ему знаки внимания оказываешь. В общем так, Люба Владимировна. Контейнеры твои на другой конец города накладно моему извозчику таскать. У него и так дел невпроворот. Поэтому завтра в семь вечера приглашаю тебя на выставку. Какую – сюрприз. Там и передадимся.

10

Люба

– Что скажешь? – отвернувшись от зеркала, вращаюсь перед Никой, которая вот уже час наблюдает за моими сборами, закидывая в рот чипсы.

– Огонь, мам, – уверенно хмыкает дочь. – Ты у меня не инженер, а настоящая Кейт Бланшетт. Надеюсь, твой кавалер тебя не на собачью выставку поведет, а то ты слишком красивая.

Я снова смотрю на свое отражение. Ну, положим, с Кейт Бланшетт любимая родственница перегнула палку, но выгляжу я достойно. Люблю брючные костюмы: днем в них выглядишь по-деловому, а вечером губы поярче накрасил, волосы распустил и пожалуйста – готов стильный, как сейчас говорят, лук.

Я наношу последний слой помады и шумно выдыхаю. Может, зря я на эту аферу согласилась? Пойти на выставку с полиграфическим магнатом под предлогом того, чтобы обменяться контейнерами? Скажешь кому – засмеют. Вон, Нике сказала – так она чай носом на стол вылила.

– Я этого Жданова гуглила, – подмигивает Ника. – Секси дядька. Высокий стильный и взгляд такой… ммм… мужской. Не то, что у твоего Л-е-е-евы.

Передразнив протяжное курлыканье Льва, дочь начинает хихикать. Значит, не только меня приводит в недоумение эти его «Люю-юб».

– Ты на такси поедешь? – уточняет Ника на прощанье.

– Игорь Вячеславович прислал за мной машину.

Судя по восторженному лицу дочери и тому, как она решительно кинулась к окну, грядет шквал вопросов, поэтому я трусливо выскакиваю за дверь. Темперамент Нике достался от отца, бывшего боксера – тот любил загнать соперника в угол и измордовать. Вот и Ника любит. Если любопытство ее гложет – ни за что просто так не слезет. А мне что рассказывать? Это просто встреча двух коллег, для которой одна из сторон почему-то хочет выглядеть особенно хорошо.

– Ты смотри-ка, – стоящий возле внедорожника Жданов окидывает меня оценивающим взглядом с ног до головы. – Днем она инженер, а вечером ни дать, ни взять, модель тридцать плюс.

– Сорок три плюс, – честно поправляю его вместо того, чтобы в очередной раз начать краснеть от его прямоты и непривычных комплиментов.

Ох, права была Ника: взгляд у него и впрямь… мужской. Хоть веер доставай и начинай обмахиваться.

– Взрослая, значит, – иронично хмыкает Жданов. – А что, женскому полу свой возраст скрывать нынче не модно?

– А для чего мне его скрывать? Я своих лет не стыжусь. Все, какие есть – все мои.

– Вот бы моя бывшая жена сейчас удивилась. Ей с лица столько лишней кожи срезали, что можно было сумку шить, а она все за тридцатилетнюю себя выдавала.

Сказав это, он распахивает передо мной пассажирскую дверь.

– Полезай в салон, инженер Люба. Повезем твой костюм выгуливать.

– А едем-то мы куда? – спохватываюсь, когда Жданов, обдав меня крепким селективным парфюмом, усаживается рядом.

– Для собачьей выставки ты слишком хорошо выглядишь, – повторяет он Никину шутку, мельком глядя в мое декольте. – Поэтому поедем на автомобильную. Это тебе не кривляние актеров с евреем смотреть. Гораздо веселее.

Ну и почему мне снова хочется улыбаться? Шутки у него националистские, да и к автомобилям я равнодушна.

Жданов, конечно, мою улыбку замечает – довольно усмехается и говорит водителю трогать.

До этого дня я никогда не была на подобных мероприятиях и сейчас попросту поражена. Никогда не думала, что такое скажу, но это и впрямь веселее, чем театр. Огромный павильон залит светом, всюду снуют люди с телекамерами и фотоаппаратами, и мой костюм оказывается как нельзя кстати, потому что здешние гости явно пришли не с улицы. Мужчины представительного вида прогуливаются под руку с не менее представительными спутницами, у кого-то даже берут интервью.

Тяжелая ладонь Жданова опускается мне на талию, и я от неожиданности напрягаюсь. Не привыкла я, чтобы мужчины вот так запросто и без спроса меня обнимали. Но сопротивляться – не сопротивляюсь. Во-первых, сейчас это кажется вполне уместным, а во-вторых, этот уверенный жест мне на удивление нравится.

– Ну что, Люба Владимировна. Пошли на заморские тарантайки глазеть. Пятнадцать с хером лет гелендвагену не изменяю, и решил наконец модель другую выбрать. Будешь помогать. В пирогах и красках ты шаришь лучше, чем в автопроме, как мы могли убедиться, но второе мнение не помешает.

Кажется, я начинаю привыкать к его манере общения, потому что на ремарку про «не шарю» не обижаюсь. Но от ответа, конечно, не удерживаюсь:

– Может все же целесообразнее было того, кто «шарит» позвать?

– Внука и зятя, что ли, мне из Америки выписывать? – вскидывает брови полиграфический магнат. – Эти, конечно, брызгая слюной прибежали бы главе семьи помогать, да, боюсь не успеют.

– Так у вас семья в Америке, получается? – не удерживаюсь от любопытства.

– Дочь моя единственная в свое время жирафа себе заграничного выбрала, – ворчливо откликается Жданов. – Я говорил ей, что не патриотично, но у Славы характер в меня – если решила, хер передумает. Четверых внуков мне там с неугомонным зятем настрогали. Всем табуном теперь летом ко мне приезжают.

От этой информации под рубашкой что-то знакомо шевелится. Кажется, вновь оживает мой женский инстинкт «накорми и позаботься». Он, что же, совсем один? – А в России, получается, никого из родни нет? – уточняю осторожно.

– Ох ты, сколько сочувствия в инженерском голосе. Ты еще спроси, мне одному спать не страшно? – Жданов щурится и внимательно смотрит мне в глаза, отчего я сразу же начинаю нервничать. И начинаю нервничать еще больше, когда слышу следующую фразу.

– Спать мне, конечно, не страшно, но от твоей компании бы не отказался.

11

Люба

Вот хорошо, что на мне надет пиджак, потому что пуговицы на рубашке откровенно трещат оттого, что сердце пытается выбраться наружу. Ты чего так разволновалась-то, Люба? Это Жданов шутит так. Пора бы привыкнуть.

Только по его виду не скажешь, что шутит: серый взгляд сверлит мою переносицу, бровь слегка приподнята.

– Думаю, вам есть с кем скоротать ночь, – бормочу я и невольно опускаю глаза. Пусть я женщина не юная и опытная, но Жданову, надо признать, в умении смущать окружающих равных нет.

– Но я же сюда с тобой пришел. Хотел бы скоротать, как ты выразилась, ночь с Дуней или Маней, мы бы сейчас здесь с тобой не стояли.

Я снова поднимаю глаза. Первое смущение я успешно поборола, теперь пора возвращать себе лицо.

– А я думала, вы машину себе выбираете и контейнеры мне вернуть хотите.

– А такая умная женщина была пять минут назад, – качает головой Жданов. – Слушай сюда, Люба Владимировна. Мне лет уже не двадцать, чтобы кругами вокруг тебя ходить. Сюсю-мусю эти, перемигивания и брачные танцы молодым соплежуям оставлю. Не нравится мне человек – я его на хер шлю, не расшаркиваясь. Нравится женщина – приглашаю на свидание, ну и уединиться по настроению.

– А я, видимо, так понравилась, что вы ради меня пункт со свиданием пропустили.

Брови Жданова взлетают вверх, во взгляде проступает намек на удивление и веселье.

– Чувствую, не соскучусь я с тобой, инженер Люба. И что, передачу пирогов на заднем сидении за романтический пикник не засчитаешь?

– Вы бы еще ужин на троих с Левой вспомнили.

При упоминании Левы в груди неприятно скребет. Верный Лев меня третий вечер на свидание ждет, а ветреная Люба тем временем со Ждановым условия интима обсуждает. Стыдоба.

Поэтому я спешно добавляю:

– Кстати, этот разговор ему бы не понравился, поэтому стоит его прекратить.

– Твоего Леву хер разберешь, – брезгливо фыркает Жданов. – Может и понравился бы. Если бы ко мне на ужине какой-то мужик подсел и стал с моей женщиной разговоры разговаривать, я бы его, не раздумывая, в далекие леса послал. А если бы он и тогда не понял, то следом на задворках ресторана ногами отмудохал. А твой еврей что? Сидел и зубы скалил.

– Просто Лева неконфликтный и интеллигентный, – спешу вступиться за поруганную честь своего ухажера. Хотя если уж быть совсем честной, мнение Жданова я разделяю. Не нужно было Леве его к нам за стол пускать, а тем более, позволять над собой шутить и отвечать на вопросы.

– Достойные качества, – соглашается Жданов. – Поэтому, наверное, мне на него так глубоко насрать. Не такой мужчина тебе нужен, Люба.

– А какой же мне нужен? Такой как вы?

Не боялась бы размазать помаду, наверняка бы губу прикусила от смущения за свой неожиданный флирт. Ох, Люба. Полиграфический магнат тебя на лопатки уложил своим натиском. В переносном смысле, конечно.

– Конечно, – уверенно хмыкает Жданов, словно озвучивает давно известный факт, и неожиданно берет меня под руку. – Давай пройдемся, Люба Владимировна. На местных жирдяев посмотришь, сравнишь, аппетит нагуляешь.

Следующий час мы проводим за разглядыванием глянцевых кузовов и кожаных салонов. На удивление, скучно мне не становится, наверное потому, что мой спутник сопровождает осмотр пояснениями и забавными комментариями.

«Видишь вот эту странную приблуду на панели, Люба? Ни в жизнь не догадаешься для чего она. Это какой-то мудак с зарплатой тридцать миллионов евро решил, что включать дворники теперь нужно по-другому. Вот пусть теперь сам на своей замороченной трахоме ездит».

Или же «Ну и что мне в этот багажник складывать? Один ботинок и паспорт? Второй ботинок придется в салоне возить, потому что места тут ни хрена нет».

– В общем, благодаря твоему инженерскому присутствию понял я, что следующим автомобилем моим останется гелендваген, – подытоживает Жданов, когда мы выходим на улицу.

– Благодаря мне? – искренне удивляюсь я, потому что за все время выставки ничего толкового относительно имеющихся там образцов, не произнесла.

– Это чтобы ты себя незаменимой почувствовала, – взгляд Жданова снова сосредотачивается на моем лице, глаза сощуриваются: – Ну так как? Выставка сойдет за свидание, а, Люба?

Хорошо, что уличный фонарь светит тускло, и магнат не может разглядеть то, как стремительно я начинаю краснеть. Очень уж пристально он смотрит. Теперь пиджак мне мешает, потому что несмотря на освежающее дуновение ветра, становится душновато.

– Деловой встречей это вряд ли можно назвать. Контейнеры-то вы мне так и не вернули.

– Дома у меня заберешь, – не теряется Жданов и делает шаг ко мне, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство.

Ну не пятиться же мне как струсивший заяц? Ох, я что, и впрямь раздумываю над тем, чтобы поехать к нему домой? А как же рабочие отношения? Что подумает Ника, если я не вернусь ночевать? И как мне потом смотреть в глаза интеллигентному и неконфликтному Леве?

– Игореш! – раздается из-за плеча Жданова жеманный девичий голос. – Весь вечер до тебя дозвониться пытаюсь, а ты, оказывается, здесь.

Лицо полиграфического магната каменеет, челюсть сжимается. А пока я пытаюсь разглядеть, кто же так фамильярно назвал его «Игореш», он глухо бормочет себе под нос: «Майя, блядь».

12

Люба

– Кто это, Игореш? – требовательно произносит девушка, с подозрением щуря на меня свои искусно подведенные глаза. – Твой бухгалтер?

На вид гламурной брюнетке, с ног до головы одетой от кутюр, максимум лет двадцать пять, а потому я не пытаюсь понять, почему она сходу определила меня на работу в бухгалтерию. Просто киваю в знак приветствия и перевожу взгляд на Жданова.

– Ты чего здесь забыла, Майя? – ворчливо и будто устало спрашивает он. – С каких пор тебя сложная техника заинтересовала?

Из воинственно настроенного тон красавицы становится вкрадчивым и мурлыкающим.

– Искала тебя, конечно. Ты в последнюю неделю совсем пропал, а я… – она бросает на меня многозначительный взгляд, и конец фразы, явно интимного характера, договаривает ему на ухо, встав при этом на цыпочки.

Дожила, называется. Девушка, которая мне в дочери годится, смотрит на меня как на беспринципную разлучницу. Обычно все происходит наоборот: дамы моего возраста болезненно переживают неравную конкуренцию с такими вот красавицами с идеальными носами, бесконечными ногами и сияющей здоровьем и хайлайтером кожей.

– Искать меня не нужно, Майя. Я в Москве лет на тридцать подольше тебя обитаю и ни разу не потерялся. Зыркать зверем на Любу тоже завязывай и ухо ртом мне шлифовать не надо. Не упомню, чтобы тебе в верности клялся. Если заняться нечем – позвони подружкам, наверняка в каком-нибудь кабаке свои гламурные жопы протирают. Игореша сегодня занят.

Густые ресницы красавицы начинают быстро и обиженно хлопать, тонкие ноздри трепещут. От этого зрелища мне становится неудобно настолько, что я начинаю поглядывать по сторонам.

– Не надо со мной разговаривать как с маленьким ребенком, Игорь. Трахал ты меня по-взрослому. Так бы и сказал, что молодое тело тебе приелось и потянуло на подержанных милф.

– Майя, блядь! – рявкает Жданов еще до того, как как успеваю понять, что неприглядное сочетание слов «подержанная» и «милфа», адресованы мне. – Зад свой хватай в руки и быстро грузи в тарантас, пока я тебя в него пендалями по-взрослому не запихал.

Девушка поджимает пухлые губы и, бросив на меня финальный взгляд, гордо цокает к модной красной машине.

«Ну и чего ты так разнервничалась, Люба?» – веду с собой мысленный монолог, глядя в ее удаляющуюся спину. – «Девочка специально нахамила, чтобы за свое ущемленное женское достоинство отомстить».

Умом все это я понимаю, но в груди все равно бушует эмоциональное пламя. Что меня, взрослую женщину, незнакомый человек вот так походя оскорбил. Обменялись контейнерами, называется. Кем ты себя возомнила, Люба? Феей пирожковой? Жданов мужчина видный, свободный. Сколько у него еще таких вот Май?

– Я так понимаю, контейнеры после такого шапито ты забирать ко мне не поедешь, – медленно произносит Жданов, внимательно оглядывая мое лицо.

Ну хотя бы ведет себя с достоинством. Сам дурака не включает и меня за дурочку не держит.

– Не поеду, – подтверждаю его догадку и лезу в сумку за телефоном. – Вызову, пожалуй, такси.

– Ой, только не надо вот этой гордой инженерской самостоятельности, – отрезает Жданов. – Хреново вышло, сам знаю. Я, Люба, свободный здоровый мужчина, а потому в трах-связях себя не стеснял. Кто же знал, что молодухи нынче пошли такие прилипчивые. Им простительно, потому что они тоже бабы и мужика с собой рядом нормального видеть хотят. А ровесники их либо соплежуи, либо нытики, либо педики.

И ведь не поспоришь. Вон у Ники моей два парня было: Витя точно нытик, а вот кто Саша, я так и не разобралась: то ли соплежуй, то ли все-таки последнее.

Не дав мне возможности и дальше тренировать свою поруганную инженерскую гордость, Жданов берет меня под локоть и ведет к своей машине. Я не сопротивляюсь. Во-первых, нам еще по краске сотрудничать, и усложнять отношения ни к чему, а во-вторых, он вроде как ни в чем не виноват. Это же я согласилась с ним встретиться под сомнительной причиной обменяться контейнерами, хотя и предвидела, что на самодостаточный и харизматичный образец вроде него всегда будет спрос.

Хорошо, что не успела поддаться его фирменному хамоватому обаянию. Затесалась бы подержанная милфа среди молодых тел. Это я так шучу, конечно. С телом у меня полный порядок – спасибо йоге и генетике. Иронизирую, чтобы себя подбодрить. Не нужен тебе Жданов, Люба. Он после развода свою свободу еще долго будет праздновать. А то, что со здоровьем у него проблем нет – это и так чувствуется. Все же Лев, хоть и «любкает», куда надежнее.

– Громко думаешь, Люба, – вдруг произносит Жданов. – Аж уши закладывает. «Не нужен он мне, за ним молодухи бегают. Еврей хоть и скучный, зато никому не нужен».

Мне с трудом удается удержать его давящий взгляд. Ох, и страшный же он человек. Будто насквозь видит.

– Почти мысли мои прочитали, Игорь Вячеславович, – честно признаюсь. – Все эти выставки и обмен контейнерами – для меня, пожалуй, лишнее. Я не в том возрасте, чтобы с вашими поклонницами конкурировать. Скандалов и разборок всегда сторонюсь. Предлагаю вновь перевести наше общение в рабочую плоскость.

– Вот и нашел я твой недостаток, Люба. А то уж сомневаться начал – а реальная ли ты женщина. Трусиха ты.

Подержанная трусливая милфа. Надо будет Нике рассказать – вместе посмеемся.

– Пусть так, – соглашаюсь. – Но мне в своей трусости много лет довольно комфортно.

Через пятнадцать минут внедорожник Жданова останавливается возле моего подъезда. Магнат галантно помогает мне выйти и пристально смотрит мне в глаза.

– Всего доброго, Игорь Вячеславович, – подчеркнуто вежливо улыбаюсь ему. – Надеюсь, случившееся никак не повлияет на сотрудничество наших компаний.

– У меня ведь тоже один недостаток есть, Люба, – неожиданно произносит Жданов. – Может, догадалась уже. Если чего в голову себе вобью, то хер успокоюсь.

Пуговицы на рубашке натягиваются так, что грозят выстрелить ему в грудь, и даже немного потеют ладони.

– И что это значит?

– Ты уж со мной-то дурочку не включай, Люба Владимировна, – хмыкает магнат. – Моей будущей жене совсем не идет.

13

– Ну так как свидание прошло, мам? – глядя на меня поверх утренней чашки с кофе, спрашивает Ника. – Я вчера хотела тебя расспросить, но с Глебасей заболталась и уснула.

То, что дочь уснула в разговоре с Глебом ничуть меня удивляет. Вообще не понимаю, что моя жизнерадостная и зажигательная Ника нашла в этом скучном отличнике. Витя хотя и туповат был, зато симпатичный, а этот что? Обыкновенный тютя-вятя. Маменькин сынок.

Думаю так, и моментально себя одергиваю. Ты чего такая злая с самого утра, а, Любовь Владимировна? Не с той ноги встала? Ты ведь не из родителей, которые навязывают свои личные антипатии ребенку и тем более – критикуют его выбор.

Это все события вчерашнего вечера так на меня подействовали. Выбили, так сказать, из колеи.

– Все прошло хорошо, потому что это было не свидание, – уклончиво отвечаю я. – А сугубо деловая встреча с целью налаживания деловых связей.

– Ой, мне-то не лечи, мамуль, – фыркает Ника. – Ты на эту деловую – в кавычках – встречу собиралась тщательнее, чем на ужин с Левушкой. Рассказывай, – дочь меняет тон на требовательный, глядя исподлобья. – Хочу знать все подробности: держались ли вы за ручку, целовались и договорились ли созвониться? Но если дело дошло до петтинга – чур, я не хочу об этом знать.

– Какой петтинг, Ника? – Я отворачиваюсь, чтобы поставить чашку в посудомойку. – Такое баловство отставлю восемнадцатилетним. Подержанные милфы вроде меня едут прямиком в гостиницу.

– Подержанная милфа? – переспрашивает дочь с недоумением. – Ты где таких слов набралась?

– И это все из сказанного, что тебя беспокоит?

– Вообще-то да. Я же тебя хорошо знаю. Не поехала бы ты на первом свидании в номера.

Ох, а вот тут дочь ошиблась. Потому что до того, как та прекрасная нимфетка появилась, такая мысль у меня была. Что тут скажешь? То ли я с возрастом становлюсь все беспечнее, то это харизма полиграфического магната лишает окружающих женщин разума.

– Ладно, Никуш, некогда мне болтать. Мне еще на производство заскочить нужно успеть.

– Мам! – оглушительно рявкает Ника, на мгновение пригвождая меня к полу. – Ну хоть что-нибудь расскажи. Я же от любопытства умру.

– До того, как молодая любовница Жданова попыталась устроить сцену ревности, он успел мне предложил поехать к нему, а после назвал своей будущей женой. Достаточно подробностей?

Все это я произношу, выходя из кухни и краем глаза успеваю заметить вспышки восторга во взгляде дочери.

– Мам! – жалобно догоняет меня в прихожей. – Ну разве можно такое сказать и уехать на работу?

– Определенно можно, – заключаю я, обуваясь. – Про будущую жену не бери в голову. Жданов любит эпатировать и, конечно, это просто так сказал. В этом я не сомневаюсь.

На производстве мне приходится задержаться. Каждый сотрудник считает своим долгом подойти ко мне с вопросом, зачастую имеющим мало отношения к роду моей деятельности: например, каким средством лучше оттирать унитазы. Вот они – минусы словосочетания «женщина-инженер». Люди не могут перестать видеть во мне домохозяйку.

Как результат, в офис я приезжаю только в обед, и уже в дверях натыкаюсь на подозрительный взгляд Оли секретарши Шапошникова.

– С пиджаком что-то? – уточняю я, ощупывая себя.

Мотнув головой, она скрывается за стойкой, чтобы продолжить наблюдать за мной оттуда. Да что такое? Вроде со времен ухаживаний Коростылева не давала я повода для офисных сплетен. Может показалось?

Но когда по пути в свой кабинет натыкаюсь на пару еще точно таких же взглядов, убеждаюсь, что нет – не показалось. Что ж, есть у меня один верный способ выяснить в чем дело. Позвонить вездесущей и всезнающей Нине Алексеевне, местной крестной фее.

– Нина Алексеевна, – зажав трубку плечом, я несколько раз щелкаю по клавиатуре компьютера, чтобы его включить. – Я в свое четырехчасовое отсутствие что-то пропустила? Оля из приемной дюже внимательно на меня смотрит, да и не только она.

– Угадала, Люба Владимировна, – заговорщицки шепчет коллега. – С самого утра по офису слухи ходят, что ты в интимных отношениях с клиентом Шапошникова состоишь. Вчера вас на автомобильной выставке видели под ручку.

Я вспыхиваю. Да что ж это за издевательство такое? В интимных отношениях? Еще и под ручку?

– Ну вы-то, Нина Алексеевна, понимаете, что все это, как принято говорить, чушь собачья? – возмущаюсь я, понижая голос. – Это была неформальная встреча с целью обсуждения деталей сотрудничества…

На этом мне приходится отвлечься, потому что в дверь моего кабинета стучат.

– Входите! – выкрикиваю я, прикрывая трубку рукой.

В приоткрывшемся зазоре появляется пышный ворох цветочных бутонов, и лишь следом за ним голова курьера.

– Инженер Любовь Ивлеева? – бойко осведомляется он.

Забыв про зажатую в руке трубку, я киваю, завороженная зрелищем огромной охапки белых роз. Я такие большие букеты только на картинках в интернете видела, а вживую ни разу.

– Да, это я, – отвечаю я через паузу.

– Тогда это вам.

Опомнившись, я вскакиваю с кресла. Бедный мужчина. Этот букет к нам от самой парковки нес, а он наверняка очень тяжелый.

– Там еще записка, – подсказывает курьер, бережно передавая цветы мне. – Всего доброго.

Прижав к себе колючие стебли, я запускаю пальцы в лепестки и выуживаю оттуда карточку.

«Задание у меня к тебе есть, инженер Люба: к семи вечера проголодаться. В новую жральню тебя повезу. Ты же хотела свидание? Будет тебе свидание»

14

К обеду о моей интимной связи со Ждановым не судачит только туалетная плесень. Отвратительная, кстати, вещь. Я уже и чистящее средство уборщице принесла, чтобы отмыла, но зеленая поросль по-прежнему гнездится в углу кабинки.

Цветы пришлось поставить в пластиковое ведро, потому как подходящей вазы в офисе не нашлось. Страшно подумать, сколько полиграфический магнат выложил за эту оранжерею. Нет в его системе координат полумер: действует с размахом и нахрапом. Вообще я на него зла: за то, что перед коллегами меня скомпрометировал. Был бы букет хотя бы в половину скромнее, они бы такими глазами на меня не смотрели и не шептались. Дойдет до Шапошникова – как пить дать, вызовет на ковер и вновь начнет распекать за недостойное поведение. Из подержанной милфы прямиком в главную развратницу компании.

Хотя не могу не признать, что цветы красивые. Красные розы не жалую за их шаблонную помпезность, а вот белые мне очень по душе. И бутоны просто загляденье: крупные, правильной формы. Если не ошибаюсь, сорт Полар Стар.

Так ладно, отвлеклась я что-то сильно на социальную жизнь. Пора и поработать. Я ведь в ряды любовниц Жданова еще не вступила, а значит свою безбедную жизнь по-прежнему обеспечиваю сама. Но если лень одолеет, буду знать, что есть у меня резервный вариант. А что? Судя по букету, на женщин Игорь Вячеславович не скупится.

Но это я сама с собой шучу конечно, чтобы боевого духа не терять. Поздновато мне в содержанки. К сорока годам мозги слишком много места в черепной коробке заняли.

Выдохнув, я с новым рвением вглядываюсь в монитор. Ох и Жданов. Против воли пролез в голову. Торчу в офисе уже третий час, а ничего существенного не сделала.

И стоит мне это подумать, оживает мой телефон. На экране настойчиво пульсирует длинное сочетание слов: Жданов Игорь Вячеславович.

Я с беспокойством смотрю на ведро с цветами, стоящее в углу, и машинально ощупываю пуговицы на рубашке. Так, и чего-то я так всполошилась? Раз звонит – нужно брать.

– Добрый день, Игорь Вячеславович, – подчеркнуто по-деловому произношу я, вставая.

– Ну здравствуй, Любовь Владимировна, – раскатисто отзывается динамик. – Устал я ждать, пока твое инженерское величество решит позвонить, и решил сам набрать.

– А я разве обещала вам позвонить?

– Обещала-не обещала, но я-то ждал. Веник ведь получила?

– Вы о цветах? – осведомляюсь я, в очередной раз косясь на розы. – Получила. Они точно не заслужили столь пренебрежительного обращения в свой адрес. Очень красивые, спасибо вам. Правда посылать их не стоило.

– А ну-ка просвети меня, Люба Владимировна, почему не стоило? – раздраженно вопрошает полиграфический магнат. – И лучше придумай, что палец об них уколола, а не заводи вчерашнюю трусливую шарманку.

Ну вот что он за человек? Не только давит, но еще и подсказывать пытается, о чем стоит говорить, а о чем нет.

– Я, Игорь Вячеславович, женщина скучная и привыкшая к эмоциональному комфорту, а вы своими действиями меня изрядно компрометируете, – со вздохом признаюсь я. – Уже весь офис обсуждает, откуда в моем кабинете появился букет стоимостью в среднюю зарплату…

– А чего ж вашего генерального хряка жмотом называют? – саркастично перебивает меня Жданов. – На зарплаты стоимостью в букет для сотрудников не скупится. Ох, и задолжала же ты мне, Люба. Вовек не расплатишься.

Я неумолимо начинаю краснеть. Вот вроде и понимаю, что женщина ни за какие подарки ничего мужчине не должна, и вроде понимаю, что шутит, но все равно… Умеет он смущать.

– Что примолкла? Пыхтишь и краснеешь? Эх, жалко не вижу, как ты дышишь. Уж больно впечатляюще у тебя это дело выходит.

– Игорь Вячеславович, – строго произношу я, усилием воли беря себя в руки. – Если уж вы сами мне перезвонили, считаю нужным прояснить ситуацию. В ресторан я с вами не пойду. Во-первых, у меня сегодня другие планы, а во-вторых, мое мнение относительно наших встреч остается неизменным. Предпочту сохранить между нами сугубо деловые отношения.

– Хотела бы сохранить сугубо деловые отношения – отделалась бы второй причиной, и про планы не упоминала. Я в бабской психологии немного разбираюсь. За жизнь аж целых двух тощих собак съел.

– Давно хотела сказать, что ваш шовинистический взгляд на женщин представляется мне оскорбительным.

– Что там тебя оскорбило, Люба? – неожиданно миролюбиво осведомляется магнат. – Слово «бабский»?

– Вы уже не в первый раз его произносите, – с укоризной замечаю я.

– А ты, поди, каждое сосчитала, чтобы в нужный момент предъявить. Слушай сюда, Любовь Владимировна. Судя по тому, как качественно огрызаешься, проголодаться ты успела, а значит повода не отужинать в моей компании у тебя нет. Не нравится мне, что ты Игоря Жданова монстром, пачками жрущего баб, представляешь. Почаевничаем, а через час доставлю тебя домой в целости и сохранности. И даже за коленки лапать не буду, если сама не попросишь. Я по необходимости еще каким джентльменом бываю.

15

– Любовь Владимировна, – звучит в динамике голос секретарши Шапошникова, совершенно бессовестно отрывающий меня от работы, на которую я с таким трудом настроилась. – Олег Евгеньевич просит вас зайти.

Мой палец, лежащий на мышке, обреченно дергается. Еще ни разу генеральный не вызывал меня лично для приятного, или хотя бы конструктивного разговора. Рабочие вопросы он предпочитает обсуждать со мной в присутствии Пирогова, так как немного меня побаивается, значит точно собирается ругать. Неужели сплетни обо мне и Жданове до него так быстро долетели?

Накинув пиджак, я твердой походкой направляюсь к нужному кабинету. Стыдиться мне нечего. Я, в конце концов, не несу ответственности за действия других людей. Если приспичило мужчине букет отправить – разве может кто-то его остановить, тем более такого как Игорь Вячеславович? От него вон молоденькие модели, как сейчас говорят, пищат, и немолодой Витя Пирогов потеет. Как таким управлять?

– Вызывали, Олег Евгеньевич? – осведомляюсь я, постучавшись.

Генеральный вскидывает на меня свои глаза-буравчики и странно ведет подбородком. Догадываюсь, что так он кивает, но из-за складок на шее, собравшейся над воротником рубашки, это движение не сразу понятно.

Я присаживаюсь на стул и целомудренно подбираю колени, принимая позу радивого сотрудника. Рядом с Шапошниковым мне приходится имитировать субординацию. Что поделать? Свою работу я очень люблю, но вот начальника не слишком-то уважаю.

– Почему сегодня так поздно на работе появились, Любовь Владимировна? – без прелюдий спрашивает генеральный, чиркнув меня взглядом.

Мысленно я закатываю глаза. Минимум дважды в неделю на протяжении нескольких лет я езжу на завод и возвращаюсь в офис после обеда. Если Шапошников и пытается подловить меня на нарушении трудовой дисциплины, то лишь демонстрирует свою несостоятельность.

– Я ездила в цех по производственному вопросу, – поясняю я, не удержавшись, чтобы не шаркнуть каблуком по полу. – Как главному инженеру предприятия мне необходимо время от времени это делать.

– Так долго? – скептически переспрашивает Шапошников, дав себе время подумать.

Нет, это уже просто оскорбительно. Он полагает, что я в перерыве пью молочные коктейли в Макдональдсе или делаю ставки на ипподроме? Мне сорок три года, в послужном списке работа в крупнейших столичных предприятиях. У меня два высших образования, в конце концов. Почему я должна выслушивать эти беспочвенные обвинения?