Читать онлайн Миля над землей бесплатно

Liz Tomforde

Mile High (#1 in Windy City series)

* * *

Посвящается моей маме.
Ты – самая любящая женщина, которую я знаю.
Я бы хотела, чтобы у каждой девочки была такая мама, как ты.

Плейлист

Planez – Jeremih feat. J. Cole ♥4:00

Imported – Jessie Reyes & 6LACK ♥3:32

Swim – Chase Atlantic ♥3:48

You Got It – VEDO ♥3:23

Feels – Kehlani ♥3:01

First Class – Jack Harlow ♥4:27

Safety net – Ariana Grande feat. Ty Dolla $ign ♥4:00

I Like U – NIKI ♥3:21

Love Lies – Khalid & Normani ♥3:54

Close – Nick Jonas feat. Tove Lo ♥2:40

Every Kind of Way – H.E.R. ♥4:03

One In A Million – Ne-Yo ♥3:24

Hrs and Hrs – Muni Long ♥3:55

Conversations in the Dark – John Legend ♥3:20

Constellations – Jade LeMac ♥3:26

Love you anyway – John K ♥3:28

Medicine – James Arthur ♥4:17

Say You Love Me – Jessie Ware ♥2:59

Half a Man – Dean Lewis ♥2:11

This City – Sam Fischer ♥2:59

Always Been You – Jessie Murph ♥2:11

Get You the Moon – Kina feat. Snøw ♥2:59

Hard Place – H.E.R. ♥4:31

Best Part – Daniel Caesar feat. H.E.R. ♥3:29

1. Зандерс

– Обожаю выездные игры.

– Ненавижу выездные игры. – Мэддисон достает свой чемодан с заднего сиденья моего новоприобретенного люксового внедорожника – «Бенца» [1] и надевает пиджак.

– Ты ненавидишь их именно по той причине, по которой я их так люблю.

Я запираю машину, бросаю ключи в сумку и делаю глубокий вдох. Свежий осенний воздух Чикаго наполняет легкие. Люблю хоккейный сезон, а на этой неделе начинается период выездных игр.

– Потому что в каждом городе, который мы посещаем, девушки выстраиваются в очередь, чтобы с тобой встретиться? Тогда как единственная женщина, которую хочу видеть я, – это моя жена, которая находится здесь, в Чикаго, с моей дочерью и новорожденным сыном.

– Именно. – Я похлопываю Мэддисона по плечу, и мы заходим через частный вход в международный аэропорт О'Хара.

Мы показываем охране наши удостоверения, и нас выпускают на взлетно-посадочную полосу.

– У нас что, новый самолет? – Я останавливаюсь как вкопанный, кивая в сторону новой птички с логотипом нашей команды на хвосте.

– Похоже на то, – рассеянно подтверждает Мэддисон, глядя в свой телефон.

– Как дела у Логан? – спрашиваю я о его жене, с которой, насколько я понимаю, он сейчас переписывается. Он ею просто одержим. Постоянно ей пишет.

– Чувак, она крутая. – Голос Мэддисона сочится гордостью. – Эм-Джею всего неделя от роду, а она уже понимает его расписание.

Неудивительно. Жена Мэддисона, Логан, – один из моих самых близких друзей и, вероятно, самый способный человек, которого я знаю. Они мои единственные друзья, у которых есть дети, и их семья из четырех человек стала и моей большой семьей. Их дочь называет меня дядей Зи, а я обращаюсь с их детьми как со своими племянниками, несмотря на отсутствие кровных уз между нами. Их отец – мой лучший друг и на данный момент почти что брат.

Но так было не всегда.

Когда мы росли, Элай Мэддисон был моим самым ненавистным соперником. Мы оба выросли в Индиане, играли в выездной хоккей за две разные команды. Он был золотым мальчиком, который имел все, что хотел, и это до чертиков меня раздражало. Его жизнь была такой идеальной. Его семья была идеальной, а моя – нет.

Затем он продолжил играть за Университет Миннесоты, а я играл за штат Огайо, и наше детское соперничество переросло в жаркие пять лет студенческого хоккея. В то время у меня были кое-какие семейные проблемы, и весь свой гнев я выплескивал на льду. В конечном итоге Мэддисон от меня огреб: в начале наших студенческих лет я грязным ударом вмазал его в борт, и в результате он настолько сильно повредил лодыжку, что на втором курсе выбыл на целый сезон, а затем пропустил драфт НХЛ[2].

По иронии судьбы мне также пришлось пропустить второй курс из-за нескольких предметов, которые я провалил.

Он ненавидел меня за это, а я ненавидел себя по целому ряду иных причин.

Потом я стал ходить на терапию. Добросовестно. Я работал над своими проблемами, и к выпускному классу мы с Мэддисоном стали лучшими друзьями. Мы по-прежнему играли за разные команды, но уважали друг друга и, несмотря на проблемы с психическим здоровьем, нашли общий язык. Он страдал от приступов тревожности и панических атак, а я – от горького гнева в таком количестве, что он приводил к паническим атакам просто потому, что поглощал меня, отгораживая от реальности.

И по воле судьбы мы с Элаем Мэддисоном оказались в одной команде здесь, в Чикаго, играя в команде профессионалов «Чикаго Рапторс». Этот сезон для меня – начало седьмого года профессиональной карьеры, и я не могу представить, чтобы я играл где-то еще.

Вот почему мне нужно быть уверенным, что со мной подпишут новый контракт, когда этот истечет в конце сезона.

– Скотт, мы получили новый самолет? – спрашиваю я идущего впереди менеджера нашей команды.

– Да, – бросает он в ответ через плечо. – Все профессиональные команды Чикаго получили. Новая чартерная компания. Новый самолет. Они подписали какую-то крупную сделку с городом.

– Новый самолет. Новые сиденья… Новые стюардессы, – с намеком добавляю я.

– У нас всегда новые стюардессы, – вмешивается Мэддисон. – И все они пытались с тобой переспать.

Я самодовольно пожимаю плечами. Он не ошибается, и мне не стыдно. Но я не сплю с женщинами, которые на меня работают. Это может вызвать проблемы, а я не люблю проблем.

– И еще одна новинка, – добавляет менеджер команды. – Один экипаж на весь сезон. Те же пилоты, и те же стюардессы. Больше никаких случайных членов экипажа по типу «зашли и вышли», стремящихся получить ваши автографы.

– Или стремящихся залезть к тебе в штаны, – бросает на меня острый взгляд Мэддисон.

– Я был не против.

В кармане моих брюк гудит телефон. Вытащив его, я обнаруживаю парочку новых сообщений в моем личном кабинете в соцсети.

Кэрри: Видела расписание твоих игр. Я так понимаю, ты сегодня будешь в городе. Я свободна, и хорошо бы, чтобы и ты был свободен!

Эшли: Сегодня вечером ты будешь в моем городе. Хочу тебя видеть! Уж я постараюсь, чтобы твое время того стоило.

Я захожу в приложение «Мои заметки», нахожу заметку под названием «ДЕНВЕР» и пытаюсь вспомнить, кто эти женщины.

Судя по всему, Кэрри была великолепна в постели с фантастической позой, а Эшли делала потрясающий минет.

Будет трудновато выбрать, с кем я хочу провести ночь. А еще есть вариант выйти и посмотреть, не смогу ли я расширить свой состав в «Денвере» парочкой новеньких.

– Куда-нибудь идем сегодня вечером? – спрашиваю я лучшего друга, когда мы поднимаемся по трапу в наш новый самолет.

– Я собираюсь поужинать с приятелем по колледжу. В Денвере живет мой старый товарищ по команде.

– Ах, черт, верно. Ну а потом давай с тобой выпьем.

– Я хочу пораньше лечь спать.

– Ты всегда рано ложишься, – напоминаю я ему. – Все, что ты хочешь сделать, – это засесть в гостиничном номере и позвонить жене. Ты куда-то идешь со мной только тогда, когда тебя заставляет Логан.

– Ну, моему сыну только неделя, так что могу гарантировать, что сегодня я никуда не пойду. Мне нужно хоть немного выспаться.

– Как поживает малыш Эм-Джей? – интересуется Скотт наверху трапа.

– Милейший маленький засранец. – Мэддисон достает телефон, чтобы показать бесчисленные фотографии, которые он прислал мне за неделю. – Уже в десять раз круче, чем Элла в младенческом возрасте.

Обойдя их, я вхожу в наш новый самолет, ошеломленный тем, насколько он потрясающий. Он совершенно новый, с изготовленным на заказ ковровым покрытием, сиденьями и расклеенным повсюду логотипом нашей команды.

Минуя переднюю половину самолета, где сидят тренеры и сотрудники, я направляюсь к ряду у аварийного выхода, где мы с Мэддисоном сидим уже много лет, с тех пор как он стал капитаном, а я – вице-капитаном. Мы управляем всеми аспектами работы команды, включая то, где кто сидит в самолете.

Ветераны сидят в ряду у аварийного выхода. Чем меньше стаж спортсмена в команде, тем дальше он сидит, а новички занимают последний ряд.

– Хрен тебе, – быстро заявляю я, обнаружив, что защитник Рио, который играет с нами второй сезон, уселся на мое место. – Вставай.

– Я тут подумал, – начинает Рио, и его дурацкая ухмылка расплывается на всю физиономию. – Новый самолет, может быть, новые места? Может быть, вы с Мэддисоном захотите в этом году посидеть в хвосте с новичками?

– Твою мать, нет. Вставай. Мне наплевать, что в этом сезоне ты не новичок. Я все равно буду относиться к тебе как к новичку.

Его темно-зеленые глаза прикрывают кудрявые волосы, но я все равно замечаю, как весело они блестят. Он меня проверяет. Маленький ублюдок.

Он из Бостона, штат Массачусетс. Итальянский маменькин сынок, которому нравится испытывать мое терпение. Но почти каждый раз, когда он открывает свой чертов рот, я начинаю смеяться. Должен сказать, он чертовски забавный.

– Рио, брысь с наших мест, – вмешивается Мэддисон у меня из-за спины.

– Есть, сэр. – Он быстро вскакивает, подхватывает с соседнего сиденья свой бумбокс и спешит в хвост самолета, где ему самое место.

– Почему он слушает тебя, а не меня? Я же в десять раз страшнее!

– Возможно, потому, что ты таскаешь его с собой всякий раз, когда мы на выезде, и относишься к нему как к своему младшему напарнику, а я – его капитан, соблюдаю дистанцию и слежу за порядком.

Может быть, если бы мой самый близкий друг составлял мне компанию, мне бы не приходилось брать с собой в качестве напарника двадцатидвухлетнего парня, когда мы выходим в город.

Забросив сумку на багажную полку над головой, я устраиваюсь поближе к окну.

– Черт возьми, нет. – Мэддисон стоит и смотрит на меня сверху вниз. – В прошлом году ты сидел у окна. В этом сезоне твое место у прохода.

Я смотрю на соседнее сиденье, затем снова на него.

– Меня укачивает.

Мэддисон разражается приступом смеха.

– Нет, не укачивает. Перестань прикидываться маленьким сукиным сыном и вставай.

Я неохотно пересаживаюсь на соседнее сиденье, поскольку в этом самолете с каждой стороны прохода всего по два места в каждом ряду. Еще пара ветеранов со стажем сидят в ряду напротив.

Достав телефон, я перечитываю сообщения от девушек из Денвера, размышляя о том, как я хочу провести вечер.

– Что бы ты предпочел – классный секс, умопомрачительный минет, или рискнуть попробовать что-нибудь новенькое?

Мэддисон меня полностью игнорирует.

– И то, и другое, и третье? – отвечаю я за него. – Может быть, и так.

Приходит еще одно сообщение. На этот раз – групповое сообщение от нашего агента Рича.

Рич: Интервью «Чикаго трибьюн» перед завтрашней игрой. Разыграйте сцену. Заработайте нам деньги.

– Рич прислал сообщение, – говорю я капитану. – Завтра перед игрой – интервью. Он хочет, чтобы мы разыграли нашу маленькую фишку.

– Все то же? – вздыхает Мэддисон. – Зи, ты же знаешь, что в этом деле у тебя – короткая соломинка. Если решишь донести до людей, что ты не такой придурок, каким они тебя считают, дай мне знать, и мы закончим это представление.

Вот почему Мэддисон – мой лучший друг. Возможно, он единственный человек, кроме своей семьи и моей сестры, который знает, что я не такой плохой парень, каким меня изображают СМИ. Но у моего имиджа есть свои плюсы. Один из которых заключается в том, что женщины бросаются на самопровозглашенного «ненавистного плохого парня», и наши контрастные характеры приносят нам обоим кучу денег.

– Нет, мне все еще это нравится, – честно говорю я ему. – В конце сезона мне нужно продлить контракт, так что до тех пор продолжаем в том же духе.

С тех пор как Мэддисон пять лет назад приехал в Чикаго, мы создали эту сюжетную линию, которую подхватили фанаты и СМИ. Мы зарабатываем кучу денег для организации, потому что наш дуэт привлекает на трибуны болельщиков. Некогда заклятые соперники превратились в лучших друзей и товарищей по команде. Мэддисон уже много лет женат на своей возлюбленной из колледжа, и у них двое детей. У меня же бывают ночи, когда в мой пентхаус приходят сразу две девушки. С точки зрения стороннего наблюдателя, мы не могли бы быть более непохожими друг на друга. Он – золотой мальчик хоккея, а я – городской повеса. Он забивает голы, а я забиваю с дамами.

Люди съедают эту фигню. Мы разыгрываем это перед СМИ, но правда в том, что я не такой кусок дерьма, каким меня считают. Меня волнуют не только женщины, которых я привожу домой с арены. Я знаю себе цену. Мне нравится заниматься сексом с красивыми девушками, и я не собираюсь за это извиняться. Это делает меня плохим? Ну и хрен с ним. Я зарабатываю чертовски много денег, будучи «плохим парнем».

Прокручивая страницу на телефоне, я замечаю боковым зрением фигуру, но не поднимаю глаз, чтобы посмотреть, кто стоит передо мной. Хотя с этого ракурса я могу сказать, что пышные формы принадлежат женщине, а единственные женщины на борту – это стюардессы.

– Вы… – начинает она.

– Да, я Эван Зандерс, – перебиваю я ее, не отрывая взгляда от экрана. – И да, это Элай Мэддисон, – утомленно добавляю я. – Извини, автографы не даем.

Это происходит почти в каждом полете. Новый экипаж пускает слюни от встречи с профессиональными спортсменами. Это немного раздражает, но известность – часть нашей работы.

– Рада за вас. Только мне ваш автограф не нужен. – Ее тон совершенно равнодушен. – Я собиралась спросить, готовы ли вы к тому, что я проведу инструктаж для сидящих в ряду у аварийного выхода?

Я наконец поднимаю глаза и натыкаюсь на острый взгляд цвета морской волны. Ее волосы вьются неукротимыми каштановыми локонами. Чуть смугловатая кожа усеяна мягкими веснушками на носу и щеках, но черты лица впечатляют.

Впрочем, мне нет до этого никакого дела.

Мой взгляд блуждает по ее телу. Облегающая служебная униформа повторяет каждый изгиб пышной фигуры.

– Эван Зандерс, вы ведь понимаете, что сидите в ряду у аварийного выхода? – сузив миндалевидные глаза, спрашивает она меня так, словно я идиот.

Мэддисон рядом со мной хихикает. Никто из нас никогда не слышал, чтобы женщина говорила со мной с таким презрением.

Мои глаза превращаются в щелочки, но я не отступаю, немного шокированный тем, что она говорит со мной в подобном тоне.

– Да, мы готовы, – отвечает за меня Мэддисон. – Приступайте.

Она выдает свою речь, и я отключаюсь. Я слышал это больше раз, чем могу сосчитать, но, наверное, это какая-то юридическая штука, которую они обязаны сообщать нам перед каждым полетом.

Пока она говорит, я прокручиваю телефон. Моя лента в соцсети завалена моделями и актрисами, с половиной из которых я встречался. Ну, «встречался» – это, наверное, неправильное слово. Переспал – ближе к истине. Но на них приятно смотреть, поэтому я слежу за ними в социальных сетях на случай, если захочу повторить.

Мэддисон подталкивает меня локтем.

– Зи.

– Что? – рассеянно откликаюсь я.

– Она задала тебе чертов вопрос, чувак.

Поднимаю голову. Стюардесса смотрит на меня сверху вниз. Она опускает взгляд на телефон, где на весь экран – полуобнаженная женщина из моей ленты, и выражение ее лица становится раздраженным.

– Готовы ли вы и в состоянии ли помочь в чрезвычайной ситуации? – повторяет она.

– Конечно. Кстати, принесите мне газированную воду. И побольше лайма. – Я снова переключаю внимание на телефон.

– Холодильник в заднем ряду, можете взять ее сами.

Мой взгляд снова устремляется вверх. Что не так с этой цыпочкой? Я нахожу ее именной бейдж – пару крылышек с надписью «Стиви» в центре.

– Что ж, Стиви, я буду очень рад, если ты мне ее принесешь.

– Что ж, Эван, я была бы очень рада, если бы ты уделил больше внимания моей демонстрации техники безопасности, вместо того чтобы предполагать, что я жажду получить твой автограф, как какая-то хоккейная зайка. – Она снисходительно похлопывает меня по плечу. – А я не жажду, я не такая.

– Ты в этом уверена, милая? – Я с самодовольной улыбкой подаюсь вперед на своем сиденье, поближе к ней. – Для тебя это обойдется в сущие гроши.

– Мерзость. – Ее лицо искажается от отвращения. – Спасибо, что выслушали, – обращается она к Мэддисону и уходит в хвост самолета.

Я не могу удержаться, чтобы не обернуться и не посмотреть потрясенно ей в след. Округлые бедра покачиваются, занимая больше места, чем у других стюардесс, которых я видел на борту, но маленькая юбка-карандаш подчеркивает талию.

– Так. Эта Стиви – явная стерва.

– Нет, просто ты – полный придурок, и она тебе об этом сообщила, – смеется Мэддисон. – Стоп. Стиви?

– Да, это ее имя. Так было написано на ее бейджике.

– Ты никогда раньше не интересовался именем стюардесс, – в его тоне слышится обвинение. – Но, друг мой, ей на тебя явно наплевать.

– Неважно. Один рейс, и она покинет самолет.

– Нет, – напоминает мне Мэддисон. – Один экипаж в течение всего сезона. Помнишь, что сказал Скотт?

Черт возьми, верно. У нас никогда не было одних и тех же девушек на борту в течение всего сезона.

– Она мне уже нравится, только потому, что ей не нравишься ты. За этим будет забавно наблюдать.

Я оборачиваюсь, чтобы заглянуть в хвост самолета, и тут же натыкаюсь на взгляд Стиви. Ни один из нас не отступает и не прерывает зрительный контакт. У нее, пожалуй, самые красивые глаза из всех, которые я когда-либо видел, а тело идеально пышное, есть за что подержаться. Но, к сожалению, привлекательная внешность, которая мне так по нраву, испорчена отношением, которое мне не по нраву совсем.

Возможно, стоит напомнить ей, что она работает на меня. Я позабочусь о том, чтобы она это уяснила. В этом отношении я человек мелочный. Буду припоминать ей это наше маленькое общение до тех пор, пока она будет летать на моем самолете.

2. Стиви

– Тот парень – козел.

– Который? – Моя новая коллега, Инди, вытягивает шею, чтобы посмотреть в проход.

– Тот, что сидит в ряду у выхода.

– Элай Мэддисон? Я слышала, что он вроде как самый приятный парень в НХЛ.

– Не этот. Тот, другой, что сидит рядом.

Хотя двое мужчин, занимающих ряд у выхода, кажутся добрыми друзьями и, вероятно, внутри у них много общего, но внешне они – полная противоположность друг другу.

У Эвана Зандерса черные, плотно зачесанные назад волосы, и кажется, что он не может прожить больше семи-десяти рабочих дней без свежей стрижки. А каштановая копна волос Элая Мэддисона беспорядочно падает ему на глаза, и он вряд ли помнит, когда в последний раз был у парикмахера.

Кожа Эвана Зандерса безупречного золотисто-коричневого цвета, а Элай Мэддисон – более бледный, с румяными щеками.

На шее у Эвана Зандерса золотая цепочка, пальцы украшены модными золотыми кольцами, в то время как Элай Мэддисон носит только одно украшение, кольцо на безымянном пальце левой руки.

Я девушка одинокая. Естественно, в первую очередь я обращаю внимание на руки мужчины, особенно на левую.

Единственное, что у них определенно общее, – они оба чертовски хороши, и я могла бы побиться об заклад на то, что им это известно.

Инди снова всматривается в проход. К счастью, мы находимся в хвостовой части самолета, и все сидят к нам спиной, так что никто не замечает, насколько очевидно ее поведение.

– Ты говоришь об Эване Зандерсе? Да, он известный придурок, но какое нам до этого дело? Похоже, господь решил потратить чуть-чуть больше времени и добавить немного сексуальности в его генетический код.

– Он засранец.

– Не спорю, – соглашается Инди. – Но его задницу тоже вылепил сам господь.

Мы с моей новой подружкой не можем удержаться от смеха. Мы познакомились несколько недель назад, когда вместе проходили профессиональное обучение, и я еще мало что о ней знаю, но пока она кажется замечательной. Не говоря уже о том, что она великолепна. Высокая и стройная, кожа сияет естественным загаром, а светлые волосы гладко струятся по спине. У нее теплые карие глаза, и я не думаю, что на них есть хоть капля косметики, просто потому, что она и без нее сногсшибательна.

Мой взгляд скользит по ее униформе, замечая, как идеально ровно она сидит на тонкой фигурке. На белой блузке с воротничком ни малейшего зазора между пуговицами, а на юбке-карандаше нет складок, как на моей, пытающейся удержать столько плоти.

Сразу же ощутив неловкость, я поправляю облегающую униформу. Я заказала ее в прошлом месяце, когда весила на несколько фунтов меньше, но мой вес вечно колеблется.

– Как давно ты этим занимаешься? – спрашиваю я Инди, пока мы ждем, когда остальная команда и персонал сядут в самолет, чтобы мы могли отправиться в наш первый в сезоне полет.

– Как долго я работаю стюардессой? Третий год. Но я никогда раньше не работала с командой. А ты?

– Это мой четвертый год обучения и моя вторая команда. Раньше я летала с командой НБА, но мой брат живет в Чикаго и помог мне получить это место.

– Значит, ты уже общалась со спортсменами. В этом для тебя нет ничего нового. А вот я, если честно, слегка потрясена.

Я общалась со спортсменами. С одним встречалась. А с другим состою в родстве.

– Я хочу сказать, они просто нормальные люди, как ты и я.

– Не знаю, как насчет тебя, подруга, но я не зарабатываю миллионы долларов в год. В этом нет ничего нормального.

Уж точно, я и близко столько не зарабатываю, поэтому живу в безумной чикагской квартире моего брата-близнеца, пока не найду что-нибудь сама. Мне не нравится жить за его счет, но больше в городе я никого не знаю, и он сам захотел, чтобы я сюда приехала. К тому же он зарабатывает до смешного много денег, так что я не чувствую себя так уж неуютно, попросив у него бесплатное местечко для ночлега.

Трудно найти более непохожих людей. Райан сосредоточен, собран, целеустремлен и успешен. Он знает свой путь с семи лет. Мне двадцать шесть, и я все еще пытаюсь с этим разобраться. Но, несмотря на наши различия, мы лучшие друзья.

– Ты из Чикаго? – спрашиваю я свою новую приятельницу.

– Родилась и выросла здесь. Ну, в пригороде. А ты?

– Я выросла в Теннесси, но училась в колледже в Северной Каролине. Там получила работу стюардессы. В Чикаго переехала только месяц назад.

– Новенькая в городе. – Карие глаза Инди сияют возбуждением и легким озорством. – Когда вернемся, надо будет куда-нибудь сходить. Ну, в пути мы тоже сможем отдохнуть, но я познакомлю тебя со всеми лучшими местами в Чикаго.

Я благодарно улыбаюсь, радуясь, что в этом сезоне со мной в самолете работает такая классная и отзывчивая девушка. Эта индустрия может быть беспощадной, и иногда девушки не очень хорошо относятся друг к другу, но Инди кажется искренней. Нам с ней предстоит провести вместе в полетах весь хоккейный сезон, так что я еще больше благодарна за то, что мы ладим.

К сожалению, я не могу сказать того же о другой стюардессе. В течение двух недель обучения Тара, старшая стюардесса, казалась не слишком приветливой. Возможно, лучшим словом для нее было бы «высокомерная». Или «стервозная». Или и то, и другое.

– Я должна кое в чем признаться, – шепотом начинает Инди, убирая с лица свои тонкие светлые волосы. – Я ни хрена не смыслю в хоккее.

С моих губ срывается смешок:

– Я тоже.

– Ну и слава богу. Хорошо, что это не входит в требования к работе. Я имею в виду, я знаю, кто они все такие, потому что провела о них расследование на уровне ФБР в социальных сетях, но я никогда не видела ни одной игры. Однако мой парень неплохо разбирается в этом виде спорта. Он даже может сделать мне пропуск в зал, если понадобится.

– Подожди, правда?

– Шучу, – отмахивается она. – Зачем он мне? А вот он хотел бы получить пропуск, чтобы на них посмотреть. Он влюблен в спортивные соревнования, следит за спортсменами, за всем этим.

Прежде чем я успеваю сказать Инди, что дома у меня есть тот, кто может заинтересовать ее парня, придурок из ряда у аварийного выхода встает и начинает идти по проходу к нам.

Если я скажу, что Эван Зандерс некрасив я, конечно же, солгу. Он идет к нам такой походкой, словно только что сошел с подиума. Дерзкая улыбка демонстрирует идеальные зубы, глаза цвета лесного ореха – воплощение мечтаний любой девушки. Сшитый на заказ костюм-тройка в елочку, в котором он щеголяет, кричит о том, что он не выйдет из дома, пока не оденется так, чтобы непременно произвести впечатление.

Но он напыщенный засранец, который решил, что я жажду получить его автограф, и он пялился на фотографии полуголых красоток, пока я пыталась объяснить, как я могу спасти ему жизнь в чрезвычайной ситуации.

Вообще-то, вероятность того, что ему понадобится знать что-либо из того, что я пыталась объяснить, практически равна нулю, но дело не в этом. Дело в том, что он – высокомерный, самовлюбленный спортсмен. Знаю я этот тип. Я с таким встречалась и больше никогда этого не повторю.

Так что я перестаю восхищаться и отворачиваюсь, чтобы отвлечься на что-нибудь бессмысленное на камбузе, но его присутствие подавляет. Он из тех мужчин, которых все замечают, едва они входят в комнату, и это раздражает меня еще больше.

– Ну же, мисс Шэй, – шепчет Инди мою фамилию, подталкивая меня локтем.

Я оглядываюсь на нее, но она указывает на Зандерса. Обернувшись, я смотрю на него снизу вверх, его пронзительные карие глаза не отрываются от моих. Он останавливается в маленьком проходе кормового камбуза самолета, и по его губам скользит самая высокомерная ухмылка. Он упирается обеими руками в перила, как бы невзначай загораживая нам с Инди выход.

– Мне нужна газированная вода с лаймом. – Его внимание сосредоточено на мне.

Мне требуется вся моя сдержанность, чтобы не закатить глаза, потому что я только что сказала ему, где он может ее найти. Всего в полуметре от него стоит большой навороченный холодильник, не просто так набитый всевозможными напитками. Спортсмены, конечно, всегда голодны после игр, а поскольку мы совершаем много ночных перелетов, самолет оборудован как шведский стол «все включено», с едой и напитками в каждой щели, готовыми к тому, чтобы хватать их и есть.

– Она в холодильнике. – Я указываю на последний ряд сидений, прямо рядом с ним.

– Но я хочу, чтобы ты мне ее достала.

Какое высокомерие.

– Я сейчас достану! – Инди подпрыгивает от возбуждения, ей не терпится выполнить работу, которую она делать не должна.

– Не нужно, – останавливает ее Зандерс. – Стиви достанет.

Он сверкает зубами, очевидно, считая себя сейчас забавным. Я прищуриваюсь. Он не забавен. Он раздражает.

– Правда, Стиви?

Мне хочется послать его к черту, и не потому, что я не хочу выполнять свою работу, а потому, что он пытается что-то доказать. Он пытается дать мне понять, что я работаю на него. Но только то, что он наш клиент, не значит, что он может быть грубым и ожидать, что я не буду грубить в ответ.

Я колеблюсь, не желая произвести плохое впечатление на свою новую напарницу в наш первый день. Мне все равно, что подумает обо мне этот парень, но я не хочу выглядеть полной стервой в глазах Инди.

– Конечно. – Мой голос звучит слишком громко, но ни Инди, ни Зандерс не знают меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я притворяюсь.

Зандерс отодвигается, освобождая мне минимальное пространство, чтобы проскользнуть мимо него, и уже одно это заставляет меня чувствовать себя неловко. Я не самая миниатюрная девушка, и я не хочу оказаться в неловком положении из-за того, что не могу протиснуться мимо. Частичка моей внутренней неуверенности в себе всплывает на поверхность, но я улавливаю ее и заменяю маской уверенности, которую приучила себя носить. К счастью, Зандерс отодвигается еще немного в сторону, предоставляя мне пространство.

Я делаю один шаг, буквально один шаг из камбуза, мимо Зандерса к холодильнику, к которому он был так близко, что практически его касался. Открываю дверцу и достаю первый попавшийся напиток – газированную воду. У него на это ушло бы меньше трех секунд, но он хотел доказать свою правоту.

Когда я достаю из холодильника воду, я чувствую, как он нависает надо мной. Он чертовски высок, вероятно, около ста девяноста пяти сантиметров, и при моем росте в сто семьдесят сантиметров он меня подавляет. Он едва оставляет мне место в проходе, чтобы развернуться, и когда я это делаю, его грудь оказывается прямо у моего лица.

– Большое спасибо, Стиви. – Он произносит мое имя в той же снисходительной манере, что и раньше, и лениво берет бутылку у меня из рук. Длинные пальцы слегка касаются моих, и все это время карие глаза пристально смотрят мне в лицо. Свободная рука тянется вверх, поправляя съехавший бейдж с крылышками на моей блузке.

В его пристально глядящих на меня глазах плещутся озорство, веселье и изрядная доля высокомерия, но я, хоть убей, не могу найти в себе силы разорвать зрительный контакт.

У меня учащается пульс, и не только потому, что всего пара слоев ткани отделяет его руку от моей груди, но и потому, что мне не нравится, как он на меня смотрит. Напряженно и целенаправленно. Как будто я – его новая задача в этом сезоне.

Его задача – превратить мою работу в сущий ад.

– Побольше лайма? – встревает Инди, протягивая салфетку, доверху нагруженную дольками лайма.

Карий взгляд Зандерса перестает быть пристальным, он оглядывается на стоящую на камбузе Инди, и у меня из легких вырывается слышимый вздох облегчения, когда его внимание покидает меня.

– Ух ты, большое спасибо. – В тоне Зандерса слишком много радости, когда он забирает у нее лайм. – Ты отлично справляешься со своей работой…

– Инди.

– Хорошо. – Он отмахивается от нее, его внимание снова обращается ко мне. Он слегка наклоняется, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Стиви. Отличная работа, – добавляет он на прощанье и направляется к своему месту.

Я выпрямляюсь, беря себя в руки, еще раз разглаживаю униформу и убираю с лица непокорные вьющиеся волосы.

– Пожалуйста, переспи с ним, – умоляет Инди, когда мы снова остаемся вдвоем на камбузе.

– Что?

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, переспи с ним, а потом расскажи мне все до мельчайших подробностей.

– Я не буду с ним спать.

– Черт возьми, почему нет?

Я хмурю брови:

– Потому что мы на него работаем. Потому что он любит только себя и потому что я почти уверена, что он занимается сексом практически со всеми, у кого есть вагина, и я сомневаюсь, что он знает имена тех, с кем спит.

И я не соответствую типичным моделям, к которым стремятся такие парни. Эти мужчины меня не выберут, но я держу эту неуверенность при себе.

– Ну, твое имя он знает.

– Хм?

– Он знает твое имя, – она наклоняется ближе ко мне, заглядывая в глаза, точно так же, как это делал Зандерс. – Стиви, – соблазнительным тоном шепчет Инди и разражается хихиканьем.

– Убирайся! – я игриво отталкиваю ее.

Как только все пассажиры поднимаются на борт, двери закрываются и блокируются, и мы с Инди запираем камбуз, чтобы убедиться, что все готово к взлету. И в этот момент происходит самая волшебная и прекрасная вещь, которая когда-либо случалась за четыре года моих полетов.

Одновременно все хоккеисты в костюмах встают со своих мест и начинают раздеваться до тех пор, пока не остаются прикрытыми только их причиндалы.

– Матерь божья… – я застываю, не в силах говорить, мои глаза вылезают из орбит.

– Что… Что происходит? – спрашивает Инди в таком же оцепенении, разинув рот.

Куда ни глянь, вся задняя часть самолета заполнена голыми мужчинами, подтянутыми задницами и татуировками. Мы с Инди даже не притворяемся, что не пялимся на них. Мы пялимся и не собираемся отводить взгляд ни за какие деньги.

Все игроки аккуратно складывают свои костюмы на багажные полки, стараясь не помять их во время перелета в Денвер, и переодеваются в более удобную повседневную одежду.

– Ну, дамы, вам понравилось шоу? – игриво спрашивает один из игроков, выводя меня из оцепенения. Его темные волны так и пляшут перед глазами глубокого изумрудного цвета.

– Да, – без колебаний отвечает Инди.

– Что ж, наслаждайтесь. Это происходит каждый раз, когда мы взлетаем и приземляемся. Для прессы мы должны быть в костюмах при посадке в самолет и когда с него сходим, но на борту можем делать все, что захотим.

Когда я сопровождала баскетболистов, такого не было. Они садились в самолет и выходили из него в совершенно непринужденном виде, так что это что-то новенькое.

– Девчата, на обратном пути я предоставлю вам обзор получше.

– Рио, перестань вести себя как похотливый пацан! – кричит другой игрок.

– Это – моя лучшая работа, – добавляет Инди, не отрывая взгляда от полуголых мужчин.

– Люблю хоккей, – не раздумывая ни секунды, решаю я.

3. Стиви

В гостиничном номере, бросив чемодан на соседнюю кровать, я втыкаю в розетку зарядное устройство, чтобы подключить телефон. Я забыла зарядить его прошлой ночью, так что на полпути в Денвер он разрядился.

Ожидая, когда он зарядится, я снимаю свою ужасную униформу, вешаю ее в шкаф и достаю свои самые удобные спортивные штаны. Меня интересует только комфорт. Обеспечьте меня спортивными штанами, легинсами и безразмерными фланелевыми рубашками на каждый день до конца моей жизни, и я умру счастливой женщиной.

Моя летная форма из шерсти с полиэстером жесткая и неудобная, и моя первая задача после каждого полета – как можно быстрее от нее избавиться.

На прикроватной тумбочке звякает телефон, и, даже не глядя, я уже знаю, кто это. Единственный человек, с которым я и дня не могу прожить, не поговорив, мой лучший друг. Райан – единственный, для кого я важна ежедневно, день за днем.

Его имя с двумя танцующими эмодзи рядом подтверждает, что я догадалась правильно.

Райан: Как прошел первый полет?

Стиви: Здорово! Хоккеисты такие милые – по большей части.

Я опускаю тот факт, что в этом сезоне я работаю на самую большую диву НХЛ.

Райан: Канадцы, я прав? Но ты же знаешь, что скучаешь по полетам с баскетболистами.

Стиви: Слушай, Рай, ты видел задницы хоккеистов?

Райан: С гордостью могу сообщить, что не видел и любоваться не собираюсь.

Стиви: Кстати, о баскетболе, ты готов к сегодняшней игре?

Райан: Абсолютно. Хотя мне будет не хватать тебя на трибунах. Мне нужен мой талисман удачи.

Баскетбольный сезон Райана и мой летный сезон постоянно пересекаются, а теперь, когда я работаю с хоккеистами, у них совпадают расписания. С тех пор как он стал профессионалом, я не так часто бываю на его играх, но я всегда слежу за ним по мере возможности. Я – его самопровозглашенный талисман удачи, но, учитывая, что у «Дьяволов Чикаго» уже три года не было победного сезона, не думаю, что мое обаяние работает так уж хорошо.

Стиви: Я буду смотреть. В нескольких кварталах отсюда есть спортивный бар. Уверена, игру покажут по телевизору.

Райан: Или сможешь посмотреть это в своем гостиничном номере… одна.

С моих губ срывается смех. Райан знает, что он не может контролировать, с кем я провожу свое время, но он, пожалуй, самый заботливый брат на свете.

Стиви: Ты такой заботливый.

Райан: Я – твой старший брат. Это моя работа.

Стиви: Ты старше всего на три минуты!

Райан: Все равно считается. Я пошел на площадку. Береги себя. Люблю тебя, Ви.

Стиви: Люблю тебя. Надери им задницы!

Выйдя из чата, я снова загружаю свой «Тиндер». Я никогда не пользуюсь приложениями дома, но случайная встреча с незнакомцем – это одно из преимуществ того, что я провожу много времени в дороге.

Я чувствую себя увереннее в постели с тем, кого, я знаю, что больше никогда не увижу. Я не слишком беспокоюсь о том, как выглядит мое тело или насколько нежной я себя чувствую под кем-то случайным. Я могу расслабиться и чувствовать себя хорошо с единственной целью – получить удовольствие, зная, что они никогда больше меня не увидят.

Я провожу пальцем вправо по нескольким привлекательным мужчинам, но провожу пальцем влево по еще большему количеству тех, кто слишком красив. Пожалуй, мужчины Денвера красивее, чем в других городах, которые я посещала, поэтому я чаще, чем обычно, провожу пальцем влево, чтобы убедиться, что не связываюсь с кем-то, кого нахожу слишком привлекательным.

Мне и так хватает неуверенности в себе, над преодолением которой работаю. Не хочу усугублять ситуацию ради одноразового секса.

Итак, я предпочитаю мужчин, которых нахожу достаточно привлекательными, но не настолько, чтобы их обычными типажами были девушки с журнальных обложек.

В течение нескольких минут почти все, кого я выбрала, выбрали меня, что придало мне уверенности. Перебирая варианты, я натыкаюсь на парня, который живет за городом, в его биографии написано: «Просто ищу секс».

Я люблю честность, и это именно то, что я тоже ищу.

Пока я набрасываю свою чрезвычайно очаровательную и остроумную вступительную фразу, раздается стук в дверь.

Бросив телефон на кровать, я натягиваю через голову толстовку, прищурившись, смотрю в глазок и обнаруживаю с другой стороны еще одну свою новую коллегу, Тару.

– Привет. – Я с улыбкой распахиваю свою дверь.

– Могу я войти? – спрашивает она с непроницаемым выражением на лице, что заставляет меня волноваться. Кроме того, я только что проработала с ней весь полет, и она ни разу не улыбнулась, если только улыбка не была адресована кому-нибудь из наших пассажиров.

– Конечно.

Я приглашаю ее войти. Она садится в кресло за письменным столом, а я снова плюхаюсь на край кровати.

– Как прошел первый день? – спрашивает Тара.

О, ладно, значит, она ведет себя мило.

– Здорово. Кажется, все они действительно крутые.

– Я слышала, ты раньше работала с профессиональными спортсменами.

– Да, последние несколько сезонов я работала с баскетбольной командой из Шарлотта, но с хоккейной командой работаю впервые.

Я предполагаю, что это положит начало разговору о моем прошлом опыте работы, поскольку большинство людей приходят в восторг, когда узнают, что я работала с профессиональной баскетбольной командой, но вместо этого Тара подходит к истинной причине, по которой она здесь: она пытается меня запугать.

– Что ж, это не последняя твоя работа, поэтому я хочу повторить некоторые правила.

Ну, понеслось.

– Прежде всего, – начинает Тара. – Я – старшая стюардесса, а это значит, что это мой самолет, мой экипаж и моя хоккейная команда. Меня не волнует, что у тебя есть опыт работы в спортивном чартерном бизнесе. Главная здесь – я.

– Конечно, – не задумываясь, отвечаю я. Знаю я подобных девиц. Мне уже доводилось работать с такими раньше. Они хотят, чтобы их заметили, хотят, чтобы их знали клиенты, а я не сторонница борьбы за власть. Мне все равно, кто в самолете главный. Я здесь просто для того, чтобы делать свою работу. Пришла, ушла и получила деньги. Для меня это всего лишь работа.

– Я весь сезон буду впереди с тренерским штабом, а вы с Инди будете управлять задней частью самолета с игроками. Но я хочу еще раз повторить. Никаких дружеских отношений ни с кем из наших клиентов – игроками, тренерами или персоналом. Если ты это сделаешь, тебя уволят. Это понятно?

– Да, – уверенно заявляю я. Она пытается запугать меня, но у нее ничего не получится.

– Я здесь главная, – продолжает она. – Все, что нужно команде, проходит через меня.

– Звучит неплохо.

– Я не знаю, как ты работала на своей предыдущей работе, мне нет до этого дела. Если что-то пойдет не так с тобой и с кем-то из команды, особенно с игроком, ты будешь уволена.

Она что, не понимает, что повторяется? И еще, почему она так беспокоится насчет меня? Они не в моем вкусе, а я – не в их.

– Ясно.

– Рада, что мы на одной волне. – Она встает из-за стола и направляется к двери. – О, и вот еще что, Стиви. – Она снова поворачивается ко мне лицом, выражение ее лица излучает самое фальшивое беспокойство, которое я когда-либо видела. – Может быть, стоит подумать о том, чтобы купить форму побольше. Та, что ты надела сегодня, тебя ужасно обтягивала, а я не хочу, чтобы у парней на борту сложилось превратное представление.

Она выходит из моей комнаты, а у меня в горле образуется комок. Я знаю, что моя униформа теснее, чем мне хотелось бы, но это просто потому, что мой вес постоянно колеблется. Это получилось не нарочно. Я не пыталась надеть облегающий наряд в попытке привлечь к себе чье-то внимание. Но у меня не второй размер, и везде, где только можно найти изгибы, они у меня есть.

С другой стороны, униформа Тары сшита так, чтобы облегать ее худощавую фигуру, а пара верхних пуговиц была излишне расстегнута, в результате чего ложбинка от бюстгальтера пуш-ап оказалась выставлена напоказ. Это было особенно заметно, когда она наклонялась вперед перед чьим-нибудь креслом, чтобы спросить, что хотят съесть или выпить пассажиры, но я не собиралась ей что-то говорить на этот счет.

Как бы то ни было, Тара, бросив мне в лицо мой самый большой комплекс, испортила мне вечер, и у меня внезапно пропало желание демонстрировать кому-нибудь свое обнаженное тело, даже несмотря на тот факт, что я больше никогда не увижу этого человека.

Звякает телефон. Это сообщение от того парня в «Тиндере», спрашивающего, какие у меня планы на вечер, но я не отвечаю. Я полностью удаляю приложение, отказываясь от самой идеи.

Вместо этого я переодеваюсь в легинсы, поношенную футболку оверсайз и фланелевую рубашку, завершая свой наряд «найками» «ЭйрФорс». Хватаю сумочку, перекидываю ремешок через плечо и направляюсь к бару, который нашла в нескольких кварталах отсюда, чтобы посмотреть домашнюю игру брата, открывающую сезон. Все это время я буду поглощать бургеры и пиво.

Две кружки пива.

А может быть, и три.

К черту все, не буду себя ограничивать. Выпью столько пива, сколько потребуется, чтобы я смогла забыть о том, как дерьмово я себя чувствую.

Прогулка доставляет удовольствие, октябрьский ветерок Денвера сдувает с лица мои растрепанные локоны. Этим вечером в баре неожиданно много народу. Сегодня вечер понедельника, и ни одна из денверских команд не играет, так что я не ожидала, что в спортивном баре с экранами от стены до стены будет так многолюдно. Но я, к счастью, нахожу свободное местечко у стойки и протискиваюсь бочком, устраиваясь поудобнее, чтобы провести следующие три с лишним часа, наблюдая за игрой брата.

– Что могу предложить? – Бармен наклоняется вперед чуть больше, чем необходимо. Но на него приятно смотреть, так что я не обращаю на это внимания.

– Есть разливной эль?

Он бросает на меня восхищенный взгляд.

– Есть темный эль Sanitas. Ноль три или пол-литра?

Что это за вопрос?

– Пол-литра, пожалуйста.

Он возвращается с моим идеально налитым пивом, ставит его на стойку и снова подается вперед.

– Откуда ты? – На его губах играет кокетливая улыбка.

Я оглядываюсь через плечо, не вполне уверенная, что этот горячий бармен обращается именно ко мне.

Не обнаружив никого позади себя, я снова поворачиваюсь к нему, его голубые глаза не отрываются от моих.

– В настоящее время из Чикаго. Просто приехала в город по работе.

– Вот как? И долго пробудешь в городе?

– Одну ночь.

Его кокетливая улыбка превращается в настоящий дьявольский оскал.

– Рад, что ты выбрала мой бар для своей единственной ночи в городе. Если тебе что-то понадобится, я к твоим услугам. Кстати, меня зовут Джакс. – Он кладет руку на деревянную столешницу для рукопожатия.

– Стиви. – Я пожимаю ему руку, отмечая на предплечьях вены и мышцы, которые тянутся под рукава черной рубашки на пуговицах.

Внезапно мой первоначальный план на ночь кажется не таким уж плохим.

– На самом деле мне действительно кое-что от тебя нужно, Джакс.

– Все, что угодно, – он озорно поблескивает глазами.

Я наклоняюсь вперед, скрещиваю руки на барной стойке и изображаю свою самую кокетливую улыбку, снова надевая маску уверенности.

– Можешь переключить этот телевизор, – я указываю на большой экран за его спиной, – на игру «Дьяволов» и «Бакс»? Это на ESPN[3].

Его глаза сужаются, но губы изгибаются еще больше.

– Любительница пива и баскетбола, да, Стиви? Что я должен сделать, чтобы ты всю ночь просидела в моем баре?

– Смотря сколько пива ты мне нальешь.

Он издает глубокий, сексуальный смех.

– Твой бокал никогда не опустеет.

Я щурюсь от удовольствия. Вот что мне было нужно – немного внимания со стороны симпатичного парня, игра брата на экране и кружка пива в руке. Я уже чувствую себя лучше.

– И я возьму бургер, но я не тороплюсь.

– Черт, Стиви, – выдыхает Джакс, – не заставляй меня влюбляться. – Он подмигивает мне через плечо, прежде чем переключить свое внимание на компьютер, где размещает мой заказ.

Приготовление моего заказа заняло немного больше времени, чем я предполагала, но я не возражаю. Внимание бармена и первая четверть баскетбольного матча не дают мне заскучать. Не говоря уже о второй кружке пива.

Маленькое замечание Тары о моей униформе уже не так занимает мое внимание, хотя теперь я понимаю, почему оно так сильно меня взволновало. Дело не только в моем комплексе, но и в том, что она сказала это очень похоже на то, как отзывалась о моем теле мама.

Она никогда не говорила это прямо, только косвенно, потому что как может леди-южанка быть прямолинейной? Так себя не ведут. Я понимаю, что моя мама – идеальная южная красавица с гиперактивным метаболизмом, но я – не она. И никогда такой не была. У меня большая грудь, большая филейная часть и еще большее желание никогда не стать такой, как она.

Я ее люблю, но она склонна меня осуждать. Я никогда не чувствовала себя в ее глазах достаточно достойной. Я выросла, играя с мальчишками, потому что мой брат-близнец был моим лучшим другом и с ним было гораздо веселее, чем на любом балу дебютанток или на театрализованном представлении, в которых моя мама так настойчиво заставляла меня участвовать.

Когда я училась в колледже, я отказалась вступать в женское общество, из-за чего она чуть не умерла. На Юге это очень распространено, и все женщины по материнской линии учились в одном университете в Теннесси и вступали в одно и то же женское общество. Я – наследница. Мне было бы легко в него вступить, но я не хочу ни в чем быть на них похожей.

И как только она поняла, что проиграла битву за то, чтобы я стала настоящей правильной южанкой, ее отношение ко мне быстро сменилось разочарованием. Теперь ее внимание сосредоточено не на том, насколько я могу блистать в южном обществе, а на том, насколько мое тело отличается от ее.

К сожалению, это во мне укоренилось, заставляя верить, что я выгляжу как-то не так. Чем старше я становилась, тем женственнее становилась моя фигура. Но маме не по душе изгибы, и, по ее мнению, у меня избыточный вес. Не знаю, чего она ожидала. Ее муж, вторая половинка моей ДНК, совсем не похож на рыжеволосое, веснушчатое, худощавое мамино семейство.

Я хотела бы гордиться тем, что я наполовину замечательный человек, но это тяжело, когда собственная мать разочарована тем, какой ты стала. И по какой-то причине сейчас я это чувствую сильнее, чем раньше.

Когда бармен ставит передо мной бургер, в моей голове проносится мимолетное сожаление. Чем больше я думаю о матери, тем менее привлекательной мне кажется эта еда. Может, надо было заказать салат с дрессингом? Может быть, если я съем салат вместо бургера, завтра моя форма будет сидеть немного лучше?

– Если ты не начнешь есть этот бургер, я сам его съем, – говорит бармен Джакс, выводя меня из транса неуверенности в себе.

– Едой не делюсь, – поддразниваю я, придвигая поближе тарелку.

Его грудь вздымается от смеха, он наливает мне еще одну кружку, ставя ее рядом с предыдущей, еще наполовину полной.

Этот парень хорош собой. И есть большая вероятность, что сегодня вечером ему повезет. Не со мной, так с одной из заполняющих бар красоток, отчаянно нуждающихся во внимании горячего бармена. Но при таком раскладе я бы не возражала, если бы его выбор пал на меня.

Мои глаза прикованы к игре на экране: Райан начинает вторую четверть. Сегодня вечером он лидирует в команде по результативным передачам, как и следовало ожидать. Он – разыгрывающий защитник[4], лучший плеймейкер в лиге.

«Дьяволы» атакуют с движением во время первого выхода на площадку, и Райан открывается в углу для трехочкового броска. Товарищ по команде бросает ему мяч, и он забрасывает его в кольцо.

– Черт возьми, Рай, да! – выкрикиваю я гораздо громче, чем намеревалась.

– Фанатка «Дьяволов», да? – спрашивает Джакс, переводя взгляд с экрана на меня. – Стиви, мне неприятно тебя огорчать, но это может стать концом нашей любовной связи.

Я смеюсь и продолжаю жевать.

– Тебе не обязательно быть фанатом «Дьяволов». Просто будь фанатом пятого номера.

– Ты о Райане Шэе? Кто не фанат Райана Шэя? Он же лучший разыгрывающий в лиге.

– Черт возьми, ты прав. – Я отправляю в рот кусочек картошки фри. – И он мой брат.

– Ты шутишь?

Я продолжаю есть, не собираясь его убеждать.

– Ты серьезно?

Не успев ответить, я краем глаза замечаю, как кто-то поднимает пустой стакан, прося долить, и привлекает мое внимание.

Мой взгляд сразу же падает на двух парней из самолета. Тот, кто поднял бокал, – игрок с темными вьющимися волосами, который обещал нам в следующий раз стриптиз, когда будет переодеваться на борту. Кажется, его зовут Рио. А другой – человек, которого я была бы счастлива видеть выходящим из самолета.

Эван Зандерс.

Я невольно закатываю глаза.

Разодетый в пух и прах, он, вероятно, собирался в три раза дольше, чем я. Подносит к полным губам стакан виски, касается ими края стекла, прежде чем сделать глоток. Он меня не замечает и делает это не для того, чтобы кого-то соблазнить, но тем не менее парень буквально излучает сексуальность.

Это действительно чертовски раздражает.

Я немедленно поворачиваюсь обратно к бармену:

– Пожалуйста, мне нужен чек и коробка.

– Что? – растерянно спрашивает он, его взгляд возвращается к моей полной кружке.

В голове у меня звучит предупреждение Тары насчет дружеских отношений. Мысль о том, чтобы доесть, допить пиво и закончить вечер с горячим барменом между ногами выглядит фантастически. Но не настолько фантастично, как мысль о том, чтобы сохранить свою работу.

Если бы это был кто-то другой из самолета, я бы осталась, затерялась в толпе и досмотрела игру, но тот факт, что из всех возможных людей мне встретился именно Эван Зандерс, вызывает у меня желание уйти. Он выматывал мне нервы весь перелет, вызывал по абсолютно любому поводу, который приходил ему в голову, и если одна из двух других девушек отправлялась узнать, что ему нужно, он отправлял их за мной.

Он решил превратить мой сезон в самолете в сущий ад. И я не хочу, чтобы он вторгался и в мое свободное время.

– Мне нужно идти, – говорю я Джаксу. – Могу я получить счет?

– Все в порядке? – Он явно сбит с толку, и я его не виню. Я все это время флиртовала с ним, и у нас обоих была невысказанная надежда на то, чем закончится вечер, когда он уйдет с работы.

Но он привлекательный парень, а в баре полно девушек. Он будет в полном порядке, найдя на ночь другое теплое тело.

– Просто мне надо идти. Прости, – заканчиваю я с извиняющейся улыбкой.

Джакс приносит мне коробку и мой чек, вычеркнув из счета все мои напитки. Я быстро перекладываю еду и протягиваю кредитку, но поздно.

Прежде чем моя карточка возвращается ко мне, по обе стороны от меня на стойку бара опускаются две крупные руки, заключая меня в клетку. У него длинные и тонкие пальцы, украшенные золотыми кольцами. Все костяшки пальцев, включая тыльную сторону ладоней, татуированы, ногти аккуратно наманикюрены. Я не отрываю глаз от смехотворно дорогих часов на его запястье, и тут он наклоняется ко мне сзади и прижимается губами к моему уху.

– Стиви, – ровным бархатистым голосом произносит Зандерс. – Ты следишь за мной?

4. Зандерс

Мэддисон сдержал слово и после ужина с другом сразу же отправился спать. Я же отказываюсь ложиться спать в девять тридцать, особенно потому, что это – первый выездной вечер в сезоне.

Ради этого я живу. Получаю массу удовольствия дома и с наслаждением провожу лето в Чикаго, но когда речь идет о девушках в дороге, это совсем другой вид острых ощущений. Неизвестность: кто это будет, волнение от того, где это произойдет, удовлетворение от того, что мне больше не нужно будет с ними встречаться, если я этого не захочу. Вот почему мне это нравится.

Вот почему я не ответил ни одной из девушек из Денвера, которые написали мне личные сообщения. Возбуждение исчезло. Меня они больше не волновали.

– Еще по одной? – спрашивает Рио.

Я бросаю быстрый взгляд на свой наполовину полный стакан виски, понимая, что мне достаточно. Я стараюсь придерживаться своего лимита – в течение сезона два стакана за вечер, особенно перед игрой. Можно засидеться допоздна и переспать с красоткой, но я не настолько глуп, чтобы напиваться и играть с похмельной головой.

– Мне хватит. – Я салютую ему стаканом и делаю еще один маленький глоток.

Рио поднимает руку в сторону бармена, подавая сигнал о желании заказать еще порцию – третью за вечер. Что ж, если я все еще буду рядом к тому времени, когда он попытается сделать это в четвертый раз, я обязательно его остановлю. Я не капитан, но я вице-капитан, и хотя я валяю дурака, у меня все равно есть обязанности. Я должен знать, что мои ребята готовы к выходу, когда настанет время игры.

Пока я погружен в размышления о том, что в этом году я выиграю все – и кубок, и новый расширенный контракт, который мне нужно заработать к концу сезона, – мимо проходит сексуальная официантка со свежим напитком для Рио. Но она ставит перед ним стакан и даже не смотрит в его сторону.

Она не сводит страстного взгляда с меня.

– Могу я предложить тебе еще стаканчик? – Она опирается локтями на наш столик с высокой столешницей, небрежным движением еще больше приподнимая грудь. Мой взгляд падает прямо на нее. – За мой счет.

И мой разум не упускает связи между тем, куда я смотрю, и тем, что она только что сказала. Я бы не возражал, чтобы ее грудь лежала на мне.

Каким-то образом я умудряюсь отвлечься от ложбинки в ее декольте, которая будоражит воображение.

– Я придерживаюсь правила двух стаканов. – Я поднимаю стакан, демонстрируя ей свой последний напиток.

– Жаль! – Она прикусывает нижнюю губу, наклоняясь ближе. – Я надеялась, что, когда закончится моя смена, ты еще будешь здесь.

Да легко. Я не сказал ей и двух слов, но она чертовски сексуальна, и ее длинные волосы цвета воронова крыла этой ночью будут шикарно смотреться намотанными на мой кулак.

Я опираюсь на локти, мое лицо всего в нескольких сантиметрах от ее лица.

– Только то, что я не пью, не значит, что я ухожу.

– Мэг.

– Зандерс.

– Я знаю, кто ты. – Уголки ее губ приподнимаются вверх. – Я освобожусь в полночь, мой дом всего в десяти минутах езды.

– Мой отель прямо через дорогу, – предлагаю я.

– Еще лучше. – Она облизывает губы, и я слежу за этим ее движением. Эти губы будут смотреться еще красивее вокруг кое-какой части моего тела.

Я занимаюсь сексом определенным образом: никаких прелюдий, никаких нежностей и медленных ласк. Никаких поцелуев, если их можно избежать. Я объясняю правила, и если девушке это нравится, круто. Если нет? Найду другую.

Быстрое движение каштановых локонов вдалеке привлекает мое внимание. Проследив за движением, я мгновенно узнаю копну медовых прядей. Обладательница этих растрепанных волос весь полет прислуживала мне по полной, доставляя абсолютно все, что я только додумался попросить, вплоть до салфетки из туалета.

Я засранец, но это было весело.

Стиви поспешно вкладывает в руку бармена кредитную карточку и встает со своего места, готовая сбежать. Одежда на ней сегодня куда небрежнее, чем ее рабочая униформа, но даже несмотря на слишком большую фланелевую рубашку, я и отсюда вижу, насколько у нее классная пятая точка.

Люблю, когда у девушки классная корма. И грудь.

У нее есть и то и другое, но она отталкивает меня своим презрением. Или бросает мне вызов, я пока не понял.

– Зандерс, – Рио выдергивает меня из транса. – Она с тобой разговаривает. Он многозначительно кивает в сторону официантки, которая предлагает мне себя.

– Да? – рассеянно спрашиваю я, продолжая рассматривать стюардессу в баре.

– Дождешься, пока закончится моя смена, или я могу взять твой номер?

– Никаких номеров…

– Мэг, – напоминает она мне.

– Можешь найти меня в соцсети. – Мой взгляд возвращается к Стиви в баре, она постукивает ногой то ли от нетерпения, то ли от нервного напряжения. Не могу точно сказать.

Больше не раздумывая, я встаю со своего места, и ноги сами несут меня в ее сторону.

– Зандерс! – удивленно окликает Рио.

Я тоже немного себе удивляюсь. Эта официантка – настоящее огненное шоу, но я получил самое большое удовольствие, когда мучил Стиви во время сегодняшнего перелета, и я хочу сделать это снова. Уверен, когда я вернусь, эта официантка еще будет ждать меня. Я пока практически ничего не сделал, а она уже предложила мне на ночь собственную постель.

Я быстро подхожу к Стиви сзади. Подавляя ее своим ростом, я заключаю ее в клетку, положив руки на стойку бара рядом с ее маленькими, украшенными изящными золотыми кольцами пальчиками.

– Стиви, – наклоняюсь я к ее уху. – Ты следишь за мной?

От ее раскрасневшихся щек только что пар не валит. С такого близкого расстояния румянец на лице становится еще более заметным. У нее приятный смуглый оттенок кожи, но он контрастирует с розовыми щеками и веснушками. Еще одна деталь, которую я не заметил, – маленькое золотое колечко в носу и многочисленные золотые кольца, украшающие пальцы и уши.

Она нервно крутит одно из них на большом пальце.

– Похоже, это ты за мной следишь, – парирует она.

Она отказывается поворачиваться, скорее всего, потому, что я запер ее, и, отвернувшись, она почти уткнется носом мне в грудь, как это было сегодня в самолете, когда я ее донимал. Но я надеюсь, что она все-таки повернется. Мне нравится видеть, как она колеблется и волнуется. После ее небольшого высокомерного выступления во время инструктажа по безопасности я с удовольствием поставил ее на место, напомнив, на кого она работает.

Но она все не оборачивается, поэтому я наклоняюсь в сторону, опираясь локтем на стойку бара, пока наконец она не поворачивается ко мне лицом.

– Мой отель прямо через дорогу, а какое у тебя объяснение?

Она кивает в сторону телевизора.

– Ближайший спортивный бар, который я смогла найти. Мне нужно было посмотреть эту игру.

– И все же ты уходишь до перерыва?

– Я могу посмотреть остальное в своем номере. – Она лихорадочно оглядывает бар, я уверен, в поисках того захудалого бармена.

– К чему такая спешка?

– Честно? Не хочу находиться с тобой в одном баре. Ты в некотором роде придурок.

Я хохочу, запрокинув голову, и смущенная, но игривая улыбка танцует на ее губах.

– Ну а я считаю, что ты в некотором роде паршивка, что есть, то есть.

Я вглядываюсь в ее веснушчатое лицо в поисках каких-либо признаков обиды, но их нет. Вместо этого в глазах цвета морской волны светится сдержанное веселье, и от этого она нравится мне немного больше. Но совсем немного. Не могу себе представить, чтобы большинство девушек отреагировали подобным образом, если их прямо в лицо назвать паршивками.

Мой взгляд блуждает по ее фигуре. Несмотря на то что рубашка ей явно велика, я могу разглядеть очертания ее груди и талию. Небрежный наряд, очевидно, подобран наспех, в то время как свой я планировал и готовил заранее.

– Ты уверена, что тебе нужно идти? – спрашивает Стиви придурок-бармен, кладя перед ней на стойку ее кредитную карточку и чек.

– Уверена, – в ее тоне слышится сожаление. – Спасибо за выпивку, Джакс.

Джакс? Даже его имя кричит: «Я – козел».

– Да, спасибо, Джакс, – я повторяю его имя снисходительным тоном. – А теперь можешь идти.

– Прошу прощения? – одновременно произносят Стиви и бармен.

– Теперь ты можешь идти, – небрежно отмахиваясь, повторяю я.

Джакс переводит взгляд со Стиви на меня, выражение его лица полно замешательства. Он качает головой и уходит.

– Почему ты такой придурок? – спрашивает она, и ее тон полон отвращения.

Что ж, это сложный вопрос, поэтому я уклоняюсь от ответа.

– Это тот парень – придурок.

– Нет, тот парень был милым, и мы так хорошо и приятно болтали. А ты взял и все испортил.

– Ты все равно не собиралась идти с ним домой.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что ты решила уйти, оставив полную кружку пива на стойке и недосмотренную половину игры.

Стиви перекладывает два чека на барной стойке.

– Он оставил мне свой номер, – самодовольно добавляет она, кивая на лежащий на стойке чек. – И ночь еще только начинается.

Недолго думая, я хватаю чек с барной стойки и разрываю на кусочки, которые слишком малы, чтобы она смогла собрать их обратно. Я не совсем понимаю, зачем я это сделал, разве что мне просто нравится выводить ее из себя.

– Что, черт возьми, с тобой не так?

– Оказываю тебе услугу, Стиви. Позже поблагодаришь.

– Да пошел ты, Зандерс!

Я на мгновение замираю, изучая лицо Стиви и отмечая, что от нее исходит настоящий гнев.

– Твой маленький дружок-бармен хватал ту официантку за задницу, – я киваю в сторону блондинки-официантки за столиком, – всякий раз, когда они входили в кухню и выходили из нее. Потом, когда она отвернулась, он поцеловался с вон той официанткой, – я киваю в сторону другой, на этот раз с каштановыми волосами, – возле туалета. Вообще-то я не возражаю, если женщин несколько, но, по крайней мере, слежу за тем, чтобы они друг о друге знали. А этот парень – просто козел.

– Ты лжешь.

– Я не лгу.

Во взгляде Стиви мелькает разочарование, но она тут же возвращает себе напускную уверенность.

– Ну а если мне все равно? – с вызовом бросает она.

– Тебе не все равно.

– Ты засранец.

– Стиви, мы уже это обсуждали. Я в курсе.

Я достаю из бумажника двадцатидолларовую купюру и кладу ее на стол в качестве чаевых. Этот парень не должен был получить ни цента ни от нее, ни от меня, но я не хочу, чтобы она платила чаевые, когда он весь вечер вел себя так подло.

– У меня есть деньги.

– Рад за тебя, – я снисходительно похлопываю ее по плечу. – А теперь давай выкладывай.

– Что выкладывать?

– Почему ты за мной следишь? Стиви, ты в меня уже влюбилась? Сбавь обороты, милая. Прошел всего один день.

Она издает высокомерный смешок.

– Ты слишком любишь себя.

– Ну кто-то же должен.

В этом утверждении гораздо больше правды, чем она себе представляет. Ее взгляд возвращается к телевизионному экрану над баром.

– Ты фанатка «Дьяволов»?

Она игнорирует меня, сосредоточив свое внимание на том, как время приближается к перерыву.

– А? – рассеянно спрашивает она, когда разыгрывающий «Дьяволов» делает бросок, но промахивается, в результате чего к перерыву в игре сохраняется ничейный результат.

– Черт подери.

– Ты фанатка «Дьяволов», – повторяю я, на этот раз как утверждение, а не как вопрос. Но мне не нравится, что в первый раз она меня проигнорировала. Я к этому не привык.

– Да. Как-то так. – Она перекидывает ремешок сумочки через плечо так, что он ложится между грудей. Мой взгляд падает прямо на них. Потрясающее тело, такие изгибы. Она должна его демонстрировать, а не прикрывать мешковатой и слишком большой одеждой, которая, кажется, знавала лучшие времена.

– Ну а теперь, когда ты успешно испортил мне всю малину, – начинает Стиви. – Я могу идти?

Мое внимание возвращается к официантке с иссиня-черными волосами. Она не отрывает от меня взгляда, наполняя две бутылки кетчупом. Она пытается выглядеть соблазнительно, но то, как она ухмыляется мне с другого конца помещения, ударяя тыльной стороной ладони по донышку бутылки, выглядит довольно нелепо.

Отвлекая меня от неловкого зрительного контакта, у меня в кармане звякает телефон. Это сообщение от старшей сестры Линдси.

Линдси: Привет, Эв. Не хочу портить твою первую выездную игру в сезоне, но мама раздобыла мой номер телефона. Я не знаю, как ей это удалось, но она звонила уже три раза, пытаясь узнать и твой номер. Короче говоря, не отвечай ни на какие неизвестные звонки. Скучаю по тебе, братишка.

Я, приоткрыв рот, продолжаю таращиться на экран телефона.

Я ничего не слышал о матери уже два года, с тех пор как она явилась на одну из моих игр и попросила у меня денег. На что я, конечно же, ответил «нет». Она раздобыла мой номер телефона, звонила без остановки и, наконец, явилась лично. Я не могу скрывать свое местонахождение, расписание моих игр выложено в интернет, но она – одна из причин, по которой я так щепетильно отношусь к тому, кому даю свой номер телефона. Мне приходилось менять его больше раз, чем я могу сосчитать.

– Ты в порядке? – спрашивает мягкий голос.

– А? – Я поднимаю глаза и вижу нежный и обеспокоенный взгляд цвета морской волны.

В данный момент моя уверенность пошатнулась, и существует лишь несколько избранных, перед которыми я могу опустить забрало. Стюардесса с подобным отношением ко мне – не из их числа.

– Я в порядке, – огрызаюсь я, чувствуя, что она меня подловила.

– Черт, мне-то какое дело.

Бар внезапно кажется переполненным и жарким. Я не страдаю клаустрофобией, но сейчас мне кажется, что у меня может быть приступ. Я сжимаю кулак. Мои ладони становятся липкими, порыв теплого воздуха касается щек, и зрение слегка затуманивается. Я пытаюсь вдохнуть, но в помещении не хватает воздуха.

Твою ж мать. У меня уже много лет не было ничего подобного.

Не говоря ни слова и не раздумывая, я выскакиваю через парадную дверь бара. Оказавшись снаружи, оглядываюсь в обе стороны в поисках свободного пространства. Улицы запружены людьми, большинство из которых обратили на меня свое внимание. Обычно я живу ради пристальных взглядов, радостных возгласов, признания. Но сегодня вечером мне нужно убраться как можно дальше от всех, у кого есть глаза.

Перебегая улицу трусцой, я инстинктивно миную несколько кварталов, понятия не имея, куда иду, но полагаясь на свое охваченное паникой тело, которое стремится найти тихое местечко.

В поле зрения появляется парк, но все скамейки заняты. Я нахожу большое дерево с достаточно толстым стволом, за которым можно спрятаться. Недолго думая, опускаю задницу на траву, и мои чертовски дорогие брюки от Армани мгновенно впитывают сырость влажной земли.

Вдох. Выдох. Спокойно. Где я? В Денвере. В парке. Какого цвета скамейки? Синие.

Почему я так себя чувствую? Потому что моя мать – охотница за деньгами, которая бросила детей и мужа ради того, у кого оказалось больше денег. Потому что моя мать чертовски эгоистична, и теперь ей понадобились мои деньги. Она не хочет меня. Она меня не любит. Ей просто нужны мои деньги.

Меня снова начинает захлестывать ярость. Единственное, что вызывает у меня приступы паники, – это слепая ярость, но я не позволю, чтобы она взяла верх. Почти десятилетняя терапия научила меня этому. Я не могу позволить панике победить. Я не могу позволить победить своей матери.

Почему я так себя чувствую? Потому что она меня не любит. Потому что мне и моей сестре она предпочла деньги. Но это не имеет значения, потому что я люблю себя.

Этому научила меня терапия – любить себя. И я это делаю. Без сомнений и безоговорочно.

Кто-то же должен это делать.

Вдох. Выдох.

Паника прошла. Я больше не чувствую жара и волнения, и я могу дышать. Я боролся с паникой. Не позволил ей мной завладеть. Я остановил ее еще до того, как она началась по-настоящему.

Глубоко вздохнув, я кладу локти на колени и опускаю голову на предплечья.

Я не оплатил счет в баре, но Рио меня прикроет. Верну ему в следующий раз. Я достаю телефон и, не перечитывая сообщение сестры, отвечаю.

Зандерс: Линдс, спасибо, что сообщила. Люблю тебя. Пожалуйста, приезжай скорей.

В своей жизни я люблю лишь горстку людей, и эти люди – Мэддисоны и моя сестра. Вот и все. Это все, на кого я могу рассчитывать. Это все, что мне нужно.

Линдси: Смотрю на свой календарь! Внесу в расписание, как только работа в офисе схлынет. Пожалуйста, сделай одолжение и не попади в этом году на скамейку штрафников.

Зандерс: Так мне за это деньги платят, и немалые. Я – засранец из Чикаго, которому на всех наплевать, помнишь?

Линдси: Конечно.

Она заканчивает фразу плачущим и смеющимся смайликами, потому что знает меня. На самом деле я не такой, но позволяю людям в это верить. Так проще. Мне так не больно.

5. Зандерс

– Перед нами пресловутый дуэт из «Чикаго Рапторс», Элай Мэддисон и Эван Зандерс, – сообщает репортер «Чикаго трибьюн». Его голос доносится по громкой связи, а мы сидим в конференц-зале денверской арены перед игрой.

Я смотрю на Мэддисона, единственного человека в этой комнате.

– Пресловутый, – беззвучно произношу я.

Мэддисон закатывает глаза, но его грудь вздрагивает от беззвучного смеха.

– Мэддисон, поздравляем с рождением сына.

– Спасибо, Джерри. – Мой лучший друг наклоняется вперед, чтобы на телефоне в центре стола для совещаний его голос был слышен более отчетливо. – Мы с женой в восторге от того, что в семье Мэддисонов появился еще один ребенок.

– А Элла? Ей нравится быть старшей сестрой?

– Нравится, – смеется Мэддисон. – Она – малышка с характером, и она в восторге от того, что у нее появился брат, которым она потом сможет командовать.

– Что ж, нам не терпится увидеть вас, вашу жену и детей на следующей домашней игре в Чикаго, – добавляет Джерри, репортер из «Трибьюн».

Обычно именно так и проходит беседа. Репортеры начинают со всякой милой сентиментальной чепухи о Мэддисоне, а затем переходят ко мне.

– И ЭЗ, – начинает Джерри, используя мое прозвище.

– Как дела, босс?

– Неплохо, неплохо. Но, полагаю, не так хорошо, как у тебя. На прошлой неделе в интернете повсюду маячило твое фото с последней пассией, с которой ты ушел с арены после домашнего дебюта. Это кто-то, о ком нам следует знать?

Почему эти репортеры считают необходимым постоянно говорить о моей сексуальной жизни? Это выше моего понимания. Но мой имидж в средствах массовой информации приносит мне чертовски много денег, поэтому я не обращаю на это внимания. Хотя я понятия не имею, кого он имеет в виду на прошлой неделе. В определенный момент эти встречи, как правило, начинают сливаться в одну.

– Ну же, Джерри, – поддразниваю я. – Ты ведь знаешь, с кем разговариваешь. С каких это пор тебе нужно знать о ком-то еще?

– Виноват, – смеется он. – Я почти забыл, что разговариваю с Эваном Зандерсом. Тебя, наверное, ни одна женщина не интересовала дольше двадцати четырех часов, если не считать твоей матери.

При упоминании о матери я бросаю взгляд на Мэддисона. Никто не знает о моей семейной ситуации, кроме наших с ним семей. Я плачу́ хорошие деньги своей пиар-команде, чтобы все так и оставалось.

Мэддисон одаривает меня сочувственной полуулыбкой.

– Примерно так и есть. – Я заставляю себя рассмеяться в громкую связь, ненавидя вкус слов, слетающих с моего языка.

– Джерри, давай поговорим о хоккее, – быстро меняет тему Мэддисон.

– Да, давайте. В этом году у вас отличная команда. Что вы думаете о ваших шансах на Кубок?

– Это наш год, – заявляет Мэддисон.

Я киваю в знак согласия и добавляю:

– Без сомнения, мы считаем, что команда парней, одетых в майки «Рапторс», в этом году имеет все шансы к концу сезона стать обладателями Кубка Стэнли.

Мы с Мэддисоном внимательно смотрим друг на друга через стол конференц-зала. Когда дело доходит до хоккея, и особенно в этом сезоне, мы не валяем дурака. Это наш год, чтобы выиграть. В двадцать восемь лет мы с Мэддисоном начинаем наш седьмой сезон в НХЛ, и у нас наконец-то есть все необходимое, чтобы довести дело до конца.

– Защитник Зандерс, как ты думаешь, в этом году у тебя будет меньше штрафных минут?

– Зависит от обстоятельств. – Я откидываюсь на спинку стула.

– От каких именно?

– Если другие команды будут играть чисто, я тоже сыграю чисто. Но если кому-то придет в голову преследовать моих парней – будут иметь дело со мной. Скамейка штрафников меня не пугает. Я в этой команде именно для этого: защищаю своих ребят, чтобы быть уверенным, что они не пострадают. Но, судя по моим последним шести сезонам, я не могу представить, что в этом году что-то изменится.

– Тебе действительно по душе добрая хоккейная драка, – смеется Джерри. Что ж, тут он не ошибается. – Собственно, что ты теряешь? – продолжает он. – Ты дерешься, получаешь свои минуты на скамейке штрафников, а потом каждый вечер уходишь под руку с новой красоткой. Знаем мы тебя, ЭЗ. Тебе наплевать на всех, кроме себя. Потому-то Чикаго тебя и любит. Ты самый большой засранец в лиге. Но ты – наш засранец.

Мэддисон откидывается на спинку стула, нахмурив брови и скрестив руки на груди. Он разочарованно качает головой, но ему известно, как это работает. Мы занимаемся этим уже много лет.

Я делаю глубокий вдох и натягиваю на лицо улыбку, хотя репортер этого и не видит.

– Ты все правильно понял!

– Городской «золотой мальчик» и мальчиш-плохиш из Чикаго, – добавляет Джерри. – Мой любимый заголовок, который я использую, когда речь заходит о вас двоих.

Мы продолжаем беседовать о команде и наших целях на этот сезон, но через каждые несколько вопросов возвращаемся ко мне и к моей личной жизни. Я рассказываю о женщинах, с которыми ухожу с арены, о фотографиях в городе, выпивках и вечеринках. Впрочем, я постоянно напоминаю ему, что такие вечера никогда не предшествуют игре.

Всякий раз, когда Мэддисон или я пытаемся перевести разговор на «Активные умы Чикаго» – наш благотворительный фонд поддержки обездоленных молодых спортсменов, которые не могут сами позаботиться о своем психическом здоровье, Джерри возвращает разговор ко мне и моему образу жизни повесы.

Я понимаю, что это – имидж, который я сам себе создал за последние семь лет, и именно благодаря ему мои гонорары сейчас столь велики, но мне бы очень хотелось прорекламировать нашу благотворительную деятельность. Это единственная вещь в моей жизни, которой я искренне горжусь.

Мы с Мэддисоном начали создавать этот фонд, когда он только переехал в Чикаго. У нас обоих было желание начать жертвовать деньги на благотворительность, так что создание этой организации стало очень логичным. Мы собрали профессиональных спортсменов со всего города, чтобы они поделились своими собственными историями психического выздоровления, пытаясь преодолеть стереотипы, бытующие в этой области среди спортсменов, особенно среди мужчин. Мы собираем деньги на ежемесячных мероприятиях, чтобы покрыть расходы на сеансы терапии для детей, которые не могут себе этого позволить, но нуждаются в помощи, а также обращаемся к тем врачам и психотерапевтам, которые готовы пожертвовать своим временем.

Я могу только представить, насколько иной могла бы быть моя жизнь, если бы у меня в юности был доступ к таким услугам. Бо́льшую часть гнева и одиночества, которые я чувствовал, можно было бы выразить словами, а не грязным поведением на льду.

– Спасибо, что уделил нам время, Джерри, – говорит Мэддисон после того, как все вопросы заданы. Он заканчивает телефонную конференцию.

– Мы больше не будем заниматься этим дерьмом.

– Мы должны.

– Зи, ты в них выглядишь как придурок. Даже не можешь заговорить об «Активных умах» – они тут же меняют тему на то, кто твоя очередная пассия или с кем ты подрался.

Мэддисон в отчаянии встает из-за стола. Я тоже расстроен. Мне наплевать, если им приспичило поговорить о моей личной жизни, но было бы неплохо, если бы СМИ упоминали и о том хорошем, что я делаю для общества. Большинство людей не знают, что я – соучредитель нашего фонда. Они предполагают, что это благотворительная организация Мэддисона, потому что это соответствует общему имиджу милого семейного парня. Для СМИ нет никакого смысла говорить о том, что я, эгоист, которому на всех плевать, еще и соучредитель благотворительной организации для обездоленной молодежи, страдающей психическими заболеваниями.

– Мы больше не будем этим заниматься. Я устал от того, что все считают тебя бесчувственным придурком. Зи, они такое о тебе болтают… – Мэддисон направляется к двери конференц-зала, качая головой.

– Но я действительно бесчувственный, – быстро возражаю я. – По крайней мере, до июня, когда у меня в руках будет Кубок Стэнли и новый расширенный контракт.

– Это ты-то бесчувственный? – переспрашивает абсолютно не убежденный в этом Мэддисон. – Да ты плакал, когда смотрел с Эллой «Коко». У тебя есть чертовы чувства, чувак. Тебе стоит как-нибудь начать сообщать об этом людям.

– Вот не надо использовать против меня «Коко»! Эта хрень была грустной! – Я встаю и иду за ним в раздевалку, чтобы переодеться к игре. – А та песня в конце? Она каждый раз меня достает!

Я плюхаюсь на сиденье самолета, на котором мы летим домой, и со вздохом погружаюсь в кресло. Это поражение было жестоким, и играл я паршиво. Сегодня я был несобран, и я беру на себя за это полную ответственность.

Я не ожидал, что мы так скоро проиграем. На самом деле я полагал, что мы проведем по крайней мере десять игр, не открыв графу поражений. Мы достаточно хороши. Просто сегодня был не наш вечер.

Впрочем, сезон длинный. Справимся.

Пока остальная команда садится в самолет, в кармане у меня звякает телефон. Достав его, я обнаруживаю, что меня ждут два сообщения. Неохотно открываю первое – письмо от своего агента.

Рич: ЭЗ, мальчик мой. Сегодня вечером у меня была девушка, которая ждала тебя возле раздевалки, а ты пронесся мимо. Это был бы самый подходящий момент для СМИ, чтобы получить несколько фотографий, на которых вы вдвоем уходите с арены. В чем дело?

Я раздраженно разминаю шею и делаю глубокий выдох. Я в состоянии заводить себе девушек и без помощи Рича. Средства массовой информации и так получают истории, в которых я предстаю бабником. Мне не нужно это изображать. Это было ясно по нашему интервью для «Чикаго трибьюн» перед матчем, в котором мы не смогли вставить и пары слов о хоккее или нашей благотворительности.

После ужасного проигрыша и того, что дважды за двадцать четыре часа я услышал о своей матери, я не в настроении подливать масла в огонь. Большая часть Северной Америки знает, что я бабник. Если я на одну ночку возьму выходной, это не изменит мой имидж и, следовательно, не лишит меня контракта на следующий сезон.

Игнорируя Рича, я перехожу к следующему сообщению. Выражение моего лица полностью меняется, скверное настроение, которое владело мной весь вечер, исчезает.

– Мне написала твоя жена. – Я толкаю Мэддисона, чтобы показать ему сообщение и фотографию, которые прислала мне Логан.

Это самая милая картина, которую я когда-либо видел. Моя неродная племянница Элла Джо сидит примерно в двух футах от телевизора, вытянув шею и не отрывая глаз от экрана, наблюдая за нашей игрой. Пышный бант несколько укрощает сумасшедшие кудряшки на ее головке, но самое приятное – это надетая на ней футболка. На ней одиннадцатый номер, а на спине вышита надпись «ДЯДЯ ЗИ».

Логан: Не показывай это моему мужу. Он убьет меня за то, что я позволила ей это надеть, но я подумала, тебе понравится, что твоя любимая девочка носит твой номер.

– Какого хрена? – потрясенно вопрошает Мэддисон, видя, что его трехлетняя дочь одета не в его, а в чью-то майку.

На экране танцуют три маленькие точки, а потом приходит еще одно сообщение от Логан.

Логан: И поскольку тебе нравится дразнить моего мужа, я полагаю, прямо сейчас ты ему это показываешь.

Она слишком хорошо знает нас обоих.

Логан: Привет, детка. Я люблю тебя. Пожалуйста, не убивай меня.

Мэддисон наконец начинает смеяться.

– Если Элла сегодня вечером была одета в это дерьмо, неудивительно, что мы проиграли. – Самодовольная улыбка скользит по его губам, он откидывается назад и сплетает руки, удовлетворенно складывая их на животе.

– Засранец, – с улыбкой бурчу я.

– Придурок.

– Ребята в первом ряду, вы готовы к инструктажу?

Я быстро отправляю ответ Логан, благодаря ее за фотографию Эллы в моей майке, прежде чем уделить Стиви все мое внимание.

Это моя новейшая тактика, чтобы вывести ее из себя. В прошлый раз она хотела привлечь мое внимание? Что ж, с этого момента я буду прислушиваться к каждому ее слову. И это будет чертовски неловко.

– Да-да, пожалуйста! – Я убираю телефон и скрещиваю руки на коленях, подавшись вперед в ожидании.

В ответ на мое нетерпение она вздергивает голову и хмурит брови, озадаченно глядя на меня.

Мэддисон рядом со мной хихикает, отлично понимая, что я делаю.

– Ладно… – в замешательстве тянет она.

Стиви снова объясняет, как работает аварийный выход через окно, хотя на этот раз она говорит гораздо быстрее, чем в прошлый. Полагаю, потому что ей придется повторять это нам каждый рейс до конца сезона.

Я с энтузиазмом киваю в ответ на каждую мелочь, которую она произносит, но всякий раз, когда ее глаза цвета морской волны встречаются с моими, она раздраженно щурится.

– Готовы ли вы и в состоянии ли помочь в чрезвычайной ситуации? – спрашивает она Мэддисона и меня.

– Да, – быстро отвечает Мэддисон.

Я? Ну погоди у меня.

– Вопрос, – начинаю я. – Как именно я должен открыть окно?

Мэддисон качает головой, но его грудь вздрагивает от беззвучного смеха.

Стиви делает глубокий вдох, я уверен, от разочарования, прежде чем повторить то, что она уже говорила.

– Откройте пластиковую шторку, потяните красную ручку на себя и отпустите. Окно откроется наружу.

Я несколько раз киваю головой:

– Понимаю. Понимаю. И когда мне его открывать?

Стиви резко выдыхает, и я больше не могу сдерживать лукавую усмешку на своих губах. Это так забавно.

– По указанию члена экипажа.

– А как…

– Ради всего святого, Зандерс! Готовы ли вы и в состоянии ли помочь в чрезвычайной ситуации или нет?

Я не могу удержаться от смеха. Я уже чувствую себя в десять раз лучше, чем когда покидал арену.

К счастью, на губах Стиви появляется улыбка, хотя она и пытается ее сдержать. Она сжимает и покусывает полные губы, но наконец у нее вырывается смех.

– Да, готов и в состоянии, – сдаюсь я с широченной улыбкой на лице и откидываюсь на спинку кресла.

Она удивленно качает головой.

– Мне нужна новая работа, – бормочет она, прежде чем уйти.

После того как двери самолета закрываются, Стиви возвращается к ряду у аварийного выхода и встает в проходе всего в нескольких дюймах от меня. Ее коллега-блондинка стоит впереди, в то время как третья стюардесса говорит по громкой связи.

Стиви начинает проводить демонстрацию техники безопасности, показывая, как пользоваться ремнями безопасности и кислородными масками, если они внезапно упадут с потолка. Никто не слушает, но я не свожу с нее глаз.

Она чувствует мой пристальный взгляд, и ее щеки с веснушками заливаются румянцем.

– Наш самолет оборудован шестью аварийными выходами, – говорит стюардесса по громкой связи. – Два выхода в передней части самолета, два выхода через окна над крыльями и два выхода через двери в задней части самолета.

– Ты отлично справляешься, милая, – шепчу я. Стиви качает головой, плотно сжав губы.

– Стюардессы сейчас указывают на ближайшие к вам выходы, – эхом разносится по всему самолету голос из динамиков.

Стиви указательным и средним пальцами каждой руки указывает на выходы в задней части самолета, затем делает то же самое, указывая на выходы из иллюминаторов в середине самолета, где сижу я. Но, указывая на выход через окно с моей стороны, она подгибает указательный палец и указывает на окно только средним пальцем, явно выводя меня из себя.

Я не могу сдержать смех.

На губах Стиви ожидаемо расцветает самодовольная, удовлетворенная улыбка. Ее нежелание отступить или поддаться моему обаянию, как это делает большинство женщин, и интригует, и расстраивает меня.

– Зи-и-и! – это первое, что я слышу, как только захожу в пентхаус Мэддисонов на следующий день, и очаровательная трехлетка бросается к моим ногам, желая, чтобы я взял ее на руки.

– Элла Джо! – Я бережно поднимаю девчушку со встрепанными волосами. – Как поживает моя любимая девочка?

– Единственная девочка, – поправляет она, касаясь своими маленькими пальчиками моих щек. Она чертовски права. – А где подарок?

– Элла! – окликает Логан из детской дальше по коридору. – Разве можно выпрашивать у дяди подарок?

Я бросаю на маленькую племянницу многозначительный взгляд, пытаясь сдержать улыбку. Я стараюсь поддерживать Логан во всем, что касается воспитания. Но Элла может попросить двух своих других дядей или меня абсолютно о чем угодно, и ни за что на свете никто из нас не скажет «нет».

Она слегка фыркает, исправляясь, на ее губах появляется самая милая улыбка, а на щеках – очаровательные ямочки. Она склоняет голову набок, прижимаясь плечиком к своей розовой щечке.

– Пожалуйста, можно мне подарок? – Она хлопает ресницами.

Моя грудь вздрагивает от смеха. Я устраиваю девчушку у себя на бедре и опускаю руку в карман.

Когда Элле исполнился год, я начал покупать ей по одной вещичке вроде комбинезончика в каждом городе, в котором мы с ее отцом играли, хотя она этого не знала и не помнила. Но это был забавный повод после каждой поездки прийти навестить свою маленькую племянницу. Теперь все эти вещи перешли к ее младшему брату, Эм-Джею.

В прошлом году, когда ей было два года, я переключился на открытки. Ей нравились яркие, красивые картинки, ее легко было порадовать листком бумаги.

В этом году ей исполняется три года, и мы переходим на магнитики.

Я достаю маленький магнит с нарисованным на нем флагом Колорадо, наблюдая, как темно-зеленые глаза Эллы вспыхивают от восторга.

Это всего лишь магнитик, но она сияет так, словно ей только что подарили выигрышный лотерейный билет.

– Ух ты! – восклицает она, и я снова не могу удержаться от смеха.

Возможно, она не самым вежливым образом спросила о подарке, но то, как она бережно держит маленький резиновый магнитик в своих крошечных ручках, искупает это с лихвой.

Она переворачивает его, рассматривая с широкой улыбкой на губах.

– Это на холодильник, – объясняю я. – Я буду покупать тебе по одному в каждом городе, в котором мы играем.

Она взволнованно кивает и начинает вертеться у меня на руках, желая слезть. Я ставлю ее на пол, и она несется к холодильнику, плюхается на коленки и пристраивает магнитик на холодильник, куда может дотянуться, а потом крошечными кулачками подпирает подбородок, любуясь им.

– Что надо сказать, детка? – Логан заходит на кухню с новорожденным Эм-Джеем на руках.

– Спасибо, дядя Зи! – кричит с пола Элла.

– Не за что, малышка.

Я чмокаю в щеку подошедшую ко мне Логан, а она кладет мне на руки своего спящего сына, даже не спрашивая, хочу ли я его подержать. Она и так знает ответ. Иногда (в большинстве случаев) мои доводы в пользу приезда не имеют ничего общего с тем, чтобы провести время с двумя моими самыми близкими друзьями. Я прихожу повидать их детей.

– Как ты себя чувствуешь, Ло? – спрашиваю я свою лучшую подругу, у которой не прошло еще и двух недель после родов.

– Хорошо. – На ее лице сияет улыбка, она садится на диван и поджимает под себя ноги.

Я сажусь на противоположную сторону дивана, стараясь не разбудить лежащего у меня на руках Эм-Джея. Однако ребенок спит как убитый, так что я сомневаюсь, что мне бы это удалось.

– Хорошо выглядишь.

– Зи, веди себя прилично! – доносится веселый голос Мэддисона откуда-то из глубины коридора.

– О-о-очень хорошо! – кричу я просто для того, чтобы его подразнить.

– Если бы ты не держал на руках моего сына, я бы надрал тебе задницу. – Войдя в гостиную, он по пути к дивану подхватывает на руки дочь. – Но она действительно хорошо выглядит, – продолжает Мэддисон. – Элла Джо, разве твоя мама не красавица?

– Очень красавица! – вздыхает Элла и сонно кладет головку на отцовское плечо.

Мэддисон обходит диван за спиной Логан.

– Пожалуй, кое-кому пора вздремнуть. Я сейчас вернусь, детка. – Он быстро целует жену.

Прежде чем унести Эллу в ее комнату, он обходит диван и наклоняется ко мне, вытягивая губы.

– Сейчас вернусь, детка.

– Отвали! – Я со смехом отталкиваю его от себя.

Мой взгляд скользит по панорамным окнам за спиной Логан.

– Черт, иногда я забываю, как много вы, ребята, можете видеть в моей квартире. – Прищурившись, я могу разглядеть отсюда свой мраморный кухонный стол.

Логан оборачивается, смотрит в окна и на другую сторону улицы. Снова поворачивается ко мне и не может сдержать смущенной улыбки, на ее щеках появляются ямочки.

– Поверь, мы об этом не забываем. Знаешь, сколько раз Элай или я заставали тебя с кем-нибудь на твоей кухне? Как думаешь, зачем мы повесили эти шторы? – Она указывает на длинные плотные шторы, которые в данный момент отдернуты к стене, чтобы в комнату проникал солнечный свет. – Удивляюсь, как это я до сих пор не выколола себе глаза.

– Знаешь, сколько женщин пошли бы на убийство ради того, чтобы посмотреть на такого парня? Просто цени это зрелище.

– Ты отвратителен, – хихикает она.

Я смеюсь вместе с ней, прежде чем замечаю перемену в выражении ее лица.

– Элай говорил, что твоя мать связалась с твоей сестрой.

Я тяжело вздыхаю, но в то же время отчасти благодарен ей за смену темы. Логан – что-то вроде моего импровизированного психотерапевта, несмотря на то что у меня есть лицензированный терапевт, к которому я хожу пару раз в неделю. Я рассказываю Логан почти все, и мне нужно выговориться после той ночи в Денвере.

– Да, Линдси сказала, что она безостановочно доставала ее, пытаясь связаться со мной.

– Сочувствую, Зи. Мы можем что-нибудь сделать?

– Не знаю. Пожалуй, мне остается просто надеяться, что она больше не появится и не раздобудет мой номер телефона.

Логан мгновение молчит, бросает на меня быстрый взгляд и снова отводит глаза, уставившись в пол.

– Ты рассказал отцу?

Рассказал ли я отцу? Я почти ничего не рассказывал своему отцу с тех пор, как уехал из его дома в колледж. Он – не самый заботливый и поддерживающий человек. Не думаю, что ему есть дело до того, что я профессиональный спортсмен, зарабатывающий в год миллионы долларов. Что в корне противоречит нынешним намерениям моей матери, желающей пробраться в мою жизнь.

Хотя он не всегда был таким. На самом деле, когда я был ребенком, мы были очень близки. Отец присутствовал на всех моих выездных хоккейных турнирах. Мы днями напролет говорили о спорте, он помогал мне работать над техникой на заднем дворе, и он всегда цеплялся ко мне из-за моих оценок, зная, что мне нужно поддерживать их на высоком уровне, чтобы претендовать на стипендию.

Мой отец вообще-то хороший человек, но как только мать ушла от нас, он с головой окунулся в работу. Может быть, пытался стать тем мужчиной, которого она хотела, или, по крайней мере, зарабатывать те деньги, которые она хотела, надеясь, что она вернется к нему… я не знаю. Но он бросил меня, бросил, как и моя мать, только по-другому.

Он перестал переживать насчет моих оценок и не приходил посмотреть, как я играю в хоккей в старших классах. Вместо этого он допоздна торчал на работе, пытаясь отвлечься от своих душевных ран. К тому времени, когда отец возвращался домой, я обычно был уже в постели, предварительно разогрев что-нибудь в микроволновке на ужин. Линдси в то время уже училась в колледже, и я чувствовал себя совершенно одиноким.

Вот тогда-то у меня и начались приступы паники. Начались приступы гнева. Тогда я стал постоянно думать о том, что меня никто не любит. Именно тогда я понял, что никто никогда не любил меня настолько, чтобы оставаться рядом.

Только много лет спустя, когда я учился на третьем курсе колледжа, я начал ходить к психотерапевту и работать над своими комплексами. Я понял, что никто другой не обязан меня любить. И начал любить себя сам. Другие и не собирались этого делать.

– Зи, – мягко окликает Логан.

– Хм-м? – Я вырываюсь из оцепенения прошлого и нежно поглаживаю большим пальцем пеленку Эм-Джея, крепко спящего у меня на руках.

– Ты говорил отцу, что твоя мать пыталась с тобой связаться?

Я мотаю головой, одаривая ее полуулыбкой:

– Не хочу его этим беспокоить.

Что означает: «Я не хочу говорить с ним больше, чем это необходимо». Но я этого не говорю. Логан очень хочет, чтобы мы с отцом наладили отношения. Она потеряла родителей в юном возрасте и что угодно отдала бы за то, чтобы еще хоть раз поговорить со своим отцом. Я чувствую себя полным придурком всякий раз, когда говорю ей, что у меня нет желания разговаривать со своим, который жив и здоров.

– Ладно, – заканчивает она разговор, одаривая меня грустной улыбкой.

Я смотрю на милого мальчика у себя на руках и благодарю Бога за то, что у меня есть эта семья, неважно, кровные там узы или нет.

– Эй, Зи, – окликает меня Логан со своего конца дивана. – Мы тебя очень любим.

Каким-то образом эта женщина всегда знает, что мне нужно услышать, точно так же, как ее муж читает меня как открытую книгу. Иногда я не очень умею признать то, что мне нужно, независимо от того, насколько прямолинейным и честным могу быть. Но я благодарен за то, что эти люди так хорошо меня знают.

– Я тоже люблю вас, ребята.

Они и моя сестра – единственные люди, которым я говорил эти слова за последние десять лет моей жизни.

6. Стиви

Эван Зандерс – придурок.

Но мне кажется, я начинаю его понимать. Всего три коротких перелета – и вот к чему мы пришли.

Он делает все, что в его силах, чтобы вывести меня из себя, но пока я отвечаю ему тем же, думаю, со мной все будет в порядке.

Как только двери самолета закрываются, отгоняя детройтский холод, я провожу свою обычную демонстрацию безопасности, стоя в ряду у аварийного выхода. Сегодня, как и в большинстве случаев, у нас ночной полет, и игрокам совсем не до того, чтобы вникать в то, что я делаю с искусственной кислородной маской или ремнем безопасности.

Всем, кроме одного.

Догадаетесь, о ком речь?

Все верно, карие глаза Эвана Зандерса прожигают меня насквозь, наблюдая за каждым моим движением, пока я выполняю свою работу, точно так же, как они следят за мной уже на протяжении нескольких недель.

Я упаковываю маленькую демонстрационную сумку для инструктажа по безопасности, и начинается моя любимая часть полета. Только сегодня это не моя любимая часть, потому что, когда все игроки встают и начинают раздеваться, выясняется, что я застряла в ряду аварийного выхода.

Меня моментально охватывает паника, я пытаюсь найти способ сбежать, мне нужно добраться до безопасного камбуза в зад ней части самолета… тщетно. Куда бы я ни повернулась, везде кто-то раздевается. Я поймана в ловушку самыми совершенными фигурами и почти полностью обнаженными телами.

И что самое примечательное? Кто стоит прямо передо мной, не давая мне возможности пошевелиться?

Эван Зандерс.

Зандерс занимает место в проходе рядом со своим креслом. Я пытаюсь развернуться и удрать в переднюю часть самолета, но, по-видимому, тренерский состав сегодня тоже переодевается. Это и понятно: мы летим ночным рейсом назад в Чикаго. Но у меня не осталось никакого плана спасения.

Мои расширенные от страха глаза находят Инди на переднем камбузе, где она проводила демонстрацию техники безопасности. Вместо сочувствующего взгляда она мне подмигивает и показывает два больших пальца, а потом скрывается за перегородкой, оставив меня на растерзание волкам.

Голым волкам.

Обернувшись, я сразу же встречаюсь взглядом с Зандерсом. Как же иначе? Во-первых, эти глаза великолепны, подернуты дымкой и все такое прочее. Во-вторых, он буквально в тридцати сантиметрах от меня. Он мог бы отодвинуться, если бы захотел. У него есть для этого пространство, а вот у меня его нет. Но нет. Он стоит на расстоянии тридцати сантиметров и соблазнительно снимает свой сшитый на заказ пиджак.

Опять же, я не знаю, пытается ли он быть соблазнительным или просто выглядит так, словно собирается сняться в фильме для взрослых, но у меня такое чувство, что верно последнее.

– Стиви, с тобой все в порядке? – озорно поблескивая глазами, интересуется Зандерс.

– Да. – У меня срывается голос, и я прочищаю горло. – Ага. Хорошо. Отлично.

Отвернувшись, я потираю шею, а Зандерс длинными пальцами в золотых кольцах не спеша расстегивает пуговицы рубашки.

Даже не сводя глаз с иллюминатора, я чувствую на себе его пристальный взгляд. Я смотрю в иллюминатор, отчасти чтобы не смотреть на него и отчасти – чтобы спланировать бегство.

Самолет не спеша выруливает на взлетно-посадочную полосу. Пожалуй, ссадины, которые я получу, если выпрыгну из иллюминатора на асфальт, будут жечь куда меньше, чем взгляд Зандерса.

В поле моего зрения появляется тело с безупречной смуглой кожей.

И по какой-то чертовой причине я не могу не смотреть.

Зандерс обнажен по пояс. У него широкие плечи и узкая талия. Он подтянут, как чертов супергерой. Даже у его мускулов есть мускулы.

Я смотрю, как свет играет на тонкой золотой цепочке у него на шее, а потом мои глаза встречаются с его.

Он выглядит – веселее некуда.

– Нравится?

И у него еще хватает наглости ухмыляться!

– Могу я… – Мой чертов голос звучит на десять октав выше, чем надо. Я снова прочищаю горло, и грудь Зандерса вздрагивает от смеха. – Могу я пройти? Мне нужно пройти в хвост самолета.

И подальше от тебя, пока у меня не случился тепловой удар от созерцания твоего раздражающе великолепного тела.

– Я почти закончил, – не сводя с меня глаз, говорит он и быстро расстегивает свой ремень.

Я сглатываю. Отчетливо. Как будто слишком много дней провела без воды в пустыне.

Кто знал, что в мою работу будет включен персональный стриптиз?

Длинные пальцы расстегивают молнию на брюках, позволяя им упасть на лодыжки.

В первый момент я вижу слишком обтягивающие черные трусы-боксеры, а потом мои широко раскрытые глаза притягивает гигантская выпуклость спереди. Я не шучу. Он огромен. И он даже не возбужден. Неудивительно, что девушки вешаются ему на шею. У этой штуки должен быть собственный фан-клуб.

– Нравится?

– Хм-м? – бормочу я, полностью очарованная буквально анакондой в его штанах.

– Стиви, тебе нравится то, что ты видишь?

– Да, – ошеломленно заявляю я. – Что? Нет. Ни капли. – Я быстро поворачиваюсь лицом к борту, уставившись на окно аварийного выхода, которое с каждой секундой выглядит все более привлекательным.

Злорадный смех Зандерса эхом отдается у меня в ушах, и я, кажется, снова смотрю на его тело и не могу отвести глаз.

Я начинаю с лодыжек, отмечая черные завитки татуировки, которая покрывает весь левый бок. Она обвивает его ногу, обводит ребра и спускается на руку. Черные чернила не контрастируют с насыщенным тоном кожи, они его дополняют. Ему идет. Я не знаю, как еще это объяснить.

– Может, попробуешь ответить еще раз? – интересуется Зандерс, не особо торопясь надевать спортивные штаны и футболку. Обнаженное тело занимает весь проход, а руки лежат на подголовниках кресел по обе стороны прохода, заключая меня в клетку. – Тебе нравится то, что ты видишь?

Я напускаю на себя самое самодовольное выражение лица, не собираясь раздувать самолюбие этого мужчины больше, чем оно уже есть. В самолете не так много кислорода. Не хочу, чтобы его самолюбие нас всех задушило.

Ну, вы меня понимаете. Безопасность и все такое.

– Э-э-э, – безразлично тяну я, скрещивая руки на груди и непреклонно встречая его взгляд.

– Еще бы, милая.

Зандерс надевает через голову белую футболку, его взгляд отрывается от моего лишь на секунду, когда ткань закрывает его лицо. Затем он натягивает серые спортивные брюки, а я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на змею у него в трусах.

И серые треники? Да ладно тебе, чувак.

– У тебя немного… – Он вытирает уголок рта, пытаясь сказать мне, что от одного взгляда на него у меня текут слюнки.

Я на девяносто процентов уверена, что это не так, но если это так – я не удивлюсь. Впрочем, проверять я не собираюсь.

Он чертовски привлекательный.

Его карие глаза бросают мне вызов, удерживая мое внимание, заставляя провести пальцем по губе и проверить, не потекли ли у меня в самом деле слюнки.

– Ненавижу тебя, – напоминаю я ему, пытаясь удержать свои позиции, отчего он падает вперед в высокомерном смехе, держась за грудь.

Когда Зандерс снова выпрямляется, я делаю движение, чтобы проскользнуть мимо. Мне нужно выбраться из этого проклятого прохода, но он останавливает меня, опираясь на сиденье напротив, его рука загораживает выход.

– Я хочу газировку.

Сглотнув, я поворачиваюсь к нему, играя с огнем. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, и оно чертовски прекрасно. Даже на таком расстоянии я практически чувствую тепло его губ. Или, может быть, это тепло его горящего взгляда.

– Сзади есть холодильник, можешь взять сам. – Я отталкиваю его руку, чтобы пройти, может быть, чуть сильнее, чем это необходимо, но он заставляет меня нервничать, и мне это не нравится. Не люблю, когда с меня срывают маску уверенности.

– Стиви, милая, побольше лайма! – восклицает он с довольным смехом, и я закатываю глаза.

Но чувствую, как румянец заливает мои щеки.

Я принесла ему эту чертову газировку.

А еще я принесла ему добавки, подушку и пакет чипсов – все это он легко мог взять и сам. Мы не просто так оставляем все это в доступе.

Моя единственная надежда на то, что кнопка вызова стюардессы над его головой перегорит и перестанет работать. Учитывая скорость, с которой он нажимает на кнопку, я не удивлюсь, если так и произойдет.

На заднем камбузе снова загорается синий огонек, указывая на то, что пассажир нуждается в нашей помощи.

С моих губ срывается слышимое ворчание. Я только что приготовила себе сыр на гриле.

Он расплавился просто идеально, а я успела откусить всего пару кусочков.

Инди смеется.

– Похоже, ты снова нужна своему парню. – Она указывает в сторону ряда у аварийного выхода, где над безупречно идиотской физиономией Зандерса светится лампочка. – Я бы сходила узнать, что ему нужно, но мы же знаем, что, как только я подойду, он потребует тебя.

Выходя из камбуза, я закатываю глаза, вытягиваю шею и пытаюсь изобразить свою лучшую дурацкую улыбку стюардессы, но в этот момент к Зандерсу спешит Тара, что меня вполне устраивает. Если кто-то другой хочет сам позаботиться о хоккейной диве, я с радостью передам эту ответственность.

– Тара справится, – сообщаю я Инди, возвращаясь на камбуз – в наше безопасное убежище.

– Двадцать баксов на то, что она вернется сюда и скажет тебе, что Зандерс хочет тебя видеть.

– Я зарабатываю недостаточно денег, чтобы выбрасывать их на проигрышные ставки, – напоминаю я ей. Это третий полет в сезоне, и не было ни одного рейса, в котором он разговаривал бы с другой девушкой.

Тара покашливает, остановившись в пространстве между камбузом и проходом.

– Эвану Зандерсу что-то нужно от тебя.

– Не знаешь, чего он хочет? – осторожно спрашиваю я. Независимо от того факта, что я на самом деле не общаюсь с этим парнем, его очевидная задача – превратить мою работу в этом сезоне в сущий ад, и это может привлечь слишком много внимания Тары. Мне нужно быть осторожной. Ну и Зандерсу тоже стоит быть осторожным.

– Нет. Он сказал, что ему нужно что-то, что можешь дать ему только ты. – Губы Тары сжаты в жесткую линию, она отворачивается и идет обратно в переднюю часть самолета, на свое рабочее место.

Не пойму, она расстроена тем, что я привлекаю внимание, или тем, что это не она привлекает внимание, что звучит нелепо. Тот, кому хочется внимания, которое Зандерс уделяет мне, сильно усложняя мою работу, должно быть, не в своем уме.

– Иди, позаботься о своем приятеле, – поддразнивает Инди.

– Заткнись.

Когда я иду по проходу, вся команда занята поглощением еды, так что, к счастью, никто не обращает на меня внимания, когда я направляюсь к аварийному выходу.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашиваю я Зандерса своим самым милым тоном, который на самом деле не такой уж и милый. «Милая» – вообще не то слово, которым я бы себя описала.

– Мне не нравится мой ужин. – Он опускает взгляд в свою тарелку. Идеально приготовленное филе-миньон осталось почти нетронутым.

– Хорошо. Могу я предложить что-нибудь еще?

– Можешь приготовить мне сыр на гриле?

– Серьезно? Ты такое ешь?

– О, сладкая. Ты следишь за моей диетой?

– Вообще-то, нет. На самом деле мне наплевать, – честно заявляю я, в то время как Мэддисон рядом с ним чуть не давится от изумленного смеха. – Просто любопытно. Но, знаешь ли, ты мог бы попросить другую стюардессу, когда она сюда подходила, приготовить тебе сыр.

Он бросает взгляд в переднюю часть самолета, где маячит идеально стройная фигура Тары. Она наблюдает за нами.

– Да, но что-то подсказывает мне, что, когда дело касается еды, я скорее доверюсь тебе, чем ей.

Что, черт возьми, это значит? Он намекает на мою фигуру? Это его способ намекнуть, что он в курсе, что я регулярно ем подобную еду и, вероятно, смогу приготовить что-нибудь вкусненькое? Хочу сказать, что в этом он прав, но все же.

Я с трудом сглатываю, внезапно ощутив приступ клаустрофобии. Пространство самолета слишком мало. Я стою в ряду у аварийного выхода, выставлена на всеобщее обозрение. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел мое смущение. Униформа обтягивает фигуру, и я чувствую, как одежда впивается в бедра, грудь и под мышками. Каждый может сказать, что она мне не по размеру. Я это знаю. Сразу бросается в глаза мое тело, которое весит на несколько фунтов больше, чем мне бы хотелось, и я была идиоткой, когда решила, что, может быть, эти парни не станут меня за это осуждать.

Я ошиблась, и сейчас с меня полностью слетела моя маска. Ненавижу чувствовать себя настолько уязвимой.

– Стиви? – весело окликает Зандерс. – Так ты собираешься сделать свою работу и приготовить мне сыр на гриле или как?

На мгновение выходя из транса, я молча киваю головой и направляюсь на камбуз. Мне нужно спрятаться.

– Стиви? – окликает Зандерс, но я, так и не обернувшись, торопливо иду по проходу.

Я готовлю ему сэндвич, но не приношу его. Я вообще больше не выхожу в проход, пока мы не приземляемся в Чикаго и все пассажиры не выходят из самолета.

7. Стиви

У «Чикаго Рапторс» домашний матч, а это значит, что на этой неделе у меня будет немного свободного времени. И что еще лучше, у «Дьяволов Чикаго» выходной, так что я наконец-то могу провести немного времени с братом.

Хотя сегодня я его еще не видела. Утром у него были съемки, днем – пресс-конференция, но вечером мы идем в кино. Можно сказать, небольшой момент сближения близнецов. Ожидая его возвращения с арены, я просидела, свернувшись калачиком, на диване в его замечательной квартире.

Я не шучу. Этот многоквартирный дом просто чудесный. Он был построен около четырех лет назад, и Райан переехал сюда через год после этого, когда его пригласили в команду Чикаго. Он живет не в пентхаусе, а на пару этажей ниже, и с его почти 180-градусного балкона открывается потрясающий вид. Отсюда видна бо́льшая часть Чикаго, включая озеро Мичиган.

Но сегодня вид не так уж прекрасен просто потому, что весь день идет проливной дождь. Обычно в свои выходные я работаю в приюте, но из-за непогоды собак не выводят на дневные прогулки, так что в моей помощи они сегодня не нуждаются.

Вместо этого я осталась лежать, свернувшись калачиком, на диване, надев свои самые удобные и уродливые треники.

Три коротких перелета стали неплохим способом подготовиться к сезону, потому что наша следующая поездка будет намного длиннее. Она начнется на следующей неделе с Нэшвилла. Уверена, почти всем нравится останавливаться в Нэшвилле. Но у меня он вызывает лишь чувство беспокойства.

Я выросла в этом городке и возблагодарила судьбу, получив возможность удрать оттуда и поступить в Университет Северной Каролины. Просто в том факте, что ты живешь в Нэшвилле, есть что-то такое, что заставляет тебя чувствовать, что ты недостаточно хороша.

Недостаточно блондинка. Недостаточно высокая и худощавая, но и недостаточно миниатюрная.

По крайней мере, именно так я чувствовала себя в детстве, и возвращение туда висит у меня над головой с тех пор, как я устроилась сопровождать хоккейную команду. Эта остановка входит в расписание НХЛ, в то время как я могла бы избежать посещения родного города, если бы работала с НБА.

Райану повезло. Ему не нужно возвращаться туда несколько раз в год на свои игры. Хотя я уверена, что, если он вернется, его встретят парадом. Он был местной школьной знаменитостью, а я – его сестрой-близнецом, с которой девочки любезничали, чтобы попытаться сблизиться со звездным баскетболистом.

Как бы то ни было, у меня осталась пара школьных подруг, и хотя мы не очень близки, у нас достаточно теплые отношения, чтобы я, вероятно, могла им сообщить, что буду в городе на следующей неделе.

– Ви, привет! – окликает Райан, входя в переднюю дверь.

Вскакивая с дивана, я смотрю на него широко раскрытыми, полными нетерпения глазами.

– Купил?

– И никаких «привет»? Никаких «мой самый дорогой братец и самый любимый в мире человек, как твои дела»?

Я с отвращением морщу нос.

– Звучит отвратительно. Не дождешься.

– Купил. – Он бросает мне на колени завернутый в фольгу хот-дог. – Но ты же знаешь, что я могу позволить себе купить тебе на ужин кое-что получше уличного хот-дога за пять долларов, верно?

– Не осуждай. Уличная еда в «Юнайтед-центре» – самая лучшая. – Я нетерпеливо разворачиваю свой хот-дог и обнаруживаю, что он доверху набит жареным луком и перцем и полит горчицей. Именно так, как я люблю. – Во сколько ты хочешь выехать?

– Куда?

Я резко поворачиваюсь к нему:

– В кино. Мы же собирались на семичасовой сеанс, верно?

– О черт, Ви. Я совсем забыл, что у нас были планы на сегодняшний вечер. – На его лице появляется выражение вины. – У меня свидание.

– О.

Вот это действительно сюрприз. Потому что на самом деле мой брат ни с кем не встречается.

– Я могу отменить. – Он нетерпеливо пробирается за диван.

– У тебя назначено свидание?

– Да, но я его отменю.

– Не надо.

Мой брат ни с кем не встречался с тех пор, как переехал в Чикаго. Он слишком сосредоточен на баскетболе и своей карьере, чтобы добавлять женщин в это уравнение. На самом деле он практически отказывается с кем-нибудь встречаться, так что, хотя он, вероятно, надеется, что в этой ситуации я на его стороне, на самом деле я ни за что не допущу, чтобы он остался одиноким.

Он самый лучший человек, которого я знаю, и он заслуживает того, чтобы быть счастливым, хотя и думает, что единственный путь для этого – баскетбол. К сожалению, его первое за три года свидание совпадает с единственным нашим совместным планом, который мы смогли составить за последние недели. Теперь, когда начался сезон баскетбола и хоккея, мы будем не часто видеться.

– Как мне загладить свою вину? Давай сходим, как только я вернусь с серии выездных игр, – нетерпеливо предлагает он.

– Я уезжаю в Нэшвилл за день до того, как ты возвращаешься, но не бери в голову. В конце концов, еще пообщаемся.

Райан заходит за диван и обнимает меня за плечи.

– Пожалуйста, скажи, чтобы я не ходил.

– Иди. Кто она вообще такая?

– Племянница генерального менеджера нашей команды. – Райан присаживается на краешек дивана. – Она собирается на премьеру какого-то крупного фильма, и наш генеральный менеджер попросил меня об одолжении.

– Итак, ты идешь в кино.

Из груди Райана вырывается короткий смешок.

– Очевидно, ей что-то нужно для пиара, а с кем лучше появиться, как не с прямолинейным, скучным Райаном Шэем?

– Рай, ты не скучный.

– Я чертовски скучный, Ви.

– Ну а вдруг она тебе действительно понравится?

– Не мой типаж. Это чисто деловое соглашение.

– Как у тебя может быть типаж, если ты не ходишь на свидания?

– Дядины деньги? Это вообще не может быть чьим-то типажом. – Райан быстро неодобрительно качает головой. – Кстати, о свиданиях, скоро состоится большой благотворительный вечер, на который мне нужна пара.

– Отлично, попроси свою подружку – любительницу кино, которая увела у меня брата.

– Ты ведь пойдешь со мной?

– Конечно. Если у меня не будет полета с хоккеистами.

– Не будет. Это одна из благотворительных организаций твоих игроков. «Активные умы Чикаго». Возьми мою кредитку и купи себе платье. Это официальный прием.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, мои глаза сужаются.

– У меня есть деньги. И, кроме того, я бы предпочла платье из секонд-хенда.

Райан откидывает голову:

– Ни за что. Ви, ты знаешь, мне нравится, что ты умеешь экономить, но ты не можешь надеть платье из комиссионки на это мероприятие.

– Почему это?

– Потому что там будут самые высокооплачиваемые спортсмены Чикаго. Ты в своем платье из секонд-хенда будешь там торчать, как бельмо в глазу.

Это заявление быстро прекращает наш спор. Вот уж такое внимание мне точно ни к чему.

– Отлично. Купишь мне дорогое платье, чтобы я могла появляться в обществе твоих богатых коллег.

По его губам скользит удовлетворенная улыбка.

– Когда пойдешь, возьми черную карту «Американ Экспресс». – Он быстро сжимает мои плечи, а потом стремительно выхватывает у меня из рук хот-дог и откусывает огромный кусок.

– Какого дьявола?!

– Черт, а это вкусно. В следующий раз обязательно куплю себе что-нибудь в этом роде. – Он стирает горчицу с уголка рта. – Итак, Нэшвилл, да? Будешь сообщать Траляля и Труляля, что возвращаешься в город?

– Если ты имеешь в виду Ханну и Джеки, то я пока не уверена. Еще не решила.

Райан роется в кухонном шкафу в поисках чего-нибудь перекусить.

– Не стоит. Эти девчонки – зло.

– Они мои подруги.

– Они тебе не подруги, Ви. Они злые девчонки.

Я устало вздыхаю. Брат прав, но они были моими самыми близкими подругами в старших классах, независимо от того, насколько сильно обделенной я чувствовала себя в нашей троице.

– Кстати, о злых девчонках… ты говорил с мамой?

Райан бросает на меня убийственный взгляд через плечо.

– Мама – не злая девчонка.

– Для тебя – нет. В конце концов, ты – любимый ребенок.

– Нет, я с ней не разговаривал. Но лучше сообщи ей, что ты приезжаешь в город. Она наверняка захочет тебя увидеть.

Нет, не захочет.

– Да, конечно, я ей скажу.

Я избегаю взгляда брата, чтобы он не догадался, что я не собираюсь сообщать маме, что приезжаю домой. Я бы хотела увидеть отца, но маму? Не очень.

– Кстати, об этом торжестве… – Райан присаживается на подлокотник дивана, с опаской поглядывая на меня. – Мне сегодня звонил Бретт.

– Зачем? – моментально взвиваюсь я.

Брат глубоко вздыхает.

– Хочет меня навестить. Собирается на это мероприятие.

– Навестить? Здесь? Что он забыл в Чикаго?

Райан отводит взгляд.

– Я говорил ему, что это не очень хорошая идея. Он не знал, что ты живешь здесь, но сейчас он действительно испытывает трудности, пытаясь найти работу в спорте. На этом благотворительном вечере будут присутствовать все крупные команды города. Это хорошее место для него, чтобы пообщаться.

От того, что я слышу имя Бретта, моим легким, а затем и мозгу не хватает кислорода. Последний человек, о котором я хочу думать, – это товарищ моего брата по команде в колледже, мой бывший парень.

Мы встречались почти все время обучения в колледже, но было несколько периодов, когда он порывал со мной, потому что у него появлялись другие варианты. Потом, когда ему становилось скучно, он приползал обратно лишь для того, чтобы заставить меня кататься на бесконечных американских горках в попытках стать достаточно хорошей, чтобы удержать его внимание.

И я, идиотка, принимала его. Каждый. Проклятый. Раз. Он был моей слабостью. Я любила его, и все, чего я хотела, – это чтобы он захотел меня по-настоящему вернуть, но он так и не захотел. Если честно.

Я лишь заполняла пустоту. Грела его постель, пока он продолжал искать варианты получше. В то время я этого не осознавала, но моя уверенность в себе сильно пошатнулась из-за постоянного ощущения, что я недостаточно хороша для него, и, конечно, в это же время моя мама начала делать замечания по поводу того, как я выгляжу.

Затем, на последнем курсе, когда Бретт узнал, что ему предложили место в тренировочном лагере профессиональной баскетбольной команды, он бросил меня быстрее, чем вы успели бы сказать: «Я использовал тебя в течение трех лет», – что, по сути, он и сказал, просто не дословно.

Я помню все это ясно, как божий день. Я ждала Райана возле его раздевалки в Университете Северной Каролины, но не подозревала, что брат дает интервью на площадке, в то время как остальные его товарищи по команде перемывали мне кости за тонкой дверью, которая была какой угодно, но только не звуконепроницаемой.

– А как же Стиви? – спросил один из парней, когда они узнали о новой пассии моего парня.

Реакция Бретта?

– А что Стиви? Я был с ней, потому что мне было скучно, но я становлюсь профессионалом. Знаете, какие женщины вот-вот на меня набросятся? Думаете, я останусь с сестрой Шэя, когда у меня будут варианты получше?

На этом все и закончилось. Для меня услышанное стало последней каплей. Это был последний раз, когда я с ним разговаривала. За эти годы он пару раз пытался со мной связаться, особенно после того, как его отчислили во время тренировочного сбора в сезоне новичков и он так и не попал в профессиональную команду НБА. Но в тот день, когда я ждала под раздевалкой, все встало на свои места. Я никогда никем для него не была, и с тех пор я ношу на себе груз осознания того, что была недостаточно хороша.

Райан понятия не имеет, насколько мне было плохо. Бретт – его товарищ по команде в колледже и когда-то был одним из его самых близких друзей. Однако брат заметил, что у меня разбито сердце, и это заставило его держаться на расстоянии от старого друга, даже не зная всех подробностей.

Не хочу драматизировать, но он меня поимел.

И вот, дамы и господа, почему я больше никогда не буду встречаться со спортсменами. Они поверхностны, заботятся только о том, чтобы заполучить трофей. А я не хочу быть ничьим трофеем.

– Я говорил ему, что это плохая идея, – повторяет Райан, выдергивая меня из воспоминаний. – Но я чувствую, что, может быть, мне следует ему помочь? Связать его с какими-нибудь СМИ? Не знаю. Мне жаль этого парня.

Райан не чувствовал бы себя виноватым, если бы имел хоть малейшее представление о том, что сказал обо мне его старый товарищ по команде. На самом деле он бы, наверное, надрал ему задницу.

– Я скажу ему, чтобы он не приезжал.

– Нет, – я качаю головой. – Он твой товарищ по команде в колледже, Рай. Этим не стоит разбрасываться. Но не мог бы ты найти ему другое место для ночлега?

Он одаривает меня благодарной и понимающей улыбкой.

– Вы когда-нибудь расскажете мне, что произошло между вами, ребята?

– Мы расстались. Вот и все.

– Я бы хотел, чтобы ты когда-нибудь рассказала мне об этом. – Он заходит за диван и треплет мне кудри, а потом уходит в свою комнату собираться. – Люблю тебя, Ви.

Неприязнь к товарищу Райана по студенческой команде остается у меня во рту, когда я доедаю остатки своего хот-дога, прежде чем упасть обратно на диван и свернуться на ночь под огромным тяжелым одеялом.

Я провожу вечер в своем самом уютном спортивном костюме. Хотя он и самый поношенный, на кого мне производить впечатление? Я одна в этой огромной квартире, в самом центре города, в котором я до сих пор знаю не так уж много людей. Я подумываю о том, чтобы написать Инди, узнать, чем она занимается. Возможно, это неплохой шанс познакомиться с ней получше, учитывая, что нам предстоит провести бо́льшую часть следующих шести-восьми месяцев вместе в разъездах. Но вес одеяла и тот факт, что я действительно не хочу вставать с дивана, удерживают меня от этого.

К счастью, дождь прекратился, так что, когда у меня хватит душевных сил подняться с дивана, я отправлюсь на улицу и проведу остаток вечера, любуясь своими любимыми мальчиками. И девочками.

Конечно, я говорю о собаках из приюта «Пожилые собаки Чикаго».

Этот приют расположен в нескольких минутах ходьбы отсюда. В нем пожилые собаки ждут, когда их возьмут в любящий дом, где они смогут прожить остаток своих дней. Я начала работать там волонтером на следующий день после переезда в Чикаго. Я работала в подобном месте в Северной Каролине, когда училась в колледже, и это стало чем-то вроде моего хобби.

Если бы я могла жить, заботясь об этих животных и даря им любовь, которой не даст им никто другой, я бы так и сделала. Но, к сожалению, это некоммерческая организация, едва сводящая концы с концами за счет скудных пожертвований. Поэтому те, кто работает волонтерами, делают это потому, что просто любят животных.

И я отношусь к их числу.

Возраст – это проблема. Я имею в виду, мне всего двадцать шесть, но мысль о том, что я ни для кого не стану избранницей, пугает. Я это понимаю.

Этим собакам предпочитают щенков, оставляя их доживать остаток своей короткой жизни в приюте. Я не собираюсь драматизировать и говорить, что каждый мужчина, которого я встречаю, проходит мимо меня, потому что это не так. Но после тех слов Бретта я слишком хорошо помню, каково это – быть запасным вариантом. Поэтому я выбираю этих милых пожилых собак, которые просто хотят иметь теплый дом и кого-то, кого можно любить.

И если бы у моего брата-близнеца не было аллергии на собак, у меня была бы полная квартира животных.

Просматривая каналы в поисках чего-нибудь достойного для просмотра, я натыкаюсь на игру «Рапторс». До конца заключительного периода осталось всего две минуты, и «Чикаго» выигрывает у соперника со счетом 4: 2. Похоже, для них это легкая победа.

Стадион забит до отказа, как это бывает, когда я прихожу на игру Райана.

Я не очень разбираюсь в хоккее, но, полагаю, теперь мне следует усвоить, что это моя работа, поэтому я смотрю последние две минуты. И в эти последние минуты все, что я узнаю, – это то, что есть такая штука, как айсинг[5]. Но я понятия не имею, что это значит. Хотя они произносят это дважды.

Они проводят что-то вроде объявления лучших игроков игры, и вот наконец Эван Зандерс получает первую звезду, что, по-видимому, хорошо.

– Как ты себя чувствуешь сегодня вечером, Зандерс? – спрашивает один из дикторов.

Он приподнимает майку, чтобы вытереть пот со лба, его карие глаза встречаются с камерой, и он улыбается своей фирменной сияющей улыбкой. Сама привлекательность, самодовольство и все остальное в этом духе.

– Отлично. Хорошая победа для ребят.

– Поздравляю с тем, что тебя назвали первой звездой игры. Будешь отмечать с кем-то особенным?

Я смотрела множество профессиональных игр и никогда не слышала подобного вопроса, хотя, судя по тому, что я узнала о репутации Зандерса, большинство СМИ, похоже, интересует только, с кем он ведет себя как засранец или с кем спит.

Его губы растягиваются в ухмылке, он снова смотрит в камеру.

– С парочкой особенных.

Мерзость. Я поднимаю пульт дистанционного управления и выключаю телевизор.

Схватив ноутбук, я погружаюсь в расследование на уровне ФБР, которым уже занималась Инди. Если мне предстоит застрять в самолете с этими парнями, мне тоже стоит выяснить, кто они, черт возьми, такие.

Первым всплывает имя Рио. Информации о зеленоглазом защитнике не много, но он явно играет в команде роль шута. Не так много найдется фотографий, на которых он не улыбается своей дурацкой улыбкой или не держит в руках старенький бумбокс.

Я мало что нахожу о других парнях из команды, за исключением того, в каких колледжах они учились, где родились, а также нескольких изображений с их подругами или друзьями, которые всплывают в поисковике.

Совсем другое дело – капитан. Когда я нажимаю на имя Элая Мэддисона, появляется бесконечный список веб-сайтов. Его старый университет, команды, за которые он раньше играл, и самое главное – благотворительная организация, основателем которой он является. Название звучит знакомо: «Активные умы Чикаго».

Соединив все вместе, я понимаю, что вечер, на который я иду с Райаном, – это благотворительное мероприятие организации Мэддисона в поддержку детей и подростков, страдающих психическими заболеваниями.

В интернете также есть множество его семейных фотографий. Его жена выглядит смутно знакомой, но я не могу точно вспомнить, откуда я ее знаю, хотя ее рыжие волосы бросаются в глаза, и я почти уверена, что видела эту женщину раньше.

Еще есть бесконечное количество фотографий Мэддисона с его дочерью, включая облетевший интернет ролик, в котором она появляется на пресс-конференции в прошлом году.

Очевидно, Мэддисон в команде – примерный семьянин.

Его противоположность – Эван Зандерс. О Зандерсе примерно столько же информации, сколько и о Мэддисоне. Однако по запросу «Зандерс» поисковик ничего не упоминает о его семье. Зато есть бесчисленное множество снимков, на которых он покидает арену под руку с девушкой, и нет двух снимков с одной и той же девушкой. А под этими фотографиями – многочисленные заголовки, в том числе: «Эван Зандерс из “Чикаго Рапторс” отсутствовал в клубе до четырех утра». «Одиннадцатый номер выбыл из игры за драку. Ему грозит штраф». «Эван Зандерс. Плохой парень из Чикаго».

Господи. Не слишком ли много клише?

Я невольно закатываю глаза, найдя именно то, что и предполагала. Закрываю ноутбук и бросаю его на диван.

Встав, я быстро скручиваю локоны в пучок, надеваю безразмерную толстовку и натягиваю свои «ЭйрФорсы». Прежде чем открыть дверь, хватаю пакет с собачьими лакомствами с консольного столика и бросаю быстрый взгляд в зеркало.

Я выгляжу ужасно.

Спортивные штаны в пятнах, толстовка вытерта от времени, волосы неухоженные. На мне нет ни капли косметики, и велика вероятность, что у меня на подбородке осталась засохшая горчица от съеденного хот-дога. Но собакам нет до этого дела, да и мне тоже.

Схватив телефон, сумку и ключи, я выхожу из квартиры и проскальзываю в лифт.

Мне не терпится увидеть всех своих пушистых друзей, по которым я скучала уже несколько дней. И в этом особенность пожилых собак – вы не знаете, сколько времени с ними проведете. Просто дарите им столько любви, сколько сможете, потому что никто не знает, сколько им еще осталось жить на Земле.

Я в одиночестве спускаюсь на лифте на этаж вестибюля, а из динамиков, заполняя металлическую кабину, льется низкий гул скрипичных струн. Как я уже говорила, квартира моего брата чертовски роскошна, в этом доме живут только очень богатые люди. Уверена, что у доброго швейцара приключается небольшой сердечный приступ всякий раз, когда он видит, как я вхожу или выхожу в своих мешковатых фланелевых брюках, безразмерных футболках и грязных кроссовках. Хотя он всегда вежлив и никогда не произносит ни слова.

Лифт останавливается на первом этаже, и как только двери открываются, я выхожу, врезаясь в гигантскую кирпичную стену… мышц.

– Черт, – говорит кто-то, хватая меня за руки, чтобы удержать на ногах. – Ты в порядке?

Голова у меня немного кружится от вибрации, вызванной ударом о мускулистую грудь, но вижу я совершенно ясно.

Мой взгляд скользит снизу вверх по телу незнакомца, отмечая контраст между моими грязными кроссовками и его блестящими парадными туфлями. У него мощные ноги, но костюмные брюки идеально подогнаны по сильным бедрам. Накрахмаленная белая рубашка почти не скрывает татуировки на коже, и когда мой взгляд падает на тонкую золотую цепочку у него на шее, я понимаю, с кем столкнулась.

Я поднимаю глаза чуть выше, и карие радужки смотрят на меня в ответ, а по губам скользит самая озорная улыбка.

– Стиви, – произносит Зандерс. – Ты следишь за мной?

8. Зандерс

– Стиви, – начинаю я. – Ты следишь за мной?

Ее взгляд оценивающе скользит сверху вниз по моему телу, а я так же смотрю на нее.

Взлохмаченные каштановые кудри собраны на макушке, одежда обтягивает фигуру. Темные ресницы обрамляют глаза цвета морской волны, а на лице нет ни капли макияжа, кроме… это что, горчица у нее на подбородке?

Она стоит всего в нескольких сантиметрах от меня, замерла, врезавшись мне в грудь, моя хватка удерживает ее на месте. Недолго думая, я подушечкой большого пальца мягко стираю с ее лица желтое пятнышко. Когда я это делаю, ее рот приоткрывается, глаза устремляются на меня, на мгновение задерживая мой взгляд.

Стиви откашливается и делает шаг назад, отодвигаясь.

– Похоже, это ты за мной следишь, – парирует она, не сводя с меня взгляда и скрещивая руки на груди.

– Зачем мне следить за тобой? – Я отражаю ее упрямую позу, точно так же скрещивая руки на груди. – Здесь живут мои лучшие друзья.

Наконец ее взгляд устремляется на меня, и она в замешательстве склоняет голову набок.

– Элай Мэддисон, – объясняю я. – Его семья живет в этом здании, в пентхаусе. Но у них лифт на ремонте. – Я показываю на частный лифт в другом конце вестибюля, ведущий на этаж Мэддисонов. Тот самый, которым я пользуюсь, чтобы избежать подобных столкновений.

На лице Стиви отражается понимание.

– У его жены темно-рыжие волосы?

Фирменный цвет Логан.

– У Логан? Да.

Стиви кивает с таким видом, как будто все кусочки головоломки сложились для нее воедино.

– Итак, очевидно, что это ты следишь за мной, – подытоживаю я.

– Я здесь живу, – усмехается она. – Может, тебя кто-то и преследует, но уж точно не я.

– Конечно, милая, – отмахиваюсь я, не веря ей.

Не хочу показаться богатеньким придурком, но иметь квартиру в этом здании, как и мою квартиру в здании через дорогу, стоит целого состояния. Она – стюардесса. И я сильно сомневаюсь, что она зарабатывает достаточно, чтобы здесь жить.

– Какого черта ты продолжаешь называть меня «милая»?

Злой смешок срывается с моих губ. Я думал, она умнее.

– А ты до сих пор не поняла?

– Не поняла что?

– Это мое прозвище для тебя. Своего рода ирония. Я не уверен, что в тебе есть хоть что-то милое, милая.

Она на мгновение задерживает на мне взгляд, обдумывая свой ответ. Будь на ее месте другая, я бы ожидал, что меня обругают или, может быть, даже отшлепают, но только не Стиви. В этом смысле она своего рода темная лошадка. Одинаково хорошо может и выслушивать, и выдавать дерьмовые высказывания.

Вместо негативной реакции с ее губ срывается неконтролируемое хихиканье, грудь вздымается.

– О, на самом деле это довольно точно подмечено.

Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моем лице при виде этой безумной девушки, которая одета как бездомная и стоит, неспособная сдержать истерический хохот посреди этого белоснежного вестибюля на мраморном полу.

Она здесь выглядит совершенно неуместно, и мне это чертовски нравится.

– Ну ты и засранец, – смеется она.

– Я знаю, – улыбаюсь я в ответ.

Жду, когда она переведет дыхание, и снова спрашиваю:

– Ладно, а теперь скажи, что ты здесь делаешь?

Она глубоко вздыхает, на ее губах все еще играет улыбка.

– Я тебе уже говорила. Я здесь живу. Ну, здесь живет мой брат, а я живу с ним.

– Твой брат? Кто твой брат?

Я чувствую, что должен бы его знать. Этот город большой, но не настолько. Любой, кто может позволить себе жить в этом комплексе, – или богатый повеса, или спортсмен, тратящий в год миллионы долларов.

– Ты его не знаешь, – отмахивается Стиви. – Мне нужно идти. Спокойной ночи.

Она проскальзывает мимо меня, стремительно выскакивая за двери вестибюля. Я смотрю, как она уходит, и задумчиво оглядываюсь на лифт. Сегодня вечером я собирался встретиться с Мэддисоном и Логан и закатить у них на террасе поздний праздничный пир, раз уж дождь прекратился.

Но вместо этого я ловлю себя на том, что разворачиваюсь и выбегаю из вестибюля, чтобы погнаться за стюардессой, которая, кажется, одержима желанием от меня сбежать.

– Подожди! – кричу я, вырываясь из парадного входа.

Она останавливается как вкопанная и поворачивается в мою сторону, выглядя чертовски растрепанной, и я понятия не имею, зачем я погнался за этой девушкой.

– Куда… э-э. Куда ты направляешься? Уже за полночь.

Почему мне не все равно – вот вопрос получше.

Стиви бросает взгляд в том направлении, куда направляется.

– Просто у меня есть дело.

– Где? – Опять же, какого черта меня это волнует? – Чикаго – небезопасный город, чтобы бродить по нему в одиночку ночью.

– Это всего в квартале отсюда. Со мной все будет в порядке.

Стиви отворачивается от меня, поспешно продолжая свой путь.

Разочарованно закатив глаза, я пускаюсь трусцой, чтобы ее догнать, и мягко хватаю за локоть, поворачивая лицом к себе.

– Стиви, подожди.

Когда она поворачивается, мои пальцы скользят по светло-коричневой коже и мягко удерживают ее за предплечье.

Она опускает взгляд на мою руку, а потом смотрит на меня.

– Да?

Да, Эван, что? Что, черт возьми, ты собираешься сказать? Почему ты продолжаешь гнаться за этой цыпочкой, которая явно хочет от тебя сбежать?

Я убираю руку с ее предплечья, пытаясь сформулировать предложение. С тех пор как я познакомился с этой девушкой, мне доставляло огромное удовольствие трепать ей нервы и доводить ее до бешенства. Однако сегодня вечером меня это больше не привлекает, и я не могу связать и пары слов.

К счастью, она заговаривает раньше, чем это приходится делать мне.

– От тебя пахнет сексом.

Я немного выпрямляюсь, удовлетворенная улыбка растягивается на моих губах.

– Спасибо.

Она хмурится в замешательстве:

– Это не комплимент.

– А прозвучало как комплимент.

Она закатывает глаза:

– Да я тебя не упрекаю. Ты же говорил, что собираешься отпраздновать это событие с парочкой особенных людей сегодня вечером.

От такого заявления мои брови так и взлетают вверх.

– Ты смотрела мою игру?

– Я смотрела последние две минуты игры.

– Я в своей майке выглядел чертовски сексуально, правда?

– Ты просто влюблен в себя.

– Ну кто-то же должен, – таков мой обычный ответ на это утверждение.

Мимо нас по улице, пялясь на меня и перешептываясь, проходит парочка. Сезон только начался, и я не сделал ничего настолько скандального, чтобы папарацци следили за каждым моим шагом. Тем не менее в городе сложно найти местечко, где меня бы не узнавали. Не то чтобы я возражал против такого внимания. По большей части мне нравятся фанфары.

– Но нет, никого нет, – объясняю я, хотя Стиви вовсе не просила объяснений. – «Особенные люди», с которыми я собирался отпраздновать сегодняшний вечер, – это семья Мэддисона. Его жена – мой лучший друг, и если я правильно рассчитаю время, то, возможно, смогу застать их новорожденного сына, когда он проснется, чтобы его покормили. – Я киваю на здание, имея в виду их пентхаус.

– О, – неловко смеется она. – А на камеру это звучало совершенно сексуально.

– Средства массовой информации все равно преподнесут это именно так. – Я пожимаю плечами. – Так почему бы им не подыграть.

– Да, похоже, средства массовой информации действительно имеют о тебе определенное мнение. По крайней мере, в интернете создается такое впечатление.

Ее глаза тут же расширяются, как будто она сказала что-то, чего не собиралась говорить.

– Стиви, милая. Ты искала меня в Гугле? – преувеличенно восторженно спрашиваю я.

Она расслабляет плечи, к ней очень быстро возвращается ее непринужденная и уверенная манера поведения.

– Я искала в Гугле информацию обо всех членах команды. Не сходи с ума и не считай, что я искала тебя одного.

– И что ты нашла, когда искала меня и только меня?

– Ничего такого, чего бы я уже не знала.

Ох.

Я люблю свою репутацию и все, что с ней связано. Люди, которые важны для меня, знают, что мой медийный образ – это всего лишь образ. Но мне нравится, что все остальные считают меня засранцем, в которого невозможно не влюбиться. Это отлично работает. Благодаря этому на меня вешаются девушки.

Но по какой-то причине, говоря об отношении этой стюардессы, я понимаю, что мне это не нравится. Очевидно, что моя репутация ее не устраивает. Вот если бы я ей нравился, хотя бы немного, было бы куда веселее общаться с ней в самолете, что по-прежнему является моей миссией на этот сезон. Но, похоже, она меня терпеть не может, и все, что я делаю на борту, только заставляет ее любить меня еще меньше.

Кажется, я хочу ей понравиться. Как человек.

– Не верь всему, что видишь в средствах массовой информации. Они горазды пускать пыль в глаза и продвигают то, что хочет продвигать моя пиар-команда.

– Хочешь сказать, что не уходишь с арены каждый вечер с новой девушкой? И тебе действительно есть дело до кого-то, кроме себя самого?

От такой прямоты у меня брови взлетают вверх.

– А что плохого в том, чтобы каждый вечер уходить с арены с новой девушкой?

– Да ничего, – быстро заявляет Стиви, и это сбивает меня с толку. Я полагал, что она скажет «это плохо». Большинство женщин не привлекает образ бабника. – Но ты сказал, что все не так, как кажется. Похоже, это довольно точно соответствует той картине, которую они рисуют в отношении тебя.

– Ну… – Я потираю затылок, внезапно ощутив себя загнанным в угол. Я нечасто чувствую необходимость объясняться или оправдываться, но по какой-то причине мне хочется это сделать. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но бывают моменты, когда я увожу этих девушек с арены в расчете на то, что СМИ сфотографируют их, а затем сажаю их в такси и отправляю домой.

Брови Стиви удивленно взлетают вверх.

– Но с другой стороны, да, бывают моменты, когда они едут со мной ко мне домой. Мой имидж приносит мне кучу денег. Почему бы не поиграть в это? Преимущества не так уж плохи.

Из груди Стиви вырывается понимающий смешок.

Черт возьми, она действительно хорошенькая, и то, что она не осуждает меня, привлекает. И неважно, что она иногда паршиво ко мне относится или что на ней надеты запятнанные и изодранные спортивные штаны, которые явно знавали лучшие времена.

Стиви мгновение смотрит на меня, но в глазах мелькает забытая было мысль, и улыбка гаснет.

– Мне пора. – Она быстро отворачивается.

– Эй, эй, эй. – Я снова бегу трусцой, чтобы остановить ее. На мне ботинки от Лабутена. Никто не бегает в «лабутенах». – Да в чем дело?

Стиви на мгновение замолкает, и я обращаю внимание на ее большой палец: она нервно крутит надетое на нем кольцо.

– Прошлой ночью, – начинает она. – Что ты имел в виду, когда сказал, что, когда доходит до еды, ты скорее доверишься мне, чем другим девушкам? – Я в замешательстве хмурю брови. – Когда ты хотел, чтобы я приготовила тебе что-то вместо ужина, который тебе не понравился. Ты сказал, что, когда дело касается еды, ты больше доверяешь моему мнению, чем мнению моих коллег.

Ах, это. Я и забыл, что она стала такой странной после того, как я это сказал.

– Да, и что?

– Что ты имел в виду?

Я в замешательстве.

– Что я имел в виду? Что я доверяю твоему мнению о еде больше, чем мнению других девушек.

– Но что это значило? – настаивает она.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь понять, о чем, черт возьми, она говорит. Женщины, скажу я вам, все немного чокнутые.

– Послушай, Стиви. Я человек простой…

– Нет, это не так.

– Ладно, – смеюсь я. Она меня подловила. «Простой», наверное, не самое лучшее слово, чтобы меня описать. Я не выхожу из дома, не продумав и не подготовив свой наряд. – Прямой. Я человек прямой. Когда я что-то говорю, в этом нет никакого скрытого смысла. Я не лгу. Я не вру. Я имел в виду только то, что сказал.

– Ясно. – Она снова отворачивается от меня, но я останавливаю ее, положив руку ей на плечо.

– Я чего-то не понимаю. Может, объяснишь, чем я тебя обидел?

Стиви засовывает в рот конец шнурка своей отвратительной толстовки и продолжает крутить золотое кольцо на большом пальце.

– Ну, ты сказал девушке, у которой не второй размер, что доверяешь ее мнению о еде больше, чем мнению девушек, у которых второй размер.

– И?

– Ты понимаешь, что я могу воспринять это как то, что ты осуждаешь мой внешний вид?

Ого, что?

– Что? – я потрясенно раскрываю глаза. – Так вот почему ты стала такой странной и весь остаток полета пряталась на заднем сиденье? Ты решила, что я намекал на твою фигуру?

Стиви молчит и отводит взгляд.

– Во-первых, эта мысль ни разу не приходила мне в голову. Хотя твои бедра и грудь просто безумны. – Эти слова вызывают у растрепанной девушки смех. – И я не знаю, что едят другие девушки, но мой комментарий не имел никакого отношения к твоему размеру одежды или твоим формам. Все, что я знаю, – это то, что, когда я столкнулся с тобой в баре в Денвере, бургер, который ты заказала, выглядел потрясающе. Потом, когда я встал, чтобы сходить в туалет в самолете, когда мы летели домой из Детройта, я увидел, как ты набросилась на жареный сыр, который ты приготовила, и мне тоже захотелось. То, что я сказал, имело отношение не к твоему телу, а к твоим вкусам. Нам нравится одна и та же еда.

На веснушчатых щеках Стиви вспыхивает густой румянец.

– Ох, – выдыхает она, выглядя смущенной из-за того, что слишком остро отреагировала.

– И если ты действительно хочешь, чтобы я прямо высказал тебе свое мнение о твоем теле. – Я окидываю ее беглым взглядом, оценивая фигуру. – У тебя потрясающая фигура. Тебе нужно начать ее демонстрировать. Хотя эти спортивные штаны просто ужасны.

Я наконец слышу, как у Стиви вырывается непринужденный смех. Такой приятный.

– В самом деле, ты ходишь за покупками в комиссионный магазин или что-то в этом роде? – Я дергаю за рваную ткань на ее ноге, которая может разойтись, если я потяну слишком сильно.

Стиви быстро опускает взгляд на свой наряд, если его можно так назвать.

– Да, – без колебаний заявляет она.

– Мы тебе недостаточно платим? Я могу что-нибудь с этим сделать.

– Нет, – смеется она. – Я просто люблю покупать подержанные вещи.

Вот этого я не понимаю. Конечно, у меня есть портной, который шьет на заказ половину моей одежды, а другая половина – дизайнерская. Но подержанная? Нет уж, увольте.

– Ты делаешь покупки в «Луи Виттон», «Прада» и «Том Форд»? – спрашивает она.

– Да.

Стиви смеется:

– Знаю. Я пошутила. По тебе видно, что ты носишь только дизайнерскую одежду. Ты красавчик, Эван Зандерс. – Она снисходительно похлопывает меня по груди.

– О, милая. Считаешь, что я симпатичный?

Она игриво закатывает глаза:

– Прекрати называть меня «милая».

– И не подумаю.

Ее мягкий взгляд встречается с моим, мы оба молчим, но не желая отрывать глаз друг от друга.

Через мгновение Стиви начинает пятиться назад, направляясь в том направлении, куда она шла до того, как я погнался за ней, но все еще лицом ко мне.

– Знаешь, Зандерс. Теперь, когда ты об этом сказал, вы, ребята, платите мне недостаточно. Я думаю, мне нужно повышение.

Я сжимаю губы в жесткую линию, пытаясь сдержать улыбку, но она меня подловила. Я действительно сам себя загнал в эту ловушку.

– А ты будешь вести себя со мной мило в самолете, если я сделаю это для тебя?

Она замолкает на мгновение, задумчиво склоняя голову набок и продолжая уходить.

– Это вряд ли.

Я улыбаюсь. Я действительно больше не могу сдерживать улыбку.

– А ты будешь со мной милым и перестанешь строить из себя нуждающегося во внимании маленького ублюдка с этой кнопкой вызова? – с ухмылкой спрашивает она.

– Черт возьми, нет, – признаю я. – Так что надевай-ка в следующий рейс кроссовки. Буду гонять твою задницу туда-сюда по проходу.

Я издалека слышу ее смех, хотя она уже отошла на полквартала.

– Обязательно разомнусь перед тем, как ты заставишь меня поработать! – кричит она, отворачиваясь от меня.

Конечно, она не хотела, чтобы это выглядело сексуально, но сейчас я могу думать только о том, чтобы поработать с ней по-другому, и о том, сколько удовольствия я бы получил, кувыркаясь с этим соблазнительным телом. Даже если она разомнется, на следующий день все равно не сможет нормально ходить.

Не хочу показаться занудой, но я наблюдаю за Стиви, пока она не добирается до места назначения в следующем квартале. И делаю это просто потому, что уровень преступности в Чикаго запредельный. Это не имеет никакого отношения к тому, как двигаются ее ягодицы или покачиваются бедра под этими ужасными спортивными штанами, которые действительно давно пора выбросить в мусорное ведро.

9. Зандерс

– Видел сегодняшний заголовок? – Мэддисон подносит телефон прямо к моему лицу.

Заголовок гласит: «Эван Зандерс, каждую неделю – новая девушка». А ниже – огромная фотография, на которой я вчера вечером покидаю арену с цыпочкой, которую пригласил на игру.

– Может, скажешь им, что у твоей квартиры ее ждало такси и она даже не зашла внутрь? И что вместо того, чтобы отвести ее наверх, ты пришел к нам, чтобы почитать племяннице сказку на ночь?

– Пусть верят в то, во что им хочется.

– Имеешь в виду, пусть верят в то, во что Рич хочет, чтобы они верили, – парирует Мэддисон.

– Я просто должен играть эту роль до конца сезона. Рич считает, что «Чикаго» не подпишет со мной новый контракт без образа плохого парня, которому наплевать на всех, кроме самого себя, так что я должен продолжать эту игру.

– Да, конечно. Потому что «Чикаго» не подпишет с тобой новый контракт потому, что ты лучший защитник в команде и один из лучших в лиге, и они определенно не собираются продлевать с тобой контракт как с финалистом «Норрис Трофи» трех из последних четырех сезонов. – Голос Мэддисона сочится сарказмом. – Они наверняка подпишут с тобой новый контракт только в том случае, если ты продолжишь появляться на публике с астрономическим количеством телок.

– Учитывая, сколько денег поставлено на карту, не стоит рисковать, чтобы выяснить, так это или не так.

Мне ничего не нужно, но я бездумно поднимаю руку, нажимая на кнопку вызова стюардессы. Звон разносится по всему салону, над моей головой загорается синий огонек.

– Твою мать, Зи, оставь ее в покое, – качает головой Мэддисон. – Мы через пятнадцать минут приземляемся в Нэшвилле, а ты весь полет не переставая жмешь на эту чертову кнопку.

– Не могу. Я пообещал себе, что в этом сезоне превращу работу Стиви в сущий ад. Не могу же я отказаться от своего слова.

– Ну ты и придурок.

– В каком это смысле?

– Зи, ты самый непримиримый и прямолинейный человек, которого я знаю, но ты лжешь себе, если думаешь, что продолжаешь нажимать на эту чертову кнопку вызова, потому что хочешь усложнить ей жизнь.

– А с чего бы еще мне это делать?

Мэддисон со снисходительным смехом откидывает голову на подголовник.

– С каких это пор ты стал таким тупым, чувак? Ты хочешь с ней переспать. Это чертовски очевидно.

Вот черт. Да, я это знаю, но надеялся, что это не так очевидно.

Я понял это на прошлой неделе, после того как столкнулся со Стиви возле лифта в доме, где живет Мэддисон. Какими бы рваными и поношенными ни были ее спортивные штаны, я не мог перестать представлять, как снимаю их с нее, а затем зарываюсь головой между ее ног.

Наше кокетливое подшучивание быстро рассеяло мое замешательство. Ее отношение и сопротивление перестали меня разочаровывать. На данный момент это интриговало и вызывало желание.

Когда частный лифт в пентхаусе Мэддисона починили, я продолжил пользоваться общественным в надежде, что, может быть, кудрявая стюардесса снова столкнется со мной. Вот тогда-то я понял, что мои планы на этот сезон изменились. Мне больше не хотелось преподавать ей уроки и напоминать, на кого она работает. Речь шла о том, чтобы ей понравиться и, надеюсь, заставить ее тоже захотеть со мной переспать.

Но если я перестану каждый полет устраивать ей ад на борту, это будет выглядеть подозрительно, поэтому я продолжаю этим заниматься. К тому же я не смешиваю работу и удовольствие, о чем постоянно пытаюсь себе напомнить. Так что переспать с собственной стюардессой – на самом деле не вариант, независимо от того, сколько я об этом думаю.

– Что на этот раз? – разочарованно спрашивает Стиви, нажимая на лампочку над моей головой, чтобы ее выключить.

Да, Эван. Что на этот раз?

Мне ни хрена не нужно, но этот огонек притягивает меня словно магнитом, и я не могу удержаться, чтобы не нажать на кнопку, зная, что каждый раз, когда я это делаю, мне доставляют сексуальную стюардессу с характером.

– Эм… – запинаюсь я. – Я хочу… – Придумай хоть что-то, ты, идиот. – Я хочу…

– На самом деле он хочет с тобой переспать, – вмешивается Мэддисон с соседнего сиденья.

На самом деле я хочу отвесить лучшему другу подзатыльник и сказать ему, чтобы он заткнулся на хрен, но мы не в средней школе, и это сделало бы все слишком очевидным.

Сдержанность никогда не была моей второй натурой. Я не стесняюсь того, чего хочу, но эту единственную вещь, эту единственную женщину я не должен хотеть и не могу заполучить.

Я поворачиваюсь к Мэддисону, не мигая смотрю ему в глаза и заявляю, что пересплю с ним, как только мы покинем этот самолет.

В результате он разражается приступом смеха, явно забавляясь ситуацией.

Когда я снова поворачиваюсь к Стиви, в сине-зеленых глазах пляшет целый мир веселья. Она пытается сдержать улыбку.

– Может, я все-таки могу вам чем-то помочь?

– Я увижу тебя в Нэшвилле?

Твою. Же. Мать. Что со мной? Я увижу тебя в Нэшвилле? Я говорю как отчаявшийся чертов неудачник, которому нужно строить какие-то планы, как будто у меня под рукой нет бесконечных вариантов.

Нэшвилл – лучший город для меня. Мои соцсети уже переполнены сообщениями девушек из Теннесси. Я уверен: стоит мне только захотеть, и сегодня же вечером мой член окажется глубоко внутри одной из них.

– Отличный вопрос, – парирует Стиви. – Кажется, ты следуешь за мной повсюду, куда бы я ни пошла, так что я могу только предположить, что ты появишься в любом баре, в котором я буду сегодня вечером.

Мэддисон поворачивает ко мне голову, на его лице застыло растерянное выражение. Возможно, я забыл упомянуть, что пару раз видел Стиви не в самолете. Впрочем, он все равно знает, что я хочу с ней переспать. Ну и ладно.

В настоящий же момент я впервые в жизни полностью лишен дара речи, но, к счастью, меня спасает пилот, вызывая по громкой связи стюардесс для подготовки к посадке. Стиви проходит в хвост самолета, чтобы занять свое место.

– Зи… – Мэддисон говорит совершенно серьезно. – Не делай этого.

– Не делать чего? – По моим губам расползается приторно лукавая улыбка. Я не силен в том, чтобы прикидываться тупицей, и этот момент, когда мой лучший друг закатывает на меня глаза, – не исключение.

– Ради нее, не спи с ней. Она работает на тебя, и она будет летать с нами в этом самолете весь сезон. Если ты с ней переспишь, эта чертова новость распространится в раздевалке, как лесной пожар. Ты это знаешь. Ради нее, чувак, держи член в штанах.

Сделав глубокий вдох, я киваю головой.

– Я не смешиваю работу и удовольствие, – напоминаю я лучшему другу, а заодно и самому себе.

10. Стиви

Я так близко. Пальцы на ногах поджаты, ноги широко раздвинуты, голова упирается в подушку гостиничной кровати. В руке жужжит вибратор, все тело извивается на грани оргазма. Мои глаза плотно зажмурены, а лучший карманный друг продолжает колдовать над моими чувствительными нервами.

Я ни в одну рабочую поездку не отправляюсь без этой штучки. И прошло много времени с тех пор, как я кончала по-настоящему, так что этот запоздалый оргазм вот-вот пронзит мое тело. Я это чувствую.

Я так близко. Так чертовски близко, что я представляю, как это делает не ярко-фиолетовая резиновая игрушка у меня в руке, а кто-то другой.

Майкл Б. Джордан. Да.

Лиам Хемсворт. Да.

О боже, я почти на грани. Эван Зандерс. Нет.

Нет. Нет. Нет. Пожалуйста, нет.

Но уже слишком поздно. Все мое тело сжимается, рот приоткрывается, и я кончаю, представляя, что это делает именно Зандерс. Его татуированная кожа и карие глаза – это все, что я могу видеть, когда достигаю своего пика. Его золотая цепочка на шее. Его мускулистая спина. Его длинные пальцы и идеальные зубы. Нет, черт возьми, нет.

Наконец расслабившись, я разочарованно швыряю вибратор через весь гостиничный номер, испытывая чувство предательства. Неужели я серьезно только что представила, что занимаюсь сексом с Эваном Зандерсом?

Да. Да, я это представила.

Неужели за всю неделю с того момента, когда мы летели домой из Детройта и я увидела очертания того, что у него в спортивных штанах, я так и не смогла представить кого-нибудь другого?

Нет. Нет, не смогла.

Вот почему я так задержалась с оргазмом. Я не испытывала его целую неделю. Я сдерживала себя всякий раз, когда мне на ум приходила его глуповатая смазливая физиономия, и оставалась сексуально неудовлетворенной.

– Стиви! – визжат две девушки, колотя в мою дверь.

Твою ж мать. Неужели уже девять?

Я хватаю из чемодана спортивные штаны и с трудом влезаю в них, одновременно пытаясь одеться на ходу и доковылять до двери. Натягиваю их на пятую точку и распахиваю дверь.

– А-а-а! – одновременно вопят Ханна и Джеки, заключая меня в объятия.

Немного неожиданный прием. Я довольно давно не виделась и не разговаривала со своими старыми школьными подружками, но почувствовала необходимость сообщить им, что приезжаю в город. У нас есть постоянный групповой чат, но обычно это просто обмен сообщениями между ними двумя. Когда я сказала им, что возвращаюсь в свой родной город, они настояли на том, чтобы провести вечер вместе.

– Привет, девчата. – Я обнимаю их в ответ или, по крайней мере, пытаюсь это сделать, но они прижимают мои руки к телу.

– Пожалуйста, скажи, что ты не пойдешь в этом. – Ханна вырывается из общих объятий, оглядывая меня с головы до ног.

– Конечно нет. – Я опускаю взгляд на свою одежду для отдыха. – Мне нужно очень быстро переодеться, и мы можем идти.

Разглядывая наряды своих подруг, я радуюсь, что прихватила с собой непривычную для себя одежду. Ханна одета в мини-платье с блестками, а укороченный топ Джеки идеально подчеркивает ее подтянутый живот. Я бы предпочла выйти на улицу в своей безразмерной футболке и мешковатых джинсах, но этот город уже заставляет меня чувствовать, что я все равно не вписываюсь в него.

– Это твой вибратор? – спрашивает Ханна, уставившись на фиолетовую игрушку на полу.

– Э-э-э… – замявшись, я подхватываю его и запихиваю обратно в чемодан. Нужно надеть маску уверенности. Справиться с ситуацией. Они же не знают, что ты только что представляла, как с тобой занимается сексом один из твоих клиентов. – Конечно, – уверенно заявляю я.

Каждая женщина пользуется вибратором. Здесь нечего стыдиться. Наличие этой штуки под рукой порой удерживает от неправильного выбора.

Я достаю из чемодана наряд, который собиралась надеть сегодня вечером, и проскальзываю в ванную, чтобы переодеться.

– Итак… – начинает Джеки, говоря громко, чтобы я могла слышать ее за дверью ванной. – Как там Райан?

Я закатываю глаза, радуясь, что она не может меня видеть за закрытой дверью. Джеки, как и все девчонки-старшеклассницы, жаждала внимания моего брата-близнеца. Он никогда лишний раз не смотрел в ее сторону, зная, что она – моя подруга, но всякий раз, когда она заговаривает о нем, мне кажется, что за ее расспросами стоят скрытые мотивы.

– У него все хорошо, – быстро отмахиваюсь я и надеваю мини-юбку, которую прихватила с собой для вечерней прогулки. Я приобрела ее на прошлой неделе, и мне нравится, как она на мне сидит. Обычно я бы никогда не надела подобный наряд, но что-то в моем возвращении в Нэшвилл заставляет меня чувствовать необходимость одеться соответствующим образом. Приложить чуть-чуть усилий.

Я завершаю свой образ ботильонами на каблуках и облегающим топом с длинными рукавами.

Неудивительно, что слова Зандерса, сказанные на прошлой неделе, постоянно звучат у меня в голове.

«У тебя потрясающая фигура. Тебе нужно начать ее демонстрировать».

Я не могу удержаться от улыбки, глядя на себя в ростовое зеркало.

Бросив спортивные штаны и толстовку на полу в ванной, я возвращаюсь в комнату.

– О. – Ханна останавливается как вкопанная, разглядывая меня, ее глаза скользят вверх-вниз по моей фигуре.

– Что?

– Ничего. – Она качает головой. – Просто не ожидала, что ты наденешь что-то настолько… облегающее. Это на тебя не похоже.

И внезапно я теряю ту самую частичку настоящей уверенности. Я пытаюсь снова надеть маску, но в родном городе сделать это почти невозможно.

– Может, мне переодеться?

Хотя я понятия не имею, во что. На этой неделе я взяла с собой только один наряд.

– Нет, ты выглядишь прекрасно, – вмешивается Джеки. – Но ты ведь выпрямишь волосы?

Мой взгляд мечется туда-сюда между Ханной и Джеки, отмечая их идеально гладкие обесцвеченные волосы. Разница между их и моими волосами была причиной моей огромной неуверенности в себе в старших классах. Меня дразнили из-за растрепанных кудрей, да так сильно, что я почти каждый день выпрямляла волосы в надежде усмирить их и выглядеть как мои сверстницы.

Но когда я стала старше, я научилась заботиться о своих естественных волосах и перестала их выпрямлять.

– Нет. Я ношу так. – Я отбрасываю волосы с лица и, схватив с кровати сумочку, направляюсь к двери.

– Куда пойдем для начала?

– В «Виски-таун».

Я быстро качаю головой:

– Не думаю, что это хорошая идея. Это прямо через дорогу от арены. Есть большая вероятность, что там будет кто-нибудь из хоккейной команды.

– Мы знаем, – озорно улыбается Джеки. – Потому-то мы для начала отправляемся туда. Хотим познакомиться с кем-нибудь из твоих новых хоккейных парней. – Она толкает меня своим стройным бедром.

– Мы не можем. У меня могут быть из-за этого неприятности.

Ханна закатывает глаза.

– Стиви, все в порядке. Никому не будет дела, если ты случайно окажешься в том же баре, что и некоторые ребята из команды.

– Нет, девчата, вы не понимаете. Меня в буквальном смысле могут уволить за дружеские отношения.

– Так не завязывай с ними дружеские отношения, – заявляет Джеки, небрежно пожимая плечами. – А то, что тебе нельзя с ними тусоваться, не значит, что мы должны их избегать. Можешь, по крайней мере, нас познакомить.

Я должна была это предвидеть. Должна была догадаться. Надо было прислушаться к предупреждению брата и сообразить, что единственная причина, по которой Ханна и Джеки так стремятся со мной пообщаться, заключается в том, что я работаю на профессиональных спортсменов, и они рассчитывают, что я их познакомлю.

Но нет. К черту. Я просто не знаю, как выйти из ситуации теперь.

Оказавшись на улице, Ханна и Джеки идут примерно в паре метров впереди меня, стремясь поскорее добраться до баров на главной улице Нэшвилла. Очень может быть, что кто-то из команды будет в любимом болельщиками «Виски-тауне», но если нет, я уверена, что мои школьные подружки заставят нас попрыгать по барам, пока мы их не найдем.

Могу только надеяться, что Тара сегодня осталась в отеле. Если она в городе, а я случайно окажусь в том же баре, что и команда, мне крышка.

Когда мы добрались до наших номеров в отеле, Инди написала мне эсэмэску, пожелав хорошо повеселиться и спросив, не хочу ли я завтра с ней пообедать. Я быстро согласилась, и теперь жалею, что сказала Ханне и Джеки, что вернулась в город. Я бы предпочла провести вечер в городе со своей крутой и доброй коллегой.

– Как мы выглядим? – интересуется Джеки, вместе с Ханной быстро прихорашиваясь прямо возле бара.

– Отлично, – не глядя на них, рассеянно отвечаю я.

Мы предъявляем на входе документы, и, войдя внутрь, девушки начинают быстро осматривать помещение.

– Там есть свободный столик, – говорит Ханна, указывая в дальний угол переполненного бара. – Стиви, принеси нам две порции водки с содовой, а мы пока займем вон тот столик.

Ханна и Джеки обнимают друг друга и направляются в дальний угол бара. Сзади они выглядят совершенно одинаково: длинные светлые волосы, загорелые ноги, оттеняющие оранжевую гамму одежды, невысокие миниатюрные фигуры.

Посмотрев на себя, я понимаю, что совсем не похожа на них, и возвращение в этот город постоянно напоминает мне, что я в него не вписываюсь. Я не похожа на тех девушек, с которыми росла. Не соответствую их представлениям о «хорошенькой».

Пытаясь протиснуться мимо толпящихся в баре людей, я чувствую себя невидимкой. Они не ждут выпивку и не заказывают освежить бокал, но и не уступают мне ни кусочка пространства.

Я уже ненавижу эту ночь.

Не знаю, чувствовала ли я когда-нибудь себя так неловко, как в этот момент. Как будто я слишком хорошо осознаю пространство, которое занимаю, а вокруг меня кишат тела. Как будто мне нужно извиниться за то, что я существую в этом пространстве. За то, что я такого размера. За то, что я недостаточно миниатюрна, чтобы протиснуться сквозь толпу, никого не потревожив.

В конце концов какая-то парочка начинает агрессивно целоваться. Они прижимаются друг к другу так тесно, что мне как раз хватает места, чтобы проскользнуть к барной стойке.

Барменша смеется, а я вздыхаю с облегчением, бочком пододвигаясь к стойке.

– Чего желаете?

– Можно мне две водки с содовой и лаймом и кружку ирландского эля?

Барменша берет со стойки пару стопок и кружку.

– Самую большую кружку эля.

На ее губах появляется улыбка, и она меняет кружку поменьше на гораздо бо́льшую. Когда она поворачивается к крану, я поднимаю глаза, чтобы осмотреться, и чувствую на себе взгляд.

Взгляд карих глаз.

Спрятавшись в дальнем углу бара, Зандерс подносит к губам пиво, его глаза сияют весельем, а рот за стеклянной бутылкой растягивается в улыбке. Он смотрит прямо на меня.

«Ты следишь за мной?» – беззвучно произносит Зандерс с другого конца бара.

11. Зандерс

– Сегодня ты покупаешь мне всю выпивку, – напоминает Мэддисон, когда мы занимаем столик в глубине переполненного бара через дорогу от арены Нэшвилла.

– Договорились. – Я опускаю голову, а Мэддисон низко надвигает шляпу, мы оба пытаемся остаться незамеченными. – Рио, сегодня платишь ты, – кричу я младшему товарищу по команде.

Мэддисон качает головой, глядя на меня с тихим смешком.

– Опять? – скулит Рио из-за музыкальной группы, наполняющей бар музыкой кантри. – Но я всегда плачу́. А я уже не такой уж новичок!

– Ты остаешься новичком, пока мы не найдем другого новичка, который нам понравится.

Он направляется к бару, не сказав больше ни слова.

Мэддисон набирает на телефоне сообщение, его пальцы летают по экрану со скоростью километра в минуту.

– Логан? – предполагаю я.

– Да. – Он издает довольный и счастливый вздох.

Я не могу упрекать своего лучшего друга за то, что он – такой хороший муж. Честно говоря, я просто счастлив, что хоть раз вытащил его из гостиничного номера. Он мой самый близкий друг, но я никогда не мог понять его стремления всю жизнь спать только с одной женщиной, не говоря уже о том, чтобы про водить каждое мгновение бодрствования, думая о ком-то так, как Мэддисон думает о Логан.

Ему не нравится жизнь в дороге, и он любит находиться дома, в то время как у меня нет никаких причин с нетерпением ждать возвращения домой, кроме его семьи. Я с нетерпением жду каждого вечера в другом городе.

Рио быстро возвращается с полными руками, сжимая в пальцах горлышки пивных бутылок. Следом за ним семенит горячая рыженькая малышка, в руках у нее полно рюмок с выпивкой.

– Нет, – быстро одергивает Мэддисон, поворачиваясь к Рио. – Никаких крепких напитков. У нас игра меньше чем через двадцать четыре часа.

– Не смотри на меня, капитан, – оправдывается Рио. – Нас угостили вон те щедрые женщины у стойки. Хотели пожелать нам удачи на завтра.

Я смотрю через плечо Мэддисона на двух чертовски классных девушек, сидящих за барной стойкой. Они поднимают рюмки в знак приветствия.

– Один глоток не повредит. – Я поднимаю наполненную прозрачной жидкостью рюмку.

Девушка с медными прядями опирается локтями на наш столик, выпячивая грудь и наклоняясь ближе к Мэддисону.

– Я выпью за нас с тобой. Я не против, – соблазнительно предлагает она, подмигивая.

Мэддисон, Рио и я разражаемся смехом, а рыжеволосая в замешательстве хмурит брови.

Я понимаю, что есть спортсмены, которым наплевать, женаты они или нет. Они будут изменять супругам, особенно в дороге. Но вот Мэддисон не таков. Ради бога, у парня на безымянном пальце – татуировка с инициалами его девушки.

– Это бесполезно, – говорю я сексуальной рыженькой, имея в виду ее приставания к моему лучшему другу. – Лучше уж обрати свое внимание сюда.

Ее внимание сосредотачивается на мне быстрее, чем вы можете себе представить. Мы чокаемся рюмками и одновременно выпиваем текилу.

– Еще? – спрашивает она, хлопая ресницами.

Я поднимаю взгляд на Мэддисона, которому явно не по себе. Я обещал ему чисто мужскую компанию, по крайней мере, сначала. Кроме того, он долго не протянет и скоро решит тайком вернуться в отель, чтобы позвонить жене. Возможно, как только он уйдет, я поработаю над расширением своего состава в Нэшвилле.

– Не сегодня, – говорю я ей, имея в виду нечто большее, чем просто еще один напиток.

– Я – Рио! – взрывается мой товарищ по команде, увидев возможность привлечь к себе немного внимания.

– Рио… Мне нравится это имя. – Она кивает в сторону бара, приглашая его следовать за ней к ее друзьям.

Рио быстро вскакивает со своего места, его зеленые глаза сияют от возбуждения.

– Неужели я ничему его не научил? – спрашиваю я Мэддисона, наблюдая из-за его плеча за Рио, который явно жаждет продолжения, и я не имею в виду алкоголь. – Мы не гоняемся за девушками. Девушки сами гоняются за нами.

– Ты не гоняешься за девушками. Девушки сами гоняются за тобой, – поправляет он со смехом. – Не приплетай меня к этой чуши.

– Справедливо.

Две миниатюрные блондинки садятся за соседний столик, пытаясь поймать наши взгляды. Мэддисон этого не замечает, но мой взгляд скользит вверх-вниз по ним обеим. Они симпатичные, но их искусственный загар опасно близок к цвету кожи Умпа-Лумпы[6], и они излучают отчаянное желание привлечь к себе внимание. Я быстро отворачиваюсь к своему столу, не интересуясь ни одной, ни другой.

– Какие планы на наш отложенный Хэллоуин? Элла уже решила, кем мы будем?

На губах Мэддисона появляется довольная улыбка.

– Ага.

– И кем же?

Я не знаю, сравнится ли что-нибудь с прошлым годом, когда двухлетняя Элла Джо решила, что на Хэллоуин она будет Халком, и, прогуливаясь по нашему кварталу в Чикаго, наша компания взяла на себя роль остальных персонажей «Марвела». Для соседей вид моей маленькой племянницы, выкрашенной зеленой краской, вместе с ее родителями и тремя дядьями, разодетыми, как и она, в пух и прах, стал настоящим потрясением.

Я уверен, что для нас это так же весело, как и для Эллы: отрываться по полной. Это стало нашей традицией с тех пор, как она родилась, – наряжаться в групповые костюмы. Даже когда мы пропускаем Хэллоуин из-за выездных игр, как в этом году, мы обязательно в ноябре наверстываем упущенное.

– Она будет Белль из «Красавицы и Чудовища».

– О, черт возьми, да. Чур, я буду Чудовищем.

Мэддисон отрицательно качает головой.

– Что? Я должен быть чертовой чайной чашкой или что-то в этом роде?

– Элла сказала, что не хочет, чтобы кто-нибудь был Чудовищем. Судя по всему, тема этого года – диснеевские принцессы.

Я едва не давлюсь своим пивом, а Мэддисон глубоко и раскатисто смеется.

– Хорошо, – сдаюсь я, зная, что сделаю все для своего любимого ребенка трех с половиной лет от роду. – Тогда, чур, я выбираю Русалочку.

– Ты же знаешь мою дочь? – риторически спрашивает Мэддисон. – Она уже распределила все роли. И если ты думаешь, что моя рыжая жена позволит тебе быть Ариэль, ты ошибаешься.

Я не могу удержаться от смеха. И не только потому, что будет чертовски весело увидеть нас всех разодетыми, как кучка принцесс, разгуливающих на Хэллоуин по улицам Чикаго, а потому, что мы ведем этот разговор посреди переполненного бара в Нэшвилле, в окружении женщин, которые так жаждут нашего внимания. Однако мы говорим лишь об отважной дочери моей лучшей подруги, ради счастья которой мы все готовы на все.

– Ну и кто же я?

– Ты, мой друг, Эльза.

– Эльза?! Твою ж мать, «Холодное сердце».

– Маленькая мисс так сказала. – Мэддисон поднимает руки вверх. – Она устанавливает правила.

Я разочарованно качаю головой.

– Чертова Эльза? Малышка Эй-Джей убивает меня.

Нужно будет поговорить об этом с племянницей.

Я подношу к губам пиво, и мой взгляд сразу же притягивают кудри, подпрыгивающие у барной стойки. Я узнаю их где угодно. На самом деле на этой неделе я слишком часто думал об обладательнице этой дикой гривы.

Почему это происходит? Как будто вселенная хочет меня испытать.

Стиви заказывает выпивку, но выглядит растерянной. Она снова одна?

Я вжимаюсь задницей в сиденье, заставляя себя оставаться на месте. Но я так хочу подойти туда, угостить ее выпивкой и, может быть, немного ее подразнить. Мне нравится видеть, как она волнуется, хотя в последнее время, кажется, это она меня волнует.

Взгляд Мэддисона следует за моим, и он поворачивается, чтобы посмотреть, кто привлек мое внимание.

– Твою мать, ты что, издеваешься надо мной? – спрашивает он. – Ты договорился встретиться с ней в этом баре? Зи, какого черта ты творишь, чувак?

– Я ни хрена с ней не договаривался. Это продолжает происходить. Как будто вселенная умоляет, чтобы я с ней переспал.

– Ты идиот.

– Я шучу. – Вроде бы. – Но она, кажется, горячая штучка, верно?

– Даже не думай, – качает головой Мэддисон. – Она на нас работает.

Я решаю промолчать на этот счет, но не отрываю взгляда от стюардессы в дальнем конце зала.

– А может, это не так уж плохо, если мы переспим? Я имею в виду, всего один раз. Чтобы избавиться от этого в наших мыслях.

– Ваших мыслях? Твоих и ее? – Мэддисон снисходительно смеется. – Ты имеешь в виду свои мысли. Насколько я знаю, она вообще не твоя поклонница.

– Они все – мои поклонницы.

Мэддисон бросает взгляд через плечо на бар, затем снова на меня, качая головой.

– Чувак, ты сделаешь свое дело. А эта девушка будет летать на нашем самолете целый год. Ты переспишь с ней и перестанешь о ней думать, а она влюбится в тебя, как все они. Но разница в том, что на этот раз после каждой выездной игры тебе придется встречаться с ней в самолете.

Мне вроде нравится, как это звучит: «встречаться с ней после каждой выездной игры».

Пытаясь скрыть улыбку, я снова подношу к губам бутылку и делаю глоток. И наконец глаза цвета морской волны встречаются с моими.

«Ты следишь за мной?» – беззвучно обращаюсь я к ней через стойку.

– Ну ты и засранец, – тихонько напоминает мне Мэддисон.

Стиви быстро отводит от меня взгляд, и мне требуются все силы, чтобы остаться на месте и не подойти к ней. Она опускает голову, пробираясь сквозь толпу, в ее руках – три бокала с напитками.

Либо ей очень хочется пить, либо она сегодня не одна.

Она огибает барную стойку, и мой член дергается в штанах, моментально просыпаясь. Сегодня вечером она выглядит потрясающе: обтягивающая юбочка идеально подчеркивает попку. Ее ноги от природы загорелые, бедра – полные, а надетые ботильоны добавляют несколько сантиметров роста.

Я рад, что она последовала моему совету насчет демонстрации своей фигуры. Она чертовски привлекательна, и я не думаю, что она об этом догадывается.

Стиви направляется в мою сторону, и я разеваю рот, отчасти в шоке от того, что она сама ко мне подходит, и отчасти в восторге от того, насколько сексуально она выглядит этим вечером. Ее миниатюрный наряд сильно отличается от спортивных штанов, в которых я видел ее на прошлой неделе. Эта одежда подчеркивает каждый изгиб ее тела.

Но она идет не ко мне. Она сосредотачивает свое внимание на ком угодно, только не на мне, и резко останавливается у соседнего столика с двумя отчаявшимися девушками, которые не отводят взглядов от нашего столика. Она быстро поворачивается к своим подругам-блондинкам, делая вид, что понятия не имеет, кто я такой.

Поставив напитки на стол, Стиви садится ко мне спиной, и мгновенно, словно притянутый магнитом, я встаю со стула.

– Оставь ее в покое, – тихо ругается Мэддисон. – Если бы она хотела с тобой поговорить, она подошла бы сюда.

Черт возьми, он прав. Я возвращаюсь на свое место. Когда это я успел превратиться в такого отчаявшегося ублюдка? И еще, почему она не хочет со мной разговаривать?

Просто, если откровенно, мне никто и никогда не отказывал во внимании, и теперь, когда я определился со своими намерениями, я думаю, что эта погоня еще больше заставляет меня желать затащить Стиви в постель.

Я пытаюсь сосредоточиться на пиве и разговоре с лучшим другом, но мне это дается с трудом. Сегодня вечером у меня как будто избирательный слух, и я могу сосредоточиться только на стюардессе слева от меня и двух ее подругах.

Если можно их так назвать.

За последние тридцать минут я только и слышу, как они издеваются над Стиви. Может быть, она и не понимает, что эти девушки не являются ее настоящими подругами, но для меня это совершенно очевидно. Они сказали, что ее волосы повсюду, но должен сказать, что они в десять раз прекраснее, чем любая из их обвисших обесцвеченных прядей. Они исподтишка отпускали комментарии насчет ее фигуры, а я очень плохо реагирую на эту тему после того, как расстроил Стиви на прошлой неделе.

Ее тело прекрасно настолько, насколько только возможно. Оно у нее полное и крепкое, и да, есть за что подержаться, но это определенно не плохо.

В какой-то момент, когда одна из них говорит о том, что хочет еще выпить и Стиви должна сходить за выпивкой, я сердито смотрю на нее, не в силах скрыть свое раздражение.

Блондиночка номер один воспринимает мой взгляд как своего рода открытую дверь, а не как выражение «заткнись на хрен», которое я пытался изобразить.

– Эти ребята из команды, в которой ты работаешь, верно? – спрашивает она Стиви, не сводя с меня глаз. Я отворачиваюсь, но чувствую ее пристальный взгляд. – Познакомь нас!

– Нет, – Стиви произносит это очень тихо, но, поскольку сейчас я сосредоточен только на ней, я слышу ее совершенно отчетливо. – Я имею в виду, да, они в команде, но оставьте их в покое. Они не хотят, чтобы мы их беспокоили.

Если бы меня побеспокоила Стиви, я бы не возражал.

– Ты имеешь в виду, что они, наверное, даже не в курсе, что ты на них работаешь. Они хотя бы знают твое имя? – Обе блондинки разражаются визгливым хохотом.

Эти девки ужасно злые, и я понятия не имею, какого черта Стиви решила с ними тусоваться.

– Наверное, нет, – говорит она, хотя я знаю, что она понимает, что это ложь. Я называл ее «милая Стиви» больше раз, чем могу сосчитать.

Странно видеть ее с этой стороны, в ситуации, когда она не может за себя постоять, потому что за все то время, что я ее знаю, она всегда с легкостью ставила меня на место.

Больше не раздумывая, я встаю со своего места. Я уже сыт по горло этими девчонками рядом со Стиви. Но все равно мне нужно вести себя хладнокровно. Или настолько хладнокровно, насколько я смогу. Я действительно чувствую себя так, как будто проиграл на этой неделе.

Я небрежно сворачиваю в сторону туалета, хотя мне туда и не нужно. Проходя мимо столика Стиви, нежно провожу рукой по ее плечам, касаясь тыльной части обнаженной шеи. Кончиками пальцев я ощущаю мурашки, покрывающие ее кожу, и слегка сжимаю ее.

Черт, у нее мягкая кожа.

– Стиви, детка, привет, – бросаю я через плечо, проходя мимо и улыбаясь краешком губ. – Рад тебя видеть. – Я поворачиваюсь к ней лицом, медленно направляясь задним ходом к туалету. Моя улыбка – само очарование, я не отрываю взгляда от ее симпатичного веснушчатого лица.

Она проводит рукой по шее, точно в том месте, где я к ней прикоснулся, и ее щеки приобретают розоватый оттенок.

Я замечаю удивление и замешательство на лицах ее подруг. Полностью удовлетворенный, я разворачиваюсь и иду по коридору в сторону туалета.

Пока я стою в этой смехотворно длинной очереди в туалет, который мне даже не нужен, у меня в кармане вибрирует телефон.

Мэддисон: Ну ты и козел.

Не спорю.

Мэддисон: Я понял, что мне пора уходить. Тема закрыта. Увидимся завтра.

Мне не нужно в туалет, но я все равно туда иду. Я точно не могу сразу развернуться и направиться обратно к своему столику. Мое не очень-то надежное инкогнито было бы раскрыто.

Выходя, я низко опускаю голову, надеясь остаться неузнанным, и прохожу мимо троицы парней, одетых как тупоголовые ковбои. Я имею в виду не настоящих ковбоев. Я говорю о ковбоях типа «Я впервые в жизни на Юге, поэтому купил пару ковбойских сапог».

– Я выбираю блестящее платье, – говорит один из них, кивая в сторону столика Стиви.

– А я – вторую блондинку, – подхватывает другой.

– Вашу ж мать, – возражает третий. – Решили оставить мне толстуху?

Мне требуется все мое мужество, чтобы не развернуться и не съездить этому ублюдку по морде. Я понимаю, что он ляпнул это просто так. Он ни черта о ней не знает. Ну на самом деле я тоже не знаю, но мне точно известно, что она в десять раз сексуальнее любой из своих отчаявшихся подруг. И ее поведение это подтверждает. Почему бы ему не захотеть ее?

Наверное, у него крошечный член. Это единственное объяснение. Если он не может справиться с женским телом, пусть скажет это прямо, вместо того чтобы унижать ее, самоутверждаясь за ее счет.

О черт.

Я – козел. Решено. Мне нужно с ней переспать, пока мои яйца не приобрели самый глубокий оттенок синего.

Троица устремляется к столику Стиви прежде, чем у меня появляется такая возможность.

К тому моменту, когда я возвращаюсь на свое место, Мэддисон уже давно ушел, а Рио все еще хлопает ресницами, глядя на девушек в баре. Моя кружка пива пуста, и я не собираюсь пить еще одну вечером перед игрой, но я не могу заставить себя уйти, пока Стиви здесь, в окружении пяти самых дерьмовых людей на планете.

Я пытаюсь хитрить, но, конечно, у меня это не получается. Мой избирательный слух сосредоточен на соседнем столике, и время от времени я поглядываю в ту сторону. Две подруги Стиви полностью очарованы братишкой Чадом и братишкой Брэдом, оставляя ее на попечение самого большого засранца из их троицы.

Ему явно неинтересно, и он даже не пытается сделать вид, что «запал» на нее, поскольку сидит в добрых двух футах и не смотрит ей в глаза, даже когда она говорит.

Я чертовски ненавижу эту ситуацию из-за нее. Я бы возненавидел такую ситуацию из-за кого угодно. И я ненавижу то, что не могу оставаться на месте.

Встав из-за своего столика, я подхожу прямо к ней.

– Срань господня, это же Эван Зандерс! – восклицает тот, кто отказывается уделить Стиви внимание. – Можно мне автограф?

Я мгновение молчу, позволяя ему проникнуться надеждой.

– Нет.

Глядя на кудрявую девушку рядом, я убираю пряди с ее лица и, не задумываясь, приподнимаю ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Обхватив татуированной рукой ее щеку, я провожу большим пальцем по раскрасневшейся веснушчатой коже. Пронзительный взгляд Стиви в замешательстве впивается в меня, она приоткрывает рот. Впрочем, я ее не виню. Я и сам не понимаю, что творю.

– Пойдем? – спрашиваю я, ловя ее взгляд и фокусируясь на глазах цвета морской волны.

Она не отвечает. Она просто сидит, оцепенев от удивления, в то время как у пятерых зрителей одинаково потрясенные выражения физиономий.

– Спасибо, что составили ей компанию, – говорю я группе, переплетая свои пальцы с пальцами Стиви, приглашая ее встать и последовать за мной к выходу. Может, они и не заметили сарказма в моем голосе, но я, черт возьми, уверен, что он очень даже заметен.

Она тащится за мной, все еще пребывая в растерянном трансе, поэтому я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе, по сути, выводя наружу. Я чувствую взгляды компании на наших спинах, поэтому наклоняюсь и целую Стиви в макушку, чтобы по-настоящему устроить представление.

Я никогда раньше не целовал девушку в макушку, и не буду врать, это оказалось довольно необычным ощущением.

12. Стиви

– Что… – запинаюсь я, все еще пребывая в растерянном ступоре. – Что ты делаешь? – Как только мы выходим из бара, я отстраняюсь от Зандерса. Какой-то частичке меня понравилась тяжесть его руки на моем плече, но бо́льшая часть меня совершенно не понимает, что происходит.

Зандерс, кажется, почти так же, как и я, ошеломлен своим небольшим публичным выступлением. Он стоит, застыв, прямо перед самым оживленным баром на главной улице Нэшвилла.

Из каждого бара на улице эхом разносится гул живой музыки.

– Срань господня! Это же ЭЗ! – кричит кто-то, вытаскивая свой телефон и делая снимок звездного хоккеиста.

– Зандерс! – Еще снимки, еще вспышки.

– Черт, – бормочет Зандерс себе под нос, опуская голову и пытаясь хоть немного спрятаться.

– Это твоя новенькая? – спрашивает случайный зевака. Я поворачиваю голову в его сторону и тут понимаю, что он имеет в виду меня. – Не похожа на твой обычный типаж.

От этого заявления мои глаза расширяются, телу становится горячо, смущение заливает краской щеки. Я чувствую на себе пристальный взгляд дюжины пар глаз, не говоря уже о бесконечных вспышках камер телефонов.

Как можно быстрее я разворачиваюсь в противоположном направлении и бегу, мне нужно убраться подальше от этой сцены.

– Стиви, подожди! – кричит Зандерс, бросаясь за мной. И поскольку он чертовски высокий, а его ноги – практически древесные стволы с мускулами, он догоняет меня в мгновение ока.

– Стиви, – повторяет он и мягко тянет меня за руку, чтобы я последовала за ним в темный переулок за баром. – Иди сюда. Твою ж мать, перестань все время от меня бегать.

Я выдергиваю свою руку из его хватки, совершенно сбитая с толку всей этой ситуацией.

– Ты можешь не произносить мое имя вслух, пока тебя фотографируют поклонники? Я не хочу, чтобы меня выставляли в интернете рядом со всеми твоими хоккейными зайками. – Осознание поражает меня, и я отворачиваюсь от него, убирая с лица вьющиеся волосы. – О черт. Я так облажалась. Я так, так, так облажалась. Меня уволят.

– О чем ты говоришь? – не понимает Зандерс.

– Мы не должны с тобой общаться. – Я подхожу к его потрясающей фигуре, которая едва очерчена благодаря маленькому фонарю, свисающему со здания над его головой. – Иначе меня уволят.

Я начинаю лихорадочно мерить шагами маленький переулок, боясь вернуться на главную улицу, опасаясь, что там поджидают его нетерпеливые поклонники, готовые сделать новые снимки.

– Стиви, остынь. – Зандерс убирает мои руки от волос, и холодный металл его золотых колец касается моих покрасневших ладоней. – Почему тебя должны уволить?

– Эти фотографии, – выпаливаю я. – Нельзя, чтобы меня видели с кем-нибудь из команды. Я потеряю работу, если меня поймают на установлении дружеских отношений. – Мой голос звучит отчаянно, слова сливаются воедино.

– Подожди, это правда? – На лице Зандерса написано удивление и, может быть, немного… разочарования? – Тебе нельзя с нами тусоваться?

– Нет! О боже, нет. – Я закрываю лицо руками, сожаление переполняет меня, и я продолжаю шагать по узкому переулку. Не надо было мне сегодня выходить. Весь вечер был ужасным с того момента, как Ханна и Джеки появились в моем отеле. Никому из них не было дела до того, что я с ними. Они просто хотели использовать меня как способ познакомиться с людьми, на которых я работаю. Парень в ковбойских сапогах, которые, я уверена, он купил только сегодня, даже не смог отнестись ко мне по-человечески. Он никоим образом, ни в каком виде меня не привлекал, но я пыталась быть дружелюбной, поддерживала беседу, хотя было ясно, что я его не интересую.

А теперь эти фотографии. О боже, эти фотографии.

Подняв глаза, я вижу, что Зандерс лихорадочно набирает текст на своем телефоне.

– Что ты делаешь?

– Я с этим справлюсь.

– Справишься с чем?

– С этими фотографиями. – Он кладет свой телефон обратно в карман. – Моя команда по связям с общественностью этим займется. Все, что попадет в Сеть, будет тут же удалено.

– Они могут это сделать?

– Я плачу им кучу денег за то, чтобы они занимались подобным дерьмом, так что да. Об этом позаботятся.

Я делаю глубокий вдох, мои плечи опускаются от облегчения.

– Спасибо.

Последнее, чего я хочу, – это чтобы меня ассоциировали с репутацией Зандерса, думая, что я – очередная его случайная подружка, но кроме того, я не могу потерять работу. Дело даже не в том, что это то, что я люблю делать или к чему испытываю страсть, а в том, что благодаря гибкому графику я могу проводить время дома, занимаясь тем, что мне нравится. И это значит, что я провожу все свое свободное время в собачьем приюте. Я не могу придумать много других работ, где я могла бы неделями находиться дома, а не на работе.

– А что случилось со всем этим «я не лгу, я не вру»? – спрашиваю я ни с того ни с сего, все еще абсолютно сбитая с толку и очень взволнованная тем, что только что произошло. – Что бы там ни было, мне это показалось ложью. – Я направляюсь к бару.

Зандерс пожимает плечами:

– Иногда необходима маленькая невинная ложь, чтобы получить желаемое.

– Получить желаемое?

– Да. Получить то, что я хочу. А я хотел увести тебя подальше от этих людей. Если ты считала их своими друзьями, то они тебе не друзья.

– Я знаю. Я просто… Мне трудно… – Если я начну объяснять, что мне трудно заводить настоящих друзей, потому что большинство из тех, кого я встречаю, хотят использовать меня, чтобы сблизиться с моим братом, это будет означать, что я расскажу Зандерсу, кто мой брат, а я пока не хочу, чтобы он это знал. – Не бери в голову.

Зандерс молчит, позволяя мне продолжить, если я захочу, но я в замешательстве хмурю брови, мои глаза сужаются в щелочки при взгляде на стоящий передо мной прекрасный экземпляр мужчины.

– Почему ты так добр ко мне?

Зандерс пожимает плечами, застенчиво отводя от меня взгляд. Кажется, это что-то новенькое. Обычно в этом парне нет ни капли застенчивости.

– Насколько я помню, ты весь сезон пытаешься испортить мне работу, и мы терпеть друг друга не можем, – продолжаю я. – Так зачем же за мной присматривать?

Толика застенчивости мгновенно исчезает, и на меня устремляется голодный ореховый взгляд.

– Думаешь, я тебя терпеть не могу? – Он делает два неторопливых шага в мою сторону, как будто выслеживает добычу. – Если я тебя терпеть не могу, почему я не могу перестать нажимать на эту чертову кнопку вызова в самолете, зная, что ты появишься прямо у моего места?

Хм, потому что ты одержим идеей превратить мою работу в сущий кошмар.

– Если я тебя терпеть не могу, – он делает еще один шаг вперед, сокращая расстояние между нами, – тогда почему я не могу выбросить тебя из головы? Почему я не могу перестать гадать, какова ты на вкус?

Его взгляд падает на мои губы. Упомянутые губы приоткрываются, чтобы что-то сказать, но слова ускользают от меня.

– Если я тебя терпеть не могу, – Зандерс придвигается на несколько сантиметров ближе, не оставляя абсолютно никакого пространства между нашими телами, его большое тело подавляет меня, – тогда почему каждую минуту каждого дня на протяжении последней недели я думаю только о том, каково это – переспать с тобой?

Он стоит надо мной, его глаза мечутся между моими, пытаясь прочесть мои мысли, но я понятия не имею, о чем я сейчас думаю.

– Я действительно хочу переспать с тобой, милая, – мягко добавляет он.

Мой разум переполняет недоверие, но в то же время меня охватывает волна настоящей уверенности. Этот парень, на которого, вероятно, набросилась бы каждая девушка в Северной Америке, выбрал меня. Конечно, он выбрал меня просто на одну ночь, но все же я этого не ожидала.

Как бы то ни было, я не собираюсь терять работу из-за спортсмена, который забудет о моем существовании, как только все закончится.

– Ну а я тебя терпеть не могу, – говорю я в надежде, что это поможет мне восстановить границы дозволенного.

Вместо этого с его ухмыляющихся губ срывается глубокий смешок, а потом он прикусывает нижнюю губу. Его пальцы убирают с моего лица непослушные локоны.

– Я тебе не верю. – Его большой палец проводит по моей скуле, но, несмотря на то что от его прикосновения все мое тело наполняется теплом, я не беру свои слова обратно. – Кроме того, – продолжает он, – допустим, это правда, и ты меня терпеть не можешь. В любом случае секс на почве ненависти – это лучший секс.

Я не отрываю взгляда от золотой цепочки у него на шее, зная, что не смогу посмотреть ему в глаза. Черные завитки татуировок за блестящим металлом сливаются с глубоким оттенком кожи. Все это так прекрасно отвлекает.

– Что скажешь, Стиви? – Зандерс одним пальцем приподнимает мой подбородок, возвращая к себе мой рассеянный взгляд. – Одна безумная ночь.

Его губы приподнимаются в зловещей ухмылке, в глазах – дьявольское обещание. Хочу ли я этого? Черт возьми, да. А могу ли я? Ни в коем случае.

Его репутация – первый тревожный сигнал, напоминающий мне об обещании, которое я дала себе: никогда больше не встречаться со спортсменами. Их атакуют фанатки, охотницы за майками, которые просто надеются дождаться своей очереди. Но, боже, он точно знает, что делает, и давненько никто меня по-настоящему не заводил. Конечно, у меня в гостиничном номере есть фиолетовая игрушка, но представьте себе настоящий секс!

Я хочу сказать «да». Все мое естество хочет, чтобы я сказала «да». Скажи «да», Стиви. Это только на одну ночь.

– Нет, – говорит за меня мой мозг. – Как-нибудь обойдусь.

За этим следует снисходительное похлопывание по его груди, а потом я делаю шаг назад и начинаю отходить от него.

В том, что я сейчас говорю и делаю, нет подлинной уверенности. Все это притворство, и потому я чертовски волнуюсь.

Губы Зандерса изгибаются в довольной усмешке. Он слегка вздергивает подбородок, его озорные глаза смотрят на меня сверху вниз, и я почти уверена, что он ожидал моего отказа. Ему нравится, что я не поддаюсь ему, но мне это начинает нравиться все меньше и меньше.

– Предложение остается в силе, – говорит он, делая шаг назад и небрежно засовывая руки в карманы. – Просто дай мне знать, когда будешь готова сдаться.

Звучит не очень хорошо. Мой мозг хочет, чтобы я сказала «никогда».

– Как насчет «никогда»?

– Никогда? – повторяет он, приподнимая брови, словно испытывая меня.

– Угу. – Я сглатываю.

– Итак. – Он снова идет ко мне медленными властными шагами, но на этот раз я отступаю в том же темпе, пока моя спина не сталкивается с кирпичной стеной бара и его мускулистое тело прижимает меня к ней. – Ты никогда не захочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Его губы замирают у моих, и я почти чувствую их мягкость и тепло. Задумавшись на мгновение, я перевожу взгляд на его губы, а он облизывает нижнюю, смачивая ее языком.

Я продолжаю загипнотизированно следить за этим движением и застенчиво качаю головой, чтобы сказать ему «нет».

Что ж, Стиви, это наглая, отвратительная ложь.

Мое тяжелое дыхание и быстро поднимающаяся и опускающаяся грудь сильно противоречат медленным, размеренным вдохам и выдохам, проходящим через тело Зандерса. Мы так тесно прижаты друг к другу, что, если бы не наш совершенно разный темп дыхания, было бы сложно понять, где заканчиваюсь я и начинается он.

Я чувствую сильное давление в самом верху бедер, отчего все мое тело начинает болеть, и наконец-то ощущаю то, что мне посчастливилось увидеть.

Он убирает с лица мои растрепанные пряди. Подушечкой большого пальца нежно проводит по моему уху и по длинной золотой сережке, и дрожь желания пробегает по моей спине.

– И ты никогда не захочешь, чтобы я к тебе прикоснулся? – мягко спрашивает он.

Мой рот приоткрывается, мне нужно наполнить легкие кислородом, но в этом переулке под открытым небом в данный момент его нет.

Прикоснулся ко мне? Я хочу, чтобы он касался каждого моего дюйма, но если судить по текущей реакции моего тела на то, что я чувствую его в одежде, я не думаю, что смогу вынести его прикосновения обнаженной.

– Нет, – шепчу я, хотя хрипотца в моем голосе свидетельствует о полной противоположности моих слов.

Губы Зандерса слегка изгибаются в усмешке, но он быстро приходит в себя. Убирает пальцы с моего уха и шеи, засовывая руки в карманы.

– Хорошо, милая. – Он отступает на шаг, давая мне место, и делает в точности так, как было сказано в моих словах, хотя я и не имела их в виду.

И теперь мое тело болит из-за того, что он больше на него не давит.

– Но когда ты решишь перестать лгать себе, тебе придется умолять, чтобы я переспал с тобой…

Я молчу, полностью застыв в этом моменте.

– На коленях, – добавляет он, и его пристальный взгляд пробегает по каждому дюйму моего тела. Его внимание чуть дольше задерживается на моих губах, его заявление явно относится к ним.

Он отступает от меня еще на шаг, напряжение в воздухе спадает. Зандерс делает глубокий вдох, наконец превращаясь из купающегося в сексе дьявола в идеального джентльмена, и предлагает мне опереться на свою руку.

– А теперь позвольте мне проводить вас в отель.

Я недоверчиво кошусь на него. Он игриво закатывает глаза.

– Я буду держаться на расстоянии доброго квартала от входной двери, чтобы твои коллеги меня не увидели.

Я совсем не это имела в виду, но добавлять «установление дружеских отношений» к списку причин, по которым Зандерс провожает меня обратно в отель, – плохая идея.

– Я просто хочу убедиться, что ты нормально доберешься домой.

Его мягкая улыбка такая милая и искренняя, поэтому я беру его под руку, позволяя проводить меня до отеля. Он проходит довольно много закоулков и переулочков, что, по его словам, делается для того, чтобы избежать фанатов, хотя я замечаю, что это добавляет добрых двадцать минут к нашей совместной прогулке.

И все это время мое тело горит от желания, которого я никогда раньше не испытывала.

Зандерс остается на другой стороне улицы, а я вхожу в вестибюль отеля. Открывая дверь, оглядываюсь на него через плечо. Силуэт ростом метр девяносто пять выглядит внушительно в сшитом по фигуре костюме, он наблюдает за мной со слегка напряженной осанкой. Я коротко машу ему, прежде чем нырнуть в отель, и отказываюсь оглядываться, опасаясь, что передумаю насчет сегодняшнего вечера.

Когда моя голова касается подушки, я не могу не спросить себя: «Что, черт возьми, только что произошло?»

13. Стиви

– Ну, как повеселилась прошлым вечером? – спрашивает Инди, принимаясь за свою тарелку с вегетарианским печеньем и соусом.

– Э-э… – Я колеблюсь. – Я бы сказала, вечер выдался определенно интересный.

Я следую ее примеру, набивая рот всеми углеводами, которые только могу достать в любимом заведении в моем родном городе. За каждое блюдо в меню второго завтрака можно умереть, и я обязательно прихожу сюда, когда бы я ни возвращалась в Нэшвилл. Я уверена, что пожалею об этом блюде, когда через несколько часов приеду в гости к маме и мне придется расстегнуть джинсы, чтобы сесть и не потерять возможности дышать, но оно того стоит.

– И что же в нем было интересного?

Хм. Дайте-ка подумать. Может быть, то, что Эван Зандерс, ходячая секс-реклама, сказал мне, что хочет со мной переспать. Сразу после того, как спас меня от моих бесцеремонных школьных подружек, которые не перестают доставать меня после его маленькой выходки прошлой ночью.

Или, может быть, то, как он прижал меня к стене своим массивным телом, и выпуклость в его штанах впивалась мне в бедра, вызывая жгучее желание.

Или как внезапно в «плохом парне из Чикаго» проявилась милая черта, когда он настоял на том, чтобы проводить меня обратно в отель.

«Интересный», возможно, неподходящее слово для описания прошлого вечера. Сбивающий с толку?

Захватывающий? Шокирующий?

Я бы с удовольствием поделилась с Инди всеми подробностями, учитывая, что меня до сих пор переполняют эмоции, но мы коллеги, и мое случайное общение с Зандерсом прошлой ночью – это серьезное нарушение.

– Было интересно повидаться с моими старыми школьными подругами. Они не самые приятные, и я думаю, что прошлый вечер стал тем завершением, которое мне было нужно для нашей дружбы.

– Правда? – Инди вытирает салфеткой уголки губ. – Это отстой, Стиви. Ты не заслуживаешь таких подруг.

– Все хорошо. – Я не обращаю на это внимания, потому что все действительно хорошо. Мне давно нужно было порвать отношения с Ханной и Джеки, и их откровенные комментарии, которые, по их мнению, были двусмысленными, стали для меня последней каплей. В глубине души я всегда знала, что они держали меня при себе как связь с моим братом. Я просто не ожидала, что это получит продолжение, но уже из-за моей новой работы. Райан был бы взбешен, если бы узнал об этом. Именно поэтому я оставлю это при себе, поскольку и так делаю достаточно вещей, которые расстраивают брата.

– А как прошел твой вечер? – спрашиваю я.

– Без приключений. Я хотела куда-нибудь пойти, но я все еще новичок во всей этой истории с частными чартерами, и я не собираюсь лгать, та речь, которую Тара произнесла нам насчет дружеских отношений, была ужасающей. Я подумала, что запереться в гостиничном номере будет куда безопаснее.

У меня внутри все переворачивается при мысли о постоянных предупреждениях Тары и ее настойчивых указаниях держаться подальше от наших клиентов в нерабочее время. Очевидно, что у меня это получается плохо, какими бы случайными ни были мои встречи с Зандерсом.

– Ты, случайно, не знаешь, что делала прошлым вечером Тара? – осторожно спрашиваю я, опуская взгляд в свою тарелку и нервно перекладывая еду. Что, если прошлым вечером она не осталась в номере? Что, если прошлым вечером она видела меня? Что, если прошлым вечером она видела нас?

Этим утром я прочесала весь интернет в поисках каких-либо признаков утечки нашей с Зандерсом фотографии на улице возле бара, но его пиар-команда, безусловно, сделала свою работу, убрав все возможные свидетельства нашего общения.

– Наверное, делала именно то, что запрещала делать нам. Готова поспорить на деньги, что прошлым вечером она рыскала по округе в поисках парней из команды, ведя себя чертовски отчаянно.

Я отрываю взгляд от своей тарелки, и при виде широко раскрытых глаз и ухмылки Инди меня захлестывает веселье.

– О черт! – Она быстро прикрывает рот ладонью. – Я сказала это вслух?

Между нами повисает минута молчания, мы смотрим друг на друга, прощупывая почву, сомневаясь в том, какого мнения придерживается каждая из нас в вопросе о нашей коллеге. Пока наконец я не сгибаюсь пополам в своем кресле, хохоча во все горло. Инди подхватывает мой смех, и мы обе не можем вымолвить ни слова от хохота.

– Она такая лицемерка. – Я смахиваю собравшиеся в уголках глаз слезы.

– О боже мой, – с облегчением вздыхает Инди. – Я так рада, что мы с тобой на одной волне, потому что я уже несколько недель хотела спросить, что ты о ней думаешь.

– Она беспокоится о том, что мы общаемся с игроками, но сама так и жаждет внимания, когда стоит в проходах и разговаривает с ними, делая именно то, что запрещает нам. – Я улыбаюсь, наслаждаясь повышением уровня серотонина от этого приступа смеха. – Но все равно это не стоит риска потерять работу.

– Разве нет? – спрашивает Инди, склонив голову набок. – Я думаю, что могла бы рискнуть своей работой ради ночи в постели с одним из этих хоккеистов.

Мгновение я смотрю на нее, задаваясь вопросом, знает ли она что-то такое, что я еще не готова, чтобы она узнала. А может быть, и никогда не буду готова.

– Фигурально, конечно. – Она указывает на себя. – У меня есть любимый парень и все такое.

– Конечно.

За последние несколько недель Инди ясно дала понять, что у нее долгосрочные отношения с ее парнем Алексом. Она может постоянно шутить о том, что у нее повышается температура, когда хоккеисты начинают раздеваться в самолете, или о том, что она рискнула бы своей работой ради одной ночи с одним из них. Но насколько я знаю, она слишком сильно любит Алекса, чтобы им пренебречь.

– Но если бы я была одинока и некий вице-капитан некой хоккейной команды из Чикаго просто случайно начал бы источать сексуальную привлекательность и постоянно ко мне приставать, я могла бы ради этого рискнуть своей работой. – Инди многозначительно смотрит на меня с другого конца стола.

– Зандерс не пристает ко мне, когда постоянно нажимает кнопку вызова. Он просто меня мучает.

– Угу, – хмыкает Инди. – Мучает тебя, чтобы привлечь твое внимание, потому что хочет с тобой переспать.

Я храню молчание на этот счет. Инди не знает о наших взаимоотношениях за пределами самолета, но она все равно знает правду.

– Хочу сказать, что ночь в постели с божьим даром для женской части человечества стоит риска. – Инди понимающе поднимает брови, прежде чем откусить еще кусочек от своего позднего завтрака. – И, просто чтобы ты знала, условно говоря, если ты когда-нибудь захочешь нарушить все эти границы между стюардессой и хоккеистом, я сохраню твой секрет.

Я одариваю ее полуулыбкой, благодарной, но недостаточно широкой, чтобы подтвердить или опровергнуть ее заявление.

– Условно говоря, конечно, – добавляет она, прежде чем взять еще кусочек со своей тарелки.

Я подъезжаю к дому родителей, расположенному в двадцати минутах езды от Нэшвилла, и мой желудок мгновенно сжимается от волнения. Не могу припомнить, когда я в последний раз была дома. За последние несколько лет праздники выдавались то удачными, то неудачными, в зависимости от наших с Райаном напряженных графиков работы, к тому же я явно пыталась избегать этого города.

– Эй, леди, – говорит мой водитель с переднего сиденья. – У меня есть и другие пассажиры. Вам нужно выйти.

Резонно, ведь я уже пару минут сижу на заднем сиденье его машины, нервно крутя золотое кольцо на большом пальце и подумывая о том, чтобы вообще свалить.

– Прошу прощения. – Глубоко вздохнув, я выхожу из машины и разглаживаю свой топ, чувствуя себя крайне неловко. И не потому, что я все еще сыта после позднего завтрака, а потому, что выбрала наряд, полностью выходящий за рамки моей зоны комфорта. У меня есть потрясающий топ, который одобрила бы моя мама, так что я надела это чудовище.

Ярко-розовая блузка вся в оборочках и кружевах, но все равно ужасно мятая из-за того, что лежала в моем чемодане. Да, я хотела бы смягчить неизбежные мамины замечания, но они мне явно не настолько небезразличны, чтобы беспокоиться об утюге.

Едва я закрываю дверцу машины, водитель такси отъезжает, и у меня есть всего пара секунд на то, чтобы догнать его пешком и упросить отвезти меня обратно в отель.

– Ви! – кричит папа, распахивая входную дверь и раскрывая объятия. – А вот и моя любимая дочь!

– Твоя единственная дочь, папа. – Я с улыбкой устремляюсь в его распростертые объятия.

– О которой тебе известно, – поддразнивает он, заключая меня в объятия.

Черт, я по нему соскучилась. Он самый милый, но, к сожалению, встреча с ним сопровождается визитом к матери, а это я не в силах выносить регулярно.

– Мне нравится твоя новая работа, которая привела тебя домой, но что, черт возьми, на тебе надето? – шепчет он, все еще держа меня в объятиях.

– Просто пытаюсь сделать это как можно более безболезненным.

Он отстраняется, все еще сжимая мои руки и одаривая меня сочувственной улыбкой. Брат, возможно, и не замечал, как моя мать относится ко мне по сравнению с ним, но папа заметил. Ему было нелегко прикрывать мою спину и в то же время любить свою жену, невзирая на ее недостатки.

– Добро пожаловать, Стиви, – произносит мама, как только я вхожу в парадную дверь.

В доме ни пятнышка. Как в детстве, когда мы знали, что к нам придут гости. Нужно было создать впечатление. Рада узнать, что теперь меня отнесли к категории гостей.

Мама быстро и неловко обнимает меня и тут же оглядывает с ног до головы. На накрашенном лице читается явное неодобрение. Она приглаживает мои волосы, пытаясь привести их в более послушное состояние, но кудри снова встают дыбом.

– Присаживайся. – Она указывает на обеденный стол. – Выпьешь что-нибудь?

– У нас есть сладкий чай, – возбужденно вмешивается папа. – Я утром заварил свежий.

– Нил, это же ужасно много сахара.

– Папа, я бы с удовольствием. Спасибо.

Изящные руки матери разглаживают фартук и поправляют жемчуг на шее, она явно пытается прикусить язык и удержаться от того, чтобы не сказать какую-нибудь резкость. Моя мать-южанка никогда не скажет ничего подобного. Благослови ее господь.

– Как поживает твой брат?

Конечно, ее первый вопрос – о моем брате-близнеце, а не обо мне.

Она усаживается напротив меня за обеденный стол, который сервирован с такой элегантностью, как будто сегодня вечером нас ждет званый ужин, но я знаю, что это не так. Главное, чтобы все всегда выглядело как можно красивее.

– У него все хорошо. Он занят началом сезона, но все хорошо.

– Он с кем-нибудь встречается?

– Нет, я так не думаю, – качаю я головой.

– У него еще полно времени, – говорит мама, махнув рукой. – Ему всего двадцать шесть. Не стоит торопиться. Этот мальчик – просто находка.

Папа возвращается из кухни, ставит передо мной чай, целует меня в макушку и садится рядом с мамой.

– А как насчет тебя, Ви? – спрашивает он. – Как у тебя дела? Как новая работа? Как дела в приюте?

– У меня все хорошо. Работа хорошая. Плотный график. – Я быстро киваю головой. – И мне нравится этот приют. Хозяйка – добрейшая женщина, которая просто по-настоящему благодарна за любую помощь, которую ей оказывают. Жаль, что я не могу находиться там полный рабочий день и помогать. Здание довольно ветхое, и его не помешало бы немного обновить, но небольшие пожертвования едва покрывают расходы на еду и лекарства для собак, не говоря уже обо всем остальном.

– Ты с кем-нибудь встречаешься? – перебивает меня мама.

– Хм. Нет. Сейчас – нет. Кстати, собаки такие милые и очаровательные, и они просто хотят, чтобы кто-нибудь их любил.

Мой папа весь внимание; пока я продолжаю свою тираду, в его карих глазах видна гордость, он явно рад, что я нашла что-то, что делает меня такой счастливой. Мама, с другой стороны, отнюдь не лучится радостью.

– Там есть такой доберман по имени Рози, и она абсолютная милашка, но, знаете, выглядит немного пугающе. На данный момент она пробыла там так долго, что потенциальные владельцы отказываются от нее, даже не взглянув во второй раз в ее сторону.

– А как же Бретт? – спрашивает мама о моем бывшем. – Мне всегда нравился этот мальчик. Может быть, тебе стоит связаться с ним и узнать, встречается ли он с кем-нибудь.

– Тереза, – тихо одергивает папа, пытаясь ее приструнить, но динамика власти в их отношениях так не работает.

– Я не просто так рассталась с Бреттом.

– Ну, Стиви, – не так уж невинно замечает мама. – Ты не становишься моложе, дорогая.

Да, я не становлюсь моложе, но еще я точно такого же возраста, как и ее сын, у которого, как она только что сказала, полно времени.

– Прошлым вечером я видела Ханну и Джеки, – увожу я разговор в сторону.

– О, правда? Ханна сейчас очень красива? – быстро спрашивает она с волнением. – На прошлой неделе я видела ее мать в церкви, и знаешь, что ее младшая сестра в этом году прошла отбор на «Мисс подросток Теннесси»? Я подумываю узнать, не пригодится ли ей какое-нибудь из старых нарядных платьев, которые я покупала для тебя. Знаешь, ведь их ни разу не надевали, да и сейчас они бы тебе все равно не подошли.

Вот оно. Я ждала, что она упомянет мой вес или размер.

Я и так удивлена, что она продержалась целых двадцать минут.

– Отличная идея, – вот и все, что я могу сказать. На данный момент я слишком устала от всего этого, чтобы играть в мамины игры. – Папа, чай действительно вкусный.

Я смотрю на него, и его смуглая кожа между бровями собирается в морщинки, когда он одаривает меня сочувственной улыбкой.

– Рад, что ты приехала нас навестить, Ви, – говорит он. – Хотя тебе, наверное, пора идти. Тебе скоро на работу, верно? Сегодня вечером отправляешься в Филадельфию?

Мой папа самый лучший, он пытается дать мне возможность закончить этот визит. До начала работы еще несколько часов, но мне нужно выбраться из этого дома.

– Да, мне пора идти. – Я поднимаюсь со своего места, родители тоже встают из-за стола.

– Стиви, дорогая. Пожалуйста, причешись перед работой. – Мама быстро и неловко обнимает меня на прощанье.

Она хочет сказать, что я не расчесываю свои вьющиеся волосы. Потому что как смеют мои волосы быть пышными и дерзкими, вместо того чтобы быть гладкими и уложенными, как у нее.

– Обязательно, – таков мой ответ. Большего этот разговор и не стоит.

– Ты прекрасно выглядишь, Ви, – заверяет папа, обнимая еще крепче. – И я горжусь тобой и всем, что ты делаешь в работе и волонтерстве. Я счастлив, что ты нашла то, что тебе так сильно нравится.

– Спасибо, папа.

Он смотрит на маму и снова переводит взгляд на меня.

– Позволь, я тебя провожу. – Он кладет руку мне на плечо, пока я заказываю с телефона такси обратно в отель. Как только мы оказываемся снаружи и дверь закрывается, он поворачивается ко мне. – Не слушай ее, милая.

– Как я могу ее не слушать? Она это делает постоянно. Никак не уймется.

– Я с ней поговорю.

– И что из этого выйдет хорошего? Ты разговаривал с ней много лет, а она все такая же. Я ничего не могу сделать, чтобы сделать ее счастливой!

– Ты же знаешь, какая она, Ви.

– Да, пап, знаю. Но это уже недостаточно хорошее оправдание. – Моя машина подъезжает как раз вовремя, так что я еще раз быстро обнимаю его на прощание. – Люблю тебя, – бросаю я через плечо, в отчаянии направляясь по дорожке к своей машине.

– И я люблю тебя, моя прекрасная дочь, – откликается он, когда я сажусь в машину.

Я коротко машу ему рукой, машина отъезжает от дома, который я больше никогда не захочу посетить.

14. Зандерс

Мне нравится играть против «Нэшвилла». Их болельщики чертовски шумные, а я живу за счет этой кутерьмы. Большинство спортсменов наслаждаются шумихой на своих домашних матчах, получая одобрительные возгласы со стадиона, полного преданных болельщиков, одетых в цвета их команды. Мне, с другой стороны, доставляет огромное удовольствие ненависть к команде гостей.

Я называю это преимуществом на льду.

Хотите освистать меня, когда я выйду на лед? Нет проблем, за это я впечатаю в борт вашего звездного нападающего.

Желаете обзывать моих товарищей по команде или придумывать дурацкие песнопения, которые, черт возьми, не имеют никакого смысла, кроме как нас раздразнить? Пожалуйста, на здоровье. Это придаст мне сил кататься еще быстрее и бить немного сильнее.

Хотите на меня наорать и ударить по стеклу, пока я наслаждаюсь своими заслуженными штрафными минутами? Детки, это же просто музыка для моих ушей.

Еще одна причина, по которой я люблю выездные игры.

– Сделай погромче! – кричу я Рио с другого конца раздевалки для команды гостей. – Это моя песня!

Рио делает, как я прошу, регулирует громкость своего старомодного бумбокса, который повсюду таскает с собой, и наполняет раздевалку одной из моих любимых зажигательных песен.

Я остаюсь в раздевалке, полностью одетый для игры, пока музыка настраивает меня, подготавливая к следующим шестидесяти минутам хоккея.

Достав телефон, я обнаруживаю, что меня ожидает сообщение от моей сестры Линдси.

Ее график почти такой же безумный, как и мой. Она – самый молодой юрист, ставший партнером в ее фирме в Атланте. Ей тридцать лет, и она чертовски крутая. Так что я ценю любое время, которое она выкраивает из своего плотного графика, чтобы связаться со мной. И я благодарен, что речь не о моей матери, как это было в ее последнем сообщении.

Линдси: С Национальным днем братьев и сестер. Я даже не знала, что есть такой праздник. Удачи тебе сегодня вечером, одиннадцатый номер!

К сообщению прикреплена ссылка на пост в соцсети, в котором я отмечен.

Одна из наших местных спортивных сетей опубликовала пост с кучей фотографий разных спортсменов из Чикаго и их братьев и сестер с подписью: «Поздравляем наших любимых братьев и сестер с Национальным днем братьев и сестер».

Фотография, на которой мы с Линдси после одной из моих игр, очень хороша. Настолько, что я сделал снимок экрана, добавив его в свою галерею, где не так много фотографий. В основном она заполнена селфи, которые несколько раз делала Элла Джо, когда утаскивала мой телефон.

Пролистываю фотографии и вижу опубликованное фото Мэддисона и его брата. Дальше идут несколько парней, которых я знаю в городе, с их братьями и сестрами – некоторые играют за «Уайт Сокс», пара – за «Кабс» и один за «Медведей».

Но последняя фотография в этом посте больше всего привлекает мое внимание. Это фотография разыгрывающего команды «Дьяволы Чикаго», пятого номера, Райана Шэя. Но меня удивляет не он, а кудрявая стюардесса, которую он обнимает.

Стиви.

Я быстро нажимаю кнопку «отметить», но единственное имя или учетная запись, которые всплывают, принадлежат Райану, поэтому я нажимаю на нее. Перейдя к списку людей, на которых он подписан, я ввожу ее имя.

И вот она – Стиви Шэй.

Я понятия не имел, что Стиви – сестра Райана Шэя. Конечно, у них одинаковый светло-коричневый оттенок кожи и веснушки и одинаково яркие сине-зеленые глаза. Но догадаться было почти невозможно. И она явно не хотела, чтобы я об этом узнал. Иначе она сказала бы мне, кто он такой, в тот вечер, когда я столкнулся с ней возле квартиры Мэддисона или когда застал ее за просмотром его игры в баре в Денвере.

Теперь совершенно ясно, почему она живет через дорогу от меня. Ее брат зарабатывает сумасшедшие деньги.

Аккаунт Стиви в соцсети, конечно, закрытый. Единственное, что я могу видеть, – это ее уменьшенная фотография, на которой изображен вид из иллюминатора самолета, а прямо за окном садится солнце. В ее биографии написано «скорее всего, уехала из города…», после чего стоит эмодзи самолета.

Недолго думая, я отправляю шальной девчонке запрос.

Выходя из автобуса и садясь в самолет после легкой победы над «Нэшвиллом», я чувствую себя просто отлично. Или, скажем, я доволен игрой.

Что меня не радует, так это тот факт, что Стиви до сих пор не приняла мой запрос на подписку в соцсети. Прошло несколько часов. Я уверен, что запрос она видела.

Прошлым вечером, когда она отклонила мое предложение, мне это вроде как даже понравилось. Кроме того, я полагал, что она все равно согласится. Она не поддается так легко, что делает эту погоню еще более увлекательной. Это держит меня в напряжении, что теперь случается очень редко. Но я бы не возражал, чтобы она немного уступила, пусть даже в такой мелочи, как принять мой глупый запрос на подписку в соцсети.

– ЭЗ! – окликает один из новичков с задней части самолета. Я начинаю ослаблять на шее галстук, и тут он спрашивает: – Ты переспал прошлой ночью с крошкой-южаночкой?

Спрашивает достаточно громко, чтобы слышал весь самолет, включая конкретную стюардессу, которая случайно идет по проходу, пока мы разговариваем.

Я думал, что девушки на борту уже привыкли к нашему сквернословию. Самолет для нас – продолжение раздевалки.

Стоя в проходе рядом со своим местом, я пытаюсь откинуться назад, чтобы Стиви могла пройти мимо, но, скажем откровенно, я отодвигаюсь не так уж сильно. Это нелегко – пройти сквозь пятьдесят парней, которые только что поднялись на борт самолета и еще не расселись, поэтому я делаю вид, что пытаюсь быть джентльменом, «убираясь с дороги».

Пробираясь из задней части самолета в переднюю, Стиви отказывается поднимать на меня глаза, но когда она проходит мимо, я кладу руку ей на поясницу и направляю, пока она протискивается вперед.

И когда ее попка задевает переднюю часть моих штанов, моя рука сжимает ее бедро. От моего прикосновения ее тело напрягается, но она продолжает свой путь.

– Зандерс! – снова окликает новичок, привлекая мое внимание. – Давай, чувак, мне нужны подробности!

– Если ты не можешь ни с кем переспать, Томпсон, это не значит, что тебе нужно слышать все подробности сексуальных похождений Зи, – вмешивается Мэддисон, пытаясь помочь мне избежать расспросов товарищей по команде о том, какой выдалась моя ночь.

Не то чтобы мы со Стиви переспали, и он это знает, но если и когда придет время, мне действительно придется держать это в секрете от остальных парней – чего я никогда раньше не делал.

– Я не целуюсь и не рассказываю, – отвечаю я Томпсону со своего места в ряду у выхода.

Весь самолет на мгновение замолкает, прежде чем по салону разносится хохот, словно расхохоталась стая гиен.

– Чушь собачья!

– Тебя что, по голове ударили?

– ЭЗ, это же твоя любимая тема для разговоров! – вот лишь некоторые из выкриков, которые доносятся из задней части самолета от моих товарищей по команде. И из передней части самолета, где сидит тренерский штаб, тоже доносятся выкрики.

– Я знаю, что прошлой ночью у тебя были кое-какие дела, – вмешивается Рио. – Только что ты был в баре, а в следующую секунду исчез. Такое случается только тогда, когда в этом замешана девушка.

Мой взгляд устремляется на Стиви, которая пытается отвлечься бессмысленными занятиями в передней части самолета, в то время как народ продолжает занимать свои места. Она не смотрит на меня, но ее веснушчатое лицо приобретает розоватый оттенок.

Рио и не подозревает, что на самом деле мне отказали, чего со мной не случалось с тех пор, как я достиг половой зрелости. Прошлой ночью единственным движением, которое я видел, было движение моей правой руки, когда мне пришлось самому себя удовлетворять после того, как я проводил Стиви до отеля. У меня стоял почти все время, с того момента, как я прижал ее к стене, и до того, как я позаботился о себе в душе.

Мэддисон поворачивается лицом к остальным парням:

– Может, вместо того чтобы гадать, куда Зи засунул свой член прошлой ночью, вы, ребята, подумаете о том, как, черт возьми, вы собираетесь увеличить те тридцать восемь процентов на двоих, которые в среднем выиграли во время вбрасываний?

– Да, капитан, – одновременно отвечают Рио и Томпсон, и в хвостовой части самолета наконец прекращается допрос о том, как прошла моя ночь.

Бо́льшую часть полета в Филадельфию я не отрывал взгляда от телефона, надеясь увидеть, что Стиви приняла мой запрос на подписку. Шокирующая новость… она этого не сделала. Я даже сходил в туалет в хвостовой части самолета и по дороге увидел Стиви, сидящую на заднем камбузе и листающую свою чертову ленту в соцсети.

Впрочем, в моей соцсети полно девушек из Филадельфии. Я все еще тешу себя надеждой, что Стиви передумает и проведет со мной одну безумную ночь, но на случай, если она действительно этого не захочет, у меня есть варианты.

У меня всегда есть варианты.

Как только гаснет свет и большинство парней засыпают, пользуясь ночным перелетом, я снова захожу на камбуз.

– Зандерс, тебе что-нибудь нужно? – спрашивает блондинка – коллега Стиви. Кажется, ее зовут Индиана. Или что-то в этом роде.

– Хм, – задумчиво хмыкаю я, пытаясь заявить о своем присутствии и привлечь внимание шальной девчонки. Но Стиви не замечает, что я стою у нее за спиной и загораживаю вход на камбуз. Она продолжает возиться со своим телефоном, повернувшись ко мне спиной.

– Знаешь что, – говорит ее напарница. – Пожалуй, я схожу найду Тару и немного ее отвлеку.

Это привлекает внимание Стиви, и она переводит взгляд на коллегу. Мои брови точно так же взлетают вверх. У блондиночки довольно развита интуиция, потому что я знаю, что Стиви ни за что на свете ей ничего не скажет. Учитывая, насколько она разволновалась прошлой ночью, думая, что какие-то фотографии наших «дружеских отношений» могут просочиться в Сеть.

Понимающе хлопнув меня по плечу, стюардесса прокрадывается мимо, оставляя меня наедине со Стиви.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает Стиви, все еще глядя в свой телефон и не поворачиваясь ко мне лицом.

Я украдкой оглядываюсь через плечо на остальную часть самолета, просто чтобы убедиться, что никто не обращает на нас никакого внимания. На кормовом камбузе относительно темно, так что я сомневаюсь, что ее коллеги впереди могут нас увидеть.

Большинство народа спит, а ее коллеги отвлеклись. Я медленно, неторопливо подхожу, чтобы встать позади нее, всего в нескольких дюймах от ее тела.

Мне нравится находиться так близко к ней. Отсюда я почти могу сосчитать веснушки, украшающие ее нос и щеки, к тому же от нее чертовски хорошо пахнет. Я не слишком помешан на чистоте, но некоторым из моих товарищей по команде действительно не помешал бы урок гигиены.

Почувствовав мое движение, Стиви застывает, но отказывается повернуться и посмотреть мне в лицо. Положив руки на стойку перед нами, по обе стороны от нее, я заключаю ее в ловушку.

Я вижу, как учащается пульс у нее на шее, но Стиви продолжает пытаться сохранять хладнокровие.

– Что-нибудь нужно? – небрежно спрашивает она, не отрывая взгляда от экрана своего телефона, который лежит на стойке перед нами.

Я не собираюсь раздувать из мухи слона из-за того, что знаю, что она – сестра Райана Шэя. По какой-то причине она не захотела мне это сказать, так что продолжу делать вид, что я не в курсе. В любом случае это не так важно. Но все-таки этот маленький факт связывает нас со Стиви немного больше, чем это уже сделало Мироздание. Райан – громкое имя в чикагском спорте, такое же, как и мое. Мы вместе проводим чертову уйму городских мероприятий.

– Только одно, – шепчу я, мои губы всего в нескольких дюймах от ее ушка и крошечных золотых сережек, которые его украшают.

Этот момент – слишком прекрасная возможность, чтобы ее упустить. Телефон Стиви лежит прямо перед нами на стойке, разблокированный, и она пытается отвлечься, прокручивая его.

Стоя у нее за спиной, я беру управление на себя, нахожу ее приложение, открываю его и сразу же перехожу к запросам на подписку.

В списке – только я один.

– Я просто сделаю вид, что ты этого не видела.

Я наблюдаю, как легкая улыбка приподнимает уголки ее губ.

Я подтверждаю запрос. Затем без колебаний нажимаю на маленькую синюю кнопку с надписью «Подписаться», добавляя Стиви в свой смехотворно длинный список подписчиков.

Сокращая расстояние между нами, прижимаюсь грудью к ее спине.

– Когда передумаешь, – говорю я низким голосом, касаясь губами мочки ее уха, – сможешь со мной связаться.

Стиви застывает, ее глаза прикованы к телефону, она избегает смотреть мне в глаза.

– Поняла, милая? – спрашиваю я. Мне так нужно подтверждение того, что я не сошел с ума. Что это – улица с двусторонним движением. Что она хочет провести ночь со мной так же сильно, как я хочу провести ночь с ней.

Воздух сгущается от напряжения и предвкушения. Я жду ответа Стиви. Моим подтверждением становится едва-едва заметный, почти несуществующий кивок ее головы. Он говорит мне, что это произойдет, и, вероятно, произойдет скоро.

Она слегка прильнула к моему телу, ее голова покоится у меня на груди. Наклонившись вперед, я прижимаюсь к ней так сильно, как только могу, отчаянно желая чувствовать ее и нуждаясь в том, чтобы она знала, как чертовски сильно я ее хочу.

Стиви слегка отставляет ягодицы, потираясь об меня, ее бедра выписывают маленькие мучительные круги, и я могу только надеяться, что низкий стон, который я случайно издаю, слишком тихий, чтобы кто-нибудь еще мог его услышать.

– Эй, Стиви? – спрашивает Рио у меня за спиной, пугая нас обоих.

От неожиданности Стиви отпрыгивает от своего телефона, еще сильнее задевая ягодицами мой член. От этого ощущения у меня вырывается сдавленное шипение, и у меня уже не остается ни малейшего шанса скрыть стояк.

– Можно мне газировку?

Закатив глаза, я быстро поворачиваюсь лицом к той стороне самолета, где находится выходная дверь, мне нужно скрыть чертов стояк в спортивных штанах.

– Конечно, Рио.

Какого черта? Она никогда не бывает так мила со мной, когда я прошу ее выполнить ее работу.

– Рио, она в чертовом холодильнике! – Я говорю слишком громко, совершенно не владея собой. – Она прямо здесь, чувак. – Я указываю через плечо на гигантский белый холодильник менее чем в футе от него. – Прямо здесь, черт возьми.

Взгляд Стиви останавливается на катастрофе, происходящей в передней части моих штанов, и ее лицо расплывается в улыбке.

– Ой. Значит, ты знаешь, где это? – Ее глаза цвета морской волны блестят, она поддразнивает меня.

– Не связывайся со мной сейчас, милая, – предупреждаю я, пытаясь развернуться так, чтобы мой товарищ по команде не увидел моей проблемы. Но, по-видимому, мое предупреждение звучит не так уж сурово, потому что оно всего лишь вызывает у Стиви сдавленный смех; похоже, она полностью удовлетворена эффектом, который ее тело оказывает на мое.

15. Стиви

Я почти успешно преодолела это четырнадцатидневное путешествие, не уступив Зандерсу. Но должна сказать, что фиолетовому вибратору, который я храню в своей дорожной сумке, за эти последние две недели действительно пришлось поработать.

Каждый наш рейс все больше искушает меня. На данный момент даже то, как он просит свою дурацкую газировку, вызывает у меня желание на нем попрыгать.

Мне нужно заняться сексом, и я не думаю, что для этого подойдет кто-то другой.

Я запиралась в гостиничных номерах в Филадельфии, Буффало и Джерси. И вот я в Вашингтоне, лежу в постели и отказываюсь выходить из комнаты. Мне просто нужно пережить сегодняшнюю ночь, и завтра вечером мы летим в Чикаго.

И я буду свободна.

По крайней мере, на время.

Чтобы не покидать безопасное пространство отеля, я стала заказывать еду с доставкой. С моим везением я знаю, что, выйдя на улицу, непременно столкнусь с Зандерсом. Мироздание испытывает меня, провоцируя сдаться.

И, черт возьми, я этого хочу.

Но не могу. И не только из-за моей работы, но и из-за обещания, которое я дала сама себе. После того как Бретт, по сути, три года использовал меня в колледже, я сказала, что больше никогда не буду встречаться со спортсменом. А это значит, что я не буду с ним спать.

Верно? Или это какая-то лазейка? Звучит как лазейка.

Звучит как очень заманчивая лазейка.

С той ночи в Нэшвилле две недели назад я потеряла счет, сколько раз я кончала, представляя образ Эвана Зандерса. Думая о его прекрасно вылепленном теле и огромном органе, я сжимаю ноги, пытаясь сопротивляться. Я за всю жизнь столько не мастурбировала, но боль и желание не проходят.

Потянувшись за фиолетовым вибратором на прикроватной тумбочке, я кладу его под простыни между ног. Божественный гул наполняет комнату, моя любимая игрушка заводит меня еще больше. Это не займет много времени. Я уже почти на грани.

В памяти всплывает дьявольская ухмылка Зандерса, и я представляю его безупречное тело поверх моего.

Точеные руки надо мной, пока он входит и выходит в мучительном темпе. Его цепочка, которую я была бы не прочь зацепить подбородком, когда она свисает надо мной. И его голос – бархатистый, ровный и уверенный. Держу пари, этот парень и в постели говорит непристойности.

Я хочу, чтобы он говорил непристойности со мной.

Бззззз. Да. Уже близко. Вот-вот. Моя грудь приподнимается над матрасом.

Бзз. Бзз. Тишина. Какого хрена?

Я гляжу на игрушку в своей руке, снова и снова нажимаю на кнопку, но тщетно. Она разрядилась. И я не взяла с собой зарядное устройство. Мне оно никогда раньше не требовалось в дороге, но, с другой стороны, я никогда раньше не пользовалась прибором столько раз за две недели.

Ты что, издеваешься надо мной? Как будто я и так недостаточно сдерживалась. Мои пальцы. Это выход.

Я скольжу средним пальцем по низу живота, пока не задеваю клитор. Прижимаю его рукой. Потираю, дразню, ласкаю.

Ладно, этого хватит, но я бы хотела, чтобы эту работу выполняли чьи-то другие пальцы. Кое-чьи длинные, покрытые татуировками пальцы, украшенные золотыми кольцами.

Остановись, Стиви. Ты не должна об этом думать.

На прикроватной тумбочке звенит телефон, отвлекая меня от грани оргазма.

Да вы издеваетесь. Сегодня явно не мой вечер.

Я невольно закатываю глаза, протягивая руку за телефоном, и когда я вижу, чье имя прервало мой момент, из горла у меня вырывается стон.

Мне ни с того ни с сего пишет мой бывший, в то время как я пытаюсь перестать мечтать о единственном мужчине, о котором мне мечтать не следует.

Бретт: Привет, Стиви, давненько мы не общались.

Да, прошло много времени, с тех пор как я подслушала, как ты говорил своим товарищам по команде, что, решив стать профессионалом, ты собирался отказаться от меня ради лучших вариантов, которые, как ты предполагал, у тебя есть.

Бретт: На днях я разговаривал с Райаном о том, чтобы навестить его. Я не знал, что ты сейчас живешь в Чикаго, но это круто! И ты летаешь с «Рапторс»? Каков Эван Зандерс в реальной жизни? Он мой любимый игрок в НХЛ. Я собираюсь пригласить тебя на ужин, когда приеду в город ветров. Скоро поговорим.

Убейте меня прямо сейчас. Черт подери, убейте меня прямо сейчас. Ни за что на свете я никуда не пойду с Бреттом, и нет абсолютно никаких шансов, что я познакомлю его с Зандерсом.

Отбросив телефон на другую сторону кровати, я возвращаюсь в исходное положение, зажав пальцы между ног, но бесполезно. Момент упущен.

Проклятый Бретт.

Я раздраженно сажусь, прислонившись спиной к изголовью кровати, совершенно взбешенная тем, что у моего бывшего хватило наглости вот так небрежно мне написать. Он думает, я снова приползу к нему, как делала бесчисленное количество раз в колледже? Думает, что может продолжать относиться ко мне как к запасному варианту, а я буду его ждать? Я больше не хочу быть ничьим запасным вариантом.

Я хочу, чтобы кто-нибудь выбрал меня.

Знаете, кто пытается выбрать меня вот уже две недели?

Любимый игрок Бретта в НХЛ, вот кто.

В момент абсолютного разочарования, сдерживаемой агрессии и толики мелочности я достаю свой телефон и открываю соцсеть. Не задумываясь, захожу в профиль Зандерса, где за защитником следят 3,6 миллиона человек. Он, с другой стороны, подписан только на 128.

И я – одна из этих 128.

1 «Бенц» – имеется в виду модель автомобиля «Мерседес-Бенц».

2 Драфт НХЛ – ежегодное мероприятие Национальной хоккейной лиги, заключающееся в передаче профессиональным клубам Лиги прав на молодых хоккеистов, удовлетворяющих определенным критериям отбора.

3 ESPN (И-Эс-Пи-Эн) – американский спортивный канал.

4 Разыгрывающий защитник (он же плеймейкер) – в баскетбольной команде игрок, для которого характерны свободное владение мячом, большая скорость и ловкость при проходе к кольцу, а также способность забрасывать мяч в кольцо в прыжке, одной или двумя руками.

5 Айсинг – проброс шайбы через все зоны при равном количестве игроков.

6 Умпа-Лумпа – вымышленное племя пигмеев из произведения «Чарли и шоколадная фабрика».

Продолжить чтение