Читать онлайн Диалог со смертью бесплатно

Глава первая.

Я опаздывал в аэропорт. Сильно опаздывал. Мама всегда говорила, что пунктуальность – это не мой конёк. Ей часто звонили со школы, а потом и с университета, в попытке узнать, а где же снова застрял её сын? А я придумывал просто тысячи отговорок и историй, якобы машина чуть не сбила, или рюкзак с принадлежностями украли, или собаку спасал! Ради последнего, для пущей убедительности, мне пришлось расцарапать руки, сейчас даже не вспомню, чем именно. А мама перезванивала мне, строго так спрашивала, почему я не на занятиях? Оно и понятно, родители оплачивали мою учёбу, вложив какие-то накопления, возможно и в кредит кто-то из них влез, а мне не было до этого никакого дела. Я прожигал остатки своей юности, активно вливаясь в любые события вокруг меня. «Сегодня вечером собираемся у Дани в комнате, он привёз кальян от родаков. Ты пойдёшь?» – спрашивали у меня. И я соглашался, брал с собой очередную подружку, с которой, кажется, только вчера познакомились, и поздно вечером летел на другой этаж, чтобы весело провести время. А сколько было спето песен под гитару, на которой я сносно играл уже тогда, а сколько было выпито алкоголя, просто не сосчитать! И столько же раз меня пытались выгнать из общежития. Но я всегда находил способ остаться, уговаривал коменданта, декана, а после и ректора.

А маму всё-таки было немного жалко, съёмную квартиру она бы не потянула. Нервы ей потрепал в те времена сильно. Её знакомые всегда спрашивали, а не подменили ли ребёнка в роддоме? Потому что мы с ней были абсолютно разными. Ей никогда не приходилось краснеть перед начальством, никогда не приходилось стоять, опустив глаза, в поисках нужных слов для оправдания. По крайней мере, мама сама мне так говорила, когда они с отцом встречали меня во время каникул, и она принималась меня отчитывать за всё, что я успел натворить за последние пару месяцев. А вот папа частенько смотрел на эти сцены с какой-то странной ухмылкой, стреляя весёлыми глазами в её сторону. А потом они перешёптывались, и отец смеялся уже в голос, а мама шикала на него, прося прекратить издеваться, тем более пока сын рядом. Люблю их, они у меня самые лучшие.

А когда я учился на четвёртом курсе, мамы внезапно не стало. Она покинула нас неожиданно, мне так казалось. Но позже папа, ставший за максимально короткий срок седым и печальным, признался мне, что она долго болела. Онкология. Обнаружили слишком поздно, чтобы успеть что-то сделать с этим. На лечение она не соглашалась, а папа зверел, пытаясь её переубедить. Но мама стояла на своём, гордо так, с высоко поднятым подбородком. Впрочем, как и всегда. Хотя по мере того, как прогрессировала болезнь, а это происходило очень быстро, и подбородок опускался ниже, и нос, который от меня всегда требовали держать по ветру, и руки у обоих. У мамы из-за того, что было физически больно, у папы, потому что морально.

Прошло уже почти три года с того дня, как мне позвонили из деканата, попросили срочно подойти на второй этаж, где мне и сообщили, что мамы больше нет. Мой мир вдруг пошатнулся.

Я скатился по стенке и в голос заревел. Точнее, я очень хотел сделать именно так. Ноги подкосились, в голове зашумело, я практически не слышал больше ни слова. В такое нельзя поверить, как бы ни старался. На меня смотрели с такой жалостью, что становилось ещё хуже. И я не дал всей этой толпе из преподавателей и случайных студентов ни шанса быть причастными к моей личной трагедии. Просто развернулся и ушёл. Староста моей учебной группы позже написала сообщение, рассказала, что мне дали неделю каникул, я мог ехать домой. Вот такое начало лета. Сессию я закрывал долго и мучительно. Но ведь пообещал же себе, что закончу учёбу. А знаете, что самое смешное? За три дня до этого мама звонила мне последний раз и поздравляла с днём рождения. Нажелала долгих лет жизни, счастья и не сильно расстраиваться из-за плохого, которое иногда происходит. Мы проговорили очень долго, больше часа, даже руки затекли. Такого не случалось уже давно. И вот такой звонок. Почему? Прощалась? Чувствовала, что совсем скоро уйдёт?

Я задавал эти вопросы отцу, а он не мог на них ответить. Сидел напротив меня в своём ободранном кресле, которое я неоднократно просил заменить, и плакал. Меня злила эта его слабость. В тот момент он нужен был мне такой же сильный и позитивный, как раньше. Поэтому я ковырял пальцем дырку в сером потрёпанном диване, которую когда-то в детстве сам же и сделал, и молча на него смотрел. Кто ты? Ты не мой отец, он славный, забавный, улыбка у него, хоть и кривая из-за старой травмы, но всегда искренняя. А ты мешок отходов, растёкшийся по квартире, которую, думаю, пора бы уже сжечь, ремонт ты всё равно уже делать не будешь.

Я встал с дивана, поправил покрывало, подушку, криво лежащую почти на самом краю, вытер случайную слезу, вдруг возникшую в уголке глаза, и исчез из его жизни. Физически уж точно. В родительском доме я больше не появился. Иногда созваниваемся, но разговоры такие быстро заканчиваются. Я отца так и не простил за то, что он мне не сказал про маму, про её болезнь и тяжёлое состояние. И за то, что это не он сообщил мне о её смерти. Так и не простил.

А вот сейчас я опаздывал в аэропорт. Самолёт уже совсем скоро, через час с небольшим заканчивается регистрация, но это меня мало волновало – я зарегистрировался на рейс на сайте авиакомпании ещё вчера вечером перед тем, как начать собирать чемодан. Такси опоздало, машина приехала на пятнадцать минут позже, чем сообщало мне приложение агрегатора. Зато мчался водитель быстро, наверное, испугался страшного взгляда, говорящего только о том, что скоро этот пассажир начнёт бросаться на людей. А первый на очереди сам рулевой. Поэтому мы неслись на максимально возможной скорости, сначала по узким улицам нашего не самого большого города, а потом и за его пределами. «Эх, дороги, пыль да туман», – вспомнилось мне.

Город у нас красивый, такой притягательный что ли, есть в нём своя изюминка. Он располагается на берегу широкой реки с очень длинным народным названием. Когда-то в древности сюда пришли первые поселенцы и влюбились в эти изгибы, текущую как само время чистую воду, скосы и песчаник, ставший в последствии местом притяжения в виде популярного пляжа. Позже, уже более современные люди сократили название реки до двух слогов, и на месте маленькой деревушки с землянками основали настоящий город, через который проложили торговый путь. И он зажил счастливо, если быстро растущее и вечно что-то требующее население и постоянную нехватку жилой площади можно назвать счастьем.

Я сам приехал сюда из другого небольшого городка, как только закончил школу и полюбил его так же, как и наши предки. Тонкие как вены улочки рисовали такие немыслимые сети, что неподготовленному гостю без карты не обойтись. За зелёными высокими деревьями прятались кирпичные здания дореволюционной постройки и имели на своих стенах такой слой истории, что было даже как-то стыдно видеть на них пёстрые рекламные вывески, порой абсолютно неуместные. Сейчас активно всё это убирают, позволяют этим уникальным домам свободно дышать и смотреть на прохожих своими почти витринными окнами. Где-то сохранились даже деревянные рамы, что, конечно, удивляет. Выщербленный временем, непогодой и пулями красный кирпич по-прежнему выглядел крепче и серьёзнее современных материалов, из которых сейчас строят очередной новый микрорайон. Но там высотки, от которых кружится голова, если смотреть на них и пытаться сосчитать уровни жизни и благополучия граждан, купивших в этих домах квартиры, а здесь, в самом сердце города, не более четырёх этажей, и то редко. Представьте, несколько кварталов этой исторической красоты, куда окунаешься с головой, и как будто видишь: вот здесь мог неизвестный мальчишка чистить обувь богатому дяде с газетой в руках году так в тысяча девятьсот третьем; в этом месте, у старого кинотеатра, стояла советская мороженщица и с красивой улыбкой раздавала малышне эскимо и пломбир; у этого дома в девяностые проходили криминальные разборки, такие раны не скрыть.

Город растекался всё шире, выше, всё дальше от источника жизни – воды. И, казалось, жил действительно только центр. Хотя многое происходило и на окраинах. Теперь там рубили старые деревья, чтобы освободить место под новые постройки. Это расстраивает, конечно, но новое жильё тоже нужно. Я бы и сам не отказался даже от квартиры-студии в двадцать квадратов в одном из таких районов, чтобы оказаться хотя бы в хвосте этой большой черепахи, на которую становился похож город, если посмотреть на него сверху. Пролетая над ним на самолёте, это было видно даже ребёнку.

Такси мчалось уже по пригородной трассе, испытывая на прочность дорожное покрытие, лобовое стекло и мои нервы. Мимо пролетали деревья и кусты, в которых иногда пугливо прятались мелкие лесные жители, зайцы и бурундуки, но всё чаще бездомные, серые от пыли и грязи собаки. И у меня вдруг возникло чувство дежавю. Вы сталкивали когда-нибудь с подобным? Когда кажется, что именно этот конкретный момент, определённое событие уже происходило с вами. Один психолог из американского университета вместе со своими коллегами пытался создать эффект дежавю через виртуальную реальность. Итогом стало предположение, что это лишь феномен памяти, которая не может воспроизвести нужное вам воспоминание. Как испорченный видеофайл на старом компьютере без необходимой программы. Нет, я летаю теперь часто, наверное, даже слишком часто для такого молодого человека, и по дороге этой ездил не раз, разглядывая в запотевшее окно природу вокруг. Но сейчас не так. Как будто именно с этим водителем, именно с этими эмоциями я сидел именно в этой машине и мчался в аэропорт по тем же причинам. Когда такое могло быть ещё, я не мог вспомнить. Но чувство сохранялось ещё долго, до самой парковки аэровокзала.

Выйдя из автомобиля и выгрузив свой багаж, я не стал торопиться заходить в здание терминала. Приехали всё-таки вовремя. По привычке закурив на ходу, я пошёл в специально отведённое для этого место. Курить я давно хочу бросить, с того момента, как начал, но нервы и разного рода оправдания никак не дают мне такой возможности. Негативные мысли спешно покидали мою нагруженную голову. Сейчас надо было подумать о тех задачах, которые поставило передо мной начальство, отправляя в очередную, уже седьмую командировку с начала года. Тёплый весенний ветер с присущим ему озорством раскидывал мои волосы и сбивал пепел с тлеющей сигареты. Мне нравится апрель за его непредсказуемость: то почти летняя жара, то снова снег и после слякоть. В таком же состоянии находился и я после окончания университета, в поисках работы по профессии, съёмной приемлемой квартиры или хотя бы кровати на ночь, да и вообще какого-то смысла во всём происходящем вокруг меня.

Взгляд мой, ничего не выражающий, был направлен на то место, куда прибывали всё новые машины и выгружали всё новых будущих пассажиров больших авиалайнеров, направляющих свои носы и гигантские крылья в другие города и страны, и маленьких моторных самолётов, летающих исключительно по региональным направлениям. Остановилась чёрная машина, блеснувшая фарами секундой ранее на «лежачем полицейском». Окна тонированы, водителя я не смог разглядеть, хотя не очень-то и пытался. Но дверь резко открылась, скрипнув и чуть не ударившись о бордюр. Из машины плавно вышла эффектная девушка лет двадцати пяти, не более, вытянула за собой тёмную из карбоновой кожи сумку и медленно двинулась в сторону главного входа. Чемоданом такое произведение не назовёшь, слишком маленькое для обычного багажа, но больше дамской сумочки в несколько раз.

Как отъехал автомобиль с тонированными окнами, я не заметил, потому что рассматривал проходящую в десяти метрах от меня девушку. Всё было в ней великолепно! Тонкая фигура, подчёркнутая коротким чёрным платьем, которые так любила Коко Шанель. Стройные ножки, обтянутые самыми тонкими чулками, были мягко погружены в лакированные туфли на высоком каблуке, явно не подходящие для долгих перелётов. Прямые длинные волосы почти угольно-чёрного цвета убраны назад гребнем с какими-то узорами, так далеко не разглядеть, и перечёркнуты в районе виска белой, даже пепельной прядью. Острый аккуратный подбородок, слегка выступающие скулы, тонкая линия губ, одетых в красный цвет, яркие глаза оттенка зелёного солёного моря, делающие взгляд сильным и тревожно-возбуждающим. Завершало образ серое короткое пальто, просто накинутое на узкие плечи. В одной руке она держала ручку своей сумки, в другой большие солнечные очки. Наверное, в солнечную погоду это даже оправданно. Надо бы тоже прикупить себе такие.

Девушка шла вперёд, медленно и мягко ступая на асфальт, всё больше раскаляющийся под её горячими шагами, и совершенно не смотря по сторонам. Она остановилась и повернула голову в мою сторону. На улице было много людей, вот-вот прилетит очередной нагруженный пассажирами самолёт из столицы, таксисты толпились, в надежде подзаработать на поездках в центр. Рядом со мной было не меньше шести человек, почти все мужчины, но никто из них, казалось, не видел этой эффектной молодой девушки, смотрящей сейчас на нас. Её взгляд тоже не блуждал по этой толпе, а устремился прямо на меня. Наши глаза встретились, и по моей спине пробежал холодок, мешаясь с мурашками. Я оцепенел и не смел даже моргнуть. Интересно, каким было моё лицо в этот момент? Наверное, слишком смешным, потому что девушка улыбнулась краешком тонких губ, повернула голову вперёд и ушла. А я так и стоял, думая о том, что это сейчас было?

Вспомнив, зачем я здесь, резко бросил до фильтра истлевший окурок в урну. Не попал, но поднимать не стал, здесь и так было грязно и мусорно. «Не я первый, не я последний», – подумал об этом почему-то с сожалением и пошёл внутрь терминала.

***

Внутри было людно и тесно, несмотря на высокие потолки и большие стены из стекла, через которые легко проникали солнечные лучи, освещающие огромное помещение не хуже, чем развешанные по всему зданию лампы. На первом этаже, в правом от входа углу ушлый предприниматель поставил кофеточку, заняв пространство столиками и вкусным запахом правильно обжаренных зёрен. Рядом была красивая фотозона, чтобы как-то занять ожидающих своего рейса толпящихся здесь нервных людей. Посмотрев на длинную очередь, я не стал примыкать к ним, а решил поискать другое место, где могут приготовить не менее приятный по всем критериям напиток.

По дороге к эскалатору, который в скором времени перенесёт меня на второй этаж аэровокзала, я сдал наконец-то свой багаж и получил на стойке регистрации бумажный вариант своего билета. До вылета оставалось минут сорок, так что я вполне успевал даже позавтракать, чего не сделал дома, и об этом начинал уже жалеть. Поднявшись уровнем выше, издалека увидел несколько человек, держащих в руках бумажные стаканчики и направился именно туда. Вы не подумайте, я не кофейный маньяк, просто люблю этот странный чёрный напиток, который имеет свойство согревать меня в самые холодные времена. А сейчас, несмотря на наступившую тёплую весну, мне было холодно. Возможно, от постоянного одиночества, возможно, от сложностей на работе, с которыми я старался справляться по мере поступления, но они всё равно накапливались. Добрался до киоска и чудесным образом оказался первым в очереди.

– Здравствуйте! Мне средний американо с сахаром и немного разбавьте водой, чтобы не обжечься.

– Добрый день. Молоко, корица? – Для такого хрупкого существа, у этой девочки-бариста слишком грубый и неприветливый голос. Оно и понятно, сейчас девять двадцать, все летят куда-то по своим делам, а может и в отпуск, а ей каждый день наблюдать подобное. Рабочая смена начинается рано, не позднее семи утра, а сюда надо ещё добраться из города. Девочкам же нужно собраться, умыться, накраситься. Хотя милая сонная мордашка передо мной сегодня, кажется, почти ничего не успела.

– Нет, спасибо. Только кофе и вот этот вкусный пирожок с капустой, будьте добры, – как можно мягче произнёс я в ответ.

– Хорошо. Три минутки, – тень улыбки проскользнула по её лицу. Да и голос стал чуточку мягче. – С вас четыреста пять рублей.

– Карта. – Наверное, я слишком округлил глаза от таких цен, потому что бариста отворачивалась к кофейному аппарату уже с полноценной улыбкой. «Зато поднял настроение человеку», – подумал я, отошёл в сторону в ожидании заказа, случайно кого-то задев. Повернул голову, чтобы извиниться за оплошность, и увидел перед собой ту самую девушку в чёрном, что минут пятнадцать назад приковала меня взглядом к месту в курилке. Она снова посмотрела на меня своими глубокими зелёными глазами и в удивлении слегка приподняла бровь.

– Извините, – едва справившись с собой, тихо произнёс я. Да что это такое? Я ведь никогда не боялся общаться с противоположным полом, даже если девушка явно не моего уровня. Но здесь было что-то другое, какой-то внутренний глубинный страх перед этой особой. Вблизи она становилась ещё более манящей и пугающей одновременно.

– Ничего страшного, – всё с той же лёгкой полуулыбкой на губах произнесла она мягким красивым голосом. Изучающим взглядом она пробежала по моему лицу, плечам и всему телу. Но такие девушки ТАК не смотрят на парней, мне ли не знать?

– Ваш кофе, – с небольшой обидой в голосе произнесла девочка за стойкой. Она наблюдала за этой сценой уже как минимум минуту, и ей это не понравилось. Я, недолго думая, коротко кивнул девушке в чёрном, забрал из рук баристы пирожок и напиток, оказавшийся очень горячим, опустил глаза вниз, ещё раз оценив её красивые стройные ноги, и постарался как можно скорее уйти. Подальше отсюда, пока с ума не сошёл.

И с этого момента время потянулось как смола. Та самая, в которую ты случайно залез в детстве, пытаясь объять необъятное шершавое дерево. Мы с другом на таком хотели построить дом. Оно торчало высокой башней из земли рядом с холмиком в районе родительской дачи, на котором таких же сосен и берёз было ещё много. Но притягивало нас именно это большое с раскинутыми в разные стороны толстыми ветками дерево. Нам представлялось, каким будет крутым этот домик, как нам будет завидовать каждый школьник. Естественно, мы никому о нём не расскажем, но знать будут все. Продумывали систему поднятия лестницы, скрытые механизмы, которые никто не сможет обнаружить, обсуждали, какую мебель поднимем наверх, чтобы создать максимальный внутренний комфорт, по представлениям мальчишек. Но ничего не вышло – мы не нашли ничего, кроме старых гниющих досок и ржавых гнутых гвоздей.

А потом строили свой автомобиль! На паровой тяге! На базе разобранного «Запорожца», который кто-то бросил на долгие два года в нашем дворе. Молодёжь быстро растащила всё, что можно было скрутить, остался только остов, голый скелет. Но дальше чертежей дело не пошло. То ли нам стало неинтересно, то ли хозяин автомобиля объявился и увёз куда-то останки своего и при жизни не самого бодрого железного друга. Да, мечтали мы тогда знатно, куда больше и смелее, чем сейчас. И время летело с немыслимой скоростью. Сегодня мои минуты становились похожими на часы, ожидание всегда на меня так влияет.

Глава вторая.

По громкой связи объявили посадку на мой рейс. Кофе был допит, несъедобный пирожок без аппетита съеден, нагретое, случайно найденное место покинуто, как я думал, насовсем. Спустившись вниз и протиснувшись сквозь узкие двери, ведущие в зону посадки, я, наконец, добрался до зала ожидания, в котором уже толпились вылетающие со мной одним самолётом люди. И здесь очередь. Утренняя усталость и непонятно откуда взятая нервозность не позволили мне сразу увидеть пьяного мужчину, совершавшего акт насилия над головами семейной пары пенсионного возраста. Я заметил их уже позже, когда показал сотруднице аэропорта у стойки свой билет и направился в сторону автобуса, приглашающего довезти меня до моего большого крылатого друга, каким он должен стать на ближайшие несколько часов.

Я обернулся на громкий звук и увидел, как взрослая женщина бьёт хрупкой старческой ладонью по лицу мужчину средних лет, явно уже плохо владеющего своим организмом. Муж её тоже не стоял в стороне и пытался угомонить попутчика при помощи грозного указательного пальца правой руки и отборных ругательств, которые, на моё удивление, не содержали ни одного матерного слова. Всё-таки, они находятся в обществе, надо было вести себя культурно.

Бросив на эту сцену ещё один быстрый взгляд, я надел наушники, включил любимую музыку и пошёл к автобусу. Преодолев грязные ступеньки старого грустного зверя, рычавшего на каждого входящего своим мощным мотором отечественной сборки, нашёл место у окна и стал смотреть на взлётно-посадочную полосу, по которой медленно катили прибывший минуту назад самолёт. Наш находился дальше, отсюда его не было видно за ангарами и другими техническими постройками. Хотя я и так знал, как он выглядит: большой, отливающий сталью, с размахом крыльев, как у Толкиеновских орлов, красивым клювом и красным росчерком с названием компании на белом хвосте. Именно на нём я впервые полетел в свою первую командировку восемь месяцев назад. Именно он дал мне это ощущение тревоги и безумной радости при посадке.

Автобус сдвинулся с места, так тяжело и грузно. Пассажиров набилось много, в какой-то момент мне захотелось открыть окно и выпрыгнуть отсюда, поскольку стало сложно терпеть боль под рёбрами, причиняемую локтем нестандартных размеров женщины, приткнувшей себя и свою ручную кладь рядом со мной. Да и запах распространялся по салону не самый приятный, по всей видимости, всё от того же любителя алкогольного угара. Но доехали мы достаточно быстро, всего несколько минут, и наземный транспорт остановился у трапа, ведущего прямо во внутренности воздушного. И большая толпа хлынула из автобуса, как поток воды из разрушенной дамбы, старательно оттаптывая ноги рядом идущим людям.

Я дождался, пока станет немного свободнее, и только тогда двинулся к выходу. К этому моменту в автобусе оставалось не более десяти человек, так что путь оказался практически свободен. Пара шагов, и я упёрся в очередь жаждущих попасть поскорее в крылатого красавца, нависающего над нами своим массивным железным телом. Экипаж был уже внутри, прилежно готовя самолёт к запуску. Милая бортпроводница с необычным красивым именем Инесса с красивой улыбкой встречала каждого входящего. Казалось, её прекрасное настроение ничего не испортит: ни злая женщина, достаточно громко бранящая ступени, других пассажиров, весь экипаж и авиаперевозчика, не давшего ей по какой-то причине самое лучшее место в бизнес-классе; ни расшалившийся, укутанный во многослойную одежду малыш, получивший от невыспавшегося отца подзатыльник, и теперь громко истерящий; ни девушка лет двадцати, всем своим видом показывающая, что ей по статусу не положено летать с подобным отребьем, а только личным самолётом с атлетичного телосложения бортпроводниками, желательно обнажёнными по пояс.

Пропустив перед собой уйму разного рода людей, и с интересом наблюдая за поведением каждого, я и сам, наконец, ступил на трап. Поравнявшись с Инессой, кажется, единственный одарил её своей улыбкой, как бы извиняясь за всех остальных, кого она уже успела встретить.

– Доброе утро!

– Здравствуйте, добро пожаловать на борт нашей авиакомпании, – мягко ответила она. Такая милая и красивая, она пахла чем-то приятным, с цитрусовым оттенком. Это был скорее летний парфюм, немного не подходящий для апрельской погоды, которая, к сожалению, быстро начинала портиться.

Я быстро нашёл своё место у самого крыла самолёта. Оно всегда было одним и тем же, мне нравилось смотреть через иллюминатор на то, как быстро мы удаляемся от земли при взлёте, как погружаемся в пушистые облака и выныриваем где-то над ними на недосягаемой высоте. А крыло перед глазами всегда даёт ощущение стабильности, привязывает к привычному, поэтому и страха гораздо меньше. Закинув свою небольшую сумку на багажную полку, еле найдя для неё место среди чудом прошедших проверку по габаритам здоровых, похожих на чемоданы чужих ручных кладей, я сел в кресло, немного отклонил назад спинку и постарался вытянуть ноги. Не вышло. Ничего, полёт не такой долгий, чтобы успеть устать.

Смотря на то, как один мужчина пытается уложить нечто длинное в чёрном чехле на ту же полку, куда я поместил свою сумку, задумался о вопиющей несправедливости. Как-то я пытался провезти с собой любимую гитару, но на стойке регистрации на меня посмотрели, как на дурака, не знающего внутренние плавила перевозок, и забрали инструмент в багаж. При том, что более крепкий и менее дорогой спортивный инвентарь пускают в салон самолёта без ограничений. Это хорошо, что я не профессиональный музыкант и гитарой за несколько сотен тысяч. А недавно совсем я услышал историю о том, как один гитарист – вот так же, как и я – пытался доказать авиакомпании, что в багаж отдавать его акустическую гитару нельзя ни в коем случае. Но и он не был услышан, как и тысячи талантливых ребят до него. В результате, конечно же, были разбиты и музыкальный инструмент и сердце владельца. Но судиться с перевозчиком парень не стал. Он поступил, как настоящий музыкант – записал песню о том, как авиакомпания рушит чужие надежды и гитары. И залил всё это на видеохостинг. Небольшой клип завирусился в сети и нашёл отклик в сердцах и душах даже известных артистов, которые на своих страницах поддержали парня. И спустя всего несколько недель, авиакомпания понесла такие убытки, что им стало страшно – акции компании упали сразу на пару десятков процентов. Руководство позвонило молодому музыканту и предлагало много наличных и новых гитар, лишь бы он удалил это видео. Но честь оказалась дороже денег, и парень так и не убрал тот клип. Наказание получилось суровее судебного.

Мои мысли плавали в общем потоке, перемешиваясь с музыкой из плеера, которая так и продолжала разливаться по внутренностям через наушники. И даже сквозь закрытые глаза я почувствовал, что кто-то пошёл достаточно близко, и собирается сесть рядом. Я открыл глаза и замер. В соседнем кресле расположилась моя недавняя знакомая, одетая в чёрное, единственная в этом самолёте, чьё лицо я запомнил в мельчайших подробностях.

– Я вас не потревожила? – спросила она голосом, звенящим как ручей, и перекрывающим все остальные звуки в шумном салоне. В ответ я лишь мотанул головой, но так, что левый наушник выпал из уха. Странно. Видимо, он уже еле держался в нём, наверное, поэтому я и услышал её голос.

– Вы в столице остановитесь и куда-то дальше летите?

– До столицы. У меня там работа. – Мне неожиданно легко стало смотреть на неё, говорить с ней, улыбаться в ответ на её чарующую улыбку. – А вы? – И неуклюже протянул ей свою ладонь для знакомства.

– А я уже работаю, – странно улыбнулась девушка с седой прядью в волосах. И мягко подала свою бледную руку. Когда наши пальцы соприкоснулись, я на мгновение увидел удивительную и даже пугающую картинку перед глазами. Будто в образе девушки появились новые черты, или наоборот, что-то пропало. Она стала намного тоньше и белее обычного, глаза впали и загорелись зелёным огнём, красивый ровный носик стал ещё меньше. Но наваждение быстро прошло. Я моргнул, и передо мной снова сидела эта невероятно красивая девушка. Ладонь её всё ещё была в моей, и нежная кожа ласкала мои грубые пальцы. Но она была холодная, почти ледяная. Вы не подумайте, я не влюбился в неё с первого взгляда, просто появился неугомонный интерес и странное влечение к этой тёмной особе.

– Только не надо имён, – внезапно сказала она, как будто прочитала моё намерение представиться. – Самолёт долетит быстро. А в столице мы разойдёмся по своим углам и вряд ли когда-то ещё встретимся.

– Ладно, – задумчиво произнёс я, пытаясь придумать, как к ней тогда обращаться. – Мистер Смит.

– Как банально! – Засмеялась она.

– Тогда… Клайд!

– А я, по-вашему, Бонни?

– Нет, не совсем, она была страшная, а вы… – Я запнулся и, скорее всего, покраснел. В глазах девушки сверкнул игривый огонёк, а рот растянулся в приятной улыбке, обнажив белые ровные зубы.

– Красивая? – Договорила она за меня. Наверное, ей часто это говорят.

– Да, – смущённо произнёс я и понял, насколько в этом салоне жарко.

– И, видимо, очень криминальная! – воскликнула она, по-детски сложив пальцы свободной ладони, изображая пистолет.

– Нет, что вы! – Мне стало немного стыдно, но на ум приходили только бандитские и скандально известные пары, совершившие за жизнь не один плохой поступок.

– И не Сид и Нэнси, – подсказывала с улыбкой она. Ей нравилась эта игра, а в моей голове скрипели шестерёнки и гремели механические выключатели и рубильники.

– Арвен и Арагорн! – Снова вспомнил я Толкиена. – Нет, Лутиэн и Берен!

– Согласна, их история гораздо печальнее и красивее, но… – Снова улыбнулась девушка и слегка потянулась, но так изящно, что напомнила мне прекрасную чёрную кошку, которую я однажды встретил в своём дворе. Она так уверенно и мягко шагала по тротуарам, грациозно и гордо перебегала через детскую площадку, запрыгивала на лавочку возле моего подъезда. И без страха смотрела мне прямо в глаза. Необычное животное, если бы я верил в мистику, сказал бы: «Почти человек».

– Кэт, – тихо сказал я.

– Что? – переспросила девушка в чёрном.

– Кэт! Позвольте обращаться к вам по имени Кэт? – чуть волнуясь, сообщил я результат своей мысленной работы. Она на секунду задумалась, внимательно изучая моё лицо.

– Пожалуй, мне нравится! – Её улыбка вернулась и стала ещё нежнее, чем была минутой ранее. – А вы? Я ведь тоже могу вам придумать имя? Или угадать?

– Конечно! Но я же могу и сам своё имя назвать.

– Мне кажется, вы больше похожи на… Сергея!

Я смотрел на неё с удивлением. Она как будто действительно читала мои мысли. Мгновение назад мне в голову пришла мысль назвать себя Джон Доу, так за океаном именуют неизвестных мужчин, фигурирующих в судебных процессах. А потом решил, что это так глупо, тем более мне нравилось моё имя, которое дали мне родители.

– Меня так и зовут… Вы подсмотрели в паспорте? – в изумлении улыбнулся я.

– Нет, на вашем чемодане, – почти пропела она.

Во мне всё ликовало! Я бы не сказал, что когда-то испытывал сложности в общении с противоположным полом, но такую заинтересованность во взгляде не часто встретишь.

– А чем вы занимаетесь?

– Журналист. Отправили от редакции на сбор информации. Хорошая возможность проявить себя! – Сказал я словами своего редактора. Кэт внимательно посмотрела на меня, чуть прищурилась в очередной попытке прочитать меня.

– Но вы устали, понимаю, – тихо сказала она и ещё крепче сжала мою руку, которую так и не отпустила. И такое тепло прошло от неё ко мне, несмотря на холодные пальцы, что я невольно расслабился и на мгновение прикрыл от удовольствия глаза.

***

Самолёт взлетал плавно и уверенно, отделяя нас, все сто человек, от того, к чему всегда так тянет. Земля под ногами удивлённо моргала оранжевыми огнями вдоль взлётной полосы, провожая крылатое чудовище, гений человеческой мысли, подсмотренный у прекрасных летающих созданий. Мы в современном мире мало обращаем внимание на столь выдающиеся достижения, принимаем это как должное. Удивляться мы уже отвыкли – слишком быстро прогресс меняет мир вокруг нас. Вот и я, наверное, впервые не стал наблюдать за подъёмом самолёта через иллюминатор, а мило беседовал со своей прекрасной спутницей, которая каким-то чудом взяла билет на тот же рейс, на тот же ряд, на место рядом со мной. Мне нравился наш разговор ни о чём, он хорошо так отвлекал от того негатива, который я испытал по странной причине с самого утра. Мы тихонько переговаривались, стараясь абстрагироваться от внешнего локального мира, замкнутого на несколько часов внутри салона нашего летающего гиганта. Но не успели даже толком привыкнуть друг к другу, хотя девушке, казалось, это и не нужно, к ноткам в наших голосах, как нас грубо прервали.

Гигантская машина, рвущая воздух, ещё поднималась вверх, когда в хвосте салона начала происходить дикая возня. Пассажиры всё время поворачивали головы в поисках источника шума. Оказалось, что тот самый пьющий и не владеющий собой товарищ решил проявить настойчивость к понравившейся ему бортпроводнице с редким именем Инесса и крепко, до синяков, схватил девушку за ногу своей грязной похотливой пятернёй. Соседние кресла покинули мужчины и принялись отбивать красавицу из рук нехорошего человека, как только услышали её крик. Со всего салона потекли в хвостовую часть зеваки, далеко не все с чувством долга, просто зрелищ хочется многим. Пьяное чудо теперь отражало атаки своих соседей, и силы он не жалел. Мужчине с глубокой лысиной на голове разбили нос, и хлынувшая горячая кровь оставляла красные следы на серых креслах. Другой, парень с сильным волевым лицом, собирал по полу линзы своих разбитых очков.

Всё громче становились крики, всё сложнее было сосредоточиться на моей приятной соседке. Мимо пробежала коллега Инессы, спеша сообщить подробности разворачивающихся событий внутри железной птицы капитану воздушного судна. Уж он-то точно примет правильное решение. И действительно, несколько минут спустя я увидел бегущего в сторону потасовки командира, на ходу снимавшего фуражку и узкий приталенный лётный свитер, намереваясь вступить в схватку с дебоширом, оскорбившим поведением бедную красавицу стюардессу.

Минуту спустя наполненный алкоголем до краёв раскрасневшийся мужик был повержен и жёстко повален на пол салона самолёта лицом вниз. Руки с трудом свели за спиной и закрепили стяжкой, чтобы хоть как-то угомонить разбушевавшегося пассажира. Он продолжал что-то орать на одному ему известном полуматерном языке, чем невероятно раздражал рядом сидящих людей. Я же, с интересом понаблюдав за событиями, включил профессиональные навыки и принялся старательно записывать произошедшее в заметках своего телефона. Кэт с интересом наблюдала за мной, как я собираю полученную только что информацию в грамотные правильные строчки, правдоподобно и точно передающие атмосферу случившегося. Закончив записывать новость, я открыл новую страницу и задумчиво набрал пару рифмованных предложений. Перевёл взгляд на свою соседку и засмущался. Последние строки были адресованы пострадавшей бортпроводнице.

Поймав мой извиняющийся взгляд, она снова взяла мою ладонь в свою и округлила глаза.

– Ничего страшного! Мы ничего друг другу не обещали, вы всё такой же свободный молодой человек, – мягко произнесла Кэт. И улыбнулась мне такой искренней тёплой улыбкой, что в холодном салоне стало гораздо уютнее. – Но если вы и мне посвятите стихотворение, то мне будет весьма приятно! – Добавила она.

Стихи я писал редко, для этого нужно было вдохновение. А когда все мысли заняты работой, сложно, во-первых, чем-то восхищаться и чему-то удивляться, а во-вторых, заставить себя написать что-то ещё, помимо текстов по заданию редакции.

– Идём на снижение, – вдруг сказала моя соседка. И я ощутил, что наш самолёт, до этого уверенно набиравший высоту, теперь опустил свой нос вниз и, делая вираж, возвращался в аэропорт моего города. И тут по громкой связи и первый пилот подтвердил наши догадки, сообщив, что мы везём авиадебошира обратно, чтобы сдать его в руки доблестной полиции. Если скажу, что пассажиры были раздосадованы, то в этом не будет и половины правды. Терять время из-за дурака никто не хотел. Но это решение принял экипаж, а с ними, особенно сейчас, лучше не спорить. А я смогу спокойно передать горячую новость коллегам, которые незамедлительно опубликуют её на нашем новостном портале. И мне, делающему свои первые шаги журналисту, это только на руку.

Глава третья.

Наверное, каждый, кто летал на самолётах, боялся как опоздать на него, так и попасть в такую ситуацию, когда ваше судно вынуждено по той или иной причине вернуться в аэропорт. Нам сказали, что много времени это не займёт. Хотя мы уже стояли сорок минут на стоянке, на которую нас отвёз аэродромный тягач, маленький такой, но невероятно сильный, как муравей, который тащит добычу, превышающую его собственный вес в несколько раз.

Земля встретила нас разноцветными мигалками спецслужб, вызванных ещё в воздухе. Когда самолёт остановился и был убран со взлётно-посадочной полосы, растянувшейся ровным полотном до главного здания аэропорта, в его сторону уверенно зашагал наряд транспортной полиции, состоящий из трёх серьёзных мужчин в форме, и бригада скорой помощи. Медики бодро болтали между собой о чём-то весёлом – это было понятно по улыбкам и смеху. Войдя в салон, новые для нас люди были направлены в хвостовую часть самолёта, где по-прежнему что-то бубнил себе под нос дебошир, заставивший наш транспорт вернуться обратно к точке отправления. Один врач – молодой мужчина в белом халате поверх короткой тонкой куртки и хмурым лицом, покрытым редкой щетиной – остался осматривать пострадавшую ногу Инессы.

Я достал из кармана своего пальто новый, недавно купленный блокнот и карандашик. Их я носил на всякий случай, порой бывает быстрее записать что-то от руки, чем ждать, когда повидавший виды, прошедший огонь, воду и медные трубы смартфон отзовётся на мои требования срочно начать работу. Открыв первую же чистую страницу, я переписал туда первые строчки зарождающего стихотворения, посмотрел снова на бортпроводницу и, вдохновлённый новой музой, стал сочинять. Аккуратно, рифма за рифмой, с ломаным слогом, придуманным поэтами прошлого, произведение в несколько строк легло на белый лист блокнота. Моя задумка состояла в том, чтобы просто поддержать стюардессу, которая сегодня испытала уже достаточно негатива, хотя всё так же держалась гордо под пытливыми взглядами пассажиров.

Нас не стали выпускать из самолёта, думая, что все процедуры с алкоголиком закончатся быстро. Но полиция уже давно вышла, еле удерживая на ногах своего клиента. Медики тоже с успехом справились со своей задачей, попутно проверив пульс и давление у бабули с третьего ряда. Видимо, на неё сильно повлияли последние события, невольным свидетелем которых она стала. Или просто мнительная натура не давала покоя, используя любую возможность проверить своё состояние здоровья. Но мы всё ещё продолжали сидеть на своих местах. А вокруг самолёта суетились какие-то люди в рабочих жилетках со светоотражающими элементами, приносили инструменты, стучали по корпусу воздушного судна, переговаривались по рации с какими-то коллегами, скрытыми от наших глаз в своих кабинетах. Становилось уже тревожно. А моя соседка ни грамма не боялась, всё так же улыбаясь, наблюдала за пассажирами, нервничающими не меньше моего.

– Вам не страшно? – Спросил я.

– Чего?

– Ну, что нас вот так вернули обратно, что опоздаете по своим важным делам?

– Вовсе нет, – ответила спокойно Кэт. – Мне не бывает страшно в самолётах.

– Не боитесь, что он упадёт? Не боитесь смерти?

– Нет, – с той же загадочной полуулыбкой на губах произнесла девушка. – А что вы знаете о смерти?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Не думал, что эта тема заинтересует её. Она смотрела на меня таким пронзительным взглядом, что мне стало немного неуютно, а по спине пробежал холодок.

– Ну, – начал я неуверенно. – Смотря с какой точки зрения смотреть на этот вопрос.

– Это не ответ.

– Знаю, но не думаю, что вот так сразу и легко на него отвечу. Это сложно.

– Почему же? Смерть – есть смерть, жизнь – есть жизнь. – Девушка продолжала смотреть на меня, изучая мою реакцию.

– Нет, если верить религии.

Её взгляд поменялся на удивлённый. Я продолжил.

– В любой религии смерть отождествляют с каким-то высшим существом, ответственным за срок жизни человека или, как минимум, приходящим за ним в нужное время.

– То есть, по-вашему, Смерть – это не мгновение, когда прерывается жизнь, а…

– Да, а тот или та, кто приходит за умирающим в последний момент его жизни, – перебил я девушку. – У древних римлян был Плутон и его свита, у греков – Танатос, а потом царь загробного мира Аид с женой Персефоной, у индусов – Яма, бог смерти и правитель загробной жизни. Да даже у французов встречается Анку, его считали чуть ли не главным символом смерти. У каждого своё загробное царство, каждый владел душами и обладал практически безграничными возможностями. Да даже в Христианстве есть свой образ Смерти!

– Вы о Люцифере?

– Нет, он, скорее, последователь! Я именно о Смерти, о всаднике на бледном коне, о котором говорит книга Откровения. И о его помощниках – Ангелах Смерти.

– Как вы красиво сказали, – зелёный огонь в глазах моей спутницы разгорался сильнее.

– Ангелы?

– Да, – кивнула девушка.

– Мне кажется, так намного правильнее. У Бога есть ангелы, у Смерти есть ангелы. Это тот самый пример мирового баланса, который не даёт нам скатиться в ту или другую сторону – Ад или Рай на Земле.

– А что такого в этом балансе? Неужели вы не хотели бы после смерти попасть в Рай? – Казалось, что Кэт специально задаёт эти вопросы. А я вёлся на провокацию и с удовольствием отвечал.

– Именно! После смерти, пройдя свой земной путь. Мне кажется, что каждый разумный человек должен это понимать, – ответил я задумчиво.

– А почему вы думаете, что Смерть и его ангелы – это живые существа?

На мгновение я завис, обдумывая ответ и подбирая правильные слова. Это было сложно, учитывая, что я вообще не собирался сегодня обсуждать подобные темы. Но с этой необычной девушкой было просто философствовать.

– Потому что… Не хочу, чтобы на этом всё заканчивалось, – честно признался я. – Хочется верить, что после смерти есть что-то ещё, а не полное забвение. А если есть Бог, Смерть, с которой я когда-нибудь тоже встречусь, то и продолжение тоже будет.

– Не думаю, что Смерть приходит к каждому лично и приглашает в подземное царство, вряд ли у него есть столько времени на это, – посмеялась Кэт.

– Нет, конечно! Хотя времени у неё неограниченное количество, – улыбнулся я своей глупой шутке. – Но к кому-то же она всё равно приходит?

– Возможно, – загадочно ответила девушка. – Мы взлетаем.

Она снова опередила мои собственные ощущения. Самолёт действительно тронулся с места и устремил свой большой железный нос в сторону взлётной полосы, на которой мы должны оказаться уже второй раз за сегодня. За нашими разговорами мы и не заметили, как пролетело время, как технические работники отладили то, что нужно было отладить, исправили то, что должно быть исправлено перед взлётом.

Самолёт встал на исходную, а я в круглое запотевшее окошечко стал наблюдать, как мы набираем ход. С каждой секундой всё сложнее было уловить пролетающие мимо на бешеной скорости редкие кустики за асфальтом и рыжие фонари, которые постепенно превращались в одну сплошную яркую полоску. Ещё чуть-чуть, и наш лайнер сделает первую и, надеюсь, последнюю на сегодня попытку оторвать шасси от ровной поверхности. В голове заиграли песни, связанные с полётами и самолётами, причём все разом, создавая в голове полный хаос. Пассажиры моего рейса, сидящие в салоне самолёта каждый на своём месте и надёжно пристёгнутые ремнями безопасности, кажется, тоже успели успокоиться и обрадоваться скорому отправлению в столицу. У каждого из них там были важные дела, ждали родственники, отпуск и следующий самолёт, способный доставить в другой, ещё более дальний город, или другую страну. Каждому из них хотелось поскорее прибыть в большой город, чтобы отдать лишние деньги местным таксистам или обмануть систему и собраться небольшой группой, заказать одно такси через приложение, нагрузить его багажник своими неподъёмными чемоданами и отправиться в самый центр, где кипела настоящая жизнь. Но этим планам не суждено было сбыться, по крайней мере, не сейчас.

***

– Давай я расскажу тебе историю? – Сказал Кэт ровным голосом. Откуда в ней столько стойкости? Откуда эти крепкие нервы? Я задавался этими вопросами уже минут пятнадцать, с момента, как наш самолёт начало трясти как голубоглазую куклу в руках маленькой вредной девочки, желавшей на день рождения велосипед или, как принято теперь, планшет с гигантским количеством игр и других приложений.

Нет, мы не падали, но явно что-то пошло не так у тех работников аэропорта, которые полчаса назад потыкали в железные внутренности железного летающего транспорта своими ручонками и приборами и отпустили нас с миром в очередной полёт. А дальше начало происходить что-то страшное: сначала нас сильно тряхнуло и заморгали лампочки в салоне самолёта, затем как будто у судна кто-то пытался оторвать крылья, оно потеряло тягу к прекрасному небу и стало клевать носом, как засыпающий студент, который уже третьи сутки не может уснуть из-за подготовки к экзаменам. Это было слишком страшно, чтобы не запаниковать. И почему Кэт осталась к ситуации равнодушной, для меня оставалось загадкой.

– Так рассказать историю? – Снова спросила девушка.

– Во-первых, мы уже перешли на ТЫ? Во-вторых, ты думаешь сейчас время для историй? – Сражаясь с паникой, проговорил я. В салоне было шумно, люди истерили, бортпроводницы бегали от кресла к креслу, пытаясь как-то помочь пассажирам, как правило не желающим, чтобы им помогали, а просто требующим к себе повышенное внимание. Инесса, чуть прихрамывая и пытаясь скрыть ужас в глазах, всё же гордо задрав подбородок, продолжала рассказывать и показывать каждому просящему, как пользоваться ремнями безопасности и кислородными масками. Вот это профессионализм! Я стал уважать эту профессию ещё больше.

– А когда самое время для интересных историй? – Поинтересовалась Кэт.

– И то верно. Возможно, это вообще наша последняя возможность что-то услышать и рассказать! – Согласился я с девушкой. Она грустно улыбнулась и начала.

История первая. Легенда о железных крыльях и мальчике.

– Я лечу, лечу! – Кричал мальчик, с каждой попыткой взлетая всё выше.

– Сынок, не упади на землю! Ты ещё не опытный пилот!

– Отец, но я ведь сам построил эти крылья! – Голос становился тише и неразборчивее. Мужчина с седой бородой схватил руками лицо, в ужасе наблюдая за пируэтами, которые выполнял его сын в воздухе.

– Боюсь я за тебя. Да и несовершенна эта твоя наука.

– Отец, но я всю жизнь мечтал летать как птица! Не отнимай у меня эту возможность!..

###

– Это же история про Икара? – перебил я Кэт. Она посмотрела на меня с таким укором во взгляде, что мне стало стыдно. А она молча смотрела, выжидая ещё какое-то время.

– Всё, всё! Я понял, больше не перебиваю!

– Хорошо, – сказала Кэт и продолжила историю.

###

– …Не отнимай у меня эту возможность!

– Мало было нам отцовских падений, – подошла заплаканная мать. – Каждое из них отзывалось болью в моём сердце.

– Меня не слушаешь, так хоть мать послушай!

– Мама, не плачь, отец, не волнуйся за меня. Вы же знаете, что всё будет хорошо! Простите меня, если что-то не так, но я не могу больше жить на земле, небо зовёт и манит меня. И потому не ждите меня несколько лет, я отправляюсь в большой полёт. А потом я обязательно вернусь, вернусь живым и здоровым!

«Но ненадолго вернусь», – подумал мальчик с улыбкой.

И оставил двух стариков в слезах на лицах и тревогой в сердцах. И бесконечной болью от потери. Махнув железными крыльями на прощание, мальчик полетел навстречу ветру, потом развернул свой аппарат в другую сторону и рванул к облакам, к тем далёким кроваво-серебристым облакам, жаждущим обнять нового жителя неба, глупого юнца, осмелившегося бросить вызов одинокой природе.

Сверкнула металлом его летающая конструкция под самым небом и исчезла из поля зрения бедных родителей.

Много лет спустя, намного больше, чем изначально предполагалось, когда мальчик стал взрослым сильным парнем, мать и отец уже не вспоминали о сыне. Потому старческие болезни стали одолевать их. Деревня, в которой они жили, совсем состарилась, как и люди в ней. Все забыли о юнце, парящем в облаках на стальных крыльях.

Но вот вновь в далёком необъятном небе засверкала железная конструкция, которая с годами обросла новыми деталями и механизмами. И летел на ней уже не мальчик, но крепкий взрослый мужчина. И, увидев родителей свысока, он резко бросил вниз свою машину, сильно торопясь и невероятно волнуясь перед встречей.

– Мама! Отец! Я прилетел, как и обещал! Я дома. Почему вы мне не рады?

– Скажи, кто этот странный молодой человек, и почему он назвал меня мамой?

– Как же? Вы меня не узнаёте? Я ваш сын, я вернулся!

– Наш сын… Наш сын – маленький мальчишка весь в мечтах и грёзах, – задумчиво произнёс седой дедушка и опустил потухшие глаза вниз, пытаясь что-вспомнить.

– Он меня пугает! Улетайте, молодой человек, улетайте! Не мешайте нам и нашей старости!

– Но это ведь я тот самый мальчишка в мечтах и грёзах, – еле слышно сказал парень. – О, горе мне!

– Улетайте, по-хорошему прошу, – жёстко сказал дедушка.

И взлетел парень высоко-высоко в небо, оставляя за собой страдающих родителей в клубах пыли. Но теперь он не видел перед собой ни кровавых закатов, ни жгучего солнца, ни птиц, ставших за долгие годы ему друзьями. Он летел всё выше и выше, забираясь по облакам как по лестнице. Не видя, не чувствуя, не слыша, не ощущая. И странное состояние было у него тогда – он и летел, и не летел.

И только под самыми звёздами, куда он всегда боялся направиться, он понял, что потерял крылья и теперь как подбитая птица падает. Эти чувства он принял всей грудью своей. Ощутил торжество скорости и венец полёта, собрал воедино всю красоту прожитой жизни, вспомнил всех увиденных людей и невероятные земли, города и деревни, леса, болота, моря, острова.

Летя вниз на огромной скорости, он увидел себя мальчишкой, увидел печальных родителей в слезах и понял свою большую ошибку.

Глаза его были широко раскрыты, к сильным порывам он давно привык, взгляд его блуждал по несущимся навстречу облакам. По телу пробежала пробирающая до костей дрожь и остановилась где-то в районе лопаток, пронзив его спину, как железный холодный кол. Жуткое волнение охватило парня, страх перед глубиной падения, невыносимый страх, непреодолимый ужас, перекочевавший по всему телу до ступней. И впервые за годы по щекам покатились слёзы. Земля стремительно приближалась, не оставляя надежды на спасение.

И он всё летел. Летел, расправив руки как крылья, и, словно пытаясь парить, падал вниз. Падал, падал, летел, летел…

И вот уже у самой земли на грустном лице его на миг появилась такая нежная спокойная улыбка, за которую даже убитые горем родители давно бы простили его ошибку, как и любой, кого он когда-то обидел. Улыбка, которая в конце концов затмила даже яркое солнце.

Конец истории первой.

Я молчал. Сидел, смотря в спинку кресла перед собой и пытаясь переварить услышанное. Я впечатлился, конечно. Возможно, это из-за сложившихся обстоятельств, которые на все сто процентов сейчас влияли на моё восприятие.

– Навеяло, – сказала Кэт всё таким же ровным голосом, как и ранее, хотя историю она рассказала так ярко и эмоционально, во всех красках, что я поверил каждому слову, сорвавшемуся с этих прекрасных губ, прочувствовал историю и представил перед собой образы тех людей, о которых она рассказывала.

– Это как будто на самом деле произошло, – выговорил я.

– Как знать, где-то во Вселенной и такое могло случиться, – ответила мне Кэт.

Я поймал себя на мысли, что пока слушал эту, несомненно, красивую легенду, перестал думать о том, что наш самолёт вот-вот рухнет на землю и перестал бояться. Руки больше не тряслись, голос не дрожал, уверенность, что всё закончится хорошо, возвращалась.

– А в чём подтекст твоей истории? – Я тоже решил не стесняться, мы уже столько пережили, что можно дать себе больше свободы в общении.

– А ты как сам думаешь?

– Ты на все мои вопросы будешь отвечать вопросами? – Раскусил её. Теперь она не сможет так легко играть по своим правилам.

– А разве это плохо? – С едва сдерживаемой улыбкой снова спросила Кэт. Ха! Вот это мастер! Ей бы в адвокаты или какие переговорщики пойти. Хотя я до сих пор не выяснил род её занятости.

– Подловила! – Меня даже забавляла такая игра. – Ну хорошо. Сначала я подумал о том, что, мол, любите родителей, не оставляйте их, не бросайте.

Я на секунду замолчал, вдруг вспомнив отца. Ему, наверное, сейчас совсем сложно, он потерял любимую жену и почти в то же самое время ещё и единственного сына, который ни при каких обстоятельствах не хочет идти с ним на контакт. Но быстро отогнал от себя эту мысль, как назойливую муху, и продолжал.

– А если эта история о неотвратимости судьбы? «Рождённый ползать летать не может». – Сказал я. – Или как в пацанских цитатниках: «Чем выше поднимаешься, тем больнее падать».

Тут уже Кэт не сдержалась и засмеялась так, что наши соседи по ряду повернулись к нам в удивлении и непонимании, как можно смеяться в такой страшной ситуации? Девушку нельзя в этом винить. Она, видимо, была воспитана в атмосфере чёрного юмора и лёгкого отношения к трагедиям, судя по её одежде и частой улыбке на лице. Я посмотрел на пассажиров, развёл руки и пожал плечами, как бы говоря, что не имею к этому никакого отношения. Мужчина с усами зло глянул на нас и отвернулся. Его спутница, кажется, жена – одинаковые кольца на их руках об этом даже не говорили, а кричали – ещё пялилась на нас круглыми от страха глазами, вжимаясь в своё кресло. Потом наощупь нашла ладонь своего рядом сидящего сына, утёрла ему нос, прошлась по лицу, убирая крупные градины слёз, взлохматила волосы на голове, чтобы тут же пригладить, и тоже отвернулась.

Воспитание не позволяло мне засмеяться вслед Кэт, но как только любопытные пассажиры занялись своими делами – трястись от ужаса и реветь во всю свою лужёную глотку, – я дал волю и себе.

– А ты не думал, что хрупкая девушка просто так пытается успокоить свои нервы, занимаясь любимым делом? – Вопрос Кэт не стал для меня неожиданностью.

– Думал, но не стал обижать своими предположениями. Ты за последние минут двадцать…

– Тридцать три, – уточнила девушка, перебив меня.

– Последние тридцать три минуты ты не показала ни капли страха или даже напряжения. Ты настолько сильная? Или с психологом работаешь? – Стараясь изобразить восхищение на лице, спросил я.

– Просто всё будет хорошо, я это знаю.

Тут напомнил о себе капитан воздушного судна. Он сообщил, что мы успешно преодолели все трудности, что самолёт потерял один двигатель из-за какой-то неисправности, и что через три минуты мы сядем даже не в поле, как это часто стало происходить по всей стране, а на самой обычной взлётно-посадочной полосе, с которой не так давно повторно отправились в путь до столицы. Мы снова возвращались в мой родной город. Да что же это такое? Почему именно сегодня я никак не могу из него вырваться? Как будто что-то или кто-то удерживает меня в нём. Так и правда не далёк тот час, когда и я поверю во все эти мистические истории, предсказания и гороскопы.

Глава четвёртая.

Глава четвёртая.

Мы уже третий час грели сиденья наших кресел в зале ожидания, конечно же, ожидая, когда нам сообщат хоть какую-то новость о рейсе до столицы. И чем дольше оставались на своих местах, тем сложнее было оставаться спокойным. Я уже привыкал к верхней одежде, срастался с ней, хотя несколько часов назад страстно желал наступления тепла, чтобы сбросить эту ненужную шкурку. Знаете, как зайцы или белки, при наступлении зимы, надевают серые и белые шубки, а по весне скидывают лишнюю шерсть, чтобы не употеть в поисках еды и бегах от хищников.

Кэт, казалось, не умеет скучать. Она и сейчас сидела рядом со мной и искренне, с большим любопытством изучала поведение шокированных пассажиров, часть из которых решила-таки покинуть на сегодня здание аэровокзала, чтобы отправиться либо по домам, либо найти другой способ путешествовать. Но как минимум две трети из тех, кто изначально был со мной на этом рейсе, и даже повторно рассаживался по местам в самолёте, и теперь решили дать ему ещё один шанс. Третья попытка должна быть удачной, не зря же о ней столько пословиц и афоризмов. А когда я сказал вслух одну из них, Кэт повернулась ко мне, и в глазах её мелькнул холодный зелёный огонёк. Кажется, она не доверяет народным мудростям.

Нам даже решили отдать багаж! Его долго вытаскивали из грузового отделения, небрежно, впрочем, как это часто и бывает, закидывая его в специальный транспорт. Из нашего самолёта люди выскакивали примерно так же, кто-то чуть не упал с трапа, который пододвинули к судну сразу же, как дотащили до стоянки. Пассажиры торопились, толкали друг друга, нервничали, кричали, устроили такую давку, что маленькие дети в истерике и панике, не успев оправиться от предыдущего потрясения в воздухе, прямо сейчас получая новую дозу негатива, ревели и орали во весь голос. Взрослые на это обращали мало внимания, потому что сами находились почти в таком же состоянии.

А я поверил Кэт, когда она сказала, что всё закончится хорошо, поэтому вплоть до посадки был спокоен и аккуратно, по мере возможностей в условиях тряски, дописывал своё стихотворение. Даже не своё, а Инессы, которой оно и было посвящено. Строчки сложились и были вписаны карандашиком в ровные клеточки блокнота. Потом я вырвал страничку, сложил её небольшим конвертом и, убрав писательский инструмент обратно во внутренний карман, оставил стих в руке.

Дождавшись, когда салон опустеет, мы с Кэт спокойно встали, сначала подал ей её сумку, потом забрал свою, и, пропустив спутницу перед собой, двинулся следом за ней в сторону выхода. Инесса стояла в том же месте, где и встречала нас, впервые поднимающихся и заходящих внутрь самолёта. Уже без той милой приятной улыбки. События этого дня потрясли её не меньше, чем остальных участников и свидетелей. И всё же, она держалась прямо и гордо, до конца выполняя свои обязанности. Проходя мимо неё, я остановился и посмотрел внимательно в это напряжённое, но по-прежнему красивое лицо. Она была выше меня, хотя до этого я не замечал этой разницы в росте. Может быть, дело в каблуках? Или это стресс и страх сделали меня немного мельче?

– Это вам, прочтите, когда посчитаете нужным, – сказал я и коротко склонил голову, благодаря за проделанную работу и силу характера, проявленную в столь сложной ситуации.

– Сп-спасибо, – запнулась Инесса, в удивлении приподняв чётко вычерченную линию бровей. Посмотрела на конвертик, подняла глаза на меня, слегка улыбнулась уголком губ, повернулась к коллеге, стоявшей неподалёку, как будто ища у той объяснение моих действий. Когда она решила снова глянуть на меня, оставившего ей странное послание, я уже спускался по трапу. Кэт меня не ждала, а направилась к автобусу, приехавшему уже на второй заход, что было нам, конечно, на руку – людей в нём сейчас было втрое меньше. Уже подходя к нему, я на мгновение оглянулся на самолёт, чтобы ещё раз посмотреть на милую бортпроводницу, и оценить масштаб ущерба, причинённого железной птице, и увидел, как девушка дочитывает стих, как поднимает ладонь к лицу в попытке скрыть хлынувшие эмоции, как поворачивает голову в мою сторону и одними губами снова говорит мне: «Спасибо». Только теперь с уверенной благодарностью. Я с внезапным трепетом киваю ей ещё раз, поворачиваюсь и захожу в автобус, чтобы занять кресло, которое приберегала для меня черноволосая Кэт.

– А ты романтик! – Восхищённо сказала моя соседка.

– А я-то что? Я ничего, – улыбнулся в ответ. – Просто хотел сделать что-то приятное в этом безумии.

– И у тебя всё получилось! Как там? Вы улыбнитесь, милая Инесса… – начала Кэт.

– Вы улыбнитесь, милая Инесса,

      Вам улетать в далёкие края!

            Но… Вам играть бы в незаурядных пьесах,

      Быть Королевой, Ангелом, Принцессой,

      Жить, не таясь, или крутить повесой!

      Да, выбрать место, да, мечтать невестой

                                    Стать,

      Когда ни дня без стресса!..

                                    Да!

      Вы улыбнитесь, милая Инесса,

      Вы стали вдохновеньем для меня!

– Вы романтик, молодой человек, – сказала женщина позади нас. Я, видимо, слишком громко читал стихотворение, что не осталось незамеченным. Повернулся к ней, чтобы поблагодарить и увидел раскрасневшиеся глаза. Ещё чуть-чуть и потекут слёзы. Сегодня у всех расшатана психика. Женщина лет сорока пяти, достаточно приятной внешности, немного побитая жизненными невзгодами, тяжёлыми событиями, оставившими свой неубираемый след, смотрела сквозь меня, куда-то вперёд и с грустью о чём-то думала. А может и мечтала, понять было сложно.

– Я когда-то давно мечтала стать актрисой, – проговорила она. – В школе ходила в театральный кружок, а после неё собиралась поступать в училище. Но встретила своего первого мужа. Любовь нам обоим вскружила голову, всё так быстро завертелось, закружилось, что я пропустила все вступительные экзамены. А потом у нас родился сын. Вся в заботах, подгузниках, как сейчас говорят. Стало совсем не до мечтаний…

В её голосе было столько печали, что мне стало неуютно. Кэт тоже повернулась и посмотрела на даму в тёмном синем пуховике, вязанной шапке странной формы. На ушах висели крупные серьги в виде капель воды, на губах остались следы от бардовой помады. Ресницы наклеены и густо смазаны тушью, которая была размазана и по щекам после панических слёз, пущенных ещё в самолёте. Брови вычерчены карандашом поверх редких волосков и смотрелись сильно неестественно. Руки были сложены на необъятной сумке с поломанной молнией, пальцы неугомонно стучали по ней, помогая женщине пережить воспоминания о сложных этапах нелёгкой жизни.

– А через три года у нас появилась доча, милашка такая была, хорошенькая! Щёчки розовые, волосиков на голове совсем мало, – продолжила наша соседка. – И мы всё для неё делали, купали, наряжали, кормили по правилам, как нам бабки рассказывали, то и делали, у самих-то мозгов откуда столько? – Её лицо стало жёстким, появились тени, забирающие последние красивые черты.

– Сколько ей было? – Вдруг спросила Кэт. – И как её звали?

Женщина чуть помедлила, перевела взгляд на девушку, но всё же ответила.

– Мариша мы её звали, маленькая моя девочка. Ей было всего пять, когда… Когда… – Слёзы хлынули с новой силой.

– Ничего не бывает просто так, – мягко, но уверенно проговорила Кэт. – Ваша печаль многогранна, многослойна, но Мариша давно уже ангел, и ей тоже сложно смотреть на ваши страдания. Забывать нельзя, но отпустить можно. И простить всех, кто не прощён, только тогда станет легче.

Кэт взяла женщину за руку и поднесла свободную ладонь к её лицу, аккуратно погладила по щеке. Внезапно та перестала плакать. Сложно представить, как Кэт это сделала, но у женщины во взгляде появилось спокойствие, которого психотерапевты добиваются от своих разбитых и разобранных по частям пациентов годами. Дама достала из кармана грязный платок и протёрла им лицо, щёки её сразу порозовели.

– А что с мужем? – Поинтересовалась Кэт.

– А! Этот козёл потом нашёл молодуху и сбежал с ней, бросив меня с сыном. А Максимка мой заботливый вырос, маму любит так сильно, что вот отправил в отпуск. Сказал: «Мать, хочу, чтобы ты отдохнула». Купил билеты на курорт, в какой-то санаторий. А из столицы через пять часов дальше должна лететь. А сейчас чего-то уже не знаю, успею ли? Но сыночка у меня молодец, – чуть выдохнув, сказала женщина и замолчала.

Минуту спустя мы уже заходили в зал ожидания, где на железных сидениях уже успели неудобно расположиться наши коллеги по несчастьям.

***

Мой телефон настойчиво требовал, чтобы его владелец ответил на сообщение коллеги, тому не терпелось поскорее узнать подробности происшествия на борту, непосредственным участником которого – какая удача! – стал я. А мне не хотелось делать этого прямо сейчас, тем более, сам хотел написать новость и отдать в редактуру. Чем и намеревался заняться ближайшие несколько минут, как только отойду от потрясения. История, рассказанная грустной женщиной в автобусе, ещё больше расшатала моё эмоциональное состояние, давно я себя так не чувствовал.

А Кэт вообще перестала переживать, как только ступила на жёсткий асфальт своими каблуками. Проследовала за мной в зал ожидания, нашла нам свободные места, расположенные рядом, и спокойно села. Быстро оттряхнула от пыли серое пальто и жестом пригласила меня присоединиться. Только я не стал пока присаживаться и принялся ходить перед ней, погружённый в свои мысли. «Странная она, всё-таки. Не пойму, почему она так реагирует на всё происходящее? Неужели действительно не страшно? Или просто плевать на себя и всех, кто рядом?» – В этот момент она посмотрела на меня из-под бровей, сурово так, даже зло. «Либо ведьма, либо сплю», – закончил я размышления и подошёл ближе.

– Ответь на один вопрос, пожалуйста.

– Всего один? – с небольшой иронией произнесла Кэт.

– Пока да.

– ???

– Кто ты? Имею в виду, не кто ты по профессии, а вообще? Почему женщина успокоилась после твоих слов и прикосновений? – Я заметно нервничал. Ещё и этот телефон! Коллега решил, что лучше позвонить, раз я не отвечаю на сообщения. Мне приходилось раз за разом сбрасывать звонок.

– Это уже два вопроса.

– Опять шутишь? – Я смотрел на неё взглядом, требующим ответов здесь и сейчас.

– Нет… Ладно. Я та, кого ты не забудешь!

– Это уж точно! Но ты не ответила.

– Не могу сказать большего, может быть, не сейчас.

Она замолчала, задумавшись о чём-то, потом снова посмотрела на меня, и вместо привычного уже зелёного огонька я увидел, как в уголках её глаз на мгновение мелькнули едва различимые хрусталики слёз. Это уже совершенно сбивало с толку. Я ещё какое-то время постоял перед ней, потом от бессилия упал тяжёлым мешком на свободное кресло рядом с Кэт и всё-таки принял звонок от назойливого коллеги.

Мы проговорили минут пятнадцать, а после завершения разговора я без особого удовлетворения перебросил ему же написанный ранее материал. Пусть разбираются сами, а я сегодня уже слишком сильно устал. Кэт сидела, глядя в пустоту. Я уже не злился на неё, да и чего злиться, не она же устроила нам эту нервотрёпку. Чувствуя за собой вину и поддаваясь какому-то внутреннему порыву, я хотел извиниться, но она меня остановила.

– Не надо.

– Что, не надо? – Не сразу понял я.

– Не извиняйся. Ты ведь это хотел сделать?

– Я… Но… Да, – признался я, слегка опешив.

– Не надо, я и так всё чувствую, – сказала Кэт и, немного помолчав, добавила: – Лучше расскажи мне что-нибудь.

– Что бы ты хотела услышать? Стихи я пишу редко.

– А рассказы? Я люблю хорошие истории! Ты ведь их тоже пишешь? Или писал?

– Писал, но уже давно очень, – ответил я и принялся перебирать в голове всё, что когда-либо сочинял. Это было сложно. Подумал даже о том, что можно придумать что-то на ходу, но импровизация никогда не была моей сильной стороной. Посмотрев в сторону окна, через которое пробивались редкие солнечные лучи из-за набежавших туч, я вдруг вспомнил то, что могло понравиться Кэт.

– Есть одна!

Лицо девушки засияло. Она действительно хотела послушать новую для себя историю.

– Обещаю, перебивать не буду, – сказала Кэт, подмигнув мне. Стало немного стыдно.

– Ладно, – собрался я с духом. – История.

История вторая. Солнце.

… Боги стояли на краю своей Великой Горы, давно ставшей им настоящим домом, и напряжённо смотрели на людей. Внизу пылали костры, их пламя охватило всю землю, от края до края, а там, где раньше было море, теперь оставалась лишь высохшая земля, покрытая осколками скальной породы, мёртвыми ракушками и валунами белой пены, похожей на сладкую вату, но вкус их был солёным. Внутри городов, среди руин, камней и битого стекла, лежали мёртвые тела. В воздухе всё ещё звенел детский плач и застыл женский вой, хотя никого поблизости уже не было. Те герои, которые сегодня решились выйти на бой, гибли. Люди гибли… Все гибли…