Читать онлайн Боль прошлого. Понимание и исцеление психологической травмы бесплатно

Боль прошлого. Понимание и исцеление психологической травмы

The Unexpected Gift of Trauma: The Path to Posttraumatic Growth

by Edith Shiro

Copyright © 2023 by Edith Shiro

Published by arrangement with Harvest, an imprint of HarperCollins Publishers.

© Иванова А.В., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Введение

Мир может быть пугающим местом

Травма всегда была частью человеческого опыта.

Не нужно далеко ходить, чтобы увидеть страдания в мировом масштабе: достаточно включить новости, где вам покажут геноцид, преступления на почве ненависти, террористические атаки, войны и стихийные бедствия. Согласно статистике, болезненный опыт живет в наших собственных домах: каждый пятый ребенок подвергается растлению; каждый четвертый – растет с родителем-алкоголиком; каждая четвертая женщина подвергалась физическому насилию со стороны романтического партнера.

Заголовки газет пестрят новостями о микроагрессии, связанной с расовым неравенством, религиозной нетерпимостью и полом. Страх и беспорядки на улицах создают раскол внутри общин, а возросшая жестокость со стороны полиции, рост числа самоубийств и случаев домашнего насилия только подливают масла в огонь. И как будто нам этого мало, чтобы поставить под сомнение безопасность мира, в котором мы живем, – пришел вирус COVID-19, всемирная пандемия, перевернувшая все с ног на голову и оставившая людей с чувством страха и одиночества.

И неудивительно. Многие потеряли работу, в то время как работа других подвергала их риску заболеть или умереть. Распорядок дня перестал иметь какое-либо значение, люди задались вопросом, вернется ли все когда-нибудь в нормальное русло. Миллионы людей на некоторое время были изолированы от семьи и друзей, что лишь усугубляло их страдания. Пандемия затронула глубоко укоренившиеся коллективные раны одиночества. А коллективная травма – это наша тихая, непризнанная эпидемия.

Все вышеперечисленное является травмой. Как бы нам ни хотелось, чтобы было иначе, но травма неизбежна, благодаря ей мы чувствуем себя живыми, это часть жизни. Это чувство, возникающее в результате некоего события, ощущение, будто мир рухнул и теперь представляет собой опасное, непредсказуемое место, а в конце пресловутого туннеля нет никакого света. Все, что мы считали правдой, больше не имеет смысла, и мы остаемся с изнуряющим чувством безнадежности и растерянности, и часто мы обзаводимся проблемами физического и психического здоровья, которые остаются с нами до конца жизни. Неудивительно, что люди хотят знать, как избежать травмы или, по крайней мере, быстро оправиться от боли. Они хотят знать, как развить в себе жизнестойкость, чтобы как можно быстрее вернуться к жизни, которая у них была до трагедии; им хочется понять, как оградить себя и тех, кого они любят, от будущих страданий. Позже в книге я расскажу о том, почему жизнестойкость может стать препятствием на пути посттравматического роста.

Если травма действительно разрушает наши глубочайшие представления о мире и нашем месте в нем, можно ли вообще вырасти на такой почве? Действительно ли травма может стать катализатором положительных изменений? И как так выходит, что некоторые люди могут пережить ужасный опыт и годами страдать от боли, едва ли способные функционировать, в то время как другие, пережившие то же самое травмирующее событие, не только преодолеют его, но и даже сделают свою жизнь лучше – не вопреки своему опыту, а благодаря ему? В этом парадокс травмы: она обладает как способностью разрушать, так и способностью трансформировать.

Этот парадокс и подпитал мое желание работать клиническим психологом, которым я являюсь уже больше 20 лет. Кому-то может показаться неуважительным или даже неверным настаивать на том, что рост и трансформация могут возникнуть из ужасающей трагедии. И все же это возможно. Я вновь и вновь становлюсь свидетелем подобного опыта, работая с людьми, которые пострадали от неудачной любви и потери близких, домашнего насилия и катастрофических заболеваний; я наблюдала этот эффект в сообществах, переживших худший опыт: пытки, разрушительные последствия войн, глобальные пандемии, безжалостный расизм, насилие и серьезные разрушения в результате стихийных бедствий. И я знала, что травма так работает, задолго до того, как стала клиническим психологом.

Личная заинтересованность: мой интерес к травме длиною в жизнь

Мое увлечение вопросами травмы началось еще в детстве и носит глубоко личный характер. Каждое поколение моей семьи с обеих сторон сильно пострадало от травм. Мои бабушка с дедушкой пережили холокост и были единственными членами своих семей, выбравшимися живыми из нацистских лагерей смерти. Я также внучка сирийских беженцев, которые покинули родную страну и прошли пешком от Алеппо до Израиля с шестью маленькими детьми. Моя бабушка тогда была беременна и родила в горах при Блудане, у нее не было другого выбора, кроме как продолжать путь дальше. Я дочь еврейских иммигрантов, которые бежали от политических, религиозных и социальных преследований и добрались до Южной Америки. Я стала одной из немногих евреек в Венесуэле, а позже иммигранткой из латиноамериканского меньшинства, приехавшей на учебу и работу в Соединенные Штаты. Я на собственном опыте испытала влияние миграции и многонациональных условий. Я знаю, каково это – подвергаться дискриминации в своем собственном районе и городе. Это тоже травмирует.

Опыт моих бабушки и дедушки по материнской линии, которых я с детства ласково называла Наной и Лалу, сыграл особую роль в моем интересе к сложностям травмы и в конечном счете дал дорогу моим исследованиям и клинической практике. Нана и Лалу родились в Трансильвании (сейчас – Румыния). Нана была единственным ребенком в бедной семье и жила в городе Орадя. Ее отец был игроком, а мать пыталась свести концы с концами, занимаясь шитьем и перебиваясь случайными заработками. Нана чувствовала себя ужасно одинокой и находила утешение в чтении книг, музыке и рисовании. Во время войны Нану и ее родителей перевезли в Освенцим, где быстро разлучили. Больше она их не видела.

Нана сильно страдала в концентрационных лагерях, подвергаясь ужасающим издевательствам со стороны надзирателей. В конце концов ей удалось сбежать, и она пешком добралась до общины, в которой обосновалось несколько выживших. Там она познакомилась с моим дедушкой и родила мою мать.

Лалу вырос в деревне Красна. Его семья была более финансово стабильной: отец был лидером еврейской общины в деревне, и Лалу запомнил детство как относительно счастливое и беззаботное время, наполненное множеством приключений и хорошими друзьями. Конечно, все изменилось, когда пришли солдаты и забрали их в концентрационные лагеря. Лалу – единственный из своей семьи, кто пережил ту бойню.

Коммунизм и непрекращающиеся преследования евреев вынудили Нану и Лалу бежать из Румынии вместе со своими двумя дочерьми и в конце концов перебраться в Венесуэлу, где они присоединились к одному из своих членов семьи. Семья моего отца тем временем покинула Израиль и также иммигрировала в Венесуэлу. Именно там встретились мои мать и отец, там же родилась я, второе поколение в семье, пережившей холокост, и дочь сирийского беженца.

Проведя все детство среди иммигрантов в Венесуэле, я знала людей, которые, казалось, застряли в собственной травме. Некоторые так и остались оцепеневшими, отключенными от реальности, едва способными функционировать. Другие держались молодцом внешне, но внутри себя боролись с глубокой депрессией, которая изматывала их. Среди последних оказалась моя бабушка.

Внешне Нана была красива. Статная, владеющая собой женщина с блестящим, творческим умом, она говорила на нескольких языках, проводила бо́льшую часть своего времени за работой, писательством и чтением и любила готовить вкусные блюда для всей семьи. Однако внутри себя она страдала. Нана часто рассказывала о войне, о боли и страхе, которые она испытала, об ужасе от того, что стала свидетелем расстрела членов семьи, о том, как ей невероятно повезло оказаться на верном пути и спастись, и все это я слушала, прихлебывая суп с шариками из мацы, который она с такой любовью готовила. Несмотря на то что я всегда чувствовала ее любовь ко мне – она была удивительной бабушкой, – я также часто чувствовала и ее печаль, не всегда понимая, откуда она берется. Болезненные напоминания о ее прошлом, которые Нана переживала в своем сознании и рассказанных ею историях, мешали ей по-настоящему наслаждаться жизнью. К сожалению, она умерла в довольно молодом возрасте.

В нашей общине были и другие люди, полные решимости двигаться дальше и не зацикливаться на прошлом, они хотели добиться успеха, несмотря на все, через что им пришлось пройти. Чем больше я слушала их истории, тем больше их травматические реакции обретали для меня смысл: одни с трудом пережили зверства войны, в то время как другие изо всех сил пытались приспособиться после вынужденного отъезда.

Однако была еще одна группа людей, которая очаровывала меня: те, кто наслаждался счастьем и благополучием, хотя эти чувства, казалось бы, противоречили их ужасному прошлому. Мой дедушка был одним из таких людей. Честно говоря, для меня он олицетворял то, что впоследствии я назвала посттравматическим ростом.

Мне нравилось бывать рядом с Лалу. Всем нравилось его общество. Его радость была заразительной. Он всегда был готов изучать новые места и идеи. Он любил путешествовать и часто рассказывал нам истории о своих приключениях. Лалу глубоко ценил свою семью и сообщество, и ему доставляло огромное удовольствие заботиться о других людях, которые испытывали трудности. Он научил нас быть благодарными за те мелочи, которые у нас есть, и никогда ничего не принимать как должное.

Впрочем, Лалу не всегда был таким радостным. Мама рассказывала мне, что после войны ему пришлось довольно трудно. Как и другие, он многое потерял и безмерно страдал от этого. На пару лет он впал в глубокую депрессию, но после в нем что-то переключилось.

Он сделал запись об этом в дневниках, которые вел:

«Как и миллионы других людей, я узнал, что жизнь и смерть идут рука об руку. Есть старая песня, в которой рассказывается о крестьянине, повстречавшем таинственного человека верхом на лошади, который отдал ему приказ: „Ты должен добиться своего“. Всю свою жизнь я слышал внутренний голос, который диктовал мне, что „я должен добиться своего“. В моей жизни и в жизни тех, кто пережил ужасную Вторую мировую войну, нам множество раз приходилось повторять этот внутренний приказ, часто через силу. На протяжении всей моей жизни таинственный человек верхом на лошади был моим жизненным инстинктом и импульсом, который заставлял меня чувствовать, куда идти дальше. Я слышал, как его голос шепчет мне на ухо: „Борись и иди дальше“. Даже в самые трудные моменты, когда я был голоден, замерзал, был болен и подвергался преследованиям, я все равно слышал, как он говорит мне: „Ты должен бороться, ты должен добиться своего…“»

Конечно, у Лалу случались моменты грусти, он вспоминал о том, через что он и его семья прошли во время холокоста. Он никогда не забывал об этом и не преуменьшал страданий других людей. Но в какой-то момент Лалу принял решение оставить прошлое в прошлом и двигаться вперед, зная, что он «должен бороться», должен «добиться своего», если не ради себя, то ради своей семьи и своего сообщества. В какой-то момент он спросил себя: «Добился ли я своего?» В своем дневнике Лалу написал следующее: «Ответ не стоит того, чтобы над ним долго размышлять и философствовать». Он дописал: «Сейчас я смотрю на свою семью: жену, дочерей, их мужей, на внуков, – и ответ очевиден: борьба того стоила… Да, я действительно добился своего».

Он мог говорить о своих чувствах и о прошлом – часто с философской или культурной точки зрения, – не позволяя при этом случившемуся вторгаться в настоящее. Лалу решил полностью принять настоящее, с любопытством и благодарностью: он и правда был благодарен за все, что у него было, за то, что он жив, за то, что ему дали второй шанс.

Для меня Лалу стал источником вдохновения, всегда поощряя нас держать открытыми глаза и сердца в ожидании новых приключений, идей и полноты жизни. Лалу был не только свободен от страданий своего прошлого, он сделал шаг за его пределы.

В нашей общине было много таких же, как Лалу, которые верили, что их опыт придает их жизни больше смысла и цели и помогает им стать мудрее и добрее к другим членам общества. Были те, кто просто радовался жизни и был полон решимости добиться успеха, несмотря на то, через что им пришлось пройти. Было много и таких, как Нана, которые остались привязаны к своей боли и прошлому опыту. Все это завораживало меня.

Я хотела узнать, что удерживало одних в плену их травм, почему других едва затронуло, а третьи не только исцелились, но и преобразились.

Мое любопытство к человеческому опыту в конечном счете привело меня к получению докторской степени по клинической психологии с акцентом на травму и в особенности посттравматический рост. Хотя мне посчастливилось учиться у блестящих умов, чьи исследования в области посттравматического роста (ПТР) послужили основой для моих собственных изысканий. Большинство психологических исследований в этой области всегда были сосредоточены почти исключительно на негативных последствиях травмы, упуская из виду ее положительное влияние на нашу жизнь. Некоторые исследователи полагают, что рост, о котором люди сообщают после травмы, – это лишь их субъективное восприятие, что это не более, чем иллюзия или временное ощущение.

Я с этим не согласна. Мои исследования и клиническая работа подтверждают наблюдения из детства: возможность роста – не иллюзия, она реальна и поддается количественной оценке. Я помогла сотням людей, семей и сообществ излечиться от травм и преодолеть их, некоторые из моих пациентов столкнулись с невообразимыми трудностями. Сама идея роста может показаться чем-то за гранью возможного – и все же это происходит повсеместно. Я не хочу преуменьшать физические, умственные и эмоциональные затраты, необходимые для подобной работы над собой, и в то же время я знаю, что это возможно, если люди полностью отдадутся этому процессу.

Как мы реагируем на травму

Не каждый достигает посттравматического роста, и не каждый желает его достичь. За годы работы в этой области я пришла к пониманию того, что мало людей знает о существовании ПТР и даже о возможности роста после травмы – это один из примеров ложного представления о травме, которое я бы хотела изменить при помощи этой книги.

На протяжении всей книги я буду делиться вдохновляющими историями из жизни своих пациентов, а также известных общественных деятелей, чтобы проиллюстрировать путь от страданий к исцелению. Однако, чтобы защитить их частную жизнь, я изменила имена своих пациентов и некоторые характеристики в их историях.

Большинство людей, получивших травму, обычно реагируют одним из трех способов: они либо застревают в травме, либо приходят в норму (состояние до травмы), либо преодолевают ее.

Застревание в травме

Некоторые люди испытывают сильные страдания еще долго после самого травматического переживания. Они замирают из-за боли и потерь, не могут восстановиться и даже вернуться к какому-то подобию жизни, которую вели до травмы. Они парализованы тем, что потеряли, и болью, которую продолжают испытывать, а также могут чувствовать себя подавленно и не иметь ресурсов, чтобы восстановиться.

В клиническом опыте мы называем это ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), и оно может длиться много лет. Это может случиться в результате любого травмирующего события и в качестве реакции на него, ПТСР затрагивает все социально-экономические уровни, этнические группы и культуры. За последние десятилетия наша культурная осведомленность о ПТСР резко возросла, и часто это первое, что приходит на ум, когда люди слышат о травме.

Приведу в пример Марию: она выросла в Доминиканской Республике, и, когда ей было всего девять лет, отец, будучи в пьяном виде, отдал ее насильнику. Чудовищное обращение с девочкой прикрывалось тем, что этот человек считался «колдуном». Вред, который она получила от рук этого мужчины, чуть не убил ее. Каким-то образом Марии удалось сбежать, но ее парализовал страх. Она не могла ходить в школу, не могла общаться со своими родителями и доверять им и не раз думала о самоубийстве.

В течение многих лет Мария оставалась в состоянии посттравматического стрессового расстройства, не могла вступать в любовные физические отношения, а уж тем более получать от них удовольствие. В книге я подробнее расскажу о том пути, который прошла Мария.

Возвращение к норме

Некоторые люди более жизнестойкие, в их распоряжении гораздо больше ресурсов, например поддержка семьи, способность регулировать свои эмоции, духовность, а также определенные личностные черты – все это позволяет им вернуться к своей прежней жизни или, по крайней мере, приспособиться к теперешней, сделав ее похожей на ту, которая у них была до травмы. Да, она никогда уже не будет прежней, но их жизнь становится достаточно хорошей, и такие люди чувствуют себя довольно комфортно. Бо́льшая часть современных исследований, посвященных травмам, сосредоточена именно на этой группе, демонстрируя на ней процессы исцеления и восстановления. И в некотором смысле они правы.

Жизнестойкость позволяет людям пережить шторм и остаться невредимыми. Они прошли через войну, пережили жестокое обращение, чувствовали, что жизнь разрушена до основания, они пережили развод или смерть любимого человека – любое травмирующее событие – и все же нашли в себе мужество, силу и гибкость, чтобы жить дальше, несмотря на то, через что им пришлось пройти. Жизнестойкие люди часто являются весьма успешными членами общества, которые стремятся проявить себя. Они могут страдать от начальной стадии депрессии, тревоги, испытывать эмоциональные откаты, их могут посещать травмирующие воспоминания, но они все равно преуспевают в жизни.

Моя пациентка Миранда – само воплощение жизнестойкости. Несмотря на то что она так и не смогла оправиться от сильного горя, которое испытала после смерти любимой матери, она не позволила ему преградить ей путь к жизни, которую она себе создала. Уверенно и сосредоточенно Миранда бралась за все, что попадалось ей на пути. Она стала уважаемым врачом, оставаясь при этом женой и матерью четверых детей. Сильная, выносливая и легко приспосабливающаяся, она смогла прийти в себя и двигаться вперед. И, как большинство жизнестойких людей, она довольна созданной ею жизнью и не видит причин ее разрушать.

Некоторые психологи полагают, что любой, у кого не развилось ПТСР или не проявились классические признаки стресса, просто отрицает свою боль, используя определенные защитные механизмы, чтобы вытеснить ее из своего сознания.

Иногда такое и правда происходит, но возможно, что такие люди, как Миранда, понимают, как справляться с чрезвычайно сложными задачами, не застывая от изнуряющей боли.

Преодоление травмы

Эти люди завораживают меня больше других, такие, как мой дедушка, которые стремятся выйти за рамки того, чем жили раньше, преодолеть свою травму и перейти к посттравматическому росту. Они рассматривают травмы и невзгоды как возможности для трансформации, мудрости и роста. Они осмысливают то, что с ними произошло, и приходят в себя после этого, и их жизнь обогащается благодаря этому опыту. Эти люди не просто выживают: каждый из них выходит с новым пониманием жизни, более глубокой связью с сообществом и бо́льшим осознанием своего божественного предназначения. Такое перерождение часто порождает новое стремление стать полезным обществу и делиться своей мудростью с другими.

В новостях полно «героев повседневной жизни», которые пережили жестокое обращение в детстве, крайнюю нищету или насилие в семье. Такие люди, как Опра Уинфри, Фрида Кало, Леди Гага, дирижер оркестра Густаво Дудамель, Нельсон Мандела и активистка Малала Юсуфзай решились назвать, залечить свое травмирующее прошлое и интегрировать его в текущую реальность, а также использовать свою известность, чтобы облегчить чужие страдания.

Я могу привести бесчисленное множество примеров своих пациентов, которые смогли перейти от изнуряющего ПТСР к свободе посттравматического роста. В Алехандро, подростка, чью историю я расскажу на страницах этой книги, несколько раз стреляли – в средней школе, где он учился, мальчик открыл стрельбу. Вы можете себе представить, что, выжив в перестрелке, Алехандро перенес ужасные эмоциональные и физические страдания. С годами он стал понимать, что его опыт – каким бы ужасным он ни был – дал ему цель в жизни, а также силу и чувство сострадания. Он все время говорит мне, что знает, что выжил не просто так, что у Бога на него есть свои планы. Алехандро начал рассказывать другим подросткам о том, через что ему пришлось пройти, делиться тем, чему научился, и поклялся приносить обществу пользу.

Я не утверждаю, что каждый, кто пережил травму, четко вписывается в какой-то из этих трех вариантов.

Я также не утверждаю, что посттравматический рост является чем-то само собой разумеющимся, дает быстрый результат и работает строго линейно.

Травма – сложная штука.

Путь к посттравматическому росту не прост. Он требует ежедневного осознанного намерения выйти за рамки травмирующего события или ситуации, не отвергая и не преуменьшая те трудности, с которыми мы сталкиваемся.

Три возможных исхода

Рис.0 Боль прошлого. Понимание и исцеление психологической травмы

Однако, чтобы ступить на путь ПТР, необходимо знать, что трансформация возможна, что ее нельзя торопить и есть способ ее достичь.

Исследования давно показали, что посттравматический рост возможен, но до сих пор никто не показывал точную дорогу к нему.

Я написала эту книгу не только для того, чтобы рассказать о посттравматическом росте, но также для того, чтобы предложить вам пятиэтапную модель, в рамках которой я обрисовала четкий путь ПТР – эта модель успешно показала себя на личностном, культурном и системном уровнях.

Как работать с этой книгой

Я предлагаю вам прочитать эту книгу, на каком бы этапе посттравматического путешествия вы ни находились. Нет никаких временных рамок для завершения этой книги или прохождения этапов. Я надеюсь, книга пригодится вам прямо сейчас, даст вам то, что нужно в данный момент, и будет поддерживать вас на пути к исцелению. Поскольку не все знакомы с посттравматическим ростом, книга поможет поделиться знаниями с теми, кто вас поддерживает, потому что ваш наставник, психотерапевт или близкие друзья проходят этот путь с вами. Решите сами, как именно читать эту книгу.

В части 1 я даю определения некоторым фундаментальным понятиям, делюсь историей травмы и более конкретно рассказываю о том, что такое посттравматический рост и чем он не является как на индивидуальном, так и на коллективном уровне. Я также делюсь тем, что называю переменными факторами, которые обладают способностью либо стимулировать посттравматический рост, либо препятствовать ему, и привожу примеры различных способов, как травма может проявляться в повседневной жизни, а также рассказываю о той силе, которой она обладает, разрушая семьи, сообщества и целые культуры. Мы можем переживать травму, вызванную неблагоприятным детским опытом, историческими страданиями или межпоколенческой болью, о чем, возможно, даже не подозреваем. Посттравматический рост позволяет нам не только преодолеть личностную или коллективную травму, но и воспрепятствовать ее передаче следующему поколению.

Сама идея посттравматического роста, то есть извлечения пользы из болезненных переживаний, может показаться нелогичной, но за эти годы я стала свидетелем невероятного роста своих пациентов, прошедших через мою пятиэтапную модель. Этот подход помог людям и сообществам перейти от кризиса к росту. Я наблюдала этот рост у тех, кто пережил ужасы насилия, а также у тех, кто горевал из-за болезненного развода, несчастного случая, стыда от издевательств или смерти ребенка. Когда-то отчаявшиеся и встревоженные, эти люди обрели силу и уверенность в себе. Благодаря увиденному я верю, что травма может стать трамплином к трансформации, эмоциональному и духовному росту, что в наших страданиях заключена глубокая мудрость, которая ждет, что мы ее обнаружим.

В части 2 подробно представлена моя пятиэтапная модель. Вот ее краткий обзор.

1. Этап осознанности: радикальное принятие. На этом первом этапе вы признаете, что вам больно и у вас нет эмоциональных ресурсов, чтобы справиться с происходящим самостоятельно.

2. Этап пробуждения: безопасность и защита. Вы ищете помощь и поддержку в лице человека, которому можете доверять, а также безопасное пространство для себя.

3. Этап становления: новые личные истории. В вас зарождается любопытство узнать о других способах мышления и бытия, вы начинаете создавать новую историю своей жизни: кто вы есть и какие у вас возможности для того, чтобы стать тем, кем вы захотите.

4. Этап существования: интеграция. На этом этапе вы можете внедрить старые способы существования в новое восприятие себя и своей жизни. У вас получится насладиться вновь обретенным чувством идентичности.

5. Этап трансформации: мудрость и рост. Вы яснее видите цель в жизни, ваши отношения приобретают больше значимости, вы становитесь активным членом своего сообщества и начинаете помогать другим.

Я надеюсь, что, имея при себе путеводитель, вы сможете заметить, где застряли и что делать дальше, чтобы наконец-то испытать чувство обновления, перерождения и даже духовного пробуждения.

Мои пять этапов предоставят вам вокабуляр для того, чтобы распознать, определить, выразить и рассказать о процессе исцеления. Этапы служат для измерения прогресса и сводят к минимуму чувство безнадежности и отчаяния.

Представленная модель не только поможет любому, кто переживает травму, но также станет ориентиром в ПТР для их помощников: психотерапевтов, наставников, кураторов и даже членов семьи.

На каждом этапе я поделюсь конкретными инструментами и практиками, которые облегчают процесс исцеления и роста, и объясню внутренние и контекстуальные факторы, влияющие на положительный исход трансформации. Я также расскажу о препятствиях на этом пути, которые могут помешать росту или даже повторно травмировать нас, если мы не будем осторожны. И наконец, я поделюсь способами, при помощи которых можно сохранить эффект посттравматического роста.

Книга для нашего времени

Пятиэтапная модель разрабатывалась и дополнялась на протяжении многих лет, по мере того как я помогала своим пациентам увидеть, что по ту сторону травмы тоже есть жизнь. Это был бесценный инструмент в моей практике и подарок для моих пациентов, которые создали ту жизнь, в которую им самим не верилось.

Я убеждена: эта книга нужна людям прямо сейчас. В ней заключен не только способ преодолеть изнуряющий посттравматический стресс, но и четкий путь к трансформации.

Книга для тех, кто переживает острую или хроническую травму, кто верит (и боится), что никогда не сможет преодолеть ее. Она для тех, кто несет внутри себя межпоколенческую и историческую травму и задается вопросом, что можно сделать, чтобы она не повлияла на будущие поколения. Она для всех, кто хочет сделать все возможное, чтобы облегчить бремя других, она написана, чтобы напомнить о человечности и проложить дорогу в более добрый, здоровый и справедливый мир.

Часть I

Понимание посттравматического роста

Глава 1

Основы

Я не только верю, что травма излечима, я убежден в том, что процесс исцеления может стать катализатором пробуждения.

Питер А. Левин, доктор философии

В течение последних 30 лет я имела честь работать с людьми, семьями и сообществами, которые сильно пострадали от личных, культурных и системных травм. Я привожу многие из этих историй на страницах данной книги в качестве примера того, как травма проникает в нашу жизнь, жизнь наших семей и сообществ. Беженцы, спасающиеся от жестоких, репрессивных режимов; женщины и дети, подвергшиеся физическому, сексуальному или эмоциональному насилию; общины, переживающие последствия геноцида, текущего или исторического; жертвы стрельбы в школе и их семьи; а также сотни других людей, которые пытаются осмыслить тяжелые разводы, школьную травлю, самоубийства, несчастные случаи и преждевременные смерти, – все эти люди ищут способ исцелиться.

Для меня большая честь быть тем, кому они доверились, позволив стать свидетелем их боли и внимательно выслушать их истории. Работа, которую мы проводим вместе, направляет их на путь выздоровления и, кроме того, на путь роста и мудрости. Мне разбивает сердце каждая история о разрушенных жизнях, разлученных семьях, отчаянии и одиночестве, которые подрывают способность этих людей нормально функционировать. Но мою веру в крепость человеческого духа поддерживает каждая история об уязвимости, мужестве и решимости, которые собирают их воедино из осколков, помогают перейти из замешательства в ясное состояние ума. Моя работа вновь и вновь напоминает мне о том, что рост удивительным образом может происходить из невзгод.

Путь посттравматического роста непрост, но есть способы облегчить процесс. Я всегда надеюсь, что люди найдут терапевта, наставника, учителя, товарища – или даже место, группу или организацию, – где другие бы верили в возможность посттравматического роста и помогали бы к нему прийти.

Пятиступенчатую модель я создавала, вдохновленная теми, кто прошел этот путь до меня и стал первопроходцем в ранней работе над посттравматическим ростом (ПТР).

Модель возникла на базе моей клинической работы и того, чему я научилась, работая с бесчисленными пациентами, она продолжает дополняться моим духовным путешествием длиною в жизнь. Я думаю о ней как о пути, дорожной карте или базе, которая дает людям универсальный язык и структуру, которую они могут использовать для осмысления своей травмы, ее переработки и вырастания из нее.

На протяжении всей этой книги мы будем обсуждать, как модель описывает весь процесс исцеления с помощью уникального сочетания психодинамической психотерапии, нейробиологии и эпигенетики. Она использует холистический, или целостный, подход «разум – тело – дух», в центре которого находится как личность, так и коллектив. Метод основан на реляционном[1] и системном подходе – он межпоколенческий и зашит в культуру.

Ни одна дорога внутреннего роста не бывает прямой. Не существует такого понятия, как линейный подход, потому что в человеческих эмоциях и переживаниях нет ничего линейного и предсказуемого.

Нельзя аккуратно разложить наши переживания, чувства и реакции и распределить их по этапам. Каждое чувство, каждая мысль, каждая реакция уникальны, и каждый человек переживает их по-своему.

И все же я заметила, что со временем возникают закономерности, появляется общий язык, который выражает универсальность того, как люди сталкиваются со своими травмами и исцеляются от них, – это не перестает меня удивлять. Моя модель впитала в себя то, что я заметила, и может дать людям основу для понимания происходящих с ними процессов. Моя цель – предложить общий язык, который поможет нам осмыслить то, через что мы прошли.

Предыдущие модели ПТР

Концепция посттравматического роста существует гораздо дольше, чем мои – и не только – бесчисленные попытки изучить его. Мне помогли замечательные исследователи, клиницисты и наставники, которые работали в этой сфере до меня и чье понимание травмы и посттравматического роста повлияло на мое собственное, их модели исцеления проложили путь к разработанной мной системе.

Психологи и исследователи Ричард Тедески и Лоуренс Калхун, которые ввели термин «посттравматический рост», используют пятиэтапный процесс, который включает в себя: изучение травмы, проживание горя, обнаружение и раскрытие травмы, описание состояния и поиск миссии. Джудит Герман, автор книги «Травма и исцеление», использует четырехэтапный путь, который фокусируется на расширении индивидуальных возможностей: создание безопасного контейнера, воспоминание о травме и оплакивание прежнего «я», создание новой личности, восстановление сообщества. Стивен Джозеф в своей книге «Что нас не убивает» описывает шесть «указателей», которые могут облегчить посттравматический рост. К ним относятся: оценка ситуации; обретение надежды; повторное взращивание личности; замечание изменений, их оценка и привнесение в жизнь. Теория Ронни Янов-Бульмана о разрушенных базовых убеждениях – о которых я расскажу в последующих главах – также сыграла важную роль в моем понимании посттравматического роста. И наконец, под руководством и наставничеством Карла Ауэрбаха, доктора философии, профессора психологии из Университета Иешива, мы разработали первоначальную модель на основе работы с камбоджийскими беженцами[2]. Модель продолжала развиваться и обрастать деталями на протяжении последних 25 лет, чтобы стать тем, чем является сегодня.

Каждая модель – это попытка создать основу, своего рода дорожную карту, по которой люди могут двигаться к исцелению и росту. В большинстве своем вышеописанные подходы исходят из индивидуалистической позиции, представляя теорию травмы на опыте одного человека; они рассматривают то, как травма мешает ему функционировать.

Мой подход выходит за рамки индивидуального и учитывает культуру, контекст и системный фокус. Моя модель также рассматривает исцеление через нейропсихологическую, межпоколенческую и духовную перспективу и смотрит на то, как оно проявляется в теле, разуме и нервной системе.

Пятиэтапная модель ПТР

Разработанная мною модель начинается с понимания того, что процесс роста требует готовности выйти за пределы своей зоны комфорта с осознанным вниманием и открытостью, чтобы приобрести мудрость и развитие.

Травма и посттравматический рост всегда связаны между собой, всегда контекстуальны. Это означает, что невозможно отделить человека и его опыт от его семьи, сообщества, культуры и наследия.

Мы получили травмы не в изоляции, поэтому и исцелиться, отгородившись от мира, невозможно.

Пережитое влияет на то, как мы видим себя, как относимся к другим, как смотрим на мир и свое место в нем. Коллективное ощущение того, что нет такого понятия, как личность, и все мы являемся частью большой группы, вплетено в саму ткань нашей жизни.

Во-вторых, модель опирается на данные нейронауки, в частности на работы по эпигенетике и нейропластичности, о которых мы подробно поговорим в главе 5. Нейронаука изучает, как наш мозг и нервная система обрабатывают не только неисцеленные детские травмы, но и те, что передались нам от предыдущих поколений. Развивающиеся исследования в области эпигенетики изменили наше представление о травме и подход к исцелению.

И наконец, в этой модели сильно развит компонент «разум – тело – сердце». Паломничества и экспедиции, в которых я побывала, традиции, которые изучила, и духовные учителя, у которых училась, – они открыли мне глаза и сердце на то, как все внутри нас взаимосвязано. У нас есть сила исцелить себя и тем самым исцелить свою семью, сообщества и защитить будущие поколения.

Техники медитации, методы работы с телом и разумом, энергетическая работа и другие практики, которым я научилась, показали мне, как тело обрабатывает останки былых травм, а также сколько мудрости кроется в нашей боли. Это научило меня тому, что мы больше, чем просто тело, разум и переживания. Мы – духовные существа, переживающие человеческий опыт.

Теоретические подходы к ПТР

Рис.1 Боль прошлого. Понимание и исцеление психологической травмы

Посттравматический рост

Рис.2 Боль прошлого. Понимание и исцеление психологической травмы
Рис.3 Боль прошлого. Понимание и исцеление психологической травмы

Пять этапов: дорога в новую реальность

Как же выглядит путь от страдания к росту? Как нам его пройти? Во-первых, помните, что процесс исцеления не линейный. Этапы данной модели идут друг за другом, но это не значит, что нужно проходить по этапу за раз, ставя галочки по мере прохождения. Вы можете почувствовать необходимость задержаться на одном этапе на некоторое время, а потом двигаться дальше. Возможно, во время выполнения работы на третьем этапе вам что-то придет в голову и нужно будет вернуться на второй этап, чтобы восстановить чувство безопасности или попросить о помощи. Возможно, вы готовы признать, что какая-то ситуация все же причинила вам боль, но не готовы сказать то же самое о другом травмирующем опыте.

Весь процесс начинается с радикального принятия, этапа, на котором вы признаете, что вам больно и у вас нет эмоциональных инструментов или физических сил, чтобы справиться с происходящим самостоятельно. Это момент капитуляции. Ваша самость («я») слаба и уязвима. Вам трудно общаться с другими людьми; вы чувствуете себя изолированными от семьи и друзей, растерянными и взвинченными. Мир хаотичный, враждебный и поломанный – он не реагирует на ваши крики о помощи.

Когда вы признаете, что жизнь разрушена, и готовы просить о помощи или способны ее принять, вы переходите ко второму этапу – безопасность и защита. На нем вы находите человека, которому можете доверять, безопасное место или ситуацию, в которой чувствуете себя защищенным, чтобы на время сбросить груз с плеч, не чувствуя стыд и вину, и выразить свои истинные чувства. Вы делаете это, замечая и понимая, что вы чувствуете, где именно носите эти чувства в теле, и заново налаживая с ними контакт.

Можно выражать их множеством способов: говорить, плакать, двигаться, танцевать, кричать, трястись – все, что запустит энергию. Вы почувствуете заботу о себе и станете испытывать меньше одиночества, мир укроет вас. Жизнь покажется не такой страшной. В таком защитном коконе можно позволить себе чувствовать боль и разрешить другим отвечать вам добротой. Как будто можно будет наконец выдохнуть.

Первые две стадии посттравматического роста могут проживаться очень напряженно, будто весь ваш мир, каким вы его знаете, рушится. Однако, как сказал суфийский поэт Джалаладдин Руми, открытые раны – это места, куда проникает свет, позволяя отпустить на волю годы боли и страданий.

Появившееся чувство простора открывает дверь в третий этап: новая личная история. Этот этап является больше переходным и исследовательским. Вы любопытны и открываетесь иным способам жить и мыслить. Вы чувствуете себя более сильным, более ценным в сообществе, мир снова начинает обретать смысл, но по-другому. Вы собираете новую информацию, строите планы, формируете иной взгляд на себя и на мир, хотя на этом этапе речь больше о теоретической информации, которая еще не усвоена. Вы все еще примеряете новые личности, чтобы восстановить свою собственную, но уже признаете мир благосклонным к вам и понятным.

Подходя к четвертому этапу, интеграции, вы уже выбрали новый набор ценностей и убеждений и готовы применить их на практике, чтобы проявить новое «я» в мире. Вы более уверены в себе, и в целом ваши отношения стали более здоровыми, вы все больше контролируете свою жизнь. Вы начинаете расписывать созданную вами личную историю, включая в нее новый способ понимания себя и мира, а также своих отношений с другими. Вы стали собой благодаря всему тому, что пережили. Теперь, исцеляясь от ран, нанесенных травмой, вы видите, как можно интегрировать прошлое событие в новую историю, старый мир – в новый. Интеграция может выглядеть следующим образом: я – жертва домашнего насилия, а еще профессор, член семьи и любящий друг.

Пятый этап, который я называю «мудрость и рост», послужил основой моей работы. На этом этапе травма запускает трансформации, и мне хочется, чтобы каждый добрался до этой стадии.

На пятом этапе у вас появляется четкое чувство идентичности и принадлежности; вы чувствуете себя более уверенно и действуете активно. Возможно, вы уже нашли свою жизненную миссию и благодаря пережитому опыту обрели новую энергию и страсть. Приоритеты меняются, в том числе в сторону служения другим, потому что теперь вы знаете, что действительно важно. Жизнь обретает цель и смысл. Вы чувствуете больший простор, внутри больше ясности, чем до травматического опыта. Теперь вы видите, что у вас широкий выбор, а также много возможностей.

Многие люди на этом этапе чувствуют, что они духовно выросли, даже обрели более высокий уровень сознания. Это часто приводит к тому, что вам хочется больше общаться с другими, испытывая сочувствие и сострадание, а также подпитывая их желание стать частью какого-либо сообщества.

Каждый из пяти этапов рассматривает травму, исцеление и рост через три разные, но взаимосвязанные «призмы»: отношение к себе, отношения с другими и проявленность самости (вашего «я») в мире.

Самость («я»). Это понимание того, кто мы есть, наша идентичность. Самость – это сила личности. Укрепляя отношения с самим собой, мы учимся любить себя целиком: и уязвимые места, и внутреннюю стойкость, разбитое «я» и уверенное в себе.

Другие. Это то, какие мы в отношениях. Речь о силе через связь с другими, о том, как мы к ним относимся, как существуем за пределами самости и как наша сила проявляется в отношениях.

Мир. Это то, как мы смотрим на мир и либо участвуем в его процессах, либо отстраняемся от него. Иногда мы называем это «обладать свободой выбора» – что может дать ощущение контроля над тем, что нас окружает. Именно здесь мы видим мир либо хаотичным, либо поддающимся контролю, мир без возможностей или мир, полный возможностей. Это наша индивидуальная сила, которая проявляется в мире.

ПЯТЬ ЭТАПОВ: ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

1. Этап осознанности: радикальное принятие. Проходя этапы от травмы к росту, мы признаем и принимаем боль прошлого опыта и то, как он повлиял на нашу жизнь.

2. Этап пробуждения: безопасность и защита. Мы находим безопасный приют у терапевта, наставника или группы людей, которым можем доверять.

3. Этап становления: новая личная история. Мы даем себе разрешение «придумать» свою жизнь заново: жизнь, полную возможностей и новых связей.

4. Этап существования: интеграция. Мы принимаем мудрость, рожденную прошлым опытом, и интегрируем ее в новое понимание себя и отношений с другими и миром.

5. Этап трансформации: мудрость и рост. Мы обретаем новый дом – место, где можно питать тело и душу, независимость и контакт с другими, а также двигаться к более осознанной жизни, жизни служения и безусловной любви.

В части II я более подробно объясню каждый шаг на пути к осознанности и росту, дам примеры из историй, приведенных в книге, а также несколько новых. Таким образом, мы сможем увидеть, как люди с разным опытом и разной реакцией на этот опыт проходят этапы от страдания к росту. Я покажу, как можно проходить через все пять этапов в обычной жизни: практики, вопросы, на которые нужно ответить, и быстрые советы, с которыми можно поэкспериментировать, – все для того, чтобы получить пользу на пути к исцелению.

Глава 2

Травма в повседневной жизни

Нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду.

Фридрих Ницше

Подлинное открытие не в том, чтобы обнаружить новые земли, но в том, чтобы видеть мир новыми глазами.

Марсель Пруст

В детстве мы надеемся, что воспитатели направят нас, будут заботливыми и внимательными; и когда они «достаточно хорошие»[3], обеспечивают нам безопасную и заботливую среду, то мир обретает смысл. Он безопасен и предсказуем. Если не происходит ничего, что разрушило бы эти представления о мире, мы сохраняем их по мере взросления.

В детстве мы можем верить, что хорошие вещи случаются с хорошими людьми, а плохие – только с плохими и нерадивыми. Мы можем думать про себя: «Раз я хороший, добрый и трудолюбивый – порядочный человек, то меня не коснутся трагедии и серьезные заболевания. Я силен и контролирую ситуацию, моя вера непоколебима».

А потом что-то происходит. Мы переживаем нечто настолько шокирующее, что оно потрясает до глубины души, например трагическая смерть в семье или диагноз – рак, последняя стадия. Внезапно мы оказываемся в эпицентре землетрясения: мир кругом рушится и разбивается вдребезги, ставя под сомнение все, что мы считали правдой, и заставляет поверить, будто мы в чем-то виноваты. Мы чувствуем себя подавленными, беспомощными и растерянными, недостойными и пристыженными. Если бы мы были более внимательными, добрыми, больше работали и так далее. Это и есть реакция на травму.

Сама по себе травма происходит не от события, а от того, как мы его интерпретируем, какие у нас есть ресурсы, чтобы справиться с ним, и как мы его обрабатываем.

Реакция связана со значением, которое мы придаем пережитому опыту, но она не обязательно пропорциональна интенсивности этого опыта.

Мы можем попасть в автомобильную аварию и выйти из нее невредимыми. Кто-то, кого мы любим, умирает, и мы можем оплакать его и двигаться дальше. Можно потерять дом в пожаре или урагане и продолжать жить. А потом однажды нас увольняют с работы, или мы узнаем, что у партнера роман на стороне, или на нас нападают, пока мы идем домой средь бела дня, – и мир рушится. То, что с нами произошло, заставляет задаться вопросом: что значит быть этим человеком в этом теле? Почему это случилось со мной? Что я сделал не так? За что меня наказали?

Когда это происходит, мы отключаемся и отделяемся от себя и от других. Такой разрыв может разрушить связь с поддерживающим окружением и уничтожить наше чувство принадлежности сообществу; он может разорвать отношения с другими и привести к потере базового чувства самости. Такая ситуация особенно характерна для случаев, когда что-то травмирующее происходит в детстве по вине тех самых людей, которые должны о нас заботиться: родителей, педагогов, друзей и членов семьи.

Социальный и политический психолог Ронни Янов-Бульман называет этот разрыв «разрушением базовых убеждений». Дэвид Трики, психолог и содиректор Комитета по травме – Лондон, Великобритания, – называет это «разрывом в формировании смысла». У каждого из нас есть определенные убеждения, которые помогают нам ориентироваться в мире, системы, с помощью которых мы обрабатываем информацию и наводим порядок в хаосе. Они связаны с такими фундаментальными вопросами, как наша самооценка, вера в доброту других, чувство доверия, безопасности и близости, даже наше понимание смерти и потери.

История моего пациента Алехандро является отличным примером. Алехандро родился и вырос в Венесуэле, в семье среднего класса с очень скудным доходом. Когда ему исполнилось 11 лет, политический и культурный климат в Венесуэле стал менее стабильным, и семья поняла, что их жизни угрожает опасность. Они решили иммигрировать в Соединенные Штаты. Дом покидать не хотелось, но они сказали себе: «Мы пойдем на эту жертву, потому что в США жизнь будет лучше». Они переехали в небольшой город на Среднем Западе, там Алехандро с младшим братом поступили в государственную школу. В средних классах он стал невероятным футболистом и буквально жил ради этого спорта. К нему уже тогда подходили агенты, и он точно знал, что добьется успеха в профессиональной лиге.

Устраивая новую жизнь, родители Алехандро часто говорили о том, что в США они чувствуют себя в безопасности, что это предсказуемая страна со стабильным правительством, на которое можно положиться. Они верили, что если много работать и хорошо учиться в школе, то можно преуспеть и обрести счастье.

Все их убеждения рухнули в один момент, когда в средней школе, где учился Алехандро, открыли стрельбу, унесшую жизни многих подростков. Еще больше человек оказалось ранено, в том числе и Алехандро. Он дозвонился до отца, который был с 80-летним дедушкой Алехандро (тот приехал из Венесуэлы в гости). Вся семья чувствовала опустошение. Все, во что они верили, рухнуло. Ранения Алехандро – пули попали в легкие, ноги и бедра – разрушили его футбольные мечты, а вместе с ними и личность. Семья прилагала большие усилия, чтобы восстановиться, однако чувствовала себя потерянной в мире, который теперь казался небезопасным и не имел никакого смысла. Дедушка так и не смог оправиться, он до сих пор переживает шок от случившегося: телефонный звонок, события в школе, боль и страдания.

Слово «травма» происходит от греческого trâvma, то есть «рана» или «повреждение». Оксфордский словарь английского языка описывает ее как «психическую травму, вызванную эмоциональным шоком, воспоминания о которой подавлены, отчего рана не заживает». Она может возникнуть единоразово, например после трагического несчастного случая, нападения или болезненного развода, или в результате повторяющихся событий, например многолетнего насилия.

1 Реляционный – связанный с выражением отношений между чем-либо.
2 Для дополнительной информации ознакомьтесь с главой, которую мы с Карлом Ауэрбахом написали для книги «Коллективная травма и эмоциональное исцеление во всем мире» (Mass Trauma and Emotional Healing Around the World), под ред. Ани Калайджян и Доминка Юджина (Praeger Press, 2010).
3 Британский педиатр и детский психоаналитик Дональд Винникотт в сборнике статей и материалах конференций «Игра и реальность» (1951–1971) ввел в обиход понятие «достаточно хорошая мать», суть которого заключается в том, что незначительные ошибки родителей, хоть и огорчают ребенка, необходимы для его развития, поскольку формируют представление о любящей матери. – Примеч. науч. ред.
Продолжить чтение