Читать онлайн Морской спецназ. Спас на крови бесплатно

Морской спецназ. Спас на крови

Пролог

Греция, город Панатинаикос, побережье Эгейского моря

Пакистанец здорово запаздывал. И это не лезло ни в какие ворота. Вне зависимости от того, в какой стране тебя угораздило жить, правила «теневого мира» сходятся в одном: серьезным людям простительно отнюдь не все, что запросто сойдет с рук фраеру. В частности, ни в коем случае нельзя опаздывать на «стрелку». Хотя зачем так злоупотреблять жаргоном, если можно соблюсти политес и назвать предстоящую встречу «переговорами, имеющими жизненно важное значение для обеих сторон»…

Море искрилось оранжевыми бликами в лучах заходящего солнца. Маленькое кафе под открытым небом напоминало клумбу с исполинскими цветами – именно такое впечатление оставляли яркие разноцветные зонтики от солнца. Из колонок доносилась тихая музыка – что-то настолько показушно-национальное, что у человека, сидевшего за крайним столиком, свело скулы. Он терпеть не мог показухи – никогда и ни в чем.

Плотный, но не толстый, а коренастый человек производил впечатление не то чтобы квадратного, а скорее кубического. Короткие черные волосы на голове были обильно осыпаны сединой, и точно так же много серебра было в густой окладистой бороде. Светло-серый льняной пиджак был расстегнут, равно как и ворот белой рубахи под ним. В густой черной растительности, открывавшейся в распахнутом вороте, поблескивал скромный серебряный крест о шести концах. Массивные руки с короткими толстыми пальцами двигали по столешнице высокий стакан со свежевыжатым грейпфрутовым соком – туда-сюда, туда-сюда…

Кроме этого человека, в кафе не было никого. Уединение обеспечивали двое крепких ребят, стоявших у входной калитки. Даже такой непонятливой заразе, как японский турист, было ясно, что соваться в заведение с такими церберами категорически не рекомендуется.

Хозяин заведения, впрочем, нимало не волновался – стоял себе за стойкой, лениво протирая стаканы. Друг в гостях – чего беспокоиться? Давний друг, практически со школьной скамьи, только теперь вознесшийся на запредельные высоты. Сильный друг – это хорошо. И потому хозяин кафе не возражал ни против туристов, минующих его заведение, ни против того, что разговоры, которые вел в кафе его друг, вне всякого сомнения, не имели ничего общего с законопослушностью.

Прекратив гонять стакан, бородач закурил. Голубоватые клочки дыма моментально развеялись легким морским бризом. Интересно, что задержало пакистанца? Способ ли это выказать неуважение или заставить понервничать? Или все-таки причина объективная? Горячий восточный мужчина так любил быструю езду и привык, что в своей ненормальной стране его не рискнет остановить ни один дорожный полицейский, что здесь, в патриархальной и цивилизованной Греции, он запросто мог нарваться на серьезный штраф…

Хотя, по совести говоря, кого это должно волновать? Уговор есть уговор, и, если пакистанец опаздывает уже на десять минут, значит, он не уважает своего потенциального партнера. А неуважение в среде серьезных людей неизменно влечет самые скверные последствия.

Грек невозмутимо затянулся сигаретой, глядя на море. Солнце, все ниже опускающееся над горизонтом, отражалось в волнах уже не множеством лохмотьев-бликов, а вполне отчетливой, хоть и неровной, сверкающей дорожкой. На самом горизонте поперек трассы появился белоснежный корабль. И несмотря на то что грек знал, что это – всего-навсего турецкий паром, не обошлось без ассоциаций о дальних плаваниях и отважных капитанах.

Грек усмехнулся – как раз с отважными капитанами он был знаком совсем не понаслышке… Правда, с той их разновидностью, которая едва ли понравилась бы романтикам. Никаких тебе белоснежных фуражек, обходительности и благородства. Только тяжелый взгляд хищного зверя, грязная лексика и пистолет за поясом под мешковатым свитером. Некрасиво, это факт. Зато отваги хватит на несколько сотен таких двуногих, как те, которые сейчас фланируют по набережной перед кафе.

Мобильный телефон, лежащий на столе перед греком, заиграл мелодичную музыку. Потушив сигарету, бородач поднял трубку.

– Господин Траянос? Добрый день! – прозвучал в трубке знакомый голос, напоминающий хруст щебенки под твердой подошвой.

– Господин Рази! – улыбнулся грек. – А я уже начинаю волноваться по поводу вашего отсутствия на нашей встрече. Надеюсь, ничего серьезного не случилось?

В трубке послышался легкий смешок.

– Нет, уважаемый, ничего не случилось – благодарю вас за проявленное участие! Просто, видите ли, я буквально несколько минут назад имел разговор с нашими общими друзьями в Пакистане. Они подумали над вашим предложением о сотрудничестве.

Лицо грека изменилось. В его темных глазах появился ледяной отблеск – они как будто стали светлее.

– И что решили наши друзья? – невозмутимо спросил Венедитис Траянос, хотя на самом деле уже прекрасно все понял.

– Друзья были очень польщены. Но в тех обстоятельствах, в которых мы находимся по воле Аллаха Всемилостивейшего, мы не видим смысла давать положительный ответ. Простите, господин Траянос!

Грек молча нажал на кнопку отбоя, потом сунул телефон за пазуху и осмотрелся. Море все так же искрилось в солнечных лучах, все так же доносились звуки музыки и тихо шумел город. Но буквально все составляющие этого прекрасного мира, казалось, насквозь пропитались фальшью.

Пакистанца не было на переговорах. На этой набережной его не видела ни одна душа. Это могло означать только одно: так называемые «друзья» не только не собираются сотрудничать с греками. Они намерены вывести потенциального конкурента из игры. И кажется, это должно произойти прямо сейчас.

Траянос поднес к губам бокал с соком. Темные глаза беспокойно осматривались, буквально впиваясь в окружающий мир. Мозг анализировал получаемую информацию, словно решал очень трудную и важную головоломку.

Неприметный серый «фольксваген» ехал мимо кафе. Заднее стекло его медленно ползло вниз. Каждый миллиметр этого движения был понятен греку. А вот церберы на входе, кажется, не почувствовали ровным счетом ничего.

«Тем хуже для них!» – успел подумать Траянос. По правде говоря, ему было безразлично, что произойдет с его телохранителями. Нанимаясь на эту работу, они прекрасно понимали, что в любой момент могут лишиться жизни. За это им платились недурственные деньги, а для их семей полагалась страховка. Телохранителей не жаль, а вот хозяина кафе – очень даже. Как-никак, школьный друг. И самое плохое, что Траянос абсолютно ничего не мог для него сделать в этот момент, потому что из широкой щели между дверцей и стеклом «фольксвагена» уже высунулось автоматное дуло.

– Господи, помоги рабу твоему… – прошептал Траянос.

Он вскочил со скоростью, казавшейся удивительной для его грузного тела. Руки, державшиеся за край фанерного столика, рванули его вверх и от себя – не ради защиты, потому что для автоматной пули тонкая фанера не помеха, а чтобы противник хотя бы на долю секунды растерялся. И тут же Траянос бросился через парапет туда, где внизу плескалось море. Опасный прыжок, ничего не скажешь, но, если сравнить шансы на выживание после падения в воду с десятиметровой высоты даже при незнакомой глубине и невесть чем на дне и после нескольких пуль девятимиллиметрового калибра – лучше все-таки прыгать!

Длинная автоматная очередь разорвала благодать солнечного дня. Столик брызнул в стороны длинными щепками, полетели клочья скатерти и осколки приборов. Телохранителей, стоявших у входа, перечеркнуло алым пунктиром, и они сложились на выложенный плиткой тротуар, как марионетки, нити которых отпустил кукловод. Хозяин уронил пивной стакан, который протирал. Сосуд пролетел сантиметров десять и разлетелся вдребезги, встав на пути еще одного свинцового шмеля. На белом фартуке человека за стойкой появилась маленькая дырочка с лохматыми краями. Его отшвырнуло на стойку с напитками и буквально вколотило в нее еще двумя пулями.

Грохот стих. Оглушенная набережная, казалось, захлебнулась тишиной. И только потом над ней раздался многоголосый вопль ужаса.

Серый «фольксваген», взревев двигателем, рванулся прочь.

Внизу, по самой кромке прибоя, сильно хромая на левую ногу и держась рукой за бок, бежал Траянос. Его лицо было перекошено от боли, а сквозь пальцы лениво вываливались на белоснежный песок тяжелые темно-алые бусины крови.

Глава 1

Черноморское побережье Российской Федерации, территориальные воды близ порта Новороссийск

Над морем густыми клочьями плыл туман, словно невидимый великан разматывал и бросал над водой букли тополиного пуха. Море едва слышно шептало, разговаривая с самим собой: все равно никто не услышал бы этих тихих речей туман прекрасно поглощал звуки.

Пограничный катер – обыкновенная «номерная» посудина – шел малым ходом, едва рокоча мотором. Уже метрах в пятидесяти от корабля шум пропадал, и, случись кому-то увидеть приземистый темный силуэт, его вполне можно было бы счесть призраком, а не творением рук человеческих.

На открытом мостике катера, держа в руках бинокль, стоял командир корабля – капитан-лейтенант Жихарев. Лицо его было недовольным, руки судорожно сжимали бинокль, он слегка сутулился – сильная изжога после ужина стала неприятным дополнением к нынешнему патрулированию.

Но изжога изжогой, а работать надо. Капитанлейтенант напряженно осматривался и вслушивался – ему уже минут десять казалось, что гдето в тумане работает корабельный мотор. Ничего необычного, в принципе, несмотря на позднюю ночь и немалое расстояние от берега. Частные рыболовецкие суда то и дело выходят на ночной лов и имеют привычку устраиваться на самой границе территориальных вод, а то и высовываться в нейтральные. Российским сейнерам это не запрещалось, но под шумок то и дело проскакивали вместе с ними совсем другие кораблики – турецкие, румынские, болгарские, не обремененные документами, разрешающими пребывание в территориальных водах Российской Федерации. Иногда это были просто рыбаки-браконьеры, а иногда – контрабандисты. С последними, разумеется, велась посильная борьба. Хотя, говоря по совести, сил было не так уж и много. Все-таки море – это такая огромная стихия, которую невозможно изолировать полностью. По крайней мере, тем количеством пограничных кораблей, которое в настоящее время имелось у Черноморского флота. А без кораблей как? Не ставить же плавучие минные заграждения – не военное положение на дворе!

Короче, капитана-лейтенанта Жихарева очень интересовало, что за мотор тихонько урчит где-то поблизости.

А он действительно урчал – сейчас это стало слышно особенно отчетливо. Причем звук отличался от того, как обычно работает мотор рыболовецких сейнеров. Те, сплошь и рядом натруженные рабочие лошадки, прошедшие немало морских миль, много раз чинившиеся, рокотали с перебоями, неровно, порой захлебываясь… А звук, который слышал Жихарев, был мерным, ровным, как будто бы в тумане всплыл легендарный властелин глубины – кракен, и это билось его сердце.

Кап-лей решил, что источник звука не мешало бы рассмотреть получше. Он прислушался как следует, чтобы точно определить направление звука. Чертов туман, как назло, сбивал с толку не только глаза, но и уши!

Жихарев снял с крючка рацию и отдал команды – всем внимание, повышенная готовность. Катер ненадолго ожил, выбросив в пространство каскад звуков. Приглушенные голоса, топот ног, скрип носовой турели автоматической пушки. Привычные действия, которые приходится выполнять практически в каждом патрулировании.

Наконец кап-лей почувствовал уверенность звук шел со стороны левого борта, ближе к корме катера. То есть, в привязке к географии, примерно со стороны открытого моря.

– Малый ход, зюйд-ост, – скомандовал Жихарев.

Гул дизельной установки пограничного корабля чуть изменился, стал выше и насыщенней. Морщинистая равнина морской воды, расстилавшаяся вокруг катера, стала двигаться заметно быстрее. Жихарев снова поднес бинокль к глазам. Это, конечно, был не самый лучший прибор для того, чтобы отыскать судно, чей мотор сейчас тарахтел в тумане, но, к сожалению, пограничный катер не имел больше никаких приборов.

Глядя в едва заметное темное пятно в бинокле, командир корабля выругался шепотом. Второе судно, чьим бы оно ни было, сейчас запросто может ускользнуть – достаточно только приглушить мотор. Тогда пограничники окончательно потеряют ориентацию. А рыскание в тумане отнюдь не самый лучший способ искать судно-оппонент. Потому что небольшому судну затеряться в море гораздо проще, чем иголке пропасть в стоге сена…

Впрочем, пока что на втором корабле не спешили укрываться и таиться. Все так же ровно тарахтел его двигатель, и Жихарев подумал, что, скорее всего, он действительно гонится за вполне законопослушным рыбаком или за очень нахальным нарушителем. Вторая вероятность, если подумать, была ничуть не менее реальной, чем первая, так что Жихарев еще раз повторил по корабельной связи приказ быть наготове.

Катер рассекал маслянисто-темную воду моря. Сейчас, летней ночью, оно, как никогда, оправдывало свое название. Волны были черными с антрацитовым отливом.

Второй мотор слышался все ближе. Жихарев положил бинокль в чехол на поясе, сдвинул фуражку на затылок и включил носовой прожектор.

Сноп ослепительного белого света рассек туман, как исполинский сверкающий клинок. Его отблески на белых клочьях сияли так, что было больно глазам. Прожектор безжалостно шарил в направлении, где шумел мотор. И цель нашлась, нарисовалась в пронзительном сиянии, как будто силуэт тушью на бумаге.

– Попался голубчик! – пробормотал Жихарев себе под нос.

Корабль, который сейчас маячил в луче прожектора, точно не был рыболовецким сейнером. Приземистый, низкий, с четкими очертаниями, он выглядел созданным для стремительных рывков, а не для вороватого медленного переползания под покровом морского тумана. Дистанция в полсотни метров вместе с туманом не давала рассмотреть подробности – какой конкретно тип судна видит перед собой кап-лей Жихарев и каких сюрпризов от него можно ожидать.

Командир пограничного катера, щелкнув кнопкой громкой связи, сказал в микрофон:

– Внимание, неизвестное судно! Вы нарушили границы территориальных вод Российской Федерации! Приказываю лечь в дрейф и приготовиться к приему команды для проверки документов! При неподчинении – открываем огонь на поражение!

Микрофоны усилили голос Жихарева, придав его тембру злые металлические нотки. Туман сыграл со звуком странную штуку – как будто бы чугунный слиток завернули в плотный мягкий бархат.

Еще не успели отголоски предупреждения замолчать, как судно-нарушитель ответило:

– Пограничному кораблю! Выполняем указание! Готовы принять ваших людей на борту!

Затем в голосе отвечающего, таком же металлическом, как у Жихарева, прорезались иронические нотки:

– Нам нечего прятать от доблестной пограничной службы!

«А какого, спрашивается, черта ты тогда ночью в тумане крадешься?» – подумал кап-лей.

Катер приблизился к нарушителю. Теперь Жихарев смог рассмотреть судно как следует. Судя по внешнему виду, это была крупная моторная яхта, отличающаяся тем, что ее конструкция не предусматривала наличия парусного вооружения. Обводы корпуса говорили, что эта шаланда может развивать немалую скорость. Признаков наличия на борту крупнокалиберного оружия капитан-лейтенант не отметил.

В стеклянном кокпите мостика нарушителя Жихарев разглядел три силуэта. Впрочем, это ни о чем не говорило – размер яхты был такой, что в нее запросто могла уместиться штатная стрелковая рота. И пожалуй, еще можно было бы втиснуть один БТР – поставив на палубе.

Трое пограничников, держа автоматы на изготовку, выбрались на палубу катера. Оружие было направлено стволами в сторону нарушителей.

Прежде чем спуститься с мостика и присоединиться к «абордажной команде», кап-лей прочитал название яхты. Ничего примечательного, даже банально – «Дельфин».

Борт пограничника нависал над яхтой-нарушителем на добрый метр, так что сходни, по которым бойцы, возглавляемые Жихаревым, пошли на яхту, были изрядно наклонены. Ступив на палубу противника, кап-лей поймал себя на ощущении, что он забрался на охотничью территорию крупного и опасного хищника.

– Добро пожаловать, товарищ командир! раздался громкий голос, и Жихарев увидел, что с мостика к нему спускается невысокий коренастый блондин в легкой камуфляжной куртке и штанах с большими накладными карманами.

Руки этот тип держал на виду. В правой была большая кожаная папка.

– Вы зашли в пограничную зону, – сказал капитан-лейтенант.

– Да я уже понял! – сокрушенно ответил блондин. – Навигация барахлит! Прикиньте, поставил новенький «Garmin», вывалил полторы тысячи баксов за сам прибор и еще три сотни за самые лучшие карты – а в итоге, оказывается, у него сбита калибровка.

– Предъявите документы! – строго сказал Жихарев.

Блондин, широко улыбнувшись, протянул ему папку.

– Здесь все, что нужно. Включая, кстати, и разрешение на пребывание в пограничной зоне. Оно у меня есть – просто сегодня не было планов так далеко уходить от берега…

По правде говоря, Жихарев уже стал жалеть, что ему достался такой вежливый и словоохотливый нарушитель! Решив, что непременно надо придраться к чему-нибудь в оформлении документов, просто ради того, чтобы испоганить настроение этому типу, кап-лей открыл папку.

И увидел перед собой чистый лист бумаги.

Как раз в этот момент с противоположного от пограничника борта «Дельфина» открылась дверь. Человек, который появился из нее, держал в руках короткую трубу, в которой любой мало-мальски сведущий человек опознал бы гранатомет «муха».

Ствол автоматической пушки в носовой турели катера смотрел аккурат на блондина-капитана. То есть тип с «мухой» никак не попадал в поле зрения триплексов башни. Он спокойно выглянул из-за надстройки, секунду помедлил – и нажал на спуск.

Два платка оранжевого пламени рванулись с двух сторон выстрелившего гранатомета. Блондин, явно ожидавший этого залпа, молниеносно упал лицом вперед. Он сделал это так стремительно, что на сдаче нормативов исполнения команды «Вспышка справа!», вне всякого сомнения, попал бы в рекордсмены.

Огненная стрела, разматывающая позади себя шлейф серого дыма, впилась в хлипкую противопулевую броню орудийной башни. Та исчезла в тусклом пламени и облаке дыма. Прожектор погас практически мгновенно.

Взрывная волна, щедро разбавленная металлическими ошметками, пронеслась над кораблями. Осколки гулко хлестнули по металлическим бортам «Дельфина». Огромный штопор, долю секунды назад бывший стволом автоматической двадцатимиллиметровой пушки, ударил по затылку одного из пограничников, разнеся в клочья голову несчастного. Второго и третьего бойца волной столкнуло в воду – впрочем, уже мертвыми, изрешеченными осколками.

Жихарева со всего размаху ударило о надстройку яхты. Жуткая боль пронзила грудную клетку – кажется, ему разом сломало десяток ребер. На фоне этой боли капитан-лейтенант не заметил, что кусок металла угодил ему во внутреннюю сторону бедра, разорвав артерию. Впрочем, стремительно накатывающая холодная темнота смерти стала для него настоящим избавлением.

Блондин, командир «Дельфина», вскочил на ноги и с неудовольствием осмотрел себя – на нем было изрядное количество чужой крови. В ушах звенело. Поскальзываясь на крови, залившей палубу, он подошел к сходням и столкнул их в воду. Выудив из кармана маленький уоки-токи, он сказал:

– Отойти метров на сорок. И добить его.

«Дельфин» как будто прыгнул вперед – двигатель сразу запустился на больших оборотах. И когда пограничный катер оказался на достаточном расстоянии, в борту яхты открылся неприметный люк. Из него выглянули шесть стволов пулемета «вулкан» – шедевра оружейной мысли, выпускавшего шесть тысяч пуль в минуту. Тихо зажужжал электрический мотор, и в следующее мгновение грохот пулемета разорвал в клочья тишину моря.

«Вулкан» стреляет слишком часто, чтобы различить отдельные выстрелы. Его звук – это сплошной пульсирующий рев, который у непривычного человека вызывает приступ сильного страха, даже если пулемет направлен не в его сторону. Просто кажется, что в любой момент это устройство не выдержит столь дьявольского напора и разлетится на множество мелких кусочков, ломая и калеча всех и вся в окрестностях, начиная с самого стрелка.

Разумеется, этого не произошло. Пулемет ревел, с конца вращающейся ствольной коробки рвалось ярко-желтое пламя. Каждая десятая пуля в ленте была трассирующей – так было проще наводить. Из-за огромной скорости стрельбы трассеры сливались в дрожащий луч, как будто бы огонь велся вовсе не пулями, а энергетическим лучом. Этот луч ходил по пограничному катеру, оставляя за собой искореженный, рваный металл, проникая внутрь корпуса, поражая все, что могло быть поражено.

Двое пограничников, оставшихся на катере, были убиты буквально в течение первых пяти секунд обстрела. После этого «вулкан» еще минуты три превращал катер в кусок искореженного железа, дрейфующий на волнах.

Для большей уверенности блондин, командующий «Дельфином», приказал, чтобы его судно обошло катер по кругу. Наконец огонь стих. Катер пограничников, покосившийся и искореженный, качался на волнах Черного моря.

Для того чтобы избавиться от трупов и следов крови на палубе «Дельфина», понадобилось еще десять минут – тела быстро столкнули в воду, а кровь смыли тугой струей воды из пожарного шланга.

– Полный вперед! – скомандовал наконец блондин.

Яхта рванулась в сторону берега. Она практически вышла на глиссирование, напоминая своим грациозным движением животное, в честь которого называлась.

* * *

Блондин спустился в кают-компанию. На кожаном диване у овального стола сидел худощавый седовласый человек. Он смотрел на капитана с неудовольствием.

– А что, без этого никак нельзя было обойтись, Салим? – раздраженно спросил он по-гречески.

Блондин, названный Салимом, отрицательно покачал головой.

– Боюсь, что нет, господин Винтра. Даже если бы у нас на самом деле были официальные документы, проверки мы бы не избежали. А трюмы у нас, как вы понимаете, отнюдь не пустые.

– Можно подумать, пограничники так хорошо разбираются в технике, что вы не смогли бы выдать груз, допустим, за запасные части для катера.

– Пограничники, возможно, и не разбираются, хотя я бы не стал на это сильно рассчитывать. Но я уверен, что они заставили бы нас проследовать на досмотр в порт. И вот там бы спросили, какого лешего у нас в трюме делает химическое оборудование. И что бы им ответили?

Янис Винтра пожал плечами. На самом деле он хотел убедиться, что Салим хорошо понимает степень важности и ответственности возложенной на него задачи. Катер скоро найдут, поднимется шум, неизбежно начнутся проблемы. Может, имелась возможность их избежать?

– Ладно, Салим. Это просто ворчание старого брюзги. Когда мы будем в Новороссийске?

– Если ничего особенного не произойдет, то часа через два. Я связывался с берегом – нас уже ожидают.

Винтра кивнул.

«Дельфин» рассекал туман, как огромный клинок, оставляя за собой полосу колышущегося белого марева и кильватерный след на воде. Впрочем, он быстро рассасывался – яхта была приспособлена для того, чтобы ее было очень трудно найти. Собственно, «Дельфин», выстроенный по специальному заказу на небольшой частной верфи в Голландии, был настоящим произведением искусства. Его приземистый корпус с футуристическими обводами затруднял обнаружение радарами, мощная двигательная установка позволяла развивать скорость до шестидесяти узлов, а при включенном форсаже – все восемьдесят. Внутри судно представляло из себя нечто вроде комфортабельной квартиры – его пассажирская часть была невелика. Остальное место занимал необычно вместительный трюм.

Возможно, строители «Дельфина» и догадывались, что их детище будет использоваться не в самых светлых целях, однако хорошие деньги способны любого человека лишить любопытства.

После того как «Дельфин» сошел со стапелей, его перевезли в Турцию, где сдали в доработку еще одной любопытной конторе. Ее работники получали деньги за такой, с позволения сказать, тюнинг судна, который не понравился бы ни одному представителю закона в мире. Отсеки для контрабанды, установка огнестрельного крупнокалиберного оружия, перебивка номеров на двигателях – масса странных вещей производилась в небольшом доке километрах в пятидесяти от Стамбула.

И только после этого «Дельфин» стал тем, чем стал, – лучшим контрабандистским судном Черного моря. Хотя зачем излишняя скромность. Пожалуй, он был одним из лучших в мире! Салим Мубарах законно гордился этим судном.

По правде сказать, капитан целиком и полностью соответствовал кораблю. Имея сорок пять лет за плечами, Салим успел поменять огромное количество занятий, так или иначе связанных с морем. Матрос на сухогрузе, механик на военном корабле, капитан китобойного судна в Северном море, рыболов в Сингапуре, пират в тех же краях. Последняя стезя, хоть была опасной и противозаконной, оказалась для Мубараха самой интересной. Его путь от рядового головореза до командира одной из самых лихих шаек Желтого моря занял несчастных два года! Если разобраться, то это совсем мало, особенно если учесть, что в подчинении у Салима сплошь были китайцы. А уж если эти ребята решили поставить над собой «гуайло1», то, значит, он того заслуживает!

Еще через три года Салим Мубарах решил, что пора ему менять ареал обитания, – в спину дышала морская полиция Гонконга, Сингапура, Кореи и еще черт-те кто. Он вернулся в Европу.

Урожденный турок, он имел внешность типичного североевропейца – светлые волосы и светлая кожа, плохо поддающаяся загару. Собственно, среди турок это не такое редкое явление, но в Мубарахе даже земляки не сразу признавали родную кровь.

Грех было не воспользоваться таким подарком природы, чтобы превратиться в призрак для европейских правоохранительных органов!

Пиратское прошлое Салима Мубараха принесло немало имен в его записную книжку. И это были отнюдь не только азиаты – добрая половина людей населяла совсем другие страны и части света. Европейцы, американцы, русские, австралийцы – десятки человек имели дело с лихим налетчиком Салимом. Он оказывал им услуги, и теперь, когда пришла пора заканчивать со своим прошлым, собирался кое-кому предъявить счета, ибо не все, что он делал, можно было оплатить исключительно деньгами.

Европейские друзья помогли Салиму разжиться тремя абсолютно легальными паспортами Европейского союза – с разным местом жительства и именами. Удалось добыть также украинский паспорт. С российским, правда, не сложилось – человек, чье имя было записано у Мубараха, незадолго то того, как Салим решил к нему обратиться, умер от сильной передозировки свинца, введенного в его организм из трех автоматных стволов. Турок, впрочем, не сильно горевал.

Новая жизнь Салима Мубараха заполучила много общего с его прежним пиратским бытием. Купив старую, но ходкую рыболовецкую шхуну, Мубарах стал возить контрабанду. Румыния, Греция, Турция, Россия, Болгария, Грузия – не было страны на Черноморском побережье, где бы не отметился светловолосый турок. В узких кругах осведомленных людей его имя стало авторитетом.

И однажды ему сделали предложение. Вот этот самый Янис Винтра, который сейчас протирал своим тощим задом диван в кают-компании, назначил встречу в стамбульском ресторане. Салим имел раньше дело с Винтрой и подумал, что речь идет о выполнении очередного заказа. И оказался ошарашен, когда на стол перед ним легли фотографии роскошного судна.

– Как это понимать? – спросил Салим, нахмурив брови.

– Вам нравится? – улыбнулся Винтра.

– Красивая игрушка… очень красивая. Повезло тому, кто на ней ходит.

Янис посмотрел в глаза Мубараху и сказал:

– В таком случае пока что не повезло никому. «Дельфин» в настоящее время не имеет капитана. Хотите получить эту вакансию?

Салим не уподобился идиоту, переспрашивая. Вместо этого он снова взял фотографию, полюбовался совершенными обводами яхты.

– Значит, «Дельфин»? Отличное имя для такой красавицы. Что же такое я должен сделать, чтобы оказаться ее капитаном?

– Все очень просто. «Дельфин» – это служебный транспорт. Согласитесь работать на одного очень уважаемого человека – станете у его штурвала.

Салим усмехнулся.

– Чтобы обладать красотой – надо лишиться свободы. И почему я совершенно не удивлен?

– Так что вы скажете?

– На кого я буду работать? – спросил Мубарах.

– На меня. Этого знания вам будет более чем достаточно, – ответил Винтра.

Ну что же, вполне логично. Винтра явно говорит от чьего-то имени. Но если этот некто решил остаться анонимным – это его священное и неотъемлемое право, которое Салим будет уважать. А яхта… черт подери, она такая красивая, что, наверное, стоит призадуматься над предложением.

– Разумеется, будет и оплата вашей работы. Достойная оплата! – сказал Винтра.

– Это само собой. Я ведь не на «Летучий голландец» устраиваюсь, – улыбнулся Салим.

Янис вежливо растянул в улыбке губы.

– Что именно я должен делать? – спросил Мубарах.

– То, что очень хорошо умеете. Надо будет перевозить кое-какие грузы, а иногда – эти грузы добывать. Сейчас «Дельфин» проходит окончательную доводку недалеко от Стамбула…

– У Османа небось, – прищурился Салим. – У нас тут поблизости только этот одноглазый чертяка занимается установкой на корабли того, чего не полагается по паспорту.

– Вы хорошо осведомлены, – безразлично сказал Винтра.

– Ясное дело! Одноглазый Осман доводил до ума три четверти наших «контрабасов». Мне страшно представить, какие взятки он отваливает полицейским, чтобы его не прикрыли! Только ленивый не знает, чем этот хитрозадый зарабатывает себе на лепешку и табак для кальяна.

– Думаю, дело не только во взятках, вздохнул Винтра.

Салим развел руками, напустив на себя философский вид. Дескать, жизнь – скотина шипастая. И если Осман время от времени «сливает» ищейкам кого-то из разношерстной компании, принимающей его услуги, что поделать. Тем более что страдают от неожиданной болтливости одноглазого только самые несерьезные люди, заработавшие в среде джентльменов удачи исключительно паскудную репутацию. Это не предательство, а чистка!

– Моя оплата – не меньше пятнадцати процентов от того груза, который поедет в трюме «Дельфина». Торговаться не советую – вы нанимаете не какого-то лоха.

– Понимаю, понимаю, – благожелательно вскинул руки Винтра. – Это разумное требование. Можем считать, что договорились?

– Можем, – ответил Салим и протянул руку.

Винтра знаком попросил Мубараха подождать, залез в старомодный кожаный портфель, с которым он пришел на встречу, пошарил где-то в его недрах. Перед Салимом оказался толстый конверт.

– Это что-то вроде подъемных, – объяснил Янис. – «Дельфин» доведут до ума в течение месяца. Это на текущие расходы.

– Думаете, я за месяц не заработаю себе на карманные расходы? – усмехнулся Салим, но деньги все-таки взял.

Скрепив рукопожатием договор, Янис Винтра и Салим Мубарах покинули ресторан.

Осман справился быстрее чем за месяц – уже через шестнадцать дней «Дельфин» пришвартовался в небольшой гавани в стороне от стамбульского порта. Салим стоял на пирсе, глядя на это чудо судостроительной мысли. Он упивался красотой своего нового корабля. Руки буквально горели от желания как можно скорей ощутить ладонями штурвал яхты, почувствовать мощь ее моторов, пронестись на максимальной скорости по волнам… Салиму подумалось, что, пожалуй, его свобода была продана по очень справедливой цене…

* * *

Когда пограничный катер не вышел на связь, на базе подняли тревогу. На рассвете его обнаружил вертолет, прочесывавший маршрут патрулирования корабля. Сверху пилоту было хорошо видно, что катер имел большое количество повреждений, а из надстройки шел дым. Пилот доложил на базу ВМФ в Новороссийске. Оттуда вышел сторожевой корабль «Отважный», на борту которого находилась совместная следственная группа Генштаба Черноморского флота и Южного пограничного округа. Руководил группой майор пограничной службы Игорь Протасов.

Следственная группа – все пять человек стояла на мостике сторожевика и в бинокли изучала приближавшийся остов пограничного катера. Когда до него оставалось меньше кабельтова, Протасов не удержался:

– Елки зеленые, кто же это его так обработал?

Капитан третьего ранга Смуга, пожав плечами, ответил:

– Могу только сказать, чем обработали. Судя по всему, «вулканом». Или каким-то его аналогом. А по носовой турели жахнули из чего-то покруче. Возможно, даже из пушки!

Катер представлял собой удручающее зрелище. Как будто его схватил злой ребенок-великан, прижег великанской спичкой, пару раз стукнул великанским молотком, а напоследок еще и в нескольких местах надрезал ножовкой. Без всякого осмотра было понятно, что пострадавшему кораблю нужен капитальный ремонт, да и то не факт, что он поможет.

Сторожевик пришвартовался с левого, менее поврежденного борта катера, зацепив его тросами. Следственная группа спустилась по веревочной лестнице на палубу пограничника.

– Ищем людей! – скомандовал Протасов.

Двоих убитых, остававшихся на борту катера, нашли практически сразу. Насколько бы крепкими ни были нервы дознавателей, но состояние тел заставило их вздрогнуть.

– Не повезло ребятам, – вздохнул Смуга.

– А где еще трое? – спросил Протасов.

– По всей видимости – за бортом… Они явно покидали корабль – остатки сходней болтаются на другой стороне, – ответил молодой капитанлейтенант, осматривавший катер.

– Ничего себе нарушитель пошел… – пробурчал Протасов.

Пограничная служба никогда не была занятием безопасным. Даже на самой спокойной границе порой случались инциденты, в ходе которых применялось оружие и лилась кровь. А если учесть, что Черное море никак не вписывалось в понятие «спокойный регион», то, в принципе, перестрелка с нарушителями здесь случалась нередко. Но чтобы вот так раскрошить катер подобного не случалось уже давно.

Как водится, осмотр не показал ровным счетом ничего позволяющего раскрутить преступление по горячим следам. Да, собственно, какие тут горячие следы, если катер замолчал примерно около часа ночи, а сейчас уже семь утра! До берега – рукой подать, мили три. Если сильно приспичит, то на веслах смотаться можно было, да только весельные лодки пулеметами не оснащаются.

– Товарищ майор! По носовой башне стреляли из гранатомета «муха» – есть остатки снаряда!

– Пули калибра семь шестьдесят два!

– Повреждено шестьдесят процентов механизмов и систем корабля. Своим ходом он никуда не доберется!

Доклады сыпались на Протасова как из рога изобилия, однако ничего путного пока что сказано не было. Майор все сильнее мрачнел, и в глазах его читалось все то нехорошее, что предстоит в ближайшее время черноморским контрабандистам. Он уже прикидывал, какие притоны надо поставить на уши, к кому наведаться просто на квартиру и какие из небольших гаваней посетить с неожиданным «дружеским» визитом.

Майор был уверен, что так или иначе подонки, устроившие сегодняшнюю бойню, должны засветиться. Кто-то слышал что-то, кто-то видел. Кто-то просто поймал сплетню и запомнил. А это дорогого стоит. И Протасов намеревался не только перетряхнуть Новороссийск, но и поднять шум по всем значимым черноморским портам. Чтобы, выражаясь поэтически, у контрабандистов, браконьеров и тому подобной шантрапы земля и вода горели под ногами! Если такие меры принять, то с преступной братией и ее «понятиями» начинают твориться дивные вещи. Как-то вдруг оказывается, что хранить молчание и не закладывать ближнего – себе дороже. А так как собственная рубаха всегда ближе к телу, чем чужая, начинают заливаться соловьями даже самые твердые и «правильные» преступники.

Два часа понадобилось на то, чтобы завершить осмотр и составить соответствующие документы. За это время пришел портовый буксир, чтобы доставить разбитый катер на пограничную базу. Физиономии работяг на буксире были одновременно сочувствующими и ошарашенными – никто из них не помнил, чтобы с погранцами обошлись так круто!

Протасов и группа вернулись на сторожевик и отбыли на доклад к начальству. Предстояло непростое объяснение, как это всегда бывает в случае чрезвычайного происшествия. Начальство – оно ведь терпеть не может, чтобы на подведомственной ему территории творился всяческий беспредел. А то ведь так и руководящего кресла можно лишиться – чай, не девяностые на дворе, за нынешним командованием не заржавеет. Потому что командование, в свою очередь, тоже не желает для себя неприятностей.

Пока что майору было понятно, что нарушитель, скорее всего, не из местной братии. Конечно, у нас тоже хватает крутых парней, которые в случае имеющегося интереса способны устроить пальбу. Но тут неизбежно возникает вопрос ресурсов. Пусть Черное море и граничит с неблагополучными регионами, пусть еще недавно здесь гремели локальные войны и сейчас Грузия с Осетией все еще смотрят через границу в прорезь прицелов. Но с другой стороны, здесь также полно работников ФСБ, ГРУ и прочих контор, которым не хочется, чтобы проблемы «горячих» регионов решались на территории Российской Федерации. Или чтобы те, кому не полагается, могли купить серьезные стволы, например тот же «вулкан».

Собственно, именно наличие на борту этого пулемета изрядно беспокоило Игоря Протасова. Если гад местный – его прищучить всегда проще. А если пришлый, то ищи ветра в поле!

Был и другой вопрос: а что же такого особенного было у нарушителя, что он решил так радикально разобраться с пограничником? Конечно, народ в нарушителях и контрабандистах ходит отчаянный, но всему есть предел. Зачем устраивать пальбу, если есть возможность, например, сбежать в нейтральные воды или попробовать откупиться от пограничников, среди которых, к сожалению, отнюдь не все принципиальны. Так или иначе, но шума и проблем было бы значительно меньше.

Значит, существовала очень веская причина пустить в ход «вулкан» и вскрыть пограничный катер, как консервную банку, попутно отправив на тот свет пять человек… Значит, в ближайшее время на Черном море будет очень и очень жарко.

* * *

«Дельфин» беззвучным призраком подходил к берегу.

Место, куда собиралась пришвартоваться яхта Салима Мубараха, было весьма типичным для окрестностей Новороссийска, как и любого другого крупного порта. Это была небольшая гавань, отделенная от моря узкой песчаной косой, создававшей естественный волнорез, так что внутри всегда было спокойно. От берега в море вдавались два почерневших от времени деревянных причала, сколоченных, судя по всему, из железнодорожных шпал.

Впрочем, Мубараха интересовали не эти причалы. По крайней мере, не сейчас. Сейчас он прошел мимо них, направляя катер в сторону непонятного нагромождения бетонных плит, видневшихся в западной части гавани.

Во время Великой Отечественной войны здесь располагалась база подводных лодок – неприметный бункер, предназначенный для того, чтобы подводные охотники могли укрыться, пополнить запасы провизии, набрать боекомплект, провести текущий ремонт и снова отправиться в открытое море. Чтобы с самолетов противника базу не было видно, она укрывалась скалой.

Когда гитлеровцы находились совсем близко, базу взорвали, чтобы она не досталась противнику. Но сделали это впопыхах, и фрицы со свойственной им рачительностью почти успели завершить восстановление базы – оставалось только вернуть на место маскировку. Но тут Красная армия погнала завоевателей поганой метлой, и стало как-то не до косметики. Буквально три месяца база использовалась фашистами по назначению, а потом ее разбомбили, попутно угробив подлодку некоего капитана Рольфа, латавшую там дыры, полученные в бою с советским эсминцем. После войны базу решили не использовать – вывезли на металлолом останки лодки покойного Рольфа, а в развалинах грохнули еще пару сотен килограммов тола и оставили дымящиеся руины превращаться в деталь дикого пейзажа Черноморского побережья.

Контрабандисты превратили это место в одно из самых надежных укрытий: несмотря на старания вначале советской авиации, а потом доблестных подрывников, внутренние сооружения пострадали не сильно, что и неудивительно – как и любое фортификационное сооружение, база строилась на века.

Хитроумные работники ночного моря смекнули, что лучшего гнездышка придумать трудно. Надо только найти толкового строителя, который сможет так замаскировать ворота, чтобы никто и не подумал, что можно попасть внутрь бывшей базы. Строитель, разумеется, нашелся – инженер, специализирующийся на строительстве сухих доков. Зарабатывал он весьма недурно, но деньги – это такая пакостная вещь, которой никогда не бывает достаточно. И он соблазнился на немалые деньги, которые для него собрал уголовный общак Новороссийска. Как оказалось впоследствии, соблазнился абсолютно напрасно. Криминальные авторитеты дружно решили, что лишний человек, знающий о схроне, им не нужен. И наверное, инженер теперь гордился собой, пребывая в верхней тундре: его постигла участь мастера, создавшего для правителя такой шедевр, что тот решил подстраховаться и сделать так, чтобы мастер больше нигде и никогда не повторил подобного. Ну и попутно не проболтался… В общем, инженер, осматривающий очередную свою стройку, как-то очень «удачно» упал в котлован, наткнувшись на арматуру. И какое совпадение – именно тогда здоровенная бетономешалка вывалила сверху на него несколько тонн свежего раствора, так что родственникам несчастного даже не пришлось беспокоиться относительно участка на кладбище и гроба для безвременно почившего.

На первый взгляд казалось поразительным, что за добрые тридцать лет, которые бывшая подводная база служила контрабандистам, ее так и не обнаружили. Хотя бывали в этой гавани и облавы, и прочесывание местности. Но люди, знающие толк в маскировке, говорят, что не только местность и хитрость могут делать чужие глаза слепыми. Прекрасным дополнением к любой маскировке в мирное время будут новенькие хрустящие банкноты, оказавшиеся в нужное время в нужном кармане.

«Дельфин» приблизился к руинам и коротко взвыл сигнальным гудком. Прошло несколько секунд, а потом кусок скалы почти беззвучно отошел в сторону, так что получились большие ворота, в которые яхта и проскользнула. Скала вернулась на место, унялись волны, поднятые ее передвижением и моторами яхты, и в бухте снова воцарилось спокойствие.

Пещера, в которой оказался «Дельфин», имела метров семьдесят в длину, двадцать или чуть больше в ширину и метров пятнадцать в высоту. В самый раз, чтобы легко спрятать одно судно приличного размера.

Яхта подошла к причалу, построенному из бетона и стали. Отдали швартовы, двигатели тихонько чихнули и остановились.

– С прибытием, джентльмены! – сказал Салим в микрофон внутренней связи.

На причале стояли трое мужчин – всем далеко за сорок. Двое выглядели как морские волки на закате своей карьеры. Третий выделялся своим дорогим костюмом, очкастой толстой физиономией и выражением брезгливого недовольства, которое эта физиономия на себе носила. Из-за такого сомнительного удовольствия, как прибытие в Новороссийск мутного типа из Греции, он вынужден был слишком рано просыпаться, врать жене про срочную поездку и вообще портить свои драгоценные нервы, которых и так оставалось уже немного – руководящая работа, стрессы, надо понимать!

Янис Винтра вышел на палубу, нашел взглядом типа в костюме и широко улыбнулся. Тот вынужден был натянуть на лицо такой же радушный оскал. Нельзя быть кислым, когда общаешься с человеком, который платит тебе большие деньги.

– Доброе утро! – сказал Винтра на русском языке с едва уловимым акцентом.

– И вам того же, – человек в костюме угодливо протянул руку. Двое его спутников ограничились вежливыми кивками. И это понравилось греку значительно больше – он не любил пожимать чужие ладони. Порой они бывали просто отвратительными на ощупь – потными, сальными, вялыми. Настоящими руками подлецов.

Глава 2

Москва, бывший ведомственный поселок кооператива «Водник»

Можно ли представить себе, что буквально в центре Москвы есть такое место, которое не является территорией правительственного учреждения, промышленного предприятия или, наконец, элитного жилого кооператива, но куда весьма затруднительно попасть простому смертному. Более того, если простой смертный решит-таки попасть в это место, то окажется, что туда нет хода. Ни открытого, ни закрытого, ни охраняемого. Верится с трудом, но такое место все-таки есть. Это небольшой островок в изгибе Москвы-реки, густо засаженный деревьями. На нем видны несколько одно- и двухэтажных домов. Но вот удивительная штука – на остров не ведет ни один мост!

В общем, москвичи удивительно ненаблюдательный народ! Исчезающе малое количество людей знает об этом острове, и еще меньшее – о том, что, собственно, на нем расположено.

И тут, представьте себе, наблюдается новая закавыка. Несмотря на то что остров с его изолированностью от основной части Москвы идеально подошел бы для какого-нибудь секретного научно-исследовательского института, на самом деле там раскинулся небольшой поселок, принадлежавший некогда кооперативу «Водник». Чем думала администрация кооператива, выдавая своим работникам жилье на отрезанном от жизни острове, – непонятно. Но до сих пор там проживали несколько семей, пользующихся моторными лодками, чтобы добираться на Большую землю.

В общем, место диковинное.

В недолгой истории поселка до недавнего времени не наблюдалось никаких особенностей сверх того набора, который с самого начала определялся его необычным положением. Все самое интересное началось где-то месяцев семь назад, когда на остров въехали новые жильцы. Собственно, это уже и само по себе было необычно: те немногочисленные люди, которые обитали на острове, крыли последними словами руководство злополучного кооператива, обеспечившее им столь «экзотическое» существование, и мечтали смотаться оттуда как можно быстрее. Правда, найти дурака, который бы согласился купить у них квартиру, не представлялось возможным даже при том астрономическом спросе на жилье, который имеет место в Москве.

И тут – новые жильцы!

Впрочем, когда островитяне присмотрелись к новичкам в своем ограниченном социуме, они сразу поняли, что с ними что-то не так. Хотя, на взгляд среднего москвича, эти люди не обладали ни одним явственным недостатком: не были кавказцами или таджиками, не пропагандировали изучение основ православной культуры и не пытались впаривать окружающим чудо-вешалки или волшебные фонарики. Но пролетарское чутье бывших работников кооператива «Водник» (приказавшего долго жить в злополучном девяносто восьмом году) упрямо нашептывало им на ушко, что с соседями что-то не так.

А вот что именно – мог бы рассказать людям Антон Бережной, который сейчас лежал в зарослях крапивы на берегу и надеялся, что его не слишком заметно в свете фонарей с набережной, шумевшей моторами через полсотни метров мутной речной воды. Но спрашивать у него было некому.

Капитан третьего ранга Бережной стал не единственным незваным гостем этой ночью. Остальные четверо участников предстоящего события занимались куда менее приятным делом, чем Антон, – они пробирались в канализационный коллектор острова по трубам, идущим туда с берега.

То, что в Москве работали люди Управления специальных операций Генштаба ВМФ, объяснялось необычным местоположением цели текущей операции. По-настоящему незаметно попасть на остров можно было только водным путем, а в этом искусстве не было равных боевым пловцам.

Между тем операция должна была пройти незаметно. Это было нужно не только для того, чтобы мирные жители острова не пострадали. Просто сама операция, проводимая совместно ФСБ и ГРУ, требовала незаметности.

Борьба со шпионажем – не всегда приступ паранойи у правительств-людоедов, под столь нелепым предлогом выкашивающих собственный народ, как траву. К сожалению, это вполне реальная и объективная угроза государственной безопасности. Деятельность шпионов – самая наглядная иллюстрация того, как относительно малыми средствами можно нанести немалый урон противнику. Потому с ними и борются, с этими чужеродными клетками, которые так трудно заметить среди нормальных частиц государственного организма.

Времена нынче пошли такие, что шпионы могут работать не только на государство, но и на крупные бизнес-корпорации. Причем, если сравнивать, еще неизвестно, кто из них получится более вредным для страны, в которой действует. Корпоративные спецслужбы тоже падки до чужих секретов. Сегодня группа под командованием Антона Бережного собиралась обезвредить именно корпоративных шпионов.

Разветвленная агентурная сеть, работающая на группу компаний «Техноджетикс»2, была раскрыта четыре месяца назад. Ее люди были внедрены в ряд крупных российских НИИ, причем отнюдь не все эти институты занимались выполнением заказов оборонно-промышленного комплекса. Некоторые просто занимались изысканиями в сфере высоких технологий.

Важная техническая информация из этих институтов похищалась почти в промышленных масштабах, и, если бы не случайный прокол одного из агентов-новичков при копировании засекреченных данных, сеть функционировала бы еще бог весть как долго.

Операция по раскрытию ключевых структур этой сети должна была завершиться в течение предстоящих суток. Ее главная сложность заключалась в невозможности одновременного проведения всех этапов. Именно потому Бережной со своей группой должны были «взять» остров тихо.

На острове находилось нечто вроде оперативного штаба. Информацию, получаемую от агентов, принимали здесь, систематизировали, отсеивали то, что не имеет реальной ценности, и готовили к передаче «Техноджетиксу».

По данным внешнего наблюдения, в доме на острове находились трое людей, занимавшихся обработкой информации, и еще четверо охранников. Для того чтобы вызывать как можно меньше подозрений, трое людей были собраны в «семейные пары» и еще один силовик изображал из себя холостяка.

Дом, где располагалось гнездо корпоративных шпионов, стоял на краю поселка, ближе к берегу и набережной. Это было двухэтажное приземистое строение, рассчитанное на шесть квартир, из которых сейчас заселены были четыре. Еще две пустовали – одна на первом и одна на втором этаже. В квартире на первом уже три недели, как были установлены подслушивающие устройства. Это было не так уж и трудно сделать, если учесть, что абсолютно все дома на территории поселка были в отвратительном техническом состоянии и требовали ремонта. Так что коммунальные службы посещали их постоянно.

Антон посмотрел на часы. Тускло светящиеся цифры показывали половину первого ночи. До начала штурма оставалось еще полчаса.

* * *

– Я боевой пловец, а не диггер, – ворчал Кирилл Томанис, забираясь в водонепроницаемый костюм. Вообще, работая в теплом или среднем климате, он предпочитал гидрокостюмы «мокрого» типа, но, учитывая, по какой дряни ему и еще троим бойцам предстояло двигаться, об их использовании и речи не могло идти.

– Да ладно! – примирительно сказал Юрий Разин. – Хотя, конечно, это не тропический курорт с теплым морем…

Это случилось давно, практически в самом начале карьеры неразлучной троицы – Антона Бережного, Кирилла Томаниса и Юрия Разина. Они тогда еще только закончили спецшколу при Академии имени Дзержинского, рвались проверить свои качества и навыки в деле и получили такую возможность сразу после того, как им вручили документы об окончании и поздравили с присвоением очередного звания капитан-лейтенанта.

Шел тысяча девятьсот восемьдесят пятый год, СССР еще был силен и имел присутствие во многих странах мира. Специалисты-консультанты, военные специалисты, спортивные тренеры – несть числа советским людям, работавшим в то время по всему миру.

Эфиопия на тот момент уже трещала по швам, разваливаясь на множество мелких кусочков, активно кусавшихся друг с другом за территорию. Всплывали на поверхность какие-то давние обиды и дрязги, порой совершенно карикатурные – вплоть до воспоминаний о том, как тридцать лет назад один местный царек угнал у другого стадо быков. К сожалению, карикатурные поводы влекли за собой серьезные последствия. Горели дома, зачастую вместе с хозяевами внутри, гремели автоматные очереди и взрывы, грудных детей поднимали на штыки, вспарывали животы беременным женщинам, расстреливали и вешали мужчин.

Особым зверством и нахальством славился тогда самозваный эритрейский генерал Нубара Кобу. Этот тип располагал армией примерно в десять тысяч стволов, имел несколько танков Т-64 и десяток самолетов чуть ли не времен Второй мировой войны. Вся эта дикая дивизия африканского разлива шумно куролесила по Эфиопии, не столько завоевывая территории и борясь за очередной, весьма иллюзорный, суверенитет какой-нибудь Верхней Будулендии от Нижней Квазимумбы, сколько устраивая резню, грабеж и беспредел.

Кобу стал непреодолимой проблемой для эфиопского правительства, и так измученного гражданскими войнами. И Советский Союз, как это частенько бывало, очень вовремя предложил свою помощь. Ясное дело, в обмен на некоторые услуги со стороны Эфиопии.

Речи о том, чтобы ввести войска на территорию страны, не шло. СССР на тот момент воевал в Афганистане, и этого конфликта было достаточно, чтобы внятно уразуметь: больше никаких исполнений интернационального долга Союз на себя не возьмет!

С другой стороны, кроме грубой силы, в распоряжении умных людей всегда есть еще и хитрость. Никто не заставлял громить армию Нубары целиком. Как и абсолютное большинство подобных вооруженных формирований, она держалась исключительно на авторитете командира. И стоило только Кобу выйти из игры, как вся эта десятитысячная орда немедленно сожрала бы самое себя.

Трудность состояла в том, что Нубара Кобу, осознавая все это, уже несколько месяцев безвылазно торчал у себя в Эритрее, в укрепленной усадьбе на берегу моря. Кобу позволял себе покидать усадьбу только в тех ситуациях, когда его драгоценной персоне ничего не угрожало.

Между тем армия Кобу одерживала все новые победы и в нее вливались новые силы.

Русские военные советники быстро поняли, что наносить удар следовало именно по Нубара Кобу. Именно его персона играла роль цемента, удерживающего десятитысячную орду от того, чтобы ее бойцы не вцепились друг другу в глотки.

Усадьба Нубара, по сути, была не то что крепостью, а самым натуральным укрепрайоном. Полтора десятка гектаров площади, окруженной бетонными стенами, рвами и контрэскарпами, с пулеметными вышками, колючей проволокой и гарнизоном в тысячу стволов, при поддержке артиллерии. Дополнительная сложность заключалась в том, что примерно на треть гарнизон состоял из европейских и южноафриканских наемников. Уровень их подготовки на порядок превосходил уровень остальной армии Кобу.

Как уже говорилось, Советский Союз не мог позволить себе ввести на территорию Эфиопии войска в открытую. А местной армии штурм усадьбы был не по зубам.

Операцию по уничтожению Нубара Кобу назвали «Клоун». Это свидетельствовало о том, что с чувством юмора у вояк все в порядке. Предводитель эритрейской «Дикой дивизии» сам разработал для себя форму и знаки различия. Глядя на получившееся безобразие – разноцветное, увешанное эмалированной мишурой, аксельбантами, расшитое золотом и драгоценными камнями одеяние, хотелось прищуриться, чтобы не умереть со смеху. Так что «Клоун» было еще вполне уважительным именованием.

Ровно через два месяца после того, как в Генеральном штабе Военно-морского флота СССР затихли первые взрывы хохота, касающиеся названия операции, в эритрейском порту Ассаб пришвартовалось небольшое судно под советскими флагами. С него на берег сошли три десятка невозмутимых молодых ребят и сели в автобус с затемненными стеклами. Вслед за ними с корабля были сняты три больших контейнера. Их не досматривали, так как на сопроводительных документах стоял штамп, извещающий о том, что внутри находится дипломатический груз. Хотя, конечно, если говорить поэтически, вся дипломатичность содержимого контейнеров сводилась к трем латинским словам, начертанным на пушках французского короля Людовика: «Ultima ratio regis» – «Последний довод королей».

Три десятка молодых парней – вот специальная мобильная группа, состоявшая из бойцов специального назначения. Частично – из легендарной «Альфы», частично – из куда менее известного, но не менее легендарного отряда боевых пловцов «Дельфин». Этим людям предстояло нанести удар по вилле Нубара Кобу, отсекая тем самым голову его орде.

Работа предстояла тяжелая и серьезная. Фактически ударная группа должна была рассчитывать лишь на свои силы – эфиопская армия могла обеспечить только операцию прикрытия, чтобы задержать армию Нубара на то время, которое понадобится советскому спецназу для решительного, профессионального удара по противнику, находящемуся на вилле. Учитывая наличие в гарнизоне квалифицированных профессиональных военных, операция должна была пройти без сучка и задоринки. Иначе возникали две опасности: во-первых, серьезные потери в личном составе – вплоть до полного разгрома ударной группы. И во-вторых, буквально за три дня до прибытия группы в Эфиопию Нубара Кобу обзавелся вертолетом. И в случае, если спецназовцы увязнут в бою с охраной усадьбы, генерал мог простонапросто улизнуть.

Атака группы предполагалась с суши и моря. Причем сухопутное нападение было в значительной степени отвлекающим. Бойцам «Альфы» ставилась задача: скрытно проникнуть на территорию усадьбы, повредить технику, нанести максимальный ущерб живой силе, посеять панику среди обороняющихся. Для этой цели командование «Альфы» отобрало двадцать лучших бойцов.

«Дельфины» должны были высадиться с моря и уничтожить генерала Кобу, по возможности не отвлекаясь на посторонние цели. Хотя, в принципе, по замыслу операции наличие таковых не слишком-то и предполагалось. К моменту, когда из темной ночной воды выберутся на каменистый берег десять боевых пловцов, бойцы «Альфы» должны начать шуметь, отвлекая внимание от берега.

Томанис, Бережной и Разин находились в составе «морской» группы. И страшно гордились своим участием в столь ответственной операции. Тем более что их неразлучное трио командиры предпочли более опытным бойцам. Конечно, честь была заслуженной – оценки за боевую и тактическую подготовку у всех троих были отличными, их расценивали как лучших выпускников спецшколы за текущий год. Но все равно было лестно первым заданием получить столь важное и ответственное дело.

Ночь на двадцать седьмое июля была темная, словно весь мир окунули в огромный ушат с битумом. Вязкая и плотная темнота как будто забивалась в легкие, и фраза «темно дышать» уже не казалась нелепицей.

Мотор рыболовецкого сейнера, с которого собиралась высаживаться группа боевых пловцов, работал надсадно и с перебоями. Бойцы, расположившиеся на палубе, морщились при каждом вдохе – здесь, на конфискованной посудине, воняло так, что слезились глаза. Запахи гнилой рыбы, солярки, нечистот и еще чего-то непонятного смешивались в такую забористую дрянь, что спецназовцы еле удерживались от того, чтобы прямо сейчас не нацепить на себя водолазное снаряжение, не начать дышать воздухом из баллонов. Он, конечно, тоже своеобразный, отдающий резиной и металлом, но честное слово – по сравнению с вонищей на сейнере было гораздо приятнее.

– Блин, мы тут подохнем, пока доплывем, проворчал Томанис. И то, что невозмутимый обычно прибалт высказал это вслух, как нельзя лучше отражало, насколько группе хотелось как можно скорей добраться до той точки, где можно плюхнуться в теплую, казавшуюся густой воду Красного моря.

Антон Бережной хмыкнул. Ему в голову пришла неплохая идея. Взяв маску, он надел ее так, что оказался напрочь изолирован от окружающего мира. Запах пропал почти полностью, хотя остался его призрачный след, некоторое количество, просачивавшееся изо рта в процессе дыхания.

– Народ, делай, как я! – сказал Бережной.

Спецназовцы сделали – и практически сразу над палубой пронесся вздох непередаваемого облегчения.

– Благодетель! – простонал кто-то из бойцов – кажется, благодушный сибиряк Егоров.

Сейнер, пыхтя и захлебываясь мотором, продолжал переваливаться на волнах. Текли минуты, битумная чернота африканской ночи разрывалась только в небесах, где сияли звезды. Впрочем, они нисколько не помогали разглядеть окружающий мир. Думается, что писатель, сообщающий в своем опусе, что его героям хватило света звезд в безлунную ночь, чтобы совершить очередной подвиг, не владеет предметом. Или, если доводилось ему не только витийствовать в кабинете, но и взаправду блуждать в тропической ночи, просто прибегает к поэтической гиперболе.

Короче, в темени, по которой неспешно чапал сейнер, единственным ориентиром для бойцов пока что были только стрелки часов, лениво наматывающие на себя все новые и новые минуты…

Однако вскоре далеко впереди появились проблески света. Были они неверными, мерцающими и гаснущими. Мало-помалу, когда судно подошло к берегу чуть ближе, стало понятно, что это прожекторы, которыми шарят по воде и суше часовые на сторожевых вышках усадьбы Нубара Кобу.

– Приготовились! – тихо сказал командир группы капитан третьего ранга Сухарев. – Десять минут до выхода!

На палубе началась тихая суета. Вообще-то, конечно, боевым пловцам надо меньше времени, чтобы, будучи готовыми к боевому погружению, погрузиться в свою родную стихию. Но приходилось делать поправку на то, что на борту сейнера ни в коем случае нельзя включать свет.

Наконец один за другим бойцы доложили о готовности.

– Лодки на воду!

Лебедки не скрипели – сегодня вечером их шкивам досталась немалая порция масла. Две черные надувные лодки «зодиак» американского производства опустились на воду. Через несколько минут в них заняли свои места боевые пловцы. Практически беззвучно лодки отвалили от борта сейнера. Тот громче заурчал мотором и ушел в сторону открытого моря – он вернется на это же самое место, когда спецназовцы выпустят сигнальную ракету.

Лодки шли практически бесшумно – моторы имели выхлопы, заведенные под воду, и основным звуком, издаваемым плавсредствами, был лишь плеск и шуршание. Море органично вплетало эти посторонние звуки в общую картину своего вековечного шума, так что обнаружить приближение к базе грозного противника мог только насквозь прожженный профессионал-акустик, которого у Кобу, конечно же, не имелось. Это было тщательно проверено разведкой.

Снаряжение бойцов сегодня ориентировалось большей частью на сухопутную схватку. Пистолеты-пулеметы с глушителями, светошумовые и наступательные гранаты, пластиковая взрывчатка. И только тяжелые боевые ножи с пластмассовыми рукоятками и в таких же ножнах были оружием, которое можно было пустить в ход не только на земле, но и под водой.

Когда до берега оставалось метров двести, спецназовцы покинули лодки. Теперь «зодиаки» было практически нереально заметить. Тихо покашливали и булькали выхлопы моторов, катера шли в сторону берега, бойцы держались за специальные ручки на их глянцевых боках – не следовало тратить силы на самостоятельные заплывы, когда можно было просто быть отбуксированными к месту назначения.

В полусотне метров от берега началась полоса прибоя. Стало гораздо труднее держаться возле лодок, но бойцы только сильнее сжимали руки, чтобы из них не вырвало шаткие точки опоры.

За усадьбой полыхнуло дымное оранжевое пламя, и спустя непродолжительное время до пловцов долетел грохот первого взрыва. Сухопутная группа начала отвлекающий маневр точно вовремя. Прожектора, только что светившие в сторону моря, разом повернулись к суше, с вышек раздались автоматные очереди, с одной дробно застучал пулемет.

Ноги пловцов почувствовали дно. В ходе данной операции они не собирались много плыть своими силами и потому обули обычные непромокаемые ботинки. Так что если несколько секунд назад их несли вперед двигатели лодок, то теперь уже бойцы быстро вынесли лодки на берег, кинули на самой кромке прибоя и, развернувшись цепью, бросились в сторону виллы, до которой было метров сто пятьдесят.

Надо сказать, что дисциплина у личной охраны Нубара Кобу была поставлена неплохо – сказывалось наличие белокожих наемников. Что бы ни трубили о равенстве цветов кожи, все равно европейцы воюют намного лучше. А негры… Еще в середине двадцатого века большая часть простых солдат в Заире, Кении или той же Эфиопии боялась темноты! А одним из самых трудных навыков, которые военные инструкторы должны были преподать чернокожему подопечному, было элементарное умение не зажмуривать глаза в момент выстрела.

В общем белые наемники всегда были в цене на Черном континенте.

Несмотря на то что нападали со стороны материка, охрана на берегу осталась. Хотя эта сторона традиционно охранялась намного хуже – в Эфиопии не было людей, способных всерьез угрожать генералу Кобу с моря.

Раздался выкрик – кажется, на голландском. Или на немецком языке. Голос захлебнулся, когда прозвучала серия отрывистых негромких хлопков, – кто-то из спецназовцев наказал противника за то, что тот слишком явно обозначил свое присутствие.

Схватка на берегу была скоротечной – три часовых, нисколько не готовых к появлению из воды «морских дьяволов», были сметены. Они не успели сделать ни одного выстрела.

Дальше все напоминало сцену из приключенческого кино, но только напрочь лишенную эстетики. Еще, конечно же, не было музыки и эффектной операторской работы. Просто появились люди в черной одежде – и вот уже переваливается через перила второго этажа тело, пробитое полудюжиной пуль, а еще кто-то с хрипом осел на ступеньки, когда нож аккуратно разрезал ему горло от уха до уха, и еще одно тело навзничь упало в бассейн, и голубая подсвеченная вода стала окрашиваться кармином…

Пластиковая взрывчатка всегда была прекрасной, хоть и слишком громкой отмычкой. Двери виллы, изготовленные из дорогого красного дерева, не были рассчитаны на столь варварское отношение. Они разлетелись чуть ли не в щепки. В холле опять кто-то закричал, в дымящийся проем полетела светошумовая граната. Теперь вопили еще громче, и бойцы, изучавшие иностранные языки в спецшколе, внятно слышали, что крикуны отнюдь не стихи наизусть читают…

Охрана холла тоже была уничтожена быстро. Эффект от светошумовой гранаты в замкнутом помещении был сногсшибательным в буквальном смысле слова. Четверо белых в военной форме с аляповатыми опознавательными знаками и более аккуратными нашивками, обозначавшими принадлежность к одному из многочисленных наемных отрядов, корчились на полу, зажимая уши. Сквозь пальцы сочились струйки темной крови. Их добили одиночными выстрелами.

Когда Антон Бережной оказался на галерее второго этажа, на него выскочил здоровенный детина, белокурая бестия, при виде которой любой нацистский антрополог умылся бы собственными слюнями. Он что-то гортанно заорал, Антон поднял было ствол своего автомата. Детина успел ударить по рукам, выбивая оружие. В свою очередь Бережной тоже лишил своего противника автомата. Тот выхватил нож – что-то короткое, с черненым лезвием.

Схватка была скоротечной – это только в неважном кино противники долго размахивают клинками. В жизни – два-три «пробных» взмаха, ложная атака. И вот детина получает восемь сантиметров стали под дых. Нервы солнечного сплетения были рассечены, и противник Бережного упал ничком, глухо застонав. Бережной, который только что убил первого человека в своей жизни, буквально услышал в голове голос преподавателя ножевого боя в спецшколе: «При проникающем ранении в область солнечного сплетения человек испытывает жесточайшую физическую боль. Кроме того, поражается ряд крупных нервов, что наносит дополнительный ущерб. Смерть, как правило, наступает от болевого шока. Но даже если шока не произойдет, противник все равно будет надежно выведен из строя. В принципе, даже своевременная медицинская помощь не гарантирует его выживание в этом случае».

– Ну ты молодец! – усмехнулся невозмутимый Кирилл Томанис, подавая Антону его автомат. – С почином, братушка!

– Скажешь тоже! – дернул плечами Бережной.

Кирилл усмехнулся еще раз и тут же короткой очередью скосил негра, выскочившего из дверей в конце галереи. Негр визгливо орал и размахивал пистолетом. При этом он не производил впечатления человека, который умеет с этим оружием обращаться.

Нубара Кобу они нашли в кабинете. Генерал, серый от страха, сидел за столом, обняв большой кожаный чемодан. На столешнице, на расстоянии вытянутой руки от него, лежал никелированный «дезерт игл».

Кажется, генерала сильно изменила его безопасная жизнь на вилле у моря. Будучи некогда отважным солдатом, ведущим своих людей за собой на тяжелый бой, теперь он даже не попытался дотянуться до оружия.

Впрочем, пощады он тоже не просил. То ли остались еще в нем какие-то крохи мужества, то ли просто голосовые связки были парализованы ужасом. Томанис и Бережной переглянулись.

– Это он? – спросил Антон.

– Да, он, – кивнул Кирилл.

Фотографии Нубара им показывали много раз, и теперь бойцы основной группы могли его опознать, даже просто мельком взглянув на него. Вне всякого сомнения, перед спецназовцами сидел один из самых одиозных эритрейских полевых командиров. И выглядел он жалко…

На самом деле это была проблема! Когда организм работает в боевом режиме, задумываться некогда. Появляется противник, который готов убить тебя и непременно убьет, если ты не окажешься быстрее и точнее. Но когда вот так прямо перед тобой сидит испуганный, жалкий тип, прикрывающийся кожаным чемоданом, – выстрелить трудно.

Но приказ есть приказ. Колебания Антона были недолгими, несчастных секунд пять. Потом он вытащил пистолет и нажал на курок. Оружие кашлянуло, на лбу у Нубара образовалась маленькая темно-красная ямка, стремительно заполнявшаяся кровью. То, что случилось с его затылком, явно было не так эстетично – во всяком случае подголовник кресла стал мокрым.

Кобу уронил чемодан и мешком осунулся на сторону.

– Финита ля комедия, – пробормотал Бережной, пряча пистолет обратно в кобуру.

Томанис, поднеся к губам рацию, сказал:

– Докладывает пятый-основной. Цель ликвидирована.

– Пятый-основной, принято! – ответил голос командира. – Хорошо поработали, хвалю. Группа, начинаем эвакуацию!

Они пришли и ушли, как на параде. Так было доложено командованию, и по сути так и было. Сработали на пять баллов как люди из сухопутной группы, так и боевые пловцы…

А сейчас под ногами хлюпала отвратительная жижа, запах лез в ноздри, и в отличие от того сейнера, где можно было натянуть на лицо маску, защищаясь от вони, теперь такой возможности не было…

– Интересно, нам дадут отгул после операции? – задумчиво спросил Разин.

– Должны. А зачем тебе? – поинтересовался Томанис.

– После сегодняшнего похода я хочу в баню. И не меньше чем на полдня. Иначе боюсь, что в жизни не отмоюсь. Так и буду вонять.

Кирилл усмехнулся. Он проявлял свои эмоции сдержанно – сказывались прибалтийские корни.

Труба заканчивалась решеткой – ржавой, обросшей какой-то гадостью, напоминавшей бурое лохматое мочало. Непонятно, от кого эта решетка была установлена, – между ее прутьями не смог бы пролезть только очень-очень толстый человек. По одному, шепча проклятия, бойцы пролезли на другую сторону.

Здесь труба расширялась, образуя коллектор. На дне этой бетонной коробки площадью в комнату хрущевской квартиры и такой же по высоте плескалась по колено все та же зловонная мерзость, а чуть выше торчали ржавые трубы с громадными вентилями. Это был коллектор, через который группа должна была попасть к самому дому, где сейчас находились ничего не подозревающие противники.

Разин включил рацию, тихонько сказал в микрофон – тонкую проволочку перед губами:

– Морлоки готовы к выходу.

– Принято, морлоки, – ответил Бережной. —Выход через минуту. Время пошло!

«Морлоками» он стал называть вторую группу, как только прояснился общий план исполнения операции. И это, разумеется, прижилось, несмотря на то что некоторые военные не читали Уэллса. Слово все равно было звучное и запоминалось легко.

Переключив канал связи, Антон сказал:

– Все, приехали. Тушите свет.

– Так точно! – раздался в наушнике голос, чуть искаженный помехами.

И через пару секунд на острове отрубилось электричество. Бывший поселок кооператива «Водник» погрузился во мрак.

Здесь это время от времени происходило, так что ни у рядовых жителей, ни у непосредственных противников ударной группы подозрений возникнуть не могло. Что поделаешь – несмотря на близость к центру столицы, остров был дремучей периферией. Полсотни метров воды были более существенным фактором расстояния, чем километры суши. Прав был старина Эйнштейн, говоря, что во Вселенной все относительно.

Бережной выбрался на дорожку, ведущую к поселковым домам, – черная тень в обрушившемся на остров густом мраке. Фонари с набережной, конечно, добивали своим светом досюда, но этого едва хватало, чтобы не натыкаться физиономией на препятствия.

Антон, вне всякого сомнения, был в очень выигрышном положении. Новейший прибор ночного видения позволял ему наблюдать окружающее в неестественном зеленом цвете, как будто бы у планеты появилась новая Луна, светящаяся собственным ядовитым сиянием.

Распахнулось окно одного из домов. Антон обернулся на звук, увидел человека – кажется, средних лет и бородатого. Прибор не давал возможности четко рассматривать черты лиц с дистанции большей, чем метров пять. Человек курил сигарету – ее огонек сиял в линзах прибора, как маленькое солнце.

– Задолбало все! – прочувствованно сказал человек. – Это не жизнь!

Бережной мог ему только посочувствовать. Хотя и не знал, что послужило причиной столь пессимистического заявления.

Оказавшись возле дверей дома, который он называл про себя «шпионским гнездом», Бережной прислонился к стене, считая секунды.

– Морлоки на позиции! – прошелестело в наушниках.

– Принято. Водяной на позиции! Готовность номер один. Отсчет – сотня!

Это значило, что до начала операции оставалось сто секунд. Время на то, чтобы собраться, успокоить дыхание, проверить оружие…

Антон снял с предохранителя свой «бизон» с глушителем. Немного снизил яркость прибора ночного видения – он знал, как слепят глаза вспышки пламени, вылетающего из дула оружия. В принципе, если все пойдет гладко, то стрельбы будет совсем мало, но рассчитывать на абсолютно идеальное исполнение операции мог только законченный оптимист. То есть дурак.

В наушнике раздался звук, как будто дернули первую струну на гитаре. Это сработал общий таймер, слышимый каждым бойцом группы. Операция вступила в завершающую фазу.

Бережной ворвался в подъезд быстрым, но очень тихим стихийным бедствием. Лестница казалась нарисованной для низкопробной компьютерной игры. Бережной мчался по ее текстурам и полигонам на второй этаж. На площадке между двумя пролетами стоял человек.

– Э, ты кто? – хрипло спросил он.

Вопрос еще не успел прозвучать, а Бережной уже врезал этому бедолаге – вначале ногой, потом пару раз руками. И оставил за спиной неподвижное тело, бесстрастно отметив, что минут двадцать этот бедолага в себя не придет.

Зазвенело бьющееся стекло – это кто-то из морлоков вломился на второй этаж. Грохнули два выстрела, завопила женщина. Вопль оборвался в какое-то непонятное бульканье.

Звон стекла с другой стороны – теперь уже на первом этаже. Опять какие-то крики, удары… О да! Операция идет полным ходом.

Бережной услышал шум за спиной. Развернулся, успел отметить, что фигура, образовавшаяся позади на лестнице, явно выглядит иначе, чем спецназовец в снаряжении. И нажал на спуск – миндальничать было некогда. «Бизон» откашлялся короткой очередью, человек переломился в пояснице и загремел на пол.

Прямо перед Антоном была дверь. Он врезал по ней ногой – дверь отскочила. Три фигуры с воплями «Не стреляйте!» бросились на пол, прижимая руки к затылку. Ну понятно, шпионы тоже люди. И не всех из них психологически готовят драться за свою жизнь до последней капли крови. Тем более что это не государственная разведка, а корпоративная. И как ни крути, но подход к предмету у государства и корпорации совсем разный.

Бережной быстро связал всем троим руки за спиной пластиковыми петельками, такими же петельками стянул и ноги.

– Водяной, мы готовы! – сказал голос Кирилла Томаниса в наушнике. – Зачистили все в наилучшем виде. Двоих постелили наглухо, остальных взяли.

– У меня один «двухсотый» и еще один отдыхает на лестнице. Надо его упаковать, – сказал Антон.

Операция закончилась. Бережной в очередной раз вздохнул – все-таки это было совсем не то, что раньше. Он поймал себя на мысли о том, что мечтает о серьезном деле, а не о таких – коротких и сумбурных акциях.

Он еще не знал, что дело уже поджидало его – в самом ближайшем времени…

Глава 3

Российско-монгольская граница, Алтай

Монгольская граница – это немного не то, что представляет себе средний человек, когда думает о рубежах государства. Собственно, это и неудивительно, потому что само понятие границы чуждо обитателям Монголии, кочующим со своими стадами под безбрежным небом. Хотя, конечно, есть здесь и довольно неухоженная контрольно-следовая полоса, и нечастые погранзаставы, на которых мрут со скуки военнослужащие, и патрулирование, и вообще все, что полагается для нормальной границы, как, например, с европейскими государствами. Но здесь, в Монголии, это больше напоминает детскую игру в пограничников.

На самом деле если уж кому и взбредет в голову хвастаться нарушением чьих бы то ни было государственных рубежей, то по крайней мере о нарушении монгольской границы говорить не следует. Знающие люди, случись им оказаться среди слушателей, не замедлят поднять непутевого хвастунишку на смех. Потому что через монгольскую границу можно гулять в любых направлениях, если поблизости не окажется пограничной заставы и если потрудиться хотя бы приблизительно рассчитать время прохода патруля.

Караван автомобилей пылил по грунтовой дороге. Хотя ее и дорогой-то назвать было трудно просто широкая тропа, натоптанная копытами домашних животных. Автомобили по ней ездили нечасто. Восемь грузовиков, двигавшихся по ней в эту минуту, были примерно двухмесячной нормой механизированных транспортных средств, перемещавшихся здесь обычно. Граница осталась позади, километрах в двадцати, – растоптанная, неухоженная полоса песка, по которой, судя по количеству следов, прошло небольшое стадо во главе с пастухом. Автомобили прошли полосу, остановились, из кузовов выскочили люди с большими вениками, и через несколько минут на следовой полосе не осталось ни единого признака того, что здесь ехали машины.

Дорога, петляя, взбиралась на пологую гору, поросшую густой травой и невысокими елками. До темноты надо было перевалить ее, чтобы засветло достичь леса на дне низины, где груз будет передан получателям.

Контрабанда через монгольскую границу дело обычное. Грех не воспользоваться таким проходным двором. Тем более что любые представители закона здесь зарабатывают совсем немного, так что всегда можно купить себе их расположение, обеспечив «коридоры» без патрулирования и возможность практически в открытую перегружать товар с машины на машину.

Хотя, конечно, тут все сильно зависит от того, что именно везут. Если это китайские тряпки, аппаратура или даже автомобили – дело одно. А ведь бывают грузы совсем иного характера… На них запросто и погореть можно.

Груз, который ехал на восьми автомобилях, был, так сказать, смешанного свойства. Какие-то непонятные железяки, загруженные на две машины, не представляли собой на первый взгляд ничего особенного. Предводитель каравана даже не очень понимал, почему эти штуки едут подпольно, а не легально. Но кроме этого вполне безобидного груза, было еще полсотни килограммов отборного афганского героина, зашитого в мягкие игрушки и несколько ящиков с автоматами Калашникова. Насчет последних можно было не сомневаться – добыты прямо в Монголии со складов бравой монгольской армии (просто куплены, как пряники). А что, воякам не хочется лишних тугриков к своему жалкому заработку?

Автомобили нещадно пылили по тропе. Предводитель, которого звали Борис, порадовался, что решил ехать в головном грузовике. Конечно, это не самое безопасное место в случае чего, но зато он избавлен от необходимости дышать тем, что поднимают колеса машин. Хотя, конечно, злорадствовать по этому поводу он тоже не собирался: в конце концов, там ехали его люди, и очень жаль, что это была не степь, где машины могли бы развернуться в горизонтальную линию и ехать так, чтобы не портить друг другу жизнь.

Два часа понадобилось на то, чтобы миновать перевал. После этого тропа пошла под уклон. Сверху все было видно гораздо лучше, чем на подъеме, так что Борис мог уже разглядеть в нескольких километрах впереди жесткую темно-зеленую щетку хвойного леса – традиционное место передачи грузов, которые он возил по этой тропе.

Солнце било прямо в лобовое стекло грузовика. Борис щурил свои и без того узкие глаза. Он был урожденным алтайцем, надолго уезжал из родных краев, успел прожить достаточно бурную жизнь, и вот наконец вернулся снова – теперь уже не законопослушным гражданином, а «деловым человеком». Да, Борис всегда относился к своему занятию как к бизнесу. А бизнес – он создан исключительно для того, чтобы приносить доход. И нравственная сторона, равно как и вопрос законности или незаконности, – это последний вопрос, которым должен задаваться человек, желающий звать себя деловым.

Лесок приближался, теперь это уже была не щетка, а как будто бы поросль многочисленных бонсаи, высаженных на декоративную клумбу, имитирующую низину в горах. Прозрачный кристально чистый алтайский воздух создавал иллюзию небольшого расстояния там, где на самом деле счет шел на километры.

Борис поднес к губам рацию и отдал приказ быть начеку. Он был деловым человеком и прекрасно понимал, что порой лучший способ покупки товара – это изъятие его без денег. Грузовики сбросили скорость, а через полсотни метров и вовсе остановились. Борис переключил каналы на рации и сказал:

– Есть кто живой?

– Наблюдается! – прошипело в мембране. Ага, значит, приемщики были уже на месте. —Мы на полянке, ждем вас.

Полянка посреди леса была традиционным местом передачи товара. Там было достаточно пространства, чтобы не приходилось грузить машины по очереди – влезали абсолютно все грузовики. Ну и еще плюс: там были удивительно удачные природные условия. Над поляной нависал склон большого холма, полностью защищая ее от потенциальных наблюдателей с востока, северо-востока и севера. Как правило, для большей уверенности на этом склоне выставлялось некоторое количество секретов, в обязанности которых входило предупреждение «деловых людей» о возможной опасности. Впрочем, до сих пор еще ни разу не приходилось использовать это предупреждение по назначению. Местные жители поляну обходили всегда, а что до возможных рейдов правоохранительных органов, то они никогда не появлялись здесь в то же время, как и контрабандисты. Как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Хотя если рубли все же наличествуют, то, пожалуй, и друзей заводить будет проще…

Вернувшись на свой канал, Борис сказал:

– Горелый, Борман, проверьте, что и как!

Эти двое были гордостью и красой его команды. Ребята когда-то работали в барнаульском ОМОНе, воевали в Чечне, а потом забили на государственную службу и подались на вольные хлеба. Но поскольку большинство таких, как они, напрочь не приспособлены к мирной жизни, вскоре они оказались в «бригаде» алтайца Бориса.

Борис не видел, но знал, что сейчас эти двое выскочили из кузова замыкающей машины и быстренько смешались с пейзажем. Пройдет минут десять – и они доложат обстановку, после чего командир решит, двигаться к точке рандеву или разворачивать караван и валить куда подальше.

На поляне наверняка об этом знают. Но так уж принято в среде джентльменов удачи – никогда полностью не доверять тем людям, с которыми тебя связывают финансовые отношения.

Борис успел два раза покурить, а потом рация сообщила голосом Бормана:

– Все путем. Костян с двумя фурами ждет на поляне.

Борис поморщился. Вот чего он терпеть не мог, так это пижонства! Какого лешего Костян тащит на стрелку такие приметные машины? Типа каждый день по горам большегрузные фуры катаются! Возникла мысль развернуться, увести караван в схрон и не возвращаться, пока принимающая сторона не соизволит воспользоваться на стрелке какими-нибудь неприметными машинами.

Остановило Бориса только то, что, пожалуй, эта самодеятельность может крепко не понравиться одному из заказчиков – тому, кто поручил перевезти через границу те самые непонятные механизмы, которыми загружены два автомобиля. Этот тип недвусмысленно предупредил, что если товар не придет к нему в течение недели после того, как он начнет свой путь из Монголии, то Борис может заранее искать себе живописный погост, на котором его положат. Ну, то есть прямо так заказчик не сказал, но смысл его предупредительной тирады очень ярко светился через вежливые слова.

– Поехали! – проворчал Борис, переключившись на общий канал.

Через несколько минут грузовики вошли в лес. Дорога петляла, машины трясло и раскачивало. Средняя скорость продвижения была километров десять в час. Борис лишний раз отругал Костяна за его глупость – насколько он помнил, с другой стороны леса дорога была ни капли не лучше. То есть фурам здесь ехать ой как непросто!

И вот караван вышел на поляну. Несколько минут маневрирования, ругани и разноголосого завывания моторов – и вот товар готов к перегрузке.

Борис выскочил из своего грузовика и подошел к Костяну – жирному лысому бугаю, стоявшему в тени лакированного черного джипа.

– Костя, я тебя сколько раз просил не выделяться? – спросил Борис, не скрывая неприязни в голосе.

– Да ладно! – примирительно вскинул толстые ладони Костян. – Все будет чих-пых. Сейчас моментом тебя перегрузим и разойдемся как в море корабли.

– Торопишься, Костя, – покачал головой Борис. – Сначала не помешало бы лавэ увидеть.

Толстяк радушно ощерился в тридцать два металлокерамических клыка.

– Запросто, друг!

Открыв заднее сиденье джипа, он вытащил небольшую пухлую сумку. Борис заглянул внутрь – там лежали три изрядные пачки евро. По правде сказать, дело сегодняшнее было исключительным, и за него Борис чистоганом получал двадцать тысяч очень удобной и растущей в цене европейской валюты. Это, кстати, было еще одним поводом не выделываться перед Костяном. По сравнению с ненавязчивой угрозой от заказчика повод был очень даже позитивным. Как говорится на языке высокой культуры – «кнут и пряник».

– А теперь можем и грузиться, – усмехнулся Борис и махнул рукой своим людям, попутно отметив, что его верные посыльные уже успели вернуться с рекогносцировки и незаметно слиться с остальными.

…Он так и не понял, когда все началось. Просто как-то вдруг оказалось, что на земле около автомобилей лежат несколько человек – вперемешку его и Костяновых. Позы у них такие, в которые живого человека нипочем не уложишь. А еще ктото вопит, прижимая ладони к животу, и падает на колени, и начинает корчиться на земле, марая пыль и траву темно-красными пятнами.

А через несколько бесконечно длинных секунд началась пальба. Вначале автоматы заговорили в лесу, потом принялась палить в белый свет охрана каравана и люди Костяна. Грузчики беспорядочно заметались, лихорадочно ища укрытия от свинца, собиравшего свою кровавую жатву. Один из них, попытавшись спринтерским рывком преодолеть расстояние до леса, вдруг кувыркнулся, как подстреленный заяц, и упал ничком. Ноги его несколько раз дернулись в агонии, и потом тело недвижно застыло.

Это было уже последнее, на что Борис обратил внимание. Выхватив из-за пазухи ТТ, он бросился на землю возле Костянова джипа, выцеливая в лесной чаще невидимых противников.

– Федералы, суки позорные! – крикнул Костян, стоявший на карачках рядом с Борисом.

Да, это точно не конкуренты. Слишком профессионально и качественно все было сделано. Наверняка эту поляну обложили задолго до того, как появились разведчики Костяна, проверявшие ее на отсутствие засад. А если грамотный специалист затихарится – фиг ты его заметишь, даже если пройдешь буквально в паре шагов.

Наконец-то голос подало и оружие противников. С вершины холма загрохотал крупнокалиберный пулемет. На тентах грузовиков стали появляться лохматые прорехи попаданий, лопались покрышки, отлетали куски металлических запчастей. Одного из боевиков Костяна, не выдержавшего и рванувшего куда глаза глядят, перечеркнуло поперек туловища несколькими попаданиями – Бориса едва не стошнило, когда он увидел те лохмотья, в которые превратился несчастный, прежде чем упасть.

– Кто нас слил? – крикнул Борис Костяну.

Тот, впрочем, не спешил отвечать, стремительно уползая в сторону невысоких кустов можжевельника, за которыми вполне можно было спрятаться и под их прикрытием добраться до леса. А там уже, если повезет, можно рассчитывать на удачу беглеца.

Борис не успел дернуться следом за Костяном, как тот вдруг смешно подпрыгнул на четвереньках, и предводитель контрабандистов увидел, как из головы его компаньона выплеснулся красный фонтанчик. Потом Костя упал на живот и больше не двигался.

Борису стало страшно настолько, что он не выдержал – в штанах стало тепло и мокро. Он чувствовал, что вот еще немного, и невидимый снайпер поймает его в прицел своего оружия, нажмет на спуск – и все, наступит темнота и пустота.

Перекрывая грохот, сверху прозвучал голос, усиленный мощными акустическими системами:

– Это операция Федеральной службы безопасности! Вы полностью блокированы! Дальнейшее сопротивление бессмысленно! Бросайте оружие, выходите на середину поляны с поднятыми руками, становитесь на колени и держите руки за головой! Любое резкое движение будет приниматься снайперами за попытку сопротивления! В этом случае – стреляем на поражение!

Несколько секунд еще творилась вакханалия – палили из-за машин, в несколько стволов грохотали счастливцы, успевшие добежать до спасительного леса. Но после того как еще двое или трое бедолаг упали, обливаясь кровью, поднялись к небу первые руки тех, кто решил, что битва, пожалуй, закончена.

Борис был в их числе. Как ни горько было сознавать, что попался он всерьез и светит ему немало годков неба в клеточку, но все равно жить гораздо лучше, чем оказаться на два метра под землей.

Наконец все контрабандисты, кто был еще жив, собрались в середине поляны. Восемь человек – пятеро из команды Бориса и трое людей Костяна. Борис отметил, что ни Горелого, ни Бормана среди них нету. То ли их положили, то ли ребята оказались достаточно ушлыми, чтобы рвануть когти.

Лес ожил – один за другим на поляну выходили люди в лохматых камуфляжных комбинезонах. Они походили на леших, вставших на тропу войны, чтобы раз и навсегда расплатиться с людьми за варварское истребление деревьев.

Через несколько минут, чихая дизелем, прикатил БТР. С брони соскочил высокий крепкий дядька лет сорока пяти. Он был одет в камуфляжную форму с погонами подполковника и черный берет с невзрачной, но мудреной кокардой, сразу наводившей на мысли о невероятно высоком статусе подразделения, которому полагался данный опознавательный знак. Кроме звездочек и кокарды, никаких нашивок и знаков различия подполковник не носил.

Вслед за ним соскочил второй тип. Он был тощим, длинным, лет под сорок. Его форма вообще звездочек не имела. Видимо, это был фээсбэшник.

– Грамотно сработано! – пробормотал тощий.

– Фирма веников не вяжет! – со сдержанной гордостью ответил подполковник.

Начался обыск автомобилей. Силовики не удивились, увидев оружие. Точно так же их оставили равнодушными и наркотики. А вот когда вскрыли коробки с диковинным оборудованием, брови фээсбэшника взлетели вверх. Подполковник, который не был так хорошо осведомлен в вопросах специфической техники, спросил, чем так поражен его компаньон по операции. Тощий объяснил. Подполковник присвистнул – да, груз действительно был неординарный.

* * *

Город Новороссийск, Российская Федерация

Майор Протасов с самого начала понял, что дело с катером будет непростым. И даже не столько потому, что преступники наломали лишних дров и теперь будут вынуждены затихариться. О нет. Если уж они так нагло себя повели значит, ставки неимоверно высоки. А за высокими ставками неизбежно стоят серьезные люди. А тот, кто хоть раз пытался раскрутить темное дело, в котором замешаны высокопоставленные персоны, точно знает, что на свете большего геморроя нет и быть не может.

Впрочем, серьезных людей еще только предстояло найти. А пока что надо было думать о вещах, более насущных. Например, о том, чтобы отыскать свидетелей расстрела пограничного катера. И выяснить у вездесущей моряцкой братии, не появлялись ли в порту какие-нибудь «гастролеры», которые способны были бы сойти за подозреваемых.

Сбор информации пошел туго. Строго говоря, в первые двое суток Протасов вообще ничего путного выяснить не смог. Такое ощущение, что мерзавцы, уничтожившие пограничников, тщательно постарались остаться никем не замеченными. Впрочем, с поправкой на то, какой был в ту ночь туман, это не удивляло.

Следственная группа у Протасова была мощная – экстраординарный масштаб ЧП заставил начальство мысленно схватиться за кресла и выделить майору полтора десятка человек в непосредственное подчинение. Полтора десятка – это очень много. Но, учитывая количество кораблей, которое было в Новороссийске и окрестностях, они все равно зашивались.

Протасов собирал информацию вместе со всеми. Он вообще никогда не отлынивал от работы, что во многом и определяло его репутацию отменного оперативника.

Капитан маленького сухогруза «Баламут» был первым, от кого Протасов услышал хотя бы чтото о ночной трагедии.

– Ваших погранцов мы видели, когда в дрейф на ночь легли. Решили по темному времени в порт не лезть – никакого толку от этого нет. Да и морячки@ у меня те еще. Если с вечера станешь на причал – считай, что наутро никакой работы не будет.

– Пьют? – задал Протасов риторический вопрос.

– Еще как! И, что характерно, нет ни малейшей возможности это пресечь. Команда у меня – не бей лежачего. Если бы не то, что, когда трезвые, они вкалывают за троих, я бы поувольнял их к чертовой бабушке уже давным-давно.

– И что, эта готовность работать окупает их злоупотребление алкоголем? – удивился Протасов.

– Ну, в принципе, окупает. Хотя и не всегда. Но штука в том, что увольнять мне их надо всех разом, потому что любого, даже самого лучшего, новичка они моментально споят. А если не будет пить, то в команде не удержится. Я уже проходил через это…

Майор понимающе кивнул и решил перейти к делу.

– Так что вы говорили относительно катера?

– Говорю же, я его видел, когда мы легли в дрейф. Прошел мимо нас, посветил прожектором…

– И все? – удивился майор.

– А что еще? Можно подумать, мою посудину тут не знают? Я уже лет пятнадцать по Черному морю хожу во всех направлениях! Меня, уж простите, каждая собака знает.

– Понятно. И больше вы ничего не видели? спросил Протасов.

– Не видел. Но слышал стрельбу. Тогда я не слишком-то понял, что это за канонада, а теперь знаю.

– Далеко от вас произошла перестрелка?

– Трудно сказать. Туман – штука обманчивая. Но насколько я могу судить, милях в пяти стреляли. Я слышал это все только потому, что курил наверху, на мостике. Если бы был в помещении – нипочем бы не услыхал.

– Почему не сообщили о стрельбе?

Капитан смутился.

– Да сам не знаю. Вы же понимаете, товарищ майор…

Протасов понимал. Жизнь была достаточно неоднозначной штукой, чтобы каждый шаг подлежал продумыванию. И иногда «не сделать» было гораздо лучше, нежели «сделать». Сегодня рыбак рассказал о стрельбе, а завтра это стало известно стрелявшим, потому что информация – штука текучая, ее никогда не получается полностью удержать под контролем. И что тогда? Может быть, стрелявшие и ничего не сделают, сочтя, что им не причинили ущерба. Но может и обратное —и тогда уже твой корабль могут найти искромсанным пулями, дымящим и перекошенным. И семья сможет попрощаться только с фотографией, чей уголок будет заклеен черной тканью…

– Но теперь-то рассказываете, – вздохнул Протасов. – Ладно, со стрельбой мы все прояснили, а не видели ли вы в окрестностях какогонибудь нового корабля?

– Кораблей тут ходит море, – устало скаламбурил капитан. – Вам какой именно надо?

– Ну, как минимум, двести тонн водоизмещения. Скорее всего – грузовик какой-нибудь, хотя не обязательно…

– В общем, вы сами не знаете, в какую сторону глядеть, – усмехнулся капитан.

Протасов неприязненно покосился на него. Такое чувство, что этот пожилой дядька разговаривает не с представителем следственной комиссии, а балагурит с более молодым коллегой, то и дело ставя его на место.

– Не знаем. Но скорее всего – это пришлые. Я что-то не слышал, чтобы наши «контрабасы» имели на вооружении «вулканы».

– Я с контрабандистами не общаюсь. И сам воздерживаюсь от перевозок того, что по закону не положено. Если, конечно, не считать мелочей, которые за рубежом дешевле и за которые у нас на растаможке дерут три шкуры. Но это именно мелочи, причем законные.

– Не объясняйте, – отмахнулся Протасов. Он понимал, что все капитаны, ходившие за рубеж, привозили «мелочи». Бороться с этим было невозможно и глупо. Если слишком сильно завинтить гайки, механизм может и сломаться…

– Но слухов никаких не было насчет того, что, дескать, вот какой-то залетный гастролер пожаловал?

– Никак нет. Но я же говорю, что не общаюсь с тем народом, который может такие слухи обсуждать.

– Если услышите – сообщите? – спросил майор.

– Сообщу. Если, конечно, услышу! – ответил капитан.

Примерно в том же ключе разговор повторился множество раз. Стрельбу слышали, никаких сплетен не уловили, все готовы к сотрудничеству, но никто и близко не может принести пользы. У Протасова складывалось ощущение, что он барахтается в густой жидкости, которую просто нереально расшевелить.

Не слишком хорошо ладилась и работа по контрабандистам. Инцидент с уничтоженным пограничным катером стал для подавляющего большинства новороссийских «контрабасов» сигналом временно прекратить свои темные делишки. Потому что в течение нескольких недель следаки будут рыть так, что клочья полетят. А погранцы – стрелять на поражение, не особенно разбирая правого и виноватого, просто желая отомстить за своих убитых.

В отношении последнего опасения были не напрасными. Через три дня после инцидента в зеленой полосе за городом был найден труп уголовного авторитета Партизана. То есть авторитетом он был не из ведущих, но специализировался именно на контрабанде, пропуская через свои руки процентов пять того, что приходило и уходило в Новороссийск незаконно. Судя по тому, в каком состоянии находился труп, Партизана долго мучили.

Убийство Партизана стало для Игоря Протасова дополнительной головной болью. Знал ли он что-то о стрелявших по пограничному катеру? Или те, кто его жег, бил и резал, только думали, что тот знал? Были это народные мстители из пограничников или Партизана убрали свои же, чтобы не допустить утечки? Если последнее, то на кой черт столько садизма? В общем, вопрос был открытый.

– Надо разобраться, кто «крышует» контрабандистов, – сказал Протасов на очередной оперативке. – Ясное дело, что администрация порта имеет с этого жирный кусок, но общие знания нам не помогут – нужна конкретика. Будем знать, кто помогает «контрабасам» быть незамеченными, – сможем выяснить, кто это такой борзый появился на нашем горизонте. А в том, что «крыша» обязана об этом знать, я уверен. Значит – будем работать по администрации. Ищите любую серьезную зацепку, которая позволит нам прищучить этих деятелей!

Подчиненные слушали и молчали, молчание их было тяжелым и грустным, почти осязаемым. Протасов решил ступить на неблагодатную почву, с множеством скрытых ям и ловушек. Понятно, что без этого в данной ситуации не обойтись, но все равно нельзя остаться равнодушным к тому, что работа в ближайшее время сильно усложнится.

– Я сегодня же поставлю в известность руководство округа. Думаю, они поддержат мою инициативу, – закончил свою речь майор.

Округ не мог не поддержать. Инцидент получил изрядный резонанс, и в сторону Новороссийска уже поглядывали из Минобороны. Между тем внимание вышестоящих чинов редко бывает в радость подчиненному. На десять случаев взбучки и нервотрепки придется хорошо если одно поощрение. Так что округ поможет, чтобы не пришлось принимать у себя гостей из столицы. Они в последнее время, при новой власти, взяли за моду интересоваться в большей степени не традиционными банкетами и отдыхом, а работой. То есть, конечно, они и на охоту съездят с удовольствием, и на банкете посидят… но в конечном итоге все-таки спросят о том, что конкретно сделано в решении возникшей проблемы. И если ты не дашь путного объяснения, то готовь шею к очень вдумчивому намыливанию.

Протасов не знал, что инцидент, над расследованием которого он работал, – это только один из элементов большой составной головоломки, этакого многомерного паззла, растянутого не только в пространстве, но и во времени. Впрочем, фигуры большой игры очень редко получают возможность посмотреть на доску со стороны. Иногда это играет роковую роль, иногда помогает разобраться в ситуации. А иногда – и вовсе никак не влияет на происходящее.

Хотя это был не тот случай.

* * *

Винтра проснулся утром от пронзительного писка мобильного телефона. Чертыхнувшись, грек посмотрел на часы – было шесть тридцать. Сон слетел с него моментально – он знал, что по этому номеру никогда не будут звонить в такую рань, если нет серьезного повода. То есть, скорее всего, что-то произошло.

– Винтра слушает, – сказал Янис.

– Алтайский караван не прошел. Оборудование прохлопали, – сообщил русский помощник Яниса Олег Поташев.

– Какого черта? Как это случилось? – Винтра по-змеиному зашипел в трубку. Комната плыла в глазах – сказывался хронический конъюнктивит, из-за которого каждое утро надо было тщательно умываться, очищая глаза от мельчайших чешуек подсохшего гноя, скопившегося за ночь.

– Операция федералов. Большую часть людей перебили, остальных захватили.

– Кто слил информацию? Это не могло быть случайностью!

Поташев немного помолчал, потом ответил:

– Трудно сказать. С одной стороны, есть самые очевидные подозреваемые – наши пакистанские друзья. Но если подумать, то может статься, что дело не только в них. Мы собираемся обглодать слишком жирный кусок пирога, так что пакостить не будет только ленивый.

– Много поэзии, Олежек, – вздохнул Винтра. – А хотелось бы конкретики. У нас с тобой не дискуссия физиков и лириков…

Янис учился в МГУ, так что сугубо русское понятие выскочило из него абсолютно непринужденно.

– Наши люди уже работают. По мере сил заметаем следы в Монголии и на Алтае. Но надо что-то делать с оборудованием. Срыв поставки угрожает дальнейшим сбоем графика. А если мы не закончим вовремя…

– Да все я понимаю, – вздохнул Винтра. —Ничего, мы шли с опережением графика на две недели, так что попробуем уложиться в резервное время.

– Что будем делать с компаньонами? Им докладывать о проблемах?

Винтра почесал переносицу, несколько раз моргнул. Глаза начинали видеть яснее, но все равно комната расплывалась, а ощущение было такое, как будто по слизистой оболочке роговицы плавает огромное количество чего-то лишнего.

– Проблем пока что нет. Так что не спеши. Я должен сначала поговорить с Венедитисом, а дальше – как он решит.

– Это проблем не вызовет? – с сомнением в голосе осведомился Поташев. Он понимал, что информация о любой мало-мальски масштабной операции силовых структур становится известной в определенных кругах в считаные часы. То есть их русские компаньоны сейчас прекрасно знают, что у Винтры неприятности. Начни это скрывать – и последствия могут быть скверными.

– Мы не собираемся никому врать, – успокоил Олега Янис. – Они же неглупые люди, они понимают, что такое дело с кондачка не решается. Надо обсудить все, обдумать. Нет, Олег, если у нас и будут неприятности, то только если мы начнем суетливо извещать компаньонов о том, что, дескать, все под контролем. Люди, которые суетятся, очень быстро теряют вес.

– Я вас понял, – сказал Олег.

– Хорошо. Тогда до связи – я должен поговорить с Венедитисом.

Закончив разговор с Поташевым, Винтра стал набирать номер своего босса. Траянос не любил, когда ему несвоевременно сообщают о проблемах. Так что придется ему немного недоспать этим утром.

Выслушав сообщение Винтры, босс немного помолчал. Потом сказал очень спокойно:

– Надо сделать так, чтобы оборудование пришло в Москву своевременно. Как там твой бравый капитан, готов к трудовому подвигу?

– Ну, допустим, его готовность должна быть перманентной, раз уж он подписался работать с нами. Другой вопрос, что на Черном море нынче очень неспокойно. Пограничники бесятся после того, как мы уничтожили их корабль.

– Это, кстати, тоже инициатива твоего разлюбезного Мубараха, – едко заметил Траянос.

– Альтернативы не было, – возразил Винтра.

– Замечательная отговорка, мне тоже очень нравится, – хихикнул Венедитис в трубке. – Но если следующая партия оборудования не окажется в Москве в срок, мы существенно выбьемся из графика постройки нашего предприятия. Это означает убытки. А ткни мне пальцем в того идиота, которому нравится терять свои кровные.

– То есть…

– То есть тебе предстоит очень важное задание: придумать, как перевезти в Россию оборудование взамен того, которое было утрачено из-за нападения на Алтае. Господи, а ты представляешь, сколько у нас теперь дополнительной головной боли?

– Представляю… – опрометчиво сказал Винтра.

– Да ни черта ты не представляешь! – взорвался Траянос, но тут же убрал из голоса эмоции и холодным бесцветным тоном сообщил:

– Груз будут изучать. И когда разберутся, что за технику пытались провезти на территорию России, будет переполох.

– Так уж и переполох, – усомнился Винтра. – Можно подумать, что героин в России не делают.

– Не такого качества, как собираемся делать мы. И уж точно не на таком оборудовании… Я просто завидую колумбийцам: мы купим у них на пять комплектов больше, чем рассчитывали. Два с половиной миллиона долларов, неплохой такой кусочек, если по совести. Даже на фоне стандартного дохода наркокартелей.

Наконец-то Винтра получил возможность привести себя в порядок. Он принял душ, выпил две большие чашки кофе с сухим печеньем. В процессе этого скромного завтрака он непрерывно чертил и рисовал в небольшом блокноте. На первый взгляд его изобразительное искусство напоминало какие-то сложные логические схемы. Но на самом деле в нем не было ни малейшего смысла. Некоторые рисуют человечков, некоторые – цветочки, кто-то малюет закорючки и тому подобное. А Янис Винтра, когда ему приходилось всерьез призадуматься, чертил фальшивые схемы, не несущие в себе ничего.

Хотя выглядели они очень и очень связно.

* * *

Салиму снился Гонконг – остров с его высоченными скай-скреперами, странный язык, причудливая смесь английского и китайского, и множество кораблей, рассыпанных по морю вокруг этого диковинного государственного образования. Еще ему снился тот огромный дракон, который, по преданию, обвивается вокруг острова, охраняя покой и благополучие его жителей.

Турок снова видел себя стоящим на носу длинной, хищной моторной джонки, бесшумно движущейся по заливу. Ночь, липкая густая жара, множество звезд в небе, море пахнет рыбой, нефтью и водорослями. Слышны корабельные гудки в порту, сонный гомон птичьего базара на скале Чуй-Фонг, гул самолета в небе. Салим чувствует все это по отдельности и вместе. Так не чувствуют по-настоящему, но турок знает, что это сон.

Во сне он преследовал свою добычу – каждый раз это было какое-то судно из числа тех, которые он брал в реальности, когда был главарем пиратской шайки. То неповоротливый японский контейнеровоз, то роскошная пассажирская яхта, полная недоумков-толстосумов, визжащих от ужаса при виде пиратского корабля, то шаланда рыбака, с которой и взять-то особо нечего. Каждый раз во сне Салим преследовал новый корабль. Они никогда не повторялись.

Мубарах чувствовал, что это сон. Но одновременно его распирал тот особенный, ни с чем не сравнимый азарт, который охватывает всякого, кому доводилось охотиться на людей – самую изысканную, опасную и трудную дичь всех времен. Турок пожирал глазами приближающееся судножертву, заранее зная, как он прыгнет на палубу, как будет бить прикладом автомата тех, кто не слишком торопится падать на палубу лицом вниз, как пройдет вдоль шеренги пленников, наметанным взглядом выбирая тех, кто может представлять интерес в качестве источника добычи.

Их потом будут пытать. Не сильно, но достаточно, чтобы эти глупцы поняли, что безопасный мир, в котором они обитали до сих пор, – всего лишь фикция, а на самом деле окружающая среда жила, живет и будет жить по законам джунглей. И не будет ни единого человека, настолько смелого, чтобы не рассказать пиратам то, что им было надо.

Такие сны приходили к Мубараху тогда, когда он слишком долго бездельничал. Видимо, он слишком привык к активной жизни. И когда ее не было по-настоящему, его душа принималась по второму разу переживать старое. Салим старался в таких случаях как можно скорее вернуться к активной деятельности. Он опасался, что однажды старых запасов не хватит. И что будет тогда делать его сердце, привыкшее к острым ощущениям?

Казалось бы, мелочь – турок всего неделю ничего не делал. Уничтожение пограничного катера поставило крест на том, чтобы выходить в море. Надо было немного переждать, а это всегда было трудно.

Этой ночью Салиму пришлось пережить во сне битву. В материальном мире она произошла очень давно, когда Мубарах еще не был предводителем пиратов, а всего лишь рядовым бойцом у Ли Сяо Луня – старого пирата, орудовавшего на побережье с самого окончания Второй мировой. Хотя сон несколько подкорректировал происходящее, и именно Салим вместо Сяо Луня командовал полутора десятками отморозков, бравших шхуну с грузом красителя для тканей. Команда этой посудины оказалась на редкость боевой – не часто встречались подобные в наше спокойное время. Пришлось и пострелять, и ножами помахать, и после окончания боя – отправить на дно двоих ребят, зашитых в парусиновые мешки. Что Салим очень хорошо помнил, так это пунцовые пятна на ткани – убитых хоронили как есть, не обмыв, чтобы море знало, каких храбрых людей оно принимает в свою пучину.

Турок проснулся весь в поту, с ощущением свинцовой тяжести в мышцах, как будто бы и вправду после боя. Он полежал немного, глядя в потолок, и через несколько минут на смену тяжести пришла бодрость. А еще – такое ощущение, что сегодня что-то должно измениться.

В отношении последнего Салим не ошибся. Он сидел и завтракал, когда в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Мубарах.

Это был Винтра. На лице у грека блуждало какое-то странное выражение.

– Присаживайтесь, господин Винтра. Чем обязан визиту?

– Для тебя появилось новое дело, Салим. Придется выйти в море.

Несмотря на то что турок очень внятно представлял, насколько трудно сейчас будет в русских территориальных водах, перспектива ему понравилась. Его опыта вполне достаточно, чтобы эффективно водить за нос потенциальных преследователей, а «Дельфин» – настоящее произведение искусства. Он – как джокер в карточной колоде. Надо знать, как его использовать, и тогда он приведет тебя к победе. Салим небезосновательно полагал, что знает, как использовать такого джокера, как свой катер.

– Если надо – выйду. А что случилось?

– Часть груза не дошла. Надо очень быстро доставить замену. Иначе, боюсь, у нас будут проблемы.

Мубарах хищно улыбнулся:

– У нас – это у кого?

Винтра посмотрел ему прямо в глаза и ответил:

– У меня. У тебя. И еще у очень многих людей.

Салим не был слабонервным человеком. Иногда казалось, что у него вообще нет ничего, похожего на нервные окончания. Но от того холода, которым его сейчас обдало, турок съежился, как воздушный шарик. Внешне, правда, это проявилось только в том, что Мубарах отвел глаза.

Винтра решил, что давить на Салима он не будет. Турок – человек понятливый, недаром он прожил свою жизнь и сумел заработать неслабую репутацию. Вопрос был лишним, и Янис дал понять капитану, что не следовало распускать язык. Вполне достаточная мера пресечения.

– Когда отправляться?

– Из Новороссийска ты должен выйти как можно скорее. Сможешь сегодня – уходи сегодня. Если не сможешь, то дам тебе еще сутки на раскачку. Но не больше. Извини, но время поджимает. Мне еще надо придумать, как тебе обеспечить безопасный проход, когда ты вернешься с грузом.

– Я смогу и уйти и вернуться, – возразил было турок, но Янис покачал головой.

– Легко верю, но рисковать мы не можем. Если с тобой что-то произойдет по пути в Турцию, то мы еще успеем переиграть расклад и найти другой выход. Но если груз не дойдет до получателей, то нам всем кранты. Поэтому назад ты пойдешь, когда я тебе скажу, и не раньше. Понятно?

1 Гуайло – «круглоглазый». Так китайцы пренебрежительно называют людей европейской расы.
2 Название корпорации вымышлено.
Продолжить чтение