Читать онлайн Пентюх бесплатно

Глава 1. В которой меня пытаются послать

История эта началась совершенно по-дурацки, как, впрочем, все истории, которые происходили со мной. Я лениво перебирал на столе бумажки, когда в присутственное место зашёл наш исправник Егор Пантелеевич Добронравов. Он пошевелили своими пышными усами, гмыкнул зычно, поправил на боку свою то ли саблю, то ли шашку, и спросил, ни к кому не обращаясь:

– Сам-с у себя-с?

«Самим» в речи исправника был председатель земской управы Игорь Фёдорович Кротовой, заведующий нашим Бирюльским уездом. Я промолчал, делая вид, что занят чтением очередной невероятно увлекательной челобитной какого-то Макара Грызлова о меже, неправильно померенной злодейским землемером, подкупленным его соседом. Потому исправнику ответил Ванька. Он поднял голову от такого же, как у меня, стола, и пропищал:

– У себя-с. Доложить?

– Сам доложу, – буркнул исправник и потопал своими подкованными сапожищами через присутственное место к кабинету нашего руководителя. Приоткрыл дверь и втиснул своё огромное, грузное тело внутрь, прикрыл дверь и забубнил чего-то гулким басом.

Мы опять уткнулись в наши бумажки, делая вид, что жутко заняты, хотя изо всех сил пытались разобрать, о чём исправник беседует с нашим начальником. Так уж повелось, что писари – самый любопытный народ. Но, к нашей досаде, слов было не разобрать. Мне лишь показалось, что пару раз я услышал слово «Разуменка», но могло, действительно, показаться. Слово знакомое просто – так речка называлась, которая по нашему уезду протекала верстах в тридцати или сорока от Бирюля. Вот и почудилось.

Впрочем, через несколько минут дверь в кабинет начальника распахнулась, и вместе с исправником вышел Игорь Фёдорович собственной персоной. Должность он имел представительную, а вот внешность – не очень. Был господин Кротовой росту невысокого – метр шестьдесят максимум. Круглая голова его была полысевшей, и от плеши на макушке редкие волосы грустно рассыпались вниз по голове. Под стать голове был живот – кругленький, выпирающий. Не спасало положение в плане представительности и лицо: белесые глазёнки скорбно смотрели из-под грустно-взметнувшихся вверх бровей, а над пухлыми, будто вареники, губами топорщились короткие неопрятные усики. Зато умище у господина Кротового был недюжинный, хоть и характер мягкий и уступчивый. Оттого пользовался председатель у местного дворянства почётом и уважением.

Игорь Фёдорович скорбно осмотрел нас, писарей. Подошёл вначале к Ваньке, потрепал его по голове, отчего Ванька ещё сильнее наклонился, носом почти уткнувшись в бумаги. Потом Кротовой подошёл к Потапу Смирнову. Тот, как всегда при виде начальства, вскочил, выпятил грудь и начал дышать, раздувая ноздри. Эдак Потап своё усердие показывал: вид имел лихой и придурковатый. Впрочем, Смирнову для вида придурковатого и притворяться не приходилось, ибо он действительно был дурак-дураком, и как в писари попал – одному Богу известно, да дядюшке, который был другом нашего начальника. Потом председатель земской управы пошёл ко мне, и я понял, что именно я получу задание. И что задание будет, иначе не вышел бы Игорь Фёдорыч из своего кабинета до вечера! Я тяжело вздохнул и приготовился слушать.

Господин Кротовой остановился перед моим столом, а сзади него замер исправник. Игорь Фёдорович помялся, и проговорил извиняющимся тоном:

– Семён, надо будет тебе прокатиться в волостное село Разумное, что на речке Разуменке.

– Мне? Прокатиться? – я в ужасе вскочил из-за стола, ибо за два года, как попал в этот мир, из Бирюля ни разу никуда не выходил! Уж очень много опасностей подстерегать могло за городскими стенами.

Да-да, вы не ослышались! Попал я в этот мир под названием Терра из совсем другого, где был на дворе не девятнадцатый век, а двадцать первый. Где уже были компьютеры, смартфоны и автомобили, а не дилижансы, земские управы и, прости Господи, мутанты всякие и колдовство! Но настолько я невезучим оказался, что никаких способностей я при переносе из одного мира в другой не приобрёл, и как был Семёном Пентюхом, так им и остался. Хотя и маги меня проверяли. И священники. Но… никаких способностей – ни магических, ни силовых у меня не было. В итоге проверяющие развели руками и сообщили, что я один из тысячи попаданцев, кто при переходе из мира в мир не приобрёл благодати! И это тем более обидно было, что из моего мира в Бирюле был ещё один попаданец – Роман Залимов. И величали его уважительно Романом Валерьевичем, потому как при переносе приобрёл он способности магические, оттого и дворянский титул получил, и стал врачевателем неплохим. И у него, считай, весь уезд оздоравливался от всяческих болячек. Впрочем, ужас мой на председателя земского собрания подействовал мало. Он поморщился и произнёс:

– Опасного нет ничего, Семён! В почтовой карете доедешь да села, сделаешь работу, а на следующей карете назад!

Конечно, Игорю Фёдорычу хорошо говорить об отсутствии опасности. Это ведь не ему сорок вёрст через дикие земли в карете трястись! Тут ведь в этом мире достаточно спокойно, если ты… в населённом пункте. Сюда редко какая нечисть забредёт из-за щитов с рунами охранительных. И ту нечисть быстренько укокошат. А вот мир за границами городов, посёлков и сёл отличается разительно. Нет, там бродят люди, и много. Есть отчаянные, которые спокойно себе пешком путешествуют. Только я не из таких. Тем более, как попал сюда, в писари, стал изучать местную флору и фауну. Такого начитался, что меня и под дулом пистолета за городскую черту не выгонишь. Кстати, писарю это и не нужно было. А тут…

– И что за работа? – с подозрением спросил я начальника.

– А в Разумном мужика убили! – басом загрохотал исправник, – А сыщик наш – Мерлен – как назло в командировку в соседний уезд отправился. Попросили нашего Мерлена Петровича им помочь!

– А я при чём? – леденея, спросил я начальника, старательно игнорируя стоящего за его спиной громогласного Добронравова.

– Дело в том, Сёмушка, – отвёл глаза председатель земского собрания, – Что надобно запечатлеть положение э-э-э- телес умершего…

– Убиенного! – грянул сзади исправник и Кротовой поморщился.

– Убиенного! – поправился председатель. Но сбился с мысли, вновь вздёрнул свои бровки домиком, посмотрел зачем-то на Потапа, но потом, видимо, ухватил мысль, просиял и закончил: – Так вот! Запечатлеть положение телес, описать самого убиенного – цвет кожи, характер ран, ежели таковые имеются. Опросить свидетелей и записать их показания максимально быстро после совершения преступления-с!

– Я писарь! – в отчаянии закричал я Кротовому: – Писарь, а не полицейский чин! Пусть становые приставы отправляются!

Коллеги мои – Потап и Ванька, совсем носы уткнули в бумаги, и делали вид, что их и вовсе нету. Даже Потап – дурак дураком, а тащиться за сорок вёрст не захотел!

– Да как же становые приставы отправятся? – забасил опять исправник, – Они ж бестолковые и писать почти не умеют! Филя еле-еле в прошлом годе научился имя своё выводить без ошибок, а Киря одно слово неделю пишет!

– Так вы и езжайте! – зло и мстительно сказал я Добронравову, наконец, посмотрев в его бесстыжие очи, – Вы же писать умеете?

– Я-то умею, – укоризненно прогудел Егор Пантелеевич, – Да город я на кого оставлю? Или ты, Семён, возьмёшь оружие и будешь нечисть вылавливать?

Нечисть вылавливать я не собирался, конечно. Да и оружие в руках не держал толком ни разу. Тут без оружия безопаснее. С ним тебя любой хам на дуэль вызвать может, а без него ты законом защищён! Попробуй кто на безоружного оружие направить – сразу петля! Но и отправляться куда-то, чтобы труп описывать, я тоже не собирался. Потому непримиримо наклонил голову и стиснул зубы.

Глава 2. Задание

Игорь Фёдорыч моё злобное молчание, видимо, за согласие принял, потому как заговорил преувеличенно радостно:

– Вот и замечательно, Семён! Вот и замечательно!

– Да что замечательного? – неожиданно для себя заорал я, – Вы с ума сошли все? Да я лучше уволюсь, чем поеду в ваше Разумное!

– Ну что же, увольняйся, – неожиданно легко и спокойно сказал Кротовой, – Сколько там у тебя оклад? Шестьдесят рублей? Найдём на твоё место желающего быстро. А ты иди, поищи работу в Бирюле. Особенно, когда Егор Пантелеевич да я порекомендуем тебя не брать никуда!

Такой подлости от своего начальства я не ожидал. И это от Игоря Фёдоровича, которого я учил, как особо надоедливым такие отписки делать, чтобы никогда у них не возникло желания больше кляузы свои пачками к нам в управу нести. А Кротовой радовался и говорил, что я самый лучший писарь управы за последние сто лет! От обиды даже дыхание перехватило. Но в то же время и понимание пришло, что никому я тут действительно не нужен. Пришлый – так попаданцев здесь называли. Способностей никаких. Да и боец из меня, как из говна пуля. Максимум – заляпать смогу. Я тут поначалу от незнания вёл себя как в нашем мире, но оказалось, что здесь мордобитие – вовсе не преступление. И когда пару раз по лицу получил, то очень сильно начал за своим языком следить. А потом уже мне объяснили, что это ещё и повезло – было бы оружие при себе – застрелили бы на дуэли, да и дело с концом. Они ж тут дикари настоящие! Чуть что, как на Диком Западе – к барьеру и из револьверов шмалять друг в друга! Я когда такое первый раз увидел, потом тошнило меня дня три. Или четыре. Так это ещё один дуэлянт другого не убил, а только поранил. Потом привык, конечно, и к такому. И к мордобитию. Но сам никуда не ввязывался. Если промолчал, да мимо прошёл – то никто и не тронет тебя.

Председатель земской управы смотрел на меня своими рыбьими глазками и молчал. Молчал и исправник, вдруг резко поскучневший и уставившийся куда-то в окно. И Ванька с Потапом, с которыми мы два года в одном помещении проработали, с которыми время от времени пиво вместе пили, сидели и молчали. И я сдался. Сел за стол и проговорил трагическим голосом:

– Хорошо, Игорь Фёдорович, я поеду… – хотел сказать, что если случится со мной непоправимое – ему до конца жизни в глаза моим детям смотреть, но вспомнил, что детей у меня нету. И жены нету тоже. Честно сказать, даже девушки не было. На земле учился, да стеснялся. А здешним девушкам я был глубоко неинтересен. Пытался я тут ухаживать за одной – Глафира Дымова её звали. Но она на меня смотрела, как на таракана. И всё по стрелкам сохла, по изыскателям, да по охотникам. Это те самые безбашенные, которые пешком не боялись куда угодно ходить.

А Кротовой, услышав моё согласие, тут же заулыбался. Развернул бумажку какую-то, которую в руках держал. И я понял, что он в моём согласии и не сомневался, подлец, ни минуты.

– Здесь распоряжение на твоё имя, Сёма, а здесь подорожная! А тут вот приказ – командировочные получишь в канцелярии! Завтра с утра почтовая карета уходит на Разумное. В обед останавливаетесь в Лопани – это волостной центр. Там целых два часа отдыха. Можно покушать, отдохнуть, а к вечеру будешь уже в Разумном…

Председатель земской управы рассказывал, а я сидел, смотрел на блестящую пуговицу его пиджака, и внутри поднимался страх. Кротовой объяснил, что назад почтовая карета, но уже другая, будет идти через Разумное спустя три дня. Потому времени всё записать и запечатлеть будет более, чем достаточно.

– Ежели Мерлен Петрович ранее этого времени приедет – сам ему расскажешь и покажешь. А если к тому времени не будет его – поезжай с Богом обратно! А я к зарплате в этом месяце за командировку двадцать рубликов тебе надбавлю, Сёмушка!

Я ненавидяще посмотрел на начальника, но тут в дело вступил Ванька-подлец, и подложил свинью, которой я от него вообще не ожидал! Он подошёл к нашему столу боком и зашептал что-то на ухо Игорю Фёдоровичу, а тот всплеснул руками и заговорил:

– Точно! Как я мог забыть? Неси!

Ванька метнулся к сейфу, забряцал ключами и через минуту шмякнул передо мной на стол… револьвер! Огромный, тяжёлый, с длинным стволом или дулом, как уж называется, не знаю. А исправник, который всё так же за спиной начальника нашего стоял, крякнул радостно:

– Вот это дело! Давно пора! – заговорил резко басом. Я же посмотрел дико на Ваньку, на Игоря Фёдоровича и спросил:

– А это зачем?

– По формуляру-с положено, – Ванька втянул голову в плечи, и смотрел не на меня, а на начальника.

– Молодец, Ваня, садись на место! – милостиво кивнул ему Кротовой, и повернулся ко мне: – Сёма, надо так по закону! Ты распишись за пистолетик и за двенадцать патронов к нему! Вот здесь и здесь!

– И что я с ним делать-то буду? Я даже не стрелял ни разу, – в отчаянии спросил я председателя.

– Носить будешь, Семён! – пробасил исправник. Притиснул свою моржовую тушу к столу, высыпал патроны из коробочки и ловким движением откинул какую-то штучку возле барабана. А после стал запихивать в дырки патроны, пулями вперёд, постоянно проворачивая барабан: – Так он заряжается! Потом планочку на место! А потом целишься и нажимаешь на спусковой крючочек! На!

Исправник сунул мне заряженный револьвер, и я машинально взял железяку. Поразился, какой тяжёлой оказалась машинка для убивания, даже чуть не уронил от неожиданности. На вид револьвер легче казался. А исправник в это время сгрёб оставшиеся шесть патронов и бережно ссыпал мне в карман. Потом оглядел меня придирчиво и спросил:

– А кобура твоя где?

– К-какая кобура? – я натурально начал заикаться, глядя на огромного исправника. А тот повернулся к Кротовому и спросил:

– Игорь Фёдорович, а кобуру почему не выдаёте?

– Так по формуляру только наган положено-с выдавать и двенадцать патронов к нему-с! – тут же сообщил Ванька, выглядывая из-за кучи бумаг, как солдат из окопа.

– Действительно так, – кивнул председатель земской управы.

– Ну, положено-с, не положено-с, – благодушно прогудел исправник, – Не в сапоге ж ему оружие носить! Выдайте и кобуру!

– Так нету кобуры, – развёл руками Кротовой.

– Ладно, – исправник махнул своей ручищей: – Зайди после службы к нам в участок, найдём!

И потопал на выход. Кротовой тут же развернулся и зашёл в кабинет. А Ванька и Потап уткнулись в бумаги и сделали вид, что не произошло ничего. Я подумал, и решил уйти пораньше. К чёрту сидеть, всё равно работать не смогу теперь. Взял блокнот, да грифельный карандаш. Подумал немного и сгрёб со стола линейку. В сериале каком-то видел, что эксперты на месте убийства замеряют всё. Вдруг понадобится? Поднялся и уже к выходу пошёл, как вспомнил вдруг про оружие. Вернулся, взял револьвер и стал крутить, соображая, куда его сунуть. Пробовал за пояс, но оказалось – неудобно. Тогда взял волостную газету «Ведомости», завернул в неё пистолет и сунул подмышку. Так и пошёл из присутственного места, провожаемый сочувственными взглядами оставшихся писарей.

По дороге всё думал, что с собой взять. И решил, что нужно пирожков с капустой купить. Очень вкусные они были в булочной, что напротив моей квартиры располагалась. Зашёл, взял сразу десяток, занёс всё домой да так и лёг обутый на кровать застеленную. Думал и не засну, а только глаза закрыл, как провалился в сон. И проснулся уже рано утром…

Глава 3. Что такое не везёт и как с этим бороться

Рано утром я пришёл к зданию управы и стал дожидаться почтовую карету. Не знаю, что это за мир, в котором я оказался, но он в чём-то очень похож был на наш. Если не считать монстров всяких, да разные расы. Таких тут, кроме людей, насчитывалось пять штук: тырки, гмуры, грыли, альфилы и парафины. Первые три жили зачастую и среди людей, а вот парафины с людьми не дружили никак. И вообще ни с какими расами не дружили. Жили сами по себе и особо никуда не высовывались. Хотя, альфилы тоже были весьма заносчивыми тварями. Они, по преданию, в этот мир попали первыми. А может, и изначально здесь жили. Это потом уже сюда проваливались и другие расы и люди из разных миров. Когда-то – густо и много. А потом, как я, изредка и по одному. Но я так подозреваю, что королевство Рось, в которое я и попал, было заселено как раз выходцами из России. Оттого так мало различий. Даже если и начинались расхождения, проваливались новые, с более современным языком и понятиями, и нынешняя цивилизация подтягивалась к уровню той. Хотя, тянуть её ещё надо было много, но вот местные условия не всегда позволяли!

Возле управы стояли две девицы, видимо, тоже карету ожидали. Я скромно стал рядом, щупая холщовую сумку, в которую положил и револьвер, и пирожки с капустой, и блокнот с карандашом и линейкой. Вскоре подъехала карета, запряжённая парой здоровенных лошадей. Тут их называли тяжеловозами. Кучером был грыль – мелкое, худощавое существо с сероватой кожей, огромными, без ресниц глазами, тонкогубым ртом и узловатыми конечностями. Грыль глянул на нас и спросил писклявым голосом:

– Билеты есть?

Я достал свой, девицы достали свои билетики. Только они полезли в карету, на площадь вышел дворянин лет тридцати от роду. Высокий, статный, с орлиным носом и усами, закрученными наверх. Он весело глянул на нас, подошёл и спросил у грыля:

– В Ожск карета?

– А куда ж ещё? – пробурчал грыль, – Или тут двадцать карет разных?

– Поумничай мне, – нахмурился дворянин. Сунул грылю под нос билетик и упруго вскочил в карету. Сел рядом со мной, напротив дам, и тут же представился: – Поручик в отставке, Жилов! Егор Егорович!

И коротко так головой кивнул. Я бы мог поклясться, что даже щелчок каблуков услышал. А девицы зарделись, глянулся им поручик. Потупили глаза, как того правила приличия требовали. Одна – высокая, налитая, как уличный надувной батут, так, что груди, казалось, корсет платья разорвут, прошептала томно:

– Скрипина, Катерина Леопольдовна! – и ножкой шаркнула по полу кареты.

Вторая – похудее, побледнее, зато с завитыми в кучеря локонами и красным от помады ртом, тоже жеманно ножкой сделала:

– Ольга Анатольевна! Жугарова!

Бравый дворянин повернулся ко мне. Понимая, что отмолчаться не получится, я произнёс:

– Семён Петрович… Пентюх.

– Как-как фамилия? – вскинул вверх брови поручик. И я его понимал. В этом мире слово пентюх означало то же самое, что и в моём. Потому покорно повторил фамилию. Дамы заулыбались, а Жилов так и вовсе расхохотался: – Чем занимаетесь, господин… Пентюх?

– Писарь в земской управе, – проговорил я, уже мысленно ненавидя отставного поручика.

– Как нам повезло, дамы, – чуть наклонился к попутчицам Егор Егорович. В это время карета тронулась, и он закончил уже под скрип колёс: – Случись что, и господин… Пентюх подробно запишет происходящее!

Дамы захихикали активнее. У Скрипиной стиснутая корсетом грудь заколыхалась опасно, будто холодец на вибрирующей стиральной машине. А я отвернулся и сделал вид, что дремлю. Поручик в это время стал рассказывать о своей службе в кавалерии. О славных походах и жестоких схватках. Около часа я слушал Жилова, и оказалось, что королевство наше стоит только благодаря Егору Егоровичу. И в атаки лихие он полки водил. И разведку проводил. И огромных злобных тырков убивал сотнями, и даже рога их коллекционировал, да потом перестал. Только вот с тырками мы не воевали никогда. Хотя, может, потому и не воевали, что всех воинственных бывший поручик порубал…

Мы давно выехали из города и ехали по лесу. Я смотрел между деревьев и гадал, сколько же злобных, опасных существ сидит там и следит за нашей каретой. А отставной поручик наклонился так, что губами чуть не касался бюста Скрипиной, и рассказывал:

– А возле моего имения завелось логово хвылей! Так не поверите, дамы, я взял рогатину и пошёл на этих зверей! В одиночку!

– Какой вы отважный! – прошептала, подкатила коровьи глаза кверху батутоподобная Скрипина. Подруга её лишь кивнула молча, не сводя восхищённого взгляда с отставного поручика.

– Подхожу к логову, и оттуда выскочили сразу три хвыля! И вот эти чешуйчатые скотины, – продолжал разливаться соловьём Жилов, – Принялись прыгать вокруг меня, будто кузнечики!

– Хвыли волосатые, на шести лапах передвигаются. Весят около тонны, потому если прыгнут – по колено в землю провалятся, – сообщил я, и тут же пожалел.

Глаза отставного поручика налились кровью. Он побагровел и повернулся ко мне:

– Что вы изволили сказать, господин… Пентюх?

– Так в трактате о монстрах написано, – проговорил я, жалея уже, что рот открыл.

– Не извольте юлить, писарчук! – Жилов рванул на себе ворот и схватился за кобуру: – Вы посмели меня во лжи обвинять?

– Ничего я не посмел, – пробормотал я, с ужасом глядя на взбесившегося дворянина.

Жилов забарабанил в стенку кареты и заорал грылю:

– А ну, стой, серое отродье!

Грыль, в отличие от меня, говорить ничего дворянину не стал. Послушно натянул поводья, и карета остановилась.

– А ну, пшёл вон из кареты! – заорал, брызгая слюной Жилов.

– Ваше благородие! – пыталась сказать что-то напомаженным ртом та, что похудее.

– Молчите, дамы! – процедил поручик, – Его счастье, что без оружия, иначе, клянусь, тут же дуэль! И в лоб!

– Но оставить в лесу, поручик? – проговорила Скрипина.

– Ничего-с! Жить захочет – выберется! И впредь за языком будет следить!

Так как я сидел, обмерев от страха, Жилов схватил меня за грудки и просто выкинул из кареты. Заорал грылю и тот тронул, увозя моих бывших попутчиков вперёд.

Первой моей мыслью было побежать следом, объясниться. Но я вспомнил налитые кровью глаза дворянина, и решил, что лучше потихоньку пойду следом. А то не дай Бог узнает, что у меня в сумке пистолет лежит – действительно ведь застрелит, скотина! Когда почтовая карета отъехала шагов на двадцать, я тихо пошёл следом. Но отставной поручик и не думал успокаиваться. Он высунулся из окна и прокричал:

– А ну, пшёл вон, мразь!

Я сделал вид, что не слышу и шёл понуро следом. Тогда дворянин вытащил из окна руку с пистолетом и выстрелил в мою сторону. Не знаю, убить хотел или просто так бахнул, но я услышал, как пуля мимо меня просвистела. Я ломанулся с дороги в кусты, убегая из-под огня одуревшего помещика. Задыхаясь от страха, бежал и бежал подальше от дороги, пока не уткнулся в болото. Только там остановился, запыхавшийся, и оглянулся назад. Отсюда уже не было видно ни дороги, ни кареты. Я сел прямо на траву и чуть не заплакал. Вот же незадача! И кто меня за язык потянул? Впрочем, плачь не плачь, но жить хотелось. Потому, когда отдышался, я решил съесть пирожок и вернуться назад на тракт. Авось и выйду по ней назад в Бирюль! Далеко мы не могли уехать – за два часа пути хорошо если вёрст десять проехали.

Достал пирожок, начал жевать, и тут услышал густой, тяжёлый всхрап. Повернул голову и обомлел. Судя по всему, передо мной стоял самый настоящий бздым! Мерзкая, зелёная скотина, с плоской башкой и огромной пастью. Она чем-то напоминала жабу, только в размерах была, как лошадь! Я встал с пирожком в руке и медленно повернулся к чудищу…

Глава 4. Тварь

Бздым раскрыл пасть, и оттуда вывалился здоровенный язык. Я скосил глаза вниз, на холщовую сумку с револьвером, которая так и осталась сиротливо лежать на земле. Пока наклонюсь, пока достану оружие, пока прицелюсь… бздыму же, чтобы прыгнуть, нужно всего полсекунды. Не зная, что делать, я решил попытаться действовать так, как с медведем – заорать погромче и пострашнее. Где-то читал, что крупный хищник может испугаться сильного крика и уйти. Потому я, обмирая от страха, поднял вверх руки и заорал. Обычно я и кричать-то особо не умею, но тут ужас, видимо, разомкнул скрытые резервы моих лёгких, и я заревел так, что сам себя испугался! Бздым вначале выпучил свои и без того вытаращенные глаза, а потом вдруг стал пятиться от меня, развернулся и одним прыжком скрылся в чаще.

– То-то же! – самодовольно сказал я, опустил руки и повернулся, чтобы поднять сумку. И тут я увидел жуткую до безобразия животинку. Ростом она была мне где-то по колено. Абсолютно лысая, в складочку, невероятно отталкивающая. Морда – что-то между кошачьей и собачьей харей. Огромные острые уши торчком – чуть ли не больше головы. Эдакие два треугольных лопуха-локатора. И толстые лапы. Тварь сощурила глаза, и я решил, что она тоже испугалась моего крика. Потому опустился перед ней на корточки, погладил левой рукой и заговорил ласково:

– Не бойся, хорошая моя! На пирожочек!

Животное, описание которого я не встречал ни в одной книге, поморгало, глядя на меня, икнуло, совсем как человек, понюхало пирожок и заглотило его одним движением. Я достал ещё один пирожок и опять скормил существу.

– Какая же ты страшная! – покачал я головой, – Тварь, да и только! Но ты не бойся! Большой дядя Семён тебя не обидит!

Тварь посмотрела на меня, и вдруг лизнула мою руку. Я сел на траву, достал пирожок уже себе и стал неторопливо его есть. Тварь уселась рядом и задумчиво смотрела на болото. А я доел пирожок, стряхнул крошки и встал:

– Ну ладно, Тварь, желаю тебе всего хорошего на твоём болоте! – потрепал я по голове уродину, и даже потаскал ласково за огромные уши: – Ты, главное, обходи стороной всяких больших и страшных монстров, и тогда всё будет замечательно!

Я поднял сумку, повесил её на плечо. Подумал, достал всё же пистолет. Повертел его, но снова вернул в сумку, так и не придумав, куда прицепить. Махнул рукой и пошагал в лес, к дороге. И вдруг увидел, что Тварь семенит со мной рядом. Остановился и спросил:

– Что, пирожки понравились?

Тварь смотрела на меня своими грустными глазами и совсем по человечьи молчала. Я тяжело вздохнул, достал последние два пирожка и положил перед животиной:

– На! Обойдусь уж как-нибудь!

Тварь проглотила пирожки за секунду и двинулась опять за мной. Я остановился и нахмурился:

– А ну, брысь! Нету больше пирожков, поняла?

Тварь помялась рядом со мной, но, когда я тронулся, вновь посеменила рядом.

– Ладно, чёрт с тобой! – махнул я рукой, – Подальше отойдёшь от болота – сама вернёшься!

Минут через двадцать я вышел назад к дороге, и вначале было чуть не пошёл на Бирюль, да потом сообразил, что село Лопань намного ближе должно быть. И лучше мне туда направиться, вслед за каретой. А там уже другую карету дождусь, да поеду дальше. Карету уже точно не догоню, потому гнева Жилова бояться не стоит. Я кивнул довольно своим мыслям и бодро пошагал вперёд. Страшная животинка так и шлёпала со мной рядом. И вдруг, где-то через полчаса я увидел впереди нашу почтовую карету! И тут же радостно ускорил шаг. Решил, что одумался Жилов и решил всё-таки подобрать меня из лесу и извиниться за свою грубость. Я даже улыбнулся немного и пообещал быть себе снисходительным и извинить бывшего поручика, потому как в карете ехать было безопасно. Кареты, как и населённые пункты, были защищены специальными рунами от монстров. Но весь косяк рун был в том, что они размером должны были быть два на два метра. Иначе не вливалось в них нужное количество силы. Потому и безопасно было только в больших повозках, на которых изображены эти самые руны отпугивания. И такие же руны расставляли на щитах вокруг населённых пунктов.

Но уже когда подошёл к карете шагов на десять, понял, что что-то здесь не так. Понять это помогла неестественная тишина, отсутствие кучера впереди и… труп бывшего поручика, лежащий возле кареты в огромной луже крови. А потом я увидел и труп кучера-грыля. Он лежал впереди кареты, практически под задними копытами безучастно стоящих животных. Я ещё размышлял, какой монстр мог напасть на защищённую рунами карету, как из леса навстречу мне вышли сразу пятеро человек. И я в очередной раз убедился, что страшнее человека монстра нет…

Я обернулся, чтобы убежать, но и сзади уже стояли трое, причём довольно паскудно улыбались. Я судорожно вздохнул и уставился на пятерых спереди, чувствуя, как слабеют ноги и немеют руки.

– Чего уставился? – подмигнул мне самый здоровый из разбойников – детинушка метров двух ростом, с широким, как колесо от жигулей, лицом, и приплюснутым, как у боксёра, носом.

– Да я здесь разбойников всего два раза видел, – признался я, – И то оба раза на виселице в Бирюле. Вот и интересно, какие вы, когда живые.

Здоровый побагровел и расхохотался вдруг:

– Так ты пришлый, что ли?

– Пришлый, – во рту предательски пересохло, я чувствовал, что ещё немного – и просто рухну на землю сам, умерев от страха. И тогда бандитам даже убивать меня не придётся.

– Маг? – строго спросил здоровяк, и я честно признался:

– Вообще без всяких способностей! Один на тысячу!

Разбойник осклабился вдруг, а другие загомонили весело, радостно.

– Зовут тебя как, пришлый? – спросил меня мелкий, вертлявый мужичок с козлиной бородкой и дёрганными движениями.

– Се-семён! – максимально твёрдо проговорил я, а сам присел возле Твари и зашептал ей: – Беги, животинка, а то и тебя убьют!

И стал толкать страшненькую, но ни в чём не повинную чудо-юду по направлению к лесу. Здоровяк подошёл к карете, заглянул туда и проговорил внутрь:

– Барышни, ложная тревога! Это не разъезд, а какой-то идиот! Так что планы не меняются! Мы вас насилуем, а потом убиваем. Впрочем, можем и наоборот! – кругломордый заржал над собственной шуткой самозабвенно, повизгивая и похрюкивая от удовольствия. А я вспомнил про пистолет, и сунул руку в сумку. Но сзади меня тут же кто-то схватил за шкирку. И тут случилось невероятное. Тварь – эта пародия на животное, вдруг преобразилась вся, в несколько раз увеличилась в объёмах и распахнула ставшую гигантской пасть. Бандит, схвативший меня сзади, заорал, и тут же умолк, так как Тварь… откусила ему голову! Другие бандиты заорали заполошно, кругломордый стал тащить из кобуры наган, но Тварь расплылась вдруг вся, пронеслась ураганом по дороге, захлопала пастью, и я увидел лишь восемь подтекающих кровью трупов.

Я настолько удивился, что просто сел на задницу посреди дороги, а монстр вдруг опять уменьшился и стал нелепой страшненькой милой Тварью. Я икнул и сказал любительнице пирожков с капустой:

– Что-то мне подсказывает, что бздым не меня на болоте испугался!

А Тварь подошла, лизнула мне руку и радостно завиляла хвостом. Я на всякий случай перекрестился, но лопоухая животина не исчезала. Тогда я подошёл с ней к карете и с интересом уставился на невольную попутчицу и спасительницу. Если бы Тварь была монстром, руны отпугнули бы её, но она даже потёрлась о колесо дилижанса боком. А я решил от греха подальше убраться от этого места. Заглянул внутрь, увидел, что дамы обе лежат связанными на полу. Хотел было развязать, но решил сделать это позже. Очень уж страшно было здесь находится. Потому запрыгнул на место кучера и стеганул лошадей, стараясь уехать как можно дальше. А Тварь весело потрусила рядом с лошадьми, изредка поглядывая на меня и высовывая из пасти язык.

Глава 5. Допрос

Тяжеловозы скакали не то, чтобы галопом. Ну, и не рысью. В общем, их бег отличался только тем, что ноги они переставляли чуть быстрее, да задницы лошадиные подпрыгивали чуть повыше. Кстати, я первый раз держал в руках вожжи, но, в принципе, интуитивно понял, что нужно делать: просто держать эти ремни в руках, не мешая лошадям самим идти по дороге. Самым тяжёлым оказалось не это, а то, что иногда лошади ходили в туалет. Причём, делали они это на ходу и вонь при этом стояла такая, что дыхание перехватывало! Когда я сидел в карете, вонь эту не слышал, а вот сидя на месте кучера познал все прелести этой профессии. Зато Твари, которая радостно трусила рядом с каретой, никакая вонь не мешала беситься, прыгать из стороны в сторону и вообще вести себя, как игривый котёнок. Честно сказать, с одной стороны я радовался её соседству, а с другой – как-то страшно теперь было. И перед глазами стояла картина, как раздувшаяся вмиг животина лёгким движением откусывает голову огромному бандиту. Не то, чтобы мне жалко было разбойников. Они смерть свою заслужили. Тем более, их вешали сразу, как поймают. Но очень уж пугала теперь Тварь, могущая превращаться в огромного моснтра.

Через час мы подъехали к Лопани – здоровенному селу, расположенному сразу на двух холмах. По окружности села, как и во всех населённых пунктах, стояли плакаты с рунами, отпугивающими монстров. Это было, в общем-то, единственной охраной от неприятностей. По канцелярским книгам о недоимках я помнил, что в Лопани проживает почти десять тысяч человек. Староста – Тимофей Иванович Тюрин. В селе сразу два становых пристава и местная самооборона из пятидесяти человек. Правда, собирались они только в случае серьёзных неприятностей. Оттого до самого центра села я проехал тихо и спокойно, и только возле здания почты нас встретил местный староста Тюрин – сухонький мужичишка с дробными чертами лица. Увидев меня на месте кучера, Тимофей Иванович округлил глаза и спросил:

– А грыль где?

– Разбойники убили, ответил я и натянул поводья. Так делали кучера в Бирюле, и в Лопани этот фокус тоже удался. Два тяжеловоза остановились, как вкопанные, и я аккуратно слез на землю, ощущая, как дрожит у меня всё тело.

– А вы кто? – ещё строже спросил староста, и ухватил за шкирку пробегающего мимо мальчишку: – Ну-ка станового пристава зови! Быстро!

– Семён Петрович – писарь земской управы, – я разминал ноги и только теперь вспомнил, что внутри кареты у меня лежат связанными две девицы. Кинулся туда, открыл дверь и увидел полные слёз и боли глаза батутоподобной гражданки Скрипиной. Принялся развязывать верёвки на руках, но узлы были настолько прочными, что я не справился. Повернулся к старосте и заговорил сердито: – Ну, помогите же девиц освободить!

Староста оказался ловчее меня и быстро размотал обеих гражданок. Я в это время растеряно топтался возле кареты. В это время прибежал становой пристав, и обе девицы повисли на нём, рыдая и рассказывая, как их грозились изнасиловать, как убили душку Егора Егоровича. При этом полицейский чин с такой строгостью и подозрительностью смотрел на меня, что я поспешил развеять его подозрения:

– Это не я убил господина Жилова! Я писарь земской управы!

Становой пристав аккуратно отстранил девиц, посмотрел с сожалением на пятно помады на своём белоснежном кителе, оставшееся после гражданки Жугаровой, и потребовал:

– Давайте-ка по порядку! Я становой пристав села Лопань Михаил Григорьевич Трут! Извольте рассказать всю суть дела, а вы, барышни, слушайте и дополняйте!

Я глянул на Тварь, которая радостно тёрлась об мою ногу, и начал покорно рассказывать:

– Мы утром выехали из Бирюля! Я, господин Жилов, сударыни Скрипина и Жугарова. Часа через два я вышел из кареты и остался в лесу.

– Как это – вышли из кареты? – распахнул глаза становой пристав: – Вы точно писарь, не охотник?

– Писарь он, писарь, – затараторила батутоподобная Скрипина, и тут же наябедничала, скотина: – Оне с господином Жиловым поскандалили-с, и Егор Егорович их из кареты выкинули-с!

– В лесу? – нахмурился Михаил Трут, повернулся ко мне и произнёс сурово: – Это преступление, и вы вправе были потребовать сатисфакции господин…

– Пентюх, – быстро сказал я, – Семён Петрович Пентюх! Писарь земской управы!

– Пусть будет Пентюх, – махнул рукой пристав, – Но зачем вы дам связали, и куда, позвольте спросить, кучера дели?

– Да не связывал я никого! – в отчаянии воскликнул я, и обратился к ябеде с огромными сиськами: – Хоть вы ему скажите!

– Он не связывал, – кивнула Катерина Леопольдовна, и грудь её качнулась при этом, заставив пристава покрыться испариной.

– А кто связывал? Жилов?

– Егор Егорыч уже мёртвый были! – взмахнула руками уже Жугарова, – Как он связать бы смог?

Пристав оглянулся растеряно, снял фуражку, подошёл к скамейке и плюхнулся на неё. Вытер вспотевший лоб и ткнул в меня пальцем:

– Давайте, вы рассказывайте! – повернулся к девицам: – А вы молчите!

– Я вышел в лесу, – начал опять я рассказ.

– Вышли, либо вас всё-таки выкинул господин Жилов? – пристав смотрел на меня требовательно, и я вздохнул:

– Не то, чтобы прям выкинул, но обещал применить грубую силу, и я посчитал нужным выйти, – почему-то признаваться в том, что тебя как лоха последнего вышвырнули – всегда трудно и стыдно.

– Хорошо, – кивнул пристав, – И вы пошли за каретой?

– Нет, – мотнул я головой, и признался, посчитав, что всё равно девицы расскажут: – Господин Жилов стал в меня стрелять из пистолета и я… в лес убежал!

Теперь и староста плюхнулся рядом со становым приставом и переспросил:

– Из пистолета? В вас? В лесу?

– Оне сказали, что Его Егорович врёт! Оне сами виноваты! – встряла батутоподобная Скрипина.

– И что? – спросил пристав Трут, – Как можно в лесу высадить, да ещё и стрелять в человека-с без оружия?

– У меня револьвер есть! – тут же сказал я, – Мне Егор Пантелеевич выдал в командировку!

– А где же он? – удивился становой пристав.

– В сумке, – я достал револьвер и показал его приставу.

– А господин Жилов видел оружие?

– Я не доставал, – признался я.

– То есть, стрелял по его разумению по безоружному! – удовлетворённо кивнул пристав, почесал гладко выбритый подбородок и кивнул: – Дальше-с!

– Потом я вышел из леса и пошёл по дороге в Лопань. И увидел карету. А рядом лежал мёртвый господин Жилов, – я развёл руками: – И кучер. Тоже уже мёртвый-с!

– И кто же их убил? – вскинул брови пристав, а староста тут же поддакнул:

– Да! Кто-с их убил?

– Разбойники! – запричитала Жугарова с размазанной на пол-лица помадой, – Остановили карету, убили кучера, а когда Егор Егорович выскочил – и его!

Она всхлипнула и прижала ручки к груди, гораздо меньшей по размеру, чем грудь её товарки. А Скрипина лишь кивнула в такт словам Жугаровой.

– Сколько было разбойников? – требовательно спросил Трут у Жугаровой.

– Я… не знаю, – растерялась та, – Нас вязали двое! Один здоровый, с губищами такими, как вареники с творогом! А второй мелкий и противный!

– От него ещё луком воняло! – встряла батутоподобная.

– Восемь их было, – сказал я, и все четверо опять повернулись ко мне.

– А вы откуда знаете? – становой пристав снова вытер лоб скомканной фуражкой.

– Так я когда вышел к карете – они меня окружили, – я развёл руками.

– И? – подался вперёд староста, – Почему отпустили?

– Да не отпускали, – признался я, – Просто умерли, и я уехал на карете…

Глава 6. Герой поневоле

Когда становой пристав Михаил Григорьевич стал выяснять, как умерли разбойники, я посмотрел на Тварь и решил не выдавать животинку. А то, кто знает, что с ней сделают жители Лопани. Или она с ними. Потому ответил:

– Сам не понял, как так получилось.

Староста глубокомысленно хмыкнул, а становой пристав не стал больше ни о чём спрашивать. Встал со скамейки, напялил на голову мятую фуражку и произнёс:

– Господин Пентюх, полицейское управление Бирюльского уезда к вам вопросов больше не имеет, так как ваша невиновность безусловна и подтверждается показаниями, кхм, – он покосился на девиц: – Сударынь. Мы найдём нового кучера, но карета отправится в Разумное только завтра. Рекомендую вам гостиницу Лопаньская! Там очень хорошая кухня и чистые комнаты.

– А что, есть ещё какие-то гостиницы? – спросил я негромко.

– Нет, – удивился моему вопросу Трут, – У нас только одна гостиница.

– А, – догадался я, – Из единственной гостиницы вы одну рекомендуете?

Пристав засопел, но ничего не ответил на это, лишь махнул рукой и произнёс:

– Пойдёмте со мной в отделение, я вам выдам кобуру, что ли. Негоже револьвер в сумке таскать!

Я покорно побрёлся за Трутом в контору и там он мне выдал кобуру под револьвер. благо, служебные наганы были все однотипными. Становой пристав был настолько любезен, что даже показал, как крепить эту штуку на пояс и как засовывать в неё пистолет. В итоге из отделения я вышел с кобурой на поясе, будто стрелок или охотник. Правда, чувствовал себя с оружием я очень неуютно. Но, куда деваться? Ежели уж положено по формуляру…

В гостиницу я заселился уже после обеда. Погулял по селу около часа, рассматривая достопримечательности в виде бревенчатых изб, рубленных колодцев и высоченных заборов. Тварь всё так же крутилась рядом со мной. Когда мы зашли в гостиный двор, на нас тут же стала неистово лаять огромная овчарка. Тварь посмотрела на неё, на меня и плотоядно облизнулась. Я тут же заговорил:

– Не смей, скотина эдакая! Я тебе ещё пирожков куплю! И вообще – иди вон туда, под сарай, и будь там! В номера с животными нельзя!

Тварь, будто понимала, тут же пошла и легла, куда я указал. А я зашёл в обеденный зал, который мало чем отличался от пивнух в Бирюле. Грязные деревянные столы, сколоченные местными мастерами. Скамейки, да барная стойка. Предполагая, что вряд ли тут есть официанты, я сам подошёл к стойке и заказал у бармена, а по совместительству хозяина гостиницы, ужин. А потом скромно сел за столик, рассматривая посетителей. Их было совсем немного: трое явно местных мужиков, двое то ли стрелков, то ли погонщиков скота, какой-то франт в кожаных штанах и сразу с двумя револьверами в кобурах и… молодая девушка. Вот её бы, честно говоря, девицей назвать язык бы не повернулся. Одета она была не в платье, а в широкие штаны, чем-то напоминающие клёши. На ногах кожаные сапожки. Широкая рубаха, из-под которой топорщились, кхм… топорщились, в общем. При этом, девушка была стройной. Вообще, внешность была не совсем стандартной. Огромные глазюки, тёмные волосы, скуластое лицо. А ещё на поясе у неё была кобура с револьвером. Такое было не прямо из ряда вон выходящее, конечно, но даже в Бирюле девушки редко носили оружие. А тут, поди ж ты, в какой-то Лопани – и с оружием. Девушка заметила, что я её разглядываю, глянула на меня пристально, и я покраснел, уткнулся быстро в тарелку, которую передо мной поставил хозяин гостиницы, и стал с аппетитом уплетать мясной гуляш. И опять влип в историю.

Франт с двумя пистолетами на поясе стал знакомиться с девушкой. И сделал это навязчиво и грубо. Причём шуточки были явно из нашего мира. Про цветочек, да про зятя, который маме её требуется. Девушка, впрочем, спокойно ответила франту, что зовут её Ирина, а для него – Ирина Викторовна. Хорошо так отвечала. Спокойно и с явной иронией. Я, честно сказать, украдкой любовался девушкой и восхищался её ответами. Потом она на очередную пошлость ответила франту, что с опаской относится к мужчинам, которые кожаные штаны носят.

– А при чём штаны-то? – ухмыльнулся плотоядно франт, перекидывая из угла в угол рта спичку, и картинно опёршись о стойку.

– Так в столице такие обтягивающие штанишки только девки гулящие носят, – спокойно ответила Ирина Викторовна. Двое то ли стрелков, то ли погонщиков хохотнули, но тихо. На грани приличия. Видать, не хотели с франтом конфликтовать. А вот франта фраза девушки задела. Он покраснел, нахмурился и произнёс зло:

– Сама ты…

И только девушка ответить хотела, как я, не знаю, почему, вдруг выпалил:

– Сударь, что вы себе позволяете? – и сам испугался своего тонкого, сорвавшегося на фальцет голоса.

Франт резко развернулся ко мне, выплюнул спичку изо рта прямо на пол и прищурился:

– Ты знаешь на кого рот открыл? Я Эдди Зенин! Слыхал?

А кто ж про Эдди Зенина не слыхал? Лучший стрелок не то, что Бирюльского уезда – всей Вронжской губернии, почитай! Да и в столице его, поговаривают, боялись, как огня. Ибо стрелял Эдди быстро и без промаха. «Ведомости» писали, что на его счету только за последний год было три дуэли, и все со смертельным исходом. Руки у меня задрожали, а во рту пересохло. А франт продолжал:

– Это ты, что ли, восемь разбойников в лесу уложил? Как там тебя?

Я совсем стушевался, отложил от себя ложку и не знал, куда деть руки. В итоге положил их на стол и ответил, стараясь не смотреть в злые глаза Эдди:

– Семён Петрович Пентюх, писарь земской управы.

– Если ты думаешь, что байкой про бандитов напугал кого, то сильно ошибаешься. Но я не злой. Потому давай, на коленях проси прощения, и я, так и быть, прощу тебя, – Зенин захохотал злобно, поглядывая на меня сверху вниз. И видит Бог, я уже готов был на колени встать, но тут заметил взгляд девушки. Она смотрела на меня удивлённо, но и с ноткой восхищения. А на меня, поверьте, ни одна женщина за все мои двадцать два года так не смотрела. И я вдруг решил, что лучше уж сдохнуть, чем увидеть в этих же глазах разочарование. И просипел в ответ стрелку, пытаясь побороть дрожь в голосе:

– Господин Зенин, я в вашем прощении не нуждаюсь, а вот вам бы надо просить прощения у дамы…

Двое то ли стрелков, то ли погонщиков скота тут же отодвинулись, а франт отлип от стойки и выпрямился, чуть согнув в коленях ноги:

– Что ты сказал, господин брехло?

– Что… – я окончательно стушевался, но глянул на девушку, и увидел, что та задорно улыбается, будто всё происходящее её несказанно забавляло. И я решился: – Извинитесь перед девушкой, господин Зенин!

– Стреляемся! – проревел Эдди, – Вставай, ублюдок, я тебе мозги вышибу!

Стрелок повернулся к двум невольным свидетелям:

– Подтвердите, что имело место оскорбление, и дуэль по всем правилам!

Те лишь кивнули в ответ. Лишь хозяин гостиницы, он же бармен и официант пытался робко возразить и сказал:

– Но Эдди…

– Заткнись, Пахом! – процедил стрелок, не поворачивая даже головы в сторону заговорившего трактирщика. И тот замолчал покорно. А я, понимая, что придётся сейчас биться на дуэли с одним из самых крутых и знаменитых стрелков Вронжской губернии, стал лихорадочно вспоминать, что делать с этим чёртовым револьвером. Получалось, что главное его быстро выхватить и нажать на крючок указательным пальцем.

Понимая, что я могу даже вовремя не выхватить пистолет, я сразу положил руку на рукоятку и стал боком, неловко вылезать из-за стола, скользя задом по скамейке. Эдди вновь расхохотался, глядя на мои потуги. Но глаза его не смеялись, оставались всё такими же злыми и холодными. Когда край стола закончился, я встал, потянул из кобуры пистолет, видя, как Эдди выхватывает двумя руками огромные револьверы. Но тут же ноги мои поехали по мокрому полу, и я больно шлёпнулся на задницу. Руки взлетели вверх, и я совершенно случайно нажал на крючок…

Глава 7. Кто на Пентюха?

Прогремевшие в тесном помещении выстрелы Эдди и мой случайный выстрел меня оглушили полностью. В ушах звенело, да плюс ещё завоняло порохом. Отчаянно болела отбитая задница. А Зенин вдруг пошатнулся и рухнул навзничь. Я тут же вскочил, испуганно уставившись на упавшего стрелка. Двое невольных секундантов подскочили к Эдди, посмотрели на него, и один из них присвистнул и глянул задумчиво на меня:

– Точно в лоб! Поздравляю, господин Пентюх, отличный выстрел!

– А так красиво и оригинально уйти с линии огня? – качнул головой другой: – Клянусь – это станет новой вехой в дуэлях! Я, если позволите, Семён Петрович, назову ваш трюк «финт Пентюха!» вы не против?

Я поднялся на ноги, и так как вопрос адресовали мне, из вежливости кивнул. Хозяин гостиницы вышел из-за стойки и тоже посмотрел на убитого франта. И сказал с удивлением:

– Ровнёхонько в лоб! Я ни разу не видел такого шикарного и меткого выстрела!

Девушка встала с барного табурета, небрежно кинула взгляд в сторону убитого, посмотрела на меня, подошла и, взяв за руку, вывела на улицу, бросив через плечо:

– Вызовите пристава и расскажите о дуэли!

Я шёл на негнущихся ногах и пытался переварить тот факт, что только вот сейчас убил человека. Пусть и случайно. Пусть и совсем по-дурацки. Но убил. Только мы вышли во двор, как я упал на колени, и меня стошнило. Девушка подошла к колодцу, взяла кружку, зачерпнула воды из ведра и спокойно принесла мне. Когда я перестал рваться, она тихо протянула кружку и сказала:

– Прополощи рот и попей!

Я плохо что видел слезящимися глазами, но кружку нащупал. Прополоскал рот раз, второй. А Ирина Викторовна спросила:

– Ты до этого стрелял хоть раз в человека?

Я отчаянно замотал головой, и она кивнула понимающе. Потом спросила:

– Про разбойников наврал?

Я снова замотал головой, и тут, похоже, я сумел её удивить. Она спросила с интересом:

– То есть, разбойники были и их было восемь?

Я закивал, не в силах говорить, а Ирина спросила:

– И они умерли?

Я снова кивнул, девушка пожала плечами:

– Но убил их не ты?

Я отчаянно замотал головой и выговорил наконец:

– Сударыня, я простой писарь земской управы. Мне револьвер вчера дали первый раз в жизни, – я снова отхлебнул из кружки, прополоскал рот и выплюнул воду, – Никого я не убивал…

Я вспомнил Эдди, вновь позеленел, но Ирина положила мне руку на плечо:

– Давай-ка прогуляемся, Семён Петрович.

Я встал и на ноги, которые одеревенели, пошёл рядом с ней. Меня подташнивало. На душе не то что кошки – тигры скребли. Было страшно. Да ещё и задница, отбитая об пол, болела нещадно. А Ирина Викторовна шагала рядом легко. И когда мы вышли с гостиного двора, отошли на пару дворов от места убийства, захохотала вдруг заливисто:

– Пожалуй, это станет одной из самых занимательных историй в этом году, а Семён Петрович? Писарь уездной управы убивает на дуэли лучшего стрелка!

Я искоса посмотрел на девушку, пытался улыбнуться, но лицо лишь мучительно искривилось.

– Семён Петрович, у вас зуб болит? – с виду участливо спросила Ирина Викторовна. Но я видел, что чертовка смеётся на до мной. Впрочем, я бы и сам посмеялся, если бы мог. Если отбросить трагичность, то, наверное, ситуация и правда была несколько забавной. И абсурдной. Я выстрелил из пистолета первый раз в жизни, и вот, на тебе! Будто прочитав мои мысли девушка спросила:

– Вы в мишень хотя бы стреляли?

– Вообще никуда не стрелял. Сейчас вот первый раз, – сразу признался я. Девушка заливисто засмеялась и сообщила:

– Почему-то я так и подумала.

Мы прошли какое-то время в молчании, и я мучительно размышлял, что бы такое сказать, чтобы поддержать разговор. Только набрал в грудь воздуха, как девушка спросила:

– А вы куда направляетесь?

– В Разумное, – тут же ответил я, – Там убийство произошло, и председатель земской управы направил меня в командировку.

– Так вы писарь или сыщик? – похоже, мне удалось удивить девушку.

– Писарь, – я даже руки к груди прижал, чтобы показать искренность. И стал ей рассказывать подробности отправки меня в командировки. Признаюсь, девушка хохотала от души, особенно когда я изображал наших исправника и председателя. А потом она посмотрела на небо и сказала решительно:

– Покажите-ка ваш револьвер! – осмотрела его внимательно и сказала: – До захода ещё пара часов, пойдёмте-ка за околицу, и я вас хоть немного стрелять научу! Патроны у меня есть, пару десятков вам на это дело выделю!

Я согласился, и спросил, боясь показаться невежливым:

– Вы простите, но я так и не знаю, с кем имею честь…

– Ирина Викторовна Трунова, – ответила девушка. И огорошила меня, сообщив: – Я изыскатель!

Чтобы вы понимали, в этом мире изыскатели были ничем не меньше по статусу, чем стрелки и охотники, а может, и более. Они мало того, что передвигались где хотели, так ещё и лезли во всякие места, куда даже самые отчаянные сорвиголовы идти боялись. И не просто лезли, но ещё и умудрялись возвращаться с сокровищами.

Кстати, стрелять оказалось не так уж и сложно. Намного сложнее попасть из револьвера в цель. Там сразу столько условий надо выполнить! И навести ствол, и совместить прицельную планку, да ещё и плавно крючок нажать, чтобы не задрался пистолет, и пуля не улетела бы куда-то мимо цели. Но Ирина (спустя час она предложила перейти на «ты» и называть друг друга по имени) сказала, что я великолепный ученик, раз с двадцатого раза сумел наконец с двадцати метров попасть в забор. Пусть и в самый краешек. И сказала, что если на нас выскочит ухобрюх (по размеру что-то вроде нашего слона), то она уверена, что метров с трёх я даже вполне могу в него попасть. Пусть и не с первого раза. Я поджал губы и сказал госпоже Труновой, что я в стрелки и не нанимался. Очень надо. Я обыкновенный писарь и моё дело бумаги заполнять, а не вот это вот всё!

– Не дуйся, – засмеялась девушка и… поцеловала меня в щёку. Признаться, я сразу покраснел, но дуться перестал. И даже пообещал:

– Научусь я стрелять! Медведи, вон, в цирке, на велосипедах учатся кататься, я ж не дурнее…

– Цирк, – проговорила девушка, – Это что-то из вашего мира?

– Ну да, – кивнул я и принялся рассказывать, что такое цирк.

– Слушай, – Ирина посмотрела на меня внимательно: – Я только одного не могу понять: что случилось с бандитами? Когда я тебя увидела, сразу поняла, что не ты их убил. А кто?

– Тварь, – я развёл руками. Девушка нахмурилась непонимающе, и я поспешил объяснить: – Это та животинка, которая пришла со мной!

– То мелкое безобразное существо? – вскинула брови Ирина, – Я, кстати, так и не поняла, что это за животное.

– Я тоже, – мы сидели на травке, и я был счастлив, оттого, что уже столько времени общаюсь с девушкой: – Просто она пристала ко мне на болоте и пошла за мной следом. А когда бандиты напали… вдруг выросла в несколько раз и откусила им головы!

– Ого, – поёжилась Ирина, подумала немного и посоветовала: – Не рассказывай никому…

Глава 8. Про свидетелей

Когда мы подошли к гостинице, уже смеркалось. Тварь, увидев меня, радостно завиляла своим длинным, тонким хвостом. Я заметил, что из пасти у неё что-то торчит, подошёл ближе и понял, что это задняя лапа… хозяйской овчарки!

– А ну, выплюни! – я схватился за голову и с ужасом думал о том, что кто-то мог увидеть, как Тварь кушает породистую огромную собаку. Ирина подошла и с любопытством посмотрела на мою животинку:

– Да уж, интересная особь, – протянула она. И спросила с интересом: – И часто она собак ест?

– Да откуда я знаю? Сам с ней только сегодня познакомился, – я схватился за лапу овчарки, торчащую из пасти, и постарался вытянуть: – А ну, выплюни, скотина такая!

Тварь мотнула головой и вырвала у меня лапу. Отскочила за сарай, и мы услышали чавканье и хруст костей. Буквально через полминуты она вернулась и радостно облизнулась.

– Если ты ещё раз кого-нибудь сожрёшь – я тебя не знаю! – проговорил я зло. Тварь виновато опустила голову, поджала хвост, подошла на полусогнутых лапах и лизнула мою руку, – Не подлизывайся!

Я зло оттолкнул животину и сказал:

– Сиди возле сарая и никого не трогай! Иначе больше пирожков не получишь!

Я развернулся и пошёл в гостиницу. Ирина шла рядом, поглядывая на меня.

– А ты не боишься ругать монстра, который за несколько секунд откусил головы восьмерым бандитам? – спросила она.

Я остановился. С этой стороны я ситуацию не рассматривал. Как-то Тварь для меня стала ассоциироваться с чем-то вроде шкодливой кошки или собаки, так и относился к ней. Подумал немного и ответил:

– Ну, хотела бы сожрать – давно бы сожрала, наверное.

– А если она тебя на дессерт оставила? – Ирина остановилась перед дверью в гостиницу: – На потом? А ходит за тобой, чтобы пирожное не ушло никуда!

– Никакое я не пирожное, – неуверенно ответил я и посмотрел в сторону сарая, где Тварь сидела на заднице и ласково смотрела в мою сторону. Я содрогнулся и ответил: – Умеете вы, Ирина Викторовна, вселить в человека оптимизм!

Девушка засмеялась и галантно отворила передо мной дверь. Я сердито вошёл, наплевав на этикет и пошагал на второй этаж. При моём появлении как-то резко замолчали все в зале, хотя народу там набилось прилично. Но я сделал вид, что никого не вижу, прошмыгнул наверх и заперся в комнате. Упал на кровать, да так и уснул в одежде. Проснулся с утра. Быстро сходил в душ и пошёл вниз. За стойкой опять стоял хозяин гостиницы. Увидел меня и расцвёл улыбкой:

– Господин Пентюх, позавтракать не желаете? Почтовая карета отправится только через час!

Я кивнул согласно, и хозяин сам принёс яичницу с салом, кус ржаного пахучего хлеба, да салат из огурцов-помидоров. Плюс целый кувшин квасу. Я с аппетитом поел, потому как вчера вовсе остался без ужина. Да и обед мой после дуэли меня покинул. Потому завтрак я проглотил быстро. А когда пытался заплатить за него, Пахом – хозяин гостиницы, даже руками замахал:

– Нет-нет, господин Пентюх! Это подарок от заведения! Плюс, я ещё и пирожков вам приготовил! Вчера, благодаря вашей дуэли, у меня половина Лопани собралась. Поверьте, я такой выручки сроду не видел! Потому, ежели будете ещё в наших краях – милости прошу ко мне! Проживание – в полцены, а завтраки, обеды и ужины – совершенно бесплатно!

Я покраснел, поблагодарил и вышел из гостиницы. Тварь тут же подбежала, лизнула руку и умильно на меня посмотрела. Я спросил строго:

– Никого больше не сожрала?

Животина не ответила, лишь умильно смотрела на меня и на пакет в моей руке. Я вздохнул, достал два пирожка и отдал зверюге. Пирожки она стрескала не хуже, чем овчарку, и мы пошагали к почтовой карете. К счастью, поездка к Разумному прошла вовсе без происшествий. Единственное отличие – вместо кучера-грыля сидел деревенский мужик, постоянно покрикивающий «н-н-ноооо». Да в карете кроме меня и Твари никого не было. Девицы Скрипина и Жугарова то ли решили другой каретой ехать, то ли вовсе вернуться надумали. Потому я забрал животину в карету, она свернулась у моих ног калачиком и дрыхла, посапывая во сне. Впрочем, меня это волновало мало. Я всё думал о Труновой – девушке-изыскателе. Вспоминал глаза, губы. Ну, и ниже губ – тоже вспоминал. Девушкой Ирина была очень даже замечательной, фигуристой. Хотя, мне и судить трудно. Уже упоминал, что по девушкам у меня дефицит. Не привелось как-то романтические отношения завести ни с кем. Ни разу.

В общем, размышлял я, да и задремал. Проснулся оттого, что карета перестала покачиваться, а кучер заорал:

– Приехали, господин Пентюх!

Я выбрался из кареты и сощурился от яркого света. Тварь тоже выскочила и крутилась у ног. Перед каретой стоял староста села Владимир Пантелеевич Корюх. Встречал я его пару раз в нашей земской управе. Такой, кряжистый дядька средних лет с морщинистым лицом и серыми, близко посаженными друг к другу глазами. Увидев меня, Владимир Пантелеевич даже расстроился. Первое, что сказал:

– Мы вас вчера ждали! – потом поскрёб жиденькую бородёнку и спросил с затаённой надеждой: – А Мерлен Петрович не приехали-с, значится?

Я картинно развернулся к карете. Открыл дверцу, заглянул внутрь. Потом спустился на карточки и заглянул под карету. Тварь тут же метнулась между колёс, понюхала землю и уставилась на меня, мол, что там интересного? А я повернулся к старосте и развёл руками:

– Не приехали-с Мерлен Петрович.

Белобрысый паренёк, судя по нарукавникам – местный писарь, хихикнул, но тут же испуганно замолчал, потому как староста на него таким грозным взглядом посмотрел, что даже мне страшно стало. Потом повернулся ко мне и засопел недовольно:

– Шутить изволите, господин?..

– Пентюх, Семён Петрович, – представился я, услышал очередной смешок молоденького писаря и добавил: – Писарь земской управы. Прибыл в командировку, чтобы описать все детали убийства, произошедшего у вас.

– А почему не вчера приехали-с? – невпопад спросил староста, – Егор Пантелеевич обещали ещё вчера человека прислать! Жарко же! Труп уже того, пованивать начал. Так мы его вчера закопали к вечеру!

– Как вчера? – удивился я, – Приказано ж было, до приезда уполномоченного труп не трогать!

– Так он у нас под избой лежал-с, – заговорил извиняющимся тоном староста, – Вчера терпели-терпели. Но вонь такая стояла – терпеть нету никакой возможности! А Федос…

Староста кивнул на смешливого белобрысого писаря:

– Весь день с палкой собак отгонял, которые к трупу подойти пытались!

– Да мне что теперь делать? – спросил я старосту.

– Так Федос зарисовал убиенного! – тут же сказал староста, – И свидетели готовы на всё! Мы аж целых троих приготовили! Ваську Кривого, Митрофановну, да Корнея! Вы токма скажите, что с ними сделать надобно? Виселиц у нас нету!

– В смысле, что с ними сделать? – я почувствовал, как у меня начался нервный тик, – Они свидетели?

– Свидетели, – немного испуганно кивнул староста, – Да вы не переживайте, их деревенским сходом назначили, и они согласные на всё! Васька – бобыль, детей нету и не будет. Митрофановна ужо совсем старая – ослепла и почти не ходит, жизнь в тягость. А Корней – шалопут! Но за обчество готов пострадать!

Я размял руками щёки, надеясь утихомирить тик, и произнёс:

– Ведите, показывайте, где вонявший убиенный лежал!

Глава 9. Как разобраться в рисунках

Вони никакой не ощущалось. Лишь трава на месте убийства была примятая. Да затоптано всё селянами. Но я смотрел не туда. Я с удивлением смотрел на бревенчатую стену дома, где были мелом намалёваны какие-то каракули. Если вкратце, то горизонтальная восьмёрка, из которой хаотично торчали четыре тонкие чёрточки, оказалась разрисована вдоль и поперёк.

– Эт-то что? – от волнения я даже заикаться начал.

– А это как раз Федос убиенного нарисовал! – стал объяснять мне староста.

Я сел на какое-то брёвнышко, достал папироску и закурил, поглядывая на каракули. Тварь неодобрительно покосилась на меня, но ничего не сказала. Хотя она и говорить не умеет, конечно, но это не важно. Я поскрёб затылок и проговорил:

– Зовите, Владимир Пантелеевич, своего микеланджело!

– Кого звать? – всполошился староста, – Мы таких не знаем, господин Пентюх!

– Федоса зовите! Пусть объясняет, что нарисовал! А то непонятно ни черта.

– Как непонятно? – Корюх аж руками всплеснул: – Вот же мундир! Иностранный. И пуговицы на нём. Блестящие. Видите?

– А! – воскликнул я, – Эти паучки – пуговицы?

– Какие паучки? – обиделся Владимир Пантелеевич, отчего лицо его ещё больше сморщинилось, а глаза, казалось, ещё ближе съехались друг к другу: – Это пуговки! А от них лучики! Сияли пуговки так, значит!

– Понятно, – я затянулся и спросил: – А эта клякса слева что значит?

– Какая клякса? – чуть не в ужасе вскричал староста: – Орден какой-то был у него на кафтане! С мечами! Видите? Мечи нарисованы!

– Мечей не вижу, – честно ответил я, встал, подошёл поближе: – Я думал – это крестики какие-то.

– Мечи же! – у старосты даже губы от обиды задрожали: – Вы гляньте, как Федос нарисовал красиво! Прямо, как было на убиенном! Не отличить!

Я проморгался, глядя на каракули на стене. Подумал уже, что с ума схожу. И спросил осторожно:

– А вот эта кля… э-э-э-э орден? На брюхе?

– Да какой же это орден? Пряжка от ремня! Тоже блескучая! Видите, как лучики от неё? Прям во все стороны блестят!

– Ага, – я глубокомысленно покивал и спросил: – А раны на нём были?

– Вот этого не видали! – категорично заявил староста, – Мы его быстренько завернули и закопали! Чтобы не вонял. Не рассматривали-с.

– А мундир снимали-то с покойного? – я выкинул окурок. Подумал и затоптал его.

– Зачем? – удивился староста, – В мундире и закопали!

– Закопали далеко?

– За кладбищем сразу! Кто его знает, какой веры? Батюшка сказал, что отпевать не будет. Человек незнакомый, а вдруг не христианской веры?

Я вздохнул тяжело, посмотрел на Тварь и спросил:

– А как вы поняли, что он убиенный?

Староста потоптался, почесал темечко и ответил нерешительно:

– Так годков тридцать на вид ему было. Вид не хворый. Отчего ж ещё умирать в таком возрасте?

Я вздохнул ещё раз и проговорил печально:

– Ну что, Владимир Пантелеевич, берите пару мужиков с лопатами, будем откапывать вашего убиенного!

– Как откапывать? – оторопел староста.

– Как-как? Лопатами! – я посмотрел на ошалевшего старосту и пояснил: – У меня указание от пристава и председателя земской управы – сделать опись ран на теле убиенного. Если он убиенный, конечно. Потому берите мужиков и пошли копать!

– Да как же можно, Господи? – прошептал Корюх и перекрестился: – Господа побойтесь, Семён Петрович!

– Я, Владимир Пантелеевич, исправника нашего и председателя больше боюсь, чем кого бы то ни было, – я сделал вид построже, показывая, что спорить не собираюсь, – Да и покойник ваш уже ничего никому не сделает, а мне новую работу искать неохота! Сказано описать – опишу!

– Никто из мужиков не согласится, господин Пентюх, – староста набычился и смотрел на меня исподлобья.

– А вы им скажите, – зло сказал я: – Кто не согласится – в свидетели запишем! А может, не в свидетели даже, а в понятые! И с вас начнём!

– Какие такие понятые? – осипшим враз голосом спросил Корюх.

– А это вам исправник Добронравов расскажет! – я повернулся, сделав вид, что собираюсь уходить, и бросил через плечо: – Когда почтовая карета до Бирюля?

– Не надо карету! – староста забежал вдруг ловко вперёд и остановился передо мной: – Выкопаем мы убиенного! Сейчас найду народ!

– Даже не знаю, – я посмотрел на Тварь и спросил: – Останемся?

Тварь опять ничего не ответила, и я сообщил животине:

– Ладно, раз говоришь, что останемся, то останемся!

Повернулся к старосте и сообщил:

– Откапывайте убиенного! А мне бы гостиницу какую надо, где покушать можно, да ополоснуться с дороги!

– Сейчас откопаем, господин Пентюх, – засуетился староста, – А гостиница у нас всего одна – во-о-он, в центре села стоит. Возле неё карета как раз останавливалась! Видите, и сумочку вашу там уже поставили, возле гостиницы!

Гостиница в Разумном была поплоше, чем в Лопани. Одноэтажная, потемневшая от времени, но при этом добротная. Из хороших таких брёвен. Я приказал Твари дожидаться меня во дворе, а сам робко зашёл внутрь, приоткрыв скрипящую ужасно входную дверь. Внутри была гостиница тесноватой, темноватой и напоминала деревенскую избу. Ни стойки тебе, ни консьержа. Только на лавке в длинной кухне прямо перед печью сидела толстая баба. Да из кухни расходились на две стороны четыре двери в комнаты.

– Здравствуйте, – тихо сказал я, – Комната будет у вас?

– Слепой что ли? – баба чистила картошку, и даже головы не подняла: – У нас аж четыре комнаты!

– Действительно, четыре, – я прокашлялся, – И все свободные?

– Свободная одна! – баба кинула в чугун с водой очищенную картошку, отчего из чугуна взметнулся целый фонтан брызг.

– Снять можно свободную комнату? – я переступил с ноги на ногу.

– Ежели деньги есть – снимай, – баба ловко ухватила очередную картошку и стала её чистить.

– И сколько стоит у вас проживание?

– Рупь за день! – баба ловко очистила вторую картошку и вновь метнула её в чугун. Новый фонтанчик всплеснулся над посудиной.

– Давайте я на два дня сниму! – я достал два рубля и спросил: – Кому деньги платить?

Баба увидела деньги, встала, вытерла руки передником и вразвалку подошла ко мне. Выхватила из рук бумажные рубли и чуть поклонилась, что сделать ей было явно тяжело:

– Добро пожаловать в гостиницу, значит, барин!

– Не барин я, а писарь земской управы.

– А хвамилия ваша как?

– Пентюх Семён Петрович, – обречённо сказал я.

– Петрович, значит, – баба запихала купюры в карман передника и пошла влево, открыла дверь в комнату и сказала: – Вот твоя комната, Петрович! Кровать – лучшая в Разумном! Там ещё столик… поставит хозяин скоро, может даже на следующей неделе.

– Так на следующей неделе меня уже не будет, – я развёл руками.

– Значится, не повезло, – сокрушённо сказала баба, – Живи без столика!

Глава 10. Как труп откапывали…

Разуменская гостиница поражала своим комфортом и уютом. Кровать оказалась несколькими широкими досками, застеленными дерюжкой. Я спросил обед, и баба – которая назвалась Марфой, принесла мне миску с варёной картошкой. Осмотрелась, куда поставить, и сунула в руку. А рядом на кровать положила деревянную ложку, вытерев её о передник. Я посмотрел на сероватую картошку, на грязную ложку и решил не рисковать своим здоровьем. Спросил, сколько стоит сей обед, услышал, что двадцать копеек. Покачал головой, но спорить не стал. Отдал два гривенника, а потом демонстративно вышел с картошкой во двор и поставил миску перед Тварью:

– Кушай, моя хорошая!

Марфа, которая вышла за мной, поджала губы, глядя, как я кормлю животинку. А когда Тварь сожрала картошку с аппетитом, я протянул миску хозяйке. Та молча выхватила посудину и ушла в гостиницу, громко хлопнув дверью. Я пожал плечами и зашёл следом. Прошёл в комнату, лёг на кровать и стал смотреть в потолок. Марфа гремела чем-то на кухне, а потом открыла дверь ко мне в комнату, втиснула своё туловище и произнесла обидчиво:

– Ежели ты моей едой собак кормить удумал…

– Это не еда, – я обычно вообще старался вести себя тихо и незаметно, но события последних двух дней совсем выбили меня из колеи: – И дверь закройте с той стороны! Мало того, что замка нету, так ещё и врываетесь без спросу! А если я тут голый бы был?

– А ты голый разговаривать не умеешь? – опять поджала губы Марфа.

– Слушай, – вдруг разозлился я, – Ты деньги за два дня получила? Теперь на два дня это МОЯ комната! А ну, выйди отсюда!

– Ты это скандалить удумал? – завизжала баба, – Да я таких скандалистов знаешь, как успокаиваю?

– Едой своей кормишь? – я рывком сел на кровати, и вдруг неожиданно даже для себя сказал: – А ну, возвращай деньги! Я лучше на улице переночую, чем в этом гадюшнике!

Марфа сразу попятилась и заговорила примиряюще:

– Ну чего скандалить? Я вечером мяса наварю! И колбаска есть хорошая! Хлеб! И посуда чистая найдётся! Мы для гостей рады расстараться!

Баба аккуратно прикрыла дверь, а я вновь лёг на кровать. В животе урчало от голода, но идти искать еду я не захотел. Так и заснул на голодный желудок.

Староста пришёл за мной ближе к вечеру. Посопел и проговорил:

– Выкопали, господин Пентюх, убиенного! Гроб открывать не стали. Решили с вами.

Мы пошагали к сельскому погосту. Тварь вертелась рядом и с умилением смотрела на лающих на неё деревенских собак. Я показал ей кулак и подошёл к небольшой группе мужиков, хмуро стоящих с лопатами. Возле выкопанной могилы стоял гроб, больше напоминающий ящик, потому как сколочен он был наспех из плохоньких досок. Я подошёл, достал из сумки блокнот, карандаш, и скомандовал:

– Открывайте!

Староста ткнул пальцем в невысокого бородатого мужика с носом, похожим на картошку:

– Открывай, Гаврила!

– А чего я? – шмыгнул носом-картошкой Гаврила, но староста нахмурился:

– В свидетели захотел? Або в эти, как его? – Владимир Пантелеевич глянул на меня, и я сказал зловещим голосом:

– В понятые!

Гаврила вздрогнул, схватил ломик металлический и быстренько сорвал крышку. Мужики невольно подались вперёд, я тоже заглянул в гроб-ящик. И вздрогнул. Там, уткнув остренькую бородку в небо, лежал труп молодого по виду мужика. На мужике был мундир с действительно «блескучими» пуговицами. Вот только чей это мундир – сказать сложно. На континенте было много всяческих стран. Ну, как много. Лично я только про семь штук слышал. Если с нашей страной брать. Я, к стыду своему, в местной географии разбирался слабо. Больше мне нравилось про чудовищ всяческих читать. Тем более, страна, в которую я попал, называлась Рось. А столица… Москва. Ну, тут, видимо, постарались попаданцы из моего мира. Они же помогали язык сохранить. Потому как даже письменность от нашей не отличалась особо. С востока у нас были три страны, населённые нечеловеческими расами: Альфия, Гмурия и Грылия. Соответственно, жили в них альфилы, гмуры и грыли. Альфилы – высокие, тощие, с длинными, по колено руками. Лица их были как у мумий – обтянуты синеватой кожей. И сама раса эта была надменной и наглой. Они считали себя коренными обитателями этого мира, а нас нахлебниками и захватчиками. Хотя первые попаданцы-люди стали проваливаться сюда многие века назад.

Гмуры были невысокими, но крепкими. Рожи имели страшненькие, похожие на печёную картошку, причём, как цветом, так и видом. Эти заносчивостью не обладали. Были хорошими мастеровыми. Жили себе спокойно. Так же спокойно время от времени конфликтовали с соседями, а потом мирились. Спокойно жили во всех государствах и странах, при всех расах.

Грыли были невысокими, как и гмуры, но худощавыми на вид. И более всего из нечеловеческих рас похожи на людей. Только отличались отменными силой и выносливостью. Тоже жили везде, где можно, и их с удовольствием брали работниками, потому как неутомимые грыли хоть и не отличались умом и сообразительностью, зато были исполнительными и трудолюбивыми.

А вот с запада и севера от нас обитали всяческие людские страны. Правда, я знал только три, граничащие с Росью – Дарчия, Гексания и Турсия. Но как уж там жили, кто в тех странах и откуда попадали – не знаю! Мне Бирюля хватало и чудовищ, его окружающих. Честно сказать, страны жили более-менее в мире, потому уж разучивать язык неприятеля смысла не было. А, тем более, мундиры их знать. Но то, что мундир был не наш – сто процентов! Наши я все видел! У исправников и приставов они были белыми. У солдат – красными и больше похожими на одежду стрельцов каких-нибудь. У чиновников – синие. А тут – зелёный мундир, да ещё и с кружевными рюшками по рукавам и воротнику. Блестящая пряжка с выгравированным солнцем. А слева – где должен быть «блестящий орден» – вырванный клок. Вид у трупа был не совсем уж и страшным. Ну, посиневший немножечко. Вернее, посиневший с землянистым цветом. Но в трупах я разбирался ещё хуже, чем в странах, потому, каким он должен быть – не знал. Ну, и запах неприятный, тут никуда не денешься. Впрочем, меня волновал не он. Я спросил у старосты максимально спокойно:

– Господин Корюх, а где… орден убиенного?

Староста отвёл глаза и проговорил тихо:

– Может, когда хоронили закатился куда-то?

Я покивал и сообщил:

– Если не выкатится – вся деревня понятыми пойдёт! И что ещё у него было?

Староста переступил с ноги на ногу и проговорил:

– Сумка кожаная была. Лежит в избе у меня, – посмотрел испуганно и добавил: – Ничего не трогали из неё!

– Ладно, – вздохнул я, – Раздевайте труп!

Староста строго глянул на мужиков и приказал максимально грозно:

– Раздевайте ужо!

Пока мужики доставали тело и снимали с него одежду, я отошёл подальше и закурил. Как раз успел папиросу выкурить, когда Владимир Пантелеевич позвал:

– Готово, господин Пентюх!

Я подошёл и посмотрел на голого покойника. Тут же увидел на брюхе справа, чуть ниже рёбер, небольшую дырочку, будто от пули. Открыл блокнот, тщательно записал, померил линейкой расстояние от ключицы до раны, внёс цифры. А потом, на всякий случай, ещё и зарисовал, как умел, тело и рану. Посмотрел, не пропустил ли чего и скомандовал:

– Переворачиваем!

Когда тело перевернули, я увидел на спине и выходное отверстие. Пуля, получается, прошла насквозь. И вышла выше, где-то в районе лопатки. Тщательно записал местоположение, характер раны и опять зарисовал всё. Спрятал карандаш и скомандовал:

– Зарываем назад! – и пошагал вместе со старостой в центр села…

Глава 11. Нежданная встреча

Когда пришли в контору (так здесь назывались избы, где размещались староста и становые приставы с писарем), Корюх полез в деревянный шкаф, покряхтел и достал оттуда красивый кожаный чемоданчик. Писарь Федос, сидящий за столом в дальнем углу комнаты, посопел носом, и принялся что-то старательно выводить в большой амбарной тетради. Староста покряхтел ещё, глянул на Федоса и со словами:

– Пропажа нашлась! – положил на деревянный стол орден.

Орден этот тоже изображал солнце, только на перекрестье мечей. Я повертел его и так, и эдак. Отметил, что сделан он красиво. Может, даже из драгоценных металлов. По крайней мере, на шестиугольном солнце на краях каждого лучика были какие-то камни. Я достал опять блокнот, карандаш, тщательно описал орден, а потом бережно положил в сумку. Потянулся к чемодану, аккуратно открыл и посмотрел внутрь. Там лежали бумаги какие-то, табакерка, трубка и пачка денег. А ещё… документ.

– Владимир Пантелеевич, а гражданина этого, убиенного, в селе раньше кто-нибудь видел?

– Неа, – замотал головой Корюх, – Всё село посмотрело – никто не видел его.

– А как он в село попал? Кто нашёл? – я взял карандаш и приготовился записывать. Вывел вверху странички: «Показания старосты села Разумное В.П. Корюха!»

– Как попал – энтого не знаю, – староста переминался перед столом с ноги на ногу, – Нашёл с утра Федос! Как раз на службу шёл и обнаружил!

– Дальше? – я старательно записывал за старостой.

– Дальше он заорал, ровно кабанчик, которого резать собрались! – забубнил староста.

– Кто заорал? – поднял я глаза, – Убиенный?

– Какой убиенный? – выпучился староста: – Как убиенный заорать-то мог?

– Я-то откуда знаю? – я пожал плечами: – Вы сами сказали: – Заорал как кабанчик!

– Так Федос заорал! – староста глянул на меня удивлённо.

– Понял, – кивнул я и принялся записывать: – Дальше…

– Ну, сбежались мужики. И я прибежал со всеми. Глядь, а на земле убиенный лежит!

– Как лежал? В каком положении?

Староста диковато на меня посмотрел. Покряхтел и лёг на пол, откинув левую ногу и оттопырив руки в стороны.

– Полежите минуточку! – попросил я, и спросил Федоса: – Так убиенный лежал?

Сельский писарь испуганно кивнул, и я принялся писать, проговаривая вслух:

– Убиенный лежал на спине, лицом кверху, – я быстро подточил карандаш и спросил старосту: – Глаза закрыты были?

– У кого? – прошептал с пола Владимир Пантелеевич.

– У убиенного, конечно, – я взял наизготовку карандаш и приготовился писать.

– Закрытые, господин Пентюх!

– Закрытые, – записал я, и начал конспектировать дальше: – Руки раскинуты в стороны, левая нога оттопырена!

Когда переписал позу, продолжил опрос:

– Итак, убиенный в неизвестном мундире…

– Почему неизвестном? – Корюх глянул на меня удивлённо: – Это мундир Дарчии!

– Ага! – я от изумления вытаращил глаза: – А вы откуда знаете?

– Так служил на западной границе пять лет! В Дарчии в таких мундирах ходят!

– Это меняет дело, – я вновь принялся писать, но остановился: – А как правильно? Дарчиец, дарчиянин или дарчианец?

Староста моргнул и признался:

– Не знаю, мы их дрочерами называли.

– Дроче… – принялся писать я и плюнул: – Владимир Пантелеевич! Не могу я такое в официальном документе прописывать!

Я подумал и нашёл выход. Написал: «мужчина в мундире Дарчии». Закончил опрос старосты. Потом опросил Федоса. Но тот мало что смог добавить. Шёл, увидел. Закричал. Прибежали.

– А откуда убиенный идти-то мог, Владимир Пантелеевич? – спросил я у Корюха, – Почтовая карета в тот день была в селе?

– Была-с! Я с каретой и отправил письмо исправнику, что убиенного нашли!

– А перед этим?

Староста задумался и кивнул:

– И перед этим была.

– То есть, мог на карете приехать и остаться?

– А зачем оставаться ему? – староста посмотрел на меня с удивлением.

– Откуда ж я знаю? – я развёл руками, – У вас из Дарчии никого не живёт? Может, в гости к кому заехал?

– Да я кареты встречаю, не было никого! – Владимир Пантелеевич помотал головой: – И из Дарчии нету никого у нас.

– Ну, и ладно! – я махнул рукой: – Я всё описал, вас опросил, а дальше пусть уже сыщики разбираются! Карета на Бирюль завтра?

– Завтра-с. В полдень приходит.

Когда я вышел на улицу, уже темнело. Тварь подбежала ко мне и ласково завиляла уродливым хвостом. Я подумал немного и наклонился, чтобы погладить животину. И вздрогнул от знакомого девичьего голоса:

– Кто это тут у нас?

Распрямился резко и увидел Ирину. Покраснел густо, но, надеюсь, в темноте этого не видно было и спросил невпопад:

– А ты откуда здесь?

– Как откуда? – засмеялась девушка, – Приехала с командой своей!

– С командой? – тупо переспросил я, припоминая, что Ирина действительно рассказывала что-то про команду. И про то, что они изыскания проводят какие-то в нашем уезде. Правда, я плохо помнил, что за изыскания. Дело в том, что когда девушка это всё рассказывала, она сидела рядом со мной на травке, изредка касаясь меня своей… округлостью. Ну, той самой, которая между шеей и солнечным сплетением. А я ведь говорил уже, что с девушками у меня… не сильно ладилось. Потому, когда чувствовал прикосновения эти, всё плыло, как в тумане. И забывал обо всём. Вот и помню совсем смутно, что да, точно, команда какая-то была. В разговоре. А вот что за команда… Впрочем, Ирина быстро сама всё рассказала:

– Со мной мои помощники – гмур Дырн и тырк Бобо. Вон они, лошадей распрягают!

– Гмур и тырк? – опять тупо переспросил я. Те и другие были представителями нечеловеческих рас, населяющих эту планету. Про гмуров, их низкий рост, мастеровитость и кряжистость я уже рассказывал. Но вот если они были похожи на невысоких людей, то тырки на людей походили мало. И хотя руки у них были, и племя это являлось прямоходящим, ноги у тырков заканчивались копытами. А на голове были натуральные рожки. Не очень большие, конечно, но имелись. Ну, и рожа волосатая, как у обезьян, только вытянута, а нос широкий, будто у коров каких. Тырки отличались могучей силищей, невероятной выносливостью и… кажущейся тупостью. Многие думали, что интеллект тырков равнялся интеллекту первоклассника, а то и вовсе детсадовца. Тут уж как повезёт. Говорить они умели, но лавры Цицерона не снискали бы. Но на самом деле тырки были не только могучими, но и очень даже сообразительными. И те, кто общался с представителями этой расы точно не назвал бы их глупыми.

Ирина же, выслушав мои ответы, внимательно посмотрела и рассмеялась:

– С тобой всё в порядке? Такое ощущение, что тебя по голове чем-то хорошо приложили.

– Да! – ответил я.

– Да, в порядке? Или да, приложили? – изыскательница явно веселилась, рассматривая моё, наверное, донельзя тупое лицо.

– Да, в порядке, – я вздохнул и проговорил: – Позволь пригласить тебя на ужин? Только я не знаю, где тут покушать можно, сам с утра голодный…

Глава 12. Неожиданное предложение

Ирина посмотрела на меня и звонко засмеялась:

– Можешь пригласить меня поужинать к моей телеге. Уверена, Дырн уже приготовил чудесный ужин. Такой в этой дыре точно никто не приготовит!

Действительно, от костра, разведённого возле телеги, распространялся безумно аппетитный аромат чего-то мясного и наверняка очень вкусного. Я сглотнул слюну и проговорил:

– Если это будет удобно…

– Тогда, ведите меня, кавалер! – Ирина подхватила меня под руку, и я действительно повёл её к костру.

Тырк сидел возле костра и камнем точил огроменный меч. Не знаю, смог бы я поднять этот клинок даже двумя руками, но Бобо спокойно держал его левой лапищей, а правой вжикал туда-сюда камнем. Тырк, не отвлекаясь от своего занятия, кинул на нас короткий взгляд и продолжил точить громадину. А вот гмур, переворачивающий рёбрышки, посмотрел пристально и недружелюбно. И спросил хрипло у Ирины, полностью меня игнорируя:

– Это что за хмырь?

– А это тот самый господин Пентюх, Семён Петрович, – улыбнулась гмуру девушка, и коротышка преобразился. Вытаращил глаза, чуть не уронив в костёр рёбрышки. Потом быстро положил их на поднос, вытер о штанину руку и подошёл, протягивая ладонь:

– Дырн Арух Грызл! Рад встрече.

– Взаимно! – я аккуратно пожал протянутую руку и с удивлением посмотрел на девушку. Чтобы гмур, народ которого отличался сварливым и зачастую грубым характером сказал вдруг слово «рад»… Но всё объяснил тырк. Он аккуратно засунул огромный меч в ножны, встал, тоже вытер руки и протянул мне свою огромную лапищу:

– Бобо! Дрын не любил Эдди. Ты убил Эдди. Дрын любит того, кто убил того, кого он не любил!

– Сам ты дрын! – завопил гмур, – Дрын и дубина! А я Дырн! Сколько раз повторять?

– Мальчики, может, покушаем? – мило улыбнулась Ирина, и её подельники, или как уж там они себя называли, сразу успокоились. Мы расселись перед костром, и я, наконец, не просто нормально, а восхитительно поел. Дырн Арух Грызл оказался действительно шикарным кулинаром. Я давно не ел настолько вкусные, сочные и невероятно пахучие свиные рёбрышки, заедая их печёной картошкой и салатом. Мы довольно быстро нашли общий язык, Дырн Архуз Грызл великодушно разрешил называть его Дырном, а Бобо изначально представился одним именем, а не тремя. Я же сказал, что буду рад, если меня будут называть Семёном. Я рассказал, зачем я здесь, а изыскатели внимательно слушали. Тут я вдруг заметил, что на телеге их нет рун, отгоняющих монстров. И очень этому удивился.

– А чего их отпугивать? – пожал плечами гмур, и хлопнул по огромному ружью рядом с собой: – Двенадцатый калибр любую нечисть остановит! А что не остановит он – остановит Бобо своим мечом. Мозгами его, конечно, природа обделила, зато силушкой наделила богатырской!

– Самого тебя природа обделила, – ничуть не обидевшись, ответил тырк, и я понял, что такие шуточки у них постоянно.

– Это чем же? – спросил гмур, доставая трубку и раскуривая её.

– Размером! – захохотал Бобо, а гмур выдохнул дым и изрёк:

– Дубина ты!

Потом мы долго болтали, и распрощались уже за полночь если и не друзьями, то уж приятелями точно. Я поплёлся в гостиницу, оставив изыскателей у телеги. А с утра меня разбудил лично староста, чуть не повизгивая от счастья:

– Господин Пентюх! Господин Пентюх! К нам прибыли-с сами господин Железный! Мерлен Петрович требуют вас прийти к нему на доклад!

Я сел на досках, которые по недоразумению здесь называли кроватью, и на которых я за ночь себе все бока отлежал. Потянулся, зевнул и стал напяливать штаны. Староста переминался с ноги на ногу, а я не торопясь вышел во двор, и стал умываться из кадушки. Потом неторопливо стал чистить зубы. Тварь весело прыгала рядом, а староста стоял истуканом. Наконец не выдержал:

– Там Мерлен Петрович ждут-с! На доклад!

Я удивлённо повернулся к старосте:

– Мне доклад Игорю Фёдоровичу везти. Он меня отправлял. А вашего Мерлена Петровича я знать не знаю. Отчего я ему должен докладывать? Он мне не начальник! Вы мне лучше скажите, когда почтовая карета на Бирюль едет?

Я кинул взгляд на стоянку изыскателей, и увидел, что ни телеги, ни самих изыскателей уже нет. Вздохнул тяжело и пошёл в комнату одеваться. Староста в это время, онемевший от моих слов, вдруг выдохнул и затараторил:

– Это как же вы Мерлена Петровича не знаете? – Корюх аж задохнулся от обиды: – Про него на прошлой неделе «Ведомости» писали! И на позапрошлой! И месяц назад была статья, как он раскрыл запутанное дело в соседнем уезде! У нас в конторе все заметки про него хранятся в сундуке!

– Я рад за ваш сундук, господин Корюх, – сухо ответил я, – Но я подчиняюсь господину председателю земской управы! У меня чёткое распоряжение – написать отчёт и привезти ему.

– Ну, знаете ли, – выпалил староста, развернулся и выбежал вон.

Я успел одеться и даже позавтракать. Вышел на крылечко гостиницы, присел на нижнюю ступеньку и закурил, поглядывая на площадь, куда должна была подъехать почтовая карета. В это время и появился Мерлен Петрович Железный. Сыщик, известный не то что у нас в уезде – по всей Роси. Личностью он действительно был не просто известной – легендарной. И моё нежелание идти к нему на доклад основывалось на непонятном мне самому упрямстве. Мерлен Петрович был высок, строен и черноволос. Под его ровным, греческим носом были щегольские, закрученные вверх тоненькие усики. Глаза – стального, серого цвета. Щегольский сюртук. И сразу две кобуры с револьверами. Но револьверы его были не такими, какой мне выдал председатель, а огромными, красивыми. И даже из кобуры видно было, что рукоятки инкрустированы костью какой-то. И сапожки на Мерлене Петровиче щегольские были. Коричневые, с вышивкой. В общем, весь он был щегольский, успешный. А не то, что я…

– Семён Петрович? – сыщик остановился передо мной и сверху вниз дружелюбно посмотрел, как я докуриваю папироску. Я встал неловко, пожал протянутую руку и кивнул молча. Стыдно стало, что отказал известному человеку. И отказал-то, по сути, из зависти. Знал же, что исправнику опись нужна была как раз для Мерлена Петровича. Впрочем, сам сыщик продолжал дружелюбно улыбаться и проговорил, будто был хоть один человек в нашем уезде, кто его не знал: – Я Железный Мерлен Петрович! Рад знакомству!

– Пентюх, Семён Петрович, – ляпнул я, забыв, что сыщик итак назвал меня по имени отчеству, оттого знает, кто я.

– Семён Петрович, ваш председатель сказал, что вы должны быть здесь, и просил передать отчёт об убитом мне! И если вы не против…

– Конечно, – засуетился я. Залез в сумку и вытащил блокнот, а к нему и орден убиенного: – Пожалуйста!

Мерлен Петрович кивнул благосклонно, орден осмотрел внимательно и тут же спрятал. Открыл блокнот и стал читать. При этом брови его лезли вверх всё выше и выше. И я даже в какой-то момент испугался, что они уткнутся в волосы. Потом он посмотрел на меня и спросил с удивлением:

– Это вы написали?

– Так точно-с, – испуганно ответил я, – Что-то не так?

– Как раз-таки всё великолепно! Клянусь вам, предыдущий полицейский писарь втрое хуже описывал и подмечал разные тонкости! Вы будто рождены, чтобы делать эту работу!

Я с подозрением посмотрел на сыщика, но тот, вроде, даже не думал шутить. Прищурился и сказал вдруг:

– Слушайте, сколько вы получаете в земской управе? Рублей восемьдесят? Сто? Давайте к нам в полицейское управление! Обещаю двести рублей!

Глава 13. Подозреваемый

От предложения Железного я отказался. Объяснил, что человек сугубо штатский, потому служить в полицейском управлении вряд ли смогу в силу своего миролюбия.

– А это вы на дуэли Эдди Зенина ухлопали? – весело спросил меня Мерлен Петрович.

– Так точно-с, случайно, – ответил я, закидывая на плечо сумку, так как увидел, что на площадь въезжает почтовая карета.

– Вот что! – решительно ответил знаменитый сыщик, – Так как вы переданы в моё распоряжение председателем земской управы, даю вам указание остаться здесь ещё на день. Поможете мне в расследовании! А в Бирюль отправитесь завтра!

Я хотел было заспорить, но глянул в решительное лицо гражданина следователя и молча снял сумку с плеча.

– Вот и ладненько! – весело сказал Мерлен Петрович, – Пойдёмте-ка в контору, будем думать, кому понадобилось иностранного гражданина убить на территории нашего уезда!

Уже в конторе, сидя за столом и попивая прохладный квас, Мерлен Петрович заговорил:

– Думается мне, что злодеев было несколько, быть может, разбойники, которые гнались за иностранцем. Он в село забежал, но от пули убежать уже не успел! Надо вызывать драгунский разъезд, и пусть военные прочёсывают лес. Как думаете, Семён Петрович?

Я отхлебнул квас и пожал неопределённо плечами.

– Не согласны? – живо поинтересовался Мерлен Петрович, – И с чем же?

– Со всем, – развёл я руками, – Но я ж не сыщик, могу ошибаться. Так, просто свои соображения имею.

– И какие же это, позвольте полюбопытствовать? – сузил глаза Железный.

– Если б за ним гнались, то в спину бы стреляли, а у него пуля спереди вошла.

– А ведь и правда спереди, – прошептал староста, с испугом глянув на сыщика.

– Кто-то мог окружить и зайти спереди, пока остальные сзади гнались, – пожал плечами Железный.

– А ведь мог, господин Пентюх! – повернулся ко мне староста. Сельский писарь Федос просто молча поворачивал голову вслед за старостой.

– Разбойники? С оружием да в село? – я по примеру сыщика пожал плечами: – Где у каждого жителя ружьё или пистолет? Да дураков среди разбойников нету! Они в село если и заезжают, то как благовоспитанные люди. А тут бы их селяне перестреляли за милую душу!

– Перестреляли бы, – кивнул староста, опять повернув голову к сыщику: – Мы как-то лет пять назад целую банду так положили в селе! Они от драгун уходили и сюда заскочили со стрельбой. Ну, мужики их из-за заборов и перещёлкали всех подчистую. Восемь человек, как сейчас помню!

– А убийство с выстрелом не услышали? – уставился на старосту Железный, и Корюх смутился сразу.

– Вот выстрела-с не слышали, господин Железный, – покаялся староста.

– Это очень странно, – зловеще произнёс сыщик, а мне стало жалко втянувшего голову в плечи старосту, и я тут же сказал:

– Я думаю, выстрел очень тихим был, Мерлен Петрович.

– Почему так думаете? – спросил сыщик, а Федос и Корюх синхронно повернули ко мне головы.

– А на мундире подпалины были, – я покрутил пальцем, – Будто в упор револьвер прислонили и выстрелили. Вот и заглушён был звук выстрела. Потому в разбойников и не верю-с. Не подпустил бы убиенный к себе разбойника близко. А тут, такое ощущение, что убийца вплотную подошёл, как к старому знакомому, да и выстрелил исподтишка.

– Хм, – сыщик наклонил голову: – Продолжайте, господин Пентюх!

Фамилию мою он произнёс нарочито небрежно, с эдаким намёком, но я уже закусил удила:

– Вот и думается мне, что иностранец шёл к кому-то конкретному, кто его встретил и застрелил! А застреливший был явно невысокого роста.

– Это ещё почему? – Мерлен Железный побарабанил пальцами по столешнице.

– А потому что входное отверстие низко, а выходное выше. Я в докладе об этом особо упомянул. Даже попробовал, под каким углом пистолет должен быть направлен. Получилось вот так! – я выставил перед собой палец, подняв его наверх под углом сорок пять градусов. Помолчал немного и добавил: – Даже попробовал вчера так руку с револьвером изогнуть, чтобы выстрелить на уровне печени иностранца.

Я показал, как неестественно была бы вывернута рука и признался:

– Я б так даже выстрелить не сумел. Отсюда вывод – стрелял коротышка!

– Вон оно как, – проговорил задумчиво Мерлен, и староста с Федосом опять синхронно перевели свои головы на него. А сыщик достал папироску, закурил и спросил у Корюха: – А что, коротышки у вас живут в селе?

– Из людей – точно нету, ваше благородие! – перекрестился староста, а я спросил:

– А из нелюдей?

– Так шаман грыль на окраине села живёт, – впервые с начала разговора открыл рот белобрысый Федос.

Мы с Мерленом тут же переглянулись, и сыщик произнёс решительно:

– Ну-ка, уважаемый староста – десяток мужиков с ружьями обеспечь мне, да пойдём грыля вашего допрашивать!

Корюх вскочил из-за стола и бегом кинулся на улицу. Господин Железный докурил, аккуратно затушил окурок и сказал весело:

– Семён Петрович, а вы подумайте всё же над моим предложением! Я сразу почуял, что толк из вас будет!

Я пробормотал неразборчивое и вышел на крыльцо. А уже через четверть часа я оставил Тварь у дома старосты, и мы шагали большой компанией на окраину села к дому шамана. Вернее, у шамана оказался не дом, а настоящий домище! Стоял он действительно на околице, почти упираясь забором в густой лес, раскинувшийся сразу за селом. Строение было могучим, огромным, двухэтажным, из толстенных брёвен. Да и забор был не из досок, как в остальном селе, а частокол из брёвен потоньше, чем избяные. Но что примечательно – каждое брёвнышко вверху было заточено, будто карандашик. И вздумай кто такой частокол перелезть, вполне мог кишки на таком заборе оставить. Мерлен Петрович шагал впереди нашего отряда уверенно, вышагивая, как Пётр Первый на параде. Не знаю, почему такое сравнение мне в голову пришло. Может, из-за его тоненьких щегольских усиков. А может, из-за шляпы-треуголки. Только трости сыщику не хватало. Зато он держал правую руку на кобуре с револьвером.

Но перед воротами Мерлен шаг сбавил и повернулся к старосте:

– Вот что, господин Корюх, вы на правах старосты идите первым, да возьмите пару мужиков с собой. Ежели вдруг будет шаман ваш сопротивляться…

– А ежели он магией ударит? – испуганно спросил Владимир Пантелеевич.

– Да я вас умоляю, – как-то ненатурально хохотнул сыщик: – Откуда в этой глуши настоящему шаману взяться? Фокусник дешёвый, который людям головы дурит!

Он подтолкнул старосту:

– Идите, не бойтесь!

Корюх широко перекрестился, глянул на мужиков и ткнул пальцев в двоих:

– Фёдор, Лёня, со мной! – наклонил решительно голову и вошёл внутрь.

Двор грыля шамана был огроменным – в половину футбольного поля. И ни одной постройки, кроме дома. Ни конюшен, ни сараев, ни бани даже какой завалящей. Лишь бревенчатый частокол, да огромный двухэтажный сруб посреди двора. Двор мы прошли почти весь, причём мужики шли настороженно. Ружья с плеч поснимали, да перед собой держали. Оно и понятно, в уездах народ тёртый, боевой. Бывает, ветром щит с рунами отпугивающими свалит, или ещё какая оказия – и приходится им с монстрами воевать. Это такой как я тут вряд ли выживет. Таким как я в городах место, и то без оружия. А вот в сёлах надо и сноровку уметь к стрельбе, и хозяйские навыки. Впрочем, сноровка не спасла…

Глава 14. Неудачное задержание

Шаман вышел на крыльцо в тот момент, когда староста ногу уже на первую ступеньку заносил. Да так и застыл Корюх с поднятой ногой на весу. А грыль посмотрел на нас и спросил:

– Зачем пожаловали? Я вас не звал!

Староста поболтал ногой и аккуратно её поставил рядом с крыльцом.

– Тут-с, значит, у сыщика Мерлена Петровича вопросики к вам имеются, господин Таши Ламени! Задать-с хотели.

Корюх оглянулся на сыщика, приглашая его к разговору. Мерлен Петрович не стал тянуть быка за хвост и спросил резко:

– Зачем иностранца убил, шельма?

У шамана лицо будто рябью пошло, он вскинул руки и заорал:

– Умрите, твари! – и будто что-то стряхнул с ладоней по направлению к нам.

Староста и два мужика с ним тут же упали и стали корчиться на земле, а сыщик заорал громко:

– Стреляй падлу! – выхватил револьвер свой и выпалил первым. Да тут же и упал, заорав, держась за плечо.

Мужики беспорядочно принялись палить из ружей, и тоже стали падать один за другим, сражённые выстрелами. Я тоже выхватил револьвер, нажал на спусковой крючок, направив оружие в сторону шамана, но оружие не выстрелило. Слева от меня упали ещё два мужика, зажимая на себе раны. Откуда в них стреляли, я понять не мог. Не мог и понять, почему мой револьвер не стреляет. Перевернул его, заглянул в дуло и в этот момент нечаянно нажал крючок. Бахнул выстрел, и я зажмурился, ожидая, что пуля сейчас разворотит мне голову. Однако, ничего не происходило. И голова по ощущениям была цела и даже не продырявлена. Я осторожно открыл один глаз, отметив про себя, что стрельба резко прекратилась. Все мужики вместе с сыщиком валялись на траве возле крыльца, матерились и стонали одновременно, зажимая раны. А грыль лежал навзничь на крыльце, и лицо у него было залито кровью. Он приподнялся немного, ткнул в меня пальцем и прохрипел:

– Как понял?

Тут же упал на спину, и, если я не ошибаюсь, самым банальным образом умер. Я растеряно глянул на револьвер в руке, на израненных соратников и поспешил спрятать пистолет в кобуру. А то, не дай Бог, и правда себе прострелю что-нибудь.

– Пентюх! – прохрипел Мерлен Петрович, лежа на земле и держась за плечо: – Помогите же! Я умираю!

Я растерянно оглянулся вокруг, не зная, чем помощь умирающему сыщику. Но тут на счастье из-за дома выскочили… Ирина и её друзья – Дырн и Бобо. Дырн подскочил к Мерлену Петровичу, достал из сумки на поясе порошок, бинты. Разорвал на сыщите кафтан, присыпал рану и стал сноровисто бинтовать. Бобо в это время перематывал другого мужика. А Ирина заскочила на крыльцо, осмотрела шамана и сказала громко:

– Мёртв!

А потом тоже кинулась оказывать помощь. Вначале к старосте подбежала, и тот зашевелился и встал, тряся головой. Следом за ним подняла двух других мужиков, которые после атаки шамана упали. А Бобо и Дырн в это время всех остальных перевязали. Мерлен, привалившись спиной к крылечку, жалобно стонал, поглядывая на перебинтованное плечо. Изогнулся картинно и обратился к Ирине:

– Сударыня, вы как раз вовремя! Моя пуля хоть и сразила злодея, но к тому моменту схватки мы все уже получили ранения, – Мерлен глянул на меня и добавил: – Кроме господина Пентюха. Его, видимо, не посчитали слишком серьёзной целью!

Ирина недоумённо посмотрела на Железного и захохотала вдруг:

– Вы реально думаете, что это вы застрелили шамана?

– Не понимаю причины вашего веселья, сударыня, – изменился лицом и очень сухо произнёс сыщик.

– А чего ж мне не веселиться? – Ирина весело улыбалась, – Если вы очевидного не поняли.

– Быть может, вы нам сообщите это очевидное… извините, с кем имею честь?

– Ирина Викторовна Трунова, изыскатель, – Девушка село на крыльце и спросила Дырна: – Всех перевязали?

Гмур лишь кивнул молча, и девушка возвысила голос:

– Господа селяне, спасибо вам за вашу помощь! А теперь идите к сельскому лекарю, пусть он вас долечит! А господин сыщик сам справится! Если что – мы ему поможем!

Староста глянул на Мерлена и тот лишь кисло скривился. Староста кивнул рукой мужикам, и те побрели со двора, придерживая друг друга. И лишь когда вышли за ворота, Ирина сказала всё так же весело:

– Шаман подвесил прелюбопытное заклинание отражения. И любой, кто выстрелит в него или ударит, получит сам свою пулю или удар. Вы, по сути, сами в себя стреляли, – захохотала опять и сообщила сквозь хохот: – Хорошо хоть стрелки из вас, как из г… грязи пуля!

Дырн тоже хмыкнул, а Бобо заухал довольно. Мерлен скривился ещё больше и спросил ехидно:

– И кто же тогда шамана застрелил?

– А господин Пентюх! – Ирина ткнула в меня рукой, и я застыл, боясь пошевелиться. Посмотрел испуганно на девушку, пытаясь понять, не шутит ли. Но та и не думала шутить. Произнесла, мне кажется, с уважением в голосе: – Он один сразу разобрался что к чему, и выстрелил в себя. Естественно, заклинание отражения пулю выкинуло в шамана. Я бы, конечно, выстрелила себе в руку или ногу, чтобы шамана ещё и допросить можно было, но Семён Петрович решил не мелочиться! С другой стороны, если ни у кого из вас магических навыков нету, то вам и с раненым шаманом не справиться бы было. Потому, сделал он всё абсолютно правильно.

Сыщик с удивлением посмотрел на меня и спросил:

– Это правда, господин Пентюх? Вы выстрелили в себя?

Я лишь молча головой кивнул. Мне стыдно было признаться, что произошло это абсолютно случайно, и что в иной ситуации я просто вышиб бы себе мозги. Впрочем, сыщика это мало волновало. Он подумал немного и сказал:

– Предлагаю двести пятьдесят рублей оклад! Больше дать не могу, клянусь! Переходите в наше управление, не пожалеете.

Я обещал подумать, а Ирина спросила Мерлена:

– Дом обыскивать будете, господин Железный?

– Откуда вы меня знаете? – спросил сыщик, и девушка засмеялась вновь: – Да кто ж вас не знает, Мерлен Петрович? Ваш портрет каждый месяц в Ведомостях выходит!

– Действительно, – прокашлялся Железный, встал с земли, отряхнул здоровой рукой штаны и пошёл по крыльцу вверх, кивнув мне: – Семён Петрович, займёмся обыском! Это наша задача, а не всяких там девиц… изыскателей!

– Но посмотреть на работу такого известного и великого сыщика мне дозволено будет? – улыбнулась ему Ирина, и я даже задохнулся от гнева. И понял вдруг, что я её ревную. К франту этому с тоненькими усиками. Ишь, как описывает! «Работа известного и великого сыщика»! зато Мерлена её улыбка вовсе обезоружила. Он кивнул коротко головой, каблуками щёлкнул и проговорил галантно:

– Если это вам доставит удовольствие, сударыня!

– Конечно, доставит! – захлопала в ладоши Ирина и пошли вместе с нами в дом, перешагнув через труп шамана.

Дом мы с сыщиком обыскали тщательно. Нашли денег немного, какие-то украшения ювелирные. Сыщик всё это перечислял, а я старательно записывал. А потом нашли целый арсенал с оружием. Штук десять ружей и столько же револьверов. А ещё десяток всяких сабель. А одно ружьё меня прямо поразило, так что я застыл перед ним. Я оружия не любил никогда, а тут уж понял, что его и полюбить можно. Ружьё было не очень большим, но красивым. С резным прикладом и блестящим металлом, исчерченным узорами.

Глава 15. Опять в неприятности

Мерлен Железный, увидев, что я уставился на ружьё, пробормотал:

– Если нравится – забирайте, Семён Петрович. Всё равно пойдёт, как конфискованное. Лет пять будет ржаветь на складах, а потом продастся за копейки. Я лично себе присмотрел вот этот револьвер-с, и саблю ещё. Инкрустированную! – сыщик ловко снял саблю и револьвер со стены, да засунул в свой вещевой мешок.

– А так разве можно? – пробормотал я.

– Вы их в описи не указывайте, господин Пентюх, всего и делов! – Железный здоровой рукой похлопал меня по плечу, – Ещё и закон есть о десятой части убитого разбойника, как о трофеях. Вы в любом случае ружьё получите по закону, как трофей. Но представьте, какая это морока и вам и чиновникам? Вы пишете прошение в земскую управу. Она отправляет в губернию. Там проверяют всё и отправляют на доработку назад в уезд. И теперь уже полицейское управление уезда должно доработать и вновь отправить в губернию. Те после двух-трёх доработок, погоняв документы из Бирюля во Вронжск и обратно отправят в столицу. А там…

– Дайте угадаю, – засмеялась Ирина: – Вернут на доработку в губернию?

– Совершенно верно, – сыщик даже пальцами щёлкнул, – И тоже два-три раза-с. Ибо инструкции и формуляры! Итого года три-четыре ждать надо-с. И выдадут вам ваш трофей ржавый и уже ни к чему не годный, ибо храниться всё это время он будет в подвале уездного полицейского управления, где никто за ним не станет ухаживать!

– Семён, бери ружьё, – Ирина сама сняла со стены понравившуюся мне вещь и решительно протянула, – Шикарная пятизарядная винтовка! Калибр – семь, шестьдесят два! Бой – точный! Прицельность – аховая!

Я слушал малопонятные цифры и вычленял лишь знакомые слова «аховый», «Шикарная». Потому взял протянутое оружие и неловко нацепил ремень на плечо. Лишь проговорил тихо:

– А… как из неё…

– Стрелять? – понимающе спросила Ирина, и добавила решительно: – Научу! Сегодня же!

На том и порешили. Но самой главной находкой во время обыска стал паспорт иностранного гражданина Ханца Деринада.

– Как думаете, Семён Петрович, – обратился ко мне Железный, – Не паспорт ли это убиенного?

– Скорее всего, – я пожал плечами и тут же ухватил соскользнувшую винтовку.

– Вот и раскрыто-с дело, – кивнул удовлетворённо сыщик.

Потом мы написали протокол, вписали имущество погибшего при задержании шамана и Железный со мной попрощался, так как спешил в Бирюль. Пригласил и меня с собой, но Трунова предложила обучить меня стрелять, и я, честно говоря, очень хотел провести время с девушкой, потому Мерлену отказал. Мы с Ириной остались одни возле усадьбы грыля.

– А как вы здесь оказались? – спросил я у девушки.

– Всё просто, – улыбнулась Ирина, – У нас тут раскопки были в лесу. Рядом с усадьбой. Услышали стрельбу, и сразу сюда! Там сзади ещё одна калитка в заборе.

– Вовремя очень, – улыбнулся я девушке, – Я даже не знал, что делать.

– Тем не менее, очень ловко уничтожил шамана, – Ирина одобрительно подмигнула, – Честно сказать, я даже не знаю, смогла бы так быстро сообразить или нет?

Я подумал немного и решился:

– Да я не понял ничего. У меня пистолет не выстрелил. Я хотел посмотреть в дуло, вдруг там что застряло и мешает. И в это время… случайно выстрелил.

Девушка посмотрела на меня. Покраснела вдруг. И захохотала. Громко, заливисто. Я подумал вначале обидеться, но очень уж заразительно Ирина смеялась. Потому засмеялся и сам.

– Семён, – отсмеявшись сказала девушка, – Ты реально Пентюх! Но я не понимаю, как твоё неумение оборачивается тебе же на пользу. Это что-то фантастическое!

Я лишь развёл руками, показывая, что и сам этого не понимаю. А потом девушка и гмур стали учить меня пользоваться моей новой винтовкой. В принципе, ничего сложного в этом не оказалось. Девушка сказала, что винтовка эта называется «мосинкой», потому я сразу прозвал её Масяней. Сверху была штука, называемая затвором. Она откидывалась и туда защёлкивались пять патронов. А потом стреляешь, передёргиваешь затвор, и опять стреляешь. Не сложно. Удобно. И совмещать прицельную планку с мушкой оказалось несложно. И я с третьего выстрела на расстоянии ста шагов уже попал в мишень. Дырн Арух Грызл довольно хмыкнул, и сказал, что после отстрела тысячи патронов стрелять я буду достаточно сносно. Но я и после третьего почти оглох на правое ухо, а плечо побаливало от отдачи. Потому принялся горячо убеждать, что должность писаря земской управы меня вполне устраивает, а потому я хотел бы остаться им, а не это вот всё. Тем не менее, Ирина и Дырн заставили меня отстрелять ещё десяток патронов. А после стали учить чистке оружия.

Оказывается, и револьвер и винтовку надо было чистить после каждой стрельбы. Изыскатели показали, как разбирать, как чистить. И это у меня получилось гораздо лучше. В съёмной комнате я тоже убирал и чистил всё сам, потому как с мамой не жил уже два года, с тех пор, как попал в этот мир. А здесь женой не обзавёлся. Вот и приходилось всё самому делать. В итоге я стал обладателем звенящего уха, винтовки Масяни и пятидесяти патронов к ней. Ну, и служебный револьвер оставался со мной.

Так как на почтовую карету я безнадёжно опоздал, то пришлось остаться в Разумном ещё на одну ночь. Я очень рассчитывал на ещё один романтический вечер с Ириной, но та сказала, что им нужно заниматься своими делами и… уехала. Но тут мне улыбнулась удача. После обеда местные крестьяне сказали, что им нужно ехать в Лопань, и я тут же напросился с ними вместе. Во-первых, Лопань была намного ближе к Бирюлю! Во-вторых, там была приличная гостиница, где можно покушать, не опасаясь умереть от отравления. Как только крестьяне согласились меня взять, я закинул сумку на подводу и мы, караваном из трёх телег, выдвинулись в Лопань. Меня даже услужливо посадили на телегу, а Тварь радостно бежала рядом со мной, и я время от времени кидал ей недоваренную картошку, которую хозяйка гостиницы дала мне с собой, посчитав, что это еда для людей.

В Лопани, увидев меня, хозяин гостиницы Пахом Тихий аж засветился от счастья. И сообщил, что проживание и ужин с завтраком для меня бесплатно, так как за последние пару дней даже из губернского города Вронжска куча зевак приехала посмотреть, где погиб известный стрелок Зенин. Признаться, я такой славе был не очень рад, но бесплатные проживание и еда меня хоть немного примирили с мыслью о том, что теперь половина Роси будет знать моё имя. В общем, в гостиницу я заселился и даже поужинал, оставив в номере ружьё и сумку. Правда, признаюсь, делать это было весьма некомфортно, так как во время моего ужина в зале человек тридцать сидели и молча на меня глазели. Потому, я кое как запихал в себя остатки ужина, запил компотом и вышел на улицу, решив прогуляться, и вернуться в номер уже ночью, чтобы тихонько лечь спать. Уже на выходе Пахом тихонько мне шепнул, якобы вручая сдачу:

– Будьте осторожны, Семён Петрович! Тут трое дружков Зенина, и они явно задумали недоброе!

Внутри у меня всё похолодело от страха. Но развернуться вдруг, чтобы идти в номер – это подставить хозяина. Да и сидеть ждать в тесной комнатушке непонятно чего… В общем, я вышел на улицу, надеясь, что ничего не случится. И тут же за мной увязались три неприятных личности, и я понял, что это и есть те самые дружки Зенина. Мы шли по главной улице села, Тварь тёрлась о мою ногу, а я всё чаще поглядывал назад. Граждане дружки ко мне не приближались, но и не удалялись. Шагали за мной шагах в тридцати и гнусно улыбались. А улыбались они действительно гнусно. Кривили свои рты и подмигивали мне, подёргивая головами. Мне стало совсем страшно, и я ускорил шаг, свернув налево. Я думал, что именно там будет полицейский участок, но ошибся. Короткий проулок резко изгибался, а за ним сразу начинался лес. Я понял свою ошибку, развернулся было, но увидел, что дружки покойного стрелка достали свои револьверы и самым бессовестным образом в меня целятся. Я кинулся за дерево и в это время прогремели три выстрела. Я побежал вглубь леса, надеясь, что негодяи за мной не погонятся, а рядом со мной неслась Тварь.

Глава 16. В которой у меня просят автограф

Я бежал, не разбирая дороги, и в какой-то момент понял, что вряд ли найду путь назад. Потому остановился, спрятался за дерево и осторожно выглянул. И услышал сзади топот ног и злобное пыхтение дружков Зенина. Я вспомнил про револьвер, который болтался у меня на боку, достал его из кобуры и непослушными пальцами стал взводить курок, как учила меня Ирина. И понял вдруг, что вряд ли смогу снова стрелять в людей. Тварь посматривала на меня удивлённо, а я сказал ей:

– Беги отсюда! Я не хочу, чтобы тебя убили! Беги и спрячься в лесу! – я пытался оттолкнуть животину в заросли, но она упиралась. А потом вдруг посмотрела в сторону, откуда слышались голоса дружков стрелка и тихо рванула туда. Я кинулся вслед за ней, сам удивившись, как успел привязаться к неведомой зверушке. Честное слово, я готов был защищать её всеми силами. Но этого не понадобилось. Я вдруг услышал удивлённый крик, пару выстрелов и рычание. А потом всё стихло. Когда я выскочил из кустов, то увидел всех троих негодяев… с откусанными головами. А Тварь спокойно сидела возле них и повиливала хвостом. Я плюхнулся задницей на землю и дрожащими руками потянул из кармана папиросы. Закурил нервно и стал осматриваться. От села, судя по всему, мы убежали на порядочное расстояние, потому видеть того, что сделала Тварь никто не мог. Но если по нашим следам пойдут?

Я вскочил и стал лихорадочно размышлять, что же делать. Самым правильным было закопать тела и сказать, что я их не видел. Заблудились в лесу, попали на монстра… в нашем мире могло быть что угодно. Вот только лопаты у меня с собой не было. Я жалобно посмотрел на Тварь и спросил:

– А яму ты можешь выкопать?

Животина подошла ко мне, потёрлась о ногу и высунула язык. Я вздохнул тяжело, сел на корточки и стал руками пытаться выкопать ямку. Тварь взвизгнула и стала своими огромными лапами грести рядом. И делала это так быстро и мощно, что минут через пять туда вполне могло поместиться одно тело. Я тут же взял одного из дружков, приволок и свалил в эту яму, принявшись руками загребать землю. А Твари приказал:

– Копай ещё!

Она посмотрела на меня и стала так же быстро копать рядом. Через полчаса все три трупа были укрыты. Сверху импровизированных могил я накидал кучу сухих веток, листьев и всякого мусора. А потом меня вырвало. Уже стало дурной привычкой, что еда Пахома долго в моём желудке не задерживалась. Я снял с пояса фляжку, прополоскал рот и повернулся к Твари:

– Веди к селу! Я заблудился!

И лысая животина повела. Минут через двадцать мы вышли ровно в тот проулок, откуда я и начал убегать. Уже темнело, но я, увидев знакомую дорогу, быстро нашёл путь к гостинице, пришёл туда и приказал Твари:

– Сиди возле сарая и ничего не делай!

Тварь лизнула мою руку и ушла на указанное место. А я зашёл внутрь гостиницы. В зале был шум и гам, но при моём появлении воцарилась гробовая тишина. И снова тридцать пар глаз уставились на меня. Я, чувствуя себя очень неуютно, подошёл к барной стойке и тихо попросил Пахома:

– Разбудите меня, пожалуйста, утром, чтобы я успел на почтовую карету!

Пахом ещё тише спросил:

– А те… трое вернутся? Они сняли у меня две комнаты, хотелось бы знать…

Я покраснел и ответил ещё тише:

– Я бы их не ждал, – и быстро пошёл наверх в свою комнату.

С утра меня внизу ждал уже знакомый становой пристав Михаил Трут. Только я спустился, он отлип от стойки и произнёс почтительно:

– Господин Пентюх, позвольте с вами побеседовать.

– Конечно, господин Трут, – тут же ответил я, неловко поправляя на плече ремень винтовки. Полицейский на винтовку глянул с уважением и произнёс:

– Пройдёмте?

В местном полицейском управлении был ещё один пристав в таком же как у Трута белом мундире. Он щёлкнул каблуками и представился:

– Христофор Романович Быстров!

– Семён Петрович Пентюх, – пискнул я.

– Рад-с знакомству, Семён Петрович! – пристав коротко кивнул головой, и я кивнул в ответ. Потом сел на предложенный Трутом стул и замер.

– Семён Петрович, – заговорил представившийся пристав: – Нам надо взять у вас объяснения по поводу пропажи трёх посетителей гостиницы, потому как люди утверждают, что они вышли вслед за вами. Потом на окраине села слышали несколько выстрелов, после чего приезжие пропали.

– Я ничего не знаю, – ответил я и густо покраснел.

– Мы так и думали, господин Пентюх, – кивнул уже Трут, – Потому уже и протокол составили. Распишитесь здесь, что вы понятия не имеете, куда делись вышеуказанные господа, и можете быть свободны!

Я расписался, и Трут с Быстровым лично меня проводили до почтовой кареты. А вместе с ними на сельскую площадь вышло ещё человек сто народу.

– Это Семён Петрович, вас провожать вышли, – шепнул мне Быстров. И, застеснявшись, спросил вдруг: – Я тут блокнотик взял, не напишите пару слов пожеланий и автограф-с? Не мне – сынишка очень попросил. Буду очень благодарен!

Я неловко взял блокнот и написал: «С наилучшими пожеланиями!». Ну, и расписался. Становой пристав благодарно пожал руку и лично проводил к карете. Я сел в неё, и кучер был настолько любезен, что позволил взять Тварь с собой в дилижанс. Тем более, кроме меня пассажиров не было. До самого Бирюля я доехал уже безо всяких происшествий, там вышел и отправился в земскую управу, отчитаться за командировку.

Возле здания земской управы я приказал Твари сидеть и не отсвечивать. А сам вошёл в присутственное место. Коллеги мои – Ванька и Потап – вскочили со своих мест, подбежали и стали трясти руку. Но, когда из кабинета выкатился мой дражайший начальник Игорь Фёдорович, тут же отскочили к своим местам, сели и уткнулись в бумаги. А Кротовой раскинул руки, нацепил на личико своё пухлое улыбку и пошёл мне навстречу:

– Семён Петрович! Как я рад вас видеть-с! Наслышаны, наслышаны о ваших успехах! Хотели бы подробнее! Присаживайтесь!

Я неловко сел за свой стол, аккуратно прислонив к нему винтовку, достал из кобуры револьвер и положил на столешницу.

– Вот, возвращаю.

– А не надо возвращать! – зашевелил своими усами Кротовой, – Исправник после истории с Зениным дал указание вам оружие служебное выделить в постоянное пользование-с. Кто же знал, что вы так ловко с ним управляетесь?

– Да это случайно получилось, Игорь Фёдорович, – смущённо признался я начальнику.

– А скромен-то, а? – гордо оглядел уткнувшихся в бумаги писарей Кротовой. Будто сам он был скромен и безумно гордился этим, – Смел! Меток и скромен! Учитесь!

– Так точно, – буркнули Иван и Потап, и скова уткнулись в бумаги.

– Так как было-то, голубчик? – спрашивал меня председатель земской управы.

Я вздохнул тяжело и принялся рассказывать:

– Эдди Зенин вызвал меня стреляться. Я случайно выстрелил и попал ему в лоб. Всё.

– Ну, всё, так всё, – ласково заговорил Кротовой, – Не будем мучать с дороги. Ты забирай револьвер и иди отдыхай! А завтра уже на работу-с, как положено! И с исправником поговоришь. Он ещё вчера тебя спрашивал!

Я вышел на улицу, взял Тварь и пошагал на свою квартиру. Вошёл в такую ставшую родной уже комнату, и как был – пыльный, в одежде, завалился спать. Проклятая командировка вымотала невероятно. Но я даже не подозревал, что настоящие приключения только-только начинаются…

Глава 17. В которой меня снова посылают

Две недели я жил тихо и спокойно. Ходил на работу, как и раньше. Выполнял нехитрые писарские дела. Револьвер, правда, с собой не носил. Как и ружьё. Оставлял на квартире. Без них спокойнее как-то. Поначалу народ из Бирюля валом валил в нашу управу за делами, о которых и вспомнить не могли, а по сути, чтобы посмотреть на меня. И то сказать, столько слухов про меня разнесли, что мне самому страшно становилось. И как я банду перестрелял в лесу. Потом стрелка убил. А потом и с дружками посчитался. Куда ни плюнь – прям монстр получался настоящий, бесстрашный и опасный. И мои оправдания, что это не я, а с Зениным и вовсе случайно получилось, никто слушать не хотел. Даже Ванька Дымов и Потап Смирнов – писари и мои единственные приятели в этом мире – не верили мне, когда я в ближайший выходной рассказал им об этом за бокалом пива. Решили, что в своём мире я всё же был кем-то крутым, а от них просто-напросто скрываю. Ванька на мои уверения лишь мигнул хитро, мол, ну не хочешь рассказывать – не надо! Мы тайну хранить умеем!