Читать онлайн Под созвездием Бродячих Псов бесплатно

Рисунки:

Наталия Елина

Слушайте аудиоверсию книги

Глава 1

– Хочешь, я тебе подорожник найду?

Сашка никогда раньше не видел таких рыжих и даже не знал, что такие бывают. Хотя его лучший друг, Петька Балашов, – весь в крапинку, будто попал под дождь из веснушек. А волосы – как шерсть у рыжих чау, такого же цвета. Сашке нравились чау: большие, молчаливые, с пышными штанами и фиолетовыми языками. Ему вообще нравились собаки. Любые. Он давно решил: когда-нибудь у него обязательно будет собака. Может, чау. Или лабрадор. Или пусть даже какая-нибудь чихуахуа. Петька всё твердит, что мелкие собаки – это для женщин, а у мужчины должен быть солидный пёс, охранный или даже бойцовый. Но Сашке всё равно – лишь бы собака.

У девчонки, которая стояла над ним, собака уже была. Овчарка, кажется. Довольно крупная и очень худая. И девчонка тоже тощая. На вид – старше Сашки, хоть роста небольшого. Очень загорелая – коричневая, как шоколад «Алёнка». Сашке никогда так не загореть, он на море дольше двух недель ни разу не был. А ещё девчонка была даже не рыжая, а какая-то… красно-золотая. Как клён в октябре. Волосы – завитушками и пострижены коротко. Если смотреть издалека – как будто шапка, вроде той, что носила прошлой зимой соседка со второго этажа. Мама, когда увидела, сказала ехидно: «Крашеная овца!» Но Сашке соседка нравилась: она была весёлая, при каждой их случайной встрече шутила, называя Сашку то Санчесом, то Алексом, то Алехандро. Откуда она знала его имя, Сашка не понял. Наверное, слышала, как его называют родители.

– Ну? Нужен подорожник?

Сашка, сидевший на земле и потому смотревший на девчонку снизу вверх, опустил глаза. Расшибленное колено, которое минуту назад было похоже на спелую малину, теперь напоминало раздавленный помидор. А всё из-за этого дурацкого ремонта! Дорогу, что вела к морю, всю разломали. Глыбы старого асфальта громоздились, как ледяные торосы, которые Сашка видел в фильме про полярников. Он так торопился скорее бухнуться в воду, что не пошёл по обочине, а рванул напрямик и споткнулся. От мамы теперь достанется. Снова станет кричать, что он «ведёт себя как маленький» и что он «несчастье» и «наказание».

– Не, нормально. Заживёт как на собаке.

– Как хочешь, – девчонка пожала плечами. – А с собаками, кстати, не так уж просто всё, – она сказала это очень серьёзно, и Сашка от такого тона растерялся и потому ничего не ответил. А девчонка отвернулась и пошла в сторону моря. Собака бежала рядом, прямо у ног, не отходя дальше чем на полметра, хотя была без поводка. Точно овчарка. Дрессированная.

Когда Сашка по длинному песчаному склону доковылял до моря и, морщась, стал смывать с коленки подсохшую кровь, девчонка уже была далеко от берега. Собака сидела у кромки прибоя и явно беспокоилась за хозяйку: то и дело приподнимала тощий зад с опущенным хвостом, переступала передними лапами, как будто хотела побежать прямо по волнам. А потом снова садилась. Может, боялась воды? Или девчонка приказала ждать её здесь? Непонятно.

С того дня Сашка стал специально высматривать на пляже рыжую. Она приходила и утром, и вечером, всегда в одной и той же одежде: мальчишеские шорты и куцая серая майка, не закрывающая живот. И всегда была с собакой. Но всё время с разными! На второй день это была пегая бородатая собачонка с кривыми лапками и хвостом морковкой. На третий – белый двортерьер с чёрными пятнами, одно из которых занимало ровно половину морды. Даже нос был поделён пополам: половина чёрная, вторая – розовая. Пятнистая дворняжка была совсем не такой послушной, как овчарка из первого дня. Она носилась кругами вокруг девчонки, напрыгивала на неё с разбегу. Сашку грызла обида. Жизнь всё-таки устроена несправедливо: у кого-то – ни одной собаки, а у кого-то…

Купалась рыжая прямо в шортах и майке. Плавала она здорово, кстати. Сашка сам отлично держался на воде: уже три года занимался в бассейне. Родители потому и отпускали его на море одного (сами они ходили на другой пляж: скучный, с лежаками и зонтиками). А может, потому, что отцу и матери в этом году было как будто не до него. Ну и отлично. Сашке зато – полная свобода, и за рыжей можно следить, когда хочется.

Вот странная она была, что ни говори! Иногда уходила с пляжа, даже не обсохнув. А в другой день зайдёт в узкую щель между двумя валунами, стоявшими у кромки воды, и выжимает там свою линялую майку. А зачем ещё нужно прятаться, то поднимая вверх руки, то встряхивая какую-то тряпку? На Сашку рыжая не обращала никакого внимания, даже когда он подходил совсем близко, потому что хотел поиграть с её собаками. Самым весёлым оказался пёс, похожий на эрдельтерьера. Он даже бегал за палкой, которую Сашка нашёл на пляже. Но как только рыжая вышла из моря и свистом подозвала собаку к себе, эрдель забыл и про палку, и про Сашку и со всех ног побежал за хозяйкой.

В тот день, когда Сашка по-настоящему познакомился с загадочной девчонкой, она снова пришла на пляж с новой собакой. Пёс был забавный: серо-коричневый, с короткими лапами, хвостом, закрученным в бублик, и большим круглым носом, похожим на сливу. Коротколапый не боялся волн и вошёл за девчонкой в море, так что она не стала заплывать далеко. Сашка тоже бухнулся в воду и изо всех сил делал вид, что просто плавает. Он мог и на спине, и кролем, и брассом, и под водой, глубоко, проплывая у самого дна метров пять, а то и десять. Когда он в очередной раз вынырнул, девчонка была уже на суше, и Сашка рванул к берегу, где происходило что-то странное. Пёс скакал по песку и лаял, рыжей видно не было, а возле валунов стоял какой-то парень, который, смеясь, крутил над головой мокрую тряпку.

– Отдай! Отдай, гад! – услышав крик рыжей девчонки, Сашка догадался, что произошло: пока она выжимала майку, парень вырвал из её рук мокрую одёжку.

Сашка подошёл уже совсем близко, но никак не мог решить, что ему делать. Парень не выглядел опасным. Хлипкий, невысокий, с красными обгорелыми плечами, он к тому же был сильно пьян: его шатало и заносило при каждом шаге. Но он всё же был взрослым. Стоит ли ввязываться? А вдруг он не справится? Серо-коричневый пёс захлёбывался от лая и кидался парню в ноги, а рыжая снова что-то кричала из своего убежища, но слов было не разобрать.

Что произошло потом, Сашка запомнил плохо. Кажется, парень рычал на пса и пытался пнуть его ногой, но, не рассчитав усилий, с размаха рухнул на спину. Вроде бы коротколапый пытался укусить парня за руку, но тут подскочил Сашка, вырвал майку и швырнул её в сторону валунов. И промахнулся! Девчонка выскочила из своего убежища, прикрываясь одной рукой, и Сашке на минуту показалось, что на ней уже надета майка, только другая – белая. Он не успел удивиться, потому что отвлёкся на парня, который уже не лежал на песке, а стоял на четвереньках и ругался – громко и грязно, теми словами, которые Сашка знал, но говорить не любил и не умел: ругательства застывали на его губах, как масло в серой столовской каше. А из кривого рта парня мерзкие фразы вылетали легко и свободно, словно других там и не бывало. Это было так противно, что Сашке захотелось ударить парня прямо в лицо. Но тут рыжая, уже полностью одетая, выскочила из-за валунов, свистнула собаке и крикнула «Бежим!». И они побежали втроём: сначала по горячему песку, потом вверх по крутому каменистому склону, потом вдоль дороги. Первой остановилась рыжая, рядом с ней плюхнулся на попу пёс. Сашка, пробежав по инерции ещё несколько шагов, тоже остановился, обернулся и вытянул шею – посмотреть, не бежит ли за ними пьяный парень.

– Не догонит. – Рыжая села на пыльную траву на обочине, потрепала собаку по мохнатым ушам. – Ну что, Фунт, устал? – Пёс поднял голову, лизнул рыжей руку. Он тяжело дышал, вывалив розовый язык.

– Его Фунтом зовут? – Сашка сел рядом, почти не смущаясь: совместный уход от погони, казалось, давал такое право. – А меня Саша. А тебя?

– Фунтом. Или Фунтиком. Он уже почти старенький. Тяжело тебе пришлось, Фунт? Набегался, бедняга, – рыжая погладила пса по голове, почесала за ухом, взъерошила холку. – Пить, наверное, хочешь? Пойдём. – Девчонка встала, свистом поманила пса за собой.

Сашка удивился. Своё имя рыжая не назвала, спасибо за помощь не сказала. А теперь собралась уходить, даже не попрощавшись! Но девчонка, сделав несколько шагов, оглянулась:

– Меня Летка зовут. Пойдёшь с нами?

Сашка вскочил и в пару шагов нагнал рыжую:

– А Летка – это от какого имени?

– Слушай, у меня много дел. – Она снова остановилась. – Ты идёшь или нет?

– Иду! А куда?

– Сначала на рынок. А Летка – это ни от какого имени. Просто Летка.

До рынка, а точнее – небольшого базарчика, состоявшего из пяти-шести киосков и двух рядов дощатых прилавков под открытым небом, было недалеко. Летка шла легко, по-мальчишески размахивая руками, Сашка без труда приноровился к ритму её шагов. Фунт бежал рядом и шумно дышал. Пройдя метров пятьдесят, они свернули в переулок и остановились у невысокого зелёного забора. Сашке сразу захотелось войти во двор, который был укрыт от солнца настоящим шатром из виноградных лоз.

– Дядя Коля!

На Леткин крик из-за кривенького сарайчика вышел пожилой мужчина в синих семейных трусах и в соломенной шляпе с махристыми, будто обгрызенными полями.

– Леточка, деточка, здравствуй! – широкое загорелое лицо мужчины расплылось в улыбке. Он странно произнёс имя рыжей: «че» было смешано то ли с «ша», то ли с «це» и шипело, как газировка. – И Фунтик с тобой? Фунт, старина, как ты?

– Дядя Коля, можно у вас попить? – Летка, не дожидаясь ответа, открыла калитку, пропустив в неё пса, и поманила за собой Сашку.

– Заходите, заходите! Кружка у колонки. Да ты сама всё знаешь! А что за мальчик с тобой? – слово «мальчик» у дяди Коли прозвучало как «мальтчык».

– Я Саша, – Сашка ответил сам, потому что Летка будто не услышала последнего вопроса приветливого хозяина.

– Саша? Отличное имя! У меня дружок был на Северном флоте, Сашка Калошин. Помню, как-то вышли мы в море…

– Дядя Коля! Мы торопимся! – Летка, которая уже стояла возле массивной чёрной колонки, говорила с пожилым мужчиной как с ровесником. Но дядя Коля нисколько не обиделся:

– Ну да, ну да… Опять я со своей болтовнёй… Вы пейте, пейте, а я сейчас. – Дядя Коля зашёл в щелястый сарайчик.

– Иди сюда! – Летка повернула блестящий кран, и в землю с силой ударил полупрозрачный водяной прут. – На, пей!

Вода в белой эмалированной кружке с пухлой розовой вишней на боку была на вкус как первый день долгожданной зимы: ледяная и искрящаяся. И сладкая! От неё ломило зубы и перехватывало дыхание, но Сашка всё равно выпил огромную, чуть ли не литровую кружку до дна. Летка за это время напоила Фунта, подставив под упругую шипящую струю сложенные лодочкой ладони. Пёс хлебал громко, пофыркивая и почихивая. Потом Летка напилась сама – так же, как Фунт, без кружки. А после подставила под колонку голову! Сашке прямо холодно стало – от одного только вида, но Летка лишь ухала от удовольствия. Её красно-золотые волосы, успевшие подсохнуть по пути с пляжа, снова потемнели и завились мелким барашком.

– Ну что, пойдём? Дядя Коля, вы где там? – Летка выключила воду и встряхнулась, как собака, – во все стороны полетели мелкие сверкающие капли. Саша от неожиданности отпрыгнул в сторону, а Летка улыбнулась. Сашка видел её улыбку в первый раз, и оказалось, что один передний зуб у неё немного меньше, чем другие, и что на правой щеке – ямочка. И вдруг стало ясно, что Летка не такая уж взрослая и лет ей столько же, сколько Сашке, а если и больше, то всего на чуть-чуть.

– Иду, иду, Леточка! – Дядя Коля вышел из сарайчика с каким-то мешком в руках. – На вот, возьми, я мелочи наловил, твоему зоопарку в самый раз будет.

– Спасибо!

Летка взглянула на Сашку и мотнула головой так, что он без вопросов забрал ношу у дяди Коли. Пакет оказался не слишком увесистым, его ручки были мокрыми, и пахло из него рыбой.

– Ну, мы пойдём. До завтра!

Фунт после питья повеселел и бежал теперь не рядом с Леткой, а чуть впереди. На базарчике он как будто знал, куда нужно идти. Сначала остановился возле усатого дядьки, перед которым на прилавке были разложены всякие овощи: картошка, морковка, свёкла, лук. Летка поздоровалась, кивнула Сашке, и дядька отдал ему небольшой пакет, из которого торчали перистые листочки. Потом они зашли в киоск, бо́льшую часть которого занимала холодильная витрина с разными видами мяса. Круглолицая женщина с седым пучком на голове вынула из-под прилавка белую картонную коробку с коричневыми пятнами в углах, сунула её в прозрачный пакет, и Сашка уже без всяких Леткиных кивков протянул за ним руку. В соседнем ларьке им выдали небольшой пакетик, заглянув в который Сашка обнаружил разноцветную крупу: вперемешку гречка, рис, пшено и, кажется, даже манка. Всем дарителям Летка говорила «здрасте», «спасибо» и «до свидания», улыбалась, односложно отвечая на вопрос «Как дела?». Сашка тоже улыбался, но молчал, хотя от любопытства внутри прямо зудело. Похоже, что разные собаки, с которыми он пять дней подряд видел Летку, живут у неё дома. Ясно, что кости, крупа и овощи – для них. А для кого рыба? Вроде собаки сырую не едят – значит, там есть и кошки? А где и с кем живёт сама Летка? И что за родители у загадочной девчонки, раз они разрешили держать столько животных прямо в квартире?

На выходе с базарчика Летку окликнули. Она оглянулась. Вслед за ними на позвякивающей инвалидной коляске, быстро перебирая руками обшарпанные колёса, ехал странный мужчина: очень старый, весь в морщинах, с клочковатой бородой и серебристыми волосами – редкими, но длинными. Одежда на нём была мятая и как будто грязная. Сашка, который иногда встречал похожих людей на улицах – и здесь, на юге, и дома, – заранее наморщил нос: от этого старика наверняка воняло. Но, когда коляска подъехала ближе, в воздухе запахло нагретым деревом и сушенными на солнце фруктами.

– Фунт, сидеть! Ждите здесь, – Летка отдала команду Сашке и псу одинаковым тоном, а сама пошла к коляске и, присев на корточки рядом, стала слушать старика. Он что-то рассказывал ей, размахивая руками. Она хмурилась и иногда что-то коротко говорила, будто переспрашивала. Слышно было плохо, до Сашки долетали только отдельные слова: «худой», «на цепи», «курортная», «ночью». Пакеты оттягивали руки, поэтому Сашка поставил их на землю, присел на бордюр рядом с Фунтом и стал почёсывать пса за ухом. Какой всё-таки смешной у него нос: кожаный, блестящий. Фунт ему нравился, и Сашка с удовольствием забрал бы его с собой.

– Фунт, нам пора! – Летка стояла рядом и снова смотрела на Сашку сверху вниз, как в первую их встречу. – А тебе, наверное, домой нужно? Родители, небось, волнуются? – В Леткином вопросе Сашке послышалось презрение.

– Не придумывай ерунды.

– Ну, тогда бери пакеты и пойдём. – Летка пожала плечами, крутанулась на стоптанных подошвах сандалет, которые когда-то были синими, и пошла не оглядываясь.

Идти к следующему пункту назначения пришлось мимо спуска на пляж. Сашка немного волновался: вдруг тот парень до сих пор там? Летка как будто почувствовала его беспокойство: замедлила шаг и даже попыталась забрать у Сашки часть пакетов, но он не отдал. Теперь они шли рядом, шеренгой – Летка, Фунт и Сашка. Вопросы никуда не делись, но Сашка решил, что торопиться не будет: всё узнает в своё время. Жаль, конечно, что до отъезда всего пять дней. Но в прошлом году папа возил его Петербург, и там с понедельника до пятницы они успели и в Русский музей, и в Эрмитаж, и в Петергоф на экскурсию. А ещё катались на катере по каналам и трижды ели в кафе пончики, которые все вокруг называли «пышками». Так что пять дней – это совсем немало. Тем более что сейчас они, скорее всего, идут в зоопарк. Наверняка Летка его туда позовёт, и он увидит всех зверей и покормит собак, а может, даже погуляет с одной из них. Сашка представил, как идёт по улице с дрессированной овчаркой. Сначала он скажет «К ноге!». А потом скомандует «Рядом!». И собака будет слушаться и не отойдёт дальше чем на шаг. А если они встретят того мерзкого парня, то Сашка скажет «Фас!» и… Тут Сашкина фантазия забуксовала. Овчарка показалась ему доброй. Наверное, она не станет кусать даже такого негодяя. Ну, тогда пусть только зарычит или залает и напугает так, чтоб тот больше никогда не решился обижать ни людей, ни собак.

– Ой, смотри, новую дорогу делают! – Летка, обычно сдержанная, даже подпрыгнула на ходу.

Действительно, серые глыбы старого асфальта куда-то делись! И как Сашка не заметил этого, когда они втроём пробегали здесь всего час назад? Скорее всего, уже тогда стоял самосвал с дымящимся асфальтом, ездил взад-вперёд небольшой каток, суетились люди в оранжевых жилетах.

– Пойдём! Я одну штуку придумала! – Летка почти насильно забрала из Сашкиных рук пакеты и потянула его вперёд, к чёрному лоскуту новенького, ещё мягкого асфальта. Этот асфальтовый пятачок был чуть в стороне, на обочине, рядом со знаком автобусной остановки – невысоким столбиком с прибитой к нему табличкой.

Сашка нервничал. Ему казалось, что на них смотрят все: и носатый водитель самосвала, и смуглые рабочие, разбрасывающие большими лопатами вонючую асфальтовую смесь. Особенно его беспокоил полноватый мужчина в зелёных шортах и растянутой полосатой футболке. Несмотря на несерьёзную одежду, он явно был начальником: бегал туда-сюда, что-то кричал рабочим, тыкал пальцем в папку, из которой торчали мятые листы бумаги. А то вдруг снял с головы жёлтую каску, вытянул из кармана шортов большой клетчатый платок и стал тереть им лицо и шею. Сашка видел: мужчина то и дело поглядывал в их с Леткой сторону. А теперь и вовсе замер на одном месте, уставился на них, и лицо у него сердитое, как было у Сашкиного учителя по биологии, когда Петька засунул в аквариум с золотыми рыбками карпа. Живую рыбину купила в магазине Петькина мать – утром, перед работой – и пустила плавать в ванне, пообещав вечером зажарить. А Петька притащил карпа в школу в трёхлитровой банке. Биолог кричал так громко, что было слышно даже в коридоре, где Сашка ждал друга, и называл Петьку безобразником и хулиганом, но Сашка подозревал, что Петька просто решил спасти карпа от смерти. И, кстати, не спас: тот не выдержал путешествия в банке и смог поплавать в школьном аквариуме только вверх брюхом…

– Саш, теперь ты! Вот так, жми сильнее! А теперь левой рукой… Отлично! Всё! Бежим скорее!

Летка, оказывается, тоже видела строгого мужчину. Она подхватила пакеты и почти побежала в сторону моря. Фунт рванул за ней, а Сашка чуть замешкался, и на секунду ему показалось, что им предстоит ещё одна погоня. Но мужчина отвернулся и снова стал что-то кричать рабочим злым визгливым голосом.

Они ещё долго шли по пыльной обочине, поросшей сухой травой. Спуск к морю давно был позади, солнце пекло нещадно, и Сашка совсем умаялся от жары и жажды, а мешки с провизией для «зоопарка» становились всё тяжелее. Если б он заранее знал, что после моря придётся столько ходить, взял бы с собой бутылку воды, а может, даже надел бы бейсболку, о которой каждое утро напоминала мама:

– Без кепки на солнце не ходи! Мне ещё солнечного удара у тебя не хватало! Наказание, а не ребёнок!

Но Сашка терпеть не мог шапки, кепки и прочие нахлобучки, так что тайком оставлял бейсболку в прихожей. К счастью, мама этого не замечала. Она готовилась к выходу на пляж так тщательно, будто шла в поход на неделю. Папе приходилось ещё хуже, чем Сашке: маме было скучно собираться одной, и она изводила мужа вопросами и поручениями.

– Витя, где наш крем для загара? А подстилка высохла? И сложи в пакет персики. Да не эти! Эти уже совсем мягкие, не донесём! Они же раздавятся! Ну почему вы у меня такие бестолковые? Сил уже нет никаких!

Папа с несчастным видом складывал высохшую подстилку и послушно засовывал в пакет «правильные» персики. А Сашка, крикнув из прихожей: «Я ушёл, вернусь к обеду!» – выскакивал из квартиры. Так было и сегодня утром. Только вот бейсболку надеть всё-таки стоило.

– Устал? Ничего, мы уже почти пришли. Вон, видишь? Мой дом – тот, что под зелёной крышей, – Летка махнула рукой.

Сашка вытянул шею. Домов с зелёными крышами полно: вокруг было то, что мама называла «частным сектором». При этом она морщила нос и категорично заявляла: «Отдыхать в частном секторе – ни за что! Туалет во дворе, душ – только летний, и хозяева под ногами крутятся всё время! Никакой приватности!» Что такое «приватность», Сашка после объяснений папы усвоил – это когда рядом нет посторонних глаз. Но почему маму не смущало отсутствие этой самой приватности на «оборудованном» пляже, где люди сидели буквально друг у друга на головах, понять не мог. А частный сектор ему нравился: до моря отсюда было ближе. И кстати, поселить тут собак было проще, чем в городской квартире. Построить им всем будки, и пусть живут во дворе – хоть десяток. А ещё в частном секторе прямо на улице росли фруктовые деревья! Сашка не первый раз был на юге, но никак не мог до конца поверить, что они могут быть ничейными, что можно, проходя мимо, просто сорвать абрикос или подобрать под деревом яблоко. При одной мысли об этом Сашкин рот наполнился слюной, а Летка подобрала с земли пару жёлтых плодов, обтёрла их об свою майку и одно яблоко – то, что покрупнее, – протянула Сашке.

– Поставь пакеты, давай тут под деревом отдохнём! – Летка плюхнулась прямо на землю, с хрустом откусила кусок, но есть не стала, а протянула на раскрытой ладони Фунту. Сашке, который успел отъесть от своего яблока чуть ли не половину, стало стыдно: Фунт ведь наверняка хочет пить, да и есть, скорее всего, тоже.

– А мне можно его покормить? – Сашка выложил на свою ладонь щедрый кусман.

– Конечно! – Летка улыбнулась, и Сашка наконец решился задать хотя бы часть волнующих его вопросов. С какого бы начать? Наверное, про зоопарк пока не стоит.

– А у тебя дома сейчас кто-то есть? Ты с кем живёшь? – Фунт тем временем аккуратно взял с Сашкиной руки яблоко и смешно зачавкал.

– Я с бабушкой. Она в медпункте на пляже работает, медсестрой. Сейчас на смене, только вечером придёт. А ты из отдыхашек?

Сашке слово «отдыхашки» не нравилось: унизительное какое-то и на «букашек» похоже. Но Летке он решил об этом не говорить:

– Ага, я с родителями. Мы сюда уже третий год приезжаем. И квартиру всё время одну и ту же снимаем, в таком коричневом доме, за рестораном «Морячка». Знаешь?

Летка кивнула:

– Там Иван Михайлович живёт, тот, что на коляске. На первом этаже.

– И мы на первом! Во втором подъезде.

– А он в четвёртом. А это хорошо, что ты на первом. Отлично просто!

– Почему? – Сашка удивился. Но Летка на вопрос не ответила, решительно поднялась с земли, отряхнула шорты и схватилась за пакеты:

– Ты уже устал, наверное. Давай я понесу!

Они какое-то время выдёргивали друг у друга скользкие ручки, и Сашка победил. Идти осталось всего ничего!

У дома с зелёной крышей был голубой забор – высокий, из плотно прилегающих друг к другу досок. На прибитом рядом с калиткой почтовом ящике кривоватыми белыми буквами было написано: «Ул. Виноградная, дом 5». Летка подцепила пальцем дырку в дверце, потянула, достала узкий белый конверт. Бросив на письмо быстрый взгляд, сложила его вдвое, запихнула в задний карман шортов, с силой пристукнула на место дверцу. Её лицо вдруг стало строгим и закрытым, как этот самый ящик. Потом она присела, сунула руку под калитку и достала длинный ключ.

– Заходи! – Фунт проскочил во двор первым и, не задерживаясь, побежал куда-то за небольшой дом из светлого камня. – Иди за Фунтом, я сейчас. Ой, подожди! Вот этот пакет, с крупой, мне отдай, и тот, который с овощами… Я скоро!

Сашка шёл по дорожке, выложенной потрескавшимися бетонными плитами, и вертел головой. Домик маленький, но нарядный, как на картинке в книжке для маленьких: зелёные ставни, пёстрые занавески на окнах; в палисаднике – усыпанные розовыми и фиолетовыми цветами зелёные стебли, высокие, выше Сашки. Мама однажды говорила, как они называются. На женское имя похоже. Сильва, что ли? Нет, мальва! Точно! Напротив дома, за низким заборчиком – фруктовые деревья: груша с растущими вверх ветками; раскидистая яблоня; аккуратная, с круглой кроной слива; пышная шелковица с чёрно-фиолетовыми пятнами под ней. А вот и угол дома, за которым скрылся Фунт. А за ним – «зоопарк»! Как и предполагал Сашка, он не поражал разнообразием: только собаки и кошки, но такого их количества на одном небольшом пространстве Сашка никогда не видел. Тут был и весёлый эрдель, и пятнистая дворняжка, и дрессированная овчарка, и другие собаки. Сосчитать их никак не получалось: все они выбежали навстречу и стали обнюхивать Сашку, особо интересуясь содержимым пакетов. Кошки вели себя более скромно и независимо – все, кроме двух, рыжей и трёхцветной, которые тёрлись о Сашкины ноги и тракторно урчали. Было щекотно, но Сашка терпел и всё думал, что у него в руках пакет с рыбой и коробка с костями для собак. Нужно их куда-то выложить, наверное? Ага, вот миски! Много, не меньше десяти! Стоят рядком перед необычным сооружением, похожим то ли на сарай, то ли на многоместную собачью конуру. Сколочено сикось-накось из досок, фанерок, листов железа с облупившейся краской, сверху покрыто каким-то чёрным материалом. Кажется, он называется рубероид: Сашка видел такой на даче у родительских друзей. Над каждым из четырёх входов в домик были прибиты куски линялого ватного одеяла. Летка, появившаяся неожиданно, как будто из ниоткуда, нырнула под одно из них и через минуту выбралась на четвереньках, подталкивая перед собой небольшую чёрно-белую собачку. Сашке сначала показалось, что на её шею для красоты привязан белый бант, но потом он понял, что это повязка, приклеенная пластырем прямо к шерсти.

– Ты мне поможешь? Сзади тебя коробка с лекарствами стоит. Да поставь ты пакеты! Сейчас Мушку полечим, потом будем кормить эту ораву ненасытную.

В коробке были бинты, вата, широкий медицинский пластырь, тюбики с какими-то мазями и ножницы – необычные, с изогнутыми закруглёнными концами. С их помощью Летка аккуратно срезала бинт с Мушкиной шеи, обнажив красно-коричневые шрамы, и Сашка на секунду зажмурился. Мушка сидела, почти не шевелясь, только иногда начинала дрожать, как от холода.

– Дай мне бинт – тот, который в открытой пачке. И мазь, ага, вот эту, синенькую. Можешь отрезать кусок бинта? Теперь выдави мазь, побольше. Ага. Давай сюда. – Летка была спокойной и деловитой. Она уверенными движениями наложила повязку и закрепила её кусками пластыря. Сашка не боялся крови и свои разбитые коленки давно мазал йодом сам: шипел, дул на рану, уговаривал себя, что ему не больно. Но лечить собак?! Как настоящий врач!

– Эй! Саш! Ты чего? Испугался, что ли?

– Нет. Вот ещё! А что с Мушкой случилось? Почему у неё такие… раны?

– Люди с ней случились, – Летка сказала это резко и зло. А потом пробормотала почти неслышно: – Хотя это разве люди? Это… вообще не знаю кто! Ладно, хватит болтать. Раскрывай пакеты! Рыбу выкладывай в те миски, что поменьше, кости – в две большие. Сейчас я кастрюлю с кашей принесу. – Летка убежала за угол, и Сашка только тогда вспомнил, что зоопарк до сих пор голодный. Но, на его удивление, звери не толпились у ног, не лезли в пакеты, не лаяли и не мяукали. А просто сидели и лежали вокруг, как будто понимали, что нужно потерпеть, пока лечат их подругу. Но как только Сашка начал раскладывать еду, они рванули к мискам, захрустели и зачавкали. А это что? Прямо возле одного из входов в звериный дом – белый прямоугольник, уже слегка помятый и с отпечатками лап разного размера. Это же письмо, которое было в кармане у Летки! Наверное, выпало, пока она с Мушкой возилась. Сашка просунул руку между Фунтом и весёлым эрделем – стало щекотно и тепло. Марка на конверте оказалась большая и яркая, шрифт на ней – иностранный и из-за штемпеля неразборчивый. Но адрес и имя получателя написаны чётко, ровными, почти печатными русскими буквами.

– Ну что, покормились? – Летка, держащая перед собой тёмно-зелёную кастрюлю без крышки, снова подошла абсолютно беззвучно. – И ведь наверняка не наелись. Знаю я вас, проглотов! Вот вам кашки ещё, – Летка большой ложкой начала выгребать из кастрюли и раскладывать по опустевшим мискам густое и пёстрое варево. Пахло вкусно, как от маминого супа, Сашке даже захотелось попробовать: он, кроме бутерброда с сыром и червивого яблока, ничего не ел с самого утра.

Вся звериная орава тем временем столпилась у сидящей на корточках Летки. Одни просто сидели у ног, другие лизали ей руки, третьи тыкались головой в колени. Бородатая собачка так сильно виляла хвостом-морковкой, что при каждом движении её мотало из стороны в сторону. А Мушка, маленькая робкая Мушка – улыбалась! Сашка так засмотрелся на собачью улыбку, что чуть не забыл о найденном письме.

– Летка! У тебя из кармана выпало. – Он протянул девочке письмо. – А кто такая Евгения Сергеевна Митрохина? Это твоя бабушка?

Летка обернулась. Её взгляд был как крапива, у Сашки даже уши зачесались.

– Отдай! – она резким движением выдернула из Сашкиной руки письмо. – Это не твоё! И какое тебе вообще дело? Тебе что, родители не говорили, что чужие письма читать нельзя?! – последние слова Летка почти выкрикнула, а потом развернулась и убежала за угол.

Сашка стоял как замороженный. Ему вдруг стало зябко, и он посмотрел на небо: разве уже наступил вечер? Или, может, туча пришла? Но солнце изо всех сил брызнуло ему в глаза лимонно-жёлтыми лучами – так, что выступили слёзы. Он всё испортил. Не увидеть ему больше ни Летки, ни зоопарка. Сейчас он уйдёт, и больше никогда рыжая девчонка не скажет ему ни единого слова! А если прощения попросить? Мама всегда говорила: «Ты должен осознать свою вину! Ты должен раскаяться! И только потом – попросить прощения!» Но в чём сейчас его вина? Он же не читал письмо, только адрес на конверте! А его читают все кому не лень… Почему же тогда Летка так рассердилась? Сашка присел на корточки и почесал за ухом Фунта, который пристроился рядом.

– Пока, кожаный нос. Мы, наверное, больше не увидимся. Ты только не болей, ладно? И у Мушки пусть всё заживёт. – В носу у Сашки защипало, и он снова посмотрел на небо. Пусть слёзы будут как будто от солнца.

– Эй! – Леткин окрик нагнал его уже у калитки. – Саш, не уходи. Прости, – последнее слово прозвучало после небольшой паузы.

Сашка обернулся не сразу: не мог поверить, что это – ему.

– Да ладно, бывает, – он наконец посмотрел на Летку, стоящую в двух шагах.

– У меня на обед окрошка. Будешь?

– Нет. Спасибо. – В животе у Сашки заурчало. – Мне домой нужно, а то родители начнут занудствовать, а потом на море не отпустят. А ты завтра на пляж придёшь? С Фунтом или с кем-то ещё?

– Завтра очередь Альмы – это та, что в пятнах.

– А как тебе удаётся их по одному на прогулку выводить? Вон они как возле тебя крутятся. Наверняка всей толпой бегут, когда уходишь.

– Ну, бегут. – Летка улыбнулась. – До поворота. А потом домой возвращаются – все, кроме той, что я с собой позову. Им тут хорошо – еда, вода, тенёчек. Или ходят куда-то по своим собачьим делам. А на пляж я, конечно, приду. Ты же знаешь, я там каждый день. – Она ненадолго задумалась, и Сашка уже собрался открыть калитку, но Летка заговорила снова: – Слушай, а ночью, ну то есть поздно вечером – в одиннадцать или двенадцать – ты можешь из дома уйти? Часа на полтора-два. И так, чтоб родители не заметили.

У Сашки в животе что-то подпрыгнуло: сбежать ночью из дома, куда-то пойти по таинственным Леткиным делам! Но виду он не подал, ответил спокойно и рассудительно:

– Ну, если очень надо, то могу. Через окно вылезти, например. Родители спят в другой комнате, не должны услышать. А зачем? Куда мы пойдём?

– Вечером всё узнаешь. Твоё окно какое – первое от подъезда или второе?

– Первое, там ещё штора такая, в подсолнухах.

– Ладно, я приду и тебе в окно стукну. Только смотри не засни.

– Да нет. Я кофе напьюсь и иголку возьму из маминой косметички – буду себя колоть.

– Иголкой не надо, – улыбнулась Летка. – Ты лучше днём поспи, тогда вечером меньше будет хотеться. И оденься как в поход: кроссовки, штаны длинные. Если фонарик есть – тоже с собой возьми.

– Договорились! – Сашка, уже закрывая калитку, кинул взгляд во двор. Летка смотрела ему вслед, и лицо у неё было взрослое-взрослое.

К половине двенадцатого Сашка весь извёлся. Спать совсем не хотелось: после обеда он, демонстративно зевая, ушёл в свою комнату и лёг прямо поверх покрывала. Мама удивилась: то ребёнка вечером спать не загонишь, а то днём укладывается. Вооружившись градусником и чайной ложкой, она долго осматривала и ощупывала сына, прикладывала губы ко лбу, щупала под подбородком, заглядывала в горло, больно надавливая на язык.

– Странно. Вроде здоров. – Мама покачала в пальцах градусник, разглядывая, на какой отметке остановилась серебристая черта.

– Ну, мам! – заныл Сашка. Если мама весь вечер будет с ним носиться, как курица с яйцом, как он сможет уйти? – Я нормально, устал просто. Немножко посплю. Ну, мам!

– Ты смотри мне! Не вздумай заболеть! Пять дней отпуска осталось, а я уже вымотанная вся от ваших капризов и причуд. Даже на отдыхе покоя нет! Спи уже, раз хочешь спать, а не болтай!

Проснулся Сашка в начале седьмого. До ужина помогал резать салат, после – долго сидел за столом перед полупустой тарелкой: мама приготовила нелюбимую им глазунью с сопливыми лужицами незатвердевшего белка.

– Ну что, доел? – мама в нарядном платье заглянула на кухню. – Витя! Он опять выкобенивается! Весь в тебя – и то не так, и это не эдак!

– Оставь его, – папин голос из коридора звучал устало. – Не хочет – значит, не голодный.

– Ну как это «оставь»? Он и так вон худой какой! А если заболеет, ты, что ли, будешь с ним по больницам мотаться? Всё опять на меня свалится! И где я тут, в этом убогом городе, нормального врача найду? Саша, пока не доешь, из-за стола не встанешь, ясно? Чего ты молчишь, горе моё? И никуда не уходи. И спать чтобы лёг не позже десяти, понял?

– Наташа, мы идём или нет? В кино опоздаем! Ты сама говорила, что сеанс вот-вот начнётся!

Мама с недовольным лицом вышла из кухни, погрозив Саше пальцем. Через секунду хлопнула дверь. Сашка немедленно вскочил, вывалил недоеденную яичницу в целлофановый пакет, завернул в газету: Летка придёт, заберёт для собак. Пошёл в комнату, включил телевизор. По одному каналу шла какая-то американская комедия, совсем не смешная, по другому – сериал про полицию и бандитов, на третьем какие-то старые, неизвестные Сашке певцы и певицы пели противными голосами. Нигде не показывали ни собак, ни каких-нибудь других животных.

В половине одиннадцатого вернулись родители. Сашка, полностью одетый, к тому времени давно лежал в постели, с головой накрывшись простынёй и старательно изображая спящего. Мама тихо приоткрыла дверь в его комнату, постояла на пороге, прислушиваясь. Сашка, чтобы получалось дышать ровно, представил море: как оно шевелит волнами, как ритмично выкатывает на берег вал за валом, как постукивает на линии прибоя мелкими камушками. Дверь закрылась.

– Уснул? – папин голос.

– Спит как убитый, – мамин. – А это что?.. Я так и знала! Я готовлю-готовлю, а он еду выбрасывает!

Сашка еле слышно охнул. Он забыл на столе свёрток с недоеденной яичницей! Ну вот, теперь будет скандал. Сейчас папе выпишут по первое число, а завтра и ему самому устроят «воспитательный момент» минут на двадцать. Вот же он болван! И собакам яичница не достанется! Ладно. Завтра разберёмся. Сашка посмотрел на большие пластиковые часы, которые снял со стены и взял с собой в постель. Хорошо, что стрелки у них светятся – видно даже в темноте. Почти одиннадцать.

– А всё твоё воспитание! – мама на кухне повысила голос так, что Сашке было слышно каждое слово. – Саша – то, Саша – сё, сюсюкаешься с ним, как с маленьким! А где мужская рука? Где строгость и требовательность? Где, я спрашиваю?!

– Наташа, успокойся. Поздно уже, и Сашка спит.

– Спит? Спит он! А я вот его сейчас разбужу и спрошу, сколько ещё он надо мной будет издеваться? И ты вместе с ним!

– Наташа! – папа, который сначала говорил спокойно, вдруг почти закричал. Сашке даже стало страшно. Папа почти никогда не повышал голос, даже когда объяснял, что сын поступил неправильно. Даже когда наказывал. Да и наказывал он не как мама – с криком и занудными разговорами, а как-то… весело! Лет пять назад Сашка опрокинул на кухне литровую банку малинового варенья, и папа велел ему всё убрать самостоятельно. Но когда Сашка поскользнулся, шмякнулся попой прямо в розовую лужу на полу и заплакал от боли и огорчения, папа сел в сладкую жижу рядом с ним! «Ну вот, теперь так и будем пол вытирать – штанами». Они все извозились в варенье, потом переодевались, мылись и уж после этого в два счёта и в четыре руки смыли липкую бурду с жёлтого линолеума.

За дверью стало почти тихо. Родители, наверное, закрыли дверь на кухню, и теперь было слышно только невнятное бу-бу-бу. Сашка лежал в темноте и неотрывно смотрел на бледно-зелёные стрелки. Щёлк, щёлк, щёлк. Смешной звук у этих часов: будто кто-то семечки лузгает. Неторопливо так, размеренно. Щёлк, щёлк, щёлк. Тук. Тук. Сашка не сразу понял, что звук идёт не от часов, а со стороны окна. Летка!

– Саш. Саш, ты спишь? – шёпот был еле слышен.

Сашка высунулся в окно.

– Сейчас, только кроссовки надену! – Он занырнул обратно в комнату, пошарил руками под кроватью. И всё думал: родители-то не спят! Хорошо ещё, что окно кухни выходит на другую сторону дома, но вдруг мама всё-таки решит разбудить его и отругать за яичницу прямо сейчас? Или, если успокоится и простит, захочет убедиться, что он не проснулся? С другой стороны, не может же он сказать Летке, что останется дома! Она пришла и рассчитывает на его помощь! Так что будь что будет.

Продолжить чтение