Читать онлайн Тени Лордэна бесплатно

Во имя сиянья Старейшей Звезды,

Отрину я прежнюю жизнь и мечты,

Забуду обиды и пошлую страсть

И Небу отдам над душой моей власть.

Во имя людей, что молитвой живут,

Навеки оставлю покой и уют,

Без страха войду в непроглядную тьму

И сердце отродья мечом поражу.

Во имя секрета, что вверили мне

Сражу я врагов в священной войне.

Теперь я ищейка, ловец и палач,

Отец мой, услышь же предателей плач.

Пролог

– И всё же… Ты точно уверен, что не ошибся и что это то самое место? – недовольно спросил Се́нтин у товарища, стоявшего подле него со скрещенными руками на широкой груди.

– В который раз ты задаёшь мне этот дурацкий вопрос, и в который раз я тебе отвечаю – да! Да! Это точно оно, – ещё более раздражённо ответил крупный бородатый мужчина, искоса вглядываясь в мрачные силуэты ночного леса.

– Ну, а если это всё же не оно? Мы так-то уже третий день к ряду тут торчим, а их всё нет и нет. Может они ждут нас на другом краю леса?

– Видишь дуб? – процедил сквозь зубы купец.

– Вижу, – ответил парень, почесав непослушную русую шевелюру.

– А метку видишь?

– Ну… и её вижу, – Сентин сощурил глаза и внимательнее присмотрелся к могучему древу, чей шершавый и разветвлённый ствол не смогли бы обхватить и пятеро взявшихся за руки мужчин. Немногим повыше человеческого роста и чутка левее тёмного дупла, из которого временами выглядывала серая беличья мордочка с боязливо, но в то же время возмущённо подрагивающими усами, он увидел перевёрнутый треугольник, многими годами ранее грубо вырезанный в толстой, растрескавшейся коре.

– Так чего тебе ещё надо?!

– Ну, ладно… Ладно! Ты прав – мы там, где и должны быть, но что, если это они не могут найти это место? Ведь такое действительно может случиться. Как-никак вокруг нас самая что ни на есть настоящая чаща, сюда чёрта с два доберёшься!

– Потому-то мы и встречаемся именно здесь, бестолочь, чтобы на пол лиги вокруг не было ни единой живой душонки. И не беспокойся, Лу́и точно не потеряется. Нам прежде уже не единожды доводилось встречаться на этом затерянном месте, и это именно он собственноручно вырезал эту отметку. Так что, будь так добр, возьми пример с Э́ртела и жди наших друзей молча!

– Ах, господин Во́льфуд, прошу вас великодушно простить меня, эдакого дурака, за все мои дерзости и поверьте, я более не посмею докучать вам своими глупыми речами, – издевательски протараторил Сентин и согнулся почти до самой земли, в нелепой попытке повторить изящные движения знати. На это купец ничего не ответил и, только грозно фыркнув, отвернулся, решив больше не обращать внимания на взбалмошного типа.

Подул холодный ветер. Ветви деревьев таинственно зашуршали листьями, словно бы перешёптываясь друг с другом и обсуждая ночных пришельцев, бесцеремонно потревоживших их тихий сон. Три дня к ряду после захода солнца они выходили из дверей захудалого придорожного трактира и шли по тайным тропам в самое сердце дремучей лесной глухомани, куда даже при свете дня не осмеливался заходить ни жадный грибник, ни бесстрашный охотник, какую бы великую добычу им не сулили тёмные заросли. Там они сидели всю ночь напролёт, не смыкая глаз, в мучительном ожидании заветной встречи, но никто не являлся, и с первыми лучами золотистого рассвета они, преисполненные ещё большего беспокойства, уходили обратно в трактир, где про них уже расползлось немало дурных слухов. Местом секретной встречи была выбрана небольшая поляна, на окраине которой рос могучий, древний дуб, закрывавший пышными зелёными руками ночное небо, а напротив него стояли рассыпавшиеся и поросшие мхом каменные столбы, бывшие некогда святилищем лесных божеств, ныне осквернённых, разбитых и всеми позабытых. С собой подозрительные полуночники приносили ржавый, закоптелый фонарь, чей тусклый и дрожащий свет был не в силах разогнать густую и вязкую мглу ночной чащи. Он отбрасывал десятки длинных, трепещущих теней, водивших безмолвные хороводы вдоль деревьев и кустов. Порой до поляны долетали протяжные и тоскливые завывания волков, скрипучие голоса лосей да полный злобы и какого-то гнетущего, бессильного отчаяния рык косматых, невиданных чудовищ, учуявших незваных гостей в своих охотничьих угодьях.

– Чёрт побери! Да где их носит! – прорычал Сентин, не выдержав и пяти минут тяжкого молчания. Чувствуя неутомимую потребность делать хоть что-то, он принялся ходить взад и вперёд с заведённым за спину руками, мельтеша перед глазами купца и раздражая его всё сильнее. От этого изъеденный и подточенный изнутри червём тревоги Вольфуд молчаливо закипал и в каждое следующее мгновение мог взорваться, излить новый поток сквернейших ругательств на неугомонного и непоседливого спутника и даже надавать ему добротных тумаков, но этой ночью членовредительству свершиться было не судьба. Сентин внезапно остановился и бросил пристальный взгляд на Эртела, сидевшего у самого края поляны и копошившегося в листве кустов. – Эй, ты что там втихую жуёшь, а ну делись, скотина!

Не проронив ни слова в ответ, Эртел сорвал с ближайшего куста крупную ягоду и бросил её Сентину, стоявшему от него в пятнадцати шагах. Тот без труда поймал плод и внимательно рассмотрел его, перекатывая на кончиках пальцев. Это была тёмно-красная ягода с сероватым налётом на плотной, бугорчатой кожуре.

– Слушай, а эти ягоды разве не ядовитые? – спросил Сентин, с недоверием взглянув на друга.

– Да какая разница, – Эртел пожал плечами и засыпал себе в рот сразу половину набранной горсти.

– А и правда… какая… – послушавшись слов проверенного товарища, Сентин положил плод в рот и сдавил его зубами. Кисловатый сок брызнул из лопнувшей кожуры, и мужчина почувствовал, как язык, щёки и десны стали стремительно неметь и припухать. Это странное, но в чём-то даже приятное ощущение бурной волной прокатилось по всей поверхности языка, щёк и дёсен и исчезло где-то в глубине глотки так же скоро и внезапно, как и появилось, оставив после себя только терпкое послевкусие. – Слушай… а ведь интересные ягодки.

– Ага, – коротко ответил Эртел и вновь засыпал ими полный рот.

– Так вот значит, чем ты всё это время занимался. А ну двинься, я ещё хочу…

Согнувшись над кустами, Сентин и Эртел принялись в четыре руки и два рта обгладывать несчастные растения, не оставляя после себя ни единой, даже самой маленькой и хорошо укрытой в листве ягоды, чем напоминали вечно голодную и ненасытную саранчу. Теперь всю поляну заполонили приглушённые звуки возни, шелеста и аппетитного чавканья. Двое взрослых мужчин по-ребячески увлечённо и самозабвенно соревновались в том, кто же слопает больше ягод, но не успели они определить победителя, как их грубо одёрнул купец.

– Вы, два балбеса, а ну-ка живо прекращайте. Кто-то приближается.

Вдалеке между деревьев завиднелась крошечная, жёлтая искорка. Неспешно, то исчезая, то появляясь, она приближалась к нашим героям и становилась всё больше и больше, пока не превратилась в ещё один замызганный и побитый фонарь. Вслед за ним на поляну вышли два человека. Их изнеможённый внешний вид, а также густой, резкий запах смешанной с потом грязи недвусмысленно намекали, что последние несколько дней они провели в дороге, не имея возможности сделать толковый привал и искупаться в холодных водах какой-нибудь тихой речушки. Их одежда была пыльной и затёртой, а щёки покрывала густая и неровная щетина, так что в целом они напоминали пару вшивых бродяг-побирушек с большака.

– А́йбрен, дружище! Сколько лет, сколько зим! – восторженно произнёс один из новоприбывших и с распростёртыми руками пошёл навстречу купцу.

– И я рад тебя видеть, Луи. Старый ты плут.

Двое товарищей обнялись, и до того крепко, что присутствовавшие могли услышать жалостливый хруст их рёбер.

– А я погляжу, ты всё так же любишь принарядиться, – сказал Луи, осматривая одеяния Айбрена. Он был облачён в восхитительный, скроенный из лазурного бархата и расшитый золотом кафтан, доходивший ему до самых стоп и завязанный на животе широким атласным поясом с растительными узорами. Из-под его одежд выглядывали острые и слегка загнутые кверху носы дорогих алых сапог, щедро и заботливо смазанных свиным салом, что предавало им особый блеск и превосходную мягкость, заодно защищая от губительной влаги.

– Ну, ты же знаешь, при моей работе внешний вид это половина успеха, так что хочешь, не хочешь, а приходится стараться, – купец широко улыбнулся и похлопал себя по животу.

– Кому-нибудь другому будешь это рассказывать, а я тебя, щёголя, как облупленного знаю. Готов поспорить, что ты выбирал этот наряд с щепетильностью придворной модницы, так ведь и было, а, мужики?

Послышались сдавленные смешки. Айбрен обернулся и увидел две тупо лыбящиеся, измазанные в ягодном соке рожи Сентина и Эртела. За последние месяцы совместных странствий они смогли хорошенько узнать всё нутро горделивого и статного на вид Вольфуда и прекрасно понимали, насколько же был прав Луи. В отличие от весьма привередливого в быту и привыкшего к лоску и шику в одежде купцу они были одеты просто, удобно, без какой-либо претензии на хороший вкус и выглядели как самые простые деревенские батраки-свинопасы.

– Да пёс ним, с кафтаном, давай лучше к делу. Где вы так долго пропадали?

– У нас по пути возникли некоторые трудности. Чёртовы храмовники присели на хвост, и нам пришлось хорошенько так постараться, чтобы оторваться от них. В общем-то ничего необычного.

– И как? Всё обошлось? Никто из наших не пострадал?

– Да все целы. Нам удалось их обхитрить и пустить по ложному следу, но я уверен, что они быстро раскусят нашу нехитрую уловку и очень скоро снова возьмут след, так что времени у нас в обрез. Мы разбили привал у небольшой рыбацкой деревушки, остальные наши друзья сейчас там набираются сил. Как закончим встречу, так возьмём руки в ноги и почешем дальше, дабы лишний раз не искушать судьбу. Нам теперь следует быть настороже, как никогда прежде. Не знаю, слышал ли ты вести, но по земле ползёт молва, что проклятый Делаим возвратился раньше срока и уже спустил своих ищеек да борзых с цепей по наши с тобой несчастные душеньки.

– Чёрт, подери… Если это правда, то ближайшие годы станут для нас сущим кошмаром. Ох-хох-хох, а ведь только всё начало налаживаться, столько связей возымел, сколько долговых расписок составил, а теперь про них придётся забыть. Чтоб их поглотила бездна! Эх… впрочем, нам так жить не впервой. Так что у тебя есть для меня?

– Сейчас, – Луи вытащил из-за спины кожаную сумку, развязал истёршийся шнурок и достал небольшую шкатулку из чёрного дерева с приложенным к ней конвертом, запечатанным алой кляксой сургуча. – Вот посылка и инструкции к ней, там написано всё, что ты должен и не должен делать. Сейчас не надо читать, сделаешь это в трактире, а как только прочтёшь, то сожги её и немедленно выдвигайся в путь и будь осторожен. Наши преследователи рыскают где-то в окрестностях и могут нечаянно наткнуться и на вас.

– Ясно, так всё и сделаю. А куда надо её отвезти?

– В Лордэн, так что путь не самый близкий, но зато там у нас всё схвачено, сможете расслабиться ненадолго.

– Лордэн значит… – с названием этого города на губах Айбрена заиграла лёгкая улыбка. – Луи, мне ведь можно посмотреть, что я должен везти?

– Да, но только быстро, а то эта встреча уже успела слишком затянуться, – отрезал Луи, хотя всей душой желал ещё немного поговорить со старинным другом, поделиться с ним историями о передрягах, в кои он влипал как пчела в мёд, и рассказать ему ту глуповатую и крайне пошлую шуточку, которую он услышал ещё на прошлой неделе от случайного извозчика.

Положив шкатулку на левую ладонь, Айбрен осторожно отогнул один единственный крючок, что удерживал крышку. Едва он это сделал, как из приоткрывшейся щели вырвались тонкие лучи оранжевого сияния, разрезавших липкий сумрак. Айбрен неспешно поднял крышку, и его лицо озарило теплое, переливающееся, волнистое сияние. Сентин и Эртел подошли ближе, чтобы тоже взглянуть на источник мистического света, но то, что они увидели, превзошло все их ожидания. Не зная, что сказать, они просто стояли и смотрели, поглощённые очаровывающим и манящим светом, но их прервал Луи, грубо захлопнув крышку.

– Хватит таращится, а не то нас могут заметить. Приятно, было с тобой повидаться, дружище, но теперь нам всем пора в путь-дорогу.

– Верно… верно. Ты прав, – невнятно пробормотал Айбрен, пытаясь прийти в себя. – Клянусь жизнью и Древним, что доставлю их в целости и сохранности.

– Уж ты постарайся. Удачного вам пути.

– И тебе, Луи.

Старые друзья ещё раз обнялись на прощание и разбрелись в разные стороны. Каждому из них предстоял долгий и нелёгкий путь, полный невероятных приключений и непредвиденных опасностей, и каждый из них понимал, что их дороги могут больше никогда не пересечься.

Погода стремительно портилась. Ночной лес содрогался в преддверии надвигавшейся с севера бури, и каждый пустой ствол да старое дупло гудели аки иерихонские трубы. Разбушевавшийся ветер неистово разматывал кроны деревьев, расшатывал стволы, обнажая из-под земли разорванные корни, и обдирал с ветвей листья, унося их ввысь к мрачным облакам. Всякая лесная тварь забивалась в глубь норы, дупла или гнезда и, затаившись, дрожала в надежде, что могучая природа в порыве всеразрушающего и неистового гнева всё же обойдёт её хлипкое жилище стороной. Однако не все звери были столь трусливы и малодушны. Среди грохочущих порывов ветра слышалось гулкое уханье филина, и оно, словно бы вторя разгулу и бесчинству стихии, с каждой минутой становилось всё громче и быстрее, пока не перерождалось в безудержный и преисполненный зловещим безумием хохот, который мог принадлежать только человеческому существу. Та мрачная птица, пернатая властительница ночи, была единственной, кто наслаждался пришествием хаоса и самозабвенно воспевал разрушение родной лесной обители.

Трое заговорщиков второпях пробирались по узкой лесной тропинке, петлявшей между оврагами и обрывистыми склонами. Начинало моросить. Мелкие капли носились в воздухе, словно мошкара над топью вековых болот, и впитывались в сукно, от чего оно тяжелело и прилипало к телу. Впереди всех, защищая фонарь от ветра, шёл Эртел, за ним, прижимая к груди полученные от Луи вещи, словно мать своё любимое дитя, следовал Айбрен, а замыкал колонну Сентин. Проникшись рассказами Луи о близкой опасности, он шёл и внимательно смотрел по сторонам, прислушивался к окружавшей его какофонии звуков. Теперь он наконец-то понял, что же терзало его последние дни, и почему же он не мог спокойно ждать прибытия подельников. Он чувствовал, что они были здесь не одни…

– Эй, ты чего встал? – Айбрен окликнул Сентина, когда тот неожиданно замер и начал пристально всматриваться в темноту.

– Я что-то слышал, – негромко ответил он и плавными, почти бесшумными шагами, двинулся в сторону кустов, откуда ему почудился подозрительный звук. Он крался словно кошка на охоте, не сводя свой немигающий, всепрожигающий и бездушный взгляд с ничего не подозревающей добычи. Подражая дикому зверю, он остановился, сжался в комок и на мгновение замер, чтобы в следующий миг молнией броситься в кусты. Он был полон мужества и решительности сражаться до конца, даже если бы ему пришлось искусать противника до смерти, но среди веток никого не оказалось.

– Пусто, – сдавленно прорычал Сентин, всё продолжая метать полные подозрения взгляды по сторонам.

– Потому что тебе показалась!

– Нет, я действительно слышал какой-то хруст, тут кто-то был, – ответил мужчина, не прекращая попыток найти треклятого шпиона.

– Прекращай дурить и пойдём скорее назад в трактир, пока боги не решили стереть этот поганый лес с лица земли.

– Ладно, – смиренно, но всё же недовольно буркнул Сентин и вернулся обратно на тайную тропу.

Когда заговорщики отошли подальше, и свет их тусклого фонаря превратился в мерцавшую звёздочку, недалеко от кустов, в которых рыскал Сентин, под повалившимся деревом началось движение. Словно гибкая и скользкая змея, из-под сломанного ствола выползла невысокая человеческая фигура, облачённая в чёрные одежды. Его лицо закрывала старая деревянная маска, искривившаяся в уродской и пугающей гримасе. Растворившись в ночной мгле, незримой тенью он последовал за своими жертвами.

Глава I. Печать Изувера

Даровано мне было послание свыше, и нынче же пришёл я к вам не с миром, но с мечом, ибо тот, кто не обратил взор свой ко свету всевышнему и чистейшему, тот принял проклятие в сердце своё и запер его от всего доброго, и тем потерпел убыток великий. Так свершится же предначертанное, и низвергнется сий город презренный и народ нечестивый его в огненную бездну через три дня и три ночи.

«Книга Каи́фа»

В старом, давненько не чищеном от пахучей копоти камине, сложенном из крупных, шершавых булыжников неправильной формы, тлели крупные угли, мерно пульсируя под дуновением сквозняка и неспешно обращаясь в рассыпчатую золу. Вслед за тёплым сиянием лихо танцевавшего, а ныне погибшего пламени обеденную залу покинули гости и постоялицы, и, добравшись до тёплых и мягких постелей, они с головой окунались в омут тихих и сладких грёз. Опустевшая таверна теперь напоминала мрачную пещеру, залитую бескрайним океаном ночной мглы, в чьих безмятежных водах крылись молчаливые левиафаны и посреди которого мерцал крохотный и совершенно одинокий островок света, рождённый фитильком масляной лампы, поставленной на высокую барную стойку, за которой виднелись круглые очертания огромных пивных бочонков, лежавших на боках, словно морские львы на усыпанном галькой берегу. Возле наполненной пахучим рыбьим жиром глиняной чашечкой с угловатым носиком, облокотившись на лакированные и заботливо начищенные до зеркального блеска доски, стоял несколько полноватый и довольно низкорослый, но вполне симпатичный и весьма обаятельный для своих солидных лет мужчина с заметно поредевшими на макушке волосами. Это был хозяин таверны по имени Карс. Его полный всяческих забот и всевозможных хлопот трудовой день был уже давно окончен, и он, сняв с себя разукрашенный сальными пятнами фартук, неспешно доставал из мешочка лесные орешки, клал их в рот, разгрызал толстую и твёрдую скорлупу своей массивной и сильной челюстью с поросшими винным камнем зубами и шумно выплёвывал ошмётки в деревянную миску. Напротив него на длинноногом табурете немного сгорбившись под тяжестью жизни и положив оба локтя на стойку сидел один единственный посетитель, что остался в заведении в столь поздний час.

– Можешь долить? – обратился он к Карсу, протягивая большую, окованную жестью кружку, на дне которой ещё оставалось пару глотков выпивки.

– Разумеется. Тебе снова тёмного или на сей раз чего-нибудь другого?

– Нет, давай то же самое.

Трактирщик подхватил кружку и подошёл к дальней бочке, на крышке которой тёмно-зелёной краской была отпечатана медвежья лапа, окружённая венком из ячменных колосьев, и открыл краник. Тёмный душистый эль стремительно полился из отверстия, журча, шипя и густо пенясь. Заполнив кружку почти до самых краёв, так что вздымавшаяся над краями пенная шапка грозила вот-вот сползти вниз, словно снежная лавина с горных вершин, Карс закрыл вентиль и отработанным за годы движением руки ловко перенёс её на стол, не пролив ни единой капли. Гость благодарственно кивнул и склонился к шепчущей кружке. В это самое время с улицы донёсся едва слышный бой далёких башенных часов, возвестивших о наступлении полуночи.

– Послушай, Хром, у меня есть к тебе одна небольшая просьба, – начал Карс, когда его товарищ оторвался от напитка. – Тут люди уже не первый день поговаривают, что у нас в окрестностях новая бандитская шайка завелась. Хвала богам, я сам ещё не имел удовольствия с ними пересечься, но несколько моих гостей рассказывали, как при свете дня их нагло затащили в подворотню, хорошенько так отколошматили по бокам, пузу и по голове, а потом обшарили карманы, забрав всё добро до самого последнего грошика. Такое, конечно же, и прежде не раз бывало, но ведь не так часто и не столь нахально. А ещё они прижали нашего местного торговца овощами и потребовали регулярно платить им дань, если ему дорого здоровье. Можешь сделать доброе дело и приказать своим ребятам, чтобы они с ними разобрались, а то мне чутьё подсказывает, что наши местные стражи почешутся только тогда, когда кто-нибудь отправится на тот свет, а я тебе зуб даю, что в ближайшее время мертвец таки появится, и мне бы не очень не хотелось занять эту почётную должность жертвенного барана.

– Это без проблем. Дело должно быть плёвым, но ты случаем не знаешь, сколько человек в той банде? – усталым, но ничуть не обеспокоенным и не капли не раздражённым голосом спросил Хромос, пытаясь увидеть дно кружки сквозь густой эль.

– Ну, ничего точно я тебе сказать не могу, только передать слухи, и среди народа поговаривают, что их человек десять, может немногим больше или немногим меньше. Шайка, вроде как, собралась из здешних молоденьких парней, но кто у этих паршивцев за главаря не знает никто.

– Ясно. Должно быть очередные тунеядцы, желающие быстрых денег для лёгкой и весёлой жизни. Чтоб их… Хотя быть может и так, что они это не сами выдумали, а кто-то шибко умный из трущоб дал им добрый совет и научил делам, – Хромос сделал паузу и отхлебнул эля. – Впрочем, это уже не имеет значения, отвечать за свершённые их собственными руками преступления всё равно придётся им самим и никому иному. Завтра замолвлю словечко, чтобы сюда прислали отряд и, если это действительно молодняк, то с ними быстро разберутся.

– А если не секрет, то, что с ними сделают? – спросил Карс, выплёвывая скорлупки.

– Что-что… Без лишних разговоров побьют, повяжут и отправят дожидаться суда в тесной клетке. Если будут сильно сопротивляться, то и на месте порешат, чтобы остальным было неповадно. Хотя… согласно своду наших законов и в независимости от их раскаяния в содеянном судья приговорит их к несправедливо продолжительной работе на рудниках, а оттуда уже не все выйдут. Повезёт, если хотя бы половина не погибнет под завалами или не покинет шахт в заколоченном ящике. Так что пускай сопротивляются во имя лучшей доли и как можно отчаяннее, решительнее, прямо таки до последнего.

– Вот как, – призадумался трактирщик. – Суровые ты вещи говоришь… Однако, как ты сам прежде сказал, они сами виноваты. Было бы меньше дури в голове, пошли бы в порт и устроились грузчиками или матросами на какой-нибудь корабль, благо, что в экипажах почти всегда найдутся свободные места. Работа не самая простая и благодарная, но зато честная, а это много стоит. Я вон в своё время тоже мог пойти по кривой дорожке. В кармане не было и гроша, каждый день отходил ко сну голодный как собака, так что заснуть было не в мочь, и пара непутёвых дружков у меня тоже была, но всё же что-то внутри не позволило мне причинять зло незнакомым и беззащитным людям, чья судьба была не шибко то и лучше моей собственной. Поступи я с ними дурно, то ввек бы себе этого не простил.

Ну, а там, как-то так все звёзды сошлись, попался мне на пути мудрый человек с хорошим советом в кармане, и я ушёл в море, в поисках лучшей жизни. Конечно, потом не раз оказывался на волосок от смерти в морской пучине, потерял пару зубов от цинги, но, оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что, не смотря на все пережитые беды и несчастья, я вообще ни о чём не жалею, и, если бы у меня был шанс прожить жизнь заново, то я бы поступил ровно также, как и прежде! – излив историю своей души, бывший матрос с любовью посмотрел на массивный якорь, висевший над бочками с пивом. Разумеется, что он был не настоящим, а мастерски вырезанной из дерева подделкой, раскрашенной краской из перетёртого угля, но для Карса это был священный идол, в котором он хранил драгоценные воспоминания.

Решив не мешать другу вспоминать былые, подёрнутые сверкающей дымкой ностальгии деньки, Хромос вновь отхлебнул из кружки и перевёл поникший и немного размытый взгляд на шлем, стоявший на столе немного правее кружки и смотревший на людей, словно ещё один молчаливый, незаметный, но очень внимательный собеседник. Это был открытый шлем с низким ребристым гребнем, покрытым мозаикой ярко-синих пластинок перламутра, переливавшимися в тусклом свете лампы. Синий цвет гребня обозначал звание капитана городской стражи Ло́рдэна, коим и являлся Хромос. Одет он был в лёгкий чешуйчатый доспех, надёжно защищавший торс и верх бёдер от внезапного удара ножа, дубины и уж тем более кулака. Сухие предплечья закрывали литые наручи, частично подменявшие щит, а за широкий кожаный ремень была заткнута пара толстых кожаных перчаток с большими, угловатыми заклёпками на костяшках. С плеч капитана спадал плащ из лазурного атласа, на котором был вшит золотой герб городской стражи – пламенное солнце за двумя скрещенными мечами. Подобные плащи носили только старшие офицеры, и, по правде говоря, таскать эту тряпку за спиной было весьма неудобно, она так и норовила испачкаться о грязь улиц или попасть под пятку, а в бою она и вовсе превращалась в смертельно опасную обузу, однако, эстетик и статус никто не отменял, и носить его всё же приходилось.

Несвежее лицо капитана покрывала короткая, тёмная щетина, успевшая заметно отрасти с последнего похода к доверенному цирюльнику, а его слегка волнистые каштановые волосы были слегка взъерошены после снятия шлема. Из-под густых прямых бровей выглядывали умные глаза серо-зелёного цвета с редкими жёлтыми прожилками, которые делали их немного светлее, но в тот вечер они померкли и больше походили на цвет холодной тёмной стали, изъеденной ржавыми трещинами. Всю неделю Хромос провёл на таможне у городских ворот, следя за порядком, подписывая непрекращающийся поток бумаг и по необходимости лично участвуя в досмотре прибывающих в город торговцев.

Лето подходило к концу, погода благоволила путникам, и длинные вереницы караванов из гружённых доверху телег и обозов съезжались в Лордэн, чтобы распродать свои товары на месте или же пересесть на быстроходные корабли и уплыть за океан, где их груз оценивался в разы дороже. Бесконечная и совершенно однообразная бумажная волокита, нудные таможенные процедуры, трудоёмкие обыски и постоянные конфликты с вечно недовольными, крайне обидчивыми и неприлично крикливыми иноземцами выматывали Хромоса похуже любых битв и сражений, оставляя за собой чувство полной опустошённости и морального бессилия.

– У тебя ведь сейчас должны отпускные начаться? – спросил Карс, вернувшись из приукрашенных воспоминаний в скучную реальность.

– Ага. Пару дней могу отдохнуть, а потом придётся служить телохранителем и защищать одну очень важную задницу.

– Кто такой?

– Посол из Эрсума. Он будет здесь только проездом, но задержится на несколько дней. Обменяется официальными любезностями с нашими сенаторами, нажрётся разок другой до поросячьего визга на пышном приёме, а потом сядет на корабль, уходящий в Даркрина́с. Так что дело в целом-то пустяковое. Я там буду нужен только для вида, как жест почтения и уважения к высокому титулу посланца и к самому королю. У него и так своей охраны чуть ли не полк будет, да и не станет никто в городе на него нападать.

– Вот как, должно быть и правда важный человек. Хотя, мне то какая разница, всё равно он в моей таверне останавливаться не станет, слишком уж она простецкая.

– Зато тут выпивка добротная и компания хорошая, – отпустив комплимент, капитан скромно улыбнулся и неспешно отхлебнул. Карс ухмыльнулся ему в ответ и засунул в рот очередной орех.

Они так и сидели, разговаривая о всяком, что случайно приходило на ум, а порой и вовсе ни о чём. Несмотря на вполне заметную разницу в возрасте и пропасть в общественном положении, они хорошо ладили друг с другом и нередко засиживались до поздней ночи, как это и случилось на сей раз. Прикованному службой к одному городу капитану было интересно послушать байки и небылицы бывшего путешественника, часть из которых ему довелось пережить самому, а другая часть которых была подслушана им в кабаках далёких портов. Хромос далеко не всегда верил его рассказам, но никогда не пытался поймать товарища на лжи, в которой не было и крупицы злого умысла или напускного тщеславия, но только желание потешить и удивить благодарного и щедрого на внимание слушателя. От него же он порой получал сведения о внешне благопристойных и порой даже обладавших безукоризненной репутацией горожанах, на деле творивших тёмные делишки за непроглядными ширмами, и в прошлом эти туманные слухи не единожды давали капитану ключ к разгадке запутаннейших преступлений. В же свою очередь Карс иногда с помощью Хромоса защищался от вымогателей и бандитов, посягавших на покой его любимой таверны и на его не шибко то и толстый кошелёк. Можно сказать, что их дружба была очень даже взаимовыгодной, но отнюдь не держалась на одной сухой корысти.

Когда на дне кружки вновь остался последний глоток пива, и Хромос в последний раз за вечер собирался просить добавки, в мутном стекле небольшого окошка показался свет от пары фонарей. Нараставшее металлическое лязганье и сбивчивая дробь твёрдых каблуков о брусчатку ясно намекали, что к трактиру стремительно приближалась группа солдат. Раздались несколько коротких, но громких ударов, и Карс, нехотя отлипнув от стойки, шаткой и немного вальяжной походкой, словно в тот момент он снова очутился на корабельной палубе, направился к запертой на засов двери. Капитан же остался сидеть на стуле, болтая остатками эля по дну кружки. Ещё не получив сообщения, он уже был полностью уверен, что его долгожданный и столь желанный отдых закончился, так и не успев толком начаться.

Карс снял с петель тяжёлый дубовый засов, и в таверну бесцеремонно вошёл страж. Он был облачён в такую же, как и у Хромоса, броню, с тем отличием, что его спину не закрывал синий плащ из дорогой, переливающейся ткани, а его шлем не венчал перламутровый гребень, но зато к одной из пластин его нагрудника, рядом с левым плечом, была прикреплена угловатая бляха, чем-то напоминавшая распустившийся цветок и обозначавшая его звание старшины. Позади него, на улице, остались ещё двое рядовых стражей с фонарями в руках. По их сопению и покрасневшим лицам можно было с лёгкостью понять, что они двигались в спешке и вероятно проделали немалый путь, перед тем как найти выпивавшего капитана.

– Приветствую вас, капитан Нейдуэн, и прошу прощения за то, что отвлекаю в столь поздний час, однако нам было велено в кратчайшие сроки разыскать вас и доложить о происшествии, – отрапортовал старшина, стараясь в перерывах между словами восстановить дыхание.

– Ну, так не тяни и докладывай, что у вас там стряслось, – приказал Хромос, развернувшись на стуле лицом к новоприбывшим.

– Я вынужден снова просить у вас прощения, однако мне был отдан строжайший приказ не говорить об этом в присутствии посторонних, – сказав это, страж покосился на стоявшего немного в сторонке трактирщика, который хоть и делал вид, что разговор был ему совершенно безразличен, но притом ловил каждое слово чуткими до слухов ушами.

– А кто отдал вам этот приказ?

– Никто иной, как господин Уóнлинг, – уверенным тоном ответил старшина. При звуке этой фамилии Хромос несколько напрягся. Если сам начальник городской стражи разыскивал его посреди ночи, то в городе должно было произойти нечто чрезвычайное и поистине ужасающее. – Он приказал найти вас, где бы вы ни были, и тотчас проводить к нему на постоялый двор «Золотой Телец».

Капитан тяжело выдохнул и одним махом осушил кружку, запрокинув голову назад.

– Раз сам господин Командующий зовёт, то мне не стоит заставлять его ждать, – с громким ударом, словно молот выносящего приговор судья, Хромос поставил кружку на стол, надел шлем и встал со стула. Держа левую руку на эфесе меча и прогоняя пивной дурман из головы, он подошёл к Карсу и вложил в его руку две серебряные монеты.

– Погодите господин, сейчас принесу вашу сдачу, – в голосе трактирщика зазвучало глубочайшее почтение к высокому начальнику, который в присутствии подчинённых не мог позволять простолюдинам говорить с собой излишне фамильярно. Ради сохранения жёсткой дисциплины приходилось на время забывать о дружбе, даже если того вовсе не хотелось.

– В этом нет нужды. Просто не забудь про остаток и налей мне в следующий раз.

Маленький пеший конвой двигался по главной улице города, что начиналась у парадных врат и, плавно изгибаясь словно могучая река, уходила вниз по пологому склону, обрываясь только у морских причалов, как бы впадая в гавань. Земля под ногами была выложена чёрной гранитной брусчаткой, которая в ночную пору походила на бездонную расщелину, расколовшую город пополам. Над головами стражей медленно плыли разгневанные тучи-великаны, скрывая от глаз ночные светила, и лишь серебряная ухмылка лукавого месяца изредка выглядывала из-за их вздутых тел и тут же пряталась обратно за стену их широких спин, откуда до земли изредка доносилось его гнусавое и злорадное хихиканье, предвещавшее всем, кто осмелился выйти в столь поздний час из дома, нечто дурное. Из темных переулков выползали клубы молочного тумана и обволакивали бледными щупальцами всё, до чего только могли дотянуться. На обычно оживлённых и шумных улицах в этот проклятый час не было ни единой души. Это был мрачный и безмолвный город-призрак из древних легенд, обречённый разгневанными богами за неисчислимые грехи его развращённых жителей на вечное прозябание за пределами времени, пространства, да и самой пустоты.

– «Что-то похолодало», – подумал капитан, ощутив озноб на вспотевшей под доспехами коже.

Хромос давно уже привык к виду безлюдного города и вездесущей темноте, в юношескую пору проведя многие часы в ночных патрулях, и сохранял душевное спокойствие, но вот его спутники были все как на иголках. Они пугливо сутулились и настороженно озирались по сторонам, а фонари в их руках беспокойно подрагивали и раскачивались из стороны в сторону. Мерзких страх поселился в их сердцах и терзал их слабеющие умы.

– Раз рядом больше ни души, то теперь вас ничего не связывает, и вы можете мне рассказать, что же там такого произошло? – капитан говорил строго, но не громко, чувствуя, что в этот миг его слова могли легко долететь до самых отдалённых городских окраин.

– Купца убили, – сухо ответил старшина.

– Это, конечно же, весьма прискорбное событие, но не может такого быть, чтобы вас отправили разыскивать меня из-за одного единственного покойника. Выкладывай всё как есть, – Хромос чуть повысил тон и посмотрел стражу прямо в глаза, но тот сразу же отвёл взгляд в сторону.

– Дело в том… Я его видел … как он лежит там, на полу, в луже собственной крови. Когда мы только прибыли на место, то я, как и вы теперь, сперва подумал, что нам подкинули очередного жмурика, но когда я вошёл в комнату и увидел его, так мне вмиг поплохело. На его груди не было кожи. Её сняли точно с какой-то скотины. А ещё эти глаза… пустые глаза… их пристальный взгляд… Тьфу…

Жуткая картина глубоко въелась в память старшины во всех мельчайших деталях. Мужчина хотел облегчить свои страдания и разделить страшную ношу с кем-то ещё, но прикусывал язык, чувствуя, что, поддавшись слабости, он неминуемо и навечно проклянёт ещё одну душу. Хромос видел отражение его внутренней борьбы в поникшей фигуре, окаменевшем лице и мечущимся взгляде и не стал силой выпытывать остальные подробности. Он решил, что раз он и так вскоре увидит всё сам, то пускай советь и без того страдающего солдата останется чистой. Страх и смятение повидавшего все виды человеческой жестокости мужчины вызвали в капитане неподдельный, но довольно странный, крайне циничный и в некотором смысле извращённый, разумеется, исключительно по профессиональным причинам, интерес к произошедшему. На его памяти ещё никто в Лордэне не сдирал с мертвецов шкуры.

Лордэн был крупнейшим торговым городом на северо-западном берегу континента. Роскошные постоялые дворы, банки с вековыми историями, круглосуточные игорные дома, богатые купеческие гильдии, чьи здания напоминали королевские дворцы и бесконечные ряды лавок, в которых можно было найти абсолютно любую вещицу, – собранные вместе они составляли мраморный скелет величественного и могучего колосса, чьи пальцы дотягивались до плывущих облаков человеческих грёз. Его плотью были разодетые в шелка и жемчуг предприимчивые торговцы и прославленные на все миры мастера всех известных искусств, что безустанно трудились над шедеврами, в чьё рукотворное происхождение было невозможно поверить. Вместо крови в его жилах текли полноводные, неиссякаемые и не знающие засушливых лет реки серебряных и золотых монет, зачаровывавших сердце всякого дельца своим сакральным и священным звоном. В этом заветном крае человек с хитрым умом и дарованным богами талантом мог всего в один год превратиться из голодного и немытого бродяги в толстощёкого и щеголеватого хозяина жизни с армадой торговых судов, чей лес мачт закрывал линию горизонта, и грудой сокровищ, о которой не смел мечтать ни один из драконов – живое воплощение алчности. Эта сказочная молва ходила среди юных мечтателей-честолюбцев, живших за пределами высоких стен, над которыми возвышались путеводные маяки – золочёные шпили величественных дворцов. Тот же, кто приходил в сей дивный град, дабы испить из его живительных рек, вместо сладкого нектара изобилия вкушал лишь соль из пролитых пота, крови и слёз.

Погруженные каждый в свои дурные, совершенно безрадостные размышления, члены отряда спустя гнетущую, безмолвную вечность добрались до постоялого двора «Золотой Телец», считавшегося одним из лучших и самых дорогих мест в городе, где мог остановиться безродный, но имевший крупное состояние путник. Над высоким монументальным забором, чьи плиты украшали разнообразные сценки-барельефы, виднелась покатая черепичная крыша трёхэтажного здания, сложенного из жёлтого камня. На широком ухоженном дворе, правее здания гостиницы, стояла чистая конюшня на пару десятков лошадей, а рядом с ней, выставленные в плотную и ровную шеренгу стояли вычурные и громоздкие экипажи постояльцев. Были там и приземистые бараки для прислуги, круглыми днями горбатившей спины, чтобы поддерживать имя и репутацию постоялого двора, но внезапное и жесткое убийство, совершенное в его стенах, в один день могло разрушить выдающийся результат всего их многолетнего труда.

В центре двора горело наспех разведённое кострище, освещавшее трепещущим пламенем четырёх рядовых стражей и стоявшего между ними офицера. Как и у Хромоса, из его шлема выступал короткий, походивший на спинной плавник рыбы гребень, вот только он был кроваво-красным, в цвет атласного плаща, закрывавшего его могучую спину. Это был цвет самого надёжного щита и острого меча города – цвет начальника городской стражи. Имя ему было Хéйндир Уонлинг, и он уже успел разменять шестой десяток. Его некогда чёрные как смоль и жёсткие как проволока волосы покрывал коварный иней седины, морщины изрезали его чутка скошенный лоб, кожа на веках и горле стала дрябловатой и слегка обвисла, как у старого мастифа, но несмотря на это его крепкая и статная фигура всё продолжала излучать ауру силы и жизни. Родом он был с далёких и суровых Северных Островов, и, как у большинства его земляков, лицо северянина было прямоугольным с высокими скулами. Он был обладателем крепкой угловатой челюсти и средних размеров рта с узкими, светлыми губами. На чутка приплюснутом и смотрящем самую малость вправо носу виднелась характерная горбинка, оставшаяся после одной из драк, коих в его бурной молодости было несчётное количество. Да и вообще, почти всё его тело покрывали неровные узоры заживших ран, которые он с гордостью носил вместо орденов и медалей. Истинному воину были ни к чему блестящие и крикливые побрякушки. Но самой заметной и выразительной его чертой были светло-карие глаза, которые порой казались тёмно-оранжевыми. Они были ясными и бодрыми, в них ещё сохранялся огонёк юношеского задора и азарта, которые у большинства людей исчезают вместе с отжитыми годами. Однако в тот недобрый вечер и его пламя оказалось потушено мёртвыми водами скверных мыслей.

– Приветствую и благодарю вас, капитан, что вы присоединились к нам посреди ночи, – сказал Хейндир, когда крошечный отряд Хромоса ступил на освещённую пламенем землю.

– И я приветствую вас, господин Уонлинг, – ответил капитан, протянув начальнику руку. Хейндир ухватил предложенное предплечье, крепко сжав его толстыми пальцами. Капитан ответил тем же. – Мне доложили, что у вас здесь обнаружили мёртвого купца. Это так?

– Да, вроде того, – негромко сказал Хейндир, обернувшись в сторону одного из окон на третьем этаже. – Рассказывать ничего не буду, проще тебе самому сперва всё увидеть, так что не будем медлить. Идём.

Капитан с командиром направились к парадному входу в здание гостиницы, оставив семерых стражей ожидать их возвращения на улице, подбрасывая щепки в ненасытное пламя. Поднявшись по короткой и широкой лестнице, они встали перед большими резными дверьми из красного лакированного дерева. Мелкая и искусная резьба изображала две выпуклые бычьи головы по одной на каждой из дверных створок, а вместо ручек были приспособлены вставленные в деревянные ноздри отполированные латунные кольца. Сразу за порогом их встретил наборный паркет из разноцветных сортов дерева, который обошёлся прошлому хозяину в значительную сумму и по которому было даже как-то жалко и неудобно ходить, ввиду его невероятной красоты. Главная зала постоялого двора, она же исполняла роль парадной, была обставлена роскошно и со вкусом, преимущественно в бардовых и золотых тонах. На дорогих, сверкающих лаком скамьях лежали мягкие подушки с обильной бахромой, а их поверхности были расшиты изображениями цветов и животных. На столах стояли подсвечники в форме дракончиков, державших в когтистых лапах горящие свечи. В расписных вазах покоились свежие цветы, от которых исходил тонкий аромат, заполнявший собой всё пространство. Эта зала уже многие годы впечатляла гостей, чувствовавших себя дорогим и любимым гостем во дворце у до неприличия расточительного герцога или графа.

На одном из диванов сидела пара человек. Это были старик в опрятном дворянском костюме, с зализанными назад жидкими волосами, и худощавый, болезненно бледный, но бодрый и даже в чём-то весёлый мужчина, с мутными очками на остром носу. Тощий всячески успокаивал седовласого и смог добиться в этом значительных результатов, но с появлением стражей старика всего передёрнуло, он резко вскочил и, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, помчался к Хейндиру.

– Н-ну что? Теперь-то вы заб-б-берёте тело? – выпалил он, почти уткнувшись носом в чешую доспеха.

– Извините, господин управляющий, но нам надо ещё раз взглянуть на комнату, перед тем как выносить оттуда мертвеца, – вежливо, но бескомпромиссно ответил Хейндир, пока Хромос снимал шлем с взмокшей головы.

– Да-а сколько мо-можно! – хозяина постоялого двора мелко трясло, а его беспокойные пальцы сцепились друг с другом и извивались как клубок червей. – Я хочу, чтобы вы ка-как можно скоре-рее закончили! Из-за этого мо-мои гости могут захотеть съехать…

– Не волнуйтесь, мы обо всём позаботимся, а теперь верните мне ключ.

– Да, да. Вот, держите, – хозяин сунул дрожащую руку в карман и передал Хейндиру ключ, к которому была привязана бирка с надписью красными чернилами «№33». – Не пу-пускайте туда постояльцев. Они не должны…

– Вам не стоит об этом беспокоиться, мы никого и близко не подпустим, – ответил Хейндир, силой вытаскивая железку из судорожно сжатых пальцев. – Капитан Нейдуэн, доктор Зельд, прошу, идёмте за мной.

После этих слов хозяин гостиницы, которого, к слову, звали Эдвис, сжал губы и, теребя беспорядочно застёгнутые пуговицы на помятом камзоле, ушёл на кухню успокаивать расхлябанные нервы, а бледный доктор поднялся с дивана и беспечной походкой пошёл вслед за Хромосом и Хейндиром, которые уже поднимались по лестнице, расположенной в дальнем конце зала. Пройдя два лестничных пролёта, они вышли на этаж с самыми лучшими и, несомненно, с самыми дорогими комнатами в гостинице. Вдоль тускло освещённого коридора были выстланы роскошные ковры, купленные на рынке у торговцев из южных стран. Тамошние традиции диктовали обязательно снимать сапоги и портянки, чтобы не запачкать благородные ткани уличной грязью и ощутить кожей стоп её нежный ворс, но в этой части света таких обычаев не было, и произведение древнего ремесла топтал кто хотел и как хотел. На голубом потолке, среди нарисованных белых облаков парили гордые орлы, широко раскинув могучие крылья. Всего дверей на этаже было шесть, по три с каждой стороны. Комната под номером «33» была дальней левой.

– Простите, доктор, – заговорил замедливший шаг капитан, когда он поравнялся с Зельдом, – я о вас никогда прежде не слышал и хотел бы спросить, что вас привело сюда в этот вечер?

– А с чего бы вам знать о простом аптекаре, продающем дряхлеющим и страшащимся близкой смерти старикам настойки и временами ставящем им пиявок? До сегодняшнего дня молодость уберегала вас от знакомства со мной, и вы должны быть ей за это благодарны, не то она может обидеться и покинуть вас раньше положенного срока. Собственно, с господином Эдвисом от постоянных беспокойств как раз случилось нечто подобное, и теперь у него выделяется слишком много чёрной желчи, от чего ему приходится постоянно прибегать к моим услугам, ну а я рад ему служить. Как нашли тело, так он решил позвать не только за вами, но и за мной. Видимо думал, что бедняге ещё можно было хоть чем-то да помочь, но, увы, повторюсь, я – простой лекарь, а не чудотворец.

– Зельд уже дважды осматривал тело, внимательно изучил раны и остался здесь из желания помочь, так что можешь задавать ему любые вопросы, – доктор одобрительно кивнул и поправил съехавшие к самому кончику носа очки. Хейндир знаком подозвал к себе капитана перешёл на полушёпот. – Случай здесь явно непростой, а потому я хочу, чтобы ты внимательно осмотрел каждый угол и нашёл зацепки на того подонка, который сотворил всё это.

Получив в ответ безмолвный, короткий кивок, Хейндир вставил ключ в замочную скважину и дважды его провернул. Механизм протяжно лязгнул, дважды щёлкнул, разочек скрипнул, и из приоткрывшейся двери потянуло характерным запахом запёкшейся крови, которым вечно несёт со скотобоен. Северянин снял с настенного канделябра зажженную свечу и шагнул в душный мрак комнаты. Хромос шагнул следом и увидел, как в трепещущем свете пламени из тьмы выплыли носы алых сапог, смотревших в потолок. Хейндир прошёлся по периметру комнаты, поджигая расставленные тут и там свечи, и с каждым новым язычком пламени Хромосу открывался кусочек одной большой картины, от вида которой бросало в дрожь. Теперь он видел не только ноги, но и всё распластавшееся на полу, измазанное в крови тело, а вместе с ним и чудовищный кавардак, захвативший комнату. Всюду валялись листы бумаги и пергамента, исписанные тёмной вязью чернил. Ящики столов были грубо выдернуты, а их немногочисленное содержимое расшвыряно по сторонам. Каждая подушка и обивка на стульях и длинной софе были вспороты и выпотрошены, как рыбьи туши, и пышные барханы птичьего пуха в разлетались под ногами, поднимаясь чуть ли не к самому потолку, и вновь оседали в белоснежной пустыне.

Когда последняя свеча была зажжена, Хейндир уселся в надрезанное кресло и снял с уставшей головы шлем и поставил его на стол рядом с синим капитанским собратом. Тем временем Хромос неспешно обходил мертвеца, стараясь не наступать на раскинутые в стороны руки и кровавые подтёки, расползшиеся в стороны на манер щупалец спрута. Мужчина был одет в кафтан из золотистого дамаста с рисунком из диагональных полос, менявших блеск и цвет при смене угла зрения. Сверху одеяние было разрезано и окрашено в тёмно-бардовый цвет засыхающей крови. От левого плеча до правого и вниз к солнечному сплетению кожа была срезана. Багряные струны мускулов и морщинистые кусочки жёлтого жира засыхали и темнели на воздухе, пропитывая его запахом сырого железа. В центре оголённой грудины зияла небольшая угловатая дыра, уходившая в глубь к навеки остановившемуся сердцу. На бледном и холодном лице покойника вместо глаз зияли два чернеющих колодца, от чьих краёв тянулись высохшие струи кровавых слёз. Одни из них стекли вдоль висков, а прочие, обогнув нос, скрылись в усах и бороде, пропитав волосы и слепив их в уродливые клочья.

По спине Хромоса пробежал мерзкий холодок. Двигаясь по кругу, он ощущал на себе внимательную слежку разорванных глаз, чей призрачный взор одновременно манил, приковывал к себе, и в то же время вызывал нарастающее чувство тревоги, внушал отвращение и погружал смотрящего в гибельное забвение. Капитан усилием воли разорвал зрительный контакт и уставился в танцующее на кончике фитиля пламя, чтобы стряхнуть с себя дьявольское наваждение, но, увы, оно никуда не делось, а только малость ослабло. Тут он понял скрытую суть тех обрывочных фраз, что сказал старшина – от тела исходило нечто дьявольское и потустороннее.

– Кто он такой? – спросил капитан, взглянув на Хейндира.

– Со слов хозяина его зовут Айбрен Вольфуд. Он – заезжий торговец с тугим кошельком и хорошими манерами, а более того он про него ничего толком не знает. Ни откуда он, ни зачем приехал в город. Видимо мертвец ещё при жизни был не шибко болтливым.

– А как давно его убили? – задал вопрос Хромос, но в ответ господин Командующий дал знак впавшему в короткую спячку Зельду. Доктор тут же встрепенулся и подскочил к трупу.

– Могу вас заверить, что смерть наступила около трёх-четырёх часов назад. Сейчас как раз должен начаться процесс трупного окоченения.

– Хм, понятно. Как погляжу, ему нанесли смертельную рану в сердце, а кожу, видимо сняли уже после, иначе бы его вопли были слышны не то, чтобы в доме, а во всей округе.

– Вот тут вы ошибаетесь, капитан, – возразил ему Зельд с довольной ухмылочкой и вновь поправил съехавшие очки. – Он умер не от удара в сердце, а немногим ранее. Подойдите вот сюда и нагнитесь.

Доктор присел на корточки около макушки покойника, осторожно взялся за виски, а затем повернул голову набок. Хромос увидел, что у самого основания черепа была ещё одна рана, один в один похожая на дыру в груди.

– Вот оно – самое первое ранение. Удар был нанесён со спины и, должен признать, с поразительной, я бы даже сказал, что даже хирургической точностью. Лезвие прошло аккурат в зазор между первым позвонком и черепом, оставив кости нетронутыми и перерезав незащищённее костью нервы, тем самым отсоединив мозг от всего остального тела. Смерть мгновенная и совершенно безболезненная!

– А каким оружием били? – поинтересовался капитан, разглядывая рану.

– Здесь края мягкие и плохо держат форму, но вот грудину ему точно пробили стилетом или чем-то подобным с узким и толстым клинком, что что могло оставить столь характерное ромбовидное отверстие. Так что на этом основании я склонен предполагать, что в затылок вонзили тоже его.

– Стилет. Его можно легко спрятать под одеждой, да так, что никто и не заметит, – Хромос встал и отошёл от тела. – Если первый удар был нанесён в спину, то убийца должен был прятаться в номере и нанести удар внезапно, либо он пришел вместе с купцом, а потом подло атаковал. Ты не знаешь, был ли ещё кто-то с ним?

– Нет, Эдвис сказал, что сегодня он гостей не приводил, да и прежде вёл исключительно уединённый образ жизни.

– Но не мог же он сам себя покромсать? По крайне мере уж точно не таким ловким образом. Значит, кто-то должен был находиться с ним в одной комнате, чтобы подсобить ему в этом деле.

– Это верно, но это должно означать, что убийца каким-то образом смог оказаться внутри комнаты. От замка входной двери есть всего два ключа. Первый выдаётся постояльцу, Айбрен должен был открыть им дверь, но теперь ключ пропал, а второй, вот этот, который сейчас ты видишь у меня, обычно припрятан где-то в хозяйских закромах. Вряд ли наш купец был настолько глуп, чтобы в тайне от хозяина изготовить ещё пару дубликатов и отдать их кому-то постороннему. Что же до прочих путей, то все окна все были закрыты, да и этаж третий, залезть не так уж и просто будет. Тем более что незамеченным.

– Звучит так, словно он должен был воспользоваться магией. Это бы прекрасно объяснило, почему никто не видел, как убийца прибыл в гостиницу, а после также незаметно скрылся. Но чем именно он воспользовался? Открытие пространственных врат, причём двукратное, не могло бы остаться незамеченным, да к тому же нужно иметь просто божественный навык или же дьявольское везение, чтобы открыть разлом, не ошибившись на десяток другой локтей. Попадёшь не туда, и всё дело тут же накроется медным тазом. К тому же нужно быть настоящим архимагом, чтобы сделать это в одиночку и не в месте силы. Значит тут было что-то иное… А вы делали проверку на магию?

– Ага, но она ничего не дала. Вот, сам посмотри, – Хейндир достал из-за пазухи серый шестигранный камень размером с ладонь. На его отполированных гранях были выгравированы руны, способные улавливать магическую энергию, которая на некоторое время оставалась в воздухе и в окружающих предметах после применения заклятий. Малые символы по бокам должны были указать на использование магии стихий, если же загоралась верхняя руна, то в данном месте использовали тайную магию, которая как раз и отвечала за открытие врат, а большая руна на нижней части предупреждала о близком присутствии некромантов. Хейндир провернул камень в руке, показывая, что ни одна из рун и не думала зажигаться. – Наш убийца либо сумел провернуть всё без единого заклинания, либо же он знает, как правильно замести за собой следы, а на такое способен далеко не всякий чародей. Впрочем, что так, что эдак он явно не простой человек.

– Ха, раз уж ты так говоришь, то он должен быть действительно выдающимся подонком. Может он действительно сумел проникнуть в комнату без каких-либо чар. Если не через дверь и не через окна, то тогда.... – Хромос стал оглядывать помещение, в поисках возможных лазеек, пока его взгляд не остановился на камине, немного выдававшемся из стены. Капитан взял свечу, оставленную Хейндиром на столе и, перешагнув через руку мертвеца, подошёл к холодному очагу.

Сложенный из мраморных блоков камин был небольшим, но его размер идеально подходил, чтобы обогреть пару комнат и не дать гостям замерзнуть долгой зимней ночью. Капитан припал на одно колено и присмотрелся к белой золе, оставшейся на его дне после не слишком добросовестной чистки. Среди мелких угольков, смешанных с пеплом, он увидел несколько полустёртых следов, оставленных чьими-то башмаками. Они были немного меньше тех следов, которые бы оставили сапоги взрослого мужчины, но точно не принадлежали ребёнку или женщине. Хромос почувствовал что-то странное в воздухе. Между сухих запахов старой копоти и углей чувствовалась еле уловимая, но всё же вызывавшая рвотные позывы вонь, напоминавшая запах пузырей, всплывающих со дна древнего болота. Проглотив подступивший к горлу комок и стараясь больше не дышать носом, капитан наклонился ещё ниже и, развернувшись, засунул голову и плечи в камин чтобы посмотреть наверх. Топка быстро сужалась и переходила в дымоход, который хотя и шёл строго прямо, но был слишком узок, чтобы мужчина мог протиснуться сквозь него, будь он хоть трижды гимнастом или акробатом. Хромос, рискуя залить себе горячим воском лицо, поднёс свечу ближе к отверстию, и в свете пламени он увидел, что нагар со стенок трубы был частично стёрт.

Выбравшись из камина и встав в полный рост, капитан Нейдуэн призадумался. Раз следы на стенках дымохода были свежими, то убийца проник в комнату через узкий каменный тоннель, но для этого комплекция преступника должна была соответствовать телосложению десятилетнего ребёнка, причём довольно тщедушного. При этом убийца точно не принадлежал к расе гномов. Пускай они были низкими, но в то же время слишком коренастыми, широкоплечими и обладали гибкостью сухого дубового пня.

Капитан посмотрел на труп Вольфуда, разглядывая уже не раны, а оценивая его в целом. Он был высоким и статным мужчиной с высоким лбом и крупными кистями рук. При первом, беглом взгляде он создавал впечатление вполне обыкновенного и довольно успешного купца, но чем дольше Хромос всматривался в его очертания, тем больше подмечал больших и малых деталей, которые все говорили только об одном – Айбрен Вольфуд обладал слишком крепким, могучим и закалённым телом для человека, чьими трудовыми органами были язык и мозг. Большинство купцов на ощупь были пухлыми и рыхлыми или же были болезненно тощими, но плечи этого купца были широки, а руки столь жилисты и мускулисты, что посвящавшему львиную долю своего свободного времени изнуряющим тренировкам Хромосу стало даже как-то завидно от их могучего вида.

– «И всё-таки это сделал взрослый мужчина», – думал капитан, рисуя в воображение последовательные картинки. – «Первая рана нанесена довольно высоко, к тому же сильной и чрезвычайно умелой рукой. Но как же он тогда сумел протиснуться через этот дымоход? Впрочем, надо бы ещё понять, зачем убийца устроил этот бардак. Он наверняка что-то искал. Может…»

– Ты что-то нашёл? – басистым голосом Хейндир прервал ход его мыслей.

– Да, в камине есть следы ног и сажа местами стёрта. Возможно, убийца проник внутрь через него.

– А там не слишком узко? Камин вроде небольшой, так что и труба не должна быть настолько широкой.

–Ты прав, там действительно маловато места. Мне и самому слабовато вериться в подобное, но следы говорят обратное, и с ними спорить не приходится. Если бы знали мотив преступления, то восстановить ход событий было бы проще, а для того надо больше сведений о самом господине Вольфуде. Стоит тут хорошенько всё обыскать, что-то да прольёт свет на его скрытную личность

С этими словами Хромос подошёл к телу и, стараясь не измазаться в крови, запустил руку под кафтан, но во внутренних карманах одежды ничего не нашлось: ни ключей, ни писем, ни кошелька. Если они там и были, то убийца забрал их себе.

– «Раз он забрал кошель, то и драгоценности мог подрезать».

Подумав об этом, капитан поочерёдно осмотрел все скрюченные пальцы мертвеца, но ни на одном из них не было ни колец, ни следов от них. На шее тоже не было отметин от цепочек, амулетов или украшений, что тоже было весьма необычно для представителя купеческого сословия, привыкшего демонстрировать своё благосостояние всем прохожим притом, что Айбрену эта привычка была явно не чужда, и одевался он на широкую ногу.

Когда на теле купца более не осталось подходящих для досмотра мест, Хромос взял у себя из-под ног несколько бумажек и пригляделся к ним. Испачканные в крови листы оказались торговыми расписками, согласно которым Айбрен ещё несколько месяцев назад покупал продовольствие, достаточное, чтобы прокормить маленькую деревню. Это не показалось ему чем-то особо важным, и капитан, положив их на край стола, пошёл осматривать комнату дальше.

Интерьер гостиничного номера был выдержан в тёмно-синих тонах, отчего казалось, что постоялец погружался на морское дно. На гладких синих стенах были нарисованы золотые рыбины и раковины морских моллюсков. Темные реечные ставни закрывали пару окон и были заперты на увесистые железные крючья. На одной из них капитан заметил черный отпечаток, оставленный испачканными в саже руками, – ещё одно доказательство того, что убийца всё же пролез через закоптелую трубу.

– «Видимо он выжидал возвращения купца и смотрел во двор, чтобы знать, когда тот появится. Или же проверял, свободен ли путь к отступлению».

Хромос выглянул через одну из многочисленных щелей и увидел пятачок света, на котором солдаты всё так же ютились в безрадостном ожидании. Если бы не сгустившаяся ночная темень, то весь двор и прилегавшая к нему улица были бы у него как на ладони. Хоть Хейндир и сказал, что все окна были надёжно закрыты изнутри, но капитан всё равно проверил крючки и состояние досок между створками на предмет того, не пытались ли их вскрыть ножом, но они оказались в полной целостности. После завершения этого осмотра капитан заметил в дальней части комнаты прикрытую дверь, прежде прятавшуюся от его глаз в полутени.

– А что за той дверью? – спросил он у Хейндира.

– Там спальня, и в ней такой же беспорядок, как и тут. Убийца перевернул и сломал всё, что только смог.

– «Может хоть там повезёт больше, и на полу найдётся бумажка с чистосердечным признанием», – Хромос вновь отодрал прилипшую к столу свечу и пошёл к спальне.

У двери капитан замедлил шаг и протянул вперёд руку, освещая тёмную комнату слабым, боязливо трепещущим пламенем. Если гостиную лишь припорошило снежком, то спальню замело бураном из перьев, вырвавшийся из толстого матраса широкой двухспальной кровати. На полу валялась одежда, выброшенная из распахнутого настежь шкафа. В гардеробе Айбрена можно было найти одёжку для любой погоды и климатической полосы, будь то палящий зной пустыни или морозный ветер в высоких горах. Такое снаряжение должен был иметь при себе каждый охотник за монетой, готовый по велению судьбы и броситься за зыбким призраком удачи на другой конец света. Хромос обошёл кровать, наступив на рукав плотной коричневой куртки, и прошёл в угол комнаты, где лежал дорожный мешок. Поставив свечу на высокую тумбу, капитан поднял сумку и запустил в неё руку. На её дне он нашёл один единственный затёртый платок и какие-то крошки, оставшиеся от обитавших там когда-то сухарей.

Недовольно цыкнув языком, капитан Нейдуэн бросил пустой мешок обратно в угол и был готов покинуть спальню, но внезапно его нога ударилась обо что-то. Угловатый предмет пролетел с полкомнаты, поднимая в воздух след из лёгких перьев, и со звонким стуком врезался в основание комода. Капитан прошёл по траектории полёта и увидел, что на полу лежал кусок необыкновенного металла размером чуть меньше кулака. Железка имела ровные грани, но неправильную форму, точно её откололи от чего-то большего. Своим видом она походила на светлую сталь или даже на серебро, но была гораздо легче, а когда страж вертел её у свечи, то её поверхность тихо переливалась всеми цветами радуги, как это обычно делают масляные пятна на воде. Никогда прежде ему не доводилось видеть подобного металла или сплава.

– Хейнд, взгляни-ка на это, – сказал капитан, вернувшись в гостиную.

– На что? – Хейндир обернулся и увидел кусок металла в протянутой ему руке. – Дай-ка его сюда.

Хейндир взял железку и покачал рукой, прикидывая вес, а затем попробовал оцарапать его о край доспеха, но металл оказался твёрдым, и на нём не осталось и следа. После этого начальник стражи начал медленно вертеть железку, всматриваясь в её загадочные переливы.

– Знаешь, что это за металл? – спросил Хромос, не дожидаясь, пока его командир сам заговорит.

– Нет, не могу даже предположить.

– Эх, зараза. Вряд ли он дорогой, иначе бы убийца и его прихватил, – капитан тяжело вздохнул и ещё раз окинул взглядом комнату. – Не думаю, что я смогу здесь ещё хоть что-то найти, так что… ах, да, чуть не забыл. Кто и как нашёл тело, если двери были закрыты?

– Хозяин рассказал, что этим вечером к убитому пришёл гном-курьер, но после того, как купец не открыл ему на стук и крики, посыльный доложил об этом Эдвису. Они обошли все другие номера, вдруг он у кого-то сидел пьяным в дрова по случаю хорошего знакомства или заключённой сделки, но нигде его не нашли и решили отпереть дверь.

– А где сейчас этот гном?

– Говорят, что ушёл, не дожидаясь, пока купца найдут. Видимо куда-то сильно торопился.

– В таком случае надо бы как можно скорее его разыскать, а то уж слишком подозрительно выходит. Хотя, гном, конечно, низковат будет, чтобы достать стилетом до шеи. Ему бы пришлось сперва повалить Айбрена, затем завязалась бы борьба и он бы не смог столь ювелирно вонзить клинок, либо же ему пришлось бы подставлять табурет и влезать на него, пока купец покорно бы дожидался своей смерти. Вряд ли Вольфуд сам сидел в момент нападения, так как он непременно бы услышал скрип дверных петель, если до этого не заперся изнутри, или бы его непременно встревожила тяжёлая гномья поступь. Так или иначе, но он бы его обязательно заметил, после чего встал, чтобы встретить и выпроводить вон. С другой стороны, встреча могла быть запланированной, и Вольфуд, встретив гостя, завёл с ним беседу, и, если предположить, что сам он сидел в этом кресле, – Хромос пригляделся к предмету мебели, на котором сидел командующий, – нет, спинка слишком высокая и шея будет хорошо защищена от такого подлого удара.

– Тут ты прав, – Хейндир призадумался и после паузы продолжил. – Хромос, я помню, что сам дал тебе следующие дни под отдых, но ты и сам видишь, что дело здесь явно не чисто, и мне как никогда прежде нужна твоя помощь. Поэтому прошу тебя не оставлять службу и лично заняться поисками этого гнома и убийцы.

– Раз сам господин Уонлинг меня об этом просит, то я не смею отказаться. Стоит больше узнать о гноме, иначе мы его вплоть до самой зимы разыскивать будем.

– За подробностями можешь обратиться к Эдвису. Он его вроде неплохо запомнил, но из-за волнения несколько путается в показаниях. Пощади его и будь помягче.

– Разумеется. Если он скажет что-то внятное, то завтра же утром отправлюсь на поиски, и если будут какие-то успехи, то немедля вернусь с докладом. Если на этом всё, господин Командующий, то разрешите идти.

– Буду ждать вестей, и, Хромос, когда будешь выходить из гостиницы, скажи ребятам, чтобы пришли выносить тело и вещи. Мы с доктором Зельдом посидим пока тут.

– Так точно. До свидания, командир, доктор, – Хромос пожал протянутые руки, взял шлем со стола и вышел из комнаты. Закрыв дверь за спиной, капитан огляделся по сторонам и, удостоверившись, что никого рядом не было, протяжно выдохнул. Не только обременённый и закалённый горьким опытом разум, но и шестое чувство недвусмысленно подсказывали, что это был далеко не последний мертвец и что капитану ещё предстояло не раз обменяться пристальными взглядами с опустевшими глазницами.

Мысленно распрощавшись с полагавшимися ему выходными и спокойным сном, капитан прошёл вдоль коридора и спустился по лестнице обратно на первый этаж, где его ожидал Эдвис. На сей раз он сидел на диване в компании своей пышной женой, которая была одета в мешковатый, но лёгкий, дышащий и ничуть не сковывавший свободу движений ночной халат с цветочным узором. Когда Хромос подошёл ближе, то старик шепнул что-то на ухо своей женщине, и она, нежно погладив его по дрожавшей руке, встала и ушла в другую комнату, оставив мужчин наедине.

– Ну, что вы там закончили? – нетерпеливо спросил Эдвис, до того, как капитан уселся на противоположный диван.

– Да, почти закончили, сейчас собираемся выносить тело и вещи покойного. Вам нужно будет дать небольшую расписку о согласии на конфискацию.

– Да, хорошо, сделаю всё, что попросите, только прошу, постарайтесь, чтобы никто не видел, как вы несёте его по коридору. Если для этого понадобиться завернуть его во что-нибудь, то я готов выдать под это дело простыни. Пусть они испачкаются в крови, можете их потом выкинуть, мне не их жалко, только прошу, умоляю вас сделать всё по-тихому, – от волнения Эдвис тараторил и спотыкался в словах. – Я и так с поддержкой господина Уонлинга еле-еле сумел всех успокоить и развести по номерам, хотя один постоялец всё же решил немедленно съехать, потребовав ему вернуть все уплаченные деньги.

– Можете так сильно не упрашивать, мы понимаем, что вы не хотите новой паники среди постояльцев.

– Л-ладно, – уже более спокойно ответил Эдвис, хотя его руки всё продолжали маниакально тереться друг о друга. – Так чего же вы ждёте?

– Перед тем как мы уберем тело, я хочу задать вам пару вопросов.

– Вот как, – снова разволновался Эдвис. – Тогда давайте бы-ыстре. Что вы хотите у меня узнать?

– Что вы знаете об убитом?

– Его зовут Айбрен Вольфуд. Заселился к нам вчера днём. Откуда прибыл, он не говорил, но назвался купцом и сказал, что в городе по торговым делам. На этом всё.

– Всё? – недоумевающе спросил Хромос.

– Да, всё, – сказал Эдвис и размашисто кивнул.

– Вы его ни о чём больше не расспрашивали?

– Ну, он был не очень разговорчивым, но зато спокойным, вежливым и показался мне человеком приличным, даже в чём-то благородным, пускай, что никаких титулов не имеет, по крайней мере он их не называл. Поэтому я и не хотел его излишне беспокоить.

– Вот как. А он не говорил о своей принадлежности к торговой гильдии?

– Нет, ничего такого я от него не слышал. К тому же он прибыл совсем один, без спутников и охраны, – Эдвис задумчиво почесал затылок. – Почти все наши постояльцы бояться путешествовать без телохранителей, поэтому у нас есть и простенькие номера для охраны и прислуги. Я сам удивился, что он был совершенно один.

– Это действительно необычно, – Хромос немного призадумался. – А на каком языке он говорил?

– На нашем, эрсумском, и довольно чисто, почти без акцента. Но он точно не из этих земель, это я могу сказать со всей уверенностью. На это глаз у меня намётан.

– Понятно. А что он сегодня делал до того, как вы нашли его мёртвым?

– Ранним утром он позавтракал и вслед за этим сразу куда-то ушёл. Он вообще здесь мало времени проводил, всё делами занимался. Вернулся он один… на закате. Мы спустились в хранилище, и там он оставил какие-то вещи, а потом…

– Постойте, – прервал его Хромос. – Вы сказали хранилище?

– Да, хранилище, оно у нас в подвале. Там для гостей стоит шкаф с железными дверцами, в котором они могут спрятать золото или иные ценные вещи и не волноваться за них.

– А можно посмотреть, что там лежит?

– Я вас туда сейчас же отведу, но нужен ключ, а он должен быть у господина Вольфуда.

– Я только что обыскал его тело, и у него не было при себе никаких ключей. В комнатах тоже ничего не нашлось.

– Значит его забрали… Ой не хорошо-то как, ой не хорошо…

– Если он сейчас в руках убийцы, то вам стоит лучше охранять этот самый подвал и шкаф. Существует ли способ открыть его без ключа? Там может лежать нечто важное для дела.

– Да, я могу пригласить мастера, что сделал эти замки. Он – единственный, кто сможет открыть дверцу, не разворотив всё остальное.

– Как скоро он сможет прийти? Желательно с этим не затягивать.

– Я, конечно, объясню ему всю важность и срочность дела, но раньше обеда завтрашнего дня он точно не прибудет.

– Ладно, тогда я вернусь к вам завтра и буду ждать его столько, сколько потребуется. Так что же случилось после того, как он оставил вещи в хранилище?

– Ну, затем он поднялся к себе и больше живым я его не видел.

– Вот как. А что насчёт гнома, пришедшего к нему?

– Гнома? Ах, да… да, приходил к нему один, назвался посыльным из Дун Гарада. Всё тыкал мне в лицо бляху с их гербом и говорил, чтобы я не лез не в своё дело и пропустил его к господину Вульфуду. Жуткий грубиян.

– Помните, как он выглядел? Хотя бы в общих чертах описать его можете?

– Я, да… помню. Он был одет в тёмно-серую одежду посыльного банка, так что он точно не проходимец какой-то, а их рабочий. Молодой, резкий и наглый. Эх, как бы его описать… я в гномах плохо разбираюсь, для меня они все весьма похожи, но у этого были бритые виски, а борода рыжая и заплетена на несколько кос. Имени он, кажется, не называл или… нет, не помню.

– Не волнуйтесь, даже это уже упростит нам поиски. Но как вы думаете, мог ли это он убить Айбрена?

– Он? Нет… нет, думаю… что точно нет. Он поднялся совсем ненадолго, а потом сбежал вниз и заявил мне, что я наврал ему, и купец был не у себя, а потом он умчался прочь. За это время он просто бы не успел устроить такой беспорядок. Я удивился его словам и пошёл проверить, не случилось ли чего с господином Вольфудом, но мне никто не ответил. Я точно помнил, что он не спускался в главную залу, так что я отправил слуг обойти все номера, не сидел ли он у кого-то ещё, но его нигде не нашли. Только тогда я достал из тайника запасные ключи и пошёл отпирать дверь. Когда я её открыл, то увидел… вы сами знаете, что там…

– Хорошо, но скажите, кто-нибудь из постояльцев жаловался на шум из номера?

– Нет, не было такого. Но у нас стены толстые, каменные, сделанные на века, потому сквозь них довольно сложно услышать, что происходит в соседней комнате, но если бы убитый закричал, то мы бы наверняка это услышали.

– Значит, всё произошло мгновенно. Чёрт… ладно, спасибо за ваши ответы. На этом всё. Ожидайте меня к обеду и, если мастер всё же прибудет раньше, чем я, то ни за что не открывайте хранилище сами. Там вполне может лежать что-то опасное.

– Д-да, конечно, мы непременно дождёмся вас, – почти поклялся Эдвис, неосознанно положив руку на беспокойное сердце.

– Прекрасно, тогда я пойду, а вы… поспите хорошенько и, если вспомните ещё что-то про этого купца, то завтра расскажите мне.

– Да, я постараюсь. До свидания, капитан, – сказал Эдвис, когда Хромос поднялся с дивана.

– Добрый вам ночи, Эдвис, – ответил капитан и пожал протянутую руку, ощущая, как она мелко тряслась от пережитых потрясений. Отпустив вялую кисть, капитан развернулся и пошёл в сторону парадной двери, а хозяин гостиницы сел обратно на диван и нервно забарабанил пальцами о колено.

Во дворе по-прежнему горел костёр, и стражи всё также стояли вокруг него, словно каменные истуканы. Разговоры у них совершенно не клеились, а потому они были рады увидеть выходящего из гостиницы капитана. Наконец-то они оставят это мрачное место и вернутся за надёжные стены тёплой Крепости.

– Внимание, – твердым и уверенным голосом начал Хромос. – Господин Уонлинг приказал готовиться к отбытию. Вы, четверо, отправитесь наверх, соберёте все вещи и вынесете их во двор вместе с телом усопшего. Хозяин обещал выдать вам какие-нибудь тряпки, в которые вы сможете обернуть тело. Остальные – принимайте и сторожите груз.

– Так точно, капитан, – слаженно, но не очень громко ответили стражи.

– У вас ведь есть на чём увозить тело?

– Да, вон наша повозка стоит, а лошади дремлют в конюшне, – сказал один из солдат, указывая в сторону пустой телеги, замешавшейся среди набитых грузом экипажей.

– Отлично, можете не медлить и теперь же запрягать.

– Есть, – ответили стражи, и каждый побежал выполнять свою часть работы, но один остался стоять на месте.

– Простите, капитан, а вы с нами не поедете?

– Нет, я переночую у себя на квартире.

– Может, вы тогда одну лошадь себе возьмёте?

– Нет нужды. Живу я недалеко, а искать в ночи, куда бы пристроить голодную кобылу, мне лень. Если привяжу её рядом с домом, то до рассвета её успеют дважды украсть и трижды перепродать.

– Ясно. Простите, что посмел вас задержать, – с этими словами стражник виновато наклонил голову, но Хромос тут же прервал его.

– Не страшно. Главное – заберите из той комнаты всё, что сможете, вплоть до единого листочка.

– Так точно, капитан, – страж ещё раз коротко поклонился и бодрой трусцой побежал в сторону конюшни.

Хромос посмотрел на окно третьего этажа, в котором всё ещё горел свет, а потом перевёл взгляд на крышу, над которой виднелись чёрные верхушки печных труб. Если улики не врали, и убийца всё же пролез в номер через дымоход, то до того ему бы пришлось подняться на крышу здания, карабкаясь прямо по стене, и вряд ли он смог бы остался никем не замеченным. Разглядывать что-либо в ночи было трудно, а Хромос уже ощущал гнёт накопившейся усталости и выпитого эля, поэтому-то он решил изучить здание на следующий день, когда вернётся.

Шагнув во тьму, капитан неспешно побрёл по мрачным городским улицам, полагаясь скорее на память, чем на зрение. Временами он любил пройтись в одиночку по ночному городу, когда с его улиц исчезают почти все прохожие, а луна, окружённая россыпью сверкающих звезд, безмятежно проливает ласковый, серебристый свет на гладь залива. В такие ночи капитан наслаждался уединением, ощущая себя абсолютно свободным от чего либо, даже от самого себя, но эта ночь не была такой. Опустевший город был пропитан гнетущим одиночеством, сводившим людей с ума. И тот, кто осмелился выйти в эту мрачную ночь из своего двора, чувствовал на себе леденящие взгляды из тёмных углов, где собрались все его страхи. Но Хромос не замечал на себе этих злобных глаз. Вся его беспокойная голова и без того была погружена в мрачный омут гнетущих мыслей об убийстве.

Он пытался понять мотив преступления. Чаще всего купцы погибали в дороге от рук разбойников, желавших отобрать заработанное ими золото, но здесь было что-то иное. Была ли это месть, жажда лёгкой наживы или устранение конкурента?

– «Если подумать, то его могли бы убить преступные главари, если он решил вести с ними дела, а после опрометчиво кинул их на деньги. Но в таком случае они бы поймали его где-нибудь на улице, затащили в безлюдное место, избили хорошенько и только потом прирезали. Вот так исхитряться не в их обычаях. Да и пробыл Айбрен в городе всего-то пару дней и должен был бы сильно постараться, чтобы вот так вот вляпаться. Скорее всего, это кто-то неместный, но при этом настоящий профессионал своего дела – наёмный убийца, а не случайный дилетант, соблазнившийся большими деньгами.

Но кто же тогда его наниматель? И как долго он преследовал Айбрена? Почему же не убил его в дороге, где всё было бы стократ легче, где бы никто не стал его искать? Если это был заказ или месть, то уже завтра убийца покинет город и новых смертей больше не будет. Да и к тому же зачем он сре́зал с груди кожу и забрал её с собой? Её ведь подле тела не нашлось. У него было там родимое пятно и должно послужить доказательством сделанной работы? Но в таких случаях принято приносить отрезанную голову, ведь без куска кожи жить ещё можно, а вот без тыквы на плечах уже никак не получится.

Конечно, ублюдок мог забрать её и для иных целей. Может он один из тех охотников, что добывают человеческую кожу для чёрных рынков и изготовления пергамента проклятых гримуаров. Или же он из тех больных сволочей, что поклоняются тёмным богам, и он сам употребляет её в пищу, веря, что тем самым приобретает покровительство и могущество своего обожаемого божка? Но и в этих случая он бы строил засады у большаков или ловил в лесу девиц, ушедших по ягоды и грибы. Так меньше шансов быть пойманным над растерзанной жертвой и можно собрать больший урожай с тела. Нет… всё не то… всё – не то…»

Среди молочного тумана, бережно и нежно окутывавшего сонные дома мистической вуалью, показалось тусклое и размытое желтоватое свечение, за которым последовало приглушённые лязганье и топот. Навстречу Хромосу по улице шёл патрульный отряд стражей из четырёх человек. У двоих из них в руках были точно такие же пузатые фонари, как у тех солдат, что пришли за капитаном в трактир. Заметив отблески света на пластинках доспеха и синий гребень на шлеме, стражи сразу опознали одного из своих начальников, и, подойдя ближе, приветственно стукнули себя кулаками по нагрудникам. В ответ Хромос грузно кивнул и пошёл дальше.

Вскоре после этой небольшой встречи капитан оказался перед аккуратным двухэтажным зданием, с чистыми белыми стенами и коричневой крышей. На первом этаже располагалась лавка всевозможных специй и пряностей, привезённых с разных концов света, а на втором было две квартиры, в одной из которых жил владелец с семьёй, а вторую, поменьше, снимал Хромос. Многие дома в Лордэне имели схожую планировку. Нижние этажи были заняты различными лавками, мастерскими, цирюльнями и кабачками, а на последующих этажах проживали счастливые хозяева и менее везучие арендаторы.

К правой стене здания была пристроена деревянная лестница – единственный путь в квартиру. Не касаясь перил, Хромос поднялся по поскрипывавшим доскам и встал напротив узкой двери, укреплённой парой железных полос. Он снял с пояса небольшую связку ключей, быстро нашёл нужный, отпер замок и лёгким пинком открыл дверь. Прихожая, она же гостиная, столовая и кухня, была достаточно просторной и могла принять компанию весёлых друзей, если только им не приспичило бы потанцевать. Здесь была простецкая и малость покоцанная софа, стол с четырьмя стульями и пара шкафов со всякой домашней утварью, которой капитан почти никогда не пользовался, позволяя ей наращивать слои серой пыли, как древесному стволу новые кольца. Перебрался он в эту квартиру чуть более полугода назад, и заглядывал в неё только во время выходных, а потому большую часть времени она пустовала и служила складом для личных вещей. Хромос был холост и детей не имел, так что особой нужды иметь собственное жильё у него не было, а платить ежемесячную ренту выходило дешевле полноценной покупки. К тому же, если возникала необходимость, то он мог в один день собрать все свои скромные пожитки и переехать на новое место, что прежде уже приходилось не раз совершать.

Пол во всей квартире был выложен плотно подогнанными сосновыми досками, залитых тёмным лаком, который за прошедшие года успел затереться и потерять былой блеск. Стены были голыми, так что можно было усесться и рассматривать каждый использованный при строительстве камень, если вам было больше нечем заняться. Чтобы комната не выглядела столь угрюмо, хозяин повесил на стене без окон небольшую картину неопознанного фрукта, желая таким образом сделать атмосферу более уютной и сторговать цену повыше. Однако живопись была настолько халтурной и нелепой, что вызывала навязчивое желание продырявить её пальцем в паре тройке мест. Напротив входа, рядом с дверью, ведшей в спальню, прижимался к стене закоптелый камин.

Хромос недоверчиво покосился сперва на чёрное жерло, а потом медленно обвёл взглядом тёмную комнату, крутя шеей словно сова. Он был один. Тогда капитан закрыл за собой дверь на увесистый засов и прошёл в угол гостиной, где на комоде стоял глиняный кувшин без ручек и несколько деревянных чаш. Страж снял крышку с сосуда и осторожно налил себе воды. Делал он это почти не глядя, продолжая следить за пустым пространством вокруг себя. Наполнив чашу до краёв, капитан поднёс её к губам и начал неспешно пить, повернув голову боком и всё продолжая коситься по сторонам.

Вдоволь напившись, рыцарь поставил посуду обратно на комод и пошёл в спальню, но остановился у самой двери и уставился на камин, всё не дававший ему покоя. Он был ещё меньше и у́же того, что стоял в гостинице, и через него сумела бы протиснуться разве что кошка. Хромос понимал это, но не мог отделаться от навязчивых мыслей. Поддавшись уговорам внутреннего голоса, он подхватил один из стульев и, зайдя в спальню, закрыл дверь и подпёр под ручку двери спинку стула, уперев его ножки в пол.

Спальня была такой же простой, как и гостиная. Двумя вещами, выделявшими эту спальню среди прочих, были стойка для доспехов, стоявшая в углу, и меч в ножнах, подвешенный на толстый гвоздь над изголовьем кровати. Хромос подошёл к высокому платяному шкафу и осторожно приоткрыл дверцу, но обнаружил лишь свою повседневную одежду, да пару тёплых одеял, свёрнутых в тугие рулоны. Закрыв дверцу, капитан почувствовал себя довольно глупо. Он поддался паранойе, которая зародилась в гостинице, и начал вести себя как ребёнок, наслушавшийся страшный историй перед сном. Капитан криво улыбнулся, посмеявшись над самим собой, и начал снимать с себя доспехи и аккуратно складывать их на стойку.

Раздевшись до плотно прилегавших к ногам льняных подштанников длинной до колена, Хромос приготовился мыслями ко сну и сел на край постели. Как и всегда, вложенный в ножны меч был поставлен рядом, с опорой гардой на прикроватную тумбу. Такую привычку – в любой ситуации держать оружие под рукой, ему внушили ещё в юношеские годы, а потому отказаться от неё было весьма затруднительно, да особо и незачем. Что же до того меча, что висел на стене? Это был старый полуторный меч его отца, которым капитан никогда не пользовался, но бережно хранил и регулярно ухаживал за ним, чтобы железо не съела подлая ржавчина. Длина клинка, выплавленного из сплава стали с небольшой примесью мифрила, была тридцать семь с половиной дюймов, а само оно имело шестигранное сечение и почти параллельные кромки, резко переходившие в остриё. Этот меч был выкован в гномьих кузнях глубоко под горами, и его гарда была украшена вязью угловатых узоров. Длинную рукоять обтягивали переплетённые полоски тёмно-красной кожи, а на круглом навершии были нанесены два герба. Первый – герб гномьего клана, чей мастер выковал этот меч, а второй – герб рода Нейдуэн, по чьему заказу он и был изготовлен. Клинок был достаточно лёгок, чтобы запросто удерживать его в одной руке и без особых усилий наносить стремительные и частые удары.

Хрустнув шеей, капитан улёгся на спину, накрыл ноги тонким шерстяным одеялом без набивки и впервые за день полностью расслабился. Усталые глаза сами слиплись, и капитан тут же заснул.

Глава II. Златое Сердце

Не воины рождают власть,

Не голос разума благого,

Их побивает денег масть,

Владыкой делая скупого.

«Фарсу́д аль Шахи́р, поэт-философ»

Огромные шестерни, впившись друг в друга угловатыми чугунными зубами, тихо постанывали, в то время как длинная стрелка часов медленно и незаметно, но неумолимо подкрадывалась к сверкающей позолотой цифре. Грозовые тучи, что прошлой ночью застилали небесную сферу, умчались далеко за линию горизонта, и теперь на чистой небесной лазури точно настоящие облака лениво парили несметные полчища упитанных чаек, широко раскинувших свои могучие крылья в ожидании свежей порции утренних объедков, то и дело оглашая город пронзительными криками, как бы подгоняя трудившихся у котлов хозяек. Ещё выше над ними по небосклону медленно поднимался солнечный диск, окружённый ореолом ослепительного великолепия, бескорыстно даруя миру свою неиссякаемую любовь. Его путь начинался на западе, где он день изо дня с самого начала времён вырвался из пенных вод океана и с непоколебимой уверенностью двигался на восток, проливая теплый свет на черепичные крыши домов и заглядывая в щели оконных створок, игриво щекоча лица спящих людей.

Лордэн стремительно оживал, приветствуя новый день, полный дел, забот и выгодных сделок. Владельцы лавок и магазинчиков не теряли ни единой минуты и внимательно проверяли каждую безделушку, которую собирались продать, даже если та уже давно пришла в полную негодность. На улицах вновь появлялись красочные вывески, расшитые флаги и расписанные доски, зазывавшие покупателей посетить того или иного торговца. Параллельно с этим по всему городу из остывших за ночь труб показывались первые клубы белого дыма. Он вился над крышами пекарен, где разбухали и покрывались хрустящей корочкой хлебные батоны и лепёхи, окутывал воздух возле многочисленных мастерских и кузен, но самый едкий и густой дым валил из жерл гномьих литейных, стоявших скопом в отдельной части города. В их недрах царили столь сильный жар и нестерпимая духота, что ни один человек или эльф не мог долго находится рядом, чтобы не почувствовать страшное недомогание. Измазанные в угольной пыли руки размахивали столь же чёрными лопатами, огромные меха раздувались и сжимались, поднимая вихри искр, чтобы вновь раскалить до предела никогда не остывавшие желудки плавильных печей и выпустить из их ртов раскалённые потоки жидкого металла.

Но все эти приготовления не шли ни в никакое сравнение с тем, что творилось в гигантском порту. Лес из сотни толстых и высоких мачт медленно колыхался на ласковых волнах, а среди его бесчисленных ветвей карабкались ловкие матросы, проверяя сохранность и готовность такелажа перед отправкой в новое плаванье к самому краю света. Боровшиеся с тяжким похмельем боцманы гневливо покрикивали на подчинённых и всячески их подгоняли, не давая и секунды отдыха, в то время как штурманы, наморщив лбы и на время отставив бутылки с вином и ромом куда подальше, прокладывали на картах пути через опасные моря и капризные океаны. Едва все приготовления будут завершены, то они отвяжут канаты от кнехтов и, расправив паруса, уплывут на поиски счастья и богатств, а на их месте тут же пришвартуется новый корабль с набитыми всяческими заморскими редкостями трюмами.

И как во всякое прочее безмятежное и славное утро на небольшую площадь перед городской ратушей шли женщины и дети, держа в руках вёдра и кувшины. Они подходили к широкому круглому фонтану и зачерпывали из него чистую прохладную воду, но мало кто спешил сразу возвращаться домой. Домохозяйки собирались в небольшие компашки и начинали перемывать косточки подружкам, которые занимались точно тем же, но по другую сторону мраморного бассейна, а встретившие друзей ребятишки сваливали вёдра в кучу и, позабыв про возложенные на них обязанности и совершенно не думая о грядущем наказании, от всей души придавались беззаботному веселью. Над собравшимися людьми возвышались четыре фигуры полуобнажённых девушек. Они стояли на гладких белых бортиках и держали в каменных руках кувшины, из которых текли бесконечные струи и звонко разбивались о зеркальную гладь.

В миг, когда, часовая стрелка направила грозное острие на семёрку, башню проняла дрожь, механизм зарычал, словно разъярённый лев, и тяжёлый молот ударил по колокольной юбке. Яркий и мелодичный звон прокатился по улочкам, дворам, оттолкнулся от стены серых скал и гулким, затихающим эхом понёсся назад. Хромос открыл глаза и мученически посмотрел на потолок. Из-за военного воспитания, полученного в детстве, и долгих лет, проведённых на службе, у него появилась привычка, не позволявшая ему спать после семи часов. Каким бы он ни был усталым или сонным, был ли это праздник или выходной, он всегда просыпался ровно в семь часов, если его никто не разбудил раньше, и не мог снова заснуть, как бы того не желал.

Капитан оторвал голову от подушки, сбросил с себя тонкое одеяло из колючей шерсти, и сел на край кровати, поставив босые ноги на деревянный пол. Когда он протирал ладонями слегка отёкшее лицо, в его голове поочерёдно всплывали ясные, но расчленённые на части образы прошлой ночи. Бардак, перья, следы сажи, кровь, – эти воспоминания не вызвали в нем каких-то особых чувств, но, когда перед его взором явились опустошённые глазницы и оголённые ребра, всё его нутро вздрогнуло и сжалось в путаный комок. На мгновение он вновь ощутил на коже этот липкий взгляд неморгающих глаз, непостижимым образом пронзивших пространство и время. Хромосу и прежде доводилось видеть десятки мёртвых и порой сильно обезображенных тел, но до того дня ни одно их них не вызывало у него подобных наваждений и чувств.

Похлопав себя по худым, слегка впалым щекам так сильно, что на них выступил яркий румянец, капитан встал с кровати и размашисто потянулся, разминая суставы спины и рук. Для разгона застоявшейся крови капитан с десяток раз присел, нарочито громко выдыхая воздух, упал отжаться на пол, затем подставил ноги ближе к рукам, оттолкнулся и встал головой вниз. Стоял он ровно и красиво, правда совсем недолго, практики не хватало. Завершив зарядку, Хромос с покрасневшим и освежившимся от прилившей крови лицом и барабанным боем сердца в ушах подошёл к шкафу и достал тёмно-жёлтую куртку из плотной ткани, светлую льняную рубаху с завязками у воротника и длинные штаны, сшитые из тонкой коричневой кожи. Как и всякий военный, оделся он быстро, без лишней возни и натянул высокие поношенные сапоги, стоявшие возле угла кровати. Теперь ему оставалось только схватить кошель, в котором лежали две дюжины серебряников да пригоршня медяков, и помчаться на поиски завтрака.

Стул, всю ночь доблестно подпиравший дверь спальни, с вернувшимся чувством стыда был возвращен на законное место у стола, а дубовый засов на входной двери был снят с петель и поставлен в угол. Капитан вышел на лестничную площадку и ощутил тепло на лице и в волосах солнечных лучей и прохладу солёного морского бриза. Вдоволь насладившись блаженным утром, Хромос закрыл дверь на замок и, повесив ключи на пояс рядом с кошельком, бодро сбежал вниз по лестнице. Он никогда не ел у себя дома и не занимался стрепнёй, потому как ничего кроме жаркого на вертеле походного костра он готовить и не умел. Чаще всего ему приходилось обедать в Крепости, где кормили весьма вкусно и сытно, особенно старших офицеров, а в остальное время он питался в обильно разбросанных по всему городу кабаках и тавернах. Вот и сейчас он направлялся в один такой небольшой кабачок вблизи от дома.

На городских улочках было полно людей, торопившихся по неотложным делам, и Хромос, подхватывая общий ритм, начинал шагать шире и быстрее. Без уставной брони и грозного меча у бедра он обращался самым обычным и заурядным горожанином, которого нельзя было отличить от всех прочих молодых мужчин, не имевших такого же высокого и козырного положения. Разве что взгляд был пронзительнее, осанка прямее, да рука тяжелее. Он шёл, проговаривая про себя распорядок дня и прикидывая самые короткие маршруты, когда мимо него пролетела шумная ватага ребятишек лет шести-восьми. Они наслаждались последними неделями лета, играя, купаясь в фонтанах и тайком срывая плоды в соседских садах. Беззаботность и радость детей ненароком пробудили в капитане воспоминания о давно минувших днях, когда Хромос сам был маленьким и мог вот так же предаваться радости и веселию. В свою очередь это напомнило ему об одном другом, уже не столь радостном, а скорее даже тяжёлом и при этом крайне важном деле, которое он всё откладывал, изыскивая всяческие оправдания, но с которым более нельзя было тянуть. Горько улыбнувшись вслед детям, капитан продолжил свой путь.

Над дверью широкого одноэтажного здания с серой покатой крышей и стенами из тёмно-бордовых камней висела вывеска «Толстый Гусь» в форме упитанной домашней птицы с длинной, изогнутой шеей. Хромос вошёл в открытую настежь и подпёртую клином дверь и оказался в чисто убранной столовой, обставленной не по-городскому, а по-сельски. Выбеленные стены покрывали несколько грубоватые, но очень душевные рисунки, изображавшие полевые цветы и порхавших около них пёстрых и узорчатых бабочек. За длинными столами сидели посетители и торопливо поглощали заказанные блюда. По утрам здесь было не слишком людно, но помещение было заполнено звуками довольного чавканья и протяжного прихлёбывания.

В дальнем углу, рядом со входом на кухню, стояла дородная черноволосая женщина с пышным бюстом и пухлыми ручками. Она была одета в свободное зелёное платье, доходившее до самого пола, и такого же цвета чепчик с жёлтой окантовкой. При рождении она получила имя – Малье́ра Куара́на, но все её друзья, как и завсегдатае «Толстого Гуся» звали её Большой Ма́ли или просто «Мама», за её необъятное доброе сердце. Она всегда была любезна и внимательна к посетителям, могла выслушать их проблемы, приобнять, пригреть на груди и дать хороший совет, но злоупотреблять её добротой было бы большой ошибкой. У неё были сильные, закалённые ежедневным трудом руки, и с помощью кухонной скалки или чугунной сковороды она могла парой взмахов усмирить любого хама и дебошира. Потому то в «Толстом Гусе» всегда царила спокойная и дружелюбная атмосфера, и никто не решался устраивать драки, страшась отведать праведного гнева хозяйки.

Хромос подошёл к ней, высказал свои гастрономические пожелания и ссыпал ей в руку семнадцать медных монет. Мали широко улыбнулась и отправилась распорядиться на кухню, в то время как страж спокойно присел на скамью у дальнего стола. В ожидании завтрака Хромос постукивал пальцами и о стол и временами поглядывал на забавного старикашку, сидевшего на противоположном краю стола. Одет он был неряшливо, бесформенная кожаная шапка с парой дырок на лбу была сдвинута набок, а ворот рубахи широко был распахнут, тем самым оголив пышную седую гриву волос на тощей груди, до боли походившей на стиральную доску. Хотя на дворе и было ранее утро, но мужичок самозабвенно лакал пиво, стекавшее по жидкой бородёнке, и звучно кряхтел, ставя кружку обратно на стол.

Долго ждать завтрака не пришлось. Одетая в простенькое коричневое платьице и белый фартук, из дверей кухни вышла юная, слегка пухлая девушка с подносом в руках и подошла к Хромосу. Выставляя перед ним тарелки с едой, она изредка поглядывала на капитана и, поняв, что он следил за её движениями, тут же переводила взгляд обратно на посуду, застенчиво рдея. Когда все блюда оказались на столе, Хромос учтиво улыбнулся и в благодарность протянул большую медную монету за её услуги. В очередной раз смутившаяся девушка приняла увесистый металлический круг, кротко поклонилась и быстро скрылась на кухне.

За семнадцать медяков капитан получил миску ячменной каши с тыквой и каплей липового мёда, яичницу из пары куриных яиц и большую кружку травяного чая, от поверхности которого ещё поднимался полупрозрачный пар. Еда была приготовлена просто, без затей, но вкусно, а чай был горяч и душист. Хромос съел всё быстро, оставив тарелки совершенно пустыми, и осушил кружку несколькими большими глотками. Это была ещё одна привычка, появившаяся у него за годы службы, которую, впрочем, ему иногда удавалось перебороть.

Окончив трапезу, капитан встал из-за стола и поспешил к себе домой. Перед тем как вновь надеть броню и отправиться в гномий банк, он достал из шкафа полупустую чернильницу, потрёпанное гусиное перо с отломившимся кончиком, небольшую печать с символом городской стражи и, сев за стол, стал довольно быстро выводить не слишком аккуратные буквы на желтоватом пергаменте, иногда останавливаясь, чтобы лучше сформулировать разрозненные и беспокойные мысли. Он писал письмо, которому предстояло преодолеть долгое путешествие за океан, в другое королевство, где в одной из провинций проживали его мать с сестрой.

Мать Хромоса звали Алейса, а сестру Деадора, но с самого детства он называл её ласково Деа. Она была младше брата на три года, но в отличие от него уже успела не только вступить в брак, но даже обзавестись детьми, и уже с головой погрузилась в житейские заботы. Молодая семья жила на большом фамильном винограднике, которым заправляла Алейса, некогда получившая его в качестве щедрого приданного от своих родителей. Она была большим и прославленным мастером виноделия, известным далеко за пределами своей провинции и искренне любившим своё ремесло. Деадора пошла по стопам матери, посвятив жизнь изучению искусства изготовления вин, ну а Хромос был полной копией своего рыцаря-отца, с самых ранних лет выделяясь силой и выносливостью, и вместе с тем впитав воинские традиции и устои славного рода Нейдуэн.

Дописав письмо, Хромос дважды перечитал его, ощущая некоторое неудовольствие как в отношении отдельных слов, так и текста в общем, размышляя над тем не стоило ли его сжечь и полностью переписать, но после всё же сложил его втрое и оставил лежать на столе и ждать, пока он сам готовился к выходу на службу. Он вновь облачился в доспех, проверил надёжность всех ремешков и застёжек, и повесил на пояс обычный стальной меч, оставив оружие отца висеть на стене. Он никогда не брал его с собой на службу, не желая пачкать добрую память об отце в грязной крови преступников. Впрочем, иногда он всё же снимал его со стены и использовал на тренировках, вспоминая отцовские уроки фехтования.

Когда со всеми приготовлениями было покончено, капитан сделал долгий глоток прямиком из кувшина, пролив несколько капель на чешуйки брони, и вышел из дома. Дорога до Дун Гарада была не самой близкой, но для капитана, привыкшего проводить много времени на ногах, она была не более чем лёгкой прогулкой. Лордэн, по местным меркам, был не просто большим, а поистине громадным городом. В нем на постоянной основе проживало немногим менее восьмидесяти тысяч людей, есяти тысяч гномов и двух-трёх тысяч эльфов и полуэльфов, и ещё не одна сотня приезжих купцов и моряков. Многочисленные улицы протянулись вдоль и поперёк просторной долины, окружённой с трёх сторон высокими серыми скалами и морем с четвёртой, западной стороны. При этом полноценный сухопутный подступ к городу был всего один, и он пролегал через длинное ущелье, в котором могли свободно ехать в ряд четыре большие, забитые доверху телеги. Ради превращения Лорджна в непреступную крепость, перед самым въездом в город были возведены две высокие стены с подъёмными решётками и пузатыми башнями с десятком узких бойниц, а на другом конце ущелья стояли схожие укрепления, но всё же уступавшие в оборонительной мощи старшим собратьям. В дополнение к ним среди голых камней и скал были организованы дозорные пункты с бдительным караулом и пара таверн, а потому торговцы, ступившие в ущелье, чувствовали себя в полной безопасности и могли не опасаться внезапного налёта разбойников. Были и иные, тайные пути, через которые можно было попасть в город, но все они проходили по дну расщелин, шли вдоль крутых склонов и вели сквозь тёмные лабиринты пещер, и мало кто, за исключением отчаянных и жадных контрабандистов, решался пользоваться ими, не желая сорваться с высоты на острые камни или быть похороненным под внезапным обвалом.

Две сотни лет назад Лордэн был частью соседнего королевства Эрсум. Ввиду своего исключительно выгодного географического положения он являлся местом базирования военного флота и был одним из важнейших торговых узлов страны, приносившим колоссальные доходы в королевскую казну. В народе Лордэн был известен как младшая столица, и он с гордостью и затаённой злобой носил это название на протяжении долгих веков, пока семьям лорденской аристократии в конец не осточертело отдавать львиную долю заветной выручки королевской семье, чтобы те могли и дальше вести праздную, переполненную абсурдной роскошью жизнь, устраивая в многочисленных дворцах роскошные пиры, балы и оргии, порой весьма кровосмесительные. Лордэнцы хотели сами наслаждаться плодами собственного труда и собственной хитрости, и ради этого, скопив силы и выждав подходящий момент, они решились на восстание.

В тот великий и далёкий день стражи закрыли тяжёлые засовы на вратах, опустили стальные решётки, направили в ущелье чёрные жерла смертоносных бомбар, а командиры флота вероломно предали королевскую семью, соблазнившись богатствами, что предложили им заговорщики. Торговля королевства в западном направлении оказалась практически парализована, и стратегически важный выход к морю был одночасье утерян. В приступе праведного гнева, король приказал войскам захватить город и безжалостно вырезать всех предателей со всей их роднёй, но наступление эрсумских армий было затруднено скалами и лощинами, окружавшими город и всё ближайшее побережье. Те же солдаты, что решились подступиться к городу через ущелье, ловили телами арбалетные болты и пушечную картечь. Самые везучие и стойкие из них, кто всё же сумел каким-то чудом подобраться к самым стенам, в мгновение ока оборачивался прахом в языках магического пламени.

Война обернулась полным провалом. Солдаты гибли как мухи и дезертировали, становясь разбойниками, а запасы золота в казне таяли на глазах, в то время как непокорный Лорден продолжал торговать свои обширные через морские пути и чувствовал себя если не припеваючи, то весьма сносно. Спустя пять лет безуспешных атак и позорных отступлений, Король Цей Леу́рий III, скрепя зубами и сдерживая суровые мужские слёзы, был вынужден признать поражение и принять независимость своего вассала, а заодно отдать ему все корабли флота и небольшой клочок земли на фермерские нужды. С тех самых пор в городе правит Сенат, в который входят представители самых влиятельных, многоуважаемых и богатых семей города, чья воля становится нерушимым законом для всех горожан. Пользуясь новообретённой абсолютной властью, они отменили и приняли множество законов, издали сотни указов и предписаний, тем самым подстроив город всецело под свои прихоти и нужды, обратив всех его жителей в своих покорных слуг, и лишь одна вещь осталась неизменной. Хотя Лордэн и перестал быть частью королевства, но на его червонцах до сих пор продолжали отчеканивать корону и называть их кронами, ведь именно они – деньги были истинными властителями и самой душой этого славного города.

Тем временем Хромос успел выйти на главную городскую улицу и шёл среди бурного потока людей и повозок, стекавшего в нижнюю часть города, где располагались все причалы, торговые гильдии, самые большие рынки, а также крупнейший и старшейший во всей округе гномий банк – Дун Гарад. Капитан поглядывал вокруг, вспоминая сколь безлюден и тих был ночной город, и искренне дивясь, сколь живым и шумным он стал при свете дня. Ему всегда нравилось это чудесное преображение, и он был готов просто бродить по улицам и днём, и ночью, если у него было подходящее настроение и хватало достаточно свободного времени, а его, как правило, было совсем уж немного.

Осматривая проносившихся мимо него людей, Хромос заметил медленно ехавшую повозку, украшенную пёстрыми тканями и множеством сверкающих в солнечных лучах бубенцов. На её козлах восседал смуглый мужчина с длинными, изогнутыми каштановыми усами и курчавой бородкой, чей конец был заплетён в маленькую косичку. Одет иноземец был в приталенный и подпоясанный красный халат с нашитыми звёздами, а на его ногах красовались остроносые бархатные туфли. Хромос знал этого мужчину. Его звали Суалахи́м, небезызвестный продавец фейерверков, временами приезжавший из дальних жарких стран в Лордэн, чтобы устроить незабываемое огненное шоу и заодно продать побольше своих изделий. Красочные взрывы и дожди из искр восторгали всех горожан от мала до велика, включая и самого капитана, но для него веселье нередко оборачивалось уймой забот.

– «Надеюсь, что хоть на этот раз никто не спалит чужой корабль или дом, ну или же просто сам не убьётся», – подумал Хромос, провожая Суалахима пристальным взглядом.

Вскоре после этой маленькой и нежданной встречи впереди, на левой стороне улицы показалась громоздкая триумфальная арка из синего мрамора с большими чёрными вкраплениями и сетью тонких белых жилок. Обе её колонны обвивали тела двух чудовищных морских змеев, что некогда гнездились в просторных подводных пещерах к северу от города. Забравшись на плоскую крышу арки, они оскаливали вытянутые зубастые пасти и расправляли плавники на обтекаемых головах, грозно уставившись в каменные глаза ненавистного противника. Их гладкие тела сверкали и переливались на солнце, словно их покрывала настоящая, созданная природой и смазанная слизью чешуя, но всё же они были созданы умелыми руками смертного человека, посвятившего с десяток лет своей короткой жизни тому, чтобы вдохнуть в холодный камень жизнь.

Тут Хромос свернул с дороги и прошёл под тенью арки. Выйдя по другую её сторону, он очутился на самой старой и важной площади в городе – Площади Основателей, названной в честь тех людей, что некогда заложили первый камень в поросшей бурьяном долине. Площадь имела форму правильного квадрата, регулярно подметалась, а в каждом её углу располагалось круглая клумба, застланная разноцветным ковром цветов. В центре площади стоял громоздкий пьедестал с древней статуей благородного мужчины, возложившего руку на бронзовую трость длиной в человеческий рост. Он горделиво задирал нос и снисходительно-брезгливо смотрел на всякого прохожего, какого бы происхождения и достатка он не был. По периметру площади стояли старинные дома, ничуть не изменившие свой облик ещё с тех пор, когда Лордэн ещё был частью королевства.

Над этими невысокими и хрупкими, но душевными и симпатичными особнячками возвышались два угрюмых тёмно-зелёных обелиска, отбрасывая длинные, прямые тени на площадь и здания. Их фундамент врастал в угловатую гранитную глыбу, уходившую корнями глубоко под землю. Её безукоризненно ровные грани и тщательно выверенные углы внушали смотрящим мысль, что она не была сложена из сотен и тысяч раздельных блоков камня, а была единым, неделимым монолитом, что она стояла здесь задолго до того, как люди обрели дар речи, что её вонзили в землю сами боги в день сотворения планеты, но это было ещё одно непревзойдённое творение рук смертных – на сей раз тех, кто больше света дня любили тьму подземелий. Гномы построили свой банк столь же громоздким и величественным, как их любимые горы, и создали под ним развитую и запутанную сеть ходов, комнат и хранилищ, заполненных до потолка золотыми слитками и долговыми расписками. Лабиринт быль столь сложным и запутанным, что только старшие гномы, державшие в памяти каждую развилку и лестницу, могли уверенно разгуливать по нему, не рискуя потеряться. Любой чужак, по своей глупости и жадности позарившийся на гномьи сокровища, был обречён на нескончаемые скитания по запутанным туннелям, без надежды снова увидеть голубизну неба.

Смотря на здание банка, Хромос вспоминал, как бородачи били себя кулаками в грудь и громко клялись, что возведённая их давно почившими легендарными прадедами крепость могла не только выдержать длительную и изнурительную осаду, но и была способна запросто пережить налёт странствующего в поисках наживы дракона. Впрочем, верилось ему в это с трудом. То ли, потому что капитан слышал много историй о чудовищных разрушениях, которые оставляли после себя огнедышащие твари, то ли, потому что гномы, говорившие это, чаще всего были пьяны в доску и еле держались на ногах.

Хромос поднялся по широким ступеням и очутился перед широко распахнутыми и целиком отлитыми из железа вратами, чьи тяжёлые створки были испещрены золочёной вязью гномьих рун. По обе стороны от входа стояли караульные, одетые в толстую броню и вооружённые двуручными секирами. Их главной целью было не пускать внутрь всяких проходимцев и нищебродов, у которых было недостаточно денег, чтобы вести дела с таким крупным и именитым банком как Дун-Гарад. Охранники с недовольством покосились на появившегося перед ними стража, но, не сказав не слова, дали ему спокойно пройти.

Переступив через порог, сапоги капитана коснулись пола из больших плит чёрного и белого мрамора, выложенных в шахматном порядке и начищенных до такой степени, что по ним можно было скользить словно по замёрзшему озеру. По всей зале были расставлены покрытые лаком столы из дорогих пород дерева и диваны, обтянутые мягкой как бархат телячий кожей. На них сидели пришедшие в банк по делам иноземные купцы, именитые торговцы, зажиточные дворяне и внимательно перебирали принесённые с собой бесчисленные расписки, истекавшие векселя и кабальные контракты, терпеливо и покорно дожидаясь, когда же их наконец-то позовут. Высокий, сводчатый потолок поддерживался двумя рядами стройных, ребристых колон, к которым были прикреплены большие хрустальные лампы, ярко освещавшие помещение ровным оранжевым светом. Хромос прошёл мимо них всех, к противоположной от входа стене, где за позолоченными решётками сидели погрязшие в бумагах гномы-счетоводы. Они работали только с мелкими торговцами, а всех важных клиентов проводили в отдельные, богато убранные комнаты с учтивой прислугой, и уже там за приятной беседой, доброй выпивкой и вкусной закуской совершались сделки на сотни и тысячи крон.

Позвякивая доспехами и отстукивая тяжёлыми сапогами об пол, капитан, удерживая снятый шлем подмышкой, подошёл к одному из незанятых гномов, но тот и бровью не повёл, продолжив записывать что-то на листе пергамента.

– Доброго вам утра, уважаемый гном, – нарочито вежливо и протяжно поздоровался Хромос, желая обратить на себя внимание, за что был тут же вознаграждён усталым и ещё более недовольным взглядом, чем тот, которым одарили его стражи на входе.

– Доброе, – сухо буркнул себе в бороду писарь и снова уткнулся в стопку листков.

–Я пришёл к вам по важному делу…

– Надеюсь, Боги благоволят нам, и вы пришли сделать вклад в наш банк, а не принесли с собой какие-нибудь очередные претензии и жалобы? – перебил его гном, не поднимая глаз.

– Нет, я здесь за тем, чтобы расспросить об одном из ваших клиентов. Его зовут…

– Постойте, – твёрдо и решительно прервал его счетовод, словно перед ним был не капитан стражи, а безродный извозчик или дремучий крестьянин. Отложив перо и скрестив руки на чёрной кожаной жилетке, он продолжил. – Согласно уставу нашего банка, я не могу выдать вам сведения о нашем клиенте без разрешения на то совета. Для этого вам необходимо составить официальное прошение, подписанное вашим начальником, господином Уонлингом, а также хотя бы тремя сенаторами, тогда совет примет его на рассмотрение, однако принятие подобного решения может занять уйму времени, но вам, скорее всего, будет отказано. Так что лучше не утруждайтесь.

– А если вашего клиента вчера нашли мёртвым, то многоуважаемый совет будет более сговорчив?

– Мёртвым?.. Кого? – неуверенно переспросил гном, уставившись круглыми глазами на капитана.

– Заезжего купца, по имени Айбрен Вольфуд. Слышали о таком?

– Господина Вольфуда убили?! – неожиданно закричал гном и вскочил на ноги, а вместе с ним подлетел и тяжёлый стол. Стоявшая на нём чернильница опрокинулась, и чёрная жидкость расплескалась по развалившимся стопкам деловых бумаг.

– Да, – малость неуверенно ответил Хромос, поражённый столь бурной и неожиданной реакцией прежде холоднокровного и сдержанного мужика.

– Вы уверены, что это был он? Скажите, что ошибаетесь! – гном ухватился за прутья решётки и подтянулся ближе к капитану, обмакнув конец бороды в чернильную лужу.

– Нет, это точно был Вольфуд, его опознал хозяин гостиницы, в которой он остановился.

Услышав это, гном в конец разволновался и, грубо выругавшись по-гномьи, вдарил кулаком по столу, отчего чернильница вновь совершила кульбит, выплеснув из себя последние капли.

– Ждите меня здесь, я должен рассказать об этом старшим, – выпалил он, перед тем как унестись прочь в подземные глубины.

– Да кто он вообще такой… – пробормотал себе поднос Хромос. Судя по реакции гнома, убитый купец являлся очень важным человеком, не только обладавшим значительным состоянием, но и пользовавшимся огромным уважением у хозяев банка, однако капитан никогда прежде не слышал о человеке с таким именем, хоть и помнил имена почти каждого богатея в городе, а многих и вовсе знал в лицо. Он пытался вспоминать имена представителей торговых гильдий, известных купцов и членов знатных семей соседних государств, но среди них не было имени Айбрена Вольфуда, по всей видимости, появившегося из ниоткуда.

– Капитан, прошу, пройдите сюда, – послышалось слева от золотистых решеток, когда тоскливое ожидание успело болезненно затянуться. Хромос оторвался от размышлений и увидел, что убежавший гном вернулся и теперь выглядывал из-за двери, обычно закрытой для посторонних лиц на несколько массивных замков и крепких засовов. – Скорее, вас уже ожидают.

Подойдя ближе, Хромос увидел, что гном тяжело дышал, а его покрытые чёрными волосами щёки буквально пылали от прилившей крови. Вид пыхтящего и испуганного гнома окончательно убедил Хромоса, что дело принимало куда более серьёзный оборот, чем он мог прежде предположить.

Сразу за дверью капитан повернул направо, спустился по лестнице и пошёл за проводником по широким подземным коридорам, имевшим столь правильные геометрические формы, что решительно нельзя было допустить мысль, что их могли построить с помощью самых простых молотка, долота и пары мотков верёвки, которые в умелых и трудолюбивых руках обретали поистине безграничные возможности. Вместо яркого солнца источником света в подземелье служили редкие лампы, создававшие таинственный полумрак, столь естественный и любимый гномами. Пыхтевший коротыш двигался быстро, почти что бегом, и Хромосу приходилось идти резвыми, широкими шагами, чтобы поспевать за ним. Наконец они дошли до высоких, обитых железом дверей, из-за которых доносился шум бурного спора. Проводник, не тратя времени на стук, упёрся обеими руками в тяжёлые створки, не без труда распахнул их, и в тот же миг их двоих окатила волна грубой ругани и гневных выкриков.

В просторной и скудно освещённой зале, чьи невидимые стены утопали в густых тенях, стоял круглый стол, поверхность которого была выложена мозаикой разноцветных полупрозрачных минералов. В центре стола, в чугунной клетке без крышки пылал багровый костерок и освещал восьмерых длиннобородых старцев, сидевших на стальных стульях с до нелепости высокими спинками, за каждым из которых стояло по паре личных, закованные с ног до головы в первосортную сталь телохранителей, ни днём ни ночью не покидавших своих вечно настороженных хозяев. Они кричали что-то наперебой, тыкали друг в друга увешанными десятками толстых перстней пальцами и гремели ими о стол и подлокотники, словно молотами о наковальни. Хромос достаточно хорошо знал язык гномов, но в том балагане он не мог понять ничего, кроме того, что собравшиеся родственники в бранном пылу уже успели припомнить все причинённые обиды и нанесённые оскорбления, которые они бережно хранили в не знающих прощения сердцах, и уже вплотную подступили к тому переломному моменту, когда все приличия отбрасываются прочь и вместо языков начинают говорить кулаки. И они бы непременно передрались друг с другом, но все они разом затихли, стоило прежде хранившему молчание гному раскрыть рот.

Он был не просто стар – он был древен, древен и величествен как сами горы. Его пышная, белоснежная борода, словно сошедшая с высочайших пиков лавина, спадала на его грудь и живот, скрывая под собой роскошные одеяния из самых дорогих тканей и толстые золотые цепи, что впивались своими крупными звеньями в могучую шею. Из-под белых облаков бровей на всех присутствующих снисходительно взирали тёмно-коричневые, почти что чёрные глаза, полные властности и мудрости. Один их пронзительный и тяжёлый взор был в силах закрыть чей угодно рот и сбить спесь с любого гордеца. В подтверждение статуса и как символ власти его голову украшала массивная червонная диадема с переливавшимися в свете кострища мастерски огранёнными рубинами, словно капли алой крови в солнечных лучах. Вероятно, что вес надетого на него золота раза в два, а то и больше, превосходил его собственный.

– Выйдите, вы все, – сурово произнёс он хриплым и глубоким голосом, сверкнув при этом червонным золотом вставных зубов.

– Молю тебя, дедушка, хоть в кой-то веки, но прислушайся к своим сыновьям, мы действ… – попытался возразить гном, который хотя и был уже в почтенных летах, но, тем не менее, среди членов совета клана был самым молодым, однако его речь прервал громкий удар ладони по столу.

– Ты смеешь мне перечить, Ридви? – холодно спросил старик, сведя пышные брови, и в ответ он услышал лишь боязливое и покорное молчание.

Железные ножки стульев противно заскрипели о каменный пол, и гномы стали грузно подниматься со стульев и неспешно идти к выходу. Минуя стоявшего у дверей Хромоса, каждый из них считал своим долгом одарить его презрительным взглядом, словно он был главным источником всех их бед и несчастий. Спустя пару минут члены совета удалились, и капитан остался наедине со старым гномом, не смея пошевелиться под его пристальным взглядом.

– Тебе ведь известно моё имя? – спустя долгую и мучительную заговорил гном, прочувствовавший полноту своей власти над гостем.

– Да, господин Кросс-Бару́д, мне оно известно, – ответил Хромос полным уважения голосом и отвесил поклон.

– Верно, но вот я не знаю твоего. Назовись.

– Моё имя – Хромос Нейдуэн.

– Хм… Мне прежде уже доводилось его слышать… Ах, да… Ты тот самый капитан…

– Я чрезвычайно польщён, что вы прежде сочли меня достойным вашего внимания.

– Не слишком обольщайся. Знать, что происходит в городе – моя обязанность, – гном вновь выдержал напряжённую паузу, а после указал на стул по левую руку от себя. – Сядь сюда, не пристало говорить о делах стоя.

Хромос сделал глубокий поклон и поспешил сесть на ему предложенное место. Некогда получивший благородное рыцарское воспитание и в юношеские годы всецело наслаждавшийся соблюдением высоких манер и исполнением всевозможных больших и маленьких, но неизменно торжественных и сакральных ритуалов дворянского общества капитан нынче видел в них лишь вымученные и напыщенные кривляния, служившие не выражению высоких чувств уважения, преданности и любви между людьми, а предназначавшиеся для сокрытия истинных отношений, нередко являвшего собой кристально чистые зависть, ненависть и презрение, вытеснявших всё прочее человеческое естество, делая его пустым и безликим. И казалось бы, что всем и каждому, кто принимал участие в этой дурной театральной постановке, состоящей из однообразных, бесчувственных реплик и смехотворных пантомим, эта нелепая ложь должна была становиться совершенно очевидной, что разрушало весь её изначальный смысл, но большинство людей, несмотря на очевидную истину, усердно жмурили глаза и настойчиво продолжали исполнять отведённую им роль, ведь первее всех остальных они обманывали самих себя, страшась собственного падения, не желая в нём сознаться, дабы избегнуть мук надоедливой совести, столь вредоносной в подобном обществе. Тех же людей, кто всё же не желал принимать дальнейшего участия в этом коллективном помешательстве, тех, кто решал быть честным с самим собой и со всеми вокруг, тех кто не боялся высказывать свои истинные чувства и мысли, а не подменять их мёртвым жестом из слов, они нарекали безнравственными грубиянами и с позором изгоняли из своих кругов.

Подобная же судьба постигла и Хромоса, которому солдатские простота и грубость были милее вычурных расшаркиваний и вечных лебезений, но в тот час даже ему пришлось надеть на себя предписанную маску и вложить все силы в свою игру, потому как перед ним сидел никто иной, как Дуорим Кросс-Баруд, не только старейший, но и богатейший гном Лордэна, а может, что и всего западного побережья. Пускай ему было уже двести восемьдесят три года и на его теле ни нашлось бы и лоскутка полупрозрачной кожи, который не был бы изрезан глубокими морщинами, но к великому огорчению всех его сыновей, внуков и правнуков, жизнь била в нём неугасающим ключом, и он ещё лет двадцать, а то и все тридцать не намеревался идти на положенное природой и богами свидание со смертью. Став главой клана ещё до того, как ему исполнилось сто лет, он старательно плёл свою долговую паутину, протягивая нити к каждой лавке и к каждой мастерской. Где были деньги, там был и он, так что никто не удивился, когда в один день он занял почётное место на сенатской скамье, с которой он следующие сто с лишним лет ловко манипулировал участниками заседаний, держа их золотые яйца в своей корзине, и даже теперь, когда ему стало тяжко отправляться на встречи, его грозная тень всё ещё довлела над Сенатом, так что одно упоминание его имени заставляло многих людей внезапно и бесповоротно изменить свои решения, изменив своим убеждениям.

На указательном палаце правой руки, как и любой иной гном, достигший возраста пятидесяти лет, он носил перстень с гербом клана. Такое кольцо показывало всем окружающим, что гном был уже достаточно взрослым, чтобы иметь право высказывать своё мнение и отдавать голос на семейных собраниях, а также представлять свой род перед прочими гномьими кланами и другими народами. Эти родовые перстни отливались из различных металлов: стали, меди, серебра, золота, но перстень на пальце Дуорима был отлит из чистейшего мифрила, чья идеально гладкая поверхность сияла как полная луна в небе. Герб клана Кросс-Баруд был восьмиугольным, с двумя драконами, что гнались за хвостами друг друга, создавая ровный круг, в центре которого лежали две скрещённые секиры.

– И так, ты принёс известия о смерти моего делового партнёра. Это верно?

– Да, господин Кросс-Баруд.

– Весьма прискорбно это слышать, но я так понимаю, что ты откуда-то да прознал о нашей с ним связи. Это тоже верно?

– Да, всё так, как вы говорите.

– Так зачем же ты на самом деле пришёл? Ты же не простой гонец, чтобы просто разносить вести.

– И здесь вы, несомненно, правы. Дело в том, что мы бы хотели побольше разузнать об убитом, чтобы выяснить мотивы преступления и как можно скорее схватить свершившего его убийцу. Я и господин Уонлинг, мы надеемся, что окажете нам великодушную услугу и соблаговолите поделиться имеющимися у вас сведениями о Айбрене Вольфуде.

– Рассказать тебе о Айбрене Вольфуде? Что же… думаю, что я смогу помочь тебе с этим, но сперва, я хочу, чтобы ты поведал мне, где было найдено его тело и каким образом он встретил свою кончину. И можешь не скупиться на подробности.

Хромос не совсем понимал, почему гному были так интересны обстоятельства смерти купца, но, видя, что без этого старик не скажет ему ни слова, капитан начал говорить.

– Раз вы просите, то я не смею вам отказать. Его убили в комнате гостиницы, где он остановился, там же мы и нашли тело. По всем признакам можно сказать, что его смерть не была случайностью, и убийца действовал с твёрдым намерением и чёткой целью, по заранее составленному плану, и вероятно был наёмником. Он обшарил каждый угол в комнатах и устроил там жуткий беспорядок, по всей видимости, заметая следы, – говоря последние слова, Хромос заметил, как у Дуорима дёрнулся левый глаз. Гном умел не показывать своих чувств и эмоций, но сейчас он услышал то, что задело его за живое.

– Думаешь, он что-то искал? – по-прежнему спокойно спросил Дуорим.

– Скорее всего, да. Там было очень много торговых бумаг, но вот кошелька или каких-либо других денег мы у убитого не нашли. Убийца забрал их себе.

– Значит, вы обыскивали его временное пристанище?

– Да, разумеется.

– Тогда скажи мне, капитан. Ты или твои пешки не нашли там чего-нибудь необычного. То, чего раньше никогда прежде не видели? – спрашивая это, Дуорим подался чуточку вперёд и теперь смотрел на Хромоса ещё пристальнее чем раньше, довлея и не оставляя возможности подумать о лжи.

– Было там… – осторожно начал Хромос. Он не понимал, спрашивал ли его Дуорим об изуродованном трупе или о чём-то другом, но тут в его голове всплыла маленькая находка, – в одной из комнат, на полу мы нашли кусок странного металла, он…

– Кусок металла?!

– Металла…

– И больше ничего?

– Ну… не знаю, стоит ли мне этого говорить, но труп был сильно изуродован…

– Да какое мне дело до мертвеца! Вещи! Среди его вещей вы нашли что-нибудь необычное? Нет!? – закричал Дуорим, в считанные мгновения вскипев из-за непонятливости капитана. – Ларец! Там был такой ларец? Небольшой такой, из чёрного дерева? Ты его там видел?

– Нет, в тех комнатах мы не находили каких-либо ларцов.

– Никакого от вас, бестолочей, толку, что б вами дракон подавился! – злобно ответил Дуорим и шлёпнул тяжёлой рукой по столу. Хлопок эхом отразился от стен, и после в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском очага.

– Господин Кросс-Баруд. Вы ведь знаете, что лежало в том ларце? – осторожно спросил капитан, заметив новую перемену в старческом лице.

– Знаю. Такое не забывается, – говоря это, гном отвернулся от Хромоса и стал разглядывать языки пламени, точно пытаясь узреть что-то в их танце.

– Что же в нём было?

– Там были камни. Очень дорогие и очень редкие.

– Алмазы?

– Алмазы? – издевательски переспросил Дуорим и сухо рассмеялся. – Нет, там были такие камни, в сравнении с которыми алмазы покажутся уродливым щебнем, не стоящим ровным счётом ничего.

Дуорим вновь сделал паузу, собираясь с мыслями, а навостривший уши капитан не смел шевельнуться, чтобы не помешать старцу.

– Два дня назад к нам пришёл купец, с которым мы никогда раньше не вели дел. Он назвался именем Айбрена Вольфуда и попросил нас об услуге по оценке драгоценных камней. У нас есть собственные ювелиры, которые могут с высокой точностью оценить качество камня и составить бумагу с его полным описанием и установленной стоимостью. Такая вот расписка с печатью нашего банка будет служить надёжной гарантией для торговцев во всём Форонтисе и за его пределами. Мы думали, что к нам, как обычно, принесли топазы, рубины или ещё что-то похожее, но этот человек… у этого человека при себе было пять лавовых опала.

– Лавовые опалы? Впервые слышу о чём-то подобном.

– Эти камни – величайшее сокровище, что сокрыто под поверхностью земли, ради которого мы, гномы, готовы без устали вгрызаться в самые твёрдые и нерушимые горные породы, даже если придётся рыть голыми руками, ломая ногти и стирая кожу в кровь. Но если бы всё было так просто. Нет, нет, нет… Лавовые опалы можно найти только на дне жерла потухшего вулкана, причём только один и никогда больше. Сам понимаешь, что дело это весьма муторное и крайне опасное. Когда шахтёрам после долгих лет тяжелейших и, казалось бы, бесплодных поисков наконец-то посчастливится отыскать такой камень, то его в сопровождении целой армии везут в столицу, где закатывается роскошный пир для всего народа, и он может длиться днями, а то и неделями.

– А как выглядят такие камни? – спросил Хромос, хотя слова гнома напоминали ему какую-то сказку, которую гномьи бабки рассказывают своим внучкам перед сном.

– Как-как? Ну, они небольшие, где-то с ноготь большого пальца, иногда крупнее, иногда помельче, но у этого купца был камень немногим больше перепелиного яйца! Это чрезвычайная редкость, за обладание которой можно развязать войну, – в глазах Дуормиа на мгновенье вспыхнул воинственный огонёк, подтверждавший его слова. – А вот цвет, его невозможно описать. Эти камни похожи на маленькие капли магмы, которые можно спокойно взять в руку. Они переливаются, меняют цвет и источают из себя нескончаемый жар, но не обжигают, а согревают. Кто-то считает, что это отломившийся кусочек сердца планеты, проплавивший себе путь на поверхность, другие говорят, что опал – это всё, что остаётся, от погибшего элементаля, жившего в огненной горе. Правды не знает никто.

– И вы согласились дать им оценку? – капитан продолжал спрашивать Дуорима, хотя рассказанные им вещи, всё никак не могли улечься в его голове.

– Да, согласился, и вот как это было. Когда мне доложили, что к нам принесли лавовые опалы, я тотчас приказал, чтобы его привели ко мне, чтобы я мог лично удостовериться в их подлинности. Айбрен вошёл вот в эту же залу, где мы сидим теперь, держа подмышкой чёрный ларец. Я поразился тому, насколько он был беспечен и самонадеян, в то время как у него в руках было бесценное сокровище, подумал даже, что он каким-то образом смог ввести моих слуг в заблуждение. Однако он подошёл ближе, глубоко поклонился, а затем поставил шкатулку на стол и открыл её. Клянусь своей бородой, это были самые настоящие лавовые опалы!

Я сказал, что займусь их оценкой лично, но для этого мне потребуется какое-то время, а потому их придётся оставить. И тогда он во второй раз удивил меня. Он не стал протестовать и требовать, чтобы мы проверяли их при нём и отдали, как только закончим, даже если бы ему пришлось у нас ночевать на холодном полу. Он только кивнул головой и попросил дать соответствующую гарантийную расписку с тем, чтобы на следующий день вернуться и получить их назад. Ему повезло, что мы радеем за свою репутацию и ведём свои дела честно, а не то бы он их больше никогда не увидел, – гном врал. Он с удовольствием бы присвоил себе камешки и выставил нерадивого купца за порог, но тогда бы он не смог хвастаться ими перед друзьями, которые бы непременно стали расспрашивать, каким же таким образом они ему достались. Неприглядная правда рано или поздно бы всплыла на поверхность, и гномьи кланы устроили бы опозоренному товарищу торговую блокаду, желая его разорить и тем самым вынудить избавиться от заветных камней, разумеется, что отнюдь не в пользу обворованного купца. Впрочем, ради самого обладаниями ими, даже если прекрасному сокровищу придётся до скончания веков бесцельно лежать сокрытым от глаз в самой глубокой части подземелья за десятью стенами и десятью замками, Дуорим всё равно был готов пойти на любые преступления для осуществления своей заветной, граничащей с одержимостью мечты, просто на сей раз его опередили.

– Если камни сейчас не у вас, то это значит, что вы провели оценку и он их забрал?

– Да, так и есть.

– Господин Кросс-Баруд, во сколько вы оценили эти камни?

– Во сколько спрашиваешь? Ха… в триста четырнадцать тысяч шестьсот пятьдесят одну золотую крону и восемьдесят девять серебряников, – сказал по памяти Дуорим, не используя никаких подсказок.

От услышанной суммы глаза капитана округлились, открывшаяся челюсть повисла в воздухе, а слова гнома многократным эхом проносились в его голове. На Лордэнской верфи можно было купить новёхонькое, только что спущенное со стапелей на воду судно за одну или полторы тысячи крон. За обозначенную гору золота можно было купить целую армаду торговых кораблей, построить себе роскошное поместье, выкупить себе самую красивую жену голубых кровей и безбедно жить до самой смерти.

– Вы не шутите?

– Я никогда не шучу, когда идёт речь о деньгах, – грубо отрезал Дуорим, почувствовавший себя оскорблённым. – Самый большой из них был оценён мною в сто двадцать тысяч пятьсот одну крон и сорок три серебряника. Вообще, их стоимость невозможно вот так просто выразить в цифрах, но я назвал ему ту цену, ниже которой продавать их было бы сущим преступлением. А он… он…

– Ясно, – негромко произнёс Хромос, смотря как задумавшийся гном, начал медленно гладить свою бороду. – Господин Кросс-Баруд, я пришёл к вам, потому что нам сказали, что к убитому приходил посыльный из вашего банка. По словам владельца гостиницы, гонец не нашёл Айбрена и ушёл, а вскоре они нашли его убитым в собственном номере.

– Ты что, пытаешься сказать, что это мой работник убил его? Только услышал про драгоценности и тут же решил, что это по моему приказу его отправили к праотцам?! Щенок, думаешь, что все мы, гномы, столь жадны до сокровищ, что готовы из подтяжка резать людей? – почувствовавший себя до глубины души оскорблённым Дуорим тыкал в сторону Хромоса толстым пальцем, словно желая проткнуть его насквозь.

– Что вы, господин Кросс-Баруд, конечно же, нет. Я и не думал вас хоть в чём-то обвинять и не пытался оскорбить. По характеру ран и некоторым уликам мы склонны предполагать, что убийца был человеком или же эльфом, но никак не гномом. Уверяю вас, что я всего лишь хотел узнать, зачем он приходил к убитому и не мог ли он что-нибудь заметить или услышать. Я пришёл не с обвинениями, а за сведениями и только.

– Тебе же будет лучше, если это действительно так, – Дуорим немного успокоился и стал неторопливо вспоминать события вчерашнего дня. – Неприятно в этом признаваться, но вскоре после того, как Айбрен забрал камни, я понял, что допустил небольшую описку в отданных ему документах. Из-за этого цена одного из камней оказалась занижена на десять крон. Я вижу по выражению твоих глаз, что тебе подобная ошибка кажется мелочью по сравнению с величиной самой цены, но для меня это дело чести всего клана. Осознав свою оплошность, я составил новый комплект бумаг и отправил их с нашим курьером. Он вернулся довольно быстро, сказал, что не нашёл на месте купца, но оставил бумаги у хозяина гостиницы.

– Мне хозяин ничего не говорил о документах, – сказал Хромос, припоминая разговор с Эдвисом.

– Ну, значит либо он про них забыл, либо посыльный соврал.

– Я могу сам с ним поговорить? С посыльным?

– Если он сейчас не ушёл по поручению, а околачивается где-то в банке, то я могу немедля устроить вам встречу.

– Был бы очень вам признателен, – с этими словами капитан благодарно склонил голову.

Дуорим трижды постучал кольцом о стол, точно молотом о наковальню, и на его зов пришёл гном-прислужник. Старик прошептал ему на ухо указания так тихо, что сидевший на расстоянии вытянутой руки Хромос ничего не услышал. Лакей почтительно поклонился, коснувшись бородой пола, и убежал исполнять волю хозяина.

– Знаешь, – медленно начал Дуорим, вновь направив свой взгляд в огонь. – Мне ещё вчера подумалось, что его убили. Вот как только мне передали, что его не было у себя в гостинице, я почувствовал, что вскоре мне принесут гораздо более плохие вести. И вот сегодня ты оказался на моём пороге.

– А почему вы решили, что с ним обязательно произошло нечто плохое, он ведь мог просто отлучиться с постоялого двора? – Хромос почувствовал, что Дуорим знал что-то ещё, что могло приоткрыть завесу над тайнами купца.

– Как бы тебе это сказать. С самого первого взгляда он показался мне каким-то странным, причём очень. Я уже говорил тебе, что он был крайне беспечен, но дело здесь не в глупости или наивности, как это может показаться на первый взгляд. Он только хотел, чтобы окружающие видели его таким, но внутри он был до такой степени уверен в себе, словно бы знал наверняка, что мы не сможем его обмануть, как бы мы не пытались. Он отдал нам камни, точно знал, что мы отдадим их обратно или он каким-то образом сам, без чьей-либо помощи сможет их вернуть из наших сокровищниц. Даже молодые торговцы не ведут себя столь бестолково. Доверяй, но проверяй, в том числе и старых партнёров, с которыми вы пуд соли съели, и даже самых верных друзей, братьев и собственных родителей, иначе непременно и очень скоро останешься за бортом без единого гроша в кармане. Но Айбрен Вольфуд был явно не из таких дураков.

– Господин Кросс-Баруд, скажите, он пришёл к вам один?

– Да, один. И это тоже показалось мне подозрительным. Обычно к нам ходят целыми делегациями.

– Он случайно не называл, на какую гильдию работает, или упоминал имена дворян, которые могли бы стоять за ним? Он не говорил, откуда взял эти камни?

– А ты не промах, капитан, – одобрительно ухмыльнулся Дуорим, – задаёшь правильные вопросы, и ты прав, что такие камушки не могут вот так просто возникнуть… из ниоткуда. Только ответить на этот вопрос ох как непросто. Никаких гильдий он не упоминал и ничьих имён тоже, но из наших с ним переговоров я понял, что он кому-то да служит, но кому именно я не знаю. Когда же вернулся чтобы забрать камни, я сделал ему одно крайне выгодное предложение. Я сказал, что готов немедленно выкупить у него камни и дать даже больше, чем было написано в документах, а он наглейшим образом отказался, сославшись на то, что ему надо «подумать». Хотя я знаю наверняка, что он просто не имел права вот так свободно ими распорядиться.

Так что камни, в этом я питаю безграничную уверенность, не его. Ему их доверили для транспортировки и проведения оценки, может что и для последующей продажи. Однако, где были добыты эти камни и как они попали к нему в руки – он мне не рассказывал. Обычно владельцы подобных земельных редкостей широко оповещают всех о своей удаче и ни за что не станут их отдавать, даже если они вот-вот умрут голодной смертью, а тут сразу пять штук на продажу…

Пока Дуорим продолжал говорить о своих любимых и столь желанных камнях, Хромос делал в своей голове заметки, вычленяя всё самое важное и подозрительное в словах гнома. Складывался вполне ясный и весомый мотив для убийства и обыска, но не свежевания. Оно так и оставалось белым пятном во всякой теории.

– Я понял вас, господин Кросс-Баруд, но позвольте задать вам ещё один вопрос, – гном размашисто махнул рукой, давая волю капитану. – Мы пока не нашли эти камни. Возможно, Айбрен успел их спрятать или передать кому-нибудь до того, как его убили, а может их забрал убийца, это мне лишь предстоит узнать. Однако я хотел бы знать, кто может быть заинтересован в покупке этих камней, и кто может себе это позволить?

Дуорим призадумался и вновь стал поглаживать белоснежную бороду, пропуская её густые пряди через растопыренные пальцы. По его глазам было видно, как он быстро перебирал варианты, вспоминая старых друзей, деловых партнёров, заклятых врагов и всех прочих людей и нелюдей.

– Хм, если искать покупателя в Лордэне, то самым очевидным кандидатом буду я сам ну или трое моих сыновей, хотя без моего ведома они их купить точно не смогут. Это я тебе могу гарантировать, – Дуорим усмехнулся. Он знал, на что его потомки тратили каждую медную монету, ибо это были его и только его деньги, которые он желал забрать с собой даже на тот свет. Попробуй они купить желанные камни за спиной у отца, Дуорим ненеминуемо прознал бы обо всём и прижал паршивцев к стене, и им бы пришлось сделать любимому предку чистосердечный подарок или же выбрать изгнание и нищету. – Есть ещё в Кардсуне пара моих знакомых, которые смогут вместе собрать нужную сумму для сделки, если возьмут у меня ещё немного взаймы в довесок ко всех их прежним долгам. А вот среди вас, людей, покупателя найти будет сложновато. Мало кто будет готов так сильно раскошелиться ради опалов, а о местных эльфах вспоминать не стоит. Даже если скинуться всей общиной, то даже самый маленький из них купить не смогут.

– А если не в Лордэне? Айбрен сам был иноземцем, и его убийца должен быть тоже. Кто за пределами города захочет купить такие камни?

– Да целая толпа будет готова вырвать их у тебя из рук, а с себя содрать последнюю рубаху. Старейшины гномьих кланов будут предлагать тебе горы золота и мешки драгоценных камней взамен на право обладания лавовым опалом. Найдутся людские короли, которые захотят сделать из них какую-нибудь безвкусную ювелирную гадость, потому что побояться обратиться к нам за помощью в этом деле. А ещё до меня доходили слухи, что высшие эльфы могут быть заинтересованы в покупке. Они якобы пытаются использовать их в своих исследованиях или же изготавливают из них какие-то магические штуковины, но дела у них с этим вроде как идут неважно. И уж поверь мне, эти сволочи до ужаса скупы и будут до неприличия сбивать цену.

С момента убийства прошло уже более половины дня, и преступник мог уже покинуть город и стать недосягаемым для руки правосудия, но капитан помнил про хранилище в подвале и что купец успел посетить его до того, как отправиться в загробный мир. Шанс ещё был, и тут в голове капитана возникла небольшая, но очень важная мысль, потянувшая за собой длинный ряд новых вопросов.

– Скажите, господин Кросс-Баруд при проведении сделок вы ведь просите у своих клиентов документы на товар? К примеру, бумагу об уплате таможенной пошлины?

– Разумеется, мы требуем от наших партнёров предъявлять все документы, чтобы отмести контрабандистов и мошенников.

– А у Айбрена было при себе доказательство об уплате въездной пошлины?

– Да, была такая, и я сам проверил её достоверность. Помню, что там была позавчерашняя дата, а внизу стояли ваша печать стражей и две необходимые росписи сборщиков податей, – всё по правилам. Но у меня вызвала сомнения сумма уплаченной пошлины.

– С ней было что-то не так?

– Она была очень маленькой, всего пять золотых, по одной на камень, которые обозначили как неизвестные. Чертов везунчик, он должен был бы внести несколько сотен, а то и тысячу золотых в казну, но видимо в тот момент фортуна к нему была всё ещё благосклонна.

– А может быть это вовсе не удача, – съехидничал про себя Хромос. Слова Дуорима и Эдвиса сходились, убитый купец прибыл в город два дня назад, оплатив при этом пошлину на въезде в город, вот только Хромос весь тот день нёс своё дежурство у главных ворот. Если он ещё мог не заметить одинокого купца среди десятков прочих путников, то лавовые опалы, что он вёз с собой и которые должен был показать на таможне, обязательно привлекли бы всеобщее внимание. Как начальнику караула, Хромосу тут же доложили бы об экзотическом товаре, и в таком случае это он должен был поставить одну из двух подписей, но такого события не произошло. Значило ли это, что купец смог тайком провезти камни или же он смог дать взятку корыстному таможеннику, или же стоило думать, что на въезде ему помог свой человек?

Хромос почувствовал, что узнать от Дуорима что-то ещё он больше не сможет, и что пришло время для разговора с банковским посыльным.

– Господин Кросс-Баруд, я премного благодарен вам за аудиенцию и от лица господина Уонлига выражаю вам огромную благодарность за ваши ответы, но теперь я бы хотел встретиться с вашим посыльным, – Хромос уже успел оторвать зад от стула, но тяжёлая и жилистая рука гнома обхватила его запястье и потно прижала его к подлокотнику. Не предпринимая попыток вырваться, капитан посмотрел на Дуорима и увидел в его глазах разгоревшееся пламя гномьей алчности.

– Послушайте меня, капитан Нейдуэн, я хочу сделать вам выгодное предложение, которое делают только раз в жизни, а потому послушайте меня очень внимательно, – голос Дуорима сделался тяжелее и сиплее прежнего, а усы и борода зашевелились, словно живые существа. – Я понимаю, что лавовые опалы уже могли покинуть пределы города, а возможно они всё ещё где-то здесь. Так вот… если вы найдёте их, то никому об этом не рассказывайте и не несите их к вашему командиру, а вместо того принесите их мне, и я куплю их у вас ровно за ту цену, которую я прежде предложил Айбрену. Четыреста тысяч золотых крон станут вашими, а я навсегда стану вашим самым хорошим и близким другом, а вы сами знаете, чего стоит моя дружба в этом поганом городишке. Принесите их мне, и вы будете жить в десять раз лучше любого сенатора, а к вашим потомкам будут относиться так, словно это ваши предки первыми поселились в этой долине, пускай для этого и придётся переписать всю историю. Принесите их мне, и ВЫ навеки забудете, что такое несчастье…

Договорив это, Дуорим отпустил руку капитана и, продолжая смотреть ему в глаза, трижды постучал кулаком по столу. Дверь залы открылась, и из неё выглянул тот же гном, что ранее был отправлен на поиски посыльного.

– Ты нашёл того, кто вчера относил посылку Вольфуду? – громко спросил Дуорим.

– Да, господин, мы его нашли. Он сейчас ждёт в комнате на втором уровне, – покорно ответил гном в глубоком поклоне.

– Хорошо. Отведи нашего дорого капитана Нейдуэна к нему и передай, что я приказываю ему честно отвечать на все заданные вопросы, и пусть он только посмеет ему соврать.

Прислужник почтенно поклонился, протерев бородой пол, и выпрямившись, показал Хромосу жестом, чтобы тот следовал за ним. Капитан встал, противно заскрипев железными ножками о гладкий каменный пол.

– Ещё раз благодарю вас за аудиенцию, господин Кросс-Баруд, счастливого вам дня, – сказал он, склонив голову.

– До встречи капитан, и не забудь о моём предложении, – попрощался Дуорим и небрежно помахал рукой, прогоняя гостя словно назойливую муху.

Устав от притворства и с облегчением скинув маску, Хромос вышел из залы и вновь доверил вести себя по запутанным ходам. Вместе с провожатым они сделали несколько поворотов, прошлись по коридорам, поднялись по трём лестницам, спустились по одной и вскоре пришли к двери, за которой было слышно чьё-то недовольное ворчание и редкие, но громкие плевки. Гном недовольно цыкнул языком, достал из кармана ключ и отпер замок.

Небольшая каморка была обильно заставлена закрытыми ящиками и бумажными свёртками, среди которых проглядывались гусиные перья, пустые баночки для чернил и прочая письменная утварь. На одном из нескольких заваленных столов, освещённый одинокой свечой сидел рыжий, одетый в серые мешковатые штаны и приталенный жилет гном, которого так и разрывало от недовольства. Как и говорил хозяин постоялого двора, у гнома были гладко выбритые виски, а вот его короткая борода была заплетена не в несколько кос, а в одну большую, но не было никаких сомнений в том, что это был тот самый гном, что приходил вчера к убитому.

– Какого хера вы так долго?! Я уже думал, что загнусь здесь, пока вы там где-то шатаетесь, – гном соскочил со стола и начал тыкать пальцами в пришедших и выплёвывать при каждом слове мелкие капельки слюны. – Это ты тот чёрт, что хотел меня видеть?!

– Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь? – провожатый гном уже собирался закатать рукава, чтобы отругать и выпороть наглого юнца, но Хромос остановил его.

– Да, это я хотел с тобой встретиться, – ответил капитан, не проявив и капли недовольства от подобного обращения.

– Вот как, так что тебе от меня надо?

– Назови своё имя.

– Моё имя? Хах. Я Рэгфа́л, Рэгфал из клана Лон-Руба́д, – важно произнёс гном, ударив себя кулаком в грудь. Хоть он и очень гордился своим кланом, но Хромос знал, что этот гномий клан уже давно попал в полную зависимость и до мерзости бесстыдно пресмыкался перед кланом Кросс-Барудов, послушно выполняя всю самую грязную, скучную и мелкую работу.

– Скажи мне, Рэгфал, – всё так же доброжелательно обратился к нему Хромос, – это ведь ты вчера относил посылку в гостиницу «Золотой телец» для Айбрена Вольфуда.

– Да, это был я. И что теперь? – гном ухмыльнулся и, сложив руки на груди, сделал шаг навстречу капитану.

– Да так, сущая мелочь. Его всего лишь нашли у себя в комнате на полу, мёртвым и зверски изувеченным. И ведь ты был там. Вот смотрю на тебя, слушаю, как ты говоришь, и мне начинает казаться, что не могло быть простым совпадением, – капитан произнёс эти слова с пугающим энтузиазмом и хитро прищурился, словно кошка, приготовившаяся играть с мышью.

– Э… что?! Вы шутите?! – глаза Рэгфала стали круглыми, а вся его уверенность в один миг улетучилась, словно её никогда и не было.

– Ох если бы, но нет. Его убили, при том очень жестоко, поистине безжалостно, а ты был последним, кто с ним встречался. Это точно известно, есть свидетели. Так что я даю тебе последний шанс во всём сознаться и покаяться, – говоря это, Хромос ухватился за меч и, немного обнажив острую сталь, стал медленно надвигаться на запаниковавшего гнома.

– Не гони! Я его вообще никогда в глаза не видел. Только в дверь постучался, но мне никто не открыл, и я свалил. Мамой клянусь, всё было так! Не вешайте на меня покойника, я тут ни при чём! Ни при чём! – под безмолвным напором капитана Рэгфал пятился и заглядывал ему за спину, пытаясь найти помощи у своего собрата, но тот вовсе и не собирался вмешиваться.

– Как-то мне во всё это не шибко верится, дружище, – сухо произнёс Хромос, чувствуя, что гном был готов рассказать ему всё и даже больше, лишь бы не быть обвинённым в убийстве. Он знал, что Рэгфал не убивал Айбрена, но ему было нужно сбить спесь с самоуверенного молодчика и сделать его более сговорчивым и покладистым. – Может мне отвести тебя в камеру, где мои друзья освежат тебе память, или ты поступишь как добропорядочный член общины и не станешь бросать тени на весь свой род?

– Да чтоб тебя! Я уже всё рассказал! Всё! Неужели ты не понимаешь? Я пришёл туда, подолбился башкой в дверь, мне не открыли, тогда я отдал посылку хозяину гостиницы и смотался. Всё – конец истории. Ничего больше не было – не встречался я с ним! Всё прочее – ложь и клевета!

– Ладно-ладно, может я тебе и верю, но вот когда ты стоял у двери, ты не слышал, как кто-то двигался внутри? – уже чуть менее напористо поинтересовался капитан.

– Ну, это… вроде… – замешкался гном, пытаясь что-то вспомнить.

– Вспомни любой звук, который ты тогда слышал. Шуршание, стук, кашель, что угодно.

– Ну, если ты так спрашиваешь. Когда я первый раз постучал, то мне никто не ответил, но вот потом… Я не уверен, из-за соседней двери было многовато шума, громко смеялись и пели, но кажется… кажется, я услышал шелест и, может быть, что-то навроде щелчка, но… я не знаю.

– И после этого ты спустился обратно к хозяину и отдал ему посылку?

– Да и сказал ему, что не нашёл купца. Потом вернулся в банк.

– А когда ты вышел из гостиницы, ты не заметил кого-нибудь подозрительного или странного. Такого, худого невысокого человека?

– Человека? Ну, уже смеркалось, и прохожих было немного, но все вполне обычные. А худых и низких там точно не было, у всех как у одного – рожи жирные и щекастые.

– Вот как… жаль, – Хромос смягчился и. – Благодарю тебя, Рэгфал из клана Лон-Рубад, я услышал всё что хотел и теперь точно уверен, что это не ты убил того купца. Прощай и впредь не давай волю своему языку. Он тебя до добра не доведёт.

– Будто сразу было не ясно, что это не я, – заворчал гном вместо того, чтобы попрощаться.

Через несколько минут Хромос покинул гномьи подземелья и вышел через главный вход Дун-Гарада. Свежий воздух наполнил его лёгкие и вынес наружу накопившиеся в них пыль с копотью. Хоть в туннелях и была сооружена хитроумная система вентиляции, в них всё равно было чертовски затхло, душно, и только гномы могли спокойно дышать таким воздухом и не чувствовать, как они медленно задыхаются.

Дела в банке были завершены, и приближалось время встречи в «Золотом Тельце», но перед этим Хромосу надо было сделать ещё одну короткую остановку. Сойдя со ступеней и повернув налево, он направился к одной из многих улиц примыкавших к Площади Основателей. Из-за домов слышался всё нарастающий гул. Это был нескончаемый гомон людских голосов, пытавшихся перекричать друг друга, ласковый звон золотых, серебряных и медных монет, хлопанье белоснежных парусов на ветру и далёкий шум морских волн, разбивавшихся о причалы.

Глава III. Призрачный Гость

На свете водится великое множество нечестивых существ, и каждое из них по-своему уникально, но кое-что объединяет их всех. Будь то колдовской зверь или же восставшая нежить, запомните одно – никогда не смотрите им в глаза. В них вы отыщите свою смерть…

«Малый Бестиарий Зла» ордена Лучезарных.

Главный городской рынок Лордэна распростёрся всего в паре шагов от морских причалов на обширной, мощённой серыми шестиугольными плитами площади и представлял из себя миниатюрный и самобытный городок, возведённый из столов, прилавков, повозок, клеток и пёстрых шатров всех видов и фасонов. Путешественник, впервые оказавшийся в этом сказочном месте, терял дар речи от его невообразимого разнообразия, броской роскоши и царившей там атмосфере. Проехавшие стони и даже тысячи лиг по пыльным дорогам и бесстрашно пересёкшие бурные моря купцы выставляли на продажу редкие и благоуханные специи, ценившиеся на вес золота, фарфоровую посуду покрытую миниатюрной росписью и поражавшие воображение ювелирные украшения от лучших заморских мастеров. Они предлагали примерить изысканные и утончённые, а порой весьма причудливые и крайне необычные наряды из всевозможных материалов, от тончайшей и почти невесомой ткани, просачивавшейся сквозь пальцы словно вода, и столь же прозрачной, что скроенную из неё одежду было даже как-то стыдно носить, до чешуйчатых, гладких или пушистых кож неизвестных зверей всех цветов радуги. В других лавках продавались сотни бутылок хмельных напитков из ягод и фруктов, способных удивить своим букетом вкуса и запаха самого искушённого и привередливого гурмана. Но особенно поражали своим убранством лавки заезжих шаманов, знахарей и гадалок, предлагавших магические услуги за щедрое «пожертвование» и бессовестно втюхивавших опасные для здоровья зелья, обереги и амулеты, сделанные из камней, костей, дерева и прочего мусора, подобранного в дороге. Благо, что в городе не было ревностных инквизиторов Старейшей Звезды, которые бы в миг отправили всех этих шарлатанов и еретиков в пыточные подземелья, и некоторых из них даже поделом.

Стоило солнцу показаться на горизонте, как на торговой площади закипала жизнь и вплоть до первых звёзд над ним стоял нескончаемый топот сотен башмаков и звон тысяч монет в болтавшихся кошелях. Голосистые торговцы наперебой зазывали прохожих невероятно выгодными, почти грабительскими для них самих, скидками и броскими, красочными комплиментами, способными смутить и расположить к общению кого угодно, а временами нарочито демонстративно ругались друг с другом, доказывая, чей же товар лучше, а цены выгоднее. Их крикам вторили запертые в клетках экзотические животные, пойманные во влажных тропических лесах и среди сухих дюн пустыни. Особо часто и звонко верещали крохотные обезьянки, размером немногим более крысы, чья чёрная шкурка отливала приятной синевой. По уверению их пропахшего навозом косоглазого продавца, эти зверьки были весьма смышлёными и при правильной дрессировке и уважительном обращении никогда не сбегали от заботливых хозяев, были чистоплотны и даже становились умелыми помощниками.

Хромос уверенно шёл сквозь галдевшую толпу, быстро продвигаясь вглубь рынка. Простому горожанину никто бы не стал уступать дорогу, но перед облачённым в сверкающий доспех и вооружённым острым мечом стражем, тем более старшим офицером, люди почтительно и боязливо расступались, расчищая ему путь. Капитан любил это место, считая его истинным сердцем города. Бывал он здесь весьма часто, то по долгу службы, то как обычный покупатель, искавший какую-нибудь диковинку или пришедший просто поглазеть. Прохаживаясь между запутанными торговыми рядами, он словно переворачивал страницы громадного атласа, вобравшего в себя по частичке с каждого уголка света. Большинство торговцев, завидев офицерское облачение, изо всех сил старались завлечь и всячески ублажить достопочтенного клиента, предлагая лучший товар за бесценок и обязательно добавляя к нему пару симпатичных безделушек в подарок. Хромос отлично понимал те мотивы, которые стояли за этой неслыханной щедростью, и старался ею не злоупотреблять, чтобы потом, на таможне, уже ему самому не пришлось бы проявлять ответное и ещё большее великодушие.

И всё же, самой привлекательной и завораживающей частью рынка были вовсе не товары, а сами их продавцы, представлявшие собой всю палитру человеческой расы.

Проходя мимо длинных рядов с ювелирными украшениями, капитан мельком глянул на троицу мужчин, ловко убеждавших статную даму, прибывшую на рынок в дорогом паланкине в сопровождении свиты покорных слуг и хмурых охранников, в том, что примеряемое ею колье с тёмными вставками из граната прекрасно подчёркивало её и без того великолепный бюст. Смуглые, кареглазые, одетые в просторные халаты и с замотанными в сумеречно-синие тюрбаны головами они были выходцами из жарких и солнечных стран, расположенных далеко на юго-запад от Лордэна. Они были шумны и веселы, всегда старались максимально угодить обожаемому покупателю, не жалея для этого никаких слов восхищения. Готовые страстно расцеловать ваши щёки и руки, признаться вам в любви и упасть в ноги, они были совсем не теми людьми, с которыми вы бы захотели остаться один на один, если вы хоть краем уха слышали о том, сколь жестоки они бывают со своими обидчиками. А нанеси им тяжкую, во истину непростительную обиду было до абсурдности легко.

Неожиданно Хромос почувствовал, как хрупкое и нежное тело врезалось в его закованное в броню плечо. Капитан повернул голову и увидел молодую девушку, настороженно косившуюся куда-то в сторону и попросту не заметившую его. Поняв, кого же она случайно толкнула, девушка испуганно съёжилась, робко извинилась, трижды поклонившись, и скрылась в толпе под чей-то противный гогот. Капитан посмотрел в сторону, откуда раздавался этот глумливый смех, и увидел того, кто первым напугал юную девицу.

В прохладной тени навесов, среди уймы грязных бочонков расположились худощавые люди с болезненно бледными лицами. Их жилистые тела были закутаны в тёмно-коричневые, почти что чёрные одеяния, а их головы покрывали свободные капюшоны, частично скрывавшие их неприятные хари. Каждый из них имел при себе по длинному, выше человеческого роста резному посоху из опалённого дерева с шарообразным утолщением на верхнем конце. Крепкие, непромокаемые и негниющие, они прекрасно подходили как для продолжительных и утомительных странствий по труднопроходимым землям, так и для защиты от людей и мелких зверей. Так выглядели таинственные гости из малоосвоенного болотистого мира, вечно затянутого пеленой угрюмых и тоскливых туч, известного как Хас-Наа́ж. Почти у всех хас-наажцев был довольно скверный характер и подловатая натура. Так о них единодушно отзывались прочие народы, но при этом все соглашались, что мрачные иноземцы были невероятно сплочёнными, стояли друг за друга стеной и вместе напоминали единый клубок жалящих всех чужаков змей. Кроме дурного характера и замкнутости была ещё сотня-другая реальных поводов, а также пустых слухов и надуманных мифов, чтобы стараться избегать их компании, но наибольшие опасения вызывали подозрения в тесных и регулярных сношениях с чернокнижниками и тёмными колдунами, что прятались среди непроходимых топей от карающей длани Церкви, хотя прямых доказательств тому никто предоставить не мог.

Хромос оглядел всех семерых пришельцев, пытаясь понять, кто же из них напугал девушку, но они все выглядели достаточно жутко, чтобы испугать человека, никогда прежде с ними не сталкивавшегося. Самому же капитану уже множество раз по долгу службы приходилось общаться с ними лицом к лицу, а потому он привык к их виду и к их повадкам, а ещё ему было прекрасно известно, с какими целями они прибыли в город.

Основными товарами, привозимыми из Хас-Наажа, были многочисленные лечебные травы, коренья и мясо тамошних животных, среди которых превыше всех остальных ценилось засоленное и хорошо выдержанное мясо тригариса. Это было крупное земноводное с длинным хвостом, обитавшее среди бесчисленных древних болот. Большую часть жизни тригарисы проводили у самого дна, копошась в вязком иле, выискивая в нём крупных червей и моллюсков, а от того их шкура приобретала крайне неприятный запах тины и грязи, но вот их нежное мясо имело сладковатый запах, чем-то напоминавший корицу. Гурманы, страстно желавшие этот деликатес, не обращали внимания ни на сомнительную личность продавца, ни на откровенно и нагло завышенные цены, что, несомненно, для хас-наажцев было только на руку.

Оставив стоянку живых теней позади, Хромос подошёл ближе к краю рынка и попал в ряды, где собирались торговцы мехами и шкурами зверей, порой неизвестных даже бывалым путешественникам и опытным зоологам. Нарезанная большими лоскутами толстенная шкура тунмандского шерстистого слона вместе с его белоснежными бивнями лежала по соседству со шкуркой молодого дракончика, чьи тёмно-красные чешуйки переливались в солнечных лучах словно маленькие рубины. Не было никаких сомнений в том, что во время её добычи погибло несколько отчаянных храбрецов, что заметно повышало его итоговую стоимость. Среди столов со шкурами можно было заметить специальные стойки с цветастыми перьями, мерно покачивавшимися на ветру. Некоторые из этих пёрышек достигали человеческого роста, а то были и гораздо больше. Страшно себе представить, из крыла какого монстра они выпали.

Большинство торговцев мехами имели собственные бригады охотников, а некоторые и сами не боялись возглавить погоню за хищным зверем или иным травоядным исполином, но самые смелые, умные и хитрые купцы выменивали опасную добычу у диких орков. Орки жили почти в каждом из известных миров. Как говаривал один бывалый путешественник: «Если воздух не отравлен, а подле есть вода и еда, то знайте, – где-то рядом прячется орк. Хотя, забудьте про воду и землю, главное – чтобы было кого сожрать». И действительно, орки были чрезвычайно живучими и приспосабливались почти к любым условиям, но, в большинстве своём, были не особо умны и развиты, зато очень агрессивны, хотя и были редкие исключения. Договариваться с охотничьими племенами всегда было крайне рисковым предприятием. Людских языков они не знали, и с ними приходилось объясняться жестами и картинками при том, что в любой момент клыкастые переговорщики могли передумать и убить чужаков, чтобы забрать себе их вещи, или же обратить их в рабов. Человеческие деньги и украшения не вызывали у них существенного интереса, зато стальное оружие, особенно большое и тяжёлое, одним только своим видом приводило дикарей в безумный восторг. Орки не знали обработки руд и плавки металлов, но быстро понимали на горьком опыте всё превосходство металла над камнем и костью, и страстно желали получить продукт кузнечного ремесла в пользование.

На выходе с кожевенных рядов Хромос пересёкся взглядом с высоким бородатым мужиком, под чьей распахнутой кожаной курткой виднелись бугры надутых мышц под густыми зарослями курчавых тёмных волос. Его толстые как брёвна руки были скрещены на груди, а его обветренные кисти с узловатыми пальцами казались вдвое больше, чем у обычного человека. Через его лицо проходило несколько шрамов от волчьих клыков и медвежьих когтей, с которыми он, по всей видимости, предпочитал сходиться исключительно в кулачном бою, чтобы оставить несчастному зверю хоть какой-то шанс на победу. Его более низкие, но всё равно крепкие и мускулистые, соплеменники, стояли рядом и неспешно обсуждали что-то на своём ломаном языке, из которого Хромос не понимал ни единого слова.

Это стояли купцы из обмёрзлого и сурового мира Ту́нманд, их было легко узнать по курткам из толстой коричневой кожи с пышными воротниками из снежного барса или белого тигра, закрывавшими их шеи от холодных ветров. Хоть в Лордэнский широтах и было заметно теплее, они всё же не желали ни за что с ними расставаться и носили их распахнутыми прямиком на голом теле. Большинство людей в их мире промышляло животноводством, охотой или же было шахтёрами, а всё из-за того, что лето в их краях было весьма непродолжительным и не особо тёплым, делая земледелие крайне трудоёмким, ненадёжным, а порой и совершенно невозможным занятием. Среди других народов они выделялись достаточно сдержанностью в выражении чувств и показной суровостью, но по своей натуре были весьма добродушными и гостеприимными и всегда наполняли чашу гостя до самых краёв.

Неподалёку от изнывавших на солнце морозцев разложил свои товары один особый продавец. Он был единственным человеком во всём городе и за его пределами, у которого можно было купить длинные луки лесных эльфов. Каждый лучник, будь то зелёный юнец или именитый мастер, знал, что никто на свете не мог сделать столь точное и удобное оружие, как лесные эльфы. Подобная слава им весьма льстила, но остроухие любители цветочков и шелеста листьев совершенно не горели желанием организовать в лесной глуши оружейные мануфактуры и становиться ушлыми дельцами. По этой причине среди сведущих в эльфийских повадках людей этот человек слыл обычным мошенником и прощелыгой, которому, тем не менее, удавалось втюхивать пару предполагаемых подделок в месяц за весьма приличные деньги.

Сразу за последним рядом палаток начиналась широкая и ухоженная набережная с примыкавшими к ней причалами, но не успел Хромос сделать и пары шагов по её гладким камням, как его внимание привлекла шумная толпа людей, толкавшихся у одной из лавок. Помня случаи, когда покупатели устраивали самосуд над нечестным торговцем или же когда маленькая пустяковая ссора заканчивалась кровавой поножовщиной, капитан поспешил к месту столпотворения. Широкими шагами он приблизился к зевакам и потребовал освободить дорогу. Удивлённые его внезапным появлением, они послушно расступились перед стражем, и тот увидел, что же вызвало столь пристальное внимание у горожан.

На покрытых тонкой кожей столах лежали многочисленные безделушки, вырезанные из цветных камней, а за ними стояли мужчина и две женщины. Все трое были высокими и стройными, а их кожа имела кирпично-красный оттенок, который Хромос никогда прежде не видел. На их телах было до неприличия мало одежды, а на шеях и запястьях висели многочисленные ожерелья и браслеты из связанных вместе крупных каменных бусин.

Краснокожий мужчина был обрит налысо, а с его талии свисала набедренная повязка из льняной ткани. Она держалась на широком кожаном поясе, к передней части которого были прикреплены три золотых диска с отчеканенными рисунками каких-то диковинных животных или зверолюдей, а на бедре болтался длинный обсидиановый нож. Чёрные и густые волосы иноземок были заплетены в десятки тоненьких косичек. На конце каждой из них висело по приплюснутому золотому шарику, и все они были стянуты в один толстый пучок, напоминавший просмоленный корабельный канат. С их талий свисали такие же льняные повязки, как и у мужчины, с той разницей, что они были расшиты многочисленными узорами из зелёных нитей. Сухой торс мужчины был совершенно голым, а на женщинах были надеты короткие майки, еле прикрывавшие их упругие груди и обнажавшие их подтянутые животы. Плечи всех трёх индейцев покрывали тёмные татуировки, которые должны были защищать хозяина от проклятий, порчи, сглазов и вездесущих призраков.

Хромосу и прежде доводилось слышать о краснокожих людях, живших в жарком и диковинном мире, полным громадных существ, но в тот день увидел их впервые. Свой мир они прозвали Учтола́н и не особо любили его покидать, зато многие путешественники, наслышанные о его чудесах, всеми силами стремились в него попасть. По возвращении они рассказывали истории про окружённые высокими стенами города, сердцами которых были грандиозные, пирамидальные храмы, со статуями звероликих богов, от вида которых у путников тряслись поджилки, и замирало сердце, ибо они казались живыми, но просто дремлющими. Вместо дорог в тех городах использовали каналы с кристально чистой водой, а с высоты птичьего полёта они превращались в сверкающую паутину, в которую попали толстые, золотистые мухи дворцов. С вершин пирамид жрецы, глядя на ночное небо, составляли большие каменные календари на десятилетия вперёд, и объявляли празднества в соответствии с мудрёными вычислениями.

Самым весёлым, долгим и красочным был фестиваль Бога Солнца – Меткланклуста́ля. Если страннику улыбалась удача и он случайно приходил в город в первый из дней фестиваля, то его провозглашали «палиучкатэ́у» – «вестником заката» и обращались с ним буквально по-королевски. Его селили в царском дворце, сажали на место правителя за трапезным столом, ломившемся от самых изысканных блюд, и отводили в спальню полную юных и невинных дев, страстно желавших его грубых ласк. Каждый следующий день еда становилась вкуснее, вино крепче дурманило голову, а приходившие нескончаемым потоком девицы оказывались всё красивее и искуснее в любовной науке, от чего на закате счастливец падал на кровать в полном изнеможении и блаженстве. Лишь единицы, сильнейшие из сильнейших духом мужчины справлялись с райскими искушениями и, заподозрив что-то неладное, до наступления последнего дня празднеств под покровом ночи сбегали из города, проливая дождь из горьких слёз. Оставшихся во дворце палиучкатэу больше никто и никогда не видел, но сытые жрецы утверждали, что на закате последнего дня они сумели испытать высшее наслаждение и исполнили свой долг перед богами, спася вселенную от уничтожения.

Высоко оценив достоинства улыбчивых учтоланок, Хромос развернулся на каблуках, отчего плащ взлетел и расправился, словно синее крыло, и пошёл прочь от лавки, пока краснокожий мужчина не догадался сунуть ему профилактическую взятку. Недалеко от рыночной площади стояло здание почтовой гильдии, имевшей отделения во многих крупных городах. За соответствующую плату они посылали тяжело нагруженных письмами и бандеролями курьеров через густые леса, сухие пустыни, холодные горы и глубокие моря и имели с этого существенные доходы. Разумеется, что в высшей степени справедливо было то, что из всех работников данного учреждения туже остальных набивались карманы тех, кто вовсе не поднимался из-за стола, причём не письменного, а обеденного.

Капитан зашёл в приёмную залу и, злостно воспользовавшись служебным положением, сразу же прошёл к стойке почтальона под перекрёстным, но безмолвным огнём недовольных глаз. Заплатив пять серебряников, Хромос засунул лежавшее в поясной сумке письмо в купленный конверт, запечатал сложенные вместе бумажные клапана лужицей красного сургуча и написал на обратной стороне адрес близких родственников в Гросфальде с припиской переслать его по получению матери.

До назначенной встречи в «Золотом Тельце» оставалось ещё предостаточно времени, а потому из всех возможных путей капитан избрал немного более длинный, но гораздо более приятный, и пошёл не через переполненный людьми городской центр, а вдоль городской набережной. Во время спонтанной прогулки Хромос постарался очистить голову не только от лишних мыслей, а вовсе ни о чём не думать, чтобы бурно кипевшее содержимое неспокойной черепушки устаканилось, и хорошие идеи, всплыв на поверхность, сами дали бы о себе знать.

Солнечный диск уже миновал точку зенита и хорошенько нагревал железные пластинки доспеха, но свежий, солёный ветер, набегавший прямиком с морских просторов, дарил приятную прохладу и щекотал ноздри. Мерно и неспешно накатывавшиеся волны разбивались о причалы и каменистый берег, превращаясь в белую пену под крики голодных чаек, искавших между мокрыми камнями молоденьких крабов. Лёгкая двухмачтовая шхуна морских эльфов, расправив треугольные белые паруса, стремительно неслась по водной глади, с неповторимой грацией лавируя между попадавшимися на её пути препятствиями. На фоне эльфийских кораблей даже самые быстрые и манёвренные судна, сделанные людскими руками, казались неповоротливыми корытами, беспомощно шатающимися на злорадствующих волнах. Дело было не только в более удачной форме или лучшей оснастке, но и в том, что те эльфы-матросы, что плавали на корабле, сами же его и построили. Они были хорошо знакомы с буквально каждой доской и каждым гвоздём на своём судне, которое было для них настоящим, родимым домом, а не сырой темницей, ну, а бескрайний океан был их любимым кормильцем, верным другом и последним пристанищем.

Умиротворённо разглядывая далёкую линию горизонта, где черные воды соприкасались с нежно-голубыми небесами, капитан закончил короткую прогулку вдоль берега и свернул на Змеиную улицу, получившую это название из-за сильно искривлённой, волнистой формы. Постоялый двор находился на другом её конце, и Хромос неспешно миновал все её изгибы, пока не вышел к нужному забору, из-за которого слышались людские голоса и ржание лошадей.

Во внутреннем дворе стоял только что прибывший конный экипаж с запряжённой двойкой гнедых кобыл. Иноземные купцы недовольно покрикивали и погоняли местную прислугу, спускавших сундуки и связки вещей на землю, норовя дать им пинка или подзатыльник за нерасторопность или малейшую небрежность. На противоположной от конюшни стороне были развешаны свежевыстиранные простыни и одеяла, то и дело издававшие громкие хлопки, когда ветер менял свое направление, а со стороны кухни доносился запах кипящего куриного супа.

Капитан прошёл через двор, поднялся по ступеням и чуть не получил удар дверью в грудь от резко распахнувшего её постояльца. Пузатый барин хотел обругать вставшего на его пути человека, но, увидев доспехи с мечом, тут же сменил гнев на милость, дружелюбно улыбнулся и вместо хлёсткого оскорбления сладкоречиво поздоровался, не забыв сделать короткий, но полный почтения поклон. Обойдя шарообразный живот и услышав в след какое-то неизвестное ругательство, сказанное себе под нос, капитан вошёл в парадную залу гостиницы и осмотрелся. Внешне всё было спокойно и обыденно, словно вчера в этих стенах не произошло изуверское преступление. Важные гости чинно беседовали друг с другом, обмениваясь дорожными историями и пытались вызнать торговые секреты собеседника. Прислуга бегала по коридорам и лестницам, выполняя свои обязанности, а на одном из диванов сидел старый гном с пышной бородой и огромной, круглой лысиной-озером, настолько гладкой и блестящей, словно её специально смазали воском, а после хорошенько отполировали тряпкой. Рядом с гномом лежала большая кожаная сумка, которую он ни при каких условиях не стал бы выпускать из рук и уж тем более не оставил бы её без присмотра.

– Капитан Нейдуэн, вы пришли! – с этими словами на лестнице появился Эдвис, старательно застёгивавший многочисленные пуговицы дублета крючковатыми пальцами. – Я вас заметил ещё у ворот, как же хорошо, что все пришли вовремя.

Когда хозяин гостиницы подошёл ближе, Хромосу ударил в нос сильный запах травяных настоек, и он увидел большие мешки под глазами Эдвиса, кое-как спрятанные под толстым слоем бледной пудры.

– Разрешите вас познакомить. Это вот наш многоуважаемый замочных дел мастер, господин Бэ́рид Кэр-Дома́р. Хочу отметить, что он по праву считается лучшим во всём городе!

– Спасибо, Эдвис, но ты мне явно льстишь, – ответил гном, слегка улыбнувшись. – Как вас зовут, молодой человек?

– Хромос Нейдуэн, но можете меня звать просто по имени.

– Тогда и вы меня зовите по имени. Никогда не любил все эти излишние формальности, – сказав это, гном по-товарищески протянул руку, и Хромос с удовольствием пожал её.

– Раз вы теперь знакомы, то давайте пройдём вниз и поскорее закончим с этим делом, – Эдвис взял со стола заготовленную лампу, и повёл за собой гнома и стража.

За выходом из главной залы начинался коридор, ведший в сторону кухни, прачечной и ещё нескольких хозяйственных комнат. Эдвис подошёл к самой толстой и обитой железом двери и достал из кармана связку ключей. Найдя среди них самый крупный и старый, он открыл замок и первый ступил на тёмные ступени лестницы. В тусклом свете лампы троица неспешно спустилась вниз и оказалась в небольшом подвале квадратной формы. Посреди него, на каменном полу, стоял высокий стол с раскидистым подсвечником в центре и парой оловянных подносов для всякой мелочи по обеим сторонам от него. Три стены подвала состояли из циклопических серых плит, а четвёртую, противоположную входу, полностью закрывал огромный железный шкаф с пятнадцатью толстыми дверцами.

Пока Хромос удивлённо разглядывал эту железную махину, а Эдвис нерасторопно зажигал фитили свеч от подрагивавшей в беспокойных руках лучины, гном уже успел порыться в сумке и достал из неё две увесистые стопки латунных пластин с продольными прорезями в половину длины. У первой половины прорезь находилась с той же стороны, что и ключевые зубцы, а у второй наоборот – зубчики и прорезь находились с разных концов.

– Какой номер надо открыть?

– Одиннадцатый, вон тот, – сказал Эдвис, указав пальцем на нужную дверцу.

– Понял. Хорошо, что не верхняя – обойдусь без табурета. Четвертый столбец и второй ряд… значит, нужны вот эти номера – пробормотал под нос Бэрид и выбрал из каждой стопки по одной пластине. Дверца сейфа была восьмиугольной с большим крестообразным отверстием под ключ в центре. Бэрид приложил руку к своему стальному детищу и ласково погладил его холодные грани, словно мурлыкающую кошку. – Сколько лет уже прошло с нашей последней встречи

– Простите, а вы сами целиком собрали этот шкаф из сундуков?

– Спроэктировал я его целиком, но вот собирал одни только замки. Всю остальную работу, особенно литьё и ковку этих тяжёлых стенок, выполнили мои сыновья и внуки. Они парни умелые, рукастые, без них было бы куда хлопотнее, и мне бы пришлось провозиться с добрый десяток лет. Срок, конечно, не слишком большой, но всё же, – продолжая говорить, гном соединил пластины прорезь в прорезь, так что они встали перпендикулярно друг другу и образовали составной ключ. Бэрид немного покрутил его в руках, припоминая, какой же стороной вверх его нужно было вставлять, а потом утопил ключ в скважину и без каких-либо усилий отпер сложный механизм.

– На этом, собственно, всё, – гном отошёл в сторону и развёл руки.

– Я-то думал, что вы его сейчас будете отмычками или каким хитрым инструментом вскрывать, а у вас такие вот запасные ключи имеются.

– Ну, я, разумеется, мог бы его открыть и без них как минимум тремя способами, тем более что все его внутренности мне досконально известны, но это было бы излишней морокой и тратой вашего и моего времени. Я бы мог ещё выточить новый ключ по вот этим самым шаблонам, но с этой задачей, учитывая литьё основы, я бы управился только к вечеру, да и если ключ был утерян или похищен, то лучше будет немного переделать замок под совершенно новый ключ, чтобы потом зазря не волноваться за сохранность вещей. Эдвис, я прекрасно понимаю вашу ситуацию, кое-что о прошлой ночи мне уже довелось услышать, и я готов сделать вам солидную скидку, так что я сам с этого дела ничего не поимею, но переоборудование всё равно влетит вам в медяк.

В ответ владелец гостиницы тоскливо вздохнул и смиренно махнул рукой.

– Всё же, ваше творение бесспорно впечатляет, – Хромос вмешался в разговор, свернувший в трагичную и неприятную для всех денежную тему.

– Благодарю за приятные слова капитан. Он устроен весьма тонко и хитро, если бы вы смогли заглянуть под этот железный корпус, то вы бы смогли увидеть всю его органическую красоту. А теперь давайте заглянем внутрь, по вашим глазам вижу, что там должно лежать что-то крайне интересное.

От старого гнома было сложно что-то утаить, даже если вы были капитаном стражи с суровым лицом и спокойным взглядом, он всё равно видел вас насквозь.

Хромос прошёл вперёд, взялся за край дверцы и медленно потянул её на себя. В тесном и непробиваемом металлическом ящике окутанный мраком стоял одинокий ларец из чёрного дерева и угрюмо смотрел на непрошеного гостя. Капитан осторожно взял его за края двумя руками и понёс к столу со свечами, в то время как его сердце начало биться всё чаще. Крышка резного ларца закрывалась на один единственный крючок. Хромос медленно отогнул его и под пристальными взглядами Эдвиса и Бэрида приоткрыл ларец.

Яркий свет вырвался из щели и упал на стены толстой полосой. Немеющими пальцами Хромос открывал крышку всё шире, и всё больше света вырывалась из ларца, пока помещение полностью не погрузилось в мозаичное сияние, где жёлтые пятна светились сильнее оранжевых и совсем тусклых красных. Внутри шкатулки, на подушке из мягкого бардового бархата лежали пять капель раскалённой магмы. Каждая капля была живой и медленно переливалась всеми оттенками пламени, создавая на совершенно гладкой и даже несколько скользкой поверхности причудливые потоки и завихрения.

Их переливы завораживали и гипнотизировали смотрящего, погружая его в глубокий транс, заполняя его разум восхищением и трепетом. Пленённый чудесным зрелищем Хромос медленно поднёс руку к камням, ощущая тепло на своей коже. Неизвестный голос шептал ему на ухо, предлагая притронуться к ним, и капитан не мог ему отказать. Кончиком пальца он боязливо прикоснулся к самому большому из камней и почувствовал скрытый в нём жар, но не ощутил боли.

– Э, э-это же… ох, – старого гнома затрясло, а на его глазах выступили слёзы. – Неужели мои глаза мне лгут, это и правда, они…

– Да, это действительно они, – тихо ответил Хромос, продолжая нежно поглаживать горячие камни.

– Они! Действительно, – они! О великий Игнир, не думал, что когда-либо увижу хотя бы один! Мне ведь про них ещё прадед рассказывал… Молю вас, капитан, дайте мне подержать хотя бы один из них! Всем сердцем молю!

– Не надо меня умолять, Бэрид, вот держите, – сказал Хромос и, взяв самый большой камень тремя пальцами, переложил его в протянутую ладонь гнома. Счастливый словно малое дитя старец тут же выудил из кармана увеличительное стекло в золоченой оправе, и принялся кропотливо разглядывать опал, сумбурно бормоча себе что-то под нос. Будь на его месте другой гном, скажем Рэгфал или Дуорим, то Хромос ни за что не стал бы давать им в руки камень, подозревая, что они откажутся его возвращать, попробуют сбежать с ним, и что всё непременно закончится кровопролитием, но по какой-то причине в честности Бэрида он не сомневался.

Вдоволь насмотревшись, Бэрид без колебаний вернул камень Хромосу, хотя коварный блеск жадности всё же на одно мгновение промелькнул в его тёмных глазах.

– Спасибо вам огромное, что порадовали гнома на старости лет, – благодарил его Бэрид, крепко и чувственно пожимая ему руку.

– Это я должен благодарить вас за работу, а не вы меня. Без вас мы бы не открыли этот шкаф. Можно ли будет к вам впредь обращаться, если возникнут проблемы с какими-то другими, даже не сделанными вами лично замками?

– Конечно! – радостно воскликнул Бэрид. – Для вас, Хромос, что угодно! Спросите в Кардсуне, где найти мою мастерскую и вам укажут путь. Меня там каждая собака знает.

– Понял, так и сделаю. Что же, спасибо вам, Бэрид и удачи вам, – в ответ гном вежливо кивнул головой и ушел, светясь от счастья.

Когда дверь подвала закрылась, Хромос услышал за спиной сиплые и прерывистые вздохи. Он обернулся и увидел, как хозяин гостиницы, держась руками за сердце, медленно сползал по стенке.

– Эдвис, вам плохо?! – Хромос подхватил его под руки и почувствовал, как всё нутро хозяина гостиницы судорожно трепыхалось. – Вас нужно отвести к лекарю.

– Не-не-нет, не надо, – блеющим голосом ответил Эдвис. – Помо-могите мне п-подняться в мо-ою комнату. Она на втором этаже.

Помогая Эдвису удержаться на ногах и держа ларец во второй руке, Хромос поднялся из хранилища, проводил его до нужной комнаты и усадил на кушетку. Мещанин схватил с крохотной тумбы флакон из зелёного стекла и трясущимися, как старые листья на ветру, руками, не разбавляя, влил его содержимое себе в рот, а после запил чистой водой. В воздухе запахло крепкой травяной настойкой, Эдвис протяжно выдохнул и растёкся по подушкам.

– Простите меня, я всё это время держался, чтобы никто не увидел меня в таком вот скверном состоянии. О боги, за что мне всё это, – в его голосе были слышны мольба и отчаяние. – Когда же настанет всему этому конец?!

– Эдвис, скажите, что-то ещё случилось ночью? – Хромос присел рядом с ним и поставил чёрный ларец и шлем на стол.

– Да-да, кое-что произошло, и я не знаю, что это было.

– Не торопитесь и расскажите мне всё по порядку.

– Это случилось спустя пару часов, как ваш командир с конвоем забрали тело с вещи и отбыли в Крепость. От волнения у меня всё никак не получалось заснуть. Я уже и целый пузырёк настойки вместо положенной тройки капель выпил, но всё равно не мог сомкнуть глаз и ворочался в постели, так что Юлани ушла от меня спать в другу комнату, и, словно этого было мало, перед глазами плавали все эти ужасные видения. Столь ясные, как будто они были настоящими. И вот тогда со двора послышался лай собак.

– К вам пробрался кто-то посторонний?

– Да, вроде как…

– Вроде как? Что вы под этим подразумеваете?

– Я… я не знаю. Не успел я одеться и спуститься на первый этаж, как ко мне прибежал конюх и сказал, что на территории нашего двора был замечен подозрительный чужак и на него спустили сторожевых псов.

– Его удалось поймать? – в голосе Хромоса проскочила тусклая надежда.

– Нет, он сбежал, а вот мои собаки… мои собаки теперь сидят в конуре и, не переставая, скулят. Они всегда были бесстрашными и верными охранниками, а теперь они… боятся, – лицо Эдвиса было бледным, а глаза покраснели от волнения и покрылись влагой. – Я вот теперь всё думаю, мог ли это быть призрак убитого. Не раз слышал, что те, кто умер плохой смертью, часто бродят рядом с местом своей гибели. Что же будет, если в моей гостинице станет обитать неупокоенный дух? Он уже напугал собак, потом начнёт пугать слуг, гостей, а потом… явится и по мою душеньку… это уж точно. Никаких сомнений быть не может. Я пропал… Всему конец!

– Эдвис, успокойтесь, вряд ли это был дух. Как говорят знающие люди их магических гильдий, – они появляются недалеко от своих останков или вещей, что были очень важны для них при жизни. Всё это мы уже забрали, так что ему не к чему привязаться, да и у вас тут слишком людно, чтобы поселиться. Но для верности можете пригласить жрецов, чтобы они вам освятили каждую комнату по три раза, главное заплатите им побольше.

– Да-да, вы правы, если он ещё раз появиться, то я их точно позову! Непременно!

– Так и сделайте. Я верю, что у вас всё будет хорошо, что вам нечего бояться, но я хотел бы побольше узнать об этом ночном… госте. С кем я могу поговорить? Кто его видел?

– Это… я вам говорил про конюха, но сам он ничего не видел, – Эдвис почесал в затылке и начал натужено вспоминать. – Его видел мой псарь и один из охранников, вроде больше никто. Они сейчас должны быть на конюшне. Скрывать от вас они ничего не станут, я за них ручаюсь.

– Я к ним обязательно зайду, но перед этим, я хотел бы у вас ещё кое-что спросить. Вы ведь сможете сделать мне это одолжение?

– А у меня есть выбор? Если сейчас не отвечу, то вы ещё вернётесь, а моя слабенькая душенька и так вот-вот покинет бренное тело, так что давайте покончим с этим… спрашивайте всё, о чём вам заблагорассудится, – Эдвис принял вид смиренного мученика, картинно положив тыльную сторону кисти на лоб.

– Я прошу вас вспомнить всё, что говорил убитый, даже если он вёл разговор не с вами, а с другими постояльцами или слугами. Мне нужны имена или названия, может, он что-то говорил о своих планах?

– Фуу, начали вы с самого сложного, – ответил Эдвис страдальчески закатив глаза. – Он со мной разговаривал, только когда было что-то нужно, а в остальное время просто вежливо улыбался и проходил мимо. Но что-то… что-то, кажется, было… да. Один раз я услышал его разговор с одним из гостей, точнее это была какая-то шутка. Он тогда рассказывал какую-то историю, что случилась с ним в Эрадуисе, так что до того, как прибыть к нам, он должен был проехать через него.

Эдвис был доволен, что смог вспомнить этот небольшой факт, но для Хромоса он скорее обернулся разочарованием. Эрадуис был крупным городом, стоявшим в сорока лигах от Лордэна, а населяли его в большинстве своём высшие эльфы, самые искусные маги среди всех народов, и их невзрачные слуги-простолюдины. Свои города они неизменно строили на пересечение магических потоков, где они сливались и образовывали благоприятную для чародеев среду. Именно в этом городе эльфийские маги открывали врата, соединявшие между собой далёкие миры, обращавшиеся вокруг иных звёзд. Открытие проходов происходило только в те моменты, когда магические ауры планет максимально сближались друг с другом, делая этот тяжёлый и сложный процесс менее трудоёмким и энергозатратным. Чародеи высших эльфов, создававшие эти проломы, брали определённую плату за проход, сколачивая на этом баснословные состояния. Хромос и прежде был почти уверен в том, что Айбрен наверняка прибыл из другого мира, а теперь подтвердилось его прежнее опасение, что проследить путь Айбрена до Лордэна – задача непосильная.

– Эрадуис, ясно, там будет сложно что-нибудь разузнать, но мы всё же попробуем, – Хромос сделал паузу. – Эдвис, а вы мне говорили, сколько убитый планировал у вас здесь прожить? Он ведь должен был сказать об этом, когда заселялся.

– Кажется, он мне говорил, что с неделю, может даже меньше, но намекал, что всё же может и продлить аренду. Куда он дальше собирался, он мне, разумеется, не говорил, а я его об этом и не пытался расспрашивать, но думаю, что в городе он бы долго не остался. Как бы сказать, он походил на человека, который всегда в дороге, может даже от чего-то бегущий… – Эдвис притих от осознания того, что он сам только что ляпнул.

– Бегущий?

– Нет, нет, бросьте. Это просто мои дикие фантазии. Спросите меня через пару дней, и я вам ещё больше наплету. Может, буду даже уверять, что он был женщиной… с бородой, но всё же женщиной!

Хотя Эдвис старательно открещивался от сказанного, интуиция подсказывала капитану, что в них была доля правды. Безызвестный одинокий купец, что вёз с собой бесценное сокровище по опасным большакам, – такого просто не бывает. Он бы уже давно лежал с перерезанной глоткой в придорожных кустах, а его ноша стала бы добычей жестоких бандитов, но он как-то да сумел проделать всё это долгое путешествие целым и невредимым и умер в самом безопасном для путника месте.

– Раз вы так сильно путаетесь, то думаю, нам не стоит продолжать этот разговор. Ложные сведения гораздо хуже простого незнания, потому что они заставляют тебя тратить силы впустую.

– Простите, я не хотел, но в голове всё плывёт. Мне стоит уехать, отдохнуть за городом, подышать свежим воздухом, а не то скоро в гостинице точно появиться настоящий призрак, – Эдвис горько улыбнулся.

– Поезжайте, и можете не беспокоиться, вы уже рассказали нам достаточно, – с этими словами Хромос встал с софы и, прихватив с собой шлем и ларец, направился к выходу, но уже в дверях вспомнил кое о чём важном. – Последний вопрос. Где посылка, которую вчера оставил гном. В банке мне сказали, что она должна быть у вас.

– Посылка? Вы о чём? – Эдвис было состроил недоумённое лицо, но тут же вспомнил, о чём шла речь. – А, вы о том футляре со свитками. Его вчера забрали вместе со всем остальным.

– Вы мне про него ничего не говорили.

– Не говорил, разве? Это… что-то я плохо помню, может слишком разволновался и… но я точно отдал его вашему командиру, господину Уонлингу, да.

– Раз вы так говорите, то я спрошу у него. До свидания, Эдвис, и хорошего вам отдыха.

– Спасибо, капитан, и вам всех благ.

Распрощавшись с хозяином гостиницы, Хромос резво спустился по лестнице и меньше чем через минуту уже стоял перед входом в конюшни. Они были чисты и ухожены, как и подобает конюшне при богатом постоялом дворе, но свежий навоз породистых жеребцов всё равно забористо благоухал самым обычным дерьмом, как и в любом другом месте. Внутри небольшого помещения, отделённого тонкой стеной от стойл, сидели за столом трое мужиков, в чьих лицах можно было узнать деревенских жителей, приехавших в большой город на заработки. В руках они держали засаленные старые карты, но игра совсем не шла, да и разговаривать особой охоты ни у кого не было.

– Эй, смотри, – мужик с бородавкой на подбородке первым заметил Хромоса и толкнул соседа локтем. Все трое побросали карты на стол и неуклюже поднялись с насиженных мест. – Доброго вам дня, господин капитан.

– Доброго, – ответил Хромос и обвел их пристальным взглядом. – Я ищу псаря и охранника, которые вчера видели здесь нарушителя. Где они?

– Псарь – энто я, – сказал мужчина в поношенной куртке и лохматыми, давно не мытыми волосами. – То бишь я за собаками слежу, а сторожа того сейчас нет. Он токма к ночи и вернётся.

– Вот как. Раз его нет, то давай мы сейчас выйдем, и ты сам мне покажешь, где вы видели того ночного нарушителя. Как он выглядел и что же всё-таки с ним произошло.

– Да, хорошо. Нам вон туды.

Вдвоём они вышли из конюшен и дошли до дальнего угла гостиницы, там псарь остановился и начал вспоминать события прошлой ночи.

– Видите вот тут, там и ещё там пару чёрных пятен на земле. Энти следы от костров, которые нам приказал разжечь господин, после того как вы, стражи, уехали. Тот, кого мы вчера видели, прошёл вот здесь мимо энтого кострища, – Псарь провёл рукой, намечая линию движения чужака. Говорил он с характерным гэканьем и плохо выговаривал «Р», мусоля её где-то в глубине зычной глотки. – Он шёл неспешно, точно гулял. Первыми его заметили собаки, побежали к нему, окружили, начали хаять и не давать ему сдвинуться с места. Я со сторожем помчался к нему, чтобы схватить, но, когда мы были вот тут, а он там, собаки неожиданно завизжали, понеслись прочь врассыпную и забились по углам, а одна даже вовсе убежала со двора. Не успел я опомниться, как мужик свернул вон за тот угол. Мы понеслись за ним, но его уже нигде не было.

– Нигде?

– Ага, нигде, – кивнул псарь.

– Может он спрятался или через забор перелез пока ты до него бежал?

– Нет, что вы. Через забор он бы перелезть не успел, мы бежали за ним следком, а потом осмотрели каждый угол, так что спрятаться от нас он не смог бы. Говорю вам, господин, он просто исчез.

– Твой хозяин думает, что это был призрак, ты с ним согласен?

– Нет, точно нет. Энто был живой человек.

– И с чего ты так решил?

– Я нашёл след его сапожища с острыми носами, мы с охранником такие не носим. Отпечаток остался в сырой земле у лужи. Во-о-он там, где он пробежал. Глубокий такой, чётки, правда, сейчас его нет. Кони и прачки его уже затоптали.

– А как он выглядел, тот человек?

– Довольно высокий, одет в камзол какой-то, старый такой и не по плечу ему, словно нашёл он его. Волосы длинные такие, ниже плеча, запутанные все. Что же ещё… худой вроде, шатается немного при шаге. Долговязый в общем.

– А ты смог разглядеть его лицо? Хоть немного?

– Да куда там, темно же было, да и быстро всё произошло.

– Ладно. Не видел, так не видел, но что именно случилось с собаками? Они все целы?

– Целы, ни единой царапинки не нашёл, но они сидят у себя в конурах и до сих пор поскуливают, есть не хотят и не пьют, да гадят под себя. Я за них бояться начинаю, как бы не издохли таким макаром. Глажу их, треплю за ушком, на руки беру, пускай тяжёлые, а они лишь подрагивают. Раньше они сами на меня запрыгивали да руки с лицом вылизывать начинали, а теперь… эх.

– Странное дело, но может ты слышал, как этот незнакомец сказал что-нибудь на эльфийском или необычно махнул руками?

– Нет, он молчал, а руки вообще не доставал из карманов куртки. Ну, а псы – вот так разом, все побежали от него, вот просто понеслись на утёк и всё! Я не знаю, что энто было.

Хромос чувствовал, что псарь действительно не понимал, что же именно произошло, но капитан знал малость больше него. Животные лучше людей ощущали магию и опасность, которая от неё исходила. Всякий колдун или чародей мог с лёгкостью отогнать от себя не слишком больших зверей, но сделать так, чтобы они продолжали дрожать в страхе, когда колдун уже давно ушёл, – это уже был совершенно другой уровень мастерства. После вчерашнего осмотра Хромос предполагал, что имеет дело не с самым обычным человеком, но если он обладал магией, тем более тёмной, то его поиски и поимка могли стать невероятно проблематичным и опасным мероприятием.

– Если в ближайшие пару дней собаки не поправятся, то приведите священника, пусть прочтёт над ними пару молитв. Возможно, что их заколдовали.

– Вот и я так подумал! А эти дураки-конюхи говорят, что я вместе с собаками просто сбрендил. Спрашивают меня, вот мол что может понадобиться колдуну ночью на нашем дворе? Солома или мокрые наволочки?

– Уж точно не они, – Хромос подумал о камнях, которые держал у себя подмышкой.

– Я вот думаю, что он за душой того мертвеца приходил, которого той же ночью убили. Слышал я что его…

– Не надо выдумывать. За душой он пришёл, как же, – Хромос почувствовал приступ внезапного раздражения.

– Не ну я…

– Хватит. Ты уже достаточно рассказал мне, лучше иди и позаботься о своих собаках. Они в тебе сейчас нуждаются куда больше меня.

– Как скажите, капитан. Бывайте, – проворчал обиженный псарь и ушёл обратно к товарищам.

Оставшись один, Хромос обошёл по кругу весь двор, в поисках ещё каких-нибудь следов, оставленных вчерашним гостем, но на сухой земле виднелись лишь глубокие отпечатки конских копыт и многочисленных ног дворово́й прислуги. Тогда он зашёл за здание гостиницы и осмотрел то место, где, по словам свидетелей, чужак испарился, но прятаться там действительно было негде, а забор был достаточно высок, чтобы его нельзя было так запросто преодолеть с разбега. Капитан, вероятно, подумал бы, что рассказанная ему история была лишь вымыслом, но он сам услышал тонкое и жалобное поскуливание, когда подошёл к дощатой стенке псарни.

Все поиски были тщетны, и Хромос, недовольно постучав ногтями по крышке ларца, покинул постоялый двор. Служивые люди привыкают жить по чёткому расписанию, и ничего не евший с самого утра капитан начинал ощущать негодование пустого желудка. Страж хотел пойти по короткому пути через мелкие городские улочки, чтобы поскорей прибыть в Крепость и поесть, но, стоило ему сделать шаг за ворота постоялого двора, как он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся по сторонам, но на улице были только пухловатая женщина с грудным ребёнком на руках да пара каких-то потрёпанных мужичков, занятых своими делами. Тогда капитан напряг все чувства, так что и комар не смог бы пролететь мимо него незамеченным, и пошёл вперёд, с каждым шагом ощущая на спине скольжение чьих-то недоброжелательных глаз.

Этот взгляд отличался от того, которым смотрели на него вчера мертвые глазницы. Он был острым и живым, не подавлял волю, а был предвестником битвы. Узкие переулки и тихие дворы идеально подходили для засад на одиноких прохожих. Несчастные жертвы не успевали даже пикнуть, как их брали в кольцо и обирали до нитки. Тот же, кто всё же решал сопротивляться бесстыдному грабежу, живо ощущал, как холодная сталь проделывала пару лишних отверстий в их кишках и почках. Интуиция подсказывала капитану, что ему следует поскорее выйти на большие, кишащие людьми улицы, где можно было бы встретить патруль стражей и отдать им приказ на сопровождение. Он не был трусом, но в тот момент у него на руках была ноша, которую он ни в коем случае не мог потерять.

С ларцом под левым боком и правой рукой у эфеса он шёл между зданий, осматривая каждого прохожего и регулярно оборачиваясь назад. Ощущение слежки всё никак его не покидало, но капитан всё же дошёл до главной улицы без происшествий. Влившись в людской поток, Хромос пошёл вверх по дороге, в сторону городских ворот. Мимо него мелькали люди, проезжали повозки, и, казалось бы, что среди толпы ему должно было стать спокойнее, но чувство преследования лишь усилилось, словно наблюдавший за ним человек с каждой секундой приближался к нему на шаг ближе и вот-вот собирался ухватить его за трепыхавшийся плащ. Сердце забилось сильнее и чаще, по спине пробежали мурашки, грудь при каждом вдохе надувалась как рыба-шар, а охладевшие пальцы обвились вокруг рукоятки, как удав, душащий кролика. Хромос был готов выхватить меч и с крутого разворота нанести разящий удар почти не глядя, но тут его окликнул знакомый голос.

– Капитан Нейдуэн, доброго вам дня, сэр! – Хромос повернул голову на зов и увидел старичка, сидевшего на козлах большой телеги. Вся кожа его лица была испещрена глубокими морщинами, а лохматые, густые брови, больше походившие на пушистые крылья мотыльков, упирались в соломенную шляпу с широкими, растрёпанными и малость дырявыми полями. Рядом с ним сидел молодой кудрявый юноша, с бесстрастным и сонливым выражением лица.

– Здравствуй, Уило. С припасами едешь?

– Так точно, капитан. Полную телегу везу. А ну, стой, окаянная, – извозчик потянул за поводья, и гнедая кобыла остановилась, звонко цокнув подковами о камни.

– И что сегодня на ужин будут готовить?

– Ну, у меня тут с десяток корзин с толстыми барракудами, свежие овощи и картошка, видимо сегодня будут рыбные блюда. А вы тоже в Крепость идёте?

– Да, именно туда.

– Давайте, тогда мы вас подвезём, быстрее будет.

– С удовольствием приму это предложение, только куда мне сесть?

– Сесть? А куда бы… – Уило осмотрел телегу в поисках подходящего места, но всё было завалено продуктами. Тогда он толкнул юного внука под бок. – Давай полезай назад и сиди там. Но только попробуй что-нибудь помять, я тебе фунт щелбанов потом отвешу.

Паренёк лениво посмотрел на Хромоса, а затем внезапно ловко и резво перескочил за козлы, по-барски развалился между пахучими ящиками и корзинами, где намеревался блаженно кемарить, прикрыв глаза от солнца капустным листом. Капитан занял освободившееся место на козлах, и Уило осторожно тронул вожжи. Когда телега проехала с сотню ярдов, Хромос перестал ощущать спиною пристальный взгляд и смог немного расслабиться под нескончаемые байки старого извозчика и заядлого рыбака.

Городская стража имела в своём распоряжении старую крепость, построенную вплотную к отвесным скалам, недалеко от главных ворот. Возвели её в те давние времена, когда город только начинал своё существование, и с тех пор её множество раз усовершенствовали, обновляли и даже разок полностью сносили и перестраивали, чтобы она приняла тот грозный и могучий вид, который был у неё теперь. Толстые стены с укреплёнными галереями, высокие, нерушимые башни, с мрачными прорезями бойниц враждебно смотрели на каждого, кто приближался к Крепости. За ними находились плац и огромная цитадель с десятками складов, залов и казарм. К тому же внутренний замок был несколько больше, чем могло показаться со стороны, – часть его помещений были вырезаны в скале, где кроме запасов на случай осады находились штрафные камеры для особо тяжко провинившихся солдат.

Хромос въехал в Крепость через широко распахнутые ворота и тут же соскочил с телеги, а старый Уило поехал к дверям на кухню, где его уже поджидали повара и кухарки. Внутренний двор был широким и просторным, а его поверхность была застлана мелкой брусчаткой, меж стыков которой пробивались зелёные иглы травинок, за исключением нескольких площадок, присыпанных коричневатым песком. Здесь же стояла просторная конюшня на пол стони голов, здание небольшой кузни для мелкого ремонта оружия и доспехов, склад тренировочного инвентаря. Были на территории двора и стойки для отработки ударов, а также мишени для стрельбы из луков и арбалетов.

Во дворе находились только стражи, несшие караул, да кучка работников, чинивших развалившееся колесо казённой телеги. Хромос собирался идти к цитадели, но со стороны тренировочного склада донеслись радостные возгласы и смех. Через пару мгновений дверь распахнулась и оттуда высыпала толпа молодых ребят, одетых в учебные кожаные доспехи с тупыми, исцарапанными мечами наперевес. Их лица светились от радости. Получив непривычное облачение, они почувствовали воодушевление, возбуждение и задиристо толкали друг друга в бока да громко шутили. Вслед за ними из дверей вышел сам господин Командующий. Хейндир шёл неспешными, уверенными шагами, а за ним молчаливой и услужливой тенью следовал его личный помощник – Титас. Звучным командирским рёвом, господин Уонлинг скомандовал новобранцам построиться в две шеренги. Неопытные юнцы замельтешили, не зная где было чьё место, но в итоге им всё же удалость построиться, хоть и криво.

– «Значит новеньких всего двадцать девять. Что-то маловато их последнее время», – подумал Хромос, пока Хейндир при помощи едких, но остроумных подколок, указывал новобранцам на их ошибки и поучал жизни.

Капитан молча стоял в стороне, не желая прерывать воспитательный процесс, пока Хейндир сам не заметил его. Приказав помощнику заняться дальнейшей строевой подготовкой юных солдат, он быстрыми и широкими шагами направился к Хромосу.

– Капитан Нейдуэн, рад тебя видеть, – сказал он, подойдя достаточно близко.

– И я вас, господин Командующий, – Хромос пожал протянутую ему руку.

– Что-то ты долго, думал, что придёшь раньше, – после этих слов Хейндир приблизился к его уху и перешёл на шёпот, – Ты нашёл того гнома?

В ответ Хромос коротко кивнул.

– Но раз с тобой его нет, то это означает, что убийца не он. Верно?

– Верно.

– А это что у тебя под рукой?

– Это личные вещи убитого, что я забрал из «Золотого Тельца». Кое-что особо ценное.

– Вот как, – пробормотал Хейндир, осматривая ларец каким-то таинственным взглядом. – Хорошо, что они не попали в чужие руки, а теперь…

Хейндир засунул пальцы под нагрудник и снял с шеи цепочку, на которой болтался трёхгранный металлический стержень, длиной со средний палец и протянул его капитану.

– Вот, спрячь всё найденное в зале Совета, а потом… разомнись немного и возвращайся. Думаю, нам надо как следует поприветствовать новичков.

С этими словами в его прежде серьёзных глазах проскочил озорной огонёк. Моментально поняв, к чему вел его командир, Хромос ухмыльнулся в ответ и поспешил исполнить отданный ему приказ.

Зал Совета располагался в верхней части крепости и представлял собой просторную круглую залу с высоким, куполовидным потолком, освещённую двумя длинными рядами узких окон. В центре комнаты стоял большой, разумеется, тоже круглый, дубовый стол, на котором была вырезана довольно подробная карта города, а все стратегически важные объекты были покрыты сусальным золотом. Здесь проводились регулярные собрания старших офицеров, на которых объявлялись все важные новости и выносились на обсуждение все насущные вопросы. В периоды войн здесь проводились собрания Военного Совета, на который приходили не только стражи, но и командиры флота, Дож, представители Сената с командиром гвардии и глава гильдии магов. Такие собрания могли растягиваться на долгие часы, полные ожесточённых споров, но в тот час зал был совершенно пуст, и в нём царила умиротворяющая тишина.

Хромос вошёл в залу и закрыл дверь на засов. Напротив входа на стене висел символ городской стражи, – большое золотое солнце со скрещёнными за ним мечами. Капитан подошёл к нему и достал тот небольшой стержень, что дал ему Хейндир. Три его стороны были совершенно гладкими, даже почти зеркальными, но стоило Хромосу направить в него каплю магической энергии, как на его поверхности стало появляться свечение, которое вычерчивало на нём синие руны. Капитан быстро нашёл руну, которая походила на двух переплетённых змей, и, повернув магический ключ нужной стороной к верху, вставил его в треугольное отверстие под солнечным диском. Послышались лязг и скрежет, и поверхность солнца пришла в движение. Восемь треугольных сегментов отделились друг от друга и плавно поползи от центра к краям диска, открываясь словно рот исполинской пиявки с золотыми зубами.

Спустя полминуты, магический механизм прекратил движение и открыл тайник с секретами, что прежде скрывало его выпуклое туловище. Там лежало много важных документов: чертежи оборонительных сооружений, карта городской канализации, карта секретных проходов, ведших за пределы города для поставки провизии во время осады, и ещё целая тьма секретной информации. Тут же лежали и несколько туго набитых мешков золота, – резервный бюджет городской стражи на чёрный день, может быть на пару недель урезанного жалования, но не более того. Возможно, будь на месте Хромоса кто-нибудь другой, то он непременно бы запустил лапу в тайник и оставил себе хотя бы один червонец, но этот капитан стражи был не из их числа. Не обращая никакого внимания на ценности, он пристроил ларец на одну из полок и вынул стержень. Раздался пронзительный скрип и сверкающие лезвия в едином порыве устремились к центру. Они двигались молниеносно, и, не успел капитан моргнуть, как каждая пластина заняла прежнее место, а места их стыков стали совершенно гладкими, как если бы их и вовсе не было. Если бы Хромос забыл вытащить из хранилища руку, то зубастая гильотина с лёгкостью откусила бы ему руку, и никакие латы не смогли бы его защитить.

Когда главная цель сегодняшнего дня была наконец-то выполнена, Хромос, потирая затёкшую шею, подошёл к окну и посмотрел во двор. На тренировочной площадке, в окружении непоседливых новобранцев стоял Хейндир. В руках он держал затупленный меч и что-то громко объяснял юнцам. Капитан не мог его слышать, но он точно знал, что говорил господин Командующий. Каждый раз, когда в Крепость приходило новое пополнение, Хейндир, если он не был чем-то чрезвычайно занят, лично приветствовал их, давал первые наставления по службе, а после проводил небольшой обряд, который все стражи за глаза называли «Волк и Ягнята». Суть этого занятного мероприятия была довольно проста – любой желающий мог бросить командиру вызов на дуэль и помериться с ним в искусстве владения мечом. Каждый раз находилась пара самоуверенных юнцов, которые думали, что с лёгкостью смогут одолеть заметно состарившегося бойца, но их ожидал крайне болезненный сюрприз. Хейндир хоть уже и не был тем, что в молодости, но до сих пор сохранял отличную физическую форму, а его многолетний опыт делал его поистине грозным противником. Даже в свои почтенные пятьдесят четыре года он вполне мог соревноваться с молодыми чемпионами соседних королевств и мастерами фехтования, но по каким-то неведомым причинам предпочитал не отвечать на то и дело приходившие вызовы и не участвовать в турнирах, не желая себе большо́й известности, хотя члены Сената, подгоняемые тщеславием, постоянно упрашивали его явить мощь перед заносчивыми соседями.

И вот один светловолосый юноша решил, что пара уроков владения мечом, полученных от его подпитого дяди, и сила молодости позволят ему одолеть старика. Оба бойца встали напротив друг друга, поклонились и приняли боевые стойки. Раздался протяжной рёв горна. Бой начался.

Парень решил не медлить и тут же ринулся в атаку. Он подскочил к спокойному, недвижимому и грозному точно одинокая скала в море Хейндиру и широко взмахнул мечом. В следующий миг его лицо уже летело навстречу земле. Он упал, больно ударившись носом, перекувырнулся через себя и повалился на спину, подняв в воздух облако пыли.

– Ну, кто хочет попробовать следующим? – заигрывающее спросил Хейндир, с оскалом голодного хищника. Он одержал мгновенную победу без единого взмаха меча, просто использовав рвение и тело противника против него самого. Впрочем, к его глубочайшему сожалению, никто из опешивших новобранцев более не хотел испытать старого волка.

– «Снова он всех перепугал», – Хромос потянулся и почувствовал, как защёлкали позвонки в его спине. – «Раз ну у кого более настроения для драки нет, то видимо пришёл мой черёд…»

Крепость заметно оживилась. Все, кто был не занят или мог ненадолго или же тайком оставить работу, спешили выбраться во внутренний двор и занять места получше. Тут были и солдаты, и лекари, и несколько писарей, и даже поварята, улизнувшие с кухни, чтобы посмотреть на предстоящий бой. В центре площадки для поединков стоял Хромос и ловко вращал меч, разогревая суставы и связки. На нём больше не было красивого, но дурацкого и неудобного плаща, а тупая кромка тренировочного меча с басистым гулом разрезала воздух, пока острие выводило круги и восьмёрки. Тем временем Хейндир обходил периметр площадки, отдавая последние распоряжения.

– Запомните, никто не должен переступать за эту линию. Тот, кто это всё-таки сделает, непременно получит рану или же вовсе распрощается с жизнью. Вам ясно?!

– Так точно, господин Командующий! – задорным хором ответила толпа.

– Рад это слышать. Ну, а вы будьте наготове, – сказал он стражникам, у чьих ног стояли большие вёдра, полные холодной воды.

Приготовления подходили к концу, и Хейндир встал в шести шагах от Хромоса и, приняв боевую стойку, тоже выполнил пару финтов с мечом, разминаясь и потешая голодную до зрелищ публику. Между оппонентами чувствовалось нарастающее напряжение. Они смотрели в друг другу глаза, улавливая каждое их движение и пытаясь предугадать первый шаг противника. Со всех сторон слышались подбадривающие выкрики, адресованные то одному, то другому бойцу. Толпа всё более закипала от предвкушения и нетерпения, и вот прозвучал хриплый зов горна.

В едином порыве Хейндир и Хромос сорвались с мест и устремились навстречу друг другу. Под радостные крики толпы они скрестили мечи, и громкий лязг эхом отразился от крепостных стен. Не медля ни секунды, они начали наносить друг другу сокрушительные удары, двигаясь при этом плавно, но решительно, не совершая ни одного лишнего движения. Это был бой между двумя лучшими мечниками среди Городской Стражи.

Хромос наносил серии быстрых ударов, отдавая предпочтение колющим, направленным в самые уязвимые места брони, в то время как Хейндир был более сдержан в атаке, но был способен нанести удар из любого, порой даже немыслимого положения тела, что делало его атаки крайне неожиданными и сложными для парирования.

Сделав короткий финт и уйдя от удара меча, Хейндир перенёс вес на левую ногу, и отправил сжатый кулак в стремительной контратаке по правому виску оппонента. Капитан заметил это и успел уклониться от удара, но тут же чуть не напоролся на меч, столь неожиданно появившийся у самого его бока. Отвлекающий манёвр сработал как часы, и Хромосу пришлось срочно отскочить в сторону и перекатиться по земле, чтобы не дать острию меча пощекотать его рёбра. Дистанция была разорвана, и теперь они могли сделать короткую передышку.

Новобранцы смотрели на них как заворожённые. Никогда прежде им не доводилось наблюдать столь высокого мастерства владения мечом, к тому же с такого близкого расстояния, но им предстояло увидеть нечто ещё более поразительное.

– Размялись и хватит, – лукаво произнёс Хейндир и, перебросив меч в другую руку, поставил левую ногу назад, сменив стойку на ту, что гораздо лучше подходила ему как левше.

С новыми силами они бросились друг на друга, и вновь скрежет мечей прокатился по округе. Теперь они двигались даже быстрее чем прежде, полагаясь только на наработанные годами тренировок рефлексы, которые превосходили по скорости их собственные мысли. Господин Командующий перешёл в решительное наступление и наседал на Хромоса, которому теперь было гораздо сложнее справляться с хитрым левшой, взявшим меч в ведущую руку.

Не выдерживая напора Хейндира, капитан сделал отшаг назад, и в то же время по его пальцам побежали голубоватые искры. Перехватив рукоять меча в одну кисть, он протянул левую руку вперед и выпустил на волю бушующие электрические дуги, которые тут же направились в сторону Хейндира, но он успел уйти от них, увеличив дистанцию. Молнии врезались в землю, подняв клубы пыли. То, что начиналось как бой мечников, продолжилось как поединок чародеев.

Хейндир не стал медлить с ответом. Из его кисти вырвались языки пламени и густо облепили сталь клинка. Потакая желанию публики, Хейндир прокрутил несколько раз мечом, описывая в воздухе трепещущие восьмёрки. Хромос обострил все органы чувств и внимательно следил за каждым его движением, понимая, что вслед за коротким огненным представлением последует внезапная и сокрушительная атака.

Хейндир не заставил своего оппонента долго ждать и, шагнув вперёд, сделал широкий горизонтальный взмах мечом. Воздух заревел, и по площадке разошёлся серп яркого алого пламени. Чтобы уйти от этой атаки, капитан припал на землю, и как только огонь исчез, он вскочил с колена и бросил в противника три мощных электрических заряда. Они с треском и грохотом пронеслись в воздухе, и два из них были пойманы мечом Хейндира, чьё лезвие всё продолжало пылать магическим огнём. Третий заряд пролетел мимо него, и почти что попал в одного из зазевавшихся зрителей, но разбежавшиеся в стороны товарищи успели вовремя его отдёрнуть. Он бы не погиб от магической атаки такой силы, но повалился бы на землю и бился в мучительных судорогах и яростных конвульсиях.

В ответ на молнии Хейндир набрал полную грудь воздуха и изверг из чрева ревущий поток огненных языков. Обнажённый оскал и сверкавшие чешуйки брони превращали его в разъярённого дракона, чей сон был потревожен наглыми людишками. Используя молнии вместо щита, Хромос сумел разделить поток пламени на две части и остаться совершенно невредимым. Так они и продолжали поливать друг друга магическими атаками, изредка прерываясь на ближний бой. Обычный человек уже бы свалился на землю от истощения, истекая потом и судорожно хватая ртом воздух, но боевые маги умели использовать магическую энергию для расширения границ человеческой выносливости.

Спустя несколько минут вся площадка была покрыта лужицами огня и кусками спекшейся земли. Бойцы, изрядно повеселившие и потрепавшие нервы публике, остановились и пристально всмотрелись в глаза друг другу. Каждый из них почувствовал, что пришло время для самой последней, финальной атаки. Электрические дуги, что покрывали лезвия меча Хромоса, начали становиться всё толще и беспокойнее, пока они полностью не закрыли искрами сталь меча. Тем же временем пламя на мече Хейндира разгоралось сильнее. Под его воздействием тёмная сталь начинала багроветь, а раскалённый воздух искажал и преломлял свет возле старого северянина. Хоть мечи и были тупыми, но от перенасыщения магией, их удары становились гораздо смертоноснее чем у их заточенных братьев.

Раздались два боевых крика, оппоненты ринулись в последнюю атаку. Вложив в удар все оставшиеся силы, они скрестили мечи, и заключённая в них энергия вырвалась на свободу. Прогремел взрыв, и в небо поднялся огненный шар, утягивавший за собой столб пыли, и бесчисленные снопы электрических искр разлетелись во все стороны. Оба соперника были отброшены в разные углы арены, но кое-как они смогли не повалиться навзничь и устояли на ногах.

Хромос и Хейндир, тяжело дыша, выпрямились, всё ещё держа в руках покорёженные и покрытые глубокими зазубринами мечи, которые более ни на что не годились. Внезапно для всех, они начали громко хохотать и, бросив оружие на землю, сошлись и крепко обнялись, ознаменовав конец поединка.

Зрители ликовали, а новобранцы с широко открытыми, безусыми ртами пребывали в глубоком потрясении, не в силах подобрать слов для пережитых потрясений. Дежурные стражники подхватили вёдра и побежали тушить горящую землю, пока огонь не перекинулся куда-нибудь ещё.

Отпустив Командующего, Хромос поправил чуть съехавший доспех и направился в замок чтобы по-быстрому перекусить, в то время как Хейндир должен был ещё произнести заключительную речь с парой мудрых наставлений и раздать последние указания.

Глава IV. Скверная Пьеса

Лес затих в печали,

Тучи зарыдали,

Песни серебристой

Сойки голосистой

Впредь им не слыхать…

«Народная песня»

Вытянув ноги вперёд и положив руки на широкие, сильно исцарапанные краями доспехов подлокотники, Хромос развалился на массивном деревянном стуле, а на его стоявшем по соседству собрате лежал снятый шлем и молчаливо глядел на скучающего хозяина. Капитан сидел перед широким резным столом, по всей поверхности которого были разложены аккуратные стопки бумаг, большинство из которых представляло собой однотипные отчёты, заявления и прошения о дополнительных. По другую его сторону стояло высокое, обитое железом кресло, за свой внушительный и величественный вид прозванное «Троном». Сидя на квадратной подушке, уложенной поверх жёсткого сиденья, Хейндир принимал представителей Сената, старшин гильдий, офицеров флота и прочих важных гостей, которые приходили к нему с просьбами, предложениями, требованиями, а иногда просто чтобы распить пару кубков или целых бутылок ради укрепления дружбы.

Длинные узкие окна кабинета открывали потрясающий вид на город и гавань, над которой начинал сгущаться сумрак, словно бы за горизонтом древний великан выливал на небосклон тёмно-синие чернила, и они растекались, медленно, но верно поглощая красно-золотое полотнище заката. Рассеянные лучи скрывшегося солнца ещё попадали в комнату, погружая её в приятный, обволакивающий, багряный полумрак, ласково погружавший в сладкую дрёму. Но как бы Хромос не старался поддаться этим чарам, беспокойные мысли создавали маленький вихрь в его черепной коробке и своим гулом не давали полностью расслабиться.

За дверью послышалось приглушённое лязганье доспехов и стук жёстких подошв о каменный пол. Эти звуки были ровными, ритмичными, в них чувствовалась лёгкость походки, какая обычно бывает у самых молодых людей, и которая обычно исчезает с возрастом, становясь всё более тяжёлой и грузной. Дверные петли заскрипели, и на пороге появился седовласый господин Командующий с полным довольства лицом, на котором не было и тени усталости.

– Ты чего в темноте сидишь? – с лёгкой подколкой сказал он, закрывая дверь. По правую руку от входа на высокой тумбе стоял довольно тяжёлый и малость уродливый железный канделябр с четырьмя толстыми свечами из сала. Хейндир взял его и поднёс вытянутый палец к одному из фитилей. С кончика ногтя сорвался маленький язычок пламени и зажёг свечу.

Повторив эту нехитрую процедуру со всеми остальными жирными фитилями, Хейндир поставил светильник на стол и направился к шкафу, откуда достал пару крупных кубков и пузатую бутылку красного вина. Будучи человеком щедрой души, он наполнил каждую чашу до самых краёв и протянул одну из них Хромосу, после чего уселся на Трон.

Получив вино из рук командира, Хромос сел ровно и поднёс чашу ко рту. Перед тем как отхлебнуть сладкого нектара богов, он медленно втянул носом слегка кисловатый запах, давая ему заполнить ноздри и носоглотку. Прочитав аромат, капитан сделал небольшой глоточек и поболтал напиток во рту, словно бы пытался его прожевать, давая языку вдоволь насладиться вкусом, и только после проглотил. Теперь стоило выдохнуть ртом и оценить богатое послевкусие.

– Двухлетнее вино из Южной провинции Парлестея… да, определённо из холмистых регионов, и виноград рос на восточном склоне, – ещё раз принюхавшись, капитан добавил, – выдерживалось не в дубовой бочке, а в каштановой, от чего во вкусе появилась горчинка, а запах стал более кислым.

– Ого, я как-то всего этого не почувствовал, – удивился северянин, успевший осушить кубок до самого дна.

– Вот и я не почувствовал, а оно есть, – капитан подмигнул и сделал длинный глоток, больше не обращая никакого внимания на вкус.

– Ха-ха, мне бы так уметь распинаться, а то на приёмах вечно норовят угостить чем-нибудь особенным, а потому ждут моей похвалы, а я стою, смотрю на их лица как баран на новые ворота, и совершенно не нахожу, чего бы им такого ответить, чтобы в конец не разобидеть.

– Ну, дело тут нехитрое. Если бы и ты вырос в семье виноделов, то и не так бы научился заливать. Честное слово, сколько бы я не пытался почувствовать все эти, ароматы, послевкусия и ягодные нотки с горечью лесных орехов – всё без толку! Видимо, что ни у моего носа, ни у моего языка нет должной утончённости для этого великого дела. Для меня всё пойло совершенно одинаковое на вкус и запах, разве что напитки между собой не путаю. Вино – кислое, пиво – горькое, вот и вся великая наука!

– А Аллейса знает об этом твоём недостатке?

– А ради кого ещё я бы стал учиться врать подобным образом? Она точно также, как твои друзья, наливала мне вина в бокал, а после вдохновенно смотрела на меня, ожидая, что во мне наконец-то проснётся семейный талант дегустатора, ну а я не хотел её разочаровывать и использовал фантазию. Ну, либо повторял за Деей. Она в отличие от меня что-то там действительно чувствовала. Думаю, что мама поступит совершенно верно, если передаст виноградник ей в полное владение.

– Тебя это устроит?

– Моё дело – махать куском стали, а от моих проявлений заботы все кусты скоро увянут завянут и правильно сделают. Так что в нужный день я сам поддержу это решение перед семьёй отца, хотя с ними проблем быть не должно.

– Да, Осгат – мужик хороший. Но может чему-то ты да смог научиться за столько-то лет?

– Умею безошибочно отличить хорошую выпивку от плохой.

– И как же?

– От плохой тебя стошнит немедленно, а от хорошей блевать будешь только поутру.

– Ну да, есть такое, – Хейндир вновь наполнил свою опустевшую чашу и немного подлил подчинённому. – Но у твоей матери действительно выходит хорошее винцо, очень легко пьётся и в голову не сразу бьёт.

– Если тебе очень хочется его вновь отведать, то могу отправить ей письмо с описанием той бурды, что мы с тобой обычно пьём, и она с первым кораблём вышлет нам пару бочонков, чтобы мы с тобой больше не травились чем попало. Вроде ещё Деа недавно изобрела какой-то новый сорт с пузырьками, и он получил широкую известность в Гросфальде, да так что на пять лет вперёд вперёд всё заказано, но для нас одна лишняя бутылочка всегда найдётся.

– Было бы славно попробовать его. Хах, как же быстро летит время. Помню вас ещё маленькими детишками, бегавшими по двору и просившими покатать вас на плечах, а вот она уже знаменитый винодел. Мда… как-то многовато прошло лет с тех пор, как я её в последний раз видел, и столько важных событий пропустил. Мне до сих пор стыдно за то, что я не смог присутствовать на её свадьбе, а ведь я должен был пригрозить её женишку выбитыми зубами, если тот вздумает её обижать.

– Не волнуйся, я, дядя и особенно дедушка сделали это и за тебя. К тому же живут они очень даже дружно, почти не ссорятся, разве что по мелочам, хотя… разве бывает, чтобы в браке совсем без сучка и задоринки всё было? И жили они долго и счастливо… В общем, всё у них славно, и нужды в расправе пока что не возникало. Так что можешь быть спокоен.

– Это хорошо… хорошо… Однако же хотелось бы снова с ней встретиться, увидеть в какую женщину превратилась та смешливая и бодрая девчушка.

– Она бы тоже была рада тебя видеть, но не думаю, что Сенат даст тебе отгул длинной в пару месяцев для заморского плавания. Без твоей железной руки тут мигом всё пойдёт наперекосяк.

– Что ж… может быть и так, но поздно или, что вероятнее, рано мне придётся оставить этот пост и уйти на покой. Как ни крути, а годы мало-помалу всё же берут своё, моложе я уж точно не становлюсь.

– Разве? Что-то после всех твоих выкрутасов в сегодняшнем поединке у меня язык не повернётся назвать тебя дряхлеющим старикашкой. Порой складывается такое ощущение, что ты ни капельки не постарел с того дня, как я прибыл сюда. Годы идут, а тебе остаются всё те же вечные сорок… Хотя нет. Скорее даже тридцать и ни днём больше. Всё также резок, дерзок, быстр и силён.

– Скажи это моим морщинам и седине, а то эти предатели, кажется, не в курсе дел. К тому же, если бы я даже и хотел сидеть в этом кресле до самой моей смерти, то решать это не мне, а Сенату, а им, как ты уже сам сказал, нужен человек с железной рукой, чтобы сохранять хоть какую-то видимость порядка, пускай, что и худого.

– Они уже подыскивают тебе замену?

– На официальных собраниях большого совета вопрос ещё не поднимался, но в кулуарах подобные толки идут уже давненько, а вид моих всё более седеющих висков только даёт им новые поводы для кривотолков.

– И кого же метят в нового господина Командующего? Кого-то из наших ребят или собираются переназначить человека из гвардии?

– Да пёс его знает. Как всегда, много болтают, пытаются примериться к цене своего голоса и грядущей выгоды от каждого кандидата, но пока всё без какой-либо ясности. Однако, могу тебя заверить, что некоторые из них с одобрением отзываются о тебе, и в целом были бы не против увидеть именно тебя в этом кресле.

– Спасибо, тебе, Хейнд, но не думаю, что у меня получится управляться тут хотя бы в половину так же хорошо, как это выходит у тебя.

– Да брось. Не надо скромничать. Ты вполне годишься для этой работёнки, и может даже что лучше меня. Кричать ты умеешь, денег не воруешь и хороших манер у тебя побольше моего, так что справишься, если захочешь. Или ты не хочешь?

– Пока что не знаю… Хотя… Думаю, что скорее нет, чем да.

– Как скажешь. На то твоё право, и я настаивать не буду. Кому уж как не мне знать, сколь необъятен мир и сколько в нём всего таинственного и манящего, чтобы не желать протирать штаны в одном и том же погрязшим в мелких распрях городишке на одном и том же жёстком стуле год за годом. Так что выбор целиком и полностью в твоих руках, но если что, то я готов замолвить за тебя словечко, пока от меня отвернулись ещё не все старые друзья, – хотя Хейндир мастерски придал своим словам лёгкость, но хорошо знавший старика капитан всё же уловил его истинные чувства.

– Спасибо, буду иметь в виду. Кстати, о влиятельных друзьях, у меня сегодня был шанс завести себе одного такого и при том самого лучшего из всех!

– И кого же? – Хейндир шутливо выгнул бровь и снова отпил из стремительно пустеющей чаши.

– Самого знаменитого, старого и жадного богатея города – Дуорима.

– Дуорим Кросс-Баруд предложил тебе свою дружбу? – пробулькал Хейндир, чуть не поперхнувшись вином.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но он предложил мне не только дружбу, а ещё и груду золота в придачу.

– Что-то слишком славно это звучит, – в голосе Хейндира послышалось игривое ехидство. – Давай признавайся, что он просил у тебя взамен. А то я ни за что не поверю, что старый гном готов поделиться с тобой сокровищами за просто так.

– Он хотел, чтобы я принёс ему шкатулку убитого купца. Обещал выкупить у меня её содержимое.

– Вот как, но ты не поддался соблазну и не понёс ему ларчик, а принёс его сюда. Это похвально, весьма похвально. Однако если он узнает о том, что ты отверг его предложение, то последствия могут быть весьма плачевными. Надо будет сочинить что-нибудь для него, чтобы отвести гнев в сторону. Ну, а теперь, раз уж ты сам об этом заговорил, то выкладывай, что тебе удалось узнать.

– Ладно, сейчас, – Хромос опрокинул содержимое чаши в глотку и поставил её на стол. – Не знаю даже с чего лучше будет начать, слишком всё в этом деле неясно.

– Тогда начни с того, что знаешь наверняка, – подсказал ему Хейндир.

– Единственное что я знаю точно, так это то, что наш купец привёз с собой в город целое состояние и сейчас оно лежит в стене Зала Советов.

– Та шкатулка? Ты так и не сказал, что в ней.

– Там лежат очень дорогие камни, они называются лавовыми опалами. Дуорим оценил их в триста с лишним тысяч крон, а мне за них он предложил все четыреста.

– Сколько?! Ты нулями случаем не ошибся? Наш военный флот, со всеми его кораблями, якорями, пушками и трюмными крысами стоит меньше, а ты говоришь четыреста тысяч.

– Я сам сперва не поверил, но так оно и есть. Дуорим подписал несколько документов, подтверждающих их стоимость. Ты, кстати, вчера сам забрал их у Эдвиса.

– Разве? Что-то не помню, чтобы он передавал мне какие-то бумажки.

– Это были не бумажки, а свитки в металлическом цилиндре. Эдвис сказал, что отдал его тебе лично.

– А, ты про ту штуковину. Да-да-да… теперь припоминаю, было что-то такое.

– Где она теперь?

– Должна лежать на складе со всеми остальными вещами Айбрена. Когда мы вчера его барахло по ящикам раскладывали, я её куда-то туда бросил.

– Может мне прямо сейчас сходить за этим свитком, чтобы ты мне поверил?

– Не, я тебе и на слова верю, а вот на сами камешки я бы с удовольствием взглянул. Ключ ведь всё ещё у тебя?

– Ага, сейчас их принесу, – ответил Хромос и встал со стула.

Вернулся капитан минут через восемь с чёрной коробочкой в руках.

– Давай её сюда, – Хейндир принял ларец, поставил на стол и нетерпеливо распахнул крышку. Огонь всегда был его близким и верным другом, а потому светящиеся капли магмы вызвали у него искренне умиление. – Какие занятные штучки.

– Ага, – подтвердил Хромос и поймал себя на желании вновь прикоснуться к их гладкой и тёплой поверхности.

– Но всё же, вернёмся к делу, – Хейндир, словно бы не слишком впечатлившись этим диковинным зрелищем, резко захлопнул крышку и отставил ларец в сторону.

– Мне отнести их обратно?

– Потом, когда на ужин пойдём, тогда и спрячем. Может до той поры мне ещё разок захочется взглянуть.

– Как прикажешь, а на склад я завтра обязательно загляну. Хочу просмотреть на вещи купца и в особенности на его торговые расписки, – сказал Хромос, передавая колдовской ключ наставнику.

– С этим ты быстро не справишься, так что лучше завтра займись этим на свежую голову. Всё равно вещи будут под замком и никуда от тебя не убегут.

– Ладно, пускай будет так. Надеюсь, что среди его бумаг найдётся нечто, что укажет на происхождение этих камней, причём я уверен, что они ему не принадлежат. Слишком уж дорогие вещицы для обычного странствующего купца. За ним просто обязан кто-то стоять. К тому у него в городе должны были быть друзья, которые протянули ему руку помощи.

– Неужели нашёл зацепку?

– Зацепку… вроде бы и да, но и нет. По некоторым косвенным признакам, он вполне мог бывать в Лордэне раньше или у него тут есть надёжные партнёры. Дуорим сказал мне, что хоть он заявился к нему один, но он был слишком уж самоуверен. Одинокий чужак не стал бы так себя вести.

– Было бы хорошо, если бы его дружки сами себя проявили, чтобы их искать не пришлось. Тебе ведь не удалось разузнать какие-нибудь имена или приметы? Иначе поиски займут целую вечность…

– Только если убийца не найдёт их первыми, – перебил его Хромос. В ответ на это Хейндир не сказал ничего, только помрачнел и тихо выругался на родном языке. – Я сегодня весь день над этим думал. Что если Айбрен был не единственной целью, а лишь первой? Что он, по сути, привёл его за собой к остальным? Что нас ждёт тогда?

– Тогда нас ждут ещё больше смертей. Но мы не можем позволить этому случиться, – с этими словами Хейндир вновь загорелся решимостью и стукнул кулаком по столу. – Мы должны поймать его, и неважно живым или мёртвым. Теперь это – наша главная задача.

– Понял. Обещаю, что приложу все свои силы для её скорейшего решения, – согласился Хромос, тоже почувствовав прилив живительного энтузиазма. – Мне ещё удалось получить небольшую наводку, откуда мог прибыть Айбрен. Со слов Эдвиса, купец упоминал Эрадуис. Знаю, что это вряд ли много что даст, но может отправим туда пару гонцов, пусть попробуют поспрашивать местных на предмет знакомства с Айбреном?

– А тебе парней вообще не жалко? Хочешь, чтобы они выуживали сведения из этих высокомерных, остроухих сволочей, пока они будут смотреть на них как на говорящие кучи конского дерьма? Не думаю, что хоть у кого-то хватит терпения на такое тухлое и неблагодарное дело. Хотя… может ты прав и нам действительно стоит попытаться. Как-никак ситуация чрезвычайная, а наводок у нас кот наплакал.

– Небольшого отряда должно хватить, а если снабдить их грамотой с печатью Сената, то дело пойдёт чуточку лучше. Есть шанс, что купец показывал тамошним чародеям опалы, а уж их-то эльфы точно бы запомнили.

– Если сейчас написать письмо в Сенат, то завтра к обеду или немногим позже они смогут прислать ответ, может даже сразу и готовую грамоту, и тогда можно будет отправлять всадников в путь, – Хейндир макнул перо в чернильницу и стал быстро выводить большие, угловатые буквы на листе бумаги. Записка получилась содержательной, но короткой. Сложив лист втрое, господин Командующий, снова используя палец вместо свечи, накапал расплавленного сургуча на послание, а затем поставил в неё печать начальника стражи, и отложил в сторону подсыхать. – Есть ли ещё что-то важное, что удалось узнать?

– Я уже сказал, что хочу посмотреть его торговые расписки, и на то есть весомая причина. Если он прибыл по тракту из Эрадуиса, а не по морю, то он точно должен был пройти через таможню у главных ворот и уплатить положенный налог. Дуорим сказал мне, что у него таки был при себе необходимый документ об уплате пошлины, но ты и сам знаешь, что я провёл всю неделю у ворот и мне ни разу не сообщали о подобных артефактах. Их вообще должны были задержать на проверку, звать людей из гильдий магов и горняков для опознания, но этого всего не произошло. Он просто уплатил за них пять золотых и поехал себе дальше по делам. По крайней мере, так было написано в документе, и на деле он мог вообще не заплатить никакого налога.

– Хм, что-то здесь нечисто. Думаешь, что он подкупил таможенников или ему кто-то помог?

– Возможны оба варианта, но мне кажется, что второй ближе к истине. Я всё пытаюсь представить, как он действовал после прибытия, и чувствуется мне, что им руководил некий куратор ну или что у него был советник из местных.

– И раз он не называл гильдий, заселился в гостиницу один, и пошёл в одиночку к самому влиятельному гному города, то его хозяева должны быть очень влиятельными и могущественным , но при том крайне скрытными личностями.

– Да, должно быть так, – согласился Хромос, покручивая в руках пустой кубок. – Вот ещё что. Дуорим и Эдвис согласны в том, что в Лорджен Айбрен прибыл позавчера, а в тот день со мной на посту был Лормин.

– Да, да помню, у него было задание встретить и сопроводить партию пороха до портового арсенала.

– Верно, только караван сильно запоздал, и Лормин ждал их прибытие почти до самого вечера. Возможно, что он заметил купца или ещё кого-то подозрительного, кем мог быть наш убийца.

– Тогда сам расспроси его. Сейчас он, правда, где-то в городе, но к ужину должен будет вернуться в Крепость.

– Постараюсь пересечься с ним сегодня же, ну а завтра с утра пойду за бумагами.

– А затем вытрясти душу из тех, кто это черканул, верно?

– Ты всегда наперёд знаешь, что я буду делать?

– Просто я тебе всему этому и научил, – Хейндир улыбнулся и вылил себе в чашу последние капли вина из бутылки, которую успел незаметно опустошить.

– Хейнд, я тут чуть не забыл ещё об одном странном происшествии.

– Они у нас сейчас все странные, – съехидничал он, заглядывая одним глазом в горлышко бутылки.

– Это да, но тут всё ещё страннее. Работники гостиницы утверждают, что ночью они видели во дворе незнакомца.

– Они его поймали?

– Нет, он исчез.

– То есть сбежал?

– Нет, он именно что исчез или, если хочешь, то просто испарился.

– И ты в это веришь?

– В то, что он вот так вот исчез – нет, но в то, что там кто-то был – да. Следов я никаких не нашёл, но я видел перепуганных собак. Они точно боялись чего-то… необычного

– А как выглядел тот человек? – в голосе Хейндира слышался вполне понятный скептицизм.

– Псарь сказал, что это был высокий тип с длинными волосами в заношенной одежде.

– Очень точное описание. У нас в городе каждый десятый житель и каждый второй пьяница так выглядит. Ну а может этот псарь сам напился, и ему всё привиделось?

– Того чужака видел ещё охранник, но с ним поговорить мне не удалось.

– Всё равно слишком расплывчато всё, чтобы объявлять его в розыск. Было бы хоть имя.

– Это да…

Разговор зашёл в тупик, и комнате ненадолго повисла тишина, пока её не нарушил Уонлинг.

– Ты, кстати, ребятишкам очень понравился, они с восторгом отзывались о твоих заклинаниях. Один даже вспомнил, что уже видел твоё выступление на Арене.

– Правда? Меня так-то давно там не было – всё настроение не то.

– Они и про других капитанов спрашивали и про некоторых гвардейцев.

– А среди них у кого-нибудь есть магические задатки?

– Они все из простолюдинов, так что вряд ли кто-нибудь из них в будущем сможет хотя бы зажечь свечку как я. Ради интереса проверить стоит, но не хочется их зря обнадёживать.

– Тяжело жить с грузом пустых, несбыточных мечтаний.

– Это верно. Ты ведь весь день в доспехах? Должно быть, плечи уже отваливаются? Всё что надо мы уже обсудили, да и ужин уже скоро, так что иди сними доспехи, и встретимся за столом. Камни в тайник я отнесу сам.

– Слушаюсь, господин Командующий, – Хромос шутливо пристукнул кулаком по подлокотнику и поднялся со стула.

Хейндир взял в руки ларец и тоже собирался покинуть кабинет, как в коридоре послышался сбивчивый топот. Без стука дверь распахнулась, ударив ручкой о стену, и офицеры увидели тяжело пыхтевшего стража с раскрасневшимся лицом.

– Господин Уонлинг, у нас беда! – выпалил он, захлёбываясь воздухом.

– В чём дело?! Пожар?

– Никак нет. Доложили о найденном трупе, говорят, что он сильно изуродован.

Хромос и Хейндир переглянулись и, поняв друг друга без единого слова, схватили снятые с ремней мечи и сорвались с места в галоп.

– Где обнаружили тело?

– В театре «Янтарный Соловей», – пропыхтел стражник, едва поспевая за летевшим впереди командиром.

– Кто сообщил?

– Один из актёров. Он сейчас ждёт вас во дворе.

Промчавшись по коридорам, как стадо разъярённых быков, и спустившись с лестницы, как грохочущая снежная лавина, они выбежали в крепостной двор, в котором стремительно нарастала суматоха. Посреди толпы стражей разодетый в пестрый костюм для представлений стоял молодой парнишка с растрёпанными кудрями на взмокшей голове. Сипя и надрываясь на каждом слове, он взахлёб рассказывал что-то окружающим, то хватая себя за волосы, то рисуя пальцем длинные линии на трепещущей груди.

Грозно рявкнув на конюхов, чтобы те седлали лошадей, Хейндир приказал толпе расступиться. Но не успел он подойти ближе, как парень сам подбежал к нему и, рухнув к нему в ноги, начал сбивчиво тараторить.

– Господин, прошу вас, помогите, прошу, у нас беда!

– Что случилось?

– Её… её убили!

– Кого?

– Элатиэль, нашу певицу, – по раскрасневшемуся лицу парня текли слёзы, а глаза были полны боли и печали. – Прошу, помогите нам, молю вас…

– Успокойся и скажи, что с ней сделали? – Хейндир припал на колено, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом мальчика.

– Её порезали… её голова… там… я не могу, не могу, – парень закрыл лицо руками и горько заплакал не в силах произнести больше ни слова.

– Тише, тише, – Хейндир кое-как попытался его успокоить, но ничего не помогало. – Где эти чёртовы кони?!

В ответ на негодование командира из конюшни вывели шесть лошадей. Пятеро из них имели различные оттенки каштановой масти, а впереди них под уздцы вели чистокровного жеребца с пышной черной гривой. Он был крупен и статен, шерсть на его ухоженных и крутых боках лоснилась и блестела в свете фонарей, а в больший глазах виднелись воля и ум сродни человеческому. Он был весь чёрен как вороньи крылья, кроме белоснежных носок, поднимавшихся от его копыт. Имя ему было – Фриген-Фотель, Морозная Поступь. Он был личным конём Хейндира, обладал крутым нравом и неминуемо сбрасывал со спины любого всадника, кроме любимого хозяина.

Командующий Уонлинг быстро составил отряд сопровождения из присутствовавших стражей. Подчиняясь приказу, они в считанные минуты нацепили на себя боевые доспехи и вслед за командиром оседлали жеребцов. Тем временем юный актёр перестал рыдать и лишь медленно раскачивался, сидя на голой земле и бормоча себе под нос что-то невнятное и невразумительное. Сидя верхом, Хромос подъехал к нему и протянул руку.

– Малец, сможешь удержаться в седле? – Хромос постарался изобразить самый добрый и мягкий голос, на который только был способен.

Парень поднял на него глаза и Хромос увидел в них грусть, боль потери и разраставшуюся пустоту. Казалось, что вместе с жизнью убитой, оборвалась и его жизнь.

– Да… – еле выдавил он из себя.

Дрожащей рукой он потянулся навстречу Хромосу, но у него не оказалась сил даже чтобы подняться с земли, не то чтобы залезть на лошадь. Тогда двое стражников подхватили его под руки и буквально закинули за спину капитану. Выстроившись в колонну, всадники пришпорили лошадей и галопом выехали из крепостных ворот.

В вечернее время городские улицы становились свободными от громоздких повозок, и их заполняли люди, кочевавшие от одного кабака к другому, или горожане, решившие прогуляться по улицам в тёплый летний вечер. Рабочая суматоха уходила вместе с дневным светом, и на её место приходили праздничная вакханалия и томное пение влюблённых душ в скрытых вечерними тенями уголках. Люди расслаблялись, самозабвенно следуя желаниям и мечтам, но бойкий стук копыт и громкое сопение лошадиных ноздрей заставляли их встрепенуться и боязливо осмотреться по сторонам в поисках приближающейся опасности. Грохочущая кавалькада неслась по улицам и переулкам, грозясь задавить насмерть каждого, кто не успевал вовремя убраться с её пути. Они мчались словно штормовой ветер между отвесных скал, и впереди всех летел Хейндир, ежеминутно подгоняя коня и гневно крича на забывшихся пьянчуг. Капитан Нейдуэн ехал за ним следом, беспокоясь, что сидевший за ним парень всё же не удержится, свалится с лошади от столь лихой езды и свернёт себе шею. Его трясло из стороны в сторону и подбрасывало при каждом шаге коня, но, он продолжал держаться за грудь Хромоса, бормоча себе что-то под нос и изредка всхлипывая.

Когда на лошадях не осталось ни единого сухого волоска, а из открытых ртов повалила пена, всадники выехали на длинную прямую улицу, в конце которой стояло большое прямоугольное здание театра с широким овальным куполом. Оно было построено в подражании стилю старых мастеров, отличавшимся большим количеством резных колонн в фасаде и с преобладанием правильных геометрических форм. Материалом для постройки здания послужили большие блоки известняка, успевшего заметно пожелтеть за долгие годы. Своё название «Янтарный Соловей» театр получил за живописную фреску певчих птиц над входными дверьми, среди которых самым красивым и ярким был соловей, выложенный из маленьких кусочков разноцветного янтаря.

Как только конный отряд подъехал к парадной лестнице, двери распахнулись, и из здания выбежал высокий худощавый мужчина, одетый в тёмно-малиновый камзол с пышными жабо на кистях и воротнике. Широкими шагами, походившими на прыжки танцора балета, он подбежал к спешивавшимся всадникам и громко возвестил на всю улицу.

– Хвала богам, вы здесь! Господин Уонлинг, благодарю вас, что лично приехали, – мужчина мягко, но судорожно обеими руками пожал протянутую кисть Хейндира, успевшего соскочить с коня, а затем увидел капитана с мальчиком за спиной. – Ах! Юли, ты вернулся.

Хромос слез с лошади, и вдвоём с артистом они спустили всё пребывавшего в апатии мальчика. В тот момент как его ноги коснулись земли, он внезапно очнулся и, поняв, где же он очутился, вырвался из поддерживавших его рук и побежал в сторону театра. Тяжело дыша, Ю́лиус взбежал по лестнице и, столкнувшись в дверях с выходившими людьми, скрылся с глаз.

– Прошу простите его, он не со зла. Смерть Элатиэль ударила по нему сильнее остальных, – вытянутое и острое лицо мужчины было полно беспокойства, горя и была среди них толика страха. – Не будем стоять здесь. Прошу, пройдёмте поскорее внутрь.

Хромос, Хейндир и ещё трое стражников отправились вслед за актёром, а четвёртый остался привязывать лошадей к коновязи и следить за ними. Поднимаясь по лестнице, капитан заметил, что мужчина был на голову выше всех присутствующих и двигался чрезвычайно плавно и грациозно, что было довольно необычно для человека. За парадными дверьми театра начиналась просторная зала с высокими потолками, с подвешенными к ним витиеватыми люстрами. В воздухе стоял густой запах свечного нагара и множества сладких духов, оставшихся после ухода благородных зрителей. В одном из углов зала стояла компания актёров, тихо шушукавшихся между собой, но они тут же умолкли, как только увидели стражей.

– Нам вон туда, там проход в закулисье, – высокий мужчина указал на скромную дверь, стоящую в отдалении и обычно скрытую занавесями от посторонних глаз.

– Как вас звать? – спросил на ходу Хромос.

– Ой, простите, моя вина, – мужчина остановился и слегка поклонился перед гостями. – Моё имя Галоэн, я руководитель этого прекрасного театра. Я уже был знаком с господином Уонлингом, поэтому и забыл вам представиться.

– Вы руководитель? – слегка удивлённо спросил Хромос, не думая, что такой молодой человек мог занять столь высокую и ответственную должность.

– Да, уже двадцать семь лет, а до этого ещё шестнадцать был актёром, – с этими словами Галоэн поправил длинные рыжевато-каштановые волосы, растрепавшиеся во время быстрой ходьбы, и Хромос увидел заострённые и вытянутые к верху уши. Теперь-то он понял – перед ним стоял лесной эльф.

Лесные эльфы были выше и гораздо стройнее всех прочих собратьев, не говоря уже о низких и коренастых гномах и предрасположенных к полноте людях. У всех лесовиков волосы были различных оттенков коричневого и тёмно-рыжего, а их глаза имели насыщенный зелёный цвет. Вот и у Галоэна глаза напоминали пару живых изумрудов, сверкавших полированными гранями в пламени свечей.

Представители этой младшей ветви великого народа в большинстве своём обладали весёлым и лёгким характером, предпочитая не беспокоиться по пустякам и находить в жизни то, что приносило бы им радость и душевное спокойствие. Они возводили свои поселения в старых, дремучих лесах, не используя ни камней, ни железа. Под воздействием магии друидов деревья сами принимали очертания причудливых жилищ, мостов и лестниц.

Всю свою многовековую, но, увы, отнюдь не бесконечную жизнь они проводили в гармонии с природой и в заботе о лесе, в котором они жили, получая от него всё необходимое. Они избавляли живые деревья от вредителей и убирали старые и мёртвые, чтобы дать место для роста молодым побегам. Они прочищали ручьи и озерца, чтобы вода в них не застаивалась и питала почву. Лесной народ ухаживал за дикими животными, леча больных и заботясь о брошенных детёнышах. Впрочем, они нередко и сами охотились на зверей, ели их мясо и стелили их шкуры на ложа, но они никогда не убивали животных ради кровавого веселья и жестокой забавы. По вечерам они все возвращались в деревню, принося с собой цветы и яства, и начинали праздновать, играя на инструментах и лихо танцуя вокруг ритуального костра.

У лесовиков не было традиции брака, они воспринимали любовь и чувства как нечто временное, непостоянное, что в любой момент могло исчезнуть или изменить своё течение. Но, тем не менее, они были готовы провести долгие десятилетия и даже века, если не всю жизнь вместе с возлюбленными, если так распоряжалась судьба и пламя любви в их сердцах не затухало прежде срока.

Что же до их взаимоотношений с людьми, то они им по большей части нравились, особенно актёры, музыканты и поэты. Не слишком уж часто, но и не то, чтобы очень уж редко, молодые эльфы покидали родные леса и уходили к людям, присоединяясь к бродячим музыкантам или театральным труппам, демонстрируя потрясающие способности к творчеству. Им нравились высокий темп и эмоциональная насыщенность людской жизни со всей её пестротой и задорной суетой, но они никогда не понимали людской вспыльчивости, особенно мстительности, не тяготились заботами о материальных ценностях, а гномья жадность и вовсе казалась им чем-то невообразимо нелепым и смехотворным.

– Если у вас пока больше нет вопросов, то давайте поторопимся к гримёркам.

За скрытой дверью начиналась довольно запутанная система узких коридоров и подсобных помещений, служивших нуждам театра. Здесь располагались хранилища декораций и бутафории, забитые костюмами гардеробы и различные мастерские по их изготовлению. В многочисленных гримёрках актёры перевоплощались в иных людей и созданий, меняя до неузнаваемости не только внешность, но и манеру речи, а заодно данный им отроду характер и выработавшиеся с годами привычки.

Двигаясь по коридорам, Хромос видел погружённых в печаль членов труппы и слышал горький плач молодых девушек, видимо потерявших очень дорогую их сердцам подругу. Но среди грусти он видел и нараставшую злобу. Пройдя мимо компании взведённых мужчин, капитан краем уха услышал то, о чём они говорили. Засучивая рукава и разминая кулаки, они строили планы по поискам и поимке убийцы и решали, какую же расправу им стоило учинить, когда мерзавец попадёт к ним в руки.

Галоэн провёл стражей по коридорам и поднялся вместе с ними на второй этаж, где находилась гримёрка убитой. В середине коридора, прислонившись спиной к двери стоял широкоплечий мужик с гладко выбритым черепом и молчаливо нёс дежурство.

– Ко́уэл, они, наконец, приехали. Никто ведь не пытался попасть внутрь?

Коуэл молча помотал головой.

– Хорошо, если наши гости не против, то ты можешь идти, да? – спросил эльф, обращаясь уже к Хейндиру.

– Пускай идёт.

Не проронив вновь ни слова, Коуэл коротко поклонился и пошёл в сторону лестницы.

– Она лежит там, – сказал Галоэн, указывая на дверь бледными и дрожащими пальцами. – Прошу осмотрите там всё сами и не заставляйте меня заходить. Я не могу на неё смотреть, на такую… это выше моих сил… Я буду вас ждать внизу, в моём кабинете, я расскажу вам всё, что захотите, только прошу, не заставляйте меня снова это видеть.

– Хорошо. Мы подойдём к вам, как со всем закончим, – сказал Хейндир и положил руку на плечо театрального управляющего. Эльф чувствовал себя дурно, его побледневшие губы были плотно сжаты, а глаза не могли задержаться на одном месте и бегали из стороны в сторону. Машинально и судорожно поправив вновь растрепавшиеся локоны, он поспешно сбежал, оставив стражей одних.

– Титас, ты остаёшься сторожить дверь и отгонять всех любопытных, но постарайся обойтись без насилия. В крайнем случае, крикни, я выйду и сам с ними разберусь. Ро́увел и Э́лек, вы обойдите помещения, поспрашивайте актёров, может кто-то из них что-то да видел. Будьте внимательны к мелочам, даже самым несуразным, ясно?

– Так точно, господин командующий, – хором ответили стражи.

– Капитан Нейдуэн, ты и я идём внутрь.

Раздав все необходимы приказы, Хейндир осторожно открыл дверь. Из образовавшейся щели пахнуло запахом свежей крови и смешавшимися с ним ароматами пудр и духов, от чего он становился стократ противнее. Небольшая комнатушка была окутана мраком, в котором можно было различить только грубые очертания предметов и неподвижного тела. Как и в номере постоялого двора убитая девушка лежала на полу, широко раскинув руки с обращённым к потолку лицом. Её легкое белое платье, в котором прежде она не раз выходила на сцену, пропитавшись кровью, почернело и облепило её стройное тело.

Хейндир вошёл в комнату первым, освещая её магическим пламенем. В небольшой и тесной комнате помещались шкаф, узкий диванчик и трюмо с мутным зеркалом, под которым ютились множество склянок, флаконов, баночек и кисточек для грима. Мёртвое тело лежало ровно посередине, повёрнутое головой ко входу. Хромос, чуть не вляпавшись в кровь, переступил через девушку, встал спиной к закрытому окну и посмотрел на её обезображенное тело. Те же длинные, неровные разрезы на груди вместе с разодранным платьем, те же оголённые ребра, те же выколотые глаза, это был всё тот же мерзкий, садистский почерк, что и прежде. Пока капитан осматривал тело, Хейндир зажёг одиноко стоявшую на столе свечу и, потушив огонь в руке, грузно сел на диванчик рядом с лежащим на нём чёрным платьем, сокрушённо склонив голову.

– Твою ж мать… – подытожил Хромос, но Хейндир ему ничем не ответил. – Стоило мне только сказать, что могут быть ещё смерти, и вот… перед нами лежит ещё теплое тело.

Хейндир всё продолжал молчать.

– Видимо он действовал по той же самоё схеме, что и в гостинице. Все раны такие же.

– Нет, не все.

– Разве?

– Посмотри на правый висок, – Хейндир указал на голову девушки.

Хромос присмотрелся к указанному месту и увидел, что в окровавленных волосах что-то запуталось. Подойдя ближе и припав на одно колено, он распутал слипшиеся волосы и увидел тёмно-серое оперение и чёрное древко торчащее, из черепа жертвы. Болт пробил височную кость, оставив после себя крупную дыру в черепной коробке, но не прошёл насквозь, а остановился внутри, так и не пробив вторую стенку. Рассматривая рану, капитан заметил, что уши Элатиэль были такими же заострёнными, как и у Галоэна, а при её вытянутой фигуре это могло означать, что она тоже была лесным эльфом. Впрочем, он и раньше догадывался об этом из-за её имени.

– На стрелу не похоже, коротковата будет. Видимо в неё стреляли из арбалета. Убийца вряд ли стал бы стрелять в неё с расстояния в пару шагов, а это значит, что он должен был находиться где-то снаружи. Хотя окно сейчас закрыто…

– Скорее всего, его закрыл кто-то из местных, – опередил его Хейндир. – Видишь следы на полу?

На сухих досках отпечатались очертания чьего-то каблука, попавшего в лужу крови. Следы тянулись от мёртвого тела в сторону окна, там разворачивались и возвращались к двери, становясь почти неразличимыми.

– Они зашли, увидели, что она мертва, закрыли окна, чтобы никто не залез внутрь и ушли. Открой ставни и осмотрись вокруг, надо найти, откуда этот мерзавец мог стрелять.

Пока Хейндир продолжал с тоской в глазах осматривать убитую эльфийку, Хромос пошёл к окну изучать окрестности. С задней стороны театр окружали невысокие дома с покатистыми крышами, из которых то тут, то там торчали покрытые нагаром печные трубы. Зарядив арбалет, можно было долго прятаться за гребнем крыши или за трубой, наблюдая за комнатой в ожидании цели. Заходящее солнце должно было светить стрелку в спину, и скрывать его силуэт в слепящих красных лучах, при этом позволяя убийце хорошенько прицелиться и решить всё одним верным выстрелом.

Выбрав пару наиболее удобных стрелковых позиций, капитан опустил взгляд и медленно обвёл взглядом замызганную, тёмную улочку, отделявшую театр от ближайших домов. Он сделал это чисто машинально, не надеясь найти какие-то следы или зацепки, как вдруг его глаза остановились на человеческом силуэте, стоявшем близ запертой двери. Склонившийся над землёй мужчина внимательно разглядывал что-то у самых ног. Одет он был в потрёпанную, сто раз заштопанную и, казалось бы, никогда не знавшую воды и мыла одежду. Хромос решил, что в переулок забрёл какой-то бедняк в поисках выброшенных объедков или выпавшего из кармана гроша, и уже практически забыл о нём, но тут мужчина поднялся во весь свой немалый рост. Он был худощав, его длинные сальные волосы спутанными патлами лежали на костлявых плечах, и если бы не светлая кожа, то он его можно было бы принять за человека, прожившего несколько тяжёлых и голодных лет на необитаемом острове. Мужчина повернулся к Хромосу лицом, и их глаза встретились. Несмотря на расстояние и темноту, капитан почувствовал на себе этот недовольный и усталый взгляд, который смотрел на стража с неприязнью и словно говорил ему катиться ко всем чертям.

Нутро Хромоса сжалось, а сердце забилось чаще. Он вспомнил слова псаря о таинственном ночном госте, и возникший в его голове портрет совпал с этим человеком. Вчерашний призрак теперь стоял перед ним во плоти.

– Хейнд, скорее сюда. Он вон… там…

На улице было пусто. Длинноволосый мужчина испарился за то недолгое мгновение, когда капитан отвёл от него взгляд. Там было тихо, пусто, но Хромос не услышал ни звука шагов, ни скрипа дверных петель.

– Кого ты там увидел? – спросил его подошедший Хейндир.

– Там был… да не… мне показалось, – соврал капитан, всматриваясь в уличные тени. Он пытался понять, куда же мог деться таинственный чужак, но переулок был пуст, и Хромосу пришлось вернуться к делам, временно отложив его поиски. – Взгляни вон туда. Скорее всего, стрелок расположился на той крыше, рядом с трубой и стрелял с той стороны, оперев арбалет на гребень.

– Да, оттуда вся комната как на ладони и с такого близкого расстояния сложно промахнуться. Ждал её в засаде, а потом исподтишка выстрелил, сволочь…

– А затем он должен был как-то попасть с той крыши в комнату. Крыши вроде не особо далеко, но я бы точно не смог допрыгнуть

– А вот он смог, – Хейндир нагнулся через подоконник и указал на пару длинных серых полос, оставленных на светлом камне. – На раме вмятин нет – он обошёлся без крюков с верёвками, просто разбежался по крыше, прыгнул и зацепился пальцами за самый край. Впечатляет.

– Раз так, то теперь уже с полной уверенностью можно сказать, что наш убийца не гном. Они и на расстояние двух шагов прыгают с превеликим трудом. Может тогда эльф?

– Да брось, – раздражённо ответил Хейндир. – Лесные эльфы своих не убивают, да и слишком они миролюбивы для подобных изуверств. Потомки мятежников достаточно ловки, сильны и бывает, что сворачивают на кривую дорожку, но до такого опускаются редко, тем более что с лесовиками они, как правило, дружат. Если бы мерзавец был из высших, то её бы убили заклятиями, ну или трусливо подлили яда в вино, а если бы он был из эльфов теней, то обставил бы всё таким образом, чтобы всё выглядело как самоубийство. А так убивает только человек, желающий намеренно оставить след и тем объявить войну.

– Войну? Но кому?

– Нам, – прорычал Хейндир, отвернувшись от окна.

– И что мы теперь будем делать?

– Я уже тебе говорил. Поймаем ублюдка. Любой ценой. Осмотри её тело ещё раз и… достань этот проклятый болт из её головы. Надо узнать, где убийца мог его купить, или кто его изготовил. Я пока осмотрю комнату. Может здесь ещё что-то есть.

Хромос закрыл оконные ставни и вновь подошёл к убитой эльфийке. Её тело было грациозным, вытянутым и хрупким на вид, но эти элегантность и утончённость были осквернены грубыми лапищами, снявшими её нежную, бархатистую, нетронутую загаром кожу вместе с мягким грудями. Прекрасное лицо было изуродовано, а ярко-зелёные глаза, дарившие окружающим шаловливые, радостные и любящие взгляды раздавлены холодным железом.

– Он снова унёс её с собой, – тихо пробормотал Хромос, не найдя нигде рядом кусок отрезанной плоти, – «неужели он их действительно собирает?»

Как и у Вольфуда, грудина была пробита ударом стилета, оставив после себя чёрную шахту, достигавшую самых глубин сердца. Приглядевшись внимательно к краям раны, Хромос заметил, что они были несколько ровнее, чем порезы, оставленные на теле купца. Значило ли это, что сей раз убийца имел больше времени в запасе, или же что он постепенно набивал руку – сказать было сложно.

Повернув голову набок и аккуратно придерживая её рукой, капитан взялся за тёмное оперение болта и потащил его наружу. Он выходил легко и плавно, пока его наконечник не зацепился о края дырки черепа. Капитан попытался слегка дёрнуть болт, но он так и остался держаться в голове несчастной. Тогда он начал медленно проворачивать метательный снаряд, пытаясь освободить его. В мрачной тишине был слышен скрежет металла о костяной свод черепа, но, сколько бы страж не вертел борт, подобрать нужное положение наконечника для извлечения всё никак не удавалось. Терпения хватило не на долго, и капитан, плотнее ухватившись за стрелу и сильнее прижав голову к полу, сделал рывок, затем ещё два, пока кости не надломились, и болт со скрежетом и хлюпаньем вышел из головы, разбрызгав по полу кровавую кашу мозгов.

Стрела была заметно короче боеприпасов для обычных арбалетов, что хранились в Крепости. Размашистым движением Хромос стряхнул сгустки крови и присмотрелся к необычной форме наконечника. На двух длинных лезвиях из чёрного металла были выпилены зазубрины и чуточку разведены в стороны, как у хорошей пилы. Проникая в тело, подобный снаряд разрывал мышцы и органы в труху, вызывая обильное кровотечение. Однако было ещё кое-что необычное. Среди бурой крови и бледных остатков мозга виднелась светло-голубая субстанция, которой не могло быть в голове ни у человека, ни у эльфа. Взятой со стола кисточкой для нанесения пудры и белил капитан убрал с лезвий остатки крови и был крайне неприятно удивлён.

– Хейнд, взгляни-ка на это, – сказал Хромос, оборачивая оперение болта в попавшуюся под руку тряпку. – Наш убийца, кажется, использовал яд с Туманных островов.

– Ты не шутишь?

– Об этом я бы шутить не стал. Вот, сам посмотри, – Хромос аккуратно передал болт наставнику, внимательно следя за тем, чтобы ненароком не поцарапать его или себя острыми краями. Малейшей ранки на пальце хватило бы для того, чтобы у господина Командующего полностью отнялась рука, и никакие снадобья и лекарства не смогли бы вернуть ей подвижность и чувствительность.

– Зараза, действительно очень похоже на него. Два года этой дряни не видели, и вот тебе снова.

– Контрабандисты снова открыли старую лавочку?

– Если бы это было так, то мы бы уже об этом знали. Просто вспомни, сколько тогда знатных особ погибло от рук своих детишек и друзей. Мазали же им всё подряд, от вилок и гребней до ногтей проституток и когтей домашних кошек. А тут мы имеем дело с разовой сделкой. Если найдём продавца, то узнаем и покупателя.

– А у тебя есть догадки о личности торговца?

– Вряд ли яд смог достать кто-то из простачков, а выйти на большую рыбу не так уж и сложно. О таких слухи всегда ходят.

– Ясно, пустим на прогулку крыс, пташек, и посмотрим, что они на хвосте принесут. А что ты думаешь о самом наконечнике? Видел где-нибудь такие?

– Ну… – Хейндир вновь посмотрел на чёрные лезвия и призадумался, – кажется, нигде. По крайней мере, в городе такие точно не изготавливают, разве что под заказ, но работа явно сложная.

– Значит всё-таки иноземец?

– Значит иноземец, – подтвердил Хейндир и полностью замотал болт в ткань. – Здесь больше делать нечего. Закрой окно, а потом пойдем, поговорим с Галоэном.

Бросив последний взгляд на лицо убитой, Хейндир вышел за дверь, а капитан подошёл к окну и ещё раз оглядел улицу. Он понадеялся снова увидеть того длинноволосого человека, но, к его огромному разочарованию, там никого не оказалась. Тогда Хромос плотно закрыл ставни и пошёл выходу, но остановился у дивана, на котором лежало чёрное платье. Капитан взял его в руки и поднял перед собой. Это было строгое платье без декольте и лишних украшений, со свободной юбкой, доходившей до самого пола, и с широкими рукавами. Сомневаться не приходилось, платье было траурным.

Хромос призадумался. Платье вполне могло быть реквизитом для одного из представлений, где Элатиэли предстояло перевоплотиться в убитую горем вдову, оплакивавшую потерянного супруга, но вот только его подол был пыльным и грязным, словно в нём ходили по городским улицам, а не по прибранным коридорам театра. К тому же, лесные эльфы избегали чёрного цвета в одежде, так как он напоминал им о лесных пожарах и смерти всего живого, поэтому-то эльфийка не стала бы носить чёрное платье без веской на то причины.

– Эй, ты, что там застрял?!

– Сейчас, уже иду.

– Долго же ты окна закрываешь, – недовольно проворчал Хейндир, когда Хромос, бросив платье назад, наконец-то вышел из гримёрки. – Так, Титас, стой пока на страже и не пускай внутрь никого. Мы сходим, поговорим с управляющим, а потом уже и тело вынесем. Всё ясно?

– Так точно, господин Уонлинг.

– Идём, кабинет Галоэна на первом этаже.

Хромос и Хейндир вместе спустились по лестнице, и тут же столкнулись с двумя стражами, которые ходили расспрашивать актёров. Они как раз закончили работу и шли к командиру с докладом, но тот распорядился иначе. Он оставил с ними капитана, а сам пошёл дальше к кабинету управляющего.

– Как выслушаешь, то приходи ко мне, – крикнул он Хромосу и скрылся за поворотом.

– Это… – невнятно начал Роувел, – мы обошли тут почти всех, но никто ничего не видел и не слышал.

– Прямо уж ничего? – в голосе капитана читалось явное недовольство.

– Ну, это, говорят, что всё было вполне обычно, – попытался оправдать товарища Элек. – Рассказывают, что отыграли концерт, без каких-то происшествий, а после окончания все разошлись по комнатам, и всё… труп…

– Понятно, – уже чуть менее раздражённо просипел Хромос. Как и в случае с Айбреном убийца был скрытен и осторожен, поэтому не стоило удивляться, что ему удалось провернуть всё по-тихому и без свидетелей, но всё же Хромосу хотелось узнать хоть что-то, что могло продвинуть его в решении загадки. – Тогда вот вам новый приказ. Обойдите всех ещё раз и спросите, не видел ли кто здесь высокого худого мужчину с длинными волосами в поношенной одежде. И ещё узнайте, в каком платье сегодня пришла убитая.

– Так точно, – ответили стражи и ушли вновь бродить по театру.

Кабинет Галоэна оказался недалеко, и Хромос сам нашёл его, без помощи актёров. На слегка потёртой двери была прибита табличка с аккуратно выведенными эльфийскими буквами. Они складывались в имя – «Gа́loen Naularе́t». Капитан постучался в неё и громкий голос Хейндира позволил ему войти.

– А, это вы, капитан, – выдохнул эльф и поставил обратно на стол бутылку, поспешно спрятанную под стол. Ему не хотелось, чтобы подопечные видели, как он напивался, а пред стражами ему нечего было скрывать. – Не хотите тоже хлебнуть за упокой?

– Благодарю вас, но нет.

– Ха, хорошо вам, привыкшим, а я вот так не могу, – Галоэн дрожащими руками поднёс к губам мутную рюмку и опрокинул её в рот, задрав всю голову вверх.

– Прошу, не налегайте на горячительное так сильно, вы нам ещё нужны в ясном уме, – Хейндир ловко перехватил бутылку, когда Галоэн собирался вновь наполнить рюмашку. – Вы рассказывали о том, как нашли тело.

– Да?.. Ах, да-да… точно. Как я вроде бы уже говорил, мы отыграли концерт, и всё шло как обычно, ничего не предвещало беды. Звучит, как завязка какой-нибудь паршивой пьески…ха… Я долго стоял в парадной зале, провожал гостей, и когда я принимал похвалу от сенатора Кам… Кади… не… кажется это был Бел…

– Оставьте. Для нашего дела его имя не имеет значения.

– Ох. Вы правы, простите. Так… когда я с ним… прощался, ко мне подошла девушка из труппы и сказала, что наша Эли заперлась в гримёрке и не отзывается ни на стуки, ни на крики. Я пошёл и сам начал стучать в дверь, но она не ответила и мне. Я забеспокоился, что она могла потерять сознание из-за корсета, я-то, дурак, тогда забыл, что она их не носила за ненадобностью, и пошёл за Коуэлом. Он – наш плотник, наш всеми любимый силач. Когда я поднялся обратно, то вокруг двери уже успело столпиться много людей. Все начинали беспокоиться за неё…

Галоэн сделал паузу. Его покрасневшие глаза бегали из стороны в сторону, а рука нещадно теребила и мяла жабо, пропахшее пролитой на него крепкой выпивкой. Перебарывая себя, он вспоминал то, что не хотел вспоминать.

– Я ещё раз постучался, надеялся, что она откроет, но она молчала. Тогда Коуэл дал по двери хорошего пинка, сорвав крючок, на который она закрывалась с той стороны. Дверь распахнулась, а там, – губы Галоэна мелко задрожали, а в уголках глаз навернулись слёзы, – она лежала бездыханная… перемазанная кровью… изуродованная…

Чувствуя, что эмоции вот-вот вырвутся наружу, эльф схватил со стола бутылку и сделал несколько жадных глотков прямо из горла, миновав рюмку, желая удержать чувства внутри, утопить их в жгучем океане. Галоэн собирался осушить бутыль до самого дна, но Хейндир вновь отобрал её силой, но теперь убрал под свой стул. Эльф хотел попросить зелье забытья назад, но суровый взгляд Командующего дал ему понять, чтобы он про него забыл.

– Когда вы вошли, окно было открыто или закрыто? – вмешался в немой разговор Хромос.

– Оно… оно было открыто, – продолжил свой рассказ Галоэн, стараясь не встречаться глазами с собеседниками.

– Но вы его закрыли?

– Да, я пе-переступил через её тело и закрыл его. Но когда я обернулся, то понял, что не захлопнул за собой дверь и там стоял Юли. Бедный мальчик, от испуга он стал бледным, застыл, словно перестал воспринимать окружающий мир. Я отвёл его в холл, смог кое-как привести в чувства и убедил его бежать к вам за помощью. Мне не хотелось, чтобы он оставался в театре и вновь увидел этот ужас.

– А Юли он?.. – медленно начал Хромос, но Галоэн перебил его.

– Он её любил… Мы её здесь все очень любили, но Юлиас любил её именно как женщину. Он часто таскался за ней хвостом, всегда слушал её репетиции и даже клялся, что женится на ней, когда он подрастёт, а она всё отшучивалась и говорила, что слишком стара для него.

– Ему ведь около четырнадцати?

– Тринадцать. Совсем ещё ребёнок, а уже влюбился в столь древнее создание, которое всё одно должно было бы пережить его… вот вам и очередная трагедия, но без единого актёра и без капли наигранной фальши.

– А сколько лет Элатиэль? По вам эльфам довольно трудно судить.

– Я этого не знаю, – виновато ответил Галоэн, опустив взгляд к полу.

– Но почему?

– Я её пару раз спрашивал из любопытства, однако по какой-то причине в ответ на все подобные вопросы она лукаво улыбалась и на манер ваших, людских, девушек говорила, что ей двадцать пять с хвостиком, но я вам точно могу сказать, что этот хвостик очень большой… хоть она и выглядит совсем юной, но ей точно больше лет чем мне, будто бы она не из нас, скоротечных лесовиков, а из старших.

– Но… с чего вы так решили?

– Понимаете, у неё был особый говор, сейчас такой редко встретишь. Она говорила на манер эльфов из Великого Шанрийского Леса, только он был сожжён дотла демонами более четырёх веков назад, хотя вы-то вряд ли об этом знаете, – Галоэн посмотрел на Хромоса с Хейндиром и по выражению их лиц понял, что был прав. – Я родился гораздо позже и в совсем другом месте, но я слышал много историй о той роковой ночи. Началось всё на закате, когда целая орда демонов появилась из ниоткуда. Каким-то невиданным образом целому Легиону удалось обхитрить всех разбросанных по мирам разведчиков, ускользнув от их глаз и обойдя все людские крепости и форпосты, они просто появились у нашего порога и принялись крушить всё, то только попадалось им на глаза. Они сворачивали вековые деревья, дробили их в щепки и заставили всю округу пылать. Всё живое, до чего они смогли дотянуть свои лапы, они разрезали, пронзали, давили, сминали, разрывали на части и сжирали, не оставляя никому шанса на спасение.

Когда наступило утро, и на выручку прибыли рыцари из орденов, то от древнего леса остались одни только тлеющие угли вперемешку с обглоданными костями. Однако среди этого пепелища оказались и те, кому чудом удалось пережить ту бойню, укрывшись в корнях и звериных норах. Однажды мне довелось встретиться с одним таким эльфом, смертный час которого был уже близок. Я навсегда запомнил его голову, покрытую шрамами от ожогов, без носа и одного уха с дырою в щеке, через которую были видны его зубы и извивающийся язык. По своей глупости я спросил его о той ночи, и он без утайки поведал мне всё, что ему довелось узреть и пережить. И знаете, я мечтаю забыть всё то, что от него услышал, потому как спустя десятилетия в моих ушах всё ещё звучит эхо его хриплого и свистящего голоса… Мне говорили, что вам тоже довелось пережить нечто подобное. Скажите, господин Уонлинг, как вы можете засыпать по ночам?

Галоэн заглянул в глаза Хейндиру, пытаясь увидеть в них ответ на терзавший его вопрос, но, сколько бы он не искал, он видел в них лишь холодную пустоту.

– Простите, я не хотел. Мне не стоило вас об этом спрашивать…

– Забудьте, у нас ещё осталось незаконченное дело, так что давайте вернёмся к нему, – спокойно ответил Хейндир, но капитан понял, что слова эльфа всё же смогли задеть его, заставив на мгновение вспомнить чудовищные события прошлых лет. – Так сколько, по-вашему, ей было лет?

– Должно быть около полутысячи, может чуть меньше или больше. Проклятие старости уже должно было отразиться на её теле, как и было с тем погорельцем, доживавшим свой последний век, но нет, она свежа и бодра, словно едва распустившийся бутон. К тому же на ней не было ни единого шрама, хотя тут я не могу быть уверен, так как полностью обнажённой её ни разу не видел. Но какое это всё имеет отношение к её убийству?

– Чем дольше живешь, тем больше накапливается тайн и врагов, – ответил ему Хейндир. – Обычно вы, лесовики, не наживаете себе серьёзных проблем, но у Элатиэль они, судя по всему, были.

– Нет, что вы! Откуда у неё-то! Здесь к ней все очень хорошо относились, да и гости, они обожали её и высоко отзывались о её актерских и вокальных навыках. Сенаторы и главы гильдий звали её на балы и на обеды, ей дарили цветы, дорогие подарки и… – Галоэн сделал паузу, в его голове вскочила неожиданная мысль. – Вы думаете, её могли убить из-за ревности? Сейчас вспомнилось, как на неё посматривали жёны наших посетителей, когда их мужья осыпали её комплиментами и расцеловывали руки. Неужели это они устроили?!

– Нет. Это были точно не они, – вмешался Хромос. – Прошлой ночью похожим образом был убит ещё один человек, так что это точно не обиженные жёны. К тому же, поверьте мне на слово, им не привыкать к изменам своих супругов.

– Вот как… – услышав про ещё одно убийство, Галоэн ещё сильнее забеспокоился и пожалел, что под рукой не было ещё одной, запасной бутылки.

– А Элатиэль давно выступает в вашем театре? – Хейндир прервал его мысли о заветном пойле.

– Где-то с начала-середины прошлой весны. Нам её посоветовала одна уважаемая дама, и после первого же прослушивания мы приняли её в труппу.

– А не знаете, сколько до этого она жила в городе или когда она приехала? – спросил Галоэна Хромос.

– Этого я не знаю, но зато она как-то говорила, что живёт в пригороде, где и большинство наших селятся. Вы понимаете, о каких местах я говорю. Поспрашивайте там. Может, вам что-нибудь да скажут.

– Что же, непременно наведаемся туда, а на сегодня мы с вами закончим, – внезапно для капитана Хейндир решил завершить беседу и поднялся со стула. Желавший задать эльфу ещё несколько вопросов Хромос хотел ему возразить, но одним взглядом Командующий дал ему понять, чтобы тот придержал их при себе. – Благодарю вас, за ваши ответы и вашу храбрость, господин Науларет. Тело мы унесём сами.

– Хорош… – Галоэн хотел встать, чтобы попрощаться со стражами, но ослабевшие ноги подвели его, и он бы непременно расквасил нос об пол, если бы Хейндир не успел подхватить его под плечи. Лесные эльфы пьянели быстро и сильно, а потому слыли паршивыми собутыльниками.

– Вам лучше сегодня больше не пить, а пойти и как следует выспаться. Я вернусь к вам завтра, и мы закончим этот разговор.

– Да, конечно, я буду вас ждать, – ответил Галоэн, повалившись грудью на стол.

– Пойдём, Хромос, господину эльфу нужно побыть одному, – прошептал Хейндир и направился к выходу их кабинета. Капитан посмотрел на сражённого скорбью Галоэна и, не сказав ни слова на прощание, последовал за командиром.

– Так, куда делись Роувел и Элек? Я думал, что они нас будут ждать здесь.

– Я их отправил ещё поспрашивать людей.

– Вот как… пускай тогда заканчивают. Найди их и скажи, чтобы подготовили тело и вынесли его к лошадям. Если хочешь, то можешь им помочь.

– Так точно.

На первом этаже искомых людей не оказалось, и Хромос продолжил поиски на втором этаже, где вскоре нашёл их в компании заплаканной девушки в глуповатом платье с большим количеством рюшечек.

– Капитан, прошу, подойдите сюда, – подозвал его Элек. – Эта девушка утверждает, что она – подруга Элатиэль, и ей есть, что вам рассказать.

– Как тебя зовут? – спросил Хромос, подойдя ближе.

– Тиа, – тихо ответила девушка, протирая глаза испачканным в туши подолом.

– Ты хорошо знала Элатиэль?

– Ну, так. Мы с ней много общались, но не прям, чтобы подруги-подруги.

– Вот как, ясно, – Хромос сделал небольшую паузу, всматриваясь в опухшее от слёз лицо. – Скажи мне, Тиа, ты не замечала что-нибудь странное в поведении Эли? Не случилось ли у неё чего в последние дни?

– Она обычно была весёлой, ну или спокойно-добродушной. Я никогда не видела её грустной, а сегодня она впервые пришла разодетая в чёрное и была словно не своя. До представления шаталась без цели по коридорам как призрак и почти ни с кем не разговаривала. Я пыталась с ней поговорить, узнать, что же случилось, но она только отправила меня повторять партии, чтобы я их снова не забыла.

– Понятно, значит, что-то у неё всё-таки произошло.

– Да, – всё также тихо ответила Тиа.

– Я ещё хотел узнать, не видела ли ты тут одного человека.

– Они меня спрашивали об этом, – Тиа указала пальцем на Элека и Роувела, – но я так и не поняла, кого вы ищете.

– Мы же сказали тебе – худой с длинными волосами, – быстро попытались оправдаться стражи.

– Господина Галоэна что ли? – недоуменно спросила девушка. Управляющий театра идеально подходил под невнятное описание двух дуболомов.

– Нет, не его, – вмешался Хромос. – Мне нужен высокий и худой мужчина. У него длинные спутанные волосы, поношенная одежда, усталая рожа и такой недовольный, пристальный взгляд. Видела такого?

– Неужели вы про Феоми́ра?

– Феомир это кто? – Хромос был удивлён столь быстрому ответу.

– Один знакомый Эли. Странный такой. Он здесь частенько бывал. Они то приходили, то уходили вместе, но никогда не брали меня с собой, хотя я всегда просилась погулять с ними.

– Сегодня он приходил в театр? – в голосе Хромоса послышалась надежда.

– Вроде бы я его видела. Но он вообще не очень-то общительный. Всегда ходит угрюмый и в стороне от людей держится. Прежде я с ним несколько раз пыталась заговорить, но он вообще не обращал на меня внимания, словно и не видел вовсе, а потом Эли попросила меня больше к нему не приставать со всякими глупостями.

– А ты случайно не знаешь, чем он занимается, где работает? – без особой надежды спросил капитан.

– Нет, не знаю, но я бы сказала, что он вовсе нигде не работает. Я раньше размышляла о том, что же связывало его и Эли. Он же на пьяницу похож, прям мой покойный папенька, только спокойный и не дерётся. И вот… да, я никогда не чувствовала от него запаха перегара. И не шатался он никогда, не падал. Может он и оборванец, но точно не пьянчуга, в этом я уверена, как ни в чём другом.

– Это любопытно, но жаль, что ты не знаешь о нём больше. Хотелось бы с ним лично встретиться и поболтать.

– Ну, может он ещё суда вернётся, я могу сказать ему, чтобы он сам пришёл к вам в Крепость для разговора. На этот раз он меня точно послушает. Я в этом уверена.

– Вряд ли он сюда ещё придёт, но я буду тебе благодарен, если ты отправишь его к нам, – ласково ответил Хромос и развернулся, – Роувел, Элек, идёмте, нам надо забрать тело…

Стражи послушно кивнули и отправились вслед за капитаном к гримёрке. Оставленная в одиночестве Тиа больше могла не сдерживать слёз и ушла рыдать в потёртую подушку старого дивана.

Когда тело мёртвой эльфийки было плотно замотано в кусок старых занавесей и надёжно перевязано пеньковой веревкой, стражи вынесли её на плечах через парадную залу, в которой собралась вся театральная труппа. Они хотели ещё раз проститься с Элатиэль, перед тем как её заберут, и они никогда её больше не увидят. Был здесь и Юли, нашедший в себе силы прийти и попрощаться с прекрасным, древним созданием, которое по юношеской наивности так сильно полюбил.

Под всхлипывания и вздохи стражи вынесли эльфийку на улицу, где их уже поджидали готовые к отправлению лошади. Совместными усилиями мужчины подняли мёртвую девушку на лошадь, крепко привязав её за седлом на конском крупе.

– Ча́дерик, Титас, отвезите эльфийку туда же, куда вы отвезли вчера купца Вольфуда, а как закончите со всем, то возвращайтесь в Крепость, – приказал им Хейндир.

Титас и страж, что прежде оставался сторожить лошадей, коротко кивнули в ответ, седлали коней и поскакали прочь от театра, быстро скрывшись с глаз. Оставшиеся стражи тоже влезли на застоявшихся скакунов и неспешной рысью направились обратно в свою твердыню.

Вечернее солнце уже давно заплыло за горизонт, погрузив город в ночную мглу. На безоблачном чистом небе одна за другой разгорались яркие звёзды, вырисовывая очертания созвездий, чьи причудливые названия были бережно внесены звездочётами в карты ночного неба. Среди мириад блистательных песчинок, самыми большими и яркими были две звезды – Ариум и Вельдос. Они загорались раньше всех остальных звёзд и горели до самого утра, пока первые солнечные лучи не скрывали собой их серебряное сияние. Каждый человек, даже ничего не знавший в астрономических науках, знал их имена и мог без ошибки указать на созвездие, в котором они располагались, а затем рассказать вам одну незатейливую историю, которую слышал ещё в раннем детстве от мудрой бабушки.

По одной старой легенде, в стародавние времена, когда люди ещё не топтали башмаками траву, а гномы крепко спали в холодных горных пещерах, жили два брата-близнеца, чьи силы выходили за грань понимания и воображения смертных. Ещё в день их появления на свет, милостивые боги посвятили их во все сокровенные тайны вселенной, а после наделили их великой силой, равной их собственной. Первый брат стал Мировым Творцом по имени Ариум Лучезарный, а второй стал Владыкой Разрушения – Тёмным Вельдосом. Один возводил горные хребты, делившие небеса пополам, второй обращал их в песок. По своему желанию они превращали сухие пустыни в цветущие сады, а по их капризу густой лес обращался холодной тундрой. По их воле разверзалась земная кора, изрыгая дым и пламя, моря и океаны пересыхали, открывая миру тайны мрачных глубин. Им было подвластно всё: небо и земля, огонь и лёд, живое и мертвое, и конечно же нашлись те, кто позавидовал их безграничной мощи.

Слабые и никчёмные, трусливые и бесчестные, рождённые в тенях им было нечего противопоставить божественной силе, и тогда они пошли на гнусную хитрость. Дождавшись дня Чёрного Солнца, заговорщики под покровом мглы пробрались к Священному Дубу, что соединял мир Земной с миром Астральным, и задушили дремавшую у его корней прекрасную королеву дриад, невесту Творца. С собой у них была флейта Хаоса, украденная из обители Вельдоса, и они вложили её в руку убиенной. Когда Луна открыла солнечный диск и тени расступились, Творец увидел свою бездыханную любовь на поляне, где она пела и танцевала для него одного, где она поила его сладчайшим нектаром и где он дремал на её коленях. Ариум пришёл в ярость и поклялся, во что бы то ни стало, отомстить вероломному брату, предавшему их кровный союз и отнявшему у него самое сокровенное.

И вспыхнули леса, и рассыпались горы, замёрзли облака и рухнули холодными глыбами с небес. Не стало ни дня, ни ночи и свет слился с тьмой. Земля дрожала, билась в агонии, и стоны её неслись сквозь космос к Пику Мира, где стояли престолы богов. Лишь Вечный мог сразить Вечного, но платой за это была его собственная жизнь. Когда боги пришли на звуки битвы, Братья уже были мертвы, а ликовавшие завистники плясали на их костях, упиваясь их кровью вместо вина. Изумлённые и разгневанные боги, прокляли нечестивцев и изгнали их навеки в пустоту, после чего собрались на поле брани, чтобы оплакать великих Братьев. Их пролитые слёзы обернулись душами и вселились в глину и камни, дав им жизнь и создав тем род людской. Затем боги вынули горящие сердца из тел Братьев и поместили их на небо, чтобы родившиеся в трагедии смертные и их потомки не забывали о великом горе и не лили братскую кровь зазря.

Впрочем, кто знает, сколько правды было в этих старых сказках, да и кто вообще хочет об этом думать. Зачем стремиться к далёким звёздам и желать разгадать их древние тайны, когда есть много чего ближе и проще, что может принести наслаждение и удовольствие уже сейчас, только руку протяни. Вот и в тот вечер по городским улицам, не поднимая мутных очей в небо, от одной пивнушки к другой курсировали толпы пьяных и весёлых охотников за приключениями. Они кричали, хохотали и горланили похабные песни, стуча кулаками по столам и звеня пустыми бутылками. Их гомону вторил звонкий смех молодых и не очень девиц, лёгких в общении и не разборчивых в знакомствах. Вместе со своими новоиспечёнными кавалерами они пили дешёвое пиво и раззадоривали их, умело играя их желаниями и страстями.

Верховая колонна осторожно пробиралась сквозь разгулявшийся люд, стараясь никого не растоптать, и Хромос, мерно покачиваясь в седле, всё думал о произошедших убийствах. Теперь, когда их было два, он пытался связать жертв между собой, но единственный, кто объединял заезжего купца и эльфийскую актрису, был таинственный Феомир, что появлялся и в театре, и ночью на постоялом дворе. Был ли он их общим знакомым, или же он и являлся причиной смерти этих двоих, – вот о чём думал Хромос.

– Командир, – сказал Хромос, пороняв своего коня с Фриген-Фотелем. – Может всё-таки не стоило уходить так рано? Порасспрашивали бы Галоэна ещё немного, вдруг он что-нибудь да вспомнил?

– Да ты его видел? – с грустью в голосе ответил Хейндир, не поворачивая головы. – Он всё никак не может отойти от шока, а потому и готов напиться так, чтобы начисто забыться. Если бы мы с ним и дальше говорили, то он совсем бы запутался и сделал всё только хуже. Не переживай, я завтра вернусь к нему и поговорю по душам.

– Мне поехать с тобой?

– Не стоит. Я думаю, что с глазу на глаз, со знакомым человеком ему будет проще говорить, чем, если ты будешь стоять рядом и сверлить его взглядом.

– Хорошо, сделаем так, как скажешь. А ты с ним давно знаком?

– Уже как пару лет. Меня с ним познакомил наш дорогой Дож. Любит он меня к аристократам-торгашам на приёмы и празднования вытаскивать, чтобы я пообщался с ряжеными кретинами, но Галоэн мне тогда понравился. Хоть он уже и разменял вторую сотню лет, но парень он простой и открытый, а потому весьма приятный в общении.

– А ты эту эльфийку в театре раньше не видел? Ты ведь недавно ходил на какое-то представление.

– Я тоже об этом думал, и да, кажется, что я её помню. Ты ведь прекрасно знаешь, как сильно я люблю все эти долгие, пьесы с их напыщенными речами и слёзными страданиями безмозглых юнцов, влюблённых в такую же малолетнюю дуру, но потом вышла она в белом платье, и запела так тонко и красиво, словно птица… у нас на Кваркенхамене её голос сравнили бы с голосами сирен. Интересно, что бы сказал брат, если бы услышал её пение…

Хейндир затих, и капитан больше не пытался беспокоить наставника. Весь остаток пути они провели каждый в своих раздумьях.

В Крепости они отдали коней конюхам, чтобы те напоили их свежей водой и накормили лучшим овсом. Смотря на довольно чавкающих лошадей, Хромос припомнил, что пропустил ужин. Вместе с Хейндиром он направился в обеденную залу, где под высокими сводами растянулись длинные ряды дубовых столов с простенькими скамьями. В этой зале можно было устроить пир на две, а то и на три сотни человек, но время трапезы давно прошло, и за столами сидели лишь небольшие группки стражей, занятых своими делами. В центре помещения, на небольшом возвышении стоял специальный стол, предназначенный только для старших офицеров и важных гостей. При прошлом Командующем они изволили кушать в отдельном от рядовых солдат помещении, но с приходом к власти Хейндира всё несколько изменилось. Северянину захотелось привнести в это место славных традиций своего героического народа, по которым военачальник должен был принимать пищу вместе с простыми воинами, а не сторониться их. Это был дурной знак.

Хромос и Хейндир уселись на свои места, и вскоре им принесли большую миску с рагу из овощей и свинины под острым соусом, целую запечённую барракуду на длинном подносе с гарниром из жареной картошки. Местные повара всегда готовили сытно и вкусно, вкладывая много стараний в приготовление блюд, но этим вечером кусок не лез в горло. Быстро насытившись парой кусочков, Хромос вяло ковырял вилкой рыбью башку, в то время как Хейндир стремительно осушал уже четвёртую кружку пива, забыв про остывавшую еду. И хотя старому северянину уже давно пришла пора опьянеть, его взгляд оставлялся всё таким же чистым и острым, а в голове неустанно появлялись всё новые мысли и идеи.

После ужина они разошлись, капитан отправился не к себе домой, а в просторную комнату на верхних этажах замка, выделенную ему для личных покоев. Обставлена она была хорошо, но без особых излишков и декора. Закрыв за собой дверь, Хромос неспешно снял доспех, размял затёкшие плечи, шею и, потушив принесённую лампу, повалился на кровать. В тот момент он думал обо всём и ни о чём одновременно. Он пытался зацепиться хоть за какую-нибудь мысль, но она тут же ускользала от него и пряталась в глубинах сознания. Голова кружилась, а глаза предательски слипались, разрывая связь с внешним миром.

– «Вот бы этот день оказался сном…»

Глава V. Край Чести и Отваги

Милее мне дворцов роскошных

Избушки бедного села,

Где жизнь мне матушка дала

И нету дурости вельможней.

Мадру́, придворный шут его величества

Вдали от исполинских и роскошных королевских дворцов, окружённых лабиринтом грязных и тесных городских улочек и многими кольцами высоких, зубчатых стен, вдали от нескончаемого гомона торговых площадей и оглушительного звона литых колоколов на башнях величественных соборов, желавших прикоснуться шпилями к священной и чистой лазури небес, вдали от них на бескрайних зелёных просторах полей, изрезанных узкими полосами густых перелесков, полных зверья малого и юркого, большого и рогатого, раскинулись огромные сады плодовых деревьев и ягодных кустов. Легкий ветерок, спустившись с добродушных и пушистых облаков на землю, играючи проносился сквозь яблочные, вишнёвые и грушевые рощи, вбирая в себя сладкие ароматы зрелых плодов, сдувая с их листьев утомившихся пёстрых бабочек, жуков, сверкавших металлом панциря и чёрных мошек, едва видимых глазу, а затем, вдоволь навеселившись, уносился в родимую высь, раскачивая верхушки древних тополей. Словно слаженные шеренги могучих воинов они стояли вдоль сельских дорог, защищая путников в час непогоды от хлёстких ударов урагана и спасая их жаркими летними днями от обжигающих солнечных лучей в своих длинных и прохладных тенях. Над равнинами, что были устланы пёстрыми коврами диких трав и цветов, стояло мерное жужжание пчёл, без устали собиравших пыльцу, звучало тонкое и звонкое пение цикад, спрятавшихся в пышных шевелюрах редких кустарников, и проносилось бойкое стрекотание кузнечиков, изредка совершавших длинные, полные грации прыжки. Неслаженному, но всё одно прекрасному и умиротворяющему пению членистоногих вторили их заклятые и смертельные враги – птицы, стремительно пикировавшие на несчастных букашек, сокрывшись в ослепительном золоте горячих лучей. Воистину это была кровопролитная и нескончаемая война за выживание между двумя великими и неисчислимыми народами, где не было места ни для чести, ни для сострадания, но их ожесточённые стычки как правило ускользали от рассеянного людского взора, и замечтавшийся в путник видел только окружавшую его безмятежную красоту природы и от всего сердца наслаждался проникновенной боевой песней десятков тысяч крошечных и бесстрашных воителей.

В этом тёплом, полным цветущей жизни уголке необъятного мира у одного из пыльных и проложенных ещё в незапамятные времена трактов раскинулся обширный и не менее древний виноградник на сотни цепких кустов. Взращённые с особой заботой и любовью, растения устало клонились к земле под тяжестью налитых соком фиолетовых и зелёных гроздей. Среди колыхавшегося моря звездчатых листьев, точно одинокий айсберг в чёрном океане, белело здание мастерской, где хранились инструменты, тачки, телеги и большие ёмкости для топтания винограда. Здесь всегда кипела работа, и при каждом вздохе в нос бил густой, кисловатый запах забродившего сока, новых дубовых бочонков и свежего навоза, которым периодически удобряли почву. В пяти десятках шагов от амбара находился покатый каменный спуск ко входу в просторный погреб, где даже в самые жаркие солнечные дни царила бодрящая свежесть и живительная прохлада. Всё подземелье вдоль и поперёк было заставлено пирамидами тёмных, порядком запылившихся бочонков, на чьих крышках белым мелом были подписаны года закатки и сорта винограда. Подле них в решетчатых шкафах вызревали и дожидались своей отправки на рынок сотни пузатых бутылей из мутного зелёного стекла.

Ещё дальше от мастерской, ближе к просёлочной дороге, окружённая садом стояла приземестая вилла с желтоватыми стенами из известняковых кирпичей и с покатистой крышей, покрытой красными и коричневыми кусками черепицы. Всю её северную стену за исключением окон покрывала густая сеть стеблей вечнозелёного плюща, словно бы оживляя хмурые, бездушные камни. С противоположной стороны к зданию примыкала открытая веранда из тёмного дерева. На ней стояла пара диванов с мягкими, алыми подушками и низкий стол на фигуристых ножках. Во время обеда отсюда открывался замечательный вид на виноградник и далёкие холмы, а длинными ночами здесь можно было лежать вдвоём и в тёплых объятиях наслаждаться видом сверкающего ночного неба.

Перед верандой, обрамлённая рядом круглых камней и покрытая мелким бурым гравием, находилась просторная тренировочная площадка. В дальнем её углу, под тенью дерева, стоял тренировочный манекен, больше походивший на огородное пугало, на которое кто-то шутки ради натянул старый, усеянный дырами шлем и не шибко аккуратно намалевал глуповатое лицо с раскосыми глазами. Манекен, которого шутливо звали Грорг, был ростом невысок и больше подходил для тренировок детей, ну или если воину нужно было подготовиться к дуэли с затаившим на него смертельную обиду гномом. Кроме этой бездушной куклы на площадке пребывали ещё два человека, схлестнувшихся в дуэли. Первым из них был мальчишка лет десяти, одетый в лёгкий кожаный доспех, кое-где испачканный в пыли. Своим укороченным и затупленным стальным мечом он старательно наносил последовательные удары с целью прорвать оборону взрослого оппонента. Даже для свершено несведущего в вопросах фехтования зрителя после нескольких взмахов и выпадов становилось ясно, что для своих лет малец двигался очень даже умело и чувствовал уверенность в бою, а покрытое мелкими капельками пота раскрасневшееся лицо подтверждало то, что парнишка выкладывался на полную катушку. Но, сколько бы он не прикладывал усилий, сколько бы он не исхищрялся, он так и не смог даже зацепить своего противника, который просто игрался с ним. Дело тут было отнюдь не в возрастной разнице, а в том, что он сражался против Гэлса́ра Не́йдуэна, прославленного командира и рыцаря Ордена «Двух Лун».

Прошедший через десятки битв, стычек и осад, он был выдающимся воином и умелым стратегом, способным в даже самые неистовые и страшные мгновения битвы не терять самообладания и продолжать вести людей к заветному триумфу. Среди простых солдат он пользовался безграничным уважением и авторитетом, так как он никогда не отсиживался в стороне от битвы, а бесстрашно шёл в бой в первых рядах, кромсая врагов сверкающим мечом, сокрушая их разрушительными заклятиями и распыляя боевой дух соратников.

Сейчас же он бился даже не в одну десятую силы, не желая парой взмахов превратить своего юного оппонента в красную лужу на земле. Вместо сверкающего серебристого доспеха, на нем были обычные мешковатые штаны из плотной коричневой ткани и мешковатая рубаха, на южный манер расстёгнутая до середины груди. Точно пританцовывая, он двигался плавно и ловко, держа под контролем поле боя. Он улавливал каждое движение упорствующего паренька, и своевременно уклонялся или парировал всякий его удар. Если же случалось так, что ученик всё же совершал ошибку и предоставлял противнику удобную возможность для атаки, то Гэлсар в тот же момент легонько бил его по броне тупым мечом или сжатым кулаком. Было не слишком больно, но достаточно неприятно для того, чтобы навсегда запомнить урок о важности защиты, даже в момент атаки и уж тем более после неё. Вы, может быть, подумали, что он был слишком суров со своим малолетним учеником, что ему следовало больше поддаваться, чтобы мальчишка почувствовал вкус победы и у него не появилось желание бросить тренировки из-за постоянных поражений. Так оно зачастую и случается, однако, несмотря на то что паренёк всё же ощущал злость и досаду от своих неудач, это вовсе не умаляло его решимости продолжать тяжкие занятия, ведь он прекрасно знал силу учителя, понимал, когда тот ему поддавался, и не чувствовал удовлетворения от таких побед. Он всей душой мечтал если не одолеть, то хотя бы сравняться с наставником, но только в честном бою, и с нетерпением ждал того дня, когда они наконец-то смогут сойтись на равных.

Учебный поединок длился уже более пяти минут, и на всём его протяжении за усердиями бойцов пристально наблюдала одна очаровательная особа, беззаботно сидевшая в тени на ступенях веранды. Это была маленькая девчушка с длинной каштановой косой, одетая в простенькое салатовое платьице без каких-либо узоров, рюшечек или бантиков. Хотя её отнюдь небедные родители и могли разодеть её в красивое платье из парчи, как и следовало одеваться юной представительнице благородных кровей, но они знали, что маленькая озорница тут же порвёт новые наряды о ближайший сучок или забор в погоне за своим не менее шелудивым братом, а потому не стали обременять себя лишними тратами или пытаться ограничить её детскую непоседливость. Сестра и брат проводили много времени вдвоём, резвясь на просторах поместья, а временами, они убегали к мастерской, где до самой ночи забавлялись с детьми крепостных работников, для чего тех даже освобождали от работы в полях.

В руках девочка держала румяный, розовый персик, покрытый нежным серебристым пухом, незадолго до того сорванный с одного из садовых деревьев. Он был такой большой, что ей приходилось удерживать его сразу двумя руками и широко открывать рот, чтобы откусить от него хотя бы крохотный кусочек. С каждым укусом из плода обильно сочился сладкий сок, так и норовивший запачкать собою все руки, лицо и одежду, сделать их неприятно-липкими, но вкус спелого фрукта был столь изыскан, что в нём даже хотелось немного вымазаться. От удовольствия девочка задорно болтала ногами и тихонько причмокивала, изредка отгоняя пчёл, приманенных фруктовым ароматом, и не отрывая глаз от старшего брата, который уже порядком вымотался и заметно сбавил тем и силу выпадов.

С каждым новым ударом меч в руках становился всё тяжелее и неповоротливее, а вздохи глубже и чаще. Длинные струйки пота вытекали из-под его кожаного шлема, спускались вниз по лицу и падали крупными каплями с кончика носа и подбородка. Мальчик чувствовал, как его тело постепенно отказывалось подчиняться, требуя отдыха и покоя, но он всё равно продолжал сражаться, превозмогая слабость и не до конца понимая, что же делали его конечности. Стойкость и выдержка, вот чему хотел обучить его наставник. Настоящие битвы могли быть долгими и изнурительными, без единого шанса на короткую передышку, и в таких условиях даже мимолётная слабость или нечаянное промедление могли стоить воину жизни. Повторяя эту мантру в голове, мальчик изо всех сил старался не показывать усталости, но опытного наставника нельзя было вот так просто обдурить. Воспитавший десятки новобранцев он видел своего ученика насквозь и, вполне удовлетворившись достигнутым результатом, решил окончить занятие. Мальчик почувствовал лёгкий толчок в грудь, и в тот же момент его опорная нога была выдернута вперёд. Потеряв равновесие, он повалился назад, спиной на острый щебень, но в самый последний момент крепкая рука Гэлсара поймала его запястье, и он повис в воздухе, так и не долетев до земли.

– Думаю, что с тнбя на сегодня хватит, – сказал Гэлсар звучным, но грубоватым голосом, в котором всё-таки слышались нотки доброты и гордости за ученика. Резким движением он потянул мальчика на себя, и тот взлетел обратно на ноги. – Ты делаешь большие успехи, но не стоит слишком торопиться. У тебя ещё всё впереди, а перенапрягаться бывает вредно.

– Так точно, командир! Буду стараться изо всех сил, – пообещал мальчик, вытянувшись по стойке смирно.

– Знаю, что будешь, – Гэлсар широко улыбнулся и, сняв с мальчика шлем, растрепал потемневшие от впитавшегося пота волосы, так что брызги полетели во все стороны. В это время из недр дома на веранду вышла статная женщина в воздушном белом платье, чьи складки были не способны полностью скрыть её соблазнительные формы. Пышные каштановые локоны слегка пружинили при каждом её шаге, а несколько тонкие, но всё равно притягательные тёмно-розовые губы растянулись в игривой улыбке. Подойдя к сидевшей на ступенях девочке, она облокотилась на деревянную балку и деловито упёрла правую руку в талию.

– Ну что, Деа? Наши мальчики не переубивали друг друга, пока меня не было рядом?

– Нет, мамочка, – ответила девчушка, вытирая личико рукавом платья. – Папа с братцем, как всегда, дрались, ну а я за ними внимательно следила!

– Ах, ты моя умница, – ласково ответила Аллейса и стала спускаться по ступеням, но не успели её сандалии коснуться земли, как подскочивший Гэлсар подхватил её на руки, громко захохотав с задорными огоньками в глазах. Подыгрывая мужу, Аллейса взвизгнула, как юная девица, и обвила руками его шею. Рыцарь прижал её тонкий стан к своему сильному и жесткому телу и страстно поцеловал её, как и подобало человеку южного темперамента. Смотря на целующихся родителей, Деа довольно заулыбалась, а малость засмущавшийся и почувствовавший неловкость Хромос притворился, что ничего не видит и стал лениво пинать камушки под ногами.

Вдоволь насладившись теплотой ласк, Гэлсар и Аллейса прекратили свои нежности, и муж поставил жену обратно на ступени веранды.

– Хромос, возьми мечи и отнеси их обратно в оружейню, и не забудь их хорошенько протереть, перед тем как их оставить. В прошлый раз ты этого не сделал, а ведь без должного ухода сталь быстрее портится. Хороший рыцарь бережёт оружие, чтобы оно не подвело его в пылу битвы.

– Так точно. Что прикажете делать с Гроргом? – ответил мальчик, всё ещё подражая солдатской дисциплине.

– О нём я потом сам позабочусь. Его бы уже давно пора подшить, пока в конец не развалился. А теперь иди, – сказав это Гэлсар вновь приобнял Аллейсу за талию, и вдвоём они ушли вглубь дома.

– Ты сегодня хорошо двигался, – похвалила брата Деа, вертя в руках изрытую глубокими морщинами персиковую косточку, на которой ещё оставалось немного сочной мякоти.

– Спасибо, – как-то безразлично буркнул Хромос, отряхивая штаны и клепаную куртку.

– А давай, после того как ты отнесёшь мечи, мы вместе пойдем к ручью. Мне Фло́ги сказал, что там сейчас много маленьких лягушат в траве сидят. Ты идёшь, а они прямо у тебя из-под ног во все стороны выпрыгивают. Возьмём горшок и наловим их побольше, пускай они у нас живут.

– Не, за лягушками не пойдём.

– Но почему?!

– Потому что скоро обед будет. Ты может уже и вдоволь наелась, а вот я голоден как волк.

– Ну ладно, тогда пойдём после обеда.

– Возможно, – уже более с большей добротой и бодростью в голосе ответил Хромос, засовывая оба тренировочных меча подмышку.

– Тогда поторопись, братишка, – сказала Деа и убежала в дом искать родителей.

Хромос устало вздохнул и неспешно пошёл по дорожке, посыпанной всё тем же бурым гравием, в сторону небольшого домика, стоявшего на удалении от виллы. За с спиной он услышал приглушённый смех отца, на которого внезапно напала Деа, подкравшись к нему из-за спины. Мальчик любил те дни, когда Гэлсар возвращался из военных походов и проводил много времени с ним и сестрой, не забывая уделять особое внимание любимой жене. Вечерами он рассказывал им об удивительных приключениях, которые ему довелось пережить в далёких краях. Это были истории про чудаковатых чародеев, про великие города, про опасные сражения и про ужасных чудовищ, которых он с верными товарищами нещадно крошил на мелкие кусочки, героически спасая сотни невинных жизней от мучительной кончины. Стоя перед пламенем камина, он вёл свой увлекательный рассказ, то размахивая воображаемым мечом, то страшно завывая и рыча, от чего детей пронимала дрожь, и они крепко прижимались к матери или друг к другу. Но какими бы порой пугающими и жуткими не были эти ничуть не приукрашенные истории, а скорее даже приуменьшенные истории, Хромос и Деа обожали их и были готовы слушать отца всю ночь напролёт до самого рассвета.

Дойдя до оружейни, мальчишка свободной от тяжёлой ноши рукой открыл дверь, которая в отсутствие Гэлсара запиралась на большой и тяжёлый замок. Внутри была всего одна единственная комната, больше походившая на залу. Сверху донизу она была завалена оружием, бронёй и различными трофеями, привезёнными отцом из дальних странствий. Хромос любил проводить время среди этих предметов боевой славы и почитал это место словно первейшую в мире святыню. Напротив входа, надетый на специальную подставку, стоял тяжёлый пластинчатый доспех, блиставший в лучах солнца металлом отполированных пластин. Хромос подошёл к нему и с благоговением провёл рукой по гладкой поверхности кирасы. Доспех был сделан из высококачественной стали, которую могли себе позволить лишь дворяне и самые именитые наёмники. По краям нагрудных и плечевых пластин тянулись тонкие полосы угловатых гномьих узоров. Он видел этот доспех десятки, если не сотни раз, но он всегда восхищался им, словно видел его впервые.

Позади брони на стене висел белоснежный плащ с вышитым на нем гербом рыцарского ордена. Два серебряных полумесяца тихо переливались при смене угла зрения, а их цвет олицетворял чистоту души и стойкость воли надевшего его рыцаря. Рядом с плащом висел широкий каплевидный щит с укреплённой серединой и краями. Для неподготовленного бойца он был несколько тяжеловат и громоздок, но Гэлсар мастерски управлялся с ним, не единожды доверяя ему жизнь. Чуть дальше щита висели и два меча в ножнах из красной кожи. Они отличались друг от друга в длине примерно на две ладони. Тот меч, что был короче, Гэлсар получил из рук гроссмейстера ордена в тот день, когда он в главной зале орденского замка в торжественной и пафосной обстановке дал клятву, принял рыцарский обед и стал посвящённым братства. Вдоль стальной режущей кромки этого меча тонким слоем было нанесено чистое, освящённое серебро, помогавшее разить чудовищ и всякую нечисть. На протяжении нескольких лет Гэлсар ходил в бой именно с этим клинком, и тот показал себя довольно неплохо, но потом рыцарю захотелось оружие более мощное и надёжное. С этой задачей он обратился к гномьим мастерам, что жили в соседнем королевстве. В своих кузнях они отлили, выковали и закалили для него великолепный клинок из сплава стали и небольшого количества драгоценного мифрила, который ненавидели все демоны и вопили, словно безумные, от одного только прикосновения к нему.

Остальное оружие, что лежало в этой комнате, никогда не покидало пыльных полок и не участвовало в сражениях. Это были многочисленные подарки, которые Гэлсар получал в качестве благодарности из рук спасённых им людей. Были ли они дорогими или дешёвыми, из стали камня или кости, рыцарь всегда принимал их с одинаково глубоким уважением и бережно хранил, как напоминание о прошлых свершениях. Кроме таких подарков, Гэлсар привозил с собой из походов кучу диковинных безделушек: фигурки различных животных и божков, амулеты, поделки из глины, причудливые камни и книги на неизвестных даже ему самому языках с очень красивым алфавитом. Что-то из этого он покупал на рынках и ярмарках, а что-то находил около дорог и мест привалов.

Тем временем Хромос уселся на стул и, уперев острие меча в пол, начал усердно протирать клинок сухой тряпкой, убирая с него частички пыли. Затем он взял вторую, промасленную тряпку, и протёр меч ещё раз, чтобы защитить его от тлетворного влияния влаги. Хорошенько обработав первый меч, он повторил всю процедуру со вторым, а потом убрал их в дальний угол комнаты. Теперь настало время снимать кожаный доспех, и паренёк начал развязывать тесёмки на руках и боках. Когда же он наконец снял с себя последний наголенник, за его спиной вдруг послышался приглушённый стук каблука и протяжный, болезненный скрип половиц.

Хромос тут же обернулся, но не увидел никого. Входная дверь по-прежнему оставалась закрытой, и во всей оружейной не было ни единого места, где мог бы незаметно укрыться человек. Мальчик был один, но откуда-то в нём появилось гнетущее и удушающее чувство тревоги и страха. Бегло осматриваясь по сторонам, он медленно, без резких движений, потянулся к лежавшему подле кинжалу и взялся за рукоять. Затем, приняв боевую стойку, Хромос стелящимися шагами, как его учил отец, двинулся к выходу, всё время ожидая внезапной атаки.

Когда он был уже у самой двери и мог дотянуться до ручки, за спиной вновь послышались чьи-то неспешные, тихие и грузные шаги. Парень сделал резкий полуоборот, но и на это раз никого не увидел. Чувство страха стремительно нарастало, и в ответ ему сердце билось всё чаще, стуча о рёбра, словно о большой барабан. Сжимая клинок в дрожащих ладонях, мальчик хотел броситься на выход и, испуганно крича, как и подобает мальчику его лет, убежать за помощью, но его уха коснулся едва слышный шёпот.

– Хромос… – сипло прошипел некто, и в тот же самый миг все прочие звуки стихли, погрузив оружейню в абсолютную тишину.

Мальчик обернулся на голос, и уставился на полку с орочьими черепами. Эти массивные угловатые черепа с низкими лбами и широкими и клыкастыми челюстями Гэлсар привёз из давнего похода в далёкий, неосвоенный людьми мир, где нашёл их в огромной пирамиде костей, сложенной соплеменниками мертвецов с какой-то жуткой, мистической целью. Разумеется, он на всякий случай освятил каждый из них перед тем, как принести их в дом. Мальчишка, давший каждому орку имя, отлично знал их, но сейчас среди этих артефактов стоял ещё один, который он прежде никогда не видел. Он был меньше остальных, видимо людской, но было в нём что-то нечеловеческое. Его пустые, бездонные глазницы приковали к себе взгляд мальчика, и он более не смел посмотреть в сторону или даже моргнуть. Хромос почувствовал, как его тело содрогнулось, а кинжал вывалился из ослабевших пальцев и без единого звука грохнулся об пол. Не понимая, что происходит, он подошёл ближе к жутким останкам, которые пристально следили за его движениями и притягивали его к себе всё сильнее и сильнее.

Теперь мальчик мог лучше разглядеть этот таинственный объект, что явился перед ним из небытия. Он действительно походил на череп человека, но его челюсть была у́же, а подбородок острее. Его надбровные дуги и выпирающие скулы имели неестественные изгибы, делавшие его глазницы вытянутыми и сердитыми. В этих пустых костяных впадинах читалась чья-то могучая и мрачная воля, которой было невозможно противиться.

– Хромос… – череп позвал его вновь. Сердце мальчика застыло и камнем упало к пяткам, где разлетелось на тысячи осколков. Он услышал приказ, хотя мёртвая голова не проронила более ни единого слова.

Мысленно крича на самого себя, Хромос неспешно поднял дрожащую руку и протянул её навстречу черепу. Кончиками пальцев он ощущал ту злую и колючую, но невидимую для глаз ауру, что окружала его словно заросли терновника. Чувствуя боль, мальчик старался отдёрнуть руку, вернуть контроль над собственным телом, но это было невозможно. Череп желал, чтобы к нему притронулись, и его воля была сильнее, чем у любого человека. Глухим, но громким, шипящим, но чётким голосом он раз за разом повторял один и тот же приказ, перенося мысли прямо в голову сопротивлявшемуся ребёнку, заглушая глас его собственного разума и подавляя стремительно слабеющую волю.

Находясь на грани потери сознания, чувствуя, как его склизкое нутро выворачивается наизнанку, Хромос дотронулся до выпуклого, но неровного лба и ощутил невероятный холод. Он причинял мучительную боль и жадно высасывал всё тепло, до которого только мог дотянуться, но ему всегда было мало. Подушечки пальцев намертво прилипли к кости, и белый иней стал стремительно покрывать ногти и кожу, с каждым мгновением становясь всё толще. Ровные морозные узоры поднялись вверх к запястью, захватывая его плоть и кровь, превращая их в прозрачный лёд. Хромос пытался оторвать примёрзшую конечность от потусторонней вещи, но всё было четно. Мальчик силился закричать, позвать на помощь, но из его широко разинутого рта вырывался лишь приглушённый свист, превращавшийся в клубы белого, сверкающего пара.

Тем временем череп ликовал. Боль и страдания юнца давали ему ощутить наивысшее наслаждение и сладостное упоение. На его оголённых, кривых и острых зубах растянулась злорадная ухмылка: вся оружейня заполнилась его тихим, сводящим с ума гортанным хохотом, а в пустых глазницах вспыхнуло синее пламя. Свет померк, и день превратился в тёмную, безлунную ночь, в которой нельзя было узреть и тени надежды…

Внезапно застывший воздух разорвало громкое конское ржание. Неумолимая сила, что удерживала Хромоса, сорвалась с места и с каким-то диким, ликующем воем вылетела через распахнувшуюся дверь. Освободившийся от оков мальчик упал навзничь и растянулся на пыльных досках. Открыв глаза, он тут же подобрал лежавший рядом на полу кинжал и, опираясь на край стола, поднялся на ноги, но череп исчез с полки тем же таинственным и непостижимым образом, которым прежде и появился. Всё вернулось на круги своя. Из окна вновь лился приятный солнечный свет, воздух был свеж и тепел, а сквозь дверной проём доносились далёкие звуки пения цикад. Нерешительно Хромос посмотрел на руку, которую ещё секунду назад покрывала толстая корка мертвенного льда и на которой теперь не осталось ни единого следа гиблого обморожения.

– Что это такое было? – подумал он, сжимая и разжимая подрагивающий кулак. – Видимо дьявольское наваждение. Надо обо всём рассказать отцу.

Кинув кинжал на ближайший стол и продолжая малость пошатываться, Хромос вышел из оружейни и направился в сторону дома. Не успел он преодолеть и половину пути, как территорию поместья вновь окатили бодрые возгласы лошадей. По подъездной аллее, обрамлённой двумя рядами кустов белых и красных роз, ехала троица величественных всадников в полных доспехах, ослепительно блиставших под солнечными лучами. Со спины каждого свисал белоснежный плащ с двумя вышитыми полумесяцами. Рыцари ехали не спеша, мерно покачиваясь в сёдлах, а у входа в дом их уже встречал Гэлсар. Широкой улыбкой и распростёртыми объятиями он приветствовал боевых товарищей, с которыми он множество раз выпутывался из, казалось бы, безвыходных ситуаций, оставляя подобравшуюся к ним Смерть с носом, если бы у неё, конечно же, имелся этот самый нос.

Впереди остальных ехал черноволосый мужчина с короткой, но густой бородой и суровым взглядом жителя северных краёв. На ремнях его седла висели два парных меча, которыми он орудовал с потрясающей ловкостью и скоростью, разделывая врагов словно кроличьи тушки на рагу.

– Хейнд, дружище! Давненько мы с тобой не виделись.

– Да ладно тебе, Гэл, не так уж и много времени прошло, – ответил Хейндир, спрыгивая с коня.

– Но всё же я успел заскучать по твоей зловредной харе, – мужчины сблизились и крепко пожали протянутые руки. – Проходите внутрь, слуги присмотрят за лошадьми.

Другие два рыцаря спешились и, передав поводья подбежавшим слугам, размяли затёкшие в дороге ноги и спину. Первого рыцаря звали Дэдэкир Оруанский. Он был младшим сыном одного печально известного дворянина, просадившего всё накопленное предками состояние на любви к азартным играм и сомнительным пари. Безумная страсть к игре и риску всецело охватила его душу, сделав его безразличным ко всему прочему в этой жизни, и он бы непременно оставил жену и детей без единого гроша на пропитание, если бы во время очередной скачки конь не выкинул его из седла и мужчина бы столь удачно не сломал себе шею при падении. Из-за своего бестолкового и непутёвого отца Дэдэкир вырос человеком сдержанным в развлечениях и скромным в удовольствиях, полагаясь в жизни более на глас рассудка, чем зов порочного сердца, надеясь тем самым не повторить ошибок непутёвого отца. Он был весьма крепким малым, с квадратной фигурой, а потому мог без особого труда носить на своих плечах утяжелённый доспех и сражаться большим двуручным мечом с широкой гардой и пламеобразным лезвием.

Вторым рыцарем была женщина по имени Наре́сса фон Со́дельн. Хотя она и была сильной и искусной чародейкой, но при этом не являлась бойцом, как её спутники, а специализировалась на поддержке и оказании первой помощи на поле боя. Её заклинания были способны в считанные минуты затягивать опасные раны, останавливать кровотечения и облегчать страдания раненым товарищам. Вместо громоздкого и тяжёлого рыцарского доспеха её тело защищала тонкая, но невероятно прочная кольчуга из мелких, плотно прилегающих колец, усиленных небольшими щитками в самых уязвимых местах. Пряди её светло-русых волос выглядывали из-под накинутого на голову капюшона, а в огрубевших от постоянной работы, но всё же сохранивших женственную утончённость руках она держала магический посох с серебряным наконечником, чем-то походившим на шахматную ладью.

Когда рыцари уже переступали порог дома, к ним подбежал Хромос.

– Дядя Хейндир! – радостно прокричал он, ещё издалека узнав боевого товарища отца. – И вы здесь, господин Дэдэкир и тётя Нара!

– Привет солдат. Гляжу, ты подрос с последней нашей встречи, – Хейндир наклонился и похлопал мальчишку по плечу. – Как занятия с отцом? Слышал, что ты делаешь успехи.

– Да, я стараюсь, но, дядя, послушай. Я только что видел нечто… оно… оно было… – Мысли в его голове двоились. Он был совершенно уверен в том, что ему только что довелось прикоснуться к мрачной и непостижимой потусторонней силе, и в то же самое время ему казалось, что это всё было лишь плодом его воображения, детской фантазией, ночным кошмаром. Запутавшийся мальчик чувствовал, что ему следует поделиться охватившей его тревогой, поведать обо всём взрослым, но он не мог подобрать правильных слов, чтобы выразить обуревавшие его эмоции.

– Тише-тише, всё в порядке, – сказала ему Наресса. – Сейчас нам необходимо переговорить с твоим отцом, а потом мы обязательно разберёмся с тем, что у тебя случилось.

– Ладно, – спокойно ответил Хромос, хотя внутри ему хотелось кричать, бить ногами о землю и тащить рыцарей за одежды в сторону оружейни, но по какой-то ему самому неведомой причине он послушно отступил в сторону и пропустил их вперёд.

Вслед за Гэлсаром трое солдат прошли через всю виллу и вышли на ту самую веранду, напротив которой проводилась тренировка. Там они расположились по два человека на диван, а Гэлсар распорядился, чтобы слуги поскорее принести для гостей кувшины с вином, чаши и пару блюд с мясными закусками.

– Раз вы приехали в доспехах и с оружием, то точно не гостить собираетесь. Ну же, не томите и рассказывайте, что же у нас такого произошло?

– Всё верно, мы к тебе не с простым дружеским визитом нагрянули. Всё дело в том, что наш многоуважаемый Гроссмейстер объявил созыв всех рыцарей ордена, – ответил Дэдэкир в своей привычно неспешной манере.

– Сразу всех и столь внезапно? Неужели он таки поддался на уговоры и принял решение присоединиться к другим орденам в новом Крестовом походе за Сердцем Хаоса? Мне всегда казалось, что он считает их опасной и безрассудной затеей, пустой тратой человеческих душ.

– И он до сих пор придерживается этого мнения, хотя наш любимый епископ всё продолжает грозиться ему немилостью Старейшей Звезды, если мы не примкнём к прочим орденам в походе за старой легендой. Да и зачем идти к демонам, если они с день на день и сами примчатся к нам.

– Снова объявились?

– Совсем недавно разведчики прочих орденов обнаружили присутствие демонов во многих пограничных мирах. Докладывают о появлении охотников-одиночек и небольших стаях демонического молодняка. Они уже успели причинить немало ущерба, по ночам разоряя деревни, нападая на караваны в пути и убивая всё зверьё в лесах. Пока что их вполне успешно отлавливают и уничтожают до того, как они успеют как следует отъестся и разрастись, однако их пребывает всё больше, а ты сам знаешь, что это значит.

– На место убиенного да встанет десяток, а коли и они падут от клинка твоего, так встанет за ними сотня и тысячи тысяч. Кто рождён без жены, в том нет любви, а есть лишь голод и злоба, и нет им числа, ибо имя им – Легион.

– Верно.

Пока Гэлсар и Дэдэкир вели разговор, слуги безмолвно накрыли на стол и стали разливать вино по чашам, но изголодавшийся в дороге Хейндир забрал один из кувшинов, сам налил себе полную чашу, осушил её одним махом, заел напиток теплой булкой, а затем вновь наполнил чашу и пошёл на второй круг.

– Тебе уже известно, куда нас отсылают? – продолжил Гэлсар, бережно принимая вино из рук слуги.

– Предполагаемых направлений вторжения несколько, а куда отправить нас пока что не решено. Гроссмейстеры созвали общий совет и всё пытаются договориться между собой, чтобы не оставить брешей в обороне, а заодно делят причитающееся плату. Хотя нас, вероятнее всего, сошлют на Джартас, защищать горные рудники, – говорил Дэдэкир, не притянувшись к предложенному напитку.

– У них есть свои воины?

– Да, если стаи будут слишком большими и нам придётся отступить за городские стены, то с нами плечом к плечу будут сражаться гномы. Насколько мне известно, они возвели отменные укрепления, у них имеется много опытных стрелков, есть хорошая пороховая артиллерия и заготовлены большие запасы боеприпасов и провианта на случай затяжной осады, но за стены они ни за что не сунуться. Проводить разведку и ловить бродячих тварей придётся своими силами. Впрочем, ещё поговаривают, что в этом походе к нам могут примкнуть несколько ангелов вместе с отрядом Инквизиции. У них есть подозрения, что кто-то из местных мог ранее поддаться демонической скверне и теперь служит порождениям тьмы.

– Приятно знать, что на нашей стороне будут столь сильные бойцы, но это также означает, что мы находимся в действительно шатком и даже опасном положении. Надеюсь, гномы прилично заплатят ордену за наши труды.

– Должны будут. Речь шла о двух тысячах унций золота и трёх десятиунцовых слитках чистого мифрила. Возможно, если всё пройдёт гладко и без особых потерь, то заплатят и больше, но я бы на это особо не рассчитывал.

– Ну, если гномы готовы платить мифрилом за одно наше присутствие, то за успешное спасение своих драгоценных рудников из хищных лап, они нам точно не пожалеют прибавки к награде, – Гэлсар замолчал и обратил взор на сад и бескрайние поля винограда. – Знаете… а я всё же надеялся, что на этот раз смогу дольше побыть дома с семьёй. И вы только посмотрите на этот вид, разве он не прекрасен?

– Да, прекрасен, – с улыбкой ответила ему Наресса и сделала маленький, осторожный глоток из чаши. – Спокойный и чудесный край.

– Вот и я о чём. Разве мы сражаемся за золото? Разве оно стоит пролитой крови и отданных жизней? Вот ради чего мы обнажаем клинки! Ради того, чтобы был мир, чтобы дети могли расти в спокойствии и изобилии, чтобы мы могли вот так посидеть и насладится солнцем, ветром и вином.

– Это верно, – прочвакал Хейндир, вытряхивая последние капли из кувшина. – Выпивка тут отменная!

– Ты что уже всё выпил!? – как возмущённо удивилась Наресса.

– Ага, и я требую ещё! – сказал Хейндир и в знак слугам потряс пустым кувшином над головой.

– Опять он напивается! Слушай, Гэл, помоги, я с этим варваром уже сама не справляюсь. У меня все послушницы на него жалуются, говорят, что он им проходу не даёт.

– Неужели прямо-таки все жалуются? Я тебе точно могу сказать. Что некоторые из них от всех моих дикарских замашек прямо-таки млеют, пускай что ни себе, ни уж тем более какому-то там отцу настоятелю не признаются. Я ведь прав. Гэл?

В ответ Гэлсар только улыбнулся.

– Может они и строят из себя невинных овечек, проникшихся всей этой вашей духовностью и отринувших мирское, но ты бы знала, какие бесы в них обитают. Ух! Ни один экзорцист не управится. Впрочем, тебе ли их осуждать, дорогая ты наша, Нара.

– Мне? Ты вообще о чём!?

– Я про те песни, которые ты поёшь своим послушницам, когда хлебнёшь лишнего. Мне одна из них всё про тебя рассказала, и поверьте мне, мужики, такой пошлятины я никогда прежде не слышал, даже на ярловских застольях. Да ещё говорят, что так радостно и забористо поёт, к примеру…

– Неправда! – воскликнула покрасневшая от стыда Наресса, пытаясь перекричать бестактного северянина. – Это всё ложь и клевета, не пою я ничего такого!

– Как же там было… – продолжал Хейндир. – Когда монах задрал полы и яйцами затряс… Княгиня ловкою рукой ему…

– Да замолчи ты, – не выдержав позора, женщина начала пинать обидчика под столом.

– Хорошо, хорошо, не буду, – сдался Хейндир, и все дружно рассмеялись.

– Нам определённо стоит почаще вот так встречаться, вне стен ордена и не на поле битвы. Предлагаю, как закончим на Джартасе, то все вернёмся сюда и немного повеселимся. У нас тут каждый месяц кто-нибудь из графов или герцогов устраивает рыцарский турнир. Большинство участников, конечно же, только и делает, что распивает вино в шатрах да девок лапает, но всегда найдётся компания добрых воинов, с которыми можно померится силами.

– Ха, вот это будет славно! – воскликнул Хейндир и хлопнул рукой по подлокотнику.

– Вам лишь бы пить да драться, – с лёгкой иронией в голосе сказала Наресса.

– Но ты же пойдёшь с нами?

– Пойду, должен же будет кто-то лечить ваши синяки и ссадины, – Наресса улыбнулась и сделала ещё один тонкий глоток.

– Вот и договорились. Что же, не будем заставлять весь орден ждать. По коням, друзья мои, по коням!

Мгновение спустя Гэлсар уже стоял в начале аллеи роз, облаченный в сверкающий доспех и белоснежный плащ, и подвязывал вещевой мешок к седлу взнузданного мерина. Все приготовления к отъезду были завершены, и в сердце он ощущал тяжесть, что предшествует долгой разлуке с самыми близкими и дорогими людьми. Завязав последний узел, он повернулся к дому и посмотрел на всех, кто пришёл проводить его. Кроме жены и детей, здесь были и слуги, и работники виноградника, все они, наперебой желали ему доброй дороги, удачи в битве и скорейшего возвращения к домашнему очагу.

– Что же, вот и пришла пора нам вновь проститься.

– Так иди на встречу победе муж мой и защитник, я буду молиться и ждать тебя, – твёрдым и полным уверенности голосом Аллейса произнесла традиционное прощание с уезжающим на войну мужем и церемониально протянула Гэлсару его меч.

Рыцарь нежно провёл пальцами по щеке любимой.

– Обещаю, что непременно вернусь к тебе с триумфом, и мы разопьём пару бутылок твоего чудесного вина, – Гэлсар взял из её рук меч и обратился к стоявшему рядом Хромосу. – Пока я не вернусь, ты – главный мужчина в доме. Береги мать и сестру, смотри за поместьем и продолжай упражняться, чтобы стать сильнее. Кто знает, может быть, когда я вернусь, ты наконец-то сможешь меня одолеть.

– Хорошо, отец, я буду стараться, – Хромос выпрямился и клятвенно прижал кулак к груди.

– Знаю, что будешь, – полный гордости Гэлсар улыбнулся и посмотрел на Дею, которая вот-вот была готова заплакать, но из последних сил сдерживала слёзы. – Ну что ты так, моя малютка. Не надо так грустить, я обязательно к вам вернусь.

– Сделай это поскорее, – тихо выдавила из себя Деадора и обхватила закованную в латы ногу.

– Обязательно, – ответил ей Гэлсар и ласково погладил маленькую голову.

Гэлсар надел шлем и взобрался на коня. Животное громко фыркнуло, почувствовав на спине всадника, и притопнуло копытом.

– Вперёд за славой и приключениями! – бодро выкрикнул Хейндир и повёл коня вперёд по аллее. Вслед за ним двинулись Наресса и Дэдэкир, и последним поехал Гэлсар, ещё раз помахав всем домочадцам рукой.

Когда всадники отъехали от дома провожавшие их люди стали неспешно расходиться. Слуги пошли заниматься уборкой и приготовлением пищи, а у работников виноградника было ещё много важных и неотложных дел, которые нужно было обязательно завершить до захода солнца. Аллейса взяла за руку Деадору и повела её заниматься чтением, которое она так сильно не любила и от которого каждый раз пыталась убежать, чтобы поиграть с другими детьми. Хромос остался единственным, кто продолжал смотреть в спины удалявшимся всадникам. Ему хотелось поехать вместе с отцом и увидеть своими глазами все те удивительные вещи, о которых он рассказывал. Всей душой он желал сражаться рядом с ним и отпраздновать вместе победу за одним столом, но он был слишком юн для таких походов. Всё что ему оставалось, так это взрослеть, работать над собой и терпеливо ждать того заветного дня, когда он тоже сможет стать рыцарем ордена.

Мальчик тяжело вздохнул и пошёл обратно в дом, но стоило ему сделать всего пару шагов, как он почувствовал ледяное прикосновение на коже. Холодный ветер обдул его с ног до головы и помчался вдоль аллеи, срывая с роз алые лепестки. По спине мальчика пробежали колючие мурашки, а сердце забилось чаще. Он обернулся и вновь посмотрел на скакавших рыцарей. Что-то было не так. Вместо четырёх их было пятеро. Позади облачённых в доспехи воинов ехал ещё один всадник, одетый в какие-то тёмные, безобразные и ветхие лохмотья. Его лошадь была тощей и больной, на её плешивых боках выступали дуги рёбер. Десятки жирных, чёрных мух ползали по её седому ворсу, издавая назойливое жужжание и откладывая яйца в её многочисленные, гноящиеся язвы.

Почувствовав на себе пристальный взгляд мальчика, всадник натянул поводья, и кобыла остановилась. Повисла гнетущая тишина, в которой были слышны лишь биение встревоженного сердца и противные голоса копошащихся насекомых. Хромос всматривался в горбатый силуэт наездника, пытался понять, кто же прятался под изорванным капюшоном, но чем дольше он на него смотрел, тем более страх окутывал его юную душу.

Всадник зашевелился. Не спеша он повернул голову и одарил мальчика полным презрения и насмешки взглядом. Хромос оцепенел, и сердце его разорвалось на части. Из-под складок ткани на него смотрел череп, что пытал его в оружейне. Своими холодными и бездонными глазами на него смотрела сама Смерть, явившаяся в её истинном обличии. Мальчик увидел на её кривых зубах мерзкую улыбку и черную, вязкую, похожую на дёготь слюну, что просачивалась между корней и густыми каплями стекала по подбородку. Наконец-то настал тот день, когда она вкусит то блюдо, что столько раз бывало в её руках, дразня её не знающий меры аппетит, но она отказывалась от него, чтобы оно сумело вызреть и раскрыть ей всю вкусовую палитру отчаяния.

Костлявые руки коротко дернули поводья, и бледный конь, прихрамывая, пошёл вслед за ничего не подозревающими рыцарями. Смерть отвернулась от паренька и застучала, заскрипела клыками в предвкушении славного пиршества. Побледневший мальчик сорвался с места и сломя голову побежал за всадниками. Он должен был предупредить их о той страшной угрозе, что тихо и незаметно приближалась к ним.

– Папа! Хейнд! Стойте! Нара! Стойте! Стойте! – кричал он на бегу, но, вместо того чтобы остановиться, всадники лишь пришпорили лошадей, перейдя на рысцу.

Чем быстрее бежал Хромос, тем стремительнее неслись всадники, и само окружающее пространство начало вытягиваться, отдаляя их всё сильнее и сильнее. Надежда предотвратить катастрофу стремительно таяла, но мальчик продолжал мчаться за удаляющимися лошадьми, судорожно хватая ртом холодеющий воздух. И вот, когда рыцари превратились в маленькие точки на горизонте, под ногу Хромосу попался камень, и он рухнул на землю, больно проехавшись лицом и телом по пыльному, колючему гравию. Вытянувшийся в бесконечную струну мир затрещал по незримым швам и с оглушительным грохотом разорвался, оставив после себя только непроглядную тьму.

Пустой воздух сотрясался от шума далёкой битвы. В нём слышались отчаянные крики людей, ржание испуганных коней, рычание адских чудовищ и скрежет разрываемых в клочья доспехов да ломавшихся щитов и копий. Хромос лежал и горько рыдал. Крупные слёзы улетали вниз и исчезали во всеобъемлющей тьме. Среди многочисленных воплей он услышал Хейндира, который взревел словно раненный зверь, и голос его был полон бессильной ярости и боли. После этого битва стихла, и по пустоте разнесся злорадствующий хохот Смерти, удовлетворившей свои самые жестокие капризы и воплотившей извращённые желания.

Дрожащими руками Хромос уперся о невидимую поверхность и приподнял голову. В нескольких шагах перед собой он увидел меч отца, чьи лезвия и рукоять были густо покрыты спёкшейся кровью. Это была кровь его отца и Хейндира, принявшего клинок из руки обречённого товарища и названного брата. Прилагая титанические усилия к каждому движению, мальчик подполз к мечу и ухватился за рукоять.

– Ааа! – острая боль молнией пронзила его виски. В одночасье он вспомнил всю забытую жизнь, и из испуганного мальчика он превратился в закованного в броню капитана городской стражи.

Переведя дыхание, он воткнул острие меча в пустоту и, опираясь на него, словно немощный старец на верную трость, поднялся на ноги. Куда бы Хромос не бросил настороженный взгляд, он не видел ничего кроме довлеющей чёрной бесконечности. Здесь не было ни света, ни звука, и даже воздух каким-то образом прекратил своё существование, хотя он всё ещё мог дышать. И вот посреди бесплотного мрака в дали Хромос увидел золотую песчинку, тусклую звёздочку на ночном небе.

С каждым шагом таинственная точка стремительно росла, вытягиваясь и преображалась, пока не превратилась в мужчину, одетого в золотистый кафтан. Неподвижный как статуя он стоял спиной к Хромосу и вслушивался в потусторонний шёпот, который мог слышать только он один.

– Ей, вы! – окликнул его капитан.

Пробудившись от забвения, мужчина вздрогнул и неуклюже повернулся лицом к стражу. Глаза его были выдавлены, и густые кровавые слёзы стекали по его скулам и щекам, исчезая в его пышной бороде. Под распахнутым кафтаном зияла широкая кровоточащая рана, и Хромос мог видеть, как при дыхании двигались его мышцы и рёбра. Перед ним стоял воскресший из мёртвых таинственный купец – Айбрен Вольфуд.

– По-помогите… – дрожащими губами, прошептал убитый и, протянув руки вперёд, поковылял в сторону чужака. – Прошу, помогите мне…

Хромос почувствовал, как холодный пот выступил вдоль позвоночника, а руки намертво вцепились в рукоять. Чем живой мог помочь мертвецу? Как возможно разгадать загадку перед лицом страха? Капитан не понимал происходящего и только пятился назад, чтобы не дать протянутым рукам найти себя.

– Спасите… кто-нибудь – за спиной послышался ещё одни голос, слабый и женский – спасите… кто-нибудь…

Хромос обернулся и увидел высокую эльфийку, еле державшуюся на тонких и длинных ногах. Её платье было разодрано в клочья, а вытекавшая из раны бесконечной рекой кровь окрашивала белую ткань в жуткий багровый цвет. Ослеплённая, как и Айбрен, она наощупь искала долгожданного спасителя, чтобы уцепиться и прижаться к нему, но тот не желал попасться в их отчаянные объятья.

– А-а-агх! – вскрикнул Айбрен. Его тело бешено затрепыхалось, а крик обратился в сиплый хрип. Затем он обмяк и повалился вперёд. Чёрная бездна раскрыла беззубую пасть и поглотила безвольную тушку. На месте купца Хромос увидел человекоподобный сгусток дыма с парой горящих красным огнём глаз. В правой руке призрак держал короткий черный стилет, чьи блестящие гладкие грани покрывала свежая кровь. Сделав шаг назад, фигура издала протяжный свист и растворилась в воздухе.

Тьма сжимала Хромоса со всех сторон. Он чувствовал на себе взгляды тысячи глаз, и мимолётные прикосновения чьих-то незримых рук. Его враг был везде и нигде одновременно, он был не человеком, а живой тенью, обитающей во мраке. Капитан напрягал все органы чувств, чтобы уловить момент его близившегося нападения, но единственное, что он слышал и видел, была рыдающая Элатиэль. Она упала на колени и горько стонала, закрыв лицо руками. Красные слёзы просачивались сквозь её пальцы и стекали низ по рукам, рисуя на бледной коже изогнутые линии.

– Она следующая, – промелькнуло в голове у Хромоса, и, забыв про все предосторожности, он сломя голову побежал к эльфийке.

До девушки оставалось всего несколько шагов. Заметив топот его шагов, она оторвала прилипшие к лицу руки и в отчаянной мольбе протянула их к нему навстречу. Где-то вдалеке послышался щелчок. С оглушительным свистом, походившим на рев ветра среди прибрежных скал, пустоту пронзил арбалетный болт и с треском вонзился в девичью голову. Удар обладал чудовищной силой, и эльфийка, словно невесомая кукла, кубарем покатилась по чёрной глади, бешено размахивая ломающимися конечностями.

В очередной раз Хромос остался один среди небытия. Он кружился на месте с поднятым мечом, чувствуя, как невидимый убийца шаг за шагом подходил всё ближе и ближе, внимательно примеряясь к новой жертве. Душу капитана охватил животный страх перед сверхъестественной, непостижимой угрозой, низводивший разум до первобытного состояния. Лишившись последних крупиц воли, капитан стал бешено размахивать мечом, в тщетной попытке ранить незримого и неуловимого врага. Зря боролся глупец, ведь Оно уже явило себя.

Хромос ударился спиной о преграду и почувствовал холодную полоску стали, прижавшуюся к горлу. Пальцы разжались сами собой, и отцовский меч, вращаясь, провалился в бездну. Чувствуя боль от скользившей по острому металлу кожи, Капитан медленно повернул голову и заглянул в пламенные очи. В них не было ничего кроме безграничной злобы и жажды разрушения.

– Ты… – успел прошептать капитан, когда одним резким движением острое лезвие вспороло ему глотку до самых позвонков. Хромос рухнул на колени и стал судорожно закрывать руками открывшуюся рану, из которой обильным, нескончаемым потоком вытекала кровь и багровым водопадом скатывалась по броне. Вязкая жидкость не проваливалась в пустоту, а растекалась по невидимой поверхности, образуя большую круглую лужу, в центре которой корчился в судорогах капитан. Липкая гладь задрожала, затряслась, и из неведомых глубин поднялись пять кривых столбов, обмотанных ржавыми корабельными цепями. То были огромные костяные пальцы, испещренные демоническими рунами. Со скрежетом и скрипом они сжались в кулак, заточив Хромоса в костяную темницу. Он почувствовал, как лопались его органы, как все кости его тела трескались и крошились под чудовищным давлением, но не успел он вскрикнуть, как длань рока погрузились в пучину.

Под небольшой лужей скрывался бескрайний океан алых вод. Хромос видел, как мимо него проплывали громадные полусгнившие рыбы, чьё дряблое мясо лоскутами отваливалось от скелета. С поразительной скоростью они носились среди тонущих обломков кораблей и заглатывали несчастных матросов в широкие, мерзкие пасти. Костяная рука всё продолжала погружаться в тёмные глубины, и Хромос увидел на дне разрушенный город, охваченный чёрным пламенем. Дома лежали в руинах, дороги обратились в кровавые реки и хор бившихся в агонии грешников и праведников звучал в бурлившей воде. Капитан закричал от ужаса, и алая жижа в один миг заполнила лёгкие, обжигая нутро словно расплавленный металл.

– Хххха, – сдавленно вдохнул Хромос и открыл глаза. Он лежал на кровати, насквозь промокшей от пота. Его сердце грузно стучало в груди, отдавая гулким эхом в ушах. – Сука… надо было выпить ещё пива, чтобы такая чушь не снилась…

Хромос ещё раз перемотал в голове сон, медленно таявший и ускользавший из памяти. Обычно он спал без сновидений, просто закрывал глаза в темноте и открывал при свете, и был этому искренне рад. В остальных случаях в ночи он видел абсурдную мешанину из своего прошлого и дурных видений, не имевших особого смысла. Единственной отрадой была возможность вновь пережить некоторые счастливые моменты детства, даже если за этим следовала кошмарная расплата.

Продолжая лежать на влажных простынях, капитан думал о тех горящих глазах и красном море. Этот сон чувствовался совсем иначе чем другие, он казался особенным, возможно даже вещим, эдакой щелью, через которую просочились вести о безрадостном грядущем. Благо, что сны капитана никогда не сбывались.

Почувствовав жажду, Хромос прервал мрачные размышления и нехотя встал с кровати. Ему было лень надевать сапоги, и он пошёл босиком по остывшему каменному полу замковых коридоров. В Крепости было тихо и безлюдно, большинство стражей безмятежно дрыхли на узких и жёстких койках, и лишь немногие несли ночное дежурство на стенах и у ворот. Ночной скиталец неспешно добрёл до дальней комнаты, где кроме всяких полезных в быту вещей стояла большая бочка, наполненная чистой водой. Рядом с ней стояли несколько чаш, и Хромос, взяв одну, зачерпнул воды. Он пил большими и жадными глотками, так что вода стекала по его подбородку и капала на грудь и пол.

Возвращаясь назад в свои покои, Хромос ненадолго остановился у высокого узкого окна, из которого лился тусклый лунный свет. Перед ним как на ладони лежал спящий великан – Лордэн. Этой ночью небо было чистым, и капитан мог ясно разглядеть очертания домов и улиц, по которым медленно двигались красные звёздочки патрулей. Их было куда больше, чем несколькими днями ранее. Уже после первого убийства Хейндир успел отдать приказ об усилении ночного патрулирования. Теперь каждый отряд состоял из большего числа бойцов, и они останавливали каждого хоть сколько-нибудь подозрительного человека. Впрочем, теперь Хромос понимал, что подобные меры будет совершенно недостаточны для того, чтобы остановить убийцу. Они лишь сделают его работу чуточку сложнее, но может это даже повеселит безумного душегуба.

В то же самое время в другом конце Крепости происходило нечто крайне подозрительное. Шестеро стражей, облачённых в тяжёлые доспехи, лежали на полу и крепко спали, выпустив из рук тяжёлые щиты и острые копья. Их единственной обязанностью было стеречь тяжёлые ворота, запиравшиеся ночью на засов и пару тяжёлых замков, но все они палии жертвами тёмного заклятья, погрузившего их в магическую дрёму.

Громоздкая створка приоткрылась, и через щель протиснулся человек, чьё лицо закрывал мешковатый капюшон. Он был облачён в короткий синий поддоспешник, а его ноги утопали в высоких солдатских башмаках. В левой руке он держал полупустой мешок с собранной добычей. Мужчина достал из кармана связку ключей и поочередно закрыл замки. Всё было возвращено в первоначальное состояние, и воришка осторожно, но быстро ушёл прочь от дверей. Через полчаса стражи очнуться, но они ничего не вспомнят, ни как они заснули, ни как они пробудились. И уж тем более они не вспомнят загадочного ночного гостя.

Глава VI. Совет Чародеев

Магия пронизывает всё сущее. Она есть чистая энергия, породившая всякую прочую материю и души. Лишь она одна, бесстрастная и всесильная, достойна называться истинным Божеством, которому нет дела до наших поклонений.

«Трактат о Естестве Мироздания» еретика Санте́риха

В тесной комнатке на приземистой кровати с дырявым соломенным матрасом одиноко спал тучный мужчина, точно какая скотина в хлеву. С каждым его тяжёлым вдохом и выдохом комнату заполняла тягучая смесь низкого храпа, протяжного свиста и гортанного бульканья. Взглянув на то, как он изредка поглаживал прижатую к телу подушку и мелко двигал пухлыми губами, словно бы шепча кому-то на ушко, можно было догадаться, что снилось ему нечто очень приятное или даже вожделенное. Он был готов проспать так хоть целую вечность, встретив конец всего мироздания в сладкой стране грёз, но его мечты были грубо и бесцеремонно разрушены грузным стуком костяшек о деревянную дверь.

– Господин Фи́лиан, – просипел стучавший, – утро наступило, пробили подъём.

После этих слов храп тут же прекратился, и мужчина приоткрыл левый глаз. Он почувствовал сильное разочарование и злость от того, что его прервали на самом интересном и пикантном моменте сновидения, а потому ничего не ответил на повторный оклик.

– Господин Филиан… – так и не дождавшись ответа, дверь приоткрылась, и в щели показалась щербатая рожа под копной тёмных, нечёсаных кудрявых волос.

– Да что ты заладил… я уже проснулся – наконец-то пробурчал Филиан, оторвав голову от подушки.

– Тогда доброе вам утро, – сказал ему Нишель, и коротко поклонился.

– И тебе, – вяло ответил мужчина, поставив босые ступни на колючий, жёсткий коврик и разминая пунцовое лицо широкими ладонями, – Все остальные уже поднялись?

– Да, я проверил. Все уже на ногах и занимаются туалетом.

– Тогда, как закончат, то пускай разогревают печи и бегут за свежей водой. Котлы ведь все чистые?

– Конечно, со вчерашнего вечера все отдраены до блеска.

– Это хорошо… хорошо. Как соберусь, то приду на кухню, а ты пока что пройдись и проверь, не пропал ли кто из поварят. Они что-то в последнее время совсем уж отбились от рук, паршивцы мелкие.

– Понял, – ответил Нишель и, вновь коротко поклонившись, ушёл прочь, завершив тем самым дежурный разговор, повторявшийся изо дня в день.

Снова оставшись в одиночестве, от которого так и веяло духом тоски, Филиан лениво поднялся с кровати и услышал, как под его собственным весом защёлкали старые, поизносившиеся и закостеневшие суставы и позвонки. Почёсывая сквозь рубаху круглое, волосатое пузо, он вразвалочку подошёл к короткому листу полированного металла, висевшего на стене. В его отражении старший повар увидел кусок отёкшего, раскрасневшегося лица, сухие, растрескавшиеся губы и два сине-серых, свисавших почти до самого кончика носа мешка под маленькими тёмными глазками. Он выглядел как внебрачный ребёнок старого речного сома с домашней свиньёй, откормленной на убой. Зрелище было далеко не самое приятное, но за годы регулярных и усердных попоек, Филиан привык к подобному своему виду и не предавал этому особого значения, в отличие от его жены, которая сбежала от него несколькими годами ранее вместе с каким-то деревенским рыбаком, от чего количество выпиваемых за вечер бутылок только возросло.

Кое-как стянув с себя ночную рубаху, он переоделся в рабочую одежду и каким-то чудом без помощи Нишеля смог завести руки за толстые бока и завязать на спине запачканный льняной фартук. Перед тем как выйти из комнаты, он вновь подошёл к стальному зеркалу и начал с помощью вязкого и липкого жира из деревянной баночки аккуратно закручивать широкие и пышные усы, сильно растрепавшиеся и запутавшиеся во время сна. Он делал это каждое утро, уделяя им особое внимание и заботу, ведь больше всего на свете он любил свои усы, даже больше, чем выпить.

Когда жёсткие волосы под нажимом бережных ласк наконец-то согласились застыть в элегантных изгибах, Филиан покинул спальню-коморку и грузно переваливаясь с ноги на ногу пошёл по коридору в сторону крепостной кухни, откуда громким эхом разлетались крики поваров и грохот соударявшейся посуды. Всего за один час они были должны приготовить достаточно пищи, чтобы прокормить несколько сотен голодных мужиков, а потому работать приходилось быстро и слажено.

Филиан вошёл в обширное помещение, вдоль и поперёк заставленное разделочными столами, мешками с мукой, горшочками с специями, и бутылками с подсолнечным и льняным маслом. Воздух был ещё сухим и в нём ясно чувствовался запах разгорающегося дерева. Усердные поварята сновали между двором и кухней с охапками деревянных щепок и с тяжёлыми поленьями в руках и закидывали их в пасти прожорливых каминов. Огненные языки старательно облизывали закопчённые днища пузатых котлов, ласково уговаривая холодную колодезную воду разразиться фонтаном обжигающих пузырей. Самые большие котлы, в которых можно было бы спокойно плескаться взрослому мужчине, отводились для варки каш и супов, а в котелках поменьше обычно барахтались десятки куриных яиц. Тем временем заточенные ножи, вложенные в умелые и ловкие руки, лихо кромсали мясо на мелкие кусочки, которые тут же смешивались с солью, базиликом, чесноком, чёрным перцем и набивались в промытые свиные кишки, формируя длинные связки тёмных сарделек.

Заметив проходившего мимо Филиана, работники кухни коротко приветствовали начальника и возвращались к готовке. Старший повар отвечал им коротко и сухо, порой ограничиваясь кивком или ленивым взмахом руки. Большую часть рабочего времени он только и делал, что следил за порядком, давал советы и с недовольной миной пробовал блюда, которые всегда казались ему лишь самую малость лучше объектов для домашнего скота, о чем он не забывал сказать криворукому кулинару. Непосредственной готовкой он занимался лишь в тех редких случаях, когда Хейндир лично отдавал ему приказ изготовить что-нибудь эдакое, необычное, что могло порадовать и удивить офицеров или заглянувших в Крепость почётных гостей, и в этом он был действительно хорош.

Филиан так и продолжал ходить кругами между поваров, смотря на них с большим значением и временами поцыкивая языком, пока в дверях не появился Нишель. Он был мрачен и сердит, словно грозовая туча, а правой рукой он крепко держал за шиворот извивавшегося мальчонку.

– Господин Филиан, нашёлся всё-таки один лодырь, – Нишель выволок поварёнка вперёд, – Сидел в кладовке и грыз яблоки.

– Это правда? – спросил Филиан ледяным тоном и щёлкнул костяшкой указательного пальца. Он верил словам верного помощника, но ему очень хотелось, чтобы тунеядец сам сознался в своём преступлении.

– Да, – тихо всхлипнул мальчик, желая растереть набитые бока и свежие шишки на голове, но не смея дернуться под пронзающим взглядом старшего повара.

– И это ведь уже не в первый раз, Дилио.

– Да, но я очень хотел кушать.

– Сколько раз мне ещё придётся повторить, чтобы ты, болван, наконец-то запомнил наше главное правило? Первым делом мы готовим еду для стражей и только затем едим сами. Теперь то до тебя дошло?

– Да…

– Надеюсь, что это так, но всё же стоит закрепить это в твоей пустой башке. К обеду почистишь вон тот мешок картошки.

– Вон тот? – тихо возмутился мальчик, покосившись на мешок, едва ли не больший его самого. – Но там ведь…

– Тебе мало? – угрожающе сказал Филиан.

– Мешок, так мешок, – не желая усугублять своё безвыходное положение, прекрасно знавший повадки старшего повара мальчик принял мудрое решение сдаться и пошёл за ведром и ножом.

– Будешь срезать слишком много или подговоришь кого-то помогать, получишь самой тяжёлой сковородой по заднице и к ужину почистишь уже два мешка.

Спустя где-то половину часа первые блюда были готовы и разделены на порции. По команде на кухня явился отряд дежурных стражей, одетых в жёлтые поддоспешники, и забрал котелки, черпаки и тарелки с ложками. Шагая ровным строем, они прошли через небольшое смежное помещение и вошли в обеденную залу, куда стекались зевающие солдаты со своими столь же сонными командирами. Дежурные прошли мимо столов для рядовых, заставляя товарищей облизываться и пускать слюни от одного только запаха еды, и подошли к офицерскому столу.

– Ну, наконец-то жратву принесли, – с явным нетерпением протараторил мужчина с крючковатым носом и скрипучим голосом. – Как встал, так желудок крутит. Думал, что сдохну.

Схватив деревянную ложку, он набросился на миску с пресной кашей, как голодный пёс, при этом не отрывая глаз от второго блюда – жаренных соскок и двух варёных яиц. Кроме него за столом было ещё девять капитанов, которые отнеслись к еде гораздо спокойнее.

– Что, вчера поужинать нормально не вышло?

– Угу.

– И от чего же?

– Знаете кабак у гномьего квартала, что называется «Сизый Бор»? – говоря это, Адриль всё продолжал набивать себе рот, от чего его было очень трудно понять.

– Ну, да вроде слышал о таком, – капитаны закивали, переглядываясь друг с другом.

– Короче. Вчера вечером в том кабаке была большая гулянка по случаю чьих-то именин или же свадьбы, и два гнома-кузнеца, как подобает в таких случаях, напились в хламину и затеяли между собой спор, у кого же из них рука крепче и удар сильнее. И может дело обошлось одной только болтовнёй, но у одного из гостей при себе оказалась хорошая такая кувалда, которую он им с дуру одолжил. Ну и чтобы определить лучшего ударника они принялись на потеху толпе поочерёдно лупить этим молотом по кружкам, бутылкам, а потом по стульям и столам. Конечно же, всех это очень знатно веселило. Всех, кроме хозяина таверны, который прибежал к ним, стал трясти за грудки, грозиться набить рыло и требовать немедленно возместить ему весь ущерб, ну а там слово за слово, искра вспыхнула, и началась драка всех со всеми.

В то же время двое гостей, кто были то ли трусоваты, то ли трезвее всех остальных, побежали за стражей, и когда мы прибыли, то потасовка уже вышла из стен кабака, и к ней присоединилось ещё несколько десятков гномов, так что их там было уже около сотни. Зрелище я вам скажу ну просто уморительное. Они мутузили друг друга, катались по земле, рвали в клочья бороды и так красиво и живописно матерились, что хоть билеты на представление продавай, а перлы высекай в камне для потомков. Вы меня знаете, я бы хотел досмотреть чем же оно само бы закончилось, но пришлось их всех маленько припугнуть колдовством, чтобы они остановились. Ну а потом всё, как обычно. Никто ничего не знает, никто ничего не видел, всё это лишь в шутку, да и вообще они все там лучшие друзья и сколько-то там юродные братья через тёток, прабабок и дядей. Эх, чёртовы гномы. Благо, что никто за ножи не успел схватиться. Пока со всеми ними разобрались, то время было уже давно за полночь, – за время своего рассказа Адриль успел опустошить миску и теперь размахивал ложкой в воздухе как указкой.

– Ха! Я бы тоже хотел на это взглянуть, – звучным басом произнёс капитан, очищавший от скорлупы вот уже пятое, но далеко не последнее яйцо. Его звали Ма́нек, среди вех капитанов городской стражи он обладал самой внушительной фигурой, заметно превосходя их всех в росте и мышечной массе. Ел и пил он соответственно много. – Думаю, у меня с ними получилось бы хорошенько развлечься.

– Тебе лишь бы с пьяными драться, – с лёгкой усмешкой на губах упрекнул его Тристан. – Кстати, я тут утром видел во дворе Хромоса, у него же сейчас вроде бы выходные должны быть?

– Да, он должен был отправиться на отдых, но наш дорогой господин Уонлинг приказал ему разобраться с одним убийством, – ответил ему светловолосый Лормин.

– О как, я что-то об этом ещё не слыхал. А кого на этот раз вальнули?

– Как ты мог не слышать? Сейчас пол города об этом толкует. День назад замочили заезжего купца в «Золотом Тельце», а потом ещё и разделали на кусочки, – вмешался Вали́ссиан.

– Ах, ты про это. Нет, ну, конечно же я об этом слыхал, но там вроде без расчленения обошлось.

– Может и так, сам то я ничего не видел, но рядовые меж собой поговаривают, что там было что-то необычное и довольно жуткое.

– По-любому преувеличивают, – сухо ответил Лормин, аккуратно нарезая сосиску на ровные кружки, как если бы от этого зависел их вкус.

– Вот же он скотина! – возмутился Адриль, ударив костлявым кулаком по столу. – Почему ему вечно достаётся вся самая интересная и славная работа, а мы должны разбираться с пьяницами, драчунами, да воришками!?

– Ну, во-первых, не все мы, а только ты. А во-вторых, когда ты наконец перестанешь чуть что трындеть и жаловаться по всякому поводу и без, то может и тебе доверят серьёзное дело, – процедил сквозь зубы Лормин, не потеряв привычного хладнокровия. Он не желал начинать своё утро с очередного нытья и пустых обвинений известного склочника. Однако то был довольно глупый и самонадеянный ход. Адриль был полон желания и решимости развязать ссору, и никакие возражения с угрозами не смогли бы помешать ему осуществить это намерение, но его опередил бас Манека.

– О, помяни чёрта, и вот он уже тут! Доброе утро, Хром.

– И вам всем тоже, – поприветствовал товарищей капитан. Как и всех прочих старших офицеров, его тело облегал синий поддоспешник. Этим утром Хромоса окружала мрачная аура, впрочем, для посторонних людей, никогда прежде не имевших с ним дело, капитан Нейдуэн и без того создавал впечатление хмурого и вечно сердитого человека, в особенности, когда он молчал и усердно над чем-то размышлял. То ли дело было в его строгих чертах лица, то ли в обыкновенно тяжёлом взгляде. Капитан обошёл стол по периметру и уселся на своё место, по правую руку от стула Хейндира.

– Что-то у тебя рожа кислая, заболел? – спросил его Фелкис.

– Нет, просто паршиво спалось.

– Вот как… нам, кстати, уже рассказали про твой вчерашний бой со Стариком. Говорят, что вы устроили хорошее представление, вот только ты по одному из подчинённых моего капрала чуть не попал.

– Ну, его всё равно бы не убило, но зато в следующий раз он был бы внимательнее, – вяло отмазался Хромос и сунул ложку в рот.

– Да ты у нас сама доброта.

– Угу…

– Да плевать на эту вашу потасовку, – бесцеремонно вмешался Адриль, – ты давай расскажи, что там за убийства такие, и почему именно ты должен с ними разбираться!

– Хейндир вам всё сам расскажет на совете, а я сейчас хочу спокойно пожрать, так что будь добр не портить мне аппетит.

– Вы только посмотрите на него! Разве так отвечают друзьям? У вас там, что секреты какие-то от нас? Снова междусобойчики устраиваете? А ну сейчас же говори!

– Вот одному тебе ни за что не скажу, хоть ты лопни.

– Сволочь ты!

– Смотрю на тебя и всё удивляюсь, как тебя жёнушка то до сих пор терпит, – встрял в перебранку Лормин.

– А ты что никогда её не встречал? – спросил Тристан.

– Нет, а что с ней?

– А то, что она ещё большая заноза в заднице, чем наш душечка Адриль. Только попробуй наперекор что-то ей сказать или посмотреть косо, она из тебя всю душу вытрясет, – капитаны дружно загоготали, пока Адриль надувался как обиженная жаба. – Как говорится: «муж и жена – одна Сатана». Вот она – самая идеальная пара на всём белом свете!

– Знаете что! Вы… вы все… идите на хер, ублюдки!

– Не обижайся ты так, мы же шутим.

– Да пошёл ты! Она у меня просто золото! Святая женщина! Четверых выносила и сама выкормила! Так что заткни пасть и не смей о ней так больше говорить.

– Ладно-ладно, остынь, – попытался успокоить его Фелкис, но Адриль уже успел затаить обиду и не собирался прощать братьев по службе ближайшие пару дней. Подобное происходило с регулярностью и неминуемостью восхода солнца, и все капитаны уже давно перестали принимать его недовольства всерьёз и даже порой его нарочито подначивали. Благо что Адриль никогда и никого не вызывал на дуэль. Пускай он и был взбалмошным скандалистом, однако свою жену он любил, причём так, как этого не делают многие мужчины, которые горделиво и самонадеянно называют себя приличными семьянинами.

Вскоре все блюда были съедены, а кружки с крепким и сладким травяным чаем осушены. Капитаны ещё немного посидели за столом, обмениваясь недавними историями из личной жизни, всяческими подколками и подслушанными у рядовых похабными шутками, а потом дружно поднялись и неспешно пошли в зал Совета. На общем собрании господин Командующий намеревался поведать своим подчинённым об убийствах, при этом некоторые капитаны уже были ранее осведомлены о сложившейся ситуации и ещё вчера взялись за осуществление приказа по усилению ночного патрулирования. Кроме этого, Хейндир дал указ держать всем язык за зубами и не болтать лишнего, но многочисленные слухи об убитом купце уже успели расползтись по городу, а с убийством небезызвестной эльфийской актрисы их должно было стать ещё больше.

Хромос шёл в конце процессии вместе со своим другом Глоселем, улыбчивым мужиком с тёмно-рыжими волосами. Он был немного старше Хромоса и имел поразительную способность находить общий язык и уживаться кем угодно, даже с самыми вредными и капризными людьми, включая главную язву всей офицерской компании – Адриля.

– Скажи, Хром, правду ли говорят, что убийца настоящий зверь, без чувства жалости и сострадания? – полюбопытствовал Глосель вложив в слова и голос наигранно драматические ноты.

– Жалости у него точно нет, но вот он не зверь. Скорее чудовище в человеческом обличии, причём очень осторожное и скрытное.

– Всё так плохо?

– Ага. Труп есть, а следов почти что и нет, к тому же мотивы не шибко то и ясны.

– Значит, возможно, что он продолжит убивать?

– Я не смогу этого точно сказать, пока не пойму, что связывает двух убитых. Без знания мотива все рассуждения будут пустой болтовнёй, но всё-таки мне кажется, что это не последние два тела, что мы найдём.

– Это паршиво… Но ты точно уверен, что это не работа местных банд?

– Сам знаешь – в городе уже давно сложились свои «традиции», и у каждой крупной шайки есть свой отличительный способ оставить послание, и я что-то не припомню среди них подобного ритуала со сдиранием кожи. Хотя вот ослеплять очень даже любят, но только оставляя человека в живых, иначе толку с того будет мало. Так что это скорее кто-то приезжий, либо дерзкий и наглухо отбитый новичок, что уж вряд ли.

– Тут ты, однако, прав… – после слов Хромоса Глосель глубоко призадумался, и они в молчании дошли до самого Зала Совета.

Хейндир ещё не успел прибыть к месту собрания, и капитаны разбрелись по своим дружеским компашкам, всё продолжая разговаривать о житейских неприятностях и некоторых радостных событиях. Поддавшись коварной меланхолии и не желая с кем-либо трепаться, Хромос уселся на стоявший у стены стул и сложил руки на груди. Он думал то о том, то о сём, пока его блуждающий взгляд не попал на золотое солнце, скрывавшее за собою тайник. В его голове сразу появился поразительно детальный образ лавовых опалов, их переливающиеся краски и их тёплое, гипнотическое сияние. Капитан захотел вновь увидеть чудесные камни и прикоснуться к их согревающей поверхности. Если бы у него был при себе ключ, то он бы непременно открыл тайник, чтобы вдоволь полюбоваться на них, но один ключ висел на шее у Хейндира, а второй был запрятан где-то в подземном лабиринте под дворцом Сената. Одним волевым усилием Хромос отбросил эти желания и ухмыльнулся, поняв, что подобно гномам начинает проникаться любовью к сверкающим безделушкам.

Когда капитаны уже начали уставать от затянувшегося ожидания, двери залы растворились, и на пороге появился господин Командующий, одетый в короткий бардовый поддоспешник. Вслед за ним вошли двое его адъютантов, бегавших по личным поручениям и сопровождавшие его для солидности на официальные встречи.

Капитаны разом замолкли и без напоминаний и команд заняли места вокруг стола, приготовившись слушать командира. Хромос окинул взглядом всех присутствовавших и, к своему немалому удивлению, заметил, что кроме капитана, находившегося в отъезде по дипломатическому поручению, на собрании не присутствовал ещё один офицер по имени Одвин. Он также пропустил утреннюю трапезу, и раз уж он так и не явился на совет, то должно быть был занят чем-то ещё более важным. По крайней мере важным для него самого.

– Товарищи, вчера вечером в театре «Янтарный Соловей» была убита певица, – с этими словами Хейндир склонился над столом и ткнул пальцем в то место резной карты, где возвышался деревянный кубик с половиной шара на верхней грани. – Ровно за день до того в гостинице «Золотой Телец» был убит купец. В обоих случаях убийства были совершены с особой жестокостью и изощрённостью, после чего с тел были сняты крупные лоскуты кожи. Это даёт нам основания полагать, что оба совершённых зверства являются делам рук одного и того же человека. Непосредственных очевидцев убийств у нас нет, улик практически тоже, кроме вот этой одной вещицы.

С этими словами Хейндир дал сигнал помощнику, и тот выложил на стол чёрный арбалетный болт, очищенный от слоя крови и яда.

– Оружие у него качественное и вероятнее всего сделанное за пределами Лордэна. Однако на второй жертве он использовал яд Туманных Островов, так что мы можем предположить у него наличие серьёзных связей в городе. Человек он явно не простой, и обладает высокими навыками проникновения и скрытности, вероятно является профессиональным наёмником с большим опытом за плечами. Есть вопросы?

– Можете подробнее рассказать о жертвах и убийствах, – спросил его Фелкис.

– Как раз собирался переходить к этой части, – ответил Хейндир и приступил к детальному рассказу о всём, что ему с Хромосом удалось узнать на местах убийства.

Поступить на службу в городскую стражу мог любой юноша в независимости от своего происхождения, но достигший возраста четырнадцати лет и способный удержать в руках тренировочный меч. В первые два года мальчишки привыкали к новому образу военной жизни, учили назубок свод законов и впитывали от наставников негласные договорённости и маленькие хитрости, делавшие жизнь стража проще, а кошелёк тяжелее, и, разумеется, они проводили уйму времени за физическими тренировками. По достижении восемнадцатилетия они могли наконец-то надеть доспехи и стать полноценными стражами, получив свою небольшую крупицу вожделенной и опьяняющей власти.

С этого момента, используя свои далеко не всегда благородные таланты и обширные родственные связи, они могли продвигаться по ступеням карьерной лестницы, звание за званием, прибавка за прибавкой, пока большинство из них не упиралось в непреодолимое препятствие. По установленным правилам капитаном стражи мог стать лишь человек, обладавший развитыми колдовскими способностями. Предрасположенность к магии была исключительно врождённой и передавалась по наследству от родителя к ребёнку – огонь от огня, земля от земли, тьма от тьмы и никогда иначе. Маги составляли отдельную, малочисленную и относительно закрытую касту людей, которая не любила разбавлять свою драгоценную голубую кровь, хотя это не всегда срабатывало должным образом, и ребёнок мог как многократно превосходить своих посредственных родителей, так и у великих колдунов могла родиться совершенная никчёмность, которую нельзя было исправить никакими тренировками. Правда такие радикальные отклонения среди людей, к счастью или к худу, случались довольно-таки редко.

Из двенадцати капитанов городской стражи девять принадлежали к старым аристократическим семьям Лордэна, члены которых занимали все высшие руководящие посты в рядах гвардии Сената, городской страже и на флоте, удерживая узаконенное право на насилие в своих руках. Остальные три капитана, среди которых были Хромос и Лормин, являлись, по сути дела обычными наёмниками, приглашёнными из соседних королевств за свои выдающиеся магические силы. Единственным исключением из этого правила был капитан Манек, не обладавший и толикой магической энергии, но у него была особая и невероятно важная роль, на которую подходил только он один.

Этот далёкий мир был устроен так, что магическая сила каждого живого существа и даже духа принадлежала к одному из семи стихийных элементов: вода, огонь, земля, воздух, молния, свет или тьма. В большинстве людей была заложена только одна стихия, однако встречались и те чрезвычайно редкие дарования, которые в наследство от родителей получали власть сразу над двумя элементам, один из которых явно доминировал над вторым. Зато вот народ высших эльфов мог похвастать куда более широким и равномерно развитым спектром колдовских сил, но даже самым везучим и искуснейшим эльфийским архимагам не было дано вобрать в себя силу всех стихий разом. Впрочем, эти слова справедливы только для ныне живущих эльфов, в то время как их история, относящаяся к самой заре существования их вида, знает много могущественных магов, обладавших всей полнотой власти над явлениями природы, среди которых особо выделялись легендарные Перворождённые – великие прародители всего эльфийского народа, почитавшиеся за полубогов.

Среди капитанов стражи, не считая Хромоса, были только маги огня, воздуха и земли. Все чародеи водной стихии служили на флоте, по той причине, что для колдовства им было необходимо находится рядом с водой, которую они не могли создать сами из ничего, и чем большее её было, тем могущественнее и опаснее они становились, а не суше им приходилось держаться речек или же таскать за собой пару бочонков с жидкостью, если только они не обладали куда более сложной в освоении тайной магией. Капитан Нейдуэн не был единственным человеком в городе, кто был способен повелевать молниями, но в данной части света подобные колдуны встречались не слишком часто. Зато на родине Хромоса, в Королевстве Ста́граз, этим видом колдовства владела значительная доля магической аристократии, в то время как маги воздуха находились в заметном меньшинстве. Что же до суровых Северных Островов, среди которых лежал заснеженный Кваркенхамен, то его обитатели, проводившие половину жизни в море, слыли одними из лучших магами воздуха и воды, и напротив заклинателей огня можно было запросто пересчитать по пальцам одной руки, причём из всего рода Уонлингов за всю его многовековую историю, сохранённую в высеченных на рунных камнях сагах, лишь Хейндир обладал подобными способностями, да и к тому же он единственный из всех своих родичей был черноволос.

Особый же интерес представляли из себя люди с силами света и тьмы. Избранные солнцем колдуны чаще всего становились клириками и обучались магическим методам исцеления ран и болезней или же, если природа заодно одаривала их внушительной силой и крепким здоровьем, специализировались на испепеляющих заклятиях и вступали в ордена паладинов и инквизиторов, чтобы нести волю Старейшей Звезды и карать всяческих отступников, нечестивцев и богомерзкую нечисть. Одними из таких безбожных еретиков были как раз люди, в чьих сердцах от рождения таилась магия тьмы. Об этих зловещих, могущественных, но невероятно скрытных, а потому и совершенно неприметных чародеях ходило множество ужасающих слухов и таинственных легенд, в которых адепты изначальной тьмы вытворяли гнуснейшие и поистине невероятные вещи с умами людей.

Одной лишь силой мысли они были способны внушать человеку любые образы, звуки и ощущения, тем самым сотворяя иллюзии, неотличимые от действительности или поражавшие воображение своей фантастической и сюрреалистической кошмарностью, заточая человека в царстве сумасшедших абстракций. Чернокнижники запросто убеждали людей в том, что их самые верные и преданные друзья, любовники и родители на самом деле были лицемерными завистниками и тайными врагами, терпеливо выжидающими подходящего момента для вероломного предательства, тем самым заставляя их грызться между собою насмерть. В пару мгновений они могли привнести в чужой разум любую идею, или переписать, исказить воспоминания, перекроив личность жертвы по своему желанию и в соответствии со своими нуждами, ведь именно пережитый опыт делает из человека того, кем он является в текущий момент. Порой тёмные колдуны полностью стирали людям память, чтобы сделать из него послушного раба, безвольную и бесчувственную марионетку, не смеющую ослушаться железной воли своего бессердечного кукловода. Оттого-то всякий человек, от дремучего крестьянина до просветлённого монарха, терял всякий сон и аппетит от одной только мысли о том, что где-то подле него под личиной самого что ни на есть заурядного простофили, какого-нибудь подзаборного пьянчужки или покорного пажа, притаился тёмный гений, желающий сделать из него очередную пешку его утончённой и жестокой игры за абсолютную власть. Стоило кому-то навлечь на себя малейшие подозрения подобного толка, как его тут же волокли в тюремные залы, где его предавали нескончаемым пыткам, пока неповинный бедолага не сознавался во всех грехах перед людьми и Богами, чтобы ему наконец-то позволили умереть на кострище, и развеяли его бренный прах по воздух. Впрочем, нередко испуганная и разъярённая толпа обходилась без пыток и церковных судилищ и самостоятельно растерзывала подозрительного и невезучего чужака одними голыми руками.

Каждый чародей, начиная многолетнее обучение, должен был избрать для себя один из двух путей. Вместо того, чтобы посвящать время боевой подготовке и раскрытию разрушительного потенциала стихийной магии, юные дарования могли выбрать дорогу освоения так называемой «тайной» магии. Несмотря на своё название, какого-то особого секрета в ней не было, но она представляла собой то самое единое природное начало, которое составляло основу существования каждой стихии, та самая чистая магическая энергия, которая пронизывала всё мироздание, соединяла его в одну колоссальную живую систему. Именно тайная магия позволяла постичь законы пространства и открывала своим адептам способ открытия межмирных врат и иных порталов, давала возможность создавать колдовские артефакты необычайной силы. Но, чтобы достичь подобного мастерства, приходилось более проводить время в библиотеках, корпя над старыми томами и производя сложные расчёты и геометрические построения, чем непосредственно оттачивать сами заклинания на тренировочной площадке.

Боевые маги, в отличие от своих учёных собратьев, предпочитали активные действия корпению над книгами и очень любили помериться между собой силами и мастерством. Прибывшие на совет офицеры не были исключением из этого правила. Время от времени они принимали участие в товарищеских дуэлях на главной городской арене под пристальным вниманием сотен и тысяч пар жадных до зрелищ глаз. И действительно там было на что посмотреть и чему поразиться! Потоки стихийной магии с ревом и грохотом сталкивались, перемешивались и превращались в неудержимое буйство чистой энергии. Капитан Нейдуэн не раз выходил на усыпанную мелким, жёлтом песком площадку, чтобы принять брошенный ему вызов, и зачастую ему удавалось уйти с поля брани победителем, под крики ликующей толпы, но порой и ему приходилось терпеть горькие поражения.

Как-то раз на одном званном ужине он осмелился бросить вызов командиру гвардии Сената – Ви́льдио Валенте́ру, считавшемуся непревзойдённым мастером магии земли, и тот, пребывая в хорошем расположении духа и желая немного поразвлечься, принял вызов тогда ещё дерзкого и самонадеянного юнца, порадовавшего этой дерзкой выходкой своего учителя, большого любителя до драк. Товарищеская дуэль состоялась буквально через день, и для Хромоса тот бой вышел чрезвычайно тяжёлым. Земля под ногами тряслась, раскалывалась и двигалась, словно живая. Из земных недр стремительно вырастали множественные каменные шипы, способные запросто пронзить человека. Подобраться вплотную к заклинателю, не попав в каменную ловушку, было практически невозможно, и капитан пытался атаковать прославленного гвардейца с дальней дистанции, но Вильдио с непринуждённой лёгкостью, граничившей с рефлексом, воздвигал вокруг себя надёжные укрытия из камня и параллельно с этим оттеснял оппонента к краю арены. В итоге, Хромос чуть было не оказался погребённым заживо и был вынужден скорейшим образом признать сокрушительное поражение, но в душе он дал себе клятву непременно взять реванш.

Что же до его наставника, то Хейндир справедливо считался одним из сильнейших бойцов города на пару с адмиралом Нео́ром, стоявшим во главе армады Лордэнскго военного флота. На суше старый морской волк был весьма слаб и значительно уступал командиру стражи, но, оказавшись на палубе корабля посреди океана, он становился воистину несокрушимым противником. Силой своего чародейства он создавал на водной глади бушующие водовороты, поглощавшие целиком многопалубные корабли, как если бы те были не больше ореховой скорлупки. Он сковывал поверхность моря толстой коркой льда, лишая суда подвижности, или же пронзал их днища огромными сосульками, которые он же и поднимал из морских глубин. Впрочем, два заслуженных ветерана никогда не сходились в битве и даже были хорошими приятелями, любившими поговорить о прошлых подвигах, попутно уговорив пару баснословно дорогих бутылок вина, совершенно не обращая внимания на их пикантный вкус и утончённый аромат.

Тем временем совет капитанов подошёл к концу. После того как Хейндир рассказал всё то, что ему было известно, капитаны вынесли на жестокий товарищеский свои догадки относительно возможной личности убийцы и его укрытия. Очевидно, что заезжему убийце было необходимо место для отдыха и сна, где бы ему не стали задавать лишние вопросы и дали бы пару добрых советов о городе и его обитателях. Большинство капитанов сошлось на мысли, что преступник, скорее всего, обустроил себе логово где-то в городских трущобах среди себе подобного отребья, которое не станет и под угрозой и без того вечно преследовавшей их смерти выдавать собрата ненавистным блюстителям законов и порядка, либо же он мог снять комнатушку среди множества портовых трактиров, где было легко затеряется среди бесконечного потока разношёрстных постояльцев.

Устраивать полномасштабную облаву на все притоны, малины, чёрные лавки, схроны и на всех известных подонков, ранее отбывших срок на каторге, но ничуть не изменивших своих привычек и самого своего образа жизни, было слишком проблематично. Человеческий ресурс имелся в достатке, но вот времени было слишком мало, да и искать пришлось бы иголку в стоге сена, причём иглу, которую никто в глаза не видел. Да и вообще! Это могла быть вовсе не иголка, а подозрительная пуговица или мрачный гвоздь. К тому же, нынешний злоумышленник был явно из людей осторожных и расчётливых, и никто не питал сомнений в том, что он наверняка сбежит, едва солдатский сапог появиться у порога соседского дома.

Осознавая это и зная то, что убийца недавно купил в городе редкий яд, Хейндир распорядился задействовать сеть осведомителей из бедных районов, в надежде незаметно выйти на след преступника. Капитаны единодушно поддержали это решение, и затем принялись обсуждать новые маршруты ночного патрулирования. Кроме основных отрядов было решено сформировать более маленькие группы стражей, которые бы с заходом солнца ходили меж дворов и маленьких переулочков, обычно ускользавших от внимания блюстителей правопорядка, чтобы если не остановить убийцу, то хотя бы усложнить ему жизнь.

– На это и порешим, – подытожил Хейндир, когда все основные районы слежки были определены, и посмотрел на Фелкиса с Тристаном. – Ответственными за организацию патрулей назначаются капитан Пинарии и капитан Юзалии. Расследованием и поисками убийцы займётся капитан Нейдуэн. Вы, оставшиеся, продолжайте заниматься своими обычными делами, но если узнаете о чём-то, что может быть связано с убийствами, то сразу же докладывайте мне или капитану Нейдуэну. Всем всё ясно?

– Так точно, господин Уонлинг.

– Отлично, тогда все можете быть свободы, а вас, капитан Нейдуэн, я попрошу остаться.

Собрание подошло к концу, и озадаченные капитаны покинули залу. Вслед за ними вышли и помощники Хейндира, плотно закрыв за собой тяжёлые двери.

– Я сейчас собираюсь навестить Галоэна и ещё раз с ним поговорить. Надеюсь, что он успел проснуться после вчерашней попойки и будет в состоянии отвечать на вопросы.

– Может мне тоже поехать с тобой, ещё раз осмотреться? Темно вчера было, могли что-то да проглядеть.

– Не стоит, у тебя много работы.

– У Вольфуда вроде не слишком много вещей было, так что я думаю, что всё успею.

– Да, успел бы, но я хочу, чтобы ты сделал кое-что ещё, – Хейндир взял со стола арбалетный болт и протянул его капитану. – Как закончишь осматривать вещи Айбрена, то отправься в город и поспрашивай в кузнях и оружейных лавках, где такой могли изготовить, или вдруг сейчас в городе кто-то продаёт такие вещицы. От этого будет куда больше пользы, чем от рысканья по театральным углам.

– Ладно, я тебя понял. Постараюсь управиться поскорее, но не думаю, что вернусь с докладом приду раньше ужина, если только первый же попавшийся мне кузнец не окажется знатоком арбалетных снарядов.

– Будет славно, если тебе так повезёт. Встретимся в моём кабинете, и помни… время не на нашей стороне, – сказал Хейндир и тяжело похлопал Хромоса по правому плечу. Он держал себя уверено и строго, но в его глазах отражались переживания, охватившие его душу. Безвременная, несправедливая и страшная кончина, даже совершенно незнакомых людей, всегда тяготит доброго и сострадательного человека. Тяготила она и капитана Нейдуэна.

В тот момент Хромосу припомнился ночной кошмар. Он взглянул на шею наставника и нашёл на ней длинный, неровный шрам, немного выглядывавший из-под воротника поддоспешника. Шрам казался совсем крохотным и незначительным, но капитан был одним из тех немногих приближённых, кто был посвящён в тайну его истинных размеров. Под одеждой Хейндир скрывал следы чудовищной раны, которая много лет назад едва не унесла его жизнь. Она начиналась немного ниже и левее кадыка и шла вниз через ключицу, все рёбра, живот, таз и бедро, заканчиваясь только у самого колена. Её нанёс могучий и свирепый демон, чьи длинные когти больше походили на стальные мечи с гнутым лезвием. Одним взмахом тяжёлой лапищи он разорвал в клочья доспехи, рассёк кожу, жир, мышцы и перебил хрупкие человеческие кости. В тот роковой день, распластавшись на холодных камнях, Хейндир истекал кровью, задыхался, не в силах пошевелить грудью, и его душа была готова в любой момент покинуть бренную оболочку и отправиться в последний путь, но при помощи магии и по милости богов его всё же смогли удержать на этом свете и вынести с поля боя. Следующие месяцы он провёл в лазарете, прикованным немощью к больничной койке, сжимая зубы, мыча и теряя сознание от мучительных болей, которые было невозможно чем-либо притупить. Участь прочих воинов оказалась куда страшнее.

Коротко попрощавшись, Хейндир пошёл вместе с первым адъютантом в личные покои, чтобы подготовится к поездке, а второй побежал в конюшню, чтобы дать хорошего пинка вечно ленившимся конюхам. Тем же временем капитан Нейдуэн отправился к запрятанным в искусственных пещерах складам. Кроме помещений с конфискованными вещами, боеприпасами и бочками с сухарями и соленьями там находился старый горный родник. Холодная и кристально чистая вода вытекала изо рта каменной рыбы и собиралась в полукруглом бассейне, немногим больше таза для купанья, а всё лишнее вытекало по трубе во двор.

Единственный вход в пещерную часть Крепости находился за широким коридором, денно и нощно охраняемым бдительными стражами. Только ограниченный круг лиц мог свободно посещать пещеры, остальным же приходилось получать письменное разрешение у старших офицеров, иначе бы каждый второй страж регулярно бы запускал в запасы свою загребущую ручонку. Хромос прошёл без остановки мимо караульных стражей, безмолвно приветствуя их, и вошёл в распахнутые двери. В подземелье было заметно прохладнее, чем в остальных залах и комнатах цитадели, а местами воздух был сырым как после хорошего весеннего дождя. Пройдя дальше по коридору и свернув налево, капитан очутился в проходной комнатушке, где сидел занятой писарь и пара его молодых дежурных-подручных, умиравших от тоски.

– Доброе утро, капитан Нейдуэн, – не вставая с табурета, поприветствовал его уже немолодой мужчина с раскосыми глазами и тёмными усиками над парой тонких, словно нити, губ. – Чем я могу вам услужить в это прекрасное утро?

– Здравствуй, Дольф. Как у тебя здесь дела?

– Хорошо, даже очень хорошо. Помните, около месяца назад за неуплату налогов наши парни конфисковали несколько ящиков вина?

– Видимо это сделали не мои подчинённые, так что впервые об этом слышу.

– Ну, да…верно. Так к чему я это. Ах да… Скоро подходит срок, и мы должны будем их списать и отправлять на аукцион, а там… – Дольф быстро перелистнул несколько страниц большой и толстой книги, занимавшей половину стола, и нашёл нужные ему строчки. – Там есть и нуэрское красное и сан-роденское белое сухое, а у него просто великолепный вкус!

– Что? Собираешься сделать так, чтобы две-три бутылки волшебным образом исчезли до отправки в торговый дом?

– Нет, что вы такое говорите, капитан. Я собирался их честно выкупить, просто до начала аукциона, – лукаво ухмыльнулся Дольф от чистого сердца.

– Как ты у нас ещё всю Крепость не растащил, с твоими то способностями?

– Ну знаете капитан, на кой мне эти булыжники и стулья, если их нельзя ни съесть, ни выпить, а перекупщиков мне искать не с руки.

– Ладно, ладно, придержи свои аппетиты. Мне тут кое-что нужно посмотреть.

– Разумеется, что вы ищете?

– Мне нужны вещи, которые тебе принесли прошлой ночью. Те самые, которые забрали с места убийства купца. Понимаешь о чём я?

– Да, конечно, я всё помню. Как не помнить, если тебя посреди ночи поднимают и заставляют работать. Сейчас-сейчас, только найду только запись, – проворчал Дольф без тени злобы, размашисто перелистнул страницы и провёл пальцем по причудливым буквам-закорючкам, которые понимал только он сам. – Вот, нашёл. Записано шестнадцатым августа. Так-так-так… Шкаф восьмой, полка третья, номер ящиков восемьсот тридцать один и восемьсот тридцать два. Прошу за мной.

Дольф встал из-за стола и снял ключ с ржавого крюка, торчавшего из стены. Успевшие заново задремать помощники очнулись и нехотя поднялись со стульев, чтобы пойти следом за престарелым начальником. Быстро зажёгши пару фонарей, парень взял один в руки, а второй предложил Хромосу. Тем временем Дольф уже отпер замок на тяжёлой, малость погрызенной ржавчиной решётке и открыл проход под пронзительный визг старых петель. За толстыми прутьями их встретило просторное, окутанное мраком помещение, заставленное уймой ящиков и мешков, полных всякой всячины. Чаще всего изъятое у жадных до уплаты пошлин торговцев и неудачливых контрабандистов имущество долго не залёживалось, а уходило из-под молотка на городском аукционе, но были и такие вещи, которые могли лежать и пылиться в темноте целыми годами, приходя в абсолютную негодность, пока их наконец не выбрасывали на свалку.

Знавший склад как свои пять морщинистых пальцев, а потому не нуждавшийся в освещении пути Дольф, точно крот в родимых туннелях, шёл впереди колонны, в то время как Хромос плёлся в конце, оглядываясь по сторонам. Пейзаж быль весьма скудным и унылым, нос чесался, хотелось чихнуть, но тут внимание капитана привлекла красная бумажка, прилепленная с помощью воска к одному из ящиков. Он остановился и поднёс фонарь ближе к шкафу, чтобы лучше осветить нечитабельные каракули.

– Ей, Дольф, – Хромос окликнул убежавших вперёд кладовщиков. – Что в ящике с красной печатью?

– Дайте угадаю, триста сорок третий? – спросил Дольф, даже не взглянув в сторону капитана.

– Да, он самый.

– В нём лежат пороховые гранаты, так что лучше уберите от них фонарь подальше.

– Откуда они у тебя здесь?

– Да, недавно забрали у какого-то прохвоста, хотевшего сбыть их на чёрном рынке. Пока ему не вынесут приговор, они будут лежать здесь, как вещественное доказательство.

– Потом на флот отправишь?

– Скорее всего. Ну не продавать же их горожанам! Мы, кстати, уже пришли, – Дольф остановился и указал пальцем на два ящика. – В одном лежат все его тряпки и прочая мелочь, а во второй свалили все его бумажонки. Вам какой нужен, капитан?

– Оба.

– Понял. Так ребята, берите эти и отнесите их туда, куда господин Нейдуэн вам прикажет. А ну, давайте живее, живее…

Передав тяжёлый фонарь в руки Дольфу, молодчики взяли в руки по ящику и пошли вслед за капитаном к выходу. Соблюдая все правила, Хромос оставил роспись в журнале о получении вещей убитого и пошёл искать место для досконального осмотра. Долго бродить по Крепости не пришлось, и Хромос решил остановиться в одной из вечно пустовавших комнат, в которой к тому же была пара столов со стульями. Кладовщики оставили ящики, поклонились и получив приказ возвращаться назад к Дольфу живо скрылись в неизвестном направлении, дабы немного отдохнуть от тоскливого безделия в подземелье.

Оставшись в одиночестве, Хромос снял крышку с первого ящика, куда был небрежно и плотно впихнут весь гардероб купца. Капитан поочерёдно доставал вещи и перекладывал их на стоявший у окна стол, внимательно прощупывая складки ткани и обыскивая каждый карман, но все они оказались совершенно пустыми. Скомканная и измятая одежда была явно недешёвой и смотрелась довольно броско, что подходило человеку, желающему выделиться из толпы и показать себя с лучшей стороны, пустив немного сверкающей пыли в глаза. Здесь были свободные рубахи с расшитыми воротниками, стёганная куртка с пышным меховым воротником для путешествий по зимним дорогами, мешковатые штаны, да ещё пара бархатных кафтанов, походивших на тот, что был на Айбрене в день его смерти. Под одеждой лежали личные вещи убитого: заточенная бритва, письменный набор с высохшей чернильницей, толстый и редкий гребень из черепашьего панциря, бутылка вина, которую он, видимо, купил уже после прибытия в Лордэн, и прочие мелочи, среди которых капитану попалось кое-что необычное. В углу ящика лежала вязаная игрушка зверька, походившего на растолстевшего к зимовке сурка. Её затёртые бока были покрыты заплатами и сальными пятнами, одна лапа была некогда оторвана, а после бережно пришита назад чёрными нитями. На шее игрушки была повязана голубая атласная лента, давно потерявшая лоск и блеск. Хромос перевернул зверька и увидел, что на ленте висели два медных кольца, одно больше и толще другого.

– «Раз оба кольца у него, то жена либо ушла от него, либо умерла, и он хранит их на память», – подумал Хромос, перебирая кольца. – «Поверхность затёртая и исцарапанная, видимо, произошло это давно. Вряд ли сможем найти родственников, но зато письмо безутешной вдове отсылать не придётся».

Вскоре все вещи из опустевшего ящика были разложены на столе в несколько аккуратных рядов. Капитан внимательно осмотрел их ещё раз. Ему казалось, что среди одежды и дорожной утвари чего-то да не хватало, и спустя пару минут усердных размышлений он понял, что это было. Между рядами вещей он не обнаружил радужных переливов того куска необычного металла, что попался ему под ноги в спальне гостиницы. Капитан снова заглянул в опустевший ящик, затем ещё раз ощупал и перетряс всю одежду, уповая на свою невнимательность, но безрезультатно.

– «Неужели стащили, когда собирали вещи на месте убийства? Он, конечно, на серебро чем-то да похож и можно попробовать всучить его кому-нибудь на рынке, но всё же… сволочи».

Капитан возвратил все вещи в ящик, закрыл и отнёс его в дальний угол комнаты. К его огромному сожалению, он не смог узнать из его содержимого ничего принципиально нового и хоть сколько-нибудь полезного о таинственном купце, а потому все его надежды теперь возлегли на бумаги, лежавшие во второй коробке. Они били скомканными и запачканными, от них пахло смесью чернил и засохшей крови, стёкшей на них с мертвеца. Хромос запустил в ящик обе руки, взял небольшую охапку документов, после вновь перенёс их на освещённый солнцем стол, сел и стал методично раскладывать бумаги по стопкам. Прежде всего, он собирал их по языкам, на которых они были написаны.

Закончив сортировку, Хромос взял самую толстую пачку и принялся быстро бегать глазами по небрежным и не слишком умелым закорючкам, копировавшим элегантное эльфийское письмо. Практически каждый образованный и уважавший себя человек умел читать, писать и говорить по-эльфийски, так как на этом языке было написано множество мудрых и не очень книг. Эльфийский язык был языком дипломатов, путешественников и странствующих торговцев, позволявший им обходиться без дорогостоящих и лукавых переводчиков. Хромос ещё с раннего детства разучивал эльфийскую речь и письмо и был в этом весьма неплох, во многом благодаря частой практике. Читая документы, он коротко записывал названия стран и городов, где довелось побывать и вести дела Айбрену.

Следом за эльфийской стопкой последовала кипа пергаментов, испещрённых гномьими рунами. Хотя в целом язык гномов был более понятным и простым, чем эльфийский, но зато в нём существовало более десяти основных диалектов и множество различных говоров, которые порой сильно отличались друг от друга. Хромос более-менее знал только два из них, а при чтении остальных ему приходилось использовать редкие и притом чрезвычайно путанные словари или немного додумывать смысл предложений. Гномы хоть и прекрасно владели другими языками, но все деловые бумаги составляли исключительно на своём собственном языке, чтобы никто не посмел их обмануть, используя смысловые тонкости иноземных выражений.

После гномьих расписок Хромос взялся просматривать документы на людских языках. Кроме пары старых бумажек на эрсумском, капитан прочитал один текст на языке своей родины и кое-как смог понять несколько строк на языках соседних королевств. Оставшаяся четверть бумаг была написана на языках, которые Хромос видел впервые в жизни. Тут были и руны, и иероглифы, и привычные буквы, которые объединялись в совершенно непонятные слова. Не имея возможности самому их прочитать, капитан отложил их в сторону и отправился за новой кипой бумаг.