Читать онлайн Во имя себя бесплатно

Глава 1

23 изока1 7394 от с.м.

г. Белая Вежа

– Доброго дня, господа. Начнём же.

По сенатской зале для больших заседаний гулко прокатился грохот двигаемых стульев. В последовавшей тишине неловко отзвучала пара запоздавших скрипов.

На фоне достойнейшего общества всеобщего дворянского собрания недавно назначенный обер-секретарь тридцати лет от роду мог бы считаться юнцом. Однако положив подрагивающие пальцы на свою трибунку, барон Орешенский голосом был твёрд и на уважаемое собрание смотрел прямо. Сегодня это давалось тяжело. Оно и не удивительно, учитывая Их самоличное присутствие.

– Согласно известному всем порядку, первейше обязаны участники заседания отметиться в соответствующих журналах.

По последнему слову его помощник двинулся вдоль полукруглого стола, мимо сенаторов в парадных бордовых мундирах к месту председателя и с поклоном предоставил Его Величеству соответствующую бумагу. Михаил Иоанович широким размахом вывел именной вензель, передал журнал далее и, с некоторым любопытством, вновь взглянул на обер-секретаря.

Поговаривали, что Его Величество ни разу, до сего дня, своим вниманием заседания Благородного Сената не жаловали.

Зала начала наполняться гулом заскучавшего общества. Как и многие другие, обер-секретарь бросил недовольный взгляд в сторону министерских кресел. Их расположили вторым широким полумесяцем позади полукруглого стола сенаторов. Служивые в зелёных с серебряным шитьём мундирах были приглашены из доверия Государя и важности повода, хотя эта занятная ситуация их вовсе не касалась.

Вновь прокатилась по зале волна звука от двигаемых кресел и стульев. Обер-секретарь вместе со всеми поднял голову к небольшой галерее и тут же склонился в пояс: Их Императорское Величество Дария Петровна с Их Императорскими Высочествами Сергием Михайловичем и Христиною Михайловною также почтили общество своим присутствием.

Должным образом поприветствовав свою жену и детей, оставшихся в креслах наверху, Его Императорское Величество вновь занял место председателя.

Выпрямившись, обер-секретарь не удержался и постарался незаметно отереть ладонь о мундир.

– Позволено переходить к решению тех вопросов, что вынесены на сегодняшнее заседание. Мне доверено зачитать Записку по следующемуся делу баронессы Врековой Ульяны Петровны, урождённой Быстрицкой.

Собрание притихло и насторожилось.

– Рассматриваемое нынче дело было адресовано для тщательного и всестороннего изучения в Сенате высочайшим повелением Его Императорского Величества Михаила II Иоановича. – Император благосклонно кивнул, подтверждая озвученное. – Суть же вопроса такова…

И обер-секретарь зачитал недолгую, но чёткую и со вкусом составленную бумагу, из которой следовали непривычные для уважаемого общества обстоятельства. Пятнадцатого лютого,2 уж четыре месяца до сего дня прошло, баронессой Врековой была направлена нижайшая просьба к Его Императорскому Величеству. Одного этого факта оказалось довольно, чтобы многие уважаемые главы родов с укором поджали губы, а некоторые даже покачали головой: «Самостоятельно обращаться? Неужто ни одного доверенного мужчины в округе не осталось?»

Баронесса Ульяна Врекова просила для всех кровных дворян права расторжения брачного союза! Только если имеется опасность для их жизни или иных особых случаях, и всё же. Помня о невозможности для суженых друг другу совершенной независимости, предлагала заключение договорённости меж бывшими супругами о необходимой частоте встреч. Откровенно говоря, звучало это как совершеннейший разврат. Кроме того, баронесса просила дать возможность девицам учиться владению даром наравне с юношами. А также взять под патронат короны исследования её мужа в связи с чрезвычайной их важностью для кровного дворянства. Последнее, в свете подробностей всем известного дела, удивляло более всего.

– Если ни у кого нет вопросов по существу направленной баронессой Ульяной Врековой просьбы, предлагаю уважаемым председателям комиссий перейти к прениям.

Поднявшийся шум прениями можно было назвать лишь по недоразумению. Однако во мнениях все были довольно единодушны.

– Да в конце концов, уважаемое собрание! – статный мужчина в зелёном мундире с двумя рядами медалей и в красной орденской ленте, до этого момента сдерживавший свой командный голос, зычно заговорил на всю залу. – Произошедшее воистину ужасно, но это лишь единичный случай! Предлагаемое же баронессой приведёт к развращению нашего общества и Ваятель знает каким ещё последствиям!

Это был Его Высокопревосходительство министр народного просвещения Баранович Иов Константинович.

Многие кровные дворяне не сдержали ироничных улыбок. Служивым ли осуждать? Когда титулов не имели, жили как простые с разводами и прочим. А как дедушка нынешнего императора им дворянство учредил, так сразу простые порядки отринули. Никаких сил ведовских у них нет, суженых тоже, а и в этом кровным подражать пытаются. Даже отцы церкви, сидевшие в своих белых хламидах чуть позади императора, недовольство своё обозначили гораздо умереннее.

– Во время прений, как мне помнится, просителю дозволяется свою просьбу защищать.

Негромкий, но уверенный голос Его Императорского Величества с лёгкостью перекрыл все остальные. Обер-секретарь невольно глянул на императорскую корону. Говорят, каждый камень в ней артефактный, и точного количества их не знает никто. Но усиление голоса среди наложенных заклятий точно имеется.

– Полагаю, будет справедливо, если мы пригласим сюда Её Благородие, присутствующую в этой зале.

Среди рядов кресел кровного дворянства поднялась молоденькая девушка лет восемнадцати и ровным уверенным шагом двинулась к трибуне. Придворное платье чёрного бархата по белому атласу, для девицы совершенно неподходящее, на изящной фигурке смотрелось весьма уместно и ни разу не эпатажно. Личико её с совершенно пропорциональными и аккуратными чертами казалось почти детским, особливо в обрамлении пшеничных кудрей. Несмотря на всеобщее внимание, держалась она совершенно свободно. Переливалось золотое в тон шитью на лифе кружево дворянского венчика. Хрустальный подвес на бархатной ленте, завязанной вокруг шеи, отсвечивал голубым. То вызвало множество толков в столичном обществе пару месяцев назад, однако нынче никто не смел и слова шепнуть вслед проходящей.

– Ваше Величество. – Девушка склонилась в изящном реверансе.

– Встаньте баронесса. – Император поднялся, вынуждая к тому всех прочих. – Мужчины, сравнимые с вами храбростью, стоят сейчас по обе стороны меня, приветствуя вас не только как женщину, но и как равную им. Найдётся ли в этой зале ещё один стул? Я разрешаю вам, баронесса Ульяна Врекова, сидеть в Нашем присутствии и при разговоре с Нами.

Обер-секретарь спохватился и махнул помощнику. Стул пришлось отдать свой, чтобы не заставлять Его Величество ждать. Поставили его чуть сбоку от трибуны, дабы та не закрывала говорящую от монаршего взора.

– Это большая честь, Ваше Императорское Величество, благодарю Вас.

Баронесса ещё раз исполнила реверанс и села на самый краешек предложенного стула. Вслед за ней занял своё место император, а затем и все остальные.

– Прошу, баронесса. Объясните нам те причины, что заставили вас обратиться к Нам со столь необычной просьбой.

– Как прикажете, Ваше Императорское Величество. Однако на то потребуется много времени, ведь эти причины происходят из подробностей случившегося со мной.

Девушка не была излишне бледна, не трепетала ресницами и не сжимала пальцев. В безупречной осанке читалось лишь спокойствие, и обер-секретарь в который раз удивился её самообладанию.

– Говорите свободно, Ульяна Петровна. Полагаю, никто более не планировал на сегодня никаких важных дел.

– Как пожелаете, Ваше Императорское Величество.

Баронесса Врекова задумалась и видно лишь поэтому, не удержавшись, поддёрнула белые кружевные митенки, похоже, причинявшие ей беспокойство, но сразу же вновь сложила руки на коленях.

– Если Ваше Императорское Величество не будут против, я начну свой рассказ с того события, которое каждым кровным дворянином считается за счастье.

Глава 2

8 цветня3 7393 г. от с.м.

Сужгородский уезд, имение Горлицы

Год назад первые дни цветня в Сужгородской губернии выдались нежаркими. Старая бабка-птичница, помню, ещё с сухого начала причитать, дескать недостаточно усердно молодёжь нынче Ваятелю молится. Где это видано, чтоб в степи в такую пору ещё снег лежал? Вот в её молодость настоящая весна была! А сейчас будто и не на юге живём, а в каком-то Краснополье.

Но перед тем самым днём всё чаще налетал резкими порывами тёплый полуденный ветер и обещал в скором времени весну настоящую. За столом мы собрались почти что всей семьёй: батюшка, матушка, бабушка и моя младшая сестра Софья. Малолетние братья с гувернёром тогда столовались отдельно. Стоит упомянуть, что происхожу я из графского рода Быстрицких. Моя матушка, Её Сиятельство Быстрицкая Марфа Георгиевна приказала накрывать обед на веранде и лично распахнула створки всех окон.

– В такой дивный день и запираться? В четырёх стенах мы и в городском доме сидеть могли, а в имении следует дышать свежим воздухом.

Она вернула за ушко непокорную прядку и взяла хрустальный бокал.

– Да, маменька, таким свежим, что аж дрожь пробирает. А братьям Вы в комнатах остаться разрешили.

Софья зябко передёрнула плечиками.

– Вам ли, барышня, жаловаться. Всю зиму в городе то гулять бегали, а то и просто в саду за домом сидели.

– Только в шёлковые платья не рядились и пелеринкой да платком не пренебрегали, – ответила бабушка, Её Сиятельство Маргарита Николаевна, сидевшая по правую руку от хозяйского места. Глянула коротко и принялась в своей манере исключительно изящно намазывать паштет на хлеб. – И нынче не стоило бы.

В эти дни дедушка вновь был в отъезде по делам его дара и государственной надобности, потому место главы семьи занимал батюшка – Его Сиятельство Быстрицкий Пётр Афанасьевич.

– Сонечка, если тебе холодно, то ещё не поздно пойти к себе и переодеться, – он заговорил с некоторой иронией. – Или всё ж из-за Ульянинового Белого бала так страдаешь? Так приручи свой дар, и тебе не хуже устроим.

В кои то веки София действительно смутилась. И правда вот уж две недели не могла она унять несправедливую зависть, которую теперь можно вспоминать лишь с улыбкой. Оттого и рядилась в платья не по сезону, будто бы подражая тому моему праздничному образу. Сильно позже стало понятно, что это к тому же отвлекало её от других совершенно ненужных мыслей.

У нас никогда не было обид друг на друга, но что скрывать, ей и вправду было чему завидовать. Мой первый бал в роли хозяйки был роскошен. Белое платье по последним модам безо всякого турнюра, но декольте и со шлейфом было украшено узором жёлтых бегущих лисиц по подолу и краям рукавов, да солнцем на груди. Вдобавок, после полонеза Соне предстояло отправиться в детскую залу, а всё самое интересное должно было происходить в бальной и столовой. После бала матушка рассказывала, что Сонечка тайком подсматривала, как я справляюсь с «дониманием». Гости в тот день были безжалостны: цепляли подол юбки, дамы и кавалеры из лучших семей страдали нехваткой манер, будто случаем опрокидывались бокалы, и множество благородных гостей желали узнать моё мнение на самые невозможные темы. Но, хотя было тогда, сказать правду, очень страшно опозорить семью, всё прошло гладко: дар слушался беспрекословно. У Сони же в те дни это не выходило и в самых простых ситуациях. А более всего ей хотелось начать выходить в свет, что, как известно, возможно только после Белого бала.

Возвращаясь к рассказу. За столом я не удержалась от возможности её поддразнить. Старалась откушивать щи с особым изяществом, позволила булацкой шали элегантно соскользнуть с плечика по тонкой шерсти рукава домашнего платья, легко поправила её затянутыми в белые перчатки руками. Была у меня в ту пору привычка и дома носить их не снимая.

Сменили блюда. Звездой второй перемены была стерлядь, но Марфа Георгиевна удостоила её лишь беглым взглядом.

– Дорогой? – Отложив приборы, она с хитрецой стрельнула серыми глазами в сторону батюшки. – Не время ли для главных новостей?

– Всё ты торопишься, Марфуша. – Тот улыбнулся, отчего его длинные светлые усы смешно дёрнулись. – Может надо было кухарку предупредить, чтобы праздничное приготовила? Торжественное, так сказать. Ну раз уж завела ты разговор… Евфимий, а открой-ка нам игристого вина! А детям компота подлей.

Пожилой дворецкий поклонился и вышел отдать указания. Слуги всё сделали споро, и вскоре в особых бокалах у взрослых пузырилось и шипело семирадское вино.

– Вот теперь можно и рассказывать. – Пётр Афанасьевич поднялся со своего места и чуть повернулся к левой части стола. – Ульяна! Сперва ещё раз хочу поздравить тебя с блестящим Белым балом. Я безмерно счастлив и с великой гордостью говорю, что общество приняло тебя благосклонно. Более всего их покорила твоя непринуждённость. Но это не всё! Этим утром мне доставили особое послание от Благословенной нашей Церкви…

Верно, я тогда смотрелась донельзя изумлённой. Он тем временем продолжал.

– В связи с чем имею честь поздравить тебя, дорогая моя дочь, с обретением предназначенного супружника, – говорил торжественно, но всё-таки в голосе его слышалось волнение. – Храмовники завершили свои исследования и отыскали нужного мужчину. Я безмерно рад, что так легко нашёлся тот, кто окажет тебе супружескую помощь, которой благословил нас Господь. Им оказался барон Вреков Стефан Маркович из ветви рода Врековых, проживающей в Сужгороде.

– Поздравляю тебя, дорогая! Это невероятное везение! – Матушка также подняла свой бокал.

– Врековы не самый прославленный и древний род, но всё же имеют некоторое уважение в обществе. – Бабушка улыбалась, но смотрела несколько рассеянно, будто задумавшись о своих же словах.

А я, помнится, удивлённо, словно не понимая сказанных слов, обвела взглядом всех сидящих за столом, чуть задержавшись на Соне, показавшейся бледнее обычного. И вдруг заметила зовущий свист скворца за окном, красный цвет лёгкого вина, что любила матушка. Очередной резкий порыв ветра звонко хлопнул створкой окна, и всё стало пронзительным, звонким, поплыли пряди энергии вокруг. В тот момент я смогла взять себя в руки, удержать ведовские силы, но в своей душе покой потеряла. Так резко и внезапно меня толкнули в истинно взрослую жизнь, о которой было известно многое и одновременно ничего.

Глава 3

10 цветня 7393 г. от с.м.

Сужгородский уезд, имение Горлицы

Визит сватов случился через день. Мне будто бы дали время, чтобы свыкнуться с новым положением дел. Сделать это, сидя в комнате, почему-то не получалось. И я гуляла по Горлицам – старому имению рода Быстрицких. Верно, многим оно показалось бы слишком простым: господский дом в три этажа со скромным парадным входом с одной стороны и шестью высокими стеклянными дверьми с другой. В тёплое время их открывали полностью, тогда граница между столовой и парком при доме стиралась. Напротив почти такой же гостевой дом, чуть в стороне разные службы. Всё из красного кирпича и безо всяких колонн и розеток. Лишь узкие карнизы меж этажами, полукружья верхних частей окон да пара крохотных балкончиков с белыми балюстрадами служили господскому и гостевому домам украшением. В этот «день тишины» Приютино, как всегда, казалось мне уютным и милым, но всё же в нём словно что-то изменилось. Тогда обнаружить эти неуловимые отличия так и не удалось, а после стало не до этого.

На следующий день, ожидая прибытия сватов, я не волновалась совершенно. Всё это казалось предрешённым с того памятного урока, когда уважаемый Серафим Вячеславович рассказал нам с сестрой о супружеской взаимопомощи, о нашей судьбе. Что одарённые, кровные дворяне жить могут, только лишь обмениваясь энергией с сужеными. А матушка позже объяснила, что «обмен энергией» случается при поцелуях и иной супружеской близости. Может, странно такое для юной девицы, но уже тогда я приняла грядущее всей душой. Неинтересны мне были романы, где с божьей помощью юные дворянки сбегали от неугодных суженых. О возможной великой любви также не мечталось, хотя пример батюшки с матушкой видела каждый день. Казалось, что такая божья милость мало возможна. Мне было довольно того, что есть. Ваятель позволил родиться кровной дворянкой, одарённой. И чтобы спасти моё хрупкое тело от мощи ведовской силы, он в нужный час пошлёт единственного на всём белом свете суженого. Так же, как и меня ему во спасение. Тогда думалось, что семья возможна и без любви, было бы уважение.

Но Соня никак не могла в это поверить. Комната в Приютино у нас была общей, потому ждали мы тоже вместе.

– Неужто ты совсем-совсем не волнуешься?

Она всё поправляла атласные банты на моих рукавах, разглаживала кружева на груди. Я же глядела в зеркало и довольно улыбалась: всё было как должно. Кремовый цвет твилового платья в этот раз как-то особенно удачно оттенял голубизну глаз. Волосы убраны в причёску, на шее чёрная бархотка с прозрачной льдинкой-каплей подвеса. На руках перчатки. Я выглядела ровно так, как положено юной девице из древнего дворянского рода.

– Всё уже решено Ваятелем, мне не о чем переживать.

Сваты приехали к обеду. Окна нашей спальни выходили на подъезд и парадное крыльцо. Было легко разглядеть, как медленно и с достоинством сошёл с коляски Его Высокопреподобие протоиерей Мелетий. В ярком свете солнца его белая ряса почти что слепила, седые волосы создавали ореол вокруг головы, блестел на груди золотой знак служителей Ваятеля – две сложенные лодочкой ладони. Он был по-старчески худ, но держался прямо, ступал твёрдо. Было радостно видеть его в роли свидетеля божьего промысла: Его Высокопреподобие всегда тепло приветствовал нашу семью на службах, не отказывал в разговоре по душам.

Вторым сватом был совершенно незнакомый мужчина. Моложе протоиерея, но шестьдесят ему уже минуло. Притом с коляски сходил он тяжело, мотая лысой головой, покрасневшей от жары. Красный мундир на животе был натянут до складок. Оказавшись на земле, мужчина резко выпрямился, вскинул голову, словно желая продемонстрировать свою выправку.

– Забавный такой. – Соня даже не пыталась соблюсти приличия и спрятать любопытство за занавеской. Смотрела, уткнувшись в стекло. – Интересно, кто это?

– Не знаю. – Гости повернулись к дому, и я отпрянула от окна. – У нас его, вроде бы не бывало, да и в салонах я его не видела.

– И чего твой жених такого прислал? – Сестра тоже отошла вглубь комнаты. – Сват должен быть молодым, любезным…

– Это к подобным в твоих книгах девицы из-под венца сбегают?

– Да к чему ты это! – Соня надулась совсем по-детски. – Я же о другом! Сват ведь жениха представляет, прислать такого – это даже неприлично как-то.

– Совершенно.

Я не сдержала улыбки, и сестра, закатив глаза, махнула рукой.

Время спуститься к гостям настало часа через полтора. Все сидели в гостиной полукругом у чайного столика: матушка с батюшкой на диванчике по правую руку, сваты в креслах по левую. Только бабушка заняла место чуть в стороне на козетке у окна: лишь свидетель сватовства, не более.

Хоть и не было причин волноваться, пальцы дрожали как те стеклянные двери, что я, войдя, закрыла за собой.

– Ваше Сиятельство, позвольте представить вам мою дочь – Ульяну Петровну.

Батюшка встал, за ним поднялись и остальные мужчины.

– Ульяна Петровна, это Его Сиятельство Кивач-Луговской Лев Андреевич. Он нынче представляет интересы твоего суженого.

– Весьма, весьма рад знакомству.

Его Сиятельство учтиво поклонился. Я сделала глубокий книксен в сторону теперь уже знакомого мужчины и повернулась к отцу Мелетию.

– А мы с Ульяной Петровной знакомы.

Его Высокопреподобие тепло улыбнулся, когда я приблизилась, испросила благословения, и двумя ладонями «умыл» моё лицо.

– Ваятель не бросит тебя, дитя.

– Дорогая. – Матушка мягко указала в сторону ещё одного пока свободного кресла. – позаботишься о чае для наших гостей?

– Разумеется. – Снова книксен.

Горничная явилась по первому касанию зачарованного камушка на спине сонетки-птички.

– Экая безделица! Позволите, Пётр Афанасьевич?

Лев Андреевич взял сонетку и, пока я отдавала распоряжения о чае, фарфоре и прочем, с любопытством крутил её в руках. Мне же вдруг стало интересно, может ли семья жениха позволить себе ведовство и в таких мелочах? Есть ли в их доме вообще артефакты?

Подали чай со сладостями.

Я сделала горничной знак, чтобы она подкатила столик поближе, и принялась сама ухаживать за гостями.

– Ваше Высокопреподобие, вот гречишный мёд, как Вы любите. Ваше Сиятельство, Вам обязательно нужно попробовать этот чай. Особый сорт, в Булакии его подают только в гаремах. Уверена, Вам понравится!

– Кажется, у Вас сложилось обо мне неверное мнение, Ульяна Петровна.

Я в недоумении подняла взгляд на ухмыляющегося Льва Андреевича, заметила, что улыбаются и остальные, и только в этот момент поняла свою ошибку. В миг потеплели уши, отчего смущение стало ещё сильнее. Отставив чайничек, встала из кресел и, сцепив руки замком под грудью, поспешила извиниться со всем уважением.

– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, великодушно простить мне мои оскорбительные слова.

– Ну что Вы, что Вы, Ульяна Петровна! Полно Вам. Уверен, Вы не имели в виду ничего этакого. – Лев Андреевич покрутил ладонью с растопыренными пальцами. – Садитесь, садитесь же.

Его обрюзгшее лицо выражало такую искренность и чуть ли сожаление, что невозможно было не улыбнуться. Я вновь заняла своё место и сосредоточилась на том, чтобы не допустить повторного такого случая. К счастью, вскоре матушка с батюшкой тоже вступили в разговор, и можно было вздохнуть чуть свободнее.

Чаепитие завершилось через час.

– Что ж, Пётр Афанасьевич, Марфа Григорьевна, Ульяна Петровна, и, конечно же, Маргарита Николаевна. – Лев Андреевич обернулся к по-прежнему сидящей у окна бабушке и обменялся с ней поклонами. – благодарю вас за гостеприимство! Ваше Высокопреподобие, спасибо Вам за приятную компанию.

Далее обращался он только к моему батюшке:

– Я вижу, что невеста хороша собой, воспитана и имеет представление о домашних делах. Дар свой усмирила, нынче здорова и невинна. – На миг перевёл взгляд на мой подвес. – На этом мой долг исполнен, я могу свидетельствовать всё перечисленное перед женихом и его родителями. Повторюсь, Стефан Маркович – исключительно положительный молодой человек из семьи, чтящей традиции. К тому же достаток барона Врекова таков, что не заставит Ульяну Петровну сожалеть о жизни в новом доме. Дела же ведовские оставлю Его Высокопреподобию.

– И то верно. Долго вы толковали, теперь мне нужно с невестою поговорить.

Отец Мелетий солидно кивнул.

– В таком случае позвольте откланяться.

Лев Андреевич поднялся, встали и остальные.

Наконец все распрощались, и Его Высокопреподобие попросил проводить его в библиотеку, дабы побеседовать со мной наедине. Я шла, пытаясь думать о ведовском, о духовном, но в мысли то и дело врывались последние слова Льва Андреевича о женихе. Не так уж много он и сказал, а любопытство было велико, и потому мерещились в тех двух фразах непонятые смыслы.

Под библиотеку в Горлицах была выделена небольшая комнатка, но в иных усадьбах их и вовсе не устраивают. В нашу же из городского дома перевезли большей частью развлекательную, способствующую отдыху литературу. Кроме двух шкафов на шесть полок, в той комнатушке имелись стол с парой кресел и артефактный канделябр. Я зажгла свет касанием, помня, что Его Высокопреподобие, как и все отцы Церкви, дара не имел, а пришёл к Ваятелю замаливать свои грехи службой. Тут-то и началась вторая часть моего экзамена.

Отец Мелетий расспрашивал о десяти заповедях, семи смертных грехах и о законах ведовства, на которых зиждется мир. Я смиренно перечислила всё требующееся и разъяснила, как смогла, что Ваятель вылепил первых мужчину и женщину под светом Солнца и Луны и повелел им быть как единое целое. Оттого доступна людям ведовская энергия небесных светил да звёзд, но выдержать её мощь они способны лишь в связи с суженым или суженой. Видна та энергия в минуты сильного душевного волнения или при особом «ведовском» взгляде: переливается повсюду сияющими многоцветными нитями. В человеке же она собирается в особое ядро, расположенное в животе, и, если ведун не в силах укротить её, может хлестать через край. Обычным взглядом это видится многочисленными искрами, которые и правда обжечь могут. Если не научиться успокаивать в дар, то после восемнадцати лет, войдя в полную силу, он в такие моменты и убить может.

Под разными звёздами люди рождаются с разными дарами, всего их числом четырнадцать. Батюшкин рыжий волк, например, даёт чувство лучшего пути или решения, помогает найти нужного человека. А матушкин рыжий вепрь позволяет лечить, убирая ненужное или даже убивая часть организма человеческого. Суженый мой, как и дедушка, родился под знаком жёлтой щуки, а значит должен чувствовать минералы и руды.

Не забыла упомянуть, что могли бы все люди ведовством заниматься, но один из сыновей первых мужчины и женщины нарушил завет Ваятеля и убил брата своего. Оттого лишены его потомки божьего благословения и ведовских сил.

Расспросил меня отец Мелетий и о моём даре. Знаю ли, каков он и чем опасен? Владею ли им? Сильно ли искушение даром пользоваться?

Я не стала лукавить, призналась, что желание велико. Родилась я под знаком жёлтой лисицы, но дар мой не к созданию иллюзий, а к особому зову: могу дозваться человека на достаточном расстоянии, не произнеся ни слова. Такие дары называют «особыми», потому что встречаются случайно и очень редко. Но об опасности я помню, и не забыть о ней никак, потому что у тех, кого позову, случаются невыносимые головные боли на целый день. К тому же овладение ведовской силой происходит через страдания: энергия противится человеческой воле. Укрощать свой дар я научилась, но никогда к нему не прибегаю, как женщинам и положено. Нам достаточно и артефактов, для пользования которыми нужна такая капля энергии, что ни к каким страданиям это не приводит.

– Что же, дочь моя, вижу в тебе ум, мудрость и должное смирение.

Отец Мелетий мягко улыбнулся, и морщины в уголках его глаз стали глубже.

– Помни же обо всём, что поведала мне сегодня, и иди той дорогой, которую уготовил тебе Ваятель. Что бы ни было на ней, он много мудрее нас и лишнего не прилепит.

До самого вечера я ходила, неся себя с особой гордостью: сваты заметили во мне лишь достоинства, разве может такое не польстить? И даже тот конфуз во время чаепития уже почти забылся. Однако, после ужина матушка позвала прогуляться среди её любимых клумб, что означало серьёзный разговор. Здесь я совсем маленькой жаловалась на то, что дети слуг не берут в свои игры, а она объясняла – в этом нет дурной мысли. На краю цветника рядом с парком она вытирала мои слёзы у могилки любимого щегла, отжившего свой недолгий срок.

– Уля, мы с батюшкой очень рады, что твой суженый нашёлся уже сейчас.

Матушка не торопясь шла по посыпанной дорожке, изредка касаясь листьев или бутонов.

– Более нет повода для той тревоги, что терзает каждого родителя. Но мы считаем важным рассказать тебе некоторые нюансы о семье жениха.

Она замерла, рассматривая сложенную из множества неровных камней горку, заросшую совершенно обычными степными травами. Уже жужжали над ними пчёлы и шмели. Таковы были все матушкины клумбы. Здесь редкими гостями были розы, не встречалось художественно выстриженных из кустов оград. Больших трудов стоило найти садовника, способного отказаться от таких украшений.

– После я дам бумаги. Там написано всё, что тебе нужно знать о семье Стефана Марковича, чтобы избежать неловкости в разговорах. Но о паре деталей я бы хотела рассказать сама.

Матушка наклонилась, мягко коснулась уже начавшего расцветать бутона тюльпана. Вздохнула, и, выпрямившись, пошла дальше вдоль клумб.

– Пару лет назад произошла неприятная история, бросившая тень на семью твоего жениха. Вблизи имения родителей его матери нашли погибшую девушку из простых.

Она глянула в мою сторону, что было совершенно лишним. Не скрою, в груди что-то дрогнуло на эти слова, но для недомогания пока не было причин.

– Разумеется, было расследование. Решили, что преступник – кто-то из булакских беглых, покорившихся дурману. То имение расположено недалеко от границы. Но нашёлся свидетель, обвинивший в произошедшем гостившего тогда у родственников Марка Прохоровича – отца Стефана Марковича. Будто бы у того свидетеля даже было какое-то доказательство.

Это был странный разговор. Я шла словно убаюканная теплом вечера, мерным жужжанием пчёл и цикад, что скрипели на дереве неподалёку. В этом полусне всё услышанное казалось какой-то сказкой или сюжетом романа. Видно поэтому не выходило волноваться.

– Вмешался Особый отдел. Расследование шло долго, но в результате вины Марка Прохоровича обнаружено не было. Позже в семьях отца и матери Стефана Марковича случились несчастья: умерли слабые здоровьем племянницы. Разговоры в обществе об их семье стали скорее сочувствующими, чем любопытными. Сейчас всё почти что забылось, но мне бы не хотелось, чтобы какие-то намёки стали для тебя неприятной неожиданностью.

Матушка вновь остановилась и повернулась ко мне.

– Запомни главное, – голос её звучал твёрдо. – Даже Особый отдел не нашёл доказательств преступления Марка Прохоровича, его не в чем обвинить.

Но после этого отвела взгляд.

– К сожалению, семья барона Врекова не вхожа в хорошее общество. Марк Прохорович – неоднозначный человек, и его финансовые дела так же… Неоднозначны. И всё же это не то же самое.

Глава 4

14 цветня 7393 г. от с.м.

Имение Горлицы, Сужгородский уезд

– Что ж вы так тяжело вздыхаете, Ульяна Петровна.

Ловкая Поленька скрутила шнурочки корсета в бантик и отошла полюбоваться. Давно уж не девица, была она нянькой приставлена ко мне. К этому же дню вовсе стала личной горничной и верной подругой.

– День такой дивный, платье по последним модам, жених, говорят, тоже хорош собой. А Вы будто ни капли не рады.

Я медленно выдохнула, и сама не понимая причин волнения.

Прошло четыре дня, и на сегодня был назначен обед-смотрины. Проходил он традиционно в доме невесты, то есть у нас в Горлицах, и суженый с родителями должен был прибыть совсем скоро. Боясь помять деликатные ткани, Поленька разложила детали платья по всей спальне. Светло-персиковое, украшенное лишь тонкой вышивкой и белым кружевом у запястий, оно было совершенно девичьим, как и полагалось. Незанятой оказалась лишь небольшая козетка у окна. Там почти что без движения сидела Соня, пытаясь не оставить ни одной складочки на юбках своего почти «взрослого» дневного платья с махоньким треном. Пожалуй, в тот день она была первой девицей во всей губернии, которой разрешили подобный фасон до выхода в свет. Ради такого сестра несколько дней ни с кем не разговаривала. И хоть батюшка тогда только посмеивался да радовался тому, что младшая дочь в кои то веки ведёт себя как должно благородной девице, матушка в конце концов всё же уступила.

Несмотря на это, Соня сегодня была непривычно тиха, что добавляло мне беспокойства. Поленька довольно кивнула и взялась прилаживать нижнюю юбку, а сестра лишь вновь вздохнула то ли от излишней тесноты корсета, то ли от каких-то своих мыслей.

Я вновь посмотрела на своё отражение. Выйти замуж уже в семнадцать лет – это великое везение, но всё-таки…

– А вдруг я ему не понравлюсь? Любовь – это, конечно, пошло, но совсем без уважения как-то тоже…

– Ульяна Петровна, ну что Вы говорите! – Поленька уже начала драпировать верхние юбки и от таких слов даже остановилась. – Красивая, как куколка, да его суженая. Кто ж от суженой-то отказывается! Это у нас девки иной раз мучаются да голову ломают – любы или нет. А тут и сомневаться не следует: суженого Ваятель послал, значит, и счастье с ним будет. Вот где оно счастье-то.

Поленька быстро глянула в сторону Сони. Та ответила острым взглядом, а я замерла. Не могла ведь она…

– Иди-ка ты, Поля, к матушке. Посмотри, вдруг ей помощь какая нужна, а тут мне Соня поможет.

Проследив, чтобы горничная плотно прикрыла дверь в комнату, повернулась к сестре.

– Она знает?

Стыдливо опущенные глаза, и замерцавшие вокруг волос искры дара стали мне ответом.

– Соня, ну как же так! А если матушка узнает? Или – Ваятель, упаси – батюшка?!

– Поля нашла записку. Это случайно вышло! Он написал, что занят в городе и не сможет приезжать часто. Я так расстроилась и оставила её на столике, а Поля зашла обувь забрать… Но я с ней поговорила! Она обещала сохранить всё в секрете, если я не забудусь. – К концу этой речи Соня нашла в себе силы говорить, не отводя взгляда. – Давай не будем об этом. Лучше поговорим о тебе, сегодня же твой день.

– Мне это не нравится, Соня. Ты даже не говоришь, кто он.

– Уля, пожалуйста.

Что оставалось? Я недовольно помолчала и качнула головой.

– Хорошо. Помоги мне с жакетом.

Соня покорно поднялась.

– Уля, правда, почему ты сомневаешься? Ты же всегда хотела такого замужества, как у бабушки с дедушкой. Твердила, что семья строится на договорённостях, а теперь волнуешься, понравишься ли ему.

Повернувшись так, чтобы сестре было удобно застёгивать мелкие пуговки на жакете, я не торопилась с ответом. Да, брак бабушки с дедушкой всегда был для меня примером. Они построили свою семью на уважении и понимании нужд друг друга. И раньше, и теперь Маргарита Николаевна легко отпускала мужа в постоянные экспедиции: он при помощи своего дара помогал разведывать залежи руд и прочих богатств земных недр. Дедушка же спокойно относился к желанию жены блистать в обществе. Покорившая в молодости высший свет Белой Вежи, бабушка уехала из столицы в имение мужа, лишь когда ей самой захотелось. Такая жизнь была полна риска, ведь суженые должны хотя бы раз в месяц «помогать» друг другу, но они смогли устроить всё так, как им хотелось.

Тогда я верила, что при желании в любой семье возможно такое понимание, но всё же слышала достаточно и других историй.

– У Прасковьи вот не вышло, похоже.

Старшую нашу сестру выдали замуж уж три года назад, и с тех пор в редких письмах подруги детства не было заметно и следа былого жизнелюбия. Соня от такого довода лишь отмахнулась.

– Ну а у Жорика вот вышло. Помнишь, как ему его барышня на портрете не понравилась? А нынче – матушка батюшке говорила – он её с рук не спускает.

Старшему брату и правда повезло, я помнила их с женой приезд в гости. Уже беременная тогда Дарья Леонтьевна выглядела совершенно счастливой. То были приятные воспоминания, и я совсем не сразу заметила, что сестра перестала терзать пуговки и как-то притихла. Всхлипнула. Замерцали искры дара.

– Соня, ты плачешь что ли? Соня, ну перестань! – Обняла её, прижала так сильно, как смогла. – Говорила я тебе, с сердечными увлечениями заканчивать пора. Зачем только душу травишь.

– Отпусти! Я же тебе платье прожгу!

– Да и пусть, что у меня платьев мало? Уж шестнадцатый год, а всё простых вещей не понимаешь.

– Уля, что… Что мне делать? – сестра чуть запиналась, пытаясь сдержать слёзы.

– Терпеть, Соня. – Погладила её по голове. – Терпеть и отпускать, у нас с любовью редко иначе бывает.

Как ни торопились мы потом закончить сборы до приезда гостей, не смогли не отвлечься на шум во дворе. К крыльцу подкатила открытая коляска с сидевшими в ней парой мужчин и женщиной. Один из мужчин смотрелся явно моложе, но сидел спиной вперёд.

Встречать гостей вышел батюшка. Помог спуститься даме, пожал руку спустившемуся старшему господину. Они перекинулись парой слов и заговорили, кажется, о лошадях, потому что встали к животным в вполоборота. Кони и правда были хороши. Я и сейчас не умею часами рассуждать о статях, но в нашей семье они были всеобщими любимцами. Мне представляли довольно породистых скакунов, чтобы научиться видеть некую приятную глазу гармонию, свойственную им. Запряжённые в коляску гнедые были весьма хороши.

– Барышня, подвес?

Полюшку всё-таки пришлось вернуть, Соня сбежала в сад, пока было время, успокоиться да высушить глаза.

– Да, давай.

Я подошла к зеркалу и села на пуфик.

Послушная в умелых руках горничной шёлковая лента плотно обвила шею, хрустальная прозрачная капля подвеса легла в ямочку меж ключицами – свидетельница невинности. Станет голубой после первой брачной ночи, а может и сразу цвета солнца – значит Ваятель ребёнком благословил. Тогда заберут подвес святые отцы, чтобы узнать миг зачатия, составить карту звёздного неба и по ней суженого или суженую ребёнку потом найти. Камень же вернут хозяйке голубым.

Вновь вернулись ко мне глупые мысли. А вдруг жених будет некрасив? Я нахмурилась и глубоко вздохнула, прогоняя ненужные мысли. Да разве важно это?

Пока горничная помогала с серьгами и браслетом, от нечего делать скользила взглядом по комнате. Стулья давно уже старые, но я по ним ещё в городском доме ребёнком лазила и выкинуть не дала. Забрала сюда, а нужны ли они в новом доме будут? Придётся оставить. Безделушки вот булацкие. Лошадок глиняных отец из степи привёз. Люстру любимую перевозить – это уж совсем глупо. Зеркало прабабкино. Не артефакт даже.

Взглядом вернулась к отражению.

А я сама? Нужна ли там? И почему все уверены, что да? Хотя от суженых, конечно, не отказываются.

– Встаньте, барышня, будьте любезны. Сейчас быстренько щёточкой пройдусь.

Выпрямилась перед зеркалом во весь рост.

Хватит уже пустых волнений. Нельзя упасть в грязь лицом перед гостями. Нужно просто верно себя вести и про приличия не забывать.

К встрече гостей я успела чуть ли не в последний момент.

– Идут! – Матушка отпрянула от застеклённых дверей парадного входа. – Сонечка, твоё платье опять слишком пестро! Эти красные полоски, ещё и банты, как я только согласилась. Ульяночка – ты великолепна! Елизар, Коленька, вылазьте из-под стола! Серафим Вячеславович, сделайте же что-нибудь!

Пожилой гувернёр из мещан с будто бы недовольно поджатыми губами и почти никогда не исчезающей смешинкой в глазах преувеличенно покорно поклонился и отправился за воспитанниками. Они бы и сами приличный вид себе придали, о дворянском своём достоинстве даже малолетний Николай не забывал. Но если Марфа Григорьевна чего-то хочет, лучше ей это предоставить.

Стоявшая всё это время в стороне от суеты, бабушка улыбнулась и подошла поближе. А матушка всё распоряжалась.

– Встаньте все вот тут. Уля, выйди немного вперёд, будешь со мною на правах хозяйки. Вроде бы не впервой, а так волнительно!

Она раз в пятый переложила оборки моего платья, но это не казалось тогда важным. Девице незамужней с чистым камнем на шее полагалось перед знакомством с женихом трепетать и волноваться от избытка чувств, а я всё поправляла белоснежные шёлковые перчатки и пыталась строить исключительно практичные планы.

Хотелось узнать у Стефана Марковича, каковой видится ему семейная жизнь, и сколько в ней будет места для жены? Позволено ли будет рассчитывать на возможность светской жизни, или он предпочёл бы фасадный брак с женой-затворницей? Да мало ли вариантов! Только вот не похоже это было на приличные разговоры за званым обедом.

За украшенным резными узорами стеклом створок стали видны силуэты, послышались мужские голоса, дверь открылась. От ворвавшейся в тёплую переднюю прохлады по коже побежали мурашки.

Первым в зал шагнул излишне тучный мужчина в хорошо сидящем бордовом мундире с обширной лысиной, реденько прикрытой бледными вьющимися волосиками. Помню, меня будто сковало внутри. Дрогнули пальчики, мелькнули на мгновение яркие нити энергий вокруг.

– Марк Прохорович! Какая честь!

Матушка подалась вперёд, чтобы поцеловать уважаемого гостя в лоб. Я же незаметно выдохнула. Не он. Конечно, не он. Без суженой до таких лет не доживают. С чего вообще показалось, что это может быть он?

Тем временем с гостями поздоровалась Маргарита Николаевна, и матушка вновь взяла слово.

– Рада представить Вам нашу дочь Ульяну Петровну!

– Графиня, вы подобны нежной розе.

Прикосновение какой-то чересчур мягкой ладони старшего Врекова к руке пусть и через перчатку, было неприятным, хотелось поскорее забрать ладонь. Недостойная мысль, нельзя судить человека лишь по внешности.

– Премного счастлив, что мой цветник скоро пополнится столь изысканным экземпляром.

Выученные улыбка, смущение, поцелуй гостеприимства в широкий блестящий лоб. Благослови Ваятель вас, Серафим Вячеславович! Вас и ваши наставления!

– Вы так добры, Ваше Благородие.

– Ещё и скромна! Прекрасно! Ваше Сиятельство. – Марк Прохорович вновь повернулся к матушке. – Имею честь представить Вам моего сына, единственного наследника рода Врековых – барона Врекова Стефана Марковича.

– Ваше Сиятельство.

Жених поклонился матушке, поцеловал её руку и получил ответный поцелуй хозяйки в лоб.

– Ваше Сиятельство. – Его серые глаза смотрели прямо, он вновь изящно склонился уже передо мной. – Премного счастлив нашему знакомству.

Худой, почти что худощавый юноша, как я уже знала, неполных восемнадцати лет на фоне отца смотрелся даже излишне аристократично. Он был не при дворянском мундире, но чёрный костюм-тройка с белой сорочкой были ему очень к лицу. Изысканно бледные с синеватыми венами руки, тонкие пальцы, что сжали ладонь. Светлые чуть пепельные волосы над высоким лбом, качнувшиеся во время лёгкого поцелуя руки. Вовсе не как у его отца. И традиционный поцелуй хозяйки в лоб уже не кажется приличным.

Знакомство продолжил батюшка.

– Также позвольте представить Вам моих младших наследников – Елизар Петрович и Николай Петрович. И моя младшая дочь София Петровна. Серафим Вячеславович – воспитатель.

Мальчики благовоспитанно коротко поклонились, но Марк Прохорович удостоил их лишь мимолётным взглядом, а на Серафима Вячеславовича не взглянул вовсе.

– Чудесно, милые мальчишки.

София ещё не провела своего Белого бала и лобзаниями гостей приветствовать не могла, потому легко присела в книксене. Вот на ней взгляд Марка Прохоровича задержался.

– Ваш дом полон красивейших цветов, Ваше Сиятельство.

Соня зарделась.

– Татьяна Адамовна, что же вы прячетесь? – Матушка не переставала суетиться. – Идите сюда, дорогая, нам сегодня обязательно нужно будет обсудить обед у Стельских! Очень жаль, что вы не смогли его посетить, но я всё-всё вам расскажу.

Худенькая женщина робко выступила из-за спины Марка Прохоровича. Матушка Стефана была ещё стройнее чем сын, хотя куда уж более. Аккуратная причёска, аккуратная улыбка, серое платьице. Слишком простое, больше Поленьке подошло бы, но в чужой семье свои порядки.

В моей семье.

Мысль оказалась пронзительной. Скоро это будут порядки моей семьи.

– Вот и идите, верно, сплетен уже накопилось. – Старший Вреков снисходительно улыбнулся. – А мы тут займёмся серьёзными вопросами. Есть ли чем горло промочить, Пётр Афанасьевич.

– Для дорогого друга всё, чем богаты, на столы выставили. – Батюшка махнул рукой в сторону гостиной.

– Так ведите же к вашим богатствам, Ваше Сиятельство!

В нашем имении, конечно же, обустроено две гостиные, как и положено в приличном доме, однако в тот день матушка не посчитала нужным разделять мужское и женское общества во время фуршета. Всё для лучшего знакомства будущих родственников. Только Соню с братьями отправили в их комнаты.

– Представляете? Такой конфуз!

Матушка старательно поддерживала лёгкую беседу, что было не так просто, ведь Татьяна Адамовна почти всегда отвечала односложно.

– Да, матушка. Это совершенно невозможно, – я ответила со строго отмеренной долей эмоций.

Для участия в светском общении при должном умении требуется не так уж много внимания. Волей-неволей я прислушивалась к обсуждению «серьёзных вопросов», что вёл батюшка с гостями. Поправляя и без того идеально лежащий подол, будто случайно слегка развернулась к креслам, в которых сидели мужчины.

– … пока неопытен. Ничего, со временем всё придёт. Матушка твоя тоже не хотела при мне постоянно находиться, а нынче видишь? Лишнего раза без меня и из дому не выйдет. А всё правильное воспитание.

– Да, отец. Мне есть чему у вас поучиться.

Марк Прохорович держался свободно, Стефан сидел, сложив руки на коленях, и всё смотрел куда-то то вниз, то в сторону, а вот батюшка хмурился. Похоже, его тяготила эта беседа.

Мне послышалось, что матушка вновь что-то спросила. Пришлось вернуться к разговору.

– Татьяна. Вы же позволите мне вас так называть? Неужели Вам ничего не интересно узнать про Вашу будущую невестку?

– Мой муж ещё до этой встречи утверждал, что Ульяна Петровна мила и хорошо воспитанна. Не вижу повода сомневаться в его словах.

Татьяна Адамовна вновь аккуратно и как-то прохладно улыбнулась.

– Мне кажется, Вы лукавите, дорогая. Помню, моя свекровь была весьма придирчива при нашей первой с Афанасием Иоанновичем встрече. – Бабушка улыбнулась с чуть задумчивым выражением лица.

– Я привыкла полагаться на мнение своего мужа.

Может матушка и попыталась бы настаивать, но глянула на батюшку, на изящные часики на руках и, похоже, решила не затягивать.

– Так и быть, мы Вам поверим. Однако время уже к обеду! Настасья!

Совершенно незаметная у двери до этого горничная подошла поближе.

– Позови, пожалуйста, Софию и Серафима Вячеславовича с мальчиками.

– Да, Ваше Сиятельство.

Девица присела в книксене и поторопилась уйти, а матушка поднялась из кресел.

– Муж мой, господа. – Она подошла к батюшке, и тот поторопился встать. – Прошу к столу.

Пока велись разговоры в гостиной, за окном успело завечереть. В столовой зажгли люстры и канделябры. Световые кристаллы в них сияли мягко и тепло, добавляя уюта. Пятеро лакеев следили за тарелками и бокалами под пристальным взглядом дворецкого. Стол полнился съестными изысками.

– Пётр Афанасьевич, попробуйте гуся с миндалём. – Матушка привычно распоряжалась за столом. – В этот раз чудо как хорош получился.

– Спасибо. Коли чудо как хорош, то обязательно попробую.

Тут же к нему подошёл лакей, дабы положить кусок птицы.

– Татьяна Адамовна, для Вас специально перепелов в белом соусе сделали. Не хуже, чем в Белой Веже должно быть. Не зря же мы повара в столицы на обучение отправляли этой осенью.

Я, как полагалось, молчала, изредка отвечая на вопросы, наблюдала за суженым и родителями его, чувствуя как то ли в груди, то ли в животе всё больше давит что-то. Недовольство?

Вспоминались бумаги о семье Врековых, которые дала после сватовства матушка, и вот сложившееся из тех сведений впечатление никак не совпадало с тем, что можно было видеть сейчас.

Врековы не были в прошлом столбовыми дворянами, как наш род. Марк Прохорович – третий в семье сын, ему не досталось особых богатств. Но нынче он владел многими предприятиями, семья не бедствовала, и это вызывало уважение.

– Хорош гусь, хорош. – Старший барон ел, не отирая пальцев лишний раз. – Только суховат. Хорош Ваш повар, да видно присмотра требует.

Он говорил совершенно хозяйским тоном. Иногда поглядывал в мою сторону, но быстро стало заметно, что смотрел он на сидящую левее Соню.

В бумагах также было сказано, что в семье Врековых всего три ребёнка: Стефан и его старшая и младшая сёстры, а ещё трое умерли во младенчестве. Про это было особенно тяжело читать, и нельзя было не проникнуться к баронессе особым сочувствием. Сегодня же Татьяна Адамовна вела себя очень тихо, но чувствовался при этом от неё холод и, будто бы даже, пренебрежение. Я всё думала: «Может, мне кажется?» Да отчего-то не верилось. Стефан же был так тих, что до никак не удавалось сложить о нём особого мнения. Но познакомившись с его родителями, сложно было не начать испытывать жалость.

– Елизар Петрович, Николай Петрович, думаю вам пора отдохнуть. – Матушка выразительно посмотрела на гувернёра. – Серафим Вячеславович, пожалуйста.

Мальчишки, утомившиеся от порядочного поведения за столом, но изо всех сил старавшиеся не опозориться при чужих, только что не повскакивали со стульев. Однако одного взгляда гувернёра хватило, чтобы призвать их к порядку. Маленькие графья чинно раскланялись со всеми.

– Вам, София Петровна, тоже уже пора.

– Ох и строги вы, Марфа Григорьевна! София Петровна годами уже невеста, а вы её в детскую отсылаете.

Было что-то неприятно волнительное в этих словах барона. Я глянула на баронессу, но та даже не отвела взгляда от тарелки.

Заученное вежливое выражение лица с каждой минутой вечера давалось всё с большим усилием. Не удивительно, что чета Врековых не встречалась в приятном обществе салона княгини Ястребовской, где меня представили сразу после Белого бала. Однако стоило начинать привыкать считать и себя Врековой.

– Зачем же заставлять юное дитя слушать разговоры таких стариков, как мы с Вами, барон, – бабушка сказала то ли в шутку, то ли всерьёз. – Иди, деточка, матушка права.

Глядя, как пытается Соня скрыть в размеренных движениях некоторую нервозность, я подумала, что сейчас и начнётся главный разговор.

– Ваше Благородие, мне как старшей женщине семьи небезразлична судьба моей внучки. – Маргарита Николаевна начала говорить, лишь когда за Соней закрылись двери. – Ваятель решил, что Вашему сыну суждено взять её в жёны. Что ж, не нам противиться его воле. Однако было бы интересно услышать, какая судьба ждёт Ульяну в Вашей семье? Жизнь замужней женщины, бывает, складывается… По-разному.

Закончила она свою речь, глядя на баронессу, которая за весь обед и слова не проронила.

– Ваше волнение понятно. – Барон отёр губы. – Могу заверить Вас…

– Отец, прошу прощения, могу ли я ответить на этот вопрос?

Я взглянула на суженого. Сидевший напротив Стефан посмотрел на меня и коротко улыбнулся. Кажется, он волновался.

Марк Прохорович недовольно поджал губы, но возражать не стал. Только махнул сыну рукой, чтобы продолжал.

– Пётр Афанасьевич, Марфа Григорьевна, я бесконечно рад с Вами познакомиться. Нынешний обед показал мне, что Ульяна Петровна росла в дружной семье, а значит я могу надеяться обрести такую же.

Взгляд серых как речной лёд глаз Стефана снова обратился ко мне. Потеплели щёки, смущение заставило опустить очи долу. Такие слова давали надежду даже на большее, чем хотелось. И заметила я во взгляде жениха что-то такое… Не любовь, конечно, но интерес. Стефан определённо не был ко мне равнодушен.

Он продолжал.

– Я не смею рассчитывать на любовь Вашей дочери, Пётр Афанасьевич…

– Не смеши меня, Стефан. К чему это всё?

От резких слов барона все вздрогнули.

– Прибереги эту чушь для спальни, а сейчас время поговорить о важных вещах.

– Да, отец…

Суженый сразу поник, опять принялся рассматривать стол, словно там и правда было что-то интересное, даже руки вновь опустил на колени. Марк Прохорович повернулся к батюшке, по левую руку от которого сидел. Ответ Стефана он, казалось, даже не услышал.

– Пётр Афанасьевич, Вам не стоит переживать за свою дочь. Род Врековых хоть и не из древних семей, но вполне себе обеспечен. Виноградники, конный завод по соседству с нашим имением, цех артефакторов, и это ещё не всё. Если Вы пожелаете нанести ответный визит и осмотреть всё лично, я буду весьма рад.

Барон продолжал перечислять всё новые предприятия и земли, загородные поместья, но я не слышала этого всего. Вокруг струилась светящаяся пряжа энергий. Дар взбрыкнул, чего не бывало уж давно, и нельзя было дать ни одной искре прорваться наружу. Не хватало ещё такого позора. Бабушкина прохладная рука на мгновение коснулась моего колена, это напомнило о приличиях и необходимости держать лицо. Я взглянула было на Стефана, но тот как-то отрешённо разглядывал вилку в своей руке и даже не смотрел в мою сторону.

Матушка сидела, вежливо улыбаясь, и только румянец на щеках выдавал её чувства. В уголках глаз батюшки появилась пара лишних морщинок. Эти мелочи знающему человеку сказали бы о многом. О недовольстве, брезгливости, снисхождении, гневе.

– Барон, мы безусловно восхищены талантом предпринимательства, что передаётся в Вашей семье. – Батюшка всё же прервал его речь. – И будем рады продолжить этот разговор во время ответного визита. Мы счастливы познакомиться с Вами, Татьяной Адамовной и Стефаном Марковичем, но уже довольно поздно, а Вам ещё предстоит долгая дорога в имение.

– Да, Пётр Афанасьевич, Вы безусловно правы. – Барон, казалось, ни капли не смутился. – Сердечно благодарю Вас за такое гостеприимство. Напоследок хочу лишь сказать, что я обещаю создать все условия, чтобы Ваша дочь стала истинным украшением нашего дома.

Я поспешила уйти как только представилась возможность. Дар всё никак не желал успокаиваться.

Глава 5

30 цветня 7393 г. от с.м.

г. Сужгород, дом Быстрицких

Чуть более недели потребовалось, чтобы наши со Стефаном родители обсудили все детали обручения, сроки свадьбы, приданое и прочее и пожали руки. Венчание назначили на двадцать четвёртое изока – день святых покровителей брака Петра и Февроньи. Ещё с неделю я с матушкиной помощью готовилась к помолвочному балу. По традиции, он проходил у более родовитого из будущих супругов. Мы решили устроить всё в городском доме. Теперь вся анфилада парадных комнат утопала в букетах и гирляндах цветов, в большой столовой глаз радовал большой сервиз костяного фарфора с тонкой ручной росписью и серебряные приборы, а музыканты на небольшом балкончике в бальной зале уже наигрывали лёгкую мелодию.

Гости прибывали в каретах. Минуя парадные двери, поднимались по лестницам, здоровались и смеялись. В блеске украшений и шитья входили в переднюю, спеша поприветствовать виновников торжества. Благодаря прохладной весне, мало какие семейства решились выехать из Сужгорода в загородные имения. Матушка была весьма удивлена, поняв это по ответам на приглашения. Она боялась, что гостей окажется немного, но бал обещал быть весьма многолюдным.

Вот поднялись по лестнице пожилые граф и графиня Затонские. Их имение располагалось в одном из дальних уездов губернии. Видно, решили повременить с переездом на лето. Сколько я помнила, они всегда были вхожи в наш дом. Раскланялись.

– Прошу в столовую, там накрыт небольшой фуршет. – Стефан старался выполнять роль радушного хозяина.

– Конечно! Пропустить фуршет в этом доме – есть великий грех! – Граф звучно рассмеялся, беря жену под руку.

Я улыбнулась и снова украдкой посмотрела на жениха. Сегодня он был безусловно хорош. Серые брюки и пиджак, бордовый жилет и белая сорочка сидели на нём без единой лишней складки. На воротнике и манжетах жёлтым шёлком был вышит узор из рыбин, блестела золотом цепочка часов, устроенных в кармашке жилета. Всё это добавляло ему солидности. Но главным было не это. Сегодня Марк Прохорович почти что не появлялся рядом, и Стефан вновь выглядел живым, как во время той своей речи за обедом. До того, как отец его прервал.

Я не могла перестать думать, что мы невероятно удачно смотримся вместе. Он был выше ровно на столько, на сколько нужно. Наши черты были в равной степени изящны. Моё белое платье имело жёлтый узор из лис по подолу, рукавам и вороту и бордовый кушак, длинные концы которого тянулись до самого конца шлейфа. С костюмом жениха оно смотрелось ансамблем. Разумеется, цвета и вышивка были обусловлены традициями, но всё же.

Спохватившись, я отвела взгляд от Стефана, убеждаясь, что вокруг всё в порядке. В этот день по мне всё ещё судили о роде Быстрицких, а что может быть страшнее для достойной благородной девицы, чем подвести семью? Но батюшка с матушкой увлечённо беседовали с гостями, а значит, всё шло хорошо. Тем не менее вновь захотелось поправить перед зеркалом дворянский венчик на голове и проверить на месте ли девичий веер: тот, который передают друг другу женщины семьи, обозначая очередь следующей на замужество. В нашей он был костяной с редкой красоты перламутром. Я получила его от старшей сестры, а сегодня перед гостями должна была торжественно вручить Софье. Не удержавшись, всё же вернулась взглядом к цепочкам шатлена, с висящими на них бальной книжечкой, букетиком флёрдоранжа от Стефана и тем самым веером. На месте, как и должно.

Вовремя заметив новых гостей и поправив перчатку у локтя, я с улыбкой подала руку следующему вошедшему.

– Виктор Степанович, Ольга Николаевна, добро пожаловать.

– Стефан Маркович, Ульяна Петровна, благодарим за приглашение. – Барон Лесков, чьё имение располагалось по соседству с нашим, нынче был при мундире. – Мы сердечно поздравляем вас с обручением.

Пока они с женой раскланивались со Стефаном, за их спинами едва не подскакивала Татьяна – верная моя подруга по играм в Горлицах. Дождавшись соблюдения всех приличий и представления Стефану, она конечно же под благовидным предлогом утащила меня за статую, что стояла в углу.

– Уля, я так рада за тебя! Шикарное платье, бордо тебе безумно к лицу. Я так переживала! Так хорошо, что твоего Стефана успели найти. А это его подарок на помолвку? Какая прелесть!

– От него. – Я коснулась изящной броши в виде медальона со множеством завитушек и крупным рубином. – Это часть семейного гарнитура. Он обещал подарить остальное на свадьбу.

И как-то само собой захотелось улыбнуться: Стефан так смущался, вручая подарок, и прикалывая его к платью.

– Ещё бы не понравилась! Изумительная работа! Верно, и не наших мастеров вовсе. Но это пустое, Стефан Маркович-то тебе как?

– Он… Он хороший.

Я сдержалась, чтобы не посмотреть на жениха. И так сегодня с него глаз не свожу, совершенно непристойно.

– Хороший? Уля, это твой суженый! А ты просто говоришь, что он хороший?!

Слава Ваятелю, Татьяна всё же блюла приличия и возмущение своё высказывала почти что шёпотом.

– Я с ним виделась лишь на обеде да сегодня.

Вновь начала поправлять перчатку и сама себя одёрнула: дурная привычка.

– Ну что ж, сегодня у вас будет довольно времени познакомиться. Жду твоей записки после, хозяюшка.

Подруга подмигнула и поспешила к отцу, который оглядывался в поисках неё у входа в столовую.

До сих пор не перестаю удивляться, как с таким живым характером и бурными эмоциями подруге удалось ещё в шестнадцать полностью управиться со своим даром. Благодаря этому, Татьяна тогда уже год посещала взрослые собрания и чувствовала себя на них совершенно свободно.

Со стороны лестницы вновь послышались приближающиеся голоса, и я поспешила вернуться к оглянувшемуся на меня Стефану. Гости всё шли, а мысли мои были о Таниных словах. И о сомнениях вечера после смотрин. Всё говорило о том, что общаться с Марком Прохоровичем и баронессой будет непросто, а ведь вскоре нужно будет жить в их доме. На днях мне даже подумалось поговорить об этом с матушкой, но не решилась. В голове тогда зазвучали слова бабушки из далёкого детства: «У ваших родителей, юная графиня, и так достаточно тревог. Государева служба – это не платочки вышивать. Да и с хозяйством справиться посложнее ваших уроков будет. Не доставляйте им дополнительных неудобств». Кажется, в тот раз мне не хотелось прекращать прогулку в саду ради очередных наставлений в этикете.

Но всё это было не к месту, и я постаралась отбросить пустые тревоги. Благо пришли князь и княгиня Ястребовские – губернатор и его жена. Батюшка как предводитель губернского дворянского собрания имел с князем общие дела, да и в целом отзывался о нём весьма уважительно, поэтому подошёл вместе с матушкой встретить гостей лично.

Ястребовские прошли в гостиную, а по лестнице уже поднимались служивые.

Ради установления добрых отношений между кровным и служивым дворянством ещё батюшка нынешнего императора Иоан III повелел обеспечить на всех торжественных событиях присутствие представителей обеих ветвей. Приказ блюли со всем усердием, но отношения с тех пор улучшились не сильно. «Делегатам» редко были рады и об их удобстве беспокоились не особо. Батюшка же к служивым относился ровно, предпочитая дать каждому возможность себя зарекомендовать. С достойными людьми не стеснялся поддерживать добрые отношения. Приглашение на мой помолвочный бал выписали на имя кмета Цаплевича Фёдора Федотовича с позволением взять с собой ещё одного человека. Сопровождал его в итоге некий юноша лет девятнадцати на вид, выше на полголовы, с офицерской выправкой и прихрамывающий на правую ногу. Помогал себе тростью.

Я постаралась не выдать своего удивления, но в такие годы и калека? Ещё раз обратилась взглядом к лицу ярина с не особо примечательными чертами: высокий лоб, прямой нос, узкие губы. Он совершенно не выглядел страдальцем или нуждающимся в помощи. Хотя, кажется, испытывал некоторую неловкость. Впрочем, то могло быть из-за излишнего интереса публики.

Батюшка с матушкой оставили губернаторскую чету и задержались встретить служивых вместе с нами во избежание недоразумений.

– Ваше Сиятельство, Ваше Благородие, – Цаплевич по очереди поздоровался со мною и Стефаном.

Он был мне знаком. Этот человек не раз заходил по делам к батюшке в городской дом, бывал и в Горлицах. Фёдор Федотович был ростом чуть повыше моего, годами ближе к шестидесяти и носил пышные бакенбарды до самых плеч по давно устаревшей моде. Его всё ещё тёмные волосы всегда были аккуратно уложены назад, а карие глаза смотрели на собеседника с таким интересом, словно именно ради этого человека он и пришёл. В тёмно-зелёном форменном мундире и с тростью сегодня Цаплевич выглядел весьма элегантно. Прежде батюшка отзывался о нём с уважением и даже один раз сожалел, что такой человек не родился в истинно благородной семье. К такому отзыву стоило прислушаться, потому я улыбнулась гостю вполне искренне.

– Позвольте от всей души поздравить Вас со столь важным событием.

Не зная говорящего, жених не мог ответить на поздравление, и батюшка поспешил на помощь.

– Стефан Маркович, представляю Вам Его Высокоблагородие полицмейстера Сужгорода Цаплевича Фёдора Федотовича. А это – Его Благородие Вреков Стефан Маркович.

– Весьма рад познакомиться. Сердечно благодарю Вас за поздравления, Ваше Высокоблагородие.

Стефан со всей приветливостью пожал руку Цаплевичу. Не стоило и сомневаться, что завтра о том будет знать весь свет: приход служивых на такие приёмы никогда не оставлял общество равнодушным. Вот и теперь в передней самым естественным образом собралась большая часть гостей.

– Мне также очень приятно принять Ваши поздравления. – Я ещё раз улыбнулась и одарила гостя традиционным поцелуем в лоб.

– Фёдор Федотович, представьте вашего спутника. С этим молодым человеком нам ещё не доводилось встречаться. – Матушка источала доброжелательность и отработанную годами учтивость.

– Конечно же, Ваше Сиятельство. Представляю вам Его Благородие ярина Танича Макара Дмитриевича.

Названный молодой человек также при зелёном мундире поклонился чётко, как перед старшим по званию.

– Макар Дмитриевич – весьма перспективный работник нашего ведомства, хоть и может показаться вам излишне юным. Впрочем, вы, Пётр Афанасьевич, как мне известно, с ярином уже знакомы.

Я уже приготовила слова вежливой благодарности, но Стефан не спешил подавать Макару Дмитриевичу руку. Смотрел растерянно, то и дело переводя взгляд с гостя куда-то за спины собравшихся вокруг людей, словно что-то выискивая. На лицах моих родителей также читалась напряжённость, один лишь Фёдор Федотович держался свободно.

И почему-то сочетание «ярин Танич» казалось мне знакомым, только никак не вспомнить откуда.

– Господа, что же Вы всё в передней беседуете? – Марк Прохорович вышел из парадной столовой и уже от дверей посчитал нужным присоединиться к разговору. – Довольно внимания этим ремесленникам, высокому обществу не терпится начать бал. О, я вижу нынче в этом доме соберётся не такая блистательная публика, как ожидалось: к нам проник разжалованный офицер! Разве ваш врач, ярин Танич, не сказал вам беречься от всяческих волнений?

Макар Дмитриевич разом побледнел.

Я почувствовала, как налились жаром щёки. И конечно же, тут же вспомнилось, что именно ярин Танич был тем свидетелем, что обвинял Марка Прохоровича в злодействе. Неприятнейшее совпадение! Но разве было достойно оскорблять его за это, ведь ярин наверняка хотел лишь справедливости? Да ещё называть служивых ремесленниками?! Было ужасно стыдно перед пусть и не истинно благородными, но достойными людьми, раз уж они сумели выслужиться до чинов. Хотелось бы обернуть всё неудачной шуткой, но с такими словами это было невозможно. Я совершенно растерялась.

– Ваше Благородие. – По-прежнему бледный Макар Дмитриевич шагнул вперёд. – Ещё раз приношу Вам свои извинения. Мне не стоило быть столь самоуверенным, и я рад, что благодаря тщательному расследованию Ваша репутация была восстановлена.

Поклонился.

– Я уже слышал ваши извинения, ярин, но и сейчас их не приму. – Барон брезгливо поджал губы. – Надеюсь, вы не злоупотребите добротой хозяев и не испортите сегодняшний вечер. Стефан Маркович, вам с невестой пора в столовую.

Взгляды скрестились на моём женихе. Он же всё перебирал пальцами цепочку и знакомо прятал взгляд. Наконец оставив в покое часы, повернулся ко мне.

– Ваше Сиятельство. – Протянул руку. – Разрешите проводить Вас к гостям.

Внутри будто порвалось что-то, в груди потяжелело. В тот момент мне казалось, что я никогда более не хотела бы вести беседы с бароном и, пожалуй, со Стефаном тоже. Но вокруг собралось множество гостей, все смотрели только на нас.

– Конечно, Ваше Благородие.

Мы двинулись к танцевальной зале, а от человека к человеку уже разлетались тихим шёпотом пересуды. Чудилось в них осуждение, от этого слабли руки, и потели ладони. Слава Ваятелю, есть перчатки! Я шла, стараясь не опускать взгляда. Это был ещё не позор, но очень близко. А главное, ничего не возможно было сделать! Уже заходя в залу удалось непринуждённо обернуться, словно поправляя платье. Родители всё ещё стояли рядом со служивыми и о чём-то беседовали. Вот батюшка чуть склонил голову перед ярином Таничем. Наверняка поблагодарил за благородный поступок.

Но следовало открывать бал. Прийти в себя удалось лишь к вальсу.

Лёгкий поворот, рука в ладони кавалера.

– Вы сегодня даже прекраснее, чем в вечер нашего знакомства. – Стефан танцевал легко и изящно, не прилагая особых усилий. – Простите великодушно, что не сказал этого сразу. Цвет Вашего пояса напоминает мне закат-предвестник ветреного дня. А в этом платье Вы словно сияете, Ульяна Петровна.

И вновь поворот. Он позволил мне скрыть своё смущение и смятение. Комплименты приятно волновали, но сцена в передней всё ещё стояла перед глазами. Разочарование всё так же тяжёлым камнем теснилось в груди.

– Вам не по душе мои слова? – Казалось, жених и правда волнуется.

– Что Вы, Стефан Маркович.

– Вы расстроены из-за поведения моего отца?

Я наконец-то решилась взглянуть в глаза суженому.

– Это было бы невежливо с моей стороны…

– Я понимаю, о чём Вы думаете, не смущайтесь. – Стефан улыбнулся печально и чуть виновато. – Мой отец не самый простой человек. Боюсь, Вам ещё не раз придётся с этим столкнуться. А я. Стыдно признаться, но перед ним я совершенно беспомощен. Наверное, не о таком суженом Вы мечтали.

Я вспомнила то, что мне было известно о родителях Стефана, и вновь посмотрела ему в глаза. Стоило ли ожидать от него прилюдного противления отцу?

– Понимаю. К тому же традиции требуют выказывать почтительность родителям.

Жених вновь улыбнулся без особой радости в глазах. Сказал как-то горько:

– Традиции оставлены нам предками. Мы должны соблюдать их и тем выказывать уважение к мудрости прошлых поколений.

Взгляд Стефана стал рассеянным, он будто был не здесь. Беседа прервалась, и мы просто кружили по залу под звуки ншанцкого вальса. Он заговорил, когда мелодия танца близилась к концу.

– Вы не задумывались, дорогая невеста, что в нашей жизни слишком много уважения к предкам, почитания, покорности? Столь много, что девицы вроде вас не смеют перечить воле каких-то старцев из монастырей, хоть перед этим и льют слёзы умиления над любовными балладами. А почтенные матери семейств ликуют в душе, когда мужья не хотят видеть их чаще раза в месяц. Впрочем, что я, разве можно осуждать прекрасные цветы за их желание жить в тепле.

Последние слова Стефан шептал, склонившись ко мне столь близко, что извиняла это лишь помолвка. Голос его прерывался, а под конец чудился в нём и рык, и шипение, и хрипение, сорвавшего голос.

– Простите, не вполне вас понимаю. – Я старалась улыбаться, ведь мы были в центре всеобщего внимания, но с ритма сбилась и покачнулась на повороте.

– Я и не ожидал. – Юноша поддержал меня, прижав чуть сильнее.

С последним аккордом музыки Стефан сделал шаг назад, чтобы вежливо поклониться. Разогнулся, предложил руку и повёл к отцу. За всё это время ни разу не посмотрел на меня. И отчего-то это радовало.

Глава 6

30 цветня 7393 г. от с.м.

г. Сужгород, дом Быстрицких, бал

Уж миновал полуночный гавот, а веселье в залах и гостиных не теряло силы. В тёплом свете артефактных камней продолжали танцевать молодые и не очень пары. Мне пришлось распорядиться принести ещё несколько холодильных артефактов: уже работавшие не справлялись. Махнула лакеям поднести вина беседующим в углу бальной залы пожилым дамам, другому показала поправить портьеры у одной из дверей. Пора было завершать бал, и я торопилась к сестре проверить, что всё в порядке. Ей вечно то ленту в последний момент заменить хочется, то чулок порвётся.

Кровные дворяне, как известно, исключительно светловолосы и светлоглазы, а потому идущего прямо ко мне кмета Цаплевича не заметить было невозможно.

– Ваше Сиятельство, позвольте похитить вас у этого блестящего общества на пару минут.

Особый гость был учтив и даже склонился в полупоклоне.

– Фёдор Федотович, разве Вы не должны защищать невинных девушек от подобных происшествий?

– Это будет исключительно короткое похищение, Ульяна Петровна! Я всего-лишь хотел поблагодарить Вас за столь чудесный праздник и за приглашение на него. Ярин Танич также просил передать свою благодарность, сам он слишком стеснителен для подобного.

Как было не смутиться.

– Ваше Высокоблагородие, это мне нужно благодарить Вас и Вашего спутника за проявленные такт и благородство. – Я сцепила пальцы под грудью. – Этот ужасный инцидент в самом начале… Даже не знаю, в каких словах перед Вами извиниться!

– Не стоит, Ульяна Петровна, мы с ярином достаточно знаем барона и, откровенно говоря, ожидали чего-то подобного. Мы рассчитывали войти незаметно для него, но вот как получилось. Очень рад, что в итоге это не испортило Вам праздника.

Фёдор Федотович глубоко поклонился.

– Ни в коем случае, Ваше Высокоблагородие. Я была бы рада ещё не раз с Вами пообщаться, но простите великодушно, мне нужно проведать сестру.

– Разумеется! Скоро ведь закрытие бала. – Фёдор Федотович вновь поклонился. – Ещё раз спасибо Вам за Вашу доброту, и конечно же поздравляю с помолвкой.

Раскланявшись, я поспешила к Соне.

В её комнате оказались ещё и матушка с Поленькой. Горничная причитала шёпотом, кружа вокруг моей сестры, а Марфа Григорьевна возмущались в полный голос:

– София Петровна посчитали, что специально пошитое к этому выходу платье их полнит, хоть на последних примерках оное их совершенно устраивало! Но мы уже идём.

Соня недовольно фыркнула, но и только. Платье на ней было розовым, а значит, матушка всё-таки уговорила её надеть заготовленный наряд, и всё же над головой сестрицы короной мерцали сотни искр. Уже вместе мы вышли из комнаты и поспешили к бальной зале. Соня шла последней, бормотала что-то невнятное, и я вдруг ясно увидела, что та совершенно не хочет выходить к гостям. Дар она смогла унять лишь у самого порога.

Судя по взгляду батюшки, которым он встретил нас в малой передней, явились мы как раз вовремя. Соня осталась тут же за дверьми, родители прошли дальше, чтобы собрать гостей, мне же следовало найти жениха. Тот, впрочем, обнаружился прохаживающимся недалеко от входа.

– Ульяна Петровна? Вы так внезапно пропали. Что-то случилось?

Колотившееся от спешки сердце замерло.

Жених смотрел внимательно, но мягко, и это совсем не вязалось с теми последними его словами во время танца.

Я отвела взгляд, и на глаза попалась бабушка, которая тоже взялась обходить гостей, предупреждая о скором окончании. Не время для сомнений. Да и чего страшного было в тех словах? Возможно, Стефан говорил о своей матери? Во всяком случае я в браке с Марком Прохоровичем и правда была бы рада не видеть мужа чаще положенного.

– Нет, всё в порядке. – Улыбка получилась весьма естественной.

– В таком случае пора закрывать бал? Осталось лишь передать веер?

Стефан подал мне руку.

– Да, всё уже готово. – Коснулась пальцами ладони жениха, и мы вместе прошли в центр залы. Туда же подошли родители и Марк Прохорович с женой, которую за весь вечер вряд ли кто заметил.

Стефан успешно справился с выражением общих благодарностей всем гостям. Всё это время я не могла перестать поглядывать в сторону его отца, опасаясь неуместных замечаний. Кмет Цаплевич и ярин Танич весь вечер вели себя исключительно достойно, а случай в передней и без этого был просто ужасным. К счастью, Марк Прохорович лишь довольно улыбался и свысока поглядывал на окружающих.

После этого слово было передано матушке, которая выразила свою признательность гостям и пригласила Соню.

Сестра вплыла в залу лебёдушкой. В лёгком розовом платье и с простой причёской казалась она невиннее ангела. Лишь очень внимательный человек заметил бы её рассеянный, почти что потерянный взгляд. Гости собрались кругом и я отдала ей веер. Соня поклонилась. Из гостей прямо напротив меня оказался барон, и вновь он смотрел на сестру странным липким взглядом. Неприятным, словно паутина, в которую случайно попал рукой.

– А теперь, дамы и господа, приглашаю Вас на последний вальс вечера! – Стефан вновь взял слово.

Согласно традиции, последний танец бала хозяева танцевали с гостями.

– Ульяна Петровна?

Я обернулась.

– Могу я пригласить Вас на танец?

Ярин Танич смотрел решительно. Подумалось, что это слишком почётно для служивого, но… Стефан уже пригласил на танец супругу губернатора и на меня не глядел. А внутри поддевала коготком сердце совесть.

– Да, конечно, Ваше Благородие.

Ярин слегка поморщился.

– Макар Дмитриевич, если Вы не против.

Я с улыбкой кивнула, приняла предложенную руку. И вдруг вспомнила, что ярин хромает.

– Заранее приношу извинения, Ульяна Петровна. – Он провёл меня чуть в сторону от центра залы и аккуратно положил руку на спину ниже лопаток. – К сожалению, меня вряд ли можно считать хорошим танцором.

Что ж, оставалось лишь устроить вторую руку на его плече и, как и требует этикет в танце, просто довериться партнёру. Ярин Танич повёл несколько нервно, чуть торопясь, но через пару тактов, видно, взял себя в руки. Мы действительно кружились под звуки вальса, хоть и не быстро, и не отходя далеко с одного места. Ярин не просил о снисхождении. Это было достойно.

– Вы зря наговариваете на себя, Макар Дмитриевич. Признаться, я уже несколько устала, а Вы вальсируете крайне деликатно, – сказала, практически не кривя душой.

Ярин Танич коротко улыбнулся, но тут же решительно сжал тонкие губы. Взгляд его карих глаз стал острым.

– Спасибо, Ваше Сиятельство. Впрочем, мне бы хотелось поговорить с Вами в некотором роде по делу.

– По делу?

– Я должен предупредить Вас о некоторых своих подозрениях.

Макар Дмитриевич ещё более посерьёзнел, и вдруг стали заметны морщинки на его лице. Между бровей. У рта. А ведь ярин не сильно старше меня.

– Как Вы знаете, я работаю в полицейском управлении. По некоторым личным обстоятельствам несколько лет назад я заинтересовался семьёй барона Врекова.

Неожиданная слабость защекотала ладони.

– Фёдор Федотович считает, что у меня недостаточно доказательств… Впрочем, сейчас не об этом. Не знаю, слышали ли Вы, но среди родственников вашего жениха умерло семь девиц. И я имею подозрения, что это неслучайные события.

Почему он сейчас говорит об этом? И почему семь?

– Постойте. – Нужно было сдерживаться, говорить спокойно, и из-за этого голос дрожал. – Мне известно о том скандале, но я не понимаю, к чему сейчас о нём вспоминать?

– Я считаю, что смерти девушек были насильственными.

– Но Особый отдел завершил расследование.

Мне казалось, что я совершенно спокойна, но, видно, на самом деле это было не так. Голос решительно настроенного до этого ярина дрогнул.

– Я… Я считаю… Ради бога, Ульяна Петровна, простите. Вам бы не стоило это слышать, но речь идёт о Вашей жизни. Я знаю, что тех девиц убили. Следствие было недостаточно тщательным. Всему причиной одержимость или, может, ритуал…

Вокруг проявилась, поплыла разноцветная яркая пряжа энергий.

– У Вас есть доказательства?

Ярин Танич нахмурился.

– К сожалению…

– Нет. У Вас их нет. Потому что подобное невозможно. Это лишь Ваши домыслы. – Отступив на полшага, опустила руки. – Ваше Благородие, в нашей семье всегда старались не делать различий между кровным и служивым дворянством, Вы показались мне достойным человеком. Но сейчас я начинаю думать, что это было ошибкой.

Последние слова переплелись с финальными звуками скрипки, и музыка закончилась.

– Всего доброго, ярин Танич.

Гости расходились не торопясь, а мне так хотелось наконец оказаться в своей комнате. От корсета ныло тело. Давила каждая шпилька в волосах. В голове каким-то безумным хороводом всплывали обрывки сегодняшних разговоров, от этого было почти физически тошно. Еле удалось дотерпеть до проводов последнего гостя.

Однако как ни хотела я поскорее отдохнуть после бала, в итоге только маялась бессонницей. Уже с полчаса как Поленька помогла мне переодеться ко сну, разобрать причёску и совершить прочие обязательные ритуалы, а не спалось. Карусель мыслей никак не желала останавливаться. Уже думала в очередной раз погасить канделябр на прикроватной тумбочке и снова попытаться уснуть, но в дверь постучали.

– Войдите!

– Уля, ты ещё не спишь? – В комнату вошла матушка. – Я ходила младших проверить и решила зайти к тебе. Ты сегодня под конец была совсем не своя. Это из-за барона Врекова?

– В некотором роде. – Поправила одеяло. Поток мыслей остановился на сумбурном рассказе ярина Танича, но это же глупость совершенная! Что о том говорить. – Скорее из-за Стефана. Мама, он ведь ничего не сказал даже. Мне кажется, он вообще без разрешения отца не говорит.

Внутри всё сжалось.

Мне не хотелось волновать родных, но на миг поверилось, что…

Матушка села на край постели и тихонько вздохнула.

В окно стукнулся мотылёк, прилетевший на свет, немного побился и улетел куда-то в сумерки.

– Дорогая, послушай меня. – Я взглянула на мать, та смотрела, не скрывая сочувствия. – Не стану говорить тебе, что всё будет хорошо. Ты ведь в переписке с Прасковьей?

Кивнула в ответ. Иногда мне нечего было написать старшей сестре, но у той было не так много людей, с которыми она могла откровенничать. Потому отвечала ей регулярно и старалась быть внимательной в каждом слове.

– Тогда ты знаешь, что её семью сложно назвать счастливой. Тем не менее я не устаю благодарить Ваятеля за судьбу Прасковьи, ведь даже среди сестёр твоего отца бывали трагические случайности. – Речь матушки была тихой и мягкой, будто она пыталась заговорить все мои тревоги и боли. – Я бы хотела, чтобы твоя семья была подобна нашей, но не нам спорить с волей Ваятеля. Он дал тебе суженого, а тебя послал ему. Лишь твоя ведовская сила подойдёт ему, и лишь его – тебе. Вы спасёте друг друга. И я буду вечно благодарна Ваятелю за то, что ты останешься жива после своих восемнадцати лет. И ты должна.

Показалось, что тело лишилось и последних сил.

– Мама…

– Я понимаю, как это звучит, но есть вещи, которые нам неподвластны. Их нужно просто принять. Ты не сможешь жить без Стефана. Тебе придётся мириться с его семьёй.

– Но я не хочу! – Думала заявить решительно, но получилось как-то жалобно.

– Понимаю. Только боюсь, у нас всех нет выбора.

Матушка пересела поближе к изголовью, потянулась обнять. Я послушно поднялась с подушки навстречу.

– Мы все тебя любим, дорогая. Мы обязательно поможем всем, чем только будет возможно.

Чем возможно?

После ухода матушки стало ещё горше. Тело будто само сжалось на кровати в комочек. Горло свело, но ни один всхлип не нарушил тишину комнаты.

С чего было так плохо? Ведь с детства знала. И приняла.

В эту ночь мне снились тянущие руки и о чём-то просящие призрачные покойницы. У них были белые платья и рубиновые броши, плакавшие кровью. Я не раз просыпалась и убеждала себя, что это лишь бессмысленный сон. Спокойно уснуть удалось под самое утро.

Глава 7

7 травня 7393 г. от с.м.

г. Сужгород, дом Быстрицких

– Уля, а тебе нравятся вересинки?

– Что? – Я отвернулась от окна, около которого сидела на козетке.

– Вересинки? – Светлана взмахнула карточкой из какого-то каталога. Этот был с примерами букетов и всяческих композиций из цветов. Очень в тот год было модно всячески украшать свадьбу растениями. – Таня говорит, что флёрдоранж краше всего, но, как по мне, есть в нём что-то от разбитых надежд, прощания.

– И ничего такого в нём нет! – Таня резко перевернула страницу. – Невестам всегда флёрдоранж в волосы вплетали. Тебя послушать, так это не свадьбы, а похороны были!

– Нет моей вины в столь тонком чувстве прекрасного, баронесса. – Графиня Зарецкая горделиво вскинулась, отчего уже наметившийся второй подбородок подтянулся, а коротковатая шея стала смотреться выгоднее. Это была её любимая поза.

– Уж простите, Ваше Сиятельство, да только Флорже ни о чём подобном не писал, а я ему больше в делах цветочных доверяю. – Таня раскраснелась, как с ней часто бывало в пылу спора, даже лёгкая рыжина в её светлых кудрях стала заметна сильнее. – Уленька, так что ты думаешь?

– Мне милее флёрдоранж. – Светлану хотелось урезонить. Уж не раз я всячески давала понять, что шутки шутками, но через слово разницу в титулах поминать вовсе не смешно. – Но вересинки – это оригинально и свежо. Мария, а ты как считаешь?

Графиня Утомская, устроившаяся в специально поставленном к камину четвёртом кресле, оторвалась от образцов кружева и обвела нас рассеянным взглядом. Те образцы она не выпускала из рук с начала вечера. Из-за особого разреза глаз она всегда смотрелась то ли печальною, то ли усталою.

– Вы о цветах? Что толку спорить, Марфа Григорьевна наверняка уже всё заказала?

– Нет, но матушка крайне рекомендовала жасмин.

Потому что цветок этот летний, но и к фамильным чесменским кружевам, что напоминают морозные узоры, подходит.

– Так что ж ты молчишь! – Таня всплеснула руками. – Жасмин! И правда может интересно выйти.

Наверное, это был первый на свете девичник с такой рассеянной невестой. Я планировала его и приглашала подруг желая начала этой немного пустой, но такой весёлой предсвадебной суеты. Мне хотелось листать каталоги и рассуждать о множестве важных вопросов. Какие будут цветы на платье? Каким кружевом украсить салфетки для гостей, и какой крем предпочтительнее для свадебного торта? Ещё зимой во время семейного визита к Лесковым мы с Таней спорили, может ли свадебное платье быть не белым. Очень уж хотелось ей пойти к алтарю в красном – цвете аиста, под знаком которого она родилась. Думалось на своём девичнике тоже в шутку помечтать о жёлтом платье, чтобы правильные Светлана с Марией возмутились и начали меня переубеждать.

Теперь же всё отравляли мысли о ярине Таниче и его одержимости.

– Уверена, Её Сиятельство организует великолепное торжество. У неё просто изумительный вкус! – Светлана изящным движением взяла со столика фарфоровую чашечку. – Но это всё лишь суета. Уля, что между вами со Стефаном? Каким ты его находишь?

– Он вежливый и обходительный, почтителен к старшим…

«И несколько безвольный, но этого вам знать не нужно».

От таких мыслей стало неловко, и я поспешила закончить всё общими словами. Хотелось поделиться с подругами, каким бывает Марк Прохорович, и тем, каким становится Стефан рядом с ним, но нам в любом случае жить одной семьёй. То, что сейчас сказано будет, и через десять лет в обществе отзовётся.

– Думаю, – улыбнулась почти искренне, – мы поладим. Мне показалось, что я могу рассчитывать на уважительное отношение, а этого вполне довольно.

– Да, боюсь, сердце Стефана уже занято. – Светлана вздохнула и отпила немного чая, выдерживая паузу и приглашая остальных задать парочку вопросов.

Таня фыркнула и возвела очи горе – её жутко раздражала любовь Светланы к такой театральщине.

– И кому же отдано его сердце? – Мария, не поднимая глаз, перевернула пару листов каталога.

– Не знаю, будет ли уместно… – Светлана выразительно посмотрела на меня.

Наверное, нужно было прекратить этот разговор, только о подобной истории матушка не рассказывала. Любопытство – главный мой порок! К тому же в груди вдруг потяжелело, но разве прежде была надежда на любовь? Какая глупость.

– Мне тоже интересно. Хотелось бы больше узнать про своего жениха. – Я улыбнулась

– Тогда не могу вам отказать! – Светлана поставила чашечку обратно и благовоспитанно сложила руки на коленках. – У родителей моей маменьки в Горьковском уезде есть имение Каменка. А соседствует оно с Малинками – имением Паньковых, – она уставилась на меня, словно чего-то ожидая.

– Это девичья фамилия матушки Стефана. – Перед глазами стоял рисунок семейного древа Врековых, которое пришлось заучивать на днях. В нём и правда нашлось достаточно прервавшихся девичьих жизней, что не давало забыть о речах ярина Танича на балу.

Не с этим ли имением рядом нашли ту крестьянку, о которой матушка рассказывала?

– Так и есть! В Малинках живут старшие Паньковы – родители маменьки Стефана. И постоянно гостит кто-то ещё, очень уж они гостеприимны к своим родственникам. И Стефан тоже частенько к ним приезжал раньше, даже жил как-то целый год, кажется. Так вот, с другой стороны с нашим имением соседствует имение Любницо. И живёт там баронский род Осянских. Вот в Наташеньку Осянскую Стефан и был влюблён! И сейчас наверняка про неё не забыл.

– С чего ты это взяла? – Я чуть подтянула тонкие кружевные перчатки.

– Ты что, там такая любовь была!

– И сколько лет им тогда было? – Мария всё-таки взглянула на сплетницу. – Баронесса Осянская уж пару лет как в Булакию отбыла.

– В Булакию? – Таня даже перестала притворяться, что ей это всё вовсе не интересно. – Это же за ней тогда целое посольство приезжало?

Булакия. Посольство. Вспоминалось что-то совершенно обрывочное. И правда, в одно лето прибыла в Сужгород делегация от соседей. После того события ещё полгода в моде было всё булацкое. Дамы даже сменили домашние платья на вышитые халаты. Но вот Осянских…

– Не могу припомнить. Булакцев помню, а зачем приезжали – нет. – Я растерянно обвела взглядом подруг.

– Да и неудивительно, уж года четыре прошло. – Светлана пожала плечами. – Не перебивайте меня! Стефану тогда было лет тринадцать, а Наташеньке четырнадцатый шёл. Осянские не из богатых, но на все детские балы приглашения принимали. Может, надеялись, что Наташа подружится с кем: в жизни всё пригодится. Вот там они вроде бы и встретились.

История оказалась весьма проста. Тихий и необщительный Стефан сдружился с такой же тихой Натальей. Не очень красивая, но миловидная девушка была исключительно воспитана и учтива со всеми. Возможно, эта учтивость и не позволяла ей оставлять нелюдимого паренька совсем уж в одиночестве.

На всех мероприятиях они были вдвоём. Стефан следовал за Натальей всюду и даже присоединялся к другим компаниям, хотя обычно людей избегал. Они встречались не только на балах, но и на пикниках, верховых прогулках. Всё было прилично. Наедине пара оставалась редко, да и возраст их несколько извинял.

– Стефан бегал за ней как хвостик! Не думаю, что Наташа была в него влюблена, но и не избегала. А где-то через год – ей тогда уже пятнадцать было – Осянским пришло письмо из Храма. Оказалось, что её суженый живёт в Булакии да ещё и из ханов. – Светлана прервалась, чтобы глотнуть ещё чаю, а я отвернулась к окну.

Жених из другой страны. Да ещё в столь отличной в своих традициях. Матушка всегда боялась такой судьбы для меня и сестёр и даже в тот год повального увлечения всем булакским не поддалась моде.

– Вот они и приехали забрать её, – Светлана продолжала не менее живо, но уже с некоторой жалостью в голосе, – как по их обычаю заведено. Через месяц после той вести.

Матушка рассказывала, что в Булакии в семью жениха девицу забирают сразу, как их святые отцы предназначение обнаружат.

– Повезло баронессе. – Мария выпустила наконец каталог из рук и теперь смотрела на Светлану с лёгкой ухмылкой. – Из старых платьев в шёлковые халаты хатуни.

– И в золотую клетку к стайке безродных наложниц. – Таня схватила пару маленьких пряничков. В моменты волнения ей всегда требовалось что-то съесть.

– Ну и ладно, я бы не отказалась.

Светлана посмотрела на Марию широко открытыми глазами, Таня – немного презрительно, да и я не смогла удержать лицо. Мне и правда казался лишним весь этот романтический флёр вокруг суженых и прочего, но жить с наложницами – это как-то слишком. Не похоже, чтобы Марию смутила такая реакция, но стало как-то неловко.

Я отвела взгляд и медленно огладила складки юбки.

– И как отреагировал Стефан?

– Что? – Светлана посмотрела недоумённо. – Стефан? А! Он переживал. Когда про помолвку стало известно, ходил мрачнее прежнего. Как Наташу увозили, он не видел, его тогда в Малинках оставили. Я после в Каменку уже почти не ездила, но слышала, что Стефан стал вовсе нелюдим. А иногда видели его в тех местах, где они с Наташей гулять любили. Вроде бы как сидел он там в одиночестве, не иначе как баронессу вспоминал.

Я представила Стефана, скажем, на камне у ручья. Печальным. С увядшим полевым цветком в руке. Должно быть, он очень тосковал, Наталья ведь не просто вышла замуж, а уехала в другую страну. Так грустно.

– Так глупо.

– Мария! – Светлана опередила меня лишь на миг. – Разве можно так говорить! Это же такая любовь.

– Ненужная? – сейчас Мария казалась какой-то снулой рыбой. – Они не смогли бы быть вместе. Я не знаю ни одной семьи, где супруги любили бы друг друга с детства.

– В тебе нет ни капли романтики!

– А я, пожалуй, соглашусь с Марией. – Таня решительно сложила руки на груди. – Будь это романчик для мещанок, герою стоило бы бороться за свои чувства, но мы ведь дворяне! Стефан должен был забыть о Наталье, как только всё понял про любовь. Такие встречи – это и правда было неразумно.

– И всё же его жаль. – Все взгляды обратились ко мне, и я в некотором смущении снова уставилась в окно. – Ему ведь даже не с кем было поделиться. Вы не знаете, у Стефана очень строгий отец. А матушка… Вряд ли он мог бы беседовать об этом с ней.

А я ведь тоже не могла сейчас ни с кем поделиться своими тревогами, хоть отношения у нас в семье не в пример теплее. Спишут всё на девичью мнительность.

– И ты не боишься соперничества? – Судя по глазам Светланы, вскоре это будут обсуждать в каждом доме.

– С кем?

– С Наташей, конечно же!

– Наталья в Булакии, а у меня есть более насущные проблемы.

Через несколько минут эта тема была забыта также, как и все предыдущие. Таню привлекли каталоги тканей и кружева для свадебного платья. Все принялись прикалывать образцы один к другому, чтобы убедиться, хорошо ли смотрится, и меня это неожиданно увлекло. В конце концов второпях, я уколола булавкой палец до крови. Чтобы её остановить, хватило приложить платок, но всё же с этим развлечением было решено закончить.

Подруги вновь заспорили о чём-то девичьем, а я, извинившись, вышла в соседнюю голубую гостиную. Здесь удачно никого не было. В ходе бурных бесед мне до сих пор иногда нужно вот так сбежать от всех в тишину и просто посидеть, прикрыв глаза, или, как тогда, посмотреть в окно. Во внутреннем дворике суетилась дворня, а в голове теснились мысли о женихе. Как много пришлось ему пережить. Весьма строгий отец, безвольная матушка, жизнь вдали от семьи и несчастная любовь. Мне не довелось испытать подобного, но уж который месяц я видела, как переживает из-за своих чувств Соня. Встречи Стефана с Натальей Осянской и правда были большой глупостью, но если уж это случилось, сложно было его не жалеть. Не удивительно, что он так резко отзывался о женщинах на балу.

Да ещё и тот скандал со смертью крестьянки, и сплетни вокруг случившегося. Наверняка, Стефана это тоже задевало. Не знаю, как пережила бы, случись подобное с моей семьёй.

А ярин Танич всё не успокоится.

Тихий вздох вырвался сам собой.

Как хорошо было бы просто повеселиться с подругами. Обсудить фасоны платьев и какие пригласительные нынче в моде. Как хорошо было бы ничего подобного не знать.

Глава 8

11 травня 7393 г. от с.м.

г. Сужгород, дом Быстрицких

В тот день в нашем парке при городском доме было просто невероятно хорошо. Я никак не могла надышаться, напиться красками, запахами. На улице заметно потеплело, и цветы распустились как-то все и разом. С полчаса назад мне удалось сбежать из дома после завтрака. Матушка вновь начала говорить о каких-то хлопотах, о приданом и прочем, прочем. Думать о салфетках и простынях не хотелось совершенно. Частью по причине просто чудесной погоды за окном, частью потому что за мыслями о приданном следовали мысли о свадьбе, Стефане, бароне.

Особняк наш строился ещё в старые времена, а потому располагался недалеко от набережной, имел высокие кованые ворота с гербом и небольшой сквер перед парадным входом. За вытянутым же вдоль улицы зданием скрывался домашний парк с каштанами и всё теми же любимыми матушкой каменными горками-клумбами. Здесь всё росло вольно и без заметного надзора. К тому же в том году батюшка озаботился подведением водопровода, и теперь, кроме фонтанчика с водой для хозяйственных нужд на заднем дворе, в парке имелся небольшой пруд в окружении пары ив. В него даже выпустили каких-то красивых рыб и посадили кувшинки.

Тут и нашлось мне убежище. Сидя на ещё не окрашенной после зимы скамье, я смотрела на воду с редкими пока ещё пятнами листьев и вольно бегающими по поверхности водомерками. Лёгкий всплеск, и одну из букашек проглотила рыба. Пробежавшие по спине мурашки заставили сильнее укутаться в тонкую шаль.

Сказка разрушилась. В той букашке мне виделась я сама.

В последнее время родной дом казался каким-то новым и даже опасным. Ещё более опасным потому, что больше никто ничего особенного не замечал. А у меня пропал тот платочек, которым промакивала кровь с уколотого пальца. И новые туфельки, которые натёрли ногу и были отданы горничной размять. Точнее, пропала только та туфелька, которая растёрла кожу опять же до крови. Поленька божилась, что не брала, но её никто и не думал подозревать. И бинт, которым перевязали ту ранку. Я сняла его перед сном, потому что спадал с ноги, оставила на столике у кровати. Утром его не было. Поленька, опять же, с её слов не убирала, а у других и повода зайти в мою спальню не имелось.

Матушка в этих пропажах увидала лишь безалаберность слуг и грозилась выгнать виновников. Платочка, положим, жалко было не особо, но туфелька была совершенно новой.

Я подняла с земли листик и бросила в воду. Крохотная лодочка поплыла к середине прудика, влекомая невидимыми течениями.

Но самое страшное, всё время закрадывалась мысль, что все пропавшие вещи украли. С чего-то из всех слов Макара Дмитриевича запомнилась только та фраза: «Всему виной одержимость или ритуал». Даже сама мысль об это звучала глупо. Конечно же всё это понадобилось для ритуала! Только не думать об этом не выходило. Я сама себе напоминала излишне мнительных обморочных барышень, от чего брала злость.

Проклятый ярин Танич! После его слов мне мерещиться начало! А впрочем…

Я подобрала какой-то камушек и со всей силы кинула его в самый центр пруда. Встала, отряхнула руки, оправила юбки и решительно направилась к дому.

Всё началось с разговора с ярином на балу. Что ж! Пускай он тогда этим всем и занимается, нечего мне одной бояться и голову ломать!

Оказавшись в своих комнатах, коснулась лепестка василька из золота с сапфиром, приколотого к манжете домашнего платья, посылая в камень немного своей энергии.

Оставалось ждать.

Парные артефакты в виде лепестков цветов батюшка как-то преподнёс всем дамам в доме на Новый год. Вторая брошка из моей пары была у Поленьки. Сейчас она должна была засветиться, показывая, что мне очень нужна помощь.

К сожалению, мгновенно перемещать артефакт не умел.

В ожидании я постаралась принять свободную позу в креслах у окна и продолжила тереть лепесток безо всякого смысла. На миг захотелось воспользоваться своим даром, и тут же стало тревожно. Нет, нельзя. Совершенно нельзя. Фокус с хлопком был открыт мной случайно сразу после проявления ведовских сил. Нужно было призвать свой дар, представить желаемого человека, ухватить одну из ниточек энергий, выходящих из живота, скатать в узелок и хлопнуть, поместив его между ладоней. Тогда в голове у того человека возникал высокий звук, а после начиналась сильнейшая головная боль. Я назвала это «зовом» и поначалу пыталась так дозваться близких, но матушка самым серьёзным образом запретила повторять что-то подобное и, упаси Ваятель, пробовать новое.

На занятиях Серафим Вячеславович объяснял нам с Соней многое про дар, но всё же лишь основы: истинно благородной девице ни к чему учиться ведовству. Это больно и возможно только после восемнадцатилетия и неизбежного замужества, а у семейной женщины и так достаточно дел. Потому я всё ещё не представляла, как у меня выходит «звать».

Наконец-то в дверь приёмной постучались. Дождавшись разрешения, горничная вошла в комнату.

– Поля, у меня есть некоторое поручение для тебя. Мне нужно, чтобы ты нашла способ передать одному человеку мою записку.

– Разумеется, барышня. Я могу передать её с посыльным Марфы Григорьевны.

– Мне бы не хотелось, чтобы кто-то ещё знал о моей записке. – Я старалась сохранить невозмутимость, но то и дело отводила взгляд.

– Это поклоннику что ли? – Поленька удивлённо распахнула глаза.

– Нет! Откуда… Откуда ты это взяла?

Едва удерживаемая маска невозмутимости слетела вовсе.

– Ваше Сиятельство, как же так!

– Я… – Уже начала подбирать себе достойное оправдание, но остановилась, выдохнула. Не мне оправдываться перед прислугой. – Поля, меня не интересует твоё мнение.

– Простите, Ваше Сиятельство. – Поленька присела в книксене.

– Встань. Надеюсь, мне не придётся одёргивать тебя вновь. Мне нужно, чтобы ты передала мою записку… Мужчине. И чтобы об этом никто не узнал. Я не знаю, где он живёт, но знаю, где его можно встретить в городе. Это написано на конверте. Ты сможешь выполнить моё поручение?

– Да, Ваше Сиятельство. – Только сейчас Поля решилась поднять глаза. – Я передам его с моим братом.

– Повторюсь, об этом никто не должен узнать.

– Поверьте, он никому не расскажет! Ваятелем клянусь!

Брат может быть любопытен. Но, и правда, не с посыльным же передавать.

– Возьми. – Я достала из одного из ящичков приготовленную записку в конверте и подала её Поленьке. – Это действительно очень важно для меня. И, надеюсь, ты понимаешь всю деликатность ситуации.

– Всё понимаю, Ваше Сиятельство. Вы можете мне доверять, – горничная смотрела прямо, ни на миг не отводя взгляда.

– Тогда иди, ничего больше мне пока не нужно.

Очередной книксен, и Поля вышла из комнаты, а у меня наконец-то получилось расслабленно выдохнуть. Кажется, горничная удивилась, увидев адрес на конверте? Впрочем, вряд ли она ожидала, что интересующий юную барышню мужчина может находиться в полицейской управе.

***

12 травня 7393 г. от с.м.

пригород Сужгорода

Придумать всё так, чтобы на прогулку меня отпустили с одним старым Прохором в роли грума было не слишком сложно. У него я с двенадцати лет училась конной езде, и теперь в седле держалась совершенно непринуждённо, даже брала невысокие барьеры в манеже в Горлицах. Прохор легко разрешал мне верхом на Яке пройтись шагом в одиночестве по полю близ Берёзовоого мара, тем более, что поля эти к северу от Сужгорода были изъезжены нами также хорошо, как окрестности имения. Сам оставался у дороги, лишь приглядывая издалека.

Любимый мой буланый жеребец Яктылык нынче так обрадовался прогулке, что никак не хотел стоять на одном месте, всё желал пойти рысью. Я в очередной раз его осадила и, пытаясь успокоить, потрепала гриву. Тот лишь недовольно фыркнул и наклонился к траве. Теперь казалось, что цветущее по весеннему времени разнотравье интересует его больше собственной хозяйки. Вредина!

Прогулка затягивалась. Степь была хороша – на небе ни облачка, травы стелются, рощица вблизи легонько рябит дрожащими от ветра листиками. И никого! Вздохнула уже раз в пятый за последний час.

Может, не смог приехать?

Поленька клялась, что всё передала.

Подобрав поводья, легонько стукнула Яка хлыстом по боку, заставляя оторваться от сочной травки, и направила его ближе к роще.

– Было бы странно ожидать иного от того, кто оговаривает достойное семейство. Да, мой хороший?

Жеребец фыркнул и тряхнул головой из стороны в сторону.

– В любом случае мне нужна помощь, а он всё же благородный человек. Но дольше пяти минут я более ждать не намерена.

Як только фыркнул и продолжил щипать траву.

Я вновь обвела взглядом степь.

Привиделось?

Чуть приподнялась в седле: из-за дальнего края рощи показалась движущаяся точка. Точно всадник, но тот ли? Дёрнула поводья, отвлекая Яка, но буланый даже ухом не повёл. Потянув повод сильнее, подобрала его и развернула коня в сторону скачущего всадника.

– Проедем навстречу. Или не стоит, вдруг кто-то чужой?

И опять потянулась погладить лошадиную шею. Ощущение мягкой короткой шерсти, тепла под рукой успокаивало.

Всё-таки это был ярин.

Руки сами собой потянулись поправить складки на светло-голубой хлопковой юбке амазонки, застегнуть верхнюю пуговку жилета в тон, одёрнуть рукава белой сорочки.

В седле Макар Дмитриевич держался весьма уверенно. Судя по всему, хромота ему не мешала.

– Добрый день, Ваше Сиятельство! – Ярин коснулся двумя пальцами козырька форменной фуражки в приветствии. Мышастая кобылка типичных булацких статей никак не могла успокоиться, и ярин повёл её шагом вокруг моего жеребца. Не слишком длинноногая, но должна быть весьма выносливой. И очень ухоженная.

Батюшка всегда учил: по лошади можно многое сказать о её хозяине.

– Прошу прощения за задержку, вырвался к Вам, как только смог.

– Благодарю, что откликнулись. – Я постаралась вложить в голос достаточно холода. Да, ярин спешил, это понятно хотя бы по пыли на чёрном кафтане и синих шароварах, однако опоздание на час оправдать было сложно.

– Вы просили о помощи, я не мог не явиться.

Достойные слова.

Блеснуло, привлекая внимание, серебряное шитьё на погонах – три звезды на светлом фоне. Значит, Его Благородие – участковый пристав. Не так уж мало для такого молодого человека.

– Радостно знать, что на Вас можно положиться.

Ярин Танич вежливо молчал, а я вдруг поняла, что слова как-то не складываются.

– Дело в Ваших словах об опасности, связанной с семьёй Врековых. В нашем доме начали случаться странности. У меня пропали некоторые вещи.

И как продолжить? Если начать рассказывать про потерянные платки, то звучать это будет презабавно. Макар Дмитриевич мне про убийства рассказывал, а тут платки да туфля.

– Вы считаете, что эти пропажи могут нести угрозу для Вас? – ярин подобрался будто охотничий пёс.

– Да. То есть нет! Макар Дмитриевич, я всё ещё уверена, что Ваши подозрения по поводу рода Врековых беспочвенны. – Эти слова Таничу не понравились, он нахмурился и недовольно поджал губы. – Однако, у меня пропали несколько вещей. Пара платков, туфелька. Возможно, у Вас получится мне помочь.

Я старалась говорить как можно твёрже и ещё сильнее выпрямилась в седле. В конце концов, перед ним кровная дворянка из древнего и уважаемого рода! Весьма некстати ветер принялся играться с вуалью на шляпке, пришлось её поправить, а после ещё раз.

– При всём уважении, Ваше Сиятельство, думаю, что с недостойным поведением слуг может разобраться Ваша матушка или Пётр Афанасьевич. – Ярин смотрел несколько удивлённо, но больше со скукой. – Полагаю, они будут рады, если я не предам эти факты огласке.

– Со слугами уже говорили, и могу Вас заверить, они здесь вовсе ни при чём. Во всяком случае, ни у кого из них не нашли нужных предметов. Да и после батюшкиных допросов, – я повела плечами, вспоминая, каким может быть отец в гневе, – мало кто способен что-то утаить. Вы согласитесь мне помочь? Возможно, у Вас есть какие-то мысли?

Ярин Танич немного помолчал, вздохнул и вдруг как-то весь осел в седле. Отёр ладонью лицо, и стало заметно, что Макар Дмитриевич устал и от жары этой, и от скачки, и, верно, от непростой его работы.

– Ульяна Петровна. – Тёмные его глаза смотрели с почти что вселенской грустью. – Чего Вы ждали от нашей встречи? Позвольте, помогу. Вы, верно, хотели, чтобы я Вас успокоил? Чтобы приехал и сказал вам, что все слова на балу – лишь моя выдумка и неудачная шутка, а замужем за молодым бароном Вас ждёт исключительно счастье и благолепие. Что ж, я не могу этого сделать.

– Да как вы… – Было очень непросто сохранить выдержанный тон. – Мне всё рассказали. Дело было громкое, и Особый отдел расследовал всё с обычным тщанием.

Ярин как-то странно усмехнулся после этих слов.

– Все девушки своею смертью умерли. Такое совпадение. И не Вам обвинять меня в малодушии.

Голос дрогнул. Лишь сказав это, я, к своему удивлению, неожиданно почувствовала, что ярин прав. Почти до слёз хотелось быть успокоенной. Но упорно продолжила говорить.

– Вы дворянин, и всё же, боюсь, понимание некоторых особенностей жизни кровных дворян Вам недоступно. Вы не можете знать ничего о моих нынешних переживаниях! И уж если решили отказать в помощи, то не стоит оправдывать себя таким образом.

Сомнений более не осталось. Теперь я смотрела в на Макара прямо и не отводя взгляда. В конце концов ярин моргнул и остановил эту странную дуэль.

– Прошу прощения, Ваше Сиятельство. Часть моих слов была неуместна. Однако от мнения касательно семейства Врековых я не откажусь.

Кивнула, принимая извинения. От напряжения дышалось мелко и часто, но это стало заметно только сейчас.

Глубоко вздохнула.

– На всех пропавших вещах была моя кровь.

Ярин нахмурился. Наверняка сейчас спросит, почему не упомянула этого сразу. Я уже была готова ответить на совершенно справедливый, надо сказать, упрёк, но Макар Дмитриевич промолчал. Лишь слегка поджал губы.

– Думаете, в этом замешан барон? – В голосе ярина не слышалось ни капли укора.

– Я не знаю.

И вновь пауза. И вновь её прервал Макар Дмитриевич.

– Я не буду Вас сейчас переубеждать, Ульяна Петровна. Вы опять мне не поверите, чтобы я ни говорил. Но Вы ведь сталкивались с Врековыми лично, видели их отношения в их семье.

Тут же вспомнился ужин в день смотрин. Как не смела поднять глаз незаметная Татьяна Адамовна, и как смотрел барон Вреков на Соню.

– Ульяна Петровна. – Ярин глядел мягко и даже как-то сочувствующе. – Вы точно хотите стать частью этой семьи?

Выскользнувшая из-под шапочки прядка волос тут же была подхвачена ветром, не упустившим возможности бросить её мне в лицо. Я поправила причёску и улыбнулась.

– Вы предлагаете мне сбежать со свадьбы? Похоже, Вы вовсе ничего не знаете о кровных дворянах. Либо, Ваше Благородие, сами желаете мне смерти.

Последние слова прозвучали весомо и будто камнем упали в наступившей тишине. Я даже смутилась – слишком серьёзно получилось. Но тут же завели свою песню сверчки, мазнул по лицу ветер, принеся запах нагретых солнцем трав. А во взгляде ярина мелькнула жалость, конечно же «не замеченная» мною. Это было лишним. Если Ваятель дал такие судьбу, дар и обязательства, значит, они по силам. Жалеть же нужно того, кто берёт на себя больше положенного или отказывается от своего.

– Ни в коем случае, Ульяна Петровна, ни Вам, ни другой невинной девице. Но Ваши особенности не принуждают Вас жить в одном доме с его отцом.

– Я не совсем понимаю, что Вы имеете в виду. Да и как же сам Стефан Маркович? Его Вы не подозреваете?

– На момент первого преступления он был слишком юн. Полагаю, Ваш жених невиновен в смертях девушек. Во всяком случае вероятность этого весьма мала. Хотя на него, безусловно, оказало влияние воспитание барона.

Ярин посмотрел на часы и нахмурился. Вновь вернулся взглядом ко мне.

– Вы могли бы помочь мне найти доказательства вины Марка Прохоровича. Но в любом случае. – Макар Дмитриевич явно торопясь достал из форменного планшета листы бумаги. – Возьмите. Если будет нужда, отправьте мне журавлика. Вы знаете, как это делается?

Я кивнула. Такими, похожими на гербовые, с тонкими узорами по краям и непременным осколочком какого-то камня в уголке, пользовался батюшка по служебным нуждам. Они – тоже артефакты. Свёрнутый из листа журавлик всегда долетит до того, кто носит связанный с ним камень в перстне.

– Спасибо, что приехали, Макар Дмитриевич.

– Отзываться на просьбы о помощи – моя работа. – Ярин коснулся козырька пальцами и слегка поклонился. – Доброго дня, Ульяна Петровна.

– Доброго Вам дня, Ваше Благородие. – Я также вежливо кивнула.

Ярин первым развернул лошадь, и сначала шагом, а после рысью направился в ту сторону, откуда приехал. Нам же с Яком пора было возвращаться на дорогу. Под ярким солнцем, в аромате разнотравья, покачиваясь в такт движению коня, я почувствовала такую усталость, какой никогда до этого не испытывала. Глубоко вздохнула. Все эти метания, ярин Танич и странные пропажи. Всё это требовало невероятных душевных сил.

Домой вернулась уже в сумерках.

А после ужина мы с сестрою собрались в моей комнате. Мы любили так проводить время вместе перед сном. Лёжа на постели в какой-то из наших спален, читали, вели бесконечные разговоры, рукодельничали или ещё что. Но этим вечером посиделки как-то не задались.

– Да что с тобою сегодня? – Соня почти что отбросила книгу.

Я лишь сделала ещё более сосредоточенный на чтении вид.

– Это просто история! Сказка, если хочешь так думать!

– Ты вот этих сказок начитаешься, а потом плачешь, да про любовь меня всё спрашиваешь. – Всё же не смогла промолчать. – Лучше б вот это всё бросила. Все твои истории как с одной писаны. Сбежала из дома, с кровным, если простая, или наоборот. Обвенчалась, родила с благословения Ваятеля, да и зажили они счастливо. Разве ж это правда? Померла бы она или дитя, а то и оба!

Мы сидели на кровати друг против друга. Соня сделалась бледна, будто больная, но я более и не думала сдерживаться. В груди жгло от гнева. Понятно какие мысли у сестры в голове, коли романы все о побеге из отчего дома. Конечно, Сонина любовь точно из кровных была, на меньшее эта гордячка не посмотрела бы, а значит никакой смертью это бы не закончилось, но не лишнее и припугнуть. Да и истории её любимые меня и правда злили. Ведь, как известно, в союзе простого человека с одарённым при беременности сила или ребёнка убивала, если отец не был ведуном, или и дитя, и мать вместе с ним, если та бездарной была. Не говоря уже о том, что в таких парах и кровные без суженых умерли бы. Только в книгах всё решала милость Ваятеля, который, дескать, именно этих влюблённых изволил осчастливить и чудо сотворить!

– Думаешь, господь на вас глянет, да и суженными сделает?

– Я всё понимаю и ничего такого не жду.

Я будто очнулась. Увидела помертвевшее лицо сестры. Слезу, катившуюся по её щеке.

Погас злой огонь внутри, и у самой повлажнели глаза.

– Соня, прости! – Подползла к сестре ближе, обняла ту изо всех сил, словно она могла просыпаться или выскользнуть из рук. – Дурная я, прости, пожалуйста! Я так волнуюсь, ты же мне сердце рвёшь своими слезами каждый раз. Прости меня.

Чуть помедлив, Соня ответила на объятия, но я с чего-то только горше расплакалась.

– Я всё знаю, Уля. – Её слова перемежались всхлипами. – Та девица не смогла бы так жить на самом деле. Без поддержки рода. Без благословения Ваятеля. Её бы наверняка нашли и выдали бы за суженого. Но это же книга. Просто история. Там ведь это возможно.

Призвать себя к порядку и успокоиться никак не выходило.

– Да что ж такое. – Дышала глубоко и размеренно, чуть задерживая выдох, но всхлипы всё равно прорывались.

«Это всё ярин Танич! Наговорил всякого. Я могла просто выйти замуж! Всё образуется. Пускай всё образуется».

Мне очень хотелось на это надеяться.

Глава 9

14 травня 7393 г. от с.м.

Байковский уезд, имение Спасское

– Татьяна Адамовна, варенье просто замечательное! Передайте мои комплименты кухарке! А может, это Ваш рецепт? Откройте секрет? – матушка щебетала не останавливаясь, что те птахи за окном.

– Благодарю, Ваше Сиятельство. Я передам кухарке. – Баронесса Врекова улыбнулась самыми уголками губ, в остальном оставшись безучастной.

Коснулась чайника, задевая вплавленный в фарфор и окружённый особым узором камушек, чтобы подогреть воду.

– А эти вазочки – просто прелесть! Такие торжественные. Очень в духе вашего дома.

Я, делая глоток чая, искоса глянула в сторону бабушки. Та ожидаемо усмехнулась, пряча улыбку за чашкой, будто бы рассматривая роспись. На предложенном хозяйкой сервизе позолоты было едва ли не больше, чем фарфора.

– А я так люблю варенье! В этом году хочу сделать побольше абрикосового.

В который раз мне захотелось зевнуть, но сдержалась. Путь в имение Врековых оказался не таким уж простым. До Спасского от Сужгорода было почти что десять часов езды, потому пришлось выехать ещё вчера и переночевать в Горлицах, которые на удачу были по пути. А нынче утром уже оттуда мы отправились в гости. И всё равно дорога оказалась слишком долгой. Сегодняшний день выдался жарким, матушка даже заволновалась, что у меня может пойти носом кровь. Такое случалось, если доводилось долго пробыть на солнце, потому каждый год с приходом лета приходилось беречься. Но в этот раз, слава Ваятелю, ничего такого не случилось.

Усадьба Врековых напоминала древний беломраморный дворец с колоннами и портиками, однако какой-то тяжеловесный. Будто строил его человек, ранее знавший лишь крепкие приземистые избы. Позолоты, хрусталя и фресок здесь было в избытке, особенно как для загородного дома. С избытком было и всяческих артефактов. Сразу становилось понятно, что хозяин весьма богат, к тому же Марк Прохович уже не раз успел напомнить, что держит свой артефакторный цех. Чего здесь не хватало, так это уюта.

Характер гостеприимства родителей жениха был странным, но, к сожалению, ожидаемым. Поздоровавшись, более барон нас с матушкой и бабушкой не замечал и за обедом вёл разговоры только с батюшкой. Ответные смотрины устраивали, чтобы оценить хозяйство жениха, и Марк Прохорович не стесняясь перечислял все свои предприятия, список которых, видно, был бесконечным. Стефан лишь изредка подавал голос, а баронесса была привычно тиха.

Прошло два дня с моей встречи с ярином Таничем и две недели с помолвочного бала. Накануне я изо всех сил убеждала себя скрепя сердце принять посланное Ваятелем и, казалось, преуспела в этом. По всему было видно, что Марк Прохорович грубый и весьма горделивый человек, к тому же старых взглядов на семейный уклад, но при должной мудрости и с ним будет несложно найти общий язык. Держать очи долу и помалкивать не велика хитрость. К тому же, Татьяна Адамовна вот тиха на людях, но по тому же старому укладу, в доме у неё должно быть довольно власти. И, в конце концов, мне выходить замуж за Стефана. У него могут быть другие взгляды.

Тем временем светская беседа матушки и Татьяны Адамовны всё не складывалась.

– У Вас в столовой висят очень красивые сцены охоты.

Излишне натуралистичные, надо сказать. Особенно свежевание дичи.

– Я тоже хочу украсить нашу в городском доме какими-нибудь миниатюрами. У кого Вы приобрели эти работы?

Я вновь отпила чаю и в который раз поразилась упорству матушки в поддержании беседы.

– Боюсь, я не смогу Вам помочь. – Татьяна Адамовна взглянула в сторону стоявшей в уголке горничной, и та торопливо подошла, чтобы подлить всем в чашки. – Картины покупал мой муж, а я не сильно интересуюсь его делами.

Также взглядом баронесса отпустила горничную и тут же повернулась в сторону дверей. Спина её ещё больше выпрямилась, ладони заняли привычное место на коленях.

– …пришлось везти из-за границ, однако я о том вовсе не жалею. Выглядят они весьма достойно!

Тяжёлая белая с позолотой дверь – в этом доме всё было белым – открылась ещё шире. В гостиную вошли батюшка, Марк Прохорович и Стефан.

– Вижу, вы уже совсем здесь освоились, Ульяна Петровна! Безмерно рад. Вы отлично смотритесь в наших интерьерах. Пётр Афанасьевич, ещё раз благодарю Вас за столь прелестный цветок для моего сада. Мой сын тоже рад такой удаче.

Стефан с учтивой улыбкой кивнул, подтверждая слова отца. Я же сразу пожалела о том, что отказалась с утра надеть голубое платье тонкого хлопка. Нынешний визитный наряд из жёлтого фая и вправду очень органично смотрелся в древнеимперском великолепии усадьбы Врековых.

– Барон, у Вас здесь чудесная коллекция живописи. Поведайте, у кого Вы заказывали картины из столовой? – Матушка смотрела так, будто ей и правда это было интересно.

– Спасибо за комплимент, Марфа Григорьевна. Возьму на себя смелость облегчить вам жизнь и передам все контакты вашему мужу.

– Вы так заботитесь о дамах, барон. Татьяне Адамовне безмерно повезло, ведь Вы даёте ей столько свободы от рутинных и сложных для женского ума дел. – Бабушкин взгляд был открытым, а в голосе чувствовалась искреннее уважение. Она имела большой опыт в светском общении.

– Благодарю, Ваше Сиятельство. – Барон поклонился. – В этом доме женщинам никогда не приходится жаловаться или просить о помощи. Думаю, Ульяна Петровна это ещё оценит, а пока можете положиться на слова моей жены.

Под выразительным взглядом мужа, Татьяна Адамовна в своей обычной манере пролепетала что-то согласное, но я того уже не слышала. В голове звучали предупреждения ярина Танича. Это было совершенно некстати! После всех долгих размышлений накануне, сегодня мне хотелось узнать, как Стефан видит наше будущее супружество, но не спрашивать же об этом открыто и прямо сейчас. К тому же при его отце.

– Марк Прохорович, позвольте прогуляться по парку? Сегодня чудная погода, а цветники Вашего имения поразили меня ещё на подъезде.

Изображать из себя глупышку было не слишком приятно, но иногда это и вправду необходимо. Так говорила бабушка, обучая меня светской беседе, и, к сожалению, после начала выходов в свет уже случались поводы в этом убедиться. А теперь, пожалуй, пора было и вовсе начать привыкать.

– Разумеется, Ульяна Петровна. Пётр Афанасьевич, я рассказывал Вам, как выписывал бархатные восточные розы?

– Нет, но уверен, Вам и в этот раз пришлось приложить немало усилий.

Через столовую, просторную переднюю и парадное крыльцо мы все вместе вышли в обустроенный во фрагонской манере парк.

Строгие линии зелёных изгородей, клумбы идеальных форм, растущие будто по линейке цветы – всё это очень подходило к стилю самого поместья. И было совершенно не по мне, но сейчас я была готова сколь угодно долго любоваться закованной в жёсткие корсеты фигур природой, только бы получить возможность беседовать со Стефаном наедине. Впрочем, никто и не пытался нам препятствовать. Мы словно случайно оказались рядом, а после также просто и естественно отстали от остальных. Стефан предложил локоть, и я с улыбкой взяла его под руку.

– Ваш парк чудесен. Наверное, непросто было найти хорошего садовника?

Взгляд привлекла почти полностью голубая клумба.

– О! Никогда бы не подумала, что вильконии могут расти в саду в наших краях. – Я не удержалась, шагнула ближе и присела рядом. Небольшой холмик как ковром покрывали маленькие кустики с крохотными голубыми колокольчиками. – Слышала, они не выносят жары и сухой земли?

– Вы правы. – Стефан остановился рядом. – Для них пришлось создавать специальные артефакты, да и дрессировка слуг до должного уровня ответственности заняла у отца много времени. Несколько экземпляров сохранить не удалось.

«Дрессировка? Наверняка, это слова Марка Прохоровича».

Оперевшись на один из крупных камней, что окаймляли клумбу, потянулась к цветам, одновременно пытаясь найти камушек поудобнее. На соседнем оказалось маленькое пятнышко. Бурый потёк, почти слившийся цветом с камнем. Словно кровь. Рука отдёрнулась сама собой, и я поспешила встать. В лазурных лепестках на миг померещился красноватый подтон.

– Если бы Вы лучше знали моего отца, Вас бы не удивила вилькония в саду. – Стефан подхватил мою ладошку, положил на свою согнутую в локте руку и потянул меня дальше. – Ему нравится покорять, укрощать, особенно то, что до этого не покорилось никому. Наш сад полон интересных экземпляров, которые Вы вряд ли встретите где-либо ещё в губернии.

– Марк Прохорович кажется жёстким человеком. – Я скосила глаза на жениха. Стефан грустно улыбнулся.

– Он предпочитает называть себя рачительным. Вот, к примеру, артефакты для тех же вильконий. Буде нужда, отец и в Белую Вежу за мастерами бы отписал, но Его Благородие предпочёл воспользоваться моими талантами.

– Вы занимаетесь ведовством? Но позвольте, а как же Институт? Разве это не опасно? – Я даже остановилась. – Ведь мы ещё не женаты. Ваша сила столь послушна?

Стефан также остановился. Улыбнулся и лёгким взмахом головы убрал свисающие на глаза светлые пряди.

– Занимаюсь. Как вам, наверное, известно, я чувствую камни и руды. Это весьма удачный дар для работы с артефактами. Отец устроил мне небольшую лабораторию. К институтским занятиям меня пока ещё не допустили, но отец смог достать нужную литературу. А сила. Она столь же строптива, как и у остальных. Однако, Его Благородие обеспечил мне все возможности для упорных тренировок в контроле. – Стефан потёр правой рукой запястье левой и, кажется, собрался что-то добавить, но промолчал.

Я нахмурилась: как же так? Каждый с ведовскими силами до поры учится лишь контролю. Помнится, гувернёр говорил, что применять их до первой ночи супружества – плохая мысль. Частое использование ведовских сил без супруга или супруги, способного уравновесить их, пагубно сказывается на здоровье физическом и психическом. Потому и поступали в институт юноши только после женитьбы, до этого лишь в теории изучая свой дар. Только для упражнений на овладение силой и контроль её делалось исключение.

Стефан посмотрел на меня, усмехнулся и отвёл взгляд.

– Вы знаете, Ульяна Петровна, он всегда считал меня недостойным наследником. Не припомню ни единой похвалы, видно я разочаровал его сразу после своего рождения. Не подумайте, я не ищу Вашей жалости, просто хочу, чтобы Вы чуть лучше поняли мою семью.

Это было неожиданно, получилось лишь кивнуть в ответ.

– Так вот… Марк Прохорович заинтересовался мною лишь после того, как проснулся дар. До того я большей частью жил у родителей Татьяны Адамовны. Её, впрочем, отец также часто туда отсылал. Он ещё надеялся на другого наследника, но её здоровье… Впрочем, Вы, верно, уже знаете. Когда проснулся дар, Его Благородие вернул меня в городской дом. Он думал, что это может быть полезно семейному делу. Я старался, был послушен, но что у меня могло получиться? Пришлось снова отправиться в Малинки. Вы решите, это глупо, но я всё ещё надеялся на его любовь или уважение. И, живя там, всё же смог в какой-то степени приручить свой дар.

Стефан замолчал. Чуть подождав, я всё же спросила:

– Марк Прохорович забрал Вас к себе?

– Да. – Жених вновь потёр левую руку. – Забрал. Вы знаете… Я хотел бы Вам сказать… Как бывает в книгах? Он мне более не нужен, и тому подобное. Только это не так. И сейчас, когда Его Благородие кивает в ответ на мой доклад о успехе, я становлюсь почти что счастлив.

Стефан так просто по-детски улыбнулся.

– Но ведь Вам более не требуется его одобрения, Стефан Маркович. У Вас скоро будет своя семья. – Я в неясном трепете осторожно взяла его за руку. Щёки мои заполыхали. – Мы можем жить отдельным домом. Марк Прохорович не посмеет лишить Вас содержания, даже закон ему не позволит.

Лицо суженого приняло обычное виноватое выражение.

– Вы ещё плохо знакомы с моим отцом. К тому же, мне не хотелось бы подвергать Вас излишним тяготам, а, поверьте, содержание от него будет весьма невелико. Да и как будущему наследнику мне не стоит слишком уж с ним ссориться.

Он просто боялся. Это было видно по бегающему взгляду, по тому, как Стефан вновь трёт руку, было слышно в коротких смешках и вздохах. Такой красивый, что уж скрывать. Но такой слабый.

Некоторое время мы шли в тишине. Я заметила дорожку, ведущую за пределы царства стриженых зелёных оградок, и свернула в ту сторону. Впереди за невысоким кирпичным заборчиком росло множество деревьев, тянуло прохладой. Всё это напоминало наш парк в Горлицах. Стефан по-прежнему шёл рядом.

Я поглядывала на жениха, но тот, похоже, был увлечён своими думами.

– Ульяна Петровна, Вы хотите меня о чём-то спросить?

– Да, Стефан Маркович.

До этого мне хотелось поговорить о будущей семейной жизни, но после его откровений это, пожалуй, не имело смысла. Неожиданно снова вспомнился ярин Танич со своими подозрениями, и его пылкая речь на балу.

– Простите великодушно, но я должна спросить. До меня дошли слухи о несчастьях, что преследуют Ваших родственниц.

– О, понимаю о чём Вы. – Откуда-то из-за деревьев донеслось ржание, Стефан обернулся на звук. – Ульяна Петровна, Пётр Афанасьевич говорил, вам нравятся лошади? Не хотите ли прогуляться до конюшен? Конезавод отец обустроил, выкупив соседнее имение, но зачастую ему некогда туда ездить. Для решения некоторых вопросов животных ему пригоняют сюда. Сегодня как раз такой случай.

– Люблю. – Кивнула. – В нашей семье все любят лошадей, батюшка держит хорошие конюшни в Горлицах.

– Что ж, нынче отец должен был выбирать жеребцов для предстоящей случки. Думаю, Вы сможете на них посмотреть на плацу. Уверен, Ваших родных тоже вскоре приведут туда для демонстрации очередной гордости Его Благородия. Возвращаясь к моим родственницам. У нас большая семья. У маменьки девять братьев и сестёр, у отца, правда, всего четверо. В любом случае у меня хватает кузин и кузенов. Не все они отличаются хорошим здоровьем.

Стефан остановился посреди посыпанной мелким камнем дорожки, вынуждая сделать то же самое. Аккуратно провёл своими длинными тонкими пальцами по моему виску, поправляя непослушный локон. Сердце пропустило такт, ладони вдруг нагрелись, на мгновение проявились тонкие нити энергий вокруг. С зачарованными шпильками моя причёска была идеальна. Значит, это лишь предлог коснуться.

– Вот почему я бесконечно рад Вашему крепкому здоровью, в котором Ваши родители уверили отца. – Его узкая ладонь опустилась, мимоходом стряхнув с моего затянутого в жёлтую ткань плечика невидимую пылинку. – Было бы жаль потерять такую прекрасную невесту. У меня множество планов на десятки лет долгой и счастливой жизни.

Я так и не рискнула поднять глаза, лишь молча опёрлась на вновь предложенную руку и, не видя тропы, пошла рядом. От неловкости шумело в ушах, больше всего хотелось сейчас оказаться на Яке на любимом лугу у Горлиц. Вдохнуть тёплый вечерний воздух, наполненный запахами, вернуть свободу от мельтешащих мыслей и чувств.

Впереди и правда показался плац. По нему неторопливо ходили, видимо, те самые жеребцы. Рядом с изгородью стояла группа людей, в которых можно было без труда узнать родителей, бабушку и чету Врековых.

– Похоже, я был прав.

Дорога к плацу лежала мимо пары ещё каких-то строений. Из крайнего вдруг раздалось ржание. Нервное, злое.

– Там один из жеребцов? – Я повернулась к Стефану.

– Это здание обычно пустует. Не могу Вам сказать.

В этом месте дорожка подходила ближе к сараю, пересекаясь с другой, ведущей к его широким воротам. Когда ржание повторилось, я обернулась на звук. Одна из створок приоткрылась. Из сарая вышел какой-то работник. За его спиной виднелись ещё несколько человек и лошадь, которую они, опутав верёвками, укладывали на землю.

«Наверное, животное нужно осмотреть?»

Я вернулась взглядом к дороге. Можно попробовать ещё расспросить про девушек, про их слабое здоровье и так уже было известно.

От сарая вновь раздалось ржание, а после слух уловил звук глухого влажного удара.

Я не смогла удержаться, обернулась. Дальше всё смешалось.

Идущий обратно от соседнего здания работник.

Открывающаяся вновь створка ворот.

Лежащая без движения лошадь.

Блеснувшее в полумраке лезвие.

– Ульяна Петровна, пойдёмте дальше.

Серые спокойные глаза на совершенно бесстрастном лице.

Я вновь посмотрела на уже закрытые ворота.

– Это…

– Простите, Ваше Сиятельство. Вам не стоило это видеть. Похоже, этого жеребца отец уже забраковал. У породистых родителей не должно быть ни малейшего изъяна.

Мир в миг стал сочным и прозрачным, расцвёл яркими нитями энергии, что путались в узлы и собирались прядями. Одновременно были слышны самые далёкие звуки и исчезли близкие. Тонко и пронзительно зазвенело в голове. Я закрыла уши ладонями, не желая слышать Стефана и пытаясь избавиться от звона. Медленно села, после встала на колени и застонала. Ничего не помогало!

– Мне казалось, Вы лучше владеете своим даром. Я позову Ваших родителей, Ульяна Петровна.

Затихающий хруст камушков дорожки.

Голоса и множество приближающихся шагов.

– Ульяна, доченька, вставай. Вставай, моя хорошая. – Тихий голос мамы, тёплые руки.

– Вашей дочери стоит позаниматься упражнениями на контроль дара.

– Сейчас я не нуждаюсь в ваших советах, барон.

Сильные руки, подхватившие как в детстве.

– Благодарим за гостеприимство, Ваше Благородие. Ваше поместье произвело на нас неизгладимое впечатление. Думаю, мы сами найдём дорогу до ворот.

Это бабушка.

Породистые родители не могут иметь изъянов.

Плохой контроль дара – это изъян?

Глава 10

17 травня 7393 г. от с.м.

Сужгородский уезд, имение Горлицы

Все последние дни я почти что не покидала своего закутка в нашей с Соней спальне в усадьбе. На время моей болезни её поделили лёгкими ширмами, чтобы обеспечить хоть какое-то уединение. Так, по словам лекаря, я должна была скорее оправиться от приступа. Это было удачно. Теперь из кровати можно было лишь смотреть в окно на улицу и суету дворни, а больше ничего и не хотелось.

– Уля?

С возвращения из Спасского прошла пара дней, а звук открываемой двери успел опротиветь до глубины души. Я повернулась в сторону входа и улыбнулась как смогла. Матушка, до этого лишь выглядывавшая из-за ширмы, прошла к кровати и села на специально приставленный стул. С некоторых пор это было самое популярное место в имении. Ласково коснулась моей ладони.

– Как ты себя чувствуешь?

Паршивой кобылой? И не скажешь же.

– Всё хорошо.

– Голова не кружится?

– Нет, всё в порядке.

На уроках хороших манер Серафим Вячеславович говорил: «Коли не знаете, как поступить, нет времени у вас о том думать или сил и желания любезничать с собеседником, говорите и ведите себя сообразно этикету. На то он и был создан мудрыми людьми, чтобы никого не обидеть».

– Как батюшка?

– Батюшка? Несколько расстроен, но не бушует.

Каким он был по возвращении из Спасского, я вспомнить не могла, но на следующий день гневался так, что и в нашей комнате было слышно. И страшно было, хоть меня этот гнев и не касался. Не так часто доводилось видеть его в таком состоянии.

– Он писал Марку Прохоровичу?

– Уля. – Матушка отвернулась к окну. – Мне жаль, но это не имеет особого смысла. Барон Вреков не совершил никакого проступка, его сын так же. К тому же у вас впереди свадьба.

Не имеет смысла.

Лишь после этих слов я поняла, что затаила дыхание. И почему-то надеялась на иной ответ. Дальше можно было не слушать. Про обстоятельства, обязательства, приличия помнилось и без матушкиных объяснений. Откуда же взялась надежда на иной исход?

– Но это не значит, что мы оставим всё как есть. – Наверное, мысли мои отразились на лице, раз матушка посмотрела с такой понимающей улыбкой. – Я не хочу давать тебе пустых обещаний, но Марк Прохорович нам совершенно не понравился. Стефан Маркович – милый юноша, если бы не его отец.

Они что-то придумали?

Матушка выглядела довольной этой своею тайной, неведомым мне планом. Я медленно кивнула.

– Спасибо.

– Что ты, дорогая! Пока совершенно не за что. И если вдруг что-то потребуется, ты только скажи. – Она поправила покрывало. – Мы правда хотим тебе помочь.

– Знаю, матушка. Спасибо.

Тёплый ветер вдохновенно танцевал в тонких занавесях, принося с собой запахи весенней природы, а я после её ухода, смотрела в окно и старалась не дышать. Мне не верилось, что выйдет задуманное родными, что господь смилостивится, что судьба может быть слаще, чем представлялось в тот миг. Может потрясение тому виной, но я больше не верила, будто можно ужиться с бароном Врековым в одном доме. Что жизнь Татьяны Адамовны не так уж плоха. А самой невероятной казалась надежда на силу и противостояние Стефана своему отцу. Надежда на защиту моего будущего мужа. Горло свело до боли, нестерпимо хотелось вдохнуть полной грудью, но это значило дать волю слезам. Проклятой жалости к себе, которая ничего не исправит и лишь причинит страдания близким, а им и так нелегко. Потому я старалась дышать ровно, ведь за ширмой к тому же сидела с книгой Соня, изредка шурша страницами. В эти дни она была сама не своя, и всё казалось, что не только волнение обо мне тому причиной. Поговорить бы, поделиться мыслями да чувствами, но сейчас и свои-то переживались с большим трудом.

Я обняла себя руками и всё-таки тихонько вздохнула. Ничего. Всё будет хорошо. Это просто нужно пережить.

Интерлюдия первая. Тайное свидание

Баронесса Врекова попросила о перерыве. Всё же рассказ её был не короток. Высокое общество воспользовалось возможностью размять ноги, покурить да посплетничать, в зале заседания остались немногие. В том числе и молодой служивый, сидевший за министерскими креслами в нише у самой стены. Сейчас никто не мешал ему рассматривать отошедшую к родным Ульяну Петровну.

Ярин Танич вспоминал те дни, когда и правда думал, что ему в этой истории отведена куда более важная роль, чем благовоспитанной девице из истинно благородного рода, вынужденной считаться со своим предназначением.

17 травня 7393 г. от с.м.

Сужгородский уезд, имение Горлицы

В вечерних сумерках на лугу у ручья нынче было зябко. То и дело хотелось потереть ладони, по спине пробегали мурашки. Подумалось, что София Петровна, верно, и вовсе замёрзнет. Я передёрнул плечами. Нужно было где поближе свидание назначить. Уже хотел плюнуть, да пойти навстречу, дорожка-то одна, да на тропе через луг показалась девичья фигурка.

София сошла в траву и побрела к нашей иве. Она явно торопилась, то и дело спотыкаясь, да ещё эти сумерки. Тонко крикнула сова, девушка замерла.

Дурная птица!

– София? – Я поднырнул под свисающие ветви и сделал пару шагов вперёд.

– Слава Ваятелю! – Она вновь споткнулась и шумно выдохнула. – Чего мы на тропе-то не встретились? Далась тебе эта ива!

– Я как-то не подумал.

Поспешил подойти и поддержать девушку под руку.

– А лошадь свою на тропе оставил. Её ноги, значит, пожалел?

И правда, вот дурак!

София дышала тяжело, словно после бега.

Сто раз дурак.

Вновь вскрикнула-пискнула птица.

– Как Ваша сестра?

– Неужто не разузнали ещё?

София прятала руки в концах широкой шали, но пальчики были холодные. Я снял шинель и сзади накинул ей на плечи. Обнял. А она положила голову на моё плечо, и в мыслях не осталось места для вопросов. Показалось, что если не нарушать этого покоя, то так можно простоять и до самого утра. Вдыхая тонкий ночной запах остывающих трав, слушая шелест ивы, ловя взглядом каждую просыпающуюся звезду. Но скоро, слишком скоро София вздохнула, завозилась, пытаясь сильнее закутаться в шинель.

– Нехорошо ей. Врач полагает, это нервное. Оно и не удивительно.

Да. Всё же пора о деле.

– Я пытался разузнать о произошедшем, но даже слухов о случившемся в обществе не ходит. Врекову это, понятно, невыгодно, а Ваш батюшка, видно, не хочет омрачать помолвку Ульяны Петровны. Могу ли я просить Вас о подробном рассказе?

– Раз просите, значит, можете. Всё о деле печётесь, Ваше Благородие? – София дёрнула плечиком и отвернулась, но от груди не отстранилась. – Знала, что Вам будет интересно, и матушку расспросила. Обед прошёл чинно, после разошлись по комнатам. Беседы вели.

У самого лица зазвенело комариным писком. Я пару раз махнул рукой, чтобы убрались.

– После в сад пошли, барон хвалился своими ровными кустами да заморскими растениями. Я, конечно, знала, что Врековы не бедствуют, но по матушкиным отзывам в том саду не одно состояние зарыто. Сестра с женихом вроде как отстали, чтобы приватно беседу вести. После барон всех повёл конями своими любоваться. У них же конезавод свой, Вы знаете, верно. Ну а в сарае у плаца в тот момент коня какого-то рубили. Вот Ульяна и увидала.

Да уж.

В ответ на Софиин рассказ в душе насторожила уши и так уже давно дремавшая в полглаза совесть. А всему Фёдор Федотович был виною. Он, конечно, правильно говорил: к барону нужно было незаметно подобраться, потому что к следствию тот ключик подберёт. На своей шкуре довелось проверить. Но свести знакомство с предводителем губернского дворянства – это одно, а вот без его ведома его же дочь на авантюру подбивать… И с балом нехорошо получилось. Кмет Цаплевич верно просчитал и барона Врекова, и благодарность Быстрицких, и что Ульяна Петровна в танце не откажет, но вот пусть бы он этим и занимался. Так нет же, слишком приметная фигура!