Читать онлайн Пожиратели Желаний бесплатно

Глава 1 Старая Новая Жизнь

Порой это так странно, когда размышляешь о любви… Мы прекрасно понимаем великую ценность этого чувства, знаем, насколько тяжело его найти в этом одиноком мире, но очень часто забываем о его хрупкости, о его почти полной беспомощности перед неизбежными обстоятельствами. Наделяя любовь в своем понимании великой силой, едва ли мы способны дать ей хотя бы один шанс на проигрыш.

Очередной домашний праздник, я в доме моего любимого графа Хэтклифа и его матери графини Уолбрен. За окном яркие лучи зимнего солнца красиво переливаются в узорах мелкого снега. Идеальное утро, идеальные чувства, идеальная жизнь. Мне всего 18 лет, но кажется, что все мечты уже сбылись и счастье никогда не изменит своего намеченного курса. Я встретила Хетклифа полгода назад, когда моя семья переехала в северную часть Англии. Несмотря на древний род нашей семьи средств к существованию в то время оставалось совсем немного, и узнав об этом, графиня Уолбрен великодушно позволила поселиться нам в одном из своих поместий, окружавших замок. Дом, который мы заняли, был гораздо меньше того, в котором я выросла, но несмотря на это, внутри оказался весьма уютным.

Выйдя из кареты, первым, что я увидела – было огромное зеленое поле, простиравшееся до самого горизонта. Лишь по маленьким верхушкам деревьев, которые едва виднелись вдали, можно было понять, насколько оно было большим. Посередине стоял красивый каменный дом с бардовой черепицей на крыше. Цветные витражи на окнах так тепло и сонно переливались в золотистых лучах вечернего солнца, что казалось, будто рисунки на них оживали сами собой. Пока родители помогали грузчикам с коробками, мне на глаза попалась связка ключей, оставленных моей мамой на сидении рядом со мной. Внезапное жгучее желание заставило меня взять ключи, зачем-то незаметно выбраться из кареты, а затем со всех ног броситься к дому. Не знаю, заметили ли это родители, но тогда мне было все равно и почему-то так хотелось первой без лишних свидетелей открыть эту заветную дверь. Я почувствовала себя ребенком, будто мне снова было 8 лет, когда я была по-настоящему счастлива и думала, что так будет всегда. Вставив тяжелый ключ в большую замочную скважину и повернув его до упора, я услышала, как что-то в замке щелкнуло, после чего большая деревянная дверь из толстых досок сама подалась мне навстречу. Боязливо переступив порог, я сразу же почувствовала прохладный воздух, наполнивший грудь. Здесь давно уже никто не жил и дом не торопясь просыпался от нашего неожиданного вторжения. Необыкновенный запах сушеных трав и старого дерева приятно дурманил голову, оставляя желание повторить первый вдох, чтобы вновь и вновь возвращаться к приобретенным впечатлениям. Грусть по старому дому уже не была такой четкой, ее очертания размывались по мере того, как я все дальше проходила по темному коридору, ведущему в гостиную. Старые половицы едва поскрипывали под моими ногами, я шла осторожно, словно боясь разбудить кого-то невидимого своим присутствием. Зайдя в комнату, я увидела еще одно состояние этого дома – доброе и приветливое, слегка запыленное годами жизни без людей. Большие окна со светлыми рамами, невероятно красивый потолок расписанный облаками и ангелами, резная мебель из светло-орехового дерева – все это словно скучало по когда-то званным обедам, дружеским встречам и просто домашним посиделкам старых друзей у теплого камина. Окружающие предметы и обстановка невольно заставляли чувствовать себя желанным гостем в этом почти сказочном доме.

– Кира, ты долго еще собираешься здесь стоять? – тихий голос мамы от неожиданности заставил меня, пожалуй, уж слишком сильно вздрогнуть. – Боже, я не хотела тебя напугать, мы с отцом разносим вещи по комнатам, ты уже выбрала себе какую-нибудь?

– Еще нет, но я сейчас же это сделаю, дайте мне пять минут.

Поднявшись на второй этаж, я увидела несколько дверей, ничем не отличавшихся друг от друга, впрочем, как и сами комнаты, за исключением еще одной, находившейся в самом конце коридора. Она была немного меньше остальных, но окна спальни выходили на другую сторону дома, откуда открывался невероятный вид на закатное солнце, которое будто скатывалось вниз с верхушек хвойного леса. Отдавая последние, самые яркие лучи пурпурно-огненного цвета, оно словно хотело хотя бы еще раз согреть это огромное поле своим уходящим теплом. Присев на большой подоконник, я считала секунды вместе с этим солнцем до наступления сумерек. «…четыре, пять, шесть…» Грохот ящиков и коробок не заставил себя ждать, а виновником всего шума оказался папа.

– О, я смотрю ты уже нашла свою комнату. Думаю, она как раз для тебя – он как всегда успел вперед меня самой угадать мое настроение.

– Да, я думаю, она подойдет, здесь даже мило, надо только вымести немного пыли.

– Немного? Хах, ты моя шутница, этим займется горничная, а сейчас, если ты не сильно устала, графиня Уолбрен звала нас на ужин. Думаю, не стоит отказываться от такого великодушия, ну или хотя бы в знак признательности не лишним было бы показаться новым соседям. – подмигнув, папа невольно заставил меня улыбнуться. Он всегда так делал, когда видел, что мне грустно и это всегда срабатывало.

– Да, папа ты прав, иди, я скоро тебя догоню. – отец быстро подошел ко мне и легонько обняв, поцеловал в щеку:

– Ладно, только не задерживайся, мы с мамой будем ждать тебя в карете. – еще раз обняв меня, он вышел из комнаты. По громким шагам отца можно было проследить весь его путь до самой подъездной дорожки.

Еще раз оглядев комнату, я заметила большое старое зеркало, стоявшее в углу. Оно было накрыто белой простыней, но старая узорная рама словно украдкой выглядывала, явно не желая скрывать себя от посторонних глаз. Освободив зеркало от тяжелой вуали я была удивлена его размерами. В высоту оно оказалось примерно на голову выше меня, не считая широкой рамы. Возможно до меня здесь жила леди под два метра ростом если не выше. Едва ли такое зеркало к себе в комнату поставил бы мужчина…. Удивительно, на сколько тонкими и красивыми оказались узоры, будто эти эльфы и прекрасные цветы просто были присыпаны сверху золотой пыльцой….

– Кира, поторопись милая, нехорошо заставлять графиню ждать! – папин голос заставил очнуться от непонятных размышлений. Времени на переодевания уже не было. «Придется появиться на ужине в дорожном платье… Мама будет недовольна, но думаю, казни удастся избежать, если я соберусь и заставлю себя весь вечер просидеть за столом и с важным видом вести скучные беседы с новыми соседями о том какие книги я читаю, какую марку косметики предпочитаю и что я наконец думаю о новых коллекциях одежды французских модельеров… Боже, уже хочется бежать. Ладно, Кира, соберись и улыбайся, деваться тебе некуда.»

До замка Уолбренов можно было вполне дойти пешком меньше, чем за двадцать минут или хотя бы доехать на обычной машине, но мама считала, что наше положение в обществе просто обязывало нас передвигаться исключительно на каретах в сопровождении всевозможных почестей. Да, пожалуй, кроме положения в обществе от рода Венсил уже ничего не осталось, появление трэнков в нашей стране сильно изменило многие привычные ей вещи и порядки.

Карета остановилась, и я с радостью надеялась отвлечься от мрачных мыслей. Яркие огни замка настойчиво привлекали внимание к его надменному величию. Как и во всех замках, где мне раньше приходилось бывать, здесь было очень много слуг в таких одеждах, какие мог себе позволить далеко не каждый вельможа. Огромное количество денег здесь тратилось только на излишние доказательства того положения, что занимал их хозяин. Точнее, хозяйка… и ее сын. Многие бедняки просто погибали на улицах от голода, когда здесь чуть ли не каждая вещь была покрыта золотом и платиной на несколько слоев. Огромные залы, мраморные стены и колонны, изысканный фарфор, редкие птицы все в тех же золотых клетках – все это навевало на меня только большую грусть и тоску. Когда наша семья потеряла практически все, я надеялась, что это поможет родителям очнуться от всего ненастоящего, что окутывало их жизнь и позволит им взглянуть на вещи гораздо более ценные. Но я ошиблась, лишившись всех денег, тяжело отказаться от старых привычек. Пользуясь поддержкой королевы и нескольких высокопоставленных членов нашего общества, графов и рыцарей, родители продолжали вести свою жизнь в привычном ритме, не задумываясь об ответе, который нам всем придется рано или поздно держать за свои поступки.

«Скучно».

Графиня приняла нас с распростертыми объятьями и лучезарной улыбкой пожилой леди. Несмотря на свой возраст она все еще носила платья с весьма откровенными декольте, но для нее это всего лишь было еще одним поводом надеть одно из десятка или сотни своих колье с большим количеством редких драгоценных камней. Графиня не позволила нам присесть за стол до тех пор, пока не представила нас каждому из своих гостей, и сегодня их было довольно много. В основном графы, бароны, а также несколько самых успешных бизнесменов-миллиардеров, которым, в отличие от всех остальных посчастливилось присутствовать на этом приеме только благодаря своим неприлично огромным состояниям. Статус и твои деньги – вот, что здесь для всех имело значение. Раз за разом в довольной улыбке графини легко можно было прочитать неподдельную гордость за такую щедрую с ее стороны благотворительность, ведь именно ее спасительная рука не дала одному из древнейших родов Англии кануть в небытие. В общем, на этом вечере мы были в роли цирковых собачек или питомцев зоопарка, на которых всем представилась возможность поглазеть. За столом красивая пытка приблизилась ко мне на столько, что я могла чувствовать, как ее душное дыхание неприятно скользит по коже.

– Милая Кира, расскажите нам пожалуйста, как вы находите старое поместье графини? Я слышала внутри весьма мрачно, и вся эта старая мебель… даже представить трудно, на сколько жутко там может быть.

Знакомьтесь, очередная дочь очередного графа Кэтрин Мэнсфилд, уверенная в том, что ее положение в обществе и деньги отца позволяют ей навязывать свое мнение остальным. Мне очень хотелось просто проигнорировать ее вопрос, но пристальные взгляды, обращенные в мою сторону, конечно же, не позволили мне этого сделать.

– Уверяю, вас, Кэтрин внутри там нет ничего ужасного, напротив старинная мебель и обстановка придают этому поместью некую особенность с его неповторимой историей.

– Что ж, вам виднее, Кира, хотя я очень восхищаюсь вашим желанием видеть все в положительном свете, учитывая непростую ситуацию, в которой оказалась ваша семья… – еще один фальшивый взгляд сожаления, любая актерская труппа позавидовала бы этому сборищу притворщиков. Еще одна благодарная улыбка от меня в ответ.

«И сколько их еще будет сегодня?»

– Кира, вы сегодня кажется в дорожном платье, неужели у вас не хватило слуг, чтобы вовремя распаковать все вещи?

– Нет, дело вовсе не в этом, просто по приезду в поместье у меня были другие дела, и я совсем забыла про свой гардероб.

– Оу, в любом случае, Кира, если у вас есть какие-либо проблемы по этому вопросу вы можете всегда обратиться ко мне. У нас с вами похоже один размер, и я с радостью одолжу вам несколько своих платьев, да и всего, что вам будет нужно. К тому же, все знают, что я никогда не надеваю один и тот же наряд более одного раза. – дочь графа и графини Натали Беррингтон – любезна ничуть ни меньше остальных. Едкий смешок заскользил вниз по шелковым юбкам.

– Кира, а как себя чувствует ваш отец, ему, наверное, сейчас тяжелее всех в семье?

«Боже, это труднее, чем я думала, похоже сегодня – я добыча для этих стервятников!»

– Леди, прошу меня простить, здесь слишком душно, обещаю присоединиться к вам чуть позже. – Я уже почти сделала первый шаг, но путь к моему побегу был тут же прегражден. Снова вездесущая Кэтрин.

– Быть может, вам составить компанию? Ведь вы раньше не бывали в замке Уолбренов.

– Нет, Кэтрин, большое спасибо, уверена, что справлюсь сама, не скучайте. – мои шаги были на столько быстрыми, на сколько это позволял этикет, хотя, честно говоря, в тот момент было совсем не до него. Мне как можно скорее хотелось уйти из этого огромного зала, оставив позади любопытную и ненасытную толпу. Выбежав в сад, я с жадностью сделала тихий, но прерывистый вдох. Ночной влажный воздух наполнил тело приятным ознобом, освобождая мысли от роя неприятных ощущений. Казалось, вокруг не было ни души. Обсуждение нашей семьи было в самом разгаре, и никто из гостей не собирался покидать замок прежде чем получил бы полное удовлетворение от своего «искреннего» сочувствия. Представляю, каково было родителям. Прислонившись к стене, заросшей вьюнком, я все еще не могла отделаться от этого противного чувства, все они словно шуты играли перед друг другом комедию высшего света, борясь за идеалы, которые когда-то бессмысленно придумали себе сами. Особенно сейчас, когда вся твоя жизнь зависит лишь от количества нулей на твоем счете в банке… Резкий шорох за углом мгновенно переключил мое внимание. Несмотря на то, что я была недалеко от замка, чувство страха, казалось, подступало ко мне со всех сторон. Вполне возможно, что один из голодных тренков почувствовал мое настроение и решил прийти мне на «помощь», но сегодня я вовсе не нуждалась в их услугах. Меньше всего мне сейчас хотелось вести задушевную беседу, исход которой был бы явно не в мою пользу… Я еще не успела почувствовать какого-либо воздействия, но одно знала точно – как бы мне того не хотелось, нужно было скорее вернуться в замок. Шорох повторился – теперь уже стало совсем не смешно. Резко развернувшись на месте, я с силой оттолкнулась от земли, чтобы сделать первый шаг. Только тогда я поняла, как не заметно для самой себя ушла в самую глубь сада. Уже совсем стемнело. От леденящего душу страха каждое следующее движение давалось все труднее, ноги словно увязали в липкой трясине, я задыхалась, и сил становилось все меньше. Внезапно передо мной из ниоткуда возник темный силуэт. Бежать больше некуда. Последний вдох оборвался, потерявшись где-то в груди. Чувствуя, как тело отключается от сознания, я изо всех сил пыталась не закрывать глаза, чтобы хотя бы из последнего мгновения узнать, как именно для меня закончится сегодняшний день.

Глава 2 Я Умру из-за Тренка?

Единственное, что я успела почувствовать – то, как чья-то теплая рука обхватила мое правое запястье. Странно, но по рассказам руки у тренков очень холодные и ни один из них не стал бы помогать человеку, если бы тот вдруг начал падать. Этим существам никогда не было дела до нас, если только речь не заходила о нашей смерти.

Помню, как они впервые появились в Лондоне…. Это случилось почти 10 лет назад, тогда мне было всего восемь. Вылезая прямо из воды, огромной толпой они шли от набережной до самого дворца королевы, изредка поглядывая на остолбеневших прохожих своими красно-коричневыми маленькими глазами. Низкорослые полу-звери, с огромными носами и мощными челюстями, покрытые редкой щетинистой шерстью и грязными лохмотьями, они шли неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу, издавая непонятные звуки, больше напоминающие противный для слуха скрежет. Их появление было до такой степени неожиданным, что ни один человек не осмелился ничего предпринять до тех пор, пока они не остановились у ворот королевского дворца. Вперед вышел, как потом оказалось, их главарь – Сидэк, самый древний из трэнков. Осмотревшись и удостоверившись в том, что ворота им открывать никто не собирается, он не торопясь забрался на мемориал королевы Виктории. Затем, взгромоздившись прямо на плечи статуи своими большими лапами, еще раз огляделся и неожиданно для всех, невероятно громким голосом заговорил на нашем языке:

– Люди… Жители Лондона и всей Англии, мы пришли поговорить с человеком вашей власти. Прошу вас не противостоять нам…, среди вас нет ни одного, кто смог бы помешать нашим целям. Мы великодушно предлагаем принять жизнь вместе с теми, кто укажет вам новый путь.

Молчание… ни единого звука в ответ. Вероятно, тогда никто до сих пор так и не понял, что все происходящее вокруг реально, и этот нелепый сон никогда не кончится, потому что никто не засыпал. Через несколько секунд тишину прервут звуки полицейских сирен. Старший офицер, выйдя из машины, взял в руки громкоговоритель и с уставшим выражением лица начал стандартную беседу с «нарушителями».

– Сэр, здравствуйте, с вами разговаривает старший офицер полиции Гектор Вудсон, я представитель правопорядка в этом городе, что именно вы хотели обсудить?

– Я не разговариваю с рабами – лицо или морда Сидека, выражавшее в тот момент одно лишь презрение, ясно давало понять – он был недоволен тем, что офицер посмел заговорить с ним.

– Сэр, я еще раз прошу вас сказать, чего именно вы хотите добиться своим выступлением? Каковы ваши цели? – как ни странно старший офицер Вудсон на вид ничем не был удивлен. Ни устрашающий облик неизвестных существ, ни их требования не смогли сделать из него еще одного неподвижного наблюдателя.

– Мы не хотим насилия, – снисходительно продолжил монстр, – но если вскоре ворота не откроются, мы откроем их сами.

– Ваше требование – это прямое нарушение общественного порядка и неприкосновенности королевской семьи, если в ближайшее время вы и все ваши… – офицер замялся, подбирая нужное слово – единомышленники не покинете окрестностей замка, мы будем вынуждены применить слезоточивый газ.

– Свои игрушки можете оставить для себе подобных – едко усмехнувшись, Сидэк обратился к одному из рядом-стоявших трэнков, своему главному советнику и затем произнес:

– Матера, мы заходим!

Именно эти три слова положили начало новому миру, где человек больше не являлся вершиной пищевой цепи.

Огромной толпой почти все тренки вплотную подошли к центральным воротам. Ухватившись за их основание, они всего в два захода с ужасным металлическим скрежетом вырвали из бетонных плит несущие столбы. Большая часть ограждения покосилась и с грохотом упала на зеленый газон. Невероятно, сколько силы было в этих существах. Недоумевая от всего происходящего, полицейские, как и все остальные, наблюдавшие этот ставший реальностью кошмар, стояли в полном оцепенении, открыв рты. Едва ли кто-нибудь из них ожидал подобного, проснувшись тем утром в своей постели.

Следующие несколько секунд были секундами настоящего ада в городе Лондон. Сделав последнее предупреждение, полицейские открыли огонь по «уродцам» – это слово я хорошо запомнила, непривычно было слышать такое от тех, кто тогда являлся героем в твоих глазах. К огромному удивлению всех офицеров первая же выпущенная пуля прямо в голову одного из тренков, достигнув своей цели, просто отскочила и упала на асфальт, словно вывалившись из его черепа. Такая же участь постигла и все остальные пули. Проникая в их тела не больше, чем полсантиметра, они просто выталкивались обратно, не оставляя после себя никаких следов. Выпустив последнюю обойму, старший офицер уже хотел потянуться за второй, но молниеносная скорость тренков не позволила ему даже прикоснуться к карману с патронами. Трое рядом стоявших монстров из этой огромной толпы накинулись на Вудсона. Легко повалив его на землю, они с вопросительным взглядом уставились на Сидека.

– Сделав один одобрительный кивок, он быстро повернулся и с остальными тренками направился прямо к замку, на ходу, словно пушинки расшвыривая в стороны преданную королевскую охрану. Люди с их оружием были беспомощны против этих существ. Но никто из наблюдавших до самого последнего момента и представить не мог, что именно Сидек разрешил сделать своим слугам. Не прошло и секунды как эти трое накинулись на офицера как на кусок мяса. Дикий, почти нечеловеческий вопль заложил уши, и брызги густой багровой крови окропили лицо каждого, кто стоял рядом. Они разодрали его на части словно гиены, звук разрывающейся плоти и хруст костей был невыносим до тошноты. Запах свежей крови и рвоты смешался с воздухом. Едва ли когда-то ужас в глазах людей был велик на столько, как в те мгновения. Началась паника. Люди в шоке бежали к своим машинам и домам с широко раскрытыми глазами. Никто не верил в только что увиденное. Страх, дикое напряжение и единственное желание – не быть следующим на очереди в меню этих монстров. В сознании тогда все переворачивалось с ног на голову – «так просто не может быть! так не бывает….. кто они?....это конец?....» – но мысли совпадали у всех.

На следующий день, как передавали в новостях, Тренки все же ворвались во дворец. Несмотря на то, что для королевы и членов семьи уже заранее был приготовлен вертолет, тренки опередили их, проникнув на территорию дворца через восточные ворота. В то время как Сидек призывал жителей Лондона не противиться их новой судьбе, королевская семья уже была окружена его верными слугами. Как ни странно, в тот день больше не было жертв. Но то, что Сидек рассказал королеве все же не укладывалось ни в какой здравый смысл. Оказалось, что тренки – это древние магические существа, жившие на земле, а точнее под ней с того момента, когда человек сделал свой первый шаг. Лишь некоторые знали о их существовании, но цена этих знаний была слишком велика. Тренки питались только человеческими телами. И взамен за них готовы были дать многое. Точнее они могли дать все, чего только желал человек. Богатство, талант, красоту, здоровье, любовь…. Да, даже ее. Они никогда не нападали на людей как хищники, все тренки следовали беспрекословно единственному их правилу – желание в обмен на человеческую жизнь. Заключая сделку, их не волновало, как именно человек достанет им тело – не важно, свое или чужое, главное – это еще теплая кровь внутри. Все было не так просто, тренки ни за что не стали бы питаться падалью – их интересовало только свежее мясо. И чем сложнее было желание, тем больше оно стоило. Либо человек отдавал свою жизнь, либо несколько других взамен. Отсрочка составляла трое суток, то есть 72 часа. Как говорили тренки – все заслуживают шанса. Но с каждым столетием их голод становился все больше, одного тела монстру теперь хватало меньше, чем на неделю и простых сделок с желаниями было уже недостаточно. А тем временем, убийства, преступность, коррупция и алчность захлестывали мир, не давая ему возможности сделать спасительный вдох. Понимая это, тренки нашли решение, которое должно было стать началом нового порядка, порядка, при котором перед людьми открывалась вся правда их существования с невероятными возможностями.

Месяц спустя парламентом был издан новый указ о неприкосновенности новых членов нашего общества, тренков, в народе их уже прозвали «пожирателями». В любом случае обычному человеку нанести какой-либо вред тренкам не было возможным. Их огромная сила и практически полная неуязвимость еще в первый день дали понять, что начинать с ними войну просто бессмысленно и безрассудно. Любые протесты со стороны населения жестоко подавлялись правительством и военными, давая тем самым пожирателям найти лишний повод насытиться свежим человеческим мясом. Вкратце в новом указе были обозначены неоспоримые права тренков на получение всех тел после смерти людей. Не важно, от чего она наступала – от старости, тяжелой болезни или несчастного случая – все они заранее принадлежали пожирателям. Поначалу, родственники пытались прятать трупы, проводя похороны на заброшенных кладбищах, разрывая старые могилы, взламывая чужие склепы. Но тренков невозможно было обмануть, запах свежей крови вел их точно по следу, и люди были полностью перед ними бессильны. Никакие слезы и мольбы не могли остановить этих созданий, расшвыривая всех в разные стороны, они тут же принимались есть. Противно чавкая, с хрипом и бульканьем в горле проглатывая густую и теплую кровь, они до исступления вгрызались в мягкую плоть, жадно набивая свои животы чужой жизнью.

Еще через два месяца повсюду начали появляться объявления с непонятным на первый взгляд текстом: «Помощь добровольцам. Общемировой альянс тренков». Как выяснилось позже, добровольцами они называли самоубийц. Это означало, что любой желающий покончить с жизнью, мог обратиться за помощью к тренку, который в свою очередь делал все необходимое для того, чтобы человек ни при каких обстоятельствах не изменил своего решения. И это было достаточно просто для любого из пожирателей. Обладая сильной способностью внушения, они освобождали сознание человека от всех сомнений и «ненужных» мыслей, которые могли хоть как-то помешать намеченному событию. Оставаясь в обществе тренка один на один, доброволец не чувствовал ни боли, ни одиночества, ни страха, лишь спокойствие и смирение перед концом своей жизни приятно окутывали туманным облаком все, что он видел и ощущал в последний раз. Но со временем даже этого стало мало. Тренки все чаще появлялись среди людей, вливаясь в их привычную жизнь, и, постепенно все к ним привыкли. Многих верховных тренков приглашали на самые значимые события в городе, будь то открытие нового ночного клуба, день рождения успешного бизнесмена или королевский прием. Но вовсе не радушный прием в обществе волновал пожирателей. Приучив к своему присутствию людей, они получили неограниченный доступ к постоянному источнику самых свежих тел. Даже находясь в большой толпе, они могли прочитать мысли любого человека на расстоянии вытянутой руки. И этого им было более чем достаточно, чтобы понять, на сколько он близок к своему решению стать очередным добровольцем или новым клиентом. Порой, ничего неподозревающего прохожего достаточно было лишь осторожно подтолкнуть мимолетным ощущением отчаяния или разочарования, и вот он уже покорно шагает к своему преданному «помощнику». Конечно, многие люди знали правду о такой помощи, и статистика суицидов за последние пять лет говорила сама за себя, но правительство лишь закрывало на все глаза, аргументируя это высоким уровнем стресса, наркотиками и прочими отговорками, которыми всегда можно было откупиться от глупой толпы. Пожиратели также всячески активно не давали возможности просачиваться лишней информации в массы. СМИ находились под постоянным строжайшим контролем. Все протесты и митинги жестоко подавлялись при участии самих же пожирателей, а их предводители и основатели подвергались так называемому «суду без адвокатов», где после короткого рассмотрения дела сразу же выносился приговор. Обычно он ограничивался большим штрафом, но если у подсудимого не было достаточно денег, чтобы его оплатить – его отправляли в специальную тюрьму, где он выполнял особые исправительные работы на протяжении весьма неопределенного срока. Многие также сомневались, что подобные тюрьмы или исправительные лагеря вообще существовали, так как ни в одном из источников не было описано их конкретное местоположение, а на протяжении пяти лет существования еще ни один заключенный не вернулся оттуда домой.

Такая же участь постигла и моего отца, после того, как его обвинили в создании и предводительстве тайного общества, целью которого, было разоблачение пожирателей и поиск новых средств борьбы с «идеальной системой». Практически все его имущество было описано и передано во владение совместного фонда, право распоряжения которым государство имело лишь на бумаге. Большая его часть так или иначе контролировалась тренками. Однако, несмотря на очевидный риск, после приговора сообщество древних родов Англии изъявило желание стать опекуном нашей семьи, а также оказать всевозможную поддержку для безоговорочного восстановления статуса нашей фамилии и предоставления необходимой материальной помощи. Как ни странно, тренки дали свое согласие, объясняя это тем, что не меньше нас ценят историческое наследие любой страны без исключений. С их стороны это было словно пренебрежительным плевком в лицо нашей семьи, очередной раз демонстрирующий всем безграничную власть пожирателей над миром людей.

Так я и оказалась здесь, в поместье Леди Уолбрен. Измученная цирком благотворительности высшего света и напуганная до смерти неожиданной возможностью своей скорой кончины. Никогда не поймешь, на сколько сильно твое желание жить в этом мире, пока не окажешься перед выбором – смириться или продолжать жадно цепляться за последний шанс остаться тут.

Глава 3 Он Всего Лишь Один из Безликих

Все еще чувствуя это теплое прикосновение, я наконец открыла глаза. Надуманные картинки страха разом рассыпались, уступая место реальности такой, какой она была на самом деле. Передо мной стоял и держал меня за руку молодой граф Хэтклиф Уолбрен. Он ничуть не отличался от всех своих снимков с глянцевых обложек самых известных журналов. Бледная кожа, красивые, словно созданные скульптором тонкие черты лица, темные, слегка вьющиеся волосы и глаза цвета темного изумруда – все в нем было идеально. Только единственное ощущение на себе его живого, не замороженного фотографией, взгляда словно выбивало из колеи, не давая возможности чувствовать свой интерес к постороннему человеку на привычном допустимом месте. Легкая улыбка красивых губ, самодовольное выражение лица и отточенный этикетом поцелуй все той же руки, предательски начинающей дрожать от чрезмерно нахлынувших эмоций…или чувств, от всего, что делает каждый следующий вдох невероятно болезненным и трудным.

«Этого слишком много, к тому же лишние свидетели твоей очередной слабости сейчас совсем ни к чему».

Поспешно спрятав обожженную равнодушным правилом руку в складках платья, вместе с ней я с большим усилием приказала своим губам растянуться в приветливой улыбке. Упрямо пытаясь как можно глубже в душе спрятать свой уставший взгляд, я начала этот пустой разговор, едва справляясь со срывающимся голосом.

– Добрый вечер, Граф Уолбрен, если честно, не ожидала вас здесь увидеть.

«Чуть глубже вдох, еще немного заученных этикетных фраз и ты снова свободна со всеми своими переживаниями и мыслями.» – утешала я сама себя.

На лице графа появилось удивление. Не отводя от меня своего внимательного взгляда, будто ему удалось что-то заметить… хотя, едва ли. Богатые и знаменитые парни вроде него, по-моему, ежедневно тренируют такое выражение лица, чтобы в любой ситуации выгодно получиться на фотографии. Он задал вопрос, который я не совсем была готова отправить в кучу до тошноты ожидаемых:

– Неужели? А кого ожидали? – секундное замешательство не позволило вовремя найти подходящий ответ и разом избавиться от нежеланного собеседника. – Надеюсь не одного из тренков? – в его насмешливой улыбке виделось типичное поведение одного из богатых избалованных наследников, и улыбаться ему в ответ мне совершенно не хотелось.

– Нет, но на секунду мне показалось, что один из них следил за мной. – граф снова улыбнулся.

– Уверяю Вас, на территории замка вы не найдете ни одного, к тому же едва ли их интересует событие такого масштаба, Кира Вэнсил, я полагаю?

– Вы совершенно правы. Извините меня за мою неучтивость, граф, мне стоило гораздо раньше представиться Вам. – почти не дав мне закончить, он словно нетерпеливо хотел продолжить эту беседу.

– Что ж, будем знакомы, Кира… Позволите ли вы мне называть Вас по имени?

По неизвестным самой себе причинам я почему-то ответила:

– Как вам будет угодно, но взамен попрошу от вас того же.

«И зачем это мне? Ведь абсолютно все равно как его называть – он всего лишь один из многих похожих друг на друга… безликих внутри…»

– Кира, я хотел сказать, что всегда восхищался смелостью вашего отца, и очень рад, что совет согласился стать покровителем для вашей семьи, – немного наклонившись и заговорив гораздо тише, он продолжил – я думаю, что непростительно было бы позволить этим пожирателям так бездумно распоряжаться вашей судьбой. – это были первые слова за тот вечер, позволившие мне искренне улыбнуться в ответ.

– Большое спасибо Вам, Хетклиф, хотя порой я не совсем уверена в том, что опека совета – самое лучшее решение. – стоило только вспомнить начало приема.

– Видимо, Кэтрин со своей свитой решила весь сегодняшний вечер посвятить только вашей семье.

– Да, не понимаю, как только у моей мамы получается так легко не замечать подобных вещей. Видимо это талант.

– Возможно. – улыбнувшись на этот раз так задумчиво и немного грустно, Хетклиф уже не был похож на того избалованного мальчишку с глянцевой обложки. Что-то еще открывалось мне за слегка приподнятыми уголками этих красивых губ. Жестом пригласив меня пройтись по саду, он опустил глаза вниз, но я успела заметить то состояние взгляда, при котором человек смотрит в никуда, готовясь облечь значимые для него мысли в слова.

– Извини, Кира, быть может, это для тебя очень личная тема, но ты должна научиться изолировать себя от таких вещей. Все они глупы и никогда не поймут, что на самом деле является важным в жизни. Все это – высший свет, кроме сплетен, зависти и надуманной значимости от него ничего уже не осталось.

– Ты несомненно прав, просто сейчас в этом я совсем одна, и порой мне бывает очень тяжело, если бы только было возможным сбежать из-под этого купола и стереть из памяти людей все воспоминания о себе.

– Это возможно, особенно теперь, ты сама знаешь….

– Нет, только не такой ценой, я не хочу быть похожей на всех этих убийц. Тем более сейчас на Земле, наверное, уже не осталось такого места, где не было бы пожирателей. Этот мир поражен и изуродован болезнью, от которой у нас нет лекарства.

– Но это же не значит, что совсем ничего нельзя сделать. – сказав последнее слово, Хетклиф замолчал. Больше, чем уверена, что он сделал это нарочно, ожидая, что ему зададут вопрос.

– То есть?

Неожиданно он вскочил на одну из кованых скамеек и оттуда, как с постамента, подобно красноречивому оратору, продолжил говорить, наигранно сопровождая движением рук каждое свое слово.

– Мир такой, какой он есть, и если ты будешь страдать вместе с ним, легче просто стать одним из добровольцев и разом покончить со всеми неприятностями для себя. Надежда умирает последней как, говорится, так что живи изо всех сил, пока они у тебя есть. До конца света еще далеко, я думаю, в таком случае ничто не мешает тебе наслаждаться жизнью как таковой. Кажется, что у нас нет выбора, но есть душа и мысли, которым хозяева только мы сами.

Наклонившись, он сорвал с ближайшего куста белую розу и протянул ее мне.

Несмотря на то, что Хэтклиф пытался свести все сказанное им к шутке, мне не трудно было понять, что он думал так на самом деле. Осторожно взяв цветок под самым бутоном, чтобы не уколоться, я вдохнула его приятный сладкий аромат. Хэтклиф спрыгнул со своего постамента, и мы продолжили идти в сторону замка.

– Мне нравятся твои мысли, можно я заберу их себе? – любому другому мои слова показались бы полной чепухой, ведь «так не бывает» – говорили они.

Ответ Хетклифа подарил мне еще одну улыбку.

– Они твои, Кира, как и все остальные, и все, что ты когда-либо захочешь. – мы остановились. Он больше не улыбался, взгляд стал серьезным, словно он прожил на этой Земле уже 200 лет и знал, что я собираюсь сказать.

– Это ведь когда-нибудь кончится? И мы будем свободны, как когда-то были до пожирателей? – Хетклиф не отвечал, а лишь продолжал смотреть на меня все тем же взглядом. Возможно, на этот раз он не знал правильного ответа, но понимал и хотел найти его также сильно, как и я. Как же мне не хватало такого взгляда, до сегодняшнего дня, я действительно не догадывалась…, как сильно.

– Граф Уолбрен, графиня просила найти вас и передать, что все гости ждут вас для чествования семьи мисс Венсил. – голос дворецкого так внезапно врезался между нами. Еще один бедняга в дорогих одеждах, неуклюже покрывавших его трясущееся от страха тело. В замке Уолбренов графиня очень строго относилась ко всем своим слугам, малейший проступок означал единственное наказание – безвозвратный визит к тренкам в обмен на очередное ее желание. Раньше такие поступки должны были вызывать у всех людей только ужас, но теперь на такое никто не обращал особого внимания, кроме разве что близких родственников несчастной жертвы. Еще один новый порядок – быть безжалостными.

– Да, спасибо, Фрэнк, можешь передать, что мы сейчас придем. – легкая улыбка вновь украсила лицо Хетклифа – пойдем, не хочу давать матери повод для очередного наказания, никто не заслуживает такого. Не возражаешь? – протянув мне руку, он ждал моего ответа.

– Нет. – Улыбнувшись, я крепко сжала его ладонь.

– Леди, Венсил, а у вас сильная рука! – наигранно сдвинув брови, Хетклиф сделал удивленное лицо.

– Предложив помощь, не жалуйтесь, граф Уолбрен.

– Похоже, я обречен – рассмеявшись, мы пошли к замку, на ходу не переставая шутить. Кто бы мог подумать, что тем вечером мне повезет найти такого собеседника.

Когда мы вместе вошли в зал, навстречу нам устремились десятки любопытных и вопросительных взглядов. По ледяному взгляду Кэтрин было понятно, что она была особенно не довольна увиденным. Едва ли в ее планы входило то, что знаменитый и богатый граф Уолбрен станет общаться с дочерью осужденного и потерявшего все графа Вэнсила. Улыбка с лица графини также неожиданно исчезла, но затем была с усилием возвращена на место, ибо снять маску добродетели не так уж и просто, особенно при таком количестве свидетелей. В общем, остаток вечера перестал быть на столько невыносимым, было много красивых тостов, отец произнес благодарственную речь, а Хетклиф смело защищал меня от всевозможных нападок со стороны золотой молодежи Англии. Он вовсе не был похож на них, никакие правила, этикет или обязанности высшего света не могли одержать над ним верх, он делал то, что хотел, не боясь того, что о нем подумают эти недалекие люди. Он просто жил, наслаждаясь каждым моментом своей внутренней свободы. Не оставляя меня ни на минуту, он словно был хранителем всего того, что я так ценила в людях. Теперь я была не одна и знала, что на свете есть человек, который сможет понять меня как никто другой. По крайней мере я могла на это надеяться.

Прием начал подходить к концу, и все гости направились к своим автомобилям и каретам.

– Кира! Вот ты где! А я весь вечер тебя ищу! – мама появилась перед нами на столько неожиданно, что я невольно схватила Хетклифа за руку, заметив это, она тут же переключила все свое внимание на него.

– О! Молодой граф Уолбрен, большая честь вас увидеть, ваша матушка организовала прекрасный прием! Щедрости ее нет границ! Передайте ей мою безграничную благодарность.

– Непременно, леди Венсил, передам. – поклонившись, Хетклиф поцеловал ей руку.

– Оооо, ну зачем же так официально, можно просто Эмилия, чины нам тут ни к чему! – продолжая мило хихикать и улыбаться, мама очень умело скрывала свою усталость, но по ее взгляду было заметно, что все эти слухи и непрестанные намеки на нынешнее положение нашей семьи отняли у нее много сил. Очень непросто было не обращать внимание на то, о чем тебе напоминают раз по сто за вечер. Но она не сдавалась, как бы ни было тяжело, у нее всегда находились силы для того чтобы улыбаться всем в ответ и поддерживать нас с отцом. Возможно, только поэтому папа все еще держался и тоже старался делать вид, что все в порядке, несмотря на то, что мысли о том, что он подвел свою семью и единомышленников никогда не оставляли его.

– Кира, дорогая, я думаю нам пора, отец уже ждет нас в карете.

– Да, я думаю самое время. – похоже цирковой показ наконец-то был окончен.

– А вас, граф Уолбрен, я приглашаю с матушкой на завтрашний обед, Питер подстрелил сегодня несколько молодых куропаток, так что должно получиться отменное жаркое. В общем, ждем вас к двум часам обязательно. Я смотрю, вы с Кирой подружились, так что вам у нас точно не будет скучно! – Переведя взгляд с мамы на меня и улыбнувшись, Хетклиф учтиво ответил:

– Вне всяких сомнений, обещаю, вам, миссис Венсил, мы с матушкой обязательно придем. – закончив предложение поклоном, он вдруг задал мне неожиданный вопрос. – Кира, мы с друзьями хотели сегодня посетить один бар, хочешь с нами? Думаю, многие были бы рады поближе познакомиться с тобой. – он указал рукой на нескольких человек, ждавших его у выхода.

Посмотрев на них, я увидела все тех же золотых деток, среди которых конечно же была Кэтрин. На самом деле мне очень хотелось пойти с Хэтклифом, но на сегодня их общества, и особенно общества Кэтрин мне было более чем достаточно.

– Большое спасибо, но сегодня я уже слишком устала, в любой другой раз с удовольствием приму твое приглашение.

– Я понимаю, тогда с нетерпением буду ждать завтрашнего дня, спокойной ночи, Кира.

– Спокойной ночи. – отпустив его руку, я пошла вместе с мамой к карете, чтобы наконец-то уехать домой.

Во время обратной дороги домой, сидя в карете рядом с мамой, я прокручивала в голове воспоминания о том вечере. Вся эта сверкающая толпа, колкие вопросы, сочувствующие взгляды и все вокруг сливалось в одно большое пятно до момента моей встречи с ним. Дальше время будто замедлялось, по очереди воспроизводя передо мной отдельные фрагменты. Прикосновение, взгляд, звучание его голоса. Я, наверное, могла бы наблюдать за этим сколько угодно времени, но вдруг почувствовала, как мама начала тихонько трясти меня за плечо. Скорее всего она подумала, что я сильно устала за вечер и заснула в дороге. Отчасти так и было. Мы приехали домой.

Войдя в свою спальню, я увидела, что Меринда уже успела распаковать почти все мои вещи. Из-за белых полупрозрачных навесов кровать казалась просто огромной, в комнате приятно пахло холодным осенним воздухом и свежими простынями. Идеально для крепкого сна. Подойдя к окну, я распахнула его настежь и сделала глубокий жадный вдох. Волшебный холодный запах согрелся внутри меня, это невероятно и непостижимо. Сколько свободы можно ощутить лишь в одном таком вдохе, были бы только крылья, чтобы взлететь как можно выше в небо и никогда больше не вернуться на эту грешную землю. Закрыв глаза, я представляла свой полет.

«О, Боже спасибо тебе за то, что дал нам возможность мечтать, ничего на свете нет прекраснее мечты, что ты так бережно хранишь в своей душе, и принадлежит она только тебе одному.»

Внезапно, звук сломанной ветки заставил меня непроизвольно открыть глаза. На улице было уже слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Даже задержав дыхание почти на целую минуту, мне так и не удалось услышать ничего подозрительного. Возможно, это был всего лишь барсук или какой-то другой ночной зверек. Закрыв окно, я оставила приоткрытой маленькую форточку, чтобы не лишать себя этого необыкновенного ночного воздуха. Забравшись под пушистое одеяло и, приятно поежившись несколько секунд, я почувствовала, как теплый сон приятно окутывает все тело. Теперь мои мысли были где-то в другом мире, совсем далеко от этого шумного вечера.

Глава 4 Утро в Туманном Поле

Просыпаясь от свиста закипающего чайника, я медленно открыла глаза. В постели было так тепло и хорошо, что мне поначалу даже не хотелось вставать. Часы показывали 11:12 утра, значит, я определенно выспалась. Медленно приподнявшись, я еще раз закрыла глаза, чтобы проверить, не захочется ли поспать еще немного, тем более, торопиться было совершенно некуда, благо, что Академия в связи с переездом давала мне неделю каникул.

«Хотя, стоп….»

Воспоминание о мамином приглашении для Уолбренов на обед словно стрела пронзило голову. Остатки утренней сонливости мгновенно улетучились, а мысли наполнились обрывками вчерашнего вечера. Встреча с Хетклифом, прогулка в саду, все же, я очень надеялась, что все мои впечатления о нем окажутся правдивыми, и я не увижу лишь еще одного человека, умеющего маскировать внутреннюю пустоту красивыми словами. Мне очень нужно было увидеть его хотя бы еще раз, что бы полностью довериться своей интуиции. Но встретить графа и графиню не в пижаме сейчас являлось приоритетной задачей, так что первым делом я отправилась в душ.

Через полчаса, наконец, почти приведя себя в порядок, я сидела перед зеркалом и упорно пыталась придумать что-нибудь с волосами, вот только влажные упрямые локоны никак не хотели поддаваться, рухнув на стол, я сердито смотрела на свое лохматое отражение. В комнату постучались. Соскочив со стула, я уже морально готовилась к самому худшему. Вопреки всем моим опасениям это была Меринда, между прочим, весьма кстати, только ей удавалось управляться со стогом на моей голове.

– Кира, доброе утро, точнее уже день, ты так крепко спала, не хотела тебя будить. – ее добрая улыбка на лице с милыми морщинками-лучиками в уголках глаз всегда вызывала в душе то непонятное тепло, которым хотелось поделиться со всеми, кто находился поблизости. Но так как чаще всего никого рядом не оказывалось, то единственное, что я могла сделать – это просто улыбнуться в ответ. Меринда была для меня как вторая мама. Посвятив нашей семье много лет, она ни разу не давала нам ни намека на свою личную жизнь, и поэтому у нее, наверное, до сих пор не было своих детей. Грустно – скажете вы, но если человек на столько предан другим людям, что посвящает им целую жизнь, возможно об этом тоже стоит задуматься, ведь далеко не каждый готов на такое. Подумайте, если бы к вам однажды подошли и сказали, что с сегодняшнего дня вы будете работать прислугой у каких-то там людей всю оставшуюся жизнь. Большинство сразу же не на шутку огорчились бы. Потому что не готовы так собой жертвовать ради посторонних. Мало кто готов. Но Меринда вовсе не была такой, в ее больших серых глазах всегда можно было найти столько заботы, любви и понимания, что казалось, все твои проблемы отодвигались куда-то далеко, ведь с тобой рядом был такой прекрасный человек. Все беды и неприятности, свалившиеся на нашу семью после ареста отца, Меринда словно пропускала через себя, очень сильно переживая, она держалась до последнего, стараясь не показывать своих чувств, особенно при маме, которой тогда больше всех нужна была наша поддержка.

Иногда я украдкой смотрела на нее из-за угла кухни, где она по вечерам мыла посуду и видела, как капля за каплей тихо падали в мыльную пену ее слезы. Как же мне хотелось в такие моменты обнять ее, успокоить и сказать, что завтра мы обязательно что-нибудь придумаем и все конечно же будет хорошо, но я знала, если сделаю это, мы вдвоем разрыдаемся и скорее всего разбудим маму, ее слез я бы точно не вынесла, поэтому, мне оставалось лишь молча, сжав кулаки до боли, смотреть как Мэринда плачет в одиночестве. Слава Богу, все это было в почти далеком прошлом.

– Кира, ты меня слушаешь? – воспоминания снова застали меня врасплох.

– Да?! Прости, Меринда, ты что-то сказала? – ответила я, усиленно пытаясь привыкнуть к вновь возникшей вокруг меня реальности.

– Да, я спрашивала, как мне сегодня причесать твои волосы? Наверняка ты захочешь что-то особенное, ведь сегодня сам граф Уолбрен почтит нас своим присутствием. – хитро прищурив глаза, Меринда довольно улыбнулась и ткнула меня в бок – не смотря ни на что, чувства юмора этой женщине было не занимать.

– Ай! Меринда! Нет! Ничего особенного, просто сделай так, чтобы они не торчали во все стороны.

– Хорошо, тогда, думаю, это будет коса.

– Как тебе угодно. – буркнула я.

– Ну не дуйся, Кира, я же знаю, что он тебе всегда нравился, наверное, еще с первого дня, как ты поступила в академию. – возмущению моему не было предела.

– Что? Меринда?! Ты себе травы лишней в чай случаем не насыпала? Что значит нравится? – не знаю почему, но мне никак не хотелось с ней соглашаться. – Просто после вчерашнего вечера я нахожу его весьма интересным собеседником с возможно неглупыми мыслями.

Едва сдерживая смех, Меринда поспешила переспросить:

– С возможно неглупыми? Кира, о чем ты? Ты же всегда говорила, что он очередной маменькин сынок, ловелас, и как же еще ты его называла…. – всерьез задумавшись на несколько секунд, Меринда наконец-то дала мне возможность передохнуть, чтобы не сгореть от стыда изо всех своих поспешных мыслей. Все-таки невозможно узнать человека не общаясь с ним, хотя порой даже самые изученные экземпляры способны преподносить вам сюрпризы. Но в любом случае, люди, не слушайте, что говорят вокруг, слушайте то, что говорят поступки, причем, чем дольше вы слушаете, тем четче сможете разглядеть интересующую вас картинку.

– А! Самоуверенный выскочка! – эти слова Меринда произнесла громче, чем следовало, и следующие события никаким образом не вписывались в круг ожидаемых.

Раздался стук в дверь.

После небольшого замешательства и полсотни промелькнувших мыслей, я наконец ответила:

– Войдите…. – дальше от увиденного мой рот открылся, а челюсть отвисла сама собой, будто к ней прицепили нехилый по тяжести груз.

– Добрый день, Кира, рад тебя видеть, мэм, – сделав элегантный поклон, Хетклиф почему-то смотрел на меня в упор и довольно улыбался. Первые пару секунд я даже не могла понять причину его широкой улыбки, но потом, голову снова будто прострелило.

«Боже!!! Он, что, все это время стоял за дверью и все слышал??!! И Меринда очень кстати сдала меня со всеми секретами сама того не подозревая, Боже!!! Ну за что?! Вот и завела себе новых друзей…. Мда… а если он только что подошел? Тогда он ничего и вовсе не слышал. Да, такое тоже вполне может быть, почему бы и нет…Да… а если нет?!!»

Закипающие мысли в моей голове, готовы были уже как пенящееся молоко убежать с плиты, если бы Хетклиф с наслаждением все это время наблюдающий за моим постепенно багровеющим лицом, вновь не заговорил.

– Твоя мама сказала, что ты в своей комнате, поэтому я сразу решил подняться, хотел увидеть тебя до начала обеда со всеми почестями, надеюсь, я не помешал? – не знаю почему, но слово «почести» почему-то вызвало у меня нервный смешок.

«Так это уже слишком…»

– Да, мы с Мериндой уже закончили, спасибо Мери, можешь идти. – настойчиво разрешила я. Едва сдерживая улыбку, она молча поклонилась и быстро вышла из комнаты. Проводив ее строгим взглядом, я закрыла дверь с мыслью о том, что мы с Хэтклифом впервые остались наедине в таком тесном пространстве. После распаковки вещей места в моей новой комнате поубавилось, но менее уютной от этого она не стала.

– Так это твоя комната? – прохаживаясь, словно у себя дома, Хетклиф с интересом все разглядывал. – В доме полно комнат побольше, почему ты выбрала именно эту?

– Из-за заката. Присаживайся куда удобно.

– А что с рассветом? – долго не раздумывая, он по-хозяйски плюхнулся на мой прикроватный пуфик. Я села обратно на стул перед столиком с зеркалом. Несмотря на то, что еще вчера мы с Хэтклифом под руку прогуливались у всех на виду, в то утро я решила, что лучше всего будет пока оставить между нами небольшую дистанцию.

– Отсюда я еще ни разу его не видела. – а ведь правда… Его слова заставили меня задуматься.

– Так значит ты соня, и проснулась, наверное, не больше часа назад?

– Что-то около того, светские вечера весьма скучные и поэтому очень быстро утомляют.

– Весьма строгая у нас получается беседа, не находишь? – опомнившись от непонятного ощущения скованности, я наконец-то пришла в себя.

– Да, извини, видимо я еще не проснулась. Как вчерашняя поездка в бар? Хорошо провели время? – в памяти неожиданно промелькнуло лицо Кэтрин с ее надменным взглядом, от этого сразу стало как-то не по себе.

– Ну, учитывая, что она закончилась на рассвете, который ты кстати не имела удовольствие созерцать, да, все было здорово… – видимо ожидая какой-либо моей реакции он специально сделал небольшую паузу, – но увы, жаль, только тебя там не было, но ты, как я понял не любительница такого времяпрепровождения. – и еще один ожидающий взгляд.

«Он что, меня дразнит?»

– Нет, дело не в этом, просто я и правда вчера сильно устала.

– Да ладно, ты, наверное, в жизни ни разу не развлекалась по-настоящему? – искорки в его зеленых глазах медленно убивали мое спокойствие. Не секрет, что у всех детей, чьи родители имели не один крупный счет в банке, есть огромное количество возможностей для развлечений в этом городе. И мы ими не задумываясь пользовались. Ночные клубы, автогонки, сомнительные вещества, все самые дорогие способы просто провести очередной вечер были в нашем распоряжении. До приговора тренков мы с подругами могли войти в любое заведение этого города, нужно было только заплатить, где-то больше, где-то меньше, но это не имело никакого значения, когда в тебе просыпается желание к веселью, легко доступному и безответственному, полностью бесконтрольному, жаждущему своего удовлетворения. Тогда я мало задумывалась о том, сколько денег мы тратили на вещи абсолютно пустые, воспоминания о которых были похожи одно на другое снова и снова. Возможно, именно недавние события позволили мне взглянуть на ценность казалось бы самых обычных вещей совершенно по-другому. Великим сокровищем для меня стало то, что порой едва можно уловить в своих мыслях. То необыкновенное состояние души, когда ты чувствуешь, как почти растворяешься в ночном воздухе, позволяя мыслям и ощущениям вести тебя туда, где никто и никогда еще не был. То, что у тебя есть родные и близкие люди. Ни одно в мире развлечение не заменит их любовь, за которою совсем ничего не нужно платить.

– Думаю, когда-нибудь я смогу убедить тебя в обратном – ответила я, изобразив надменное выражение лица. Ехидная улыбка на лице Хетклифа сменилась легким удивлением.

– Да? Что ж, не могу дождаться, точнее ловлю тебя на слове – подмигнув, он вскочил с места и буквально в три больших шага подошел к окну. – А вид отсюда и правда завораживает… – задумчиво вглядываясь куда-то за макушки деревьев, он неожиданно развернулся, подбежал ко мне и быстро спросил:

– Не хочешь прогуляться?

– Хочу! – я ответила не задумываясь, так как совсем не хотела тратить очередные два часа за обедом в высшем обществе.

– Только нужно постараться уйти незамеченными, будем спускаться по черной лестнице и выйдем через кухню.

– Ну, так чего же мы ждем? – спросила я с нетерпением.

– И правда! – схватив меня за руку, Хетклиф побежал с такой скоростью, что я едва успевала за ним, боясь упасть, я тихо завопила:

– Хетклиф! Ты нас угробишь! Тише! Так нас точно заметят и посадят за стол – прокрадываясь мимо гостиной, мы как шпионы шли цыпочках, стараясь не издать ни звука. Но вдруг, как на зло, одна из старых досок под ногами взяла жалобную скрипучую ноту. Услышав это, все родители, конечно же, одновременно посмотрели в нашу сторону.

– Ну все, они заметили, бежим!!! – дернув меня за руку, Хетклиф понесся изо всех сил, будто испепеляющий взгляд его матери и правда мог прожечь в нем дырку.

– Хеееетклиф!!! Но они же…. Все…. Ви-де-ели!!!! – пыталась выкрикнуть последнее слово на бегу, я задыхалась от хохота. Мы бежали и как сумасшедшие смеялись до тех пор, пока не свалились без сил посреди поля.

– Ааааахпхахахаха! Нет, ты видела их лица?! А моей матери?! Она готова была просто сгореть на месте от возмущения, а глаза у нее еще чуть-чуть и точно вылезли бы из орбит, хахахаха!!!

– Похоже, теперь она навечно возненавидит меня, хахахах, бьюсь об заклад, она уверена, что это была полностью моя идея. – лицо Хетклифа неожиданно стало серьезным.

– А разве нет?

– Что? Ты же первый предложил…

– Да, но только потому, что ты сама этого хотела… – слов больше не осталось, и я лишь продолжала изумленно на него смотреть, ведь он говорил то, что я так давно хотела услышать. – Или может, я ошибся, и твоим великим желанием было остаться на этом обеде? – хитро подняв правую бровь, Хэтклиф указал рукой в сторону дома. Замолчав, он снова ожидающе посмотрел мне в глаза.

– Спасибо… Мне очень было нужно именно это – с усилием отрывая себя от его взгляда, я понимала, что еще немного и контроль над собой полетит ко всем чертям, мне срочно нужно было увеличить расстояние между нами. Поднявшись с земли, я почувствовала, как меня резко повело в сторону, Хетклифу едва удалось меня подхватить.

– Ты всегда будешь оказываться рядом, когда я буду падать?

– Да уж, похоже, это скоро превратится в рефлекс – усмехнувшись, он резко развернул меня к себе – Но я не против. – горячая кровь с силой ударила по вискам, сердце радостно сделало первый сильный толчок, словно очнувшись от долгого и скучного сна. Затем второй, третий, еще и еще, пока звуки ударов, как мне казалось, не слились в один сплошной гул. Хетклиф смотрел на меня не отрываясь, не скрывая того, как ему тяжело было держать себя в руках, но не смотря на это, он все еще не делал первый шаг.

– Значит, хорошие рефлексы нужно поощрять.

«Поиграть или не поиграть?… Конечно же поиграть!»

Хитрая полуулыбка сама собой возникла на моем лице. От прошлой жизни никуда не деться, даже если ты думаешь, что обратного пути просто не может быть. То, что ты на протяжении нескольких лет словно шутя позволял себе делать, нельзя с такой же легкостью выкинуть из своего характера. Теперь это часть тебя, и как бы ты ни старался, избавиться от этого навсегда уже нет возможности.

По взгляду Хетклифа я буквально могла прочитать, что он уже был готов принять от меня благодарность. Переведя взгляд на мои губы, он сильнее притянул меня к себе. Я непроизвольно сделала последний спасительный вдох. Но игра только начиналась. Медленно проведя пальчиком вниз по его губам, я чувствовала, как невыносима становилась для него эта близость словно в миллиметре от застывших в вечном ожидании желаний. Я не знала, что именно делать дальше, но внезапно поняла, что тратить время на ложь именно с этим человеком мне хотелось меньше всего. Прикосновение к его губам так легко заставило сердце в одно мгновение разорваться на тысячи частей, и затем, собравшись заново в одно целое, забиться словно в агонии, умоляя дать ему следующую порцию этого сладкого наркотика. Это невероятно – чувствовать взаимное влечение другого человека к себе. Парализуя и доводя до сумасшествия, оно делает твое дыхание горячим и вязким, после вовсе лишая возможности дышать, оно поглощает тебя, оставляя мысли далеко за пределами твоих желаний. Все, чего ты хочешь – это быть рядом, ощущая плавящийся воздух между вашими телами и бесконтрольное биение сердца того, кому ты так нужен именно сейчас. Голова кружилась, и я все еще боялась открыть глаза. Казалось, что мой сон, который я уже видела до этого миллионы раз, сбывался наяву. Впервые в моей душе возникло ответное чувство к другому человеку и не важно, на сколько долго оно могло там оставаться, и что было бы потом, одно его появление стоило всего на этом свете. В красивых глазах изумрудного цвета я видела в тот момент все, без чего казалось бы раньше так больно было задумываться о всех своих сокровенных мечтах. Одиночество наконец-то покинуло меня, потеряв все возможности снова стать частью моей жизни.

Глава 5 Жидкий Огонь

Оказавшись в клубе, я сразу же увидела всех своих, как я тогда считала, хороших друзей и знакомых. Их удивленные и оценивающие взгляды не заставили себя ждать, и то и дело скользили по руке Хетклифа крепко сжимавшей мою. Как ни странно, в тот вечер мне совсем не хотелось с радостными криками бежать им на встречу и с наигранным видом полного счастья и веселья обнимать и целовать каждого из этих людей. Все мое внимание тогда принадлежало единственному человеку, который так же, как и я с жадностью ловил каждое мое движение. К полуночи мы превратили танцпол в человеческий огонь. Никто не мог устоять перед пронизывающими все тело басами, потоками вводящих в транс звуками музыки и сумасшедшим, диким танцем, излучавшим мириады волн голодного влечения, которое с каждым битом так неистово обжигало кожу.

– Ты хочешь меня напоить? – я задала вопрос Хетклифу, откинувшись на спинку дивана и жадно вдыхая душный воздух. Пододвигая ко мне очередной стакан с невероятной смесью алкоголя, он снова красиво улыбнулся, нескромно проведя кончиками пальцев вниз по моей шее. Словно небольшой разряд тока, его прикосновение заставило меня глубже вдохнуть, теперь он играл со мной, наслаждаясь моей реакцией. Каждый новый поцелуй будто останавливал время вокруг, мысли, казавшиеся такими лишними в тот момент, обреченно сдавались желаниям, совершенно новым и диким, контролировать которые больше не было нужно. Я вернулась в тот мир, от которого так долго бежала, ночи в клубах, алкоголь, веселье, доводящее до безумия… Попробовав раз, уже так трудно остановиться. Но теперь я шла на все это, оставив свой скучающий взгляд позади, рядом со мной был тот, кто превращал каждую секунду обычного времени в нереальный калейдоскоп мгновений, складывающихся в такое простое слово «жизнь». И она наконец-то стала настоящей, какой я страстно ее желала, позволив с закрытыми глазами довериться единственному настоящему чувству во всем окружавшем тогда меня мире.

Каждый новый день, проведенный с Хетклифом, через края проливался сотнями наших улыбок, смеха, огромного желания быть рядом всегда, словно два сумасшедших, мы были готовы на что угодно, любое, даже самое бредовое желание не встречало ни одного отказа. Не выдумывая для себя «нормального» поведения, мы были свободны и счастливы только потому, что могли позволить себе то, чего лишали себя все остальные, боязливо прячась позади правил, которые они создали сами. Осознание этого давало приятное ощущение превосходства над всем их обществом. Нам казалось, что мы были выше всех этих людей, неписанные законы которых не значили для нас абсолютно ничего. Многие из них осуждающе смотрели со стороны, кто-то настойчиво пытался переубедить, так «искусно» пользуясь всевозможными недвусмысленными намеками, но сказать все, что они думали, нам в лицо никто не решался, так как они прекрасно знали, что их мнение было лишь очередной глупостью для тех, кто жил за границами этого ненастоящего мира.

Конечно же, это не могло вызвать одобрение у матери Хетклифа, но она также, как и все, никогда открыто не говорила об этом. Со мной лично она старалась практически не разговаривать, видимо считая мое общество для себя более чем оскорбительным и ненужным. Обычно она находила тысячи причин, чтобы выйти из комнаты, когда нам приходилось оставаться наедине. Однако большой неприязни в ее поведении я тоже не ощущала, словно графиня просто не считала нужным уделять моей особе такое количество внимания. Ее сын был одним из самых завидных женихов в Англии, поэтому, ему, конечно же, позволялось все. Наверное, она воспринимала меня не больше чем очередное его развлечение, подобно новой игрушке, от которой при желании можно так легко избавиться, просто потеряв к ней интерес. Правда, в то время меня совсем не интересовали подобные мысли, я знала об истинном положении вещей, но никаким образом не беспокоилась об их влиянии на мою жизнь. Мы просто делали то, что хотели и были счастливы.

Однажды поздно ночью, возвращаясь домой с очередной вечеринки мы с Хетклифом решили прогуляться. На улице было довольно холодно, но приличная доза алкоголя в крови позволила нам не думать об этом. Тихо падал снег, желтый свет уличных фонарей так красиво окрашивал его в мерцающий горчичный цвет. Нам абсолютно не было важно, куда мы шли, наши взгляды были прикованы друг к другу и больше ничего вокруг не существовало. Где-то около трех часов ночи, пальцы почти онемели от холода, до сих пор кружится голова, несмотря на то, что я лежу на холодном снегу, и только его обжигающие поцелуи позволяют мне окончательно не отключиться, забывшись в далеко нетрезвом безумии. Чем меньше алкоголя оставалось в крови, тем сильнее чувствовалась настоящая температура на улице, и тем сильнее меня начинало трясти от холода. Мне всегда нравилось это ощущение, когда твое тело, отчаянно пытаясь поддержать нужную температуру, начинает лихорадочно дрожать, но стоит сделать лишь один медленный глубокий выдох, и все внутри замирает, начиная покорно отдавать твое тепло в никуда, а ты лишь чувствуешь, как холод благодарно скользит по коже, с каждой секундой все сильнее сжимая твои сосуды и замедляя в них движение крови. Я бы могла лежать так и смотреть в его глаза до тех пор, пока сердце не сделало бы свой последний удар, захлебнувшись в загустевшей красной жидкости. Мы были так похожи в своем отчаянном желании любить друг друга несмотря на порицания других, совершать такие поступки, которые давали нам ощущение того, что мы все еще живы в отличие от всех этих пустых размышлений о правилах человеческого существования.

– О чем ты думаешь? – его слова снова вырвали меня из мира моих мрачных мыслей, это чувство заставило искренне улыбнуться. Приподнявшись и обняв его, я до исступления вдыхала аромат его парфюма с нотками дерева, слегка пряного, смешавшегося с запахом его кожи, волос и пальто… Не в силах ответить что-либо, я лишь изо всех сил пыталась не расслаблять руки, чтобы не упускать еще одной возможности прижаться к его сердцу как можно ближе. Я чувствовала, как он улыбается в ответ, заметив, что мои объятья начинают слабеть, и я отключаюсь. Хетклиф осторожно поднял меня с земли и поставил на ноги, все еще придерживая за плечи, помогая мне прийти в себя.

– Похоже, ты окончательно замерзла, пойдем быстрей, я знаю короткий путь.

– Хетклиф… – не знаю почему, но тогда в душе внезапно появился необъяснимый страх, – только не отпускай мою руку, – тихо попросила я.

– Глупая, никогда не отпущу – еще раз поцеловав меня, он крепко сжал мою руку, и мы пошли в сторону старой части города.

Мы шли уже около двадцати минут, плутая по многочисленным узким улочкам, названий которых я никогда не знала. Казалось, что мы идем целую вечность. Из маленьких окон иногда светил тусклый свет, будто во всех этих домах все еще использовали восковые свечи вместо электричества. Вокруг я видела только один черный цвет, который, изредка отдавая блики, соединял тусклое ночное небо и крыши этих покосившихся от времени домов в одно бесцветное пространство, порой так жутко зияющее своей безмолвной темнотой.

Почти привыкнув к единственному звуку наших шагов, я внезапно замерла на месте, машинально повернув голову в ту сторону, откуда раздался пронзительный человеческий крик. С застывшим вопросом в глазах, я испуганно посмотрела на Хетклифа, не успев произнести ни слова, мы снова услышали этот жуткий крик, который был так знаком нам обоим еще с детства.

Глава 6 Меня Нет без Тебя

Потянув меня за руку, Хетклиф побежал в ту сторону, откуда шел звук. Через несколько метров, он, резко остановился, оставив меня немного позади себя. Между двумя домами в мусорном баке горел огонь. Оставляя на глухой стене несколько огромных теней, он словно пытался рассказать хоть кому-нибудь о происходящем ужасе. Трое тренков, словно гиены окружили парня, беспомощно стоявшего перед ними на коленях. На вид ему было не больше 15 лет. С каждым шагом они сужали этот смертельный круг, жадно облизывая губы в ожидании. По румяным щекам мальчишки текли слезы, почти беззвучно шевеля губами, он словно отчаянно умолял о чем-то голодных пожирателей. По выражению их лиц было понятно, что его слова уже ничем не могли ему помочь, жалкие ухмылки стекали вниз вместе с противной слюной. Прислушиваясь изо-всех сил, нам все же удалось разобрать часть их разговора.

– Прошу вас, у меня же еще есть время, позвольте мне, и я все сделаю и принесу вам тела, пожалуйста, вы же сами говорили, что обещаете соблюдать все условия сделки! – сквозь всхлипы срывающийся голос мальчика звучал едва различимо, где-то в груди я чувствовала, как начинаю задыхаться от нарастающего напряжения.

– Мы дали тебе достаточно времени, едва ли какие-то шесть часов помогут тебе исправить положение.

– К тому же, мы довольно сильно проголодались, а свежее мясо, знаешь ли гораздо вкуснее, если есть его вместе в теплом хозяина. – сказав последнее слово, один из тренков мерзко захохотал. Его смех был больше похож на какой-то скрежещущий звук, будто кто-то с силой пытался быстро накрутить старую гайку на заржавевший болт. Я почувствовала, как от этого у меня начало противно сводить челюсти.

– Но вам же после этого перестанут верить, никто не пойдет на такой обман!? – бедняга обреченно цеплялся за любую возможность хоть как-то продлить свои последние минуты. Невыносимо было видеть, как страх и отчаяние в его глазах прожигали эту безразличную темноту на сотни миль вперед.

– А ты, что, собираешься об этом кому-то рассказать? – едкий смех снова гулким звоном отдался в моих ушах – они действительно собирались его сожрать.

Судорожно пытаясь подняться на подкашивающихся ногах, мальчишка из последних сил рванулся в сторону, прокричав последнее слово в своей короткой жизни:

– Нееееет!!!!! – кусок звука, вырвавшийся из его горла был в ту же секунду заглушен треском разрывающейся плоти. Услышав это, я до боли зажала рот руками, чтобы не закричать от парализующего меня ужаса. Я смотрела на Хетклифа, но уже не видела его, перед глазами потемнело, и я потеряла равновесие. Не успев отключиться до конца, я слышала, как Хетклиф что-то очень быстро говорил мне напряженным до неузнаваемости голосом:

– Кира, очнись, нам нужно убираться отсюда, пока нас не заметили!!!

– Но тот мальчик, что с ним будет?! Мы не можем оставить его там!! – осознание реальности до тошноты сдавливало грудь, не давая возможности мыслить трезво. Горячие слезы мутной пеленой заливали мне глаза.

– Слишком поздно, Кира, мы уже ему не поможем, прошу тебя, нам нужно бежать!!! – я все еще не хотела верить, в то, что он был мертв. Идеальная система больше не работала. Теперь – мы были лишь бесплатным десертом для этих тварей.

Мы подобрались слишком близко и поэтому не могли допустить, чтобы тренки заметили наше присутствие. Не думаю, что они хотели позволить людям узнать правду о своих настоящих намерениях в исполнении наших желаний. Поощряя все наши прихоти, они медленно убивали в человеке волю, делая практически невозможным его существование без самих себя. Оставаясь безоружным перед лицом пожирателей, люди в одиночку сталкивались с обреченностью и неизбежностью своей кончины. Они лишь покорно принимали смерть от рук тех, кому было абсолютно безразлично такое простое человеческое желание – «жить».

Слишком рискованно было сорваться с места и бежать, хороший слух тренков обнаружил бы нас в первые же секунды, поэтому, заставив себя почти не дышать, мы с Хетклифом медленно начали двигаться в противоположную от них сторону. Еще не спрессованный шагами снег ужасно громко, как нам казалось, скрипел под нашими ногами. Все звуки в те мгновения отдавались в ушах с невероятно противным, нагнетающим эхом, и каждую секунду тело пробирала крупная дрожь от животного страха быть съеденными. Я помню, как глаза отчаянно цеплялись за даль, что была где-то там впереди, просто невероятно сильным стало желание вмиг оказаться там, где мы могли быть в безопасности.

"Все же не может закончиться так, просто не может! Я не хочу умирать! Боже, я хочу, чтобы он жил, я хочу жить!"– эти слова прокручивались в моей голове с огромной скоростью снова и снова, делая невыносимой медленную пытку сегодняшней ночи. Каждый день, я думала о том, что подобное может произойти в любой момент, конечно же, я боялась, но тот, страх, который я раз за разом подавляла в себе, ни в коей мере не был соизмерим с тем чувством, что я ощутила тогда. Найдя наконец выход на свободу, оно в гипертрофированной степени позволило мне понять, на сколько жалкими были его проявления до этого. Единственным отличием было лишь то, что теперь я боялась не только за себя и не только потому, что Хетклифу как и мне грозила опасность, больше всего я боялась оставить на этом свете без своей жизни того, кому уже подарила ее. Однажды, Хетклиф сказал: "Больше всего на свете я боюсь остаться здесь без тебя, Кира, обещай мне, что никогда не позволишь этому сбыться"– воспоминание слишком четкой картинкой возникло перед глазами, в следующую секунду, наступив на осколок старого стекла, я услышала, как тысячи звуков, разбиваясь о стены домов, понеслись в их сторону…

«Кажется, я не сдержала обещание…»

Мгновенно среагировав, тренки, сметая все на своем пути, понеслись прямо на нас, соблюдать тишину уже не было нужно, но едва ли это могло нам помочь. Их скорость была огромной. Все предметы, оказывающиеся на их пути, превращались в щепки, словно бешеные псы, разевая свои уродливые пасти, налитые слюной, они гнались за нами как за добычей. Мы были для них всего лишь кусками мяса, которые теперь знали слишком много для обычной еды. Мы бежали так быстро, как только могли, и мне казалось, будто я чувствовала, как под ногами гудит земля. Они приближались, безнадежно убивая нашу надежду на спасение. Их звериное рычание практически задевало мою спину, когда на очередном повороте мы едва успевали увернуться и проскочить в один из этих бесконечных переулков. Перед глазами все сливалось в одно слепое пятно, единственное, что я все еще могла ощущать – как рука Хетклифа крепко сжимала мою.

Нам удалось оторваться от них всего лишь на несколько секунд, забежав на старый мост, который когда-то соединял две части города. Мы надеялись скрыться в старой шахте на другом конце, но добравшись до середины, поняли, что сегодня был явно не наш день. Мост на большой высоте обрывался над глубоким озером с ледяной водой. Шаги тренков были слышны уже совсем рядом, а нам больше негде было спрятаться. Отчаяние мощной волной ударило в голову, заставляя смириться с тем, что эти секунды должны были стать для нас последними. Неожиданно, Хетклиф так сильно дернул меня за руку, что я почувствовала, как издав громкий неприятный хруст, в плече сместился сустав. Я потеряла равновесие, но ожидаемого удара с землей почему-то все еще не было. Хетклиф до сих пор крепко держал мою руку и, обняв, лишь успел прошептать мне на ухо осипшим голосом: «Задержи дыхание…» Ничего не понимая в следующее мгновение, я почувствовала, как холодная вода, обжигая кожу, быстро наполняет ноздри и легкие. У меня началась паника, с детства боясь воды, я почти не умела плавать. Я пыталась всплыть на поверхность, но Хетклиф с силой тащил меня вниз на самое дно. От ледяной воды тело начало сводить судорогами, и, не смотря на все мои попытки задержать дыхание, я захлебывалась. Казалось, эта невыносимая пытка не закончится никогда. Пытаясь хоть как-то мне помочь, Хетклиф с силой обхватил мои губы своими, выдохнув мне в рот последний воздух, что у него оставался. Мы успели проплыть всего лишь несколько метров под водой, прежде чем Хетклиф тоже начал захлебываться. В его глазах исступленно горел страх, большие пузыри воздуха, выходили из его рта, заставляя его биться в конвульсиях из-за ледяной воды, быстро, заполнявшей легкие. Казалось, что все вокруг издавало этот невыносимый крик отчаяния и ужаса, мне ничего не оставалось делать, я не могла позволить ему погибнуть, никогда, ни в коем случае. Из последних сил, схватив Хэтклифа одной рукой, я попыталась сделать несколько движений, чтобы всплыть на поверхность, но ни руки, ни ноги не слушались меня, онемев от низкой температуры, они повисли, словно тяжелые бесполезные плети. Неужели это все…мой воздух тоже уже почти кончился, еще несколько секунд, и я уже ничего не смогу изменить. Глаза немного согрелись от горячих слез.

«Нет, я слишком его люблю…»

Сделав огромное усилие над собой, я почувствовала, словно внутри что-то щелкнуло, вероятно, огромный выброс адреналина позволил мне наконец пошевелиться и начать грести, грести, грести. Я гребла до тех пор, пока наши головы не уперлись в большую льдину, подтаяв на несколько сантиметров изнутри, она позволила нам начать дышать, оставаясь незаметными для тренков. Ужасно сложно было сдерживать раздирающий легкие кашель и при этом держаться на плаву. От ледяной воды у нас обоих стучали зубы, и я боялась, что услышав это, тренки могли обнаружить нас. Спустя несколько секунд я все еще слышала их приглушенные яростные крики сквозь толстый лед.

– Где эти двое???!!! Как ты мог их упустить??? Они не могли испариться!!!

– Я видел, как они бежали к мосту, надо поискать их на ближайшей улице, больше им некуда было деться.

– Так чего же ты стоишь??? Ищи!!! Сидэк будет недоволен, если узнает об этом, а новое восстание людей нам сейчас вообще ни к чему.

С бешеным ревом раскурочив остатки моста, этот тренк вслед за другим чудовищем понесся на наши поиски. Держаться на воде было все тяжелее, но только после того, как последние звуки их шагов и рычания стихли, мы с Хетклифом медленно поплыли к берегу, держась за край нашего ледяного укрытия. Выползая на берег, я чувствовала ужасную боль во всем теле, словно оно все было готово разорваться на части от этого ужасного холода. Хетклифа сильно трясло, дыхание было тяжелым, судороги все еще сводили его мышцы, но неожиданно его посиневшие губы растянулись в искривленной улыбке, и я услышала сначала сдавленный, а затем все больше и больше нарастающий истерический смех. Словно псих, он искривлялся на снегу, пугая меня неожиданными всхлипами больше похожими на плач. С трудом поднявшись на ноги и едва удерживая равновесие, он, шатаясь, подошел ко мне и помог мне встать. Рассмеявшись еще громче, он хриплым голосом произнес:

– Боже, ты жива, я люблю тебя, Кира – обняв меня, он еще раз покачнулся в сторону, все еще пытаясь не упасть. Вот теперь я готова была умереть, вот так, рядом с ним, от этой безграничной, сумасшедшей любви, которой чудом посчастливилось остаться в живых.

– Я ни за что не соглашусь тебя потерять – я почти не услышала своего голоса, словно воздух лишь чуть-чуть пошевелился от движения моих губ, но я знала, что он слышал все. – Мы должны все рассказать, люди должны знать всю правду о них.

– Расскажем, Кира, я обещаю, но сегодня, позволь нам побыть эгоистами, я чуть не потерял тебя и мне так мало этой возможности быть с тобой, которая так легко может исчезнуть в любой момент. – Снова эти горячие слезы, словно они вытекали прямо из сердца, я готова была сделать что угодно для него.

– Все, что ты хочешь – больше ничего и не нужно было говорить, выйдя на ближайшую центральную улицу, мы поймали первое попавшееся такси и поехали к Хетклифу. Таксист не задал нам ни одного вопроса по поводу нашего внешнего вида. Наверное, за последние несколько лет он повидал еще и не такое, и промокшая парочка мало чем могла его удивить. Возможно, он даже принял нас за наркоманов, но это не имело абсолютно никакого значения, ни для него, ни для нас.

В западной части города у Хэтклифа была небольшая квартира на двадцатом этаже, в которой он останавливался очень редко, в тех случаях, если не оставалось ни одного желания проводить ночь где-либо еще. Оказавшись внутри, я сразу почувствовала приятное тепло от огня, горящего в большом камине прямо посреди гостиной. До сих пор опасаясь возможной слежки, мы не стали зажигать свет в комнатах. Протянув озябшие руки к огню, я ждала Хетклифа, пока он в другой комнате искал полотенца.

– Полагаю, дама первая в горячий душ? – это было неловко – слышать от него такой вопрос. Несмотря на все наши пережитые с Хэтклифом сумасшествия, мы не торопились. Не желая форсировать события, мы испытывали самих себя, но в ту ночь это в один момент потеряло весь свой смысл. Если честно, я вовсе не ожидала от него такой скромности. Хетклиф стоял напротив меня, слегка улыбаясь и протягивая мне большое белое полотенце. Сняв мокрое пальто и продолжив расстегивать прилипшую к телу мокрую блузку, я спросила:

– А ты разве не со мной? – сказав это, ни о чем не думая, я увидела интересные перемены в одном лишь взгляде моего любимого Хэтклифа. Из слегка застенчивого он не спеша превратился в порочный и темный. В глубине его зеленых глаз просыпалось бесконтрольное желание, которого я прежде еще никогда не видела. Губы слегка приоткрылись в ожидании поцелуя, которого он так хотел, несмотря на тысячи предыдущих. Ввалившись в душевую, мы уже практически избавились от ненужной и промокшей насквозь одежды. Найдя на ощупь рычаг, Хетклиф включил воду и по холодной коже приятно потекли обжигающие струи. Хотя я все еще продолжала дрожать, впервые оказавшись с мужчиной, которого я любила больше жизни, не было никакой возможности скрывать все свои чувства к нему, которые так легко и обреченно обнажались на его глазах. Мне было все равно, что будет потом, только эти мгновения, рядом с ним давали мне возможность сделать следующий вдох, забывая обо всем, чего я так боялась раньше. «Я люблю тебя, Кира, Боже, как я люблю тебя» – все его слова, словно маленькие иголки так приятно впивались в сердце каждым своим звуком. Каждое его прикосновение заставляло сходить с ума снова и снова только потому, что все они были реальными, и никто не мог помешать мне поверить в них. Он смотрел на меня неистово, с жадностью, будто для него было мало всех этих поцелуев и ощущений такой желанной для нас обоих близости. Он хотел всего до самой души до самого дна, он искал в моих глазах этого момента, когда без слов я стану его частью. «Меня нет без тебя» – словно одновременно прозвучало в наших мыслях, и больше ничего не было нужно.

«Я люблю тебя.»

Глава 7 Незнакомец в Закрытом Городе

Приятным теплом топленого солнца во мне разливалась любовь. Даже немного страшно было открывать глаза, когда Хетклиф так настойчиво будил меня своими поцелуями. Все еще не верилось, что мои чувства могут быть настолько сильными. Подумать только, что еще вчера нужно было пережить такое, ради возможности оказаться рядом с любимым человеком на следующее утро.

Я бы могла вечно перебирать его темные волосы, вдыхать запах его тела, смешанный с остатками прошлой ночи и парфюма, да и вообще неважно что, просто знать, что он всегда будет со мной, что его чувства никогда не угаснут, продолжая оставлять в моей душе неутолимую жажду пережить все это снова.

– Ты уже думал над тем, что мы скажем сегодня на ужине? – как бы мне ни хотелось продлить наше утро, я понимала, что вчерашнее происшествие было гораздо важнее моих личных желаний. Теперь у всех нас появилась возможность раз и навсегда избавиться от навязанного образа жизни, жизни, которая уже давно перестала быть таковой. Жалкое существование, порабощенное собственными желаниями превратило многих людей в безвольных моральных уродов, готовых на убийство себе подобных. Настало время положить этому конец.

– Да, я думал об этом оставшуюся часть ночи, пока ты спала, и решил сначала посоветоваться со своим другом.

– Я его знаю?

– Вряд ли, он редко появляется в обществе, особенно после некоторых событий… В общем, сегодня – наилучший повод вас познакомить, кажется он даже принимал участие в восстании вместе с твоим отцом.

Последние слова Хетклифа заставили меня задуматься. Отец никогда не называл ни чьих имен и практически ничего мне не рассказывал о том, что же действительно произошло с ним и всеми его друзьями, а о его приговоре мы с мамой узнали только за день до его исполнения. Поэтому возможность узнать хоть что-то о том времени взволновала меня не меньше, чем грядущие события следующего дня. Теперь я поняла, что если бы не Хетклиф, едва ли хоть когда-нибудь я бы осмелилась зайти так далеко. Именно он стал выражением моей свободы в этой жизни. Так странно, никогда бы не подумала, что это возможно благодаря другому человеку. Слово «свобода» всегда ассоциировалось у меня с чем-то глубоко личным и индивидуальным, чем никогда нельзя было поделиться с остальными, и чего можно было добиться лишь собственными усилиями. Но теперь рядом со мной был тот, кто навсегда… Поток мыслей был прерван очередным нежным поцелуем, от которого мурашки пробежали даже где-то за ушами.

– Нам пора, прелесть, собирайся – быстро поцеловав меня в нос, Хетклиф поднялся, а я не удержалась и с удовольствием позволила себе наблюдать за тем, как он одевается. Ткань одежды как в замедленной съемке скользила по его телу. Какой же он красивый…

Обернувшись и заметив мой взгляд, Хэтклиф улыбнулся. В этой улыбке было что-то новое и незнакомое для меня. «Он что, смущается? А может, просто также счастлив, как и я».

– Загляни в шкаф, думаю, ты найдешь там для себя что-то подходящее – его приятный мягкий голос…я готова была поглощать этот звук снова и снова, до боли, до тех пор, когда уже ни для чего другого не осталось бы места.

Я последовала совету Хэтклифа и выбрала удобные джинсы и свитер. Сегодня не до нарядов.

Одевшись, я забрала со спинки стула свой палантин, и мы вместе вышли из квартиры. Взяв такси, мы отправились в восточную часть города, а именно, как я потом узнала, в так называемый «закрытый город». Здесь уже несколько лет жили в основном все те, кто так или иначе успел пострадать от действий тренков. Это были и должники тел, которым каким-то чудом удалось скрыться от своих «исполнителей», и те, чья жизнь попала под осуществление чужих желаний. Тренков никогда не беспокоили последствия, как, впрочем, и тех, кто загадывал эти самые желания. Последними были те, кому посчастливилось остаться в живых после восстания. Бывшие повстанцы, их родные и близкие. Как потом рассказал мне Хэтклиф, таких можно было сосчитать по пальцам. Всего пять-шесть человек, в чьей памяти сохранилась вся правда о тех ужасных событиях. Конечно, все они были в розыске. За ними буквально охотились, но статус города по какой-то причине оставался неприкосновенным до сих пор. И даже Тренки не нарушали его границ, как и сами жители закрытого города. Никто из них за все время существования города ни разу не выходил за его пределы. Ты мог попасть туда только однажды без права вернуться обратно. ??? А как тогда вышел Рейф? С той минуты для всех ты считался пропавшим без вести, можно сказать, терял статус гражданина и в один момент переставал быть заботой для правительства. Таков был негласный закон закрытого города, и, похоже, что он всех устраивал. Хотя, несмотря на это, все его жители носили псевдонимы, а кто-то даже каждый день надевал маску для еще большей скрытности. И никто не возражал. Правительство и полиция, конечно же, знали о существовании этого поселения и в любой момент могли бы провести «чистку», но прекрасно понимали, что внезапное возникновение тысячи жертв не могло бы остаться незамеченным, тем более в такое неспокойное время. К тому же, идти на уничтожение людей вслепую было очень рискованно, никто не мог знать, чье лицо окажется за очередной маской. Тренки же не вмешивались туда по своим причинам. Скорее всего, они рассматривали закрытый город, как резервный источник свежих тел на тот случай, если бы им все-таки не хватило целой страны. Случиться могло все, что угодно, даже война, исход которой, скорее всего, привел бы к полному истреблению людей. А закрытый город – словно банка законсервированных сардин – вполне достаточно для того, чтобы подкрепиться перед новым походом в другую страну или, скажем на другой континент.

Удивительно, что до встречи с Хэтклифом я совсем ничего не знала об этом городе. Даже не подозревала о его существовании. Родители никогда не рассказывали мне о нем, видимо желая тем самым огородить меня или даже самих себя от лишних проблем. Приговоров, вынесенных всем повстанцам и моему отцу, было более чем достаточно, чтобы заставить его никогда больше не вспоминать о том, что хоть как-то было связано с восстанием.

Нам пришлось ехать около часа вместо обычных двадцати минут, так как Хэклиф при каждой остановке просил водителя продолжить поездку и называл новый конечный адрес. Это было необходимо, чтобы убедиться, в том, что за нами никто не следил. В первый раз таксист развернулся и недоумевающе посмотрел на нас обоих, но потом быстро смекнув, что ему за это скорее всего сулит хорошая оплата, безоговорочно вез нас туда, куда было сказано. Это повторялось до тех пор, пока мы наконец не остановились на одной из старых безлюдных улиц. Время близилось к полудню. В старой части города почти все жители работали, поэтому можно было не опасаться встретить здесь лишних свидетелей. Пройдя несколько темных переулков и спустившись не менее чем по десятку ужасно запутанных лестниц, я наконец смогла увидеть весь этот мир изнутри. Все здесь существовало, словно отдельно от нашего обычного окружения. Люди жили очень скромно, точнее, это было больше похоже на поселение нищих, чем на город-убежище. Их шаткие дома-хижины из старых досок и шифера, иногда даже без дверей, внутри не имели практически ничего кроме кровати и пары тумбочек, только оборванные клочки старых плакатов, наверное, напоминали им о когда-то нормальной жизни. Тренки превратили наш мир в немощное существо, заставив силой себе подчиниться. Теперь мы ползали на коленях перед тем, кто щедро кормил нас собственными пороками. Только маленькие дети, не знающие другого мира, беззаботно смеясь, играли в салки среди этих обломков. От всего увиденного хотелось кричать во весь голос посреди улицы, не имея возможности сделать хоть что-нибудь. Никто здесь не нашел иного выхода, кроме как спрятаться хотя бы на время, вот именно на время, пока они не придумают новый закон или способ, чтобы избавиться от ненужных никому людей. Как бы надежно не защищали стены этого города своих жителей, я не могла отделаться от ощущения, что именно здесь вся обстановка и даже воздух казались мне пропитанными каким-то невидимым напряжением. Все здесь по-прежнему боялись тренков, помнили, что они с ними сделали и с ужасом представляли, что они еще могли бы сделать, если бы их все-таки нашли. Все знали, что это могло случиться в любой момент, но никто из них ничего не предпринимал. Казалось, что им всем было легче жить вот так в вечном ожидании, полном неизвестности и страхов, чем решиться покончить со всем этим раз и навсегда. До боли сжав руку Хетклифа, я почувствовала, как в ответ он еще сильнее сжал мою. Легче почти не стало, и я лишь продолжила спускаться все ниже, пытаясь смириться с мыслью, что настоящее обличие нашей жизни было теперь только в этой закрытой зоне.

Мы подошли к очередной хижине. На вид она ничем не отличалась от остальных, просто располагалась в дальней части города и почему-то стояла немного в стороне от других домов. С громким скрежетом открыв передо мной старую ржавую дверь, Хетклиф наклонился ближе и тихим шепотом сказал:

– Мы пришли, я предупреждаю сразу, характер у него ужасный, так что ничему не удивляйся и не принимай близко к сердцу его сумасшедшие бредни. – в другой ситуации его слова даже рассмешили бы меня.

– И это к нему ты идешь за советом? – Хетклиф в ответ лишь неопределенно пожал плечами.

– Ничего, переживу, пошли. – я сделала глубокий вдох, чтобы скрыть нарастающее внутри волнение.

Оказавшись в комнате, несмотря на тусклый свет от единственной лампы с наполовину разбитым абажуром, я сразу же практически ощутила на себе четкий отпечаток характера ее хозяина. Резкий, упрямый и дерзкий, он настойчиво проявлялся во всем. Разбросанные вещи, исписанные и разорванные в клочья листки бумаги, странные записи с кучей вопросов даже на стенах, старый мольберт, превращенный скорее в доску для размышлений. Кусок хлеба на столе был не отрезан аккуратно кухонным ножом, а почти с яростью оторван зубами достаточно внушительной по размерам челюсти. Казалось, что появление в этом месте в неудачное время могло привести к последствиям с весьма неприятным исходом для незваного гостя. Не решаясь пройти дальше, я с интересом разглядывала коллекцию странных вещей, развешанных на одной из покосившихся стен. Это были в основном шестеренки и множество металлических спиц разного размера. Мне даже показалось, что все они были предназначены для сборки какого-то механизма, но какого именно, я так и не смогла понять.

– Рейф ты здесь? – громко спросил Хэтклиф.

Где-то в дали комнаты послышалась недовольная возня.

– Давай, выходи, я же знаю, что ты все равно рад меня видеть. – в ответ я услышала лишь низкое бурчание, но слов так и не смогла разобрать. Внезапно старая занавеса из какого-то рваного брезента отодвинулась, и в проеме показался высокий мужской силуэт. Сгорбленная спина тянула его острые плечи вниз, а худое лицо было покрыто морщинами, которые казались глубокими, как у старика. Плохое освещение мешало мне рассмотреть больше. Через несколько больших шагов он уже стоял рядом с нами. Весь неприветливый вид Рейфа от тяжелого взгляда исподлобья до огромного, как мне показалось, роста сразу же заставил меня невольно ссутулиться. Но, даже несмотря на это, я не переставая, с любопытством продолжала его разглядывать. Всклокоченные с темной сединой волосы, заношенное пальто в заплатках из где-то найденной кожи, рваный свитер и примерно такого же вида щетина на напряженном неумытом лице – вот первое, что бросилось мне в глаза. Наверное, если бы я просто повстречала раньше кого-то подобного на улице, то скорее всего приняла бы его за нищего, наркомана или еще кого-нибудь со страшным похмельем и постаралась бы как можно скорее пройти мимо. Единственным, что как-то неестественно выделялось на всем этом фоне саморазрушаюшейся личности были его глаза. Пронзительно ясные, ярко-синего цвета, они словно прожекторы от маяка просвечивали тебя всего насквозь до самых костей. Не самое приятное чувство, будто все твои секреты без спроса тут же вытаскивались из тебя огромными щипцами наружу, как бы ты не старался их скрыть. К счастью, это продлилось недолго. Переключив свое внимание на Хэклифа, Рейф сразу же изменился в лице.

– Аааа, здорова, парень, давно ты сюда не заглядывал. – его строгий взгляд в секунду был стерт добродушной улыбкой. Пожав Хетклифу руку, Рейф по-дружески похлопал его по плечу. Хетклиф ответил ему тем же, казалось, что они оба были знакомы уже много лет, несмотря на очевидную разницу в возрасте.

– Дааа, это точно, но все меняется, позволь тебе представить мою невесту – Киру Вэнсил.

«Стоп, стоп, стоп, Невесту????»

Ужасно странно было тогда слышать это слово от Хетклифа, конечно, в силе наших чувств никто из нас не сомневался, но, все же, учитывая его характер и воспитание, я едва ли могла позволить себе желать тихую семейную жизнь. Да и в наше время в ней не было никакого смысла. Возможность обречь самых близких тебе людей на существование, подобное твоим самым страшным кошмарам – далеко не самая лучшая. Мысли поглотили меня с головой, от чего, я не сразу заметила, что на меня уже около минуты пристально смотрела пара синих глаз. Суровый пронизывающий взгляд Рейфа заставил меня повести плечами, словно на каждое из них повесили по тяжелой гире.

– Невесту значит… – прищелкнув языком, Рейф резко опустился в старое кресло, стоявшее позади него. – А я думал, ты умнее… Ну что ж, тебе видней. Кира Вэнсил, я правильно расслышал? И снова этот ледяной пронизывающий взгляд.

В горле пересохло. Сдавленный голос упрямо просипел:

– Да.

– Что ж, тогда я думаю тебе известно, через что пришлось пройти твоему отцу, чтобы вам с матерью жилось не хуже прежнего? Или ради всеобщего спокойствия, он предпочел ничего не говорить?

– На самом деле отец никогда… нам с мамой ничего не рассказывал. Единственное, что я помню – это собрания, которые он проводил в нашем доме.

Внезапно, перед глазами вспыхнула забытая реальность, где лицо Рейфа так отчетливо выделялось на фоне остальных. Его глаза, полные решимости и жизни, как же это было давно. Я тогда была еще ребенком. Выходит, они с отцом несколько лет планировали восстание, которое в последствии было жестоко подавлено, и до сих пор о многих его участниках совсем ничего не было известно. Удивительно, что все это время отец ни разу не упоминал о Рейфе. Я хотела собраться с мыслями и вспомнить еще хоть что-нибудь из того времени, но резко прозвучавший голос Рейфа тут же отвлек меня.

– Никогда не понимал родителей, что-то скрывающих от своих детей, хотя, может мне это и не нужно знать, своих-то у меня, слава Богу, еще нет.

Я невольно обратила внимание, как на последнем слове Рейф с силой сжал ручки своего кресла.

– Еще нет…, значит, вы все же хотите этого? – закончив говорить, я тут же почувствовала себя ужасно глупо. Даже не знаю, почему мне тогда пришло в голову задать Рейфу именно этот вопрос.

– Только не в этой жизни, детка, и давай без этих этикетских штучек, просто на ты.

– Хорошо. – я едва выдавила из себя ответ, все еще пытаясь справиться с чувством неловкости из-за своего нелепого вопроса.

Все это время наблюдая за нашим разговором со стороны, Хетклиф не переставал улыбаться, едва заметно, но мне не трудно было догадаться, что за своей улыбкой он прятал страх. Время от времени проводя пальцами по скомканной бумаге, он словно искал в этих старых клочках ответ на вопрос: «что же нам делать дальше?» Неожиданно он сказал:

– Рейф, я пришел поговорить.

– Ну я понял, что не на чайную церемонию. Кстати, ты уже слышал новость? О ней говорят повсюду. – взгляд и голос Рейфа показались мне взволнованными. Было понятно, что спрашивал он не из простого любопытства.

Взгляд Хетклифа на секунду стал заметно более напряженным.

– И что за новость?

Будто что-то подозревая, Рейф продолжил:

– Что в розыск Трэнками объявлены молодой человек и девушка, вроде как за совершение тяжкого преступления против их кодекса. За их поимку в награду они готовы как всегда исполнить любое желание. И самое интересное в том, что эти двое вроде как даже не принадлежат ни к одному из движений. По крайней мере, так говорят. Даже в закрытом городе, знаешь ли, слухи распространяются также быстро, как какая-нибудь новая зараза.

Я заметила, как у Хэтклифа сжались кулаки. Мне самой стало не по себе. По спине пробежала противная мелкая дрожь, после чего в голове будто что-то вспыхнуло, обдав все тело сильным жаром.

На секунду задумавшись, Рейф продолжил:

– На самом деле, больше всего меня волнует, что же именно такого они могли совершить, что пожиратели так пекутся об этом?

После этих слов Хэтклиф не выдержал.

– Они нарушили договор, сожрав мальчишку раньше срока! – Хитрая ухмылка с лица Рейфа мгновенно пропала и глаза расширились. Вскочив с кресла, он одним движением откинул его к стене так резко, что щепки раскидало по всей комнате.

– Что ты несешь?! Это были вы?! – бешенство и злоба в глазах Рейфа готовы были выплеснуться наружу и прожечь деревянный пол насквозь. Вцепившись Хетклифу в воротник, он тряхнул его с такой силой, что я услышала, как под пальцами затрещала плотная ткань. Немного отшатнувшись, Хетклиф лишь тихо ответил:

– Да… – его взгляд был опущен вниз, а тело безвольно повисло в руках Рейфа, только тогда я поняла на сколько серьезной была та ситуация, в которой мы оказались, и что выхода из нее скорее всего нет.

– Рейф, я прошу тебя, помоги нам… я не могу ее потерять! – впервые в голосе Хетклифа я услышала отчаяние, всегда такой смелый и уверенный во всех своих действиях, сейчас он был беспомощен, и даже я не могла ему помочь. Еще вчера, до встречи с Тренками мне казалось, что мы можем все, а теперь, земля словно ушла из-под ног. Да, мы могли, как мы себе воображали, все, могли себе позволить все, по сравнению с другими обычными людьми. Но перед этими чудовищами, что мы могли?

– Ты рехнулся?! Чем я могу помочь тебе? Идиот! Что ты наделал! Ты же понимаешь, что они вычислят вас, если уже этого не сделали!!! Отсюда нет спасения! Ты понимаешь? Мы как корм для них, и что бы ты ни пытался сделать, они сожрут тебя рано или поздно!

– Но они нарушили правила, его время еще не пришло! – меня удивила громкость собственного голоса, но я не могла не вмешаться.

– Глупая девочка, ты все еще веришь в эти сказки про порядки и правила?! Так вот, я открою тебе глаза. Их давно уже не существует. Со времен последнего восстания, под предводительством твоего отца, всем его участникам стало ясно, что ценность человеческой жизни теперь измеряется лишь голодом этих тварей. Как думаешь, где сейчас все приговоренные?

– Для них была построена специальная колония в северной части страны… – с каждым сказанным словом я теряла уверенность в своей правоте.

– А как ты думаешь, почему никто из людей до сих пор не видел ни самой колонии, ни одного из освобожденных? Не знаешь? Да потому что их всех уже давно съели. Эта тюрьма была как банка с деликатесами, которая очень быстро закончилась. В первый же год после приговора не осталось ни одного из повстанцев. Слишком много пожирателей и слишком мало мяса для них. Понимаешь?

Вены на шее у Рейфа вздулись, а в широко раскрытых от перенапряжения глазах полопалось несколько сосудов. Он тяжело дышал. Невероятно, до чего его довели одни лишь воспоминания о первом восстании. Ужас его слов медленно разрывал мою голову. Ничего не подозревая, я уже несколько лет жила в том мире, одна только мысль о котором вызывала лишь дикий страх и желание поскорее проснуться.

– Значит, ты не сможешь нам помочь? – опущенная голова Хетклифа, ниже собственных плеч, произнесла этот вопрос словно отдельно от всего остального тела. – Неужели ты не понимаешь?! Я всего лишь хочу спасти ее!! – Хэтклиф со злостью прокричал из последних сил. Каждое его слово с болью отдалось в моих ушах.

«Как же ты собираешься спасти меня? Всего лишь одну без себя самого? Неужели ты не понимаешь, как глупо это звучит? Сомнений нет, ты глупец и так наивно полагаешь, что без тебя я смогу хоть что-то!»

Жаль, только, что тогда у меня не хватило смелости сказать все это вслух в присутствии Рейфа.

– Ты сам понимаешь, чего мне будет это стоить, столько лет, я прятался в этой норе, пытаясь сохранить то, что осталось от моей ничтожной жизни и теперь, ты хочешь, чтобы я встал на твою защиту только потому, что у тебя не хватило мозгов быть осторожнее?!

– Пусть даже и так… – на лице Хетклифа неожиданно появилась самоуверенная улыбка. – неужели ты упустишь шанс попытаться поставить пожирателей на место, неужели ты забыл то, ради чего когда-то готов был на все? Я ни за что в это не поверю.

Слова Хетклифа явно не были пустым звуком для Рейфа. Удивительно, но то что говорил восемнадцатилетний мальчишка, имело огромное значение для этого человека, который, казалось, уже так много успел повидать за всю свою жизнь, почти чудом растянутую до 38 лет. Резко отступив назад, Рейф замер, его напряженные руки медленно опустились, а глаза казалось, совсем ничего не видели перед собой. Едва заметно шевеля губами, сжатыми в узкие побелевшие полоски, он словно пытался ухватиться за одну и ту же мысль, которая так неуловимо ускользала от него где-то в глубинах его воспоминаний. Несколько секунд спустя, его взгляд неожиданно остановился на одной точке. Глубокие морщины на лице стали почти незаметными, а глаза широко раскрылись, будто перед ними появилось то, чего раньше им не доводилось видеть. Ответ был найден сам собой, иначе и не могло быть. И только сам Рейф знал, к чему приведет его прозрение. Со стороны казалось, будто он стал даже еще выше ростом, сутулые, худые плечи расправились, теперь не было смысла сжиматься подобно сотням своих скомканных кусков бумаги, боясь потерять все, что у тебя есть. Я смотрела на него не отрываясь, словно передо мной стоял сверхчеловек, способный сделать и исправить все что угодно без страха и предостережений, для него, наверное, больше не существовало этих слов. Переведя взгляд на меня, Рейф произнес слова, которые так давно не слышал наш мир.

– С тварями должно быть покончено. – жесткий, непоколебимый взгляд стального оттенка впился в меня острой иглой.

– Я предупреждаю один только раз – все, что скоро здесь начнется – не ради одной тебя такой неповторимой, отступишь назад, и я сам скормлю тебя Трэнкам без сожалений. Ты меня поняла?

– Поняла.

Слова Рейфа ничуть не удивили меня, конечно же, он не мог знать, что я за человек и чего в действительности хочу, он не доверял мне. Годы, прожитые в предательстве и гонениях, хорошо научили его осторожности и полностью убили веру в людей. Однако, он все же хотел их спасти – весьма альтруистично с его стороны. Так что мне теперь оставалось доказывать обратное лишь своими поступками, и это было справедливо. Не самый короткий путь конечно, но я очень надеялась, что вскоре, Рейф хотя бы перестанет смотреть на меня как на пустое место, так, будто разговаривает со стеной.

Весь остаток дня до позднего вечера мы провели, обсуждая всевозможные варианты и способы спасти нас с Хетклифом от неминуемой смерти. Сбежать нам бы ни за что не удалось, слишком заметный шаг для людей, которые каждый день находятся под пристальным вниманием чуть ли не всей страны. Да и нашей целью было спасение не только нас двоих, а всех людей, кто действительно понимал невозможность существования человечества рядом с этими монстрами. Поднимать еще одно восстание не было смысла – слишком мало людей, готовых совершать одни и те же ошибки дважды. Несколько небольших разрозненных движений без избранного лидера тоже пока ничем не могли нам помочь. В итоге ничего лучше в голову нам не пришло, кроме как воспользоваться своим положением в обществе и обратить внимание сильных мира сего на вещи, которые не должны были больше оставаться прежними. После долгих споров мы решили созвать в замке Уолбренов общее собрание всех правящих династий Англии и рассказать им обо всем, что произошло. Мы с Хетклифом очень надеялись, что услышав подобное, все они наконец поймут, что взаимовыгодное сосуществование, как называл его Сидэк было лишь красивым выражением, за которым скрывалось прожорливое желание этих тварей насытить свои бездонные желудки. Ценность человеческой жизни как таковой давно померкла в тени наших собственных низменных желаний. И теперь нам оставалось выяснить – остался ли для всех нас обратный путь.

Рейф конечно был далеко не в восторге от такой идеи, уж слишком открытый характер носили все наши действия. Вариантов исхода мы видели всего два – победа, либо полное поражение и затем смерть. Третьего просто не могло быть. Разумеется, мы могли бы начать убеждать каждого по отдельности, создав очередное тайное общество и привести всех его членов в еще одну «тюрьму» для повстанцев, после чего продолжить жалкую жизнь, подобно Рейфу. Когда его размышления сами приводили его к этой развязке, во взгляде Рейфа словно начиналась буря, несмотря на всю свою смелость и решительность, он также, как и любой из нас боялся, боялся неизвестности, а точнее наиболее вероятного из всех исходов. Но даже все наши страхи были абсолютно ничем, по сравнению с пониманием того, что дальше жить так не имело смысла, даже смерть, несомненно, стоила хотя бы попытки изменить этот мир. Решение было принято.

Глава 8 Последний Вечер

На обратном пути мы с Хэтклифом почти не разговаривали. Слишком многое изменилось всего за несколько часов, и нам обоим нужно было время, чтобы прийти в себя. Он молча держал меня за руку, а я была готова на все ради него. Думаю, Хэтклиф знал это или просто чувствовал. Для такого не нужны слова.

Достав свой телефон, я увидела на экране кучу пропущенных звонков и сообщений от родителей. Только тогда до меня дошло, что я не выходила на связь со вчерашнего вечера, и теперь они конечно же безумно за меня волновались. Не удивительно. Мне не хотелось рассказывать им правду, тем самым заставив их просто сходить с ума от страха за мою жизнь. Поэтому, я сразу же позвонила маме и сказав, что я сейчас вместе с Хэтклифом, и что со мной все хорошо, заранее пожелала ей с папой доброй ночи. Вернуться домой я не могла. Папа сразу бы все понял по одному моему взгляду, а Хэтклиф еще до того, как мы сели в такси сказал, что больше никогда не хочет расставаться со мной. Эти слова словно горячие капли упали на сердце. Я была счастлива и вместе с тем до смерти напугана. Больше всего на свете я боялась его потерять. Реальность всех этих ощущений буквально убивала меня изнутри. Каждую секунду мне казалось, что нас могут схватить и что кто-то возможно уже следит за нами.

Всю дорогу я не отрываясь смотрела в окно, сжимая его руку до боли в собственных пальцах.

На этот раз мы поехали к одному из хороших друзей Хэтклифа. Всю неделю он отдыхал с подругой в замке своих родителей, и поэтому квартира пустовала. Хэтклиф рассказал мне, что они с Дэвидом дружили чуть ли не с самого детства, и поэтому, все управляющие их домов заранее были предупреждены о том, что при отсутствии хозяев Дэвид или Хэклиф могли всегда свободно пользоваться апартаментами друг друга. Нам впервые пришлось опасаться за собственные жизни, поэтому такая возможность пришлась как нельзя кстати. Хэтклиф также, как и я понимал, что за нами могли следить, поэтому каждую секунду был настороже. Все наши передвижения по городу он планировал таким образом, чтобы максимально исключить любое преследование или в худшем случае внезапное нападение со стороны тренков. Поразительно, как из избалованного мальчишки он на моих глазах превратился в человека, взявшего на себя всю ответственность за нас обоих. Это было удивительно и даже немного странно. Словно я заново знакомилась с ним. Самодовольный и в какой-то степени надменный взгляд сменился на строгий и задумчивый, а от красивой полуулыбки на его лице и вовсе не осталось следа. Игры кончились, а новая реальность встретила нас с безжалостной правдой. Не знаю, заметил ли Хэтклиф какие-либо изменения во мне, но я точно знала, что готова была идти вместе с ним до конца. Думаю, что события прошлой ночи еще больше сблизили нас. Я несколько раз прокручивала в голове слова Хэтклифа о том, что я теперь, оказывается, была его невестой. Точнее о том, как он представил меня Рейфу. Его заявление оказалось более, чем неожиданным и вызвало во мне бурю смешанных эмоций и чувств. Я была счастлива? Да. Но все получилось очень сумбурно. К тому же, было странно узнать об этой новости при Рейфе. Причем сама новость сообщалась даже больше ему, чем мне. И в конце концов, никто не спросил моего мнения на этот счет. Да, мы безумно любили друг друга, но все как-то в беспорядке смешалось и вышло из-под контроля. Видимо, мне просто оставалось смириться с положением вещей. Никто из нас не был виноват, что все произошло именно так. Да и о какой-либо вине было просто бессмысленно рассуждать. Спрашивать Хэтклифа о его внезапном предложении мне тоже не хотелось. Это было не нужно. Также, как и он, я хотела разделить с ним свою судьбу, какой бы она теперь не обещала стать.

Поднявшись на тридцать шестой этаж и выйдя из лифта, мы сразу же оказались в квартире Дэвида. Теперь я поняла, что это был пентхаус. Во всем интерьере я не заметила ничего особенного. Выдержанный в серых тонах стиль хай-тек позволил вниманию расслабиться и просто почувствовать себя в безопасности на столько, на сколько это было возможно в сложившейся ситуации. Присев на большой угловой диван, который стоял почти посередине комнаты, я смотрела на Хэклифа и наблюдала за тем, как он снимает пальто. Заметив это, он тут же спросил:

– Все хорошо?

– Да.

– Хочешь чего-нибудь?

– Да, я бы поела.

– Хорошо, тогда ты располагайся, а я сейчас закажу нам чего-нибудь. Есть предпочтения?

В ответ я молча покачала головой. Улыбнувшись, Хетклиф подошел к телефону, снял трубку и набрал какой-то номер. Наверное, одного из ресторанов. Он начал говорить, но мне едва удавалось различать его слова. Я поняла, что дико устала и была измотана. Даже отвечать на простые вопросы Хэклифа о еде мне приходилось с трудом. Спать не хотелось, но непонятный ступор, сковавший все тело, словно транквилизатор выключал сознание.

Я проснулась от смеси вкусных запахов свежеиспеченного хлеба и еще какой-то, видимо только что приготовленной, еды. Рот сразу же наполнился слюной, а в животе заурчало. Только теперь я поняла, насколько сильно мне хотелось есть. Открыв глаза, я увидела перед собой небольшой столик на колесиках с несколькими подносами под сверкающими крышками и плетеной корзинкой на нижнем ярусе. В ней-то и лежал этот чудно пахнущий хлеб, прикрытый сверху белоснежной салфеткой. Хэтклиф сидел на другом конце дивана, положив мои ноги себе на колени, он, наверное, все это время ждал, пока я проснусь.

– Хорошо спалось?

Приятно потянувшись, я ответила.

– Даже не думала, что усну, долго я спала?

– Минут сорок, до тех пор, пока не привезли еду.

– Да уж, от таких запахов сложно не прийти в себя.

Хэтклиф усмехнулся, после чего потянул меня за обе ноги, и уже через секунду я очутилась у него на руках. Обняв и поцеловав его, я почувствовала, как сильно билось его сердце. Или мое собственное. Тогда мне уже сложно было разделять их в своих мыслях. Прижавшись к Хэтклифу всем телом, я обняла его еще крепче. Это ощущение показалось мне таким родным и знакомым, самым дорогим, что у меня было на тот момент.

Проведя ладонями по моим щекам, он глубоко вздохнул, будто тоже приходил в себя от каких-то размышлений, переживаний или чувств. Думаю, так или иначе, они у нас были похожи. Любовь, страх, неизвестность – все смешалось в какой-то взрывоопасный коктейль Молотова. Осторожно поцеловав меня сначала в губы, а потом в лоб, Хэтклиф улыбнулся и сказал:

– Давай есть?

Я кивнула.

Еда оказалась очень вкусной. Не знаю, была ли в этом заслуга поваров или я просто очень сильно проголодалась, но глядя на то, с какой скоростью я отправляла в рот очередной набор закусок, Хэтклиф едва мог сдержать в себе искренний смех. Он ловко маскировался и прятал улыбку, иногда поднося к губам салфетку, но по его трясущимся плечам было понятно, что такое мое поведение его ужасно забавляло. А я не обращая внимания, продолжала поглощать все, что попадалось мне на глаза. Свежие овощи, сыр, мясное ассорти, виноград, тот самый невероятно вкусно пахнущий хлеб, запивая все это соком, водой, а потом еще и чаем я наконец смогла остановиться только в тот момент, когда на тарелке передо мной остался последний ломтик ананаса. Схватив его без раздумий, я уже собиралась положить этот кусочек в рот, как вдруг услышала от Хэтклифа слегка возмущенное покашливание. Повернув голову в его сторону, я увидела, как он, сложив руки на груди и вопросительно подняв обе брови, осуждающе на меня смотрел. Все это показалось мне безумно милым и смешным, поэтому, сделав виноватое лицо, я осторожно поднесла кусочек ананаса к губам Хэтклифа. Аккуратно взяв меня за запястье, он зубами забрал ананас из моей руки. Затем придвинулся еще ближе ко мне. Я в ответ сделала тоже самое. В отличие от меня, Хэтклиф хотел поделиться со мной. Мне даже стало немного стыдно, но в момент, когда его губы снова коснулись моих, я почувствовала, как голова идет кругом, а сердце начинает биться так быстро, будто ему стало слишком тесно в моей груди. Я не могла больше думать ни о чем, кроме Хэтклифа. Все, чего я хотела в тот момент – это быть с ним, для него, жить лишь одним этим мгновением. В его взгляде я видела для себя целую вселенную, целый мир, которому были посвящены все мои мысли и желания.

Я накинула халат и вышла на большой балкон, скорее напоминавший открытую цветочную оранжерею. Удивительно было обнаружить ее здесь, учитывая весьма строгий интерьер всей квартиры. Серо-белые тона и мебель в простых формах сильно контрастировали с разнообразием цветов и растений в гипсовых горшках самых разных форм. Приятные ароматы кустовых роз, декоративных пионов и мандариновых деревьев, наверное, помогали расслабиться и отвлечься от городской суеты тем, кто заходил сюда. Жаль, что мне пришлось узнать об этом красивом месте при таких обстоятельствах. Теперь все приятные ощущения были отравлены чувством постоянного напряжения и страха. В любой момент могло произойти, все что угодно и никто не знал, чего можно было ожидать в будущем. Каким оно теперь станет для нас.

В углу стояли два плетеных кресла из ротанга и небольшой стеклянный столик, на котором заботливым персоналом заранее были оставлены бутылка шампанского в ведерке со льдом и два хрустальных бокала на красивых ножках с изящными узорами. Глядя на них, я вспомнила, как с мы с Хэтклифом однажды ночью, забравшись на крышу одного из небоскребов, пили шампанское прямо из бутылки и просто молча смотрели на звездное небо. Как бы мне хотелось вернуться туда, в то время, когда нам еще не нужно было бояться. Присмотревшись, в дали я увидела ярко освещенное здание парламента. Уже завтра нам предстояла встреча с его председателем и самыми важными членами собрания. Я не могла знать, что ожидало нас с Хэтклифом, но чувствовала, что очень хотела и была готова рассказать всем правду. Ощущение несправедливости не давало мне покоя с того момента, как я увидела, что эти монстры сделали с тем бедным мальчиком. Вспомнив отца, я подумала о том, что он, наверное, даже несмотря на то, что никогда и ничего не рассказывал мне о восстании, тоже когда-то стоял где-нибудь вот так один с огромным желанием помочь людям избавиться от тирании тренков. Даже представить было трудно, чтобы он сделал, узнав о произошедшем и о моем решении.

Теплые руки осторожно легли на мою талию и плечи. Поцеловав в шею, Хэклиф прижал меня к себе, и сердце снова быстро забилось. Погрузившись в собственные мысли, я не услышала, как он тихо подошел ко мне.

– Давно здесь стоишь одна?

– Не знаю, я не помню.

– Я, наверное, отвлек тебя, ты так вздрогнула, когда я к тебе прикоснулся.

– Да?

– О чем ты думала?

– Обо всем, что приходило в голову. Красивый сад.

– Да уж, это, скорее всего заслуга Элизабет. Едва ли Дэвид стал бы разводить здесь только цветов и зелени. Она, кстати, очень милая девушка. Когда все закончится, обязательно вас познакомлю. Вот только, я ни за что не поверю, что все это время ты разглядывала фиалки. Думаешь о завтрашнем дне?

– Да и об отце. Боюсь, что мы с ним похожи больше, чем кто-либо предполагал.

Повернувшись к Хэтклифу лицом, я крепко обняла его, затем немного отстранившись и глядя ему прямо в глаза, сказала:

– Я это так не оставлю. Не знаю, сколько сил мне потребуется, но я чувствую, что должна что-то сделать. Пора их остановить.

Хэтклиф смотрел на меня не отрываясь. По этому взгляду я сразу поняла, что он был рад услышать мои слова, вместе со мной не желая оставлять все, как есть. Думаю, мы оба понимали неизбежность всего случившегося. Осторожно гладя меня по волосам, он сказал:

– Ничего не бойся, Кира, я обещаю тебе, что мы это сделаем, и никто нас не остановит.

Я почувствовала, как горячие слезы наполнили глаза, а голос задрожал от переполнявших меня чувств, самыми сильными из которых были любовь и преданность к этому человеку.

– Я тоже обещаю это тебе.

Улыбнувшись, он взял меня за руки и, перевернув их ладонями вверх, поцеловал по очереди каждую из них.

Немного позже, вечером Хэтклиф по видеосвязи попросил графиню от своего имени написать письма, в которых в их замок приглашались все члены собрания с целью следующим утром сделать важное заявление и обсудить насущную проблему, которая касалась всех и каждого. На удивление, графиня не стала задавать много вопросов, о причине такой неожиданной просьбы, а Хэтклиф в свою очередь заявил, что считает себя достаточно взрослым, для того, чтобы брать на себя всю ответственность за свои слова и поступки, в том числе принимать участие во всех важных собраниях, как полноправный член совета. Это несомненно, польстило графине, как матери, и она дала свое согласие, тем самым разрешив любимому сыну впервые выступить от собственного имени.

Глава 9 Собрание. Это Конец?

На следующий день в девять часов утра, заранее встретившись с Рейфом, мы втроем отправились в замок. Войдя в зал для собраний, я испытала сильнейшее чувство дежавю. Все было почти также, как в тот вечер, когда я впервые приехала сюда. Огромное количество людей, сотни взглядов, направленных в мою сторону и так по-аристократически недоумевающих: «Что же еще эта девчонка выкинет?». Похоже, никто из них даже не считал возможным простить меня за мое неуважение к правилам всеми чтимого этикета. Больше не имея в моих глазах никакого авторитета, они, похоже, просто не могли с этим смириться. Но когда следом за нами вошел Рейф, со всех мест огромной волной нас захлестнули звуки удивленных возгласов, недовольства, испуганного шепота и неодобрения.

Конечно, все они узнали его – Рейфа Кипбриджа, одного из предводителей первого и последнего движения повстанцев, по вине которого, как они думали, погибли многие из их близких. Жаль, что до сих пор большинство из них так и не поняли, ради чего были отданы эти жизни на самом деле.

Мы остановились, встав посередине зала рядом с трибуной, а возмущенные фразы в адрес Рейфа продолжали сыпаться на нас со всех сторон, как мелкие иголки.

– Кибридж?

– Что он здесь делает?!

– Он разве не в розыске?

– Преступник!

– Предатель.

Не выдержав, Рейф буквально прошипел.

– Ненавижу всех этих тупых напыщенных идиотов, они слепы и ничего не видят кроме своих чинов и жадности. – ненависти в глазах и голосе Рейфа с лихвой хватило бы, чтобы затопить и сжечь дотла весь этот замок со всеми присутствующими. Словно злобный пес на цепи, он готов был сорваться в любую секунду и перегрызть глотку каждому, кто из-за своей ограниченности и глупости не понял бы ни единого его слова.

Складывая вместе слова Рейфа и свои мысли, я теряла уверенность в нашем решении с каждой минутой. По всему телу невольно прошла крупная дрожь, еще немного, и паника охватит меня полностью. Больше всего я боялась не справиться со своими страхами перед этой огромной толпой,

Будто почувствовав это, Хэтклиф крепко сжал мою руку и тихо сказал:

– Не бойся, я рядом и никогда не оставлю тебя. – он смотрел на меня спокойным теплым взглядом.

«Как странно, ни капли сомнения… неужели ему совсем не страшно?»

Не обращая внимания ни на одного из присутствующих, он просто продолжал стоять рядом мной, будто был на сто процентов уверен в исходе сегодняшнего дня.

Когда мы поднялись на трибуну, Хетклиф встал чуть позади меня, понимая, что именно мне, как наследнице своего отца, нужно было выступить перед всеми этими людьми. Оглядев эту огромную надменную толпу, я сделала глубокий вдох и решила начать свое обращение с привычных для них слов:

– Достопочтенные правители Англии… – голос дрогнул и упрямо сорвался до сиплого хрипа. Ни одного живого взгляда в ответ, все лица застыли подобно маскам и на моих глазах начали сливаться в какую-то пеструю массу. Я оглянулась на Хетклифа, и на секунду стало немного легче. – сегодня мы с графом Уолбреном собрали всех вас здесь, для того, чтобы заявить о том, что…

– Что значит мы? Кира, что ты опять задумала?! Хетклиф! Немедленно отойди от нее! – внезапно прозвучавший голос графини Уолбрен показался мне непривычно грубым и сухим. А по надувшимся венам на ее шее, можно было смело сказать, что она просто кипела от ярости, и лишь только положение в обществе, да и собственно, присутствие самого общества не позволяли ей сорваться с места и… даже представлять не хотелось, что человек в ее состоянии мог бы совершить.

– Мама, прошу тебя, ты должна выслушать! – вступившись за меня, Хетклиф тем самым вызвал еще больший гнев графини. Наверняка в ее голове, тогда возникла одна из самых распространенных материнских мыслей: «Да что она ему внушила? Если бы не эта девчонка, Хетклиф никогда не стал бы так позорить наше имя перед всем высшим светом!» Да, именно это так легко можно было прочитать в ее глазах. Странное сочетание чувств и мыслей разрывали мою голову – с одной стороны это было огорчение ограниченностью ее мышления, с другой – непонятное чувство стыда, упавшее огромной скалой на мои плечи. Стыда за то, чего я на самом деле не совершала, вовсе не являясь ужасным человеком, наставившим на ложный путь ее сына, как вероятно считала графиня. Поразительно, на сколько ей удалось внушить мне ее собственные мысли. Всем своим видом она прекрасно давала понять, как она на самом деле ко мне относилась и что про меня думала. Абсурдность собственных размышлений на несколько секунд ввела меня в некое состояние, подобное ступору. Я просто стояла и не знала, что сказать в ответ, точнее я не знала, стоило ли мне вообще что-либо отвечать. Спорить с таким человеком, как она не было никакого смысла, как бы я ни старалась, она бы ни за что не услышала моих слов и не встала на мою сторону. Громкий голос графини донесся до меня словно сквозь толстую стену.

– Как ты смеешь такое мне говорить! Я твоя мать! И ничего не должна, особенно, такой, как она! Немедленно прекратите! Вам что здесь, цирк? Или вам доставляет удовольствие оскорблять нас всех своим поведением? Хетклиф, я все понимаю, но ты заигрался, спустись на землю и прислушайся к своей матери, ко всем нам. Не знаю, что тебе наговорила эта девчонка, но мы желаем тебе лишь добра!

Не выдержав, Хэтклиф вышел вперед.

– Мама, ты не понимаешь, о чем говоришь!!! И все вы! – оглядевшись, он встретил множество недоумевающих взглядов, никто не понимал этого странного, внезапного обвинения в их собственной неправоте. – Да, вы! – повторил Хэтклиф. – Вчера ночью, пока вы все спали в своих замках или проводили время, как захочется, в старой части города двумя трэнками был нарушен договор! – удивленные возгласы послышались со всех концов зала.

– Что? О чем он говорит?

– Какое нарушение?

– Что за нелепый розыгрыш?

– Был убит юноша до истечения срока соглашения… – оглушительная какофония восклицаний, вопросов и негодований шквалом обрушилась на нас с Хэтклифом.

– Кто был свидетелем? – первый вопрос, который нам удалось услышать, принадлежал Сэру Аддингтону, пожалуй, самому справедливому и здравомыслящему из всех собравшихся здесь сегодня.

– Я и Кира Вэнсил – словно звук разбитого стекла в обратном воспроизведении – звенящая тишина накрыла весь зал заседаний. Создавалось такое ощущение, что ее почти можно было потрогать, плотная как трясина, она буквально заставляла тебя сутулиться и сгибать колени под своей тяжестью.

«Что же все они скажут?»

Казалось, что еще немного и напряжение во всем теле доведет меня до судорог. Все вокруг слилось в недвижимую массу из удивленных, испуганных, озлобленных лиц. Что ж, хотя бы теперь я видела только искренние взгляды, направленные на себя. Я пыталась отыскать среди них своих родителей, но перед глазами все расплывалось. И только горящий ненавистью взгляд графини Уолбрен оставался прикованным ко мне каждую секунду, так, что я почти могла чувствовать его на своей коже.

Наконец, неожиданно очнувшись от всеобщего молчания заговорил Рейф. Нарочно делая голос громче, он с удовольствием и тихой яростью отчеканивал каждое слово.

– Чего молчите, высоко почтенные дамы и господа?

Все еще приходящая в себя толпа не могла ответить ничего вразумительного.

– А? Или совсем не этого вы ждали сегодня?! – злорадствовал Рейф.

Внезапно, Лорд Баннигтон встал со своего места и с довольной ухмылкой сказал:

– Рейф Кипбридж, давно нам не доводилось чести лицезреть вашу персону… – узкие губы ярко-красного цвета еще шире растянулись в мерзкой улыбке. Два старых врага наконец встретились. Еще со времен последнего восстания Лорд возглавлял сообщество, действия которого были направлены против повстанцев. Оно щедро спонсировалось трэнками, что в результате оказалось решающим фактором в поражении моего отца и всех людей, поддерживавших его. Прикрываясь благими целями, Лорд легко смог кровавыми методами заслужить одно из самых высоких положений среди ему подобных, даже несмотря на то, что уже тогда ходило множество слухов о непосредственной его связи с массовыми исчезновениями людей. Встретив этого человека случайно на улице, вы наверняка догадались бы, кем он является на самом деле. Или уж точно не подумали бы про него ничего хорошего. Все, начиная от его привычки облизывать передние зубы языком, словно голодный шакал, готовящийся напасть со спины, до насмешливого взгляда, походки – не важно, ничто из этого не говорило о нем как о личности, способной чувствовать хоть что-то человеческое. Пару раз мне приходилось видеть его на общих собраниях, и ни в один из них я не могла сдержать чувство отвращения, когда мой взгляд останавливался на этом высоком тонконогом монстре с противными желтыми волосами и таким смешным хохолком все время задиравшемся на затылке.

Выдержав свою этикетскую паузу, человекомонстр продолжил:

– Неужели жизнь ничему не учит таких, как ты? Это уже становится скучным – манерно зевнув, Лорд сложил руки на груди и очевидно ждал реакции Рейфа.

– Как раз наоборот, уже научила, что таких как ты не стоит оставлять в покое, что бы не тешили себя своей безнаказанностью. – мне казалось, что Рейф был уже почти на грани, вцепившись руками в трибуну, он с ненавистью в глазах смотрел на Баннингтона. Мне показалось, что я даже могла слышать, как хрустят его пальцы. Один из тренков, стоящий неподалеку, противно облизнулся. Я до ужаса боялась, что Рейфа могут казнить на месте, если он потеряет контроль и набросится на Лорда прямо в зале собрания. Но неожиданно, Рейф театрально распростер руки и обратился ко всем присутствующим.

– Ну что же, дамы и господа, думаю, у вас было достаточно времени, чтобы прийти в себя после услышанного, и нам с нетерпением хочется узнать ваше мнение по поводу произошедших событий. Эти юноша и девушка совершили очень смелый поступок, взяв на себя ответственность свидетельствовать об ужасном преступлении, совершенном прошлой ночью. Учитывая их положение в обществе, очевидно, что выдумать подобное было бы полным абсурдом, к тому же, мать съеденного мальчика сегодня подтвердила, что ее сын пропал без вести. Факты говорят сами за себя, разрешите, я скажу это вслух: трэнки нарушили договор! – волна удивленных вздохов снова прокатилась по залу. Присутствующие на собрании трэнки недовольно переглянулись между собой и о чем-то тихо заговорили на своем языке.

– И делают это уже не в первый раз! Вспомните про тюрьму для повстанцев, хоть кто-нибудь из вас вообще видел ее? Или может кто-то ездил к своим близким на свидание? Уже 10 лет прошло, а мы так ничего и не знаем о судьбе заключенных.

– Условие полной изоляции было одним из первых в приговоре осужденных. – неуверенно возразил один из герцогов.

– Абсолютно верно, но как же те, которым дали, например, 4, 5, 6 лет? Все они давно уже должны были вернуться к своим семьям. И ни у кого из вас не хватило духу хотя бы спросить у монстров! – последнее слово Рейф произнес с особенной злостью, – В чем дело, и почему нарушается закон. Почему?! Да потому что все вы давно знаете, что творится в нашем мире на самом деле! Ведь это так удобно, жить спокойно и знать, что именно сегодня вместо тебя сожрут кого-то другого. Неужели вы думаете, что очередь никогда не дойдет до вас? Что в один из прекрасных вечеров, просто потому что им захотелось еще, они не придут за вами раньше, чем вы ожидали?!

Бурные обсуждения, споры и восклицания оглушающим роем заполнили уши. Гнетущая обстановка и все произошедшие перемены просто уводили землю из-под ног. Несмотря на всю свою надуманную храбрость, я все еще не была готова к такой ответственности. От одной только мысли о разлуке с Хэклифом меня начинало мутить, покачнувшись, я с силой схватилась за его руку. Уткнувшись лицом в его плечо, я закрыла глаза, чтобы никто не видел этих обычных трусливых слез.

– Довольно! – графиня Уолбрен вмешалась громким и властным голосом, раздраженно дрогнувшем на последней букве. – Я по горло сыта тем представлением, что вы здесь устроили. Всем присутствующим, как и мне, прекрасно известно, что трэнки уже много лет оказывают надежную поддержку благосостоянию нашего общества, а условия сотрудничества более чем конкретны и нерушимы. И такой малозначительный факт, как смерть какого-то мальчишки, не должна вносить смуту…

– А если бы на месте того мальчика оказался ваш сын, что тогда?!..... – эти слова вырвались сами собой, опоздав лишь на мгновение, я не смогла совладать с собой. Пространство и время будто пришли в замедленное движение – сотни застывших удивленных взглядов, даже Рейфа и Хетклифа были направлены на меня. Глаза графини сильно покраснели, стиснутые от злости зубы едва проглядывались сквозь слегка приоткрытую перекошенную ленту ее побелевших губ. Мне стало страшно. Ужасное чувство буквально сдавило тело со всех сторон. Это было еще хуже, чем в ту ночь, когда со стороны мне пришлось наблюдать чужую смерть. В тот момент я поняла, что совершила поступок, который в моей жизни изменит многое, и который я никогда не смогу стереть из своей памяти.

– Да как ты смеешь, дрянь! – никогда еще не приходилось слышать такого слова в свой адрес. – После всего того, что я сделала для тебя и твоей семьи, ты позволяешь себе такую дерзость! Такая же, как и твой отец, ты не знаешь где остановиться и не ценишь того, что имеешь! Ты, мерзкая….

– Довольно, графиня, мы уходим. – появившись словно из ниоткуда среди этой огромной толпы чужих мне людей, неожиданно вмешался мой отец. Никогда не видела у него такого взгляда – полного ненависти и отвращения. Он резко встал с места, и они с мамой пошли в мою сторону.

– Нет! Вам придется выслушать все, что я хочу сказать!!! Неблагодарная семейка жалких повстанцев, нахлебников, оставшихся без гроша, пользующихся моей щедростью!!! Как вы могли вообще допустить свою дочь к моему сыну?! Но не волнуйтесь, я больше никогда этого не допущу!

Последние слова воткнулись в сердце будто тупой гвоздь.

«Что значит «Никогда»? Она вообще понимает, что говорит, как вообще такое возможно?!»

Посмотрев в испуганные глаза Хетклифа, я прочитала в них те же слова.

«Боже, кто-нибудь, остановите это безумие!»

– Мама, остановись, ты не понимаешь, что делаешь! – Хэтклиф все еще пытался успокоить графиню, но было уже поздно.

– Ошибаешься, сын, прекрасно понимаю, позже, ты еще обязательно поблагодаришь меня.

– Мы уже помолвлены! – надрывно выкрикнул Хэтклиф. Из толпы послышались удивленные вздохи, но нам уже не было до них никакого дела.

– Что?! Какая чушь, я не верю, что ты серьезно, я никогда не дам своего благословления на этот брак и ему не бывать никогда! Трэнки! – таким тоном этих монстров звали только ради одной цели… Две пары маленьких глаз впились в нее внимательным взглядом, полным ожидания.

– Мама, прошу тебя, остановись! – глаза Хэтклифа широко раскрылись. Он уже почти был готов бежать к матери, чтобы попытаться самому остановить ее.

Схватившись за рукава Хетклифа, я кричала незнакомым себе голосом:

– Хетклиф, Боже, что она делает, прошу тебя, останови ее, это невозможно прошу тебя!!! – слезы горячим ручьем потекли из глаз, отчаяние переполняло меня изнутри, пульсируя огромным комком, готовым взорваться в любую секунду.

– Это мое новое желание… Слушайте внимательно! – разъяренный, почти сумасшедший взгляд графини был готов буквально сжечь меня на месте. Сильнее страха в жизни я еще не испытывала никогда. Но я боялась не ее.

– Я желаю, чтобы никогда у этой девчонки Киры Вэнсил не было возможности общаться с моим сыном как сейчас! Они никогда не должны быть вместе любой ценой!

– Слушаемся графиня… – поклонившись и развернувшись, двое трэнков быстро пошли в мою сторону – не понимая, что происходит, я машинально сделала несколько шагов назад. Внезапно, Хэтклиф резко дернул меня за руку и заслонив собой, надрывно прокричал:

– Только посмейте тронуть ее!!!

Меньше, чем через мгновение монстры, оказавшись перед нами, с огромной силой отшвырнули его в сторону. Пролетев несколько метров в воздухе, Хетклиф с громким треском собственных костей ударился об огромную колонну и упал на мраморный пол. Он лежал без движения. Через секунду я увидела, как под его головой медленно начало расплываться красное пятно. Шок и ужас словно раскололи голову на части. Диким воплем проорав «Неееет!» я сорвала голос и упала на колени. Только тогда я поняла, что значило для тренков «любой ценой». Где-то позади, словно эхом отозвался пронзительный крик графини.

«Неужели они убили его?! Это все реально?! Этого не может быть, нет, нет, нет!»

Лицо Хэтклифа, искореженное болью, стояло у меня перед глазами. Я не могла пошевелиться, да и хотела ли? Мне было абсолютно все равно, что со мной собирались сделать Трэнки, точнее, теперь я хотела только одного – умереть следом за ним, больше причин оставаться на этом свете, как я думала, у меня не было. Все вокруг снова стало сливаться в большое пятно, я почти не слышала ничего происходящего вокруг, словно сквозь густой туман обрывки отдельных звуков с трудом долетали до меня.

– Остановитесь! – внезапно прозвучавший голос моего отца слишком четко прорезался сквозь моих разорванных мыслей. Пытаясь, прийти в себя я словно снова и снова собирала простейшую мозаику, которая каждый раз рассыпалась на десятки, сотни, тысячи новых осколков. На секунду Трэнки отвлеклись, будто что-то почувствовав, они забыли, что все еще не выполнили желание графини.

– Сэр Вэнсил, вам есть что сказать? – этот паршивый блеск в их маленьких глазках, только от одного его вида, меня начинало мутить…

«Боже!»

Я поняла, что отец собирался сделать.

– Нет, нет, папа, прошу тебя не надо! Неееееет! – собрав последние силы, я бросилась к отцу, но огромные уродливые лапы тренков сжали мои руки каменной хваткой.

– Да…у меня есть желание. – Опустив глаза, отец видимо либо не мог видеть меня в таком состоянии, либо не хотел тем самым причинить мне еще больше страданий.

«Да какая к черту разница, неужели я не заслуживаю этого взгляда?!»

– Ооо, Сэр Вэнсил, премного удивлен вашим неожиданным, хотя… хотя и очевидным поступком. Но, не смею больше вас перебивать, я весь внимание.

Я была готова голыми руками разорвать это чудовище на части прямо там у всех на глазах, если бы только у меня была такая возможность.

– Я хочу, чтобы Кира была цела и невредима, желание графини Уолбрен… – переведя смешанный взгляд на рыдающую графиню, он продолжил – ни в коем случае не должно касаться жизни моей дочери.

– Прекрасно Вас понимаю и поддерживаю, но видите ли, Сэр Вэнсил, отмена чужого желания оплачивается вдвойне…

Внезапно, мама подошла к отцу и, крепко взяв его за руку, сказала:

– Все верно, Трэнк, вы получите вашу оплату – никогда прежде я еще не видела, что бы мои родители так смотрели друг на друга, не сказав ни слова, они лишь переглянулись между собой. В их глазах я увидела слезы, которые, скромно блеснув, почти тут же исчезли, оставив после себя лишь грустный взгляд прощания. Они прощались со своей жизнью, друг с другом, со мной. Все это только ради того, чтобы оставить меня в живых. Как же сильно я тогда ненавидела себя. Боже, если бы я только знала, к чему приведет мое решение, я бы предпочла лучше умереть самой в ту проклятую ночь. Почему… почему я не сделала так? Отвлеки я тогда внимание Трэнков на себя и, возможно, даже Хэтклиф остался бы жив. Хэтклиф… одно его имя, произнесенное про себя, усилило эту ужасную боль в тысячу раз, казалось, сердце не выдержит. Сделав еще один надрывный толчок, оно словно треснуло пополам, вместе с этим из горла вырвался хриплый крик:

– Нет! Мама, папа, прошу Вас! Что вы делаете, остановитесь, прошу! Ну, пожалуйста, послушайте меня, не делайте этого! – голос снова сорвался, и мне лишь оставалось беззвучно повторять эти слова, задыхаясь от собственных слез и охватывающей меня истерики. Посмотрев на меня в последний раз и послав воздушный поцелуй, отец сказал:

– Делайте то, что нужно.

Я не хотела верить, что эти слова станут моим последним воспоминанием о его голосе. Мысль, промелькнувшая у меня в голове, осела где-то в сердце, впитавшись в него, словно едкая сажа. – Только прошу вас, не на глазах у Киры.

– Конечно, конечно, Сэр Вэнсил, прошу вас и вашу супругу идти за мной – я видел, как мерзкая челюсть тренка противно затряслась в ожидании свежего мяса, довольно сглотнув слюну, монстр вместе с моими родителями скрылся в одном из холлов.

Остервенело дернувшись последний раз, я почувствовала, как снова вывихнула себе тоже самое плечо. Острая боль пронзила все тело, заставив меня опуститься на колени. На мгновение мне показалось, будто я услышала, как ломаются позвонки в человеческой шее. Кроме собственных безумных криков мне больше ничего не удалось запомнить, через несколько секунд я отключилась. Все исчезло.

Очнувшись, я не понимала, где нахожусь, непонятное пространство, словно плотный эфир не давало возможности определить форму или звук всего происходящего. Исказившись до неузнаваемости, картинка реальности представляла собой скорее абстрактный рисунок. Внезапно все вокруг начало быстро меняться, изображения или их подобия перескакивали с места на место, словно освобождая путь для чего-то еще. Звук, собравшись в самой дальней точке, огромным низким басом начал приближаться ко мне. Страх, хоть одно знакомое чувство. Попытавшись подняться, я поняла, что здесь я не могу двигаться. Беспомощно открыв рот, чтобы закричать, я еще раз удивилась законам этой новой реальности. Звук исходил не от меня, становясь все выше и выше, он будто придавал предметам похожие на привычные очертания. Теперь все стало ясно, кричала не я, еще одно сочетание знакомых звуков окончательно привело меня в сознание. Ужасным воплем кричала графиня, держа на руках своего сына.

– Хеееетклиф! Боже мой! Нет, нет, неееет! Ну зачем тебе была так нужна эта девчонка? Почему???? Ты был не прав, не прав, мой маленький, глупенький малыш. Ты не слушал, мамочку, и вот что получилось – со стороны было похоже, что графиня сходит с ума, шепча ему на ухо все эти бессмысленные слова, она не понимала, что уже ничего нельзя исправить, и он вовсе не слышит ее. Любой, кто пытался подойти к ней и предложить хоть какую-нибудь помощь в ответ получал лишь еще более громкий раздраженный крик, она пыталась защитить своего сына, сама не понимая от чего.

В это время, перебарывая дикую боль в плече, я пыталась встать или хотя бы подползти чуть ближе к нему,… к его телу, достаточно на сегодня было бы просто умереть рядом с ним. Я надеялась на то, что графиня захочет убить меня собственными руками, тем самым она сделала бы нам обеим большое одолжение. Едва ли у меня хватило бы смелости на самоубийство.

Внезапно, в зал вошла бригада врачей, подбежав к Хетклифу, они начали его осматривать. Когда один из них начал делать ему искусственное дыхание, я услышала, как одно из ребер Хетклифа хрустнуло, с трудом заставив себя отвернуть голову, я почувствовала, как начинаю задыхаться в истерике. Вывихнутое плечо не давало пошевелить рукой, я даже не могла закрыть ею свое перекошенное от боли и отчаяния лицо. Когда дошла очередь до меня, один из врачей задал мне вопрос:

– Мисс, с вами все в порядке? Вы что-нибудь повредили?

Мне хотелось ответить, но казалось, что я просто разучилась говорить, когда мысли же наоборот, неслись огромным потоком, заполняя всю мою голову, готовую в любой момент лопнуть.

«Да, точно, ум и сердце за одно, рука черт с ней, просто верните все назад, заставьте Хетклифа снова дышать и все будет хорошо, да, все будет хорошо. Боже, ну почему нельзя вернуть время назад? Боже, как же больно, что же делать?…»

– Верните его, доктор, прошу вас, верните его! Он ведь жив!!! Он не мог умереть! Не моооог! – своих слов я не слышала,только тихий хрип с трудом сочился из пересохшего горла. Когда врач дотронулся до руки, я непроизвольно выгнулась назад, боль была адская, будто прямо в кость воткнули острый кусок железа. Меня начало трясти, раньше я никогда не боялась боли, но в тот день ее было слишком много.

Понимая, что без успокоительного не обойтись, доктор открыл небольшой шприц и сделал первый укол. Дрожь быстро прошла. Контроль над телом почти вернулся.

– Эй, у нас здесь вывих плеча, принесите носилки! – громкий голос доктора неприятным эхом ударил по ушам. Собрав все последние силы, я сказала так громко, как могла.

– Прошу вас, подождите…

– Мисс, вы что-то сказали? Не беспокойтесь, успокоительное с обезболивающим скоро подействуют – странно, я не заметила второго укола – и мы наложим вам повязку.

– Пожалуйста, помогите мне встать.

– Что? Мисс, с вашей травмой Вам лучше не двигаться – насмешливо бодрая интонация доктора и собственная беспомощность злили как никогда.

– Я должна встать! Подведи меня к графу Уолбрену! – не знаю как, но видимо повышенный голос и приказной тон заставили этого доктора послушать меня. Никогда раньше мне не приходилось так делать.

– Хорошо, хорошо, только не нервничайте, вам это вредно… – в тот момент его слова были выброшены в кучу мусора бесполезной информации.

Внезапно, из толпы ко мне подбежал Рейф.

– Что ты возишься, идиот, ты не слышал, о чем она тебя попросила?! – уже знакомая раздраженная интонация будто пожалела остатки искромсанной души.

– Да, но…

– Прекращай мямлить и делай, что говорят. – Осторожно поставив на ноги и придерживая при каждом шаге, они вдвоем подвели меня к Хетклифу. Протянув здоровую руку, я хотела в последний раз дотронуться до самого дорогого мне человека на этой земле.

– Что ты делаешь? – увидев меня графиня, словно бешеная собака, затряслась от злобы, мускулы на ее лице напряглись, превратив его в гримасу, полную ненависти.

– Это все из-за тебя! Ненавижу! Это ты убила его!

Никто, даже, Рейф не ожидал, что графиня после этих слов набросится на меня и начнет душить, а я даже не пыталась сопротивляться, ее руки были холодными и жесткими, словно металлические спицы. Я чувствовала, как ее тонкие пальцы все глубже вонзались мне в кожу.

«Еще несколько секунд, и я смогу оказаться рядом с ним.»

Эта мысль успокаивала меня. К сожалению, вокруг было слишком много людей и графиню быстро оттащили от меня, несмотря на то, что для этого понадобилось трое человек. Напоследок, она успела оставить на моей шее четыре глубоких царапины, увидев это, доктора побежали к своим аптечкам за бинтами и антисептиком. «Опять это сумасшествие, когда же оно закончится.»

– Пустите меня! Она не должна жить! Вы же сами все видели! Убейте ее! Умрииииии!!! – на последнем крике ее будто что-то подорвало изнутри, потеряв равновесие и отшатнувшись в сторону, графиня обеими руками схватилась за грудь. Хватая воздух жадными глотками, она медленно начала оседать на руках своих подданных. Все еще пытаясь что-то сказать, она со слезами и злобой в глазах пристально смотрела на меня. Наконец, резко вскрикнув, наверное, от сильной боли в сердце, она закатила глаза и упала замертво. Ударяясь о сверкающий мраморный пол, зазвенели тяжелые драгоценные камни в ее колье. Еще одной волной прокатилось удивление по толпе, а я чувствовала, словно падаю в еще одну пропасть. Казалось, что ничего кроме дикой усталости и тоски в ней больше не окружало меня. Через несколько секунд я снова потеряла сознание.

Глава 10 Жизнь После Смерти? Да, Она Есть

После неопределенного количества времени мне все же пришлось открыть глаза от звука, равнодушно, изображавшего мой пульс. Я поняла, что нахожусь в больнице. Руки зачем-то были прикованы медицинскими ремнями к бортам кровати. Как же хотелось не видеть всего этого и остаться без воспоминаний о нем…. О его смерти. Да и вообще, уж если не умереть, лучше было бы остаться вообще без памяти о том, что я сделала, без мысли и вечного упрека о том, что если бы не я, все было бы по-другому и все самые дорогие мне люди остались бы живы. Я подумала о родителях. Горячие слезы струей потекли по щекам. Я не была уверена, могла ли я вообще двигаться, все тело казалось ужасно тяжелым и каким-то чужим. Ограниченность палаты с ее белыми стенами лишь добавляли отчаяния и ужаса, словно на экране воспроизводя события из недавнего прошлого. Сжав до боли обмотанные ремнями руки, я хоть как-то пыталась это прекратить, возвращая себя этими ощущениями в реальность. Сложно заменить физической болью боль эмоциональную. По мне – это как подлить бензина в горящий костер. На одно надежда – так все быстрее сгорит.

Внезапно в палату вбежал Рейф. Поспешно закрыв за собой дверь, он на секунду замер на месте. Кинув на меня настороженный взглял, он подбежал к кровати и быстро начал расстегивать ремни, недовольно бормоча себе под нос:

– Идиоты, будто ты душевнобольная, сами бы себя приковали к своим столам, если больше ничего делать не умеют.

По двери уже барабанили во всю недоумевающие от наглости Рейфа медсестры.

– Немедленно откройте дверь! Мисс Венсил нужен покой и никаких посещений! – раздраженные высокие голоса продолжали что-то кричать, но ни мне, ни Рейфу не было до них никакого дела.

– …Ххээт…клиф – все, что мне удалось тогда произнести хриплым голосом. В горле все пересохло, не знаю точно, сколько я пролежала без сознания.

– Подожди немного – протянув мне стакан с водой, Рейф подождал, пока я сделаю глоток, а затем сразу же нетерпеливо спросил:

– Идти сможешь?

Поперхнувшись от первых же, попавших в рот капель воды, я быстро закивала головой. Аккуратно поддерживая меня за здоровую руку, Рейф резко открыл дверь навстречу негодующим докторам и медсестрам.

– Что вы делаете?! В ее состоянии нужно только лежать! Она же только пришла в себя, сначала необходимо провести осмотр и сделать анализы! – почти прокричал доктор в белом халате и небольших очках в черной оправе, съехавших ему почти на середину носа. Он стоял, как генерал во главе мини отряда из окружавших его медсестер в светло-голубой форме.

Остановившись, словно дикий зверь готовый к нападению, Рейф ощетинился и злобно прошипел:

– С дороги.

По испуганным лицам стало понятно, что одного его слова и вида было более чем достаточно, чтоб заткнуть всю эту причитающую толпу.

Не понимая, куда именно Рейф меня ведет, я все же не стала сопротивляться, потому, что знала – куда бы мы ни шли, это было гораздо лучше того места, где я находилась одна среди чужих людей. Вправленное плечо все еще ужасно болело, несмотря на лекарства, однако это ощущение было абсолютно ничем, по сравнению с той болью и воспоминаниями, от которых хотелось умереть.

Остановившись около одной из палат, Рейф отпустил меня и тихо сказал:

– Иди, он бы хотел, чтобы ты была рядом.

Не вдумываясь в смысл его слов, я послушалась и молча вошла в палату, с трудом удерживая равновесие, голова все еще кружилась, а слабость во всем теле делала каждый шаг мучительно медленным и трудным. За большой больничной занавеской раздавался редкий звук пульсометра, длинная тень от кровати, создаваемая единственной лампой, расплывалась на полу в непонятных очертаниях. Дрожащей рукой отодвигая занавеску, я на несколько секунд закрыла глаза, боясь того, что могу за ней увидеть. Жуткий страх сковал все тело, вернувшиеся ужас и отчаяние мерзко сжимали сердце и легкие, от чего дышать становилось все тяжелее. После большого усилия я все же смогла это сделать. Я открыла глаза, и у меня снова перехватило дыхание – передо мной лежал Хэтклиф. Без сознания, со множеством бандажей и гипсов – но он все же был жив. Его грудная клетка почти не двигалась, будто он вовсе не дышал. Во рту торчала кислородная трубка, а к его венам через многочисленные катетеры было подведено множество капельниц с неизвестными мне лекарствами. Кожа белая с сероватым оттенком, словно как у гипсовой статуи. Снова потекли слезы, но я не могла издать ни звука и боялась даже прикоснуться к нему. Ненавидя себя за собственное бессилие, я упала на колени, схватившись за край простыни, на которой он лежал. Подбежав ко мне, Рейф неожиданно обнял меня, и, осторожно гладя по волосам, тихо начал говорить:

– Ну, тише, все, успокойся, он же жив, слышишь – взяв меня за лицо, он пронзительно посмотрел на меня своими холодными синими глазами – ты должна быть счастлива, что он просто жив, мы обязательно что-нибудь придумаем, все будет хорошо, вот увидишь, я тебе даю слово.

Уткнувшись в его большое твердое плечо, я лишь безуспешно пыталась сдержать разрывающие меня рыдания. Прошло какое-то время, прежде чем, медсестры, не выдержав, наконец вошли в палату. Я чувствовала, как почти насквозь промочила слезами плечо Рейфа, но он ни на минуту не переставал утешать меня. Мы оба сидели на полу и по непонятным причинам были теми, кто остался жить. Похоже, он так же, как и я был потрясен произошедшим. От осознания этого не становилось легче, но все же, не думаю, что мне удалось бы пережить тот день в одиночку. В какой-то момент я поняла, что кто-то из медсестер, а может, и сам доктор, подошли совсем близко. Незаметный укол успокоительного позволил хотя бы на время забыться в пустом сне.

Снова тот же звук пульсометра медленно вытащил меня из тревожного липкого от слез сна. Только он был уже не моим. Немного оглядевшись, я поняла, что мою кровать перенесли в палату Хетклифа, наверняка по просьбе или, что наиболее вероятно, по приказу Рейфа. Ни за что бы не поверила, что этот человек способен хотя бы на одну просьбу. Не знаю, была ли я благодарна ему за это.

Мой любимый Хетклиф лежал все также неподвижно с безразличным лицом, совсем не ощущая моего присутствия. Подойдя к его кровати, я осторожно провела кончиками пальцев по его прохладной щеке. Сразу же перед глазами пронеслись сотни воспоминаний о том, когда мы были вдвоем, когда он мог смотреть мне в глаза и осторожно, сжимая мою ладонь в своей руке, целовать невидимые слезы счастья на моих щеках. Как же далеко в прошлом все это было теперь. Сможет ли он еще хотя бы раз прикоснуться ко мне, услышать мой голос или просто почувствовать, что я рядом… Где он сейчас? Что я могу сделать, чтобы все исправить? Никто не мог дать мне ответа на мои вопросы. Отчаяние все крепче сжимало ноющее сердце в груди.

Прошло уже несколько недель, я не знала, становилось ли мне лучше, но с Хетклифом не происходило никаких изменений, как говорили врачи, его травмы были почти несовместимы с жизнью, многочисленные повреждения черепа и мозга не оставляли ни одной надежды на его восстановление. Они повторяли одно и тоже – что это лишь искусственное поддержание его жизни, что кома может продлиться несколько десятков лет, либо он может умереть в любой момент.

Каждый день одинаковые чувства – страх, отчаяние, печаль, боль – стали почти привычкой, приступы истерики начинались редко и теперь длились не более часа, поэтому врач заметно сократил дозу моих антидепрессантов, которые мне почти всегда удавалось выбрасывать в окно больничной палаты. Я не заслуживала облегчения своих страданий ни на одну таблетку, поэтому каждая ночь была в полном моем распоряжении – никто не мог помешать мне полностью чувствовать вскипающий ужас в моей голове, от одного воспоминания о том дне, когда Хэтклиф в последний раз был рядом со мной.

– Он не слышит меня, Рейф… я бы поняла, если слышал. – чувствуя, как ноги сильно затекли, от того, что я стою неподвижно у кровати Хэтклифа уже больше двух часов, я зачем-то жаловалась Рейфу. Произнося эти слова, я пыталась убедить себя в чем-то, словно нечто инородное во мне смирилось с самой страшной потерей в моей жизни. Как же мерзко было ощущение собственной беспомощности и усталости. Все эти слова и мысли бесконечно убивали мое вечное ожидание чуда.

– Сейчас не об этом надо думать – его слова должны были показаться мне жестокими, но я лишь пропустила эту мысль через себя и внимательно продолжала слушать Рейфа. – Поверь, мы обязательно придумаем, как спасти Хэтклифа, я уверен, что выход есть. Но сейчас, на мгновение вспомни, что случилось с тобой и твоей семьей, думаешь, они на этом остановятся? Тренки прекрасно продемонстрировали всей правящей элите, как они расправляются со своими оппонентами и теми, кому есть, что сказать в ответ на их беспредел. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, но ты должна собраться с силами и что-то сделать для этого прогнившего мира. Твоего отца больше нет, он пожертвовал всем ради нашего движения и ради тебя, не позволяй этим жертвам погрязнуть в собственных страхах. Только ты можешь изменить все. В ледяных глазах Рейфа будто разгорался огонь, произнося все слова уверенно и четко, он словно вытаскивал меня из того состояния, в котором я тогда находилась. Мысли успокоились и пришли в иной порядок, вместо отчаяния, страха и беспомощности, я начинала чувствовать нечто совершенно противоположное и я знала, что именно – гнев и огромное желание покончить с родом трэнков раз и навсегда.

Еще раз взглянув на лицо своего любимого Хэтклифа, я наклонилась и поцеловала прохладные губы. Его грудь по прежнему почти не поднималась при дыхании, огромное количество всевозможных трубок и капельниц пронизывали его обездвиженное тело, словно оковы для заключенного. До боли сжав перила больничной кровати, я с большим усилием заставила себя повернуться к Рейфу, это новое чувство, которое так охотно занимало место всех моих страданий, помогло мне сделать первый шаг.

– Идем. – Рейф открыл передо мной дверь, и мы вышли из палаты. Оглядываться я не стала.

Я понимала, что должна была что-то сделать, но в мыслях постоянно звучал один и тот же вопрос: «Что я могу? Ведь у меня совсем ничего нет». Откуда же тогда это чувство, теперь оно постоянно было со мной, оно везде, ощущение того, что я обладаю невероятной силой, которой не могу воспользоваться.

Еще с месяц Рейф, наверно, дал мне возможность отдышаться. Домой я вернуться не могла, поэтому он предложил мне какое-то время пожить у его родственников, видимо понимая, что оставлять в одиночестве меня все еще было нельзя. «Добродушный здоровяк с густыми усами» – первое, что пришло мне в голову, когда Рейф представил меня своему кузену или племяннику. За все время он так ни разу и не сказал точно, кем они приходились друг другу. Наверное, больше чем 2 метра ростом, поначалу я как-то с опаской смотрела на него снизу-вверх, его широкие спина и плечи закрывали мне достаточно большую часть обзора. При своем росте 175 сантиметров, мне все равно приходилось чувствовать себя слишком маленькой по сравнению с ним, непривычно… Хетклиф тоже был достаточно высоким, но его телосложение не напоминало мне медведя, стоящего на задних лапах в полный рост. Хетклиф…

«Даже об имени думать больно».

Брайт был очень вежлив и ненавязчив, он никогда не заговаривал со мной первым и не старался при случае развить беседу по душам часа на два. За это я была ему благодарна. И все же, даже выходя на улицу, я словно находилась под стеклянным куполом, мне казалось, что за мной следят, и что каждый мой шаг будто уже был записан в чьих-то мыслях. Тяжело было делать даже еще один вдох, небо будто становилось все меньше и, приближаясь к закату, очередной день готовил мне еще одну бессонную ночь полную кошмаров. Стоило закрыть глаза, как я снова видела и слышала смерть самых дорогих мне людей. Это было как кино, в котором всего две сцены снова и снова сменяли друг друга. Мне оставалось только беспомощно смотреть, как сначала один тренк со всей силы швыряет Хэтклифа о мраморную колонну, а потом другой уводит моих родителей из зала в какой-то коридор. Теперь я их больше не вижу, а только слышу… Как он убивает их. Как это остановить? Когда это закончится?

Было тяжело. Это всего лишь одно слово, но вы правда даже понятия не имеете каково это – чувствовать, что ты что-то должен сделать, что от тебя чего-то ждут, невероятного, возможно, ошеломляющего, способного изменить судьбы многих людей, но ты не знаешь, что это, и чем это должно стать. Когда прошлое постоянно тянет тебя назад, сомнения кандалами свисают с твоих рук, ног и шеи, а сердце разрывается от слез, которые не падают. Страдания, которые ты носишь в себе, скрывая от других, словно паутина усыпляют все твои чувства, которые раньше были для тебя самыми ценными. Время одновременно и летит, и стоит на месте, вокруг ничего не меняется и это хорошо, так тебе комфортно, в этом забытьи, ты перестаешь быть собой и, в какой-то момент, тебе становится страшно.

«А что будет там, впереди? Как мне начать двигаться? Стоит ли?…»

Страшно потерять то, чего у тебя на самом деле нет, страшно потерять это «ничего». Так я и жила, день за днем. К Хетклифу я больше не приходила, просто не могла. От одного воспоминания о том, что мне пришлось пережить, сбивалось дыхание, голова словно наливалась горячей кровью, которая начинала пульсировать в висках. Чувство страха застилало глаза, это было похоже на маленькую смерть. Всего одна мысль погружала меня в состояние, которого я ужасно боялась, потому что не знала, смогу ли я в очередной раз из него выбраться. Гораздо легче было просто об этом не думать, пройти мимо больницы, лишь украдкой бросив взгляд на окно той самой палаты, где спал он.

«Скорее, больше шагов, подальше отсюда, туда, где ничего не напомнит мне о нас, о нем, о том, что я когда-то не боялась чувствовать».

Не приходил и Рейф. У меня не было никакой связи с ним, ни сообщений, ни звонков. Брайт тоже молчал и даже не заговаривал о нем. Может, Рейфу тоже было тяжело? Видеть своего друга в коме, меня, как виновницу всего произошедшего, несмотря на все его слова, призывы, я понимала, что он не мог быть постоянно таким жестким и непреклонным. Чувства есть у каждого, и каждому, как и всем тяжело с ними справиться в одиночку. Я не знала, чем могу помочь, поэтому сама тоже не пыталась связаться с Рейфом.

Глава 11 Дейв, Мы Умеем Летать!

Учебу я забросила, просто больше не видела смысла продолжать. Что постигать, если, возможно, скоро не станет ничего. К тому же в академии все опять бы напоминало мне о Хетклифе. Все эти аудитории, коридоры и холлы, в которых я так часто виделась с ним. До того, как мы стали официально знакомы, я встречалась с ним взглядом почти каждый день на лекциях, в библиотеке или в переходах между корпусами академии. Помню, как в очередной раз шла с подругой на лекцию и заметила скользнувший по себе самодовольный взгляд. Как всегда, безукоризненно красивый, он шел нам навстречу и, проходя мимо, слегка повернул голову в нашу сторону. Я всегда злилась в такие моменты, но чтобы не выдать себя, просто смотрела в упор ему в глаза, он как обычно улыбался и провожал меня взглядом, я никогда не оборачивалась, но всегда чувствовала это, к тому же восторженные визги и вздохи подруг не давали в этом усомниться.

– Ооо, Кира, ты видела, он снова так на тебя посмотрел! Ну почему он не смотрит так на меня, я бы наверно умерла от счастья в тот же миг! Какоооой он…. Невероятный! Прямо мурашки! – моя подруга Элен в очередном экстазе, что ж, спасибо, что ее приходится терпеть только за это, в остальном, она отличный друг…. Посмотрев на нее крайне неодобрительно, я заставила ее немного упокоиться и спросила:

– Все как обычно, да?

– Что? – Элен уставилась на меня с недоумевающим взглядом.

– Он на всех так смотрит, тебе не понятно? Это просто игра, наверно уже все надоели, со всеми переспал, вот и ищет свежего мяса.

– Но Кира, ничего не могу с собой поделать, плевать, что он такой… – Элен секунду помедлила, подбирая верное слово – обольститель!

– Ха-ха, Слава Богу, что мне везет, и его чары обходят меня стороной! – ее слова и правда рассмешили меня тогда, кто же знал, что все случится наоборот, тогда я просто не могла этого знать.

– Ты уже решила, куда пойдем этим вечером? – спросила Элен, предвкушая будущее веселье.

– Да, думаю, нам стоит посетить новый клуб «Опера» – говорят там неплохой алкоголь и выступают настоящие оперные певцы, мне интересно было бы их послушать.

– Дааа, я слышала, говорят шикарное место, многие хвалят курительные трубки, которые там набивает один из тренков, кажется его зовут Заил.

К тому времени тренки уже основательно укрепили свои позиции в наркобизнесе. Конечно, почему нет. При них все наркотические вещества значительно снизились в цене, а значит, стали доступны большему количеству людей, детей…. Почти все наркобароны когда-то правившие этой империей, боровшиеся за главенство между собой, теперь стали покорными пешками, поставлявшими тренкам все, что они только попросят, конечно, свою долю от этого они тоже получали, и, возможно, теперь у них были другие интересы. Каждый хотел быть единственным поставщиком, и, поэтому началась травля. Наркодельцы убивали друг друга, загадывали желание и снова убивали. А тренков все это только забавляло, оборот торговли быстро повышался, а это значило – больше новых тел, больше мяса. Я сама ни раз замечала, как пропадали наши однокурсники, попавшие под зависимость. Все начиналось, как всегда, с невинной шутки, ради веселья, ради удовольствия, всего один раз, но не все могли остановиться и не все хотели останавливаться. Не знаю, как нам с друзьями удалось избежать этого, но я видела, как люди, знакомые мне, учившиеся со мной в одном потоке буквально исчезали. Сначала они пропускали занятия, я часто видела их в отдельной компании «по интересам», они собирались вместе в одном из клубов и всю ночь забавлялись дешевыми таблетками, уколами, трубками, всем, что только могли достать. Поначалу это было весело, наблюдать за тем, как они дурачатся и делают из себя шутов. Но с каждой неделей их лица менялись. Глаза словно тускнели, выцветали как старая фотография, они смотрели сквозь тебя даже при разговоре. Неохотно отвечая на вопросы и поддерживая беседу, они, казалось бы, могли думать только об одном. Неудивительно, но я всегда замечала едва уловимую мысль в их пустеющем взгляде: «Как мне вернуться обратно?». Их беспомощность пугала и отталкивала одновременно. Они будто становились низшими существами, хотя всего несколько месяцев назад они были такими же, как и все мы. А теперь… чем мы могли им помочь? Да и кто хотел связываться с наркоманами? Когда они и вовсе переставали появляться в университете, преподаватели или кураторы объясняли это тем, что родители забрали их на лечение и вряд ли в ближайшее время они смогут вернуться к учебе. Вот так, все просто, и ни у кого из нас не возникало лишних вопросов, все воспринимали подобные события как должные. Жизнь продолжалась и веселье не могло ждать.

– Хм, что ж, значит идем. Заеду за тобой в половине двенадцатого

– Да детка, как обычно, буду тебя ждать! – Элен засмеялась… Тогда я еще даже не задумывалась о том, кто такие тренки, что они сделали с нашей страной и людьми, кто в ней когда-то жил. Моя жизнь, как мне казалось, принадлежала только мне, учеба всегда давалась легко, родители гордились мной, а я думала только лишь о развлечениях и удовольствиях, которые были такими доступными. Любимые родители никогда не ограничивали меня в средствах и не держали дома под замком. Они всегда считали, что я сама была в праве распоряжаться своим временем, если это только не был званый вечер или любое другое подобное мероприятие. В общем, я могла делать все, что пожелаю, никто не мог запретить мне. И я это делала, наслаждалась жизнью. Зачастую мы с друзьями проводили ночи в клубах, закрытых заведениях для тех, кого называли элитой, все двери были для нас открыты. Все удовольствия и увеселения подавались только на золотых подносах. Казалось, это будет длиться вечно. Наши приключения порой доходили до абсурда. Алкоголь и любые наркотики… стоило только щелкнуть пальцем и мы уже пьяные под кайфом дурачимся, танцуем, как аборигены, словно одержимые неизвестным богом, имя которого знают все, но так боятся произнести. Это было весело, просто и всегда так, как нам хотелось. После очередного вдоха из свеженабитой трубки, я почувствовала, как мое тело, начиная от кончиков пальцев становится будто невесомым.

«Это не мои руки…кто я?… Неважно, мне сейчас так хорошо».

Еще один глоток виски, тепло приятно разливается внутри, голова кружится и мне просто смешно от того какое вокруг все красивое, яркое, нелепое… Я не знаю, что я делаю, тело словно начинает существовать отдельно от моих мыслей. Это как полет, падение, взлет, будто ты находишься в середине вихря, ты не управляешь им, но тебе не страшно. Тебе только хочется еще, чтобы это чувство продолжало разливаться по телу, парализуя приятным неведением. Конечно же, любая ночь заканчивалась. Зачастую мы приходили в себя еще в клубе или наши телохранители растаскивали нас по машинам, где наши семейные врачи по экстренному вызову «откачивали» нас и приводили в чувство. Так, проходила ночь, наступало утро, и мы все шли в университет, как ни в чем ни бывало, прилежно учились, убеждая родителей в том, что все отлично. Помню, как после очередного веселья, мы с Элен, уже были на учебе и после первого занятия зашли в туалет. Лекарства, которые дал нам врач, то ли от похмелья, то ли для ясности мыслей, в общем, они еще не подействовали. Мы закрыли за собой дверь и остановились напротив широкого зеркала. В нем я увидела двух красивых девушек в университетской форме, яркий макияж которых почти скрывал темные круги и красноту бессонных глаз. Все было отлично, снова, красивые, безбашенные. Мне стало смешно, Элен тоже засмеялась. Я достала из рюкзака красную помаду и нарисовала нашим отражениям клоунские смеющиеся рты. Это рассмешило нас еще больше, мы смеялись, как сумасшедшие, не в силах остановиться несколько минут, собственная неудержимость пугала и восхищала одновременно. Это могло продолжаться вечно, и никто не хотел говорить «стоп». Все совершенно вышло из-под контроля, когда тренки выпустили новый вид наркотиков, изменяющих свое действие со временем. Короче говоря, экстази, кокаин и героин в одном флаконе. Наркотик выпускался в очень простой форме – в виде белой таблетки с синей серединой. Рассасывая во рту белую часть человек чувствовал приятное тепло по всему телу, краски вокруг становились вовсе непохожими на те, что мы видим в обычной жизни, словно предметы обретали новый способ отражать свет и к этому свету можно было прикоснуться, придать ему новую форму. Как только таблетка становилась полностью синего цвета, ты начинал чувствовать, как резко повышается температура до состояния лихорадки, некоторые даже видели галлюцинации и начинали разговаривать с теми, кого на самом деле не было, для них или для нас, я не уверена до сих пор. Как только таблетка становилась красной – тебя словно наполняло великое чувство радости, в кровь выплескивалось огромное количество адреналина, и ты чувствовал себя непобедимым, способным сделать что угодно, чувство страха полностью выключалось, зрачки расширялись так сильно, что глаза становились почти полностью черными. Со стороны, наверное, жуткое зрелище. Помню, как двое парней, находясь уже на третьей стадии пробежали мимо меня с высунутыми наружу красными языками. Мои друзья это тоже заметили, и мы, не сговариваясь побежали в след за ними к черному выходу, затем по железной винтовой лестнице вверх, которая, как потом оказалось, вела на крышу здания. Оказавшись наверху, я не сразу поняла, что бежали мы достаточно долго, когда ты пьян или под кайфом все вокруг воспринимается совсем по-другому – время, чувство усталости или чего там еще меняют свое направление. Как мне рассказали позже, последним этажом был 15-ый. Достаточно высоко, чтобы насладиться видом ночного Лондона, но недостаточно, если ты пьян, тем более недостаточно, если ты принял наркотик. Они стояли на краю, державшись за руки. «Как мило» – подумала я тогда. Снег так красиво падал на их плечи, от разгоряченных тел шел пар. Мы стояли, перешептываясь, желая увидеть, что будет дальше, помню, как Элен спросила, обняв меня сзади:

– Как думаешь, они прыгнут?

– Прыгнут? Что ты…

Наш диалог прервал громкий возглас одного из этих парней:

– Дейв! Мы умеем летать!

Второй ответил немедля:

– Обожаю это!

Помню, как мы еще ничего не успели понять, когда послышался глухой удар, звон стекла, а затем медленно и низко зазвучала автомобильная сигнализация.

Мы подбежали к тому месту, откуда они спрыгнули. Внизу снег быстро менял свой цвет на красный, как их высунутые наружу языки, словно так долго ждал этой возможности. Рядом стоящая машина держала на себе тело одного из парней, освещая мигающими фарами его окровавленное лицо. Элен закричала, кого-то тут же вырвало, кто-то нервно смеялся, надрывно кашляя из-за холодного воздуха. Слабым эхом и басами из окон клуба доносилась музыка очередного трека, как похоронный марш. Она навсегда врезалась в мою память. Ужас происходящего не смог мгновенно отрезвить меня, но продолжать веселиться мне больше не хотелось. Наверное, именно той ночью я в первый раз поняла, что на самом деле происходит, чего нам стоят наши невинные развлечения. Все удовольствия, которые мы так легко получали, были лишь красивой приманкой, а когда мышеловка срабатывала, возврата уже не существовало. Несмотря на уговоры друзей, вернуться обратно в клуб и напиться в честь того, что «Мы все еще живы!» я молча вышла наружу, села в машину и попросила водителя отвезти меня домой.

Вот такая была у меня жизнь. Сейчас, настолько далекая от всего этого, я сидела на земле, замерзая, в слезах, у меня не было сил подняться.

Так проходил день за днем, бесполезные часы тянулись, покрывая меня пылью, делая меня такой же серой и невидимой, как ничто. Брайт почти не разговаривал со мной, чаще всего сидел за столом задумчивый, и мне не хотелось спрашивать почему. Его жена, Мирта – милая девушка, тоже не навязывалась на откровенные разговоры, но в ее взгляде всегда читалась какая-то невысказанная забота, будто она готова была обнять меня в любой момент, стоило мне только попросить, но я молчала. Мысль о чужом прикосновении просто убивала. Снова впустить кого-то в свой мир, чтобы он стал не безразличен тебе, а потом, вдруг опять потерять, как родителей, Хэтклифа, я бы просто этого не пережила. Поэтому, я никогда не ужинала вместе с ними, и вообще не допускала поводов для разговоров, кроме как: «Привет, пока, вернусь поздно». Ела я чаще всего одна в своей комнате, да и мне не хотелось смущать семейную пару своим мрачным видом. Изобразить приветливость или хорошее настроение все равно не получилось бы. Сидя на кровати и нехотя пережевывая что из еды, я рассматривала голубые в полоску обои, которыми были обклеены стены в моей комнате. Вообще, Брайт и Мирта жили скромно в своем небольшом доме. Половицы шумно поскрипывали под ногами, мебель была старой, либо отсутствовала вообще. Единственное, что казалось мне чем-то родным и знакомым – это большой камин на первом этаже гостиной. Возможно, он напоминал мне тот, что был в нашем последнем доме. Когда все засыпали, я тихо спускалась вниз и садилась поближе к огню. Его тепло так приятно согревало лицо и руки. На секунды мне удавалось вспомнить то чувство, когда ты не один, твои родные и близкие живы и здоровы, когда все хорошо, и ты ничего не боишься. Вдыхая запах горящих дров, я до боли всматривалась в пламя, будто была возможность что-то там увидеть. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что в огне скрыто нечто большее, кроме тепла и света.

Я позволяла жизни проходить мимо меня. Чтобы не испытывать ужасной боли и других эмоций, связанных с прошлым, я невольно запрещала себе думать о том, что произошло. Не вспоминать – так было проще, не чувствовать, забыть кто ты. Сколько времени должно было еще пройти, чтобы что-то изменилось? Я чувствовала себя монстром, который бесконечно пожирал сам себя. Заменяя настоящее на фальшивое, мое существование, мысли, ощущения утопали в его вязкой слюне. Я становилась противна сама себе, так как не была тем самым, что я больше всего ценила сама в себе – преданность и верность своим суждениям, непреклонность к окружающим обстоятельствам, мой внутренний мир никогда не менялся до этого, он был прекрасен и непобедим, а теперь… Все сдались, склонили головы и готовы были терпеть все, что угодно, лишь бы не стало хуже. Разве это спасение? Вот так идти под гнетом того, что кажется сильнее тебя. Неужели усилием воли и своих действий невозможно перевернуть этот огромный пласт? Раньше я всегда была уверена, что моего света достаточно для того, чтобы быть непобедимой самой и дать силы другим увидеть то, что так четко вижу я. Как оказалось, в этой реальности предать себя, каким бы невозможным и немыслимым действием это ни казалось – очень легко, гораздо труднее оставаться сильным. Стоит лишь один раз дать возможность себе оступиться, в следующий раз ты сделаешь это привычкой и вот тут, да-да, именно тут ты поймешь, что уже слишком далеко от того себя, которого ты считал идеалом, совершенством, теперь он практически недостижим и невидим из-за нанизанных сверху ошибок и препятствий, которые как стена вырастали за твоей спиной каждый раз, когда ты отходил все дальше от настоящего себя.

Как же мне не хватало родителей. Если бы я только могла поговорить тогда со своим отцом, наверняка он бы понял меня. Я, наверное, и половины даже не знала из того, что ему пришлось пережить. Но я уверена, что именно он смог бы меня понять, дать совет, что делать дальше. Как мне остановить это саморазрушение? В чем найти силы? Как мне подняться? Я была совершенно одна. Забавно, мне так казалось, когда тренки лишили нас всех привилегий и собственности после громкого и длительного судебного процесса, связанного с первым восстанием давних лет. Тогда я была совсем еще ребенком. В воспоминаниях остались лишь обрывки с тех собраний, которые проходили в нашем доме. Помню, как мама и папа в то время часто ссорились. Теперь я наконец поняла причину. Мама боялась, что их однажды обнаружат и выдадут тренкам. Каждый раз она не находила себе места, обнимала меня и уводила в свою комнату, говорила, что у папы с друзьями сейчас важное дело и мне никак нельзя им мешать. Помню, как она тянула меня за руку, а Рейф, тогда еще совсем другой, добрым взглядом провожал меня, посылая воздушный поцелуй. Конечно же, в такие вечера я не ложилась спать. Дождавшись, когда мама закроет за собой дверь и уйдет в свою спальню, я осторожно, босиком, пробиралась к лестнице, садилась на верхнюю ступеньку, с которой мне было хорошо всех видно и, как можно крепче ухватившись за перила, чтобы хоть как-то сдержать свое волнение, внимательно слушала то, о чем говорил папа и все, кто к нему пришел. Они очень много и громко говорили, часто спорили и неожиданно для меня замолкали, будто боялись, что их кто-то может услышать. Многого я не понимала, спустя столько лет отчетливо мне запомнилась лишь одна фраза: «Мы должны это остановить! Не знаю как, но мы обязаны попытаться!» До сих пор папиным голосом она звучит в моей голове, все чаще я просыпаюсь от того, как она словно доносится до меня непонятно откуда. Почти каждый раз, не в силах не закрывать глаза, я засыпала прямо на лестнице и просыпалась от того, как папа или Рейф укладывали меня в постель. Если это был Рейф, я почему-то ужасно боялась случайно выдать то, что я уже не сплю, поэтому, я ждала, пока он выйдет из комнаты и только после этого могла облегченно вздохнуть. Когда меня укладывал папа, я открывала глаза и крепко обнимала его за шею.

– Папочка, у тебя все хорошо? – я тогда не знала, почему задавала именно этот вопрос, но когда я произносила последнее слово, к горлу почему-то подкатывал комок, и было ужасно больно сдерживать слезы. А он лишь смеялся, также крепко обнимал меня и обычно отвечал:

– Конечно принцесса, ложись скорее спать, а то нам с тобой здорово попадет от мамы. Я целовала его в щеку и засыпала, порой до меня еще доносились напряженные голоса родителей из их спальни.

Глава 12 Шаги

Еще одно туманное утро разбудило меня своим холодным светом. С улицы из окна доносились чьи-то тяжелые шаги. Они приближались. Вот они громко шаркают по мелкому щебню около дома, раз-два, кто-то поднялся на крыльцо. Стены у дома были тонкие, поэтому ощущение было такое, будто этот самый кто-то стоял не на крыльце, а перед дверью моей комнаты. Почему-то я знала, что этот гость пришел сегодня не к хозяевам дома. Выйдя из комнаты, я быстро направилась в сторону ванной, но даже оттуда сразу смогла узнать знакомый мне голос. Я уже хотела включить воду, но рука сама застыла на кране. Я слушала, о чем говорили внизу.

– Доброе утро Рейф, давно тебя не видно, проходи – Брайт как всегда гостеприимный, пригласил Рейфа войти. Застыв на месте, я слушала, что ответит Рейф.

– Да, были дела, как там Кира? Еще спит? – в его голосе ничего не изменилось, он просто задал вопрос, в общем, меня это даже успокоило и дало надежду на то, что ничего серьезного не произошло, по крайней мере ничего плохого.

– Думаю да, она еще не спускалась завтракать, впрочем, по утрам мы почти не видимся. Пойдем в гостиную, подождёшь ее. – мне стало неловко за такое объяснение своего поведения, но ничего нельзя было сделать, по-другому я пока еще не могла себя вести. Одну семью я уже потеряла. А обрести новую мне на тот момент казалось невозможным.

Тем временем, их разговор продолжался, и у меня создавалось ощущение, что Рейф с Брайтом не так уж и близко общались, будучи родственниками.

– Ясно – коротко ответил Рейф, – а как дела у Мирты, тоже еще спит?

– Все хорошо, спасибо. Она обычно рано встает. Сейчас, наверное, на заднем дворе сажает новые цветы или пропалывает клумбы.

– Хорошо… Есть чем согреться?

Неловкая пауза повисла на несколько секунд, и я легко смогла представить себе смущенное лицо Брайта.

– Рееейф, время завтрака…. – голос Брайта немного стушевался, неудивительно, думаю, на завтрак он скорее всего предпочитал каши или тосты, но никак не спиртное, а вот от гостя я, наверное, другого бы и не ждала.

– Ну, вот и угостишь значит – Рейф нарочно сделал уверенный акцент на последнем слове, после чего быстро зашагал в гостиную.

– Хах, ну что ж, будет у нас нетрезвое утро – затея пьянствовать по утрам явно развеселила Брайта. Не думаю, правда, что он действительно собирался пить вместе с Рейфом.

Не дожидаясь, пока их шаги стихнут, я наконец повернула барашек на кране, а затем быстро умыла лицо. Мне хотелось выглядеть бодрее, чем обычно, но даже холодная вода и с усилием широко раскрытые глаза мне не помогли. Усталость выдавала себя через темные круги под глазами. Плечи стали сутулыми и свисали вниз, выпрямиться сил тоже не было, как и желания, впрочем, тоже. Времена самолюбования закончились, наверное, это к лучшему. Вернувшись в комнату, я переоделась в удобные джинсы и безразмерное худи, собрала волосы в хвост, зажмурилась и глубоко вдохнула. Выдохнула.

«Реальность, я иду. Встречай».

Спускаясь вниз по лестнице, я услышала, как Рейф о чем-то тихо говорил с Брайтом. Увидев меня, они оба одновременно поднялись со своих мест. Первым желанием после долгого времени молчания, было подбежать и крепко обнять Рейфа. Как когда-то давно в детстве. Но теперь я не знала, как он относился к подобному роду поведения. Встретив все тот же суровый пронзительно-синий взгляд, я остановилась и ждала, пока он заговорит со мной. С последней нашей встречи прошел почти год. Мне было стыдно. Я знала, что Рейф чего-то ждал от меня, точнее, он ждал действий, отмщения, надеялся, что я сразу же брошусь в бой, но, оставив меня одну, он тем самым разрешил мне забыться в собственных страданиях. До конца я разрешила это сама себе. Одной у меня не было сил со всем этим справиться. Черт, я даже не могла произнести ни слова, словно разучилась говорить или язык онемел. Почему-то я боялась даже пошевельнуться. А он продолжал смотреть. Не осуждающе, а прямо, почти сквозь меня. Наконец, Рейф заговорил.

– Ну что, долго еще собираешься страдать в одиночку? – даже в его голосе не было слышно ни осуждения, ни упрека. Он просто задал мне вопрос, без каких-либо эмоций, будто он спрашивал о том, как пройти до центральной площади или типа того.

– Я… рада тебя видеть – да, это все, что я хотела сказать. Видимо, время просыпаться наконец пришло, и не потому что настало очередное утро, а потому что достаточно долго я пряталась от самой себя. Рейф лишь неопределенно хмыкнул в ответ. Выдохнув, я мысленно будто освободила себя от всего лишнего, что сдерживало меня.

«Это мой чистый лист и пусть все будет так, как должно быть».

Подойдя ближе к Рейфу, я спросила:

– Ты пришел поговорить?

Быстро опрокинув стакан виски с еще нерастаявшим льдом, он сделал глубокий вдох, затем выдох и не торопясь ответил:

– Да, я пришел к тебе.

Переведя взгляд на Брайта, он вручил ему стакан и сказал:

– Что ж, дружище, отложим прием алкоголя на следующий завтрак, а пока, мы с Кирой избавим тебя и твою чудесную жену от нашего общества. Ты уж извини, дела превыше всего.

– Я понимаю, конечно, идите – вот так без лишних слов Брайт отпустил нас. Думаю, он понимал, что нам нужно было поговорить о многом, и лучше всего это было сделать наедине.

Переведя взгляд обратно на меня, Рейф сказал:

– На улице сегодня прохладно, не забудь надеть пальто, нам предстоит долгая прогулка – он произнес эти слова без каких-либо эмоций, скорее даже в приказном порядке.

Попрощавшись с Брайтом и Миртой, мы вышли из дома. Я не знала, направлялись ли мы в конкретное место или просто шли вперед по дороге. Минут с десять Рейф просто шел быстрым шагом, глядя себе под ноги, он не начинал разговор и даже не смотрел на меня. Я шла рядом с ним, прислушиваясь, как шуршит асфальт под подошвами нашей обуви. На улице и правда было прохладно, солнечные лучи не могли пробиться через густой туман, и чем дальше мы уходили от домов, тем холоднее становился воздух. Я не стала застегивать пальто, разрешая холоду проникать все глубже сквозь одежду, так он словно замораживал последние кусочки сомнений, которые еще оставались во мне. Я чувствовала, как постепенно начинали замерзать мои шеки, нос и кончики пальцев рук. Остановившись, я дала себе несколько секунд насладиться этими ощущениями. Я подняла взгляд к молочно-серому небу, закрыла глаза и медленно вдыхала в себя этот вязкий воздух.

Рейф прошел еще несколько шагов вперед, затем резко остановился – все звуки прекратились, и лишь где-то вдали я услышала одинокий крик неизвестной мне птицы. Затем он наконец задал мне свой первый вопрос:

– Что ты делаешь?

– Рейф, я знаю, что надолго пропала, отгородилась от всех. Мне, наверное, это было нужно. Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня… – но он не дал мне закончить.

– Кира, еще месяц назад я думал, что дал тебе достаточно времени, чтобы прийти в себя. В свое время я тоже потерял дорогих мне людей, а после этого как отшельник закрылся от всех, ты видела, какое я влачил существование до того, как вы с Хэтклифом пришли ко мне. Я мог бы и еще ждать год-два, пока ты очнешься. Или может просто дать тебе возможность жить своей жизнью, не делая абсолютно ничего. Но время не лечит, Кира, оно убивает тебя. Я столько лет потратил впустую, обвиняя себя за все, что произошло так давно, раскаиваясь и жалея обо всех своих грехах. Но, когда вы пришли, я понял, что так можно продолжать до бесконечности. А что в конце? Просто сгнить в том убежище? Я не хочу для тебя своей судьбы и уверен, что ты сильная и сможешь гораздо больше, чем когда-либо смог я. Ты никому ничего не должна, и не мне об этом говорить, но я готов сделать все, что угодно, чтобы помочь тебе. После того, что произошло в замке Уолбренов, в обществе не спокойно, начались волнения. Несмотря на то, что Тренки так прилюдно казнили вас, остались люди, которые считают, что справедливости здесь никакой нет, и пора уже что-то изменить. Я много ошибок совершил в своей жизни и есть люди, которые до сих пор не доверяют мне. Но ты – дочь своего отца и решившись на публичное заявление тогда, ты показала, что тебе не плевать на людей. Нельзя все вот так прекратить и прятаться от жизни. Ты слышишь меня? – Снова этот огонь в ледяном взгляде, я видела, как каждое слово Рейфа пронизывает его самого. Вспоминая прошлое, он словно занимался самобичеванием, но это было необходимо для него самого. В такие моменты я видела, как его каменная броня отходит в сторону и за ней стоял тот настоящий Рейф, которого я помнила с детства, Рейф, готовый на все, ради других людей и такого желанного нового мира.

– Я понимаю, чего ты хочешь, знаешь, я сейчас вспомнила глаза мальчика, которого мы видели с Хэтклифом в ту ужасную ночь. Я никогда не видела прежде такого взгляда у людей, полного страха, отчаяния и беспомощности. А ведь я так хотела тогда ему помочь и ничего не могла сделать. Никогда не прощу себя за то, что случилось с ним, с моими родными и… Хэтклифом. Я не виню себя, но если бы я смогла понять всю правду раньше, увидеть эту реальную жизнь, возможно, мне бы удалось хоть что-то изменить. Конечно, я бы тогда не встретила тебя, возможно, все то, что с нами происходит в жизни нам нужно для того, чтобы стать такими, какими мы должны быть, найти самих себя в этой куче из чужих взглядов, надежд и других посторонних вещей. Я действительно долго не делала ничего, потому что не видела решения. Я не могу сказать, что вижу его сейчас, но я не хочу всю оставшуюся жизнь прожить в закрытой комнате даже не попытавшись помочь другим людям, которые пострадали или могут пострадать от этих чудовищ. Как же я ненавижу их… Если бы ты только знал… – мой голос почти уже сорвался на крик.

– Думаю, что знаю. – спокойно ответил Рейф. – Пойдем подальше отсюда, не хочу, чтобы за нами начали слежку. Тренки официально не объявили нас в розыск, но они наверняка и сейчас начеку.

И мы пошли дальше все таким же быстрым шагом. Когда мы оказались совсем далеко от жилой зоны, и последняя из крыш всех домов скрылась из виду, Рейф снова заговорил.

– Знаешь, когда ты была еще маленькой, мы с твоим отцом были хорошими друзьями. Я думал, что после подавления восстания все закончилось и смертей больше не будет, но я так ошибался. Мне очень жаль, что он и Эмили погибли.

– Спасибо. Да, я помню, как вечерами вы собирались с другими повстанцами в нашем доме. Только тогда я совсем не понимала, что происходит и вообще сторонилась тебя. Странно, я все это видела и слышала все ваши разговоры, сидя на лестнице. Но только совсем недавно поняла, какую жизнь вел мой отец. Я так горжусь им, он, конечно, сильно рисковал, в том числе нашим с мамой будущим, но он был прав всегда. Я на его месте, наверное, сделала бы тоже самое.

Неожиданно для самой себя я остановилась. Наверное, именно тогда я поняла, что наконец пришло время мне принять самое важное в своей жизни решение.

– Рейф, я хочу закончить дело моего отца, ты поможешь мне?

Остановившись через несколько шагов, Рейф сначала посмотрел на меня, а потом задал свой последний вопрос:

– Ты уверена? Пути назад не будет. – Его глаза будто сверкнули и на мгновение показались мне ярко-синими.

Я ответила сразу же без капли сомнения в собственных мыслях:

– Его никогда не было. Да, я уверена.

–Тогда завтра я познакомлю тебя с теми людьми, которым тоже не все равно. Они давно ждут встречи с тобой и готовы слушать тебя. Так что подумай о том, что ты им скажешь, что хочешь сделать. Конечно, многие не будут рады встречи со мной, но это не важно.

– Почему именно с тобой? Если есть что-то, чего я еще не знаю, пожалуйста, расскажи мне.

– Я и не сомневался, что ты спросишь. – я заметила, что Рейф снова опустил свой взгляд себе под ноги, а его голос почему-то показался мне каким-то задумчивым и даже обреченным. Будто он знал, что ему придется это сделать несмотря на то, что ему совсем не хотелось. – Что ж, тогда не отставай, а я расскажу тебе все с самого начала. Но слушать придется много.

Мы пошли еще дальше в сторону леса, и прошлое Рейфа, словно недостающие части мозаики помогло мне сложить воедино все мои воспоминания.

Глава 13 Исповедь Рейфа. Оливия и Дженни

Когда Тренки только пришли в наш город мы даже не догадывались, чем это обернется для всех нас. Никто ничего не знал и не понимал, что это за существа, откуда они пришли, чего они хотят от нас? Даже после осады королевского дворца мы до конца не могли осознать ужаса всего происходящего. Полиция бездействовала, не знаю уж, чей это был приказ или Тренки уже заранее обо всем позаботились. Королевская семья также, без каких-либо заявлений будто пустила все на самотек. Наверное, эти уродцы сильно их прижали или сделали им такое предложение, от которого они просто не смогли отказаться.

Утром следующего дня, выйдя из своих домов мы увидели, как эти существа уже свободно ходили по улицам города, разговаривая с прохожими или просто стояли в стороне и наблюдали. На пороге своего дома я увидел приглашение. Такие разослали всем членам собрания. В нем говорилось, что в 7 часов вечера нам всем нужно было явиться в здание парламента для обсуждения политической ситуации в стране.

У меня тогда была жена…. Ее звали Оливия. Мы были счастливы, жили в нашем красивом доме. Детей у нас не было, но за все 7 лет, что мы были вместе, я бесконечно ей благодарен. Это дар – иметь такого друга и жену. Она была для меня всем, и я был готов на что угодно ради нее. Дела шли как нельзя лучше, я мечтал о политической карьере и должность советника в парламенте – была одним из этапов на пути к моей мечте. Я хотел стать послом Англии и делал большие успехи в этом направлении. Как оказалось позже, все твои мечты в момент могут оказаться ничем. А за стремление к ним, не смотря ни на что, придется платить очень высокую цену.

Помню, как за две недели до этого дня к нам приехала погостить ее сестра Дженни. И мы проводили время как маленькая семья. Вечерами играли в карты, читали вслух книги, устраивали пикники на заднем дворе. Малышка Дженни… тогда ей было примерно столько же, сколько и тебе сейчас. Она радовалась каждой мелочи, как ребенок, и я был рад потакать всем ее капризам. Я любил ее как дочь, которой у меня никогда не было. Получая очередной подарок, она с визгом бросалась ко мне на шею, целовала меня в щеку и тут же бежала в гардеробную, чтобы примерить новый наряд или украшение. Оливия тоже любила ее, не просто как младшую сестру, ее чувства были сродни обожанию, было заметно, как сильно ей хотелось дать Дженни только самое лучшее. Они часто разговаривали о будущем, о том, что Дженни обязательно должно было здесь понравиться, если бы она осталась учиться в Лондоне. В общем, обычные разговоры, но это была наша жизнь.

Собравшись в тот роковой вечер уходить, я попрощался с Оливией, спустился в холл, как обычно накинул пальто, взял портфель с кое-какими документами и открыл входную дверь. То, что я тогда увидел и услышал, я запомнил четко до последних деталей. Дженни стояла на крыльце в своем красивом темно-пурпурном платье спиной ко мне, а за руку ее держал один из этих уродов. Я не мог поверить своим глазам – это чудовище стояло на нашем крыльце и что-то тихим голосом говорило ей. До сих пор не понимаю, почему она его не испугалась и не убежала в дом, а просто спокойно стояла и слушала. Дождь только что прошел, из-за туч выглянуло вечернее солнце и все виделось в каких-то контрастных цветах, как во сне. Я успел услышать лишь конец фразы, которую произнес тренк:

– … ни о чем не беспокойся, позже я расскажу тебе, чем ты можешь нам помочь – говоря эти слова он медленно гладил ее по руке, за которую держал.

– ПОШЕЛ ПРОЧЬ!!!

Я закричал так громко, как только смог. Замахнувшись, со всей я силы хотел ударить его портфелем, но не успев ничего толком сообразить, уже через мгновение увидел это существо на другой стороне дороги. Как он смог так быстро убежать, учитывая свой низкий рост, я тогда конечно не смог понять. Никто тогда еще толком не знал, какой силой они обладают и на что способны. Тренк не спешил уходить, сначала он искоса посмотрел на меня, и, будто оценивая, оглядел с головы до ног, а затем, недовольно причмокнув, неровной походкой заковылял вверх по улице. Я был просто в бешенстве от наглости этого существа и безрассудства Дженни.

– Ты сошла с ума?! Позволила ему прикасаться к тебе?! Мы же даже не знаем, что это за существа! А вдруг он заразен или еще хуже того опасен для людей? – Я не был на площади в тот день, когда разорвали одного из полицейских, поэтому тогда еще не понимал, на сколько все серьезно.

– А что в этом такого? Да он странно выглядит, но был очень вежлив в разговоре. – Дженни выглядела растерянной, будто совершенно не понимала, от чего я был так зол на нее.

– Что он тебе говорил?! – меня до сих пор трясло, и я едва мог нормально выговаривать слова.

– Да ничего особенного, спрашивал, чем я сейчас занимаюсь, о чем мечтаю, даже попросил загадать желание и обещал его непременно выполнить. Не знаю, как конечно, но мне это показалось очень милым. Он обещал еще зайти. – ее ответ взбесил меня еще больше.

– Что?! Дженнифер! Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Может, ты его с друзьями еще на чай позовешь?

– Но Рейф…

– Никаких «но»! Не смей больше разговаривать и даже подходить ни к этому уроду, ни к таким как он! Ты меня поняла?

– Да.

В ее больших детских глазах блеснули слезы, она всхлипнула и вбежала в дом. Я слышал ее быстрые шаги на лестнице и то, как она сердито хлопнула дверью своей комнаты. Тогда я вовсе не хотел ее обидеть, я просто хотел защитить ее…

С ужасным чувством на душе я вышел из дома и направился на то самое собрание. Все внутри меня тогда будто кричало во весь голос, приказывая вернуться обратно, но я слишком был предан своей работе, мечты о блестящей карьере, будущем, которого я так хотел не оставляли меня тогда ни на минуту. Идя на поводу у собственных амбиций, я шел туда, где, как, мне тогда казалось, я должен был быть. Дорога показалась длиннее обычного, я всегда любил ходить пешком, но в тот вечер я не любовался кирпичными стенами домов или зеленым цветом листвы недавно подстриженных кустов. Везде я натыкался на тени от их уродливых силуэтов, мне казалось, что меня словно преследовали, следили за тем, как и куда я шел. Я надеялся, как можно быстрее добраться до места, закрыться от всего, что доставляло мне столько неприятных ощущений – за большими кованными дверями парламента. Именно здесь я всегда чувствовал себя в безопасности, это место казалось мне средоточием справедливости и закона. Здесь, как я полагал, принимались самые главные решения в жизни людей для их же блага и защиты. Взбежав по каменным ступеням, я чуть не сшиб с ног нашего вежливого портье. У бедняги фуражка слетела с головы, а пиджак так нелепо собрался на его большом животе, что казалось, еще немного и сверкающие пуговицы разлетятся в стороны как пули из старого пистолета. Извинившись, я помог ему поднять фуражку, после чего тут же схватился за заветную дверную ручку, не дав возможности запыхавшемуся портье выполнить свою обязанность. Наконец, оказавшись внутри, на секунду я ощутил спокойствие. Привычная обстановка будто придавала мне сил и уверенности. Все эти высокие потолки, классический интерьер из строго темного дерева. Груды книг, своды законов и правил, которые годами пылились на этих старинных полках, воинственные гербы древних династий должны были охранять нас, но никто не давал инструкций или предписаний на такой случай. Нигде не было ни строчки о том, как противостоять силе, которая превосходит человеческие возможности в несколько раз.

Я поспешил в Большой зал собрания. К тому времени уже пришли почти все. На мое удивление, ни в одном из лиц я не заметил волнения, страха или тревоги, будто это был обычный день, просто внеочередной совет. Некоторые даже курили трубки, посмеивались и обменивались шутками, будто ничего особенного и не произошло. Будто в нашей стране не появились непонятные существа, не сожрали человека у всех на глазах и не собирались устанавливать новый порядок в правлении, да и вообще в нашей жизни. В моей голове постоянно звучал вопрос: «Я что, один все осознаю? Да что с ними со всеми?!». Сидя на своем месте, я не мог дождаться начала. Мое место… Теперь эта мысль казалась нелепой. Сколько раз я с гордостью входил в эти двери, вежливо со всеми здоровался и наслаждался каждой минутой, проведенной здесь. Я чувствовал себя важным, значимым для всех. В голове постоянно звучал один и тот же вопрос «Что же будет теперь?» и это начинало сводить с ума.

Красивая мелодия из старинных часов обозначила начало нашего срочного собрания. Все быстро заняли свои места. Верховный председатель Уильям Эйбрамсон – невысокий худощавый мужчина, почти седой старик чинно встал со своего места и направился к трибуне. Он шел медленно, не торопясь, а звук жесткой подошвы его туфель с каждым шагом отдавался эхом в моих ушах. Добравшись до конца своего пути и сжав деревянные бортики трибуны своими сухими бледными пальцами, он начал говорить.

– Дамы и господа, выражаю вам благодарность за то, что пришли, прошу всех садиться. Подождав пока все звуки от ножек пододвигаемых стульев наконец стихнут, он продолжил:

– Как вам известно, события, произошедшие прошлым утром затронули и обеспокоили каждого из нас. – Несмотря на свой преклонный возраст, Уильям при каждом своем выступлении активно жестикулировал, размахивая руками и наклоняя корпус в разные стороны, так живо, что глядя на него можно было только порадоваться или позавидовать тому, что видимо старческий радикулит к счастью его еще не коснулся. Он был одним из тех людей, кто мог говорить четко, понятно и захватывающе. Его было интересно слушать, но при этом ни его лицо, ни пустые серые глаза не выражали абсолютно ничего. Из-за этого становилось абсолютно не понятно переживал ли он вообще о том, о чем говорил. Тем не менее, его титул и ораторские способности однозначно возвышали его в обществе на столько, на сколько ему это было нужно.

Тем временем он неторопливо продолжал.

– Существа, которых вы все видели этим утром называют себя Тренками. И как мне передал их представитель – они приносят свои извинения за смерть нашего полицейского – старшего офицера Вудсона.

«Извинения» – это слово так и зазвенело в моей голове. Я не выдержал и сорвался с места.

– Извинения?! А перед его родными они тоже соизволили извиниться?

В зале повисла тишина. Никто не встал, чтобы поддержать меня. Я был в ужасе, от того, что все просто промолчали, но изо всех сил заставлял себя сомневаться в собственной правоте. Я тогда еще подумал: «Неужели всем плевать?». Тут же вспомнив Дженни с тем монстром перед моим уходом, я не смог сдержаться и поэтому снова обратился ко всем присутствующим.

– Да они сожрали человека у вас на глазах! Вы что? Забыли?

– Мистер Кипбридж, пожалуйста, сядьте на место, проявите уважение и будьте так добры, дайте мне закончить. Все тоже спокойное лицо. Я не мог поверить, что все это не кошмарный сон, а реальность в которой никто будто не слышит меня. Я с большим усилием медленно опустился на свой стул. Взяв со стола перьевую ручку и сняв с нее блестящий колпачок, я со всей силы воткнул ее острие себе в палец, чтобы снова не сорваться. Я продолжил слушать, но уши будто залила густая жижа, и я чувствовал, как кровь с силой пульсировала у моих висков.

Уильям же продолжал как нив чем не бывало.

– Так вот уважаемые члены совета, я обращаюсь к вам, чтобы передать послание от этих существ. Законы и поправки мы обязательно доработаем позже, но суть, я думаю будет всем ясна.

Закончив говорить, председатель подал знак своему помощнику, после чего тот, встав со своего места, поднес ему какой-то свиток и еще пару обычных бумаг. Помню, как еще всего день назад я мечтал когда-нибудь тоже стать помощником, так сказать, правой рукой самого председателя. Теперь же, эта мысль стала вызывать у меня смешанные чувства. Я внезапно осознал, что никогда не смог бы работать ни с председателем, как и вероятно ни с одним другим из членов всего нашего собрания.

Всего несколько секунд, и чья-то смерть уже была забыта. Да-да именно чья-то. Всем им было попросту плевать на бедного полицейского, их волновало лишь это идиотское сообщение. Как выяснилось позже, тогда я еще даже не подозревал, чем это экстренное собрание закончится.

– Я считаю и думаю, что все со мной согласятся – сделав небольшую паузу, председатель окинул взглядом весь зал, – что нет смысла оказывать сопротивление такой силе и нести огромные потери финансовых и человеческих ресурсов. Послание же составлено и передано нам предводителем всех тренков – Сидеком, и вот, что в нем содержится.

Аккуратно развернув свиток, председатель начал читать вслух то, что было в нем написано.

«Жители города и всей страны, я – Сидек, говорю с вами от имени всех Тренков. Уверен, что после нашего вторжения у вас появилось много вопросов. Можете быть спокойны – на каждый из них вы получите ответ в свое время. Мы не хотим войны, так как за свои долгие жизни уже успели повидать множество из них. И еще ни одна не заканчивалась выгодой для обеих сторон. Поэтому мы предлагаем мир и сотрудничество на тех условиях, которые каждому из вас придутся по душе. Мы, как и все живые существа нуждаемся в пище, но понимаем, что добыча ее варварским первобытным способом не способствует прогрессу общества. Поэтому предлагаем вам ознакомиться с теми новыми возможности, которые мы великодушно готовы вам предоставить:

1. Никто из нас не посмеет лишить жизни ни одного из людей без заключения контракта.

2. КОНТРАКТ – это ваше соглашение с нами, правила которого очень просты: вы загадываете любое желание, которое касается от одного до трех человек (включая вас самих). Желание исполняется мгновенно – ваша оплата – это свежие тела мертвых. Исполнитель вправе требовать до четырех тел за одно желание, в зависимости от его сложности. Любое желание исполняется единожды, и его отмена невозможна.

3. Срок оплаты по обязательствам является единым для всех контрактов и равен 72 часам.

4. При задержке или полном неисполнении ваших обязательств, ответственность по оплате за предоставленные услуги ложится лично на вас или на ваших родных, в зависимости от дополнительных условий контракта. Просроченные обязательства взыскиваются с вас в течение 12 часов и не подлежат продлению или погашению при помощи заключения нового контракта с любым из Тренков.

5. Высшей и неоспоримой правящей силой страны отныне являются тренки, а именно их верховный предводитель – Сидек и все избранные им новые члены совета.

Соблюдение этих пяти простых пунктов приведет оба наших народа к процветанию, прошу вас с ними внимательно ознакомиться. Все изменения вступают в силу с полуночи сегодняшнего дня.

Мы всегда рады видеть вас в наших домах для заключения контрактов, либо для разъяснения вопросов, связанных с их действием.

Список новых членов вашего совета приведен ниже:

1. Гинавал – председатель совета по экономическим вопросам

2. Зикара – председатель совета по политическим вопросам

3. Панитр – ответственный за решение вопросов в социальной сфере

4. Матэра – глава службы безопасности

5. Кхарад – первый заместитель и представитель главы народа Тренков

Вышеуказанный список может быть расширен по необходимости или специальному решению главы народа Тренков – Сидека.»

Как выяснилось позже, ни у одного из Тренков не было фамилии, когда я узнал об этом, они сразу начали напоминать мне хомяков переростков с черной шерстью, место которым было тоже в клетке, а не среди людей. Точнее сказать, фамилии у них вроде как и были, но писались и произносились они только слитно, вместе с именем и не повторялись ни у одного из них. Впрочем, это было абсолютно не важно тогда и сейчас, всего лишь ненужная информация об этих существах.

Слушая, как Уильям читает строки из послания, я на мгновение подумал, будто они были написаны специально для него. В моих глазах он был сухим стариком и сам он также сухо произносил каждое новое слово – четко и разборчиво, без лишних эмоций. Даже на фразе «свежие тела» – ни один мускул на его морщинистом лице не шевельнулся, будто он читал очередную поправку к одному из множества когда-то значимых законов.

После того, как председатель закончил озвучивать всем присутствующим их «новый жизненный уклад» он аккуратно отложил бумаги в сторону и только после этого перевел взгляд на зал. Словно получив разрешение, зал ожил роем разных голосов, все погрузились в нетерпеливое обсуждение, но никто, черт возьми никто не решил выступить так, как хотелось того мне.

– Господа, прошу всех успокоиться. – После очередной паузы он продолжил:

– Наши имена, положение в обществе и род занятий обязывают поступать нас крайне разумно, поэтому призываю вас обдумать все очень внимательно и сделать все от вас зависящее, чтобы устоявшийся уклад, порядок жизни если хотите, к которому мы все так привыкли, остался неизменным в том понимании, в котором это возможно. Не могу не согласиться, что цена контракта, которую озвучивают новые члены нашего общества вначале может вызвать недоумение, кого-то даже повергнуть в ужас, но вспомните – человеческие жертвы всегда были неизбежны в мировой истории. Вместе с этим, прошу вас заметить, что раньше все действия в этом отношении совершались большей частью бесконтрольно. Множество жизней было прервано безо всякого смысла, и для общества, для всех государств – он немного поправился, видимо стараясь придать предложению большую значимость – это становилось большим уроном, который в свою очередь требовал еще больших усилий для восстановления утраченных ресурсов. – Использование этого слова «ресурсы» на секунду заставило меня задуматься, как же старик умело мог выражать свои мысли, точнее, говорить то, что думает сам, но при этом заставлять слышать других то, что они хотели или к чему были готовы. Он мастерски вуалировал свое мнение под этими многозначительными словами и выражениями, и со стороны казалось, что в его докладах затрагивались такие значимые и фундаментальные темы, о которых стоило бы задуматься каждому. Все это заставляло испытывать к графу Эйбрамсону чувство искреннего уважения и признания, в том числе и меня вплоть до того вечера.

– Сегодня же время начало свой новый отсчет для того, чтобы мы могли переосмыслить свои ценности, укрепить свои позиции и с достоинством принять все грядущие перемены. – Закончив свою речь, председатель снова сделал небольшую паузу, затем будто кивнув самому себе, он отпустил деревянные бортики трибуны – это означало, что его выступление окончено. Даже если хоть кто-нибудь из присутствующих осмелился бы задать вопрос, председатель не удостоил бы его даже взглядом, и не обращая внимания спустился вниз и занял свое место в зале. Тоже самое он сделал и в этот раз, только ни одного вопроса так и не прозвучало.

Недоумевая, я наблюдал за тем, как разговоры в зале начали утихать и многие в знак согласия одобрительно закачали головами. Взад-вперед, как китайские болванчики, они кивали с умным и понимающим видом, будто ничего необычного вовсе не произошло.

Я чувствовал, как от нарастающего ужаса каждый волосок на моем теле встает дыбом, я давно проткнул свой палец ручкой насквозь, и теперь на стол капала фиолетовая смесь из чернил и крови. Боли я не чувствовал, только удушающий крик, который, как ни старался не смог сдержать. В этот раз сорвавшись с места, словно перекрученная пружина, я на секунду почувствовал, как каблуки моих начищенных ботинок оторвались от пола. Я заорал незнакомым самому себе голосом.

– Да вы все помешались!? Какие устои?! Какие к черту ценности! Да вас жрать живьем собираются, а вы тут обсуждаете как получше встретить грядущие перемены!? Это что по-вашему – соблюдение конституционных прав?

– А что вы собственно предлагаете, мистер Кипбридж? Может у вас есть идея получше, как сохранить все то, что у нас есть? – вопрос задал один из графов династии Дикинсонов, Джордж Дикинсон. Высокий бледный брюнет с вечно идеально уложенными и блестящими от геля волосами. Его небольшие черные усы словно добавляли ему еще больше надменности. Когда он начинал говорить, а делал он это обычно с легкой усмешкой в глазах, его верхняя губа слегка вытягивалась вниз, словно выказывая пренебрежение к собеседнику. Хотя конечно, были и исключения, когда ему приходилось общаться с кем-то равным или выше его по положению в совете. Его семья была владельцем нескольких мануфактур по производству каких-то химических реагентов, а также он сам был главой эпидемиологического надзора в городе. Никогда его не любил, можно сказать на интуитивном уровне, поэтому всегда старался избегать разговоров с ним один на один. На всех собраниях он выступал за расширение производства химикатов в городе, а также отстаивал приведение в силу законопроекта о разграничению доступа к чистой воде разных слоев общества, короче говоря выступал за то, что население должно больше платить за водоснабжение, а те, у кого могло не оказаться таких средств…, впрочем, его вовсе не волновала жизнь от среднего и ниже классов. Вокруг него всегда собирались словно близнецы – такие же в дорогих костюмах и с аккуратно приглаженными волосами лицемеры, всегда готовые поддержать любой финансово выгодный для них проект, не важно, как он отражался на жизни обычных людей – главное – это растущее количество нулей на их банковских счетах.

От звука его голоса раздражение, ярость и отчаяние вспыхнули во мне еще с большей силой. Только его мнения мне еще сейчас и не хватало услышать. Я уставился в пустоту, не желая смотреть в его смеющиеся глаза. Больших усилий тогда стоило понизить голос и продолжить говорить спокойно.

– Я говорю о том, граф Дикинсон, что вместо того, чтобы заботиться о собственном кошельке, нам всем сейчас стоит подумать о судьбе человечества, о том, как спасти свои жизни от этих уро…. – Не успев закончить последнее слово, я услышал его мерзкий едкий смешок.

– Жизнь? Мистер Кипбридж, может вы знаете ей цену? Только не начинайте сейчас эти жалостливые тирады о том, что жизнь бесценна, а значит никаких денег в мире не хватит, чтобы ее оценить. А я возражу и отвечу вам – жизнь ценна ровно на столько, сколько человек в этой жизни сделал, чего добился в обществе, каким обладает именем и уж простите за тривиальность – сколько цифр у него на личном счету в банке. Все это да будет вам известно достается с большим трудом, переходит по наследству или, если повезет приходит к вам в партнерстве. Хотя я не удивлюсь, если за всю свою жизнь подобные мысли ни разу не приходили вам в голову. Вы же у нас дипломат, заботитесь о мире во всем мире, о благополучии людей и соблюдении их прав. Так вот подумайте хоть на секунду о правах тех, кому не все равно, что случится со всем тем, чего он так долго добивался и имеет на сегодняшний день. – каждое свое слово он выговаривал с противной четкостью и дотошностью, как же хотелось мне в тот момент заткнуть его поганый рот его же собственной шляпой.

В зале послышались одобрительные возгласы, складывалось ощущение, что на этом собрании я был единственным здравомыслящим его участником или же наоборот, полным психом по мнению всех окружающих. Все до одного они были готовы как мелкими купюрами рассчитываться чужими жизнями за собственные прихоти. В тот момент я понял, как был слеп. Каждый день я приходил сюда и закрывал глаза на все то, что было таким очевидным. Я прикрывался своей выдуманной миссией миротворца и человека политики, когда прямо перед моим носом уже давно одни люди дали другим цену, такую, которую сочли нужной. Идеальная схема, которая не давала осечек, только пользоваться ей до этого дня нужно было осторожно. Но теперь то все, им словно развязали руки, сделав легальным самый страшный грех – убийство.

И я понял – что бы я не сказал в этот вечер – ничего не изменилось бы в головах этих людей. Я будто находился в комнате тишины, стены которой оборудованы так, что как сильно бы ты не кричал, никто не услышит. Весь звук будет поглощен. Не знаю сколько времени тогда ушло у меня на осознание всего этого, но внезапно я почувствовал, как ноги подкосились, и я невольно опустился на свое место, опершись локтями о стол. Сильная слабость во всем теле не давала даже выпрямить спину. Забыв ответить своему оппоненту, я просто беспомощно сидел, как виноватый школьник, уставившись в одну точку. Краем глаза я заметил, как Граф Дикинсон, поняв, что я не в силе продолжать наш спор, ухмыльнулся, а затем, сев на место, прошептал что-то на ухо своему соседу сэру Дэниэлу Фултону – невысокому блондину средних лет со светлыми глазами. Он наклонился ближе к Дикинсону, а затем исказил свои тонкие губы в похожей мерзкой улыбке. В глазах все закружилось, будто сломанная карусель, у меня с трудом получалось различать их лица, смеющиеся, одинаковые маски.

Я больше не мог сосредоточиться на остальных докладах. Все они были похожи один на другой. И я перестал слушать или как-либо реагировать на поступающие вопросы. Время от времени мне подносили бумаги с разными текстами, но я не понимал ни слова, будто разучился читать. Собрание оказалось коротким, продлилось всего около двух часов вместо обычных четырех или пяти, и я с нетерпением ждал возможности выйти из этого душного зала. Единственное, чего я тогда хотел – это как можно скорее вернуться домой и уехать вместе с родными подальше из этого города. Выбежав из здания совета, я, даже не попрощавшись с портье, через несколько ступеней спустился к тротуару и побежал в направлении к дому так быстро, как только мог. Помню, тогда тоже была осень. И в обычный день, я не торопясь шел бы домой пешком, наслаждаясь холодным воздухом и запахом влажной листвы. Но в тот вечер, я даже забыл надеть пальто, а любимый дипломат, который подарила мне жена в честь повышения так и остался висеть на кованном крючке в зале для собраний. Я бежал как загнанная лошадь, хоть до моего дома и было всего около полутора километров, я чувствовал, как от пота намокает пиджак и начинает холодеть спина. Я редко бегал, даже по утрам я часто отлынивал от этой полезной привычки, предпочитая греться в постели или просто наблюдать за тем как спит моя дорогая Оливия, как утреннее солнце освещало ее белую кожу, играя своими лучами в ее каштановых волосах. Сейчас же я чувствовал, как от холодного воздуха у меня перехватывало дыхание, каждый новый вдох давался все труднее, а прошлое, подобно кадрам из старой фотопленки все быстрее начинало мелькать перед глазами. В висках снова начала гулко пульсировать кровь, я едва не пробежал мимо своего дома, рой беспорядочных мыслей не давал сосредоточиться. Быстро забежав на крыльцо, я не справился с инерцией собственного тела и большим усилием заставил себя остановиться, упершись обеими руками в дверь. Крепкое дерево заскрипело под моими пальцами, но не поддалось. Я сделал шаг назад, глубокий вдох, а затем согнувшись уперся руками в колени, чтобы дать себе возможность быстрее отдышаться. Я не хотел напугать Оливию и Дженни, нужно было спокойно все им объяснить, убедить как можно скорее собрать вещи и уехать. Поэтому, я сделал еще несколько глубоких вдохов, вытер пот со лба и шеи платком, который всегда носил в кармане пиджака, затем по привычке потянулся рукой за ключами, которые конечно же лежали в забытом дипломате. Только тогда я заметил, что в доме ни в одной из комнат не горел свет. Я часто возвращался с собраний поздно, но сегодня оно закончилось раньше обычного, к тому же Оливия почти никогда не выключала настольную лампу на втором этаже в нашей спальне, если ложилась без меня, так как еще с детства боялась темноты. Я спустился обратно с крыльца и отошел чуть дальше, чтобы проверить, горел ли свет на втором этаже, но во всех окнах одинаково синела темнота. Не было видно даже пламени от свечи, которую Оливия иногда зажигала, чтобы почитать книгу. Помню, как всегда ругался на нее в такие вечера, переживая, что она раньше времени испортит себе зрение тусклым светом, но она лишь улыбалась в ответ и каждый раз напоминала о том, что своим хорошим зрением обязана отцу, который даже на восьмом десятке мог легко обойтись без очков. Окна комнаты Дженни выходили на другую сторону дома, там же можно было зайти через заднюю дверь, которая вела в кухню. Стараясь не шуметь, я быстро, прямо по влажному газону зашел за дом. Все та же темнота. Беспокойство и странное чувство тревоги начинали нарастать, где-то в животе, поднимаясь к самому горлу. Я все еще сожалел о том, как грубо поговорил с Дженни перед уходом, вспомнил ее покрасневшие от слез глаза. Я чувствовал себя виноватым и первым делом хотел попросить у нее прощения, чтобы она просто снова улыбнулась мне своей искренней все еще детской улыбкой. Потянув входную дверь за холодную железную ручку, я почувствовал, как она легко поддалась, значит, никто не запирал ее на ночь. Облегченно вздохнув, я тихо вошел. Осмотревшись, я увидел на столе заботливо приготовленный для меня ужин. Говядина с овощами под прозрачным колпаком и кусочек ежевичного пирога. Все как я любил. Боже, никогда бы не подумал, что можно так тосковать по обычным мелочам. Но с тех пор я не выношу запаха или даже вида ежевики. Не удержавшись, я подошел к столу, взял целый кусок пирога и жадно открыл рот, чтобы откусить кусок побольше. Я хотел есть, слишком много всего произошло за один день. Накопившиеся усталость и напряжение разом дали о себе знать, стоило только расслабиться в домашней обстановке. Вот только одна деталь заставила меня остановиться и отложить пирог в сторону. Я всегда знал, как Оливия готовила десерты – она каждый раз использовала густой джем собственного приготовления, который не оставлял следов и не стекал на тарелку, но сегодня на белом фарфоре я отчетливо мог видеть три блестящие темные капли. Я мокнул кончик пальца в одну из них, а затем поднес его к языку. Этот вкус я чувствую во рту до сих пор, и от него мне уже никогда не избавиться.

Соленый и ржавый, он неприятно смешался со слюной и, дойдя до начала языка, распространился по всему небу. Я невольно сглотнул и тут же с отвращением выплюнул всю скопившуюся во рту жидкость, разбавившую кровяной привкус. Холодный ужас острыми спицами поднимался по моим позвонкам, словно делая из меня калеку, перекошенного от неизлечимой болезни. Выронив тарелку из трясущихся рук, я даже не услышал, как она упала на кафельный пол и мгновенно разлетелась на мелкие осколки. Словно во сне, утопая в липкой вате нарастающего шока, я со всех сил бросился в гостиную – там по-прежнему никого не было, лишь синеющая темнота заполняла все вокруг, затем вверх по лестнице, первой на пути была комната Дженни – снова пустая, снова никого. «Может они просто решили надо мной подшутить и спрятались в нашей спальне?» – на секунду промелькнуло в моей голове. «Конечно, так оно и есть. Да-да, они наверно сидят сейчас, держась за руки, и еле сдерживают смех. Боже… пусть это будет так, умоляю, прошу тебя.» Я никогда раньше не молился, но в тот момент, я готов был поверить в кого или во что угодно, лишь бы эти ужасные, еще не оформившиеся мысли оказались лишь таковыми, так и не обретя никогда своего подтверждения в реальности.

Сосредоточившись, я глубоко вдохнул и задержал в груди воздух, чтобы прислушаться, но ни единого звука ничто так и не издало в этом доме. Я слышал биение своего сердца, шелест травы за окном, все что угодно, но ни сдержанный коварный смех, ни шелест платьев моих девочек, да хотя бы скрип половых досок под их ногами в спальне не были слышны. Только та же грубая тишина. Я медленно и также тихо подошел к двери, повернул ручку и слегка толкнул ее от себя. В спальне тоже было темно и на секунду, мне показалось, будто на нашей кровати было навалено в беспорядке множество разных вещей, Оливия всегда не любила беспорядок и никогда не допускала такого, особенно в спальне.

– Оливия? – собственный, охрипший от долгого молчания голос так противно врезался в уши. Я напряг глотку, чтобы прочистить горло, но никто не отозвался. Сделав еще один неуверенный шаг вперед, я потянулся к ночнику – я все еще боялся их разбудить, понимаешь? – и снова задрожавшей рукой дернул за переключатель. Комната мгновенно осветилась теплым желтым светом, а мои глаза… То, что они тогда увидели, лучше бы я ослеп, прежде чем успел зажечь эту чертову лампу.

Они сидели, на кровати, опершись своими телами друг на друга, так странно и неестественно, будто ростовые куклы неаккуратно посаженные и оставленные так кем-то. Голова Дженни упиралась лбом в шею Оливии. Ее рот был приоткрыт, обнажая красивые верхние зубы. Она будто заснула в неудобной позе, незаметно, сама для себя. Руки обеих были сложены на коленях, но кисти их почему-то были вывернуты наружу. Глаза Оливии еще оставались полуоткрытыми, а голова повернута вправо, в сторону Дженни. В груди моей жены зияла красно-черная дыра, а вниз от нее по корсету и дальше по остальной части платья спускался расплывающийся кровавый след. Пара капель, словно слезы застыли на ее бледном лице также, как на той фарфоровой тарелке, только теперь мне уже не нужно было никаких доказательств, чтобы поверить в то, что это была кровь, ее кровь.

Я заорал так громко, что меня можно было услышать на Таймс Сквер. Казалось, что мои связки или что там, вылетают наружу вместе с ревом, что я издавал. Не знаю, как еще описать этот звук. Я бросился вперед, к своим девочкам, а ноги, словно в них насыпали тяжелый песок, подкосились, и я упал. Не в силах подняться, тело больше не слушалось, я мог только ползти, ползти к телам тех, кого я любил больше всего на свете. Не смея прикасаться к ним, я сидел на коленях, рядом с кроватью и выл, давясь слезами и воздухом, который из-за сильно глубоких вдохов почему-то попадал больше прямиком в желудок, чем в легкие. От дикого напряжения, я перестал слышать сам себя, не знаю, на сколько громко я продолжал кричать, если бы только это хоть как-то могло облегчить, подавить то, что тогда творилось внутри меня, в моей голове. Я не мог перестать смотреть на них, на их прекрасные мертвые, мертвые, слышишь? Лица… Они словно спрашивали меня «Где ты был, Рейф? Милый Рейф, почему ты позволил этому случиться? Что нам делать теперь?» Я сходил с ума с невероятной скоростью, голову словно распирало изнутри огромным домкратом, а по венам будто разливалось кипящее масло, прожигая и проливаясь во все внутренности. Я не мог закрыть глаза, страшно было даже моргнуть, мне казалось, если сделаю это – они сразу исчезнут, и я потеряю даже то, что от них осталось. Все говорят, что в ад попадают после смерти, но я теперь точно знаю, что не обязательно умирать, чтобы очутиться в нем. Мне же такую возможность предоставили в тот день, когда я больше всего желал смерти, но умереть так и не позволили. Сделав над собой огромное усилие я заставил одну руку подняться и потянулся к Оливии, я всего лишь хотел прикоснуться к ней в последний раз, хотел убрать эти чернеющие капли с ее красивого лица. Неожиданно желтый цвет комнаты начал меняться из красного в синий и обратно, а узкие белые лучи, врываясь в окно хаотично расползались по стенам, будто белые крысы. Я знал, что схожу с ума, но в голове внезапно промелькнуло: «Скорая? Но кто мог ее вызвать?». В это время на лестнице уже в доме послышались быстрые шаги и громкие голоса. Когда я смог различить пару оборванных фраз, в комнату вбежали двое полицейских. Один из них наставил на меня пистолет, а другой с силой вывернул мне руки за спину, затем повалил лицом в пол и надел наручники.

– Мистер Кипбридж, вы арестованы по подозрению в двойном убийстве, вы имеете право хранить… – я перебил его новым вырвавшимся из меня криком.

– Неееет, вы должны им помочь, вы что не видите?! – язык почти перестал меня слушаться.

– Они мертвы! Их убиииииили!!! – недоумение и нарастающее беспамятство превращали меня в загнанного неразумного зверя, который уже не понимал, что происходит вокруг него. Я пытался выговорить еще хотя бы слово, но не мог, вместо этого я просто хрипел, пытаясь заставить их замолчать.

– Все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас – один из полицейских продолжал монотонно зачитывать мои якобы существующие права, но даже в его уставной интонации я успел заметить страх, который, как бы он не старался не могли скрыть его широко раскрытые глаза. Он тоже видел их. Мертвыми.

Идти я не мог, так что полицейские просто стащили меня вниз по лестнице. Перед тем, как они открыли входную дверь, в темноте боковым зрением, я успел заметить невысокий, сгорбленный силуэт, стоявший немного в стороне, ближе к кухне. Я не мог различить лица, но мне казалось, будто он ухмылялся, даже скалился, провожая меня своими маленькими черными глазами, в которых так ярко отражались красно-синие огни полицейских машин. Руки были сцеплены наручниками за моей спиной, так что я не мог даже показать в его сторону.

– Нееет, подождите! – но меня никто не слушал, а лишь продолжали тащить к выходу, словно скотину на бойню. Я начал извиваться и что есть сил бить ногами об пол, чтобы хоть как-то сопротивляться движению. Внезапно, сильный удар, чуть ниже солнечного сплетения заставил почувствовать резкую боль, а еще то, как все внутренности сместились к позвоночнику и вверх, словно стремясь вырваться наружу через пищевод. Наверное, они хотели заткнуть меня, чтобы я перестал пугать соседей, но это не помогло, я все равно продолжал кричать.

– Проверьте дом! Он здееесь, он здеееесь! – уверен, он прекрасно слышал мои крики, даже когда полицейские уже закинули меня в патрульную машину. Свет фонарей ослеплял, но я видел, как люди вышли из своих домов в теплых халатах и пижамах. Они стояли неподвижно, изредка переговариваясь, оцепеневшие от непонимания, что рядом с ними произошло нечто ужасное, настолько ужасное, что совсем скоро станет номой для большинства из них. Кто-то неодобрительно качал головой, а кто-то с любопытством продолжал смотреть, пытаясь разглядеть меня сквозь стекла автомобиля, но мне было просто все равно и плевать на каждого из них. Я уже заплатил слишком высокую цену за попытку изменить чье-то мнение в этот день.

Я плохо помню следующие несколько часов, как меня привезли в участок, как выволокли из машины и бросили в одиночную камеру. Странно, почему тогда они поступили так великодушно, ведь по правилам, меня должны были бросить в общую камеру, ее еще часто называют «обезьянником». Наверное, моя должность все еще имела для полиции какое-то значение, и они решили на всякий случай обезопасить себя от возможных проблем. Зря беспокоились.

Упав на холодный бетонный пол, я попытался подползти ближе к решеткам и вытянул через них обе руки, чтобы схватить хоть кого-то. Все еще продолжая стонать остатками своего голоса, я надеялся, что меня услышат.

– Их убили…. Проверьте дом, проверьте… Оно таааам…

В камере не было света и в каждом ее углу мне мерещился этот невысокий черный силуэт, беззвучно смеявшийся и сверкающий своими блестящими глазами. Я сходил с ума, да, я сходил с ума, корчась от судорог на грязном полу я словно снова и снова включал в той спальне свет и видел их лица. Они смотрели на меня укоризненно, снова и снова задавая все тот же вопрос: «Где ты был Рейф? Где ты был?…» Только спустя несколько часов, когда уже начало светать и сквозь небольшое окно с прорешеченным стеклом в камеру начал проникать свет, я смог перестать бесконечно смотреть из угла в угол, чтобы удостовериться, что там никого нет. Теперь я понял, почему Оливия боялась темноты. Никогда не знаешь кто или что скрывается в ней, ты просто не можешь знать, потому что не видишь, потому что монстр может оказаться такого же черного цвета, как и сама темнота.

Уставившись уставшими от постоянного движения глазами в одну точку, кажется это была просто стена в самом низу рядом с полом под кроватью, я отключился. Не знаю, сколько времени я так пролежал, но я был благодарен, что во сне не видел ничего, кроме этой серой стены. Чувства и память перестали существовать, позволив мне хотя бы не на долго забыть обо всем том, что обычные люди видят только в самых страшных кошмарах. Будь моя воля тогда, я бы променял возможность проснуться на этот бесконечно серый безликий сон.

Я очнулся от резкого лязгающего звука ключей в замочной скважине. Дверь в мою камеру с грохотом открылась и в нее вошел, как уже я позже узнал, детектив Андерсон. Его серый костюм, хоть и был его размера сидел на нем так, словно был снят с чужого плеча. Черные редкие волосы с проседью были аккуратно зачесаны в сторону то ли водой то ли гелем, мне тогда было совсем не до подробностей. Но вот по его взгляду я тогда понял почти все. Он уставился на меня своими темно-серыми глазами, окруженными морщинами, хотя на вид ему было лет сорок или около того, детектив производил впечатление человека гораздо более старшего по возрасту. Он не был полным, возраста ему скорее прибавляла его сгорбленная спина и широкие плечи, вывернутые вперед. Сначала он смотрел на меня внимательно, не отрываясь, затем неожиданно его взгляд изменился, будто он встретил грязного бродягу, спящего на улице.

– Вставайте, мистер Кипбридж и идите за мной.

Его голос прозвучал равнодушно, даже немного раздраженно, казалось, он уже успел для себя решить кто тут настоящий убийца. Я с трудом поднялся, шатаясь и пытаясь не потерять равновесие. Во рту все пересохло так, что каждый вдох обжигал горло. Правая рука и нога сильно затекли, видимо я все время пролежал на одном боку. Не упасть мне помог дежурный, однако сразу же посте того, как он убедился, что я больше не упаду, последовал довольно сильный толчок в спину.

– Давай, шевелись. – Все тот же дежурный успел встать позади меня и теперь еще более нетерпеливым голосом снова произнес эту команду.

– Шевелись, кому говорят!

Руки мои все еще были закованы в наручники. Мне хотелось хоть что-то ответить ему, чтобы перебить этот недовольный тон, но я не нашел в себе никаких сил и лишь покорно поплелся в след за детективом. Мы прошли по плохо освещенному узкому коридору несколько шагов, затем детектив остановился, чтобы открыть нужную дверь одного из кабинетов, а дежурный, ответственно выполнявший свою работу, с силой дернул меня за руку, чтобы я немедленно остановился и ждал следующих указаний. Немного повозившись с замком, детектив Андерсон толкнул тяжелую металлическую дверь и вошел внутрь, следом завели и меня. Кабинет оказался небольшой комнатой для допросов с «зеркалом» в полстены. Ничего особенного – все те же серые стены, деревянный стол на железных ножках и таких же два стула друг напротив друга. Никогда раньше даже подумать не мог, что однажды мне придется здесь оказаться. Считая себя абсолютно законопослушным членом общества я сам, как я тогда думал, был защитником и отчасти творцом этих законов. Черт,какой же был дурак, даже гордился этим. Вот к чему приводит самовознесение себя на пьедестал, который ты сам себе придумал. Жизнь всегда учит и отрезвляет нас, только делает это порой так жестоко, что ты уже никогда не будешь нуждаться в повторении урока, как когда-то в школьные годы. От этих размышлений меня отвлек звук закрывшейся двери. Теперь в комнате остались только я и детектив. Он жестом предложил мне сесть, я повиновался. Только после того, как я это сделал, детектив тоже начал садиться, попутно представляясь. Одновременно с этим правой рукой он включил небольшую настольную лампу, яркий свет от которой больно ударил в глаза.

– Мистер Кипбридж, меня зовут Ллойд Андерсон, я старший детектив центрального округа и буду расследовать дело об убийстве ваших родственников. – Все та же равнодушная интонация, я возможно мог бы его понять, проработав столько лет в отделе убийств, наверно со временем черствеешь, но нет, я не мог думать о них как о каком-то деле. Когда случившееся касается твоей семьи, а не новостей по телевизору или статей в газетах, вокруг все словно переворачивается с ног на голову не давая мыслить объективно. Ты не воспринимаешь ситуацию адекватно, да и глупо об этом так говорить, пропуская все через себя, ты лишь «помогаешь» сам себе как можно глубже погрязнуть в трясине отчаяния и самобичевания.

Закончив говорить, детектив не подал мне руки, видимо в полиции не принято пожимать руки потенциальным преступникам. Задело ли меня это? Да, отчасти. В моем сознании все еще продолжал рушиться привычный мне мир, не успевая за всем тем, что происходило вокруг.

Не услышав ничего в ответ, он недовольно поджал губы и продолжил:

– В ваших же интересах сотрудничать с нами, мистер Кипбридж. – Он немного помедлил и добавил. – И ответить честно на все вопросы, которые я вам задам. С вашего согласия и для предоставления материалов суду, я буду вести запись всех наших разговоров. – Не дожидаясь моего ответа он достал из плоского ящика стола со своей стороны небольшую пластиковую коробку черного цвета с несколькими кнопками, нажав на одну из них, детектив начал говорить чуть более громко:

– Дата, запись ведет детектив Андерсон. Дело об убийстве №006/14, подозреваемый Рейф Кипбридж…

Не дав ему договорить, я не выдержал и соскочил со стула так резко, что тот сначала отъехал в сторону, а затем упал на деревянную спинку с глухим звуком. Не обратив на это никакого внимания, я закричал изо всех сил:

– Я вчера пытался вам сказать!!! Оно было там! Я их не убивал! – Не ожидая, что голос успеет восстановиться, я был удивлен, что вышло так громко. Моменты из прошлой ночи снова начали возникать в моей голове, даже сейчас я помню все, до деталей.

В комнату тут же вбежали двое полицейских, видимо, наблюдая за мной через зеркало они сочли ситуацию опасной и решили вмешаться. Ведь никто не знает, что может взбрести в голову новоиспеченному убийце. Один из них остался у входа, а второй подбежал ко мне, быстро поставил стул на место и с силой усадил меня на него, словно буйного ребенка.

– Мистер Кипбридж, прошу вас успокоиться, так вы только мешаете следствию.

Сложив руки на груди, я с силой сжал зубы, чтобы хоть как-то успокоиться и отвлечься от всех мучавших меня воспоминаний.

– Хотите воды? – детектив Андерсон снова не стал дожидаться моего ответа и спокойно произнес:

– Принесите ему воды.

Один из полицейских быстро вышел и через мгновение вернулся с большим стаканом полным воды, он поставил его передо мной резко, так, что часть жидкости расплескалась и намочила край стола. Только увидев это, я понял, как меня сильно мучает жажда. Схватив стакан, я пил жадно и быстро, чтобы как можно быстрее промочить горло и рассказать им все, как было на самом деле. Детектив Андерсон сидел некоторое время молча, он ждал, когда закончится вода в моем стакане. Выпив все до капли, я ударил дном стакана о стол и отодвинул его подальше от себя.

– Что ж, полагаю, теперь мы можем продолжить. Мистер Кипбридж, где вы находились вчера, в среду пятнадцатого апреля с восьми до половины десятого вечера?

Максимально сосредоточившись, я отвечал спокойно на столько, на сколько это было тогда возможно.

– До девяти вечера я был на собрании в зале заседаний, после его окончания, я направился сразу домой и был там через 15 минут.

– На каком транспорте вы покинули собрание?

– Я пошел пешком. – Отрезал я.

– Кто может это подтвердить?

– Не знаю, там было много людей, разве это не ваша работа – опрашивать свидетелей?

– Само собой, мистер Кипбридж, я просто надеялся, что вы поможете нам ускорить процесс. – Детектив произносил каждое слово все также спокойно и четко, делая какие-то пометки своей ручкой в небольшом блокноте. Почувствовав себя виноватым, я поправился:

– Не знаю, может секретарь собрания мистер Питчер или граф Венсил, я тогда торопился и ни с кем не попрощался.

– По какой причине?

– Что?

– Почему вы торопились домой в тот вечер?

– Мне нужно было срочно поговорить с женой – произнося последнее слово, я содрогнулся, теперь я даже не мог называть ее по имени, Боже, даже сейчас, вспоминая о ней, все внутри сжимается и болит, я никогда не смирюсь с тем, что произошло.

– О чем вы собирались говорить?

– Это что? Как-то поможет расследованию? – Я чувствовал, что снова начинаю выходить из себя.

– Мистер Кипбридж, – детектив Андерсон на секунду закрыл глаза, сжав переносицу указательным и большим пальцем. – Еще в начале нашего разговора, я попросил отвечать вас на все вопросы, поэтому, пожалуйста, не сопротивляйтесь и не тратьте наше время. – Интересно, говоря тогда «наше время» он имел ввиду время сотрудников полиции или мое и его? Скорее первое, едва ли ему было дело до того, как скоро преступление будет раскрыто и найден истинный виновный. Виновный в их смерти.

– В ваших же интересах с нами сотрудничать, любой ваш отказ может быть воспринят в суде как желание ввести следователей в заблуждение и как следствие – сокрытие важных фактов, которые могли бы помочь в раскрытии этого преступления. Вы меня понимаете?

– Да, извините.

– Хорошо, тогда продолжим. Вы знаете, точное время вашего прибытия домой?

– Нет, когда я подошел к дому, то увидел, что ни в одном из окон не горел свет, поэтому сразу постарался войти внутрь.

– Что-то вам помешало?

– Да, я забыл свой портфель в зале заседаний, в нем были ключи от дома. Я не хотел никого будить, поэтому вошел через дверь в кухню с обратной стороны дома.

– Дверь оказалась открытой?

– Да, мы никогда не запирали ее.

– Что произошло потом?

– Потом… – После этого слова мне все же пришлось вернуться к самым страшным воспоминаниям в моей жизни о той ночи. Мои руки затряслись, а в глазах помутнело от слез. Рядом со мной снова поставили стакан с водой, но я не обратил н это внимания, я больше не испытывал жажды, а он кроме этой проблемы не мог больше ничего решить. Я сделал над собой огромное усилие, чтобы вновь не сорваться и рассказал все с самого начала. Я будто снова оказался на кухне этой ночью, все вокруг все в той же синеющей темноте. Вот приготовленный для меня ужин и три темнеющие капли на тарелке, дальше, пустая, как я тогда думал гостиная, лестница наверх и дверь в нашу спальню. Я снова стоял перед ней и должен был войти в эту комнату… Комнату, которая стала для меня личным адом, где я вечно буду видеть их лица…

– А затем вошли полицейские и надели мне наручники, никто не слушал меня. Почему? Ведь я видел его! Кто-то был в нашем доме! Я точно видел! Это он убил их слышите! Он! Вы должны найти его! Пожалуйста, найдите его!!! – Я больше не мог спокойно говорить и описывать весь ужас, что произошел со мной.

– Вы можете описать, кого именно вы видели, мистер Кипбридж? – Внезапно голос детектива стал более мягким и снисходительным. Но эта перемена заставила меня только больше насторожиться. Что-то здесь было не так.

– Конечно нет, в доме было слишком темно, да и ваши ребята волокли меня так быстро, словно боялись, что я смогу получше его разглядеть.

– Вы так считаете? – он сцепил пальцы рук, положив их на стол и вопросительно поднял брови.

– Ну а зачем еще им было так стараться?

– Мистер Кипбридж, напоминаю вам, что пока именно вы являетесь по этому делу главным подозреваемым.

– Я бы им не был, если бы меня хоть кто-то послушал тогда! – Я специально произнес последнее слово, потому что хотел оставить эту ночь как можно дальше, в прошлом, я не хотел говорить «вчера» – это было слишком близко и слишком больно, до изнурительной тошноты. – Единственное, что я успел тогда разглядеть – это то, что он был небольшого роста и наблюдал за тем, как меня вытаскивали из дома. Он стоял и скалился в конце гостиной рядом с кухней!

– Скалился? Вы имеете в виду животное?

– Нет, этот урод улыбался, понимаете, он смеялся над тем, что совершил. Разве животное усаживает своих жертв после того, как убивает их? Да и какой зверь… вырвал бы сердце… – Внезапно меня осенило… – Вы его нашли? Скажите, вы его нашли? – Я наклонился к детективу через стол, так близко, на сколько мне позволяла его длина. Детектив с недоумением спросил:

– Кого? Что нашли? – он явно до сих пор не понял, о чем я его спрашивал.

– Сердце моей жены… Оно же было вырвано прямо из ее груди. Где оно? – Облокотившись на стол, я закрыл глаза ладонями, я не мог говорить о ней, не мог, но должен был. Я должен был выяснить правду и найти настоящего убийцу, это все, чего я тогда хотел.

– Сердце мы так и не нашли, мистер Кипбридж, сейчас это еще одна большая загадка для всех нас. – Он неотрывно смотрел на меня, будто ждал, что я вот-вот во всем сознаюсь.

– А Дженни. Что он сделал с ней? – Я ведь и вправду до сих пор не знал этого. Приготовившись услышать ответ, я сжал свои руки так, что услышал хруст пальцев от сильного давления.

– Патологоанатом установил, что ей сломали шею, следов борьбы ни у нее, ни у вашей супруги мы не обнаружили, собственно, как и следов взлома.

– Вы намекаете на то, что тот, кто вошел в дом и совершил все это был им знаком?

– Как правило, в большинстве случаев это так.

– А как же отпечатки пальцев? Вы хоть что-то нашли?

– В данный момент специалисты работают над этим. – И снова я получил ответ не удовлетворивший меня. Они ничего не знали и почему-то все хотели повесить на меня.

– Думаю, на сегодня достаточно, мистер Кипбридж. Вы можете оформить подписку о невыезде и отправиться… – Он замялся, потому что домой я пойти не мог, я бы и сам ни за что не пошел ни тогда, ни когда либо еще, я больше не возвращался туда. – В любой ближайший отель – закончил он.

Внезапно, дверь в комнату резко открылась, ударившись о стену она чуть не пришибла стоявшего около нее полицейского. Следом быстро вошел граф Венсил, твой отец. Остановившись, около меня он приказным тоном сказал:

– Немедленно прекратите допрос, вы не имеете права! С этого момента, я являюсь адвокатом мистера Кипбриджа и любые действия в отношении его вы можете совершать только после согласования со мной!

Лицо детектива Андерсона на мгновение вытянулось от удивления, но быстро сменилось обычным своим выражением равнодушия и легкого презрения. Оглянувшись на позади стоявшего коллегу он ответил:

– Как вам будет угодно, граф Венсил, мы все равно уже закончили, он ваш.

Детектив не торопясь встал со своего стула и вышел прочь, за ним вышли и все остальные. Питер пододвинул стул поближе ко мне и сел. Я все еще не отрываясь смотрел куда-то на стол, мне было абсолютно все равно, что произойдет в следующую секунду, потому что я понял – у них не было доказательств моей вины, и они не собирались искать убийцу, это просто не входило в их планы.

– Рейф, как ты? Извини, что не смог приехать раньше, мы все очень сочувствуем твоей утрате. То, что случилось – ужасно и бесчеловечно, я обещаю, мы обязательно найдем того, кто это сделал!

Голос твоего отца был полон решимости. Переведя на него усталый взгляд, я спросил:

– Кто мы?

– Пойдем отсюда, я все расскажу тебе там, где нет лишних ушей.

Он помог мне подняться, ноги до сих пор предательски подкашивались. Увидев это Питер сказал:

– Обопрись на меня – я послушался, и мы вместе вышли из кабинета для допросов.

Я чувствовал, как сильно был измотан, выходя из участка я уже почти ничего не видел ни по сторонам, ни прямо перед собой. Последние моменты, что я запомнил из того дня – это то, как рухнул на заднее сидение автомобиля твоего отца, кажется, он был белого цвета. Затем ваш бывший красивый и шикарный дом, тогда вы еще были уважаемой семьей и почетными членами общества. Все двери были для вас открыты. Для тебя тогда, Кира, еще ничего не изменилось и ты жила своей детской беззаботной жизнью. Я, наверное, до сих пор не могу до конца поверить – как, имея все это, твой отец решился возглавить восстание? Я точно знаю, что он очень любил тебя и маму, но все же предпочел пожертвовать всем ради неизвестного еще тогда будущего. Да и кто знал, что все окажется так, как сейчас? Надежда, Кира, вела нас вперед, за твоим отцом, она давала нам силы сопротивляться новому порядку, который нам так «добровольно» был навязан. Питер был удивительным человеком, и он навсегда останется моим лучшим другом. Помню, как в тот день, он сам поднял меня по лестнице, уложил на кровать, твои родители тогда временно поселили меня в вашей гостевой комнате, и только удостоверившись, что я уснул, вышел из комнаты. Я снова отключился почти мгновенно, последним, что я увидел тогда – это полоски полуденного солнца, пробивающегося сквозь жалюзи в спальне. В этот раз во сне я видел свою любимую Оливию. Она пришла ко мне сама, осторожно сев на край кровати, она просто молча смотрела на меня и улыбалась своей ангельской улыбкой. Я чувствовал, как во сне из моих глаз потекли горячие слезы, полные нестерпимой боли и обиды за то, что я ничего не мог поделать. Я не мог повернуть время в спять и был виновен в том, что не успел их спасти. Оливия сидела тихо, без движений, ее грудь тоже была неподвижна – она не дышала. Я попытался произнести ее имя, но она запретила мне, приложив палец к своим губам. Постепенно ее силуэт начал исчезать на моих глазах, становясь прозрачным. Я рванулся вперед и схватил ее за бледную руку, но не почувствовал тепла ее прикосновения. С грустью посмотрев на меня, она медленно покачала головой, после этого наклонилась ко мне совсем близко и будто воздухом прикоснулась к моим губам. Это был наш прощальный поцелуй, который она не успела подарить мне, я все понял по ее грустным глазам. Проведя холодным дуновением в последний раз по моей щеке, она растворилась без остатка в туманных лучах несуществующего во сне солнца.

Глава 14 Исповедь Рейфа. Семья

Я проснулся от звука постукивающей деревянной рамы. Видимо, пока я спал, окно распахнуло ветром, и теперь в комнате стало по-осеннему прохладно и приятно пахло сухой листвой. Небо же было на удивление голубым и чистым. Половину комнаты заливал теплый, настоящий солнечный свет. Я всегда любил осень больше, чем другие времена года, но не за яркие краски, теплые деньки или время для сбора урожая. Я всегда любил более позднюю осень, когда вся листва уже опадала, урожай был собран, а солнце, только изредка пробиваясь среди серых облаков, дотягивалось своими лучами до земли. Это время всегда мне казалось необыкновенным, немного магическим, если хотите. Именно тогда, вся жизнь постепенно начинала угасать, готовясь к долгому сну, за время которого можно было восстановить силы. Все вокруг словно успокаивалось, забывая в полудреме обо всем, что произошло. И я сейчас тоже нуждался в этом. Мне нужно было заснуть, «выключить» сознание, но не на один день, нет, этого было недостаточно. Мне нужно было больше времени, чтобы похоронить внутри ту часть себя, которая словно обожженная рана не давала покоя, заставляя вспоминать снова и снова то, что причиняло мне невыносимые страдания и разжигало в душе неистовую ненависть. Позднее, с первым мне почти удалось справиться, а вот ненависть создала того Рейфа, которого ты знаешь сейчас. Именно она дала мне силы на то, чтобы бороться вместе с твоим отцом за все, что у нас когда-то отняли.

Я осмотрел комнату, в которой находился. Хоть я и не заметил ничего особенного, что-то было в ней такое, от чего на сердце становилось немного легче, а в мыслях яснее. Она была просторной и светлой, как и многие комнаты в вашем доме. Стены были оклеены светло-голубыми обоями в мелкую полоску, большие белые оконные рамы, словно заманивали внутрь комнаты больше солнечного света, падая на дубовый пол, он растекался по его светлым прожилкам, превращаясь в едва видимое свечение. Потолок был тоже укреплен дубовыми балками, от чего создавалось впечатление, что ты находишься в охотничьем доме, если не обращать внимания на выдающий себя красивый камин из белого мрамора. Он выглядел таким же величественным, как и большая люстра, сделанная под старину с красивыми кованными ветвями и лампами в форме свечей, которые сейчас не горели, потому что было уже или еще светло. Желая понять, сколько все же было времени, я начал искать часы. Мой телефон тогда кажется изъяли для проверки наличия каких-либо улик. После безуспешных поисков, я обнаружил их совсем рядом – на прикроватном столике со звериными лапами вместо обычных ножек. Более, чем уверен, что камин, люстра и этот столик были выбраны именно твоей мамой. Ей всегда нравилось все в таком стиле, помню, как она любила в шутку повторять: «Нужно больше шика, господа!». Часы показывали, что полдень уже наступил. Я приподнялся, откинув в сторону ставшее жарким одеяло и спустил ноги на пол. Перед глазами тут же все поплыло, а в голове зазвенело, я наклонился, чтобы отдышаться. В теле до сих пор чувствовалась слабость, опершись о край кровати, я медленно и осторожно начал вставать. Небольшая дрожь пробежала по спине, но голова больше не кружилась. Сделав несколько коротких шагов, я вдруг обнаружил себя одетым в пижаму. На стуле был заботливо оставлен длинный фланелевый халат. Не раздумывая, я накинул его поверх пижамы, как-то неловко было спускаться в ней одной. Все еще пребывая мыслями в какой-то сонноподобной дреме, отчасти я был благодарен этому состоянию. Может вам знакомо это чувство, когда накануне прошлым днем в вашей жизни случилась какая-то неприятность – вы с кем-то поссорились, что-то сломалось, а может просто испортилось настроение, но заснув, вы попадаете в другую реальность, забываете о всех своих насущных делах и проблемах. Вам снится что-то хорошее, хотя, может и не обязательно снится, но на душе вам спокойно и тепло. И вот, просыпаясь на следующее утро, ваш мозг не может моментально включиться в реальность, так просто устроен ваш организм, какое-то время, у всех оно длится по-разному, от каких-то секунд до нескольких минут вы все еще пребываете в этом состоянии, полным спокойствия и неопределенности. Вам не нужно что-то делать или принимать какие-то решения, у вас есть этот кусочек времени, в котором вы почти ничего еще не чувствуете. Конечно, совсем скоро он растает словно туман перед глазами, заставив вас начать сегодняшний день, и вернуться ко всему тому, чего вы так боялись или избегали, но он у вас есть. Был он тогда и у меня. Поэтому, спускаясь вниз по большой деревянной лестнице, я шел медленно, аккуратно ступая до тех пор, пока мысли все же не нашли свой порядок и все те чувства, которые как кислота сжигали меня изнутри не вернулись в мою голову, снова запустив те жуткие воспоминания, словно обрывающиеся кадры старого кинофильма. Тогда мне снова показалось, что я просто не выдержу и сойду с ума, прямо там, в вашем доме. Я хотел закричать, что было сил, но не хотел пугать тебя или твоих родителей, да и понимал, что это ничем не поможет. Схватившись за голову, я опустился на ступени, а затем зажал рот руками, чтобы сдержать разрывающий легкие крик. Я старался делать глубокие вдохи, чтобы помочь себе успокоиться, но давящая боль в груди была такой сильной. «Почему они не убили меня?» – теперь внутренний голос задавал мне новый вопрос, на который я тогда не мог найти ответа. Только спустя какое-то время, я понял «почему». Как будущий весьма перспективный дипломат по международным связям я занимал очень заметный пост советника в парламенте. И все мои выступления и замечания в тот вечер не могли остаться без внимания, как со стороны членов совета, так и со стороны Тренков. Хоть тогда на самом собрании Тренки якобы отказались присутствовать – это было отнюдь не так. Они там были – все пятеро из того списка, что зачитывал председатель. И вот, наслушавшись вдоволь из потайной комнаты зала собраний, они еще до его окончания приняли решение преподать всем и мне в первую очередь урок назидания, который все прекрасно усвоили. А суть его была проста – никто не смеет оспаривать или сомневаться в верности принимаемых Тренками решений. Единственная возможность остаться в живых, остаться тем, кем ты являешься со всей своей семьей, статусом и предпочтениями – это повиноваться им безоговорочно. Вот такой «новый путь» для нашего народа. Они всегда так действовали – быстро и без сомнений, да и зачем сомневаться, когда всего лишь умрут люди, которые для них просто еда и с ней еще так забавно можно поиграть.

Я продолжал сидеть на лестнице, все сильнее поддаваясь вернувшемуся отчаянию. У меня не осталось сил бороться. Кровь, пульсирующая в висках отдавала в глаза и затылок, мне казалось, что где-то в мозгу вот-вот что-то лопнет, не выдержав этого дикого напряжения, и сделает меня умалишенным, да именно так я и думал, я хотел, чтобы все это прекратилось, лишив меня возможности думать. Я хотел умереть, разорваться на тысячи кусочков, чтобы от меня совсем ничего не осталось.

– Папа, смотри, что у меня есть!

Твой тонкий детский голосок, я отчетливо помню, как он звучал, внезапно словно выдернул меня из этого ада. Я почувствовал, как кровь отхлынула от головы и начал прислушиваться к вашему разговору.

– Да, дорогая, что там у тебя?

Мне всегда было интересно наблюдать такие моменты, когда Питер был не Графом с древней фамилией, не профессиональным юристом и не предводителем восстания, а просто твоим папой. Он словно становился на это время другим человеком и был так счастлив с тобой.

– Вот!

Ты тогда протянула ему одну из своих поделок из глины.

– Вот это да! Это птичка?

– Непростая!

Твой голосок был таким чистым и звонким, а главное – абсолютно уверенным в каждом произнесенном тобой слове.

– Ну если так, скорее иди на кухню и отдай ее на время Миссис Томсон, она немного над ней поколдует, и твоя птичка будет жить с нами долго-долго.

– И не улетит?

– Только если ты сама ее отпустишь.

Ты быстро поцеловала его в щеку и побежала на кухню, на ходу выкрикивая: «Мисис Томсон! Заколдуйте мою птичку!» К большому своему удивлению я заметил, что улыбаюсь и мне стало чуточку легче. И я помню, как тогда, на вашей лестнице дал себе обещание, что позабочусь о тебе и твоей семье, что сделаю все для того, чтобы вы и другие семьи смогли жить снова также счастливо, как жили до прихода Тренков. Прости, Кира. Кажется, у меня плохо выходит, я все же не смог уберечь Питера и Эмили от смерти, как не смог уберечь Оливию и Дженни. Но я уверен, сейчас они в лучшем месте. Эти уроды снова победили, но, клянусь, тебе, это было в последний раз. То, что я сейчас расскажу, поможет тебе понять, почему мы обязаны закончить то, что когда-то начали вместе с твоим отцом. И перед тем, как говорить о том, как мы с ним возглавили восстание, которое было жестоко подавлено почти 10 лет назад, я хочу, чтобы ты узнала, как оно началось и почему не кто-нибудь, а именно Питер тогда пришел мне на помощь.

В тот же день, когда я проснулся в вашем доме, как позже мне сказали, я проспал почти два дня, твой отец нашел меня тогда сидящего на лестнице без сил и лишенного всего, кроме своей искалеченной жизни. Подойдя ближе, он сел рядом, немного помедлил, но потом все же сказал:

– Рейф, я клянусь тебе, мы всем им отомстим за то, что они сделали с твоей семьей.

И знаешь, я был рад это слышать. Именно этого я тогда хотел больше всего. Ни жалости и сострадания с ненужными хлопотами о моем здоровье, а возмездия. Я хотел убить их всех до единого за то, что они осмелились прийти в наш мир со своими новыми порядками и правилами. Да как они посмели? С чего взяли, что могут распоряжаться нашими жизнями, словно картами в заранее подтасованной колоде?

Он положил мне руку на плечо и мне снова стало легче, я перевел на него взгляд и только кивнул в ответ. На этом весь наш откровенный разговор закончился. Я вздохнул с облегчением, так как совсем не горел желанием выговориться. Да, то, что творилось внутри меня было адом, но это был мой ад, персональный так сказать, и я не хотел делиться ничем таким с другими людьми. Не знаю, заслужил ли я то, что случилось со мной, а вот они, особенно твои родители – я был уверен, что нет. Поэтому и не видел никакого смысла заставлять их чувствовать то, что пришлось пережить мне. До всех этих событий мы с твоим отцом мало общались лично, иногда здоровались, встречаясь в здании парламента или на приемах. Я всегда был хорошего мнения о нем, так как считал Питера еще до знакомства профессионалом в своем деле и просто честным человеком. Эти два качества я всегда ценил в людях, но они, к сожалению, редко попадаются в своем сочетании у одного обладателя. Помню, когда была необходимость моего присутствия на судебных процессах в качестве одного из присяжных, я всегда с восхищением наблюдал за работой твоего отца. Меня всегда удивляло, что имея такое имя, положение и немалое состояние, он легко мог позволить себе вообще не работать, полностью при этом обеспечивая себя, свою семью и любые свои нужды. Точнее, меня поражало, не состояние вашей семьи, а то, что Питер при наличии его все равно занимался любимым делом и делал это в высшей степени самоотверженно и профессионально, не ради удовольствия или денег, а на благо людей. Он всегда спешил помочь тем, кто в этом нуждался. Питер никогда не был похож всех остальных представителей сливок этого общества. Большинство из них, имея огромные состояния, либо гнались как бешенные псы лишь за преумножением своего и так чрезмерного богатства, готовые порой отнять у бедняка последний пенни (или что там в Англии) они вовсе забывали о жалости и сострадании, либо, насытившись всеми прелестями обеспеченной жизни, они искали себе очередной повод для развлечения. И тем, и другим всегда было абсолютно плевать на людей, они проросли в своем эгоизме настолько глубоко, что уже не представляли для себя другого предназначения. Хлеба и зрелищ, господа, хлеба и зрелищ. Помню, как на одном из слушаний судили совсем молодого парня, лет пятнадцати, его обвиняли то ли в краже, то ли в мошенничестве, а бедняга всего на всего показывал фокусы прохожим людям на улице. Просто одному из этих идиотов показалось, что он видите ли своим неопрятным видом портит красоту одной из центральных улиц. И вот, кто-то кому-то что-то шепнул, парня задержала полиция, а затем над ним назначили суд. Кто-то из женщин-свидетельниц рассказывал, что он был круглым сиротой, у которого на руках осталась пятилетняя сестренка, ему просто нужно было хоть как-то кормить себя и ее. Но нет, нашли же к чему прицепиться. И вот, когда судья спросил присутствующих о том, желает ли кто-нибудь из них предоставить бесплатную защиту парню, единственным добровольцем, кто согласился, оказался твой отец. И я отчетливо помню, как вытянулись от удивления все их надменные морды, они видимо посчитали такую благотворительность ниже своего достоинства. Конечно, ведь о ней никто не собирался писать в газетах, не было бы большого роскошного приема, на котором можно так учтиво всем улыбаться и напоказ демонстрировать свое отрепетированное великодушие к нуждающимся мира сего. До сих пор противно. Я был очень удивлен, когда твоему отцу, несмотря на все уловки прокурора, удалось выиграть дело и парнишку отпустили домой. Он ушел счастливый и бесконечно благодарный своей широкой искренней улыбкой. После слушания, твой отец подошел к нему, что-то сказал, тоже улыбаясь, и, похлопав парня по плечу незаметно протянул ему небольшой сверток. Как я уже позже узнал, это были деньги, завернутые в бумажный лист. Там была достаточная сумма для того, чтобы эти дети могли позволить купить себе новую одежду и хорошей еды. Чуть позже, если не ошибаюсь, они работали у вас в саду. Вот она, благотворительность, такая, какой и должна быть. Незаметная остальным, но бесконечно ценная для этих двух ребятишек.

Помню еще, как после суда, всех «достойных» и уважаемых джентльменов пригласили в комнату отдыха. Мы хорошо проводили время, пили бренди, курили сигары, кто-то играл в покер или бильярд, но была конечно же и та кампания, в которую допускались далеко не все. Я конечно же в нее не входил, но хорошо мог слышать, о чем они тогда говорили. Среди них были твой отец, судья, прокурор, граф Диккинсон, сэр Фэлтон и еще несколько баронов или кто они там. Все они обсуждали завершившийся процесс, казалось бы, это абсолютно нормально, ведь они могли проводить, например, постанализ или просто поздравлять твоего отца с очередной блестящей победой, но нет, им было интересно совсем другое.

– Ну и задали вы сегодня нашему прокурору жару, господин Венсил – подметил едким смешком сэр Фэлтон

– Да уж, теперь этот мистер должен мне тысячу фунтов стерлингов, вот, кто разорился сегодня – граф Диккинсон засмеялся, наигранно сдвинув свои тонкие брови, и слегка толкнул Фэлтона локтем правой руки, свободной от бокала с бренди.

– Мы с нашим доблестным рыцарем поспорили на исход сегодняшнего слушания. Представляете? Он был уверен, что все лавры достанутся прокурору – мистеру Доновану, а я в свою очередь, всецело был уверен в вашей победе. В итоге, сегодня повезло мне! – закончив говорить весь этот бред о споре на судьбах людей, словно на скачках с породистыми жеребцами, он демонстративно сделал победный глоток.

– Право, господа, и в мыслях не было никого из вас разорять, просто хотелось помочь бедняге, нелегкая им с сестрой выпала доля. – Твой отец тоже пытался улыбаться, как и все они, но по его глазам было видно, что этот разговор со всеми его насмешками над жизням других людей был ему вовсе не по душе.

– Что же вы тогда не предупредили нас, граф? Мы бы заранее предупредили репортеров, чтобы они потом смогли непременно рассказать о вашей широкой душе на разворотах своих газет. Сами понимаете – на первую полосу маловато будет – прокурор подмигнул, растянув губы в такой же отрепетированной как у всех улыбке. Конечно, для первой полосы годятся лишь восхваления вас самих с пышными приемами, новыми званиями и вашими «заслугами» перед обществом и государством.

После того, как вся эта элитная свора разъехалась в своих «золотых» каретах по своим дворцам, я, стоя на улице в ожидании такси, решил подойти к Питеру и поблагодарить его за поступок, который многим показался бессмысленной тратой времени.

– Граф Венсил, уделите мне пару минут? – я не решился сразу подойти ближе, поэтому задал свой вопрос на расстоянии. Обернувшись, твой отец внимательно посмотрел на меня, а затем положительно ответил:

– Да, конечно – он протянул мне руку в знак приветствия. Я быстро подошел, чтобы представиться.

– Меня зовут Рейф Кибридж. Граф Венсил, для меня большая честь познакомиться с вами. – его рукопожатие было сильным, но он сжал мое запястье так, как это сделал бы любой нормальный человек, в отличие от всех этих напыщенных индюков, которые либо едва только дотронувшись до ладони, спешили отнять свою руку. Для них рукопожатие было лишь вынужденной необходимостью. Скорее всего они многих просто считали недостойными касаться себя, но что уж тут поделаешь. Другие же, напротив, стремились чуть ли не сломать тебе все кости, сжимая руку с такой силой, будто этим могли лишний раз продемонстрировать свое величие и значимость. Так или иначе, они всегда выдавали себя.

– Я кажется уже видел вас. Вы советник в парламенте – верно? – Я был удивлен, что твой отец запомнил меня, хотя и знал, что он всегда был очень внимательным к людям, я был очень горд, что сам граф Венсил когда-то обратил на меня свое внимание.

– Да, верно. Я хотел поблагодарить вас за ваш сегодняшний поступок. Знаю, многие так не считают, но он был на мой взгляд очень благородным. То как вы защищали этого парнишку в суде, думаю, теперь он всю жизнь будет вам благодарен. – произнося эти слова, я волновался, что они могут не понравиться Питеру или же он, неправильно меня поняв, мог подумать, что я сам не знаю, что несу. Но на удивление, он не рассмеялся, как его предыдущие собеседники, а лишь, чуть заметно улыбнувшись ответил:

– Дааа, а я думал, что за весь этот длинный и скучный вечер так и не услышу адекватного мнения на этот счет. Я очень рад, что вы, мистер Кипбридж понимаете, насколько важно оставаться человеком не только на камеру, но и просто для того, чтобы быть честным с самим собой. Сам до сих пор не понимаю, зачем вообще стоило назначать какое-то слушание? Будто других более важных дел у них на сегодня не нашлось. Если бы я только мог помогать людям больше, мне совсем не жалко, как другим, для этого своих денег. Но я, к сожалению, не свободен в своих действиях, мое имя слишком известно, чтобы идти наперекор сформировавшимся устоям и мнениям.

– Граф Венсил, сейчас я всего лишь советник, но у меня тоже есть цели, одна из них – стать дипломатом по международным отношениям, и, если мне удастся все задуманное, то я буду рад помочь вам во всем, что от меня зависит.

– А у вас далеко идущие планы, мой друг! – на этот раз Питер широко улыбнулся и похлопал меня по плечу. – Что ж, мистер Кипбридж, моя машина уже подана, если хотите, могу подбросить вас домой.

– Спасибо, граф, но мое такси тоже уже ждет, я доеду сам. – Мне было совсем неловко отказываться. Я просто не хотел навязываться, а еще этот этикет, принципы… В общем, слишком много лишнего тогда еще было в моей голове.

– Ну тогда до скорой встречи, думаю нам еще удастся с вами побеседовать после одного из собраний. Во всяком случае, доброй ночи, мистер Кибридж. – Произнеся эти слова, он сел в свой черный мерседес с-класса и уехал.

– Доброй ночи – произнес я про себя. – Этот день я запомню надолго, и я очень благодарен судьбе или стечению обстоятельств, благодаря которому мне удалось познакомиться с таким человеком, как твой отец. Он был одним из тех немногих людей, которым просто не все равно.

В этом я удостоверился и на себе, когда Питер приехал за мной в полицейский участок. Тогда я не ждал помощи ни от кого, даже не надеялся, но именно Питер можно сказать спас меня. Не думаю, что те, кто все это сотворил хотел засадить меня за решетку. Как я уже сказал – это был наглядный урок назидания, и они постарались, чтобы о смерти Оливии и Дженни узнало, как можно больше людей. С первых полос всех газет долго не сходили заголовки: «Страшное убийство в доме советника парламента!», «Кровавая бойня на Уэлбриджстрит», «Что мистер Кипбридж сделал со своими родными?!» и все в таком духе. Я пытался их не читать, но они были на каждом углу, во всех магазинах, газеты даже раздавали бесплатно на улице. Тяжело было это выносить. Не знаю, чтобы я сделал с собой, если бы вернулся домой после того, как меня выпустили из камеры. Скорее всего, я до сих пор так думаю, мне ничего не оставалось бы, как покончить жизнь самоубийством или сойти с ума. Даже не знаю, что хуже. Но уверен в одном, если бы я остался в том месте, где их убили хоть на несколько минут, я бы не стал долго раздумывать. А твой отец просто не позволил ничему из этого случиться. Тогда он сделал все для того, чтобы я даже не смел подумать о подобном. Если бы не он, Кира, меня бы возможно не было сейчас здесь с тобой.

Просидев еще какое-то время молча на лестнице, может мы бы так и сидели до самой ночи, даже не знаю, тогда мне показалось, будто мы думали об одном и том же, как вдруг нас позвала твоя мама своим нежным и мягким голосом. Звук доносился откуда-то из кухни или столовой.

– Господа, сколько можно там сидеть, хоть поешьте! – фраза показалась мне забавной, я часто замечал, что хоть Эмили и имела благородное происхождение, а также превосходное воспитание, она никогда не забывала о «человеческом» языке без всех этих зазубренных до тошноты предложений из книжек по этикету.

– Дай нам пару минут, Эми и мы к вам присоединимся! – Питер нехотя ответил громче, чтобы она смогла его услышать. Он словно боялся навредить мне даже звуком своего голоса. Переведя взгляд на меня он сказал:

– Что ж, Рейф, думаю ей не стоит отказывать, иначе у нас обоих могут быть неприятности – я тогда не смог оценить шутку, но все же отвлекся на его слова.

– Да, конечно, идем. Ничего, что я в такой виде? – Я указал на себя в пижаме и халате.

– Нам с Эми нет никакого дела до того, как и во что ты одет, а вот Кире тебе скорее всего придется объяснить, почему ей в отличии от тебя так делать нельзя.

– Ясно, думаю я найду достойные аргументы. – Мысль о предстоящем «серьезном» разговоре с тобой помогла словно очнуться и отвлекла от все еще слишком ярких воспоминаний.

– Надеюсь. Ладно, что и правда мы тут с тобой расселись, время идет, Рейф, а мне нужно еще много успеть тебе рассказать. Так что идем ужинать, а после, тебе все же нужно будет переодеться. Все объясню позже.

Поднявшись, Питер протянул мне руку, чтобы помочь встать. Помощь оказалась к стати. Мышцы до сих пор неприятно сводило, а ноги и спина затекли от долгого пребывания в одном положении. Мы направились в сторону столовой и только тогда меня осенило: «Ужин?» Когда я проснулся, была середина дня, а теперь уже вечер. «Сколько же мы тогда просидели на ступенях? Час? А может два?» В моем состоянии было совсем не удивительно потерять счет времени, но Питер тоже все это время был рядом. Он сидел молча, как и я, почти не шевелясь. Лицо его было напряженным, это было заметно по слегка сдвинутым бровям, а взгляд направлен куда-то в темноту, словно он думал о какой-то проблеме, решение которой так и не удавалось найти.

– Питер, а сколько я проспал?

– Два дня. – ответ удивил меня так, что заставил остановиться.

– Так значит сегодня – четверг? Черт, как же моя работа?… – я все еще по привычке беспокоился о том, что теперь уже не имело смысла. И страшно, и смешно, до чего порой человек застревает в системе, так глубоко позволяя всем ее механизмам врезаться в свое самосознание, а, следовательно, и свои мысли. Даже оказавшись внезапно вырванным из нее, он по инерции продолжает делать и думать так, как до этого ему внушили. Все же непривычные или новые возможности могут показаться ему с его уже заточенным сознанием неприемлемыми или даже опасными. Вот так и воспитывают нас, словно мышей в клетках. Вот тебе еда, вода, колесо для развлечений и, собственно клетка, а что там за ее пределами – тебе лучше не знать. Мало ли вообще, что там? А вдруг там нечего есть? Или там подстерегает хищный кот, готовый съесть именно тебя? Лучше сиди в клетке и будь рад тому, что тебе есть где сидеть и жевать свою еду. Ах, ну да, еще же есть колесо. Отличная жизнь.

– Рейф, тебя правда это все еще беспокоит? – Теперь тон твоего отца был серьезным и заметно отличался от того, что я слышал пару минут назад.

– Конечно нет, прости, Питер, просто мне сложно все вот так сразу принять. Слишком долго я думал, что живу и поступаю правильно, а сейчас… – Я замолчал, пытаясь найти нужное слово.

– Тебя предали, Рейф и я это очень хорошо понимаю. – Питер остановился, и развернувшись прямо ко мне продолжил:

– Я сам чувствую нечто подобное, конечно, мне посчастливилось не узнать того, что ты пережил, но все же, никто из выступавших на том собрании кроме тебя не был прав. Они все предпочли подчиниться более сильному противнику, так как привыкли всегда искать выгоду только для самих себя. Но я считаю, что никакие деньги этого мира не стоят того, чтобы предавать людей, оставляя их на растерзание этим монстрам. Я бесконечно благодарен, что ты тогда заступился за все то, что эти алчные и трусливые вельможи разучились ценить. Поэтому они тебя и не поняли. Извратив все сказанное тобой в своих головах они сочли тебя опасным и допустили этому ужасу случиться. Я больше чем уверен, что это сделал один из Тренков.

Я был поражен всем тем, что тогда услышал от Питера. Теперь я видел, что он тоже, как и я понимал весь бред происходящего, несмотря на то, что у него, как и у большинства на том собрании были высокое положение в обществе, огромное состояние, безупречная репутация и много других вещей, которые люди обычно боятся потерять. В конце концов, у него была любящая семья. Но в его глазах я не увидел страха. Наверное, это, как и я, видели в нем все единомышленники, которые впоследствии присоединились к нам и стали нашими верными товарищами в этой нечестной и неравной войне.

– Спасибо, тебе Питер. – Да, это все, что я смог тогда сказать. Но думаю, Питер все прекрасно понял. Теперь я был обязан ему жизнью.

Мы не стали больше задерживаться и направились в столовую, к тому же, твою маму лучше было не заставлять сердиться. И я все еще испытывал чувство неловкости за то, что вот так вторгся в вашу семью.

Увидев отца, ты со всех ног бросилась к нему на шею.

– Паапа! Смотри! Теперь моя птичка волшебная и она всегда будет с нами! – Ты показывала ему маленькую глиняную фигурку и, глядя на тебя казалось, что такой мелочи было достаточно, чтобы чувствовать себя самым счастливым человеком на Земле.

– Вот это да! Тогда давайте вместе полетаем! Уиии! – Он кружил тебя в воздухе, а ты так заразительно смеялась, что все вокруг, включая меня тоже улыбались, глядя на вас. На очередном круге он посадил тебя на стул, а твоя мама сразу же скомандовала:

– Так, ну все, все за стол!

– Знакомься, Кира, это мистер Рейф Кипбридж – мой хороший друг. Сегодня он будет ужинать с нами, надеюсь, ты не против? – Питер присел позади тебя на корточки и немного развернул тебя ко мне. Ты быстро посмотрела на меня и тут же застенчиво отвела взгляд в сторону. Мне же до этого почти ни разу не доводилось вести личные беседы с детьми, поэтому я просто сказал:

– Здравствуй, Кира, приятно познакомиться. – Я не стал протягивать тебе руку в знак приветствия, мне показалось, что это могло еще больше заставить тебя чувствовать себя неловко.

– Добрый вечер, мистер Рейф – ты ответила, спрятав руки за спиной и все также продолжая смотреть куда-то в сторону.

– Кира, не стесняйся, меня сегодня почему-то слушаться эти господа не изволят, так что только ты можешь мне помочь их накормить. – Твоя мама посмотрела на нас и сделала очень серьезное лицо, если честно, тогда я так и не понял, шутила ли она или правда была не довольна. Кивнув маме, ты выпрямилась, и, указав нам всем верное направление четко произнесла:

– Дамы и господа! Прошу всех за стол!

Посмеявшись, мы послушно сели и просто начали ужинать.

Я был благодарен твоим родителям за то, что тогда ни один из них не мучал меня вопросами о произошедшем, мысленно заставляя вернуться в прошлое той ужасной ночи. Они позволили мне отвлечься и не думать ни о чем. Я просто хотел есть. Проспав двое суток, мой организм требовал восстановить его силы. Набивая свой желудок едой, я не смог не заметить, что все время ужина ты не сводила с меня глаз. С того момента, как нас друг другу представили, ты сразу же стала вести себя тихо и лишь иногда шепотом спрашивала что-то у мамы. Заметив твою поделку рядом на столе, я решил поинтересоваться, чтобы отвлечь тебя от всех этих застенчивых размышлений и неловких чувств.

– Красивая птица, это ты сделала? – я указал на твое глиняное сокровище. Помню, когда сам был ребенком, всегда и везде носил с собой любимую игрушку или поделку и точно также клал ее рядом с собой на обеденный стол. Наверно все дети так делают, желая всем похвастаться самым ценным, что у них есть или наоборот, боясь потерять, стараются держать его как можно ближе в поле зрения. Глупо – скажут многие взрослые, но они то как раз и не замечают точно таких же привязанностей к вещам, которые сопровождают их по жизни каждый день. Это может быть что угодно, например, сотовый телефон, машина, дом, любимая сумка, свитер, украшение, даже дешевый брелок, в общем, каждому свое. Для меня наверно такой вещью стала моя работа, как ни странно, я везде носил с собой то ощущение гордости, которое будто каждый раз само за себя говорило, какой я значимый в этом мире, как хорошо поступаю для всех, готовясь представлять интересы нашего государства на международном уровне. Подумать только…

– Да, сегодня утром – твой тихий ответ вернул меня в реальность, я хотел сказать тебе спасибо, но побоялся спугнуть твое желание общаться переменой темы разговора, так что я сделал любопытное лицо и внимательно слушал. Ты привстала на своем стуле на колени, наклонилась ближе ко мне, и, сделав очень серьезное лицо, на сколько это тебе позволяла твоя детская мимика, продолжила почти шёпотом:

– Я отнесла ее миссис Томсон и она заколдовала ее! – на последнем слове твои глаза широко открылись, и ты поднесла палец к губам – только она сказала мне, что об этом не должно знать много людей.

– А почему? – я задал вопрос с искренним желанием узнать.

– Потому что, если о волшебстве будет знать много людей, оно исчезнет. Так всегда бывает. – последнее замечание ты сделала с видом человека, прожившего длинную и непростую жизнь и теперь имевшего за плечами огромный жизненный опыт. Я снова не смог не улыбнуться.

– Обещаю, я никому не расскажу, потому что очень хочу, чтобы твоя птица всегда была волшебной.

– Спасибо, мистер Рейф, я знаю, что она тоже этого хочет. Это же так здорово – быть волшебным… – Я одобрительно закивал в ответ:

– Да, наверное… – тогда ты еще не знала, что волшебство не всегда бывает добрым, к сожалению, повзрослев ты во всем убедишься сама.

Ты внимательно посмотрела на меня, затем уселась обратно на свое место и спрятала застенчивую улыбку за левой рукой, опершись ею на щеку.

Тогда я подумал, что лед тронулся и теперь ты сможешь общаться со мной более свободно, по-дружески. Но, почему-то я ошибся. Все мои труды растаяли уже следующим утром, и я никак не мог понять почему. Наверное, одного такого разговора «по душам» было недостаточно и, возможно, раз на пятый ты бы все-таки ответила мне взаимностью, но все последующие события развивались так стремительно, что я полностью ушел в них головой, они тогда стали для меня единственной целью существования. С тобой же мы виделись совсем редко, да и в большинстве случаев я находил тебя спящей на той самой лестнице, ведущей в столовую. Помню, как осторожно убирал твои руки с деревянных перегородок, а затем относил тебя в спальню, где всегда на тумбочке рядом с кроватью лежала твоя любимая книга сказок. Если же мне удавалось встретиться с тобой еще до того, как ты засыпала, единственное, на что я мог рассчитывать, была короткая фраза «Добрый вечер, мистер Рейф». Что ж, я и этому был рад. Чем-то ты напоминала мне малышку Дженни. Ты была такой же жизнерадостной мечтательницей, иногда немного капризной, но всегда милой, хоть и очень застенчивой. Я был рад хоть в ком-то видеть лицо когда-то родного мне человека, словно это продлевало Дженни жизнь, хоть на короткие мгновения, но я мог видеть ее в тебе. В редкие минуты наблюдая за тобой, я вспоминал, как она радовалась моим подаркам, спорила с Оливией, когда они вместе выбирали наряды или как она, собираясь иди спать, обнимала нас перед сном. Теперь все эти моменты оказались для меня бесконечно ценными, я понял, что даже несмотря на то, что старался ни в чем им не отказывать, Когда Дженни и Оливия были еще живы, я мог бы делать для них больше. И речь шла даже не о материальных ценностях, а, как бы банально это не звучало, о времени, которое я им посвящал. Помню, как часто мне приходилось задерживаться на работе или работать по ночам в своем кабинете. А все ради чего? Карьеры? Не ради любимых, а для удовлетворения своих высоких амбиций, которые я так лелеял. Раз за разом я убеждался в том, каким был дураком. Я думал, что делаю для них все, что заняв желаемую должность я смогу исполнить любые их желания, а на самом деле лишь собственноручно все ближе подводил их к собственной смерти. Эти мысли порой сводили с ума, но именно они разжигали во мне неистовую ярость к Тренкам, даже к самому себе, давали мне силы каждый раз просыпаться по утрам и делать все от меня зависящее, чтобы помешать этим уродам добиться своего.

Глава 15 Исповедь Рейфа. Имена и Пароль

После ужина Эмили несмотря на все протесты повела тебя в комнату, чтобы уложить спать. Поцеловав в обиженную щеку, Питер пожелал тебе спокойной ночи, после чего ты сразу же переменила свое настроение, с улыбкой обняла его за шею и что-то очень тихо прошептала ему на ухо. После того, как Питер одобрительно кивнул ты радостно подпрыгнула, а в следующую секунду уже бежала в след за мамой.

– Леди растет, что поделаешь? – Виновато разведя руками, Питер улыбнулся, но глазами подал мне знак, чтобы я остался. Подождав, пока все выйдут из комнаты, он осторожно огляделся, затем, подошел близко ко мне и очень тихо спросил:

– Рейф, я могу тебе доверять? – выражение его лица в тот момент стало мне совсем незнакомым. Я больше не видел того заботливого мужа, любящего отца, что сидел со мной за столом или графа с одной из самых известных фамилий в стране, которого все так ценили за профессионализм и уважали за его огромное состояние – передо мной стоял человек, готовый поделиться тем, о чем я раньше не мог позволить себе даже подумать. Но теперь все для меня изменилось. Не колеблясь ни секунды, я ответил:

– Да.

В его глазах я заметил одобрение и радость, последняя же была иной. Она совсем не была похожа на ту радость, которую мы испытываем при удачном стечении обстоятельств, получении долгожданного ответа или подарка, его радость напоминала скорее надежду на то, что скоро произойдет что-то, чего он так искренне ждал.

– Тогда, идем, мне о многом нужно тебе рассказать. Советую переодеться, так как нас ждет небольшая поездка. – Я молча кивнул и быстрым шагом направился в отведенную для меня комнату. Зайдя внутрь и закрыв за собой дверь, я обнаружил уже приготовленную для меня одежду и обувь. Удобный лонгслив, джинсы черного цвета и ботинки – то что было надо для тайного ночного «мероприятия». Я не обнаружил своего костюма, в котором был в ту ночь…, когда, в общем, будь моя воля, я бы собственноручно его сжег, чтобы избавиться хоть от какой-то части воспоминаний, и в душе надеялся, что так с ним и поступят. Спускаясь по лестнице, я увидел, что Питер уже ждал меня внизу. Он тоже переоделся из домашней одежды в нечто больше напоминающее форму спецназа, на черной портупее я заметил пистолет. В одной руке он держал ключи от машины, а в другой… бронежилет. Чем ниже я спускался, тем больше становилось мое удивление и разгоралось любопытство. Подойдя к Питеру, я заметил, что на нем был надет такой же бронежилет, как он держал в своей руке. Протянув мне его, он быстро скомандовал:

– Надевай, это для твоей безопасности. – его голос стал твердым и даже грубым, словно до этого момента со мной общался совершенно другой Питер, а это был его двойник из параллельной вселенной. Я хотел задать вопрос, но быстро передумал, так как верил Питеру и хотел, чтобы он сам все мне рассказал. В таком виде мы конечно же не стали пользоваться парадным выходом, поэтому, направились к небольшому лифту в дальней части дома, который вел на подземную парковку. Спустившись вниз, мы подошли к одной из машин Питера, которую я никогда не видел прежде. Обычно, на собрания или светские вечера твой отец всегда приезжал на машинах очень дорогих и элегантных, например, на таких как (перечислить две марки), которые полностью соответствовали его статусу. Да и за рулем конечно же всегда был его водитель, а не он сам – все, как полагалось в высшем свете. Но сейчас я видел перед собой ничем не примечательный внедорожник марки Nissan, он был покрыт специальной серой краской, которую обычно используют для аутлендеров (?) и номера тоже были самые обычные. Для чего такая конспирация? Об этом и обо всем другом мне только предстояло узнать той ночью.

– Садись, я поведу. – Снова тот же, я бы даже сказал напряженный голос. Послушно сев спереди на пассажирское сидение и пристегнувшись ремнем безопасности, мне хотелось, как можно скорее, оказаться в пункте назначения. Питер сел следом, вставил ключ в зажигание и, уверенно повернув его, завел автомобиль. Для меня до сих пор все происходящее казалось непривычным, так как многие из графов, баронов, членов парламента и других важных персон, которых я знал, сами никогда не умели водить и пользовались исключительно услугами своих водителей.

Выезжая с парковки, Питер на несколько секунд притормозил. В тот момент я заметил, как его руки сильнее сжали руль, заставив тихо заскрипеть кожаную накладку под пальцами. Питер внимательно посмотрел по сторонам и, только убедившись, что вокруг никого и ничего не было, продолжил движение на скорости чуть выше средней. Добравшись до ближайшей трассы он полностью утопил педаль газа в пол, мотор, будто наконец-то дождавшись возможности показать себя, громко взревел и разогнал автомобиль в считанные секунды до 160 км/ч. Пытаясь не выдать свое растущее с каждой минутой удивление, я первым начал разговор:

– А я и не знал, что тебе может нравиться быстрая езда. – Закончив предложение я также не знал, ответит ли твой отец хоть что-нибудь или продолжит молчать до самого нашего приезда. Но, опять же, к моему удивлению, его лицо будто снова стало прежним, как и сам голос стал более знакомым. Он бросил на меня короткий взгляд, откинулся на сидение, положив одну руку себе на колено, и начал говорить:

– Извини, Рейф, я всегда веду себя осторожно, когда выезжаю на собрания из дома. – Его интонация казалась более спокойной, голос был уже не таким грубым, хотя и не стал полностью таким, каким я слышал его в доме. Наблюдая за моей реакцией, он продолжил:

– Для меня очень важно сохранять инкогнито, если ты понимаешь. Никто дома не знает, куда я езжу и чем занимаюсь. И им лучше не знать. Все думают, что я встречаюсь с коллегами или что меня вызывают на срочные собрания в парламенте, но это не совсем так.

– Собрания? Что ты имеешь в виду? – В голове начинался беспорядочно кружиться ворох мыслей, но я большевсего хотел знать правду.

– Рейф, помнишь, я сегодня говорил тебе, что сделаю все для того, чтобы помочь тебе?

– Да.

– Так вот, говоря о помощи, я имел ввиду не свое гостеприимство, задушевные беседы и пустые обещания. Я имею в виду конкретные действия, которые могут сделать смерть твоих родных не напрасной. Иными словами, ты сможешь отомстить за них и дать возможность другим никогда не испытать то, что тебе пришлось пережить несколько дней назад.

От его слов все внутри содрогнулось, будто через мое тело пропустили разряд тока. Я не мог поверить, что не просто кто-то, а именно твой отец дает мне возможность сделать то, чего я тогда хотел больше всего на свете. «Отомстить» – я почувствовал, как это слово отпечаталось на всех моих мыслях, размножившись тысячами копий, оно, казалось, растекалось с кровью по моим венам и пульсировало в артериях. Все вопросы исчезли сами собой, я больше не сомневался и задал последний, самый важный для меня в ту ночь вопрос:

– Что я должен делать?

– Я рад, что ты понял, Рейф, я все расскажу, когда мы приедем в наш лагерь так сказать, там же познакомишься со всеми остальными. Уверен, они будут рады принять тебя.

Сев прямо, Питер положил обе руки на руль и добавил:

– Почти приехали, будь готов присоединиться к тем, кто не согласен с новыми порядками Тренков.

Я перевел взгляд на дорогу, она к тому времени успела смениться с обычного асфальта на гравий, подвеска у машины была отрегулирована отлично, поэтому нас не сильно трясло в салоне, хотя за ручку я все же ухватился. Впереди, посреди желтеющего даже в ночной темноте поля виднелся какой-то недостроенный коттедж из больших серых блоков, света в чернеющих окнах тоже видно не было. Заехав в некое подобие гаража, скорее сарай, мне тогда показалось именно так, я услышал, как за нами закрылись автоматические двери. «Странно,– подумал я – дом не достроен, гараж еле стоит, зато с дверями все в порядке». Как выяснилось позже, это был далеко не последний сюрприз, что мне предстояло увидеть той ночью. Питер заглушил мотор. Мы вышли из машины и несколько секунд оставались в полной темноте. Затем, где-то вдали послышался щелчок и начали быстро, одна за другой, зажигаться яркие лампы, как в операционной, от неожиданности и слепящего света мне пришлось зажмурить глаза. После того, как мерцающие вспышки в глазах начали рассеиваться, я наконец-то смог оглядеться и был еще больше удивлен внезапно изменившимся вокруг меня пространством. Стены больше не были сколочены из старых, посеревших от времени досок – они стали белыми и гладкими, а, если приглядеться, можно было увидеть очертания зеркального коридора, который они создавали, отражаясь друг в друге. Да и сам гараж или сарай, я больше не мог найти в голове подходящего названия, словно значительно увеличился в размерах, точнее удлинился как минимум раз в пять. При въезде мне показалось он был не больше шести метров в длину, а теперь…

Я сделал пару шагов и тут же остановился. И на это была причина. В конце этого коридора я увидел четверых людей, стоявших неподвижно и наблюдавших за нашими действиями. Все они были одеты примерно также, как и Питер и на каждом из них тоже был бронежилет. Один из них вышел вперед, и направил свой автомат, который до этого повис в его правой руке, прямо на нас. Передернув затвор он быстро и четко произнес:

– Имена и пароль – его голос оказался довольно низким. Своей внешностью он напомнил мне одного из тех суровых полковников или капитанов, которых часто показывали в военных сценах не одного десятка известных кинофильмов. Он был гораздо выше среднего роста, крепко сложен, а темные, коротко стриженные волосы на его голове заметно подчеркивали его темно-синие глаза, в которых не было заметно даже намека на желание представиться. От этого он казался еще более опасным для человека с оружием. Я подумал, что сделай я тогда хоть одно неверное движение, он сразу бы, без лишних раздумий воспользовался тем автоматом, но голос Питера, прозвучавший позади меня, мгновенно изменил настороженное и недружелюбное выражение лица этого верзилы.

– Питер Венсил и Рейф Кипбридж, пароль: «Королева красит розы в красный цвет». – забавно и дико было услышать строчку из «Алисы в стране чудес», хотя, мне надо было уже начать привыкать ко всем необычным вещам и переменам, происходившим со мной с момента начала последнего моего собрания в парламенте.

– Расслабьтесь, господа, это тот самый мистер Кипбридж, о котором вы уже все знаете. Я привез его сюда, как и обещал.

Группа на противоположном конце коридора переглянулась.

– Я считаю, что он заслуживает быть здесь, и намерен все ему показать.

Верзила-брюнет повесил автомат на плечо и, подняв обе своих сильных руки в воздух сказал:

– Мы не против, – сделав несколько больших, но осторожных шагов, он медленно подошел ко мне. Только оказавшись рядом с этим человеком, не дальше, чем на расстоянии руки, я смог полностью осознать, на сколько он был огромен по сравнению со мной. Странно, что раньше я не видел его ни на одном из собраний или приемов. Такого джентльмена я бы сразу запомнил. Сделав еще полшага в моем направлении, он протянул вперед свою большую ладонь, чтобы пожать мне руку. На секунду я представил, как моя хрупкая по сравнению с его рука затрещит от силы его мощных сжимающихся пальцев. Я невольно дернулся, от чего моя правая рука будто сама выдвинулась вперед. «Ну все» – подумал я. «Привет, перелом». Но к моему очередному удивлению, кости не затрещали. Это было обычное крепкое рукопожатие, только мне показалось тогда, что его рука была не то чтобы теплой, а скорее горячей и сухой. Было похоже, на то, будто он был взволнован не меньше моего. Я бы даже назвал это скорее напряжением, вызванным постоянным ожиданием внезапной опасности. В ощущении которого я, наверное, пребываю до сих пор, лишь изредка позволяя себе отвлечься от гнетущих мыслей. Да и я уже настолько свыкся с ним, что не замечаю его бесконечного присутствия. Возможно, вы сами замечали раньше нечто подобное. Для меня рукопожатия, при условии, что человек пребывает в подобном состоянии делятся на два типа. Первый – когда ладонь человека прохладная, иногда даже ледяная и влажная, от этого, холод, исходящий от нее словно становится заразным и может легко остаться с вами, даже после того, как вы отнимете руку. Такие люди как правило, будто тонут во всех своих волнениях и переживаниях, стресс, который они при этом испытывают легко может распространиться на всех рядом находящихся. Их руки, похожи одна на другую – бледные, с едва заметными обескровленными венами, желтоватым оттенком и ярко-выраженным фиолетовым рисунком на ногтях. Я всегда старался избегать подобных рукопожатий, так как не хотел поддаться нервному психозу, исходящему от владельцев таких рук. Второе – совсем иное. Практически полностью противоположное первому. Руки горячие и сухие обычного цвета или слегка розоватые от усиленного кровообращения. Но это вовсе не означает полное спокойствие их хозяев. Напротив, в таких случаях переживание еще более сильное, глубокое, если хотите, и человек испытывающий его держит все внутри себя, не желая, чтобы окружающие его люди могли хоть как-то заметить то, что сейчас творится у него на душе и в мыслях. Нет, туда они не пускают никого кроме самих себя, накаляясь до предела, словно чан с бурлящей водой они выдают себя если что, только своими болезненно горячими ладонями и покрасневшими прожилками в белках глаз, словно после бессонной ночи. И только коснувшись тогда руки этого «великана» я сразу же понял, что скрывалось за всей этой угрожающей наружностью.

– Кларк Гейнсфилд, действующий начальник службы безопасности ее величества Королевы Елизаветы второй.

«Вот это дааа, Королевы?» – подумал я. Серьезность всего происходящего возрастала с каждой минутой. Немного помедлив, я все же собрался и представился в ответ:

– Рейф Кипбридж – бывший… – немного запнувшись на первом слове, я поспешил закончить предложение – советник председателя парламента Единой Англии.

Было заметно, как выражение лица Кларка из серьезного и напряженного поменялось на добродушное и спокойное, почти как у большого медведя из детских сказок. Не знаю, как у вас, а во время моего детства все медведи в сказках были исключительно добрыми и гостеприимными существами. Его взгляд больше не был сосредоточен на мне как на потенциальной мишени, а стал скорее уважительным и, наверное, даже любопытным. Следом за Кларком ко мне подбежали все остальные члены его команды. Трое мужчин и одна женщина, я бы даже сказал – девушка. Как я выяснил позже, ее звали Дэбора Вудсон. Хотя все ребята обычно обращались к ней более сокращенно, просто «Дэб». «Эй, Дэб» – шутили они – «Пойдешь со мной на свидание, когда все закончиться?» А она в свою очередь отшучивалась чем-то типа: «Конечно, малыш, осталось только платье выбрать».

Странно было видеть ее тогда в такой же как у всех остальных форме, а не в элегантном деловом костюме или изысканном вечернем наряде от одного из известных дизайнеров. Единственное, что ее выдавало, как носительницу другого пола – это плотно сплетенная из светлых густых волос коса, выпущенная из-под кепки и небольшой рост, чуть выше 160 сантиметров. Однако все это ничуть не умаляло ее самоотверженности и смелости, как бы порой тяжело нам не приходилось. «Отчаянная малышка Дэби» – так мы потом все вместе ее прозвали.

Обступив меня со всех сторон, каждый из этой четверки наперебой спешил познакомиться со мной. Они жали мне руки, хлопали по плечу и, не переставая говорили, как восхищаются мной и моей решительностью на том собрании, что мой поступок вдохновил их и что именно меня они все так ждали. Я улыбался, жал им руки в ответ, но все их слова будто отдавались гулким неразборчивым эхом в моих ушах. Они все были не правы, мне нечем было гордиться, а им – восхищаться. Не сумев сдержать своих эмоций и амбиций в тот роковой вечер, я практически собственноручно подписал своим родным смертный приговор, который поспешили привести к исполнению. Я ненавидел себя.

– Ну ладно, отложим все личные беседы на потом, сейчас для них у нас нет времени. – Услышав слова Питера, все четверо, словно по команде, отступили и послушно отошли на несколько метров.

Голос твоего отца помог мне вернуться к реальности.

– Кларк, думаю самое время все рассказать и показать Рейфу. Включи платформу пожалуйста.

– Да, ты прав, просто мы все очень рады тому, что Мистер Кипбридж теперь вместе с нами. Не терпится увидеть реакцию всех остальных. – Кларк весело улыбнулся и, стукнул большим кулаком по стене. От этого небольшая ее часть размером с записную книжку сначала ушла вглубь глянцевой поверхности, затем, перевернувшись вернулась на место с несколькими серыми кнопками на ней и двумя маленькими лампочками, одна из которых горела красным цветом.

– Не забегай вперед, позволь Рейфу сначала разобраться что к чему и самому принять решение – с нами он или нет.

Кларк не стал спорить и набрал на появившейся панели короткую комбинацию из нескольких цифр.

Питер быстро подошел ко мне и отвел на специально приготовленное место, где нас уже ждали все остальные. Я почувствовал, как поверхность, на которой мы стояли начала двигаться, вторая лампочка загорелась зеленым, после чего вокруг нас возникли тонкие стены и на одной из них проявилась световая стрела, указывающая направление «Вниз».

«Что ж, хуже уже не будет» – подумал я. Чувствуя, как меняется давление, я понял, что мы начали спускаться.

Глава 16 Исповедь Рейфа. Подать Оружие!

Судя по времени, которое мы пребывали в кабине, лифт опустил нас гораздо ниже, чем на каких-то пару этажей. Не то, чтобы я страдал клаустрофобией, но мне хотелось побыстрее выбраться из этого не очень прочного на мой взгляд устройства. Наконец, издав тихий щелчок, лифт остановился, его двери плавно открылись, а я не поверил своим глазам. Это было огромное помещение, больше напоминающее военную базу. По размерам оно занимало, наверное, средний по величине стадион. Словно длинный коридор оно было вытянутым, без каких-либо перегородок или ответвлений. Первым, что я увидел, когда вышел из лифта, было огромное количество различных видов оружия, вывешенного вдоль стен не меньше, чем по десять экземпляров каждого. Специальные стеллажи для хранения начинались почти у самых дверей. Я успел распознать автоматы, пулеметы, базуки, пистолеты, ручные гранаты – все самое эффективное, надежное и удобное для ведения дальнего и ближнего боя. Я не стрелял уже более 12 лет до этого дня, даже не держал в доме оружия, но мой отец был военным и редкими вечерами, когда ему не нужно было срочно улетать на очередной объект, он рассказывал и показывал мне все, что обязан был знать по долгу службы. Помню, как он учил меня стрелять. Большой подвал нашего старого дома был специально под это оборудован – со всеми звукопоглотителями и движущимися мишенями. Он возлагал на меня тогда большие надежды и хотел, чтобы я пошел по его стопам. Сначала я тоже этого хотел, но после неожиданного и абсурдного сообщения о его смерти в ходе очередной секретной операции я поклялся себе, что буду делать все для того, чтобы людям не приходилось воевать. Поэтому и начал карьеру политика. После его похорон я бросил все тренировки и все, что напоминало мне о войне, и принялся фанатично изучать юриспруденцию, внешнюю экономику, социологию и политологию. Мои блестящие успехи в учебе не могли не радовать всех вокруг, впрочем, как и меня самого. После окончания университета, я сразу же сделал все возможное, чтобы получить любую должность в парламенте, и мне это удалось. Так и началась моя карьера. Движение к моей самой главной цели казалось мне верным и четким, словно математическая формула. Но в ту ночь, я понял, что военное образование на тот момент пригодилось бы мне куда больше, чем ведение дипломатических переговоров. Я никогда не верил и до сих пор так думаю, что договариваться с Тренками о чем-либо просто не имеет смысла, особенно, когда единственное, чего ты хочешь – это чтобы весь их народ убрался из твоей страны раз и навсегда. На такое они никогда бы не пошли. Полагаю, что так называемое взаимовыгодное сосуществование с людьми для них ни что иное, как пилотный проект. Еще на собрании, когда нам зачитывали их послание, я обратил внимание на строчки: «еще ни одна война не заканчивалась выгодой для обеих сторон». То есть когда-то они уже неоднократно пытались прокормить себя, прибегая именно к насилию, а не к переговорам и им, видимо, это по каким-то причинам не пришлось по душе. Помню, как на одной из очередных встреч с остальными повстанцами я выдвинул гипотезу о том, что когда-то в прошлом Тренки также могли приходить в какую-нибудь деревню или город, как пришли к нам. И так как они не вступали ни в какие переговоры, вариантов на тот момент у них было всего два. Первый – просто напасть на спящих людей ночью, учитывая их невероятную силу и скорость, они могли очень быстро и бескровно справиться ни с одним десятком человек. Второй – напасть открыто и опять же всех убить, тут конечно дело бы не обошлось без сопротивления со стороны людей, но, учитывая неравные силы, исход всех ждал один. Не мало сохранилось до наших лет фактов из истории об исчезновении целых городов и деревень, о внезапных нападениях неизвестных кровожадных зверей на целые поселения. И ведь никто не пытался докопаться до правды, все просто смирились с тем, что факт нападения был, но истинную причину за давностью происшествия выяснять не собирались. Но как еще объяснить то, что исчезали только сами люди, а не их дома, скот или вещи. Ведь, если это было запланированным переселением любой здравомыслящий хозяин собрал бы с собой в путь все самое ценное и необходимое, а в источниках же всегда указывалось обратное. Там писалось, что от поселения переставали прилетать почтовые голуби, прекращались поставки сырья и товаров, а в нем самом потом обнаруживали пустые дома, полные вещей и припасов, одичалый скот, чуть ли недоеденную еду на столе, но ни одного трупа или выжившего. Также до сих пор никому неизвестно, сколько времени один Тренк может прожить без еды, потому что периодичность подобных случаев в истории была крайне нечеткой, да и география уж очень разбросанной. Возможно, какая-то часть без вести пропавших людей тоже их рук дело. Опять же, я только предполагал, что могли у них случаться и единичные вылазки. Да и все эти сказки про джинов, фей, магических существ, исполняющих желания, кто знает, как все выглядело и происходило на самом деле и в каком виде дошло до нас? В любом случае, за много лет они каким-то образом сумели сообразить, что подобный «кочевой» образ жизни ни к чему их не приведет, кроме бесконечных странствий и поисков пропитания. В двух словах – однообразие и нестабильность. К тому же, время тоже не стояло на месте и прогресс, сыгравший не в их пользу, не заставил себя ждать. Начиная с века, скажем, с двадцатого им все сложнее стало заметать следы и оставаться незамеченными. У людей появились фотоаппараты, затем видеокамеры, да и телекоммуникации значительно усовершенствовались. Вероятность быть замеченными для них возросла до предела, а перспектива питаться единичными бедолагами тоже не сулила ничего хорошего. Поэтому, они принимают рискованное, но самое верное для них на тот момент решение – заявить о себе людям. В самом начале вторжения они применяют силу, наглядно демонстрируя всем свои возможности, а потом предлагают пряник в виде нового порядка. Они не дают нам выбора, прекрасно понимая, на сколько к настоящему времени мир погряз в алчности и жестокости. Все просто – они обращаются к правящим верхам, которые быстро находят свою выгоду во всей сложившейся ситуации. На простых людей всем как всегда плевать. Тренки добиваются своего, а мы лишь покорно склоняем головы, боясь хоть что-то им возразить. Ни тогда, ни сейчас мои размышления не решили нашей основной задачи, мы не знали, как им противостоять, их слабые стороны и не смогли найти какой-либо еще информации об этих существах. Но в ту ночь я еще даже не задумывался о таких вопросах, я просто не мог поверить, что теперь у меня было столько союзников, пусть и в неравной борьбе, но я был не один и вместе со всеми я все же мог сделать хоть что-то. О, нет не просто что-то, я собирался сделать все возможное и невозможное, чтобы отомстить за смерть Оливии и Дженни, а еще заставить этих Тренков сожалеть о том, что когда-то они решили предложить людям свое «взаимовыгодное сотрудничество».

Когда все заметили наше появление – разговоры и звуки стихли, а движение буквально застыло на месте. Все смотрели в нашу сторону, а именно – на меня. Спустя секунду, они все уже бежали к нам, наперебой выкрикивая слова приветствия. Окружив нас с Питером плотным кольцом, они что-то говорили, спрашивали, жали мне руку, короче говоря, людей было, наверное, не меньше ста и все их голоса силились для меня в один неразборчивый гул. Все, что мне оставалось – это смотреть им в глаза, делая вид, что я понимаю, о чем они говорят, принимать рукопожатия и кивать в ответ. Вытерпев еще с минуту этого безумия, Питер поднял правую руку вверх и, к моему удивлению все сразу замолчали. Удостоверившись, что абсолютно все звуки стихли, он начал говорить:

– Друзья! Я понимаю, что все вы рады появлению Рейфа Кипбриджа на нашей базе, но прошу вас не забывать о ваших прямых обязанностях. Уверяю, что у вас еще будет возможность пообщаться, если конечно, сам мистер Кипбридж будет не против. Поэтому сейчас попрошу всех вернуться к своей работе. Надеюсь, что никто возражать не будет? – Он строгим вопросительным взглядом окинул всех, кто попадал в его поле зрения. Возражать конечно никто не стал. Послышались недовольные вздохи и стоны, но все же народ послушно разошелся по своим местам. Мне сразу стало понятно, что слово Питера здесь значило очень многое. Монотонный шум вернулся к своей изначальной громкости, и я смог хоть немного расслабиться. Никогда прежде мне не приходилось быть объектом всеобщего внимания. Любая подобная мысль раньше заставляла меня нервно поводить плечами, что уж говорить о последних событиях. Заметив это, Питер не подал вида и продолжил говорить, в этот раз уже обращаясь ко мне одному:

– Ну что ж, Рейф, теперь ты сам все видишь. Это – он указал рукой в противоположный конец огромного помещения – наша база повстанцев. Здесь собрались все, кто не согласен с новыми порядками Тренков, а точнее, те, кто не боится дать им отпор и идти против них.

– Знаешь, после того, как ты сегодня сказал, что хочешь мне что-то показать я предполагал много вариантов, но не думал, что один из них окажется на столько масштабным. Сказать, что я удивлен – ничего не сказать.

Питер усмехнулся и на секунду его лицо, будто потеряло долю своей серьезности.

– Да уж, я помню твои глаза, кода двери лифта открылись, еще немного и у тебя, наверное, открылся бы рот. Но меня самого удивила одна вещь. За первые секунды ты бегло оглядел всех людей, вероятно, в уме прикидывая их количество, но все остальное время ты смотрел вовсе не на них, а на оружие. Могу поклясться, у тебя был такой внимательный взгляд, будто ты вспоминал, как пользоваться каждым из них, а может, кое-что еще… – на мгновение Питер задумался. В любом случае, если не возражаешь, я бы хотел все тут тебе показать.

– Нет, сэр, никаких возражений.

На этот раз Питер ответил быстрой улыбкой. Я заметил, что серьезность никуда не исчезала и сейчас была на своем месте, в его глазах, мимике и даже в размеренном глубоком дыхании.

– Тогда иди за мной, у нас не так уж много времени.

Питер пошел быстро, широкими шагами, а я шел рядом и пытался не отставать, на ходу едва успевая рассматривать и запоминать все то, что, как отмечал Питер было важно знать.

– Как ты уже заметил, все оружие мы всегда держим в полной боевой готовности. Никто не знает, что произойдет в следующую минуту. Конечно, мы держим информацию о себе в полной секретности, но, ты же понимаешь, что мир не без «добрых» людей.

– Да, убедился в этом лично. – странно, но именно после этих слов я почувствовал, будто во мне что-то изменилось. Словно старая часть меня, которая раньше отвечала за мои чувства, переживания, помнила и любила Оливию и Джении отступила далеко назад, а ее место заняло сознание того, что я должен был делать. К нему прибавилась ярость, а еще желание в конце концов поквитаться со всеми, кто был виновен в этих переменах. На секунду Питер остановился, внимательно посмотрел на меня. Было похоже, что он заметил то же, что и я тогда, затем, он отвернулся и продолжил идти по-прежнему быстро.

– За все оружие и боеприпасы отвечает Кларк Гейнсфилд, ты сегодня уже успел с ним познакомиться. Также он отвечает за безопасность и маскировку всех трех наших баз.

– То есть эта не единственная? – Я был искренне удивлен, на сколько быстро им удалось все организовать за каких-то пару дней.

– Конечно нет, глупо было бы все силы сосредоточить в одном месте, мы должны быть осторожны и при любом раскладе иметь запасной вариант.

– Может у вас еще и девиз есть? – насмешливо поинтересовался я.

– Хм, нет, об этом как-то не было времени подумать. – лицо Питера и вправду выглядело озабоченным. То, что я считал шуткой, его заставило всерьез задуматься.

– Ладно, это обсудим позже. Так вот, здесь, как и у двух остальных, есть три потайных выхода помимо основного, через который ты с нами сюда попал. Два находятся справа и слева – позади стеллажей с гранатами и пистолетами. У одной из гранат нет кольца, а пистолет снят с предохранителя. Потяни их на себя и проход откроется на 4 секунды, а затем закроется обратно. Третий в самом конце базы – открывает проход в нижний уровень, через него можно быстро попасть наверх на транспортный этаж. На нижнем уровне располагаются два отсека. В первом – техническом находятся системы вентиляции, а также электрогенераторы, рабочие и аварийные. Во втором расположена наша система слежения, она позволяет видеть, что происходит сразу на всех базах. Там постоянно находятся трое наших ребят – Билл, Генри и Уэс, мы их прозвали хакерами, так как они могут взломать любую систему, во всяком случае, до сегодняшнего дня они еще ни разу не проиграли ни одной из них. Чтобы открыть дверь последнего выхода нужно просто встать вот на эту платформу – Питер встал на небольшую поверхность прямоугольной формы. Едва он это сделал, как пол под его ногами начал пускаться вниз, когда он отошел в сторону, платформа быстро вернулась на место, слившись цветом со всей остальной поверхностью.

– Все двери бронированные и оснащены панелями для считывания наших отпечатков пальцев, так что сюда могут проникнуть только те люди, чьи данные внесены в базу всех лиц, допущенных к объектам. Этажом выше, как я уже сказал, находится весь наш транспорт – сейчас это в основном бронированные внедорожники и пара машин на гусеничном ходу. Танки бы не помешали, но их не так просто бесследно вывезти с военной базы и привезти сюда.

– Да уж, Питер, это действительно впечатляет. – Когда мы наконец остановились, я все еще продолжал осматривать размеры той базы. Они и правда были внушительными. – До сих пор не понимаю, когда вы успели все это построить и запустить в работу?

– О, к счастью, нам не пришлось ничего строить. Еще в мирное время подобные базы были проектом Кларка, часть из которых он успел построить и снабдить всем необходимым. Они создавались как резерв в случае любых военных действий и до последних событий оставались, так сказать, в спящем режиме. Если бы не Кларк, нам бы всем пришлось очень нелегко. Я никогда не верил в удачу, но в свете последних дней, теперь я, похоже, готов поверить даже в Санта Клауса.

Питер невесело усмехнулся и поспешил продолжить.

– Подготовкой и инструктажем всех новоприбывших повстанцев занимается Мэри Дэниэлс. – он указал мне на небольшую огороженную территорию, напоминающую ринг, пол которой был застелен темно-красными матами.

– Она же учит их стрелять.

Мы подошли ближе, и я увидел, как довольно высокая хорошо сложенная девушка показывала одному из новобранцев прием рукопашного боя. Кажется, он называется «бросок через бедро». Суть приема состоит в том, чтобы повалить противника с ног, заставив его потерять равновесие, после чего наносился окончательный удар в область позвоночника или ребер. При грамотной технике подняться у противника шансов не оставалось.

– Главное не то, выше ли вас противник или сильнее, главное – это ваша внимательность и умение обратить его преимущества против него самого.

Произнося каждое свое слово четко и быстро, Мэри Дэниэлс словно сама наносила удар за ударом по невидимой цели. Она ходила вдоль шеренги выстроившихся новобранцев взад-вперед, но не смотрела ни на одного из них. А вот они, наоборот не стеснялись беспардонно облапывать ее крепкий силуэт своими бесстыжими глазами. Хотя, отчасти я мог понять всю эту сопливую зелень. Мэри действительно завораживала своей строгой осанкой, натренированным телом и пронзительным, можно сказать испепеляющим взглядом темно-карих глаз. Но все же они не имели права так неуважительно относиться к ней. Еще не понимая всей серьезности ситуации, они беззаботно посмеивались, то и дело выкидывая полушёпотом сальные шуточки в адрес Мэри или друг друга. Но она просто их не слушала, а продолжала объяснять особенности приема.

– Потеряв равновесие, любой, даже самый сильный противник станет уязвимым, пусть на несколько секунд, но это и есть ваш шанс, чтобы нанести, возможно решающий удар в этом бою.

– А хотите проверить мой «решающий удар» сегодня ночью, мисс Дэниэлс?

По всей шеренге тут же прокатилась волна грубого гогочущего смеха. Словно кто-то играл на огромном ксилофоне, из клавиш которого можно было извлечь только ноты низкого звучания. От нахальства крепкого верзилы в веснушках даже у меня сжались кулаки. Он стоял слегка улыбаясь, будто с вызовом смотря на нее. Мери остановилась, ее руки за спиной держали одна другую, и развернулась в сторону, откуда прозвучал голос. Встретившись глазами с верзилой, она спокойно подошла к нему, я бы даже сказал плавной, несвойственной для нее походкой. Оглядывая, как ее упругие бедра покачиваются из стороны в сторону, парень покачал головой и картинно облизнул нижнюю губу. Снова послышался общий смешок. Она и правда была красивой, не смотря на достаточно грубые черты лица, глядя на нее, наверное, никто не мог не восхищаться ее темными густыми волосами, завязанными в тугой хвост, сильными руками и достаточно накачанной для женщины спиной с плавным прогибом в области поясницы. Одним словом, амазонка. Подойдя к верзиле совсем близко, чем заставила его немного податься назад, она слегка прищурилась, а потом улыбнувшись ответила:

– Конечно, малыш, но я люблю это делать при всех, так что, давай, к чему тянуть? – Она стояла перед ним, как школьница, все еще держа руки за спиной. Я был удивлен, когда заметил, что он был выше ее не меньше, чем на голову. И на мгновение я усомнился в ее решительности и исходе всей этой задумки проучить плохого парня. Верзила особо не замешкался и ответил:

– Уууу, мисс Дэниэлс, да вы плохая девочка! – он подмигнул ей и слегка наклонился вперед, чтобы демонстративно поравняться с ней ростом.

– Можешь не сомневаться, Ричи. – не думал, что она удостоит этого наглеца и назовет его собственным именем, едва не открыв рот от удивления, я продолжал наблюдать. Мэри, не оглядываясь назад, быстрыми большими шагами отошла в центр ринга. Сняв с себя куртку от формы, она осталась в обтягивающем эластичном темно-сером жилете, чем заставила парней снова издать непотребные звуки. Но она по-прежнему игнорировала все их подначивания. Встав на изготовку, она широко поставила свои сильные ноги, и поманив к себе верзилу одной рукой, будто застыла на месте, как каменная статуя. Только злые чернеющие глаза, сверкающие словно у пантеры перед нападением выдавали ее. Ричи медленно вышел ей навстречу, он видимо, этого и добивался, его взгляд вовсе не выглядел обеспокоенным или настороженным, так как он до сих пор не верил, что такая как она сможет хоть как-то навредить ему. Как я того и ожидал, верзила стал нападать первым. Все также беспардонно и нагло, все его движения словно говорили за него: «Посмотрите, какой я огромный, да мне нет равных, малышка, что ты там пытаешься всем доказать?» Не уверен, конечно, что в его голове присутствовали тогда именно такие мысли, скорее, там все было гораздо более примитивным.

Ловко увернувшись от первых двух ударов, Мэри, как мне тогда показалось, снисходительно позволила Ричи нанести несколько следующих. Бил Ричи наотмашь, подаваясь вперед за своими увесистыми кулаками, было ясно, что понятие инерция для него, являлось видимо малознакомым. Самоуверенная улыбка не сходила с его нахального лица. Еще один просвистевший мимо уха Дэниэлс удар и случилось то, что я, наверное, в глубине души очень надеялся увидеть, но во что до конца все же не решался поверить. А зря. Ричи снова замахнулся и уже направил свой здоровый кулак по направлению к голове Мэри. Не было заметно, что бы он хоть немного сдерживал силу, нет, напротив, он буквально хотел наказать эту «девчонку». Но, ко всеобщему удивлению, Дэниэлс, на полпути перехватила его руку, заломила ее в запястье от себя, от чего наш верзила взвизгнул, да так звонко, что у некоторых рядом стоящих позакладывало уши. Быстро дернув все эту же его руку вверх, а левое предплечье верзилы вниз, Мери, как и объясняла всем несколькими минутами раньше, лишила верзилу равновесия, а затем с силой ударила своей ногой по его икрам, от чего Ричи мгновенно подкосило, и он с грохотом упал на левый бок. Мэри среагировала мгновенно, и ее последний удар пришелся прямо по его ребрам, от чего все услышали весьма звучный хруст.

– Похоже, кому-то сегодня будет не хватать пары-тройки целых ребер – предположил я.

– Да уж, похоже, ты чертовски прав, мой друг! – ответил Питер и мы вместе рассмеялись.

Ричи, свернувшись на полу в позе зародыша жалобно стонал, словно глупый щенок, наткнувшийся на дикобраза и получивший от того здоровенным игольчатым хвостом по морде. Мэри лишь быстро выдохнула и заправив обратно пару выбившихся прядей темных волос, задала вопрос так, чтобы все новобранцы могли ее слышать.

– Ну что? Еще есть желающие что-либо продемонстрировать?

Остальные парни, опустив глаза и носы в пол, как провинившиеся дети лишь хором ответили:

– Нет, Мэм. – было понятно, что после такого урока им всем явно стало не по себе и былой хулиганский настрой улетучился вместе с едва слышными всхлипами верзилы.

За время непродолжительного показательного боя вокруг успела собраться внушительная толпа, в основном, все из нее были друзьями или коллегами Мэри, теми, кто хорошо знал, что с такими заявлениями, как у Ричи к ней лучше не соваться. И поэтому, многие стояли и держались за животы, либо просто, корчась от смеха показывали пальцем на бедолагу Ричи. Ричи Мойтона Младшего, как позже выяснилось. Он был сыном одного из успешных бизнесменов Ричарда Мойтона Старшего. Не знаю, что сподвигло его присоединиться к повстанцам – желание насолить отцу или какие-то личные соображения, не похоже было, что его особо волновала моральная сторона вопроса вторжения Тренков. Но он был неплохим малым, пару раз даже выручал своих друзей при нападениях, вот только частенько в нем проскакивало и такое качество как сегодня – неуважение к женщинам, за что он еще не раз поплатился. Правда уже без участия «железной» Мэри.

Дыша чуть чаще чем обычно, Мэри Дэниэлс прикладывала полотенце к вспотевшим шее и груди. В некоторых местах на ее облегающем жилете все еще оставались влажные пятна, от чего она казалась мне еще более воинственной. Мы с Питером все еще стояли в стороне, когда он вдруг неожиданно схватил меня за руку и потащил навстречу Мэри. Я не особо упирался, хотя все же рассчитывал остановиться заранее, дабы не вторгаться в ее личное пространство.

– Мэри! Ну ты молодчина! Как ты его! Жаль, мы не успели поспорить, сколько ребер у этого бедолаги будет сломано.

– Что ж, в следующий раз, как соберусь проводить воспитательные работы, вышлю вам с другом по пригласительной открытке. – Она произнесла все это, приподняв левый уголок рта и только одну левую бровь. Я уже собирался смутиться, как Питер перебил меня:

– Ах, да, Мэри, рад представить тебе мистера Рейфа Кипбриджа. – Я протянул руку и почувствовал ее сильное и теплое рукопожатие. Она медленно отняла руку и снова заправила непослушные волосы за ухо.

– Да, тот самый Рейф Кипбридж, что ж, мистер Кипбридж, как вам у нас?

– Я уже говорил Питеру несколько минут назад, что очень впечатлен, но при виде вас я теперь еще и поражен, если быть честным.

– Что ж… – она снова, в этот раз почему-то задумчиво, подняла одну бровь. – Рада была вас поразвлечь. Знаете, я скажу прямо – здесь многие ждут вашего решения и очень надеются, что вы присоединитесь к нам.

– Да, я знаю и это если честно…

– Слегка напрягает?

– Можно и так сказать, хотя я скорее удивлен, что все так ждут именно моего решения.

Подобрав свою куртку с пола, Мэри помедлила, а затем сказала:

– Рейф, если вы все еще сомневаетесь, лучше не тратьте свое и наше время, но если все то, что вы тогда говорили в зале собрания – правда, думаю, вам нечему удивляться.

Ее слова будто прибавили мне сил и расправили словно затекшие от долгого сидения плечи. Мысли приняли свой окончательный ход, и я задал вопрос, который еще заранее много раз отрепетировал в своей голове, пока смотрел, как Мэри укладывает Ричи Мойтона лицом в пол.

– Питер сказал, что вы учите новобранцев стрельбе, это так?

– Да, все верно, а что? Вы знакомы с оружием? – она смерила меня таким снисходительным взглядом, на который мне сразу захотелось возразить ответом. Что я и сделал.

– Да, стрелял раньше с отцом, но уже несколько лет в руках не держал ничего из «огнестрела». – услышав знакомое для военных слово, Мэри быстро изменила свой взгляд, довольно улыбнулась и ответила:

– Так, чего же мы ждем? Идемте, посмотрим насколько сбился ваш прицел. – ее слова прозвучали немного обидно, хотя я сам понятия не имел, что осталось в моей памяти с тех лет, да и смогу ли я вообще с первого раза хотя бы зарядить чертов пистолет. Не дожидаясь моего ответа, Мэри Дениэлс развернулась и быстрым пружинистым шагом направилась в сторону стеллажа с автоматами. Питер любезно и почти издевательски улыбаясь, жестом правой руки уступил мне дорогу, после чего сам пошел следом позади меня. Подойдя к стене, Мэри сначала сделала шаг в сторону, а затем просто прошла сквозь нее. Я был очень удивлен, так как она не дотрагивалась ни до какой секретной кнопки или панели для введения кода и открытия дверей. Во всяком случае, мне так показалось. Подойдя ближе, я сразу же понял в чем дело. Если идти по базе прямо от главного входа, то создавалось впечатление, что по бокам стен действительно крепились стеллажи с оружием и больше ничего. То есть по сути сама база походила на большой длинный коридор без дополнительных секций или комнат, но на деле она была спроектирована Кларком Гейнсфилдом гораздо сложнее и одновременно интереснее, чем казалось на первый взгляд. Стоило встать напротив одной из стен, то есть прямо перпендикулярно к ней, как сразу можно было заметить небольшой проход между ней и следующей стеной. При этом каждая последующая стена стояла как-бы под небольшим углом к предыдущей. Так и создавалась та самая иллюзия того, что люди будто проходили сквозь них, если смотреть на происходящее со стороны или совсем издалека. Последовав за Мэри, я оказался на узкой, но ярко освещенной лестнице, ведущей на этаж ниже. От яркого, почти ультрафиолетового свечения на момент ослепило глаза. Я зажмурился, но не хотел отставать, поэтому, прикрывая глаза ладонью, практически на ощупь переступал со ступеньки на ступеньку. Наконец, спустившись, я был поражен увиденным, нет, скорее я тогда почувствовал себя ребенком, оказавшимся в парке аттракционов. Несмотря на то, что «аттракцион» как таковой был там всего один, я уже едва мог устоять на месте, чтобы со всех ног не броситься к свободному месту. Это был большой специально оборудованный зал для тренировок по стрельбе. Я увидел сразу десять или пятнадцать отсеков для одиночной стрельбы по мишеням. Они были оснащены индивидуальными перегородками, а также автоматической подачей оружия и патронов. Мишени двигались по ленте самостоятельно и их могло быть сразу несколько, причем каждая из них имела свой механизм для появления. Одни мишени просто двигались взад-вперед по транспортировочной ленте, другие появлялись из специальных панелей в полу и на потолке, третьи возникали в виде голограмм в произвольном месте и порядке. Было очевидно, что подобная техника обеспечивала условия тренировок максимально приближенных к боевым. Отрабатывались сразу несколько очень важных качеств при стрельбе: быстрота реакции, меткость, сосредоточенность и внимательность, например, некоторые мишени изображали также и безопасные объекты, за выстрел в которые снимался один или несколько баллов. Да, еще, помню, что интерес у меня вызвало большое электронное табло, располагавшееся на противоположной стене за спинами стрелков. На нем транслировался общий рейтинг всех стреляющих, учитывая набранное ими количество очков за верные выстрелы. Если бал прибавлялся, фамилия стрелка загоралась зеленым цветом и передвигалась вверх по списку, если же стрелком допускалась ошибка, его фамилия загоралась красным и опускалась вниз на столько пунктов, сколько было снято у него баллов. Мне сразу же вспомнился наш старый подвал, который мы с отцом приспособили для своих тренировок. Часть стен мы оббили специальной звукопоглощающей ватой, а еще старыми матрасами, благодаря которым небольшое помещение напоминало собой больше палату для умалишенных, чем тренировочную зону. В конце подвала отец протянул между двумя стенами толстый черный провод, на который при помощи вешалки для одежды крепилась мишень в виде небольшого круга, когда я был совсем маленьким и принявшего вид человеческого силуэта, когда, как посчитал мой отец, мне уже можно было рассказывать об убийствах людей. Под серым каменным потолком висела небольшая, как мне всегда казалось, недостаточно яркая лампочка, которая включалась и выключалась при помощи шнурка из железной цепочки. Помню, как она легонько позвякивала от каждого нового выстрела. Несмотря на всю эту довольно мрачную обстановку, мне всегда очень нравилось тренироваться с отцом, слушать его советы, а иногда даже целые истории, о том, как он и его отряд, в ходе выполнения очередной операции попадали в такие ситуации, из которых, казалось, им было не выбраться живыми. Но каждый раз, каким-то чудом появлялось решение любой, возникающей перед ними проблемы. Жаль, что в последний раз такого решения почему-то ни у кого из них не нашлось.

– Ну, как вам, мистер Кипбридж? – неожиданный вопрос заставил меня слегка дернуть плечами. Ощущения были такие, будто меня за них выдернули из какой-то глубины моих собственных мыслей.

– Сегодняшняя ночь богата для меня сюрпризами и это один из них. – я еще раз посмотрел на табло, вновь и вновь загоравшееся красным или зеленым цветом на чьей-то фамилии.

– Будете продолжать смотреть или может, решитесь тряхнуть стариной? – Мэри уже второй раз подкалывала меня, будто не стесняясь «давить» на самые больные мои места. Похоже, как тренер она очень хорошо разбиралась как причинить боль не только физически, но и морально. Но, несмотря, на все ее попытки как-то задеть меня, я все больше продолжал проникаться к ней уважением, как профессионалу в своем деле, и одновременно еще одним непонятным чувством. Я бы не назвал это влюбленностью, нет, скорее каким-то добрым отношением к ней, как к старшей сестре. Когда ты вроде и вынужден постоянно терпеть от нее различные издевательства, но в конце концов все равно хочешь защитить ее от любых неприятностей. Странно, но это было именно так.

– Мэри, если есть такая возможность, то я бы с радостью тряхнул всем тем, что у меня там осталось. – впервые обращаясь к ней, я разрешил себе сделать это по имени, а не по фамилии, так как уже успел понять, что здесь никому не было особого дела до фамилий друг друга, тем более уж до соблюдения строгих правил этикета. Здесь людям была интересна твоя история, твоя правда, твои намерения, с которыми ты решил прийти сюда. Конечно, схема действий была очень четкой, даже в дни тренировок, но даже вместе с этим было ясно насколько сильно этот мир отличался от того, что был на поверхности. Мне многое еще предстояло узнать в недалеком будущем, но тогда я думал именно так, и отчасти до сих пор так думаю.

Отблагодарив меня легким смешком за шутку, Мэри кивнула в сторону, приглашая пойти за ней. Без лишних раздумий я сразу принял поступившее приглашение и пошел следом. Она подвела меня к секции с номером шесть, где тренировался один из ее учеников, и представила нас друг другу.

– Кей, рада представить тебе мистера Рейфа Кипбриджа. – Она встала между нами и, словно маленькая девочка, снова спрятав обе руки за спину, наблюдала на реакцией ученика, который был в тот момент похож больше не на повстанца-противника новой системы, а на одного из безумных фанатов, встретившего своего кумира. Мэри внимательно смотрела на нас, поворачивая голову то в мою сторону, то в сторону Кея. Стало даже как-то не по себе от этого чрезмерного обожания в его широко раскрытых глазах. Вообще, я думал, что увижу кого-то больше похожего на Ричи Мойтона – высокого и самодовольного юношу, но мои ожидания не оправдались. Кей был стройным, невысокого роста, его темные волосы были коротко стрижены у висков и аккуратно уложены на всей остальной части головы. Его бледное, немного худощавое лицо было старательно и начисто выбрито, от чего казалось, что лет ему гораздо меньше, чем на самом деле. Быстро сняв защитные очки с наушниками и отложив тренировочный пистолет, он охотно пожал мне руку.

– Мистер Кипбридж, – теперь Мэри обратилась ко мне – знакомьтесь, Кей Хартрайт – мой лучший стрелок. Его результат: 100 попаданий из 100 выстрелов и ни одного минусового балла. Скорость его реакции поражает, а точность говорит сама за себя. Думаю, вам будет интересно посоревноваться, я права, Кей? – она подмигнула Кею и отойдя, встала чуть позади нас. Получив негласное разрешение, Кей быстро заговорил:

– Мистер Кипбридж, для меня большая честь познакомиться вами, но прошу извинить меня за прямоту – никогда бы не подумал, что вы увлекались стрельбой. – в его глазах я видел нечто, свойственное многим отличникам, если быть точнее – «ботаникам». Восхищение, может даже благоговение перед тем, кого они считали своим примером и одновременно еще кое-что… Словно это была не уступающая ничему, уверенность в своих силах, благодаря тем стараниям, что они так усердно прикладывали, стремясь приобрести столь необходимые по их мнению знания. Именно это и давало им право так смотреть, считая себя достойными того уровня, достижение которого было их мечтой, воплотившейся в реальность. Да уж, когда-то, наверно, и я был таким же.

– Просто Рейф. – поправил я его и продолжил, – Признаться, до недавнего времени, я бы сам про себя так не подумал.

– В любом случае, я буду очень благодарен возможности продемонстрировать вам свои способности! – похоже, он все еще был под впечатлением и не особо вникал в суть сказанных мною слов. Я не хотел делать никаких преждевременных выводов на его счет, так что просто позволил себе не думать хотя бы какое-то время. И Мэри, можно сказать мне с этим помогла.

– Открыть парный счет! – голос Мэри прозвучал громко, заставив меня и Кея одновременно повернуться в ее сторону. На большом экране за ее спиной высветились две наши фамилии с начальным нулевым счетом под каждой.

– Господа, довольно разговоров, предлагаю вам начать. Но перед этим, ознакомьтесь с правилами. – Она отошла в сторону, что бы мы могли видеть данные, появлявшиеся на экране. – В вашем распоряжении 90 секунд и 100 мишеней. Порядок появления – произвольный, уровень сложности – последний. Рейф, я знаю, что последняя практика у тебя была достаточно давно, но постарайся представить, что от каждого твоего выстрела всего лишь зависит чья-то жизнь, не твоя собственная, а возможно, твоего друга или члена твоей команды. В общем, ни в чем себе не отказывай. – Произнеся «всего лишь чья-то жизнь», я понял, что Мэри снова намеренно хотела задеть меня. Возможно, она думала, что столь небрежное упоминание самого слова «жизнь» заставит меня разозлиться и тем самым поможет мне сосредоточиться на стрельбе. Отчасти она оказалась права. Меня несомненно возмутило ее выражение, но, так как я на ходу раскусил ее замаскированную благодетель, должный эффект не был достигнут. Не могу сказать, что мне не льстила ее забота, как бы Мэри ни пыталась ее скрыть за всей своей жесткостью и строгим отношением. Казалось, что она тоже сочувствовала мне, как и все остальные. Вот, чего мне совсем не хотелось ощущать на себе – жалости окружающих. Именно она вызывала во мне отвращение к самому себе, а еще… ярость. Только за нее одну я был благодарен, и желание выпустить ее на свободу росло пугающе быстро.

– Текущий счет будет также транслироваться в ваших секциях. Тип оружия – пистолет Glock 17, нами на тренировках ранее не использовался, на ознакомление у вас будет 10 секунд, даю подсказку – на нем отсутствуют курок и флажок предохранителя. Услышите звуковой сигнал и можете начинать стрелять. На этом все. Приготовьтесь.

Слушая, как Мэри давала инструкции, я чувствовал, как пальцы рук начинали холодеть, а мышцы в ногах словно гудели от напряжения. Я ощущал волнение и нетерпение одновременно, будто мне предстояло сдать очень важный экзамен. Был ли я готов к нему? Я не знал. Но я точно знал, что мне очень хотелось, как можно скорее это выяснить. Мы заняли свои места в пятой и шестой секциях. Мне достался пятый номер. «Прямо как у отличника» – подумал я тогда про себя, от неприятной мысли внутри что-то поежилось. Надев защитные очки и наушники, мы были готовы. Мэри скомандовала:

– Подать оружие!

Справа от меня из цилиндрической трубки поднялся обещанный пистолет рукояткой вверх, таким образом, чтобы схватив его можно было сразу приступить к стрельбе. Отсчет первых десяти секунд пошел. Я и правда ранее не сталкивался в этой моделью пистолета. В отличии от увесистого отцовского Colt M1911[1] этот был достаточно легким и удобно лежал в руке. Я проверил магазин, передернул затвор, прицелился. Будто заученный в далеком детстве короткий стишок, все три действия произошли практически на автомате, быстро, а главное, именно в том порядке, в котором учил меня отец. Я замер на месте, в ожидании звукового сигнала. По рукам, держащим пистолет начинало растекаться приятное горячее тепло, и я вспомнил еще одно давно забытое чувство. Оно всегда возникало, когда последние секунды отделяли меня от первого выстрела, ощущение того, что пистолет начинал плавиться в моих руках, сливаясь с ними в одно целое. И когда я нажимал курок, чтобы освободить первую пулю, мне казалось, что она бралась специальным механизмом не из магазина с патронами, вставлявшегося в рукоятку, а откуда-то очень глубоко из моей груди. Каким-то магическим способом она перемещалась в пистолет и вылетала из его дула с огромной обжигающей силой, которую я считал своей. Я вспомнил чувство невероятной неуязвимости в тот момент и понял, как же сильно мне его не хватало все это время. Я нуждался в нем, но заставил себя забыть об этом. Странно, но порой нам приходится пройти через невероятные, иногда даже ужасные события в нашей жизни, чтобы вернуться к самим себе, к самим себе настоящим. Стоит ли оно того? Думаю, что ответы могут быть разные. Что касается меня – все зависит от того, готовы ли вы быть тем, кем являетесь на самом деле. Тогда, стоя и наблюдая, как последняя секунда на табло часов медленно превращается в цифру ноль, я понял, что наконец-то был готов.

Резкий звуковой сигнал в мгновение свел все мои пять чувств в единственном нужном мне направлении. Появилась первая мишень. Всего лишь небольшая панель с нарисованным на ней круглым красным пятном посередине. Она выдвинулась слева в трех метрах от меня. Быстрый короткий выстрел, небольшая отдача в правое плечо – до чего знакомое давно забытое ощущение. Удивительно, но мой выстрел пришелся ровно в середину мишени. Под моей фамилией два ноля сменились на новую цифру: ноль один. Приятное тепло продолжило разливаться по всем телу, я помню, как чувствовал возвращающееся ко мне сумасшествие, теперь, я ждал и хотел его, пришло время. Дальше все начало происходить с такой скоростью, что я уже не успевал анализировать свои действия, мысли, люди – все вокруг просто исчезло, оставив меня одного. Наступила долгожданная тишина. Только звуки вылетающих пуль с каждым выстрелом будто электрические разряды, проходящие сквозь сердечную мышцу, снова и снова возвращали меня к жизни. Я был машиной для убийства, теперь, я мог ею быть, имел на это законное право. Цели все быстрее сменяли одна другую и я не видел ничего, кроме них. «Уничтожить их всех! Уничтожить! Всех!» – звучало тогда в моей голове оглушая и парализуя одновременно. Цель – выстрел. Цель – выстрел… Клянусь, я бы мог делать это несколько часов подряд. Мне было это нужно. Я представлял, как их уродливые головы разлетаются н куски, оставляя после себя брызги безобразной жижи. Мне казалось, что руки действовали сами за себя, с неведомом мне темпе, четко, словно руки робота с единственной задачей, они сбрасывали опустевший магазин, вставляли новый, передергивали затвор, нажимали на курок. Выстрел! Точно в цель. Глаза мгновенно реагировали на любое движение, а нервная система в долю секунды посылала мышцам сигнал к действию. Выстрелы повторялись настолько часто, что по всему телу я мог чувствовать непрерывную вибрацию. Еще! Снова! Выстрел! Еще! Я был наркоманом, которому вместо новой дозы требовался очередной выстрел, лишь бы они только не прекращались. Все, чего я тогда хотел. Пистолет издал холостой щелчок, означавший, что последний патрон в магазине за кончился. Я автоматически потянулся в то место, откуда они подавались в моей секции, но рука лишь ухватилась за воздух, неприятно, с силой сжав собственные пальцы. Все еще держа пистолет наготове правой рукой, я перевел взгляд за левое плечо – новый магазин почему-то до сих пор не подавался. Я с раздражением снял наушники, чтобы спросить в чем дело. Обернувшись, я не сразу понял выражение, застывшее на лице у каждого, даже у Питера. Даже у Мэри. Они все стояли широко раскрыв глаза, челюсти многих оттянулись вниз, у некоторых даже были открыты рты. «Да что черт возьми происходит?!» – подумал я. Меня начинало дико злить это неожиданное коллективное помешательство, а также то, что мне пришлось прекратить стрельбу. Все взгляды были обращены на экран с результатами. До меня не сразу дошло, что между выстрелами я даже ни разу не удосужился взглянуть на небольшое табло в моей секции, дублирующее счет с большого экрана.

– Ничего себе….

– Такое возможно?

– Даже у мисс Дэниэлс не было таких результатов.

Сделав несколько шагов вперед, мне пришлось протискиваться через толпу этих оцепеневших зевак. Однако, еще через пару шагов, они начали понимать, что я пытался пройти к экрану, чтобы наконец понять, в чем там дело, и охотно, даже с некоторым опасением расступились сами.

– Может кто-нибудь объяснит мне… – я не успел закончить предложение, так как встретился с таким же удивленным как и у всех взглядом Мэри. Однако, он все же отличался от всех остальных. И я знал, чем именно. Когда она злилась, ее карие глаза всегда начинали становиться темнее, словно их изнутри заливало нарастающее негодование. Они становились совсем черными и блики в них были такими яркими, похожими на небольшие грозовые молнии. Уверен, если бы она только знала о их существовании, то не пренебрегла бы возможностью воспользоваться ими, чтобы человек, которому они были адресованы по-настоящему смог ощутить гнев «железной» Мэри.

Подойдя ближе, и сняв очки, я наконец смог разглядеть результаты.

Хартрайт:

Выстрелов 100

Попаданий 98

Промахов 2

Итоговых баллов 98

Кипбридж

Выстрелов 137

Попаданий 137

Промахов 0

Итоговых баллов 137

Теперь я тоже стоял с открытым ртом, как и все. Я не мог поверить тому, что видел на экране. Мои результаты превосходили результаты Кея почти на сорок очков. «Невероятно, как такое может быть?» – хотел я было задать вопрос, но понял, что никто… возможно никто кроме Мэри не знал ответа. Я посмотрел на нее и встретил все такой же чернеющий и сверкающий взгляд. Рядом с ней стоял и сам Кей. Теперь он смотрел на меня совсем по-другому. Конечно, восхищение мной как примером никуда не делось, скажем так, теперь оно было возведено в такую степень, о существовании которой, наверно, я мог только догадываться. И вместе с тем, тот уверенный и в чем-то самодовольный взгляд, полный чувства собственного достоинства и ценности исчез совсем. На смену ему пришел новый взгляд сожаления о том, что ему так и не удалось произвести на меня то впечатление, на которое он так рассчитывал. Возможно, которым даже грезил, представляя, как я одобрительно смотрю на него и говорю какие-нибудь похвальные слова в его адрес. Смешно, а для кого-то печально. Думаю, Кей тогда испытывал чувство, сродни тому, когда ученик, сделав все задания, может даже больше, чем требовалось с гордостью и чистой совестью закрывает книгу, и уже, готовый позволить себе заслуженный отдых, внезапно обнаруживает, что немного в стороне его ожидает еще большая стопка книг, которые ему обязательно придется изучить. Разочарование, нет, не совсем. Точнее, в этом нет ничего не поправимого, просто день победы отодвигается немного дальше от запланированной даты. В конце концов, учиться рано или поздно, приходится нам всем, и для каждого жизнь всегда готовит персональный урок.

До меня все еще долетали восторженные возгласы вперемешку с шёпотом, когда я подошел к Мэри. Ее корпус был обращен ко мне, а голова повернута в ту сторону, где стоял Кей. Они о чем-то разговаривали. Из-за стоящего гула я не смог разобрать ни слова, однако по лицу Кея было понятно, что он чувствовал себя виноватым перед Мэри, он думал, что подвел ее. Когда я приблизился, она повернулась ко мне, а Кей все еще стоял на месте, он ждал завершения незаконченного разговора. По какой-то причине это было очень важно для него. Хотя я знал по какой. Как любой отличник, пропсихованный (пропитанный) этим словом до мозга костей, он пребывал в состоянии легкого шока от того, что получил не привычный высший балл, а оценку ниже на один, а может даже на пару баллов. Помню, когда еще учился в университете на кафедре международных отношений, я никогда не стремился быть круглым отличником. Конечно же, я прикладывал все свои силы, для того, чтобы вникнуть в изучаемый материал, понять и запомнить его, но получая на экзамене отметку «хорошо» или «удовлетворительно» я никогда особо не расстраивался по этому поводу. Просто возвращался к этому материалу снова, чтобы понять, где именно у меня были пробелы или трудности с пониманием. При необходимости я обращался к преподавателю, но никогда не стоял у кабинета с краснеющим лицом, трясущимися руками и, что всего хуже, глазами полными слез. А ведь со мной в группе учился как раз именно такой студент. Для него настолько было важно присутствие в табеле по успеваемости единственно возможной записи напротив каждого предмета – «отлично», что он был готов хоть миллион раз сдать один и тот же экзамен, несмотря на возражение преподавателя. Даже если это была ошибка самого экзаменатора и студент прекрасно знал, что как раз в его знаниях недочетов нет, все равно, никаких исключений просто не могло быть – только запись «отлично». Будто от нее действительно зависело многое в его жизни, и сама жизнь в том числе. Не представляю даже, как Кей собирался пересдавать этот экзамен. Да и мне было все равно, я хотел поговорить с Мэри.

– Мэри, можно тебя на минуту? – понимая, что так или иначе поговорить ей со мной придется, она бросила в сторону Кея короткое «позже», а затем обратилась ко мне.

– Поздравляю, мистер Кипбридж, вам на всех удалось произвести большое впечатление. – тогда и потом, она всегда обращалась ко мне по фамилии, если по какой-то причине начинала злиться на меня.

– Если честно, я сам до сих пор не совсем понимаю, что именно произошло. – И я не лгал, цифры говорили сами за себя, но все же… мишеней было обозначено 100, а попаданий в итоге 137. Что-то явно не сходилось. – Система точно исправна? Может произошел какой-то сбой.

– Нет, – Мэри отрицательно покачала головой – никакого сбоя не было, все верно. Ты действительно не помнишь, как стрелял?

– Я помню, что стрелял много и быстро, но это все.

Мэри внимательно посмотрела мне в глаза, казалось, что она могла по одному лишь взгляду определить лгу я или наоборот, говорю правду. Через мгновение, ее глаза посветлели, а яркие блики-молнии гасли один за другим.

– Все просто, Рейф, твоя реакция оказалась настолько быстрой, что по всем возникающим мишеням ты успевал выстрелить дважды, а то и трижды. Только поэтому система показала такой результат и он, если честно, удивил даже меня, хотя и огорчил одновременно.

– Почему?

– А ты сам не догадываешься? Твой результат для всех – на грани фантастики, и ставит под вопрос эффективность методов моего обучения. С другой стороны, я все же хочу проверить еще раз твои способности, на этот раз уже лично. И если все повторится, то я снимаю шляпу и признаю, что даже мне стоит поучиться у такого как ты.

– Мисс Дэниэлс, вы вызываете меня на дуэль? – метко подшутил я. Одно слово «дуэль» заставило меня улыбнуться, хоть было и весьма странно получить подобный вызов от девушки.

– Да, Рейф, именно так, – не закончив фразу, она развернулась и пошла по направлению к пятой, бывшей ранее моей секции. «Не уж то еще одна отличница?» – подумал я и поспешил за Мэри.

– А, как же Кей? – я задал вопрос надевая обратно защитные очки и наушники.

– Ему сейчас не легко, но уверена, что он справится, не удивляйся, если через пару дней он начнет просить тебя стать его наставником.

– Мне стоит согласиться?

– Это ты уже сам решай. – Мэри сделала небольшую паузу, чтобы размять шею и спросила – Надеюсь, ты не против смены оружия?

– Чем порадуешь? – она игриво повела головой в строну, улыбнулась, я мог видеть это через прозрачную стену перегородки, а затем коротко ответила:

– Пулеметом.

Ее выбор не был для меня неожиданностью. И мне, кажется, начинало нравиться разнообразие во всех его проявлениях.

Я заметил, как позади нас снова собирается огромная толпа, на этот раз сбежалась вся база. Я решил немного сострить напоследок.

– Похоже, мы с тобой сегодня как рок-звезды – я подмигнул Мэри сквозь стекло. Смотря прямо перед собой, она приподняла правую бровь и равнодушно ответила:

– Наслаждайся.

Кто-то позади, кажется я узнал голос Кея, скомандовал:

– Подать оружие!

Где-то с секунду я пребывал в небольшом замешательстве, так как услышав слово «пулемет», не мог понять, каким образом они собирались протиснуть внушительных размеров оружие, пусть даже это был бы FN Minimi[2], через то небольшое по диаметру отверстие системы подачи, из которого я получил ранее первый пистолет. Однако, когда в следующее мгновение я увидел, что механизм подачи начал двигаться иначе, чем в первый раз, мои сомнения нашли долгожданный ответ. Я внимательно наблюдал за тем, как отверстие подачи открылось и расширилось в диаметре, разделившись на несколько блоков. И все же, даже увеличенный размер этого отверстия не смог до конца убедить меня в возможности доставки в мою секцию полноценного пулемета. Я не успел развить свои сомнения. После нескольких быстрых щелчков около моего правого запястья наконец появился… И тут я понял, что Мэри немного схитрила. Это был австрийский пистолет-пулемет Steyr TMP[3]. Он также выглядывал из системы подачи рукояткой вверх. Слева следом был подан первый магазин.

– Так вот значит, как? Жульничаешь? – я громко прокричал, так как знал, что ни я, ни Мэри почти ничего не слышали в своих наушниках. Надеясь, что мои слова все же долетят до ее ушей, я растянул рот в довольной улыбке. Все остальные меня прекрасно слышали и могли видеть на экране, какой вид оружия мы использовали с его краткими характеристиками. Что-то радостно зашевелилось под легкими, когда услышал ее ответ.

– Кто, я? Да никогда. Решила, что с этим малышом тебе будет удобнее.

«Какое великодушие» – подумал я тогда про себя, одновременно на ходу вставляя магазин, проверяя затвор и прицел. А малыш и правда был неплох. Пусть тяжелее и больше обычного пистолета, но все же, гораздо удобнее и маневреннее любого из пулеметов стандартного размера. Что мне больше всего в нем понравилось, так это возможность ведения стрельбы как при помощи одной, так и обеих рук. Это давало прямо простор для творчества, если можно так выразиться. Наблюдая, как секунд проверочного времени становилось все меньше, мне не терпелось поскорее испытать и сам Steyr, и себя самого вместе с ним. Ноль ноль на табло и снова, также резко прозвучал разрешающий сигнал. Мы начали стрельбу. Я понял, на этот раз совершенно точно, что словно становлюсь мистером Хайдом, когда слышу звуки собственных выстрелов вместе с нарастающей вибрацией отдачи в своих руках. Возможно, выбрав именно пистолет-пулемет (ПП) Мэри хотела хоть как-то уровнять наши возможности в скорости стрельбы. Посмотрев на нее сквозь стекло перегородки, я увидел, на сколько сосредоточенно она следила за меняющимися мишенями и крепко сжимала обеими руками свой ПП. Ее лицо было серьезным, даже злым, красивый нос сморщился в переносице как у хищной дикой кошки, черные брови сдвинулись, а напряженный корпус методично принимал короткие очереди выстрелов. Она явно не собиралась мне уступать и мне это нравилось. Я тоже не собирался этого делать, поэтому быстро отвернулся и снова поддался поглощающему меня безумию. Каждая следующая цель появлялась в месте абсолютно отличном от первого раунда и меня это почему-то дико забавляло, я не мог сдержать разрывающий меня смех. И не стал этого делать. Безумно хохоча и возможно, наводя этим ужас на всех наших зрителей, я дырявил мишени так, что от них оставались лишь жалкие клочки, если это были не голограммы. Я больше не видел Тренков перед собой, да и мне уже было все равно, я просто позволил себе наслаждаться процессом. Жалел тогда, наверное, лишь об одном. О том, что у меня не было второго такого же ПП, чтобы занять им свою левую руку. Ею я стрелял, да и, думаю, до сих пор стреляю не хуже, чем правой. Никто еще тогда не знал, что я амбидекстр. Позже, на одном из наших первых сражений я еще удивлю всех, в том числе и Мэри этой своей особенностью. Я чувствовал, как огромное количество гильз в бесконечной стрельбе отделялось от пуль и падало, ударяясь о мои ботинки и бетонный пол. Не знаю, что в это время чувствовала Мэри, да и задумывалась ли она вообще хоть от чем-нибудь, зато я ощущал невероятный прилив сил, как и в первый раз, когда мы соревновались с Кеем. Если бы Оливия увидела меня таким, не знаю, даже, что бы она обо мне подумала. Скорее всего до отвращения испугалась бы того монстра, что оказывается, был жив во мне все эти годы. Ожидая своего часа, он спал, но никогда не покидал меня. Послав все к черту, я выпустил последнюю пулю. Прозвучал стоп-сигнал. Возможно, он звучал и в прошлый раз, но только теперь я действительно смог расслышать его. Я снова не следил за счетом во время стрельбы, и, специально отводя глаза от табло, снял защитную амуницию, чтобы увидеть результаты снова на большом экране. Я прошел сквозь толпу и увидел Мэри. Она уже стояла у экрана и не отрывая глаз, даже не моргая, смотрела на горящие цифры. Немного в стороне стоял Кей с полуоткрытым ртом, как и у многих других своих товарищей, он тоже смотрел туда, куда и Мэри. На этот раз я уже не испытывал ни чувства удивления, ни гордости. Видимо, запас положительных эмоций, связанных с собственной победой иссяк, и я смотрел на результаты, как на какие-то статистические данные из очередной скучной статьи, которые часто публикуют в одной из еженедельных газет. Выражение лица Мэри нельзя было назвать равнодушным, но и каких-то особо ярких эмоций, например, ярости или негодования я на нем не заметил. Она смотрела спокойно, переводя взгляд то направо, то налево. И наконец, я понял, в ее глазах читался вопрос: «Как такое возможно?». Она продолжала сосредоточенно изучать наши результаты, будто никак не могла решить одно из тех математических уравнений, которые всегда казались ей такими простыми. Я перевел взгляд на экран, то, что я увидел, не могло не впечатлять всех, кто так внимательно следил за нашей «дуэлью».

Дэниэлс:

Выстрелов 261

Попаданий 261

Промахов 0

Итоговых баллов 261

Кипбридж:

Выстрелов 348

Попаданий 348

Промахов 0

Итоговых баллов 348

– Не может быть…

– Дэниэлс проиграла!

– Вот это да. – слышал я доносящиеся возгласы из толпы.

– Да он наверно родился с пистолетом в руке!

Наши результаты исчезли, а вместо них во весь экран растянулась моя фамилия, мигая ярко-зеленым цветом. От этого мне стало не по себе, и я спросил у Мэри:

– Ты. Наверное, хочешь меня убить? – она повернулась в мою сторону. На секунду в голове мелькнуло: «А может, и правда хочет?». Но ответила Мэри совершенно сдержанно, хоть и в глазах до сих пор поблескивали блики-молнии.

– Нет, это может и доставило бы мне долю удовольствия, но я не могу себе этого позволить. Ты слишком ценный экземпляр как для меня, так и для всех, кого я учу стрельбе.

– О, это приятно слышать.

– Не стоит благодарности, жду тебя в эту субботу в 6 утра на персональное занятие. – В ее голосе надрывно звучали командные нотки, смазанные чем-то похожим на растерянность. Даже не знаю, что произошло бы дальше, продолжи мы наш разговор. Хотя, Мэри и не собиралась позволить чему-либо произойти. Едва закончив последнее слово, она развернулась и пошла так быстро, что едва не врезалась в одного из своих студентов, который, видимо, дождавшись удачного момента уже со всех ног мчался в мою сторону. Он неловко, но вовремя затормозил, практически встав на цыпочки, а Мэри, похоже, одарила его таким взглядом, что было видно, как у бедного парня в душе что-то оборвалось. Тем не менее, это не помешало ему тут же опомниться и вместе с остальными, подобно стаду антилоп нестись ко мне и заставляя меня тем самым испытывать смешанные чувства недоумения и легкого испуга. Слава Богу Питер, как всегда пришел на помощь. Встав между мной и толпой новоиспеченных фанатов, он громко сказал, разом перебив весь гул ликующих голосов.

– Попрошу все вопросы личного характера оставить на потом! – кто-то из толпы уже было набрал полную грудь воздуха, чтобы возразить, но встретил настолько убедительный взгляд Питера, что так ничего и не решился произнести, медленно освободив раздувшиеся легкие.

– Думаю, дел у всех и так предостаточно, позвольте же и нам заняться своими. Есть возражения? – услышав в ответ только тишину, Питер довольно кивнул, после чего все начали расходиться по местам и приниматься за оставленные дела. Отведя меня чуть в сторону, он удивленно сказал:

– Ну ты даешь, Рейф…, никто такого не ожидал! – говоря эти слова Питер был похож больше на ребенка, увидевшего что-то невероятное, чем на предводителя восстания. – Даже у Мэри никогда не было таких результатов, думаю, она сейчас просто вне себя от ярости. Хотя, она очень рассудительная, надеюсь, сможет справиться с эмоциями.

– Если честно, я сам до сих пор не могу до конца поверить, во все происходящее. Да, я помню, что детстве отец учил меня и у меня неплохо получалось, но мне никогда не приходилось вот так с кем-то соревноваться.

– Да, жизнь, полна сюрпризов, и не говори. Но я рад, что… – он замялся. – Рейф, я понимаю, что последние дни события для тебя разворачиваются с огромной скоростью, но, таковы обстоятельства, и этого никто не в силах изменить…пока.

– Что ты имеешь в виду?

– Я думаю, ты знаешь, что. Я дал тебе обещание Рейф, теперь, прошу того же от тебя, потому что понимаю, особенно теперь, что твое место здесь, и ты нужен нам.

– Ты действительно думаешь, что я могу быть полезен вам? – не знаю почему, но именно мнение Питера тогда было для меня самым важным.

– Да, при одном условии.

– И каком? – лицо Питера вдруг снова стало серьезным, таким же, каким оно стало еще в машине, когда мы выехали на трассу и ваш дом скрылся из виду где-то позади.

– Ты должен помнить, что мстишь им не только за себя и о том, что есть еще тысячи, возможно миллионы людей, которые нуждаются в нашей помощи. Помоги нам не допустить того, что уже произошло, и, возможно ни с одним тобой.

Не колеблясь ни секунды, я ответил:

– Я обещаю. И все для этого сделаю.

– Спасибо, Рейф, я очень хотел это услышать. – он протянул мне руку и крепким рукопожатием мы начали то, что позже все назовут «Первым Восстанием». О нем ты потом могла прочитать только в старых газетах или услышать от кого-то моего возраста, а может, старше. Я не говорю про интернет и все остальные ресурсы, которые вы, молодежь так активно используете сейчас – там какие-то идиоты все просто превратили в цирк, думаю, мало кто из вас до сих пор знает хотя бы долю настоящей правды. Так или иначе, начало было положено, и я думал, что мы действительно могли что-то изменить. Помню, как мы с Питером вернулись в общий зал, он объявил о моем согласии, и все до одного встретили эту новость радостными криками, ликованием, кто-то даже аплодировал. Помню, как тогда стоял рядом с твоим отцом и думал, что готов умереть за каждого из этих повстанцев, потому что чувствовал себя частью чего-то большого и гораздо более ценного, чем собственная жизнь. Я так в этом нуждался. В осознании того, что я был не одинок.

Когда эта невероятная ночь начала приближаться к рассвету, твой отец предложил мне снова вернуться к вам домой и какое-то время пожить в той гостевой комнате. С его стороны это было очень великодушно и вместе с тем крайне опасно, причем не только для него одного. Я не мог себе позволить так рисковать вашей семьей. Логично было предположить, что какое-то время за мной все равно продолжили бы наблюдать, учитывая мое выступление на том собрании. Думаю, им нужно было убедиться в том, что я был достаточно морально раздавлен для того, чтобы нести свои идеи в массы, собирать единомышленников, например. Учитывая, какой информацией я теперь обладал, я сразу же отказался от его предложения, но спросил, может ли он, хотя бы на время дать мне другое убежище, которое никак не связано ни с его именем, ни с семьей. Питер прекрасно понял мои намерения, поэтому рассказал, что у него есть небольшая квартира, которой он иногда пользовался, если не успевал доехать домой до утра после собраний и предложил остановиться там. Она была оформлена на одного из его деловых партнеров и располагалась как раз недалеко от пригорода, благодаря чему, мне было удобно добираться до любой из четырех баз, не привлекая при этом к себе особого внимания. И мы сразу же поехали туда. На обратной дороге мы особо не разговаривали. Питер только кратко объяснил, как в квартире пользоваться системой сигнализации и парковкой. Я не стал просить его завезти меня в мой дом, чтобы забрать кое-какие вещи, так как знал, что туда я уже точно не вернусь ни при каких обстоятельствах. Питер в свою очередь тоже не предложил ничего подобного, потому как, видимо, прекрасно понимал каково мне будет окажись я на месте убийства моих родных. Позже он и еще пара ребят все же съездили туда и забрали некоторые вещи по составленному мною списку. В нем не было ничего особенного, в основном я попросил привезти удобную одежду и обувь. От костюмов с галстуками и туфель, которые я раньше предпочитал всему остальному, я напрочь отказался, так как не собирался больше появляться ни на каких вечерах или приемах, а тем более на работе. Думаю, в парламенте тоже все уже было решено за меня, и моя должность стала свободной сразу же после того, как на первых полосах всех газет появились громкие заголовки о подозрении меня в убийстве, о том, что я возможно не в своем уме и прочий бред, за который хорошо заплатили. Единственным, что я еще попросил мне привезти – были фотографии Оливии и Дженни. Они стояли в моем кабинете на столе в тройной складной рамке. В две крайние были вставлены фото Оливии и Дженни, а посередине была нашла общая фотография, которую мы сделали на заднем дворе нашего дома. Погода в тот день была просто отличная, мы собирались устроить пикник, и никто из нас еще даже не знал о существовании Тренков. Это единственное, что осталось у меня в память о той жизни «до». И если воспоминания вдруг начинают меня подводить, я достаю эти фотографии и могу часами смотреть на них, таких красивых со счастливыми улыбками на их милых и когда-то живых лицах.

Мы доехали довольно быстро. Выйдя из машины, я успел разглядеть в свете ночных фонарей и синеющего от скорого рассвета неба, что это был небольшой таун-хаус, состоявший из нескольких двухэтажных домов. Судя по большинству чернеющих неуютных окон, жильцов в них было совсем мало. Аккуратная кирпичная кладка стен, чистые подъездные дорожки и стриженный газон – все это на мгновение показалось мне таким ненастоящим. Будто кто-то построил карточные домики, которые вот-вот разлетятся от первого дуновения ветра. Похоже, впечатлений от той ночи мне действительно хватало с избытком и мозг начинал выдавать странные ощущения, пытаясь самому себе объяснить, что скорее всего все происходящее не реальность, а лишь затянувшийся странный сон. Питер повел меня к третьему по счету дому, который ничем не отличался от десятка остальных своих братьев-близнецов. Пытаясь избавиться от навязчивого ощущения нереальности всего происходящего, я шел нарочно громко ударяя каблуками своих ботинок о бетонные плиты дорожки, ведущей ко входной двери. Гулкие звуки отдавались от красных стен и возвращались мне в уши. Ощущение твердой поверхности под ногами, все же придало мне уверенности в надежности окружающих меня строений, и я смог сосредоточиться на том, что объяснял мне Питер, проворачивая ключ в замке. Он зашел первым, огляделся и только после этого пригласил меня войти.

– Проходи. – я вошел и сразу почувствовал запах дома, в котором давно уже не появлялись люди. Холодный, немного сырой, он будто делал еще темнее ту полупустую прихожую. Питер щелкнул выключателем и дальше по коридору загорелась лампа, осветив его своим приглушенным светом всего лишь до половины. Справа от себя на стене я заметил небольшие крючки для одежды, но куртку снимать пока не хотелось. Мы прошли дальше и оказались в небольшой гостиной. Мебели в комнате было совсем мало – лишь небольшой диван, обитый серой тканью и пара стульев, в дальнем углу я заметил еще одну такую же лампу, как в коридоре. Подойдя к ней, Питер зажег и ее.

– Ну вот, поживешь значит пока здесь. На втором этаже спальня и ванная комната, вон там – Питер указал рукой в сторону небольшого прохода – небольшая кухня, она же столовая. В холодильнике пусто, но к утру я пошлю кого-нибудь к тебе с продуктами. Про парковку я тебе рассказал, с остальным справишься?

– Да, конечно, не беспокойся. – я посмотрел на окно, его закрывали плотные серые шторы в тон обивки дивана, сквозь них пробивалась тоненькая полоска света – уже светает, тебе нужно возвращаться к семье.

– Ты прав – согласился Питер, что ж, телефон у тебя есть, если что звони в любое время. Завтра мы собираемся на второй базе, чтобы обсудить несколько вопросов, и я думаю ты тоже захочешь присоединиться.

– Да, конечно, я приеду.

– Хорошо, на парковке есть машина, координаты я сообщу позже. – он подошел ко мне и протянул ключи зажигания – держи, машина не самая быстрая, но зато проедет везде.

Я сжал ключи в руке, стараясь держаться. Пережитые эмоции медленно карабкались по спине, впиваясь в плечи, они затягивали меня в недалекое прошлое.

– Спасибо, Питер. За все.

– Не за что, Рейф, я рад, что могу хоть чем-то помочь. – Питер протянул мне руку второй раз за ночь, другую он положил мне на правое плечо. Пока я ощущал тепло его ладони, часть воспоминаний отступила и стало немного легче. – Держись. – после этого слова, он разжал руку и молча пошел к выходу. Я не смог его даже проводить, просто остался стоять посреди комнаты. Звук захлопнувшейся двери заставил меня вздрогнуть. Где-то вдалеке зашуршал гравий под колесами автомобиля Питера. Впервые за последние три дня я остался совершенно один.

Чувство, которое я испытывал, пробирало до самых кишок. Я понял, что если так и буду стоять, оно возьмет верх и мне снова придется вспомнить все то, что я пережил. Я не хотел вспоминать. Не хотел. Большим усилием воли, я заставил свою ногу сделать шаг. Онемев без долгого движения, она едва слушалась меня. Я чувствовал, как все тело сводит от чего-то подобного судорогам, только пока еще без боли. Боли, которая ни за что не отпустит, пока сама не решит, что с тебя хватит. Оставшись в одиночестве, я чувствовал себя беспомощным, даже если бы я закричал, оглушив самого себя, никто не услышал бы меня, никто не пришел бы на помощь. Никто не мог бы стать даже равнодушным свидетелем, как тогда в тюрьме, когда я валялся на грязном холодном полу и думал, что внутри вот-вот что-то лопнет от дикого напряжения и смеси всего того, что причиняло столько невыносимых страданий. «С меня хватит» – подумал я тогда про себя и дал самому себе обещание, что больше не позволю ничему и никому взять верх надо мной. Я понял, что самообладание возвращается ко мне, когда наконец-то смог идти. Каждый новый шаг давался все легче, спать мне до сих пор не хотелось, и я решил обойти до конца весь дом, чтобы убить время. Кухня, как и обещал Питер оказалась маленькой, небольшой деревянный стол, пара стульев, навесных шкафов и холодильник – это все, что попалось мне на глаза. Немного погодя я нашел небольшую печь, но даже представить не смог, как собирался на ней хоть что-то приготовить. Вернувшись в гостиную, я увидел небольшую лестницу, ведущую наверх. Поднявшись, я понял, что нахожусь под самой крышей, так как две самые длинные противоположные стены сходились вместе на потолке, упираясь в толстую деревянную балку. Здесь пахло деревом, все стены, включая пол были выложены досками, а воздух казался таким же холодным, как и на первом этаже. Кровать стояла у стены без окна рядом с выступающей из нее от потолка до самого пола кирпичной кладкой шириной около 30 сантиметров. Я надеялся, что это была настоящая печная труба, а не элемент декора. Спустившись вниз, я был рад обнаружить камин, как подтверждение своей догадки. Не Декоративный, издающий эти мерзкие электронные звуки, имитирующие треск древесины от высокой температуры, а настоящий, с остатками пепла внутри. Бросив в него несколько сухих поленьев и пару кусков скомканных ненавистных газет, я зажег спичку и поднес пламя к краю бумаги. Огонь быстро распространился по страницам, затем принялся за дерево и постепенно начал разгораться, наполняя комнату запахом легкого дыма и приятным теплом. Я сел рядом так, чтобы жар от камина можно было едва терпеть и смотрел неотрывно на неумолимо тянущиеся верх языки пламени до тех пор, пока блики от них не начали троиться и беспорядочно прыгать по кирпичным стенкам. Я лег на спину и решил закрыть уставшие глаза. Теперь я мог только слышать приятный треск поленьев, как колышется огонь, выжигая воздух и чувствовать тепло лишь половиной своего тела, тогда как вторая медленно остывала и начинала замерзать. Мне нравились эти ощущения, несмотря на их контрастность. Заложив холодную руку за голову я почувствовал, как проваливаюсь в сон и тогда, мне было плевать абсолютно на все свои страхи. Я просто позволил огню безжалостно и без спешки сжечь их все.

[1]Самозарядный пистолет под патрон .45 ACP. Разработан Джоном Мозесом Браунингом в 1908 году под названием Colt-Browning

[2]ручной пулемёт калибра 5,56×45 мм производства Fabrique Nationale (Бельгия), серийное производство началось в 1980-х. Разработку этого оружия отдали перспективному конструктору Эрнесту Вервьеру (Ernest Vervier), создателю пулемета FN MAG

[3]TMP (англ. Tactical Machine Pistol – тактический автоматический пистолет) – автоматический пистолет под патрон 9×19 мм Парабеллум, производства австрийской компании Steyr Mannlicher. Серийное производство оружия было начато в конце 1992 года

Глава 17 Исповедь Рейфа. Отчаянная Малышка Дэби

Я проснулся от прерывистого жужжания где-то в правом боку. Открыв глаза, я медленно поднялся, чтобы сесть. От долгого лежания на твердой поверхности спина затекла и движения давались мне с трудом. Осмотревшись, я понял, что огонь в камине давно уже потух, а полоска света, пробивавшаяся между шторами стала настолько яркой, что я мог видеть частички пыли, сонно летающие в воздухе. Я проспал всю ночь или сколько часов от нее осталось на полу в одежде, даже не сняв ботинки и куртку. Пошарив по карманам, я достал телефон, на экране высветилось сообщение от Питера: «18:00 Маунт-роуд[1]4». Я немного удивился такому адресу, так как думал, что все базы располагались где-то за городом. В любом случае, мне предстояло это выяснить только вечером. Телефон показывал 13:10, я снова проспал до обеда. Непривычно, раньше я не позволял себе оставаться в постели позже 8 утра, даже в выходные дни. Хотя, какая там постель? Теперь все стало иначе, я надеялся, что восстание будет отнимать у меня достаточно много времени, для того, чтобы избавить меня от любого рода размышлений. Машинально сверив время с наручными часами, я встал на ноги и побрел на второй этаж, чтобы принять душ, но не ради соблюдения личной гигиены, а просто по привычке и необходимости на что-то потратить огромное количество часов до вечера. Вода достаточно долго не становилась теплой, да и я не был особо против. Дрожи в теле я совсем не ощущал, вода стекала тонкими струйками вниз, постепенно набирая температуру и помогая мне приходить в себя. Выйдя из душа я не спешил одеваться, поэтому просто обернулся полотенцем и спустился вниз, мне очень хотелось пить. Открыв холодильник, я обнаружил полуторалитровую бутылку, запотевшую и полную воды. Одним движением я отвинтил крышку, которая тут же, загремев, улетела куда-то под стол, жадно припал к горлышку и начал высасывать холодную жидкость. Я пил до тех пор, пока не почувствовал, как боль сводит скулы, горло онемело, а желудок раздулся так, что стал напирать на ребра. Остановил меня неожиданный звонок в дверь. Проведя всего одну ночь в своем новом жилище, я не сразу отреагировал на этот незнакомый звук. Поставив бутылку на стол, я с осторожностью направился ко входной двери, так, чтобы никто не мог слышать моих шагов. Звонок настойчиво повторился, когда я уже тянулся ручке, чтобы повернуть ее. На секунду меня посетила мысль о том, что нужно было бы сначала посмотреть в глазок, чтобы убедиться, кто именно так хотел попасть внутрь. Будь это кто-то из Тренков или посланных ими людей, думаю, такой визит явно не обернулся бы для меня ничем хорошим. Но я, сам не понимая почему, пренебрег всей осторожностью и резко открыл дверь.

– Боже мой! Ты меня убить хочешь?

На пороге стояла Дэби с широко раскрытыми глазами. Она держала в руках большой бумажный пакет, ее лицо одновременно выражало недовольство и легкий испуг. От удивления я не сразу нашелся с ответом.

– …Деби? Что ты здесь делаешь?

– Чуть с ног не сшиб! – ее взгляд невольно опустился на полотенце, небрежно висящее на моих бедрах, она замешкалась, щеки немного порозовели. Только после того, как она с силой пихнула мне в грудь бумажный пакет с чем-то тяжелым, я догадался о причине ее смущения. Мне тоже стало неловко, но деваться было некуда. – где ваши манеры, мистер?

Так и не дождавшись приглашения, она прошла мимо меня, стараясь не опускать глаза ниже моих плеч.

– Извини, просто я не ждал гостей – виновато оправдывался я.

– Ну да и, наверное, хотел умереть с голоду? – она стояла спиной ко мне, оглядывая стены гостиной.

– Я неее… – не дав мне договорить, Дэби резко повернулась ко мне. Теперь ее лицо выглядело дружелюбным и слегка обеспокоенным.

– В пакете еда, Питер прислал меня. Он сказал, что напишет тебе.

– Наверное, в это время я был в душе. Ты уж извини за мой вид. – я снова смутился и решил скорее сменить тему. Пакет был теплым, из него пахло горячим хлебом, жаренным мясом и, кажется грибами. – Это все мне?

– Ну да, Дэби ответила, но сделала такой вид, будто не понимала, почему я задаю этот глупый вопрос. – Как спалось? – продолжила она. Я поставил пакет на один из стульев и ответил:

– Неплохо, хотя заснул я на полу у камина.

Дэби бросила взгляд на предполагаемое место моего ночлега, затем подошла ближе и спросила глядя мне прямо в глаза:

– Ты замерз? – в очередной раз чувство смущения мурашками прошлось по шее – нет, если честно, даже не помню, как отключился – последние слова я выкрикивал уже из кухни. Дэби прошла следом за мной и села на один из стульев за кухоным столом. Она оглядела небольшое помещение и сказала:

– Да уж, не очень уютная здесь обстановочка.

– Для меня больше, чем достаточно, спасибо Питеру. – раскладывая продукты по холодильнику и вдыхая запах еще горячей и вкусной еды, я вдруг понял, что очень голоден. Я не мог сразу просто начать есть, не обращая внимания на присутствие Дэби, поэтому спросил ее:

– Может хочешь чего-нибудь?

– Да, у тебя там вроде был сок, от него не откажусь.

– Без проблем! Сейчас только поищу тебе чистый стакан – я отвернулся и начал искать в шкафах стакан или что-то подходящее. – я еще не успел тут все толком осмотреть, поэтому… – я услышал, как Дэби медленно встала со стула и тихо подошла ко мне.

– А знаешь, что еще было бы просто замечательно? – я почувствовал тепло от ее дыхания между лопаток, она стояла так близко ко мне, что повернуться я уже не мог. Точнее я даже не осмеливался представить, что могло бы произойти обернись я тогда. По спине прокатилась волна жара, а затем холода. Меня хватило только на хриплое вопросительное мычание.

– М?

– Если ты пойдешь на верх… – она немного помедлила – и… оденешься наконец.

Я улыбнулся и с облегчением выдохнул, протянул Дэби найденный стакан.

– Ты права. Держи, я сейчас.

Я повернулся, но Дэби отступила не сразу. Ее щеки на этот раз окрасились уже в ярко-розовый цвет, она взяла стакан, сделала большой шаг назад и вернулась на прежнее место. Когда я поднимался по лестнице, в моей голове крутилось множество беспорядочных мыслей. Конечно, Дэби была очень симпатичной девушкой, а в тот день, увидев ее в повседневной одежде, а не в строгой мешковатой форме я не мог не заметить, как черные джинсы обтягивали ее красивые стройные ноги. А свободный вязаный свитер, оголявший ей одно плечо, при каждом вдохе натягивался чуть сильнее, очерчивая округлые формы ее груди. Я тряхнул головой и на мгновение зажмурился. «Одеться, парень, тебе просто нужно одеться» – сосредоточившись на этой мысли, я быстро начал натягивать джинсы и лонгслив. Странно, но тогда я одновременно боялся и хотел того, чтобы она поднялась следом за мной. Всего через пару минут я уже был внизу, зайдя на кухню, я не нашел там Дэби, а пустой стакан одиноко стоял на столе. Я поспешил в прихожую и успел поймать ее там.

– Ты уже уходишь? – Деби стояла с курткой в руках и уже держалась за ручку входной двери.

– Да… Рейф, послушай, – она не сразу осмелилась посмотреть мне в глаза. – извини, я не знаю, что на меня нашло. Все как-то по-дурацки вышло. Мне правда лучше уйти – она с силой повернула ручку.

– Постой, Дэб – в тот момент мне почему-то очень сильно не хотелось, чтобы она уходила. Я не хотел оставаться один. – Все в порядке. Ты можешь остаться? – Кажется, она все поняла по выражению моего лица.

– Да, конечно. – она слегка улыбнулась, и в ее голубых глазах я увидел, что-то доброе и умиротворяющее. Этого было в них так много, что напоминало большие пушистые облака, медленно летящие по такому же голубому и безграничному небу. Мне хотелось раствориться в одном из этих облаков, чтобы хоть на короткое время лишиться части своей памяти и просто жить. Мы вернулись на кухню, я налил ей сок, несмотря на все ее возражения поделился едой, и мы просто ели и поначалу болтали обо всем, что приходило в голову.

Я узнал, что Дэби выросла в обычной семье. Ее родители никогда не были богаты и, к сожалению, не могли позволить себе больше одного ребенка, но это не мешало им любить ее. В детстве они часто водили ее каждые выходные в парк, где они с отцом запускали воздушного змея, а ее мама сидела на траве и читала книгу. Школа, подруги, первая любовь, потом колледж. Это была ее идеальная обычная жизнь, пока не пришел тот день. Мало кто запомнил тогда того полицейского на площади так жестоко разорванного Тренками на куски. Всего лишь в назидание. Он был первым, кто попался в их уродливые лапы. Первая жизнь, которую им потребовалось отнять, чтобы продемонстрировать свою силу и то, что могло произойти с любым, кто посмел бы противиться их воле. Никто, наверное, даже не задумался о его смерти дольше нескольких минут, о том, кем был этот человек помимо своей работы, была ли у него семья? Люди просто оцепенели от ужаса происходящего, так бесцеремонно ворвавшегося в их, казалось бы, самый обычный день. Тем утром Дэби как всегда была на занятиях в колледже. Он находился не так далеко от ее дома, но все же, стремясь, как можно скорее стать самостоятельной, она решила жить отдельно от родителей и переехала в общежитие. Домой же она приезжала в основном на праздники и по выходным. Несмотря на то, что она все же сильно скучала по родителям, в этом году она решила приезжать к ним как можно реже, так как хотела полностью сосредоточиться на написании диплома. Еще немного и, здравствуй, взрослая жизнь! Закончилась первая лекция и Дэби с подругами вышли в коридор, чтобы купить воды и заодно размять ноги после лекции. Они направились в центральный холл, где располагались автоматы с едой и напитками. Несмотря на то, что официально осень началась еще пятнадцать дней назад, погода на улице стояла довольно жаркая и в больших аудиториях даже с работающими кондиционерами быстро становилось душно. Ей хотелось пить. Достав бутылку из автомата, Дэби сначала приложила ее к щеке, наслаждаясь приятной прохладой, а затем нетерпеливо отвинтила крышку и поднесла горлышко к губам. Первый глоток она так и не сделает. На всех мониторах в холле включили экстренную трансляцию новостей, где показывали кадры, заснятые одним из центральных каналов. Они показывали этих невероятных существ, а секунды спустя, на глазах у всех произошло то самое первое убийство. Отдельные кадры еще не успели зацензурить, поэтому никто из смотревших не был защищен от всех подробностей «инцидента» в прямом эфире. Позже в новостях и газетах так и будут говорить. Не «смерть» или «убийство», а просто безликое слово «инцидент». Как только Дэби увидела на мониторе знакомую патрульную машину и тот самый силуэт, бутылка выскользнула из рук и с грохотом ударилась об пол, обрызгав холодной водой ее ноги. Это был ее отец – Гектор Вудсон, она не хотела в это верить, но слишком хорошо знала эту походку, то, как он слегка припадал на левую ногу из-за старого ранения в бедро. Она закричала так громко, что зазвенело в ушах, все повернулись в ее сторону, но через мгновение уже снова завороженно смотрели на экраны. Кадры все повторялись и повторялись. Подруга спросила Дэби, что случилось и все ли с ней в порядке? Но Дэби, не ответив ни слова, сломя голову побежала к выходу. Слезы заливали глаза, внутри головы что-то полыхало, она уже бежала по парковке к машине. Не с первого раза попав ключом в замок на двери, она все же открыла его и с силой дернув ручку быстро села на водительское сидение. Руки тряслись так, что она не могла даже завести собственный автомобиль. От злости и беспомощности она с силой бросила ключи на соседнее сидение и достала телефон. Слезы предательски капали на экран, не давая задеревеневшим пальцам набрать нужный номер. Она звонила отцу, три раза повторив вызов. Ответа не было. Отчаяние заполняло все ее мысли. С огромным усилием взяв себя в руки, она схватила ключи, завела автомобиль и поехала в центр. До него было всего полчаса езды, но этого было слишком много. Она хотела, как можно скорее добраться до дома, чтобы найти там обоих родителей, особенно отца, который сказал бы ей, что сегодня из-за усилившейся боли в ноге решил остаться дома, а вместо него на дежурство вышел кто-нибудь другой. Кто-нибудь другой, да кто угодно, кроме него. Нужно ли рассказывать, что произошло, когда она узнала правду? Что произошло, когда Тренки приняли решение, что именно ее отцу придется погибнуть в тот день по воле случая? Самое ужасное, что убивали они не просто так, когда нужно было произвести впечатление на толпу, как в моем случае или Дэби, или во всех остальных подобных, а убивали изощренно и жестоко. Их не волновало обеспечить жертве хотя бы безболезненную смерть, нет. Все должно было выглядеть так, чтобы картина произошедшего отпечаталась в мозгу людей надолго и осталась там, как рефлекс, приучив их повиноваться, словно подопытных собак. Тогда я понял, почему именно Дэби приехала ко мне в тот день. Мы оказались товарищами по несчастью по воле существ, которые нам ее навязали. Она рассказала, что случайно нашла Питера в этот же день, увидев странное сообщение в своем телефоне. Он сам послал ей его, они встретились ночью в старой части города и Питер, дал ей туже возможность, что и мне – отомстить. Она приняла ее не раздумывая, так как именно мысль о мести не давала ей сойти с ума, не давала быть слабой, чтобы сдаться своим страданиям и этим существам. Увидев Дэби первый раз тогда на базе, я даже не мог представить, что за ее большими почти детскими глазами, широкой жизнерадостной улыбкой скрывалось все это. Наверное, оказавшись лицом к лицу со своим горем, самым ужасным, что могло произойти с нами, мы с Дэби выбрали этот путь. Страдания, отчаяние и боль не сломили нас, они изменили многое, заставив забыть о прежней жизни, стерли часть наших воспоминаний для того, чтобы мы смогли пережить случившееся. Пройдя, наверное, через самое главное в своих жизнях испытание, мы стали другими и теперь, были готовы ко всему. Деби закончила свой рассказ и грустно улыбнулась, слез в ее глазах не было, думаю их просто там не осталось. Я взял ее руку, лежавшую на столе и крепко сжал. Мне не хотелось больше ничего говорить, и я просто смотрел на нее. Дэби не отняла руки и сжала мою в ответ еще крепче, а затем сказала:

– Спасибо тебе, Рейф, я не жду такой же исповеди от тебя, но если ты захочешь, я всегда готова тебя выслушать. – ее прикосновение было теплым, мне приятно было чувствовать его в своей ладони.

– Дэб, я… – я был растерян и странные чувства вновь смешались в бурлящий поток внутри меня. Странно было осознавать свою способность испытывать желание. Но я не мог этого отрицать. Мне казалось, что я сходил сума, одновременно боялся своих мыслей и хотел просто наконец перестать контролировать себя. Я встал изо стола, подошел к Дэби, она тоже поднялась и не отрываясь смотрела мне в глаза таким пронзительным взглядом, будто могла слышать все, о чем я тогда думал. Обе мои руки скользнули по ее щекам, зарывшись в мягкие волнистые волосы. Я слегка толкнул ее назад и прислонил спиной к стене. Она прерывисто вдохнула.

– Если хочешь, пожалуйста, останови меня. – слово «пожалуйста» в реальности прозвучало, как мольба. Я умолял, но не знал, нужен ли мне был ее ответ. А ее глаза, такие ясные и бесстрашные, чем дольше она смотрела так, тем сильнее они сводили с ума. Я видел, как ее взгляд скользнул вниз по моим губам, подбородку, груди, так низко, как хотела она сама. Пушистый ряд ресниц дрогнул, она прикусила нижнюю губу и снова посмотрела на меня, но на этот раз иначе, словно сквозь туман, который мешал ей сосредоточить темнеющий под бровями взгляд. Я не отпускал ее, все глубже увязая пальцами в теплых волнах золотых волос. Ее руки осторожно прикоснулись к моим, она слегка сжала их своими тонкими пальцами и ответила:

– Я не стану.

Все же, мне нужен был ее ответ. Иначе я просто не мог, хотя и был тогда на грани. Дальше все мои воспоминания остались в памяти словно отдельные кадры старой, изрезанной фотопленки. Помню, как притянул ее к себе и поцеловал, но сделал это будто в первый раз в жизни. Я почти не узнавал сам себя. Все мои движения были резкими, возможно даже грубыми, я так сильно хотел ее. Дэби отвечала мне тем же, но она не просто отвечала взаимным желанием на все мои поцелуи и прикосновения, а буквально не хотела уступать мне ни в чем. Я стянул с нее свитер, затем, слегка согнувшись, обхватил ее бедра руками, выпрямился, потянув ее наверх и еще сильнее прижал к стене своим телом. Обхватив меня сильными ногами за пояс, Дэби тихо рассмеялась и нетерпеливо стянула с меня лонгслив, сразу же прижавшись своей горячей кожей к моей. Ее жар передался мне, как огонь, за секунды вспыхивающий на жидком керосине. Я почувствовал, как высокая температура резкой горячей волной ударила куда-то в затылок, на мгновение перехватило дыхание. Не знаю почему, но я не боялся сделать ей больно. С силой прижав Дэби к себе, от чего она сдавленно вскрикнула, я развернулся вместе с ней и усадил ее на стол. Она небрежно махнула одной рукой и разом сбросила все, что на нем было. Звук бьющегося стекла звучал где-то совсем далеко. Я без труда стянул с нее обтягивающие джинсы, затем белье, что-то треснуло по шву, но мне было все равно. Бросив кусочки тонкой ткани куда-то в сторону, я провел рукой по ее телу от самых губ до низа живота, наслаждаясь гладкостью молочно-белой кожи. Она дрожала, кончики ее пальцев, скользившие по моим плечам и спине, стали влажными и прохладными. Впившись очередным поцелуем мне в шею, она одновременно быстрым движением вытащила ремень из моих джинс, падая на пол он громко звякнул металлической бляшкой о холодный кафель. Одежда, казавшаяся такой ненужной в тот момент наконец-то нам не мешала. Я больше не спрашивал Дэби ни о чем, и она не хотела слышать ничего. Пути назад не было ни для кого из нас. Мы позволили друг другу делать все, чего, возможно, боялись делать раньше. Не ради любви, а просто ради самих себя. Использовали ли мы друг друга как утешение? Возможно. Все запреты, если они вообще существовали, были сняты. Нам было все равно, мы просто хотели друг друга и жадно получали все, что могли взять из этой близости. Иногда она громко вскрикивала, не в силах больше сдерживаться, иногда я делал такое, от чего по спине спускался холод, а желание только возрастало, накрывая лавиной приятного жжения. Она ни разу не остановила меня, а только прижималась все сильнее, выгибаясь навстречу всем телом. Я не знал, сколько времени прошло, и сколько еще мы могли бы вот так исступленно гореть в руках друг друга, но внезапно, с последним движением, все закончилось, и мы просто остановились. Еще примерно с полминуты смотрели друг на друга, восстанавливая сбившееся дыхание. Потом прошло и это. Ясность постепенно возвращалась в наши головы. Я еще раз коснулся ее щеки и провел пальцами по красивой, влажной от пота шее. Когда моя рука остановилась на ее плече, Деби медленно взяла мою ладонь в свою руку, задумчиво посмотрела на нее, затем спустилась со стола и спросила:

– Можно, я приму душ? – ее лицо было совершенно спокойным и, казалось, не выражало никаких эмоций. Только небольшую усталость выдавали слегка проявившиеся темные круги под глазами.

– Конечно – я ответил тише, чем рассчитывал, в горле совсем пересохло.

Отпустив мою руку, Дэби не торопясь пошла в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Все действительно кончилось. Также внезапно, как и началось. Будто каждый из нас одновременно взял и отдал все, что было возможным, все, что было в его силах. Я перевел взгляд на открытую бутылку с водой, оставленную мной рядом с раковиной, подошел и выпил все, что в ней оставалось. Прохладная вода, так приятно утолила жажду, и, казалось, вернула часть истраченных сил назад. Собирая разбросанную на полу одежду, я пару раз наступил на осколки от стаканов или тарелок. Они были повсюду. Одевшись, я отнес вещи Дэби на второй этаж. Затем спустился обратно, нашел половую щетку и принялся подметать пол, хотя и не мог еще до конца прийти в себя. Наткнувшись взглядом на стол, на котором в основном все и произошло, я невольно улыбнулся, до сих пор удивляясь поведению нового себя. Странно, но это все же был я. Настоящий? Возможно. Я пообещал себе позже разобраться с этим вопросом, но не помню, что бы с тех пор я хоть раз снова задумывался об этом. Услышав шаги Дэби, я поспешил закончить с уборкой на кухне.

– Ты все еще здесь? – Дэби спросила меня с таким невинным выражением лица, будто все это время действительно была в душе или вообще в другом месте и никак не была причастна ко всему этому беспорядку.

– Да, пришлось прибрать тут кое-что… – я не успел закончить фразу, как Дэби снова заговорила.

– Да уж, я иногда могу быть неловкой, извини – она виновато пожала плечами, а затем посмотрела на часы. – Ого, уже пять часов, тебе, наверное, пора на вторую базу? Вы с Питером там встречаетесь?

– Да, точно, черт, не думал, что… – я хотел сказать «что мы так увлечемся», но почему-то посчитал странным или даже неуместным напоминать Дэби о том, что произошло всего 15 минут назад. Я негласно согласился, как и она просто не обращать на это особого внимания. После небольшой заминки, я продолжил – Я успею доехать?

– Вполне, если выедешь прямо сейчас. Мне, если честно тоже пора. Нам сейчас все равно какое-то время ехать в одну сторону, так что, если хочешь, могу немного тебя проводить. Хочешь?

– Да, конечно. Сейчас только возьму куртку и ключи.

– Окей, буду ждать тебя на парковке. – она развернулась и пошла ко входной двери. Вот так просто. Я оставался стоять на том же месте еще секунд десять, затем подумал, что, видимо все так и должно быть. Не время тогда было для чувств, мы просто, наверное, помогли друг другу, в общем, сделали то, что должны были. Вот и все. Я стряхнул собранные осколки в мусорное ведро, прошел в гостиную, забрал куртку и ключи и вышел в след за Дэби, закрыв за собой дверь. Обойдя дом с обратной стороны, я спустился на парковку, где Дэби уже ждала меня, прислонившись спиной к дверце своего «жука». Черная глянцевая краска автомобиля и правда напоминала спину одного из жуков, которых я еще мальчишкой ловил на улице вместе с друзьями. Боковые зеркала торчали в стороны, словно усики, закругленный капот автомобиля явно прятал под собой прозрачные крылья или что-то типа того. Единственным, что выбивалось из общего «жучьего» образа были стальные диски на колесах. Они напоминали остро заточенные ножи, собранные в круг и всеми своими гранями-лезвиями так ярко отражали падающий на них тусклый свет от потолочных ламп.

Только, когда Дэби завела мотор, я понял, что под капотом этого жука скрывалось кое-что посерьёзнее тонких крыльев и двигателя стандартной комплектации. Весь автомобиль, хоть снаружи и выглядел, как классическая модель, внутри же был полностью переоборудован под практически гоночный автомобиль. Я заметил это позже по специальной и непростой подвеске, глушителю, дополнительным баллонам с газом и прочим, что неопытному наблюдателю будет заметно далеко не сразу. Теперь оставалось выяснить какую машину оставил мне Питер. Я нажал кнопку на брелке, звук разблокировки дверей послышался где-то недалеко. Нажав кнопку еще раз, я заметил, как слева от меня мигнул фарами средних размеров внедорожник марки автомобилей Range Rover[2]. Одна из самых последних моделей носила название Range Rover Evoque. Я и не сомневался, несмотря на то, что Питер скромничал, описывая автомобиль, он ни за что не оставил бы мне ничего старше последнего года выпуска. Его страсть к хорошим автомобилям была его слабостью. Как человек, входящий в круг самых влиятельных людей Лондона и всей Англии, он мог себе это позволить.

Однажды перед очередным собранием в его доме, Питер попросил меня приехать пораньше, что бы что-то показать. Я думал, что причина будет каким-то образом связана с подготовкой восстания, но ошибся. По приезду он велел мне сразу же спуститься в гараж, как я и сделал. До этого дня я был там всего один раз, когда твой отец впервые повез меня на первую базу. Учитывая, в каком я тогда пребывал состоянии, мне не было особого дела до всех этих отполированных стоявших идеально ровными рядами машин. Да и тогда по какой-то причине большинство из них были накрыты специальным защитным материалом. Теперь я видел, что в гараже находилось не менее тридцати автомобилей, а может, и больше. Все они, как и в первый день стояли четкими рядами и были поделены на пять групп: 1 – лимузины, 2 – автомобили S-класса, 3 – внедорожники, 4 – спорткары, 5 – классические модели, выпущенные до 80-х годов. Я тоже был не равнодушен к автомобилям и увидев все самые последние модели сразу и в одном месте, почувствовал себя пятилетним ребенком в отделе игрушек или на автомобильной выставке. В детстве, когда отец подолгу отсутствовал из-за очередного задания, мама всегда водила меня на них. Видимо, стараясь хоть как-то компенсировать недостаток внимания со стороны отца, она пыталась прививать мне мужские по ее мнению интересы. Поэтому, зачастую наши с ней прогулки посвящались всевозможным выставкам с военной тематикой. В общем, так или иначе, все они были связаны с оружием, автомобилями, различного рода техникой, а иногда даже и боксом. Сейчас, вспоминая все это, я не могу переставать удивляться, как моей матери, такой утонченной и хрупкой на вид женщине хватало смелости приводить меня на бои. Все они обычно проходили в небольших тесных помещениях, где всегда было накурено так, что глаза то и дело слезились от резкого дымного запаха, забивающего нос. Огромное количество постоянно кричащих что-то мужчин, с чьих яростных лиц часто стекали и капали на пол мутноватые капли пота. Все они пребывали в диком возбуждении, делали ставки, о чем-то спорили, заполняя и без того тесные комнаты своими криками, восклицаниями и горячим дыханием. Но мне нравилось и даже не потому, что я так увлекался борьбой или боксом, просто было в этом что-то такое, чего мне, наверное, не хватало в отношениях с отцом. Чисто мужское занятие, как я думал. Конечно, участие я в нем принять не мог из-за возраста, но даже возможность просто смотреть со стороны словно восполняла во мне что-то недостающее. И вот, оказавшись среди всех этих красивых и дорогих игрушек Питера, я не мог перестать представлять себя за рулем одной из них. Я воображал, как мчу на скорости, приближающейся к отметке 300 километров в час по безлюдной трассе. Под капотом я слышу разъярённый рев мотора, практически не смотрю по сторонам, а только вижу постоянно удаляющуюся от меня линию – разметку на асфальте желто-белого цвета. Вместе с ней что-то словно проходит через руль сквозь мои руки, как тонкая проволока, оно впивается в кожу и начинает пронизывать вены, с каждым новым километром проникая внутрь меня все дальше. Обвиваясь вокруг позвоночника, оно с силой сжимает его, заставляя еще глубже вжаться спиной в сидение и до конца утопить педаль газа в пол. Ощущение скорости стало нереальным, я мог бы закричать, но почему-то знал, что это не принесет облегчения.

– О, ты уже здесь! – голос Питера прозвучал неожиданно, и я невольно вздрогнул.

– Черт, Питер! – дрожь, уходя соскользнула с кончиков пальцев, но мне все еще было будто не по себе. Фантазия оказалась слишком яркой и заговорив со мной, Питер буквально выдернул меня обратно в реальность. Я не сердился, но сожалел о том, что все закончилось так быстро.

– Засмотрелся, да? – он с улыбкой указал ладонью на свою коллекцию.

– Да, не удержался, я скажу, что впечатлен, но даже не знаю, есть ли слова, чтобы описать то, что я на самом деле сейчас испытываю.

– Как ребенок?

– Да, наверное.

– Не знал, что ты увлекаешься автомобилями.

– Тоже самое могу сказать и о вас, граф Венсил. Точнее, я не то чтобы увлекаюсь, но однозначно не равнодушен, особенно к спортивным моделям.

– Приятно, это слышать – Питер снова улыбнулся. Я заметил, что ему доставило удовольствие найти единомышленника во мне не только в ментальных вещах, но и в чем-то совершенно обыденном, что свойственно нормальным человеческим отношениям. Без ответственности, чувства долга или чего-то подобного. Вы просто находите общие интересы, делитесь мнениями, даете друг другу советы сидя вечерами в баре или даже дома на кухне за бутылкой-другой любимого пива. Жаль, но нас в тот момент уже связывало еще одно общее дело, которое требовало гораздо большего, а точнее, всей твоей жизни взамен. Но, похоже, мы уже успели с этим смириться, потому, что понимали – иначе никак. Слишком много жизней и судеб зависело от наших решений. Несмотря на все это, Питер не отказался от маленьких радостей, которые позволяли ему чувствовать себя обычным человеком. Пока еще он мог себе это позволить.

– Так, что ты хотел мне показать? – спросил я, наконец вспомнив причину своего визита.

– Надеюсь, что я не сильно отвлек тебя от важных дел, потому что, собственно, ты все уже увидел. – Питер виновато развел руками.

– То есть, это можно назвать моей персональной экскурсией? – спросил я. Питер усмехнулся.

– Если ты не против, то да.

– С чего начнем? – такое предложение однозначно обрадовало меня. Дел и заданий, всегда было достаточно, у каждого, кто принимал участие в подготовке восстания. Прибавить сюда еще уроки стрельбы и я, наверное, был занят около пятнадцати часов в сутки. Так что предложение осмотреть одну из лучших коллекций автомобилей в Лондоне было для меня практически исполнением заветного желания из давно прошедшего и теперь уже такого далекого детства.

– Это я тебя хотел спросить.

– Что ты имеешь в виду? – я действительно не до конца понял вопрос, поэтому и решил уточнить.

– То и имею в виду, на какой хочешь прокатиться?

– Нет… ты, наверное, шутишь, Питер, правда можно?! – я не верил своим ушам, он хотел позволить мне сесть за руль одного из автомобилей, каждый из которых стоил, наверное, не меньше двухсот, а то и трехсот тысяч фунтов стерлингов.

– Ну мы же не в музее. – и правда, он не шутил. Чувство радости, как у пятилетнего мальчишки, которому разрешили сделать то, чего ему так давно хотелось, взрывалось внутри, как бешенные фейерверки. Оно рвалось наружу, заставляя меня чуть ли не кричать от восторга «Урааааа!!!».

– Могу я взять Мустанг? – назвав эту марку, я имел в виду последнюю модель Ford Mustang GT шестого поколения. Я остановил свой выбор на ней потому, что, во-первых, мустанги всегда нравились мне своими корпусами. Глянцевая поверхность так красиво отливала графитовым цветом, всегда узнаваемая форма и, конечно же, невероятные передние фары с современной светодиодной подсветкой. А во-вторых, мощность в 412 лошадиных сил, а также разгон до первой сотни километров в час всего за пять секунд говорили о том, что моя недавняя фантазия была очень близка к тому, чтобы стать реальностью.

– Конечно, ключи в зажигании. А я, если ты не против, прокачусь сегодня на Мазерати. – я услышал слова Питера, когда уже открывал дверь своего мустанга. Я понял, о какой модели он говорил и задержался, чтобы посмотреть на эту красотку. Maserati Alfieri – серебристый сверкающий корпус и практически идеальная обтекаемая форма, делала похожей переднюю часть этого автомобиля на морду хищной акулы, на огромной скорости рассекающую сильное морское течение. Дизайн решетки радиатора напоминал слегка приоткрытую пасть с торчащими оттуда зубами и готовую сразу же заглотить любую добычу. Мощность была почти такой же, как и у моего мустанга – 415 лошадиных сил. Поездка обещала быть интересной. Питер открыл дверь, сел на водительское сидение и завел мотор. Я последовал его примеру. Раздался нетерпеливый рев моторов и мерный рокот двигателей. Они были разными, словно у каждого свой характер, но любой из них чертовски приятно ласкал слух, от чего в груди что-то весело подрагивало. Питер не спеша направил автомобиль в сторону выезда, я поехал следом. Мы не стали разгоняться рядом с домом, и решили доехать до заброшенной трассы. Асфальт на ней все еще был приличный, но она была выведена из эксплуатации уже три года, так как на замену ей проложили новую, состоящую из восьми полос в каждую сторону. Она проходила немного южнее прежней и теперь удовлетворяла всем требованиям водителей, а также жителей близлежащих домов с точки зрения звукоизоляции, эргономичности и чего-то еще подобного. А вот нас с Питером старая трасса вполне устраивала. Для хорошего разгона нам нужна была достаточно длинная прямая дистанция и относительно ровная поверхность. Мы собирались мне просто поездить туда-сюда, проверяя двигатели, а решили еще и немного подурачиться и выяснить, кто кого обставит и быстрее придет к назначенному финишу. Добравшись до места, мы остановились. Мне захотелось немного осмотреться на местности, поэтому я заглушил двигатель и вышел из машины. Погода в тот день особо не радовала, была середина осени. Воздух уже стал достаточно холодным и любое, даже слабое дуновение ветра заставляло ежиться, и глубже втягивать шею, прячась за воротником куртки. Небо было полностью затянуто серовато-фиолетовыми облаками, в отдельных местах они сгущались, обещая совсем скоро пролиться долгим дождем. По краям дороги вся трава уже пожелтела и на фоне темнеющих туч смотрелась как-то очень уж контрастно, отливая матовым золотым свечением.

– Ну что, на каком километре у нас будет финиш? – облокотившись на открытую дверь своего мазерати, Питер с нетерпеливым взглядом мальчишки ждал моего ответа.

– Думаю на пятьдесят восьмом. Не против длинных дистанций? – когда еще мне могло посчастливиться сесть за руль любимого мустанга я не знал, так что решил взять от этой возможности все.

– Только за, тем более я думаю, что скоро пойдет дождь, а это только прибавит нам веселья, согласен? – я усмехнулся.

– Согласен.

Ну, тогда, к штурвалу, мой друг – Питер манерно отдал мне честь, вернулся на водительское сидение, закрыл дверь и завел мотор. Задние огни его автомобиля плавно вспыхнули, будто сам мазерати вызывающе подмигнул мне. Я тоже сел за руль, повернул ключ зажигания и снова почувствовал, как приятно в руках отдавалось рычание двигателя. Я подъехал и встал параллельно с автомобилем Питера. Он повернул голову ко мне и, довольно улыбаясь, губами произнес что-то вроде «Погнали» или «Поехали». Я кивнул, и мы одновременно нажали на педали газа. Оба автомобиля громко взвизгнули резиновыми покрышками, будто гончие собаки, которым наконец-то разрешили пуститься в погоню за дичью. Я сам это чувствовал, когда мы еще только подъезжали к трассе. Как мустанг словно нетерпеливо подергивал всем своим корпусом вперед, упрашивая меня дать ему возможность показать все, на что он действительно способен. Он словно просил дать ему ту скорость, для которой он был создан. А эта медленная езда – нет, она точно не для него. И в тот момент я был безумно рад тому, что больше не было нужно его сдерживать. Оставив за собой черные полосы и немного дыма от сгоревшей резины, наши автомобили яростно рванулись вперед. В первую секунду оба их корпуса слегка повело в стороны от резкой смены скоростей, но уже через мгновение они рьяно мчались по прямой, то и дело, по очереди выставляя красивые бамперы один впереди другого. Казалось, какая-то ожившая внутри них сила тоже хотела победить в этой гонке. Я полностью сосредоточился на дороге. Еще пара секунд и стрелка на спидометре уже миновала отметку в сто километров в час. Теперь скорость начинала чувствоваться совсем по-другому. Точнее, я все меньше мог оценивать адекватно, как быстро несся мой мустанг по безлюдной трассе. Пошел дождь, поначалу еще редкие капли прочерчивали прозрачные водяные полоски на лобовом стекле. Они становились все длиннее и тоньше по мере того, как я все сильнее давил на педаль. Где-то внутри меня разгорался азарт. Непонятное чувство, напоминающее неутолимый голод. Мне хотелось еще больше, еще быстрее, только бы эта дорога не заканчивалась. Я посмотрел в сторону Питера – он не отставал ни на дюйм и по его сосредоточенному лицу было видно, что сдаваться он не собирался. Будто что-то почувствовав, он тоже посмотрел на меня сквозь стекло своей правой двери и внезапно повернул руль в мою сторону. Наши автомобили сблизились на опасное расстояние, и я машинально подал немного влево. Колеса громко зашуршали, попав на обочину, а меня даже пару раз тряхнуло, несмотря на хорошую подвеску. Я чувствовал, как мустанг начало вести из стороны в сторону. От дождя дорога стала более скользкой, но я не хотел терять управление, поэтому с наслаждением сжал руль и со всей силы вдавил педаль газа в пол. Покрышки снова оглушающе взвизгнули, но звук долетел до меня лишь урывками, я слишком быстро удалялся от него в другую сторону. Автомобиль выровнялся, а я почувствовал, как меня приятно вдавливает в мягкую спинку водительского сидения. Главное было не выпускать руль. Я снова поравнялся с самодовольным Питером в его мазерати. Показалась табличка с финишным числом 58. Краем глаза он заметил, что я снова угрожаю его победе, от чего сильнее сжал руки на руле, я заметил это по проступившим сквозь тонкие рукава рельефам мышц. Оставалось совсем немного, чуть меньше половины километра отделяли нас от завершения гонки, момента, когда нам пришлось бы затормозить. Все вот-вот должно было закончиться и мне хотелось из этих последних секунд ощутить всю скорость, какую еще только было возможно получить в этом мустанге. Говорят, перед смертью не надышишься. Так оно и есть, тогда мне казалось, что остановка – это как маленькая смерть, тебе перекрывают кислород, лишают этой желанной скорости и все, конец. «Ну давай, даваааай» – говорил я то ли про себя, то ли кричал во весь голос, не могу сказать точно, так как все, что я слышал в те последние мгновения – был звук ревущего мотора, которому будто уже было тесно там под капотом. На скорости 287 километров в час мы одновременно пересекли финишную черту. Резко затормозив, мы оба выбежали из наших автомобилей и, как дети начали подпрыгивать в воздухе, кричать что-то несвязное, просто сходить с ума. Адреналин зашкаливал, сердце с силой колотилось о ребра и вот-вот могло выскочить. Глубоко дыша, Питер воскликнул:

– Ууууху! Мы это сделали, Рейф!!! Мы это сделали! – он кричал во весь голос, но шум больших капель дождя с силой разбивавшихся о мокрый асфальт заглушал его. Поэтому я ответил протяжным волчьем воем, и через секунду мы уже выли вдвоем, стоя на пятьдесят восьмом километре заброшенной трассы под дождем. Я не думал ни о чем и был счастлив. В конце мы обнялись, похлопав друг друга по плечу, еще раз рассмеялись и лишь несколько минут спустя смогли начать нормально разговаривать, не переходя снова на вой. Это стало одним из по-настоящему счастливых моих воспоминаний с того момента, как я помог Питеру возглавить первое восстание против Тренков.

Не знаю, какое время я тогда еще стоял неподвижно с ключом зажигания в руках, осматривая свой Range Rover, когда видимо у Дэби закончилось терпение, и она наконец окликнула меня.

– Эй, ты долго еще собираешься так стоять? Может, поедем?

– Да, извини – я виновато улыбнулся, открыл дверь, сел в удобное кожаное кресло и завел двигатель. «Да уж, времянка» – подумал я.

Дэби нетерпеливо нажала на газ, после чего ее черный жук ловко развернулся и быстро выехал с парковки. Я поехал следом, отметив, что мой внедорожник, несмотря на крупные габариты, тоже отличался довольно хорошей маневренностью. На небольшом отрезке дороги, соединяющей пригород с городом, Дэби позволила себе ускориться, да так, что мне тоже пришлось стараться не отставать от нее. Заехав в город, мы ехали со средней скоростью, так как не хотели привлекать к себе особого внимания, но Дэби и здесь умудрялась лихачить. Обгоняя сонных водителей, она перестраивалась из одного ряда в другой так ловко, что те порой даже не успевали просигналить ей, а лишь с растерянными лицами и широко открытыми глазами смотрели в след удалявшемуся автомобилю. Мне же приходилось либо искать объездные пути, либо успевать перестраиваться практически одновременно с Дэби, чтобы не создавать аварийных ситуаций. В общем, в тот день, эта девушка заставила меня изрядно понервничать. В любом случае, несмотря на достаточное количество машин на дороге, Питер выбрал хорошее время для собрания. Все водители возвращались с работы, забирали детей из детских садов, спешили в магазин за продуктами для ужина или по другим важным делам, поэтому мы с Дэби легко смоги затеряться в плотном потоке машин. Когда мы остановились около очередного светофора в соседних рядах, Дэби подала мне знак и опустила стекло, я сделал тоже самое. Она слегка наклонилась в мою сторону и сказала:

– Включи радио на пустую волну. – я был слегка удивлен такому необычному предложению, поэтому решил переспросить.

– Что? – Деби недовольно закатила глаза.

– Просто делай, что я говорю! – в ее голосе на этот раз послышался уже более настойчивый, даже командный тон. И все же, она была далеко не так проста, как я предполагал, а если бы я даже оказался прав, все равно, ей однозначно очень подходила такая манера поведения. Я поднял стекло и покрутив джойстиком на магнитоле переключился на ближайшую пустую волну.

– Автоэкспресс Дэби Битл приветствует вас, надеюсь, ваши сидения достаточно мягкие, а проголодались вы не сильно, так как ужин, к сожалению, не включен в стоимость ваших билетов. – Дэби улыбнулась, в руке она держала что-то небольшое и черное, а затем продолжила имитировать голос вежливой бортпроводницы – по правую руку вы найдете вашу персональную рацию, при помощи которой вы можете высказать все ваши недовольства, на которые нам плевать.

Я посмотрел направо и увидел рядом с коробкой передач небольшую панель черного цвета, к которой крепилась портативная беспроводная рация. Я с легкостью вытащил ее из гнезда и, нажав кнопку для передачи звука сказал:

– Милочка, будьте добры стакан апельсинового сока, пожалуйста. – в ответ послышалось небольшое шуршание, а затем голос Дэби произнес:

– Вижу, что ты быстро разобрался с техникой, рада за тебя.

– Спасибо, удобная штука.

– Да, она есть в автомобиле каждого повстанца для быстрой связи, даже в самых плохих условиях приема. Эта станция зашифрована, так что любая прослушка исключена.

– Если только никто не проболтается. – Дэби немного помедлила с ответом, а потом, будто не обратив внимания на мои слова заговорила уже более серьезным тоном.

– На следующем светофоре мне нужно будет повернуть налево, а ты поедешь прямо до пересечения с Витчер роуд, после этого автоматически включится навигатор. Следуй всем его указаниям и будешь на месте минут через пятнадцать. Там уже тебя встретит Питер. Вопросы есть?

– Нет, все понятно. Ты сегодня весь вечер пробудешь на первой базе?

– Да, мне там есть чем заняться. Общее собрание будет проводится в пятницу ночью на четвертой базе или в месте, которое выберет Питер. Скорее всего, там и встретимся в следующий раз.

– Понял.

– Значит, у меня все. Ладно, мне пора сворачивать. Хорошо тебе добраться. Конец связи.

Я увидел в окно, как Дэби положила свою рацию, включила левый поворотник и повернула на Уэст Гершир стрит. Она дала по газам и ее автомобиль начал резко удаляться, бликуя всем своим блестящим черным корпусом под светом загоравшихся уличных фонарей.

[1]Маунт роуд – улица в северо-восточной части Лондона

[2] Land Rover Range Rover – полноразмерный люксовый полноприводный внедорожник, выпускаемый британской компанией Land Rover. Является флагманской моделью компании. Производство Range Rover началось с 1970 года, с 2012 года выпускаются автомобили четвёртого поколения

Глава 18 Исповедь Рейфа. Новые Знакомства

Сосредоточившись на поездке, в течение которой я до этого то и дело опасался за сохранность машин, которым «посчастливилось» ехать рядом с Дэби, я не обратил внимания, как начало смеркаться. Как она и предсказала после того, как я проехал Витчер Роуд, на приборной панели загорелся небольшой монитор. Всю дорогу до конечного пункта мне указывал равнодушным тоном синтетический голос программы. Чем дольше он говорил, тем сильнее каждое слово отдавалось металлическим звоном в ушах. На очередном повороте я подумал, что неплохо было бы, если бы он наконец замолчал, но выбора у меня к сожалению, не было, так что пришлось смириться и ждать конца поездки. Через некоторое время я заметил, что жилые постройки на моем пути уже не попадались. Трехполосная дорога неожиданно превратилась в двухполосную, началась складская зона. Я понял это потому, что первым, что я увидел оказался внушительных размеров амбар, полностью крытый алюминиевыми листами. Такие обычно использовались для хранения крупногабаритного груза, а иногда даже для стоянки небольших частный самолетов. Чуть правее я как раз успел разглядеть небольшую посадочную полосу со всех сторон окруженную зеленым полем. Дальше мне уже начали встречаться более мелкие сооружения почти без окон, скорее всего это были небольшие склады или что-то типа того. Наконец, когда программа на карте показала последние 500 метров до окончания маршрута, впереди показался целый ряд высоких железных боксов, в которых торговцы или их посредники обычно оставляли груз с целью длительной передержки. Некоторые забывая, оставляли брошенными сразу по нескольку таких контейнеров. Кто-то же напротив держал в них что-то, не желая оставлять на виду возможно запрещенное содержимое, будь то контрабандные товары, поддельные купюры или наркотики. В любом случае, место было вполне подходящим, так как случайного прохожего здесь можно было встретить крайне редко, а кого-то из представителей высшего света и подавно. Доехав до последней точки на карте, я, не дожидаясь подтверждения уже поднадоевшего мне голоса, отключил навигатор и вышел из машины. Прошло около двух минут, но Питера все еще не было видно. Я посмотрел в одну сторону, затем в другую – никого. Солнце уже почти село и небо приобрело темно-синий, почти черный оттенок, и только редкие уличные фонари круглыми пятнами белели наверху, опуская вниз пирамиды холодного света. И вот, в одной из таких пирамид метрах двадцати от себя я заметил силуэт, приближавшийся ко мне со скоростью человека, идущего быстрым шагом. Напрягая зрение, я настороженно смотрел в его сторону еще некоторое время, после чего понял, это был Питер. Подойдя ко мне, он пожал мне руку и одновременно прижал указательный палец к губам, тем самым запретив мне говорить. Затем сам произнес всего одно слово:

– Идем.

Он отпустил мою руку, развернулся и пошел по направлению к металлическим боксам. Сперва я подумал, что Питер, видимо, сейчас откроет один из них, но моя догадка оказалась неверной. Остановившись около бокса белого цвета он сделал несколько шагов вправо. Теперь он стоял напротив небольшой щели, которую образовывали тот же белый бокс и его сосед выцветшего красного цвета. Повернувшись боком, Питер сделал два больших шага вперед и исчез в узком проеме. Мне ничего не оставалось делать, кроме как пойти следом. Оказавшись в полностью лишенном света пространстве, я на секунду потерял ощущение реальности, словно почувствовал себя в безграничном вакууме, в котором понятие трехмерного измерения отсутствовало напрочь. У меня закружилась голова и лишь тонкая полоска тусклого света впереди, видимо пробивавшаяся поверх головы Питера давала мне ориентир для движения. Звуки наших шагов и одежды трущейся о неровные стены как-то неприятно и глухо отдавались от поверхности, от чего ощущение клаустрофобии нагнетало с двойной силой. Какими же длинными были эти контейнеры. В них, наверное, без труда поместилась бы одна из яхт немалого размера, какие были или должны были быть у каждого второго уважающего себя бизнесмена или политика в этом городе. Как выяснилось чуть позже, таких проходов мне предстояло преодолеть еще три или четыре, пока наконец Питер не остановился и не сказал:

– Все, мы почти на месте. Теперь можно говорить.

– А я уж подумал, что это игра вечера. Мы идем на базу, так?

– Да, просто путь до нее вот с такими препятствиями. – Питер указал рукой на последний проход, из которого мы вышли. Он был немного свободнее остальных, благодаря чему мы уже шли не боком, а просто друг за другом.

– То есть полных в свою команду не берете? – Питер сначала не до конца понял шутку, а затем рассмеялся.

– А ты шутник, Рейф. Не знаю, просто так вышло, что все повстанцы смогли здесь пройти. Да и само место очень нам подходит. Как думаешь? Какой из них наш?

– Ты хочешь сказать, что вторая база располагается в одном из этих боксов?

– Именно, точнее хорошо под него замаскирована. Ну? Я жду ответа.

Я окинул взглядом огромную стену, состоявшую из множества контейнеров высотой с трехэтажный дом. Все они были разного цвета, какие-то уже совсем выцветшие и облезшие, другие же, наоборот, еще блестели от недавно нанесенной краски. Их было слишком много. Какие-то стояли совсем плотно друг к другу, образовывая некое подобие гигантского детского конструктора. Другие же стояли более разрозненно, между ними виднелись заметные чернеющие щели, похожие на ту, из которой вышли мы с Питером. Я никак не мог принять решение, на каком их боксов остановить свой выбор. Ни один из них не напоминал мне в достаточной степени вход на одну из секретных баз повстанцев.

– Синий? – с опаской спросил я. Губы Питера растянулись в довольной улыбке.

– Ну, значит, хорошая у нас маскировка! Нет, мой друг, вы ошиблись! И спасибо вам за это! Идем!

Мы вплотную подошли к одному из боксов, стоявших прямо на земле. Да, он был не синего цвета и не красного, и не белого. Металлическая поверхность была местами весьма сильно изъедена ржавчиной, старые слои разноцветной краски кучерявились подобно отстающей коре на старом дереве. На этот раз я не стал ничему удивляться, а лишь следил за действиями Питера. Он взялся за одну из огромных щеколд, на которую закрывались двери бокса и с силой отодвинул ее в сторону. Одна из дверей скрипя противным железным звуком открылась нам на встречу. За ней не было видно ничего, кроме полной темноты. Питер уверенно шагнул вперед, я последовал за ним. Мои плечи и шея невольно напряглись от того, что я не знал, куда именно наступаю и боялся провалиться в одну из возможно существующих ям. Как только обе мои ноги оказались внутри бокса, Питер повернулся и закрыл за нами обе двери, постаравшись не стукнуть их друг о друга. Ржавые петли и без того издавали душераздирающий скрежет.

– Надо, наверное, смазать, а то аж уши закладывает. – предложил я.

– Да, хорошая идея, напомни потом, как будем возвращаться. Кто знает, где этим Тренкам вздумается бродить. – голос Питера вроде звучал рядом, но, оказавшись снова в кромешной темноте, я не мог полностью адекватно оценивать пространство вокруг себя.

– Не бойся, просто иди за мной. – видимо, понимая некоторое мое замешательство, Питер решил меня подбодрить. Стоило нам сделать несколько шагов, как вверху одна за одной начали загораться яркие длинные лампы. Это напомнило мне вчерашнюю ночь, когда мы с Питером зашли в казалось бы полуразвалившийся сарай. Конечно, продумано было все очень грамотно. Незнающий человек конечно и мог по ошибке или из любопытства зайти сюда, но вряд ли ему захотелось бы пройти дальше в этот старый заброшенный контейнер. Ведь он не знал, о том, что специальный датчик движения, включающий освещение, срабатывал только на расстоянии десяти метров от входа. Пройдя почти до противоположной стены на этот раз мы никого не встретили на своем пути. Мне становилось все любопытнее, и я не удержался от вопроса.

– Что? Снова вниз? – Питер улыбнулся, но лицо его быстро стало серьезным.

– Нет, сегодня только прямо.

Мы снова остановились, перед нами была обычная стена, полностью состоявшая из цельного металлического листа. Ни швов, ни стыков, ничего, хоть как-то намекающего на потайную дверь.

– И сейчас?

– Без вариантов.

Питер принялся обшаривать сверху вниз волнообразные выступы на стене. В одном из мест его правая рука, нащупав что-то маленькое в форме кнопки, остановилась и вдавила ее большим пальцем внутрь. В эту же секунду по всей стене со звуком прокатилась дрожь, и она начала подниматься, становясь все меньше и исчезая где-то в расщелине под потолком. За ней, как ни странно, оказалась еще одна стена, только теперь на вид она напоминала специально укрепленный бронированный пласт с небольшой дверью, в верхней правой части которой крепилась специальная панель с кнопками и двумя лампочками. Одна из них, также, как и вчера горела красным. Набрав короткую комбинацию, Питер снова произнес пароль: «Королева красит розы в красный цвет» и дверь сдвинулась влево. Перед нами открылся проход, и я увидел вторую базу, представлявшую из себя такой же длинный коридор с различными видами оружия, крепившимися вдоль каждой из стен. Я уже было хотел сослаться на эффект «де жав ю», но, присмотревшись внимательнее понял, что ни одно из лиц здесь мне не было знакомо. И я в очередной раз убедился, что людей, которые были против Тренков вместе с их новым режимом, было гораздо больше, чем я себе представлял. И именно из-за этого тогда и потом меня постоянно будут преследовать два противоречивых чувства. Я слишком много уделял им внимания и поздно понял, что не может быть одного без другого. Конечно, я был очень рад узнать о том, что у меня есть единомышленники, которых не мало. Это будто отдаляло от меня гнетущее чувство одиночества. Теперь я мог считать себя частью большого движения, единого целого с общими целями и стремлениями. Благородно и достойно, ведь так? Да, конечно, именно так. Но вместе с тем, находясь вместе Питером во главе Первого восстания я не мог избавиться от сдавливающего со всех сторон чувства ответственности за жизни всех этих людей. Они так просто доверили их мне, без оглядки, да, у каждого была своя причина, личная или вызванная какими-то общими порывами, не важно. Всегда кто-то умирал, и я никак не мог этому помешать. На сколько хорошо бы ни была продумана твоя стратегия, план или что там еще, противник всегда найдет способ нанести тебе ущерб. Ты стараешься не обращать на этот неизбежный факт внимания, сосредоточившись лишь на конечной цели – победе, но жертвы будут. Стоило нам с Питером войти, как повторилось практически все, что произошло прошлой ночью. Все побегали к нам с горящими от нетерпения и возбуждения глазами, жали мне руки, что-то говорили, кто-то даже кричал. А я стоял, словно обездвиженный и мог тогда думать лишь об одном. Они все так ждали этого вечера, они совсем не знали меня, но готовы были доверить мне все, что у них было самого ценного – их жизни и надежды на светлое будущее. Доверить мне, как человеку, потерявшему все это в одночасье. Какой-то злой рок распорядился моей судьбой так, что только потеряв все, я смог дать что-то другим. Закон сохранения энергии и полное отсутствие выбора в моем понимании – коктейль безумца. Что ж, до дна. И так происходило на всех базах – потайное место, заброшенный завод, даже чья-то квартира или дом служили нам местом для собраний, хранения боеприпасов и оборудования. Как всегда, нас с Питером встречали восторженные крики, рукопожатия, за один вечер перед моими глазами появлялось столько лиц, что к рассвету в голове уже бурлила каша из десятков разговоров, имен и образов. В тот вечер после официального представления меня второй базе Питер терпеливо ждал, пока все, кто изъявил желание, а таких было не мало не подошли и не поговорили со мной. Кто-то просто кратко представлялся и тут же возвращался к своим делам, кто-то говорил без умолку, пока его с силой не отпихивали в сторону другие желающие. В общем, полное погружение в среду. Когда все наконец закончилось, Питер подозвал меня, затем еще троих мужчин и попросил нас пройти с ним для обсуждения одного вопроса. Дойдя до конца базы, мы свернули налево и оказались в небольшом помещении, отдаленно напомнившем мне переговорную комнату. Стены были светлыми, как и по всей базе оснащены большими панелями с яркой подсветкой. На двух из них я увидел наложенные сверху карты. На одной был изображен весь Лондон с четырьмя красными пометками, как я позже догадался – они обозначали место расположения наших основных баз. А на второй был увеличен отдельно взятый северный район, в котором мы и находились в тот момент. На большом столе овальной формы, стоящем посередине комнаты, также была размещена и подсвечена карта всего города с прилегающими территориями. Каких-либо надписей или заметок на ней я не увидел. Мы встали вокруг стола. Я стоял рядом с Питером, а трое других напротив нас. Я уже не помнил, успел ли я с ними поговорить или хотя бы поздороваться за время представления и знакомства по меньшей мере с четырьмя или пятью десятками незнакомых мне людей. Питер же с легкостью избавил меня от нарастающего чувства неловкости, когда предложил еще раз представить нас друг другу.

– Господа, думаю нет нужды еще раз представлять человека, стоящего перед вами, однако, учитывая минувший ажиотаж, позвольте мне еще раз представить вас мистеру Кипбриджу. – троица одобрительно кивнула, и Питер продолжил.

– Рейф, это трое отличных ребят и моих хороших друзей, возможно, ты не раз видел их на заседаниях в парламенте. Знакомься, граф Роб Норфолк, Роб, как и я является носителем одной из древнейших фамилий Англии, ведет свой бизнес по производству деталей для военных подлодок, в том числе и специального боевого снаряжения. Благодаря ему у нас есть все необходимое для наблюдения за происходящей ситуацией под водой. Правда же здорово? – навстречу мне протянул руку мужчина среднего роста, как, впрочем, и внешности. Его светлые волосы и брови делали лицо невыразительным, оставляя заметным на нем только светло-карие глаза. Тогда ему было около сорока лет. Черная кепка, надвинутая на лоб прикрывала довольно глубокие морщины, протянувшиеся от виска до виска. Он смотрел на меня открыто и слегка улыбаясь, ждал ответного рукопожатия.

– Граф, Норфолк, для меня большая честь познакомиться с вами особенно в сложившихся обстоятельствах. – начал было я со всей официальностью, но Роб опередил меня.

– Да, ладно, просто Роб, давай не будем усложнять, и без того забот хватает – он посмотрел на остальных своих товарищей и все засмеялись.

– Хорошо, тогда и меня попрошу называть просто по имени – я с небольшим укором посмотрел на Питера, а тот виновато сжал губы и подняв брови вверх вместе с обеими руками ответил:

– Все, понял, только по имени. Привычка, знаете ли, не каждый день планируешь восстание. – все снова засмеялись, хотя глаза у каждого из четырех были серьезными. Да уж, не каждый день. – Ладно, времени у нас не много, так что, Рейф представляю тебе барона Эррола Клифорда – знает лично каждого бизнесмена в этом городе, что нам очень будет полезно для привлечения новых союзников в будущем. И мистера Юджина Брауна, как раз одного из бизнесменов, у него свое дело по добыче полезных ископаемых к северо-западу отсюда. Владеет лично двумя шахтами и прекрасно разбирается в системе подземных ходов города.

Я по очереди пожал обоим руки и не мог не заметить их разительных различий, которые особенно бросались в глаза, так как стояли они плечом к плечу. Эррол был небольшого роста и немного сутулился, от чего казался еще более приземистым. Худощавое телосложение не могли скрыть даже свободная полувоенная форма и надетый поверх нее бронежилет, который похоже, доставлял Эрролу немало неудобств. Переступая с ноги на ногу, он то и дело выгибал спину или подпирал бок одной рукой. Его небольшая голова смешно торчала на тонкой шее из воротника куртки, а острый нос делал его похожим на цыпленка, который едва успел сменить желтый пух на обычные перья. Он был гораздо моложе Роба, примерно моего возраста, но благодаря своему характеру, общительности и обезоруживающей искренности легко нашел себе друзей в высших кругах. Те общались с ним скорее снисходительно, но вместе с тем понимали, что его связи могут когда-нибудь оказаться им полезными. Его маленькая почти женская рука с тонкими пальцами и аккуратным маникюром на каждом ногте показалась мне даже немного хрупкой. Я удивился, когда узнал, что с Юджином они были давними друзьями, чуть ли не со школы. Высокий, крепкий парень смотрел на меня внимательно и с любопытством. Его сложенные на груди мускулистые руки казались огромными. Как я позже узнал за разговором, он вырос в семье обычного шахтера и всегда стремился помогать отцу, едва смог оторвать кирку от земли. Не успело ему исполниться пятнадцать, как у отца обнаружили один из редких вирусов, похожих на пневмонию. Болезнь протекала стремительно, на глазах меняя человека, превращая его в подобие высушенного под палящим солнцем плода. Всего за каких-то десять дней они с матерью потеряли кормильца и остались вдвоем. Это оказалось тяжелым испытанием в его возрасте, но он не опустил руки, а пошел по стопам отца. Проработав пару лет обычным шахтером с киркой в мозолистых руках, он не жаловался, а лишь добросовестно трудился, что не могли не заметить старшие по должности. Сначала его повысили до бригадира, затем, еще через пару лет до помощника главного инженера. Юджин никогда не боялся работы, все задания выполнял с усердием, одновременно как губка впитывая в себя все, чему только можно было научиться на шахте. И вот, в один из дней, проводя свои личные исследования почвы и грунта в тридцати километров от действующего разреза он случайно обнаруживает месторождение одного из редких минералов. Открывает собственную шахту, нанимает рабочих, а вскоре выкупает ту самую шахту, на которой начал работать еще ребенком вместе с отцом. Грамотно построенная система работы на обоих предприятиях позволила ему не просто забыть о бедности, а стать одним из преуспевающих бизнесменов города. Странным и нелогичным казалось его решение рискнуть всем, что досталось ему нелегким трудом ради неопределенного будущего, но, видимо, у этого молчаливого и немного угрюмого на вид парня были свои соображения на этот счет. Пожав мне руку своей широкой шершавой ладонью, он не произнес ни слова, и я ответил тем же.

– Ну вот, теперь давайте приступим к обсуждению. Прошу всех садиться. – сам Питер подошел к карте, на которой изображался весь северный район и взял в руки раскладную металлическую указку – так как все наше восстание только встает на ноги и существует буквально несколько дней, я считаю важным обозначить цель и основные направления наших действий. Вы трое отвечаете за северный район, поэтому, в первую очередь хочу выслушать ваше видение сложившейся ситуации. Рейф, твое мнение, само собой интересно нам всем, так что включайся.

Услышав собственное имя, я неосознанно выпрямился и сосредоточил взгляд на карте.

– Хорошо.

Первым начал граф Норфолк.

– Я считаю, что главная наша цель – это изгнание Тренков из нашего города и вообще из страны. – Эролл резко повернул голову в его сторону, и практически подпрыгнув на своем стуле, высоким голосом произнес:

– И все? А остальные страны? – тут же подключился Юджин, я впервые услышал, как он своим густым басом добавил:

– Даже если нам удастся их изгнать, что помешает Тренкам переключившись на соседей настроить их против нас и тем самым начать войну?

Было понятно, что Питеру явно нравился ход мыслей Юджина, а Роб хоть и не нашелся с ответом, тоже закивал головой.

– И как вы собираетесь это сделать? – поинтересовался я.

– У нас достаточно оружия и бойцов для того, чтобы организовать массовое нападение, нужно только хорошо все продумать… – я не дал Эроллу закончить и встав со своего места, подошел к Питеру. Все трое молча наблюдали за мной.

– Продумать мало, вы же все прекрасно помните, как в первый день королевская охрана, озвучив последнее предупреждение, открыла по ним огонь. А что было дальше? Припоминаете?

– Они повалили ворота и ограду королевского дворца – быстро ответил Роб.

– Да, но самое главное – пули отскакивали от их шкур словно теннисные мячики от стены. К тому же, учитывая, с какой легкостью всего трое из них вырвали из земли бетонные столбы ограждения, следует сделать выводы…

– Что их сила в несколько раз превышает человеческую – Юджин медленно и задумчиво произнес каждое слово. – То есть, ты хочешь сказать, что обычные пули им как слону дробинка?

– Именно, прежде чем планировать какое-либо нападение, нам нужно как можно больше о них узнать, что это за существа, откуда они пришли и как им противостоять на равных.

– А пока, пусть делают из страны свою песочницу? – высказал Роб, в его голосе чувствовалось нарастающее раздражение.

– У нас нет выбора, иначе вся наша затея может потерпеть, неудачу едва начавшись. – Питер вмешался в закипающий между нами спор весьма вовремя. Все разом посмотрели на него, и напряжение, копившееся в воздухе, разрядилось, словно молния, попавшая в громоотвод. Он всегда действовал на окружающих именно так, заставляя прислушиваться к его мнению, как к единственно верному. В большинстве случаев он всегда оказывался прав и порой поражал даже меня своей рассудительностью. Многие обращались к нему за советами или просто иногда приходили поговорить о том, что их волновало. А Питер в свою очередь никогда и никому не отказывал, он понимал, что это отчасти было его долгом, как главы восстания и просто человека, которому было не все равно. Я видел, как сильно это его изматывало, он искренне сопереживал всем, кто к нему обращался и этого не могла не замечать графиня. Иногда, приходя к вам домой вместе с Питером или на очередное собрание, которое проводилось в тайне среди представителей от каждой базы, я слышал, как твои родители ссорились. Точнее Эмили всегда спрашивала, сколько еще это может продолжаться, говорила, что это опасно для вашей семьи, но Питер и слушать не хотел, а лишь повторял, что она должна быть сильной, а он сам не может иначе.

– Хорошо, но хоть что-то мы можем еще делать, кроме как заниматься исследованиями? – смирившись спросил Роб.

Эролл внезапно, словно лампочка зажегся идеей.

– Конечно можем, нам необходимо наладить безопасную для нас самих связь с общественностью. – меня заинтересовала его мысль, и я решил уточнить.

– При помощи интернета, листовок, объявлений? Чего именно?

– Да всего, что только позволит нам оставаться анонимными, Питер, ведь ты многих привлек именно через объявления в интернете? Расскажи, как ты это сделал?

Питер внимательно посмотрел на Эролла, будто пытаясь понять, о чем именно тот его спрашивал.

– Ах, да, но это был не совсем я, мне здорово помогли наши хакеры с первой базы – Кит и Макс. Они вроде как создали специальный сайт, объявление о котором высвечивается только у пользователей, которые до этого вводили в поисковых системах определенные запросы, связанные с Тренками. Причем, они так ловко все запрограммировали, что посторонним невозможно отследить ни владельцев сайта, ни тех, кто когда-либо на него заходил.

– Да уж, ловко, значит, эту идею ни в коем случае нельзя забрасывать, она обеспечит нам приток молодежи, а именно тех, кто сейчас является одной из целевых аудиторий и для Тренков тоже – закончив, Эролл о чем-то серьезно задумался, поглаживая острый подбородок указательным и большим пальцами. Следом вмешался Юджин.

– Я считаю, что так или иначе, оружие все же не стоит списывать со счетов. У Тренков уже сейчас достаточно союзников. И союзники эти – такие же люди, как мы с вами. Оно как минимум понадобится нам для защиты в критической ситуации, а если обычные пули, как ты говоришь, Рейф, Тренков не берут, нам необходимо обзавестись и пополнить запасы калибров покрупнее. Роб, думаю, это и по твоей части. Сможешь что-нибудь выдернуть из своих подлодок? – Роб, будто благодарный, за то, что наконец обратились к нему, сорвался с места и, опершись обеими руками о столешницу оживленно ответил почти сорвавшимся голосом:

– Конечно, есть пара идей!

– Отлично, тогда к завтрашнему дню, ждем от тебя список по оружию – подвел итог Питер. Роб охотно сел обратно на свое место, и, словно школьник, получивший долгожданное задание, взял чистый лист бумаги, достал дорогую перьевую ручку и аккуратным почерком с сильным наклоном принялся делать важные пометки. На этот вечер его можно было считать пропавшим для нашей беседы. Да никто особо и не был против. Мы пол ночи провели за обсуждениями нашей стратегии и ближайших действий. Особо острых споров между нами больше не возникало, возможно, отчасти благодаря тому, что Роб был всецело поглощен своей работой и практически не слушал, о чем мы говорили. В итоге, нам удалось прийти к согласию. А именно, мы пришли к тому, что не смотря ни на что главной целью нашего восстания являлось именно полное уничтожение Тренков, возможно, мы пока знали о них очень мало, но прекрасно понимали, какую опасность они представляли, как для общества в целом, так и для отдельного человека. Учитывая, что для них все средства в управлении «новым государством» были хороши, нам необходимо было быть готовыми ко всему. Для этого мы собирались проводить очень хорошо законспирированную пропаганду среди разных групп населения, как я уже сказал, вопросом вооружения занимался Роб, а обучением вновь прибывших повстанцев занимались еще трое человек. В их число конечно же входила Мэри Дэниэлс, приятель и коллега Кларка Гейнсфилда – Боб Аллен. Высокий крупный мужчина, в отличной физической форме с жестким сканирующим взглядом. Одним словом, опытный военный из отряда спецназначения. Несмотря на то, что ему едва перевалило за сорок, волосы у него уже были полностью седыми, часть из них отсутствовала на месте широкого шрама, тянувшегося от затылка до левой скулы. Третьим, как ни странно оказался один из наших хакеров – Уэс Симонс. Впервые увидев его согнувшегося перед столом с тремя мониторами на техническом этаже первой базы, я бы ни за что не подумал, что он хоть какое-то представление имел о физических нагрузках. Казалось, что его худощавый силуэт, особенно тонкие руки с длинными пальцами буквально тонули в безразмерной толстовке с капюшоном и широких армейских штанах. Но, как говорят, внешность обманчива. Несмотря на свою стройность, Уэс обладал большой выносливостью, к тому же, мог похвастаться завидной меткостью при бросках, объясняя это тем, что раньше много времени проводил на бейсбольных площадках. Он не только занимался общей физической подготовкой всех желающих, но и обучал их применению специальных портативных устройств для получения различного рода информации. В основном, это были жучки, портативные прослушивающие устройства и, конечно же скрытые камеры различных форм и размеров. Помимо всего этого, на базе созданного им и еще двумя другими ребятами сайта он разработал специальное приложение, которое устанавливалось на смартфон каждого участника. Оно обладало специальным кодом от взлома и позволяло всем общаться между собой, что-то типа форума или большого коллективного чата. Там же в последующем мы начали размещать новости о предстоящих собраниях и другую важную информацию. Долгое время, каждый раз спускаясь на технический этаж, чтобы уточнить какой-нибудь вопрос, я не мог привыкнуть к тому, что этот слегка сутулый молодой парень с точащими и завивающимися из-под капюшона макаронинами-волосами, мог встать из-за своего стола и оказаться на полголовы выше меня. После этого, поднявшись наверх, переодеться в специальную компрессионную форму, которая как вторая кожа обтягивала его стройный жилистый силуэт, и стать похожим на атлета-гимнаста. Что уж там говорить об остальном. Одно было заметно всегда – девушкам он нравился, был душой компании и, похоже, чувствовал себя счастливым, несмотря на все происходящее. К своим обязанностям он относился очень серьезно, но вместе с тем не переставал думать и делиться со всеми своими мечтами. Он говорил, что когда мы победим, он найдет себе хорошую девушку, женится на ней и откроет собственную компанию по созданию систем охраны и наблюдения. Мечты об обычной жизни, тогда они стали ценнее всех других, что когда-либо приходили нам на ум.

Глава 19 Исповедь Рейфа. Прямое Вклю