Читать онлайн Великий Пушкин бесплатно

«Мечтаю вдохновлять людей на что-то прекрасное, но пока лишь обличаю их чувства и эмоции».

Родилась 23 июня 1999 года в селе Развильном Ростовской области РФ. В настоящее время живёт в Москве. Окончила Ростовский государственный медицинский университет, врач-педиатр.

Ведет телеграм-канал «Лимонный щербет». Работает с разнообразными темами. Тяготеет к малым формам, экспериментирует с ритмом и рифмой. Всегда хочется создать что-то неповторимое.

Публикуется в альманахах Российского союза писателей, а также в сборниках издательского дома «АРТ-Сияние». Номинант национальной литературной премии «Поэт года». Награждена медалями «Фёдор Достоевский: 200 лет» и «Максим Горький: 155 лет».

На дне

Voce viva

Пламя

Patheticus

Волшебство зимы

Родилась в г. Грозном (Чеченская Республика), живёт в Москве.

По образованию журналист, литературный редактор. Член Союза писателей Москвы. Публиковалась в журнале «Огонёк», поэтическом альманахе «Муза» и других печатных изданиях. Соавтор литературоведческой монографии «Милая сердцу Малеевка», автор поэтических книг «Все лучшее – тебе», «Пока живёт на свете доброта», «Я дожидаюсь журавля», «Легко ли быть женщиной?». Размещает свои произведения на портале «Стихи. ру».

Не быть мне больше молодой

И мне ей верится

В чертогах Евтерпы

Ангел-хранитель

Девятый вал

Верьте в невозможное

Жизнь проносится мгновеньем

Родные

Белая Ворона

Ключи от чужого счастья

Строка незваная

Не говори…

А знаешь…

Опять мне зима…

Надо выстрадать

Два жизненных крыла

Науму Коржавину

Спасибо тебе…

Бусы

Упала осень нам на плечи…

Творец

Душа настроена на лучшее

Смысл судьбы

Лужицы, прихваченные инеем

Кровинки

А радость…

Разучились…

В ожиданьи лучшего

До новой строчки

Подруга осень

Настоящее имя – Виктория Лобанова. Родилась в 1986 году в г. Караганде (Казахстан). Окончила РОЭИШИ БучинаВ.Л. № 62 по классу фортепиано и КарГТУ, магистр экономических наук.

Стихи пишет с 12 лет. Автор сборников «Лишь на краю стремишься жить» (2020), «Чем пахнет зима» (2022) и открыток с авторскими фото и цитатами (2022). Публиковалась в сборниках «СтихиЯ», «Музой окрылённые», «Опалённые войной», «Самому себе не лгите», «Персона», в энциклопедии «Писатели русского мира: XXI век», «Андеграунд», «Шанхай» (Россия-Китай), в интернет-журнале «Сongres Litteraire Mondial» (Париж).

Победитель и лауреат различных поэтических конкурсов, в том числе «Лучший cонет – 2019», «Секреты душевного лета LITTERcon» и др.

А. С. Пушкин

Позови…

Тишина

Сад падающих звёзд

Послевкусие

Росток

Рождённая женщиной

Хранительница бед

Мир в голове

Комната с дверью

Корабли уходят вдаль

Свет от светлячков

Луч

Дом у реки

В искусстве

На заре

Хочется людям тепла

Киты улетали

Дождь

Радуга

Нежность

«Маленький» большой

Не отвечайте злом на зло

Белки в колесе

Январь мне совсем не пишет…

Самые близкие бьют больнее

Город застыл средь надежд

Весна с блестяще-синими ручьями

Родился в 1954 году. Живёт в г. Уфе (Башкирия).

Член Союза российских писателей. Пишет прозу, сатиру и публицистику. Публиковался в литературном журнале «Бельские просторы», еженедельнике «Истоки», сатирическом журнале «Вилы», Общественной электронной газете Республики Башкортостан, газете «Экономика и мы» и других изданиях. Рассказы печатались в различных антологиях современной прозы, изданных в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе и других городах РФ.

Автор книг «Книговорот» (2016, Саратов), «Постиндустриальная баллада» (2017, Саратов), «Достоверная история Константиныча, прозванного Антиказановой» (2021, Астрахань), публицистического сборника «Может ли Россия стать флагманом всего человечества?» (2017, Москва), «Трактат об обязанностях» (2022, Москва), «Животные приближают нас к Богу» (Уфа, 2023).

Жертва науки

Какая плачевная скудость воображения –

видеть в животных всего лишь ресурсы

нашего самопознания.

Карл фон Фриш,этолог, лауреат Нобелевской премии

Карьерная кривая амбициозного физиолога Душегубова стремительно двигалась вверх. Победы в олимпиадах в школе, золотая медаль по её окончании, красный диплом в университете, в двадцать пять лет кандидат наук, в тридцать – доктор. Своя лаборатория в НИИ, пара сотен научных статей, признание коллег в стране и за рубежом…

Правда, у супруги корифея науки, мягкой и доброй женщины, не всё в успехах мужа вызывало одобрение. Она нередко упрекала его в том, что слишком уж жёстко осуществляет он карьеру – совершенно не щадит своих сотрудников, которые, забыв о своих научных амбициях, вынуждены целиком работать на проекты шефа. А одних только мышей и крыс на свои эксперименты гениальный супруг извёл тысячи. Да что супруга, даже коллеги по работе иногда не выдерживали: «Ты животных совсем не жалеешь. Только тебе одному их и возят. Побойся Бога!»

На это Душегубов всегда парировал одинаково: «Наука требует жертв! Я целиком принёс себя ей в жертву, почему другие не должны? Мышей и крыс много, а таких светил, как я, по пальцам можно пересчитать. На месте каждого погибшего ради науки животного народится сотня, а личности моего масштаба появляются раз в двадцать лет».

Это его оправдание, если такое слово здесь уместно, нисколько не удовлетворяло старшего научного сотрудника Бякина, находившего в нём варварство, садизм и непомерное самовозвеличивание. Тот был полной противоположностью своему шефу – в свои сорок пять лет едва защитил кандидатскую, да и должность получил скорее не за вклад в науку, а за двадцать с лишним лет работы на одном месте. Не преуспел он и на личном фронте, так и не создав семью.

Но переубедить начальника Бякину так и не удалось, а его слишком откровенные замечания закончились двумя выговорами и угрозой лишения премиальных.

У Бякина была любимица – белоснежная мышка с невероятно милыми глазами-пуговками. Он дал ей имя Стелла и кормил голландским сыром. Другие сотрудники лаборатории тоже баловали её, и только для сурового босса она была одной из многих, материалом для опытов, не более. Никому и в голову не приходило использовать Стеллу как подопытное животное. Но Душегубов однажды без малейших колебаний вскрыл ей череп и приступил к бесчеловечным опытам с мозгом.

– Моя Стелла! – закричал убитый горем Бякин и чуть ли не с кулаками набросился на своего начальника.

– Как вы так могли?! – возмущались другие сотрудники. – Неужели не нашлось другой мыши?!

– Молчать!!! – рявкнул профессор. – Наука требует жертв! Сколько можно это повторять?.. Развели тут сентименты, детский сад, а не лаборатория! Бякин! Ты лишаешься премии. Как закончу опыт, подпишу приказ.

Говорят, в мире действует закон (по сей день не разработанный наукой), согласно которому зло непременно будет наказано. И этим же вечером произошёл случай из ряда вон, изменивший всё в одночасье. Возвращаясь с работы домой, надежда мировой физиологии впал вдруг в какое-то странное состояние. Перестал ощущать дорогу, руль, скорость, время, видеть дорожные знаки. Потерял с самого детства неизменно присущее ему чувство реальности, настоящего момента. Полностью утратил самоконтроль, чего с ним никогда не было. А затем провалился в какое-то безвременье и беспространствие.

Когда же очнулся, обнаружил себя лежащим в чём мать родила на чём-то вроде хирургического стола в странного вида белой комнате без окон и дверей и даже без углов между стенами, полом и потолком, которые плавно переходили друг в друга. Сверху, как и положено в операционных, на него ярко светили юпитеры незнакомой конструкции.

Сознание вернулось к Душегубову, и он хотел было уже вскочить со своего странного ложа и разобраться, в чём, собственно, дело, но какая-то невидимая сила словно магнитом пригвоздила его к столу. Он не мог пошевелить даже пальцем, хотя ничем не был привязан.

Через некоторое время перед ним непонятно откуда возникло несколько человечков. Это были пришельцы, точь-в-точь такие, какими их обычно изображают: с большими лысыми головами, маленькими носами и ртами и огромными миндалевидными глазами. Их было пятеро. Окружив скованного неведомой силой пленника, они поднесли к нему свои тонкие руки с длинными пальцами, в которых находились какие-то незнакомые инструменты, и приступили к операции.

Душегубова сковал смертельный ужас.

– Что вы собираетесь со мной делать?! – завизжал он каким-то фальцетом.

– Проводить научные эксперименты, – услышал он возмутительно спокойный голос. Но не ушами услышал – ответ как бы возник в его сознании.

– Вы с ума сошли! – возопил профессор ещё громче. – Я вам что, мышь лабораторная?! Я же человек! Вы что, не различаете?!

– Цель нашего эксперимента как раз и состоит в том, чтобы установить разницу между человеком и мышью, – возник в сознании издевательски безразличный голос.

Только тут Душегубов заметил, что справа от него на точно таком же столе лежит белая мышь. Да не простая мышь, а размером с человека. Волна панического страха ударила ему в голову, лишив последних остатков гордости.

– Вы не имеете права! Я буду жаловаться! – вопил он. – Я не поленюсь обратиться даже в Страсбургский суд!

Но на сей раз вместо ответа экспериментаторы отключили его голос, словно убрав громкость радиоприёмника. Физиолог орал благим матом, но собственного голоса не слышал. Со стороны это выглядело очень нелепо.

Нисколько не обращая внимания на протест подопытного, пришельцы вскрыли ему брюшную полость и очень быстро извлекли печень. А через некоторое время точно так же вырезали мышиную печень и поместили ее на место человеческой. Профессорский же орган пересадили грызуну.

Душегубов ощутил при этом лишь неприятные ощущения. По-видимому, хирурги иного мира использовали какие-то неизвестные земной науке обезболивающие. Однако от длительного шока нервы учёного не выдержали, и он впал в глубокий обморок.

Когда же пришёл в себя, то оказался в огромной клетке, наподобие тех, в каких держат мышей в его родной лаборатории. В углу стояла грязная миска с закисшими зёрнами пшеницы и чеплашка с затхлой водой.

Комната показалась профессору знакомой. Присмотревшись внимательнее, он заметил полное сходство со своей институтской лабораторией. Разница заключалась, пожалуй, только в гигантских размерах самой комнаты и всех предметов.

В лабораторию вошёл человек в давно не стиранном белом халате, и Душегубов узнал в нём выросшего в десятки раз собственного сотрудника Бякина. Выглядел тот неважно: небритый, взъерошенный, со взглядом, выражающим полное равнодушие ко всему миру. Развалившись в его (!) профессорском кресле, он достал из пакета баллон с пивом и стал пить прямо из горлышка. Затем закурил, а пепел стряхивал в большую фарфоровую вазу – подарок заведующему лаборатории от Академии наук.

– Вот скотина! – выругался профессор. – Ты посмотри, что творит!

Однако его подчинённый если что и услышал, то лишь мышиный писк. Исполненный вселенской апатии, старший научный сотрудник битый час провёл, тупо разглядывая какие-то картинки на экране монитора. Затем со словами: «Ну что, поработаем?» направился к клетке, в которой сидел его начальник, открыл её и, взяв того за хвост, вытащил на волю.

– Бякин, ты чего задумал?! – заорал Душегубов. – Уволю к чертям собачьим!

– Ишь, распищалась! – возмутился тот в ответ. – Наука требует жертв!

Никаких обезболивающих, в отличие от пришельцев из другого мира, сотрудник профессора в своих экспериментах не применял. И объяснять их визжащему в истерике боссу даже не пытался. Хуже того, по ходу своих кровавых опытов то и дело прерывался на перекуры и кофепития. А по их окончании открыл сейф, достал ёмкость со спиртом и остограммился.

Но Душегубов этого уже не видел: издох от адской боли и потери крови.

Литературной деятельностью занимается с 2015 года. Пишет прозу, поэзию, сценарии. Призёр литературного конкурса «Добрая Лира – 7», дважды лауреат литературного конкурса патриотической поэзии и прозы имени Мусы Джалиля, финалист конкурса им. С.А.Филатова «Гуманность как общечеловеческая ценность», вошла в шорт-лист литературного конкурса им. Волошина в номинации «Киностихотворение».

С 2021 года состоит в Российском творческом Союзе работников культуры (РТСРК). В 2022-м вошла в Совет молодых литераторов г. Астрахани.

Зов

Живой

Верю

Танец вечности

Бог

Вечность рядом

Симург

Родился в 1963 году в Ленинграде (Санкт-Петербург). В 1986 году окончил Ленинградский кораблестроительный институт. Трудовая деятельность до сих пор связана с современным машиностроением и новейшими конструкторскими разработками.

Начал писать в 1990-е годы. Опубликовано несколько повестей, объёмный роман в жанре психологической драмы «Бомба в голове» и два цикла стихотворений, бóльшая часть которых создана в последние 8–10 лет.

Направления в творчестве, в которых работает автор, – поэзия, жанровая проза, интеллектуальные романы, истории о любви, о столкновении идей и взглядов, философия. Публикуется в изданиях Русского литературного центра и издательства «Четыре».

Беседы о любви

Рождение идеи

На взводе

Прозаик, детский писатель, публицист. Член Союза писателей России с 2015 года.

Родился в г. Котласе Архангельской области (РФ). Жизнь связал с армией, прослужив от рядового до офицера. Выполнял спецзадания в Афганистане, Таджикистане, Чечне. Проходил службу в Сирии.

Призёр, финалист, лауреат международных, всероссийских, региональных литературных конкурсов. Член жюри международных, российских и региональных литературных конкурсов. Пишет картины, иногда сам иллюстрирует свои книги.

Занимается патриотическим и духовно-нравственным воспитанием молодёжи. Награждён медалью «За заслуги в военно-патриотическом движении России» (2019). Имеет государственные, литературные и общественные награды.

Афганская ромашка

Шёл 1991 год. За время перестройки вывели из Афганистана войска, страна захлёбывалась в нахлынувшей свободе слова, действий и безнаказанности. Я летал на больших военно-транспортных самолётах. Полк базировался в Литве. На утреннем полковом разводе экипажу поставили задачу: выехать в город Тарту (Эстония) и принять на местной авиабазе новый самолёт Ил-76 МД.

Утром следующего дня мы были уже на КПП Тартуского гарнизона. Дежурный попросил подождать и выбежал навстречу остановившейся чёрной «Волге». Вышел стройный генерал-майор, дежурный взял под козырёк и приступил к утреннему докладу. Отрапортовал. Проходя мимо, генерал поприветствовал и нас. Вытянулись, отдали честь. Наш командир экипажа представился по форме и сообщил цель прибытия в гарнизон. Генерал поочерёдно пожал всем руки и распорядился, чтобы позвонили в столовую, где нас покормили бы завтраком как вновь прибывший экипаж. Мы были удивлены такому гостеприимству. Даже и не мечтали о горячем кофе с молоком, так как шёл уже одиннадцатый час.

Возвратившись на родную авиабазу в Паневежис, приступили к подготовке самолёта и отработке боевых навыков, чтобы вернуться из зоны военных действий живыми.

По решению правительства СССР мы должны были обеспечивать афганские войска боеприпасами. 15 февраля 1989 года 40-я армия официально покинула территорию Республики Афганистан. Произошёл перевес сил в сторону талибов, которые воевали против законного правительства Наджибуллы. Война вспыхнула с новой силой, и провинция за провинцией падали под натиском жестоких и кровожадных сил, выступающих под чёрными флагами. Американские комплексы «Стингер» были главным оружием у моджахедов в борьбе с воздушными целями. Наши самолёты и были этой целью.

В учебном классе для подготовки лётного экипажа мы пропадали целыми днями.

– Сергей! – наставлял меня командир. – На плановых учениях действуем слаженно, как единый организм. А ты – наши глаза! Здесь имитация противозенитного манёвра, а там всё будет происходить реально. При захвате самолёта как цели у тебя сработает датчик облучения. Но ты должен ещё раньше датчика увидеть пуск ракеты с земли. Всё время следи за горами. Верти головой и налево, и направо. Особенно когда будем проходить над Панджшерским ущельем. Доклад по СПУ (самолётное переговорное устройство) должен быть краток и безошибочен. Например: «Вижу вспышку с правого борта». При этом сразу производи отстрел ловушек в эту же сторону, а я увожу самолёт из зоны поражения в противоположную. Прикрывать некому. Наших войск там нет. Помочь сможет только наш профессионализм.

Всё было отработано и доведено до автоматизма. Мы вылетели в Ташкент. Жарой с гуляющим запахом керосина встретил военный аэродром. Командир уехал в штаб, а мы разделись по пояс, открыли рампу и начали готовить самолёт к боевому вылету. К нам подъехал «Урал» с ЛТЦ (ложные тепловые цели). Тепловые ловушки на борту самолёта устанавливаются в специальные держатели, так называемые автоматы сброса или автоматы постановки помех. Радист, поднявшись по стремянке к верхним блокам, вытаскивал кассеты, аккуратно бросая вниз. Мы ловили, заряжали, затем так же аккуратно подкидывали их вверх, где радист ловил и вставлял назад в автомат сброса. Накидались так, что руки гудели. А ещё надо было зарядить нижние автоматы постановки помех. Когда всё было готово, распластались кто где под самолётом. Главное – не двигаться.

Но отдыха не получилось. Приехал ещё один «Урал» с боеприпасами. Подогнали его задом вплотную к рампе, тельфером подцепив груз, стали загружать в грузовой отсек. Машины подходили и подходили… Загрузили под самый верх, перебросили стальные цепи через горы смертоносного груза, крепко затянули, чтобы при взлёте ничего не сдвинулось. Наш самолёт превратился в летающий арсенал.

Наконец-то солнце спряталось за горы. Подул свежий ветерок. Стало легче дышать.

– Осталось зачехлить бронестёкла, опечатать борт, и все идём на ужин, – радостно объявил помощник командира экипажа.

Лётная столовая… Это своего рода отдушина для лётчика. Свежие ромашки в вазочках, обстановка располагает к «а поговорить?». Экипаж собирается за одним столом, говорит о насущном, шутит, вдыхает домашний уют.

Горячий чай в столовой не утолял жажду, а тёплая вода в графине сильно отдавала хлоркой. Пить её было невозможно, если только небольшими глотками и при этом зажать нос. Ужинать не хотелось. Пот в душном помещении тёк струйками по лбу и заливал глаза, собирался на кончике носа и капал в тарелки, когда наклонялись. Мы смотрели друг на друга и смеялись. Когда очередная капля пота упала в тарелку, командир неожиданно для всех выкрикнул:

– Официантка! Где салфетки, чёрт побери?

Из кухни выбежала худенькая, ладная молодая девушка. Голубые удивлённые глаза испуганно смотрели на нас. Белый фартук, обшитый кружевом, изящно охватывал её стан и смотрелся как свадебное платье. На голове была прикреплена накрахмаленная кружевная наколка, которая очень напоминала венок невесты. Она, как кошечка, осторожно подошла к командиру и с удивлённым выражением лица извинилась:

– Простите, я, наверное, мало положила… Сейчас исправлюсь!

– Стоять! Анютка?! А ты почему здесь? Почему не в институте? – командир удивлённо смотрел на девушку.

– У меня каникулы. Вот и попросила папу устроить меня на месяц поработать…

Анюта ушла за салфетками. А мы засыпали командира вопросами. Он стал отбиваться.

– Да я сам не сразу узнал. Это дочка моего друга. Последний раз видел её на новогоднем вечере в Доме офицеров. Она играла на фоно вальсы для танцующих. А кто-то весь вечер простоял у пианино, разглядывая девушку и смущая её, – командир посмотрел на штурмана, который сидел красный, как рак, опустив голову. Мы тоже перевели свои взгляды на него. Замолчали. – Ну, что уставились на холостяка? Не смущайте. Мы-то уже все через это прошли, а у него ещё всё впереди.

Пришла Анюта, стала торопливо укладывать салфетки в ажурную деревянную салфетницу. Командир остановил её:

– Не спеши. Уже уходим отдыхать. А вот завтра, когда вернёмся, попроси приготовить нам холодничка. И масло с шоколадом заранее не выставляй на стол, а до последнего держи в морозилке. Посмотри, что сделала с нашим маслом жара. А шоколад даже не развернуть, если только с фольгой съесть!

– Да. Конечно, Дмитрий Иванович! Вы только возвращайтесь…

Перед гостиницей мы построились, командир зачитал полётное задание на утро. Разошлись по комнатам, надо отдохнуть перед ранним вылетом. Меня разместили в номере с командиром. Он ушёл по делам, сказал, что будет поздно. Но я решил дождаться, сел читать книгу. Вскоре глаза стали слипаться, часы показывали одиннадцать. Всё, пора спать. Выключил свет, улёгся, закрыл глаза. Вдруг что-то зашуршало под шкафом. «Наверное, мышонок. Не буду обращать на него внимания. Пусть живёт…» – промелькнула мысль.

Дрёма стала окутывать сознание. Почти заснул, как вдруг по моему лицу что-то пробежало. Машинально схватил это что-то в кулак и брезгливо швырнул на пол. Открыл глаза – темнота. Ничего не видно, но слышно, как кругом всё шуршит и шевелится. Когда почувствовал, как по телу побежали какие-то существа, перебирая лапками, быстро вскочил с кровати. Под босыми ступнями тоже что-то шевелилось и хрустело, будто опустил ноги в кучу живых семечек. Ощупью добрался до двери и включил свет…

От увиденного у меня самопроизвольно открылся рот. Номер кишел чёрными тараканами размером с крупный чернослив. При свете они, расправив крылья, стали летать по комнате, прятаться в складках штор, залезать под обои. Чёрный пол стал на глазах превращаться в коричневый. Через несколько минут все тараканы исчезли. И только раздавленные моими ногами трупики предупреждали: ты здесь не один…

Сон как рукой сняло. Принял холодный душ, перетряхнул постель, подмёл пол. Свет больше не выключал. Повернулся к стене и закрыл глаза. Попытался заснуть.

Осторожно открыв дверь, зашёл командир. Налил из термоса чай (аромат растёкся по всей комнате) и стал листать какие-то карты, сидя за столом. Чтобы не мешать ему, я лежал, не шевелясь, и думал: «Мы отдыхаем. А он переживает, обдумывает завтрашний день. Да, есть над чем задуматься. Стоит только прозевать ракету, выпущенную с земли, как нас с таким грузом разнесёт в пух и прах. А если кто и спасётся, каким-то чудом выпрыгнув с парашютом, то на земле наших войск уже нет. На сотни километров – одни головорезы».

Сон подкрался…

Проснулся от трезвона будильника.

– Пора! – сказал командир. Взял вафельное полотенце, которое висело на дужке кровати, и пошёл в ванную комнату. Кровать была даже не помята. Спать он так и не ложился.

Утренняя прохлада залезала под комбинезон и радовала тело. Это было райское наслаждение перед адом – изнуряющей дневной жарой. Помощник командира принёс из оружейки металлическую коробку. Раскрыл перед нами – в ней аккуратно, по ячейкам, лежали полученные на экипаж пистолеты Макарова.

– Ну, расписывайтесь в ведомости и разбирайте, кто желает застрелиться сразу! – глупо пошутил он.

Мы молча, с недоверием смотрели на его ухмыляющуюся физиономию. Никто не решался брать личное оружие первым. Командир всё решил за всех. Закрыл ящик и приказал помощнику носить его всегда с собой и лично отвечать за сохранность, пока не поумнеет.

– Как это, командир?

– Как, как… Легко и молча!

– Есть! – обречённо ответил шутник и пошёл следом за нами.

После проведения предполётной подготовки самолёта построились перед кабиной. К нам на большой скорости приближался УАЗ. Из него вышли люди в лётных комбезах и в гражданке. Молча осмотрели самолёт снаружи и внутри. Раздали загранпаспорта, сверив фотографии с нашими лицами. А потом документы перекочевали в папку приезжего чиновника.

– Можете лететь.

– Есть! – ответил командир и подал команду: – По местам! Доложить о готовности к запуску двигателя!

Всё завертелось, и вот мы уже остановились у торца взлётной полосы… Дмитрий Иванович получил разрешение на взлёт и подал по СПУ команду:

– Внимание, экипаж, взлетаем.

Двигатели взревели, и самолёт начал разбег. Гружённый до отказа смертоносным грузом, он тяжело стучал по бетонным стыкам своими двадцатью колёсами. Скорость росла, за бортом мелькали домики. Казалось, что полоса закончится и не хватит у движков силы, чтобы оторвать эту махину от земли. С последних плит лайнер тяжело взлетел, и я, глубоко вздохнув, спокойно глянул вниз на уменьшающийся аэродром. Увидел одинокую машину, возле которой всё ещё стояли люди, провожавшие нас, и наблюдали за взлётом. Что они думали, можно было только догадываться…

Самолёт поднимался всё выше и выше над растущими в ширину и высоту величавыми горами, оставляя их под собой. Вскоре между ними заструилась голубая лента пограничной реки Амударьи. Термезский мост связывал два берега. А дальше дорога, извиваясь, уходила вглубь Афганистана. Мы шли в режиме радиомолчания. Я чувствовал внутреннее напряжение и внимательнейшим образом следил за театром военных действий, проходившим внизу. Наверное, не один десяток глаз наблюдал и за нами с земли. Каким лакомым куском для моджахедов был наш лайнер! И мы это чувствовали. Вдалеке, по направлению дороги, тянулись два чёрных столба дыма. Приблизившись, увидели горящие бензовозы и движение вблизи них.

– Впереди Панджшерское ущелье, – сообщил штурман.

Командир отдал приказ произвести отстрел тепловых ловушек. Поочерёдно, то с левого, то с правого борта, стали вылетать ракеты, защищающие нас от стингеров. Лесистое ущелье было излюбленным местом боевиков. Можно легко спрятаться в «зелёнке». Кроны деревьев помогали скрыть первоначальную вспышку при выходе ракеты из пускового контейнера. Миновав ущелье, мы приближались к столице Афганистана, городу Кабулу. Он расположен среди гор, образующих котловину. Наступал самый опасный момент.

– Внимание, экипаж. Произвожу афганский заход по спирали.

Самолёт накренился. Нас держали только ремни, не давая вылететь из кресел. Сверху было видно, как народ на улицах города замер, наблюдая за нашей птицей. Ревущую машину лихорадочно трясло от перегрузки. Стрелки приборов плясали, отсчитывая всё новые и новые показания. А в наушниках неслись доклады членов экипажа. С воздушной трассы самолёт выходил на аэродром, выпуская шасси, спойлеры приводя в тормозной режим. Уменьшалась скорость, и лайнер устремлялся к земле. 200-тонная машина падала с высоты. Кружа над аэродромом, как одинокий аист, Ил становился уязвимым. Крутое пикирование с отстрелом ловушек для ракет обеспечивало быстрое снижение. В несколько витков воздушный корабль с грузом выходил на посадочную прямую. Далее выравнивание и посадка. Уход на второй круг – это риск быть сбитым. Только посадка!

Самолёт ещё бежит по полосе, а я уже открываю рампу. Клубы красной пыли с горячим воздухом ворвались в грузовой отсек Ила. Мы зарулили к месту выгрузки, где ждала уже целая колонна машин. Афганцы-водители неплохо понимали русскую речь, и выгрузка бомб шла активно. Их сразу же развозили по стоянкам, где подвешивали на истребители.

На аэродроме наш экипаж находился в полной готовности. При возможном миномётном обстреле – срочный взлёт. Подъехала белая «Волга», это были представители посольства России. Командир подошёл к ним, а мы стали заряжать блоки новыми тепловыми ракетами. Это полтора часа активной работы с небольшим перекуром.

Над аэродромом нарастал гул. Истребители выруливали на взлётку и, взревев, один за другим уходили в небо с нашим грузом. Афганские лётчики отправлялись бомбить моджахедов. Подошёл местный генерал и стал рассматривать нас и наш самолёт. Мы продолжали, не обращая на него внимания, заряжать блоки. Прибывший с посольской машиной переводчик стал охотно рассказывать ему, что мы делаем. Командир, увидев, что всё готово, подал команду:

– Экипаж, по местам! Доложить о готовности!

И опять в наушниках зазвучали читка полётной карты и команды: «Взлетаем, высота… приготовиться к отстрелу с правого борта…» Пустой самолёт быстро по спирали набрал высоту, оставляя за собой серпантин огня и дыма, и лёг на заданный курс.

– Подлетаем к Панджшерскому ущелью, – доложил по СПУ штурман.

– Приготовиться к отстрелу поочерёдно с левого и правого бортов! – скомандовал командир.

Под нами горы сменились обширной территорией зелени. Я вглядывался в землю, в дорогу, убегающую в горы, и… от неё стремительно в нашу сторону поднимался белый дым.

– Справа ракета! – кажется, даже чересчур громко доложил я.

Тут же самолёт резко ушёл в противоположную сторону, а из четырёх блоков выстрелили все имеющиеся в наличии тепловые ракеты. Слева и справа стояла сплошная стена огня и дыма. Настоящий салют вокруг нас. Через пару секунд вылетели из него. Я доложил, что мы пустые. Кто-то из экипажа нажал пульт аварийного сброса ракет. Командир молчал. Теперь самолёт стал беззащитен. Осталось надеяться только на Всевышнего. И Он нас услышал.

На аэродроме борт тщательно осмотрели наземные техники. На третьем двигателе были повреждены лопатки. «Нужно менять», – был приговор. Совместно с техниками сняли с пилона двигатель, чтобы завтра заняться установкой нового. Провозились до вечера.

Уставшие, голодные, но счастливые, мы шли весёлой компанией к лётной столовой. Вдруг услышали тихое всхлипывание. Остановились. На скамейке у кустов жасмина сидела Анюта и плакала. Она никого не видела и не слышала. Нарвав для столовой охапку ромашек, сосредоточенно отрывала лепестки с очередной…Что-то тёплое, домашнее, милое было в этой божественной картине: девушка в лепестках от ромашек… Стояли, смотрели и молчали, боясь спугнуть её тревожное счастье.

– Валера, – командир шёпотом подозвал к себе штурмана. – Это она о тебе на ромашках гадает. Ты сейчас самый счастливый человек на земле.

– Потому что живыми вернулись?

– Ну, это только начало нашей ромашки! Нам ещё летать и летать. А твоё счастье в том, что поехала за тобой и ждёт тебя здесь такая славная девушка. Подойди, не спугни и не упусти свою ромашку…

Лебединая верность

Городское озеро – это украшение нашего города и любимое место отдыха горожан. Здесь проводят водные соревнования, гуляют, совершая променад, или просто сидят с удочками на берегу и размышляют: «Не знаю, наловлю ли на жарёху, но кота Ваську уже есть чем порадовать». Сюда приходят мамы и папы с детьми, бабушки и дедушки с внуками, чтобы покормить уток и неугомонных чаек.

Как только выпадает свободный денёк, я тоже прихожу сюда с внуками, Максимом и Александрой: насладиться тишиной зимой, пением птиц – весной, буйством красок – летом, шелестом листвы – осенью.

Сегодня бушевала весна! Внуки кормили уток, чайки с криком ловили кусочки хлеба на лету, не давая им даже упасть в воду. Терпкий аромат цветущих рябин смешивался с запахом клейких листочков тополей и лип.

Вдруг свистящий шум над головой нарушил эту весеннюю «тишину». Все гуляющие как по команде замерли, с восхищением провожая взглядом летящих над головами могучих белых птиц. Это прекрасные лебеди вернулись домой. Облетев озеро, как самолёты, стали планировать на его гладь. Завораживающее зрелище!

– Ура! Кай и Герда прилетели! – запрыгал от радости Максим. – Пошли их кормить!

Заметив нас ещё издали, Кай двинулся к берегу. За ним осторожно плыла Герда.

– Деда! Они узнали нас! Смотри, плывут к нам! – радовался внук.

Лебеди, переваливаясь, вышли на берег. Такие грациозные в воде, они неуклюже передвигаются по суше.

Осторожно поднося к клюву корм, внуки кормили птиц.

– Всё! – внук развёл руками. – Больше ничего нет.

Лебеди пошли к воде. А мы отправились домой.

– Дедушка, а почему лебеди тебя не боятся? Они тебя узнали? – спросила Александра.

– У них очень хорошая память. Если на них однажды замахнуться, то они больше никогда не подплывут к этому человеку. Кстати, живут они, как и люди, до ста лет, и лебёдушку выбирают на всю жизнь.

– Они друг друга в лицо запоминают? Но ведь все лебеди одинаковы! – удивилась внучка.

– Это нам кажется, что они все одинаковые. А вот молодые лебеди-женихи, выбрав себе невесту-лебёдушку, к другой уже никогда не подплывут. Молодая невеста-лебедь плавает под защитой своего папы. Отец оберегает свою дочь и женихам не даёт близко подплывать к ней. Шипит, вытягивает шею и, подняв парусами крылья, демонстрирует своё превосходство и силу. Настоящий влюблённый лебедь сутками кружит вокруг своей избранницы, красиво распустив крылья. Убедившись, что чувства молодого лебедя сильны, отец-лебедь позволяет жениху приблизиться к невесте и погладить своим клювом её тонкую белоснежную шею. Теперь они всегда будут вместе и вскоре улетят на другое озеро, где будут растить своих деток. То озеро станет для них домом, сюда они уже никогда не прилетят.

– Деда, а ведь люди как птицы. Мы тоже возвращаемся в родные края после отпуска.

Я посмотрел на внука, улыбнулся:

– Правильно, Максим, родина у человека одна, так же, как и родители.

– Бабушка и дедушка тоже! – добавил внук.

Погладил маленького смышлёныша по русым кудряшкам и указал на весёлую свадебную компанию, идущую к смотровой площадке на берегу озера. Все отдыхающие смотрели, как жених и невеста под звуки музыки стали кружиться в вальсе. Он в белом костюме, она в белоснежном платье, раздуваемом налетевшим ветром, напоминали влюблённую пару лебедей, плавающих на озере. Я засмотрелся.

– Дедушка, – дёрнула меня за рукав внучка. – Они теперь, как лебеди, будут жить до ста лет?

– До ста лет дожить – это здорово! А вот одной воспитать детей и до конца жизни сохранить верность погибшему на войне любимому могут только люди, наделённые лебединой верностью.

– Дедушка, а ты знаешь таких людей? Расскажи! – попросила Александра.

– Ребята, пошли домой, там, наверное, бабушка заждалась нас к обеду. А по дороге я вам расскажу про самую что ни на есть лебединую верность. Вы помните фотографию, что висит у нас над камином?

– Да, – откликнулись внуки. – Там прадедушка Илья и прабабушка Саша.

– Это они вашей маме прабабушка и прадедушка, а вам прапрабабушка и прапрадедушка. Молодцы, что знаете и помните! Вот про неё я и расскажу вам…

У Александры Григорьевны было уже пятеро детей, когда по радио сообщили, что на нашу страну напал враг. Её муж, Илья Никитович, был офицером-танкистом и убыл на фронт. Письма от него приходили регулярно. И вот пришло письмо из-под Сталинграда, теперь это город Волгоград. Илья писал: «Идём в бой. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Береги детей: Володьку, Кимку, Тамарку, Клавку и Нину; и меня не забывай». Больше писем не было. А в марте 1943 года почтальон принёс похоронку, где сообщалось, что Головачёв Илья Никитович в бою за Социалистическую Родину был ранен, умер от ран в госпитале 3 декабря 1942 года. Похоронен в братской могиле восточнее хутора Платоновка Сталинградской области.

Росли дети. Бабушка Саша всегда жила так, как будто её невидимый муж рядом и помогает ей. Соседи завидовали, а она, уставшая от работ на колхозных полях, по ночам перешивала для дочек платья, удлиняла брюки сыновьям, плакала. Ей неоднократно предлагали выйти замуж (было-то Александре всего тридцать пять лет, когда кончилась война), но получали отказ. «Нет, Ильюшка в моём сердце», – слышали от неё воздыхатели.

Шли годы. Вот уже и внуки подросли. Старшая внучка, ваша бабушка Таня, выучилась на учительницу, вышла замуж тоже за военного, то есть за меня. В первый наш отпуск мы решили съездить туда, где решалась судьба нашей страны, где сражался дед Илья.

Приехали в город Волгоград вечером. Сразу же пошли на набережную полюбоваться великой русской рекой Волгой. Красота! Пароходы курсируют по реке, уходят в даль, превращаясь в маленьких светлячков, и гудят, приветствуя друг друга. Величественная скульптура «Родина-Мать зовёт!», установленная на вершине Мамаева кургана, будто летит в облаках над городом, напоминая нам: «Здесь был остановлен самый жестокий враг человечества – фашизм. Люди, помните это. Забывший прошлое будет уничтожен ещё более коварным врагом». Мы побывали в музее города. Но главная цель нашей поездки – могила деда Ильи.

В извещении было указано: братская могила восточнее хутора Платоновка. Утром мы были уже там. Представьте себе: жаворонки поют, степь, белый обелиск; два свежеокрашенных орудия по краям смотрят стволами вверх, как будто говоря: «Только суньтесь!»; оградка, несколько скамеек и… школьники с учительницей. Ребята подметали центральную площадку, высаживали цветы, бережно вынимая их из ящиков с рассадой, поливали уже посаженные, тихо переговаривались.

Конечно, на нас сразу же обратили внимание. Мы поздоровались, положили цветы к обелиску, нашли фамилию деда.

– Вы чьи? – спросила учительница, немолодая, в очках, сквозь стёкла которых на нас смотрели добрые, немного грустные глаза.

Ребятишки подошли к нам.

– Я внучка Головачёва Ильи Никитовича… – ответила ваша бабушка Таня. И показала фотографию.

– Знала этого лейтенанта. Похож! А это жена? Красивая пара! – учительница улыбнулась. Грустные глаза сразу преобразились.

– Вы знаете, как он погиб?

– Нет. Видела его ещё живым, 17 июля 1942 года. Александра Ивановна Патрушева, учительница местной школы, – представилась она.

– Бывают же совпадения! Бабушку тоже зовут Александрой, Головачёва Александра Григорьевна. Меня зовут Татьяна, а мужа – Сергей. Александра Ивановна, может, расскажете нам о дедушке? – Ребята тоже вопрошающими взглядами смотрели на учительницу.

Мы присели на скамейку. Школьники расположились вокруг нас на траве.

– Конечно, расскажу. Позвольте, – учительница взяла фотографию. – И через сто лет узнала бы это лицо, хоть и было оно обожжено и в копоти. Именно благодаря таким людям я и многие другие остались живы на этой прекрасной земле… – Задумалась, сняла очки, казалось, что перед ней не фотография, а волшебное зеркало, в котором увидела те страшные события войны.

Все молчали, боялись что-то спугнуть.

– Сразу после объявления войны отец и братья ушли на фронт. Я перед войной окончила учительский институт и вернулась работать в родное село. Это был мой первый учебный год. Экзамены в школе закончились. Мы с мамой возились в огороде. Наш дом стоял на углу. Окнами он выходил на центральную улицу, а огород граничил с переулком, который вёл к небольшому парку. Там были летний кинотеатр и деревянная танцплощадка – излюбленное место отдыха. А чуть дальше – озеро. На озере стоял шум, детвора плескалась. Вдруг наступила тишина. Я подняла голову, не понимая, что случилось…

Раздался дребезжащий гул, зазвенели стёкла. Выбежала на дорогу и обомлела. Несколько танков и бронемашин с крестами двигались, поднимая столбы пыли и сажи. За ними – автоматчики и мотоциклисты. Немцы… В страхе вернулась в хату. Задёрнула занавески на окнах, а мама неустанно крестилась и читала молитвы. Звон разбитого стекла, обезумевшие крики женщин, детей и трескотня автоматных очередей нарастали с каждой минутой. Меня трясло. Казалось, что мир рушится и больше никогда ничего хорошего не будет, а может, и самой жизни не будет.

Сильный удар сапога чуть не сорвал дверь с петель. Вошёл толстый автоматчик с улыбающимся лицом. За ним ввалились ещё два немца. Они кинулись обшаривать дом, разбрасывая все вещи. Свиные маленькие глазки первого рыскали по хате. Вдруг его взгляд остановился. Он двинулся ко мне. Я вскочила, схватила лежащий на столе нож, спиной упёрлась к стене.

– Штеен! – Фашист наставил на меня автомат, передёрнул затвор.

Мама бросилась к нему в ноги, чуть не сбив его, и зарыдала, умоляя не трогать меня. Немец что-то крикнул, солдаты грубо схватили нас и вытащили из хаты. Сплошной вой обезумевших людей слышался кругом. Несколько домов уже горели. В задымлённых сараях мычали испуганные коровы, визжали поросята, кудахтали куры, блеяли козы… Хаос… Безумие… Наш пёс рвался с цепи, кидаясь на непрошеных гостей. Но тут же был пристрелен автоматной очередью толстого немца. Он, ухмыляясь, смотрел то на меня, то на собаку, мучающуюся в предсмертных судорогах.

И тут произошло чудо! Стоявший в парке немецкий танк вздрогнул и охватился столбом пламени. Немцы, побросав награбленное, выбежали на дорогу и начали беспорядочно стрелять. Мы с мамой, не сговариваясь, бросились в сарай и заперлись там. Стрельба усиливалась, было слышно, как осколки и пули вонзаются в брёвна сарая. Сидеть и ждать было тяжело.

– Мама, я поднимусь на чердак. А оттуда в батькову голубятню. Посмотрю, что там.

– Ой, доченька, только не высовывайся. А может, здесь со мной схоронишься?..

Не слушая маминых уговоров, я пробралась в голубятню. Голубей не было: они, испугавшись дыма, кружили в небе. Оглядела округу и поняла, что на немцев напали три советских танка и пехотинцы. Один наш танк стоял в начале улицы. Вокруг него суетились танкисты, что-то ремонтируя. Два других танка с пехотой ворвались в парк. Пара танков противника уже горели, а наши утюжили скамейки танцплощадки и летнего кинотеатра, где аккуратными стопками были разложены немецкое обмундирование и автоматы. Сами же фашисты, раздевшись, резвились в озере, смывая пыль и грязь. Появление «тридцатьчетвёрок» для гитлеровцев было полной неожиданностью. Пехота с криком «ура!» кинулась на немцев с таким ожесточением, что они, обезумев от вида русских штыков, визжали, заглушая рёв моторов. Бой набирал силу.

Сверху я видела, как на центральной улице немцы влезли в бронемашины и двинулись в район парка. За ними, выпустив столб искрящейся гари, двинулся немецкий танк. Я схватилась за сердце, посмотрела в парк: «Где наши?»

В парке, прячась за опрокинутым памятником Ленину, отстреливалась ещё небольшая группа немцев. Наш танк заходил им в тыл, объезжая лежащий памятник. Даже в суматохе боя механик-водитель не посмел смять гусеницами образ вождя. Пехотинцы тоже не стреляли, чтобы не повредить памятник, который лежал на руинах пьедестала.

Пока в рукопашной схватке красноармейцы добивали врага, к парковому перекрёстку подкатили немецкие бронемашины. Наши танкисты их заметили, и ближайший к ним танк, взревев двигателем, рванулся на немцев, стреляя из орудия и пулемётов. Один бронетранспортёр загорелся. Из него выскочили фашисты и были тут же скошены пулемётным огнём. Второй выстрел разнёс вторую бронемашину. Третья машина продолжала поливать нашу пехоту свинцом. Набирая скорость, «тридцатьчетвёрка» ударила бронемашину и, наползая, стала сминать её, как консервную банку. Из-за дома показалось дуло, а через секунду выполз весь танк, раскрашенный большими чёрно-белыми крестами. Он буквально в упор выстрелил, но наш танк не загорелся, а только обмяк, выпустив клуб грязно-синего дыма, и заглох. От второго попадания он вспыхнул и застыл, как на пьедестале. Пламя огненным шаром охватило две машины: наш танк и немецкий бронетранспортёр. Смерть примирила два враждующих экипажа… По моему лицу текли слёзы, утирала их, а они текли и текли.

Наш второй танк выехал из парка и остановился недалеко от нашей хаты. Его ствол задвигался, готовясь к выстрелу, но немец выстрелил первым. И… промахнулся! Снаряд разорвался рядом. В доме со звоном вылетели рамы. Выстрел… и у немецкого танка медленно сползла гусеница. Дуэль продолжалась. От волнения я плакала и шептала: «Миленькие, попадите». Два выстрела прозвучали одновременно. У немецкого танка свернуло башню, из дыма стали подниматься языки пламени. Танк горел.

Наш же танк не горел, но чёрный дым вокруг него становился всё гуще. Подбежали пехотинцы, вещмешками стали помогать танкистам сбивать чёрные клубы. Вскоре дым стал белый, а потом и прекратился.

Наступила тишина. Страшная, пугающая. Я кубарем скатилась с голубятни.

– Ты куда, Шура? – спросила мама.

– Может, помочь надо!

Выбежав из сарая, на секунду оглянулась. Мама стояла, закрыв ладонью рот, вся голова её была седая. Обезумевшие глаза смотрели на меня умоляюще.

– Мама, танк горит, может, им помощь нужна!

Радость, что увижу своих, гнала меня вперёд. У танка перевела дух.

– Помощь нужна? – обратилась к танкисту.

Увидела обожжённое, измазанное копотью, улыбающееся лицо нашего спасителя. Он сидел на обочине, рукав был в крови.

– Будем жить! Не сильно тут мы вас напугали? Командир танкового взвода лейтенант Головачёв, – представился танкист.

Я помогла перевязать рану. Со всех сторон бежали люди. Плакали, благодарили.

– Не плакать! Нет такой силы, которая победит русский дух!

– Товарищ лейтенант, вас комбат вызывает! – доложил радист.

– Тащи сюда переносную радиостанцию. Я доложу. – Лейтенант потерял много крови, даже встать не мог.

– Заслон, Заслон! Что у вас происходит? Почему долго не докладываете? Как обстановка?

– Волга три, я Заслон! Враг остановлен на указанном рубеже. Уничтожено два танка, три бронемашины, живой силы противника – до роты. Наши потери – один танк, экипаж сержанта Дайнеко; из приданного десанта – четверо раненых, один тяжело, убитых нет. Население эвакуируется в направлении Сталинграда. Командир передового отряда лейтенант Головачёв…

Вот таким я запомнила вашего деда. Мы всем хутором эвакуировались за Волгу. Домой вернулась только в конце 1943 года. А в 1944 году, работая с архивами госпиталя, я случайно узнала, что танк лейтенанта Головачёва горел, весь экипаж героически погиб в декабре 1942-го. С 1944 года мы с ребятами и ухаживаем за этой братской могилой… А вы не дадите нам фотографию? Мы её в школьном музее выставим!

– Спасибо вам за память, за рассказ. Конечно, подарим в ваш музей, даже уже приготовили, перефотографировали с подлинника. – Мы протянули фотографию.

Ребята обступили учительницу, рассматривая фото.

– Пойдёмте, покажем наш хутор! – предложила Александра Ивановна.

С каким-то непонятным трепетом шли мы по тем местам, где вёл свой бой наш дед. Хутор разросся, отстроился, стал называться селом. Асфальтированные дороги, каменные дома, большой клуб в центре парка. На озере резвилась детвора…

По приезде домой мы всё рассказали бабушке Саше, показали фотографии, которые сделали у обелиска и в школьном музее. Она утирала платочком слёзы и улыбалась, слушая нас. Потом достала последнее письмо мужа, похоронку и положила туда же фотографию обелиска, где на белом фоне золотыми буквами было написано: «Головачёв Илья Никитович». Мы вышли из бабушкиной комнаты, не мешая ей разговаривать с тем, кого любила и любит.

Рано утром мы проснулись от приятного запаха, идущего из кухни. Заглянули. У плиты со сковородкой в руке стояла наша бабуля.

– Проснулись?.. Давайте-ка за стол. Блины стынут.

– Тоненькие, с хрустящим ободочком по краю! Бабуля, только ты такие вкусные печёшь!

– Вот и Ильюшка их любил. Сегодня приснился мне, просил блинчиков напечь на завтрак. А на обед борща просил. Так что обедать борщом будем!

Раньше, когда мы слышали от бабушки эти слова, то не принимали их всерьёз. А после поездки в Волгоград всё как-то изменилось и стало как будто реальным.

До конца своих дней она помнила и нам не давала забывать деда Илью. Вы будете удивлены, но это факт. Она умерла ровно через пятьдесят лет после гибели своего мужа, в декабре 1992 года. Совпадение это или какая-то мистическая загадка?! За неделю до смерти она ходила какая-то счастливая.

– Всё, дорогие мои! – говорила она нам то ли в шутку, то ли всерьёз. – Детей вырастила, правнуков понянчила, пора мне в дальнюю дорогу собираться, муж меня заждался, уж пятьдесят лет ждёт.

Впереди показался наш дом. Внуки всё это время шли молча, слушали меня. Я посмотрел на них. Лица серьёзные. Поняли или нет мой рассказ? Внук поднял на меня свои глазки:

– Деда, от твоих рассказов о блинчиках мне кушать захотелось.

– И мне тоже, – поддержала брата внучка.

Мы взбежали по лестнице и остановились у двери. Разом потянули воздух и переглянулись: ароматный запах блинов ударил в нос.

– Деда, подними меня, пожалуйста, до кнопки. Я хочу сам позвонить.

Дверь открыла бабушка Таня. Она была в переднике, а в руках держала полотенце.

– А! А! А! Я знаю, что у нас сегодня за вкусняшка! – закричал внук.