Читать онлайн Бесстрастный бесплатно

ПРОЛОГ

На его лице не отражалось ни единой эмоции.

Невозможно было понять, доволен ли он тем, что ему показывают. Заинтересован ли. Почему явился в женскую академию без приглашения и что задумал.

В соседнем зале за двусторонним зеркалом шло занятие. Девушки стояли в ряд в белых облегающих туниках и пуантах. Волосы собраны в пучки, лица без косметики. Преподаватель балета хлопнула в ладоши, и они продолжили занятие.

– И раз – и два – и три – потянулись – и плие! – И три – и четыре – и снова плие! Как следует стараемся! Не отлыниваем!..

Ученицы элитной женской академии происходят из лучших семей синдиката и получают разностороннее образование. Каждая имеет ценные связи в обществе и огромное приданое. За годы академии их вымуштровали на роль идеальных жен для самых влиятельных мужчин синдиката. Осталось несколько недель до выпускного бала, и тогда за этих девушек начнется матримониальная битва.

– Господин Романи, если бы мы знали, что вы приедете, устроили бы показательное выступление, – взволнованно сказала директор академии, стоя у двустороннего зеркала рядом с нежданными гостями. Отсюда они наблюдали за девушками. – Я благодарна за ваш… взнос, но больше ничего не могу вам предложить. Никаких знакомств и встреч. Официальный период сватовства начнется в мае, и у всех заинтересованных будут равные шансы. Я не могу нарушить правила, установленные Советом синдиката…

Директор академии колебалась на грани обморока. Доменико Романи – один из самых опасных и непредсказуемых мужчин западного побережья, однако и остальных ее клиентов невинными котятами не назовешь.

Доменико, казалось, не слышал и не замечал директора. Даже не смотрел в ее сторону. Руки в карманах темных брюк, расслабленная поза, тяжелый взгляд. Вроде привлекательный мужчина, но в нем ощущалась такая гнетущая сила, что рядом трудно было дышать. Он наблюдал за девушками без особого интереса. Скорее, даже с пренебрежением, как будто не он внезапно явился на остров и дал директору огромную взятку, чтобы посмотреть на выпускниц без их согласия и ведома.

Руки директора заметно дрожали, в глазах светился страх. Было непонятно, чего она боится больше, – последствий этого визита или самого Доменико.

– Что вы можете рассказать об этих красотках? – спросил второй гость по имени Орсон. Небрежно одетый, общительный, с ухмылкой на лице, он был полной противоположностью Доменико.

Вздохнув, директор взяла себя в руки.

– Эти девушки из лучших семей синдиката и станут идеальными женами. Их обучение проходило по стандартной программе, одобренной Советом синдиката. – Кашлянув, показала на брошюру, которую Доменико небрежно бросил на столик в углу. – Так как эти девушки из влиятельных семей, потребуется разрешение на брак, несмотря на их возраст…

– Сколько им? – поинтересовался Орсон.

– Либо двадцать один год, либо скоро исполнится, так что они давно уже совершеннолетние. Однако вы знаете, что по правилам синдиката будущее девушек определяет отец или другой опекун, вне зависимости от возраста.

– Я бы выбрал вон ту, с розовым цветком в волосах и роскошными ногами. Или ту, которая стоит рядом с учителем, уж очень она гибкая. Жаль нельзя выбрать несколько, а то я бы с удовольствием… – Орсон усмехнулся и подмигнул директору. Казалось, он искренне наслаждается происходящим, в отличие от его босса.

Директор проигнорировала непристойную шутку и продолжила, глядя только на Доменико.

– Девушка с цветком в волосах – это Серина. Она превосходная танцовщица, и у нее мягкий и сговорчивый характер. Ее родители испытывают финансовые затруднения, так что, возможно, вам удастся повлиять на их решение о замужестве Серины. – Войдя в свою привычную роль, директор немного успокоилась. – Или вот еще хороший вариант для вас. Девушка, которая поправляет ленты на пуантах, Нария Рунелли. Ее родители погибли, и ее судьбу определит брат. Возможно, с ним будет легче договориться. Нари приятная, покладистая, хотя это можно сказать обо всех ученицах. Они в академии с детства, поэтому из них вырастают послушные, умелые и полезные жены для лидеров синдиката.

Сказанное походило на рекламу, и Доменико поморщился. Медленно перевел на директора тяжелый, немигающий взгляд.

– Девушка, которая смотрит в окно, кто она такая?

– Это Ада. Она никогда особо не любила балет, однако я бы не стала ее недооценивать. Ада очень талантлива, но…

Резко развернувшись, Доменико направился к выходу.

– Подождите, господин Романи! Вы не дослушали! Ее полное имя Адаис Леоне, она дочь Андреаса Леоне, главы южной ветви синдиката. Ходят слухи, что он уже договорился о ее замужестве. Вам будет трудно добиться согласия ее отца. На вашем месте я бы выбрала девушку попроще…

Доменико остановился так внезапно, что директор чуть не врезалась ему в спину.

– Попроще? С какой стати? – В его глазах вспыхнул убийственный огонь.

Директор уже осознала свой промах. Не следовало намекать, что с его репутацией и шатким положением в синдикате Доменико далеко не лучший кандидат в женихи. С усилием сглотнула, незаметно стерла испарину со лба. Вернее, ей казалось, что она сделала это незаметно, однако Доменико Романи не зря считали самым опасным мужчиной синдиката. Он замечал все, что остальные пытались скрыть.

– Если отец Ады уже договорился о ее замужестве, то он не примет ваше предложение, – выкрутилась директор, однако хриплый голос выдал ее страх. Ходят слухи, что Доменико Романи способен убить человека щелчком пальцев, и директор очень надеялась, что он не станет демонстрировать этот свой талант на ней в отместку за неосторожные слова.

Хмыкнув, Доменико отвернулся и продолжил путь к выходу.

Директор выдохнула с облегчением.

– Я искренне хочу вам помочь! – воскликнула заискивающим тоном. – Именно поэтому я показала вам девушек, однако большего сделать не могу. И обещать ничего не вправе. Возможно, вы найдете… г-м-м… рычаги давления. Вам нужна особенная жена, чтобы закрепить ваше положение в обществе и добиться допуска в Совет синдиката…

Директор увещевала, восклицала, однако Доменико ее не слушал и шел так быстро, что вскоре она осталась далеко позади. Охрипшая и взволнованная.

Взойдя на борт моторной яхты, Доменико и Орсон покинули остров академии.

Директор нащупала в кармане чек на огромную сумму, оставленный гостем, и пожала плечами. Ему не позволят жениться на Аде, но это уже не ее проблема.

Никто другой не наслаждался бы ледяным ветром с брызгами дождя и воды залива. Никто другой не стоял бы на палубе в такой промозглый, ненастный день. Однако Доменико с удовольствием подставил лицо непогоде и, смаргивая влагу, разглядывал удалявшуюся суровую крепость, в которой обучались самые желанные девушки западного побережья. Жемчужины синдиката. Академия располагалась на небольшом острове у побережья Корстона, самого крупного города центральной ветви синдиката, и, благодаря патронажу Совета, имела некоторую независимость. А он проигнорировал все правила и запреты и явился без предупреждения.

Доменико прекрасно знал, на что так грубо намекала директор. Совет синдиката считал его опасным и ненадежным отщепенцем, предавшим великого отца, Вилема Романи, главу центральной ветви. И они отнюдь не ошибались. Вместо того, чтобы сдаться отцу в рабство и преданно заглядывать ему в рот, как и положено наследнику, Доменико выступил против Вилема и параллельно создал собственную империю. Отвоевал кусок территории у мексиканской группировки, заработал немалые средства, вложил их в недвижимость и в игорный бизнес. Самостоятельно. Независимо. Однако, чтобы достичь высшей власти и заполучить связи по всему континенту, ему необходимо стать членом Совета синдиката, а его не спешат туда приглашать. Присматриваются. Побаиваются. Не мешают, но и не делают шагов к сближению, так как его отец по-прежнему силен. И, что неудивительно, настроен против сына.

Так что директор академии права, никто из высокопоставленных папаш синдиката добровольно не отдаст Доменико свою дочь. Не то, чтобы он жаждал жениться. Скорее, наоборот. Однако союз с одной из жемчужин синдиката значительно укрепит его положение в высшем обществе, облегчит вход в Совет и снабдит бесценными связями, а заодно и наследниками.

– Не знаю, Нико, о чем ты так усиленно думаешь, но я с тобой полностью согласен! – рассмеялся Орсон. Он вообще слишком много веселился, и, если бы не годы дружбы и абсолютной преданности, Доменико бы давно от него избавился.

Не дождавшись ответа, Орсон зевнул и потянулся.

– Ты и сам знаешь, что никто добровольно не отдаст тебе дочь. Шантаж – весьма эффективный способ договориться с папашей или братом одной из жемчужин. Только скажи – и я накопаю что-нибудь интересное. Может, это и не лучшее начало брака, зато надежное. Тебя сразу примут в Совет синдиката, и ты станешь звездой общества. – Орсон насмешливо дернул бровями. – Если не хочешь тратить время на шантаж, давай похитим одну из девиц на твой выбор.

Доменико поморщился. Только визгов и скандалов похищенной и крайне избалованной девицы ему и не хватало.

– Не нравятся мои идеи? Тогда остается надеяться, что одна из жемчужин свалится тебе в руки. – Фыркнув, Орсон хлопнул Доменико по плечу.

Глава 1

Несколько недель спустя

Ада

Угрюмые воды залива плещутся у берега. Брюхатые тучи давят непогодой. Мало кому придет в голову выехать на побережье при такой погоде, поэтому расположенные вдоль берега элитные дачи пустуют. Только охрана закрытого поселка то и дело объезжает периметр.

Сижу в раскладном кресле на стылой по зиме веранде. Вдали едва заметны очертания острова академии. Сколько себя помню, мечтала оттуда сбежать. Днем. Ночью. В снах и наяву. И вот, свершилось. До сих пор не верю, что решилась и смогла.

Поднявшись, направляюсь к кромке берега. Поддеваю ботинком ледяной песок, бросаю в воду камешек. Собрав кучу веток, прикрываю спрятанную в зарослях лодку. Старую, весельную, однако выбора не было, ведь звуки мотора привлекли бы ненужное внимание при побеге.

Чтобы тайно достать лодку, потребовались масса усилий и треть моих сбережений. В академии охранников больше, чем учениц, и сбежать оттуда непросто. Да и надо знать, куда бежишь и к кому, чтобы тебя не выследили и не предали. Мне бы не удалось скрыться, если бы не помощь подруги. Нария дала мне ключ от родительской дачи и предложила воспользоваться хранящейся здесь одеждой. Ее родители погибли два года назад при столкновении синдиката с мексиканскими группировками, а брат дачей почти не пользуется, уж точно не зимой. Так что меня здесь не потревожат. Самой-то Нарии бежать незачем, она хочет замуж, да и брат ее в обиду не даст, не выдаст за какого-нибудь маньяка, не спрашивая ее согласия.

А вот меня… Страшно представить, какие сюрпризы готовит отец. Кому отдаст или продаст, как предаст…

Мой отец, Андреас Леоне – глава южной ветви синдиката. Его территория включает большую часть Калифорнии и Аризоны, и его власть безмерна. Он один из самых жестоких, аморальных и грубых мужчин синдиката. Даже в отношении меня. Особенно в отношении меня. Для него я козырная карта, часть арсенала в политической игре, возможность укрепить связь с другой ветвью синдиката и ничего более. В последний раз я видела отца на рождественском балу академии. Он уделил мне не более минуты. Критически оглядел мой внешний вид и прищурился.

– Тебе надо похудеть. Помни, ты Адаис Леоне, поэтому должна выглядеть идеальней всех.

После этого меня почти не кормили до февраля. К слову, лишнего веса во мне было не больше килограмма.

Мой брат такой же, как отец, а то и хуже. Его всегда раздражал сам факт моего существования. Мама умерла десять лет назад. Остальные родственники подчиняются отцу. Поэтому мое будущее холодное и одинокое, несмотря на наличие так называемой родни.

Из-за этого я и сбежала. Ради свободы, ради будущего. Собиралась дождаться весны, однако несколько недель назад преподавателя балета вызвали в коридор, и она вернулась взволнованной и велела нам стараться изо всех сил. Это могло означать только одно: в академию нагрянул некто важный, и ему позволили за нами наблюдать. Наличие двусторонних зеркал в залах не было для нас тайной.

Казалось, я ощущаю взгляд нежданного посетителя, пронизывающий, как осенний ветер на побережье. Попыталась стряхнуть это неприятное ощущение, однако после того дня стала ловить на себе странные взгляды учителей и директора. Не иначе как отец решил выдать меня замуж сразу после выпускного, и будущий жених нагрянул на меня посмотреть. Кто он? Даже подумать страшно. В синдикате хороших мужчин нет.

Вот я и сбежала раньше задуманного. Выбралась с острова ночью, еле догребла до дачи родителей Нарии. Окоченела за несколько часов пути, руки-ноги еле двигались. Долго отогревалась в душе, потом натянула найденные в доме джинсы и старый жакет. Если бы не помощь Нарии, пришлось бы прятаться в лесу и ночевать на холодной земле. А так все удобства под рукой. Дом шикарный, хотя в нем и заметен запах сырости, влажное ожидание лета. В кухонных шкафчиках нашлись консервы, крупы, сахар, кофе.

Говорю же, повезло.

Теперь сижу на веранде, оглушенная удачей, и строю дальнейшие планы. Надо выбраться за пределы закрытого поселка и не попасться в лапы охране. А потом и в лапы синдиката. Мне, как наследнице Андреаса Леоне, не положено являться на территорию чужой ветви без приглашения. Так что, пока не покину земли синдиката, не будет мне покоя.

До ближайших соседей далеко. С одной стороны залив, с другой лесопарк. Элитный поселок окружен высоким забором с камерами наблюдения и несколькими пунктами охраны. Послеобеденная разведка ничем не порадовала, я не нашла места, где можно перебраться через стену, трехметровую с колючей проволокой сверху, и при этом не попасться патрулю или на камеры.

В академии скоро обнаружат мое отсутствие, однако тревогу не поднимут, ведь для их репутации побег ученицы – это большой удар. Искать меня будут люди отца. Опять же, не поднимая тревоги, чтобы не навредить репутации семьи. Для поиска на территории центральной ветви отцу придется заручиться разрешением Вилема Романи, а за это время я изменю внешность и уберусь подальше отсюда. Начну новую жизнь. Найду работу, хоть какую, мне все подойдет.

Скажу честно, я надеялась, что одна из подруг сбежит вместе со мной. Вдвоем было бы легче. Однако никто не захотел. Многие мечтали о побеге, но со временем сдались. Большинство сдаются. А может, и не сдаются, а просто забывают о свободе. Или теряют способность мечтать, ее вытесняют вдолбленные в нас правила.

Внезапно раздается треск ветвей. Приподнявшись, вглядываюсь в окружающий веранду лесопарк. Наверное, это олень. Или птицы с белками шуршат в кустах. Случайных прохожих здесь быть не должно. Охрана не пропустит гостей без разрешения, да и они приехали бы на машине или приплыли на лодке, и хозяева тоже.

К треску ветвей добавляются быстрые шаги и надрывное дыхание вперемешку с… плачем?

Вскочив, хватаюсь за перила веранды. Скрыться в доме успею, но следы не замести. Я не ожидала вторжения.

Теперь уже явно слышу женский плач и отрывочные слова запыхавшейся молитвы.

Навстречу мне хромает молодая женщина. Истерзанная, вся в крови. Из-под разорванной кофты виднеются покрытые синяками и царапинами руки. В спутанных волосах застряли листья и сучки. По левой руке, прижатой к ее боку, стекает кровь, капает на покрытую сосновыми иглами землю. В правой руке большой сверток, который она прижимает к груди.

– Вы ранены! Кто вы? Вам нужна помощь…

Не успеваю договорить или сойти с крыльца, как слышу ее запыхавшееся: «Нет!»

Несколько секунд она молча смотрит на меня, и постепенно отчаяние в ее глазах сменяется надеждой. Спутанные волосы не позволяют полностью разглядеть ее лицо, но я замечаю опухшую скулу и кровоподтек на лбу.

Вздохнув, она кивает, как будто принимает решение. Постанывая от боли, наклоняется и кладет сверток на землю. Ее бледное лицо застывает маской боли и отчаяния.

Я снова пытаюсь к ней подойти, но она машет рукой, не подпуская ближе. Подошвой стирает с земли свои следы, засыпает их листьями и сосновыми иглами.

– Они уже близко и не успокоятся, пока не найдут меня. Мне от них не спастись, но они не знают, что ребенок со мной, – хрипит, запахивая разодранную, окровавленную одежду. – Закройся в доме и сиди тихо! Не выходи до завтрашнего утра…

Ее голос затихает. Пошатываясь, она направляется обратно, откуда пришла. Левая рука безвольно свисает, по пальцам бегут ручейки крови, собираются на кончиках пальцев толстыми каплями. Она стирает их рваным подолом, чтобы не оставлять следы на земле.

В последний раз глянув на оставленный на земле сверток, всхлипывает.

– Позаботься о нем, как о своем собственном, умоляю тебя! А завтра отнеси на седьмой участок, там он будет в безопасности. – Незнакомка машет здоровой рукой, показывая направление. Проводит ладонью по лицу, оставляя полосы грязи и крови. Каждое слово, каждый шаг даются ей с огромным трудом. – Нико! Отнеси его к нему… – Всхлипнув, исчезает за деревьями. Идет напролом через кусты, шатаясь и плача.

Требуется несколько секунд, чтобы оттаять от шока. Из всей развернувшейся перед моими глазами сцены мое изумленное сознание вычленяет самое главное.

– О ком я должна позаботиться? Эй, подождите! Куда вы?! Вам плохо, вы истекаете кровью… – Спешу вслед за женщиной, но она уже скрылась за деревьями. – Вернитесь! Я вам помогу…

Я и себе самой сейчас затрудняюсь помочь, не говоря уж о посторонних, но все равно не хочется отпускать ее, раненую, избитую, на грани обморока или чего похуже.

За моей спиной раздается писк.

На ледяных, недавно оттаявших прелых листьях и сосновых иглах лежит сверток, из которого виднеется детский кулачок. Крохотные пальчики сгибаются, разгибаются, словно рисуют в воздухе. Подхватываю ребенка на руки, кутаю в жакет. Кто эта женщина?! Положила дите на ледяную землю, бросила с незнакомкой… ничего толком не объяснила.

Могла хоть в руки мне передать ребенка… Хотя нет, она не хотела подходить к веранде, чтобы не оставлять кровавые следы. Когда уходила, шаркала, раскидывая листья, чтобы преследователи не нашли след.

А меня не подпустила близко, чтобы я не пыталась ее остановить.

Что делать?

– Гу! – раздается из свертка.

Да уж, только если «гу».

Из-под складок одеяла на меня смотрят два любопытных голубых глаза. Прижимая малыша к себе, быстро заметаю следы на песке перед крыльцом, убираю вещи с веранды. Стараюсь двигаться бесшумно и все время прислушиваюсь.

Внезапно вдали раздаются крики, мужской и женский. Спотыкаюсь от страха и спешки, прижимаю ребенка к груди и приговариваю что-то успокаивающее.

Закрывшись в доме, занавешиваю окна и прячусь за диваном, как будто это незамысловатое укрытие может нас спасти.

Жду.

Незнакомка сказала, что ребенка искать не станут, потому что не знают, что он с ней. Она смотрела на малыша полными отчаяния глазами, умоляла ему помочь. Так волнуются о собственном, горячо любимом ребенке.

Незнакомка казалась искренней, но можно ли ей доверять?

И какое мне дело до их проблем? Своих предостаточно.

Вот же, попала! А ведь всего десять минут назад благодарила судьбу за удачу.

– Га-га, – говорит мой маленький гость и улыбается, показывая четыре передних зуба, два верхних и два нижних.

Прижимаю его к себе, поглаживаю по спинке, и, к счастью, он вскоре засыпает.

Так мы и ждем, прячась за диваном. К дому никто не подходит, вокруг тихо, и моя паника постепенно рассеивается.

Незнакомка велела дождаться завтрашнего утра и отнести ребенка на седьмой участок. Как это провернуть?! Успех моего побега, да и все мое будущее зависят от того, смогу ли я остаться незамеченной и выбраться с земель синдиката. Следует избегать общения с людьми, и вот поворот: я должна отправиться на чужой участок, причем с ребенком на руках.

Верить ли незнакомке, что там ему будет безопасно?

Придется разобраться на месте. Альтернатив все равно нет. Не брать же чужого ребенка с собой? К властям пути нет, они в кармане у синдиката, глава местной полиции негласно состоит в Совете. Они сразу задержат меня, отправят к отцу, да еще и распустят слухи о случившемся, и тогда отец с братом превратят мою жизнь в кромешный ад. Охране поселка показываться нельзя по той же причине, хотя у меня и есть на всякий случай приглашение от Нарии погостить на даче. Безымянное, на имя предъявителя. Однако, если охрана позвонит ее брату, мне конец.

Телефона в доме нет. Оставить ребенка здесь и позвонить в полицию из города? Нет, не могу. Что будет с малышом, если со мной что-то случится или полиция не приедет?

Не могу оставить маленькое чудо без присмотра.

Вздохнув, щекочу пухлую детскую щечку. Малыш только проснулся, смешно морщит нос и хмурится.

– Думаю, нам пора познакомиться. Я Ада, А-да. А тебя как зовут?

Ребенок сверлит меня оценивающим взглядом, потом широко раскрывает рот.

– А-да, – выдает уверенно.

– Да, меня зовут Ада, а тебя?

– А-да! А-да!

Понятно.

Малявочке не больше годика, и пахнет от него так, что о-го-го. Аж глаза слезятся.

Разворачиваю одеяло, оттуда выпадает несколько подгузников. Очень кстати! Устраиваю малыша на стиральной машине в ванной. Расстегиваю одежду, привожу его в порядок, надеваю чистый подгузник.

Пока забочусь о нем, замечаю такое… хоть плачь.

Да я и плачу.

Малыш чистый, довольный, весело гулит, а я корчусь от боли в душе. В глазах слезы, в горле сдавленный крик.

Нас обучали уходу за детьми, ведь это обязательные знания для идеальной жены. Даже если у моих детей будут няни, я должна знать, какие указания им давать и как правильно растить будущих главу или жемчужину синдиката.

Так вот, ни на одном из занятий не обсуждалось, что делать, когда ты скрываешься от всего мира, а тебе подкидывают малыша, у которого на ребрах отчетливо видны синюшные отпечатки пальцев. Если судить по размеру руки, то мужские. Как будто маленькое тельце сжимали изо всех сил, до синяков.

К горлу поднимается тошнота. Если за незнакомкой гонится тот, кто избил ее и обидел ребенка, то дело плохо. С таким поворотом событий мне не справиться.

Малыш хватает меня за палец и тащит его в рот. Ему весело, а мне страшно. За него, за себя. За раненую незнакомку. Одежда на ребенке брендовая, дорогая. Женщина выглядела ухоженной, обручальное кольцо с бриллиантом таких размеров, что было видно с веранды. Это, конечно, не гарантирует принадлежность к синдикату, однако подозрения вызывает. Вот и еще одна причина не обращаться к властям. Они вернут ребенка тому, кто его обидел, если тот является членом синдиката.

Вспоминаю, как, уходя, женщина воскликнула: «Нико!»

– Тебя зовут Нико, да? Привет, Нико! Ты хороший, умный мальчик…

Он фыркает, переворачивается и пытается сползти со стиральной машины. К счастью, непохоже, что он испытывает боль или неудобство. Других повреждений не видно, но лучше бы показать его врачу. И разобраться, кто это сделал, как посмел.

И наказать. Беспощадно.

Расстелив чистое одеяло поверх ковра в гостиной, сажаю мальчонку и опускаюсь рядом. Сейчас мне и нос наружу высунуть страшно, а завтра придется отнести малыша на седьмой участок к нему. Кто «он» такой? Любовник незнакомки?

Воображение услужливо рисует цепь возможных событий.

Муж узнал, что ребенок от любовника, избил ее, и она сбежала?

Пыталась добраться до любовника, который живет на седьмом участке, а муж ее преследовал?

Поняла, что не добежит, поэтому доверила ребенка мне?

Надо успокоить фантазию, все равно мои догадки ничего не стоят. Однако все это очень некстати. Мне и со своими приключениями не справиться, а тут… ребенок.

Держась за диван, мальчишка поднимается на ноги и стоит, покачиваясь. Улыбается гордо.

– Нико, иди сюда!

Он хватает пульт от телевизора и беспорядочно нажимает на кнопки.

Что-то он не особо откликается на свое имя и не спешит идти на контакт.

– Малыш, ты голодный?

– Да-да-да, – отвечает, яростно кивая, и в подтверждение сует пульт в рот.

К счастью, он не особо привередлив и с удовольствием ест кашу на сухом молоке. Никаких свежих продуктов в доме конечно же нет. Мне вообще повезло, что имеется хоть какая-то еда.

Вокруг по-прежнему тишина, и нервный клубок внутри меня постепенно рассасывается. Нико оказывается нетребовательным и жизнерадостным малышом, благодарным за малейшую крупицу внимания. Мы играем в прятки (я прячусь, а Нико хихикает), делаем самолетики из страниц старого журнала, поем детские песни. Вернее, я пою, а малыш колотит ложкой по кастрюле. Радуется и веселится всей своей распахнутой детской душой.

Невозможно представить чудовище, которое оставило синяки на тельце этого чудного малыша. Думая об этом, я прячу слезы. Не хочу, чтобы Нико их заметил. Умираю внутри от мысли, что мало чем могу ему помочь.

– Это была твоя мама? – спрашиваю и тут же хмурюсь, вспомнив, в каком состоянии была незнакомка. Где она сейчас? Что с ней случилось?

Дите бросает на меня веселый взгляд.

– Ада! – хлопает меня по руке.

– Да, я Ада. А ты Нико?

Он трется лбом о мое плечо и сопит.

Зажмурившись, клянусь себе сделать все возможное, чтобы малыш оказался в безопасности. Мои планы поставлены на паузу случившимся. Щемящим чувством, острой нуждой позаботиться о чудном малыше, жизнь которого, как и моя, тоже зависла над пропастью чужой воли.

Мы так и засыпаем в гостиной. Идеальный ребенок спит до утра, а я – урывками, то и дело подскакивая от постороннего шума. Проверяю окна, веранду, но вокруг только лес и залив. Тишина и спокойствие. Не знаю, что случилось с незнакомкой, но она хорошо замела следы, и ее преследователи о нас не узнали. Пока.

*

Когда просыпаешься с головной болью, заранее знаешь, что день хорошим не будет. Осматриваюсь – и паника хватает за горло. Где ребенок?! На ночь я устроила ему спальное место на диване и поставила вокруг стулья, чтобы не упал.

Из кухни доносится веселое бормотание. Малыш стоит, держась за табуретку, и что-то напевает. Говорят, дети часто не спят по ночам, плачут, требуют внимания, но этот мальчишка просто идеален. Хорошо спал, сам слез с дивана, сам развлекается. Никаких проблем. Кроме очевидной, конечно. В том смысле, что в данный момент малыш и есть моя самая большая проблема.

– Доброе утро, Нико!

– Ни-ко-ко-ко-ко, – отзывается, неловко оборачиваясь и плюхаясь на пол.

Чувствую себя усталой и разбитой, а ведь сегодня утром предстоит отнести мальчика на седьмой участок к нему, кем бы он ни был. Еще один незнакомец.

Как убедиться, что Нико будет там в безопасности, и при этом не выдать, кто я такая?

Вздохнув, массирую ноющие виски.

– Ада-Ада-Ада! – зовет малыш.

– Каша-каша-каша! – весело отвечаю, и он, хотя и строит недовольную рожицу, но доедает кашу без споров и почти без помощи. Сначала ложкой, потом ладошкой, а потом размазывает остатки по лицу и по без того уже далеко не чистой одежде.

Мы оба смеемся, и меня посещает опасная мысль, что я буду скучать по этому малышу.

Откуда он взялся такой замечательный?

И кто посмел причинить ему боль?

Защитный инстинкт, почти материнский, пробуждается во мне и жаждет мести. Все во мне клянется защитить этого идеального ребенка, к которому жизнь повернулась отвратной стороной. Впервые я волнуюсь не за себя саму, не за свое будущее, а за кого-то во много раз более важного.

Оставив мальчонку на ковре с парой безопасных безделушек, выхожу на разведку. Вокруг тишина. Пасмурное утро купается в заливе.

– Надеюсь, я поступаю правильно, – говорю малышу, заворачивая его в плед и подхватывая на руки.

Его вердикт уверенный и моментальный: «Гу!»

Ну, раз «гу», то…

Натянув хозяйские резиновые сапоги, иду по берегу в направлении, которое указала незнакомка. Игнорирую границы чужих владений, обхожу заборы по воде. Очень надеюсь, что на пустующем берегу нет камер наблюдения. Нария клялась, что никто из соседей не приезжает сюда зимой, и это радует. Однако хочется верить, что хозяин участка номер семь дома.

Нико вроде малыш, но тяжеленный, особенно если нести его пять километров по песку, а он норовит вырваться и пойти своим ходом. Обнимаю его крепче и напеваю колыбельную, чтобы успокоить.

Подхожу к границе очередного участка. До этого дома назывались поэтичными, красивыми именами. Зимняя вишня. Волшебный лес. Счастливый уголок. А следующий участок огорожен высоченным забором, на котором красуется железная семерка.

Малыш задремал и сопит на моем плече, от этого кажется еще тяжелее. Осторожно обхожу край забора по воде, повторяю в уме заготовленные объяснения. Попробуй докажи, что незнакомка подбросила мне ребенка… Истина порой кажется менее правдоподобной, чем ложь.

Делаю не более десяти шагов по берегу, когда навстречу выходят двое мужчин. Вооруженных.

Это неожиданно.

Я надеялась, что отцом ребенка окажется богемного вида отшельник, проводящий зиму на одинокой даче. Однако отшельники не держат личную вооруженную охрану.

«Синдикат-синдикат-синдикат», – гремит тревожный сигнал в голове.

Дурные предчувствия сковывают кожу льдом, однако с пути уже не свернешь.

Малыш просыпается, смотрит на охранников с интересом, особенно на оружие.

– Здравствуйте, – говорю подчеркнуто вежливо. – У меня есть дело к… хозяину участка.

– И какого характера это дело? – Один из мужчин демонстративно оглядывает меня с головы до ног и ухмыляется.

Неприятное начало.

Кивком показываю на мальчика.

– Мне надо поговорить с хозяином участка о Нико…

Не успеваю продолжить, меня перебивает малыш.

– Нико-Нико-Нико! – весело повторяет, улыбаясь. Вежливый ребенок решил представиться.

Мужчины реагируют очень странно. Какое-то время ошалело смотрят на малыша, потом, переглянувшись, отходят в сторону и советуются. Я слышу шепот: «Одно лицо», «никто не знал».

Потом они берут меня под руки и ведут к еле заметному за деревьями дому. Без объяснений.

Я сопротивляюсь, пятками упираюсь в песок.

– Отпустите меня! Прекратите дергать, у меня ребенок на руках!

– Иди молча!

Меня толкают вперед. Ухмылки с их лиц исчезли.

Чем дальше, тем ситуация хуже.

– Нико-Нико, – повторяет малыш.

Один из охранников громко и грубо ругается. Сжав мое предплечье, дергает изо всех сил. Так, что я чуть не роняю малыша.

– Ты назвала ребенка Нико?! Думала, так ухватишь побольше? – кричит со смесью отвращения и негодования.

Я буквально вскипаю от гнева. И от страха заодно.

– О чем вы?! Я никак его не называла и не собираюсь ничего ухватывать!

Внутри меня клубок самых противоречивых и острых чувств. Громче всего вопит инстинкт самосохранения, который требует отдать ребенка охране и бежать.

Но я так не могу.

Не могу сунуть малыша в руки грубых незнакомцев. Не могу уйти, пока не увижу хозяина дома и не буду убеждена, что он позаботится об этом чудном мальчике и защитит его. Незнакомка просила отнести ребенка «к нему». Не знаю, кто «он» такой, но уж точно не один из этих неандертальцев.

Мы приближаемся к дому. Огромному, с колоннами, обрамляющими крыльцо. По периметру сада лес. Везде камеры. Около садовых построек несколько вооруженных мужчин и бронированная машина.

Богатых людей немало, и не все они связаны с синдикатом, однако обилие оружия вызывает подозрения.

Останавливаюсь и сильнее прижимаю ребенка к груди. Мысленно повторяю слова незнакомки, что малышу тут будет безопасно, и заставляю себя верить.

Нико кряхтит, пытается вырваться из моих рук. Его заинтересовала сияющая глянцем машина. Хлопает по нет потной ладошкой и радостно восклицает: «Би-би!».

В этот момент открывается входная дверь. На крыльцо выходит мужчина. Высокий, в джинсах и футболке, он с интересом смотрит на меня. Один из охранников что-то шепчет ему, яростно жестикулируя.

Нико обнимает меня за шею и улыбается, сияя четырьмя зубками. В отличии от меня, у него отличное настроение.

– Би-би Ада! А-да! – тычет меня пальцем в щеку.

– Ее зовут Ада, – говорят охранники.

Теперь придется назваться настоящим именем, но хоть фамилию изменю. Если спросят.

Вышедший наружу мужчина оборачивается, смотрит на кого-то внутри дома и смеется.

– Когда это ты успел завести ребенка? И никому не признался, даже мне. Сколько ему месяцев? – спрашивает, переводя взгляд на меня.

Я не успеваю сказать, что не знаю возраст ребенка, как встречаюсь взглядом с вышедшим на крыльцо хозяином дома. В том, что он здесь главный, сомнений нет. Его взгляд давит на меня, пытаясь поставить на колени.

Дыхание сбивается.

Несмотря на холодный день, между лопаток стекает капля пота.

Поле зрения сужается, остальных мужчин словно нет, и я вижу только хозяина дома, каждую деталь его внешнего вида. Черный костюм подчеркивает широкие плечи и мускулистые руки. У него короткие темные волосы. Привлекательное лицо. Совершенно бесстрастное, как ледяная маска. Гордо поднятый подбородок, расправленные плечи – осанка человека, привыкшего к власти. Рожденного с правом приказывать и пользоваться.

Хозяин дома не сводит с меня взгляда. Из его голубых глаз исходит сила, от которой не спастись. Не соскочить с крючка его взгляда. В нем ни света, ни тепла, только давление власти.

В академии были учителя и охранники мужчины. Нам устраивали совместные балы с мужской академией. Я общалась с противоположным полом, когда возвращалась в дом отца. Однако никогда не испытывала такой странной реакции на мужчину. Шок, потрясение, волнение, страх… любопытство.

Увы, эту реакцию сугубо неприятной не назовешь.

Взгляд хозяина дома медленно спускается по моему телу. Как прикосновение, будто ощупывает тело и душу.

В тот момент я сожалею, что на мне старая одежда Нарии и что волосы небрежно собраны в узел.

С ума сойти! Моя жизнь висит на волоске, а мысли заняты черт знает чем…

Запрещаю себе думать о глупостях. Надо подойти к хозяину дома, поговорить без свидетелей и во всем разобраться.

Однако малыш снова меня опережает. Весело машет мужчинам и говорит.

– Нико Ни-ко ко-ко-ко.

Вот и представились.

Хозяин дома медленно переводит взгляд на ребенка, потом снова на меня. Его лицо ничего не выражает. Совсем. Потом он разворачивается и уходит обратно в дом. Судя по тому, что остальные мужчины начинают суетиться, он отдал какие-то распоряжения, однако я их не расслышала.

– Не уходите! Мне надо с вами поговорить! Это срочно! – кричу вслед.

Охрана сопровождает меня в дом.

На мраморной лестнице огромные вазы с цветами, на потолке фрески… Дом похож на роскошный и очень одинокий музей. Словно кто-то скопировал интерьер из каталога, не заботясь, подходит он хозяевам или нет.

Мы поднимаемся на второй этаж и сворачиваем в один из коридоров. С каждым шагом иду все медленнее и нервничаю все сильнее. Прислуга занимается уборкой, все выглядит обыденно для богатого дома, однако мои инстинкты бьют тревогу.

– Куда вы меня ведете?

– Ты хотела поговорить? Вот и поговоришь, – бурчит охранник.

Открывает дверь в большую спальню с балконом и ванной комнатой.

– Лучше поговорить на улице, мне нужно всего несколько минут… – Разворачиваюсь и спешу к лестнице, однако охранник хватает меня за плечи и заталкивает в комнату.

Запирает за мной дверь.

Отчаяние и негодование разрывают меня на части. Если бы я не разглядывала хозяина дома, а сразу с ним заговорила, то, возможно, меня бы отпустили. Нашла, на кого заглядываться!

Сажаю малыша на пол, барабаню кулаками по двери и кричу.

– Не запирайте меня здесь! Вы не имеете права! Выпустите меня!

Охранник не ушел, стоит под дверью с другой стороны.

– А чего ты ожидала, когда явилась сюда за наживой? Думала, босс тебя сразу к священнику повезет жениться? – смеется язвительно. – Родила боссу ублюдка и думаешь, теперь будешь в масле кататься. Типа умнее всех, да? Назвала ребенка именем босса и надеялась, что это его смягчит? Что ж ты раньше не явилась-то? Пыталась навязать ребенка другим мужикам, а они отказались, небось. Тебе еще придется доказать, чей он сын, хотя, конечно, похож на босса, с этим не поспоришь. Но все равно тебе это ничего не даст. Шлюха она есть шлюха и больше ничего! И сын твой – это сын шлюхи. В лучшем случае босс заберет сына, а тебя выгонит, да еще под зад даст.

Опешив, оседаю на пол у двери и смотрю вокруг невидящим взглядом. Ответить не могу, слишком шокирована происшедшим. Значит, вот как охранники интерпретировали мой приход? Что я родила ребенка от хозяина дома и теперь явилась с целью шантажа и наживы?!

Удивляться нечему, с богатыми мужчинами такие ситуации случаются сплошь и рядом. Охранники меня толком не выслушали, только поняли, что я пришла поговорить о ребенке, и сделали выводы. Неправильные и не в мою пользу.

Только непонятно, почему хозяин велел проводить меня в дом. Уж он-то должен помнить, что никогда со мной не встречался. Или он спит со всеми подряд и поэтому не удивлен очередному «подарку» от бывшей любовницы, которую не узнает?

В одном я согласна с охраной: малыш похож на хозяина, особенно глаза. Ярко голубые, красивые, только у малыша они лучатся радостью, а у хозяина дома словно мертвые, нарисованные на холсте.

Не дождавшись моего ответа, охранник уходит, бормоча себе под нос. Что-то оскорбительное в мой адрес, не иначе.

Сегодня далеко не самый удачный день. Я предчувствовала это с самого утра.

Глава 2

Нико вовсю исследует комнату, стремясь попробовать на зуб все, что попадает под руку. Глядя на него, размышляю. Охранники опешили, услышав от ребенка имя «Нико». Оказывается, так зовут хозяина дома. Я называю мальчика этим именем, потому что незнакомка выкрикнула его напоследок. Возможно, она имела в виду хозяина? Возможно, у малыша совсем другое имя?

– Солнышко, как тебя зовут?

– Би-би, би-би! – Малыш лупит кулачком по двери, копируя мои действия и требуя спуститься вниз, чтобы снова посмотреть на красивую машину.

Да, машина пришлась бы очень кстати, чтобы смыться отсюда.

Выхожу на балкон, осматриваюсь. Унылый зимний пейзаж не обещает ничего хорошего. По саду бегают овчарки, у кромки леса вооруженная охрана. Сколько их здесь?!

Никто не спешит отпускать меня на волю, да я и не уйду, пока не буду убеждена, что о ребенке позаботятся.

Вернувшись в комнату, сажусь на диван.

– Иди ко мне, малыш! Ты хороший мальчик, да?!

Малыш косится на меня и кивает.

– Оши лени!

Полагаю, «оши» означает хороший. А лени? Понятия не имею.

Комкаю пару страниц журнала и подбрасываю в воздух, как мячик. Малыш рад новой игре. Пытается поймать мяч, старается, насупив брови. В этот момент он выглядит копией хозяина дома.

Мы так увлечены, что оба вздрагиваем, когда открывается дверь.

Насмешливый мужчина в джинсах, которого я видела на крыльце, заходит в комнату. Оставляет дверь открытой, ради провокации, не иначе.

– Я Орсон.

Долго смотрит на меня, как будто ждет особой реакции на его появление или имя. Или на смазливую внешность. Не дождавшись, пожимает плечом. Походкой хищника, уверенного в своей неотразимости, проходится по комнате и садится в кресло. Сидит развалившись, как будто в кресле, а то и во всей комнате недостаточно места, чтобы вместить его огромное эго.

Малыш доверчиво улыбается и протягивает Орсону бумажный мячик, бормоча нечто похожее на «дя-дя». Перманентная ухмылка на лице Орсона не смягчается. Он так и оставляет малыша с протянутой рукой и поворачивается ко мне.

– Начинай с самого начала! – делает приглашающий жест.

Я готовлюсь к нашему разговору, как к выпускным экзаменам. Нервничаю и тщательно подбираю каждое слово.

Если судить по поведению Орсона на крыльце, у него с хозяином дома неформальные отношения. Наверняка босс прислал его разобраться в ситуации. С охраной я откровенничать не стану, но с этим самовлюбленным красавцем придется поговорить, раз уж сам хозяин к нам не спешит.

Начинаю с самого главного.

– Я не имею никакого отношения к ребенку или к вашему боссу. Я здесь проездом, остановилась в доме знакомых…

– Кто ты? – перебивает, щурясь.

– Никто, – отвечаю уверенно. В таком виде я и выгляжу как никто. Во мне уж точно не заподозришь жемчужину синдиката. Одета кое-как в чужие старые и мешковатые вещи, без косметики, с синяками под глазами от усталости и тревоги.

Орсона веселит мой ответ.

– Совсем никто?

Небрежно веду плечом.

– В данной ситуации я никто, потому что не имею отношения к…

Он снова перебивает.

– Ребенок назвал тебя Ада. Назови свое полное имя!

– Ада… Томпсон. – Будем надеяться, что в сети сотни девушек с этим именем.

– Откуда ты?

– Из небольшого города на востоке Невады. Работаю в библиотеке, живу одна, – выдаю заранее придуманный ответ. Восток Невады – это ничья территория, так что за шпионку меня посчитать не должны.

Орсон морщится, чуть ли не плюется. Его Красивейшеству противно тратить драгоценное внимание на девушку, которая никто и ниоткуда, да еще и выглядит кое-как.

– Семья есть? – спрашивает небрежно.

– Родители погибли в аварии несколько лет назад, так что я сирота.

Последнее звучит искренне. Со смертью мамы исчезла и моя семья. Остались двое холодных, жестоких мужчин, для которых я не дочь и не сестра, а предмет выгодного обмена. Козырь.

– Друзья есть?

– Близких нет.

– Совсем ни с кем не дружишь? – кривит рот в усмешке.

– У меня была собака, но погибла.

Я не удивляюсь этой неожиданной добавке к придуманному прошлому, так как всю жизнь мечтаю о собаке.

Кряхтя, малыш подтягивается на ноги, держась за брючину Орсона. Покачиваясь, сует пальцы в рот.

– Ням ням ням лени лени.

Не считаю нужным пояснять, что малыш голоден, он сам все объяснил на универсальном языке.

Орсон хмыкает.

– Рассказывай, откуда он взялся! – Подбородком указывает на малыша.

Сжав руки в замок, рассказываю о происшедшем. Прошу Орсона разведать, что случилось с незнакомкой, и помочь ей. Судя по тому, что он усмехается, особого доверия ко мне не испытывает.

– С чего ты решила, что мальчика зовут Нико?

– Уходя, незнакомка произнесла это имя, но малыш не всегда на него откликается. Возможно, она имела в виду, что хозяина дома зовут Нико. Послушайте, я обо всем вам рассказала, добавить нечего. Попросите кого-нибудь из прислуги присмотреть за ребенком и отпустите меня. Мне пора.

Во рту расплывается горечь от этих слов. Безумно страшно и хочется бежать, но… кто присмотрит за малышом? Где хозяин? Даже не поздоровался с ребенком, не успокоил. Оставил чужих людей делать для ребенка то, что является правом и обязанностью родных.

Орсон резко поднимается и идет к двери.

Если он решил, что я солгала, то может оставить меня здесь на долгое время, поэтому бросаюсь следом.

– Куда вы? Что будет дальше?! Подождите! Мальчику нужна помощь! – Я не собиралась говорить об этом ни с кем, кроме хозяина, однако кажется неправильным и опасным скрывать увиденное. Подхватываю малыша на руки и задираю рубашонку. – Вот, смотрите! Я заметила синяки, когда меняла подгузник. Похожи на отпечатки пальцев, как будто малыша грубо сжимали. В крупных руках, думаю, мужских. Клянусь, я не имею к этому отношения!..

Орсон отмахивается от моих оправданий. Улыбка исчезает с его лица, сменившись бледностью. В серых вечно смеющихся глазах появляется огонь.

– Нико играет, гулит, хорошо ест и спит, – продолжаю скороговоркой. – Я не заметила других внешних травм, однако на всякий случай нужно, чтобы ребенка осмотрел врач.

Орсон кивает.

– Врача и еду я организую, а ты напиши список всего, что вам с ребенком понадобится. Еда, одежда, игрушки… все что надо.

– Подождите… нет… отпустите меня!

Орсон быстрым шагом выходит из комнаты и захлопывает за собой дверь.

С шумным выдохом плюхаюсь на диван.

– Ада! – Малыш улыбается и протягивает мне газетный мячик.

– Да, солнышко. Я Ада, и у меня больши-и-ие проблемы.

*

Минут через двадцать малышу приносят еду. Румяная, улыбчивая женщина лет шестидесяти ставит поднос на журнальный столик.

– Здесь свежий творог, а вот тут фрукты…

– Все, пошли! Тебе велено молчать! – ворчит охранник.

Женщина неохотно следует за ним, но на прощание бросает на малыша взгляд, полный доброты и нежности.

– До чего же хорошенький! У нас детского питания нет, но на подносе много полезного для малыша…

Впервые с момента прибытия на участок номер семь мне становится легче. Здесь есть хороший человек, который желает Нико добра. Значит, меня скоро отпустят.

Я должна убраться отсюда как можно скорее.

Через пару минут приносят второй поднос с едой для меня, тоже несколько блюд на выбор. К тому времени я уже вымыла карапузу руки, и он набил рот творогом и теперь увлеченно рисует соцветием брокколи на поверхности журнального столика.

Аппетита у меня нет, однако заставляю себя проглотить половину бутерброда. Даже не замечаю, с чем он. Не чувствую вкуса.

Через час уже знакомый охранник приносит мешки с покупками для ребенка: подгузники, одежду, детское мыло, влажные салфетки, пеленки и прочее. Наверняка я многое забыла, однако, не имея опыта с детьми, горжусь своими покупками. Для себя я не попросила ничего, даже зубной щетки. Упорно надеюсь, что меня скоро отпустят.

Остальную часть дня мы проводим в играх, благо игрушек нам привезли целую кучу. Заметив в пакете игрушечный пистолет, откладываю в сторону. С ума сойти! Ребенку еще года нет, а они…

В том, что хозяин работает на синдикат, сомнений уже нет, как и в том, что он занимает высокую должность. Его имя – тоже Нико, как и ребенка, – ни о чем мне не говорит. Пытаюсь выпытать полное имя хозяина у охранника, но он притворяется глухим.

Запрещаю себе паниковать. В синдикате немало богатых людей, но только единицы имеют отношение к правящей группировке. О моем побеге отец объявлять не станет, так как это позор для семьи. Розыск будут проводить тайно, поэтому никто из здесь живущих не увидит мою фотографию в газетах или новостях.

Да и с какой стати хозяину дома мной интересоваться? Вид у меня не ахти какой, никто и есть никто. Не стою второго взгляда, Орсон это подтвердит.

Ужин нам приносят вкусный, однако со мной никто не разговаривает. Прислушиваясь к тишине в доме, пытаюсь справиться с нервным напряжением, которое бурлит и просится нарушу. Слезами, криками, истерикой. Еле сдерживаюсь. Укладываю малыша спать и успокаиваю себя, что пребывание в чужом доме может обернуться в мою пользу. Отец меня не найдет, а когда меня отпустят, уговорю охрану вывезти меня за пределы поселка, а то и города. Их уж точно не остановят и не станут допрашивать.

Малыш забавно сопит во сне, и я тоже закрываю глаза, убаюканная тишиной и форсированным оптимизмом.

Просыпаюсь внезапно, будто от толчка. Вокруг темно, в саду никаких фонарей, однако с правой стороны балкона виден ареол света. Поднимаюсь с постели, бесшумно приоткрываю дверь балкона. Влажное дыхание зимы леденит голые коленки, стягивает кожу. За неимением пижамы я легла спать в футболке и стрингах, и теперь от холода покрываюсь ледяными мурашками с головы до ног. Потянув край футболки ниже, выглядываю наружу.

И замираю.

Через балкон от меня стоит хозяин дома. Одна рука на перилах, другой он развязывает галстук и массирует шею. Его пиджак расстегнут, рядом на широких перилах стоит бокал со льдом и темной жидкостью. Виски?

Если хозяин и знает, что я за ним наблюдаю, то ничем это не выдает.

От него веет властью, опасностью и большими проблемами. Для меня.

Сглотнув, потираю враз пересохшее горло. Не позволяю себе глазеть и фантазировать. Разумный человек скажет, что середина ночи не время приставать к опасному мужчине с моими проблемами. Особенно к этому мужчине, чья энергетика прибивает меня к земле. Затягивает. Пугает. Вызывает интерес и любопытство.

Однако сейчас мне не до сигналов разума. Кто знает, когда этот пуп земли уделит мне время и внимание. Если сейчас не рискну, так и буду сидеть взаперти.

На размышления уходит от силы десять секунд, а потом я шагаю на балкон…

И тут же отступаю, вспомнив, в каком я виде.

Словно очнувшись, мужчина берет бокал и скрывается в комнате.

Балансируя на одной ноге, в спешке натягиваю джинсы. Выскакиваю на балкон, плотно закрыв дверь на случай, если малыш проснется.

– Подождите! – выдавливаю из себя странным полукриком-полушепотом, чтобы не разбудить ребенка.

Однако дверь балкона хозяина остается закрытой. Он меня не слышит или игнорирует.

Чем я заслужила такое отношение?!

Это не моя вина, что незнакомка от него забеременела! Во всей этой истории нет ни капли моей вины. Он что, так и собирается меня игнорировать и держать взаперти?

Ну уж нет!

Особо не раздумывая, карабкаюсь на перила, тянусь и хватаюсь за перила следующего балкона. Повисаю на них, как обезьянка. Повторяю про себя, как мантру.

– У меня всегда был высший балл по гимнастике, всегда был высший балл…

Наверное, это действует, потому что мне не страшно. А ведь, по идее, я должна быть в ужасе от собственного безрассудства. Вокруг так темно, что не видно земли. Босые ноги заледенели от холода. С усилием перекидываю ногу через перила и приземляюсь на следующем балконе. Не позволяя себе одуматься, повторяю трюк и оказываюсь перед балконной дверью хозяина дома.

Его спальня оформлена в воистину спартанском стиле. Никаких картин, украшений, покрывал или декоративных подушек. Огромная кровать с бельем грифельного цвета. На письменном столе закрытый планшет, на кресле небрежно брошены пиджак и галстук. Открыта дверь в гардеробную.

На полу ворсистый ковер.

Хозяина в спальне нет, однако дверь в ванную приоткрыта. Если он моется, то я окоченею на балконе, пока его дождусь.

Пробую балконную дверь, и, к моему удивлению, она открывается.

От холода стучат зубы. Если хозяин застанет меня в таком виде, то решит, что зубы стучат от страха. После секундного колебания кутаюсь в его пиджак и сажусь в кресло.

Слушаю шум воды.

Не представляю хозяина в душе. Не думаю о том, каким способом он заработал свои немалые мышцы, которые не скрывает пиджак. Не гадаю, что означают татуировки на его руках и на шее. Не задаюсь вопросом, где еще у него татуировки.

Именно обо всем этом я не думаю и уж совершенно точно не нюхаю его пиджак. А если и нюхаю, то только потому, что в академии нас учили разбираться в мужских парфюмах. Древесные и цитрусовые нотки смешиваются с запахом мужчины, и от этого аромата поджимаются пальчики на ногах.

В принципе, последний факт радует, потому что я уже всерьез думала, что отморозила эти самые пальчики.

Пытаюсь расслабиться и жду.

Жду.

– Я велел охране предоставить вам все, что нужно. Они что-то упустили? – раздается глубокий, хрипловатый голос из ванной.

Удивляться нечему. Хозяин дома, конечно же, знает, что я в его спальне. От таких, как он, не скроешься. Наверняка заметил меня на балконе, поэтому и ушел, не желая общаться. Однако не знал, насколько я упертая и безрассудная, поэтому не запер балкон. Нормальные люди заходят через обычную дверь, которая у него наверняка заперта.

Молодец, Ада, перехитрила его, счет один/ноль. Хотя… сейчас узнаем, в мою ли пользу.

Поднимаюсь и иду к ванной, но в последнюю секунду вспоминаю, что он моется, и останавливаюсь у двери.

– О нас с малышом позаботились, но… Единственное, что мне нужно, – это поговорить с вами. – Стараюсь, чтобы голос не дрожал. От холода, от чего же еще? – Прошу вас, уделите мне несколько минут!

– Вы позволите мне одеться, или это настолько срочно, что придется остаться голым?

Краснею, как девчонка, и заставляю себя отойти в сторону. Ноги еле двигаются. Убеждаю себя, что это из-за холода, а не потому, что присутствие этого мужчины словно намагничивает мое тело и держит его под контролем.

Сажусь обратно в кресло. Одевшись, хозяин дома подходит к встроенному в стену бару, и только тогда я поднимаю голову. На нем тренировочные брюки и белая футболка. Он босиком. С влажных волос стекают капли. На массивных предплечьях татуировки. Мне не привиделись его мышцы, здесь и вправду есть на что посмотреть. Я не особо падкая на смазливую мужскую внешность, иначе была бы сражена Орсоном. Дело не во внешней привлекательности хозяина дома, а в его давящей, мощной энергетике. В осязаемой силе.

Одной рукой он может переломить меня надвое, однако меня поражают не столько его мышцы, сколько ощутимая сила его влияния.

Пока он разливает напитки, я не свожу с него глаз. Что-то в его лице кажется знакомым, но не могу уловить что. Он протягивает мне бокал, на дне которого плещется янтарная жидкость. Заставляю себя выпить одним глотком, долго кашляю, зато по телу расплывается столь необходимое тепло.

Мужчина выходит в гардеробную и через пару секунд возвращается с парой теплых носков. Взглядом показывает на мои ступни нездорового синеватого оттенка.

Послушно надеваю носки.

– Итак, вы завладели моим вниманием! – говорит он, прислоняясь к стене. – Что такого важного вы хотите сказать, что заставило вас рискнуть жизнью? Дважды.

Ну да, два балкона, два пируэта.

– Меня зовут Ада… Томпсон. Я здесь проездом… – Слово в слово повторяю свою историю. Все, что касается ребенка, – правда. Все, что касается меня, – нет.

Выражение лица хозяина не меняется, он ничем не выдает свои чувства в отношении ребенка. Или меня. Вообще ничего не выдает.

Когда я заканчиваю, он кивает.

– Орсон рассказал мне вашу версию событий.

Вашу версию.

Это плохо, очень плохо. Значит, они мне не верят.

От тепла и виски у меня горят щеки. Я сожалею, что выпила, хотя и немного. Для такого разговора необходимо быть полностью трезвой.

– Это единственнаяверсия событий. Вы наверняка знаете, почему та женщина к вам спешила. Вы… должны ей помочь. Пожалуйста! А малышу нужен врач. И надо узнать, кто его обидел, чтобы… наказать того человека.

Последние слова звучат яростно, кровожадно. Заставляю себя прикусить язык. Следует сосредоточиться на фактах, эмоции здесь неуместны.

– Наказать? – Хозяин дома приподнимает бровь.

Ну как тут сдержишь эмоции?

– Да. Накажите этого человека, пожалуйста.

Он кивает. Вроде обычное движение, но оно запечатлевается во мне обещанием. Внутри вдруг разливается спокойствие. Виновника накажут, я в этом уверена.

Эта уверенность дает мне смелость продолжить.

– Охранники заметили сходство между вами и ребенком и решили, что он ваш сын, а я мать, которая явилась шантажировать вас и требовать денег. Но вы прекрасно знаете, что мы с вами никогда… – Мои щеки полыхают факелами. От виски и тепла комнаты, других причин быть не может. Опускаю взгляд и откашливаюсь. – Мы с вами никогда не… заводили детей, так что вы знаете, что я здесь ни при чем. Незнакомка была ранена и боялась, что не добежит до вас, поэтому попросила меня помочь малышу. Вот и все, больше я ничего не знаю и знать не хочу. Будущее ребенка вы будете обсуждать с его матерью, а моя роль в этой истории завершена. – Напрягаюсь всем телом, переходя к главному. – Мне пора. Я ничего не знаю ни о вас, ни о ребенке и никому не расскажу о случившемся. Клянусь!

В моем голосе проскальзывают высокие ноты паники.

– Женщина сказала, что мальчика зовут Нико?

– Она выкрикнула это имя, уходя, и я решила, что она имела в виду мальчика. Но если вас тоже зовут Нико, то либо она имела в виду вас, либо… Возможно, она назвала ребенка в вашу честь?

Опускаю взгляд, не желая знать ответ. Или желая, но скрывая это.

Он подходит к окну, долго смотрит в темень, потом одним махом допивает виски.

– У меня были неотложные дела, и я только что вернулся, поэтому не зашел к вам раньше. Я вас услышал. Вы сделали все от вас зависящее, и за это я вам благодарен. Завтра утром мы отвезем ребенка к врачу…

– Мы? – перебиваю и тут же прикусываю язык.

Надо оставаться спокойной, не показывать волнение, однако это непросто. Хочется срочно бежать из этого дома. Дело не в физической опасности, а в другой, еще более страшной. Я всем телом и мыслями ощущаю, как попадаю под влияние хозяина дома, меня притягивает его магнетизмом.

– Да. Мы с вами. – Голосом выделяет эту фразу. – Раз уж вы спасли ребенка, то я очень надеюсь, что вы окажете мне любезность и поможете с ним. Для начала надо сопроводить его к врачу. Орсон пытался вызвать врача на дом, но тот попросил приехать в клинику, так как могут понадобиться снимки. Ребенок к вам привык. Он и так многое пережил, и я бы не хотел причинять ему дополнительный стресс.

Вроде правильные слова, но голос у него словно неживой, и от его тембра мурашки по всему телу. Полный спектр ощущений и чувств – от ужаса до притяжения.

– Да, хорошо… конечно, я съезжу с вами к врачу, – отвечаю, подавив опасения. Несмотря на страх, на душе светлеет. Ведь именно этого я и хотела: убедиться, что о малыше позаботятся. Если бы только на лице хозяина были хоть какие-то эмоции, хоть что-нибудь живое, человеческое. Тогда было бы легче ему поверить.

Еще раз осматриваю спальню, но из личных вещей здесь только планшет. Никаких безделушек и фотографий. Невозможно судить, что за человек хозяин и чем зарабатывает на жизнь.

– Я найду няню, которая позаботится о ребенке, и узнаю, что случилось с его матерью, однако на это уйдет несколько дней…

В груди белым пламенем вспыхивает паника.

– Нет! – Вскакиваю с кресла. – Я не могу задержаться на несколько дней. У меня дела, и знакомые будут меня искать…

Мужчина щелкает пальцами, останавливая мой поток сознания. Я толком не улавливаю его движение, однако слова застывают на языке. Никто и никогда не имел на меня такой молниеносный и сильный эффект.

Его голос ровный, на одной ноте, и холодный как воды залива.

– Последние сутки были для вас значительным испытанием, и я очень об этом сожалею. Никто из моих людей больше не станет вас удерживать и принуждать. Я прошу вас о помощи, Ада. С вами ребенку будет легче освоиться в моем доме. Если вы согласитесь задержаться на несколько дней и помочь с ребенком, пока я не найду его мать или другой вариант ухода, то вам предоставят все удобства, а также оплату. – Скользит взглядом по моим старым джинсам и поношенной футболке и называет сумму, которая обычному человеку показалась бы грандиозной.

Вырвавшись из тисков моей жизни, я стала обычным человеком, поэтому деньги придутся очень кстати. Даже если их мне заплатит самый черствый мужчина в мире.

«Найду его мать или другой вариант ухода»

Он человек вообще или как?!

Проследив за моей реакцией, хозяин продолжает.

– Когда придет время уехать, мой личный шофер доставит вас куда угодно в целости и сохранности.

Мои напряженные донельзя мышцы понемногу расслабляются. Не могу не признать, что мне только что предложили решение самых насущных проблем: как выбраться из закрытого поселка, как покинуть территорию синдиката незамеченной и на какие деньги купить новые документы.

Внутри борются противоречивые чувства. С одной стороны, это предложение кажется хорошим выходом из сложной ситуации, но…

Можно ли доверять этому мужчине?

Нико.

Татуировки на руках и шее. Сильное, тренированное тело. Бесстрастное лицо. Голос без эмоций.

– Несколько дней, да?

Хозяин по-прежнему стоит у окна, но теперь смотрит на меня. Пристально. Рассчитывает, и считывает, и подсчитывает меня, как компьютер.

Сомнения роятся в мыслях, отвлекают, но я не могу поймать их и понять, не могу успокоить копошащуюся внутри тревогу. Опускаю взгляд и замечаю шерстяные носки на моих уже согревшихся ногах. Этот маленький жест заботы, до странного личный в нашем полном незнакомстве, становится решающим фактором.

– Хорошо, – отвечаю шепотом.

Будем надеяться, что скоро найдут мать малыша, и она жива и здорова.

Хозяин никак не реагирует на мое согласие. Нет ни облегчения, ни улыбки, ни благодарности.

– Мы можем сейчас посмотреть на ребенка? – спрашивает ровным тоном.

– Да, конечно.

В задумчивости направляюсь к балкону, но останавливаюсь на полпути, когда слышу его голос.

– Если вы предпочитаете лезть обратно через балконы, то встретимся в вашей комнате. Я пройду по коридору.

В его глазах нет ни смешинки, а меня трясет то ли от нервного напряжения, то ли от смеха. Вот уж точно, не стоило идти к нему, толком не проснувшись.

Мы идем по коридору, он отпирает дверь моей комнаты.

Нико спит, раскинувшись на диване. Причмокивает во сне.

Нико-старший включает фонарик на телефоне и приглушает свет ладонью.

Я расстегиваю пижаму малыша, показываю синяки на ребрах.

Тишина тикает сердцебиениями, торопливыми моими, медленными хозяина дома. Нико-старший распрямляется, на его лице по-прежнему штиль. В этот момент я почти ненавижу его, хочу толкнуть в грудь, залепить пощечину, сделать ему больно. Потому что никто не может и не должен оставаться бесстрастным при виде следов детских страданий.

Выключив фонарик, он поворачивается к двери.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спрашивает небрежно.

– Не запирайте дверь, пожалуйста. Я не стану никуда лезть и шпионить. И сбегать не собираюсь. У нас с вами договор, а я привыкла сдерживать обещания.

Ответная тишина и близость тел в темноте будоражат меня, щекочут нервные окончания. Он рядом, я ощущаю тепло его тела, его немалую энергию. Наверное, мы на одной энергетической волне – иначе как объяснить его немеряное влияние на меня?

– Ситуация с ребенком весьма сложная и конфиденциальная. Мне важно, чтобы вы не обсуждали происшедшее ни с кем, кроме меня и Орсона. Ни с кем, вы понимаете? – Его голос ровный и глубокий, и с каждым словом меня словно окутывает волной его силы.

– Безусловно.

Отступаю назад, прячусь от необычных ощущений. Сейчас не время поддаваться странностям и попадать под влияние опасных мужчин. А в том, что он опасен, сомнений нет. Никаких.

– Пока я не разберусь в случившемся, не смогу гарантировать вам безопасность в случае, если вы покинете мою территорию. Вас могли видеть с ребенком, или его мать могла проговориться, что отдала мальчика вам. Возможно, ребенку тоже угрожает опасность, поэтому…

– Я все понимаю. Не волнуйтесь, Нико! Я не стану ни с кем разговаривать и не выйду за пределы дома без сопровождения.

Сама не ожидала, что назову его по имени. Это оказалось приятно. Чуть неловко и весьма интимно.

– Немного странно называть вас с ребенком одним именем, – признаюсь.

Хозяин продолжает испытывать меня взглядом. Твердым, холодным.

– Только близкие друзья называют меня Нико, а таковых у меня немного. Называйте меня полным именем, и тогда не будет проблем. Доменико.

С этими словами он уходит.

Только близкие друзья называют его Нико, видишь ли! В голосе нет ни издевки, ни угрозы, ни улыбки. Говорит как компьютер. Или голос, объявляющий станции в метро.

Доменико. Это имя встретишь нечасто.

Сняв джинсы, ложусь в постель, однако сон не спешит подарить мне покой. Мысли роятся, цепляются одна за другую, но отказываются укладываться в логичные цепочки. Подсознание пытается сообщить мне нечто важное, но я не могу это уловить.

Наконец, сдаюсь и засыпаю.

За секунду до падения в сон разгадка взрывается в моих мыслях.

Доменико Романи.

Подскакиваю на кровати. Дрожа, хватаюсь за покрывало. Задыхаюсь. В панике тру костяшками горло.

В академии много времени уделялось разговорам о правящих семьях синдиката. Мы с подругами еще не вышли в свет, поэтому мало с кем встречались лично, однако сплетням уделяли уйму времени. Выискивали информацию в сети и через знакомых, делились ей, обсуждали. А как можно не сплетничать, если каждая из нас жаждала угадать, кому из сильных мира сего ее отдадут или продадут в жены?

Так вот, Доменико Романи в этих сплетнях уделялось достаточно внимания. Не слишком много, потому что хорошим кандидатом в женихи его не назовешь. Наоборот, ни одна приличная семья не захочет породниться с жестоким бунтарем, выступившим против его отца, одного из правящих членов Совета. Мы обсуждали Доменико по другим причинам. Во-первых, его считают одним из опаснейших мужчин синдиката. Тайное, порочное любопытство заставляло нас следить, что еще он выкинет, от кого избавится, с чьей женой свяжется. Во-вторых, студентки академии интересовались им, потому что он хорош собой. На снимках в сети у него волосы до плеч, а теперь он постригся. Наверное, поэтому я его не узнала, хотя он и показался смутно знакомым. Несмотря на девичье любопытство, ни одна из жемчужин и близко не подошла бы к Доменико, зная, что любой контакт с ним взорвет ее репутацию.

Хорошо, что я больше не жемчужина, да и репутацию свою я активно разрушаю сама.

Доменико Романи.

Владелец казино и недвижимости.

Наследник Вилема Романи, порвавший связи с отцом и поклявшийся его разорить и занять его место в Совете синдиката. Своими усилиями Доменико заработал немалое состояние и отвоевал часть территории мексиканских группировок.

Что интересно, в данный момент он находится в самом сердце владений его отца. Навряд ли Вилем знает, что его убийственно настроенный сынок разбил лагерь в пригороде Корстона. И навряд ли Доменико позвонил отцу, чтобы порадовать, что тот стал дедушкой. Отношения у них, мягко говоря, недобрые.

Раз Доменико здесь, значит, готовит нападение. Ему мало отвоеванной территории, он намерен отобрать у отца все до последнего цента. И место в Совете заодно.

И вот я, беглая жемчужина, пришла в его тайное убежище, да еще и пробралась к нему в спальню. И согласилась остаться на несколько дней, чтобы помочь.

Говорят, Доменико Романи способен убить человека щелчком пальцев.

Говорят, он не раз это делал.

Говорят, у него нет сердца.

Не думаю, что я заснула этой ночью. Скорее, потеряла сознание.

Глава 3

Утром ситуация меняется. В лучшую сторону.

Хотя есть ли лучшая сторона у моей ситуации? Очень в этом сомневаюсь. Я живу в доме бунтаря и убийцы, за которым с напряжением следит верхушка синдиката, и при этом я доверила ему свою безопасность. М-да.

Однако будем благодарны за маленькие радости. Завтрак нам с малышом приносит Сильвия, которой вчера не позволили со мной поговорить. Не иначе, как Доменико смягчился, потому что в этот раз она болтает вовсю и, с моего позволения, играет с малышом. Под присмотром охранника, конечно. Это незамысловатое общение притупляет остроту моего одиночества.

Зря я не попросила Орсона купить мне что-нибудь из одежды. Моя не только помялась, но и заляпана детской едой. Особенно нелепо смотрятся резиновые сапоги, которые приходится надеть на выход к врачу. Однако альтернатив нет.

Меня вызывают к Доменико раньше ожидаемого. У него огромный кабинет, окна выходят на залив, и я вижу смутные очертания академии вдали. Отсюда она похожа на готический замок вампиров.

Доменико сидит за столом, рядом в кресле развалился Орсон, перекинув ноги через подлокотник.

– Доброе утро! – говорю нарочито радостно.

Во время ночных размышлений я решила, что не буду верить слухам о Доменико, а составлю собственное мнение. Я всего лишь помогаю с ребенком, а не участвую в его преступных планах, так что ничего страшного. Да и я уже дала обещание, трусить поздно.

Доменико не считает нужным ответить на мое приветствие, однако встает при моем появлении, в то время как Орсон продолжает валяться в кресле как выброшенный на берег осьминог. Его глаза спрятаны под солнцезащитными очками. Вполне возможно, что он спит.

Дождавшись, когда я сяду, Доменико опускается в кресло и сразу переходит к делу.

– Вы согласились остаться и помочь с ребенком. Чтобы гарантировать безопасность вам обоим, я должен найти его мать и расследовать случившееся. Пока я во всем не разобрался, будет лучше, если все, кто на меня работают, будут и дальше считать вас матерью мальчика.

Последняя фраза застает меня врасплох. Полагаю, Доменико не хочет рассказывать своим людям о пострадавшей женщине. Но… притворяться матерью ребенка?!

Мужчины терпеливо ждут моего ответа. Вернее, Доменико ждет, а Орсон… он, вообще, жив?

– На несколько дней меня это устраивает, – отвечаю сдержанно.

Поднявшись, Доменико ведет меня по коридорам к выходу. Ничего не объясняя.

Орсон кряхтит, нехотя поднимается и следует за нами, попутно что-то набирая в телефоне.

У выхода Доменико останавливается.

– Как вас представить персоналу? – Не успеваю обдумать варианты, как он предлагает идеальный. – Мисс Томпсон вас устроит?

Самое то. Это имя ничем не выдаст тот факт, что забредшая в логово мафии девушка – жемчужина синдиката. Бывшая.

– Да, спасибо.

К тому моменту, как мы выходим на крыльцо, нас уже ждет толпа. Почти все мужчины. Почти все вооруженные.

Доменико выходит вперед, и разговоры затихают.

– Мисс Томпсон останется жить в доме. Мою женщину защищать тщательнее, чем меня. Вопросы есть?

О да, вопросов много. Те, кто думает, что только женщины сплетничают и любопытствуют, глубоко ошибаются. Мужчины страдают тем же.

«Босс, скажите, а Нико ваш сын?» «Сколько месяцев вашему сыну?» «Мисс Томпсон назвала сына в честь вас?» «Где они жили до этого?» «Вы женитесь на мисс Томпсон?» «Босс, вы знали, что у вас есть сын?» И так далее, и тому подобное…

Дождавшись, когда голоса затихнут, Доменико невозмутимо продолжает.

– Остальные вопросы, касающиеся Мисс Томпсон и ребенка, обсудим позже.

Все это, от начала до конца, сказано ровным и бесстрастным тоном. Не так сообщают о появлении ребенка, совсем не так. И про женщину свою так не говорят.

Да, разумеется, я заметила, что он назвал меня своей женщиной. И вздрогнула, и похолодела внутри. Но потом заставила себя успокоиться, ведь он сказал это, чтобы меня защищали. Большинство семей синдиката живут согласно старомодным традициям и правилам. Дети должны рождаться в браке, а не вне его. Всякое случается, конечно, и тогда женщина, родившая тебе ребенка, должна стать твоей женой. А до свадьбы называть ее своей женщиной логично.

Однако я здесь всего на несколько дней. Как он потом объяснит мое исчезновение и появление настоящей матери ребенка?

Наверное, поэтому он увернулся от вопросов.

Стою рядом с Доменико, удерживаю гордую осанку. Игнорирую любопытные взгляды, злые тоже. Многие считают меня искательницей наживы и надеются, что он выгонит меня пинком под зад.

– Ровно в одиннадцать будет подана машина. Детское автомобильное кресло уже установлено, – говорит Доменико и уходит. На меня он не смотрит, но так как упомянул детское кресло, указания явно предназначались мне.

Судя по спокойной реакции остальных, это его нормальное поведение. Типичная для него речь, тон, мимика. Вернее, отсутствие мимики.

Мне никто не улыбается. Кроме Орсона, конечно, но его улыбка не стоит ни гроша.

– Материнство тебе к лицу! – шепчет он и уходит вслед за боссом.

Без минуты одиннадцать мы с малышом выходим на крыльцо. Это не свидание, чтобы опаздывать. Доменико уже ждет в машине. Большой. Черной. С тонированными стеклами.

Водитель не смотрит в мою сторону. Полагаю, ему не разрешено. За нами едет вторая машина с охраной.

По дороге малыш весело гулит, с любопытством глазеет вокруг и пытается привлечь внимание Доменико. Тот задумчиво смотрит вперед, как будто забыл о нашем присутствии. Если он робот, то это многое объясняет.

В Корстон мы не едем, хотя там десятки клиник, а направляемся в небольшой пригород. Это неудивительно, Доменико решил не лезть в центр территории его отца. Мне тоже не положено здесь находиться, однако в данный момент я Ада Томпсон, и спросу с меня никакого.

В клинику мы заходим под прикрытием охраны, с черного входа. Доменико разговаривает с врачом наедине, потом они подходят к малышу. При виде врача, пожилого мужчины с буйной седой шевелюрой, тот впадает в истерику и намертво цепляется за меня, как будто от этого зависит его жизнь. Никто из нас не может его успокоить. Врач с трудом осматривает его у меня на руках, потом они с Доменико уходят.

Ребенок сразу затихает, кладет голову на мое плечо и жалобно всхлипывает.

Молодая медсестра приносит плюшевого медведя, играет с Нико, и он без слез и страха отправляется с ней на рентген. Значит, боится не всех медработников.

На враче не было белого халата, инструментов тоже не было. Он видит малыша впервые. На женщин и на молодых мужчин малыш реагирует нормально, а врач пожилой, с кудрявыми седыми волосами.

Это заставляет задуматься.

На обратном пути я не выдерживаю.

– Доменико, у меня много вопросов о вашей жизни, однако не стану их задавать. Чем меньше я знаю, тем лучше. Но я хотела бы знать заключение врача.

Он отвечает не сразу. Долго молчит, будто не слышит меня или не хочет слышать.

– Других повреждений не нашли, – отвечает наконец.

Впервые за последние дни я выдыхаю с облегчением, однако это не гасит мою ненависть к человеку, причинившему малышу боль.

С силой сжимаю зубы, перед глазами красная пелена. Горькая, горячая ненависть пенится на языке. Всю жизнь я презирала синдикат за насилие и жестокость, а теперь все во мне требует жестокого наказания для того, кто обидел малыша. Без суда и следствия.

Доменико все замечает. Бросает на меня взгляд, полный понимания, и чуть заметно кивает. Того, кто обидел Нико и его мать, ждет наказание.

– Я бы сама хотела наказать виновного… – признаюсь шепотом. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, и я смотрю на них и гадаю, какой способ наказания я бы предпочла. Как далеко бы зашла.

В тот момент я впервые признаю, что во мне течет кровь синдиката.

Мы возвращаемся. Доменико следит, как я достаю ребенка из автомобильного кресла, взглядом провожает каждое движение. Интересно, когда он решится прикоснуться с собственному сыну?

Около крыльца толпятся мужчины, нас провожают любопытными взглядами. Всем интересно, пустил ли Доменико мать его сына в свою постель. В том, что я хочу туда попасть, никто не сомневается. У Доменико деньги и власть. Он скандально популярен, женщины липнут к нему день и ночь. Ему не позволят жениться на жемчужине синдиката или другой приличной девушке, однако среди дам попроще, а также неудовлетворенных жен власть имущих на него большой спрос.

Для людей Доменико я всего лишь очередная девица, за которую некому заступиться. Как бы босс со мной ни поступил, они будут на его стороне. Помощи и поддержки ожидать не стоит.

– Босс! Мы тут… Короче, вы сказали про мисс Томпсон и про вашего… про маленького Нико, так мы… скинулись и вот, это малышу! – раздается немного смущенный мужской голос.

Доменико останавливается, и я чуть не врезаюсь ему в спину. Заставляю себя отступить, но при этом непроизвольно втягиваю его запах. Задерживаю в легких, смакую. Прикрываю глаза от удовольствия и одновременно ругаю себя последними словами. Нашла кого нюхать!

Мужчина протягивает боссу огромную коробку в праздничной обертке. Доменико кивает в знак благодарности (надеюсь, никто не ожидал от него добрых слов или улыбки) и дает знак Орсону. Тот подхватывает подарок и, подмигнув, следует за мной наверх.

Доменико исчезает в недрах дома без слова и взгляда. Ладно на меня смотреть особо нечего, но обидно за ребенка. Тот тянется к Доменико, но не получает никакого ответа от человека-робота.

Мы с малышом перекусываем, и я укладываю его спать. Обдумываю, что делать по поводу одежды, когда появляется Карло – самый говорливый из охранников, который окрестил меня шлюхой и обвинил в шантаже. Он хоть и стал называть меня «мисс Томпсон» по приказу босса, но с презрением и сквозь сжатые зубы.

Стоя в дверях, смотрит на меня из-под кустистых бровей.

– Орсон сказал, что ты здесь проездом, но мы обыскали дом, где ты жила, и не нашли никаких чемоданов. Где твои вещи?

– Я путешествую налегке.

– Настолько налегке, что даже без документов? – скалится.

Документы я оставила в академии. Адаис Леоне больше не существует, а новые документы еще предстоит купить.

К счастью, Карло не особо интересуется моим ответом. Протягивает планшет и сообщает, что босс велел купить мне новую одежду. Открываю поисковик, нахожу страницу элитного магазина, где обычно покупаю одежду, и тут же ее закрываю.

В каких магазинах отоваривается Ада Томпсон из простой семьи?

Не имею ни малейшего понятия.

Спрашиваю Карло, какой магазин ближе всех. Он окидывает меня брезгливым взглядом и называет магазин с до смешного низкими ценами. Заказываю только самое необходимое. Каюсь: когда выбираю нижнее белье, мелькает мысль о Доменико. Совершенно нелогичная и опасная мысль. Хочется привести себя в порядок и нарядиться, чтобы проверить, останется ли он истуканом или в нем наконец промелькнет хоть какая-то жизнь. Хоть искра интереса.

Прячу эту крамольную мысль подальше. Интерес такого мужчины, как Доменико Романи, смертелен. Его женщина, если такая имеется, долго не проживет. И не сможет удержать интерес и внимание самого холодного мужчины в мире.

Самого каменного.

Без сердца.

Поэтому покупаю джинсы и свитера и снова закрепляю волосы в небрежный узел.

Нико спит, сладко посапывая. За окном блеклый, холодный день, полный ожиданий и тревог. Не сдержавшись, надрываю липкую ленту, раскрываю подарочную бумагу и смотрю, что подарили Нико. Огромный гоночный трек с двумя машинами и пультами управления. Как говорится, на вырост. С такой сложной игрушкой малышу пока что не справиться.

Когда Нико просыпается, закутываю его поплотнее, и мы выходим из дома. К нам тут же пристраиваются два охранника. Нико настаивает, чтобы я опустила его на землю, и мы бредем к берегу. Медленно, неровными шажками, держась за руки.

Сегодня пасмурно, академия затерялась в тумане. Мне это кажется хорошим предзнаменованием.

Мы бросаем камешки в воду, рисуем палочками на песке. Охранники сосредоточенно осматриваются, кажутся напряженными, и от этого меня пронизывает тревога. Подхватив Нико на руки, возвращаюсь к дому. В окне первого этажа замечаю Доменико. Он следит за нами? Думает, я сбегу? Не доверяет?

В тот момент навстречу выбегают две овчарки. Несутся с такой скоростью, что я не успеваю отреагировать, и одна из овчарок сбивает меня с ног. Падая, прикрываю ребенка собой.

Один из охранников с трудом удерживает вторую собаку. Второй отвлекся, но теперь бросает телефон и бежит к нам.

К счастью, собаки не собирались причинять нам вред. Молодые, энергичные, они хотели поиграть, вот и все. Однако Нико испуган, прижимается ко мне и кричит в голос. Собака ложится на траву рядом с нами, тычется носом мне в колено, извиняясь. Не проходит и десяти секунд, как я слышу голос Доменико. Он отдает команды, осматривает нас с малышом, ищет повреждения. Его глаза посветлели, будто покрылись льдом.

– Собаки хотели с нами поиграть, не случилось ничего плохого, – заверяю то ли малыша, то ли Доменико. Ни один их них не реагирует на мои слова.

Отвлекшегося охранника уводят. Стараюсь не думать, как его накажут.

Мы возвращаемся в комнату ближе к вечеру. Я набираю малышу ванну. Мы брызгаемся, пускаем струи из резиновых игрушек. Смеемся от души. У Нико очень забавный смех, заразительный. Веселясь, мы не замечаем, что у наших игр появился свидетель. Доменико подошел бесшумно и теперь стоит в дверях и наблюдает за нами.

Нико продолжает лупить по воде, каждый раз ахая, когда брызги летят ему в лицо.

Доменико поднимает упавшую на пол резиновую уточку и, помедлив, протягивает ее малышу. Не подозревая о важности момента, тот хватает игрушку, и на секунду их пальцы соприкасаются.

Доменико хмурится. Смотрит на свои пальцы, как будто ищет на них след. Потом кивает мне и выходит из ванной.

На нем костюм тройка, белая рубашка и галстук. Он куда-то собрался на ночь глядя.

Будут ли там женщины?

Есть ли у него женщина?

Если есть, то почему она не помогает следить за ребенком? Рано или поздно Доменико придется ей признаться, что он стал отцом.

Уложив Нико спать, принимаю душ и надеваю хлопковую пижаму, купленную сегодня. Короткие шортики с футболкой. Долго лежу в постели, читая журнал. То и дело отвлекаюсь, вспоминая, как Доменико смотрел на ребенка. Как передал ему игрушку. Как потом смотрел на свои пальцы, будто контакт с малышом был чем-то особенным.

Я наивная и неопытная, поэтому могу заблуждаться, однако мне кажется, что под холодной маской Доменико кипят страсти, от самых жутких до самых светлых. Ладно, пусть не до самых светлых, но… За пологом тьмы таится свет. Доменико заботится о нас. Ему не все равно, что случится с ребенком. Он возил нас к врачу, хотя ему нельзя появляться в публичных местах на территории Вилема.

Лежу без сна, и у меня появляется идея, постепенно формируется в мыслях. Понятия не имею, что из нее выйдет. Скорее всего, ничего хорошего, однако решаю рискнуть. Достаю коробку с подарком и волочу её в спальню Доменико, благо та не заперта.

Там прохладно, чисто, кровать убрана. Ни одного личного предмета, я проверила. Не позволяю себе заходить в ванную, подавляю нездоровое любопытство.

Следующий час или два или семь я провожу, пытаясь собрать гоночную трассу. Если у всех детских игрушек такие запутанные инструкции, то не понимаю, как родители справляются. Хотя, если говорить честно, я не особо тороплюсь. Дело в том, что я не случайно решила собрать трассу в комнате Доменико. Во-первых, надеюсь, что он скоро вернется и поможет. Во-вторых, хочу, чтобы он играл с ребенком в своей комнате, наедине, без моей помощи. Чтобы они наладили контакт и дали шанс их отношениям отца и ребенка.

Доменико не торопится возвращаться домой. Я уже собрала две трети трассы и теперь сижу, подобрав колени к груди, и гадаю, где он проводит ночь. И с кем.

В этот момент раздается его голос.

– Если верить камерам, вы зашли в мою спальню два часа назад. У вас появились причины здесь задержаться?

Поднимаю взгляд, и слова застывают на языке. Доменико весь в крови. Галстук полусорван. На белой рубашке красные пятна. Кровь размазана по щеке и шее. И по рукам. На лбу и вокруг глаз кровавые брызги.

– Это не моя кровь, – спокойно поясняет он, и внутри меня что-то отпускает. Угасает мгновенная паника.

С каких это пор я волнуюсь о благополучии Доменико Романи?!

Собираюсь спросить, что случилось, однако он качает головой, предупреждая вопросы. Я вовремя вспоминаю данные ему обещания. Чем меньше знаю, тем лучше.

– С какой стати вы собираете игрушку в моей спальне? – Приподнимает бровь.

– У нее очень запутанные инструкции, – отвечаю невозмутимо.

Он направляется в ванную, а я раздумываю, как бы на моем месте повела себя обычная женщина, непривычная к насилию и крови. Осталась бы невозмутимой, как я, или нет? Мой отец и брат были скоры на расправу и домой нередко приходили в крови. Чаще в чужой, иногда в своей. Кровь, смерть, насилие и жестокость были частью моего взросления.

Заключив, что я не знаю, как повела бы себя обычная Ада Томпсон, продолжаю читать инструкции.

Доменико не закрыл дверь в ванную и теперь снимает пиджак и расстегивает брюки. Срывает окровавленную рубашку, пуговицы летят во все стороны.

Замерев, смотрю на его мощные плечи. На татуировки на спине. На шрамы. На все сразу. То, на что я не должна смотреть, чем не должна интересоваться.

Он спускает брюки, и я вижу…

Сглатываю.

Не могу отвести глаз.

Надо бы отругать себя, но сейчас мне не до самокритики. Эта минута восхищения ничего не меняет между нами. У Доменико роскошное тело, и он не против, что я на него смотрю. Вот и все.

Или не все, потому что Доменико внезапно оборачивается и ловит меня с поличным. В отличие от него, у меня на лице написаны все мысли и чувства. Восхищение. Вожделение.

Утыкаюсь в инструкции и больше не обращаю внимания на ванную комнату. Вернее, стараюсь не обращать, но все-таки слышу шум воды. Шорох полотенца и одежды. Шаги.

Доменико появляется рядом в тренировочных брюках и футболке. Какое-то время следит за моими действиями, потом берет инструкции из моих рук и за считанные минуты собирает всю гоночную трассу целиком. Кто бы сомневался.

– И как вы планируете нести трек обратно в вашу комнату? – спрашивает с намеком.

Нам обоим очевидно, что в собранном виде трек не перенести. Доменико заранее знал, что я намереваюсь оставить игрушку в его спальне, и решил проверить, как я стану его убеждать.

– Нико слишком маленький для этой игрушки, – начинаю объяснения издалека.

– И вы решили, что для меня она в самый раз?

Это могло бы сойти за шутку, если бы не суровый взгляд.

– Нико будет интересно посмотреть, как в нее играет кто-то… взрослый.

– А вы недостаточно взрослая для этого?

– Я недостаточно… мужчина. Мне гонки не интересны, я росла вдали от таких развлечений. Поэтому надеюсь, что вы покажете малышу, как играют с этой трассой. Ему понравится за вами наблюдать.

Я надеюсь сблизить отца и сына. Нет ничего важнее родной крови, уж я-то знаю. Провела долгие годы в тщетной надежде на сближение с отцом и братом.

Доменико продолжает смотреть на меня. Я не дышу в ожидании его вердикта, а еще потому, что знаю: произнеся вердикт, он отправит меня спать.

А я не хочу уходить.

Это глупо, опасно и может разрушить мои планы, но… меня тянет к Доменико. Мягкость внутри меня тянется к его несгибаемой силе. Мой вечный избыток эмоций сможет внести краски в его суровый мир…

Не могу остановиться, падаю в колодец чувств. Надо разобраться, чем меня заинтриговал этот мужчина, однако середина ночи не время для самоанализа.

Доменико поднимается, подходит к бару. Предлагает мне виски. Обычно я не пью, но сегодня необычный день. Необычная неделя.

Сделав глоток, закашливаюсь, на глазах выступают слезы. Он же пьет виски, как воду, и при этом осматривает меня с ног до головы.

– Я предложил вам достаточно денег, чтобы вы купили себе приличную одежду.

Вроде критикует, однако его взгляд почти не касается моей одежды. Задерживается на моем лице, на ключицах. На голых коленках.

Я ощущаю его взгляд как прикосновение.

На лице Доменико маска равнодушия, однако его дыхание и биение пульса на шее учащаются, взгляд темнеет.

Кажется, я вдыхаю воду. Не хватает воздуха. Все внутри сжимается от острого влечения к незнакомому и, несомненно, опасному мужчине.

Мысленно даю себе затрещину.

– Я могла бы купить дорогую одежду, но не хочу тратить деньги впустую, – отвечаю честно. Для новых документов понадобится большая сумма.

– Я заплачу вам в два раза больше, если вы избавитесь от вот этого, – взглядом показывает на мою пижаму. Вполне себе веселенькую с цветочками на футболке и листиками на шортиках.

– Прямо сейчас? – спрашиваю внезапно охрипшим голосом, и следом вырывается полуистеричный смешок.

Все дело в виски! Если бы не хлебнула одним махом, никогда бы не ляпнула такую вызывающую полушутку.

Однако Доменико мое откровенное предложение не только не возмущает, но и не удивляет. Он смотрит на часы и, пожав плечом, отвечает.

– Можно прямо сейчас.

Да, именно так. Сначала проверил, есть ли у него время на предложенный мною стриптиз, а потом согласился. Равнодушно. Бесстрастно. Как будто делает мне любезность, позволяя обнажиться и станцевать для него.

А он посмотрит. Опять же, не потому что ему интересно, а в качестве любезности.

Избалованный бабник!

Вот вам один из парадоксов синдиката. Чем более жесток и опасен мужчина, тем сильнее его любят женщины. Выискивают, кидаются на него и терпят любые унижения ради крупицы внимания. Ради острых ощущений под пологом тьмы.

Я бы возмутилась, но Доменико не поймет и не оценит. Наверняка постоянно получает такие предложения.

– Спасибо, но я воздержусь, Доменико.

– Как… тебе угодно, Ада.

Поставив бокал, он подходит непристойно близко. Жаловаться не на что. Это я пришла к нему в спальню, да еще и сделала неприличное предложение.

Его тепло окутывает меня, тело расслабляется от его близости, согревается. Причины такой реакции легко понять: он сильный, властный, привлекательный мужчина. Я реагирую на примитивном уровне.

Доменико не касается меня, не говорит ничего непристойного, однако я дрожу от его близости. От фамильярности его слов, от чувственного тембра голоса.

– Ты обещала мной не интересоваться, Ада, однако являешься в мою спальню посреди ночи. И это уже второй раз. А еще ты обещала никуда не лезть, однако вмешиваешься в мою жизнь.

Стою не шевелясь. Смотрю ему в глаза и не дышу.

Я пришла, чтобы вовлечь его в сбор игрушки и сблизить их с малышом, однако мысли то и дело сбегают не в ту сторону. Меня влечет к Доменико.

Обещаю себе, что прекращу эту ерунду. Прямо сейчас.

С игроками не играют.

Таких, как он, не соблазняют.

Сейчас не время рисковать, хотя я, как и многие другие женщины, хотела бы узнать бунтаря ближе. Для меня это странное и необычное желание. Невинность жемчужин синдиката охраняется как самое святое. Наши спальни в академии располагались на верхнем этаже, и коридор запирался снаружи. Нам с детства внушали, что наша невинность принадлежит будущему мужу.

Однако я закончила с синдикатом и не хочу больше быть невинной ни в каком смысле. Не хочу, чтобы будущий муж слепил из меня что-то ему удобное и выгодное. Невинность мыслей и поступков я уже потеряла, когда купила лодку и сбежала из академии. Невинность тела еще со мной, и я с радостью с нею расстанусь. Раз и навсегда.

Желательно с мужчиной, который сделает мой первый раз сладким и страстным воспоминанием.

Желательно с мужчиной, который не знает, кто я такая, и которого больше никогда не увижу.

Всего один раз – и тогда я вступлю в новую жизнь свободной женщиной.

Зажмурившись, избавляюсь от грешных, неуместных мыслей. Я здесь не для удовольствий, а ради ребенка. Это главное.

Кладу ладонь на грудь Доменико. Он напрягается, но не отступает, и тогда я кладу вторую руку себе на грудь. Прямо над сердцем. Соединяю нас от ладони к ладони.

– Ты нанял меня, чтобы я действовала в интересах ребенка. Именно это я и делаю, и надеюсь на твою помощь. Я скоро уеду, поэтому Нико должен к тебе привыкнуть. Остальные люди – охрана, прислуга, няни – они как фон, а ты будешь для него главным человеком. Ты нужен ему как никто другой. Боюсь представить, какие испытания малыш перенес, физические и душевные. Они могут оставить душевные шрамы на всю жизнь. Малышу понадобится помощь детского психолога, а дома ему нужен постоянный человек, к которому он сможет привязаться. Подари Нико хотя бы каплю внимания и интереса. Тебе воздастся сполна, а он будет счастлив.

Доменико щурится, его дыхание кажется холодным, словно неживым. Температура воздуха между нами падает на несколько градусов.

– Я здесь не для того, чтобы делать кого-то счастливым.

– А для чего? – набираюсь наглости.

От волнения по плечам бегут мурашки. Доменико подается ко мне всем телом, почти касается меня.

Непроизвольно тянусь навстречу.

Он поднимает руку, будто собирается… Ударить? Задушить? Обнять?

Его голос низкий, полный глухой угрозы и похоти.

– Иди спать, девочка. И больше не пытайся мной манипулировать.

Опускает руку, так и не коснувшись меня.

Глава 4

Просыпаться не хочется.

Малыш лепечет мне в ухо, пытается укусить за нос, поэтому приходится подняться. На паре часов сна далеко не уедешь. Нико окидывает меня критическим взглядом, будто знает, что я сама виновата. Так и есть, нечего блуждать по ночам в поисках неприятностей.

Мы завтракаем, потом катаем мячики по полу и раскладываем кубики, когда в дверях появляется Карло.

Пожевывая зубочистку, оценивает мой сонный, растрепанный вид.

– Разве детям не нужен режим? – спрашивает с осуждением. Как же он меня достал!

– Если нужен, значит, я плохая няня. Уволь меня! – Потираю заспанное лицо и, зевая, направляюсь в ванную.

– Эй! Не оставляй меня с ним наедине! – вопит Карло, но слишком поздно.

Закрывая за собой дверь ванной, язвительно говорю.

– Малыш не кусается!

После быстрого душа чувствую себя почти человеком. Как только выхожу в комнату, Карло сразу спешит к выходу. Если судить по сдвинутой мебели и мячу в руках Нико, они играли в… футбол? Хотела бы я на это посмотреть!

– Я чего зашел… – Карло сплевывает зубочистку, потом под моим негодующим взглядом поднимает ее с ковра и бросает в мусорное ведро. При этом ругается, конечно, как же без этого. – Босс сказал, чтобы ты была готова через полчаса. Вы едете к врачу.

Еще один врач?!

Неужели Доменико солгал, и с малышом что-то не так?

Нико хватает свою пятку и пытается запихнуть ее в рот. Смотрю на него и улыбаюсь сквозь слезы. Вдруг осознаю, как сильно привязалась к малышу и как трудно будет с ним расстаться.

Выйду ли я когда-нибудь замуж? Будут ли у меня дети? Я так яростно мечтала о свободе, что забыла об остальных составляющих счастья.

Встречу ли я когда-нибудь такого же мужчину, как Доменико? Привлекательного, сильного, загадочного, властного. Нет, не встречу, и это к лучшему, потому что в синдикате нет хороших мужчин, которые уважат мою свободу.

Уж точно не Доменико Романи.

При мысли о нем по плечам бегут мурашки, горячие и сладкие, спускаются в места, где им быть не положено. Пора признать, что меня возбуждает не только Доменико, но и рискованность ситуации. Игра на краю. Опасность. Доменико и его люди поверили, что я никто, и меня возбуждает эта анонимность. Могу вести себя как угодно и не притворяться идеальной жемчужиной. Ада Томпсон не знает кодекса синдиката, не привита его ценностями. Впервые в жизни я могу быть самой собой, настоящей. Безнаказанно. От этого сильнее стучит сердце и в крови кипит адреналин.

В случае разоблачения мне придется несладко, поэтому я очень сильно рискую. Но это же меня и возбуждает. Мне нравится рисковать, даже если в данный момент я на всех парах лечу по склону к самой большой из возможных ошибок. К Доменико Романи.

Оказывается, я игрок, что не особо удивительно, если учесть, что я дочь Андреаса Леоне.

Через полчаса мы садимся в машину. В присутствии водителя не решаюсь спросить, зачем мы едем к врачу, набираюсь терпения. Доменико помогает пристегнуть Нико в кресле. Малыш радуется, хватает его за руки. Хочется воскликнуть: – Да поиграй ты с ним наконец, тебя не убудет!

Доменико словно слышит меня, щекочет малыша, не позволяя схватить себя за палец. Эта незамысловатая игра кажется Нико потрясающим развлечением. Он улыбается во все лицо и что-то радостно приговаривает. Доменико не сводит с мальчика взгляда. Не могу сказать, что на его лице отражаются добрые отцовские чувства. Скорее, недовольство и раздражение. Однако это еще один маленький шаг их сближения.

Позволяю радости отразиться на моем лице, и… все меняется за пару секунд. Как это часто бывает, за шагом вперед следуют два шага назад.

Напрыгавшись и насмеявшись, малыш обильно срыгивает прямо на брюки Доменико.

Опытная мать знала бы, что делать, имела бы с собой салфетки. Однако моя сумка в багажнике.

Задержав дыхание, жду реакции Доменико. Можно очень многое узнать о мужчине по тому, как он ведет себя в подобной ситуации. Готовлюсь к худшему.

Однако Доменико ведет себя так, словно ничего не случилось, хотя на его черных брюках отчетливо виднеется смесь творога и банана. Водитель протягивает мне бумажные салфетки. Вытираю подбородок малыша и ворот его свитера, а остальные салфетки предлагаю Доменико.

Он качает головой, отказываясь.

Этот мужчина остается для меня загадкой.

Водитель паркуется перед уже знакомой клиникой. Из следовавшей за нами машины выходят охранники и оцепляют здание.

Доменико открывает мою дверь, осматривается. Я притворяюсь, что не замечаю, как по его брючине сползает белая смесь. Малыш недовольно пыхтит и вырывается. Не иначе как узнал место и вспомнил, что вчера ему не понравился врач.

Доменико протягивает руки, и ребенок тут же тянется к нему. Слезы забыты. Обнимает Доменико за шею и бормочет о чем-то тайном, мужском.

Стыдно признаться, но я немного ревную. Мне нравилось быть единственной, с кем малыш успокаивался. Но так лучше, они родная кровь. Так и должно быть.

В клинике к нам подходит улыбчивая женщина средних лет. Теребит цепочку на шее, волнуется.

Оказывается, она детский психолог.

Я не свожу изумленного взгляда с Доменико.

Два слова: не ожидала. Когда читала ему нотации прошлой ночью, не думала, что он воспримет их близко к сердцу и отвезет малыша к детскому психологу. Особенно сейчас, когда Доменико лучше не засвечиваться вне поселка, пока он не готов к решительным действиям против отца.

Есть и еще одна причина моего удивления. Если членам синдиката приходится обратиться к психологу, это держится в строжайшей тайне. В синдикате любая болезнь – это слабость, а уж слабость души – это приговор. Отказная печать. А Доменико прислушался к моему совету и обратился за помощью.

Он непредсказуем. Он меня удивляет. Уверенный в себе и своей силе, он делает все, что считает нужным, не заботясь о чужом мнении.

В этот момент я влюбляюсь в Доменико. Чуть-чуть, самую малость.

Видимо, поэтому позволяю ему взять меня за руку. Ну, как за руку… за локоть. И не взять, а стиснуть как оковами. И потащить по коридору. Потому что, когда психолог приглашает нас в кабинет, я пытаюсь остаться в приемной, а Доменико с этим не согласен.

– Вам надо без меня… я никто… я скоро уеду… – пытаюсь вразумить его, однако он упорно тянет меня следом.

Кабинет психолога полон игрушек, от чего Нико приходит в восторг. Достаю из сумки одеяло, раскладываю на полу и сажаю малыша. Выбираю пару игрушек и протираю их бактерицидными салфетками. Психолог наблюдает за мной, и от этого внутри зудит иррациональная тревога.

Доменико объясняет цель нашего визита. Вернее, как объясняет… скорее, угрожает.

– Надо ли напоминать вам о конфиденциальности? – спрашивает обманчиво мягким тоном. – Если вы хоть словом обмолвитесь, что я был здесь с ребенком, то последствия вам не понравятся…

– Что вы, господин Романи! Мы ни за что… После всего, что вы для нас сделали, мы на всю жизнь вам обязаны. За вас горой… под любым давлением…

Женщина не на шутку испугана. Доменико принимает ее слезные заверения как должное. Неужели он никогда не снимает каменную маску с лица?

Я в очередной раз задаюсь вопросом, как бы обычный человек отреагировал на такой прием у психолога. Не думаю, что пациенты часто угрожают врачам. Пришло время признать, что я не знаю, как ведут себя обычные люди. Я выросла в мире, где все вопросы решаются угрозами, насилием или подкупом.

Боюсь, я никогда не впишусь в обычный мир.

Прячу тревогу глубоко внутри и прислушиваюсь к разговору.

– Я привез ребенка в клинику, так как меня убедили, что ему нужна помощь. – С этими словами Доменико бросает на меня тяжелый взгляд. Хочется напомнить ему, что и врач вчера тоже посоветовал обратиться за помощью. – Мальчику многое пришлось пережить, – продолжает Доменико. – В месте, где он жил, домашняя атмосфера была далека от оптимальной. Теперь он оказался у меня, это наша первая встреча. Я хочу помочь ребенку освоиться, привыкнуть ко мне…

Поверить не могу, что он так старается. От этого внутри щекочет неуместное и неподавляемое тепло. Очень опасные ощущения, они формируют зависимость.

Полагаю, Доменико осознал, что малыш ему дорог. При определенных обстоятельствах он может стать наследником.

Все эти выводы я делаю исключительно из собственной интерпретации, потому что по лицу Доменико невозможно угадать, о чем он думает.

Однако я верю моим инстинктам. Кому еще верить, как не себе самой?

Хотя…

В этот момент я вспоминаю, что мне до сих пор не показали резюме ни одной няни.

Удивительно даже не то, что Доменико не спешит найти няню, а то, что я забыла ему напомнить.

Забыла, что мне пора уехать.

Вывод один: себе нужно доверять, но с осторожностью.

Задумавшись, я чуть не прослушала следующую фразу.

– Мальчика растила его мать, и он был к ней очень привязан, однако ее больше нет.

Сердце замирает на несколько секунд, потом больно ударяет о ребра.

Незнакомка, которая оставила мне малыша, умерла?!

Нет, не умерла, ее убили. Она предчувствовала такой исход.

Нико весело пускает пузыри и колотит кубики друг о друга. Внутри меня все сжимается от сочувствия к малышу, потерявшему мать.

Поднявшись на негнущихся ногах, пячусь к выходу из кабинета. Доменико собирается меня остановить, но, увидев мое бледное лицо и слезы на глазах, позволяет уйти. Наверняка решил не связываться с женской истерикой. А ведь мог предупредить заранее, дать время привыкнуть к мысли, что мать Нико умерла, и не сообщать это между делом, как проходной факт. Понимаю, что смерть для него явление ежедневное, но для меня – нет. Не хочу привыкать к жестокости и насилию, именно поэтому собираюсь бежать.

Придерживаясь за стены, дохожу до туалета. Умываюсь ледяной водой, опускаюсь на пол в углу под раковиной. Так и прячусь там. Доменико хочет, чтобы я присутствовала при разговоре с психологом, но это не мое место. Я скоро уеду, и пора напомнить ему об этом. И себе заодно.

Придя в себя, выхожу в коридор и слышу разговор за углом.

– Вы все делаете правильно, господин Романи. Малышу повезло, что он оказался с вами. Увидимся через неделю, а пока я посоветую вам пару книг по теме. И прислушайтесь к моему совету о девушке, которая с вами пришла. Очевидно, что ребенок к ней привязался. Если она не останется с вами, надо срочно переключить внимание ребенка на вас и не углублять привязанность, которая закончится разочарованием.

Прислонившись к стене, закрываю глаза. Психолог права. Раненому жизнью ребенку нельзя ко мне привыкать. Все правильно, так и должно быть.

Только почему так ноет в груди?

Увидев меня, малыш улыбается и тянет ко мне ручки. Психолог многозначительно смотрит на Доменико. Дескать, я же говорила, что мальчик слишком привязался к незнакомке. Доменико раздраженно сжимает губы. В его глазах столько давящей силы, что я борюсь с острым желанием отвернуться.

Помимо воли взгляд спускается к его губам. Интересно, какие они на вкус?

Нет, мне это не интересно. Мне это не должно быть интересно.

Внутри пыльным торнадо закручивается паника. Похоже, я привязалась не только к мальчику, но и к Доменико. Всего за несколько дней.

Наверняка сказывается и подсознательный страх, что я не приживусь в обычном мире вне синдиката. Всю жизнь меня готовили стать королевой этого мира, жестокого и доминирующего, а теперь я отправляюсь в никуда, чтобы… быть никем?

Я хочу сбежать отсюда. Совершенно точно. Наверное.

Психолог прощается. Доменико подходит ближе, ладонью касается моей щеки. Ничего не могу с собой поделать, подаюсь навстречу. Уголками губ касаюсь его большого пальца.

– Тебе лучше? – чуть спрашивает хрипло.

– Я не знала, что мать Нико погибла.

Он кивает, но не считает нужным ничего объяснить. Я бы многое отдала за информацию о том, что случилось с незнакомкой, однако прикусываю губу и молчу. В мире синдиката любопытство убивает.

Мы выходим к машине. Водитель выскакивает наружу, открывает дверь. Протягиваю руки, чтобы забрать ребенка, однако Доменико все делает сам. Сажает малыша в кресло и пристегивает ремни.

Мы трогаемся в путь. Психолог посоветовала Доменико от меня избавиться. Интересно, когда это случится?

Напоминаю себе, что моя безопасная анонимность всего лишь иллюзия и надо уехать как можно скорее. Если Доменико узнает, кто я такая, моя жизнь превратится в кошмар. Нельзя привыкать к иллюзии.

Нельзя.

Доменико смотрит на меня нечитаемым взглядом, от которого внутри все холодеет. Что он собирается сказать?

В этот момент малыш потягивается в кресле и громко и смачно рыгает.

Резко отпрянув, Доменико ударяется затылком о дверь машины.

Пару секунд царит тишина, а потом я не сдерживаюсь. Захожусь хохотом. Легендарный бунтарь и убийца боится детской отрыжки. Кому рассказать, не поверят.

Доменико сначала поджимает губы, но потом не выдерживает. Смеется от души. Его лицо меняется, выглядит мальчишеским и беззаботным. Водитель улыбается, глядя на нас в зеркало заднего вида. Малыш тоже хихикает, не зная, что одним неприличным звуком разрядил тяжелую атмосферу в машине.

– К тебе кто-нибудь приставал из моих людей? – вдруг спрашивает Доменико.

Смех замирает в моем горле.

– Нет.

– Тогда почему ты одеваешься… так?

На мне мешковатые джинсы и свитер. Волосы закручены в узел. Я не хочу привлекать внимание. Не хочу производить впечатление. Не хочу делать ничего такого, чему меня долго и тщательно учили в академии синдиката.

– Никто из моих людей не посмеет к тебе прикоснуться, – продолжает он голосом тяжелее камня. Припечатывает каждое слово. – Пока ты со мной, каждый из них отдаст жизнь, чтобы тебя защитить. Ты свободна одеваться и вести себя как хочешь.

Кажется странным, что он заговорил об этом сейчас. Как будто не слышал психолога, что пришло время от меня избавиться. Вместо этого хочет, чтобы я чувствовала себя комфортно в его доме. Чтобы наслаждалась свободой.

Вот она, иллюзорная свобода в мире синдиката. Щедрые слова Доменико не упоминают, что я заперта в четырех стенах и окружена охраной. Полная свобода внутри клетки. Именно от этой лжи, от такого сомнительного рая я бегу. От опасности, которая окружает со всех сторон и, рано или поздно, отбирает все самое дорогое.

– Спасибо, мне комфортно в твоем доме.

Взгляд Доменико спускается к моим губам, но он тут же отворачивается. А я не могу пошевелиться. Смотрю на его широкие плечи. На галстук, сдвинутый в сторону детскими шаловливыми ручонками. На широкую шею. На ямку между ключицами. Хочу провести по ней языком, ощутить вкус его кожи.

И тут же обещаю себе, что сосредоточусь только на ребенке и запру другие мысли.

Мы заходим в дом вместе. Перед тем, как подняться наверх, я говорю.

– Ты просил, чтобы я помогла выбрать няню, однако никого не привел.

Доменико игнорирует меня. Разворачивается и собирается уйти, как вдруг Нико протягивает к нему руки и лепечет.

– Па-па-па-па…

Доменико застывает в полушаге, сжимает кулаки. Не глядя на нас, приказывает.

– Отнеси его наверх, Ада!

Что я и делаю. Торопливо выполняю приказ.

Я и не ожидала от Доменико адекватной реакции. Малыш слишком поторопился.

Передергиваю плечами от плохого предчувствия. Между лопатками стекает ледяная капля пота.

Опустив малыша на ковер, сажусь рядом. Вожу ладонями по внезапно озябшим плечам и успокаиваю себя. Меня обязательно отпустят. Я здесь никому не нужна, только если в качестве временной няни и, может быть, любовницы на пару дней. Да и то не похоже, что я особо привлекаю Доменико, иначе он не стал бы постоянно критиковать мой внешний вид. И сделал бы решительный шаг… ко мне.

Мое влечение к Доменико ни к чему хорошему не приведет.

Остальная часть дня проходит на удивление спокойно. Пока Нико спит, я брожу по дому. Захожу в другое крыло, однако быстро сбегаю оттуда, когда вижу, как в одной из комнат Орсон развлекается с девушками. С двумя сразу. Даже не потрудившись закрыть дверь.

Все-таки Орсон до неприличия хорош собой и сложен как атлет. Однако его присутствие не вызывает во мне ничего, кроме раздражения.

Чего не могу сказать о его боссе.

На секунду останавливаюсь и с упавшим с сердцем представляю, как к развлекающейся троице присоединяется Доменико. Ревность гадюкой вползает в мои мысли, но я упорно выкидываю ее обратно.

Оборачиваюсь… и встречаюсь взглядом с Орсоном. Он ритмично вбивается в одну из девушек сзади и при этом ласкает вторую. Комнату наполняют их довольные стоны.

Орсон подмигивает мне и взглядом предлагает присоединиться.

Срываюсь с места, как будто подо мной горит земля.

Спускаюсь на первый этаж. Слышу негромкие голоса за закрытыми дверьми кухни. Женщины хвалят мою фигуру. Дескать, я очень стройная, и животика совсем нет после родов. Все они считают меня матерью Нико. Наверняка делают ставки на то, женится Доменико на мне или нет. Словно в подтверждение этого одна из женщин заявляет, что босс смягчился после моего появления.

Смягчился? Это каким же железобетонным он был раньше?

Тем вечером, когда мы с Нико гуляем перед сном, я вижу, как мужчины собираются около машин. Вооруженные, с суровыми выражениями на лицах, все в черном. Доменико выходит последним. Отдает несколько приказов, потом оборачивается и смотрит на меня.

Чуть склонив голову в знак приветствия, садится в машину.

Уезжает.

А я укладываю Нико спать, принимаю душ и устраиваюсь в постели. Смотрю старую комедию, потом новости. Потом какой-то сериал и под него дремлю. В мыслях все раскладывается по полочкам, я успокаиваюсь. Доменико проигнорировал мой вопрос о няне, но завтра спрошу снова. Поставлю вопрос ребром и напомню о предупреждении психолога. Малышу нельзя ко мне привыкать. Мне пора уехать. А как только вырвусь из орбиты Доменико, моя тяга к нему притупится.

*

Просыпаюсь от необъяснимого тревожного чувства. Меня что-то разбудило, но со сна затрудняюсь понять, что.

В тусклом свете ночника везде пугающие тени.

В первую очередь проверяю малыша, но он спит. Посапывает. Обычно ночью не просыпается или всего разок, ближе к утру. Золотой ребенок.

Мне почудилось или кто-то постучался?

Опасливо открываю дверь. В коридоре никого. Оборачиваюсь и еле успеваю заглотить крик.

За балконной дверью стоит Доменико. Сбоку на него падает свет, исходящий из его спальни. Что он делает на моем балконе?!

Открываю балконную дверь и задыхаюсь от ледяного воздуха. Доменико заходит в комнату, от его тела пышет жаром. Непроизвольно втягиваю воздух и ощущаю запах геля для душа. Он снова смывал чью-то кровь? Подавляю эту мысль.

Мы смотрим друг на друга. Между нами капля света и океан недосказанности.

Я ловлю себя на мысли, что этот мужчина способен вырвать все мои лучшие намерения с корнем.

– Что случилось? – Мой голос подрагивает. Увы, совсем не от страха. Дрожь возбуждения пробегается по моим плечам. Доменико настолько мужчина, что я не могу подавить свою реакцию. Никак. Попадая в его орбиту, не могу совладать с собой.

Во мне нарастает острое, сильное чувство, всепоглощающее как ужас.

Я не могу допустить потери контроля. Не сейчас. Не с ним.

Однако маленький предательский голос на задворках разума шепчет, что именно с ним мне будет так хорошо, как ни с кем другим. Он не знает, кто я такая, и подарит мне запоминающийся первый раз. Это будет символом моей свободы – отдаться мужчине до брака. Лечь в постель не ради наследников, а ради удовольствия.

– Ты не пришла в мою комнату. – По его лицу не скажешь, разочарован он или просто констатирует факт. Или надсмехается надо мной.

Вчера он отчитал меня за то, что я к нему пристаю, а сегодня наоборот.

– Ты меня ждал?

Кажется, я вижу еле заметный кивок. Движение всего в полсантиметра.

– Поэтому ты решил прийти ко мне? По балконам, как я в первый раз?

Я должна очень постараться, чтобы не увидеть в его действиях ничего романтичного.

Ведомая инстинктами и спящим здравым смыслом, протягиваю руку ладонью вверх. Словно предлагаю себя, открываюсь для Доменико.

– У тебя еще есть виски? – спрашиваю тихо.

Он опускает взгляд на мою руку, потом медленно протягивает свою и касается моих пальцев. Между нами словно бежит электрический ток.

Сжав мои пальцы, он рывком притягивает меня к себе.

В жаркой темноте мы дышим друг другом. Все чаще, все неровней.

Он ведет меня в свою комнату.

Как обычно, я оставляю дверь открытой, чтобы услышать, если малыш проснется. В этом крыле больше никто не живет. Я думаю об этом, следуя за Доменико в его спальню.

Мы здесь одни.

В коридоре полутьма, только ночники бросают полукруги желтоватого света на ковер. Вроде тепло, но меня знобит от волнения. От тяги к почти незнакомому мужчине. Нервные окончания звенят, перед глазами звездочки.

Доменико останавливается, не дойдя до спальни. Сжимает зубы, на щеках играют желваки. Прерывисто дышит.

Заглядываю ему в лицо, не понимая, что происходит.

Он переводит на меня тяжелый взгляд…

А потом внезапно прижимает спиной к стене.

Его горячая ладонь распластана на моей груди, почти на горле, удерживает, контролирует каждое движение, каждый вздох. Он смотрит на меня с огнем в глазах.

Впервые я вижу на его лице эмоцию, и это гнев.

Он протягивает руку и замирает. Что-то решает для себя.

Бросаю взгляд на его пальцы, на рисунок вен на тыльной стороне ладони. Представляю, как его руки будут ощущаться на моем теле.

Я никогда не была с мужчиной, поэтому не знаю, откуда во мне берутся грешные, тягучие мысли. Откуда я знаю, что мне понравятся руки Доменико на моем теле. Наверное, это женское чутье, которое мы впитываем с молоком матери.

Какое-то время Доменико что-то решает для себя, а потом, выругавшись, прижимается ко мне всем телом. Обхватывает со всех сторон, сжимает, как будто поглощает собой.

Угрюмый, злой, словно надеялся остановиться и не трогать меня, но не смог.

Внезапно накрывает мой рот своим – и я теряюсь. Сознание отключается, растворяясь в происходящем. Это не поцелуй, а поглощение. В нем столько страсти, словно Доменико сдерживался уже давно и наконец сорвался. Он хочет остановиться и в то же время впитать меня целиком.

Запрокидывает мою голову назад, языком проникает вглубь и одновременно прижимается ко мне бедрами. Я ощущаю его эрекцию, трусь о его член, постанывая. Он подхватывает меня и вдавливается между бедер, в самую сердцевину.

Это страшно и восхитительно.

Вихрь сродни панике нарастает во мне, закручивается. Сейчас что-то произойдет. Что-то монументальное, способное необратимо изменить мою жизнь. Оно надвигается со скоростью поезда, а я упорно отказываюсь сходить с рельсов.

Никогда еще не испытывала ничего подобного, ничего настолько всепоглощающего.

В академии мне нравился один из охранников. Во время балов я танцевала с мужчинами, некоторые из них привлекали внимание. Однако их близкое присутствие не вызывало и сотой доли той реакции, которую пробуждает во мне Доменико.

Я издаю странный звук, нечто среднее между стоном и плачем. Однако не смущаюсь, мне не до этого. Всем своим существом умоляю Доменико о большем – моим прерывистым дыханием, движениями, горящим взглядом.

Касаясь губами моего уха, он шепчет.

– У нас есть шанс избавиться от этой жуткой пижамы.

Ладонью обнимает мое лицо, ласкает скулу кончиками пальцев. Прикрываю глаза от горячей неги, дрожу от слабости во всем теле.

Большим пальцем он проводит по моим губам, надавливает, проникает внутрь и касается языка. От этого между ног все сжимается в сладком спазме.

– Скажи, Ада, ты когда-нибудь впускала сюда мужчину? – говорит низким, сочным голосом, глубже проникая в мой рот пальцем.

Качаю головой в ответ. На инстинктах посасываю его палец, и от этого Доменико плотнее прижимается ко мне бедрами и стонет, почти рычит.

Потом, высвободив руку, кладет ее на мою талию. Поглаживает мою спину, ниже, ниже, проникает в шортики, между ног. Нащупывает влагу между моих бедер, шумно выдыхает, надавливает, проникает в меня кончиками пальцев, водит ими по кругу.

Его бедра продолжают двигаться, каменный член надавливает на клитор.

Я схожу с ума от возбуждения. Издаю животные стоны, пытаюсь вырваться из его рук, потому что больше не могу… Мне нужно… нужно…

– А сюда ты впускала мужчину? – Проникает в меня пальцем на всю длину, потом добавляет второй.

Я бьюсь в его руках, мне жарко, тесно, надо… необходимо… прямо сейчас…

– Нет! – чуть не плачу.

Доменико удерживает меня, не позволяя упасть.

Губами проводит по чувствительной коже над моей ключицей, ласкает ее теплом дыхания. Подаюсь еще ближе, непроизвольно изгибаюсь всем телом.

Он втягивает воздух. Издает гортанный низкий звук, который спускается по моему телу и словно взрывается искрами между ног.

Его пальцы проникают глубже, он двигается все быстрее – бедрами, пальцами, всем телом, и тогда я…

Кончаю на его пальцы с криком и плачем, и стоном, и судорогами нечеловеческой силы.

Да, прямо в коридоре. До спальни мы так и не дошли.

Да, нас могли увидеть.

В этот момент меня ничто не волнует. Ослепшая, ошарашенная силой оргазма, я повисаю на руках Доменико, как кукла. Никогда не испытывала ничего подобного от собственной руки.

Доменико несет меня в свою спальню и небрежно бросает на кровать.

Он бросил меня на постель как куклу. Использованную и больше не нужную. А ведь сам даже не кончил.

Вязкие, медленные после оргазма мысли не успевают за резкой переменой в поведении Доменико. Не могу понять, что случилось.

Приподнимаюсь на локтях, часто моргаю, разгоняя туман возбуждения.

Что происходит?

Доменико садится в кресло, в позу хозяина жизни, и смотрит на меня холодным, нечитаемым взглядом. Если бы не выдающаяся по размерам эрекция, заметная под мягкой тканью тренировочных брюк, я бы решила, что сцена в коридоре мне приснилась.

– Какие у тебя планы? – спрашивает нейтральным тоном.

– П-планы? Э-э-э… П-пойду спать… когда мы з-закончим?

– Я имею в виду жизненные планы.

Я ошарашена его поведением и вопросами. Не знаю, что думать. Трясу головой, как будто это поможет понять непостижимого мужчину.

– П-поеду домой. Найду р-работу…

– Откуда ты, Ада? – щурится.

– Я же говорила тебе, кажется… или Орсону? Из Невады.

Он молчит.

Мне неловко. Странно. Влажно. Холодно. Собираюсь подняться с постели, но Доменико поднимает руку, приказывая оставаться на месте.

– Какие твои самые первые воспоминания?

Пока я обдумываю странный вопрос, он поднимается и подходит к бару.

М-м-м… Ранние воспоминания? Кровь на руках моего отца, на рубашке, когда он приходил домой. Его крики, плач мамы. Синяки на ее лице. Любимая гаррота отца, он все время крутил ее в руках. Впоследствии я узнала, что ею он душил тех, кто был ему неугоден.

Помню кастет на его окровавленных после драк пальцах.

Завернутое в брезент тело в багажнике машины рядом с моим школьным портфелем.

Таковы мои ранние воспоминания. Все это до того, как отец стал главой южной ветви синдиката. Теперь другие делают за него грязные дела. А он отутюженный, напомаженный, в дорогих костюмах. С идеальными манерами.

– Я помню мою любимую куклу. Наш сад. Блинчики с клубникой. – Стараюсь избегать лжи. Говорю правду, которая меня не выдаст.

Однако Доменико копает глубже, и мне приходится лгать.

– У твоих родителей был большой дом?

– Нет, маленький, зато на берегу.

– Кем они работали?

– Папа продавал подержанные машины, мама была домохозяйкой.

– Ты сказала Орсону, что они погибли в аварии, когда ты училась в школе.

– Да.

Пока он наливает виски, я думаю о том, что уже привыкла к этой лжи. К моему придуманному прошлому.

Доменико подходит к постели и протягивает мне бокал. Лучше бы не пить, но надо успокоить нервы. Делаю судорожный глоток виски и захожусь в кашле.

Доменико наклоняется, ладонью обхватывает мое лицо. Большим пальцем проводит по губам.

– По-прежнему собираешься вернуться в Неваду?

Растерянно моргаю. По-прежнему?

Так… Он считает, что покорил меня пятиминутными объятиями в коридоре, и теперь я изменю планы и стану таскаться за ним влюбленной собачонкой?!

Он серьезно? Да, он привлекательный, богатый и поэтому самоуверенный, но… Даже он не способен настолько заблуждаться!

– Да, я поеду домой. Там друзья, знакомые…

– Ты сказала Орсону, что у тебя нет друзей.

Почему мне кажется, что он меня допрашивает?

Доменико делает глоток виски и отворачивается. Снова садится в кресло у письменного стола.

Поднимаюсь с постели. Не уверена, что когда-нибудь пойму Доменико. Он то ледяной, то горячий, то… никакой. Странный. А ведь если бы он не остановился, я бы подарила ему свою невинность.

Хотя какой это подарок… только лишние усилия для него.

Подхожу к столу, ставлю бокал и с вежливым «Спокойной ночи!» собираюсь уйти.

Доменико внезапно хватает меня за талию и сажает на письменный стол. Задыхаюсь от неожиданности и, чего уж скрывать, возбуждения. Знаю, что это всего лишь реакция тела на сильного, привлекательного, умелого мужчину. И, черт возьми, меня интригует его странное поведение.

В его глазах гнев и огонь. И желание такой силы, что в нем растворяются мои благие намерения и опасения.

Доменико разводит мои бедра и встает ко мне вплотную. Дышит неровно, резко. Пальцы впиваются в нежную кожу.

В его глазах отблески гнева, однако направлен он не на меня. Доменико зол на самого себя. Проводит ладонью по моему лицу, щурится.

Если я откажусь, он отпустит меня без возражений.

Но я не откажусь. Дойду до конца и, возможно, тогда пойму, что между нами происходит и что мучает Доменико Романи.

Он снимает с меня футболку. Касается соска подушечкой большого пальца, потирает, потом наклоняется и проводит по нему языком. Меня словно ударяет током. Жаром удовольствия.

Повторяет действия со второй грудью, и я реагирую так же остро. Ощущаю себя незнакомкой, впервые изучающей свои нужды.

Мужчина, которого я совершенно не знаю, знакомит меня с моим телом.

Наверное, если бы нам в академии дозволялось встречаться с мужчинами, в двадцать один год я бы уже не была такой необразованной. Такой голодной до мужских ласк и не умеющей себя контролировать.

Не боялась бы острой реакции собственного тела.

Мне уже не холодно. Прикосновения Доменико и два глотка виски – вот и все, что мне нужно, чтобы никогда больше не замерзнуть.

Я пьяная от возбуждения и смелости. Шире развожу бедра, обхватываю Доменико ногами за пояс. Провожу ладонью по его животу, спускаюсь ниже. Глажу его член через брюки, сжимаю.

Доменико втягивает воздух сквозь сжатые зубы и хватает меня за запястье. Не позволяет захватить контроль над тем, что между нами происходит. Удерживает оба моих запястья в одной руке, а другой медленно проводит по обнаженному бедру. Вверх вниз, вверх вниз. С каждым его движением я то парю в ожидании, то разочарованно выдыхаю.

Никто и никогда еще не имел такой контроль над моим телом.

Мои бедра кажутся тяжелыми, парализованными. Между ними собирается влага. Безумно хочется, чтобы Доменико коснулся меня там, где влажно, горячо и пусто. Подаюсь к нему, хотя ближе уже некуда. Мое тело напряжено, умоляет о разрядке.

Доменико удерживает мои запястья, смотрит на меня. Изучает, как подопытного зверька.

А потом опрокидывает меня на стол и одним движением стягивает мои шортики. Сгибает мои колени и, разведя ноги, ставит пятки на край стола.

Я открыта для него, полностью обнажена. Горячая слабость растекается по всему телу.

Пытаюсь прикрыться, но Доменико не позволяет. Удерживает мои запястья. Проводит кончиками пальцев по внутренней поверхности бедра все ближе… ближе… и убирает руку. Потом снова касается…

– Пожалуйста! – не выдерживаю.

– Что пожалуйста? – почти рычит. Раздвигает губки, большим пальцем водит круги вокруг входа.

Я изгибаюсь на жестком столе, схожу с ума от нужды…

– Пожалуйста… сделай это… со мной… я хочу…

– Ты хочешь, чтобы я что? – Пальцем надавливает на вход, и я замираю в ожидании.

– Чтобы все… хочу…

Его большой палец проникает внутрь, надавливает.

– Ты хочешь, чтобы я взял то, что ты берегла для мужа? – спрашивает почти с гневом, но мне не до его внезапно прорвавшихся эмоций.

– Да! Бери! Никакого мужа… Да!

Пытаюсь насадиться на его большой палец, но он убирает его. Меняет на указательный.

Потом, глядя мне в глаза, медленно опускает голову и смыкает губы на моем клиторе. Втягивает его в рот.

Меня прошивает молнией с головы до пят.

Я думала, он лишит меня невинности, а он… Но я не жалуюсь, отнюдь. Никогда даже представить не могла такое удовольствие.

Убрав палец, Доменико проникает в меня языком, и я слышу внутри себя его рык. Это невероятно. Кажется, я кричу. Или плачу от удовольствия. В отличие от Доменико, я всегда страдала недержанием эмоций.

Он трахает меня языком и одновременно массирует клитор.

Потом щелкает по нему…

И все.

Я слепну, перед глазами световые вспышки. Изгибаюсь, вздрагиваю всем телом.

Маленькая смерть.

Когда я прихожу в себя, Доменико все еще между моих ног. Языком проводит по моей промежности, по всей длине.

Не поднимаясь, спрашивает.

– Значит, ты не планируешь выходить замуж?

Растерянно моргаю. Мысли тягучие как мед, и я не в силах сосредоточиться.

Кто задает такие вопросы во время секса?! Вот буквально в самое время!

Доменико Романи, вот кто.

– Н-не уверена, – хриплю.

– Хочешь детей?

– Д-да…

– Для этого потребуется мужчина.

– Я… не знаю… не планировала ничего такого. Вернусь домой, найду работу, а там как получится…

Он поднимает меня за талию, сажает на край стола. И отступает.

Протягиваю руку к его явно выделяющейся эрекции и вопросительно приподнимаю брови. Он снова не кончил. Даже не разделся. Дважды доставил мне удовольствие, задал кучу вопросов, а мне не позволил даже прикоснуться к нему.

– Иди спать! – приказывает таким тоном, как будто не он только что дважды довел меня до оргазма.

Что я сделала не так?

Засыпая, приказываю себе ни о чем не думать. Утром на свежую голову разберусь в ситуации. Доменико застал меня врасплох, придя в мою спальню ночью, да еще и с балкона. Вот я и забыла обо всем, включая себя и свое будущее.

Говорят, после оргазма люди спят глубоко и удовлетворенно, однако мне не везет. Я ворочаюсь, кряхчу. Потом, только успев провалиться в сон, снова просыпаюсь от странного звука, доносящегося из коридора.

Какое-то время прислушиваюсь, пытаясь угадать, что это. Потом выбираюсь из постели и на цыпочках отправляюсь на разведку.

Далеко идти не требуется.

Дверь в спальню Доменико приоткрыта. Свет приглушен. Доменико сидит на полу, рядом пустой стакан от виски. В его руках пульт гоночной трассы. Спортивная машина с жужжанием носится по треку.

Именно этот звук меня разбудил.

Прислонясь к стене, я наблюдаю за Доменико несколько секунд, потом разворачиваюсь и возвращаюсь в свою комнату.

Глава 5

Утром меня вызывают к Доменико.

Да, именно так. Мужчина, который ночью дважды довел меня до оргазма, вызывает меня к себе через посредника. За мной приходит Карло, и, когда я прошу его поиграть с малышом, пока меня нет, он фыркает и уходит. Приходится идти с ребенком.

Стучусь в кабинет, приоткрываю дверь. При виде Доменико малыш радостно восклицает и тянет к нему ручки. При этом полностью игнорирует сидящего на подоконнике полуживого Орсона. С синяками под глазами, в помятой рубашке со следами помады на воротничке. Похоже, Орсон изрядно повеселился прошлой ночью и только что вернулся домой.

Доменико смотрит на меня. Вернее, сквозь меня, с отрешенным выражением лица. Старательно прячу ноющую обиду.

М-да, переоценила я себя как любовницу. Думала, смогу заинтересовать его на пару дней, а он и пары часов не продержался. Отправил меня спать, сам не получив удовлетворения.

Знаю, что это к лучшему, но… больно же, зараза!

Как говорится, о чем мечтаешь, то и получишь. Я хотела, чтобы первый секс мне запомнился. Так и будет. Как ни старайся, случившееся из памяти не сотрешь.

Доменико мог хотя бы малышу улыбнуться, сказать пару добрых слов. Никогда еще не встречала человека, страдающего таким тяжелым эмоциональным запором.

Он жестом предлагает мне сесть в кресло. Усаживаю малыша себе на колени, однако тот ворчит и тянется к Доменико. На его губах звучит недавно выученное слово.

– Па-па-па-па…

Выученное слово?

Как и где Нико мог его выучить, если я единственная о нем забочусь?

Похоже, Доменико думает о том же, поскольку вопросительно приподнимает бровь. Качаю головой. Нет, я не учила малыша ничему крамольному.

Доменико сказал, что это его первая встреча с малышом. Если Нико знает слово «папа», значит в его жизни был мужчина, который хотел, чтобы его так называли.

Возможно, именно он причинил малышу боль.

Внимательно смотрю на Доменико, но по его лицу ничего не понять. В меня с детства вдолбили (читай «вбили»), что лишние вопросы убивают чаще, чем оружие, поэтому отвожу взгляд и молчу.

– Вчера ты спросила про няню, – говорит Доменико.

На сердце становится легко и горько одновременно. Значит, прошлая ночь его разочаровала, и он спешит от меня избавиться. Это к лучшему.

Делаю глубокий вдох.

– Чем скорее вы найдете няню и отпустите меня, тем лучше… для ребенка.

Как будто понимая, что речь идет о нем, малыш ерзает на моих коленях. К Доменико он больше не тянется. Понял, что па-па-па-па не собирается брать его на руки.

Мне больно и обидно за него. По множеству причин.

– Тебе не любопытно, что случилось с его матерью? – спрашивает Орсон. Его голос насмешливый, как всегда.

Смотрю только на Доменико.

– В данной ситуации любопытство неуместно. Если посчитаете нужным, то объясните сами.

– Анну убили. Жестоко. Сначала пытали, а потом убили, – говорит Орсон, наблюдая за мной с исследовательским интересом.

Хочется ударить его по лицу за то, что говорит так о матери ребенка, который сидит у меня на коленях. И хочется ударить Доменико за то, что не велит Орсону замолчать, а следит за мной бесстрастным взглядом.

Прижимая малыша ближе к груди, прячу его в своих объятиях.

– Знаешь, Ада, в нашем мире встречаются очень плохие люди. Иногда эти люди совершают очень плохие поступки, – продолжает Орсон с неизмеримой иронией.

– Да, я об этом знаю, – говорю, многозначительно глядя на него.

Орсон в восторге от моего ответа и от прозвучавшего обвинения. Запрокинув голову, смеется от души.

Меня тошнит. От всех. От всего.

В том числе и от того, что Доменико даже не пытается выразить сожаление, что погибла мать его ребенка. Анна.

Очевидно, что между ними не было связи, ведь он даже не знал о ребенке, но все равно… Чертов робот!

Орсон собирается продолжить, однако Доменико щелкает пальцами, и тот сразу закрывает рот.

– Ситуация обострилась, и поиски няни невозможны.

От слов Доменико я резко сглатываю.

– Ч-ч-что случилось?

– Ничего непредвиденного, – заверяет холодно. – Человек, который… обидел ребенка и убил Анну, расширил зону поиска.

– Зачем этому человеку ваш… – Заставляю себя замолчать. Доменико не подтвердил, что он отец мальчика. Внешнее сходство не дает мне права оглашать сделанные выводы.

– В сложившейся ситуации нельзя выходить за пределы участка, – продолжает Доменико. – Поездки в клинику были необходимы, и мы принимали особые меры, но теперь прошу тебя оставаться в доме. Это временно, но необходимо.

– Насколько… временно?

– Время покажет. – Доменико чуть изгибает бровь. Это что, сарказм? Фиг поймешь по его лицу. – Если ситуация обострится, я перевезу вас с ребенком в другое место.

– Хорошо. Но как только ситуация разрешится, я сразу уеду.

Я должна бояться за свою жизнь, а вместо этого радуюсь, что у меня есть причина остаться. Это временная слабость, я с ней справлюсь. Неопытная, впечатлительная, я попала под магнетическое влияние опытного мужчины. Однако я не спутаю влечение с истинными чувствами и не сверну с намеченного пути. Доменико никогда всерьез не заинтересуется простушкой Адой Томпсон. Пока он не знает, кто я такая, единственное, чем я рискую, это моим сердцем.

Орсон нагоняет меня в коридоре. Приобняв за талию, усмехается.

– И как, тебе понравилось то, что ты увидела в моей спальне? Жаль, что ты к нам не присоединилась…

Ускоряю шаг. Отвечать не собираюсь.

– Понравилось за мной подглядывать? – провоцирует.

– Я не под…

– Еще как подглядывала! И при этом покраснела. Если захочешь, я всегда готов…

– Орсон! – раздается за нашими спинами. Удивительно, что спокойно произнесенное слово может обладать такой силой. Нас словно сметает ударной волной.

– Упс! – усмехается Орсон. – Босс сегодня слишком чувствительный. Интересно, что с ним случилось? Вернее, кто?

Посмеиваясь, он удаляется.

До обеда мы с малышом читаем книжки, играем в мяч. Нико рад любой игре, самой простой и бесхитростной. Выбирая новую книжку, он случайно опрокидывает стакан с водой. Испуганно смотрит на меня широко распахнутыми глазами, полными слез. Его губы дрожат.

Он боится наказания.

Внутри меня пульсирует ярость. Я жажду отомстить за каждую каплю причиненной малышу боли. За каждую минуту его страха.

Можно ли надеяться, что в будущем его ждет счастливая, безопасная жизнь? Возможно ли это для сына лидера синдиката?

В который раз гадаю, кто убил Анну, а теперь ищет малыша. Если враг Доменико знает, что Нико его сын, то, возможно, малыш нужен ему в качестве заложника… или ради мести.

Доменико выступил против своего отца и пытается отвоевать его территорию. Что, если Вилем Романи хочет похитить внука, чтобы манипулировать сыном? Что если он знал о внуке раньше самого Доменико?

Что я знаю о Вилеме Романи? Один из решающих голосов в Совете синдиката. Правит центральной ветвью и по жестокости сравнится с моим отцом. Пожилой, внешность незапоминающаяся. Череда временных жен.

Мои мысли заходят в тупик, поэтому набираю ванну и веду Нико купаться. Он обожает плескаться, поэтому и я быстро намокаю. Оборачиваюсь, чтобы достать полотенце, и вижу стоящего в дверях Доменико. Проследив за моим взглядом, Нико радостно всплескивает руками и начинает лепетать что-то крайне важное на детском языке.

Доменико опускается на колени. Прямо в роскошном костюме на покрытый лужами пол. У него в руке водный пистолет.

Пожалуйста, кто-нибудь скажите, что он шутит!

Доменико Романи, самый опасный мужчина синдиката, набирает воды в маленький водный пистолет и, показав игрушку Нико, выстреливает в воздух. Струя разлетается брызгами, половина которых приземляется на мою голову. Вместо извинений я слышу заразительный смех Нико. На лице Доменико появляется подобие улыбки, и тогда я присоединяюсь к их веселью.

Орсон появляется так внезапно, что я вздрагиваю. Когда он видит нашу забрызганную троицу, его глаза на секунду расширяются, но потом он приходит в себя и дает Доменико знак, который мне непонятен. Они исчезают. Без слов.

В моём желудке оседает ледяная глыба. Дурное предчувствие, липкое и гадкое.

Достаю малыша из ванны. Быстро вытираю его, одеваю как можно теплее. Сама накидываю теплые вещи. Назовите это шестым чувством, но я готовлюсь к худшему.

Мои подозрения подтверждаются, когда в комнате появляется Карло. Увидев, что мы полностью одеты и ждем указаний, удовлетворенно кивает.

– Ты не такая бесполезная, какой выглядишь, – делает первый, хотя и сомнительный, комплимент в мой адрес.

Не спешу его благодарить. Лучше бы извинился за прошлые оскорбления.

– Пойдем, мамаша! Вещи не бери, только ребенка.

В этот момент я слышу первый выстрел.

Не успеваю успокоить себя, что выстрел донесся из леса, достаточно далеко от нас, как за ним следует автоматная очередь. А за ней, как эхо, множество других.

Это не обычная перестрелка, а объявление войны.

Мы спешим вниз по лестнице. Дом полон вооруженных мужчин. Успокаивает то, что нет хаоса. Люди Доменико двигаются быстро, однако без паники, идеально вымуштрованные для таких ситуаций.

Доменико ждет нас в дверях, держа в руках плащ от дождя. Закутывает нас с Нико и прижимает к своему боку. Нас окружают его люди, мы все вместе идем к берегу. На кончике языка десятки вопросов, но сейчас не время болтать. Оставшись в этом доме, я доверила нашу с малышом безопасность Доменико. Если судить по тому, как собственнически он обнимает меня за плечи, а другой рукой прикрывает ребенка, он серьезно относится к своим обещаниям. Знает, что мы от него зависим, и берет на себя полную ответственность.

Выстрелы и крики звучат со всех сторон, становятся громче. Мы выходим на берег. Мужчины помогают нам с малышом подняться по трапу на борт катера. Доменико опережает нас, запрыгивая на палубу.

Катер небольшой, в рубке тесно.

Мы с малышом вжимаемся в сиденье. Он принимает происходящее за игру и разглядывает все вокруг с живым интересом.

– А остальные? – спрашиваю, паникуя. Где армия опытных охранников, которые будут нас защищать?! Не сомневаюсь, что Доменико отнюдь не прост, однако в экстремальной ситуации он бросится спасать малыша, что, конечно, правильно, однако я тоже хочу жить. Не возражу против десятки личных телохранителей.

Доменико бросает на меня насмешливый взгляд. В его глазах дьявольский блеск азарта и ни капли страха. Да уж, он не станет прислушиваться к моим опасениям.

Отвернувшись, с волнением смотрю на лес, откуда раздаются выстрелы.

– Малышка, посмотри на меня!

Он что, забыл мое имя? Никакая я не малышка, только если по сравнению с ним, переростком.

– Поехали скорее! – прошу нервно.

– Ада! – повторяет терпеливо, даже я бы сказала неторопливо. Нет чтобы убраться отсюда, так он заладил мое имя!

– А-да, А-да! – с радостью подхватывает малыш.

Неохотно поворачиваюсь и смотрю на Доменико.

Не обращая внимания на выстрелы и крики, он касается моего подбородка. Пристально смотрит, стараясь поймать мой испуганный взгляд.

Добившись желаемого, говорит твердо и четко.

– Вы с ребенком в безопасности. Ничего плохого не случится. Это всего лишь небольшое приключение, воспринимай происходящее именно так.

Последняя фраза слишком походит на приказ, чтобы меня успокоить.

– Па-па-па… – бормочет Нико, и я замечаю на лице Доменико тень усмешки.

Он кивает малышу.

– Он самый!

Закрыв глаза, я молюсь, чтобы мы скорее уехали отсюда. Перед глазами истерзанное тело Анны и ее горькое отчаяние. Не хочу попасться в руки тому, кто преследовал их с малышом.

– Прекрати трусить! – Большой палец Доменико касается моих губ. Проводит по ним, надавливает. Потом Доменико резко наклоняется и накрывает мои губы своими. Теплыми. Сухими. Вроде обычное прикосновение, однако меня словно прошивает молнией. Кончики пальцев вибрируют, тело пронизывает свет. Разум кричит, что сейчас не время и не место. И что надо бежать от этого мужчины, а не присасываться к его рту. Однако в этот момент моей новой свободной жизни я решаю не прислушиваться к разуму. Вопреки десяткам доводов отвечаю на поцелуй. Под выстрелы и крики.

В ту же секунду Доменико отстраняется и включает мотор.

Все понятно. Это был отвлекающий маневр.

Доменико хотел шокировать меня, чтобы я перестала бояться. Добился своего и вернулся к делу. Наверное, я должна устыдиться и рассердиться, однако на это нет времени.

Несколько секунд спустя мы уже в пути. Несемся с такой скоростью, что я еле удерживаю малыша. За нами погоня, несколько катеров с другого берега. Слышу выстрелы невдалеке.

Мы вырываемся вперед, и я с опаской выдыхаю.

– Ты говорил, что, если ситуация ухудшится, мы переедем в другое место.

Цепким взглядом осмотрев оставшийся позади берег, Доменико кивает.

– Мы едем в другое место.

Исчерпывающе!

Нико притих, ему не нравится шум мотора и качка. Заметив, что малыш испуган, Доменико показывает ему, как управлять катером. Как будто мы катаемся ради развлечения!

На берегу раздается взрыв, потом еще один. Как только шум стихает, Доменико продолжает играть с малышом, будто ничего необычного не случилось.

– Нападение произошло раньше ожидаемого, однако мы были к нему готовы, – говорит между делом.

В этот момент раздается взрыв раза в три громче предыдущих.

– Ты взорвал дом?! – восклицаю, в изумлении глядя на оставшийся позади берег.

– Интерьер был не в моем вкусе.

Уверена, что у него множество домов, однако взрывать их при переезде – это слишком радикально.

Катер резко набирает скорость, по бокам взмывают в воздух стены воды. Оглядываюсь, но не могу понять, где наши катера, а где чужие…

«Наши».

Как забавно… С каких это пор я на стороне Доменико Романи? Надо напомнить себе, что это временно, а то привыкну.

Прикусываю губу, но не могу сдержать вопрос.

– Кто нас преследует?

– Тот, кто обидел ребенка и убил Анну, – уходит от ответа.

– Откуда этот человек узнал, что ребенок у нас?

Заметив, что я сказала «у нас», Доменико бросает на меня колкий взгляд.

– У тебя, – поправляюсь, морщась. – Если бы Анна проговорилась, на нас бы напали несколько дней назад. Так что информация поступила из другого источника.

Доменико согласно кивает.

– Анну поймали на территории поселка, однако они не знали, что она брала ребенка с собой и что я здесь живу. Но потом получили информацию из клиники и сложили два и два.

– Из клиники?! Но психолог обещала и клялась…

Какое-то время он молчит, потом переводит на меня взгляд полный ярости.

– Скажи, Ада, ты веришь клятвам?

Качаю головой.

Если нас преследует отец Доменико и если это он причинил боль внуку… Даже думать о таком гадко. Наверняка у Доменико множество других врагов, но об этом не спросишь…

Любопытство убивает, я выучила это в детстве, когда уборщица и, по совместительству, одна из любовниц отца задала ему вопросы о поставщиках оружия. На следующий день ее тело нашли в кустах около дома, она «выпала» из окна.

Мне было десять лет, и это я обнаружила ее тело.

Любопытство убивает.

Преследователи и берег с клубами дыма остаются позади. Моя паника понемногу растворяется в усталости.

– Как много ты обо мне знаешь? – вдруг спрашивает Доменико, как будто догадался о моих мыслях.

Мышцы сковывает напряжением, однако стараюсь это скрыть. Небрежно повожу плечом.

– Ты явно не беден, если можешь позволить себе взрывать дома и держать столько охраны. Если судить по тому, как перед тобой преклоняются, у тебя значительная власть. Однако в клинике тебя предали, а это позволяет предположить, что у тебя сильные враги. – Пытаюсь выглядеть этаким Шерлоком Холмсом, королем дедукции.

Доменико смотрит на меня с искрой иронии в глазах.

– Ты знаешь, кто я такой?

Я давно уже подготовилась к этому вопросу, поэтому мой взгляд не дрогнул.

– Прислуга называет тебя «господин Романи». Это известная фамилия, и у меня возник вопрос, не являешься ли ты родственником Вилема Романи, главы центральной ветви синдиката.

Прилагаю все возможные усилия, чтобы выглядеть бесхитростной простушкой.

Похоже, мне везет, и Доменико принимает мой ответ, как ожидаемый.

– Так и есть. Знай, Ада, Вилем не продержится у власти. Его время прошло. Вскоре я все изменю.

– Правда? – с удивленным восхищением хлопаю глазами. Этому учили в академии.

– Да. Не сомневаюсь, что ты слышала не только о моем отце, но и обо мне. Обычно меня называют бунтарем.

– Ах да, бунтарь… – улыбаюсь. Разговор вроде как легкий, однако безумно опасный. Одно неверное слово может сбросить меня в пропасть. – Припоминаю… Говорят, по воскресеньям ты всегда появляешься в церкви, а в будние дни тебя можно увидеть в библиотеке, где ты читаешь малышам сказки.

Он оценил мой юмор. Смотрит на меня, смешинки в глазах, и кивает.

– Именно так.

И тогда мне кажется, что между нами вдруг появляются капля понимания и нота искренности. Что они сливаются вместе и соединяют нас невидимой нитью. Тонкой, но неразрывной.

Не иначе как кажется, потому что все это сплошная ложь.

– Ты доверила мне свою безопасность, поэтому должна знать, кто я такой. Так честнее, – говорит он.

Честнее? Разве бывают честные убийцы?

Как бы там ни было, этот отдельно взятый убийца честнее меня самой.

Берег поселка остается далеко позади. Большая часть Корстона расположена на полуострове, и мы огибаем его, держась в нескольких километрах от берега. Я старательно не смотрю в сторону острова академии, надеясь, что Доменико ничего о нем не скажет.

Малыш задремал под ровный шум мотора, тихо сопит.

– Не хочешь спросить, что я знаю о тебе? – Голос Доменико спокойный, почти ленивый.

Этот вопрос как удар в грудь. Сотрясение сознания.

Чудовищным усилием выдавливаю из себя улыбку.

– Ну и что ты обо мне знаешь? – Каждое слово дается с неимоверным трудом.

В панике смотрю за борт. Если оставить малыша на сиденье и вырваться из рубки, то могу спрыгнуть в воду и уплыть. Куда-нибудь. Доменико не бросит ребенка, чтобы вытаскивать меня из воды.

Однако это сделает его охрана. Они избавились от погони и теперь двигаются за нами на небольшом расстоянии. Полукругом.

Если сейчас окажется, что Доменико знает, кто я такая, мне не спастись. Я доигралась.

Делаю глубокий вдох и приказываю себе успокоиться. Нет, он не может знать, кто я такая. Во-первых, я не выходила в свет, а если где-то и бывала, то преступного бунтаря и близко не подпускали к достойным собраниям. Во-вторых, побег и поиски студенток академии держат в строжайшей тайне, так уже было не раз. Вилем Романи знает о побеге, ведь моему отцу нужно разрешение, чтобы искать на его территории, однако с ненавистным сыном тот откровенничать не станет.

Доменико не спешит с ответом, будто знает, что каждая секунда промедления для меня как пытка. Потом говорит низко, хрипло.

– Я знаю, что, когда ты кончаешь, вместе с наслаждением на твоем лице появляется испуг, как будто ты боишься не справиться с острыми ощущениями. Это говорит о том, что раньше ты не испытывала ничего подобного. Ты не кончала от своей руки?

– Я… э… м-м…

Кажется, я проглотила язык. Ожидала разоблачение, выдачу меня отцу, позор на весь синдикат… да что угодно, только не такой поворот разговора.

Щеки обжигает румянцем.

Доменико продолжает как ни в чем не бывало.

– Еще я знаю, что тебе понравилось кончать на мой язык. И на мои пальцы тоже. Но все равно ты заснула неудовлетворенной, потому что хотела, чтобы я насадил тебя на член. Тебе так приспичило избавиться от невинности?

Самое ужасное, что горю я не только от смущения, но и, черт возьми, от возбуждения. Мысли плывут, я почти забыла об опасности, хотя и осознаю, что Доменико мной манипулирует, а сам остается холодным и отрешенным.

– Могу добавить еще кое-что, – невозмутимо продолжает, не дожидаясь моего ответа. – Ты слишком чувствительна. Переживаешь за незнакомцев вплоть до того, что готова рискнуть собой. Идиотская черта характера, но ты сама из-за нее и страдаешь. Еще ты любишь лезть в чужие дела. Много болтаешь… Однако меня интересует не то, что ты говоришь, а то, о чем молчишь.

Эти слова как ледяной душ. Возбуждение затапливает волной тревоги.

– О ч-чем я молчу?

Поводит плечом.

– Например, о ваших отношениях с Сальво.

– С кем?!

– С мужчиной, чьей гостьей ты была.

Звезды ко мне благосклонны, потому что я догадываюсь, кого он имеет в виду.

– Ты имеешь в виду Сальво Рунелли, в чьем доме я жила, когда мне подбросили малыша?

Доменико издает мычание, смутно напоминающее согласие.

– Мне интересно, откуда ты его знаешь и что вас связывает.

По телу бегут тревожные мурашки. Хочется потереть ладони, съежиться, спрятаться. Брат Нарии, Сальво Рунелли, в чьем доме я провела ночь после побега, работает на Дона северной ветви. Неудивительно, что мое знакомство с ним кажется Доменико подозрительным, ведь он знает меня как провинциалку, не имеющую отношения к синдикату.

– Честно говоря, я совсем не знаю Сальво.

– Ты сказала, что остановилась у знакомых.

– Правильнее было сказать, что я нашла это место через знакомых. Друзья моих родителей знали мать Сальво, которая родом из Корстона, и попросили его о любезности, – придумываю на ходу.

– Тогда все понятно, – говорит Доменико, однако мне не нравится его тон.

– Все понятно? – спрашиваю взволнованно.

– За исключением пары мелочей.

– Например, каких? – Сунуть бы кулак в рот, чтобы заткнуться, однако не могу остановиться. Нервно выпытываю, в чем он меня подозревает.

Доменико вздыхает, как будто ему лень говорить на такую малозначащую тему.

– Например, где твоя машина. Ты же каким-то образом добралась до поселка? На охранных пунктах не зарегистрирован твой въезд. Если ты приехала на такси, они все равно должны были зарегистрировать твое появление и созвониться с Сальво.

– Люди не всегда делают то, что должны, – отвечаю невозмутимо.

– На берегу около дома мои люди нашли весельную лодку, которую недавно использовали.

– Я хотела покататься, однако выяснилось, что мои хилые мышцы не созданы для гребли. – Посмеиваюсь, хотя внутри меня торнадо паники. Доменико даже не улыбается. Хотя о чем я? Он никогда не улыбается.

Мы уже почти обогнули полуостров. На другой стороне невдалеке от берега расположен центр Корстона. Это сердце территории Вилема Романи. Нам не позволят даже выйти на берег.

Мое подсознание регистрирует эти мысли, однако я еще не решила главную проблему: Доменико подозревает, что я лгу.

– У тебя нет с собой никаких вещей, – говорит он.

– Я путешествую налегке.

Опять это мычание, от которого меня пробивает озноб.

Безумно хочется выйти на палубу, чтобы ощутить на лице холодные брызги. Чтобы задохнуться от ветра, разогнать панику и найти способ выкрутиться из этой непростой ситуации.

– Маленькая таинственная Ада, – говорит Доменико с насмешкой в голосе.

– Не такая уж я и таинственная! Да, я пробралась в дом Сальво, избежав охраны, но это не преступление. У меня было право там находиться. Твои люди обыскали дом и наверняка нашли приглашение…

– Безымянное приглашение… – тянет задумчиво, но, к счастью, не развивает тему.

Позволяю себе выдохнуть.

Я плету сеть из лжи. Держу в руках десятки нитей. Если отпущу хоть одну, вся сеть расплетется, и я сорвусь в пропасть. А если сплету сеть, то, вполне возможно, сама и попадусь в нее.

– Мне всегда очень нравился остров академии, – вдруг говорит Доменико. – Ты когда-нибудь там была?

Не глядя на него, качаю головой.

– Если будет возможность, свожу тебя туда.

На остров академии допускают только по специальным разрешениям. Хотя кто сможет остановить Доменико Романи?

Мой разум разрывается, не зная, о чем волноваться: о том, что мы повернули к берегу и направляемся в центр Корстона, или о подозрениях Доменико.

Удалось ли мне их рассеять? Верит ли он мне? Имеет ли это значение, если люди Вилема схватят нас на берегу?

Корстон – самый крупный город центральной ветви синдиката. Преуспевающий, красивый, он расположен на полуострове, омываемом водами Тихого океана. Здесь живут богатые и влиятельные люди, среди которых есть те, кто бывал у нас дома и могут меня узнать. Хотя… это маловероятно. В дешевой одежде, без косметики и с заколотыми волосами во мне трудно опознать жемчужину синдиката.

– Доменико, мы в самом центре Корстона. Здесь же… Вилем… твой отец… это его город! – не выдерживаю.

Доменико наклоняется и шепчет, касаясь губами моего уха.

– Чтобы победить врага, нужно ударить его в самое сердце.

Закрываю глаза, тру их ладонями. Под веками взрываются вспышки салюта. Не понимаю, почему Доменико со мной откровенничает. Вообще его не понимаю.

Несмотря на холодный зимний день, на берегу много народа. На променаде магазины и кафе привлекают толпу. Я приезжала сюда пару раз, когда отец ездил на Совет синдиката и брал нас с собой, но никогда не испытывала такого чудовищного страха.

Мысленно умоляю судьбу пощадить меня и подать руку помощи.

Видимо, судьба меня слышит, поскольку мы пролетаем мимо центра на большой скорости. Наш путь лежит к небольшому причалу в районе, с которым я незнакома.

– Я слышу, как у тебя зубы стучат от страха, – усмехается Доменико.

– Неправда! – возмущаюсь по-детски.

На самом деле Доменико прав. Я настолько испугана, что не уверена, смогу ли подняться на ноги, да еще с ребенком на руках.

Я думала Доменико спрячет нас в лесу или в другом штате, а мы едем в центр территории его отца. Здесь грозит опасность и мне, и малышу, и самому Доменико.

Знает ли он, что делает?

Причалив к берегу, Доменико достает детское автомобильное кресло. Надо же, не забыл взять его с собой. Это маленькое проявление заботы оказывает на меня огромный эффект. Внутри разливается спокойствие, как глоток горячего чая в холодный день. Взрывы, перестрелка, побег – а при этом Доменико не забыл о безопасности малыша, на которого он, как мне казалось, почти не обращает внимания.

Смотрю на Доменико широко распахнутыми глазами, в которых – о, ужас! – собираются слезы. Он не замечает моего восторга. Наоборот, хмурится, потому что я его задерживаю. К причалу уже подъехала машина с тонированными стеклами. Нас ждут.

Мы спускаемся по трапу, и нас быстро упаковывают в машину. Доменико садится на заднее сиденье, ребенок между нами. Машина тут же срывается с места. В который раз удивляюсь, как слаженно и четко действуют его люди. Это дарит мне еще одну каплю спокойствия.

Раз мы на территории Вилема, значит Доменико и вправду готовит наступление. И не собирается переносить его на другое время просто потому, что рядом с ним оказались женщина и ребенок.

– Спрашивай! – вздыхает Доменико.

– Я не собиралась ни о чем…

– Ты сейчас лопнешь от вопросов, так что задавай!

– Не лучше ли нам было отсидеться где-нибудь в глуши подальше от Корстона?

Он смотрит так пристально, что у меня пересыхает во рту.

– Ты мне доверяешь?

Открываю рот, но слова прилипают к языку. Честный ответ – смотря в чем, однако если произнесу его вслух, последует допрос. А я и так еле пережила эту поездку, новых вопросов не надо.

– Да, доверяю, – отвечаю тихо, потому что и вправду доверяю ему, пусть только в вопросах безопасности.

Доменико выглядит странно разочарованным, хотя, возможно, я всего лишь придумываю его несуществующие эмоции.

– Самое безопасное место для вас с ребенком – это рядом со мной. Там, где я смогу вас защитить. Сейчас это Корстон. Многие здесь хотят смены власти, и я этого добьюсь. Любой ценой. Здесь много моих людей, и я могу быть уверен, что вы под надежной защитой.

Мелькает мысль, что защищать надо малыша, а не «нас». Меня надо отпустить! Самое безопасное для меня место как можно дальше от Доменико Романи.

Однако, черт возьми, все во мне противится этой мысли.

Успокаиваю себя, что в пылу войны между отцом и сыном никто не станет волноваться обо мне, неприметной и незначимой. Эти мысли успокаивают, даже если в глубине души я знаю, что они всего лишь иллюзии. И что мною движет тяга к Доменико. Безумно опасная тяга, потому что я сдаюсь ей при каждом моменте слабости.

Машина останавливается около высотного здания с побитыми кирпичами и обшарпанной краской на двери.

– Ты не привыкла к жизни, полной опасности? – спрашивает Доменико, и я придумываю в его глазах сочувствие.

Киваю, и, хотя это ложь, на глазах выступают совершенно искренние слезы.

– Хочешь задать еще вопросы? – Доменико дает знак водителю оставаться на месте и ждет моего ответа.

– Нет. Но я хочу, чтобы ты нас защитил, – говорю шепотом.

Он кивает.

– Если доверишься мне, так и будет.

Сказав это, он долго молчит и ждет ответа.

Я уже сказала, что доверяю, но ему этого мало?

Глава 6

Кто бы знал, что в старой высотке с облупившейся краской, скрипучим лифтом и обглоданными временем ступенями прячется современный пентхаус. Из окна открывается вид на Корстон и на залив, красота необычайная. В пентхаусе две спальни и огромное жилое пространство с кирпичными стенами и современным декором. В одной из спален уже имеются детская кроватка и ящик с игрушками.

Карло недовольно бурчит и раскладывает пасьянс на кофейном столике. Он приехал вслед за нами, и Доменико оставил его со мной в качестве няньки. По крайней мере, так это охарактеризовал сам Карло и до сих пор ворчит по этому поводу. Само собой, ворчать он начал только после отъезда босса, который, кстати, исчез без следа и без объяснений. Вообще без слов, даже когда я не выдержала и крикнула вслед: «Будь осторожен!»

Мой внезапный порыв вызвал недоумение у остальных мужчин, особенно у швейцара, который вился вокруг нас, пытаясь выслужиться перед Доменико. Пожилой, с кустистыми бровями и всклокоченными седыми волосами, он немного походил на врача, поэтому малыш захныкал при его появлении.

Итак, Доменико исчез. Нам с Карло остается только ждать, а это непросто. Как получилось, что, сбегая от синдиката, я попала в самое его сердце? Скрылась от отца, чтобы ввязаться в борьбу настолько же властных и опасных мужчин.

Делать нечего, надо осваиваться на новом месте. Мы с Карло заказываем продукты и необходимые вещи. Все доставляют очень быстро, и ждущий снаружи охранник приносит пакеты в пентхаус. В числе необходимых вещей я покупаю красивое белье, черно-белое, кружевное. Не собираюсь отчитываться об этом ни перед Карло, ни перед своей совестью.

Ловлю себя в паутину лжи.

День проходит в бытовых хлопотах и детских играх. Нико быстро осваивается, радуется новым игрушкам. Карло то и дело с кем-то связывается по телефону, однако не делится со мной информацией. Чисто из вредности. За окнами серый, простывший от промозглой зимы город. Съежившиеся небоскребы звенят льдинками окон. Мое шестое чувство молчит, сердце тревожно сжимается, а разум возмущенно поджимает губы.

На ужин я готовлю малышу нежные мясные тефтели с рисом. Карло с намеком принюхивается и, получив свою порцию, наконец-то снижает градус враждебности. Когда я направляюсь спать, он убавляет громкость телевизора и прекращает комментировать программы. Для него это большая жертва. Пока смотрел футбол, он так вопил на игроков, что звенело в ушах.

Самую большую из спален я оставляю Доменико, сама ложусь в комнате малыша. После всех приключений и впечатлений, Нико спит так крепко, что даже не сопит. Раскинулся звездой в своей кроватке, и только руки-ноги подрагивают. Не иначе как управляет катером во сне.

Приняв душ, надеваю одну из хлопковых пижам, которые так возмущают Доменико. На футболке собачья мордочка, а на шортах отпечатки лап. Горжусь тем, что не надела новое белье и не пытаюсь соблазнить Доменико. Хотя хочется, конечно. Ситуация критическая, мне страшно, а он сильный мужчина, способный на все, поэтому меня к нему и тянет. Чисто физическое влечение никому не вредит и не оставляет шрамов на сердце.

Пока засыпаю, в мыслях пишу целый философский трактат на эту тему.

Пытаюсь заглушить предупреждения разума.

Просыпаюсь от странного ощущения. Что-то меня разбудило, но не могу понять что. Карло сказал, что уйдет, когда мы с ребенком ляжем спать, но оставит охрану у дверей квартиры.

Поднимаюсь на постели, прикладываю ладонь к груди, силясь успокоить бешено бьющееся сердце.

В дверях двигается тень, и я напрягаюсь, но не от страха. Кожа вдруг становится чувствительной, по телу бегут мурашки.

Доменико стоит в дверях, широкоплечая молчаливая тень. Никогда не думала, что взгляд в темноте может так возбуждать. Становится жарко, тесно в собственной коже. Хочется подбежать к Доменико, проверить, не ранен ли. Узнать, где он был.

Пытаюсь сказать себе, что меня это интересует сугубо в эгоистичных целях, но это ложь. Я волновалась.

Именно такой жизни я пытаюсь избежать. Каждый день тревожиться, вернется ли значимый тебе человек домой и в каком состоянии. И вернется ли к тебе или к одной из любовниц.

Где-то глубоко в сознании разум предупреждает об опасности, но я не слушаю. Волноваться о будущем буду завтра, все равно сейчас не предотвратить мое падение в этого мужчину.

– Ты ждала меня, Ада?

Низкий, сочный голос Доменико наполняет тьму, касается меня теплом.

– С чего ты решил? – шепчу.

– Если ты не хотела, чтобы я зашел, следовало закрыть дверь спальни.

Если говорить о том, что мне следовало сделать, так это вообще не появляться в доме Доменико. Но чего уж теперь… Если бы события повторились, я бы поступила точно так же.

Доменико прав, я ждала его возвращения.

– Который час?

– Середина ночи. Ты ждала меня, Ада?

Лунный свет из гостиной едва обрисовывает его высокую, сильную фигуру. Хочется подойти и прижаться к его телу. Спрятаться в его руках. Пробужденная испугом, я нуждаюсь в успокоении. В его силе.

– Все… хорошо? – Как бы по-дурацки ни звучал этот вопрос, мне нужно подтверждение, что мы вне опасности.

– Да, – отвечает он ожидаемо кратко, потом отворачивается и делает шаг в гостиную.

Тикают секунды, минуты, а он так и стоит в дверях.

Не может уйти?

До боли прикусываю губу, чтобы не попросить его остаться. Мои планы на будущее не изменились, однако сейчас не до них. Я увязла в этом моменте.

Словно приняв решение, Доменико оборачивается и направляется ко мне. Медленными, тяжелыми шагами.

Наклоняется и откидывает одеяло.

Мое тело вибрирует от напряжения, от остроты момента. Где он прикоснется? Как?

Его ладонь пробегается по бедру и устраивается между моих ног. Я задыхаюсь от неожиданности и возбуждения, развожу ноги, комкаю простыню в ладонях.

– Ты ждала меня, Ада?

– Да.

Обнимает меня за плечи, приподнимает и накрывает мои губы своими. Целует меня взахлеб. Проникает вглубь языком, исследует, поглощает.

Вторая рука между моих ног, сжимает, надавливает.

Я лечу, невесомая в его руках.

… И приземляюсь на кровати.

Доменико отступает и направляется в гостиную.

– У меня был трудный день, и я не уверен, что смогу быть сдержанным. Спи!

Это приказ.

На мне тепло Доменико, его запах. Необъяснимый, неповторимый, от которого внутри закручивается вихрь желания. Между ног горячая тяжесть и ноющая пустота одновременно.

Не могу оставаться в постели, выхожу следом, прикрывая дверь, чтобы не разбудить малыша.

Доменико стоит в гостиной, развязывает узел галстука. Скидывает пиджак. Закатывает рукава рубашки.

Не оборачивается, будто заранее знал, что я выйду за ним.

– Разве я просила тебя быть сдержанным? – бросаю вызов.

Подойдя к бару, наливаю себе виски, чуть-чуть. Если между нами что-то произойдет, хочу быть трезвой, чтобы запомнить каждую секунду.

– Ада! – предупреждающе произносит Доменико.

Какое-то время не двигается, потом, выругавшись, сжимает мое лицо в ладонях.

Его глаза кажутся полными тьмы.

Подношу бокал к губам. Опускаю в него язык и, с каплей виски на кончике, тянусь к Доменико.

Он задерживает дыхание.

Кончиком языка провожу по его губам, оставляя след крепкого напитка. Доменико резко выдыхает. Берет у меня бокал, подносит к моим губам. Я делаю глоток, и тогда он целует меня, выпивает виски с моего языка. Хмельной, влажный, головокружительный поцелуй с хрустом льда.

Притянув меня ближе, Доменико проводит влажными губами по моей щеке. Спускается на шею. Втягивает мой запах и издает низкое утробное урчание. Как зверь.

А потом обнимает меня. Заключает в свои руки и в свое тело, как будто знает, что именно ради этого я и пришла. Что в его тепле мои страхи растают. Да, это неразумно и странно, однако я всю жизнь меняла одну клетку на другую, поэтому каждый шаг на свободе для меня испытание. Я инстинктивно льну к мужчине, который способен меня защитить.

По крайней мере, так мне кажется.

В его объятиях тепло и безопасно. Обманчиво. Если бы не наша ситуация, я бы поверила, что могу прятаться в этих объятиях всю жизнь.

Как же легко обмануться!

Я должна прислушаться к его репутации, а не к моим инстинктам. Должна доверять только разуму.

Должна, но не могу. Вот еще буквально минутку отдохну в его объятиях, а потом приду в себя.

– Маленькая Ада любит играть с огнём, – шепчет он греховно низким, урчащим голосом, посылающим вибрацию по моему телу.

Пригревшись в его руках, я только хмыкаю в ответ.

А потом он поднимает меня на руки и широкими шагами идет в свою спальню. Содрав покрывало с постели, кидает меня на нее. Так, что я подпрыгиваю на матрасе.

– Раздевайся!

Никогда не любила приказы… до этого момента.

За пару секунд избавляюсь от пижамы. В каплях лунного света смотрю, как Доменико скидывает рубашку, срывая пуговицы. Расстегивает брюки. Не сводит с меня глаз.

Нависает надо мной, прикусывает кожу над моей ключицей, и я со стоном откидываюсь на подушки. От его прикосновений по телу бегут искры. Вцепившись в его волосы, прижимаюсь к нему все сильнее, как будто, если он исчезнет, наступит конец света. Внизу живота ноет горячая пустота, нуждающаяся в нем.

Губы Доменико смыкаются на моем соске, и меня пронизывает жаром. Обхватив Доменико ногами, трусь о его бедро и постанываю.

Он отстраняется. Смотрит на меня в полутьме, что-то решает для себя. Подаюсь ближе, но он удерживает меня на расстоянии.

Мне вдруг становится страшно, что сейчас все прекратится. Кажется, что если мы не будем близки сейчас, то потом в моей жизни уже никогда не будет такого момента. Ни с кем. Такого дикого, острого влечения, такой неизмеримой тяги.

Внезапно он прижимается ко мне всем телом и издает глубокий и резкий стон, почти рык. Как будто злится, что хотел бы, но не может от меня отказаться.

В следующую секунду мы превращаемся в клубок тел, жадных друг до друга. Я издаю звуки, которых никогда раньше от себя не слышала. Доменико подхватывает меня под бедра, прижимается ко мне членом. Подаюсь навстречу, чтобы сильнее и ближе. Острее.

На секунду отстранившись, Доменико дергает портьеру, впуская в спальню больше лунного света. Хочет видеть мое лицо. Интересно, он с таким вниманием смотрит на всех своих любовниц?

Нависая надо мной, целует меня. Обжигает мои губы своими. Размыкает их языком и погружается глубже. Я жадно втягиваю его язык, посасываю, и он отвечает мне низким стоном.

Моя рука между нами, все ниже, ниже. Пальцы ласкают его бедро, сжимаются вокруг его члена через боксеры. Требовательно урчу, сжимая бедра, как будто знаю, что делаю. Как будто не раз была в подобной ситуации. Отпускаю контроль и следую инстинктам.

Доменико тяжело дышит. Следит за движениями моей руки.

– Ты уверена?

– Никогда еще не была ни в чем настолько уверена, – преувеличиваю, потому что полностью захвачена страстью. С головой.

От его прикосновений на коже мурашки. Шершавыми пальцами он касается моей груди. Спускается по животу. Я ерзаю на постели, желая большего. Он разводит мои ноги шире, касается влаги и издает удовлетворенный рык. Глядя в мои глаза, рисует круги вокруг самого чувствительного места.

Закатив глаза, беззвучно открываю и закрываю рот, не могу издать ни звука. Раньше я удовлетворяла себя сама, но это несравнимо. Как будто в руках Доменико настоящее волшебство.

Преимущество мужчин, у которых было много женщин, в том, что они знают, что делают. И – о, да! – Доменико Романи знает, как доставить женщине удовольствие.

Погружает в меня один палец, потом два. Большим пальцем массирует мой клитор.

Мое дыхание сбивается. Мир сокращается в размерах до одного мужчины, от которого следовало бы прятаться.

С которым нас никогда не свяжет будущее.

Однако в данный момент нас связывает жажда наслаждения и тяга друг к другу.

Его пальцы двигаются во мне, и кажется, я забираюсь все выше и выше. Двигаюсь вместе с ним, насаживаюсь все глубже.

Внезапно он сгибает во мне свои пальцы, и невыразимое наслаждение пронзает меня насквозь. Я непроизвольно кричу, и тогда Доменико накрывает мои губы своими, выпивает мой крик.

Не хочет разбудить ребенка.

Продолжает двигать пальцами, пока спазмы не останавливаются, позволяя мне ощутить каждую каплю оргазма.

Да, он совершенно точно знает женское тело от и до.

Мысли двигаются с трудом, как текучий клей. Тело кажется слабым, вареным, но при этом полностью удовлетворенным.

Доменико разводит мои ноги шире. Какое-то время просто смотрит, потом проводит пальцем между ног, запуская во мне еще один водопад дрожи.

Поднявшись, скидывает брюки и боксеры.

Все-таки у него роскошное тело. Крупное во всех нужных местах, тренированное.

Он подхватывает меня, поворачивает и ставит на колени. Заставляет положить руки на изголовье кровати и держаться. Крепко.

Сам он на коленях за моей спиной, смотрит.

От волнения, от незнания я схожу с ума. Еще не отошла от оргазма, а уже хочу большего.

Очень хочу.

Меня возбуждает неизвестность.

Доменико коленом разводит мои бедра шире, прижимается ко мне сзади. Взяв член в руку, проводит им по моей влаге. Касается клитора, делает несколько кругов. Мое и так чувствительное тело снова зажигается искрами.

Подаюсь назад, прося большего.

Доменико кладет ладонь на мою спину, заставляет прогнуться и входит в меня сзади. Другой ладонью сжимает бедро, раскрывая меня.

Двигаюсь ему навстречу, насаживаюсь и прикусываю губу от неприятного давления. От дикой наполненности, как будто меня распирает изнутри.

Доменико стонет, слышен скрежет его зубов.

– Прими его, Ада! Прими до конца. На всю глубину. Вот так, да, насаживайся глубже.

Сжимает мои бедра ладонями, разводит шире. В этом положении наполненность не мешает, наоборот, становится волнующей, сводящей с ума.

Смотрю на него через плечо и киваю, прося закончить начатое, не ждать. Выдохнув, он резко подается вперед, и меня пронизывает боль. Как порез, как ссадина. Стараюсь размеренно дышать и расслабиться, и постепенно боль проходит.

Остается саднящее ощущение глубоко внутри и бесконечный, горячий восторг.

– Я глубоко в тебе, Ада, – сочным, вибрирующим басом говорит Доменико. – Чувствуешь, как глубоко? Я везде.

Да, он везде, во всех смыслах.

Если бы это было возможно, я бы пережила этот момент еще раз. Несмотря на боль.

Невероятная важность случившегося заполняет меня до краев. Мы с Доменико никогда уже не будем чужими, нас навсегда свяжут эти несколько минут и моя потеря невинности.

В мыслях мелькает тень сожаления. Я наконец понимаю, почему жемчужинам приказывают сохранять невинность до брака. Для единственного мужчины, твоего мужчины.

С трудом заставляю себя избавиться от романтичных мыслей. Я не дурочка и прекрасно понимаю, что этот момент важен исключительно для меня. Доменико моя девственность только мешает. Он предпочел бы опытную женщину без проблем, но сейчас я единственная в его квартире. И в постели.

Доменико не двигается, ждет, большим пальцем поглаживает мое бедро. Восхищаюсь его выдержкой и терпением.

– Бери все, что тебе нужно, Ада!

Опасливо начинаю двигаться. Саднящее ощущение возвращается, однако его легко стерпеть, потому что к нему добавляется нечто горячее, сильное и трепетное. Наконец отпустив себя, Доменико двигается во мне все быстрее. Его дыхание сбивается, ритм движений становится неровным. Он входит в меня еще несколько раз и кончает. Наполняет меня теплом.

Не проходит и минуты, как он отстраняется. Избавившись от презерватива, одевает боксеры, брюки и новую рубашку, которую достает из шкафа.

Ошарашенно слежу за его действиями.

Почему он одевается? Куда собрался посреди ночи?

Подойдя к постели, берет меня на руки и относит в мою спальню. Уже традиционным жестом бросает меня на кровать. Взяв полотенце с прикроватной тумбочки, кладет его мне между ног и сводит мои бедра.

Как кукле.

Я настолько шокирована его действиями, что не смущаюсь и не возражаю.

Доменико без слов исчезает в гостиной.

И это все?

Горячее начало на грани срыва и сумасшествия, а потом ледяной конец?

Попользовался мной, а потом вынес из комнаты? Убрал, чтобы не мешала?

Он никогда не спит с любовницами в одной постели?

Даже слова доброго не сказал. Надо радоваться, что и гадостей не ляпнул.

Лежу поперек кровати в замешательстве. Голая, с полотенцем между ног. Пижама осталась на ковре в спальне Доменико.

Не знаю, что думать, что чувствовать.

Слышу его шаги в гостиной. Шуршание одежды, тихий звон бутылок в баре. Прислушиваюсь к каждому звуку. Представляю, как Доменико подходит к окну с бокалом виски в руке. Вижу отсветы городских огней в его глазах…

А потом хлопает входная дверь.

Он ушел.

Я знала, что Доменико Романи мертвецки холоден и что его сердце консистенции камня. Точно знала, читала в сети, слышала по сплетням, но…

Такого я не ожидала.

Ладно бы он был холоден от начала и до конца, но в моей голове не укладывается контраст. Огненное начало и арктический конец сегодняшней ночи.

Не позволяю себе рефлексировать, расстраиваться не о чем. Наоборот, надо радоваться, что Доменико во мне не заинтересован от слова совсем. От секса не отказался, а остальное побоку. Использовал и ушел. Мне это только на пользу, после такого я точно к нему не привяжусь. Да и сама питаю к нему сугубо плотский интерес, так что все справедливо. Получила именно то, что хотела. Только секс. Никаких нежностей, ночных посиделок и привязанностей не надо, все это лишнее. Я уеду, причем очень скоро. Доменико Романи никак не вписывается в мои планы. Я ненавижу синдикат всем сердцем, и его, Доменико, тоже ненавижу… частью сердца.

Так что надо радоваться.

Свернувшись калачиком, закрываюсь одеялом с головой и радуюсь. Изо всех сил.

Совершенно точно не плачу, размазывая слезы по подушке.

*

Малыш просыпается рано, однако по доносящимся из гостиной звукам скандального ток-шоу очевидно, что в квартире с нами только Карло, мой вынужденный и недобрый нянь.

С неохотой выхожу в гостиную. Карло явно забыл о вчерашнем потеплении наших отношений и скалится на меня, жуя сигарету.

– Только попробуй закурить! – бросаю ленивую угрозу по пути на кухню. И так знаю, что не посмеет, однако сегодня утром он меня раздражает.

Меня все раздражает.

Карло бурчит что-то привычно грубое в ответ. К счастью, малыш не прислушивается к его ругательствам.

Готовить я умею и люблю, хотя в академии и не было возможности. Этом утром я делаю блинчики. Малыш с восторгом смотрит, как я разбиваю яйца. Он вообще на все реагирует с восторгом. Никогда не видела, чтобы к жизни относились с таким жадным интересом. Потом Нико помогает мне месить тесто. Вернее, мешает мне месить тесто. Однако вдвоем намного веселее. А уж когда я даю ему на пробу блинчик, он округляет глаза от удовольствия и тянется к добавке.

Не проходит и пяти минут, как в кухне появляется Карло. Больше не скалится, наоборот, заискивает и вскоре получает полную тарелку блинчиков. Надеясь, что, как говорится, путь к сердцу мужчины идет через желудок, я пользуюсь моментом и пытаюсь разузнать, куда уехал Доменико и чем он занят. Безуспешно. Если блинчики и тронули сердце Карло, то на болтливости это не сказалось.

День проходит в привычных хлопотах, с малышом не заскучаешь. Карло несколько раз закрывается в кухне и разговаривает по телефону. Я бессовестно подслушиваю, но по его односложным ответам не могу ничего понять. После одного из таких разговоров ловлю на себе его задумчивый взгляд, намного серьезнее обычного. Я бы встревожилась, однако и так уже на пике волнения, поэтому просто пожимаю плечами.

Было бы ложью сказать, что я не думаю о прошлой ночи. Наоборот, сладкие воспоминания преследуют меня весь день, как и болезненные ощущения, как и обида. И множество вопросов. По мере приближения вечера я становлюсь рассеянной, все чаще поглядываю на дверь. От Карло это не укрывается. Он усмехается и бормочет: «Хоть и не шлюха, а все одно. Лезете на мужика, прохода не даете. Член медом намазан, что ли…»

Морщась, отворачиваюсь.

Мне не нужно напоминание, что у Доменико есть другие женщины, намного опытнее меня. Интересно, он и от них уходит сразу после оргазма?

Во мне осталась обида, но не такая яркая, как прошлой ночью. Раз и мне от Доменико нужна только интрижка, то обижаться не на что. Всему виной культ девственности в обществе синдиката. Я отдала Доменико самое ценное, а он… ушел. Но я выплакала эту обиду ночью, а сегодня пришла в себя. Без эмоций намного лучше.

Ложусь я рано, усталая после вчерашнего недосыпа. Надеваю пижаму с цветочками и листиками. Долго ворочаюсь, ругаю себя за слабость, но потом все-таки переодеваюсь в новое белье. Черно-белое, соблазнительное. Дверь спальни оставляю приоткрытой. Благо жилое пространство огромное, и наша с малышом спальня далеко от дивана, на котором сидит Карло, досматривая очередное шоу. Да и, несмотря на его грубость, я доверяю Карло. Знаю, что не зря Доменико выбрал его нашей нянькой. Карло хоть и ворчит, и ругается, но сделает все так, как босс велел. И смотрит на него как на божество.

Просыпаюсь от прикосновения. За окном светает, уже почти утро. Доменико полностью одет, даже не снял кожаную куртку. От него пахнет холодом, дождем и…

Этот металлический запах мне хорошо знаком. Кровь.

– Что случилось? – спрашиваю сонно.

Он качает головой. Ладонью проводит по моей щеке, убирает растрепанные волосы со лба.

– Как ты? – спрашивает, проводя пальцем по груди через одеяло, потом вниз к животу и останавливаясь между ног.

Он спрашивает о моем самочувствии, но у меня вырывается совсем другой ответ.

– Я гадала, куда ты вчера ушел после того, как мы…

– Твоему телу нужно было отдохнуть. Тебе больно?

Вчера ночью было больно, да и сегодня саднит, но не тело, а душа, но это мой секрет.

Высвобождаю руку из-под одеяла. Доменико смотрит на мое голое плечо и приподнимает брови. Глядя мне в глаза, медленно откидывает одеяло и застывает. Шумно сглатывает. Потом подхватывает меня на руки и несет в свою спальню.

– Ты разобрался с ними? – спрашиваю, не сдержавшись.

– С кем именно? У меня много врагов.

– С мужчиной, который ищет Нико, и с врачом, который тебя предал. И с твоим отцом…

– Со всеми сразу? – В его голосе усмешка.

– Да. – Обнимаю его за шею и утыкаюсь носом в кожу над ключицей.

– Почти разобрался.

– А сейчас со мной разберешься? – Посмеиваюсь.

Он укладывает меня на постель. Смотрит на мое белье, медленно ласкает горячим взглядом мое тело.

Потом резко скидывает куртку, рубашку и брюки.

Приподнявшись на постели, с восторгом разглядываю его мускулистую фигуру. Прослеживаю каждую татуировку. Взгляд опускается на выпирающую в боксерах эрекцию, и я облизываю вдруг пересохшие губы.

– Продолжай так на меня смотреть, и не будет никакой прелюдии, – предупреждает он, включая душ.

Раскинувшись на его постели, я млею. Словно дышу всем телом. Впитываю в себя присутствие Доменико, его запах на простынях. Угораздило же меня так реагировать на мужчину-робота, который мне совершенно не подходит!

Хочется присоединиться к Доменико в душе, но еще сильнее хочется, чтобы он скорее накрыл меня своим телом, своей тяжестью, как вчера. Чтобы мы катались по постели в бешеном вожделении. Чтобы у меня в памяти осталась еще одна незабываемая ночь. Вернее, утро.

Думая об этом, прикрываю глаза и касаюсь своего бедра. Глажу себя кончиками пальцев, поднимаюсь выше. Совсем не те ощущения без Доменико. Мои руки знакомые, холодные, а на его пальцах словно пляшет огонь. Медленно провожу между бедер по влажной ткани трусиков. Кончиком пальца сдвигаю ее сторону, массирую клитор. Я так делала и раньше, но сейчас эффект совсем другой, потому что даже мысли о Доменико возбуждают меня до предела.

– Нажми сильнее! – раздается приказ.

Я так увлеклась, что не услышала, как он выключил душ.

Беспрекословно подчиняюсь. Не знаю, что больше меня возбуждает, – ласки или голос Доменико.

Или его присутствие. И то, что он стоит передо мной совсем голым.

– Введи в себя палец!

Выполняю его приказ.

– Двигай им! Да, вот так. Добавь второй палец!

Еще месяц назад я бы не поверила, что окажусь перед мужчиной в такой позе. Да еще перед каким мужчиной! Бунтарем, предателем собственного отца, убийцей.

Одним из главарей синдиката, черт возьми!

Человеком без сердца.

А теперь я только шире развожу колени и вхожу пальцами как можно глубже, не сводя взгляда с Доменико.

Опускаю взгляд на его член. Напряженный. Большой. С выпуклыми венами и набухшей головкой. От одного взгляда на его тело мое возбуждение зашкаливает.

Доменико сжимает член в руке, еле сдерживается, не сводит глаз с моей промежности.

Я тоже на последней капле терпения.

Не выдержав, он подается вперед, обхватывает мои пальцы и двигает ими.

– Больно? – спрашивает хрипло.

Качаю головой.

Я настолько возбуждена, что не замечаю остаточного дискомфорта.

Продолжая двигать нашими пальцами, он опускает голову и смыкает губы на моем клиторе. Втягивает его в рот, и я изгибаюсь на постели, сходя с ума от острого удовольствия.

Оргазм закручивается внизу живота, а потом выстреливает фейерверком.

Сжимаю коленями голову Доменико, хватаю его за волосы, схожу с ума, пытаясь продлить удовольствие.

Когда оргазм стихает, лежу на постели, безвольная, бескостная, безмерно счастливая. Физическое счастье не длится долго, но оно прекрасно.

Доменико целует меня, позволяет ощутить мой вкус на его губах. Я облизываю их, втягиваю его язык. Посасываю, как леденец. Его член упирается мне в живот, я ощущаю на его конце влагу.

Представляю, как однажды возьму его в рот. Даже не ругаю себя за слово «однажды». У нас остались считанные дни, а дальше уже не будет никакого однажды. Я прекрасно это осознаю и готова к этому. Мы создаем горячие воспоминания и больше ничего.

В глазах Доменико безудержный огонь.

Он быстро стягивает с меня трусики, надевает защиту. Ласкает мою грудь, сжимает ее. Решительно и сильно, жестом собственника, берущего свое. Возбуждение простреливает меня насквозь. Я изгибаюсь, прижимаюсь к нему изо всех сил и направляю его член в себя.

Доменико еле сдерживается, но входит медленно и осторожно. При этом не сводит с меня взгляда.

Не хочет причинять боль.

Парадокс! Самый опасный и жестокий мужчина оказался самым осторожным и щедрым.

Зайдя в меня полностью, Доменико замирает. Дышит порывисто. Ложится на меня, позволяя ощутить вес его тела. Это возбуждает еще больше, как будто я вся в нем, растворившаяся. Бодрствующая часть разума в ужасе, что мне это нравится. Это противоречит всему, чего я хотела в жизни. Невозможно совместить свободу с принадлежностью другому человеку. Особенно такому, как Доменико Романи.

Он языком входит глубоко в мой рот, трахая меня им. Одновременно двигает бедрами. Сначала медленно, потом, убедившись, что я в порядке, все быстрее. Глубже. Почти отчаянней.

Мы прячем наши стоны. Выпиваем их друг у друга, чтобы не разбудить ребенка.

Между нами жарко, остро, потно, незабываемо.

Стараюсь не обращать внимание на саднящие ощущения между ног. Изо всех сил сжимаю Доменико внутри и слышу его сдавленный рык. Не переставая двигаться, он просовывает между нами руку и массирует клитор.

– Кончи на мой член, Ада! Сегодня ты сможешь.

Нажимает сильнее, двигается в судорожном ритме, и тогда меня накрывает. Я пульсирую, бьюсь в его руках, бессвязно кричу. Теряю себя.

Обхватив меня с безумной силой, Доменико входит до предела. Дрожь сотрясает его тело. Он кончает, вздрагивая на мне. Его пот на моей щеке, его дыхание на моей ключице.

Я никогда не забуду это утро. Что-то изменилось, смягчилось, открылось между нами тогда. То, что трудно найти, но легко потерять.

Доменико поднимается с постели. Я с восторгом разглядываю его тело и не скрываю свою реакцию.

– Ада! – предупреждает, сверкая взглядом.

Пожимаю плечом. Опасаться нечего, я с радостью соглашусь на еще один раунд.

Однако Доменико одевается. Идет на кухню делать кофе.

Он вернулся под утро, не спит уже вторую ночь, а теперь пьет кофе? Ему бы позавтракать как следует…

Я не должна хотеть о нем заботиться. Это хуже и опаснее физического влечения.

– Мне нравится твоя новая пижама, – говорит он, когда я присоединяюсь к нему на кухне.

Окидывает взглядом мое белье, и я снова вижу в его глазах огонь.

Да, я явилась на кухню в нижнем белье. А что? Когда еще заполучу такого мужчину в постель? Опасного, властного, грешного, даже жуткого.

Разум категорически надеется, что никогда, а порочное сердце трепещет.

Поди разберись, кто я такая. Рожденная и воспитанная угождать именно таким мужчинам, я твердо решила, что меня не устраивает такая жизнь.

И вот оказывается, что мое решение не такое уж и твердое.

Достаю фрукты и овсяные хлопья. Смотрю на Доменико с немым вопросом в глазах. Да, я хочу приготовить ему завтрак.

Он кивает, потом выходит из кухни на пару минут и возвращается с моим жакетом. Накидывает его мне на плечи. Без слов.

Либо его отвлекает мой откровенный вид, либо… он пытается обо мне заботиться?!

Какое-то время мы молча едим, потом он спрашивает.

– Орсон сказал, что у тебя была собака. Какая?

Это неожиданно.

С трудом вспоминаю детали моего придуманного прошлого. Зачем я наврала про собаку? Наверное потому, что хотела придумать себе нормальное детство. Без жестокости, избиений мамы, угроз и издевательств. Без того, чтобы меня считали бесправной вещью, пригодной для выгодного обмена и только.

Облизываю внезапно пересохшие губы. Пытаюсь прийти в себя и вспомнить хоть одну породу собак.

Доменико продолжает смотреть на меня в ожидании ответа.

– Б-бульдог, – говорю наконец.

– Какого цвета?

– …Б-белый.

– Как его звали?

– …Б-билли.

Почему все мои ответы на букву «Б»?!!

Запомнить бы теперь, что я сказала, на случай если спросят еще раз. Ложь весьма неудобна и опасна, особенно для неопытной меня.

– А у тебя были животные? – перевожу стрелки на Доменико.

Он поводит плечом и морщится, как будто ему неприятна эта тема. Вообще-то он первый спросил.

– Нет. Мои люди держат сторожевых собак, но я не имею к ним отношения. Привязанности ни к чему хорошему не приводят.

А вот это уже интересно. Значит, он сознательно избегает привязанностей.

Я так глубоко погружаюсь в раздумья, что сама удивляюсь вопросу, который слетает с моих губ.

– А как насчет Анны? Между вами была привязанность… или какие-нибудь другие чувства?

Я ожидала, что Доменико проигнорирует вопрос о матери Нико или разозлится моей наглости, но, кажется, он всерьез задумался на эту тему.

– Нас не связывало ничего особенного, – отвечает наконец.

– Ты сделаешь тест на отцовство малыша? – Оказывается, во мне таится целая уйма наглых вопросов.

К моему удивлению, Доменико снова отвечает.

– Нет. Я уверен, что знаю, кто он такой.

Немного странный ответ, но в Доменико вообще много странного.

Он поднимается, наливает себе еще кофе и подходит к панорамному окну.

– Нам надо поговорить, Ада. Серьезно поговорить.

Всё внутри сжимается от острой паники.

– О… О чем?

– Я близко к цели. Очень скоро я захвачу власть над этим городом и над всей территорией отца. Я стану Доном центральной ветви синдиката, – припечатывает каждое слово с каменной уверенностью.

Близко к цели значит на грани войны с его отцом, чтобы вытеснить того из Корстона и занять его место в Совете. Здесь самый большой порт западного побережья, самая обширная территория из всех ветвей синдиката. Если Доменико победит, то станет сильнейшим из глав синдиката. А если учесть, что он уже отвоевал земли у мексиканских группировок, то по территории и власти ему не будет равных во всей стране. Все это, конечно, если Совет синдиката примет его в свои ряды. До сих пор они оставались на стороне Вилема. Даже победив в войне с отцом, Доменико все равно будет зависеть от Совета. Если Совет сплотится против бунтаря и решит заменить его кем-то более надежным и послушным, его жизнь так и останется постоянной борьбой. Он не будет признан, не получит выгодные контракты, будет подвергаться нападениям, не сможет наладить связи и развить бизнес.

– Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы достичь цели. Для меня нет ничего важнее. Ничего! – добавляет он, глядя на меня через плечо. Каждое слово весит тонну, предупреждает, почти угрожает.

Ничего неожиданного я не услышала. Важный почти-Дон волнуется, вдруг у Мисс Никто из Ниоткуда возникнет иллюзия, что я представляю для него важность. Хорошо хоть не сразу после оргазма высказался, что я для него пустое место.

Убедившись, что я не оспариваю выдвинутый им постулат, продолжает.

– Когда я захвачу власть, смогу позаботиться о… ребенке. Он займет свое законное место рядом со мной, и с ним будет заниматься профессиональная няня.

Боль в животе, как от удара под дых. Доменико решил напомнить Аде Томпсон, временной любовнице без связей и положения в обществе, что она для него не важна и что только у малыша есть законное место рядом с ним. И с ним будет заниматься профессиональная няня, а не безродная проходимка.

А я… а что я?

Вздохнув, собираю волю в кулак.

– Как только ты наймешь няню, я уеду, как мы и договорились, – подтверждаю свои планы, а то он явно думает, что после секса я жду чего-то большего.

Досадно, что маленькая, жалкая часть меня надеется услышать его возражения. Хочется, чтобы Доменико упрашивал меня остаться. Или даже опустился на одно колено и признался, что не может без меня жить, даже если я никто в его мире… Что он всем пожертвует… и прочая розовая жвачка.

Кто знал, что я падка на романтические бредни?

Дело не в сексе. Вернее, не только в нем. В безжалостном мире синдиката мне повезло встретить мужчину, который прислушивается к моим советам, заботится, не требует невозможного и делится своими планами…

Знал бы он, что я не простая Ада, а… дефлорация с сюрпризом.

Я уеду, это без вопросов. Как только ситуация разрешится, попрошу водителя Доменико отвезти меня подальше от земель синдиката. Отец уже вовсю меня ищет. Вполне возможно, что Вилем Романи ему помогает. Так что путешествовать одной, без помощи Доменико слишком опасно.

Доменико так и стоит у окна. Неподвижный, напряженный. Потом оборачивается и смотрит на меня… со снисходительной усмешкой?! С удивлением?

– Уедешь? После того, что случилось? – кивает в сторону спальни.

Опять за старое? Да, он хорош в постели, но неужели думает, что после пары ночей я потеряю разум и буду таскаться за ним влюбленной собачонкой?

Если верить Карло, с другими женщинами так и происходит.

Интересно, что Доменико мне предложит? Квартиру в Корстоне, где он будет меня навещать, и безлимитную кредитку – стандартный набор любовницы? Да и нужна ли ему постоянная любовница, если от женщин нет отбоя?

Нет уж…

Избалованный индюк, вот он кто!

– А что такого особенного случилось? – Копирую его усмешку. – Мне пора было избавиться от девственности, и ты помог, спасибо. Пока я здесь, буду рада продолжить наше… общение, но потом уеду, как и планировала. Твоя жизнь сплошной кошмар, и мне в ней нет места. – Говорю частичную правду, потом добавляю чуть тише. – Да и у тебя нет недостатка в женском внимании, ты быстро найдешь мне замену.

Его лицо искажает гримаса ярости. Глаза светлеют, почти теряют цвет. Руки сжимаются в кулаки, все тело подбирается. Трансформация настолько разительная, что становится страшно.

В этот момент просыпается Нико. Как повелось, сразу зовет меня чередой требовательных: «А-да-А-да».

Направляюсь в спальню с приклеенной улыбкой на губах. Почти не чувствую под собой ног. Если бы моя наставница в академии услышала только что произнесенные мною слова, упала бы в обморок, а то и хуже.

Через пару секунд по гостиной проносится Доменико, за ним захлопывается входная дверь.

*

День начинается с уже привычных хлопот под смех Нико, ворчание Карло и звуки ток-шоу. Карло в отвратном настроении. Сделанные мною сырники слишком «сырные», кофе слишком крепкий, ребенок слишком шумный, а я слишком… просто слишком. Я тоже от него не в восторге, однако надо как-то уживаться друг с другом.

Пока Нико спит, мы играем в шахматы. Я как раз нацеливаюсь на ферзя, когда распахивается входная дверь.

Доменико заходит в гостиную, смотрит на нас исподлобья, потом дает знак Карло, и тот поднимает малыша на руки и закрывается с ним в кухне.

Я все еще держу в руках пешку. Смотрю на Доменико с испугом.

– Ч-что с-случи…

Он не дает мне договорить. Целует, языком размыкает мои зубы и проникает вглубь. Прижимает меня к себе с такой силой, что я едва дышу.

Вспыхиваю спичкой в огне. От острого желания и от стыда, потому что Доменико явно намекнул Карло о своих планах на меня. Как теперь смотреть в глаза нашей няньке?

Однако меня это не останавливает. Оплетаю Доменико руками и ногами и отвечаю на поцелуй. Он подхватывает меня на руки, вжимает в себя изо всех сил.

На затворках разума маячит наш утренний разговор. Мы не довели его до конца. Доменико решил, что после случившегося я принадлежу ему телом и душой, и он может управлять мною как хочет. А я бросила ему вызов. Мои смелые слова привели его в бешенство.

Даже сейчас его поцелуй гневный, жесткий. Пальцы впиваются в мое тело, в горле клокочет ярость, но если он думает, что наказывает меня этим, то ошибается. Мне нравится его страсть, полная гнева, и я отвечаю тем же. Втягиваю его язык, прикусываю и стону ему в рот. Прижимаюсь к его члену и…

Он отстраняется, размыкает мои руки и ставит меня на пол.

– Ничего особенного не случилось, да? – цитирует мои утренние слова сквозь зубы.

А у самого взгляд холодный, отстраненный. И не поверишь, что несколько секунд назад между нами полыхало.

Доменико уходит на кухню и закрывает за собой дверь.

Прислушиваюсь, но безуспешно. Не подкрадываться же к двери, чтобы подслушать! Хотя хочется…

Обиделся он, видите ли… Привык к беспрекословному подчинению и пытается построить любовниц, как строит охранников.

Размечтался!

Через несколько минут открывается дверь кухни. Доменико уходит, даже не глянув на меня. Неужели удобно идти с таким стояком?

Карло выходит следом и сразу вручает малыша мне. Тот хнычет и тянется вслед за Доменико.

Карло плюхается на диван.

– На хера ты босса разозлила? Нашла время! Я бы на его месте вообще с тобой не нянчился, а он то да се…

Врубает телевизор на полную мощность и продолжает бормотать что-то недоброе. В мой адрес, само собой.

– Я его не злила… не нарочно.

– А что тогда с ним? Сам не свой. Будто голова не туда прикручена…

– Может, она у него всегда не туда прикручена!

Не «может», а точно. Доменико Романи – самодур с эго, которое едва помещается в Корстон.

Карло выключает громкость. Если судить по его оскалу, меня ждут очередные оскорбления.

– Ты хоть понимаешь, что Доменико скоро станет Доном? Ты хоть сечешь, что это значит? Он игорный бизнес в штате из-под земли поднял, с нуля! И теперь заправляет целой сетью казино. А про недвижимость его слышала? У него пол Невады в кармане!

Молчу, хотя есть что ответить. Например, что большая часть игорного бизнеса Доменико нелегальная, так что он его не с земли поднял, а, наоборот, под землей держит. И насчет недвижимости я бы на месте Карло не особо распылялась перед всякими проходными девицами, потому что недвижимость исходно понадобилась Доменико для отмывания денег, полученных от игорного бизнеса и торговли с мексиканскими картелями. Да, я с пользой проводила время, когда приезжала домой к отцу из академии, много чего подслушала. И другие жемчужины тоже активно делились услышанным.

– Он Доном будет, а это власть огромная, – продолжает Карло. – Какие у тебя могут быть претензии?

– Я не предъявляю никаких претензий. – Еле сдерживаюсь, чтобы не выстрелить эмоциями. С ними наружу полезет и правда, а этого я допустить не могу.

– На хера ему нервы треплешь? Я ж не слепой и вижу, что ты течешь от него, так забей на закидоны и не нервируй мужика в такое время! Тебе ведь с ним хорошо? А будет еще лучше. Чего рожу корчишь? Думаешь, вся такая правильная и хорошая, а он типа нет? Люди часто считают, что, если они не творят ничего плохого, это делает их хорошими. На самом деле это делает их никакими. Пустым местом. Так что не суди, да не судима будешь. Как бы далеко ты ни уехала, где бы ни жила, эту страну контролируют те, в чьих руках деньги и сила. Меняешь территорию, меняешь власть, но общая ситуация остается неизменной. Так что либо ты берешь власть в свои руки, либо болтаешься хрен знает где, как дерьмо в проруби.

До меня долетала только треть слов Карло, потому что в голове пульсировала ярость такой силы, что пришлось надавить на виски пальцами. Я долго терпела выпады Карло, потому что мне казалось, что так бы поступила обычная испуганная девушка. А он, будучи старше меня и необремененный уважением к женщинам, пользовался моим попустительством.

Увы, он только что взорвал мое терпение. Я, может, и благовоспитанная жемчужина, но меня вымуштровали быть королевой синдиката. Никто не смеет так разговаривать с королевой. Никто.

Открываю входную дверь, выхожу в небольшой закуток около лифта, где ждет охрана. Даю знак одному из них зайти в пентхаус.

– Карло уходит. Ему запрещено впредь приближаться ко мне или к ребенку. Выведите его!

Охранник в недоумении раскрывает рот, но тут же захлопывает, когда я спрашиваю:

– Вы отказываетесь защитить нас с ребенком?

Нервно мотнув головой, охранник подходит к Карло. Тот выше его в иерархии синдиката, однако он обязан защитить женщину и ребенка босса.

После очередных ругательств Карло поднимается и, толкнув охранника плечом, идет к выходу. Проходя мимо меня, замедляет шаг и шипит.

– Кукла ты одноразовая, никакой от тебя пользы, только пляски одни. Но ничего… не будет больше плясок. Ты заслужила все, что с тобой случится!

Хлопает дверью.

Внутри меня все затягивается льдом, однако я не позволяю страху отразиться на моем лице и в осанке.

– Как тебя зовут? – спрашиваю хмурого охранника.

– Эмилио.

– Попроси своего напарника вызвать еще одного человека, чтобы стоял с ним около лифта, а ты останешься с нами, – приказываю с уверенностью, которой не чувствую.

Поговорив с напарником, Эмилио возвращается и встает в углу. Соглашается сесть только после третей моей просьбы.

А я устраиваюсь на ковре с малышом и понемногу оттаиваю.

Ты заслужила все, что с тобой случится.

Что это значит?

Что со мной случится?

Не имеет же он в виду, что Доменико собирается меня убить?

От ужаса даже сердце замирает, кожа словно покрывается изморозью.

Что я знаю о Доменико Романи? Не зря же его называют убийцей?

Все во мне протестует, отторгает мысль, что Доменико причинит мне вред. Щедрый и страстный в постели, холодный и отстраненный вне ее… какой он настоящий?

Весь день я сама не своя, спать ложусь рано. Стараюсь не волноваться о реакции Доменико на мое своеволие и не думать об угрозах Карло. Тот предан Доменико, поэтому его и бесит мое вторжение в жизнь босса. Отсюда и ругань, и пустые угрозы. Доменико приставил к нам самого надежного, но далеко не самого приятного человека.

Судя по подслушанным разговорам охранников, Доменико уже избавился от нескольких доверенных людей Вилема, и все идет по плану. Запрещаю себе думать о значении слова «избавились», о методах, о крови на сильных и нежных руках Доменико. И о том, в чем состоит их план.

Просыпаюсь от шума в прихожей. Голоса, шаги.

Не выдерживаю, выхожу в гостиную.

Доменико проходит мимо меня в свою комнату, на ходу скидывает куртку. От него пахнет ветром и дымом.

Останавливаюсь у его двери, топчусь на месте. Не смогу заснуть, пока не поговорю с ним, потому что волнуюсь о происходящем, о будущем, о нашей утренней ссоре и о словах Карло.

Не смогу заснуть, потому что меня тянет к Доменико.

Он не закрыл дверь. Знал, что я за ним последую.

Захожу в ванную, останавливаюсь в дверях. Смотрю, как он раздевается, как встает под душ. Впервые в жизни так откровенно разглядываю обнаженного мужчину, и тут есть на что посмотреть. Тело, привыкшее к борьбе, к схватке, никогда не сбавляющее напряжение. Каждая мышца как в анатомическом атласе. Каждая татуировка отражает темную историю прошлого.

Мужчина с прошлым.

Выйдя из душа, Доменико останавливается передо мной. Голым. Капли воды стекают по его телу, собираются лужицами на кафельном полу.

– Тебе что-то нужно? – спрашивает холодно. Пробегается взглядом по моей очередной хлопковой пижаме с забавным рисунком, намекая, что знает, зачем я пришла.

Он, черт возьми, прав. Пока я здесь, не могу от него отказаться. Но сначала…

– Нам надо поговорить. Насчет Карло…

– Карло один из самых надежных моих людей, поэтому я приставил его к вам.

– Но он…

– Дай мне закончить! Карло служит мне уже давно и поэтому иногда проявляет фамильярность. Прими мои извинения за все, что он тебе наговорил. Это больше не повторится. Если Эмилио тебя устраивает, он в твоем распоряжении. Если нет, выбери другого охранника.

Доменико встал на мою сторону?

Не отчитает меня за своеволие?

– Спасибо.

Стараюсь смотреть Доменико в глаза, но взгляд то и дело ползет вниз по его роскошному телу к… уже стоящему члену.

– Ада, тебе что-то нужно? – На лице Доменико ни единой эмоции, но голос сочный, низкий. И взгляд его каплей горячего масла стекает по моей коже.

Доменико проводит кончиком пальца по моей груди, спускается между ног. Мое тело словно расцветает. Все вокруг кажется ярче, красочнее. Капли воды искрятся бриллиантами. Меня пронизывает восторгом.

Опьяневшая, прикрываю тяжелые веки. Хватаюсь за предплечье Доменико. Не могу устоять на ногах, держусь за него. Из-под ресниц смотрю, как играют желваки на его щеках, как напрягаются мышцы. Касаюсь его члена, поглаживаю, сжимаю.

Доменико втягивает воздух сквозь сжатые губы.

Медленно опускаюсь на колени, ладонями скольжу по его бедрам. Он догадывается о моих намерениях, его глаза сверкают.

Беру его член в руки, глажу от головки до основания.

– Без рук! – хрипло говорит Доменико.

Я никогда раньше этого не делала. У Доменико годы опыта, а у меня ноль. Мне нечего ему предложить, никаких навыков и умений, только саму себя. Увы, я не смогу удержать его интерес, я слишком ванильна, а таким, как он, всегда мало.

Но у нас есть эта ночь.

Смотрю на большой, перевитый венами член. Не то, чтобы я совсем уж не знала, что делать. Разговоров о сексе в академии было предостаточно, как и информации в сети.

Повинуясь интуиции, тянусь губами к головке члена. Втягиваю в рот, посасываю.

Доменико издает сдавленный стон, касается моей щеки, гладит.

– Разденься и ласкай свою грудь! – хрипит.

Быстро скидываю футболку. Кончиками пальцев касаюсь сосков, удивляюсь их чувствительности. Впускаю член до горла, постанываю, и Доменико ощущает вибрацию моего голоса. Это заводит его еще сильнее.

Поднимаю на него взгляд. Бешеными от страсти глазами он смотрит, как мои губы смыкаются на его члене. Входит глубже, следит за моими движениями, за полуопущенными от неги веками и блеском страсти в моих глазах.

Потом резко поднимает меня, разворачивает и подталкивает лицом к стене. Стягивает пижамные шорты, бедром разводит мои ноги.

Касается меня, проводит по промежности, а потом вводит в меня палец. Двигает им мучительно медленно, глубоко… Потом добавляет второй палец. Входит еще глубже. Ослабев от возбуждения, я ладонями упираюсь в стену, чтобы не упасть.

Его движения ускоряются, и я начинаю двигаться вместе с его рукой. Насаживаюсь на его пальцы.

– Глубже, Ада. Бери то, что тебе нужно.

Прикусываю запястье, чтобы не закричать в голос и не разбудить ребенка.

Пальцы Доменико исчезают и вместо них я ощущаю в себе головку члена. Доменико прижимает меня к стене и входит глубоко и сильно.

И замирает. Ждет.

Пальцем подцепив мой подбородок, заставляет обернуться и вопросительно изгибает брови. Проверяет, не больно ли мне.

Подаюсь ближе, прося о продолжении. Между ног немного саднит, но боль смешивается с удовольствием в парадоксальном коктейле.

При каждом движении Доменико меня словно пронизывает молния. При этом его губы нежные и теплые, касаются моего плеча, изгиба шеи. Втягивают кожу, наверняка оставляя метку. От этого в груди что-то мучительно сжимается. Что-то нежное и опасное.

Мы кончаем вместе, с оборванными криками и резкими вдохами.Доменико обхватывает меня и касается клитора, массирует его круговыми движениями. Я схожу с ума от острых ощущений, в его объятиях, прижатая к стене. Меня распирает от искрящегося удовольствия, мне не вырваться, не остановить волну наступающего огня. Доменико входит глубже, стонет, сомкнув зубы на моем плече.

Подняв на руки, он относит меня в постель. В мою постель.

И уходит.

Какое-то время царит тишина, только в моей голове шумно от мыслей. Потом я слышу шаги в гостиной, звон бокала.

Не выдержав, на цыпочках подхожу к приоткрытой двери.

Доменико полностью одет. Делает глоток виски, кому-то звонит.

– Ну и грохот… Ты в клубе? Орсон!.. Выйди, я ничего не слышу…

Если он будет обсуждать секретную информацию, то это не моя вина, если я все услышу. Это он не потрудился закрыть мою дверь.

– Да… Понял… Она с тобой в клубе? Обе? Ждут меня, говоришь? – Смешок. – Ладно, сейчас буду.

Я еле успеваю спрятаться, как Доменико проходит мимо.

Хлопает входная дверь.

Как взрыв в моих мыслях.

Забравшись под одеяло с головой, сворачиваюсь калачиком и зажмуриваюсь, глотая слезы.

Губы чувствительные и опухшие. Соски ноют после прикосновений. Между ног саднит. Никогда даже представить себе не могла, что удовольствие от секса может быть таким глубоким и захватывающим. Мое тело до сих пор в истоме после оргазма.

В отличие от меня, Доменико настолько неудовлетворен, что, едва оторвавшись от меня, отправился в клуб к другим женщинам.

Он жестокий человек, я это знаю. Такую репутацию, как у него, надо заслужить. Но он совсем другой с Нико и со мной. С нами он не был жесток, даже наоборот. И рядом с ним мой мир приобретает равновесие. Однако я знаю, что это иллюзия. Нельзя верить, что все это по-настоящему, что он не такой, как остальные главы синдиката. Или не станет таким, обретя власть, за которую борется.

Доменико Романи – один из сильнейших мужчин синдиката, и этим все сказано.

Я должна уехать как можно скорее.

Со временем чувства остынут, должны остыть. Я не могу любить такого, как он. Не хочу такой жизни. Меня привлекла новизна секса с властным и опытным мужчиной, ничего больше.

Ни-че-го.

Глава 7

Утром я без сил.

Спала плохо. Кажется, даже плакала во сне, а это уж совсем неприемлемо. Выходя в гостиную, обещаю себе поговорить с Доменико при первой возможности. И в этот раз мы действительно поговорим, а не… остальное. Пусть назначит дату моего отъезда. И если прошлой ночью он развлекался с другими женщинами, то пусть и близко ко мне не подходит.

Мы с малышом завтракаем. Эмилио отказывается от еды, на вопросы отвечает односложно и неохотно. Даже избегает моего взгляда, отворачивается. Боюсь представить, что Доменико ему наговорил и чем пригрозил.

День тянется невыносимо медленно. Так, что хочется, чтобы хоть что-нибудь, да случилось. Но когда это «что-нибудь» наконец случается, я вспоминаю поговорку, что надо быть осторожной в своих желаниях.

Ближе к вечеру появляется Орсон. Как всегда, сверкает ироничной, беззаботной ухмылкой, как будто не они с Доменико ежесекундно рискуют своими жизнями и пытаются захватить самый вкусный кусок территории синдиката.

Если судить по беспечному виду Орсона и по тому, с каким интересом он занялся построением башни из кубиков, играть с чужим ребенком – самое интересное занятие в его жизни.

Когда я спрашиваю, как дела, он бросает солнечное: «Никогда не были лучше!» и возвращается к игре.

Когда интересуюсь, что случилось с его забинтованным плечом, он ссылается на сексуальную травму и подмигивает.

С этим мужчиной невозможно говорить серьезно.

– Кстати, это тебе! – Орсон кивает в сторону двух коробок, которые принес с собой. Одна большая, вторая поменьше с логотипом известного дизайнера обуви.

– Разве у меня день рождения? – Посмеиваюсь, с интересом заглядывая в коробки.

– М-м-м, не знаю… Когда у тебя день рождения, Ада Томпсон? – растягивает вопрос с уже привычной иронией в голосе.

– Не сегодня, – бурчу, открывая коробки и ахая.

Роскошное вечернее платье из темно-синего шелка и подобранные к нему туфли.

– Это от босса. В семь вечера он ведет тебя в ресторан.

Доменико ведет меня в ресторан? Сегодня?

Удивленно поднимаю брови.

– Разве это возможно? Ему же опасно появляться в городе?

И мне тоже, но этого я сказать не могу.

– О, детка, не волнуйся! Плохие дяди вас не тронут, – подмигивает. – Вы с боссом отправитесь в особое место, а я пока расскажу младшему господину Романи все, что я знаю о противоположном поле. Это займет много времени, так что не спешите обратно! – сверкает очередной улыбкой и похлопывает малыша по плечу.

– В какой ресторан мы едем?

– Этого я сказать не могу, но поверь, тебя ждет незабываемый вечер.

Не уверена, что доверяю его улыбке. Однако успокаиваю себя, что Доменико не станет появляться на публике в такой момент, а значит, мне ничего не грозит.

Собираюсь. Принимаю душ. Укладываю волосы. Одеваюсь.

Стараюсь думать об этом вечере, как о возможности договориться об отъезде. Стараюсь быть рациональной, однако не в силах подавить радостное волнение.

Это первое настоящее свидание в моей жизни.

Доменико приходит ровно в семь. На нем смокинг, и выглядит он… что уж кривить душой, потрясающе. Речь даже не о гордой осанке, обтянутых дорогой тканью широких плечах и походке мужчины, который вот-вот завладеет миром, а об общем эффекте. Незабываемом.

Либо у него в Корстоне есть еще одна квартира, где он хранит одежду, либо он купил новый смокинг ради этого вечера.

Либо он родился в нем, потому что выглядит в роскошной одежде очень естественно.

Доменико останавливается в дверях и смотрит на меня. Строго, бесстрастно, как будто решает, отвечает мой внешний вид его требованиям или нет.

Когда мы выходим из квартиры, вслед доносится тихий смех Орсона. Почему-то от этого звука меня пробивает озноб.

В машине Доменико ведет себя подчеркнуто вежливо и предусмотрительно, как будто это и есть наше первое свидание. От этого внутри меня зажигается приятный огонек. Доменико считает, что я никто, без имени и связей, но при этом относится с уважением и везет меня на свидание в роскошный (если судить по нашей одежде) ресторан. Это значит, что он впечатлен мною. Не дочерью главы южной ветви Андреаса Леоне, не жемчужиной синдиката, а простой девушкой Адой. Возможно, я неправильно поняла подслушанное прошлой ночью, и женщины, которых он обсуждал с Орсоном, не любовницы, а… работают на них? Почему так хочется в это верить?

Машина останавливается, и я с удивлением осматриваюсь. Несколько обшарпанных многоэтажек вокруг, весьма сомнительный вид со двора. Доменико помогает мне выйти из машины и ведет по каменным ступеням к железной двери с кодовым замком.

– Это закрытый частный ресторан, – объясняет.

Становится спокойней на душе. Конечно же, он выбрал особое место, где мы будем в безопасности. На публике нам появляться нельзя. Со мной мало кто знаком, но все-таки, трудно предсказать, где меня ищут, а вот Доменико… Я никогда особо им не интересовалась, поэтому не сразу его узнала, а жители Корстона наверняка не ошибутся. Поэтому он и выбрал частное место. Дикая трата денег, однако приятный огонек в моей груди разгорается сильнее.

Нас встречает швейцар в ливрее. Поклонившись, ведет по коридорам к лифту. Мы поднимаемся на двадцатый этаж, проходим через пустые залы и оказываемся на обширном застекленном балконе. Он словно зависает над пропастью с видом на залив и город. Море огней в сгущающихся сумерках. Частокол высотных зданий, офисы самых крупных и успешных компаний страны делят территорию с темными, ледяными водами залива.

В окружении цветов в кадках накрыт столик на двоих.

Доменико касается моей спины и помогает сесть. Всего лишь мимолетное, вежливое прикосновение, но у меня захватывает дух.

Официант наливает шампанское, приносит меню, рассказывает о винах. Доменико вроде слушает, но при этом его взгляд затуманен. Отвлечен. И за все время, пока мы добирались в ресторан, он почти ничего не сказал и почти не смотрел на меня.

Похоже, он до сих пор злится, что я не растаяла от его внимания. Или, наоборот, осознал, что я ему не нужна, и это прощальный ужин.

В любом случае, все к лучшему.

– Ада, твой внешний вид выше всяких похвал, – говорит Доменико, и я хмурюсь от странного выбора слов. Вроде комплимент, однако, от любовника ожидаешь другие слова.

– Твой тоже, – отвечаю в тон.

Он кивает и все свое внимание посвящает закуске.

– Ты сегодня странный. Что-то случилось? – не выдерживаю.

Доменико проводит по мне взглядом, как кубиком льда, и приподнимает бровь.

Я и сама уже поняла, что задала глупый вопрос. В его жизни «что-то» случается каждые пять минут. Попробую еще раз.

– Все идет по плану?

– Да.

Вопросов у меня сотни. Некоторые очевидные, например, когда все закончится, и я смогу уехать. Другие вопросы сугубо из любопытства, например, как Доменико собирается поступить с Вилемом Романи. Отправит отца куда подальше, на острова? Однако любопытствовать нельзя, не после того, как угрозы Карло напомнили мне, кто такой Доменико и что у него за репутация. Чем меньше знаю, тем безопаснее.

Доменико методично поглощает рыбу под соусом бешамель с овощами. Разрезает на небольшие кусочки, тщательно пережевывает. Единственное, о чем он меня спрашивает, – это нравятся ли мне запеченные креветки. Я киваю в ответ, хотя едва притронулась к еде. Зато шампанское допиваю. Оно расслабляет, распускает нити тревоги и согревает душу. На моем лице появляется улыбка. Это первое свидание в моей жизни, и глупо им не насладиться.

Тут же сообщаю об этом Доменико. Раскрепощенная шампанским, болтаю без умолку: как с детства представляла мое первое свидание, какое платье выберу, куда мы поедем, на концерт или в ресторан. Доменико пассивно слушает, не комментирует. Под его изучающим взглядом становится неловко. Вдруг он не считает это свиданием?

От дальнейших размышлений меня спасает официант, спрашивая, хотим ли мы что-нибудь на десерт. Я выбираю суфле. От меня не укрывается то, что Доменико бросает взгляд на часы. Предлагаю отменить заказ, если мы торопимся, но он качает головой и дает знак официанту. Себе заказывает только кофе.

Молчание затягивается, но мое хорошее настроение от этого не страдает. Завожу рассказ о том, что очень люблю суфле, но никогда не удавалось его приготовить. В духовке вроде как выглядит хорошо, а потом раз! – и будто на него кто-то сел.

– Я столько продуктов перевела, что нашу кухарку чуть удар не хватил. Отец отчитал меня…

Слова застывают на языке, оседают инеем. Я настолько расслабилась и забылась, что чуть не пожаловалась, как отец обозвал меня бездарной пустышкой и позором семьи. Сказал, что ни один приличный мужчина синдиката не захочет меня даже с немалым приданым.

И зря я упомянула кухарку. Не думаю, что в обычных домах имеются кухарки.

Залпом допив второй бокал шампанского, поднимаю взгляд на Доменико и небрежно повожу плечом. Ничего не поясняю. И стараюсь не думать об отце, хотя это непросто. Оскорбления и ругательства, которые я слышала с детства, стали моим кошмаром. Превратились в навязчивый голос в моем сознании, который разрушает мою веру в себя.

К счастью, Доменико не настаивает на пояснениях. Возможно, он и не слушал вовсе, слишком занятый своими мыслями, однако не сводит с меня глаз. И взгляд его острый, пронизывающий.

Вот он, подходящий момент для разговора по душам. Я решила уехать и останусь верна своим планам и принципам.

Поступаю так, как считаю правильным, однако во рту горечь печали.

Откашливаюсь и говорю.

– Мы с тобой начали разговор о моем отъезде, но не успели договориться о дате, потому что проснулся Нико. Ты пообещал, что водитель отвезет меня куда захочу. Буду очень признательна, если так и случится.

Я бы сказала, что после моих слов лицо Доменико превратилось в маску, но оно всегда такое. Только становится напряженнее, бледнее.

Я еле говорю, слишком пересохло в горле.

– Вчера ты удивился, что я собираюсь уехать… после того, что между нами случилось. В ответ я выразилась грубо и сожалею об этом. Мне понравилось… с тобой, но такая жизнь не для меня. Жить взаперти, как в клетке, и везде опасность, а у тебя… другие женщины…

Поняв, что меня занесло не туда, замолкаю.

Какое-то время мы сидим молча. Я притворяюсь, что любуюсь видом с балкона, а Доменико не сводит с меня глаз.

Потом вдруг резко подается ко мне, смахивая со стола бокалы, тарелки и бутылку в ведерке. Меня окатывает брызгами шампанского.

– Пойдем! – Берет меня за руку и тянет за собой.

– Куда? Мы же… скоро принесут десерт… – Еле успеваю за ним.

Официант демонстративно отворачивается.

Проносится мысль, что если Доменико решит от меня избавиться, никто в этом ресторане и бровью не поведет.

Мы спускаемся в лифте, спешим по коридорам, по переходу между зданиями. Еле поспеваю за Доменико из-за каблуков.

Он останавливается перед двойными дверьми из резного дуба, кивает швейцару, тот собирается открыть двери…

Доменико вдруг хватает его за руку и качает головой.

Потом разворачивает меня и прижимает к стене.

Это так неожиданно, что я не успеваю опомниться, не сопротивляюсь.

Он обрушивает на меня поцелуй, по-другому и не скажешь. Целует с такой страстью и жадностью, что я не могу дышать. Его руки поднимаются по моему телу, комкая платье, зарождая на коже огненные искры. Потом весь этот огонь спускается вниз, между ног, зажигая во мне невероятную нужду.

Доменико целует меня, размазывая остатки помады по губам и подбородку, но я не возражаю, не возмущаюсь. Всем телом приникаю к нему.

Кашлянув, швейцар отворачивается и утыкается носом в стену.

Доменико подхватывает меня на руки и идет обратно. По пути заглядывает в двери, пока не находит подсобное помещение с нагромождением стульев и инвентарем на полках. Подталкивает меня к стене и впивается в мои губы поцелуем.

В кладовке темно, душно, пахнет моющими средствами и мастикой, но я едва ли замечаю неудобства. Доменико спускает мое платье с плеч и накрывает губами мой сосок. Задирает подол платья и сжимает в кулаке влажную ткань трусиков. Стягивает их вниз по бедрам, не переставая терзать мою грудь ртом.

Переступаю через трусики, и тогда Доменико поднимает меня и заставляет обхватить его ногами. Расстегнув брюки, проводит членом по моей влаге. Протискивает головку члена внутрь, и все во мне сжимается в сладком спазме.

Остановившись, проводит губами по моей шее.

– Я никогда не был в женщине без защиты. У меня с собой нет, но я выйду перед тем, как кончить.

Киваю и двигаюсь навстречу. Насаживаюсь, постанывая от неотложности.

Мелькает сумасшедшая мысль, что если я забеременею, то у меня не будет выбора и я смогу остаться с Доменико. Именно смогу.

Я схожу с ума. Надо бежать отсюда. Срочно!

Доменико прикусывает кожу моего плеча и входит в меня до упора. Еще раз, еще, резкими толчками подгоняет мое возбуждение до невыносимой точки. Большим пальцем надавливает на клитор, и я взрываюсь, бьюсь в судорогах оргазма таких сильных, что вырываюсь из рук Доменико и оказываюсь на полу. Доменико достает из кармана салфетку и кончает в нее, содрогаясь всем телом.

На верхней губе и на висках капли пота. Платье смято. Я еле нашла трусики.

Однако восторг переполняет меня до краев.

Мы выходим из кладовки. Доменико берет меня за руку.

– Ты хоть скажешь, куда мы направляемся? – спрашиваю с кокетливой улыбкой.

– Увидишь! – кивает и снова ведет меня к двойным дверям из резного дуба.

Швейцар услужливо их распахивает.

И тогда мой мир взрывается.

Почти сотня разряженных гостей не сводят с меня шокированных взглядов. Огни бального зала отражаются в канделябрах, хрустальных бокалах и отполированном паркете.

– Мы собрались сегодня, чтобы пожертвовать деньги на эту важную… организацию… инициативу… Будьте щедры… Ваши деньги… большая польза…

На сцене директор благотворительного общества. Он вроде как пытается продолжить торжественную речь, однако, как и все собравшиеся, шокирован нашим внезапным и громким появлением через боковые двери около сцены. Слова выпадают из его фраз, интонации сходят на нет. Он, как и остальные, смотрит на меня, в глазах немой вопрос.

«Кто она такая?»

В том, что собравшиеся узнали Доменико, сомнений нет, а вот со мной знакомы немногие, ведь я еще не вышла в свет официально. В сосредоточенных на мне взглядах любопытство и негодование. Доменико сюда явно не приглашали, а он не просто явился на важное собрание, а еще и притащил с собой неизвестно кого, и ворвался на сцену, привлекая всеобщее внимание. А в том, что это важное собрание, сомнений нет. Благотворительный вечер для самых богатых и знатных семей синдиката. Хотя я и в шоке, но заметила как минимум трех членов Совета с женами.

Совет синдиката встречается несколько раз в год, каждый раз в новом месте. Советники приезжают с семьями, и к датам собраний приурочивают всевозможные празднования. Я знала, что грядет время очередной встречи, поэтому и собиралась убраться из Корстона заранее.

Вот только у меня не получилось.

На лицах членов Совета негодование, однако они не спешат возмущаться. Наоборот, отступают за спины подоспевшей охраны.

Только один член Совета остается лицом к лицу с Доменико. Его отец, Вилем Романи. Разъяренный, негодующий, его взглядом можно поджечь хворост. Он без сопровождения. Припоминаю, что жена у него вроде как есть, далеко не первая по счету, но либо она осталась дома, либо затерялась в толпе.

Итак, я перед лицом синдиката, выставлена напоказ против воли. Выброшена, вытолкнута прямо в центр внимания.

Ради чего?

Тут и гадать не нужно, все очевидно. Доменико использует меня, чтобы добиться власти. Как? Это еще предстоит узнать, однако ничего приятного меня не ожидает.

На моем застывшем лице холодная улыбка, неизменная спутница жемчужины. Плечи гордо расправлены. Однако внутри я корчусь от боли и ужаса.

Увы, я проиграла.

Сразу или нет, но Доменико догадался, кто я такая. Не знаю, кто меня выдал или что. Орсон еще при первом допросе кривился. Я думала, это потому, что я его раздражаю, а возможно, он уже тогда знал, что я вру.

Отдам Доменико должное, он не прибегнул к физическому насилию, не принудил помогать ему под дулом пистолета… Он поступил хитрее. Впечатлил меня, заинтриговал, соблазнил. Потому и следил за мной так пристально, что ждал эффекта его чар. Потому и допрашивал в самые неподходящие моменты, чтобы я проговорилась. Доменико надеялся, что, влюбившись в него, я скажу правду и добровольно ему помогу. Тогда бы он заполучил меня с потрохами. Влюбленная женщина намного полезнее пленницы. Я бы весь мир ради него перевернула и выдала все тайны моего отца заодно. Для Доменико брак с жемчужиной синдиката, дочерью Андреаса Леоне, – это невероятный шанс получить допуск в высший эшелон власти и благословение Совета. Его связь с моей семьей – это значительный противовес влиянию Вилема. Доменико повезло, что я появилась на его пороге, и он воспользовался этим. Иначе ему не заполучить жемчужину, только если похитить.

А ведь он предупреждал меня. Сколько раз говорил, что ни перед чем не остановится, чтобы достичь власти?

Все, что Доменико делал, было хорошо рассчитанным притворством и манипуляцией.

И я, разумеется, попалась.

Хотя не до конца, ведь я не сказала ему правду и не согласилась с ним остаться. Наоборот, подтвердила, что его чары не сработали и я хочу уехать. Возможно, в тот памятный разговор он собирался сказать, что знает правду, и поставить меня перед фактом. Но я разозлила его, посмеялась над нашей связью…

Тогда-то Доменико и потерял терпение. Сбросил маску и притащил меня на это сборище в качестве… заложницы? Соучастницы? Скоро узнаем.

Он воспользовался мной.

Я живу в мире мужчин синдиката, где предательство – обычное явление. Собственно, оно и не считается предательством, а их законным правом. Атрибутом власти.

Тогда чему я удивляюсь?

Почему размякла и поверила в хорошее?

Доменико в открытую сказал, что на все пойдет ради победы. У него репутация жестокого мужчины без сердца. Как я позволила себе проникнуться чувствами к нему? Да, черт возьми, самыми искренними и острыми чувствами. И я не имею в виду ненависть, хотя в данный момент мои чувства проходят негативную трансформацию.

Какой же наивной надо быть, чтобы увериться, что мне удалось обмануть Доменико Романи, и он считает меня «обычной» девушкой, незнакомой с жизнью синдиката?

Ладно, хватит бичевать себя, от этого только хуже.

Гордо расправляю плечи. С лжеуверенной улыбкой смотрю на толпу. Всю жизнь меня готовили к торжественному появлению перед этими людьми. И вот… Не совсем так, как ожидалось, и в весьма помятом виде, однако я родилась и выросла в мире манипуляций и лжи, так что справлюсь. Обязательно справлюсь, даже если сейчас кажется, что из моей жизни внезапно выпало дно.

Вальяжной походкой Доменико подходит к собравшимся. Его рука на моей талии кажется железным обручем.

– Знакомьтесь, это Адаис Романи, в девичестве Леоне. Моя жена! – объявляет так громко, что звенят хрустальные капли на канделябрах.

Жена?!

Перед глазами оседает красный туман шока. Кружится голова. Я еле держусь на ногах.

Доменико обнимает меня, почти удерживает мой вес на себе и ведет в часть зала, которую я не видела из-за сцены. Там мой отец, и он в неописуемой ярости. Его пиджак расстегнут, рука на поясе, до белых костяшек сжимает рукоять пистолета.

К нему подходит мой брат, кладет ладонь на плечо и что-то шепчет, пытаясь предотвратить бойню, но отец стряхивает его руку.

Доменико подводит меня к отцу и обращается к нему фамильярно, на «ты». Это верх наглости.

Отец его убьет.

Не сомневаюсь, что Доменико тоже вооружен, поэтому они убьют друг друга.

– Андреас, я навеки твой должник за такой бесценный дар. Самая восхитительная жемчужина синдиката теперь моя жена, – говорит Доменико, притягивая меня ближе собственническим жестом.

Его глаза совершенно пустые. Он слишком глубоко в игре, чтобы видеть меня и волноваться о моих чувствах. Чтобы осознавать, что я живой человек и сейчас умираю внутри. Сгораю от ужаса.

Моя жена.

Если жизнь чему и научила меня в отношении синдиката, так это уверенности, что невозможного нет. Законы, правила – все это существует для кого-то и где-то, но не в синдикате. Поэтому я не растрачиваюсь на пустую надежду, что брак без моего согласия, ведома и документов невозможен и Доменико лжет. Не удивлюсь, если за определенную цену академия отдала ему мои документы.

Значит, я здесь не в качестве заложницы. Все намного хуже. Мы женаты.

Я женабунтаря и убийцы Доменико Романи.

Повторяю эти слова, но они не умещаются в мыслях.

Паника поднимается по телу, норовит задушить меня. Заставляю себя успокоиться. Все могло быть хуже. Доменико мог не церемониться со мной. Не соблазнять, а бить. Не заботиться, а держать взаперти и морить голодом, пока не соглашусь выйти замуж.

Паника и ужас никак не отражаются на моем лице. Директор академии может мной гордиться. Я жемчужина высшей пробы.

Собравшиеся сгорают от любопытства, с нетерпением и ужасом ждут реакции моего отца. Явно подозревают плохой конец, потому что зал наводняет охрана. Двери распахнуты на случай, если начнется перестрелка и собравшимся придется бежать.

Однако никто не вмешивается. В головах собравшихся крутятся шестеренки расчета. Если Доменико и вправду породнился с одной из важнейших семей синдиката, было бы ошибкой выступить против него.

Всего лишь обычный вечер в мире синдиката.

Лицо отца застыло маской, пальцы поглаживают рукоять пистолета. Его следующие слова и действия определят все последующие события и ход наших жизней.

Доменико выглядит спокойным, на его губах полуулыбка, как будто он уверен в реакции новоиспеченного тестя.

Я должна принять решение, на чьей я стороне. Отец или Доменико.

Иногда хорошего варианта нет, приходится выбирать между двух зол. Я выбираю Доменико. Не из-за теплых чувств, а ради самосохранения. Если выберу отца, должна буду помочь ему уничтожить Доменико. Обвинить того в похищении, жестокости и прочих грехах. Выдать его секреты, привычки, адреса и планы. Разобравшись с Доменико, отец обратит внимание на меня. Больше не позволит сбежать. Моя репутация будет разрушена, поэтому страшно подумать, как отец поступит со мной и кому отдаст. В том, что распустит кулаки, сомнений нет.

Поэтому я выбираю Доменико. С ним у меня есть шанс выжить.

А остальное… Мечты, надежды. Они так и останутся во мне, даже если не исполнятся до следующей жизни.

В прохладном зале мне жарко, кожу печет. Это внутри сгорают зародившиеся чувства к Доменико. Однако внешне я остаюсь невозмутимой.

Сверкнув улыбкой, обнимаю Доменико за пояс. Он заметно расслабляется. Не иначе как тщательно навел справки об отце и о моей жизни, раз сделал ставку, что я выберу его. Но все-таки не был до конца уверен в моем поведении.

Отец следит за мной взглядом кобры. Видит, что я на стороне Доменико, просчитывает возможные действия и их последствия. Приняв решение, медленно убирает руку с оружия. Поворачивается к сцене и дает знак директору благотворительного общества.

– Продолжайте!

Снова повернувшись к нам, небрежно бросает.

– Опаздывать на собрание такой важности – это дурной тон.

Его голос хриплый, сдавленный, прячущий в себе жажду убийства.

Это не конец конфликта, а передышка. Игра на публику. Отцу пришлось отступить, потому что я встала на сторону Доменико. Отец не захотел признавать перед собравшимися, что я его предала, ведь это стало бы позором и для него тоже. И еще большим позором стало бы признание, что Доменико украл у него дочь.

Именно на это рассчитывал Доменико. Он вложил свою судьбу в мои руки и не просчитался. Мы загнали моего отца в угол. Вместе. Тому пришлось притвориться, что он осведомлен о нашей свадьбе и поддерживает Доменико. Само собой, далеко не все собравшиеся ему поверили. Однако жизнь синдиката основана на лжи, поэтому наша ситуация прекрасно вписывается в окружающий мир.

Мы с Доменико встаем в первый ряд.

Директор благотворительного общества что-то лепечет, его лицо покрывается красными пятнами. Его почти никто не слушает, собравшиеся стараются разглядеть нас. А как же! Первая свадьба жемчужины в этом году. Большое событие и такой же большой скандал, едва ли скрытый под приторными улыбками.

Мы с Доменико не размыкаем объятия, как и положено молодоженам. И вид у меня соответствующий – помада размазана, платье помято, как будто мой новоиспеченный муж не стерпел и зацеловал меня по пути.

В какой-то момент, заигравшись, Доменико целует меня в висок, и в ответ я бросаю на него ледяной взгляд.

– Лжец! – говорю одними губами.

– У тебя учился! – невозмутимо отвечает он.

Мне нечем крыть.

Бледный от волнения официант приносит нам шампанское. Мы дружно отказываемся. Меня тошнит, кружится голова. От ужаса, разочарования, от давящей опасности вокруг.

Директор заканчивает речь и неровным шагом спускается со сцены с серебряным подносом в руках. Доменико кладет на него чек, остальные следуют его примеру.

С нами заговаривают. Некоторые даже поздравляют со свадьбой и просят адрес, чтобы прислать подарки. Но при этом держатся напряженно и все время осматриваются.

Один из членов Совета пожимает Доменико руку. Это еще не обещание, но начало светлой полосы в его судьбе.

Собравшиеся расступаются, и к нам подходит Вилем Романи. Вернее, ко мне, на сына он даже не смотрит.

– Ада, дорогая, как же я рад тебя видеть! – заливается лживым соловьем в то время, как его взгляд обещает смертную пытку. Седая грива зачесана назад, глаза юркие, цепкие, и в них ненависть.

Берет меня под локоть и ведет к двери, через которую мы зашли. Доменико следует за нами.

Неловко толкаясь, выходим в коридор, и тогда Вилем отбрасывает мою руку, как змею. С его лица враз слетает улыбка.

Ему около шестидесяти, однако он кидается на Доменико с прытью юноши. Трясет сына за грудки и выкрикивает цветастые ругательства.

Доменико никак не реагирует, даже когда Вилем вопит ему в лицо, брызжа слюной.

– Ты мог стать моим наследником, но оказался слабаком! Тряпкой! Пустым местом! Сбежал и пакостишь, как подвальная крыса, а теперь решил отыграться на Рени? Позавидовал, что он унаследует все, от чего ты отказался? Слишком поздно! Ты и твоя горстка мальчишек отправитесь ко всем чертям! Вы ни на что не способны! Сдохнете как крысы под моим сапогом! И не надейся, что Андреас Леоне тебе поможет! Верни мне Рени, и тогда, возможно, я оставлю тебя в живых. Сегодня же! Слышишь меня?

Высвободившись из отцовской хватки, Доменико усмехается.

– Если ты меня не боишься, то почему кричишь?

Вилем снова разражается ругательствами, и в этот момент дверь открывается.

В коридор выходит мой отец.

Я не сразу замечаю его появление, потому что слишком задумалась о том, кто такой Рени, которого Вилем требует вернуть и называет своим наследником.

Надо отдать Доменико должное: он задвигает меня за спину, готовясь защищать от моего отца. И это при том, что его собственный отец продолжает трясти его за плечи.

Короче говоря, воссоединение семей в полном разгаре.

– Ада! За мной! – требует мой отец.

Одной рукой удерживая Вилема на расстоянии, другой Доменико останавливает моего отца. Без особых усилий.

– Если вам есть что сказать моей жене, вы скажете это при мне и только с моего позволения, – цедит сквозь зубы.

Само собой, мой отец взрывается угрозами и требованиями. Именно от таких ситуаций я и надеялась сбежать: доминантные самцы бьют себя в грудь и доказывают свое превосходство, а я всего лишь ценная вещь, желанная принадлежность.

Вилем вырывается из хватки сына, поправляет смокинг.

Мой отец обрывает угрозы на середине фразы и следует его примеру.

Они переглядываются со значением. Ранее напряженные отношения внезапно обрели благодатную почву. Не иначе как два Дона будут строить совместные планы.

Мой отец задирает подбородок и смотрит на меня с презрением.

– Как ты посмела?! Опозорила семью, опустилась на самое дно! Связалась с самозванцем, которого проклял даже его собственный отец! – Метнув взгляд в сторону Доменико, продолжает говорить о нем в третьем лице. – Он никто! Прыщ на лице синдиката! Ты сама себя наказала и всю жизнь будешь расхлебывать последствия. Я рад от тебя избавиться. Ты всегда была пустышкой и обузой. Тебя никто бы не захотел из настоящих лидеров. – Сплевывает себе под ноги и возвращается в зал.

Мой мир и так уже лежит битым стеклом под ногами, поэтому слова отца не могут причинить еще большего вреда. Особенно потому, что теперь я знаю, кого он прочил мне в мужья. Отвратительный, развратный слизняк почти втрое старше меня, недавно объявивший, что ищет очередную жену, кричал на отца в зале, возмущался и тыкал пальцем в мою сторону. Если это «настоящий лидер синдиката», то мне повезло.

Ловлю на себе взгляд Доменико. Он кивает в сторону моего отца и приподнимает брови. Если попрошу, он нагонит отца и накажет его за гадкие слова. Прямо сейчас, при всех, вызвав скандал, драку и, скорее всего, перестрелку. Нутром чую, сейчас Доменико сделает все, о чем попрошу.

Но нет, не стану просить. Я упала на такую глубину разочарования, что нас уже ничто не связывает. И не свяжет никогда.

Вилем тоже на меня смотрит, изучающе, с интересом. Не иначе как пытается понять, можно ли использовать меня против сына. Потом, качнув головой, тоже возвращается в зал.

На прощание окидывает Доменико презрительным взглядом.

– У тебя сутки, чтобы вернуть Рени, иначе все вы сдохнете, как крысы. Ты ведь знаешь, что случилось с Анной, не так ли? Она тоже считала себя самой умной. Усыпила няню, чтобы мы думали, что она сбежала одна. Но Анна просчиталась. Мы быстро выяснили, что Рени у тебя. Наглая шлюха наказана, и тебя ждет такая же судьба…

Закрывая дверь, добавляет с жестокой усмешкой.

– … сынок!

Я словно примерзла к полу, руки-ноги не двигаются, только шестеренки мыслей крутятся изо всех сил, цепляются друг за друга, складываясь в логическую цепочку.

Я предполагала, что это Вилем охотится за малышом. Думала, что он узнал о внуке и решил похитить его, взять в заложники, чтобы манипулировать Доменико. Я и представить не могла, что малыш – сын Вилема. Вообще не знала, что у того есть дети кроме Доменико. Было известно, что у Вилема Романи очередная жена, но я мало что о ней слышала, она была далеко не первой.

Была.

Анна спешила к Доменико с малышом на руках…

У ребенка синяки на ребрах…

Малыш панически боится пожилых седовласых мужчин…

Доменико сказал: «Я уверен, что знаю, кто он такой»…

Рени.

«Лени» в произношении малыша.

«С чего ты решила, что его зовут Нико?» – спросил меня Орсон, а потом и сам Доменико.

Когда Анна крикнула: «Нико», она имела в виду Доменико, а ребенка зовут Рени. Малыш и сам пытался сказать мне об этом. Лени оши. Рени хороший.

Доменико знал, кто он такой, но не исправил мою ошибку. Наоборот, позволил всем нам заблуждаться. Хотел, чтобы все в доме считали Нико его сыном. Причина очевидна: он никому не доверяет.

– Нико на самом деле зовут Рени, да? Он сын Вилема? – спрашиваю хрипло, заторможенно.

– Да, Рени мой брат. О его рождении не объявляли в целях безопасности. Я никогда его раньше не видел, но догадался, кто он, когда ты описала незнакомку. Анна была неплохой женщиной, но слишком доверчивой, и она влюбилась в Вилема. Он всячески над ней издевался, физически и морально. Я нашел способ с ней связаться, предлагал помочь ей бежать, но она отказалась. Надеялась, что после рождения ребенка Вилем изменится. А потом пыталась спастись… но не смогла.

– Когда я принесла Рени на седьмой участок, тебя долго не было, а потом ты вернулся весь в крови. Ты искал Анну?

– Мне удалось наказать тех, кто поймал Анну, но ей я помочь не смог. Ее загнали, поймали и вернули Вилему. К тому времени она уже была без сознания, поэтому они не смогли ее допросить. Вилем избавился от нее и продолжил искать Рени, пока ему не позвонил врач.

Доменико пообещал мне наказать того, кто обидел малыша и его мать… Вилема Романи.

У всех мужчин Романи пронзительные голубые глаза, но других сходств между Доменико и Вилемом нет, иначе малыш и его бы испугался.

Вилем Романи убил жену и оставил синяки на теле маленького сына. А теперь он здесь, на благотворительном вечере, как один из примерных глав синдиката.

Носят ли траур после того, как убьют жену?

Я ненавижу эту жизнь. Ненавижу этих людей.

Ненавижу.

Когда я выныриваю из мыслей, мы с Доменико все еще одни в коридоре, только швейцар топчется поодаль.

Встречаю прямой взгляд Доменико, удерживаю и говорю.

– Я никогда тебя не прощу.

Он изгибает бровь.

– Разве я рассыпаюсь в извинениях?

Счет один:один, но это не имеет значения. Розовый туман влюбленности рассеялся. Правда предстала передо мной какая есть, горькая и неприглядная. Так намного лучше.

Как и в первые дни после побега, у меня две цели: выжить и позаботиться о Нико… то есть о Рени. О замечательном малыше, с которым у меня много общего. Он рос с чудовищем вместо отца и забитой, слишком доверчивой матерью и за месяцы жизни увидел и перетерпел слишком многое. Его брат холодный манипулятор и робот. Пусть ради безопасности, но он позволил нам называть малыша чужим именем.

С ума сойти!

Собрав жалкие остатки сил, запускаю в себе инстинкт самосохранения. Выжить. Защитить. Вот и все.

Доменико не сводит с меня взгляда, не иначе, как ждет истерики. Не дождавшись, говорит.

– Думаю, на сегодня достаточно.

Сам-то он наверняка предпочел бы вернуться в зал и поговорить с членами Совета об изменениях в его социальном статусе. Что бы ни случилось между ним и Вилемом, Доменико теперь зять члена Совета и муж жемчужины. Мой отец не пойдет против нас в открытую, это слишком ему навредит. Он ударит позже, в спину. Так что, даже если Вилем проголосует против сына, скорее всего, Доменико примут в Совет. Наверняка ему хочется забросить удочку прямо сейчас.

Однако он видит, что я на пределе, поэтому предлагает поехать домой.

Еще утром я бы разомлела от его заботы, однако теперь знаю, что все, что Доменико делает, от и до, манипуляция. Нет уж, больше он меня не обманет, я сорвалась с крючка. Теперь я следую только голосу разума, а тот твердит, что мне нужно вернуться в зал. Все просто: чтобы выжить и защитить малыша, я должна помочь Доменико. Только он сможет обеспечить нашу безопасность. Вилем хоть и отец Рени, но недостоин даже жить с ним в одном городе. А Доменико хоть и холоден, но заботится о брате.

О моем отце и говорить нечего. Родных у меня, считай, больше нет.

Чтобы выжить, я должна помочь Доменико заполучить власть и надежное положение в обществе. Не собираюсь каждый день дрожать от страха, не буду мотаться с ним с одной подпольной квартиры на другую. Раз уж он использует меня, то пусть делает это тщательно и с максимальной пользой.

Он получит все преимущества брака с жемчужиной, но не мое сердце. Никогда.

Встречаюсь взглядом с Доменико.

– А как насчет моего суфле?

На секунду он не может скрыть удивление, потом кивает. Мы возвращаемся в зал, и Доменико отходит поговорить с официантом. Тот отправляется на поиски заказанного мною суфле. А что? Когда еще удастся полакомиться?

Расправив плечи, иду по залу с широкой улыбкой на лице. Официальная часть вечера завершена, и теперь знать синдиката погружена в сплетни. Ко мне относятся радушно, все же я жемчужина синдиката и к тому же дочь Андреаса Леоне. Обхожу трофейных жен, которыми не интересуюсь, и сосредотачиваю внимание на матронах. У некоторых из них больше власти, чем у их мужей. Долгие годы я клялась себе, что заученная информация о них мне не пригодится. Однако сейчас я благодарна за каждую крупицу знаний и за отточенные в академии навыки общения. Мы говорим о моде. Одна из моих академических подруг – дочь того самого Европейского дизайнера, поэтому мои сведения самые что ни на есть свежие. Сплетни о других жемчужинах тоже вызывают большой резонанс, особенно среди дам, у которых есть сыновья. Я вливаюсь в беседы, заполняю паузы аккуратной лестью, намекаю на огромную власть отца и его поддержку. Старательно избегаю темы конфликта Вилема и Доменико. Когда ее поднимают снова и снова, я пожимаю плечами и напоминаю дамам, что у Доменико собственные владения и несколько бизнесов. Попавшись на мою бесстыжую рекламу мужа, одна из почтенных матрон удивляется, что Доменико до сих пор не член Совета.

Моя цель проста: добиться, чтобы Доменико приняли таким, какой есть – уже успешный, уже с немалой властью и территорией. Возможно, тогда он приостановит войну с отцом.

Наивно? Да. Но как же хочется верить в возможность такого исхода!

В любом случае, если Доменико примут в Совет и допустят в высшее общество, это подарит нам с малышом иллюзию нормальной жизни. Да, нам с малышом. О том, что Доменико может вернуть ребенка Вилему, я даже не думаю. Лягу поперек порога, но не допущу этого.

Вилем Романи не заслужил этого чудного малыша.

В ходе разговоров я узнаю, что самые влиятельные семьи синдиката собрались в Корстоне не только ради благотворительного вечера, а останутся на неделю. Послезавтра будет свадьба дочери одного из бывших советников, а через пару дней после этого – Совет синдиката.

В какой-то момент мне приносят суфле. Мелькает надежда, что в нем окажется яд. Однако мне не везет. Я жива и впереди годы испытаний с мужем, для которого я ступень на лестнице власти.

Дамы удивляются, что мне принесли суфле, и я намекаю, что Доменико заботливый и замечательный муж. Матроны удовлетворенно кивают, а женщины помоложе смотрят на него влюбленными глазами.

Моя миссия выполнена.

Никогда еще я не ощущала себя настолько уставшей. Настолько отчаявшейся.

Не хочу бороться за жизнь и за будущее в гадюшнике синдиката.

Не хочу, но придется.

Еле переставляя ноги, подхожу к окну. Взгляд теряется среди ночных городских огней.

Как же больно! Как обидно!

Если бы остались силы, я бы заплакала.

Доменико подходит, обнимает меня за талию. Дернувшись, собираюсь оттолкнуть его, но вовремя вспоминаю, где мы и кто мы. Счастливые молодожены.

– На тебе лица нет, – говорит Доменико.

– В следующий раз добавлю косметики.

– Ада, я…

– Если ты закончил, можем ехать домой, – перебиваю. Говорить нам не о чем.

Доменико кивает, и мы спускаемся к машине. В висках пульсирует боль. Отодвигаюсь подальше от Доменико и, после тщетной попытки расслабиться, закрываю глаза.

К сожалению, события последних недель проплывают перед мысленным взором во всей красе. Наивная девчонка, не знающая жизни, попыталась обыграть бесстрастного манипулятора.

Предупреждения Карло.

Смех Орсона.

Манипуляции Доменико.

Меня потряхивает от негодования и отчаяния.

Доменико отвлеченно смотрит из окна машины, как будто ничего необычного не случилось. Я бы многое отдала, чтобы оставаться невозмутимой, однако эмоции, которые прятала весь вечер, предательски выползают на поверхность. Вот-вот вырвутся, не могу их остановить.

К счастью, в машине перегородка как в такси. Закрываю ее и поворачиваюсь к Доменико.

– Ты с самого начала знал, кто я такая, но дурачил мне голову.

– Как, впрочем, и ты, – отвечает небрежно, не удостаивая меня взглядом.

– Ты солгал своим людям. Они рискуют жизнью ради твоих интересов, но при этом ты им не доверяешь. Не поделился простым фактом, что малыш твой брат. Позволил им поздравлять тебя и дарить Рени подарки, как твоему сыну.

Доменико поводит плечом.

– Я не мог рисковать именно потому, что он мой брат и я обязан его защитить.

Что-то гадкое и злое вырывается из меня наружу, эхо обвинений Вилема.

– Защитить или, наоборот, отобрать у него наследство и к тому же использовать Рени для шантажа Вилема?

Доменико не отвечает и не смотрит на меня, только сильнее сжимает зубы.

Этими словами я отомстила ему за то, что он меня использовал. За то, что подставил так безжалостно. На самом деле я понимаю, почему он солгал своим людям. Неизвестно, как те бы поступили, узнав, что малыш сын Вилема. Кто-то из ненавидящих захотел бы причинить ребенку вред, другие решили бы выслужиться перед Вилемом и сообщить ему. Доменико прав, доверять нельзя никому.

– Ты хотел защитить Рени? А как насчет очередной психологической травмы малышу от того, что все это время мы называли его чужим именем?

– Я не называл его чужим именем.

Если задуматься, так и есть. Он никогда не называл малыша по имени, потому что вообще к нему не обращался.

– Но остальные называли, особенно я. Ты мог бы хоть мне сказать правду, чтобы наедине я называла его Рени.

Доменико бросает на меня многозначительный взгляд, намекая, что уж мне он точно не доверяет.

– Забавно! – усмехаюсь с нотой горечи. – Значит, как выставлять меня перед властями синдиката, чтобы обеспечить твое будущее, так ты мне доверяешь. А с именем твоего брата – нет?

– Не путай доверие с расчетом, Ада. Я никогда не ошибаюсь в расчетах, не ошибся и в этот раз. Ты повела себя именно так, как я задумал.

И все это холодным, бесстрастным голосом. Так бы и вцепилась ему в глотку!

– А насчет Рени не волнуйся, – продолжает холодно. – Ты постоянно сюсюкаешься с ним на птичьем языке, и «Нико» наверняка затерялось среди прочих бессмысленных звуков.

Что?!

Ярость зашкаливает во мне, ударяет в голову и взрывается фейерверком. Единственное, что помогает мне сдержаться, – это осознание, что Доменико нарочно меня провоцирует. Если взорвусь, сыграю ему на руку.

Подавив ярость, равнодушно хмыкаю.

– Если я тебя не устраиваю, найди другую няню. Или отдай ребенка его законному отцу.

Я провоцирую, проверяю Доменико. На самом деле не позволю Вилему забрать Рени. Готова защищать малыша своей жизнью, и не только из-за просьбы Анны.

– И это слова женщины, которая взяла с меня обещание отомстить обидчику Рени? – Доменико приподнимает бровь. – Да и потом, ты не няня.

– Ты прав. Теперь я не няня, а соучастница твоих преступлений.

– Ты моя жена.

Опять же, никаких интонаций в голосе. Бесчувственный кусок…

Из последних сил собираю волю в кулак и выдавливаю из себя улыбку.

– Жена великого бунтаря и убийцы, надо же! Не могу дождаться, чтобы похвастаться подружкам!

Доменико не впечатлен моим сарказмом.

– Если думаешь, что тебе достанется половина моего имущества, то не раскатывай губу.

И в этого мужчину я влюбилась? До звездочек в глазах! Поверила, что он не такой, как остальные мужчины синдиката? Вот так родители запирают дочерей в элитных академиях, прячут от реальной жизни, а потом каждый шаг на свободе как ледяной душ.

– Зачем мне половина твоего имущества? – фыркаю. – Как твоя вдова, я получу все до последнего цента.

– Не рассчитывай на мою смерть.

– Еще как рассчитываю! Ничего хорошего я тебе не желаю. Ты соблазнял меня и манипулировал, потому что тебе нужен якорь в обществе, а ни один приличный родитель не отдал бы тебе в жены свою дочь.

– Разумеется, и что из этого? А ты мной манипулировала, чтобы сбежать и спрятаться от твоего отца. Ты проиграла и теперь злишься, вот и все.

Не выдержав, всплескиваю руками.

– Я всю жизнь пыталась избежать именно такой ситуации!

– Какой?

– Тебя. Таких как ты. Такого замужества. Твоих… любовниц. Моего бесправного положения. Моего сидения взаперти, насилия, страха…

Мои проникновенные восклицания не имеют никакого эффекта, только впустую сотрясают воздух.

Доменико цокает языком.

– Да уж, по такому описанию тебе не позавидуешь. А тем не менее, сотни женщин мечтают занять твое место.

– Вот и женись на них и бери себе тысячу любовниц! А я уберусь отсюда к чертовой матери!

– Куда?

– Все равно, куда, только бы подальше от тебя!

– Правда?

Резко подавшись ко мне, обхватывает ладонью мой затылок и прижимается к моим губам. Это прикосновение шокирует. Словно ударяет током.

Доменико не углубляет поцелуй, замирает.

Мы оба замираем.

Не знаю, почему меня парализовало, но я не могу пошевелиться.

Доменико первым отстраняется. Я ошарашена его близостью, а он холоден как глыба льда.

– Ты лжец, Доменико!

– Ты тоже, – пожимает плечом.