Читать онлайн Товарищ – Н «Релокант» бесплатно

Предисловие. Глава 1.

Как-то раз, в начале лета, мы с отцом и мамой приехали на набережную нашего города, тогда еще именовавшегося Куйбышев. На улице уже неделю стояла жара и на песке возле реки начали появляться первые загорающие. Люди лежали, читая книги, или стояли, замерев как статуи, лицом к солнцу.

Родители взяли недельный отпуск, и мы почти каждый день приезжали на пляж. Я только что окончил второй класс, без троек. Как говорила моя мама:

– Потому что собрался с мыслями и написал решающий диктант на четыре.

Пляж был еще не до конца оборудован. Что-то уже успели установить на свои места, но большинство еще нет. В стороне от входа, в ряд стояли приготовленные грибки, раздевалки, скамейки для отдыха, окрашенные сотней слоев краски, которая обычно отходила от их поверхности и осыпалась ближе к концу сезона.

Больше всего в ежегодной подготовке города к пляжному сезону мне нравились, горы песка. На берег их привозила и насыпала, как мне казалось тогда огромная баржа. Высокие песчаные горы, высотой с двухэтажный дом, тут же становились центром притяжения для всех детей на берегу. Песок в них был мягким, рыхлым и влажным. С этих гор можно было кататься колбаской, делать кувырки, или строить дороги для машинок, запуская их с самого верха. Игрушечные самосвалы, катящиеся в низ, стучали своими кузовами, обгоняя танки и другие маленькие машинки. В общем «это вам не песочница во дворе».

К сожалению, в это день песок еще не привезли. Спустившись по каменным ступенькам, отделявшим пляж от прогулочной зоны, мы направились левее вдоль берега. В будни людей было не много, поэтому можно было расстелить покрывало прямо у воды, где начинался мокрый песок. Возле воды, уже стояла одна из установленных скамеек, которая была совершенно свободна. Сложив на неё вещи, мама окутала меня покрывалом, и я сменил свои шорты на плавки. Также по очереди, переоделись и мои родители.

Расстелив покрывало рядом со скамьей, мне вручили сумку с моими инструментами в ней находилось: две пластиковые лопатки, ведерко и водяная мельница. Последняя была вещью абсолютно бесполезной. Обе лопатки же в этом году оказались крепче прошлогодней, которая сломалась на второй день использования. У неё тогда отломилась ручка, и все лето мне приходилось пользоваться ей как совком.

Мама, надев на меня панаму, легла на покрывало. Вытряхнув свои инструменты из сумки, я подошел к воде и дотронулся до нее ногой, чтобы проверить температуру. Вода была еще очень холодной, чтобы плавать, хотя в прошлый раз, я все-таки ненадолго в неё забежал и окунулся. Отец, сев на лавку положил рядом с собой газету, купленную по дороге в ларьке «Союз печать», и, откинувшись на спинку, направил свой взгляд на противоположный берег.

С горечью вздохнув из-за отсутствия песочных гор, я, взяв лопату, как циркулем очертил полукруг на мокром песке возле воды, и приступил к возведению замка. Это был, наверное, сто тысяч миллион сотый по счету замок, который был мной построен за все время.

Задачу я себе ставил такую: замок должен простоять до следующего моего приезда на пляж, поэтому он должен был быть максимально укреплен со стороны воды.

Проходящие мимо лодки и баржи, создавали большие волны, которые смывали все мои постройки. Они набрасывались на мои замки так, что за считанные часы от некоторых не оставалось и следа. Другие, которым удавалось простоять до моего ухода домой, исчезали уже к следующему моему приезду. В этот раз я решил, что начну строительство не с замка, как обычно, а со стены, за которой будет ров. Стену я задумал сделать из камней, размером хотя бы с кирпич. Тогда как я думал, она бы точно устояла и не размылась бы.

Камней в том месте, где мы остановились, было совсем мало, и их размер, меня совсем не устраивал. Необходимые по размеру камни были разбросаны по краям пляжа, там, где песок заканчивался и начинался каменистый берег с зарослями из кустов карагача. Для того чтобы раздобыть их необходимо было пройтись шагов сто влево, до таблички «граница пляжа».

Ходить туда одному пришлось бы несколько раз, поэтому мне пришла идея попросить помощи у отца. Отложив лопатки, я подошел к папе, который пока я строил планы, уже развернул газету и перепрыгивал глазами по заголовкам с одной страницы на другую.

Рассмотрев газету, на главной странице я увидел фото красивой шхуны с мачтами. У нее на носу стояли моряки и махали фотографу руками. Ниже было еще одно фото с молодым мальчиком в форме.

Мне не хотелось отвлекать отца, хотя он редко отказывал мне в помощи, поэтому как говорится, со своей просьбой я решил зайти издалека. Выше фотографии шхуны крупными буквами был напечатан заголовок:

– Понедельник, пятое июня, одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, номер сто пятьдесят шесть, – прочитал я вслух и, как бы торжественно, добавил название газеты: Правда!

Уголки губ у отца приподнялись, что было хорошим знаком. Он, не шевеля головой, перевел взгляд на меня.

– Интересная газета? – задал я вопрос с явно поддельным интересом. – Про что там пишут? Про правду?

Отец сначала усмехнулся, глубоко вдохнул, потом сделал серьезное лицо и ответил:

– Да сын, про правду, – он кивком указал на страницу. – Вот здесь статья, послушай.

Меня это очень удивило, до этого момента папа никогда не читал мне взрослых газет.

– Происшествие! – начал он серьезно словно диктор программы «Время». – Ученик школы номер сто двадцать три, второго «Б» класса …

После этой фразы я замер, глаза мои стали круглыми, так как это была моя школа, и класс был мой.

Отец, бросил короткий взгляд на меня и продолжил:

– Играя в футбол во дворе, попал мячом, в ногу проходившей мимо соседке тёте Зои, которая несла бидон с молоком из магазина «Гастроном»! В результате этого тётя Зоя испытала испуг! Как она сама сказала нашему корреспонденту: «Хорошо, что молоко не разлилось».

Я сделал шаг вперед попытавшись заглянуть на страницу, посмотреть, где это написано, но отец свернул газету прямо перед моим носом и уже улыбаясь, положил ее на лавку.

«Меня предали» – проскочила мысль в моей голове. О том, что я попал в тетю Зою, знала только мама, которая обещала отцу ничего не говорить. Поджав губы, я посмотрел на неё как на предателя. Она лежала на животе, голова её была накрыта соломенной шляпкой. Плечи слегка подрагивались, видимо от смеха.

– Мама не мне ничего не говорила, – прочитал мою мысль отец. – Это сама пострадавшая меня возле подъезда встретила.

Он посмотрел на маму, потом на меня и, прищурив глаза, задумчиво спросил:

– А вы двое, получается в сговоре. Так?

Плечи мамы начали дергаться еще сильнее. Я, опустив голову, молчал, зная, что виноват, зная, что мне сто раз говорили играть в футбол в школьном саду. Там и площадка есть, и ворота настоящие. Да и в тетю Зою мяч попал, от моего косого удара, мимо ворот из пеньков, на которых стоял мой друг Слава. Так что и на него свалить было нечего, это же я промахнулся.

Отец встал, развел руки широко в стороны и потянулся так, что у него даже что-то хрустнуло.

– Извини пап, – пробормотал я себе под нос, рассматривая песок под ногами. – Я больше не буду во дворе играть.

– Ладно, верю, – ответил он, зевнув и проведя рукой мне по голове уже бодро спросил – Ну, что нужно?

Воодушевившись, я посмотрел на него и заискивающи попросил:

– Помоги, пожалуйста, камни притащить, вон оттуда, – указав рукой, в сторону границы пляжа.

– Много надо? – озадаченно спросил отец, оглядываясь по сторонам.

– Ну, штук шесть, но больших, или десять, – задумался я, пытаясь представить стену.

Не видя поблизости от нас требующихся мне камней, отец взял небольшой голыш из-под скамейки, положил его на газету, чтобы та не улетела, и мы отправились в путь.

По дороге я без остановки объяснял, какие именно нужны камни: не огромные, но и не маленькие, желательно найти настоящие кирпичи. Потому что по моим расчётам они точно простоят до следующего приезда на пляж.

Папа с серьезным видом слушал мои планы и на все мои предложения и ожидания отвечал: «Ага», «Угу» и «Скорее всего».

Каменистый берег не разочаровал моих ожиданий. Набрав камней нужных размеров, даже больше чем требовалось, мы отправилась назад. Сложив руки лодочкой, я нес четыре булыжника, остальные идя за мной, нес отец.

– Смотри на ногу себе не урони, а то и так, вместо ворот по тете Зое лупишь, – подшучивал за спиной папа.

Но его шутка прошла мимо моих ушей. В этот момент моя концентрация была полностью направлена на камни, которые по мере приближения к лавочке становились все тяжелее и тяжелее. И получить таким по ноге было бы действительно больно. Дойдя за шаг до очерченной мной линии, я сбросил их на песок. Папа, положив свои камни рядом, окинул их взглядом:

– Хватит?

– Хватит! – довольно ответил я и представил, какая будет мощная стена.

Глава 2.

– Добрый день, – поздоровался отец в сторону лавки.

Обернувшись, я увидел на ней сидящего старика и удивился, как это я мог его не заметить до этого момента?

Видимо он подошел, пока мы ходили. На голове у него была белая кепи, почти такая же белая как короткие седые волосы у висков и на затылке. Он был очень загорелый, наверное, загорал тут еще с первого мая. На бронзовой от загара коже левой руки ниже локтя, была татуировка якоря, окутанного лентой с надписью. Знакомых букв в словах на ленте было всего три: две «Е» и «А». Остальные были мне не знакомы, так как написаны они были не русскими буквами. Но больше всего мое внимание привлекла правая нога, она заканчивалась там, где должна была бы начаться щиколотка. Её пластмассовое продолжение похожее на сапог, в виде пластикового протеза лежало на скамье рядом с палочкой для ходьбы.

«Старый пират» – подумал я, прямо как в мультике «Остров сокровищ», только не толстый и без попугая. На его левой ступне была еще одна татуировка – нарисованный поросёнок или свинья. Облокотившись на руку, он склонился над папиной газетой и внимательно рассматривал фото шхуны на главной странице. Услышав отца, он отвлекся от просмотра и выпрямился.

– Добрый день, – ответил он, широко улыбнувшись, и бросил взгляд на газету, – А я вот тут немного любопытствую. Это ваша?

Его лицо, немного морщинистое, с густыми бровями, показалось мне добрым. «Добрый пират» – мелькнула мысль в моей голове.

– Да, – ответил отец, подойдя к лавке, убрал голыш с газеты. – Вы если хотите, возьмите, там, сегодня ничего интересного.

– Спасибо, слишком мелко написано, я без очков только заголовки вижу, – пожаловался старик и, протянув руку отцу, представился, – Михаил Александрович.

Голос у него, как и у всех пожилых людей, был слегка скрипучим.

– Сергей – Кивнул папа.

Они пожали руки и отец сел на скамейку туда же, где сидел до этого. Я же, хоть и не красиво было разглядывать людей, смотрел то на его ногу, то на протез, то на татуировки и остановился только тогда, когда встретился со стариком глазами.

Поймав мой скачущий любопытствующий взгляд, он посмотрел себе на ногу, потом на меня, и словно отвечая на мой немой вопрос, пожав плечами, мол, сам не знаю, как так вышло, сказал:

– Акула откусила.

Глаза мои расширились от неожиданного ответа на мои мысли и разволновавшись я ляпнул не подумав.

– Скорее всего, белая, – утвердительно произнес я, словно поставив диагноз. – Белые акулы они самые большие и опасные.

Михаил Александрович, не ожидавший такого хода начавшейся беседы, на секунду замер, а затем рассмеялся. Отец тоже хмыкнул, сдерживая смех.

– Ты бы поздоровался для начала, юный натуралист, – воспитательным тоном сказал он.

– Добрый день, – поздоровался я.

– Ну, 3дравствуй. Здравствуй, друг прекрасный, – еще не отойдя от смеха, проскрипел старик и протянув мне руку еще раз представился, – Михаил Александрович.

– Николай, – ответил я, подойдя к нему.

Хватка, несмотря на возраст у него была крепкая, как у моего тренера по дзюдо. Михаил Александрович пожав мне руку, откинулся назад на спинку лавочки и о чем-то задумался.

Мама так и лежала не подвижно, будто заснула. Папа, достав из газеты средний лист, начал мастерить себе из него шапку. Сегодня его соломенную шляпу забыли дома, а на солнце оставаться без панамы было опасно. Я преступил к строительству грандиозной защитной стены.

Уже через пять минут камни были уложены полукругом. Песок из выкопанного рва, превратился в возвышение за ним, на котором и должен был появиться сам замок.

Сильных волн от проходящих кораблей пока не было, поэтому мне ничего не мешало. Набирая мокрый песок в кулак, я держал его над приготовленной горкой. Из кулака вытекала тонкая струйка мокрого песка, превращая его в красивую башенку. Сколько бы я их не строил, башни никогда не повторялись, может быть только по высоте, но вот форма и узоры всегда были разные.

Сегодня я построил только одну башню. Теперь оставалось только ждать проходящих мимо кораблей, чтобы посмотреть, как будет справляться каменная стена, присыпанная сверху песком.

Посмотрев вправо, моему взгляду предстала приближающаяся баржа, груженная трубами. Волны от барж всегда большие. «Вот и первая проверка!» – подумал я, садясь рядом с замком на песок.

– Это у тебя волнорез? – раздался голос Михаила Александровича из-за моей спины.

– Что? – переспросил я его и вопросительно посмотрел на отца, не понимая, о чем идет речь.

– Камни, которые ты выложил для защиты замка, от волн, – пояснил отец, и видя, что я не до конца понимаю, продолжил, – В морях, не далеко от берега, строят такие же стены для защиты от больших волн. Чтобы они не разрушали набережные или, еще что-нибудь.

– Еще их называют волноломами, но чаще волнорезами, – добавил старик.

– Интересно, а от цунами они тоже спасают? – посмотрел я через плечо на обоих.

Взгляд Михаила Александровича был прикован к моей постройке так, как будто он что-то вспоминал, смотря сквозь неё:

– От цунами? – усмехнувшись, переспросил старик, оторвав взгляд от стены, – Нет. От цунами, может спасти только чудо. Слышал, наверное, иногда говорят «чудом спасся»?

Я утвердительно качнул головой, и старик продолжил:

– Вот Коля, стихия она во сто крат, сильнее человека, да и всего что он создал. Как там, у Пушкина то: «Ветер, Ветер ты Могуч!..».

Строчку Александра Сергеевича старик произнес многозначительно, подняв указательный палец вверх. Посмотрев по направлению пальца, я ничего там не увидел, ветра сегодня не было, туч тоже.

– А вы видели Цунами? – спросил я его, обернувшись на громкий рев моторной лодки, проплывшей не далеко от берега.

– Цунами, слава богу, нет, – ответил старик. – Но, в море бывает много чего, что может навредить похлеще цунами. Хуже всего не подготовленные матросы, бывает таких дров наломают, что похлеще бури.

– Понятно, – протянул я и отвлёкся от нашего разговора на громкий рев моторной лодки спасателей, проплывшей не далеко от берега.

Глава 3.

От бортов лодки отошло пять или шесть волн и угрожающи двинулись в направлении моего замка. Подойдя поближе, чтобы все рассмотреть и, если будет необходимо, быстро устранить разрушения, я в ожидании замер. Волны были не очень большие и стена справилась с ними просто отлично! Только песок смыло, оголив камни с внешней стороны и все. До рва вода даже не добралась.

– Ну что устоял твой маяк, – старик, посмотрел на мою башенку.

– Ага, – радостно ответил я и пояснил – Только это не маяк, а замок.

– Больше похоже на маяк, – не согласился старик. – Один, на холме, чтоб предупреждать идущие корабли, о приближение к берегу.

– А может и маяк, – согласился я. – Какая разница что это, главное, чтобы выстоял.

– Это да, но, там вон большие идут, – старик указал взглядом в сторону надвигающихся на нас волн, от уже прошедшей за это время баржи.

От нее на берег по водном гладе начали ползти три или четыре бугорка. С берега они казались не большими, но я знал, что это только издалека.

– А Вы, в каких морях бывали? – сам не зная, зачем поинтересовался я.

– А ты, Николай, какие знаешь? – переспросил он меня с интересом.

Я начал перечислять:

– Черное море, на него мама хотела съездить в отпуск, но пока не получается. Потом Каспийское, про него мне бабушка рассказывала, она там с дедушкой какое-то время жила в городе Баку. И Средиземное море – его я помнил из передачи «Вокруг света».

– Молодец, – сказал старик. – Из тех что ты назвал, я был в Черном и Средиземном. А об Эгейском море слышал?

– Нет, – помотал я головой.

– На флоте служили, Михаил Александрович? – заинтересовался нашей беседой отец.

Старик повернулся к нему и усмехнулся:

– Да я и сам не знаю толком. Жизнь как-то так сложилась, вроде служил, а так подумать, как будто и нет. Но вот сегодня орден вручили. Уже лет так наверно пятьдесят прошло с тех времен. А тут представляете, в пятницу позвонили из дома Правительства.

Он обернулся, и показал пальцем на стоящее на горе красивое белое здание, расположенное на площади Славы.

– Говорят: «Приходите, Михаил Александрович, мы тут архивы разбирали, и вот, нашли пропажу». А я как раз сегодня сюда собирался, посмотреть лавки-то здесь поставили или нет, не люблю на тряпках загорать.

Повернувшись, Михаил Александрович вынул из-под штанины лежащих на лавочке брюк красную коробочку, раскрыл и показал отцу. Я тоже подошел поближе посмотреть и увидел в руках старика красную звезду. В центре у нее был серебряный незавершенный круг похожий на подкову, в котором стоял солдат с ружьем, а под кругом располагались серп и молот. На солнце ее рубиновые концы сияли самым красивым красным цветом на свете.

Все также усмехаясь Михаил Александрович продолжил:

– Я сначала подумал шутка, а потом думаю, кому шутить-то? Все шутники-то померли давно, – старик закрыл коробочку, ее магически манящий свет исчез, и он аккуратно убрал ее обратно.

Отец посмотрел на старика, поджав губы, и, когда они встретились взглядом, спросил:

– Сколько ж вам лет?

– О… – протянул старик задумчиво, посмотрел куда-то в даль и добавил, – Мне уж восемьдесят девять лет. Я родился ровно в одна тысяча девять сотом году, в январе. Я еще при царе жил, до революции.

– Ого! – удивился папа, – а вам столько и не дашь.

– С молодости засолился, – расплылся в улыбке старик.

– Это где это вы столько соли нашли?

Глава 4.

– Родился-то я в городе Ейске, на Азовском море. Дед мой туда перебрался еще в тысяча восемьсот коком-то году. Сам город и порт тогда только строить начинали, это мне отец рассказывал, царство ему небесное. Мы в поселке жили, в своем доме, прямо почти на косе, значит. Я, брат старший и мать, – старик повернулся к оцту, и положив руку на спинку лавки продолжил. – У отца две лодки были свои, они с дядькой Гришей и братом моим рыбу ловили, а я помогал. Потом эту рыбу амбарщикам местным на склады продавали или прасолам. Прасолы в основном к зиме ближе начинали ездить из Таганрога и Ростова.

– А кто это «прасолы»? – спросил я старика, услышав не знакомое интересное слово.

– Это, – старик задумался, почесав затылок, – это Коля, когда у тебя товара много и здесь он уже никому не нужен, а в другой город везти, нет на чём. Вот и сдаешь свой товар такому человеку только по дешевле, а он в другой город его везет и продает там подороже. Так и зарабатывает.

– Спекулянт что ли? – выдвинул я предположение, рассмешив одновременно отца, старика и маму, которая обернулась и легла на спину, накрыв шляпкой лицо.

– Получается так, – закончив смеяться, подтвердил старик.

Обернувшись к отцу, он продолжил:

– А рыбы там было действительно море. Кефаль, сельдь, осётры вот не поверите, тоннами ловили и продавали. Амбары зимой, те что городские, да краев забиты были. Помню дома, пока рыбу чистишь, мать икры наберет и на сковороду. О, это было лучше всех конфет, – старик даже причмокнул. – В общем, жили мы не плохо. В училище начальное я там ходил, да и все детство, можно сказать на море, да под парусами. Когда мне десять было, осенью, сестра родилась, Катей её назвали. Крикливая до ужаса, дома как хвост за мной ходила по всюду. Давай играть, давай играть, как заведенная твердила. Я ей всяких кукол постоянно мастерил, только бы отстала, хоть на минуту.

– Детство, оно всегда прекрасно, все интересно, все ново, воображение играет, – соглашаясь со стариком, сказал отец.

 Старик, выслушав эту мысль, повернулся и взял из-под одежды бутылку с водой, открыл её и отпил несколько глотков. К этому моменту волны от баржи подошли к берегу. Они были гораздо больше первых, но и в этот раз камни устояли. Вода, переливаясь через них, только лишь наполнила ров, ничего не повредив. Я радостно припрыгнул несколько раз, напевая под нос выдуманную мной победную мелодию.

Дальше я решил продолжить работу рядом со стеной. Выкопать большую яму, чтобы в нее залилась вода и получился бы не большой бассейн. Чтобы слышать продолжение рассказа Михаила Александровича копать решил возле лавки.

Глава 5

Михаил Александрович убрал бутылку и продолжил:

– Потом, когда мне двенадцать было, брата в армию призвали, на флот в Одессу. Помню, как он радовался. Волновался конечно, но светился прям. Попал на канонерскую лодку «Донец». Батя тоже за него рад был, письма от него нам постоянно перечитывал. Года через два, когда мне почти четырнадцать было, я решил, в наш порт на буксир пойти работать. Отец нам с братом всегда говорил: «Смотрите ребята, под парусом ходить вы умеете. Рыба никуда из моря не денется, на ваш век хватит. Вот только надо оно вам или нет, это думайте сами. Я вас убеждать, да неволить не стану».

Порт у нас был большой. Через него много чего вывозили, да привозили. Помню названия первого буксира, куда меня взяли «Слава моряка!». Спасибо отцу это он договорился. Меня туда сначала как ученика взяли к механику. На буксире частенько что-нибудь ломалось. Так что очень быстро я не только устройство парового двигателя, но и весь буксир до винтика знал и починить мог. Потом даже калымить начал, инструментами своими обзавёлся и кому где что помочь – только позови. Не бесплатно конечно.

Ну а в свободное время, хоть его и мало было, отдыхали о-го-го…Старик вдруг замолчал, посмотрел на меня, потом на отца и усмехнувшись добавил:

– Штормило нас по полной.

Глава 6

– Это получается, уже революция была близко? – спросил отец.

Старик, нахмурившись, поежился будто бы замерз и с грустью продолжил вспоминать:

– Нет, это только война начиналась. Помню не верили сначала, что она начнется. Дядька с батей все спорили дома, только об этом и говорили. Да и весь порт гудел, война, будет, не будет. Ну, а как со станиц казаки пошли, да кругом лозунги зазвучали: «За веру!», «За царя!». Так и ясно все стало, что будет. Верили конечно, что сейчас мы их, одним махом сметем. Тем более силищу такую собрали… А тут как в сентябре новости, да слухи из Пруссии пошли, что наших там совсем разбили, страшновато стало. В порту больше стало грузовых кораблей, а прогулочных пароходов меньше. Людей отдыхающих как будто ветром сдуло. На море-то вроде спокойно было, никто не стрелял. Турки в войну сначала-то не вступали. Мы еще думали, хорошо, что Гришка брат мой, его как дядьку звали, на корабле да возле порта, а не в окопе. Ну, а потом все одно к одному пошло. В октябре турки тоже в войну вступили, без объявления. Они ночью хитростью на двух кораблях прям к Одессе подошли. «Донец» как раз на входе в гавань стоял. Сначала на «Донце» думали, что свои идут, а потом, когда увидели, что это чужие, уже поздно было. Торпедой им прямо в носовую часть, туда где котельная, они сразу и затонули носом. Тридцать человек погибли и брат вместе с ними. С утра ходили слухи, что их потопили. Потом портовый начальник все подтвердил. Отец его просил имена запросить убитых с «Донца», чтобы точно знать. Когда список по портовой связи передали, тогда мы и узнали, что брат погиб. Похоронили их всех в братской могиле, на городском кладбище в Одессе.

– Соболезную, – не громко сказал отец.

Михаил Александрович моргнул, потом выпрямил спину ненадолго и опять ссутулился:

– Да уж, сколько времени прошло. Батя конечно сильнее всех переживал, дней пять вообще молчал. О чем думал, не знаю. Мать ревела. Катюха тоже все чувствовала, она нас всех по-своему успокаивала, по-детски. Родители сразу хотели на могилку съездить, но не получилось война уже совсем разгорелась. В морях мины начали ставить. Некоторые из них с якорей срывало, и они там плавали свободно. Наткнёшься на такую, и поминай как звали. На железной дороге стало больше эшелонов с военными, да провизией. Начали появляться сербские беженцы, даже пленных австро-венгров к нам на работы привозили. Слухи шли, что еще с Польши идут обозы с людьми, что больных среди них много, и корью, и холерой. Но тут бог миловал, до нас не дошли.

Старик тяжело вздохнул и продолжил:

– Порт гудел. Рабочих меньше стало, а работы больше. Оно и понятно – война. Нам только успевай, трудились почти без выходных и в ночь, и в день. Мне хоть и всего пятнадцать исполнилось. я уже буксиром управлять умел, рулевого подменял. Уставал конечно очень, но и мыслей страшных поменьше в голове было.

Старик усмехнулся:

– Раз как-то летом мать говорит, что у ее подруги дочь, глаз на меня положила, вроде нравлюсь я ей. А я ее пару раз видел всего, девчонка вроде симпатичная. Ну и через мамок договорились в городском парке встретиться, погулять. Значит я со смены пришел, отмылся. Мать мне все мое парадное нагладила. Нарядный, одно слово жених. Пришел заранее, сел на лавочку, у которой договаривались встретиться. И так хорошо мне стало, вечером жара спала, ветерок с моря обдувает. После порта в парке тишина. Катюша с куклами да играми не достает. Я на спинку скамейки откинулся и через минуту уснул. Сон помню, какой-то хороший снился. Просыпаюсь уже ночь почти, батя меня за плечо трясёт, смеется, говорит: «Вставай, алкаш нарядный, домой пошли спать». Я глаза вытаращил не пойму ничего. Почему я алкаш? Сколько время? По дороге-то он мне рассказал, что эта подруга пришла, видит я сплю. Нет бы разбудить, ну мало ли? Так она обиделась, сама додумала, что я по дороге где-то напился и ее красоту не дождавшись, уснул. Развернулась и со слезами домой, нажаловалась матери. Та пошла к моей, говорит: «Безобразие, ваш там пьяный», чуть ли не с бутылкой в руке спит. Придумала, что видели меня у деда Фрола, это наш местный самогонщик был. Он у военных фильтры от противогазов покупал угольные и через них значит, самогон свой фильтровал. Говорил: «Высокой очистки продукт!». Мамка конечно сразу не поверила, что я такое учудить мог и отца попросила меня забрать… Вот женщины? Да? – посмотрел старик на отца, прищурившись. – Чуть что, сразу пьяный! Как будто мужики трезвые уснуть не могут!

– Да, – согласился отец, сказав это специально громко и протяжно, так чтобы мама услышала.

Мама не громко засмеялась и снова перевернулась на живот. Тут и я решил рассказать о такой девочке из класса:

– А у нас Марина такая в классе, – обернулся я к лавочке. – Она перед каждой контрольной говорит, что Федька или Сашка решить задачи не смогут и за нее двойку получат. Особенно если диктант по русскому языку. А еще придумывает всякие глупости.

«Вот», «да, да», – кивая с серьёзными лицами, в голос, согласились со мной отец и старик.

– У вас, прям, митинг тут начался! – рассмеявшись, подняла голову мама.

Старик с отцом одновременно засмеялись, потом Михаил Александрович снова достал бутылку с водой и отпил из нее.

Папа подошел к покрывалу и, тоже взяв из пляжной сумки бутылку с водой, сел на место.

– Держи, – протянул он мне первому.

На пляже становилось все жарче и жарче. Вода была прохладной, сделав несколько больших глотков, я не почувствовал, что напился и не заметил, что выпил уже половину.

– Ты мне-то оставь, водохлёб самарский, – пошутил отец.

Глава 7

– Митинг, – вдруг еще раз усмехнулся старик на мамину шутку и посмотрев на отца, продолжил. – Шутка не шутка, а они вот так и начинались. Да… Сначала три человека собралось, потом девять. Мне уж шестнадцать было. В городе стало как-то, хмуро что ли? Да и новости к нам приходили одна страшнее другой. Телевизора-то не было, и вот, один рассказал, другой пересказал. А что там на самом деле происходило, ни первый, ни второй не знает.

Старик небрежно махнул рукой:

– То слышали, что забастовки начались и в Каспии, и в Черном море. Потом в Черном море корабль госпитальный «Портюгаль» затопили немцы с подводной лодки. Сто человек погибло! Главное это плавучий госпиталь был, с красным крестом. По ним не должны были бить… Но, там уж кровь рекой лилась. Немцы и города с дирижаблей бомбили. Один такой говорили, над Англией сбили. Он пять тон бомб вез. Ну, а из хороших новостей тогда помню, писали летом Брусилов, который своим прорывом, пленных взял под четыреста тысяч. Мы уж думали, сейчас война закончится. Только главная война для России не на фронте, а дома начиналась. Начали уставать люди от войны. Вот тогда и начала трещать держава наша. Не без помощи конечно заграничной. Стычки, стачки, листовочки делали свое дело, разжигали пламя. Зазвучали кругом вопросы: «С кем ты», «Да кто ты»? Батя даже начал с дядькой обсуждать, чтобы собраться нам отсюда и перебраться на полуостров в Керчь или в Симферополь. Бросить все конечно тяжело, вот так сразу. Дядька батю успокаивал, говорил: «Чего бояться-то, кому мы нужны? Нас простых рыбаков, да работяг, никто не тронет. Что с нас взять? Нечего». Так вот они, наверное, год и проспорили. Потом уже в семнадцатом, с начала в марте телеграф пришел, и мы узнали, что у нас в стране теперь какое-то временное правительство. Людям-то непонятно было, что значит «временное»? Следом осенью заговорили, что теперь у нас вроде как Республика. Ближе к зиме начались разговоры, что нужен нам в городе «революционный комитет». Матросы начали на берег сходить. Оружие начали завозить. Пошли слухи что будут создавать «Ейский революционный батальон». Вот как отец про батальон услышал, так он и решил все окончательно. Помню, он вечером нас собрал всех в комнате, дядьку тоже за стол посадил и говорит: «Значит так, слышать от вас ничего не хочу. После завтра по утру, ты Миша с матерью и Катюшей сядете на транспортник, который сегодня пришел. Миш ты видел его?» Я первый раз тогда видел отца таким серьезным. Видно было, что ему и самому-то не по себе, от того, что он говорит. Поэтому на его вопрос я только приоткрыл рот, а мать ойкнула. «Я уже договорился, что бы вас взяли. Он идет в Севастополь, но остановиться в Керчи, вот там и сойдете. Как только сойдете, так сразу найдите там гостиный двор. Ты Мишка инструменты свои возьми и на следующий день в порт иди, по поводу работы поспрашивай. Говорят, им там тоже люди нужны. Сегодня вещи соберите. С собой возьмите только теплое и еды на пару дней, а я на лодке остальное заберу». Ну мы опешили, сидим, молчим, глаза по полтиннику. «Дядька вдруг как засмеется: «Вот это», – говорит, – «ты шутить брат!». У бати на лице ни один мускул не дрогнул. Он на него посмотрел так, что дядька сразу смеяться перестал: – «Тебе», – говорит, – «Гриша я указывать не могу, у тебя своя голова и жена, ты сам решай. Да и позицию твою я знаю, сто раз слышал. Только вот, что я тебе последний раз скажу, да спрошу. Против кого они здесь батальон создавать планируют, да оружие сюда тащат, ты думал? Фрицев-то тут и близко невидно. Говорят, землю сделают общей, продовольственные отряды какие-то? А ты видел, чтоб казаки свою землю да скотину, кому- ни будь просто так отдавали? Я не видел! И не слышал! А вот то, что они с шашкой на коне могут, это я слыхал. Так что если хочешь, оставайся. Только здесь по середке, между теми да этими жить не получиться. Они, когда столкнуться и тебя сомнут». Дядька я помню встал, только уже с совсем грустным лицом. Понял, что все решено и батю не переубедить, посмотрел на нас всех, говорит: «Поживем увидим. Вам если помочь что собрать нужно будет, говорите».

Глава 8

– Вот так мы все и оставили в Ейске. Ранним утром прибыли в Керчь. Это было моё первое путешествие. Порт и город с воды мне показались, какими-то сказочными. Белый каменный дворец с колоннадами на холме, как в Греции. Я такого конечно раньше не видел. Гора Митридат с часовней на вершине, к которой вела широкая лестница. Развалины древнего города. Мне тогда казалось, что вот тут, наверное, и жили древнегреческие боги. Вы не бывали там? – спросил отца старик.

– Нет, – улыбнувшись, ответил отец.

– Все! В следующем году, едем смотреть на Митридат! – Вдруг давая сама себе обещание, да так, чтобы все мы были свидетелями, перевернувшись на бок сказала мама.

– Я, за! – согласился я с мамой и посмотрел на отца.

– Хорошо, Митридат так Митридат, – спокойно утвердил наш план отец.

 Он знал, что мама еще сто раз передумает или не сможет. Потом опять захочет. Да и на море мы не как не можем выбраться потому что, мама очень ответственный сотрудник.

Каждый раз, когда мы планировали куда-нибудь выбраться. Она приносила домой с работы кучу бумаг, потом вечерами долго сидела что-то, считая на счетах. А потом у папы заканчивался отпуск, и они опять друг другу обещали, что в следующем году все будет по-другому… И это называется взрослые!?

Вот когда я зимой проспорил Славику, утверждая, что Сашка наш друг со второго подъезда, не прилипнет к железному забору, если тронет его языком. То условие спора выполнил, так сказать слово сдержал. Набил себе снега за пазуху до самого подбородка. Холодно было и промок, но слово сдержал.

– Да… Обязательно съездите, – рекомендовал старик.

Глава 9

– С отцом мы тогда договорились, что как он прибудет в Керчь, станет ждать меня в порту, у крайней слева пристани. Он был прав, людей в порту было маловато, и буквально на следующий день я вышел на работу. В местном управлении мне так обрадовались. Их старший как узнал, что у меня еще и инструменты есть, даже с жильем помог. Сказал, что в порту сейчас не хватает рук, и возможно будет вызывать в выходной. Правда полностью буксир мне не доверили, только ремонт. Но я парень не гордый, ремонт так ремонт. Тем более денег мне предложили на десять рублей больше чем раньше. Поселились мы в одноэтажном доме на две семьи, недалеко от базарной площади. Хозяйкой была старушка, потерявшая обоих сыновей на войне. Она жила в первой половине, вместе с женой одного из них и внучкой лет шести. Мы расположились во второй, в ней было две отдельные комнаты и большой зал. Клавдия Васильевна, помню так звали хозяйку, много денег за жилье не просила. Но сказала, что будет обращаться к нам за помощью, если нужно. Так как мужчин в доме нет, а с ремонтом и отоплением они сами не справляются. Через неделю прибыл и отец. Как и договаривались к самой левой пристани, она называлась «Русского общества». Порт уже тогда был огромный. С раздельными пристанями: пассажирской, грузовой, таможенной. Для рыбацких лодок были отдельные закутки. Я встретил его после смены. Мы перенесли вещи в дом. Батя был рад, тому что с работой и что с жильем у нас все так ловко получилось. Хмурился только от того, что дядька с женой отказались ехать. Но тут уж не чего не поделаешь, не силком же их тащить…

Глава 10

– В итоге оказалось, что отец был прав. В Керчи-то потом как было. Власть в городе большевицкая. Они там в крепостях пограничные отряды располагали. Фабрики, заводы объявили собственностью рабочих. А рабочие на собрании своими начальниками выбирали бывших хозяев. И так почти везде, пока большевиков с полуострова не выбили. Так что вывески то менялись, но на самом деле, все было по-старому.

Михаил Александрович усмехнулся, вдруг погрустнел и продолжил:

– Да и слава богу, что так было. Потому, что в Ейске власть раз пять менялась. Ну и сами понимаете, просто так, без боя никто, ничего, не отдавал. Загорелась Кубань. Не хотела никого не белых, не красных. Семьи разделялись и вообще… – старик посмотрел на отца, что-то вспоминая, и спросил. – Ну, ты Шолохова-то читал в школе? Этот, как его «Тихий дон»?

– Читал, – сочувственно ответил отец, – Мрачноватая книга.

– Ну вот, а оно там так и было, – подтвердил старик. – Хорошего мало, карательные отряды с обеих сторон. Ох…

– И как-же там Ваш дядька? – поинтересовался отец.

– Да кто знает? Связи-то с ними не было, никакой… Батя думал сходить через полгода, наверное, но мать отговорила. Так мы больше их и не видели никогда. – Старик глубоко вдохнул, вытянулся и посмотрел куда-то в небо. И вдруг обратился ко мне. – А не нырнуть ли нам, Николай!?

Я посмотрел на отца, тот неодобрительно помотал головой.

– Нет, – ответил я – вода холодная.

– Сильно? – осведомился старик.

– Очень.

– Ну, тогда, будь другом намочи мне кепи, только посильней, – он снял свою белую фуражку и протянул мне.

Взяв головной убор, я зашел по колено в воду. Вода была такой холодной, что после того как я окунул в нее кепи, ноги начали неметь и я поспешил побыстрее выйти на берег. Передав ее старику, я снова сел возле вырытой мной ямы, где скопилась вода. Она успела немного прогреться, и не была такой холодной как в реке, поэтому я опускал в неё ноги и топтался в ней. Песок на дне, как трясина захватывал мои ступни и когда я силой вытаскивал их наружу, трясина издавала смачный чвакающий звук. Старик, не отжимая, одел кепи на голову.

– Ого, – взбодрился он. – Хороша водичка, градусов восемь. Как зимой в море.

Он растер мокрыми руками тело, что-то бурча себе под нос.

Глава 11

– Это получается вы потом и эвакуацию видели? – поинтересовался отец.

– Да уж, видел, – проскрипел старик. – Как сейчас все помню. В двадцатом году в конце октября в начале ноября по приказу генерал Врангеля началась эвакуация. Красные были уже на подходе. Несмотря на то, что в порту все планировалась заранее, суматохи было не избежать. Сначала к нам начали приходить корабли отовсюду, военные, транспортные, буксиры, шхуны. Всех их нужно было заправить водой, проверить машины, устранить неполадки, загрузить углем, мазутом, погрузить людей, грузы и вывести на рейд. А так как рабочих в порту за последние годы становилось все меньше и меньше, это был ад. Работа шла и днем, и ночью. Уголь закончился почти сразу, приходилось выводить корабли от пристани, заводить те, что приходили с углем, потом их выгружать. И вот это все по кругу. С водой тоже были проблемы. Водовод не мог все прокачать, начались задержки. При этом кругом становилось все теснее и теснее. Люди не преставали прибывать: отступающие казацкие полки, Деникинцы со всех окрестностей, фабриканты, люди из высшего света. Из-за нехватки мест для ночлега некоторые спали на улицах, ожидая посадки на спасительные корабли. Гул этой топы усиливался с каждым часом, иногда где-то стреляли в воздух. Уж и не помню, на какой день я шел к очередному прибывшему кораблю, и прямо на ходу заснул от усталости. Так и свалился бы в воду, но меня какой-то солдат удержал. Он дал мне воды из фляги, слегка умыл и, подняв за плечи, спросил: «Стоишь?» Придя в чувство, я неуверенно ответил: «Стою». Он отпустил меня, и я понял, что нужно идти домой, хоть немного поспать. А то добром это не закончиться.

– Это как Федька у нас на физкультуре, – вспомнил я. – Мы в вышибалы играли, он вдруг встал и совсем перестал двигаться. Ему Димка прям в лоб мечом заехал. Федька аж свалился.

– Наверное, – ухмыльнулся старик. – Федьку-то подняли?

– Ага… Учитель физкультуры.

Часть 1 Глава 1

Меня тоже тогда подняли. От топота ног я открыл глаза. Чуть светало. Я лежал уже у себя дома умытый и раздетый, не помня, как дошел. Ко мне в комнату вошел офицер, позади него стояла мать. Офицер, наверное, удивившись моему возрасту как-то с задержкой спросил:

– Михаил Александрович?

Я говорю:

– Да.

– Вы нам срочно нужны. На буксире «Херсонес» вышли из строя машины, – офицер посмотрел на мать, потом на меня и продолжил. – Только поешьте что-нибудь, а то свалитесь, не дойдя до места. Я буду ждать снаружи.

Когда он вышел, я встал с кровати, одел чистую рабочую одежду и вышел в большую комнату.

В одном углу комнаты у нас стоял обеденный стол, а в другом большая кровать на которой спали родители. На ней мертвецким сном спал отец, к нему, пристроившись спиной, лежала Катя. Когда ей снились страшные сны, она всегда прибегала или к родителям, или ко мне.

Я сел за стол, где уже стояла готовая тарелка похлебки. Помню поел от души. Мать подошла села рядом спросила шёпотом:

– Что у вас там в порту?

Я рукой махнул, говорю:

– Аврал.

Выходя из дома, мать меня перекрестила в спину, а я только улыбнулся ей через плечо…

Офицер курил, облокотившись плечом на угол дома. Увидев меня, он бросил папиросу и мы широким шагом под горку пошли в порт. По погонам гляжу капитан, спрашиваю:

– А что ж не послали солдата какого-нибудь?

Он осмотрел меня с ног до головы и недовольно буркнул:

– Мы послали, час назад… только он видимо пропал. Так что слушайте, введу вас в курс дела. Корабль «Херсонес» которое мы используем как буксир не исправен, требуется ремонт в машинном оборудовании.

Когда он по-военному начал мне докладывать обстановку, я выпрямился.

– Вся команда «Херсонеса» на предыдущей стоянке, сошла на берег и не вернулась. Несколько человек из команды эскадренного миноносца «Живой» привели его сюда. Из их команды сегодня ночью ушел еще один человек, механик, теперь механиков среди них нет. На «Херсонесе» все необходимое есть: вода, уголь. Задача такая: устранить неполадки в машинах и выйти на рейд. Взять на буксир эсминец «Живой». Перейти к ним и, если это возможно, починить их машины. Справитесь?

– Один!? Нет, не справлюсь. Буксир то ваш этот «Херсонес», наверное, не меньше миноносца! Здесь люди будут нужны!

Капитан глянул на меня и остановился:

– Сколько, людей?

Тоже остановившись, я задумался:

– Ну, по-хорошему….

– Без хорошего! – резко перебил он меня, командным тоном.

– Четыре, – четко выдал я.

Он еще раз осмотрел меня с ног до головы, вдруг протягивает руку и говорит:

– Дегтярев Петр Васильевич.

Я тоже протянул ему руку. Он сжал её и не отпуская продолжил:

– Поступим так Михаил, я найду четырех человек, командовать будете через меня. Вы говорите мне, я им. Будем надеяться, что и вы, не исчезнете.

Мы пошли дальше. Было совсем не удивительно, что солдат, которого послали ко мне, исчез. И что вся команда сошла на берег. Это тогда было нормально. Люди пропадали повсюду. Некоторых потом выбрасывало на берег, кого-то видели с красными партизанами в катакомбах. Каждый искал, как выжить по-своему.

Глава 2

Несмотря на раннее утро, мы еле пробились сквозь толпу к буксиру. Петр Васильевич завел меня через часовых на палубу и отправил в машинное отделение. Сам он видимо пошел искать людей.

Я спустился в машинное, смотрю с виду вроде все нормально. Запускать сразу не стал. Думаю, надо спросить сначала, что вообще не так. Тут как раз парень заходит в форме без погон, форма не морская, по виду ровесник мой. Только с усами такими щегольскими. Я тоже пробовал отращивать усы, но как-то смешно с ними выглядел, так что сбривал их.

– Вы, Михаил? Механик? – обратился он ко мне.

– Да.

Он протянул мне руку и представился:

– Семен. Я здесь помогал механику Кислицину, он отвечал у нас за машины. Теперь прислан к вам в помощь.

 Я смотрю, а у него на правой руке ладонь перебинтована, еще и два пальца мизинец и безымянный отсутствуют. Думаю, вот это помощник.

– Что у вас тут случилось Семен? – окинул я взглядом машину, аккуратно пожав ему руку.

Он прошел вперед, указал рукой мне на защитные металлические кожухи, которые закрывали оси, идущие к лопастям:

– Лязг металлический вон оттуда, прям гремит что-то. Кожухи мы вскрыть не смогли, нужный ключ потерялся. А потом Кислицин, тоже потерялся…

Семен был добродушным парнем, наверное, из тех, кто никогда не унывает.

– А, что у вас с рукой? Не будет мешать? – кивнул я на его перебинтованную руку, запачканную сажей.

Он глянул себе на руку и, все также посмеиваясь, ответил:

– Ерунда. Был ранен, но сейчас уже все в порядке.

Что ж думаю в порядке, так в порядке. Поставив свои инструменты, я полез к кожухам. Подлезть к ним можно было только ползком и только одному. Семена я попросил подавать мне ключи, если это будет необходимо. Там такие места есть неудобные, что просто кошмар. Сняв первый кожух, я осмотрел ось – все нормально. Ко второму подлез, смотрю, а он вместо четырех, на двух болтах всего держится. И видно, что его недавно откручивали. Болты всего на половину вкручены и прям чистые с верху. Семена спрашиваю:

– Недавно что-то делали здесь?

– Нет.

Выкрутив болты рукой и сняв кожух, я обомлел. На ось проволокой был примотан ключ, который видимо они и потеряли. Тут и стало понятно от куда лязг: ось крутила привязанный к ней ключ, который бил по кожуху. Сняв ключ, я подал его Семену:

– Этот ключ искали?

Он обрадовался:

– Ага, – говорит, – Нашлась пропажа!

Судя по его реакции, я подумал, что он в этом саботаже не участвовал. Говорить ему, что ключ был примотан к оси, я не стал. В общем, пришлось там все до конца просмотреть на предмет еще каких-нибудь диверсий. Часа три, наверное, проползал. Вылез, еще сам котел осмотрел и всю машину целиком. На котле нашел специально заклиненные предохранительные клапана, что могло привести к большому взрыву.

Один раз к нам такой пароход притащили на буксире, английский. Так у него всю носовую часть от взрыва котла так разворотило, что палубы верхней вообще не было. Как он не затонул непонятно.

Семен оказался хорошим помощником. Все, о чем я его просил, делал быстро, а пока я молчал, он рассказывал мне разные забавные истории. В большинстве из них он был не трезв, и почти всегда с ним случалась какая-то ерунда.

Как только мной все было устранено, мы сделали удачный пробный пуск. Через минуты десять к нам зашел капитан Дегтярев.

– Ну, что у вас тут Михаил? – бодро спросил капитан.

Сначала я хотел рассказать про ключ, примотанный к оси. Потом думаю, Семену, наверное, знать этого не нужно, поэтому попросил его принести воды. Как только Семен вышел из отсека, поведал капитану и про ключ, и про клапаны, и к чему это все могло привести… Он стоял неподвижно, только багровел и тихо шипел ругательства. Снимал и одевал фуражку раза два, приглаживая волосы, которые, наверное, вставали дыбом от моего рассказа.

Потом он сел на ящик, посмотрел на меня и почти прошептал:

– Вот вам Михаил и фронтовые друзья. Кислицын, гнида! Я так понимаю захотел сойти. Вот и устроил тут цирк… Мы же не должны были сюда заходить. Мы же уже были готовы, стояли на рейде, с «Живым» на буксире, ждали команды. Я многое могу понять. Но вот зачем он клапана заклинил, зачем, а…? – упоминая клапана, цвет лица у него менялся с багрового на бледный.

Он даже тряхнул головой, будто попытался прийти в себя. И уже не мне сказал, повесив голову, а тихо подытожил все самим собой произнесенное:

– Ужас.

Посидев пару минут, капитан встал и поправил форму:

– Если Михаил у вас все готово? То я иду на палубу. Даю команду на погрузку людей и идем на рейд к «Живому». Цепляем его на буксир… Сейчас я вам пришлю ещё одного человека. Он будет смотреть затем, чтобы в ваше отсутствие, никто и ничего здесь не трогал. И даже Семен.

При выходе из отсека он обернулся:

– Сколько человек сможет выдержать этот буксир?

– Без хорошего, – ответил я, – Человек семьсот.

Капитан, молча, двинул нижней челюстью вправо, три раза стукнул зубами и удалился.

Глава 3

Через несколько минуту после того, как капитан вышел, в отсек зашёл Семен с широкоплечим человеком в морской форме. На вид ему было лет сорок. Слева не щеке у него был свежий шрам. Он посмотрел на меня таким взглядом, что я понял, что шутить с ним не стоит. Знаков отличия на форме у него никаких не было.

– Знакомьтесь, это Павел Николаевич, Мичман «Живого», – представил мне своего спутника Семен.

В руках он держал большой бутыль с водой:

– Воды нам набрал чистой. Путь-то не близкий.

Я не обратил тогда внимание на его слова. Мичман вообще был не многословен. Мы пожали с ним друг другу руки, и он молча уселся на матрас, который был расстелен на стоящих вдоль борта ящиках с песком.

Из рубки поступила команда:

– Запустить двигатель.

Как только мы его запустили, раздался голос Петра Васильевича, прокричавшего в рупор:

– Начать погрузку!

После его команды за бортом начало происходить что-то неистовое. Толпа взревела. Топот ног по трапам раздался, как гром. Я даже замер от страха. Многотонный корабль качнулся. Люди пытались попасть на него любым способом: прыгали на поручни с пристани, лезли по швартовым канатам. Это было ясно по крикам команды:

– Куда лезешь? Придавит, идиот.

– Если это будет так продолжаться, я всех высажу…

– Руби!

Раздались выстрелы. От выстрелов с палубы в отсеке вздрогнул только я.

Семён продолжал, как ни в чем не бывало закидывать уголь. Мичман, сидя на матрасе, забивал трубку табаком.

Погрузились мы быстро. Я не слышал, команды отдать швартовый. Слышал только, как упал в воду трап с людьми на нем. Толпа ухнула. После чего из рубки поступила команда:

– Малый назад.

Я переключил рычаги. Шум машины и вращающих лопастей, потихонечку начал заглушать гул толпы.

– Слава богу, – вдруг сказал мичман, достав из кармана спички.

Глава 4

До эсминца мы дошли быстро, минут за двадцать. После того, как мы взяли его на буксир, за мной в отсек пришел Петр Васильевич. Он был в хорошем настроении.

– Ну что Михаил, идемте, явите нам чудо!

Взяв инструменты, я пошел за ним. Выйдя на палубу, я ахнул о увиденного. Люди на «Херсонесе» и эсминце, стояли так плотно, как кильки в банке. Мы пробирались на «Живой» как за билетом в полном трамвае.

Я шел за капитаном. Он как грузчик на рынке, постоянно прикрикивал:

– Дорогу. Дорогу.

Все перед нами расступались как могли, иногда падая, споткнувшись друг о друга, как домино.

Перебравшись на «Живой», мы сразу проследовали в машинное отделение. На в ходе в него нас встречали четыре матроса. Они поздоровались с нами.

– Это ваша помощь, которую вы просили, – указав на них мне, сказал Капитан.

– Спасибо, – поблагодарил я его и прошел в отсек.

К сожалению, сразу было видно, что «Живой» был больше мертв, чем жив. В большинстве узлов смазка отсутствовала. У обеих его машин были перегретые котлы, так происходило из-за не достаточного уровня воды в них. Метал, терял свои свойства, становился не прочным и менялся цветом. Валы и поршни, да вообще все ходило ходуном. Деталей, чтобы такие машины ремонтировать не было уже давно. Заказать их на заводе у красных было невозможно! Поэтому все, что я смог тогда сделать, это снять с первой машины какие-то более-менее детали и поставить на вторую. Вместе с помощниками я проковырялся там, где-то с обеда до позднего вечера.

Как только мы закончили, я послал одного из помощников за капитаном, чтобы тот принял работу. Но вместо того чтобы прийти, Петр Васильевич позвал меня к себе.

Глава 5

Капитан располагался, в каюте какого-то бывшего челна команды. Там было абсолютно пусто, на стене висел один металлический ящик с замком, вместо матраса на койке лежали две шинели. Возле столика, прикрепленного к стене, стоял один деревянный стул.

Дверь была открыта, Петр Васильевич, увидев меня, пригласил зайти.

Я зашел, сел на стул. На столе в развернутой газете, рядом с какими-то бумагами, в которых были фамилии и номера, лежал не большой порезанный кусок сала и хлеб.

Капитан предложил мне угоститься и спросил:

– Ну что там?

Я рассказал ему, что одну машину удалось расклинить, немного подлатать. Но ходу ей, при небольших нагрузках, максимум на час работы. Если она проработает дольше, это будет чудо. Так что использовать ее можно, но лучше приберечь и запускать только в экстренной ситуации.

– Ну, хоть что-то, – сам себе под нос, задумавшись, буркнул капитан.

Потом он посмотрел на меня:

– Хорошо Михаил, здесь вы закончили, идите на буксир. Я останусь здесь, а вы будете там за главного в машинном отделении. Завтра, скорее всего поутру, мы уходим… в Константинополь.

От этой новости, я в пал в ступор. Все слова в моей голове перепутались:

– Что значит мы? – затараторил я. – Я никуда не собирался уходить. Зачем вам я? Только ремонт… Я же все сделал… Оплаты не требую… Только отпустите….

Капитан сначала смотрел на меня, молча. Потом он повернулся и достал из рукава шинели, лежащей у стены, бутылку самогона. Налил половину стакана, стоявшего на столе, и подвинул ко мне:

– Пейте!

Я махнул предложенное одним глотком, как воду и продолжил:

– Дайте шлюпку. Если нет шлюпки, давайте подойдем поближе к берегу, я спрыгну и доплыву сам. Дайте только круг, на всякий случай.

Паника тогда охватила меня жуткая. Потому что все знали, что эти корабли не вернутся назад и останутся в Турции. И никто их оттуда не отпустит! Дураков нет!

Видя мой мандраж, капитан налил мне еще половину стакана, посмотрел на меня и спокойно сказал:

– Михаил, я сожалею, что так вышло. Понимаю, что у вас здесь остаются родственники. Но я не могу вас отпустить. Вы единственный на этих двух посудинах, кто хоть что-то понимает в механике. Если на «Херсонесе» во время нашего пути что-то сломается, починить это будет некому. Поймите, в ваших руках множество жизней. Все эти люди там, на палубе, – он подвинул ко мне бумаги по столу, – Почти тысяча на «Херсонесе» и двести пятьдесят один здесь на «Живом».

Пока я слушал его, самогон начала действовать и дрожь почти прошла.

– Я все показал и рассказал Семену. Он все знает и спокойно вас доведет, – уже не стуча зубами, очень жалобно простонал я.

– Семену? – расхохотался капитан, – Вы что, хотите доверить наши жизни человеку, который отстрелил себе два пальца на правой руке, при том, что он правша?

Он по-дружески хлопнул меня по плечу и, успокоившись, безразлично продолжил:

– Не переживайте вы так Михаил. Константинополь не Америка. Захотите, вернетесь.

– На что я вернусь то? У меня денег нет? Меня там никто не ждет.

– Не ждет. И в этом вы не одиноки! – Капитан встал и достал ключ из нагрудного кармана, открыв ключом железный ящик. – Я же ведь вам должен за ремонт, а долги я привык отдавать.

Порывшись в ящике, он вытащил оттуда и поставил передо мной не большой, потёртый, серый кисет.

– Берите. Это ваша оплата за ремонт и поход до порта Константинополя… Продадите содержимое, хватит на первое время и билет на родину.

Тут я уже понял, что все решено окончательно.

– Можно хоть через радиста передать, чтобы предупредили отца? В порту его знают, скажут, что я здесь, – глядя на капитана с надеждой, почти проныл я.

– Я был бы не против, но есть одно, но!

Оказалось, что корабли до этого переходили из рук в руки, от красных к французам, потом опять к белым и никакого оборудования для передачи не сохранилось.

Я, молча, встал, выпил вторую половину стакана, забрал свою плату, сало и отправился назад на буксир. В след я только услышал наставления капитана:

– Не вздумайте дурить Михаил, мичман очень опасный человек.

Глава 6

Все следующие дни я молчал. Мне не было дела вообще ни до чего. Я их можно сказать просидел рядом с мичманом, полностью уйдя в себя. Я все слышал и чувствовал. Чувствовал, как рано утром мы подняли якорь и взяли курс на Босфор. Чувствовал, как вечером поднялся семи бальный шторм, как лопнул буксировочный трос из-за чего нам пришлось, насколько это возможно, замедлить ход.

Слышал, как выбегавший посмотреть, что там происходит матрос, узнал, что лопнувший трос отлетел в толпу на эсминце. И что от удара его концом несколько человек сбросило за борт. И что трос для буксировки хотят завести нам еще раз.

Из криков команды я слышал, что эсминец запустил машину и даже почти смог поравняться с нами, но потом он снова потерял ход. Машины как я говорил, надолго им не хватило.

Я слышал, как материлась команда, терзаемая безысходностью. Всем было понятно, что теперь «Живой» во власти стихии. И что скорее всего, они обречены. Спасти людей с него в такой шторм было невозможно, это могло привести к гибели обоих кораблей. Ко всем людям, кто остался на «Живом» я чувствовал жалость. Ко всем, кроме одно из них. Его мне было не жаль.

Я все слышал, чувствовал, понимал, но никак не реагировал. В моей голове в те моменты или не было мыслей вовсе, или их было слишком много и от этого они становились бессмысленными.

Семен хорошо справлялся с машинами и моего участи совсем не требовалось. Он раздавал указания двум помощникам, при этом продолжая рассказывать нам свои истории.

Мичман все это время продолжал нести свой безмолвный караул. За все время он только один раз предложил мне закурить и это все, что я от него слышал.

Глава 7

Вот так мы и дошли до Константинополя. Прошли Босфор и встали на рейде в Мраморном море возле бухты Золотой рог.

Утром по прибытии, я решил выйти из отсека, продышаться. В машинном отделении было жарко и дымно… Солнце только встало. Выйдя из полумрака на палубу, свет резанул мне по глазам. Как только глаза привыкли, от увиденного я не произвольно матюкнулся.

Первое что предстало перед моим взором, это, наверное, сотня кораблей вокруг нас. Все они были плотно заполнены людьми, которые смотрели в одну сторону, указывая на что-то друг другу что-то руками.

Я аккуратно обошел рубку, стараясь не наступить на еще спящих пассажиров. Когда я из-за неё выглянул и увидел город, то матюкнулся уже в слух:

– Ё…

Огромный каменный город, с возвышающимися башнями минаретов, улицами, уходящими куда-то глубь. Некоторые из башен были так далеко от береговой линии, что я начал думать, что ему и конца нет.

Залитый утренним солнцем, он был прекрасен для взора. Вот только это красота и масштаб заставили моё сердце колотиться от ужаса. На всякий случай я взялся рукой за железный выступ. Только подошедший так, что я совсем его не заметил, мичман, смог оторвать меня от этого вида. Он в свойственное ему манере, описал все это одним словом:

– Прибыли.

– Да.

Я ненадолго покосился на него и снова перевел взгляд на берег. Стою дальше смотрю и тут вдруг случилось чудо, наверное, или галлюцинация кратковременная у меня произошла от пережитого шока. Мичман заговорил:

– Ты, Миша, до того, как на берег сойдешь, придумай себе цели, что и как, ты будешь здесь делать, и старайся их держаться, а иначе этот город быстро тебя проглотит. Запасов тех, что у тебя в кармане надолго не хватит. Так что не сиди, не жди чуда, двигайся, ищи, смотри, где какие возможности есть, – смачно чихнув и харкнув, мичман замолчал.

Не оборачиваясь, я потрогал карман, мешочек был на месте:

– Я домой вернуться хочу, – озвучил я свою главную цель.

Мичман хмыкнул:

– Расстреляю тебя там. И на родных беду навлечешь. Будут думать, что ты засланный и на всякий случай расстреляют. А родных сошлют подальше. В историю, что ты сюда по принуждению попал, не поверит никто. Ты корабль помог на чужбину увести. Они там сей час будут искать предателей всяких. Потому что людям, которые через кровь к власти пришли, всегда будет казаться, что их кото-то преследует, хочет им отомстить. В общем Миша, ты сразу туда не торопись, подожди с годик, газеты почитай, может уляжется.

От его мыслей легче мне не становилось.

– А вы Павел Николаевич, что будете делать? – поинтересовался я.

– Мне легче. Я, Миша, можно сказать с малых лет человек военный. Где война там и я. Завербуюсь куда-нибудь.

Мы еще немного постояли, молча, и пошли назад.

Когда мы зашли в машинное отделение, увидели Семёна, который ночью передал свой пост сменному матросу. Он уже проснулся и сидел на одном из ящиков. От самой Керчи он был у нас можно сказать за главного. Смотрел за машинами, экономно распоряжался запасами еды, воды, которые в начале нашего пути все сдали ему. Все свои решения он озвучивал. Если он в чем-то сомневался в зависимости от темы вопроса, смотрел на мичмана или на меня и дождавшись одобрения продолжал. Увидев нас, он улыбнулся и ещё с сонными глазами, зевнув, спросил:

– Всё, пришли?

Павел Николаевич, вновь превратившись в немногословного попутчика, в ответ ему только слегка кивнул. Я же подробно рассказал, что видел, что мы еще только перед бухтой, предложив ему сходить посмотреть на такую красоту.

– Потом посмотрю, – махнул ладонью Семён. – Теперь-то мы с этими видами надолго!

Глава 8

В животе у меня от голода заурчало. Семен, услышав утробные звуки, бросил взгляд на меня и серьезно подвел печальный итог:

– Из еды только немного сухарей осталось и сало, по паре кусочков на брата. Вода еще есть, – потом, посмотрев на мичмана, попросил его. – Павел Николаевич, сходите, пожалуйста, наверх. Спросите, когда мы хоть куда сойдем? Мне-то там точно, ничего пояснять не станут.

Как только он это сказал, мы услышали, как чья-то лодка поравнялась с нами бортами. Люди на палубе, словно проснувшись, все разом заговорили.

– Буксировать что ли будут? – уже бодро предположил Семён.

Потом посмотрел на меня внимательно и спросил:

– Ты как Миш, отошел?

– Да, вроде да.

– Хорошо, тогда я сбегаю, посмотрю, что там к чему, а ты здесь если что, – Семен встал, похлопал себя по карманам, что-то там ища и видимо что-то нащупав, поспешно отправился наверх.

Вернулся он достаточно быстро:

– Там турки на баркасе, меняют, что ценное есть, на еду – протараторил он.

Началось, подумал я и взялся с тревогой за карман. Но Семен, ничего у меня не спросив, тут же обратился к мичману:

– Павел Николаевич, давайте мы одну винтовочку сдадим? Все равно их заберут?

Мичман, равнодушно одобрив его предложение, встал с ящика с надписью песок и поднял его крышку. Семен заглянул внутрь и достал оттуда завернутую в шинель винтовку.

– Патронов тоже штук десять возьму, – собрав все, что необходимо, Семён отправился наверх.

Сев на ящик, я подумал о словах Павла Николаевича, который был прав на счет запасов: мы даже еще не в городе, а нас уже начали обдирать как липку. Поэтому я решил твердо придерживаться его совета данного мне на палубе.

Семен вернулся минут через тридцать, весь вспотевший:

– Принимайте! Я еле прорвался, там как на площади в Петрограде.

У него в руках было три лепешки хлеба, между которыми было зажаты восемь кебабов, а под мышкой была литровая бутылка Дузика¹. Он сложил все на ящик, который мы использовали в место стола. Половину сразу отделил:

– Это на ужин. Я спросил там турка одного и, если, его правильно понял, он говорил, что нам только завтра к вечеру или послезавтра, дадут в порт войти.

Потом он открыл бутылку, разлил по кружкам и тожественно поставил на стол:

– Ну что! Садитесь, отметим прибытие!

– Не густо за винтовку-то, – осмотрев улов Семена, буркнул мичман с досадой.

– Так я с ним не на нашей базарной площади торговался… Хотя! Надо было его шлепнуть, баркас захватить, Мишку за рулевого поставили бы и с вами Павел Николаевич, мы бы взяли Константинополь! – Семён сначала рассмеялся от собственно фантазии, потом успокоился и договорил. – Я еще одну лепешку и пару палок мяса женщине отдал, там с двумя детьми.

Павел Николаевич с досадой на лице склонил голову и заглянул на дно кружки. Потом посмотрел на нас и, подняв её, без лишних эмоций произнес тост:

– Как говориться: «Меньше удобств больше храбрости…» Теперь друзья, с нами только бог.

На следующее утро пришел другой баркас. Люди отдавали торговцам ценные вещи, можно сказать даром.

Семен сдал им еще одну винтовку. Оплата за нее была примерно такой же, только напиток на этот раз Семён запросил по крепче:

– Дузик слабый, в голове не шумит, обманул меня вчера, – кричал он торговцу и ему в место одной дали две бутылки «Ракы».

Этим напитком из аниса Семен с Павлом Николаевичем остались довольны. Поэтому на ужин мы устроили небольшой праздник всей нашей кают компанией. От выпитого «Ракы», Семён стал еще более разговорчив, чем обычно. Одна история перетекала в другую, при этом он начинал говорить все громче и громче.

Мичман, улегшись на матрас начал курить в два раза чаще. Он не слушал Семена, а смотрел куда-то в потолок, чему-то улыбался, возможно, вспоминал что-то приятное.

Мне же ненадолго стало спокойнее. Словесный шум, который создавал Семен, работал как блокиратор тревоги в моей голове. Я даже сам рассказал пару историй, о том, как мы отказались грузить немецкие корабли, всем профсоюзом, устроив забастовку.

Так мы и сидели, пока к нам не зашел, какой-то старший по званию военный. Я это понял, потому что, как только он вошел, Семен встал по стойке смирно.

Павел Николаевич хоть и не поднялся, но курить перестал, и лицо сделал серьезное.

Военный поздоровался с нами, отмахиваясь от дыма, потом осмотрелся и глядя на мичмана сказал:

– Всем привести себя в порядок, завтра с утра заходим в Константинополь, высаживаем гражданских, сами идем в порт на полуостров Галлиполи.

Павел Николаевич, молча, медленно кивнул старшему и военный удалился. От его слов, мне, конечно, стало немного не по себе. Семен же, расслабившись, сел, почесал себе щеку с недельной щетиной, потом посмотрел на меня и положив мне руку на плечо, по-дружески поддержал:

– Миша, хорошо все будет. Я это душой чувствую.

Глава 9

Проснулся я от того, что Семен начал запускать машины. Меня слегка мутило от выпитого вчера, я даже не помнил, как уснул. Но зато выспался.

Павел Николаевич тоже не спал. Оба они были уже гладко выбриты и выглядели так, как будто ничего и не пили вчера. Я встал с матраса, который располагался на полу, и сел за стол. В горле было сухо. Поздоровавшись с обоими, я налил себе кружку воды.

Семен снял кипящий чайник с углей, налил кипяток в миску и поставил передо мной на стол:

– Держи, подарок тебе на память, трофейная, – он положил рядом с миской немецкую бритву.

Я умылся, побрился, водички попил, вроде полегчало. Зато время пока я приходил в себя, мы уже почти начали подходить к пристани.

По мере приближения, шум на палубе становился громче, все готовились сойти на берег. Мичман залез в ящик, достал оттуда шинель, в которую были завернуты винтовки, те что сдали за еду, и тоже отдал мне со словами:

– Не знай где тебе спать придется, но вот с ней полегче будет.

Семен еще отдал мне половину лепешки, завернутую в газету. Удивительно это было для меня и как-то трогательно, что ли.

– Если вдруг, как-то это, все хорошо закончиться, приезжайте в гости, – расчувствовался я.

Глава 10

Тяжело было выходить на палубу. Видеть, как приближается берег, на котором суетилась толпа людей. Страшно было до чертиков. В двадцать лет оказаться в другой стране. Языка не знаешь, денег нет, друзей нет. Вернуться домой нельзя! Есть шинель, бритва. Инструмент я свой забрал. В кармане мешочек с часами на золотой цепочке, двумя золотыми перстнями без камней. Вот и всё. Я никогда не думал, что со мной может такое произойти.

В тот день со всех прибывших кораблей по слухам сошло тысяч семьдесят. Нас сразу пытались посчитать, записать. На пирсе нас встречали люди, толи из посольства, толи из предыдущей волны миграции, подчинявшиеся, как я понял, местному правлению.

В Турции ведь тоже, в то время черт знает, что творилось. Вся страна, как побежденная в войне, была оккупирована французскими и английскими войсками, которые считали себя властью, не меньше чем султан.

Сортировка началась бойко. Раненых куда-то относили. Говорили, что отправят их в плавучий госпиталь. Тех, у кого были хоть какие-то материальные средства, размещали по санаториям. У кого ничего не было, но ходить мог и здоров, в основном уводили сразу за город. Там стояли заброшенные мазанки без окон, дверей, только крыши да стены. Я по распределению как раз попал в такую.

Помню, как нашу группу из сорока человек вели туда, через весь город. Это было первое знакомство с Константинополем. Я тогда не столько все разглядывал, сколько запоминал, где что находиться. Отмечая дорогу назад до бухты.

К обеду мы вышли к нашему новому жилищу. Люди конечно ахнули. Но делать нечего, заселившись, если это можно так назвать. Начали даже обустраиваться. Кто-то пытался сделать из найденных досок двери, столы, топчаны. Подаренная мне шинель была очень кстати тогда. Я сделал себе не большую лежанку в углу одной из комнат, лег на неё и перед сном начал думать, что делать дальше…

В первый день я решил, разыскать наше посольство, так как из разговоров в толпе слышал, что туда стекаются все новости с родины и вообще там все свои. Дальше найти место, где продать или обменять содержимое мешочка. На второй день, я собрался идти в порт и проситься на любую работу. Там как раз к этому времени должны были бы принять всех беженцев и приступить к обычной работе. Для этого нужно было узнать, как будет по-турецки «работа», «грузить», «я могу ремонтировать».

Глава 11

Как говорить эти пять слов по-турецки, я узнал в первый день. Проснулся я от ходьбы и шума своих новых соседей. Солнце уже светило. Доев остатки лепешки, я поинтересовался:

– Никто не собирается идти к посольству или может кто-то знает, как туда добраться?

Одному идти было страшновато. В таком городе заблудиться легко. Хорошо, что один из постояльцев нашего нового двора, тоже собирался, как говориться проверить там обстановку.

Я взял шинель, и мы пошли. Спутника моего звали Андрей, ему было на вид лет тридцать. Он был одет в черный немного пыльный деловой костюм, но выглядел прилично. До всего этого кошмара он работал в газете. Был там вроде как главным репортером или руководителем. Оказалось, что прибыли мы сюда оба на «Херсонесе», только он все время пути был на палубе. Андрей примерно знал куда идти, потому что запомнил, что по дороге из порта рассказывал наш провожатый.

Пока шли, мы беседовали о судьбе «Живого». Он интересовался моим мнением о их шансах выжить. Я не знал его очень хорошо, поэтому говорил ему, что шансы точно были, маловато конечно, но были, а то вдруг у него там знакомые, или еще чего хуже родственники, а я тут шансов нет.

Проходя по одной из узких улочек, мы наткнулись на место для умывания. Там было несколько прикрученных к стене корыт с кранами, из которых текла вода. Умыться и освежиться было очень приятно. И вот, наконец, спустя пару часов ходьбы мы прибыли в район Бейоглу на улицу Пера.

На ней находилось Посольство Российской империи. Выше по улице на пару домов от посольства было еще и наше консульство. Это было большое белое здание, на вход в который стояла длинная очередь.

 Андрей, которому по дороге я рассказал, как сюда попал, посоветовал мне обязательно выправить здесь документы.

Сейчас это было, наверное, невозможно думал я, глядя на очередь. Она была слишком большой и совсем не двигалась, так что я решил пока не тратить на это время. Но совет Андрея принял как еще одну цель, которую позже нужно будет обязательно исполнить.

На улице было очень людно, по всюду говорили по-нашему. И это немного успокаивало. На воротах посольства висела доска с объявлениями. Мы с Андреем подошли к ней и на одном из них я прочитал:

– Желающих отбыть в лагерь беженцев в Сербии, просят обратиться в красный крест.

Он кстати тоже находился в задании консульства. Как оказалось, там же было и отделение «Российской почты», созданное специально для беженцев. Другое объявление прочитал Андрей вслух:

– В связи с гибелью военного корабля «Живой», просим всех, кто имел родственников на корабле сообщить о них в консульство.

Мы немного постояли, бегая глазами по объявлениям, и отошли от доски, осматриваясь по сторонам. У меня в голове был один вопрос, где узнать перевод нужных мне слов?

Не находя ответа, я спросил Андрея:

– Как думаешь, где можно узнать, как по-здешнему будет, грузить, носить, работа?

– Я думаю вон в той лавке, на углу, где на стекле нарисован тюбик с кремом, видишь?

 Я посмотрел на белые надписи на витрине на иностранном языке.

– Вот там спроси у продавцов. Они, если здесь давно, наверняка и русский знают и турецкий.

– Ты куда дальше? – поинтересовался я.

– Насколько я понял, здесь не далеко есть Русское издательство, – печально улыбнувшись и указав в противоположную сторону от лавки, ответил Андрей. – Кто-то же печатает эти объявления и указы. Если найду, буду пытать счастье там, потом назад.

Пожелав друг другу удачи, мы разошлись в разные стороны.

Глава 12

Войдя в лавку, меня обдало приятными ароматами. За витриной, в которой лежали красиво разложенные тюбики, баночки, наполненные белым кремом, стоял одетый в синий фартук мужчина. На турка он не был похож совсем, больше на европейца. Клиентов в тот час у него в магазине не было. Да и я, явно не подходил по описанию, на щедрого покупателя. Сначала я глазел по сторонам, потом начал мяться, думая, как спросить, с чего начать? Но он меня опередил.

– Чего вы желаете молодой человек? – обратился он ко мне с сильным акцентом на русском языке.

– Хотел попросить, у вас помощи, – ответил я, и как только я это произнес, то сразу услышал.

– Денег в долг не даем, – и продавец, нахмурив брови, указал мне жестом на дверь.

Мне было очень неловко. Я ему говорю:

– Мне не нужно денег, но вы очень поможете, если подскажите, как будет по-турецки: «грузить», «работа», «я могу ремонтировать машины». Если вы конечно знаете?

Брови у продавца выпрямились, лицо перестало быть грозным. Он достал из-под прилавка карандаш и небольшой листок бумаги. Протянул его мне:

– Вот запиши, как услышишь, на своем языке. Запомнить сразу будет сложно.

Я подошел к прилавку, взял листок и карандаш.

Когда он начал диктовать мне слова по-турецки, у меня глаза на лоб полезли. Я думал, что выучить эту тарабарщину вообще невозможно. Записав все, я поблагодарил его, сложил листок в четыре раза и положил его в карман. Потом думаю, раз он местный, да и с виду вроде не плохой человек, спрошу у него:

– Где тут можно обменять ценности, на деньги?

– У ваших тут есть свой рынок. Спросите у своих где он. Я не смогу объяснить, – осмотрев меня оценивающим взглядом, ответил продавец.

Я еще раз поблагодарил его, развернулся и направился к выходу.

– Простите, а что у вас ценное? – остановил он меня. – Я могу посмотреть? Если понравиться купить.

Меня охватило легкое волнение, все-таки я здесь один. Бог его знает, сейчас возьмет, всё в карман себе положит, а потом полицию или кто тут у них вызовет. И поди докажи, что это было мое. Да и кому поверят? Чистому и опрятному гражданину или мне – голодранцу без документов, штаны в заплатках. Но с другой стороны думаю, у этого хоть точно деньги есть. Не зря же он тут стоит.

В общем, была не была, я подошел и достал из кармана свои клад и развязав шнурок, выложил на прилавок, золотые часы на цепочке и два кольца.

Продавец, увидев содержимое, присвистнул, потом уставился на меня.

– Это моя оплата за услуги, – пояснил я ему, – Не краденное.

На кольца он взглянул быстро, они его не заинтересовали. А вот часы он разглядывал долго. Проверил завод, установил правильное время. Померил цепочку по длине. Несколько раз открыл и закрыл крышку. Подносил к уху, слушая, как они тикают.

– Сколько вы хотите за часы?

А я не знаю. Какие тут деньги в ходу? Что сколько стоит?

– А сколько вы дадите? – спрашиваю.

Он ухмыльнулся и говорит:

– Одна лира, это сто курушей. Или как говорят ваши – сто пиастр.

Я понятия не имел, много это здесь или мало. Но вспомнил, как учила меня торговать моя тетка, жена дяди Гриши. Когда она работала в лавке, я бывало помогал ей. Она говорила так: «Чтоб с ценой не ошибиться, спроси человека, сколько он даст, потом прибавь столько же. Если человек брать откажется, скинь четверть от того что ты накинул. Но не больше».

Поэтому я сделал насколько можно серьезное лицо и говорю:

– Одна, это мало совсем. Вещь то хорошая. За две отдам.

Продавец, положив часы на мешочек, скривил губы:

– Нет. Две много. Не возьму.

– Ну, хорошо, – говорю, – Давайте тогда одну лиру, семьдесят пять пиастр и кусок мыла.

Я указал на витрину, где лежало видимо несколько его сортов.

– Лира и шестьдесят пиастр. Больше я не дам.

– По рукам, – согласился я.

Он сунул руку под фартук и достал оттуда горсть монет. Положил их на прилавок, вслух отсчитал мне из них одну лиру и шестьдесят пиастр. Потом наклонившись под прилавок, достал оттуда небольшой кусочек мыла.

С видом знатока я сложил монеты в мешочек вместе с кольцами и положил в карман. Взял мыло и, в очередной раз, сказав спасибо, вышел из лавки.

Ну что думаю, к полудню я уже закрыл все дела, которые себе наметил. Еще и барахолку не пришлось искать. Стоять там. Неизвестно продал бы, что или нет. А так, вот считай, тарелка борща в хорошем ресторане стоила тогда десять, двенадцать, пиастр. Так что получается, я часы променял, на шестнадцать тарелок борща. Маловато конечно. Но были места, где можно было поесть и за шесть монет. Да еще и мыло у меня было! Настроение немного повысилось.

Выйдя из лавки на улицу, я осмотрелся. Навстречу мне по тротуару шла пара. Мужчина военный в форме, в до блеска начищенных сапогах, вел под руку милую девушку. Я услышал, что они о чем-то нехотя спорили, говорили они на русском и шли в сторону консульства.

– Подскажите, пожалуйста, как тут добраться до порта? – прервал я их беседу.

– Идите вниз по улице и держите курс на Галатскую башню, а там все увидите, – указал мне военный.

 Девушка же с горечью вздохнула и обратившись к своему спутнику жалобно его укорила:

– Видишь милый, даже, этот молодой человек, уезжает от сюда. Я тоже хочу… в Париж!

Военный засмеялся от её слов, и пара продолжила свой путь.

Я же, подумав, что пока дела складываются удачно, решил осмотреть, куда я завтра пойду говорить слова, написанные на бумаге в кармане…

Глава 13

Башня была хорошим ориентиром, её было видно почти отовсюду. Круглая, высотой, примерно, метров шестьдесят или семьдесят, из серого кирпича, с множеством окон и балконом на самом верху. Она стояла там уже лет, наверное, двести или триста. Сверху наверняка было видно весть Стамбул и Босфор. Скорее всего, она была раньше дозорной.

Потом я слышал, что очень давно, местный изобретатель сделал себе крылья и прыгнув с нее, перелетел на них через пролив. И что удивительно остался жив. Смелый чудак думал я о нем. От места где стоит башня, километра полтора, до того берега. Может чуть больше.

Идя по дороге к порту, я глазел вовсе стороны. Хоть до этого я видел иностранные суда и самих иностранцев, но не в таком количестве, сколько их было там! Здесь французы с англичанами, чувствовали себя совсем как дома. Кроме них было еще море национальностей: индийцы, японцы, африканцы. Люди и флаги со всех континентов.

Когда я вышел из района Бейоглу, где вокруг консульства селились в основном русские, к Галатскому мосту, то обомлел. Пока шел туда планировал, приду с утра, обойду все причалы, но увидев их количество, подумал, хорошо, если четверть от них. Многочисленные пристани, пирсы, большие доки находились по обе стороны бухты Золотой рог, соединённые между собой мостом. Проход по мосту оказался платным, чтобы попасть на другой берег нужно было отдать одну монету.

Флотилия, на которой мы сюда прибыли ушла, но кораблей в бухте меньше не стало, их заменили другие суда. Я подумал при таком-то масштабе, рабочие здесь наверняка нужны. Даже если эти рабочие знают всего три слова.

Недолго прогулявшись вдоль берега и осмотрев виды Босфора, я отправился к своему новому жилищу. По дороге мне приглянулось одно кафе. Как раз настало время обеда и уже хотелось чего-нибудь перекусить. Столики те, что внутри, были заняты, и мне пришлось сесть снаружи. Из кафе ко мне вышел официант турок. Он, посмотрев на меня, спросил: