Читать онлайн Цвета крови. Книга 1. Ультар бесплатно

Парфяне и странные руины…

Артабан и Сасан – единственные из катафрактариев, кто выжил в этой бойне с римлянами…

Их лучникам повезло куда больше… Но и римский легион при этом был буквально втоптан в древнюю каменистую землю. Налет на ауксилариев Вечного Города был сделан еще до зари, что тоже сыграло свою роль. Накануне длинные копья парфянских конников с легкостью нащупали тела противников. Острые стальные наконечники без труда пробили щиты и кольчужные рубахи, которые были, казалось бы, надежной защитой войскам Pax Romana. Беда катафрактариев была лишь в том, что их именно на этом участке сражения было слишком мало!

Первый из парфян, сохранивший наибольшую подвижность, поднялся с земли раньше. Долго он отцеплял от себя детали катафракты (мешающей двигаться усталому и сильно ушибленному телу). Ведь одевать и снимать такие доспехи можно лишь с оруженосцем. А лучше с двумя… Потом снял с павшего коня бурдюк с водой. Глотнул сам и, искривив рот от боли, стал прихрамывать в сторону товарища. Тот тихо стонал и, вероятно, не понимал, где находится. Из его бреда было понятно, что он уже в чертогах самого Митры и воспевает ему гимны… С мучительным выдохом присев на одно колено, Артабан тихонько хлестнул товарища по щеке: «Друг мой, очнись! Солнцеликий еще не готов к твоему погребальному костру. Ведь пока ты еще на нашей грешной земле. Той, которую топчет собака Красс. Но ему уже не долго осталось…». Приоткрыв один глаз, Сасан уже не мог оторваться от горлышка бурдюка, пока не опустошил его до последней капли: «Мы живы, брат?».

– Да. Мы живы – ответил Артабан, с опасением оглядываясь по сторонам. – И кажется, слава Митре, мы в безопасности. Великий Митра! Сколько ромеев нашло здесь свой конец! Трофеи можно сутками собирать! Наверное, лучники нашего драгона, временно спрятавшиеся от жалкой кучки римских ал, сейчас уже на пути сюда с повозками. Думаю, с ними мой слуга Бозан. Хорошо.

Уже подвижный (избавившийся от железа на теле) парфянин, Артабан, забрался на ближайший пригорок, поросший пахучей полынью, которую можно встретить сугубо в этих странных землях.

– Римляне отошли. Я наблюдаю их удаляющиеся на запад алы, изрядно потрепанные нами. Ну, а вся пехота ромеев вообще осталась лежать здесь. Ни мой дед, ни мой отец не имели чести быть в таком бою!… Как только мы с тобой оправимся – соберем кое-что себе. Скоро нагрянут мародеры.

– Арта, наши кони мертвы (пыхтящий Сасан, увы, не мог избавиться от слегка погнувшейся при падении катафракты – запирающие устройства были сильно испорчены). – Длинные копья теперь будут в тягость. Брось! Давай лучше одолжим у мертвых ромеев гладиусы. Думаю, мы еще успеем догнать свой вашт. Завтра. В седле. Смотри: повсюду бродят оставшиеся без хозяев кони. Много!

Соратник, наконец, оказался у неудобно распростертого на земле Сасана и помог ему в борьбе с его же доспехом. Теперь спасительной в этой ситуации подвижностью обладали оба парфянина.

– Слава Митре, наша армия покидает гиблую землю… Но посмотри на небо, Сасан! Начинается ливень. Давай укроемся в тех полузасыпанных развалинах. С виду не более 1 000 кадамов пути!…

Боевые товарищи, покачиваясь, и, поддерживая друг друга, добрели до «скелетов» странного вида зданий. Вовремя! Действительно пошел проливной дождь! На счастье путников, именно этот фрагмент руин сохранил еще и огромный кусок ветхого перекрытия. Присели, опершись о стену.

– Ты когда-нибудь был в этом уголке нашей империи? – Сасан начал зябко кутаться в огромный шерстяной плащ, вытащенный на поле боя из-под одного павшего воина (судя по всему, сармата).

– Здесь, в Антиохийской области? Никогда. Все ее города постоянно были в зоне войны. За них предки ромеев воевали с нашими предками столетиями. Потому их не успевают восстанавливать.

– Мой дед говорил, что здесь когда-то сменилась не одна цивилизация. Будто бы эти развалины помнят тысячи лет сменяющих друг друга совершенно непохожих храмов, статуй, дворцов, садов.

– Может быть… Стой, а что это у меня под ногами… Брат, даэвы похищают нас, держись, Сасан!!!

Артабан как-то неестественно быстро стал погружаться в песок. Образовавшаяся воронка утянула с собой еще и Сасана. Оба громко выругались: «Хравстра!… Митра, зачем ты кидаешь нас оземь второй раз за день! Да еще со всей силы!». Мужчины провалились на 2 человеческих роста ниже.

Зато выяснилось, что подвальная часть этих причудливых чертогов сохранилась намного лучше!

Двигаясь с помощью последних лучей вглубь старинных зал, Артабан внезапно нагнулся и вытащил что-то из-под сапога. «Это чуть не треснуло подо мной… Смотри-ка, брат, тут какие-то таблички из глины… Дай-ка стряхну песок вот с этой. Чудные буквы. Очень похожи на наши. Только на какие-то совсем древние! Ни словечка не прочитаю. А ведь интересно же. А ты?».

– Знаю я эти буквы. Это общий язык. Меня ему с детства учили. Ты ведь знаешь, что я родом с Хорастана. У нас десятки надгробий и обелисков на этом языке. Умные мужи словарь составили.

– Все вы, хорастанцы – дипераны, если вас послушать. А на самом деле знал я одного вашего земляка, Бехмена. Он и на пехлеви-то читать не смог. А тоже хорохорился про «общий язык»!

– Не веришь (Сасан в порыве странного возбуждения сорвал с себя подшлемник и кинул вниз)?!

– Пока нет! Пусть простит меня Митра (Артабан гордо подбоченился, засунув оба больших пальца за искусно сплетенный из кожи ремень). Мне и басен Бехмена хватило. Про древность Хорастана.

– Ну, так тебе завтра все слова на табличках и переведу! Сегодня Лучезарный исчез с неба и унес всю свою хварну. И поэтому я уже не вижу ни зги. Понимаешь? Темнота-то – главный враг чтению.

– Вот! Вот точно так! Точно так! Вот и Бехмен так говорил! Знаю я вас всех, «умных» хорастанцев…

– Ну да ладно, твоя взяла, Хравстра! У меня и взаправду в роду были дипераны. Вот эту стопку, с краю и сверху, я прочитаю тебе прямо сейчас. Под исчезающими лучами. Сейчас сдую всю пыль.

Ультар

«Приветствую того, кто, все же, найдя сюда вход, обнаружит мои письмена: прочитает мой завет Крови, откроет тайну всех людей нашего мира. Мира, который первые люди гордо звали Голбой, Глобой, Голбом, Глобом или просто Гло! К сожалению, мне не увидеть света – я как бы замурован в этой зале из-за землетрясения. Однако уже несколько дней как смирился со своей участью. Горжусь, что я познал грамоту в этом чуждом для меня краю желтокровных. И вот пишу. Да на общем языке.

Боги сделали так, чтобы моим последним приютом была зала для писцов – тут очень много запасов еды. Но главное – здесь бесконечное количество глины, формочек для лепки табличек и целый ворох палочек для письма. Поэтому буду описывать свое жизненное приключение во всех подробностях, которые смог запомнить. Что же мне еще остается. Воздух проникает через какие-то незаметные глазу отверстия. Настолько они малы! Конечно, ни в одно не пролезть.

Меня зовут Ультар. Я сын воина Алима. Наш вис находился на самом высоком ракше дахуи (долины) той реки, что мы звали Анди. Не знаю как сейчас ее зовете вы… Нас и жителей еще 3 дахуи именуют «хостами». Не знаю как сейчас окрестили то место, откуда все хосты (а, говорят, еще и хесты) родом. Но в мое время это место именовали Землей Красной Крови, а далекие соседи – Бами. Лишь у нас в венах кровь алого цвета и мы – древнейшие люди. Мы – последние, использующие «общий» язык, не приняв никакого иного. Окружены разными другими… Говорят, кровь нам досталась от самой богини Бами, но, увы, мы не знаем, кто это.

Много лет, спустившись с точки, расположенной выше облаков, я странствовал по землям племен и государств, а также по загадочным пустошам, населенным теми, кого можно назвать Нечто, а больше я слов про них не знаю. Ибо никаких знаков для их обозначения наша вековечная народность все равно не придумала. Возможно, я первый увидел Нечто (еще это место именуют Землей Мрачного Бога Расафа), отправившись туда, куда уходит Акхтаб (или Хорш – может, так вам будет понятней). Я познал многие тайны нашего общего предка, потомки которого обрели кровь разного цвета и стали забывать друг друга, рассеявшись в пространстве. Но многое понять мне было не суждено… Из-за этого землетрясения в проклятой Нечто! Может быть ты, кто читаешь письмена, ответишь на вопрос, почему люди стали иметь кровь четырех разных цветов и воевать друг с другом без перерыва? Моей магии (этим словом мы в свое время называли «сборник» всех наук) все же так и не хватило.

Итак… Просто начну рассказывать свою историю с самого начала. А началось все с пятна. С красной точки на моем лбу (строго по центру, а по высоте ближе к бровям). Я родился с ним. Объяснить причину такого знака никто не мог. Кроме высокочтимого Аши. Он и назвал меня Ультаром, намекая всему вису, что я человек, чья судьба лежит За Пределами. И вот мне 15 лет..

Аша приготовил для меня странную йагру (так у хостов называют превращение в мужчин)…».

Бесконечный спуск в мир реки Дану

С утра, прокашлявшись, оба парфянина приступили к двум последним стопкам табличек. Впрочем, когда солнце пропустило в дыру, в которую они провалились, еще больше лучей, выяснилось любопытное. Табличками с письменами была заставлена вся огромная зала! Сасан разбудил товарища, заявив, что намерен продолжить чтение. Ведь он не лжец! Сел и сразу начал.

«Что будет, если двигаться туда, куда в конце каждого своего дня скрывается Акхтаб (основа основ всего сущего). По воле светила, ты будешь слазить от одного ракша (горной ступени) к другому (более низкому). Как, например, слуги спускаются из богатых палат монджу-нманы (дворца верховного раткхана) во двор. Или как средние боги из Наба (неба) попадают в царство непредсказуемого Вайю, находящееся где-то так низко, что никто там никогда не был. Но именно мне, по предсказанию верховного жреца Аши, завещано было спуститься туда, куда спускается сам Акхтаб (да простит он меня, сына простого воина, за дерзость). Но сначала объясню вот что.

Каждый ракш это целая небольшая страна. Потому что это участок (ступень) какой-либо реки. Управляется такой кусок мира раткханом (выборным вождем). В гимнах поется, что весь путь каждой реки зовется «дахуи» («все течение»). Лидер ракша Аз (зовут его Ачъгьяс) объединил все ракши нашей реки Анди (переводится это как «кишка»). То есть теперь весь дахуи («течение») Анди – единая держава. У Ачъгьяса дворец. Потому что он ныне никто иной как реальный монджу. Первый монджу из тех, в чьих жилах течет именно алая кровь – святая жидкость древнейших.

Мудрый и достопочтимый Аша (освещай его Акхтаб вечно!) рассказал мне, что Анди – не единственная река, где живут люди, понимающие хостийскую речь. Есть еще 3 потока.

Однако все реки спускаются в одну Главную – в Дану. То есть, объединив все ракши в единую землю (во имя высшей Азу!), теперь любой хост может за десять жизней и смертей Акхтаба спуститься туда.

Но никто кроме Аши (самого древнего старца наших племенных союзов) не был внизу. Давно уже страшно это делать хостам! Признаться, и сам благочестивый старец запамятовал, что там. Ну, в самом низу. Слухи, говорят, что раткхан самого нижнего ракша даже имеет договор со странным народом, живущим на иной, дальней стороне Дану. Той, куда в конце дня скрывается лучезарный Акхтаб. На ином берегу на хостов не нападают. Именно мне, Ультару, боги-покровители хостов доверили задание двигаться за Акхтабом и узнать о том, где он погружается в сон. Ведь еще деду Аши было видение о том, что хостийский бог Херос испросил у Акхтаба особой чести для нас…

Юноша из опекаемого Херосом народа споет колыбельную Акхтабу. Малец с пятном на лбу!

Я, переживший всего 15 зим, стал как-бы светочем каравана из 5 человек. Ведь охранять меня отправили 4 старших юношей (они уже прошли через великий обряд йагры, став мужчинами). А моей персональной йагрой станет вся та затея, о которой, я уже и начал вам рассказывать.

Я (Ультар). Антикранта («Бродяга», кстати, он пережил уже 17 зим!). Навш (отец просто назвал 9-го сына по номеру). Джан («Знающий»). Балу (он и правда похож на медведя). Вот наш юный отряд.

После того, как каждому из нас одели на шею венок из цветов Победы и зажгли (под гимны Аши) вокруг нас ритуальный Вар, началось пиршество. В главной деревне моего родного ракша (а он на самом верху) съели в ту прощальную ночь немало горных козлов. Ракш под названием Хатт (где я родился и вырос в семье воина Алима) находится под самыми небесами. Слева и справа облака. Внизу туман. Наверху же всегда чистый свет неба, который у нас называют словом шин или «син».

Спускаться до следующего ракша вдоль шумящей Анди – дело, которое умеем только мы (хосты), наши смелые и неприхотливые лошади, горные козлы да леопарды. Все остальные люди и звери ждут уже ниже – под, а не над облаками… Ни одной травинки (только цветы, каждый из которых толщиной с мизинец). Невероятно крутые и постоянно осыпающиеся уступы. Широко распадающийся на мельчайшие ручейки поток, готовый резко превратиться в водопад (под ним-то зелено!). Под конец, вечно катящиеся булыжники, осколки скал. Хаэвас!

В ракше Пхал я был два цикла назад. Сопровождал своего илума (родного брата). Он высматривал невесту. Брат правда потом женился на Тиват, образовав свой собственный вис (род). В этом ракше мы ночевали вторую ночь пути. Здесь уже была трава. Даже какие-то странные кусты, запах которых всегда ассоциировался у меня с путешествием хоть куда-то (у нас наверху из всех запахов был разве что «аромат» кала горного козла и птичьего помета, а еще ощущение холодной влаги в воздухе). Именно тут, в Пхале, я впервые увидел лисиц и шакалов. Точнее, они уже были неживыми, свисая вниз головой… Брат с Тиват говорили: в ракше, который ниже, уже имеется лес (не было вообще слова «лес» в нашем, то есть в общем языке – взяли мы его от далеких людей). Там водятся медведи и много красивых птиц. Оба долго не могли уснуть, переживая за меня больше, чем я сам. Брат никогда не был ниже. Не знал, что такое лес. Просто говорил, что он есть.

«Лесом» оказалась странная трава, стебли которой были иногда толще моей руки, а рост такой, как будто меня поставили на спину дылды Навша, а сверху на плечи еще и Антикранту посадили. Мало того, стебли эти были подобны скрученным прядям шерсти. И наклонялись вбок. А «лапы» у каждого куста такой травы-великана были колючими и жесткими, а иногда просто состояли из игл. Основание чудо-стебля заканчивалось корнями, обхватывающими скальные уступы, а еще камни!

Медведей мы, однако, не видели. Зато слышали их рев. Но потом пхали (местные) сказали, что это брачный зов каких-то местных птиц. А косолапые-то у них, по правде, малыши по сравнению с нашим Балу (родители его на славу откормили и, признаться, с детства просили таскать тяжести)…

Ниже, на 1 «ступень», ракш под названием Вайал. Спускаться было куда проще. Это была уже не козья тропа, а целая горная дорога (аборигены этого ракша постоянно расчищали ее от обломков гор). Похабники вайальцы любили называть солнце (Акхтаб) прозвищем «Хорш», а штаны всегда засучивали снизу, так как были чуть ли не ежечасно по колено в воде. Выравнивали и заливали свой участок склона в некоторых местах, делая площадки. Поля. Там они сажали какую-то вкуснятину. Вареная она представляла собой упругие белые зернышки. В них кидали всякие ароматные порошки. Есть было странно! Но интересно. А «трава» была тут ростом уже со всех нас, поставленными друг на друга: вайяльцы смеялись, поясняя, что это не трава вовсе, а какие-то там «деревья».

С хостами-вайальцами, целыми днями проводящими на своих крохотных террасах-полях, мы провели целых два дня. Вкушали их слишком богатую на вкус белозерновую пищу («вайал») и рыбу (которую на этом уровне можно ловить – есть сбоку от потока хитрые запруды). Девушки их постоянно украшали себя яркими цветами. Понравилась Зарэ. Настоящая весна! Вернусь сюда…

Перед сном слушали истории от самого их раткхана о «чужаках» (людях с черным цветом крови). Их звали «хесты». Мол, когда-то мы были с ними братья, но потом они стали понимать общие гимны по-своему. Их землю прозвали Пиром Мертвых. Их главное святилище не примечательно для глаз. Они никогда не живут на одном месте больше 3-5 зим. Вокруг одни пустынные холмы. Но говорят, что раньше холмов не было. Они же их и насыпали!!! Это могилы вождей, постепенно нагромождающиеся одна на другую. Жители, проезжающие мимо (они-то любят жить в родных поселках) боятся этой святыни вечных скитальцев. А перед тем, как захрапеть, раткхан сказал, что местность, о которой ходят сказания именно в их ракше, должна быть как раз на нашем пути…

Правда, когда именно Пир Мертвых появится на нашем пути, не сказал. Мы еще день спускались, уже по еле заметному наклону и среди более густой (еще более странной) зелени. Это было самое высокое из того, что местные называли «деревьями» – узкие пирамиды, состоящие из того, что жители самого нижнего ракша (уже просто забитого селениями вдоль широкой дороги) окрестили «листьями». Каждый «листок» имел форму толстой капли чудного изумрудного тона. Приближались к полосе воды. Противоположный край потока еле угадывался. Это была… Дану!».

На другой стороне Дану

Артабан с восходом солнца выбрался из пролома (используя каменную мебель вместо лестницы). А потом сказал, что с холма видел огромный караван («верблюдов 200 и 100 лошадей»), идущих с направления Хатры. А еще он вернулся на поле сечи да пошарил там по торбам тех, кому они уже не понадобятся – из еды и питья удалось нарыть пару бурдюков с родниковой водой и 4 лепешки.

Друзья, очень надеясь, что Бозан и прочие лучники из их драгона прибудут на сбор трофеев раньше, молча занялись скромной утренней трапезой, предварительно восхвалив богов обеих парфянских религий…

Первым делом после этого Артабан, попросивший у Сасана прощения за то, что сомневался в его грамотности, буквально затребовал продолжения увлекательной истории Ультара и его земляков.

«Глубина реки тут была не более роста трех человек. Пугало лишь большое течение потока («штыр»). Смущало нас. Только не наших лошадей – те у хостов особенные, можно сказать «водные». На том берегу наш старший, Атикранта, приложил ухо к земле и сказал: к берегу двигаются три всадника. Один на старой кобыле. Выйдя из зарослей тамариска мы их увидели.

То «заречное» племя, на земле которого мы переправились через Дану, водило с нами дружбу и торговлю уже три поколения. У них были вакилы (встречающие всех, кто желал торговать, меняться или договариваться). Они различали нас, хостов, по одежде и речи. А еще знали 25 народов (ну и хвастуны, однако!). По договору пять наших ребят (в последние дни даже с оружием) могли всегда переправляться на их сторону. Договор работал. Вакилы вели нас к ратхкхану. Правда, на своем чудовищном языке те именовали вожака иначе: алмир и «илмир».

Нас пригласили в просторный гар. У приречного племени (как и на всем этом проклятом берегу) не было таких крупных построек как наши благочестивые монджу-нманы. Из-за того, по правде, что ни одного их вожака нельзя было назвать «монджу» (да простит меня Херос). «Заречные» были более темнолицы. С мясистыми носами и такими же припухшими губами.

Их волосы были темны как сам Тарк. А их тела были скрыты под ослепительно белым широкорукавным одеянием, доходящим до земли. Не то что наши короткие косые приталенные кафтаны. Говорят, под этим одеянием они не носили штанов (прости меня Херос)… Головные уборы разительно отличались от наших мягких закругленных колпаков со свисающим вперед верхом. Это был, казалось, бесконечный лоскут снежной материи, много раз намотанный вокруг головы. Нам сказали, что завтра, перед тем как отправиться в путь по мдаберу (так они называют «бесконечные» пески), нам обмотают вокруг голов смоченные в ближайшем колодце куски ткани.

То есть у нас на головах будут такие же уборы как у них! Говорят, злой Чу убивает всех, кто не носит на голове этот тяжелый моток. Даже при свете дня! Все это долго не укладывалось в сознании. Непонятные плюющиеся животные. Ослепительно белая ткань, закрывающая все тело… Измучившись переживаниями, я почти без аппетита поел предложенных лепешек, запил их и будто сразу провалился в сон, не желая больше ни о чем думать. Уж не под силу…

Наутро нам пришлось обменять коней на «нечто». Понадобилось пересесть на странных чудищ, каждое из которых было с колышащимся на спине горбом и любило плеваться. Весь следующий день нас приучали держаться на них. Мы перевьючивали свои пожитки на спины этих воистину большеногих зверей… Выехала пятерка после того, как Акхтаб закатился спать где-то далеко вдали. А воздух начал немного остывать, но не настолько, чтобы возникло ощущение серьезной прохлады… Конечно, люди с того самого «приграничного» гара выделили нам провожатого. Даже на странной горбатой твари его спина держалась прямо. Да и вид его оставался непринужденным. Он все время говорил сказы про «рыжих Дьяволов»!

Днем одна и та же картина от восхода до захода Акхтаба! Выжженный беспощадным светилом песок!

Рыхлый, непонятно кем и как проложенный путь уныло петлял меж несметных, начисто лишенных растительности, желтых и красно-бурых барханов. На их фоне проход казался серым. Холмики песка поблескивали иногда у самых оснований под лучами Акхтаба. Будто неведомая сила заставляла нас восхищаться этой игрой. Просто до сих пор мало кто из нас видел мдабер…

Семидневный путь казался нам вечностью. Сейчас я думаю, что причиной этому было наше воображение, разыгравшееся из-за обрушившегося на глаза угрожающе непривычного пейзажа.

Наконец, мы съехали в низину, которая сверху казалась по форме причудливо изогнутой веткой.

О, Херос! Нас окружало море такого же сухого, но уже искрящегося местами песка. Кто-то из каравана взял горсть. Поднес ближе к глазам. Затем к носу. Наконец, лизнул: «Это соль, соль!».

Впереди были четко различимы жалкие останки какого-то большого глинобитного жилища. Да и те изрядно истрепанны были ветром… А еще тут проросло 2-3 кустика позорно низкой травы, коей я раньше никогда не видел – сине-зеленого оттенка. Песок был уже с солью и трава на вкус тоже.

Мы встали на привал, воспользовавшись скудной тенью руин, украшенных островком зелени.

Дальше, через каждое заметное перемещение Акхтаба по небу, красные и по-разному рыжие дюны стали приобретать все более белесый оттенок. А на темной кожаной обуви все отчетливее был заметен какой-то белый налет. Видимо, то была та самая «соль»…

Наконец, еще через одну жизнь и смерть Акхтаба барханы постепенно стали расступаться, одновременно превращаясь во все более низкие холмики. Пока впереди не оказалось то, что, признаться меня… напугало! Абсолютно ровное пространство. Белое! Здесь ничто не закрывало небо, кроме тех малозаметных песчаных наносов за спиной. Хаэвас! Как же спрятаться от врага! Я и не знал, что бывает такое огромное… Ничего. Пустота Пустот!!!

Я еще долго не мог решиться продолжить путь, убежав к последним дюнам. Мои старшие спутники тоже о чем-то долго спорили с проводником (кстати, звали его Пиллай). На их лице был виден испуг. Неужели мы уже в Нижнем Мире, о котором слышали лишь из сказок питаров (старейших людей своих племен). Долгими холодными вечерами у костра они говорили нам – детворе – удивительные вещи. Мол, в самом низу мира есть земля ровная как небо. Она более выпрямленная чем ровнейшее место на свете. То есть, чем Тарк (в котором холмы есть).

Наконец, сев в круг, мы взялись за руки и много раз повторили «Херос!», призывая Добрые Силы. Пиллай садиться в круг не стал. Заявил, что его бог следит за ним постоянно. И гимнов не просит… Заодно узнали: это исчадие Пустыни (больно уж смугл был парень) живет неподалеку.

Только после этого наша пятерка пошла за этим подозрительным «заречным». Дальше. Пиллай через непродолжительное время воскликнул, указывая вперед, на нашем языке: «Аб!».

Это значило «вода». Впереди друг за другом шли три озера. Я с нетерпением подбежал к ближайшему и, жадно зачерпнув ладонью жижу, опрокинул ее в рот, рассчитывая на тот вкус, к которому привык. «Сгинь в Тарк!», – сморщился я, скривив лицо от вкуса горечи. Провожатый, взорвавшись смехом, на ломаном хостийском объяснил, что это та же соль, только растворенная.

Долго отплевываясь, я заметил, что странной травы (похожей на фрагменты зеленой паутинки) тут больше. Да еще и целых трех видов! Пиллай пояснил, что надо идти за верблюдами – только они укажут на настоящую воду. А еще намекнул, что, если мы решимся двигаться дальше к месту, куда проваливается Акхтаб, то заметим, что травы будет прибавляться. Она будет другой. И куда выше… «Марг!» – последнее, что сказал он, показывая, что возвращается назад. Это слово понимали все народности из тех, что были известны даже отъявленным путешественникам. Смерть! Однако у «заречных» это чаще обозначало, что «там кончается наша земля» и не более…

Эту ночь мы решили поставить чатраг (натянутый на палки лоскут прочной ткани) у одного из озер. Потрапезничать остатками лепешек (уже достаточно твердых) и переночевать здесь. Привязали горбатых страшилищ к каким-то обломанным почерневшим стволам, торчащим из озерной глади (утром они еще должны были показать нам на воду). Воздух тут уже через ноздри обжигал солью».

Земля, где обитают ама

Когда драгоценные солнечные лучи лишились возможности проникать в образовавшееся отверстие, читать стало совсем трудно. Всадник с талантами диперана умолк. А его спутник уловил где-то далеко топот копыт, лязг металла и звуки людской речи – в том числе грубый мужской хохот. Сказав, что пойдет навстречу гостям, он привычно взобрался по импровизированным ступеням на поверхность и исчез в направлении далекой группы людей.

Сасан все же не выдержал собственного любопытства. Он перетащил очередную стопку артефактов под тот самый пролом, благодаря которому он с земляком оказался тут – лучи солнца упали на стопку табличек. Только после этого он продолжил чтение, поглотившее все его мысли.

«По легенде мужчина (мардан) и женщина (зан) созданы Акхтабом по одному подобию. Оба могут воевать, а, значит, и пировать. Но потом женщины сказали «Мы рожаем детей, готовим пищу всему вису, да еще воюем. А что делаете, вы, мужчины? Только воюете и охотитесь. Вот и владейте саком (большим ножом), луком и копьем сами. А нас на это не отвлекайте! На нас держится очаг». С тех пор женщины у нас, хостов, берут в руки лук или сак лишь по крайней необходимости. Но былины от патаров, рассказанные их дедами, указывают: есть странные зан.

Они зовут себя «ама», решив дилемму по своему: стали и рожать, и воевать. Но из их списка обязанностей пропало хозяйство. За очагом, мол, закреплены отдельные люди. Пиллай перед тем, как попрощаться, молвил следующее. В 2-3 днях пути дальше по курсу, когда «соляная пустота» перейдет в слабо холмистое место с более высокой и сочной травой, мы увидим смерть («марг»). Говорят, всех мужчин там попросту… убивают. Поэтому мы, все пятеро, через пару дней устроили вокруг себя небольшой вар, зажгли его и стали совещаться по поводу слов «заречника».

Каждый в волнении сжимал в руках глиняный амулет, висящий на шее – «сваруну» (изображение Акхтаба, чьи лучи изгибаются вокруг него, загибаясь направо). Говорят, такой должны были носить и предки наших родичей хестов, рассказ о судьбе которых представлял собой не более чем миф.

Однако наши долгие споры были прерваны проклятым Вайю. Сначала пылью нам чуть не выдавило глаза и не содрало кожу. Смерч поднял вверх все! Соль, песок, соленую воду озер, а затем наши пожитки (чатраг в первую очередь) и нас самих, как бы закрутив все это в воронку. Старейшины (которые у нас были и жрецами) именно так и описывали «самый низ мира», «дом Вайю» или «Марг». Все это были названия того самого природного явления, которое на нас «напало». Все это произошло как бы в одно мгновение. Слава Акхтабу, саки крепко держались у нас за поясами, а дротики мы мертвой хваткой сжимали в руках… С этими единственными предметами мы и поднялись в воздух. Вайю закружил нас в варе (по кругу), а потом понес куда-то вдаль. Не помню сколько мы барахтались в нижних пределах неба (от восхода до заката светила или несколько дней). Разумею я лишь, что спасло нас божество воды, подставив при падении какое-то тухлое болотце. Удар был такой силы, что один из нас (Навш) потерял сознание…

И нам пришлось его вытаскивать, пока он не захлебнулся в смрадной жиже (кстати, смрад на хостийском тоже называется «марг»). Выйдя из неглубокой трясины, отороченной от прочей местности тростником, мы даже не стали разбираться в том, где оказались. Голова кружилась так, что всем пятерым было удобнее лечь на траву (а ее здесь действительно было много – Пиллай не соврал). Перед глазами (с провалом в сон) оказалось лишь постепенно отмывающееся от пылевой завесы небо. Вдали окрашивалось краснотой. Это было красиво!

Проснулись мы от боли. Нас что-то тащило по заскорузлой земле – с колючками, очень жесткой травой и мелкими камешками. Этим «что-то» оказалась целая куча женщин в самых коротких рубахах из всех, что я видел до этого. На каждой сверху был панцирь из пластин, вырезанных из копыт и связанных жилами. Такие одевают только воины! А на их головах были высокие колпаки из твердого войлока (в детстве я видел такие на купцах из далекого запада). Конусы были декорированы орнаментом, смысл которого не поддавался прочтению. В основном, какие-то идущие в одну сторону завитки и силуэты рогатых зверей, но не козлов.

Снизу мне больше видны были только ноги наших «хозяек». Они были невероятно мускулисты. Из-под коротких рубах проглядывала белая материя, которой было надежно замотано все, чем Акхтаб их наградил между ног. Фигуры ама (а эти зан были именно амазонками вне сомнений) выглядели крепко сбитыми, но не грузными. Изредка некоторые с усмешками поворачивали головы назад – видимо кричали, чтобы мои связанные и не на шутку возмущенные спутники не дергались. Только в эти мгновения я мог видеть красиво вытянутый овал лица, завитки темно-каштановых волос, выбивающиеся из-под колпаков, невероятно прямые и непривычно тонкие носы, а также красиво изогнутые такие тонкие губы. Глаза у всех были или зеленые, или серо-зеленые (в общем-то, как и у всех хостов, которых я знал, но, говорят, и хесты выглядят так же).

В основном, я по специфическим жестам и мимике понимал, что самые юные из этих молодых ама далеко не в восторге от нашего запаха. Это понятно – наши тела с самой переправы через Дану не видели пресной воды. А тут еще эта зловонная лужа, в которую мы приземлились… Мой взгляд как-то сам собой зацепился за одну из тех зан, которые тащили за собой толстяка Балу. Она была наиболее изящна из всех, а выбивающиеся локоны были совсем светло-русого оттенка (у нас бы назвали такого человека «ровш»). Впрочем, в памяти вновь всплыл облик Зарэ, и я перестал разглядывать эту непохожую ни на кого аму.

Тем более, уже и некогда было. Предусмотрительно указав на вставших наготове лучниц и копейщиц, нас отвязали от тростниковых волокуш на берегу широкой реки (спасибо, Херос!) и знаками показали «Мыться». Сначала мы хотели зайти прямо в одежде, заодно решив доверить духам воды и чистоту нашей одежды. Однако смеющиеся зан начали показывать «Раздевайтесь». Избавившись от одежды (ремни с саками с нас сняли еще во сне) мы с радостью залезли в реку. Всласть наплескавшись, а, заодно промыв и полоску намотанной на чреслах ткани, мы вкратце обмолвились друг с другом идеей достигнуть другого берега и убежать от ама. Но потом еще раз взглянули на пристально взирающих на нас лучниц и передумали. Мы были на мушке. Этот широкий поток просто станет для нас могилой… Жадно напившись речной воды с еле заметным солоноватым привкусом, мы, наконец вернулись, рассчитывая на милость ама – чрезвычайно стройных, широкоплечих и вообще мускулистых.

Оказалось, уже подоспели смуглокожие и более толстогубые зан. Это были невольницы воинственных ама. Они некоторое время стирали наши белые тряпки поодаль, смирно потупив головы (я про те самые одежды, в которых мы были одеты с первого дня путешествия в пустыню). Они развесили эти наши ткани сушиться. Были все некрасивые…

Амы-то тем временем подталкивали нас копьями куда-то дальше. Видимо, в свое стойбище. Стана амазонок и правда оказалась всего лишь стойбищем. Лучших удобств в нем были удостоены далеко не люди. А лошади! Животные были мордами такой же породы как у нас. Только ноги у них были длиннее и тоньше. Мне даже кто-то говорил, что вот это и есть настоящие лошади, а наш-то низкоросленький «транспорт» зовется по-иному. Амазонки гладили и целовали лошадей (срамно говорить, но во все места). А еще говорили с ними. Своим служанкам они их ни мыть, ни чесать, ни кормить не доверяли. «Дома» женщин трудно было назвать не то что гарами. Но язык не поворачивался окрестить это даже нманами общинников-пастухов. Скорее, это были шалаши из тростника, укрытые сверху кусками шкур каких-то неведомых мне зверей. Вокруг, как и ожидалось, были одни только зан (амы и их невольницы, закутанные в длинные белые рубахи типа тех, в которых вынуждены были странствовать мы и с такими же намотками на голове). А вот из мужчин были только мы.

У одних ама был богатый рисунок на лице, у других скоромнее. Лица юных были чисты как новая дощечка для письма. Но вот на плечах тату были у всех. Абсолютно. Это был рисунок бабочки!

Что было в центре станы (временного поселка)? На высокой скамье (где была постелена шкура того же неведомого зверя), у горящего очага (уже вечерело) сидела, полностью спрятанная в плащ с яркой вышивкой, не старая еще ама. На голове у этой широкоплечей зан был не колпак, а высокий курхарс с украшениями в виде отлитых из какого-то неведомого металла (точно не меди) бабочек. Между ними обвивались также металлические лозы дикого винограда. Более красивой вещи я в жизни не видел! Поэтому и уставился на вождя ама без всяких церемоний. Видимо, она это поняла по-своему. Неспешно подойдя ко мне (пленнику, в спину которого упиралось острие копья) главная зан резко сдернула с моих чресел исподнее. Сразу со всех сторон раздались гул и улюлюканье остальных зан, многим из которых я дал бы на вид максимум 13 циклов. Бесцеремонно схватив меня за нефритовый стержень, широкоплечая лидер стойбища потянула меня в то, что у ама – монджу-нмана (дом вождя) – обычный, но большой шатер. На телеге. Правда, он у них зовется по другому – я запомнил слово «сколота» или что-то такое…

Там она скинула с себя плащ, под которым оказалась та же сверхкороткая рубашка как у остальных. Затем аккуратно (как нечто святое) сняла с головы курхарс, поставив его на отдельный предмет нехитрой мебели. На плечи рассыпались светло-каштановые волосы. Потом избавилась от рубашки и набедренной намотки. Настолько упругих, буквально «каменных» женских прелестей (что спереди, что сзади) мне до той поры не довелось видеть (в минувших годах вообще не с чем было и сравнить). Думаю, дальнейшее описывать мне не имеет смысла. Зачем тратить время на то, милый читатель, о чем ты и сам уже догадался.

Добавлю лишь: утром остальные четверо из нашего братства признались, что имели такие же ночные «приключения» как и я. Их поместили в широкий круг. А потом лучшие их выбрали.

Оказывается та самая (ну, молодая, светлая и наиболее изящная) зан немного знала хостийский. Она (опять же под наставленными на нас стрелами) приказала невольницам завернуть нас в наши уже просохшие тряпки (те, что для головы, были предусмотрительно намочены). А потом, по ее словам (а голос у нее был божественный!) мы должны были идти вперед и не оглядываться. Тысячу шагов. Не меньше. Или они нас всех расстреляют из луков.

Мы долго шли вперед. Сзади все дальше удалялся звук какой-то возни, грозных женских приказов, а потом конский топот и скрип колес. Джан отсчитал тысячный шаг (так хорошо считал только он). Обернулись назад. Стойбища будто и не было на участке огромного луга».

Обретение Ровш

Слава всем богам, Артабан угодил не на тот дальний караван (видимый им с большого холма), а на остатки их драгона (большого отряда лучников), имевших с собой 3 крепких с виду кобыл, каждая из которых была впряжена повозку. Обрадованный Артабан спустился в пролом уже не один, а со слугой Бозаном. Второй присвистнул, увидев такое количество каких-то табличек. И зачем они нужны?

Видимо, он и не заметил, как задал этот вопрос вслух. Ведь сразу после этого Сасан произнес «Это история всех нас. Здесь ответы на вопросы, которые возникают при изучении нашей древности».

– Понятно, господин. – И что же написано в этих табличках? Буквы, признаться – какая-то невидальщина…

– Это общий язык – теперь я тоже знаю как выглядят его буквы – прервал своего слугу Артабан. – Давай ты послушаешь с нами еще одну главу. Но сначала тащи сюда еды. Сасан проголодался…

«Итак, впереди не было ничего кроме стремящегося к своей колыбели светила (так мы называем красноту неба перед сумерками – Сурью). А под этой краснотой расстилалась слабохолмистая пустота. После мдабера (так зовут «грязноногие» свои «бесконечные пески») нас уже не пугали такие подозрительно плоские пространства, уходящие за самый горизонт.

Трава тут была какой-то остро душистой. Колосящейся. По пояс высотой. Вот к этому мы пока еще не могли привыкнуть, обзывая ее меж собой «зеленым морем». Справа слабо извивалась река по правую руку. Из этой артерии мы с удовольствием пили. В ней же регулярно мочили ткань «головной обмотки», как учили нас «заречники». В траве жило много знакомых нам птиц. Мы знали как на них охотиться. А еще прекрасно представляли, как разводить огонь. Смерть от голода в этой непривычной, но благожелательной местности нам точно не грозила. По правде говоря, даже заучка-Джан сбился со счета, пытаясь запомнить сколько раз Акхтаб вставал у нас за спиной и садился впереди нас. Река со временем стала уже извилистей.

Потому что ей (а вместе с ней и нам) пришлось петлять между все более возвышающихся холмов (покрытых куда менее высокой травой, а где и просто землей). Тот чудо-бугор, что совпадал с линией горизонта, приближаясь, обрел размеры настоящей стены, возвышающейся на полнеба. На подходе к нему былая зелень сменилась очагами чахлых пучков травы. «Стена» эта была как бы из разноцветных полосок. И дырявая как кусок сыра! Снизу отверстия казались ласточкиными гнездами, но, поднявшись до нижнего ряда «гнезд», мы поняли, что это целая страна пещер! Входы в некоторые были такой высоты, что не надобно было и наклоняться…