Читать онлайн Инженеры бесплатно

Ингениуры – … которые люди острый смысл имеют… в ремеслах же особливо к механике и всяким хитрым вымыслам…

Василий Татищев

Ingeniare (лат.) – творить, созидать.

ВМЕСТО ПРЕЛИСЛОВИЯ

Что такое быть инженером? Вы помните советский персонаж Аркадия Райкина – «дырэктор магазын», который сравнивал себя с «простым инженером»? Да никакого сравнения! А в наше время кто властители умов для юноши, обдумывающего житьё, решающего, делать жизнь с кого (по Маяковскому)? Конечно, менеджеры, банкиры, политики, на худой конец программисты. Белые воротнички в светлых офисах. И где-то на заднем дворе – инженеры, бегающие по цехам в грохоте машин, месящие грязь на стройплощадках. Потускнело, ушло на задний план звание инженера. А ведь были же…

Инженер Эйфель,

Инженер Эдисон,

Инженер Шухов,

Инженер Королев…

Может быть, потому что быть Инженером – трудно и ответственно? Потому что настоящий инженер – это поиск, это прокладывание новых путей, дорог в неизведанное, это руководство рабочими – людьми, ничего не принимающими на веру. Попробуй убедить в своей правоте рабочего, добрый десяток лет простоявшего у станка или у сборочной плиты.

Впервые инженерное звание и инженерная школа были введены на Руси, ну конечно, батюшкой Петром Алексеевичем – Школа математических и навигационных наук. С тех пор среди безбрежья немецких, французских, швейцарских имен полуграмотных авантюристов, заброшенных в Россию из разных углов Европы на ловлю счастья и чинов, появляются русские имена.

Инженерный корпус стоял особняком в России. Выходцы из низов, пробившиеся своим умом сквозь тернии российской технической школы, не смешивались ни с чиновничеством, ни с купечеством, ни с темной рабочей массой. Российские толстосумы-промышленники – Строгановы, Демидовы, Морозовы, Рябушинские, Путиловы, Бахрушины – понимали, что успех и благополучие их заводов держатся на инженерных плечах, и платили инженерам впятеро, вшестеро больше, чем другим. Привилегированные, непонятные в своих высоких технических умствованиях, инженеры строили железные дороги и мосты, рудники и доменные печи и высоко несли звание русского интеллигента-инженера.

Но грянула революция, и прекраснодушная русская интеллигенция, решившая, что настало время служить трудовому народу и идеалам справедливости, разом оказалась в лагере врагов рабочего класса, в лагере врагов народа. Сколько их, честных советских инженеров, было обвинено во вредительстве, в пособничестве буржуазной идеологии и сложило головы в сталинских лагерях!

Но ведь строились же Днепрогэсы и Магнитки, космодромы и атомные электростанции! Их строили советские инженеры с логарифмическими линейками в карманах спецовок.

Наше время – время стремительных перемен. Компьютеры заменили чертежные доски с рейсшинами и кульманами. Компьютерная техника отправила на свалку истории арифмометры и логарифмические линейки. Футурологи и молодые самонадеянные программисты утверждают, что уже скоро искусственный интеллект отменит сословие инженеров и будет сам решать все технические задачи человечества. Я не верю в эти пророчества. Может быть, потому что я оптимист и романтик, потому что я свято верю в инженерный гений человека, ищущего новые пути, стремящегося в неизведанные дали.

1

Сергей сегодня опять разругался с женой. Эти ссоры-размолвки стали повторяться всё чаще с тех пор, как они поселились в своем новом деревенском доме. Сергей понимал, что его Света была истинной, до мозга костей женщиной, а женщины не могут жить без скандалов. Он читал в одной умной книжке, что женщины устроены как-то особенно, что они живут не разумом и логикой, а эмоциями, эти эмоции скапливаются там у них в левом полушарии, которым они, в отличие от мужчин, думают, и этим эмоциям нужен периодический выход. Разрядиться им нужно. А мишень для разрядки – вот она, рядом, не нужно далеко ходить. Почему-то они не могут жить как люди – спокойной, бесконфликтной жизнью.

Это происходило с первых лет их совместной жизни. На ровном месте, без всякого повода Света вдруг менялась в лице, становилась чужой, враждебной и начинала метать несправедливые, ранящие стрелы-слова, стараясь побольнее ужалить. «За что?» – недоумевал Сергей. Он не ввязывался в бесполезную перебранку, молча одевался и уходил, бродил вокруг дома в темноте, смотрел на освещенные окна. Там, за этими окнами, шла жизнь, люди улыбались друг другу, смеялись, шутили. Почему же он обречен бежать из своего дома, топтаться в одиночестве, неприкаянно и несправедливо? Он смотрел на часы.

Всего-то сорок минут прошло, нужно потерпеть хотя бы еще столь ко же, чтобы Света остыла. Ну вот, уже прошло полтора часа, можно возвращаться. Он медленно и тяжело поднимался на третий этаж, открывал дверь и по атмосфере в квартире ощущал, что гроза уже пронеслась. Дети сидели в своей комнате за закрытой дверью, а Светлана напряженно молча уткнулась в книгу. Сергей проходил на кухню, гремел там посудой, чтобы убить время, потом командовал детям укладываться спать – завтра в школу! Они не перечили, тихонько шебуршали, разбирая свои постели. Сергей тоже отправлялся в спальню – завтра рано на работу, раздевался и ложился, прислушиваясь к гнетущей тишине. Вот послышались Светины легкие шаги, скрипнула дверь ванной, нестерпимо долго плескалась там вода, вот снова ее шаги, она раздевается намеренно долго, садится на кровать… и они бросаются в объятья друг другу, как истосковавшиеся любовники. Размолвки обостряли чувства, и они потом долго не могли насытиться своей любовью. Тихое, безоблачное счастье длилось несколько недель, а потом снова возникал приступ черной немочи.

Сергей сначала думал, что эти приступы из-за болезни. Света долгое время проработала в лаборатории химзавода, нахваталась там всякой гадости и всерьез заболела. Завод пришлось оставить, и теперь Сергей вытаскивал жену из пропасти, в которую ее завела болезнь. Свежим воздухом, здоровой пищей. Своей любовью. Света выздоравливала медленно, шаг за шагом. Исчезли горечь во рту и боли в желудке, она понемножку прибавляла в весе, из исхудалой щепки превращалась в цветущую молодую женщину. Но приступы черной немочи, как про себя называл это Сергей, не прекратились. Они лишь стали реже. Но глубже. Теперь Свете для выхода из черноты не хватало двух-трех часов, и раз в два месяца Сергей ночевал, скорчившись на заднем сиденье своей «шестерки» в гараже.

Это из-за напряженной работы, думал он. Жена работала теперь начальником центральной лаборатории на соседнем заводе. Там у нее не всё ладилось, приходилось работать допоздна, иной раз и в выходные дни.

Они всегда работали на разных заводах. Словно их взаимная непохожесть во всем: в характерах, в образе мышления, во внешности – искала выход в других, разных источниках. Вот уже почти тридцать лет совместной жизни, но до сих пор жена оставалась загадкой для Сергея, он никогда не мог предугадать ее поступков. Словно две личности, два начала жили в ней. Как-то всё непонятно происходило в ее душе.

В сентябре у них планировался отпуск, и Сергей предлагал слетать в Испанию. Казалось бы, чего желать лучшего. Он уже разведал отличный отель на берегу Средиземного моря. Пальмы и золотистый пляж в Андалузии, можно взять напрокат машину и объехать Испанию, увидеть Барселону и Севилью. А Светлана терзалась сомнениями: там всё незнакомое, непривычное. Оказаться в чужой стране, где все говорят на непонятном языке… Ничего страшного, успокаивал ее Сергей, он уже бывал в Испании, знает немного испанский язык, он всё устроит в лучшем виде… И Света неохотно согласилась. Две недели они строили планы, обсуждали подробности. Настал день, когда нужно было покупать билеты, и в этот самый день у Светланы вдруг испортилось настроение: она не хочет в Испанию, что она там не видела, лучше полетим в Турцию… И всё начинается сначала.

А может быть, это был комплекс бывшей первой красавицы и комплекс всей ее предыдущей изломанной жизни?

Она действительно была первой красавицей в своем родном городке. Черные, слегка раскосые глаза, как на иконе греческого письма. И отличницей. Мама Клавдия Петровна была завучем в средней школе, строгим и бескомпромиссным, секретарем школьного партийного бюро, да еще вела химию в старших классах. Попробуй не быть первой ученицей! А училась Света на пятерки ради папы. Папа Сергей Адрианович был скромным бухгалтером на местном заводе. И болел сердцем. Вернулся больным с войны. Фронтовики не любят рассказывать о пережитом. В этой бесконечно долгой войне были сырые, стылые окопы, негде согреться, холод и голод в солдатской шинелишке, подбитой ветром. Лежал он в госпитале с ревматизмом, полгода не дослужил до конца войны, был комиссован.

Свете было бесконечно жаль папу долгими вечерами, когда он считал минуты и постоянно выглядывал в окно. А Клавы всё не было. Наверное, опять совещание с педагогами или партийное бюро. А может быть, ее опять задержал директор школы Муханов. Сергей Адрианович знал, что директор неровно дышит в сторону Клавы, он гнал от себя ревнивые мысли, но слабое сердце прихватывало, и Света бросалась к столу, где лежали папины таблетки, несла ему стакан воды. В эти минуты она ненавидела свою мать. Ну за что она подвергала страданиям такого ранимого, такого любимого папу? Папа смотрел на нее печальными глазами в глубоко запавших глазницах.

– Ну все, доченька, мне полегчало. Ты не огорчайся. Ты только учись получше. В этом году окончишь школу с медалью, и вместе поедем поступать в университет.

Светлана окончила десятый класс, конечно, с медалью, только поехала она в столицу одна, без папы, у него опять прихватило сердце, положили в местную больницу. Поступила на химический факультет без экзаменов и была на своем курсе звездой – первой красавицей и первой студенткой. Не было отбоя от ухажеров.

А потом в жизни Светланы случился обвал. Внезапно умер папа.

Шел с работы, почувствовал себя плохо, присел на лавочку у дома, да так и остался там. А меньше чем через год умерла мама. У энергич ной, здоровой, красивой, еще молодой женщины после смерти мужа вдруг пропала опора в ее суматошной жизни и вместе с ней – желание жить. За полгода она исхудала до невесомости, пожелтела, и врачи местной больницы сбились с ног, пытаясь понять, что происходит с Клавдией Петровной. Она угасла, как свечка, без жалоб и стонов.

Светлана долго стояла в отупении у холмика рыжей глины с двумя родными именами на кресте и пыталась понять, что и почему случилось в ее жизни. Совсем недавно всё было ясно и четко: она оканчивает университет, потом здесь, в столице, устраивает папу в лучшую кардиоклинику – сейчас врачи научились делать чудеса, и они, конечно, вылечат папу. Саму Свету как лучшего выпускника принимают научным работником в исследовательский институт, она работает в светлой лаборатории с чудесными, сложными приборами, делает открытие в химической науке. Как Менделеев или как Зинин. Дальше всё было в тумане, но в ярком, блистающем тумане. И вот – страшный удар обрушился на ее голову. Она осталась одна в этом жестоком, несправедливом мире. Есть, конечно, бабушка Мария, добрая, но бестолковая, неграмотная бабушка, она давно теребит ее за рукав:

– Та пiшлы до дому, Света, слезмi горю не допоможить…

Светлана вернулась в столицу, продолжала ходить на лекции, но что-то надломилось в ней. Временами, сидя в аудитории, она вдруг словно просыпалась от тяжелого сна и не могла понять, что делает в этом огромном зале и зачем она здесь. Оказывается, преподаватель вызывал ее для ответа на какой-то вопрос. Ей понимающе ставили зачеты и отметки. Девочка перенесла такое горе!

Чтобы отбиться от бесчисленных поклонников, и назло им, она неожиданно и скоропостижно выскочила замуж за веселого и случайного парня с соседнего юридического факультета. Родился сын, горластый галчонок Пашка. Как только Пашка немного оперился, Света сплавила его к бабушке Марии – там свежий воздух, да и бабушке теперь есть чем заняться. Свете нужно было оканчивать учебу. Потом был выпуск из университета, конечно, без красного диплома, и распределение в промышленный городок, на химзавод. Случайный муж получил распределение в тот же районный центр. Дома, слава богу, бывал редко, мотался по командировкам, ловил преступников и взяточников на просторах обширного и диковатого сельского района. Дома в однокомнатной квартире была зеленая тоска, и Светлана увлеклась работой.

Завод был послевоенный, вывезенный из Германии по репарации. Вывозили второпях, свалили всё в кучу в поле, огородили колючей проволокой, и три года Ленинградский ГИПРОХим – проектный институт на Неве – разбирался в этом ворохе. Часть технической документации на химические процессы была утеряна, и ленинградцам пришлось доходить до всего своим умом. Завод построили на берегу водохранилища в пятидесятые годы и потом достраивали, исправляли, латали прорехи, но так и не сумели восстановить тонкую немецкую химическую технологию. Не получается у нас, советских людей, работать так, как работают немцы. У них же железная дисциплина и порядок, точность и в дозировке, и в температуре реакции.

Стимулятором и катализатором реакции главного производственного процесса на заводе была ртуть, это знали ленинградские химики, но сколько ни бились они в своей лаборатории и в лаборатории завода, нужного качества полимера добиться не сумели. Ленинградцы уехали, и за дело взялись заводские умельцы. Группа товарищей, конечно, во главе с тогдашним главным инженером завода, подали рационализаторское предложение. Оказывается, если ртути добавить побольше, процесс идет быстрее, и готовой продукции на выходе получается больше. А это значит перевыполнение плана! Правда, качество получается еще немного хуже, полимер разлагается в течение двух-трех лет. Но кто в нашей великой стране обращает внимание на такие мелочи? Главное, завод вышел в передовики по выполнению плана. А то, что полимер не укладывался в требования ГОСТа, – эта проблема решилась легко. С одобрения Министерства вышли и были утверждены временные специальные технические условия.

Не было ничего в нашей великой стране долговечнее, чем временные технические решения.

Николай Леонтьевич Карпин работал главным инженером недавно, третий год, был кандидатом наук, с блеском защитился в Ленинграде. Собирался наладить на заводе порядок в технологиях, но как-то не получалось. Особенно мучила его закавыка: ртуть как катализатор не должна участвовать в реакции, она должна восстанавливаться и использоваться в следующем витке процесса. Но ртуть на заводе куда-то пропадала, и ее нужно было завозить всё больше и больше, потому что передовой завод наращивал производство, устанавливал новые реакторы и получал Переходящие Красные Знамена. Ну и премии заодно. Грызла Николая Леонтьевича совесть инженера. Он, кандидат химических наук, знал отлично, что ртуть ядовита и что его завод загрязняет город, в котором живут люди, не знающие об этом. Пары́ и соединения ртути действуют незаметно и невидимо, как хорошо замаскировавшийся диверсант, постепенно разрушая здоровье людей, с ними соприкасающихся. Конечно, загадку исчезающей ртути нужно было разрешить. Но как это сделать? Работники цеховых и заводской лабораторий загружены текучкой, бегают, как савраски, им не до разгадок, да и ему самому некогда: занят по горло совещаниями и беготней по цехам.

Перед ним сидела молодая специалистка, прибывшая из столич ного университета. Красивое, строгое, но чем-то озабоченное лицо.

Явно не вертихвостка. А что, если?

– Светлана, – Николай Леонтьевич заглянул в личное дело, – Сергеевна. Вас характеризуют как вдумчивого инженера, склонного к аналитической работе. А хотите самостоятельной работы? Творческой, под моим личным руководством?

Cогласна ли она? Ну конечно! Самостоятельная творческая работа, да еще под руководством главного инженера! Да она даже не мечтала о таком. Наконец-то на ее долю выпала удача, и она обязательно добьется успеха.

– Ну что же, давайте попробуем. Есть у нас на заводе один нерешенный вопрос. Будете работать в центральной заводской лаборатории, но подчиняться только мне. Отчитываться будете передо мной и только передо мной. Договорились?

То, с чем встретилась Светлана в цехах завода, повергло ее в шок. На кафедре в университете им, студентам, преподавали, что химия – точное и тонкое производство, идеальная чистота, строгое соблюдение всех параметров химических процессов и постоянный лабораторный контроль. Но здесь царили грязь и вонь. Известняк для обжиговых печей, что привозили в железнодорожных вагонах, сваливали прямо на землю, в грязь, и с этой грязью загружали в печи. Из печей вырывался сизый дым, и глаза слезились от этого смрада. Дозаторы реагентных колонн были разболтаны и управлялись лишь опытом рабочих. И везде была ртуть: в емкостях на рабочих местах, на столах цеховых лабораторий… Светлана напросилась на прием к главному инженеру.

– Николай Леонтьевич, так работать нельзя, – с горячностью выпалила она. – Чтобы установить технологическую дисциплину, нужно прежде всего навести элементарный порядок и чистоту на рабочих местах. Так нас учили в университете. Я вот набросала несколько пунктов, взгляните, пожалуйста.

Карпин с интересом посмотрел на молодую женщину. Похоже, он не ошибся в ней.

– Ну что же, Светлана Сергеевна, я принимаю Ваш план действий. Давайте вместе наводить порядок. Во всяком случае, полностью рассчитывайте на мою поддержку.

Для Светланы настала пора, наполненная счастьем. Она делала большое, нужное дело. Она не могла дождаться, когда кончится ночь и настанет утро, чтобы бежать на завод, досадовала, когда неожиданно заканчивался рабочий день и нужно было плестись в пустую квартиру.

А день был наполнен важными делами. Сначала рабочие приняли ее в штыки: прилетела птичка-синичка, чирикает тут, мешает работать, мы, слава богу, не один год работаем, хорошие деньги и премии получаем, завод в почете. Ей что, больше всех надо? Но эта Синицына была упрямой. Она добилась того, что цеховым лабораториям стали выдавать мыло и моющие порошки, она заставляла до блеска отмывать рабочие столы. Всю спецодежду рабочих заменили на новую, чистую. Ремонтники, чертыхаясь, отремонтировали дозаторы и цеховую вентиляцию, лабораториям выдали новые приборы. В цехах стало чище и легче дышать. С территории завода собрали и вывезли на свалку шлам, накопившийся за многие годы.

Ох уж этот шлам! Черный, дурнопахнущий, он не давал Светлане покоя. Шлам образовывался из-за грязи, и, видимо, в этот шлам уходила ртуть. Она докопается до сути, она найдет причину, и тогда исполнится мечта всей жизни. Света рисовала себе картину: молодой специалист, вчерашняя студентка решила проблему, которую не смогли осилить ученые институты. Ну и что из того, что в предыдущей жизни у нее всё шло наперекосяк? Зато теперь ее ждало признание и почет.

В жизни должна быть цель! Светлана чувствовала, что она в шаге от решения большой проблемы. Ртуть связывалась с примесями, образовывала труднорастворимые соединения, вместе со шламами выбрасывалась в озеро. Десятки тонн ртути сейчас лежат на дне озера, но соединения этого коварного элемента нестабильны, они постепенно будут разлагаться… Сотни людей будут отравлены тайным, невидимым врагом. Эта страшная мысль всё чаще посещала Светлану.

Она должна спасти этих ни в чем не повинных людей!

Николай Леонтьевич отвел для Светланы отдельную комнату в лаборатории, и она целыми днями возилась с отобранными образцами шламов, сушила их, травила кислотами и щелочью, прокаливала в печи. Почему-то она стала себя неважно чувствовать. Кружилась голова, подступала тошнота. Наверное, это от переутомления, подумала Светлана, нужно встряхнуться, отдохнуть, развеяться на берегу озера с подругами по работе. Кстати, состоялся выезд на лодках на остров посреди водохранилища, с ночевкой в палатках, вечерний костер с ухой, сваренной в котелке на треножнике. Но почему-то всё раздражало Светлану, веселый трёп у костра казался ей глупым, досаждали комары, от воды тянуло промозглой сыростью, и она куталась в одеяло.

– Светка, что с тобой происходит? – подсела к ней Надя Кремзо. Они вместе учились в университете, вместе получили направление на завод.

– А что со мной происходит?

– А то, что ты ни с кем не общаешься, уединилась в своей лаборатории, никого не замечаешь. Ты давно смотрелась в зеркало? Так вот, посмотрись внимательно, от тебя остались лишь кожа, кости да тени под глазами. Не хочешь общаться со старыми подругами – обратись к врачам. Может быть, они тебе втолкуют, что жизнь не заканчивается лабораторным столом.

Светлана была уже в шаге от решения, от финала, но апатия и усталость всё больше одолевали ее. А может быть, ей в самом деле следует обратиться к врачам?

Врач заводской поликлиники, маленький, одышливый, в золотых очках и золотых кудельках вокруг лысины Исаак Соломонович заставил Свету пройти все анализы – и крови, и мочи, и всего другого, долго рассматривал результаты, долго отдувался…

– Я так и предполагал, моя дорогая. У Вас серьезное и глубокое отравление ртутью. И как Вас угораздило, такую молодую? У нас на заводе это профессиональная болезнь. Рабочие заболевают через десять – пятнадцать лет работы. Хотя какая это профессиональная болезнь? Элементарное нарушение норм санитарии. Я об этом докладывал начальству, да что толку? Соли ртути накапливаются в организме и рано или поздно приводят к необратимым последствиям. Но это уже пожилые люди. А Вы такая молодая… Послушайте меня, старого еврея. Немедленно! – закричал он. – Немедленно убирайтесь с этого отвратительного завода! Свежий воздух, свежие продукты, душевное равновесие – и, может быть, Вам удастся выкарабкаться. Я подам докладную главному инженеру.

И снова – обвал в жизни Светланы, теперь уже окончательный. Всё, о чем она мечтала, чем занималась на заводе, теперь пройдет без нее. Будут написаны статьи в научные журналы, будет очищено озеро от токсичных шламов. Но уже без нее.

Светлана уволилась с завода и уехала в городок к бабушке Марии. Она смирилась с тем, что ртутное отравление неизлечимо. Что ее жизнь идет к концу. Ее постоянно тошнило и мутило. Только бы поднять и выучить Пашку, больше Светлану ничего не интересовало. Она устроилась учительницей старших классов в местной школе, там, где когда-то работала ее мама. Чтобы чем-то заполнить пустоту в душе. Ну, сколько она еще протянет? К врачам Светлана не обращалась. Не могла выносить жалостливых взглядов, в которых читалось: ну вот, по стопам Клавдии Петровны, медицина бессильна…

А муж Светланы пропал бесследно. Доходили слухи, что будто бы он попался на взятках и был осужден. Ну что же, Светлана только вздохнула облегченно.

***

Сергей возник неожиданно. Когда-то давно, в прежней жизни, их пути пересеклись. Случайные встречи в случайных компаниях, чтото необъяснимое магнитом притягивало их друг к другу. Но он был женат, она замужем. Было в них нечто общее: некий кодекс чести и чистоты. Ну, нравятся они друг другу, и только один шаг навстречу… а что потом? Нельзя построить счастье на развалинах старой жизни. Свой крест нужно нести до конца. Потом их пути разошлись, и вот, спустя много лет… как встречаются обломки кораблекрушения, выброшенные на дальний берег случайными ветрами, встретились обломки двух судеб, двух разрушенных семей. Старый друг Сергей, несомненно, жалел ее, больную и слабосильную. Ну да ладно, пожалеет, покрутится и отстанет. Вон он какой здоровый и сильный, поймет скоро, что не дело здорового мужчины возиться с такой дохлятиной, как она.

Но почему-то не отставал. Жизнь у Сергея сложилась, как и у нее, нескладно. Неудачная, по молодости лет, женитьба на совсем чуждой ему женщине. Он бежал от постылой жены, забрав единственную дочь, на Украину, жена преследовала Сергея судами, пыталась отобрать дочь. Он прошел через эти мытарства, вырастил дочь, развелся с женой и почувствовал себя свободным, жаждущим счастья и любви. Вернулся с Украины и работал главным инженером завода в областном центре, в ста километрах от городка. Какие-то добрые знакомые рассказали Сергею грустную историю Светланы, и нахлынули воспоминания. И теплые чувства, которые тогда, много лет назад, он гнал от себя. Он разыскал Светлану, и теперь каждое воскресенье приезжал на стареньком «москвиче» вместе с дочерью, привозил какие-то вкусные вещи. Светлана вдруг поймала себя на мысли, что она ждет очередного воскресенья и старается как-то подобраться, надеть лучшее платье к приезду Сергея. «Этому следует положить конец», – решилась она.

– Серьезный и откровенный разговор, Сережа. Дружба дружбой, и я благодарна тебе за всё внимание, что ты мне уделяешь. Но будущего у нас с тобой нет и быть не может. Я безнадежно больна, ты это знаешь. Я понимаю, в тебе говорит жалость и ты готов взвалить себе на плечи эту благотворительность. Только я на заводе насмотрелась на последствия того, что подхватила. Поверь мне, это жалкое зрелище. Постепенное умирание без всякой надежды.

– Ну вот, – прервал ее Сергей, – ты уже себя похоронила и жить больше не хочешь. А для меня нет на земле других женщин, кроме тебя, и мы с тобой справимся. Главное – это то, чтобы ты захотела жить и быть здоровой.

Главное – это захотеть жить дальше.

Светлане вдруг мучительно захотелось быть здоровой и счастливой, любить и быть любимой. Темный тупик, в который она себя загнала, осветился лучом надежды. Вернувшись из школы, она уже не лежала безвольно, уставившись в потолок, а совершала прогулки, сначала до местного пруда, потом дальше, с каждым днем чуть-чуть дальше. Отвыкшие от движения ноги ныли, но это была приятная усталость.

Двигаться, двигаться, понукала она себя, движение – это жизнь! Появился какой-то аппетит.

Она будет бороться, она вырвется из глубокого омута. Она будет счастливой!

Накануне Нового года с началом зимних каникул в школе Сергей приехал в середине дня.

– Так. У меня мало времени. Час тебе на сборы, и поехали.

– Куда? – удивилась Светлана.

– Ко мне домой. Новый год будем встречать у меня. Поторапливайся, мне еще на завод нужно ехать, закончить последние дела старого года.

И Света, словно ждала, подхватила Пашку, наскоро попрощалась с бабушкой Марией: «Бабушка, ты не волнуйся, всё будет хорошо, я напишу…» – и уже через час сидела в машине.

Заснеженная равнина расстилалась перед глазами Светланы, до рези в глазах искрилась под ярким праздничным солнцем и искрами счастья отзывалась в ней. Она ехала в новую, счастливую жизнь! В городок она приехала лишь к концу каникул – подать заявление об увольнении.

2

Прошли годы. Все последствия ртутного отравления ушли из организма Светланы почти полностью, о них напоминали только воспаленные десны, шатающиеся зубы, и приходилось обращаться к дантистам. Но глубоко, на дне души остались осколки пережитых крушений. С острыми краями, они вдруг всплывали из темных глубин, ранили, терзали. Временами Светлана начинала плохо спать, поздно ложилась, просыпалась среди ночи и уже не могла заснуть. Тихо, чтобы не разбудить мужа, перебиралась в другую комнату, читала часами, не понимая прочитанного. А он спал, не замечая ее отсутствия, посапывая безмятежно, и это начинало злить. Утром вставала невыспавшаяся, пасмурная, и Сергей чувствовал, как назревал, сгущался электрический заряд скорой грозы. «Завтра? Послезавтра?» – ожидал он. И Света срывалась. Из-за мелочи, из-за пустяка, и тогда лавина черной злобы выплескивалась. Ей нужно было разрядиться, и она метала в мужа стрелы давних обид, скопившихся за многие годы. Всплывало давнее, давно пережитое, но не отомщенное. Он не отвечал, не опускался до перебранки, молча поворачивался и уходил в дальнюю комнату, запирал за собой дверь, и она в бессильной злобе колотилась в нее. Сергей одевался, дрожащими руками доставал из стола ключи от машины. Теперь – прорваться, уехать прочь, куда глаза глядят, от этого безумия. Он понимал, что никакое это не безумие, эта черная волна должна вылиться без остатка, и тогда Света станет прежней, любящей и заботливой. Но сколько времени для того понадобится? День? Два? Неделю? Когда кончалась темная жизненная полоса и наступала светлая, Сергей предлагал: «Может быть, тебе следует сходить к психотерапевту? Давай вместе пойдем, это может помочь». Но Света обижалась: «Ты что, считаешь меня ненормальной? Никуда я не пойду, ну подумаешь, сорвалась! Ничего, справлюсь». Но проходило время – месяц, два, и всё повторялось.

За эти годы они вдвоем прошли много дорог, пять раз меняли города и страны. Казахстан – Белоруссия – Урал – Вятка – Москва – снова Белоруссия. Почему их носило по огромной стране? Да потому что оба были непоседами. Пять лет жить на одном месте? Пять лет каждый день ходить на работу по одним и тем же улицам, на одни и те же заводы? Заниматься одним и тем же хорошо известным, надоевшим делом – это было не для них. Им хотелось нового, интересного, неиспытанного, и они получали новизну в полном объеме. В министерстве знали Сергея как человека, способного вытащить из ямы безнадежное производство. Ему делали предложение – возглавить завод, нуждавшийся в переменах, и он соглашался, оставлял отлаженное производство и ехал на новое место, чтобы там по уши влезть в раздрай и беспорядок, чтобы работать по двенадцать часов, а потом придумать нестандартный путь, как вытащить завод из пропасти, – не так, как в строгих советских инструкциях. И за это получить предупреждение и даже наказание – нечего самовольничать, всё прописано в инструкциях и сборниках правил. Ну да ладно, пусть наказывают, главное – результат и доверие людей, с которыми работаешь. Это было некое озорство вполне взрослого, опытного человека. Вот ты пришел на завод, где всё идет через пень-колоду, где люди изверились и ходят на работу по привычке, по инерции, ищут место на стороне, чтобы прочь от постылого, бесперспективного.

Конечно, лучше всего в этом случае – притащить с собой свою команду единомышленников, выбить для них квартиры в новом городе, резво начать ломать старое и строить новое. Тогда возникает малая гражданская война, фронт делит старых, проработавших на заводе не один год, и пришлых, пригретых новым начальником: какого черта они здесь командуют? Тогда требуется жесткая, безжалостная рука, требующая подчинения новым принципам. А не нравится – ворота завода открыты! И уходят непокорные, и нужно время для того, чтобы улеглись страсти, чтобы залечились раны, заштопались прорехи. Сергей шел другим путем. Для этого нужно отыскать в старом, разрозненном сборище людей активных, нестандартно мыслящих, зажечь их новыми идеями, сделать их своими единомышленниками. И наступает поворотный момент, когда весь коллектив поверил в тебя, и это высшее достижение руководителя-лидера.

Как и когда случилось то, что он добровольно взвалил на свои плечи эту беспокойную обязанность – быть лидером, быть первым, быть лучшим? Со школьных времен Серега был младшим в классе и всегда – круглым отличником. Не потому, что очень старался. Это происходило естественно и органично. Он всё схватывал с лету. То, что другие мучительно зубрили, ему казалось ясным и простым, легко, без труда запоминалось. И для всех в школе, и для учеников, и для учителей, да и для него самого, было совершенно очевидно: Сережа не совсем такой, как другие, Сережа может получать по всем предметам только пятерки, Сережа – гордость школы. Вот только по физкультуре… Он был тощим, долговязым, малосильным, а учителю физкультуры Костину Ивану Федоровичу по кличке Ишак было плевать, что Сережа – гордость школы: будь добр, выполняй требования программы. В пятом классе таким требованием был акробатический прыжок фляк – с разгона нужно опереться на руки, а затем, оттолкнувшись руками, изогнуться дугой и опуститься на согнутые ноги. У Сережи никак не получалось – подламывались слабые плети рук, и он падал мешком на мат. Он был хуже всех, и сознание этого тяжким камнем висело на шее. Через месяц предстоял зачет по этому самому ненавистному прыжку, и он не мог не получить пятерку, ведь он – гордость школы! И тогда он решил – он сделает сальто вперед, а это труднее, чем проклятый фляк! Но сальто всё не получалось и не получалось, он приземлялся на спину, на задницу, валился назад…

Но вот настал день зачета, и у Сережи всё валилось из рук, даже по любимой физике он ответил невпопад. Третьим уроком была физкультура, мстительный Ишак вызвал его первым, ожидая позора гордости школы. И тогда у Сереги что-то произошло в голове. Он почувствовал полную отрешенность и собранность, к нему пришло осознание: нет отступления, и он сейчас совершит это сальто. Легко разбежавшись, он взмыл в воздух, собрался в тугой комок и приземлился, вытянув вперед руки. Может быть, с этого сумасшедшего прыжка к нему пришла способность сосредоточиться и мобилизоваться в решающий, критический момент в жизни. И дурацкая обязательность быть всегда первым, не пропуская ни одного ухаба по дороге.

В шестнадцать лет, едва окончив школу, он пошел на машзавод – работать разметчиком. Его приставили учеником к опытному рабочему, тот целый день объяснял новичку, как пользоваться чертилкой, керном, рейсмусом. А на следующий день вызвал Сергея к себе начальник цеха.

– Такое дело, понимаешь. Не хватает у нас разметчиков. Твоего наставника Еременко мы во вторую смену перевели, придется тебе работать самостоятельно. Ничего, научишься. Ты же в школе отличником был, вот и учись работать сам. Что непонятно – спрашивай.

Пришлось Сергею доходить до всего своим умом. И научиться чертежи читать, и тяжелую деталь краном на разметочную плиту устанавливать и соображать, как ее разметить под очередную обработку. А если ошибался, взыскивали, несмотря на его шестнадцать. Ты же в школе отличником был!

А когда Сергею было двадцать четыре, он уже отслужил три года в армии, окончил институт заочно, своим умом, работал тогда конструктором. Вызвал его главный инженер завода Лобов.

– Такое дело, понимаешь. Умер у нас главный механик Веревка, ты знаешь, царство ему небесное, хороший человек был. Так вот, берись-ка ты за это дело. Это ничего, что ты в ремонте станков не понимаешь, ты же в школе отличником был, да и институт с отличием окончил, разберешься, научишься.

В двадцать шесть лет предложили Сергею должность главного инженера завода металлоконструкций.

– Такое вот дело, понимаете. Нужен главный инженер на новый завод. Это ничего, что Вы, Сергей Валерьевич, ничего не понимаете в металлоконструкциях, – сказали ему. – Вы же в школе отличником были, да и в институте… Разберетесь, научитесь.

Вот так Судьба брала его за шиворот и тащила вперед.

А может быть, не Судьба волочит нас по жизненным колеям, а мы сами выбираем, отсидеться ли в теплом тихом углу или сломя голову спотыкаться на кочках, прокладывая путь?

Конечно, не всё было гладко у Сергея на тернистых перекрестках. Были неудачи, были падения. Но только у того, кто ошибается, кто собирает ушибы и шишки, открывается путь к новым решениям. Главное, это винить в промахах самого себя и не повторять совершенных ошибок, стать умнее и опытнее еще на одну ошибку. Каждый раз Сергей поднимался и шел вперед. Чтобы совершить еще один промах и стать еще на одну ступеньку опытнее и мудрее.

В конце восьмидесятых Сергея пригласили в Москву – стать главным инженером Всесоюзного объединения. Кажется, он достиг вершины на карьерной лестнице, пора остепениться. Но грянул развал Союза, крушение всех министерств, Сергей без сожаления оставил насиженное, солидное кресло и вскочил в последний вагон уходящего поезда свободной рыночной экономики, вскочил в чем был, прихватив с собой лишь накопленный опыт и знания.

Сергей никогда не кичился своими прошлыми титулами и даже слегка стеснялся их. Всё начиналось сначала, и в жесткой конкурентной борьбе выигрывал тот, у кого было больше знаний и умения. У кого было больше энергии, крепче нервы и зубы. Лихие девяностые были временем рискованных, авантюрных действий. Очаровать внешним блеском, обмануть, сорвать деньги и смыться в неизвестном направлении – таков был стиль новых русских – бизнесменов новой России. На авансцену страны вышел криминалитет. Воры в законе и авторитеты надели строгие – и не очень строгие – пиджаки, открыли легальные фирмы и теперь определяли мораль и порядок в строительстве.

Но Сергей выстроил для себя свой собственный кодекс поведения – только профессионализм и абсолютная честность!

А какие были соблазны!

Дорогой мой читатель, дело в том, что всякое строительство – весьма произвольный и не строго определенный процесс, зависящий от многих неуправляемых обстоятельств, и всегда есть возможность слегка, ну, чуть-чуть приукрасить, чуть-чуть соврать. И сорвать. Потом подправим. Потом!

Сергей знал о заразительности соблазнов. Один раз уступишь, потом второй, третий… одиннадцать лет он мотался по стройкам – в Москве, в ближнем и дальнем Подмосковье. И ни разу не позволил себе изменить своему кодексу, как бы трудно ни было, ни разу, даже по мелочам, не обманул заказчика. А может быть, это работали гены, доставшиеся ему от деда, московского купца? В те давние времена честное слово купца было законом, и нарушивший слово безжалостно изгонялся из купеческой гильдии.

Еще раз, дорогой мой читатель! Мне, кажется, изменило чувство меры, и я нарисовал лакированный образ рыцаря без страха и упрека. Конечно, у реального Сергея были свои заморочки и слабости, оставим их на его совести. Но ведь нужны герои, чтобы бороться с рутиной и серостью, с ложью и предательством! Кстати, почти всю свою сознательную жизнь Сергей проработал главным инженером или техническим руководителем, и только однажды поддался на уговоры начальства и два года волочил на себе непосильную ношу директора завода, но об этом как-нибудь в другой раз. Каждому – свое, и Сергей категорически не годился в директора. Ведь директор, в любом случае, – это чиновник, он должен вписываться в выстроенную систему. А если эта жесткая система противоречит твоим убеждениям? Если она мешает движению вперед? Значит, нужно или поступаться своими принципами, или освобождать кресло для более обтекаемого, подходящего для руководства. Быть инженером, без громкого шума делать свое производственно-инженерное дело – таким был его удел.

Но всему приходит свой черед. Время разбрасывать камни и время их собирать. Сергей оставил Москву и свои беспокойные стройки. И тоже без сожаления. Столица – это место для зарабатывания денег, а жить нужно так, чтобы просыпаться от пения птиц, а не от тревожной мысли: не опоздать на работу! Жить нужно, чувствуя себя свободным человеком, хозяином своей судьбы. Вы скажете: так не бывает, человек – как муха, попавшая в паутину, – связан нитями условий и обязательств. Да, это так, но почему бы не помечтать, почему бы не постараться самому строить свой дом, свою судьбу?

Они – Сергей со Светланой – вырастили детей, обзавелись внуками, а теперь, уйдя на пенсию и удалившись от суеты городов и заводских труб, строили замок своей мечты – большой уютный дом на опушке леса. Участок под застройку устроил ему старый друг Яша, они когда-то работали на одном заводе и дружили семьями.

Несколько лет назад в большом селе, в ста пятидесяти километрах от столицы, в озерно-лесном краю построили завод напитков. В этом краю в давние былые времена обильно росли яблони, груши, вишни, сливы, малина, смородина, а леса были полны ягоды – черники и клюквы. Жители окрестных сел несли и везли на завод плоды садов и лесов, и там из них делали соки и напитки. Дешевые, натуральные и вкусные, в одно-, двух- и трехлитровых стеклянных банках. А из отжима, куда ж его девать, получали чернила – тоже дешевые плодово- ягодные вина. Мудрые руководители края рассчитывали таким образом бороться с самогоноварением – традиционным промыслом этих мест. Дешевое вино в бутылке ноль семь получалось выгоднее самогона, исправно било по мозгам, а самое главное, не нужно было самогонщикам откупаться от милиции – та совсем озверела, охотясь за ними.

Друга Яшу вместе с его товарищем Виктором Лешко пригласили возглавить новый завод и предоставили участки под застройку и подъемные на обзаведение хозяйством. Яша успешно построил дом у леса и работал главным инженером питейного завода, а у Лешко – директора – дело не пошло: он завез на участок железобетонные плиты, а через два года уволился с завода. Участок с безобразной железобетонной кучей пятый год мозолил глаза районному начальству, нарушал чинный порядок в образцовом селе, и с ним нужно было что-то делать, но желающих на благоустройство участка не находилось. Дело было в том, что когда-то в уже забытые времена по этому участку вдоль леса проходила узкоколейная дорога. Рельсы давно разобрали, но весь участок был загажен остатками угля и золы. Потом, после разборки узкоколейки, сюда стали свозить и сносить мусор с дворов села. Это же непременно – участок был диким, неприсмотренным, загаженным, и стоит появиться первой кучке мусора, как тут же она начинает обрастать всё новыми кучами. Чтобы придать участку благопристойности, по указанию нового председателя сельсовета пригнали бульдозер и как-то выровняли, сгладили безобразие, завели в селе мусорную автомашину, которая по пятницам объезжала село и собирала отходы. Сваливать отходы на участке перестали, но старые рваные ботинки, куски ржавой проволоки и сломанные оси вагонеток кое-где выглядывали из бесплодной, отравленной земли участка. К тому же этот железобетон, что завез Лешко, – дефектные, поломанные плиты. Что с ними делать? Вывозить – себе дороже.

Как-то Сергей со Светой приехали в гости к Яше и были очарованы. Окраина села, через дорогу – лес, полный грибов и ягод, тишина, воздух, напоенный запахами хвои. Тогда-то Яша и предложил Сергею взять участок рядом. У Яши были друзья в сельсовете, и он всё устроил: долгосрочная, на пятьдесят лет аренда – пятьдесят три американских цента в год и обязательство построить жилье за три года.

Только как превратить эту бывшую и нынешнюю помойку в жилье? У Сергея за плечами были еще не такие стройки! Он справится. Проект дома он делал сам. На собственном переносном чертежном приборе, купленном когда-то в Москве, – пластиковой доске в половину чертежного листа, с рейсшиной. За неделю сделал расчеты, начертил планы, фасады, разрезы. Прорыл пробные шурфы на участке. Под тонким слоем серой бесплодной земли начинался песок – чистый, желтый, и это была удача. Дело в том, что песок – отличная опора для дома. Пресловутый замок на песке – это лишь аллегория. Это глина изменчива, текуча и непредсказуема, как женщина, а песок – мужского рода, он надежен и основателен, на него можно опереться теми самыми железобетонными плитами, которые неопрятной кучей загромождали участок.

Яша свел Сергея со своим добрым знакомым, занимавшимся строительством. У Володи Найды была небольшая бригада – два человека, да и сам он оказался открытым, сердечным человеком. Володя долго разглядывал, перебирал чертежи. Дом был двухэтажный, в трех уровнях, с подвалом и заглубленным гаражом, с высокой шатровой крышей и просторной верандой, выплескивающейся на солнечную сторону.

– Сергей Валерьевич, а почему Вы так сложно всё закрутили? – спросил он. – У нас так не строят.

– Володя, я же строю для себя. Чтобы было удобно, просторно. И чтобы было красиво. А сложностей здесь никаких нет. Тебя крыша беспокоит? Сложно? Так я сделаю чертежи ферм, их соберем на земле на болтах, и уже собранные закинем наверх.

– Интересный дом, я таких еще не строил. И самый красивый будет во всем нашем селе.

Володю восхитило то, что не нужно никаких глубоких фундаментов, – всего лишь выложить плиты на двух уровнях, и на них просто и удобно станет весь дом.

– Только я за лестницу на второй этаж не возьмусь, – предупредил он. – Она у Вас сложная, винтом загибается.

Сергей заверил, что лестницу будет делать сам. Ударили по рукам, и закипела работа. Колышки и бечевки заграфили площадку, обозначая контуры будущего дома, небольшой экскаваторишка ковырял землю, выворачивая груды земли, перемешанной с песком. Но настал вечер, и через строительную площадку сплоченным строем, наискосок двинулось местное стадо коров, возвращавшееся с пастбища, сбивая колышки и бечевки, проваливаясь в вырытые ямы. Последние десять лет каждое утро и вечер они копытили этот путь, и никакие понукания и кнуты не могли заставить их изменить привычный, нахоженный маршрут. Стройка останавливалась, и Сергею пришлось срочно огораживаться от рогатого племени. В районном центре в магазине стройматериалов были закуплены трубы – стойки ограждения – и сетка-рабица. Грохали кувалды, забивая трубы, натягивалась сетка. На следующее утро коровье стадо пестрым черно-рыжим клином в изумлении остановилось перед неожиданным препятствием. Буренки возмущенно ревели, пытались рогами смести сетку и категорически отказывались идти в обход. Пастушку с длинным кнутом через плечо понадобилось полтора часа – тащить каждую корову за рога и направлять на новый путь, а хозяйки коров собрались недовольной толпой и обменивались нелицеприятными репликами по адресу пришлых: небось, из города заявились, и чего им там, в городе, неймется? Только через неделю рогатое стадо привыкло к новой дороге в обход, но каждый раз, проходя мимо ненавистного проволочного забора, укоризненно мычало.

Дом рос быстро. Удалось, по Володиной подсказке, купить недорого готовый сруб для первого этажа. Недалеко, в соседнем рабочем поселке, продавали сруб молодые люди – наследство, оставшееся от родителей. Когда-то в этом поселке кипела жизнь, работали два небольших заводика, бойко перерабатывающих окрестный лес на занозистые, сучковатые доски.

Медленно, но неумолимо замедляет бег, умирает сельская жизнь. Закрылись местные лесопилки, не выдержав конкуренции с гладкими, упакованными в полиэтилен досочками из Польши, уехала в столицу на поиски новой жизни молодежь, тяжело и безысходно ковыляли по зарастающим бурьяном улочкам оставшиеся старики, а эти двое остались. Они были очень молоды и трогательно растеряны: Сергей видел, как они перебирали в своих узких ладонях зеленые американские бумажки, на которые теперь можно было купить призрачное счастье.

А с мусором… Сергей купил в хозяйственном магазине две дюжины тканых пластиковых мешков, наполнял их рваньем, грузил в свою машину – два мешка в багажник, два – на заднее сиденье, – и раз за разом вывозил на площадку на околице, где дружной группой, ожидающе открыв жестяные рты, стояли мусорные контейнеры.

Володя Найда был настоящим найдой, находкой. Он знал всё в округе, что касалось строительства. Он советовал, где недорого купить отлежавшиеся сухие доски для полов, где купить красивый керамический кирпич для облицовки сруба снаружи и гипсокартон для внутренней отделки, натуральную черепицу для крыши. Володя свел Сергея с местным мастером по окнам. У Петра Никодимыча была своя мастерская по изготовлению окон на заказ. Окна он делал из высушенной березы – чистые, прочные, с надежным притвором. А еще Володя привел к Сергею местного печника Николая.

Николай был настоящим мастером своего дела, только вот таких печей, как задумал Сергей, он никогда не клал. Печь должна была обогревать два этажа, шведкой, с обогревом нижнего пода и с плитой. Печь такого типа Сергей подсмотрел в книжке «Печи и камины», купил по случаю в книжном магазине в Москве. Он начертил устройство печи и порядовку – порядок укладки кирпичей. Николай кряхтел недовольно, но печь получилась на славу удачной, отделанной золотистыми изразцами: она быстро нагревалась и долго сохраняла тепло. Красавец дом рос быстро, радуя глаз вишневым кирпичом первого этажа, сайдинговой белизной второго и золотистой черепицей шатровой крыши.

Теперь даже коровы, возвращаясь с пастбища, останавливались, оглядывали дом и одобрительно мычали: «М-м-м, такого в нашем селе еще не было!»

Дом вырос к осени, вернее, каркас дома, теперь его нужно было наполнить: водопроводом, электричеством, мебелью, всем тем, что делает мертвый скелет строительства жильем. Надвигалась зима, и Сергей закрыл свой новый дом на замок. До весны, под присмотр друга Яши. Подвернулась инженерная работа в Москве, кстати, заработать немного денег. Стройка вытянула у Сергея почти всё заработанное и отложенное.

3

Предложенная в Москве работа была необременительной. Нужно было наладить в близком Подмосковье на небольшом заводе производство конструкций башен для мобильной связи – бурно развивающееся направление. Четыре месяца, до самой весны, Сергей разрабатывал чертежи специальных приспособлений для сборки, руководил их изготовлением, учил рабочих, как собирать, и учился сам. Пропадал неделями в Дмитрове – там, на окраине города, был расположен этот завод. В общем, в марте производство пошло, Сергей собрал контрольной сборкой первую вышку, всё сошлось, хозяин завода пожал Сергею руку, вручил ему честно заработанные деньги – не очень много, но хватит для достройки сельского дома, и он с первым весенним теплом переселился в свою деревню.

А что Светлана? Сергей вдруг обнаружил, что жена живет своей, женской, непонятной жизнью, постепенно отдаляясь от него, и ее всё меньше интересуют инженерные страдания мужа. С этим что-то нужно было делать, образовавшуюся прореху в семье нужно было срочно залатывать. Быстрее закончить сельский дом, вселиться туда, жить сельскими радостями. Светлана – она же родом из деревни. У них всё получится!

Из всех благ цивилизации на окраине села было лишь электричество – линия-воздушка проходила по улице, рядом с домом. Остальное – водопровод, горячую воду, канализацию – нужно было делать автономными. С благословения друга Яши (как же все-таки везло Сергею с друзьями!) всю электрику подрядились сделать двое молодых ребят – инженеров-электриков из соседнего санатория, а Сергей бродил по участку с рогулькой – разведчиком водоносного слоя. «Нужно найти воду, ну пожалуйста!» – молил он рогульку. И она преисполнилась добротой – клюнула в самом удобном месте, в пятнадцати метрах от дома. Есть вода!

Для рытья колодца – сурового мужского дела – Сергей вытащил своего шестнадцатилетнего внука Андрюшу. Внук обещал вырасти городским увальнем, и работа в деревне была прописана ему дедом, как врач прописывает лекарство больному. Не нужно тратить слов, не нужно читать мораль. Они двое рядом – дед и внук, двое мужчин – делают одну, общую, нужную работу, и перебрасывается мост взаимопонимания, мост через два поколения. Завезены бетонные кольца, над будущим колодцем сооружен ворот с ручкой, веревкой и ведром, под бетонным кольцом подрывается земля, и кольцо постепенно погружается, потом над ним выстраивается второе, третье. Двое сильных, здоровых мужчин, мокрые от пота, трудятся слаженно. Один – внизу, во влажной полутьме наполняет лопатой ведро, второй воротом вытаскивает ведро наверх. Потом они меняются ролями – Андрюше нужно научиться рыть колодец.

На пятом в глубину метре песок стал мокрым, и струйками стала поступать вода. Рогулька-разведчица не обманула, не подвела. Теперь – опустить в колодец насос, и по трубам, проложенным под землей, наполнять накопительный бак под крышей – Сергей заранее смонтировал его между фермами. Канализацию Сергей также сделал местной – выгребной колодец, выложенный кирпичом в дальнем углу участка.

Светлана наезжала временами. Ходила, смотрела, скептически хмыкала. Она не верила, что в этом медвежьем углу можно создать цивильные условия для жизни. А Сергей работал. Прокладывал трубы водопровода и канализации, вешал электрический водонагреватель, монтировал умывальник, небольшую ванну и унитаз в ванной комнате на первом этаже, душевую кабину – на втором. Прокладывал вентиляционные каналы к вытяжной трубе, заблаговременно выведенной на крышу, клал плитку на стенах и на полу в ванных, устраивал там пластиковые потолки. Красил полы. Заказал кухонное оборудование и теперь монтировал его. Ставил межкомнатные двери. Всё делал сам, своими руками. Он много лет проработал руководителем. Водил руками и командовал другими, а его собственные мужские руки тосковали по работе. Он не мог доверить устройство своего гнезда чужим, равнодушным рукам. Ну, пусть плитка на стенах в ванной чуть-чуть, самую малость неровна, он же не профессионал-плиточник, зато сочетание белых, синих и желтых плиток в причудливом рисунке радует глаз. Он создавал красоту, и было упоение трудом, нужным, творческим. По вечерам сладко ныли утомившиеся за день руки, он засыпал, лишь коснувшись подушки, чтобы утром вскочить свежим, полным новых идей.

Трудовому мужику сложно без женских рук. И грязью может обрасти, и завшиветь, с них станется, и в отсутствие Светланы шефство над Сергеем взяла Зина, Яшина жена. Была Зина кореянкой, ростом мала, чистюля, само трудолюбие и жизнерадостность. Познакомился Яша с ней, когда служил действительную в Казахстане. Не устоял белорусский мужик перед обаянием знойных раскосых глаз, привез ее сюда. Был Яша не то чтобы ледащим, но увальнем – большим любителем спокойной, устроенной, удобной жизни, и Зина ходила за ним, как за ребенком малым. Кормила, обстирывала, на работу и на рыбалку собирала, и ходил Яша по селу гоголем, в начищенных ботинках и с ярким галстуком. А теперь Зина кормила Сергея своими супами и котлетами, отвела ему диван для спанья в зале с телевизором.

Односельчане заглядывали порой к Сергею, конфузливо топтались на пороге, отнекивались на приглашение пройти, но любопытство пересиливало – Володя Найда рассказывал про необычный дом.

– Ну прям как в городе, – уважительно говорили они.

Всю жизнь проработав с бездушным, холодным железом, Сергей трепетно любил теплоту дерева, он мог бесконечно долго вглядываться в никогда не повторяющиеся рисунки живой древесины, удивляться причудливому разнообразию жилок и оттенков. Ну, первый этаж пусть будет современно безликим – крашеные полы, гипсокартон стен и потолков – светлых, радостных тонов, широченное, чуть не в полстены окно в сад, шпон стандартных дверей. Но на втором этаже и на веранде будет праздник дерева: полы – под прозрачный лак, стены и потолки – шлифованная вагонка. Длинный стол на просторной, светлой веранде и лавки, обступающие стол, он делал сам, своими руками. Украшением дома стала лестница, взбегающая на второй этаж широким изгибом, тоже деревянная, с перилами.

В июле дом был готов для жизни, Сергей нанял машину и привез из города мебель и жену Светлану. Он ехал домой, теперь то, что он соорудил в деревне, будет их со Светланой домом. Он ехал и думал, как жена всплеснет руками, как обрадуется этой рукотворной красоте.

Но не случилось ни восторга, ни радости. Светлана молча обошла весь дом, нарочито кряхтя, поднялась по новой лестнице на второй этаж…

– И ты считаешь, что в этой халабуде можно жить? – спросила она. – Вы с Зиной нагородили здесь, меня не спросясь.

Обитатели городских квартир привыкают к тесному мирку, отгороженному от внешнего мира толстыми стенами. Здесь тепло и уютно, даже если за окном жестокий мороз, если отчаянный ветер раскачивает деревья и пытается сорвать одежду с прохожих, или если зарядил нудный, бесконечный дождь. Здесь обитатель надежно защищен от опасностей и жестокостей улицы. Поворот ключа в замке – и уже никакое внешнее зло не сможет проникнуть через бронированную дверь. Щелчок выключателя – и всё внутри жилища осветилось теплым светом. Нажатие кнопки на кухонной плите – и прирученный дикий зверь преданно лижет голубым языком кастрюли и сковородки с хорошо отмытой, приготовленной и упакованной магазинной едой. Коснись пальцем черненькой коробочки пульта – и экран телевизора открывает перед обитателем городской квартиры целый спектр тщательно отшпаклеванной, подкрашенной, продезинфицированной, искусственной жизни. Теплый халат и мягкий диван, заждавшиеся хозяина, открывают ему свои объятья, и привычно приветливо смотрят на него глаза добрых людей с фотографий на стене. С ними хорошо общаться, с этими добрыми людьми на фотографиях. Они молча улыбаются и не задают неприятных, сложных вопросов. Мир квартиры замкнут и привычен до мелочей. Раздражают огни городских улиц? Можно отгородиться от них тяжелыми шторами на окнах. Мягкой паутиной обволакивает этот мир обитателя. Чтобы отдохнуть от дневной суеты, отвлечься от жесткого захвата рутинной, выматывающей работы. А утром безжалостный будильник разбудит его, заставит торопливо проглотить завтрак и влиться в изнуряющий поток деловой жизни.

А если человек завершил свой второй круг, если ему теперь не нужно вскакивать по утрам, не нужно больше служить молоху, подчиняющему себе силы и нервы человека? Тогда городская квартира превращается в добровольную тюремную камеру, уютную и благоустроенную, но отрезанную от внешнего мира.

Дом ошеломил и испугал Светлану. Он был бессмысленно огромен. Для чего нужен этот второй этаж, если и первого этажа за глаза хватит им двоим? Непомерно большая зала, она же кухня, она же столовая. Неужели нельзя было перегородить ее стенкой, чтобы были две комнатенки поменьше? От входной двери через прихожую попадаешь сразу в столовую. Неужели нельзя было отгородиться дверью?

И это чудовищное окно во всю стену. Чувствуешь себя как будто раздетым, у всех на виду. Везде в доме выключатели, одни для освещения, другие – для насоса в колодце. К чему все эти сложности? Печь прямо посреди дома. Ее же нужно будет топить. Дровами. Бегать на улицу за этими самыми дровами. Света давно уже отвыкла от деревенской жизни с печами, с дровами и уличной грязью. А участок за окном, необозримый, заваленный кучами песка после строительства, – его же придется окапывать, удобрять, засаживать и засевать!

Ну не была Светлана новатором. Так уж распорядилась природа. С давних, первобытных времен мужчина – охотник, в поиске, в разведке новых дорог и угодий, а женщина – хранительница домашнего очага. Пройдет немало времени, пока она приспособится к новому дому, оценит простор комнат. А пока Светлану всё раздражает в неуютной, по-мужски сработанной избе. Почему кровать стоит изголовьем на север? Нужно, чтобы на юг! И Сергею приходится переделывать электропроводку в спальне. Почему нет летней кухни? Сельский дом и без летней кухни? И мужу приходится срочно делать пристройку, настилать там полы, устанавливать под окном шкаф для газового баллона. Телевизор слева – неудобно, переставить в правый угол, а диван перетащить напротив! Обеденный стол слишком мал, в большой комнате должен быть большой стол!

Сергей терпел, переделывал, передвигал. И когда же закончатся эти женские причуды и скандалы? А лето шло на убыль, приближалась зима, и нужно запастись дровами, выровнять и перекопать участок, завезти навоз, посадить первые яблони. Семейная жизнь никак не налаживалась. Светлана разразилась очередным громким скандалом. Из-за какого-то пустяка.

– Ну вот что! Я жить здесь не намерена. Ты можешь оставаться, но моей ноги в этом захолустье больше не будет!

Она ушла, шумно хлопнув дверью. Уехала в город, к сыну, а Сергей вдруг почувствовал себя свободным человеком. Свободным от женских причуд и скандалов, свободным для нужного и безоглядного труда.

Три дня Сергей заготавливал дрова на зиму. Лесовоз подвез и сбросил в дальнем углу у забора двухметровые бревна. И – размахнись, рука, раззудись, плечо, ты пахни в лицо, ветер с полудня… Пахучими янтарными опилками брызжет от установленных на козлах лесин. Пила – остро наточенная двухручка, а пильщик один. Ничего, Сергей справится. Друг Яша? Да нет, он на такое не способен. Яше уже исполнилось шестьдесят, он остепенился, из главных инженеров ушел в инженеры по технике безопасности. Совершенно безопасная должность. Немного меньше платят? Нам с Зиной хватит, да и дочери каждый выходной приезжают. Колоть дрова самому? Лучше за пару бутылок нанять местных бомжей. Яша не одобрял друга-соседа. На виду у всего села вкалывать самому? Нехорошо, несолидно. Но Сергею было не до солидности. Ах! Врубается колун в полено, и оно послушно распадается на две половины. Сброшена куртка, и от разгоряченного тела поднимается пар в стылом воздухе. Растет, выкладывается поленница под навесом у забора. Наверное, вот так много-много лет назад заготавливали на зиму дрова его предки. Впрочем, они же были московскими купцами, наверняка нанимали батраков, и им не суждено было познать ощущения здорового мужского тела, радость мужского труда… – Сергей Валерьевич! Заканчивайте, обед готов, а то простынет!

Это верная подруга Зина. Зина в восторге от всего, что делает Сергей, от его нового дома, и она не понимает, как это может Света капризничать, скандалить. И как только она может уехать, оставив мужа одного!

После двух мягких зим пришла, наконец, настоящая снежная зима. Утром Сергей проснулся от ровного белого света, вливавшегося через окно. Новорожденный снег шел всю ночь, заботливо укрывая истомившуюся от осенних непогод землю пуховым одеялом. Он простил людям все незавершенные дела, развороченную, неприбранную землю. Радуйтесь, люди! Начинается новая, чистая, безгрешная жизнь! Вскочить с постели, наскоро одеться, сунуть ноги в короткие, с обрезанными голенищами валенки, и – веселая потасовка со свежим снегом. Очистить крыльцо, проложить дорожки к входной калитке и к поленнице у дальнего забора. А снег не слушается, ссыпается с лопаты. Он легкий, сыпучий, игристый. Ну, еще один снегопад – молит снег Сергей, чтобы можно было проложить лыжню в лесу. Вот уже три года он не становился на лыжи: ни настоящей лыжной погоды не было, да и времени тоже, всё какие-то неотложные дела.

К Новому году зима по-настоящему установилась, и Сергей проложил первую лыжню. Она шла по просеке, до деревни Мельники, сворачивала влево и дальше – лесными дорогами по большому кольцу. Он был один, единственным лыжником на всю округу. Можно часами скользить по лыжне, не встретив ни единого человека. А лес жил своей лесной жизнью. Вот в сотне шагов впереди лыжню пересекла семья кабанов, угольно-черных на свежем снегу. Впереди – великан-секач, а за ним следом, тесно, морда к хвосту впереди бегущего, – самки и подростки поменьше, а в конце на левом фланге – поросята мал мала меньше. Как в строю в учебной роте, где когда-то служил Сергей. Он со своим ростом всегда был правофланговым, а замыкал левый фланг коротышка Сыздыков из Казахстана.

Справа, у подножия громадной ели, золотистым факелом прошмыгнула лисица, вот – четкие отпечатки заячьих следов. А однажды Сергею встретился самец олень. Он показался Сергею огромным, метра два ростом. Олень стоял впереди, слева от лыжни, высоко подняв голову на гордой шее, и смотрел на человека. Сергей тоже остановился. Несколько мгновений они оба молча глядели друг на друга, а потом неведомая сила подняла красавца в воздух, и в три гигантских скачка он исчез за соснами.

Легкая ветровка уже давно сброшена с плеч, завязана узлом на поясе, и рубашка на спине промокла от пота. От усталости свинцом начинают наливаться ноги. Пора возвращаться. Последний километр до дома Сергей преодолевает, стиснув зубы. Опять немного не рассчитал, увлекся, далеко забрел. Зато какое счастье – очистить рукавицей от снега лыжи, оставить их у входа, пусть оттаивают, просыхают, сбросить с себя прямо на пол взмокшую, заледеневшую одежду и завалиться в ванную, под горячий душ! Стук в дверь и голос Зины:

– Пришли наконец? А мы с Яшей уже заждались. Быстро вылезайте из ванны и бегом к нам. Жареная картошка простывает.

Зина – первая подруга, но никак не может перейти с Сергеем на ты. В январе ударили морозы, ночью до двадцати пяти. За ночь изба выстывала, и так не хотелось утром вылезать из-под теплого одеяла, босыми ногами на холодный пол! Рядом с топкой со вчерашнего вечера лежит охапка дров, клочок бересты, загодя нащипанные лучины, огонек сначала робко перебегает по дровам в печи, затем смелеет, крепнет, и вот уже ревет в топке молодым зверем. Сергей усмиряет его, прикрывая вьюшку, пламя начинает петь уютную песню, и домашнее тепло бродит по дому, изгоняя ночную стылость. День занят. Нужно сбегать в сельский магазин, приготовить чего-нибудь на ужин. Вечером придут Яша с Зиной, и они втроем будут смотреть кино. У Сергея – кассетный проигрыватель и целое собрание кассет. Что-то куплено в Москве, чтото привезено из зарубежных поездок, не было времени посмотреть: «Римские каникулы» и «Моя прекрасная леди» с Одри Хепбёрн, «Три тенора» с Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Хосе Каррерасом, «Возраст любви» с Лолитой Торрес и многое другое, томительно прекрасное.

Светлана приехала в начале марта. Она сидела на стуле у входной двери, робко сложив руки, и говорила, что приехала на минутку, взять кое-какие вещи…

– Ладно уж, давай мириться, нужно прощать друг другу мелкие слабости, – сказал Сергей. – Оставайся, я соскучился здесь без тебя.

Конечно, она осталась, и для них снова наступил медовый месяц после разлуки.

А может быть, так и нужно – расставаться на время, чтобы обострялись чувства? Чтобы пришло понимание, что нет друг без друга жизни на этой земле?

Но прошел медовый месяц, и вернулись Светланины причуды. Ну чего ей не хватало для мирной жизни? Они не были одиноки – рядом, калитка в заборе, в таком же сельском доме жили старые добрые друзья, с которыми делились и радостями, и горестями. Они не были оторваны в сельской глуши – Сергей провел спутниковое телевидение и интернет. Они не были отрезаны от мира – в гараже стояла машина, и они временами совершали выезды – на дальние озера, на встречи с друзьями, в театры и на концерты.

А через два года к ним пришел газ. Современный итальянский газовый котел-автомат в подполье, легкие радиаторы в комнатах, и не нужно таскать дрова, топить по-деревенски печь. Чистота, тепло, уют.

Сергей сделал в жизни все, чтобы построить безоблачное, беззаботное Счастье. Просыпаться утром от звуков коровьего стада, которое гонит мимо их окон деревенский пастух. Бродить по лесу, полному ягод и грибов. День заполнен мелкими трудами и заботами: полить грядки с луком и морковкой, собрать в теплице урожай помидоров и огурцов, прополоть и окучить картошку… По субботам приезжали из города дети с малыми внуками, топилась баня, и дом наполнялся звуками родных голосов. Наступала осень – пора заготовок на зиму. Они квасили капусту, засыпали в подпол выращенную картошку и закатывали в банки варенья и компоты. Мирная, полная добрых трудов сельская жизнь. Вместе с тем они не были лишены удобств и благ цивилизации – водопровод, горячая вода, ванна, душ и туалет были в их доме. Сергей всё это сделал сам, своими руками, он был инженером не только по диплому.

И почти каждый год они выбирались за границу – на Кавказские Минеральные воды, на берега теплых морей – Хорватия, Крит, Турция, Испания, – и каждый раз брали с собой одного из младших внуков. Друзья завидовали им белой завистью. У них всё получилось! Ну что еще нужно для полноты жизни, для тихого счастья двух любящих друг друга, стареющих, но еще полных сил людей.

Но безоблачного счастья не получилось. Червоточинка, поселившаяся когда-то давным-давно, продолжала жить в глубине души Светы, точить ее неясными сомнениями и терзаниями.

И вот – очередной срыв, темный, безнадежный. Сергей понял это сразу, молча оделся, вывел из гаража машину, уехал не прощаясь. Она выбежала следом за ним на крыльцо и продолжала вдогонку выкрикивать оскорбления, не стесняясь соседей. Сергею было тошно, противно, обидно. Через два-три дня она позвонит и скажет жалобным тоненьким голоском:

– Сереженька, мне плохо, я соскучилась. Приезжай скорее.

И он будет гнать на машине, чтобы скорее встретиться, прижать к себе ту, которая, он знал точно, не может жить без него.

4

Телефонный звонок застал Сергея, когда он завернул за угол и остановился на обочине, чтобы привести себя в чувство, унять дрожь в руках.

– Добрый день, Сергей Валерьевич. Это Петелин из Белгорода.

Помните меня?

– Ну конечно, Константин Иванович. Рад услышать Вас. Рад, что помните обо мне.

– Как Ваше здоровье, как дела? Всё хорошо? Ну и прекрасно. У меня к Вам предложение. Мы получили новый заказ, очень сложный и интересный. Не хотите ли Вы принять участие в нем?

– Буду только рад. Не могли бы Вы сбросить какую-нибудь информацию об этом объекте на мою электронную почту? Ваши работники знают ее. Я ознакомлюсь и в ближайшее время буду готов подъехать к Вам.

Новая интересная работа! Конечно, он бросит всё, все эти грядки и теплицы, и отправится в Белгород ради счастья инженерного творчества. «Ага! Они там, умники-инженеры, работают на большом заводе, делают конструкции для важных и сложных строек России, но когда дело доходит до самых необычных дел, то зовут старого деда из белорусской деревни», – озорная, тщеславная мысль завертелась у него в голове.

Звонок из Белгорода окатил Сергея свежей волной надежды и сразу снял с него горечь ссоры с женой. Возвратиться немедленно? Нет, еще слишком мало времени прошло, нужно выждать, сделать паузу, чтобы улеглась эта желчь, прорвавшаяся у Светланы. Два-три часа побродить по лесу. Помечтать о новой, конечно, интересной и блистательной работе в Белгороде, иначе не звонил бы Петелин. Любопытно, что там такое возникло, в чем сами не могут разобраться.

Светлана не сразу отозвалась на его звонок.

– Светик, ты уже позавтракала? – спросил он умильным голосом.

– А тебе какое дело до этого? Уехал и уехал, что тебе от меня надо?

– Да ничего особенного, просто я в Белгород уезжаю.

– В какой такой Белгород? – изумилась жена.

– В обыкновенный. Мне позвонили, предлагают интересную работу.

– Ты в своем уме? В Белгород он уезжает! Ну вспылила я, ну погорячилась. Немедленно приезжай. Тогда и поговорим.

Когда Сергей приехал, на его электронную почту уже пришло сообщение из Белгорода. Вытянутым овалом, полого изгибаясь, на экране ноутбука возникла цепочка-змейка, сотканная из кружева стержней и перекрестий: «Олимпийский стадион в Казани». Сергей хорошо знал, как строятся стадионы. Со времен древнего Рима это каменный или бетонный атриум, ступенями окружающий арену, вздымающийся высокими стенами. На эти стены и опирается перекрытие – стальные арки, защищающие арену от дождя и снега.

Этот стадион не был похож ни на один стадион в мире. Всё решетчатое покрытие стадиона в форме цветка лилии, казалось, парило в воздухе. Да нет, оно не висело, оно опиралось на восемь стальных опор. Всего лишь восемь! Это было невероятно. И какому сумасшедшему архитектору могла прийти в голову такая идея? Ведь в Казани выпадает снег. В отличие от Лондона и Мельбурна. Да еще какой снег! Сергей заглянул в справочник. Четвертый снеговой район. Двести восемьдесят килограммов на каждый квадратный метр покрытия. А общая нагрузка на это воздушное покрытие составит около тридцати тысяч тонн! Три с половиной тысячи тонн – вес железнодорожного состава – на одну опору. С такими нагрузками работают строители мостов. Но мостовики – это особая каста в строительстве, там у них не до красоты. Сверхмощные сварные балки и фермы. А здесь – кружево стальных труб, взметнувшихся ввысь. Оказалось, что проект разработала американская архитектурная компания Populous. Вот так вот! Смотрите и завидуйте, потому что нигде в мире еще не было ничего подобного.

5

Всё начиналось четыре года тому назад, в 2008-м. Позвонил Юра Кравцов, бывший шеф Сергея в московской фирме «Стальстрой». Он выиграл конкурс на изготовление и монтаж сложных стальных конструкций для высотного здания – башни «Федерация», что строилась в комплексе Москва-Сити, и теперь предлагал Сергею стать представителем фирмы, супервайзером при изготовлении конструкций в Белгороде. Приглядывать там на заводе, как делаются конструкции, звонить, если что не так. Информировать.

Пять лет назад Сергей уволился из «Стальстроя». Там он проработал без малого шесть лет. Работал руководителем проектов. Брал на себя всю работу по строительству – рабочие чертежи, изготовление и монтаж конструкций. Гонял по Москве и Подмосковью на своей машине и везде успевал. Работал без оглядки, на износ. И вот теперь Сергей решил: с него хватит напряженной и беспокойной строительной жизни!

– Видишь ли, Юра, – сказал он своему молодому шефу, кстати, сыну своего старого друга, – в июле исполняется пятьдесят лет моего трудового стажа. Я решил, что с меня довольно. Стану пенсионером, буду выращивать цветочки и редиску. Учить уму-разуму внуков.

Скоро семьдесят стукнет, пора на покой. Уютно устроиться на диване перед телевизором, отдохнуть от бесконечной нервотрепки, от бессонных ночей. Однако порвать с прошлым у Сергея не получилось. По ночам снились ему заводские цеха, стройки, и сладкий дым электросварки щекотал его ноздри. Какие-то темные люди обступали его и требовали, чтобы он разобрался в сложном деле, принял решение, больше некому. Он просыпался и долго не мог понять, где он и что от него нужно этим беспокойным людям.

Не получалось у него спокойной пенсионерской жизни. Звонили старые приятели.

– Понимаешь, Сергей Валерьевич, тут работенка интересная подвернулась, срочная, как раз для тебя, выручай.

И он брался. Хватался за любое дело, что предлагали, не мог отказать. Чертил рабочие чертежи, ставил технологии новых конструкций. Всё это были небольшие, не очень сложные работы: телевизионные вышки, торгово-развлекательный центр. А тут вдруг такое! Конечно, он согласился сразу, уже на третий день был в Москве и погрузился в чертежи.

У Сергея перехватило дух от работы, которую предстояло совершить. Это были аутригерные этажи – стальные вставки в железобетонном теле башни. Через тридцать – тридцать пять железобетонных этажей – три этажа из стальных стержней, чтобы увеличить прочность и жесткость всей высотной конструкции. Фантастические усилия в стальных стержнях, высокопрочная сталь толщиной до 120 миллиметров, и всё должно быть собрано на месте на мощных болтах. На российских металлургических заводах не было станов для изготовления таких стержней, и они прокатывались на металлургическом комбинате в Люксембурге – самом мощном в Европе, а болты сверхвысокого класса прочности делались на Тайване. На заводе в Белгороде предстояло просверлить полмиллиона отверстий с точностью до макового зернышка. И нет права на ошибку! Каждая допущенная ошибка – это остановка строительства, срыв графика. Международные конфликты наконец.

Добрый мой читатель! Вы имеете представление о высотном строительстве и о том, что собой представляет башня «Федерация» в Москве? Наберитесь терпения (или пропустите, если Вы нетерпеливы, эту скучную вставку). Так вот, высотное строительство – это одно из высших достижений полета технической мысли в строительстве. Это как полет в космос, это отрыв от земли в фантастические дали. Всё выше и выше! Москва приняла участие в бешеной мировой гонке, устремленной в небеса. Проект башни высотой 374 метра, самой высокой в Европе, разработала американская фирма Thornton Tomasetti – лидер в мировом высотном строительстве, контроль над строительством вели также американцы – Turner Construction Company.

– Ну что, Сергей Валерьевич, берешься за эту работу? – Юра подошел к нему, уткнувшемуся в чертежи.

– Берусь, Юра, но при одном условии – мне на заводе должно быть предоставлено исключительное право при принятии технических решений. Ты же меня знаешь, я всё гребу под себя и не люблю, когда меня учат и употребляют. Мы с тобой должны поставить перед заводом требование: только моя личная подпись на всех документах по этим конструкциям. Не потому, что я такой умный, а потому, что конструкции эти уникальны. Таких конструкций еще никто не делал, в том числе и белгородский завод. Я хорошо знаю заводчан, у них текучка там, в цехах проходят десятки других объектов. Но этот объект – не рядовой, здесь требования особые, существенно выше, чем к другим конструкциям. Если отдать его на усмотрение заводу, уверяю тебя, мы будем иметь кучу проблем. А ведь при монтаже, на высоте ничего исправить нельзя. Значит, у нас нет права на ошибку. Я в своей практике проходил подобные случаи, и мы должны с самого начала поставить перед заводом эти требования. Заводчане будут сопротивляться, доказывать свою правоту и свои принципы. Но это мое условие. Или ты мне доверяешь и полностью полагаешься на меня, или я уезжаю в свою деревню, у меня там дел по горло.

– Ладно, пусть будет так. А сколько помощников Вам нужно?

– Да не нужны мне помощники. Разве что Лебедева мне подошли. Он же монтажом будет заниматься. Вот мы с ним и проработаем порядок монтажа.

***

Константин Петелин был директором по внешним связям белгородского завода, вместе с директором по производству они определяли всю деятельность завода. Конструкции для башни «Федерация» были заманчиво выгодны: большой объем – около пяти тысяч тонн, удалось согласовать хорошую цену. Достаточно высокая сложность? Ну, это преодолимо, на заводе есть опытные технологи, справлялись с уникальными объектами. Только вот этот представитель, что Юра Кравцов привез, совсем ни к чему. Петелин навел справки, оказалось, он из бывших. Бывший главный инженер, бывший директор. Константин знал цену этим бывшим. Много гонора, много спеси, только всё в прошлом, когда-то командовал, а теперь на пенсии, денег не хватает, вот и пристроился подработать. Заявил о своем исключительном праве. Ничего, заставим побегать по цехам, сразу спесь сойдет!

Неприятности начались на второй день. Позвонил начальник цеха:

– Константин Иванович, выручайте. Дед грозит остановить производство, если не заменим рулетки на новые.

– Погоди, Петр Николаевич. О каком деде ты говоришь?

– Ну, этого москвича Вернера на заводе так назвали. Ходит по цехам, всюду нос сует. Рулетки ему не понравились, мы, слава богу, не первый год с ними работаем, а он требует, чтобы по новому заказу были новые, обязательно поверенные и обязательно не ниже второго класса точности. А где я их наберусь? На складе их нет.

Петелин только зубами скрипнул. Пришлось срочно закупать новые импортные рулетки. А еще этот Вернер заставил на каждую конструкцию завести отдельный формуляр со всеми стадиями проверки. Теперь контролеры носят ему эти бумаги на подпись. От отдельного кабинета отказался, за столом сидит мало, бегает по цехам и всюду сует свой нос.

Первая серьезная стычка произошла в конце второго месяца. Горело выполнение плана, и начальник цеха Терентьев стал оправдываться по телефону.

– Константин Иванович, у нас ЧП. И опять по «Федерации». Конструкторский отдел такое нарисовал, что мои разметчики не могут разобраться. Это соединительная деталь из второй сборки. Толщина двадцать пять миллиметров, размеры – два метра на полтора, отверстий целых сорок штук и все под разными углами. Я вызывал в цех конструктора, потом начальника бюро. Целый час они размахивают руками, но ничего сделать не могут. У меня эта сборка на сдачу сегодня записана, двадцать четыре тонны срываются, а дед уперся, ни в какую без этой детали ничего не подписывает. Вы, Константин Иванович, уж с ним потолкуйте.

– А ты, Петр Николаевич, предложи этому Вернеру разметить деталь. Он себя очень умным считает, так вот пусть и покажет свое уменье.

– А он рядом со мной стоит, усмехается. Говорит, чтобы я отправил конструкторов в отдел. Толку от них не будет.

Конструктора ушли, а дед вместе с разметчицей Галиной нанес осевые линии, прочертил и накернил места установки кондукторов для сверления, сам установил и закрепил кондуктора. За двадцать минут было всё готово, а еще через два часа готовая просверленная деталь вместе со всей сборкой была предъявлена техническому контролю, обмеряна и принята без замечаний. И опять дед учил работников технического контроля, что и как контролировать, и ставил свою подпись на акте приемки. Он умел разговаривать с рабочими, и те отлично его понимали.

Вторая стычка произошла в следующем месяце. Опять звонил Терентьев и жаловался, что технический контроль не подписывает ему сдачу готовых конструкций по «Федерации», им опять этот Вернер запретил.

– А что я могу поделать? Там пластины толщиной восемьдесят миллиметров, ну, немного кривые, три миллиметра всего кривизна, а у меня вальцы для правки только для толщины сорок. Мы уж по-всякому пытались, ничего не получается. Помогайте, Константин Иванович!

Разговор с Вернером в кабинете один на один был трудным:

– Вы, Сергей Валерьевич, требуете от нас невозможного. У нас на заводе нет оборудования для правки такого листа.

– Ну почему невозможного. Я требую того, что оговорено в технических условиях. Вы же смотрели техусловия, когда принимали заказ? Вот и выполняйте их.

– Ну хорошо. Давайте поступим так: Вы подписываете приемку, а я гарантирую, что после окончания месяца мы поправим эту кривизну, я уже договорился с Волгоградом, там есть мощные вальцы, отвезем, поправим. Вы же производственник, должны понимать, что такое выполнение плана. Договорились?

– Нет, не договорились, неправленые конструкции я не подпишу. А Вам разве не говорил Ваш Терентьев, что я предложил ему свою помощь? Предложил дать мне толкового газорезчика с газовой горелкой, и я поправлю пластины. Так он от меня отмахнулся. Ему план нужно выполнять.

Петелин набрал телефон Терентьева.

– Петр Николаевич, немедленно направьте в распоряжение Вернера лучшего газорезчика. А я через час лично проверю.

Этот Вернер в самом деле что-то соображал в конструкциях. Он мелом начертил места, которые следовало нагреть до красного каления, и уже через два часа мощные пластины были абсолютно ровными.

Петелину рассказывали, что без Вернера теперь не обходилась ни одна сложная операция при изготовлении, он по полторы смены торчал в цехах, а если случалось, что ночью, в третью смену, рабочие и мастера становились в тупик, не могли разобраться в сложном случае, тогда диспетчер посылал машину не к заводским специалистам, а на съемную квартиру, где жил дед. Тот безоговорочно приезжал, объяснял рабочим, как поступить, и всегда ставил под решением свою подпись.

Конструкции башни шли под грифом «повышенной сложности», и их нужно было проверять на собираемость. Для этого устраивались контрольные сборки. Сборками по договору с заводом занималась бригада монтажников, присланная Кравцовым из Москвы. Вернер сам чертил схемы сборок, делал чертежи на специальные стальные подставки, руководил монтажниками, наносил контрольные точки, обмерял собранные конструкции геодезическим теодолитом и предъявлял их высокой комиссии из Москвы. Все пятнадцать контрольных сборок сошлись с точностью до миллиметра. Свыше сорока тысяч разных деталей, четыреста тысяч просверленных отверстий – и ни одной ошибки, ни одного отклонения более двух миллиметров!

Изготовление конструкций заканчивалось, Сергей собирался уезжать, а перед отъездом Петелин попросил его зайти к нему в кабинет. – Вы меня извините, Сергей Валерьевич, за резкость и стычки. Я был неправ, и Вы убедительно это доказали.

– Не стоит извиняться, Константин Иванович. Это обычные конфликты на производстве. Но, слава богу, нам с Вами удавалось их разрешить. Зато монтаж идет теперь без единой задержки. Я, кстати, еду в Москву на монтаж, попросили меня проверить, проконсультировать.