Читать онлайн Время муссонов. Часть 2 бесплатно
Сентябрь 2015 года. Токио. Екатерина Голицына
Впервые её досье он прочитал на прошлой неделе а сегодня, уже более внимательно, одновременно с выводами аналитика и материалами проверки.
Детский дом. Изнасилование. Постоянные издевательства одноклассников и педагогов за ярко-рыжие волосы. Букет проблем, с которыми надо было что-то делать. И он знал как.
– Сергей Сергеевич, – помощник вошёл без стука, если вопрос касался семейных проблем, – можно сегодня уйду раньше?
– Хорошо, – кивнул он головой, и продолжил изучение материала.
Она явно нравилась ему. Такую легко подчинить. Такой легко манипулировать. Такая за тебя разорвёт любого. И не предаст, если ты докажешь ей, что она под защитой.
Надо встречаться. Личный контакт самый важный. Он это знал из собственного опыта. Открыл нижний ящик и из нескольких удостоверений прикрытия выбрал с аббревиатурой ФСБ. Генкин Николай Васильевич. Подойдёт. Теперь цель контакта, впрочем, он её знал. Шесть месяцев. У неё шесть месяцев. А дальше что-нибудь и придумаем.
Он улыбнулся, словно рыбак, выловивший самую большую рыбу в своей жизни.
Первая встреча Екатерины Голицыной с вербовщиком состоялась в офисе интернет-компании, где она работала программистом после окончания университета в Москве, почти четыре года назад. Директор Иванцов, вызвавший её, покинул помещение сразу, как заметил еле заметный кивок немолодого мужчины лет шестидесяти пяти с чуть раскосыми глазами, отчего тот казался моложе своих лет, но это ничего не меняло. Она приняла твёрдое решение сменить не только место работы, но и страну, приняв предложение компании «Амазон».
Она ждала этой встречи, хотя её и предупреждали, что всё будет не так просто, но авантюрный характер не позволял думать иначе, впрочем, даже получив отказ, у неё оставался шанс.
– Здравствуйте, – произнесла она и прошла в уютное помещение, напоминающее спальную комнату, уютную и небольшую. Подтверждая класс креативщиков компании подобрать и расставить мебель так, чтобы не хотелось уезжать домой.
– Проходите, Екатерина, – проговорил из-за стола, Иванцов указал на кресло, где она могла разместиться, – чай, кофе?
Мужчина в строгом костюме и светлом галстуке в цветах российского триколора, с его загорелым лицом, практически не запоминающимся, ответил.
– Я – кофе. А вы? – это уже Екатерине. Она в ответ лишь кивнула. – Меня зовут…, впрочем – не важно, – и тут он и сделал тот самый кивок головой, на который директор отреагировал настолько быстро, насколько мог, словно ждал его весь нынешний год. – Мне сказали, что вы талантливый программист, – продолжил он без реверансов, когда они остались вдвоём. – Мы ищем таких.
– Говорят. А как мне к вам обращаться?
– Зовите, скажем, дядя Коля. И вы собираетесь поменять место работы?
– Не люблю рутину. Здесь всё слишком просто. Да и мне не совсем интересно, – ответила она, рассматривая собеседника, сидевшего напротив неё и представившегося именем её дальнего родственника.
Стук в дверь известил о прибытии кофе, благодаря стараниям секретаря Оленьки – двадцатилетней особы учащейся на первом курсе ВШМ и подрабатывающей на полставки в студии.
– Ваши родители живы? – Оленька улыбнулась и проскользнула обратно в дверь, откуда появилась, как змея в нору.
– Я из детдома. А вы кто? – вызывающе бросила она, пригубив чашку с напитком, в который добавила молока для смягчения вкуса. Но вместо ответа он вынул из кармана удостоверение и раскрыл его. На неё смотрел человек в форме генерала и литерой ФСБ по верхнему срезу. Фамилию Генкин Николай Васильевич и номер удостоверения 22-ОМ-2670011 от 12 мая 2004 года она мгновенно запомнила.
– На Савеловском купили? – решила размять язык Екатерина.
– Нет. Выдали в Белом доме, кстати, как у вас с памятью? – поддержал он её, положив удостоверение обратно во внутренний карман.
– Пока не жалуюсь. А что?
– Хочу попросить вас об одолжении. Поможете? – он также поднёс чашку ко рту, сделав большой глоток, продолжая внимательно изучать её, словно картину Рембрандта, неожиданно оказавшуюся у него дома на стене, и в этом взгляде ей почудился нескрываемый интерес. – Так, как?
– Ладно.
Он вынул из папки листок бумаги, на котором машинописным текстом были написаны четыре фамилии с именами, датами рождения и коротким описанием их внешности. Особенности поведения и ВУЗы, которые те окончили.
– Четыре человека. Надо, чтобы вы нашли в сети всю информацию о них. Всю, значит – всю. Фотографии. Фотографии их друзей. Фотографии друзей, их друзей. Это террористы, мы их разыскиваем. Угроза, исходящая от бандитского подполья настолько реальна, что нам пришлось задействовать все ресурсы. И у нас мало времени. Все необходимое оборудование доставят вам в то место, которое сами и укажете.
– Ко мне домой.
– Исключено, у вас соседка не совсем лояльна к властям. Поэтому мы заодно снимем для вас отдельную квартиру, куда и доставим технику. Можете написать перечень?
«Тогда, зачем было спрашивать, куда ставить?» – Подумала она. Но как хитро он известил меня о соседке, Тамаре Ивановне, не пропускающей ни одного митинга оппозиции против нынешней власти, словно, как минимум, месяц следил за ней.
Она ошиблась как во времени, так и в объекте наблюдения. Именно за ней присматривали около года, и лишь по его истечении было принято решение о её вербовке по причине не только выдающихся профессиональных навыков, но и особенностям характера. Кроме того, и это она знала точно, у неё не было шансов отказать.
– Хорошо. Но, предупреждаю, его надо ещё настроить, а на это уйдёт время. Кроме того, потребуется выделенная линия со скоростью максимальной для Москвы. Не менее 1000 М/бит в секунду. Восемь ядер и оперативка на 32 гига. Подключение через ВПН. Это минимум. Плюс, некоторые опции, но это после того, как подключимся к сети, – говоря, она записывала на бумагу то, о чём говорила, – конфигурация может быть изменена. Операционная система – винда или линукс. Без разницы. Остальной софт поставлю сама. Это всё.
– Дайте бумажку, – он взял со стола исписанный текстом лист и положил себе в карман, – когда можете приступить к работе?
– Да хоть сейчас, – отмечая в своём мозговом компьютере его реакцию, она заметила, что «дедушка», как она для себя его назвала, реагировал на её просьбы адекватно.
– Тогда поехали, – он встал из-за стола, а она обратила внимание, что он был ниже её сантиметров на пять. И по тому, как он встал, его нельзя было называть «дедушкой», уж больно подвижен был.
– Поехали! – решительно ответила Екатерина, ещё не понимая, что впервые в жизни совершила поступок, пугающе необычный, и что спустя несколько лет пожалеет о нём настолько сильно, что будет готова сделать себе харакири. Но сказав «а», она уже не могла остановиться.
Добрались быстро и спустя полчаса вошли в подъезд современного здания из железобетона и стекла. Причём последнего было больше – просто московский модерн.
Отдельная квартира, обставленная аппаратурой настолько плотно друг к другу подогнанной, что немного озадачило Катю, а «Бэзер-5000» вызвал в ней бурю положительных эмоций, ибо работать, а тем более обладать таким «инструментом» мог только разработчик экстра-класса, поскольку стоил он далеко за сотню тысяч долларов и имел такую скорость, что Миг-31 пускал слюни.
– То, что я написала, можете выкинуть, – хрипло произнесла она, находясь под впечатлением. Она всегда умела играть. И в детском доме и позднее, в институте. Но сейчас, и она это понимала, игра принимала совсем иной окрас.
Когда они вошли в квартиру, ей показалось, что она уже работала здесь, только во сне. А вот всё остальное было закончено без формальностей. Они ещё раз выпили кофе. Поговорили о воспитательницах из детского дома. О работе. О бойфренде, причём собеседник не одобрял её выбор. И только спустя два часа, ещё раз напомнив о своей просьбе, оставил её одну.
Спустя двое суток она предоставила отчёт по трём фигурантам, гарантируя, что если кто и сможет собрать больше, то никто. Её ответ понравился немолодому мужчине с цепким взглядом. Он взял список, из, более чем двадцати листков бумаги с текстом десятого тигля и фотографиями, одел очки и стал изучать его, устроившись на диване, стоявшем у стены. О четвёртом не нашла ничего.
– А теперь подробней, где и как вы искали…
– На всех континентах и поисковиках. Я же сказала. Это максимум, что можно было узнать об этих людях. Кроме того, пришлось вскрыть разные базы, в том числе и сайты ЦРУ, но там защита может отследить взломщика. Отчего пришлось пару раз сменить IP адрес и потоки направить через европейские сервера одной компании. У которой скоро возникнут проблемы.
Внимательно выслушивая собеседницу, человек молча делал пометки в блокнот, хотя из всех слов понял лишь аббревиатуру ЦРУ. Остальное было тёмным лесом. Но даже в чаще есть дороги, ведущие к людям. Он впервые встретился со специалистом столь высокого уровня, что понял о необходимости привлечь её к работе, используя этот дар. Не понимая, что попал в ловушку, он увязал всё сильнее в цепких лапах подготовленного капкана.
– Хорошо. Тогда собирайтесь, – на её непонимающий взгляд ответил. – Пообедаем.
Затем была долгая беседа о жизни и привычках. Желаниях и возможностях. Он пригласил её в ресторан. Затем они гуляли по городу и с каждой минутой она чувствовала, как медленно погружается в океан тайн, где её мог ждать новый, неизведанный ею мир полный опасностей. Но даже эти чувства не просигналили об угрозе.
Именно тогда Сергей Сергеевич, он сам представился, сказав, что удостоверение прикрытия – необходимая реальность для их взаимоотношений, – и показал фотографии, на которых она увидела тела тех самых мальчишек из её детства, которые насиловали её душу и тело. Которые издевались над ней, пока не покинули детский дом. Они повзрослели, но она все равно узнала бы их даже спустя сто лет.
Одному перебили коленные чашечки. И он навечно остался инвалидом. Будет перемещаться с помощью костылей. Второму проломили голову, он выжил, но уже никогда никого не вспомнит. Третьему сломали позвоночник, и тот будет прикован к инвалидной коляске до конца своей жизни.
Она смотрела на фотографии и в ту самую минуту поняла, что человека, стоявшего рядом, никогда не предаст, даже под угрозой смерти.
Потом была работа на Сергея Сергеевича. Иногда – грязная. Иногда – интересная. Иногда – опасная.
Она понимала, что принятое решение о вербовке было основано на рекомендациях группы профессиональных взломщиков, работающих не только в конторе. Прослеживая её путь, и ей это было известно, они порой восхищались нетрадиционными способами проникнуть в систему, не оставляя следов. Сменяя друг друга, они пытались понять образ её мыслей при лавировании среди баз данных и преднамеренных ловушек, чтобы выстроить свой алгоритм, ведущий в тупик при копировании. Это их и пугало, и вдохновляло одновременно, и лишь на исходе вторых суток, когда физические возможности человека достигли своей кульминации, они наконец разобрались в хитросплетениях её шагов.
Через неделю она дала согласие на работу и тут же, отзвонившись по известному ей телефону, выслушала поздравление и краткое, как бросок ножа, наставление. И хотя это решение было спровоцировано не только желанием познать чужие тайны, но и особенностями её характера, у неё появился шанс кардинально изменить свою жизнь. Сделать то, к чему она собственно и стремилась. Она подписалась под всем, что сказал ей Сергей Сергеевич, продав ему свою душу.
Уже позднее, во время обучения в разведшколе, она познакомилась с Алфёровым Дмитрием Дмитриевичем, продолжая работать на, как она говорила в своём воображении, дядю Колю – Сергея Сергеевича, который устроил её в лагерь подготовки. Твёрдо решила зацепиться за предоставленную возможность, как и советовал её куратор, она была включена в отряд, направляемый в Японию. Им требовался специалист высокого уровня, кем она и являлась, хотя её и удивил состав, но даже тогда она не высказала недоумения. Лишь прикинула возможность в реализации собственных планов.
Тайная жизнь, которой она жила последнее время, наполняла кровь адреналином настолько, что ещё немного, и весь её внутренний мир разорвёт от избытка давления. Как опытный программист, она связывала компоненты цепочек в схемы, которые сама же и кодировала, стремясь ограничить доступ к ним заинтересованных лиц. То, что ей удалость взломать некоторые базы данных, настолько важные, что знания эти были чем-то сродни пороховой бочке с горящим фитилём, равным сроку её жизни, подожжённым первым контактом с вербовщиком.
И всё из-за Джона Смита.
Впервые они познакомились почти пять лет назад. На одном из форумов для программистов. Это общение напоминало соперничество двух равных по классу спортсменов, свободных от расовых и политических предрассудков. Оно было занимательным, с любой точки зрения, и порой, пересекая границы эмоциональных барьеров, погружаясь в технологические глубины психологического соперничества, им казалось, что вдвоём преграды, которые возводили между ними интеллектуальными системами безопасности, даже не напоминали препятствий, а так, лужи, которые легко перешагивались.
Не удивившись от столь наглого вторжения в личную жизнь, однажды он взломал код её личной почты и представился, настолько открыто, что уже через секунду был вписан в список наилучших друзей, вход в который регламентировался исключительно профессиональными навыками.
– Меня зовут мистер Смит, можно Джон Смит. Я – хакер.
– Это ник или имя?
– И то, и другое, – ответил он и выложил порядок взлома почты, на которую пришло его сообщение, заставив её по-новому взглянуть на способы защиты от разных угроз. И тут же варианты заткнуть все дыры наиболее рациональным способом.
Четыре года назад он аплодировал ей, когда она взломала код доступа к файлам ЦРУ, дважды предупредив её о возможных ловушках. Он же намекнул ей, что, проникая в систему, она оказалась под наблюдением неизвестных лиц, чьи адреса утыкались в несуществующие страны. Спустя месяц, он подробно рассказал, откуда вёлся контроль, посоветовав в следующий раз быть осмотрительней.
– Спасибо, Джон.
Спустя год после учёбы в разведшколе, она уже понимала, кого он представляет. Но никому не сообщала, предпочитая сохранить эти контакты в тайне.
– А как зовут тебя, красавица? – однажды задал он вопрос, который она давно ждала.
– Почему ты решил, что я красавица, а не красавец? – переписка, которую она вела, представляясь Васей Теркиным, всегда заканчивалась словами «до встречи, Вася!», со временем ставшими её визитной карточкой. После начала работы в конторе она стёрла всю информацию о себе, лишь иногда посещая, уже под другим ником, некоторые хакерские форумы. Порой она чувствовала, что под тем или иным ником скрывается Джон Смит, но у неё не хватало мужества открыться, продолжая наблюдать за ним со стороны. Не подозревая, что и он следит на ней.
– Ты говоришь, как девушка. Взламываешь базы, как девушка, – ответил он. И снова пропал на долгий срок. Только в декабре прошлого года вновь возник, словно из ниоткуда, написав письмо, заставив её на время прекратить эксперименты в области взлома баз данных государственных учреждений.
– Кэт, – это был её новый ник, – хочешь сменить свою страну на свободный мир? – Его вопрос повис в воздухе из-за неожиданного ощущения, что её проверяют. И лишь после второго раза, когда и он заявил, что является шпионом, заставив её улыбнуться, она ответила, но не так, чтобы можно было понять его смысл. Это произошло на специализированной площадке тёмной стороны интернета. В начале этого года. Ещё до гибели Рико Такеши, Кетсу Киташи и Фудо Шииды. Как думала она. Как думали в Центре.
Задача, поставленная ей Сергеем Сергеевичем, заключалась в реализации контакта. Считая, что отсутствуют всякие препятствия, о которых он должен был позаботиться, встреча с Кетсу Киташи вогнала её в ступор, который мог сорвать предстоящие планы. Этого она позволить себе не могла.
Сейчас, сидя напротив Кетсу, она, не понимая причину его неожиданного спасения, напряглась, как парашютист перед прыжком в бездну. Ей говорили обратное. И самое главное, где он был и откуда вернулся? Но вопросы, которыми она была полна, как ведро с дождевой водой, выставленное на улицу в осень, нужны для того, чтобы выслушать ответы. И этим она и собралась заняться, но так, чтобы не насторожить и без того настороженный взгляд.
Полученный сигнал она восприняла как ложный, и только получив предупреждение по мобильному, поверила. Ей повезло, что адрес, куда она шла, был одним из многих, разбросанных по Токио. Но впредь она решила не искушать судьбу, и больше никогда не оставляла оружие дома.
– Сначала исчез ты, спустя неделю – Алла. Её тело вскоре нашли. Все каналы были забиты этой новостью. По регламенту, мы обязаны свернуть деятельность. Я месяц не выходила с территории посольства. Затем нашла другое место лёжки. Как только чуть утихло, пришла в магазин к Тане, но её уже там не было. А через месяц застрелили Фудо. Когда мне сбросили…точнее… в общем я решила выждать.
Напоминая ей загадочного Джона из виртуального мира, но реального как выстрел, Кетсу представлял опасность, о которой её часто предупреждал мистер Смит. Его советы позволяли сохранять разум. Поэтому старалась быть более естественной, не вызывая подозрений, говорила, контролируя ритм слов. Пытаясь разговорить его, и не поддаться на лживые повороты в его несуществующей реальности, связанной с командировкой в Дамаск, она ввязалась в опасную игру. И хотя интуиция её ещё не подводила, решившись на этот покер, она сильно рисковала.
– Я что-то не то сказала? – спросила она, когда Кетсу Киташи встал из-за стола, приподнял плечи, разминая, сделав несколько круговых движений. Обладай она даром читать мысли, удивилась бы их течению в его голове.
«Она – жива! Она – жива?», словно заезженная пластинка, слова звучали и звучали в голове. Хотя он и продолжил пытаться слушать, сосредоточиться мешал яд, всё ещё отравляющий организм, при том, что антидот, данный Сэмэем, действовал, впрочем, слишком медленно. Расползшийся в голове туман позволил бы мыслить более ясно, но ему требовался полный контроль над разумом.
– Мы тебя, как и остальных, давно похоронили. – Услышал он. – Из Центра пришла шифровка о твоей гибели. Я думаю, что…, – продолжила она, но уткнувшись в преграду его взгляда, замолчала.
– О чём? – он вскользь посмотрел на часы и его движение глаз не осталось для Кати незамеченным. Почти час ночи. Куда-то торопится? Но ему требовалось лишь сообщить об этом по смс, что «она – жива!»
Часы ожидания, пока он валялся без сознания, в корне меняли её планы. Первые два часа он был настолько плох, что у неё закралось сомнение в действии антидота. Хотя она и считала себя пешкой, способной прорваться в ферзи с помощью Джона Смита, глубоко в душе понимала всю сложность возможной комбинации. Даже созрев для выбора, и начиная игру с непредсказуемым финалом, она ощущала, как комната превращается в центр стужи, охлаждая эмоции, делая чужую боль безразличной. Остановив на его лице взгляд, в какую-то секунду она подумала, что может легко оборвать все нити, поддерживающие его жизнь.
Способность перевоплотиться поможет ей скрыть ложь, иначе – конец. Поэтому плести её кружева требовалось тщательно, прощупывая каждый шаг, двигаясь по минному полю слов так, чтобы фальшивая улыбка на лице была настолько естественной, насколько мгновения, раскрасившие эмоции от встречи, не должны отличаться цветом от его внутренних ожиданий.
А пока в тишине замораживались капли веры, медленно сочившиеся из щелей сознания гноем, ей требовалось сделать ход на игровой доске, и лишь понимание, что эта партия начинает приобретать зловещие очертания приближающейся катастрофы по причине отсутствия логики и не только в её словах, но и поступках могло спасти от беды. Поэтому она решилась вынуть чеку из гранаты.
– Мы все гибли из-за тебя. И из-за Аллы.
Обвинение. Затем – тишина. Она имеет много тембров, если внимательно прислушаться. Сейчас молчание стало непредсказуемым.
– Ты видела её? – он словно не расслышал, остановился и замер, стараясь что-то вспомнить.
– Ты о чём?
– Видеозапись её смерти. Аллы. Когда я впервые посмотрел, – Кетсу Киташи неожиданно провёл ладонью по глазам, – произошёл надлом. Я потерял цель. Но потом всё изменилось, и сейчас только месть может что-то для меня значить.
Его опущенные плечи выражали, если не покорность, то полное безволие, заставляя собеседника принимать неверные решения. Он был беззащитен, как щенок собаки в стае волков.
– А потом я увидел тебя. Мёртвой. Убитой, как и Алла. Тем же жестоким способом.
И тут, без связи с предыдущими словами, поднял глаза, полные металлического блеска, и жёстко проговорил, выстрелив в упор из дробовика пятидесятого калибра прямо в её лицо.
– Нас предал кто-то из своих. Кто знал всех нас. И сделал это давно.
Резкий переход от белого к чёрному на секунду смутил собеседницу, что он заметил, но вида не подал, хотя ей, в самый последний момент, и удалось взять себя в руки. И это он также заметил. Никогда в жизни Екатерина не видела такого взгляда, вспоровшего душу настолько глубоко, что её не удалось бы зашить никакими нитями лжи, отчего даже Сэмэй, стоявший рядом, напрягся, словно получил удар током, чувствуя, как атмосфера, только что безмятежная, начала накалятся. И мгновенно на его лбу выступил пот. Он чуть приподнял правую руку к оперативной кобуре, где замер «Глок», и это движение не скрылось от взгляда Александра Ли.
– Нет, – чуть помедлив, произнесла Екатерина и это «нет» предназначалось Сэмэю. Затем, поправив чёлку рыжих волос, медленно произнесла, – это безумие.
Играй, дура! Неужели он знает? Этого не может быть. Его взгляд, такого видеть ещё не приходилось, пронзал до глубины души. Но откуда? Нет, Сэмэй успеет вмешаться. Ему не удастся убить меня как Аллу и Фудо. Кроме меня о составе группы было известно Тане, участвующей в отборе.
Она думала. И каждая минута приносила ей столько страха, что лишь он был преградой для сдерживания иных эмоции, не позволяя раньше срока нажать на спусковой крючок пистолета, который сжимала под столом. Он должен высказаться, хотя бы для того, чтобы я поняла его дальнейшие шаги. Есть ли у него причины убивать? Вопрос сложный.
И в это мгновение она почувствовала, что в его сознании сформировалась та самая мысль, которую он приготовился выдавить из себя. Она сожжёт понятие о морали, заставив его искать выход из тупика. Неужели он и вправду думает, что кто-то из нас мог заказать его в Дамаске?
Мысли.
И он всё-таки произнёс одну из них. Интересно, как долго ему пришлось жить с ней, испепеляя свою душу и сознание настолько, что очевидные факты, меняющие очертания игры настолько сильно, что невозможно отделить правду от лжи, приближая катастрофу.
– И это – ты!
Понимая, что бежать поздно, она замерла, высчитывая в уме варианты ответа. Но каждый лишь усугублял ситуацию. Он не знает. Он не может знать! Это проверка, и её необходимо пройти. Сейчас.
– Таня Волкова! А что думаешь о ней, ковбой?
Кетсу Киташи внимательно посмотрел ей в лицо. В этой работе переплетение цветов настолько непредсказуемо, что предугадать развязку невозможно. И все подозрения, выжигающие человеческое в душе, в какой-то момент вырываются наружу, круша всё на своём пути. Но в попытке оправдаться, когда вся группа практически уничтожена и эвакуация остальных невозможна, он пытался понять глубину её вины?
Но внутренний голос сказал ему, что это не факт!
– Ты боишься меня, почему? – медленно произнёс он фразу, которую готовил несколько последних минут. Затем повернул голову к Сэмэю, который почти вынул оружие. – Не стоит. Из всего, что ты мне рассказала, большая часть – ложь! Почему ты хотела убить меня тогда, три дня назад, и почему спасаешь сейчас? Зачем?
Он уже не скрывал своей ярости, накрывшей его с головой, заставляя её сжаться в комок. – Почему, Екатерина Владимировна Голицына? – выкрикнул он.
Костяшки пальцев, схватившие край деревянного стола, за которым он сидел, побелели настолько, что в какой-то момент Екатерине показалось, что ещё немного, и он выломает доски.
И тут она подняла левую руку, в которой находился смартфон. Из темноты экрана возникло несколько изображений. Шесть попеременных фотографий в виде слайда. Он, спиной к экрану. Чуть дальше – Фудо Шиида. Он что-то говорит, но лица практически не видно. Следующее фото. Он поднимает оружие – помповое ружьё. Выстрел. Человек напротив падает на землю. Следующее фото. Он наклоняется к нему. Лица убитого не узнать. Сплошное месиво из костей, мозгов и крови. Ещё одна фотография. Он смотрит прямо в камеру. На лице капли чужой крови. То, что это он сомнений нет. Как и нет шрама на его левой щеке, оставленного Низамом в пригороде Дамаска за минуту до своей смерти.
– Это мне сбросили через двое суток после гибели Фудо!
Отрывая взгляд от экрана, Кетсу Киташи видит только глаза Екатерины, настолько пронзительные, что дай им волю, проткнули бы его насквозь. В них сплошные вопросы. Слева Сэмэй сжимает в кулаке «Глок», у которого всего одна возможность из тысячи успеть взвести курок. У него в правом рукаве нож для метания. И никаких шансов у сидящей напротив Екатерины Голицыной.
Токио. Готано Шиида
В Токио сохранилась одна единственная трамвайная линия, обслуживаемая компанией Тоя, по которой каждые пятнадцать минут движутся вагоны образца 1967 года. Это днём. Из одной окраины Токио до другой. При длине маршрута чуть более 12.2 километров, стоимость одной поездки составляет всего 160 иен. Ночью интервал увеличивается до часа, и оплачивать проезд нужно на выходе в автомате рядом с водителем, у которого и пристроился Готано Шиида – единственный в столь позднее время пассажир.
Его часы показывали пятнадцать минут второго, когда он двадцать минут назад вошёл в салон, где практическим никого не было, если не считать двух пожилых женщин, которые вышли на Мукахаре. Первым делом он, решив выспаться, так как дорога занимала больше часа пути до станции Одайи, закрыл глаза.
Ночь. Усевшись у окна, он сквозь веки смотрел на заснувший город сквозь рекламу, отражавшуюся на стекле, пока они окончательно не сомкнулись. Он помнил тот путь настолько хорошо, что ноги сами несли его в сторону Одайи, затем уже пешком ему следовало идти около часа, до адреса, написанного на листке бумаги, лежавшем в правом кармане штанов. Путь был неблизкий. Одна из причин поднабраться сил.
В два часа ночи реклама исчезнет. Только в центре будет гореть её заманчивый свет. Но это – центр. Там всегда людно. Там кипит жизнь, и пиво льётся настолько широкой рекой, что противоположный берег начинаешь искать после пятой кружки. Кого там только нет. Туристы из Америки и местные жулики, арабы и армяне. Последних гораздо меньше. Но это ненадолго.
А пока сквозь сон ему видится родной Сахалин, родительский дом. Своему старику, который любил пропустить пару бутылок пенистого напитка на фоне снежных сопок, он подаёт бутылку, за которой тот посылал его в ближайшую лавку Мамикури. Видит своего старшего брата, исчезнувшего на войне с китайцами. Видит себя, совсем ещё молодого пацана, бегающего в сопки за ягодами. Воспоминания, как снежинки, падают на его планету, образуя сугробы памяти, сквозь которые он пробирается, утопая по пояс.
Стрелы Морфея гонят его по закоулкам воспоминаний на Окинаву, где ему, уже молодому человеку, доверяют помогать американцам, заполнять баки с керосином огромные самолёты, направляющиеся во Вьетнам. Он живёт неподалёку от семьи, которую вскоре убьют. Нет. В их смерти он не виноват. Тогда же он впервые продаст десять грамм кокаина какому-то сержанту-негру с авиабазы. Спустя время, когда обнаружат, что именно он является основным поставщиком наркотика на авиабазе, его уже там не будет.
Затем его завербует полиция. Жить-то как-то надо? Но они так и не поймут, что на мафию он начал работать ещё раньше. И что особенно пикантно в данной ситуации, ни те, ни эти друг о друге никогда не узнают.
Затем будет Токио, где его ценят за знание английского и русского языков. И он снова начинает работать и на тех, и на этих. Но такое было время. Нужно было как-то выживать. Отец Иаков приметил его, спустя неделю, как получил своё назначение в приход католического храма имени какого-то там святого. Как же давно это было? Тот ценил Готано за сообразительность и ум. А также за знание языков, которым отец Иаков так, по-настоящему, и не овладел.
Когда-то именно встреча с господином Ошиямой многое перевернула в сознании Готано Шииды. Во всяком случае, он стал смотреть на мир иначе. Это случилось после того, как господин Ошияма отомстил якудза, убивших японского инженера и его жену с маленьким сыном, а также его господина. Именно после того поступка, он приказал себе выполнять любые просьбы господина Ошиямы, как требования Будды.
Потом полиция отказалась от его услуг, зато помогла с квартирой, где он жил с сыном, пока тот не женился. Потом умерла его жена. А у него осталась внучка. Но он всегда работал. На кого-то. Так он поступал. Всегда. И даже привлёк к работе сына. Потому что понимал, что господин Ошияма делает нужную и полезную работу. И этот человек сможет защитить его семью.
Ему снилась прошлая жизнь, как картина, нарисованная светлыми красками тёплых воспоминаний на полотке прожитых мгновений, все ещё искрящихся в сознании еле заметными нитями мазков.
Так прошёл час.
– Эй, выходи!
Очнувшись от толчка в плечо, видит молодого вагоновожатого, треплющего его за пиджак. И прийти в себя никак не может, всё ещё погруженный в прошлое.
– Уже приехали? – задаёт он глупый вопрос.
– Пять минут, как стоим. Это – конечная. Давай, дедушка, топай.
– Мы проехали Одайи?
– Пятнадцать минут назад, – слышит он.
Он поднимается, чтобы медленно пройти к выходу. Спускается по ступеням старого трамвая, стараясь не упасть. Палочка в правой руке очень помогает. Мокрый асфальт зеркально отражает его фигуру. Как всегда на нём серого цвета костюм, немного мешковатый, но все ещё без заплат и потёртостей. Почти как новый. Хорошо, что дождь закончился. Сейчас, думает он, по тротуару и там до конца улицы. Хотя он пропустил свою остановку, но и от этой до места не так далеко. Около пяти миль. Ничего, в его возрасте двигаться необходимо, впереди ещё много дел.
Он тяжело идёт, не оглядываясь, устало передвигая ноги, обходя лужи, и не обращает внимания на дождь, вновь забарабанивший по асфальту и по его зонту. Цель, к которой он движется, в его сознании расплывчата и неоднозначна. Листок с адресом в правом кармане. Написан шифром, который он обожает с детства. С тех самых пор, когда впервые прочитал Эдгара По. Постороннему этот шифр не распознать.
Вожатый трамвая смотрит ему в спину, затем прикуривает сигарету. Думает, уставившись на урну. Выпускает дым сквозь сложенные трубочкой губы и наконец вынимает из штанов мобильный телефон. Набирает номер и звонит. Только на десятый звонок откликаются.
– Это Нофу. Тот старик, о котором спрашивали, только что сошёл с моего трамвая. Да. Это конечная станция Миновабаши. Да. Мордой похож. Идёт прямо от остановки по улице. Когда могу получить свою плату? Хорошо. Обязательно приду. Спасибо.
Он плюёт на асфальт, затем снова затягивается сигаретой и, подняв голову к звёздам, выпускает дым тонкой струйкой в сторону Полярной звезды, неожиданно возникшей в разрыве свинцовых туч. Затем опускает глаза и видит спину старика. Как тот медленно идёт навстречу смерти.
Капитан Нобио Фукуда
– Господин Фукуда, внешние камеры, установленные недавно в районе Фудзуми, засекли момент выхода свидетельницы из автомашины марки «БМВ» неподалёку от кафе по адресу Фудзуми-каматоро дори 84. Это в паре кварталов от русского дома и места преступления, – телефонный звонок заставил заместителя вползти в реальность, из которой он выпал полчаса назад, уснув, облокотившись о кресло спиной и закинув голову на подлокотник.
– Какая свидетельница, – сонно бросил он в трубу, ещё не выкарабкавшись из плена Морфея.
– Та, старушка, которая видела предполагаемого убийцу русской, – лейтенант Фумикоми словно сидел на допинге, и не обращал внимания на время суток.
– Так. И что?
– Как и что? Есть фотография и номер автомобиля, – из трубки послышалось недовольное сопение человека, чьи заслуги не замечаются.
– А, – наконец проникнув в реальность и отбросив остатки сна в сторону, Нобио Фукуда проговорил, – молодец. Сбрось фотографии мне на почту или смартфон. Кстати, ты почему до сих пор на работе? – Часы показывали почти два ночи.
– Проверяю старые дела, косвенно связанные с этим убийством. Ищу аналоги. Думаю, пару часов мне будет достаточно, чтобы разобраться. Звонил сержант Ашихара, ну тот, что допрашивал её. Она живёт в Токио по адресу, – капитан Фукуда записал его, – но я уже звонил ей домой. Никто не отвечает. В протоколе её записали как Джиме Яминото. – Из трубки слышалось дыхание человека, силой воли сдерживающего себя, чтобы не закричать, а капитан мучительно вспоминал, где он слышал это имя. – Ну-же, господин капитан, – услышал он просящий голос собеседника. – Она погибла в автокатастрофе первого сентября 2015 года. Две недели назад.
И тут волны воспоминаний накрыли его с головой. Словно тёплое дыхание сквозь изморозь, закрасившей окна в метель, они очистили картинку затуманенного сном сознания, подтолкнув в сторону личного сейфа, скрытого в памяти, чтобы он наконец открыл те самые двери, за которыми скрывается истина. Именно эту женщину идентифицировали как одну из погибших в квартире сотрудника российского посольства.
– И это ещё не всё, – лейтенант Фумикоми быв взведён как затвор гаубицы М-60А2, готовой открыть огонь по китайцам. – Джиме Яминото натурализованная японка. Она по национальности – ирландка. Настоящее имя Джина Мак-Донанальд. Живёт в Японии более пятнадцати лет. Приехала из Дублина в командировку, так и осталась навечно. Художница. Вышла замуж, но спустя время её первый муж – Юдзиро Яцука умер от рака. Имя Джина сменила спустя год после свадьбы на Джиме. А фамилию взяла от второго мужа. И она европейка и тоже рыжая.
– Почему тоже?
– Фукуда-сан, русская, что, как мы думали, была убита якудза, тоже рыжая.
Эта новость нанесла поддых капитану полиции такой удар, что он в течение минуты не мог сделать вдох. И чтобы быстрее прийти в себя, он расслабился, чувствуя, как по телу пробегают импульсы нервного возбуждения. Затем он делает выдох. Только после этого его отпускает.
– Рыжая?
– На всех видео, что мы видели, кадры черно-белые. Я был в русском посольстве и кое с кем поговорил. Неофициально, так сказать. Точно рыжая, и ходила на работу тогда, когда считала нужным.
– Фотографии. Обеих. Сможешь достать?
– Постараюсь, но никаких гарантий нет. Вы понимаете.
Он, безусловно, всё понимал. Если тело человека, погибшего в катастрофе, без ведома родственников используют для своих целей, то возможность добыть их фото приближается к нулю. Повезёт только при удаче, которая им всем крайне нужна.
– Ты звонил по номеру в Саппоро, который я тебе дал? – Задержку с ответом он отнёс к попытке вспомнить, о каком мобильном телефоне заговорил капитан Фукуда.
– Пока нет. Но утром займусь.
– Это – важно, – напомнил он. – Нам нужна Йоко Оно или как её там Мидори-сан. Не рыжая ли и она?
– Я занимаюсь этим, – тихо ответил лейтенант Фумикоми, а капитан Фукуда почувствовал в его голосе толику раздражения и ещё чего-то непонятного, скрытного. Того, от чего вроде бы правильные мысли, начинают приобретать контуры аномального. – Ты сделал запрос на расшифровку переговоров по сохранённым номерам с мобильного Лафтибуро Оно?
– Да… кажется.
– Мне нужно прослушать их.
– Это как-то связано со смертью Кейтая?
– Именно. С него всё и началось. Он был первым во всей этой цепочке событий. Кроме того, круг его интересов крайне широк, но для конфиденциальных контактов он использовал трубку, что вы нашли.
– Она на коде, а вскрытие займёт время. Может мне самому попробовать? Я знаю, как это сделать.
– Хорошо.
– И ещё, вы говорили, если помните, конечно, что у вас был брат, который погиб. Не скажете, где это произошло?
– А тебе до этого какое дело? – раздражённо ответил Фукуда, открывая бардачок в поиске пачки сигарет.
– Изучая преступления аналогичного характера, мне попались на глаза газетные вырезки газеты «Новости Окинавы», сейчас закрытой. Там описывают одно убийство офицера полиции лет тридцать назад. Ему, как и Рико Такеши, отрубили голову. Оно произошло в конце прошлого века. Вы как-то говорили, что ваш брат был убит на Окинаве. По времени преступления совпадают, вот я и подумал. Может – параллели? По данным из архива, следующее убийство полицейского на Окинаве было совершено только семь лет назад. В 2008 году. А в Японии всего два случая, но оба с использованием огнестрельного оружия.
– Хорошо. Расскажешь, что раскопал.
Фукуда нашёл сигареты и, вынув одну из пачки, вставил в рот, чиркнув зажигалкой. Глубоко затянулся, чувствуя, как горячий дым проникает в лёгкие. Затем посмотрел на мобильный аппарат и отключился.
Сон окончательно пропал. Этот молокосос вполз в сферу не доступную смертным. Если не сейчас, то скоро, очень скоро всё начнёт рушиться, похоронив под собой не только его, капитана Фукуда, но и всех, кого он любил и любит.
А этого допустить нельзя.
Некто
Он мгновенно проснулся от света фар подъехавшего автомобиля, бьющего в его лобовое стекло. Стараясь рассмотреть пассажиров, протёр глаза тыльной стороной руки. Заметил, как женщина и мужчина вышли из салона и, скрываясь под зонтом, спешно вошли в отель.
Туристы.
Он запомнил время их приезда. И снова закрыл глаза, пытаясь вызвать сон. Но спустя три часа его вновь потревожил свет автомобилей, вереницей проползшей мимо него в сторону гор, где располагались отели более высокого класса. Машин было шесть, и салон каждой был забит мужчинами с оружием, которое он идентифицировал как автомат «Узи». Восстановив мысленные процессы в сознании, он пытался понять причину появления именно сейчас группы вооружённых людей именно в этом месте.
Ответов не было.
Он подумал, а стоит ли предупредить туристов об этой колонне, полной вооружёнными людьми. Но подумав, решил – не стоит. Затем, на всякий случай, открыл бардачок и вынул из него пистолет. Щёлкнул затвором. И положил рядом на сиденье.
Набрал номер на мобильном телефоне. Ответил оператор. Он подробно изложил ему всё, что только что увидел. Услышал ответ – ждите.
Екатерина Голицына
Она смотрела на Кетсу Киташи в упор, наведя на него жерла всех своих орудий, сжимая смартфон с фотографиями, где он убивает Фудо Шииду из помпового ружья пятидесятого калибра. И это было не просто обвинение. Это был тот самый факт, который полностью вскрыл причину смерти Фудо.
– Откуда? – только и смог он вымолвить, впившись глазами в своё изображение.
То, что это он, ему стало понятно практически мгновенно. Уж кого, а себя то он узнает сразу. Погрузившись в пелену прошлого, он пытался вспомнить, что тогда произошло, но память словно отключило. – Это я. Но…
Она не стала отвечать, а лишь тихо проговорила: – Согласна, не всё в слова подчинено логике. Но причину ты видишь перед собой. Эти фотографии. Ты убил Фудо и Аллу. Зачем? Назови мотив.
Абсолютная тишина, какая бывает между двумя разрывами снарядов, оглушает настолько, что лопаются перепонки и из ушей льётся кровь. Такая тишина срывает с тела кожу, обнажая душу и крюки, на которых она держится. После слов Екатерины наступила именно такая тишина, давящая на сознание с такой силой, что не хватало сил сопротивляться.
Следуя логике, она, зная, кто убил Фудо, с которой у неё сложились романтические отношения, он мгновенно вспомнил фотографию на стене у старика Готано, решила отомстить ему именно тогда, когда он пришёл к ней три дня назад, обставив все так, чтобы у него не осталось шансов. Она наняла якудза. И у неё была причина. Хотя сомнения, что тело убитой женщины не принадлежало Екатерине Голициной, и вспороли его мозг, то ненадолго. И её поступки подтверждались не только её словами, заставив иначе смотреть на расклад фигур в шахматной партии, в которой он уже не понимал, какими фигурами играет. Но и сомнения, в которых она плавала, опирались на аргументы, которыми она обладала.
И это тоже факт.
– Когда погибли Алла и Фудо, меня в Токио не было. Был в Дамаске. У меня на руках авиабилеты. Штамп таможни в паспорте. Этого не подделаешь. Пару месяцев валялся раненым в Сирии. Если не будешь спешить, получишь подтверждение. Всё, что здесь произошло после моего отъезда для меня полная неожиданность, – даже нервные шаги по комнате не сняли непривычную дрожь в мышцах. И скрип деревянного пола был единственным звуком, отражающимся от стен.
И она не могла этого знать. Она вообще ничего не знала, потому что потеряла с ним связь полгода назад, после смерти Аллы, по правилам, они все должны были исчезнуть, раствориться в тумане дождливого дня. Сменить документы. Жильё. Образ жизни. Все, кроме неё. Дипломатический паспорт даёт право на некоторые льготы.
– Правда? – она взяла в руки стеклянный стакан и влила его содержимое в рот. – Ты действительно был в Дамаске?
Понимая, что сейчас только истина, какая бы она не была, сотрёт мазки недоверия на картине их отношений, он готов был пойти ва-банк. И ещё он понял, что ради правды она готова его сжечь. «Ей нужно твоё покаяние, – хмыкнул его внутренний голос. – Так чего ждёшь?»
Жидкость в бутылке с виски, стоявшей на столе, уменьшалась на глазах. Но он не собирался останавливать её. Фотографии, которые она сохранила на своём смартфоне, были детонатором для взрыва, способного вскрыть истинные причины неожиданного появления в Токио «убитого» в Сирии полгода назад майора внешней разведки, который нервно шагает по комнате, бросая на неё задумчивые взгляды. И в каждом из них сквозил вопрос, который выжать из себя он не мог. Пока. Она это понимала. Поэтому ждала, не обращая внимания на его быстрые взгляды на полупустую бутылку с алкоголем.
Господин Киташи оглянулся на подпирающего стену Сэмэя, внимательно следящего за обоими и всё ещё сжимающего в руке пистолет. Остановился, словно нежданная мысль, за которой он давно охотился, наконец сдалась ему без боя.
– Почему меня хотели отравить? – не слушая собеседницу, он задал вопрос в пустоту. – Почему якудза, которые доставили меня к Томинари Оши, не пустили мне пулю в мозг. Если они нас всех знают, и их задача нас убрать, почему они этого не сделали со мной там на кладбище. Не сделали этого в доме? В чём логика? И почему они забрали с кладбища именно меня? Почему пытались отравить, после встречи с кумитё?
Ей не нужна была его смерть!
Но что тогда?
Она не понимала, о чём он говорит, воспринимая его слова как свои сомнения относительно его сознания, ещё не избавившегося от яда. И это немного удручало. Пытаясь его понять, она позволяла ему высказаться, как смертнику перед казнью. Ждала, когда он наконец сделает ошибку. Взведя курок своего пистолета.
– Может, просто не узнали, – подыгрывая ему, она пыталась достучаться до его разума, но стук становился всё глуше. – А может для того, чтобы объяснить мне, почему ты стал убивать.
После ранения в Сирии он похудел, скулы резко обозначились, даже глаза изменили свой цвет, превратившись в чёрные. Длинные волосы и трёхдневная щетина последним мазком изменили его внешность настолько, что даже она с трудом узнала его сквозь, покрытое каплями дождя стекло, наблюдая за подъехавшим автомобилем Сэмэя. Может, действительно там что-то произошло, способное сбить его с пути? Нечто, заставившее нырнуть в ночь, откуда нет возврата?
Она молчала, пытаясь понять ход его мыслей, которые в его голове переходили на галоп, заставляя искать выход из лабиринта.
Чистая, как родниковая вода, правда, спасение для путника в пустыне лжи. Всё, что их группу связывало с Россией, было упаковано, переписано и сдано на хранение. Все личные вещи, все цифровые носители. Всё. В том числе и фотографии. Через год они должны были быть уничтожены, сожжены, как память больного Альцгеймером. Таковы правила. Но их всех убили. А год ещё не закончился. Значит кто-то их всех предал. И единственный из всех, кого она подозревала, был человек, стоявший перед ней.
– Это фальшивка, в чём я не сомневаюсь, и тот, кто сделал её, имел доступ к нашим фотографиям и, следовательно, к нашим вещам, – он увидел, как налив ещё одну мензурку с виски, она поднесла её к носу и вдохнула аромат. – Это фотомонтаж. Ты должна была это понять сразу. Ты же компьютерный гений, – издевательским тоном в голосе произнёс он.
И голос его не был похож на голос человека, панически боявшегося правды.
Её утверждение заставило его окунуться в глубины памяти, выискивая параллели. Но память не отозвалась. Она считает, что именно он причастен к смерти Аллы и Фудо. С Фудо ясно, ей сбросили качественную фальшивку, на которую она повелась, но причём тогда Алла?
– А если – нет? – Снова скрип половиц и хриплое дыхание Сэмэя, всё ещё сжимающего направленный на него пистолет. Его учащённое дыхание, как дыхание скалолаза, взбирающегося на вершину, подвешенного на тонких, вибрирующих от тяжести страховых канатов, и казалось достаточно одного неверного слова, как все в комнате перешагнут черту самоконтроля.
– Ты можешь проверить.
Сознание часто играет с нами в прятки. Думая об одном, оно вываливает на стол события, настолько далёкие, что заставляет выискивать в них параллели. Но эта связь между воспоминаниями не прочна и держится на предположениях. Но именно она не позволяет забывать, кто ты и зачем оказался здесь.
– Считаешь, что я убил жену? Обоснуй. Зачем? – хрипло произносит Кетсу Киташи, чувствуя, что где-то внутри него образуется ком ужаса, превращающегося в лавину неизбежного, от которой не так просто скрыться и невозможно избавиться, спрятаться, и не забыть тех видений просто закрыв глаза.
Три метра. С такого расстояния невозможно промахнуться. Если она решила, всё закончится быстро. Но она тянет время. Зачем?
– Мы все будем убиты, – слышит он откуда-то со стороны. И голос этот доносится до него звуками труб архангела Гавриила, заставляя искать выход там, где его нет. Он качает головой и смотрит на своё отражение в окне. Спроси, что такое скорбь, он, не раздумывая, покажет пальцем на себя. В стекле видит Катю и полные глаза слёз, ползущих по маске сочувствия, натянутой на скорбное лицо. Но зыбкое ощущение, что за этой маской что-то скрывается, в душе остаётся.
Поворачивает голову к Сэмэю и неожиданно узнаёт его. Словно до этой минуты между ним и его памятью отсутствовал контакт. Это был тот самый мужчина, что сидел в кафе и смотрел на него сквозь стеклянную витрину почти трое суток назад. Когда мимо проходила Екатерина Голицына. В бежевых полусапожках. Если полиция примчалась по его звонку, то он, не зная того, шёл прямо в капкан.
Вспышка в мозгах, как молния в ночном небе.
Внутри него тлеющий огонь подозрений превращался в пожар, способный сжечь всех, стоящих у него на пути. Силой воли он пытался унять его, но ураган сомнений раздувал его, превращая в сплошную стену ужаса, и еле слышимая ложь усиливала эту боль, заставляя его страдать каждую, последующую, минуту.
Было ли для них моё появление полной неожиданностью? И в чём смысл той инсценировки? Хорошо. Со смыслом немного разобрались. Месть!
Месть?
Сегодня – а завтра ещё явственней – на первый план выходит не то, что вы сделали или собрались сделать, а зачем вы это хотите сделать? Мотивация – прежде всего. Намерения. Поняв намерения, всегда можно найти противоядие. Потому что внешняя видимость всегда бывает обманчива. А чтобы понять эту суть, нужно быть внутри этой сути. Следовательно, напряжённая умственная работа. Работа внутри. К сожалению, разобраться в намерениях собеседника он пока не мог. Не было факта. И её поступки были внешне оправданы.
Зачем они всё это готовили?
Но прозрение, сложившимся в голове пазлом, внезапно толкнуло в спину, да так сильно, что в какой-то момент он почувствовал острую необходимость сорвать все маски. И растворяя ложь эликсиром правды, которой почти не оставалось, Кетсу Киташи выплеснул его последние капли на весы её сомнений, рассчитывая исключительно на здравый смысл. В то, что он собирался сказать, трудно было поверить, но ему это и не требовалось. Потому что правда, упакованная в одежду лжи, никогда не станет истиной, до которой требовалось докопаться.
– Я видел запись, где Алферов встречался с Томинари Оши, у которого я был вчера. Именно он заказал тебя, – внимательный взгляд в упор в глаза Екатерине, в поиске следов сомнений, – Фудо, Аллу и меня с Таней. Я обнаружил видеозаписи, где генерал приказал нас всех убить. Я прочитал это по его губам. Он сказал – «убей всех». Сказал это в доме Томинари Оши. И первой стала Алла. Его дочь. Охотятся за нами – якудза.
Именно они все убивали нас. По его приказу, но, тогда в чём логика его поступков?
Молчание Кати можно было принять за победу. Сэмэй, опиравшийся спиной о стену, опустил руку с «Глоком», монголоидное лицо ничего не выражало, словно его это не касалось. Но даже он почувствовал, что слова, растерзавшие эти мгновения, образовали вакуум, который медленно поглощал всех, затягивая на дно недоверия с такой скоростью, что им бы позавидовали метеориты.
– Ты видел запись? – слова полные удивления.
Вопросы. Их задают, когда пытаются связать концы в логическую цепочку мыслей, заткнув дыры сомнениям. И тогда понимаешь, в какую сторону тянет собеседник, и от кого. Вопросы могут раскрыть сущность бытия или наоборот, измазать правду чёрной краской скорби. Они бывают простыми, как плевок, и сложными, как математическая формула. Но ни один вопрос, не подкреплённый фактами, не укажет путь к справедливости.
– Да. И они с первого дня знали о нас всё, – шёпотом сказал он, боясь вспугнуть наступившую тишину. Кетсу Киташи осмотрел обоих. С ног до головы. Внимательным взглядом человека, который ищет спасения там, где его нет. – И это означает, что судьба нашей группы была предрешена заранее, – выдавил он из себя, как зубную пасту из тюбика. – И моя командировка в Дамаск была способом развязать им руки. Он знал, что я могу вас всех спасти. Нас просто отправили на убой. Если поймём причины этого безумия, возможно, останемся в живых. Надо возвращаться к истокам.
И тут она грубо бросила на стол фотографию, придавив её ладонью левой руки. Глянцевый квадрат с чётко обозначенными фигурами людей. Женщина и мужчины. Женщина, с завязанными глазами, сидит на стуле, а сзади неё мужчина с самурайским мечом – катаной, в руках. Если по позе в сидящей женщине и можно, хотя с большим трудом, разобрать кто это, но в стоящем за её спиной мужчине сомневаться не приходилось. Это был Кетсу Киташи, с отстранённым взглядом серийного убийцы, полным ненависти и презрения.
– А что скажешь на это?
Он с ужасом в глазах поднял голову, но вместо ответа на него смотрело бездонное жерло девятимиллиметрового пистолета, а чуть выше – гневные, с прожилками лопнувших кровяных сосудиков, зрачки Екатерины Голицыной, напоминающие глаза дьявола. И тут он вспомнил слова Таро Ямады за мгновение до своей смерти. И наконец всё понял.
– Это всё она!
Пригород Токио. Отель братьев Кависаки
Синий цвет монитора накладывал на лица землистый оттенок, словно два трупа высматривали на экране компьютера нечто, способное изменить их понятие о вечном. Крупный план мужчины, с холодными, как лёд, глазами, казался отрывком бразильского сериала, если бы не сетка, покрывшая его лицо.
– Давай крупнее. Ещё, – справа от монитора сидел мужчина, бросая обрывистые команды, словно лаял сторожевой пёс.
На экране лицо увеличивалось до тех пор, пока не остались видны одни глаза. Сетка покрыла зрачок, словно невод косяк рыбы. По радужной оболочке глаза был нанесён пунктир. Разделившая на две части полоса, отразила глаза за пять секунд до встречи, и в момент встречи с неким лицом, оставшимся за кадром. В правом нижнем углу метрономом отсчитывалось время. Слова, которые он произносил, были записаны на бумагу проградуированной временной шкалой.
– Дрожание зрачка подтверждает высокую степень волнения объекта, видите, на мониторе контур радужной оболочки порой выходит за рамки пунктира. Тремор скрыть невозможно, – женщина медленно, насколько это было реально, повернула тумблер, – о чём он сейчас сказал?
– Он поздоровался. Говорят по-английски. Произношение чёткое. Видно по губам. Я удивился, если бы он остался спокоен, – мужчина справа достал сигареты, и закурил одну из них, глубоко затягиваясь дымом.
– Вот… сейчас… его взгляд фокусируется на… Нет…
– Что нет?
– Он не узнал его. Лишь эффект ожидания.
– Что это значит?
– Он боится человека, на которого смотрит.
– Боится? – недоверчиво спрашивает мужчина. – Такое возможно?
– Возможно всё.
Мужчина, задумался, пристально уставившись на синий монитор. Почесал ухо, словно этим жестом пытался вызвать духов памяти. В уме воссоздавая эту встречу, он пытался понять поступки человека на мониторе, представляя, как тот вошёл в комнату, что думал и что чувствовал. Перед глазами он видел мужчину лет шестидесяти пяти. Невысокий. Знакомое лицо. Шесть камер слежения, скрытые в штукатурке, внимательно следили за ним, фиксируя каждый жест.
Они вернулись посреди ночи и сразу взялись за работу, которую требовалось сделать как можно скорее. В спешке не обратили внимания на стоявшую чуть далее старую «Мицубиси» чёрного цвета с потушенными фарами, сливавшуюся с окружающим ландшафтом.
Сейчас их мысли были заняты другими делами, результатом которых мог стать смертельный приговор для них, именно поэтому они не могли себе позволить сделать ошибку.
– Кажется, человек на мониторе не подозревает, что за ним наблюдают. Это не похоже на Алферова, тот всегда настороже. Странно, – произносит мужчина. Но, не получив ответа, продолжает. – Думаешь, он?
– Не знаю. Необходимо проверить ещё раз. Некоторые люди обладают замедленной реакцией на меняющуюся обстановку. Таким необходимо время, чтобы осознать факт трансформации. Это связано с их особой структурой нервной системы. Таких людей называют меланхоликами. Кстати, он не вернулся?
– Нет. Думаешь, он относится к этому типу?
– Нет, но мне надо ещё раз все проверить.
– Хорошо. Давай начнём все с начала.
Пробежав пальцами по клавиатуре, оператор вывела время к началу отсчёта. На мониторе вновь стала видна открывающаяся дверь, в которую входит Алферов. На его лице видны флюиды эмоционального возбуждения. Это непривычно видеть. Казалось, от напряжения его нервы могут порваться. Цвета спектограммы определяющие эмоциональное состояние показали покраснение кожи, его рот полуоткрыт, так, словно ему не позволили сказать то, что он хотел, лишь глаза сверкают накопившейся энергией.
– Стоп!
– Что такое, – спросил мужчина, сидящий справа у монитора.
– Его левая рука. Она лежит ладонью на кармане. Что в нем? – женщина за клавиатурой навела на объект перекрестье мышки.
– Не знаю… А вообще-то… Его встретили радушно, зная, кто он.
– Он думает о том, что лежит в кармане. Это непроизвольный жест. Или боится потерять то, что в нем находится. Мобильный?
– Других идей нет? – хмыкнул Ванин.
Оператор ПК повернула голову и посмотрела на соседа, словно силилась понять, шутит тот или говорит серьёзно.
– Непроизвольный жест, говорящий, что Алферов больше думает о том, что находится у него в кармане, а не о дочери, которую он сейчас предаст, что позволяет сделать вывод о его возможной неискренности, это как минимум. Он словно проверяет, на месте ли то, что у него в кармане. Так что это может быть?
– Не знаю.
– Деньги?
– Чушь. Может блокатор «полиграфа»? – прерывает размышления оператора ПК мужчина, стоявший за её спиной.
– С этим материалом мы не добьёмся результата, – разочарованный вздох.
– И что делать? – Волкова поворачивается на кресле лицом к Ванину, стоящему посередине комнаты с задумчивым лицом.
Что-то тонкое проносилось между извилин его мозга, но ухватить это он пока не в состоянии, словно мысль эта настолько тонка, безумна по сути и неуловима для посторонних, что Алексея Ванина от этих размышлений передёрнуло так, словно он коснулся оголённых проводов.
– А что он делает сейчас?
– Что-то передал, вынув из другого кармана. И это… флешка. В кармане у него была флешка.
– Флешка? Из кармана, на которой лежала рука?
– Нет, из другого, – Волкова внимательно смотрела на монитор, пытаясь что-то рассмотреть, – ты заметил? – спросила она, погруженная в картинку на экране, отраженную в её глазах.
– Что?
– Родинка. У него родимое пятно на шее. Видишь, ближе к правой челюсти. Как ниспадающая капля.
– У него, и ты об этом знаешь, родинки быть не может. Следовательно этот человек на мониторе – не он.
– Сейчас, – она быстро пробежалась по клавиатуре, выбивая барабанную дробь, напоминающую по звуку автоматную очередь. Тишина упала, неизвестно откуда, заморозив дыхание обоих. – Но этого не может быть.
Секунды как метроном стучат, отбивая мгновения.
– Что не может быть?
Дождь за окном вновь забарабанил как Эрик Кэрр – барабанщик группы Кисс.
– Потому что у тебя плохая память, – мужчина, словно что-то вспомнил, и мысли эти шли вразрез всему тому, что сейчас происходило на мониторе, затем он быстро набрал номер мобильного телефона и написал эс-эм-эс, – это не он. НЕ ОН!
В этот момент в дверь постучали, и практически мгновенно в комнате оказался один из братьев Кависаки – Шишихара. Старик был возбуждён, хотя и пытался держать себя в руках. Как всегда, он был одет в национальный костюм серого цвета. В том самом, в котором встретил их утром.
– Вы должны уйти, – он склонил голову, словно был лично виноват в том, что избавляется от постояльцев.
– Что-то случилось? – произнесла Волкова.
– Только что к нам приходили двое. В чёрных костюмах. Ищут, кто недавно снял жилище. Они были с оружием.
– Как они выглядели?
– Как очень опасные люди. Я заметил, что их машина остановилась у вашей. И они что-то обсуждали, рассматривая её. Потом постучались в ворота. С ними говорил мой брат. Он сказал, что у них никого нет. Они спросили, чья машина. Он ответил, что незнакомых людей, которые поднялись выше в отель «Сацу». Он расположен в трехстах метрах выше нашего. Они пошли туда. Скоро должны вернуться.
– Надо уходить, – решительно произнёс Ванин. – Собирайся.
Волкова стала молча собирать оборудование, заметив перед тем, что ей понадобится около десяти минут, на что Ванин сказал, что успеем. Затем кивком поблагодарил одного из братьев, протянувшего ему пистолет. Вынул обойму и проверил ход работы затвора. Вставил обойму и перезарядил оружие, поставив его на предохранитель.
А спустя пятнадцать минут, в кромешной темноте, они уже выходили из ворот отеля братьев Кависаки под пристальным взором человека, скрывавшимся в темноте умирающей ночи, который заметил, как мужчина что-то быстро набрал на своём смартфоне, затем спрятал его в карман.
Майор Александр Ли
Время. Оно неподвластно и неконтролируемо. Порой несётся как угорелое создание, или ползёт, словно улитка в дождливый день. Его нельзя понять или изменить, его невозможно остановить, лишь измерить. В четыре часа двадцать семь минут утра для меня время остановило свой привычный бег на долгие три секунды, позволившие метнуть специальный нож в глотку Сэмэя, державшего меня на мушке. Одновременно ударив двумя ногами по столу, поразившему грудную клетку Екатерины Голицыной с такой силой, что она ещё долго будет помнить этот миг, я схватил со стола мобильный Лёшки Ванина и сделал два быстрых прыжка к окну, краем уха расслышав металлический звук взводимого курка.
Человеческая особь, даже подготовленная для убийств, способна жать спусковой крючок автоматического пистолета со скоростью не более двух выстрелов в секунду. Такова физиология. Боль, хотя и ненамного, но снизит скорость движения её указательного пальца. На точность выстрела повлияет также освещение и присутствие внешних помех. А также психологическое воздействие в виде картинки умирающего Сэмэя, чьё тело сползало по стене. При этих совокупных факторах, способных помешать бойку коснуться капсюля, когда моя душа в секторе прицела её пистолета, у меня был шанс.
Третий этаж готового к сносу здания – это две секунды полёта и жёсткое приземление на обе ноги. В момент, когда я пробивал телом оконную раму, услышал два выстрела за спиной и свист пули над ухом. Ты не услышишь лишь те, что попадут в тебя. Ночь, листва растущих, под окном, деревьев и кустарника помогли мне, смягчить удар о землю. Я помню, как она умеет это делать, будучи лучшей на курсе по скоростной стрельбе. Но жажда жизни сильнее.
В проёме выбитого окна появился силуэт человека, но я уже знал, что у неё нет шансов, а Сэмэй ей уже не поможет. Сейчас время сработало на меня, за что ему огромное спасибо. Надо успеть добраться до места, чтобы хоть что-то сделать правильно. Но даже сейчас, когда мне было точно известно, кто нас всех предал, мне были непонятны её мотивы, хотя сомнения и посещали меня, но не было фактов, впрочем, для моей работы они не нужны. Главное – было уже сделано. Маячок, прикреплённый под столом, с чувствительным микрофоном начал подавать первые сигналы. Включив запись, я выждал некоторое время, чтобы иметь ясное представление, чего ожидать в ближайшее время.
Затем, чуть хромая на левую ногу под сплошным ливнем дождя, при падении подвернул лодыжку, я пошёл сквозь ночь, имея ясные цели и желания, настолько безумные, что даже самому стало страшно от этих мыслей. Время для переговоров закончилось. Карты вскрыты. Порох в пороховницах был сух. Настало время муссонов.
Середина ночи. Токио. Готано Шиида
Ночной город никогда не привлекал старого Готано, если, конечно, не требование старого друга, он ни за что бы не покинул своего убежища, где сейчас находилась его внучка, и не отправился бы на другой конец города, чтобы передать послание. Но он оставался его солдатом, поэтому выполнит приказ. Чего бы это ему ни стоило.
Мокрый асфальт отражал звёзды, и старику казалось, что он идёт в сторону западного рая. Хотя, если честно, он не верил в эти сказки монахов, но глубоко внутри себя, пытаясь найти там капельки веры, порой чувствовал их на стенках своего сознания. Чем-то напоминающие ему сосульки с крыш родного дома в ледяные зимы на Сахалине, они порой вдохновляли его, подсказывая верный путь во тьме, окружавшей его с рождения.
Этот адрес он знал и так. Ещё тридцать лет назад он чуть ли не ежедневно посещал его, чтобы, как и сегодня, передать тем, кто там скрывался, слова или записку, а иногда и дипломат с чем-то тяжёлым внутри или порванную на части купюру. Он понимал, что выполняет важную работу не только для своего господина, но и для своего клана. Работу, которую не сможет сделать никто другой лучше него. В нём скрывался талант факира, достающего из рукава голубя. Таких он часто видел в цирке. Но им до него было так же далеко, как от сюда до Окинавы.
Каждый шаг даётся с трудом. Старею. Болит от напряжения бедро да и колени скрипят так, что кажется они не выдержат пути. И рассыпятся по дороге. Но – нет. Если нет сил, осталась воля. Характер. Ответственность. И благодарность за прожитые годы. За детей, за внуков. А ведь всё могло быть иначе. Не как сейчас. Ну, что уж жалеть?
Часы показывали четыре утра, когда он наконец увидел тот самый старый дом, в котором он бывал и раньше. Не услышь он приглушённый шум мотора за спиной, сразу бы вошёл в нужный подъезд, поднялся на второй этаж, и постучал в известную ему квартиру, где его ждал горячий чай и любимый яблочный пирог. Так было всегда, так будет и сегодня, сразу, как мимо проедет эта так неожиданно появившаяся за спиной машина.
Но она не отставала. Его это не удивило, удивляться он давно перестал. Заставила думать. Кому он мог понадобиться. И зачем. Продолжая идти, он взял записку из кармана и положил в рот. Пергамент был небольшого размера, помещён в капсулу, её он не пытался проглотить, ещё успеет. Если ещё раз услышит двигатель машины за спиной значит будет пора. Но странно, та остановилась и из неё вышел мужчина. Он понял это по звуку захлопнувшейся двери и торопливым шагам в его сторону. Шаги были неестественно лёгкими, словно человек не шёл – летел.
Он взглянул на окно второго этажа квартиры, где он должен уже быть. Ему показалось, что за занавеской кто-то стоит, но кто, мужчина или женщина, разобрать не смог. Шаги за спиной приближались. Он всеми силами пытался сохранить достоинство, хотя его душа давно упала в обморок от страха. Попытка ускориться также ни к чему не привела. Ему не скрыться от того, кто идёт за ним. Если его будут пытать, он не выдержит. И всё расскажет. Ничего в себе не сохранит. Он всегда боялся боли. Этот страх позволял ему быть особенно осторожным. Но сейчас его время и удача, кажется, закончились. Из глаз непроизвольно потекли слёзы, которые, мешаясь с начавшимся дождём, падали на асфальт. И он остановился. Нет, бегать он не будет. Повернулся лицом к преследователю, который тоже остановился в пяти метрах сзади.
Это был молодой мужчина лет тридцати. Сильный. Полный внутреннего огня, способного спалить не только его, Готано Шииду, но и весь остальной мир. Сквозь ночь он видел его горящие в свете уличных фонарей жёлтые глаза, как у волка, увидевшего ягнёнка. И ему стало настолько страшно, что почувствовал, как ледяной холод сковал его позвоночник и мышцы. Боковым зрением заметил падающих с неба божьих ангелов и вылезающих из щелей асфальта демонов ада. И они уже сцепились между собой за его душу.
Таня Волкова и Алексей Ванин
Машина Волковой завелась практически мгновенно, и, переключив передачу, она плавно двинулась с места.
– Аппаратуру заблокировала?
– Да. Вскрыть будет сложно, – ответила она, всматриваясь в кромешную темноту сквозь лобовое стекло. Не включая фары, машина медленно ползла по дороге, оставляя за спиной глаза братьев, смотрящих им вслед. Один из них поднял руку и медленно помахал.
– Куда сейчас?
– У нас связь с первым через час. По резервной линии. Тогда и определимся.
– Сейчас в Токио?
– Да. Там у меня есть одно потаённое место, где и переждём непогоду. Так как ты догадался, что на мониторе не Алферов?
– По родинке.
– По родинке? Она что, стала другой?
– Нет. Мне он однажды сказал, не верь тому, что видишь. И добавил, что о родинке знают только в России. Выезжая в командировку, он её маскирует. Как это ему удаётся, не понимаю. Но это – факт.
– Значит, кто-то из врагов сделал ошибку? И, скорее всего, из тех, кто знает его на Родине. Вот откуда у них наши имена? Если они были на флешке, нам никогда не узнать правды, но почему они нас так долго искали?
– Если и была информация, то скорее всего та, что скопилась до командировки. Думаю, по этим данным и нашли Аллу Алферову. Но она им отдала только наши имена, хотя знала все места дислокации всех в группе. Не кажется это странным?
– Более чем. Так, что ты увидел на видео?
– Человек на мониторе настолько похож на первого, что отличить одного от другого практически невозможно. И я думаю, что это не компьютерная графика, а живой артист, скорее всего – артист, и не самый плохой. А мысли его были о деньгах, которые и лежали в его левом кармане. Возможно командировочные. Этот жест выдал его. Не считая внешних факторов. Следовательно, человек не богатый. Возможно. Походка. Практически на сто процентов похожа, но вспомни, как при ходьбе держит левую руку Алферов. Правильно. Он говорил, что ему сломали предплечье и в трицепс левой руки попала пуля. Поэтому полностью разогнуть он её не сможет никогда. А что было на видео? Его левая рука работала также как правая. Словно никакого ранения.
– И кто сделал эту запись? При том, что мы понимаем, для чего.
– А вот тут у меня полная неразбериха. Хотя уверенности, что сделана она специально, нет. Фальшивка вылезет наружу мгновенно при незначительной проверке. Одно – точно. Сделали её не для нас.
Наконец они выехали на автостраду и Волкова нажала на акселератор. Радостно возбудившись, мотор заревел на повышенных оборотах. Скорость заметно возросла. Спустя мгновение стрелка спидометра приблизилась к отметке в сто двадцать миль в час. Шины хорошо держали мокрую дорогу даже при такой скорости, даже на крутых поворотах, сквозь которые они мчались в город.
Впереди оставался последний, самый крутой.
По дну обрыва, который лежал справа от трассы, протекал небольшой ручей, полный огромных валунов. В один из них и ударился крышей автомобиль Волковой после аварии, случившейся в пятидесяти метрах выше на дороге. Огромный трейлер «Мак» врезался в лоб «Тойоты», смяв её настолько сильно, что водитель погибла мгновенно, а сидящий рядом пассажир жил ещё несколько секунд, пока летел на холодные камни.
Силой инерции его наполовину выбросило из искорёженной машины и последнее, что в своей жизни увидел Лёша Ванин, это покрытые мхом чёрные камни, на одном из которых он был раздавлен металлом скоростного родстера.
Здание резидентуры ЦРУ в Токио
За несколько часов до начала церемонии встречи официальных делегаций России и Японии в оперативном штабе было необычно тихо. Кот Обама вылизывал яйца, оперативный дежурный зевал за пультом, глотая третью чашку кофе за последние два часа. Часы отбивали секунды, наполняя пустоту смыслом.
Нервно вошедший в помещение старший оперативный агент Одзука, это была его настоящая фамилия, во всяком случае, последние двадцать лет, заполненное специальной аппаратурой, бросил, сидящему за компьютером Чизу Монтойе короткую, как полёт дротика, просьбу, не дожидаясь закрытия автоматической стеклянной двери за своей спиной.
– Чиз, соедини с Тэренсом Кидом.
Тэренс Кид – заместитель директора ЦРУ, отвечающий за весь Азиатский бассейн, был единственным человеком в Ленгли, которому можно было звонить в любое время суток. Несмотря на возраст, а ему перевалило за пятьдесят, он оставался весьма подвижным мужчиной, стремящимся быть в курсе всех дел не только правительства Соединённых Штатов, но и правительств ещё как минимум двух десятков стран. Япония входила в этот перечень, занимая почётное второе, после Китая, место.
– Это Липтон, – коротко выдохнул воздух в микрофон Одзука, когда услышал в наушники, что на другой стороне океана взяли трубку.
– Ты знаешь, сколько времени? – хотел возмутиться Тэренс Кид, но услышав положительный ответ, продолжил на пониженных оборотах, несмотря на то, что сегодня ему хотелось хоть на немного отключиться от дел, так как позднее совещание у Президента США существенно выбило из графика. – Тогда продолжай.
– Тэрри, Бобби отдал душу, он перестал выходить на связь трое суток назад, а вчера мне позвонили из управления полиции Токио, поставив в известность о его самоубийстве.
– Линия защищена?
– Да.
– Насколько информация достоверна? – безусловно, собеседник знал, кто такой Бобби, но Одзуку поразила его выдержка.
– Уровень высокий. Наши действия?
– Что по соглашению? – мгновенно отогнал сон собеседник Одзуки. Особая черта Тэренса Кида заключалась в его умении выжать максимум из минимума информации. Но сейчас, возникшая обстановка была несколько иной, и, понимая это, заместитель директора ЦРУ интенсивно искал выход в сложившейся ситуации, стараясь в первую очередь минимизировать возможные потери, которые постоянно просчитывал в голове.
Будучи в курсе большого проекта по продвижению подписания мирного договора, между Россией и Японией на условиях Соединённых Штатов, он понимал насколько серьёзна потеря, понесённая им из-за самоубийства Бобби, которого они лелеяли почти два года, прощая поступки, несовместимые с Законом. Это был не просто агент влияния. Это был проводник их идей в головах руководства страны, которую они когда-то разбомбили атомными бомбами.
Не вдаваясь в детали, хотя сама постановка вопроса о самоубийстве влиятельного человека вызывала как минимум массу сомнений, он, тем не менее, понимал, что по этому пути в рай уже не проехать. Следовало искать обходные тропинки, и сделать это нужно было как можно быстрее, для чего требовалось решение, кардинально им не приветствующийся, но необходимое. На этом этапе операции.
– Если самураи примут предложения русских, мы на этом празднике – лишние, – выдал в трубку Липтон, хотя Тэренс Кид давно это понял.
– Записку мне и срочно. Я постараюсь согласовать вопросы с президентом. Если он даст добро – приступим ко второй фазе. Надеюсь, у тебя всё под контролем? – Тэренс Кид, наряду с многочисленными талантами, обладал неоспоримым умением выделить из тысячи байт информации главную. Что, собственно, и сделало его вторым человеком в разведке по должности, но не по принятию решения, так как должность директора ЦРУ была фигура компромиссная и политически ангажирована.
– И ещё. Здесь Грек. Вы были в курсе его прибытия в Токио?
– Он нам не подчиняется. У него свой бизнес, – ответил окончательно проснувшийся Тэренс Кид, понимающий, что означает отсутствие соглашения, которое он лично редактировал больше года назад. И оно заключалось в огромных финансовых инъекциях за передаваемую территорию Японии – четырёх островов, на которые Соединённые Штаты имели виды.
В Договоре от 1951 года между его страной и Японией не предполагалось развёртывания дополнительных военных баз. Но в нём ничего не было сказано о вновь приобретённых землях. Поэтому для США решение «землю за инвестиции», которое они рассматривали не только с точки зрения безопасности своей страны, но и с точки зрения глобальной безопасности всего мира, в 2015 году была приоритетной.
Система космической навигации, при установке на острове Шитокан, позволяла контролировать небо России, и была необходима для обороны всего остального мира, а при случае и для нападения. Это понимали все, кто был способен думать. Именно поэтому сумма предлагаемых финансовых инъекций превышала сумму стоимости некоторых стран вместе взятых. И, как понял заместитель директора ЦРУ, это время, со смертью «Бобби», наступило.
– Каковы наши шаги относительно Грека? – продолжил Липтон Одзука.
– Если ничего компрометирующего против нашей любимой организации нет, пусть отдыхает. Но, на всякий случай, выясни, с чем он прибыл и по возможности, прими решение самостоятельно, – переведя стрелки на него, заместитель директора, тем самым развязал ему руки, отключившись от оперативной связи.
– Этот Грек как заноза в заднице, и вынуть сложно, и напоминает о себе слишком часто, особенно когда сидишь, – прокомментировал его беседу Чиз Монтойя, с которым Одзука был знаком ещё по совместной работе на Ближнем Востоке.
– Это точно, – согласился он. – Дай-ка мне картинку того самурая, чья фотография намедни меня заинтересовала.
Оператор быстро пробежался по клавиатуре, выбивая из неё барабанную дробь, и спустя мгновение на мониторе справа возникло изображение господина Танаки, садившегося в автомобиль с государственными номерами администрации Премьер-министра Японии.
– Давно у нас она?
– Больше суток. Смотрите дальше.
На экране сменилась картинка. Затем ещё одна и ещё. На всех был изображён Танаки. Вот он садится в авто. Вот стоит перед зданием отеля. Прикуривает.
– Он остановился в Нихон Сеннейкан, отеле рядом со станцией Гаймае, номер тысяча сто пять. К телефонам уже подключились. Но ничего существенного. Турист. Ходит в кино, заказывает порнуху по тв. Вечером допоздна сидит в баре. Но так никого и не снял. Спит до обеда. Ничего существенного, – ещё раз повторил Чиз.
– Пробей его по базе, выясни, чем он заинтересовал нашего друга Грека.
– Уже. У нас его нет. В ФБР – тоже. По Интерполу – тем более. Я говорю – турист.
– Тогда объясни, почему им так интересуется наш общий знакомый. Почему в аэропорту его встречали сотрудники службы безопасности премьера. Грек просто так людьми не интересуется. Он что, сменил ориентацию и его потянуло на туристов? Если Грека кто и интересует, то лишь для одной цели. Отправить его в западный рай. И нам нужно знать причину. Поэтому – ищи.
Тут он на мгновение задумался, словно нечаянная мысль без разрешения проскользнула в его голову, и он сейчас решал, что с ней сделать, выбросить из головы и забыть, или привести в действие.
– Откуда Грек прибыл?
– Рейсом из Сан-Франциско.
– А с кем он близко там общался последнее время, не напомнишь?
– Какой-то итальяшка. Вроде как представляет семью из Нью-Йорка, – оператор поиграл с мышкой, остановившись на ссылке в Гугле, – так у этого итальяшки убили внучку. Точно, вот фотография.
Липтон Одзука наклонился к экрану.
– Поищи ещё фотографии. Может, что и узнаем.
Фотографии на дисплее монитора стали мелькать со скоростью взбесившегося светофора.
– А вот. Похороны, на которых присутствует Дон Тоскано с семьёй. Все в чёрном. Убитая София в гробу. Ещё фотографии. Оперативно выложили. Так, вот. Нашёл, – торжественно объявил Монтойя, – так наш Грек и покойная София, внучка «капо-дэ тутти-капо» друзья.
На экране монитора фотография, на которой Грек в военной форме морского пехотинца с наградами на полгруди идёт по улице с ещё маленькой Софией. Фотография десятилетней давности. Чуть сзади – господин Тоскано и несколько его телохранителей.
– Как убили внучку этого итальяшки?
Согласно статье в Трибюн, её тело нашли в припаркованном автомобиле с ранением в брюшную полость. До этого было похищение. Скорее всего, старик отказался выплачивать деньги.
– За что выплачивать?
Оператор пробежался по клавиатуре, выстукивая слова связанные с итальянской мафией в Нью-Йорке. На слове «заказное убийство» вылезло сообщение о том, что старый мафиози подозревается в заказе на убийство некого господина Верона из Мексики. По национальности – колумбийца. Источники сообщают, – возможно работающего на наркокартели.
– Вот и ответы на некоторые вопросы, – Чиз блаженно откинулся на спинку кресла. – Бинго!
– Проверь этого япошку на предмет похищения внучки старика. Выясни все, что можно, и мне на стол. Проверь все материалы полиции по Лафтибуро Оно – высокопоставленного самоубийцу. Посмотри несоответствия и свои выводы также мне на стол.
Господин Одзука повернулся и вышел из помещения. Затем он прошёл по пустому коридору, нажал кнопку лифта и спустя пять минут вышел на улицу, где впервые за последнюю неделю выдохся дождь и звёзды, выползшие из-за туч, отражались в лужах, по которым, не обращая внимания на брызги, шёл вечно молодой Липтон.
То, что он только что сам себе поручил, он должен сделать в срок. И этот срок кончается сегодня вечером. Поэтому он так спешил, понимая уровень личной ответственности. Если все так, как он предполагает, то скоро в Токио наступят веселые времена. А Липтон Одзука ненавидел веселье.
Ночной Токио. Готано Шиида
Всё должно было быть так же, как всегда. Он брал листок бумаги и относил по адресу, который запоминал. Здесь он бывал часто, поэтому на вопрос господина Хатоши, помнит ли куда идти, ответил утвердительно. За последние тридцать лет, с того самого момента, когда ему сказали, что господин Хатоши теперь его новый господин, он часто бывал здесь. Первый раз долго искал, но со временем не опаздывал уже никогда.
А вот сегодня что-то пошло не так. Не так, как ему представлялось, не так, как должно было быть. И так как закончилось, закончиться не должно. Но такова карма. Старик Готано обернулся, пытаясь проглотить бумагу, только что извлечённую из кармана. Поэтому не мог ответить на вопрос человека, застывшего у него за спиной в потоке света ночного фонаря, отчего лица его было не разобрать.
Но он чувствовал, как его незримые нити, как у паука, словно щупальца спрута, тянутся к нему, парализуя волю. Стало трудно дышать, но даже это не остановило старика от желания избавиться от листка бумаги, который он пережёвывал дёснами, чтобы проглотить. Ночная улица освещалась лишь одиноким фонарём и звёздами, и пожелай он закричать, все равно никто не бросится на выручку.
– Не спеши, – услышал он хриплый шёпот, от которого ноги примёрзли к асфальту и по спине прополз горячий пот. Словно шипение возбуждённой змеи, он вызывал озноб, и, вползая в уши, касался ядовитыми зубами мозга, парализуя волю.
Человек в чёрном костюме свободного кроя медленно приближался к старику, стараясь рассмотреть испуг в его глазах. И наконец его увидел. Даже в семьдесят с лишним смерть страшна. И человека это удивило, словно перед ним открылась некая истина, в которую он не верил.
– Тебе страшно? – спросил он, остановившись в двух шагах от Готано Шииды, и странно наклонил голову в бок, словно пытался рассмотреть его, сравнивая лицо старика с фотографией, хранившейся в мозгах. Картинка была идентичной.
А старик Готано Шиида спешил. Ещё одна попытка проглотить сжёванный лист бумаги успеха не принесла. Она комом встала в глотке, не желая падать в желудок. Но он пытался, и даже провёл по кадыку дрожащей ладонью. Всё без толку.
В этот момент он заметил, как человек взмахнул рукой, и его взгляд на одно короткое мгновение потерял фокус, но затем, старик увидел асфальт, приближающийся к нему с бешеной скоростью. Ещё мгновение, и он слышит глухой удар о твёрдую поверхность. В его взгляде отражаются мелкие камешки, трещинки и капли влаги, ползущие перед зрачками. Затем картинка меняется, и он видит свои ботинки, так и не вычищенные от грязи, мешковатые брюки и синие носки, которые он так и не постирал.
Взгляд поднимается выше, и вот он смотрит сам на себя, а из того места, где должна быть голова, вырывается фонтан чёрной крови. Но ему уже не страшно, а даже смешно. И нет никакой боли, только мозг заполняется огромным количеством вопросов, ответить на которые он не успевает.
Он видит, как его тело медленно заваливается на колени, и, ударившись о землю чашечками, мгновение стоит на них и потом медленно падает в лужу. Картинка становится тусклее, а вскоре и она исчезает, с последней искрой жизни, медленно затухающей в его глазах.
Человек медленно подошёл к обезглавленному телу и присел рядом на корточки. Внимательно посмотрел в мёртвые глаза старика, всё ещё открытые, затем рукой в перчатке нажал на скулы, от чего рот Готано приоткрылся. Другой рукой, которая ещё недавно держала клинок, человек вынул скомканный лист бумаги, практически сухой, и развернул его, стараясь восполнить своё любопытство.
Какого было его удивление, когда на листе не обнаружил ни одной фразы. Ни одной цифры. Ни одного знака. Тогда он повернул его наизнанку, но и там он был девственно чист. Мысли, возникшие в его сознании, никак не могли пересечься с ранее полученными инструкциями. Отчего он упустил звуки шороха за спиной. Лишь еле чувственное колебание воздуха заставило его напрячься, с полным осознанием, что возможно не успеет. С чем согласиться его тело не могло.
Мгновенно, мысленно просчитав расстояние до ног незнакомца, застывшего за его спиной, он взмахнул лезвием меча, ещё не очищенного от крови Готано Шииды, стараясь перерубить их на уровне колен тому, кто посмел приблизиться к нему.
Но в тот самый момент, когда в его руке вновь блеснуло лезвие, и ему даже удалось сделать малую часть поворота вокруг себя, в его мозгу все перемешалось от разрывной пули 9 калибра, превращая мысли в отдельные слова, а слова в несвязанные между собой буквы, разлетающиеся в стороны как осколки гранаты.
Пуля со стальным наконечником вырвалась из лба, и исчезла в чёрном асфальте, погрузившись в него на полметра. А он ударился головой об асфальт, рядом с местом, где покоилось тело Готано Шииды, и его кровь перемешалась с кровью его жертвы, продолжая сочиться из выходной дыры на затылке размером с биллиардный шар. И его глаза почти не видевшие человека, застрелившего его, сквозь мутную поволоку сознания заметили, как тот наклонился и поднял, упавший из его рук, лист бумаги, который спрятал у себя в кармане, затем присел у отрубленной головы старика и прикрыл полуоткрытые глаза Готано Шииды своей ладонью. Слов «прости, старик» он не услышал, хотя, где-то в глубинах своего умирающего бытия, понял их смысл.
Капитан Нобио Фукуда
Карта Токио напоминала бетонную стену, по которой выпустили пару рожков из автомата. Места, где были совершены убийства, он отмечал жёлтым кружком фломастера, отчего таких точек набралось с десяток. Большей частью в центре столицы. Район ответственности лейтенанта Киямы. Попытка связаться с ним в рабочее время ни к чему не привела. Мобильный был отключён, а на работе он не появлялся. Странно. Может быть обследует места преступлений? Впрочем, нет. Не такой человек этот Кияма.
А какой?
Капитан Фукуда обвёл взглядом свой небольшой кабинет, заставленный стульями, сейфом и огромной картой на стене. Огромное панорамное окно, выходящее на небольшой садик еле видневшийся сквозь сумрак далеко внизу, в грязных разводах муссона чем-то напоминающих картины Хубилая, пропускало свет зарождавшейся зари, наползающей на крыши пока ещё не проснувшегося города, где в ущельях узких улиц и подворотен, всё ещё пряталась ночь. Он посмотрел на своё отражение, выискивая в нём признаки старости. Но морщин пока видно не было.
Он вспоминал материалы из досье лейтенанта Киямы.
Криминальные связи с преступниками из России, из-за которых его чуть не выбросили из полиции, были купированы его папашей, вычистившим досье сынка настолько безупречно, что даже внутренняя служба не нашла причин отказывать ему в назначении на должность главного инспектора муниципального образования Сибуйя.
Подавив желание прикурить очередную сигарету, Фукуда снова сел за стол и взял в руки кипу фотографий с неизвестными лицами. Прошло минут десять, а он все никак не мог уловить между ними связь. Хотя их тонкие нити, словно воспоминания, иногда проскальзывали перед глазами, заставляя забыть об отдыхе. Затем бросил их на стол и стал пересматривать оперативные сводки за последние сутки. Но и там ничего нового для себя не обнаружил. Откинулся на подлокотник, уставившись в потолок.
Думай!
Несколько не связанных между собой убийств имели пока весьма зыбкую идентичность. Они все до сих пор не раскрыты. Причин тому полно. Или отсутствовали улики на месте преступлений, или не было свидетелей. Но, бесспорно, совершены они были профессионалами своего дела. Такие дела практически не раскрываются.
Думай!
Безусловно между жертвами существовала связь. Он чувствовал, хотя за её неуловимые нити ему никак не удавалось ухватиться. И вдруг, а такое с ним иногда происходило, он почувствовал некую силу, толкнувшую его в сторону истины. И толчок этот был настолько сильным, что в какой-то момент ему в голову пришла абсурдная мысль, что сделал его Будда.
Фудо Шиида. Сотрудник администрации мэра Токио. Работал в архитектурном отделе, отвечал за государственные закупки систем слежения и установки во всех районах столицы. Его отец – Готано Шиида. До сих пор не найден, хотя его фотографии расклеены во всех участках города. Живёт неподалёку от места убийства сотрудника Российского посольства Екатерины Голицыной. Вскрытая квартира старика показала наличие связи между русской женщиной и его сыном, убитым якудзой, как считает его отец, у семейного кафе в рабочем районе. И связь достаточно плотная. Возможно, они были любовниками.
Он выбрал фотографию, которую вынул из альбома старика лейтенант Фумикоми, негласно посетивший его жилище. На фотографии были запечатлены Голицына и Шиида-молодой в обнимку. Оба улыбались. Судя по дате, фотография была сделана весной этого года. Первого марта. Снег уже сошёл, но было ещё холодно, поэтому оба были одеты в пуховики. На фоне бутика с Сибуйя, владельцем которого является Марико Накамура, труп которой был обнаружен среди обломков пожара, произошедшего вчера ночью, они смотрелись весьма счастливой парой.
Почему они сфотографировались перед этим бутиком? Случайность?
Младший Шиида был убит выстрелом в голову, из-за чего возможность идентификации сводилась к нулю, хотя Готано Шиида признал в нём своего сына по известным только ему признакам. На Екатерину Голицыну покушался наёмник Одати, принадлежавший семье Таро Ямады, который покончил жизнь самоубийством два дня назад. Прыгнул из окна на камни в своём саду. Зачем? Кто-то выбросил? Но следов насилия на теле не обнаружили. Пара трупов его охранников и несколько сотрудников с простреленной гортанью, которые если и дадут показания, то лишь через пару месяцев, ничего нового, из того, что он и так знает, не скажут. Безусловно, и там наследил их парень, чью фотографию удалось воссоздать из отрывочных данных немногочисленных свидетелей, видеокадров и фотографии аккаунта в Инстаграмме, хотя тот блог и принадлежал некому Киташи, не факт, что это один и тот же человек.
Капитан Фукуда набрал номер технической службы и попросил выяснить, была ли у дома, где проживал господин Таро Ямада, установлена камера видеонаблюдения или нет. Обещали выяснить в течение часа. И на том спасибо.
Голицына. Хотя на самом деле на квартире была убита неизвестно кто, ибо тело принадлежало одной женщине, а голова – другой. Не японке. Но ещё более странным кажется то, что одна из погибших в аварии, чью голову обнаружили в квартире Голицыной – жива. И всё-таки это не факт. В таком случае, где Голицына? Её, или очень похожую на неё женщину, зафиксировала камера на следующий день, после преступления, как та выходила из дома и направилась в сторону банка, где и теряется её след.
На других городских камерах видеонаблюдения её не обнаружили.
Марико Накамура. Обгорелый труп, найденный в бутике, также не подлежит идентификации. Хотя вероятность, что это хозяйка салона весьма вероятны. Её любимые часы, по утверждению сотрудников, обнаруженные на запястье трупа, ожерелье с кулоном – подарок жениха. Но это косвенные улики. По их словам, она должна была встретиться с ним утром. Встретилась? Надо просмотреть записи в аэропорту Нарита.
И он ещё раз набрал номер телефона технической службы и отдал новые распоряжения.
Таро Ямада. Принадлежал криминальному клану, в котором один из возможных боссов также покончил жизнь самоубийством три дня назад. Лафтибуро Оно. Друг премьер-министра страны. Вероятность массового самоубийства главарей криминальных группировок отрицательная. Тогда как это всё понимать?
И там не нашли внешних источников видеофиксации, за исключением нескольких секунд записи жесткого боя между ним и неустановленным лицом, коим может быть их парень, но и это не факт.
– У нас есть данные о заключённых государственных контрактах на установку видеокамер в городе? – задал капитан вопрос сотруднику технического отдела управления. – Есть? Хорошо. Сбросьте мне всё, что есть за последние два года.
Фудо Шиида подписывал заявки на поставку оптического оборудования на улицы Токио. В соответствии с планом, одобренным министерством безопасности и внутренних дел. А отдел, в котором он непосредственно работал, занимался их установкой. Надо послать туда лейтенанта Фумикоми. Пусть разберётся, кто и когда устанавливал камеры.
Семья Шиида. Кто они? Какого… их хотят устранить? Причина в установленных камерах? Или в неустановленных? Затронуты чьи-то коммерческие интересы? Чьи? Вчера произошла попытка нападения на дочь убитого Фудо Шииды. Видеокамеры зафиксировали огненный контакт на месте преступления, где остались два тела псевдо-полицейских с татуировками «шино-но тэ». Клан профессиональных убийц, за которыми он гоняется пятый год. Такие же отметины на теле обнаружили у четырёх трупов на загородном шоссе, ведущем в Иокогаму. Именно в том самом месте, где, так же, не было камер наблюдения. Как и у бутика Марико Накамуры.
Два полицейских, точнее псевдо-полицейских, убитых у университета Тахо.
Убитые, имеющие такие наколки, проходили или проходят службу в морской пехоте Японии, в специальном подразделении береговой разведки «Браво». Во всяком случае двое – точно. Их имена в списке личного состава, который лежал на его столе, за подписью командира подразделения полковника Тахакаси. Получить его было настолько сложно, что даже письмо за подписью министра Уэда не произвело на полковника никакого впечатления и было добыто лейтенантом Фумикоми из непонятно откуда им найденного источника, который напряг свои бывшие связи в армии.
Оба – заслуженные ветераны военно-морского флота.
Звонок на время оторвал его от размышлений, который лишь подтвердил его выводы относительно районов, где проживали Лафтибуро Оно и Таро Ямада. Камер там не было. Поэтому не были зафиксированы преступники, совершившие эти убийства. И под всем этим списком загадочных преступлений – смерть Рико Такеши, связанная с ними тем самым знаком смерти, который он увидел на руке с катаной на видеозаписи, которую удалось добыть в архивах господина Лафтибуро Оно.
Во всех смертях связь – татуировка. Она или на убийцах, или убитых.
***
Такой бросок через голову, который капитан Фукуда увидел вчера вечером в зале на татами, делает честь любому мастеру, а мастеру, возраст которого перевалил за шестьдесят, особенно. Додзё Аширо Кансигаро – великого кё-си – учителя кейдо-до, напоминало строение из 18 века, где на первом этаже был зал, а на втором жил он. Но капитан Фукуда помнил каждый сучок на деревянном полу додзё, отмеченный синяками на его спине.
Расположенное в одном из старых районов центра столицы, здание напоминало и храм буддизма, и храм синтоизма одновременно, отчего переступив порог комплекса, капитан Нобио Фукуда почувствовал пока не умершее угрызение совести.
– Осс, – он поклонился мастеру, с улыбкой подошедшему к нему после выполненного приёма и пожавшему протянутую руку.
– Как дела на войне с преступностью?
– Открываем второй фронт, – ответил капитан. – Я за помощью.
– Сейчас, отпущу подаванов и займусь тобой. Кстати, вчера приходил Като Фумикоми. Он, кажется, у тебя работает? – пронзительный взгляд проникает в самую душу и заставляет сердце усиленно биться.
– Лейтенант Фумикоми? Да. А вы его, кажется, тренировали? – слышатся звуки металла о металл, и, кажется, даже видны искры от соприкосновения стали.
– Как и тебя, дорогой мой Нобио, – улыбнулся старый кё-си. – Из него мог получиться очень хороший боец.
Традиционная одежда взмокла и разошлась черными пятнами по всему телу кё-си, затронув подмышки и спину учителя. Вытерев рукавом доги вспотевший лоб, он излучал саму радость от встречи со своим бывшим учеником, занявшим в иерархии города весьма высокое место заместителя криминальной полиции города.
– Из него получится отличный полицейский, – возразил Фукуда.
– И он тоже спрашивал о синоби, – рассмеялся тренер, предпочитающий силовые контакты психологическим тестам. – Ты же за этим пришёл?
– И что вы ему сказали?
– То же что скажу и тебе, дорогой Нобио. Ты здесь по последним убийствам? – капитан согласно кивнул головой на приглашение кё-си пройти за ним на второй этаж, хотя был ограничен во времени из-за последних случаев, все же нашёл время для своего бывшего учителя.
Спустя пять минут они уже сидели за столом в раздевалке кё-си и пили сваренный им чай. Во времена тренировок эти минуты для капитана Фукуды были самые запоминающиеся. Кё-си Кансигаро был сухощав, подвижен, с умным лицом и цепкими глазами. Он понял, что нужен полиции в тот самый момент, когда прочитал в интернете криминальные статьи о странных убийствах, происходящих в Токио. Те немногочисленные фотографии, которые он успел изучить, мало что ему сообщили. Но эти, которые положил перед ним Нобио Фукуда, приоткрывали лазейку в мир смерти, позволяя самому принимать решения в дальнейших шагах.
Опершись о стену, выкрашенную в белый цвет с эмблемой школы, комната напоминала кладовую артефактов со свитками, развешанными на стене. В углу стояло несколько тренировочных мечей, на подложках – мечи боевые. Вакидзаси и тэнто. Ниндзя-то и катаны. Несколько грязных кейдо-дзё и пояса разных цветов, сложенных в стопку, в ожидании стирки, а также терпкий запах пота уносил сознание капитана в те времена, когда он пытался стать лучшим в мире боевых искусств.
– Чувствуется рука мастера, – кё-си положил часть фотографий на стол, продолжая осматривать остальные. – Это особая техника боя. К нашей школе не имеет никакого отношения. Скорее она напоминает технику синобу. Да, скорее его носитель синобу-моно. Ниндзя. У Като были такие же фотографии. Хотя по ним и трудно определить технику боя, думаю, что боец обучался именно этому стилю.
Он посмотрел на капитана полиции, пьющего ароматный чай, обратив его внимание на некоторые места на фотографиях, которые тот принёс. Кё-си понимал насколько информация важна полицейскому, но и связанный моральными обязательствами, он не мог раскрыть все свои секреты.
– Они ещё существуют? – недоверчиво спросил Нобио Фукуда.
– Никогда не прекращали. Эти киношные сказки лишь напускают тумана на их существование. Ты знаешь нашу историю не хуже меня, а историю боевых искусств тем более. Сотни школ стремились стать лучшими, пропагандируя способы убийства, такими изощрёнными способами, что ядерная бомбардировка казалась детской шалостью президента Трумена. Когда делаешь клинок, проходишь десятки этапов ковки, ошибёшься раз и сталь будет хрупкой. И времени на совершение второй ошибки просто не будет.
Кё-си положил фотографии на стол. Задумался. Продолжать ли дальше? Как не ему понимать, что дело, за которое взялся его бывший ученик, гораздо опасней любых других, в расследовании которых он ранее участвовал. И тут услышал голос собеседника.
– «Шино-но тэ» из их области?
Шино-но тэ. Казалось, что в эту секунду остановилось движение воздуха. И тишина завизжала с такой яростью, что разорвало перепонки ушей, и кровь, стекая по шее на деревянный пол, образовала лужицу, в которой отразились глаза кё-си.
– «Шино-но тэ». Кулак смерти? – старый мастер пристально взглянул в лицо капитана полиции, словно старался выискать в нём искры подозрений. Но не обнаружил. Глаза собеседника напоминали кусок льда. – Не знаю о таких. Но уверен, что синобу-моно могут называть себя так, как им удобно. Ведь их никто не видел. А слухи, как сам понимаешь, всегда являются слухами.
Но это было не так.
Аширо Кансигаро, медленно поднявший глаза на капитана полиции и столкнувшись с его взглядом, понял, что перед ним тот, кто не отступит от своей цели. Что перед ним ледокол, ломающий любые торосы. Ему всегда нравились такие люди, но сейчас на капитана он не поставил бы ни одной иены. Потому что знал, почему.
А капитан полиции Нобио Фукуда смотрел на старого кё-си и думал, пытаясь понять причину его лжи.
***
Сидя в своём кабинете, он вспомнил о той встрече, после того как внимательно просмотрел все листки и фотографии, которые собрал за последнее время у себя на столе. Более сотни страниц документов и рукописных объяснительных, фотографии из личных альбомов и переданные ему свидетельства правонарушений. Точно рассчитанные даты и время, места и особые приметы возможных преступников. Мысли о возможном вердикте по тому или иному проступку, сконцентрированные в особых зонах его головы. Гипотезы сотрудников его группы, увязанные в логическую цепочку, представляющие мазки и фигуры, сложенные вместе. Они должны были выдать окончательный рисунок причин преступлений, захлестнувших Токио за последние дни. Но не выдавали, храня молчание.
Лежащий перед ним мольберт, раскрашенный красками разных цветов, в виде полицейских документов, хотя понять, что нарисовано на нём, можно было лишь отойдя на некоторое расстояние, представлял собой работу нескольких мастеров. На расстоянии рисунок приобретал совсем другой вид и, как ему казалось, не такой, какой замыслили нарисовать изначально.
Он пытался сделать первые шаги к этой разгадке, но не мог понять, в какую сторону следует идти.
Горячий напиток, обжёгший гортань, стал итогом требования его мозга на пищу. Только сейчас он вспомнил, что не завтракал и не обедал, а кинув взгляд на часы, и переведя его на толстую папку с не рассортированными делами, понял, что и с ужином его организму, возможно, не повезёт.
Безусловно, материалы, собранные на столе, были, по-своему, уникальны из-за характера преступников и, безусловно, методам, по которым он их все собрал в одном месте. Почти два часа в морге, потраченные им не впустую вместе с лейтенантом Фумикоми, на многое открыли ему глаза и не только из-за типов побоев, нанесённых охранникам, но и способу самоубийства Лафтибуро Оно.
Угол, по которому в его рот влетела пуля, не соответствовал реальным возможностям самоубийцы, который от рождения был левшой, но почему-то лишил себя жизни, сжимая официально зарегистрированный пистолет рукой правой, вывернутой таким образом, что даже при огромном желании ему не хватило бы сил нажать на курок. Но ему удалось. А это означало одно. Он уходил из жизни не самостоятельно, а под давлением обстоятельств, которые и руководили его поступками. Но кто мог заставить такого человека как Лафтибуро Оно уйти в сторону западного рая?
Вопросы, которые он сам себе задавал, требовали ответов. И ему пришлось покопаться в прошлом этого великого человека, которого лично он считал мелкой сошкой в руках могущественных фигур, скрытых за ширмой этого политического театра Кабуки. И хотя по-человечески ему было жалко самоубийцу, найти виновника следовало хотя бы из принципов полицейской этики, вопреки которой, он, совершив должностное преступление, не сожалел о том, и мобильный самоубийцы передал лейтенанту Фумикоми для потрошения информации, скрытой в её недрах, которая должна открыть истину.
Только благодаря опыту старого ищейки ему удалось найти неприметную папку для старинных фотографий, среди которых он по не предсказуемому стечению обстоятельств обнаружил лица несколько известных преступников в окружении ещё молодого отпрыска великого рода Оно, причём некоторых знал лично, о других был осведомлён.
Зачем Лафтибуро Оно хранил старые фотографии у себя в смартфоне?
В надежде, что кто-то когда-нибудь их увидит?
Не факт.
Три человека в возрасте от двадцати до сорока лет. Молодой Лафтибуро Оно в модном костюме конца двухтысячных. Огромный Томинари Оши в национальной одежде самураев. Камикото Азуми. Последний особенно заинтересовал его, который и отправил его в Национальную библиотеку, где хранились свитки обо всех известных именах и людях, их носивших. Единственное место в Японии с практически полным списком всех, более-менее, значимых людей на горизонте страны.
Настоящее имя Камикото Азуми, по рождению названый Иши, к двадцати годам он сменил его на более звучное. Эти данные были занесены в личный сейф капитана Фукуды очень давно, где и хранились до нынешнего дня. Ещё будучи ребёнком, они загрузились в его память, там и остались. Впервые его, кажется, произнёс его отец в году эдак восьмидесятом. Работая старшим инспектором в префектуре города Осака, он расследовал одно из дел, которое так и не смог довести до конца. Несколько раз слышал его из уст старшего брата, также ставшего полицейским.
Камикото Азуми
Он перевернул страницу. Ойябун Суи. Вершина криминального мира. Выше – только Император Японии и богиня Аматерасу. Один из четырёх неформальных лидеров страны. Ни даты рождения, ни места рождения. Ничего, что могло определить его возраст. Хотя он знал о нём всё или почти всё. Из архивов библиотеки министерства обороны и полиции. Первый срок получил, отсидев десять лет за убийство трёх человек в пригороде Токио в 1979 году – известного инженера и его семьи. Его подозревали в смерти, как минимум, десяти человек, одним из которых была его дочь. А также служителя закона. То дело об этом убийстве полицейского под прикрытием изучали в полицейской академии. Это был единственный случай в истории службы, когда внедрённый полицейский влюбился в дочь криминального авторитета. И оно так и не было раскрыто. Остались лишь подозрения, павшие на Камикото Азуми. Но кто он?
И хотя та боль давно прошла, память не отпускала, заставляя возвращаться в прошлое снова и снова, оголяя нервы до такой степени, что искрило в сознании так, что в глазах начинали плясать вспышки пламени, как от сварки, заставляя сжиматься кулаки до белых костяшек, и лишь под утро, изнеможденная душа падала в бессилии на землю, чтобы к новому дню восстановить силы.
Капитан Фукуда откинулся на подлокотник кресла и задумался, пытаясь понять связи между последними убийствами, которые были невидимы, но интуитивно связаны между собой. Эти две толстые, как морской канат линии, начерченные невидимым фломастером по его версиям, где-то должны были пересечься.
Он встал из-за стола и потянулся. Ночь прошла, и следовало быть в форме, поэтому он сделал несколько круговых движений торсом и руками, согнулся, пытаясь достать кончиками пальцев носки ботинок. Прогнулся за спину, задержав дыхание на минуту. Затем бросил взгляд на стол, на листок бумаги, на которой было выведено несколько имён. Три их них – в рамке. Четыре обведено кругом. И много пересекающихся линий, напоминающих паутину.
А также имя Като Фумикоми дважды обведённое фломастером и тремя восклицательными знаками в конце.
15 августа 1979 год. Токио
Когда он приехал, всё было кончено. Раннее утро, только осветило пригород Токио первыми лучами, когда он увидел Оду Кависаки, вышедшего из ворот своего старого дома, державшего в руке пистолет, из ствола которого к небу поднимался еле видимый дымок. Чуть в стороне искорёженный автомобиль с рваными отверстиями от пуль и пробитыми шинами, напоминающими апофеоз войны в его самом жутком виде.
Бросив мотоцикл, он кинулся к автомобилю, в котором заметил тела семьи Шибы (Фуджи) Хирогавы. Даже не заглядывая внутрь салона, он понял, что все находящиеся внутри, вместе с водителем, убиты. Как их нашли, Хатоши Ошияма не мог понять до того самого момента, пока Шишихара Кависаки, младший брат Оду, не показал ему счета за телефонные переговоры.
Скорее всего туда, куда кто-то из них звонил, установили оборудование для определения номера, по которому их и нашли. Такое оборудование открыто продавалось во всех электронных магазинах страны. А он предупреждал, чтобы никаких звонков, но его не послушались, и теперь вся операция по вывозу семьи одного из лучших инженеров-электронщиков за границу пошла насмарку.
Через открытую заднюю дверь автомобиля вывалилась окровавленная женская рука, по которой всё ещё стекала кровь, образуя на асфальте лужицу, в которой отражалось небо и окружавшие их сосны. Шесть утра. Позднее ему удалось выяснить, что звонок, сделанный Кумико был в десять вечера и значит прошло всего восемь часов. Кто, кроме полиции, так быстро определит адрес? Он думал, одновременно осматривая место убийства, фиксируя каждый его элемент у себя в памяти. С первых минут знакомства он проникся в ним особым чувством, которое усиливалось с каждым днём. И вот сейчас эта пока ещё тонкая связь была грубо разорвана автоматными очередями.
Водитель лежал на рулевом колесе с пробитой головой, все обзорное стекло искрошилось и выпало из паза, поэтому понять, сколько было выстрелов, было сложно. Но судя по количеству пробоин в корпусе машины – стреляло трое или четверо из автоматов, с расстояния не более десяти метров, не оставив пассажирам ни одного шанса.
Фуджи лежал на автомобильном коврике сзади рядом с женой, в их смерти он не сомневался, так как насчитал не менее десятка попаданий. Судя по положению тела, в последний момент Фуджи пытался спасти жену, прикрыв её собой, но от града свинца спасения не было.
Осматривая салон, Хатоши увидел дипломат мужчины, который всё ещё лежал справа от него на сиденье. Тогда, обойдя машину, он открыл дверцу с его стороны. Показавшееся ему еле заметное шевеление под телом женщины, заставили его отодвинуть окровавленного Фуджи и приподнять тело Кумико. То, что он увидел поразило его до глубины души. Под ней оказался свёрток с ребёнком. Она все-таки решила взять его с собой, несмотря на его требование отдать на воспитание родственникам. Маленький комок человеческого тела неожиданно подал голос. Это было настолько удивительно, что Хатоши, не поверив чуду, замер. Ребёнок был жив и сейчас это было самое главное.
Немного неуклюже, но ему удалось взять его на руки, затем оглянуться по сторонам с мыслью узнать, не видит ли кто его. Но кроме братьев Кависаки, высоких сосен и одиноко стоявшего дома с изогнутой крышей вокруг ничего и никого не было. Безмолвная тишина давила на сознание, заставляя действовать. Удалённый от Токио домик, в котором жили два брата, бывшие его помощниками, помогая жильём для семьи беженцев, с лежащими расстрелянными в автомобиле, который должен был довести их до корабля, стоящего на причале в порту Иокогамы.
– Сейчас приедет полиция, – проговорил Ода. Старший из братьев. Он протянул ему пистолет и пару обойм. Второй ствол дал ему младший брат. Оба предпочитали советское оружие. – У тебя есть около пяти минут. Идти лучше по склону горы, далее вниз к ручью по тропе охотников, через пару часов выйдешь к трассе на Иокогаму. Это безлюдное место. Мы тебя не видели. Об остальном не беспокойся, мы всё здесь подчистим.
Спустя пару минут он, прижав ребёнка к груди, бросился в стоявший за обочиной лес. Не замечая хлеставшие его лицо ветки, он забрался в самую глубину чащи, и не останавливаясь и не обращая внимания на взмокшие ботинки, стал удаляться от отеля братьев Кависаки. Спустя пять часов вышел на автостраду, ведущую в город, поймал машину, благополучно добравшись до места, сделал несколько нужных звонков из телефонной будки, и через сутки после расстрела на трассе разместился в каюте советского рыболовного сейнера.
Капитан, немолодой человек, настороженно встретил его, но после сигнала из Владивостока, принял все меры для обеспечения его всем необходимым. Он собирался выйти в море в тот же вечер, но просьба этого странного японца, произнесённая на чистом русском языке, задержала выход корабля почти на сутки.
– Я буду на борту через двадцать часов. До моего прихода – ждите. Если не вернусь через сутки – уходите. Вот это, – он передал толстую пачку бумаг, запечатанных в водонепроницаемую плёнку, – передадите тем, кто вас встретит в порту. И вы лично отвечаете за жизнь новорождённого.
– Машка присмотрит за ним, не беспокойтесь, – пятидесятилетний капитан сейнера был немногословен и все понимал с полуслова.
А спустя сутки корабль вышел из порта Иокогамы в сторону Владивостока, где через двое суток попал в окружение группы людей в костюмах, сопроводивших пассажиров до местного управления КГБ СССР, где в течение недели мужчина писал отчёт. Ребёнка временно определили в детский дом. Спустя месяц мужчина, после доклада в Москве, вернулся за ним во Владивосток и забрал мальчика, и отвёз в один из ведомственных детских домов, чтобы уже никогда не потерять с ним связь.
Хотя следующая встреча Александра Ли и Дмитрия Дмитриевича Алферова произойдёт при весьма странных обстоятельствах, но как это не удивительно, вовремя, переплетя их души настолько, что спустя время они станут родственниками. Но уже тогда, когда передавал малыша на попечение капитану сейнера, Хатоши Ошияма понимал, насколько ценен мальчик, которого он спас от смерти. А спустя год, после того побега, он будет арестован в Соединённых Штатах как китайский разведчик и помещён в самую опасную тюрьму северной Америки – Элай.
Именно тогда, когда за его спиной захлопнулись стальные двери, он услышал тихий голос, из соседней камеры.
– Главное, когда сбежим, никогда не забывать, что это такое – Элай. Меня зовут Джованни Тоскано. Местные считают меня гангстером. А ты кто?
– А я не гангстер, – впервые произнёс Хатоши, расслышав хриплый кашель, который он принял за смех.
– Шпион? – рассмеялся сосед, – здесь держат только самых опасных людей Америки. Гангстеров и шпионов. Если ты не один из них – значит ошибся с адресом.
– Так и есть. Ошиблись.
– Но мне шепнули из ФБР, а они редко ошибаются, что ты всё-таки один из них. Но можешь не отвечать, мне по хрену. Как тебя зовут, китаец?
– Дэн Сяо пин. Можно просто Дэн.
– Вот и договорились, Дэн. А меня можно Джон. Так меня все зовут. Здесь главное прикрывать спину, Дэн. Тем более такому, как ты.
– Какому, как я?
– Жёлтому. Ты без обид, я, например, – белый. Есть ещё чёрные. Видел таких? – спросил он, но не получив ответ, продолжил, – есть ещё краснокожие, не путать с красными – эти политические. А краснокожие – это местные, индейцы. Ты давно в Америке?
– Года не прошло.
– Знай, лучше быть голубым, чем красным или коричневым. Хотя все эти краски ФБР просто не выносят на дух.
– Кто такие голубые?
– Петухи. Которые используют жопу товарища для собственного удовлетворения. Им что баб не хватает? Ответь мне, китаец?
– Не знаю. Я таких не видел.
– Так вот, здесь их до хрена. Остерегайся их, особенно в душе. Не заметишь, как станешь одной из красавиц. У таких наколка на руке в виде сердечка. У коричневых – кривые кресты, как у Гитлера. У красных – звезды и серп с молотом. Они все на Сталина похожи. Коммунисты. Китайцы тоже вроде – коммунисты? Ты сам коммунист?
– Что такое – коммунист?
– Ты и этого не знаешь, ну ты совсем дремучий. Ты же китаец. А Китай – коммунистическая держава. Как СССР. Как пол-Европы и пол-Африки. Я тоже коммунистов не люблю, хотя мне, по сути, плевать.
– Нет.
– Что – нет?
– Я не голубой и не коммунист. Я не красный и не коричневый. Я – якудза и я не китаец. Мне чхать сколько коричневых попытаются сделать из меня голубого, но знаю точно, все они умрут в красном цвете.
– Слушай, Дэн. А между нами гораздо больше общего, чем я думал. Я ведь тоже ненавижу голубых, коричневых и красных. Не думал вырваться отсюда?
– Думаю постоянно и тебе советую. Помогает иногда.
8 сентября 2015 года. Хатоши Ошияма
Звонок раздался в тот самый момент, когда он его меньше всего ждал. Господин Хатоши вошёл в полицейский участок утром, обратившись к дежурному сержанту с вопросом, который тот слышит каждый день по нескольку раз, и ответил так же, как и всегда:
– Прямо и направо. Там кабинет инспектора Ино.
Господин Хатоши ни разу не видел инспектора Ино, но, по словам соседки Тсукико, наслышан о его добрых делах, поэтому решил лично познакомиться с ним, чтобы сообщить очень важную информацию о неком подозрительном типе, вторую неделю появляющемся в магазине напротив на автомобиле марки «Судзуки» и заносящему что-то в картонных коробках. И тут, по пути к инспектору Ино и раздался тот самый звонок, который чуть не выбил господина Хатоши из равновесия.
– Контакт произошёл, – и добавил ещё несколько слов, построенные в предложения они несли некий смысл, понятный обоим собеседникам.
Он молча выслушал Эзопов язык собеседника, понимая, что пока всё идёт по плану.
– Да, уважаемая Тсукико, сейчас иду к нему, – ответил господин Хатоши, а собеседник догадался, что Алфёров просто не может говорить, поэтому просто отключился.
Этот отдел полиции округа Синдзюку, где располагались правительственные здания и императорский дворец, был выбран генералом СВР Алферовым не случайно. Именно здесь старшим был лейтенант Кияма, некогда бывший бизнес-партнёром безвременно почившим в бозе криминального авторитета Николая Васильевича Чечика, ставшего по воле случая важным элементом невидимых связей, переплетающих жизни нескольких людей слухами и домыслами. И именно в этом районе будут происходить переговоры между двумя странами по вопросу, ради которого они здесь и находились.
Инспектор Ино был правой рукой лейтенанта Киямы. Он был его головой и обеими ногами, выполняя за лейтенанта всю грязную работу. Именно поэтому инспектор Ино интересовал господина Хатоши не только с точки зрения перспективы, но и как источник информации, которую, при определённом стечении обстоятельств можно присовокупить, чтобы сделать правильные выводы. Именно поэтому он и пришёл в участок столь рано, зная, что именно сегодня правительственная делегация из России прибывает в аэропорт Нарита в Токио. Вроде бы не связанные события несли в себе ком вопросов, на которые следовало найти ответы. Часть из них скрывалась в голове инспектора Ино.
– Инспектор Ино? – спросил он, без стука проникнув в кабинет, скорее напоминающий собачью конуру, настолько маленький он был.
– Ты кто? – спросил грузный мужчина лет тридцати с лицом, напоминающим тыкву и маленькими, лисьими глазами, настолько близко посаженными друг к другу, что при лёгкой смене фокуса его можно было принять за циклопа.
– Госпожа Тсукико передаёт вам привет и просила меня зайти к вам, чтобы поблагодарить за помощь, которую вы ей оказали, – он быстро вынул из кармана конверт с деньгами и положил их ему на стол.
– Не думал, что у старой дуры есть бабки, – рассмеялся инспектор, настолько сильно любящий деньги, что общению с ними предпочитал любое женское общество. – А ты кто такой?
– Господин Хатоши, – многозначительно ответил господин Хатоши и выразительно посмотрел в глаза циклопу. – Тот самый…, – добавил он, заметив, что инспектор никак не может его понять.
– Тот самый господин Хатоши? – наконец дошло до инспектора. – Вы управляющий Императорским Фондом?
– Почти триллион долларов сша, господин. И избыток наличности в хранилищах фонда, которые нам очень хочется обменять на безнал.
Он замолчал, позволяя собеседнику осознать величину произнесённых им чисел, и заметив, что спустя две минуты, когда его ум наконец стал способен воспринимать новую информацию, продолжил.
– Госпожа Тсукико сказала, что вам можно доверять… по-настоящему, – доверчиво понизил он голос. – Поэтому я пришёл к вам за советом, о возможности взаимовыгодного обмена купюр высшего качества в сумме десять триллионов иен на безликие цифры в бухгалтерских отчётах.
Инспектор с зарплатой в пятьсот тысяч иен в месяц, судя по глазам, был готов к такому обмену со своим участием, мгновенно просчитав в голове свои два процента, отчего волосы на голове встали по очереди, по мере осознания данного вопроса, принимая строевую стойку.
– Безусловно.
– Так мы договорились? – старик перед сержантом – сама вежливость.
– О чём?
– Я с вами меняю всю сумму под вашим прикрытием, вы получаете за помощь свои проценты. Или подождать господина Кияму? – господин Ошияма ещё раз задумчиво улыбнулся, заметив в глазах собеседника работу его мозга, напоминающего работу поршней в двигателе внутреннего сгорания.
– Хорошо…
– Тогда, – пока сержант не пришёл в себя, быстро проговорил господин Ошияма, – Вот имя и фамилия человека. Это мой банкир с Уолл-стрита. Срочно узнайте, где он.
– Джеральд Бак? – медленно прочитал сержант. – Американец?
– Да. Прибыл вчера, – ответил Хатоши Ошияма, наблюдая, как сержант, введя личный номер, вошёл в систему круглосуточного мониторинга столицы, и выбил на клавишах имя.
Спустя час после того, как Хатоши Ошияма покинул резиденцию отделения полиции токийской префектуры, получив адрес фигуранта, он взглянул на часы. Стрелки замерли на восьми часах. Затем он осмотрелся и наконец увидел, что искал. Зашёл в круглосуточное кафе-караоке и выбрал комнату для одного. Затем вынул из кармана пузырёк с таблетками и выпил одну, запив глотком шипящей «колы». Стало не только лучше, но и спокойней. После ночи бдения. Он взглянул на мобильный, ожидая звонка Волковой. Но сигнала не было, и это его удручало. Тогда он позвонил братьям Кависаки, набрав номер Оду.
– Это я. Гости всё ещё у вас?
– Нет. За ними пришли. Эти люди. Вы их знаете. Им пришлось уехать.
– Этих людей?
– Да. Это те же, что убили двадцать пять лет назад семью Фуджи Хирогавы. У них на шее красные драконы.
Здание резидентуры ЦРУ в Токио
Как любая разведывательная организация, Центральное разведывательное управление Соединённых Штатов, не имела в штате профессиональных убийц, в отличие, скажем, от КГБ СССР, отличающееся запредельным человеколюбием и гуманностью. Поэтому использовало в своих делах наёмников, которых поддерживало не только финансово, но и политически, периодически вмешиваясь в деятельность многих правительств, не имеющих большого опыта сдерживания всевозможных криминальных организаций и сообществ, корректируя их курс в сторону самой демократической страны в мире.
Наибольших успехов они добились в Латинской Америке и некоторых странах Африки, полностью контролируя мафиозные структуры, а вот в Азии потерпела полное фиаско по причине наличия в указанных странах не только более изощрённой системы профессиональных убийц, со структурой внутренней разведки, не уступающей, а порой и превосходящей одну из сильнейших организаций мира в области подлянок.
Политическая ситуация в Японии, как самого близкого партнёра США в регионе, на которого они когда-то, исключительно из-за человеколюбия, сбросили две атомные бомбы, в тот момент была крайне нестабильна как в области экономики, так и в политике. И всё из-за референдума в Крыму, где более 90% населения острова, категорически не согласного с «линией партии» в полном составе, перешли из Украины в Российскую Федерацию, оставив на планах майдановцев по интеграции в Европу такие следы, что избавить их от «блакитной мовы» можно было лишь хирургическим способом.
Острова Курильской гряды, называемые в Японии северными территориями, исконно принадлежали стране восходящего солнца, но были потеряны по причине поражения во второй Мировой войне, и хотя Акт капитуляции Япония подписала, мирный договор между соседями так и не был скреплён, и гвоздём преткновения были те самые четыре острова Курильской гряды, большинство населения которых выступало за присоединение к Японии, и даже провели свой референдум, спонсируемый наиболее активными членами группировки «Акай», поддерживающими решения о присоединении.
Просочившиеся слухи о возможной передаче островов истинным владельцам привели к массовой миграции из континентальной части России наиболее несознательных элементов, лелеявших надежду стать гражданами высокоразвитой экономики, построенной на фундаменте буддизма и синтоизма с элементами демократии и всеобщего пофигизма, отчего стоимость фиктивных браков с красавицами Кунашира и Шикотана просто зашкаливала. Запись в клуб, где регистрировались новые браки, была расписана до середины двадцать первого века.
Для малых народов России, не отличающихся огромным желанием экономически развивать свою истинную родину, предпочитая жить до конца дней на пособия японского правительства, составляющие более тысячи баксов в месяц, о чём свидетельствовали разбросанные на островах листовки и информация из местных газет, стали поводом поиска в историческом этносе фактов их возможной миграции с этих островов в континентальную часть Евразии. Данные псевдофакты анализировались псевдоспециалистами и псевдоисториками и выдавались на-гора как факты, опровергнуть которые практически невозможно из-за нелогичности предоставленных документов.