Читать онлайн Пыльца сладкого перца. Рассказы бесплатно

Пыльца сладкого перца. Рассказы

корректура, верстка, обложка Елена Владимировна Сомова

© Елена Сомова, 2024

ISBN 978-5-0062-8420-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рис.0 Дневник побочных действий жизни. Рассказы

2024 г

Сомова Елена Владимировна родилась 2 августа 1966 года в г. Горьком (Нижний Новгород). Окончила филфак ННГУ им. Лобачевского. В декабре 2023 г награждена Дипломом за поэзию: 3-е место в Международном русскоязычном поэтическом конкурсе «Дуэнде Лоркиано» – 2023 в рамках большого многосекционного и мультиязычного конкурса «Парнас» в г. Каникатти (Сицилия). Лауреат московского издания «Российский писатель» 2023 г в номинации Критика. Награждена дипломом финалиста литературного конкурса им. Дмитрия Симонова «Есть только музыка одна» -2020-2021 в номинации «Поэзия». Лонг- лист Международной литературной премии Искандера—2020 за книгу стихов «Восстание Боттичелли». Публикации: «Молодая гвардия» №4 /2024 критика, «Литературный Иерусалим» №37, «Новая Немига литературная» №6 2023 г, «Поэтоград» -2017, «Российский писатель» 2023 г, «45 параллель», стихи опубликованы в конкурсном списке «Эмигрантская лира» -2024 г, «Клад» (АРТ – Роса), «Линия фронта» -2020 (очерк «Фашистский концлагерь Любек»), «Сетевая словесность», «Текстура», «Клаузура», «Русский Глобус» (США), в сборниках женской прозы 2021 и 2022 г, в сборнике памяти поэта Ольги Бешенковской «И надломиться над строкой» (эссе и стихи памяти поэта) – издательство Gesamtherstellung Edita Gelsen e.V. (Германия). Автор многих книг. Живет в России, в Нижнем Новгороде.

Городок детства

В этом детском городке я ищу взглядом ушедший блик счастья. Здесь осталось дыхание моего внука, маленького шалопая, он мог легко адаптироваться в любой ситуации, и однажды потерявшись в Меге, играл корзинами, наводя лего – порядок. Мы всегда заходили в лего – бутик, внук выбирал нужную ему коробку с мелкими пластмассовыми частями, и дома с удовольствием собирал свой город. У нас было множество таких чудесных мини – городов. Это был наш мир.

Однажды явилась его мать и разрушила весь наш мир, а цветные пятнышки лего собрала с пола и унесла продать. Люди с радостью купили все комплекты лего для своих детей. К моему удивлению, внук равнодушно отнесся к своей потере. Для меня он стал самой большой в мире утратой, разбитыми надеждами на счастье, такое цветное и маленькое, оно валялось в углу, и некому было его собрать и положить в коробку всю эту радость и восторг детства.

Мне стало трудно выбираться одной, а внук вырос, и вместе с его ростом оказалась неуместна сентиментальность. Надо было держаться. Я пишу в прошедшем времени, хотя именно сейчас меня жгут слезы по сладкому детсадовскому внуку и его прекрасным находкам в творчестве.

Пятилетним летом просыпаясь утром, мы вставали, завтракали и договаривались, еще лежа в постели после сна, куда поедем сегодня. Весело собравшись, мы ехали длинным, но логичным путем, и если выходили на Рождественской, то гуляли вдоль реки, находили наших друзей Фигаревых, мастеров – умельцев, продающих на Рождественке свои нехитрые изделия из дерева и ткани. На Рождественке был красивый фонтан с цветными фонариками в воде. Мы очень любили этот фонтан. Утром там жило эхо. Я обнаружила эхо на Рождественке у фонтана, когда приехала, однажды рано утром, еще до рождения внука, на работу, а времени еще было мало для открытия редакции, и ноги сами привели меня к фонтану. Прекрасные чистые водяные столбики сверкали на солнце и дарили счастье. Я достала свой сотовый телефон и набрала номер своего друга. Художники и все творческие люди в основном, неадекватные люди, и большие вруны. Вот с художником накануне вечером мы договорились, что я утром приеду и зайду к нему до работы. И пожалуйста: он еще дома, а не в мастерской, и приедет только к обеду. Ну как можно верить художнику!..

Свежий утренний бриз от фонтанных струй овевал меня прохладой и напоил самым сладким счастьем. Когда я разговаривала, эхо взяло меня в свой плен и не отпускало еще полчаса, до начала рабочего дня, когда пришли журналисты, расселись все у компьютеров, пришла секретарша и рекламные агенты. Как без рекламных агентов в частной редакции! Зашуршали свитки почти греческих манускриптов, – это полосы вернулись от редактора, и люди пустились в путешествие по газетным полосам, которые после окажутся на столах читателей и подписчиков.

Тогда я еще не мечтала о внуке, но в моих мечтах жил маленький добрый мальчик, нуждающийся во мне, поэтому когда мой внук родился у моей дочери, я приняла его за старого знакомого. Мы встретились, как родня. И теперь я ищу следы этого чудесного мальчика во времени. От попыток моей души наградить еще чем – нибудь моего роднульку (он и сам говорил, что он мой роднулька), я насочиняла сказок. Эти сказки живут образами, не досказанными моему маленькому мальчику, от которого веяло ароматом счастья, и шел такой заряд позитива, что я была благодарна внуку за его рождение и за то, что он так вымахал с момента его внутриутробной жизни на фото во время узи. Его можно взять на руки и порадоваться ему.

А теперь пятнадцатилетний капитан моих мечтаний снимает кино с ребятами, это задание по живописи, а я тоскую по нему, и даже чуть не купила набор лего. Для кого? Для своего малыша… тогда этот набор надо отправить какой – то дедоморозовской почтой в десять лет назад. Там мы гуляем по набережным нашего города, мы с внуком счастливы и любим наш прекрасный город с его длинными мостами. Когда мы ехали по Канавинскому мосту, мой пятилетний внук заправски, как настоящий экскурсовод, объявлял всем пассажирам, что мы проезжаем напротив храма Александра Невского. Мы ехали тогда из Художественного музея, где рисовали и ходили на экскурсии, не пренебрегали занятиями в Арсенале кремля, там всегда таинственная атмосфера давала тот трепет крыльев, сопутствующий появлению вдохновения.

Мальчик вырос… Так быстро это произошло… Я не успела заснять на фото, – никакой сверхчувствительной пленки нет, ее, такой, не бывает, чтобы запечатлеть и остановить мгновение. Но я помню, как мы бывали в планетарии, по пути покупали ягоды и доходили до планетария совсем счастливыми. Директор планетария, Зинаида Павловна Ситкова, добрейший человек, даже выходила встречать нас, и мы, намыв ягоды и поев их, все в клубничном аромате, приходили смотреть фильмы о космосе.

Это был наш прекрасный космос, и любовь к жизни окутывала наш союз.

Но пришли осенние ветра, Первое в жизни – сентября – внука, первые бои за право самовыражения. Горькая обида жжет мое сердце, оттого что многое губит серость и косность. Не бывает чуда совсем рядом, его разбивают зависть, серость, глупость и черствость, это я почувствовала в библиотеке рядом с домом. Говорить о людях я люблю только хорошее, но описывать стенку ледяного бездушия не хочется. Мерзость имеет одно надежное место для хранения: помойка. И пусть остается там.

А мы будем витать в наших мечтах, будем назло всем врагам чувствовать мир порами кожи и нашими сердцами, будем чувствовать мир там, где свобода и радость, где нам не указывают, где расположиться и где нельзя, там занято навсегда. Там нет свободы, клети рабства придумали сами люди, заключенные в свои уютные клетки, шурша волокнами материализованной и порушенной ими совести, потерявшей единство и целостность.

– А что она выступает?! Здесь мы храним и прячем от всех свои настоящие лица. Мы – прячем и жжем рисунки детей, мы – уроды бесчеловечного времени, выскобленного из брошенной на ржавом берегу ракушки.

– А я храню рисунки моего ребенка, внука. Они дороги мне. Я люблю их рассматривать и поправлять стершиеся линии.

Линии стирает время, моя рука поправляет их, краски возвращают свежесть запечатленным моментам, а неизгладимое отвращение и ужас от вида порушенных замков добра никогда не станет приютом для окоченевшей в их клетях души.

Моя душа там, где мой внук делал первые удачные рисунки, где он радовался миру, дарил доброту своего сердца и любил наших друзей, людей, которые нам радовались и открыто улыбались нам при встречах.

Противостояние любезностям

Слава Богу, что мрази нет в моей жизни, что отвратительный злой цыпленок-геополитик не просовывает свою гадкую голову сквозь прутья моего убежища от него, и я могу спокойно быть счастлива, осознавая это. И счастье приходит нежностью ландышей, как простуда от злых ветров галактики, от умиротворения новым веянием свободы от него, гадкого, злого и жадного.

Однажды человеку суждено понять, что он ошибался во всём, выбросить прошлое, и начать новую жизнь. Это заблуждение некоторое время будет тешить и умилять, но это напрасное чувство удовлетворения от проведенной черты, отказа от прошлого, на самом деле рубец от глубокой раны. Ты можешь поливать ее морской водой или духами, но она останется, и будет вечным отторжением реальности. Всё же вокруг останется тем же: соседи, знакомые, пристанища их душ, – всё будет нести в мир ту же самую энергетику, что и раньше, и твои внутренние изменения дадут тебе только новую платформу для жизнедействия, но не изменят мир вокруг тебя. Не тешься самообманом – это несправедливо. Отношение к тебе изменилось с момента твоего вхождения в клан мыслящих. Покланяющиеся голодранцам, неожиданно разбогатевшим на воровских дрожжах и почувствовавшим себя царями, долго еще будут искать пути к тебе. Когда ты, прозревший, уже начал свою новую жизнь, они медленно чесали затылки, окровавленные ударами плетей, но оглянуться им не хватало самого ценного в человеке, а именно стремления мыслить. Мысль поднимает из болотной тины и вырывает из цементного лабиринта. Верни грязь ее месту в мире, а себе возьми только солнце и любовь. И пусть голодранцы лопнут от жира и спеси.

Бывало, мразь меня заковывала в кандалы и вела, точнее, вёл гад в бездушие своей коварной науки брать от жизни всё. Но вот любви и счастья у него не будет никогда: только темперированное облачение в чуму накопительства, поглотившее его душу целиком. Рядом не выживет даже ромашка, – всё вокруг становится пропитано, будто ядом курарты, могильным запахом разложения нравственности, исчезновения добра. То есть, рядом с этим кубом вечного равновесия, дающим ему четыре лапы – опору, даже мышь не проскочит, не то что орлу пролететь, – и все ухищрения впустить духовное в заросли денежных лиан тщетны и безнадежны. Расслабление и отдых он позволит себе только в кучке еще более мразных отрав: бывших только в нежном возрасте людьми, но как только нежного младенческого тела коснулась пеленка, дороже трехнедельного питания твоему измученному сильными мира сего организму, так мгновенно этот ребенок становится повелителем, и дерёт липу с тебя и твоих потомков. Кто помогал тебе раньше, давно усвоили принцип борьбы и превратились в отвратительные хари безмолвия или сквернословия. Знаете, такие гнусные хари подобострастия и щедрой на мгновенья нахлынувшей внезапно любезности, как шелухи от яиц на пасху, нагло брошенной прямо на асфальт собирателями яиц на кладбищах. Мгновения их любезности разрастались летящими в мир шарами, облаченными в трупы надеющихся, приклеивающиеся на каждом новом прохождении круга.

Эта мразь клялась мне в любви, которой не было в мертвом с рождения сердце. Было только стремление к открытиям, таким, как отворение вен. Открытие увидеть, что тебя обманывают, открытие знать своих врагов и друзей, открытие отчужденности от мира интриг со смертью.

«Надо же! – бывают люди, которые не сторонятся!» – мразь торжествовала в припадке жадности и корысти подмять под себя всё живое и поработить, привлечь к его играм, в тщеславии созерцать с великой горы загнутость в нищету его любимых врагов. Он любил и любит исключительно своих и чужих врагов, чтобы заранее их обезвредить и заслужить лишний червонец в свой карман.

Любезности со смертью – разговор с мерзавцем, несущим в мир зло своим поползновением стать рядом с жизнью и укусить как можно больнее и за всеми видимое место жертвы.

Художества мрази с натуры – оголенные нервы его концентрации, – добровольного лагеря смерти, угнездившейся в его жизни. Когда люди заняты жизнью, мразь высасывает сок из остатков цивилизации, изучаемых им.

Оказавшись в пустыне, он звал свои жертвы, ожидая пощады, но бросив свои жертвы на дно, он мог услышать только донный ил, хлюпающий в ответ его призывам о помощи.

В этом тварном существе бьется печаль о неосуществленном желании последней мести.

Этот заморыш был похож на человека, имел ноги и руки, и ум, подстегивающий его к злу. Увидев, как рождается человек, заморыш не почувствовал нежности к новорожденному за то, что из – за его рождения мать малыша кричала и мучилась в родовых потугах. До схваток она была рядом и оказывала признаки внимания к заморышу, оставленному с ней невидимой силой зла. Женщина давала ему конфеты и пряники, а утроба заморыша требовала еще наслаждений и яств. Пряники ему нужны были для привлечения брошенных собак и детей, над которыми он потешался в своей лаборатории жути с латинскими словами по стенам. В мрачной пещере проходили его опыты над жизнью, отрицающей смерть так громко и весело, что холодный пот пробивал жилу зла в его глазищах, приготовленных для пожирания ими тепла и заботы.

Вялый ком прошлого сострадания валялся в углу материнской заботой, не нужной теперь, когда тварь разрослась в нём подобно поганому наросту. Развлечения над живыми существами были милее всего ему, познавшему науку смерти ранее, чем научился он любить жизнь.

Гадкий паршивец сидел в нём прочно, поводя стременами и натягивая вожжи своих новых предательств. Гаденыш вырос в большого гада, и изображал мину наслаждения при приближении к нему, на самом деле это была его маска для привлечения новых жертв.

В старые сети попалась новая жертва, и голодранцу – заморышу нравилось потешаться над ней, изобретая новые уловки. Но эта жертва была от его вызубренных наук, и она поила его новой печалью, отчего заморыш становился податливей на подлости. Увеселяя дух приправами лжи, в которой он был уверен, новая жертва оказалась подстать мерзавцу – изнурителю. Он изнурял своей гнилой печалью о несбыточных желаниях и всегда ожидал оваций в углу под сенью доброжелательных лжецов, наводнивших город лжи. Полируя когти в науках, лжец – заморыш обмахивался огромным пальмовым листом и поедал мозги обезьян. Проев плешь в головах своих жертв, голодранец работяще убивал, заглядываясь на новые жертвы, которых требовало его существо. Он на всякий случай ради собственной безопасности, поменялся жизнью с одной глупой бабкой, не устоявшей против его любезностей, а бабка та страдала страхом жизни. Она боялась жить, родившись во время бомбежек, и непобедимый страх снедал всё ее существо. Уступив гадливому поганцу свою жизнь, бабка взяла его смерть, и жила преспокойно бы, глодая мозг постулатами всем, кто слушал ее, если бы не жадность заморыша. Вскоре насытившись уже собственными страхами, переходящими в ужасы, поменявший жизнь бабки на свою смерть заморыш наловчился и из смерти вылавливать куски жизни, как тараканов на заброшенных складах бомбленных им товарных складов. Ползет эдак таракашка, а он и из него нажирался спеси не видеть ни друга, ни врага, а только бежать по заданному инстинктом направлению, по воле осязательных аппаратов, заложенных, как взрывчатка, в потаенные недра его нехитрого организма.

Бежал заморыш и потешался своей прыткости и умению оставлять пространство без дуновения его хитиновых отростков, нажитых в борьбе за смерть. Удобные копалки ровно лежали на спине, слегка оттопыриваясь при виде не оприходованных жертв, иногда растопыривались, словно для неуклюжих объятий, но чаще издавали звук взлетающего самолета, держа в напряжении жертву.

Посылки Фортуны

1

Что хотела сказать мне природа, посылая этого малыша в мои руки, на мой диван и подушку? Его нежные полосатые лапки скрывают замшевые подушечки, такие неисчислимо понятные по ощущениям, что серповидные когти становятся безоружными, когда полосатые лапки свернуты калачиками и умная спящая голова лежит поверх этого нежного чуда: лапки умиротворенно спящего кота. Кот спит, и подобен ангелу или маленькому совсем ребеночку, и нежность подхватывает, и летишь вместе с ней, чтобы еще раз убедиться, насколько нужна защита маленькому существу в мире, где на пустом месте внезапно разыгрывается война как способ доказать правоту и силу.

Вчера весь день котик наш смотрел из окна на балконе, и ничего не могло его отвлечь от созерцания волшебно тихо падающих на землю семян березовых почек. Кот то поднимал свою ушастую голову, чтобы поймать взглядом летящее семечко, то опускал ее, провожая взглядом чудо. Как он выбирал, на какое семечко смотреть, было непонятно, так как семена летели отвесно вниз разом, одновременно.

Я думаю, это волшебное время тишины и мягкой нежности нужно назвать праздником нежной осени, когда падают небесные облака, мечтания, и становятся исполнением чуда.

2

Они хотят сделать из нас кенгуру и слонов с бегемотами, навязывают свои акции: заказываешь продуктов от 2000 руб, за это скидка 500 руб. Значит, можно просто беспрерывно жевать и чавкать, не вытирая лица, бегать вместе с ребенком. У кенгуру логичнее с природой, у человека сложнее: чтобы бежать со скоростью кенгуру из школы по кружкам и магазинам, театрам, циркам, художественным выставкам, надо ребенка сажать в сумку на собственном пузе, чтобы его все – таки хоть видеть иногда, а не только издали слышать приглушенные расстоянием вопли пощадить и дать отдохнуть. Набегается мамаша, грохнется разок вместе с «кенгурушкой», – даже просто одно название сумки определяет ее положение в социуме, – не ребенок, а просто сумка – «кенгурушка», в которой окосевший от всех выкрутас цивилизации, – надо же! – ребенок! Свергнутый с трибуны требований царь. Будет рыпаться – надают по опорной точке: сказано сиди, не вякай. Он и не вякает уже: бананы в виде наушников заменяют все вид коммуникаций. Удобная игрушка политиков.

Продолжить чтение