Читать онлайн Дорогами света бесплатно

От автора:

Здравствуй, читатель!

Спасибо, что выбрал мою книгу среди десятков и сотен других!

Впереди у нас путешествие в удивительный мир, полный невероятных открытий и сказочных приключений. И я даже немного завидую тому, кто собирается пройти по этой тропинке впервые. Но не будем тратить слов понапрасну.

Добро пожаловать в мой мир!

Устраивайтесь поудобнее и приготовьтесь верить каждому слову, ведь все написанное на этих страницах святая правда.

Итак…

ПОВЕСТИ

В этом разделе представлены две повести, которые я сделал на основе своей книги «Прощай, Питер!». Книга получилась очень душевная и немного личная. Когда я закончил работу, то решил посмотреть, что получится, если убрать из нее все второстепенные линии, воспоминания, дневниковые записи и стихи. Получились две отличные повести, вполне самостоятельные и достойные. Предлагаю их вашему вниманию.

Прощай, Питер!

Первая повесть создана на основе книги, написанной за пятнадцать лет и полгода. Пятнадцать лет я носил в себе эту книгу. Шутил даже, что я беременен ею и скоро рожать. Но потужной период затянулся на долгие пятнадцать лет, чтобы затем в течение шести месяцев второго полугодия 2021 года книга вышла на свет.

За мной, читатель!

Глава I. Несчастный случай

Никита отпил горячий кофе с молоком и пряностями, затем протянул руку и поставил кружку на прикроватную тумбочку. Его взгляд вернулся к тексту на экране небольшого ноутбука, лежащего на коленях.

«Поликарбонат представляет собой плотный полимерный материал, применяемый для защитного остекления или в качестве декоративного элемента светопропускающих конструкций в помещениях и на объектах городской инфраструктуры. Широкая цветовая гамма и большой выбор фактурных рисунков этого материала позволяют создавать необычные и яркие элементы навесов, кровель и перегородок».

Поликарбонат. Никита писал уже сто пятидесятую статью про него и немного притомился описывать прелести этого чуда химической промышленности. Хотелось отдохнуть. Отложив ноутбук Никита встал с кровати, которая заменяла ему рабочее место, и вышел из спальни в зал, где на диване сидела жена, а на ковре копошились дети.

– Ну как там поликарбонат? – спросила жена.

– Даже не начинай, – сказал Никита, – у меня от этих описаний уже в глазах рябит. Надо проветрить голову.

Из зала Никита вышел на балкон, где ждали небольшой столик, стул и пепельница, в которой горделиво красовалась трубка.

«И все-таки с этим проектом надо кончать, – подумал Никита, – Деньги сравнительно небольшие, а писать одно и тоже довольно утомительно. Надо бы обзвонить клиентов и узнать про новые заказы. А может взять выходной?».

Его размышления прервал телефонный звонок. Простенький смартфон завибрировал в кармане, давая понять, что отдых окончен.

– Алло?

– Никита, это Аслан. Тут с вашей мамой случилось несчастье.

Свой нижегородский номер Никита Аслану не оставлял, поэтому немного удивился.

– Что случилось?

– Ваша мать упала на улице, повредила ногу и сейчас отказывается ехать в больницу. К нам приходила женщина из социальной службы и сказала, что если хозяйка не поедет в больницу, меня могут депортировать.

– Погоди, Аслан, я же говорил с ней две недели назад – она сказала, что не сильно повредилась и все уже в порядке?

– Она не встает четвертую неделю и отказывается от помощи.

– Ого! Спасибо что сообщили, я постараюсь приехать как можно быстрее.

– Что случилось? – спросила жена, которая услышала обрывки разговора и вышла на балкон.

– Какое-то несчастье с мамой, надо ехать в Питер.

На вокзале было малолюдно. Никита с женой сидели в зале ожидания и прощались перед дорогой.

– Твоя мать такая странная. Почему она сразу не попросила о помощи? Почему не поехала в больницу?

– Милая, я не знаю. Но из-за ее непродуманного поступка мне пришлось отказываться от всех заказов и влезать в долги, чтобы быстро решить все проблемы на месте. А у нас и так уже несколько кредитов. Не знаю, о чем она там думала, но это просто феерия. Мы ведь оставляли ее на всем готовом – пенсия, деньги от аренды комнаты, соцработник. Живи и радуйся. Но нет, она и здесь умудрилась найти способ все изгадить.

– Неужели теперь она будет жить с нами и весь ад, от которого мы сбежали в другой город, вернется?

– Я не знаю. Не хотелось бы, чтобы было именно так. Но, судя по всему, там действительно случилось что-то серьезное и оставить все как есть уже не получится. Она почти месяц не едет в больницу. И, если я правильно понял Аслана, там перелом руки и разрыв мениска. С такими травмами не ехать в больницу – чистое помешательство. А она, как ты знаешь, и была не шибко умной.

– Да уж. Но деваться нам все равно некуда.

– Пора на посадку.

– Я люблю тебя! Позвони, как доедешь.

– Я тебя тоже люблю.

Фирменный поезд Нижний Новгород – Санкт-Петербург отправляется с третьего пути.

«Молния: поезд Нижний Новгород – Санкт-Петербург сошел с рельсов недалеко от Малой Вишеры. Происшествие зафиксировано в 03:23 по московскому времени. Данные о причинах трагедии, погибших и пострадавших уточняются».

***

Никита открыл глаза. Он лежал на животе, на сырой и холодной земле ночного леса. Место вокруг освещалось слабым светом ночного неба, что придавало таинственности происходящему. Как вышло, что из поезда он попал прямиком сюда? Что произошло? Никита встал и огляделся.

Обычный лес. Правда, не очень густой. Похоже, что где-то под Питером. Но до Питера еще ехать и ехать, а на дворе ночь. Да и как куда-то ехать, если никакой дороги поблизости нет – ни железной, ни автомобильной?

– Сплю я, что ли? – спросил вслух Никита, словно надеясь, что его услышат и ответят, – Надо попробовать выйти к людям.

Никита попытался вспомнить, чему его учили в пионерском лагере: про мох на камнях и ветки на деревьях. Как-то раз, лет десять назад, он поехал в лес с одной девицей. Там они хорошенько накурились и девица запросила мороженного. Просила так долго и нудно, что Никите пришлось согласиться и пойти за ним.

Разумеется, он почти сразу заблудился и долго блуждал среди тропинок и камней, пытаясь найти дорогу. Пикантности ситуации добавляло то, что если бы Никита пошел не в ту сторону, то до ближайших людей было сто с лишним километров по прямой, если идти в правильном направлении.

На счастье, тогда он увидел двух девиц и увязался за ними, выйдя на лесную дорогу, где и до станции оказалось недалеко. Но сейчас все было иначе. Никита не знал где он, откуда пришел и куда идти.

Никаких ориентиров вокруг тоже не было. Ни огней на горизонте, ни шума машин или поездов, ни линий электропередач или водоемов поблизости не наблюдалось. Это в целом был довольно странный лес. Редкие деревья, похожие на пихты, холмистая местность и полное отсутствие травы, камней и мха. Земля была присыпана чем-то серым, похожим на жухлые хвойные иголки. Такой пейзаж простирался во все стороны, насколько хватало глаз.

Никита откровенно боялся этого места, но старался гнать мысль о страхе прочь. Нет, он не верил во всякую чудь, хотя если бы она и существовала, для нее здесь было бы самое место. Никита скорее опасался диких животных и людей, чьи намерения могли быть какими угодно. В жизни у него случалось достаточно ситуаций, позволяющих убедиться в том, что незнакомые люди могут представлять реальную угрозу жизни и здоровью.

Здесь даже ориентиров никаких не было! Куда идти? Как не начать ходить кругами? Он подошел к ближайшему дереву и с хрустом отломил от него нижнюю ветку.

– Хоть какой-то ориентир, – сказал Никита бросив ветку на землю. А затем отправился в путь.

Непонятно было, что это за место. Он шел уже несколько часов, а пейзаж практически не менялся. Не было ни дорог, ни столбов, ни водоемов – только сплошные холмы, заставлявшие бесконечно спускаться и подниматься на небольшие вершинки, с которых открывался одинаковый вид.

Никита даже пытался забираться на деревья, но и это не принесло особенной пользы. С высоты вид оставался таким же во все стороны, до горизонта. Если честно, ходить уже порядком надоело, и Никита собирался сделать привал, когда вдалеке стал виден дымок. Совсем небольшой и малозаметный в сумраке леса, но достаточно четкий для того, чтобы определить – это дым от костра. А значит, кто-то костер разжег. А значит, Никита в этом лесу не один.

Она сидела лицом к огню и не услышала, как он подошел, поэтому вздрогнула, услышав хриплый голос Никиты:

– Здравствуйте.

– Доброй ночи! Откуда вы взялись?

– Из Нижнего Новгорода, а до того из Питера. Но конкретно здесь я очутился после того, как уснул в поезде. А вы?

– Знаете, я не совсем помню, кто я и откуда. Такое чувство, что я спала и проснулась у этого огня. Мне было страшно, холодно и темно, когда вдалеке появилась мерцающая точка. Она становилась все ярче, пока я не оказалась здесь. А когда я пытаюсь подумать о чем-то еще голова начинает болеть, поэтому я не пытаюсь. Просто греюсь у огня.

– А я пытаюсь выйти из этого леса, – сказал Никита, усаживаясь по-турецки напротив девушки, – вы не против, если я тоже погреюсь?

– Мне кажется, хуже от этого никому не станет.

Лес молчал. Трещали дрова в небольшом костре. По телу Никиты растекалось тепло, мышцы и суставы ныли после долгой ходьбы. Удивительно, что не вылезли мозоли. Он давно не ходил на такие расстояния.

– А что это за Питер? Интересное название. Это город или поселение?

Теперь Никите и правда стало не по себе. Не знать, что такое Питер – это очень серьезно. Если девушка не знала про Питер, то где тогда оказался сам Никита? Впрочем, если у нее провалы в памяти, то она могла и сама быть из Питера, просто не помнить этого. А может, она просто шутит?

– Как вас зовут? – нарушила тишину девушка.

– Никита. Простите, я немного удивился вашему ответу. Питер – это город, в который я обещал себе не возвращаться и в который направлялся, когда очутился здесь. Это большой город, известный на весь мир. Там прошла значительная часть моей жизни. Я испытываю к этому городу сложные чувства.

– Почему?

– Не готов сейчас ответить на этот вопрос достаточно ясно. Возможно, потому, что в войну там от голода и холода умерли сотни тысяч человек. И это лишь один небольшой эпизод в истории города. Когда-то давно я сел и подробно написал о том, почему для меня Питер – это холод, тьма, сырость, серое бесконечное небо и такие же серые бесконечные сумерки. Прямо как в этом странном лесу, кстати.

– Тогда это действительно странное место.

– Простите, я совсем забыл спросить ваше имя.

– Я не уверена. Кажется, что-то на Н.

– Незнакомка, – выпалил Никита и смутился, – простите. Можно я буду называть вас Наташей?

– Звучит знакомо. Давайте пока оставим это имя, а если я вспомню настоящее, я вам его обязательно скажу.

– Договорились.

Никита чувствовал себя странно. Вся эта ситуация, этот лес – что все это такое? Где он? Телефон! Ведь в кармане должен быть телефон! Никита так растерялся, что совсем про него забыл.

Телефон и правда нашелся, но сети не было. Интернет тоже не работал. Карты не показывали ничего. Единственное, что работало нормально, – книжное приложение, которое Никита скачал для того, чтобы читать в поезде. Но книги закачать он не успел. Надеялся сделать это в дороге, но времени не хватило. На телефоне хранился только один текстовый файл – архив дневника, который Никита вел почти двадцать лет.

– Что это, Никита?

– Телефон, но он сейчас почти не работает, поэтому толку от него нет. Разве что мои воспоминания, которые никак не помогут нам выйти из этого леса.

– Воспоминания, которых у меня нет. Поделитесь своими?

– Необычная просьба. Хотя здесь все необычное. Что ж, давайте я прочитаю вам что-нибудь. А потом попробуем двинуться дальше и поискать других людей.

– Давайте, только я боюсь отходить от огня.

– Мы будем действовать осторожно. В конце концов, если бы я не начал двигаться, то не нашел бы вас.

– Да, вы правы. Нельзя вечность сидеть на одном месте. Чтобы будете читать?

– Сейчас, – Никита уткнулся в экран, – вот неплохой кусочек.

***

Суббота, 04 сентября 2010

Год начался с похорон и переезда, а также с потери работы.

Я решил подождать весны. За те три месяца, что она к нам шла, я немного почитал, немного порисовал и насочинял немного песен. Потом пришла весна. Я устроился на новую работу, стал получать деньги. Летом закрутил бурный роман, который захватил все мои силы, внимание и время. Несмотря на это, я начал постоянно репетировать, корректировать песни, собирать музыкантов и готовится к выступлениям.

Роман кончился также внезапно, как и начинался, в начале августа. После этого я пару недель отпивался алкоголем. В конце концов мне стало так плохо от выпивки, что эти ощущения затмили собой боль от потерянной влюбленности.

Снова начал общаться с одним старым другом, у которого оказалось в жизни все настолько плохо, что пришлось опять наливаться алкоголем, на этот раз с ним вдвоем.

Под конец лета на работе начались сокращения, и я снова оказался безработным. При чем опять по совершенно объективным причинам. Только в этот раз считать оказалось нечего, так как все деньги были благополучно потрачены на рестораны, концерты и просто на жизнь.

В начале сентября поучаствовал в концерте старых друзей. Вот, буквально вчера это было. Со следующей недели активно ищу работу и стараюсь поддерживать репетиции на том же уровне, что и раньше. Надеюсь хотя бы к весне начать выступать по клубам города. Так что музыка, на данный момент, главный приоритет моей жизни.

Не хватает стабильности. Осталось три тысячи рублей, пять пачек сигарет, комната без мебели, со старыми окнами и без обоев на стенах, Кот и пол-пачки кофе. Впрочем есть еще кое-что: желание петь, желание жить, и надежда на то, что любовь бродит где-то рядом.

***

– Вы интересный человек, Никита. А что это за роман и что за особа?

– Конечно, что еще может заинтересовать девушку, – улыбнулся Никита, – Эта особа очень особенная. Я потратил на нее примерно пять лет жизни.

– Но у вас же написано, что роман был коротким?

– В тот раз да. Но до него были еще. Сейчас я найду, где про это написано. Вот, только этот рассказ будет чуть больше и подробнее.

– Я не против. Тем более, что все никак не светает, а блуждать в темноте не хочется.

Никита оглянулся. Действительно, темнота, казалось, стала еще гуще. Хотя по логике должен был наступить рассвет. Сколько он блуждал по лесу, пока не увидел дым от костра? Сколько они просидели возле огня? Должно было взойти солнце, а вместе с ним понимание, где какая сторона света. Хотя что толку от этого, если не знаешь, где находишься. Никита встряхнул головой, чтобы отогнать прочь эти мысли, прочистил горло и начал читать. Теперь он даже радовался, что зачем-то хранил архив в телефоне. Казалось, что согревает не только огонь, но и мерцающие буквы на небольшом экране.

***

Вторник, 18 ноября 2008

Кажется, что ко мне подбирается депрессия. Она уже засунула свою черную мордочку в дверь и с любопытством смотрит по сторонам: «Давненько я здесь не была». И словно ждет – полетит в нее тапок или предложат молока? Давно не заходила она в гости.

А я смотрю на нее и вспоминаю при каких обстоятельствах мы виделись в последний раз. Вроде это было летом 2006-го или 2005-го года. Устроившись работать в павильон на авторынке и зарабатывая ровно столько, во сколько обходились мне сигареты, кофе, одежда и пиво по пятницам, я ровным счетом ничего не хотел менять. В то время я плотно подсел на травку и мне было совершенно наплевать, что происходит в окружавшей меня действительности.

Эксперимент с травкой продолжался четыре года. Не скажу, что это были плохие или хорошие годы. Я их не очень помню. Но однажды в наш ларек забрел покупатель отличающийся от других разговорчивостью и живостью. Около часа мы проговорили про моторные масла, после чего он предложил мне работать в его компании. Я решил попробовать и взял отпуск. Тогда эта затея показалась мне глупой и уже на второй день стажировки я не явился на новую работу, выбрав вместо нее здоровый крепкий сон.

А год спустя, когда я курил травку уже по три раза в день, я решил все же попробовать себя в новом качестве и вырваться из порочного круга. Прощание с хозяином ларька было тесным и трогательным. Мне говорили, что я ничего не добьюсь на новом месте, а на старое меня не примут. Уходить было трудно, но я переступил эту черту, чтобы изменить свою жизнь.

С девушкой, которая была у меня в то время, мы постоянно ссорились. Эта девушка была необычной. Мы познакомились в офисе и поначалу друг другу жутко не нравились. Наши столы стояли впритык и ее раздражало, как я стучу пальцами по столу, а меня музыка, которую она слушает. Мы были двумя эгоистами в центре собственных вселенных. Что-то влекло ее ко мне, а я был недостаточно решителен, чтобы ответить отказом. И все завертелось. Мы ссорились, мирились, съезжались и разбегались. Вновь и вновь. Это был замкнутый круг, выхода из которого просто не было. Разорвать его мы оба не решались.

На новом месте мое трудолюбие стало неожиданно награждаться успехами и через полтора года я уже руководил отделом из двенадцати бездельников. А потом я вспомнил, что кроме работы есть много других, не менее прекрасных занятий. Это был ренессанс деградации. Я дул на концертах, пил на квартирах, занимался сексом в подъездах, уходил в транс на дачах. Много путешествовал, прожигал деньги и жизнь, а после кутежей возвращался к месту работы. Обычно на час раньше, чтобы спокойно выпить кофе и съесть яичницу в ресторанчике поблизости.

Вполне закономерным стало то, что довольно быстро я потерял хорошую работу и снова очутился на авторынке, где работал шесть дней в неделю за в два раза меньшие деньги. А потом я потерял и девушку.

Тогда я был примерно на минус пятом этаже дна. Пил, жалел о прошлом, снова пил и тешил себя надеждой, что еще смогу выкарабкаться. А потом искал где бы купить снотворное. Не хотелось вешаться, а стреляться было не из чего. Разве что из пальца.

Тогда судьба и послала мне Наташу. А вместе с ней и Марину, и Женю. Наташа прекрасная девочка со сложной судьбой. Не знаю точно, может у нас и мотивы были похожими, только она как-то смогла вытащить меня в студию на Синопскую. Туда же она привела и Марину с Женей. Они были начинающими музыкантами, им нужен был старт. Мне нужнее был финиш, и тем не менее мы подходили друг другу. Я сыграл несколько своих песен. Им понравилось, и начались репетиции.

В тот момент я работал шесть дней в неделю и посвящал два вечера репетициям. Очень скоро опять начались квартирные посиделки, разъезды, тусовки, и прочие радости. Пару раз проскочил легалайз. И все вернулось обратно. Тогда же, во время двухнедельного загула на чьей-то хате, я первый раз попробовал стимуляторы.

Бросал долго. Было нелегко. Пару раз срывался. Научившись видеть, чувствовать, и дышать по другому довольно сложно возвращаться в маленькую комнатку два на шесть метров, к зарплате которую смешно называть вслух и к одиночеству.

То время наполняли атаки паники, паранойи, страха и оцепенения. Водка особо не брала, хоть литрами пей или смешивай с пивом. Ночь на наркотиках и алкоголе, день на работе, вечер на студии, ночь на наркотиках и алкоголе. Результатом двух месяцев такой жизни стала демо-запись. А потом я распустил группу и запил еще сильней. Вот одна из моих песен того времени:

«Еще четыре часа и я как тряпка упаду под стол.

Что делать, что рассказать? Я через ноздри выпускаю ментол.

В твоих глазах пустота, она сливается с гладью стекла.

Еще четыре часа, я не вернусь сюда никогда.

Ментол.

Ты молча смотришь в окно и больше нечего тебе сказать.

А я смотрю на часы, я понимаю, скоро убегать.

А двести сорок минут и я свободен от твоих коков.

Еще четыре часа, еще четыре. Я вырываюсь из мира снов.

Ментол».

Пил без остановки. Уволился. Находил халтуру, получал деньги и снова пил. Тошнил водкой, открывал новую бутылку и пил снова, упрямо запихивая в себя эту дрянь. И самым отвратительным было то, что я не пьянел. Просто забывался сном часов на пять после второй бутылки водки, чтобы проснуться в том же дерьме, в котором засыпал.

К февралю я остался совсем один, круг замкнулся и у меня случился психоз. Деньги кончились, водка натерла мозоль в желудке. Удивительно, как еще осталась в доме мебель. Теперь точно все, сказал я себе, залез в ванную и перерезал вены. Но криво, глупо и не до конца. Да и мельхиоровые ложки в доме еще оставались, и немного золота – все это можно было сдать в ломбард.

Спустя еще два месяца водки и отчаянья закончились последние деньги. Наступила черно-серая питерская весна. Я пошел в ломбард и заложил золотую цепь с крестом. После этого зашел в аптеку и купил снотворное. Сел в автобус и поехал на вокзал. С собой взял таблетки, маленькую бутылочку воды и кулон, подаренный девушкой. Все, что мне было нужно на этот раз. На вокзале взял билет до Чудова – триста километров от Питера, чтобы не нашли и не опознали никогда.

Но на пути к платформе меня встретила цыганка, которая вкрадчиво посмотрела мне в глаза и сказала: «Живи! Твой час еще не пробил. Ты еще будешь жить. Ты еще полюбишь, будешь счастлив и у тебя будут дети. Ты еще скажешь мне спасибо, а теперь иди!». Цыганка забрала у меня последние деньги, но я бы отдал ей еще. Не каждый день спасают твою жизнь.

Тогда я доехал до Чудова, но таблетки пить не стал. Оставил их вместе с кулоном в старом деревянном доме и вернулся обратно. Не скажу, чтобы после этого жизнь моя сильно изменилась. Но внутри я понял, что жизнь состоит не только из отношений, наркоты или музыки. Это еще и пение птиц, солнечный свет, а также другие прекрасные банальности.

***

– Никита, вы же говорили, что это будет история про любовь, а про любовь в ней нет ни слова.

– Есть, Наташа, есть. Просто все слова про любовь написаны невидимыми чернилами между строк.

– Как это?

– Посмотрите, что я, то есть он написал? Здесь только про него, про его чувства, его желания и поступки. Разве написал он про цвет глаз любимой девушки? Или про волшебный оттенок ее кожи? Стук ее сердца, тепло рук?

– Нет.

– Нет. Значит, это была не любовь. Это был обычный роман. Хоть и растянутый во времени, но обреченный на неудачу. Любовь я встретил намного позже. И только встретив любовь понял, что никто и никогда до этого меня не любил.

– О ком вы?

– О матери моих детей, которая ждет меня в Нижнем Новгороде. Знаете, пожалуй мы засиделись. У меня уже все затекло. Было бы здорово найти выход отсюда, вы не против?

– Вы обманщик, Никита! Обещали про любовь, а сами рассказали что-то совсем другое.

– Раз обещал, значит обязательно расскажу. Но теперь давайте выдвигаться. Потому, что от сидения на одном месте толку, как видите, никакого нет.

– Ну почему же нет, вот и я вас нашел, – откуда-то сбоку раздался сиплый мужской голос.

Наташа вздрогнула и издала то ли стон, то ли короткий выкрик. Никита вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть говорившего.

– Давно вы здесь стоите?

– С того момента как вы, молодой человек, начали рассказывать прекрасной девушке про свои отношения с алкоголем и наркотиками. Вы так увлеклись рассказом и своей прекрасной слушательницей, что даже не заметили моего появления.

– Почему же вы не представились нам? – спросила Наташа.

– По двум причинам. Во-первых, я не хотел мешать. А во-вторых, хотел дослушать.

– Кто вы такой? – спросил Никита.

– Я местный гид, – ответил собеседник подходя к огню. Это был крепкий мужчина, неопределенного возраста, с большой белой бородой. Одет он был в мешковатый потертый свитер, делающий его похожим то ли на бомжа, то ли на старого охотника.

– Значит, вы покажете нам дорогу к людям?

– Я покажу вам путь. И, пожалуй, Никита, вы правы. Нам действительно пора выдвигаться.

***

Они молча шли через загадочный лес, рассвет в котором так и не наступал, несмотря на то, что прошло уже достаточно времени. По ощущениям Никиты он провел здесь не менее восьми часов. Была и еще одна особенность, которая немного пугала: не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. И заряд батареи в телефоне не менялся – как было 84% в тот момент, когда Никита нашел его в кармане, так и осталось.

Не хотелось думать об этом всерьез, потому что определенно что-то было не в порядке. Да и новые знакомые, девушка с амнезией и этот местный Сусанин, что все это значит? Куда он их ведет?

– Куда вы нас ведете? – не смог удержать вопрос Никита.

– Тебе ведь нужно было в Питер, помнишь? Вот туда мы и направляемся. Только путь предстоит долгий.

Питер. От неожиданности Никита даже не обратил внимание на то, что провожатый перешел с ним на ты. В Питере оставалась мать. В Питере много чего оставалось. Похоже, что все дороги вели его в этот город. Но разве может здесь и сейчас быть Питер, если Никита неизвестно как очутился в каком-то непонятном месте?

– Что это за место, что это за лес? – спросил Никита.

– Очевидно, что это лес под Питером, – ответил новый знакомый.

Он был немногословен. Уже несколько часов шла по лесу странная компания. Никите уже начинало казаться, что они заняты исключительно ничем и бредут в никуда, когда вдали, между редкими деревьями, стало видно воду. При таком освещении она выглядела необычно – все было как будто в обратном отражении цветов. При этом и вода, и небо словно светились изнутри, что позволяло отлично ориентироваться на местности.

– Это Финский залив! – догадался Никита.

– Конечно, Финский залив! – отозвался провожатый, – Вот только без меня вы бы сюда никогда не попали.

– Очень часто в начале пути, я забываю, куда собирался идти, – вдруг сказала Наташа.

– О чем ты? – спросил проводник.

– Я не знаю, просто в голову пришло.

Никита знал, что это строчка какой-то песни, но не мог вспомнить какой именно, поэтому промолчал.

– Мне нужно некоторое время, ждите здесь, – сказал белобородый дед и как-то неестественно быстро исчез среди редких деревьев.

Они стояли на границе редкого леса, впереди была полоса серого песка и темные воды залива.

– Вы устали, Наташа?

– Вовсе нет.

– Может быть, вы хотите есть или спать?

– Нет, не хочу.

– А вам не кажется это странным? Все это?

– Никита, все происходящее, безусловно, тревожно и непонятно. Вы хотя бы знаете, кто вы и куда направляетесь. Я не знаю и не понимаю ничего. Я просто боюсь остаться одна в этом лесу.

Замолчали. Был слышен плеск волн и легкий ветерок, играющий с кронами деревьев. На небе сверкали редкие северные звезды.

– Расскажите мне больше о месте, в которое мы направляемся, Никита?

– Расскажу, если мы перейдем на ты, Наташа, – ответил Никита, – Все-таки нам предстоит какое-то время оставаться попутчиками в этом, я бы сказал, неформальном путешествии. И фамильярности нам ни к чему.

– Хорошо, я не против.

– Отлично. Питер – это очень атмосферное место, населенное своеобразными людьми. В этом городе стоит быть осторожными и внимательным, чтобы случайно не влипнуть в историю. Когда ты маленький, весь мир сжат до пространства в несколько дворов и маршрутов. Кажется, что везде и всюду также, как дома.

Большие дома, большие люди, занятые своими делами и не обращающие внимания на мелюзгу. Но для меня мир стал расширяться довольно рано. Когда мне было семь лет страны, в которой я родился, окончательно не стало. Я видел ее осколки, похожие на крупные льдины, плывущие по темной Неве по весне.

В тот год я получил целый много новых возможностей. Я был предоставлен сам себе. Гулял там, где хотел. Занимался тем, чем хотел заниматься. Я стал маленьким оборванным мальчиком, затерянным на серых и темных улицах города. Но я был не одинок. Среди старых облупившихся и закопченных домов то время бродило много потерянных взрослых и детей.

На башенке дома, стоявшего через дорогу от Василеостровской, кто-то налепил огромное фото девушки в белом одеянии, державшей в руках египетские символы власти – посох и анкх. Это была секта Марии-девы-Христос, новое религиозное течение. Мария безучастно взирала на пьянки и драки, толпы беспризорников и безработных, горящие ларьки и самоорганизованные барахолки простирающиеся под ее ногами.

У метро сладко пахло пышками. Неподалеку работала будка с пивом, к которой всегда стояла очередь. Прямо в фойе метро работали игровые автоматы для спускания денег, люди повсеместно пили и были пьяны. Тут же торговали моментальными лотереями. А неподалеку, в ларьке, можно было купить серьезные детские вещи, вроде жвачек с наклейками или шоколадок.

И все это на фоне каменных особняков и дворцов, лепнины и роскоши. С тех пор город сильно изменился. Он приукрасился, приободрился. Стал одним из самых посещаемых городов мира. С улиц убрали беспризорников, бездомных, жуликов и сумасшедших. Отремонтировали и отмыли грязные фасады домов, а где не смогли отмыть, там закрыли их полотнами, изображающими красивые фасады.

Но внутри, за этими полотнами, остался гнилой скелет. И легкий аромат тления все еще пронизывает город. Питер может быть ярким, зеленым и солнечным, но лишь иногда и по чуть-чуть. В остальное время здесь царят темнота и холод. Я не люблю Питер, да и он меня, кажется, тоже.

– Тогда зачем ты туда едешь?

– По личному делу. Я еду к матери, которая, кажется, сошла с ума.

– Почему ты так решил?

– Это очень долгая история, сейчас я не готов о ней говорить.

– Тебе и не придется, – сказал невесть откуда взявшийся бородатый провожатый, – Я обо всем договорился, пойдем.

– С кем договорился? – не понял Никита.

– Пойдем, сейчас сам все увидишь.

– Вот он! – сказал белобородый провожатый.

Носом в песчаную полосу врезалась алюминиевая лодка с закрытой носовой частью и стеклянным козырьком. Нечто среднее между полноценным катером и моторной лодкой, около пяти метров в длину. На корме был закреплен навесной мотор, поднятый из воды, возле которого в лодке стояла высокая худая фигура в камуфляжном костюме, с капюшоном накинутым на голову.

– Это они? – спросил хозяин лодки, когда компания подошла поближе, – Стоило дергать меня из-за таких пустяков.

– Ты отвечаешь за переправу, с тебя и спрос, – ответил провожатый.

– Он ведь сказал вам, что бесплатно я не перевожу? – обратился хозяин катера к Никите и Наташе.

– Нет, такого он не говорил, – ответила Наташа.

– Мне нужно что-нибудь получить за свои услуги, иначе нельзя.

– Но у меня ничего нет, – растеряно сказала Наташа.

Никита достал из кармана телефон и задумался. С одной стороны, здесь он был как будто бесполезен, а с другой в телефоне оставался дневник, терять который не хотелось. Однако выбора, кажется, не было. Да и копия дневника всегда была доступна на облаке. Если бы оно здесь еще работало, это облако.

– Я отдам это, – сказал Никита и поднял руку, подсветив экран смартфона.

– Игрушечка? Что ж, я люблю такие штуки, в них можно найти много интересного.

– Да не все ли мне равно, – ответил Никита, – Но есть условие. Я отдам телефон когда мы прибудем на место.

– Хорошо, садитесь, – владелец катера занялся мотором.

– Пойдем, – сказал Никита, обращаясь к Наташе, – я помогу тебе забраться.

Они подошли к узкому носу лодки и Никита подсадил девушку. Подождал, пока она заберется внутрь и усядется поудобнее, а затем забрался сам. Последним в катер забирался бородач. Он уперся руками в нос и вытолкнул судно на более глубокое место. Затем подпрыгнул и ловко заскочил на катер. Правда, ноги себе все-таки замочил. Но похоже, предпочитал не обращать на это внимания.

– Поплыли? – сказал он.

– Плавает говно, а суда хотят, – отозвался рулевой.

Мотор опустился в воду и заработал реверсом, отводя лодку от берега.

«И все же, это не совсем Финский залив», подумал Никита, – «На Финском заливе прежде, чем плыть на катере, пришлось бы пройти ногами два километра по мелководью. Хотя кто его знает».

– Никита? – Наташин голос было плохо слышно из-за шума мотора, – Почитай мне еще что-нибудь из своего дневника, ты ведь его скоро отдашь.

Никита пододвинулся ближе к девушке и наклонился над ее ухом.

– Хорошо, – сказал он, – только я сяду ближе, чтобы не пришлось перекрикивать мотор.

Не сказать, чтобы мотор был очень уж громким, однако его тарахтение мешало нормально общаться даже на расстоянии вытянутой руки. Бородач и Лодочник обосновались на корме и были увлечены своим разговором, который здесь, на носу, было почти не слышно.

Лодка разрезала свинцовую гладь воды. Рассвета по прежнему не было. Они отошли уже довольно далеко от берега и сейчас повсюду, до горизонта, расстилалась одинаковая картина – черная вода с металлическим отливом и ночное небо, светящееся как будто изнутри и заливающее все вокруг равномерным сумеречным светом.

Раньше Никита не мог представить себе, что в темноте бывает так светло. Свет как будто исходил от всех предметов. И даже пол у них под ногами, казалось, не поглощал свет, а излучал или отражал его. Вот только сам этот свет был больше похож на сумрак. Никита достал смартфон и проверил уровень заряда. Все те же 84%. Связи нет. Он открыл архив записей дневника и начал читать первую попавшуюся.

***

Понедельник, 24 декабря 2012

Итоги года, часть первая.

Начну в обратном порядке, так будет легче вспоминать. С начала декабря я не работаю практически ни в каком виде. Готовлюсь к новому году. То есть как готовлюсь – просто отдыхаю, честно говоря. Мне нравится ничего не делать.

В ноябре упал на работе и повредил запястье. Решил, что работы в этом году с меня хватит. В октябре произошло несколько событий. Я полностью отказался от алкоголя с первого октября. Купил новый фотоаппарат, съездил в Москву, повидал Лиса. В Москве попал под ледяной дождь, он был тридцатого октября.

Был еще цирк с конями, который мне устроила бывшая. Она упорно подмазывалась ко мне несколько дней. Я уж думал, что еще немного и по старому заживем. Я же переживал, когда она от меня ушла полтора года назад. Даже йогой занялся – так припекло. Правда недолго занимался, но факт остается фактом. И на пол-головы я отшибленный с тех пор, малость сумасшедший. Все потому, что травма душевная приключилась, а сил уже не было, чтобы с этой травмой хоть как-то справляться. Так что я предпочел сойти с ума, это проще.

Конечно, я все простил когда она предложила встретиться снова, что за пафосный бред, про гордость и прочую чушь? Если любишь – все можешь простить. Но ей было мало один раз меня бросить, она бросила еще разок.

Сначала встретилась, погуляли по Ораниенбауму, она мне надежду дала, что снова начнем встречаться. А вечером началось. Позвонила, вся в слезах: «поговори с моим парнем». Парень, кстати, лет на тридцать ее старше. Я в тот момент решил, что сейчас решается все основательно, с парнем только разберусь и она ко мне обратно переедет. Но оказалось куда интереснее. Она хотела, чтобы я ее новому парню ее порекомендовал и рассказал, как мы с ней жили и как нам было хорошо. А то он ее называет сумасшедшей и хочет показать знакомому психиатру.

В итоге и она, и он были посланы. После такого номера ей, безусловно, стоит посетить врача. Не знаю уж, что там у них сейчас твориться, да и знать не желаю, честно говоря. Таким поведением она во мне всякое желание даже слышать про себя отбила, не то что видеть или специально интересоваться, как у нее там дела.

Красной нитью прошла через ситуацию ее фраза: «Я хотела сгладить все углы, нельзя просто так расставаться». Можно, детка, можно. Как видишь даже нужно. Чтобы вот такая гадость не вылезала на свет.

Порадовало то, что решение не пить больше ни грамма, принятое еще до этих событий, прошло закалку описанным бредом и я в этом решении только утвердился и уверился.

Сентябрь. Уехал от Саши, с квартиры на Московской. Саша ушел от жены и я жил с ним на съемной квартире с августа, чтобы он не натворил глупостей. В целом, было довольно интересно. Квартира съемная и до того сдавалась много лет кому попало. Вся мебель просто разваливалась, ремонта не было сто лет, а район был населен исключительно южанами и пьяными гопниками. Спал на полу, ибо на разваливающемся диване невозможно было спать.

Я там оторвался, конечно. Не стоило этого делать, но так уж получилось. Были и приятные моменты, и светлые были. Например, с племянницей его пообщался – замечательный ребенок. Но много пил. Слишком много пил. И план курил. В общем, к концу месяца такой жизни я уже был близок к белой горячке. Практически, я ее достиг. По крайней мере, острый алкогольный психоз и алкогольный бред я пережил точно.

Саша со мной теперь не разговаривает и не берет трубку. Впрочем, наверное это правильно. Я удалил все его номера, потому что знаю, что буду ему звонить, писать и при этом чувствовать себя дураком, когда он не отвечает. Пил, работал, спал. Примерно так.

***

– Подожди-подожди, – Наташа наклонилась к уху Никиты, – Что опять за девушка? Та же самая?

– Нет, это уже другая, – улыбнулся Никита.

– Бабник! – в глазах Наташи зажегся огонек.

«Ну конечно, кто она такая она не помнит, а кто такой “бабник” она помнит. Все как положено», – промелькнула мысль в голове Никиты.

– Не сказал бы. У меня в жизни было не так много девушек, чтобы носить подобное звание.

– Тогда откуда она взялась?

– Знаешь, это довольно милая история. Она сама со мной познакомилась на одном из концертов, где я выступал.

– Так ты еще и выступал на концертах? – в глазах Наташи нарастало удивление.

– Бывало и такое. Помнишь, я рассказывал о том, как собирал свою группу? Та группа была не единственной и не последней. После нее были еще. Да и девушки еще тоже были. Я давно живу, Наташа.

– А что сейчас?

– Сейчас я счастливый муж и отец, который вынужден был бросить семью и ехать к матери только потому, что она не соглашается ехать в больницу. Хотя я не очень уверен, что приедем мы именно в тот Питер, в который мне было нужно.

– Ну хорошо, а алкоголь?

– Что алкоголь?

– Сейчас ты также все время пьешь?

Никита вздохнул.

– На этот вопрос я всегда отвечаю одинаково. Я алкоголик, Наташа. Алкоголиков бывших не бывает. Есть только те, кто ушел в ремиссию. Моей ремиссии уже много лет. Но нет никаких гарантий, что однажды я не сорвусь обратно в штопор. Да и сейчас я периодически позволяю себе крепко выпить. Последний раз был в позапрошлом году, когда я чуть не утонул в пруду, решив искупаться в нем по пути домой. Прямо как был – в одежде, с деньгами и телефоном.

– Не очень веселая получается история.

– А разве я говорил, что история будет веселой? Читаем дальше?

– Конечно, – Наташа подсела поближе, – Хочется узнать, чем там все кончилось.

***

Понедельник, 24 декабря 2012

Итоги года, часть вторая.

Август, июль, июнь. Мало что помню, ничего особенного не происходило. Лето.

В мае устроился на работу где нужно было таскать холодильники и продавать их. Неплохая зарплата, хороший коллектив. Только вот со временем достали проверками и огромным объемом работы. Устал и уволился. Все просто же.

Апрель. Сидел дома, пил, искал работу. В марте уволился с и купил нетбук, с которым теперь не расстаюсь и с которого все это и пишу. Взял еще одну кредитку. Потому, что платили мне там не очень много, а я тогда все тратил на вино и сигареты.

Февраль. Перенес острый трахео-бронхит. Неприятная штука. Три недели больничного. Что характерно, решил бросить пить. Поставил даже точку в календаре, а потом вдруг напился и простыл. Результат так себе. На третий этаж в поликлинике поднимался 10 минут. И полчаса потом отдыхивался. Легочные заболевания страшная зараза. Никому не пожелаю. Когда организм не в порядке, особенно ключевые органы – это практически смерть. Я до сих пор удивляюсь, что жив и здоров после всего, что творил с собой.

Январь. Новогодние каникулы провел трезво, все пятнадцать дней. Зато сразу после них ушел в недельный запой. Гусар, ни дать ни взять. В остальном ничего особенного.

Год принес понимание. Я стал лучше жить, лучше себя чувствовать. Прошла, наконец, многолетняя депрессия. Пробудился интерес к жизни и появилась мотивация. Жизнь стала такая насыщенная, столько всего в ней.

***

– А может мы умерли? – Наташа смотрела на него блестящими глазами.

– Может и умерли, – просто ответил Никита, – Не очень хочу об этом думать. Мне нужно было доехать до конкретного места и мы туда направляемся. Надеюсь, что по прибытию все станет ясно.

Свинцовые воды залива расстилались под сумрачным небом. Вдали уже появлялись очертания величественного города. «Еще одна странность», – отметил про себя Никита, – «Я вижу вдали очертания города, но не вижу огней».

Лодка приближалась к береговой линии, но ответы, которые должны были приближаться вместе с ней, снова ускользали и растворялись в застывшем сумраке, пронзающем этот мир насквозь.

Глава II. Здравствуй, Питер!

Мы с Котом начали молодеть. Это произошло как-то сразу. Вдруг мое тело стало легче на десяток кило, лицо распрямилось, пропали морщинки вокруг глаз, немного уменьшился нос. Да и морда Кота тоже изменилась и стала вытянутой, наразлет. А глаза живые-живые.

И солнце светит, и все как будто замерло. Тут я понял, что вот оно и случилось. Все. Произошло. О чем писали много и говорили. 2012 год, конец света, все такое. А я не верил сначала. Но теперь-то все стало очевидным.

Так мы с Котом и войдем в историю. Молодыми и стройными, наразлет. И все уже не важно, потому что просто теперь все не важно. Все уже случилось. Это он так и пришел к нам – конец света. Теперь нас с котом нет. Ничего нет вокруг и кроме нас. Да и нас нет. Потому, что мы теперь там. Молодые и стройные, лежим на залитом солнцем диване.

Я с нетбуком перед собой и Кот, вылизывающий под хвостом. Так мы и исчезли. Так и вошли в историю. Как жители Помпеев. Только им помог пепел, а нам никто не помогал. И никто не оценит нас больше – никого ведь нет.

– А что, Кот, неплохо мы устроились? – спросил я.

– Да-мурр вполне неплохо. Не хуже других, во всяком случае, – ответит Кот.

Мы смотрели друг на друга молчали. Ведь мы с Котом теперь вечны и нереальны. Мы блики света, играющие на стенках мыльного пузыря, который всегда раздувается, но никогда не рвется.

***

Они причалили к пирсу, стрелой уходящему в глубокую темную воду от Морского вокзала. Никита помнил, как любил заходить внутрь вокзала, подниматься по мраморной лестнице на третий этаж и смотреть на розу ветров, выложенную из гранита и мрамора на полу в холле.

Вокзал был типичным образцом поздней советской архитектуры и состоял из множества уровней, переходов и эстакад. Само по себе это было довольно интересное место. Отсюда хорошо просматривалась территория ЛенЭкспо, где Никита провел много времени, сбегая из школы, чтобы любоваться рябью на воде и слушать, как ветер шумит в навесах, флагштоках и редкой листве.

Никита с Наташей вылезли из лодки и неспеша осматривались, когда тишину нарушил голос лодочника:

– Ну что, я свою часть сделки выполнил…

– Верно, – Никита достал из кармана телефон и протянул его в сторону лодки.

– Я передам, – сказал Бородач и забрал трубку.

Лодка начала отчаливать от пирса.

– Разве вы не пойдете дальше с нами? – спросила Наташа.

– Мне нечего здесь делать. Дальше вы и сами справитесь.

Катер отходил от пирса и две фигуры смотрели на то, как он уменьшается в размерах и медленно растворяется в сумраке, оставляя на воде короткий пенный след.

– Это и есть тот самый Питер, про который ты говорил? – спросила Наташа.

– Да, это он. Только я не уверен, что это именно тот Питер.

– Что ты имеешь в виду?

– Все происходящее довольно странно. По моим ощущениям, мы провели примерно сутки в этом мире, а солнце так и не взошло. Ты хочешь есть?

– Я не знаю.

– А я знаю. Я не хочу ни пить, ни есть, ни спать. Посмотри на этот город. Где люди? Где машины? Где огни? Где хоть какой-то шум? Это все одна большая декорация.

– Что же нам делать дальше?

– Не знаю. Это не город, а какая-то тень от него. Конечно, Питер не лучшее место на земле, и я от него не в восторге, но даже здесь бывали солнечные дни. Тот город был полон художниками, артистами, писателями, учеными, музыкантами, архитекторами. Здесь царила неповторимая атмосфера. А сейчас перед нами словно тень или отражение настоящего города.

Внезапно поднялся резкий порывистый ветер. Ощутимо похолодало. Никита и Наташа все еще были на пирсе. На небо стали набегать серые тучи, в воздухе запахло сыростью, по поверхности воды побежали довольно крупные волны, а на сухой асфальт пирса посыпались первые капли дождя.

– Знаешь, мне кажется, что нам лучше спрятаться от непогоды, – сказала Наташа.

– Да, пожалуй. Хотя я и не горю желанием заходить в этот город, войти в него придется. Так, или иначе.

– Куда же мы пойдем?

– Мне нужно было домой, это недалеко отсюда. Пойдем!

Они прошли в конец пирса и перешли наискосок площадь Морской Славы, оставив по правую руку вокзал, а по левую выставочный комплекс. Никита был рад, что оказался здесь не один. Этот город пугал его. С одной стороны, сомневаться что это Питер не приходилось. Прежде Никита сотни раз ходил по этим местам. Здесь все было как раньше, за исключением того, что на горизонте за их спинами не было кольцевой дороги и вантового моста, по которому Никита уезжал из города несколько лет назад. Но это было скорее положительной деталью. В Питере, каким его помнил Никита, ничто не портило вид на залив с набережной Морского вокзала.

С другой стороны они до сих пор не встретили ни одного человека. Здания вокруг были темны и обесточены, машины стояли брошенными вдоль дорог, а сумеречное освещение создавало иллюзию, что из любого темного угла может надвигаться опасность. Как будто кто-то следил за ними из темных окон. От этого становилось не по себе. Никита и не ждал нападения. Он давно уяснил, что самым страшным зверем в темноте являешься ты сам, а все остальное сказки и выдумки. Он был готов дать отпор любой опасности, но сама обстановка вокруг была довольно нервной. А еще было очень тихо. Непривычно тихо для такого большого города.

После площади свернули в парк и прошли его наискосок. Затем очутились на Среднегаванском проспекте, прошли почти до конца свернули налево – на улицу Шевченко. Дорога заняла около пятнадцати минут. За это время они успели основательно замерзнуть. Сырой порывистый ветер словно вдавливал капли дождя в их сосредоточенные лица. Холод, казалось, пробирал, до костей. Шли молча и довольно быстро. Лишь один раз Наташа стросила:

– Еще долго?

На что Никита ответил:

– Почти пришли.

Повернув на Шевченко они ускорились, Никита взял Наташу за руку. Ветер стал настолько сильным, что почти сбивал с ног и возможности глазеть по сторонам или говорить уже не осталось. Нормально идти можно было лишь опустив взгляд себе под ноги. Пройдя вдоль нескольких домов они свернули во двор. Затем повернули направо и направились к дальнему подъезду желтого пятиэтажного дома.

Дверь в парадное была открыта. Они зашли внутрь быстро и без размышлений. Чтобы не ждало внутри, оно не могло быть страшнее дождя и ветра бушеваших снаружи.

Внутри было темно. Окна в парадном подъезде дома 1905 года постройки давно заложили, ради пристройки лифтовой шахты. Лишь одно небольшое окно осталось на последнем этаже. Туда и предстояло подняться. Впереди было пять пролетов темноты. Отступать было некуда.

Было слышно, как дышит Наташа, как бушует ветер на улице и капли дождя дубасят в жестяной козырек. А еще их шаги, когда Никита нащупал перила и начал подниматься домой, увлекая за собой Наташу. Он все еще держал ее за руку.

Шли медленно. Никита знал свой подъезд и хорошо ориентировался в темноте, но про Наташу нельзя было так сказать. Девушка боялась отпускать руку Никиты. Перила были от нее с другой стороны и взяться за них нормально Наташа не могла. В результате девушка практически повесилась на Никите, вцепившись в него двумя руками. Они двигались очень медленно. Один раз Наташа почти упала, чуть не утянув за собой Никиту.

Мелькнула шальная мысль – постучать или позвонить в чью-нибудь дверь. Но Никита быстро от нее отказался. Он и раньше не особо общался с соседями, а кто мог открыть на стук сейчас думать не хотелось.

Поднялись. Дверь его квартиры оказалась закрыта. Ключей не было. В тусклом свете, проникающем в подъезд от единственного небольшого окна, виднелись две фигуры, сидящие на лестнице в тишине.

– Прости, что втянул тебя в это.

– Не извиняйся. Какая разница, сидеть здесь или в глухом лесу у огня? Вдвоем даже лучше. Если честно, меня пугает этот мир.

– А тебе удалось что-нибудь про себя вспомнить?

– Нет.

– Вот и я как будто начинаю забывать.

Дождь барабанил в небольшое оконце, ветер громыхал жестью на крыше, до которой оставался один пролет. Двое сидели на лестнице возле закрытой двери и не знали, что делать дальше. Никита колотил в свои двери до тех пор, пока не стало окончательно ясно: никто не откроет и не придет на эти звуки. Наташа сидела на ступеньках и молча смотрела на капли дождя, которые становились более редкими, а затем и вовсе перестали падать на стекло. Ветер высушил маленькое окно. Время текло.

– Знаешь, – сказал немного запыхавшийся Никита, садясь с нею рядом, – Мне кажется, что здесь делать нечего. Ключа у меня нет, там тоже никого нет. Это совершенно точно. Если бы там кто-то был, я бы услышал из-за двери хоть что-нибудь. А значит и оставаться здесь нет никаких причин. Можно идти дальше. Вот только куда и зачем?

– Ты можешь показать мне город. А если повезет, мы что-нибудь найдем или кого-нибудь встретим.

– Согласен. Тогда пойдем? Тем более, что дождь и ветер перестали?

Все в той же кромешной темноте они спустились вниз и вышли на улицу, дошли до угла и повернули на Шевченко. В этот раз Наташа уже не держала Никиту за руку, а держалась за перила сама. Перед тем как выйти из двора Никита остановился и некоторое время пристально вглядывался в свои окна, чернеющие в сумерках также, как и любые другие окна в городе.

Двинулись в сторону набережных. Шли проулками и дворами, направляясь к Большому проспекту. Никита шел на автопилоте и думал. Наташа молча шла рядом. Получается, что они застряли в этом непонятном мире абсолютно без понимания, куда двигаться дальше. Во дворе справа промелькнула рыжая тень. Стоп! Что?

Никита повернул во двор дома, стоявшего одним углом на Большом проспекте, а вторым на улице Шевченко. Дождь уже прошел, ветер подсушил асфальт и затих. Потеплело. Облака теперь закрывали небо ровной плотной серой светящейся сумрачным светом коркой, создавая ощущение потолка, висящего низко над головой.

Кот! Это был его кот! Никита знал наверняка, что это он. Кот потерялся еще до переезда, когда к дому были приставлены строительные леса. Он убежал в форточку и не вернулся. Тогда Никита сильно переживал по этому поводу. Потом забыл. А сейчас он встретил здесь того самого Кота! Это казалось невероятным. Особенно радовало то, что это была хоть какая-то живая душа кроме них двоих. Причем такая, которая знала Никиту, а Никита знал ее.

Осторожно дойдя до угла флигеля, за которым скрылся Кот, Никита заглянул за него. Кот сидел неподалеку и смотрел на него.

– Кеша? – спросил Никита.

– Пррривет! – ответил Кот, – Устал?

– Немножко.

– Приляг, отдохни с дороги, – Кот смотрел на Никиту желтыми как огонь глазами.

– А где мы?

– Ты что, ничего не помнишь?

– Не особо.

– Ты ведь сам наколдовал это место. Возомнил себя великим магом. Сказал, что теперь будешь создавать миры, и начнешь отсюда.

Рыжий, размером с небольшую собачку, с огромным пушистым хвостом и ярко-желтыми глазами – это был он. Кот, который прожил в доме Никиты всю свою жизнь, без малого тринадцать лет.

– Ты говорящий? – спросил Никита.

– Здесь да, – ответил кот.

– И как ты здесь очутился?

– Не помню.

– Домой заходил?

– Я не смог его найти, я же не запомнил как он выглядит снаружи.

– Может быть пойдешь с нами? Знакомьтесь – это Наташа.

– Привет, – сказала Наташа.

– Привет, – ответил кот, – Пожалуй пойду. Какая мне разница, куда идти.

Уже втроем свернули на Большой проспект и пошли в сторону мостов и набережных, к Кадетской линии. «В целом», – продолжал свои мысли Никита, – «Это не самое плохое место, в котором можно было оказаться. Прогуляемся немного, а там решим, что делать дальше».

***

– Глаза устроены так, что преобразуют отраженные волны света видимого спектра, позволяя нам видеть предметы. Это называется волновое зрение. Лампочка любого типа по сути является пульсаром и излучает волновые колебания в видимой части спектра. Так работают все системы освещения.

– К чему ты это? – спросила Наташа.

– Здесь нет лампочек, нет видимых источников света. Но мы видим мир вокруг нас. Более того, он как будто подсвечивается изнутри. И я не очень понимаю, как такое возможно. Хотя это не единственное, что я здесь не понимаю. Например, говорящий Кот вызывает у меня не меньше вопросов.

– А что толку от этих вопросов? – Кот говорил непонятно как, но слышно его было хорошо.

– Слушай, а чем ты вообще занимался до того, как попал сюда? – спросила Наташа.

– Чем я только не занимался, – ответил Никита.

Они сидели на вершине бомбоубежища, возле которого Никита когда-то потерял кольцо с синим камнем, и просто болтали. Было не очень понятно, куда и зачем идти дальше. Да и стоило ли вообще это делать. Никита решил навестить этот двор, так как проводил здесь много времени в детстве. Про колечко он рассказал, они даже поискали его вместе. Но разве найдешь драгоценность потерянную неизвестно когда.

– Последнее время писал, – продолжил он.

– Картины?

– Нет, статьи.

– Интересно?

– По-разному. Попадались интересные проекты и темы. Буквы построенные рядами, подвешенные полотнами, скользящие вдоль границ сознания, цепляющиеся за знакомые вехи, рождающие знакомые нотки, складывающиеся в приятные аккорды и рождающие новую или уже знакомую музыку.

Иногда кажется, что ты особенный, со своим ни на что не похожим восприятием. Один на миллионы. Но на самом все мы ракушки, просто отражающие от своих стенок звуки приходящие извне. Про это важно помнить. Ракушки или каньоны, в которых каждый поток звуков, отражаясь от стен, оставляет следы, изменяя свое построение. И каждый новый звук звук превращается в эхо, которым отзывается каньон на потоки звуков, входящих в него.

Мы отражаемся друг в друге, посылая звук вовне и надеясь поймать эхо из чужой пустоты, чтобы понять, что она похожа на нашу. Великую тишину вселенной нарушают плотные ряды звуков, отражающихся от множества пустот. Так первый человек играл когда-то со своей погремушкой. Так играем мы и будут играть наши дети. Любая мысль – это всего лишь еще один аккорд рожденный созвучием знаков, отраженных от стен чьего-то сознания и встреченный нами по дороге в вечность. Прямо как волны света от лампочки, – Никита улыбнулся, – Прости, меня что-то занесло.

– Ничего, – смущенно улыбнулась Наташа. Зато теперь я понимаю, что ты действительно хорошо пишешь. По другому просто быть не может.

– В самом деле? Тогда я закончу мысль. Давайте отбросим в сторону все, что могло нас когда-то удерживать и погремим на славу! Ведь это великий дар и великая игра, которая дается каждому только один раз… – от возбуждения Никита вскочил на ноги, глаза его загорелись.

Однако оглянувшись по сторонам он смутился. Жизнь дается, это верно. А сейчас – жизнь? Кот смотрел на Никиту глазами, которые казались бесконечно глубокими и хрустальными. Его зрачки были расширены от полумрака, рыжий хвост слегка бил по земле.

– И что ты думаешь? – спросил Кот, будто угадав мысли Никиты.

– Я думаю, что мы засиделись на этом холме и самое время двигаться дальше.

– Куда мы направимся? – спросила Наташа.

– В центр.

«Лучше просто воспринимать происходящее как сон», – решил Никита, – «Если уж от меня здесь ничего не зависит, то я могу по крайней мере прогуляться по знакомым местам и развеяться. А что будет дальше – загадывать нечего».

Они прошли довольно далеко и приближались девятой линии, когда Кот заволновался:

– Мурр, мы ведь не пойдем дворами, верно?

– А что не так со здешними дворами? – спросила Наташа.

– Судя по тому, что я вижу, они все пустые и заброшенные, – сказал Никита, – Хотя тебя, Кот, мы встретили как раз в одном из таких дворов. Возможно, не такие они и заброшенные.

– Большинство из них пусты. Но в один, что за аптекой, я бы заходить не рискнул. Чувствую, что там сидит что-то большое и страшное, – ответил Кот.

– Напротив рынка? – оживился Никита, – Тогда я могу предположить, кто там сидит.

– Мы пойдем туда? – спросила Наташа.

– Я нет, – отрезал Кот.

– А я да, – сказал Никита, – Но я никого не принуждаю идти со мной. Просто было бы непростительно отказать себе в удовольствии увидеть Грифонов.

– Грифо-нов? – Наташа осторожно попробовала произнести новое для себя слово.

– Да, Грифонов. Это красивые и опасные мифические существа. А еще, возможно, они тоже говорящие и смогут объяснить нам, что это за место.

– Я пойду с тобой, – сказала Наташа, – Хочу посмотреть на Гри-фо-нов.

– В таком случае предлагаю разделиться и встретиться в условленном месте. Например, возле Андреевского собора на Седьмой линии. Это как раз недалеко отсюда.

Кот принял предложение Никиты и компания разделилась. Никита с Наташей довольно быстро добрались до Аптеки Пеля и свернули во дворы. Никита точно знал куда идти. Про башню Грифонов в Питере знали все. Это была красивая городская легенда. Разумеется, никаких Грифонов в обычном Питере не было.

В том мире аптека принадлежала доктору Пелю и его сыновьям, о которых ходили мистические слухи. Башню во дворе, возле которой и жили легендарные Грифоны, несколько десятилетий назад расписал уличный художник. Это только усилило слухи о ее особом назначении. Местные жители не любили гостей, так как акустика двора усиливала даже самые тихие звуки и веселые компании праздно шатающихся туристов не доставляли жильцам окружающих домов никакого удовольствия.

Но все это было в обычном Питере. А сейчас Никита отчетливо услышал шорох и замер на полпути в арке, ведущей во двор. Теперь и ему стало страшно. Будь он один, то непременно отступил бы. Но с ним оказалась Наташа и позориться не хотелось. Поэтому Никита осторожно начал пробираться вдоль стены, стараясь заглянуть во двор и остаться незамеченным.

– Ну привеет! – сказала голова Грифона, показавшаяся из-за угла, – Мы уж думали сами за тобой лететь.

Как-то само получилось так, что Никита отлепился от стены, встал на одно колено и склонил голову:

– Приветствую вас, древние существа.

– Ой, это так мило! Что скажешь, древнее существо? – спросил один Грифон у другого. Теперь эти удивительные создания стояли в проеме арки и внимательно изучали склонившегося Никиту и его удивленную спутницу.

– Не такое я и древнее. Подревнее есть, – усмехнулся второй крылатый лев.

– Хотя для него, – он мотнул головой в сторону Никиты, – я и правда довольно древний. Человеки столько не живут.

Грифоны задорно, с клекотом, рассмеялись. Никита встал на ноги, он боялся уже не так сильно, как в момент первой встречи с этими удивительными созданиями. Раз Грифоны смеются они явно в хорошем настроении. И, скорее всего, сегодня никто не умрет. Да и можно ли вообще умереть в этом месте?

– Мы ждали тебя, Путник, – сказал один из грифонов, когда перестал смеяться, – Пойдем с нами.

Они прошли вглубь двора и подошли к башне, исписанной номерами.

– Так, где это, – сказал один из Грифонов и начал водить глазами по цифрам, написанным на кирпичах, – А, вот и он!

Грифон нажал на кирпич и тот сначала поддался, а потом начал двигаться вперед. Никита увидел, что это ящик картотеки. Грифон тем временем сел на задние лапы по-кошачьи подвернув хвост, и нацепил на нос пенсне, неизвестно откуда взявшееся. Передними лапами он перебирал карточки в ящике.

– Ну конечно, вот он, – сказал Грифон извлекая из ящика одну из карточек. Второй Грифон стоял справа от Никиты и с интересом следил за собратом орлиным взором. На лице его казалось блуждала улыбка.

– Так… Ни-ки-таа, верно?

– Никита, – слегка поклонился Никита.

– Добро пожаловать в лабиринт, Никита!

– Ой, – испугано сказала Наташа.

– Лабиринт?

– Лабиринт.

Грифон поправил пенсне и оторвал взгляд от карточки, устремив его на Никиту. Никите показалось, что Грифон стал немного серьезнее, чем был только что.

– Здесь ты путник, ищущий выход. И наша обязанность помогать тебе. Но мы не сможем найти за тебя ответы на главные вопросы и не сможем дать их тебе. С этой задачей ты должен справиться сам.

– Польза от нас обязательно будет, – заговорил Грифон, стоящий по правую руку от Никиты, – Если понадобится мы поможем найти ответы на возникающие у вас вопросы.

– Звучит так, словно мы здесь надолго, – сказал Никита.

– Время, что мы знаем об этом? – задумчиво ответил Грифон.

– Вы знаете, с нами есть еще Кот. Но он побоялся идти сюда.

– Кот нас не интересует и бояться ему нечего.

– В таком случае нам нужно сходить за ним, – Никита сделал легкий поклон, спрашивая себя, зачем он это делает, – но мы обязательно вернемся.

– И не раз, – хихикнул Грифон, стоящий поблизости от Никиты, – Идите, мы никуда не спешим.

И лев с птичьей головой торжественно проследовал к башне, у основания которой он лег на землю, сложив голову на мощные лапы:

– До встречи, Ни-ки-та.

Кот сидел на гранитном бортике газона возле собора и увлеченно вылизывался. Он не сразу заметил Никиту и Наташу и слегка подпрыгнул от неожиданности, когда они подошли слишком близко:

– Все никак не привыкну, что я здесь не один, – сказал он.

– Немного странно, что они словно ждали меня и говорили только со мной, а тебя даже не заметили, – Никита продолжал начатый ранее разговор.

– Удивительные звери, – ответила Наташа, – Мне кажется, что если здесь есть Грифоны, то наверняка найдется и еще кто-то. Возможно, что мои загадочные создания ждут меня в каком-то другом дворе. А может и не ждут вовсе. Кто знает, вдруг мне нужно было оставаться в том лесу возле огня и теперь меня ищут там. Хотя если честно я рада, что пошла с тобой.

– Я тоже рад.

– Я так понимаю, вы кого-то там нашли? – Кот терпеливо дождался окончания разговора, – И, видимо, этот кто-то вас отпустил с миром.

– Да, Кот, отпустил, – улыбнулся Никита, – И под определенным углом, этот кто-то даже может считаться твоим дальним родственником. Только очень дальним.

– И что теперь? – Наташа присела на корточки возле кота и чесала его за ухом, пока тот всячески мурчал и ластился к ней, – Появилось понимание, куда нам нужно идти?

– Пока нет. Возможно Грифоны смогут указать направление, но сначала я хочу пройтись в сторону метро, раз уж мы здесь оказались. Это недалеко и я не вижу причин отказывать себе в таком удовольствии.

Они неторопливо шли в сторону метро и Никита рассказывал Наташе про свое детство.

– Сейчас здесь все убрано и красиво, все аккуратно и чисто. В мое время было не так. Мое время – это длинные зимы и черные ночи. Серый, черный, густой и синий талый снег, съедающий цвет. Серое на несколько часов небо днем и черное ночью – вот главные оттенки моего Питера. А еще остатки ржавых труб, облупленные, грязно-зеленые стены, выбитые окна с некрашеными рамами и люди, потерявшие все.

Уже в семь лет я самостоятельно уходил из дома на весь день и бродил по острову. Мать за мной не следила, я был предоставлен сам себе. Тогда я и увидел этих потерянных людей. Главное, что мне запомнилось – их глаза. Пустые, большие от удивления глаза. Как тени ходили они по улицам в рабочий полдень и не знали, что делать.

В то время еще не было потребительских кредитов, импортных шмоток, работы, денег, продуктов в магазинах – не было ничего. Были только облупленные табуретки, прокуренные кухни и дедушкин будильник, цокающий на закопченной полке. В кастрюлях был воздух.

И в тоже время открылся первый ресторан быстрого питания, открывались первые ларьки – небольшие отдельно стоящие будки с импортным товаром, внутрь которых было не зайти, ведь поверх стекол витрин стояли решетки, а сами ларьки были стальные. Ценники на товар рисовались от руки или озвучивались при покупке. Такие ларьки любили сжигать бандиты. Подопрут дверь, кинут зажигалку в окошко и смеются, пока человек внутри сгорает заживо.

Я стрелял копейки у метро вместе с такой же шпаной и покупал на них конфеты или жвачку. Мать мне купить их не могла и я сам зарабатывал на сладости. Например, собирал бутылки, лом металлов или проволоку.

Когда ты маленький все кажется веселым и интересным. Я облазил тогда весь остров. Общаги, свалки, трамвайные парки, заводы – много где побывал, много людей увидел. И везде было одинаково – серость, бедность, алкоголизм, наркомания, токсикомания, голод, необразованность, обноски вместо нормальной одежды, безработица и безотцовщина. А на фоне всего этого дворцы, кареты, лимузины, международные выставки, круизные лайнеры из Европы, братки с первыми мобилами и золотыми цепями.

Брошенные заводы и предприятия, дефицит всего, бродяги в подвалах и на чердаках, маги и чародеи всех мастей, экстрасенсы и сектанты, маньяки и одичавшие собаки на улицах. Кто-то наслаждался долгожданной свободой, другие молча плакали над копеечной зарплатой, а третьи оперировали сложнейших пациентов с огнестрельными и ножевыми ранениями при помощью спирта, марли, зеленки и такой-то матери.

Тогда же появился «Крокодил» – новый наркотик, хуже героина. Умирали от «Крокодила» сгнивая заживо за 3-4 года. И люди сами кололи его в вены, потому что гниение заживо мало чем отличалось от обычной жизни.

Дедушка работал в институте, мать была няней в детском саду, бабушка работала в универмаге «Гаванский», сделанном в помещении бывшего собора. Когда началось это лихое время дедушке перестали платить зарплату, в магазинах исчезли продукты, бабушка ушла с работы, так как универмаг закрыли, а мать получала копейки.

Потом у бабушки нашли рак и следующие несколько лет прошли в поисках лечения и хождении по инстанциям. Сделали операцию, но рак уже дал метастазы. Еще два года бабушка умирала, ходить она уже не могла. Морфин для обезболивания был на вес золота, ей выписывали его дедушкиными стараниями.

Жили мы крайне бедно. Курица была в доме два раза в год, на Новый Год и на Первое Мая. Птица делилась между членами семьи поровну. В остальное время ели картошку и макароны, лук и ржаной хлеб. Дед начал потихоньку носить в дом вещи с помоек, мать начала носить с работы еду в небольших стеклянных баночках – жидкие супы и макароны с котлетами из хлеба казались самым вкусными блюдами на свете. А худшим временем было лето, когда садик закрывали и есть становилось практически нечего.

За разговором подошли к Среднему проспекту, в конец пешеходной зоны 7-й линии. Слева была стекляшка метро, а прямо через дорогу возвышались два здания с башнями. На навершии башни левого здания колыхался большой плакат с изображением женщины в белых одеждах, молитвенно сложившей руки, в которых были зажаты анкх и посох – символы высшей власти фараонов древнего Египта. Башня справа, украшенная часами, была для Никиты привычнее, поэтому он не сразу заметил плакат на левой башне.

– Это один из первых ресторанов быстрого питания. Сюда меня пару раз возили поесть с племянниками. А что это за? – удивленно спросил он, увидев плакат.

Женщина на нем как будто плыла в прозрачной дымке. Людей кроме них нигде не было. Серое небо и рассеянные тени напоминали пасмурный вечер, в целом создавалось впечатление обыденности и привычности места. На минуту Никита даже забыл, что это не тот Питер, в который он ехал.

Вдруг движения женщины материализовались стали явными – она протянула вперед руку с анкхом и совершила некий жест в сторону друзей, а затем разжала пальцы и анкх плавно опустился вниз, на лету приобретая плотность и вес. Недалеко от земли символ власти египетских Фараонов остановился и замер.

– Не ходи! – сказала Наташа, которая спряталась за спину Никиты.

– Я бы рад не ходить. Но иначе неизвестно, что будет дальше. Ведь эта штука спустилась к нам не просто так? – он поднял голову.

Внезапно налетевший порыв ветра оторвал плакат с улыбающейся женщиной и понес его вверх и прочь от перекрестка.

– Это та самая Мария-Дэви-Христос, лидер секты из моего детства, – сказал он, – Ни разу не слышал про нее чего-то по-настоящему страшного. А значит опасности нет.

Они уже перешли дорогу и стояли возле анкха. Это был золотой амулет, размером с хорошего кота. Никита протянул руку и взялся за нижнюю часть анкха. Амулет неподвижно сиял прямо у него перед носом, но не трогался с места.

– Магия какая-то! – сказал он – Давай попробуем вместе.

Наташа положила свою руку сверху на руку Никиты и внезапная вспышка поразила обоих.

Темнота. Это первое, что он увидел. А потом Никита начал вспоминать.

Глава III. Откровение

Лето в Питере лучшее время года. Весенние дожди смывают зимнюю грязь, распускаются листья на деревьях, подрастает трава. Солнце, такое небрежное весь остальной год, начинает сиять каждый день, заливая светом глубокое синее небо без единого облачка.

Орут коты, бомжи и чайки. С залива пахнет морем. Он чувствует молодость, силу, страсть, энергию, желание жить и двигаться. Ему нужно столько сказать миру, что кажется, словно часов в сутках не хватает.

Еще один день прошел, как это будет просто.

Еще один новый шаг, и никакого роста.

Кажется еще один день будет уже лишним.

И как будто бы моя тень становится ненужной.

Эй, Земля, прием!

Он затягивается сигаретой, отпивает обжигающе-крепкий напиток из красивого бокала, открывает браузер на домашнем компьютере и через диал-ап запускает в сеть сообщение:

«Ищу музыкантов!».

Время летит быстро. Буквально через несколько дней он уже едет знакомиться с милыми девушками – басисткой и барабанщицей. Музыканты. Кажется, весь город состоит из музыкантов, артистов, художников или писателей и почитателей их талантов.

Солнце заливает город, попадая в каждый закуток. Уходить оно не собирается, как будто возвращая долг за долгие и темные зимние дни – в Питере Белые Ночи.

– А в каком стиле ты играешь?

– Напой что-нибудь?

– Есть точки для репетиций на Синопской, Советской и Треугольнике.

– Какое вступление делать во втором квадрате?

– В целом хорошо, но в конце чего-то не хватает.

– У тебя есть шнур с большим джеком? Надо подключить усилитель к микшерному пульту.

– Сегодня на Камчатке будет сборный концерт. Давайте сходим?

Лето, небо, вино молодость. Они словно попали в межвременье и стали пеной дней. Ребята не были звездами, у которых есть продюсеры, контракты, туры, клипы, фан-база и постоянные выступления. Они и играли музыку, которая отгремела десять или даже двадцать лет назад. Но они были молодыми, энергичными, стремящимися, бойкими, яркими, открытыми и пульсирующими – это лето и этот мир принадлежал им.

Большой город, залитый солнцем. Романы, интриги, тусовки, джем-сейшны, алкоголь и наркотики – когда ты маленький, мир кажется огромным и полным возможностей. Еще немного и все мечты исполнятся. Предназначение сделает выбор и начнется совсем другая жизнь.

Сколько раз гулял он по ночному городу с гитарой за спиной, любуясь величественными фасадами роскошных дворцов и особняков, наслаждаясь хрустальным воздухом и свежим ветром, летом, теплом, собой и городом. Пьяный или накуренный, счастливый или расстроенный, предвкушающий, любящий, злой, уставший и все понимающий человек. Человек, который пишет стихи, сочиняет песни, играет в собственной группе, ходит на тусовки и живет 25 часов в сутки, наслаждаясь каждой минутой. Даже если минута эта не приносит радости.

Они репитировали полтора месяца, аранжировали и записали четыре песни, а потом распались. После этого была пауза, потом новый состав и новый материал. И снова, и снова. Менялись музыканты, менялся материал, за процессом стал уже не важен и потерялся окончательный результат.

Постепенно милые привычки превратились в пагубные пристрастия. Начались проблемы с деньгами и здоровьем, страдания о том, что нет успеха и признания, осознание своего места в мире и, наконец, тишина. Долгая звенящая тишина. Смеркалось. Краски становились тусклее. Друзья и приятели оставались в прошлом, вместе с пагубными привычками. Он погрузился в тишину и одиночество, чтобы взять паузу и подумать о вечном.

Только глаза. Глаза басистки из его первого состава. Это были Наташины глаза.

С ними случилось что-то необычное когда они репетировали у него дома, как всегда пьяные и счастливые. Тогда между ними еще ничего не было. У каждого были отношения с другими людьми. Но в какой-то момент пробежала искра и ребята поддались страстному порыву.

Это был короткий, непростой и очень бурный роман. Она использовала его, чтобы стать ближе к своему бывшему. А он использовал ее, чтобы заглушить боль от расставания с другой. И все-таки между ними возникла пусть и короткая, но достаточно сильная связь.

То, что они делали вместе, он не делал ни с одной другой девушкой. Ни до, ни после этого. Например, пьяные кутежи. Причем такой степени и такого градуса, какие он не позволял себе даже с проверенными друзьями. Они мотались по всему городу, попадали в какие-то удивительные места компании, теряли документы, били стекла и срывали огнетушители. Как-то раз она уплывала от него на куске дощатого настила в Неву, рискуя навсегда покинуть город и раствориться в Финском заливе.

И конечно, была музыка. Были песни, было что-то волшебное. Была группа, был состав, готовилась программа. Но потом что-то пошло не так. Предал ли он ее? Возможно. Ведь в этом мире нет ничего белого или черного, все окрашено в серый цвет.

Иногда для того, чтобы спасти одного человека, приходится жертвовать другим. Тогда он посчитал правильным закончить отношения с Наташей ради того, чтобы попытаться спасти отношения с другой девушкой. Ему не было стыдно за этот поступок. Все они были достаточно взрослыми и каждый получил то, чего хотел. Она смогла подобраться ближе к бывшему, а он смог забыть свой прошлый роман.

Точку в отношениях поставил отчетный концерт, который должен был дать начало карьере новой группы, но вместо этого положил ей конец. Из-за сложных внутренних хитросплетений, из-за того, что ей было по-настоящему больно, намного больнее чем он ожидал, все развалилось прямо там, во время представления, на котором собрались их общие друзья и знакомые.

Ее бас не строил. И несмотря на то, что вся остальная группа играла правильно и по нотам, гармонии не получилось. Тогда же он принял решение о роспуске очередной группы.

Всего у Никиты было несколько музыкальных коллективов, в которых он был руководителем. Интересно, что некоторые люди участвовали и в первом составе, и в последнем. Тусовка музыкантов довольно ограничена в отношении по-настоящему интересных людей. Так или иначе все друг друга знают – это достаточно узкий круг. Однако в тот раз он принял окончательное решение и больше не собирал новых музыкальных коллективов.

Этот небольшой и яркий период, длиной в несколько месяцев, навсегда вошел в историю его жизни. На память о случившемся остались запись квартирника, который состоялся накануне отчетного концерта, да пара цифровых фотографий.

Не подходи к своему окну,

Выключи радио и телефон.

Я расскажу тебе почему.

Ты все узнаешь, но потом.

Белый-белый шум, режет провода.

С неба вниз летит талая вода.

Есть один секрет, как себя вести —

Не смотри в окно, не грусти.

***

Никита с Наташей лежали на земле без сознания, сжав руки на анкхе, который больше не парил в воздухе. Никита зашевелился и медленно сел. Наташа застонала и открыла глаза.

– Что с нами случилось? Я попала в какой-то яркий мир. У меня были мотоцикл и бас-гитара. Я играла в трех музыкальных группах и готовилась к съемкам, когда все прошло. Никита, ты там тоже был.

Они сидели слишком близко. Их руки были сомкнуты на анкхе, глаза встретились, а сердца стали биться чаще. «Еще немного, и я ее поцелую», – подумал Никита.

– Что это? – испуганно спросила Наташа, показывая рукой ему за спину.

Никита обернулся. Со стороны восьмой и девятой линии на них наползал туман. Туман был черного цвета и казалось, что он растворял в себе город. Никита посмотрел в другую сторону – туман надвигался и оттуда.

– Нужно найти укрытие! – сказал он вставая и подавая руку Наташе, – Пойдем скорее.

Сверху было отлично видно, что туман почти не оставил путей к отступлению и надвигался медленно, но довольно ощутимо, смыкаясь вокруг двух маленьких фигур, готовых раствориться в этой тьме.

– Быстрее, – Никита решительно двинулся в сторону метро и потянул Наташу за собой. Амулет он держал второй рукой и чувствовал его солидный вес. Анкх явно был сделан из золота.

Они едва успели забежать за стеклянные двери станции Василеостровская, когда туман поглотил улицу. Верхняя площадка у входа в вестибюль превратилась в берег реки из черного тумана. Внезапно послышался скрежет, затем отдельные стоны и выкрики, которые становились все громче. Земля задрожала, с дома напротив начала падать штукатурка. А свет, которого итак было немного, почти померк.

Наташа прижалась к Никите всем телом. Ее била дрожь. Да и сам Никита был напуган. От того, что было снаружи, их отделяла лишь хрупкая стеклянная дверь, которая даже не была закрыта на замок. А что в метро? Никита отвернулся от улицы и посмотрел назад. Там тоже сгущалась чернота. Еле различимый вестибюль, обрывки эскалаторов уходящих в темноту и странные звуки, похожие на эхо происходящего снаружи. Наташа закричала. Никита повернулся еще раз. Туман на улице начал принимать отдельные контуры. Из него начали высовываться и скрести по парапету станции черные обгоревшие руки.

И хоть высовывались они не дальше чем по локоть, черный цвет этих конечностей не внушал никаких надежд на счастливый конец. Пока ребят спасало лишь то, что туман не захлестнул площадку и не поднялся выше. Но это могло измениться в любую секунду. Не говоря о том, что оставалось у них за спиной – там была такая же чернота, что и снаружи. Только спокойная, холодная, глухая и страшная. Они оказались заперты в тамбуре на границе двух миров, отделенные от темноты лишь двойными стеклянными дверями. Словно пирожные в витрине кафе.

Никита решил одно – если он и не может что-то изменить, смотреть на это выше его сил. Сбоку от них находился небольшой закуток по трем сторонам которого возвышались стены в мраморной облицовке. Оттуда не будет видно этих ужасов, да и обороняться в тупике проще – решил он и увлек Наташу в за собой.

Теперь они сидели на полу в небольшом тупичке, со всех сторон окруженные чем-то странным и непонятным. Путники напряженно вслушивались в редкие стоны, странные скрипы и другие звуки, доносящиеся снаружи. Туман поднялся чуть выше уровня дверей и начал потихоньку выдавливать их, однако очень быстро отступил. Казалось, что это черное бесформенное нечто должно видеть их, чтобы продолжать преследование. Как-будто туман появился здесь только ради Наташи и Никиты.

– Это из-за этой штуки! – сказала Наташа, – Я же говорила, не нужно ее трогать!

Никита молчал, внимательно рассматривая золотой анкх. Если они призвали этот туман, возможно они смогут и прогнать его. Какое странное и непонятное место. Это как будто Питер, но это не он. В Питере всегда было много людей. А то место, в котором они оказались, практически пустовало. Может они оказались на каком-то мистическом уровне города? Почему никого нет вокруг и что это за черный туман?

– Наташа, – сказал Никита, – Туман появился после того, как мы с тобой положили вместе руки на этот амулет. Давай попробуем сделать это еще раз и посмотрим, что произойдет. Не можем же мы сидеть здесь целую вечность ничего не делая. Тем более, что темнота со стороны спуска в метро тоже выглядит очень нехорошо. Я бы не хотел знать, какие секреты в ней скрываются.

– Я не хочу этого делать, – ответила Наташа, – Воспоминания, которые ко мне пришли, не доставили мне удовольствие. Но если другого выхода нет, давай попробуем.

Они сомкнули руки на анкхе и еще одна вспышка накрыла обоих. Путники лежали без сознания, когда из черной пасти метро появилась тень. Это был Никита. Только вместо глаз у него зияла пустота, а из уголков этих пустых и черных глаз струился легкий черный дымок. Рукава черной шелковой рубашки тени были закатаны выше локтя, а на запястьях зияли шрамы с запекшейся кровью.

Черный человек быстро и бесшумно приблизился к двери и толкнул ее. Дверь не поддалась. Еще один толчок, еще один. Серия ударов заставила дверь задрожать. Казалось, что еще немного и стекло разлетится вдребезги, открывая дорогу к двум фигурам, замершим на полу. Черный человек содрал руки в кровь, его лицо исказилось страшной гримасой, а пустые глазницы неотрывно смотрели на анкх, который стал светиться и вибрировать. Внезапно яркая вспышка осветила узкий простенок, залив белым светом все вокруг. Черного человека отбросило назад, в темноту вестибюля.

***

Красный треугольник. Огромная территория, совсем не похожая на треугольник. Советская промышленная зона заброшенная в девяностые. Здесь практически не оставалось производственных комплексов. Огромные здания из красного кирпича стали приютом для офисов, складов и музыкантов. Здесь располагались целые кварталы с клубами, репетиционными точками и местами для своих. Красный Треугольник был местом, куда пускали только по пропускам. Здесь музыкальная группа Никитаы проводила большую часть времени.

Наташа встречается с другим. Они оба играют в группе Никиты. Ничего еще не случилось. Через небольшое слуховое окно редкие солнечные лучи слабо освещают пыльный чердак, на котором сидят ребята. Это курилка, куда музыканты выходят отдохнуть между сессиями.

– Ты видел? Там солист группы «Музыка» пришел к своим друзьям!

Егор подрывается и бежит познакомиться с солистом популярной группы. В соседнем помещении репетируют «Искры» – еще одна популярная группа. Кажется, что все вокруг наполнены успехом, энергией и счастьем. Никита смотрит на Наташу и не может решить, нравится она ему или это какое-то другое чувство. Она мельком смотрит ему в глаза, смущается и отводит взгляд.

Когда ее сбила машина прошло совсем немного времени после их последнего концерта. Наташа так и не смогла вернуть отношения с другим, замкнулась в себе и продолжила общение только с близкой подругой. По слухам, она собиралась уехать домой. Но однажды утром машина выехавшая из слепого переулка на большой скорости просто не успела затормозить.

***

Они очнулись и посмотрели друг на друга.

– Я умерла? – спросила Наташа.

– Да, – ответил Никита.

– Значит, ты тоже умер?

– Я не знаю, – Никита встал и осторожно подошел к стеклянной двери. Туман рассеялся, улица была чиста.

– Возможно для кого-то мы и умерли. Но пока что мы здесь, а значит это еще не конец. Давай попробуем пройти наш путь до конца. Других вариантов я не вижу.

Наташа молча смотрела на Никиту, по ее щеке пробежала слеза.

– Ты винишь меня в том, как все вышло?

– Я никого ни в чем не виню. Просто… лучше бы я ничего не вспоминала, чем так. Ты уверен, что туман ушел?

– Похоже на то. Давай попробуем выйти, – Никита посмотрел на свою руку, которая все еще сжимала анкх, – покажем эту штуку Грифонам и посмотрим, что они скажут.

Обратный путь они прошли намного быстрее. Откуда-то появилось ложное ощущение, что они возвращаются домой. Хотя оба понимали что это не так. Попутчики боялись, что туман, появившийся ниоткуда и исчезнувшей в никуда, вернется вновь. Поэтому дорога до двора за аптекой Пеля заняла совсем немного времени. Казалось, Грифоны ждали ребят с нетерпением и обрадовались, увидев их живыми. Один Грифон лежал у подножия башни, пока второй прохаживался неподалеку от арки.

– Какая интересная у тебя штука! – сказал он.

– У нас есть вопросы, – ответил Никита, – Стараясь перевести разговор в нужное русло. Что это за место? Вы ведь мифические создания. Вас нет.

– В твоем мире нет, – ответил Грифон.

– Значит мы не в моем мире?

– Пора бы догадаться, – казалось, что мифическое существо получает удовольствие от того, что дурачит Никите голову.

– Тогда где мы?

– Интереснее вопрос «кто вы?».

– Кто?

– Путники.

– Путники?

– Да. Вы встали на путь и должны пройти его до конца, таков порядок.

– А если я откажусь? – спросила Наташа.

– Тогда ты останешься на этих улицах навсегда. И рано или поздно просто не успеешь убежать от тумана. Вы же видели туман?

– Вы знаете про туман? – спросил Никита.

– Конечно знаем. Туман забирает путников, которые сбились с пути.

– Тогда вы знаете и об этом, – Никита показал анкх.

– А вот об этом мы как раз не знаем почти ничего. Зато знаем тех, у кого можно найти ответы. Вам пора познакомиться со Сфинксами.

– Сфинксами? – Наташа выглядела растерянной.

– Примерно такие же зверушки как эти, только чуть пострашнее, – ответил Никита, – Пойдем.

Они вышли со двора и отправились в сторону Университетской набережной.

– Сфинксы древние стражи, охраняющие границы миров. Это мифология древнего Египта, откуда их и привезли в Питер. Там Сфинксы охраняли гробницы фараонов.

– Из всего, что ты сказал, я мало что поняла. Но, кажется, вспоминаю. Это же памятники возле Академии Художеств.

– В нашей прошлой жизни да. А чем это будет здесь узнаем, когда прием на место. Если Грифоны ожили, то и эти киски вряд ли остались мертвым гранитом.

Анкх в руке Никиты начал нагреваться и слегка вибрировать, когда они прошли по девятой линии и свернули налево, в сторону Благовещенского моста. Открывшаяся панорама на город выглядела зловеще. Здания утопали в тенях, частично они разрушались. Где-то виднелись следы бомбежек. Здание, в котором когда-то жил мистический художник и путешественник Николай Рерих, пугало темными провалами окон, в которых клубилась такая же чернота, что и в вестибюле метро. Казалось, что все эти окна смотрят на них. Но вокруг никого не было. Только Нева плескала мелкой волной в гранитные набережные. Лишь этот звук был отчетливо слышен в гулкой тишине.

– Слушай, а мы же пили?

– Я бы сказал, что мы пили слишком много, – ответил Никита, – Чудо, что я выбрался из всех этих запоев целый, без тюремного срока и серьезного вреда для здоровья.

– А я не выбралась, – сказала Наташа, – Я не выбралась. Правда, я не очень уверена, что это вообще была я. И что я вообще была. Как будто все это игра и лишь часть меня. Совсем небольшая часть. Одна из граней.

Сфинкс повернул голову. Золотая грива обрамляла удивительно мягкое и спокойно-решительное лицо.

– Приветствую вас, жители Петрограда.

Никита почувствовал острое желание склонить голову и перед этим древним существом. Удивительно, но Наташа сделала тоже самое. Не сговариваясь и даже не глядя на него. Похоже, что теперь они были слегка разобщены. Каждый был сам по себе.

Второй Сфинкс задумчиво смотрел в сторону залива, словно видел что-то недоступное для других за горизонтом свинцовой толщи воды.

– Где мы?

– Вы в Царстве теней, Никита. И вы должны пройти свой путь до конца прежде, чем двигаться дальше.

– Что это за место?

– Это место, в котором встречаются прошлое, настоящее и будущее. Здесь нет времени, нет привычных законов и догм. Это даже и не место, строго говоря. Потому, что это Нигде.

– Значит, мы умерли?

– У нас нет такого понятия. Вы путники, которым надлежит пройти свой путь до конца. В конце вас ждут все ответы.

– Мы нашли анкх.

– Значит, вы уже встали на путь. Оставьте анкх здесь и отправляйтесь в прошлое, чтобы получить посох и постичь тайну жизни.

– Но где его искать?

– В прошлом. Теперь идите. И берегитесь тумана, он растворит вас в себе и отрежет пути назад.

– Знаешь, никогда не думал, что все произойдет вот так. Ведь у меня в жизни были разные ситуации, которые могли закончиться смертью. Но почему-то то смерть пришла и все случилось совершенно не так и не там, как я мог себе представить, – сказал Никита, когда они отошли достаточно далеко от древних существ.

– Послушай, – спросила Наташа, – Если я умерла и это не Питер, то где же мы и что это за место?

– Я не знаю, – сказал Никита, – да и откуда мне знать? Возможно, что именно так и выглядит загробная жизнь.

В этом сумрачном городе не было ни ангелов, ни бесов, ни всего того, что могло бы ждать верующего после смерти. Да и смерти ли? Вместо этого были какие-то бесконечные сумерки и бесконечный путь в весьма неожиданной компании. Ответов, что это все такое, у Никиты не было. Также, как и ответов, зачем это все. Но делать что-то было необходимо. Хотя бы для того, чтобы не думать об этом.

Прошлое. Интересную задачку загадали Сфинксы.

– Наташа, какое у нас может быть прошлое?

– Ты знаешь, какое.

– Предлагаю навестить Красный треугольник, ведь именно там мы провели довольно много времени вместе.

– Подождите!

Путники стояли в начале Благовещенского моста, когда со стороны досов к ним метнулась рыжая тень

– Вы ведь не собираетесь оставлять меня здесь одного?

– Пойдем, Кот.

Мост выглядел надежно, но переходить его было страшновато. Однако выбора у них не было.

– С этим мостом была забавная история, – сказал Никита, – тогда он назывался мост Лейтенанта Шмидта. Мы с Егором вернулись со школьных каникул. До учебного года оставалась примерно неделя и мы решили встретиться, чтобы рассказать друг другу как провели лето. Телефоны тогда были проводные, стационарные. Мобильных телефонов в то время еще не придумали, поэтому требовалось заранее договариваться о месте и времени встречи. Мы договорились встретиться возле этого моста, но не уточнили где именно. В результате я ждал его на своей стороне, а он меня на своей. Тогда мы так и не встретились.

– Сколько же вы прождали?

– Не помню точно. Я ждал несколько часов. Как же сильно я на него разозлился тогда. Только вечером мы созвонились по стационарному телефону и все выяснили. Было довольно смешно. Он ведь тоже прождал меня несколько часов на своем берегу и тоже злился, что я не пришел.

Они уже дошли примерно до середины моста, который назывался теперь Благовещенским. Нева расстилалась по обе стороны. Вид открывающийся на город завораживал. Питер всегда выглядел серым, даже на цветных фотографиях. Особенно в осенне-зимние месяцы. Сейчас город тоже был таким. Наверное, так Питер мог выглядеть в часы утренних ноябрьских сумерек. Никита вспомнил, как они с мамой ходили в детский сад зимой. Только тогда вокруг было совсем темно, а под ногами хлюпал снег вперемешку с водой. Зато впереди ждали яркий зал, друзья и завтрак. Никита вспоминал об этом и хмурое утро казалось ему уже не таким хмурым.

Но там, где они были сейчас, синего цвета практически не было. Здесь все казалось серо-серебряным, словно на какой-то сумеречной гравюре.

– Я здесь редко бывала, – сказала Наташа.

– Да, – ответил Никита, – я помню. Ты жила на обводном канале, в какой-то общаге или коммуналке. Помню как-то раз, когда я был у тебя в гостях и засиделся допоздна, пришел Егор. И я, уже сильно пьяный, ушел пешком домой, чтобы оставить вас наедине.

– Да, мы тогда предлагали тебе остаться.

– Я не хотел никому мешать. Кстати, по дороге я познакомился с бомжом и привел его к себе домой. Мы пили до утра, а потом он украл у меня телефон.

– Никита, ты всегда очень много пил. Почему?

– Хороший вопрос..

– А отец?

– Отца у меня никогда не было. Мать уехала от него, когда мне было три месяца. Отец не поехал за ней. Он приезжал только один раз, спустя примерно год после ее отъезда. Бабушка прогнала его и больше отец не приезжал ни разу. Помню, как я ждал своих четырнадцати лет, чтобы купить билет на поезд и поехать к нему. Но отец умер когда мне было двенадцать. Кажется, только бабушка любила меня по настоящему. У нее всегда было на меня время. Но бабушка умерла от рака еще раньше, чем отец. Со мной остались только вечно работающая мать и дед, про которого я тоже не могу сказать – любил он меня или просто выполнял то, что считал нужным.

За разговорами Никита и Наташа подошли к новой сцене Мариинского театра.

– Тебе нравится эта постройка? – спросил Никита.

– По большому счету, мне все равно.

– А я еще помню Дворец Культуры с бильярдным клубом, который стоял на этом месте, – улыбнулся Никита, – Кажется, я слишком стар для этого города. А может быть того города, для которого я молод, больше нет. Мы уезжали отсюда несколько лет назад. Посмотри на новое здание слева, посмотри на синий забор, за которым строится новая станция метро, посмотри, сколько земли они намыли на Васильевском острове – остров вырос почти в два раза. В детстве я жил на Шевченко и ходил купаться на пляж возле Прибалтийской. В то время там был пляж. Сейчас от Прибалтийской до пляжа несколько километров.

Нет больше свалки, по которой я так любил гулять в детстве. Разрушается и разваливается ЛенЭкспо, в котором прошло мое детство. Там теперь центр Российско-Китайской дружбы, строятся новые жилые кварталы. Прямо возле воды, навсегда меняя привычный уклад.

Стрела газовой корпорации пронзила северное небо, разрушив панораму города и старый канон и том, что высота зданий не должна превышать двадцати метров. Это уже не Питер, совсем не Питер. Мы идем с тобой по старой части города, но даже она не та, что прежде. Теперь здесь живут совсем другие люди, со своими интересами. Не те, что жили раньше. Это уже другой другой мир. Не наш.

Наш умирает и отступает в прошлое, прячась за строительными лесами с напечатанным на них изображением исторических фасадов. Проваливаясь вместе с ржавыми старыми крышами, утекая в черноту подвалов навесных дворов. Теперь это Saint-Petersburg. Новый, яркий, модный, современный и молодой.

Он слишком сильно отличается от старого. Я не могу представить кареты запряженные лошадьми возле здания нового театра, мальчика с газетами, почтальона или молочника среди небоскребов на намывных территориях. Не могу представить громкоговоритель, объявляющий воздушную тревогу. Или строгого профессора в пальто, с портфелем полным стихов, где-нибудь в Мурино. Это уже не Питер.

– А где же тогда Питер?

– А был ли он когда-нибудь? Иногда мне кажется, что это все мне приснилось. Знаешь, я ведь писал стихи. Еще до того, как начал играть на гитаре.

– И как, красивые были стихи?

– Глупые. Наивные и глупые.

Глава IV. Треугольник

Красный Треугольник молчал. Он выглядел мрачно и в настоящем Питере, а здесь казался древними руинами. Никита с Наташей прошли знакомой дорогой через проходную, пересекли большой двор, свернули в переулок и оказались перед пятиэтажным зданием из красного кирпича.

Когда-то здесь было проведено множество часов. Здесь встречались музыканты, отсюда они ездили на концерты, сюда приезжали на репетиции, здесь пили пиво, курили, и не всегда сигареты, обсуждали новости, жили и работали над созданием чего-то большего, чем музыка.

Тогда Никита хотел вложить в свои песни максимум смысла. Ему казалось, что он может что-то донести до большого мира, найти единомышленников, показать другим свой внутренний мир и громко заявить о себе.

– Наташа, а что было для тебя главным в нашей группе?

– Попадать в ритм, – Наташа улыбнулась.

На секунду показалось, что ничего вокруг не было, и они снова стояли возле своей репточки, готовясь начать репетицию. Вот только не было рядом Егора, не было ребят, не было гитары за спиной, не было ничего. А дружелюбная когда-то дверь кирпичной пятиэтажки зияла чернотой.

– Слушай, мы все равно это сделаем. Зачем тянуть время? Пойдем! – Никита решительно нырнул в темноту. Наташа кинулась следом.

Ничего не было видно, но Никита помнил дорогу. Он помнил разрисованные граффити стены и знал, где находится шахта грузового лифта, в которую можно было упасть зазевавшись. На ощупь Никита пробрался к тугой двери, ведущей на последний этаж, и дернул ее на себя так, как делал это всегда.

Посреди репетиционного зала освещаемого слабым светом, падающим из окон, стояла микрофонная стойка. Вернее, так показалось Никите сначала. Подойдя ближе он увидел, что это посох. Видимо, египетский. Раз уж анкх был оттуда, то и эта штука тоже должна иметь отношение к Сфинксам. Никита попробовал оторвать посох от пола, но не смог. Посох стоял как вкопанный, даже не шелохнулся.

– Видимо это твое прошлое и брать его тебе, – сказал Никита.

Наташа подошла к посоху, но тоже не смогла оторвать его от пола.

– Похоже нам снова придется брать его вместе, – сказал Никита.

– Я не хочу.

– Я тоже не хочу, но какие могут быть варианты?

– Дай мне немного времени, хорошо? Наташа отошла к окну и посмотрела в него.

Казалось, что внутри они в безопасности. Но оба понимали, что это обманчивое ощущение.

– Спой, Никита?

– Хорошо, – Никита начал тихонько петь.

Я замерзаю в этой квартире.

Окна заклеены тонкой бумагой.

Северный ветер гуляет по венам.

Мысли застыли в голове.

Вязкая жидкость, похоже на время,

перетекает из угла в угол.

Я ощущаю себя в музее,

в музее сломанных восковых кукол.

Часы стоят…

Наташа начала подпевать.

…И времени нет,

Вперед, назад – одинаково.

Пройдет еще полтысячи лет,

пока весна растопит лед.

С орбиты сошел еще один спутник.

Слеза прокатилась по Наташиной щеке.

– Я готова, – сказала она.

Их руки сомкнулись на посохе.

***

Егор стоял там же, где недавно стояла Наташа. Он также смотрел вдаль, как это делала она.

– Значит, вы встречаетесь?

– Так получилось.

– У вас все серьезно?

– Я не знаю.

– Это не мое дело, конечно. Но все это немного странно. Тебе не кажется?

– Слушай, но вы же с ней расстались.

– Расстались. У меня другая. Но кажется, что Наташа просто ищет способ оставаться возле меня. Ты же знаешь, что на прошлой неделе мою новую девушку избили в подъезде и она говорит, что Наташа ей угрожает?

– Знаю.

– Что будем делать?

– А что мы можем сделать? Девочки должны разобраться во всем сами. Ты уже сказал Наташе все, что должен был. Остается только ждать, пока она поймет и примет очевидное.

– А она сможет принять?

– Я не знаю, что она сможет, а чего нет. Я не могу заглянуть к ней в голову.

– Слушай. Ну раз уж так получилось, скажи – как она тебе?

***

– Машина сбила меня не случайно. Я знала, что она будет там проезжать.

– Знаю, Наташа. Чего я не знаю, так это почему мы должны все это переживать заново.

Они сидели на полу репетиционного зала, посох лежал между ними.

– Наверное сейчас снова набежит туман, – сказала Наташа.

Никита подошел к окну. Зрелище было отвратительное. Внизу колыхались черные волны, словно Нева вышла из берегов. Только это были волны из дыма, сажи и черных фигур, снующих в беспорядке. Кот, который все это время был вместе с ними, начал шипеть. Никита сел спиной к окну, возле подоконника.

– Только не говори мне, что нам придется снова браться за этот посох вместе.

– Не придется, – в дверях появился Никита. Точнее не совсем Никита. Точнее совсем не Никита. Однако это был он.

Вместо глаз у того, кто так сильно смахивал на Никиту, зияла пустота. На запястьях багровели шрамы от вскрытых вен.

– Идем со мной, малыш, у нас есть незаконченное дело! – с этими словами внезапный гость в два прыжка приблизился и схватил Никиту за горло. Свет померк.

– Ну привет! Долго ты до меня добирался.

Никита оказался дома, на собственном диване. Казалось, что здесь было немного светлее, чем во всем городе. Да и предметы внутри были не такими серыми и однотонными. Словно все вокруг дышало какой-то новой энергией. И тут Никита вспомнил, как трясся в ванной и резал вены в пьяном неврозе, как пытался повеситься на турнике, как вскакивал среди ночи от кошмарного ощущения удушья и парализованный следил в ужасе за темной фигурой, нависшей над ним.

– Я это ты, ты это я. И ничего не надо нам, – улыбнулся пустыми глазницами его визави, – Вспомнил? Отлично! Как мы там писали?

Грусть и холод, серый лед.

Город, кажется умрет. Наплевать.

Надоело мне дышать,

И надеется, и ждать. Наплевать.

Что? Все будет хорошо?

Подождать чуток еще? Наплевать!

Закажи мне крест и гроб,

Я теперь уже готов умирать.

– Довольно талантливо, не находишь? – он засмеялся и отложил тетрадный листок, взятый со стола.

Черный человек. Никита знал его. Они встречались раньше, когда черный человек хотел забрать его жизнь. Однажды ночью Никита проснулся от того, что задыхался. Чувствуя сильное удушье он с ужасом попытался вздохнуть, но не смог. Воздуха не хватало. Невозможно было сделать ничего, лишь наблюдать за происходящим. Единственное, что слушалась Никиту – это глаза. Правда он не был уверен, что это были именно глаза. Обычно Никита носил контактные линзы и видел не очень хорошо, но по ночам он был без них. Однако сейчас видел все также четко, как в линзах.

Никита увидел свою комнату, залитую ночным синим светом, и черный силуэт, стоящий над кроватью. Силуэт не двигался. Не двигался и Никита, бешеным усилием воли пытаясь сделать хоть что-нибудь. Тело не слушалась. Наконец, спустя какое-то время, показавшееся вечностью, Никита смог слегка пошевелить большим пальцем на ноге. Это стало толчком к тому, чтобы жизнь постепенно начала возвращался в тело. Спустя еще целую вечность ему удалось оттолкнуться рукой от кровати и перекинуться на спину сделав глубокий вдох, больше похожий на стон. Так он первый раз познакомился с черным человеком.

Но это встреча оказалась не единственной. Ночное удушье и черный силуэт возвращались к нему снова и снова раз. Дошло до того, что Никита боялся засыпать, так как знал, что снова встретит его. Закончились приступы довольно необычным образом.

Постепенно Никита стал осваиваться в этом ужасном состоянии. У него начало получаться отделяться от парализованного тела и словно парить над ним. Внутри все закипало и протестовало. Хотелось выкинуть черного человека из комнаты. В один из таких дней он смог вылететь из тела достаточно далеко и кинуться на ненавистную тень. Комната наполнилась необычным сиянием и все стало видно как днем несмотря на то, что пространство было погружено в темноту. Никита или то, что считало себя им, летел в сторону преследователя и орал матом на всю вселенную, желая тени убираться прочь. В тот раз ему удалось прогнать черного человека до входа в квартиру.

С удивлением Никита заметил, что в прихожей стояли вещи, которые были выкинуты несколько лет назад, после смерти деда. Справа на стене висело зеркало, которого там давно уже не было. Никита схватил тень за горло и увидел испуганное лицо, перепачканные сажей. Почему-то захотелось поцеловать это лицо и Никита не стал себя сдерживать. Не сговариваясь они оба повернули головы вправо и посмотрели в зеркало. Тень исчезла а то, что было Никитой, вернулось в тело.

Можно было бы назвать это ночной галлюцинацией, но по странности совпало так, что в эту же ночь очень сильно избили его соседку по лестничной клетке, когда она вышла покурить на пролет. Избили до крови, до криков, до приезда полиции. И эти ночные избиения продолжались еще несколько дней.

Каждый раз приезжала полиция, которая никого не находила. Каждый раз соседка продолжала выходить покурить по ночам на лестницу и каждый раз кто-то караулил ее за дверью. В конце концов ее избили так, что она отправилась в больницу. На этом все и закончилось. Но ощущение ужаса паралича и яростное желание сопротивляться въелось Никите в кости. Теперь у него было только одно желание – поскорее расквитаться с черным человеком и выгнать его вон. Страха не было. Была решительная ярость.

– Не забудь, что там была и вторая часть, – сказал Никита.

Ты уходишь как всегда – не прощаясь.

Я смотрю на твою спину косую.

И на лужах, в пузырях, что от капель,

нашу следующую встречу рисую.

Кто тебе я? Для чего ты так грубо

разбиваешь раз за разом мне сердце?

Повторяюсь и опять ищу встречи.

И рискую, рискую, рискую.

Ты уходишь как всегда – не прощаясь.

Я опять смотрю на спину косую.

И на лужах, в пузырях, что от капель,

я рисую, я рисую, рисую.

– Да, была. Романтичный ты пенек. Была! Там было еще много частей. Почему ты не дал мне слово, когда я этого хотел? Почему не дал мне закончить начатое? Почему ты так противишься тьме? Разве в тебе есть хоть что-то светлое? Кем ты себя возомнил? Неужели ты думаешь, что ты хозяин нашей жизни?

– Кажется, мы заключили договор? Разве я тебя не отпустил?

– Спасибо великодушно! Только ведь я не собираюсь уходить до тех пор, пока не закончу все, что собирался сделать.

– Что именно?

– Убить тебя, мой хороший. Убить тебя.

В глазах у Никиты потемнело.

– Никита!

Никита открыл глаза. Над ним склонилась Наташа.

– Ты в порядке?

– Не совсем. Что произошло?

– Он кинулся на тебя и мне пришлось дать ему по голове этой штукой, – Наташа показала посох.

– Что было дальше?

– Он превратился в дым и исчез.

– Сколько времени я был без сознания?

– Не знаю, пару секунд. Кто это был?

– Это было мое незаконченное дело. И теперь я знаю, куда нужно идти.

Туман отступил. По Лермонтовскому проспекту в сторону Васильевского острова двигались трое. Кот, девушка и парень. С неба медленно падали хлопья то ли снега, то ли пепла. Холодно не было, ветер стих. Было тихо, сонно и сумеречно. Город засыпал и проваливался в вечность. Только эта странная троица создавала в нем хоть какое-то подобие жизни. Когда они подошли к синагоге, Наташа спросила:

– Мне кажется, – сказала Наташа, – Что все, что с нами было, все наши переживания, волнения и впечатления, все то, что было в нашей жизни, уже не важно. Можно сказать, что это просто игрушки. Подумай сам, здесь и сейчас с нами не осталось ничего из того, что было тогда таким реальным. По большому счету, нужно ли нам то, что осталась с той стороны? Вещи, книги, фильмы, письма, все наше имущество.

– Великий Тамерлан сказал, умирая: «Я держал этот мир на ладони, но так и не смог забрать его с собой». Поэтому да, я с тобой согласен. Мы приходим в этот мир и уходим из него поодиночке. А все, что происходит с нами здесь, остается здесь же. И я сейчас не только материальные ценности. Посмотри, сколько переживаний, страданий и чувств – ненависти, любви, злости, радости и всего остального было с нами. Теперь все осталось в прошлом и не имеет ровно никакого значения. Мало кто знает даже своих прабабушек и прадедушек, не говоря про более старшие поколения. А ведь у них тоже все это было.

Мы просто бултыхаемся в реке жизни. Кто-то не понимает, что происходит. Кто-то пытается понять. Только это все не имеет никакого значения и больше похоже на какие-то миражи и обман зрения. А может ты права, и это все действительно игрушки.

Пока каждый из нас стремится набрать побольше игрушек для себя, собирая вокруг все, что только может достать и пряча это от других, кому-то не хватает того, чего могло хватить на всех. А потом это лежит где-то, собранное в кучу, наверху которой сидит единоличник, кричащий «Это мое!». Так и рождается большая часть войн и конфликтов. Если бы мы изначально понимали, что это все общее и все для нас всех – ничего подобного бы не случалось. И мы ведь играем не только с вещами, но с другими людьми. Играем друг другом, а кто-то играет нами. Получается, что живя в игрушечном мире мы становимся игрушками сами.

– Значит все вокруг игрушки, и все вокруг игроки?

– Получается так. Но благодаря тому, что ты играешь, думаешь, чувствуешь и переживаешь, ты становишься осознанным и растешь. Это и есть награда, добраться до которой можно только одним путем – переиграв со всем, что тебя окружает и поняв, что все это не имеет никакого смысла.

Никита с Наташей пересекли мост и вернулись к Академии Художеств.

– Ты знаешь своих дедушек и бабушек? – спросил Сфинкс.

– Конечно.

– А прадедушек и прабабушек?

– Нет.

– В том и дело. Вы, люди, лишь мимолетный всполох. Отблески великого на ткани мироздания. У вас нет даже малейшего понимания об истинных размеров мира. Вы даже на можете удержать в голове свою родословную, хотя бы на десять колен назад, вглубь веков. Для нас вы похожи на насекомых или животных, в жизни которых немало смысла. Просто еще одна разновидность сущего, суетливо собирающая материальные погремушки в свои норки, ставшие для вас прибежищем на час, по пути из ниоткуда в никуда.

Сфинкс улыбался краешками рта.

– Что из того, что я не помню свою родословную, если даже такие великие и древние существа заперты здесь вместе со мной. Кстати, туман не щекочет вам пятки, когда наступает? – Никита тоже умел изысканно потушить.

– Значит, ты встретил себя? – сменил тему Сфинкс.

– Да. И теперь мне нужно попасть домой. Я чувствую, что он там, ждет меня.

– Возможно ты и прав, – ответил Сфинкс. – Оставьте здесь посох и двигайтесь дальше. Но перед тем, как идти домой, загляни на могилу предков, Никита. Это необходимое условие.

Впереди уже виднелась ограда за которой чернел лес. Это было Смоленское кладбище. Место в котором нетрудно заблудиться. Именно на этом кладбище были похоронены бабушка и дедушка Никиты. Сфинкс сказал, что нужно их навестить – значит стоило это сделать. Никита понимал, что происходит явно что-то не то, но у него не было других вариантов. Поэтому он просто двигался вперед. Путники вошли на территорию кладбища.

– Знаешь, а ведь в конечном счете все было не так уж и плохо.

– У кого?

– У нас всех, наверное. Даже у тебя, Наташа.

– А почему бы и нет. Ведь, по большому счету, ничего не кончается. А добро и зло всего лишь условности.

Они свернули с главной аллеи на боковую дорожку и приблизились к памятнику.

– А, вот и они, – сказал Никита, – Мои бабушка и дедушка.

С эмалевых фотографий на гранитном монументе на них смотрели довольно симпатичные мужчина и женщина.

– И что? – спросила Наташа, – Что-то должно произойти?

– Я не знаю, – сказал Никита, – Пока никто ниоткуда не появляется и ничего не происходит. Хотя, знаешь, мой дедушка был старовером и у него был староверческий крест. Когда он умер, его отпевали по обычному православному обряду. Возможно это не очень хорошо.

Спустя какое-то время дедушка явился ко мне во сне и попросил вернуть ему его крест, который хранился дома. Он являлся несколько раз, я хорошо это помню. А я тогда довольно сильно пил. И как-то раз, набравшись смелости, я пришел на кладбище ночью. Было страшно и темно, где-то рядом лаяли собаки. Алкоголь горячил кровь. Я пришел на могилу к деду и закопал в нее его староверческий крест. А потом просто уснул и проспал на кладбище несколько часов. Когда я проснулся то понял, что самый страшный зверь в темноте – это ты сам. С тех пор я ничего не боюсь. Ну почти ничего.

Никита протянул руку и погрузил ее в могилу. Немного поискал и вытащил оттуда старообрядческий крест облепленный комьями земли.

– Вот и он, – сказал Никита, – Видимо, вы приходили сюда для этого и теперь осталось совсем немного. Нужно попасть ко мне домой.

– Подожди, – сказала Наташа, – У меня ведь тоже есть незаконченное дело.

Они уже выходили из ограды кладбища, когда Наташа спросила:

– А ты скучаешь по тем временам? Ты вообще почему нибудь скучаешь? – Наташа посмотрела в глаза Никите.

– Нет, мне ничего не жаль. Теперь нет.

– Почему?

– Потому, что все, что было, уже случилось. И навсегда осталось в истории и в моем сердце. Это все уже никуда не денется и навсегда останется со мной. А зачем скучать по тому, что никуда от тебя не уйдет? Конечно, мы меняемся. Становимся другими, вырастаем. Изменяются наши интересы и круг общения. Уходят старые друзья.

Когда я ушел в ремиссию и перестал употреблять алкоголь от меня отвернулась большинство из тех, кто был со мной раньше. Просто у нас стали разные интересы. Глупо пить молоко на каком-нибудь празднике, где все пьют вино. Точно также глупо пить вино там, где все пьют молоко. Для каждого занятия и каждого дела есть свои время и место.

Мы приходим в эту жизнь для того, чтобы встретиться, сказать друг другу какие-то важные слова, попрощаться и двинуться дальше. Каждый в свою сторону. И все, что у нас остается – это то, что остается внутри. Я не про какие-то сокровища или материальные блага, а про самые настоящие сокровища. Про дорогих нам людей и дорогие чувства. Я верю, когда-нибудь мы обязательно встретимся снова. И, как видишь, с тобой так и получилось. Кстати, куда мы идем?

– Мне очень нужно попасть туда, где я рассталась с жизнью. Я хочу вспомнить свои последние мгновения, чтобы понять, все ли я сделала так, как хотела.

– И куда же мы направляемся? – спросил Никита.

– На Площадь Восстания.

Они шли утопающему в тенях Васильевскому острову. С кладбища вышли на Малый проспект, потом повернули налево и двинулись в сторону Петровского стадиона. Разумеется, было бы здорово иметь под рукой какой-нибудь транспорт. Но никакого транспорта не было. Хотя гулять по городу и вспоминать прошлое было довольно приятно. Никита украдкой взглянул на Наташу. Ее лицо было полно решимости, волосы слегка развевались от ходьбы. В целом Наташа выглядела достаточно спокойной.

– Знаешь, – сказала Наташа, – Мы ведь с Егором прожили вместе несколько лет. Даже хотели, чтобы у нас был ребенок. Но из-за моих проблем со здоровьем это никак не получалось. Егор тогда работал на стройке и хорошо зарабатывал. Большую часть денег мы тратили на то, чтобы поправить мое здоровье. И самое обидное, что когда это получилось и я наконец-то забеременела, мы расстались, по его инициативе. Я попыталась с ним встретиться и объяснить ситуацию, но у него уже была другая. Ему пришлось отказаться от от меня, а мне пришлось отказаться от ребенка.

Помолчали.

– А что там, на Невском? – спросил Никита.

– Там послание, которое я оставила. Возможно, когда я его увижу, смогу вспомнить все до конца. Слушай, а расскажи мне про свое детство, – вдруг попросила Наташа, – Был ли ты счастлив когда-нибудь?

– Сейчас мне кажется, что детство – самое лучшее время. Самая яркая и сильная часть жизни. Ведь чем старше я становлюсь, тем чаще мысленно в него возвращаюсь.

– Детство тоже бывает разным, – сказала Наташа, – Я ведь никогда не рассказывала тебе про свое детство. А там было о чем рассказать. Хорошо помню, как меня наказывала мать – лупила шнуром от утюга. Она раздевала меня, ставила в середине комнаты, орала и хлестала меня шнуром от утюга. Это называлось воспитанием.

Наверное, она меня била потому, что ревновала к соседу, который меня домогался. Но когда ей об этом говорила она делала вид, что не верит. В то время мы жили в небольшом Северном городе и единственный кто мог мне помочь, мой самый верный и надежный товарищ, мой друг – очень быстро сторчался и погиб из-за наркотиков.

Из-за наркотиков в нашем городе вообще очень много людей умерло. В какой-то момент одна банда не поделила что-то с другой и по городу началась резня. Буквально в течение суток было убито несколько моих друзей и подруг. До меня в тот раз не добрались каким-то чудом. Потом было следствие, допросы, угрозы. Из-за этого мне пришлось тогда уехать.

– Да, – сказал Никита, – Действительно, у каждого из нас за плечами своя грустная история. Егор мне что-то рассказывал об этом. Удивительно, что после всего ты осталась такой жизнерадостной и уверенной в себе. Хотя знаешь, если подумать, то большинство моих знакомых девушек имеет непростую судьбу.

Например, на соседней со мной улице жила художница, которая была старше меня на десять лет. Она сама со мной познакомилась, когда я купался в Ленэкспо. Эля была довольно необычная и яркая девушка. Она была художницей и модельером. У нее даже прошло несколько модных показов. Я помню, как она все говорила о том, что хочет написать книгу о себе и своей жизни.

Правда, мне почему-то кажется, что она уже ее не напишет. У Эли было два мужа. Первый все время выпивал и лупил ее, а второй о ней заботился. Но и со вторым она тоже развелась. С ней у нас не было отношений в том смысле, в каком их можно придумать. Мы просто то какое-то время были близки и проводили время вместе. До того момента, пока она не подставила меня. У Эли были проблемы с алкоголем и контролем над собой. В какой-то момент она позвонила мне и попросила приехать, чтобы помочь ей дойти до дома. Я приехал туда, куда она сказала, и попал прямо в центр скандала.

Оказалось, что она там со всеми перессорилась, всем наговорила кучу гадостей, всем угрожала и сказала, что сейчас приеду я и всем там наваляю. В общем, поставила меня в довольно неудобное положение. Еле-еле удалось урегулировать конфликт мирным путем. Оказалось, что там она пропивала деньги, которые я дал ей на покупку парикмахерских ножниц. С ее слов она хорошо умела стричь и для того, чтобы выбраться из тяжелой жизненной ситуации ей не хватало именно парикмахерских ножниц, чтобы она могла начать стричь на дому.

Так вот, эта художница постоянно получала от своего первого мужа. Как-то раз он ее избил особенно сильно – приехал к ней в квартиру, выбил все окна, поколотил ее и ушел. Я тогда предложил заступиться за нее и поговорить с ним по-мужски. Но Эля отказалась и сказала, что он ее любит, просто темпераментный и глупый. Сказала, что трогать его не надо. А через несколько дней второй муж ставил в ее квартире новые окна взамен тех, которые выбил первый.

Иногда мне начинает казаться, что несчастные пьяные женщины – это фирменный стиль Питера. И ведь нельзя их ни в чем обвинять. У всех нас достаточно поводов, чтобы выпить. Например, моя соседка, у которой при взрыве погиб брат. Вполне понятно, почему с тех пор их семья начала крепко прикладываться к бутылке. Возможно, их это и не оправдывает, но тем не менее – повод у них был. И повод достаточно сильный.

Или соседка Егора по коммуналке, женщина в годах, как нам тогда казалось. Сколько ей было на самом деле я уже не помню. Возможно пятьдесят или шестьдесят лет. Всякий раз как наша молодая компания собиралась на гулянку она заглядывала в дверь и говорила: «Вы, конечно, можете послать меня куда подальше, если вам этого так хочется. Но я буду крайне признательна, если нальете немного вина».

Потом она проводила вместе с нами какое-то время, выпивала пару бокалов и уходила к себе. Вроде ничего особенного, но легкий флер романтики клубился над всеми девушками и женщинами, которых я знал в этом городе. Чего стоила пьяная женщина, которую я встретил посреди недели на Весельной улице и просто вынужден был проводить домой, так как сама она на ногах уже практически не стояла. Пикантности ситуации добавляло то, что я и сам был навеселе. Однако мы прошли уже почти весь остров.

Действительно, ребята уже прошли по Малому проспекту, свернули на набережную Макарова, прошли ее до конца и теперь находились на Стрелке. Самым быстрым способом попасть на площадь Восстания был Дворцовый мост. И хоть внешне он казался спокойнее, а обстановка вокруг была более умиротворенной, чем возле Благовещенского моста, легкий холодок все-равно пробежал у Никиты по спине, когда они ступили на главный питерский мост.

– А чем ты вообще занимался последние годы? – спросила Наташа.

– Работал и учился. Много писал.

– Что писал?

– Все подряд. Все, о чем меня просили клиенты. Статьи, посты, письма, буклеты, описания, презентации. Мало ли что еще можно писать за деньги.

– Получается, что ты писатель? – спросила Наташа.

– Я коммерческий писатель.

– И что, ты все время пишешь описания для таких-то заводов?

– Да нет. В последнее время у меня были более интересные проекты. Сейчас я работаю с крупными медиа холдингами, с крупными блогерами. Эти проекты дают больше творческой свободы и возможностей реализовать себя. Но знаешь, несмотря на то что, я столько написал, я ведь продаю текст вместе с правами на этот текст. И если бы ты встретила мои тексты в интернете, то никогда не узнала, что я их написал, ведь они не подписаны. А написал я действительно много. У меня даже есть такое чувство, что я уже стал частью медийного пространства, проникнув практически повсюду.

– А ты доволен тем, что у тебя получается?

– Да, безусловно. В отличие от занятий музыкой, во время которых я больше страдал из-за того, что не мог в полной мере реализовать творческий потенциал, здесь у меня все получается. Я пишу тексты которые оценивают. И не просто оценивают, а платят за них деньги. Это говорит об их качестве и о признании меня как специалиста. Но пока я еще не писатель. Ведь за каждым настоящим писателем обязательно стоит история, которая бывает даже увлекательнее, чем его книги.

– Значит пока ты не считаешь себя писателем?

– Пока нет. Но я постоянно меняюсь. Учусь, становлюсь лучше. Значит живу не зря и однажды смогу сказать, что внес свой маленький вклад в общее дело.

За разговорами перешли Дворцовый мост и прошли Дворцовую площадь. Постепенно приближаясь к мосту через Мойку.

– Забавный факт, – сказал Никита, – революция в семнадцатом году во многом была осуществлена малой кровью именно из-за того, что в Питере столько рек, каналов и мостов. Революционеры просто перекрыли доступ к Зимнему и Думе выставив патрули на ключевых мостах.

– Да я читала об этом. Интересная история.

– Наташа, а ты была счастлива?

– Да была. Хорошо помню день, когда мой друг подарил мне свой желтый мотоцикл. Это было незадолго до его смерти. Мы целый день провели вместе. Он учил меня кататься. А вечером мы просто сидели на крыше многоэтажки, пили пиво и смотрели как заходит солнце. Спустя несколько дней его не стало. Для меня этот день навсегда останется в памяти. Как и наши с тобой репетиции. На них тоже было здорово.

Помнишь ту маленькую комнатку на Советской улице, обитою ковролином? С маленьким окошком под самым потолком. Как мы играли там по несколько часов к ряду в разгар лета, в самую жару. А в перерывах выходили покурить в соседнюю комнату и обсуждали со звукорежиссером то, что у нас получается. Кстати почему ты тогда решил распустить группу?

– Это сложный вопрос. Мне кажется дело в том, что меня раздирали изнутри сложные и противоречивые чувства. Я не мог разобраться в себе и своем месте в этом мире. Мне было очень трудно и тяжело. Я сильно комплексовал, постоянно переживал и был в напряжении. Я был не в порядке, определенно не в порядке. Можно сказать, что я почти сходил с ума.

В таком состоянии, наверное самое последнее, что стоит делать – это пытаться направлять себя на внешний мир, вместо того чтобы сесть и подумать. Разобраться в своих чувствах, причинах, связях и всем остальном. Я слишком долго убегал от себя и своих проблем. И в какой-то момент я просто споткнулся. Тогда все и полетело в пропасть. Не только группа. Пропали мои отношения, моя работа и, в целом, моя жизнь. Это был очень сильный и очень масштабный кризис, через который мне нужно было пройти. К сожалению, он начался так внезапно, что у меня не было возможности предсказать его заранее. Извини, если разочаровал.

– Да нет, не разочаровал. А ты сам был счастлив когда-нибудь?

– Конечно был. Ведь наши чувства не могут оставаться в одном положении долгое время, иначе они просто притупятся. Возможно все переживания и страдания, которые случаются в жизни, нужны лишь для того, чтобы мы могли острее чувствовать себя счастливыми в те моменты, когда это действительно происходит.

Я могу думать все, что угодно. Но, наверное наиболее счастливым я был в те моменты, когда у меня появлялся отец. Пойми правильно – мой настоящий отец давно умер и я ни разу его не видел, не считая трехмесячного возраста. Но я имею в виду те моменты, когда моя мать пыталась завести какие-то отношения и у меня появлялась перспектива того, что в доме будет если не отец, то хотя бы отчим.

Глава V. Расставание

Проспект был величественным, как и всегда. Невскому очень шла эта внезапная опустошенность. Никита не любил этот проспект. Обычно Невский был переполнен туристами. Здесь было шумно, неприятно и беспокойно двадцать четыре часа в сутки. А Никита любил тишину и покой. Сейчас Невский проспект был тихим и пустым, и идти по нему было исключительно приятно.

– Ты же знаешь, – спросил Никита, – Что здесь неподалеку жил Егор?

– Конечно знаю, я же с ним встречалась.

Какое-то время шли молча.

– А что с ним было после того, как меня не стало?

– Да ничего особенного. Мы толком после этого не общались. Я знаю, что у него появилась новая девушка. Знаю, что появилась новая музыкальная группа. Внешне у него все было в порядке. А о чем он думал и переживал я не особо спрашивал.

– Иногда мне кажется, – сказала Наташа, – Что я я немного поспешила принимая решение. Возможно, если бы я осталась жива, у меня тоже сейчас были бы другой парень, другая музыкальная группа и, в общем и целом, было все в порядке.

– А разве от этого что-нибудь изменилось бы? Ты умерла снаружи, а кто-то умирает внутри, продолжая жить лишь для вида и не получая удовольствия от жизни. Именно так было со мной после всего, что случилось. Ведь с той девушкой, к которой я от тебя вернулся, у нас тоже ничего не вышло. Да, наверное и выйти не могло. Когда я стал старше я это отчетливо понял. Не обижайся, но ведь и у нас с тобой тоже ничего не могло всерьез произойти.

– Почему?

– Потому, что мы этого не хотели. Мы хотели другого. Мы хотели страсти, приключений, нового опыта. Все это мы получили. Но настоящая любовь есть, я это точно знаю.

– Откуда?

– Просто я ее встретил и теперь она моя жена. Была женой в том мире, из которого я попал сюда. Больше всего я хотел бы сейчас вернуться домой. Туда, где ждут меня любимая женщина и дети.

– Как и почему ты оказался здесь? – спросила Наташа.

– Я не знаю. Но в Питер я поехал не по своей воле. Я не хотел возвращаться в этот город. С ним у меня давно покончено. Просто мать попала в беду и я отправился спасать ее. Хотя теперь получается, что спасать нужно меня. Все постоянно меняется и не всегда так, как хотим мы. Увы, невозможно вернуться в прошлое и что-то изменить. Остается лишь принять то, что происходит с нами.

На самом деле у каждого из нас есть своя удивительная история. Каждое здание и помещение вокруг дышат историями и могут рассказать многое. Видишь витрину этого обувного магазина? Раньше здесь был оружейный. И не просто оружейный магазин, а центральный оружейный магазин, который работал с девятнадцатого века.

– Откуда ты знаешь про оружейный магазин?

– Я в нем работал.

– Как это?

– Сам не знаю. Просто искал работу, а им был нужен сотрудник. Я проработал здесь несколько лет и стал даже заведующим оружейным отделом.

– Ты торговал оружием?

– Получается так. В некотором смысле я торговал смертью. Хоть и не нажимал спусковой крючок, наводя ствол на живое существо.

– А у тебя было оружие?

– Да. В какой-то момент казалось уместным. Новый знакомый, новая компания, новые увлечения. Я закончил курсы, прошел проверку, получил разрешение и купил себе старую советскую двустволку ИЖ-58. Сделанная в пятидесятых годах двадцатого века, она представляла собой весьма добротное и хорошее оружие. Я даже стрелял из нее. Помню, что это был шестнадцатый калибр.

– И убивал?

– Не довелось.

Никита с Наташей стояли около Катькиного сада.

– А здесь мы гуляли вместе с женой в наше первое лето, когда она уже была беременна.

–Подожди, – сказала Наташа, – мне не по себе.

Она подошла как ограде и взялась за нее руками, слегка облокотившись.

– Может быть тебе нужно присесть и отдохнуть? – спросил Никита. Они зашли в Екатерининский сад и Наташа села на ближайшую ко входу скамейку. Никита сел рядом.

– Довольно неприятно видеть такое отношение к своему городу, – сказал незнакомец в сюртуке, вынырнувший со стороны боковой аллеи к путникам, которые расположились к нему спиной и до последнего не замечали странного человека.

– Кто вы такой?

– Наташа, стыдно не знать, – ответил человек, – Я хранитель и создатель этого места. Ты хотела получить ответы и сейчас ты все поймешь.

С этими словами незнакомец взял Наташу за руки. Глаза ее закрылись, голова откинулась назад, а сама Наташа начала медленно растворяться в воздухе. Никита хотел помешать, но не мог пошевелиться. Ему оставалось только смотреть за тем, как Наташа растворяется. Она превращалась в туман. Но этот туман был не черного цвета, а светло-серого. Все заняло не больше минуты. На скамейке остался один Никита, а рядом с ним стоял хранитель города.

– Вот и все, – сказал хранитель, – Ее путь завершен. А твой продолжается. Возьми этот ключ, он поможет найти ответы.

На том месте, где только что сидела Наташа, теперь лежал ключ. Ключ от города.

– Этот ключ даст тебе ответы в нужное время. Не теряй его! – человек в сюртуке отступил назад и скрылся в боковой аллее. Никита остался совсем один.

Никита сидел на скамейке и пытался понять, что ему делать дальше. На протяжении всего путешествия с ним была Наташа. Оказалось, что у них даже было совместное прошлое, хоть Никита и не вспомнил об этом сразу.

Теперь он остался совсем один. Такое часто бывало с ним в жизни. Как часто оказывался он один на один с одиночеством, тишиной и недвижимостью мира, словно застывая в пространстве и растворяясь в нем. Теряя связи с прошлым и не находя опоры в будущем.

Это было очень знакомое ощущение. В конечном счете мы все приходим в этот мир и уходим из него поодиночке. И сейчас Никита думал о том, что он снова встал на путь, который должен и может пройти только он.

Никита знал, что ему нужно. Вернуться в старый дом, где он прожил двадцать пять лет за шкафом, где нельзя было пользоваться духовкой потому, что это запрещал дедушка, где были старые, покосившиеся, деревянные никчемные рамы, продуваемые холодным осенним и зимним ветром, где был скрипучий пол, создавший впечатление, что ты находишься на корабле среди бушующего океана. Где Никита чувствовал себя пиратом на палубе брига, когда на крыше и в водосточных трубах завывал ветер, а под ногами скрипел паркет. Ему нужно туда. Именно там осталось последнее незаконченное дело. Но Никита понимал, что попав домой он уже не сможет вернуться обратно. Поэтому он решил сначала дойти до Площади Восстания. К тому месту, куда хотела попасть Наташа. А затем навестить другие места, которые были ему дороги.

– Ты что, забыл про меня? – голос Кота из-под лавки заставил Никиту очнуться, – А я, между прочим, все еще здесь.

Никита встряхнул головой, как будто возвращаясь от своих мыслей.

– Замечательно, вдвоем нам будет не так скучно. Знаешь что, Кот, давай пройдемся по городу напоследок. Я хочу запомнить его таким, какой он есть, и попрощаться с ним.