Читать онлайн Сердце ледяного мира бесплатно

Хочу поблагодарить всех, кто помогал в создании этой книги. Алену Занковец, которая была верным наставником и помогала улучшать текст. Мужа, который поддержал мою идею, а так подсказывал мне разные технические детали. Анфису Сажину, которая создала обложку и карту к книге, а так же не менее прекрасные иллюстрации. Всех бета-ридеров, которые помогали вычитывать и совершенствовать текст.

Иллюстрации: Анфиса Сажина

Корректор: Анна Оковитая

ЧАСТЬ 1

ЧЕЛОВЕК БЕЗ ИМЕНИ И ПРОШЛОГО

Глава 1: Встреча

Вначале был шум. Он напоминал шипение радио, которое не настроено ни на одну волну. Человек вслушивался в него в надежде уловить хоть что-то знакомое: слово, фразу, звук, но в ушах шумело и шипело. Потом появился треск, словно кто-то крутанул ручку. Треск превращался в писк, а затем в завывания ветра. Человек слышал, как от его порывов скрипели стволы деревьев, как пели птицы и где-то высоко и далеко стучал дятел.

Следующим вернулось зрение. Темнота превратилась в серо-синее пятно, всё в паутине трещин. Человек моргнул, но картинка чётче не стала.  Моргнул ещё раз, и пришло осознание, что он смотрит на небо. Сизое. Низкое. Осеннее. А трещины и пятна – это кроны сосен и голые ветви деревьев на его фоне.

Человек вдохнул запахи мха и прелой листвы. Провел ладонью рядом с собой – и почувствовал укол. Дёрнулся. Поднёс палец к глазам. Из ранки вытекла алая капля крови. Её вид словно запустил процесс оживления. Человек почувствовал, как по нервам побежал ток, как мышцы обретали силу и тело наполнялось соками.

Капелька текла по коже, оставляя за собой мутную красную дорожку. Он слизнул кровь и засунул палец в рот. Сел.

Перед ним простирался лес. Сосны да ели. Среди них виднелись деревья, совершенно голые деревья. Кустарники, что росли неподалёку, напоминал скелеты давно вымерших морских обитателей.

Человек чувствовал себя так, будто проспал ни одну сотню лет. Он запрокинул голову и почесал шею. “Как я здесь оказался?” Память выдавала пугающее ничего. Всё, что он помнил, это последние пару минут, когда оглушающий шум ворвался в сознание. А что было до него? Нет ответов.

“Кто я?”

Внутреннее знание молчало. Ни имени. Ни фамилии. Ничего.

Взгляд упал на руку, зацепился за что-то белое на коже. Вначале показалось, будто что-то прилипло. Может, нитка какая? Человек провёл ладонью по предплечью, в надежде стряхнуть, и заметил, что вторую руку тоже расчерчивали тонкие белые полоски. Человек поднес её поближе к глазам. По коже тянулась вереница тонких шрамов. Они напоминали письмена странных далёких народов. Но буквы и слова были непонятны, незнакомы. Человек осмотрел себя. Белёсые дорожки, переплетаясь между собой, покрывали руки, живот, уходили на спину.

“Что это такое? Откуда это?”

“Почему я голый?”

Человек напряг память и почувствовал, как внутри шевельнулось нечто тёмное. Тревога прокатилась по телу. Показалось, будто что-то ужасное приближается к нему. Человек вскочил на ноги. Сердце клокотало в груди. Бежать! Нужно бежать! Нужно найти людей, чтобы объяснили, ответили на вопросы!

Он бежал и бежал, а лес не думал заканчиваться. Наоборот, становился гуще и темнее. Человек резко остановился. Огляделся. Куда?

 Вдалеке послышался стук топора. Душа радостно затрепетала. Люди! Там люди!  Человек бросился в сторону звука. "Пожалуйста. Пожалуйста!" – шептал он себе под нос, моля неведомого бога. Но он не услышал. Звук пропал. Человек остановился. Лёгкие жгло. Мышцы ног ныли. Человек прислонился к дереву, чтобы отдышаться.

"Куда идти? Что делать?"

Он чувствовал себя кораблём, который затерялся в тумане.

"Нужно выйти к какому-нибудь поселению, попросить у людей помощи".

Внезапная мысль пронзила сознание.

"А если здесь нет людей? Совсем. Если он один-одинёшенек в этом мире?"

От этой мысли перехватило дыхание. Казалось, что лёгкие и желудок сжались в тугой комок. Дикий отчаянный крик рвался изнутри, но тело словно превратилось в камень и не позволяло ему вырваться наружу. Жгучие, колючие слёзы защипали глаза.  Человек упал на колени, обнял себя, чувствуя, как боль разрывает его изнутри.

Неподалеку хрустнула ветка. Человек насторожился. Слёзы тут же отступили, паника затихла. Уши уловили чьи-то лёгкие шаги. Среди боли и отчаяния зародилась надежда. Неужели сейчас он встретится с человеком.

Из-за дерева вышла высокая, статная женщина. Надежда скомкалась, подобно испорченному листу бумаги, уступая место настороженности. Женщина была странно одета: в грязное белое платье с наполовину оторванным подолом. Да и внешне она напоминала человека лишь отдаленно. Вроде две руки и ноги, но кожа отливала бледно-голубым оттенком, а волосы, пускай и грязные, были ярко-жёлтыми. А ещё уши! Они начинались у скул и, прижимаясь к вискам, тянулись к затылку. Такие уши не должны быть у человека!

"Кто это? Что это за монстр?"

Человек медленно отползал от существа. А она… нет, оно медленно приближалось. Жёлтые глаза уставились на него. Это был взгляд голодного зверя.

"У неё же нет зрачков!" – в ужасе воскликнул внутренний голос.

Волна ужаса прокатилась по телу. Он ощутил себя кроликом перед удавом и принялся отползать, но не отводил взгляд от монстра. А тот приближался, медленно и неспешна, словно знал, что добыча никуда не денется.

Спиной человек упёрся в дерево. Вот и всё. Он зажмурился, не хотелось смотреть в лицо смерти. Внутри всё как будто рухнуло в яму. Тьма была готова принять его в свои объятия навечно. Человек ждал. С чем приходит смерть? С невыносимой болью или блаженным забвением? Но она приходила с отчаянием. Всё заканчивается слишком рано и быстро! Он ещё не успел пожить нормально, не успел ничего разузнать! Как же всё это несправедливо!

Вдруг монстр заскулил. Человек приоткрыл один глаз. Изо лба и правого плеча существа торчали стрелы.  Ещё одна прорезала воздух и вонзилась в ногу. Монстр отступал назад. Споткнулся. Упал на спину. К нему подошла девушка. Поставила ногу на живот, натянула тетиву и выстрелила.

Человек в надежде и страхе уставился на незнакомку. Человек ли она? Рыжий тулуп с чёрным поясом. Колчан стрел на спине. На голове – косынка. Две длинные косы светлого песочного цвета. Кожаные штаны, заправленные в высокие чёрные сапоги. Похоже на человека. Нет этих длинных загнутых ушей. Но может у неё тоже эти пугающие глаза без зрачков?

Девушка опустила лук и повернулась к нему. Сердце радостно застучало, а с плеч, будто камень свалился. Нормальные глаза! Зелёные. С круглым зрачком! Правда, кожа показалась чересчур белой.

Захотелось броситься к ней на шею, обнять ее и радостно расплакаться, но человек сдержал порыв. Голос разума твердил, что не стоит. Не понятно, опасна она или нет.

Девушка что-то ему сказала, а он лишь глупо улыбнулся и помотал головой. Она восприняла это по-своему: кивнула, будто именно такой ответ ожидала, и продолжила что-то говорить.

В груди зачесалось и засвербило, словно он за что-то зацепился и содрал кожу. В висках сдавило, по лбу пробежал холодок. Речь, чужая и непонятная, приобретала смысл. Человек расслышал слово «нашла», «другие». Головная боль и свербение в груди внезапно исчезли, будто кто-то нажал на кнопку и всё отключил.

– … а еще бы минута – выпили бы вас! – воскликнула девушка.

Чужая речь стала родной.

– Выпили? – переспросил человек.

Спасительница кивнула. Она смотрела прямо в лицо и не опускала взгляд, стыдливый румянец окрасил щёки. Человек вспомнил, что он голый, и машинально прикрыл ладонью пах.

– Ладно, не важно. Нужно уходить, пока иллидов не набежало. Они же по одиночке не ходят!

Она схватила его за руку и потащила за собой. Человек оглянулся на монстра. Показалось, будто на его месте лежала ледяная статуя, облачённая в белое грязное платье.

Девушка шла быстрым шагом, а он еле поспевал: спотыкался о корни, ветки и иголки больно впивались в ступни. Один раз он чуть не упал.

– Меня Мириам зовут. А вас? – спросила девушка, не оборачиваясь.

– Я не помню.

– А как вы здесь оказались?

– Я не знаю.

– Бедненький, – вырвалось у Мириам.

На широкой дороге из серого камня их ждала лошадь, запряжённая в телегу с бортами из тонких, криво прибитых досок. Дно устилала грубая ткань, из-под которой торчали еловые лапки.

Рядом топтался высокий парень в тулупе тёмно-коричневого цвета, подвязанный серо-красным полосатым поясом. На ногах – сапоги с высоким голенищем. Белые, как снег, волосы были собраны в пучок на затылке.

За длинные уши парень держал тушку зайца и осматривал его, поворачивая то в одну, то в другую сторону. Услышав шаги, парень обернулся и нахмурился.

Мириам отпустила человека и наклонилась, чтобы отдышаться.

– Представляешь, совершенно случайно наткнулась на него, – затараторила она, приложив руку к сердцу. – Пока ты с ловушкой возился, я тебя охраняла-охраняла, а потом что-то так неспокойно на душе стало, словно потянуло куда-то. Ну, я и пошла. Хорошо, что послушалась! Его чуть не выпили! Тварь уже кинулась на него, а я – раз – в неё стрелу, потом вторую, третью – и готово. Нет иллида! – Мириам кивнула в сторону человека. – Я не смогла бросить его в лесу. Погибнет же! Его либо выпьют, либо он замёрзнет! Я не могла допустить, чтобы…

– То есть, ты бросила меня одного? – глаза парня сузились. – Вдруг бы на меня напали, пока ты невесть где шлялась?

– Не напали бы! – запротестовала Мириам. – Я все проверила, иллидов рядом не было! А отлучилась я на пару минут. Ничего же не произошло!

– А если бы?

– Так не напали же! – воскликнула Мириам, в голосе звучало искреннее непонимание.

Парень со всей силы сжал кулаки и медленно выдохнул. Мгновение он молчал, а затем посмотрел тяжёлым взглядом на неё.

– И что ты собираешься с этим делать? – парень махнул головой в сторону человека.

От неловкости и стыда захотелось провалиться сквозь землю. Может, сбежать, пока они препираются? Незаметно скользнуть за кусты у дороги, потом за ствол дерева – и бежать со всех ног. Нет. Там монстры, длинноухие существа без зрачков.

Мириам замялась

– Ну-у, не бросим же мы его здесь в лесу.

– То есть поведешь домой?

– Да. А что? – с вызовом спросила Мириам.

Парень подошёл к человеку и взял прядь его волос.

– Посмотри, какие у него тёмные волосы, точно как у иллида. И глаза чёрные! А кожа, вон, какая… – он замялся, подбирая слова.

Человек чувствовал себя лошадью на рынке под взглядом придирчивого покупателя. Он опустил голову и принялся рассматривать ступни.

– Что это за белёсые надписи у него на теле? Заклинания? – парень отшатнулся от него, будто от чумного. – Он колдун? Я не поведу его домой! Он же опаснее тех тварей, что по лесу бродят! Ты с ума сошла?

– Я не сошла с ума! – Мириам едва не сорвалась на крик. – Уши, как у нас, глаза со зрачком!

– Я не приведу эту тварь домой! – взвился парень.

– А я приведу! И он не тварь, а человек! – отчеканила Мириам.

– Я тогда…

– Что ты сделаешь, Эйнар? – Мириам злобно сощурилась. – Бросишь меня в лесу? Побежишь в Око жаловаться, чтобы нас схватили, как пособников мага?

Эйнар нахмурился, губы сжались в тонкую полоску.

Человека накрыла сильная усталость. Ноги, казалось, сейчас подогнутся. В веки словно налили свинца. Человек закрыл глаза. Сейчас бы в горячую ванну залезть, взять баночку пива, комикс, что он купил накануне… Откуда эти мысли? Человек попытался на них сосредоточиться. Они как будто испугались прямого взгляда – и тут же растворились. Он снова вернулся в лес, к золотоволосой спасительнице и её злобному другу.

Эйнар кричал:

– Ты должна делать, как я тебе сказал. Я твой брат! Ты должна меня слушаться!

«Брат?!» – мысленно удивился человек. Они же такие разные! Мириам хрупкая, тонкая, с острыми чертами лица, а Эйнар – вон какой высокий, широкоплечий, с квадратной челюстью и широким подбородком. Хотя было в них и что-то похожее: хорошо очерченные скулы, одинаковый разрез и цвет глаз.

– Нет, – отчеканила Мириам и злобно уставилась на брата.

Эйнар осёкся. Он смотрел на сестру, злобно сощурив глаза. На лбу пульсировала жилка. Пару раз Эйнар открывал рот, словно собирался что-то сказать, но не находил слов, и долго, с присвистом, выпускал воздух через неплотно сжатые губы. Мириам смотрела на него с вызовом, гордо вскинув голову. Иногда на её губах появлялась лёгкая улыбка, будто девушка оценивала соперника и понимала, что козыри в её рукавах. Диалог взглядов продолжался несколько минут, и Эйнар не выдержал. Махнул рукой. Отвернулся.

– Ладно, пускай мать решает, что с этим делать!

Мириам подошла к человеку и дотронулась до плеча.

– Пойдёмте, – пролепетала она елейным голосом, каким обычно успокаивают детей, и постучала по дну телеги. – Вот, забирайтесь. – Затем она стащила с головы платок и протянула ему. – Повяжите на бедра, нехорошо голым разгуливать.

Человек сел в телегу, стараясь не касаться тушек. Эйнар это заметил, хмыкнул и тронул поводья:

– Н-ну!

Лошадь фыркнула. Брат с сестрой шагали по обе стороны от нее. Человек видел, как напряжена шея Эйнара, как сильно он вцепился в поводья. Человек слышал его короткие и шумные вдохи. Мириам же пританцовывала на каждом шагу, болтая головой в такт внутренней музыке.

– Ты по сторонам смотри, а то иллид выскочит – и не заметишь, – злобно бросил брат.

Мириам показала язык, но пританцовывать перестала.

Крупная птица вспорхнула прямо из-под колес, где-то вдалеке завыл волк. Лошадь дёрнулась.

– Тише, тише, моя хорошая, – ласково погладила её Мириам

– Чьим ты будешь и откуда родом? – спросил Эйнар.

Человек не сразу понял, что обращаются к нему.

– Вы мне?

– Нет, коню.

– Я ничего про себя не помню.

Такой ответ Эйнару не понравился. Он снова замолчал.

Ехали недолго. Сосны и ели сменились на серые, голые берёзы и хмызняк. Когда между деревьями замаячило болезненно жёлтое поле, Эйнар дёрнул коня за поводья.

– Прр! Стой! – а затем повернулся к человеку и приказал: – Слазь!

Мириам взвилась. Эйнар посмотрел на сестру, будто она сморозила какую-то чушь, а затем язвительно произнес:

– Ты опять начинаешь?

– Ты же не хочешь в открытую пройтись с этим через всю деревню? Тогда Око и звать не надо. Само явится!

Человека положили на дно телеги и забросали еловыми лапками.

– Видно? – поинтересовался Эйнар, обходя телегу.

Раздались лёгкие шаги Мириам.

– Нууу…

– Давай сверху ещё хворост накидаем.

На какое-то время вокруг установилась тишина. Человек не слышал ни шагов, ни голосов. Он уже собирался посмотреть, куда делить Мириам с Эйнаром, как сверху упало что-то тяжёлое.

– Так лучше, – раздался голос Эйнара.

– Постарайтесь, пожалуйста, не шевелиться, – прошептала Мириам совсем рядом от человека. – Нельзя, чтобы кто-нибудь догадался. Хорошо?

– Мг, – ответил человек, хотя не был уверен, услышат ли его.

– Но! – закомандовал Эйнар.

Телегу сильно трясло, иголки больно впивались в кожу. Очень хотелось почесаться, но человек терпел. Он немного раздвинул ёлочные ветки, чтобы видеть.

Лес редел, и вот – деревья будто подошли к невидимой границе и не решались за неё переступить. По обе стороны от дороги простиралось поле. Земля напоминала голову старого деда: серая, с неровными коричневыми пятнами и клочками сухой жёлтой травы.

Человек уловил запах дыма, аромат кислых щей и жареного мяса. Рот наполнился слюной, в желудке заурчало. Видимо, он давно ничего не ел.

Ёлочные лапы и край ткани мешали, закрывали обзор, но все же человек смог различить плетёные заборы, тёмные бревенчатые стены домов, людей в странных одеждах.       Женщины – в платках, шерстяных юбках и коротких полушубках. Мужчины – в кожаных штанах, сапогах и тулупах.

Внутри всё возмутилось. Люди так не одеваются! Смущал ещё внешний вид. Все, кого человек видел, выглядели какими-то бледными, словно росли без солнца. И в их белых, как снег, волосах и бровях ощущалось нечто ненатуральное. Люди должны выглядеть по-другому. Но как? Он не мог себе этого объяснить. Как и понять, откуда взялась эта уверенность.

Дорога под колёсами раздвоилась. Возле самого перекрёстка росло дерево. Человек видел его мощный чёрный ствол и нижние ветки без единого листа.

Мимо проплыла огромная железная дверь с изображением человеческого глаза. На ней были ещё какие-то узоры, но человек не смог их рассмотреть. Странное сооружение спряталось за стенами домов. Только теперь они были выложены из светлого, почти белого, кирпича.

Дорога расширилась, растеклась во все стороны, будто каменное озеро.

– Прр! – скомандовал Эйнар.

Телега остановилась.

– Как охота? – поинтересовался сиплый голос. – Удачная?

– Такое себе, зверя мало: зайцы, белки да куницы.

Здания стояли полукругом, словно обнимая площадь. Человек видел высокие двери из тёмного дерева, украшенные резьбой окна с многочисленными перекладинами, небольшие крылечки. Он старался рассмотреть любую деталь, чтобы узнать, запомнить про это место как можно больше.

Обзор заслонил серый тулуп, перевязанный бечёвкой, и рука с обгрызенными до мяса ногтями.

– М-м-м, неплохо. Крупный какой заяц. Продай, а? Заберу за два Сольт, – раздался сиплый голос.

– Подожди, – осадил Эйнар. – Дай нам до дома добраться. Мы устали и замёрзли, как волки. Надо сначала поесть да выпить, а потом уже вести торговые дела.

– Ну, лады. Ты знаешь, где меня найти.

Телега пришла в движение. Каменное озеро площади снова собралось в реку-дорогу, берега которой расчертили плетёные заборы и бревенчатые стены.

Курицы шныряли через дорогу, коты спали на лавках, дети гонялись друг за другом, гогоча во всё горло.

– П-р-р, стой! – закомандовал Эйнар.

– Приехали! – воскликнула Мириам.

Раздался скрип калитки. Эйнар похлопал по боку телеги.

– Лежи ещё и не высовывайся. Как в пуню заедем, я скажу.

Глава 2: Бог

Ароматы варёного мяса и картошки поплыли по избе, когда Хельга достала чугунок из печи и приоткрыла крышку. Рот наполнился слюной, а в желудке заурчало. Хельга взяла ложку и зачерпнула немного, попробовала, громко чмокая. Эх, хороший получится суп! Но пусть ещё немного настоится, и когда дети придут, то будет в самый раз. Хельга взяла ухват, подхватила горшок и засунула его в печь.

Сегодня что-то неспокойно было на душе, тревожно сжималось сердце. "Дети не в первый раз уходят на охоту, – мысленно успокаивала себя Хельга. – Они уже взрослые и умные. Всё должно быть хорошо". Но мысли не помогали. Чувство плохого приходило, словно порыв ветра, заставляло напрячься от его холодного дыхания, прислушиваться. Хельга подходила к окну в надежде, что сейчас она увидит Мириам и Эйнара, но мимо проходили чужие дети. Это словно подтверждало её неясные опасения. Что-то случилось.

Чтобы отвлечься, она решила убраться: смахнула крошки со стола, протёрла скамейки, подоконники, сложила стопкой тарелки, расставила кувшины по величине. Затем выдвинула ящик буфета, что стоял в углу у стены гостевой комнаты, и посмотрела на полотенца. Те, которые показались ей неаккуратно сложенными, достала и принялась заново складывать.

Боги, всемогущие боги, пожалуйста, защитите моих детей. Отведите от них опасность, уберегите от голодных иллидов и диких зверей. Прошу вас! Молю вас!

И словно отвечая ей, скрипнула дверь. Чувство опасности схлынуло, подобно волне. Хельга спрятала лицо в полотенце и счастливо улыбнулась. Живы! Они живы!

– Раздевайтесь и марш к столу! Я суп приготовила, – строго проговорила она, пряча облегчение и радость. Обернулась.

Рядом с дочкой и сыном стоял незнакомец: худой, словно никогда не знал тяжёлого труда. К тому же голый! Лишь платок дочери скрывал непотребство. Незнакомец походил на дворового пса, которого впервые завели в хату: мышцы напряжены, шея втянута в плечи, а взгляд внимательно осматривает каждый угол, каждую вещь.

Старинные легенды про Бальта всплыли в памяти.  Неужели это он? Бальт? Бог справедливости и порядка спустился в их мир, чтобы узнать, как здесь живут люди?

Хельга растерялась, она не знала, как себя вести и что сказать. Она лишь открывала и закрывала рот.

Дочка бросилась к ней и, размахивая руками, затараторила:

– Не кричите, мама, пожалуйста, выслушайте. Я спасла его от иллидов! Представляете? Мы с Эйнаром, как обычно, пошли проверять ловушки. Вдруг понимаю, что-то неспокойно мне на душе. Сердце щемит нехорошо так. Думаю – беда. И знаете, мама, меня словно чутье какое-то вело. Я шла – и вдруг вижу, на него уже тварь одна бросается! Выпить хочет! У-у-у, гадюка! Благо, что я шустро стреляю…

Эйнар прислонился к косяку, руки сложил на груди, глаза прикрыл, а на лице застыла злость вперемешку с триумфом. Видимо, о чём-то поспорил с сестрой и теперь не сомневался в своей победе.

Вдруг Хельга дёрнулась, как будто получила подзатыльник. Мол, чего сидишь, глазами хлопаешь? Прими гостя дорогого!

– Сына, принеси одежды гостю. Он же лишь платком Мириам прикрывается!

Эйнар посмотрел на неё так, будто она сказала что-то несуразное, но не стал спорить, сдержанно кивнул, повесил тулуп на оленьи рога у двери и пошёл к себе в комнату. Заскрипели петли сундука, раздался глухой удар – наверное, сын выпустил гнев.

– Доча, приберись в гостевой, – бросила Хельга.

Мириам непонимающе взглянула на мать:

– Э-э-э, да, сейчас! – и выбежала в сени.

Хельга посмотрела на гостя.

– Вы присаживайтесь, не стесняйтесь. Вы, наверное, замёрзли. Я Вам сейчас супу налью. Он тёпленький. Только приготовила, – проговорила она и медленно пошла к печи. Затем хлопнула себя по лбу, вернулась к буфету, положила полотенце, которое до сих пор держала в руках, и задвинула ящик.

В голове царил кавардак. Она не могла поверить, что именно в её дом, к ней, простой крестьянке, зашел такой гость. Она не знала, как встречать его, как ухаживать, и переживала, что всё делает не так; что дети не догадались; что Эйнар мог выкинуть что-то плохое. Каждый шаг, каждое действие сейчас определяет судьбу мира, а это такая большая ответственность!

Хельга взяла с подоконника глубокие миски и поставила их на шесток. Достала чугунок.

– Присаживайтесь. Не бойтесь, мы не кусаемся, – приговаривала Хельга, наливая суп в глубокую миску.

Эйнар бросил рубаху и штаны на лаву у стены.

– Последнее отдаю, – буркнул он, а затем добавил с издёвкой: – Гостю дорогому нашему.

– Сына! – возмутилась Хельга, внутри всё сжалось от страха. – Нельзя так! Извинись!

– Извините, – ответил Эйнар язвительно, низко поклонился и тут же выскочил за дверь, не дав матери возмутиться.

– Пойду коня Бломам отдам, а ещё дичь в таверну занесу, – крикнул он в сенцах.

Хельге захотелось схватить тряпку да хорошенько отхлестать негораздка, чтобы выбить из него всю дурь, но Эйнар уже вышел на улицу. Было слышно, как хлопнула дверь. Хельга тяжело вздохнула. Сын дальше собственного носа не видит и не понимает, какой вред могут нанести его слова.

– Простите его за грубость, – Хельга виновато улыбнулась и поставила миски с супом на стол. – Он подросток. Он сам не знает, что творит. Но он парень не злой. Дурной немного.

Гость почесал шею и тяжело вздохнул.

Неужели всё произошедшее уже записалось и повлияло на цвет камня? Она собралась с волнениями и кивнула на одежду, что оставил сын.

– Примеряйте, пожалуйста. А суп пускай остынет. Горячий еще. Я не смотрю, не смотрю.

Она специально отвернулась к печи, открыла заслонку, чтобы перемешать угли и подкинуть несколько поленьев. Хельга бросала быстрые взгляды в сторону стола и гостя, но так, чтобы он ничего не заметил. Когда ей показалось, что он оделся, она повернулась.

– Ах, штаны великоваты, но ничего. Вот тут нужно подложить… Я потом подошью – и хорошо будет. Зато рубаха в самый раз! А Вы разговаривать умеете? – неуверенно спросила Хельга. Она ведь ни услышала от гостя ни слова.

– Да, мама. Он не немой, – ответила Мириам, выходя из комнаты с подушкой в руках.

Дочка закинула её на печь, чтобы прогревалась, а затем из буфета достала ложки.

– Ты уже прибралась в комнате?

Мириам кивнула.

– Подушка немного отсырела, да одно одеяло моль погрызла. Я его потом залатаю, – дочь втянула воздух. – Я такая голодная! Уверена, что могу съесть быка!

– Тогда все к столу, – хлопнула в ладоши Хельга.

– Мама, а разве мы не будем дожидаться брата?

– Он любитель пропадать надолго, а суп стынет, да и гостя некрасиво голодом морить, – придерживая юбку, Хельга села на стул. – Всем приятного!

– Да, приятного, – пролепетал незнакомец.

Он повертел ложку в руке, будто не знал, как пользоваться, но затем зачерпнул суп, аккуратно выпил его и замер, словно ожидал какого-то подвоха. Затем снова зачерпнул. Проглотил. Вскоре незнакомец увереннее заорудовал ложкой.

Хельга погрузилась в мысли, бросая на гостя исподлобья короткие взгляды. Это точно он? Она не ошиблась? Навряд ли, вон какой он чудной. Как отличается от здешнего люда, в Бальт любит выбирать странные личины.

– Как Вам суп? – обратилась она к незнакомцу.

– Очень вкусный! – кивнул он. – Наваристый.

– Я рада, что Вам понравилась, – почтительно улыбнулась Хельга. – Вы так быстро всё скушали, как будто давно не ели.

– Наверное, – смутился незнакомец, покрутил ложку в руке, положил её на стол, а затем посмотрел на Хельгу загадочным, смущающим взглядом.

– Добавки? – поинтересовалась она.

Незнакомец помолчал, а затем наклонил голову, посмотрел на неё из-подо лба, будто маленький ребёнок, и пролепетал:

– Можно?

– А чего ж нельзя?! – усмехнулась Хельга.

Дочка молча наблюдала за этой сценой. На её лице застыло удивление. Она явно не понимала, что происходит с мамой. Она никогда не разрешала брать добавки, а тут – вон как расщедрилась!

Хельга поставила чугунок рядом с миской незнакомца.

– Как Вы оказались в лесу, да еще и совершенно… эээ… в таком виде. Без одежды, – поинтересовалась она, наливая суп.

Незнакомец пожал плечами.

– Я и сам бы хотел знать.

– Мама, он вообще ничего про себя не помнит! – влезла в разговор Мириам. – Ни-че-го-шень-ки!

– Это правда? –  Хельга перевела взгляд с дочери на незнакомца.

Он кивнул.

– В голове сплошной туман, – голос звучал глухо. Гость откинулся на спинку стула, запрокинул голову и почесал шею. – Последнее, что помню – как очнулся в лесу и встретил там нечто… Монстра, с глазами без зрачков и ушами такими…, – он провёл руками вокруг головы, – необычными.

– Иллида, – кивнула Хельга, подняла чугунок и понесла его к печи. – Слава богам, что он до Вас не добрался и что моя дочь спасла Вас. Вас, наверное, ограбили и ударили по голове, если Вы ничего не помните. – Хельга решила не подавать вида, что узнала Бальта. Вдруг он ещё подумает, будто помогают ему из-за страха, а не по доброте душевной. – Мы Вам поможем. Не бросим в беде, –  Хельга вытерла руки о фартук и повернулась к гостю. – Кушайте, пейте, отоспитесь. Там, глядишь, и память вернётся. И не стесняйтесь, оставайтесь у нас сколько захотите. Мы гостям рады! Ах, я же совсем забыла представиться. Меня Хельгой зовут. Хельга Хейзер. Это моя дочь Мириам, – Хельга кивнула в её сторону. – А тот злобный подросток – Эйнар.

– Приятно познакомиться, – улыбнулся гость. – Жаль, что я не могу представиться.

– Ладно, кушайте добавку, не буду Вас отвлекать! – взмахнула руками Хельга. – Мириам, ты закончила?

– Да, мама, – Мириам поднесла тарелку ко рту и выпила остатки.

– Сходи-ка за водой, а то в ведре совсем чуть-чуть осталось.

От супа гость расслабился, взгляд поплыл.

– Пойдёмте, я Вас спать уложу. Утро вечера, как говорится, мудренее, – Хельга поднялась, забрала подушку с печи и открыла дверь в комнатушку справа.

Если комнаты сына и дочери находились за печью, да так, что делили её теплый бок пополам, то гостевая не примыкала нему, отчего там было постоянно прохладно.  Сама комнатка была маленькой, буквально два шага на три. Всё, что в неё вместилось, – это небольшая тумба для умывания, сундук и лавка. На ней лежали несколько теплых одеял, которые принесла Мириам. Хельга положила поверх подушку, что сушилась на печи.

– Ложитесь, отдыхайте.

– Что, прям сюда? – удивился гость так искренне, что Хельга опешила.

– Я понимаю, что Вы привыкли к… – Хельга замялась, совершенно не представляя, на чем может спать Бальт. – Вы не пугайтесь. Это поначалу кажется, что неудобно, а потом привыкните.

– Извините, не хотел Вас обидеть, – прошептал гость.

– Ах, бросьте! – махнула рукой Хельга. – Ложитесь. Я подоткну одеяло, чтобы теплее было.

Хозяйка мягко улыбалась, сложив руки на груди, будто глядела на новорожденного.

– Ну, располагайтесь, отдыхайте. Мы не будем Вам мешать.

***

Вернулся сын. Хельга заметила, как он обвёл взглядом избу, словно искал кого-то. Видимо, гостя высматривал. Не увидев его, Эйнар расслабился, взгляд потеплел.

Сын сел на лавку у двери и принялся стаскивать ботинки:

– Я продал дичь в таверну. Заплатили по три Сольт за каждую тушку. Еще Блом вернул один Сольт за коня, – Эйнар достал из кармана штанов кожаный мешочек с монетами и положил на стол.

– Славно, – улыбнулась Хельга, снимая крышку с чугунка. – Иди кушать, а то суп скоро остынет.

– Одну минуту, мама.

Пока сын переодевался, Хельга налила ему суп. Высыпала монеты в небольшой кувшин, который хранила в печурке вместе с разными травами и грибами.

Эйнар ел жадно, почти не жуя ни мясо, ни картошку.

– Не подавись, – бросила Хельга.

Она обкрутила чугунок полотенцем, охнула, подняв, и аккуратно понесла в ледник на улице. Там суп простоит достаточно долго и не испортится. В дверях она столкнулась с дочерью, которая тащила вёдра с водой и песком. Мириам отступила в сторону, пропуская её.

Когда Хельга вернулась в избу, дочь сидела на лавке у печи. У ног стоял таз с грязной посудой, а в поде грелся котелок с водой. На губах Мириам блуждала загадочная улыбка.

Опять она витает в мечтах! Девушка должна быть приземлённой, больше думать о хозяйстве, о доме, о делах, а не о какой-то ерунде! Это барыни могут целый день ходить по аллеям и предаваться мечтаниям, но не крестьянки. Такие не ценятся. Таких замуж не берут!

Дружила она по молодости с одной девочкой, которая любила мечтать, а не делами заниматься. И что с ней стало? Ходила вечно какой-то неопрятной, дом был неубран, весь заросший паутиной, да и сама она покушать себе не могла приготовить, побиралась постоянно. Был у неё муж, да и тот сбежал. Не выдержал, бедняжка. Хельга тяжело вздохнула, она не хотела такой участи для Мириам.

– Ты за водой смотри, а то закипит сейчас! – злобно одёрнула она дочь.

Та заморгала, будто только проснулась, посмотрела на маму.

– Я слежу, слежу.

– Я вижу, как ты следишь!

Мириам опустила взгляд и осуждающе вздохнула.

– Не вздыхай мне тут! – взвилась Хельга. – Я же тебе добра желаю. Твои фантазии ни к чему хорошему не приведут!

– Да, мама, – буркнула дочь и пошла вынимать котелок из печи.

Затем она вылила воду в таз и принялась мыть посуду, оттирая песком жир и остатки пищи.

– Давай сюда чистые тарелки, я буду их вытирать, – Хельга достала из буфета полотенце.

Эйнар отложил ложку, поднял тарелку и громко втянул в себя остатки супа. Затем откинулся на спинку стула, рыгнул и пробормотал:

– Вкусно очень.

Мириам забрала тарелку у брата, вымыла. Эйнар вынес вёдра с грязной водой на улицу и вылил за углом. Хельга протёрла стол.

После ужина все сели перебирать собранные вчера грибы. Каждый брал из корзинки гриб, тщательно осматривал его, делал надрез на ножке и шляпке. Червивые летели в ведро на полу, а хорошие складывали в котелок на столе.

Какое-то время перебирали молча, каждый погрузился в свои мысли.

– Ханна почти на сносях, – нарушила тишину Хельга. Она знала, что все хотят обсудить, но выбрала безопасную тему.

– Вот бы малыш родился крепеньким, – ответила Мириам.

Голос прозвучал безэмоционально. Ей сейчас не до Ханны. Мысли у дочери были совсем про другое… про другого. Хельга догадывалась, о ком (про кого?), но решила развивать вымученный диалог.

– Было бы счастье, а то Боги сейчас редко кому дают здорового ребенка. Многие рождаются с отклонениями, хиленькими и вяленькими, жизнь в них еле теплится.

Эйнар скрипнул зубами, отложил нож, посмотрел на мать долгим взглядом и задумчиво произнёс:

– Объясните мне, почему Вы так отнеслись к найдёнышу? Я думал, что прогоните его взашей, но Вы не просто его дома оставили, а ещё одежду мою отдали и супом накормили.

– Ох, мал ты ещё, сынок. Плохо понимаешь порядок вещей, – вздохнула Хельга и вытерла тыльной стороной ладони лоб.

– Почему же мал? – возмутился Эйнар. – Мне уже шестнадцатый год пошёл!

– Ну, раз ты такой взрослый, тогда слушай, – произнесла Хельга и внимательно посмотрела на сына. Стоит ли рассказывать? Поймет ли он? Глаза Эйнара расширились, голова слегка наклонилась вперед, мол, давай, рассказывай.

Хельга набрала воздух, облизала губы.

– Есть одна древняя легенда. Давным-давно, когда боги были молодыми, они створяли миры. Так им нравилось то занятие, что, сотворив один мир, они приступали ко второму, третьему. А сотворённые миры развивались по своим законам, – Хельга разрезала пополам грибную ножку, осмотрела и положила в котелок. – Как-то глянули боги на первый мир и ахнули: он породил людей, те понастроили дома и города, положили дороги, раскопали карьеры. С Сангара сложно было разглядеть, что в мире творится. Это как на муравейник смотреть: муравейки ползают, ветки таскают, а какая настоящая их жизнь – никому не ведомо. И решили боги спуститься на землю, узнать истинную жизнь: хороша она или плоха. Выбрали боги самого молодого и справедливого – Бальта. Он спускался в миры в различных обличиях: то девчушки-сиротушки, то старика поганого, то девицы красной, то юродивого – и скитался по свету, смотрел, как люди его примут, добро будут творить или жестокость. Перед тем, как в мир спуститься, проглатывал Бальт камешек прозрачный, а когда возвращался на Сангар, выплевывал его: если белым он становился, то добрые люди мир населяли, и боги посылали им разные блага. Если же камушек был чёрным – зло источило сердца людей, и мир уничтожался; а вот серый камушек говорил, что люди стоят одной ногой в добре, другой – во зле. Тогда посылали боги испытание этому миру, чтобы проверить сердца людей. Через некоторое время опять спускался Бальт, чтобы узнать, какими люди стали, какую сторону выбрали. Добра или зла. Жить или не жить миру.

Эйнар рассмеялся:

– Мама, Вы серьёзно? – заметив её взгляд, сын хмыкнул: – Вы думаете, он Бальт? – и, не дав ей ответить, воскликнул: – Боги отвернулись от нас! Они прокляли наши земли и обрекли всё живое на смерть. И мы должны их забыть! – сарказм перерастал в крик. – Теперь у мира новый Бог! Всевидящий! Он изгонит холод с земель и вернёт весну!

Лицо сына перекосилось от ярости, глаза сузились, челюсти напряглись.

Хельга тяжело вздохнула:

– Можно срубить дерево – но выкорчевать корни непросто. Ой как непросто. Тысячелетиями прорастали они в наших душах, и нельзя за раз всё вырвать да посадить что-то новое.

– А я выкорчевал все корни! – Эйнар подскочил, зацепил ногой ведро.

– Какой же ты отвратительный, – заворчала Мириам, собирая рассыпанные грибы. – Теперь придётся пол подметать.

Брат её не слышал. Он никого не слышал.

– Я по-о-онял! – протянул Эйнар медленно. – Я все по-о-онал! Этот найдёныш – колдун! – Сын говорил медленно, отрывисто. – Он напустил туман. Задурил голову сестре. Заставил вас поверить, что он Бог! Да я его сейчас….

Он кинулся в комнатушку, выволок за волосы гостя. Тот сучил ногами, хватал Эйнара за запястье. Изворачивался, в надежде освободиться. Сын держал крепко. Он кинул гостя на пол и заревел:

– Снимай проклятие, колдун! Снимай!

Незнакомец съёжился, закрыв голову руками. Эйнар ударил его ногой по рёбрам, воздух со свистом вышел из груди человека.

Хельга хотела броситься на помощь, но не смогла пошевелиться. Тело будто окаменело. Как же она ненавидела эту реакцию! Пока другие бегали, спасали, помогали, она стояла и хлопала глазами, не в состоянии что-либо сделать. Оставалось только молиться. И она взмолилась богам, чтобы образумили сына, чтобы из-за него не решили, будто мир чёрствые люди населяют. Эйнар не злой на самом деле. Просто бестолочь.

– Оставь его в покое! – завизжала Мириам и кинулась на брата. – Прекрати! Хватит!

Мириам повисла у него на руке.

– Отвали!

Эйнар со всей силы отшвырнул сестру. Та отлетела к лавке. Ударилась затылком.

Внутри у Хельги всё вскипело. Как он посмел так обращаться с сестрой?! Придушила бы собственными руками! Если бы могла.

– Снимай проклятие! – продолжал орать Эйнар. И бил. Бил. Бил.

Мириам поднялась на ноги, потрогала затылок. Затем бросилась в комнату. Выскочила с луком. Вложила стрелу. Направила её на брата и натянула тетиву.

"Что здесь происходит? – мысленно завопила Хельга. Душа металась в теле, будто в клетке. – Прекратите вы оба! Успокойтесь!".

Но дети не слышали её отчаянный безмолвный крик. Они даже не смотрели в её сторону. Мириам уставилась на брата. Глаза превратились в щели. Лицо раскраснелось. Крылья носа раздувались. Казалось, что со следующим выдохом из ноздрей повалит дым.

Эйнар же впился взглядом в гостя.

– Хватит корчиться! Снимай проклятие!

Мириам обошла брата так, чтобы он увидел смотрящую на него стрелу.

Эйнар заметил. Нога зависла в воздухе.

– Отойди от него! – повторила Мириам.

– А то выстрелишь?! – с издёвкой поинтересовался Эйнар. – Убьёшь брата родного ради колдуна поганого?

Мириам ничего не ответила.

Эйнар стушевался. Он напоминал загнанного зверя: бешено сверкали глаза, грудь быстро поднималась и опускалась, пальцы то сжимались в кулак, то разжимались. Эйнар злобно посмотрел на незнакомца, затем – на сестру.

– Околдованные, – выплюнул он и выскочил в сени.

Дверь хлопнула так, что посуда на подоконниках подпрыгнула. Мириам опустила лук.

Когда Эйнар ушёл, с тела Хельги будто сняли проклятие, что не позволяло двинуть ни рукой, ни ногой. Она подбежала к гостю.

– Вы как? Сильно болит?

Хельга помогла ему сесть и стащить рубаху. Увидев кровоподтеки, охнула, прикрыла ладонью рот. Мириам смотрела то на гостя, то на дверь, прислушиваясь к шагам брата в сенях. И не зря! Входная дверь распахнулась. Эйнар появился на пороге.

Хельга выдвинулась немного вперёд, закрыв собой гостя. Не ударит же сын родную мать. По крайне мере, она на это надеялась. Ох, как надеялась!

Дочка вскинула лук, глаза злобно сузились.

– Успокойся, околдованная, –  прошипел Эйнар.

Он метнул на гостя взгляд, полный ярости, забрал ботинки, тулуп с вешалки и вышел.

Мириам опустила лук, прислушалась. Загремела щеколда. Дверь, ведущая на улицу, заскрипела. Дочка поставила лук в угол и бросилась к гостю.

Глава 3: Имя и мечты

Человек лёг на спину, позвоночник впился в доски, покрытые тонким одеялом. Неудобно, кошмар! Перевернулся на бок. Как же мало места! Одно неловкое движение – и можно свалиться. Человек поёрзал, пытаясь найти удобную позу. Тщетно! Хотелось лечь на живот, раскинуть руки, согнуть ноги, но на узкой лавке это невозможно. Человек снова перевернулся на спину, скрестил руки на груди и закрыл глаза.

В голове родились тысячи образов и вопросов. Кто я? Вспоминалось лицо женщины с пустыми голодными глазами. Что эта за тварь?

Человек пытался составить из этих мыслей хоть какое-нибудь представление о том, где он оказался. Итак, по лесу бродят какие-то неведомые твари, похожие на людей, и которые нападают на всё живое. А ещё есть нормальные люди. Только тоже какие-то странные. Все белые и в старинных одеждах. Человек почесал лоб. Ощущение, что все должно быть по-другому, не покидало его. Но оно задавало лишь новые вопросы. Как по-другому?

В картине мира, которую он пытался собрать, зияло множество чёрных пятен и дыр. Как их заполнить, человек не знал. Эти размышления пожирали слишком много сил, будто гигантские космические дыры поглощали всю энергию. Человек чувствовал, как расползались мысли, как тело словно наливалось свинцом, веки тяжелели.

Странный непонятный мир растворялся. Деревянные домики, окружённые плетёными заборами, превращались в стеклянные высотки. На голых ветвях деревьев набухали почки и бутоны. Затем появилось лицо. Длинное, худое, с острым подбородком. Рыжие волосы были собраны в хвост на макушке. Зелёные глаза смотрели внимательно. Словно за мышью лабораторной наблюдает. От этого человеку стало неприятно.

– Артур? – спросила девушка. – Артур, ты слышишь меня?

Она протянула к нему руку....

Что-то грубо схватило его за волосы. Сон растворился в ослепительной боли и ярости. Какого хрена?

– Подъем!  – скомандовал мужской голос.

Человек узнал голос Эйнара.

Брат Мириам дёрнул его с такой силы, что показалось, будто оторвётся скальп.

Человек упал с узкой лавы, сильно ударился локтем. Руку свело. В нервы будто воткнули тысячи иголок. Эйнар ногой открыл дверь и выволок его из комнаты. Человек пытался вывернуться. Бил по державшей его руке. Царапал её. Но Эйнар не обращал ни на что внимание.

Внезапно хватка ослабла. Человек упал на пол. Скальп горел. Внутри все раздувались от непонимания, обиды.  За что?! Человек схватился за голову, будто ладони могли унять боль. Мир вокруг казался призрачным. Моргни – и он исчезнет. Сотрётся.

Первый удар ногой пришёлся по рёбрам, воздух со свистом вылетел из груди. Человек открывал рот, но не мог вдохнуть. Лёгкие горели.

– Снимай колдовство! – ревели над головой.

Он не понимал, что от него хотят. Какое колдовство? Что происходит?

Ещё один удар. В живот. Волна тошноты поднялась к горлу. Обожгла грудину.

– Я кому сказал, снимай! – громыхал голос Эйнара.

Удар. Удар. Со всех сторон. Человек свернулся калачиком. Прикрыл голову руками.

– Оставь его в покое! Прекрати! Хватит! – истерично завопила Мириам, но Эйнар не реагировал, удары обрушивались с новой силой.

Вдруг все резко прекратилось. «Может я умер?» – промелькнула мысль. Нет, мёртвые не чувствуют столько боли.

Человек с хрипом втянул воздух. Небольшой глоточек. Лёгкие словно забыли, как дышать, и отозвались огнём. Но всё получилось. Один вдох. Другой. Кислород тушил огонь внутри.

Разум барахтался в каком-то пузыре из боли и хаоса. Звуки, голоса, цвета, силуэты – всё казалось далёким и ненастоящим.

– Вы как? Сильно болит? – раздался голос.

"Это Хельга. Хельга. Хозяйка дома", – мысленно произнёс человек, ощущая, как от таких простых утверждений хаоса становится меньше, а под ногами будто появляется твёрдая земля.

"А там Мириам. Она не опасна. Они не опасны".

Не дожидаясь ответа, ему помогли сесть, стянуть рубашку. Хельга охнула. Человек опустил взгляд и заметил расползающиеся по телу синяки.

"Ого", – только и подумал человек, чувствуя некоторое отупение, словно он рассматривал картинку.

Вдруг женщины замерли. Даже воздух, казалось, зазвенел от напряжения. Человек посмотрел в ту сторону, куда уставились Хельга с Мириам. На пороге возник Эйнар. Заметив его, человека охватил страх.

"Нет, пожалуйста! Не надо!" – мысленно взмолился человек.

 Мириам вскинула лук.

– Успокойся, околдованная, – бросил Эйнар.

Он забрал ботинки, тулуп с вешалки и вышел.

Хлопнула дверь, все разом облегчённо выдохнули, и в доме стало как-то светлее.

Мириам с Хельгой помогли человеку сесть на лаву, нанесли  какую-то едко пахнущую чесноком и уксусом мазь.

– Поднимите руки, я Вас замотаю, – закомандовала Мириам, держа полоски ткани.

Её голос доносился как будто издалека. Мир как-то странно подрагивал, словно находился за стеной раскаленного воздуха. Человек поднял руки. Казалось, что они не его. И тело не его. И этот мир тоже.

Хельга прикоснулась к его лбу и принялась  говорить. Человек улавливал лишь отдельные слова.

– Жар.... Я....супу…выпить… Хорошо?

Человек кивнул и позволил Мириам себя поднять и отвести в комнату. Его положили на кровать-лаву и накрыли одеялом.

Он должен сказать что-то очень важное! Человек схватил Мириам за руку.

– Подожди… – губы не слушались, но он направил остатки сил для того, чтобы произнести:

– Я вспомнил своё имя.

Глаза девушки расширились от любопытства, она даже наклонилась ниже. Человек сглотнул.

– Меня зовут Ар… – запнулся.

Он запомнил только первые буквы. Как же дальше?

– Аргус? Арен? – перечисляла Мириам имена, стараясь помочь. – Аркель? Армон? Арн?

Все не то… Не то… Ар… Ар… Как же его назвала та рыжая девушка из сна?

– Арон?

Попытки вспомнить отнимали слишком много сил. Накатила такая тяжесть, что невозможно было держать глаза открытыми.

– Аргон?

Человек кивнул. Пускай будет так. На лице Мириам просияла улыбка.

– Приятно познакомиться, Аргон! А теперь ложитесь, отдыхайте и выздоравливайте! Вы меня поняли?

***

От переизбытка эмоций Мириам не могла уснуть. Она кружилась по комнате, широко раскинув руки. Тонкое пламя на длинной лучине трепетало всякий раз, когда она проходила мимо. Причудливые длинные тени колыхались на стенах и потолке.

Девушка села на край кровати, блаженно улыбнулась, а потом упала на подушку.

Мириам вспомнила рассказы отца о том, как он посетил город Оре, что лежал далеко на востоке, в королевстве Лимия.

– Это шумный город, который построили на воде, – как будто наяву услышала она голос отца, и сердце защемило от тоски. – Дома не такие как у нас, они стоят на сваях, что уходят глубоко в озеро. Я гостил у одного человека, звали его… вроде бы Деон, так вот, у него на кухне есть дверь в полу. Прямо, как у нас в сенях есть дверь в погреб, так и у него. Только под ней вода. Утром Деон брал удочку, поднимал дверь и ловил рыбу к завтраку.

– Ничего себе! – восхитилась маленькая Мириам и схватилась за свои щеки. – А расскажите еще про Оре.

– О, это город, словно паутина: между домами протянуты навесные мосты. Некоторые над самой водой, а есть такие, что соединяют вторые этажи, крыши. А еще восточнее от Оре есть такая река, воды которой горячие, как парное молоко. Из-за этого земля вокруг тоже живая. На ней до сих пор растет трава. Сочная и зелёная. Ты не представляешь, какая она мягкая! Не такая, как у нас, жёлтая да колючая, будто иглы ежа. Нет. Там трава мягкая, проведешь ладошкой – и травинки сгибаются от прикосновения.

– Ого, правда?

Отец кивнул.

– Папа-папа, – заёрзала на коленях Мириам, – а Вы видели город чуди?

– Нет, зайчик, к сожалению, не довелось.

Воспоминание растаяло, оставив слёзы на глазах. Какие славные,  тёплые были вечера. Отец рассказывал и про другие города, в которых ему удалось побывать. Мириам представляла, что, когда вырастет, обязательно увидит город-паутину Оре, горячие воды реки, проведёт ладошкой по нежной, изумрудной траве, и обязательно посетит таинственный город чуди. Там, как утверждают легенды, все выложено из драгоценных камней, и пол покрыт не досками, а чистым золотом.

Время шло. Она росла и понимала, что мечты останутся мечтами. От этого было так невыносимо больно, поэтому Мириам запретила их. В тот момент она как будто умерла: из души ушло все тёплое, светлое и сказочное, остались только холод да серость. Иногда, тёмными вечерами, когда она долго не могла уснуть, мечты прорывались в виде фантазий: перед внутренним взором бежали волны озера Оре, но сердце опять сжималось от тоски, и наворачивались слёзы. Мириам себя ругала.

– Смирись ты уже, наконец, с тем, что этого никогда не будет! – строго выговаривала она самой себе и била себя ладонью по макушке. – Смирись, что твоя жизнь пройдет в окружении лесов и болот, а самое большое путешествие, которое будет – это поездка в Йорн-Хель!

И каждый раз она смирялась, засыпая в слезах и просыпаясь с ещё большей пустотой и холодом на душе. Но всё равно продолжала верить: когда-нибудь произойдет нечто такое, что перевернёт всю её жизнь, освободив от оков судьбы обычной крестьянки.

И вот! Она встретила очень странного человека. Хотя он выглядел необычно, даже пугающе, но Мириам нутром чувствовала, что незнакомец сделает её фантазии явью. Он точно живёт где-то далеко-далеко. Возможно, за Острыми горами лежит неизведанная земля, не тронутая проклятьем, где до сих пор распускаются деревья, а люди не потеряли цвет.

Мириам повернулась на бок и улыбнулась. Впервые за много-много лет она чувствовала себя по-настоящему живой и наполненной. Затем она нахмурилась, сжала пальцы в кулак.

Она сделает всё, чтобы спасти Аргона. Приложит все усилия, чтобы вернуть ему память! Тогда он, в благодарность, заберёт её с собой. И они поедут на запад, через княжество Сол. Остановятся в величественном городе Иднас, а потом доберутся до королевства Лимия.

Бревенчатые стены дома постепенно растворялись, а на их месте возникали зелёные поля и луга. Она сидела на коне рядом с Аргоном. Теплый ветер трепал волосы и гривы.

Вот и Огненная река. Мириам увидела, как от воды поднимается пар и всю долину покрывает туман. Казалось, будто лошади ступают по облакам.

Мириам улыбнулась во сне, свернулась калачиком и прижала руки к груди, словно хотела уберечь прекрасные хрупкие мечты.

Глава 4: Встреча

Внутри клокотала буря. Тучи отчаяния набухали, становясь всё темнее и чернее. Ярость раскатисто гремела и, подобно шаровой молнии, металась от Мириам…

Да как она посмела направить на него лук? Он же ей родной брат!

… к маме…

Вообразила невесть что, будто незнакомец – Бог!

… от неё была в найдёныша…

Он точно колдун! Наложил на родных чары, поэтому они с ума и посходили!

… и разряжалась в самого Эйнара....

Нужно было оставить этого колдуна в лесу. Заявить Мириам, что тот никуда с ними не пойдёт. Нравится ей это или нет! Но не смог. Не хватило духа. И перед кем? Перед сестрой!  Перед девчонкой. Это она должна его слушаться! Как брата. Тем более старшего!

Захотелось дать себе хорошую оплеуху. Чтобы сдержаться, Эйнар засунул руки в карман тулупа, крепко сжал пальцы в кулак и ударил носом ботинка по камешку на дороге. Тот отлетел куда-то в сторону, ударился о забор.

 Эйнар почти бежал. Казалось, если ещё ускориться, то можно сбежать от внутренней бури, от произошедшего. От всего на свете.

Понемногу буря успокаивалась. А может, действительно удалось сбежать? Эйнар слышал её голос, но теперь он был далекими и чужим.

Эйнар остановился, облегчённо выдохнул и посмотрел вверх, будто ожидал там увидеть отражение внутренней бури, но встретился лишь с холодным серо-голубым небом. Дневной свет, подобно волне, утекал на юг. С севера наступала тьма.

По обе стороны дороги возвышались богатые деревянные дома, с крышами, покрытыми дранкой, с высокими крылечками, небольшими балкончиками и разукрашенными ставнями. Ещё за ними – каменные двухэтажные строения. Дом суда. Дом встреч. Ноги вынесли Эйнара к Главной площади.

Людей на улице почти не было. Большинство жителей уже сидели по домам. В окнах блестел свет от лучин. Эйнар в знак приветствия кивнул старику, который тащил на себе два тяжёлых мешка. Тот даже не взглянул на него. Ну и ладно.

Эйнар вышел на площадь. У высокого каменного колодца стояла девчушка и изо всех сил крутила ручку ворота. Цепи скрипели. Ведро глухо билось о каменные своды колодца. Эйнар пересёк площадь. В неё вливались четыре улицы. Та, по которой он пришел; другая тянулась на север, к таверне и самой бедной части деревни. Напротив неё – широкая аллея, усаженная пушистыми ёлками, вела к дому войта, самого главного человека в деревне. Его двухэтажный дом с резными балконами, причелинами возвышался на холме. Эйнар пошёл по той, что убегала на восток, к холмам.

Мимо тянулись плетёные заборы, за которыми стояли богатые дома. А над их крышами возвышалась треугольная башня. Светло-серый кирпич в лучах ускользающего света, казалось, горел на фоне тёмного неба. Дом Око. Дом единого Бога. Бросив на неё взгляд, Эйнар стыдливо опустил глаза. Казалось, будто Дом смотрит на него своими глазами, выложенными из красного камня на стенах. И под этим взглядом Эйнар чувствовал себя маленькими и виноватым.

Да, он был виноват, что привёл домой колдуна. Виноват в том, что сейчас он не бежит рассказывать об этом Оратору. А ведь должен, как честный прихожанин. Но что-то внутри сопротивлялось, не хотело идти в Око, доносить на родных. И это что-то было сильнее всех "надо" и "должен".

Эйнар тяжело вздохнул. К лешему всё. Потом разберётся. Сейчас он хотел оказаться как можно дальше от Дома, от деревни, ото всех.

Быстрым шагом он добрался до развилки, на которой находился Дом. Свернул на уличку, что вела к Северной башне у границ с Хитенским королевством. Опустив глаза, прошёл мимо высоких дверей.

За Домом потянулись простые деревянные домики. Низкие и квадратные. Без балконов и крылечек. В небольших окнах блестел свет от лучин.

За последним домом дорога сделала резкий поворот и затекла в лес.

Деревья стояли, замерев, подобно стражам. Дневной свет убежал далеко на юг, спрятался под крылом Сангара – столба света, к которому по легендам крепился их мир. Как и тысячи других миров, что сейчас прочертили тонкими кривыми полосами ночное небо.

Эйнар напряг зрение. Там, в деревне, он мог позволить чувствам захлестнуть его, идти, не видя дорогу. Но не здесь. Ни в лесу. Сейчас нужно быть очень внимательным, чтобы не пропустить ни иллида, ни зверя.

Эйнар двигался медленно, всматривался в каждую неровную тень. Замирал от каждого хруста и скрипа. К счастью, ему везло. Никто не встретился. Да и за последнее время иллидов стало значительно меньше. Эйнар помнил, как в детстве мама запрещала ему с Мириам выходить из дома, потому что мёрзлые бродили по деревне. Но люди убивали монстров. В какой-то год даже объявили Великую охоту. За каждого убитого иллида выдавали серебряную монету. После этой охоты ряды мёрзлых значительно поредели.

Ноги знали, куда идти, и вывели Эйнара прямо к его тайному убежищу, которое он соорудил полтора года назад. Тяжёлое было время. Пропал отец. Он как обычно ушел на охоту. И не вернулся. Мама вначале храбрилась, успокаивала их, потому что отец надолго уходил в леса.

"Вот увидите, детки, пройдёт ещё день – два, и папа вернётся. Всё будет хорошо" – шептала мама, гладя их по волосам.

Но прошёл день. Два. Три. Семь. А отец не возвращался.

Тогда мама обратилась к войту. Собрали поисковой отряд. Отца долго искали, но тщетно. Сначала все жалели их семью. Приносили им разную помощь: кто картошки или муки, кто яблок. Но неизвестно откуда поползли слухи, будто отец сбежал, будто видели его в каком-то городе с другой женщиной. Эти сплетни больно ранили маму. Она часто плакала, а сестра ходила мрачнее тучи. Эйнар хотел стать для них крепким деревом посреди бури, чтобы на него можно было опереться, но чувствовал себя веточкой, готовой вот-вот сломаться. Горе родных затапливало. Мешало дышать. Так хотелось убежать от него, от проблем, от всего, что происходит.

Он ушёл в лес. Несколько дней скитался, спал на деревьях или проводил бессонные ночи у костра, но это тоже выматывало. Ему нужно было убежище. Тайное логово, где он сможет восстанавливаться, залечивать раны и просто быть собой.

Эйнар решил сделать землянку. Это оказалось сложной задачей: промёрзшая земля сопротивлялась лопате. Перетаскивая камни и бревна, он чуть не сорвал спину, но справился: выкопал круглую яму, диаметром в три аршина и глубиной немного выше своего роста. Сверху накрыл брёвнами и дёрном. Издалека логово напоминало небольшой холмик.

Внутри он смастерил кострище, постель из еловых лапок и шкур, вместо стульев поставил пеньки. Выглядело жилище так себе, но это не главное. Важно то, что здесь Эйнар чувствовал себя гораздо лучше, чем в родном доме. Свободнее и защищённее.

Он часто сбегал сюда, когда уставал от семейных неурядиц, от обязательств, от людей. Здесь он спал. Охотился. Мечтал. Пару раз на него нападали иллиды. Спасал лишь чуткий сон и быстрая реакция. В итоге Эйнар прикатил в землянку крупный камень, которым закрывал вход. Иллиды собирались возле жилища, привлеченные теплом, скребли камень, но не могли его сдвинуть. Выбираясь наружу, Эйнар дожидался, пока монстра разбегутся или вооружался длинным факелом. Иллиды почему-то боялись огня, хотя не горели. Может это были отголоски инстинктов при жизни?

Больше всего на свете Эйнар хотел встретить отца. Представлял, как подойдёт, заглянет в глаза и поинтересуется, почему он их бросил?

Как говорится, бойся своих желаний, они могут сбыться.

Это случилось в середине осени. Нос и щёки щипало от холода. Снег застелил тонким слоем землю. Ветки деревьев  обросли инеем, будто шерстью. Эйнару нравились эти преображения. Мир вокруг словно становился чуточку светлее и жизнерадостнее. А ещё безопаснее. Кто бы ни прошел, снег на долгое время сохранял его следы. Можно понять, иллид это был или зверь. Далеко он или нет. Читать следы Эйнара научил отец.

Пару раз он брал сына на охоту. В память врезались те ночи, когда они вдвоём сидели у костра, грызли ссобойку, что собрала мать. Отец рассказывал про повадки животных. Учил определять птиц по голосу, зверя по следу.

От этих воспоминаний у Эйнара защипало в глазах. Он вытер их тыльной стороной ладони и тряхнул головой. Соберись. Сейчас надо проверить силки и поставить новые петли. И при этом не нарваться на мёрзлых! Обычно ему помогала сестра, но вот уже третий день ей не здоровилось, поэтому мама её не отпустила. Без Мириам Эйнар чувствовал себя как без глаз. Закрались даже тревожные мысли.

А вдруг что случится? Может пойти в лес, когда сестра поправиться?

Эйнар топнул ногой. Ему не нравилось такое проявление слабости в себе. Он мужчина! Он справится и сам. Он должен!

Раньше он ставил силки восточнее от деревни, но всё чаще находил их пустыми. Наверное, зверь привык. Поэтому сегодня Эйнар взял немного севернее. Там и леса гуще, и до ближайшего города ни один день езды.

Эйнар забрёл подальше. На снегу отпечаталась цепочка узких заячьих следов. Неподалеку чернели ещё чьи-то. Длинные и широкие. Эйнар подошёл поближе. Следы от ботинок, слегка припорошенные снегом. Страх комом свернулся в груди. Где-то рядом ходил иллид. Или нет? Хотя следы иллидов такие, как и у человека, но всё же отличаются. Чаще всего мёрзлые ходили босыми. Или в узких странных тапочках, которые плотно облегали ступню, будто носки. А здесь след от ботинок. Может, здесь недавно прошёл охотник?

От этих мыслей страх немного притих. Все равно Эйнар осмотрелся, нет ли кого рядом, а затем направился по цепочке следов. Они странно петляли, спутывались, топтались на месте, будто хозяин здорово напился.

Эйнар насторожился. Что-то здесь нечисто. Вдруг он заметил среди деревьев длинный серый тулуп с широким коричневым поясом. Эта одежда показалось такой знакомой. Внутри вспыхнула надежда. Эйнар сам не понимал, что с ним происходит.

Он спрятался за широким стволом дерева и наблюдал. Мёрзлый ходил между деревьями, будто что-то искал. Останавливался. Что-то рассматривал под ногами. Эйнар узнал эти широкие плечи. Сердце радостно застучало. Отец! Неужели они встретились.

Перед внутренним взором вспыхнули картинки, как он приводит отца домой, как радуются мать и сестра. Эйнар быстро осадил себя. Хотелось бы верить, что он просто заблудился, но отец был опытным охотником и следопытом, и вряд ли бы запутал в лесу, тем более так близко к деревне. С ним что-то было не так.

Эйнар поднял ветку и бросил её в сторону. Отец повернулся на шум. Пустой, голодный взгляд.

 Проклятая зима, утащи её леший за ногу! Сколько же она забрала жизней! Ладно бы иллиды. Они виноваты в такой долгой зиме. Но люди? Почему люди должны превращаться в мёрзлых от их укусов? Это несправедливо! Неправильно!

Горький детский комок обиды подступил к горлу. Застрял. Эйнар будто разделился на несколько частей: одна хотела броситься к отцу, обнять его, другая орала и не знала, куда выплеснуть злость, а третья – трезвая и расчётливая – твердила, что это больше не отец. Это мёрзлый! Монстр, который ищет человеческое тепло. Эйнар застыл, раздираемый противоречивыми чувствами.

«Может, уйти? Притвориться, что ничего не видел, и продолжать думать, будто отец сбежал с другой женщиной?» – возникла в голове мысль, но Эйнар отверг её. Разве после этого он может убедить себя, что отец жив? Разве можно оставить его бродить по лесу, подобно монстру,  в поисках тёплой жертвы? Разве можно жить дальше, делая вид, будто ничего не произошло? Нет. Нет. Нет! Он должен помочь отцу освободиться от проклятия. Оно же снимается?! Должен быть способ!

И вновь в сознании вспыхнули картинки, где мама и Мириам радуются возвращению отца; как они благодарят Эйнара за то, что спас его.

Ты наш герой! Защитник!

Эйнар вышел из-за дерева и поцокал, будто приманивал бродячего пса. Он чувствовал себя невероятно глупо. Сработало! Отец медленно повернулся. Несколько секунд он смотрел невидящим взглядом, но потом оживился. Дёрнулся. Побрёл в сторону Эйнара.

Отец был совсем слабым. Он шёл медленно и часто останавливался. Тогда Эйнар подходил ближе. Приманивал своим теплом. Мёрзлый оживал. Пару раз пытался броситься на него, но Эйнар всякий раз отпрыгивал и отбегал подальше.

Так он довел отца до своего убежища. Благо оно находилось недалеко.

Что делать дальше? Внутри слишком мало место. Если мёрзлый внутри отца вздумает напасть, то Эйнар даже увернуться не сможет.

Нужно связать отца.

Эйнар отвёл его подальше от землянки и со всех ног бросился обратно, отодвигать камень, который закрывал вход. Внутри сгустилась темнота. Лучи света через отверстие в потолке освещали кострище, словно какой-то священный символ. Эйнар нащупал в углу, возле лежанки, моток верёвки. Забросил его на плечи и вышел.

Отец бродил недалеко от землянки. Эйнара передергивало от того, что он собирается сделать. Всплыли в памяти сцены из жизни, которая, казалось, была сотни лет назад.

Отец рассказывает про Оре. Мириам совсем маленькая сидит у него на коленях и внимательно слушает, посасывая пальцы.

Отец учит Эйнара отличать след оленя от следа лося. Отсвет от языков пламени ярко оранжевым неровным пятном падает им на лица.

А сейчас нужно связать родного отца, будто преступника. Мысленно попросив у него прощения, Эйнар пробормотал под нос: "Так надо. Тебе же потом будет лучше".

Мёрзлый внутри отца пытался сопротивляться. Щёлкал зубами. Пытался броситься. Эйнар ловко стягивал его руки, ноги и туловище.

Отец потянулся к нему. Упал. Он напоминал гигантского червя. Жгучий стыд залил щеки Эйнара. Как же он поступает с родным отцом?

"Только это мёрзлый, – напомнил внутренний голос. – Пока что".

"Потерпите, родной. Скоро всё будет хорошо, – приговаривал Эйнар, привязывая отца к дереву. – Я освобожу вас от проклятия. Вы снова станете человеком".

В землянке Эйнар положил в кострище несколько поленьев, засунул под них сухих еловых лапок, мох, и взялся за кремень. Ударил. Раз. Другой. Руки дрожали от волнения.

Мыслями же Эйнар был там, на улице. Рядом с  отцом. Как он там, отец? Вдруг его кто-нибудь сейчас найдет? Спина покрылась липким потом. Эйнар выбежал из землянки. Осмотрелся. Никого. Слава богам.

Вернулся и снова взял кремень. Наконец-то искра зацепилась за сухой мох. Эйнар подул на огонёк, прикрывая его руками. Когда он окреп и, радостно треща, взялся за полено, Эйнар вернулся за отцом. Отвязал от дерева и, подталкивая в спину, завёл в землянку.

Мёрзлый втянул воздух и уставился на костер.

– Не бойтесь, отец, – ласково проговорил Эйнар. – Это всего лишь огонь. Я сейчас посажу Вас рядом отогреваться".

Он надеялся, что огонь костра насытит мерзлого теплом и растопит проклятие. В это отчаянно хотелось верить.

Целый день Эйнар просидел рядом с отцом.

Интересно, а как понять, что проклятие спало? Пропадёт голод в глазах? Отец начнет удивлённо озираться? Заговорит? Узнает ли он сына?

Но надеждам не суждено было сбыться. Отец оставался мёрзлым. Отчаяние, будто болотная жижа, засасывало Эйнара.

"Может, за несколько часов проклятие не снимается? – мысленно оправдывался он. – Скорее всего, нужно время. Может, даже ни один день"

От этих мыслей стало повеселее, и душа снова наполнилась надеждой.

На ночь Эйнар вернулся домой. Он ничего не сказал родным. Не нужно им сейчас волноваться. Пускай лучше это будет для них сюрпризом.

На следующее утро, сразу после завтрака, Эйнар убежал в землянку. Он снова развёл костер. Усадил рядом отца. Завязал ему рот детским платком сестры, который утащил из сарая. Мёрзлый не хотел сидеть, шевелился и постоянно падал. Эйнар всякий раз усаживал его обратно, сюсюкаясь, словно с ребёнком.

– Ну что же Вы так? Не нужно падать. Успокойтесь. Грейтесь.

Ночью Эйнар не позволял себе спать. Следил за отцом. Подкидывал в костер поленья.

Прошло несколько дней, но отец не оживал, не превращался обратно в человека. Бессмысленность комкала Эйнара, как бумагу, превращая его в маленького и слабого.

Как же хотелось верить, что в этой почти мёртвой оболочке заточен живой дух, только ему нужно помочь освободиться. Но как? Может, если оживить его память, напомнить про важное, то отец найдет силы победить проклятие?

Сутки напролет Эйнар рассказывал отцу про себя, про сестру, про маму, про их жизнь, но всё было тщетно… Тот оставался монстром и слабел с каждым днём: уже не извивался, пытаясь освободиться, лишь иногда дёргался, когда Эйнар подходил, чтобы подбросить дрова. В остальное время мёрзлый бессмысленно глядел в одну точку, иногда поворачивал голову или скрёб пальцами по ткани штанов.

Через несколько дней Эйнар устал. Что ещё рассказать? Да и есть ли смысл?

Потянулись странные дни, когда он мог несколько часов сидеть напротив отца и просто смотреть на него. Эйнару казалось, что он сам превращается в мёрзлого: не хотелось ни двигаться, ни разговаривать, ни жить. Иногда он пугался этого состояния, вскакивал и начинал что-то судорожно делать: рубить дрова, чистить кострище, перебирать вещи или перестилать лежанку.

Отец умирал. Его кожа твердела и грубела. Вскоре перестали двигаться ноги, руки. Пальцы больше не скребли штанину. За ночь замёрзло туловище, шея, на лице застыл жутковатый оскал.

Эйнар подошел к мёрзлому, дрожащей рукой дотронулся до его щеки. Пальцы прикоснулись ко льду. Вот и все!

Вдруг отец посмотрел на него. От неожиданности и страха Эйнар отшатнулся, зацепился ногой за пенек и чуть не упал.

Отец смотрел на него! И это был взгляд человека: осмысленный, испуганный взгляд! Сбылась еще одна мечта, забери ее леший! Но жил отец недолго. Буквально за несколько минут взгляд застыл, и белая пелена затянула зрачок.

Дикая, необузданная ярость охватила Эйнара, подобно буре. Он никогда не сталкивался с таким сильным чувством. Он уже плохо помнил, что творил: орал, ломал деревья, нескольким иллидам свернул шеи голыми руками. Он проклинал Богов, что они не уберегли отца.

– Я отрекаюсь от вас! – кричал он, глядя в небо. – Вы больше не мои Боги! Теперь я сам себе!

Ярость постепенно угасала, а вместе с ней угасало и что-то живое внутри. Эйнар ощущал себя иллидом, таким же мёртвым и холодным.

С каждым днём он становился слабее и медленнее. Мама даже отвела его к лекарю, но тот лишь порекомендовал обильное питье и отдых на тёплой печи. Это не помогало. Эйнар чувствовал, как жизнь покидает тело. Он начал прощаться с родными, чем сильно их перепугал. Слышал, как плакала по ночам сестра и молилась мама.

Спасла его новая вера. Обещание, что Всевидящий Бог освободит мир от проклятия и уничтожит всех иллидов, вернуло силы. Эйнар поклонился новому Богу, и в тот же вечер собрал все идолы старых богов, разрубил пополам и сжег под плач и мольбы матери.

Про отца он не рассказал. Не стоит родным знать, в кого тот превратился.

Эйнар хотел вернуться к обычной жизни, но не мог. В нем осталась ярость. Она накатывала неожиданно. Сестра что-то не то скажет, а в глазах уже темнеет и хочется свернуть ей шею. Желание было таким сильным, почти непреодолимым, что Эйнар быстро куда-то уходил, прятался. Пережидал.

Эйнар боялся этих приступов, боялся, что однажды перестанет себя контролировать и убьет кого-нибудь. Поэтому он всё чаще сбегал подальше от дома, прятался в убежище, где давал ярости полную свободу.

Глава 5: Эйнар

Эйнар разгрёб ветки и корни, которые маскировали дверь в убежище. Он сделал её недавно. Раньше два валуна – один снаружи, а второй  изнутри – закрывали вход. Но Эйнар так устал их постоянно двигать. Однажды даже потянул плечо. После этого из грубых досок он смастерил дверь.

Из норы дыхнуло затхлостью и сырой землёй. Внутри было темно. Свет от небесных линий освещал лишь первые две ступени. К счастью, Эйнар так хорошо помнил своё жилище, что легко ориентировался даже в полной темноте.

 Он спустился по ступеням, а затем, шагов через пять, носы ботинок уткнулись в камни вокруг кострища. Эйнар свернул налево, туда, где располагалась лежанка. Он опустился на колени и вытянул руки, ощупывая темноту. Пальцы дотронулись до грубой ткани, которая накрывала еловые лапки. За лежанкой у самой стены он нашел огниво.

По другую сторону костра, в нише в стене хранились дрова. Эйнар сложил чурки шалашом и напихал внутрь сухой травы, коры и еловых лапок. Ударил кресалом по кремнию. Когда искра перекинулась на траву, Эйнар подул на неё, помогая пламени разгореться.

Убежище наполнилось тёплым оранжевым светом. Сразу стало уютно и радостно.

– Здравствуй, отец, – поклонился Эйнар ледяной статуи.

Он не смог избавиться от отца, после того, как тот замёрз. Испугавшись, что пламя растопит лёд, Эйнар вырыл для статуи нишу в стене, недалеко от входа.

Теперь отец всегда был рядом, наблюдал за жизнью сына, охранял жилище.

– Представляешь, что сегодня сестра учудила?! – воскликнул Эйнар, обращаясь к отцу, будто к живому. – Пока мы были на охоте, она соизволила отлучиться, а потом приволокла с собой нечто, похожее на человека! Это был не иллид. Уши, как у нас. Глаза со зрачком, но кожа… Кожа такая розовая и тёплая. А волосы чёрные!

Эйнар рассказал отцу всё, что приключилось за сегодняшний день. Про маму. Про её веру, будто найдёныш Бог. Про Мириам, которая наставила лук на родного брата!

Всколыхнулись уснувшие эмоции. Злость и горечь разлились по телу. Сестра и мама променяли его, родного человека, на странного незнакомца, которого видели впервые! Да как они посмели?! Голова словно наполнилась воздухом. Мир перед глазами поплыл, проведи рукой – и сотрёшь его. Крик ломал грудную клетку и раздирал горло. Эйнар бросился к лежанке, достал из-под неё меч. Со всей силы сжал рукоятку и провел пальцами по клинку. Холод метала немного привёл в чувства. Мир снова обрёл чёткие границы.

Тяжёлым шагом Эйнар вышел наружу.

Вокруг разливалась ночь. Над деревьями висели тусклые серебристые нити небесных линий. Холодный воздух щипал нос и щёки.

 Эйнар застыл, прислушиваясь к окружающим звукам. Скрипели стволы деревьев. Где-то вдалеке ухала сова.

Нужно найти иллидов. Раньше их было много, как блох на дворняге, а теперь ряды мёрзлых значительно уменьшились.

Эйнар двинулся в сторону Плории. Иллиды старались держаться поближе к поселениям и дорогам. А вот дикие звери, наоборот, уходили подальше в леса.

Эйнар долго бродил по лесу, но безуспешно.

"Вот как всегда,  – мысленно сокрушался он, всматриваясь между деревьями.  – Когда иллиды нужны, то хрен их найдешь".

Наконец-то повезло. В тусклом серебристом свете небесных линий Эйнар заметил синеватую кожу мёрзлого и фиолетовые торчащие волосы. Это оказался парень. Совсем молодой. Где-то лет четырнадцати. Его одежда была грязной и порванной. Мёрзлый бродил между деревьями, будто заблудился.

– Кс-кс-кс, –  издевательским тоном позвал его Эйнар.

Мальчишка остановился и медленно повернул голову в его сторону.

– Давай, иди ко мне, –  приманивал его Эйнар, размахивая руками.

Парнишка двинулся к нему, словно недоверчивый пёс.

Эйнар не стал его убивать, а повёл за собой, на поиски других иллидов. Мёрзлый пытался нападать. Резко бросался вперёд. Выбрасывал руку, пытаясь схватить Эйнара, но тот ловко уворачивался.

– Да не сейчас, – смеялся Эйнар, словно играл с маленьким ребёнком, а не со смертью. – Мне неинтересно драться с тобой один на один. Да и такой бой для новичков.

Вскоре попались ещё двое. Девушки. Одна – полненькая, без глаза и с коротким светло-розовым ёжиком. А вторая – стройная, фигуристая, с длинными синими волосами, собранными в высокую прическу. Многие прияди выбились и падали на глаза и плечи. На ней было синее длинное платье с разрезом почти до бедра и с глубоким декольте. В ушах мёрзлой сверкали золотые серьги. Она показалась Эйнару странной. Полненькая, как и все мёрзлые, среагировала на тепло живого человека, потянулась к нему. А худая нет. Осталась на месте. Тревожное чувство шевельнулось внутри.

Держись от неё подальше.

Краем глаза Эйнар заметил старика. Вместо левой руки у него из плеча торчал кусок кости, а правая нога была вывернута так, что стопа смотрела не прямо, а в сторону. Самое страшное, что старик не был иллидом. Он – человек, несчастная жертва зимы.

Эйнар остановился. Мёрзлые приближались. Все, кроме синеволосой девицы. Показалось, что она наблюдает за ним, как будто её вели не инстинкты и голод, а разум. Эйнара прошиб холодный пот. Но времени на подумать не было. Парнишка щёлкнул зубами и бросился на него. Эйнар отскочил. Достал меч.

О, эта сладкая песнь клинка, когда он рассекает воздух, когда разрезает тело, с хрустом перерубая кости. Мальчишка упал. По коже расплылось синее пятно. Живые ткани превращались в лёд.

Эйнар увернулся от длинных пальцев толстой девицы. Лезвие вошло в её объемный живот. Она завизжала. Схватилась руками за клинок, будто хотела достать его. Эйнар выдернул меч и отсёк ей голову.

Дед оказался медленным и неуклюжим. Но драться с ним как с мёрзлым Эйнару не хотелось. Ведь это человек. Ему просто так же не повезло, как и отцу. Ему не нужно мстить, он ни в чем не виноват. Стоит подарить несчастному освобождение.

Эйнар зашёл деду за спину. Пока тот неуклюже разворачивался, проткнул сердце мечом.

Дед осел, уткнулся лицом в землю, будто хотел поцеловать её в последний раз. Так и застыл.

Эйнар достал меч. Статуя задрожала и осыпалась ледяным прахом.

– Упокойся с миром.

Было в этой минуте нечто грустное и радостное одновременно. Только что оборвалась жизнь человека. Только что измученная душа освободилась от проклятия.

Эйнар тяжело вздохнул. И в следующее мгновение почувствовал холод на коже. Тонкие женские руки обвили его за грудь и талию. Прижали к себе. Так крепко, не пошевелиться. От неожиданности Эйнар уронил меч.

Он совершенно забыл про синеволосую! Упустил её из вида! А она выждала подходящий момент и сцапала его, как кошка мышку.

Впервые в жизни Эйнар ощутил себя не охотником, а – жертвой. Беспомощной. На волосок от гибели. Он растерялся и не знал, что делать. Мёрзлая же знала: она прильнула губами к его шее, провела языком по позвоночнику.

Тепло, которым был наполнено тело Эйнара, будто поток реки устремилось к губам иллидки и, подобно воде, закручиваясь в водоворот, исчезало в бездонной яме. Холод, острый и жгучий, впился в кожу. Потёк по венам. Сердце бешено забилось.

"Она забирает мою жизнь! Она травит меня! Соберись! Спасайся!"

 Эйнар резко присел, а затем стремительно встал, сильно наклоняясь назад. Он с такой силой врезал затылком в лицо иллидки, что потемнело в глазах. Раздался сухой щелчок. Эйнару показалось, что щелкнуло у него в голове.

Иллидка разжала объятия. Отшатнулась. Эйнар отскочил в сторону, как-то  умудрился поднять меч. Нос мёрзлой изогнулся, как змея.

Нельзя мешкать! Эйнар взмахнул мечом. Когда иллидка бросилась на него, всадил клинок точно между рёбер. Лезвие заскользило, разрезая плоть. Когда оно добралось до сердца, дрожь прокатилась по телу иллидки. По её коже побежали синие круги. Лезвие ударилось о лёд позвоночника. Остановилось.

Эйнар чувствовал себя обессиленным. Ноги совершенно не держали. Он отпустил рукоятку меча – она осталась торчать в теле иллидки, будто победный флаг – и сел рядом. Подташнивало. Мир перед глазами дрожал, словно находился за дымкой. Хотелось лечь прямо здесь и уснуть. Переборов это желание, Эйнар поднялся, забрал меч. Отошёл на пару шагов, но затем вернулся. Со всей силы толкнул ледяную статую.

– Тварь! – прошипел он, а затем посмотрел на ледяные осколки и сощурился. – Я победил тебя.

Эйнар не помнил, как дошел до логова, как упал на лежанку. Он не знал, как долго спал. Судя по тому, что дрова прогорели, а огонь почти потух, прошло много времени. Но сон и тепло придали сил. Эйнар чувствовал себя получше. Собраннее. Сильнее.

Он подбросил поленьев и помог костру разгореться. Затем сел и стал смотреть на огонь, пытаясь собрать по крупицам то, что произошло накануне. Он помнил какие-то обрывки, части сцен. Ему виделся одноногий мальчик и желтоволосая девушка. Она вроде напала на него, укусила. Это неправда! Может, ему всё приснилось?!

Дрожа и лелея надежду, что всё произошедшее лишь грёзы, Эйнар дотронулся сзади до шеи. Кожа была холодной, а пальцы нащупали рубец вдоль позвоночника.

Твою ж мать, это не сон. Она на самом деле отравила его!

Страх напоминал тяжёлые доспехи, давил на грудь и плечи. Эйнар вскочил и принялся ходить кругами.

Что теперь делать? Как избавиться от яда? Может, пустить кровь? Может, вырезать ту часть мышцы, куда впилась тварь?

Нет, всё не то!

У кого просить помощи?

Эйнар понимал, что не у кого. Никто не поможет. Матери с сестрой точно не стоит ничего рассказывать. Они будут волноваться и переживать за него, но ничего не смогут сделать.

Обратиться в Око? Эйнар даже не представлял, что с ним там сделают. Вылечат? Вряд ли. Скорее всего, отнесутся к нему как к заражённому и убьют.

Он был один на один со своей бедой. От этого осознания хотелось рыдать. Эйнар крепко сжал кулаки, чтобы подавить порыв. Он чувствовал себя несчастным и одиноким и не знал, как справиться с этими чувствами.

Словно насмехаясь, всплыли новые воспоминания о его провале: как он позволил иллидке захватить себя, как позорно выронил меч. Эйнар уцепился за волосы и так сильно потянул их, что заныла кожа головы.

Отчаяние сменилось злостью. Вообще, во всём виновата сестра! Не притащи она того выродка, не было бы скандала. Он бы остался дома! Не ввязался бы в драку с мёрзлыми! Его бы не отравили! Эйнар скрипнул зубами от злости. Ничего, он найдёт способ, как отомстить Мириам.

Глава 6: Ивор

До поздней ночи Ивор сидел над счётными книгами. В одной, что в деревянном переплёте, он вёл семейный учёт. В другой, в мягкой кожаной обложке, записывал доход от продажи и аренды лошадей, расходы на их содержание и выплаты работникам. Ивор окунул перо в чернильницу, легонько стряхнул его и аккуратно вывел: ИТОГО. Затем прикрыл глаза, и перед внутренним взором побежали цифры. “Десять плюс двенадцать плюс восемь плюс один Рут… Так, это двадцать Сольт. Плюс двадцать пять Сольт. Ещё кувшин орехов и парочка зайцев…” – мысленно сложив все расходы, рядом с “итого” Ивор написал «три Рут восемнадцать Сольт».

 Буквы выходили округлые. Одни были тонкие, будто волос, у других бока раздувались, словно горловой пузырь у жабы. Буквицы Ивор украшал вензелями: где-то веточка переплетётся с петелькой, где-то завитушки кружевом лягут рядом с ножкой. Пускай он не летопись писал, а всего лишь счётные книги заполнял, но все должно быть аккуратно и красиво.

Огонёк свечи подрагивал от дыхания и движений. Глаза ныли. Ивор снял очки, подушечками пальцев помассировал веки, чувствуя, как уходит напряжение. На сегодня всё. Остальное доделает завтра. И список товаров на ярмарку он подготовит завтра. Ивор захлопнул книгу, широко зевнул и наклонил голову – позвонки слабо хрустнули. Мышцы спины заныли. Сцепив пальцы в замок, он вытянул руки над головой и наклонился сначала в одну сторону, затем в другую.

Взяв канделябр, Ивор подошёл к шкафу. Его дверцы украшали нарисованные фигурки зверей и птиц. Пламя свечи отражалось в глазах из чёрного оникса, и казалось, будто они живые.

Ивор сменил жупан на ночную рубаху и колпак. Зачерпнул воду из миски на ночном столике и умылся. Из затуманенного неровного стекла на него таращился мужчина лет сорока, с вытянутым лицом. Оно было похоже на перепаханное поле: по бледной коже тянулись борозды от морщин. Они пересекали лоб, обвились вокруг глаз и губ. Волосы, в молодости густые, длинные и белоснежные, теперь потускнели, поредели, а на макушке вылезла лысина. Как только Ивор с ней не боролся: втирал масла, пил настойки, что советовали лекари и цирюльники, – ничего не помогало. Приходилось прятать лысину под волосами, специально зачесывая их назад и собирая в тонкий хвост. Старость. Никуда от неё не деться. Ивор обречённо вздохнул, затем взял полотенце, которое лежало около миски, промокнул лицо.

Сон склеивал веки и наполнял тело приятной тяжестью. Постель выглядела притягательной и манящей. Как же хотелось лечь на эти простыни, зарыться головой в мягкую подушку, но нужно было выполнить ещё парочку дел.

Ивор надел тапочки, утеплённые мехом, и пошёл в комнату дочери. Прикрывая пламя свечи ладонью, залюбовался разметавшимися по подушке кудряшками Алин.  Какая же она красивая, его доченька! Вся в маму, в его любимую, так рано ушедшую из жизни Полиану. Алин, казалось, взяла от мамы и её рода Данио всё самое лучшее: кучерявые волосы, круглое лицо, пухлые губы, аккуратный подбородок и родинку под правым глазом. Ещё от жены дочери перешли пышные формы, как у королевской особы, которая никогда не знала голода и лишений. От отца Алин взяла лишь широкие брови и голубой цвет глаз.

Ивор поднял книгу, которая валялась на полу возле кровати – видимо, дочь опять полночи читала – и положил её на прикроватный столик.

– Хороших снов, моя принцесса, – прошептал он и поцеловал Алин в лоб.

Затем он спустился в Святилище – просторную комнату, в центре которой, образуя круг, стояли кумиры Богов – гигантские, в два раза выше Ивора, деревянные идолы с человеческими лицами. Нут, Нид, Бальт, Мара и Кай. Каждый в руках держал свой символ. Кай, бог войны, опирался на меч. Мара была богиней смерти и хаоса, поэтому она держала серп, которым перерезала нити живущих. Бальт, как бог законов и порядков, стоял с книгой, а Нид, покровитель торговцев, сжимал горсть монет. Нут же вырезали с семечками яблока на ладони – символом плодородия.

Возле каждого идола стоял алтарь. Ивор склонил голову перед Нут и попросил у неё защиты для себя и Алин, затем насыпал в чашу немного зерна. После поклонился каждому богу, шепча: «Помним и чтим».

Глаза слипались, сознание затягивалось сладкой пеленой. Выходя из святилища, Ивор несколько раз зевнул. Правда, пока он дошел до кровати, сон куда-то улетучился. Немного поколебавшись, Ивор всё же затушил свечу и залез под одеяло.

За окном шевелились тени, тихо, но злобно завывал ветер. Лиственное дерево, которое росло недалеко, в свете небесных линий походило на лешего, только очень истощённого.

Поняв, что не уснёт, Ивор поднялся, зажёг свечу и подошёл к шкафу. На одной из полок, под одеждой, хранилась шкатулка-сундучок. Пока она не имела особой ценности, но через какое-то время и при определенной удаче, её содержимое станет на вес золота. За спрятанные в ней тайны можно будет лишиться головы.

Ключ от сундучка висел на длинной верёвке на шее. Только так Ивор был уверен, что никто случайно или специально не залезет в его тайны. Щёлкнул замок. Скрипнула крышка. Внутри лежали письма и скрученные, словно древесные опилки, полоски бумаг.

«Посетил деревню Хикс. Женщина не та, которую мы ищем». «Напал на след. Еду на север», – текст был написан острым почерком, буквы напоминали цепи горных вершин.

Ивор вытряхнул записки на стол, достал письмо – тонкий узкий лист желтоватой бумаги. Оно пришло пару дней назад. Почерк был точно таким же неровным и острым, как в записках.

«Уважаемый войт Блом!

Пишу Вам с радостными вестями. Мне удалось встретиться с таинственным господином Н. Мы выпили по кружке пива в таверне «Серебряный ручей», что находится на окраине квартала элладов в Иднасе. Н. оказался человеком, правда, премерзким. Если бы не наше дело и не та информация, которой он владеет, ни за что не стал бы с ним якшаться. 

За мешочек звонких монет он рассказал мне любопытную вещь. Он был знаком с интересующей нас женщиной. Н., правда, он был тогда мальчишкой, но запомнил её хорошо, так как она имела скверный характер.

Женщина жила рядом с кварталом элладов и очень много пила. Господин Н. часто встречал её спящей под забором или выпрашивающей милостыню. Он утверждает, что женщина приехала в Иднас с маленьким сыном, тому лет семь было. Года через два ребенок пропал, и никто не стал выяснять, что с ним. Поговаривают, мальчишка умер: то ли мать его прибила сгоряча, то ли от голода и недосмотра. По крайне мере, так многие считают, но господин Н. настаивает, что мальчишка сбежал. 

Ещё мне удалось узнать, что М. приехала с северных земель княжества Сол. Господин Н. не знает, откуда именно, но отметил, что акцент у неё был, как у северянки. Но он знает, где в последний раз останавливалась женщина, перед тем, как приехать в Иднас, –  это постоялый двор «Расколотая кружка», который на Главном перекрестке. Посоветовал мне съездить туда разведать. Говорит, что там хозяйка уж очень падка на золотые монеты.

После моего разговора с господином Н., я походил по улицам, расспрашивая местных. Монеты очень хорошо освежают память. Вспомнили её. Да, говорят, была пьяница и померла пьяная в своей постели. Захлебнулась в собственной… простите… рвоте. 

Нашёл я одну даму, назовем ее К., которая неплохо была знакома с ней. К. рассказала, что наша женщина приехала очень даже в приличном виде вместе с маленьким сыном, сняла комнату, каждый вечер принаряжалась и бегала в квартал элладов. Что она там делала, никто не знал. Поговаривали, будто у неё была необъяснимая страсть к элладам. Но однажды её вылазки прекратились, и М. стала налегать на спиртное. Отношение к цветноволосым тоже резко поменялось. Если раньше М. горела страстью, то потом, приняв на грудь, выходила на мостик, соединяющий квартал людей с кварталом элладов, и плевала в их сторону.

Больше мне ничего не удалось узнать. Нужно отправляться в «Расколотую кружку». Может, там нам повезёт больше.

Прилагаю к письму лист, на котором указаны все расходы на жильё, еду и информацию.

Так же хотел сообщить вам, что деньги, выделенные мне для расследования, подходят к концу: осталось 15 Сольт. Я осмелюсь попросить Вас передать мне еще 100-150 Лир.

Низкий Вам поклон от вашей птички».

Ивор отложил письмо. 150 Лир – крупная сумма. Расследование затягивалось, цена росла. Но он так долго гонялся за призраками, не знал, что искать, просто шёл по неясному прерывающемуся следу… Почти отчаялся, а потом совершенно случайно какая-то распутная девка в дешёвом трактире передала пташке интересные слухи. Она знала одного человека до того времени, как он стал величать себя Пророком. Ивор приказал разнюхивать в этом направлении, и оказалось, что там воняло обманом, насилием и безумием. Вряд ли Пророк, который нашёл теплое местечко под крылом князя, захочет, чтобы кто-то узнал его тайны. Они становились все грязнее и грязнее: вскрылась правда про маму. Оказывается, та была пьяницей со странной любовью к элладам.

Ивор чуял: чем сильнее он тянул за ниточку, тем страшнее тайны вылезали  на поверхность. Вдруг Пророк окажется наполовину элладом? Это будет как гильотина над его шеей! Религия, которую распространяет Пророк, брызжет слюной в сторону элладов и магии, а тут оказывается, что самый главный – тот ещё колдун, и все его чудеса рождаются от магии, а не от связи с Богом.

От возбуждения и нахлынувших мыслей Ивор расчесывал ногу.

Если Пророк наполовину эллад, да ещё и с магической кровью, если об этом узнает мир, последователи, а самое главное – князь, тогда придет конец мерзкой религии! Князь самолично повесит этого мошенника на главной площади. Ивор должен присутствовать во время казни, стоять в первых рядах и наслаждаться.

Но…

Ивор постепенно возвращался в реальность.

… расследование затягивалось и расходы росли. Вряд ли он это потянет. Нужно найти тех, кто богаче, кто разделит его страсть и поделится деньгами.

Но кто?

Ивор переплел пальцы и упёрся указательным в переносицу.

Где взять денег? Хотя, есть у него одна мысль!

Небесные линии серели, а небо на юге светлело. Птицы чистили перышки и заводили трели, приветствуя новый день.

С пением птиц Ивор будто очнулся, посмотрел в окно. Уже утро? Как так?.. Ивор поднялся. Затёкшие ноги неприятно заныли. Нужно выспаться за пару часов. Главное, что он придумал план!

Глава 7: Алин

Веки тяжелели и закрывались, но желание дочитать было сильнее, поэтому Алин встала с кровати, подошла к умывальному столику и протёрла глаза холодной водой. Сон отступил. Но вряд ли надолго. Поэтому Алин быстренько юркнула обратно под одеяло. На страницах книги ее ждали рыцарь Ромуль с возлюбленной принцессой Лилиан. Они знали, что король нашёл постель дочери пустой и отправил за беглецами погоню. Он не желал мириться с тем, что дочь вышла бы замуж за простого рыцаря, а не за наследника престола соседней страны, и очень разозлился, когда она ослушалась и сбежала. Он приказал схватить их. И вот уже несколько дней влюблённые спасались от преследования: не спали несколько суток, переходили ледяную реку в надежде сбить собак со следа. Вроде получилось. Кони не ржали за спиной, а лая собак не было слышно. Беглецы решили устроить привал. Ромуль припал ухом к земле и несколько минут прислушивался, а затем поднялся и довольно улыбнулся. Оторвались. Они развели костер, чтобы согреться. Рыцарь постелил для принцессы свой плащ, а сам остался на страже. Усталость сыграла злую шутку, он прикемарил буквально на пару минут, а когда открыл глаза, то уже был окружён королевской стражей.

Беглецов вернули в замок: рыцаря бросили в темницу, а Лилиан отец запер в башне до свадьбы с принцем Охлом. Принцесса так переживала за любимого, что заболела, и ни один лекарь не мог ей помочь. Она увядала на глазах. За несколько дней от красавицы Лилиан осталась лишь тень. Король испугался за свою дочь и уверовал в силу её любви. Он понял, что если казнит Ромуля, то Лилиан тоже умрёт, поэтому приказал освободить рыцаря и дал благословение на их замужество.

Ромуль оседлал коня и во весь опор поскакал к башне. Он взбежал в опочивальню любимой и тут же у постели опустился на одно колено и прошептал:

–Ты станешь моей женой?

На этом моменте Алин всхлипнула, а глаза заполнились слезами счастья. Пускай Лилиан услышит эти слова, пускай очнется.

Принцесса как будто вняла её мольбам, потому что открыла глаза, и болезнь тут же покинула ее тело: лицо осветила улыбка, на щеках заиграл румянец.

– Да, – прошептала Лилиан.

Вскоре во дворце состоялась их свадьба, на которую были приглашены все. Много мёда и вина лилось на том пире, а трубадуры в балладах восхваляли силу любви, способную победить любую болезнь, даже саму смерть.

Алин несколько раз прочитала последний абзац, её сердце наполнилось нежностью и радостью. Какая чудесная история! Как же она была рада за Лилиан и Ромуля. Алин закрыла книгу, прижала её к груди и залезла под одеяло. Не заметила, как так и уснула. В мире грёз она превратилась в принцессу, а любовь всей ее жизни – Эрн – перевоплотился в рыцаря. И они вместе убегали  от злобного отца, пытаясь защитить свои чувства.

Утром она проснулась от того, что нянечка ходила по комнате и собирала грязные вещи, которые Алин по привычке бросила на пол. Книга лежала на столике рядом с кроватью.

– Доброе утро, снежинка, – улыбнулась женщина, заметив, что Алин села в постели.

– Доброе-доброе, Корра – ответила она, зевая.

Нянечка была низкой и полной женщиной. Она носила длинное коричневое платье. Она так давно работала у них, что  Алин помнила ее молодой, с нежной гладкой кожей и блестящими волосами. Пока Корра наблюдала, как её подопечная расцветает: из смешной и пухлощёкой девочки превращается в неуклюжего подростка, Алин же наблюдала, как увядала нянечка: как на коже появлялись морщинки, которых с каждым годом становилось всё больше; как седели и редели волосы. Но однажды Корра изменилась до неузнаваемости: буквально за полгода её тело расползлось, а лицо расплылось. Папа сказал, что это все от заболевания, которое ни один доктор не может вылечить. Но, не смотря на внешние изменения, внутри нянечка оставалась такой же доброй и нежной, как раньше. Она по-прежнему придумывала новые сказки для Алин, целовала на ночь в лоб, утешала, когда та прибегала жаловаться, даже скрывала от отца её мелкие шалости.

– Как Вам спалось? – поинтересовалась нянечка, распахивая шторы.

Свет от Сангара наполнил комнату, и от этого на душе стало радостно. Редко в текущие времена можно застать теплый и полный света день.

– Ой, хорошо. – Алин потянулась и откинула одеяло.

– Вы полежите немного, я сейчас принесу Вам новое платье.

Корра вышла из комнаты с охапкой вещей под мышкой, а вернулась с платьем светло-лимонного цвета. Помогла ей одеться и усадила перед зеркалом.

– Ужасные волосы!  – тяжело вздохнула Алин, наблюдая за тем, как нянечка аккуратно расчёсывает её непослушные пряди. – Почему мне не могли достаться нормальные прямые волосы, а не эти дурацкие кудряшки!

– Не говори так, снежинка! – воскликнула Корра. – У тебя прекрасные волосы. Они делают тебя особенной.

Алин хмыкнула, но ничего не ответила. Нянечка собрала пряди в жгуты, вплела ленты – жёлтые, под стать платью – перетянула их на затылке и закрепила тонкими заколками.

– Смотри, какая ты красавица! Будто сама королева.

Алин зарделась от этих слов и пролепетала «спасибо».

– А теперь беги завтракать, а я приберусь у тебя в комнате.

Обеденная располагалась на первом этаже. Через многочисленные окна в комнату щедро лился свет, поэтому свечи в настенных канделябрах не горели. Стол занимал половину помещения. На нём в глубокой тарелке дымились только что сваренные яйца; на деревянной доске лежали тонкие ломтики ветчины и запечённые овощи, а на большом стеклянном подносе красовались любимые черничные пирожные. Посередине возвышался кувшин, наполненный кипятком. Половые завернули его в полотенце, чтобы вода не остывала. Маленькие фарфоровые чашечки, украшенные цветами и ягодами, будто с нетерпением ждали, когда же их наполнят ароматным чаем.

Половые, мальчишки лет семи, замерли возле двери, которая соединяла обеденную с кухней – ждали, когда Алин сядет за стол, чтобы подать завтрак. Но Алин всё никак не решалась: отца ещё не было, а женщине садиться первой – некультурно. Она постояла, бросая взгляды на дверь, затем переступила с ноги на ноги, оглянулась и нерешительно опустилась на стул. Она чувствовала себя как на иголках и была готова сразу же вскочить, если отец появится в дверях.

Половой поставил перед ней миску с гречневой кашей, сильно сдобренной маслом, и жареной перепёлкой. Алин отломила ножку и втянула ароматы мяса с нотками розмарина и тимьяна. Их повариха – кудесница! Только она могла приготовить такие блюда, которыми не стыдно угостить самого князя!

В обеденную вошёл отец, когда Алин размешивала сахар в чае, а половые уносили пустые тарелки. Он был одет в домашний халат темно-бордового цвета, на ногах – светлые штаны и тапки из шерсти. Волосы он заплел в косу, которая получилась тонкой, будто мышиный хвостик. Отец как всегда был хорошо выбрит и надушен. Алин не помнит, чтобы хоть раз видела его растрепанным, неумытым или со щетиной. «По внешнему виду судят и решают, иметь с тобой дела – или нет!» – учил он её в детстве, когда Алин не хотела умываться или расчесывать волосы. «Вот посмотрят на тебя, на торчащие во все стороны космы, и подумают, что эта девочка, видимо, простолюдинка, неряха – поэтому не стоит с ней дружить».

– Доброе утро, принцесса.

– Доброе, – Алин поднялась в знак уважения и опустилась обратно на стул только после того, как сел отец.

– Как тебе спалось?

– Хорошо. Правда, ветер завывал так сильно, что я постоянно просыпалась. А Вам как спалось? Вы вчера поздно, видимо, легли.

– Да, пришлось засидеться над счетными книгами, – отец расстелил на коленях полотенце.

Половой принёс тарелку с кашей, но вместо перепёлки на ней была вантробянка – говяжьи потроха с чесноком и специями, запеченные в свином желудке.

– Приятного аппетита, – пожелал мальчик и ушёл.

Он занял привычный угол возле входа в кухню и замер, наблюдая за трапезой, готовый тут же броситься и убрать грязную посуду.

Алин разбила ложечкой скорлупу от яйца и двумя пальцами счищала ее, пока отец завтракал. Она ела медленно, смакуя каждый кусочек, а папа, в отличие от неё, ел рывками: набрасывался на пищу, будто голодный зверь, а потом делал перерыв, медленно попивал чай и заводил разговоры, после снова возвращался к еде.

И в этот раз Ивор расправился с половиной порции, промокнул губы полотенцем, которое лежало на коленях, и откинулся на спинку стула.

– Я сегодня вечером много думал, дочка.

– И о чем же? – поинтересовалась Алин, сбрасывая последний кусочек скорлупы в мисочку.

– О том, какой взрослой ты стала. Вроде ещё вчера бегала такой малышкой вокруг и постоянно просила взять тебя на ручки или посидеть на коленках.  А ещё ты любила сидеть на плечах: широко раскидывала руки и заявляла, что ты птица, – отец усмехнулся, бросил в кружку заварку и залил кипяток. По воздуху поплыли ароматы малины и мяты. –  Но теперь тебе уже пятнадцать. Не могу поверить, что ты выросла. Да ещё такой красавицей. Вся в маму, успокойте боги её душу.

Алин почувствовала, как тоска сжала сердце. Болезнь одолела маму в молодом возрасте. Она начала кашлять, но никто на это не обращал внимания. Спохватились тогда, когда кашель перерос в приступы. Мама тогда сгибалась, хрипела. Глаза выкатывались. Кожа приобретала нездоровый бледно-зелёный оттенок. Это очень пугало маленькую Алин: она плакала и кричала, просила прекратить. Тогда нянечка её уводила и рассказывала сказки. Буквально за сезон мама похудела, посерела, почти перестала есть, а потом легла в постель и не поднималась. Алин долго запрещали к ней заходить, но в один день всё-таки позволили. Мама напоминала скелет, обтянутый кожей. Запястья стали такими тонкими, что их можно было обхватить двумя пальцами. Волосы, раньше густые и кучерявые, выглядели тусклыми и серыми. Алин смотрела на маму и пыталась увидеть молодую, полную жизненных сил женщину, со счастливой улыбкой, с искорками в глазах. Это удавалось плохо. Реальность словно была пропитана настолько токсичным ядом, что он растворял воспоминания. Может было бы лучше, чтобы она не видела маму при смерти? Ведь она запомнилась именно такой: больной, худой и серой.

От этих воспоминаний глаза наполнились слезами, и Алин со всей силы сжала полотенце, чтобы не позволить себе заплакать.

– … я нашёл тебе достойную пару, – закончил отец предложение.

– Зачем? – удивилась она.

– Ты что, не слушала? – нахмурился отец, но тут же улыбнулся и повторил: – Замуж тебе пора, доченька. Ты уже достигла того возраста, когда молодые девушки вылетают из-под родительского крыла и вьют своё собственное гнёздышко. И я много думал о том, как устроить твою жизнь так, чтобы ты ни в чем не нуждалась и жила словно самая настоящая принцесса. Ведь ты и есть принцесса. И я нашёл тебе достойную пару.

От этих слов у Алин закружилась голова. Замуж? В смысле? Она, конечно, думала о замужестве, но оно представлялось каким-то далёким. Да и замуж она хотела выйти по любви, а не как все. Она знала, что брак – это, по сути, союз двух мужчин, и желание девушки тут не учитывается, но всё же надеялась и верила, что её отец не такой, что он чуткий и добрый. Но сейчас вся её вера, все её мечты рассыпались, как трухлявое полено. Алин почувствовала, как напряглись мышцы, а в груди будто застрял острый осколок.

– И за кого Вы хотите меня отдать, папа? – каждое слово давалось с трудом.

– За Якоба Радда.

Это предложение звучало настолько нелепо, что Алин усмехнулась.

– Папа, Вы серьезно? Радды влиятельные магнаты. Вряд ли они согласятся взять в жёны меня. Якоб скорее женится на Оливии Боции. Она из его сословия.

Отец посмотрел на неё таким взглядом, будто получил оплеуху. Он положил вилку на край тарелки и промокнул губы салфеткой.

– Доченька, тебе не стоит переживать за это. Я знаю, какое предложение стоит сделать Раддам, чтобы они согласились.

Алин поняла, что отец не шутит и, скорее всего, он всё просчитал на несколько шагов вперед. Он знал, кому и что нужно сказать, как правильно себя подать, чтобы добиться того, чего он хочет. Благодаря этому папа выбрался из крестьян и занял почётную должность главного писаря при князе, а потом получил титул войта – да, пускай самый низкий титул, но всё же – и кусок земли с деревней в своё управление.

Отец видимо заметил её кислое выражение лица, потому что попытался приободрить:

– Только представь, ты будешь жить, как принцесса: в большом роскошном доме, будешь носить платья из аксамита и ездить в позолоченной карете. И получишь более весомый титул, чем сейчас.

Эти слова сделали только хуже. Алин почувствовала себя разменной монетой. Всё это не ради её счастья, а ради власти. Она всего лишь кукла, через которую отец сможет получить новый статус, занять место в сейме и принимать участие в важных политических вопросах. Она никто. Она ничего не решает, а её желания ничего не значат. Алин почувствовала себя маленькой, но попыталась сопротивляться:

– А как же любовь, папа? Разве я буду счастлива за Якобом, если совершенно не люблю его?

– Любовь – всё это дурость, – махнул он рукой и отправил в рот остатки вантробянки. – Да и знаешь, как говорят в народе: поживёте – слюбитесь.

Алин же кусок в горло не лез. На душе было мерзко и противно.

– А знаете, как говорят ещё: с милым и мох покажется мягкой периной, и в лютые морозы будет тепло! – взвилась она.

– Какие наивные детские мечты, будто любовь заменит всё на свете, – хмыкнул папа, и Алин почувствовала, будто её оплевали. – Подумай, разве ты будешь счастлива в шалаше? Нет! Ты привыкла к тёплой постели, ко вкусной еде, к черничным пирожным. Разве ты сможешь спать на матрасе, набитым еловыми лапками, есть кислую капусту? Это только в твоих книжках принцессы спят на полу и чувствуют себя счастливыми. Жизнь – это не книжки. В жизни всё сложнее! Надо забрать у тебя эти книги, а…

Картинка перед глазами поплыла, Алин ухватилась за край стола. Боковым зрением она заметила, что отец испугался. Он что-то сказал и потянулся к ней. Мысль о том, что он прикоснётся, вызвала отвращение. Алин дёрнулась. Отец, такой родной и любимый, теперь казался ей чужим. Больше не хотелось находиться рядом с ним, а уж тем более сидеть за одним столом. Алин собрала остатки сил и поднялась.

– Я накушалась, – сказала она и с гордо поднятой головой вышла из обеденной.

Глава 8: Эйнар

Домой Эйнар вернулся через несколько дней. На улице стояла глубокая ночь.  Родные давно спали. Когда он вошёл, мама с шумом перевернулась на печи. Эйнар стянул сапоги, снял тулуп и на цыпочках проскользнул к себе в комнату. Сундук у двери он не заметил и больно ударился о край мизинцем. Перед глазами расплылись оранжево-красные пятна. Он процедил боль сквозь зубы, а потом прислушался. Не проснулся ли кто.

Эйнар доковылял до кровати и рухнул на покрывало. Ушибленный палец неприятно пульсировал. Леший с ним, пройдёт! Эйнар залез под одеяло и прижался к тёплому печному боку, который врезался в часть стены. Матрас пах свежим сосновым лесом. Тени за окном укачивали. Эйнар ощутил себя малышом в люльке. Не хватало только маминого пения. Ах, сейчас бы уснуть и забыть про все неудачи и трудности. Но сон не шёл. Он покачал лодку сознания на своих волнах и отступил. Сознание проскребло дном по недавним событиям и прочно застряло в чувстве стыда. Эйнар вспомнил, как позорно выронил меч.  Снова привиделись глаза той иллидки, её дыхание на коже. Вернулось ощущение холода в венах.

Эйнар резко сел, прикоснулся к шее возле позвоночника. Кожа была твёрдой и ледяной. Пальцы задрожали, когда нащупали тонкий шрам. Дикий ужас накрыл с головой. Отчаянно захотелось вернуться в прошлое, чтобы избежать той битвы. От невозможности что-то исправить начало трясти. Эйнар шумно втянул воздух и медленно-медленно выпустил его сквозь сжатые зубы, а затем со всей силы сдавил ушибленный палец. Зашипел от боли, но зато чувства отступили.

Нужно жить дальше, заниматься делами, готовиться к ярмарке и изо всех сил скрывать то, что с ним произошло. Изо всех сил делать вид, что всё в порядке.

Желание уснуть окончательно улетучилось. Самое обидное, что вместе с ним исчезло ощущение, будто мир тёплый и безопасный. Показалось, что холод не только распространяется по венам, но и подбирается к нему из каждого угла. Эйнар закрыл глаза и проглотил рвущееся из груди отчаяние. Поднялся, зажёг лучину, воткнул её в стену. Достал из сундука нож и деревяшку, которую нашёл на охоте полгода назад. В ней жил образ русалки – вот, изгиб хвоста, а из этого сучка получится изящная женская рука – только нужно  выпустить его из заточения. Правда, вырезал Эйнар редко. Постоянно не хватало времени. Он уже плохо помнил, когда последний раз брался за стамеску  – наверное, весной – и успел вырезать лишь плечи и наметить линии шеи и головы.

Всю ночь Эйнар корпел над русалкой, убегая в монотонные движения от мыслей и чувств. У фигурки вскоре появились волнистые волосы, руки, пока еще без пальцев, грудь, талия, наметился хвост. Нож скользил по дереву, делая плечи более покатыми.

Небо зарумянилось на юге, словно пирожок в печи. Небесные полосы бледнели и исчезали. Эйнар не мог остановиться. Резьба по дереву успокаивала. Жаль, что нельзя закрыться в комнате и днями напролет строгать фигурки!

Утро разгоралось подобно пламени. Свет лился через окно, загоняя остатки ночи под кровать и за сундук. Эйнар затушил лучину и вернулся обратно к резьбе. Он слышал, как встала мама. Раздались всплески воды, шум открывающейся заслонки. Вскоре скрипнула дверь в комнату сестры и зазвенел её голос.

Эйнар оторвался от работы и задумчиво уставился на дверь. Родные же не знают, что он вернулся домой. Интересно, если не выходить из комнаты, зайдут ли они? Как долго он сможет прятаться за закрытыми дверями?

Эти мысли были такими соблазнительными. Эйнару с трудом удалось подавить их. Глупость какая. Нужно выходить, не прятаться от проблем!

С тяжёлым вздохом Эйнар сдул пыль с фигурки и спрятал её и стамеску обратно в сундук.

За дверями звучал голос сестры и матери. Они что-то обсуждали. Эйнар прислушался.

– Аргону всё хуже, – жаловалась Мириам. – Я не знаю, как ему ещё помочь. Нужно лекаря вызвать.

– Нельзя, – ответила мама.

– Я знаю, – голос сестры звучал понуро.

Говорили о найдёныше. Догадался Эйнар, а затем разозлился. Они уже и имя ему придумали!

Видеть родных совершенно не хотелось. Эйнара до сих пор душила обида за то, что мама с сестрой променяли его на гостя.

"Вот они сейчас о нём заботятся, но совершенно не подозревают, что ему тоже нужна помощь" – с горечью подумал Эйнар. Впервые в жизни он почувствовал себя не просто одиноким, а отрезанным от дома, от семьи, от всего на свете.

"А может, пойти в Око сдаться? – пришла отчаянная мысль. – Рассказать про укус иллида, а там – будь что будет. Посадят или убьют… Ну и ладно".

Эйнар сглотнул горький комок и вышел из комнаты.

– О, сынок, ты уже дома?! – удивлённо воскликнула мать, наливая в котелок воды. – Я не слышала, как ты пришел.

– Я ночью вернулся, – сухо бросил Эйнар. – Вы уже спали.

Он прошел к лавке у двери, стянул с рогов тулуп, влез в ботинки.

– Куда ты? – удивилась мама. – Завтракать скоро будем!

– Не голодный, – бросил Эйнар и вышел в сени.

– Его несколько дней не было, – донесся недовольный голос сестры. – Невесть где пропадал. А сейчас вернулся и даже доброе утро не сказал. Что за человек?!

Эйнар выскочил из сеней и плотно закрыл двери. Совершенно не хотелось слушать про то, какой он плохой и ненормальный.

Небо было голубым и таким ярким, что Эйнар прикрыл глаза рукой. Ветер, который любил завывать в трубах, где-то спрятался. В воздухе разлилось непривычное спокойствие и умиротворение.

На улице было многолюдно. Взрослые и дети, аккуратно зачесанные, направлялись на раннюю службу. Двери Дома были приветливо распахнуты. Подойдя поближе, Эйнар уловил аромат лаванды. Внутри запах ощущался ярче и насыщеннее. Он, казалось, обволакивал сознание. Успокаивал. Люди, болтавшие по дороге, затихали. Стояли молча, словно прислушиваясь к мыслям. Даже дети не шумели и не бегали, а тихо ходили вокруг родителей или стояли, перекатываясь с носок на пятки. Обида и горечь, которые нёс в себе Эйнар, исчезли.

Может, не идти к Оратору? Не стоит?!

Эйнар посмотрел на Око, прикреплённое к балкончику, который находился над головами людей, соединяя две стены. На этот балкончик, или как его называли в Доме, пьедестал, выходил Оратор и проводил службу.

Эйнар осенил себя святым символом – очертил в воздухе перед собой круг и выставил в его центре ладонь – и зашептал:

– Всевидящий, твой взгляд проникает в каждую частицу моей души и сердце. Я знаю, ты видишь, что творится со мной. Я пришёл к тебе за помощью, потому что только ты можешь мне помочь. Прошу, дай мне сил справиться со своим страхом и покаяться.

Нужно поспешить, пока не началась проповедь. Эйнар облизал губы и решительным шагом обошёл алтарь – широкий плоский камень на деревянной тумбе – и постучал в дверь кельи.

– Можно?

– Заходите, – раздался бас.

Оратор ещё не успел переодеться в одежду для проповедей. На нём были коричневые штаны, заправленные в высокие сапоги, и белая рубаха без узоров. Серый тулуп и кожаная сумка на длинном ремне висели на стене возле двери.

– А, Эйнар, здравствуй. Проходи-проходи! – Оратор посмотрел в его сторону.

Эйнар ощущал себя маленьким ребенком перед грозным учителем, ноги дрожали, а в горле образовался комок. Внешность Оратора состояла из противоречий, где строгость соседствовала с мягкостью, резкость сочеталась с расслабленностью, аккуратность с хаосом. Борода и волосы подстрижены, но их цвет был каким-то грязным, серым. Круглое лицо с мягкими линиями и сухая натянутая кожа. Красивые, невинно раскрытые, как у девушки, глаза, тонкие хищные брови.

– Что привело тебя ко мне? – поинтересовался Оратор и протянул руку с массивным черным перстнем с символом Око. Эйнар быстро коснулся его губами, боясь, что Оратор заметит шрам на шее

Нужно всё рассказать, исповедаться, но решимость, с которой Эйнар пришёл, исчезла.

Он опустился на стул у небольшого стола в углу и уставился на несколько кружек, накрытых полотенцем. Что же сказать? Как начать?

Ничего не придумалось. Все фразы казались какими-то глупыми. В келии повисла тишина. Эйнар уже жалел, что пришёл. Захотелось уйти, но это будет выглядеть слишком подозрительно!

– Я пришел с …. э-э-э, – неуверенно протянул Эйнар, ощущая, с каким трудом даются слова. Горло сжималось, не хотело пропускать звуки.

Эйнар сглотнул.

– Я узнал, что Великий Дом собирает рекрутов в Видящую стражу. Я собираюсь туда вступить, поэтому хотел попросить Вас отправить им рекомендательное письмо, – выпалил Эйнар совершенно не то, что собирался сказать, сам себе удивился.

Что он несёт? Какое рекомендательное письмо? Какое рекрутство? Да, он собирался поступать в рекруты, но сам. Без какой-либо помощи. Аж уж тем более без покровительства.

Оратор удивился этой просьбе, нахмурился и с прищуром посмотрел на него.

– Я просто боюсь, что места займут сыновья и любимцы магнатов и знати, а простому парню из деревни будет не пробиться, – начал Эйнар оправдываться, ощущая всю глупость ситуации. – А это моя мечта – попасть в Видящую Стражу, не просто словом, но и делом служить Всевидящему. Бороться за весну и тепло!

Видимо, эти слова впечатлили Оратора. Его лицо разгладилось, а из взгляда исчезла подозрительность.

– Хорошо, Эйнар, я отправлю рекомендации, хотя уверен, что и без них ты бы прошел отбор. Правда, ты бы мог зайти с этой просьбой после службы.

– Спасибо! – вскочил Эйнар. – Извините, что помешал Вам готовиться к проповеди. Я пойду.

Но возле двери он остановился, опустил голову, будто провинившийся мальчишка и пролепетал.

– На самом деле, я не только за этим пришел. Я хотел поделиться одной проблемой и просить у Вас совет.

– Я слушаю тебя, – ласково ответил Оратор. – Вот, присаживайся на стул. Рассказывай

Оратор сел напротив и со всем вниманием уставился на Эйнара. От этого пристального взгляда стало очень неуютно.

– На проповедях Вы говорили, что от взгляда Всевидящего не ускользнет ни одно событие, ни один помысел, – пробормотал Эйнар, ёрзая на стуле.

– Так и есть. Если мы впускаем Бога в свое сердце, то становимся для него, как открытая книга и…

– Вы ещё говорили, что Всевидящий часто дарует нам испытания.

Оратор кивнул.

– Разве Всевидящий не должен оберегать идущих за ним?

– Он и оберегает. Защищает нас от зла.

– Но как он может допускать испытания, которые слишком тяжелы, которые могут разрушить его последователей? – испугавшись, что слишком близко подошёл к своей тайне, Эйнар опустил взгляд и уставился на ногти.

– Каждому даётся по силам его. Пройдя через тьму, мы научаемся различать свет, отделять добро от зла. Во тьме закаливаются души наши и наша вера. Как росток, что пробивается сквозь толщу земли, чтобы дотянуться до света, чтобы окрепнуть и вырасти в сильное дерево, – ответил Оратор. – Нам, людям, не понять планов Всевидящего, потому что они больше и шире нашего ограниченного разума. Нам кажется, что Бог послал нам беды и горе, и мы корим его за это, но мы не знаем, что эти беды и горе уберегли нас от большего зла. Помнишь притчу про человека, что ехал на ярмарку, и у которого сломалась ось в колесах? Человек гневался, что он не попадет вовремя на ярмарку, что не успеет продать шкуры и не купит зерно, что не сможет накормить семью. Помнишь?

Эйнар кивнул и принялся стирать пятнышко грязи на руке.

– И помнишь, чем закончилась притча? – выдержав паузу, Оратор продолжил: –  Починив ось, человек добрался до города и увидел сожженные дома и пепел на улицах. В те дни, что он чинил колеса, пожар поглощал город, его жителей и гостей. Если бы не сломанная ось, то человек бы тоже сгорел в огне вместе со всем добром. Так что Бог через проблему с колесами спас ему жизнь. Поняв это, человек упал на колени и молился и благодарил Всевидящего за то, на что день назад гневался.

Эйнар повернул руку и уставился на ладонь, как будто в пересечении ее линий искал ответы. Нахмурился и посмотрел на Оратора с надеждой.