Читать онлайн Проект «Дом с привидениями» бесплатно

Jacket design by Georgia Morrissey

Jacket illustration by Sean Hayden

***

Посвящается Грэйс и Фэйт

Я учила вас верить

в мечту и пока вы росли,

вспомнила о своей

Глава первая

Я трижды постучала и прислонилась к двери: не слышен ли за ней шорох одеяла или тихие шаги? Нет, ни звука. Я приоткрыла дверь, заглянула в комнату и крикнула сестре:

– Пейдж, пора вставать!

– Отстань, Энди, – ответила сестрица с тяжелым вздохом. Правда, одеяло отбросила, а это хороший знак.

Я вернулась в коридор, но дверь оставила открытой.

Пейдж уже семнадцать – она на целых четыре года меня старше, но при этом бужу ее всегда я. Раньше все было не так. Пейдж успевала сходить в душ, высушить свои чудесные каштановые волосы и накрасить губы блеском, пока я валялась в постели. Она силой вытаскивала меня из-под одеяла и волокла за собой на кухню. Там я торопливо уминала яичницу, а она ласково хлопала меня по голове, неспешно проходя мимо. Теперь Пейдж с трудом разлепляет глаза, натягивает первые попавшиеся джинсы, которые валяются на полу у кровати, и убирает волосы в хвостик.

Впрочем, за этот год многое изменилось.

Я подошла к двери в папину спальню. Порой мне кажется, что там все еще пахнет ею. Сейчас я не отказалась бы даже от намека на аромат ее спрея для тела, который напоминал мне о тропических островах. Я глубоко вдохнула, но ничего не почувствовала. Наверное, это к лучшему. Даже если я уловлю этот запах, то сразу пойму, что сама его себе вообразила. Потому что ее больше нет.

Нам сказали, что она сама не поняла, что произошло. Ни боли, ни жизни, пролетающей перед глазами, – ничего. Просто раз – и ее нет. И это якобы к лучшему. А я вот в этом не уверена. Маме нравилось держать все под контролем. Она вполне могла бы поспорить с судьбой. Вот только с грузовиком, который мчится на тебя со скоростью семьдесят миль в час, особо не побеседуешь. Хотя если бы кто и умудрился это провернуть, то только моя мама.

Даже сейчас мне слышится ее сердитый голос: «Ну что ты делаешь? Нет, мне некогда обниматься. У меня уйма дел! Ну же, шевелись!» Так она выгоняла нас по утрам в школу. Кто бы мог подумать, что я буду скучать по ее ворчанию? Или по крикам? Но теперь я бы все отдала хотя бы за одно «Энди, скорее!» или даже «Хватит упрямиться! Полезай в машину. Ну же, шевелись!».

С другой стороны, понимать, что вот-вот умрешь, ничем не лучше. Это было бы несправедливо по отношению к маме. В свою последнюю минуту она думала бы о том, какая страшная буря разразится в нашей семье и сколько всевозможной дряни она на меня обрушит. Маме бы точно этого не хотелось.

Я даже не подумала стучать в папину дверь. Не факт, что он вообще дома. И все равно он не проснется, даже если сыграть на барабанах рядом с его кроватью. Папа всегда крепко спал, а теперь, когда он взял в привычку сидеть допоздна в казино и заливать свое горе, его стало вовсе не добудиться. Мы с Пейдж старались ему помочь, чтобы он не опаздывал на работу или, того хуже, не прогуливал ее вовсе. Но после того, как папа потерял второе по счету место, я сдалась. У меня хватало своих забот.

В школу я собралась быстро, потому что несколько месяцев назад коротко остригла волосы. Они не такого насыщенно-каштанового цвета, как у Пейдж, и длинными, наверное, смотрелись лучше. Зато теперь с ними нет никакой возни, как и с джинсами и простой серой футболкой, которую я на себя натянула. Теперь я успею прочитать еще одну историю до завтрака.

Мне всегда нравились рассказы о привидениях. Только это громко сказано. Я любила читать дурацкие страшилки, от которых мурашки по коже, и детективы про кошку-призрака. Но это в прошлом. Теперь я увлекаюсь историями о паранормальном. Нахожу их в Интернете. Прочла уже немерено и могу сказать, что большинство из них скучные и, без сомнения, лживые, но остановиться просто невозможно.

Я быстро просмотрела новые записи на форуме. «Мой спиритический сеанс». Таких тут много. «Ко мне обратился сам дьявол». Я закатила глаза.

Тут у меня перехватило дыхание, а сердце бешено застучало в груди.

Дрожащей рукой я щелкнула на «Меня навестила мама?».

«Прошлой ночью мы с сыном сидели перед телевизором и смотрели старые семейные записи. Я хотела показать ему свою маму, и первое видео с ней, которое попалось нам под руку, оказалось снято на Хеллоуин, когда мне было лет одиннадцать. Я нарядилась ведьмой и упрашивала маму скорее пойти за конфетками. На видео раздался звонок в дверь. Мама открыла девочкам в нарядах принцесс и подала им угощение. Я нажала на паузу и рассказала сыну о том, как мама шила мне костюм ведьмы. Вдруг в дверь позвонили. Я подбежала ко входу, распахнула ее – никого. Ни убегающих детишек, ни подброшенных проказниками „вонючих мин“ на крыльце. У меня по коже пробежал холодок. Я вернулась в гостиную и сняла видео с паузы. На нем мы с мамой уже шли по улице. Камера выхватила меня крупным планом, и маленькая я нажала на дверной звонок. Я выкрикнула: „Угощение или жизнь“, а мама дружелюбно помахала нашим соседям. В эту же минуту раздался звонок в дверь – уже не на видео.

Ее нет с нами вот уже десять лет, но, быть может, мама хотела показать нам, что она все еще рядом. Как знать?»

Рассказ – полная чушь, но мне все равно завидно. Я бы все отдала за призрачный звонок в дверь. Расстроившись, я закрыла страницу и спустилась на первый этаж.

Я несколько раз перепроверила все шкафчики и тумбочки на кухне. Можно было бы позавтракать консервированным горошком, но меня от него тошнит, а сколько он здесь стоит – и представить страшно. В последнее время дома редко появляются овощи. Я достала пакет из хлебницы. В нем лежали мятый кусок и корка белого хлеба. Принюхалась: плесенью они не пахнут. Закинув их в тостер, я открыла холодильник и оглядела содержимое в поисках масла. Масла я не нашла, зато остатков джема мне хватит по крайней мере на один тост. К моему удивлению, в холодильнике обнаружилось еще и молоко. Я открутила крышку, и кислая вонь защипала мне ноздри. Пришлось вылить его в раковину, зажав нос рукой.

На кухню тенью проскользнула Пейдж с привычно опухшими от недосыпа и горя глазами. Она села за стол и подперла рукой голову. Я бросила ей половину тоста, и она тут же его надкусила.

Я медленно подошла к сестре, словно к бродячей собаке. Вообще она смирная, но может неожиданно сорваться.

– Слушай, Пейдж, – неуверенно начала я. – У меня кончились деньги на школьные обеды. В столовой уже об этом знают. Меня не будут кормить горячими обедами, пока мы их не оплатим.

Сестра вздохнула и почесала затылок:

– У меня нет ни цента. Я получу зарплату только в пятницу.

Пейдж замолчала, но я понимала, о чем она думает. Даже тогда на обеды денег не хватит. Ей еще надо заправить машину и погасить хотя бы часть долгов за электричество. Я же видела конверт с большими красными буквами. Пейдж не виновата. Я прекрасно это понимаю, но все равно на нее сержусь.

– Ну и чем мне тогда обедать? У нас ничего нет. Да что со всеми не так в этом доме?!

Я с громким топотом подошла к раковине и открыла кран, чтобы уничтожить оставшийся тухлый запах молока. Хотя на самом деле хотела избавиться вовсе не от вони.

Теперь я сержусь еще и на себя. Пейдж тяжело и без моих капризов.

– Прости, Энди, – ответила она бесцветным голосом. – Я постараюсь взять еще одну смену на этой неделе.

Я взглянула на пустой пакет из-под хлеба. Зря я поджарила тост. Проще взять с собой в школу кусок хлеба с джемом, чем банку консервированного горошка.

– Как думаешь… – Я осеклась. О папе мы стараемся не разговаривать. – Ну, как думаешь, у него есть деньги?

Пейдж пожала плечами:

– Можешь разбудить его и спросить.

Я закрыла глаза. Помню, как раньше мы с сестрой забирались к родителям на кровать по воскресеньям, хихикали и толкались. Папа делал вид, что еще не проснулся, наигранно храпел, а потом резко подпрыгивал и принимался нас щекотать. Теперь, когда мы пытаемся его разбудить, он либо ворчит, либо ругается, либо бросается тапками в дверь. К тому же, будь у него деньги, он бы уже их потратил. Я слышала, как Пейдж на него ругается за то, что он все спускает в казино. Все, что оставила мама, а это не так уж и много. К счастью, большую часть папа внес за дом, так что забрать его не смогут. Если бы нам пришлось переехать, у меня пропала бы всякая надежда уловить витающий в воздухе мамин тропический запах. На нас с сестрой открыты два личных счета, но мы не сможем брать с них деньги, пока нам не исполнится восемнадцать. Пейдж осталось ждать всего четыре месяца, и я побаиваюсь, что она уйдет от нас в тот же день.

Так что я стараюсь не действовать ей на нервы.

– Нет уж, – вздыхаю я в ответ на предложение сестры.

– Я пойду проверю все свои джинсы. Может, в карманах найдется мелочь тебе на обед.

Я покачала головой:

– Забудь. Я что-нибудь придумаю.

– Извини, – повторила Пейдж.

Я отвернулась, чтобы сестра не заметила, как я плачу. Вот же несправедливость! Ни я, ни она этого не заслужили. Я перевела дыхание и сморгнула слезы. Мама частенько повторяла: «Как поплачешь, всегда становится лучше, но проблемы так не решить». Уж она-то умела решать проблемы.

Умела бы она еще звонить в дверь!

Глава вторая

В школе время ползло медленно, как улитка. Ко второму уроку у меня свело живот, и он требовательно заурчал. Голова кружилась. Я смотрела, как мистер Джексон выводит на доске уравнения, и глаза у меня медленно закрывались. Я недолюбливаю элементарную алгебру, но обычно мне хотя бы удается понимать объясняемый материал. Сегодня же цифры и буквы смазывались в белое пятно, а голова постоянно опускалась на парту. Кто-то прошел мимо и задел меня за плечо. Я резко подпрыгнула и вытерла слюну с подбородка. Потом осмотрелась вокруг, гадая, успел ли кто-нибудь заметить, как я задремала, но все ребята уже выбежали из класса, не оглядываясь назад. Уф, наконец-то урок закончился!

Тут я поймала на себе взгляд учителя, и он приподнял бровь.

Я пожала плечами и вздохнула.

– Второй раз за неделю, Энди.

– Знаю. Простите.

В ту же секунду мой желудок предательски заурчал – негромко и протяжно.

– Наверное, тебе лучше поспешить на обед, – сказал мистер Джексон.

– Да. – Я кивнула, стараясь на него не смотреть.

– Энди, у тебя все в порядке? – спросил учитель тихим голосом.

Я так и не поняла, что отвечать на такие вопросы. Нет, конечно же не в порядке. И лучше никогда не будет. Но кому захочется об этом слушать? Правильно Пейдж говорит: честно признаваться в том, как у тебя дела, не стоит.

Я снова пожала плечами:

– У меня плохие оценки?

– Нет, вовсе нет. Нормальные. Просто… – Учитель развел руками. – Знаешь, ты всегда можешь ко мне обратиться, если тебе что-нибудь нужно. Хорошо?

– Хорошо.

Очередной вопрос, с которым я не знаю, как быть. Что другие могут для меня сделать? Вернуть к жизни маму? Заставить папу ходить каждый день на работу? Уж не думают ли они, что я в самом деле попрошу их купить мне домой продуктов?

Я выдавила из себя фальшивую улыбку, потому что давно догадалась: это всех успокаивает.

* * *

Обед прошел лучше, чем я думала.

– Ты на диете? – спросила Лиа, одновременно держа во рту морковку и убирая в пучок свои черные волосы.

Я покачала головой:

– Давно за продуктами не ходили.

На меня уставились три пары глаз. Скорее всего, мои подруги догадываются, что жизнь у меня не сахар, но все мы притворяемся, будто ничего не изменилось. Обычный год, обычный день. Никто не умер. Ничей папа не проиграл все деньги в казино. Ни у кого дома на пустой кухне не стоит одинокая банка консервированного горошка. Девчонки стараются меня поддержать, но понять не могут. Пейдж сказала, что никто не сомневается, рано или поздно мы перестанем постоянно упоминать о нашем горе. И она права. Сначала все меня обнимали, выслушивали, а потом я поняла, что ребятам не хочется смотреть на мои слезы, когда на уме у них контрольные и школьные дискотеки. Подруги хотят видеть во мне прежнюю Энди. Беспечную. Веселую. Энди, которая шутки ради засовывает в нос палочки сельдерея, ходит в школу в желто-зеленых шортах и носит огромные банты в волосах.

Мне не пришлось сказать ни слова: передо мной вдруг возникла еда.

– Фу, и зачем мама дает мне с собой виноград? Она же знает, что я терпеть его не могу! – Лиа протянула мне небольшой пакетик. Ее синие глаза блеснули, а на розовых губах заиграла улыбка.

У меня кольнуло в сердце, когда она упомянула о матери, но я заставила себя об этом забыть и потянулась за виноградом.

Не прошло и двух минут, как Бекки, откинувшись на спинку стула, заявила:

– В последнее время я только и делаю, что объедаюсь, как свинья. Наверное, сегодня лучше обойтись без печенья. – С этими словами она подтолкнула ко мне свой контейнер. Бекки теперь часто жалуется на то, что слишком много весит. Вот только она самая высокая девчонка в классе и, как ни крути, всегда будет тяжелее остальных. Само собой, без издевки она не может отдать печенье. Я уже успела к этому привыкнуть. – Тебе вот можно не бояться пополнеть – все равно в форму группы поддержки влезать не надо!

Я не обратила внимание на самодовольный тон Бекки, потому что не хотела рисковать печеньем. За последний год многое изменилось в худшую сторону, и Бекки – не исключение. Я подняла взгляд – проверить, кто еще услышал ее колкое замечание, но моих подруг полностью занимала еда. Они делают вид, что не замечают, какой вредной стала Бекки после развода ее родителей, как не замечают и того, что у меня дома никогда нет еды. Зато печенье – просто супер! Мягкое, с шоколадной крошкой. Мое любимое.

Мы вчетвером дружим целую вечность. Лиа и Бекки с трех лет ходили вместе на уроки танцев. Я познакомилась с Лиа в детском саду, но лучшими подругами мы все стали только во втором классе, когда участвовали в спектакле на День благодарения. Нам выдали роли от Первого паломника до Четвертого. Я играла Второго. Из нас четверых больше всего реплик было у Джизелы – целых три. На репетициях мы обычно стояли в стороне и подолгу ждали своей очереди, но время проводили отлично: учитель музыки, мистер Рашолл, каждый день делал нам выговоры за слишком громкую болтовню и смех. Нам всегда было весело вместе, несмотря на то что мы все очень разные. Так продолжалось вплоть до средней школы, когда отличия между нами стали заметнее. Лиа постоянно занята. У нее не то что болтать с подругами, у нее дышать-то времени нет. Бекки всегда переживает о том, что о ней подумают другие. Особенно ее волнует мнение девчонок из группы поддержки. Джизела из нас самая постоянная. Она почти не изменилась.

Пока я об этом раздумывала, она протянула мне свою бутылочку с водой.

– Я возьму сок, – только и сказала Джи-зела, поднялась и заняла очередь в буфет.

Сытой я из столовой не выйду, но по крайней мере живот у меня сводить не будет. Я благодарна подругам за то, что они поделились со мной своими обедами, но все равно чувствую себя одинокой. Девчонки не понимают, насколько все плохо у меня дома. К тому же у всех свои проблемы. У папы и мамы Джизелы нет, как она выражается, «бумаг». Я знаю, что она из-за этого очень волнуется. И с английским у них туго, так что Джизеле приходится чуть ли не все для них переводить. Родители Бекки расстались больше года назад. На Рождество Бекки хвасталась, что получила в два раза больше подарков, но по ней видно, что она расстроена и не выносит жизнь на два дома. Что до Лиа, то у нее жизнь спокойная. С ней никогда не происходило ничего плохого. Она просто почти всегда замыкается в своем деловом и очень упорядоченном мирке.

– Так вот, я хочу устроить в пятницу пижамную вечеринку, – сказала Бекки, снова прерывая мой поток мыслей. – Я останусь у папы, а он точно мне не запретит.

Я поспешно кивнула. Жалко, что сегодня только среда. Я без ума от пижамных вечеринок. Счастливая семья, горы закусок, зачастую пицца. Все, что от меня требуется, – делать вид, что я всем довольна. А притворяться я хорошо научилась.

Лиа покачала головой:

– Я не приду. Мне надо готовиться к «Битве книг», а в субботу утром у меня футбол.

Если и Джизела откажется, вряд ли Бекки меня позовет. Да и я, скорее всего, не захочу идти к ней одна.

Джизела склонила голову набок:

– Я спрошу у родителей. Одна из моих двоюродных сестер празднует день рождения, но вроде бы в субботу днем, так что мне, наверное, разрешат.

– Здорово! – обрадовалась Бекки. – Энди, мне попросить папу позвонить твоему отцу?

Я наморщила лоб, пытаясь сообразить, зачем ее отцу говорить с моим, пока наконец не вспомнила, что мама не отпускала меня в гости и на пижамные вечеринки, не поговорив с родителями моих подружек. Для мам это нормально, но моя особенно любила неусыпный контроль. Ей всегда было необходимо знать, где мы с сестрой и что делаем.

– Неа, – с трудом выдавила я и приправила свой ответ ложью: – Я с ним сама поговорю сегодня вечером.

После обеда мы разошлись. Жалко, что в этом году у нас почти не совпадают уроки – мы все записались на разные занятия. Бекки ненавидит оставаться без подруг, так что ей особенно тяжело.

– Ну что мешает хотя бы одной из вас записаться на хор? Хотя бы одной!

Лиа прыснула:

– И почему никто не вступает в группу любителей учебных викторин?

Бекки закатила глаза:

– Энди меньше всех повезло. Поверить не могу, что для научного проекта ей в пару достался Исайя Харди! Он же ненормальный.

Лиа с Джизелой понимающе вздохнули и закивали. Уж с тем, что Исайя – странный парень, в нашей компании были согласны все. Представьте себе, раз в неделю он приходит в школу в галстуке-бабочке, а в остальные дни носит футболки с дурацкими научными шутками, вроде этой: «Не играйте в прятки с атомом: атомы есть во всем». Ладно, она забавная. Но разве обязательно откровенно заявлять миру о том, что ты – гик, своей синей футболкой с изображением ТАРДИС?

А что уж говорить о его очках на пол-лица! Но я хорошо к нему отношусь. Не только потому, что он знает все ответы на тестах. В отличие от других, Исайя никогда мне не навязывается и относится ко мне так же, как прежде.

Я пришла на естествознание, когда в классе еще никого не было. Отличная возможность немного почитать. Не учебник, конечно, а книжку в мягкой обложке, которую я недавно взяла в библиотеке.

Она оказалась такой увлекательной, что я даже не заметила, как в класс вошли другие ученики. Вдруг кто-то выхватил книгу у меня из рук.

– «Духи озера на Авалоне», – прочитал Исайя, разглядывая обложку. Он перевернул несколько страниц и добавил: – Зачем ты читаешь эту дребедень?

Исайя – человек без тормозов, которые обычно есть у всех. Я про те, что приказывают нам остановиться, когда мы хотим сказать что-нибудь неуместное.

– Не знаю, мне нравится. Отдай, – потребовала я и протянула руку за книжкой.

Сегодня Исайя снова в галстуке-бабочке, ярко-желтом, и он резко контрастирует с белой рубашкой и темной кожей парня. А еще он немного съехал вбок.

Исайя проигнорировал мою просьбу и продолжил листать страницы, покачивая головой. Я невольно заметила, что его афро слегка неровное, словно тоже съехало набок.

– И давно тебе нравятся истории про призраков? – засмеялся он.

Я выпрямилась и сжала кулаки:

– Почти всегда нравились.

Это правда: с тех пор как я узнала о страшилках у костра и жутких сказках, от которых мороз по коже, я с удовольствием их читаю. И даже смотрю ужастики с избитым сюжетом. Иногда вместе с Пейдж – на выходных, когда она разрешает мне сидеть допоздна перед телевизором. Маму эту выводило из себя. Если ей казалось, что от фильма мне начнут сниться кошмары, она немедленно выключала телевизор. Вот только книжки читать мне никто не запрещал.

– Ты в них веришь?

Этот неожиданный вопрос выбил меня из колеи. Наверное, дело в том, что я задаюсь им вот уже несколько месяцев. Раньше не верила. Я с упоением читала страшные истории, смотрела фильмы, но только ради забавы, выброса адреналина. Тогда я бы ни за что не подумала, что привидения и правда существуют.

– Не знаю. – Я вздохнула.

Наверное, я и сейчас в них не верю, но мне нравится представлять, что мама все еще рядом и присматривает за мной.

Исайя медленно кивнул, не сводя с меня взгляда. Порой мне кажется, что он понимает меня, как никто другой.

– В любом случае, книгу ты выбрала никудышную, – заключил парень и бросил «Духов озера на Авалоне» мне на парту.

После звонка Исайя повернулся к доске и сосредоточил все свое внимание на уроке. Учитель минут двадцать вынужденно притворялся, будто нет ничего интереснее химических связей, а потом объявил, что остаток времени мы будем обсуждать в парах свои научные проекты. Нам следует разузнать как можно больше о выбранной теме и провести собственный несложный эксперимент, после чего вывести гипотезу и переменные факторы. Так мы сможем понять, в чем состоит суть научного метода. Мы с Исайей уже неделю мусолим наш проект, но так и не придумали для него тему.

– Ты увлекаешься защитой окружающей среды? – спросил Исайя.

– А? – не поняла я.

– Ну, озоновый слой, переработка отходов, – пояснил парень.

– Мы раньше делали компост, – чересчур поспешно ответила я.

Пожалуйста, не спрашивай, почему только раньше!

Исайя сощурился, но быстро сменил тему:

– Как насчет космоса?

Я сморщила нос и помотала головой.

– Океаны?

Я пожала плечами.

– Привидения?

У меня отпала челюсть, и я ущипнула Исайю за руку. Если честно, он так сильно меня рассердил, что я предпочла бы ударить его по лицу.

– Ты чего? – удивился Исайя.

– Не издевайся, – буркнула я.

– Нет, я серьезно. Мы можем изучать паранормальную активность.

– Для научного проекта?

– Конечно, почему бы и нет?

У меня вспотели руки. Я поудобнее устроилась на стуле, открыла тетрадь и начала записывать свои и его мысли, связанные с нашим проектом. Говорили мы быстро, и я еле успевала заносить все на бумагу. Идеи текли рекой.

– Подожди, – попросила я, не выпуская из пальцев ручку.

За несколько секунд тишины я успела отчасти набросать потенциальную постановку проблемы.

Меня прервал вопрос Исайи:

– Можно кое-что у тебя спросить?

Он задал его с каким-то особенным выражением, и я оторвала взгляд от тетрадки. Обычно Исайя – шумный и бесцеремонный, и этот неожиданно тихий, вкрадчивый голос настраивал на личную беседу.

– Бывает, что ты ее видишь? Или слышишь? Или хоть как-нибудь замечаешь? – Парню не пришлось уточнять, о ком он говорит. Я молча уставилась на него, и Исайя добавил: – Ну, ты думаешь, что она – призрак?

Задай кто другой мне этот вопрос – кто угодно! – я бы только с неудовольствием вздохнула в ответ или выбежала из класса, но искра любопытства в глазах Исайи меня не испугала. Мне было даже немного приятно. Ему искренне хотелось узнать, что я скажу.

– Нет, но все еще пытаюсь ее найти, – прошептала я.

Исайя вздохнул:

– Понимаю, со мной было бы так же.

Кажется, для меня Исайя только что превратился из чудаковатого соседа по парте в самого лучшего человека на земле.

Глава третья

На уроке естествознания меня прорвало. Все это время я делала вид, что мой интерес к призракам не возрос после маминой смерти, хотя самом деле без конца искала признаки потустороннего вмешательства. Мерцающий свет лампы, неожиданная находка давно пропавшего карандаша, мой любимый тропический аромат, ощущаемый в ванной…

Вот только ничего не происходило.

Пока мы с Исайей обсуждали наш научный проект, у меня возникало все больше вопросов. Что все это значит? Хорошо ли маме там, в потустороннем мире? Да и существует ли он вообще? Удастся ли мне добиться того, чтобы мама нас посетила? Хотя бы на секундочку.

Чем больше я об этом думала, тем сильнее у меня болела голова. После урока я поплелась на групповую терапию. Ладно, на самом деле это не так называется. Меня ожидает целый час веселья под названием «кружок». По сути, это дополнительные занятия на выбор, на которые вы записались: кулинарный класс, «ученики против наркотиков» или, как в моем случае, сеансы групповой психотерапии.

Стресс-менеджмент. Меня перевели из компьютерного класса через несколько недель после начала семестра, как раз когда мы дошли до искусства анимации в презентациях в «Power Point». Миссис Картер – школьный психолог, к которой я хожу еще с прошлой весны по несколько раз в неделю, – посчитала, что моим эмоциям нужен иной выход.

Вообще самый ворчливый человек в нашей семье – моя сестра. Она не способна увидеть луч света даже в ясном небе, не затянутом облаками. Но даже я терпеть не могу групповую терапию.

Я замерла перед дверью в класс. В одном сомневаться не приходится: на каждом занятии меня ждет что-то новенькое. Невозможно догадаться, что для нас подготовили на этот раз и в каком настроении будут находиться ученики. К тому же занятия в нашей группе постоянно все пропускают. Только четверо учеников его исправно посещают. И я, разумеется, одна из них. Да, я на дух не переношу эти занятия, да, я вовсе не хочу сюда приходить, но миссис Картер может позвонить отцу, если я не явлюсь, а он ничего не знает об этих «дополнительных занятиях».

Дилан Фрай тоже всегда присутствует. Он у нас в школе главный задира. По его светлым голубым глазам, широкой улыбке и торчащим во все стороны каштановым кудряшкам и не поймешь, какой он на самом деле гадкий, но в его голосе всегда слышится недовольство. Да-да, я все еще пытаюсь увидеть в нем хорошего парня, но сомневаюсь, что он все-таки скрывается под личиной этого хулигана, вымогающего у других учеников деньги, которые родители дали им на обед. На занятиях по групповой терапии Дилан ведет себя примерно так же, как обычно. Но не пропустил ее ни разу, а значит, любит поговорить о своих проблемах. Ну, или тоже боится, что миссис Картер позвонит его родителям. А я подозреваю, что его вредный характер имеет под собой серьезные основания; я никому об этом не говорила, но мне кажется, что отец Дилана время от времени путает его с грушей для битья.

Третья из нас – Аманда Уэкслер. Широкоплечая девочка с неизменным зеленым обручем на прямых светлых волосах. Она не умеет контролировать свой гнев. Ломает вещи, изредка калечит людей.

А последний, четвертый, Брайан Рид. Очень тощий заучка, посещающий уроки для самых одаренных. Его папа умер за полгода до моей мамы. Казалось бы, нас это должно было сблизить. Я сама так сначала подумала. На моем первом занятии мне не терпелось услышать, что Брайан про себя скажет. Я предполагала, что мы с ним вроде как похожи и вполне можем подружиться.

На втором занятии я поделилась с ребятами своей историей. Наверное, большинство учеников уже ее слышали. Меня довольно долго не было на уроках, и я знала, что учителя были в курсе произошедшего. Поэтому я решила, что они предупредили остальных ребят и ко мне отнесутся с пониманием. Первое время мне ни до чего не было дела, и я ходила как в тумане, но однажды все-таки заплакала в школе – как раз на том самом занятии. Когда я договорила, все затихли, даже Дилан не отпустил ни одной дурацкой шуточки. Вдруг меня пронзил взгляд Брайана. Я нахмурилась и уставилась на него в ответ.

Это не ускользнуло от внимания миссис Картер, и она спросила:

– Хочешь что-нибудь сказать, Брайан?

– По крайней мере, она не страдала, – отчеканил тот.

Меня поразила его интонация. Дело было не в самих словах. Их-то я и раньше слышала. Одна из пяти миллионов фраз, которые все твердят, полагая, что от них тебе станет лучше. Дело было в том, как он Брайан произнес. Никто мне не завидовал, говоря: «По крайней мере, она не страдала». А Брайан аж позеленел от зависти.

Конечно, ужасно, что его отец умер. И я прекрасно понимаю его горе. Папа Брайана преподавал у нас в школе физкультуру и три года подряд получал звание учителя года. Мы все его отлично знали и очень любили. У него обнаружили рак в последней стадии. Он его не перенес и умер через шесть месяцев.

Но тогда я вышла из себя:

– По крайней мере, ты смог с ним попрощаться!

– Энди, это не соревнование, – одернула меня миссис Картер и перевела взгляд на Брайана.

Мне стало жалко, что это не у меня проблемы с самоконтролем.

А позже я поняла: миссис Картер жестоко ошибается. Групповая терапия – это самое что ни на есть соревнование. Каждый изо всех сил старается доказать, что живет отстойнее других.

Кроме нас на занятия ходят и другие ученики. Они то появляются, то исчезают. У всех свои проблемы. Одна девочка считает себя жирной, другая почти ничего не говорит, но вид у нее всегда грустный, а еще одного мальчика как-то раз уволокла полиция из-за того, что нашлось у него в шкафчике.

Я до сих пор ненавижу Брайана Рида. Ненавижу его за то, что мы никогда не станем друзьями, несмотря на печальный опыт, который нас объединяет. Но стоит парню заговорить, как становится очевидно: Брайан мнит себя самым несчастным парнем на свете, считая, что ему тяжелее всех.

– Вам не понять, каково это, – заявил он однажды. – Папа был моим лучшим другом. Мне теперь даже с домашкой никто не помогает.

На этих словах я сжала кулаки. Мне приходится глубоко дышать, чтобы не наброситься на Брайана с криками в такие минуты. Обычно мы не обращаем на него внимания, но порой один из нас не выдерживает. Несколько недель назад Дилан цокнул языком и перебил его:

– Не пудри нам мозги, придурок. Тебе до этого жилось чересчур хорошо, и теперь ты никак не справишься с тонкой черной полоской в своей чертовой белой жизни. Да у тебя в ней до сих пор счастья больше, чем у меня вообще когда-нибудь было.

Да, порой я думаю, что Дилан не так прост, как кажется. И все-таки я стараюсь не встречаться с ним взглядом. Я его боюсь. Денег у меня нет, но он непривередлив: отнимает и блокноты, и карандаши, и плееры.

В тот раз Дилан высказал все, что думает, и остальные ученики затихли, ожидая реакции Брайана.

Брайан заплакал. Навзрыд.

Миссис Картер накричала на Дилана. Как по мне, то поступила она не совсем справедливо. В целом Дилан попал в точку. Я тоже задумывалась о «до» и «после». И «до» наша семья была далеко не идеальна, беды, конечно, случались, но обычно незначительные: низкая оценка за тест; замечания насмешницы девчонки о твоих неуемных кудряшках или слишком широком носе; дурацкие ссоры родителей по мелочам вроде счетов и оставленной в раковине грязной посуды. Я страшно из-за всего этого расстраивалась. А папа смеялся и щелкал меня по носу: «Да, тяжелая у тебя жизнь, Энди! Не пора ли тебе на пенсию?»

Я качала головой, скрещивала руки на груди и сердито пыхтела. «Ничего-то он не понимает!» – думала я. Так что мне отчасти близки чувства Брайана. Он искренне верит в то, что никто его не понимает. Будто хуже быть не может. А на самом деле это ему невдомек, что все не настолько плохо.

Сегодня миссис Картер опять пришлось призывать нашу группу к порядку. С самого начала было ясно, что Брайан взвинчен сильнее обычного.

– Как она могла вот так просто взять и пойти на свидание? Неужели мама его больше не любит?..

Миссис Картер кивнула и выжидающе посмотрела на других учеников.

Однако Брайан еще не закончил:

– Наверняка папа не хотел бы, чтобы она так легко его забыла. Разве можно быть такой эгоисткой? А бабушка все твердит, что идея отличная, и всячески ее поддерживает. Почему? Хочет доказать, что папа не имел для мамы никакого значения?

У меня в душе словно закипал огромный чан с водой. Пузырьки поднимались к горлу. Еще немного, и я сорвусь.

– Порой я жалею, что это папа заболел, а не мама…

Тут я вскипела, не в силах больше сдерживаться. Все мое возмущение, бурля, полилось наружу, и я вскочила на ноги:

– Заткнись! Заткнись ты наконец!

Все на меня уставились.

У миссис Картер отвисла челюсть. Пока она не успела сделать мне замечание, я продолжила, кипя от гнева:

– Ты сам-то себя слышал? А слышал, что рассказывали про себя другие? Может, перестанешь ныть? Да, твой папа умер. Это ужасно. Я понимаю. Уж поверь мне, я понимаю. Вот только ты не один такой. Далеко не один! Пускай тебе не нравится, что твоя мама с надеждой смотрит в будущее, радуйся хотя бы тому, что она еще не в загробном мире! Бьюсь об заклад, она все так же покупает домой продукты и не тратит деньги направо и налево. Говорит, что любит тебя, обнимает и убеждает, что все образуется!

На большее мне не хватило дыхания.

Я плюхнулась на стул и стала ждать, когда миссис Картер выставит меня из класса. Сложила руки на груди и уставилась в пол. Ничего не происходило, и я снова подняла взгляд. Аманда улыбнулась, а Дилан захлопал в ладоши.

Брайан, само собой, разрыдался.

На лице миссис Картер отразился искренний ужас. Пейдж меня предупреждала, что школьным психологам доверять нельзя. Они надеются изменить мир и уверены в своих силах, но первые же серьезные проблемы выбивают их из колеи. Казалось, я чувствую, как отчаянно бьется сердце миссис Картер и каждый удар отдается у нее в глазах. Наконец она посмотрела на часы и слабо улыбнулась:

– Ну, похоже, урок почти закончился.

Мы все повернулись и взглянули на циферблат. До звонка оставалось еще пять минут, но мы с радостью простили миссис Картер эту неточность.

Еще несколько минут миссис Картер напоминала нам о правилах в нашей группе поддержки и мотивировала начать строить планы к лету.

– Возможно, некоторым из вас придется тяжело без этих привычных бесед, – вздохнула она.

Дилан закатил глаза, а Аманда хмыкнула. Я ожидала, что миссис Картер заплачет, но этого не произошло.

Мне совершенно не хотелось с ней заговаривать, и я заранее убрала все в сумку, чтобы моментально со звонком выбежать из класса. Я была настолько уверена в том, что миссис Картер меня подзовет, что выбрала наиболее длинный путь до двери, подальше от нее. Меня напугало то, что я вспылила, а вот миссис Картер, похоже, не очень – я так и не услышала, чтобы она меня звала.

Я подошла к выходу и оглянулась – чисто из любопытства. Миссис Картер успокаивала Брайана.

Я, нахмурившись, покачала головой. Мне вовсе не хотелось, чтобы миссис Картер пыталась меня догнать, но я все-таки рассердилась на нее за то, что нытик Брайан заботит ее больше моего признания. А может, и не рассердилась, а обиделась. Или и то и то.

Еще сильнее я удивилась, когда Дилан подошел ко мне в коридоре и похлопал по плечу:

– Эй, мелкая! Сочувствую.

Я кивнула:

– Спасибо.

Но не успела я договорить, как Дилан оттащил проходящего мимо шестиклассника и со смехом затолкнул его в шкафчик.

Глава четвертая

Днем не случилось ничего хорошего – только то, что он перешел в вечер. Последнее время я возвращаюсь домой пешком, потому что смена Пейдж в забегаловке начинается сразу после уроков. И живем мы – вот это везение! – почти в миле от школы. Будь это целая миля, я смогла бы ездить на автобусе, но нет – до мили не хватает чуть ли не 0,99999 фута. На улице моросило, так что я подтянула капюшон толстовки к ушам, опустила голову и поспешила домой.

Через один квартал меня остановил машинный гудок. Я подняла взгляд.

– Подвезти?

Исайя с улыбкой высунулся из окна.

Дама на водительском сиденье помахала мне рукой, приглашая садиться, и я проскользнула в заднюю дверь.

– Видимо, это та самая девочка, с который вы готовите общий проект и о которой ты нам так много рассказывал.

Исайя посмотрел на даму, широко распахнув глаза и разинув рот.

– Ма-а-а-а-ам! – прошептал он. Я почти уверена, что покраснела.

– Куда едем? – спросила мама Исайи.

Я объяснила, где мой дом, и несколько раз ее поблагодарила. Ехали мы в тишине.

Исайя развернулся настолько, насколько позволял ему ремень безопасности.

– Ты какая-то молчаливая, – сказал парень.

– Разве? – удивилась я.

– Да. На уроке болтала без умолку, а теперь тебе как будто дали под дых.

– Видимо, не лучший день выдался.

– Исайя, ты не думал, что Энди не хочется с тобой это обсуждать?

Его мама поймала мой взгляд в зеркале заднего вида и улыбнулась.

– Я сегодня же начну собирать данные для исследования, – сказал Исайя, чуть ли не подпрыгивая на сиденье. В жизни не видела настолько увлеченного школьным проектом человека.

Я вяло улыбнулась:

– Здорово.

Исайя все говорил и говорил, а его мама качала головой. Наконец она, положив ладонь сыну на колено, строго на него посмотрела. Порой меня выбивают из колеи и такие мелочи, как этот ее взгляд. В горле пересохло, и я закрыла глаза. Скорей бы этот день закончился. Само собой, удачные дни у меня тоже бывают. Просто этот не задался. Совершенно!

Наконец машина затормозила у моего дома, и мама Исайи присмотрелась к окнам.

– Дома кто-нибудь есть? – спросила она.

– Не знаю. – Я вздохнула.

– Тебе не надо позвонить родным?

– Нет, все в порядке. Спасибо вам большое. Я захлопнула за собой дверь, и мама Исайи опустила окно:

– Энди?

– Да?

– У тебя точно все в порядке?

Я сделала глубокий вдох и кивнула:

– Ничего страшного, просто день выдался неудачный. Честное слово.

Кажется, женщину это успокоило.

– Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся, не стесняйся, – улыбнулась она.

О, знакомая фраза!

– Хорошо, спасибо.

Здравствуйте, а не могли бы вы оплатить счет за электричество? Или заправить машину моей сестры? А, вы не это имели в виду? Извините. Ну ладно, все равно спасибо.

Я набрала код от гаражной двери. Она поползла вверх, и за ней показались колеса папиного грузовика. У меня перехватило дыхание, и я притянула к себе рюкзак. Последнее время мы с папой почти не видимся, особенно после школы и когда Пейдж нет дома. Обычно это она с ним беседует/ругается/кричит на него. Я медленно зашла в гараж, и тут меня осенило: вдруг что-то произошло?

После несчастного случая я каждую ночь заглядывала в папину спальню. Стояла возле его кровати и ждала, пока он повернется на другой бок или захрапит. Сделает хоть что-нибудь, благодаря чему станет ясно – он живой. Я не могу потерять их обоих. Целыми неделями я ходила за папой по пятам, словно маленький щенок. Увязывалась за ним в продуктовый магазин. Посещала спортзал. Запрыгивала на велотренажер и крутила педали, хоть и умирала в это время от скуки, лишь бы не выпустить папу из виду. Прошло какое-то время, и начались оправдания: «Прости, Энди, я решил заходить в зал по пути домой, чтобы сэкономить время» и «Я сегодня останусь на работе допоздна, придется пропустить тренировку».

Это уже не тот папа, который постоянно меня смешил, но я все равно за него переживаю и боюсь, как бы с ним чего не случилось.

Я еще немного потопталась в гараже, набираясь решимости, и зашла в дом. Бросила рюкзак на пол и заперла за собой дверь. Потом замерла и прислушалась. Шагнула вперед по коридору. Вдруг мне в нос ударил лучший запах на свете.

Спагетти.

Я не шучу. Само собой, мне, как и всем, нравятся печенье с шоколадной крошкой и брауни, но звук кипящей воды, в которой варятся спагетти, и запах шипящего на плите соуса всегда поднимают мне настроение. Даже в такой паршивый день, как этот.

Приятный аромат шел из кухни, и я поспешила туда. Папа у стоял у плиты и помешивал лапшу в кастрюле большой зеленой ложкой.

Он заметил меня и улыбнулся. Во мне тут же проснулась надежда, и я поднялась на цыпочки. Несмотря на желание подбежать к отцу и броситься к нему в объятия, я не двинулась с места. Мне казалось, что это наваждение. А миражам доверять нельзя.

– Привет, Энди.

– Привет. Как дела? – спросила я, не шелохнувшись.

– Ничего нового. Заметил сегодня, что еды дома нет, и сбегал в магазин.

– Ты сказал Пейдж? Она так обрадуется, что…

Я осеклась.

Чуть не сказала, что сестра наконец сможет дать мне денег на школьный обед.

Папа помрачнел и потер правый висок. Я уже боюсь, что потеряю его, не успев вернуть. Он пожал плечами:

– Да ведь ничего особенного. Я потом ей напишу, хорошо?

– Еще рано, – заметила я.

– Для чего?

– Для спагетти.

Я подошла к шкафчику, достала из него дуршлаг и положила на раковину прежде, чем папа успел ответить:

– А, ну… Мне скоро уходить. И я подумал, что ты, наверное, голодная.

Меня смутила интонация отца. Вообще все это казалось очень странным. Я повернулась к отцу, сощурившись:

– Что случилось?

Папа проигнорировал мой вопрос и мотнул головой, чтобы я отошла от раковины, потому что он нес к ней горячую кастрюлю со спагетти. Я наблюдала за тем, как вода сливается в раковину и от нее поднимается пар, а затем взяла с полки две миски и протянула одну из них папе.

Он задумчиво посмотрел на миску и сказал: – Я не особенно голоден.

Видимо, у меня на лице отразилось разочарование, а может, я слегка сгорбилась.

В любом случае, папа быстро передумал:

– Ладно, разве что чуточку.

Я наполнила свою миску до краев.

– Тебе не хватит места на тефтели, – заметил папа.

– Тефтели? Ты пожарил тефтели?

Я так счастлива, словно Рождество и день рождения пришли одновременно. Может, даже вместе с подаренным щенком и летними каникулами.

– Еще бы! Даже потратился на марку подороже.

Я хихикнула. Это наша любимая домашняя шутка. Правда, я уже успела о ней забыть. Мама всегда брала продукты самой обычной марки, если папа не ходил с ней в магазин.

Первая тефтелька обожгла мне язык, но я уже набила рот, так что мне оставалось только широко его разинуть и замахать рукой.

Папа рассмеялся и налил мне стакан молока. Молоко он тоже купил.

– Вижу, ты страшно проголодалась, – сказал папа, и его смех тут же затих. Даже глаза перестали улыбаться.

– Серьезно, что случилось? – снова спросила я.

Он пробежался пальцами по своей темно-каштановой шевелюре. Его волосы заметно отросли. Помню, как мама его дразнила и называла Полом Маккартни, когда он их запускал. Челка отчасти закрывает лицо, но я все равно замечаю отпечатки страданий прошедшего года – складки около глубоко посаженных глаз и морщины на лбу. Раньше их там не было. Папа облокотился о стол и подался вперед:

– Мне позвонила одна дама из твоей школы. Она заметила, что ты недоедаешь.

Пока папа говорил, я намотала на вилку шесть длинных макаронин и запихнула их в рот, чтобы не отвечать.

– Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ты распространялась об этом в школе. Можно ведь было и со мной проблемой поделиться.

У меня словно появился комок в горле, и еда не желала проходить внутрь. Жалко, что Пейдж нет рядом. Она бы сказала что-нибудь обидное, но справедливое, вроде: «Хорошо, я попробую с тобой об этом заговорить в следующий раз, когда ты отрубишься после пьянки». Мне было бы неприятно это слышать, но я не перестаю мечтать о том, чтобы отбросить свои страхи и тоже быть честной с отцом.

– Я ничего не говорила.

Это правда. Я никому не рассказывала ни про деньги, ни про еду. По крайней мере, намеренно я на эту тему разговора не заводила.

– Она сказала, что вы с ней иногда беседуете.

Я проглотила пережеванные спагетти, опасаясь, что вот-вот перестану наслаждаться вкусом горячего ужина. Меня терзало плохое предчувствие.

– Да, – пробормотала я тихо.

– О чем? – поинтересовался папа.

«Лишь бы не сказать что-нибудь не то», – подумала я про себя. От меня не ускользнуло, с каким трудом папа контролировал свою интонацию. Не знаю, что он пытался скрыть, но мне чудился страх. И быть может, недовольство.

– Знаешь, о том о сем.

– Нет, не знаю. Что ты ей рассказываешь?

– Да ничего особенного. Она спрашивает, как мое самочувствие.

– И что ты отвечаешь?

– По-разному. Сегодня день выдался неудачный.

Папа вздохнул, и черты его лица немного смягчились. На нем слой за слоем таяли страх, злоба и горе. Он потянулся и взял меня за руку:

– У меня таких много.

– Знаю, – прошептала я.

Папино лицо ожесточилось так же быстро, как оттаяло.

– Ты говоришь с ней обо мне?

С этими словами он стиснул мою ладонь. Скорее всего, с его точки зрения, он меня так успокаивает, но я ощутила только давление. Сокрушающее давление.

– Нет.

Да.

– Это… замечательно. Не то чтобы я запрещал тебе выражать свои чувства… Просто сам понимаю, что в последнее время у нас дома не лучшая обстановка. А другие не всегда способны понять, каково нам, правда?

Я покачала головой.

– Так вот, если ты будешь рассказывать про дни вроде, например, сегодняшнего или про продукты, это только все усложнит.

– Но я не… – возразила я, но папа похлопал меня по руке и добавил:

– Оставим свои проблемы при себе, ладно? У меня задрожали коленки. В голове раздался голос Пейдж: «Да, я заметила, что у тебя это отлично получается». Сама же я промолчала и послушно кивнула.

– Я всегда знал, что ты у меня умница. Ну что ж, холодильник у нас заполнен надолго, и еще я купил тебе новую компьютерную игру, – сказал папа, что странно: я ведь в них почти не играю.

Потом он встал из-за стола и собрался уходить.

– Ты куда?

– Мне… Э-э… Надо кое-куда сходить. Я скоро вернусь.

Ложь.

– Может, останешься? Поиграем вместе в новую игру.

Папа сделал вид, что размышляет над моим предложением.

– Чуть позже, ладно? – предложил он.

– Хорошо, – согласилась я.

Никогда.

Он помахал мне рукой и вышел. Я слышала, как открывается дверь гаража и заводится мотор. Вилка выпала у меня из рук.

В миске еще остались спагетти, но у меня пропал аппетит. Я была рассержена. И расстроена. Это несправедливо. У меня такое ощущение, будто я прыгнула бомбочкой в ледяной бассейн и вода в нем настолько холодная, что обжигает кожу. Я никак к этому не привыкну. Неужели моя жизнь никогда не наладится? Наверное, пора перестать на отца надеяться. Слишком велико сейчас разочарование от понимания того, что мои надежды никогда не сбудутся.

Я задвинула стул. С громким стуком. Отбросила дурацкий диск с игрой в дальний угол комнаты. Заорала изо всех сил, а когда и это не помогло, принялась колотить диванные подушки. Захлопнула дверь в постирочную – только потому, что она была открыта. Это вконец меня измотало. В этот дрянной день все мои чувства вышли наружу. Не знаю, отчего мне больнее всего – от того, что папу больше беспокоит он сам, чем его голодная дочка, или от того, что в нем еще осталась частица его прежнего. Я его видела. Когда он коснулся моей руки. Мой папа закрылся в себе, спрятался глубоко внутри, а я даже не подозревала, как отчаянно мечтаю о его возвращении. Все это время я боялась его потерять, не подозревая, что он уже для меня потерян.

Я рухнула на диван и тут же уснула.

Глава пятая

Проснувшись, я спрыгнула с дивана в страхе, что опоздала на уроки. Прошла минута, прежде чем я поняла, какой сегодня день. Часы на DVD-плеере показывали шесть, а значит, я проспала около двух часов. Голова у меня была все еще тяжелая от вечерней дремоты. Я зашла на кухню и тяжело вздохнула при виде неубранного стола. Остатки ужина я переложила в пластиковый контейнер, а миски помыла, попутно закинув себе в рот одну тефтельку.

Надо бы позвонить сестре, но я слишком взвинчена и не хочу оставаться одна в этом доме. Мне вспомнился вопрос Исайи про призраков. Единственные призраки, которых я здесь вижу, это Пейдж и мой отец.

Я решила навестить Пейдж в кафе. До него идти полчаса пешком, но свежий воздух мне не помешал бы, и весной по вечерам уже светло. Когда сестра только начала там работать, мы с мамой постоянно ходили к ней в выходные. Пейдж это злило. Она то и дело спрашивала маму: «Ну зачем ты меня смущаешь?» А мама отвечала: «Просто хочу оставить тебе щедрые чаевые. Горячий яблочный пирог с мороженым, пожалуйста». Я всегда брала одно и то же: пломбир с теплой помадкой, взбитыми сливками, тремя вишенками и без орехов.

Пейдж увидела меня в дверях, махнула рукой на сиденье за стойкой и тут же направилась к морозилке. Когда посетителей не очень много, а ее менеджер не особенно за ней следит, мне удается поесть бесплатно. В противном случае Пейдж оплачивает десерт из своих чаевых.

– Извини еще раз, что ничего не дала тебе утром, – сказала она, ставя передо мной вазочку с мороженым.

– Папа сходил в магазин, – ответила я и засунула в рот вишенку.

– Правда?

– Да. Кажется, ему позвонила школьный психолог.

– Ясно…

– Он приготовил мне спагетти.

Пейдж вскинула бровь. В ее глазах мелькнула надежда.

– И где он сейчас?

– Ушел.

– Ясно… – протянула Пейдж.

– Он не хочет, чтобы я ходила к миссис Картер.

– Это еще почему?

– Видимо, ему сегодня позвонили. Я уснула на уроке, а потом сорвалась на одном парне на групповой терапии. А еще случайно упомянула о том, что еды у нас дома не особенно много.

Глаза Пейдж расширились.

– А… – выдохнула она.

– В чем дело?

– Понимаешь, когда взрослые считают, что родители не способны ухаживать за ребенком, его забирают.

– Ребенка забирают?

– Ну да, находят ему новый дом.

От неожиданности я выплюнула взбитые сливки, едва успев отправить ложку себе в рот.

– Я не знала. Мне больше к ней не ходить?

Пейдж перевела дыхание и огляделась:

– Тебе там нравится?

– Не знаю. Да. Нет. Когда как. Мне не нравятся те, кто туда ходит.

Сестра со смехом отвернулась, подхватила кофейник и быстро обошла столики всех посетителей. Пейдж внешне очень похожа на мою маму – нос у нее точно такой же, – да и характером тоже. Они обе упрямые и любят всех держать под контролем. Пейдж бывает и эмоциональной, как папа, но в основном она пошла в маму. Казалось бы, это должно было их объединять, но папа считает, что как раз наоборот, и именно поэтому они постоянно ссорились. А я, наверное, всегда была где-то посередине.

Пейдж вернулась и, облокотившись на стойку, наклонилась ко мне:

– Тебе живется тяжелее всех, конфетка, так что, если хочешь разговаривать со своим чудаковатым психологом, разговаривай на здоровье!

Она наклонилась и поцеловала меня в щеку.

– Миссис Картер говорит, что это не соревнование, – пробормотала я.

– Конечно, – согласилась сестра, – в таком побеждать не хотелось бы, но мне-то всего несколько месяцев осталось до того, как я съеду или поступлю в колледж. А тебе еще несколько лет продираться через тяжелую жизнь без мамы.

– Как и тебе.

– Да.

– И папе, наверное, тоже.

Пейдж разинула рот от удивления, а потом сглотнула слюну и ответила:

– Ты чересчур умная, знала об этом?

– Скажи это моему учителю по математике.

Незаметно для себя мы рассмеялись, и Пейдж принялась рассказывать мне жуткие истории про своих худших преподавателей. Вспоминая об одном учителе, который стриг ногти на уроках, она поморщилась. Мама тоже так делала, когда видела что-нибудь мерзкое.

Второй раз за день я почувствовала, что все могло бы быть иначе. Лучше. Не так, как раньше, но лучше нынешнего.

Не знаю только, как этого добиться.

Остаток вечера я провела с Пейдж. Все думала о том, как заставить папу прикладывать больше усилий, а Пейдж – чаще улыбаться. Я принялась чиркать ручкой на салфетке. Записывать то, что радует их обоих: фильмы, друзья, сладости, концерты. Но это все временные решения. Даже если у меня получится к чему-нибудь подтолкнуть папу с Пейдж и наша жизнь изменится к лучшему, долго это не продлится. Наверное, всего пару часов. А мне хочется, чтобы наша семья снова стала обычной. Хотя бы отчасти.

Я неосознанно вывела на салфетке портрет и, только завершив его, осознала, что он мамин. Я посмотрела на нее. Она нас связывала, и без нее, наверное, мы не сможем держаться вместе.

Но мне не хочется в это верить. Должен же быть способ все исправить.

* * *

К началу урока естествознания на следующий день я снова упала духом. Я обдумала все варианты и пришла к выводу, что спасти нас может только мама, а ее больше нет. Исайя плюхнулся на стул рядом со мной и помахал пачкой бумаг.

– Результаты исследования! – объявил он, пружиня на стуле и улыбаясь от уха до уха.

Я не удержалась и рассмеялась.

– Столько всего интересного нашел про призраков! – добавил Исайя.

Я ухмыльнулась:

– Не сомневаюсь, что в Интернете про них много забавного.

– Ты не поверишь, сколько вокруг них шума! Да дело не в этом. Я говорю о науке. Просто потрясающе. Энтузиасты анализируют химический состав антиматерии, качество воздуха и даже скорость звука. Теорий – море! Круг однозначно надо сузить. Можно, конечно, обсудить, существуют ли призраки на самом деле или нет, но об этом и так куча всего написано. Я предпочитаю физику, так что предлагаю пойти этим путем.

– Физику?

– Ну да, перемещение и все такое. Как привидения двигаются, как мы замечаем их движения. Траектории и тому подобное.

– Об этом есть настоящие научные работы?

– Ага. Тысячи. Много кто увлекается пара-нормальной активностью.

– Надо же, – прошептала я.

Никогда об этом не задумывалась. Мне нравятся истории про призраков, но меня не особенно интересовал труд людей, которые пытаются доказать наличие потусторонних сущностей в мире. И я говорю не про чокнутых «охотников за привидениями».

– Не понимаю, ты-то чего удивляешься? Сама же вчера сказала, что большинство мечтает о том, чтобы призраки существовали на самом деле!

В голове у меня словно взорвался фейерверк.

– Вот оно!

– Что?

Около секунды я молча смотрела на Исайю, решая, говорить ему или нет. Но все-таки он единственный, кому я могу рассказать.

– Как считаешь, почему люди хотят, чтобы призраки существовали?

Исайя прислонил карандаш к щеке:

– Они скучают по близким.

– Правильно. Зачем они проводят сеансы со спиритическими досками?

– Чтобы поговорить с любимыми.

– Ага. Они ждут от них весточки. Возможности узнать, каково им там… В потустороннем мире.

– Ясно-о-о-о, – протянул Исайя, явно не понимая, где здесь связь с нашим научным проектом. Связи не было.

– Мне кажется, это не единственная причина. Люди беспокоятся не только о близких. Они беспокоятся о себе. Хотят убедиться в том, что родные по ним скучают. Что они их помнят.

– И… И с тобой так же?

Я пожала плечами.

– И это ты хочешь изучать?

Помотав головой, я ответила:

– Нет, это совсем другое. Нечто большее. Но только между нами, ладно? Никому не рассказывай.

Видимо, мы вели себя слишком шумно, потому что к нашей парте подошел учитель.

– Как движется проект? – спросил он.

Я испугалась, что нас сейчас отругают, но Исайя быстро распахнул свою тетрадь и продемонстрировал ему наши записи.

– Отлично! – заявил он с широкой, хотя и фальшивой улыбкой. – Мы изучаем призраков.

Мистер Снид сощурился и покосился на меня. Он вскинул бровь, но затем перечитал план работы в тетради Исайи и сказал:

– Довольно… Интересно. Думаю, у вас получится неплохой проект.

И отошел к другой паре с удовлетворенным выражением лица.

– Выкладывай, – обратился ко мне Исайя.

– Ого, ты молодец! – похвалила его я.

Исайя отмахнулся. Это он и так знал.

– Знаешь, дома у нас несладко, – вздохнул я.

– Об этом я и сам догадался, – усмехнулся Исайя. – В чем дело?

– Мы отдаляемся друг от друга. Папа потерял работу. Он часто уходит из дому. В казино, бары и тому подобные места. – Последние слова я прошептала еле слышно и стала дожидаться ответа Исайи. К счастью, он ничего не сказал, только неспешно кивнул. Я перевела дыхание. – Я все думаю над тем, как вернуть нас к обычной жизни, но это мама объединяла нас и сохраняла в доме порядок. Она нами руководила.

– Мамы всегда такие, разве нет?

Я не стала говорить, что для меня моя мама особенная. Наверняка Исайя так же думает про свою, но…

– Так вот, мне кажется, что спасти нас может только мама.

Исайя наморщил лоб и положил карандаш на стол:

– Я тебя не понимаю.

– Но это же твоя идея, а ты так и не догадался? – улыбнулась я. – Привидения!

– Все еще не понимаю.

– Что, если мама вернется? Что, если у нас в доме появится ее призрак? Может, маму папа и Пейдж послушают.

Рот Исайи сложился в аккуратную букву «о», и он откинулся на спинку стула. Еще несколько секунд он стучал карандашом по парте. Я не мешала ему думать, надеясь на то, что понимание само придет к нему волшебным образом. Внезапно Исайя бросился ворошить свои бумаги. Он отложил в сторону пустой лист, взял в руки папку и вытащил из нее распечатку статьи:

– Это список того, что обычно проворачивают призраки. Главное – это звуки. Не ерунда вроде скрипящих половиц и воющих труб, а музыка, порой даже голоса. Это вполне реально изобразить, хоть и довольно сложно.

Пока Исайя все это переписывал на чистый лист, я ерзала и чуть ли не подпрыгивала на сиденье; я бы и в ладоши захлопала, если бы не рисковала при этом показаться полной идиоткой.

Исайя медленно поднял голову и посмотрел на меня:

– Давно я не видел, как ты улыбаешься.

Я нахмурилась:

– Я часто улыбаюсь.

– Но не так, – ответил он. – Это искренняя улыбка, а не та, которую ты натягиваешь на себя для виду.

Я зарделась и закусила губу. А потом ткнула пальцем в распечатку:

– Что насчет запахов?

Глава шестая

Весь остаток дня я еле сдерживала свой энтузиазм. Понимаю, это странный повод для радости, но у меня в жизни так давно не было ничего хорошего! Хоть чего-нибудь, способного изменить ситуацию. И признаюсь, это предоставило мне повод чаще думать о маме. Поэтому я без конца улыбалась, и все вокруг заметили мое хорошее настроение. После школы подруги собрались у моего шкафчика.

– Привет, – улыбнулась Бекки. – Не передумала насчет пятницы?

– Нет, конечно, – чересчур поспешно ответила я.

Бекки, скрестив руки на груди, нахмурилась:

– Что это с тобой?

– Ничего. Почему ты спрашиваешь?

– Уж слишком ты сегодня счастливая.

– Знаю! – вмешалась Лиа. – Это из-за ма-а-а-альчика, угадала?

Бекки рассмеялась:

– Ну, тут и думать нечего. Наверняка из-за Исайи.

Вся троица захихикала. Я все еще была в отличном расположении духа и не могла на девчонок сердиться, но была готова отнекиваться.

Меня спасла Джизела:

– Так что, все-таки мальчик?

– Бросьте, у меня всего-навсего настроение хорошее. Могу снова раскиснуть, если вам так хочется.

– Нет-нет, это замечательно! Кстати, мы уговорили нашу Мисс Суперсерьезность присоединиться к нам на пижамной вечеринке. – Джизела кивнула на Лиа. – Так что мы все придем!

– Только вы поможете мне с учебой, – напомнила Лиа. Бекки закатила глаза, а Джи-зела прыснула, и Лиа добавила чуть громче: – Серьезно! Вы обещали.

Бекки махнула рукой:

– Знаем, знаем. Не вопрос. Если никто не против, поедем ко мне домой сразу после школы.

Я все еще в восторге от этой затеи. Да, последнее время Бекки ведет себя странно, но мы всегда роскошно проводим время на пижамных вечеринках, особенно у нее в гостях, потому что отцу Бекки все равно, во сколько мы ложимся спать. Однажды мы попробовали не спать до самого утра. Стоило одной из девчонок задремать, как ее тут же принимались щекотать, пока она не проснется, и ей приходилось тянуть билетик с испытанием. Помню, как Лиа чистила унитаз своими носками. А меня заставили съесть огурец в шоколаде. Честно говоря, вкус был не таким отвратительным, как ожидалось, но я притворилась, будто меня тошнит, чтобы избежать дополнительной кары. Сейчас я бы все отдала за такую беспечную ночь, пускай мне пришлось бы бегать по улице в купальнике и петь «Я маленький чайник», как это делала Джизела. Все казалось таким простым, мы не стеснялись делать разные глупости, и, само собой, приятно было возвращаться утром в чистый дом, где меня ждали набитый едой холодильник и мама.

Теперь же я собираюсь заняться своим проектом и размышляю над тем, не помешает ли моим планам эта пижамная вечеринка. Стоит ли приступить к проекту сегодня? Или дождаться субботы, когда у меня будет больше времени на призрачные дела? Мне не терпится увидеть реакцию папы и Пейдж. Кто знает, заметят ли они вообще мои старания? Я не хочу делать существование привидения чересчур очевидным. Кстати, как оно вообще будет проявляться?

Ребята ушли на свои автобусы, а я поплелась по коридору восьмиклассников. Пахло в нем омерзительно – казалось, будто я сунула в нос неделю не стиранный носок или очутилась рядом с кучей мусора в жаркий летний день. Исайя сказал, что, судя по исследованиям паранормальной активности, обоняние играет куда меньшую роль по сравнению с другими чувствами, но я решила начать именно с него. У меня есть целый список из пяти ароматов, напоминающих мне о маме. Во-первых, само собой, это тропический запах спрея для тела, во-вторых, запах крема от загара, они похожи, но все-таки немножко разные: у спрея запах легкий, как ветерок, а у крема более тяжелый; в-третьих, запах апельсинов. У нее в машине стоял освежитель воздуха с запахом апельсинов, отчего в салоне присутствовала атмосфера лета и свежести, и стоило мне опуститься на сиденье, как у меня появлялось сильное желание позавтракать, даже когда мама забирала меня после школы.

Я подумывала дополнить свой список спагетти, но это скорее семейное блюдо, а не конкретно мамин запах. Нет, с мамой больше ассоциируется бекон. Эта идея пришла ко мне внезапно на уроке физкультуры, когда я отрабатывала подачу в теннисе, и я чуть было не рассмеялась. Мама жарила бекон каждую неделю, если не чаще, и в кухне еще долго витал его запах. Им пропитались даже мамины волосы, и она расстраивалась, когда мы после этого шли на игру или в торговый центр. «Обычно женщины пахнут цветами и зеленью, а я – свининой», – причитала она. А папа ее дразнил: «Если бы они знали, насколько это восхитительно, то беконные духи производились бы галлонами и продавались по тысяче долларов за унцию». – «Отлично, – отвечала мама. – Так я обрету мировую славу. Запущу свою линейку ароматов домашней кухни для женщин. Говорят же, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А так и готовить не надо».

Очевидно, ее запах – бекон.

И наконец, лак для волос. Если папа еще не успевал уйти на работу, когда мама собиралась выходить из дому, он просил ее укладывать волосы в гостиной, чтобы в ванной комнате не поднялось облако химикатов. Она покупала огромные серебристые баллончики в дорогих магазинах с натуральной косметикой, но пахли они вовсе не естественно.

Я понимаю, что лучше не использовать сразу несколько запахов, с некоторыми будет вообще нелегко найти золотую середину. Например, с беконом. Если аромат получится чересчур сильным, папа с Пейдж решат, что кто-то жарит мясо, и он не возымеет должного эффекта. К тому же мне потом придется жареный бекон спрятать или впихнуть в себя целый фунт вместе с жиром, а это не так-то просто провернуть днем в четверг. Особенно если папа или Пейдж будут дома.

Я знаю, что маминого лака для волос у нас не осталось – папа убрал из ванной все лишнее несколько месяцев назад. В тот особый магазин я пойти не могу, да и тридцати долларов на баллончик у меня нет. Остаются крем для загара, тропический спрей для тела и апельсины. Тяжелый выбор. Конечно, легче всего использовать спрей. Я как раз вытащила один баллончик из кучи мусора, в которую папа свалил все мамины вещи, когда убирался в доме. Все мне спасти не удалось, но эту добычу я успела спрятать в карман и сбежать с ней в свою комнату. Теперь драгоценная добыча хранилась в нижнем ящике моего комода. Удачно вышло.

Вот только где им прыскать?

Дома я провела полный логистический анализ – это выражение принадлежит Исайе, не мне! – всех мест, подходящих для распыления спрея, и выявила два наилучших. Чтобы привести план в действие, необходимо было дождаться, пока уйдет папа. Я вздохнула с облегчением, когда увидела, что в гараже нет его машины.

Я взбежала вверх по ступенькам и вытащила из комода баллончик. Он был маленький, но почти полный. Для моего дела сгодится. Дома никого не было, но я все равно побаивалась заходить в комнату родителей, так что дверь открыла медленно и осторожно.

На мгновение у меня из головы вылетела мысль о том, что в гараже не было папиной машины, и я испугалась, не застанет ли он меня врасплох, но вместе с этим задумалась: а не прятался ли в этой комнате все это время мамин призрак? Может, папа не хочет ни с кем ей делиться. Мысль странная, но я над ней посмеялась.

Спальня оказалась неожиданно мрачной. Не такой я ее помнила. Окна были плотно занавешены, свет выключен. Постель не заправлена. Более того, ее как будто и не стелили. Одеяло комом валялось в изножье кровати, а простынка съехала, обнажая матрас. Кругом валялась одежда, покрывая собой чуть ли не весь пол.

Я надеялась, что почувствую себя ближе к маме, войдя сюда, но меня сразу поразило ее отсутствие. Если бы я не знала, какой комната была до этого, ни за что бы не догадалась, что мама в ней жила. Все эти минуты, проведенные у двери, попытки уловить ее запах были напрасны. Я его не чувствую. Я ее не вижу. Здесь скорее воняет, как в коридоре восьмиклассников, чего обычно не ожидаешь от родительской спальни. Не знаю, как долго я стояла у входа, разглядывая комнату. Я понимала, что надо скорее сделать то, за чем пришла, и убраться отсюда, но не могла. Слишком многое мне хотелось выведать.

Я неспешно двигалась вдоль стены, чуть ли не прижимаясь к ней, словно боясь упасть. Горе распространилось по комнате, будто черная дыра. Я провела пальцем по сероватой поверхности комода. С него слетел легкий слой пыли, и я закашлялась. Потянула на себя верхний ящик, но тут же закрыла: в нем лежало только папино нижнее белье.

В следующем ящике обнаружились футболки и носки. Отодвинув носки, я приподняла футболки. Под ними лежала маленькая черная коробочка. Я взяла ее и дрожащими пальцами откинула крышку. У меня чуть не остановилось сердце. Папино широкое обручальное кольцо блестело даже во мраке. А рядом с ним, к моему удивлению, лежали мамины кольца. У меня подкосились колени, и я сползла по стене на пол. У нее было два кольца. Одно простое, с тонким золотым ободком и одним скромным бриллиантом. Второе – целиком бриллиантовое, его она получила от папы на десятую годовщину свадьбы. Мама заплакала, когда открыла бархатную коробочку. Но она боялась это кольцо надевать и почти всегда держала в своей шкатулке для украшений. Я подняла взгляд на комод – там ее больше не было. Куда делась мамина шкатулка?

Я взяла золотой перстень и надела себе на палец. Само собой, мне он был велик, но я придержала его другой рукой и повертела пальцем, любуясь сиянием бриллианта. Мне казалось, что у нас не осталось маминых колец. Я своими глазами видела их на ее пальце на церемонии прощания – и первое, и второе. Как они здесь оказались? Я покрутила их, приглядываясь к блеску камней. Такое чувство, будто мама – вот она, рядом. У меня по спине пробежали мурашки.

Если у меня такая реакция на ее кольца, возможно, мой план не совсем пропащий. Я спрятала их обратно в коробочку, убрала в комод и накрыла папиными рубашками. Стерла со щек пару слезинок и постаралась снова сосредоточиться на своей задаче.

Я приблизилась к постели и вытащила из кармана маленький баллончик. Подушки лежали, наваленные друг на друга; я взяла самую нижнюю из них и положила на ту половину кровати, на которой обычно спала мама. Один раз на нее пшикнула. Не удержалась и зажмурилась, наслаждаясь ароматом пляжа. А когда открыла глаза и увидела время на будильнике на прикроватном столике, то поспешила вернуть все на свои места, скрывая следы вторжения. Потом сбежала вниз по лестнице, вошла в гостиную и направилась прямо к дивану. Я распылила спрей для тела над подушкой там, где обычно сидела мама.

После этого я убежала к себе в комнату и тщательно спрятала баллончик в дальнем углу комода. В старой коробке, где лежали все мои куклы барби. Потом сняла уличную одежду, бросила ее в корзину для грязного белья и помчалась в душ. Там я долго терла руку мочалкой и намывала мылом, а потом смыла остатки маминого тропического аромата.

После душа я переоделась в шорты и футболку, собрала грязное белье в спальне Пейдж и кинула к своему. Запихнула всю эту кучу в стиральную машину вместе с порошком и нажала «пуск». Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы от меня или моей одежды исходил запах спрея.

Я решила еще и приготовить ужин, на всякий случай. Идею с сэндвичами с беконом, капустой и помидорами я отмела. Это было бы слишком. Зато поставила в духовку замороженную магазинную пиццу. Вполне сойдет. Папа с сестрой не заметят аромата спрея для тела, пока не сядут на диван или пока папа не ляжет спать.

Я нетерпеливо шагала туда-сюда, дожидаясь, когда они вернутся домой. Мне не терпелось увидеть их реакцию. Интересно, они мне что-нибудь скажут? Папа вряд ли, а вот Пейдж – возможно.

Сестра пришла минут через пятнадцать.

– М-м… ты приготовила ужин? – спросила она.

Я в тот момент сидела перед ноутбуком и изучала ссылки, которые сегодня скинул мне Исайя.

– Всего лишь разогрела пиццу!

– Приятно пахнет. – Пейдж потерла руки, и я улыбнулась.

Я поднялась со стула и достала нам тарелки. Сестра уже нарезала пиццу на крупные куски.

– Умираю с голоду, – призналась она.

Я протянула ей пустую тарелку.

– Спасибо, – улыбнулась Пейдж. – Посмотрим фильм?

– Конечно! А у тебя разве нет домашнего задания?

– Есть, но я хочу немного отдохнуть. У меня последнее время было много смен. Я рада, что удалось выкроить хоть один свободный вечер. Меня хотели позвать работать, но я отказалась. Сегодня на истории меня так и тянуло в сон.

– Со мной каждый день такое, – отозвалась я. – Хоть я и не работаю.

Пейдж взъерошила мне волосы и засунула в рот кусок пиццы.

– Кто последний – тухлое яйцо! – крикнула она и засмеялась.

Я даже не попыталась ее догнать. Пейдж всегда бегала быстрее меня. К тому же я надеялась, что она выберет мамино прежнее место. Но вопреки моим ожиданиям Пейдж опустилась на другой край дивана. В руках у нее уже был пульт. Я плюхнулась в кресло. Обычно там сидел папа, но мне хотелось освободить для Пейдж весь диван, чтобы она почувствовала аромат спрея. Фильм начался, и я принялась жевать пиццу. Честно говоря, мне было не до происходящего на экране. Я то и дело оглядывалась на сестру: не заметила ли она чего? Но Пейдж смотрела в экран без какого-либо выражения на лице. Наверное, подушка лежала чересчур далеко от нее, и кто знает, сколько еще мог продержаться тропический запах?

– Кстати, Бекки пригласила меня завтра у нее переночевать, – сказала я.

– Ты отпросилась у папы? – спросила Пейдж.

Я вскинула бровь.

– Ну, оставь ему записку. – Пейдж пожала плечами. – Как ты к ней доберешься?

– Поедем вместе домой после школы.

– Отлично. Я как раз завтра вечером занята. Сестра зевнула и откинулась на спинку дивана. «Пожалуйста, приляг», – подумала я про себя, мысленно побуждая Пейдж подвинуться к заветному местечку.

– Какие планы на выходные? – спросила я.

Пейдж покачала головой и снова зевнула.

– Работать и спать.

Она начала клевать носом.

– Никаких вечеринок?

Пейдж хмыкнула:

– Нет, без вечеринок.

Она еще раз широко зевнула и сонно прикрыла глаза. Усталость окончательно ей овладела. Пейдж опустила голову на подушку и положила ноги на другой край дивана. Она среагировала не сразу. Я уже подумала, что сестра уснула, ничего не заметив, но несколько секунд спустя она резко распахнула глаза и вцепилась рукой в диван. Я услышала, как Пейдж тихонько вдыхает аромат.

– Что-то случилось? – спросила я.

Сестра сощурилась:

– Ничего.

Я перевела взгляд на телевизор, но специально устроилась в кресле так, чтобы наблюдать за каждым движением Пейдж, хотя бы краем глаза. Судя по всему, она пыталась сделать вид, что все в порядке. Сестра отвернулась, словно собираясь задремать, и глубоко вдохнула. Жаль, что я не видела ее лицо.

Потом Пейдж снова развернулась к телевизору. Я быстро моргнула и уставилась в экран. «Ну же, Пейдж. Скажи мне, о чем ты думаешь. Или хотя бы покажи».

Сестра отозвалась на мои мольбы. Но не совсем так, как мне того хотелось бы. Пейдж встала с дивана:

– Я пойду к себе в комнату.

Она произнесла это почти шепотом, и голос у нее дрожал.

– Ладно, – отозвалась я. – Все нормально?

Пейдж кивнула, но больше ничего не добавила. Чуть позже она спустилась обратно в гостиную за своим рюкзаком. Глаза у нее были красные и опухшие. Меня тянуло перед ней извиниться. Наверное, я совершила ужасную ошибку. И мне больше не стоит этого делать.

Но ведь надо. Я доведу дело до конца, а там посмотрим. В конце концов, у нас и так все хуже некуда. А еще мама частенько говорила перед ужином: «Десерт не получите, пока не съедите что-нибудь зеленое». Пейдж заявляла, что тогда и яблочное желе подойдет. А мама смеялась и принималась перечислять все хорошие события, которые приходят только после плохих: «За зимой следует весна. За родами – новая жизнь…»

«Ладно-ладно, – отвечала Пейдж. – Съем я твою дурацкую брокколи».

Да, сейчас нам больно и тяжело, но я надеюсь, что в конце пути нас ждет десерт.

Глава седьмая

Звон будильника снова и снова бьет меня по вискам, словно молоток. Я ударяю по нему ладонью и засыпаю, и так два раза подряд. За чтением историй про призраков и размышлениями над новыми экспериментами прошла большая часть ночи. Чтобы из-под моей двери не сочился свет и Пейдж или папа не зашли ко мне, пока я рисую схемы и изучаю паранормальную активность, я выключила лампу и спряталась под одеялом с фонариком и распечатками. Видимо, там и уснула, потому что фонарик валяется поблизости, а я накрыта одеялом с головой. На улице еще темно, но я все равно откидываю одеяло, встаю и разминаюсь. Стряхнув сонливость, я повторила про себя план. Сегодня мы поедем к Бекки сразу после школы, и мне надо что-нибудь вытворить до того, как я разбужу Пейдж, чтобы обеспечить присутствие призрака в доме.

План я придумала вчера ночью, и, с моей точки зрения, он просто гениальный. Пейдж каждый день ходит в школу со старой тряпичной сумкой. Я спустилась на первый этаж и отправилась прямиком к нашей Главной Мозоли, как называла ее мама. У нас нет настоящей прихожей. Только ряд крючков на стене у выхода в гараж. Там неаккуратно развешаны куртки, зонтики и портфели, а под ними на полу валяется обувь. Сумка Пейдж даже не добралась до крючка – видимо, сестра бросила ее на пол, когда пришла вчера домой. На сумке узор в красно-белую полоску, но лямка просто белая – посеревшая от частого использования, но все же белая. Я взяла бутылочку с кремом от загара, нанесла немного на ладони и потерла ими лямку. Не сильно, чтобы аромат весь день преследовал Пейдж, но чтобы она не смогла догадаться почему. Затем помыла руки и побежала наверх будить сестру.

Удивительно, но папина дверь была не заперта, а распахнута настежь. Я заглянула в комнату и обнаружила, что его там нет.

Я прислушалась – вдруг он в ванной? – но до меня не доносился шум воды. Наверняка папа пришел домой рано или поздно, но куда он теперь-то делся? Это я выяснила только после того, как сходила в душ и переоделась. Когда я наливала молоко в миску «рисовых хрустяшек» – точнее, обычного воздушного риса, – в гостиной что-то зашуршало. Я поставила миску на стол и подошла к двери. Телевизор был включен, а на диване лежал папа.

Наверное, он услышал мои шаги, потому что сказал:

– Доброе утро.

– Ты давно не спишь? – спросила я.

– Почти всю ночь.

Вот почему в спальне пусто.

– Не мог уснуть?

– Да, никак.

– Ты заболел? Тебе как-нибудь помочь?

– Не-т, просто сны плохие снились, понимаешь? – Папа отвернулся и потер лоб.

– Понимаю, – мягко ответила я.

Я вернулась на кухню к своему воздушному рису. Там уже стояла Пейдж и тоже наполняла себе миску.

– Будем наслаждаться, пока есть еда, согласна? – улыбнулась она.

Я кивнула и захрустела хлопьями.

– Он в гостиной? – Сестра вздохнула.

Я еще раз кивнула и продолжила жевать.

– Наверное, с водой что-то не так, – начала Пейдж и запнулась. Она убрала коробку хлопьев обратно в шкафчик и добавила: – Или с воздухом.

Я проглотила ложку воздушного риса:

– Ты о чем?

Пейдж села возле меня за стол и тихо заговорила:

– Прошлой ночью со мной случилось что-то странное. Поклясться готова, что почуяла запах маминого спрея для тела. Помнишь ту дрянь с ароматом тропических островов, которую она покупала в баллончиках?

Я закусила губу и улыбнулась:

– Мне он нравился.

– Честно? Я его терпеть не могла. Меня чуть ли не тошнило. – Пейдж поднесла ложку ко рту и быстро проглотила хлопья. – В общем, вчера мне особенно не хватало мамы.

– Мне жаль.

– Ты ни в чем не виновата.

На самом деле виновата, но не могу сестре в этом признаться. В тот момент я поняла, что мне лучше поспешить или вообще изменить подход к проблеме. Одно случайное воспоминание – это довольно грустно. За ним должен скрываться какой-то смысл. Дом не может называться «домом с привидениями», если жильцы не догадываются о том, что в нем поселились призраки. Крем от загара продолжит традицию, которую я задала вчера вечером. Но, возможно, мне стоит подтолкнуть Пейдж в нужном направлении.

– Я иногда пытаюсь уловить мамин запах, – начала я. – Просто чтобы почувствовать, что она где-то рядом. Не здесь, но как бы здесь.

Пейдж ухмыльнулась:

– Об этом я не думала.

– Так что, наверное… Наверное, тебе повезло. И мама просто хотела показать, что присматривает за тобой… или что-то вроде того.

– Боже мой, не приплетай сюда свои дурацкие истории. Ты же знаешь, как я отношусь ко всем этим сказкам про призраков.

Пейдж подмигнула мне, и мы обе набросились на хлопья с молоком. Возможно, я перестаралась; хорошо, что Пейдж оборвала разговор в самый подходящий момент. Она ни о чем не подозревает. Я всего лишь дала ей малюсенькую подсказку.

Мы разошлись по своим комнатам, чтобы собрать в школу. Спускаясь вниз, я заметила, что ладони у меня жирные. Интересно, как сестра воспримет запах крема на тряпичной сумке после нашей беседы за завтраком? Я остановилась в дверном проеме, наблюдая за тем, как Пейдж обувается. Не успела она потянуться за сумкой, а запах уже ударил ей в нос – она замерла и принюхалась, почти как собака. А потом поморщилась и перекинула сумку через плечо.

Тут меня осенило, что у Пейдж крем от загара может и не ассоциироваться с мамой. Как оказалось, тропический аромат спрея для тела сестре никогда не нравился; вдруг она связывает с мамой совсем другие запахи? Черт! Это все меняет.

Пейдж повернулась ко мне:

– Ты обедаешь на улице?

– Бывает иногда.

Сестра взяла бутылочку крема от загара с полки, висевшей над рядом крючков:

– Возьми, нанесешь его в машине. Лучше быть намасленной, чем обгоревшей!

Я широко распахнула глаза и втянула щеки, чтобы сдержать радостную улыбку. Именно эти слова повторяла мама, когда мы жаловались, что нам противно наносить крем от загара. Однажды она заставила нас буквально в нем измазаться, и Пейдж пожаловалась, что на ее теле словно растопили кусок сливочного масла. Так к нам и привязалась эта фраза.

До школы мы ехали в полной тишине, но когда Пейдж высаживала меня у ворот, она улыбнулась – по-настоящему. По коридору я брела словно в трансе. В шкафчике меня ждал сложенный листок бумаги; он выпал, когда я открыла дверцу. На нем значилось мое имя, явно выведенное рукой Исайи. Я подхватила записку и спрятала ее в карман до начала урока, чтобы не пришлось объясняться перед Бекки или другими случайными свидетелями.

Опустившись за парту, я достала из кармана листок и развернула.

В библиотеке в обед?

После всего произошедшего благодаря моим экспериментам мне не хотелось дожидаться урока естествознания, чтобы поговорить с Исайей, так что встреча в библиотеке была бы очень кстати. Но все не так просто. Да, это всего лишь Исайя, и мне нравится с ним общаться, но все в школе считают его странным, а Бекки, наверное, уже выдумывает для меня прозвище почуднее, что-нибудь вроде «гикофилка». Конечно, она скажет, что ей просто хотелось меня подразнить, но я не могу быть в этом так уж уверена. От этих мыслей у меня живот сводит. Иногда Бекки ведет себя просто отвратительно.

Надо придумать, что наплести подругам. Я постучала пальцем по столу. Мы с Исайей вместе готовим научный проект. На следующей перемене я скажу Лиа, что не пойду с ними на обед, потому что нам есть что обсудить. Она из нас самая ответственная в том, что касается учебы, и, скорее всего, поверит в мою историю…

– Вот отстой, – пробурчала Лиа недовольно. – Обязательно этим заниматься во время обеда?

Ответ я подготовила заранее:

– Либо так, либо я должна остаться после занятий. Лучше уж пожертвовать обедом, как думаешь? Кроме того, впереди у нас целая ночь! – Я слегка толкнула подружку бедром, и Лиа прыснула.

Я страшно обрадовалась, что она поверила, и следующий ее вопрос застал меня врасплох:

– А какая у вас тема?

Я совсем забыла, что Лиа тоже ходит к мистеру Сниду, просто в другое время.

– Ну… Мы изучаем призраков.

– Для урока естествознания?

– Да. Рассматриваем разные научные теории о потусторонних материях, размышляем над доказательствами их существования и тому подобное.

С минуту Лиа смотрела в пол, а я наблюдала за ней, гадая, что она скажет. Но подружка молча взяла меня за руку и повела обратно в класс. Я уже думала, что меня пронесло, как Лиа наклонилась ко мне и спросила:

– Ты уверена, что мысль хорошая?

Я взглянула на нее и заметила, что она озабоченно нахмурилась.

– Лиа, ты же знаешь, как я люблю истории о привидениях. Это все только ради забавы.

– Уверена?

– Да.

По крайней мере, мне так кажется.

Библиотека открыта во время обеда, но людей там не особенно много. По правилам есть в ней запрещается, но не всех это останавливает. Я умяла сэндвич с арахисовой пастой и джемом на ходу в коридоре, но протащила с собой бутылочку воды, чтобы отлепить язык от неба. Исайя помахал мне из-за стола в дальнем углу библиотеки. Я огляделась и с облегчением обнаружила, что поблизости нет никого из знакомых. Не то чтобы мне было стыдно общаться с Исайей.

Вовсе нет. Честное слово! Мне плевать на то, что ребята про него говорят… Правда! Просто на уроке мне как-то легче. Не приходится беспокоиться о том, что подумают мои друзья. Я понимаю, что Исайя не заслуживает плохого отношения, и мне чуть-чуть стыдно за свое поведение, но когда умерла мама, я потеряла еще и папу и теперь боюсь потерять подруг.

– Привет, – сказала я, опускаясь на стул.

– Ну как ты сегодня? – озабоченно спросил Исайя.

– Нормально. Почему ты спрашиваешь?

– Сама знаешь, Энди, неделя выдалась странная. Ты то расстроена, то искришься энтузиазмом, как вчера. Я вижу, что тебе тяжело.

– Мне каждый день тяжело, Исайя.

– Да, но…

– Честное слово, все в порядке. Я вчера вечером приступила к операции «Дом с привидениями».

– Правда? Уже? И как все прошло? Что ты сделала? – затараторил он, копаясь в своем рюкзаке. – Ты не воспользовалась моей схемой! И почему не сказала, что начинаешь действовать так скоро?

– Я думала, это неважно.

– Ладно, скажи, ты начала с запахов, как и собиралась?

Я кивнула:

– Да. А что?

– И больше ничего не делала?

– Нет. Объяснишь наконец, в чем дело?

– Смотри. – Исайя пододвинул ко мне лист бумаги с подробным списком возможных экспериментов. Он даже оставил пустые места для заметок. – С этим ты сможешь отслеживать результаты и делать выводы о том, какие действия произвели наибольший эффект. К тому же, если будешь все записывать, проект получится более… научным, что ли…

– Исайя, я это делаю не для работы по естествознанию.

– Знаю. Но все-таки это проект, включающий ряд экспериментов, и он заслуживает хорошей организации.

Сначала я почувствовала раздражение. Но, изучив список, поняла, что Исайя потратил на него всю ночь. Ради меня. Внезапно его поступок вызвал у меня такой восторг, что мне захотелось поместить листок в рамку и повесить над кроватью. А этого, конечно, делать нельзя ни в коем случае.

– Спасибо. Выглядит здорово.

Исайя слегка выпрямился:

– Не за что. Все детали заноси в этот пустой столбец. Запиши результаты прямо сейчас, пожалуйста. Пока твои наблюдения еще свежи в памяти.

– Свежи в памяти? – усмехнулся я. – Тебе что, сорок лет?

Исайя фыркнул:

– Я развит не по годам.

Наверняка он часто это слышит. Исайя и правда мыслит, словно взрослый, но энергии в нем, как в тринадцатилетнем парне. Только нет одержимости туалетными шутками.

Я достала ручку и принялась за дело. Описала вчерашнюю реакцию Пейдж. Отметила, где нашла сегодня утром папу, и занесла в столбец все, что Пейдж сказала и сделала сегодня утром. Я заметила, что Исайя пытается заглянуть в бумажку, и подвинула лист так, чтобы ему было лучше видно, потому что и так собиралась все ему рассказать.

Пока я строчила, Исайя бормотал:

– Любопытно. О! Хм… Вот как? Ух ты!

Закончив писать, я отложила ручку, скрестила руки на груди и спросила:

– Ну, что скажешь?

– План гениальный.

– Разве? Мне кажется, что я делаю только хуже.

– Энди, история с кремом от загара просто замечательная. Пейдж переняла добрую привычку у твоей мамы. Или… взяла на себя роль твоей мамы. Неважно. Ты же к этому стремилась?

Меня приободрили слова Исайи. Возможно, я слишком остро на все реагировала. Про мамины кольца я ему не рассказала. Не знаю почему, но я еще не готова этим поделиться.

– Что дальше? – поинтересовался Исайя. – Я разбил все идеи на категории по воздействию на органы чувств и по времени, необходимому на подготовку.

– Вижу. Я пока ни в чем не уверена. Сегодня вечером меня не будет дома, так что все планы придется отложить до завтра.

– Куда?

– А?

– Куда ты пойдешь?

– А, ну… Всего лишь к Бекки в гости.

Улыбка Исайи погасла.

– Я ей не очень-то нравлюсь, да?

– Она тебя совсем не знает.

– Меня все недолюбливают, Энди.

Я замялась. Что ему ответить? Мы оба знаем, что это правда, и врать мне не хочется.

– Только не я.

– Почему?

– В смысле – почему? Мне ты нравишься, вот и все, – ответила я и попыталась сменить тему: – Какие у тебя планы на выходные?

Исайя пожал плечами:

– Буду делать уроки.

– Все выходные?

– Почти.

Голос у парня бесцветный, и заметно, что он обижен.

– Мне жаль, Исайя.

– Но недостаточно, чтобы пригласить меня погулять, да?

Исайя резко поднялся из-за стола и ушел.

Я осталась смотреть на листы бумаги перед собой, а щеки у меня пылали, как огненные шары.

Глава восьмая

Когда я пришла на урок естествознания, Исайи в классе не было, что не просто необычно, а совершенно невероятно: я не могу вспомнить ни единого раза, чтобы он не приходил на урок первым. Мистер Снид уже вывел на экран сегодняшнее задание, так что я села за парту и приступила к работе.

Исайя пришел за несколько минут до звонка и молча сел рядом со мной. Он немедленно занялся экспериментом и буквально взял все на себя. Мне было очень стыдно. Я и правда хорошо относилась с Исайе и хотела с ним дружить, но гулять вместе? Разве такое возможно? У меня и так много сил уходит на домашние проблемы и отношения с подругами, и вряд ли я смогу пережить насмешки, если ко мне начнут относиться так же, как к Исайе.

Я до сих пор ловлю на себе сочувственные взгляды ребят на уроках. Прошлой осенью именно Бекки сказала одной девчонке, которая в упор на меня пялилась: «Сделай фото и смотри сколько влезет», взяла меня за руку и оттащила в сторону. Конечно, она бывает невыносимой, но что бы я без нее делала? Хотя потерять дружбу Исайи я тоже боюсь.

Мне страшно снова заводить с ним разговор, но не можем же мы вечно сидеть в молчании!

– Мне очень жаль, – наконец выдавила из себя я.

Исайя вздохнул:

– Знаю.

– Должны же у тебя быть хоть какие-то друзья.

– Вообще нет. Только мой младший брат.

– Шутишь?

Исайя пожал плечами.

– Но ты хотя бы пробовал их завести?

Сказав это, я тут же осознала, что Исайя уже пытается подружиться. Со мной.

Парень нахмурился, и я поспешно добавила:

– Такого же быть не может!

– Я пробовал, когда мы сюда переехали три года назад. Мама даже заставила меня вступить в несколько спортивных команд. Закончилось все кошмарно.

Исайя хмыкнул и продолжил теребить бумажку с формулами, то складывая ее, то разворачивая.

– Что случилось? – мягко спросила я.

Исайя шумно выдохнул:

– Наверняка ты слышала про случай с Джеффри и другими ребятами.

– Вроде того.

Мне очень хотелось услышать его историю. Отчасти она была известна всем в нашей школе, но почти никто не знает деталей. Джеффри Блэйн – это Мистер средняя школа «Вашингтон-Хайтс», и ему впору расхаживать целыми днями в короне. Мы с ним ходили в разные начальные школы, но даже я и мои подруги слышали о Джеффри еще до того, как поступили в «Вашингтон-Хайтс». Я не знаю ни одной девчонки, которая хотя бы чуточку в него не влюблена. И всем известно, что Исайю избегают как раз из-за Джеффри. Этот супермен словно наложил проклятие на Исайю, и теперь его либо ненавидят, либо обращаются с ним как с невидимкой. На Бекки это заклятие действует так же сильно, как и на остальных. «Джеффри Блэйн мне рассказал, что этот парень просто монстр и в любую минуту может слететь с катушек», – заявила она мне однажды. Что бы ни говорил Джеффри, как бы он ни относился к другим ученикам, в этой школе его слово – закон. Он не хочет, чтобы Исайю любили, вот его и не любят. А почему именно – этого я не знаю.

– С учебой я справляюсь отлично, а вот с людьми веду себя довольно глупо. Мама меня сравнивает со щенком. Я слишком эмоциональный. Так вот, до переезда я ходил в маленькую частную школу и понятия не имел, как здесь у вас все устроено. Не знал, что с такими людьми, как Джеффри, нельзя просто взять и заговорить. Он принялся меня дразнить после того, как я сел рядом с ним за обедом. Ничего особенного же, правда? Но Джеффри целый год надо мной насмехался.

– И когда это было?

– В четвертом классе. И не шути про «ничтожного четвероклассника», пожалуйста. – Исайя улыбнулся, но не искренне, а скорее по привычке. – В общем, все шло не так уж плохо, пока не наступило лето и мама не уговорила меня заняться бейсболом. Забавно, но играл я неплохо, и бейсбол мне в общем и целом нравился. У меня даже появились друзья, и однажды меня пригласили на вечеринку по случаю дня рождения у бассейна. В тот злополучный день Джеффри играл за питчера команды противника. Нес всякие глупости про мои волосы и тому подобное. С его подачи и остальные ребята начали надо мной подшучивать. Подошла моя очередь ударять по мячу, и я запустил его – со всей силы – прямо в Джеффри. Не знаю, как так вышло. И попал я в то самое место, понимаешь? – Исайя говорил, не поднимая глаз, и я не сразу поняла, о чем он. – Он согнулся пополам и прижал к этому месту ладони. На самом деле смешного в этом ничего не было, но все ребята хохотали так, словно им показывали отличное комедийное шоу. Скорее всего, и потом об этом не раз вспоминали. Джеффри был в бешенстве. С тех пор он стал относиться ко мне еще хуже.

– Но ты же не специально!

– Он-то этого не знал.

– Все равно не понимаю, за что тебя невзлюбили?

– Наверное, Джеффри навыдумывал обо мне кучу всего. Я не обо всем слышал, но была одна история о том, как я обмочился при встрече с ним в торговом центре. Лето кончилось, начался учебный год, а дальше ты знаешь…

– Это несправедливо.

Исайя пожал плечами. На минуту повисла неловкая тишина, а потом он сказал:

– Слушай, давай не будем больше об этом, ладно? Честно говоря, я обрадовался, когда ты пришла в библиотеку. Подумал, что ты не только в школе готова со мной общаться. Но ничего страшного. Я все равно буду тебе помогать с твоим проектом, да и по естествознанию тоже.

Мне было больно это слышать, но вместе с тем я испытала облегчение.

Остаток дня я думала о чем угодно, только не об уроках. Внимательно рассматривала схему Исайи в надежде, что она поможет мне понять, как действовать дальше. Как я догадываюсь, папе с Пейдж надо оставить более ясное послание, но какое? Переложить какой-нибудь предмет – расческу или там книгу – в конкретное место, переключить телевизор на определенный канал?

Еще я гадала над тем, рассказать сестре о кольцах или нет. Наверняка ей будет интересно об этом узнать, и мне хочется с ней поделиться. Но тогда придется объяснить, как я их нашла, а я не готова признаваться в том, что копалась у папы в комоде.

И наконец, я думала об Исайе. Представляла, как ему живется, и корила себя за эгоизм. На групповой терапии я набрасываюсь на Брайана за то, что он думает исключительно о своих проблемах, а с Исайей работаю в паре целый год и даже не задумалась над тем, что у него совсем нет друзей. Я предполагала, что приятелей у него немного, да и учатся они не в нашей школе, но все-таки они есть. Я не замечала, чтобы Исайя грустил по этому поводу.

Даже смешно, как сильно я хочу обсудить все это с мамой. Смешно не в смысле «обхохочешься», а в смысле «глупо». Будь она жива, у меня и не появилось бы всех этих проблем, но сейчас только она способна дать совет, как снова сплотить нашу семью.

* * *

Я с нетерпением ждала пижамной вечеринки, чтобы отвлечься от домашних проблем, но даже в доме у Бекки продолжала думать о своем проекте. Да и не только о нем, так что вид у меня был достаточно отстраненный.

– Что-то ты сегодня в облаках витаешь, – усмехнулась Лиа.

– Да нет.

– Вот как? Ты положила мясо для тако не в лепешку, а на брауни.

Я опустила взгляд на свою тарелку – и правда, на ней словно проводился эксперимент по смешению вкусов. Еще и желе посыпано тертым сыром. Вряд ли мне удастся сделать вид, что это специально.

– Упс! – весело сказала я.

Девочки рассмеялись и, к счастью, оставили меня в покое.

Все шло хорошо, пока мы не начали играть в «правду или действие». Мне всегда нравилось делать всякие глупости. Я готова к заданиям вроде «Поцелуй аквариум» или «Позвони в пиццерию и повесь трубку, если осмелишься». А вот говорить правду мне совсем не по душе.

Сегодня меня особенно задел вопрос: «Скажи честно, тебе нравится Исайя – прямо нравится?»

Казалось бы, нет ничего проще, чем ответить: «Ну уж нет!» Но почему у меня такое чувство, будто я соврала?

Похоже, никто из девчонок не заметил моего замешательства. По крайней мере, я на это надеюсь. В конце концов, не могла же я в Исайю влюбиться, правда?

– Вот еще, – проворчала Бекки. – Как бы не так! Да Энди и сама понимает, что я перестану с ней дружить, если она начнет встречаться с этим задротом.

Я поднялась за попкорном, чтобы никто не заметил, как у меня покраснели щеки. Не знаю даже, смутилась я или рассердилась. Почему для Бекки так важна популярность? Почему для меня так важно ее мнение? Разве невозможно представить, что Исайя может кому-то понравиться? Он довольно милый. Стрижка бы ему не помешала, да и одежда на размер поменьше, но глаза у него красивые и улыбка приятная. Да и вообще он хороший человек.

Джизела предложила включить фильм, и я вздохнула с облегчением. Что угодно, лишь бы не «правда или действие»! Спустя час «Идеального голоса» мы попытались хором спеть а капелла, но вышло у нас ужасно. По крайней мере, у меня. Не успела я оглянуться, как началась битва подушками. Я громко смеялась и всю оставшуюся ночь провела как обычная девчонка из средней школы. Мы ели пиццу, слушали зажигательную музыку, делились секретами, и, казалось, все наши проблемы отошли на задний план. На время я притворилась, что ничего не скрываю от подруг. Притворилась, что ничего меня не беспокоит и не отвлекает от веселья. И я не замечаю, как меня подкалывает Бекки. Или эта пижамная вечеринка напомнила нам о том, как все было раньше, и мы отчасти вернулись в те времена.

В любом случае, сегодня в моей жизни не было места призракам.

* * *

Наутро я вспомнила, что никого не попросила меня забрать из школы. Позвонила сестре – она сказала, что не может уйти с работы. Набрала папин номер, нервно стуча ногой по полу. Он не ответил. Я для вида оставила ему голосовое сообщение, а потом повесила трубку и, повернувшись к отцу Бекки, соврала:

– Видимо, он тоже занят на работе. Я пройдусь, ничего страшного.

В итоге домой меня отвез папа Бекки, и благодаря этому я вернулась в реальность. Вспомнила, как раньше за мной приезжала мама. Как она не отпускала меня к Бекки, не поговорив с ее отцом. И даже после этого засыпала меня вопросами о том, чем мы собираемся заниматься. А я ей говорила, во сколько меня забрать.

Я знаю, что папа нас очень любит. Просто он слишком потерян, чтобы думать о таких мелочах, да и не привык он за мной заезжать. Наверное, он даже не догадывается, что мне чего-то не хватает.

Придя домой, я обнаружила, что там никого нет. Неизвестно, когда вернется папа, так что надо тщательно проработать стратегию. Я опустилась на диван в гостиной, на ту самую подушку, которую недавно опрыскала спреем для тела, – туда, где обычно сидела мама. Мне не хватало вдохновения. Я закрыла глаза и откинулась на спинку дивана, ощущая, как меня окутывает мамин аромат.

– Мы давно с тобой не разговаривали, мама, – тихо сказала я. Надеюсь, она меня слышит, где бы она ни была. – Пока всем нам лучше не стало, но об этом ты, наверное, и так знаешь. Я пытаюсь хоть что-нибудь изменить, но не уверена, что задумка хорошая; впрочем, выбора у меня нет. Мы все очень по тебе скучаем. Ты за многое была ответственна, и никто не взвалил на себя твои обязанности. Да, мы стараемся, но, видимо, на все нас не хватает. В общем, просто хотела сказать, что я о тебе не забыла, если ты вдруг сомневаешься.

Я перевела дыхание, похлопала ладонью по дивану и встала. Так, кто больше нуждается в призрачном послании? Пейдж или папа? Разумнее всего было бы выбрать папу, но с Пейдж я пока что добилась большего. К тому же она изо всех сил старается удержать нашу семью на плаву. Сестра заслужила искорку надежды.

Более того, я точно знаю, что раньше четырех Пейдж домой не вернется, так что времени у меня достаточно.

Комната у нее идеально чистая. Как ни странно, сестра умудряется сохранять там порядок, даже когда вся ее жизнь переворачивается с ног на голову. К ней я тоже давно не заходила. Очевидно, в последнее время мы все еще больше замкнулись в себе.

До сих пор помню, как я тайком пробиралась к Пейдж в комнату и крала ее игрушки и тетрадки. Она топала ногами, кричала и убеждала родителей в том, что ей нужен замок на дверь.

Здесь я повела себя так же, как недавно в комнате отца, – изучила обстановку.

На темно-фиолетовом стеганом одеяле лежала одинокая плюшевая хрюшка – Пейдж выиграла ее на городской ярмарке, когда ей было восемь. Для маленькой девочки это была огромная победа, и сестренка страшно ей гордилась. Неважно, сколько Пейдж лет, она не расстается с этой игрушкой. Наверняка потом ей вручали и более крупные призы, но свинка все равно оставалась особенной.

Небольшой письменный стол примостился в углу у окна. На нем, как и на кровати, почти ничего не было. Папка для бумаг. Старый пластиковый стакан под карандаши, ручки и маркеры. Пробковая доска над столом – пожалуй, самая неряшливая деталь во всей комнате. Она вся покрыта фотоснимками, билетиками и открытками из тех мест, где мы побывали. А еще дипломами и медалями. На доске есть даже автограф одного из членов группы «Jonas Brothers», не знаю – какого именно. Когда-то у нас в городе проводилась встреча этих музыкантов и их фанатов, и мама отвела туда Пейдж. Они четыре часа стояли в очереди, и мама зареклась больше никогда не ходить на подобные мероприятия, хотя ее смешили визги Пейдж. Думаю, на самом деле мама бы еще хоть тысячу раз ее туда отвела. Пейдж уже явно переросла эту группу, но она хранит на своей пробковой доске все, что когда-либо имело для нее значение.

Слева над столом возвышался комод. Родители взяли его для детской на гаражной распродаже, когда Пейдж была еще совсем маленькой, и выкрасили в нежно-розовый, еще и в белый горошек. Примерно в моем возрасте Пейдж сумела их убедить, что переросла узоры в горошек и розовые обои. Теперь стены сиреневые в белую полоску. Комод тоже перекрасили в белый. Ручки сделали фиолетовыми, под цвет обоев. Сейчас краска слегка потрескалась, и под ней виднелось старое дерево.

Шкатулка с украшениями стояла на комоде. Я понимала, что не должна ее открывать. Если Пейдж догадается, что я к ней заходила, она меня прибьет, особенно когда узнает, что я копалась в ее вещах, но мне нужно придумать нечто особенное, чтобы приободрить сестру. Я откинула крышку – шкатулка оказалась полупустой. Пейдж почти не носит украшений. Ничего особенного интересного там не лежало, только серьги – возможно, из «Клэр».

Я захлопнула крышку и отошла к шкафу для одежды. Рыться я там не собиралась, только взглянуть одним глазком. К счастью, на меня ничего не вывалилось. Шкаф Пейдж меньше моего, зато комната у нее просторнее. И у меня на верхней полке хранятся наши чемоданы.

Я отступила назад и медленно развернулась. Бросила взгляд на пробковую доску, вернулась к столу и еще раз внимательно все изучила.

Доска и правда служила Пейдж альбомом воспоминаний, только не все свидетельства жизни сестренки удавалось разглядеть, слишком много всего было налеплено. Доска утопала под слоями бумажек. Я заметила снимок правого уха Пейдж и прыснула. Скорее всего, его сделала мама, когда ненадолго – практически на минутку – увлеклась фотографией. Она думала, что с помощью удачного ракурса и правильного освещения удастся создать предмет искусства, но в итоге получилось обычное ухо. Я приподняла набросок Пейдж с жирной красной оценкой «отлично» от преподавательницы по рисованию и посмотрела, что скрывается под ним. Натюрморт с фруктами прикрывал портрет девушки, достаточно похожей на Пейдж, чтобы называться автопортретом, но с искаженным лицом. Шея узкая, как соломинка, голова формой напоминает ограненный бриллиант, глаза огромные и выпученные, а лоб неестественно широкий. В углу выведены миниатюрная подпись сестры и дата. Я вернулась к первому рисунку. Это как «до и после». «До» – обычный, скучный, приевшийся натюрморт. «После» – изуродованный автопортрет с кривыми углами, в котором нет ничего красивого. Видимо, преподаватель не поняла значения «после», потому что над ней темнела красная оценка «удовлетворительно», обведенная в кружок.

До меня смысл дошел сразу. Пейдж словно задыхается. Ей не хватает воздуха, голова у нее распухла и вот-вот взорвется. У меня тоже иногда такое бывает. Странное чувство, будто меня вынули из тела и я с минуты на минуту уплыву вдаль.

Я приподняла уголки листов и заметила еще одну фотографию. Тогда я отодвинула рисунки и обнаружила несколько снимков, приколотых к доске желтой кнопкой. Осторожно вынув ее, я вытащила один из снимков и вставила кнопку обратно.

Я положила фотографию на стол, села и какое-то время на нее смотрела. На несколько минут мне почудилось, будто я вернулась в прошлое – в тот день, когда был сделан этот снимок. Он трехлетней давности, тогда мы проводили каникулы в Калифорнии. Там нас ждало много радостей, но и неприятностей тоже. Начиналось все здорово. Мы увидели много безумных вещей на пляже Венис в Лос-Анджелесе, вроде парня в костюме пасхального кролика и в балетной пачке вместо штанов. Мама старалась увести меня от людей, на которых, считай, вообще ничего не было надето, но мне удалось взглянуть на них краем глаза. Еще мы съездили в зоопарк Сан-Диего. Потом папе стало плохо. Мы так и не поняли, отравился он или простыл. Это было не так важно. Он на целый день застрял в нашей комнате в отеле – точнее, в туалете в отеле. Мама решила, что хотя бы мы должны хорошо провести время. Она сама отвела нас с сестрой в Диснейленд. Папу все равно не интересовали огромные мыши. Честно говоря, и Пейдж, скорее всего, была от них не в особом восторге. Ей явно там не очень-то нравилось. Она без конца ворчала, хотя к этому мы и так привыкли.

«У меня дурацкая прическа» означало, что нам придется еще полчаса ждать, пока она соберется.

«Фу, я же располнею!» означало, что надо пройти еще четыре квартала в поисках замороженного йогурта вместо мороженого.

И так далее. Хуже всего было в самом Диснейленде. Пейдж из кожи вон лезла, демонстрируя свой подростковый темперамент. Огрызалась на маму по мелочам. Ничего ей не нравилось: горки скучные, персонажи детские. Мама выглядела очень уставшей. Несколько раз она даже не выдержала, заявив, что Пейдж придется с этим смириться, но в целом оставалась довольно спокойной.

Не знаю, для кого она старалась – для меня или для себя самой. Так или иначе, я отлично проводила время, несмотря на недовольную сестру. Мама потом говорила, что Пейдж устроила истерику как раз из-за того, что мы продолжали веселиться, как бы она ни ворчала. Да, четырнадцатилетние подростки иногда закатывают истерики. Надеюсь, со мной такого не произойдет.

В какой-то момент Пейдж топнула ногой. Крикнула, что хочет вернуться в отель. Мама остановилась посреди дорожки неподалеку от Питера Пэна, раздававшего автографы. На нас устремились десятки пар глаз. Мы заметили и недобрые взгляды. Мама рассмеялась:

– Неплохо, Пейдж. А теперь мы с Энди пойдем на «Космическую гору». Можешь к нам присоединиться, а можешь подождать нас вон на той скамейке. Сдвинешься хоть на метр – и ты под домашним арестом на весь следующий месяц. На свое соревнование по бегу ты, конечно, не попадешь.

Пейдж любила бегать. Вот откуда все эти медали на ее доске. Конечно, это было «до». В этом году она ушла из команды еще до начала сезона.

Тогда Пейдж плюхнулась на скамейку и скрестила руки на груди.

Мы с мамой чуть ли не побежали к американским горкам. Она весело смеялась. В очереди мы простояли целую вечность, зато развлекали себя штуками и обсуждали, на чем бы еще прокатиться. Я всегда обожала американские горки и не боялась их, как многие дети; мне нравилось, как желудок подскакивал к горлу во время падения.

Мы вернулись к Пейдж и обнаружили, что она лежит на скамейке, словно растаявшее мороженое. Мы со смехом подошли к ней. Она поднялась. Лицо у нее опухло от слез.

– Как аттракцион? – спросила она.

– Потрясающе! – крикнула я.

Мы пошли в Дом страха, который оказался не особенно страшным и даже довольно отстойным, а после него Пейдж прошептала:

– Зря я не пошла на «Космическую гору».

Мама приподняла бровь, взглянула на меня и повернулась обратно к Пейдж:

– Почему это?

Как же мне нравилось, когда мама загоняла Пейдж в угол!

– Надо было мне пойти с вами. Я всегда мечтала прокатиться на «Космической горе».

– Тогда почему ты осталась?

– Не знаю.

– Хотела покапризничать?

– Наверное, – со вздохом призналась Пейдж.

– И что же ты предлагаешь? – поинтересовалась мама.

– Можете прокатиться со мной еще раз, пожалуйста?

В тоне сестренки не было ни капли сарказма.

– А ты готова веселиться вместе с нами? – Мама пристально посмотрела на зареванную дочку.

Пейдж закатила глаза, но одновременно с этим улыбнулась:

– Это будет нелегко.

– Конечно, поначалу, но ты быстро втянешься. Идем!

Мне не хотелось снова торчать целый час в очереди, и я не совсем поняла, что произошло.

Мы отстояли уже десять минут, когда я спросила:

– Мам?

– Да?

– Почему ты разрешила Пейдж пойти на горку?

– В смысле?

– Ну, разве она не плохо поступила?

Мне тогда уже исполнилось десять, и в то время нашим родителям отчаянно хотелось научить нас всегда поступать правильно.

Мама медленно кивнула:

– Да, ты права. Но Пейдж осознала свою ошибку и усвоила урок. Знаешь, в жизни нам редко выпадает второй шанс. Но я всегда готова дать вам его.

Она обняла Пейдж и поцеловала в щеку, из-за чего сестра крикнула «Фу!» и стерла с щеки поцелуй. Но при этом она смеялась.

Я смотрела на фотографию – на нас троих, летящих вниз по «Космической горке», – и сердце у меня сжималось. Я улыбалась и хмурилась одновременно – знаете, такое сморщенное выражение лица, которое выражает одновременно и радость, и грусть. Мама на снимке сидела со скучающим видом. А Пейдж улыбалась широко, как никогда, и держала руки высоко над головой.

«Да, – подумала я. – Это подходящее послание». Я решила не рисковать и не делать его чересчур очевидным – не прикалывать фотографию в самый центр доски поверх всего. Я поместила ее чуть правее и накрыла одной из наградных лент Пейдж верхнюю часть – там все равно была только моя голова. А затем отошла от стола. Развернулась и зажмурилась. Медленно повернулась обратно и открыла глаза. Изменения небольшие, но снимок теперь на виду. Наверняка Пейдж его заметит.

Надеюсь, она поймет мое послание.

Глава девятая

В моей комнате тишина давила мне на уши. Я вернулась к рассказу, который не так давно начала читать в надежде на вдохновение. Но даже десять страниц спустя я не смогла им проникнуться. Там девочке явилась ее собака в облике призрака. Призрачная собака набрасывалась на обидчиков, которые портили жизнь ее хозяйке. А девочка пищала и прыгала от счастья всякий раз, когда один из хулиганов с криком выбегал из комнаты или пытался доказать, что видел призрака, и нарывался из-за этого на неприятности. Я попробовала залезть под одеяло с фонариком, чтобы история показалась мне более увлекательной, как раньше, когда я читала рассказы о привидениях только ради удовольствия, но ощущения были уже не те. Не знаю. Может, мне больше никогда не смогут нравиться сопливые, неправдоподобные истории о призраках. Или я просто завидую той девочке.

Я была бы рада увидеть маму в любом обличье. Не обязательно даже собаки. Я согласна и на крысу. Призрачная крыса повсюду бы со мной ходила. Ей не пришлось бы никого пугать своими красными глазами-бусинками и защищать меня. Только всегда быть рядом и время от времени нашептывать слова поддержки.

Так или иначе, рассказ про собаку не только поверг меня в уныние, но и не подарил ни одной идеи для моего проекта. Я отложила книгу и потерла глаза. Еще двух часов не прошло с тех пор, как я вернулась домой, а мне уже тошно наедине с собой. Почему бы не заняться научной работой по естествознанию, раз делать все равно нечего? Нельзя сваливать все на Исайю, хотя он, скорее всего, предпочел бы, чтобы я так и поступила. К тому же мне любопытно. Я действительно хочу больше узнать о призраках.

Я просмотрела распечатки статей, которые Исайя мне дал, но они оказались чересчур заумными – наверное, их написали настоящие ученые словами, понятными только другим настоящим ученым. Я пять раз перечитала одно и то же предложение и наконец сдалась. Решив попробовать другой подход, я отнесла папку к компьютеру. Открыла браузер и напечатала «электромагнитный» и «привидение». В заголовках нескольких статей было слово «электромагнитный», а значит, оно очень важное. Мне сразу выпала статья в Википедии про охоту за привидениями. Очевидно, теория о том, что призраки – электромагнитная субстанция, самая популярная среди тех, кто искреннее в них верит. Охотники за привидениями используют самое разное причудливое оборудование для измерения паранормальной активности. И преподносят свои результаты как бесспорное доказательства. Кое-что об этом я уже знала по телевизионным шоу про охотников за привидениями.

Я продолжила читать статью, пытаясь разобраться в теоретической части. Оказывается, понятие об энергии и правда лежит в основе большинства научных работ по призракам. Поверить не могу, что учу термодинамику в выходной в субботу. Вот только я не понимаю почти ничего из того, что читаю, как это было и с распечатками, которые дал мне Исайя.

Но все-таки в Википедии легче разобраться. Первый закон термодинамики – энергия не создается и не уничтожается, она лишь меняет форму.

Я задумчиво почесала затылок. Мне вроде как нравится эта теория, если я правильно ее поняла. И неудивительно, что чудакам она по душе. Звучит закон вполне логично, по крайней мере, в том смысле, который я ему придала. Оказывается, привидения могут питаться человеческими источниками энергии – например, высасывать ее из лампочек. Звучит интересно. Если, конечно, мои сестра и папа вообще догадываются о существовании этой теории. Я могла бы каждый день заменять одну из лампочек на неработающую, словно это мама вытягивает из них энергию, но папа и Пейдж вряд ли бы это осознали.

Я постоянно отвлекалась от научных работ. Мысли то и дело уносились к моему личному проекту.

Целый час я потратила на изучение пяти форм, в которых могут являться привидения: шар, воронка, блуждающий огонек, эманация и видение.

Я ломала голову над тем, как их задействовать, но потом решила – это не то, что мне нужно. Не хочу, чтобы папа и сестра окончательно слетели с катушек. Я пытаюсь вернуть их к обычной жизни. А если они увидят привидение, эффект будет прямо противоположный.

Дело близилось к вечеру, экран начинал расплываться у меня перед глазами. Я потянулась и пошла вниз, сообразить что-нибудь на ужин.

Сестра написала, что принесет с собой немного еды. Такое иногда бывает, когда на кухне ошибаются с заказом, или придирчивый посетитель от него отказывается, или повара по доброте душевной готовят дополнительные порции. На улице с шумом поднялась гаражная дверь, и я подпрыгнула от неожиданности. Должно быть, это вернулся папа. Сначала я не собиралась оставлять для него «послания», но в последний момент ринулась к телевизору, включила и прошлась по каналам, выбирая наиболее подходящий. Я с улыбкой выключила телевизор и положила пульт на то самое место, где он лежал до этого.

Моя улыбка угасла, когда папа вошел. Глаза у него были красные, и он слегка шатался.

– Привет, – сказал он.

– Привет. Где ты был?

– Ну, знаешь… Там и сям.

– Весь день?

Не знаю, зачем я на него давлю. Мне нравится думать, что мама поступила бы так же. Хотя у Пейдж это намного лучше получается.

Папа не сразу отреагировал. Он медленно переварил мои слова, вскинув брови. А потом неспешно поднял руку и почесал щеку.

– У меня были дела, Энди, – пробурчал он.

– Не сомневаюсь, – ответила я и отвернулась. – Кстати, Пейдж сегодня принесет еду. Ты бы поел. Может, тебе станет лучше.

Не знаю, чего я ожидала. Что он за мной побежит или начнет кричать. Но папа ничего из этого не сделал, и меня это даже слегка разочаровало.

Я пошла к лестнице. В желудке у меня урчало. «Пожалуйста, возвращайся скорее!» – мысленно попросила я Пейдж, хоть и понимала, что она этого не слышит. Мне нужно было поесть и, что важнее, поднять себе настроение.

Далеко я не ушла – папа все-таки меня догнал:

– Ты вчера не пришла домой?

– Нет, я осталась на ночь у Бекки.

– Ты меня не предупредила.

– Я поговорила с Пейдж.

– Она не твой родитель.

Я попыталась сдержать колкий ответ, но не вышло.

– Но она больше на него похожа.

Папа поник и ушел прочь, волоча ноги. Я слышала, как он шумит на кухне. В такие моменты я не знаю, что и думать. Папа явно понимает, что делает что-то не так, но все равно ничего не меняется. Я знаю, что он хочет измениться. Иначе зачем он варит кофе в пять часов вечера? До меня уже доносится его крепкий аромат.

Я зашла в ванную, плеснула в лицо холодной водой и вернулась к себе. Пока я прибиралась в комнате, на лестнице раздались шаги Пейдж.

– Хочешь есть? – крикнула она мне из своей спальни.

– Умираю с голоду! – отозвалась я.

– Я пока переодеваюсь, но еда уже на столе. Клаб-сэндвичи и салат с макаронами.

Мой желудок радостно заурчал.

За столом уже сидел преобразившийся папа. Лицо у него было все еще о

Продолжить чтение