Читать онлайн Кошмарный сон слепого бесплатно

Первый раз в одиннадцатый класс

Наступил долгожданный первый день слепого в обычной школе, который все считаные дни казался лишь сказкой или пранком от врачей. Уильям так и ждал, что кто-то вот-вот выпрыгнет из кустов с видеокамерой и будет смеяться со словами: «А-а-а, повёлся! А это был пранк!» Но этого не случилось, и первый день поистине оказался первым. Точнее, первый хороший, ведь рано утром он не проснулся от очередного, так и норовящего забрать все последние нервы, кошмара.

С десяти лет его мучили кошмары, начиная от «ужасной жизни слепого» и заканчивая смертью близких. Они пытали его каждую ночь, без отдыха, даже не жалея бедного мальчика, и такие кошмары становились всё хуже и хуже для восприятия.

Уильям проснулся за два часа до начала уроков со странным предчувствием из-за отсутствия кошмара. Но благо эти пара часов пролетели быстро, как и странное предчувствие, затаившееся где-то на дне. Хоть школа и была недалеко, мать решила сопроводить Уильяма в первый день, чтобы тот не потерялся. Само здание он не видел, но на ощупь понимал, что оно очень отличается от прежнего. Сразу, на входе, его облепили сотни удивлённых глаз, а охранник даже подошёл уточнить, не ошибся ли тот. Не ошибся. И не заблудился, хотя и зашёл в нужный кабинет ровно со звонком. Даже при таком раскладе (удивлении и недопонимании со стороны) Уильям чувствовал себя в своей тарелке, будто там он и должен был быть с самого начала.

Первым делом, при входе в кабинет, Уильям услышал слегка хрипловатый, низкий женский голос, пересчитывающий учащихся, но затихший при скрипе двери. В этот момент он почувствовал на себе чьи-то взгляды и недопонимание.

– А вот, кстати, и он, – после этих слов Уильям почувствовал, как учитель указывает на него, а в кабинете наступила резкая, гробовая тишина. – Очень надеюсь, что Уильям вольётся в наш дружный коллектив.

Из класса послышались перешёптывания и циничные насмешки, но Уильям выдержал даже их.

– Второе необычное имя в школе, да ещё и в одном классе, – пробубнила учительница себе под нос весьма громко, будто того и добивалась, чтобы все услышали. После чего как-то коряво записала нового ученика. Уильям поправил лямку рюкзака, неуверенно покрутил головой, словно искал куда сесть, а затем прошёл к задним партам и молча уселся за одну из них. По его логике, на передних рядах должны быть те, кто хуже видит, а Уильям не видел вообще, потому-то и не нуждался сидеть впереди всех.

– Уильям Мюллер – с одной «л» или с двумя? – незаинтересованно уточнила учительница.

– С двумя, – сухо, будто отвечая ей её же монетой, и даже немного грубо произнёс парень.

Тут, откуда не возьмись, послышался недовольный шёпот рядом сидящего, который был намного грубее:

–Хэй, Меллер*, смотри, куда садишься.

Уильяма смутило больше не то, что ему сказали «смотреть», а то, как исковеркали его фамилию.

– Мюллер, вообще-то, – таким же шёпотом ответил Уильям, стараясь и сохранять спокойствие, и выразить недовольство.

– Да мне насрать, – явно раздражённей отозвался сосед. Уильяму не хотелось ни с кем ссорится, особенно, в первый день, но какой-то грубый, мужской голос словно только этого и ждал. – Чтоб на перемене, раз и навсегда, мигрировал отсюда, а не то отправишься обратно в свою школу для калек, понял? – как бы более угрожающе выделил последнее слово незнакомец. Слепой молча кивнул, хоть и с опаской. – Вот и умница.

* Меллер – конфеты со вкусом шоколада.

Для новенького это был один из самых напряжённых уроков, который прошёл на удивление быстро. Как только прозвенел звонок, и все стали собираться, обладатель того самого грубого мужского голоса по соседству резко выхватил рюкзак из рук Уильяма и перекинул на другую парту, а после оттолкнул от себя стул, да так, что незрячий вместе с этим стулом рухнул на пол.

– Я не ясно выразился или все инвалиды ещё и умственно отсталые? – выкрикнул он, насмехаясь, а после покинул кабинет.

– Много мозгов иметь не нужно, чтобы поступить так с новеньким, да ещё и инвалидом, в первый же день… – выделил Уилл себе под нос, пока новые одноклассники помогали ему подняться, собрать вещи и пересесть. Но даже после всей этой помощи чувствовал он себя паршиво. Не из-за того, что упал или больно ударился, нет. Из-за того, что позволил какому-то придурку так поступить с собой. Уильям, конечно, был спокойным и неконфликтным, но всегда давал отпор и ставил на место таких, как он. И сейчас не исключение.

До следующего кабинета парню помогли добраться пара девушек из его нового класса. Он, хоть и был самостоятельным, но девушки сочли своим долгом помочь «бедному и беззащитному слепому» (так они его назвали), а Уильям и не отказался. Более того, он решил воспользоваться случаем и порасспрашивать новых одноклассниц про своего ненавистника, на что услышал в ответ неуверенное:

–Ой, да он обычный кретин!

Вторая тоже лишь всплеснула руками:

–Да. Не обращай внимания, Кристофер со всеми такой.

Из этого «разговора» Уильям узнал немного, всего две вещи:

1) Он обращается так со всеми, а значит – местный кретин и хулиган (тоже слова тех девушек).

2) И что у него тоже необычное для России имя – Кристофер (а из этого можно было делать выводы, что парень либо из богатенькой семьи, либо родители crazy, либо просто иностранцы, но на иностранца Кристофер похож не был).

Уже на следующем уроке Уильям сидел за другой партой, рядом с одной из тех девушек, имя которой даже не старался запомнить. Его заботило совсем другое: как поставить Кристофера на место.

Ответ долго себя ждать не заставил: уже через неделю Уильям был популярен среди девушек. Все считали своим долгом заговорить с ним, помочь, довести до дома или банально перевести через дорогу. И девушка того самого Кристофера, Ксения, не была исключением. Даже более, она была одной из самых активных: провожала Уильяма до дома, помогала добраться до нужного кабинета и даже немного заигрывала. Нет, Уильям был не из тех крыс, что уводят у кого-то девушек. Изначально он не хотел использовать ее в своих целях, но потом, когда узнал, что Кристофер меняет подружек чуть-ли не каждую неделю, всё же решился немного его позлить. Поставить таким образом на место. И у него даже получилось. Каждый день после школы и на переменах они проводили время вместе.

Сначала Уильям просто заигрывал с ней в ответ: брал за руку, осыпал комплиментами (даже порой пошлыми, от которых ему самому становилось противно), а потом Ксюша стала зажимать его в школьном туалете и у подъездов, чуть-ли не умоляя, чтобы тот ее поцеловал. Так продолжалось ровно неделю.

Первый инцидент

Слухи не заставили себя долго ждать, и вскоре о романе Уильяма и Ксюши знал даже Кристофер. В тот день девушка в школу не пришла, а Кристофер подозрительно опоздал на двадцать минут. Уильям сразу, проснувшись утром, понял – «вот оно, узнал». Слишком это было очевидно, или просто предчувствие, сказать он, увы, не мог, но с залётом Кристофера в класс это подтвердилось.

Весь день Уильям ждал реакции, злобы, вымещения обиды, буквально всего от Криса, но было лишь странное, напряжённое затишье. К слепому в этот день ни одна девушка даже не подошла. Видимо, знали. Все уже знали. Все, кроме Уильяма. Потому и держались подальше, не желая впутываться.

Наконец, в конце дня Кристофер объявился, только не один, а вместе со своей компанией. Они всемером (как понял Уилл по голосам) налетели на него после уроков, уже на улице, затащили на задний двор школы, туда, где нет ни единой камеры и никто не ходит. «Видимо, именно поэтому…» – пронеслось в голове еле сопротивляющегося Уильяма, который хотел ощутить злость Кристофера и, как говорится, лицезреть.

– Слышь, новичок, а ты не охренел ли, случаем? Что за роман с Ксюхой?! – начал совершенно незнакомый голос, не принадлежащий Кристоферу.

– Ну, видимо, шлюхой эта ваша Ксюха оказалась, раз настолько не верна, что у инвалида вымаливать каждый поцелуй стала. Мне-то про отношения с Кристофером она ничего не говорила. Кстати, про отношения, – резко сменился Уилл, будто обсуждая что-то лёгкое в кругу друзей, – как говорил Шекспир: «Хранит их роза молодая»*, что неплохо подходит к…

*Сонета Шекспира № 1 (в переводе Маршака) «Мы урожая ждём от лучших лоз»

Уильяма перебил уже другой незнакомый голос, всё ещё не принадлежащий Кристоферу:

– Тебя сейчас роза хранить будет. Лицом все розы у нас прочувствуешь, Шекспир недоделанный.

– Кристоферу бы «спасибо» сказать за то, что я от шлюхи его спас. Кстати, здесь только его адвокаты или сам Крис соизволит мне врезать?

И снова не успел Уильям договорить, как по его лицу проехалась тяжёлая рука, а затылок соприкоснулся сначала с бетонной стеной, а после уже и с холодным асфальтом. Далее послышались одобрительные возгласы. Уильяму даже стало казаться, что людей в компании стало больше. Вроде, четырнадцать? Или, быть может, шестнадцать?..

– Неужели ты, и правда, настолько слаб, что после первого удара уже к ногам падаешь?

«Но злой насмешкой будет твой ответ…»* – подумал Уильям. Этот удар и голос были узнаваемы сразу – Кристофер. Имя в голове уже звучало со звонким скрежетом зубов, настолько казалось отвратительным. Слепой, и правда, не хотел казаться настолько слабым, поэтому, взяв силы в кулак, поднял тяжелую (как на тот момент казалось) голову с земли и зарядил первому попавшемуся в живот (да, в живот целиться некрасиво, но если ты инвалид и ранее тебе дали по лицу, то удар в живот будет не таким уж и грязным), дальше, быстро встав, дал Кристоферу (по крайней мере, в его направлении), в ответ, по лицу. Но тщетно, это был не он. Кто-то, внезапно схвативший Уильяма за горло и плечи, свернул его руки за спину и поставил на колени, будто преступника.

– Извиняйся, щенок, – грубо процедил голос Кристофера напротив. Уилл твёрдо молчал. Тогда Крис продолжил. – Я сказал – извиняйся! – яростно выкрикнул он уже второй раз и слепого вжали коленями в землю.

Он собирался молчать, пока кто-то не придет на помощь или ситуация сама не рассосется. Настолько преисполняла гордость внутри него.

*Сонета Шекспира № 2 (в переводе Маршака) «Глубокими следами сорок зим»

Помощь не заставила себя долго ждать. Кто-то из учителей заметил драку и стал приближаться. Вместе с этим компания сбежала, бросив Уильяма на землю, а Кристофер напоследок пригрозил: «Ты ещё пожалеешь, что переступил мне дорогу!» Но судя по реакции и лицу, это не сильно испугало Уильяма. Складывалось ощущение, что после еженочных кошмаров его вообще ничего больше не пугало.

Учительница помогла ему обработать разбитую губу и остановить кровь из носа, а потом ещё и проводила до дома. Мать Уильяма сначала подумала, что это его очередная фанатка, потому и не хотела впускать в дом, уж больно молодо выглядела учительница, но потом, после долгого разговора на кухне, узнала про драку и помощь со стороны молодой учительницы. Уильяму в итоге весь вечер пришлось убеждать мать, что такого больше не повторится, и совсем не обязательно докладывать об этом инциденте в старую, специализированную школу, дабы не вернуться туда. Благо, не смотря на драку, везение сегодня было на его стороне.

Кошмар Уильяма № 1

Сегодня в школе на удивление было тихо и спокойно. Ни единого намёка на Кристофера и его компашку, что весьма странно, немного подозрительно. Такая школьная атмосфера даже напрягала; тихие уроки, без гула одноклассников и крика учителей, девушки почти не лезут, только если подсказать что, а все обидчики будто исчезли. «Притаились, ждут момента», – пронеслось в сердцах. Весь день проходил спокойно, но от этого становилось лишь напряжённее. С каждым таким новым уроком я ждал подвох всё сильнее, строя в голове всевозможные планы мести. И ни одна из них не была приятной…

Закончились уроки также в тишине, но не успел я выйти из школы, как обычная, ненавязчивая тишь резко сменилась гробовой. Будто все те, кто был рядом, вымерли, испарились, растворились, просто провалились сквозь землю. Кроме шагов. За спиной послышались быстрые шаги и тяжёлое дыхание. Я ускорился. В ответ ускорились и шаги. Они будто кого-то преследовали. Меня?!

Я побежал, и шаги тоже переменились на бег. Но то ли я бежал слишком медленно, то ли ноги, преследующие меня, были слишком быстры, из-за чего складывалось ощущение, будто я не двинулся с места. Когда шаги и то самое тяжёлое дыхание уже достигли моих ушей, ноги наконец зашевелились, и я рванул. Только не вперёд, а вниз. Щекой я ощутил тот самый холодный асфальт, с которым был знаком ещё с прошлого раза, отчего снова возникло чувство тревоги. Я почувствовал, что меня окружили, только на этот раз их было больше, гораздо больше. Они все тяжело дышали и будто чего-то ждали. Возможно, когда я поднимусь. Но я этого не сделаю и не смог бы, ведь ноги снова перестали меня слушаться, и я лежал на земле, словно какой-то парализованный, без единого шанса на движение. Мне оставалось только смириться с этим и с тяжестью головы, ещё сильнее тянущей меня вниз. Не получалось не только двинуться, но и издать писк, что уж там говорить про крик о помощи. Безнадежно. Это продолжалось до тех пор, пока я не решил выкрикнуть его имя. Имя моего главного ненавистника. И на удивление у меня даже вышло. Кто-то в ту же секунду резко потянул меня за руку. И… я не успел опомниться, как проснулся в своей кровати.

Первый раз за столько лет мне по-настоящему не приснился кошмар (по сравнению с тем, что снилось раньше, такое точно было трудно назвать кошмаром). Точнее, начиналось всё так, будто в конце меня, в лучшем случае, убьют, но кто-то, чья-то рука буквально вытянула меня, словно и собиралась спасти, укрыть от чего-то ужасного.

Я аккуратно встал с кровати, подошёл к столу и, нащупав кружку, сделал пару больших, нервных глотков. Вода, хоть и была самой обычной, но в горле чувствовалась лёгким жжением. К кошмарам я уже давно привык, да и настолько, что обычный сон был чем-то странным, необъяснимым или даже волшебным.

В ту ночь я так до кровати и не дошел. Уснул прямо на холодном, словно асфальт, полу.

Маяковский и Есенин

На следующее утро Уильям встал с кровати с трудом, ведь чувствовал себя как никогда плохо: необычная головная боль, кашель, тошнота и тяжесть. Но, несмотря на это, парень собрался и пошел в школу, словно ничего и нет. Конечно, в таком виде рядом с Кристофером даже дышать было опасно, поэтому Уильям постарался всё скрыть. Но с самого порога его заметила пара «фанаток» и, похоже, не только его, но и состояние.

– Уильям… Да у тебя всё лицо красное! – сказала первая.

А вторая в это время поднесла руку к его лбу со словами:

– И температура! Как только твоя мать отпустила тебя в школу в таком состоянии?

Уильям отдернулся от руки почти сразу, после чего соврал, что именно сегодня будет подготовка к ГИА* (в начале года), которую ни в коем случае нельзя пропускать, и на удивление девушки поверили, хотя и попытались ещё парочкой слов его переубедить, но, не увидев ожидаемого результата, отчаялись, пожелали удачи и ушли. А Уилл с победной улыбкой на лице пошел своей дорогой.

Не помня, как дошел и какой был урок по счету, Уильям замученно лежал на парте, даже не слушая учителя и чуть-ли не засыпая. Но вдруг собственное имя вырвало его из этого состояния. Точнее, учитель русского и литературы, которая попросила его сравнить для всего «потерянного» (как она сказала) класса, любовь и нелюбовь на примере известных русских писателей.

*Государственная итоговая аттестация (ГИА) – обязательный экзамен, завершающий освоение имеющих государственную аккредитацию основных образовательных программ среднего и основного общего образования в Российской Федерации.

Не сильно соображающему и сонному Уильяму пришли в голову лишь два писателя. Поэтому готовый выразить свой ответ он поднял голову с парты, на тот момент удобной для сна, и, сев прямо, с лёгкой ухмылкой произнес:

– Давайте попробуем сравнить двух писателей: Маяковского и Есенина. У первого в жизни была лишь одна искренняя и чистая любовь – Лиля Юрьевна Брик. Он тратил на нее все свои деньги, которые уходили на цветы, машины, самую лучшую бижутерию и подобные подарки, дабы порадовать свою любимую. И, несмотря на невзаимность и мужа Лили на тот момент, Владимир Маяковский продолжал отдавать всего себя сполна, показывать, насколько она ему дорога, и как он ее любит. Даже свое последнее, предсмертное письмо он посвятил ей и просил только любить его взамен. А теперь сравним его с Сергеем Александровичем, – Уильям показательно мотнул головой в сторону класса. – У него было три недолгих брака, каждый из которых заканчивался не лучшим образом. На одну из жён он поднимал руку. Кстати, ещё не известно – сбежала она от побоев, или Есенин бросил ее, узнав о беременности. И, самое главное, что Сергей Есенин гордился и любил упоминать в компаниях о том, что у него было более трёхсот женщин.

Уилл почувствовал, как после его слов все посмотрели на картину Есенина, которая, сто процентов, должна была быть в стареньком и потрёпанном кабинете литературы хотя бы где-то в уголке. Кто как глянул: кто-то с отвращением, кто-то с разочарованием, а кто-то с радостью. Уильям сделал паузу, расплылся в улыбке, а после продолжил:

– Знаете, мне напомнило одного такого же жестокого и безразличного человека, который меняет девушек, словно перчатки, – Уильям знал, что такой ответ уже тянет на пятерку, но ему захотелось ещё повыпендриваться. – «По совести скажи: кого ты любишь? Ты знаешь, любят многие тебя. Но так беспечно молодость ты губишь, что ясно всем – живёшь ты не любя»*.

* Сонета Шекспира № 10 (в переводе Маршака) «По совести скажи»

Он поднял голову, будто собирался взглянуть на него, увидеть ту самую ярость, горящие от злобы глаза, заглянуть в самую глубь души, где ещё никто не бывал, и просто почувствовать на себе его безысходность. «Ведь учитель в классе, что может случиться», – думал он. Наверное, потому, и добавил:

–Что скажешь, Кристофер?

Самому Крису давно стало очевидно, о ком идёт речь, но и для одноклассников, и для того, чтобы просто красиво добить, Уильям решил сказать это напрямую. При всём, мать его, классе.

Все в тот же момент подозрительно замолкли на пару секунд, что могло значить только плохое, а после Уильяму в самую переносицу прилетел учебник с твердой обложкой и в то же время острым концом. Класс тут же оживился; кто-то был на стороне Уильяма, кто-то – на стороне Кристофера, а кто-то просто молчал, всё ещё размышляя и переваривая всё услышанное о Сергее Есенине. Лишь одна учительница яростно вскрикнула:

– Кристофер! Это что за поведение?!

– Пиздеть меньше надо! – процедил он себе под нос, но учительница, похоже, не услышала, зато до Уильяма легко дошло.

Учитель ударила деревянной указкой по парте Криса:

– Живо собрал свои вещи и пошел к директору!

– С радостью! – уже в голос воскликнул парень ей в ответ, сгрёб все вещи в рюкзак и, даже не застегивая, вышел из класса.

После такого удара Уильям закрыл лицо руками и склонился к тетрадке. Девушка, сидящая с ним за партой, аккуратно приобняла его за плечи и задала тихий вопрос, который Уильям четко не расслышал. Там было что-то вроде «ты в порядке?» или «всё хорошо?» Он кивнул. А после на страницу тетради упала алая капля, и девушка, не поднимая руки, взвизгнула:

– У него кровь! – она подняла на учителя взгляд – Можно я отведу его в медпункт?

Не дожидаясь ответа, она помогла Уильяму встать и повела его к выходу, придерживая за плечи, «будто он тяжело ранен и не может сам дойти до меда» – недовольно пронеслось в сердцах Уилла, но спорить он не стал. Только при выходе класс снова обрёл звук: все стали шушукаться и, похоже, спорить – кто прав, а кто нет. Выйдя из кабинета и закрыв дверь, девушка наконец начала утешать слепого:

– Уильям… Всё хорошо, прав ты. Просто, пожалуйста, старайся поменьше говорить ему в лицо такие вещи, сам же знаешь, насколько он неуравновешенный.

Уильяму было абсолютно плевать на все эти слова. Да, он уже знал, насколько быстро можно взбесить Кристофера, и он хотел этого, так же плюя на все последствия. Нос почти не болел, вместо этого парень чувствовал, как кровь жжет его кожу, как внутри, так и снаружи. Именно этого он и добивался – именно такой реакции Криса.

На обратном пути они пересеклись с куда-то спешащим Кристофером. Уильям понял это лишь по резко сменившемуся тону девушки, её внезапным заиканиям и грубому толчку в плечо. Он даже не успел понять, от злости это и непрошедшей обиды или же случайность.

«Она, как я, молчит, она, как я, жива»

Кабинет директора, как всегда, казался мрачным и неуютным: шторы задернуты, вся мебель старая, а цветы почти завяли. Сама директриса встретила меня своим жалостливым взглядом, тихим и задумчивым:

– Что же мне с тобой делать, Кристофер?..

Я прошел вглубь и сел в кресло напротив нее. Так нагло, будто у себя дома, хотя я здесь бываю настолько часто, что, и вправду, кабинет можно назвать моим вторым домом. Директриса единственная знала о моих проблемах в семье, поэтому ей я доверял.

– Бросил учебник в одноклассника, – без единого чувства вины и страха начал я. – В новенького. Слишком много о себе возомнил: сначала увел у меня девушку, а сейчас решил унизить при всём классе. Сам нарвался.

Директриса медленно сняла с себя очки и тихонько произнесла:

– Что за детский сад? – а потом повторила то же самое, что и сказала в начале. – Что мне с тобой делать? – только на этот раз громче и чётче.

Я закатил глаза, а после перевел взгляд на один из почти завявших цветов в горшке.

– Недавно до меня дошло, что ты избил кого-то на заднем дворе школы. Как раз новенького, Уильяма, это так?

Я слегка замялся.

– Да, так. Но, опять же, он сам нарвался!

Началась новая минута молчания. Как же я не любил, когда директриса просто затыкалась. Невозможно было вести диалог. А ещё это значило что-то не сильно хорошее. Для меня, естественно.

– Вот что, – вдруг громче обычного начала она. Таким тоном директриса обычно отчитывала всех, кроме Кристофера. На самом деле она была не так добра ко всем. Только к Кристоферу, потому что жалела. Но не сейчас. Сейчас ее тон говорил об обратном: что она хочет его наругать, хорошенько обозлиться. – Уильям мальчик хоть и самостоятельный, но с особенностью, – она натянула очки обратно на нос и придвинулась к столу. – Ему нужен помощник. Понимаешь, о чем я?

Я сразу среагировал, даже вздрогнув:

– Вы вообще видели, сколько у него таких помощников?! Точнее, помощниц. Я не буду его поводырем!

– Кристофер, каждый день у него новая «помощница», которая пытается заигрывать, а потом уже, когда понимает, что это напрасно, уходит. Понимаешь, ему нужен постоянный, официальный помощник. Да и такие помощницы от травм с твоей стороны ему не помогут. А стимулом для тебя будет продолжение обучения здесь. Кристофер, пойми, я ведь тоже не резиновая. Твои выходки отражаются на репутации учителей, директора и, в конце концов, школы. А в другое учебное заведение сомневаюсь, что тебя возьмут. Максимум – это в какой-нибудь глухой деревеньке, где никто не знает, что ты вытворял здесь.

– Да понял я! – неожиданно вырвалось, и я, вскочив с места, стремительно направился к выходу из кабинета, а потом уже и из школы.

– Вот и умница! – услышал я себе вслед от директрисы.

Там же, в школьном коридоре, я встретил одну из моих бывших, Свету. Она вела Уильяма под руку в сторону класса. Света мне напомнила Ксюшу. И, наверное, из-за этого, в тот же момент, я представил Ксюшу на месте Светы. РЯДОМ С УИЛЬЯМОМ. Так меня взбесил этот Шекспир, но бить его было нельзя, особенно при свидетелях. Сразу бы вылетел. Поэтому в порыве злости (на директрису, Уильяма, Свету или Ксюшу, я так и не понял), проходя мимо, я толкнул его в плечо. И на удивление это оказалось даже почти случайно.

***

При входе в дом меня, как обычно, с порога встречали запах перегара и кухонное радио. Там играла какая-то из песен Полины Гагариной, под которую завывала мать, снова, судя по голосу, пьяная:

– Посиди со мной! Поговори со мной!* – причем не умоляюще, не прося, а так, навеселе.

Я медленно стянул с себя обувь и прошел в комнату, не собираясь отрывать мать от домашнего караоке. Кинул рюкзак на незаправленную кровать и сразу поспешил открыть окно, потому что перегар постепенно добирался и до моей комнаты. В это же время жуткий вой стал подбираться ко мне сзади:

– Мокрые глаза заслоняя рукой, я прошу тебя… – она схватила меня за плечи, – бывший мой! – пропела она, причем уже не попадая в строчки.

Я медленно обернулся на нее. Передо мной возникло бледное, даже слегка желтоватое, отёчное лицо. Черные пряди сальных волос небрежно падали на красные, чуть ли не заплаканные глаза, щеки и плечи. Она, как обычно, была одета в розовую кофту с отвалившимися стразами и облегающие джинсы «Levis», подаренные подругой, работающей в соответствующем магазине (только вот я даже не уверен, что они куплены, ведь когда она их принесла, на джинсах был магнит).

– Кристи, лапочка, сходи в магазин, принеси мамочке пивка, – у нее изо рта пахло намного сильнее, чем во всей квартире. Она стала мять мне плечи. – А, сыночек? Принесешь? – как будто для того, чтобы я не смог отказать. Смог, конечно.

– Мам, у нас больше нет денег, ты и так всё пропиваешь, помнишь?

Я, конечно, соврал. Деньги у меня были. Я давно ещё научился загонять младшеклассников за школу и вытряхивать из них всю мелочь и обеды, которые их любящие мамочки, по итогу, делали для меня и Женьки.

– Ах ты, тварь неблагодарная!

Она сжала мои плечи, а потом, резко замахнувшись, влепила мне пощёчину. Кроме звонкого удара, я услышал удаляющийся топот в коридоре и хлопок двери.

*«Спектакль окончен» – Полина Гагарина

– Ты Женьку напугала! – сразу понял я, но матери, продолжающей меня материть, похоже, было совсем не до этого. Я скинул ее руки со своих плеч и направился в сторону Женькиной комнаты.

– Ты слышишь меня? Меня слы-ш-шь? Дылда восемнадцатилетняя, на шее у матери и даже пивка купить ей не можешь! Тварь неблагодарная! – завопила она, стучась в стену. Только мне уже на это было наплевать. Я постучал в дверь и аккуратно зашёл в комнату. Женька сидела в углу между шкафом и старой тумбой. Я медленно подошёл ближе и сел перед ней на корточки.

– Испугалась?

– Мама опять кричит?.. – тихо спросила она.

– Испугалась, – вздохнул я себе в подтверждение. – Да, мама опять кричит. Не бойся, тебя она не тронет.

Я протянул к ней руки для объятий, а Женька сразу поняла и поддалась вперёд. Темные, растрёпанные косы прильнули к моей груди, а после и всё худощавое тело. Сестра снова была в школьном платье «на вырост» и светлых колготках с котиками. Видимо, испугалась пьяную мать, забилась в угол и так и сидела до моего прихода. Ну, правильно, я бы тоже забился в угол и ждал своего единственного защитника.

По радио заиграл какой-то недошансон, и мать поспешила на кухню переключать. Она ушла, а значит, открылась отличная возможность перебраться в мою комнату.

– Ты голодная? – снова обратился я к Женьке. Она лишь скромно пожала плечами, что значило ее обычное «да».

– Хорошо, тогда пойдем.

Я принес пирожки и яблочный сок (сок купил сам, а пирожки, как обычно «любезно одолжил» у второклассника). Она кивнула и, встав с пола, поспешила за мной в комнату. Там мы и закрылись, налили друг другу сок, достали пирожки, спрятались на кровать под одеяло, как любила Женька и, слушая любимый диск «Перемотки» с альбомом «Ночь эпохи», разговорились. Разговаривали о всяком: о космонавтах, о мухах, которые садятся на свежеприготовленную яичницу, о больших очередях в магазинах, о незавявших цветах и обо всем глупом. Особенно о глупом. Мы спрятались от всего мира, как всегда. Разговаривали о глупых вещах и ели остывшие пирожки с рисом, запивая яблочным соком.

Только я, Женька и…

– «Надежду вынь и брось, что вряд ли нас поймут умы пропавших лет, что просто здесь живут»*.

* «Вечный путь» – «Перемотка»

«Я видел сон» – «Перемотка»

Я шел по заснеженной улице в тёплом шарфе и пальто. Судя по тьме вокруг, немноголюдию и включенным фонарям, это был либо вечер, либо совсем раннее утро. Сзади, на плече, свис рюкзак, видимо, утро.

Двор был совсем мне незнаком: весь в пятиэтажках и с одной единственной детской площадкой.

Там, на скрипучей качели, кто-то неподвижно сидел, пуская изо рта облачки пара. Мои ноги сами завели меня на площадку, к тем самым качелям. Там сидел… Уильям?! Какого черта он вообще здесь делает?!

Уильям сидел в похожем пальто, только белого цвета. На его белоснежные волосы падали хлопья снега, тая и сливаясь с локонами и пальто. Он сидел и пускал изо рта комки пара. Его белоснежные, как и волосы, глаза были сконцентрированы лишь на паре и хлопьях снега.

– Смотри, Кристофер, снег идёт! – сказал он каким-то не своим, более детским голосом, и заулыбался.

– Вижу, – нехотя процедил я.

У меня изо рта тоже вышел пар. Он привлек внимание Уильяма, а потому парень стал смотреть только на меня (точнее, на пар). На мои губы.

Я сел на соседнюю качель. Уильям проводил меня взглядом, а потом резко посмотрел на свои руки.

– Холодно.

– Холодно, – подтвердил я, а потом тоже глянул на свои. На них были отцовские варежки с красивым рисунком оленя и всякими расписными узорами.

– Здесь каждую зиму так холодно? – не унимался Уильям.

– Нет. Бывает и теплее, и холоднее. Россия же.

– Россия… – тихо произнес он и, придвинув ладони ко рту, стал их греть.

Тогда я уже не выдержал: вскочил с качели, стянул с себя варежки и, подойдя к Уильяму, грубо натянул варежки на его руки.

– На! Заколебал меня уже.

А руки-то и вправду были ледяные. Я на мгновение замер, то ли прощаясь с варежками, то ли жалея Уильяма – сам так и не понял.

– Отцовские, – только и сказал напоследок, а после резко отдернул руки и заснул в карман. – Береги их.

– Руки или варежки? – хихикнул Уильям.

Мне было несмешно. Его беззаботная улыбка напомнила Женьку, такую же жизнерадостную и активную. Я решил промолчать.

Уильям высунул язык и стал ловить снежинки, совсем как ребенок.

– Вкусно? – почему-то язвительно спросил я.

Уильям убрал язык обратно в рот.

– Буду беречь, – радостно ответил он.

Тут же, как и у него, у меня появилось желание уточнить, что именно он собирается беречь, но всё-таки не стал.

Я перекинул лямку рюкзака повыше и уже собирался уходить, но не тут-то было: мои ноги перестали меня слушаться.

– Знаешь, в этом году зима такая холодная, как бы ты не замёрз, – Уильям взял меня за руки и, встав с качели, подошёл почти в плотную.

Он стал пихать мои руки в свои карманы, а я же в свою очередь пытался отдернуть их, оттолкнуть Уильяма. Но всё тщетно. Даже они меня не слушались.

– Да не замёрзну я! Только отъебись!

В этот момент я был похож на беззащитного щеночка, которого насильно утаскивают с собой злые руки.

– Я вообще слепой. Ничего не вижу. Но для того, чтобы разглядеть твою красоту, мне глаза не нужны.

Его слова напомнили мне какие-то смазливые и жутко кринжовые подкаты с какого-нибудь паблика в ВК по неудачным подкатам (так он бы и назывался, отвечаю). После этого он закрыл глаза и потянулся ко мне, как в сцене с поцелуем.

Зрение на мгновение исчезло. Тепло у носа, дрожь.

Я сразу же проснулся в холодном поту. Рядом со мной спала Женька и была пара грязных пакетиков от пирожков.

Только более проснувшись, придя в себя и сев на край кровати, я заметил, что диск с «Перемоткой» до сих пор играет. Похоже, оба внезапно вырубились.

– «Я увидел сон – ты улыбалась мне… я увидел сон – ты улыбалась мне… я увидел сон – ты улыбалась мне…» – всё повторял и повторял голос Олега*, будто именно мне.

Прислушавшись, я сразу вспомнил Уильяма и его улыбку, похожую на Женькину. Во сне, конечно же. При мне он никогда в жизни не улыбался. И что вообще за сны такие? Девушку у меня увел, так ещё и в сны лезет!

Я резко встал с кровати и направился к балкону, предварительно взяв пачку «Winston»** из родительского кармана куртки. Только тогда я ощутил, насколько сильно вспотел: вся рубашка прилипала к спине.

Уже там, на балконе, взглянув на время, я понял, что проснулся за час до будильника.

*Олег Лопаев – солист группы «Перемотка».

*Популярная марка сигарет.

Договор

Уже этим утром, несмотря на ранний подъём Кристофера, он умудрился опоздать на первый урок.

Через пятнадцать минут от начала двери со скрипом отворились, а за ней показалось лицо Кристофера.

– Простите за опоздание… – пробормотал он себе под нос и, не дожидаясь разрешения, прошел в кабинет.

– Одиннадцатый класс! Вы, молодой человек, должны были уже научиться грамотно распределять свое время и не опаздывать! – завозмущалась учительница, но всё же спокойно продолжила вести урок.

Кристофер сел за свою парту и, достав листок с ручкой, зациклил взгляд на одном лишь Уильяме. Тот, в свою очередь, спокойно сидел и что-то записывал.

Весь урок Кристофер просидел, почти не моргая и не отводя взгляда от Уилла. В какой-то момент слепой несильно вздрогнул, остановился. Одноклассница, сидящая рядом с ним за одной партой, конечно же, заметила это. Они зашушукались. После этого девушка, как бы невзначай, оглянулась на Кристофера и что-то передала Уильяму. «Почувствовал!» – усмехнулся Крис. Слепой выпрямился, поправил рубашку, волосы и остался сидеть так остаток урока, и вовсе, временами, не шевелясь. А когда урок закончился, и прозвенел долгожданный звонок, Кристофер свалил всё в рюкзак, подошёл к Уильяму со спины и прошептал чуть ли не в самое ухо:

– Жду тебя у толчка, а не придёшь – пеняй на себя, – но тут же смягчился, заговорив уже погромче. – Парой ласковых нужно перекинуться.

После этого он ушел.

Уильям, конечно, не хотел туда идти, но в школьной уборной было значительно лучше, чем на заднем, безлюдном дворе школы. Можно будет хотя бы позвать на помощь с шансом, что тебе реально помогут, ну, или же просто быть уверенным в присутствии ещё кого-то. Кого-то, кто обязательно спасет его, предотвратит драку или позовет на помощь.

На самом входе Кристофер захлопнул дверь и загнал Уильяма в угол.

– Вкратце, такая ситуация: директриса назначила меня твоим круглосуточным помощником. И как понимаешь, быть твоим поводырем я не собираюсь, но если с тобой что-то случится – меня выгонят из школы. Поэтому предлагаю: я не трогаю тебя, ты – меня, я тебя защищаю, если кто нарываться на тебя начнет, а ты взамен не выдаешь ничего директрисе и не раздражаешь, – он протянул руку. – Идёт?

Уильям сначала растерялся, а потом на несколько секунд задумался, что, по всей видимости, не понравилось Кристоферу.

– Слышь, Шекспир, у тебя выбора особо не было: либо я бы тебе вмазал и вылетел, либо оставил в покое, и никто из нас не пострадал, плюс предложил помощь, и ты ещё выбираешь?

– Идет, – ответил слепой, то ли испугавшись, то ли спокойно приняв выгодное решение сам.

Кристофер опустил руку, так и не дождавшись рукопожатия.

Уходя, он бросил через плечо менее грубое, чем обычно, «отлично» и скрылся за углом. Только тогда Уильям выдохнул с облегчением, ведь в этот раз всё закончилось хорошо.

«Защитником я прихожу на суд, чтобы служить враждебной стороне»

Уильям Шекспир. Сонет 35

Вся оставшаяся неделя прошла спокойно. Кристофер, как и обещал, не трогал Уильяма. Его вообще не трогал больше никто: парни не лезли драться, а все девушки, кроме Светы, внезапно отвернулись. Точнее, они просто перестали с ним общаться, помогать и провожать до дома. Уильям, в свою очередь, тоже не горел желанием с кем-либо общаться. Спокойная, комфортная атмосфера – можно наконец сконцентрироваться на учёбе и подготовке к экзаменам, что он, собственно, и сделал. Только всё проходило настолько спокойно и однообразно, что Уильям потерял счёт времени, и каждый день был, как день сурка. Из такой, сводящей с ума, повседневности его вытянул один день, а точнее, момент.

– Да-а… А ты знал, что Кристоферу назначили стрелку? – снова весело затараторила Света на перемене своему великолепному слушателю, который то и дело, время от времени, кивал головой, да угукал.

– Угу… – сказал Уильям, не особо заинтересованный в диалоге. У него было занятие намного важнее – рисование.

– А ты знал, что это из-за тебя? – ухмыльнулась Света.

Только после этих слов диалог наконец заинтересовал Уильяма. Он остановился и повернул голову в сторону лица Светы.

– Как это?

– А вот так, – она пожала плечами. – Его друзья настаивали устроить тебе ещё одну трёпку: деньги вытянуть, ценное всё, ну, или просто избить. А Кристофер возразил им, встал на твою сторону. Сказал что-то вроде «его бить точно нельзя», ну, грубее, конечно. Вот и поссорились они. Кто-то на его стороне, кто-то нет. Драку затеяли на заднем дворе после уроков. Странно, что ты не знал, все сейчас только об этом и говорят.

В завершении диалога прозвенел звонок на урок, и Уильям не успел ничего сказать. Но Кристофера в беде, причиной которой был как раз таки Уилл, бросать не собирался. Оставшееся время, перед окончанием школьного дня, голова Уильяма была занята разработкой плана по спасению Кристофера.