Читать онлайн Год Принцессы Букашки бесплатно

История первая

Подарок

1.

Зайцы лежали в коробке. Коробка была открыта и стояла среди пеленок и распашонок на комоде возле окна. Зайцы старательно делали вид, что ничего не видят и не слышат.

- Ну, пойдем, принцесса, покушаем, - сказала мама, выходя с Сашкой на руках в другую комнату, - а потом – гулять.

Только они вышли, зайцы моментально ожили.

- Все-таки не пойму я, с чего это вдруг она ее принцессой называет?! – сварливо пробормотал Сиреневый заяц. – Сама, вроде, не королева…

- Глупый ты, - отозвался заяц Салатный. – Для любых родителей их дочка – самая что ни на есть настоящая принцесса.

- Ерунда какая! – возмутился Сиреневый. – Люди, просто, что попало придумывают, а ты их оправдываешь! А им если потакать, они так и будут… Ладно бы только «принцессой», они ж еще и «Букашкой» ее называют.

- Ну и что, – пожал плечами Салатный, – тебе жалко, что ли?

- Как это, «ну и что?!» - горестно сцепил лапки Сиреневый. – Совершенно с твоей стороны безответственное равнодушие! Зачем добавлять в мир чепухи, ее что, и без этого мало?! Вот мы с тобой, например, зайцы серьезные, положительные, и никакой такой чепухи не придумываем!

- Еще как придумываем, - усмехнулся Салатный и быстро потер друг о друга полосатые уши – так, как люди в предвкушении чего-то интересного делают ладошками. Он любил спорить, когда точно знал, что победит. – Вот я себя называю «Салатный», а салат не ем. А ты – Сиреневый, а вовсе не в зарослях сирени живешь…

- Ты специально, да? – насупился его собеседник. – Сам ведь прекрасно знаешь, что это совсем другое дело. Мы так называемся не с бухты-барахты, а по причине. Мы с тобой таких цветов!

- И она ПО ПРИЧИНЕ! – насмешливо прищурился Салатный. – Она такого размера.

Сиреневый открыл, было, рот, собираясь что-то сказать, затем тихонько закрыл его и от смущения приобрел дополнительный розоватый оттенок. Потом, не глядя на Салатного, протянул:

- Эх-х… – Какой я иногда бываю неумный. «Сашка маленькая, как Букашка». Они просто сократили: «Сашка-Букашка». Так получается?

- Так, конечно.

- Да-а… - продолжал сокрушаться Сиреневый. – Да-а… - И вдруг встрепенулся: - Ну, а если даже и так, все равно это как-то глупо: «Принцесса Букашка»! – передразнил он, помахивая лапками, словно взбивая из воздуха пену. - Нет, ну согласись, нелепо! Разве такое бывает – букашка и вдруг принцесса?!

- Тс-с! – тревожно навострил ушки Салатный. – Сюда идут!

Зайцы притихли.

2.

Пока в комнате были люди, зайцы старательно цепенели. Но когда хлопнула входная дверь…

- Не слишком ли она легко одета? – забеспокоился Сиреневый, садясь в коробке. – На улице сегодня холодина редкостная.

Салатный сел тоже, и они оба уставились в окно. Там действительно было невесело. Береза стояла полуголая, а на развесистой рябине совсем уже не осталось листьев. Густые красные гроздья выглядели на ней странно и зябко. А еще более странно и зябко выглядел лысоватый ворон, который сидел на ветке и пристально смотрел в окно.

- Зато красиво! – сказал Салатный неуверенно. – Снежок такой… Э-э…

- Холодный, - подсказал Сиреневый.

- Ну да, - вынужден был согласиться Салатный. – Но я, вообще-то, не про то. Я наоборот хотел сказать. «Новогодний».

Как ни странно Сиреневый не стал ни возражать, ни передразнивать. Они оба долго молчали, наблюдая, как катится по тёмным лужам Сашкина коляска, и прозрачная пленка чехла-дождевика на ней быстро покрывается корочкой подтаившего снега…

- Это ведь у нее будет первый в жизни Новый год, - сказал, наконец, Сиреневый. – Самый что ни на есть первый. Представляешь?

Салатный задумчиво покивал, глядя, как, окончательно закоченев, с березы на коляску спрыгивают желто-коричневые листья. Вдруг он встрепенулся и спросил:

- А что мы ей подарим?

- Мы?! – уставился на него Сиреневый.

- Вот в том-то и дело, что мы! – подтвердил Салатный азартно.

- А и правда! – воскликнул Сиреневый. – Лично я… - закатил он глаза. - Я!.. Э-э.. – И сник.

Коляска свернула за угол и пропала из вида. Зайцы вздохнули и переглянулись. Действительно, что могут подарить игрушечные зайцы настоящей девочке?.. И вдруг в стекло постучали: «Тук-тук-тук!» Зайцы обернулись. Снаружи, на подоконнике за стеклом сидел ворон.

- Ар-рию! Подарите ей ар-рию! – выкрикнул он и знобко передернулся, – Бр-р-р! – а затем сипло пропел: – Какой я вор-рон? Я ме-ельник! Ах-ха-ха-ха-ха!

И, хлопая крыльями, странная птица умчалась прочь.

- Точно! – шлепнул себя по лбу Салатный. – Мы же можем для нее что-нибудь сочинить! Ну, если не арию, то хотя бы стихотворение.

- А мы сможем? – усомнился Сиреневый.

- Да чего там мочь?! – вскричал Салатный. – Нашел проблему! Их все, кому не лень, сочиняют!

Сиреневый продолжал смотреть недоверчиво. Тогда Салатный спросил его:

- Ты рифмы хотя бы придумывать можешь?

Сиреневый утвердительно кивнул.

- Ну и вот. Сделаем так: ты придумываешь рифмы, а я – все остальное.

3.

- Новый год не придёт, – сообщил Сиреневый.

- Почему это? – испуганно вздрогнул Салатный.

- Ты не понял. Это моя первая рифма: «Новый год – не придёт».

- Ты уверен, что это удачная рифма?

- Уверен.

- Ладно, - Салатный задумчиво насупился, немного помычал, - «Му-му-му, мы-мы-мы… Мы-мы-мы, му-му-му…» Потом встал в позу, поднял вверх лапку и продекламировал:

- он победно глянул на Сиреневого, и тот с готовностью выдал следующую пару:

- Отрыжка – кочерыжка.

Глаза Салатного слегка остекленели, но он почти без паузы прочел:

- Ракета с того света! – радостно взвизгнул Сиреневый.

- гаркнул Салатный и показал Сиреневому увесистый кулак.

Тот, скосив глаза в сторону, быстро забормотал: «Телефон - аттракцион, даун - нокдаун, дужка - кадушка…» Зеленый кулак приблизился к самому его носу. «Безмен - не спортсмен, его – торжество…» Кулак раскрылся, ладошка плотно прикрыла Сиреневому рот, и Салатный закончил:

- Нет! – тут же завопил он, рухнув на спину. – Я не буду дарить принцессе Букашке такое стихотворение! Это ты виноват! Твои рифмы никуда не годятся!

- Да? – насупился Сиреневый. – Ты сначала стихи сочинять научись, а потом уже мои рифмы ругай… Давай-ка поменяемся.

- Давай! – коварно воскликнул Салатный. – Давай. Я сейчас тебе такую рифмочку придумаю, такую придумаю… «Ёлка - иголка»! – выкрикнул он и даже сам поморщился от разочарования.

Сиреневый сдвинул брови, пошевелил губами, потом расплылся в улыбке и продекламировал:

Салатный слегка опешил, но тут же сказал:

- «Поёт – хоровод».

- победно сообщил Сиреневый. Салатный дико на него глянул и осторожно сказал:

- «Зверушки – игрушки».

- «Дед мороз – принёс», - совсем уже обалдел Салатный. Зато Сиреневый не унывал:

- Вот так-то! – воскликнул он. – Вот это называется поэзия! Такое стихотворение и подарить не стыдно!

- Что?! – взвизгнул Салатный, - поэзия?!! ЭТО нашей Букашке я тоже дарить не позволю!

- Я сочинил, хочу – дарю, хочу – не дарю!

- Неправда! – запальчиво возразил Салатный. – Рифмы-то мои! Их я дарить не разрешаю! Дари тогда без них.

Сиреневый задумался, пошевелил губами, видно, пытаясь представить, что останется от его стихотворения без рифм, сник и сказал:

- Ты – подлый бесчестный заяц. Ты все это подстроил специально. Позавидовал моему таланту…

- Ну, а что теперь поделаешь, развел лапки Салатный. – Ничего не поделаешь… Давай-ка, лучше, каждый сочинит своё, без посторонней помощи, и подарит.

- Не умею я без посторонней помощи стихи писать, - признался Сиреневый.

- Это хорошо, - загадочно отозвался Салатный. – Давай тогда не стихи, а сказки напишем.

- Давай! – обрадовался Сиреневый, и они надолго замолчали.

4.

Уже вечером, когда мама искупала Букашку, и все в доме уснули, зайцы в коробке вновь тихонько завозились.

- Ну? – шепотом спросил Салатный. – Придумал?

- А ты?

- Я первый спросил.

- У-у, какой вредный… Ну… Придумал.

- Рассказывай.

- А почему опять я?!

- Я первый спросил.

- У-у… Ладно. Слушай. Называется «Сказка о тесте».

- Хе-хе.

- Чего «хе-хе»?

- Уже смешно.

- Ничего смешного. Глупый какой-то смех. Слушай. Жили-были кое-какие люди. И вот решили они однажды испечь кое-какие пирожки…

- С капустой? – перебил Салатный.

- Почему обязательно с капустой? Я сказал, «кое-какие».

- Но ты ведь не сказал, «кое с чем». Пусть будут «кое-какие с капустой».

- Ладно. Пусть будут, – Сиреневый мстительно покосился на собеседника, помолчал, а потом проронил: – Вот и сказке конец.

- Как конец?! – изумился Салатный.

- А вот так.

- И при чем тут тесто?!

- А из чего еще испекли пироги?

- Так ведь не испекли, а только решили!..

- Будь спокоен. Раз решили, значит испекли. Да. Но если бы кое-какие зайцы, я бы даже сказал, «кое-какие с ушами», не лезли, куда их не просят, она была бы длиннее.

- Ладно тебе, - примирительно сказал Салатный. – Я больше не буду. Рассказывай дальше.

- Честное слово, не будешь?

Салатный кивнул.

- Ну, тогда слушай. Испекли, значит, они пироги. А что делать с ними, не знают.

Одной лапой зажав себе рот, Салатный стал изо всех сил тянуть вторую, мол, я знаю, я! Меня, меня, спросите… Сиреневый сурово молчал, и Салатный, обмякнув, опустил лапу. Сиреневый выждал немного еще, потом спросил:

- Ты что-то хотел сказать?

- Да нет, нет, – помотал головой Салатный. – Ничего, продолжай…

- А тебе нравится моя сказка?

- Ну-у… Честно говоря, событий как-то маловато, - признался Салатный, но тут же поспешно добавил: – Но ты же еще не закончил.

- Вот именно, - сказал Сиреневый значительно. – Слушай дальше… На чем я остановился?.. Ага… И вот решили они отвезти эти пироги в тридевятое царство и там продать. Снарядили огромный-преогромный корабль и отправились через море-океан. А по дороге на них напали свирепые пираты. Но вдруг налетел сильный ветер, наползли тучи, и начался страшный ураган. Пираты взяли сундук с сокровищами и сели в шлюпку. Но ударила молния и разбила шлюпку в щепки. Пираты утонули, а наши люди надели спасательные круги. Корабль пошел ко дну, а люди остались бултыхаться в бушующих волнах, среди пирожков. – Сиреневый говорил все быстрее и быстрее. - Тут приплыла огромная злая рыба, начала с пирожков, а потом проглотила и людей. В брюхе у рыбы они обнаружили пиратский сундук. Растолкали сокровища по карманам, а сундук подожгли. У рыбы началась изжога, она стала метаться по океану, потеряла бдительность, и ее поймали рыбаки. И решили сделать рыбный пирог. Раскатали тесто и стали рыбу резать. Глядь, а внутри – люди, да еще с полными карманами сокровищ…

Сиреневый смолк, и пауза длилась довольно долго. Потом, отдышавшись, он добавил:

- То-то было весело. Тут и сказочке конец… Уже точно.

Салатный, не глядя на него, подавленно кивнул.

- Но я передумал эту сказку дарить Букашке, - сказал Сиреневый. - Какая-то она не очень новогодняя.

Салатный обрадовано поднял глаза и снова покивал.

- Теперь ты рассказывай, - сказал ему Сиреневый. - Может, твоя лучше, тогда мы ее вместе подарим.

5.

- Хотя, я тут подумал… - сказал Салатный. - Вообще-то твоя сказка довольно неплохая… - Он фальшиво улыбнулся. – И довольно новогодняя…

- Не юли! Свою, давай, рассказывай!

- Ну, слушай, - вздохнул Салатный. – Значит, э-э-э, жила-была одна черепаха…

- А как называется?

- Звали черепаху… э-э-э…

- СКАЗКА как называется?!

- А-а… Сказка называется «Черепаха».

- А что это такое?

- Ты не знаешь, что такое черепаха?! Ну, ты даешь! Ну, у нее еще панцирь такой… Как коробочка… В клеточку… Или как домик… Ну, ладно. Раз не знаешь, тогда пусть жила-была одна улитка… Что такое улитка ты знаешь?

- Знаю, знаю. А теперь как называется твоя сказка?

- «Улитка». Ну, вот. Сама она была желтенькая, а домик у нее на спине был голубенький, а рамы на окнах золотистые. И звали ее Полинка. Однажды шла она по улице. Шла, шла… Шла, шла…

- Что-то долго она шла.

- Улитки вообще медленно ходят. Даже медленнее, чем черепахи.

- А ты тогда пропусти, как она шла.

- Ладно. Хоть это и неправильно… Надо, чтобы ты понял, как ей самой это надоело. Вот шла она, шла, и ей уже сильно надоело идти, когда она встретила УЛИТОЧНОГО Деда Мороза. Домик у него был красненький, а сам он был весь беленький…

- С бородой?

- Ну, конечно! Ну, еще бы! Вот. И говорит улиточный Дед Мороз нашей Полинке: «Ну, здравствуй, девочка. С наступающим тебя Новым годом. Загадай желание, и я его исполню. В подарок».

- Он что, был волшебник?

- Конечно. Деды Морозы все волшебники. Подумала, подумала Полинка и говорит: «Хочу быстрые-пребыстрые ноги». Почесал улиточный Дед Мороз за рожками и говорит: «Понимаешь, Полинка, если у тебя будут быстрые ноги, то ты ведь уже не будешь улитка…» «А и не надо! - говорит та. – Я и не просила, чтобы меня улиткой сделали!» «Ого! – говорит Дед Мороз. – А ты, я вижу, улиточка без комплексов. Раз так, может, тебе еще и крылышки пришпандорить?» «А давай! - обрадовалась та. – Голубенькие!» «Но учти, это вместо домика, - предупредил Дед Мороз. – Ведь или уж домик, или крылья, одно из двух…» «Давай, давай! – говорит Полинка. – Мне уже не терпится!» «Смотри, не пожалей», - говорит Дед Мороз. Достал из своего домика волшебную палочку и - р-раз! Превратил Полинку в бабочку. Подпрыгнула она, руки-ноги растопырила, крылышками голубенькими, с золотистыми прожилками, взмахнула, засмеялась и в небо улетела. Вот и сказке конец.

- И она не пожалела? – настороженно спросил Сиреневый.

- Ни капельки.

- А не замерзла?

- Замерзла. Но все равно не пожалела.

- Лучше бы летом крылья, а зимой – домик. По очереди.

- Ха-ха… Всякий бы так хотел. Даже сам Дед Мороз так хотел бы. Но нет. Одно из двух.

- Ага… - кивнул Сиреневый. – А черепаха?

- Что черепаха? Уже не про нее!

- А она бы во что превратилась?

- В птичку конечно.

- Ага… Вообще-то это, конечно, не мне решать, - осторожно сказал Сиреневый, - но что-то не знаю я даже, стоит ли такую сказку дарить нашей принцессе. Она ведь у нас все-таки еще маленькая…

- Я и сам не уверен, - признался Салатный.

Как раз в этот момент Сашка с мамой проснулись, и зайцы сразу притихли. Сашка была голоднющая, мама включила глобус-ночник и стала ее кормить. Сашка покушала и снова заснула. А мама заснуть уже не смогла и стала прибираться в комнате. Наткнулась на коробку с зайцами и сказала сама себе:

- А эти что тут делают?! Ну и кавардак… Какой день уже лежат… А я ведь их ей на Новый год купила. Почему я их тут-то оставила, сама не пойму…

Она вынула зайцев из коробки и спрятала в комод. Зайцы, само собой, молчали. Но чтобы друг друга понять, им разговаривать и не нужно было. Ведь мысль-то у них была одна на двоих. Тихая и счастливая:

«Так-то! И никаких стихов-сказок не надо. Мы сами – принцессе Букашке новогодний подарок. Ура :)»

История вторя

Исцеление отважного Крота

1.

Если Кроту нажать на живот, он хихикает, это всем известно. А вот что самое вкусное у него место – плюшевый нос, это Букашка обнаружила совершенно самостоятельно. И вот лежала она как-то раз на мягком зеленом коврике и с удовольствием сосала кротовый нос, когда за этим занятием ее застукала мама.

- Эй-эй, - сказала она. – Так ты его испортишь!

Сказала и осторожно, чтобы дочка не обиделась, взяла у нее Крота. Машинально нажала ему на живот… А он не захихикал.

- Ну вот, - вздохнула мама и нажала еще раз… - Уже не смеется.

Тут Сашка захныкала, и мама, пробормотав: «Ладно, потом посмотрю…» - сунула Крота в комод.

Зайцы сразу оживились. Еще бы. Довольно скучно было бы лежать там одним до самого праздника…

- Привет! – сказал Салатный как мог дружелюбнее.

- Ой! – вздрогнул от неожиданности Крот. – Кто здесь?!

- Хы-хы-хы-хы, - радостно засмеялись зайцы. – Свои! А еще говорят, кроты в темноте видят!

- Так и есть! – обиделся Крот. – Только никаких «своих» я тут не вижу. А только двух каких-то разноцветных болванов!

- Хо-хо-хо-хо! – еще пуще развеселились зайцы. – Ругается! Ты чего это такой сердитый?

- Я не сердитый, я расстроенный. Болею я, - объяснил Крот и вздохнул. – Смеяться не могу. Раньше только и делал, что смеялся, а теперь – вообще не могу.

Зайцы смущенно примолкли. Нехорошо ведь над больным потешаться.

- А от чего ты заболел? – осторожно спросил Сиреневый, который лежал к Кроту поближе.

- А я откуда знаю? – снова вздохнул тот. – Раньше я разговаривать не умел, зато вот сюда нажмешь, – указал он на живот, – сразу смеялся. А теперь, видишь, разговариваю, а не смеюсь. Вот нажми, - подставил он живот.

- Да ладно, я и так верю, - смутился Сиреневый.

- Нажми, нажми, не бойся!

- Я и не боюсь, - обиделся тот. – Чего мне бояться?

- А чего тогда не жмешь?

- Просто, не хочу.

- Давай я нажму?! – вызвался Салатный и потянулся через Сиреневого к светленькому кротовьему брюшку. Но тот остановил его:

- Знаешь что, милый, - сказал он, - тебе, между прочим, вообще никто ничего не предлагал. Это меня попросили нажать, а не тебя.

- Но ты-то ведь не хочешь.

- Да? А может, это я из вежливости сказал? Может, как раз хочу? Может быть, даже очень хочу. Но, в отличие от некоторых, я – заяц тактичный и ненавязчивый.

- Ну-у, брат, так тоже нельзя, - насупился Салатный. – Ни себе, понимаешь, ни людям. Сам не жмешь и другим не даешь.

Слушая их препирательство, и без того невеселый Крот нахмурился еще сильнее:

- Хватит уже мой живот делить, - сказал он. – Нашли игрушку. Я, кстати говоря, еще и не каждому нажимать на него разрешу.

- Понял?! – повернулся Сиреневый к Салатному. - Из-за тебя он теперь и мне нажать не даст!

- Так ты ведь и не хотел.

- С чего ты взял?!

- Ты сам сказал!

- Говорю же тебе, тактичный я! Так-тич-ный! – произнес Сиреневый по слогам. – А-а! Кому я объясняю?! – махнул он лапкой презрительно. – Ты и слова-то, небось, такого не знаешь! Что с тобой разговаривать! – он отвернулся от Салатного и в сердцах так треснул Кроту кулаком в живот, что тот аж хрюкнул от неожиданности. А потом сказал:

- Вот… - и развел лапы. – Не смеюсь.

- Факт, – покивал головой Сиреневый. – Просто беда какая-то. С этим надо что-то делать.

2.

А в это время за окном молодой рыжий кот с плутовским выражением морды обогнул черную лужу и шмыгнул к подъезду. «Ага! Вон там я еще не бывал, – глянул он, прищурившись, на светящееся Букашкино окно. – А ведь там, наверное, замечательно! Есть там, наверное, какая-нибудь красивенькая-прекрасивенькая кошечка или какая-нибудь вкусненькая-превкусненькая рыбка…»

Подумав об этом и отметив опытным взглядом, что форточка в приглянувшемся ему окне приоткрыта, котишка мечтательно облизнулся и запрыгнул на скамейку. С нее – на штакетник, с него – на окошко первого этажа, а потом – на козырек подъезда. Все это было ему знакомо, привычно и приятно. Пробираясь таким образом к Букашкиной форточке, он, подергивая в такт полосатым хвостом, вполголоса напевал «Улыбчиво-мурлывчатую песню»:

То, что кот был таким жизнерадостным, вполне объяснимо. Он ведь был хозяином этого квартала. Всё тут – и дворы, и дома, и всё, что в них находилось, включая собак и людей, принадлежало ему. Да-да-да, и люди тоже были его, хотя они об этом и не знали. Но он-то знал! Даже когда был еще совсем маленьким котенком.

- продолжал он. Стоя задними лапами на козырьке подъезда, он изо всех сил, прямо таки по-йоговски, вытянулся и заглянул в комнату. Но как раз в этот момент к окну с Сашкой на руках подошла мама. Котик тут же втянул голову в плечи и спрятался за край оконного проема. «Умный хозяин – осторожный хозяин», – подумал он при этом.

3.

Тем временем в комоде разгоралась дискуссия.

- Надо что-то делать! – повторил Сиреневый.

- Я знаю, что, – отозвался Салатный. – Надо нашего Крота вылечить.

- Догадался! – иронично усмехнулся Сиреневый. – Коню понятно, что надо. Вопрос – как?

- Какому коню? – живо поинтересовался Крот.

- Не знаю, признался Сиреневый. – Какому-то коню. Так всегда говорят, когда непонятно.

- Ты не обращай внимания, - поябедничал Кроту Салатный. – Он часто так: скажет, а что сказал – сам не знает…

Сиреневый открыл, было, рот для достойного ответа, но его опередил Крот:

- Давайте не будем про коня, - попросил он. – Чтобы не путаться. Тем более что его тут нет. Давайте про меня, раз тут Я вместо него. Так как же меня можно вылечить?

- Действительно! – поддакнул Сиреневый.

- Ну-у… Надо тебя очень сильно насмешить, – предложил салатный.

- И чем меня можно так насмешить? – спросил Крот озабоченно.

- Анекдотами, – отозвался Салатный. – Конечно анекдотами! Вот, например. Идет по лесу лиса, смотрит, навстречу Колобок катится. Она говорит: «Колобок, Колобок, я тебя съем». А он говорит: «Я не колобок, я ёжик. Просто, я побрился только что…» Вот какой смешной анекдот, правда?

- Ага, – выдавил из себя вежливую улыбку Крот.

- Даже слишком, – глумливо заметил Сиреневый.

- Теперь, давай, ты! – потребовал Салатный, пихнув его локтем в бок.

- Сейчас, – сказал Сиреневый. – Сейчас-сейчас-сейчас… Так-так-так… Вот! Идет снова по лесу лиса, а навстречу ей снова ёжик. «Ёжик, ёжик, – говорит лиса, я тебя есть не буду, ты колючий». А он говорит: «Я не ёжик, я Колобок. Только не брился давно…»

- Да-а… – протянул Салатный. – Да-а… – Потом подумал и сказал: – Не-ет…

- Что «нет»? – поинтересовался Крот.

- Не вылечим мы тебя анекдотами, – пояснил Салатный.

4.

Юный кот уже стоял на жестяном подоконнике, когда прямо над его ухом раздалось гортанное:

- Вор-ры! Вор-ры! – и угрожающе захлопали крылья.

Кошачья задняя лапка от испуга дернулась и, противно проскрежетав когтями по металлу, сорвалась вниз. А вместе с ней и вторая. Крепко вцепившись в деревянную оконную раму передними лапами, котишка рискованно повис над клумбой. Осторожно обернувшись, он увидел сидящего на ветке рябины плешивого ворона и закатил свои зеленые глаза.

- Какие воры, странная вы птаха? – сказал он, как мог, миролюбивее. – Это просто смешно. Где вы их видите? Ну? Если вы имеете в виду меня, то как, скажите мне на милость, я могу что-то украсть в своем собственном доме?

- Элементар-рно! – выкрикнул ворон, нахохлившись.

Кот осторожно согнул левую заднюю лапу и поставил ее на краешек. За ней – правую… Наконец, усевшись, он уже всем телом обернулся к птице и сказал:

- Ошибаетесь, милейший. Это не так просто, как вы думаете. Да, собственно, никто ничего такого и не собирался…

И, как бы обиженно, отвернулся к стеклу. Тут же позади него раздался угрожающий клекот.

- Да что ж это такое?! – возмутился кот. – Я же только посмотреть… – и плавно потянул переднюю лапку вверх, к форточке.

- Кар-р!!! – выкрикнул бдительный ворон.

- Своими беспочвенными подозрениями вы меня, право, обижаете… - сказал кот, опустив лапку на место, и прислушался.

Ворон молчал. Рыжий прикинул в уме свои силы, оценил расстояние и возможности птицы…

- Да ну тебя, - бросил он, и одним грациозным движением перемахнул через рамы прямиком в комнату.

- Комшар-р! Кошмар-р! – забился в истерике ворон, подлетев вплотную к оконному стеклу. – Нахальный кошар-ра! Обманул и одур-рачил, набр-рехал и околпачил!..

Но котишка, не слушая его, уже обегал танцующей походкой Букашкину комнату, обнюхивая углы и вновь подбадривая себя песенкой:

Упав на мягкий коврик, от которого приятно пахло человеческим котенком, он перекатился с боку на бок и от удовольствия зажмурился…

5.

- Тихо! – поднял лапу Крот. – Что это?

Теперь уже и зайцы услышали необычные звуки: чьи-то истошные вопли за окном и чью-то хитренькую песенку в комнате. Все трое поспешно вскочили и прижались мордочками к щелке.

- Ой! – воскликнул Салатный, увидев кувыркающегося на зеленом Букашкином коврике большого рыжего зверя.

- Это конь?! – возбужденно спросил догадливый Крот.

- Да, конечно, - со знанием дела прошептал Сиреневый и приложил лапку к губам. – Но тс-с! Вспугнете!

- А зачем он нам? – перейдя на шепот, спросил Салатный.

- Пока не решил, - еле слышно отозвался Сиреневый. – Но если вспугнем, решать будет поздно.

- пропел рыжий зверь, а потом вскочил на ноги и стал с блаженным выражением морды мять коврик передними лапами, поочередно впуская в него когти. Такое бесцеремонное поведение зверя возмутило Крота несказанно. Ведь еще совсем недавно он сам валялся на этом коврике со своей любимой принцессой, был счастлив и даже иногда хихикал от удовольствия. А теперь… Мало того, что смеяться разучился, тут еще этот наглый пришелец!

- Эй ты, конь! – закричал Крот в щелку. – Ну-ка перестань портить Букашкин коврик! Ну-ка прекрати немедленно!

Зайцы удивленно уставились на отважного Крота, а тот продолжал:

- Уходи отсюда, конь! Это не твой дом, не твой коврик и не твоя Букашка!

Котик прислушался… Потом, бормоча: «Это кто еще там пищит? Сейчас он у меня допищится…» - упруго покачиваясь, двинулся к комоду.

- Ой-ой-ой, - сказал Сиреневый.

- Да, ой-ой-ой, - согласился Салатный.

Но отважный Крот, казалось, не слышал их.

- Конь! – продолжал он кричать страшным голосом. - Ты меня слышишь, конь?! Уходи из нашего дома!

Котик встал на задние лапы, передними зацепился за щель в комоде и, вплотную приблизив к ней морду, заглянул.

- Ты чего это обзываешься, плюшевый? Я тебя трогал? – спросил он Крота, оскалился и угрожающе зашипел: - Пш-ш-ш-ш!!!

Зайцы отпрянули вглубь, но Крот не шелохнулся. От ужаса глаза его стали совсем круглыми и совсем стеклянными, но он продолжал кричать:

- Мы тебя не боимся, конь! Убирайся отсюда вон!

- Мя-а-яу! – протяжно взвыл рыжий хулиган. - Пш-ш-ш-ш!!! – И попытался просунуть в щель когтистую лапу. А потом снова: - Мя-а-яу! Пш-ш-ш-ш!!! – И вдруг навострил ушки, замолчал и уставился на дверь.

Тут она распахнулась, и в комнате опять появились мама с Сашкой.

- Это еще что такое?! – воскликнула мама и шагнула к коту. – Ну-ка брысь отсюда!

- Одну минуточку, мамаша, - сказал тот, поспешно отскочив к стене, и глаза его воровато забегали. – Сейчас мы во всем разберемся. Это же явное недоразумение… Я просто проходил мимо…

Не договорив, котик двумя длинными прыжками – сначала на комод, а потом прямиком в форточку – покинул квартиру.

- Уф-ф! – сказал Крот и с облегчением откинулся на сложенное в стопочки белье. Только сейчас он понял, как перепугался, и почувствовал, что его бьет нервная дрожь.

- Вот наглец! – сказала мама Сашке про кота. – Но симпатичный, правда? Рыженький такой… И что он там, в комоде, интересного нашел?

Она вытянула ящик. Ничего особенного. Зайцы… Крот… Свободной от дочки рукой она взяла Крота, машинально нажала ему на живот… И тут все нервное напряжение последних минут выплеснулось у того в неудержимый хохот.

- Ах-ха-ха-ха! Ох-хо-хо-хо-хо! – просто-таки давился он от смеха – Их-хи-хи-хи-хи!!! – И ничего не мог с собой поделать.

- Смотри-ка ты, сам наладился, - сказала мама. – Батарейка, что ли, подзарядилась…

Сашка потянула ручки к любимому плюшевому носу, но мама строго сказала:

- Э нет, мы договорились, что с ним ты пока не играешь.

Сказав это, она дождалась, когда Крот замолчит, положила его обратно и задвинула ящик.

… Как только дверь в комнату закрылась, Сиреневый придвинулся к Кроту.

- А ты молодец, – сказал он. – Такой смелый. Вот не ожидал.

Крот молчал.

- Я на самом деле тоже не сильно испугался, просто растерялся немножко, - заметил Сиреневый.

Крот промолчал снова.

- Да ладно, сильно-то не задавайся. Тоже мне, герой нашелся, - насупился Сиреневый.

Крот промолчал и на этот раз, бессмысленно пялясь в темноту.

- Эй-эй, братец, ты вообще-то в порядке? – забеспокоился Сиреневый.

Тут ему на плечо легла лапка Салатного.

- Бесполезно, - сказал тот. – Помнишь, он говорил, что когда умел смеяться, не умел разговаривать? Теперь он снова смеется, а нас больше не понимает.

- Вот оно что… - расстроился Сиреневый. – Обидно-то как. Лежим тут, лежим… Я так соскучился по Букашке… Хоть с Кротом поговорить…

- Ему-то так лучше, он ведь, получается, выздоровел, – напомнил Салатный.

Они грустно помолчали. Потом Салатный сказал:

- Ничего. Когда нас подарят, мы с Букашкой вообще расставаться не будем. А Крот когда-нибудь сломается и снова будет с нами.

- Точно, – обрадовался Сиреневый. – Точно! Так все и будет! И нечего зря грустить, правда?!

- Спрашиваешь! – улыбнулся Салатный.

… Тем временем рыжий котик, пробираясь по козырьку соседнего подъезда, словно услышав их, прищурился и замурлыкал:

История третья

Короли, жуки, грызлявки

1.

В дверь осторожно постучали. Не позвонили, а именно постучали. Значит, знали, что Букашка спит. Зайцы услышали, как мама вполголоса сказала:

- Привет. Заходи. Хорошо, что ты вовремя. Я только-только успеваю. Она должна спать еще час, я как раз вернусь.

- А если она проснется раньше? – прозвучал слегка напуганный мужской голос.

Зайцы в комоде завозились.

- Это еще кто? – удивился Сиреневый.

- Какой-то дядя, - отозвался Салатный.

- Слышу, что не тетя, - съязвил Сиреневый.

- Может, папа? – предположил Салатный.

Диалог в соседней комнате продолжался:

- Ну, и проснется, – сказала мама. – Ничего страшного. Не съест же она тебя.

- А если она плакать будет?! – мужской голос прозвучал еще тревожнее.

- Песенку ей спой… – Было слышно, как мама, собираясь, мечется по квартире, а по голосу было ясно, что она очень спешит. – Расскажи, кто как кричит. Ну, там, киска – мяукает, собачка – лает… Я знаю, ты справишься. Если что, – она перешла на шепот, войдя в спальню, – памперсы – вот.

- Если что? – спросил мужчина.

- А ты догадайся. Ну, всё! Пока.

Скрипнули половицы, голоса стали почти не слышны - это закрылась дверь в комнату, а вскоре мягко хлопнула и входная. Мама ушла.

- Нет, это все-таки какой-то чужой дядя, - сказал подозрительно Салатный, - раз мы его никогда раньше не слышали.

- Ага, – скорчил мину Сиреневый. – Так бы Букашку чужому дяде и оставили!

- Еще съест его, - припомнил Салатный мамины слова. Зайцы переглянулись и прыснули, зажав лапками рты.

В квартире тем временем стояла абсолютная тишина, слышно было лишь, как тикают часы.

- Он там что, не шевелится? – спросил Салатный. – Этот… Как же его называть-то?

- Боится, - съехидничал Сиреневый. - Замер и стоит посреди комнаты. Как памятник. Или вообще умер.

- Придумал, - продолжал развивать свою тему Салатный. – Давай пока звать его «дядя Папа».

- Угу, - согласился Сиреневый. – Сойдет.

Они снова примолкли и прислушались. Тут тихонько засопела во сне Сашка.

- Вот интересно, что ей снится? – спросил Салатный.

- Что ей может сниться, она же еще ничего не видела. Ей ведь еще только шесть месяцев. Не лет, а месяцев.

- Везет же, – сказал Салатный. – У нее сейчас каждый месяц день рождения. А год исполнится – только раз в год будет.

- Да, – со знанием дела кивнул Сиреневый, – до года – раз в месяц, после года – раз в год, а после века – раз в сто лет.

- Редко… – покачал головой Салатный. – А ты точно знаешь, что ей ничего не снится?

- Нет, ну, что-то, конечно, сниться. Мама, например, молочко… Цвета разные, наверное, голоса…

- А я вот думаю: может быть, сны все-таки не из того, что видел, получаются, а приходят к нам откуда-то сами по себе? А мы их смотрим.

- Как кино, что ли?

- Ну да. Может, она и не понимает чего-то, но видит.

- Не знаю, – засомневался Сиреневый.

- А я даже уверен! – заявил Салатный. – Я сам иногда во сне такое вижу, о чем раньше даже и не знал. Так что, мне кажется, наша принцесса видит сейчас что-нибудь интересное-преинтересное, красивое-прекрасивое!

- Например? – спросил Сиреневый с вызовом.

- Ну, например, э-э-э… – Салатный замялся. – Ладно! Я-то сейчас придумаю. Только потом ты тоже придумаешь, идет?

- Давай, – азартно махнул лапкой Сиреневый. – Рассказывай!

2.

«Например, снится ей, будто она – уже большая красивая девушка, настоящая принцесса. И что у нее есть друг, но почему-то они с ним все время ссорятся и не понимают друг друга. Иногда ей кажется, что он хороший, но чаще – что он грубый, глупый и неопрятный.

И вот однажды, рассердившись на него в очередной раз, когда он забыл ее с чем-то там поздравить и подарить цветы, пошла она злая-презлая куда глаза глядят и попала в сказочную страну. А в этой стране правили три короля – король-Мельник, король-Портной и король-Шарманщик. И у каждого было по сыну-принцу.

И по закону этой страны она должна была научиться каждому из трех королевских ремесел: чье освоит лучше всего, за того сына и выйдет замуж. Вообще-то она никуда не торопилась, но закон есть закон. Что же касается принцев, то все они были приятные и вежливые молодые люди, но особенно ни один из них ей не нравился. На самом деле она скучала по своему другу, но не признавалась в этом даже себе.

Вот стала она в желтом, как подсолнух, замке-мельнице учиться делать муку, а из нее выпекать пирожки и пирожные. Получалось у нее неплохо, и однажды король-Мельник сказал ей:

- Ваше высочество, я так хочу, чтобы вы стали невестой моего сына, что открою вам свой самый-самый заветный секрет. И даже если вы ей не станете, я все равно никогда об этом не пожалею, так вы мне нравитесь. А научу я вас, как делать муку не из пшеницы, не из ржи и не из ячменя или кукурузы, а из легчайшего весеннего ветерка. Это для самой-самой тончайшей и нежной сдобы. Такое блюдо не утоляет голод, но тот, кто попробует его хотя бы раз, сразу становится добрым человеком.

- Рада буду поучиться такому искусству, Ваше величество, - ответила Принцесса Букашка. – А вы точно не пожалеете, если что?

- Да точно, – заверил он, махнув рукой, и вскоре принцесса действительно научилась готовить это удивительное кушанье.

Следующим был король-Портной. В его изумрудно-зеленом замке-камзоле Букашка училась кроить и шить. Сначала из обыкновенного полотна, потом из легчайших шелков, а под конец король сказал ей:

- О, моя прекрасная ученица. Никому раньше не открывал я свой главный секрет, а вам - хочу.

- Может, не надо? – смутилась Букашка.

- Ну, хочется! – взмолился король.

- Тогда валяйте, – говорит принцесса. – Но учтите, я вам ничего не обещала. Насчет принца, например…

И он научил ее ткать кружева из облаков и надежды. Эти платья совсем-совсем не грели, но тот, кто надевал их хотя бы раз, становился писаным красавцем, стройным и сильным.

Последний учитель в своем сапфировом замке-шарманке признался ей:

- Принцесса, у меня есть тайна…

- Да я уж поняла, - сказала Букашка. – Выкладывайте.

И он научил ее одной флейтовой мелодии, послушав которую, всякий становился очень умным и тонко чувствующим человеком.

А затем в честь окончания обучения три короля устроили на Площади Трех Дворцов бал под открытым небом. Под фонтанами фейерверков Букашка танцевала поочередно с каждым из принцев, а когда настала решительная минута, короли объявили, что ввиду ее удивительного таланта во всех-всех областях, они не могут решить, за кого все-таки она должна идти замуж. Поэтому, пусть выбирает сама.

- А можно просто домой? – спросила Букашка.

- Ну, а что поделаешь? – развели они руками. – Жалко, конечно. Но дело ваше.

Попрощалась она сердечно с королями и принцами и вернулась домой. И сразу нашла своего друга.

- Ага, - говорит тот, - явилась! И где ты все это время шлялась?!

- Знаешь что, милый, - перебила она его. – Помолчи-ка немного, пока я еще не разозлилась. И, ну-ка, съешь вот это, надень вот это и послушай вот это.

И она достала из сумочки булку, платье и флейту. Съел ее друг сдобу, облачился в одежды, прослушал мелодию и стал самым умным, самым добрым и самым красивым на свете юношей.

- Так-то! – сказала Принцесса Букашка. И жили они после этого долго и счастливо».

3.

- Вот такой сон, – закончил Салатный.

- Ну, ты даешь… – подавленно прошептал Сиреневый.

- Я-то тут причём? – потупившись, пожал плечами Салатный. – Не мой же сон, а Букашкин.

- Приснится же такое! – не унимался Сиреневый. – И что она из этого сна поняла?

- Ничего, – признался Салатный. – Видеть - видела, а понять - ничего не поняла.

- А-а, – немного воспрял Сиреневый. – Ну, моему тогда больше повезло.

- Почему это? – нахмурился Салатный.

- А вот послушай.

«Букашке приснилось, что она – самая настоящая букашка. Не принцесса, а просто такой маленький жучок-светлячок. Живет она беззаботно, днем, правда, работает – летает по лесным полянкам с цветка на цветок, нектар добывает, пыльцу туда-сюда таскает, но ей это только в радость. А по вечерам с другими жуками-светляками она кружит над душистыми полянками разноцветные хороводы. «Дискотека» называется. И так ей все это нравится, что просто ничего другого она не хочет.

Но был у нее один друг, тоже жук, конечно, только они с ним все время были не в ладах. И вот однажды Букашка рассердилась на него сильней обычного и улетела далеко-далеко в тридевятое царство, где правили три жука – жук-мельник, жук-портной и жук-шарманщик, и у них были три сына – тоже жуки, конечно… Ну, и дальше все, как у тебя, только вместо королей и принцев – одни сплошные жуки.

Ну, и когда она вернулась, она заставила своего друга-жука съесть булочку, надеть платье, сыграла ему на дудочке, и он стал самый красивый, самый умный и самый добрый жук в мире. И потом они жили долго и счастливо, а по ночам светились: она розовым светом, а он – синеньким».

- Вот.

- И почему это ты решил, что твоему сну повезло больше, чем моему? – обиженно спросил Салатный.

- Потому что он проще.

- С чего это? Да он точно такой же!

- Ага… Одно дело короли, другое – жуки. Жуки всяко попроще.

- А вот и ничего подобного! – не на шутку рассердился Салатный. – Еще не известно, кто сложнее – жуки или короли. У тебя жуки, например, светятся, а короли – нет. Жуки летать умеют, а короли не умеют. А Букашка вообще ни королей, ни жуков в жизни не видела, откуда ей знать, кто из них сложнее, кто проще?

- Ну, не знаю… - признал свое бессилие Сиреневый.

- И вообще, твой сон какой-то несамостоятельный… – добавил Салатный уже по инерции.

- А вот этого не надо! – сварливо выкрикнул Сиреневый. – Я так и знал, что ты придираться будешь! Я-то тут при чем?! Мало ли что присниться может! И тем более не мне.

4.

Тут Букашка проснулась и запищала. И оказалось, что дядя Папа вовсе не умер. С шумом и грохотом ворвался он в детскую, схватил девочку на руки и запрыгал с ней по комнате, приговаривая:

- Ай-ай-ай, ай-ай-ай, кого хочешь, выбирай!

- О чем это он? – удивился Сиреневый. – Как будто наши сказки подслушал.

Салатный только пожал плечами.

Букашка примолкла, было, но спустя минуту захныкала снова.

- Песенки! Песенки! – в смятении вскричал дядя Папа. – Надо петь песенки! Как там…

Букашка молчала ровно столько, сколько он пел, а как только он смолк, снова подала голос.

- Кто там еще был?! – в панике забормотал дядя Папа. – Кто еще?! А! Вот!

- Странный он какой-то, – сказал Сиреневый.

- Точно, – подтвердил Салатный.

- Кто там еще был?! Кто?! – снова забормотал дядя Папа, совершая прыжки по комнате. – Так, так, так… И запел опять:

- О ком он? – удивился Салатный.

- Я откуда знаю…

Похоже, Сашка-Букашка немного успокоилась, потому что дядя Папа перестал скакать и заискивающе заговорил.

- А как кричат киски? Как? «Мяу, мяу! Мя-ау, мя-ау!»

Мяукал он очень выразительно, и зайцы даже зауважали его.

… - Вот как кричат киски!

Похоже, принцесса тоже оценила его труды, потому что он сказал с умилением:

- Ой, как мы улыбаемся! Словно солнышко выглянуло!.. А как кричат собачки? Как собачки кричат?..

- А собачки кричат? – засомневался Салатный.

Сиреневый захихикал. Но дядя Папа их сомнения тут же развеял.

- «Гав-гав! Гав-гав!» Вот как они кричат!

- Всегда думал, что это называется «лаять», – желчно прокомментировал Сиреневый.

Букашке собачьи крики не понравились тоже, но только она вякнула об этом, как дядя Папа истошно заорал:

- «Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!» Это так петушок кричит, – пояснил он. – А кукушки кричат: «Ку-ку, ку-ку» Да? «Ку-ку, ку-ку»… А как у нас эти кричат? Ну, ЭТИ!.. Господи, кто у нас есть еще?! А?! Рыбки! Как рыбки кричат?

Зайцы многозначительно переглянулись. И тут же услышали:

- «Буль-буль-буль! Буль-буль-буль!» Вот как рыбки у нас кричат…

- Утонули, – констатировал Салатный.

- Выкрутился, – заметил Сиреневый.

- Молодец, – подтвердил Салатный.

А Букашка вдруг пропела что-то тоненькое-тоненькое, но явно довольное.

5.

- А еще есть коровки, – сообщил дядя Папа. – Они кричат: «Му-у, му-у». Еще есть божьи коровки, но они вообще не кричат… Они жужжат: «Ж-ж-ж, ж-ж-ж…» И мушки тоже жужжат, и комары, и еще всякая гадость. Они все вместе жужжат: «Ж-ж-ж!» А хрюшки хрюкают: «Хрю, хрю, хрю!»

- А свинки свинкают, – скептически заметил Сиреневый. - «Свин, свин, свин»…

Принцесса Букашка снова что-то беззаботно пролепетала, и дядя Папа с воодушевлением продолжил:

- А еще есть жирафы, но они молчат. Зато у них такие шеи… Еще есть верблюды… Они тоже молчат, но плюются… Лисички – рыжие… Ёжики – колючие…

Букашке эти бестолковые россказни надоели, и она недовольно гукнула.

- Лягушки! – воскликнул дядя Папа с таким выражением, словно призывал их себе на помощь. – Да! Лягушки! «Ква-а-а! Ква-а-а! Ква-а-а!» - во-о-о-т как квакают лягушки! – От возбуждения он и слово «вот» не просто произнес, а проквакал. – Еще кенгуру… Утконосы и ехидны… Да что же они там все молчат-то, в Австралии?! Глявки! – вдруг вскричал он озарённо. - «Гляв, гляв, гляв! Гляв, гляв, гляв!» - вот как кричат глявки. А еще грызлявки! «Грыз, грыз, грыз!» Вот как они кричат!

Букашка молчала, но сквозила в ее молчании какая-то настороженность.

- Зачем он обманывает ребенка? – возмутился Сиреневый. – Нет на свете никаких глявок, нет никаких грызлявок!

- А я больше не знаю зверей! – словно услышав его, отозвался дядя Папа. – Кончились у меня звери. А значит, что? Значит – снова петь!

И он затянул:

Он на миг запнулся и закончил:

Зайцы от такого факта просто онемели. Но Букашке, похоже, песенка понравилась, потому что дядя Папа завел снова, и более уверенно:

Если в прошлый раз свинья его как бы даже обрадовала, так как заменила собой какую-то забытую строчку, то в этот раз, после «НО», она явно его обескуражила. В голосе дяди Папы прорезались трагические нотки, и он торжественно, словно оперную арию, закончил:

- А кстати, я тебе уже говорил, как она кричит? – забормотал он без паузы. – Да, кажется, говорил. Но, если хочешь, я могу повторить… Сейчас, сейчас… Как она кричит-то, эта чертова свинья?..

- О, нет! – закатил глаза Сиреневый. – Он уже совсем офонарел… Скорее бы мама пришла, что ли!

И, на радость всем, его желание тут же исполнилось. В дверь позвонили.

- Как вы тут? – раздался веселый мамин голос. – Справляетесь? Ой, ты моя маленькая! Иди, иди к маме. И чем мы тут занимались?

- Выясняли, как кричит свинья, – честно признался дядя Папа.

- Она не кричит, а хрюкает, – обнаружила в этом вопросе познания мама.

- А грызлявки? – коварно спросил дядя Папа.

Но что ответила мама, они уже не узнали, так как дверь между комнатами снова прикрыли, и разговор стал почти не слышен.

- А зайцы, между прочим, молчат, – сказал Сиреневый. – Настоящие зайцы.

Они помолчали. Как настоящие зайцы.

- Правда, классно, что мы – игрушечные? – поддержал беседу Салатный. – Хоть поговорить можем. А то бы скакали сейчас по полю. И еще линяли бы на зиму.

- Да уж, - согласился Сиреневый. – Не позавидуешь кое-кому.

Они оба представили себе мерзлое поле под темным осенним небом и искорки снежинок в свете звезд. Поле было такое огромное, что закруглялось вместе с Землей. И по этому полю, линяя на зиму, брели молчаливые зайцы…

- А может, как раз позавидуешь?! – с вызовом сказал Салатный. – Им-то нравится, что они живые.

Сиреневый пожал плечами, а Салатный закончил мысль:

- Кстати, никто пока не доказал, что где-то еще во Вселенной есть жизнь. Кроме как на нашей малюсенькой Землюшке. 

История четвертая

Следствие ведет рыжий кыс

1.

Полосатохвостый хозяин двора явственно ощущал, что в мире происходит нечто из ряда вон. А именно: снега на улицы выпало (и продолжает падать!) НЕВЕРОЯТНО МНОГО. Правда, прошлую зиму он не помнил, так как был тогда еще совсем маленьким, но здравый кошачий смысл подсказывал ему: не может быть, чтобы это было нормально!

Поначалу он еще легко успевал протаптывать через укрытые белым пухом газоны узенькие тропинки от аллейки к интересующим его подъездам и окнам. Потом это стало затруднительно… А вскоре – просто-таки невозможно. Снег же все валил и валил. И когда однажды котишка поймал себя на мысли о необходимости рыть в сугробах норы, он с отчетливой ясностью осознал, что дальше так дело не пойдет.

От его обычного оптимизма не осталось и следа. Кот – зверь не норный! Сердито распушенный, он вышагивал сейчас вдоль аллейки, сопровождая свои угрюмые размышления тихим бормотанием:

Позади пристроился здоровенный джип. Узкая дорога между сугробами не позволяла автомобилю объехать гордого зверя, и он нетерпеливо бибикнул. Кот и ухом не повел. Нечего… Потерпят. Весь мир, понимаешь, кувырком летит, а они, понимаешь, торопятся. А кто, кстати, этот мир спасать будет? В джипе, что ли, которые? Ага! Дождешься от них… Сосиски от них лишней не дождешься.

Под одобрительным взглядом умной старушки, вместо лавочки пристроившейся на горячей трубе теплотрассы, кот расправил плечи и двинулся дальше еще более грациозно и торжественно.

Машина посигналила еще раз.

- Пш-ш! – огрызнулся кот через плечо.

Но стекла джипа вибрировали от почти неразличимой снаружи музыки, кота явно не услышали и как следует газанули. Несмотря на всю храбрость, он инстинктивно отпрыгнул в сторону. Взревев и пыхнув выхлопным газом, джип прорвался вперед и умчался прочь. Старушка осуждающе покачала ему вслед головой. Кот отряхнулся и хотел уже с достоинством продолжить путь, как вдруг сверху раздался крик:

- Ур-роды пр-роклятые! Кошмар-р!!!

Кыс глянул вверх и обнаружил на знакомой рябине знакомого ворона:

- Я надеюсь, вы не меня имеете в виду? – спросил котик сдержанно.

Он действительно очень надеялся на это, так как понимал, что если все-таки его, то шансов поймать и проучить пернатого обидчика у него нет… Но произнесено оскорбление было во множественном числе… Рыжий на всякий случай огляделся, проверяя, нет ли рядом других котов, но он был один.

- Все – ур-роды! – пояснил ворон. – Стр-рах, что кругом твор-рится, а никто и не подозр-ревает! Дур-ралеи!

- Ага? – насторожился котик. Похоже, не он один заметил неладное… - И что же такое, если не секрет, по-вашему, твориться кругом?

- Пр-риготовься! – выкрикнул ворон, вспорхнул, опустился несколькими ветками ниже, встал в позу и, взмахнув крылом, объявил: - «Тр-рагедия мр-рака!» Затем откашлялся и, ритмично покачиваясь, принялся декламировать…

2.

Вытянув шею, ворон уставился на кота и похлопал глазами, словно ожидая от него какой-то специальной реакции. Но тот скромно отвел взгляд. Ворон вздохнул, вернулся в прежнюю позицию и продолжил:

- Это, как, надеюсь, вы поняли, я о себе, - вновь отвлекся от декламации ворон. – Нескромно, конечно, но так нужно было для рифмы и для ритма… Для формы и проформы… Хотя, вообще-то, в детстве я и впрямь был весьма живым птенчиком. И довольно миленьким, если уж быть по-настоящему объективным… Но слушайте дальше…

- Меня снегом засыпало, - пояснил ворон, снова перескочив, на прозу. - Но об этом, вообще-то, ниже говорится.

- Ясно? – мельком глянул ворон на кота.

- Неказист? - впервые вмешался кот.

- Ну, это поэтическое преувеличение. Вот же он, - махнул ворон на Букашкин дом. - На самом деле очень даже ничего себе так домик… Про «неказист» - это гипербола. Однако давайте критику оставим на финал…

- А он скоро? - осторожно спросил котик.

- Не беспокойтесь. Буквально сейчас, нетерпеливый вы мой слушатель, - скорбно отозвался ворон. - Осталось одно-единственное четверостишие. Вот оно:

Не дожидаясь новых критических нападок, ворон поспешно уточнил:

- «По крышу» - это опять художественное преувеличение, а вопрос «как быть?» - риторический. Потому что ведь понятно, как: бороться!

- С кем? - с непритворным интересом осведомился кот. Его худшие подозрения подтверждались, и он был рад, что не одинок в своей тревоге.

- С врагом, с кем же еще!

- А кто он?

- Ах, знал бы я!.. Знал бы!..

- Ясно, - покивал кот. Ему и впрямь стало ясно, что ничего полезного из этой птицы больше не выудить. - А как вы думаете, - вдруг осенило его, - этот таинственный враг может ездить на большой-пребольшой машине? – он недобро глянул в конец аллеи, где исчез наглый джип.

- Нет! – отрезал ворон. – Мелковато! Наш вр-раг иного, вселенского, не побоюсь этого слова, масштаба!

- И кто нам может помочь найти его?

- Не в курсе, - честно признался ворон. – Кто-то умный и смелый. Или хотя бы одно из двух. Может быть, люди? Они могущественны… Хоть и не очень мудр-ры. Но с ними не поговоришь…

- «Умный и смелый», - повторил котик. - Смелый… Стоп! – встрепенулся он. – Есть идея!

3.

В ожидании своего подарочного триумфа цветные зайцы пребывали в вялом философском полумраке комода, пока снаружи не раздался чей-то встревоженный шепот.

… - Эй, - шепнул КТО-ТО. – Эй, вы, не знаю кто! Я – кот, вы меня помните?

Зайцы встрепенулись и приникли к щели.

- А мы думали ты – конь, – удивился Салатный, разглядев зверя.

- Не, я – кот, - честно признался рыжий.

- А крот говорил, ты - конь.

- Он ошибался.

- Ну ладно, - сказал Салатный, стараясь, унять дрожь в голосе. – Допустим. И что тебе надо?

- Сначала ответьте, кто вы сами.

- Мы – зайцы, - сообщил Салатный с достоинством. – И не простые, а игрушечные.

- Ага, - сказал кот. - Что ж… Я пришел к вам с миром, игрушечные зайцы. Потому что в опасности мы все. Наш двор завален снегом. Он все идет и идет. Все падает и падает! Через сугробы скоро будет уже не пробраться…

- Ужас! – воскликнул Салатный.

- Вот-вот! – подтвердил кот и вспомнил ворона. – Трагедия мрака! А кому она понадобилась? И главное, зачем, как вы думаете?

- Лично мне это ясно как день, – вступил в разговор Сиреневый. – Кто на свете самый главный, тому и насолить хотят!

- А кто на свете самый главный? – спросил кот так осторожно, словно боялся, что ответ, как рыбка, соскочит с крючка.

- Ну, ясно же, кто! – вскричал Сиреневый: - Букашка!

- Точно-точно, - поддакнул Салатный, - она же принцесса.

- Мур-мур-мур… - сказал котик, - То есть, так-так-так … - он задумчиво постучал коготками по полу. - Что-то в этом есть…

- Да всё в этом есть, всё! – закричал Сиреневый. – Я чего-то такого уже давно ждал! Помнишь, – возбужденно обернулся он к Салатному, - помнишь, как я сказал тебе, «Новый год - не придет»?!

Тот кивнул.

- Это было прозрение! Всплеск подсознания! В глубине души я давно уже чувствовал, что кто-то хочет испортить Букашке праздник. Снега насыплется до неба, и Дед Мороз не пробьётся!

- Что это еще за дед такой? – нахмурился котик. – Он, случайно, не ездит на большой-пребольшой машине?

- Нет-нет! - заверил Сиреневый. – В том-то и дело. Он ездит на оленях, а это, знаете ли, тот еще транспорт… Но главное, все-таки, - не Дед Мороз, а кто и зачем хочет испортить Букашке праздник.

- Я что-то уже запутался, - признался котик. - Давайте разберемся. Я, например, не могу понять, что уж для этой вашей принцессы такого плохого, если не будет Нового года? Ну, не будет и не будет, ей-то что?

- Да?! – вскричал Сиреневый. – А знаешь, сколько ей всего подарить должны! А если Нового года не будет, ей же совсем ничего тогда не подарят!

- А главное, нас, нас ей тогда не подарят, – вторил ему Салатный. - И лежать нам в этом комоде еще неизвестно сколько…

- Стоп! - воскликнул Сиреневый и торжественно поднял лапку. – Догадался!.. Кажется, я знаю, кто это все подстроил.

- Ну, и кто? – спросил Салатный недоверчиво.

- Кто? – эхом отозвался кот, навострив ушки.

- Грызлявки! – торжественно объявил Сиреневый.

4.

- Точно! – всплеснул лапками Салатный. - Не зря же ЭТОТ про них говорил! Однозначно грызлявки! Значит, они все-таки есть?!

- А кто это?! – возопил кот с легким отчаянием.

- Ну… Мы пока и сами не знаем, - признался Сиреневый.

- О! - закатил глаза кот. - А почему эти ваши грызлявки сами не боятся, что их засыплет снегом?

- Потому что они будут легко прогрызать в нем норы! – заявил Сиреневый уверенно. – А Дед Мороз так не умеет. И никто не умеет, даже Букашка!

- Та-ак… - в раздумье кот вновь постучал когтями по полу. – А где, кстати, она сейчас?

- Да тут она, – сказал Салатный. – Покушала и спит.

- Вот прямо тут? – метнулся кот к кроватке. Встав на задние лапы, он уцепился передними за матрац и просунул голову между прутьев.

- Эй, эй! - закричал Салатный, сразу решив, что все предыдущее хитрый пришелец наплел для отвода глаз. – А ну, отойди от Букашки, КОНЬ! Отойди, я тебе сказал! Отойди, а то я сейчас ка-ак вылезу!!!

Но тут кот и сам, словно ошпаренный, отпрыгнул в сторону. Его напугало нечто длинное и синее, внезапно выбежавшее из-под кроватки, с лопотанием:

- Ой-ой-ой, я не могу! Я так больше не могу! Я вас слушала-слушала, тельпела-тельпела, но не вытельпела! Что делать?! Как быть?! Это же ужас что тволится!!!

Вопя все это, синее и мохнатое существо кругами бегало по комнате, а кыс, выгнув спину, стоял в центре и шипел на него.

- Кто это?! – наконец выдохнул он.

- Так вот ты какая, грызлявка! - сказал Сиреневый разоблачительно.

- Я не глизлявка! Не глизлявка! Сам ты - глизлявка! – закричал новый персонаж, наворачивая круги. – Я - наоболот! Я холосая! Я – гусеница! Меня Букаска любит! И я ее люблю! Если сто, я с вами!

- Ого, как нас много! – воскликнул Салатный обрадовано. – Целая армия!

- Слушай, хватит уже бегать! – прикрикнул на гусеницу кот. – Если кто-то бегает, мне так и хочется его поймать.

- Не надо меня ловить, - сказала та. – Плосто мне очень тлудно не бегать, когда у меня столько ног, и я волнуюсь… Плидумала. Я тогда полежу, ладно?

Она прямо на бегу упала на спину, розовым брюшком вверх, и остановилась, наконец, продолжая перебирать в воздухе десятью разноцветными лапками.

- Так что будем делать? – спросил Сиреневый. – Лично я, раз нас так много, предлагаю прямо сейчас объявить грызлявкам войну!

Тут дверь комнаты скрипнула и открылась. Кот метнулся под диван.

… А в соседней комнате, в зале, за столом с разными вкусностями сидела, оказывается, куча народу. Просто все очень тихо сидели, чтобы не разбудить Букашку раньше времени.

- Сашка-а! – сказала мама. – Пора вставать! А то весь Новый год проспишь… Посмотри-ка, что у нас есть, - она подняла дочку на руки, и та во все глаза уставилась на что-то большое и очень красивое: - Это ёлочка, - сказала мама. - Нам ее из леса Дед Мороз принес.

Зайцы переглянулись: «Добрался все-таки…» Мама шагнула из спальни, и все гости – бабушки, дедушки, тети и дяди - стали наперебой просить: «Дайте Сашку МНЕ!.. Дайте, Я ее подержу!..» И ее стали передавать из рук в руки, а она смотрела на всех и радовалась, что их так много, тем более что все ей что-то дарили, а кто-то зажег бенгальский огонь, и он осыпал комнату волшебными искрами…

* * *

… И вот уже подаренные зайцы, молчаливый крот, пестрая гусеница и надувной ослик стоят под ёлкой, а Сашка, рот до ушей, скачет вверх-вниз на прыгунках, сверкая двумя новенькими зубами. А мама напевает ей:

«Вы слышите?! – мысленно возопил Сиреневый. – Я все понял! Грызлявки ни при чем! Это всё ПРЫГОЕДЫ и ДРЫГОЕДЫ!» «Да успокойся ты, - отозвался Салатный, - видишь же: всё в порядке. Новый год наступил». «А, да… Извините, - согласился тот. – Но, вот, все-таки про снег-то кот говорил…» Как раз в это время бабушка сказала:

- А погода какая сегодня замечательная! Снежок - самый что ни на есть новогодний! Хоть на лыжах иди!

И Сиреневый прикусил язык.

… Кот, выглянув из-под дивана, убедился, что в спальне никого нет, и двумя прыжками взлетел в форточку.

- Р-разобр-рался?! – встретил его с рябины ворон.

- А-а, - махнул тот лапой, мельком глянув на птицу, и перепрыгнул на козырек подъезда. – Все в порядке. Снежок - самый что ни на есть новогодний, - повторил он бабушкину фразу… Про лыжи – не стал.

- Стр-ранно! – протянул озадаченный ворон, но решил не спорить. – Ну, ладно. Тогда - кар… То есть, ура… - Для вида он еще минутку-другую посидел на ветке, а потом - полетел вновь внимательнейшим образом обследовать окрестности.

А котишка спустился вниз, огляделся по сторонам… И сказал себе в усы: «Пойду-ка погоняю я джипы. Самое время. А то разъездились тут, понимаешь…» И, двинувшись по аллейке, тихонько завел очередную мурлывчатую песенку:

История пятая

Пылесосовы грезы

1.

Жил-был на свете ма-аленький слоник. А все думали, что он – пылесос. Жил он у мамы в шкафу и был такой застенчивый, что не спорил, а послушно жужжал и чистил ковер, когда его хвост втыкали в розетку. А чего перечить? Это же совсем недолго. К тому же, хотя больше всего на свете слоник любил мечтать, он все-таки считал, что иногда полезно и выйти из своего уютного шкафа в реальный мир. Чтобы, например, глянуть одним глазком на Сашку-Букашку – какая она уже выросла большая и умная.

Конечно умная! Была бы она глупая, она бы пугалась, когда он жужжит. А она совсем не боится, наоборот, подбадривает его песенкой: 

 «Вот какая толковая и добрая девочка, - думал при этом слоник, радостно жужжа. - Никто больше не догадался сочинить песню про маленькую тлю, а она, между прочим, ничем не хуже любого другого животного». Порадовавшись так, он смирно вставал назад в свой шкаф и, свернув хобот, принимался изо всех сил мечтать.

В этот раз, например, он размечтался про то, как они с Букашкой путешествуют по густым тропическим джунглям. Здесь царит вечная полутьма: солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь дремучие кроны деревьев и заросли лиан, а воздух пропитан терпким ароматом цветов и прелых листьев. Множество опасных зверей – котов, кротов и зайцев, - посверкивая глазами, следят за ними из-за стволов, но Букашка никого не боится.

- Вперед, мой слоник! – командует она, дружески теребя его за ухо. – До пещеры мы должны добраться затемно!

Да. Они же тут не просто так прогуливаются, а идут спасать прекрасного принца, которого, само собой, заколдовал и прячет теперь в своей волшебной пещере злой дядюшка-чародей. А сам тем временем правит страной, да так, что все ее жители стонут и плачут…

Звонко потрубив хоботом, слоник (теперь он, кстати, уже не маленький, а очень даже большой) ускоряет шаг, но тут же понимает, что этого недостаточно: совсем близко раздается оглушительный треск электрического разряда, воздух становится еще плотнее, а сумерки стремительно сгущаются… В джунгли пришла гроза.

- Скорее, мой милый слоник, скорее! – просит принцесса. – Мы уже рядом! – На этот раз в ее голосе слышна тревога, и это неудивительно: если ливень размоет почву, двигаться дальше станет невозможно. Да и молнии – штука не самая безопасная. Что такое электричество, слоник знает не понаслышке.

Он уже мчится во всю прыть, и от отчаяния его спасает только забота о хозяйке, которая, крепко обхватив за шею, прижимается к его затылку. Он успеет! Он не даст Букашку в обиду…

Тр-рах-тарарах! Словно рвется черная ткань, которой обернут мир, и вспышка огромного фотоаппарата на миг пробивается сквозь листву. Стук капель учащается, превращается в сплошной гул, но ни одна дождинка еще не коснулась земли, застревая в кущах.

Слоник чувствует, что выбивается из сил… Но тут сверху обрушивается сразу целый поток. Он освежает сухую потрескавшуюся кожу, слон устремляется вперед еще быстрее, и наконец – о чудо! - стволы и стебли редеют, а в просветах виднеется укутанная серой дымкой вершина черной скалы.

- Пу-пу-пу-пу-у! – торжествующе трубит слон-пылесос и, вложив в рывок последние силы, припускает к горе.

2.

И вот они у подножия. В полутьме вход в волшебную пещеру зияет плотной черной кляксой. Своим мощным хоботом слоник спускает принцессу со скользкого загривка. Бедная девочка измотана долгой дорогой, промокла до нитки, но полна решимости.

- Стой здесь, милый слоник, - говорит она. – Как жалко, что ты не можешь пойти со мной или хотя бы спрятаться в пещере от дождя. Придется тебе помокнуть, пока я спасаю этого дурацкого принца.

- Бу-бу-бу-бу, - тихонько гудит слоник. Мол, ничего, потерпим, только уж ты, милая Букашка, будь осторожна: все знают, что злой колдун ужасно коварен…

Но она, чмокнув его в лоб, уже исчезает внутри.

Думаете, слоник не видел, что происходило с ней дальше? Как бы не так! Не забывайте, что все это – его мечты, а мечтать можно не только о себе, но и о других, особенно о тех, кого любишь.

… Оказавшись в кромешной темноте, принцесса поспешно скинула с плеч маленький рюкзачок и развязала тесемки. Хорошо, что внутрь не попала вода - впрочем, так и должно быть, не зря ведь она так серьезно готовилась к этому походу. Вот кремни, вот огниво, - она на ощупь достала необходимые вещи, - а вот и заправленная маслом лампа…

Едва огонек успел затеплиться, как тут же чуть не потух, задрожав от дуновения сырого и холодного воздуха подземелья. Принцесса быстро опустила стеклянную трубку, и защищенное пламя вытянулось ровным язычком.

Перебросив рюкзак через плечо и выставив лампу перед собой, принцесса двинулась вниз по вырубленным в граните ступеням. Нужно спешить: дядюшка-чародей празднует сегодня в столице очередную годовщину своего вступления на престол, и это единственный момент в году, когда его весь день нет в пещере. И этот день подходит к концу…

Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, поворот…

- Гав, гав, гав, гав! – Натянув цепи и ощерившись, из темноты прямо к принцессе бросились три огромные собаки с горящими глазами и слюнявыми пастями. Злой чародей знал, что эти собаки не пожалеют никого. Не знал он только, что ни одна божья тварь не тронет того, кто искренне ее пожалеет.

- Собачки мои маленькие, собачки мои бедненькие! – запричитала принцесса и чуть не заплакала, представив, каково им тут сидеть на привязи, годами света белого не видя. – Гадкий колдун, небось, и не кормит вас как следует?

Поставив лампу на пол, она полезла в рюкзачок.

– Что у меня тут есть для вас? Ага! Вот бабушкины пирожки и мамины конфеты. Берите, берите, кушайте… Извините, что мало.

Удивленные собаки съели пирожки, не отказались и от конфет. Переглянулись… И подумали: «А чего это ради мы так рьяно служим этому колдуну? Лет уже, кстати, двести. Он нам за все это время ни разу таких вкусных вещей не давал…»

Это были хорошие, верные сторожевые собаки. Но не стоит испытывать верность: все на свете имеет предел. Они облизнулись, молча сели и, виляя хвостами, посмотрели на принцессу.

- Когда принц взойдет на престол, он вас обязательно выпустит на волю, - пообещала та. – Если вы, конечно, кусаться не будете. У нас во дворе много собачек бегает. Я их всех знаю, они хорошие и не кусаются… Ну, я пойду?

Собаки снова переглянулись и чуть заметно кивнули. Мол, иди, конечно. Раз надо. И принцесса побежала дальше.

Шаг-шаг-шаг, еще шаг, поворот… Пш-ш!!! – полыхнуло ей навстречу пламя из пасти небольшого дракона. (Большой бы тут не уместился.)

- Ой! – воскликнула девочка. – Еще одна зверушка! Бедненькая… Тоже на цепочке… Что же тебе дать? Говорят, драконы любят драгоценности и украшения. Вот, возьми. – Она сняла с шеи нитку бус. – Они не драгоценные, просто стеклянные, но красивые, правда?

Дракон удивленно сел на хвост, сложил перепончатые крылья и протянул лапу.

- Мне их папа на день рождения подарил, когда я была еще совсем маленькая. – продолжала Букашка. - Жалко, конечно, но тебе нужнее… А папа меня поймет. Давай-ка я тебе их примерю.

Дракон (а на самом деле это была дракониха) наклонила голову, и принцесса надела на нее бусы.

- Красота! – воскликнула она, ни капельки не кривя душой. – Вот тебе зеркальце, посмотри, какая ты хорошенькая! Зеркальце я тебе тоже дарю.

Подпуская для освещения чуть-чуть пламени изо рта и зажав зеркальце в лапе, дракониха уставилась на свое отражение. Глаза ее с узкими полосками зрачков стали огромными, а губы, обнажив клыки, сами собой растянулись в улыбку.

- Вообще-то мне пора, - заметила Букашка. – Можно?

- Угу, - отозвалась дракониха, которая, оказывается, умела говорить. – Спасибо… - Она даже чуть охрипла с непривычки говорить такие слова. – Беги.

- А тебя колдун за это не обидит? – помедлила Букашка.

- Хы-хы, - отозвалась дракониха. – Меня-то? Да чё он мне сделает?.. Беги, беги. Если он появится, я свистну.

3.

Принц лежал на гранитном ложе посреди освещенного факелами склепа. Недолго думая, принцесса опустилась на колени, поцеловала его (так научила ее одна опытная старушка), и тот сразу очнулся.

- Ох, - сказал он. – Ты кто такая? Чего целоваться лезешь? И вообще… Где это я?

- Давай-ка не болтай, а вставай и бегом отсюда! – нахмурилась принцесса, чтобы он не заметил ее смущение.

- А чего это ты раскомандовалась? Я все-таки принц!

- А я – принцесса! Вот сейчас явится твой любимый дядюшка, узнаешь тогда, чего я раскомандовалась!

- Ой! – испугался принц. – Тогда побежали…

Дядюшку он знал хорошо. А еще знал, что волшебные чары его неприятного родственника действуют только в пещере, так что нужно отсюда срочно выбираться.

Вприпрыжку взбегая по лестнице мимо довольной драконихи и безучастных собак, принц бормотал: «И дернул меня черт принять его приглашение… Нужна мне его пещера!.. А он мне в нос пыльцой волшебной…»

Они были уже у самого выхода, когда снизу раздался оглушительный свист.

- Дракоша! – догадалась принцесса. – Дядюшка явился!

И тут же чуть позади раздался хлопок, полыхнула вспышка, запахло дымом, и возникшая темная фигура зловещим голосом поинтересовалась:

- И далеко ли ты собрался, племянничек? Да еще с такой поспешностью…

- Э-э… - замялся тот. – Да так, домой. Во дворец…

- А-а, - кивнул чародей. – Ну, тогда не спеши. Место-то занято. И надолго!

С этими словами дядюшка выдернул из кармана халата золотую коробочку, ловко открыл ее, дунул, и еле видимое в свете лампы облачко колдовской пыльцы быстро заструилось к принцессе и принцу…

Но тут снаружи в пещеру всунулся хобот и без остатка втянул это облако. Еще миг - и наши герои уже выскочили из пещеры под проливной дождь.

- Ты еще пожалеешь! – злобно прошипел из глубины дядюшка, но шагнуть за порог побоялся. И тут же сменил интонацию на увещевательную: - Слушай, ну зачем тебе это надо? – зашептал он. - Теперь ведь тебе работать придется, страной управлять. А так – спал себе да спал, отдыхал в свое удовольствие… Может, вернешься?

- Спасибо, дядюшка, я уже отдохнул, - откликнулся вежливый принц и больше на шипение из пещеры не обращал внимания.

Принцесса тем временем обнимала своего спасителя.

- Слоник! Бедненький! Ты не заболеешь от этой гадости?

- А-а-пчхи! – ответил тот, а затем помотал головой: дескать, мне не привыкать всякую гадость в себя всасывать. Лишь бы вам хорошо было. И вообще, если честно, то я железный.

Он помог хозяйке и ее новому другу забраться себе на спину и двинулся в обратный путь.

- Слоник, милый, ты не спеши, - говорила ему принцесса. – Теперь можно не торопиться. Теперь все будет хорошо!

«А я и не спешу, - думал тот. – Поспешишь тут, пожалуй, когда такое месиво под ногами…»

* * *

Тут дверца шкафа отворилась, и слон-пылесос очнулся от грез.

- Давайте-ка почистим ковер, - сказала мама, вытаскивая его на свет, - а то сейчас папа придет, а у нас не убрано.

- Па-па-па! – откликнулась Букашка и улыбнулась, потому что очень обрадовалась, и даже добавила: - Пф-ф-ф, - пуская через улыбку слюнки.

Она еще и знать не знала, какая она умная и смелая. Зато уже хорошо знала, какие вокруг нее все большие и добрые – и люди, и звери, и даже пылесосы.

А на улице шел дождь, и слякоть стояла, как в джунглях. Зима только-только заканчивалась, а весна - начиналась.

История шестая

Букашка на Луне

Помогая маме собирать Сашку на прогулку, папа застегнул на ней розовый вельветовый комбинезончик и сказал:

- Я бы с удовольствием был воспитателем в детском саду, при том условии, что вся группа состояла бы из одних Букашек. То есть двадцать штук Букашек, и никого лишнего.

Мама возразила:

- Ну, уж нет. Ужас какой-то. Тут с одной не знаешь, как справиться. Когда, например, как сейчас, гулять идти, их же всех нужно было бы и покормить, и одеть, и вывести… Пока ты одну одеваешь, кто за остальными смотреть будет?

- Ты, конечно, кто же еще? – удивился папа.

1. Меланхолический осёл

Только за ними захлопнулась входная дверь, Сиреневый хихикнул и сказал Салатному хвастливо:

- Ох, и здоровенную же Букаху мы с тобой уже отрастили!

- Букаха - хоть куда, - согласился тот. – Но мы-то тут при чем? Она сама прекрасно отрастилась.

- Ну, вот, - заныл Сиреневый, - опять ты все испортил. Чуть-чуть даже погордиться не дал. Только я настроился на хороший лад, ты тут как тут – давай развеивать мои спасительные иллюзии! Только я отвлекся от того, как все плохо…

- А разве всё плохо? – удивился Салатный. – Что плохо-то?

- Ну-у… Вообще… - пожал плечами Сиреневый. - Не так я себе это представлял.

- Что – «это»? – продолжал дознание Салатный.

- Да всё. Я думал, нас подарят, и Букашка только и будет делать, что с нами играть. А вместо этого мы тут лежим и лежим все время, сами по себе. Раз в сто лет она нас потреплет да и бросит. Не нравимся мы ей, что ли?

- О вкусах не спорят, - заметил Салатный. – Насильно мил не будешь.

- Но дареным зайцам в зубы не смотрят, - возразил Сиреневый.

- Ну, да, - не мог не согласиться Салатный. – Ни разу не видел, чтобы смотрели.

- Ладно бы еще не с ней, так с кем другим поболтать можно было, - продолжал жаловаться Сиреневый. – Я думал, мы здесь, на воле, кучу друзей повстречаем. А тут только один остолоп вот этот серо-голубой стоит в углу, - махнул он лапкой в сторону резинового ослика. – Да и тот молчит, как воды в рот набрал!

- Сам ты остолоп розово-лиловый, - вдруг отозвался хрипловатым баском ослик. – Как бы это, интересно, я воды в рот набрал, если я воздухом накачан?

- О! Заговорил! – восхитился Сиреневый. – А чего молчал?

- А о чем с вами, глупыми зайцами, разговаривать? – ответил ослик пренебрежительно. – О том, какие вы несчастные оттого, что Букашка с вами мало играет? Времени у меня нет на такую ерунду.

- У тебя? – не поверил своим полосатым ушам Сиреневый. – И чем это, интересно, ты в своем углу таким важным занят, что и поговорить тебе с честными зайцами некогда?

- Поэму я пишу, - признался ослик, потупившись.

- Оба, на! – обрадовался Салатный, и даже стукнул лапкой о коленку. – Читай!

- Да, я еще не закончил, - смутился ослик. – К тому же, вдруг вам не понравится, мне тогда будет неловко.

- Понравится, понравится! – заверил Сиреневый, хищно оскалившись. – Написал - читай!

- Да я, вообще-то, для себя писал, а не для какого-то там читателя…

- Не надо! Что это за поэма такая – без читателя?! – наседал Сиреневый. – Для себя он писал! Где это видано, чтобы только для себя писали?.. Ну, не будь ты таким эгоистом, нам же хочется! Как она хоть называется-то?

- «Букашка на Луне», - продекламировал ослик с легким подвыванием.

- Вот видишь, как хорошо называется! – закричал Сиреневый с притворным восторгом. - Читай, давай!

- Я ж говорю, она еще не готова…

- Ну, ослик, - вмешался Салатный, - ну, правда, прочитай, хотя бы сколько есть. Ну, пожалуйста, ну, что тебе стоит… Нам, я думаю, честное слово, наверное, понравится.

Ослик помолчал, потом вздохнул и сказал:

- Ладно… Слушайте. Только не говорите потом, что я вас не предупреждал…

- Предупреждал, предупреждал, – заверил Сиреневый. – Пусть только кто-нибудь попробует сказать, что не предупреждал!.. – погрозил он кулаком Салатному. - Давай уже, осёл, не томи!..

- Э-э-э… «Ослик», - ненавязчиво поправил ослик. - Короче… Кхе-кхе… Итак…

 Ослик остановился, помолчал, потом тихо сказал:

- Вот. Пока всё.

2. Отражение

- Ну, ты, блин, осёл, даешь!.. – прошептал Сиреневый завороженно. Потом помотал головой и завопил: - А дальше-то что?! Что дальше?!

- Дальше пока ничего, - промямлил ослик. – Я пока только досюда сочинил.

- Ты что, с дуба рухнул?! – еще пуще возмутился Сиреневый. – На самом интересном месте остановился! Тоже мне, поэт, называется! Ну-ка, давай, сочиняй немедленно дальше!

- Ни с какого дуба я не рухал… - обиделся ослик. – Знал бы, что вы ругаться будете, вообще не читал бы…

- Что ты на него давишь? – заступился за него Салатный. – Поэта нельзя торопить. И заставлять нельзя. Хорошо только то, что само собой получается.

- И сколько мы этого «самого собой» ждать будем? – насупился Сиреневый.

- Сколько понадобится, столько и будем. Ты куда-то опаздываешь? Как напишет, так и прочитает. Так ведь? – обернулся он к ослику.

- Теперь даже и не знаю, - пробурчал тот.

- Понял, что ты наделал? – строго сказал Салатный Сиреневому. – А все твоя невыдержанность. Иногда надо и помолчать.

- Ох, и трудно мне с вами, с гениями, - вздохнул тот. – Надоели уже со своими фокусами… «Помолчать, помолчать…» Что-то сам ты не больно молчишь…

- Ах, так? – сказал Салатный. – Ладно. Покажу тебе пример. Пока ослик не напишет продолжение, я вообще больше не скажу ни слова. – И он демонстративно зажал рот лапкой.

- Не скажешь? – переспросил Сиреневый и хитро усмехнулся.

Салатный отрицательно помотал головой.

- Точно не скажешь?

Салатный подумал и помотал головой утвердительно.

- Ага… - кивнул Сиреневый. – Не скажешь, значит… - Затем отчетливо, старательно выводя каждый слог, произнес: - Салатный – длинноухий дурак. – И стал с радостным любопытством вглядываться в лицо приятеля.

Бедняга, надулся, напыжился… Но только еще сильнее прижал лапку ко рту и, не мигая, укоризненно уставился на Сиреневого. Тот расслабился, довольно подмигнул ему и заявил:

- Салатный – балбес косоглазый!

Потемнев челом, Салатный замычал сквозь лапу:

- М-м-м…

- Салатный – болван криворотый! – сообщил Сиреневый совсем уже счастливым голосом, потом повернулся к ослику. – Ну, что, написал?

- Что-то не пишется, - признался тот. – Написал пока одно-единственное четверостишие, да и то какое-то… Не такое.

- Что значит, «не такое»?

- Неправильное.

- В смысле?

- Сам послушай.

 - А дальше, что про него писать, я не знаю, - признался ослик. – Да мне что-то и не хочется.

- Понял, что ты натворил?! – вскричал Салатный, отняв лапку от губ. – Это все твое дурное влияние!

- А чего это ты разговорился? – огрызнулся тот. - Ты же обещал, что, пока он продолжение не напишет, молчать будешь.

- Так он написал.

- Да уж… Продолжение, называется…

- Называется или не называется, это уже частности. Он написал - я заговорил. А что он ерунду какую-то написал, так это как раз твои дурные флюиды на него так подействовали. Ты во всем виноват.

- Я виноват, что он стихи стал плохие писать?! – опешил Сиреневый.

- Конечно ты. Всё в твоей вредности, как в кривом зеркале, искажается. Ты виноват. И не спорь.

Сиреневый насупился:

- Теперь до пенсии мне это будешь вспоминать?

- Ладно, - вздохнув, сказал Салатный миролюбиво. – Забудем. Только, давай, оба теперь помолчим, пока он что-нибудь другое не напишет.

- Ну, давай, - кивнул Сиреневый нехотя.

- А с этим четверостишием, что делать? – вмешался ослик.

- Ничего не делай. Забудь его, - посоветовал Салатный. – Будто и не было. От этого всем только лучше будет. Сочиняй всё другое. А мы помолчим.

- Ладно, я попробую, - согласился ослик. – Хоть работы, конечно, жалко…

3. Два солнышка

Прошло совсем немного времени, когда он вдруг воскликнул:

- Готово!

- Что-то ты быстро как-то, - нахмурился Салатный.

- Оказывается, очень легко писать, когда знаешь, что это кому-то нужно, но никто не мешает, - объяснил ослик.

- Отлично! – рявкнул Сиреневый. – Читай, осёл!

Тот крякнул, покосился на зайца укоризненно, но ничего не сказал ему, а принялся декламировать.

Ослик смолк.

- Всё?! – воскликнул Сиреневый.

- Ну, да, - неуверенно отозвался тот. – Спустились на Землю… Чего еще-то? Хотя, мне и самому кажется, что чего-то не хватает…

- Ужасно не хватает! – заверил его Сиреневый.

- Чего? – спросил ослик с надеждой. Сиреневый только плечами пожал.

- Осмысления, - ответил за него Салатный.

- Какого еще «осмысления»?.. – скривился Сиреневый. Но на ослика слова Салатного подействовали как вспышка молнии.

- Точно, - кивнул он убежденно. – Точно! Но я его пока еще не допридумывал.

- Так допридумывай! – вскричал Сиреневый.

- Тс-с, - приложил Салатный к губам пальчик. - Опять за своё? Опять подгоняешь?..

Тут хлопнула дверь, и игрушки замерли. Это папа с мамой принесли с прогулки коляску со спящей Букашкой.

Вынув ее из коляски, пройдя в спальню и осторожно стягивая с нее комбинезон, они стали тихонько переговариваться. Мама сказала:

- Ну, наконец-то весна. Солнышка все больше и больше становится.

Папа заметил:

- Сашка тоже все больше и больше становится.

- Так ведь и Сашка у нас – солнышко, - отозвалась мама.

Папа обрадовался:

- Значит у нас два солнышка. И их обоих – все больше!

- Хорошая весна, - подтвердила мама.

Потом они прикрыли дверь, и зайцы сразу же обернулись к ослику.

- Ну? – спросил Сиреневый шепотом. – Допридумывал?! Или опять скажешь, тебе мешали?!

- Конечно, ему мешали, - подтвердил Салатный.

- Допридумывал, допридумывал, - успокоил их ослик. Сразу было видно, что результатом он горд. – Вот, слушайте…

4. Осмысление

- Хе-хе, - сказал Сиреневый. – Ну, ладно. Молодец, вообще-то.

- И они тоже молодцы, - кивнул на дверь спальни Салатный. - Правильно мешали.

:)

История седьмая

Выздоровительная

1.

Сперва растаял снег, и получились лужи. Потом под солнцем эти лужи испарились, и стало совсем сухо… Вот только мокро и слякотно стало вдруг под носом у Букашки.

- Просто напасть какая-то! – в который уже раз воскликнула мама, промокая жиденькие букашкины сопли салфеткой. – Когда взрослый болеет, он хоть понимает, что с ним происходит. А ей, бедненькой, не объяснишь.

Они с папой стояли возле придвинутого к подоконнику комода и следили, чтобы восседающая на нем Сашка, не дай бог, оттуда не сверзилась. И украдкой, не заостряя на этом внимания, одевали ее для похода в больницу.

- Сейчас Саша туда пойдет, на улку, - продолжала мама, застегивая на дочке кофточку…

- Забавно, - сказал папа, нанизывая на ее маленькие лапки полосатые носки. – У нее есть дом, а все остальное – «улка». То есть, улка – это вселенная… А болеть ей, наверное, надо иногда. Чтобы организм научился бороться с вирусами и бактериями. Чтобы иммунитет появился.

- Иммунитет вовсе не на все болезни вырабатывается, - возразила мама. – От простуды нет никакой пользы, кроме общего ослабления.

- Ка! – сказала Сашка и показала рукой за окно.

- Правильно, – обрадовалась мама, – птич-КА на ул… Во вселенной.

- Она вовсе не на голубя смотрит, а на вон ту длинную таксу, - заявил папа. – Но все равно правильно. Собач-КА. Умница… А простуда даже если не вырабатывает иммунитет, все равно закаляет дух и воспитывает характер. Должен же человек когда-нибудь узнать, что на свете бывают и невзгоды.

- И именно папа с мамой должны их человеку предоставить… Из тебя воспитатель, как из меня балерина, - мама снова промокнула Сашке нос. – Дай тебе волю, ты бы только и устраивал ей невзгоды. Для закалки.

- Га! – сказала Букашка. Мама поддержала ее:

- Даже ребенку и то смешно от твоих рассуждений.

- Балерина из тебя нормальная, - заметил папа, окинув маму внимательным взглядом. - А «га», это «гав», так собачки лают, правда ведь, доча?

- Па! – отозвалась та.

- Видишь, ребенок говорит, что папа прав. Ребенок умный.

- Ребенок говорит, что это – памперс, - возразила мама, застегивая липучки по бокам. – Ребенок вообще не склонен лезть в споры взрослых, а говорит исключительно по существу.

- И это правильно, - кивнул папа. – Пойду-ка и я по существу спущу вниз коляску, пока вы доодёвываетесь.

… - Прямо, как мы с тобой, - заметил Сиреневый заяц, когда входная дверь за мамой захлопнулась. – Спорят и спорят, препираются и препираются…

- Они просто так разговаривают, - возразил Салатный. – Они не ругаются.

- А я разве сказал, что ругаются? Я сказал, препираются, – нахмурился Сиреневый. – Как мы. Мы с тобой, что ли, ругаемся?

- Да никогда! – воскликнул Салатный.

- То-то же, - кивнул Сиреневый, не замечая иронии. – Слушай, а про что они говорили? Кому «ему», и какой такой «нитет»?

- Понятия не имею, - признался Салатный.

- Я знаю! Я! – выбралась из коробки синяя гусеница с цветными лапками. – Щас ласскажу! Никому не «ему» и никакой он не «тет», а иммунитет!

- А-а, - понимающе кивнул Салатный. – Значит, не му, не тет… Все равно непонятно.

- Да никакой «не му», никакой «не тет»! – рассердилась гусеница и от возбуждения принялась кругами бегать по комнате. – Им-му-ни-тет! – выкрикнула она по слогам. – Слушайте внимательно! – она остановилась прямо перед зайцами: Им! Му! Ни! Тет!!! Ясно?!

- Ага, - снова кивнул Салатный. – Еще бы. Вот, значит, что. Им-му-ни-тет. А кто он?

- Он - никто! – завопила гусеница. – Он – защитные силы! Чтобы болоться с миклобами! С вилусами и бактелиями!

- А это еще кто?! – возмутился Сиреневый. – То не му, то не тет, то еще бактелии какие-то вислоусые!

- Вирусы и бактерии, - вдруг пробасил резиновый ослик. – Извини, гусеница, что вмешиваюсь, но они бы опять ничего не поняли. Ты неправильно произносишь. - Вирусы и бактерии, - повторил он. – Или вместе - «микробы».

- Спасибо, - сухо отозвалась гусеница. – Я вообще-то, когда сталаюсь, то выговаливаю. Вот: «р-р-р», - прорычала она раскатисто. А потом стала говорить, тщательно вставляя этот звук в нужные места: вир-р-русы и бактер-р-рии. Это такие маленькие-племаленькие звер-ри, котолые залазят букашке в ор-р-рганизм, кусают ее, и она от этого болеет. Вот.

- Ах, какие вредные! – воскликнул Сиреневый.

- Еще какие! – согласилась гусеница. – Злые и голодные!

- А почему мы их не видим? – спросил Салатный.

- Потому что они маленькие-маленькие-племаленькие!

- Маленькие зайцы, маленькие кроты, маленькие волки?.. – уточняя, стал перечислять Салатный.

- Да нет же! – вскричала гусеница. - Они совсем-совсем длугие! Хотя… Может и такие… А какая р-р-разница?

- Ну, не скажи, возразил Салатный. – Если они - голодные зайцы, надо просто дать им морковку, и они сразу перестанут кусаться.

- Ха! – сказал ослик. – А ты – умный. Это называется «лекарство» - когда что-то даешь, и микробы перестают кусаться.

- Тс-с!!! – прошептала гусеница, и, пятясь, вползла обратно в ящик с игрушками. – Идут!

2.

Ничего особенного в больнице не происходило, а ночью Букашке вдруг стало плохо. Теперь - по-другому, теперь это совсем не походило на обыкновенную простуду. Мало того, что поднялась температура, самое неприятное, что ее несколько раз подряд стошнило. Ее тошнило и просто так, без всякой причины, и после каждого глотка воды, и даже когда мама пыталась кормить ее грудью… Никогда еще ничего подобного с ней не происходило, никогда еще ей не было так плохо. А она ведь даже не знала, что такое может быть, и вся она стала такая слабенькая и вялая, как тесто.

- Да что же это такое?! – причитала мама. – Что ж это с тобой, Букашечка?!

«Это злые микробы забрались ей в нос и сделали ее слабой, - догадался Сиреневый, - и тогда другие, еще более злые, залезли ей в животик».

«Точно так, - подумал ему в ответ Ослик. – Иммунитет-то ослаб».

«А в больнице всякие микробы так и шныряют – от одного ребеночка к другому, - подтвердила гусеница. – И по воздуху летают, и по полу бегают!..» - мысленно она не картавила.

«И никто их не ловит? – удивился Салатный. – Это же больница, там врачи…»

«Мало ли что! Микробы очень хитрые и хорошо умеют прятаться!»

«Ох, поймал бы я одну такую микробину! - нахмурился Сиреневый и мысленно погрозил кулаком. – Я б ее!.. Защекотал бы до потери сознания!»

«А я бы… - поддержал его Салатный. - Я бы ей сказал что-нибудь такое… Объяснил бы ей, какая она нехорошая, ей бы сразу стало стыдно, и она бы убежала!»

А Букашке тем временем становилось все хуже. Она не слазила у взрослых с рук и то засыпала, уронив горячую головку папе, маме или бабушке на плечо, то просыпалась и тихонько хныкала. А взрослые сгорали от жалости и тревоги и чувствовали себя самыми несчастными людьми на свете, оттого, что не могут ей помочь.

Если бы они только могли, они взяли бы все ее болезни на себя, и как бы им ни было тогда плохо, они бы радовались, что их любимая Букашечка здорова… Но нет. Никто еще так делать не научился, кроме, может, каких-нибудь волшебников.

Наконец, приехала «скорая». Большая пухлая тетенька-врач потрогала Саше животик, посмотрела ей горло, прижав ложечкой к нёбу язык, потом послушала ее, прикладывая ей к спинке и груди холодную круглую железку.

- Похоже на отравление, - сказала она. – Что-то особенное ребенок ел сегодня?

Ничего особенного Букашка в этот день не ела.

- Понятно, - сказала тетенька-врач. – Это плохо. Тогда может быть и не отравление. Давайте-ка так. Сейчас я поставлю ей укольчик, и тошнить не будет. Пусть спит, а когда будет просыпаться, давайте ей побольше пить. Если к утру ей не станет лучше, вызывайте нас снова, и тогда поедем в специальную больницу.

Всем от ее слов стало как-то немножко полегче. Чувствовалось, что она уже много раз видела подобное, и ничего страшного ни с кем не случилось… Но под утро Букашке снова стало очень плохо, «скорую» вызвали опять, и они с мамой уехали в эту специальную больницу.

Больница была настолько специальная, что больше напоминала тюрьму. Она стояла за городом, и в нее никого не пускали. Больным можно было только что-то передать, да и то не все.

… Папа, испуганный и мрачный, шел от остановки по серой бетонной дороге, вдоль каких-то гаражей. Он нес пакетик с передачей. Главным в нем было какое-то лекарство, название которого мама продиктовала ему по телефону. Еще там были разноцветные кубики и пирамидки для Сашки, бананы и сок для мамы.

Внезапно налетел ветер, деревья за гаражами зашумели и, качаясь, неприятно заскрипели. Папа подумал о том, какую ерунду он болтал еще вчера утром про то, что болезни полезны и укрепляют. Он подумал еще, в какое страшное место привезли его дочку, и что она – самое важное для него на свете, а он совсем-совсем ничего не может для нее сделать. Он подумал, что с детьми вообще не должно происходить такой гадости, а уж тем более с лучшей девочкой на свете. Он чуть не заплакал, но потом удержался, потому что подумал, что если поплачешь, станет легче, а это нечестно, чтобы ему было легче, чем маме и Букашке, им ведь и так хуже, чем ему.

Из-за гаражей выскочили три большие светлые недружелюбные собаки и стали грозно лаять, словно не желая пропускать. Но он просто не обратил на них внимания, и они замолчали, провожая его недобрыми взглядами.

Маме и Букашке действительно было еще хуже. Букашке – потому что она болела, потому что ей промывали желудок и поили чем-то горьким, потому что ей все время делали какие-то уколы, а иногда ставили «систему». Она не понимала, за что ей все время делают больно, и уже как огня боялась белых халатов… А мама просто умирала, видя как плохо ее маленькой доченьке, и сердце ее постоянно обдавало холодом при мысли, как ужасно все это может кончится. Но она гнала от себя все эти страшные мысли и старалась вовремя делать все-все-все, что наказывала ей врач, о которой говорили, что хоть она такая строгая и сердитая, но зато «хороший специалист»…

Папа приходил сюда уже не в первый раз, потому он не стал передавать пакет таким же строгим и сердитым, как врач, медсестрам. Он остановился под окном букашкиной палаты и позвонил маме. Та выглянула, кивнула, а затем выбросила в форточку переданный в прошлый раз клубок веревки, держа ее конец. Разматываясь, клубок полетел вниз. Папа поймал его и привязал веревку к пакету. Мама быстро затянула его наверх и ненадолго исчезла. Потом она появилась в окне, поддерживая бледненькую Сашку подмышки на подоконнике. Папа запрыгал и замахал руками, изображая радость. Букашка чуть заметно улыбнулась и покачала рукой. Тут папа, как и в прошлые разы, испугался, что она расстроится оттого, что он только прыгает тут под окнами, а к ней не идет. Не идет ее спасать, когда ей так плохо…

Он достал телефон и набрал номер.

- Ты ее тихонечко сними с окна и отвлеки, чтобы она не расстроилась, что я ухожу.

- Ладно, – мама и Саша исчезли из проема, но разговор продолжался: - Спасибо за передачу.

- Ну, что говорят?

- Ничего.

- А анализы?..

- Будут готовы только через три дня. А пока ее лечат, сами не знают от чего.

- Она что-то ест?

- Нет.

- А чем же она питается?!

- Ей вливают глюкозу прямо в кровь…

- О, господи…

- Ну, ладно, пока. Она что-то закапризничала…

- Да-да-да, не отвлекайся от нее. Всё, пока.

Говорить какие-то ласковые слова друг другу просто не было сил, слишком уж плохо у них у обоих было на душе. Папа сунул телефон в карман. Белесые собаки молча проводили его взглядами до остановки.

3.

День за днем так прошла целая неделя. Холодно и неуютно было без Букашки и игрушкам.

- Какие же мы с тобой дураки, - сказал Салатный. – Еще жаловались, что она с нами не играет. Балбесы жадные! Главное-то, что она вообще тут была. Уже от этого хорошо было!

- Это точно, - вздохнул Сиреневый.

- Слушай, - сказал Салатный, - а как ты думаешь, чего больше всего на свете не любят микробы?

Из ящика снова высунулась гусеница и сказала:

- Я, я знаю!

- Чего?

- Веселья и радости, вот, чего они не любят.

- Ты понял? – обернулся Салатный к товарищу. – А мы тут с тобой нюни распускаем. Микробам от этого одно удовольствие.

- Точно! – сказал Сиреневый. – А знаешь, что? Давай писать веселые песенки. Микробы их услышат, узнают, что мы не падаем духом, испугаются и убегут.

- Это, конечно, хорошо было бы, только убегут-то те микробы, которые здесь, а не те, которые в Букашку залезли.

- Н-да… - приуныл Сиреневый.

- Нет-нет-нет! – закричала гусеница. – Ты всё плавильно плидумал! Пр-равильно пр-ридумал, - поправилась она. Все плохие очень любят сплетничать. Те миклобы, которые отсюда убегут, обязательно всем р-раскажут, какие мы др-ружные, и как любим Букашку… Те ласкажут другим, и те – тоже, и так все миклобы это узнают, испугаются и оставят Букашку в покое.

Ослик из уголка пробасил:

- Надо попробовать. Что-то мы расслабились. Не знаю, будут микробы сплетничать или не будут, но главное, мне кажется, если очень захотеть, чтобы Букашка выздоровела, ей это обязательно поможет.

- Отлично! – воскликнул Сиреневый, и сразу почувствовал, насколько ему стало легче от мысли, что он что-то может сделать. – Давайте тогда устроим конкурс на лучшую выздоровительную песенку!

- Давайте!.. Правильно!.. Устроим!.. – загалдели остальные. Потом игрушки притихли, только время от времени то тут, то там в комнате раздавалось хихиканье. Минут через двадцать Сиреневый крикнул:

- Я готов! Кто еще?

- Да подожди ты! – закричал Салатный. – Мало ли, что ты готов! А мне еще долго!

- Что-то медленный ты какой-то, - проворчал Сиреневый.

- Это ты что-то быстрый, - возразил Салатный. – Еще неизвестно, что ты там написал. Ничего хорошего так быстро написать нельзя.

- Посмотрим, посмотрим… - стал защищаться Сиреневый, но его прервал Ослик:

- Может, хватит мешать, а? Написал? Молодец. Пиши ещё.

Сиреневый насупился и примолк, но ослику помешали снова:

- Кар-р-р! – раздался резкий голос из окна. – Пр-р-ривет, друзья!

Игрушки уставились туда. В форточке, уцепившись ногами в раму, сидел ворон.

- Что-то мне гр-рустно, - сказала птица. – И как-то мне стр-рашно. Сам не знаю, что со мной пр-роисходит…

- А мы знаем, мы знаем! – затараторила гусеница. – У нас Букашка болеет! Нам тоже всем глустно и стлашно. Но мы не падаем духом. Мы сочиняем вызлоровительные песенки, чтобы напугать мклобов!

- Вот как? – наклонил голову ворон. – Что ж, пр-р-рисоединяюсь. И полечу еще котишке р-раскажу!

Хлопая крыльями, он исчез.

… - Лично я почти закончил, - сообщил ослик.

- И мне уже немножко осталось! – воскликнула гусеница.

- Мне тоже, - сказал Салатный. – Давайте через пять минут читать.

- Ну, уж нет! – возмутился Сиреневый. – Теперь ждите, пока я вторую закончу!

Остальные его ждали-ждали, ждали-ждали… Пока он вдруг не сказал:

- Ладно. Давайте читать. Не получается у меня вторая.

- Так что же ты тогда воду мутишь?! – закричала гусеница.

- Какую еще воду? – подбоченился Сиреневый.

- Ладно, - махнула гусеница сразу тремя лапками, - пой, давай, свою песенку.

- Э-э… Вообще-то у меня не песенка, а считалочка…

- Начинается… - вздохнул Салатный.

- А что такого-то?! Какая разница?! Главное – что-то выздоровительное сочинить, а песенка это или не песенка – не важно!

- Читай уже, - скорчил рожу Салатный.

Сиреневый на него покосился, а потом, показывая на всех по кругу лапкой, заговорил:

4.

Некоторое время все молчали, потом Салатный сказал:

- Я все тебе, заяц, прощаю. За то, что ты такой талантливый. Ты просто гений.

- Да, ладно, - смутился тот. – Ничего особенного. Даже у тебя, наверное, почти не хуже.

- Да уж наверное, - усмехнулся Салатный. – Только я про другое написал. Просто, чтобы радостно было, и микробы испугались бы. Вот, - и он запел, подскакивая в такт:

- Хи-хи-хи, хо-хо-хо! – засмеялись ослик с гусеницей. – Молодец, Салатный!

- Ну, ничего, ничего, - сказал Сиреневый сдержанно. – Только на мое похоже. Просто вместо микробины у тебя раки, вместо Букашки – тучка, а вместо меня – собаки. Это что, метафора?

- Сам ты метафора! – обиделся Салатный.

- От метафоры слышу! – парировал Сиреневый.

Тут резкий каркающий хохот вперемешку с хитрым помявкиванием послышались со стороны окна. Игрушки обернулись. В форточке, нахохлившись, сидел ворон, а рядом с ним примостился рыжий кот.

- Вы участвуете в конкурсе? – уточнил Сиреневый.

- Всенепременно!!! – воскликнул ворон.

- Может, ты уже и написал что-нибудь? Может, споешь?

- Не вопр-р-рос! Только у меня – р-рэп. Мне кор-р-ршун в детстве на ухо наступил.

- Ну, пой хотя бы рэп, - махнул лапкой Салатный. – Мы теперь уже передоговорились, - покосился он на Сиреневого. - Можно даже не песенку, а что угодно другое – хоть стишок, хоть сказку… Хоть сплясать.

Ворон кивнул, качнулся на перекладине рамы и, размахивая крыльями, принялся декламировать:

- Кар-р!!! – закончил Ворон грозно, потом остановился, сложил крылья, огляделся и тихо добавил: - Извините, если кого обидел.

- Класс! Класс! – закричали игрушки-зверушки. – Никого ты не обидел, не беспокойся, мы же не микробы!

- Ну, кто следующий? – огляделся Сиреневый.

- Давайте, я, - сказала гусеница. – А-то у меня что-то… Не фонтан… Не ахти… А вы все такие талантливые, что я боюсь, если буду последняя, вы будете смеяться…

- Я точно не буду, - пробасил ослик. – Хоть у меня лучше всех… Но я тоже последним петь не хочу.

- Ладно, странные вы создания, - сказал котик. – Так и быть, мур, я буду последний.

- Кхе-кхе, - сказала гусеница. Тогда слушайте.

Она кругами забегала по комнате и стала приплясывать, тоненько напевая со своим картавим акцентом:

- Вот, - гусеница остановилась, присела, и ее синие рожки печально опустились. – Смеяться будете?

- Да ни за что! – сказал Сиреневый. – Мы над друзьями не смеемся. А стихи и песни я тебя научу писать.

- Ты не слишком-то задавайся, - осадил его Салатный.

- Да? – воскликнул Сиреневый. – А кто говорил, что я – гений?!

- Я пошутил, - сказал Салатный.

- Да-а?! – возмутился Сиреневый. Но его перебили:

- Кхе-кхе, - сказала ослик. – А можно и мне, так сказать, кхе-кхе…

- Спеть? – уточнил Сиреневый.

- Да. Вот именно. Только я недосочинил еще чуть-чуть.

- Ладно, пой, - сказал Салатный, и остальные согласно промолчали.

- Ага, - сказал Ослик. – Ну, ладно. Ну, слушайте. Посвящается Букашке.

И он запел красивым сочным голосом:

Он остановился и сказал:

- Пока всё.

- Где-то я уже это слышал, - сморщил лоб Сиреневый.

- Ну, конечно, - отозвался Ослик. – Это известный романс. Я только последнюю строчку решил свою дописать. А что, нельзя?

- Ну, наверное, можно, - пожал плечами Сиреневый. – И какая последняя строчка?

- Я еще не придумал, - признался Ослик. – Я же сказал, что недосочинил.

- Да-а… - протянул Сиреневый.

- Я потом досочиню, - заверил Ослик.

- Так конкурс-то уже закончится, - заметил Салатный.

- Ну, и ладно, - сказал Ослик. – Я и не претендую на первое место. Пусть теперь кот поёт. Он один остался.

Котишка не заставил себя долго ждать, соскочил с форточки на подоконник, потом на пол, грациозно прошелся по комнате, остановился и сказал:

- Чтобы песня получилась хорошей, вы будете мне подпевать.

- Но мы же ее не знаем! – загалдели игрушки.

- И не надо. Вам нужно будет только повторять последние строчки, начиная со слов «и я».

- И я, - повторил осел. – И-я! Мне нравится.

- Тогда поехали! – сказал котик и запел:

Все вместе!

- с удовольствием запели все и запрыгали, а особенно громко, - «и я!», - кричал ослик.

Все вместе! – взмахнул лапкой котик.

Котик довольно прищурился и продолжил:

Все вместе!!!

5.

- Уф-ф, - перевели дух игрушки, просмеявшись. – Вот это попрыгали!

- Ну, и как мы теперь будем выбирать, кто победил? – ревнивым гнусавым голосом спросил Сиреневый.

- А давайте не выбирать, - предложил Ослик. – Главное-то не это… Главное, чтобы Букашка выздоровела.

- Я – за! – закричала гусеница. – Только я, знаете, что подумала?

- Пока не знаем, - сказал Ослик с апломбом и огляделся по сторонам, довольный своей шуткой.

- Я нас посчитала, нас - шесть. Нужен седьмой.

Все очень удивились, и первым спросил котик:

- Почему?

- Потому что семь – волшебное число, - объяснила гусеница.

- Смотрите! Смотрите! – вдруг закричал Сиреневый, показывая на окно. – Кто это?!

В окне, на ветке рядом с форточкой, сидел маленький зверек с пушистым хвостом.

- Это белка, - сказал кот. – Ты, мур-мур, откуда тут взялась?

- Из леса, - отозвалась гостья.

- И давно ты нас подслушиваешь? – спросил Ослик.

- Я не подслушиваю… Просто слушаю…

- Давно?

- С самого начала, - призналась белка.

- О! – вскричала гусеница. – А давай, ты тоже песенку напишешь, чтобы Букашка выздоловела!

- Или стишок, или рассказик, - добавил Сиреневый с упрямой интонацией.

- Нет, - покачала головой белка. – Я ничего такого не умею. Совсем-совсем. Я все-таки лесной зверь. Но я все слышала, что вы говорили, и, если хотите, я поскачу сейчас за город, к больнице, где лежит ваша Букашка, и все ей расскажу. Я как раз в тот лес собиралась.

- А что ты р-расскажешь? – уточнила гусеница.

- Как вы ее любите, как радуетесь, что она есть, как хотите, чтобы она выздоровела, какие песенки для этого написали… Чтобы микробы тоже услышали и испугались. Как вы хотели.

- Ну, ладно, - сказал Салатный, - скачи. Может, это и не надо, может, они и так узнают, но хуже не будет. Скачи. И скажи еще, что нас семеро. Мы все равно еще кого-нибудь найдем.

Белка улыбнулась, подмигнула, махнула хвостиком и исчезла.

- Мне кажется, она – волшебная, - тихо сказала гусеница. Остальные, проводив зверька взглядами, согласно покивали. Только Сиреневый сосредоточенно смотрел куда-то в сторону.

- Кого же взять седьмым?.. – задумчиво бормотал он. – Какую бы зверушку?.. – Вдруг он встрепенулся, поднял голову и оглядел друзей. – Остается только папа!

... Когда папа пришел домой, он сразу почувствовал, что что-то изменилось. Почему-то дома было уже не так тоскливо и безрадостно. И как будто бы откуда-то со стороны ему в голову пришла мысль: «Не надо падать духом. Если очень захотеть, чтобы Букашка выздоровела, ей это обязательно поможет».

Он огляделся по сторонам, сел за стол, включил компьютер и набрал: «История седьмая. Выздоровительная». А потом написал эту сказку.

… А утром, только проснувшись, он сразу же стал перечитывать написанное вчера, что-то поправлять и менять… И тут позвонила мама и сказала таким забытым радостным тоном, только слегка приглушенно:

- Сашка сейчас спит. А вообще нам сегодня лучше. Она уже вчера вечером хорошо покушала. Не тошнит, и температуры нет. И настроение получше. Мы даже, наверное, в четверг выпишемся. Так нам врач сказал.

- Ура, - сказал папа. – Ты не представляешь, какое ура. Что вам сегодня привезти?

- Привези мне попить, а Сашке - немного сыра, только свежего-пресвежего. И еще какую-нибудь игрушку… Музыкальную, например. Только тихую, чтобы никого не будить.

- Хорошо, - сказал папа, - барабан.

Мама тихонько хохотнула, а потом сказала:

- А к нам тут в окно какая-то зверушка заглядывала - то ли белка, то ли мышка…

- То ли крыска, - предположил папа. – Знаю я вашу больницу. Хвост распушила, под белку маскируется.

Мама засмеялась снова, потом сказала:

- Ладно. Приезжай, мы ждем, - и отключилась.

А папа сидел перед компьютером и думал: «Выздоравливает. Слава Богу. Что же ей помогло? Уколы? Лекарства? Или песенки игрушек из моей сказка? Или мамина любовь? Или и то, и другое, и третье?.. Да какая разница?! - решил он. - Главное, что выздоравливает, и скоро будет дома. Вот это ура, так ура».

И еще он подумал (когда опасность отступает, все мы становимся смелыми): «А может быть, я все-таки был прав? Может быть, после всего этого Сашка будет еще здоровее и веселее?.. Во всяком случае, любить и беречь мы ее теперь будем уж точно еще сильнее, чем раньше! Все мы», - подумал он еще и посмотрел на разбросанные по комнате игрушки.

А вскоре Принцесса Букашка, совсем уже здоровая, бегала по квартире. И, между прочим, ножками!!! Вот какая она сразу стала взрослая. А, оступившись, она не пугалась, а только приседала и смеялась. Вот какая смелая.

История восьмая

Просто солнечный день

1. «Га», «га-га» и «га-га-га»

Она уже вовсю говорит, но по-своему. «Га» на сегодняшнем Букашкином языке - глазки. Ну, так ей проще произносить. Без «л», без «з», без «к» и без «и». Но, вообще-то, почти правильно. «Га-га» - это собачки, потому что они говорят «гав-гав». А «га-га-га» - это прогулка. Почему, не ясно. То ли потому что на улке много собачек, то ли потому что, наряжая ее, мама приговаривает: «гулять, гулять, гулять…», а «гу-гу-гу» пока не получается…

Как бы то ни было, больше всего на свете Букашка любит как раз «га-га-га», там находить «га-га» и показывать их папе с мамой. И еще «мя» (кисок). Их тоже надо найти и показать. Ну, и уж непременно «ка» (это значит, качаться на качелях). Последнее – самое-самое любимое-прелюбимое ее занятие. Происходит это так. Мама устраивается на подвесном сидении, садит дочку себе на колени и, придерживая ее, начинает плавно раскачиваться. А Букашка при этом самозабвенно повторяет: «Ка-а… Ка-а-а…»

… Сегодня мама сказала:

- Ужасно обидно, что, когда мы с Сашкой валялись в больнице, прошел ее День рождения. Самый первый в жизни настоящий День рождения у человека, а отметить его, как следует, не получилось.

- Зато мы выздоровели, – возразил папа. – Вот что главное. А День рождения мы можем хоть сейчас устроить. Делов-то.

На том и порешили: как придет с работы бабушка, так все и отправятся на праздничный пикник, благо, погода стоит на редкость ясная. А пока бабушки нет – именинницу решили выгулять в центре города.

- Пора ребенку развеяться, - пояснила мама.

- Давно пора, – согласился папа, усадил Сашку себе на загривок.

- Га-га-га, - подтвердила она, и втроем они двинулись к остановке.

Сначала ехали на автобусе, и Сашка прыгала у папы на коленях. Потом вышли на площади, и Сашка увидела огромную клумбу розовых тюльпанов. Как будто ими случайно засадили вместо травы футбольное поле. Лицо у Букашки сразу стало такое светлое и удовлетворенное, словно она всегда знала, что мир должен выглядеть именно так. Как будто рыбке впервые показали море, и она подумала: «А, так вот где я должна жить!» Топ, топ, топ, - пошла Сашка к цветам. Наклонилась, понюхала и зажмурилась от удовольствия. Или потому что лепесточки нос пощекотали.

Потом папа с мамой подвели ее к фонтану, и она огромными глазами стала разглядывать, как высоко взмывают, а затем падают вниз белые пенные струи. Смотрела, смотрела… И вдруг стала канючить, протягивая к воде лапки. Что тут поделаешь? Папа приподнял ее и, держа за животик, осторожно наклонил. «Шлёп! Шлеп!! Шлеп!!!» - принялась она бить ладошками по воде, брызги – в стороны! Мы – сами себе фонтаны!..

А потом она увидела прекрасных животных. Они были точно такие же, как ее резиновый ослик, только не резиновые и раз в десять больше. И еще живые. И это были не ослики, а лошадки. Но все равно она их узнала, во всяком случае, сразу поняла, что на них, как и на ослике, можно кататься. Или как на папе. Среди них была одна лошадка поменьше других – пони. На нее-то мама и посадила Сашку, и они осторожно обошли площадь кругом. Выражения лица Букашки и морды пони были при этом одинаково серьезные и ответственные. Еще бы: катание верхом – занятие не шуточное: одно из важнейших и древнейших достижений человека.

… По дороге назад, в автобусе, Сашка уснула. А когда проснулась, дом был полон народу: тут были и папа с мамой, и бабушка, и дядя Макс с тетей Наташей. И все они стали дарить ей подарки. Очень нужные и полезные. А именно.

Пестрый металлофон («бум-бум»), на котором можно было бы, наверное, сыграть какую-нибудь песенку, если бы уметь. Но даже если не уметь, можно замечательно тоненько-тоненько звякать, ударяя по железным полоскам деревянной колотушкой – «бум, бум, бум…»

Блестящую надувную бабочку («ба») на рукоятке.

Большеглазую куклу («кука») с рыжими косичками, которая умеет петь, если ей стукнуть по животу, и которой можно приплясывать об пол.

Разноцветные шарики («мя», потому что, по сути, они – мячики). Шарики были надуты гелием, отчего, если отпустить веревочку, они падали не на пол, а на потолок.

Какую-то странную деревянную штуковину на колесиках («га», потому что с глазками и похожа на гусеницу), которую можно катать, держа за палочку («па»), и ее рожки при этом весело подрагивают.

- Вот, Саша, запомни, - сказала мама. – Когда всего так много, и все такое интересное, это называется «День рождения». А теперь давай-ка собираться на природу.

2. За городом

- Ж-ж-жили мы себе, не туж-ж-жили, как вдруг являются какие-то, понимаешь, граж-ж-ждане и давай тут всё ж-ж-жечь! – возмущенно поглядывая на дым костра, пожаловался большой черный жук знакомому комару.

- З-запах з-зато - з-замечательный! – возразил тот, вися поблизости и мелко подрагивая крылышками.

- Ж-женым ж-же воняет! - не поверил хитиновым ушам жук.

- Я про приез-зжих, - кровожадно потер лапками комар. – З-знатно, соблаз-знительно пахнут. Раз-зведаю… - сказав это, он, не медля, полетел к людям.

- Уж-жас, – угрюмо промолвил жук, провожая его взглядом. - Ну, и друж-жок у меня. Ж-жуть. Как ж-жить?.. – заключил он и закопался в землю.

Рядышком, почти из того же места, вылез розовато-серый дождевой червяк, потянулся на солнышке и сказал собственному хвосту:

- Не знаю… Лично мне всё нравится.

- Мне тоже, - согласился хвост.

Действительно, ничего такого уж страшного и необычного тут не происходило. Регулярно с конца весны и до начала осени в этом загородном саду-огороде устраиваются семейные пикники с шашлыками. Но еще в прошлом году ни этого жука, ни этого комара на свете не было, потому они и не знали о такой традиции.

Комар подлетел к компании и принюхался. Вкуснее всех, само собой, пахла Сашка-Букашка. Но она же была и зорче всех.

- Ма! – сказала она веско, указывая на него вытянутым вперед пальцем. Она и раньше видела комаров и называла их именно так. Однажды один такой даже укусил ее, и с тех пор она относилась к этим насекомым настороженно. Идея того, что кто-то может ее есть («ням-ням») была для Букашки неприемлема.

Все посмотрели в указанном направлении и принялись шлепать ладонями. Глядя на взрослых, радостно хлопать в ладоши стала и Сашка. Комар оторопело раскланялся.

- Я, конечно, з-замечательный, благообраз-зный и грациоз-зный, - забормотал он, - и все же я не раз-зумею, чем обяз-зан…

Но люди его не слушали.

- Ах, негодяй! – воскликнула мама, и комар еле успел проскользнуть между ее ладоней. – Так и вьется вокруг ребенка!

- Не трожь, вампир! – вторил ей папа.

- Вот мясо для еды, его и кусай, не жалко, - гостеприимно предложила тетя, нанизывая на шампур маринованные кусочки.

«Вот, значит, вы как…» - мрачно подумал комар, увертываясь в очередной раз. Возмущению его не было границ. Сперва он хотел объяснить людям, как несправедливо и нечестно они с ним поступают, но потом плюнул и полетел прочь, тихонько зудя себе под хоботок:

- Нельз-зя так нельз-зя. Сраз-зу бы сказ-зали. Но з-зачем тогда приез-зжать? Драз-зниться только…

Не понравились комару такие гости. Чувство это было взаимным.

Кроме комара Сашке понравилось все. И цветы, и самодельный противосолнечный тент, похожий на купол цирка-шапито. И червяк, которого папа на палочке поднял с земли и представил ей: «Саша, это червяк». И костер с дымом (она первый раз в жизни видела огонь). А вне всякой конкуренции был ручеек. В нем, также как в фонтане, бурлила вода, которую тоже можно было трогать, и еще туда можно было кидать камешки. А когда прямо из-под ног Букашки на другой берег ручья выпрыгнула маленькая лягушка («ква»), девочка и вовсе испытала культурный шок и долго после этого повторяла: «Пык!.. Пык!..» (В смысле, «прыг, прыг…»)

Пока папа жарил шашлыки, остальные немного повозились на клумбах и грядках. Букашка со своей синей пластмассовой лопаткой, конечно же, в стороне не осталась. Раньше, копаясь в песочнице, она и не предполагала, что и взрослые так любят это занятие…

Когда шашлык был готов, все уселись за стол и стали говорить тосты. Главным и самым актуальным, после недавних больничных событий, был: «За здоровье именинницы». Шашлыки получились очень вкусными. Правда, Сашке их есть пока нельзя, но и ее кашка тоже была хоть куда, так что она ни капельки не расстраивалась.

А еще через часок набежали тучи, стал накрапывать дождик, и все поспешили домой.

3. Все правильно

И снова она по дороге уснула, и ей приснилось, как будто бы к ней на День рождения, прямо домой, пришла лошадка. Покатала ее у себя на спине, потом подарила ей лягушку и ускакала. Лягушка с Букашкой поздоровалась, тоже поздравила и подарила комара. Подарила, - «пык!» в окошко и исчезла в траве. Комар раскланялся, подарил Букашке разноцветные шарики и сказал: «Я больше никогда не буду кусаться. Честное слово. Я даже шашлык кушать не буду, только кашку».

Очень Букашка обрадовалась, что комар оказался такой милый и вовсе не злой. И она заулыбалась во сне.

Тем временем зайцы, лежа на комоде, тихонько переговаривались.

- Чего это ребенка весь день не было? – поинтересовался Сиреневый.

- Так ведь День рождения, - пояснил Салатный. – Целый годик Букахе стукнул.

- Не может быть! Не верю я, что мы уже год с ней знакомы.

- И правильно не веришь. Нас-то когда купили, ей уже полгода было.

- А-а, вот в чем дело… - протянул Сиреневый. А потом спросил ревниво: - А почему это ей нас сегодня на День рождения не подарили?!

- Что это с тобой? Нас ведь уже на Новый год подарили. Нельзя же одних и тех же зайцев на все праздники дарить.

- И что, из-за этого дурацкого правила ребенок остался без подарка?! – возмутился Сиреневый.

- Еще чего, - всплеснул лапками Салатный. - Подарков у нее – куча! Вон - и кукла, и бабочка, и качели, и шарики…

Как раз в этот-то момент Букашке снилось, что эти самые шарики ей дарит комар, и в свете ночника-глобуса ее лицо озарила фирменная безмятежная улыбка.

- Ох, избалуют они ее своими подарками, - противореча себе, изрек Сиреневый и хмуро глянул на нее с комода. – Вот вырастет и станет капризной и вредной.

- Дурак ты лопоухий, - отозвался Салатный. - Из счастливых детей вырастают счастливые взрослые. А счастливые не бывают капризными и вредными.

- А какими они бывают?

- Покладистыми и полезными.

- А, - кивнул Сиреневый. – Понятно. Прямо как я.

История девятая

Букашка и Бог

1.

На краю тумбочки, в спальне, рядом с лампой-глобусом и электронными часами, сидел ангел. Он поселился в этой квартире одновременно с Букашкой, но видеть его никто не мог. Сейчас, тихо улыбаясь, он наблюдал, как мама одевает дочку на улицу.

- Вот жара так жара, - приговаривала мама, надевая на Букашкины ноги полосатые носки. – Вот лето так лето. Пойдем-ка, мы воздухом подышим.

- Га-га-га, - согласилась умная девочка.

- Точно, гулять, - подтвердила мама. - А потом придет папа с дяденькой, и он будет тебя купать.

- Куп-куп? - уточнила Букашка.

- Ага. Дяденька будет с бородой, но ты его не бойся, он хороший.

Невидимый ангел согласно кивнул и положил ногу на ногу. А мама опустила дочку на пол, и та – топ-топ-топ - побежала в коридор, приговаривая:

- Па-пб, тю-тё!.. - (Что значит: «Лопатка, песок!», а еще точнее: «Дайте мне скорее лопатку, я буду играть в песочке!»)

Мама поспешила за ней.

Только люди, а с ними и ангел, покинули квартиру, как в ящике для игрушек кто-то заворочался, закряхтел, а затем оттуда высунулся сначала плюшевый кротовий нос, а затем и вся его мордочка.

- Привет! – сказала она.

- Опять заговорил! – обрадовался валявшийся неподалеку Салатный заяц.

- Опять сломался? – догадался Сиреневый.

- Ну! – весело отозвался Крот, выбираясь наружу. – Батарейка села, наверное.

- И чего тогда ты такой довольный? – удивился Сиреневый. – В прошлый раз, когда сломался, целую истерику закатил.

- Ничего я не закатывал. Просто испугался, что больше никогда смеяться не смогу… Но поговорить-то тоже хочется.

- Глупо ты как-то устроен, - заметил Сиреневый. – Или то, или сё… Вот мы, игрушечные зайцы, - и то, и другое одновременно можем!

Крот нахмурился, не зная что ответить, но за него заступился Салатный:

- Нет, тут ты не прав. Мы-то и говорить, и смеяться можем только по-игрушечному, а он, когда целый, смеется по-настоящему – вслух, так что его люди слышат.

- Ну, - подтвердил Крот.

- А-а, - покивал Сиреневый. – Точно. Не подумал… А вот интересно, - встрепенулся он, - что тебе самому больше нравится – по-настоящему смеяться, или по-игрушечному говорить?

Крот на миг задумался, а потом ответил:

- Это по-разному хорошо. Разговаривать мне, конечно, нравится, и даже очень, но говорю-то я с вами, а смеюсь для Букашки. Так что, получается, разговаривать, это развлечение, а смеяться – дело.

- А «делу время, потехе час», - вставил Салатный.

- Вот именно, - покивал Крот. – Так что, я уже опять волноваться начал, что вдруг насовсем смеяться разучился…

Сиреневый вздохнул:

- Завидно даже. Я и представить себе не могу, как это: уметь что-то «по-настоящему». Смеяться хотя бы. У нас-то ведь всё-всё-всё по-игрушечному. Даже как-то беспросветно от этого и холодно внутри…

- Брось, - похлопал его по плечу Крот. – Не грусти. Себя не перепрыгнешь. У каждого своя судьба. Это уж, как кого Бог создал.

- Кто-кто-кто? – не поверил своим ушам Сиреневый. – Ты, правда, сказал - «Бог», или мне показалось?.. Нет, ты слышал?! – обернулся он к салатному товарищу, а потом вновь уставился на Крота.

- Сказал, - пожал плечами тот. – А что тут такого?

- А то тут такого, что мы про этого «Бога» целый день уже слушаем, а кто он такой – не знаем!

- И что вы про него слушаете? – удивился Крот.

- Да много разного, - отозвался Сиреневый уклончиво. – То одно, то другое…

- Он потому так невнятно говорит, что мы сами ничего понять не можем, - пришел ему на помощь Салатный. - Папа еще вчера сказал, что сегодня Букашку кто-то придет то ли трясти, то ли скрести… Потому что мама так пообещала этому самому Богу, когда та болела…

- Она его просила Букашку вылечить, - пояснил Сиреневый, - а за это она будет ее скрести… Или трясти?..

- Может, крестить? – предположил Крот.

- Точно! – воскликнули зайцы обрадованно.

- Мы, просто, думали, что неправильно услышали, - пояснил Салатный, - мы ведь раньше такого слова не знали… А как это – «крестить»?

- И кто он все-таки такой - этот «Бог»? – вторил ему Сиреневый. – Говори уже, Крот, не томи!

- Значит так, - начал Крот важно. Потом замолчал, потупился и промямлил: - Я вообще-то и сам не так уж много знаю…

- Говори, что знаешь! – потребовал Сиреневый и даже оскалился для убедительности.

- Ну-у, во-первых, Бог, это тот, кто всех нас создал.

- На игрушечной фабрике? – уточнил Салатный.

- Не-е, - замотал головой Крот. - Фабрику тоже он создал.

- В смысле, построил, - уточнил Сиреневый.

- Ну-у, можно и так сказать, - отозвался Крот неуверенно.

- Так он строитель? – прищурился Сиреневый.

- Да нет же, - снова помотал головой Крот, и вид у него стал совсем несчастный. – И строителей он создал…

- А мамы? – тихо спросил Салатный. – У этих строителей не было мам?

- Они все были сироты – эти строители? – вторил ему Сиреневый грустно.

- Да были у них мамы! – отчего-то начал сердиться Крот. – Только и мам-то этих тоже Бог создал!

Зайцы переглянулись. Сиреневый открыл, было, рот, потом снова закрыл его, помолчал, а потом сказал, наконец:

- Знаешь, Крот. Я сначала немного рассердился на тебя, но потом понял. Ты потому так юлишь, потому так ходишь вокруг да около, что не хочешь, чтобы мы были очень сильно потрясены и шокированы. Но ты не жалей нас, Крот. Говори сразу все, как есть. Даже самое плохое. Всё-всё, что про это дело знаешь.

- Да не знаю я ничего! – окончательно взбеленился Крот. – Бог это тот, кто всё создал, а детей надо крестить, и больше я ничего не знаю!

- А что это, все-таки, такое - «крестить»? – осторожно спросил Салатный.

- В воду макать! – отрезал Крот. Внезапно он замер, выпучил глаза, а потом хлопнул себя по лбу: - Ничего у меня батарейка не села! Это меня Букашка вчера в воду сунула, вот и замкнуло. А высохну, снова смеяться начну!.. Слава Богу…

- За что ему слава? – наморщил лоб Сиреневый, а Салатный попытался уточнить:

- За то, что Букашка тебя покрестила, и ты сломался?

- Да не крестила она меня! – взвыл Крот. – Просто помакнула!

- Но ты же сам только что сказал…

- Кхе-кхе… - раздалось из угла комнаты.

Крот и зайцы уставились туда.

2.

- Простите, что вмешиваюсь, - сказал ослик, - но вы только путаете друг друга. А я мог бы вам все объяснить…

- Валяй! – заявил Сиреневый и уселся на пол, выжидательно скрестив лапы на груди. – Но учти, лично я разным объясняльщикам уже не очень-то верю.

- Ну и не верь, - сказал ослик, насупившись.

- А с чего мне им верить? Откуда тебе знать то, чего я не знаю? Ты что - умнее? Или ты Бога видел?

- Не видел, - признался Ослик. – Но продавщица в магазине, где меня купили, иногда рассказывала про Бога другим тетенькам…

- И что она рассказывала? – заранее скривился Сиреневый. Но более доверчивый Салатный повторил свой давешний вопрос:

- Что значит, «крестить»?

- Крот правильно сказал, это значит, купать, - отозвался Ослик.

- Тогда бабушка Букашку каждый день крестит! – заявил Сиреневый.

- Бабушка купает в простой воде, а крестят в специальной, она называется «святая».

- И откуда она берется? Из специальной святой реки?

- Нет, из обычной, но ее специально обрабатывают.

Сиреневый покачал головой:

- Что ещё твоя бестолковая тетенька рассказывала?

Ослик обиженно поджал губы, но сказал:

- Что Бог сотворил людей по образу и подобию своему.

- Значит, он – человек? – уточнил Салатный.

- Да, наверное… Только он большой-пребольшой и на небе.

- Это, наверное, человеческий бог такой, - тут же сделал вывод Сиреневый, - а наш тогда - большой-пребольшой заяц.

- Нет-нет-нет! - запротестовал Ослик. – Бог - он один для всех…

Сиреневый хотел что-то возразить, но Ослик добавил:

- … Правда, в трех лицах.

- Ага! - обрадовался Сиреневый. - Так я и знал! Бог-человек, бог-заяц и бог-осел!

- Так нечестно! - закричал Крот, - а бог-крот где?! Нету?!!

- Да, нелогично выходит, - вставил словечко Салатный.

- Я думаю, - принял вид знатока Сиреневый, - у кротов свой отдельный подземный бог.

- Почему это? – продолжал обижаться Крот. – Почему у всех один, а у кротов какой-то другой, отдельный? Нам другого не надо. Нам тот же, что и у всех нужен.

- Тихо, тихо, не спорьте, - осадил их Ослик, - всё равно вы неправильно всё говорите. Никаких зайцев, никаких кротов. Все трое – люди. Перечисляю: Бог-Отец…

- … Бог-мать и Бог-Букашка! - выдохнул Салатный. – Я так и знал.

- Тут целая цепочка получается! – азартно затараторил Сиреневый: - Наш Бог – Букашка, её Бог – тот, что большой-пребольшой на небе, у того Бога – тоже есть свой Бог, но еще выше… И так далее…

- Снова всё неправильно! – сердито закричал Ослик. – Всё вы перепутали! Лезете всё время вперед, перебиваете!!!

- Потому что ты ерунду всякую говоришь! – заявил Сиреневый. – Продавщица твоя чепуху говорила, а ты повторяешь!

- Я? Чепуху?! – возмутился ослик. – Да я вообще еще ничего рассказать не успел! Ни про дьявола с чертями, ни про ангелов!..

- Этих нам еще не хватало! – закатил глаза Сиреневый. - Что еще за черти, что за ангелы?..

- Черти – с рогами и хвостом! А ангелы – они как люди, но с крыльями… - начал ослик ожесточенно. Но на этом теологическая дискуссия прервалась. Хлопнула дверь – это мама привела с прогулки Букашку, и игрушкам пришлось замолчать.

3.

Потом пришла бабушка, которая вчера до поздней ночи шила внучке специальную «крестильную рубашку». Потом пришла мамина подруга, которая согласилась стать Саше Крестной Мамой. А потом пришел папа и привел с собой «батюшку» - довольно молодого человека с бородкой, одетого в длинное черное платье, называемое «рясой». Еще с ними пришел папин друг, решивший стать Букашке Крестным.

Он принес подарок: разноцветный детский синтезатор, умеющий звучать на разные голоса: нажмешь на кнопку с кошачьей мордочкой - мяукает, нажмешь на собачку – лает, нажмешь на свинку – хрюкает. Есть еще кнопки с саксофоном, виброфоном, барабаном и гитарой: на какую нажмешь, тот инструмент и звучит… Хорошая игрушка, Сашке она сразу понравилась. А главное, к месту пришлась…

Под руководством батюшки папа, мама и бабушка поставили на стол ванночку и стали наполнять ее теплой водой, а Сашка принялась музицировать… Комната, наполнилась тихим хрюканьем и мяуканьем. Папа решил, что в такой момент это как-то несерьезно, и попытался игрушку отнять, но Букашка возмущенно запищала. Добрый батюшка, зажигая свечи, сказал:

- Ничего, ничего, пусть ребенок пока играет. Главное ведь, чтоб ей сегодня радостно было и хорошо.

Потом все, кроме Букашки, встали в рядок, то и дело крестясь и кланяясь (кроме некрещеной мамы), а батюшка, дымя кадилом, запел - и так-то непонятно, а тут еще и под безумный аккомпанемент:

- Молитвами святых отец наш…

«Мяу-мяв! Мяу-мяв!»

- … Господи Иисуие Христе…

«Гав-гав-гав! Гав-гав-гав!»

- … Боже наш, помилуй нас.

«Хрю-хрю! Хрю-хрю!»

- Аминь.

«Бум-бум! Динь-динь! Фью-фью-фью!»

Другой на его месте, наверное, рассердился бы. Но он потом объяснил свою терпеливость: «Правому делу – ничего не помешает…» Тем более что в целом получалось довольно симпатично.

- … Святый Боже…

«Мяу-мяв!»

- … Святый Крепкий…

«Гав-гав-гав!»

- … Святый Безмерный…

«Хрю-хрю-хрю!»

- … Помилуй нас.

«Бум-динь-фью!»

… Так все молились и крестились довольно долго, потом по команде батюшки папа взял дочку на руки, и тот чем-то ее помазал: и лоб, и ручки, и ножки. И сказал, что, раз Сашенька еще маленькая и сама ответить не может, за нее должны ответить Крестные: отрекаются ли они все вместе от дьявола. Дяденька и тетенька с удовольствием отреклись, и Саша тоже не возражала.

- Ну, вот, - сказал батюшка, - теперь дайте-ка девочку мне.

Он взял ее на руки и сказал нараспев:

- Крещается раба Божья Александра во имя Отца, аминь, Сына, аминь, и Святаго Духа… - и на каждое «аминь» окунул Букашку в воду.

Ей это ужасно понравилось! Сразу стало не жарко. Да к тому же это так здорово - купаться не в ванной, а прямо в комнате, на столе!

- Куп-куп! – закричала она и захлюпала ручками – брызги во все стороны разлетелись.

Но батюшка вынул ее из ванночки и отдал маме, которая сразу завернула ее в большое мягкое полотенце, а затем девочке надели на шею маленький крестик. После этого все еще немножко поосеняли себя крестным знамением, попели молитвы, помазались миром, помяукали, похрюкали, и батюшка сказал:

- Ну, вот и все. Поздравляю Сашеньку с новым рождением, и всех ее близких – тоже.

Он выписал про это специальный документ, ванну убрали со стола и быстренько уставили его праздничными закусками.

За чаем с тортом, все под Букашкин аккомпанемент говорили о том, что сделали сегодня хорошее дело, и что Сашка молодец - очень мужественно все перенесла. Еще все отметили, что дома крестить ребенка приятнее, чем в незнакомом помещении, а батюшка заверил, что всё-всё-всё сделано точно так, как требует канон. И добавил еще, что завтра нужно сводить девочку на причастие… (Папа плоско пошутил: «И деепричастие», но под укоризненным взглядом батюшки осекся…) Еще мама сказала:

- Я так посмотрю-посмотрю, да и тоже покрещусь. А то у меня такое ощущение, что вы все – члены какого-то элитного клуба, а я – нет…

Все тактично промолчали. И молчание это затянулось.

- Милиционер родился, - пошутил Крестный.

- Тихий ангел пролетел… - смиренно поправил батюшка.

* * *

Вскоре гости разошлись, и Букашка уснула. А игрушки сразу же наоборот – ожили.

- Вот интересно все-таки… - начал Сиреневый.

- Ой, слушай, - перебил его Салатный, - мне все так понравилось, что совсем не хочется снова спорить.

- А кто спорит?! – возмутился тот. - Я что ли спорю?! Я говорю, интересно мне все-таки, какие они – эти ангелы, про которых Осел говорил…

И тут в углу спальни забрезжило легкое голубое свечение. Оно загустело, уплотнилось и превратилось в прекрасное крылатое существо. Игрушки уставились на него во все глаза.

«Вот мы какие, - сказал ангел мысленно и усмехнулся. – Слушайте меня внимательно. Теперь у Букашки есть более могущественный покровитель, чем я, и мне не обязательно находиться тут. Я, было, уже улетел, но потом вернулся - специально для вас».

«Для нас?!» – не поверил Сиреневый.

«Да. Чтобы попросить вас об одной услуге. Нам теперь хорошо будет видно ее. Но все-таки издалека. А вы, игрушки, рядом. Так что вы все равно приглядывайте за ней. Чтобы никто ее даже по мелочи не обидел».

«Да мы!.. Да я! - взволнованно загалдели те наперебой. – Да ни за что!!!»

Ангел кивнул, взмахнул крыльями и растворился во тьме… И тут Крот то ли от волнения, то ли оттого, что как раз в этот миг окончательно просох, дико расхохотался. Смех этот в ночной тишине прозвучал, как гром среди ясного неба.

- О, господи, - простонала мама спросонья, - что за чёрт? - и встала Крота отключать.

Остальные игрушки тоже захихикали, а Салатный, давясь от смеха, попросил приятеля: «Ты только не спрашивай, как чёрт выглядит, ладно?..» Но их мама, естественно, не услышала.

История десятая

Влюбленный кот

1.

Жара стояла несусветная. Рыжий пушистый котик валялся на травке между двумя клумбами и лениво рассуждал: «И чего эти глупые игрушки носятся со своей Букашкой? Девочка как девочка, самый что ни на есть обыкновенный человеческий детеныш…»

Он вытянулся и лениво перекатился с боку на бок.

«… Вот, то ли дело – кошки, - подумал он. - Такие пушистые и ласковые кошки… Много кошек…»

Мечтательно зажмурившись, котик заурчал.

«… Еще болтают, что Букашка их – самая тут главная. Глупости какие. Самый главный тут я, это очевидно. И всё тут – для меня. Особенно кошки. Что такое девочка? Пахнет она, конечно, приятно, но у нее шерсть-то растет только на голове, да и то – кое-как. Вот кошки… Пушистые и гладкие, простые и трехцветные, с полосками и без, дикие и нежные… Все они - мои! Мур-р…»

Котик сладко зевнул и приоткрыл глаз… Все было на месте. Это хорошо. Он понюхал торчащую рядом травинку, потрогал ее лапой и снова зажмурился.

«… Отрицать не буду, - продолжил он размышления, - Букашка - девочка миленькая. Но ведь если бы она была кошкой, она была бы совсем-совсем малюсеньким котенком, а кому они нужны, котята, что с них толку? Ну, а даже если бы она была взрослой, что толку с одной единственной кошки? Нет, - ухмыльнулся котик, - кошек должно быть много, и все они должны быть счастливы оттого, что у них есть такой замечательный я…»

И он тихонько замурлыкал самоуверенную песенку:

Котишка снова потянулся, открыл глаза… И увидел ЕЁ. Кошку, удивительнее которой он еще не видел. Единственную и неповторимую кошку, о существовании которой никогда раньше даже не предполагал.

Она шла через заросли травы, грациозно покачивая пушистым хвостом, ее серо-голубая шерстка, казалось, светилась спокойным волшебным огнем и даже чуть-чуть искрилась изнутри.

Стайка воробьев, выклевывавших из травы зернышки тополиного пуха, не вспорхнула при виде ее, так как было ясно, что она слишком горда, чтобы за ними гоняться. И озорная такса, пристально посмотрев на нее, не стала лаять…

Котик потряс головой, проверяя, не мерещится ли ему все это. Травинки сомкнулись, скользнул меж ними серый хвост, и кошка исчезла. «Ой, - подумал кот. – Ой! Сейчас она уйдет, и я больше никогда ее не увижу. И как я тогда вообще?..» Котик похолодел, предчувствуя, что это уже свершилось. Как ужаленный вскочил он на лапки и кинулся вслед удивительному видению.

И, о радость! Кошка не пропала, она продолжала спокойно двигаться к своей неведомой цели.

Поравнявшись с ней, наш котик хотел высказать ей весь тот восторг, который она вызвала в его душе. Хотел сказать ей, что она в один миг буквально перевернула все его представление о кошках… Но с чего начать?

Киска посмотрела на него долгим взглядом голубых сиамских глаз, как бы приглашая к разговору. Котик набрался храбрости и хриплым от волнения голосом стандартно начал:

- Э-э… Гражданочка…

«О! Какой позор!» - промелькнуло в его голове.

Кошка остановилась и мелодично, словно пропела, переспросила:

- Вы это мне?

- Тебе, тебе, – сказал котик и хохотнул для храбрости. - Кому же еще?

Он готов был провалиться сквозь землю.

- Простите, но я не разговариваю с незнакомыми котами, - сказала волшебная (как ему казалось) кошка, отвернулась и двинулась дальше.

- Но… - начал котик, однако не нашел слов и в отчаянии протянул лапку, пытаясь остановить ее прикосновением к ее серо-голубой шерстке…

- Пш-ш-ш!!! – зашипела кошка, резко обернувшись и выгнув спину.

Котик оцепенел от неожиданности, а кошка вновь нырнула в заросли и скрылась. И наш котик уже не решился преследовать ее дальше. Что толку, если абсолютно ясно, что они – не пара, что по сравнению с ней он просто неотесанный рыжий чурбан, и что всякая попытка заговорить с ней обречена на позорную неудачу и лишь усилит ее неприязнь?

- О-о-о! – только и сказал влюбленный зверь, рухнув в траву.

Двор вокруг потемнел, и как будто бы сразу наступил вечер. «И всегда теперь моя жизнь будет такой тусклой и унылой», - подумал котик, решив, что таинственная кошка унесла с собой весь свет и всю радость этого мира. Но тут в небе громыхнуло, и он понял, что это просто туча закрыла солнце, так как начиналась гроза.

«И все равно, все равно это не простое совпадение - то, что гроза началась именно сейчас, когда я ее потерял…» - решил котик.

Упали первые капли, но он даже не заметил их, так неуютно и холодно было у него на душе.

2.

«Что же делать? – переползали друг через друга в его голове ленивые и какие-то липкие мысли. – Попытаться найти ее? И что я скажу? Что я отвечу, если она вновь объявит, что не разговаривает с незнакомцами?.. И ведь она права. Сколько раз кошки отвечали мне, когда я заговаривал с ними. И что хорошего я дал хотя бы одной из них?..»

- Ох! – вскрикнул котик вслух, обнаружив, что в разгаре дождик, а сам он уже буквально лежит в луже, образовавшейся под ним. – Что это со мной?! - Он вскочил на ноги. - Хватит думать о неприятностях, которые еще только могут случиться! Надо действовать! «Что я скажу?.. Что я отвечу?..» - передразнил он сам себя. – Вот когда надо будет отвечать, тогда и думай!

Не медля более, он кинулся в том направлении, в котором исчезла кошка. И, как по мановению волшебной палочки, погода разъяснилась, солнышко выглянуло из дырки в туче, а дождик смущенно прекратил капать. И котик сказал на бегу:

- Так-то лучше! Несомненный знак того, что мое решение правильно.

- запел он, -

 - Чего разорался? – остановил его чей-то неприязненный голос. Котик огляделся и обнаружил, что находится в совершенно незнакомом ему дворе. А прямо напротив него, набычившись, стоит здоровенный черный кот откровенно разбойничьего вида. – Чего тебе тут надо? – продолжал он угрожающе. Убирайся-ка отсюда! Это моя территория, и все кошки тут мои!

Было видно, что хозяин этого места готов к бою в любой миг. Это был явно опытный и сильный боец. «Ну и что?! – подумал наш котик. – Я тоже – не слабый и тоже не новичок…»

- Бьемся-деремся?! – то ли спросил, то ли утвердительно сказал черный, и в его плутовских зрачках блеснула радость.

Котик хотел было уже кинуться на противника и выпустить в него из подушечек лап все двадцать острых, как кинжалы, коготков… Такое случалось не раз, и как правило он выходил победителем… Но внезапно он кое-что подумал и даже сказал это вслух:

- Я бы с удовольствием подрался с вами, уважаемый. Но, признаться, времени совсем нет. Да и сил жалко.

- Струсил?! – поразился черный.

- Вовсе нет, - сказал рыжий. – Просто не вижу смысла драться с вами из-за кошек, которые меня не интересуют. Мне-то нужна всего одна. Она, знаете ли, такая серенькая, и как будто бы светится изнутри волшебным светом. А глаза у нее – голубые… Не встречалась ли вам такая?

- Дурак какой-то, - пробормотал черный, сел на землю и озадаченно почесал за ухом задней ногой. С таким странным поведением кота он сталкивался в первый раз. Впрочем, все однажды случается впервые. В то, что рыжий не хитрит, а говорит, что думает, он почему-то поверил сразу. - Среди моих такой точно нет, - сказал он, наконец. – Но, по-моему, что-то такое мне встречалось вон там, - махнул он хвостом на запад. – Только она была белая с черными пятнышками, и глаза у нее, вроде, желтые… Я хотел с ней поговорить, а она мне: «С незнакомыми котами не разговариваю…» Дура какая-то…

- Это моя! – воскликнул наш котик уверенно и бросился в указанном направлении.

… Но нет. Кошка была очень милая, но не та. Зато она подсказала ему, где, как ей кажется, живет его «волшебная кошка»: как-то они встречались и очень друг другу приглянулись, правда, ты была, вроде бы, черная…

… Ситуация повторялась из квартала в квартал, из дворика в дворик, из города в город, из страны в страну… День шел за днем, но котик не унывал. Он чувствовал: рано или поздно он найдет свою возлюбленную.

… Парижские кошки ему понравились. Понравились и коты, которые, в отличии от наших, не находили в его поисках дамы сердца ничего странного. За кошкой, на которую они ему указали, пришлось лезть почти на самый верх большой железной башни. Глаза у кошки и впрямь были голубыми, и хвост был пушистым, но сама она была откровенная сиамка, да к тому же еще толстая-претолстая… Что не мудрено, ведь жила она при ресторане, расположенном прямо на верхотуре.

- О-ля-ля, - сказала она, разглядывая нашего котика прозрачными бусинками глаз. – Когда-то, лет этак десять назад, я действительна была такой, как ты описываешь. Приятно, что там, внизу, меня до сих пор помнят… Но могла ли я оставаться стройной и романтичной, дважды в год рожая по несколько котят? Знаешь, сколько их спустилось с этой башни на Марсово Поле и гуляет теперь по Земляничным Полянам и Монмартру? Штук сто, не меньше! И все такие хорошенькие!

… Пахнущие рыбой ливерпульские портовые коты только пожимали плечами, пока один не сказал:

- Садись-ка ты парень на корабль и плыви в Америку. Там-то всякая невидаль водится. А у нас таких чудес, как ты описываешь, сроду не бывало.

… Один ободранный техасский котяра, нализавшись валерьянки, сказал ему:

- Мне бабушка рассказывала, что на Аляске водятся морские котики. Они благородные: мышей по подвалам не ловят, крыс не давят, плавают себе в просторах океана. Романтика! Твоя-то, видать, из них. Она плавает?

Кот не знал, что ответить… Может, и плавает.

… Морские котики оказались очень милыми и добрыми созданиями, но вообще не похожими на кошек, а похожими на кожаные мешки… Убедившись в этом, кот двинулся обратно, но заблудился, и через пару дней совершенно обессилил от голода и холода… Он уже еле полз по снежной пустыне, когда внезапно раздался рокот двигателя, а еще через несколько минут чьи то руки ухватили его поперек живота.

- Полезай-ка в снегоход, рыжий, - услышал он хриплый мужской голос. - Нет, Аляска, она все-таки наша… У котов тут, во всяком случае, точно русский характер…

Уже на следующий день наш котик, оправившийся, но похудевший и грустный, плыл со своим спасителем-моряком на российском каботажном судне через Берингов пролив. За стеклом иллюминатора свирепствовали волны, а котик тихонько напевал:

Если вы думаете, что он отступился от своей мечты, то вы ошибаетесь. Просто, раз уж так вышло, он решил немного передохнуть дома. А вообще-то он теперь знал, что на свете есть еще Африка, Азия, а, на худой конец, и Австралия. Хотя, рассказывают, кошки там сумчатые… Но сумка в хозяйстве не помешает…

3.

Говорят, коты и кошки всегда безошибочно определяют дорогу домой, куда бы не занесла их судьба. Так оно и есть. До родного города котик добрался довольно быстро. Стояло лето – то ли все еще, то ли снова, за время странствий он напрочь потерял счет времени… Котик был уже в квартале от нашего двора, когда услышал собачий лай вперемешку с тоненьким разноголосым писком.

Он припал к земле. Осторожно подполз к зарослям лопуха на газоне и увидел там пятерых перепуганных котят и здоровенного пегого беспородного пса, злобно лающего на них. Котята были совсем маленькие и беззащитные, собак же наш котик не любил всегда, а этот пес был ему как-то особенно неприятен.

- Мя-ау! – вскричал кот, выступив из травы. Его самого недавно спасли от гибели, и сейчас он не мог оставаться безразличным. Он встал между собакой и котятами и грозно выгнул спину: - А ну, пш-шла вон отсюда, глупая собака! Пш-ш! Пш-ш!!!

Пес озадаченно посмотрел на кота и смолк. Потом сказал:

- Ну, и ладно… Нужны вы мне… - Он поджал хвост и, в поисках других развлечений, как ни в чем не бывало, побежал прочь.

Котик расслабился и с облегчением вздохнул. На самом деле ему было очень страшно, ведь впервые не на него напала собака, как много раз бывало раньше, а он напал на собаку. И впервые не он убегал от собаки, а она убегала от него…

- Уф-ф… - сказал он и обернулся. Пять пар восхищенных глаз, не отрываясь, следили за ним.

- Какой ты большой и смелый, - сказал один котенок.

- Смелый и добрый, - сказал другой.

- Когда я вырасту, я буду таким же, - сказал третий.

- И я! И я! – воскликнули четвертый и пятый.

Котик смутился. Никогда раньше ему не было так приятно от чьих-то слов, ведь он привык никому не верить. Но эти котята были такие малюсенькие, что врать еще явно не умели.

Он хотел сказать, что опасность миновала, и уйти, но тут же подумал, что нельзя бросать их одних: мало ли на улице еще собак и других опасностей. Он хотел спросить, где их мама, но было ясно, что они этого не знают… Он хотел сказать, что спешит, что он давно не был дома, но вдруг понял, что там его никто не ждет…

Так он и стоял в замешательстве, когда из кустов вынырнула кошка, и котята, кинувшись к ней, загомонили:

- Мама, мама! Он нас спас! Он прогнал собаку! Он хороший!..

Котик же тем временем остолбенел окончательно, ведь перед ним была та самая его волшебная серая кошечка…

- Спасибо тебе, - сказала она, посмотрев на него своими удивительными голубыми глазами. – Вот не знала, что на свете бывают такие благородные коты… Так страшно всегда оставлять котят одних, но я должна добывать пищу…

- Можно… Можно, я буду приходить играть с ними и следить, чтобы не случилось ничего плохого? – выдавил из себя котик.

- Конечно, - отозвалась волшебная кошка. - Я буду очень тебе благодарна. Ты мне еще тогда понравился.

- Когда? – пролепетал кот.

- Когда я проходила через твой двор, а ты хотел со мной познакомиться. Очень уж ты был нахальный, и я решила проучить тебя… Но, вообще-то, я думала, ты меня догонишь…

- А еще я тоже могу добывать еду… - сказал котик, не зная, что ответить.

* * *

Спустя несколько дней, направляясь по каким-то своим загадочным делам, над соседним двором пролетал старый ворон. И вдруг он увидел в траве под деревом пятнышко знакомого рыжего цвета. Он пригляделся, опустился ниже… Так и есть! Пропавший кот! Валяется на травке в чужом дворе, а рядом, уткнувшись носами ему в живот, спят четверо котят. А еще один, полосатый и неугомонный, носится вокруг, иногда забираясь прямо на кота и скатываясь с него, словно с горки.

- Вот те р-раз! – воскликнул ворон, примостившись на ветке над ними.

- А, птица! – узнал котик. – Привет.

Полосатый котенок, увидев ворона, тут же полез по стволу к нему.

- Пр-ривет, пр-ривет! – настороженно глянув на малыша, продолжил разговор ворон. - А я-то думаю, куда ты запр-ропостился?! Поговаривали, ты отпр-равился искать какую-то волшебную кошку…

- Да, я путешествовал, - отозвался котик. – А теперь, вот, живу здесь. И она тоже.

Полосатый котенок, не удержавшись, сорвался с дерева. Молниеносным движением, не дав малышу удариться о землю, котик поймал его, облизал и опустил рядом с остальными. Присмиревший котенок тут же уткнулся носом ему в живот и тоже закрыл глаза.

- Я тебя пр-росто не узнаю! – воскликнул ворон.

- Да я и сам себя не узнаю, - признался кот. - Видишь ли, птица, пока я путешествовал, слушал людей, беседовал с котами, мои взгляды сильно изменилось.

- Кар-р!.. То есть, я хотел сказать, - как?! Как они изменились?

- Например, я пришел к выводу, что я – отнюдь не самый главный в этом мире.

- А кто главный? – нахохлился ворон. - Эта твоя? Волшебная?

- И даже не она, – кот задумчиво улыбнулся. – На самом деле, главные – вот эти маленькие букашки, - кивнул он на спящих котят.

- Они?! – выпучил глаза ворон. – Да ведь от них ничего не зависит! Они не командуют, не р-распоряжаются, ничем-ничем не владеют!

- Ты говоришь точь-в-точь, как один молодой гамбургский докер. Часто за бутылкой шнапса он спорил со своим знакомым, студентом, и тот возражал: «Командующие, распорядители, владельцы - всё это роли, маски. Мы выдумали их сами. Мы такие, потому что хотим быть такими или потому, что кто-то другой хочет, чтобы мы были такими…» Только сейчас я понял, что он имел в виду. Мы - такие, какими нас сделал мир. А вот они… - котик снова показал на малышей. - Они - настоящие.

- А мы, значит, ненастоящие?! – саркастически воскликнул ворон. – Не знаю как ты, кот, а лично я – настоящий!

- Тс-с, не кричи, - сказал котик и примирительно улыбнулся: - Хорошо, если мы настоящие, то они – будущие.

- Абсур-рд! Кар-р! Кар-р! – вскричал ворон и, оставив ветку, полетел в свой двор обдумывать все увиденное и услышанное. Чтобы уж там повозмущаться им вдосталь.

А котик положил голову на лапы и в ожидании своей кошки тихонько, чтобы не разбудить котят, замурлыкал сам себе песенку: «Знаю, верною иду я, мур-мур, дорогой, мне грустить и хмуриться нет, мур-мур, причин…»

Только он снова ее переделал. Сейчас в ней говорилось о том, как это замечательно, что теперь он не один.

История одиннадцатая

Букашкин блюз

1.

Папа, мама и Сашка были уже на пороге, когда у папы зачирикал телефон. Папа вытащил его из кармана:

- Алло? Да, привет.

Он прикрыл трубку рукой и обернулся к двери:

- Это меня. Вы идите, я догоню… Да-да, - снова заговорил он в трубку. – Блюз? Я? Ого… Ну, не знаю. Ну, наверное, смог бы. Ты мне рыбу пришли, я подумаю… Быстро надо? Ну, хорошо, сбрось рыбу эсэмэской, я тогда быстро подумаю… Договорились, вечером созвонимся. Давай!

Он побежал догонять своих, и зайцы ожили.

- Какую еще рыбу? – спросил Сиреневый.

- Мало ли, какую, - отозвался Салатный. – Щуку, например. Или карася. Или даже акулу.

- Зачем папе акула? – не унимался Сиреневый.

- Ну… Может, он окулистом хочет стать. А вот мне интересно, что такое «сисимеска», и что такое «блюз».

- Я знаю, что такое «блюз», - раздался из угла басок ослика.

- Ну? – обернулся к нему Салатный.

- Блюз, это такая грустная песня, - пояснил тот. – Говорят, «блюз, это когда хорошему человеку плохо».

- Про что песня? – спросил Сиреневый и тут же догадался: - Про акулу какую-нибудь?

- Ну-у, - задумался ослик. – Можно, наверное, и про акулу. Если она хорошая, но ей плохо. Главное, чтобы вот такой ритм был, - и он постучал ногой по полу, подпевая: - Пум, пум-пум. Пурум, пум-пум…

- А когда хорошему зайцу плохо, это тоже блюз? - полюбопытствовал Салатный.

- Папа не про зайцев говорил, а про рыбу, - напомнил Сиреневый.

- Он говорил совсем про другую рыбу, - усмехнулся Ослик. – Это я вам, как поэт, говорю. Он имел в виду такие стихи, которые написаны про что попало, но похожи на нужные.

- Как это? – не понял Сиреневый.

- Ну, например, у тебя музыка для песенки сочинилась, а слова не придумываются. Тогда ты просишь вот его, - кивнул ослик на Салатного, - написать для тебя слова, а чтобы ему удобнее было, и чтобы все подошло, даешь ему рыбу.

- Вот еще, - нахмурился Сиреневый. – Не буду я у него просить. Я сам сочиню, и еще лучше.

- Да уж, пусть сам сочиняет, - добавил Салатный. – И рыба мне его не нужна. Зайцы рыбу не едят, тем более игрушечные.

- Я же говорю, рыба, это не рыба, - нахмурился Ослик, - а такой специальный ненастоящий стишок. Ну, например… - он задумался. – Например… Ну, вот, например:

 Если что-то, если где-то, - затянул он заунывно, -

Пурэм, пум-пурэ,

Быстро скушаешь котлету,

Опять поутру.

Зайцы прыснули.

- Вот это стишок! – воскликнул Сиреневый.

- Ну, ты - поэт! - вторил ему Салатный.

- Ничего вы не понимаете! – рассердился ослик. – Это же рыба! Ры-ба! По ней можно сочинить настоящий стишок. Э-э… Ну, вот:

Зайцы просто зашлись от хохота.

- Да! – пищал сквозь смех Сиреневый. – Вот этот стишок настоящий так настоящий! Самый что ни на есть!

- «Словно лось», - давясь, вторил ему Салатный. – «Словно лось»… Котлету…

- Глупые вы зайцы и ничего не понимаете в поэзии, - насупился ослик. – Раз так, я вам больше ничего рассказывать не буду.

2.

Когда зайцы прохохотались, Сиреневый сказал:

- Я буду блюз сочинять.

- Тебе что, плохо? – удивился Салатный.

Ослик не удержался и пробормотал, как бы разговаривая с самим собой:

- Блюз не сочинять, а слушать нужно, когда плохо. Чтобы хорошо стало.

- Вот, слыхал?! – обрадовался Сиреневый.

- А-а, - кивнул Салатный. – Ну, тогда я тоже буду блюз сочинять. Про рыбу.

- Что это с тобой?! – рассердился Сиреневый. – Про какую рыбу?! Тебе же сказали, что рыба это вовсе не рыба, а стишок! К тому же ненастоящий.

- Да я не про ту рыбу хочу сочинить, которая не рыба, а про настоящую грустную рыбу. Что, нельзя, что ли?

- Можно, - отрезал Сиреневый. – А я… А я… Я про кота буду сочинять. Блюз про кота.

- И я, и я, – сказал ослик.

- Что, тоже про кота? – удивился Сиреневый. – Так нечестно, это мой кот.

- Я про другого кота, - заявил ослик.

- А я тоже хочу! – выскочила из-под кровати гусеница.

- И ты про кота?! – выпучил глаза Сиреневый.

- Нет, я хочу написать про такую же, как я, простую гусеницу.

- Поехали, - кивнул Салатный.

- Только, давай, ты, все-таки, не про кота, - попросил Сиреневый ослика, - вдруг это все-таки будет мой кот.

- Ладно, - махнул ушами ослик. – Я уже и сам передумал. Я напишу про бегемота. Я его никогда не видел, мне про него интересно.

Теперь, наконец, поехали? - спросил Салатный?

Все согласно покивали и надолго замолчали. Первым нарушил тишину Сиреневый:

- Я готов. А вы?

- Мне еще одна минутка нужна, - отозвался Салатный.

- А мне две, - сказал ослик.

- А мне три! – воскликнула гусеница.

Они снова замолкли. Пауза тянулась так долго, что Сиреневый не выдержал опять:

- Ну, ты что, – набросился он на Салатного, - все еще не придумал? Тебе ведь всего минутка нужна была!

- Я-то давно уже придумал, но гусеница-то наверное еще нет.

- Я придумала! – воскликнула гусеница. – Я ослика жду.

- Я все давным-давно сочинил! – отозвался ослик обиженно.

- А чего тогда молчите? – накинулся на них Сиреневый, - я вас уже ждать устал!

- Ну все, ну все, проехали, - примирительно помахал лапками Салатный. Главное, что все всё придумали. Ты первый, ты и читай, - сказал он Сиреневому.

- Ладно, слушайте, - не стал спорить тот. – Вот.

Жил да был на свете ко-от,

Тук, тук-тук, - отбил он лапками ритм,

Он любил попить компо-от.

(Тук, тук-тук).

В организме у кота-а…

(Тук, тук-тук).

Не хватало компота-а.

(Тук, тук-тук).

Как-то раз забрался ко-от

(Тук, тук-тук).

На компотовый заво-од,

(Тук, тук-тук).

И отныне этот ко-от

(Тук, тук-тук).

Очень весело живё-от.

(Тук, тук-тук).

Всё!

- Здорово! – закричали все, - отлично! – и захлопали в ладоши.

- Ну, теперь я, - сказал Салатный. – Слушайте:

Все-все говорили, что рыба-пила,

Салатный замолчал.

- Глубоко, - заметил ослик.

- А я ничего не понял, - нахмурился Сиреневый. – И ничего я об этом давно не знаю.

- И я, - признался ослик. – Потому и говорю: глубоко. Так глубоко, что даже непонятно.

- Это потому что рыбы глубоко живут, - нашелся Салатный. – Особенно сомы. – А затем поспешно сменил тему: - Давай-ка, пой, лучше, что сам сочинил.

- Ох, - сказал ослик. – Ох. Что, уже?

- Да, уже! – хором отозвались зайцы.

- Ну ладно, - сказал ослик. – Ох. Только у меня длинно. Ох.

А затем прочитал:

 - Да, длинно, - подтвердил Салатный, когда ослик смолк. – Сразу видно, что ты настоящий поэт.

Ослик приосанился, но тут же, словно отгоняя наваждение, потряс головой и признался:

- На самом деле, не получился у меня блюз.

- Как это? – не поверил своим ушам Салатный. – Так все четко, так ровненько!

- И так длинно, - добавил Сиреневый.

- В том-то и дело, что блюз не обязательно должен быть длинным и ровным, - пояснил причину своего огорчения ослик. – Зато в нем должно быть… Должно быть… - замялся он, подыскивая слово.

- А он хороший был, этот бегемот? – не дала договорить ему гусеница.

- Конечно, - подтвердил ослик.

- А муза эта так к нему и не полезла? – уточнила она.

- Не полезла.

- Ну, тогда это самый настоящий блюз, - заключила гусеница.

- Думаете? - воспрял ослик.

- Ой, – забеспокоилась гусеница. – Раз вы все уже прочитали, выходит, я одна осталась?

Остальные закивали головами.

- Ну ладно, - вздохнула она покорно. – Тогда слушайте. Только у меня совсем коротенько.

- Давай, сколько есть, - подзадорил ее Сиреневый.

Стоя на четырех задних лапах, гусеница подняла туловище вверх и, отбивая остальными лапками по стенке комода ритм (пум, па-па, пум, па-па), запела:

(Пум, па-па, пум, па-па,

Пум, па-па, пум, па).

(Пум, па-па, пум, па-па,

Пум, па-па, пум, па).

(Пум, па-па, пум, па-па,

Пум, па-па, пум, па).

3.

- Вот это да! – сказал Салатный. – Даже, наверное, получше, чем у меня.

- Правда? – обрадовалась гусеница.

- Да точно! – подтвердил Сиреневый. – Намного лучше, чем у него.

Ослик же, понурившись, сказал:

- Да. Вот это уже почти настоящий блюз.

- Почему «почти»? – удивился Салатный.

- Потому что гусеница не настоящая, а игрушечная? – догадался Сиреневый.

Но ответить ослик не успел. Щелкнул замок, открылась дверь, и папа с мамой осторожно занесли в квартиру коляску.

- Я пойду, полежу с ней, - шепотом сказала мама, вынимая спящую Сашку из коляски. – Тогда она дольше поспит.

- Конечно, иди, - шепнул папа. – А я тут пока один текстик сочиню.

Мама с Сашкой ушла за дверь, а папа уселся за стол, достал из кармана телефон и, вглядываясь в экран, забормотал:

- Значит, говорите рыба… Свежего посола… Так, та-ак…

Игрушки тихонько переглянулись и про себя захихикали.

- Да-а, сказал папа. – И такого бреда нужно пять куплетов? Впрочем… Насколько бредовым будет этот бред – зависит от меня.

Он взял ручку, положил перед собой листок бумаги и, уставившись в него, замер. Игрушки смотрели на папу, и каждому – и зайцам, и ослику, и гусенице страшно хотелось, что бы он сочинил что-нибудь похожее на их творения.

Папа стал что-то записывать, зачеркивать, исправлять, бормотать… И так продолжалось все время, пока мама с Букашкой спали. А когда они вышли из комнаты, папа заявил:

- Готово! Я сочинил блюз. – Он взял гитару. – «Букашкин блюз». Слушайте!

Сашка, слушая папу, стала раскачиваться, переваливаясь в такт с ноги на ногу и разулыбалась. Наверное, вспомнила котишку. А папа уже перескочил на другого героя:

 - Капот, - пояснила во время проигрыша Сашка. – Гимот.

Мама смотрела на папу с легкой иронией, но он, не обращая на это внимания, добрался до последнего куплета:

 - Вот! – закончил он. – Ну, как?

- Нам-то с Сашкой понравилось, - сказала мама, - но ты уверен, что это то, о чем тебя просили?

- Меня просили блюз, а это что, не блюз разве?

- Блюз-то блюз, но какой-то детский.

- А у меня настроение такое. Детское.

- Могут не взять.

- Куда денутся? Им быстро надо. А не возьмут, сам буду петь.

- Кому?

- Сашке. И тебе. Согласны?

Мама улыбнулась и сказала:

- Ну… Вообще-то, ты, конечно, не певец…

Папа насупился.

- Но согласны, - поспешила она. – Вот только блюз, это ведь когда грустно. Отчего тебе грустно?

- Оттого, что Букашка очень быстро вырастет, и уже больше никогда не будет такой изумительной.

- Но ведь она все равно будет хорошей.

- Конечно, хорошей. Но какой-то другой, не такой.

- Да, - согласилась мама. - А как ты думаешь, почему все маленькие такие замечательные, а когда вырастают, почти всегда становятся обыкновенными? Кто получше, кто похуже, но - просто взрослыми людьми.

- Потому что их воспитывают просто взрослые люди.

- Как это грустно.

- Потому и блюз.

Букашка тем временем подошла к папе и дергала струны гитары.

- Саша, папа хорошо поет? – спросила ее мама.

- Да, - ответила та твердо.

- Вот видишь, - сказал папа. – Я же говорю, дети намного умнее взрослых. А главное, у них вкус лучше.

История двенадцатая

Что такое свадьба, и с чем ее едят

1.

- Чего они молчат-то все время? – спросил Сиреневый, указывая в угол, где, прислонившись к стене, сидели две новые Букашкины игрушки: большой бежевый мишка и большая тряпичная кукла с рыжими косичками.

- Тебе-то что? Молчат и молчат, - заступился Салатный. – Может, они вообще разговаривать не умеют… Или неохота им.

- Ишь ты. «Неохота»… А мы тут от скуки должны изнывать…

- Вообще-то да, – согласился Салатный. – Что-то как-то тихо у нас сегодня. Куда все подевались-то, а?

- Может, они вообще переехали? – забеспокоился Сиреневый.

- Куда?! – удивился Салатный.

- А я откуда знаю? Я Чепушкин, что ли?

- Какой ещё Чепушкин?!

- Хе-хе, не знаешь! – обрадовался Сиреневый.

- Не знаю, - вздохнув, согласился Салатный.

- Я тоже не знаю, - признался Сиреневый. – Слышал, как один раз мама спросила: «Куда делись Сашины синие носочки?» А папа говорит: «Я – Чепушкин, что ли?» А носочки, между прочим, подо мной были. Я на них лежал.

- Так, наверное, тогда ты и есть Чепушкин, - догадался Салатный.

- Сам ты ЧЕПУХУшкин! – возмутился Сиреневый. - Чепуху говоришь!

Зайцы замолкли. Потом Салатный сказал со вздохом:

- Трудно мне с тобой.

- Почему это?

- Потому что у меня был всего один вопрос, а теперь их три. Куда все подевались - раз, кто такой Чепушкин – два, и не чепуху ли я говорю - три…

Вдруг из-под кровати выбежала разноцветная гусеница и засеменила по комнате, радостно вереща:

- Я! Я знаю! И про «подевались», и пло ЧеПУШИшкина, и про всё-всё-всё-всё! А чего не знаю, то обязательно узнаю! Потому что я – лю-бо-знательная! Вот так-то, вот так! Меня никто никогда не слушает, а я все могу рассказать!.. Я для этого даже букву «эр» говорить научилась!.. Вот, слушайте: «Р-р-р-р-р…»

- Стоп! – выставил ладошку Сиреневый прямо перед мордочкой гусеницы, когда она в очередной раз пробегала мимо него, и та остановилась. – Ну? – опустил он лапу. - Рассказывай. Начинай с Пушишкина.

- Он не Пушишкин, а просто Шишкин, - поправила гусеница. – Он р-рисовал картины с мишками.

- Вот с такими? – спросил Салатный, указывая в угол.

- Да, - подтвердила гусеница.

- Молодец, - кивнул Салатный. - Букашка любит мишек.

- Даже, по-моему, больше чем зайцев, - ревниво заметил Сиреневый, покосившись на новичков. – И кукол еще любит.

- Только как раз мишек он рисовать-то и не умел, - продолжала гусеница историю про художника. - Лес нарисует, а мишек пр-росит других подрисовать.

- Все равно молодец, - не изменил своего мнения Салатный. – Сказал, будут мишки, и сделал.

- Молодец, молодец, - подтвердил Сиреневый. – Мало ли кто чего не умеет. Я вот, может, тоже не умею мишек рисовать, я что, виноват, что ли? Да мне и не хочется. Нужны мне эти мишки…

Салатный потряс головой, потом сказал:

- Ладно, тут мы, допустим, разобрались. Теперь второй вопрос…

- Нет, - перебил его Сиреневый, - не разобрались. - Пусть она нам скажет сначала, откуда про мишек узнала.

- По телевизору слышала. Дяденька говорил. Вот, - объяснила гусеница. – А дома никого сегодня нет, потому что у всех свадьба.

- Потому что – у всех что? – уставились на нее зайцы.

- Свадь-ба, - повторила гусеница.

- Что такое «свадьба», и с чем ее едят? – спросил Сиреневый.

- Свадьбу не едят. Свадьба, это когда женятся. И сегодня папа с мамой как раз женятся.

Зайцы недоуменно переглянулись.

- Тоже мне, объяснила, - возмутился Сиреневый. - «Свадьба это когда женятся…» А что такое «женятся»?!

- И зачем они это делают? – добавил Салатный.

- Вы что, правда не знаете?! – выпучила глаза гусеница.

- Знаем, конечно, – насупился Сиреневый. – Еще как знаем. Просто хотелось услышать твоё мнение.

- Ну-у… Ладно, - согласилась гусеница. – Правда, я не совсем уверена…

- Вот тебе и здрассьсте, - развел лапы Сиреневый. – Только что говорила, что все на свете знаешь, и вдруг не уверена… Да не знаешь ты ничего!

- А вот и знаю! – запальчиво выкрикнула гусеница. – Слушайте!

2.

И вот, что она рассказала.

Если два каких-нибудь человека решили закуклится вместе, то они очень этому радуются, собирают гостей, пляшут, поют, а потом уже и закукливаются. Вот это и есть свадьба. А потом, когда куколки созревают…

- Как это «закукливаются»? - не удержавшись, перебил ее Салатный.

- Как, как… Как обычно. Превращаются в куколок.

Салатный глянул в угол и уточнил:

- И в мишек?

- Нет, только в куколок, - помотала головой гусеница. – Куколки – это то, из чего потом получаются бабочки. А из мишек ничего такого не получается. Вроде бы…

Салатный искательно посмотрел на Сиреневого. Но тот, сплетя лапки, только саркастически усмехался и молчал.

- А что из людей получаются бабочки, ты уверена? – снова обернулся Салатный к гусенице.

- Ну, я сама этого не видела, но в кого-то ведь они должны превращаться после того, как закуклятся…

- А ты уверена, что они вообще закукливаются? - продолжал осторожные расспросы Салатный.

- Ну… А зачем бы им тогда свадьба? – вопросом на вопрос ответила гусеница.

- Резонно, - невозмутимо проронил Сиреневый и демонстративно уставился в потолок.

И тут в комнате раздался совсем незнакомый мелодичный девчоночий голосок:

- Она все-все-все перепутала. Свадьба это совсем-совсем другое. Уж я-то знаю.

Зайцы уставились в угол на куклу, ведь это сказала именно она.

- Чего ж ты раньше молчала?! – воскликнул Сиреневый.

- Раньше вы про свадьбу не разговаривали, - отозвалась она. – К тому же, девочка должна быть скромной, – и кукла потупила взор.

- А этот, - Сиреневый ткнул лапой в сторону мишки, - небось, тоже разговаривает? Эй, медведь! Ты говорить умеешь?

- Умею, - признался тот.

- А чего молчал столько времени?!

- Стеснялся, - ответил мишка.

- Кого?! – поразился Сиреневый. – Нас, что ли?

- Нет, - глухо сказал мишка.

- А кого?!

Мишка насупился.

- Меня, - ответила за него кукла, и ее щечки порозовели. – Понимаете, он в меня влюблен, вот и стесняется. Так? – повернулась она к медведю.

Тот молча кивнул и насупился еще сильнее.

- А на самом деле, - сказала кукла, - вновь обращаясь к зайцам, - он совершенно зря стесняется. Если бы он признался, я бы ему, возможно, ответила, что он мне тоже очень даже нравится.

- Ну, и скажи ему сама об этом, - предложил Салатный.

- Не могу, - покачала головой кукла. – Скромность не позволяет…

- Я помогу! – встрепенулась гусеница и забегала туда-сюда перед куклой и мишкой. – Ты слышал?! – Закричала она. – Ты ей нравишься, и она готова с тобой закуклиться!

- Глупости! – прикрикнула на нее кукла. – Не собираюсь я закукливаться, я и так кукла. И хватит мельтешить перед глазами! Стой! Откуда ты взяла, что свадьба это когда закукливаются? Кто тебе это сказал?

- Сама догадалась, - обескуражено призналась гусеница, прекратив беготню. – Предположила…

- Неправильно ты предположила, - отрезала кукла. – Свадьба, это когда двое решили жить вместе, потому что любят друг друга. И потом у них появляются дети – мальчики, девочки… Медвежата…

- Медвежата? – осипшим голосом переспросил мишка и робко поднял взгляд на куклу.

- Да, - твердо сказала та.

- А зайчата? – полюбопытствовал Сиреневый. – Игрушечные.

- Нет, - помотала головой кукла. – Никогда.

- Ну и ладно, - сказал Сиреневый. - Не очень-то и нужно. Расскажи-ка нам лучше про свадьбу поподробнее.

3.

Кукла рассказывала долго – и про цветы, и про колечки, и про красивый-прекрасивый торт, и про то, как радуются и веселятся гости…

- Вот что такое свадьба, - закончила она, наконец, свой рассказ.

- И папа с мамой все это сейчас делают? – уточнил Салатный.

- Конечно, - подтвердила кукла.

- И охота им? – усмехнулся Сиреневый.

- Еще бы не охота, - сказала кукла.

- Вот бы хоть одним глазком взглянуть… - вздохнул Салатный.

- Лучше всего гостям, - заметил Сиреневый. – Сами не женятся, а все равно веселятся.

- Вот-вот, - кивнул Салатный. - И Букашка тоже веселится? – уточнил он.

- Еще бы, - кивнула кукла.

- Так сначала – свадьба, а потом дети, или наоборот? – сварливо спросила слегка обиженная гусеница.

- Всякое бывает, - откликнулась кукла.

- Есть идея! Просто супер-идея! – воскликнул Сиреневый. – Давайте тоже устроим свадьбу! Давайте вас поженим! – указал он лапкой на куклу и мишку.

- Точно! – обрадовался Салатный. – Молодец, брат-заяц! Здорово придумал! Очень мне хочется гостем быть.

- И мне, – подтвердил Сиреневый.

- Ну-у, не знаю… - скромно сказала кукла.

- У нас колечек нет, - заметил мишка.

- Колечки – не проблема, - отрезала кукла. – Можно взять от пирамидки.

- А торт? – продолжал сомневаться мишка.

- Торт можно слепить из пластилина, - отозвалась кукла. – Нет, я, конечно, не настаиваю, но, если захотеть, все можно решить. Хотя, если, конечно, Миша, ты не хочешь…

- Хочет, хочет! – закричали зайцы наперебой. – Он хочет! Еще как хочет!

… Домой Букашка приехала с бабушкой на такси. Вся она была переполнена впечатлениями. То ей вспоминалось, как сверкали вспышки фотоаппаратов, когда папа с мамой входили в светлый зал, и какая изумительная была мама в длинном белом платье, а папа - какой-то особенно большой и тожественный… Как серьезная тетенька что-то им говорила, а потом они поцеловались. Как все долго гуляли по городу, а потом пришли куда-то покушать. Как громко хлопали пробки, и как все танцевали, а какой-то дяденька играл на дудочке…

Проходя через комнату в спальню, бабушка заметила:

- Ну, и кавардак… Когда это мы успели?..

Все-все букашкины игрушечные зверушки были разбросаны по полу так, словно долго плясали и рухнули в изнеможении. А в центре восседали кукла Таня и медведь Миша…

- Ладно, - сказала бабушка, - потом уберусь…

Впечатлений у Букашки было так много, что, укладываясь в первый раз в жизни спать без мамы, она даже не закапризничала, а послушно дала себя переодеть, легла рядом с бабушкой, прикрыла глаза и стала слушать, как та читает Айболита:

В какой-то момент, уже сквозь дрему, ритм этих строк вдруг напомнил ей главное сегодняшнее впечатление. Как она, держась за бабушкину руку, стояла на стуле перед огромным столом, за которым сидело много-много взрослых, и читала стихи. Начинала бабушка:

- Мя! – гордо продекламировала Букашка.

 -Мя!

 Финальное слово было произнесено Букашкой с особой выразительностью, и все восторженно захлопали ей в ладоши. А вокруг сияли разноцветные огоньки, и всё было заставлено вазами с цветами. И она посмотрела на папу, он был гордый-гордый. А мама была красивая-прекрасивая. Тут только Букашка сквозь сон отчетливо вспомнила про маму, ей стало тревожно, она вскочила, распахнула глаза и воскликнула:

- Мама?!

- Спи, спи, спи, - тихо сказала бабушка. – Мама скоро придет. Утром.

Букашка успокоилась, упала на кровать и моментально уснула. А бабушка продолжала тихонько бормотать то ли еще ей, то ли уже себе:

- У мамы с папой первая брачная ночь… Интересно, что у них было все эти годы…

Эпилог

Прошло несколько месяцев, подоспел канун очередного, уже второго в жизни Букашки, Нового года. И ровно в назначенный миг в атмосферу нашей планеты ворвалась комета с длинным-предлинным хвостом из разноцветных бенгальских искр. Со свистом рассекая ночной воздух и опускаясь все ниже, она промчалась с юга на север. Ниже, ниже, еще ниже… Но в миг ее соприкосновения с поверхностью вместо удара над миром пробежала лишь тихая волна переливчатого звона, словно кто-то нежно тронул нить с тысячью хрустальных бубенцов.

И в том месте, где она приземлилась, появился человек. А точнее – Дед Мороз. И был этот бородатый космический пришелец совершенно невидимым, хотя там, где он упал, смотреть на него было абсолютно некому, кроме, разве что, белых медведей. Он расправил плечи, огляделся по сторонам и пробормотал себе под нос: «Ага, Земля…» Затем усмехнулся, набрал в грудь побольше воздуха, напыжился и… с тихим хлопком разделился на четырех точно таких же Дедов Морозов.

Махнув друг другу пунцовыми варежками с белой опушкой, они, не теряя времени, побежали каждый в свою сторону. Незримые, без сопротивления преодолевающие любые препятствия, они мчались, не зная, усталости. В каком-то месте каждый из них разделился еще на четырех, те - еще на четырех и еще… В результате, миновав миллионы километров, пройдя через миллионы стен, к середине новогодней ночи в каждом доме, где есть ребенок или не потерявший веру в сказки взрослый, возник свой запыхавшийся Дед Мороз.

Мы не знаем, зачем и кому это надо, но по условиям игры, оказавшись под наряженной ёлкой, Дед Мороз становится видимым, и ничего поделать с этим не может. Вот и этот, добравшийся до дома Букашки, проявился в воздухе, словно на фотобумаге и, испуганно озираясь в свете гирлянды лампочек, принялся вытаскивать из мешка подарки и класть их под ёлку. На чем его и застукали наши зайцы. Когда их садили на ветки этой ёлочки, они возмущались: «Да что такое?! Мы же не шарики какие-нибудь!..» Но вскоре успокоились, и новая роль им стала даже нравиться. Ведь Сашка всё реже играла с ними, а так – все-таки развлечение. Теперь же, увидев Деда Мороза, зайцы обрадовались еще сильней.

- Оба на! – воскликнули они хором.

- Ой! – вздрогнул Дед Мороз и уставился на них.

- Ты и вправду настоящий?! – поразился Сиреневый.

- Конечно настоящий, - подтвердил Дед Мороз.

- Поня-ятно, - протянул заяц.

- А вот мне непонятно, - сказал Дед Мороз. – Чего это вы разболтались? Ёлочные игрушки не разговаривают.

- Так мы не ёлочные, - пояснил Салатный. – Мы сами не знаем, почему нас сюда посадили.

- Ах вот в чём дело, - кивнул Дед Мороз. – Ну, что ж, раз так - с Новым годом вас!

- И вас, дедушка, с Новым годом, - отозвался Салатный. А Сиреневый полюбопытствовал: – Что вы принесли-то?

- А тебя не учили, что расспрашивать про подарки невежливо?

- Не учили, - помотал головой Сиреневый. – Меня вообще ничему не учили, я сам всему научился.

- Хм, - сказал Дед Мороз. – Впрочем, это ведь не тебе подарок…

- А мне и не надо, - отозвался Сиреневый, - я ведь игрушечный.

- Ну, тогда смотри…

Дед Мороз вынул из мешка большую коробку.

- Это дом, - пояснил он. – Настоящий дом, который будет стоять у Саши в комнате, его только развернуть надо. Сейчас…

Он распаковал коробку, достал из нее сверток, поколдовал над ним… И вскоре возле ёлки стоял красивый зелененький матерчатый домик с лиловой крышей.

- Вот это да! – воскликнул Салатный. – Букашке понравится. Я такой дом в магазине, где нас продавали, видел.

- А что скажут папа с мамой? – засомневался Сиреневый. – Ни с того, ни с сего в их доме вдруг еще какой-то дом появился…

Дед Мороз усмехнулся и сказал:

- Это – мой главный секрет. Папа с мамой будут думать, что они сами же этот дом и купили… Так всегда происходит с подарками Деда Мороза. Родители думают, что это они их подарили, а про меня – придумали… А на самом деле все наоборот.

- Здорово! – сказал Салатный. – Классно.

- Так может, и нас ты принёс, а вовсе нас не в магазине купили? – заподозрил Сиреневый.

- Может быть, - пожал плечами Дед Мороз. – Не помню. Знаете, сколько миллионов подарков я дарю каждый год? Ведь все-все Деды Морозы мира - это на самом деле я один.

Зайцы потрясенно помолчали.

- Да нет, я точно помню, как нас папа купил! - заявил Салатный. - Помню, как мы лежали в комоде, как дожидались своего часа…

- А мама будет помнить, как дом купила, - ехидно заметил Сиреневый.

- Да-а, - протянул Салатный. – Вот так новость. Получается, вообще нельзя точно сказать, что было по-настоящему, а что нет?

Дед Мороз кивнул и заметил:

- Скажу вам больше. Возможно, вообще, все, что мы видим вокруг, существует не на самом деле, а в кем-то написанной книге.

- Ой, - сказал Салатный, - даже как-то страшно.

- И вовсе не страшно! - заявил Сиреневый. – В книжке или по правде - нам-то какая разница? Для себя-то мы - на самом деле. И для Букашки. Вот и всё!

- Молодец! – похвалил Дед Мороз. – Правильно рассуждаешь. И в магазине вас купили или я принес, разве в этом дело? Главное, что вы были хорошим подарком, и Саша вас любит.

- Это точно! – обрадовались зайцы. – Это так!

- Ну вот, - сказал Дед Мороз. – И даже если все это происходит в книжке, уверяю вас, конец у нее будет добрый, и обязательно будет продолжение.

- Обещаете?

- Обещаю, - ответил Дед Мороз. – Пусть это обещание будет моим подарком вам на Новый год. Вы зайцы хоть и игрушечные, но хорошие, заслужили.

С этими словами он отступил от ёлки всего на шаг, но тут же испарился.

- Ну и дела! – сказал Сиреневый.

- Вот уж точно! – поддакнул ему Салатный.

А утром проснулась Сашка-Букашка. Не забывайте, со времени нашей последней встречи с ней прошло уже несколько месяцев, и за этот срок она очень повзрослела, научилась говорить кучу слов и делать кучу дел, которых не умела делать раньше. Сейчас в белой пижамке она села на кровати между папой и мамой и заявила:

- Втаём! Туда подём! – и указала в сторону кухни, где стояла большая ёлка. – Ням-ням. Игать. Мутик.

- Пойдем, - согласились папа и мама, и втроем они отправились по неизменному утреннему маршруту: сначала на горшок и читать книжки, затем в ванную - умываться и чистить зубы, а уж потом – завтракать и смотреть мультики.

- Ого-го! – воскликнула Сашка обрадовано, обнаружив на кухне возле ёлки новенький дом, и вытянула палец. – Ура-а, – добавила она тихонько и похлопала в ладошки.

Папа и мама переглянулись счастливыми взглядами. Все-таки хороший они придумали дочке подарок.

- Саша, это кто тебе домик принёс? – спросила мама.

- Папа, - заявила девочка и показала на папу пальцем: - Вот такой.

- Не-ет, - сказал папа, улыбаясь. – Этот домик принес тебе Дед Мороз.

Почему-то родителям было важно, чтобы Саша думала именно так.

… Ну вот. Мы провели с Букашкой ровно год и еще немножко. За этот срок из какого-то, честно говоря, не очень понятного существа она превратилась в настоящую, довольно забавную, девочку, и то ли еще будет! А ее близкие стали за год настоящей крепкой семьей.

На некоторое время мы с вами оставим ее. Но обязательно вернемся, когда она станет еще взрослее – когда ей будет годика три или четыре. Обязательно. Ведь Дед Мороз обещал.