Читать онлайн Воспоминания бывшего человека бесплатно

Глава 1

«Я начинаю новую тетрадь, но не думаю, что успею многое записать… Я знаю, что мое время вышло. Они не позволят мне… В соседней комнате уже слышны шаги… Шаги явно нечеловеческого существа… Я еще не знаю, кого я увижу сегодня, но уверен, что это будет очередной монстр… Уже неделю они терзают меня… Старая тетрадь – в ней ключ ко всему, что я узнал – лежит там, где он сможет ее найти… Только один человек сумеет… Шаги… Пройдет немного времени, дверь распахнется и тогда… нет, об этом лучше не думать. И все же – кто придет сегодня? Что за кошмар посетит меня этой ночью? Если сегодняшняя ночь будет последней – пусть он найдет мою первую тетрадь… И тогда мы сумеем встретиться…»

– Что за хреновина? Что тут вообще произошло? Кровища кругом… – я вертел в руках толстую общую тетрадь, с единственной записью. Похоже, Вадим был не в себе. Какие монстры? Какие ужасы? Неделю его терзали монстры… Явный бред. Бедный мой старый, взбалмошный друг! Вечно с ним что-то случалось!

Теперь вот, по словам жены, он вообще исчез, оставив после себя лужи крови. Я механически посмотрел на часы – семь двадцать. Полчаса назад ленкин звонок выдернул меня, как пескаря с мелководья, из ярких утренних сновидений. Кто-то исчез… Где у нас кофе?.. Кровь на стенах… На каких стенах? Что?! Когда я, наконец, проснулся, то обнаружил, что торопливо завязываю шнурки на ботинках. Ненавижу шнурки! Мало того, что они, всегда оказываются под сырыми, грязными подошвами и сами становятся сырыми и грязными, так еще и завязывать их долго и нудно. А если, как в моем случае, торопишься – путаешься в пальцах!

И вот я, пытаясь что-то сообразить, тупо смотрю на растерянную Ленку.

– Ты в полицию звонила?

Ленка виновато потупилась:

– В полицию?.. Нет, еще не звонила. Хотела, чтобы ты сначала посмотрел…

– Я тебе – что? Следователь?

Ленка заплакала. Будто включила дождевальную установку. Вздрагивали худые плечи, размазывая грим, катились крупные слезы. Она плакала, глядя мне в глаза. Странно. Утром, в такой обстановке, она наложила вечерний макияж? Глядя на застывающие лужи крови?.. А, кстати, где труп? Если столько крови – должен быть и труп. Нет, стоп! Этим делом должна заниматься полиция! Мне тут делать нечего.

– Полиция все равно ничего не найдет, – успокоившись, сказала Ленка.

– Это вопрос другой – я указал на телефон – звони. А найдет, не найдет…

– А ты… все-таки… – тянула Ленка.

– Что «все-таки»?

– Ну, ты ведь расследовал полтергейст разный… – она с надеждой в огромных, и даже не опухших от слез глазах, глянула на мои руки. Да, мои корявые пальцы цепко хватали любую информацию по аномальным явлениям. Я был учредителем, боссом и единственным сотрудником фирмы по устранению последствий вторжения потусторонних сил в нашу бренную жизнь. Я давал объявления и, как ни странно, ко мне обращались. Справедливости ради нужно сказать, что почти все аномальки, с которыми приходилось иметь дело, представляли явления, так сказать, земного порядка. И дело, чаще всего сводилось к тому, чтобы растолковать клиенту, кто именно стучит по ночам «из средины стены», или разъяснить, что на чердаке живет не злобный леший, а сова, улетевшая у одного мужика из клетки, о чем он давал объявление в газету. Вот, кстати, и дополнительный гонорар – за доставку совы хозяину.

Редко, но бывали более сложные случаи. Тогда приходилось играть в детектива – опрашивать очевидцев, с умным видом записывать показания, сопоставлять, прикидывать, размышлять. Иногда привлекать знакомых физиков с их сложными приборами, от которых, как правило, не было никакого толку. Но и в этих случаях, в конце концов, все сводилось к банальным и вполне материальным вещам. И только иногда…

– Тут ведь точно по твоей части… – откинувшись на спинку дивана, Ленка скрестила ножки у меня перед носом.

Нужно сказать, что она не любила колготки и обожала чулки. Да, это не удобно – пажики, пояс – но как смотрят мужики! Как они облизываются, как поедают глазами ножки, когда выше чулок им откроется полоска неприкрытого матового тела!

– Что «по моей части»? – тупо спросил я, глядя на ее юбку, которая, как-то, сама собой, без всяких усилий со стороны хозяйки, уползла вверх. Моему обозрению открылись чулочки, которые она так любила и пажики, которые доставляли ей некоторое неудобство.

– И это тоже по твоей части! – Ленка вдруг на одно невероятно долгое мгновение развела, и опять скрестила ноги. Я когда-то усиленно тренировал зрительную память. И теперь в этой тренированной памяти навечно осталась картинка: прямой взгляд темных Ленкиных глаз, оголенные до прозрачных трусиков ноги – юбка превратилась в одну маленькую складку на животе – и атласная кожа на бедрах, там, где ее уже не скрывают чулки. И еще – крупным планом – под прозрачными кружевными трусикам – ее бритый, нахально обтянутый лобок.

На мою оторопелую физиономию Ленка смотрела с усмешкой. Правда, усмехались только губы. Ее пристальный, многообещающий взгляд оставался по-прежнему серьезным.

– Лена… – мне явно требовалось откашляться, – Лена, кровь же кругом!

Черт бы побрал эту фотографическую зрительную память! Скажите мне, что женщина, которая больше десяти лет замужем, бреет половые органы для того, чтобы доставить удовольствие мужу, и я рассмеюсь вам в лицо! Оказывается, я многого не знал о жене старого друга. Кстати, где же он сам или его труп? Чья это кровь? Его? И что за странная запись в тетради? И что за странное поведение Ленки? Странное, неестественное и более того – совершенно немыслимое в данных обстоятельствах поведение…

– Лена, – примирительно начал я (что с чем я примирял? Ее сексапильность и заповедь «не возжелай жену ближнего своего»?) – а о какой тетради он говорит? Он что-то писал?

– Понятия не имею, – она по прежнему демонстрировала все свои прелести и мне таки пришлось откашляться. Хорошо, что не возникла потребность высморкаться. Воображение услужливо нарисовало картинку: мужчина туповато смотрит на женщину, которая откровенно пытается его соблазнить, затем достает носовой платок и шумно, основательно сморкается.

– Ладно, план будет такой: ты коротко рассказываешь мне, что тут случилось, а потом вызываешь полицию – они пусть работают. Я на это время исчезну, дабы не вызывать лишних подозрений и не загружать соответственно, наших славных оперов лишними проверками.

– А ты знаешь, – игнорируя мой гениальный план, томно протянула Ленка, – он ведь не прикасался ко мне уже месяца два… – на сей раз, она только чуть-чуть развела колени. Самую малость…

– Потом я приду, – невозмутимо, насколько это было возможно, продолжал я, – и тогда мы проведем расследование по всем правилам… если до этого все не выясниться.

– Ничего не выясниться, – Ленка опять была готова заплакать. Просто поразительно как быстро она переходила от одного настроения к другому. Хотя… в такой-то обстановке…

– Давай коротко: что ты видела?

– Да ничего! Я пришла только под утро – Вадима нет, кругом кровь…

– А вчера?

– Да он уже полгода вел ночной образ жизни! Вчера он спал весь день… Хорошо хоть у меня есть алиби… Правда, мне не хотелось бы…

– Ясно. Слушай, а что ты так на мои руки смотрела? Корявые?

– Да нет, – Ленка неожиданно смутилась, – просто большие и, наверное, теплые…

– Горячие, – я поднялся и направился в туалет. У меня все горячее! – Дверь в туалете не имела задвижки и до конца не закрывалась. Ну, хоть можно не прерывать разговор…

– Слушай, а чем он занимался последнее время? – я спустил воду и ответ женщины потонул в шуме водопада. – Чем-чем?

– Хрен его знает, – повторила Ленка, возникая перед кабинкой, – а я тоже хочу, – она притиснула меня к косяку и нарочито медленно стала продвигаться внутрь, – работу он бросил, чем занимался, не знаю, да меня это и не особенно интересовало…

– Ну, подожди… он же твой муж… – я, наконец, выскользнул из туалета, – и тебя не интересовало, что с ним происходит?!

Ленка, конечно, специально не закрыла дверь и я, прежде чем опомнился и отвернулся, мог наблюдать картину под названием «женщина, готовящаяся к мочеиспусканию». Привычно подняв юбку, Ленка стянула свои ослепительные трусики, немного помедлила – как раз столько, чтобы я успел насладиться видом ее прелести – и уселась на унитаз. Судя по напору, в туалет она пошла только затем, чтобы более детально продемонстрировать свои достоинства. Черт возьми – есть женщины, которые все умеют делать изящно. И, кстати, не потому ли эта дверь не закрывается, что Ленка любит показывать это свое умение? Она еще и эксгибиционистка?

– Вначале я, конечно, пыталась с ним поговорить, – зачастила Ленка. Ей явно не хотелось, чтобы я надолго отворачивался, – а потом, вижу, что бесполезно… Я как-то заметила… ты меня слушаешь?.. – я как-то заметила, что он стал читать мистические книги.

– Какие? – я забылся и моя фотографическая память обогатилась еще одной сценкой: Ленка задумчиво стояла с задранной юбкой. Трусики она натянула, но глубокие раздумья заставили ее замереть в этой фазе.

– Ты знаешь… не помню, – она, наконец, расправила юбку на бедрах, – но мистика точно: на обложках там демоны разные были…

Приведя в порядок одежду, она выпорхнула из туалета.

А взять, да и трахнуть ее прямо тут, в квартире залитой кровью! Ведь такие авансы просто нельзя игнорировать. Это будет оскорбительно для женщины. Но… жена друга… Перед мысленным взором тут же возник качающий головой Вадим. Да он, конечно, все понимает… Почти… Теперь Вадим смотрел как рабочий человек с плаката – гневно осуждающий пьяниц и прогульщиков. Воплощение совести.

Где это я видел такой плакат? Или придумал? Теперь он будет у меня перед глазами вместе с раскинутыми Ленкиными ногами и ее же туалетными фото. Воображение и зрительная память идут рука об руку.

– Ну ладно, звони в полицию, я пошел, – действительно Ленка зло сверкнула глазами или это мне так показалось?

На следующее утро я, не без тайной надежды услышать голос друга, набрал знакомый номер. Трубку долго не снимали. Восемь часов, пора вставать, если там кто-нибудь вообще спал! Наконец, щелчок – и я слышу прерывистое дыхание и стоны.

– Алло, – выдыхает Ленка. Никодим, это ты?

– Я. Чем ты там занимаешься? – вот уж… не мог задать более идиотского вопроса!

– Угадай… с трех… раз, – утробно шепчет Ленка

– Черт… ну… полиция была? Что они?

– Замучили меня… совсем… правда? Ты меня, ведь замучил?

– Ты кому? А, ясно… ладно потом позвоню…– я чувствовал себя до того мерзко, что с трудом удержался от искушения поколотить трубкой по стене. Да пошла она в задницу, шлюха! Да чтоб я еще к ней приехал?! Пусть Вадим разбирается! Вадим… Пришлось немного поостыть. Где он? Что с ним случилось? Нет, хрен с ней, с Ленкой, но с исчезновением Вадима разобраться надо!

Не раздумывая далее, я выскочил из дома, и, пылая праведным гневом, помчался к дому старого друга, квартира которого превратилась в мерзкое гнездо разврата.

Ну, подожди, – думал я, широко шагая и размахивая кулаками. Тут недалеко, я быстренько добегу! Уж я разберусь с тобой, шлюха! Муж, может, еще и живой, а ты… стерва, блядь! И главное – с кем?! С ментом, который, вероятно, дознание проводил! А чего, собственно, я хотел? Она ведь меня приглашала! А я – друг, святое, укор, совесть… ах, шлюха! Кто это так сопел в трубку? Мент этот? Стоны-то были явно женские… Конечно, если они лежали в классической позе… и она сняла трубку – тут и его, и ее будет слышно, а вот если она… они, то есть… раком, то… только ее…

О чем я думаю?! Идиот, о чем я думаю?! Но уже вырисовывалась сцена: хрупкая Ленкина фигура почти исчезла под потным медвежьим телом мужика с ментовским загривком. Он подмял ее под себя, как подушку, сгреб, как охапку душистого сена… А она… она, всем телом стремясь ощутить блаженную тяжесть мужика, самца, кобеля, старается принять его в себя как можно глубже, до самой…

Уф, нет! Надо отвлечься! И не бежать – скорость тут не нужна. Тут соображать надо. Итак, что мы имеем? Друг мой, Вадим, увлекся мистикой, демонологией или чем-то в этом роде, стал вести ночной образ жизни, и, наконец, исчез, оставив после себя лужи крови. Причем, открытым остается вопрос – жив он или мертв. Хорошо. То есть, не хорошо, конечно, очень даже не хорошо! И неестественное поведение Ленки – что за всплеск сексуальной энергии? А, может, она всегда была такой, только я этого не замечал? Нет, все же, раньше она не была так открыто сексуальна… Хотя…

…День рождения Вадима. Застолье. Наташа в этот вечер дежурила, и я пришел один. Что же я ему тогда подарил? Не важно… Были и еще несколько пар. Не вспомнить имен… Все с работы Вадима – они как-то быстро, выпив, сколько необходимо, испарились. Ну а мы, как водилось еще со студенческих времен, засиделись до утра. Как вела себя Ленка? Вроде, обычно… Хотя, опять же… Она пригласила меня на танец. Вадим как раз поставил новую кассету – что-то медленное, наполняющее душу сладостной истомой. Танцевали мы так, что просвета между нашими телами не наблюдалось. Я помню, было неловко перед Вадимом, но что я мог сделать? Отодвинуться не было никакой возможности. Кроме того, женщины не любят, когда от них отодвигаются, если уж они сами придвинулись. А пьяная Ленка прямо-таки елозила по моему телу. Распласталась так, что мне в полной мере передался весь ее жар. Надо отдать должное, она умела взволновать мужчину! И уже в конце, почувствовав мою эрекцию, она откинула голову и посмотрела таким же прямым, загадочно потемневшим взглядом. А потом вдруг сделала несколько характерных движений тазом, отчего я чуть не кончил прямо в брюки. Хорошо, что муж ее в этот момент на нас не смотрел. Может, просто не хотел смотреть… Да, она искусница. И, вероятно, всегда была не прочь поразвлечься. Но вчера, среди моря крови… Нет, тут все же было что-то неестественное.

Незаметно я подошел к знакомому дому. Лифт занят! Ладно – пятый этаж, пустяки, даже и не запыхаюсь. Долгий звонок. Да откроешь ты или нет?! И печальная, не накрашенная Ленка с удивлением распахивает дверь!

– Че не позвонил? Я бы хоть накрасилась…

– Ты о чем?! Не позвонил… Да, я… А где у вас тут телефон стоит? Рядом с кроватью? – что-то мне уже не нравилось в этой ситуации.

– Ты че? В кухне всегда стоял. И сейчас там стоит, – Ленка неторопливо наводила марафет, на моих глазах превращаясь из скромной, хоть и довольно симпатичной молодой женщины в жгучую красавицу, в женщину-вамп, обольстительницу нестойких мужских сердец.

– Подожди… так это не ты стонала в трубку?

Ленка посмотрела на меня, как медсестра на больного, у которого наблюдается стойкий бред:

– Милый, в трубку я обычно разговариваю, а стонать предпочитаю непосредственно в ухо.

– Но ты же назвала меня по имени!

– Ах, даже так? Совсем запутался с женщинами. Интересно, кому же это ты звонил – кто там стонал в трубку?

Телефон у них действительно всегда стоял в кухне, и телефонных розеток в квартире больше не было. Можно, конечно, предположить, что они занимались любовью на кухне… Что-то не складывалось.… К чему кухня, когда есть кровать? Но, допустим, мент этот, большой проказник – пока она варила кофе… он пристроился. Но она же не накрашена! Укладывая в постель нового любовника, смыть грим?! Невозможно. Но, допустим, опять же, что они решили вместе принять душ? Нет, боевая раскраска должна была остаться в любом случае! Первый раз… Это уж потом, может… Выходит, я действительно ошибся? Немыслимо! Или она успела выпроводить любовника и смыть грим? Чтобы я ничего не заподозрил? Но какого хрена тогда было стонать в трубку?! Ну, допустим, побаловалась, а потом решила, что зря… Уф, над чем я ломаю голову?! Об этом ли надо думать?!

Ленка спрятала косметичку и глянула на меня огромными, темными глазами. Бездонные глазищи, чуть вздернутый, невинный носик, а вот рот маленький, почти детский. И вообще, во всем ее облике было что-то невинно-детское, отчасти, может, из-за небольшого роста и хрупкой, чуть угловатой фигуры.

– Слушай, – неожиданно сказал я, – а помнишь, как мы с тобой танцевали на дне рождения Вадима?

В ее глазах запрыгали чертики.

– Хочешь повторить? – она сделала неуловимо быстрое движение и оказалась рядом. Еще мгновение и… Я не был уверен, что выдержу очередное искушение.

– С удовольствием, но после того, как разрешится эта ситуация, – я огляделся.

Кровь на полу исчезла. Темные пятна на стенах были еле заметны.

– А если она никогда не разрешиться? – Ленка опять по-кошачьи, зигзагами, двигалась ко мне, – если все так и будет? Всегда… Любовь и кровь…

И, прижавшись животом и грудью, она повторила те самые движения, что прошлый раз привели меня в состояние близкое к экстазу. Я задохнулся. Аромат косметики и каких-то странных духов не давал сосредоточиться, сбивал с толку. Вадим же мой друг… как же так…

И вдруг в голове кто-то явственно произнес: «да хрен с ним, с другом» Он погиб. А если и не погиб, то ему сейчас не до жены. Ты хочешь, чтобы Ленка отдавалась борову-менту?!

– Лена… – я сделал последнюю, жалкую попытку освободиться, но красные, как у вампира, губы, обжигая, зажали мне рот. Невозможно не ответить на такой поцелуй! Ленка издала протяжный утробный стон, совсем, как тот, что я слышал по телефону. Но мне было уже не до анализа. Руки сами расстегнули Ленкину блузку, мягко сорвали бюстгальтер. Темные набухшие соски требовали ласки. Задыхаясь, я пытался поймать их губами, но Ленка, ускользала, оставляя запах своих странных духов. Эти духи… явно не наши и не французские – от них так кружиться голова… Или это запах Ленкиного тела? Дальше смутный, запретный сон, вспоминать который больно и сладостно, как расспрашивать жену о давней, давно прощеной измене, как читать дневник опытного соблазнителя, встретившего когда-то твою возлюбленную.

Утро застало меня в ванной, чистящим зубы чужой зубной щеткой. Запах шампуней, но того – волшебного, чарующего запаха – нет! Большое зеркало отражает мою припухшую физиономию. Набор полотенец. Пена капает в раковину. Да, это не правильно, не гигиенично – пользоваться не своей зубной щеткой. А что за последние дни было правильным?!

Через зеркало ванной комнаты, если дверь открыта, можно увидеть часть спальни. Ленка спала, раскинувшись на широкой кровати. Одеяло стыдливо прикрывало одну ее ногу. Пора было приступать к расследованию. Полицию она, кстати, не вызывала. (А бугай, сопевший в трубку?! Или это бред ревности?) Ладно, нет трупа – нет преступления! Может, это кровь черного козла, которого Вадим приготовил на заклание, а тот вырвался и убежал? Нет ли не улице следов копыт? Не поползать ли с большой лупой перед домом? Забавно. Кстати, хорошо, что жена с детьми отдыхает у тещи на море, иначе мог бы получится странный диалог: «Наташа, у меня тут было одно дело… Ну, какое, какое… Срочное и сложное – видишь, даже ночевать не пришел – нужно было срочно оттрахать жену моего друга, чтобы она, истекая соком, не повесилась на кого другого! Теперь это дело успешно завершено».

А другое? Как быть с исчезновением моего друга? А если он сейчас придет домой отсыпаться после ночных бдений с демонами? Извини, я тут переспал с твоей женой, но ты ведь пропал, да и она очень уж хотела… Так, что – не взыщи.

Из комнаты послышался сладкий зевок.

– Никодим! Почему у тебя такое странное имя – Никодим? Я как-то раньше стеснялась спрашивать, – обнаженная Ленка, продолжая зевать, показалась в дверях ванной комнаты

– Вообще-то, меня назвали Николай, но я ненавидел это имя и сменил на Никодим. Назло предкам.

– Ты и сейчас ненавидишь?

– Сейчас мне уже все равно.

– А ты слышал, кто-то ночью стучал?

– Что? Стучал? Ничего не слышал…

– Кто-то стучал в окно, – нет, она не шутила: глаза смотрели серьезно и немного встревожено. Кто-то стучал в окно на пятом этаже? Что за бред?

– Ну, может… птичка? Дятел, например… Сильно стучал-то?

– И не сильно, а как-то… издалека.

Она вдруг прижалась ко мне, но это не походило на ласку изнеженной женщины – она искала защиты.

– Это был Вадим… – прошептала Ленка.

– Да о чем ты говоришь?..

– Это был Вадим, я знаю. И не будем больше об этом, – она отвернулась к зеркалу.

– Ну, подожди… Ты знаешь, что-то о Вадиме, чего не знаю я? Так скажи. Ты же меня пригласила, вроде, для расследования.

– Дурачок. Я тебя пригласила, чтобы соблазнить, – она удовлетворенно вздохнула и взяла расческу.

– А кровь?

– Кровь настоящая. Вадим – я же говорила – увлекся черной магией. В холодильнике держал несколько банок с кровью. Наверное, менял, чтобы не свернулась…

– А может, пил? – шутка была явно не к месту. И отчего-то в ванной стало прохладно.

– Может и пил, хрен его знает, чего там требовали его ритуалы… – она вдруг застыла, глядя в зеркало.

– Ты чего? – я хотел ее обнять, но…

Черт возьми – за нашими спинами стоял Вадим! Когда он вошел? Какое-то время, я ошалело таращился в зеркало. Ленкино лицо превратилось в маску ужаса. Мое – выглядело не лучше. Дело в том, что Вадим был голый и весь в крови. И за его спиной не было ничего. Пустота. Провал. Через силу – казалось, даже заскрипели шейные позвонки – я оглянулся. Мы были одни. И зеркало не отражало больше никакой чертовщины.

Ленка тряслась от рыданий у меня на плече. Слезы потекли по животу, несколько капель краснели на полу. Я резко запрокинул ее лицо – глаза Ленки были полны кровью.

– Что… нет, этого не может… – я сжал содрогающееся обнаженное тело.

– Все! – заорал я, – все прошло! Ничего нет! Пошли.

Вытолкав Ленку из ванной, я захлопнул дверь. Не хотелось верить – но в этот момент оттуда донесся приглушенный стон.

Вадим? Что за бред?! Но перед глазами все еще стояла картина: в зеркале испуганная Ленка, моя ошалелая физиономия и мертвое лицо Вадима. Да, это было лицо мертвеца. Заострившийся нос. Мертвый и тусклый взгляд. Но какой-то проблеск разума пробивался сквозь мертвенную пелену, покрывшую его, всегда такие веселые, глаза. И пятна! На лице его виднелись пятна, какие бывают у давно умерших и начавших разлагаться людей. Хотя, нет – люди не разлагаются. Разлагаются трупы. Вадим, значит, мертв? И что же означает этот его приход?

Стоп, сказал я себе. Будем рассуждать здраво. Прежде всего – и скорее всего – это галлюцинации. Это первая версия. Понятно – чувство вины, опасение, что он вернется и застанет меня тут… Вот и привиделось… Но, черт возьми – ведь его видели мы оба! Выходит – это была реальность? А, собственно, почему я решил, что Ленка видела то же, что и я?! Только потому, что, по ее словам, Вадим стучал в окно? Ладно, она успокоится, придет в себя – выясним. Теперь, вторая версия – это реальность… Нет, есть еще одна версия, точнее, как бы разветвление версии о глюках. Допустим, мы оба видели Вадима и в одном виде – голого и мертвого. Есть такой вариант: сработала телепатическая связь и я увидел то же, что и она. Ну и, наконец, тот самый третий вариант… Реальность. К нам в ванную явилось привидение. Дух мертвого друга. Кто там, кстати, вздохнул так тяжко, когда я дверь закрыл? Ладно, выясним… потом. Сейчас, так вот сразу, мне не хотелось бы заходить в ванную. Черт! Именно поэтому и нужно сейчас туда зайти. Я поднялся – надо бы хоть трусы одеть – а потом уже совершать подвиги. Ленка, напряженно выпрямившись, сидела на кровати. Где же эти чертовы трусы?! Ага, вот… под стулом. Неуклюже подпрыгивая, я, наконец, скрыл съежившуюся от страха и превратившуюся в фигушку, мужскую гордость, и был готов отправиться на разведку.

– Нет! – вдруг закричала Ленка, сообразив, куда я направляюсь, – нет, он там, неужели ты ничего не чувствуешь?! Подожди! Сядь и прислушайся!

Я покорно уселся, но ничего кроме колокольчиков в голове не услышал.

– Да не так! – шептала Ленка, – мысленно прислушайся. Чувства свои услышь!

Возможно, женщинам легче прислушиваться к своим чувствам; возможно так же, что моя чувствительность в данный момент, по разным причинам не была на высоте, только я ничего не услышал и ничего не почувствовал. Как ни крути, а надо было идти в ванную.

Ленка, продемонстрировав высший образец чувствительности, поняла мои намерения задолго до того, как я вознамерился их осуществить.

– Ну, прошу тебя, не ходи, ну хочешь, я тебе минет сделаю? Только не ходи!

Одним кошачьим прыжком она опрокинула меня навзничь и припечатала к кровати горячим телом. Опять пахнуло духами.

– Лен, что… у тебя… за… духи?

Однако ответить она уже не могла. Больше я ни о чем не спрашивал. И вопрос проверки ванной отошел куда-то на самый дальний план.

Через полчаса, мысли мои обрели, наконец, ясность.

– Ленусь, там, в зеркале… что ты видела? Точно можешь описать?

Ленка задрожала. Ее темные глаза вновь наполнились слезами.

– Вадим… голый, в крови… и… вроде, не живой уже, – она уткнулась в ладони, – не надо об этом

– Конечно, ни к чему… – значит, она видела то же, что и я.

Стало быть, или телепатия, или реальность со всеми вытекающими отсюда последствиями, как-то: призраки, мертвецы, пространство за зеркалом и тому подобное.

– Лена, а ты никогда не замечала за собой способностей медиума?

– Никогда… А вот у Вадима что-то было… Не зря он занялся, в конце концов, черной магией.

– А в чем проявлялись его способности?

– Ну, как? По-разному было. – Ленка, вроде, успокоилась и села, подтянув ноги к подбородку.

– Ну, например…

– Ну, например, когда мы вызывали духов – ну, знаешь, с блюдечком – Вадим всегда был главным. И тогда получалось.

– Понятно… Лен, ты посиди, а я все же… должен проверить ванную.

И прежде чем Ленка опомнилась, я скользнул в коридор и взялся за ручку двери ванной комнаты. Мне показалось, что за дверью послышалась возня, ворчание, царапание когтей по кафельному полу. Ленка громко всхлипнула в комнате. Тянуть дальше было невозможно, и я рванул дверь. Черт побери – дверь была закрыта изнутри. В ванной задвижка была. Окончательно удостоверившись, в том, что дверь закрыта, я вернулся в комнату. Ленка лежала, зажав уши и уткнувшись лицом в подушку. Бедная девочка! Я ласково погладил ее по голове.

– Закрыто… – пробормотал я почти с облегчением, – закрыто изнутри.

– Ты ведь не оставишь меня одну с ним? – зашептала Ленка, – ты не уйдешь? Он же мертвый, он такой страшный!

– Лена, я бы вообще никогда тебя не оставил, но… ты же знаешь – у меня есть обязательства. Наташка, дети… Володька осенью в первый класс пойдет…

– Да я не о том – не оставишь пока они на юге? Побудешь со мной, пока тебе не надо домой являться? Я же не смогу тут одна!

– Конечно, о чем речь… – перед глазами у меня стояла запертая дверь в ванную. И меня не оставляло ощущение, что Ленка знает намного больше, чем говорит. Может быть, там автоматическая защелка? Где-то я такие встречал. Да нет – чепуха! Как же тогда попадать в ванную, если она будет срабатывать каждый раз, когда снаружи закроют дверь?

– Ленусь, там защелка, в ванной – автомат или как?

– Да ты ничего не понял, что ли? Чурбан! А еще специалист по аномальным явлениям! – Ленка срывалась на истерику, – он же там! Он пришел потому, что я давно на тебя, дурня, глаз положила!

– Подожди, подожди. Ну, чурбан я – не пойму. Он, что – живой не мог с этим делом разобраться? Ему потребовалось умереть? И вообще, сейчас пойдем в кафе, и ты расскажешь все по-порядку!

Через сорок минут мы сидели за столиком в углу небольшого зала.

Я ненавижу шумные рестораны с громкой музыкой, пьяными женщинами, вечным гомоном и толкучкой между столиками. А не умеющие танцевать, но самозабвенно танцующие посетители, производят на меня и вовсе удручающее впечатление.

Словом, большой ресторан не для меня. А вот, небольшое кафе, спокойная обстановка, почти полное отсутствие посетителей – это как раз то, что нужно. Особенно, если столик в самом углу, официант не навязчив, уши не терзает музыка, и работники соседнего магазина не отмечают юбилей главбуха – крепкого еще мужичка с торчащими из ушей пучками седых волос! Для обстоятельного разговора нет ничего лучше утреннего, пустого, полусонного кафе.

Глава 2

– Начинай, – сказал я Ленке, – и постарайся ничего существенного не пропустить.

Пока она рассказывала, я выпил несколько чашек кофе, пару бокалов сухого вина, съел салат, и один раз сбегал в туалет.

По ее словам выходило, что несколько месяцев назад Вадим познакомился с какой-то сумасшедшей компанией, которая занималась, не то сатанизмом, не то чем-то еще в таком же духе. Они устраивали оргии на кладбищах, курили анашу, наносили на тело странные татуировки. Именно тогда Вадим потерял к ней интерес, как к женщине. Вероятно, в секте сатанистов секса ему хватало с избытком, причем, как догадалась Ленка, секса весьма извращенного, даже нездорового.

– Тут, пожалуйста, поподробнее, – прервал я, – почему ты так решила?

Клянусь, Ленка смутилась и слегка покраснела.

– Тебе, может быть, будет неприятно это слышать, – начала она, – он однажды пришел пьяный… даже и не пьяный, а, наверное, обкурившийся. Пришел с другом или кто он там ему…

– Ну, продолжай, – я уже примерно догадывался, о чем будет рассказ.

– Они сидели на кухне, вроде еще курили… не знаю – я закрылась в комнате, чтобы не слышать их разговоров.

– Ну, хоть что-то слышала? На какие темы они говорили?

– Отрывки. Они говорили что-то о субстанции зла, о всеобщем наставнике… и о жертвах. Да, еще что-то о сладостном страдании, когда видишь, как твоя жена бьется в объятиях другого… Таким вот высокопарным стилем.

– Понятно. Ну и…

– Ну и потом ввалились в комнату с одуревшими глазами…

– И?

– Вадим как-то немного сник, а тот, второй, подсел на кровать… Я лежала и смотрела телевизор… Он стал что-то говорить о взаимной симпатии… не помню. Потом Вадим достал какую-то кассету. Я думала, что они просто посмотрят и угомоняться. Пошла было на кухню, но этот, второй – Михаил его звали – поймал меня за руку и усадил рядом. В общем, заставил смотреть эту пакость.

– А что там было? Порнуха?

– Если бы только порнуха… Порнуху-то смотреть еще можно, мы раньше с Вадимом иногда вместе смотрели, заводились, а потом занимались любовью, как бешенные.

– Ну а там, что было?

– Извращения. Изнасилования в основном. Мне казалось, что это были натуральные съемки, типа документальных. Ну, то есть, не там, где артисты играют, а… словом все происходило на самом деле. Какие-то подвалы, на грязном тряпье кого-то насилуют. Помню, еще были съемки какого-то ритуала, что ли. Собравшиеся что-то долго пели, вроде религиозное, а сами при этом были голые и все сплошь мужики. Ну вот, а потом привели женщину или девушку с завязанными глазами. Под это пение уложили ее на пол, на какой-то грязный матрац и пошли… по очереди. Когда на ней побывало человек пятнадцать, она кричать стала, вырываться. Ее держали. Ну а потом, когда еще с десяток ее… она уже затихла и так и лежала до самого конца, как мертвая. А может, она и вправду умерла и они в конце уже насиловали труп. Вот такая была кассета.

– Кассету просто смотрели? К тебе не лезли? – тут Ленка посмотрела на меня как-то странно.

– Да нет… тогда не лезли… Вадим, правда, пытался поцеловать, но я его оттолкнула. А Михаил просто сидел рядом, только прижимался все сильнее… – Ленка вдруг замолчала.

– Ну, ну, а дальше? – мной овладело какое-то нездоровое любопытство. Я боялся Ленкиного рассказа о том страшном, что было дальше, и не мог уже обойтись без него.

– А дальше… Этот тип, Михаил, сказал, что надо мне обязательно их поцеловать. Именно Вадима – моего мужа – и его, Михаила, поскольку он друг Вадима. В общем, я поняла, что он был там, в секте, кем-то вроде идеолога. Все теоретизировал. А Вадим слушался его как мальчик. Даже тогда, когда он стал… Ну, сначала я вырывалась… Они повалили меня на кровать и стали целовать по очереди. Потом Михаил приказал Вадиму держать меня за руки и он послушался. Представляешь? Муж крепко держал за руки свою жену, пока ее насиловал его товарищ.

– Но ты пробовала кричать?

– Нет…

– Почему?!

– Не знаю… Наверное, просто стыдно было.

– Но хоть отбивалась? Пыталась вырваться?

– Конечно. Но что я могла сделать против двух обкуренных бугаев?!

– Ну, а дальше?

– Ну вот, значит, муж держал меня за руки, а второй стал расстегивать халат. Причем, расстегивал не торопясь, гад, наслаждаясь. Вначале медленно распахнул на груди, потом ниже… И заставил Вадима сосать мне грудь. Я умоляла их не делать этого, говорила, что завтра им будет стыдно… Какое там! У них, у обоих уже слюни текли. Был, правда момент, когда я подумала, что они решили оставить меня в покое. Когда они оба встали. Но оказалось, они просто решили синхронно раздеться…

– Синхронно – это как? В танце, что ли?

– Да нет, просто вместе и быстро. У них после этого фильма и после того, как они обслюнявили мою грудь, не было сил терпеть.

– Подожди. Ты же сказала, что грудь тебе сосал Вадим?

– Ну, Вадим… а потом и тот… тебе что, во всех подробностях рассказывать?!

– Да, если можно, во всех подробностях…

Ленка посмотрела на мое раскрасневшееся лицо, прислушалась, вероятно, к тяжелому дыханию и поняла мое состояние.

– Рассказывай дальше, – потребовал я

– Как хочешь… мне, конечно, неприятно вспоминать об этом, но если ты… если тебе… ладно. Короче, когда они раздеваться начали, моя надежда на их благородство пропала. Я помню, плакала, когда Вадим навалился на меня и распял на кровати, как Иисуса Христа. Я плакала и никак не могла понять, чего же он ждет. Ведь я была голая, я была под ним, ноги свои он просунул между моих… словом, все готово было…

– Подожди, – мучительная сладость сдавливала мне горло, – ты дома, что ли в одном халате ходила? Без трусов?

– Конечно, я так всегда хожу. А твоя Наталья – дома ходит в бюстгальтере и трусиках?!

Я стал вспоминать, как ходит дома Наталья и немного отвлекся. Кровь от головы отхлынула. От другого места, впрочем, нет.

– Наталья ходит… ну, наверное, по-разному. И так, и этак – я же не проверяю.

– А вы, что – никогда не занимались любовью на кухне, допустим? – Ленка явно стремилась сменить тему, но какая-то сила заставляла меня требовать продолжения рассказа – мучить ее и себя.

– Про кухню я потом расскажу. А пока – ты. Давай – что там дальше было?

– Тебе так интересно? Или, может быть, приятно? Кайфуешь от этого?

– Наверное… ну давай дальше!

– Ну вот, я лежу под ним и с отвращением жду, когда в меня войдет его орудие… А он полежал и стал сползать как-то набок, но руки мои держал… Я поняла, что будет, и стала брыкаться, но на меня навалился Михаил. Короче, оба они на меня навалились, я даже дышать не могла… – Ленка опять замолчала и глаза ее потемнели. Видно, заново переживала всю эту сцену. Мы вздохнули почти одновременно. Я заметил, что у меня дрожат руки.

– Ну, а потом, – продолжала Ленка, – Михаил полностью взгромоздился на меня, а Вадим лег рядом и слушал мое дыхание, даже специально ухо подставлял. Я пыталась сжать ноги – где-то читала, что если сжать и заплести ноги… ну, в общем, не успела… Он вошел и сразу же кончил… Мне было так мерзко!

– А потом?

– Слушай, – протянула Ленка, – может, хватит, а? Мне так противно вспоминать… Противно и больно. Не надо, а?

– Надо, надо, – твердо сказал я чужим голосом, – давай дальше.

– Да ты уже красный, как рак, и руки у тебя трясутся! Ну, пожалуйста…

– Лена, давай дальше!

– Ладно. В общем, этот мужик волосатый, Михаил, слез с меня…

– Он, что – волосатый был, – уточнил я, будто это имело какое-то значение.

– Волосатый, – подтвердила Ленка.

– Ну, а… член у него большой был?

– Да нет, вроде даже меньше, чем у Вадима. Ты понимаешь, что мне об этом мерзко рассказывать?! – почти закричала Ленка.

– Понимаю. Давай дальше.

– А дальше – Вадим, муженек мой законный, добавил свою сперму в мое лоно, где только что побывал его друг.

– Он тоже быстро кончил? – с надеждой спросил я

– Тоже быстро. И ты сейчас, чувствую, вот-вот кончишь.

– Об этом не беспокойся. Ну, а дальше?

– Дальше я побежала в ванную отмываться. А когда вышла – они уже стояли рядом с дверью и подхватили меня под руки. Притащили в комнату, – Ленкина речь стала монотонной, – опять повалили… опять по разу прошлись, но уже никуда не отпускали. Немного полежали рядом, потом стали целовать. У Михаила, кстати, мерзко воняло изо рта. И сам он был мерзкий. Прилизанный и дерганый, какой-то. Сосали и кусали груди… Я уж думала, что сейчас будут делать куннилингус, но не стали… Брезговали, наверное – наспускали ведь так, что на кровать натекло. Я чувствовала, что в луже лежу. В холодной, липкой, мерзкой луже! И больше я ничего тебе не скажу!

– Так они всего по два раза, что ли?

– С чего это ты взял, что по два?

– Ну, ты же сама… вначале – быстро, потом еще по разу… а потом только целовали, – я знал, конечно, что не только целовали потом, но мне необходимо было услышать об этом из Ленкиных уст. Чтобы она сама, вздыхая, заикаясь и морщась от отвращения, рассказала все подробности этого изнасилования. Этот ее голос! Как она замолкала в самых трудных местах! Как переживала вновь все это унижение! Ее голос звучал для меня сладостной музыкой.

– Ты – дурак, или прикидываешься? – вернула она меня на землю, – конечно не по два раза!

– А по сколько?

– Че, я считала, что ли… помногу… я же говорю – лужа натекла.

– Ну а ты? Ты получила удовольствие?

– Я же говорю – мерзко было! Мерзко… Ну а потом… я же живой человек… потом, конечно… короче, оргазмы пошли один за другим, тем более что они…

– Что – они? Что?!

– Я же говорила – больше ничего не скажу!

– Ну, Лена…

– Фигушки!

– Лена!

– Фигушки, фигушки. Тем более что, рассказывая тебе все эти мерзости, я потекла. Ты это понять можешь? Мне надо в туалет.

– Подожди. Ну, подожди… Что – они?

– Что – они? – невинно переспросила Ленка

– Ну, ты говорила – тем более что они…

– Ну, они, потом стали позы менять… а потом и вообще…

– Что – вообще? Ну, говори!

– Вообще… слушай, а ты не будешь меня презирать за это?

– За что?

– Ну, за то, что было?

– Не буду, не буду.

– Точно? Поклянись!

– Клянусь! Давай дальше.

– Ну, потом… в общем, Вадим лег снизу, а тот – сверху. Такой вот гамбургер получился, – Ленка заметно смущалась.

– Так он… тебе… туда? Ну, словом – не туда…

– Туда – не туда! Короче в обе дырки меня оттрахали и не один раз. Потом, как пошли меняться местами я только орала.

– Орала… от боли? – опять я знал ответ и опять хотел услышать это от нее.

– От удовольствия, дурачок. От наслаждения. Я такого никогда не испытывала. Мы с Вадимом как-то попробовали в попу, но мне тогда не понравилось. Не знаю, как ему, но он больше не предлагал. А тут – фантастика! – я с удивлением заметил, что Ленка не на шутку разошлась в своих воспоминаниях. Я заметил так же, что она сидит, плотно закинув ногу на ногу. Даже – мне показалось – мерно сжимает свои точеные ножки в любимых черных чулках.

– Фантастика, значит?

– Необычные ощущения. Я же говорю, что вся изоралась. Это было настолько… нет, я больше не могу, – Ленка вдруг вскочила, – мне надо в туалет.

Она упорхнула, бросив на меня, как мне показалось, многозначительный взгляд. Выждав положенную паузу, я, не спеша, засунув руку в карман – понятно, зачем – прошествовал так же в направлении туалета. В коридоре никого не было. Почувствовав внезапное острое волнение – ведь это же святотатство: зайти в женский туалет – я быстро юркнул за дверь. Три кабинки. Одна занята, но не закрыта. Намек понятен. Ленка сидела на унитазе, раскинув ножки. Трусики, естественно были спущены, а рука терла под лобком. Глаза ее были закрыты, губы наоборот приоткрыты и дыхание перемежалось стонами. Я закрыл дверь на защелку. И как раз вовремя – застучали каблучки и в туалет вошла посетительница. А может, официантка – я попытался вспомнить – были, кажется, три молоденьких официантки. А с чего я взял, что эта – молоденькая? Разве старуха не может стучать каблуками? Не в калошах же они тут ходят!

Ленка открыла глаза и приложила к губам мокрый палец. В соседней кабинке хлопнула дверь. Раздалось шуршание поднимаемой юбки. Ленка посмотрела на свой скользкий палец и приложила его, на сей раз к моему рту.

Мощная струя нашей соседки забурлила в унитазе. Ленка засунула палец мне в рот. Вторая ее рука бесшумно расстегивала молнию на брюках. Рокот струи внезапно сменился звенящей тишиной. Щелкнула резинка – женщина надела трусики. Нет, наверное, она все же молодая, с красивыми ногами и вихляющейся, развратной походкой. Затем опять шелест юбки, стук каблучков. И вдруг:

– Желаю приятно провести время! – вот черт, значит, она слышала нас, а может, просто видела, как я зашел вслед за Ленкой. Неудобно. А хотя, если вдуматься – что такого?

Палец совершал у меня во рту возвратно-поступательные движения. Я прикусил его зубами. Ленка выдернула палец и повернулась задом. Разгоряченная и мокрая. Мои брюки болтались у самого пола и на них капал Ленкин сок. Это было прекрасно…

За столик мы вернулись на ватных ногах. Взбодрившись очередной чашкой кофе Ленка продолжила рассказ. Михаила она больше не видела, а Вадим с тех пор вообще стал пропадать. Иногда появлялся днем, отсыпался и вновь исчезал. Словом, рассказывала Ленка долго, а полезного рассказала крайне мало.

Был, правда, еще один случай. И Вадим, похоже, сыграл в нем роковую роль. Некоторое время назад у Ленки был любовник. ( А когда у нее не было любовника, интересно бы знать?). Звали его Гоша, что совершенно не важно для нас, а теперь и для него, не имеет никакого значения. Встречались они раза два в неделю на квартире какого-то хмыря, уехавшего куда-то очень далеко и надолго. Ленка, не особо обращая внимание на конспирацию, бегала к своему бугаю днем и ночью. Вадим, как ни странно, ни разу не попрекнул свою благоверную такой наглой изменой. Ленка этому обстоятельству, в общем, была рада, хотя и недоумевала по поводу такого благодушия Вадима, который, не смотря на веселый нрав, благодушием, особенно не отличался. Дни шли за днями, недели за неделями, а Вадим ничего не предпринимал. Дошло то того, что Ленка стала демонстративно уходить вечером и возвращаться утром – пьяная, и блудливо-веселая.

Вадим молчал. А было это, как я понял, еще до того, как он изнасиловал ее с Михаилом, но уже после того, как он связался с сектой сатанистов. Короче, занят был Вадим. Ему было не до разборок с беспутной женой. А, может, просто выжидал. Возможно, даже и следил за ними, потому, что – Ленка клялась – однажды в толпе мелькнуло лицо Вадима. Светлые волосы, голубые глаза. И даже взгляд она успела заметить – не веселый, как раньше, когда они жили безмятежной жизнью пылких влюбленных, а цепкий, злой и холодный, как маленькие голубые льдинки. Показался Вадим, посеял неуверенность и исчез. Как ни крутила головой неверная жена – нигде не мелькала невысокая худая фигура ее мужа. Но с тех пор Ленка была уверена, что Вадим следит за каждым ее шагом.

Однако время шло, а Вадим ничего не предпринимал. Ленка, хоть и чувствовала приближение чего-то нехорошего, совсем обнаглела. По ночам, когда муж уходил общаться с сатанистами, приводила своего бугая на супружеское ложе, где и занималась с ним непотребством.

И вот этого, как я понял, Вадим снести уже не мог. Проняло. А, может, именно к этому времени он закончил свои приготовления.

Начались некие события. Поначалу все шло, как раньше, но оба – и Ленка, и бугай ее, чувствовали какие-то изменения. В отношениях появилась натянутость. Иногда Ленка без всякой причины отказывала другу в интимной близости – уж такого раньше не бывало! А то, бугай ее вдруг сникал, увядал… точнее, увядала его мужская доблесть, которой он гордился, как гордятся все мужики, у которых она (доблесть) длиннее пятнадцати сантиметров. Уж такого тоже никогда не было, чтобы этот бугай, этот кобель, готовый спариваться где угодно, с кем угодно, и как угодно, вдруг чувствовал робость и неуверенность. А где неуверенность, там и половая слабость, «невроз ожидания».

Словом, стали у этого безотказного бугая случаться осечки. Оно, конечно, осечки могут быть у кого угодно – настроение не то, обстановка… Не зря собаководы водят на случку суку к кобелю, а не наоборот! В новой обстановке кобель, как правило, не проявляет должной активности. Но тут-то все шло в соответствии с ранее заведенным распорядком… и вдруг – такой конфуз. Бугай стал задумчив, что и вовсе было ему не свойственно. У Ленки сосало пол ложечкой. Она ждала страшной развязки. Чувствительность у Ленки – феноменальная. Она любила рассказывать, что бабка ее была ведунья, лечила заговорами и травами, а иногда могла и «испортить» неприглянувшегося ей человека.

Потеряла Ленка покой. Встречи с бугаем продолжались скорее по-инерции, без всякой радости. Отношения становились все более натянутыми. Бугай стал подозревать, что это она, Ленка – потомственная ведьма – подлила ему в водку «чего-то такого, от чего не стоит». На все разумные доводы, махал рукой. Логика была ему недоступна. Теперь, встречаясь, они не занимались сексом, а все больше ругались. Доходило даже до того, что он отвешивал своей милой пару-тройку оплеух. Потом, правда, слезно просил прощения. Ленка прощала, но обиду затаила нешуточную. Стала подумывать – а не покопаться ли в бабкиных полуистлевших книгах и не сварить ли действительно «портящего» зелья, чтобы ему, бугаю несчастному неповадно было руки распускать.

Не знаю уж, варила она или нет – этот вопрос Ленка старательно затушевывала, только стал ее бугай худеть не по дням, а по часам. Почернел весь, злой стал, дерганный. О прежних отношениях и речи не было. Стал он ее преследовать. Встречи назначать только за тем, чтобы ругать-материть нещадно. Ленка тоже вся извелась. Пряталась, на звонки не отвечала, к двери, если звонят-стучат, не подходила. Словом, обстановка настолько накалилась, что нервы у Ленки сдавать стали. Слышались ей стуки, когда одна в квартире оставалась. Потом голоса стали тихие из угла доноситься. Ленка в таких случаях пряталась под одеяло, но однажды решилась и на ватных ногах пошла к тому углу, откуда голоса слышались…

Угол был пуст. Обои у самого плинтуса отклеились. Пыль покрыла старую паутину, сделав ее похожей на полочку. Будь паук жив – пыли бы не было, подумала Ленка. Но в этом страшном углу выжить невозможно. Ничего живого тут быть не может, вот неживое… нежить, какая-нибудь… вполне.… Почему же я хоть стул не поставила, мучилась Ленка. А теперь уж поздно, теперь занят этот угол, ничего туда не поставишь… Да и самой подходить бы не надо. Но остановиться было невозможно. Угол притягивал. Завораживал пустотой и тем, что в этой пустоте может прятаться. Ленка слабым голосом напевать начала, но стало только хуже. Одиноко повис неуместный тут звук и заглох – будто в вате увяз. А руки дрожали так, что пришлось сцепить их в замок. Вот так она и шла – переставляя непослушные ноги, все ближе подходя к этому пустому с, отставшими обоями и пыльной паутиной, углу. От волнения ли, от страха потемнело в глазах – только маленький круг виден, пятно света там, куда направлен взгляд, а вокруг чернота и в черноте копошиться что-то мерзкое, с синеватыми отблесками. Заорала Ленка себя не помня, убежала опять на кровать, под одеяло, и, свернувшись, пролежала остаток дня. Так и заснула. А на следующий день Вадим сказал, со змеиной улыбкой, что завтра ее дружок прыгнет с моста. Ленка, конечно, не поверила, но на ближайший мост побежала и дежурила там весь день. А он прыгнул с другого моста – и не с акведука, а с виадука. Головой на рельсы. Очевидцы дали показания: стоял долго, потом резко вскочил на заграждения и «ласточкой» – вниз. Все же он спортсмен был когда-то, нырять умел. А стиль, в простонародье называемый «ласточкой» очень эффектно выглядит. Ныряльщик выгибается, руки отводит назад в положение ласточкиных крыльев, а в конце полета сводит их перед собой и как стрела входит в воду. Только вот, воды-то на рельсах не оказалось. Разве, что лужи грязные – в тот день дождик моросил.

Только через пару недель Ленка пришла в себя, а потом и произошло то, о чем она рассказала мне в кафе

Глава 3

Тетрадь нашлась без особого труда. Нужно было вытащить ящик письменного стола – над тумбочкой. Именно такой у меня был тайник в детстве и об этом я, конечно же, рассказывал Вадиму.

В далеком детстве… У нас с братом был один на двоих письменный стол. Очень хороший стол. С тумбочкой и двумя выдвижными ящиками – маленьким, расположенным над тумбочкой и большим, широким – чтобы открыть его, нужно было, или втягивать живот, или шумно отодвигаться вместе со стулом. А верх стола был обтянут дерматином. Брату принадлежал широкий ящик, а мне достался маленький, но зато и тумбочка под ним. Тумбочка со столом составляла единое целое, и между верхом ее и ящиком оставалось некоторое пространство. Скоро я сообразил, что если полностью вынуть ящик, то на тумбочку можно положить несколько плоских предметов, после чего задвинуть ящик и радоваться тайнику. Никто в доме не имел тайника, а я имел! Мать, например, документы и другие бумаги держала в старом, облезлом комоде. Один из ящиков – запирался на ключ, местонахождение которого я установил и периодически проводил основательную ревизию. В ящике, помимо всего прочего, хранились брошюры, посвященные половому воспитанию. Именно потому, что они хранились под замком, я их прочел с особым интересом.

Брат вообще ничего не прятал. Все его имущество находилось в большом ящике, который мог открыть каждый. А вот у меня был тайник! И в нем я хранил свои детские, а потом и юношеские дневники. Позже рядом с дневниками в тайнике хранился пистолет – маленький бельгийский браунинг, снабженный самодельными, а потому крайне ненадежными патронами.

До сих пор мне иногда снится мой тайник в старом письменном столе. В дом ломятся убийцы, или мертвецы, или вообще что-то невообразимо ужасное – я бросаюсь к столу, трясущимися руками вытаскиваю ящик, но никак не могу нашарить пистолет и меня охватывает отчаяние. Или же, не находятся патроны. Дальнейшие события в разных сновидениях развиваются по-разному, но письменный стол с тайником остается неизменным атрибутом многих ночных ужастиков.

И конечно я рассказывал об этом столе, об этом тайнике, Вадиму. Рассказывал и про дневники и про пистолет, впоследствии окончательно сломавшийся и выброшенный от греха в выгребную яму. И конечно Вадим знал, что я сумею сообразить, где искать его тетрадь, тем более что стол у него был, в общем, такой же конструкции.

«Привет Нико! Я знал, что ты найдешь эту тетрадь», – строчки, вдруг стали расплываться и я, с некоторым даже удивлением, заметил, что прослезился. Старый дружище! Он всегда называл меня Нико, как героя Стивена Сигала – отважного полицейского, на которого я, кстати, был совсем не похож. Я, правда, немного занимался боевыми искусствами, но на этом сходство и заканчивалось. И, тем не менее, он никогда не называл меня полным именем – Никодим, только Нико. Может, он еще что-то находил во мне, не знаю. Но скорее, просто выдумал. И он, конечно же, знал, что я найду единственно ценную для него вещь – эту тетрадь. И он обращался ко мне, своему другу, для меня он писал, мне он хотел сообщить что-то важное.

Я вытер глаза – не хватало еще, чтобы Ленка, выйдя из ванной, увидела, как я расчувствовался. Стоп! Ленка в ванной?!

– Ленусь, – прокричал я у двери, стараясь перекрыть шум льющейся воды, – у тебя все хорошо?

– Все отлично, – ответил мне веселый голос.

Чудеса! То она боится этой самой ванной, то спокойно плещется в ней! Как она, кстати, ее открыла? Ладно. Наверное, у них есть секрет с задвижкой, не в этом сейчас суть. Тетрадь – в ней ключ ко всему. И я углубился в чтение.

« Я помню твои рассказ о детском тайнике, которым ты так гордился, – читал я дальше, – и я решил устроить себе такой же. Ты же знаешь – я всегда тебе подражал. С самого детства. Теперь-то я понимаю, что это было смешно. Но ты никогда не смеялся надо мной и спасибо тебе за это!

Ты всегда был сильнее и умнее меня. Таким уж ты родился, и пытаться повторить тебя, было бессмысленно. Но таково детство. Для кого-то примером были великие капитаны, для кого-то, разведчики, а для меня – ты, Нико. Ты был – а во многом и сейчас остаешься – для меня идеалом, к которому я всегда стремился. И теперь я пишу, надеясь, что ты разберешься с этим ужасным, чудовищным, противоестественным положением дел в нашем мире. Я, в общем, почти разобрался и сам, но, опасаясь повлиять на твои выводы, не буду ничего рассказывать. Пройди мой путь, и ты все узнаешь сам, и, я уверен, сумеешь довести истину до людей. Потому, что мириться с таким положением вещей нельзя! С таким ужасным положением… Я уверен – как и я, ты ужаснешься, узнав правду, но в отличие от меня, сумеешь что-то предпринять. И Кураторы тебя не достанут, не сумеют убить тебя страхом, как убивают меня. Я их называю Кураторами – ты потом поймешь почему…

Ах, Нико! Если бы ты только знал, какая тяжесть сейчас лежит на моих плечах! По временам я плачу от бессилия, ибо они узнали обо мне и теперь принимают меры. Они не дадут мне ничего сделать. Ничего. И все будет по старому. Ужасный, унизительный для нас порядок будет незыблем! Одна надежда на тебя! Узнай все, что узнал я и сделай что-нибудь. Читая эту тетрадь, ты поймешь, где искать истину. Я уверен – ты поймешь.

Скорее всего, когда ты будешь читать эти строки, меня в живых уже не будет. Но не печалься, Нико. Смерть – это не конец. Я знаю – я туда заглянул. Смерть не конец, хотя то, что следует за смертью, выглядит не совсем так, как мы представляли. Когда я говорю «мы», я имею в виду не нас с тобой, а церковь, народ, всех, кто рассказывает сказочки про загробную жизнь и кто им наивно верит. Нет, дружище, там все по-другому. Хотя, определенное сходство есть, ха-ха, потом и ты посмеешься над людской наивностью. Или поплачешь, как я над тем, что нам всем уготовано. Да, Нико, люди не знают чудовищной правды и, вероятно, никогда не узнают. Вот, может быть, только ты…

Нико! Я не буду писать только о страшном. Позволь мне, в этой тетради, поговорить с тобой обо всем, что меня тревожит. Время у меня, как мне кажется, еще есть. А человечество – черт с ним, пусть потерпит, как терпело с первобытных времен!

Мои изыскания начались с того, что я задался вопросом – есть ли жизнь после смерти? Другими словами, продолжает ли существовать личность человека после распада его физического тела? И если да, то, в каком виде и какая часть личности сохраняется? Или, может быть, личность целиком? И где, в каком пространстве, продолжается это существование? Согласись – тема любопытная. Меня она захватила полностью, я даже на жену перестал обращать внимание. Так что, можешь ее трахнуть – она давно от тебя без ума. Не замечал? А я вот замечал, но теперь-то мне это безразлично, а вначале, должен признаться, ревновал. Но ты, дружище, всегда вел себя достойно, даже когда она, стерва, в наглую на тебя вешалась. Я, правда, виноват перед ней. Однажды… Впрочем, ни к чему тебе это знать. В общем, повторяю: если хочешь, Ленка – твоя, тем более что мне – мертвому, живая женщина ни к чему. У мертвых иные интересы. И иные занятия. Хотя, бывают и исключения. Что такое инкуб, суккуб – надеюсь, знаешь? Правда, и здесь восемьдесят процентов того, что о них рассказывают – вранье.

И, кстати, Нико – увидишь меня в зеркале – не пугайся. Через зеркала мертвецы часто в этот мир заглядывают. Раньше, заметь, все об этом знали, а потом стали считать суеверием.

Ладно, я отвлекся. Так вот, стал я искать ответы на вышеперечисленные вопросы. Кучу книг прочитал – все, в основном, мура. Не случилось такого, как в фильмах показывают – некая старинная книга открыла мне истину. Нет, старые книги – из тех, что сумел найти и прочесть – наоборот, только туману напускают. Сплошное суеверие! Чушь, одним словом. На самом деле все проще… и сложнее. Гораздо сложнее, Нико.

Словом, в книгах я истину не нашел. Стал людей искать – посвященных. Смех и грех! В основном-то, вообще все шарлатаны, некоторые, правда, весьма незаурядные по-своему, но все равно – шарлатаны. Один такой тип, Михаилом звать, довольно близко подошел, если так можно сказать, к двери, но открыть ту самую дверь не сумел. Да оно и к лучшему. Неуравновешенный он был тип, да еще и бабник впридачу. Узнай он, хотя бы часть того, что теперь знаю я – он бы такого натворил! Недавно умер он от передозы. Анаша, видите ли, уже не могла дать ему доступ в иное измерение, как он говорил. Только-де, героин! Ну и финал соответствующий.

Потом узнал я про великих гималайских мудрецов. Еще Александр Македонский с ними беседовал, когда Индию завоевал. Историки записали девять его вопросов и соответственно, девять ответов. Ну, да ты сам мне об этом рассказывал. Но вот, каков же был десятый вопрос? Известно, что разрешили ему задать десять вопросов. Десять он и задал. Девять – записали, а десятый – нет. Почему? Что у них, у сопровождающих, руки отсохли? Перья сломались? Или чем они там писали… Тут только одно, на мой взгляд, объяснение: десятый вопрос запретили записывать. О чем-то таком он был, что не положено было знать простым людям. Вероятно, Александр даже удалил писцов, что бы они ничего не слышали. Да, наверняка, удалил и остался наедине с мудрецами. И о чем-то спросил. И, конечно, получил ответ. Короче говоря, задался я целью узнать, о чем спрашивал великий полководец, и что ему ответили.

Надеюсь, ты, Нико, не улыбаешься? Разумеется, мудрецы там, в горах, уже не те, которых спрашивал Александр, хотя и говорят, что Махатмы бессмертны… Но, пусть там сейчас ученики их учеников и так далее. Но они должны были знать, о чем беседовал с их наставниками великий завоеватель. Уж они-то должны были сохранить в памяти десятый вопрос и ответ на него».

Нет, я не улыбался. Я помнил некоторые вопросы Александра. Не помнил только книжки, в которой об этом читал.

«Как стать богом? – спрашивал завоеватель. – Сделай то, что не под силу человеку» – отвечали Махатмы.

Еще один вопрос засел в памяти. Александр спросил:

«Что было раньше – день или ночь?»

«День был раньше на один день» – ответили мудрецы.

«Трудный ответ» – прокомментировал Александр.

«На трудный вопрос» – невозмутимо отвечали мудрецы.

Да, я рассказывал об этом Вадиму. Тогда я помнил все девять вопросов и ответов. Десятый действительно был, или потерян, или намеренно опущен. Все так.

Вадим, Вадим, друг мой! Как наивно он верил в мои возможности! В нем все еще оставалась его детская восторженность. Я разберусь… Я сумею сделать… Вряд ли я сумею даже, как он говорит, пройти его путь. Да и стоит ли? Если он так уверен в том, что ничего не изменить… Нет, он уверен, что я-то, как раз, изменить смогу. Святая наивность…

Увы, я не тот неустрашимый Нико из захватывающих боевиков! Я Никодим, хреновенький специалист по разоблачению, так называемых, аномальных явлений. В чем я смогу разобраться?! Ну, ладно, пусть в аномальных явлениях я разбирался почти всегда. Но тут, если я правильно понял своего друга и если он не тронулся умом, явление совсем иного порядка. Не чета стукам в стены, самопроизвольным возгораниям предметов и прочей хреновины, пугающей обывателя. Если считать, что Вадим писал в здравом уме и твердой памяти, то ему открылось, чуть ли ни строение мироздания.

И это знание было таким страшным, и его стерегли такие – кто? личности? – что Вадим уверен в своей скорой гибели и невозможности изменить ход событий. И он надеется только на меня. С чего он взял, что меня вообще заинтересует эта тема? Нет, тут он прав, конечно. Тема заинтересовала…

Я вспомнил наши дискуссии на кухне, за кучей бутылок. Ленка уходила спать, а мы до утра спорили о том, как спасти мир. Собственно, большого спора и не было. Я говорил, а Вадим только иногда осторожно не соглашался, да и то, вероятно, только для того, чтобы подстегнуть мой пыл. А я, упиваясь своей логикой, говорил о том, что должна работать система. Не человек должен думать о благе общества – нет, человек всегда думает только о себе, о своей семье и это естественно. История знает, конечно, несколько личностей, которые, вероятно, думали о благе человечества, но все это исключения – человек должен заботиться о себе! А система – демократическая система построения общества – должна отрабатывать таким образом, чтобы человек, работая на себя, работал и на все человечество. У нас, говорил я с кислой миной, такая система не построена и, возможно, в нашей стране, с нашим народом, никогда и не будет построена. Вадим, помню, возражал – насчет народа. Заступался – люди-де у нас талантливые, только пьют много. И вовсе не зависть основная их черта, а доброта. Смеясь, я доказывал, что доброта у нас направлена только на тех, кому живется хуже, нежели нам. А вот для тех, кому живется лучше – у нас припасена черная зависть!

Ну, и все в таком духе… Теперь, вспомнив наши разговоры о спасении отечества, Вадим решил, что я брошусь спасать все человечество? Или узнав, что и мне уготована не лучшая участь, работая на себя, я стану работать и на благо всего людского сообщества? Вот в этом, пожалуй, была толика здравого смысла.

«Я продал обе тачки, – писал дальше Вадим, – нужны были деньги на поездку в Индию. Ленка, кстати, еще не открывала гаражи? Вот будет потеха! Жигуль пошел почти за бесценок, а Тойота – продалась неплохо. Во всяком случае, на поездку хватило. «По аглицки» я говорю неплохо, ты знаешь. Ну, короче, опуская подробности того, как я добирался с паломниками в горы, как бродил вместе с другими идиотами в поисках Шамбалы, скажу, что мудрецов я не нашел. Есть в Индии аскеты, копящие, как пишут в книгах, «духовную мощь», есть йоги очень высокой квалификации, но все это немного не то. Эти люди не могли мне рассказать об ответах на вопросы Александра. Некоторые, к тому же говорили только на хинди, которого я не знаю. Я уж решил, что идея с поездкой в Индию – очередной бред, но тут один преподаватель йоги, после долгого размышления, посоветовал мне обратиться к очень известному, но только в узких кругах, учителю. Махатмой, конечно, его не назовешь, но за тот короткий период времени, что я провел у него, он меня многому научил. К сожалению, Нико, не могу тебе ничего рассказать, так как первым условием наставника был обет молчания. Но я многое постиг и многое узнал. Десятого вопроса, кстати, гуру не знал, хотя о девяти вопросах и ответах рассказал почти твоими словами. Небольшие расхождения были, но это, скорее всего, огрехи перевода.

На прощание гуру дал мне талисман и предсказал скорое соединение с абсолютом. Талисман я потерял, о чем очень жалею – изящная была вещица. Ну и, кроме того, я уже тогда знал, что не все обереги и талисманы – суеверие. Этот, похоже, был настоящий. Да, сейчас я вспоминаю, что все мои беды начались именно после потери талисмана. И страхи навалились, и нежелательные случайности посыпались, как из рога изобилия. Сейчас каждую ночь я испытываю такие ужасы, что, кажется, скоро потеряю самообладание. А ведь в Индии я сумел провести ночь с мумией. Пожалуй, об этом тебе можно рассказать, ибо это было до того, как гуру взял с меня слово молчать. Дело в том, что наставник всех кандидатов в ученики подвергает своеобразному тесту – нужно переночевать в пещере, в горах, где сидит мумия. Причем, говорится, что в любой момент ты можешь прервать испытание и, пройдя вдоль речки выйти к домику, где ночует наставник. Но тогда его учеником ты уже не станешь. Ты скажешь – жестокое испытание? Может и так, но, во-первых, если не отсеивать большую часть желающих стать учениками гуру, то этих учеников будет невероятное количество, а в Индии – ты знаешь – стараются заниматься индивидуально. А, во-вторых, ученик должен обладать сильной волей и огромным желанием обучаться у наставника, иначе это будет просто обоюдная потеря времени. И если он не выдержит испытание, значит, воля у него слаба, да и желание стать учеником не очень велико. Словом, на мой взгляд, испытание это, хоть и жестоко, но необходимо.

Я, хоть и не мог долго обучаться у гуру, но испытание пройти был обязан. Пещера находилась в горах, но не очень далеко. За день мы до нее добрались. Точнее сказать добрались до домика, о котором я упоминал – там обычно ночует наставник. А пещера – километра полтора вверх по речке. И к ней я должен был добираться самостоятельно. Наставник сказал, что мимо я не пройду. Отправиться нужно было с наступлением темноты, а вернуться, если все будет хорошо, с утренней зарей.

Ты спросишь, может быть, что мешает прикорнуть за первым же валуном, а утром спокойно сказать, что переночевал-де с мумией? Но вдруг гуру спросит расположение камней в пещере? Положение мумии – где она, в какой позе? Можно, конечно побывать в пещере, посмотреть на мумию, а спать опять-таки где-нибудь в другом месте, но я не сомневался, что у наставника имеются верные способы узнать – провел ты ночь в пещере или смухлевал. Кроме того, это был такой проницательный человек, вероятно даже, очень сильный телепат, что пытаться обмануть его – затея безнадежная. И, наконец, еще одно – я просто не хотел врать. Врать такому человеку – нет, это невозможно, просто не повернется язык. Короче, было понятно с самого начала, что придется действительно с наступлением темноты отправиться вверх по речке и провести жуткую ночь в обществе мумии. Кто же был этот человек – умерший и оставшийся в пещере? Гуру ничего не говорил об этом. Да, впрочем, это было и неважно.

Глава 4

Провожая меня, наставник дал свечку – «пойдешь назад не раньше, чем догорит эта свечка, даже если солнце уже встанет». На мой недоумевающий взгляд он сказал, успокаивающе, что свечка догорает точно на рассвете – это проверено многократно. Но, тем не менее, выходить из пещеры нельзя, пока она не догорит, если, конечно, ты не собираешься прервать испытание. Если решишь прервать – выходи не оглядываясь, причем свечку ни в коем случае не туши и оставь в пещере. Это наставник подчеркнул особо – не тушить свечу.

Я тогда, помню, подумал – не иначе, гуру специально немного нагнетает атмосферу. Чтобы кандидаты больше боялись. А то ведь попадется какой-нибудь с нервами, как канаты и психикой, как у вола – спокойно переспит в пещере, а потом его учи! Но, все же, как-то не верилось, что гуру будет прибегать к таким балаганным приемам. Тем более что свечку он бережно вынул из принесенной шкатулки – резной и вероятно старинной, открывая и закрывая которую, он что-то тихо бормотал – не то молитвы, не то заклинания. Все это, как говориться, не способствовало поднятию духа. Впрочем, до наступления темноты я был хоть и взволнован, но не испуган. Подумаешь, поспать рядом с мумией! Мумия – это просто труп. Это труп в силу естественных причин засохший особым образом. Ничего страшного тут нет. Просто мертвец, рядом с которым мне надлежит переночевать. Чего тут опасаться?

Я вспомнил, как входил утром в комнату, где в гробу лежал умерший отец. Нет, вначале вечером – нужно было погасить свет. Простое дело – войти в комнату, где никого нет, только стоит на табуретках гроб с покойником, пройти мимо гроба, выключить свет, в темноте опять пройти мимо гроба и выйти из комнаты. Причем умерший – мой отец, то есть родной человек, которого, конечно, нечего было пугаться. Смешно было пугаться. Твердым шагом я вошел в комнату, посмотрел на покойника – лежит, естественно (а чего я ожидал – что он встанет?!). Спокойно прошел мимо гроба и протянул руку к выключателю. Но на душе было… как-то не так. Гроб с телом притягивал взгляд. Причем никаких там сыновних чувств! Никакого горя – отца я не любил. Просто тут был гроб с покойником. И невозможно было оторвать взгляд. И то, что покойник был моим отцом, дела не меняло.

Итак, я протянул руку к выключателю. Помедлил ли я тогда? По-моему, нет. Ну, может один миг. Но за этот миг я отчетливо представил себе, что вот сейчас в тишине раздастся щелчок и комната погрузится во тьму. Комната, а вместе с ней и гроб, и мертвец, лежащий в гробу. А пройти мне нужно будет рядом и не задеть в темноте, не свалить с табуреток.

Как описать тогдашнее состояние моей души? Не страх, нет. Страха, по сути, не было совсем. Но какой-то маленький червячок в душе. Маленькое смятение в мыслях. Стремление подавить непрошенные воспоминания о книжных мертвецах и вампирах.

И, кстати, внешне я нисколько не напоминал испуганного человека. Ну, может, чуть-чуть бодрее голос, нежели обычно, чуть быстрее шаг, но никто, случись там наблюдатели, не догадался бы о смятенном состоянии моей души. Щелчок – и темнота после яркого света люстры, показалась абсолютной. Я стоял у выключателя, а где-то рядом, спрятавшийся в темноте лежал мертвец. А в доме стояла, почему-то полная тишина. Мои родичи сидели на кухне за двумя дверьми. Музыку, естественно, никто не включал… В темноте человеку свойственно прислушиваться. Вроде, какие-то шорохи… И запах… Запах покойника, запах мертвого тела. Только отчего-то он в темноте стал гораздо сильнее… Так же усилился запах трупа, когда мы с братом надевали на него пиджак, шевелили, приподнимали руки, поворачивали немного вправо-влево… Но тут же его никто не шевелит.… Ведь не сам же он шевелиться…

Огромным усилием воли, сохраняя спокойствие, я осторожно двинулся мимо гроба. Глаза привыкли к темноте и видно, в общем-то, было неплохо. К тому же, на улице горели фонари. Деревянной походкой я прошел мимо того места, где лежали руки покойника. Где-то в самой глубине мозга мелькнула дикая мысль в виде образа – рука мертвеца успела выползти из гроба… Я ее подавил, конечно, эту мысль, но сам факт присутствия образа из фильмов ужасов говорил о многом. И еще: почему-то очень не хотелось поворачиваться к покойнику спиной. Однако пришлось. Миновав гроб, подойдя к дверям комнаты, уже взявшись за ручку, я ощутил взгляд. Взгляд неживого человека – тусклый и холодный. Двери в комнату, где оставался ночевать мертвец, я закрыл со старанием и тщательностью. И с трудом подавил желание закрыть на задвижку, запереть, чтобы из комнаты ночью никто не вышел. Не закрыл! И горд тем, что даже не стал оправдываться возможностью появления сквозняка.

Утром, правда, дверь оказалась немного приоткрытой, как если бы кто-то решил подсмотреть в щелочку, кто там спит в соседней комнате. Чушь, конечно! Это сквозняк. Хотя окна были и закрыты, но мало ли откуда дунет ветер…

Н-да, покойник за спиной… Эта тема меня потом долго волновала. Люди вообще боятся покойников и тем более, покойников за спиной. Но чего бояться? Он же не встанет – мертвец. Он же не успеет подойти к вам за то короткое время, что вы стоите к нему спиной. Спина беззащитна. И мы не видим – только представляем – как тянуться к ней холодные руки.

И что интересно – разум говорит нам одно, а чувства – совсем иное. Этакое рассогласование. Разумные доводы, разумеется, в страшные минуты, вспоминать надо, иначе, можно совсем свихнуться. Но вот что интересно – эти самые доводы зачастую как раз и добавляют нам страха! Если вы, допустим, должны, как в моем случае, провести ночь с мумией, то не стоит повторять: чего бояться мертвеца? Покойников вообще, не стоит бояться! Они же не встают из гробов! Они мертвые, они даже голову не поднимут. Такие «доводы» спокойствия не добавят. С помощью ключевых слов – мертвец, покойник, гроб – вы как раз и внушаете себе эти страхи.

Но есть и еще один аспект: страх заложен, в генах. И заложен, скажу тебе, Нико, не зря. Не считай боязнь мертвецов чем-то постыдным и детским. Не зря в глубинах человеческого подсознания таиться этот страх.

Собственно говоря, что такое страх вообще? Это, как и боль – сторож, охранник, спасатель. Возьмем первобытных людей. Один боялся, допустим, высоты – лазил по деревьям осторожно и не забирался высоко. А другой был лишен страха высоты. Он бесстрашно прыгал по верхушкам, сорвался и погиб. Потомство дал тот, первый, который высоты боялся. И эту боязнь, без которой его давно не было бы в живых, он передал потомкам. То же можно сказать и о страхе глубины. Почти все, в той или иной мере, бояться глубины, а многие и вообще воды. Их предки, стало быть, не утонули, у них был сторож – страх. А вот те, кто не боялся – утонули и не дали, соответственно, потомства. Потому-то мы все, ныне живущие, боимся высоты и глубины.

И теперь – что можно в этом ключе сказать о боязни мертвецов? Ведь, как ты видишь, все страхи отражают реальную опасность. Реальную! Выводы делай сам.

Именно эти мысли роились в мозгу, когда я вышел из домика «с наступлением темноты». Какое там «с наступлением»! Наставник не выпускал меня за порог до тех пор, пока за окнами не наступила кромешная тьма. Покинув такой уютный домик, мы вышли за дверь. Стояла темная, безлунная ночь. Как же я пойду? Но наставник, который вдруг сделался ужасно молчаливым, указал рукой в направлении реки – слышишь, мол, журчание? – а затем так же молча подтолкнул в спину – иди! Через мгновение дверь за моей спиной захлопнулась. «Эх, весело», – говорил ты в таких случаях. Да, Нико, ты любил приключения, а я – нет. И веселья, поверь, у меня не было ни капли. В кромешной тьме я побрел к речке. Постепенно глаза стали привыкать к темноте, и я видел достаточно, чтобы не свалиться в ту же реку, вдоль которой я шел. Но если первое время все мои помыслы были направлены только на то, чтобы не свернуть шею в темноте, то теперь, вновь зашевелились старые страхи. В один миг в голове пронеслись все фильмы ужасов, вспомнились все романы Стивена Кинга. Нет, сказал я себе, так не годится. С таким настроением даже и думать нечего идти в пещеру мумии. Надо отвлечься – это для начала, потом заставить себя вспомнить что-нибудь смешное. Я остановился. Нужно взять себя в руки. Но помни – не зря люди боятся мертвецов, – вдруг раздался у меня в голове голос. Помню, помню, с тоской подумал я и зачем-то прислушался. Тихая ночь. Привычный гомон ночной живности – не в счет. Его я как бы и не замечал. А так – тишина. Не верилось, что где-то есть города, люди, шумные проспекты, кинотеатры, где избалованная публика смотрит ужастики. Нет, ничего этого нет, а есть только шум реки слева и еле заметная тропинка, ведущая, по всей видимости, прямо в пещеру с мумией. Шаг за шагом, осторожно ступая, я приближался к пещере. Интересно – показалось мне, что наставник немного нервничал, когда провожал меня, или на самом деле он был обеспокоен? Может не такое уж безопасное это испытание и не только потому, что кандидат в ученики может сойти с ума, а наставника обвинят в… чем? В том, что он направил…

Резкий звук пригвоздил меня к месту. Птица? Может быть… Надо идти. Если пугаться каждого ночного звука…. Но не зря наши предки боялись мертвых! Почему вдруг эта мысль опять пришла мне в голову? Какая-то ассоциация со странным звуком? Такие звуки не может издавать живое существо! Кто это сказал у меня в голове? Что за шутки?!

Внезапно тропинка уткнулась в черноту. Во мрак. Возможен ли мрак в черноте безлунной ночи? И почему так нервничал наставник? Учитывая его уникальную, тренированную долгими годами, способность владеть собой?! Он чего-то опасался. Из черноты пахнуло затхлостью. Может ли в затхлом воздухе жить мумия? Тьфу ты! Не жить, конечно, а существовать, точнее находится, не испортившись, не рассыпавшись в прах? Нет, дорогой мой, прошептал голос в голове, твоя оговорка не случайна. Как не случайно то, что твои предки боялись мертвецов. Мертвое тело неподвижно. Лежащий в засаде хищник, тоже неподвижен. До поры до времени. Как и труп. Я, наверное, долго стоял у входа в пещеру. Нужно было, или решаться на испытание, или поворачивать назад. С позором вернуться к наставнику. Как же я смогу посмотреть ему в глаза?!

Я зажег свечу и шагнул в пещеру. Дуновение ветра – и свеча погасла. Я могу поклясться, что слышал звук, какой, раздается, когда кто-то резко дунет. Крошки хлебные сдувает со стола или, скажем, свечу задувает… Проклятое воображение! А может… Так, где спички? Еще раз – свеча горит, и никто не пытается ее потушить. Все правильно – свеча-то наставника, а он… Боже, о чем я думаю? Или – говорю вслух?

Пещера была невелика. Метров десять в длину и метра четыре в ширину. Свода ее можно было высокому человеку коснуться головой. Ничего примечательного. Камни, на которых удобно сидеть, Множество огарков свечей – тех, кто не выдержал и сбежал. Почему огарков? Ведь уходя – если ты решил прервать испытание – свечу нужно оставить горящей! Она должна гореть, чтобы в темноте не активизировалась… Стоп! Опять не те мысли! Но если свечи оставляли гореть, а тут, передо мной огарки – разной длины – то значит, их кто-то тушил. После того, как человек уходил, кто-то тушил огарки. Кто? Тут же никого нет, кроме… Стоп! Нужно продолжить осмотр пещеры.

У противоположной стены, там, куда я инстинктивно избегал смотреть, прислонившись к стене, будто отдыхая после дальней дороги, сидел высохший хозяин пещеры. Что-то толкнуло меня подойти и внимательно посмотреть в лицо мумии. Я никогда не жаловался на свои нервы, но то, что я увидел, заставило меня содрогнуться. Мертвец смотрел прямо на меня тусклыми, глубоко запавшими глазами. Оцепенев, с застревающим в горле дыханием, я долго не мог прервать могильный гипноз мертвого взгляда. Попался, – молнией сверкнула паническая мысль. Нет, нет, чепуха! Вовсе не обязательно смотреть ему в глаза!

На дрожащих ногах я отошел в дальний конец пещеры и тут же сообразил, что этого делать не стоило. Вот теперь попался! Теперь, чтобы выйти из пещеры, нужно будет пройти мимо ее хозяина. Когда-то мне разрешено было пройти мимо гроба с покойником. Теперь – не разрешат! По спине сбегали струйки холодного пота. Легкие хрипели, хотя уже никакой затхлости не ощущалось. Наоборот, волосы шевелил легкий сквозняк. Или, может быть, они шевелились сами? С тоской подумалось, что ночь только начинается…»

Глава 5

С досадой я захлопнул тетрадь. Чушь какая-то. Бред! Он все же, вероятно, как говориться, съехал с катушек. Ночь с мумией! Если даже он это и не выдумал, к чему он описывает это в тетради? Да еще предлагает мне пройти его путь! Чушь, бред и хреновина!

– И что он пишет? – спросила сверкающая белизной Ленка

Я мрачно посмотрел на ее белый халатик с распахнутыми, будто не имеющими пуговиц, полами, на огромную «чалму» из махрового полотенца и немного оттаял.

– Знаешь, Ленусь, он все же сдвинулся…

– А я в этом и не сомневалась.

– Где его искать, ума не приложу. Тот бред, что он пишет про ночь с мумией мало что дает. Хотя, все же придется прочитать тетрадь до конца.

Внезапно меня потянуло в сон. Глянув на часы – была половина десятого – я прилег на диван.

– Ой, засыпает, уморился младенец, – слышался отдаляющийся голос Ленки, – а что ты ночью будешь делать?

Да уж, найду, чем заняться, мысленно ответил я, после чего обнаружил, что мы с женой – Ленкой – стоим в коридоре конторы, где я когда-то работал. Ленка в красном платье, а под платьем – я это знаю точно – ничего нет.

Внезапно моя жена как-то очень буднично сказала:

– Пойду, разденусь и постою в холле.

В холле, как я знал, было особенно многолюдно.

Я был настолько ошарашен этим заявлением, что буквально впал в ступор – не мог даже пошевелиться, не говоря уж о том, чтобы произнести хоть слово. А Ленка медленно и задумчиво, пошла в сторону холла. Ничего толком не поняв, я тупо смотрел на удаляющуюся фигурку. Да, красивые ноги, легкая походка – если разденется – будет на что посмотреть…

Боже! Я стал понемногу приходить в себя. Моя жена – эксгибиционистка и она, по-видимому, совершенно не удовлетворена нашей сексуальной жизнью. Все это было, как гром среди ясного неба. Ведь до сих пор, ни одна тучка не омрачала наших отношений! И вдруг… на тебе!

Через полчаса, как мне показалось, а вероятно гораздо раньше Ленка вернулась раскрасневшаяся, с блестящими глазами, счастливая и в сопровождении парня, чрезвычайно делового вида.

Парень оказался менеджером ночного клуба. Узрев в холле голую даму, и мгновенно сообразив, что к чему, он предложил ей раздеваться не в холле, а в клубе. Получая, кроме всего прочего, неплохие деньги. Она, конечно, с радостью согласилась. Мир вокруг меня продолжал рушиться.

– Да ты понимаешь, что через некоторое время, тебя там будут пользовать во все дыры?! Ты это понимаешь?!

– Ну и пусть, – тихо сказала моя жена.

Она была согласна на все, лишь бы иметь возможность показывать свое тело чужим мужчинам. Я был уверен, что скоро, совсем скоро она станет обычной проституткой. Впрочем, нет, не обычной. Она станет проституткой-эксгибиционисткой. Главной ее страстью будет показывать свое тело, а не отдавать его. Отдавать же его, она будет только по-необходимости.

Прошло некоторое время, возможно пара недель. Жена работала в ночном клубе. Она очень много зарабатывала. Столько не платят простым стриптизершам… И она приходила очень уставшая…

Я стал домохозяином – денег хватало. Но не радовали меня эти деньги. Как замороженный, готовил я обеды и ужины. Боль и тоска в душе стали постоянными спутниками. Я, если можно так сказать, одеревенел. С Ленкой почти не разговаривал. Мысли текли вялым самотеком. Я знал одно – жена, моя любимая жена, ускользнула в иной, непонятный мир. Мир, где на нее вначале пялятся пьяные мужики с толстыми мордами и кошельками, а потом уже не пялятся, а пялят… Наша семья, наши прекрасные, гармоничные отношения, разрушены самым непонятным образом.

Передо мной на старом венском стуле, который когда-то стоял у нас в кухне, сидел странного вида человек. Контуры его тела размывались, будто я смотрел через лобовое стекло автомобиля, по которому хлещут струи дождя, а дворники не включены.

– Мы начнем с этого, с разрушения твоей семьи, ибо мы знаем, что ты ей дорожишь, – сказал странный человек.

С чем сравнить его голос? Это был голос не живого существа. Скорее запись, составленная из слов сказанных разными людьми в разное время.

– Кто ты? – ничего умнее спросить я не смог

– Твой друг называл нас Кураторами.

– Вадим? Он умер?

– Он умер страшной смертью.

– Кураторы? Я запомню… И что же вы курируете?

Проигнорировав мой вопрос, он сказал:

– Не пытайся узнать истинное положение вещей. К этому знанию вы не допущены. И допущены никогда не будете. Мы будем хранить эту тайну вечно.

– А как же Христос, Магомет, Будда? Они же что-то узнали!

– Предатели из наших рядом сообщили им некоторое сведения. Не полные. Но и те были не совсем верно поняты. А уж теории, которые они создали…

– Конфессии! Они создали не теории, а конфессии!

– Называйте, как хотите. Кое-кто из наших начал было активно бороться с христианством, но потом стало понятно, что вреда эта религия нам не принесет. Впрочем, как и другие.

– Может быть, ты тогда откроешь мне эту тайну… если вреда нет… почему бы…

Голос внезапно загремел, будто включили на полную мощность огромный динамик:

– Отступись и ты не повторишь судьбу друга. В противном случае ты будешь… – голос постепенно затих, а вместо него приблизился веселый голос Ленки:

– Сколько ты будешь спать? Ну, сколько?

– Что?! – я вынырнул в реальный мир. – Что… а этот… ф-ф-фу, черт, приснилось. Но как ярко! Как четко!

Ленка смотрела на меня с жалостью.

– У Вадима тоже начиналось со снов. Смотри, не повтори его путь.

– Слушай, Лена, – неожиданно сказал я, – а ведь ты – эксгибиционистка! Признайся!

Но Ленка почему-то обиделась и собралась спать отдельно от меня. Сейчас это, пожалуй, было даже неплохо. Следовало о многом подумать.

Кураторы, кураторы – где это было? Кажется, в тетради Вадима. Если считать, что это всего лишь сон – а это на девяносто процентов именно так – то он навеян тетрадью. Нужно будет завтра ее все-таки прочитать и повнимательнее. И Ленкин эксгибиционизм, и мои переживания – все это вполне можно объяснить с точки зрения материализма. Но вот, те десять процентов, которые я положил на «не просто сон», заставляли задуматься. Можно ли предположить такую версию: существуют некие Кураторы, охраняющие тайну устройства нашего мира и строго наказывающие, даже уничтожающие тех смертных, которые попытаются ее разгадать? Значит, что-то из того, что мы можем узнать, нам не понравиться и мы, как вид активных дураков, предпримем попытку изменить порядок мироздания. Ибо он, как писал Вадим, ужасен. А порядок установлен Кураторами и менять его они не позволят. И пресекают в корне все попытки разобраться в сути вопроса.

И тут я понял, как проверить было ли сие просто сном, или же сообщением неких загадочных существ, которых мой бедный друг назвал Кураторами. Нужно было, всего-навсего, продолжить исследовать эту тему. Прочитать до конца тетрадь и что-то сделать, – пусть видят, что я не бросил это занятие. Пусть предпримут действие посерьезнее, нежели появление в сонной голове уставшего человека. Что там они обещали? Сделать Ленку эксгибиционисткой? Да, бог с ней, она и так, похоже… Хотя нет, они говорили – разрушат семью! Но жена-то, в моем сне, была – Ленка! Возможно, они решили, что это и есть моя семья. А если нет?

Засыпая, я поймал себя на мысли, что мои девяносто и десять процентов явно поменялись местами.

Проснулся я поздно. Голая Ленка подметала пол в комнате. Веник был коротковат, и ей приходилось нагибаться. Подметая около дивана, где я не спеша, переходил от сна к бодрствованию, она повернулась спиной. Открывшееся зрелище разбудило меня окончательно. Черт возьми – они начали воплощать свою угрозу? Или это, ее обычное баловство? А если они не купятся на мою временную семью и будут воздействовать на настоящую? Следует ли мне ожидать, что Наташка вернется домой эксгибиционисткой? Голова пошла кругом. С утра нельзя так нагружать свои бедные мозги.

– Кофе, – слабо прошептал я, обращаясь к Ленкиным ягодицам.

– Ой, ты проснулся, – фальшиво протянула голая уборщица, – а я тут…

– Кофе бы мне, – зевая во весь рот, произнес я, чувствуя, что еще немного и опять засну.

– Сейчас, сейчас, – Ленка пошла на кухню, но я уже спал.

– Сейчас мы решили по-другому, – передо мной опять сидел мой расплывающийся гость. – Вначале мы попробуем тебя подкупить. Сколько тебе нужно, чтобы ты забыл об этом деле и не читал дальше тетрадь?

– Миллионов сто, – брякнул я, – в долларах, естественно.

– Хорошо. Ты их получишь. Не сразу – частями.

– Давайте так: как только получу первую часть – я прекращаю это дело. Возможно.

– Без всяких «возможно», – чувство юмора у него явно отсутствовало, – ты прекращаешь, иначе, как я уже говорил, будешь наказан.

– Но до получения первой порции, я оставляю за собой право читать тетрадь!

Ответа я уже не получил.

– Ты будешь сегодня читать тетрадь? – Ленка принесла мне огромную чашку дымящегося кофе.

– Да, наверное… – промычал я, обжигаясь.

Вот и разрешиться вопрос – сон это или нет. Получу деньги – значит не сон. Странное чувство овладело мной. С одной стороны, я уже не сомневался, что это был разговор с неким высшим существом, которое, впрочем, никак не походило на бога. С другой же стороны, все это было настолько невероятно, что хотелось просто-напросто забыть обо всем и заняться повседневными делами.

И вообще – как они собираются меня озолотить? Впрочем, способов много, начиная от выигрыша в казино, кончая получением наследства. Умрет, допустим, любимый неизвестный дядя в Америке – вот тебе и деньги. Да, но если у меня в Америке точно нет дяди? Ну, хорошо – умрет одинокий миллионер и оставит все состояние, скажем, однофамильцу. По жребию, ибо однофамильцев будет много. Но это, опять же, нужно найти или ускоренным темпом создать миллионера с моей фамилией. Хлопотно. Впрочем, все зависит от могущества этих существ. Насколько, кстати, они могучи? Посмотрим. Пока что, они просто проникали в мои сны. Хотя, нет – они насылали на меня сон, а затем уже вступали в контакт. В любом случае они должны подвести меня к деньгам. Я должен, может быть, стать брокером или кем-то еще. В этом случае мне будет предложена соответствующая работа. Словом, любопытно.

Весь день я испытывал стойкое отвращение к тетради Вадима.

Даже мысль – опять читать его бред – внушала тошноту. Ленка ушла на работу, я же, окончательно прижившись в ее квартире, бродил в трусах из комнаты в кухню, пытаясь хоть чем-то заняться. Только к вечеру я сообразил, что отвращение к тетради вызвано искусственно. Явное влияние извне! Естественно – раз они могут в любой момент погрузить меня в сон, что им стоит дать установку на отвращение? Другое дело, что теперь, осознав это, я могу побороться с их влиянием. Только, стоит ли? Может, порадовать старичков – показать, что я полностью соблюдаю соглашение?

Тем более что я, хоть и чувствовал в себе силы противостоять влиянию Кураторов, но отвращение-то никуда не делось. А почему бы им вообще не лишить меня памяти? Вероятно, им это не трудно. Щелкнуть пальцами, или произвести иные манипуляции – и я дебил, непомнящий родства. Что им мешает? Вероятно, что-то мешает. Не зря религиозные деятели толкуют о свободе воли, свободе выбора. Но если на меня воздействуют – это уже не свобода. Или существует какая-то допустимая степень воздействия? Вон на Вадима воздействовали, как я понял, страхами. Ладно. Слишком мало фактов, чтобы строить гипотезы.

Внезапная сонливость заставила меня в спешке прилечь. Очередное сообщение?

Но никакого расплывающегося человека не было. Я видел обычный сон. Пустырь, старые полуразрушенные деревянные домишки, рядом строится большой дом. Поодаль знакомые здания – магазин, телеателье. Захожу во второй разрушенный дом и лезу в погреб. Поставив фонарик на полусгнившую бочку, копаю в углу яму и вытаскиваю глиняный горшок – клад.

Как ошпаренный, сорвался я с дивана. Клад! Конечно! Как это мне сразу в голову не пришло?! Самый легкий способ вручить деньги. Так, нужны лопата, фонарик… Есть ли тут лопата?!

В замке поворачивается ключ – Ленка пришла с работы. Это, пожалуй, к лучшему.

– Ленусь, лопата у тебя есть? И фонарик?

– Что это тебе?.. Есть в подвале.

Пока Ленка ужинала, я слетал в подвал, под домом, где у всех жильцов имелись клетушки для хранения картошки, морковки и других овощей. Через десять минут, представ перед удивленной Ленкой с хорошей штыковой лопатой, я крикнул:

– Давай фонарь!

– Подожди. Что тебе взбрело в голову?

– Пойду искать клад. Точнее, не искать, а выкапывать!

Ленка участливо посмотрела на мое снаряжение.

– Ты можешь объяснить внятно?

– Пока нет! Все потом!

Я собрался, было, выскочить из квартиры, но Ленка удержала меня за рукав:

– Я с тобой…

– Да нет, – попытался я отвязаться, – я же буду в погребе, сыром и страшном, копать яму!

– Ну, так я буду светить!

– Да нет, фонарь я должен положить на бочку…

– На какую бочку?! – ужаснулась Ленка.

– Там будет полусгнившая бочка…

– Ты что, там уже был?

– Нет, видел во сне…

Ленка вздохнула. Потом быстро надела легкое трико, которое обтягивало ее тело так, что если бы не синий цвет, можно было решить, что она голая. Я понял – от нее не отвязаться. Ладно, пусть светит. Хотя… Неприятно шевельнулся некий червячок. Все-таки мне было показано, что нужно положить фонарик на бочку. Или детали не существенны? Нарушая условия, я могу… что? Нарушить условия появления клада? Но, клад наверняка закопан лет сто назад… Что еще? Может быть, я обязан орудовать лопатой в одиночестве? Не нужны свидетели?

– Ну, мы идем или нет? – Ленка уже стояла в дверях.

Ладно, может, она и не помешает.

Глава 6

Толкучка, после окончания рабочего дня рассеялась и мы, проехав четыре остановки на троллейбусе, вышли у строящегося дома. За стройкой, на тоскливом пустыре, кособочились полуразрушенные частные домики. Картинка совпадала почти полностью. Мы обошли огораживающий стройку забор, и оказались отрезанными от городского шума.

Развалины имели вид весьма зловещий. Щерились пустые окна. С крыш свешивались языки оторвавшегося рубероида. Полумрак внутри домиков тоже не вдохновлял.

– М-да, место криминальное, – сказал я, – ты лучше постой на остановке, а я мигом слетаю…

– Ты что – боишься? – вызывающе удивилась Ленка, – ты же владеешь каратэ!

И она, насвистывая какую-то идиотскую мелодию, двинулась к развалинам. Так и не успев объяснить ей, дуре, разницу, между трусостью и разумной осторожностью, я поспешил во след.

Из дверного проема вышли шесть человек очень неприятного вида. Но не бомжи, не бичи, скорее урки. Прятались. Может, тут пункт временного сбора блатарей?

Ленка в нерешительности остановилась.

– Что ж ты перестала свистеть? – мне не следовало, конечно, ехидничать – она и так поняла свою ошибку.

– Мужики, – говорю «простым» голосом, – Витек-интеллигент здесь не тусуется?

Известный в городе бандит Виктор Карнаухов, по кличке «интелегент», был весьма уважаемой личностью. Среди своих, естественно. Расчет на якобы знакомство с Витьком был весьма ненадежен, но что оставалось делать?

– Заходи, – они расступились.

Что за черт? Или действительно тут, в развалинах, сидит Витек, или они просто заманивают. Я прикинул расстояние. Нет, с Ленкой не убежать, догонят вмиг. Придется зайти. И если этот бандит там, придумать что-нибудь. Пришел-де предложить дело.

Вцепившаяся в рукав Ленка могла испортить всю игру. Она слишком явно была напугана. Если мы шли предложить дело, какого черта так пугаться? Только, кто же ходит разговаривать о деле с бабой?! Значит, придется замотивировать ее присутствие. Допустим, дело – ограбить фирму, которой заведует ее муж. Сейчас-де поговорим предварительно, а потом более обстоятельно… Лажа, все лажа – не поверят.

За столом, чудом оставшимся от съехавших жильцов, сидел чернявый, жилистый парень. Один из мужиков что-то прошептал ему на ухо. Чернявый вскинул насмешливые глаза:

– Че хотел?

– Ты – Витек?

– Допустим…

– Так Витек или нет? Хочу дело предложить, но разговор будет только с ним.

– В лицо меня не знаешь, а хочешь дело предлагать? – по-видимому, это все же был сам Витек-интеллигент.

– Я о тебе слышал. Дело тысяч на шестьсот баксов, – я надеялся, что мой голос звучит уверенно. Витек молчал, изучая Ленкину фигуру. Обтянулась, дура.

– Можно легко взять сейф в конторе ее муженька, – я кивнул на Ленку.

В дверях толпились мужики с мрачными лицами и синими кистями рук. Крыша в одном месте обвалилась, и через дыру пробивался последний луч заходящего солнца. В углу комнаты валялся старый, грязный матрац.

– Ну, че ты горбатого лепишь, фраерок? Да любому лоху ясно, что ты с подругой пришел сюда кубышку откапать. Лопату-то поставь в уголок, – он вдруг заговорил мягким голосом, оправдывая кликуху «интеллигент».

Крепкие руки, стоящих за спиной «пехотинцев» вцепились в лопату – единственное мое оружие.

– Осторожно, – крикнула Ленка, но у меня в голове уже разорвалась граната…

Медленно открыв глаза, я хотел пощупать макушку, куда, судя по ощущениям, ударили очень внушительным предметом, но обнаружил, что руки крепко связаны за спиной. Я был, как тряпка брошен в угол и лежал, неловко завалившись на бок.

– Ну, пустите, ну не надо, – слышался голос Ленки из противоположного угла. Именно там, как я помнил, валялся грязный матрац. Теперь там копошилось множество тел. В сгущавшихся сумерках ничего не разобрать.

– Да ножичком разрежь, – донесся хриплый голос.

– Так сымем, – ответил высокий тенор, – вещь красивая, Маньке своей отнесу, а то она как разденется, лярва, так одно рванье. Как на нее глянешь – сразу падает.

– Не надо, пожалуйста-а-а, – Ленка взвизгнула и замолкла.

– Я второй, – произнес хриплый.

В развалинах стало совсем темно. Голова болела страшно. Кряхтя, я постарался принять более удобное положение. Тут же около меня оказался один из бандитов.

– Очухался, курва! Лежи тихо, иначе… – он легонько полоснул ножичком по рубашке. Или это была бритва? Во всяком случае, моя любимая рубашка была располосована чуть ли не надвое.

– Дрын, – раздалось из темного угла, – иди, твоя очередь.

– Ну и как она? – бандит спрятал нож, и стал не спеша расстегивать штаны.

– Да лежит, сучка, не подмахивает.

В углу, насколько я, привыкнув к темноте, мог разглядеть, осталось два человека.

– Нич-чо, сейчас у нас она будет все делать, – процедил Дрын и, обращаясь к Ленке, добавил:

– Видишь сучка, перышко? Если я буду тобой недоволен, я его тебе вставлю на пару сантиметров.

– Не надо, – хрипло прошептала Ленка, – я все сделаю…

Те, кто удовлетворил свою похоть, светили огоньками сигарет, сидя на полу у стенки. Ни шуточек, ни сальных подробностей. Суровые мужики, ничего не скажешь.

– Выше ноги! – раздалось из угла, – Выш-ше, с-сука, – Дрын захрипел и, по-видимому, бешено заработал тазом. Раздались частые мокрые шлепки. Через минуту он поднялся, тяжело дыша.

Напрягая зрение, я разобрал в углу раскинутые Ленкины ноги и быстро двигающиеся белые ягодицы последнего бандита. Он, очевидно, был не так привередлив, как Дрын и довольно быстро кончил. Изнасилованная Ленка свернулась калачиком и тихо плакала. Все шестеро мужиков теперь сидели у стены. А где седьмой? Как я понял, Витька-интеллигента среди них не было. Не захотел участвовать в групповом изнасиловании? Или наоборот – был первым, а теперь куда-то ушел?

– Лежать, сука, – один из парней метнулся в угол и толкнул пытавшуюся подняться Ленку. – Братва, кто хочет по второму разу?

– Да подожди, перекурим, – устало вздохнул кто-то.

– Ну, тогда я… – весело сказал парень и стал расстегивать брюки.

И какого черта все они натянули штаны? Все равно снимать еще по паре раз! Да, Ленке достанется. Это ей не Вадим с этим, как бишь его, Михаилом! Тут шестеро и все, вероятно, оголодавшие. Ее будут насиловать, пока насытятся полностью, с запасом на будущее. И помочь ей – да и себе – невозможно.

То ли, ночью стало тише, то ли у меня обострился слух, но я теперь отчетливо слышал всхлипывания Ленки и сопение парня. Второй раз они будут кончать не так быстро. А уж потом и вообще… Потом… потом. Что они потом с нами сделают? Когда сполна насытятся Ленкиным телом?

Сопение парня стало яростнее. А Ленка начала тихо стонать. Затем громче, затем ее стоны заглушили пыхтение насиловавшего ее бандита.

– Да ты смотри, – бросил кто-то, – лярва-то сейчас кончит.

Парень сопел, как бешенный. Ленка, стиснув зубы, чтобы не заорать, протяжно мычала. В развалинах стало совсем темно. На столе кто-то зажег свечку, но она освещала лишь ту часть комнаты, где стоял стол.

А я, что – хотел бы видеть сцену изнасилования? Вспомнилось возбуждение от Ленкиного рассказа об изнасиловании ее Вадимом и Михаилом. А сейчас? Я прислушался к себе. Нет. Совсем ничего.