Читать онлайн Эта ночь была бархатной бесплатно

This translation is published by arrangement with Del

Rey, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC

* * *

Gracias por la musica, padre[1]

«Известно, что „Соколы“ – финансируемая государством организованная вооруженная группировка специально подготовленных людей, созданная с целью подавления протестов. Со дня основания в сентябре 1968 года ее главной задачей является контроль над студентами, исповедующими левые взгляды и антиправительственные настроения».
Из секретной телеграммы Госдепартамента США.Июнь 1971 г.

Глава 1

10 июня 1971 г.

Ему не нравилось избивать людей.

Забавно, подумал Элвис, с учетом характера его работы. Вы только представьте: головорез, не желающий кулаками махать. Впрочем, жизнь полна подобных нелепостей. Взять хотя бы Ричи Валенса[2]: он боялся летать – и погиб в авиакатастрофе, когда первый раз поднялся в воздух на самолете. Чертовски жаль, что вместе с ним его участь разделили и двое других – Бадди Холли[3] и «Биг Боппер» Ричардсон[4], тоже вполне приличные музыканты. Или был такой драматург Эсхил. Все боялся, что его убьют в собственном доме, а один раз вышел на улицу, и – бац! – пролетавший мимо орел сбросил ему на голову черепаху. Череп треснул, и он скончался на месте. Глупейшая смерть.

В жизни зачастую многое лишено смысла, и, если бы у Элвиса был девиз, звучал бы он так: жизнь – сущая бестолковщина. Наверно, поэтому он любил музыку и всякие недостоверные факты. Они помогали ему выстроить более упорядоченный мир. В свободное время он либо слушал пластинки, либо копался в словарях, стараясь запомнить новые слова, или штудировал ежегодники со статистическими данными.

Нет-нет, Элвис был совсем не таким, как некоторые из извращенцев, с которыми он работал. Те ловили кайф, отбивая кому-нибудь почки. А он предпочел бы разгадывать кроссворды, потягивая кофе, как их босс, Маг, и, может быть, когда-нибудь он станет таким же. Но пока приходилось выполнять ту работу, на которую он подписался, и на этот раз Элвису не терпелось вышибить дух из нескольких сосунков. Не потому, что в нем внезапно проснулась жажда крови и появилось желание ломать кости. Вовсе нет. Просто Блондин снова его доставал.

Блондин, до того как его приняли в группу Элвиса, служил в полиции и оттого был заносчивым, давил авторитетом. На деле бывшие полицейские – это всегда лишняя головная боль. А все потому, что Маг, к сожалению, был своего рода эгалитаристом, которому плевать, откуда пришли бойцы его организации, пусть они из бывших копов или военных, наемные боевики или несовершеннолетние преступники, лишь бы добросовестно выполняли то, что им поручают. Но Блондину было уже двадцать пять лет, он, можно сказать, старел на глазах и оттого нервничал. Он стремился поскорее получить повышение.

Главное требование к «соколу» – внешне быть похожим на студента, чтобы втереться в молодежную среду и затем информировать о деятельности коммунистических бунтарей: троцкистов, маоистов, спартакистов (этих диссидентских течений было много, все и не упомнишь), – а также, если потребуется, и навалять кое-кому из них. Конечно, были среди «соколов» и опытные «ветераны», например двадцатисемилетний парень по прозвищу Рыба. Но он участвовал в политических провокациях еще с той поры, когда учился на первом курсе химического факультета, и в профессионализме не уступал любому наемному боевику. Блондин подобными достижениями похвастаться не мог. Элвису недавно исполнился двадцать один год, и Блондин, остро ощущая бремя своих лет, с недоверием взирал на более молодого коллегу, подозревая, что именно Элвису Маг предложит желанное повышение.

В последнее время Блондин отпускал в адрес Элвиса ехидные замечания, называя его размазней, потому как тот никогда не участвовал в силовых операциях, а лишь замки вскрывал да фотографировал. Но ведь Элвис выполнял задания Мага, и, если тот поручал ему взламывать замки и делать снимки, мог ли он возражать? Однако в глазах Блондина это парня не оправдывало, и он ставил под сомнение мужские достоинства Элвиса в завуалированно-оскорбительной форме.

– Мужик, который только и делает, что причесывается, и не мужик вовсе, – заявил однажды Блондин. – А настоящий Элвис Пресли вечно задницей вертел, как баба.

– Ты это к чему? – спросил Элвис. Блондин улыбнулся. – На меня намекаешь?

– Нет, конечно.

– Тогда кого ты имеешь в виду?

– Я говорю про Пресли. Про придурочного чудика, от которого ты балдеешь.

– Пресли – король рок-н-ролла, – усмехнулся Элвис. – Балдеть от него не зазорно.

– Дерьмо американское, – смачно произнес Блондин.

Или же, чтобы уязвить Элвиса, Блондин, говоря о нем или обращаясь к нему, называл его разными прозвищами, а не его оперативным псевдонимом. Самыми любимыми у Блондина были Таракан и Гуфи[5] – из-за зубов Элвиса.

Словом, Элвису нужно было срочно утвердиться, доказав своим товарищам по команде, что он не размазня. Он готов был испачкать руки, применив на деле все бойцовские приемы, которыми Маг заставил их овладеть, и продемонстрировать, что он умеет драться не хуже остальных, уж во всяком случае, не хуже Блондина. Тот внешне был ну прямо вылитый нацист, каких обычно показывают в фильмах. Папаша его, думал Элвис, наверняка весело орал «Хайль!», пока вместе со всем своим долбаным семейством не погрузился на корабль, следовавший в Мексику. Блондин по всем статьям был похож на нациста, причем на такого верзилу-нациста, нациста-мясника. Вероятно, потому он и злился: с наружностью белокурого Франкенштейна нечего и пытаться смешаться с толпой. Лучше уж быть чуть ниже ростом, более щуплым и темноволосым, как Элвис. Поэтому Блондина Маг держал для отбивания почек, а вскрытие замков, внедрение в разные организации и слежку поручал Элвису и Гаспачо.

Гаспачо приехал сюда из Испании в шестилетнем возрасте, но в его голосе до сих пор слышался акцент, и это свидетельствовало о том, что среди европейцев тоже были хорошие ребята, а не только садисты и громилы с комплексом неполноценности в милю шириной вроде Блондина.

Ни дать ни взять отпрыск Ирмы Грезе[6] и Генриха Гиммлера! Выродок!

Но факты есть факты, и Элвис, работавший в этой бригаде всего два года, понимал, что, как самый младший среди товарищей, он должен проявить напористость, иначе его отодвинут в сторону. Одно он знал точно: назад в Тепито[7] ни за что не вернется.

И конечно, Элвис немного нервничал. «Соколы» обсудили план. Указания были даны четкие: перед ячейкой Элвиса стояла задача отбирать фото- и телекамеры у журналистов, которые намерены освещать демонстрацию. Элвис понятия не имел, много ли «соколов» должно быть задействовано в этой операции и что будут делать остальные бригады. Задавать вопросы ему не полагалось, но он догадывался, что это будет важное событие.

Студенты, скандируя лозунги, с плакатами в руках, шли маршем к памятнику Революции. Из квартиры, в которой Элвис расположился со своей командой, «соколы» наблюдали за тем, как поток демонстрантов приближается к ним. Это был особый день – праздник Тела и Крови Христовых, – и Элвис подумал, не пойти ли ему причаститься после того, как работа будет выполнена. Он не был ревностным католиком, но порой на него накатывали приступы благочестия.

Дымя сигаретой, Элвис глянул на свои наручные часы: рановато, еще и пяти нет. Мысленно он анализировал очередное новое слово, которое выучил для себя, чтобы сохранять остроту ума. Элвиса выгнали из школы, когда ему было тринадцать лет, но он не утратил тяги к знаниям благодаря иллюстрированному энциклопедическому словарю издательства «Ларусс», который у него был.

Сегодня ум парня занимало слово «гладиус». Он выбрал его, потому что счел подходящим. «Соколы» были разбиты на отряды по сто человек под командованием так называемых центурионов. Однако существовали и более мелкие подразделения – более специализированные бригады. Элвис был членом одной из них – небольшой группы провокаторов из двенадцати человек под начальством Мага, которая, в свою очередь, делилась на три подгруппы по четыре человека.

Итак, гладиус. Маленький меч. Элвис жалел, что у него нет меча. Огнестрельное оружие теперь ему казалось не столь внушительным, хотя, помнится, когда он в первый раз взял в руки пистолет, почувствовал себя настоящим ковбоем. Парень попытался представить, как он размахивает катаной, подобно самураям в фильмах. Вот это было бы здорово!

До знакомства с Гаспачо Элвис вообще ничего не знал о катанах. Гаспачо был помешан на всем японском. Он познакомил Элвиса с Дзатоити – гениальным мастером боевых искусств. На вид тот был безобидным слепым стариком, но, виртуозно владея своим мечом-тростью, мог за раз уложить десятки врагов. Элвис сравнивал себя с Дзатоити, ведь он тоже был не совсем таким, каким казался на первый взгляд; а еще потому, что Дзатоити какое-то время якшался с якудзами – лихими бандитами из опасной японской криминальной группировки.

Гладиус, одними губами произнес Элвис.

– Что сегодня изучаешь? – полюбопытствовал Гаспачо. С биноклем на шее он стоял у открытого окна и внешне выглядел абсолютно спокойным.

– Древнеримскую муру. Знаешь какие-нибудь приличные фильмы про древних римлян?

– Неплохой фильм «Спартак». Тот же режиссер снял «Космическую одиссею 2001 года». Клевый фильм, действие происходит на борту космического корабля. «Так говорил Заратустра».

Элвис не понял, что сказал Гаспачо, но кивнул и протянул ему свою сигарету. Тот, широко улыбаясь, сделал затяжку и вернул. Потом схватил бинокль, выглянул из окна и посмотрел на часы.

Студенты исполняли мексиканский гимн. Антилопа с издевкой им подпевал. Блондин в углу со скучным видом ковырял во рту зубочисткой. Остальные – члены другой четверки – заметно нервничали. Тито Фаролито, в частности, травил тупые анекдоты, потому как прошел слух, что в демонстрации примут участие десять тысяч протестующих, а это вам не хухры-мухры. Десять тысяч – солидное число, заставляющее задуматься, то ли занятие ты себе выбрал, хотя тебе платят по сто песо в день или даже вдвое больше, если ты состоишь в подразделении Мага. И опять у Элвиса возник вопрос: сколько же «соколов» будет на демонстрации?

«Соколы» начали вливаться в толпу студентов. Они несли плакаты с портретами Че Гевары[8] и скандировали лозунги типа «Свободу политзаключенным!». Это была уловка, один из надежных способов приблизиться к демонстрантам.

Хитрость удалась.

Колонны демонстрантов двигались мимо кинотеатра «Космос», и тут раздались первые выстрелы. Пришла пора действовать. Элвис затушил сигарету. Его четверка бегом спустилась по лестнице и выскочила из жилого здания.

Кто-то из «соколов» размахивал бамбуковыми палками кэндо, другие стреляли в воздух, рассчитывая напугать студентов, а Элвис орудовал кулаками. Маг поставил перед своими ребятами четкую задачу: хватайте журналистов, отбирайте у них камеры, а если станут сопротивляться, помните немного. Только людей с фото-и телекамерами и журналистов. Тех, кто ничего не снимает, не трогать – нечего тратить на них силы и время. И никого не убивать. Просто всыпьте как следует, чтоб неповадно было.

Элвис отдавал должное протестующим: в первые минуты, пока не началась стрельба, они яростно сопротивлялись, но потом, когда пули стали свистеть над головами, студенты испугались, запаниковали, а «соколы» только того и ждали и ринулись на них со всех сторон.

– Холостыми стреляют, – крикнул какой-то парень. – Пули ненастоящие, пустышки. Товарищи, не разбегайтесь!

Элвис покачал головой. Ну и дебил. Только идиоту придет в голову, что патроны холостые. Или они думают, что это очередная серия «Бонанцы»[9]? Что шериф с оловянной звездой на куртке въедет на коне в кадр, перед тем как пустят рекламу, и все закончится благополучно?

Многие демонстранты были настроены не столь оптимистично, как тот парень, что убеждал всех не разбегаться. На проспекте и близлежащих улицах захлопывались окна и двери, владельцы магазинов и лавок опускали железные ставни.

Спецназ и полицейские выжидали. В толстых бронежилетах и тяжелых касках, со щитами в руках, они по периметру оцепили демонстрантов, но активных действий не предпринимали.

Элвис схватил одного журналиста с беджиком на куртке. Тот стал вырываться, пытаясь удержать свою камеру. Элвис предупредил, что выбьет ему зубы, если он будет сопротивляться, и журналист уступил. Блондин, заметил Элвис, не был столь учтив. Он повалил на землю какого-то фоторепортера и ногами пинал его под ребра.

Элвис вытащил пленку из камеры, фотоаппарат отшвырнул в сторону.

Люди с фото- и телекамерами бросались в глаза. Однако по приказу Мага «соколам» предстояло нагнать страху не только на фотографов, но и вообще на всех журналистов, чтобы те усвоили, кто здесь главный, но вот газетчиков и радиорепортеров распознать в толпе было сложнее. Правда, Антилопа всех представителей СМИ знал в лицо и по именам, и если видел среди демонстрантов, то указывал на них – в этом заключалась его роль. Сами «соколы» ни в коем случае не должны были подставляться под объективы фотокамер, и Элвис, разбираясь с журналистами, был вынужден одновременно следить за тем, чтобы не попасть в свет фотовспышки. Не хватало еще, чтобы его сфотографировал анфас какой-нибудь резвый говнюк.

Но, в общем, события разворачивались примерно так, как и ожидалось, пока не застрочил пулемет.

Элвис огляделся. Что за черт? Одиночные выстрелы – это еще ладно, но неужели «соколы» теперь стреляют из пулеметов? Да и их ли это люди? Наверно, какой-нибудь шустрый студент притащил с собой оружие. Элвис поднял голову, оглядывая крыши и окна многоквартирных жилых зданий, – пытался определить, откуда ведется огонь. Пустая затея. В поднявшейся суматохе вообще ничего нельзя было разобрать: демонстранты в панике метались вокруг, громко кричали; кто-то через мегафон призывал всех разойтись: «Расходитесь по домам! Немедленно!»

По улице Амадо Нерво неслись машины скорой помощи. Элвис слышал вой сирен. Автомобили пытались протиснуться сквозь толпу. Пулемет замолчал, но пули по-прежнему свистели вокруг. Лишь бы эти любители пострелять в своих не палили, подумал Элвис. Большинство «соколов» носили короткие стрижки и были одеты в белые рубашки и кроссовки, чтобы выделяться в толпе. Однако группа Элвиса входила в одно из элитных подразделений, и обязательными элементами одежды парней Мага были джинсовые куртки и красные банданы.

– Займись вон тем хмырем. – Гаспачо показал на демонстранта, у которого в руках был магнитофон.

– Понял, – кивнул Элвис.

Мужчина, даром что в летах, оказался на редкость прытким и умудрился пробежать несколько кварталов, прежде чем Элвис его настиг. Он с криком ломился в дверь черного хода одного многоквартирного дома, умоляя впустить его. Элвис рывком развернул мужчину к себе лицом и велел отдать магнитофон. Тот тупо уставился на свои руки, словно не помнил, что у него с собой записывающее устройство. Может, и вправду забыл.

Элвис забрал у старика магнитофон и приказал:

– Исчезни.

Только он собрался отправиться на поиски своей команды, как в переулок, где он стоял, ввалился Гаспачо. По его подбородку струилась кровь. Таращась на Элвиса, он вскинул руки и попытался что-то сказать, но изо рта его вырывалось лишь бульканье.

Элвис бросился к товарищу и успел подхватить его, иначе тот просто рухнул бы на землю. Минутой позже из-за угла появились Блондин и Антилопа.

– Что, черт побери, случилось? – спросил Элвис.

– Да кто ж его знает… – пожал плечами Антилопа. – Может, кто-то из студентов, может…

– Его нужно отвезти к врачу.

– Черта с два! – затряс головой Блондин. – Правила тебе известны: останавливаем одну из наших машин и передаем его. Сами никуда не едем. Задание еще не выполнено. Там в одной закусочной прячется фоторепортер Эн-би-си. Мы должны взять этого придурка.

Гаспачо издавал булькающие звуки, как ребенок, и харкал кровью. Пытаясь удерживать товарища в вертикальном положении, Элвис сердито посмотрел на соратников:

– Черт с ним, помогите донести его до машины.

– Наша слишком далеко. Жди «скорую», или, может, появится один из наших фургонов.

А то он сам не знает! Только где она, эта «скорая»? Да и фургона что-то не видно. И никому до них нет дела. Может, удастся погрузить Гаспачо в считаные секунды, а может, на это понадобится время.

– Ну, блин горелый, это ж займет пять минут, а потом идите разбирайтесь с фоторепортером.

На лицах Блондина и Антилопы отразилось сомнение, а Элвису тяжело было держать беднягу Гаспачо, да и отнести его никуда он не мог – не такой уж он сильный. Да, он проворен и хитер, умеет драться ногами и кулаками – на занятиях освоил приемы самообороны. А вот Блондин был силен, как Самсон, он, наверно, мог бы и слона поднять.

– Маг не обрадуется, если старший одной из его ячеек умрет, – заметил Элвис.

И Антилопа наконец-то, казалось, встрепенулся, потому что смертельно боялся Мага. Да и Блондин перед Магом ужом извивался, на пузе ползал, подбирая за ним объедки. Так что инстинкт самосохранения, должно быть, что-то активизировал в его безмозглой голове.

– Ладно, оттащим его в нашу машину, – согласился Блондин и легко поднял на руки Гаспачо, хотя тот был довольно грузным.

Они понеслись к своей машине, которую оставили в одном из переулков за несколько домов отсюда. Добежав до места, увидели, что их автомобиль кто-то поджег.

– Какой же гад это сделал?! – заорал Элвис, в ярости оглядываясь по сторонам.

Он не верил своим глазам! Вот суки! Должно быть, кто-то из протестующих постарался, заметив, что на машине нет номеров.

– Что ж, твой план провалился, – чуть ли не с ликованием в голосе произнес Блондин.

Садист гребаный! То ли радовался тому, что Элвис попал впросак, то ли его подстегивала ненависть к Гаспачо.

Элвис окинул взглядом заваленный мусором пустынный переулок. Дым разъедал глаза, запах пороха забивал ноздри.

– Пошли! – Взмахом руки он показал на другой конец переулка.

– Я возвращаюсь. У нас еще дела, – заявил Блондин, опуская на землю Гаспачо. Грохнул его, как мешок муки, на груду гнилого латука. – Надо фоторепортера прищучить.

– Только попробуй уйди, козел, – пригрозил Элвис. – Маг тебе яйца оторвет, если не поможешь нам.

– За свои яйца трясись. Никого из нас он не погладит по головке за то, что мы повели себя как кучка сосунков и не выполнили задание. Хочешь поиграть в няньку, флаг тебе в руки. Но без меня.

С этими словами Блондин пошел прочь. Антилопа топтался на месте, не зная, как ему быть. Элвис не мог опомниться от изумления. Жалостливым он не был, но нормальные парни не бросают своих товарищей истекать кровью в вонючем переулке. Так нельзя. Тем более это Гаспачо! Элвис скорее даст себе ногу ампутировать, чем оставит Гаспачо умирать на улице.

– Давай помоги мне. Что стоишь? Хрен свой потерял? – со злостью спросил Элвис у Антилопы.

– При чем тут мой хрен? – не понял Антилопа.

– Только слизняк бесхребетный будет стоять и потирать руки. Бери его за плечи.

Антилопа возмущенно крякнул, но повиновался. С двух сторон поддерживая раненого, они добрели до конца переулка и вышли на большую улицу. Там был припаркован синий «датсун». Элвис поднял с земли валявшуюся рядом бутылку, разбил ею стекло со стороны пассажирского сиденья и скользнул в автомобиль.

– Что делать собираешься? – спросил Антилопа.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Элвис, яростно роясь в своем рюкзаке, пока не выудил из него отвертку.

Полезная штука. По старой привычке он носил ее с собой еще с той поры, когда был малолетним преступником. Копы, если найдут у тебя нож, могут и избить, а потом еще и в тюрягу засадить за ношение оружия, а отвертка – это не нож. И еще он обычно всегда носил с собой две тоненькие железячки, с помощью которых вскрывал замки, если под рукой не было полного набора инструментов.

– Без ключа машину не заведешь, – буркнул Антилопа, готовый поворчать по любому поводу.

Элвис вогнал отвертку в зажигание. Машина не заводилась. Он прикусил губу, силясь успокоиться. Дрожащими руками замок не вскроешь. И машину не заведешь. Гладиус!

– Чувак, поторопись, а?

Гладиус, гладиус, гладиус… Наконец-то! Двигатель затарахтел, и Элвис жестом велел Антилопе садиться в машину.

– Мы же не выполнили задание, – стал протестовать тот. – А как же Блондин и остальные, да и тот фоторепортер из американской телекомпании? – спросил он задыхающимся голосом.

– Прыгай в машину! – приказал Элвис. Он не мог допустить паники и потому отдал распоряжение ровным тоном.

– Мы не можем просто так взять и уехать, – заныл Антилопа.

– Гаспачо умрет от потери крови, если ты не зажмешь ему рану, – продолжал Элвис все тем же ровным тоном, которому научился у Мага. – Садись в машину и зажми ему рану.

Антилопа уступил. Толкнул Гаспачо на сиденье и сам сел рядом. Элвис снял джинсовую куртку и отдал ее Антилопе:

– Вот этим зажми.

– Да он все равно умрет, – буркнул Антилопа, но четко выполнил указание: прижал куртку к ране на груди Гаспачо.

Элвис положил на руль ладони, липкие от крови Гаспачо. Стрельба возобновилась.

Глава 2

По улице гуляли запахи жареного мяса и растительного масла, даже близко не напоминавшие благоухание красного жасмина, роз и зелени райского острова, которое минувшим вечером Майте пыталась воссоздать, опрыскивая дешевыми духами всю квартиру под музыку «Strangers in the Nigt»[10]. Фокус не удался. В результате она плохо спала и проснулась с головной болью.

Майте ускорила шаг. Утром не прозвонил будильник, и теперь она опаздывала, но у газетного киоска все равно остановилась. Операция Хорхе Луиса состоится, как намечалось? Этот вопрос вот уже несколько дней не давал ей покоя.

Майте надеялась, что перед ней никого не будет, но ее опередили два покупателя. Кусая губы, она прижимала к себе дамскую сумочку. В газетах только и писали что о беспорядках, имевших место в четверг. «Президент готов выслушать всех и каждого», – заявлял «Эксельсиор». Майте не обращала внимания на заголовки. Конечно, она слышала про студенческую демонстрацию, но ведь политика – это такая скукота.

Любовь, воздушная, как паутина, сотканная из тысяч песен и тысяч романтических комиксов, из киношных диалогов и рекламных плакатов… любовь – это то, ради чего она жила.

Молодой парень, покупавший перед ней сигареты, болтал с киоскером. Майте приподнялась на цыпочках, отчаянно пытаясь подать знак киоскеру в надежде, что тот отошлет прочь разговорчивого покупателя. Наконец спустя пять минут подошла ее очередь.

– У вас есть последний выпуск «Тайного романа»? – спросила Майте.

– Еще не вышел, – отвечал киоскер. – Какие-то проблемы в типографии. Но могу предложить вам «Слезы и смех».

Майте нахмурилась. Не то чтобы комиксы «Слезы и смех» ей не нравились. Она обожала приключения цыганки Есении, экзотический мир гейш и страдания робкой служанки Марии Исабель. Но особенно ее увлекли коварные интриги антигероини Руби – опасной, обольстительной похитительницы мужских сердец. А вот текущая история из книги комиксов «Слезы и смех» не завладела ее воображением. Выпуска «Суси: сердечные тайны» в этом киоске не было, да и, если честно, девушке больше был по нраву «Тайный роман». Там и рисунки отличные, и текст превосходный. Западные комиксы, висевшие на прищепках, и непристойные, с голыми девицами, Майте вообще не рассматривала.

В конечном итоге она решила не тратиться на номер «Космополитена» с любовной историей на последних страницах, а купила упаковку японского арахиса и последний выпуск книги комиксов «Слезы и смех», которая стоила дешевле, чем глянцевые журналы. Она ведь копила деньги. Ей еще расплачиваться с механиком. Годом ранее она приобрела автомобиль. Мама предостерегала ее против столь дорогой покупки, но Майте, проявив упрямство, выложила кругленькую сумму за подержанный «каприс».

И это была огромнейшая ошибка. Через два месяца автомобиль сломался, потом Майте угодила в аварию, и теперь машина снова находилась в автосервисе. Автосервис! Не сервис, а вооруженные грабители. Пользуясь беззащитностью незамужней женщины, дерут с нее втридорога, гораздо больше, чем взяли бы за ремонт с мужчины, и ничего с этим не поделаешь.

Мужчина! Именно поэтому пятница Майте страшила. В пятницу у нее день рождения. Ей исполнится тридцать. Тридцать лет – возраст старой девы, точка невозврата, и мама, вне сомнения, не упустит случая напомнить ей об этом, начнет говорить, что у нее на примете есть молодой человек, идеальная пара для Майте, и хватит ей уже привередничать. Сестра Майте станет дуть в ту же дуду, что и мама, и вечер будет испорчен.

Ко всему прочему на работе в пятницу собирали деньги в сберегательный фонд. Политика компании. Ну не то чтобы политика… Однако этот сберегательный фонд находился в ведении Лауры, самой старшей из секретарей, и та настаивала, чтобы все сотрудники ежемесячно делали взносы якобы с той целью, чтобы в конце года получить внушительный куш. Один раз Майте отказалась «добровольно» вносить деньги, так Лаура аж задымилась от гнева. В следующий раз она уже не артачилась.

Чистое вымогательство. По словам Лауры, сберегательный фонд создан для того, чтобы сотрудники фирмы не потеряли свои деньги, которые готовы с радостью заграбастать алчные банки, тем более что здесь за обслуживание счета ничего платить не нужно. Но Майте была уверена, что в течение года Лаура не раз запускает руку в общие сбережения. К тому же, будь это настоящий сберегательный счет, с него бы, наверно, капали проценты, так ведь? Не тут-то было. У сотрудников есть дурацкая денежная подушка безопасности, которая лежит на чужих коленях, и, если Майте рискнет попросить свою долю раньше положенного срока, Лаура устроит истерику.

Пятница, наглое вымогательство, а в довершение всего еще и день рождения.

Майте уже представляла торт, залитый розовой глазурью, на которой крупными буквами выведено: «Майте, с днем рождения». Она не хотела, чтобы ей напоминали о ее возрасте. Не так давно она обнаружила у себя седой волос. Неужели она седеет? Неужели ей уже тридцать? Где ее двадцать, двадцать пять лет? Майте не могла припомнить, что делала в то время. Не могла назвать ни одного хоть сколько-то стоящего достижения.

Майте свернула комиксы, сунула их в сумку и скорым шагом пошла на работу. Не дожидаясь лифта, пешком преодолела четыре лестничных пролета до юридической фирмы «Гарса». Она опоздала на десять минут, но большинство адвокатов, слава богу, еще не явились. В юности, только-только окончив секретарские курсы, Майте думала, что в адвокатской конторе ее ждет увлекательная работа. Может быть, она познакомится там с интересным симпатичным клиентом. И они куда-нибудь уедут втайне от всех. Однако в том, чем она занималась, не было ничего увлекательного. Там, где Майте сидела, не было даже окна, которое бы открывалось, и горшочные растения, что она приносила, дабы украсить свой рабочий стол, постоянно засыхали.

Около десяти утра буфетчица привезла на тележке кофе и выпечку, но Майте вспомнила, что она экономит деньги, и покачала головой. Потом Диана подошла к ней и сообщила, что босс не в настроении.

– С чего это вдруг? – спросила Майте.

Ее стол находился далеко от зеленой двери с яркой табличкой «Лисенсиадо Фернандо Гарса». Она работала на Арчибальдо Косту – рассеянного лысого юриста. По словам других секретарей, Арчибальдо держали в конторе лишь потому, что он был лучшим другом старика Гарсы, и Майте охотно в это верила. Писал он с ошибками, предложения строил безграмотно, и Майте приходилось фактически переписывать за него документы.

– Из-за той акции, что студенты устроили в праздник Тела Христова. На чем свет поносит профессиональных агитаторов, коммунистов.

– Он думает, это организовали коммунисты? – вмешалась в разговор Иоланда, сидевшая за соседним столом.

– Конечно. Говорит, что они пытаются выставить в дурном свете президента Эчеверриа.

– Я слышала, это происки иностранцев. Русских!

– По мне, так это одно и то же. Красные они и есть красные.

– Повторение Тлателолько[11].

К разговору присоединились другие секретарши. Они излагали то, о чем писали газеты «Новедадес» и «Эль Соль де Мехико». Две из них выразили сомнение относительно добросовестности этих изданий, заявив, что в «Эль Эральдо де Мехико» прочитали статью журналиста, который утверждал, что на демонстрации его избили головорезы. За что еще одна секретарша обозвала их «розовыми». Майте не могла судить, кто из них прав. Но вокруг только и говорили что про «соколов» и заговоры, и ее это немного напрягало. В прошлую пятницу она бегала по поручениям Косты, в офисе не появлялась и не слышала, как коллеги обсуждали события на проспекте Сан-Косме. В выходные новостями она особо не интересовалась, полагая, что к утру понедельника шумиха утихнет и ей не придется разбираться в вопросах текущей политики. Но, пожалуй, сегодня следовало купить газету, раз о том событии до сих пор все говорят. Что важно, что нет – это всегда было выше разумения Майте. Но подробности она выяснить не успела. Из своего кабинета вышел Фернандо Гарса, и женщины поспешили на свои рабочие места.

– Эй, красавица, пойдешь на обед, купи мне, пожалуйста, пару носков, – попросил он Майте, направляясь к лифту.

Она нахмурилась. Прежде подобные поручения выполнял курьер, но некоторое время назад тот уволился, устроившись на более престижную работу, а адвокаты так и не соизволили найти ему замену. Теперь его обязанности легли на плечи Майте и Иоланды.

Это даже лучше, убеждала себя Майте, что у нее останется мало времени на обед: она избежит соблазна потратиться в приличном ресторане. И все же ее очень раздражало, что она должна полчаса своего личного времени посвятить стоянию в очереди, чтобы купить пару мужских носков.

– Это потому, что ноги у него пахучие, – сообщила Майте Диана, когда они покидали офис. – Ему надо тальком их присыпать, а он хотя бы раз в неделю забывает это делать. Когда туфли снимает, вонь вокруг несусветная. Вот старик Гарса никогда в кабинете не разувался.

Отец Фернандо Гарсы уже полгода как отошел от дел компании, а Диана до сих пор сравнивала старика с сыном, вспоминая, чего тот никогда не делал. Она явно тосковала по морщинистому хрычу. Майте сомневалась, что сама она станет скучать по Арчибальдо, если тот выйдет на пенсию. Хотя она не хотела, чтобы он уходил. В фирме «Гарса» она работала вот уже пять лет именно потому, что не хотела перемен.

Свою работу Майте не любила, но по сторонам смотреть отказывалась. Здание фирмы, где она работала, находилось недалеко от Китайских часов на проспекте Букарели. Сама адвокатская контора была отнюдь не самой лучшей в городе, но зарплату здесь платили исправно, а Майте уже научилась ладить с коллегами и оправдывать ожидания начальства. Несколько раз в году, особенно в сезон дождей, ее охватывало какое-то беспокойство, и она вместо кроссвордов просматривала в газетах колонки с предложениями о работе и даже кое-какие обводила красным, но ни разу никому не позвонила. А смысл? До того как прийти в «Гарсу», Майте работала в другой юридической фирме, и там было почти все то же самое.

– Как мы будем сегодня отмечать твой день рождения? – спросила Диана.

– Ой, не напоминай, – бросила Майте. – Меня ждет у себя мама, и сестра наверняка тоже объявится.

– Так навести ее, а потом поужинаем, – предложила Диана. – Сестра приготовила на десерт ате кон кесо[12].

– Даже не знаю, – пожала плечами Майте.

Диана была на три года старше ее. Более общительная, не столь нервная, она имела обыкновение вязать в автобусе. Жила она с двумя старшими сестрами, матерью и бабушкой в доме, где было темно и сыро, как в пещере. Женщины между собой были очень похожи, одна морщинистее другой. Беззубая бабушка Дианы целыми днями дремала в гостиной под двумя одеялами. Майте знала, что пройдет еще несколько лет – и в том же кресле будет сидеть Диана, пряча руки под теплыми одеялами, и лицо у нее станет таким же заскорузлым и скукоженным, как у бабушки.

Майте представила себя в зрелом возрасте, такой же старой, как бабушка ее подруги. Красотой она не блистала и даже не была миловидной, и ее охватывал страх при мысли, что скоро она утратит и то скудное обаяние, какое ей было отпущено природой. Возможно, мать Майте была права относительно замужества. Относительно Гаспара. Но он казался Майте ужасно скучным, а она все еще была полна надежд, ожиданий и, сколько бы мама ни зудела в уши, не хотела связывать свою жизнь с человеком, который не вызывал у нее нежных чувств.

Почти все знакомые Майте вышли замуж и растили детей. У них редко находилось время на общение с ней, а чтобы пойти в кино… ну это вообще становилось целой проблемой, ведь нужно было найти кого-то, с кем можно было бы оставить детей. А вот Диана всегда была рядом. В компании «Гарса» Диана была единственным человеком, к которому Майте испытывала искреннюю симпатию.

Вот что ей делать, если и Диана покинет ее – выйдет замуж и бросит работу? И Майте снова почувствовала себя жалкой старухой.

Пожалуй, следовало выйти замуж за Гаспара. И она вышла бы, если б не Кристобаль.

Кристобаль. Кристобалито. Ее первая любовь. Ее единственная любовь.

Она тогда работала в только что основанной юридической фирме. Ее обязанности, как самой молодой из секретарей, были просты: в числе прочего ей поручали сортировать письма, вскрывать корреспонденцию и надписывать адреса на конвертах. Это было ее второе место работы. Прежде Майте работала в универмаге, но уволилась из магазина и стала посещать секретарские курсы в надежде, что освоение новых навыков поможет ей преуспеть в жизни. Занятия длились год. За это время она научилась печатать на машинке и немного узнала большой мир.

Той весной 1961 года Майте было девятнадцать лет, и, когда однажды какой-то парень улыбнулся ей в лифте, она покраснела. Оказалось, что иногда по утрам они примерно в одно и то же время входят в лифт, и Майте стала подстраиваться под этого парня, подгадывать свой приход на работу, так что их встречи выглядели как случайное совпадение. После нескольких таких совпадений парень представился: сказал, что его зовут Кристобаль, но она может звать его Кристобалито. Он работал бухгалтером в компании, которая размещалась этажом выше.

Майте перестала отвечать на телефонные звонки Гаспара и полностью сосредоточилась на Кристобале.

Первое время их общение ограничивалось поеданием мороженого, походами в кино и прочими маленькими радостями, какие обычно позволяют себе юные влюбленные. Правда, потом Кристобалю надоело просто держаться за руки или незаметно стискивать ногу подруги в зале кинотеатра. Ему захотелось большего, и он стал снимать для них в дешевых отелях номера на пару часов. Майте, боявшаяся грешить, морщилась каждый раз, когда они входили в гостиницу, но, едва Кристобаль начинал целовать и раздевать ее, она обо всем забывала.

В перерывах между плотскими утехами Майте рассказывала любимому о своей страсти к музыке, о пластинках, коих у нее было множество, о своей библиотеке классических произведений, о том, что она заочно (по переписке) берет уроки по расширению словарного запаса. Она писала ему любовные письма и плохие стихи. Ей не удавалось передать на бумаге всю полноту своих чувств и биение собственного сердца, поэтому всю себя она вкладывала в каждую свою улыбку, в каждое прикосновение, пытаясь удержать в руках океан своей страсти.

Кристобаль не понимал ни слова из того, что Майте ему говорила.

Их отношения длились почти год. Незадолго до Рождества Кристобалито бросил ее ради другой секретарши, работавшей на другом этаже, потому как Майте завела речь о свадьбе, да и, честно говоря, ему с ней было скучно.

Майте уволилась с работы. Сказалась больной, чтобы оставаться дома, а потом действительно заболела и почти все лето и добрую половину осени 1962 года бесцельно слонялась по квартире матери, ни о чем особо не думая. В конце концов мать заставила ее устроиться продавцом в магазин канцтоваров; ту работу Майте ненавидела. Случайно ей в руки попал выпуск книги комиксов «Слезы и смех». Прежде она уже читала нечто подобное – «Суси: сердечные тайны», – где содержалось много романтических историй, но «Слезы и смех» привели Майте в полнейший восторг. А потом она нашла и свое нынешнее увлечение – «Тайный роман».

В последнем сюжете рассказывалось о молодой сиделке Беатрис, которую послали на далекий тропический остров ухаживать за больной пожилой женщиной. Она была влюблена в двух братьев. Один – благородный врач Хорхе Луис, второй – Пабло Паломо, беспутный плейбой с разбитым сердцем. Беатрис разрывалась между ними, не зная, кому из двоих отдать предпочтение.

Майте жила ради этих историй. Просыпалась, кормила своего попугайчика, шла на работу, возвращалась домой, ставила музыку и садилась за комиксы, подолгу наслаждаясь каждым рисунком, обсасывая каждое слово, словно умирающая с голоду женщина. Ей нравились персонажи, которых она встречала на страницах комиксов. Она горько страдала вместе с ними, и эти страдания, словно целебный бальзам, стирали воспоминания о Кристобалито.

А теперь вот Хорхе Луис попал в аварию, и ему должны делать операцию. По сравнению с этим что такое ее предстоящий день рождения? Или автомобиль, все еще находившийся в автосервисе? Всеми ее помыслами владел пострадавший в аварии Хорхе Луис. Майте пыталась предугадать, узнает ли Беатрис правду о его исчезновении или зловредная мать Хорхе Луиса будет держать в секрете информацию о состоянии его здоровья. Эта история розовым облаком заслоняла от Майте реальность. До пятницы! В пятницу облако прорвалось дождем, который смыл пастельные краски, отравлявшие ее существование. Пятница наконец-то наступила, и Майте наконец-то держала в руках очередной выпуск любимого журнала. Комиксы она обычно читала по вечерам. Садилась в старое зеленое кресло и с упоением отдавалась своему увлечению под музыку в исполнении Бобби Дарина[13], Фрэнка Синатры или Нэта Кинга Коула[14]. Она купила набор пластинок, с помощью которых намеревалась освоить английский язык и научиться понимать тексты песен, но заниматься по ним так и не стала. Если уж на то пошло, можно было бы купить те же самые альбомы на испанском языке: они и стоят дешевле, и в продаже всегда есть. Правда, зачастую, как выяснила Майте, испанский перевод по содержанию сильно отличался от оригинала. Ее ничуть не смущало, что ей был неясен смысл песен на чужом языке. Пусть она не понимала слов, музыка ей все равно нравилась. Бывало, она сама сочиняла текст под мелодию. В таких случаях ей здорово помогал словарь Ларусса, где она находила новые слова, рифмующиеся со словом «любовь», или синонимы к слову «страдание», которыми она испещряла свои блокноты.

В то утро Майте так нервничала, что нарушила собственное правило и «Тайный роман» прочитала еще до обеда, перелистывая странички одну за другой, пока остальные секретари печатали и заверяли документы.

На двадцать пятой странице Хорхе Луис впал в кому. Майте была вне себя от ужаса. Она бросилась в туалет и, закрывшись в одной из кабинок, перечитала последние страницы. Да, все верно. Хорхе Луис пребывал в состоянии комы. Майте это не привиделось. Она не знала, сколько времени проторчала в туалете. Когда вернулась на рабочее место, секретари сдавали деньги в сберегательный фонд.

Майте уставилась на Лауру, сунувшую ей под нос коробку:

– Лаура, я забыла.

– Майте, ты всегда забываешь. Так не пойдет, – отругала ее Лаура, и остальные секретари, соглашаясь с ней, покачали головами.

– Ладно, – буркнула Майте.

Она достала купюру и бросила деньги в коробку.

По окончании рабочего дня, не дожидаясь, как обычно, Дианы, Майте бегом кинулась вниз по лестнице. За день у нее крошки во рту не было, опять болела голова. Ей хотелось одного: поскорее добраться до дома и лечь спать. Но ее ждала мама.

Майте взглянула на стоящий впереди таксофон. Однако, если она не появится у мамы, та сама приедет к ней, чтобы проведать дочь. Мама до сих пор считала, что женщине негоже жить самостоятельно и негоже уходить из родной семьи до замужества. Однако два года назад, устав от материнского надзора, Майте удрала из дому и сняла для себя жилье в Эскандоне. Майте отлично понимала: зарабатывает она недостаточно, чтобы позволить себе квартиру, находившуюся в доме, стоявшем почти на границе элитного района Кондеса, где жилье стоило дороже, чем в кварталах, прилегающих к району Такубайя. В общем, аренда жилья, покупка мебели, автомобиля, склонность покупать пластинки, книги и журналы – все это сильно подрывало ее бюджет.

Майте отправилась в Докторес, где жила ее мать. На протяжении многих лет этот район считался местом проживания представителей нижних слоев среднего класса, но теперь он больше походил на пристанище бедноты, несмотря на имена знаменитых врачей, давших название этой части города[15]. Даже если б ее автомобиль сейчас не находился в автосервисе, Майте все равно не поехала бы на нем к матери. Здесь угоняли все, что имело четыре колеса, да и карманы нередко обчищали. Дешевые мотели и шумные бары усугубляли царящую здесь атмосферу злачности. Майте, когда еще училась в школе, лгала своим одноклассникам, что живет в более престижном районе Рома.

Майте жалела, что родилась не в Монако или Нью-Йорке. Большинство девушек в комиксах, которые она читала, казалось, никогда не бывали в таких местах, как Докторес. Если они и прозябали в нищете, то потом более пристойную жизнь им обеспечивали тугие кошельки их возлюбленных. Мечтающие Золушки! Майте тоже мечтала. И что толку?

Тридцать лет. Ей исполнилось тридцать, она начинала седеть. Собственное тело ее предавало.

Когда Майте вошла в кухню-столовую матери, та первым делом отругала ее за то, что она промокла под дождем.

– Я сегодня мыла пол, – сказала мама.

– Прости.

– Садись. Мануэла скоро придет.

Майте прошаркала в гостиную и включила радио. Она надеялась, что сестра из-за дождя останется дома. Мануэла, на два года моложе Майте, уже пять лет как была замужем и растила двух противных отпрысков. Муж ее, рано облысевший, был такой же противный и вечно где-то шарахался, лишь бы не сидеть дома. Мать Майте во второй половине дня присматривала за детьми младшей дочери. Их отсутствие означало только одно: паршивцы уже в дороге, скоро придут и заглушат своими криками благословенную мелодию песни «Can’t Take My Eyes Of You»[16], что звучала в гостиной. Майте не терпелось снова прочитать «Тайный роман», который, казалось, оттягивал сумку. Не терпелось убедиться, что глаза ее не подвели.

В комнату вошла Мануэла с детьми. Те, не обращая внимания на тетку, кинулись к бабушке, требуя торт.

– Очень хорошо, – улыбнулась мать Майте, и они направились в кухню-столовую.

Мать поставила на стол торт, который сама испекла. Мануэла нашла упаковку со свечками.

– Шоколадный, – заметила Майте, глядя на торт.

– И что?

– Я не люблю шоколадный торт.

– А всем остальным нравится. К тому же он с вишенками. А вишню ты любишь.

– Мама, вишню любит Мануэла. Нет, вот этого не надо. Не надо свечек, – запротестовала Майте.

– Свечки на торте должны быть обязательно, – возразила мама, одну за другой аккуратно вставляя свечки в торт.

– Но все-то зачем?!

– Не говори ерунды, Майте. Тридцать лет – тридцать свечек.

Сложив руки на груди, Майте смотрела на шоколадно-вишневый торт.

– А я, между прочим, получила повышение, – доложила Мануэла, когда их мать ставила двадцатую свечку. – И босс подарил мне авторучку. Вот, смотрите. Симпатичная, да?

– С ума сойти! Ах, какая красивая! – восхитилась мать. Украсив торт свечками, она теперь восторгалась новой авторучкой Мануэлы, которой та щеголяла перед ними.

Мануэла вовсе не собиралась поступать на курсы секретарей. Она просто, как попугай, пошла по стопам старшей сестры. В детстве Мануэла мечтала стать стюардессой. Теперь же, в отличие от Майте, она работала в более крупной и престижной фирме, где, судя по всему, было принято дарить сотрудникам красивые авторучки.

Майте подумала о том, чтобы незаметно стащить у сестры ее новую авторучку. Правда, последний раз она крала у нее вещи, когда они были подростками. Теперь довольствовалась мелочовкой, которую удавалось украсть у соседей и от случая к случаю в аптеке или универмаге.

Мать Майте пересчитала свечи и взяла спички.

– Загадывай желание, – сказала Мануэла.

Майте тупо смотрела на крошечные язычки пламени и ничего не могла придумать. Дети захныкали, требуя, чтобы им положили по куску торта. Мама предупредила, что воск зальет весь десерт, если она будет медлить, и Майте, так и не загадав желание, задула свечи. Мама разрезала торт и сначала положила детям, затем – младшей дочери.

– Ты же знаешь, я слежу за фигурой, – состроила гримасу Мануэла. Она была худой, но любила напрашиваться на комплименты.

– Ну хоть немножко, – стала уговаривать ее мать, и Мануэла наконец-то согласилась на крошечный кусочек.

Напоследок вспомнили и про Майте. Она была голодна, но торт не вызывал у нее аппетита, и она просто возила по тарелке вишенки, перекатывая их с одного края на другой.

Шоколадно-вишневый торт обожала Мануэла. Майте сразу следовало бы догадаться, что даже в ее день рождения мама в первую очередь постарается угодить младшей дочери. Лучше бы она дождалась Диану и приняла ее предложение поужинать у них дома, мысленно сетовала Майте. Но теперь-то уж что сожалеть?! Поздно.

Майте подумала про Хорхе Луиса и стала убеждать себя, что никакой аварии не было. В следующем выпуске появится нужное объяснение. Может, это был кошмарный сон. Да, наверняка. Беатрис проснется, а вдалеке бьют барабаны…

Джунгли, да. Как же Майте нравились рисунки джунглей в «Тайном романе». Неестественно большие пышные цветы; в листве прячутся обезьяны и экзотические птицы. Ягуары, поджидающие в темноте добычу; ночь, словно нарисованная дешевыми красками, – точечки звезд и круглая луна на небе. Влюбленные держатся за руки, влюбленные купаются в реке…

Один из малышей Мануэлы, кружа по комнате с тортом в руках, положил ладошки на пиджак Майте, висевший на спинке ее стула, и испачкал его в шоколаде. Мануэла, хмыкнув, поймала сына и салфеткой вытерла ему руки.

– Теперь придется сдавать в химчистку. – Майте укоризненно посмотрела на сестру.

– Мылом потри – отойдет, – равнодушно посоветовала та.

– Его нельзя стирать. Только сухая чистка.

– Глупости. Иди застирай. Делов-то. Давай иди.

Майте схватила пиджак, прошла в ванную и там принялась яростно затирать пятно. Бесполезно. Оно даже ни-чуточки не поблекло. Когда она вернулась в комнату, мать с сестрой взахлеб обсуждали кого-то из их кузин. Мануэла закурила. От сигарет сестры у Майте всегда начинала болеть голова, и Мануэла это знала.

– А где-нибудь в другом месте покурить нельзя? – спросила Майте.

– Майте, садись и ешь свой торт, – велела мама.

– Мне пора, – заявила Майте.

Ни мать, ни сестра на это ничего не ответили. Младший ребенок Мануэлы заплакал. Майте взяла свою сумку и, не сказав больше ни слова, ушла.

Вернувшись к себе, она включила свет и поздоровалась с желто-зеленым попугайчиком, которого держала в клетке у окна в гостиной. Потом прошла в кухню, сделала себе бутерброд с ветчиной и сыром, быстро проглотила его, открыла журнал, который целый день таскала в сумке, и снова принялась его листать.

В дверь постучали. Майте не отреагировала. Стук повторился. Майте вздохнула и пошла открывать.

На пороге стояла соседка из квартиры напротив – студентка художественной школы. Майте иногда видела, как та поднимается по лестнице с холстом под мышкой. С девушкой она не была знакома, но таких, как она, знала хорошо: современные, свободные, энергичные, представители нового поколения, которые не считают себя обязанными отдавать дань уважения своим суетливым матерям и раздражающим их сестрам и в свое удовольствие пьют, курят, живут полной жизнью.

– Простите, надеюсь, я не очень поздно, – произнесла девушка.

На ней было пончо с ярким цветочным узором. На Майте по-прежнему был ее офисный наряд – белая блузка с воротником-стойкой, отделанным рюшем, и юбка песочного цвета, – и, хоть испачканный пиджак она сняла, все равно рядом с девушкой она выглядела как школьная учительница.

– Нет, ничего.

– Меня зовут Леонора. Я живу напротив.

– Да, знаю, – отозвалась Майте.

По ее прикидкам, девушка поселилась здесь полгода назад. Она отслеживала, кто и когда из соседей по дому въезжает и выезжает.

– Извините, что раньше не представилась. Сами знаете, как это бывает. В общем, я разговаривала с управдомом, и она сказала, что вы иногда берете на себя заботу о домашних питомцах.

Управдом донья Эльвира – миниатюрная пожилая женщина, любившая посплетничать, – жила на первом этаже. У нее была аллергия на кошек и собак, что для Майте обернулось благом, поскольку она предлагала соседям свои услуги по временному уходу за их домашними питомцами, когда тем больше не на кого было оставить своих животных. Обычно это входило в обязанности управдома.

– Да, беру. Вы хотите, чтобы я присмотрела за вашим питомцем?

– Да, за котом. Всего пару дней. Сегодня вечером я уезжаю в Куэрнаваку, а вернусь в воскресенье вечером. В крайнем случае в понедельник утром. Вы не могли бы меня выручить? Я понимаю, что обратилась в последнюю минуту, но я была бы вам очень признательна. Управдом говорит, что на вас можно положиться.

Управдом жаловалась, что эту девушку часто навещают мужчины и они сильно шумят. При этом она так выразительно вскидывала брови, что у собеседников не оставалось сомнения, о каком шуме идет речь. Майте подумала, что Леонора, возможно, едет на свидание с одним из тех мужчин в таком месте, где соседи не имеют ничего против шумного секса. Она готова была поспорить, что у этой девицы куча поклонников. Та была красива, словно сошла со страниц столь любимых Майте комиксов: зеленые глаза, каштановые волосы. Разве что не плакала. Многие девушки на обложках журналов либо слезы лили, либо целовались с каким-нибудь парнем.

– Ну, что скажете? – спросила Леонора. На губах ее, словно крылья бабочки, трепетала любезно-нервная улыбка.

Майте пожала плечами:

– Меня обычно нанимают на несколько дней. Если меньше недели, то и заморачиваться нечего, – солгала она, а сама прикидывала, сколько ей запросить, чтобы чрезмерной ценой не отпугнуть девушку.

Сережки в ушах Леоноры, похоже, были из настоящего золота, а не поддельные, как те, что продают с уличных лотков в торговых районах: они зеленеют через несколько дней. Денежки у этой девицы, видно, водятся, рассудила Майте.

– Прошу вас. Я не хочу уезжать, оставляя кота без присмотра. Животным свойственно попадать в беду, если за ними никто не приглядывает. У меня была собака, так она съела коробку шоколада и околела.

– Понимаю. Ответственные хозяева домашних питомцев не бросают своих животных на произвол судьбы, а вы, я вижу, торопитесь. Что ж, ладно. – И Майте назвала сумму больше той, что она обычно брала за свои услуги.

Леонора согласилась, не зная, как благодарить Майте за ее доброту.

Вручая ей ключи от квартиры, она спросила:

– Вы дадите мне свой телефон? Я… на тот случай… кот… На тот случай, если мне нужно будет связаться с вами по поводу кота.

Значит, она из тех чокнутых кошатниц, которые трясутся над своими ангелочками, сюсюкаются с ними, наряжают в нелепые костюмчики. Майте домашних животных никогда особенно не любила, не считая своего попугайчика. Но присмотр за ними был для нее дополнительным источником дохода и давал возможность порыться в личных вещах их хозяев.

Записывая свой номер телефона, Майте пыталась представить, что она украдет у Леоноры. Она всегда с осторожностью выбирала свои трофеи. Не слишком дорогое, не слишком заметное, но что-нибудь интересное.

Девушка, все еще волнуясь за кота, объяснила Майте, где она хранит корм.

После ее ухода Майте вернулась в кухню и схватила свой журнал. Сомнений быть не могло. Хорхе Луис возвратится: в одном из следующих выпусков непременно очнется. Ободренная этой мыслью, она прошла в гостевую комнату и просмотрела пластинки. Поставила альбом Бобби Дарина и, слушая его песни, воображала возлюбленного своей мечты.

Той ночью Майте грезились барабаны в нефритово-зеленых джунглях. Однако утром из окна гостиной она снова увидела все тот же серый город – бесчисленные дома и машины, лес телевизионных антенн на крышах. И никакой возлюбленный нигде ее не ждал, как она на то ни надеялась, сколько ни молилась.

Глава 3

Маг позвонил им и сказал, чтобы они не высовывались, сидели тихо. Элвис охотно подчинился, ведь события вечера десятого июня наделали много шуму. Официально никто из государственных деятелей не признавал факт существования «соколов», а некоторые газеты, четко придерживавшиеся линии правительства, написали, что все студенты, как один, коммунистические агитаторы, и этого должно было быть достаточно, чтобы унять недовольство населения. Но другие издания, а также отдельные люди – тупые демонстранты и их товарищи, даже отдельные журналисты, не желавшие помалкивать, – без устали чесали языками, рассказывая, как за ними гнались громилы, которые даже стреляли в них. В общем, некрасивая получалась картина.

Честно говоря, Элвис не ожидал, что их действия привлекут такое внимание. «Соколы» регулярно нападали на активистов и разгоняли вызывавшие подозрение немногочисленные собрания студентов. В прошлом месяце несколько «соколов» заявились в государственную школу и разгромили там библиотеку. И никто даже не пикнул, а если кто и чирикал, ребята спокойно игнорировали эти протесты.

Но в этот раз сложилась весьма щекотливая ситуация. В подпольных бюллетенях упоминались фамилии конкретных людей. Таких как Альфонсо Мартинес Домингес[17]. Подумать только! Это ж правитель города, черт возьми! Не какая-то там шпана, которая может безнаказанно болтать что угодно, а правитель города! Президент Эчеверриа твердил, что ему ничего не известно, но в целом у Элвиса складывалось впечатление, что все эти события, будь они прокляты, принимают катастрофический характер. Слишком много людей задавали чересчур много вопросов.

Неудивительно, что Маг приказал своим парням пореже выходить из квартиры. При обычных обстоятельствах Элвиса это вполне бы устроило, поскольку у него появилась возможность полистать свой словарь Ларусса и послушать пластинки. Но Гаспачо выбыл из строя, находился неизвестно где, и компанию Элвису составляли Блондин и Антилопа, а это все равно что постоянно чувствовать за спиной пристальные взгляды двух стервятников. Эти паскуды аж слюной исходили, так им не терпелось доложить Магу о том, как Элвис накосячил во время стычки со студентами.

И Элвис в конце концов напялил наушники, надеясь, что музыка Бобби Дарина поможет ему отвлечься от тревожных мыслей. Дарин, пожалуй, был чересчур слащав, но Элвис обожал эстрадных певцов с красивыми голосами. Черт возьми, разве песня «Beyond the Sea»[18] может оставить кого-то равнодушным?

Элвис не собирался возвращаться в Тепито. Ни за что! Тепито – бездонная мусорная яма, чертов отстойник. Там у него нет будущего.

Он покинул родной дом в возрасте пятнадцати лет. За два года до этого его исключили из школы. По сути, ни за что. Ему нравилось учиться, нравилось читать, но, когда приходилось писать, буквы нередко менялись местами, почерк у парнишки был некрасивый, выполнение заданий занимало слишком много времени. Слова будто слипались в комок у Элвиса в голове, и ему приходилось осторожно выуживать их по одному.

Да и учителя были о нем невысокого мнения. Однажды Элвис разворотил один из школьных туалетов, и это хулиганство сочли достаточным основанием для того, чтобы исключить его из школы. А он знал, что другие вытворяли и не такие безобразия и их никто не исключал. Просто его учителям давно хотелось избавиться от одного из самых «тупых» учеников. Как мило с их стороны.

В другую школу Элвис не пошел. У его матери было четверо детей, забот полно, со старшим ей некогда было возиться. Она просто огрела его шваброй и велела устроиться на работу. Элвис не нашел ничего приличнее, чем место упаковщика покупок в продовольственном магазине. В результате он примкнул к одной из местных шаек, просто так – ради карманных денег и интересных приключений. Все члены шайки были примерно его возраста. Никаких ужасных преступлений ребята не совершали, в основном приставали к домработницам, ходившим за покупками. А деньги «зарабатывали» тем, что угрожали местным лавочникам побить окна их магазинов. Большинство торговцев послушно платили.

Только один отказался – владелец аптеки «Андорра». У него был сын на несколько лет старше и ростом повыше, чем члены шайки. И он пригрозил шпане, что обратится за помощью к своему дяде – тот, по его словам, служил в полиции, – если они начнут безобразничать. Да еще как-то надавал тумаков двоим из членов шайки за то, что те ошивались возле его драгоценной аптеки.

Элвис не собирался никому мстить. Видит бог, он и не думал ввязываться в драки, у него были дела поинтересней. Но один из членов шайки затаил обиду на то, что сын аптекаря поставил ему синяк под глазом, и жаждал мести. И вот однажды вечером они всей бандой подкараулили сына аптекаря, когда тот возвращался пешком домой, и избили его. Он был рослый парень, но противостоять пятерым подросткам было нелегко, да к тому же оказалось, что тот парень, которому поставили синяк, зачем-то прихватил с собой ржавую железяку, которой он проткнул сына аптекаря.

К счастью, пострадавший выжил. К несчастью, предупреждения о родственнике из полиции оказались правдой. Уже на следующий день стало известно, что полиция разыскивает всех засранцев, участвовавших в нападении.

Элвис не желал, чтобы разгневанный полицейский отправил его в тюрьму или в исправительную школу для малолетних правонарушителей либо в другое подобное учреждение, и поспешил смыться из города. Ему было пятнадцать лет, представления о жизни он имел весьма смутные. Когда-то он слышал от другого подростка, что в Сан-Мигель-де-Альенде полно туристок, которые специально приезжают потрахаться. И подумал: ну и ладно, какая разница!

Да, туристок было много, а вот насчет потрахаться… Все оказалось не так просто. Приезжавшие в город американки подыскивали для секса смуглых мужчин с большими «приборами», а Элвис был худой подросток, совсем не похожий на парней из порнофильмов и девичьих сексуальных грез. Но если он принимал несчастный вид, ему обычно бросали несколько песо, – достаточно, чтобы не умереть с голоду.

Когда Элвис познакомился с американкой Салли, жизнь наладилась. Женщина была среднего возраста. Поговаривали, что она имеет склонность к молоденьким и одержима «истинной» мексиканской культурой. Элвис нуждался в жилье и горячем питании, поэтому он охотно сменил свои башмаки на хуарачи[19], чтобы потрафить фантазиям американки о смуглых мексиканцах. Некоторое время все шло хорошо. Он выполнял для Салли всякие поручения, ухаживал за цветами в арендованном ею доме, вылизывал ей «киску», когда она этого требовала. Взамен он имел свободный доступ к ее коллекции пластинок, собственную комнату, туалет и телевизор. Правда, карманных денег Салли не давала.

Самым лучшим из всего этого, честно говоря, была коллекция пластинок. Тогда-то парень и выбрал себе прозвище Элвис, прослушав несколько песен короля поп-музыки. Он даже находил в себе некое внешнее сходство с юным Элвисом Пресли. Купил себе черную кожаную куртку, как у певца в одном из фильмов. Имя, что дали ему от рождения, его все равно не устраивало. Он даже стал играть на гитаре, висевшей в гостиной; сама Салли к ней никогда не притрагивалась.

Салли ему нравилась, и потому Элвис был потрясен, узнав, что она нашла другого парня, чуть старше его, но не намного, – должно быть, у того член был больше или он лучше лизал «киску», – а Элвиса выставила на улицу. Просто так, ни за что ни про что. Элвис в общем-то не очень переживал, что пришлось расстаться с этой бабешкой, но не преминул с ней посчитаться: пробрался в дом, взял деньги – он знал, где Салли их держала в специальной шкатулке, – шесть виниловых пластинок и исчез навсегда.

С внезапно свалившимся на него богатством Элвис поступил так, как поступил бы любой бестолковый юнец: стал тратить деньги в бильярдных Гвадалахары, где он теперь обитал. Однажды он купил в магазинчике мороженое со вкусом маммеи[20] и, выйдя с ним на улицу, познакомился с девушкой примерно его возраста. Звали ее Кристина. Кончилось все тем, что девушка вовлекла его в некую странную религиозную секту, община которой располагалась где-то возле Тлакепаке.

Элвис был падок до симпатичных женщин, и Кристина своим нежным-нежным голоском и еще более нежными взглядами буквально затянула его в этот омут. К тому моменту, когда девушка спросила его, не хочет ли он пожить с ее друзьями в Тлакепаке, ему уже было безразлично, что, возможно, она регулярно вербует в Гвадалахаре новых членов общины (впоследствии Элвис сообразил, что именно так и было).

Кристина привела парня в ветхий дом, в котором жили какие-то чудаки: они ходили в белом, рассуждали о волшебных грибах, ауре и целебных кристаллах. Многие были из Мехико, где они познакомились во время занятий йогой в парке Хундидо, затем вместе жили в Реаль-де-Каторсе и Уаутле, как многие хиппи из среднего класса, а потом случайно добрались до Халиско. Их предводитель ничего не делал, только трахал симпатичных молодых женщин своей общины, а некрасивых и мужчин отправляли на работы на ферме, служившей базой для общины.

Оказалось, что предводитель совсем не любил современную музыку, требовал, чтобы в общине ставили пластинки со звуками ветряных колокольчиков и гонгов. И это стало последней каплей. Элвису нравилась Кристина, может, он даже любил ее, но не настолько, чтобы наблюдать, как другой мужик трахает ее сзади, а ему самому поручают кормить кур или разгребать лопатой навоз и при этом даже не позволяют послушать парочку мелодий рок-н-ролла.

Элвис вернулся в Тепито, в квартиру матери. К тому времени ему уже исполнилось семнадцать лет. Денег не было, перспектив никаких. Мать не очень-то сыну обрадовалась. Снова вступать в шайку не хотелось, хотя время от времени Элвис встречался со старыми дружками – правда, без особого удовольствия. Месяца два он маялся невыносимой скукой, пока однажды не стащил из книжного магазина «Порруа» иллюстрированный словарь Ларусса. Некогда он видел такой словарь у одного школьного товарища, и книга привела паренька в восторг. Словарь был большой, толстый, такую вещь украсть нелегко, но Элвису это удалось. И он подумал, что, возможно, его будущее связано с книгами.

С книгами! Да он же ни одного слова без ошибок написать не мог, когда волновался: буквы по-прежнему мешались в голове. Но читать Элвис любил. Украв один фолиант, он решил, что мог бы и дальше красть книги, а потом перепродавать их через книжные лавки на улице Донселес. Так и поступил: крал книги в магазинах, прочитывал их и перепродавал. Но потом сообразил, что букинисты и эти гады с улицы Донселес платят ему гроши, а сами зарабатывают огромные барыши. Тогда Элвис сам стал продавать книги в переулке неподалеку от Дворца Минервы. Некоторые торговцы приносили с собой складные столики, другие раскладывали книги прямо на кусках картона. Элвис выставлял свой товар на скатерти.

Очень скоро он сообразил, что наибольшую прибыль приносят учебники. Нередко к нему подходили студенты, спрашивали тот или иной справочник, и он обещал достать. Это означало, что он стащит книгу из какого-нибудь магазина, из которого легче всего украсть, и продаст им.

Оказалось, у Элвиса истинный талант к воровству. Через несколько недель он решил продавать не только книги, но и пластинки. Вполне разумное решение. Элвис представлял, как откроет собственный небольшой магазинчик где-нибудь на улице Донселес, будет сидеть за кассой и почитывать книги под песни Пресли.

Увы, мечта его не сбылась. Однажды в переулке появилась шайка каких-то негодяев, которые принялись избивать торговцев. Элвис слышал, что такое случалось в разных районах города: полицейские или другие мерзавцы, нанятые полицией, прогоняли с улиц торговцев и попрошаек. Они «зачищали» улицы к Олимпийским играм.

Элвис знал, что когда-нибудь столкнется с насилием. Но пока ему везло. Во всяком случае, до того дня. Торговцы похватали свой товар и убежали. Элвис тоже стал собирать свои книги и пластинки, чтобы смыться без лишнего шума, но один из этих гадов разбил его пластинку «Jailhouse Rock»[21], которую он с гордостью выставил на продажу, и тем самым лишил его ценного товара.

Физически Элвис был не очень силен, драться не любил и не умел. Но тут схватил толстенный том Руссо и давай лупить им отморозка по лицу. Через несколько минут его дружки сообразили, что происходит, и поспешили вмешаться. Они стали колотить Элвиса, словно мешок с картошкой. Но, получив несколько ударов и плевков, Элвис услышал голос немолодого мужчины:

– Хватит, отпустите его.

Уроды, что держали Элвиса, прекратили избиение. Он сел на землю, пытаясь отдышаться. Босс этих отморозков встал прямо перед ним. Одет он был с иголочки: костюм, малиновый галстук, начищенные до блеска туфли. Мужчина с любопытством смотрел на Элвиса.

– Лихо дерешься, – произнес он, доставая из кармана носовой платок.

Элвис уставился на его руку. Мужчина снова помахал платком перед его носом. Элвис медленно протянул руку, взял платок, прижал его ко рту, вытер кровь.

– В честной драке я бы мокрого места от него не оставил, – проговорил Элвис.

– Знаю, – кивнул мужчина. – Ты проворен. Хорошая реакция.

– Пожалуй, – согласился Элвис, но не стал объяснять, что воровство требует хорошей реакции и способности резко срываться с места, чтобы, если застукают, успеть удрать подальше.

– Это твой товар? – Нагнувшись, мужчина поднял с земли одну из книг. – «Двадцать тысяч лье под водой».

– Угу, – подтвердил Элвис.

Мужчина провел рукой по корешку книги. Снова взглянул на Элвиса:

– Сколько тебе лет, парень? Восемнадцать? Девятнадцать?

– Скоро восемнадцать, да, – подтвердил Элвис. – А вам-то какое дело?

– Возможно, у меня есть для тебя работа, – улыбнулся мужчина. – Меня зовут Маг. Знаешь почему? Я умею выручать людей из трудных ситуаций. Как Гудини. А еще умею делать так, чтобы вещи появлялись и исчезали.

– А эти ребята, – Элвис показал рукой на молодчиков, которые как раз прогоняли последних торговцев, – очевидно, помогают вам доставать кроликов из шляпы?

– Каждому магу нужны свои ассистенты, не так ли? Возможно, ты мне подойдешь.

– Мне не идет трико, мистер, и я плохо смотрюсь в распиленном виде.

Маг улыбнулся. Улыбка у него была обманчивая. Сердечная такая, будто он твой лучший друг, даже если в этот момент один из головорезов Мага на его глазах намертво отбивал кому-то почки. Позже Элвис в этом убедится. Но тогда он этого еще не знал и решил, что улыбка у мужчины приятная.

Маг вручил Элвису карточку со своим телефоном и велел позвонить, если тот хочет перестать заниматься ерундой и заработать хорошие деньги. Элвис позвонил и договорился о встрече с Магом. Он не очень-то верил в эту затею, но вспомнил, как полковник Том Паркер «открыл» Пресли, вытащив его из безвестности и сделав суперзвездой. Значит, чудеса все же случаются. Может, Маг действительно большой, влиятельный человек, а может, никто. Но надо же это выяснить. И Элвис явился домой к Магу. Его разбирало любопытство, но он не знал, чего ожидать.

Маг жил в роскошной квартире. По стенам множество полок с книгами в красивых, изысканных переплетах да еще потрясающий стереопроигрыватель. И пластинки тоже интересные. Не рок и ничего такого, о чем Элвису доводилось слышать, а джаз. Был там и барный шкаф на колесиках, с графином и бокалами из одного набора и шейкером для коктейлей. Маг предложил Элвису закурить и вытащил серебряный портсигар.

Деньги! Да, Элвис сразу почуял запах денег. Но главное, он был очарован образом жизни Мага. Это было именно то, что хотел иметь сам Элвис: квартиру с высокими потолками и книжными полками до самого верха, полами из древесины лиственных пород, кофейным столиком из стекла и полированного металла.

Маг держался как король. Элвис в жизни не видел ничего подобного. Столь уверенные манеры, величавость в каждом жесте. Настоящий джентльмен. Элвис никогда не встречал джентльменов, ведь он вырос среди подонков. И вот этот человек протягивал ему руку – казалось, это длань самого Господа, – чтобы вытащить его из грязи.

Элвис в жизни не выигрывал призов, если не считать пластмассовых фигурок фирмы «Ханна Барбера», которые попадались в кексах «Твинкис». И это считалось большой удачей, словно алмаз нашел в пирожке.

Конечно, Элвис принял предложение Мага и вступил в ряды «соколов». Стал одним из «мальчиков» Мага. Он их так и называл – «мои мальчики».

Поначалу было нелегко: предстояло пройти серьезную подготовку, освоить правила. У «соколов» все было по-военному, и поскольку многие из бойцов были выходцами из низших слоев общества, как и сам Элвис, соблюдение режима и исполнение команд давались им нелегко. Но Элвис, проявляя упорство, овладел важнейшими методами работы, это установка подслушивающих устройств, ведение слежки так, чтобы тебя не заметили, да и прочие хитрости. Некоторые из «соколов» вроде бы прошли обучение даже в ЦРУ. США не желали мириться с коммунистами в странах Латинской Америки и оказывали помощь правительству Мексики, а это означало, что Элвис получил спецобразование высшего качества.

Через несколько месяцев начальной подготовки Элвиса распределили в одну из групп, затем перевели в ячейку Гаспачо, а Маг осуществлял общее руководство. Обучение продолжалось, но постепенно Элвису давали все больше поручений. Проведя два года в этой группе, Элвис уже решил, что он стал спецом высшей категории и путь наверх для него открыт. Пока не случился этот инцидент.

«Рано падать духом, – думал про себя Элвис. – Еще не время». Так. Значит, нужно послушать музыку (Синатра никогда не подведет, никто лучше, чем он, не исполняет «Fly Me to the Moon»[22]) и полистать словарь. Он старался запоминать по новому слову каждый день, а если слово особенно ему нравилось, то записывал его в блокнот, который всегда носил с собой. Со времени не вполне удачной операции прошло три дня, и Элвис старался придерживаться заведенного распорядка: отжимания, музыка, регулярное питание, заучивание нового слова.

Заведенный распорядок – основа основ, твердил им Маг. Сам он теперь не появлялся в их квартире. А когда звонил, всегда говорил одно и то же: не высовываться. Элвис выходил из дома только за газетами и сигаретами, а остальное время смотрел на улицу, изнывая от скуки.

Уже три дня!

Эклектичный. Элвис смотрел в словарь. Эк-лек-тич-ный. Он попробовал произнести это слово – сначала шепотом, потом погромче. Запомнив его, он поставил пластинку «T e Beatles», отрегулировал громкость в наушниках. «T e Beatles» не все жаловали, особенно среди его коллег. Другие члены организации ворчали, что это рок-дерьмо опасно – от него несет коммунизмом. Но Элвис не видел в музыке ничего вредного, а Гаспачо втайне обожал голос Леннона.

Элвис склонил набок голову, посмотрел на себя в зеркало, и, когда Леннон произнес слова «Беги, спасайся», он пальцами изобразил выстрел в собственное отражение в зеркале. Английским он не владел, знал только несколько фраз. Гаспачо охотно переводил для него тексты песен, а память у Элвиса была неплохая.

Элвис постоянно вспоминал, как Гаспачо балдел от японских фильмов, как однажды они пошли в кино на фильм о Годзилле и бросали попкорн в экран.

Как там Гаспачо? Скоро ли вернется?

Элвис нахмурился, достал солнцезащитные очки, надел их, поправил на переносице. Опять изобразил пальцами пистолет, затем уронил руки.

Он мог бы пойти в комнату Гаспачо и взять настоящий пистолет, но не смел туда заходить.

Около семи часов приехал Маг, собрал всех в гостиной. Блондин сразу же заладил свое: что Элвис – полное ничтожество, да и чего вообще можно ожидать от босяка, который приперся из Тепито. Антилопа в основном кивал и время от времени вставлял «ага».

– С вашего позволения, сэр, я скажу прямо: Элвис – тряпка, – вещал Блондин тоном профессора, читавшего важнейшую лекцию по ядерной физике или по какому-то другому столь же заумному предмету. – На него ни в чем нельзя положиться. Как ты его назвал, Антилопа?

– Слизняк, – отозвался Антилопа.

– Нет, как-то по-другому.

– Сопляк.

– Нет. Шимпанзе, швыряющий дерьмо из самой грязной клетки в Чапультепеке. Не в обиду будет сказано настоящим обезьянам. А еще он слушает паршивую пропаганду, все равно что дегенерат-анархист, будь он проклят, – добавил Блондин.

– Какую пропаганду? – спросил Маг, скорее с любопытством, чем с беспокойством в голосе.

– Рок-музыку. Президент сказал, что ее надо запретить, так как она ведет к анархии. И я с ним в этом полностью согласен. Кафе с «живой музыкой» закрыли, а что толку, если люди все равно слушают эту дрянь, когда им заблагорассудится?! – воскликнул Блондин.

Элвис подумал, что Блондин, если б мог, завернулся бы в мексиканский флаг и стал кататься по полу для большей убедительности.

Да, безобидные кафе с «живой музыкой» позакрывали. «Пау-Пау», например. А ведь там просто исполняли дурацкие иностранные песни. В этих чертовых кафе даже танцевать было нельзя, но полицейские все равно врывались и выгоняли всех на улицу, – просто потому, что им так хотелось.

Нельзя наказывать людей за то, что они спели несколько песен, думал Элвис, при чем тут анархия? Однажды он посмотрел значение этого слова в словаре и не нашел ничего, буквально ничего, что имело бы отношение к нему. К тому же все знали, что детки богатых родителей в Лас-Ломасе приглашали на свои закрытые вечеринки такие группы, как «T ree Souls in My Mind», и, потягивая ром с кока-колой, слушали все что хотели. В общем, одним – пироги, другим – дерьмо. Разве это справедливо? Но Элвису платили не за то, чтобы он выражал свое мнение. Поэтому он стоял, держа руки глубоко в карманах, и молчал.

Он готовился к этому весь день, забивая голову словами, песнями, фактами (модель гитары на первом альбоме Элвиса Пресли – Martin D-28; гаруспик – древний жрец, гадавший по внутренностям животных), и ни разу – ни разу! – не перебил Блондина.

Придет и его черед высказаться перед Магом, и Элвис не хотел заранее портить о себе впечатление театральными эффектами.

– Пойдем-ка прогуляемся, парень, – предложил Маг через какое-то время.

Элвис, молча кивнув, повиновался.

Блондин от такого распоряжения просто ошалел. Элвис не стал брать куртку, а сразу последовал за Магом вниз по лестнице.

– А теперь объясни, почему ты ослушался моего приказа, – потребовал Маг, как только они вышли на улицу. – Вам же было сказано: если кого-то из вас ранят, дождаться микроавтобуса.

– Гаспачо умер бы, если б мы стали ждать, сэр. Ему здорово досталось.

– Но ты не поэтому угнал машину и отвез его к врачу.

– В каком смысле?

– Я пытаюсь понять твои мотивы. Ты поступил так, потому что Гаспачо твой друг? Думал, я рассержусь, если кто-то из членов ячейки погибнет? Или решил, что моя реакция не имеет значения? Объясни.

Элвис не знал, каких объяснений ждет от него Маг. В его понимании все было просто: если живешь с кем-то долгие месяцы, вы вместе питаетесь, вместе ходите на задания – значит, ты обязан оказать ему посильную помощь, а не бросать его умирать на улице, как собаку.

Гаспачо называл Элвиса братом, и, скорей всего, это было просто дружеское обращение, но оно несло в себе и более глубокий подтекст. Брат.

Брат мой. Братья по оружию, и все такое. Подобные выражения были в ходу у коммунистов, а Маг коммунистов на дух не выносил. Сосредоточенно морща лоб, Элвис думал и думал, как ему ответить. Они медленно шли по улице, потом свернули за угол.

– Если ты человек – значит, тебе должно быть знакомо такое понятие, как верность, – наконец произнес Элвис.

Говоря это, он смотрел строго перед собой и потому не видел лица Мага. Да и не хотел на него смотреть, опасаясь заметить злость в глубине глаз своего босса. Элвис старался сохранять спокойствие, но он нервничал.

– Верность?

– Так мне кажется.

– Элвис, ты не перестаешь меня удивлять, – не сразу отозвался Маг. – Верность. Это ценный товар. Дефицитный в наши дни.

Элвис резко поднял голову и, хотя все еще нервничал, взглянул на Мага. И ему показалось, что в глазах Мага затаилась неизбывная печаль. Лишь пару раз он видел босса таким. Маг умел скрывать свои тайны. Иначе не мог, думал Элвис, нельзя же всем демонстрировать свои переживания, все свои эмоции.

Они остановились у газетного киоска. Маг подошел к журналам и газетам, стал рассматривать фотографии и заголовки.

– Та операция вышла из-под контроля. Ваша ячейка еще ничего, не так сильно накосячила. Но другие группы и их лидеры натворили немало бед. Завтра или послезавтра президент издаст распоряжение о проведении публичного расследования этих событий.

– И что тогда?

– Кто-то лишится должностей. На следующей неделе, я уверен, будут уволены начальник полиции и мэр города. В угоду общественности. Возможно, придется реорганизовать ячейки. Все нервничают, тычут друг в друга пальцами. Опасное время.

Элвис кивнул. Он не уловил, что станет с ним лично, но спрашивать не решался.

Словно прочитав его мысли, Маг добавил:

– Ты остаешься с Блондином и Антилопой. Сидите в квартире и не привлекайте к себе внимания, как и в последние дни.

– А Туна и другие… они тоже придут сюда? – спросил Элвис, поскольку обычно их группа по составу была больше. Они взаимодействовали с двумя другими ячейками. Всего их было двенадцать человек.

– Теперь вас только трое. Остальные нужны для других дел. Пока, если вам будет дано задание, старшим назначаешься ты.

Элвис мечтал выбиться в старшие и пользоваться связанными с этим преимуществами – например, иметь в своем распоряжении машину и собственный пистолет. Он был не из тех, кто балдеет от оружия, но носить на поясе хороший пистолет – это круто. Разумеется, не всякий, у кого есть меч, может называться самураем, хотя он предпочел бы носить меч, а не пистолет. К тому же, если хочешь сделать карьеру, добиться серьезных успехов, для начала нужно стать старшим группы.

Это первый шаг к тому, чтобы подняться до положения Мага.

Однако у Блондина стаж службы был больше, и, казалось бы, старшим должны назначить его.

Элвис открыл было рот, чтобы высказать это соображение, но тут же закрыл его: инстинкт самосохранения мудро подсказал, чтобы он не говорил лишнего. Раз Маг принял решение в отношении его, незачем просить объяснений. Хорошо уже то, что его не выгнали из отряда «соколов».

Маг развернулся, и они пошли назад – к дому, где находилась квартира.

– Вопросы есть? – спросил Маг, и по его ухмылке Элвис понял, что тот точно знает, о чем парень думает.

Элвис вынул руки из карманов, достал из заднего кармана джинсов помятую пачку сигарет:

– Э-э… Гаспачо… как он?

Во-первых, его действительно волновала судьба товарища; во-вторых, как-то глупо было заводить разговор о старшинстве Блондина.

Маг нахмурился:

– Он ранен.

– Да, но как его самочувствие?

– Лежит в койке… с пулей в животе. Как он может себя чувствовать?

– Просто все думаю о нем.

– Не надо, – резко ответил Маг. – Возвращайся домой.

Элвис кивнул. Вытащил сигарету, закурил, перешел улицу и направился к нужной квартире. Маг зашагал в противоположную сторону. Элвис надеялся, что не навредил себе, задав вопрос о Гаспачо. Но в тот же вечер Маг позвонил и официально уведомил Блондина и Антилопу, что старшим их группы назначен Элвис. Элвис отметил свое повышение без особой помпы. Надел наушники и стал слушать «Eleanor Rigby»[23], попивая фанту.

Глава 4

Майте считала, что привычный уклад жизни придает смысл существованию, и сама пыталась придерживаться определенного распорядка. С понедельника по пятницу делать это было несложно, поскольку ритм ее жизни был подчинен работе в офисе. А вот выходные предполагали простор для фантазии. Появлялось много возможностей для бесцельного шатания, погружения в скуку.

По субботам Майте поднималась с постели на час позже обычного, варила себе кофе и выпивала его в компании своего попугайчика. Где-то в одиннадцать шла за продуктами на рынок, что стихийно возникал в близлежащем парке. Там перекусывала у одного из лотков, торговавших горячей пищей, затем тащила домой сумку с овощами и фруктами, по дороге покупала газету.

Однако в тот день Майте не стала задерживаться на рынке. Ей не терпелось поскорее вернуться домой. Полночи она не спала, рисуя в воображении квартиру соседки. Она могла бы отправиться туда еще на рассвете, но знала, что куда лучше продлить минуты предвкушения, посмаковать их на языке. Покупая продукты, она пыталась предугадать цвет штор, стиль мебели, которую она увидит в квартире Леоноры. Передвигаясь между прилавками со спелыми бананами и помидорами, она грезила наяву.

Убрав продукты в холодильник, Майте наконец позволила себе повернуть ключ в замке и войти в квартиру Леоноры, медленно притворив за собой дверь. Встала посреди гостиной и, сложив руки на животе, стала рассматривать комнату.

Синие шторы из джинсовой ткани были задвинуты. Майте включила свет. Убранство комнаты омыло мягкое желтое сияние лампы, приглушаемой бумажным абажуром. Предметов обстановки у Леоноры было меньше, чем у Майте, но она отметила, что вся мебель более качественная. Один угол занимало кресло из ротанга со спинкой, по форме напоминающей распушенный павлиний хвост. Оно было завалено холстами. На кушетке лежало украшенное длинными кисточками покрывало с узором в виде бабочек. Низкий столик и два дивана образовывали столовую. По стенам тоже стояли холсты.

Майте посмотрела картины. Скучные, решила она, сплошь красные брызги и пятна, не несущие в себе никакого смысла. А вот фотографии на полке ее заинтересовали. На них были запечатлены Леонора и ее друзья в разных позах. На одном снимке девушка, с сигаретой в руке, сидела на коленях у какого-то парня, запрокинув голову назад. Майте долго и внимательно разглядывала фото, изучая красивое мужское лицо.

Об ее ноги потерся толстый полосатый кот. Майте с раздражением отогнала животное. Хотела сначала закончить осмотр квартиры, а потом уж приступить к выполнению скучных обязанностей – покормить кота и вычистить его туалет.

Майте прошла в спальню и увидела, что матрас Леоноры лежит на полу. Красные шелковые простыни, скомканные, валялись на середине матраса; рядом, тоже на полу, стояла пепельница. И спиртное здесь имелось – бутылки дорогого вина. В углу – позабытые два грязных бокала. На стопке книг возле тарелочки с оплывшими наполовину ароматическими свечками восседал керамический Будда. И все же, несмотря на богемный антураж, здесь пахло деньгами. О богатстве кричали каждый ультрасовременный стол из стекла и латуни, дорогая посуда, деревянная шкатулка с изящной резьбой, в которой Леонора хранила разноцветные пилюли, пакетик с марихуаной и еще один с грибами. Кроме того, Майте заметила как дешевые браслеты, так и золотые, а также деревянные бусы и модные солнцезащитные очки.

Сам воздух в квартире был пропитан деньгами, а также запахами марихуаны и дорогого вина, скисающего в открытых бутылках.

Майте залезла в гардероб Леоноры, перебрала вешалки с одеждой. Приложила к себе зеленый бархатный пиджак, стоя перед высоким зеркалом в серебряной раме, что было прислонено к стене. Одно платье – длинное, кремовое, с вышитыми цветами – просто пленило ее воображение. У самой Майте ничего подобного никогда не было. Она тоже приложила его к себе, погладила тонкую, нежную ткань. Изучила этикетку и поняла, что этот туалет, должно быть, стоит огромных денег. Но одежду Майте не крала. Было дело, стащила одну сережку у соседки со второго этажа, но именно одну, чтобы женщина думала, будто она просто куда-то сунула свое украшение. Пропажа нарядов и драгоценностей сразу бросается в глаза. К тому же Леонора носила одежду не того размера, что Майте.

Она повесила пиджак и платье в гардероб и прошла в ванную, где увидела на стене зеркало в окантовке из белого гипса с рельефным орнаментом в виде мелких цветов. Майте взяла лежавшую на раковине щетку для волос с серебряной ручкой под старину, причесалась. На полке над унитазом она нашла баночку крема для лица и несколько тюбиков губной помады. Взяла одну, накрасила губы.

Эта помада имела яркий розовый тон, предназначенный для молодой девушки. Такой цвет мгновенно состарил лицо Майте. Ужаснувшись, она поспешила вытереть губы салфеткой.

Майте вернулась в гостиную и, сложив руки на груди, снова стала разглядывать фотографии Леоноры. И опять та, на которой молодая женщина сидела на коленях у парня, запрокинув голову, приковала ее внимание. Парень на снимке был в галстуке, уголки его рта изгибались в обаятельной улыбке. Красавчик. Даже немного похож на Хорхе Луиса, хоть того в комиксах изображали в черно-белых тонах. Возможно, Леонора уехала на выходные с ним или с кем-то еще столь же привлекательным. Может быть, прямо сейчас она хохочет, запрокинув голову.

Майте огляделась вокруг.

В квартире она не увидела ничего такого, что ей захотелось бы украсть. Иногда бывало и так: ищешь, ищешь, а все без толку. А иной раз войдешь в какую-то комнату и сразу понимаешь, что хотелось бы взять. Это должна быть какая-то личная вещь, которая напоминала бы о конкретной квартире, чтобы потом можно было легко нарисовать ее в своем воображении. Именно по такому принципу Майте выбирала вещи, которые решала прикарманить.

Она и раньше подворовывала в больших универмагах и захудалых местных магазинчиках, но радости ей это никогда не доставляло. Это был своего рода навязчивый ритуал, импульсивное желание, не реализовав которое Майте испытывала беспокойство и неудовлетворенность. Не сразу она поняла, что ее интересовал не сам предмет как таковой, а тот секрет, что он таил в себе. Ее будоражило, возбуждало обладание тайной. Словно ей удавалось заглянуть в укромные уголки разума того или иного человека, открыть потайное отделение.

На пятом этаже жила дама, у которой был слепой пес. Майте украла у нее старый кружевной веер. У занятой мамаши с третьего этажа, вечно гонявшейся за кем-то из своих детей, она стащила сломанный смычок. Бывало, они все просили ее полить цветы или покормить золотых рыбок, и она тихо, с улыбкой, заходила в их жилища, примеряла их обувь, пользовалась их шампунями, лакомилась их конфетами. Украденная вещь символизировала окончание ее приключения, это был завершающий росчерк в подписи.

Кот мяукал. Майте прошла в кухню. Банки с кошачьим кормом стояли рядом с плитой. Она открыла одну банку, рассеянно вывалила ее содержимое в кошачью миску. Леонора оставила картонную коробку на мусорном ведре. Не увидев в ней ничего, кроме старых газет, Майте сняла коробку с ведра, чтобы выбросить в него пустую жестяную банку. Когда накрывала мусорное ведро крышкой, заметила что-то белое в углу.

Майте отодвинула ведро в сторону. Находкой оказалась маленькая гипсовая фигурка святого Иуды Фаддея. Сбоку по ней шла трещина, и Леонора заклеила дно желтой липкой лентой. Мусор, который забыли выбросить, как старые газеты.

Майте подняла статуэтку, провела пальцами по гладким волосам святого.

Завернула фигурку в газету и пошла из квартиры. Убедившись, что кот не последовал за ней, она заперла дверь.

Вернувшись к себе, она включила музыку. Под песни «T e Beatles» развернула свое новое сокровище и убрала его в маленький коричневый сундучок в нижнем ящике комода, где хранила все украденные вещи. Теперь она чувствовала себя отлично. День удался.

В воскресенье Майте пошла в кино, и это было ошибкой. Она предпочитала романтические фильмы и комедии, но в последнее время такие кинокартины попадались редко. Ей пришлось смотреть японский боевик. Рядом целовалась какая-то парочка. Попкорн, что она купила, на вкус был несвежий. Впереди кто-то курил, наблюдая за противостоянием между самураем и его одноруким врагом на большом экране. Майте все никак не могла найти удобное положение. А когда она вышла из кинотеатра, на улице лил дождь. Одной рукой обнимая себя, другой прикрывая голову газетой, она поспешила через улицу, но не прошла и двух-трех кварталов, как газета напрочь промокла.

Предыдущим вечером Майте была полна вдохновения, а теперь – она это чувствовала – снова погружалась в мерзкое состояние неизбывной тоски. У нее всегда так бывало – вверх-вниз, как на качелях. Ожидая своего автобуса, Майте недоумевала, почему мир так устроен. Серый, неприятный. В комиксах каждый рисунок дышит оптимизмом, хоть все они выполнены в черно-белой гамме. А завтра опять понедельник. При мысли об офисе, где с утра до вечера слышится монотонный стук печатных машинок, Майте скорчила гримасу. Двух дней выходных недостаточно, чтобы отдохнуть от однообразия рутинных будней.

Может быть, она все же поищет другое место работы. Просмотрит в газетах объявления в рубрике «Требуются», походит на собеседования. В городе есть более престижные фирмы. И ей вовсе не обязательно ограничивать свой поиск юридическими компаниями. Наверно, можно найти и более увлекательную работу. Например, в издательстве. А что, солидно звучит! Там-то уж ее любовь к чтению точно пригодилась бы. Правда, она читала в основном комиксы, но они тоже идут в счет. К тому же у нее есть несколько классических произведений из серии «Sepan Cuantos»[24]. Более того, Майте просматривала модные журналы и имела представление о современных тенденциях в моде, так что она не будет выделяться в той среде. О, она выбросит свои степенные офисные туфли и коричневые пиджаки, сменит их на что-то более стильное. В издательствах шик наверняка приветствуется. Немного шика.

Или она достанет пластинки с аудиокурсом «Учим английский дома», к которым давно не прикасалась, и на этот раз станет серьезно заниматься. Секретарше, владеющей иностранным языком, платят больше. Возможно, она даже устроится секретарем к дипломату. К послу! А ведь все солидные посольства находятся в Поланко[25]. Работа в посольстве тоже требует утонченности и изысканности и, возможно, связана с командировками, но Майте готова лететь туда, куда скажут, чтобы обеспечить начальству условия для выполнения важной миссии. Ее сестра умрет от зависти.

Майте не терпелось поскорее взяться за осуществление своего плана. Добравшись до дома, она первым делом принялась штудировать газетные объявления с предложениями о работе, подыскивая для себя что-то подходящее, но через некоторое время пыл ее охладила частенько встречающаяся фраза «Возраст: двадцать – двадцать восемь лет». Даже если Майте подходила по возрасту на ту или иную должность, все серьезные компании, казалось, требовали от соискателей больше того, что она могла предложить. Особенно ее смущала фраза «Достойный внешний вид». То есть красивая. Вот что под этим подразумевалось. Всем нужны были красивые девушки или хотя бы ухоженные. Не то чтобы Майте выглядела неряшливо, просто одежда всегда сидела на ней мешком. По словам мамы, это из-за того, что Майте носит неподходящее нижнее белье. Вот в пору ее молодости, добавляла она, было принято надевать под платье высокие утягивающие панталоны, а не только колготки. Но Майте знала, что дело не в этом, просто вся ее одежда была дешевая, скроенная не по ее фигуре: тут шов разошелся, там расползся. И по цвету не гармонировала. Почему-то Майте никогда не удавалось выбрать удачный наряд. Взять хотя бы ее последнюю покупку. Майте копила, копила, копила деньги, приобрела на них кремовую блузку с воротником-стойкой, отделанным рюшем, а домой пришла, померила и ужаснулась: она выглядела нелепо, как будто шеи у нее вообще не было.

В этом и состояла проблема. Майте была нелепой, если не сказать больше. Малодушная, скучная, абсолютно заурядная женщина. А если ко всему этому еще присовокупить и безынициативность, получается, что ей действительно не имеет смысла искать другую работу.

Майте смотрела в окно – на улице лил дождь.

Пожалуй, надо выпить кофе. Это то, что сейчас ей надо. Сварит кофе, почитает старые комиксы, послушает танго. Поставит Карлоса Гарделя[26], песни про любовь и разбитое сердце. Майте сидела, комкала на коленях газету, глядя на дождь за окном, и сознавала, что ничего этого ей делать не хочется.

Майте схватила плащ и решила выйти на улицу. Прогуляться. Это самое лучшее. Она развеется, отвлечется от своей отвратной крошечной квартирки. Воздух здесь был затхлый, и ей совершенно не хотелось думать о работе, о требованиях к претендентам и тому подобном.

Выйдя в коридор, Майте увидела перед дверью Леоноры мужчину. Он резко обернулся и посмотрел на нее. Майте тотчас же узнала в нем парня с фотографии, которым недавно восхищалась, только теперь он был с чуть более длинными волосами и в красном пиджаке.

– О, это вы, – по глупости брякнула Майте.

– Мы разве знакомы? – удивился парень, нахмурившись.

– Нет-нет, – быстро замотала Майте головой, пытаясь придумать, как исправить свой промах. – Я видела вас на фото с Леонорой.

– Вы знаете Леонору?

– Немного. Присматриваю за ее котом. Она вернется завтра. Вы ее ищете?

Парень кивнул.

«Естественно, ее, балда, – мысленно обругала Майте себя. – Зачем бы еще он пришел сюда?»

Интересно, кто его впустил? Жильцам не полагалось впускать в дом чужих людей, да и на первом этаже жила управдом, собиравшая обо всех сплетни. Но, очевидно, кто-то не проявил должной бдительности. Людям свойственно оставлять открытой дверь парадного.

– Она сказала, что будет здесь, – сказал парень.

– Вряд ли она вернется сегодня, – ответила Майте.

Она сунула руку в сумку – якобы искала ключ, чтобы запереть дверь квартиры. Не спеша перебирала вещи, словно не могла его найти. Все надеялась, что парень опять к ней обратится.

И он обратился:

– Если вы присматриваете за ее котом, значит, у вас должен быть ключ от ее квартиры. Она оставила для меня кое-что, и я должен это забрать.

– Вам нужно поставить в известность управдома.

– Она взяла у меня фотоаппарат, он должен быть у нее дома. Не могли бы вы открыть мне дверь? Это займет минуту, не дольше.

– Ну…

– Сорок пять секунд. Если фотоаппарата на столе нет, я сразу же уйду. Вы, если угодно, можете войти со мной. – В голосе незнакомца слышалось беспокойство, но тон был чарующий.

– Я даже не знаю, как вас зовут. – Майте похвалила себя за то, что у нее хватило хитрости придумать такую фразу.

– Эмилио Ломели. – Улыбаясь, парень протянул ей руку.

– Майте.

– Вы, я вижу, куда-то уходите, но я задержу вас не больше чем на минуту.

– Я не спешу.

Майте вытащила ключи Леоноры и отперла дверь. Они вошли в квартиру. Эмилио, чувствовалось, хорошо здесь ориентировался. Он сразу прошел в спальню и выдвинул ящик высокого белого комода. Майте наблюдала за ним от двери, пытаясь придумать, что бы еще такое сказать – остроумное и интересное.

– Какой марки фотоаппарат? – спросила она наконец.

– «Кэнон Ф-1». Интересуетесь фотографией?

– Да нет, не особо, – призналась Майте.

Парень кивнул и выдвинул другой ящик. Майте потирала руки, судорожно соображая: ну что, что бы еще сказать? Ведь еще пару минут, и он бросит поиски и уйдет, а она не хотела расставаться с ним так скоро. Такой видный парень. Ей редко случалось беседовать с мужчинами, подобными ему.

Майте облизнула губы:

– Вы фотограф? Я угадала?

– Да.

Снова молчание. Эмилио выдвинул нижний – последний – ящик. Судя по его поникшим плечам, Майте догадалась, что он не нашел того, что ему было нужно.

– Хотите, помогу вам поискать?

– Нет, спасибо. – Парень выпрямился и обвел взглядом комнату. – Все фотооборудование она держит в этом комоде. Но его здесь нет. Ума не приложу, где еще он может быть. А вас я не хочу долго задерживать.

– Ничего страшного, – успокоила его Майте. – Хотите поискать где-нибудь еще?

– Давайте попробуем в гостиной.

Эмилио прошел мимо девушки в гостиную. Сдвинул несколько холстов, осмотрел полку с фотографиями. Тщетно. Наконец Эмилио повернулся к Майте и пожал плечами. Желтый свет гостиной придавал его янтарным глазам особую выразительность.

– Наверно, с собой взяла. Если вдруг наткнетесь на него, позвоните мне, пожалуйста, – попросил Эмилио.

– Непременно. Только ведь Леонора завтра уже будет дома.

– Я не был бы так уверен. Если Леонора куда-то уезжает, то это надолго. Ей не сидится на одном месте. Гоняется за вдохновением. – Улыбаясь, Эмилио достал из кармана визитную карточку: – Вот, возьмите. Здесь указан мой телефон. Позвоните, пожалуйста, если найдете фотоаппарат, ладно?

Эмилио Ломели, антиквар. Выпуклые буквы на карточке казались бархатными на ощупь.

– Если найду, позвоню. А вы ее бойфренд? – полюбопытствовала Майте, надеясь, что задала вопрос безразличным тоном.

– Нет. Долго объяснять.

«Да объясняйте сколько душе угодно», – хотела сказать Майте, но Эмилио уже направился к выходу, глядя на часы. Наверно, торопился по важным делам, предположила девушка, на важную встречу. Майте покинула квартиру Леоноры вслед за Эмилио и заперла дверь. Они снова стояли в коридоре. Майте вспомнила, что она собиралась прогуляться, и пошла к лестнице. Эмилио двинулся следом.

Майте силилась придумать, как бы продолжить с ним разговор. Жалела, что не оделась поприличнее. На ней были поношенный бесформенный плащ и удобные синие туфли. Если б она знала, что встретит столь видного мужчину, подкрасила бы ресницы тушью и подобрала бы более подходящий наряд. Майте вспомнилась короткошерстная шубка, которую она видела в гардеробе Леоноры. Интересно, как бы она сама в ней смотрелась?

– Спасибо, Майте, – поблагодарил ее Эмилио, когда они вышли из подъезда.

– Не за что, – ответила девушка, в экстазе оттого, что он назвал ее по имени. Из уст красивого мужчины оно прозвучало как песня.

Майте закрыла дверь и притворилась, будто возится с замком, а сама украдкой провожала Эмилио взглядом. Он свернул за угол и исчез из виду. Майте прижала сумку к груди.

У нее мелькнула мысль последовать за Эмилио. Безо всяких гнусных намерений. Ей просто было любопытно, куда он направился, ну, и не хотелось так быстро расставаться с ним. Но Майте не рискнула – испугалась, что Эмилио может подумать про нее бог весть что, если вдруг обернется и заметит, что она идет следом.

На следующее утро на работу она пришла рано и в приподнятом настроении. Ей не терпелось поболтать с Дианой, но такая возможность представилась лишь в обеденный перерыв, когда они поспешили в кафе, что находилось на противоположной стороне улицы.

– Я тут кое с кем познакомилась, – доложила Майте. – Его зовут Эмилио.

– Значит, поэтому ты не стала ужинать со мной в пятницу, – заключила Диана, приподняв брови.

– Глупости! Вовсе не поэтому. С ним я познакомилась вчера. Очень красивый, очень интересный мужчина. Торгует антиквариатом. Представляешь? Одна общая знакомая представила нас друг другу на вечеринке, на которую я даже не собиралась, и мы проговорили несколько часов. У нас с ним много общего.

– Потрясающе. Но как же Луис?

Майте любила приврать. Но лгала по мелочам. Только если это не касалось серьезных вещей. Ее ложь никому не причиняла вреда. Ведь невозможно постоянно говорить одну только правду. Когда ее спрашивали, что она делала в выходные, не могла же она каждый раз отвечать: «Ничего». «Ничего» – бессодержательное, грустное слово. И время от времени Майте приукрашивала свою жизнь маленькой ложью. Мужских персонажей комиксов, которые читала, превращала в своих воображаемых поклонников, бойфрендов, с которыми она якобы встречалась.

К тому же ей нравилось делиться своими фантазиями с подругой, нравилось наблюдать, как загораются от восторга глаза Дианы, когда Майте потчевала ее историей о своих волнующих выходных. Причем истории свои она рассказывала не так уж часто. Несколько недель миновало с тех пор, когда она последний раз упоминала Луиса, которого слепила по образу и подобию героя «Тайного романа». Неотразимого хирурга.

– Не знаю, – ответила Майте. – Какой-то он молчун.

– Майте, ты невыносима, – сказала Диана, но голос ее наполнился восхищением.

И Майте подумала, что, в сущности, она оказывает Диане услугу, рассказывая ей свои истории. Они развлекали их обеих, привносили романтические нотки в их унылые обеды.

– Так ты будешь с ним встречаться?

– Еще не решила.

– Вы ведь так хорошо проводили вместе время.

– Иногда да, – скромно ответила Майте, подумав про свои выходные, которые она проводила за разгадыванием кроссвордов и наблюдением за птицей в клетке.

Диане хотелось знать больше подробностей о ее новом бойфренде, и Майте приписала ему свои интересы и увлечения – он сам научился играть на гитаре и любил японские фильмы – и даже поделилась его воображаемыми очаровательными репликами. В конце концов она устала сочинять и очень обрадовалась, когда пора было возвращаться в офис.

Вечером по пути домой Майте изнывала от усталости. Прижавшись головой к стеклу, равнодушно наблюдала из автобуса, как двое парней пытались ущипнуть за попку школьницу, а та стоически отражала их приставания. Майте закрыла глаза – не хотела ничего этого видеть. Сколько же уродства в мире!

Приготовив для себя ужин и покормив попугайчика, Майте постучалась к Леоноре. Ей никто не открыл. Тогда она сама отперла дверь и, войдя в квартиру, увидела, что там все так, как было минувшим днем. Девушка еще не вернулась. Толстый полосатый кот, лежа на диване, поднял голову и посмотрел на Майте. Она покормила животное, предположив, что соседка прибудет ближе к ночи. Ей хотелось примерить ту меховую шубку, что она заметила в гардеробе, но вместо этого, порывшись на столике с туалетными принадлежностями, брызнула на запястья дорогие духи.

Она читала, что духи следует наносить на те места, где прощупывается пульс. Майте понюхала запястья. Что бы возлюбленный подумал про этот запах?

Духи Леоноры имели тошнотворно-сладкий аромат.

Вернувшись к себе, Майте прочитала «Тайный роман». Грызя ноготь, она долго размышляла над тем, когда Беатрис догадается, что ее возлюбленного прячут в укромном домике в джунглях.

Было еще рано, но Майте уснула на диване. И ей приснился сон. Джунгли, высокие пальмы, блуждающая чувственная луна. Благоухание орхидей и жасмина. Бой барабанов в ночи, далекая музыка волн, плещущихся о берег. Сама она, одетая в расшитое бисером черное платье со шлейфом, идет по джунглям, приближаясь к тому месту, где бьют барабаны.

Бьют ритмично, как стучит сердце. Бьют, сотрясая землю.

Майте раздвинула ветви и вышла на поляну, и там посередине, на большой каменной плите, во всем белом лежала Леонора – лежала подобно жертве во время ритуала жертвоприношения древних ацтеков, как показывали в голливудских фильмах. Ее взгляд был прикован к луне; она ждала, когда воин-священник занесет над ней кинжал.

Майте посмотрела на девушку, но та ее не замечала. Леонора видела только луну. Она была зачарована, пребывала в трансе, как Хорхе Луис – в коме.

Майте отошла в сторону. Оставив позади барабаны и девушку на камне, она спустилась на берег. Крабы кусали ее ступни, камни корябали кожу. Майте ощущала густой запах соли, серы и морской воды. Запах, как при Сотворении мира, когда океан бесновался и существа в воде множились, наполняя ее жизнью.

Майте пробудилась. Было поздно. Шея болела оттого, что она спала в неудобной позе. Потирая ее, она переместилась на кровать и попыталась еще немного поспать.

Глава 5

Майте ждала, что Леонора вернется во вторник, но, когда постучалась к соседке, та к ней не вышла. Она отперла дверь в квартиру, покормила кота и поехала на работу, возмущаясь безответственностью девушки. Интересно, чем это она так занята? Впрочем, что тут гадать? Развлекается с друзьями. С тех пор как Леонора поселилась в их доме, Майте несколько раз поздно ночью слышала громкую музыку, доносившуюся из ее квартиры. Да и управдом жаловалась, что ее соседка устраивает у себя сборища, хотя их дом считался семейным.

– Ох уж эти молодые девицы, – качала головой управдом. – Правда, эта всегда платит вовремя, не то что некоторые.

Майте хотела заметить, что сама она тоже молода и тоже могла бы включать на полную громкость свой проигрыватель и приглашать друзей. Но это была бы ложь. И она просто согласно кивала.

Почти всю первую половину дня Майте думала о Леоноре. Неужели та до сих пор развлекается? Интересно, как? Наверно, воскресная вечеринка продолжилась в понедельник, а понедельник плавно перешел во вторник. Затяжной светский раут с шампанским и трюфелями. Или, может, что-то менее возвышенное – марихуана, гитара – в духе университетских студентов-хиппи.

И почему Леонора не пригласила с собой Эмилио Ломели? Майте на ее месте сразу бы позвонила ему и попросила ее сопровождать. Но, возможно, к услугам Леоноры есть мужчины интереснее и симпатичнее, нежели Эмилио Ломели.

Почему одним достается все, а другим ничего? Леонора была молода, красива, не знала денежных затруднений. Майте насупилась, негодуя на всех этих богатых идеальных девиц, которые живут себе припеваючи, наплевав на весь белый свет, и даже не удосуживаются вернуться домой, чтобы покормить своих чертовых котов.

Едва Майте вошла в квартиру, зазвонил телефон. Она даже не успела снять туфли и надеть тапочки.

– Алло?

– Майте? Это я, Леонора.

– Леонора, по-моему, вы говорили, что вернетесь в воскресенье, самое позднее в понедельник.

– Мне пришлось задержаться, – объяснила девушка. Голос у нее был какой-то странный, словно она прижимала трубку ко рту. – Я хотела бы попросить вас об одолжении. Меня еще не будет какое-то время. Не могли бы вы принести мне одну коробку с моими вещами и кота?

– Принести вам?

– Прошу вас. Я не имею возможности сейчас приехать домой. Коробка на мусорном ведре. Переноска для кота под раковиной. Не могли бы вы встретиться со мной через полчаса? Я дам вам адрес.

– У меня нет машины. Как вы предлагаете мне доставить вам коробку и кота?

– Возьмите, пожалуйста, такси. Я заплачу. И за такси, и в тройном размере за каждый день. Умоляю, пожалуйста. Я не стала бы просить, если б это было не так важно.

В трубке слышалось тяжелое дыхание девушки. Майте представила, как Леонора нервно накручивает на пальцы телефонный шнур.

– Вообще-то, у меня встреча с друзьями, – солгала она.

– Обещаю, я заплачу втрое больше. За дополнительно потраченное время, за такси… Привезите мне коробку и кота. Пожалуйста! Они мне очень нужны.

– Хорошо. Диктуйте адрес.

Майте взяла блокнот, который держала возле холодильника, и записала информацию.

– Только никому другому не отдавайте. Это ясно, да?

– Да, поняла.

– Через полчаса. Приедете?

– Да, хорошо.

Повесив трубку, Майте прошла в квартиру Леоноры и запихнула кота в переноску. Тот оказался слишком упитанным, еле влез в железную клетку. Коробка была не очень большая, но все равно громоздкая. Во всяком случае, тащиться с ней по лестнице было неудобно, тем более что вторую руку оттягивала клетка с увесистым котом. Майте подумала, что, может быть, все-таки поехать на автобусе, а Леоноре она скажет, что вызвала такси, и разницу прикарманит. Но потом решила, что с таким багажом это все же утомительно, и поймала такси.

Майте полагала, что Леонора находится у подруги, но такси высадило ее у какой-то типографии. Витрину своей лавки владелец типографии обклеил плакатами и визитками, и потому рассмотреть то, что там внутри, было невозможно. Майте с трудом открыла дверь и, чертыхаясь, втащила кота с коробкой в помещение.

Она увидела длинный прилавок и за ним полиграфическое оборудование, бумагу и контейнеры с типографской краской. В углу молодой парень крутил ручку мимеографа.

Майте поставила коробку на прилавок, кота – на пол, предположив, что Леонора прячется где-то в глубине типографии.

Парень повернулся к Майте. Стильная бородка, футболка с комбинезоном, за ухо заткнут карандаш. Волосы длинные, брови очень густые, словно над глазами у него примостились две мохнатые гусеницы.

Парень кивнул Майте, вытер руки о тряпку, что лежала у него в кармане, подошел к прилавку и спросил:

– Что вам угодно?

– Мне нужна Леонора.

– Леонора? – нахмурился парень. – А почему вы ищете ее здесь?

– Она сказала, что встретится со мной по этому адресу. Я должна кое-что ей передать.

– Я не знал, что она собирается здесь появиться.

– Наверно, опаздывает.

– В какое время она договорилась встретиться с вами?

– Да вот примерно сейчас.

Парень кивнул. У окна стояли три стула. Майте села на один из них, на другой поставила переноску с котом. Коробку она держала на коленях, барабаня по ней пальцами. Парень вернулся к мимеографу и снова стал крутить ручку. В углу вращал лопастями небольшой металлический вентилятор.

Через десять минут ожидания Майте заерзала на стуле, ногой постукивая по полу. Через двадцать минут чертов кот начал периодически жалобно мяукать. Миновал час. Майте встала и снова подошла к прилавку.

– Герцог, наверно, проголодался, – сказал ей парень, сдержанно улыбаясь.

Майте заморгала, с ходу не сообразив, кого он имеет в виду. Потом поняла, что парень говорит про кота, будь он проклят. Конечно же проголодался! Майте сама умирала с голоду.

– Вы не знаете, где можно найти Леонору? Я должна доставить ей кота.

– Увы! Если она не дома… – Парень потер щеку. – Тогда, может быть, у сестры. Это недалеко отсюда.

– У вас есть телефон ее сестры?

– Адрес есть. Я доставлял ей туда флаерсы.

– Дайте, пожалуйста.

– Не уверен, – нахмурился парень, – что я вправе давать ее адрес посторонним.

– Я – соседка Леоноры, ясно, да? Живу прямо напротив нее. Потому ее кот и оказался у меня. И мне совершенно неохота по сто раз таскаться с котом и коробкой туда-сюда. Ее сестра действительно живет неподалеку? Если это так, я могла бы поискать Леонору там. По-моему, ей очень нужны газеты в этой коробке.

Майте переживала не за Леонору и ее хлам, она хотела получить деньги за свои услуги. Ее машина не приедет из автосервиса сама по себе. С теми деньгами, что пообещала ей Леонора, она могла бы заплатить по счету и получить назад свой проклятый автомобиль. Его держали в заложниках. Старые добрые времена, когда взаиморасчеты могли быть урегулированы рукопожатием и словесным обещанием, давно канули в Лету. Магазины и фирмы не предоставляли кредиты нуждающимся клиентам. Теперь в мире правили суровые законы, и те сволочи из автосервиса не выпустят из виду ее машину, пока она не заплатит им все до единого цента.

Леонора обещала дать Майте втрое больше того, что она изначально запросила. И Майте не собиралась упускать эти деньги. Да-да, возможно, она завысила цену, надеялась с помощью обещанных денег уладить свои проблемы, но ведь Леонора, во всяком случае по ее прикидкам, могла позволить себе траты и побольше.

– Ну? – поторопила Майте парня.

– Секундочку.

Он выдвинул один из ящиков картотечного шкафа, нашел чек, принес его на прилавок и переписал для Майте адрес.

– Послушайте, адрес я вам дам, но вы, когда найдете Леонору, передайте ей, чтоб позвонила мне, ладно? – попросил парень, протягивая Майте клочок бумаги.

– Передам, если назовете свое имя. – И она в раздражении выхватила адрес из его руки.

В журналах, которые любила читать Майте, печатали советы, как подцепить бойфренда. Например, предлагалось расспросить мужчину про его увлечения и не курить слишком много. Недавно она читала что-то под названием «Фантастический гид по науке флирта», где рекомендовалось помнить, что каждый мужчина, которого ты встречаешь, это твой потенциальный возлюбленный, поэтому женщинам не следует вести себя слишком грубо или застенчиво, чтобы не загубить свои шансы. Майте осознала, что жесткий взгляд вряд ли был в числе рекомендованных тактических приемов общения с мужчинами, но ее терпение было на исходе. К тому же, пусть в журналах и писали, что жабы превращаются в принцев, этот парень, в отличие от Эмилио, был не настолько красив, чтобы ей хотелось произвести на него выгодное впечатление. Майте считала, что ей необязательно расточать на него свое обаяние. В любом случае погоды это не сделает.

– Рубен, – представился парень с учтивостью, свойственной человеку, который работает с клиентами.

Майте была вынуждена тоже проявить вежливость, которая еще несколько секунд назад в ее поведении напрочь отсутствовала.

– Майте. Обязательно передам. – Вспомнив про правила приличного тона, Майте обменялась с парнем рукопожатием. – А вы, если увидите ее, скажите, пожалуйста, что я пошла к ее сестре.

– Непременно.

Сестра Леоноры жила в районе Кондеса, что Майте обрадовало, поскольку это означало, что она пойдет в сторону своего дома. Если б та обитала где-то в другом месте, Майте еще сто раз подумала бы. Однако ей нужны были деньги, да и не очень-то хотелось возиться с чужим жирным котом еще несколько дней, а то и недель. Леонора сказала, что ее не будет «еще какое-то время», и как знать, что под этим подразумевалось, если она ищет себя, или творит, или еще бог весть что. Майте даже не любила кошек. Да и чем кормить кота? Осталась последняя банка, только на сегодняшний вечер. Что ж ей, оплачивать питание этого мяу-мяу из своего кармана?

Наконец Майте подошла к красивому дому с железными дверями. Она позвонила и стала ждать. К ней вышла молодая женщина, года на два старше Леоноры. Очень похожая на нее. У женщины были такие же скулы, как у Леоноры, такой же красивый маленький рот, а вот волосы короче.

– Вы к кому?

– Вы Кандида? Сестра Леоноры?

– Да.

– А Леонора здесь? Я ее соседка по дому. Мне нужно ее найти.

– Я не… – Где-то в доме заплакал ребенок. Женщина со вздохом обернулась. – Входите, пожалуйста, – пригласила она. – Следуйте за мной.

Майте вошла в дом. Кот, будто соревнуясь с ребенком, снова заорал. Майте так и подмывало хорошенько встряхнуть его в переноске, но она сдержалась.

Вслед за Кандидой Майте вошла в большую гостиную, где стояли обитые плюшем диваны, а на полу лежал оранжево-красный ковер. Она увидела большой телевизор и внушительную стереосистему. Ребенок, одетый в комбинезончик, играл в детском манеже посреди комнаты. Во всяком случае, играл некоторое время назад. Теперь же он жалобно завывал, размахивая соской.

Кандида нагнулась, взяла малыша на руки. Потом вместе с ним прошла к телевизору и выключила его. Майте опустила коробку и переноску с котом на пол и вздохнула с облегчением.

– Простите, вы сказали, что ищете мою сестру?

– Да, я присматриваю за ее котом и теперь должна вернуть ей его.

– Не понимаю.

– У нас с ней был уговор, что я приглядываю за ним до понедельника, но в понедельник она домой не вернулась и теперь просит, чтобы я привезла ей кота, но я не могу ее найти. Я не стала бы вас беспокоить, но она на встречу не явилась, потому я и оказалась здесь.

Майте приподняла клетку с котом, показывая его Кандиде. Молодая женщина похлопывала ребенка по спинке, и тот начал успокаиваться.

– Я думала, Леонора дома, но раз ее там нет, тогда понятно, почему она позвонила. О господи, надеюсь, она не вляпалась в какую-нибудь глупую историю.

– Это вы о чем?

– Наверно, вы уже поняли, что за человек моя сестра.

– Ну, мы, бывает, перекидываемся парой слов. Но мы не близкие подруги, – осторожно ответила Майте.

– Она теперь вообще непонятно с кем якшается, – покачала головой Кандида. – В этом вся беда. Нет, вас я не имею в виду. Вы на вид вполне респектабельная женщина.

Респектабельная женщина. Это было не оскорбление, но Майте рассердилась. Респектабельная – значит, серая мышка. Впрочем, в дешевом костюме и дешевых туфлях она, пожалуй, и вправду похожа на серую мышку.

Кандида подошла к полке, на которой стояли фотографии в серебряных рамках. Она остановила взгляд на одном снимке. На нем были запечатлены Леонора и Кандида с седовласым мужчиной. Тот выглядел очень серьезным, а девушки робко улыбались. Леонора была в струящемся розовом платье, украшенном цветком на плече. Возможно, снимок был сделан в тот день, когда она окончила школу.

– Это наш дядя Леонардо.

– Леонардо и Леонора?

– Да. Ее назвали в честь его. Это фото сделано три года назад, до того как она начала меняться. Она – художник, вы ведь знаете, да?

Дядя девушек – в военной форме, более молодой – фигурировал еще на одной фотографии. На том снимке его сходство с сестрами было поразительным: родство выдавали глаза. На других фотографиях Майте увидела чету, которую она приняла за родителей девушек. Среди снимков на полке было и свадебное фото Кандиды.

– Я видела ее картины. – Майте, в общем-то, не солгала, она видела их в квартире Леоноры.

– Дяде это ее увлечение никогда не нравилось, но он все равно согласился оплачивать ее квартиру и привезти ее сюда. Я не знаю, что произошло. Может быть… потому что Мехико сильно отличается от Монтеррея. То она счастлива, рисует, а потом… бах! Попусту тратит время, ходит на вечеринки, парней меняет как перчатки. Наркотики, конечно, алкоголь и ужасные, ужасные люди. Знаете, она водит компанию со студентами, которые постоянно протестуют, митингуют? Боже, я не помню название организации, в которую она недавно вступила. Какое-то дурацкое творческое объединение. Думаю, некоторые из его членов участвовали в той демонстрации… О которой писали все газеты.

– Да, я читала, – сказала Майте.

Она просто пробегала глазами заголовки и отходила в сторону, когда секретари начинали разговаривать об опасных красных или правительственных агентах. Вся эта болтовня о тайных группах наемных убийц и заговорах, организованных коммунистами, заставляла Майте нервничать. Тем не менее она понимала, что в стране разгорается грандиозный скандал. Заблудовский[27] брал интервью у президента, и тот заявил, что виновники нападения предстанут перед судом. Он также сказал, что студенты, участвовавшие в демонстрации, не должны были вести себя столь агрессивно, и осудил как безответственность, так и репрессии. Майте поняла немного, но догадалась, что под банальными фразами и призывами заботиться о благе нации кроется что-то опасное.

– Леонора неплохая девушка, но порой ей в голову приходят совершенно дикие идеи, и… в общем, утром она мне позвонила и попросила денег. Я решила, что, должно быть, ей опять нужно внести за кого-то залог. Поймите, так уже бывало, и не раз. Ее друзья устраивают какую-нибудь бучу, их арестовывают, а она потом вносит за них залог. Или другая большая статья расходов – наркотики и алкоголь. Но сестра поклялась, что деньги нужны не для этого, и сказала… сказала, что десятое июня изменило все.

– Вы дали ей денег?

– Нет, – ответила Кандида. – И не потому, что я скареда. Муж выделяет мне скромное содержание. У меня есть кое-какие сбережения, но последние пару раз я просила денег у дяди. Конечно, не говорила ему для чего. Он ни за что не согласился бы внести залог за смутьянов или заплатить за наркотики. На самом деле Леонора не залог вносит, а дает взятку, чтобы ее друзей отпустили.

Ребенок успокоился. Кандида сунула ему в рот соску, вновь поместила малыша в манеж и включила телевизор, убрав звук. Держась за бортик, ребенок смотрел на экран, на котором койот гнался за марафонцем.

– Она сказала мне, что ее не будет какое-то время. Вы не знаете, у кого она остановилась? Может быть, есть друг или подруга, кому я могла бы позвонить? Она просила, чтобы я привезла ей кота и газеты, – объяснила Майте. – Может быть, она с Эмилио Ломели?

Майте надеялась, что Кандида согласится с ее предположением, и тогда у нее появится повод позвонить молодому человеку. Но Кандида покачала головой:

– Маловероятно. Они расстались несколько месяцев назад.

– А у вашего дяди?

– Дядя Леонардо оплачивает счета Леоноры, но в последнее время у них возникли разногласия.

– Тогда, пожалуй, я оставлю кота у вас. Я не знаю, что еще с ним делать.

– Кота?

– Да, кота. Леонора также обещала заплатить мне за такси и за те дни, что я присматривала за животным. Вы могли бы рассчитаться со мной за нее, и я оставлю кота здесь, – предложила Майте, стараясь приглушить настойчивость в голосе. Ее совершенно не радовала перспектива стать постоянной нянькой при этом пушистом толстяке.

Кандида коснулась шеи, взяла со стеклянного журнального столика пачку сигарет и закурила:

– Ой, что вы, нет! Я не могу оставить у себя кота. Наверно, вы знаете, что говорят про кошек? Они душат младенцев.

– Глупости!

– Муж не одобрит.

– Тогда, может, дядя ваш его возьмет? И рассчитается со мной за Леонору?

– Я не хочу беспокоить его из-за этого. Я же говорила, у него с сестрой разногласия. А может, вы присмотрите за ним еще какое-то время?

– Такого уговора не было.

– Простите. Послушайте, а вы напишите свой телефон. Если Леонора позвонит, я передам ей, что вы заходили.

– Прямо какие-то «телефонные прятки», – буркнула Майте, но телефон свой Кандиде написала.

Выйдя на улицу, она глянула на зловещее небо. Интересно, успеет она добраться домой до дождя? Еще раз тратиться на такси Майте не хотела, тем более что, вероятно, ей придется покупать корм для кота. Дом, в котором она жила, находился не так уж далеко. Спокойно доедет на автобусе и будет надеяться на лучшее. Правда, она устала и до сих пор не ужинала.

Пыхтя от раздражения, Майте решила, что сначала где-нибудь поест, а потом потопает домой. Жаль, машина в сервисе! Но теперь не видать ей машины как своих ушей, пока эта ветреная дура не расплатится с ней.

Глава 6

Маг позвонил Элвису и дал ему на сборы пятнадцать минут. Тот уже закончил свою ежедневную тренировку. Парень быстренько принял душ и натянул на себя то, что он называл своей рабочей униформой: джинсы, сине-коричневую рубашку, кожаную куртку. Как всегда, Маг прибыл точно вовремя. Элвис запрыгнул к нему в машину, и они поехали в «Кондитори».

Маг заказал кофе, черный. Элвис любил сладкий кофе с молоком, но, подражая Магу, тоже заказал черный. Правда, попросил, чтобы ему принесли кусочек торта «Черный лес».

– Нельзя есть так много сладкого. Это позор для мужчины, – заявил Маг.

– Да ладно вам! Позор прийти в такое место и пить один только черный кофе, без пирожного, – возразил Элвис. – Нельзя же постоянно питаться морковным соком с яйцами.

– Зато всегда будешь в форме.

Маг требовал от своих ребят хорошей физической формы и быстроты реакций. Приседания, подтягивания, отжимания… «С раннего утра разгоняйте кровь», – говорил им Маг. Элвис, пока не вступил в ряды «соколов», режима особо не придерживался. Он ничего не имел против того, чтобы заправлять постель и прыгать через скакалку, но его раздражало, что он не вправе съесть гарначу[28], когда ему заблагорассудится. Однако Маг на этот счет тоже был строг. И это подтверждало версию Антилопы о том, что Маг был из военных. Но Элвис в этом сомневался. Маг всегда оставался для него загадкой.

Если босс и был военным, то никогда об этом не упоминал. Может быть, военным он был давно. К тому же, когда на Маге были круглые очки в черной оправе, он становился похож на профессора-пенсионера. Судя по его манере речи, подозревал Элвис, он скорее ученый, чем солдат. Но выяснить это не представлялось возможным. Маг был просто Маг – ни фамилии, ни звания. Впрочем, Гаспачо, Блондин и Антилопа тоже не имели собственных имен.

1 Спасибо за музыку. – Здесь и далее примеч. пер.

2 Ричи Валенс (полное имя – Риккардо Эстебан Валенсуэла Рэйес, 1941–1959) – американский певец, композитор, гитарист, стоявший у истоков американо-мексиканского рок-н-ролла (чикано-рока).

3 Чарльз Хардин Холли (известный как Бадди Холли, 1936-1959) – американский певец и автор песен, стоял у истоков рок-н-ролла.

4 Джайлс Перри Ричардсон-младший (более известен под псевдонимом Биг Боппер, 1930–1959) – американский диджей, певец, автор песен, один из первопроходцев рок-н-ролла.

5 Гуфи – персонаж мультфильмов Диснея, человекоподобный пес с торчащими клыками.

6 Ирмхард (Ирма) Ида Ильза Грезе (1923–1945) – нацистская военная преступница, надзирательница СС нацистских лагерей смерти Равенсбрюк, Освенцим и Берген-Бельзен. Повешена в 1945 г. по приговору британского военного трибунала.

7 Тепито (Tepito) – один из самых опасных и бедных районов Мехико.

8 Эрнесто Че Гевара (1928–1967) – латиноамериканский революционер, команданте Кубинской революции 1959 г. и кубинский государственный деятель. Кроме Латиноамериканского континента действовал также в Демократической Республике Конго и других странах мира.

9 «Бонанца» (Bonanza) – американский сериал о семействе Картрайт, обитавшем возле озера Тахо (штат Невада) в середине XIX в. Транслировался на канале NBC в 1959–1973 гг.

10 «Strangers in the Night» («Странники в ночи») – песня композитора Берта Кемпферта (1923–1980). Авторы текста на английском языке – Чарли Синглтон (1913–1985) и Эдди Снайдер (1919–2011). Песня стала знаменитой благодаря исполнению Фрэнка Синатры.

11 Имеется в виду вооруженная акция правительства, направленная против студентов. Проходила 2 октября 1968 г. в течение дня и ночью. В историю вошла как «резня в Тлателолько» (по названию района в Мехико, где собрались демонстранты).

12 Ате кон кесо – традиционный мексиканский десерт, представляет собой кубики фруктового желе с сыром.

13 Бобби Дарин (наст. имя и фамилия – Уолден Роберт Кассотто, 1936–1973) – американский композитор-песенник, певец, мультиинструменталист, актер. Писал и исполнял музыку в стилях джаз, поп, рок-н-ролл, фолк, свинг, кантри.

14 Нэт Кинг Коул (наст. имя – Натаниэль Адамс Коулз, 1919-1965) – американский джазовый певец и пианист.

15 Doctores (исп.) – врачи.

16 «Can’t Take My Eyes Of You» («Не могу оторвать от тебя глаз») – песня, написанная Бобом Кру (1930–2014) и Бобом Гаудио (р. в 1942). Впервые была исполнена в 1967 г. американским певцом Фрэнком Вэлли (р. в 1934). Часто авторство и первое исполнение песни ошибочно приписываются Фрэнку Синатре.

17 Альфонсо Мартинес Домингес (1922–2002) – видный мексиканский политик и государственный деятель. Выходец из средних слоев. Избирался в палату депутатов Конгресса Мексики трех созывов. В 1949–1952 гг. – генеральный секретарь Федерального профсоюза госслужащих. В 1971 г. – глава департамента Федерального округа (мэр Мехико); подал в отставку после студенческих беспорядков в Мехико; многие наблюдатели считали, что его отставка стала результатом борьбы за власть в правящих кругах, а не только последствием этих беспорядков. В 1979–1985 гг. – губер натор штата Нуэво-Леон. В дальнейшем дважды избирался в сенат, в 1988–1992 гг. и в 1997–2002 гг.

18 «Beyond the Sea» («За морем») – англоязычная версия французской песни «La Mer» («Море»), написанной в 1943 г. Шарлем Трене (1913–2001). Автором английского текста является известный американский автор песен Джек Лоуренс (1912–2009). Хит исполняли многие артисты, но наиболее известным является исполнение американского певца Бобби Дарина.

19 Хуарачи – традиционные мексиканские сандалии доколумбовой эпохи.

20 Маммея американская (лат. Mammea americana), также американский абрикос, антильский абрикос – плодовое дерево из рода Маммея семейства Клузиевые. Растение культивируется в Колумбии, Эквадоре, Венесуэле, Гайане, Суринаме, Французской Гвиане, Северной Бразилии, на Антильских островах, в странах Центральной Америки, США (в штатах Флорида и Гавайи), Юго-Восточной Азии, тропической Африки.

21 «Jailhouse Rock» («Тюремный рок») – песня, написанная Джерри Либером (1933–2011) и Майком Столлером (р. в 1933). Впервые была исполнена американским певцом Элвисом Пресли. Выпущена синглом в 1957 г., одновременно с выходом на экраны фильма «Тюремный рок» с участием Элвиса Пресли.

22 «Fly Me to the Moon» («Унеси меня на луну») – традиционная джаз-песня, написанная Бартом Ховардом (1915–2004) в 1954 г.

23 «Eleanor Rigby» («Элинор Ригби») – одна из популярнейших песен «T e Beatles».

24 «Большое знание» (исп.)

25 Поланко – элитный богатый район в Мехико, где сосредоточено самое большое количество дорогих магазинов и ресторанов в стране. Там же находятся роскошные отели, располагаются дипломатические миссии и посольства.

26 Карлос Гардель (1887 или 1890?–1935) – аргентинский певец, композитор, актер. По мнению многих, самая значительная фигура в истории танго.

27 Якобо Заблудовский (1928–2015) – авторитетный мексиканский журналист, на протяжении десятилетий вел на телевидении программу новостей «24 часа».

28 Гарнача – традиционное мексиканское блюдо: жареная кукурузная лепешка с разными начинками.

Продолжить чтение