Читать онлайн Промысл Божий в моей жизни бесплатно

По благословению

Архиепископа Пермского и Соликамского

Афанасия

Предисловие

В жизни моей или знакомых мне людей были такие события, которые свидетельствовали о сверхъестественном мире: о бытии его, о жизни умерших, о явлениях их живым, о необычайных случаях Промысла Божия и т. и. Большею частью все это сохранилось в моей памяти, но от времени стало забываться. Поэтому мне пришло намерение записать эти случаи, – в надежде, что они послужат и к назиданию другим: ведь нас всегда больше убеждают факты, чем рассуждения.

Всякий мир познается чрез непосредственное откровение его нашему познанию: этот основной закон познания совершенно одинаково приложим, как к этому, так называемому “естественному” миру, так и к “тому”, именуемому “сверхъестественным”.

И в наше время особенно нужно давать фактический материал.

Буду писать без особой системы, – да ее и нет. Буду вспоминать по времени, с самого детства и доселе.

За точностью и подробностями не буду гоняться, особенно когда придется рассказывать о других, но за сущность и несомненность основных данных – отвечаю не только перед читателями, но еще более – перед Самою Истиною – Триединым Господом.

Во славу его и пишу дальнейшее.

Предупреждаю читателя, что я не имею права считаться каким-либо “святым” человеком, сподобившимся особенной милости Божией. Я довольно часто вспоминаю свою греховность: увы, доселе! А запишу для того, чтобы хоть один человек укрепился в вере, – при содействующей благодати…

В детстве

Я болел опасно воспалением легких. Мать дала обет Богу: если я останусь живым, то она со мною отправится на благодарственное богомолье к св. Митрофану Воронежскому, и, слава Богу, выздоровел…

Вероятно, мне тогда было года полтора-два. Но вот конец этого паломничества мать рассказала моей сестре (она и сейчас еще живет под Москвой, – вдовою). А она – мне, лишь два года тому назад (см. т. 3 “Записки Епископа”).

Мать стояла в храме св. Митрофана. Мимо нее проходил какой-то сторож-монах. Я, младенец, вертелся (а может быть и чинно стоял) возле матери. Он, должно быть, благословил нас, а обо мне сказал: “он будет святитель!”.

И мать мне никогда об этом не говорила. А перед смертью завещала положить мою фотографию (передавала та же сестра) в гроб.

Царство ей небесное! И этому, неизвестному старцу!

Так и сбылось, – слава Богу.

Кстати, она “понедельничала” за детей (соблюдала пост в понедельник), но от нас всегда это скрывала. Собственно она воспитала и обучила всех 6 детей (троих в высших учебных заведениях, а троих – в средних). Спаси ее Господи!

У отца Петра

Меня решили отдать в духовное училище в Тамбов. Перед экзаменами мама повела меня сначала поклониться мощам святители Питирима Тамбовского. (Впоследствии канонизированного и прославленного в 1914 г. 28 июля).

Отслужили по нем панихиду. А потом пошли к “отцу Петру”, о котором шла молва, что он – святой и прозорливый. Мама хотела, чтобы он благословил меня.

О. Петр жил рядом с собором, где почивал св. Питирим, – в церковном домике в нижнем этаже, почти в подвале.

Когда мы пришли к нему, к нам вышел старенький священник, низенького роста, весь седой. Благословив меня, он, однако, сказал мне, что со мною будет сначала неудача.

И действительно, на экзамене в одном духовном училище (их было два в Тамбове) я “

срезался” на первом же испытании, по Закону Божию: не пересчитал всех иудейских (а не еврейских вообще) царей. А когда я, по-детски откровенно, стал говорить смотрителю (фамилию его помню – Щукин), что в моем учебнике этих имен нет (уч. Афинского), тот совсем рассердился и, кроме царей, ничего не стал и спрашивать меня…

С горечью пришлось уйти с матерью из комнаты испытания. В слезах она повела меня в другое училище (то называлось “первое”), которое считалось более “строгим”. А мама хотела пожалеть сынка и потому повела меня сначала во “второе” – доброе.

Но Промысел Божий исправил вредную нежность матери. Пригодилась и суровость Щукина. В “первом” училище меня не спросили ни об иудейских царях, ни об израильских, а – о явлении Бога Аврааму в виде трех странников.

Ответил отлично… Но в конце оказалось, что я не готов по славянскому языку (по неведению программы, – или лучше – по Промыслу Божию). Но так как по остальным предметам я отвечал прекрасно, то меня приняли в училище, хотя классом ниже (не во 2-й, а в 1 – й), и то по разрешению Епископа, так как “уросли года”: тогда мне было 12 лет, а нужно было – 11-ть.

…Так не без неудач, не без усилий я сделался “духовником” (так звали учеников духовного училища). А это определило всю мою дальнейшую жизнь; а может быть и… вечную судьбу!..

Спустя двадцать один год я, будучи архимандритом, ректором Терской Духовной Семинарии, присутствовал на открытии мощей святителя Питирима, и имел милость от него “открыть” всенощное богослужение.

…Отца Петра в то время давно уже не было в живых… Сохранились же воспоминания о нем!

Ведь не напрасно же почитали его святым. Лик его помню еще и сейчас: спокойный, тихо-серьезный, не улыбающийся, простой, немного сутуловатый от старости, с укоротившимися от времени белыми волосами на голове, и небольшою, тоже белою, несколько заостренною бородою. От его вида и сейчас в душе становится серьезно. Жизнь не шутка, а – подвиг, борьба… И видно, о. Петр знал это: оттого и не улыбался (по крайней мере, нам тогда). Я, невинное дитя, отнесся тоже к нему просто, спокойно, прямо глядя в глаза чистым взором.

Он был первый святой, коего я встретил в жизни.

О других расскажу дальше.

Прозорливый

Когда я был студентом Петроградской Духовной академии на втором курсе, группа товарищей решила посетить известный Валаамский монастырь на Ладожском озере. Среди них был и я.

Очень много любопытного и поучительного увидел я там. (Свои впечатления я после напечатал в журнале “Странник” под заглавием “На северном Афоне” – за 1905 год).

Но самое значительное – это был отец Никита.

О нем говорили, как о святом: и с этим словом у меня соединялось всегда (хотя это и не связано непременно) представление и о прозорливости.

Без особой нужды, пожалуй, больше из хорошего любопытства, я и мой друг Саша Ч. попросили о. Игумена монастыря, – без разрешения которого ничего не делается в обители – посетить о. Никиту.

До Предтеченского острова нужно было плыть проливами, отделяющими группу островов, носящих общее имя “Валаам”, но в монастыре дано каждому острову свое имя.

О. Никита жил на “Предтече”, т. е. на острове, где был скит с храмом в честь Св. Иоанна Предтечи. Этот скит считался одним из самых строгих и постнических: там скоромного не ели никогда. И только, кажется на Рождество и Пасху, давалось молоко немногочисленным насельникам скита. А в посты и все среды, и пятницы, а может быть даже и понедельники, – не употребляли даже и постного масла.

Никогда не пускались туда женщины, но даже и мирянам богомольцам очень редко удавалось посетить “Предтечу”: не хотело начальство беспокоить безмолвие старцев-молитвенников. Да и добраться туда не легко было: нужна была лодка, гребец, а люди в монастыре нужны для своих дел.

Но нам, как студентам академии, сделано было исключение: везти нас поручено было брату Константину, бывшему офицеру… Этому брату было тогда уже около 50–55 лет. И такой солидный монах должен был повезти нас, почти еще мальчиков. Но в монастыре все делается “в послушанье”, и потому хорошему иноку и в голову не приходит смущаться подобными странностями. А скоро и мы освоились, узнав добродушие брата Константина.

Дорогою мы немного помогали ему грести.

Другой монах, проводник, посланный познакомить нас с о. Никитою, был отец Зоровавель… Способный строитель монастырской жизни, хотя он происходил из крестьян, но относился к монаху-офицеру с властностью, – впрочем, спокойною: о. Зоровавель был уже в сане иеромонаха и занимал начальственные должности в монастыре.

Тронулись мы по тихим проливам, среди гор и лесов, к нашей цели без сомнения, скорее – как туристы, посмотреть святого.

Светило июльское теплое солнце; по небу плыли редкие белые облака. Мы благодушно перебрасывались с монахами своими впечатлениями. И незаметно доехали до “Предтечи”.

А нужно отметить, что и я, и Саша были одеты не в свои студенческие тужурки с голубыми бантами и посеребренными пуговицами, а – в монастырские подрясники, подпоясанные кожаными поясами; на голову нам дали остроконечные скуфьи; в руки – четки; даже на ноги дали большие монастырские сапоги, называющиеся “бахилами”; короче, мы с благословения о. Игумена, были одеты, как рядовые новоначальные послушники… Это нужно будет дальше в рассказе. Но это совсем не означало, что мы собирались идти в монахи, просто нам было приятно нарядиться оригинально, по-монашески… Это иногда делали раньше нас и другие студенты, коих обычно “баловали” в монастыре…

Оставив о. Константина в лодке, мы втроем отправились к отцу Никите…

Через несколько минут я увижу святого… Сначала мы заглянули около берега в крошечный “черный” домик, всюду обитый черным толем, – принадлежащий послушнику, тоже офицеру и тоже Константину, но молодому. В это время он был на японской войне, где и окончил дни своей жизни… Сердце человеческое – тайна великая. И разными путями Бог ведет души.

Затем направились выше по острову к домику о. Никиты.

Монахи скита – их было немного, кажется едва ли даже 10, а может быть и менее, жили в отдельных домиках, разбросанных там и сям по небольшому высокому острову – “на вержение крици”, т. е. на такое расстояние, что можно было добросить камень от одной келии до другой… Почему это! Я и сам не знаю. Думается, чтобы не было близко от монаха до монаха, дабы не ходили по “соседству” для разговоров. Но, с другой стороны, чтобы жили все же общей жизнью, вместе.

Домики были деревянные: сосновый лес свой, плотники свои.

Дошли мы до домика о. Никиты. Вижу к дверям его приставлена палка… Разумеется, запора нет…

У дверей палка. Значит, батюшки нет дома – пояснил нам проводник о. Зоровавель, отлично знающий самые последние мелочи в монастырском обиходе.

– Где же он! Спросил я в недоумении, – неужели я его не увижу!

– Где-нибудь тут, – спокойно ответил о. Зоровавель, – поищем. И тут я заметил уже странную для меня черточку в голосе проводника: мы пришли к святому – а он разговаривает о нем совсем просто, как о рядовом человеке. Я уже начал ощущать в душе трепетное беспокойство перед встречей с Божиим Угодником, а он благодушно обывательски, по-видимому, не видит в нем ничего особенного…

Мы начали искать. Пошли к берегу.

– Не моет ли он белье себе! – высказал предположение о. проводник. И потому пошел к тому месту, где обычно монахи стирали свое незатейливое одеяние.

И действительно, о. Зоровавель усмотрел сверху отца Никиту за этим занятием. Увидел его и я… В белом “балахончике”, т. е. коротком летнем рабочем подряснике, какие примерно надевают доктора на приемах клиентов, но только на Валааме они были из грубого и крепкого “самотканного крестьянского полотна – ряднины”, или – холста.

Но лица его я не мог разглядеть: слишком низко был берег.

И тут лишь я вполне пришел к сознанию – сейчас я увижу Святого! Бывшая беспечность исчезла совсем, и ее заменил страх… Отчего! Я не успел еще разобраться, как мой спутник (про Сашу я точно забыл), о. Зоровавель шутливо и громко закричал вниз:

Продолжить чтение