Читать онлайн Маньяк бесплатно

Маньяк

* * *

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Леонтьев C., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

1981 год, город С.

Весна пришла, как всегда, неожиданно. Еще ночью столбик термометра за окном опускался до минус двенадцати. А днем, как уверял Павел Геннадьевич, степенный, предпенсионного возраста водитель, было не меньше плюс пятнадцати в тени. Метеонаблюдениям Павла Геннадьевича Андрей доверял. Тот был завзятым садоводом, и от капризов погоды на его шести сотках в садоводческом товариществе слишком многое зависело. Но и без показаний термометра на улице чувствовалось апрельское тепло. Хотя до конца марта еще оставалось целых четыре дня. Метровые сугробы стремительно чернели и оседали. По дорогам и тротуарам весело бежали ручьи, соединяясь в бурлящие речки. Дворы домов моментально стали непроезжими, и Андрей с Оксаной добирались до подъездов пешком, стараясь обходить месиво из подтаявшего снега и грязи. Оксана переживала за свои югославские зимние сапожки, приобретенные в прошлом году в магазине для новобрачных. Купленные там же пижонские гэдээровские полуботинки Андрея для русской весны вообще не годились, и, поднимаясь в квартиру, доктор останавливался на лестнице, чтобы вылить из обуви воду.

Но настроение все равно было весеннее, радостное, под стать сиявшему над городом солнцу. Казалось, что вместе с темными зимними ночами, пронизывающими ветрами и злыми морозами уйдут в прошлое все тревоги и волнения и впереди их с Оксаной ждет только хорошее.

«Надо заканчивать с расследованиями», – думал Андрей, пока Павел Геннадьевич неспешно вел машину на очередной адрес, ругаясь на городские власти, для которых оттепель, как обычно, наступила внезапно, поэтому снег с обочин вывезти не успели.

– Теперь грязища начнется, «карету», – так водитель называл вверенный ему санитарный автомобиль, – надо будет каждый день по два раза мыть!

Андрей слушал вполуха, кивал головой и думал, что хватит им с Николаем играть в сыщиков, пора остепениться.

«Ты теперь человек семейный, жена на шестой курс переходит, скоро можно и о ребенке подумать. Вот и Коля с Мариной уже о ребенке поговаривают».

В январе Коля с Мариной сыграли свадьбу. Праздник Неодинокий устроил в родной Николаевке, с деревенским размахом: жареным поросенком, томленными в сметане карасями, самогоном, грибочками, разносолами, гармонистом и катанием на тройке. Школьник Вовка под руководством Андрея запустил на свадьбе фейерверк собственного изготовления, после чего его авторитет в глазах николаевских пацанов поднялся на недосягаемый уровень. Правда, участковый Митрич ворчал, что так и избу спалить недолго. Но участковому налили стакан самогонки, и он отвлекся.

Вскоре после свадьбы Марина уволилась из роты охраны, переехала в город к Николаю и готовилась к поступлению в юридический институт. Коля выглядел абсолютно счастливым и однажды признался Андрею, что был полным дураком, когда не послушал друга и поперся на эту чертову Лысую горку[1]. Летом, скорый приход которого обещал сегодняшний день, друзья планировали взять отпуск и махнуть на машине в Крым…

– Все, дальше не проеду, – сказал Павел Геннадьевич, тормозя, – иначе застряну, толкать придется.

Толкать машину в грязи совершенно не хотелось. Андрей вышел, взял в салоне тяжелый ящик-укладку.

– Может, посидишь? – предложил он Оксане. – Я один схожу. Чего тебе лишний раз грязь месить.

Настырная студентка с копной каштановых волос и лукавой хитринкой в больших зеленых глазах, пришедшая три года назад на практику в бригаду Сергеева, прошлым летом стала его женой. Андрей с тревогой ждал, когда семейный быт начнет потихоньку разъедать отношения и убивать чувства, о чем снисходительно рассуждали умудренные жизнью старшие товарищи, и с радостью обнаруживал, как, напротив, с каждым днем открывает в себе все новые и новые грани влюбленности. Сейчас был период особой нежности и заботы. Андрею хотелось защитить самого дорогого человека от всех жизненных невзгод. Он даже подумывал предложить Оксане уйти со скорой, перевестись на более спокойную работу в стационар. Сегодня он физически страдал, видя, как проваливается девушка в глубокие, покрытые коварным ледком лужи, как морщится и прикусывает губу, когда ледяная вода заливается в сапожки…

Оксана посмотрела на квиток вызова.

– Женщина, двадцать девять лет, без сознания…

– Наверняка ничего серьезного, – сказал Андрей, – обморок или вегетососудистая дистония. Точно не инсульт, я один прекрасно справлюсь.

– Нет, – вздохнула Оксана, – пойду с тобой. Все равно ноги уже мокрые. Вдвоем быстрее, потом обедать поедем. Кушать ужасно хочется.

Скользя и оступаясь, они пробрались во двор панельной пятиэтажки. Первое, что увидел во дворе Андрей, был милицейский патрульный автомобиль с включенной мигалкой. Машина стояла около подъезда, где, судя по нумерации, находилась нужная им восьмая квартира.

«Что за ерунда, – подумал Андрей. – При чем здесь милиция?»

– Посмотри, – он повернулся к Оксане, – кто скорую вызвал?

– Сосед, Иванов Иван Иванович, – сказала Оксана, разглядывая квиток. – Квартира не указана.

Иванов, Петров, Сидоров – распространенные, безликие русские фамилии. Да еще Иван Иванович. Звонивший наверняка солгал, но зачем? Это было непонятно и тревожно. Накатило дурное предчувствие, у Андрея нехорошо заныло под ложечкой, весеннее радостное настроение растаяло, словно снеговик под лучами июльского солнца. Они зашли в подъезд, показавшийся особенно темным и мрачным после яркого солнечного света, поднялись на второй этаж. В дверях восьмой квартиры стоял мрачный сержант.

– Зачем приехали? – вместо приветствия спросил сержант.

– Как это зачем?! – возмутилась Оксана и помахала квитком. – У нас вызов.

– Нечего вам тут делать.

– Мы обязаны провести осмотр, раз приехали, – миролюбиво сказал Андрей.

– Ну смотрите, дело ваше. – Сержант пожал плечами. – Только ты, доктор, один зайди.

– Почему? – удивился Андрей.

– Ей, – сержант кивнул на Оксану, – лучше этого не видеть.

– Ну вот еще, – дернула плечом Оксана, – вы даже представить себе не можете, что мне приходилось видеть!

Сержант ничего не ответил, только снова пожал плечами, сплюнул на пол и освободил проход.

Они вошли, остановились в маленькой прихожей.

– Направо, по коридору, в комнате, – донеслось сзади. – Руками ничего не трогайте.

Андрей сделал два шага по короткому коридору и повернул в комнату. За его спиной вскрикнула Оксана. Сержант был прав – лучше бы она этого не видела.

Часть 1

Дело дураков

При схожести в манерах, поведении и проблемах в формирования личности каждый из «серийников» сугубо индивидуален, у всех свои особенности убийств.

Из лекции «Психологический портрет серийного убийцы» в Академии МВД СССР

Глава 1

«24 октября 1979 года из медико-санитарной части следственного изолятора города С., убив двоих охранников и санитара, совершил побег бывший сотрудник Карагандинского областного управления МВД подполковник Калиев А. И. Примите срочные меры к установлению местонахождения и задержанию. Вооружен, при задержании представляет особую опасность».

Телефонограмма начальникам следственных отделов республиканских и областных управлений КГБ СССР

– Стой спокойно, не вертись, – приговаривала бабушка, в очередной раз смазывая кривящемуся и шипящему от боли Сашке ссадины и царапины, – йода на тебя не напасешься, весь в отца пошел, такой же сорванец, хорошо хоть заживает все как на собаке.

Была такая особенность организма у Калиева – что в детстве-юности, что теперь, в возрасте за сорок – бытовые и служебные раны и травмы на нем заживали удивительно быстро. Врачи в милицейском госпитале, куда его однажды доставили с ножевым ранением, полученным при задержании опасного бандита, только недоуменно качали головами и пожимали плечами. Пациент, на которого лечащий врач уже заготовил посмертный эпикриз, через несколько дней бодро бегал по коридорам больницы. А войди лезвие ножа сантиметром левее – и до операционного стола тогда еще старшего лейтенанта милиции Калиева не довезли бы…

Рана на голове, полученная от удара кувшином с водой, когда он спустился в погреб за вредной девчонкой[2], медицинского вмешательства не потребовала. Застрявшую под правой лопаткой пулю без осложнений извлекли, второе сквозное ранение, вопреки прогнозам, не воспалилось и не нагноилось. Дело шло к выписке и переводу из медсанчасти в следственный изолятор КГБ, что в планы бывшего подполковника не входило. Сделать оттуда рывок[3] будет куда как сложнее. А то, что его переведут именно в комитетский изолятор, Калиев не сомневался. Следователь, приходивший допрашивать, сунул под нос раненому конторскую ксиву[4]. Значит, дело ведет Комитет.

Загорая на койке, Калиев старался не тратить нервы на бессмысленные переживания по поводу своего провала. Зудела, конечно, неприятной бормашиной в голове мысль о том, что его, матерого волкодава, не одну пару башмаков на земле истоптавшего, с которым боялись связываться отпетые налетчики и убийцы, переиграли какие-то ботаники-докторишки. Но недаром говорится: «И на старуху бывает проруха». От ошибок никто не застрахован. Разбор полетов и наказание виновных – это позже, на воле. А сейчас главная задача – тихо, не пыля, покинуть данное гостеприимное учреждение. Потому как снисхождения от суда с его-то послужным списком ждать глупо и светит ему вышка[5], без вариантов.

Мясницкая[6] тоже, конечно, не обычная районная больничка. Окна зарешечены, вооруженная охрана на этажах, но варианты уйти есть. Нужен только помощник из персонала. Опыт работы с агентурой помог вычислить нужного человечка. Хоть газета «Правда»[7] и уверяет, что в первом в мире социалистическом государстве наркомании нет и быть не может и что от наркомании страдают только богатые зарубежные бездельники в загнивающих капиталистических странах, опер Калиев знал другую правду. И сам несколько раз наркоманов в оперативных разработках использовал. Материал, конечно, с гнильцой, но если правильно и вовремя подойти, то для разовой комбинации вполне годится. Для далеких от криминала законопослушных граждан все наркоманы на одно лицо. А люди опытные знают, что советские любители зелья живут семьями (не путать с советской семьей). Одиночки попадаются, но крайне редко и, как правило, быстро оказываются на прозекторских столах. А в наркотических семьях жесткая иерархия и роли четко распределены. С «достоевскими», например, – теми, кто для семьи продукт достает, вести дела бесполезно. Эти на наркоте не сидят, разве что иногда, от скуки балуются, работают за комиссию. На «матерей», как называют глав семьи независимо от пола, тоже бесперспективно время тратить. Крючок нужно закидывать на более мелкую рыбешку.

Наметанный глаз бывшего подполковника сразу отметил у санитара по прозвищу Пузырь блуждающий взгляд, легкий тремор рук[8] и повышенную потливость. При том, что по ночам на улице подмораживало, а отопление в палатах включать не торопились. «Еще не ломка, – диагностировал Калиев, – но уже близко, и с наркотой в семье, видимо, перебои. А может, отлучили парня от кормушки за какие-нибудь проделки». В общем, готов был клиент для вербовки. Не «достоевский» и не «мать», однозначно, типаж самый подходящий. «Из-за угла мешком пуганный», – про таких бабушка говорила. От любого чиха вздрагивает. Явно из младших членов семьи, таким травка в последнюю очередь перепадает. В идеале сейчас следовало вытащить из кармана дозу, помахать перед носом – и делай с Пузырем что хочешь. Вернее, Пузырь для тебя сам что нужно сделает и долго благодарить будет. Но где же сейчас дозу взять? Значит, будет Калиев клиента словесно обрабатывать, входить в доверие. Намекнет, что есть на воле тайничок, а в том тайничке на год всей семье хватит и еще останется. Только надо быть очень убедительным, чтобы Пузырь поверил, чтобы не сомневался и не задумывался. Что-что, а убеждать Калиев умел.

Каталка с накрытым телом, ногами вперед, перемещаемая поздней ночью санитаром в направлении морга, не вызвала интереса у сторожей на этажах. Зеком[9] меньше – воздух чище. Дремлющий у дверей морга часовой так и не досмотрел сладкий сон. Железные руки ожившего покойника свернули ему шею. Охранника, дежурившего у выхода, через который мертвецов грузили в спецтранспорт для последнего путешествия на городское кладбище, нашли утром с пробитой головой. Голову пробил приклад автомата, который унес с собой все тот же оживший покойник. Рядом с телом охранника лежал задушенный санитар по фамилии Пузырев и по прозвищу Пузырь.

Глава 2

В советском обществе нет и не может быть условий для появления серийных убийц!

Из выступления первого секретаря обкома КПСС на Дне милиции

Утром после смены Андрей остался на работе, должность заведующего неврологическим отделением требовала его присутствия, не позволяла уйти домой отоспаться, Оксана отправилась в институт. Андрей предлагал жене прогулять один день, тем более что зачетов и важных семинаров у нее не было. Но Оксана только упрямо мотала головой. После ТОГО вызова они, конечно, обедать не поехали и вообще всю смену ничего не ели, только пили крутой, заваренный по-скоровски чай, практически чифирь[10]. Оксана, любительница поболтать, почти все время молчала, на вопросы отвечала односложно, иногда плакала, вытирала глаза кусочками бинта. Хорошо не пользовалась косметикой. Ночью выдался длинный перерыв между вызовами, разошлись по комнатам отдыха: Андрей – в мужскую, Оксана – в женскую. От мысли лечь на диванчике в своем кабинете Андрей сразу отказался, поняв, что не сможет находиться в пустой комнате один. Он не первый год работал на скорой, всякое видел: тяжелые травмы, самоубийства, и на убийства несколько раз выезжал. Но такое!

В общей комнате заснуть тоже не удалось. Как только закрывал глаза – сразу вставала жуткая картина: обнаженное, выпотрошенное женское тело, разложенные рядом органы, веселый розовый шарфик, удавкой обвивший шею, и кровь, кругом кровь…

Почти час он проворочался на кушетке, потом встал, спустился в столовую. Застал там Оксану за очередной чашкой чая, осунувшуюся, с покрасневшими глазами. Так и просидели до следующего вызова.

Больше всего Андрей корил себя за то, что не послушал мрачного сержанта и пустил Оксану в квартиру. И не настоял сразу, что пойдет один.

«Ну как ты мог, – твердил он себе, – ведь русским языком предупредили. Разве можно девушкам подобное видеть?! Тем более Оксане, натуре чувствительной и впечатлительной».

От этих мыслей Андрею хотелось выть и биться головой о стену, он скрежетал зубами, с силой, до боли в пальцах сжимал кулаки.

После утренней оперативки, проверив комплектность медикаментов в ящиках-укладках и оборудование в машинах, убедившись, что все бригады отделения вышли на линию согласно графику, Андрей зашел в кабинет к заведующему реанимацией. Он не собирался жаловаться или плакать в жилетку, просто чувствовал, что ему необходимо выговориться, рассказать кому-то понимающему об увиденном, получить поддержку от человека, чье мнение для него важно. Серега Петров как раз был таким человеком. На несколько лет старше Андрея, огромный, черноволосый, с курчавой черной бородой и густым басом, непререкаемый авторитет в вопросах неотложных состояний, отец родной для подчиненных, суровый, но справедливый начальник, весельчак и балагур, возмутитель спокойствия незамужних скоровских барышень…

В кабинете заведующего реанимацией всегда толкался народ. Иногда оттуда доносился дружный хохот. Порой кто-то из сотрудников выбегал красный как рак или, наоборот, бледный как спирохета, а вслед грохотал бас Петрова и вылетали выражения, от которых смущались даже закаленные девчонки из диспетчерской. Андрей зашел, когда токсиколог Кривцов, известный матерщинник, закончил очередной похабный анекдот. Собравшиеся дружно заржали, и Петров громче всех, не забыв, однако, сунуть под нос Кривцову банку из-под растворимого кофе, на которой на куске пластыря каллиграфическим почерком старшего фельдшера было написано: «Штраф за мат». Кривцов полез в карман за мелочью, а Петров внимательно посмотрел на Андрея своими пронзительными голубыми глазами, после чего скомандовал:

– Быстро все вышли!

Хорошо знающие своего руководителя сотрудники покинули кабинет, не задавая вопросов.

Заперев изнутри дверь, Петров достал из стола початую бутылку «Посольской»[11] и два граненых стакана, налил в каждый почти доверху и сказал:

– Рассказывай.

Выслушав не перебивая, он взял один стакан, сунул второй в руку Андрея, осушил свой и, убедившись, что Сергеев не отстает, спросил:

– Ты про ростовского потрошителя слышал?

В прошлом году во время учебы в Ленинграде Андрей познакомился с заведующим неврологическим отделением из Ростова-на-Дону. За дружеским ужином в общежитии тот рассказал жуткую историю о маньяке, терроризирующем Ростовскую область, убивающем женщин и мальчиков и уродующем трупы. Андрей тогда не воспринял рассказ всерьез, тем более коллега любил присочинить, и не всегда было понятно, когда он говорит всерьез, а когда травит байки для поддержания беседы. Кроме того, Андрей был уверен, что в СССР не бывает маньяков. Уверенность эта поколебалась из-за случайно услышанного разговора. В ноябре Андрею выдали пригласительный билет на торжественное собрание и концерт по поводу Дня милиции. Скорая помощь дружила с Ленинским райотделом, проводили соревнования по волейболу, лыжам и шахматам, совместно выезжали в подшефный колхоз на уборку картофеля, устраивали игры КВН и вечера с танцами. Вот и пригласительными на свой праздник милицейский коллектив с медиками поделился. Андрей с Оксаной сидели на предпоследнем ряду. А за ними устроились молоденькие лейтенанты и, не стесняясь в выражениях, комментировали выступающих. Особенно досталось первому секретарю обкома, заявившему, что в нашей стране нет серийных убийц.

«А ростовский потрошитель? А ленинградский молотобоец? А наш душитель-насильник?» – доносился сзади возмущенный шепот.

Тогда Андрей второй раз услышал о потрошителе. И вот теперь третий.

– Так ты думаешь, что это ростовский маньяк? – спросил он у Петрова.

– Чего не знаю, того не знаю. – Петров вылил оставшуюся в бутылке водку в опустевшие стаканы. – Но не исключено. Оксана видела?

– Видела.

– Это плохо. Мы с тобой мужики, лекарство знаем. – Петров стукнул стаканом о стакан Андрея и опрокинул содержимое в рот. – А жена у тебя натура тонкая, художественная. Ты ее поддержи. Вечером налей и выпить заставь, а то не уснет.

– Налью, – пообещал Андрей.

Лекарство Сереги Петрова подействовало. Страшная картина больше не стояла перед глазами, чувство вины перед женой немного притупилось, Андрей с головой погрузился в работу. Когда в кабинет сначала заглянул длинный породистый нос, а вслед за ним появился и сам Виталий Исаакович Белорецкий, ветеран скорой помощи, заведующий кардиологическим отделением, в сопровождении нескладной очкастой стажерки в коротком халатике, не достающем до костлявых коленок, Андрей уже почти забыл про вчерашний кошмар. Он посидел с Белорецким и стажеркой за чаем с пряниками, посмеялся над анекдотом из одесской серии, рассказывать которые Виталий Исаакович был большой мастер, затем снял стоявшее на книжном шкафу чудо отечественной множительной техники – электромеханическую печатную машинку «Ятрань», подаренную Колей Неодиноким на день рождения, и принялся начисто перепечатывать вторую главу своей кандидатской диссертации. Печатал Андрей медленно, двумя пальцами, но отдавать профессиональной машинистке не стал. Бюджет молодой советской семьи и так с трудом выдержал холодильник «Минск», еще Оксана просила стиральную машину, и на летний отпуск в Крыму надо было скопить…

Ближе к пяти Андрей решил, что на сегодня хватит. Глаза начали слипаться, и количество опечаток зашкалило. Он убрал машинку и перед уходом решил позвонить в Ростов заведующему отделением, узнать последние новости о потрошителе. Заказал межгород[12] на служебный телефон, что не поощрялось руководством, но все пользовались. Разговора пришлось ждать больше часа, Андрей начал беспокоиться, что коллега уйдет домой, потом сообразил, что в Ростове время московское и еще нет четырех. Коллега радостно приветствовал Андрея, а узнав, что того интересует, поспешил успокоить:

– Поймали злодеев! Представляешь, четырех дураков из специнтерната задержали, они все сознались. У нас теперь это называется «делом дураков».

– Ты рассказывал, что они тела жертв уродовали. Можешь вспомнить, как именно?

– Зачем тебе? – удивился коллега. – Я же говорю, дело закрыто.

– У нас, похоже, свой потрошитель появился. Ваших копирует.

– Ну слушай…

Чем больше подробностей перечислял ростовский доктор, тем мрачнее становился Андрей. Ладонь, сжимавшая телефонную трубку, взмокла.

– Один в один, – пробормотал он, дослушав до конца.

– Что, не понял? – переспросил коллега.

– Очень похоже, говорю.

На линии повисла пауза.

– Алло? – Андрей подумал, что связь прервалась.

– Ты знаешь, – отозвался заведующий отделением, понизив голос, почти шепотом, – говорят, что наши опера не тех взяли, а настоящий потрошитель по-прежнему на свободе…

Андрей положил трубку и некоторое время сидел, уставившись в одну точку. Потом тяжело вздохнул и начал подниматься из-за стола. Дверь в кабинет распахнулась. На пороге стояла Оксана, бледная, зеленые глаза в пол-лица, губы дрожат, в руках какая-то тряпка.

– Андрей, – незнакомым, глухим голосом произнесла девушка. – Смотри, что я нашла у нас в комнате!

Глава 3

С деньгами не так хорошо, как без них плохо.

Еврейская пословица

Полутора годами ранее, Ростов-на-Дону

Звонок в квартире Абрама Сауловича Нудельмана, директора самого большого и уважаемого в городе комиссионного магазина, раздался ровно в двадцать три часа тридцать две минуты. Только что закончился повтор программы «Время» по второму местному каналу. Абрам Саулович следил за политическими новостями и обычно в девять вечера, когда «Время» шло по первому каналу, садился к телевизору. Молодая жена Ади знала, что от «политинформации» мужа отвлекать нельзя, и уходила в свою комнату. Между отчетами об успехах посевной компании и обличительными репортажами о происках израильской военщины Нудельману удавалось увидеть то, о чем не писали в передовицах газеты «Правда». Как говорят: «Умный поймет, дурак не обидится». Абрам Саулович не без основания считал себя человеком умным.

Сегодня обычный распорядок был нарушен – Абрам Саулович задержался на работе. Надо было подмазать проверяющих из горторга, чтобы не написали в акте чего не следует. В «диванной», как сотрудники называли комнату, смежную с начальственным кабинетом, накрыли стол. Старинный друг, директор центрального гастронома, не подвел. Прислал и то, что на прилавках появлялось исключительно в конце квартала, когда план горел, и то, что на прилавках не появлялось никогда. Ревизоры ушли довольные, унося в желудках деликатесы, а в портфелях пухлые конверты.

Домой Нудельман успел вернуться только к повтору «Времени». Ади уже спала, и Абрам Саулович, сев поближе к экрану, уменьшил громкость, насколько позволил севший в последнее время слух. Когда, завершая передачу, заиграла сюита Свиридова, Нудельман выключил телевизор и пошел к буфету, чтобы выпить на ночь рюмку коньяка. День выдался хлопотный, а коньяк действовал лучше любого снотворного. И вдруг этот звонок в дверь. Абрам Саулович рефлекторно посмотрел на стоявшие в углу комнаты старинные часы, только что отбившие половину двенадцатого, и решил не открывать. Может, квартирой ошиблись или мальчишки хулиганят. Они с Ади никого не ждут, и приличные люди по гостям в такое время не ходят. Однако неизвестный за дверью не унимался, давил на кнопку, звонок заливался, разрывая ночную тишину. У Ади, конечно, сон молодой, крепкий, но такой шум кого угодно поднимет. Запахнув плотнее японский шелковый халат с драконами, Нудельман, недовольно ворча, направился в прихожую. Всегда ярко освещенная лестничная площадка была погружена в темноту, и в дверной глазок Абрам Саулович ничего разглядеть не сумел. Раздражение сменилось тревогой, если не сказать страхом. Весь город знал, что Нудельман – человек не бедный и в квартире есть чем поживиться. «Не позвонить ли в милицию?» – подумал Абрам Саулович, глядя на стоявшей на тумбочке телефон.

«А может, за дверью как раз милиция?» – обожгла внезапная мысль. Прокатившаяся в прошлом месяце по городу волна арестов Нудельмана не коснулась, хотя он ждал визита людей в погонах и даже подготовил «допровский чемоданчик»[13] со всем необходимым. Через его комиссионный магазин активно сбывалась левая меховая продукция из Казахстана[14]. Кроме того, были другие точки сбыта, которые Абрам Саулович лично контролировал за неплохие комиссионные. Но Бог миловал, за ним так и не явились. Не обошлось, конечно, без материальных потерь. Последнюю крупную партию шуб пришлось буквально похоронить, без малого сто тысяч рублей ночью закопали за городом. А могло быть гораздо хуже, взять того же Феликса Гофмана, директора универмага, так его удар во время ареста хватил, хоть и молодой совсем и на здоровье никогда не жаловался. Три дня в реанимации полежал, и на погост увезли. Так что жаловаться грех. Как говорится, «спасибо тебе, Господи, что взял деньгами!».

Впрочем, было и вполне логичное объяснение тому, что на допросах бывшие партнеры имя директора комиссионного магазина не упомянули. Абрам Саулович держал общую кассу, куда все регулярно отчисляли процент от дохода, что называется, на «черный день». И теперь, когда этот самый день наступил, люди предусмотрительно «забыли» о том, что есть на свете некий Нудельман. Срок отсидки, каким бы большим ни был, рано или поздно закончится. Имущество конфискуют. И что же, возвращаться к разбитому корыту?

– Кто там? – крикнул Абрам Саулович, оставив бесполезные попытки хоть что-то рассмотреть в глазок.

– Открывайте, Нудельман! – раздался из-за двери знакомый голос. Голос человека, появление которого для Абрама Сауловича было полной неожиданностью. И нельзя сказать, что приятной.

– Вы один?

– Не задавайте лишних вопросов. Открывайте!

Незваный гость, вальяжно развалившись на диване, потягивал из бокала коллекционный коньяк, а Нудельман прикидывал в уме ущерб, нанесенный персидскому ковру ручной работы и обивке кожаного дивана грязной одеждой и обувью ночного посетителя. Ади все-таки проснулась и вышла в гостиную, вопросительно глядя на мужа. Но ее тут же отправили к себе.

– А говорили, что вас в ОГПУ[15] забрали, – с плохо скрытым сожалением продолжил разговор Абрам Саулович.

Гость, бывший подполковник милиции Калиев, бывший куратор мехового бизнеса, раньше посещавший Ростов для проверки сбыта продукции, усмехнулся.

– Давно уже нет такой организации, Нудельман, теперь она называется КГБ. Как видите, не забрали.

– Очень рад за вас, – сказал Абрам Саулович и пригубил из своего бокала.

– Знаю я, как вы радуетесь, – снова усмехнулся гость. – Думаете: принесла нелегкая черта на мою старую еврейскую голову.

– Что вы, что вы, – замахал руками Нудельман, – я искренне рад!

– Ладно. – Голос гостя стал жестким, и вся его фигура мгновенно подобралась. – Давайте к делу, мне нужны деньги.

Нудельман горестно вздохнул.

– Скажите, пожалуйста, кому они не нужны? Только откуда деньги, дорогой вы мой? Дела встали, в магазине ревизоры из торга, работаю себе в убыток, еле концы… – начал он.

Гость опять улыбнулся, но теперь от его улыбки у Нудельмана нехорошо сдавило в груди и на лбу выступили капли пота.

– Абрам Саулович, у меня мало времени. Не заставляйте меня делать вам и вашей прелестной супруге больно.

– Я вас умоляю, не надо больно! Но, драгоценный вы мой, кто же держит дома крупные суммы, приходите завтра часиков в шесть…

– Завтра, – перебил Калиев, – меня уже в городе не будет. Крупных сумм, знаю, не держите, но заначка есть. Сами принесете или мне тайничок поискать?

– Сам, – пробормотал Нудельман, поставил бокал на журнальный столик, поднялся и, сгорбившись, разом постарев на несколько лет, пошаркал в спальню.

– Не нужно так убиваться, Абрам Саулович, – донесся насмешливый голос с дивана, – вам за это не заплатят.

Когда гость уходил, Нудельман на радостях, что избавляется от опасного посетителя, предупредил:

– Уже поздно, вы осторожнее с такими деньгами. У нас тут маньяк объявился!

И тут же мысленно отругал себя за болтливость: а ну как гость на ночлег попросится? Но Калиев только скривился нехорошо и, похлопав Нудельмана по плечу, сказал:

– Знаю я про вашего маньяка. Это пусть он меня боится.

И растворился в ночи…

Погожим и на удивление теплым ноябрьским вечером на скамейке в сквере перед центральной больницей города Вильнюса читал газету хорошо одетый солидный мужчина, похожий на ответственного совслужащего или партийного работника. В мужчине трудно было узнать оборванца, недавно посетившего директора комиссионного магазина в Ростове-на-Дону. Рядом с мужчиной стоял модный портфель – дипломат[16] натуральной кожи, закрывающийся на блестящие металлические замки с ключиком.

Бывший подполковник милиции Калиев ждал известного в городе пластического хирурга Йонаса Янкаускаса. Калиев приехал в Вильнюс не для осмотра достопримечательностей столицы Литовской ССР. Он намеревался сделать пластическую операцию, поскольку хорошо знал, что, если попадешь в сети всесоюзного розыска и твой портрет украсит «доску почета» в каждом отделении милиции, рано или поздно обязательно окажешься за решеткой. Вильнюс Калиев выбрал не случайно. Здесь меняли внешность многие уголовные авторитеты. Не всем, правда, это помогало. Взять, к примеру, вора в законе, известного в криминальных кругах под псевдонимом Сухой, державшего рынки Караганды и проигравшего в карты общак. Его нашли с финкой в груди в тамбуре поезда, на котором авторитет возвращался после операции домой. Но тут уж кому как повезет.

В половине восьмого на крыльце больницы появился важного вида седовласый гражданин лет за пятьдесят в светлом плаще. Калиев отбросил газету, подхватил дипломат и быстро пошел навстречу.

Глава 4

– Есть! Нашел! – восторженно воскликнул он и направился к нам, потрясая пробиркой с мутно-багровым содержимым. – Я нашел наконец реактив, который осаждается только гемоглобином и ничем иным!

Артур Конан Дойл, «Этюд в багровых тонах» (перевод автора)

Андрей никогда не видел Оксану такой испуганной. По опыту зная, что лучше выдержать паузу, он не торопился с расспросами, усадил жену в кресло, налил чай, пододвинул тарелку с оставшимися после дневного пиршества пряниками и только потом сказал:

– Рассказывай.

Домой из института в малосемейное общежитие работников скорой помощи, где у них с Андреем была маленькая, но уютная комната с удобствами, Оксана вернулась около шести. На проходной спросила у вахтерши тети Дуси, дома ли Андрей.

– Не проходил еще, – ответила та.

Лифт, как обычно, не работал. Оксана поднялась по лестнице. На пятом этаже встретила знакомую фельдшерицу из кардиологических бригад, немного поболтали. На своем шестом открыла дверь блока из двух комнат. Во второй комнате проживал сосед, фельдшер психиатрического отделения. Общая дверь была не заперта, ее никогда днем не запирали. Оксана зашла в тамбур, стала искать в сумочке ключ, подняла глаза и замерла. Дверь в их комнату оказалась приоткрытой. Оксана прекрасно помнила, как вчера утром, уходя на дежурство, они с Андреем заперли дверь на ключ. После смены она сразу поехала в институт, муж остался на работе. Может, он уже вернулся? Но всему общежитию известно, что мимо тети Дуси незамеченной мышь не проскочит.

– Андрюша, ты дома? – позвала Оксана.

Ответа не было. Оксана в растерянности оглянулась. Что делать? Зайти в комнату? А если там воры? Воровать у них, конечно, нечего, разве только новый холодильник «Минск», за который они еще должны в кассу взаимопомощи[17]. Но заходить одной страшно.

Она постучала в дверь соседа. По счастью, Анатолий Игоревич, обходительный мужчина в возрасте за сорок, серьезный, доброжелательный, оказался дома и все понял с полуслова. Отодвинул девушку в сторону, решительно потянул на себя приоткрытую дверь их комнаты, вошел. Потом позвал Оксану.

– Заходи, здесь никого. Проверь на всякий случай, все ли на месте.

Оксана осмотрелась, заглянула в тумбочку, шкаф. Вроде бы ничего не пропало, все вещи на своих местах.

– Наверное, вы не закрыли дверь, когда уходили, бывает, – сказал Анатолий Игоревич и вернулся к себе, а Оксана только после его ухода подняла лежащий на кровати лоскут ткани. Делать это в присутствии соседа она не стала, сама не понимая почему.

Сейчас ткань разглядывал Андрей. Искусственный шелк со сложным цветным рисунком, лоскут размером с носовой платок, неровно отрезан, видимо, от женского платья или халата, заляпан подсохшими темно-бурыми пятнами, похожими на кровь.

– Это лежало на кровати?

– Да, поверх покрывала.

Андрей недоуменно пожал плечами.

– Наверное, чья-то дурная шутка.

– Андрюша, это не шутка. Вчера на вызове. На ТОМ вызове…

– Оксана, ну причем здесь тот вызов?

– Платье.

– Что платье?

– На стуле висело платье. Той, убитой женщины.

– И что?

– А то, что ткань, – Оксана показала на лоскут в руках Андрея, – отрезана от того платья.

– Ты уверена?

– Рисунок необычный, я запомнила.

– Я не обратил внимания, – неуверенно произнес Андрей и повторил вопрос: – Ты точно уверена?

– Андрюша, у меня всего два платья. Ты можешь сказать, какой на них рисунок?

Сергеев почесал затылок.

– Ну… – неуверенно начал он.

– Вот именно что ну, – перебила мужа Оксана. – Вы, мужчины, не обращаете внимание на такие мелочи, как рисунок на женском платье. А мы обращаем. К тому же на этой ткани кровь.

– Ну, это еще надо проверить. Может, томатный сок…

В седьмом часу больница затихает, большинство служб и кабинетов закрываются до утра, в ординаторских остаются лишь дежурные врачи, на постах – дежурные медсестры. Жизнь продолжает бурлить только в приемном покое и в реанимации. Андрей шел по гулким длинным коридорам, надеясь застать кого-нибудь в лаборатории биохимии. Он не был уверен, но предполагал, что в этой лаборатории должен быть дежурный персонал. Экспресс-анализы могут понадобиться в любое время суток.

Предположение оказалось верным, более того, дежурил знакомый врач, клинический ординатор второго года обучения[18].

– Можешь определить, что это? – спросил Андрей, разворачивая кусок ткани. – Кровь или томатный сок?

– Легко, – ответил ординатор, рассматривая лоскут. – Но я тебе и так скажу, что это кровь.

– Нет, так не пойдет. Мне нужен анализ. К утру сделаешь?

Ординатор снисходительно посмотрел на Андрея.

– Это вы, невропатологи, по старинке с молоточками ходите. А у нас, – он обвел широким жестом свое хозяйство, – научно-технический прогресс. Я тебе через десять минут скажу, что это кровь, определю ее видовую принадлежность, группу и резус-фактор.

В десять минут он, конечно, не уложился, но через полчаса Андрей держал в руках заключение, из которого следовало, что на предъявленном для анализа куске ткани засохшая человеческая кровь первой группы, резус-фактор отрицательный.

Глава 5

– «Зенит» вызывает семнадцатого.

– Семнадцатый.

– Где находитесь?

– В Старом городе.

– Проспект Ленина, тридцать восемь, квартира двенадцать. Подозрение на убийство.

– Принято, едем.

Из переговоров милицейского патруля с диспетчерской

Полутора годами ранее, Вильнюс

На Ленинский проспект Инга пришла, как обычно, в начале седьмого. От окраины, где она жила с сыном-подростком в серой панельной пятиэтажке в однокомнатной «хрущевке»[19], добираться до центра нужно было на двух автобусах с пересадкой, еще пешком идти минут пятнадцать. В огромной квартире доктора Янкаускаса (собственно, это были две квартиры в старом доме с высоченными потолками, одна под другой, соединенные внутренней лестницей) она каждое утро делала уборку. Начинала с нижней «больничной» квартиры со смотровой, операционной, перевязочной и двух отдельных комнат – палат для пациентов, каждая с туалетом и ванной. Потом поднималась наверх, в жилую квартиру доктора. Уборку нужно было закончить до девяти, когда у Янкаускаса начинался прием. Работы много, и вставать приходилось ни свет ни заря, но Инга держалась за место. Доктор платил хорошо. Инга одна воспитывала сына, и расходы на него росли с каждым годом. Приличную одежду купить, чтобы не хуже, чем у одноклассников, летом на море свозить на две недели, русичке в школе доплатить за индивидуальные занятия, а то грозится «неуд» за полгода выставить, денег на кино, мороженое дать, теперь вот еще девочки появились… Крутилась Инга как могла, в трех местах прибиралась, чтобы не чувствовал ребенок, что без отца растет.

Дверь в нижнюю квартиру Инга открыла, как всегда, своим ключом, переоделась и приступила к работе. Кабинеты и операционную помыла быстро, а в комнате-палате задержалась. Янкаускас предупредил, что пациент уезжает и надо сделать генеральную уборку, подготовить для следующего. Вторая комната временно пустовала, там делали ремонт.

Около восьми Инга поднялась в жилую квартиру и сразу почувствовала неладное. Доктор всегда вставал рано и к приходу Инги обычно работал в своем кабинете, читал толстые медицинские журналы или писал что-то. Но сегодня в квартире было тихо, и в кабинете свет не горел. Иногда, если у доктора оставалась ночевать медсестра Вилте, они вставали позже. Но все равно в восемь Янкаускас уже должен быть в кабинете, а Вилте на кухне – готовить завтрак. Инга подошла к спальне – там было тихо и темно. Она осторожно потянула на себя дверь и сначала ничего не разглядела – шторы на окнах оказались плотно задернуты. Инга осторожно вошла внутрь. На широкой кровати вроде кто-то лежал. Включить свет? А вдруг доктор просто спит, проснется, рассердится. Инга подошла к окну, раздвинула шторы. На улице еще не рассвело, но горели фонари. В их свете женщина увидела, что на кровати лежат двое. Ну так и есть, Вилте осталась ночевать, и они с доктором проспали. Инга замерла в нерешительности. Что делать? Разбудить или пойти заняться своими делами? Глаза привыкли к сумраку, и Инге показалось странным, как лежит доктор. Она подошла поближе… Квартиру доктора Янкаускаса огласил истошный крик.

Старший оперуполномоченный майор Урбонас находился в самом скверном расположении духа. Убиты известный в городе хирург Йонас Янкаускас пятидесяти четырех лет и его любовница – медсестра Вилте Гринювине тридцати двух лет. Начальство уже приезжало, выдало ценные указания и отбыло, велев «землю носом рыть и в лепешку расшибиться», но злодея или злодеев установить и задержать не позднее чем через сутки. А реальных зацепок пока никаких. В кабинете обчищен сейф. Со слов ассистента хирурга, которого доставили из дома, в сейфе была крупная сумма денег и ценные ювелирные изделия. Так половине Вильнюса известно, что у Янкаускаса денег как у дурака фантиков. Да еще полстраны – пациенты доктора, которые могли побывать в этой переоборудованной под частную клинику квартире и знать, где доктор держит деньги и ценности. Сейф открыт ключами, которые убитый хранил в прикроватной тумбочке. Входная дверь также не взломана. По заключению эксперта, она открыта без использования отмычки. Янкаускас известен не только своим операционным мастерством, но и рассеянностью. Со слов того же ассистента, сумку с ключами и документами не раз оставлял в транспорте, магазинах, ресторанах. Сумку всегда возвращали, и ничего из нее не пропадало, но дубликаты ключей мог кто угодно сделать. На внутренний засов доктор дверь на ночь не закрывал, чтобы домработница могла утром зайти.

По предварительному заключению доктор и медсестра убиты выстрелами из девятимиллиметрового пистолета, более точно эксперты скажут, когда извлекут пули. Смерть наступила между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи. Опять же предварительно, более точно – после вскрытия. Убийца явно умеет обращаться с оружием: два выстрела – два трупа. Стрелял через подушку, чтобы заглушить звук. Соседи ничего не слышали. Приходил ли кто-то к доктору вчера вечером – не видели. Отпечатков пальцев и других следов убийца не оставил, эксперты обе квартиры чуть ли не языками вылизали, ничего не нашли. Был еще пациент, который ушел непонятно когда. Его отпечатков тоже не осталось, комнату, где он провел несколько дней после операции, домработница на совесть вымыла. В лицо она этого пациента не видела, поскольку лицо его после операции было забинтовано. Ассистент тоже пациента не видел, неделю не работал, дома с температурой провалялся. Историй болезни, других записей о пациентах при обыске не нашли, ассистент подтвердил, что доктор их не вел. Большинство оперируемых настаивали на полной анонимности. Обнаружили только альбом с эскизами – планами оперативного вмешательства. Урбонас повертел рисунки так и эдак, даже на просвет посмотрел, потом с раздражением альбом отбросил. Воспроизвести по этим эскизам лица для фоторобота нереально. То есть никаких примет последнего пациента, кроме того, что мужчина от тридцати до пятидесяти, среднего роста, широкоплечий, волосы темные, у майора не было.

Доктор – старый холостяк, ни жены, ни детей, ни близких родственников. Значит, версию убийства из-за наследства можно отбросить. Любовница – медсестра, не замужем, месть ревнивого мужа тоже отпадает. Получается убийство с целью ограбления, совершенное неизвестным или неизвестными. В общем, «глухарь».

Урбонас задержал ассистента и домработницу как возможных соучастников, составил ориентировку на пациента, мужчину ростом около ста восьмидесяти, брюнета крепкого телосложения со следами шрамов после пластической операции на лице, и поехал в управление к начальству на ковер.

Глава 6

Весьма распространено заблуждение, что серийные убийцы обладают низким уровнем интеллекта. Это совершенно не соответствует действительности. Интеллектуальный уровень некоторых представителей этого типа может достигать ста сорока пунктов по шкале умственного развития, что признается порогом гениальности.

Из лекции «Психологический портрет серийного убийцы» в Академии МВД СССР

Следователь по особо важным делам Главного управления уголовного розыска подполковник Знамин закончил чтение оперативной сводки за прошедшие сутки и посмотрел в окно. Утро было серым, моросил мелкий дождик, временами переходящий в снег. Знамин ходил на работу пешком и сегодня пожалел, что надел модный болгарский плащ, а не теплую болоньевую куртку с капюшоном от «Большевички» и не взял зонтик. Хотя при таком порывистом ветре зонтик бы без конца выворачивало. Интересно, какая сейчас погода в С.? Наверное, еще зима. Не забыть взять свитер, подаренный Наташей на день рождения, и теплые зимние ботинки.

В том, что в ближайшие дни он поедет в С., Знамин не сомневался. В городе второе подряд жестокое убийство молодых женщин, изуродованные трупы. Объявился ростовский Потрошитель или кто-то копирует его почерк?

Подал голос телефон прямой связи с приемной начальника Второго управления[20] полковника Стасова. Приятный голос Анны Евгеньевны, личной секретарши полковника, отвлек Знамина от метеорологических размышлений.

– Павел Павлович, зайдите к Игорю Семеновичу, пожалуйста.

Анна Евгеньевна одна из немногих не превращала имя и отчество Знамина в краткое Пал Палыч и четко и раздельно проговаривала: Павел Павлович.

– Уже иду, – сказал Знамин, положил трубку и посмотрел на стол. Не прихватить ли с собой оперативную сводку? Решил не брать, наверняка такая же у начальника на столе лежит.

Полковник Стасов не так давно занял кресло руководителя, до этого делил кабинет со Знаминым. Их связывала давняя дружба, еще со школы милиции, потом долгие годы совместной службы в уголовном розыске. В последнее время у Стасова начало пошаливать сердце, медики отстранили его от оперативной работы, а тут как раз освободилась должность начальника управления с перспективой на генеральское звание. Знамин за друга откровенно радовался и нисколько не завидовал. Сам он боялся кабинетной работы как черт ладана и для себя решил, что опером был, опером и останется, сколько позволят начальство и здоровье.

В кабинете Стасова на журнальном столике уже стояли два стакана чая с лимоном и вазочка с печеньем. Знамин понял, что в своих предположениях о скорой командировке не ошибся. Стасов всегда, отправляя подполковника в поездку, угощал друга чаем. И смотрел на него грустными и чуть виноватыми глазами, как бы прося прощения, что не может сам поехать.

Разговор, как обычно, начали с личных тем.

– Как дети, Наташа? – спросил Стасов.

У Знамина было двое детей: дочь оканчивала школу, сын учился на третьем курсе юридического, жена Наташа преподавала в школе русский язык и литературу.

– Спасибо, Игорь. – Подполковник отхлебнул чай, взял из вазочки печенье. Без посторонних они были на «ты». – Все здоровы, учатся, работают. Иринка на серебряную медаль идет. Игорька собираются к ленинской стипендии[21] представить.

Стасов довольно крякнул. Успехам крестника (Знамин назвал сына Игорем в честь друга) он радовался как собственным.

– Он у тебя третий курс оканчивает, на четвертом у них будет практика, я похлопочу, чтобы в МУР взяли. Хорошая школа.

– Спасибо, – благодарно улыбнулся Знамин. Спросил в свою очередь: – Как Алла? Роль получила?

Жена Стасова служила актрисой в театре, иногда снималась в кино. Недавно проходила пробы на «Мосфильме» на серьезную роль.

– Вчера режиссер позвонил, просил подойти.

– Ну, значит, получила, – кивнул Знамин.

– Кто их, этих киношников поймет, – неуверенно пробормотал Стасов. – Надеюсь, что получила.

Перешли к делу.

– Ты сводки читал? – спросил полковник.

– Читал.

– И что думаешь?

– Ты про убийства в С.?

– Про них, про что еще.

– Думаю, это не Потрошитель.

– Почему? Сам же мне говорил, что в Ростове не тех взяли.

– Говорил и говорю. Во-первых, серийные убийцы – одиночки. А здесь целая группа, причем группа особенная. Пациенты дома-интерната для умственно отсталых. Дураки, короче говоря. Могли дураки несколько лет за нос милицию целой области водить?

– Риторический вопрос ответа не предполагает, – усмехнулся Стасов.

– Потом я перечитал показания задержанных. Все время путаются в деталях – место убийства, внешность и одежда жертв и так далее. А первый задержанный, Шабуров, кажется, вообще признался в убийствах, которые произошли уже позже его ареста. Короче, как обычно, на коллег надавили, дело надо было закрывать, вот и взяли первых попавшихся.

– Ладно, здесь все понятно. А почему думаешь, что в С. не Потрошитель?

– Есть у меня сомнения, но надо проверить.

– Вот и съезди, проверь. Командировку я тебе уже подписал.

– Есть съездить проверить, товарищ полковник, – сказал Знамин, вставая.

Стасов устало махнул рукой.

– Ладно тебе, знаешь ведь, что сам бы полетел, да должность не позволяет.

– Знаю, Игорь, знаю, не переживай, мне не в тягость.

– Наташе привет передавай. Как она, кстати? Ты говорил, завучем назначили?

– Назначили, теперь в школе до ночи пропадает. Хорошо дети большие уже, самостоятельные.

– Да, летит время, – вздохнул Стасов, – вроде недавно Иринку твою на коленях качал, а уже школу оканчивает… Ну иди, я позвоню в С., там начальник управления мой должник. Встретят тебя по высшему разряду.

– Спасибо, Игорь.

Знамин вышел из кабинета.

– Опять в дорогу, Павел Павлович, – сказала Анна Евгеньевна, протягивая подполковнику приказ и командировочное удостоверение. – Как супруга-то ваша, не возмущается частыми отъездами?

– Да привыкла уже.

– Ну, удачной поездки. Вы там не задерживайтесь, Игорь Семенович без вас долго не может.

– Постараюсь, – вздохнул Знамин.

Глава 7

Ум хорошо, а два лучше.

Пословица

– Вы хорошо смотрели? Может, куда засунули? – недоверчиво спросил Николай.

– Коля, ну куда мы здесь могли засунуть? – Оксана обвела рукой небольшую комнату. – У нас один шкаф, и пиджак всегда в нем висел.

Тщательная ревизия, проведенная после проникновения неизвестного, оставившего на кровати лоскут ткани со следами крови, выявила недостачу вельветового пиджака Андрея, купленного во время туристической поездки по профкомовской путевке в Венгрию. Пиджак Андрею очень нравился, но надевал он его редко, берег для особых случаев. Когда еще за границу попадешь, а в наших магазинах такое не купить, если связей в торговом мире нет. На барахолке, конечно, поискать можно, но цена будет такая, что десять раз подумаешь.

– Ерунда получается! – возмущался Коля. – Кто-то залез в вашу комнату, спер пиджак и в виде компенсации оставил окровавленную тряпку? Ничего не понимаю.

– Вот и я не понимаю, – вздохнул Андрей. – Но какой-то смысл во всем этом должен быть, и чем раньше мы поймем, тем лучше.

Обсудить происшествие и разработать план действий собрались все: сам Сергеев и Оксана, Николай Неодинокий с женой Мариной и младший член команды школьник Вовка, смышленый и находчивый мальчишка, не раз помогавший друзьям в расследованиях[22]. Коля первым делом осмотрел дверной замок, сказал, что замок фигня, ширпотреб, можно вилкой открыть. Обещал достать импортный финский у себя на «толчке». Николай не просто был частым посетителем этого известного всему городу, внешне не обозначенного участка тротуара около входа в магазин «Мелодия», где, по официальной версии, любители музыки обменивались грампластинками, а фактически шла бойкая торговля из-под полы винилом и не только им. После инцидента с барыгой по прозвищу Хорек, когда Коля, восстанавливая справедливость, в одиночку обратил в бегство целую шайку подручных Хорька, авторитет Неодинокого среди завсегдатаев поднялся необычайно, к нему стали обращаться с просьбами урегулировать часто возникающие споры и не отказывали во встречных просьбах, выходящих далеко за рамки музыкальной темы. Например, новенький двухкамерный холодильник «Минск», гордость семьи Сергеевых, достался Андрею и Оксане без очереди и переплаты благодаря Колиным связям.

– А точно ничего больше не пропало? – спросила Марина.

– Точно, – подтвердила Оксана. – Да и что у нас красть? Деньги мы дома не храним, потому что их нет, и ценностей никаких нет.

– Это вы думаете, что нет, – вмешался Вовка. – Вот у нас соседку-алкашку на первом этаже обчистили, слямзили кошелек – там пятнадцать копеек было, бутылку водки недопитую и портвейна бутылку. Еще и по голове приложили, все еще в больнице лежит.

– Ну, положим, пиджак дороже недопитой бутылки водки стоит, – согласился Андрей, – почти новый, на барахолке можно за двести пятьдесят загнать.

– Вот, а я что говорю! – оживился Вовка. – Двести пятьдесят – это же куча денег, два «Спутника» можно купить и еще на «Школьник»[23] останется.

– Ты бы все велосипедами мерил, – проворчал Коля. – Купил же я тебе «Спутник».

– Да я так, к слову, – смутился мальчик.

– Если бы просто залезли и украли пиджак, – задумчиво сказал Андрей, – было бы понятно. Меня смущает эта окровавленная тряпка. Тем более Оксана считает, что рисунок на ней похож на рисунок платья убитой женщины.

– Не считаю, – поправила Оксана, – а утверждаю: рисунок тот же.

– Узнать бы, какая группа крови у убитой, – продолжил Андрей.

– Кто же нам это скажет, – пожал плечами Николай.

– А давайте я у нашего участкового спрошу? – предложил Вовка. – Дядя Слава – классный мужик и меня уважает.

Бывший хулиган, двоечник и прогульщик Вовка, после того как его приняли равноправным членом в команду Сергеева, преобразился. Пай-мальчиком он, конечно, не стал, но участковый дядя Слава, заметив изменения в поведении пацана, попросил его взять шефство над другими трудными подростками. Вовка после некоторых колебаний согласился, предупредив, что «стучать» не будет, но «по душам» с каждым поговорит. На этом участковый и Вовка ударили по рукам, весьма друг другом довольные.

– Участковый вряд ли про группу крови знает, – охладил пыл мальчика Сергеев. – А если знает, то не скажет: это служебная тайна.

– А вы что с этой тканью делать собираетесь? – спросила Марина.

– Наверное, ее надо в милицию отнести. – Оксана обвела взглядом друзей, ища поддержку.

– Не вздумайте, – решительно заявил Николай. – Если кусок от платья убитой, Андрея тут же подозреваемым назначат.

– Но у Андрея же алиби, он был на дежурстве, – не сдавалась Оксана.

– Нет у меня алиби, – возразил Андрей. – Убили женщину, скорее всего, ночью, а на дежурство мы вышли утром. Ночью я был с тобой, а твои показания не в счет.

– Не в счет, – подтвердила Марина. Она готовилась поступать в юридический, ходила на подготовительные курсы и читала специальную литературу. – Показания жены или мужа не могут рассматриваться судом в качестве доказательства.

– Вот! – восхитился Николай. – Слушайте знающего человека!

Он вскочил, поцеловал Марину в макушку, потом повернулся к Андрею:

– Тряпку надо сжечь. Спички есть у тебя?

– Коля, успокойся, – остановил друга Андрей. – Тряпку мы в милицию не понесем, но и сжигать сейчас не будем. Сначала надо собрать больше информации об этом убийстве или об убийствах. Возможно, еще жертвы есть.

– И как ты предлагаешь информацию собирать? – поинтересовался Неодинокий. – У меня нет знакомых в ментовке. Могу, конечно, народ на «толчке» поспрашивать, только там легавых не особенно жалуют.

– Есть вариант, – сказал Андрей. – У нас в отделении один из водителей до прихода на автобазу горздрава работал в милиции. Поговорю с ним: может, у него контакты остались.

Коля с сомнением покачал головой.

– А я на подготовительных курсах поговорю, – пообещала Марина. – У нас там есть ребята, которые сейчас в милиции работают.

– Вот это другое дело, – поддержал Николай жену. – Это более реально, чем какой-то водитель.

Глава 8

СТОЙ! Опасно – тонкий лед.

Табличка-предупреждение на берегу водоема Годом ранее, озеро Большое Медвежье, Челябинская область

Фельдшер Анатолий Утюпин вырос в детдоме, детей и родственников не имел, женат никогда не был. После окончания училища и службы в армии устроился на скорую помощь, здесь и работал уже много лет. График его устраивал: сутки на смене, двое отдыхаешь. А то, что выходные не совпадали с «общечеловеческими», так и хорошо. Не с кем было Утюпину выходные проводить. Неразговорчивый, нелюдимый, разменяв пятый десяток, он друзьями и подругами не обзавелся, жил в однокомнатной служебной квартире вдвоем с котом Васькой. Рыжий, с белым пятном на груди и обмороженными кончиками ушей, Васька был единственным живым существом, фельдшера любившим. Книжек Утюпин не читал, телевизор не смотрел по причине отсутствия такового, алкоголем не увлекался. Пить в одиночку не тянуло, а компании у него отродясь не было. Зато была страсть, которой отдавался Утюпин, как говорится, всей душой и сердцем. Независимо от сезона почти все выходные, а также отпуск он проводил на рыбалке. Летом на открытой воде, зимой на льду. Самым нелюбимым временем года были вторая половина мая и первые две декады июня, когда любительская рыбалка запрещалась. В эти «безрыбные» дни Утюпин вытаскивал на берег свою лодку-плоскодонку, переворачивал, заново смолил, красил, потом подолгу сидел на берегу, тоскливо смотрел на воду и тяжело вздыхал.

Рыжий кот Васька увлечение Утюпина одобрял, поскольку улов обычно делился поровну между Васькой и соседкой Клавой, матерью-одиночкой, воспитывающей трех хулиганистых пацанов. Клава в благодарность варила Утюпину уху, которую тот ел целую неделю.

Однажды, когда Утюпин принес Клаве очередной улов, он познакомился с ее новым жильцом. У Клавы была двухкомнатная квартира, сама с мальчишками она жила в большой комнате, вторую, поменьше, сдавала. Новый Клавин постоялец фельдшеру приглянулся – примерно одного с ним возраста, даже внешне немного похож, тоже одинокий, а самое главное – рыбак. Недаром говорится: «рыбак рыбака видит издалека». Мужчины быстро сошлись. Новый сосед оказался внимательным и благодарным слушателем, а Утюпин вдруг почувствовал потребность рассказать кому-то о себе, о своей нескладной жизни. Через некоторое время они каждый вечер, когда фельдшер не дежурил, сидели у него на кухне, пили чай, иногда водкой баловались, но в меру, говорили о том о сем. Правда, говорил больше Утюпин, сосед в основном слушал.

Ездили, конечно, на рыбалку. У соседа была машина – «Москвич», старенький, но ухоженный, в хорошем состоянии. Утюпин своей машиной не обзавелся, да и на права сдать так и не собрался. До водоемов добирался на автобусах, электричках. На машине удобнее и быстрее. Снастей у соседа не оказалось. Объяснил, что приехал из другого города налегке, а как обустроится, так вещи перевезет. Но уж чего-чего, а удочек, спиннингов и прочих приспособлений для добычи рыбы у фельдшера имелось с избытком, с хорошим человеком почему не поделиться.

На Большое Медвежье озеро, что в сорока километрах от города, на последнюю в сезоне подледную рыбалку они тоже отправились на машине соседа. Выехали пораньше, чтобы утренний клев застать. Да и безопасней утром: по ночам еще подмораживает, а днем солнце хорошо пригревает, лед и без того тонкий, может не выдержать. Озеро глубокое, местами сильное течение. Каждый год какой-нибудь бедолага-любитель проваливается и тонет.

«Москвич» оставили на шоссе, прошли знакомой тропинкой напрямик через лес. Когда вышли к берегу, еще не полностью рассвело. Утюпин попробовал ногой лед – вроде держит. Пошел первым, сосед с рыбацким ящиком на полозьях за ним. До заветного места, где клев гарантирован, осталось метров сто пятьдесят. Впереди справа большая промоина, в утренних сумерках можно и не заметить. Утюпин показал на промоину соседу, тот кивнул головой: увидел, значит. Вот теперь нужна особая осторожность, по краю промоины лед совсем тонкий. Утюпин обернулся, предостерегающе поднял руку:

– Постой пока, я пройду, ты потом за мной. Только след в след.

– Знаю, не впервой. Ты иди, я подстрахую, вытащу если что.

«Надежный мужик, – подумал Утюпин, – с таким и в разведку не страшно».

Осторожно ступая, стараясь не переносить вес на переднюю ногу, пока не убедится, что лед держит, фельдшер двинулся вперед. Он не сразу понял, что произошло, почувствовал сильный толчок в спину и полетел в воду. Погрузился с головой, вынырнул, жадно хватая воздух. Мигом намокшая одежда тянула вниз, течение затягивало под лед, холод начал сковывать движения. Барахтаясь, Утюпин развернулся, ухватился за кромку льда. Лед тут же подломился, пальцы онемели, плохо слушались.

– Помоги! – крикнул Утюпин срывающимся голосом.

Стоя на безопасном расстоянии, сосед молча наблюдал, как тонущий отчаянно пытается выбраться, как раз за разом под ним проламывается лед и как смыкается темная вода над его головой. Выждав для верности минуты три, «надежный мужик» внимательно огляделся: свидетелей трагедии не было. Он закурил и, насвистывая, пошел к берегу.

Глава 9

My house is my Castle.[24]

Николай торжественно достал из сумки красивую прямоугольную коробку с иностранными надписями.

– Вот, – объявил он, – фирменный, финский, второй уровень секретности, сто двадцать пять тысяч комбинаций, вскрыть невозможно, не то что отечественный ширпотреб.

Он открыл коробку, вытащил блестящий механизм, ключи.

– Пять ключей!

– Зачем нам пять, – удивилась Оксана, – нам и двух достаточно.

– Так положено по комплектации, – авторитетно объяснил Николай. Видно было, что он очень гордится образцом иностранного производства, приобретенным отнюдь не в магазине хозтоваров.

На торжественную процедуру установки нового дверного замка в комнате Андрея и Оксаны конечно же собралась вся команда.

– Класс! – Вовка вставил ключ, покрутил. Замок щелкнул, запорный ригель выдвинулся и снова ушел в паз. – Легко как! – восхитился Вовка.

Николай забрал у мальчика замок, продемонстрировал работу механизма Андрею.

– Старик, обрати внимание на толщину ригеля. Закаленная сталь, пусть попробуют перепилить.

– И пробовать не будут, – заметил Андрей. – У нас дверь картонная, ее проще выломать.

Коля постучал по двери, вздохнул.

– Точно картонная. А поменять нельзя?

– Это целая история, писать заявление, согласовывать. И не факт, что разрешат.

– Замок все равно поменяем, – сказал Коля. – Надежнее, чем ваше барахло.

– Конечно, поменяем, – согласился Андрей, – не пропадать же добру. Но замок нас не защитит.

– Что же делать? – расстроилась Оксана.

– Давайте установим дежурство, – с энтузиазмом предложил Вовка. – Я могу в любое время приходить и пацанов знакомых приведу, если надо.

– А школа? – поинтересовался Андрей.

– Что школа? – с невинным видом спросил Вовка.

– Нет, брат, так не пойдет, школу пропускать не годится.

– Конечно, не годится, – поддержала Марина, – только-только из трояков вылезли – и снова?

Марина подтягивала мальчика по русскому и математике и регулярно проверяла дневник.

Вовка тяжело вздохнул. На тему посещения школы у него было свое мнение, которое он предпочел не высказывать.

Николай подмигнул Вовке и достал из сумки очередную коробку.

– Не надо никакого дежурства, – сказал он. – Установим сигнализацию со звонком, как на складе. Еще можно красную лампочку над дверью повесить.

– Ты с ума сошел! – испугался Андрей. – А если она случайно ночью сработает и всю общагу разбудит? Нас с Оксаной выгонят.

– Не имеют права, – авторитетно заявила будущий юрист Марина. – Мы в суд подадим. Если общежитие не обеспечивает безопасность жильцов, жильцы имеют право принимать свои меры, разрешенные законом. Установка сигнализации законом не запрещена.

– Слушайте, что грамотный человек говорит, – поддержал жену Николай.

После короткого спора Андрей сдался. Решающим доводом стало предложение Неодинокого установить за дверью медвежий капкан.

– Нет! – отрезал Андрей. – Ставим сигнализацию.

Однако воплотить решение в жизнь оказалось непросто: нужных инструментов для монтажно-слесарных работ у семьи Сергеевых не нашлось. Николай почесал в затылке:

– Про инструменты я не подумал, сейчас домой сгоняю.

– Подожди, – остановил друга Андрей. – У нас сосед хозяйственный, у него должны быть.

Анатолий Игоревич, фельдшер психиатрической бригады, оказался не только хозяйственным, но и «с руками». Он принес ящик с инструментами, дрель, стремянку и, отодвинув друзей, сказал:

– Посидите пока, не путайтесь под ногами, это не врачебная процедура.

Через сорок минут новый замок и складская сигнализация были установлены, проверены и приняты отделом технического контроля в лице Николая Неодинокого. Оценив качество и скорость работ на пять с плюсом, Коля потер руки и потребовал по сто грамм для себя и мастера.

– Так нет ничего, – развел руками Андрей.

– Ну, старик, ты вообще не подготовился, – проворчал Николай и достал из бездонной сумки бутылку водки. Оксана подогрела на сковородке свои фирменные пирожки с мясом, Анатолий Игоревич принес вяленую воблу. Вечер удался.

– Ну все, можете теперь спать спокойно, – сказал Николай, прощаясь. – Никто к вам больше не залезет.

Как показали дальнейшие события, это утверждение было преждевременным.

Глава 10

Проституция – социальный и нравственный порок буржуазного общества. Советское общество, общество строителей коммунизма, освободило женщину от неравенства, дало ей истинные ценности: семью и труд – и навсегда покончило с этим постыдным явлением.

Газета «На смену»

Звонок в дверь раздался, когда еще не было девяти. «Кого там принесло в такую рань? – подумала Светлана, поднимаясь и отчаянно зевая. – Целый час еще можно спать». Директор «комка», клиент богатый и щедрый, один недостаток – старый, ушел только в первом часу ночи. Обычно он в десять домой к супруге бежал. Но вчера супруга уехала куда-то, и директор загулял. Выпили две бутылки шампанского вместо привычной одной. И в постель они целых три раза укладывались, откуда только силы взялись в его-то возрасте? Правда, в третий раз у него ничего не получилось, как Светлана ни старалась.

Звонок повторился.

– Да иду я, иду! – крикнула Светлана, набрасывая импортный шелковый халат с широченными рукавами и яркими рисунками: цветами, птичками, черепашками. Халат назывался фурисодэ, Светлана целую неделю заучивала название. Подарил халат клиент, ответственный работник Внешторга. Щедрый был клиент, добрый, жалко – перевели в другой город.

Проходя мимо зеркала, Светлана мазнула губы помадой и наскоро расчесала волосы. Мало ли кто там за дверью? Вдруг слесарь из «АвтоВАЗа» раньше положенного заявился? Нельзя перед мужиком лахудрой выглядеть. Время у слесаря было по средам после десяти. Сегодня как раз среда, десяти еще нет, но клиенты не всегда расписание соблюдают. Слесарь числился в разряде перспективных клиентов: молодой, неженатый, хорошо зарабатывает.

Всего клиентов у Светлана было восемь, и приходилось постоянно следить, чтобы, не дай бог, мужики не столкнулись лбами на лестничной площадке. Во избежание недоразумений Светлана составляла график работы на неделю вперед и записывала дни и время в школьной тетради в клеточку.

В свои двадцать девять Светлана никогда «на дядю», то есть на государство, не работала. Окончив сельскую школу-восьмилетку, она приехала в город, поступила в медицинское училище и на втором курсе родила дочку. Папаша, выпускник техникума, уехал за длинным рублем на БАМ[25], там и затерялся, ни писем: ни денег Светлана от него не получала. Училище пришлось бросить, из общежития ее выгнали, домой с ребенком без отца возвращаться – сгоришь со стыда, вся деревня будет шушукаться и кости перемывать. В общем, хоть в петлю лезь. Хорошо подруга подсказала, как поправить положение, денег заработать и пожить нормально. Сказала: «С твоей-то внешностью будешь как сыр в масле кататься». Вот Светлана и «каталась» уже десятый год. Во избежание статьи за тунеядство числилась уборщицей в доме быта, но половую тряпку ни разу в руках не держала – еще не хватало, чтобы руки были красные и хлоркой воняли. Запись в трудовой книжке Светлана отрабатывала раз в неделю по четвергам, принимая директора дома быта на своей роскошной югославской кровати.

Светлана посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял приятного вида мужчина. Новый клиент? Иногда к ней приходили вот так, неожиданно, по рекомендации.

– Кто там?

– Телеграмма из Вологды.

Светлана открыла дверь. В Вологде у мамы жила дочка, пятиклассница. Светлана, конечно, скучала, а что делать? Квартира одна, надо же где-то клиентов принимать.

Приятный мужчина зашел, вежливо поздоровался, достал бланк.

– Распишитесь, пожалуйста.

Светлана наклонилась над бланком. Сильный удар по голове свалил ее с ног.

Дальше было очень больно и страшно. Но недолго.

Глава 11

Я хочу успокоить горожан и ответственно заявляю, что никакого маньяка, тем более ростовского, у нас нет. Ростовский убийца уже арестован, им оказался, вернее, оказались несколько умственно отсталых граждан, сбежавших из специализированного психиатрического учреждения.

Из интервью заместителя начальника Управления МВД по городу С. в газете «Вечерний город»

Власти и милицейское начальство, как обычно, скрывают от населения правду. По имеющейся в редакции достоверной информации, в городе произошло уже пять зверских убийств молодых женщин. Есть основания утверждать, что наводящий ужас на жителей Ростова-на-Дону маньяк-убийца по прозвищу Потрошитель объявился в нашем городе.

Городской самиздатовский[26] еженедельник «Поиски»

По городу ползли слухи. Жестокие убийства обсуждались в трамваях и автобусах, в ресторанах и в диетических столовых, у пивных ларьков и в очередях за колбасой. Даже в длинных коридорах обкома партии бегущие по срочным делам порученцы, помощники и секретари останавливались и, оглядываясь по сторонам, шепотом делились информацией, скольких, когда и где зарезал душегуб прошлой ночью. Количество жертв росло как на дрожжах. Знающие люди уверяли, что в С. приехал неуловимый ростовский маньяк и не уедет, пока не отправит в мир иной тридцать две невинные души. Родители боялись отпускать детей в школу. Вечерние улицы, и до этого не слишком оживленные, совершенно обезлюдели.

Андрей слухам не верил, как, впрочем, и официальным публикациям. Посидев час в справочном бюро и просмотрев журналы выездов бригад скорой помощи за последний месяц, он кроме вызова, на котором был с Оксаной, обнаружил еще один похожий в другом районе города. Поговорив с врачом бригады, пришел к выводу, что маньяк совершил как минимум два убийства. Возможно, больше. Не факт, что к жертвам каждый раз скорую вызывали. Взяв свободную машину, Андрей съездил в судебный морг к бывшему однокурснику Коле Неволину, работающему здесь патологоанатомом. Но недалеко продвинулся в своем расследовании. Не помогла даже пачка дефицитного чая «со слоном»[27], изъятая из семейных запасов для поддержания разговора. Страстный любитель чая, Неволин жадно пачку схватил и сразу убрал в запираемый на ключ ящик стола, но сообщить что-то интересное не смог или не захотел.

– Да, привозили к нам «выпотрошенных» женщин, – подтвердил он, – это все, что я знаю. Вскрытия шеф лично сам делал за закрытыми дверями, никого в ассистенты не брал, протоколы никому не показывал.

– Хотя бы сколько их было, можешь сказать?

– Не одна точно, но сколько – не знаю.

Вернувшись на подстанцию, Сергеев решил обсудить тему маньяка с соседом по кабинету. Кандидат медицинских наук Виталий Исаакович Белорецкий был не только высококлассным специалистом, знатоком одесских анекдотов и любителем очкастых стажерок в коротких халатиках, но и кладезем самых неожиданных знаний, в чем Андрей имел возможность не раз убедиться. Однако разговор не состоялся. На первом этаже Сергеева остановила старший диспетчер Людмила Зотова с неприятной новостью:

– Андрей, у тебя в шестой бригаде доктор Петрова снялась со смены.

– Что случилось?

– Температура тридцать восемь и пять.

Андрей вздохнул и посмотрел на часы.

– Люда, я до восьми сам на замену выйду, а на ночь вызову кого-нибудь.

Людмила кивнула.

– Одно удовольствие с тобой работать, не то что с некоторыми…

С кем работать не в удовольствие, Андрей уточнять не стал. И без того прекрасно знал. Внеочередной выход на линию, конечно, нарушал все планы. Андрей не успел проверить карты вызовов, завалившие большую часть его рабочего стола, не перепечатал начисто вторую главу кандидатской диссертации. Но был и положительный момент – водителем в шестой бригаде сегодня работал тот самый бывший сотрудник милиции, у которого Сергеев хотел навести справки о происходящих в городе убийствах.

Андрей едва успел переодеться, как висящий в коридоре динамик сообщил хрипловатым голосом Люды Зотовой:

– Шестая на вызов, шестая.

Постоянной помощницей у Петровой была опытная фельдшер Галина Беллавина. Она уже ждала Андрея в машине. По дороге обсудили внезапно заболевшего доктора, раннюю весну с перепадами температуры, от чего выросло количество вирусных инфекций, а также двух маленьких дочек Галины, постоянно соплививших и пропускающих садик, хорошо бабушка не отказывалась посидеть. Уже около адреса Андрей поинтересовался поводом вызова.

– Женщина двадцати восьми лет, без сознания, – сказала Галина.

Андрей непроизвольно напрягся. Беллавина, видимо, что-то почувствовав, поспешила успокоить доктора:

– Знаю я эту пациентку, мы с Ольгой Ивановной уже два раза к ней выезжали, эпилепсия.

Тем не менее Андрей расслабился, только когда не увидел у подъезда милицейской машины с мигалкой, а у дверей квартиры – мрачного сержанта.

Двухкомнатная квартира была грязной и запущенной. В кухне по раковине, в которой скопилась груда давно не мытой посуды, бегали наглые жирные тараканы. В воздухе стоял устойчивый запах винного перегара и кислой капусты. Приступ у пациентки уже прошел, она лежала на кровати с продавленной металлической сеткой и несвежим бельем, в полутемной комнате с единственным мутным окном и заплеванным полом и тихо постанывала. На губах следы кровавой пены, видимо, прикусила язык во время судорог. Выглядела женщина лет на десять старше своих двадцати девяти. Андрей осмотрел пациентку, увидел старые и свежие синяки и кровоподтеки на теле и руках. Ощупал голову, обнаружил большую шишку в теменно-затылочной области. Посмотрел на сидевшего рядом на табурете мужа пациентки с испитым лицом, тремором рук и красными белками глаз.

– В больницу поедете? – спросил сразу у обоих.

– Никуда она не поедет, – зло ответил муж и сплюнул на пол себе под ноги.

– Не поеду, – едва слышно сказала женщина.

Андрей пожал плечами, продиктовал помощнице назначения и осмотрелся. Садиться за стол, заставленный пустыми бутылками, стаканами, банками из-под консервов и тарелками с остатками пищи, он не рискнул. Карту вызова заполнил на коленях, подложив протянутый Галиной журнал учета сильнодействующих средств. Беллавина набрала шприцы, сделала инъекции, и они с облегчением покинули квартиру.

– На подстанцию, доктор? – спросила фельдшер, усаживаясь в машину.

– Нет, сначала надо опорный пункт милиции найти.

– Я знаю, – вмешался водитель, – здесь недалеко.

Участковый, сурового вида старший лейтенант, воспитывал тщедушного, испитого мужичка.

– Имей в виду, Сидоркин, еще одна жалоба от супруги – и лечебно-трудовой профилакторий тебе гарантирован!

Сидоркин понуро сидел на колченогом стуле, ссутулив плечи, низко опустив плешивую голову. Увидев входящего Сергеева в халате, лейтенант, грозно посмотрев на воспитуемого, сказал:

– Сидоркин, выйди посиди в коридоре. Не вздумай смыться, я с тобой еще не закончил.

Участковый оказался толковым, понял Сергеева с полуслова.

– Да знаю я эту парочку. Она инвалид по заболеванию, проживает с сожителем, он ее бьет и пенсию жены пропивает. Да только что я могу сделать? Она заявление писать и освидетельствование в больнице проходить категорически отказывается…

– Так я затем и приехал, – перебил участкового Сергеев. – Могу заявление написать, как осмотревший пациентку врач скорой помощи.

– Точно! – оживился старший лейтенант, доставая из планшета бланк. – Если ты напишешь, я этого гада привлеку, не отвертится.

Выходя из кабинета участкового, Сергеев привычно остановился у «доски почета» – так прозвали в народе информационную доску с фотографиями разыскиваемых преступников. Мало ли к кому скорую вызовут, убийцы и воры тоже болеют. Героев, как говорится, надо знать в лицо. В нижнем ряду висел портрет молодого мужчины, показавшийся Сергееву знакомым. Он присмотрелся и почувствовал, как на лбу выступила испарина, а по спине побежали струйки холодного пота. На фотопортрете Андрей узнал себя.

«Разыскивается по подозрению в убийстве, – прочитал он. – Возможно, одет в черный вельветовый пиджак импортного производства».

Глава 12

Каждый преступник знает, что наказание неотвратимо! Советская милиция всегда на боевом посту, бдительно охраняет жизнь, здоровье и права граждан, обеспечивает возможность спокойно жить и работать.

Из передовицы в газете «Комсомольская правда» ко Дню советской милиции

Начальник отдела по раскрытию умышленных убийств областного управления полковник Мурашов смотрел на Знамина с плохо скрытым раздражением. Сам бывший опер, он хорошо знал своих подчиненных и был уверен, что маньяк-убийца скоро будет видеть небо через решетку в камере следственного изолятора. Тем более что дело вел майор Шастин – не подарок, конечно, самоуверенный, упрямый, даже нагловатый, но отличный розыскник, способный и, главное, удачливый. А тут является этот московский гость, по роже видно, что со столичным гонором, и получает преступника готовым, упакованным, как говорится: на блюдечке с голубой каемочкой. Наверх москвич доложит о своих невероятных заслугах, а ребят, которые здесь носом землю рыли, если в рапорте и упомянет, то вскользь. Есть на этот случай стандартная фраза – «оказали посильное содействие», подразумевающая, что под ногами не путались.

Но деваться некуда, вечером позвонил начальник управления, распорядился москвича в аэропорту встретить, в гостинице устроить, с материалами дела ознакомить, лучших людей в помощь выделить – и вообще чуть ли не в рот смотреть и любой каприз исполнять. Руководство тоже понять можно: дело на контроле у обкома партии, помощник первого секретаря по пять раз на день ходом следствия интересуется. А теперь в случае осечки будет на кого свалить: мол, наши-то орлы уже почти поймали негодяя, да приезжий сыскарь все карты спутал…

Поэтому Мурашов характер показывать не стал, изобразил как мог гостеприимного хозяина, организовал чай с лимоном, достал из сейфа «армянский», сгонял секретаршу в буфет за бутербродами.

Гость за чай поблагодарил, от коньяка отказался, сказал, что хочет быстрее ознакомиться с материалами.

– Это пожалуйста. – Полковник поднял трубку телефона. – Сейчас майор Шастин вас ознакомит.

Зайдя в кабинет, Шастин положил на стол стопку из трех неприлично тонких папок.

– Жертв три, молодые женщины. – Он постучал указательным пальцем по верхней папке. – Здесь первое убийство, далее второе и третье. Все три – женщины легкого поведения. Одна профессиональная б… – майор запнулся, – проститутка. Две других – любительницы, эпизодически подрабатывают. Вернее, подрабатывали.

Знамин открыл верхнюю папку, пролистал бумаги.

– Продолжайте, майор.

– Картина преступлений схожа во всех трех эпизодах. Неизвестный проникает в квартиру, дверь жертвы ему открывают сами. По крайней мере, следов взлома или использования отмычек нет. Время – два раза утром, между пятью и девятью часами. Точнее установить не удалось. Одно убийство совершено вечером, с двадцати до двадцати одного часа. Жертва вернулась домой в восемь, ее видела соседка. А в девять пятнадцать та же соседка зашла попросить соль и обнаружила труп. Преступник оглушает женщин ударом по голове, насилует, затем душит шелковым розовым шарфиком, потрошит тела, как ростовский маньяк. Отрезает и уносит с собой куски ткани от одежды жертв. Шарфики каждый раз остаются на шее задушенных.

– Какую-либо связь между убитыми удалось установить? – спросил Знамин.

– Если это можно назвать связью, – пожал плечами Шастин, – то их образ жизни, о чем я уже говорил. Больше ничего. Женщины не пересекались ни в детстве, ни во время учебы, ни на работе. Одна, которая… профессионалка, вообще официально не работала. Имела липовую трудовую книжку.

– Хорошо, – остановил майора Знамин. – Пока достаточно. Я ознакомлюсь с делами, тогда поговорим более подробно. А сейчас я хочу услышать ваше мнение. Это ростовский Потрошитель?

– Нет, – категорично заявил Шастин. – Почерк похож, но нет.

– Основания?

– Ростовские жертвы случайные. Маньяк выходил на охоту и подкарауливал их на улице. Здесь другая картина. Преступник приходит к жертве домой, он заранее знает, куда и когда пойдет. В Ростове убиты женщины разного возраста, есть и молодые, и пожилые, есть мальчики. У нас молодые женщины. Все красивые. Были.

– То есть убийца готовится, собирает информацию о будущей жертве и только после этого действует?

– Да, причем действует очень аккуратно, я бы сказал – профессионально. Практически не оставляет следов.

– И нет никаких зацепок?

– Почему же нет? Есть, даже две. Во-первых, два раза из трех свидетели заметили около подъездов убитых машину скорой помощи, номеров, конечно, не запомнили.

– Это понятно, спецмашины все равно что спецодежда…

– Точно, – продолжил майор, – все видят только окраску и «ноль три» на борту, больше никаких деталей.

– Но круг подозреваемых сужается? – уточнил Знамин.

– Не очень. На автобазе горздрава более трехсот водителей. И кроме того… – Майор замялся, вопросительно посмотрел на Мурашова.

Полковник кивнул.

– Кроме того, там полный бардак, машины используются направо-налево для личных нужд, часто водители оставляют машины на ночь около своих домов, бери – не хочу, да и на самой автобазе охрана чисто символическая.

– Ясно, а что во-вторых?

Майор раскрыл одну из папок, достал лист с фотопортретом и текстом.

– Пенсионерка Хавина, проживающая в том же доме, что и вторая жертва, видела подозрительного парня, крутившегося вечером около подъезда убитой и спрашивавшего, в какой квартире та проживает. Бабуся оказалась наблюдательной, подробно описала: худой, высокий, около ста восьмидесяти, немного сутулится, волосы светло-русые, глаза голубые, двадцати семи – двадцати девяти лет, в очках и модном черном вельветовом пиджаке. Наши эксперты сделали фоторобот, объявили подозреваемого в розыск.

«Толковый опер этот майор, – думал Знамин, расположившись после совещания в выделенном ему кабинете, – сработаемся».

«Зря я Шастина в помощь москвичу определил, – подумал полковник Мурашов, когда за офицерами закрылась дверь. – Ишь как он на майора смотрел, чуть ли не облизывался. Потом вместо благодарности он у меня лучшего опера в столицу заберет».

Мурашов нажал кнопку селектора.

– Капитан Скворцов! – раздался бодрый голос.

– Зайди ко мне, капитан.

Глава 13

Правила социалистического общежития – это нормы поведения людей в социалистическом обществе, регулирующие их повседневную жизнедеятельность и взаимоотношения во всех сферах общественного бытия, в труде и в быту. Определяются характером социалистического строя и вытекающей из него общности коренных интересов всех людей. Например, к правилам социалистического общежития относится требование соблюдения тишины в период с десяти часов вечера и до семи часов утра.

Из лекции по курсу научного коммунизма

«Откройте форточку. Откройте – не бойтесь свежего воздуха! Прошу вас расстегнуть воротничок и ослабить пояс. Вначале – ходьба на месте».

Энергичный голос диктора программы проводного радио «Маяк»[28] призывал начать утреннюю гимнастику. Глава семьи, слесарь шестого разряда Григорий Скоков поморщился и убавил звук. Какая тут гимнастика, когда в четыре утра в квартире наверху визжали так, как будто там свинью резали. Григорий проснулся, хотел сходить наверх, поругаться, но жена остановила:

– Без толку ходить, соседка опять орать и материться будет. Надо снова участковому писать, после прошлого заявления почти месяц спокойно пожили.

Соседка наверху была одновременно головной и зубной болью семьи Скоковых. Молодая, тридцати еще нет, бойкая и хамоватая, как продавщица в пивном ларьке. Сделала себе группу инвалидности, переспав с доктором из поликлиники, нигде не работала, пьянки-гулянки до поздней ночи. И никакие уговоры не помогают. Слышимость в панельном доме такая, что, когда ее очередной кобель на кушетке раскладывает, дети спрашивают, почему тетя Таня так стонет. А уж если наверху музыка и танцы, хоть из квартиры беги.

1 События описаны в романе Сергея Леонтьева «Вторжение».
2 События описаны в романе Сергея Леонтьева «Взрыв».
3 Рывок – побег (жарг.).
4 Конторская ксива – удостоверение сотрудника КГБ (разг.).
5 Вышка – высшая мера наказания (разг.).
6 Мясницкая – здесь медсанчасть следственного изолятора, тюремная больница (жарг.).
7 «Правда» – советская и российская газета, основанная В. И. Лениным в 1912 году. До 1991 года – основное ежедневное печатное средство массовой информации КПСС и наиболее влиятельное издание в СССР.
8 Тремор рук – непроизвольное дрожание, быстрое подергивание верхних конечностей вследствие сокращения мышц. Один из симптомов хронического алкоголизма.
9 Зек – заключенный (разг.).
10 Чифирь – очень крепкий чай.
11 «Посольская» – элитная водка, выпускается в СССР – России с 1973 года.
12 Автоматическая телефонная – связь между городами появилась в СССР только в середине восьмидесятых годах прошлого века. До этого разговор надо было заказывать, позвонив на междугородний телефонный узел. Время ожидания в среднем составляло около часа и зависело от загрузки линии.
13 Допровский чемоданчик – от аббревиатуры ДОПР (Дом принудительных работ) – устаревшего названия мест исполнения наказаний. Готовясь к аресту, Нудельман собрал вещи, которые потребуются при нахождении в следственном изоляторе.
14 События описаны в романе Сергея Леонтьева «Взрыв».
15 ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление. В 1922 году была упразднена Всероссийская чрезвычайная комиссия, и на ее месте создано ГПУ – Государственное политическое управление. В 1923 году реорганизовано в ОГПУ, существовавшее до 1941 года.
16 Портфель-дипломат, атташе-кейс или просто кейс – небольшой плоский чемодан для деловых целей, сделанный из мягких или жестких пластиков, металла, искусственной или натуральной кожи. Дипломат может иметь замки с ключами и/или кодовые замки, сигнализацию. Портфель-дипломат в середине 70-х появился в руках сотрудников посольств. Поэтому, скорее всего, этот портфель и получил название «дипломат».
17 Учреждение касс взаимопомощи было очень популярным в СССР. По факту это были добровольные фонды на основе взаимных пожертвований по принципу «ты мне – я тебе». Коллеги ежемесячно отчисляли в специальный фонд заранее оговоренную сумму, которая вручалась одному из объединения по очереди либо вне очереди в случае возникновения непредвиденной ситуации. Подобная схема не несла никакой выгоды (по сути, вы получили бы эту же сумму, если бы хранили деньги дома и доставали раз в год), но, во-первых, спасала самых нуждающихся в безвыходные моменты, а во-вторых, способствовала сплочению коллектива.
18 Клиническая ординатура – часть многоуровневой системы высшего профессионального образования, является этапом последипломного образования врачей. Окончившим подготовку в клинической ординатуре в дополнение к диплому о базовом высшем медицинском образовании выдается диплом специалиста, дающий право на самостоятельную врачебную деятельность.
19 Дома хрущевской постройки (разг. хрущевки) – общее разговорное название типовых панельных, кирпичных и блочных жилых домов, как правило, с малогабаритными квартирами, обычно четырех-пятиэтажных, строившихся с 1956 до 1973 года.
20 Второе управление – управление по раскрытию преступлений против личности: убийства, причинение тяжких телесных повреждений, изнасилования.
21 Ленинская стипендия учреждена в СССР в ознаменование 90-летия со дня рождения В.И. Ленина в 1960 году для наиболее выдающихся студентов высших учебных заведений – 2200 стипендий по 800 рублей в месяц каждая, для наиболее выдающихся аспирантов – 100 стипендий по 1100 рублей в месяц каждая (до денежной реформы 1961 года, после реформы соответственно – 80 и 110 рублей). Назначалась студентам со второго курса за отличную учебу и активную общественную деятельность. Выплачивалась ежемесячно.
22 События описаны в романах Сергея Леонтьева «Вторжение», «Взрыв» и «Радиация».
23 «Спутник», «Школьник» – марки советских велосипедов.
24 Мой дом – моя крепость.
25 БАМ – Байкало-Амурская магистраль. В 1974 году БАМ была объявлена Всесоюзной комсомольской ударной стройкой, в том же году от Байкала и от Тихого океана навстречу друг другу двинулись бригады строителей. Спустя десять лет, уложив больше трех тысяч километров рельсов, бригады встретились посередине на разъезде Балбухта. Фактическая стыковка произошла 29 сентября 1984 года.
26 Самиздат – «самостоятельное издательство», способ неофициального и потому неподцензурного производства и распространения литературных произведений и публицистических текстов в СССР.
27 Чай «со слоном» – традиционное название черного байхового чая, выпускавшегося в СССР в пачках, на которых был изображен слон с погонщиком. Чай назывался индийским, хотя являлся смесью продукции разных мест и сортов. В качестве частей смеси обычно были индийский и грузинский чаи, к которым могла добавляться продукция других регионов, а также зола из костей крупного рогатого скота в соотношении один к десяти.
28 С 1962 года в СССР началось внедрение системы проводного радиовещания. С 1964 года наличие радиотрансляционной сети стало обязательным во всех строящихся жилых домах. По сети проводного вещания транслировались первая, вторая («Маяк») и третья программы Всесоюзного радио.
Продолжить чтение