Читать онлайн Пропавший посёлок бесплатно

Пропавший посёлок
Рис.0 Пропавший посёлок

Первое путешествие

«Дан, просыпайся!..»

Даниил, по давно заведённой привычке, «просканировал» тело – и только после этого открыл глаза. До потолка было рукой подать: значит, он не в своей квартире. Дан повернул голову: желтоватый сумрак плыл по купе, точнее, по верхней его части, между нижними полками царила серо-зелёная мгла.

Поезд стоял на какой-то станции: сквозь неплотно задёрнутые занавески сочился тусклый свет. Стрелки часов показывали 3:07. Даниил лишь недавно вернулся к привычке носить часы, перестав постоянно лазить в карман за мобильным телефоном, и не только потому, что ему на день рождения подарили красивый хронометр, – оказывается, они действовали на него успокаивающе. Он так и не смог объяснить самому себе психологический аспект этого явления – и остановился на том, что посредством наручных часов получает ни больше ни меньше как контроль над Временем. Вот так.

«Странно: в расписании не указана эта остановка, а для Нижнего Новгорода вроде бы слишком рано. Скорее всего, здесь однопутка, – подумал он, – видимо, пропускаем встречный поезд».

Дан (так его называли близкие друзья) спустил ноги с полки, нащупал ступеньку подвесной алюминиевой лесенки и, стараясь не шуметь, слез вниз. Металл чуть-чуть звякнул, но в целом он двигался почти бесшумно. Вечером к нему в купе подселили женщину с двумя детьми, и он уступил им свою нижнюю полку. Сейчас на ней, сунув ладошку под щёку, спал малыш лет четырёх. Одеяло сползло на пол, и мальчик, чтобы сохранить тепло, подтянул колени к животу. При посадке в Москве электронное табло в вагоне показывало двадцать два градуса, но вскоре после отправления включили вентиляцию и стало прохладнее. Даниил задержал взгляд на лице ребёнка и на мгновение задумался: «В мои двадцать восемь у меня самого вполне мог быть сын такого возраста. Не получилось». Вздохнув, он поднял одеяло и укрыл им мальчика, затем осторожно потянул дверь купе влево, и та отъехала совсем без скрипа. Дан аккуратно притворил её и направился по коридору в сторону туалета, но на полпути сбился с шага и остолбенел: левый нижний угол тамбурной двери наискосок был покрыт инеем, как будто на улице стоял мороз градусов под тридцать. Так… вчера вечером в Москве было точно больше двадцати градусов, причём выше нуля, – конец июня, как-никак. Прошло около десяти часов. Куда же они за это время могли добраться?.. Ответ, как и в большинстве подобных случаев, лежал на поверхности: Даниил просто спал и видел сон, только и всего.

Как и многие в его окружении, он баловался «осознанными сновидениями» в духе Кастанеды и российского варианта сталкинга. У него кое-что получалось, а иногда не просто кое-что, а вполне продолжительные и качественные сессии. Порой ему даже удавалось изменить первоначальную версию сна, направив его в другое русло. Ну что ж, раз снова подвернулся такой случай – грех им не воспользоваться! Дан вошёл в тамбур и потянул за ручку двери, выходящей на перрон… Ну конечно, сон: она оказалась не заперта. С улицы пахнуло тёплым ночным воздухом. Он спрыгнул на землю, не откидывая подножки, и направился к зданию вокзала. Впрочем, вокзал – это громко сказано; так, маленький и до предела обшарпанный вокзальчик. Во время туристических поездок ему не раз приходилось видеть подобные старенькие строеньица рядом с полуразрушенными перронами. Правда, обычно они всё-таки располагались подальше от мегаполисов. Здесь даже не удосужились повесить вывеску с названием станции. М-да-а… провинция, однако…

Дверь отчаянно заскрипела, но всё же пропустила Даниила в сухой полумрак тёмного обветшалого помещения. Похоже, оно было здесь единственным: напротив находилась точно такая же дверь, как та, через которую он только что вошёл, – по всей видимости, она вела в сторону посёлка. Слева от входа у стены разместились несколько деревянных лавок, предшественников многоместных кресел современных залов ожидания; справа – буфетная стойка с припылённой витриной и гранёными стаканами, перевёрнутыми донышками вверх. За стойкой, со скучающим видом и полотенцем, перекинутым через плечо, стоял мужчина лет шестидесяти. «Наверное, он тут по совместительству и билеты продаёт, – мельком подумал Дан. – Не похоже, чтобы здесь часто бывали пассажиры. Во всяком случае, зарплатой его точно не обременяют: пиджаку на вид – лет сорок». Он вспомнил, что видел такие в старых кинофильмах 1970-х годов, тогда их и носили.

Подойдя к стойке, Даниил скользнул взглядом по витрине.

– Пирожки с капустой или с картошкой?

– А есть и те, и другие, – в голосе незнакомца звучала хриплая медь.

Дан полез за бумажником и только сейчас обратил внимание, что на нём спортивный костюм, а в карманах ничего нет. Ну что ж, может, во сне и без денег продадут? Но пытаться не стал и, махнув рукой, бросил:

– Ладно, в следующий раз куплю, а то ещё поезд уйдёт.

– Какой поезд?

Что-то в голосе продавца-кассира ему не понравилось. Он направился обратно к двери, открыл её и вышел на платформу. Поезда не было. Мало того, рельсов тоже не было.

Налево и направо от здания вокзала раскинулась бескрайняя тайга (то, что это не просто лес, а именно тайга, он уже интуитивно знал), прорезанная полосой смешанного подлеска. Чисто теоретически можно было предположить, что когда-то здесь лежали железнодорожные пути. Даниил наклонился. Действительно! Ему всё же удалось разглядеть на просеке скрытые травой мелкие поперечные канавки – следы от шпал. И тут он мгновенно понял, что это не сон. Однако, чтобы убедиться в этом окончательно, подобрал с земли шишку и полоснул себя ею по тыльной стороне ладони. Боль пришла вполне реальная, но вокруг ничего не изменилось.

Даниил повернулся и снова вошёл в здание вокзала.

– Рельсы куда дели? – грубовато спросил он.

– Не знаю. Может, на металлолом сдали, – в тон ему ответил человек за стойкой.

– Когда?

Мужик задумался, почесал щёку и сказал:

– А чёрт его знает!

И Дан сразу ему поверил.

– Здесь телефон есть?

Продавец указал подбородком на стену, где действительно, не замеченный Даном ранее, висел допотопный телефонный аппарат с дисковым номеронабирателем.

– В Москву как позвонить?

– Никак, это внутренняя связь.

– Внутренняя связь с чем?

– Внутри посёлка. Ну, можешь скорую помощь вызвать или милицию…

Даниил встрепенулся.

– Тут есть милиция?

– У нас тут всё есть, – неопределённо протянул мужчина, – только лучше до утра подождать. Нет, конечно, и сейчас примут, у них круглосуточно, но куда тебе теперь спешить?

– Лучше сейчас. Как звонить-то, ноль два?

– Сейчас так сейчас. А чего звонить-то, милиция – через дорогу.

– Почему, кстати, милиция, а не полиция?

– Там поймёшь. Тебя как звать-то?

– Даниил.

– А меня – Фёдор Григорьевич.

– Будем знакомы, Фёдор Григорьевич!

– Я тебе на лавке постелю: не в милиции же ночевать.

– Да уж…

Местное отделение милиции представляло собой блок из двух бытовок. Их, видимо, привезли порознь и соединяли уже здесь, на месте. Справа от входа к стене гвоздями была прибита скромная табличка с лаконичной надписью: «Милиция». Несмотря на поздний час, в одном из двух окон горел свет. Дан постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл. За письменным столом сидел плотный человек с короткой стрижкой, в голубой рубахе с капитанскими погонами, и что-то быстро писал обычной шариковой ручкой – тёмно-жёлтой, с фиолетовым колпачком. Слева от него лежала стопка исписанных листов – штук двадцать, не меньше. Судя по всему, занимался он этим давно.

– Вечер добрый! – поприветствовал капитана Даниил.

– Да уж рассвет скоро, – благожелательно ответил тот, даже не взглянув на вошедшего и продолжая работать.

– Меня Даниил зовут, а паспорт я в поезде оставил.

– Был бы человек, а документ мы завсегда составим.

Дан смутно помнил, что похожее выражение, адресованное подследственному, ничего хорошего последнему не сулило. Но он же не был подследственным, да и времена теперь другие, поэтому, сев на стул по другую сторону стола от милиционера, он решительно заявил:

– Я в Москву хочу!

– В Москву все хотят, – всё так же благожелательно ответил капитан.

– У меня там дом!

– А у меня дом, – на этом слове служитель закона запнулся и поднял глаза на посетителя, – в другом месте, а я вот тут сижу.

Глаза!.. Дослужиться всего лишь до четырёх маленьких звёздочек к этому возрасту – такое в принципе возможно, но быть просто капитаном с такими глазами – крайне маловероятно. Или он на славу проштрафился.

– Вы из «конторы», – не удержался Дан.

– Приятно иметь дело с умным человеком. Впрочем, в скором времени вы всё равно бы догадались. Служили?

– Да, срочную, два года. Танкист.

– Это хорошо, – глаза капитана подобрели. – А то присылают чёрт знает кого!..

– Откуда присылают? – осторожно поинтересовался Даниил.

– Оттуда, – мужчина с досадой ткнул ручкой в сторону железнодорожной станции.

– И часто… присылают?

Капитан некоторое время задумчиво изучал посетителя.

– После армии что-то заканчивали?

– Да.

– Давайте так: пообвыкнете немного, присмотритесь. Никаких резких движений не делайте. Поживите пока у бабы Дуси: третий дом отсюда, Григорьич покажет. А там и поговорим.

Вытащив из кармана ключи, он подошёл к стоящему в углу громадному несгораемому сейфу, открыл его, вытащил несколько купюр и положил на стол перед Даниилом, а сверху прикрыл их бланком расходной ведомости. Вписав в длинную строку слева его имя, а в столбец напротив – «сумма 50 руб.», капитан подвинул ему ручку со словами:

– Это не вербовка. Так, подъёмные. Надо же вам на что-то жить.

Дан взял деньги в руки – девять купюр номиналом по пять рублей и пять рублёвых, взглянул на год выпуска – 1961-й, и поднял глаза на милиционера. Тот открыл ящик стола, вытащил из него газету «Правда» и обвёл ручкой дату: «17 сентября 1973 года».

– Газета недельной давности. Зовите меня Николай Фомич.

Даниил проглотил комок в горле:

– Имя и отчество настоящие?

– Настоящие.

– Значит, отсюда нет выхода?

– Может быть, и есть, но пока его никто не нашёл. Я сильно форсирую события и нарушаю все инструкции, но мне почему-то кажется, что в случае с вами это единственно верный путь, – красные от недосыпа глаза капитана сейчас ничего не выражали. – До завтра. Вернее, до вечера. Давайте в восемнадцать. И очень прошу: не надо никого ни в чём разубеждать. И так обстановка нервная.

Даниил молча взял ручку, расписался напротив суммы пятьдесят рублей и вышел из бытовки.

* * *

– Поговорили…

В голосе Григорьича вопросительная интонация практически не угадывалась.

– Да.

– Если вернулся – значит, парень ты крепкий и с головой у тебя всё в порядке.

– А что, некоторые не возвращаются?

– Ты первый. Не ошибся я в тебе; не зря постель приготовил, – мужик указал в сторону лавок.

– А эти, которые «не возвращаются», они куда деваются?

Григорьич пожевал нижнюю губу:

– Наверняка не скажу; думаю, что их в психушку увозят: какой с них толк?

– А вы, значит, тоже оттуда же, откуда и капитан?

– А ты как думаешь?

Дан вздохнул:

– Давайте, что ли, пирожков и чаю горячего.

Фёдор Григорьевич открыл витрину, достал тарелку с четырьмя пирожками; снял ценник с надписью «Печенье „Юбилейное” – 28 коп.» и, положив пачку на тарелку, направился к столику.

– Я тоже с тобой чайку попью.

Проигнорировав посуду, расставленную на прилавке, он достал откуда-то снизу красивые подстаканники с уже вставленными в них тонкостенными стаканами, оттуда же выудил термос из тёмной матовой нержавейки и разлил из него чай.

Дан засмотрелся на подстаканник: у орнамента явно имелся какой-то древний прототип, линии плавно перетекали одна в другую, создавая новый узор – отчасти дополняющий первоисточник, отчасти конфликтующий с ним.

– Серебро?

– Мельхиор.

– Никогда не видел таких.

– А их два всего изготовлено. Я только по особым случаям эти подстаканники достаю. Пей, пока горячий. С травками.

Даниил отхлебнул чай и принюхался к отвару.

– Похоже на таёжный сбор: тимьян, земляника, лесная смородина и… бадан?

– Бадан.

– Так он же здесь не растёт.

Фёдор Григорьевич взглянул на Дана уважительно.

– Где «здесь»?

– Ну, мы же где-то недалеко от Нижнего Новгорода?

– С чего ты взял?

– Я же там с поезда сошёл…

– Уверен?

Даниил задумался.

– В том, что вчера вечером я садился на поезд в Москве, уверен. Что сошёл с него, где-то не доезжая до Нижнего, – тоже уверен. Сначала думал, что это я во сне с него сошёл, а на самом деле… Но вот же сижу и пирожки ем. Хотя… Когда выходил отсюда на платформу, средней полосы уже и в помине не было – повсюду тайга. И бадан… Мы в Сибири, что ли?

Фёдор Григорьевич подлил себе чай, отхлебнул и посмотрел в окно:

– Нет у этого места конкретной географической привязки. Иногда кажется, что почти нащупали, а потом – опять обрыв… Ты ешь, ешь…

Дан так и застыл с набитым ртом, потом кое-как протолкнул в горло кусок недожёванного пирога и, неожиданно перейдя на «ты», спросил:

– Подожди, Григорьич, у меня вопрос: вы же не каждый день гостей принимаете, а пирожки – свежие. Вы что же, ждали меня?

Собеседник немного помолчал, а потом спокойно проговорил:

– Ну, не тебя конкретно, но ждали. Ждали того, кто нам тут со всем разобраться поможет. Запрос отправили. Думали, что «в никуда», а вот видишь – сработало!

– И кто запрос составлял?

– Погоди, не всё сразу, перегрузиться можешь. Давай спать.

* * *

Дом бабы Дуси состоял из сеней и большой проходной комнаты (она же кухня), из которой двери вели в две крохотные спальни. Домотканые половики на чисто вымытом полу создавали ощущение уюта и вызывали воспоминания детства.

– Как в деревне у бабушки!..

Дан снял кроссовки и встал босиком на коврик у дверей.

Лучи утреннего солнца, падавшие через окно на жёлтый эмалевый пол, прочертили на нём световую дорожку от кухонного стола до входа.

В правом дальнем углу комнаты виднелись образа, прикрытые полотенцами.

Сама баба Дуся – худенькая женщина лет семидесяти, с чистыми ясными глазами – хлопотала у печки.

– Я тебя Даней буду звать, – сообщила она, перекладывая со сковороды на тарелку очередную румяную лепёшку. – Мойте руки и проходите к столу. Ты, Федя, тоже посиди, в ногах правды нет.

На столе стояли обычные деревенские яства: нарезанные кружочками помидоры и огурцы вперемешку с кольцами репчатого лука и дольками зелёного перца, сдобренные зеленью и политые растительным маслом; дымящаяся варёная картошка; в глиняной миске поблёскивали рыжики в сметане, посыпанные мелко нарезанным укропом.

Фёдор Григорьевич вопросительно взглянул на бабу Дусю:

– Под грибочки можно и согрешить!..

– Ты же знаешь, я не одобряю. Ну, раз уж такой повод…

Она открыла дверцу буфета, достала три рюмки и графин с напитком рубинового цвета и согласно старинному обычаю поставила его перед старшим из гостей.

– Разливай!

Затем подняла глаза на образа, перекрестилась и коротко что-то прошептала.

Рука Фёдора Григорьевича непроизвольно дёрнулась, что можно было истолковать по-разному, но в итоге опустилась на горлышко графина.

Настойка оказалась мягкой, но крепкой, явно больше сорока градусов. Дан наколол на вилку рыжик, похрустел им и блаженно прикрыл глаза. Тревога, поселившаяся внизу живота, начала отпускать, а спазмированные мышцы – расслабляться.

– Ты, Даня, ешь, пока горячие, – и баба Дуся положила на тарелку молодого человека лепёшку, а рядом поставила розетку с вареньем. – Земляничное.

– Моё любимое.

– Ну вот и хорошо.

– А можно мне ещё рюмочку? – спросил Дан, показав на графин.

– Можно, ты же непьющий.

– А вы, баба Дуся, откуда знаете?

– Вижу. И обращайся ко мне на «ты». Баба Дуся и на «ты», мне так приятнее будет. Мне, Федя, половинку.

Выпили по второй. Баба Дуся открыла буфет и поставила графин на прежнее место. Григорьич с сожалением проводил его глазами, но ничего не сказал.

Проникавший через окно солнечный свет заливал теперь уже весь стол и играл на стенках стеклянной посуды. Даниил поймал рукой солнечного зайчика и сжал ладонь наудачу.

– Ты, Даня, иди ложись и доспи по-домашнему, я постелила, – с этими словами баба Дуся указала на одну из дверей. – А ты, Федя, ступай работать.

Даниилу очень хотелось узнать, чем же таким занимается Григорьич, но ноги сами понесли его прямиком в спальню.

* * *

Даниил шёл по тёмному сырому лесу. Тропинка постепенно сужалась и вскоре совсем исчезла. Но вот начали попадаться кочки, поросшие сочной травой, а между ними стала появляться вода: сначала прозрачная, потом – всё более тёмная. Передвигаться теперь можно было только прыгая с кочки на кочку. Затем и они исчезли, и перед ним, насколько хватало глаз, раскинулось огромное болото.

Неожиданно впереди возникло серое полупрозрачное существо. Оно легко скользило по чёрной воде и направлялось прямо к нему. В правом плече возникла сильная вибрация. Существо резко увеличило скорость…

– Даня, просыпайся!

Он открыл глаза. У кровати, склонившись к нему, стояла баба Дуся и трясла его за плечо.

– Сон дурной приснился?

– Да. Долго я спал?

– Часа два. Может, чуть больше. Вставай. Надо кровь разогнать, чтоб застойных мест не было, тогда и плохие сны не подступятся. Вот, я тебе носки и одежонку рабочую приготовила: поможешь мне картошку копать. Умеешь?

– Умею.

Огород у бабы Дуси делился на две почти равные части: слева, за домом, располагались грядки с овощами; справа шли ровные ряды с уже начавшей подсыхать картофельной ботвой.

– Ты, баба Дуся, по линейке, что ли, картошку сажала?

– Зачем по линейке? Я её, почитай, с семи лет сажу, глаз набила. Видишь, лунка в следующем рядке копана по моему следу, а шаг у меня давно уж не меняется.

– Ну-ну…

– Евдокея, ты что ж, работника наняла? – на лёгкую изгородь опиралась полная пожилая женщина с котомкой за плечами.

– Зачем работника, племянник вот приехал подсобить: огород на зиму убрать.

– Ты и не говорила никогда, что у тебя племяш есть.

– Никто не спрашивал, вот и не говорила.

– Не знаешь, в магазин завезли чего?

– Не знаю, не была…

– Ладно, пойду посмотрю, – женщина поправила котомку и, с трудом переставляя ноги, двинулась вдоль забора, временами придерживаясь за прутья.

– Ты, баба Дуся, хоть бы проинструктировала меня: откуда я приехал, на чём и с какой стороны родственником тебе прихожусь.

– А чего тут, дело простое: ты сестры моей младшей, Клавдии, сын. Она за Георгием замужем была. Ты, значит, будешь, Даниил Георгиевич.

– А настоящий-то племянник не появится?

– Не появится. Нет у меня никого, Даня, погибли все в войну.

– В какую войну?!

– В Отечественную.

Даниил сел на кучу картофельной ботвы и опёрся на лопату.

– Погоди, баба Дуся, переварить надо. То есть на самом деле никакого племянника у тебя не было?

– Был. Георгий в сорок третьем на три дня приезжал. Он как раз в начале сорок четвёртого и родился. Если бы выжил, был бы примерно твой ровесник.

– Ладно, а приехал я сюда на чём?

– Как на чём?! На попутке. Здесь, за лесом, дорога…

Дан обалдело захлопал глазами.

– Раз можно приехать, значит, можно и уехать? Если я сейчас выйду на ту дорогу, поймаю попутку, то докуда смогу доехать?

– Вот уехать пока ни у кого не получилось.

– Почему?

– А нет попуток-то. Если ты уехать задумал – хоть неделю сиди.

– А если пешком?

– Николай вон с того дома – видишь, крыша шифером покрыта – дольше всех ходил. Через десять дней вернулся. Потом пил две недели.

– Тут запьёшь…

– Ты сходи, развейся. Я копаную картошку сама выберу, а остатняя пусть ещё постоит: дождей вроде нет, и ботва не вся посохла.

– А куда тут сходить-то можно?

– Вон, видишь, по той стороне окна зелёные – это магазин. Пелагея туда пошла, значит, о тебе уже весь посёлок знает. Сразу за магазином – пивная. Там мужики сидят, ну и бабы некоторые. Это у нас и клуб, и сельсовет, и…

Баба Дуся хотела сказать что-то ещё, но внезапно запнулась и только махнула рукой.

– Значит, у вас тут и пивная есть!..

Наличие пивной почему-то произвело на молодого человека сильное впечатление.

– У нас тут, Даня, всё есть. Всё как у людей. Или почти всё. Даже библиотека есть: через дом от пивной. Правда, туда мало кто ходит.

Даниил снял кепку, вытер пот со лба и пошёл переодеваться.

* * *

В помещении пивной стояли тяжёлые деревянные столы на четверых и шестерых. Сейчас внутри было десять посетителей: в центре устроилась уже весёлая компания из четырёх мужчин среднего возраста и женщины «под тридцать»; слева у стены разместились трое тихих пенсионеров – любителей пива; а в правом дальнем углу сидел одинокий мужик с всклокоченной шевелюрой и криво подстриженной бородой.

За стойкой восседала классическая буфетчица – женщина кустодиевских форм с ярким румянцем на щеках, в красной, крупной вязки безрукавке, надетой на белую блузку.

– Эй, племянник, давай к нам, – сделал приглашающий жест худощавый, спортивного сложения мужчина, сидящий за центральным столом. Тёмные волосы и тёмные же глубоко посаженные глаза выдавали в нём примесь южной крови; а линии скул и подбородка говорили скорее о непростом характере, чем о твёрдой жизненной позиции.

– Николай, – сказал он, подавая руку вошедшему.

Дан едва удержался от вопроса: уж не тот ли самый, что дольше других блуждал по лесу, а потом пил две недели?

– Это Алексей, Роман, Илья, – представил он остальных мужчин.

Даниил мысленно приписал каждому из них какую-то деталь, чтобы было проще запомнить: Алексей – крупная ладонь, сильное мягкое рукопожатие; Роман – улыбчивый, в кричаще-пёстрой рубахе; Илья – с плечами и ушами борца.

– Ну а это – Карина, – женщина протянула Дану тонкую руку с длинными пальцами и свежим маникюром, который в сочетании с приталенной юбкой и лёгкой курткой явно индивидуального кроя совсем не вязался с общей атмосферой пивной.

– Марина, – обратился Николай к женщине за стойкой, – нам бы по пятьдесят для разгона, за знакомство.

– Ага, а потом мне Фомич опять кишки на палочку мотать будет? Спасибо! Да ты уже и так разогнался.

– Ну, не мне, так хоть новенькому.

– А он ко мне не обращался.

– Марина, – Дан обвёл взглядом компанию за столом, рассчитывая, что ему подскажут отчество.

– Да просто Марина, – буфетчица поправила волосы, – я ещё не в том возрасте, чтобы по отчеству…

– Я вообще-то не пью. Так, пива иногда.

Марина открыла кран и набрала полную кружку, почти без пены.

– Смотри-ка, новеньким лафа, – рассмеялся Роман.

– Пожалуйста, с вас тридцать пять копеек.

Даниил протянул ей рублёвую банкноту.

– Пожалуйста, вот ваша сдача.

Он не счёл нужным чем-то ответить на столь сердечное обслуживание и молча вернулся к столу.

– Откуда? – поинтересовался мрачноватый Илья.

– Из Москвы.

– О! Наших прибыло!

Роман обратился к женщине:

– Каринка, поднимай: нас стало больше!

– Отцы, – Николай уже цеплял сидящих за соседним столом, – новенькому рыбки отломите: не каждый день с Большой земли люди приезжают.

Один из «отцов» – плотный, с седым ёжиком волос и обветренным лицом – отломил от приличных размеров копчёного леща хвост, оставил его себе, а остальное подвинул на край стола.

– Спасибо, Маркелыч, – Николай взял леща и положил перед Даном. – С почином!

Все дружно сдвинули кружки и чокнулись. «Отцы» не остались в стороне и тоже подняли кружки, таким образом принимая новенького в своё общество.

– Профессор, а ты почему ведёшь себя как отщепенец? – обратился Николай к всклокоченному мужику, одиноко сидящему в дальнем углу.

Тот виновато поднял пустую кружку:

– Мне нечем.

– Я больше в долг не дам, – отрезала Марина и смела тряпкой со стола несуществующие крошки.

– Надо поддержать науку, – Николай полез в карман за деньгами.

– Давай я, – Даниил вытащил рубль и положил на прилавок. – Две кружки.

Буфетчица наполнила тару, на этот раз с пеной. Он отнёс одну кружку всклокоченному, а со второй – вернулся к столу.

– Странноватый вид у вашего учёного, – сказал Дан, отхлёбывая пиво.

– Так он чокнутый, – Роман сделал большой глоток. – Сам с собой разговаривает, спорит о чём-то.

– Лёша, у тебя «Дружба» освободилась? – спросил сидящий рядом с Маркелычем – небольшого роста, с редкими волосами мужик, даже не удосужившийся снять ватник. – Мне бы дров напилить.

– Освободилась, дядя Семён, завтра занесу. Надо только цепь поточить.

– Вот спасибо! Ты, главное, занеси, Лёша, я сам поточу.

– Что-то мне подсказывает, что нам здесь больше не нальют, – и Николай вопрошающе взглянул на Марину.

– «Что-то» тебе правильно подсказывает: пора и честь знать, – и она с чувством передвинула тряпку на угол прилавка.

– Что ж, пойдём в другое место. Ты с нами? – обратился Николай к Дану.

– Я пойду с профессором поболтаю.

– Будет скучно – заходите в гости. Вон мой дом, – показала Карина на одно из строений за окном. – Опознавательный знак – сосна у калитки.

– А может, он в библиотеку собрался? – вставил Илья.

– Пустая трата времени, – Роман допил пиво и, поднимаясь, со стуком поставил кружку на стол. – Авторитетно заявляю! Ну, разве что читательский билет оформить…

Все рассмеялись.

Дан разломил оставшийся кусок леща пополам и подвинул одну половину профессору.

– Даниил.

– Аркадий Викентьевич.

– А вы в какой области профессор?

– Последние двадцать пять лет занимался вопросами неравновесной термодинамики, если вам это о чём-то говорит.

– Если честно, мало о чём. Знаю только, что этим занимался нобелевский лауреат Пригожин, который подписал первое «Предупреждение человечеству».

– Илья получил «нобелевку»? По какой дисциплине?

– Точно не помню. По-моему, по химии.

– А это самое «предупреждение» – оно о чём?

– О том, что траектории развития человечества и природы опасно пересекаются: возможны катастрофические последствия.

Аркадий Викентьевич вдруг мелко засмеялся и, повернувшись в угол, погрозил пальцем:

– Не шали!..

Дан посмотрел в пустой угол, затем перевёл недоумённый взгляд на профессора. Тот отхлебнул из кружки, пожевал кусочек рыбы и произнёс:

– Тут многие считают, что у меня что-то вроде «белочки». Я их не разубеждаю: и им всё понятно, и мне спокойнее.

– А на самом деле?

– А на самом деле – катастрофы, скорее всего, не избежать. Хотя какая-то надежда всё же имеется. Конечно, если успеем понять друг друга и договориться. В том числе с такими, как он, – Аркадий Викентьевич показал на пустой угол. – Он же не местный, а вот привязался ко мне и путешествует вместе со всеми. Ему это зачем? Что им движет? И ведь он прекрасно понимает, что мне отсюда не выскочить.

Профессор с сожалением заглянул в пустую кружку.

– Вы заходите как-нибудь, можем копнуть поглубже. Я живу в последнем доме у леса, подальше от человекообразных.

– Зайду обязательно!

– А если хотите настоящего, загляните в библиотеку…

* * *

Библиотека располагалась во флигеле, пристроенном к жилому дому; крылечко в три ступеньки осело правым краем. Из маленькой прихожей через дверной проём можно было попасть непосредственно в помещение самой библиотеки, фонд которой состоял из шести небольших стеллажей.

За столом у окна сидела девушка лет двадцати, с длинной косой, перекинутой через левое плечо, и читала книгу. Не поднимая глаз, она указала Даниилу на самый дальний стеллаж у стены. Однако он, проигнорировав её предложение, прошёл к столу и сел на стул напротив. Девушка дочитала до конца страницы, перелистнула её, выдержала паузу и с очевидным нежеланием посмотрела на молодого человека… В её глазах можно было увидеть старинные замки, женщин в длинных платьях, любовную историю, но кого там точно не было, так это Дана.

– Я же вам показала ваш стеллаж: там весь Конан Дойль и всё, что вышло в «Подвиге» и в «Искателе».

– Меня зовут Даниил.

– Елена Ивановна.

– Уважаемая Елена Ивановна, с чего вы взяли, что меня интересует именно это? Я вообще-то пришёл за Кафкой.

Девушка сморщила носик и склонила голову к правому плечу.

– Хотите пооригинальничать? Плохо получается.

– Почему?

– Потому что за Кафкой не приходят из пивной.

Она некоторое время скептически разглядывала Дана, затем неожиданно брови девушки поползли вверх.

– Подождите, что-то я вас не помню: вы новенький?

– Новенький? Ну, можно и так сказать.

– Когда прибыли?

– Сегодня ночью.

– На чём?

– Вообще-то на поезде, но мне почему-то рекомендовали говорить, что на машине.

– Понятно…

– Простите, но, ради бога, не могли бы вы меня просветить: что вам понятно?

– М-м-м… Если вы только что прибыли, вам лучше пока избегать всяких подробностей. Хотя… Если вы действительно любите Кафку… Кстати, что именно у Кафки вам нравится больше всего? За какой его вещью вы пришли?

– Захотелось перечитать «У врат Закона», хотя знаю эту притчу почти наизусть.

– «Никому сюда входа нет, эти врата были предназначены для тебя одного…» – девушка намеренно сделала паузу.

– «Теперь пойду и запру их», – закончил Дан.

– Действительно, не обманываете. Кафку можно найти только в центральной библиотеке крупного города. Издание 65-го года. Правда, этой притчи там нет. Она была напечатана в «Иностранке», в январском номере за 1964-й. Так что вам повезло.

С этими словами она выдвинула ящик стола, за которым сидела, и положила перед молодым человеком журнал «Иностранная литература».

– Может, вы даже скажете, кто автор этого рисунка? – она провела ладонью по затёртой поверхности журнальной обложки.

– Херлуф Бидструп, – ответил Дан, умолчав при этом, что один экземпляр этого журнала имелся в его домашней библиотеке и что его описание и содержание он знал наизусть.

Девушка откинулась на стуле и стала рассматривать посетителя теперь уже с неподдельным интересом.

– Я прошёл проверку?

– Да, и даже с блестящим результатом.

– Тогда можно с Елены Ивановны перейти на Лену и сразу на «ты»?

Она помолчала и с лёгким сомнением в голосе произнесла:

– Можно.

– А почему такая пауза?

– Ты же из Москвы?

– На мне это написано?

– Я там училась. Твои одежда и обувь куплены за границей, часы стоят вообще каких-то космических денег… А сейчас ты упомянешь про мою косу, потом про настоящих русских красавиц, живущих в провинции, ну и далее возможны вариации…

Внезапно Дану стало очень уютно: как будто он попал именно туда, куда давно шёл. Он улыбнулся весело и беззаботно.

– Знаешь, я действительно собирался сказать тебе и про косу, и про красавиц, только без упоминания провинции.

– Тогда попробуй. Вдруг у тебя получится не так банально, как у других.

Он встал, взъерошил волосы, прошёлся по комнате, потёр рукой лоб…

– Не получается?

– Знаешь, как-то все слова разом из головы вылетели. Странно, со мной такого никогда раньше не случалось.

– Ты меня разочаровываешь, – совершенно неожиданно для Дана Лена полностью перехватила инициативу в свои руки.

– Так… Ну, о том, что ты красивая, ты и сама знаешь… И ещё коса…

– Это всё?

Девушка выжидательно смотрела на молодого человека, потом уголки её губ начали слегка подрагивать – и через мгновение она звонко расхохоталась, неудержимо и заразительно.

– Ну и что тут такого смешного? – Дан с неподдельной обидой смотрел на нее. – Почти признание, можно сказать, а ты заливаешься… Это даже как-то неприлично…

Теперь Лена смеялась уже взахлёб, раскачиваясь на стуле и вытирая ладошками слёзы, выступившие на глазах. Он огляделся и, увидев на тумбочке графин с водой, наполнил стакан и поставил его перед девушкой.

– Извини, – она сделала несколько глотков и мало-помалу начала успокаиваться. – Просто самое первое признание в моей жизни мне сделали точно такими же словами. Мне только исполнилось одиннадцать, а ему было тринадцать.

– Ты и тогда смеялась?

– Нет. Это было в пионерском лагере; наоборот, я очень гордилась, что у меня появился такой сильный защитник.

– И как долго продолжались ваши отношения?

– Целых два года. Потом его отца перевели куда-то на Север. На прощанье он меня поцеловал и обещал вернуться. Мой первый в жизни поцелуй…

– Вернулся?

– Нет. Написал три письма, одно даже сохранилось… Там, в другой жизни…

Неожиданно лицо девушки омрачилось. Дан пожалел, что невольно затронул эту болезненную тему.

– До скольких ты работаешь?

– Ни до скольких. За день здесь бывает максимум пара посетителей, а иногда и ни одного. Но если ты пригласишь меня прогуляться, весь посёлок будет обсуждать такое событие очень бурно по крайней мере дня три, и про книги на это время все забудут, ну а потом уже успокоятся.

– Ты хочешь, чтобы я пригласил тебя на свидание?

– А ты?

– Я же тебе признание сделал, хоть и не самое удачное по форме…

– А я – смеялась… Теперь надо как-то заглаживать…

– Тогда пойдем!

– Журнал будешь брать?

– Я же смогу прийти за ним в любой момент?

– Да, сможешь.

Девушка надела лёгкое пальто, и они вместе вышли из библиотеки. Лена закрыла ключом входную дверь, Дан подал ей руку и помог спуститься с крыльца.

– Тут у вас кто-нибудь когда-нибудь обязательно навернётся: надо бы угол приподнять.

– Уже падали.

– Ну и что, трудно отремонтировать?

– Не трудно, только зачем?

– Как зачем? Ты же сама говоришь, что люди падают.

– Скоро перестанут…

Даниил повернул девушку лицом к себе и пристально посмотрел ей в глаза.

– Что значит «перестанут»?

– Давай пройдёмся, ты же меня на свидание пригласил, – с этими словами она взяла его под руку и развернула спиной к библиотеке. – Гулять здесь особенно негде: две улицы по двадцать пять домов на каждой и два переулка между ними, поэтому всё внимание будет сфокусировано на нас с тобой. Так что ты пытаешься произвести на меня впечатление своей завидной эрудицией и умением поддержать беседу, а я поражаюсь твоему богатому внутреннему миру и вздыхаю.

– Лен, тебе на вид лет двадцать, но когда ты говоришь, кажется, что намного больше.

– Ну, во-первых, мне уже двадцать два; и даже, не буду от тебя скрывать, скоро должно исполниться двадцать три. А во-вторых, я закончила филфак МГУ и год работала в Москве.

– А сюда как попала?

– Захотела повидать родных, а оказалась здесь… Ты же тоже как-то здесь очутился?

– Это трудно объяснить.

– Ну и не объясняй. Давай зайдём в магазин, а то у меня дома ничего нет.

– Ты вот так сразу приглашаешь меня к себе?

– А ты что, против?

– Нет. Просто я об этом даже не мечтал.

– Праздника хочу. Устрой мне праздник…

* * *

– Здравствуйте, Даниил Георгиевич, – скучающая в одиночестве продавщица в белом накрахмаленном халате улыбалась из-за прилавка так, как будто они были знакомы тысячу лет. – Как замечательно: вы уже и с Леночкой успели познакомиться! Мы все здесь ей очень гордимся: такая красавица, а уж какая скромница!..

Она закатила глаза и покачала головой, пытаясь таким образом выразить невероятную скромность девушки.

– Скажу вам по секрету, Анжела Викторовна: Даниил сегодня собирается сделать мне предложение. Жаль, у нас колец нигде не купить, – с этими словами Лена взяла Дана под руку. – Вы уж нам подберите что-нибудь для торжественного ужина, чтобы навсегда запомнилось. Сами понимаете: такое событие раз в жизни бывает.

Глаза Анжелы Викторовны окончательно вылезли из орбит. Даниил непроизвольно дёрнулся, но девушка лишь крепче прижала его руку.

– Конечно, конечно, раз такой случай, я подберу для вас всё самое лучшее, – защебетала продавщица.

Она обвела взглядом полки, скептически поджала губы и вдруг, опустившись на колени, решительно полезла под прилавок. Там что-то заскрипело, зашуршало, задвигалось… Наконец Анжела с красным лицом вынырнула обратно и торжественно водрузила на прилавок картонную коробку.

– Вот, смотрите, – она стала выставлять на прилавок дефицитные продукты. – Это зелёный горошек, венгерский; помидоры, огурчики – оттуда же; шпроты – из Прибалтики; баночка индийского растворимого кофе; само собой, коробочка конфет, баночка икры, сервелатик. – Её взгляд снова заметался по полкам, и она что-то забормотала себе под нос, обняв ладонью подбородок. – А самое главное-то… Вам же крепкое нельзя, а из легкого… Ну не «Веру же Михайловну» или «Три топора»!..

Анжела кинулась в подсобку и вернулась оттуда с прямоугольным футляром тёмно-красного цвета, на котором было написано: «Вино коллекционное».

– Вот! – она с гордостью открыла футляр и достала из него бутылку с облитым сургучом горлышком. На этикетке красовался летящий белый аист, который гордо нёс на шее виноградную гроздь. Медали слева и справа от него подтверждали ценность напитка. Под аистом – рукописным шрифтом с разорванными буквами было выведено: «Чумай».

– Для себя хранила: думала, мало ли какой случай, – Анжела смахнула рукой невидимую слезу. – Дорогое только, – бросив взгляд на Даниила, проговорила она. – Четыре шестьдесят, вместе с посудой.

Дан, ошеломлённый происходящим не меньше продавщицы, кивнул, подтверждая свою платёжеспособность.

Анжела сложила продукты обратно в коробку, сверху аккуратно пристроила вино. Не считая, Даниил сунул сдачу в карман.

– На свадьбу пригласить не забудьте.

– Обязательно, Анжела Викторовна, – растерянно проговорила девушка…

* * *

– Оказывается, я не так уж хорошо разбираюсь в людях, – задумчиво произнесла Лена, спускаясь с крыльца магазина. – Она ведь и правда – всё это для себя готовила. Теперь действительно свадьбу играть придётся. Шучу…

– А почему «играть», а не «справлять»? – Дан переложил коробку на другое плечо.

– Точно неизвестно. В XVI веке свадьбу «справляли», отождествляя её с инициацией; в XIX – уже больше «играли». Где-то в процессе произошла десакрализация обряда и смысла… Почему не спрашиваешь, что это на меня нашло?

– Если захочешь, сама расскажешь.

– Журавли полетели, – девушка остановилась и подняла воротник пальто, задержав пальцы на его уголках. Высоко над лесом плыл журавлиный клин. Курлыканья почти не было слышно. – Не припомню за собой такого: ощущение, что мне сегодня всё можно.

– Ну, можно так можно…

Дом, в котором жила Лена, состоял из одной большой комнаты, в которой разместились стол с четырьмя стульями, сервант с посудой и платяной шкаф; в дальнем углу стояла кровать, покрытая чёрно-зелёным шерстяным пледом. Справа от входа занавеской была отгорожена крохотная кухонная зона с «буржуйкой» и узким деревянным столиком. Дан достал банки из коробки и повернулся к девушке.

– У тебя консервный нож есть?

– Кажется, где-то был.

Лена открыла сервант, взяла верхнюю тарелку из стопки и провела по ней указательным пальцем.

Хронометр на руке Даниила заиграл «Прощание славянки». Девушка застыла с тарелкой в руке.

– Символичненько. И куда же тебя призывают сии трубы?

– К капитану. Я обещал быть у него к шести, но вообще забыл о его существовании.

– Ну, он-то как раз реально существует. Уж кто-кто, а Николай Фомич…

Не договорив, Лена со стуком поставила тарелку на стол.

– Я ненадолго. Он всё-таки представитель власти…

– Конечно. Это я так… Не хочу, чтобы сегодня кто-то влезал…

* * *

Николай Фомич сидел за столом и что-то писал. Двое мужчин (один – пожилой, с нездоровым румянцем, в чёрном шерстяном костюме; второй помоложе – бледный, с резкими порывистыми движениями, в свитере) сидели друг напротив друга по разным краям стола и пытались склонить капитана к своей точке зрения по поводу произошедших событий.

– Он, – пожилой тыкал пальцем в «противника», – здесь вообще ни при чём. Это не его собачье дело. Кто он такой, чтобы мне указывать?!

– Если мне соседа чёрт подсунул, я что, должен всё терпеть? – кипятился бледный, размахивая руками в опасной близости от лица капитана.

Судя по всему, накал страстей стремился к своему апофеозу.

– Может, я завтра зайду? – Даниил на всякий случай не стал закрывать за собой дверь.

– Нет-нет!.. Значит, так: вот вам бумага, – обратился капитан к посетителям, – идите и подробно всё изложите. Принесёте мне заявления, – он взглянул на часы, – к двадцати одному часу. Всё!

После того, как эти двое покинули кабинет, Николай Фомич помассировал пальцами веки, а когда открыл глаза, вместо блюстителя порядка перед Даном сидел уже знакомый «ночной» капитан.

– Я вас введу в курс дела настолько, насколько мы его сами понимаем, и рассчитываю на ответную любезность. Поскольку вы сразу голову не потеряли, есть надежда на конструктивный диалог. Да и, откровенно говоря, другого варианта я всё равно не вижу. На этот посёлок наткнулись совершенно случайно: чуть больше года назад, точнее, в прошлом августе. Армейский вертолёт произвёл вынужденную посадку и обнаружил поселение, которого не было на карте. Естественно, к нам поступил запрос. На наших картах тоже ничего не было. Мы подняли архивы. А пока выясняли, что к чему, – посёлок исчез. Завели дело, и даже с номером: «Зона 14-А». Но между собой стали называть его «Пропавший посёлок». Версии отрабатывали самые невероятные. Есть у нас отдел, где трудятся люди, скажем так, с нелинейным мышлением. Если к ним нормального человека посадить, через несколько дней ему нужно будет бронировать место в психушке. В общем, начали массированные поиски, расширили район. Через месяц посёлок нашли совсем в другом месте. На этот раз не оплошали: забросили группу с передатчиком… Для краткости опущу несущественные подробности. Проверили несколько предположений «нелинейщиков» – и вот что оказалось: перед тем, как посёлок обнаружили в первый раз, произошла авария на железной дороге: погибли люди – как раз столько, сколько здесь проживало. Подняли их медицинские карты. Взяли анализы у местных под предлогом эпидемии… Полная идентичность!

– А удалось установить, по какому алгоритму происходит перемещение этой самой зоны?

– В том-то и дело, что нет. Причём ни во времени, ни в пространстве. Но это не всё. До тебя, – капитан увлёкся и незаметно перешёл на «ты», – мы приняли ещё двух «гостей»: одного за другим, с разрывом в месяц. Они тоже появлялись оттуда, с «железки». У обоих башку снесло сразу. Держать их здесь не имело смысла, и мы попытались вывезти бедняг. Края зоны тогда были очень размыты, и её воздействие, соответственно, проявлялось тоже не сразу. И мы только со второго раза поняли, почему не смогли спасти их. Вот вкратце и всё. Вопросы?

– Вы сказали «Зона 14», да ещё и с литерой. Значит, есть ещё как минимум тринадцать таких же аномальных мест?

– Сквозная нумерация не является обязательной. Ты имеешь в виду какие-то аналогичные случаи? Нет, ничего похожего, никаких повторяющихся параметров, мы проверяли.

– Ну, хорошо, а по какому принципу делали запрос на меня? То есть не на меня персонально, а на того, кто вам был нужен?

– Во-первых, мы уже поняли, что легче всего попасть в посёлок со стороны железной дороги. Во-вторых, это не должно было быть результатом летального исхода. И в-третьих – подразумевалось, что гость придёт к нам сам, по собственному желанию. То есть «зов» мы организовали, но заставить тебя прибыть – не смогли бы. Как это технически выглядело, я не знаю, не моя тема. Но сигнал отправляли отсюда, из зоны. И из «нормальных» никто не верил, что это сработает.

– Ещё вопрос: «гости» появляются или со стороны железной дороги, или «на попутке». В чём разница?

– На попутке – не гости, это подъезжают наши сотрудники. Я уже упоминал: отсюда, из зоны, мы не можем определить, когда и куда она сдвинется. В основном в направлении с запада на восток и наоборот, в пределах двух тысяч километров. Сначала перемещения происходили вдоль железной дороги, и в этом можно было усмотреть хоть какую-то логику. Потом зафиксировали один сдвиг на север. С временным фактором тоже кое-что придумали. Договорились, что каждый вторник прилетает грузовая «Аннушка». Посёлок ведь всё равно приходится снабжать всем необходимым. Внутри зоны есть подходящая поляна. Если самолёта нет, наш сотрудник берёт передатчик, – капитан указал на сейф, – выезжает за пределы зоны и подаёт сигнал. Поселенцы избегают любого упоминания о железной дороге, но при этом охотно общаются с теми, кто приезжает на машине. Поэтому и пивную организовали: она заменяет бригаду психологов.

– Пока всё, – вздохнул Даниил.

– Тогда теперь моя очередь задавать вопросы, – с этими словами Николай Фомич достал из кармана серую коробочку и положил её на стол. – Постарайся почётче формулировать…

Дан покосился на записывающее устройство, но ничего не сказал.

– Давай: кто ты, откуда, чем занимался, как сюда попал?

– Я, Даниил Александрович…

Внимательно слушая своего собеседника, капитан взял лист бумаги, нарисовал на нём несколько кружков и начал соединять их линиями, не имеющими, на взгляд Дана, никакого смысла.

– Подожди, вот ты говорил про направленное сновидение…

– Осознанное.

– Хорошо, пусть будет осознанное. А обратно?

– Я не пробовал, но не получится, заранее знаю.

Капитан задумчиво побарабанил костяшками пальцев по столу.

– Не вижу, за что зацепиться. Пока не вижу… Хорошо, ты машину водишь? Я имею в виду грузовую.

– Почти любую.

– Шестьдесят шестой?

– С закрытыми глазами.

– Поможешь утром? Нужно сделать ходку на аэродром.

– Во сколько?

– В семь.

– Не рассветёт ещё толком. Как «Ан» садиться будет? Там же поляна наверняка неровная.

– Самолёт уже здесь.

– Так вторник же – завтра, или я что-то путаю?

– В последний раз он не улетел.

– Что-то не так?

– Зона сжимается. Мы не знаем, когда это началось и что послужило катализатором. Заметили полтора месяца назад. Но процесс быстро прогрессирует. До какой площади может сократиться зона – не ясно; не исключено, что до точки.

– А если этих зон несколько?

Капитан усмехнулся:

– Быстро соображаешь. Есть предположение, что какое-то количество подобных или принципиально других зон-точек к настоящему моменту не активированы. Как их активировать – первый вопрос; а что оттуда полезет – второй. Ладно, пока это неактуально. В общем, оставаться опасно.

– У сжатия наверняка есть какая-то причина?

– Наиболее перспективной на сегодняшний день считается версия «Шагреневая кожа». По аналогии с романом. Читал?

– Да.

– Ну вот, существует предположение, что на процесс сжатия каким-то образом влияют взаимоотношения людей внутри зоны. Вроде как им дали второй шанс, а принципиальных изменений нет. Но всё очень зыбко… Мы делали замеры структуры поля – ничего. Фауна, флора – вообще не реагируют на зону.

– Нет сознания?

– Возможно. И границы стали гораздо более чёткими – практически без перехода. Ладно, давай!.. И плащ возьми: к утру дождь может пойти.

Капитан положил лист со своими рисунками-заметками, которые делал во время их разговора, в папку и протянул Дану руку. Тот снял с вешалки плащ и вышел.

* * *

Баба Дуся сидела на лавке и разглядывала фотографии в альбоме с серой картонной обложкой. Ещё два таких же альбома лежали слева от неё, на чисто вытертом кухонном столе.

Даниил разулся, прошёл в комнату и сел напротив. Не поднимая головы, женщина гладила рукой чёрно-белые фотографии и чуть заметно улыбалась. Наконец она развернула альбом на сто восемьдесят градусов и придвинула к Дану.

– Узнаёшь?

На снимке были двое: женщина в форме медицинской сестры и молодой, болезненного вида парень в сером халате.

– Это, должно быть, вы с кем-то из больных.

– Это же Федя! Я медсестрой работала. Его под вечер привезли, всего израненного. Не верили, что выживет. Выжил. Я за ним ухаживала. Так и познакомились. Ночи в госпитале длинные, много чего рассказать можно, того, о чём днём умолчишь… Сидели сегодня, вспоминали… Для нас всё лучшее уже в прошлом… Так что мы с Федей остаёмся… Ужинать будешь?

– Я, баба Дуся, зашёл сказать, что ночевать сегодня не приду. Чтоб вы не волновались.

Женщина понимающе кивнула.

– У неё, Даня, только вид независимый. Внешнее это. Скорлупа. А внутри – ранимая она очень. Ты уж как-то побережнее…

– У вас тут что, вообще всё под микроскопом?

– А никакого микроскопа не надо: весь посёлок гудит.

Даниил выдохнул и поднялся.

– Пойду я!..

Баба Дуся, не вставая, сделала едва заметное крестное знамение и пододвинула к себе следующий альбом с фотографиями.

* * *

Лена с каменным лицом сидела за столом, сервированным белой посудой с узкой серебряной каёмкой. Стук в дверь она слышала, но головы не повернула. Даниил снял плащ, прошёл в комнату и сел напротив девушки.

– Сегодня вечер сплошных визави… Ну, что с тобой?

– Рассказал тебе Николай Фомич историю посёлка?

– Рассказал.

– А из того, что они тут наисследовали, ничем не поделился?

– Поделился.

– И ты… вернулся?!

– Как видишь.

Девушка повернула голову и долго смотрела Даниилу в глаза.

– Не боишься?

– Нет.

– Я много раз ловила на себе взгляды этих экспертов: очень недвусмысленные взгляды. Но не более того. Близко не подходят. И не потому, что им циркуляр запрещает: они боятся. А ведь у них специальная подготовка.

– Я не боюсь. Кроме того, чем я от тебя отличаюсь?

– Отличаешься. Ты – другой. Не могу этого объяснить, просто чувствую… Больше он тебе ничего не говорил?

– Просил помочь машину отогнать.

– Во сколько?

– В семь.

– Будешь будильник заводить?

– Придётся…

Лена встала, подошла к окну, задёрнула плотные шторы.

– Я всё приготовила, только на стол поставить надо и бутылку откупорить. Поможешь?

Даниил подошёл, мягко обнял девушку и поцеловал в губы. Сначала она не отвечала, безвольно уронив руки вдоль туловища, но постепенно ожила и, привстав на носочки, робко потянулась к нему.

– У тебя на губах вкус солнца. Давай я тебе потом помогу…

* * *

Хронометр заиграл в шесть сорок пять. Дан нажал кнопку, и музыка оборвалась. Лена открыла глаза.

– Я не сплю. Можно, я не буду вставать? Так хорошо!.. Не хочется расплескать это состояние.

– Конечно, лежи. Я быстро: туда и обратно.

– Угу…

Даниил оделся, не зажигая света, снял с вешалки плащ и вышел на улицу. Как и предполагал капитан, небо затянуло серой пеленой, накрапывал дождь, пока ещё не сильный.

В окне бытовки горел свет. Николай Фомич был уже в плащ-накидке; в руках лишь небольшой портфель.

– Готов? – не здороваясь, спросил он.

– Да.

– Тогда поехали.

В кузове ГАЗ-66 стояло несколько ящиков и сидели шесть человек. Машина завелась с пол-оборота: видимо, за ней тщательно ухаживали. Дорога была несложная: примятая трава создавала подобие колеи. После того, как сели в кабину, капитан не проронил ни слова, о чём-то сосредоточенно думая.

Дан затормозил перед развилкой: направо уходил хорошо отпечатавшийся на траве след, которым пользовались постоянно; левее была дорога, по которой машина прошла не более двух – трёх раз (трава просто ещё не успела подняться).

– Куда?

– «Направо пойдёшь – голову сложишь, налево пойдёшь – коня потеряешь», – продекламировал Николай Фомич.

Даниил терпеливо ждал продолжения.

– В общем, так: левый след – беспроблемный. Через две минуты будем у самолёта. Правая дорога – основная, но там уже кусок вне зоны: от минуты до полутора. Если зона тебя выпускает – ничего не почувствуешь. Если же нет… Скорее всего, летального исхода удастся избежать: перебой – короткий по времени, и граница не до конца сформировалась; думаю, максимум, что может случиться, – потеряешь сознание. Хотя риск есть. Ну что, молодой человек, проверим?

Дан сначала посмотрел через лобовое стекло на левый след, потом перевёл взгляд на правый. В свете фар трава напоминала серую стену: рассветало.

– Проверим, товарищ капитан. Если вы, конечно, капитан.

– На одну звёздочку меньше, на один просвет больше.

– Понятно… Значит, вытащите?

– Думаю, да… Ну что, меняемся местами?

Даниил не стал глушить двигатель: открыл дверцу и выпрыгнул в траву. Николай Фомич занял место за рулём, машина мягко тронулась и повернула направо. Дан сжал зубы и усилием воли заставил напряжение отступить…

* * *

…«Аннушка» стояла с включёнными огнями, и пропеллер уже вовсю молотил воздух. Ящики из кузова погрузили в самолёт за несколько минут. После этого на борт поднялись люди. Капитан достал сигарету, щёлкнул зажигалкой, прикурил.

– Ну что, Даниил Александрович, летим? Если зона сожмётся в точку – неизвестно, что будет: ни с теми, кто оттуда, ни с теми, кто отсюда. Место я вам заранее приготовил: предполагал, что вы на эксперимент согласитесь и что, скорее всего, он пройдёт успешно.

Дан молча протянул руку, взял из пачки сигарету, прикурил, вдохнул дым и закашлялся.

– Давно в последний раз пробовали?

– Последний, он же и первый, на школьном выпускном.

Даниил курил не в затяг, он выпускал дым и, прищурившись, смотрел сквозь него на кроны деревьев. Ветер разорвал облака на лоскутные одеяла, дождик перестал моросить – и над чёрной полоской леса зарозовело.

– Пожалуй, останусь…

– Не пожалеешь?

– Не знаю… Надеюсь, ещё увидимся…

– И я надеюсь. На всякий случай: оружие в сейфе, в том же, где передатчик… Мало ли как обернётся… Ключи у Фёдора.

– Плащ оставлю себе?

– Оставь.

…Самолёт, покачиваясь на кочках, развернулся против ветра, коротко разогнался и взлетел. Воцарилась оглушительная тишина. Дан медленно обошёл поляну, вдыхая утренние запахи леса, и вернулся к машине. На сосне напротив сидела белка и, склонив голову набок, бесстрашно всматривалась в него блестящими чёрными глазками. Даниил подмигнул ей, снял плащ, забросил его в кабину и забрался следом. Верхний край солнечного диска показался над кронами деревьев и посылал теперь тёплые умиротворяющие лучи сквозь лобовое стекло. Дан откинулся на спинку сиденья и блаженно прикрыл веки…

* * *

«Дан, просыпайся!..»

Он открыл глаза. Желтоватый сумрак плыл по купе, точнее, по верхней его части. Между нижними полками царила серо-зелёная мгла.

Поезд стоял на какой-то станции: сквозь неплотно задёрнутые занавески сочился тусклый свет. Стрелки часов показывали 3:07. «Странно: в расписании не указана эта стоянка, а для Нижнего Новгорода вроде бы слишком рано».

Дан спустил ноги, нащупал ступеньку подвесной алюминиевой лесенки и, стараясь не шуметь, слез вниз. Металл чуть-чуть звякнул, но в целом он двигался почти бесшумно. На нижней полке, сунув ладошку под щёку, спал малыш лет четырёх. Одеяло сползло на пол, и мальчик, чтобы сохранить тепло, подтянул колени к животу. Даниил поднял одеяло и укрыл им ребенка, затем осторожно потянул дверь купе влево, и та отъехала совсем без скрипа. Он аккуратно притворил её и направился по коридору в сторону туалета, но на полпути сбился с шага: левый нижний угол тамбурной двери наискосок был покрыт инеем…

Так, всё ясно: сон во сне, с повторяющимся сюжетом. Не так часто встречается, но и ничего особо необычного. На каком-то этапе, скорее всего, начнут происходить изменения… А вот и они: изморозь на двери на глазах начала исчезать, превращаясь в капли воды. Сосредоточенно наблюдая за процессом, Даниил сунул руки в карманы. В левом – пальцы наткнулись на ворох бумажек. Он вытащил смятые денежные купюры – три рубля, пять рублей и один рубль. Среди них на глаза ему попался сложенный вдвое листок белой бумаги – записка. Округлым лёгким почерком там было выведено:

Даня! Это дата моего дня рождения. Уже скоро. Если ты в этот день поднимешь бокал вина и произнесёшь тост, я, наверное, смогу это почувствовать.

Лена.

Ниже шли четыре цифры – день и месяц её рождения.

Р. S. И замени, пожалуйста, эту ужасную музыку.

…Он перевёл взгляд с листочка бумаги на дверь: изморозь почти исчезла, стекая вниз и капая на пол. Дан на мгновение замер, затем быстро вошёл в тамбур и потянул за ручку двери, выходящей на перрон. С улицы пахнуло тёплым ночным воздухом. Он, не откидывая подножки, спрыгнул на землю и направился к деревянному зданию вокзала с покосившимся чёрным дверным проёмом.

Второе путешествие

Дверь заскрипела как-то уж чересчур жалобно, словно не рассчитывала, что её ещё кто-нибудь когда-нибудь будет открывать. Даниил не стал её широко распахивать и боком проник в сухой полумрак помещения. Фёдора Григорьевича на месте не оказалось, и вообще что-то неуловимо изменилось с прошлого раза. Он не знал, что именно, но…

И дело было не в отсутствии Григорьича или в том, что витрина стояла совершенно пустая и сильно запылённая. Всё остальное выглядело по-прежнему. Что-то изменилось на более глубоком, пока неподвластном анализу уровне. Дан провёл пальцем по стеклу и щелчком стряхнул изрядный слой пыли. Дымчатое облако бесшумно заискрилось в неярком свете голой, без плафона, лампочки, висевшей над стойкой. Он попытался вспомнить, таким ли было освещение во время его прошлого посещения, и не смог: память не сохранила этой подробности. Даниил прошёл зальчик насквозь, открыл дверь и замер. Посёлок исчез. То есть, может, он и прятался где-то за лесом: от двери к деревьям вели несколько тропинок, плохо различимых от здания вокзала, но теперь стало понятно, что сценарий возвращения летит ко всем чертям.

Дан развернулся, быстро пересёк зал и сильно толкнул дверь, ведущую на перрон. Она плаксиво завизжала, обиженная таким обращением, но открылась. Поезд стоял на месте, как и положено, на рельсах, и ничто не говорило о том, что он может внезапно исчезнуть. Пожалуй, единственная странность заключалась в том, что ни в одном из окон не горел свет, как будто состав со всеми пассажирами погрузился в летаргический сон. Даниил прислонился к стене вокзальчика, пытаясь усмирить бешеный стук в грудной клетке. Постепенно это ему удалось: сердце перестало прыгать на решётку рёбер в попытке проломить их и кинуться по перрону к своему вагону, а к Дану вернулась способность более-менее трезво рассуждать.

У него есть какое-то время для принятия решения и право выбора. Неясно, откуда ему об этом известно, но почему-то он точно знает, что данной информации можно верить. Итак, у него есть два варианта. Первый – вернуться в купе, забраться на полку, заснуть, а утром списать всё на необычный сон и жить дальше как ни в чём не бывало.

Второй – выбрать одну из тропинок и пойти по ней. Как только он выйдет из противоположной двери, поезд, скорее всего, исчезнет. Найдёт ли он посёлок? Те же в нём будут люди или другие? Какая дата будет на их календаре?

Вернёмся к первому варианту. Что его в этом случае ждёт? Наверное, обычная жизнь: он чего-то добьётся (всё-таки не дурак), возможно, даже будет счастлив, потом умрёт (все умирают) и будет лежать под гранитным памятником. Чёрт его знает, почему под гранитным, а не под мраморным или вообще деревянным крестом!

Так, теперь что насчёт второго. Жизнь тут его ждёт уж точно необычная, к чему он, собственно, всегда и стремился. Скорее всего, более короткая, чем в первом варианте, а может быть, и совсем короткая, но ярких событий, которые она обещает, хватит на несколько жизней. Хм… «живи быстро, умри молодым»…

Дан набрал полную грудь воздуха с лёгким запахом креозота, поднял в прощальном жесте руку и решительным шагом направился к противоположной двери. Открыв её, он вышел наружу, а затем быстро вернулся. Поезда не было. Рельсов тоже. Даниил улыбнулся, вдохнул теперь уже свежий воздух с ароматами ночного хвойного леса и в очередной раз пересёк зал ожидания этой богом забытой станции, не имеющей даже названия.

Дан стоял на маленьком пятачке земли с примятой травой. Перед ним в направлении леса петляли шесть тропинок. Впрочем, тропинками их можно было назвать весьма условно: ходили по ним редко, и некоторые местами скорее лишь угадывались, указывая направление. Однако две из них выглядели более-менее протоптанными.

Ну и как тут сделать выбор, по какому принципу? Первым желанием было пойти по одной из этих двух. Почему? Потому что по ним чаще ходили? Не аргумент. Это просто инстинкт – отголосок коллективизма или явления ещё более древнего порядка – страха одинокой особи, оказавшейся в необычных обстоятельствах. В стаде уцелеть легче, поскольку у внешней угрозы появляется выбор, и с высокой долей вероятности он может пасть не на тебя. Теперь наступила его очередь выбирать…

Даниил потёр лицо руками, помедлил и присел на корточки, опершись спиной на стену строения.

Спешить уже было некуда, пусть рассвет наберёт силу. Хм… А ведь он не дал себе времени всё детально обдумать. Выбор сделал как-то импульсивно. Давай ещё раз, уже спокойнее. Есть риск остаться здесь навсегда? Однозначно, да. Боится он этого? Скорее нет, хотя от возможности вернуться не отказался бы. Держит или, точнее, держало ли его что-то в том, своём мире? Пожалуй, нет. Родители давно на ПМЖ в другой стране, и связь с ними постепенно ослабевает. Он так ни разу к ним и не съездил, хотя они его систематически зовут. Правда, в последние годы всё реже и реже. Бабушка… Вот кто был ему по-настоящему дорог. Но она год назад ушла в такой же вот рассвет. Ушла тихо, спокойно. Он успел её проводить: последнюю ночь они провели вместе за разговорами. Она знала, что её время наступит утром, позвонила ему, и он накануне вечером приехал. Хоронили её на деревенском кладбище; день стоял ясный, солнечный, на небе ни облачка. Просила обойтись без памятника – не хотела на могиле ничего тяжёлого. Только крест. А он, как будто предчувствуя свои путешествия, дал соседу несколько купюр, чтобы ухаживал за могилкой. Тот не хотел брать, говорил, что и так присмотрит, но с деньгами всё-таки надёжнее. Мужик на вид крепкий, должен ещё пожить. Ну что, Данька! Рассвело уже порядочно, давай к делу. Бабушка хорошо знала травы, лес, учила его находить дорогу без помощи компаса и солнца, пользуясь только внутренним ощущением верно выбранного направления. Благодаря этой её науке он и почувствовал, что две тропинки истоптаны больше других. Увидеть-то этого, когда прибыл, он толком не мог: темно ещё было. А теперь, когда развиднелось, его предположения подтвердились.

Даниил встал, размял ноги и подошёл к крайней слева тропе. Правую руку ладонью вниз он расположил над самым её началом и попытался почувствовать, что там в конце тропы. Холод, даже какой-то болотный, с сыростью. Нет, туда идти решительно не хотелось.

Так он поочерёдно проверил все шесть тропинок. Сразу отмёл четыре из них: две истоптанные, крайнюю правую и среднюю из тех, что остались. Он не смог бы объяснить почему. Просто ему интуитивно не хотелось по ним идти, и всё!

Но осталось ещё две. По обеим сразу не пойдёшь, значит, всё равно придётся выбирать. Правая выглядела более привлекательно: почти прямая, она уходила в редколесье. На другом её конце чувствовалось тепло. Та, что левее, вся какая-то узловатая, терялась в густом ельнике, заканчиваясь, по ощущениям, тоже теплом, но не таким комфортным. Почему же его больше тянет к ней?.. Вот оно: едва уловимо пробивается связь – нечто знакомое. Кто-то или что-то там, впереди, встречалось ему раньше. Ну, давай, поехали!

Трава над тропой местами смыкалась, однако направление считывалось достаточно ясно, ночная роса отсутствовала, идти было легко и даже приятно. Адреналин и рассвет сделали своё дело: будущее хоть и не виделось в розовом цвете, но в мыслях о нём определённо присутствовали оптимистические нотки. Даниил вошёл в ельник. Под кронами деревьев царил полумрак. Но в то же время, поскольку подлесок был задавлен хвойником, тропинка просматривалась даже лучше, и здесь она почти не петляла. Лес как лес… ничего необычного, кроме, пожалуй, отсутствия птиц.

Через семнадцать минут (он засёк по часам время начала движения) лес стал редеть, и тут послышалось слабое тарахтение мотора.

Грузовик… лёгкий… сто тридцатый или шестьдесят шестой?

Кустарник на окраине леса мешал разглядеть машину. Дан продрался сквозь него напрямую (всё равно с включённым двигателем не услышат) и раздвинул побеги лещины.

Всё-таки шестьдесят шестой. Бортовой, не тентованный.

В кабине только водитель. В кузове трое: все в лёгких походных куртках. Капюшоны откинуты, головных уборов нет.

Ну что ж, может, не так и плохо.

Даниил шире раздвинул ветви и вышел из кустарника.

– Серёга, быстрее!

До машины метров восемь – десять, уже совсем светло… Тот, что кричал (крепкий широкоплечий парень, сидящий с краю у борта), никак не мог обознаться: именно Дана он назвал Серёгой.

– Чего так долго?! Ты там грибы, что ли, собирал?! Залазь давай!

Даниил привычно, в два движения, запрыгнул в кузов.

Они знают его по имени. Странно то, что и он с ними знаком. Тот, что его окликнул, – Олег. Двое других – Вадим и Дмитрий.

Машина тронулась с места и покатила по дороге вдоль кромки леса. День занимался ясный, безоблачный и почти безветренный.

Пожалуй, лучше по максимуму адаптироваться здесь, в кузове, чем там, куда они приедут.

Дан наклонился к соседу и негромко спросил:

– Олежа, слушай, какое сегодня число?

– Ты же не пил вчера?! Я тебя предупреждал, что добром это не кончится… Семнадцатое июля.

– А год?

– Ну ты даёшь! Семьдесят третий. Век не нужен?

– Пока нет.

Ага, значит, он прибыл на два с небольшим месяца раньше, чем в прошлый раз. И о чём это говорит? А о том, что тебя здесь никто не знает. Ты с некоторыми людьми знаком, они с тобой нет. Это скорее плюс, чем минус.

– Сумку застегни, следопыт.

Дан проследил за взглядом Олега: брезентовая сумка болотного цвета ничем не отличалась от трёх других, за исключением суровой коричневой нитки, трижды обёрнутой вокруг основания одной из ручек.

Ага, получается, это его отличительный знак! Медленно, тягуче в его сознание стали пробиваться кое-какие воспоминания: с Олегом они дружат со школы, с Вадимом и Дмитрием первый раз встретились недавно, может, два – три дня назад. А здесь зачем появились? На этот вопрос память ответа не давала. И, кстати, чья это была память? Точно не его, не Данина. Серёгина память. А Серёга ему, Даниилу, кто? Совсем случайный человек?! Вряд ли. Наверняка между ними существует какая-то связь. Вот только какая? Ну, давайте, вы оба, думайте!.. Интересно, как быстро он (Даниил) стал призывать включаться в процесс этого самого Сергея? Принял уже, что ли, с распростёртыми объятиями? Рановато, Даня! Чёрт его знает, что он за человек! Хотя без его помощи, пожалуй, трудновато придётся. Так что, Серёжа, будем знакомиться поближе. Ты уж, пожалуйста, вспоминай побыстрее.

У кромки леса машина почти под прямым углом свернула влево, её тряхнуло на невидимых кочках, и за задним бортом по примятой траве протянулись два длинных следа.

Срезает угол прямо по полю, значит, хорошо здесь ориентируется, не в первый раз.

Интересно: ещё там, у леса, выходя к грузовику из кустарника, он ощутил, как где-то глубоко внутри начало зарождаться чувство, похожее на кураж. Сейчас оно стало набирать силу, и Даниил заметил, что посматривает на окружающую действительность и соседей по кузову с каким-то вызовом.

– Ты чего щуришься? – губы Олега растянулись в усмешке. – Внешне здесь нет ничего необычного, всё как везде. У меня третья командировка, и то привыкнуть не могу. А в первый раз так и вообще ничего не понял. И не только я. Это ж ты у нас экстрасенс.

– Кто?

– Ну, не знаю я, как там у вас это называется. Я только приборам доверяю, а они ни черта не показывают. В смысле никаких аномалий. Ты же с детства сам себе и аппарат и датчик!

– Так не ты ли мне эту командировку устроил? – вопрос сорвался с губ Дана неожиданно для него самого, как будто подключился кто-то другой.

А ведь это не иначе как Серёженька очнулся. Давай, родимый!

– Нет, не я. Тебя несколько месяцев прокачивали, только после этого ко мне обратились за дополнительной информацией. Ну, я и поведал им, что ты за гусь. Не лукавил, сказал честно, как думал: что ты по всем параметрам подходишь, но легко с тобой не будет. Брать под козырёк – это не твоё. Но тут, в общем, такой и нужен.

Впереди показалась большая армейская палатка.

Хм… похоже, УСБ-56. А чего они её посреди поля воткнули, а не в лесок спрятали? А, потому и поставили на видное место, чтобы подкрасться никто не смог.

Шестьдесят шестой заложил крутой вираж и остановился у самого входа. Олег поднялся первым. Взял свою сумку и упруго, не коснувшись борта, выпрыгнул из кузова. Дан попробовал повторить. В целом получилось, хоть и не так эффектно. Вадим и Дмитрий спрыгнули с противоположного борта. Водитель заглушил двигатель, открыл дверцу, но вылезать из кабины не стал.

Полог на входе в тамбур был откинут, и они один за другим вошли внутрь. Проход делил пространство палатки на две половины. Справа вдоль брезентовой стены изголовьем к ней стояли кровати, застеленные серыми полушерстяными одеялами. Слева разместился длинный стол с лавками, за ним шли какие-то ящики, мешки, рюкзаки… Далее проход упирался в каркасную перегородку, возведённую поперёк помещения. Олег исчез за ней, аккуратно поставив сумку на пол у стола. Дан сел на лавку и огляделся.

Так, кроватей всего шесть. Поскольку палатка позволяет свободно разместить втрое больше, за количеством не гнались. Скорее всего, команда сменная. В целях сохранения секретности не больше двух составов. Их прилетело трое, наверное, столько же и улетело. Помещение укомплектовано стандартной печью с разделкой дымохода, значит, рассчитывают на длительное пребывание, в том числе и в холодное время года. Ящики, мешки, рюкзаки информации не дают, знать бы, что внутри. Может, хоть в «свою» сумку заглянуть?..

Его размышления прервало появление Олега (однако быстро доложился). Он взглянул на Дана и кивнул в сторону двери в перегородке.

– Тебя!

За столом сидел Николай Фомич в синей рубахе с капитанскими погонами и строчил что-то тёмно-жёлтой шариковой ручкой с фиолетовым колпачком. На столе под листом бумаги лежала карта. За правым плечом капитана в углу стоял сейф: или тот самый, или брат-близнец чудища из вагончика. Из замка нижней дверцы торчал ключ. Даниил с облегчением выдохнул: он и не заметил, как задержал дыхание, когда входил. Сердце стучало, будто на первом свидании.

Слава богу, всё-таки он! Первая удача! Интересно, это у него одна авторучка на все случаи жизни, что ли, или комплект одинаковых?! Выглядит лучше, чем в прошлый раз: никаких признаков усталости, да и рубашка как-то посвежее. Карта крупномасштабная…

– Волнуетесь? – прервал его размышления капитан.

– Есть немного, – не стал скрывать Даниил.

– Можно узнать, по какой причине?

– Неизвестность. Нет достоверной информации о том, что придётся делать и в каких условиях предстоит работать.

В глазах капитана промелькнул огонёк одобрения. Ответ ему явно понравился.

– Знаете, не буду скрывать, я тоже не вполне спокоен…

– Вам же наверняка мой психологический портрет обрисовали. Вы задали правильный вопрос и в нужной тональности, а я правильно ответил.

Капитан откинулся на стуле и рассмеялся весело и дружелюбно.

– Нет, вы мне определённо нравитесь. Окончательные выводы по первым фразам делать, конечно, опрометчиво, но обычно первые две минуты решающие…

С этими словами он, сделав два оборота ключом, открыл дверь сейфа и вытащил из него канцелярскую папку с аккуратно завязанными тесёмками, затем провёл ладонью по серой обложке, как бы сомневаясь, стоит ли доверять столь ценную информацию малознакомому человеку и, помедлив, всё-таки протянул документы Даниилу.

– ДСП?

– Да уж, конечно, на дом выдать не могу, – усмехнулся капитан.

Дан развязал тесёмки и погрузился в чтение. В целом в описании событий он не обнаружил для себя ничего интересного. Половину содержимого папки Даниил просмотрел по диагонали: описание процесса поисков посёлка, схему его технического и продовольственного снабжения, историю появления пивной, результаты анализов крови жителей в табличной форме никакой принципиально новой пищи для размышлений и выводов не давали. Вторая половина оказалась гораздо более информативной. Дан задержался на странице с планом расположения строений: квадратики, обозначающие дома, были пронумерованы. Далее под этими номерами значились личные данные проживающих в них людей. Скупая стандартная форма: фамилия, имя, отчество, дата рождения, профессия, какое учебное заведение окончили и когда… Упоминалось происшествие с появлением пассажира со стороны железной дороги и неудачной попыткой вывезти его из зоны. Судя по дате, произошло это полгода назад. Но речь шла только об одном событии.

Так… я прибыл на два месяца раньше, чем в прошлый раз. Что это может означать? Второй случай почему-то не описан, ещё не произошёл или его в этой петле времени может и вовсе не быть? Надо ли признаваться, что это его вторая попытка, или лучше подождать? Фомич, несмотря на внешнее радушие, явно выдаёт не весь материал: на корешке папки сохранился след от другого загиба, значит, первоначально в ней лежало ещё как минимум столько же листов. Ну, раз он что-то скрывает, и мы торопиться не будем.

Даниил закрыл папку, положил её на стол и, повторив давешнее движение капитана, крутанул её пальцами на 180 градусов.

– Какие-нибудь соображения или, быть может, вопросы? – и Николай Фомич выдавил сигарету из пачки. – Не предлагаю, знаю, что не курите.

– Полагаю, знаете не только это, – усмехнулся Даниил.

– Работа такая.

– Так вот, в папке не все документы. То, что в ней нет вашей служебной переписки, – мне понятно. Но наверняка у вас есть психологические портреты местных жителей, особенности их взаимоотношений, причём в динамике, записи разговоров из пивной. Не зря же вы её создали, вернее, запустили, не только ведь с целью снятия психологического напряжения. То есть часть информации вы от меня скрыли. Почему? И второе: описан только один случай появления нового пассажира, назовём его так. Других посещений не было?

Выражение глаз капитана неуловимо изменилось. Он некоторое время молча разглядывал Дана. Табачный дым плыл над столом между ними, создавая ощущение некой ирреальности происходящего.

– Ну что ж, откровенность за откровенность. Возможно, так мы быстрее продвинемся. Я дал вам доступ только к фактической стороне дела не потому, что не доверяю, не тот случай. Я хочу услышать ваше, не замутнённое чужими субъективными взглядами и выводами, мнение после того, как вы поживёте внутри процесса и посмотрите на него с другой точки зрения. В связи с этим у меня к вам предложение: побыть в глазах местных обитателей одним из тех, кого вы назвали пассажирами. Собратом по несчастью, так сказать. В целом жителей можно разделить на две категории. К первой относятся те, кто полностью вытеснил из своего сознания исходное событие, – их подавляющее большинство. И с ними нет смысла разговаривать на эту тему: последствия непредсказуемы. Более того, нельзя даже затрагивать те обстоятельства, которые невозможно объяснить без упоминания первопричины. Ну а ко второй группе принадлежит всего несколько человек, которые, по нашему мнению, напротив, совершенно чётко осознают, что произошло, но не хотят этого показывать. Я говорю «по нашему мнению», потому что прямых доказательств у нас нет – только обрывки фраз, реакция на разговоры вокруг, но это всё лишь косвенные свидетельства. Очень похоже на то, что эти люди прекрасно понимают, кто мы такие и чем здесь занимаемся на самом деле, однако на контакт не идут, потому что не верят, что им можно помочь. Что касается второго вопроса… Тут вы попали, что называется, в десятку. Второй пассажир прибыл вчера вечером. Здесь мы оказались бессильны: как говорят на моей родине, он полностью съехал с глузду, поэтому мы отправили его тем же самолётом, на котором вы прилетели.

– Думаю, не довезут.

– Почему?

– Зона не выпустит.

– Знаете, после первого неудачного случая такая версия выдвигалась. Но мы не смогли нащупать границы зоны ни до этого, ни после…

– Нет чёткого рубежа. Градиент сильно размыт. На борту наверняка всё фиксируется.

– Да, конечно.

– Нужно сравнить промежуток времени между взлётом и гибелью первого пассажира и тот же интервал в случае со вторым. Ну, понятно, что необходимо учесть и другие факторы: скорость самолёта, направление ветра и так далее. Тогда можно будет приблизительно рассчитать, где проходит граница зоны, сжимается она или расширяется и насколько быстро.

– Ваш прогноз?

– Зона сжимается с некоторым ускорением. С каким именно, установить достоверно будет возможно, только если появится третий персонаж и вы отправите его тем же путём.

– Хм… довольно точное определение, хоть и жестковатое, – во взгляде капитана читался неподдельный интерес. – Персонаж – это действующее лицо игры, которая придумана не им. Считаете, что этот кто-то или что-то – не случайное совпадение нескольких природных процессов, породивших аномальное явление, а некто или нечто, обладающее сознанием, волей и неограниченными возможностями?

– Насчёт возможностей судить не берусь. Вполне вероятно, что это нам они кажутся неограниченными. Но в том, что это никакая не случайность, уверен.

Николай Фомич закурил очередную сигарету и глубоко затянулся.

– Тогда должны быть правила игры. Такие, в которых можно разобраться.

– Верно. И они наверняка есть. А вот успеем ли мы с ними ознакомиться – это вопрос!

– Поясните.

– Ну, например, зона реагирует на поле внутри неё. Поле это формируется на основе взаимоотношений между людьми, которым, по сути, дали второй шанс. Допустим, они этой возможностью воспользоваться не сумеют или не захотят. Тогда оно сожмётся, теоретически, до точки, и в той реальности, откуда вы прибыли, никто этого не заметит, потому что в ней ничего не изменится. Их всех там уже и так нет.

– А что в этом случае будет с теми, кто прибыл позже? Они тоже попадут под раздачу?

– Да, если этот кто-то – давайте остановимся на этом определении – организовал аварию, чтобы получить материал для своих игр. Тогда для него все пешки: и те и другие. Если же он просто воспользовался результатом катастрофы, возможны варианты. Например, почему бы ему не оставить в живых десяток свидетелей из тех, что прибыли позже и записали себя в исследователи. Пусть сочиняют фантастические рассказы – кто способен. Если им, конечно, разрешат печататься.

– Сергей Анатольевич, – капитан затягивался уже безостановочно, – а может, вы тоже не вполне персонаж? Как-то уж слишком быстро вы слепили связную картинку из мешанины несуразных фактов… Шучу… Сам временами готов поверить во что угодно и куда-нибудь съехать. Но крепкая идейная подготовка выручает.

Осторожно!!! Фомич совсем не так прост! Чутьё у него развито дай бог каждому. Мы же решили пока не раскрывать всех карт, а взяли и не удержались. Хотя кто это «мы»?! Мы с Серёжей или мы с Данилой? Самому бы не съехать куда-нибудь раньше времени.

– Николай Фо… – Даниил не успел договорить отчество капитана, как по его лицу понял, что допустил оплошность. Фомич во время этой встречи не представлялся, и, как его звать-величать, Дан знать не мог.

Или всё-таки мог? Блин, давай думай, разведчик хренов, надо как-то выкручиваться.

Ну откуда Серёга мог узнать эти данные? Сергей, чего молчишь?! Из-за тебя же засыпались.

– Позвольте полюбопытствовать, где сведения накопали? – капитан прямо-таки источал благодушие.

– Случайно! По своим каналам…

– И звание знаете?

– Ну да, и звание тоже, – промямлил Даниил, морщась, будто проглотил лимон целиком.

– Интересный вы человек, Сергей Анатольевич! И каналы ваши очень меня интересуют. Не поделитесь?

– Не могу, сами понимаете! Кто ж тогда со мной после этого секретничать станет? Если всё благополучно закончится, тогда и скрывать больше не будет иметь смысла.

– В том-то и дело, что никак вы обычным путём не могли эту информацию получить. Ну никак… Или какая-то случайность, или… не знаю что!

– Давайте пока остановимся на случайности.

– Что ж, ладно, временно примем эту версию за рабочую. В таком случае и я не буду извиняться, что вам не дали даже переодеться, а привезли в чём застали. Чёрт его знает, может, вы знали, что за вами приедут, и специально беззаботность демонстрировали. Хотя такое предположение совсем уж за гранью… Кстати, откуда у вас этот расчудесный хронометр? Родители прислали из страны загнивающего капитализма?

– Это не хронометр, – Дан напустил на себя серьёзный и озабоченный вид. – Это одновременно камера, диктофон и передатчик, а наша беседа в режиме онлайн транслируется в эту самую загнившую страну.

– В каком режиме?

– To be online, – спохватился Дан. – Быть на связи.

– А, ну да…

– Вы что-то говорили насчёт жизни внутри процесса?

– Ладно, вернёмся к нашим, так сказать… Идея в том, чтобы выдать вас за того пассажира, которого сегодня отсюда вывезли. Мысль эта появилась потому, что информация о его прибытии просочилась в посёлок. Еще одна случайность, что-то их слишком много. Ну так вот: раз уж вы с ним случайно, чёрт бы побрал это слово, пересеклись, не грех этим обстоятельством воспользоваться. Попробуем вас внедрить, так сказать, во внутренний процесс. Вашего мнения не спрашиваю, поскольку права выбора в сложившейся ситуации предоставлять не намерен.

– Ну раз нет, вынужден согласиться.

– Вот и замечательно! Жить будете…

Да знаю я, где жить буду… Да что ж такое, опять чуть с языка не сорвалось! И Серёга тут ни при чём, на этот раз ты уже сам, родимый, практически споткнулся, да и за прошлый срыв зря на него накинулся. Из-за этого раздвоения, или «подселения», контроль уплывает из рук. Надо выдерживать паузу во время разговора перед тем, как открыть рот, вот что! И не только с Фомичом. С другими тоже. Пусть тугодумом считают, ничего.

– …Не знаю даже, куда вас лучше поселить, подумаю. Вы пока легенду сочините и имя какое-нибудь для… – Николай Фомич открыл сейф и достал оттуда конверт.

– Оперативный псевдоним?

– Ах да! Чего я объясняю, у вас же свои «каналы»…

– Дан.

– Что «дан»?

– Имя. Сокращённо от Даниил.

– Ваши родители что, верующие?

– Почему верующие?

– Первое, что приходит в голову, – пророк Даниил. «Мене, мене, текел, фарес…» Учитывая ваш прогноз, эта фраза прекрасно подходит и к нашему случаю. Хорошо, пусть будет Дан, – капитан взял ручку и крупными буквами написал посередине конверта: «Дан», затем, не вынимая содержимого, посмотрел на Даниила и спросил: – Можете сказать, что внутри?

– Денежные купюры: девять пятирублёвых и пять по рублю. Подъёмные…

Опять! Ну позабавься, позабавься… Ох, не кончится это добром!

Капитан вынул деньги и с протяжным выдохом положил на стол.

– Ну, что купюры, наверное, можно было догадаться. А номинал и количество – это как?!

– Не знаю, не могу объяснить. Иногда получается, иногда нет.

– Тогда попробуем вот что… – Николай Фомич открыл серую папку и, перебрав листы, отсоединил один из них. Оказалось, тот, на котором был изображён план посёлка с квадратиками домов. – Выберите по ощущениям тот дом, в котором вам хотелось бы остановиться.

Дан мгновенно и почти бессознательно ткнул в квадратик с номером 17, в котором жила Лена.

– Ну, здесь вряд ли получится, – усмехнулся капитан. – Впрочем, не могу не одобрить ваш выбор. Вторая попытка?! Хотя стоп… Я неточно сформулировал задачу. Не просто дом, где вам хотелось бы жить, а такой, в котором вас приняли бы и вы чувствовали бы себя комфортно.

Даниил сделал паузу, зная, что в этот раз торопиться не следует. Он медленно провёл ладонью с раскрытыми пальцами над листом бумаги и ощутил лёгкое покалывание над домами профессора и, как ни удивительно, Карины, и над ещё одним строением, жилец которого был ему неизвестен, но с учётом новых вводных самая сильная реакция проявилась над квадратиком дома бабы Дуси. Симулируя некоторую неуверенность и замешательство (поскольку уже не знал, как правильно реагировать), Дан указал на её дом.

– Наверное, вот этот.

Капитан сидел с непроницаемым лицом, и лишь в его глазах плескалось деятельное живое пламя, затем положил лист в папку, папку – в сейф и дважды повернул ключ.

– Хорошо, этот так этот. Переодевайтесь.

– Хронометр могу оставить?

– Оставляйте. В конце концов, неплохой предмет для завязки разговора.

* * *

– Как прошло? – в голосе Олега сквозило излишнее напряжение. Видимо, собеседование продолжалось дольше, чем он ожидал.

– Отличный мужик, видно, что профессионал, – Дан ничуть не кривил душой.

– Это да! – оживился Олег. – Он один из лучших, если не лучший. А интуиция у него просто звериная. Бывает, начинает копать на пустом месте, нутром чует: там что-то есть. Так что ты аккуратнее…

– Спасибо, что предупредил, – усмехнулся Даниил и потянулся за сумкой.

Внутри лежал защитный комбез для работы в поле, хэбэшная рубаха защитного цвета с двумя нагрудными карманами, почти новый джинсовый костюм, крепкие туристские ботинки, куртка… Всё пришлось впору.

Видимо, когда укомплектовывали, ещё не знали, в качестве кого меня будут использовать. Скорее всего, Фомич сориентировался по ходу дела. Что ж, мне же лучше. Тут Олег описал всё точно – интуиция у капитана звериная: я ведь выбрал дом, который его со всех сторон устраивал, и всё равно ему что-то не понравилось.

– Серый, садись за стол, разговорами не прокормишься.

Это Вадим. Всего в третий или четвёртый раз подал голос. Молчун. Фигура как у борца сумо, и вместе с тем быстрые мягкие движения. Чего только стоит, как он махнул через борт с сумкой в руках, неслышно приземлился и спустя всего пару секунд оказался у входа в палатку. Не приведи судьба встретиться с ним на узкой дорожке. Дмитрий совсем другой: худощавый, с невинным взглядом, открытым лицом. Впрочем, до такой степени открытым и на первый взгляд эмоциональным, что не верилось сразу и навсегда.

Та ещё компания, хотя в случае борьбы против общего врага на них наверняка можно положиться.

Понять бы ещё, кто он – общий враг? Ладно, пока лучше не отвлекаться…

На столе тем временем появились блестящие металлические миски с едой: варёная картошка с тушёнкой. Перья зелёного лука, укроп и петрушка горкой лежали на тарелке в центре стола.

В стороне стояли три вскрытые консервные банки с надписью: «Говядина тушёная. ГОСТ 5284–56».

– Откуда зелёнка? – покрошив петрушку и лук (укроп он почему-то с детства не любил), Даниил с аппетитом поглощал содержимое миски.

– С местных огородов, – несмотря на худобу, Дима положил себе больше всех. – Через недельку и картошечку можно будет подкапывать, а пока привозная.

– Скорее «прилётная», – Вадим пережёвывал пищу медленно, с чувством, с толком, с расстановкой. – Среди всего прочего, ну, ты видел ящики.

А, так в тех ящиках, что остались в кузове, продукты для местного магазина, поэтому их и не выгрузили. Капитан ведь в прошлый раз, ещё в бытовке, говорил, что посёлок нашли через пару месяцев после катастрофы. Или через месяц? Чёрт, уже не помню. И сейчас, когда смотрел папку, не обратил внимания на этот момент. Вопрос: как же они тут жили всё это время – между крушением и обнаружением? И ведь им не только продукты нужны, но и многое другое… Ну, ладно: одежда, обувь – предметы не первой необходимости, а электроэнергия, например? Свет в домах, во всяком случае в тех, где он бывал, горел. А вот генераторов он не видел и не слышал: ничего не шумело, а должно бы. И потом это же сколько топлива надо завезти? Цистерны или подземное хранилище? Слепым он был в прошлый раз, что ли? Или тупым, если такие очевидные вопросы не пришли ему в голову.

Хм… Интуиция подсказывает, что в этот раз возможность всё обдумать представится, а вот будет ли время использовать этот шанс, неизвестно. Аналитик, блин!

– Сергей Анатольевич, на пару минут.

Даниил вздрогнул: он настолько погрузился в собственные мысли, что пропустил не только сам момент прихода Фомича в общее помещение, но и, по всей видимости, позволил капитану, не сразу подавшему голос, какое-то время молча наблюдать за собой.

Дан поднялся и вышел на улицу.

– У меня к вам просьба: не нужно ни с кем делиться своими соображениями. Даже с моими, – Николай Фомич нагнулся, сорвал заколосившуюся травинку и растёр верхушку между пальцами, – в том числе и с Коробовым.

Ага, значит, фамилия Олега – Коробов. И ещё он сказал «с моими», то есть меня он своим не считает и даже скрывать этого не собирается.

– Вы план посёлка хорошо запомнили? Дом, в котором жить будете, найдёте?

– Найду. Если, конечно, узнаю, где искать сам посёлок.

– Ну да… Лучше давайте так: вот по этой дороге, – капитан указал на промятую в траве колею, – дойдёте до развилки, дальше выберете правый след и через полчаса будете на месте – у бытовки с табличкой «Милиция». Там вас встретят и проводят.

– Кто?

– Фёдор Григорьевич

Ну что ж… Всё лучше и лучше…

– И давайте увидимся в семь часов вечера, подведём, так сказать, итоги дня.

Даниил вернулся в палатку. Несмотря на короткое знакомство, прощание с товарищами по путешествию оказалось неожиданно тёплым: крепкое рукопожатие Димы, в лапе Вадима ладонь Дана и вовсе потерялась. Олег приобнял его за плечи.

Продолжить чтение