Читать онлайн Лови момент бесплатно

Tarah DeWitt

SAVOR IT

Перевод с английского Юлии Хохловой

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © Sandra_M, karakotsya / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com

Дорогой читатель!

Эта книга полна тепла, любви и юмора, но в ней также встречаются более тяжелые и чувствительные темы. Главная мысль, которую я вновь и вновь поднимаю в своих произведениях: ее величество Жизнь порой вмешивается в наши тщательно выстроенные планы и рушит их до основания. А бывает, что затраченные усилия все же приносят долгожданные плоды, но успех не доставляет радости, ибо с каждой достигнутой целью мы все сильнее ощущаем груз ответственности и забываем насладиться свершениями.

В книге затронуты следующие темы, которые могут вызвать дискомфорт:

– скорбь;

– потеря близкого человека (происходит за пределами книги);

– профессиональное выгорание;

– физическая травма (происходит за пределами книги).

Надеюсь, мне удалось подойти к этим вопросам с деликатностью и уважением. Буду рада, если история Фишера и Сейдж найдет отклик в вашей душе.

Глава 1

Сейдж

– Весьма… неожиданно, – говорю я.

С виду недвусмысленно напоминает фаллос. Пятнадцатиметровая башня, увенчанная куполом, горделиво вздымается ввысь, резко выделяясь на фоне ясного июньского неба.

Рен, моя лучшая подруга и самый замечательный человек на свете, если не считать ее почти взрослого сына, сдавленно хихикает.

– И как его подняли так быстро? – интересуется она и заливисто хохочет. – Да уж, шутки просятся сами собой.

– Ты родила Сэма в шестнадцать. Должна бы знать, как это делается, – подкалываю я. Рен ошеломленно хлопает глазами, и мы обе сгибаемся от неудержимого смеха.

– Вижу, дамы, вы заметили нашу новую архитектурную достопримечательность, – говорит Афина Сирилло, безуспешно пытаясь скрыть веселье. Она неторопливо подходит к нам по парковой дорожке. Утренний бриз раздувает ее белоснежные волосы. – Только вчера сняли леса.

– Доброе утро, Кочанчик, – обращаюсь к брюссельскому грифону, которого Афина держит под мышкой. Песик моргает влажными глазками-бусинками.

– Ты знаешь, что здесь будет? – спрашивает Рен, кивая в сторону башни. Хозяйка книжного магазина, богиня знаний маленького городка, всегда в курсе местных сплетен.

Афина отрицательно качает головой.

– Единственное, что мне известно, – по документам объект предназначен для общепита или розничной торговли.

Мы с Рен понимающе хмыкаем и вновь обращаем взоры к удивительному сооружению. Старое кирпичное здание рядом с парком никогда на моей памяти толком не функционировало и выполняло роль общественного центра городка Спунс, штат Орегон: в тени крытого дворика по выходным устраивали фермерский рынок, во внутренних помещениях хранились праздничные вывески и украшения. Однако несколько месяцев назад площадку полностью сровняли с землей, на обширной зеленой лужайке аккуратными кучками разложили стройматериалы, а через пару недель началось строительство.

– Ставлю на общепит, – добавляет Афина. – Торговые центры обычно размещают рядом с другими магазинами, а отдельно стоящее здание больше подходит для ресторана. Марта, конечно, в бешенстве. Впрочем, это не поможет. – Она выразительным жестом указывает на сооружение и вздыхает. – Ладно, пойду открывать книжный. Хорошего вам дня, дамы. Берегите себя.

Попрощавшись с Афиной, продолжаем созерцать нашу новую достопримечательность.

– Хм… – При мысли о ресторане в моей душе зажигается искорка восторга. У меня дома хранится целая коллекция кулинарных журналов с рецептами замысловатых блюд. Вряд ли мне когда-нибудь доведется приготовить хоть одно из них, тем не менее пальцы зудят от желания попробовать нечто новенькое. Например, запеченные баклажаны с сыром.

– Действительно, хм, – вставляет Рен.

Не выдержав, громко фыркаю, и вот уже мы обе бьемся в припадке истерического смеха.

– Нет, ну правда, – говорит моя подруга, утирая слезы с глаз. – Как этот фаллос-палас, – она указывает на эрегированное сооружение, – вообще одобрили? О’Дойл никогда бы такого не допустила.

– Чего я не допустила бы?

Сдавленно ахаем, выпрямляемся, расправляем плечи. К нам неторопливо приближается миссис Марта О’Дойл, владелица универмага «Продукты и промтовары О’Дойл», в котором можно купить все что угодно, от корма для кур до спортивных товаров. Судорожно хватаю Рен за руку. Та храбро вздергивает подбородок.

– Меридиан, – цедит самопровозглашенная ~~диктаторша~~ радетельница за сохранение культурного наследия. В ее устах фамилия Рен звучит словно проклятие. Они питают друг к другу взаимную неприязнь с тех самых пор, как два года назад О’Дойл подала жалобу на рождественское оформление пекарни, ибо витрина с эльфами вступала в непримиримое противоречие с ее изысканным чувством прекрасного.

– О’Дойл, – в тон ей отвечает Рен.

Звучит музыка из вестерна. Но прежде чем раздалась стрельба, в разговор вмешиваюсь я:

– Вы никогда не допустили бы, чтобы у нас в Спунсе возвели такую… – прикусываю щеку изнутри, сдерживая смех, – громадину. – Марту лучше не злить: это здание для нее больная тема. Она отчаянно боролась против строительства, заваливала власти мелкими жалобами – все оттого, что по какой-то нелепой случайности ее мнения не спросили.

– Вы о чем вообще? – Хозяйка универмага и гроза застройщиков медленно поворачивается к вздымающейся в небеса башне. Толкаю Рен в бок, побуждая бежать без оглядки. О’Дойл поднимает взор к куполу. Рот ее беззвучно раскрывается от ужаса.

– Бог ты мой, да у нее сейчас апоплексический удар приключится, – говорю я, еле сдерживая веселье.

Рен дергает меня за рукав.

– Вчера ты спросила Сэма, не случалось ли ему впадать в сплин, а теперь вот это. Хватит вещать в духе готических романов. Где энергетика молодой современной женщины? Нас, позитивных красавиц до тридцати, не так много осталось.

– Тебе уже тридцать один, подруга. – Вообще-то, тридцать два, но Рен предпочитает об этом не вспоминать, а я подыгрываю. – Ладно, ладно. – С виноватым видом потираю нос. – Признаю, я малость переусердствовала, заучивая умные слова для викторины. Раз ты не хочешь со мной участвовать, надо же как-то использовать новый вокабуляр.

Рен со смехом качает головой.

– Сильно сомневаюсь, что на викторине будут спрашивать про старинные словечки.

– Отнюдь! Обычно вопросы крутятся вокруг периода основания города, и каждый год добавляются новые.

Рен терпеливо вздыхает.

– А твои братья не хотят составить тебе компанию? Ты всех троих просила?

– Не хотят. Да мне и самой неохота выступать с братом. Так еще более унизительно. – Лукаво смотрю на нее. – Точно не желаешь принять участие?

– Терпеть не могу конкурсы. К тому же мама просила помочь в пекарне. Кстати, о маме… – Ее лицо становится печальным.

Меня охватывает паника. Сердце испуганно колотится о ребра.

– Что с ней?!

– Прости, Сейдж. С мамой все в порядке. – Рен ободряюще сжимает мой локоть. Медленно выдыхаю, стряхивая оцепенение, вызванное ужасом.

Когда в юности теряешь родителей, как это случилось со мной и братьями, в глубине души постоянно остаешься начеку в ожидании очередной утраты.

– Вчера к нам заходили Иэн и Кэссиди, – поясняет Рен.

– А чего ты хотела? – старательно принимаю равнодушный вид. – В городе всего одна пекарня. Естественно, они пришли к вам. – Непринужденно, хотя и чуть скованно, пожимаю плечами. – Даже будь у нас целая дюжина пекарей, Сэвви – лучшая.

– Мама отправила их восвояси.

– Не может быть!

– Ну не напрямую. Она под благовидным предлогом ушла в кладовую, обозвала Кэссиди вероломной стервой, вернулась в зал, спросила Иэна, не начал ли он лысеть, принялась перечислять болезни, вызывающие выпадение волос, – его аж закоротило, – и под конец объявила, что у нее нет возможности принять заказ.

Выдавливаю хриплый смешок.

– Не верю ни единому твоему слову. Саванна Меридиан – святая. – Ни разу не слышала от нее ничего крепче, чем «дрянь».

– Вот именно! Значит, ни в коем случае не передумает.

– Мы с Иэном расстались год назад. Как бы ты себя почувствовала, если бы я отказалась общаться с Эллисом?

Рен вскидывает голову, тряхнув карамельного цвета кудряшками.

– Это совсем другое дело. Во-первых, Эллис – твой брат. Во-вторых, он же не бросил меня после пяти лет отношений, не переметнулся к моей подруге и не сделал ей предложение всего через год. – Рен отводит глаза и добавляет: – В том, что наш брак распался, виноваты мы оба.

Меня так и подмывает сказать: «Тогда вы можете его восстановить», но я воздерживаюсь и переключаюсь на собственную неудавшуюся личную жизнь.

– А ты – моя лучшая подруга. Более того, единственная. Получается, в моей аналогии я автоматически становлюсь той, другой женщиной. Н-да, похоже, пример оказался неудачным. – Поднимаю с земли обертку от мороженого, выкидываю в урну. – Все нормально, Рен. Еще не хватало, чтобы вы с мамой теряли из-за меня заказы. – Глядя ей прямо в глаза, продолжаю: – Ты и сама отлично знаешь: у медали две стороны. Наш городок слишком мал, чтобы люди приняли мою… особенно учитывая, что папаша Иэна – мэр.

Мы плюхаемся на скамейку в конце парка, которую облюбовали еще с младенчества Сэма. Когда он родился, мне было двенадцать, и я помогала за ним присматривать – по выходным или после школы гуляла с коляской за тридцать центов в час, пока Рен работала в пекарне у Сэвви. Другую няньку Рен и Эллис в те времена не могли себе позволить. Несмотря на четыре года разницы и кардинально отличающиеся жизненные пути, мы с Рен стали лучшими подругами. Даже развод с Эллисом не смог поколебать нашу дружбу.

На самом деле все, у кого была возможность, им помогали. Именно тогда я поняла – при необходимости жители Спунса почти всегда находят способ сплотиться.

Некоторое время мы молча сидим, глядя на волны и слушая крики чаек. Собираю волосы в пучок, подставляю лицо теплому солнышку, хоть и чувствую, как на коже проявляются веснушки. Несколько прядей падают на лоб, но я тут же заправляю их на место и с блаженной улыбкой прикрываю глаза.

Обожаю начало лета на тихоокеанском побережье – особенно здесь, в старом городе, на вершине скал, где воздух солон и свеж. Полуденное солнце разгоняет облака, однако море приносит достаточно прохлады, не давая размякнуть от жары. Задумчиво оглядываю изгороди из плавника, огораживающие парк, и пешеходные дорожки, исчезающие в секвойевой роще, отделяющей Мейн-стрит от домов на прилегающих скалах.

Рен с грустью смотрит на меня.

– Что?! – со смехом восклицаю я.

– Все-таки это ужасно несправедливо.

Ясно. Продолжаем обсуждать моего бывшего.

– Еще как несправедливо. Ведь именно я снизошла до него. – Краем глаза замечаю довольную усмешку подруги. – Испеки ему этот чертов торт. Карверы наверняка закатят пир на весь мир. Получишь хорошую рекламу.

– Посмотрим, – неохотно бурчит Рен. – У нас и так дела неплохи, а во время фестиваля пойдут еще лучше. – Она бросает взгляд на экран телефона. – Пора открывать магазин. Хочешь со мной? У меня остался кусочек белого шоколада от кокосового торта.

– Не могу. Надо закупить продукты и подготовить дом Андерсенов. Арендаторы сегодня заезжают.

Рен закатывает глаза.

– Андерсенам следовало бы нанять управляющую компанию, как делают все владельцы курортной недвижимости.

– Они уехали на полгода, а управляющие компании заключают договоры только на целый год. Кроме того, их дом всего на расстоянии футбольного поля от моего. – Заявляю с полной ответственностью. Летом после седьмого класса я измерила луг между нашими участками. Это был особенно неудачный год.

– И вот еще что мне не по душе, – Рен наставляет на меня указательный палец. – Вдруг там поселится какой-нибудь извращенец? На окраине города кроме него и тебя – никого. И вообще, зачем снимать дом на целое лето? Фестиваль только через два месяца. Туристы приезжают в августе, не раньше.

Все окрестные поселения славятся достопримечательностями. В Юс-Бэй пляжи теплее, дома больше и красивее, к тому же рядом винодельни и плантации новогодних елок, а соседний городок Гэндон в сто раз более колоритный и живописный, чем наш.

Спунс расположен на склоне высокой скалы, которая обрывается прямо в море; в результате легкая прогулка оборачивается настоящим горным восхождением. Гавань слишком мала для больших рыболовецких судов, зато вмещает множество мелких лодок. В июне у нас стоит типичная орегонская погода – облачно и влажно, День независимости мы отмечаем не так пышно, как соседи. Остается только август – единственный месяц, когда наш городок, построенный на ошибках и вопреки здравому смыслу, способен показать себя во всей красе, а местные предприниматели – заработать большую часть годовой прибыли.

– Как мы уже обсуждали, понятия не имею, – отвечаю я. – Мне нетрудно пару раз в месяц прибраться и присмотреть за домом, пока я в отпуске. – Не желая вдаваться в долгие обсуждения, встаю со скамейки, заключаю подругу в объятия. – Ну все, не опоздай.

– Увидимся завтра. – Рен машет мне на прощание. Посылаю ей воздушный поцелуй.

Выйдя из парка, неторопливо бреду мимо до боли знакомых магазинов, приветствую местных жителей, которых знаю всю жизнь.

На Мейн-стрит висит баннер с надписью: «Фестивалю Спунса 150 лет». На каждой свободной поверхности – листовки и плакаты с фотографиями: десятки байдарок у мыса Основателей, парк, заполненный зрителями и участниками. Целая стена универмага «О’Дойл» увешана изображениями песчаных лабиринтов: каждый год местные энтузиасты выходят на пляж и рисуют граблями на песке замысловатые узоры. Большая часть снимков посвящена самому фестивалю: гонки на каноэ, маскарад, кулинарные конкурсы… Да, и непременный атрибут выставки, – отдельный стенд с портретами победителей прошлых лет. Эти самые большие, в рамках: их невозможно не заметить.

Иэн и Кэссиди торжествующе смотрят на меня с прошлогоднего снимка, пока я несу пакет с песочным десертом на кассу. Рядом – две фотографии Иэна с моим средним братом Сайласом; тогда они были неразлучны. Потом, шесть раз подряд – Иэн и его отец, мэр Иэн Карвер-старший. Иэн побеждает на фестивале с восемнадцати лет. В этом году будет десятый раз.

По обыкновению, целую кончики пальцев, прикладываю к фотографии двадцатилетней давности – на ней мои мама и папа, в год, когда они выиграли главный приз.

Забираю сдачу, прощаюсь, загружаю продукты в пикап. Стоит сесть за руль, в голове вновь начинает играть заезженная пластинка.

Как ни странно, я совершенно не ревную Иэна к Кэссиди. Пусть забирает. Лучше она, чем я.

Но вот что меня терзает: говоря себе «лучше она, чем я», неизбежно подразумеваю «она лучше, чем я». Кэссиди – врач, из семьи врачей и юристов. Целые поколения ее родственников уезжали из Спунса, приобретали многочисленные регалии, вершили великие дела, а если и возвращались, то лишь из уступки или чувства долга. Типа: «Ну я же не могу бросить маму, а школьный округ в графстве таком-то (указывается одно из соседних) имеет очень хороший рейтинг!» Будто бы остаться в родном городе – громадное одолжение.

Но это не про мою семью. И особенно не про меня.

Вообще-то дело вовсе не в том, что Иэн ушел к Кэссиди. Испепеляющая ревность давно остыла. Просто Спунс и мой город тоже. Я вступила в оргкомитет по подготовке к грядущему фестивалю два года назад. Рассылала статьи в крупнейшие региональные издания, дабы привлечь внимание к нашему мероприятию. Занималась маркетингом, вела социальные сети. Учила местных предпринимателей – тех, кто ранее активно отвергал новые технологии, – использовать наши странички в соцсетях для продвижения их бизнеса. Приложила руку к превращению местечкового праздника в самую значимую туристическую достопримечательность за последние десять лет.

Черт возьми, я даже завысила оценки своим выпускникам, чтобы они записались в волонтеры! Понадеялась на их честность; неизвестно, пойдет ли кто-нибудь на фестиваль на самом деле.

Наверное, мне просто хочется маленькой победы. Не одолеть Иэна, но хотя бы составить ему конкуренцию, чтобы меня считали достойным соперником.

Бесит, когда со мной обращаются как с маленькой. Я безумно от этого устала, встречаясь с Иэном. Мне постоянно внушали, что я должна быть благодарна судьбе. Надо же – сам Иэн Карвер снизошел до несчастной убогой сиротки, заурядной серой мышки, чей удел – не создавать неприятностей и довольствоваться малым. Какое счастье.

В результате чувствую себя полной неудачницей, и это меня достало. Надоели жалостливые взгляды за спиной. Я просто хочу хоть раз выиграть. Что тут такого?

У меня никогда не было выдающихся амбиций. Имелись мечты, но все они измельчали и свелись к простым желаниям. Я хочу быть счастливой, и, если широко взглянуть на вещи, вполне счастлива. Мне нравится преподавать и работать с детьми. Учеников в классах немного, я знаю каждого чуть ли не с рождения. Благодаря страховке, полученной после смерти родителей, не плачу ипотеку за дом, а по достижении совершеннолетия выкупила у братьев их доли. Десять тысяч долларов, приз за победу на фестивале, – хороший куш, однако я не бедствую и с удовольствием наслаждаюсь летним отпуском. Люблю свой сад и домашних животных, наш город и его жителей.

Ах да. Я хотела бы найти вторую половинку, но отсутствие партнера не помешает мне радоваться жизни. Было бы славно разделить судьбу с тем, кто ценит и любит меня такой, какая я есть.

При виде родного жилища расплываюсь в улыбке. Здание двухэтажное, хотя и довольно маленькое; cпереди аккуратное крыльцо, сзади – моя любимая веранда. Прошлогоднего заработка на фермерском рынке хватило, чтобы выкрасить дом в белый цвет, так что теперь его видно издалека сквозь деревья.

Со стороны участка Андерсенов по лугу мчится здоровенный волкодав, без труда перемахивает через изгородь. Моя улыбка тает.

– ЛАСКА! – с упреком говорю я.

Зверюга замирает, пригибает голову и вновь пускается по лугу, стараясь двигаться как можно неприметнее.

– Я тебя вижу! – кричу я, но напрасно. Нина Андерсен и так боится мою собаку. Если она узнает, что Ласка способна перепрыгнуть через изгородь, то построит трехметровый забор.

Паркуюсь, разгружаю продукты. Громадная псина уже разлеглась на крыльце, свесив голову с верхней ступеньки. Воплощенная невинность.

Приподнимаю бровь, испускаю осуждающий вздох. Ласка тяжко вздыхает в ответ.

– С кем поведешься, от того и наберешься, – невольно улыбаюсь я.

Остаток дня проходит в мелких заботах. Убедившись, что дом Андерсенов прибран, опускаю ключ в почтовый ящик. Несмотря на беспокойство Рен, мне нравится, что все лето по соседству будут жить одни и те же люди. Гораздо лучше, чем видеть, как дом два месяца стоит пустой. И в августе не придется по сто раз представлять себя и своих животных новым жильцам или неловко сталкиваться у сарая на границе участков.

Переодеваюсь в купальник и шорты, намереваясь насладиться солнышком, но все же накидываю на плечи халатик, дабы поберечь кожу. Яйца у кур собраны, коню-тяжеловозу Бутону задан корм и почесан нос. Ласка ненамеренно пугает гусей, а я включаю наушники на полную громкость и принимаюсь ухаживать за домом и садом. Главное – занять руки и голову, не оставляя места ни для чего, кроме маленьких сиюминутных радостей. Я радуюсь огромной собачине, слоняющейся рядом, и вредному трехногому коту, приковылявшему с луга. Хромоног бьет Ласку по морде и тут же присваивает себе лучшее местечко на крыльце под солнечными лучами.

Все, что мне нужно, – любимый дом.

Моя жизнь прекрасна. Пусть я одна, но не одинока, ведь меня окружают те, кого я люблю, – и люди, и животные.

После ужина крашу ногти на веранде. К этому времени темнота окончательно окутывает наш маленький холм. Приятно утомленная, с наслаждением опускаю голову на подушку.

Похоже, вскоре мне предстоит познакомиться с арендаторами. Среди ночи Ласка принимается скулить, через пару мгновений раздается вой сирен. За окном мелькают огни полицейской машины и пожарного грузовика и тут же скрываются в дорожной пыли.

Глава 2

Фишер

Доводилось ли вам испытывать наслаждение столь сильное, что хотелось немедленно это прекратить? Бывали в вашей жизни случаи, когда хорошая книга, интересный фильм или незабываемое путешествие вызывали восторг, внушающий желание продлить миг блаженства, нажать на паузу, попытаться оттянуть неизбежное?

Один придурок как-то ляпнул в интервью, будто намерен достичь своей стряпней именно такого эффекта: каждое блюдо должно быть настолько улетным, чтобы люди, не успев окончить трапезу, уже мечтали о добавке. Он собирался выдавать кулинарный экстаз маленькими порциями, заставляя восхищенно замирать над тарелкой.

Между прочим, этим придурком был я. По иронии судьбы, мне вряд ли суждено реализовать свои наполеоновские планы.

– Может, понижение пойдет тебе на пользу, – ехидно замечает моя племянница Инди с заднего сиденья машины. – А мизерная зарплата расширит горизонты.

Ее слова продиктованы подростковой вредностью, однако удар попадает точно в цель. Инди знает: еще три месяца назад я управлял мишленовским рестораном, и новая работа вовсе не призвана повысить мою квалификацию. Она прекрасно понимает, как я унижен, но чем ближе к нашему временному летнему пристанищу, тем сильнее ерепенится.

– У ресторана уже есть фирменное блюдо? Овощная запеканка «Деревенщина»?

О господи. Мы провели в пути почти семь изнурительных дней. Я решил не лететь самолетом, а отправиться на автомобиле, – во‑первых, чтобы перевезти все кулинарные принадлежности, а во‑вторых, восстановить утраченный контакт с племянницей. Психотерапевт, чьи сеансы мы оба посещали весь прошлый месяц, посоветовала внимательнее прислушиваться к Инди, поощрять инициативу, следовать ее указаниям, позволить раскрыться… К сожалению, девочка совершенно не проявляет инициативу, поэтому следовать особо нечему. Как надела в Нью-Йорке наушники, так всю дорогу не снимала, за исключением случаев, когда требовалось зарядить телефон, отпустить колкость в мой адрес или в самый неподходящий момент попроситься в туалет. Я много раз пытался завязать разговор, однако получал лишь односложные ответы, наконец сдался и проделал остаток пути, углубившись в себя. Восприятие как бы расфокусируется, но не выключается из происходящего полностью. Я придумал этот способ в начале своей поварской карьеры, когда приходилось часто получать выговоры: за что именно на тебя орут, улавливаешь, а боль от оскорблений притупляется. Главное – доехать до места назначения и по возможности не думать о плохом.

Теперь, когда мы уже близко, гнев Инди вот-вот прорвется наружу. Не стоит препятствовать выходу эмоций, но идти у нее на поводу тоже не следует.

– Не забывай: наш путь лежит через всю страну, а не назад в прошлое, – ровным голосом говорю я. – Надо настраиваться на лучшее. – Боже мой, что за чушь я несу!

Девочка пренебрежительно фыркает, бросает на меня сердитый взгляд в зеркало заднего вида. Продолжаю гнуть свою линию:

– Может, этот Спунс не такой уж убогий городишко. Арчер говорит, в девяностых годах был какой-то олимпийский чемпион отсюда родом. – Аргумент явно притянут за уши, но мне кажется, Инди важно знать, что даже столь дальнее захолустье способно произвести на свет выдающуюся личность.

– В каком виде спорта он выступал?

– Вроде бег на длинную дистанцию.

Племянница удовлетворенно смеется.

– Сам-то понимаешь? Даже местные мечтают сбежать из этой дыры. – Она вставляет в уши наушники и отворачивается к окну.

Да, теперь понимаю. Пусть не сразу, но дошло. Со вздохом проверяю карту в телефоне. До Спунса восемь часов пути. Значит, доберемся уже за полночь. В другой раз я остановился бы и переночевал в гостинице, но мы оба вымотаны до предела, к тому же сегодня начинается срок аренды дома, снятого для нас моей начальницей.

Выезжаю на шоссе, мысленно перебирая события своей жизни в надежде вычислить ошибки, в результате которых после пятнадцати лет, посвященных кулинарии, я потерял работу.

Наверное, все началось с первого плохого отзыва пятилетней давности. Узнав, что некая фуд-блогерша собирается заглянуть в «Мозговую косточку», я отложил поездку домой на праздники, а она обозвала мои телячьи щечки заурядными.

Вероятно, моя карьера дала трещину в прошлом году; я слег с мононуклеозом, а по возвращении обнаружил, что без меня на кухне гораздо спокойнее и веселее.

Может, ответ еще проще: нельзя так долго трудиться в изматывающем ритме, когда на счету каждая секунда и мельчайшая деталь.

Как бы то ни было, заставляю себя проживать эту ситуацию снова и снова, вслушиваюсь в ощущения, надеясь почувствовать тоску по работе или гнев из-за ее потери… Ничего не получается. Послевкусие стыда, легкая горчинка раздражения, и только.

Одно я знаю точно – карьера перестала иметь для меня значение три года назад, когда моя сестра погибла в дорожно-транспортном происшествии.

Происшествие. Обманчиво безобидное слово для описания события, прекратившего существование человека и перевернувшего жизни его близких. Всего лишь чья-то ошибка, кто-то на секунду отвлекся, потерял бдительность. К сожалению, подробности мне не известны. Впрочем, даже если бы я знал, как это случилось, уже ничего не изменишь: ограждение не придвинется ближе и не спасет Фрейю от падения с набережной. Сестры больше нет, а осиротевшая племянница, пару месяцев назад сбежавшая из дома, теперь сидит на заднем сиденье моей машины, пылая праведным гневом на весь мир и на меня заодно.

Стараясь удержать мысли в узде, сосредоточиваюсь на живописном пейзаже за окном и принимаюсь обдумывать ресторанный квест, который мне предстоит выполнить.

Говорят, Бог троицу любит. А еще – беда не приходит одна. Три месяца назад меня уволили. Два месяца назад ко мне на порог заявилась Инди. Месяц назад, вернувшись после унылой прогулки по Центральному парку, я обнаружил дома незваных гостей…

Стоило войти в квартиру, как я узрел свою бывшую начальницу, непривычно доброжелательную. Карли Висконти, решительная и несгибаемая глава франко-итальянского клана рестораторов, многие из которых считаются королями кулинарного мира, пришла ко мне домой и смотрит с плохо скрываемым участием, хотя по моей вине ее ресторан лишился звезды «Мишлен». Поневоле насторожишься.

Рядом с ней – мой бывший сушеф и новоиспеченный главный шеф-повар Арчер. Инди со скучающей миной съежилась в кресле.

– Я здесь не для того, чтобы обсуждать отзыв, звезду и все прочее, – с ходу объявляет Карли.

– Тогда зачем…

– Но ты мог бы не подставляться, Фишер. – Она уже сто раз мне это говорила. И я себе тоже. – Богг – мудак, виртуозно кропающий разгромные отзывы, потому что за них больше платят. Несмотря на цветистые жалобы, он все равно признал твой талант.

– Вы вроде не собирались поднимать эту тему, – бесцветным голосом произнес я.

– Я и не поднимаю.

– Тогда зачем мы все здесь собрались?

– Мне позвонила твоя мама.

– Господи! – Я со стоном бросил ключи на полку. – Мне тридцать один год. Зачем маме понадобилось звонить моей начальнице?

Арчер сосредоточенно уставился на ботинки.

– Я считала, наши отношения глубже. Ты был для меня скорее партнером, чем подчиненным, – уязвленно проговорила Карли.

Нервно сглотнув, я опустил глаза. Я ни капли не сожалею о вспышке, из-за которой лишился работы, хотя ее последствия действительно достойны сожаления. Ричард Богг сам подошел ко мне, когда я спокойно обедал, и начал глумиться над тем, как ловко он облил меня грязью и обесценил труд моей команды. Выбора не оставалось – пришлось засветить тортом ему в лицо.

У Карли тоже выбора не оставалось – ей пришлось расторгнуть мой контракт.

– Судя по всему, твоя мама не знает, что ты больше у нас не работаешь. Ты должен ей об этом сообщить.

– Карли… – Голос предательски дрогнул. Жаль, я и ее разочаровал. Работа стала для меня второй семьей, однако, после моей выходки, о том, чтобы остаться в ресторане, не могло быть и речи.

Когда мои родители вместе с Инди приезжали в Нью-Йорк на праздники, Карли приглашала нас к себе в гости. Они с мамой даже в некотором роде подружились. Впрочем, сейчас это вовсе не радовало.

– Раз уж ты отказываешься признать очевидное и не хочешь довериться близким, скажу прямо: ты ведешь себя некрасиво. Инди тоже.

– Нечего втягивать меня в ваши дела! – взвилась девочка.

Я покачал головой.

– Оставьте ее в покое.

Может, разбор полетов мне и не повредит, но моей несчастной племяннице точно не пойдет на пользу. Она и так сбежала из дома моих родителей, в третий раз за три года. Не стоит давать ей повод для очередного побега.

Карли недовольно поджала губы, поправила седую прядь, обдумывая, с какой стороны зайти.

– Спрошу по-другому: ты хочешь все вернуть?

Меня так и подмывало задать встречный вопрос: «Что – «все»? Достоинство, работу, мишленовскую звезду или прежнюю жизнь?», но я сдержался. И так понятно – Карли имеет в виду и то, и другое, и третье.

– Конечно, – севшим голосом ответил я, на заплетающихся ногах пересек комнату и плюхнулся на единственный свободный стул.

Карли тяжело вздохнула, взглянула на Арчера и принялась излагать подробности инвестиционного проекта по строительству ресторана на орегонском побережье, которым она занимается уже почти год. Мне стало стыдно: в течение последних десяти лет моя начальница искренне интересовалась моей работой и личной жизнью, а я эгоистично не обращал внимания на то, чем она живет, если это напрямую меня не касалось.

Как выяснилось, дела у нового ресторана идут не ахти: сроки постоянно срываются, местные власти чинят препоны. Чтобы довести проект до конца, нужны свои люди. Карли посылает Фрэнки, генерального подрядчика, руководившего постройкой «Мозговой косточки»; ему предстоит завершить строительство.

– А мы с Арчером там зачем? – недоумевающе спросил я.

Арчер откашлялся.

– Я хотел бы стать главным шефом, когда ресторан откроется, – сказал он. – Спунс недалеко от моего дома.

Всегда удивлялся людям, называющим место своего рождения домом.

– На текущий момент Арчер нужен здесь, иначе я останусь без шефа, – перебила Карли. – В «Мозговую косточку» тебе пока возвращаться нельзя. Пусть шумиха уляжется. – Я ждал, еле сдерживая дрожь нетерпения. – Помоги мне со «Звездолетом». Разработай меню, выясни, чего хотят местные, создай атмосферу. Ты же мастер. Докажи, что мозги прочистились, и я возьму тебя обратно. Возможно, за это огребу – ну и плевать. Мы вернем нашу звезду, а потом получим следующую, если захочешь.

Карли будто плеснула масла в огонь. Во мне возродилась искра жизни – слабая, но вполне ощутимая. Теперь у меня появилась цель, пусть даже продиктованная гордостью или тщеславием.

Инди подняла взгляд от телефона.

– Я только что вырвалась из одной дыры, и теперь мне придется переехать в другую? Отстой! – Она выбежала из гостиной, хлопнув дверью.

– Я стараюсь, – развел я руками в ответ на встревоженный взгляд Карли. Ощущение, будто я бегу вверх по крутому склону, дыша через соломинку. – Понятия не имею, почему Инди рвется жить здесь, со мной, но я вижу, ей этого хочется, вот и… стараюсь.

– Чего тут непонятного? – встрял Арчер. – Шеф, ты – живая легенда, и девочка это видит. Должно быть, ты – ее герой.

Какая чушь! Наверняка Инди со мной согласится. Возможно, когда-то я и был ее героем, но не теперь. За последние три года мы оба сильно изменились.

Впрочем, я понимаю, почему она решила сбежать из дома: бедняжка совсем отчаялась. Без Фрейи захудалый городишко в Небраске потерял последние остатки привлекательности.

– Ты не против, что я начну обустраивать ресторан без тебя? – спросил я Арчера. Нас нельзя назвать приятелями – впрочем, я ни с кем из коллег близко не сходился. Хотя он отличный повар и заслуживает руководить собственной кухней.

– Я просто хочу готовить, шеф. Ты же меня знаешь, – беспечно ответил тот. – В Спунсе я смогу развернуться в полную силу. Уверен, ты все наладишь как полагается, – добавил он, дерзко усмехнувшись. Что ж, если собираешься управлять рестораном, без самолюбия никуда.

Карли встала, поправила сумочку.

– Можешь взять время подумать, но я знаю, это верное решение, Фишер. В любом случае вам с Инди нужна перезагрузка.

Перезагрузка.

Мысль о том, чтобы снова оказаться на кухне, вгоняет в тоску, которая быстро сменяется отвращением к себе. Меня тошнит от непонятного, ранее незнакомого ощущения. Получается, от моего счастья зависит счастье другого человека. А поскольку все, что я уже перепробовал, не работает, ничего не остается как согласиться.

– Мне нужно вернуться к концу лета, – произнес я в спину уходящим гостям. – Инди осенью пойдет в школу.

Позже я понял, что должен благодарить Карли за непоколебимую веру в меня и готовность дать еще один шанс. По ее рекомендации я записал нас с Инди к психотерапевту и приложил все усилия, дабы направить наши отношения на верный путь.

Мелькают минуты и мили под монотонное урчание мотора и сонное сопение моей ершистой племянницы.

Ровно в полночь в свете фар показался щит с надписью:

СПУНС, ШТАТ ОРЕГОН
(не путать с Форкс, штат Вашингтон) [1]

Хорошо, что Инди спит, не то бы обязательно отпустила какое-нибудь едкое замечание.

Наконец подъезжаем к арендованному дому. В иссиня-черном небе висит полная луна. Я слишком измотан, чтобы выгрузить вещи или осмотреться. Борясь со сном, негнущимися пальцами набираю код от почтового ящика, достаю ключ. Вместе с Инди заходим внутрь, вскарабкиваемся по лестнице, разбредаемся по спальням. Сбрасываю ботинки и без сил падаю на кровать.

Глава 3

Фишер

– Фишер!

Вздрагиваю, глубже зарываюсь в подушку.

– Фишер, просыпайся. Пожалуйста!

– В чем дело? – При виде напуганного лица Инди, освещенного экраном телефона, прихожу в себя. – Что случилось?

– Здесь кто-то есть, – дрожащим голосом шепчет она.

Снизу доносится глухой удар, за которым следует хриплый вой.

– Может, медведь? – Паника племянницы передается мне. Дом расположен на дальней окраине захолустного городишки, но все же нашествие медведей не входило в мои планы. Там, откуда я приехал, нет хищника страшнее человека.

Черт. Я и в доме толком не ориентируюсь, не то что в местной фауне. Не успел переодеться, тут же вырубился.

Снова шум. На сей раз какое-то придушенное шипение.

Выбираюсь из кровати, оглядываюсь в поисках чего-нибудь подходящего в качестве оружия. Инди хватает меня за руку.

– Господи-господи-господи, там что, голос? – взвизгивает она.

«Да откуда мне знать! – едва не ору я. – Вполне возможно!» В ушах шумит, мозг отчаянно пытается запуститься, кровь бурлит от взрыва адреналина. В доме кто-то есть. Инди напугана. Мы оба по опыту знаем: с нами может в любой момент произойти что угодно. Теперь ее безопасность – моя обязанность. Беру с тумбочки телефон, набираю 911 и с неожиданным для себя спокойствием излагаю диспетчеру ситуацию.

– Оставайся здесь, – говорю племяннице, повесив трубку. Девочка растерянно кивает.

Стараясь двигаться как можно тише, исследую соседние комнаты и наконец нахожу старую бейсбольную биту. Все лучше, чем коврик для йоги.

Дребезжание становится громче. Похоже, кто-то роется в вещах. Господи. Неужели в дом забрался грабитель? Нашел время – через пару часов после нашего приезда!

Шестеренки в мозгу двигаются словно сквозь липкое желе. Не смей думать про желе. Мотаю головой, отгоняя непрошеные воспоминания: похороны, желатиновая штука в форме кекса, бывшая школьная директриса спрашивает, не я ли готовил угощение.

Снова зловещий вой.

Нет, это не человек. Наверное, какой-то зверь забрался в кладовую. Звуки будто бы… ритмичные. Нужно поднять шум, напугать его, чтобы не совался на второй этаж. Вероятно, енот или опоссум. Вряд ли кто-то опасный. Черт, хватит уже тупить. Иди и разберись.

Будь шумным и большим. Зверь боится тебя сильнее, чем ты его.

Еще раз оглядываюсь на плачущую Инди, укрепляюсь духом.

Под ногой скрипит ступенька. Снизу раздается очередной удар, затем шорох.

Вспоминается сцена из фильма ужасов: неосторожная жертва на цыпочках бредет по темному коридору, а за поворотом ее поджидает монстр.

Будь шумным и большим. Зверь боится тебя сильнее, чем ты его.

Это мой шанс наладить отношения с Инди. Да, нам обоим страшно, но вместе мы справимся. Будь шумным и большим. Зверь боится тебя сильнее, чем ты его. Нужно заслужить ее доверие. Пусть она лишилась матери, а я оказался, мягко скажем, посредственным дядей, однако сейчас я твердо намерен позаботиться о ней и уберечь от опасности.

Набрав воздуха в грудь, с грозным рыком врываюсь на кухню, вооруженный битой и готовый сражаться не на жизнь, а на смерть.

Яростный вопль переходит в петушиный фальцет.

На полу в кладовой ерзает какая-то штуковина, волоча за собой тряпку, похожую на фартук, и пластиковый пакет. Она ударяется о большую упаковку бутылок газировки, жужжит, меняет направление, стукается о дверной косяк, снова берет неверный курс и врезается в груду коробок, которые, по-видимому, уронила чуть раньше.

– Фишер! Фишер, что там? – верещит Инди.

Кажется, я достиг дна.

Интересно, мне еще есть куда падать? После смерти Фрейи неудачи, словно тяжелые камни, тянут меня вниз, заставляя опускаться все глубже… может, дальше уже некуда? Как ни странно, эта мысль внушает некоторый оптимизм.

– Спускайся, взгляни сама! – кричу я. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Черт, я ведь уже вызвал службу спасения. – И принеси, пожалуйста, телефон!

Инди на подгибающихся ногах спускается вниз, изумленно взирает на штуковину.

– Кому пришло в голову запрограммировать робот-пылесос на четыре часа утра?

Сгорая от стыда, вновь набираю 911.

Вероятно, самая глубокая точка моего падения – здесь, в задрипанном городишке, в компании робота-пылесоса. Хуже быть не может, значит, дальше дела пойдут на лад.

– Девять-один-один, слушаю вас.

– Здравствуйте. Э-э… я недавно звонил, сообщал, что в наш дом проник человек или зверь. К счастью, все обошлось. – Пытаюсь рассмеяться, но смех застревает в горле: снаружи мелькают проблесковые маячки. Мне хочется плакать, топать ногами, бить кулаком в стену. – Впрочем, спасатели уже приехали. – Вешаю трубку и уныло бреду к входной двери.

Снаружи темно, на крыльце тускло светит лампа. Из машины выходит полицейский. Рядом останавливается пожарный грузовик с ревущей сиреной. Еле сдерживаюсь, чтобы не застонать.

– Прошу прощения, офицер. – Поднимаю ладони, выхожу навстречу. – Послушайте, у нас все в порядке. Вышло небольшое… недоразумение. Я снял этот дом на лето, мы приехали сегодня поздно ночью. Судя по всему, хозяева запрограммировали робот-пылесос на четыре утра. Честное слово, эта штуковина воет как зверь. Извините, что побеспокоил, и…

Полицейский выходит на свет.

– Я все равно должен осмотреть дом, сэр. Таков порядок. – Он кладет руки на пояс с кобурой, оглядывает меня с головы до ног, словно прикидывает, стоит ли мне доверять. Подавляю желание закатить глаза. Мой рост – шесть футов пять дюймов [2], я примерно на двадцать фунтов тяжелее [3], но даже при таких данных совершенно точно не представляю угрозу, ибо пытаюсь оправиться от экзистенциального кризиса, спровоцированного пылесосом.

– Честное слово, сэр, все в порядке, – повторяю я.

На порог выходит Инди.

– Он говорит правду, офицер. Хозяева этого дома выбрали странное время для включения пылесоса. – Племянница держится угрюмо и вызывающе, как умеют только подростки. Крошечное проявление солидарности возрождает во мне искру надежды. Может быть, нам с ней все-таки удастся выбраться из ловушки, в которую мы сами себя загнали.

Завидев выражение моего лица, вызванное неожиданной поддержкой со стороны Инди (не успеваю стереть радостную улыбку), полицейский – на жетоне указано его имя: офицер Карвер, – преграждает мне путь.

– Вам тут что, шуточки? – спрашивает он.

– Нет-нет, – умиротворяюще развожу руками. – Извините.

– Видите ли, в чем дело, сэр. – Издевательская ухмылка. – Возможно, вы утверждаете, будто все в порядке, не по доброй воле. Вдруг вас держат в заложниках? Именно поэтому я должен осмотреть дом.

Инди хихикает. Предостерегающе толкаю ее плечом.

– Пожалуйста, осматривайте. – Устало потираю ладонью лицо.

– Что здесь стряслось? – спрашивает мужчина в пожарной форме, поднимаясь на крыльцо. Из грузовика выгружаются спасатели.

– Похоже, бешеный пылесос, – цедит офицер Карвер. Стискиваю зубы, мечтая, чтобы это поскорее закончилось.

К нам поднимается еще один спасатель. От всех троих исходят волны осуждения. Остальные стоят у машин. Последний пожарный, присоединившийся к нашему веселому обществу, смотрит на меня широко раскрытыми глазами. За его наивным видом явственно читается издевка. Он медленно поднимает топор в воздух, вероятно, готовясь защитить нас с Инди от механического монстра.

Уползти бы сейчас во тьму и лечь куда-нибудь за грузовик, пока они не свалят. Пусть продолжают без меня.

Ничего не поделаешь. Жестом приглашаю их в дом.

Глава 4

Фишер

Офицер Карвер отводит Инди в сторону и начинает расспрашивать, а тот из пожарных, что повыше, принимается за меня.

– Как ваше имя? – сурово осведомляется он.

– Фишер, – отвечаю я, не понимая причины столь пристального внимания.

– А полностью?

– Фишер Лэнг.

Далее следуют муторные формальности: проверка документов, удостоверяющих мою личность и статус опекуна, краткий рассказ о том, как это случилось.

– Здесь написано, вы взяли девочку под опеку три года назад. Верно? – уточняет пожарный.

– Э-э, да. – Бросаю беглый взгляд на Инди, надеясь, что она не слышит.

Я рассчитывал, представители местной власти удовлетворятся моими ответами, вернут документы и уйдут, однако они устраиваются поудобнее, явно не намереваясь оставить нас в покое.

– Чем занимаетесь? – осведомляется второй пожарный, выходя из кухни.

В данных обстоятельствах подобный вопрос, как бы сказать… не совсем уместен. И вообще, почему эти парни меня допрашивают? Я не специалист, но дознание вроде бы не входит в должностные обязанности спасателей. Тем не менее придется оказать содействие, лишь бы свалили. Ответ на вопрос сложнее, чем мог предположить мой непрошеный интервьюер. Желая поскорее отделаться, говорю:

– Я шеф-повар.

– М-м, – мычит его напарник. – А судя по серьгам, инструктор по йоге.

– Внешний вид ничего не значит, Сайлас, – возражает второй. – Может, человек делает крафтовый одеколон или плетет фенечки на заказ. – Он поворачивается ко мне, заглядывает в блокнот. – Извините моего брата. В каком ресторане работаете? – У обоих на жетонах фамилия Берд. Этот выглядит старше, на висках серебрится седина.

– Временно не работаю, – отвечаю я, не обращая внимания на подколку.

– Значит, вы не шеф-повар, – с сомнением произносит старший, не отрывая глаз от блокнота.

– Э-э… нет, я повар, просто…

– Что привело вас в Спунс?

– Я консультант.

– Это вообще не работа, – встревает младший, Сайлас.

– Почему шеф-повар не готовит? – подает голос офицер Карвер. Он, по-видимому, закончил допрашивать Инди, но не удовлетворился ее ответами.

– Потому что консультирую. – Это долгая история, которую я готов обсуждать только со своим психотерапевтом, дубина.

– По каким вопросам? – не унимается один из братьев.

С меня хватит. Трое взрослых мужиков лезут в мои дела, словно девчонки из сериала «Сплетница».

– Послушайте, разве моя работа имеет значение для… отчета о происшествии, или какой там документ нужно оформить, прежде чем вы закончите?

Троица переглядывается. Полицейский разворачивается ко мне. Братья недоброжелательно щурятся ему в спину. Интересно.

Карвер шумно вздыхает.

– Вижу, вы из большого города и не вполне понимаете, как у нас здесь все устроено. Вам, конечно, невдомек, что вы потратили скромные средства местного бюджета, а также наше драгоценное время. Нам ведь пришлось отвлечься от важных дел ради какого-то пылесоса.

Старший Берд фыркает, раздраженно машет рукой.

– В жизни всякое случается, но в целом он прав. Теперь, в нашем присутствии, вы чувствуете себя более… – его плечи мелко трясутся, – защищенным? – По крайней мере, ему хватило такта принять невозмутимый вид, в отличие от полицейского, явно наслаждавшегося моим унижением.

Прежде чем я успеваю ответить, боковая дверь распахивается и в кухню решительным шагом входит молодая женщина.

На ней коротенький шелковый халатик с рисунком в виде коровьих пятен и опушкой из материала, из которого делают боа для девичников или концертов Элтона Джона, а также зеленые резиновые сапоги. Она запахивает полы халата, окидывает присутствующих мрачным взглядом.

– Сейдж, ты что тут делаешь? – недовольно восклицает Берд-младший.

– Может, это место преступления, – со вздохом добавляет Берд-старший.

– Нет здесь никакого преступления. Я в окно видела, как Сайлас жует печенье, – твердо заявляет женщина. Берд-младший бросает на меня смущенный взгляд. – Кроме того, вы оба решили срезать путь, проехали по моему участку и переполошили всех животных. В результате Хромоног сбежал. – Она тычет пальцем в обоих Бердов и наконец переводит взгляд на меня. – Простите, что вломилась без предупреждения. Я знала, что у моих придурковатых братьев сегодня ночная смена, и, когда увидела их в окно, сразу поняла – они вам докучают. Эти двое любят злоупотреблять гостеприимством.

Загорелая, как и ее братья, волосы не светлые и не темные, не прямые и не кудрявые. На лице и бедрах россыпь веснушек.

– Вообще-то они правы, Сейдж, – встревает Карвер. В его голосе появляется неприятный скрежет, какой издают трущиеся друг о друга воздушные шарики. Меня аж передергивает. – Не нужно было сюда входить. Откуда тебе знать, безопасно здесь или нет. – Оба Берда резко разворачиваются к нему, хором произносят: «Заткнись, Иэн».

Ага. Уголок пазла сложился. Как ни странно, я доволен, что не ошибся, расслышав мерзкие нотки в голосе полицейского, хотя почти ничего не соображаю от недосыпа. Невольно хмыкаю. Трое мужчин тут же обращаются ко мне.

– Он сделал ложный вызов! – ноет Иэн.

– Вовсе нет. Я думал, к нам… – В присутствии новой зрительницы мои слова звучат еще более глупо и беспомощно. – Забрался посторонний. – На самом деле, это я здесь посторонний.

За окном встает солнце, окрашивая небо в нежно-розовый цвет. В глазах Сейдж отражается сочувствие, смешанное с настороженностью.

– Разумеется, вызов не ложный! – напускается она на мужчин. – Если бы позвонила женщина, разве стали бы вы здесь толпиться и читать нотации? Уж вряд ли. Оставьте человека в покое. Лучше найдите моего кота.

Поворчав для порядка, троица направляется к двери. Когда Сайлас проходит мимо меня, я забираю из чумазой лапы печенье, но он выхватывает его у меня из рук. Братья обнимают Сейдж. Иэн останавливается в нескольких футах от нее. Она нервно расправляет плечи.

– Тебе помочь здесь? – фамильярно спрашивает он.

– Не надо, – с натянутой улыбкой отвечает девушка.

– Идем, я тебя провожу.

Сейдж вздергивает подбородок, медленно качает головой.

– Просто уходи, Иэн.

Полицейский поворачивается, окидывает меня пристальным взглядом. Я унижен и измотан, поэтому лишь утомленно киваю в ответ.

Наконец все рассаживаются по машинам и начинают разъезжаться. Оглядевшись, понимаю, что в доме остались только мы с Сейдж.

– Черт, где Инди? Инди! – кричу во весь голос.

– Собственно, я потому и пришла, – вздрогнув, говорит Сейдж. – Про кота тоже правда, но я знаю, где его искать. Просто… увидела, как ваша дочь спустилась по лестнице из окна второго этажа и стащила велосипед из кузова грузовика. Мне показалось, она собирается сбежать. – Ей явно неловко. Невольно проникаюсь уважением за ее неравнодушие.

– Черт возьми. – Обреченно прикрываю глаза.

– Не волнуйтесь, все в порядке, – продолжает она. – Я подошла к ней и отвлекла. Девочка сидит на крыльце.

У меня отлегло от сердца.

– Погодите. Как вы ее отвлекли?

– Дала подержать гуся, – невозмутимо отвечает Сейдж, будто это нечто само собой разумеющееся. – А потом случайно заглянула в окно. У вас был такой вид, словно вы мечтаете о смерти. Я решила помочь разогнать толпу. – Она морщит нос. – Люди здесь порой ведут себя весьма назойливо.

– Ох уж этот провинциальный обычай – подглядывать за соседями. – Я рассчитывал пошутить, но получилось укоризненно и грубовато.

– Когда просыпаешься от звука сирен, поневоле захочешь узнать, что стряслось. – Сейдж с улыбкой разводит руками. – Между прочим, это вовсе не провинциальный обычай. Так везде делают.

Что верно, то верно.

– Ваша правда. Извините. – Выглядываю из окна. Инди на крыльце хмуро рассматривает толстую белую птицу. Гусь пощипывает ее волосы и тихонько гогочет. – Она часто убегает из дома. – Пожалуй, эта девушка заслужила откровенность за попытку избавить меня от унижения. Тяжело вздыхаю, скребу подбородок. – Надеюсь, мне не придется вызывать Могучих рейнджеров [4], чтобы ее разыскать. – Через силу улыбаюсь уголком рта.

Девушка кивает, протягивает руку.

– Сейдж Берд.

Лавандовый маникюр, на каждом пальце по кольцу. Точно, мы же официально не представлены.

– Фишер. – Беру ее ладонь в свою: с виду маленькая, а рукопожатие неожиданно крепкое.

– У нас здесь не так много неприятностей, в которые можно вляпаться. Особенно если не знаешь, где искать. Кстати, хотите, могу показать, как убрать лестницу от окна? Она приделана к отдельной доске. Дочь Андерсенов тоже когда-то была подростком. – Сейдж хмыкает. – Вы не против, если я сперва все-таки найду кота?

– К-конечно, пожалуйста. – Но она, взмахнув полами украшенного перьями халатика, уже протискивается мимо меня. Наверное, стоит завести разговор, объяснить, что Инди моя племянница, или рассказать о себе, однако Сейдж ни о чем не спрашивает. К тому же я очень давно не вел жизнерадостных бесед и совершенно не представляю, с чего начать. А еще мне ужасно хочется потрогать ее халат. Наверное, это тактильный голод; я ведь привык работать руками. – Зачем ваш кот пришел сюда? И как он попал в дом?

– Через собачью дверцу в прачечной, – улыбается Сейдж. – Нина, хозяйка, угощает его тунцом, так что он привык здесь шляться. Ее кот умер несколько лет назад, и она взяла шефство над моим.

Девушка заходит в прачечную, опускается на корточки, распахивает дверцу шкафа. Оттуда раздается приветственное мяуканье.

– Вот ты где! Иди сюда, старичок, – воркует она, прижимая к груди серый комок шерсти. На меня устремляется взгляд больших золотистых глаз. Кот явно не в восторге от увиденного. «Я от тебя тоже, приятель», – думаю я. Зверь трется макушкой о подбородок Сейдж, довольно мурлыкает. – Для четырнадцати лет он в неплохой форме, правда?

Пытаюсь улыбнуться в ответ, протягиваю руку погладить кота и внезапно замечаю, что имя дано ему не зря.

– Если не считать отсутствия лапы, вполне. – Все-таки улыбаюсь, даже почти не вымученно.

Наши взгляды встречаются, задерживаются чуть дольше положенного. Стараюсь отвести глаза, но мне хочется смотреть, смотреть… В этой девушке слишком много противоречий. Легкомысленный халатик и резиновые сапоги, слегка загорелая нежная кожа и щедрая россыпь веснушек. Податливые, пухлые губы и квадратный подбородок. Проходит секунда, вторая, третья. Мы неловко шагаем навстречу друг другу и принимаемся исполнять странный танец под аккомпанемент: «Ой, извините, я сейчас… да-да, конечно…» Наконец беру ее за плечи и меняю с собой местами. Атласная ткань халата холодит пальцы, будто я вляпался во что-то мокрое.

– В общем, – нарочито бодро произносит Сейдж, мужественно пытаясь преодолеть смущение, – порекомендую несколько мест, которые стоит посетить, пока вы у нас. Для начала – кофейня «Волшебный боб» и пекарня «У Сэвви». Если пойдете сегодня, попробуйте фирменные сконы с бергамотом и черникой, их готовят только по воскресеньям. У нас в городе это практически предмет поклонения.

Хмыкаю, ощущая неприятный укол в груди. Когда-то моя еда тоже была предметом поклонения.

– Спасибо. – Хотя племянница не давала повода, чувствую необходимость заступиться за нее. – Знаете, Инди не плохая. Ей всего пятнадцать, и за последнее время в ее жизни произошло много перемен.

Сейдж дергает плечом.

– Такой уж возраст – чувствуешь себя взрослым, запертым в детском теле. И наоборот – ребенком в теле взрослого. – Она задумчиво гладит кота. – Моему племяннику шестнадцать. Летом он ходит на дополнительные занятия, но я могу попросить его показать девочке город.

Ее прямота и искренность несколько выбивают из колеи.

– Инди тоже пойдет в летнюю школу. – Иначе ее не переведут в десятый класс. Она пропустила три месяца занятий. Даже для ребенка, потерявшего мать, есть пределы, до которых система образования готова идти навстречу.

– Еще и лучше. Сэм сможет ее подвозить. Конечно, если это удобно. – Сейдж прижимает к себе кота и внезапно улыбается. – Мой совет: когда дело касается подростков, всегда лучше знать, с кем они дружат. Кстати, я преподаю обществознание в старших классах.

Искренне улыбаюсь. Еще одно противоречие.

– Значит, вы не богатая трижды вдова? – Кивком указываю на халатик.

Глаза девушки загораются, улыбка становится шире.

– Пока нет. Но вы ведь слышали про материализацию желаний? Как там говорят: «одевайся для той работы, которую хочешь получить», – игриво отвечает она и разглаживает полы халатика.

– Будь вы хоть космонавтом, с удовольствием приму ваши мудрые советы. – Господи, Фишер, замолчи уже. Самого коробит от столь бездарной банальности. Мало мне на сегодня унижений. Вспоминаю дорожный знак на въезде в город; похоже, дух Спунса уже захватывает мою психику – кажется, это называется «эффект осмоса».

Однако Сейдж от души смеется. Звук ее смеха неожиданно волнует меня – грудной, хрипловатый, прерывистый в начале, потрескивающий, словно пламя, в середине.

– Я могу дать кучу мудрых советов, Фишер, хотя сама едва ли им следую. Не позволяйте миссис Раш на почте долго держать ваши письма незапечатанными: она обязательно найдет предлог их прочесть. Ходите на мыс Основателей только во время отлива. Ничего не заказывайте в закусочной «У Уолтера», если не уверены, что точно желаете попробовать его стряпню.

– Я имел в виду, советы относительно подростков… из-за Инди, – поясняю я. – Однако обязательно приму к сведению все вышесказанное. – После сегодняшнего происшествия постараюсь как можно меньше появляться в городе. Улыбаюсь самой обворожительной улыбкой, на которую способен.

Сейдж смущается, краснеет.

– А! Э-э… ну это все. По крайней мере, на текущий момент. – Она направляется к выходу. – Кстати, Инди – чудесное имя.

Вот он, шанс. Объяснить, что имя придумала не жена, а сестра, следовательно, Инди мне не дочь. Рассказать, зачем мы сюда приехали. Глядишь, завязал бы добрососедские отношения. На меня наваливается усталость: общение, даже с приятным человеком, отнимает силы. Вот бы спрятаться и забыть это утро как страшный сон. Память коварно подсовывает непрошеные воспоминания, от которых внутри саднит, будто от изжоги.

– Спасибо. И за спасение тоже. Как ловко вы их разогнали.

Сейдж поднимает серебристо-серые глаза и тут же отводит в сторону.

– Я знаю, каково это, когда тебя тыкают носом в случайный промах. Никому не захочется, чтобы унижение длилось дольше, чем необходимо.

Неопределенно хмыкаю, соглашаясь.

– Еще раз спасибо.

Она ласково улыбается, открывает дверь.

– Я могу вас чем-то отблагодарить? – собравшись с духом, выпаливаю я.

Сейдж оборачивается. Между бровями пролегла морщинка, нижняя губа слегка оттопырена. Вдруг на ее лице снова расцветает улыбка, от которой мое сердце приятно сжимается.

– Спасибо. Я подумаю.

Глава 5

Сейдж

– Ты заявилась туда прямо в халате? – Держа под мышкой розовую коробку, Рен протискивается мимо меня, шествует на кухню.

– Под ним была одежда.

– Тот, с коровьими пятнами?

– Чем он тебе не нравится?

– Ничем.

Рен передает мне скон, и я тут же забываю все тревоги. Тающая на языке лимонная глазурь, бергамот, взрывные ягодные нотки – цветочный, яркий, изысканный вкус. Испускаю стон наслаждения.

– Кто помогает твоей маме, раз ты здесь? И откуда узнала про халат?

– В пекарне сейчас Сэм. Зарабатывает себе на бензин. – Рен откусывает кусочек скона, задумчиво смотрит в окно. – Когда я пришла открывать лавку, Сайлас уже ждал на пороге. Сказал, что все утро на ногах, и не замедлил сообщить почему. Говорит, новый арендатор какой-то консультант, но это не точно. Похож на снулую рыбу.

– Сайлас в своем репертуаре. Но я ничего о нем не знаю. Не стала его расспрашивать.

Рен недоуменно таращит глаза и тут же принимает заговорщический вид.

– А твой брат сказал, ты потом с ним осталась.

– Ну да, забрала Хромонога из прачечной, – смеюсь я. – Говорю же, не вдавалась в расспросы.

Подруга разочарованно машет в мою сторону.

– В отличие от тебя, твои братья настоящие мастера сплетен. После развода мне этого не хватает.

Не помню, чтобы Эллис намеренно сплетничал, но воздерживаюсь от комментариев. Впрочем, память у него отменная. Мы обе понимаем: Рен скучает не по горячим новостям, а по Эллису. Вот Сайлас и Мика – совсем другое дело. Хорошо, что Мика сейчас играет в бейсбол в Калифорнии. Он точно раззвонил бы по всему городу про нового арендатора, да еще сочинил о нем какую-нибудь небылицу.

– Как он выглядит? – Рен кивает в сторону дома Андерсенов.

Весьма привлекательно. Небритый, взъерошенный, темноволосый. Прямой нос, крепкий подбородок. Глаза на расстоянии кажутся темными, но на самом деле скорее зеленые. Когда говорит, одна бровь приподнимается чуть выше другой. Настоящий красавец, и голос под стать – низкий, рокочущий, притягательный, аж дух захватывает.

– Не знаю. Высокий.

Рен в отчаянии разводит руками.

– Ну же, Сейдж, напрягись.

– Очень высокий. Выше Эллиса, но ниже Мики.

Подруга слегка оживляется.

– Мика – уникум, так что ничего удивительного. Эллис ростом шесть футов три дюйма [5]. Значит, этот парень высокий-превысокий.

– Да, высокий-превысокий.

Рен потирает руки, ожидая продолжения.

– Неужели тебе неинтересно, как его зовут, вертихвостка? – насмешливо осведомляюсь я.

– Кто бы говорил, Сейдж Астория Берд. Просто пытаюсь выяснить, есть ли у него потенциал стать твоим кавалером на лето. Кстати, Сайлас сообщил его имя: Фишер Лэнг.

Звучит знакомо. Впрочем, имя и фамилия довольно распространенные.

– Ладно. – Прикидываю, какие подробности можно поведать, не рискуя показаться чересчур заинтересованной. – В ухе две маленькие сережки. Статный, но не грузный… Брюнет, волосы до плеч. – Глядя на дочь, машинально заложил прядь за ухо; милый жест.

Рен широко раскрывает глаза.

– Как сексуальный пират?

– Во-первых, я не называла его сексуальным. Во-вторых, даже не думай.

– Судя по описанию, мужчина твоей мечты.

– Ты же обещала не использовать эту информацию против меня. – Засовываю в рот половину скона. Никогда не прощу себе, как однажды вечером, сразу после расставания с Иэном, я вылакала бутылку вина и выболтала всю подноготную – в частности, что полтора года не испытывала оргазм и меня затянуло в блаженный (хоть и весьма специфичный) лабиринт эротических фанфиков про пиратов.

Рен с деланым равнодушием подходит к окну.

– Ладно, ладно. Но… это же круто! У тебя есть бинокль?

– О господи! – стенаю я с набитым ртом. – Не ты ли боялась, что он извращенец?

Она хлопает ладонью по кухонному столу. Я вздрагиваю от неожиданности.

– Надо же! Быть того не может!

Поспешно глотаю остатки скона.

– Что такое?

– Серена Линдхаген только что подрулила к его дому!

– Да ладно! Ничего себе скорость! – Выглядываю из окна. Так и есть. Серена поправляет бретельки симпатичного голубого платья, которое я похвалила на прошлой неделе, достает из багажника розовую коробку и устремляется к крыльцу Андерсенов.

– Она несет ему мои слойки с сыром! – Рен искренне возмущена, будто Серена разделась догола и прыгнула на нового жильца.

По идее, надо бы изобразить равнодушие… черта с два! Хватаю с захламленного комода бинокль и передаю Рен.

– Ты лучше читаешь по губам, чем я.

– Ну-ка, ну-ка… Он смущен. Вроде просто знакомятся. Чешет в затылке – мужики всегда так делают, когда им неуютно. Ерошит волосы… Мнется. Благодарит. Серена уходит.

– Как, уже? Интересно.

Рен смотрит на меня долгим холодным взглядом и неожиданно толкает в плечо.

– Ой! Ты чего?

– Он же обалденный красавец, дуреха. – Она откладывает бинокль в сторону. – Это ты должна быть на месте Серены и вести себя как финтифлюшка или какое там смешное слово больше подходит.

Забираю бинокль.

– Она просто угостила его с дочерью выпечкой, а не позвала под венец. Даже если и так, я бы ее не осудила.

– Это не дочь, а племянница.

– Что, прости?

Лицо Рен смягчается.

– Сайлас сказал, девочка – племянница Фишера, а он опекун. Я так поняла, ее мама умерла.

На грудь тяжелым камнем опускается печаль. Помню, у него был усталый и раздраженный вид, но теперь ясно, почему он такой… подавленный, словно даже улыбка дается с трудом. Скорбь изнуряет.

– Кстати, – хрипло говорю я, – его племянница… Инди… на следующей неделе пойдет в летнюю школу. Я могла бы предложить, чтобы Сэм показал ей город.

Рен великодушно кивает.

– Разумеется. Он добрый парень и не станет возражать.

– Знаю, – тихо отвечаю я. Во мне по-прежнему пульсирует печаль, словно весть о горе Фишера и Инди затронула струны моего личного горя.

– Я вот о чем подумала, – задумчиво произносит Рен, что-то подсчитывая на пальцах. – Новый жилец здесь на все лето. Он шеф-повар. Наверняка его приезд как-то связан с загадочным зданием.

– Шеф-повар?

Она тяжело вздыхает.

– Не умеешь ты выуживать из людей информацию. А твои братья умеют. Выходит, Афина права: там будет ресторан, и этот Фишер Лэнг точно имеет к нему отношение.

– Посмотрим.

Подруга беспокойно хмыкает.

– Наши не обрадуются.

– Почему? Нам требуется что-то кроме закусочной Уолтера. Если город не будет развиваться, даже фестиваль не принесет достаточно денег.

Нет нужды объяснять: благосостояние жителей Спунса зависит от туризма, а заведения вроде ресторанов и пивоварен – хорошая приманка, позволяющая пополнить местный бюджет.

– Я-то согласна, но ведь Уолтер уходит на пенсию. Ты же знаешь, все желают ему провести хороший туристический сезон напоследок.

– Уолтер уже три года собирается на покой. Кстати, он до сих пор не объявил, кто из его племянников и племянниц будет управлять закусочной вместо него. Я считаю, он блефует.

– Не спорю, новый ресторан – дело хорошее, – смеется Рен. – Возможно, если у Уолтера появится конкурент, он наконец определится с решением.

Пристально оглядываю дом на другой стороне луга. Во мне разрастается любопытство, словно клубни георгинов, которые я посадила в этом году.

– Поживем – увидим.

Вообще-то я считаю себя идеальной соседкой. В чужие дела не лезу (как правило), участок содержу в порядке – никаких мусорных куч, уродливых садовых гномов или нелепых скульптур. Однако, если нужно, всегда рада помочь: встречаю арендаторов, когда Андерсены в отъезде, могу выручить луковицей или чашкой сахара, но не навязываюсь, чтобы они не чувствовали себя обязанными каждый раз при встрече поддерживать беседу. В общем, всеми силами стараюсь опровергать провинциальные стереотипы. Соответственно, при обычных обстоятельствах я не подглядываю за соседями, а значит, не пользуюсь биноклем и тем более не дежурю у окна.

Стоило Серене Линдхаген покинуть порог Фишера (а Рен покинуть мой порог), у дверей моего нового соседа нарисовалась Беа Маршалл, роскошная рыжеволосая парикмахерша и первоклассная сплетница. Она ухитрилась напроситься в дом, правда, ушла меньше чем через десять минут; вид у нее был донельзя самодовольный, а у Фишера смущенный.

Вечером просыпаюсь от грохота тарелки, упавшей с колен на пол; видимо, я прикорнула на диване во время ужина (как ни прискорбно, состоящего из покупного набора закусок в коробке). Несу тарелку на кухню. Внимание привлекает отдаленный свет: на участке Андерсенов зажегся прожектор с датчиком движения. В ярком луче мелькает безошибочно узнаваемая фигурка девочки-подростка, явно пытающейся улизнуть.

После этого я просто не могу не шпионить за соседями. В течение следующих нескольких дней Ласка не отходит от меня, а Хромоног раздраженно мяукает чаще обычного. Наверняка оба заразились болезненным возбуждением, которое можно описать словом «ажитация». Я искренне заинтригована Фишером и Инди; увы, у меня никак не получается оставить их в покое и заняться своими делами.

– Надо уже купить телевизор, – частенько бормочу я, придумывая очередную причину выглянуть в окно. – Мне явно не хватает реалити-шоу.

«Тебе стоит завести хобби», – написано на морде у моей собаки.

«Или полежать», – читается в полупрезрительном взгляде кота.

Теперь я провожу в саду больше времени, чем обычно, – торчу рядом с живой изгородью, разделяющей наши участки, и притворяюсь, будто пропалываю сорняки, а на самом деле бесцельно ползаю по земле на карачках, подсматриваю и пытаюсь подслушать обрывки разговоров.

В общем, я превратилась в карикатуру на саму себя: сельская простушка, запавшая на печального красивого незнакомца. Жалкое зрелище, и я не предпринимаю никаких действий, чтобы исправить ситуацию.

Единственное, что мне удалось уяснить в результате неловких попыток поиграть в детектива, – Фишер и Инди в напряженных отношениях. Они никогда не бывают вместе. Если появляется один, второй тут же уходит. Каждый раз, выходя на крыльцо, Фишер изучает свои руки, словно ждет от них какого-то волшебства, а Инди крепко держится за перила и смотрит вдаль.

Спустя два дня после нашествия первых визитеров у соседнего дома паркуется пикап О’Дойл. Немедленно хватаюсь за бинокль. Мы, местные, действительно не отличаемся деликатностью. Бедняга Фишер и так устал от незваных гостей. Это уже просто смешно.

А еще (как ни стыдно признавать) очень весело.

Нахожу в объектив постное лицо Марты О’Дойл. Она приближается к дому, звонит в дверь. Ей открывает Инди. О’Дойл заходит внутрь, но уже через минуту Фишер выставляет ее на крыльцо. На его лице не столько смущение, сколько насмешка. О’Дойл, напротив, вся красная и явно не в своей тарелке.

– Тетя Сейдж?

– Ой! – От неожиданности отшвыриваю бинокль. В кухню заходят Сэм и Эллис. – Рядом с дверью есть звонок, знаешь ли. Даже твоя мама им пользуется.

Судя по дурацкой улыбке любимого племянника, он ни секунды не верит моему суровому тону.

– Я тоже рад тебя видеть, тетушка.

Сэм обхватывает меня длиннющими ручищами. Похлопываю его по накачанной спине, заглядываю в еще детское лицо, словно в зеркало. Тот же квадратный подбородок, большие серые глаза, даже веснушки как у меня. Правда, он унаследовал от отца темные волосы, а от матери – кудри; не то что мои патлы цвета мокрого песка.

– Что вы здесь делаете?

Ласка прыгает на Сэма, кладет лапы ему на плечи, и тот ловко принимается кружить ее в вальсе.

– Мама говорит, ты сосватала меня своей соседке.

– Рен попросила его познакомиться с девочкой и показать ей окрестности, – поясняет Эллис.

– Инди твоя ровесница, Сэмюэл. Кстати, хорошенькая.

– Да-да, уже иду. Просто хотел сперва поздороваться. – Сэм тщетно пытается отпихнуть Ласку. Та с восторгом облизывает ему лицо. – Э-э, и еще передать гостинец от мамы.

При виде корзинки с десятком легендарных сконов недоуменно фыркаю.

– Погоди! Я столько не съем! – кричу племяннику, но тот уже собрался уходить. Ласка не отстает от него ни на шаг. – Сегодня ведь не воскресенье! – Значит, Рен специально их испекла.

– Ничего не знаю! – Сэм выходит на улицу, но тут же просовывает голову внутрь и удостаивается очередного слюнявого поцелуя от моей невоспитанной собаки. – Мама велела ни в коем случае не принимать их назад! – С этими словами он исчезает.

Ласка скулит. Я тоже (про себя). Рен знает: я терпеть не могу выбрасывать еду, особенно выпечку, значит, обязательно попытаюсь кому-нибудь ее пристроить. То есть практически вынуждает меня идти к соседям.

Эллис усаживается за кухонный стол.

– Помоги мне с ними расправиться, – говорю я, указывая на корзину.

Он хмурится.

– Ты же знаешь, я их больше не ем.

Испускаю тяжелый вздох. Эллис любит впадать в крайности. Отец умер от инфаркта, случившегося из-за пожара в амбаре, поэтому мой брат стал пожарным. Когда ему исполнилось восемнадцать, мы лишились обоих родителей; он взял на себя заботу о семье, нес все финансовые трудности и не произнес ни слова жалобы, когда в том же году родился Сэм.

Мне кажется, он выбрал Рен своей суженой с того дня, как они подружились в детском саду, а теперь не позволяет себе насладиться ее выпечкой, потому что они расстались. Для меня эти две вещи никак не связаны, но в его невыразимо сложной логике все сходится.

– А ты зачем приехал? – непринужденно спрашиваю я.

– К Бутону. Надеюсь, ты отвезешь меня домой, если Сэм заберет джип.

Бутон – обожаемый конь его бывшей жены. После их развода он живет со мной. Рен часто катается на нем, а Эллис чистит и обрезает копыта. Раньше я надеялась, что, ухаживая за ним, они снова сойдутся. Однако прошло четыре года, и похоже, их вполне устраивает раздельное существование.

Глядя на сконы, принимаю решение: я не поддамся и не понесу их к Фишеру. Хватит подсматривать и вмешиваться в чужие дела. Моя личная жизнь и так сложна. Нечего запутывать ее еще больше.

Глава 6

Фишер

С тех пор как Инди впервые заявилась ко мне домой, прошло восемь недель. За два месяца в роли опекуна плюс несколько дней в этом городишке я провалил все что можно и, кажется, совершенно потерял с ней контакт.

Сейчас объясню.

С момента нашего приезда мы познакомились не только со службами быстрого реагирования Спунса, но также с местным ветеринаром – молодой женщиной; она угостила нас выпечкой и сообщила, что, если потребуется, с радостью меня подлатает, невзирая на отсутствие шерсти. А еще с рыжей парикмахершей; та бесцеремонно взъерошила мне волосы и вручила купон на бесплатную стрижку. Каким-то необъяснимым образом ей удалось выудить из меня информацию про ресторан, увольнение и новое назначение, что Инди моя племянница, что живу в Нью-Йорке, холост и никогда не был женат. За десять минут ее визита я словно заполнил заявление на кредит и одновременно прошел сеанс психотерапии.

Стоило закрыть за ней дверь, я тут же наткнулся на недовольный взгляд Инди.

– Ну что еще?

– Ты совсем ничего не соображаешь? – процедила она. – Не давай местным пищу для сплетен, Фишер. Сам знаешь. – И, скрестив руки на груди, удалилась к себе. Я скучаю по девочке, которая вместо подарка на день рождения просила испечь торт и называла меня «дядя Пишер», но сейчас рад услышать от нее хотя бы пару слов.

Между прочим, Инди права. Я потерял навык общения и разучился держать язык за зубами. Сам знаю.

Именно по этой причине, когда ровно в девять часов утра звякнул дверной звонок, я тут же пригнулся за кухонным островком. Многочисленные панорамные окна, конечно, очаровательны, но прятаться крайне неудобно.

Невзирая на мои отчаянные жесты и свистящим шепотом произнесенное «НЕТ!», Инди ехидно ухмыльнулась и открыла входную дверь.

– Доброе утро, – пропела она. – Дядя, кажется, это к тебе! – Однако самодовольное выражение тут же исчезло с лица моей дерзкой племянницы, ибо незваная гостья решительно оттерла ее в сторону и вошла. Пришлось вылезти из укрытия и неохотно натянуть улыбку. Эта женщина определенно внушала беспокойство. Поджатые губы, суровый взгляд, короткие седеющие волосы – точь-в-точь моя директриса в младшей школе.

– Марта О’Дойл, – отрекомендовалась она, резко выбросив вперед руку.

– Фишер Лэнг. – Я невольно вздрогнул, ощутив мертвую хватку.

– Я сочла необходимым зайти и представиться: глава Коалиции предпринимателей Спунса. – Женщина убрала руку, выжидательно приподняла бровь, словно рассчитывая на ответную реакцию.

– Э-э… спасибо.

Она моргнула и побагровела. Я понял: дело принимает дурной оборот.

– Вы несете ответственность за осквернение нашего любимого общественного центра, не так ли?

Ага. Значит, это и есть одна из тех, кто ставит Карли палки в колеса.

Думайте что хотите, но я обрадовался возможности сбросить маску дружелюбия. Я здесь меньше недели и еще ничего не успел осквернить, невзирая на выдающуюся способность портить все, к чему прикасаюсь.

– Нет, это не так.

– Но ведь вы прибыли сюда ради нового ресторана?

Что с них взять? Провинция. Разумеется, местные уже прознали о моих делах.

– Да, но я не являюсь собственником и даже пальцем не прикоснулся к зданию.

Марта О’Дойл скрестила руки на груди и сморщилась, будто съела лимон.

– В таком случае я хотела бы пообщаться с ответственным лицом. Особенно с архитектором. У нас есть стандарты…

– Уверен, столь влиятельный человек, как вы, с легкостью сможет это сделать. – Я улыбнулся во все тридцать два зуба. О’Дойл снова покрылась пятнами.

– Вам больше нечего сообщить? Если вы не отвечаете за ресторан, тогда какое отношение к нему имеете?

– Учитывая, сколько вы уже знаете, для вас не составит труда найти ответ самостоятельно. Простите, что вынужден завершить беседу, нам с племянницей пора уходить.

– Правда? – встряла Инди, но я метнул на нее испепеляющий взгляд. – Ах да. Действительно, пора.

Невзирая на возмущенное сопение, я выпроводил незваную гостью и захлопнул дверь – возможно, чуть громче, чем полагается.

– Не собираюсь я никуда идти, – тут же огрызнулась Инди. Я вознамерился подняться наверх, якобы за бумажником и ключами, а на самом деле немного остыть и подумать, но тут снова раздался стук.

– Да вы что, издеваетесь? – Я подбежал к двери и распахнул ее настежь.

На пороге стоял долговязый юнец.

– Ты кто такой? – Я уже включил режим старого брюзги и готов был прогнать парня со своей лужайки, но на крыльцо протиснулась Инди. Вероятно, учуяла аромат дезодоранта «Акс». В общем, знакомство состоялось. Это оказался Сэм, племянник Сейдж.

– Было бы неплохо, если бы Сэм показал мне город, – заявила племянница. Мальчишка в замешательстве взглянул на меня, ожидая подтверждения. Я увидел, как губы Инди изогнулись в еле заметном намеке на улыбку, и уступил. Хотя вряд ли ей требовалось мое одобрение.

С тех пор прошло четырнадцать часов. Точное время – двадцать три часа сорок семь минут. Я звонил и писал много раз, но так и не получил ответа.

В полночь принимаю решение: с меня довольно.

Плевать, что соседка оказала мне услугу, спровадив «Роковой патруль» [6]. Это она навязала своего родственника и теперь должна помочь найти Инди.

За последние несколько дней я много раз видел ее порхающей по участку. Вечно в цветастом халатике, словно экзотическая птица. И фамилия подходящая – Берд [7]. Ха! Надеюсь, она сова, ибо я намерен поднять эту пташку с постели и заставить вызвать сюда ее драгоценного племянничка. Каламбур на каламбуре! Этот город уже у меня в печенках сидит.

Выхожу на крыльцо, бреду по темному лугу. Тревога переходит в бешенство. Ускоряю шаг. Колочу в соседскую дверь, нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу. Изнутри раздается собачий лай, слышно какое-то движение. Еще пара мгновений, и навстречу выходит заспанная Сейдж в огромной ярко-желтой футболке. На груди – улыбающаяся улитка, держащая крошечную, улиточного размера, бейсбольную биту. Сверху надпись: «Попробуй поймать, растяпа!»

Возмущение разгорается с новой силой. Только жизнерадостной, незамутненной соседки мне не хватало.

– Фишер? Все в порядке? – Голос у нее спросонья волнующе хриплый. Разумеется, она помнит мое имя и совершенно не удивлена, что я заявился к ней среди ночи. Наоборот, проявляет участие. До чего милая, аж противно.

– Сэм, – цежу сквозь зубы. Чувак, давай подробнее. – Пожалуйста, позвоните Сэму. Инди до сих пор не вернулась.

– Да-да, конечно. – Изнутри снова доносится лай. Вздрагиваю. Сейдж даже ухом не ведет. – Хотите, по телефону проверю его местоположение?

– Пожалуйста. – Еле сдерживаю злость.

Она издает грудной смешок. Весело ей, понимаете ли.

– Заходите. Хотите чаю?

– Чаю?

– Может, кофе?

– Кофе?!

– Могу сделать с молоком.

Разум мутится от раскаленной добела ярости.

– Нет… не нужно… ни чая, ни кофе, – выдавливаю я.

– Ладно. – Сейдж беззаботно пожимает плечами.

От вида пушистых шлепанцев, подрагивающих при ходьбе, мой гнев наконец прорывается наружу.

– Нет, мне не нужно ни чая, ни кофе, – произношу уже тверже. – Коль уж вы спросили, я не хочу, чтобы ваши земляки стучались ко мне по сто раз на дню. Не желаю встречаться с благожелательно назойливыми бабульками из Совета ветеранов или дома престарелых, где вы, вероятно, волонтерствуете. Не собираюсь принимать участие ни в киоске для поцелуев [8] ради спасения какого-то там утеса, ни в тыквенной ярмарке, ни в каких других мероприятиях. Я требую, чтобы вы связались со своим племянником, с которым по вашей милости сейчас моя племянница. В противном случае я… позвоню в полицию.

Сейдж хмыкает. Точнее, фыркает. До чего вкрадчивый, соблазнительный звук. Немедленно теряю боевой дух.

– Фишер, как вы можете так говорить! Этот утес – знаковое место, неразрывно связанное с историей нашего славного города! – вытаращив глаза, заполошно вопит она. – Доход от киоска для поцелуев пойдет на футбольный газон для младшей школы! Мои родители зачали меня на тыквенной ярмарке! – Театрально хлопает ресницами.

Я не смеюсь.

– Сарказм вам не к лицу.

– Правда? Жаль, жаль. Видно, на вас действуют только хамство и высокомерие, – беспечно отмахивается она. – Сомневаюсь, что вы горите желанием вызывать полицию. Между прочим, вчера вечером Иэн общался с вами примерно в четверть силы. – Прежде чем успеваю придумать резкий ответ, она протягивает мне телефон: по карте движется точка геолокации с подписью «Сэм». – Они почти дома.

– Он говорил, чем они занимались все это время?

В ответ Сейдж тычет телефоном мне в лицо.

– Нет, но вы сейчас сами у них спросите, друг мой.

Ее улыбка становится шире, будто ей приятна наша перепалка. Это выбивает меня из колеи. Разворачиваюсь, чтобы уйти, и тут же замечаю фары подъезжающего джипа.

В тусклом свете лампочки в салоне машины сразу видно – это Сэм и Инди. С середины луга заметно, как они набрасываются друг на друга и начинают лихорадочно целоваться. Морщась и ругаясь про себя, преодолеваю остаток пути, пока Инди засовывает язык в рот этому двойнику Тимоти Шаламе [9]. Срам какой – обжимаются, словно обезьяны из передачи «В мире животных».

Жду по меньшей мере четыре минуты, а эти двое все не могут оторваться.

Еще тридцать секунд.

Черт, с меня довольно. Мой авторитет и так подорван, не хватало только ночных поцелуев в машине. Теперь, когда ясно, что Инди ничего не угрожает, нервное напряжение дает о себе знать.

Рывком открываю дверь своего грузовика и жму на гудок.

Влюбленные голубки испуганно отскакивают друг от друга (ха-ха, наконец-то). Племянница прожигает меня злобным взглядом. Она выпрыгивает из джипа, малолетний Казанова спешит за ней.

Отпускаю кнопку гудка. С лица Инди с вызовом смотрят темные глаза Фрейи, взъерошенные каштановые кудри падают на плечи. Не замедляя шага, она кривит губы в притворно слащавой улыбке и врывается в дом.

– П-пока, Инди, – блеет озабоченный юнец и печально машет ей вслед. Ответом ему служит хлопок входной двери.

Он нервно сглатывает.

– Здрасте, мистер Лэнг. Простите, если мы нарушили комендантский час. Она сказала, ей можно гулять до полуночи. В общем… извините.

Парень ростом с меня, но выглядит так, будто его пропустили через машинку для раскатки теста: тощий, долговязый, с тонкими запястьями и острыми локтями – не иначе, курит. Соус-шеф в «Мозговой косточке» наклеила на дверцу рабочего шкафчика целый коллаж из фотографий таких вот скуластых мальчиков с грустными глазами. Черт побери, да я сам в его возрасте выглядел примерно так же. От этой мысли чувствую себя старым и усталым.

Как бы то ни было, парень здесь ни при чем. Бросаю на него суровый взгляд и понуро направляюсь к крыльцу.

Войдя в дом, обнаруживаю, что Инди уже скрылась в своей комнате. Испытываю сильное искушение отправиться спать и разобраться с ней завтра.

Я всегда так поступал. Если получается не идеально, надо отложить. Плевать, что зал забит под завязку, рабочих рук не хватает и все с ног валятся от усталости; небрежно выполненное блюдо нельзя отдавать клиенту.

Утренний кофе чуть горчит? Вылей в раковину!

Отношения недостаточно легки, просты и удобны? Все равно они заканчиваются плохо. Тогда зачем начинать?

Смешно распространять логику кулинара на обязанности опекуна. Я уже использовал этот прием в других сферах жизни – ничего хорошего не вышло.

Укрепившись духом, стучу в дверь спальни.

– Инди, выйди, пожалуйста, на секундочку.

Слышится скрип кровати и топот ног. Наконец девочка раздраженно выглядывает в коридор.

– Я не собираюсь тебя ограничивать, но мне нужно знать, где ты находишься, все ли в порядке и во сколько ты вернешься домой.

– Я же сказала, он показывал мне достопримечательности. – Инди дергает плечом.

Можно подумать, я предлагаю ей носить ошейник с электрошокером.

– Ты уехала полдня назад, и… какие достопримечательности он тебе показывал? Свою ротовую полость и верхние дыхательные пути? Знаешь что? Впрочем, ладно. – Глубокий вдох. Выдох. – Мы оба понимаем: ты воспользовалась тем, что у меня мало опыта и я заранее не установил время твоего возвращения. Кстати, комендантский час начинается в одиннадцать вечера. – Инди презрительно смеется, но я продолжаю: – Мы должны уважать друг друга. Моя главная забота – чтобы за лето с тобой ничего не случилось. Я не собираюсь ничего усложнять, если ты будешь вести себя соответственно.

Взгляд девочки становится жестче, однако она принимает равнодушный вид.

– Насколько я помню, ты отказался от возможности удочерить меня еще три года назад.

Удар попал в цель. Лихорадочно пытаюсь придумать подходящий ответ и не могу. Не знаю, откуда ей стало известно. Наверное, родители проговорились в момент отчаяния. Вряд ли намеренно.

И… вообще-то это правда.

Инди тихонько прикрывает дверь у меня перед носом. Так еще больнее; будто наносить финальный удар уже не имеет смысла.

Нервно приглаживаю волосы, возвращаюсь в свою незнакомую спальню и проваливаюсь в сон, едва успев придавить подушку.

Глава 7

Сейдж

Стоит открыть глаза, как утро приветствует, с позволения сказать, ледяным душем. Теплыми летними ночами мне часто снятся яркие необычные сны, которые потом долго не отпускают.

Я, конечно, обещала не вмешиваться в дела соседей, но подсознание продолжает работать, и только этим можно объяснить непрерывный поток сновидений, обрушившийся на меня после нежданного визита Фишера. В первом сне его племянница при попытке сбежать вываливалась из окна прямо на трассу, во втором падала с горной тропы за участком. Вообще-то тропа начинается от забора Андерсенов, однако по пути к маленькому общему пляжу делает несколько изгибов и заползает то на один участок, то на другой, так что теоретически я могу нести ответственность за телесные повреждения, полученные на моем отрезке.

Хлопоча по хозяйству, стараюсь выкинуть из головы ночные кошмары. Дела соседей меня не касаются, особенно после вчерашней истерики Фишера. Мне совершенно не улыбается показаться перед ним типичной провинциалкой – эдакой назойливой кумушкой.

Во время нашей первой встречи он был очаровательно вежлив и благодарен. Разумеется, бесконечные визиты любопытствующих – то еще испытание, однако…

Бутон тихонько ржет, словно чувствует сумбур в моих мыслях. Невольно вспоминаю, как он впервые попал сюда: сначала вел себя вполне дружелюбно, с удовольствием брал из рук сахар и сено, но вскоре стал раздражаться, проявлять агрессию к Рен и Эллису, когда те заезжали его навестить. Бутон столкнулся со значительными переменами и гнетущей неопределенностью; бедолага пытался освоиться, понять, где он и что происходит. Недовольный кот, путающийся под ногами, нервировал, здоровенная псина пугала. Пришлось научиться предоставлять коню личное пространство, терпеливо ждать, пока он начнет мне доверять, и в свою очередь всячески демонстрировать доверие. Заходя в стойло, я брала Хромонога на руки и приказывала Ласке сидеть смирно, давая Бутону понять: все под контролем, опасности нет.

Пожалуй, с Фишером следует держаться точно так же. Вместо того чтобы усиливать вокруг него хаос (пусть даже из благих побуждений, как в ситуации с Сэмом), лучше помочь установить и организовать личное пространство.

Это утверждение полностью противоречит обещанию не соваться в чужие дела. Ну и черт с ним. Я действую в собственных интересах. Не только желая оградиться от судебных разбирательств из-за возможных травм на горной тропе, но и для общей выгоды. Раз Фишер и Инди собираются провести в Спунсе все лето, пусть оно получится хорошим, – особенно если он намеревается начать здесь бизнес, которым я и другие жители города будем рады насладиться. Я могла бы облегчить ему жизнь, стать посредником между ним и Спунсом, обеспечив максимум пользы и комфорта.

Надо только убедить его в этом.

Не давая себе возможности передумать, решительным шагом направляюсь через луг.

С моря тянется легкая дымка. В воздухе витает аромат цветов: пионы отцвели еще в мае, но их с лихвой восполнили жасмин, лаванда и душистый горошек.

Я совсем забыла о времени. Вспоминаю об этом, лишь когда на крыльцо, недовольно щурясь, выходит заспанная Инди. При взгляде на часы мое лицо вытягивается.

– Фишера нет дома, – огрызается девочка.

– Ох, проклятье. Извини. Я не знала, что еще только семь утра. – Ненавязчивая помощь в устройстве личного пространства? Да уж, хорошее начало. – А где он? – Плюс деликатность и такт. – Нет-нет, можешь не говорить. Это не мое дело.

Инди раздраженно кривит губы, протягивает клочок бумаги. На нем торопливым почерком написано: «МАГАЗИН».

Девочка приподнимает брови, словно желая сказать: «Я ответила на ваш вопрос?»

На ум невольно приходит сравнение с Хромоногом. Он был уже взрослым, когда его обнаружили со сломанной лапой рядом с кофейней «Волшебный боб». Доктор Линдхаген, отец Серены, ампутировал конечность и посоветовал найти коту хозяев, которые будут держать его в доме, чтобы он мог вести спокойную праздную жизнь. Папа только что умер, а Эллис еще не выработал твердый характер, поэтому разрешил оставить кота у нас.

Хромоног вел себя ужасно: рычал, шипел, яростно царапал все, что окажется рядом, и загадил полдома. Он упрямо продолжал наступать на отсутствующую лапу, падал и орал от бессильной злобы.

Однажды Мика и Сайлас, подравшись, случайно разбили стекло во входной двери, и Хромоног сбежал. Невзирая на отвратительное отношение ко мне, я безутешно горевала, чувствуя себя брошенной. Разумеется, родители покинули меня не по доброй воле, но тогда я вряд ли это понимала. Проклятый кот стал еще одной утратой.

На следующий день Хромоног вернулся. Он жизнерадостно приковылял к дому с мертвым кроликом в зубах и бросил бездыханнную тушку к моим ногам, словно драгоценный дар. Стало ясно: охота за добычей помогла ему освоиться с травмой и в каком-то смысле усмирила. Получив цель, он обрел желание жить.

– На самом деле я к тебе, – обращаюсь к Инди. Это правда, пусть и рожденная сию секунду, по наитию. – Ты не могла бы мне помочь?

– Вы кто вообще? Ну, то есть я в курсе, что вы наша странноватая соседка, а еще?

Да уж, эта девочка сильно отличается от моих учеников, чьих родителей я знаю едва ли не с рождения, и потому они испытывают ко мне здоровый страх.

– Я тетя Сэма. Меня зовут Сейдж.

– Ой. – Инди удивленно встряхивается. Слава богу, Сэму удалось ее очаровать. – Да, точно. Я… э-э… забыла. Ладно, дайте мне десять минут.

– Прекрасно. Встречаемся у ограды.

Инди появляется через пятнадцать минут.

– Вы ведь не собираетесь толкать речь в духе: «Сэм – хороший парень. Если его обидишь, тебе не поздоровится»? – с беспокойством осведомляется она, скрестив руки на груди.

Фыркаю, сдерживая смех.

– Нет, просто хотела прочесть тебе лекцию о безопасном сексе. – Надо видеть лицо Инди в этот момент. – Понимаешь ли, когда два человека очень сильно друг другу нравятся, между ними может возникнуть влечение…

– Господи, нет! Пожалуйста, перестаньте! Не нужны мне такие лекции, честное слово! – Она возмущенно всплескивает руками.

Не в силах дольше терпеть, хохочу в полный голос.

– Инди, я же пошутила!

«Просто не могла не подразнить тебя, девочка, – думаю я. – Лучше займи руки делом, а голову, наоборот, разгрузи, прежде чем мы с тобой выйдем на откровенный разговор».

Именно так мы и поступили. Надо признать, Инди отлично работает и на удивление мало жалуется. Мы почти не разговариваем – так, обыденные замечания о погоде и планах на выходные. Она помогает мне устроить небольшой пруд для гусей. Выкапываем яму подходящего размера, укрепляем стенки выветрившимся гранитом, устанавливаем емкость для воды, обкладываем бортики галькой.

Гэри на удивление привязался к Инди; бродит за ней по пятам и возмущенно гогочет, когда та уходит. Если Грымза неосторожно приближается к девочке, у гуся случается невиданный припадок агрессии. Он клюет и щиплет Грымзу, преграждает путь, вытягивает шею, шипит.

– Ого! – Кажется я поняла, в чем дело.

– Что? – спрашивает Инди, вытирая пот со лба.

– Сделай одолжение, полежи вон там в траве. Хочу кое-что проверить.

Она неожиданно соглашается, лишь слегка закатывает глаза и тихонько фыркает. Как я и предполагала, Гэри хватает ближайшую веточку, ковыляет к Инди со всей скоростью, на какую способны его короткие лапы, и опускает находку на землю рядом с головой девочки. Затем приносит перышки, палочки, кусок веревки, несколько пучков мха и с любовью раскладывает вокруг нее.

– Что он делает?

– Строит для тебя гнездо. – Жаль, она вряд ли оценит, если я драматически воскликну: «ТЫ ЗАПЕЧАТЛЕЛАСЬ НА МОЕГО СЫНА!» [10] – Он решил, что ты его жена.

Инди садится, возмущенно смотрит на Гэри.

– Гусь-извращенец.

– Ну все мы не идеальны. – Честно говоря, ситуация не самая простая. Гуси живут парами. Гэри и Грымза не были парой, но вполне мирно сосуществовали. А теперь Гэри ради Инди готов заклевать Грымзу насмерть.

Ладно, как-нибудь разберемся. Тем временем мне в голову приходит важная мысль.

– Мы здесь уже три часа. Думаешь, Фишер еще в магазине?

– В прошлый раз он провел там часа четыре.

– В нашем магазине? Зачем?

Девочка пожимает плечами, привычно скрещивает руки на груди.

– Как правило, Фишер закупается в больших универсамах, но сейчас разрабатывает меню для ресторана, поэтому, наверное, решил изучить местный ассортимент. Возможно, он пока и сам не знает, чего хочет. Не спрашивайте меня, я не в курсе.

– Хм. – Невыразимо печальное зрелище – шеф-повар, бродящий по универсаму и не знающий, какие продукты выбрать.

– Только не это! – презрительно усмехается Инди. – Не надо его жалеть. Фишеру не нужна ваша жалость, да он ее и не заслуживает.

С улыбкой качаю головой.

– Ты считаешь себя вправе судить, что достойно жалости, а что нет?

– Да. Например, смерть матери. – Она с вызовом тычет пальцем в грудь. Обожаю подростковую откровенность: в отличие от взрослых, ведущих неспешные разговоры и постепенно выходящих на деликатные темы, дети раскрываются с минимальными усилиями, ибо жаждут, чтобы их заметили и поняли.

Еще я ценю характерный для их поколения черный юмор.

– Осиротела в двенадцать. – Отбиваю подачу.

– Мой отец вообще не хотел ребенка. – Инди сконфуженно морщит нос. – Так что формально я тоже осиротела в двенадцать, к тому же меня бросили при рождении. Двойной удар.

– А меня растили братья-подростки. Поскольку пришлось повзрослеть раньше срока, я пропустила важные этапы эмоционального развития, в результате мне постоянно требуется чувствовать свою нужность. – О-о, не так уж приятно в этом признаваться. – Я часто соглашаюсь с людьми, стараюсь быть полезной и удобной, потому что боюсь, как бы меня не бросили, – прибавляю я, ошарашенная этим прозрением. – Наверное, я пытаюсь сохранить свой мир маленьким, чтобы не чувствовать себя в нем слишком незначительной.

Инди странно смотрит на меня и произносит:

– А я – наоборот, пытаюсь сделать свой мир большим, чтобы не чувствовать себя запертой или загнанной в угол. Мне нужно пространство, я хочу совершить что-нибудь значимое или хотя бы иметь такую возможность.

Согласно киваю.

– Если верить святой троице, также известной, как группа «Чикс» [11], большие пространства – поле для больших ошибок.

Инди невольно хмыкает.

– И все-таки было бы неплохо попробовать.

Час спустя, когда Фишер возвращается домой, Инди угрюмо сидит на корточках рядом со стремянкой, а я, стоя наверху, снимаю с окна решетку. Он выскакивает из грузовика и поспешно направляется к нам, что-то резко выговаривая.

– Готова? – спрашиваю Инди.

– Ага.

Передаю ей решетку. Фишер бросает сумки.

– Думаете, соседи обрадуются, что вы являетесь сюда со стремянкой и разбираете их дом? – кричит он мне.

Одаряю его лучезарной улыбкой.

– Я каждый год вешаю им рождественские гирлянды.

Возмущенно бормоча, Фишер забирает у Инди решетку и ставит на место.

– Кажется, мы на пороге судебного разбирательства, – заявляет он.

– Можно я пойду? – осведомляется девочка.

– Кстати, о судебных разбирательствах, – ловко меняю тему. – Хочу показать правильную дорогу на пляж. Во избежание травм. – Не давая возможности возразить, отставляю стремянку в сторону, веду их на тропу и демонстрирую опознавательные метки, указывающие безопасный спуск к воде.

Повернувшись, вижу, что оба стоят, одинаково нахмурившись и скрестив руки на груди. Наконец Инди, воспользовавшись установившейся тишиной, выпаливает: «Ладно, спасибо», – и поспешно укрывается в доме. Фишер тоже собирается уйти, однако я останавливаю его фразой:

– Ваша племянница очень помогла мне сегодня.

Он разворачивается и подозрительно смотрит на меня.

– Правда?

– Да. Если вы не против, я была бы рада, если бы она согласилась немного помогать на ферме и в саду. – И поспешно добавляю: – Разумеется, не бесплатно.

– Вы предлагаете Инди работу? А вдруг она малолетняя преступница?

– Так, с этого места поподробнее, – смеюсь я. – Что, правда преступница?

Фишер молчит, будто размышляет, говорить или нет.

– Официально ни разу не привлекалась. – Вздыхает. – Спасибо, это было бы замечательно. Здорово, если у нее появится какое-то занятие. – Отводит взгляд, словно не уверен, стоило ли соглашаться.

Последние тучки испарились в лучах солнца. Фишер – единственное темное пятно на фоне золотистого луга. Мимо пролетает пчела, а он даже не вздрагивает, погруженный в свои мысли. Вспоминаю слова Инди: он и сам не знает, чего хочет. Интересно почему?

– Всегда пожалуйста. Во всех смыслах. – Боже, что я несу? – Я хочу сказать, рада помочь.

Фишер хмыкает. У него такой славный вид, когда он смеется, пусть даже совсем чуть-чуть, уголком рта. Недовольная гримаса мало кого красит, но есть лица, которые прямо расцветают от улыбки. Так и хочется подбодрить: «Ну же! Веселей!»

– Спасибо. – Его настроение явно улучшилось.

И да, сейчас я снова это скажу.

– Всегда пожалуйста.

На сей раз Фишер смеется чуть дольше и громче. Смех у него низкий, рокочущий. Невольно расплываюсь в улыбке. Приходится прикусить губу, чтобы не выглядеть совсем придурковатой.

– Э-э, я лучше пойду. Нужно разобрать покупки, – говорит он.

– Точно, покупки. Простите. Я заберу стремянку.

Торопливо возвращаемся к его грузовику. Машинально хватаю сумки, локтем открываю входную дверь.

– Что вы, не беспокойтесь. – Фишер явно смущен. – Вы и так столько для нас сделали. – Непонятно, он сердится или просто обалдел от моей бесцеремонности. Наверное, то и другое.

– Можете помочь донести стремянку до дома, если это удовлетворит вашу мужскую гордость, – в шутку отвечаю я.

Он фыркает, вздергивает брови, однако предпочитает промолчать. Удивленно таращусь на продукты, которые только что вынула из сумки: черная икра, куски непонятного мяса, свежезапечатанные пакеты с лососем, вероятно, купленным в порту.

– Я так понимаю, вы не любитель курицы с рисом, верно?

Фишер бросает на меня преисполненный негодования взгляд.

– Ничего не имею против курицы с рисом. Не судите человека по икре.

С невинным видом развожу руками.

– Хотите верьте, хотите нет, меня поразила не сама икра. Я даже не знала, что она здесь продается. Наверное, вы единственный, кто ее купил в этом году. – Не иначе, сей деликатес привезли по просьбе кого-нибудь из прошлогодних туристов.

Фишер принимает решение расставить все точки над «i».

– Я разрабатываю концепцию для строящегося ресторана. Его название – «Звездолет».

– Если попытаетесь включить в меню черную икру, будет недолет, – смеюсь я. Он награждает меня мрачным взглядом. – Простите за неудачную шутку, но… здесь такое не едят. Не в обиду будь сказано, вам бы рассмотреть блюда попроще.

– Очередной мудрый совет?

1 Игра слов: Спунс (англ. Spunes) созвучно английскому слову «spoons» (ложки), а Форкс (англ. Forks) созвучно английскому слову «forks» (вилки). – Здесь и далее прим. перев.

2 Приблизительно 195 сантиметров.

3 Приблизительно 9 килограммов.

4 Отсылка к американскому супергеройскому сериалу «Могучие рейнджеры» (Power Rangers).

5 Приблизительно 190 сантиметров.

6 Отсылка к американскому комиксу и одноименному сериалу про команду супергероев.

7 В оригинале фамилия Byrd созвучна английскому слову «bird» (птица).

8 Киоск для поцелуев – аттракцион, обычно проводящийся на ярмарках, когда человек, сидящий в киоске, целует всех желающих; как правило, таким образом собирают деньги на благотворительность.

9 Тимоти Хэл Шаламе – американский и французский актер, лауреат многочисленных наград, в том числе номинаций на «Оскар».

10 Отсылка к сериалу «Сумерки» и фразе: «Ты запечатлелся на мою дочь!»

11 Отсылка к песне американской кантри-группы «Чикс» (The Chicks) Wide Open Spaces.

Продолжить чтение