Читать онлайн Идеальный шторм бесплатно
Пролог.
Пролог.
Дамир.
Я редко смотрю в окно, на изрядно надоевшую картинку. Она стоит перед глазами, даже когда я жмурюсь. Темно-зеленый бархат полей, шелк горной реки, сине-серая кромка неба, торчащие вершины гор и растопыренные пальцы сухих, пыльных деревьев.
Солнце любопытно осматривает мою землянку, подсвечивая глиняные стены. Где-то блеют овцы, а летний ветер несет запахи свежей травы и дыма. Совсем скоро придет Айшат. Тихонько кивнет, отведет взгляд и поставит миску с кашей на пол. Я подползу ближе, отчего толстая грязная цепь, облепляющая мои щиколотки, противно звякнет. Возьму ложку из ее дрожащих рук и подниму глаза. Жадно впитаю ее внимание, потому что все время быть одному мучительно. Я не решусь спросить ее, что происходит в мире. Порой мне кажется, что язык атрофировался. Или прилип к небу. И голос изменился…
За год я превратился в зверя – озлобленного, худого и избитого… Странно, что я до сих пор не сдох.
Чтобы не одичать окончательно, я считаю в уме. Перебираю в памяти стихи или сочиняю новые. Мне ничего не дают – книг или карт. Я живу хуже опасного заключенного. У меня вечный карцер. Еще немного, день, неделя или месяц, и все закончится… Я умру. Кожа саднит от гниющих ран, сердце болит и сбивается с ритма, изо рта воняет, как у хищника. Мне не дают мыться, чистить зубы и стричь ногти. Мои волосы свисают к поясу, спутанная, сальная борода опускается к груди. Нет ни одного участка в моем теле, который не болит. И худшего наказания трудно придумать.
Три, два, один… Она подходит. Всегда в одно и то же время, я выучил его наизусть. Когда солнце заползает в землянку, а потом в ужасе покидает ее, ко мне приходит Айшат.
– Доброе утро, – произносит она.
Это что-то новенькое. Обычно она кивает. Отводит взгляд и стремится побыстрее убежать.
Я раскрываю сухие окровавленные губы и выдавливаю хрипло:
– Доброе. Что-то…кхе-кхе… случилось? Меня решили казнить?
– Много говоришь. Ешь. Тут каша и вареное мясо.
– Мясо? – хмурюсь я и тотчас морщусь.
Кожа лопается от сухости. Ее поверхность рассекают кровавые тоненькие струйки. Наверное, мясо я не смогу прожевать – десны кровоточат от недостатка витаминов, несколько зубов шатаются.
– Да. Ильдар заколол барана, я сварила на рассвете.
– А… Ты разрешения спросила?
– Да. Хозяин позволил. Поешь, а потом пойдешь в баню.
– Я смотрю, условия моего пребывания повысили до…хм… двух звезд? Мясо и баня это…
– У нас сегодня гости. По твою душу.
Я хочу мяса. До дрожи в поджилках хочу съесть нормальную еду, но не могу… Живот скручивает болезненный спазм, когда в пустоту желудка падает кусочек. Пытаюсь принять удобное положение и жру привычную, надоевшую кашу.
– Ну… Как хочешь, – хмыкает Айшат. – Забирать?
– Оставь, – шиплю, скривившись в болезненной гримасе. – Я попробую еще раз. А кто едет?
– Не велено говорить. Приказано помыть, побрить и подстричь.
– О…
– Будешь как новорожденный младенец.
Она улыбается, очевидно, посчитав свое сравнение остроумным, а я словно проваливаюсь в ушат воспоминаний. События, о которых я себе запрещаю думать… Видела бы меня сейчас Агата – грязного, вонючего, полуразложившегося живого трупа. Она любила меня нюхать… Целовала ради самих поцелуев. Потому что доверяла самое дорогое. А я все просрал… Мне не хватило всего дня, чтобы спрятаться в безопасном месте. Все, что я успел – подкинуть в ее квартиру деньги и фигурку кавказской женщины с кувшином. Мне пообещали защиту от притязаний Босса, а на деле подставили… Вывезли куда-то в кавказский аул и приковали цепями к земле. Почему не убили, как Сидора, не понимаю? Я ведь тоже хотел докопаться до истины. И я представлял для них куда большую угрозу, чем Сидоренко. А, вспомнил – им надо было повесить на него преступления Бейла. Только какое отношение секретное подразделение имеет к работе следкома? Никакого, правильно. Значит, старого козла убил кто-то другой. Тот, кому его смерть была до черта выгодна.
Вероятно, я слишком ценен для системы, если она избавилась от Корсакова ради сохранения моей конфиденциальности?
Сколько я ни пытаюсь забыть тот день, он не выходит из головы… Прочно засел внутри, как заноза. Впился ядовитым плющом, чтобы ранить, ранить…
Его ведь тоже обманули… Приказали следить за предателем, готовым ради юбки раскрыться. А потом избавились. Только он-то в чем виноват?
«– Я оделся, как ты. Так было приказано», – сказал он, когда мы все-таки встретились.
«– Ты идиот? Они же хотят от тебя избавиться!»
«– От тебя, Дамир. Прости».
Во мне не было страха, только усталость и досада. Я не хотел, чтобы все так закончилось… Продумывал пути отступления, хотел спрятать Агату. Только потом я понял, что Сидору все заранее было известно. О планах секретного подразделения, планах Босса… Не знали только я и Серега. Если бы Агата тогда к нему не приперлась, он остался жив. Он не мог позволить ей подняться в квартиру, где прятался я… Тогда бы мы погибли все.
«– Вали, Дамир. Я отвезу ее в зернохранилище, а днем все расскажу. Она не отвяжется, Римская тот еще клещ».
«– Куда валить? Я ни в чем не виноват. Никого не предавал, и мне нужна помощь».
«– Она нам всем нужна. Выходи на ГРУ, сдавайся… Я не знаю, как еще нам узнать, в чем нас замазали? В контакте одно, а на деле… Босс боится тебя. Ты слишком много знаешь. Если тебя поймают раньше, чем ты сольешь инфу про подразделение, пощады не жди. С тебя заживо сдерут кожу и отдадут собакам Босса на закуску. Я спрячу Агату, уверен, до завтра никто ее не хватится. А ты беги куда глаза глядят. Кстати, Дамир… Она беременна».
Я не смог бежать. Наутро в квартиру явились с обыском, я едва успел свалить из нее. Поднялся на крышу и ждал, пока служебная машина уедет. Я связался с руководителем частной военной компании, в которой когда-то служил – собирал разведывательную информацию, осуществлял логистику и защиту начальника. Он прислал ребят. Я бездумно сел в машину, поверив его словам. Подписал себе смертный приговор, хотя должен был бежать со всех ног…
Интересно, кого Агата родила? Родила ли? Как она… вообще? Счастлива? Вспоминает меня хоть иногда? Я все время представляю нашу встречу. Смотрю на серые, шероховатые стены землянки и репетирую слова оправдания. Что я могу сказать ей? Я и сейчас, когда думаю об этом, задыхаюсь… Раскрываю обветренные, пересохшие губы и… Не могу и слова вымолвить. Фразы рассыпаются, как песок. Тают, как прошлогодний снег… Наверное, я просто упаду замертво, увидев ее. Хотя о чем я думаю? Я никогда Агату не увижу. Сегодня приедут «по мою душу». Потому и кормят досыта, как обреченного на казнь преступника.
– Идем в баню, Дамир, – голос Айшат вырывает из задумчивости. – Идти можешь?
Кожа стерта до мяса от железных обручей, сковавших лодыжки. Я поднимаюсь и хватаю руками воздух. Пытаюсь удержаться, чтобы не упасть. Делаю шаг, обливаясь потом. Еще шаг, и еще… Куда я иду? Теперь все равно. Моя жизнь висит на волоске. Однако, я никогда не хотел прекратить ее сам. Цеплялся за нее вопреки всему. Интересно, что меня ждет сейчас?
Глава 1.
Дамир.
– Как ты, Дам? Стоять можешь?
Ильдар прищуривается и опускает в ведро дубовый веник.
Ни хрена не могу… Качаюсь на нетвердых ногах, опираясь о дверной косяк. Кажется, из тела навечно улетучилась сила. И каждое движение причиняет нестерпимую боль. С начала своего заключения я старался сохранять мышечный тонус. Отжимался каждый день от пола и качал пресс. Двадцать раз, тридцать, сто… Для крепкого, тренированного мужика вроде меня это не было проблемой. Сто двадцать, сто пятьдесят… Мне нечем было заниматься. Считать в уме, разглядывать кусочек неба в окне, наблюдать за ползающими по землянке мышами и насекомыми – так проходили долгие дни и месяцы… А потом силы стали таять… Плохое питание и отсутствие света, бесспорно, сказывались на самочувствии, но хуже всего на него влияла утрата веры. Я опустил руки и ждал смерти. Отчаялся стать свободным. И перестал бороться… Плыл по течению, пока не настал сегодняшний день.
– Не могу… Ноги не держат.
– Ложись. Грязь от тебя надо час отковыривать. Босс не любит грязь. Айшат с утра дом моет, – кряхтит он, намыливая мочалку.
– Босс? Ты ничего не путаешь? Какой из них?
– Конечно, не главный. Кто-то по его приказу. Много чести тебя лично проведывать.
Кожа болезненно пульсирует, когда Ильдар касается меня мочалкой. Кажется, с меня ее заживо сдирают.
Он состригает мои волосы ножницами, бреет длинную бороду. Обрабатывает раны и ссадины самодельными кавказскими мазями и небрежно бросает в меня стопку чистой одежды.
– Одевайся. Жду тебя на улице возле отстойника.
Воздух кажется до головокружения вкусным. Я с трудом подавляю в себе желание лечь на землю и поцеловать ее… Лишь поднимаю голову и обвожу взглядом непривычно большое небо. Дышу полной грудью, чувствуя, как внутри закипает восторг, а кратковременное чувство свободы пьянит душу. Даже в носу непривычно пощипывает от желания плакать. Да что там плакать – орать в голос. Бегать по земле, плясать, трогать окружающие предметы, понимая, что ты можешь это делать. Твои руки не прикованы цепями, а ноги, пусть неуверенно, но ходят.
– Можно постоять минуту? – спрашиваю сипло.
– Нет. Потом постоишь, если позволят.
Ильдар ведет меня в дом. Здоровается с кем-то и просит разрешения завести меня в комнату.
– Здравствуй, Дамир.
Так я и знал, что он приедет… Константин Хлебников – подполковник внешней разведки, вербовавший нас с Сидором для работы в отделе «Д». Только они так и не смогли выйти на след поставщиков оружия и наркоты, с кем работал Андрей Акимов. Я был уверен, что такие дела – слишком мелкие для них… Но Босс зациклился на транше. Он во что бы то ни стало, хотел понять, кто помогает вражеским странам? Я искренне верил, что служу родине… А теперь я не понимаю, кто есть кто? И кто я? Враг или герой? Почему меня держали здесь целый год?
– Твоей ошибкой было связываться с начальником частной военной компании. Стратегические ошибки система не прощает, потому ты здесь… – не дожидаясь моего приветствия, продолжает Хлебников.
– А что мне было думать? Сергея убили, Сидора…
– Молчи, Дамир. И благодари судьбу в лице Босса. В свое время ты узнаешь, за что с тобой так поступили. И кто убил Корсакова тоже узнаешь… Сразу скажу, что это не мы. У тебя новое задание. Нашего человека подставили, объявив серийным убийцей. Николай Сидоренко им не является. Он не чертов Бейл, которого искал весь город! Его убил тот, кому выгодно повестить все на Сидора. Или сам Бейл…
– А вы этого не знали? – переводя дух, отвечаю я. Стоять перед полковником очень тяжело, ноги ни черта не держат, одежда норовит свалиться с исхудавшего тела.
– Мы знали. Наш сотрудник должен быть реабилитирован в глазах общества. В подразделении не служат маньяки и убийцы! Об этом должны знать все… Те, кто сует нос в досье Сидора. Те, кто пытается очернить ГРУ. А те, кто разделался с Корсаковым и его семьей должны ответить по закону.
– Я ничего не понимаю… Голова кругом. Я был уверен, что Корсакова ко мне подослали вы. И вы следили…
Хлебников устало на меня смотрит, а потом из его груди вырывается странное бульканье. Он стремительно бледнеет, раскрывает посеревшие губы, выпуская темную, густую кровь. Она стекает на его подбородок, грудь, стол…
– Что за шайтан? – испуганно шепчет Ильдар.
– Ложись! – кричу я, успевая опуститься на пол.
Как я сразу не понял, что это подстава? Чувствовал ведь нездоровое напряжение в воздухе… И земля дрожала так, словно по ней неспешно двигалась вереница грузовых машин.
– Руки за голову! Лежать!
В дом врываются наглухо закрытые черными костюмами солдаты. Их громкие шаги разносятся по комнатам, а воздух стремительно заполняет запах пороха. Машинного масла, дизельного топлива. Страха.
– Фамилия, имя, отчество? Место рождения, возраст?
– Фамилия?
– Ильдар Сулейманов…
– Рашид Тарханов…
– Айшат Сулейманова…
– Дамир Хасанов, – выдавливаю хрипло.
Меня тянут за плечи и помогают подняться. Тычут в бок прикладом, заставляя стать ровно.
– Где он?
В дом входит еще один солдат – невысокий и хрупкий… И голос у него женский, хоть и решительный.
Она снимает черную балаклаву. Светлые пушистые волосы рассыпаются по плечам. Поднимает взгляд, встречаясь с моим взглядом – полуживым и темным, как бездна…
– Допросите задержанных, – вымученно приносит она. – Отвечает за допрос лейтенант Гречка.
– Так точно, Агата Васильевна.
Из-за ее плеча слышится до боли знакомый голос Костика. Да и Агата… Я не могу стоять на ногах. Опускаюсь на колени и начинаю судорожно кашлять. Пожалуй, таким жалким она меня никогда не видела. Приваливаюсь к стене и неуверенно поднимаю глаза. Раскрываю губы, чтобы что-то сказать, но из груди вырывается нечленораздельный стон… А потом она приседает на корточки и приближает ко мне лицо. Ее силуэт размывается от выступивших слез. Их почему-то так много… Сколько раз я представлял нашу встречу, но так и не смог подготовиться.
– А… Ага… Агата…
– Не надо, – качает она головой.
Протягивает ко мне руку и касается щеки. Часто дышит и смахивает слезы.
– Агата…
– Нужна больница, – произносит она в рацию. В динамике что-то скрипит и булькает, пока Агата напряженно ждет ответа.
– Ближайшая в Хасавюрте.
– Носилки сюда. И труп уберите. Сообщите о завершении операции на базу.
– Агата…
– Молчи, пожалуйста. Потом… Все потом…
Глава 2.
Агата.
Целый год я билась, как рыба о лед… Искала его, как гребаная ищейка… Я превратилась в психопатку в своем стремлении отыскать Корсакова. Наверное, окончательно бы сошла с ума, если не Виталий. Пузо лезло на лоб, когда в наш город перевелся работать Виталий Вершинин. Подполковник Вершинин – строгий, неразговорчивый, хмурый. Он пришел ко мне домой с букетом немного уставших тюльпанов. Тогда я не придала этому значения, но за окном была зима. Где он их достал, ума не приложу? В моей новой квартире царила пустота. Я превратилась в монаха-аскета. Кровать, стол, две чашки, две ложки… Одна кастрюля и сковорода, вот и вся моя посуда. Пустые, пустые комнаты… Даже в будущей детской была пустота. Отремонтированные стены, но… В моем доме не было жизни. Он исчез и забрал ее с собой, мою жизнь…
Оставил на прощание дочку.
«Назови его Дамир», – я просыпалась каждое утро с этими словами на устах.
Я называла нерожденного малыша Дамир, а потом врач УЗИ огорошила меня новостью, что будет девочка.
Полковник Вершинин не подкатывал ко мне, как это бывает по определению. Он просто приходил. Рассказывал о делах, спрашивал о моем здоровье. Он ничего не просил. Не задаривал подарками, не отпускал комплиментов. Я и не выясняла, что ему нужно… Единственное, чем я горела – поисками Корсакова. Я ложилась на сохранение, оплачивала отдельную палату и работала за ноутбуком. Анализировала секретные данные, приходящие по моим запросам, штудировала списки сотрудников ГРУ. Вершинин просто давал их мне. Ничего не спрашивал, просто помогал с риском для должности.
А потом я ухватилась за след… О Дамире ничего не говорили в сети, его не было ни в одной базе, но я вышла на тех, кто его знал. Знал Дамира Хасанова и по-прежнему желал его использовать.
Машина для убийств, Бессмертный… Теперь его тщедушное тело лежит на койке, а я смотрю на него свысока…
– Как он, доктор? – произношу, сглатывая горький ком в горле.
Я плакать хочу… Сесть к нему ближе и коснуться покрытой сыпью и трещинами коже. Неужели, нашла? Я три раза проваливала операцию, идя по ложному следу. Врывалась в дома, где прятались боевики или солдаты под прикрытием, но Дамира там не было…
А потом я поняла, что никто не хочет, чтобы я его нашла… Его охраняли, как великую ценность. Готовили к чему-то грандиозному. Обтачивали, превращая в нелюдя. Голодом и лишениями, побоями, унижениями, одиночеством. Наверное, так становятся бессмертными…
– Очень плохо. Он истощен. Пришли анализы крови, гемоглобин вдвое ниже нормы, признаки воспаления легких. Ему нужна реанимация, Агата Васильевна. Если описать его состояние одним словом – он полутруп.
– А… Агата…
Вздрагиваю от голоса Дамира. Он ерзает на койке, пытаясь встать.
– Вы хотите его видеть? Или, может…
– Я останусь.
Черт… Я не хотела говорить с ним. И до чертиков хотела узнать о нем все. Но, видит бог, я не желала видеть его таким. Не была к этому готова.
– Агата…
Корсаков, это все-таки он… Полутруп, похожий на себя прежнего только глазами.
– Не надо… Тебе надо отдыхать.
Я не хочу показывать ему слабость, но не могу сдержаться… Слезы текут по лицу, оставляя на щеках дорожки. Их так много… И силуэт Дамира размывается от них.
– Не плачь, Агата… Прости меня… Прости…
– Молчи, не говори ничего.
– Я в порядке. Все будет хорошо. Агата, ты родила? Скажи, что не избавилась от нашего…
Его костлявая ладонь тянется к моим пальцам, но я отнимаю руку, боясь этого прикосновения. Ни черта я ему не должна!
Корсаков стонет и закрывает глаза. На коже его лба проступают капли пота, щеки вваливаются и бледнеют. Ему даже пару слов сказать – нечеловеческое усилие.
Приборы, подключенные к его телу, начинают истошно пищать. Я вскакиваю, собираясь позвать медицинский персонал, но меня опережают – врач с невысокой, худенькой медсестрой тотчас вбегают в палату.
– Сатурация снизилась, он задыхается. Что случилось, Агата Васильевна? – взволнованно спрашивает врач. Поднимает на меня непонимающий, странный взгляд. Он подозревает меня, что ли? В том, что я Корсакова убить пытаюсь? Год искала и…
– Он много говорил, вот и все. Помогите ему…
Господи, ну и голос у меня – напоминает мышиный писк.
– Агата… Скажи, что ты его оставила…
– Помолчите, Дамир. Настя, прибавь скорость поступления кислорода! Капельницу с глюкозой замени витаминами.
– Х-хорошо… – скулит девчушка, боясь взглянуть на Дамира. Он сейчас похож на чудовище.
– Кожа болит…
– Обезболим, не волнуйтесь. Полечим ваши раны. Вы надолго у нас. Месяц точно валяться будете. А потом не меньше полугода реабилитация. Как новенький будете.
Врач неудачно шутит, а мне хочется скривиться от его слов. Так все у него просто… А сознание Дамира? Оно тоже станет новеньким? Один уже ответил за издевательства, причиненные Хасанову – полковник Хлебников – оборотень в погонах, готовящий крупный теракт на территории страны.
Я подхожу ближе и слегка оттесняю от кровати Дамира Настю. Склоняюсь к нему и касаюсь его сухой, потрескавшейся кожи. Когда-то я так любила его целовать… Считала самым красивым человеком на свете. Я болела им… Любила и ненавидела, страдала, искала, а теперь нашла… Нашла его…
– Я родила девочку, Дамир. Ее зовут Женя.
Глава 3.
Агата.
– Женя…
Губы Дамира дергаются, искривляясь в подобии улыбки. Это скорее напоминает боль, чем улыбку… А я не сомневаюсь, что он чувствует… Невыразимую тоску… Она сжигает нутро, как кислота. Парализует, не давая пошевелиться. Такого он точно не планировал… Обмануть меня – да. Выпытать сведения об Акимове и транше наркотиков – тоже да… В нем не было и капли искренности. Один холодный расчет. Осознание этого обжигает и меня обидой. Я чувствую то же, что и он… Смотрю в его потускневшие глаза и хочу плюнуть ему в лицо. Никогда его не прощу… Зачем я его только искала? Как маньяк бегала и не спала ночами, чтобы найти хоть какую-то зацепку…
– Моя девочка… Женя… Спасибо тебе, Агата. Спасибо…
Врач грубо оттесняет меня, продолжая помогать Корсакову. Я уже не знаю, как мне его называть? Кто он вообще? Бессмертный солдат, тень… Или человек, которого я горячо любила? Отец моей Женечки? Как же она похожа на него… Красавица, каких поискать – темноволосая, кареглазая, с пухлыми губами. И она соткана из него… Переняла все, что только могла… Внешность, взгляд, жесты.
Господи, как мне теперь дальше жить?
– Агата…
Оборачиваюсь и подхожу ближе. Дамир часто и поверхностно дышит, собирает в кулак простынь, очевидно, пытаясь унять боль, и смотрит на меня. Пронзительно, словно в душу заглядывает.
– Дамир, отдыхай. Тебе надо восстанавливаться.
– Какую ты дала ей фамилию?
Вершинина ее фамилия, как и моего мужа. Евгения Витальевна Вершинина – так зовут нашу с тобой малышку. Потому что ты, гребаный ублюдок сбежал и не оставил мне выбора. Как я еще могла ее назвать?
Но я молчу… Не хочу добивать его окончательно. Улыбаюсь и касаюсь его костлявой кисти.
– Свою, Дамир. Римская. А теперь отдыхай.
– Агата…
Он что-то хрипит мне вслед, но я не слышу. Выбегаю в коридор и приваливаюсь к стене. Задыхаюсь от слез… Никогда не прощу. Не смогу переступить через чудовищную ложь, в которую он меня впутал. И дочь мою он не увидит. Пусть катится куда хочет. Я смогу сделать так, чтобы Дамира Хасанова допрашивали в Москве. Чтобы им занимались самые высшие инстанции.
– Агата Васильевна, что случилось?
Гречка… Как я могла о нем забыть? Костик здорово помогал мне с расследованием, и я не могу нагрубить ему. Но и слабости своей видеть не позволю…
– Я просто не думала, что он будет… такой. Я помнила его другим. Он же был… – бормочу, торопливо стирая с лица слезы.
– Здоровым и красивым. Мы все его таким помнили. Но скоро все будет хорошо. Змиенко распорядился, чтобы майора Корсакова комиссовали в наш город.
– Что? Зачем он нам? Дамир Хасанов – сотрудник секретного отдела. Пусть они и занимаются им, а мы…
– Так он не принимал этого решения сам. Поступил приказ сверху. Нельзя, чтобы на солдатах секретного спецподразделения ложилась тень несправедливого обвинения. Ведь до сих пор все считают, что Бейл это Сидоренко.
– И не без оснований. Преступлений после смерти Сидоренко больше не было. Что нам еще думать?
– Это же чушь, вы же понимаете? – горячо возражает мне Гречка.
– Понимаю. Я устала, Кость. Бегать за ними и что-то выяснять. Угадывать, с какой миссией они отправлены в наш город. Они молчат, а я бегаю, как сайгак. Хватит уже… У меня есть семья. Я подам в отставку и уеду в Сочи. А почему нет? Жене будет там лучше.
– Подальше от отца, вы хотели сказать? Корсаков скоро вернётся в наш город. Это приказ. Вы ему сказали, что…
– Сказала. Он же не дурак. Он еще тогда знал, что я беременна. Только права у него все равно нет. Это моя дочь… А он – человек без имени… Как нам его теперь называть?
– Этого не знаю. Он под особой охраной и контролем. Думаю, называться настоящим именем он не станет. Слишком опасно.
Ну надо же… Какие мы важные… А мои усилия, значит, побоку? Он под особой охраной, а Римская под пули? Бегала под прикрытием Змиенко и Мышкина. Они, как на идиотку на меня смотрели. Я уже про Виталия молчу, тот готов был у виска крутить, глядя на мои потуги.
– Я сделала, что должна была. Теперь все… Моя миссия на этом окончена. Когда мы возвращаемся домой?
– Выезжаем в ночь. В Хасавюрте в это время чудовищные пробки на въезде. Ночью пройдем все посты быстро. А он тут…
– Ты сам сказал: Дамир под особым контролем. Мне уже отзвонились – его будут охранять. И лежит он здесь под чужим именем.
– Как-то все равно не надёжно… Может, я останусь? – с сомнением протягивает Гречка.
– На месяц? Ему восстанавливаться не меньше этого срока. Или больше… Врач сказал, что Дамир в критическом состоянии.
– Тогда нужно ходатайствовать о переводе в наш город. Вывозить его отсюда.
– Заладил, Гречка! Я эти вопросы не решаю.
– В ночь выезжаем, – важно произносит он. – Приказа оставаться не было… Значит, домой.
Приезжаю домой в семь утра. Тихонько шуршу в коридоре, боясь разбудить домашних. Но Виталик все-таки просыпается. Взъерошенный, он выходит меня встречать. Притягивает к груди и зарывается носом в мои волосы. Я пахну машинным маслом, пылью и совсем немного – цветущей акацией…
– Любимая моя приехала. Агата моя… Ты моя…
В его голосе – отчётливые нотки ревности. Он никогда не спрашивал, кем мне приходится Корсаков. Но, увидев его фотографию в досье, понял, что он – отец Жени. Там даже ДНК-тест не нужен, чтобы понять…
– Как вы тут… без меня? – уворачиваюсь от ответа.
– Евгеша спит, Агат. Идем в душ. Я тебя помою.
– Не надо, Виталь. Я с ног валюсь, я…
– Или уже успела… под своего… Прости, – цедит он сквозь зубы. Хлопает ладонью по стене, так, что стоящая на тумбе вазочка начинается шататься.
– Нет, не успела. Он полутруп, Вершинин. Заросший, в гнойных ранах и трещинах, сгорбленный, истощенный, с анемией и пневмонией. Он говорить не может от года в плену. И ходить… Но даже, если с ним было все в порядке, я бы не легла под него. Ни за что. И причиной тому не ты. Увы… У меня свои причины ненавидеть Дамира Хасанова.
Глава 4.
Дамир.
Дни летят быстро, как стайка застигнутых врасплох воробьев. Мир не меняется от чьей-то боли… В нем по-прежнему есть янтарно-малиновый диск солнца, луна и россыпь звезд. Есть ветер, косой дождь и зеленая листва. Ему пофиг на твои страдания и раны… Думки о будущем, мечты, чувство вины и давящую сердце тоску… Ничего не меняется. Наверное, меняюсь я?
Жизнь уже не кажется мне сплошной болью. Раны затягиваются, кожа увлажняется, приобретая свой первоначальный вид, а под ней появляется тонкий слой жирка.
Меня кормят как на убой, а милая медсестричка Настя заботливо втирает целебные мази в мою кожу. Спустя три недели я становлюсь похожим на человека. Нахожу в себе силы подняться с койки. Натянуть чужую одежду, непонятно откуда взявшуюся в палате, спуститься на улицу и отыскать парикмахерскую. Тот, кого приставили меня охранять, идет следом. Платит за стрижку и оформление бороды – с некоторых пор мне нравится ее носить.
Я становлюсь похожим на себя прежнего. Разве что взгляд отдает безумием… В моих глазах зверь. Уснувший до поры, страшный, голодный… Раньше я знал, чего он хочет – убивать, мстить и рвать на части, а сейчас… Тоска сжимает горло, а сердце тянется невидимыми нитями… к ней. Закрываю глаза и вижу Агату… Ее образ словно отпечатался на внутренней стороне век. Она под кожей… В моем сердце и моей дочери…
– Доктор, когда я могу выйти из больницы? – за последний месяц задаю этот вопрос сотый раз.
– Я не решаю эти вопросы, – сухо отвечает он, стирая со лба пот. Знаю, что он тоже хочет избавиться от меня. Снять ответственность за секретного агента, находящегося на особом контроле. – Когда поступит приказ от вашего руководства, за вами придут.
Знать бы еще, кто теперь мое руководство? После смерти Сидора и моего похищения многое изменилось. Кому я могу верить? Боссу или новому начальству? На кого я работаю? Под кем я вообще? Неизвестность обездвиживает. Мне точно нужно знать, что произошло? За время моего лечения никто меня не допрашивал. Да и мне не позволили ничего спросить.
Однако, меня охраняют. И кто-то сверху управляет моей судьбой.
Я прогуливаюсь по парку рядом с больницей, когда до меня, наконец, снисходят.
Прищуриваюсь, не веря своим глазам… Они идут навстречу втроем: Змиенко, Агата и незнакомый мне мужик.
– Здорова, Сергей Юрьевич, – жмет мне руку Павел Эдуардович. Он знает, что никакой я не Корсаков, но не желает меня смущать. – Выглядишь хорошо. Гладенький, свежий. Подлечили тебя? Худой, правда, как… черт.
– Приветствую, рад вас видеть.
Перевожу взгляд на Агату. Она порывисто лижет нижнюю губу и опускает взгляд. Красивая до чертиков, светленькая, воздушная… Она стала мудрее и старше с рождением дочери. От одной мысли, что у меня растет дочь, сердце наполняется щенячьим восторгом. От того, что снова вижу ее – благодарю бога… Господи, как мне теперь мало надо для счастья. Как жалкому грязному псу – увидеть хозяина. Облизать его руки и получить в ответ скупую ласку…
– Здравствуй, Агата.
– Здравствуй, Сергей.
– Да почему я опять Сергей? Вы что-то скрываете вот меня? – вспыхиваю, переводя взгляд на мужика.
– Дамир, меня зовут Анатолий Иванович Ведерников, я майор СВР (Служба Внешней Разведки). За последний год наше подразделение освободило из плена десятки спецсотрудников. Их пытались вербовать представители исламских межведомственных подразделений. Под разным соусом… Константин Хлебников был одним из перебежчиков. Он контролировал ваше похищение и содержание в плену. Хотел привлечь вас к готовящемуся теракту в Пакистане.
– Что? Значит, мой босс… В последние три года мы с Сидоренко контролировали поставку наркотрафика в страны третьего мира. Я должен рассказать о подробностях? – перевожу взгляд с Анатолия на Змея. – Одним из пунктов, через который проходил транш, был ваш город. И Андрей Акимов, коллега Агаты Васильевны, управлял поставками.
– Мы знаем об этом, – сухо бормочет Агата.
Знаю, что обижается… Я же оказался засланным казачком, а не принцем на белом коне. Она верила мне. Легла под меня в первую нашу встречу. Забеременела и выносила ребенка… Мой внутренний зверь безошибочно угадывает ее чувства. Она ненавидит меня… Лютой ненавистью, как худшего человека на свете… Наверное, желает смерти. Однако, она весь год искала меня… Хотела самолично убить? Но не стала этого делать, когда увидела, в кого я превратился… Не стала… Ради Жени.
– Что вы от меня хотите? Для чего приехали? – спрашиваю я.
– Мы хотим вернуть тебя в отдел «Д», – спокойно произносит Анатолий. – Вы с Николаем Сидоренко – сотрудники нашей службы, а не преступники. Ни в какие рамки не лезет, что Сидора считают Бейлом! Да, преступления прекратились, но… Не может на солдатах внешней разведки быть такая тень! Ты вернешься в город и продолжишь расследование нераскрытых дел. Будешь Сергеем Корсаковым.
– Как? Нафига это все, товарищ майор?
– Не могут в СВР служить маньяки. Если причастность Сидора к преступлениям Бейла подтвердится, полетят головы. Люди, допустившие вас к работе, подвергнутся тщательной проверке. Система давно нуждается в…
– В ребрендинге?
– Я и слов-то таких не знаю… В усовершенствованных методах отбора сотрудников. У меня все. Можешь пообщаться с коллегами. Завтра за тобой заедут и доставят до города.
– А мои вещи? Деньги? На моих счетах уйма денег. Мой мотоцикл…
– Счета активны. Воспользуйся паспортом и сними деньги. Мотоцикл мы не нашли… Наверное, его давно угнали и разобрали на запчасти.
– Мотоцикл мы спрятали в гараже следственного комитета, – хрипло добавляет Агата. – Мы расследовали покушение на майора Корсакова и осматривали все его вещи.
– Агата, мы можем поговорить? – решаюсь, наконец, я. – Пожалуйста.
– Анатолий Иванович, идемте, я покажу вам парк, – понимающе кивает Змей. Он уводит майора, оставляя нас с Агатой наедине.
Глава 5.
Агата.
Господи, какой он худой… Изможденный, бледный, с темными кругами под глазами. Я храбрилась и вспоминала, как обошелся со мной Корсаков, но когда увидела его… Злость куда-то испарилась. Я год его искала, чтобы выплюнуть в лицо обидные слова. Для чего искала? Только для этого? Потому что любила… Так, как никого и никогда. Это даже не любовь – больная одержимость. Он стал мной. Пророс в меня, став моей частью. И эта часть напоминала о себе тянущей болью. В первые полгода я просыпалась ночью в холодном поту. Казалось, он молится в гостиной. Я стирала пот со лба и бежала туда. Плевать, что заметит… Я готова была склониться рядом с ним на молитвенный коврик и разделить общение с богом.
А сейчас он стоит напротив меня. Кожа с едва заметными следами повреждений – еще немного, и станет гладкой, как и прежде. Я любила гладить его лицо. Спускаться ладонью по шее, широкой груди с выступающими мышцами – сейчас от них и следа не осталось… Ласкать его, целовать губы, забираться сверху и заниматься сексом на рассвете…
К щекам приливает кровь, когда мы остаемся одни. Я сглатываю и смотрю на носки его обуви. Корсакова приодели – новые кроссовки, спортивный костюм. И пахнет от него не так, как в первую нашу встречу после его освобождения… Однако, он все равно выглядит нездоровым.
– Агата, давай я все объясню, – произносит он, когда мы скрываемся от посторонних глаз в сквере.
Среди деревьев прячутся облезшие лавочки, по воздуху струится свежесть небольшого декоративного пруда. Ветер шевелит листья тополей и высоких акаций, путается в полах моей широкой рубашки и его волосах… У Корсакова появилась седина. Среди черных, густых волос блестят ее нити…
– Агата…
– Не надо ничего объяснять, Дамир, – шепчу, поднимая лицо.
Не думала, что можно пораниться, столкнувшись со взглядом человека. Но мне становится больно… Даже согнуться хочется или отвернуться, чтобы не видеть.
– Я не мог иначе, прости…
– Я никто для тебя. Посторонний человек, объект, необходимый для дела. Я же прекрасно понимаю, что ты меня использовал. С первого дня… С той самой минуты, когда переспал со мной в том проклятом баре, ты знал, кто я… И я сама облегчила тебе задачу. Какая дура – легла под первого встречного. Наверное, твой босс был без ума от твоей изобретательности.
– Да, был, ты права. Прости.
– Не о чем говорить…
– У нас дочь, черт возьми! – рычит он, прижимая меня к груди.
Кажется, я слышу, как сильно бьется его сердце. Чувствую дыхание на шее. Тело обмякает, плавится как воск просто оттого, что он рядом…
– Не у нас, Дамир. У меня и моего мужа растет дочь. Она носит его фамилию и называет его папой. Не тебя… Ты никакого права не имеешь приближаться к Жене, понял?
– Что? Повтори, Агата. Ты вышла замуж? И кто он? – спрашивает он поникшим голосом.
– Не твое дело.
– Тогда все это бабский треп! Я соглашусь на предложение Ведерникова и вернусь в город. Стану Корсаковым и раскрою преступления Бейла. Но еще одной причиной моего возращения будет Женя. Покажи мне ее, Агата, – взмаливается он.
Господи, и этот взгляд… Как Женечка на него похожа… Темные волосы, карие глаза. Она несомненно станет писаной красавицей.
– Я… не знаю.
– Агата, я все равно ее увижу, хочешь ты этого или нет. Прошу тебя…
– Зачем тебе ребенок, Корсаков? Ответь! Ты всю жизнь ходишь по краю пропасти. Ты в любой момент можешь…
– Не погибну. Тебе ли не знать, что я Бессмертный.
– Она привыкнет к тебе… Она… А как же мой муж?
– Ты его любишь? Так же хорошо тебя трахает, как я когда-то?
– Лучше! – выплёвываю я. – И мне нужно согласовать с ним этот вопрос. Впускать ли тебя в нашу жизнь? И…
– Мне не нужно твое разрешение, Агата. Я просто ставлю тебя в известность, что вернусь в город и буду участвовать в жизни дочери. Я не хочу быть таким отцом, как мой… А моя мать…
Он словно оседает. Отпускает мои плечи и отстраняется. Я ничего не знаю о его семье. Не было информации… И я никогда не лезла к нему в душу, когда мы были вместе. Чувствовала, что его мои вопросы ранят. Как он рос? Кто его воспитывал?
– Я подумаю, Дамир. Не могу я решить это вот так… просто…
– Покажи мне ее фотографию, Агата, – умоляет он.
Между нами почти не остается расстояния. Оно истончается, истлевает, как прах… Я чувствую тепло его тела, запах туалетной воды и лекарств, дыхание, касающееся виска. Дамир склоняется, чтобы посмотреть на фотографию Женечки. Я запечатлела ее сидящей на коврике в окружении игрушек.
– Женя, – произносит он ласково. Смакует имя, как сочную ягоду. – Доченька… Спасибо тебе, Агата. Спасибо, что оставила ее… Я думал, что ребенок тебе будет не нужен.
– Я не могла похерить шанс стать матерью. Дело вообще не в тебе… Я оставила бы беременность от любого, даже от…
– Не ври себе, Агата.
– А ты себе. Ты слишком много о себе думаешь, Корсаков-Хасанов. С этого дня мы – коллеги. Не смей заявляться в мой дом, когда вздумается, как это было раньше.
– Раньше тебе это нравилось, – хрипловато замечает он.
Воздух между нами сгущается. Чувствую, как пылают щеки. Ноздри Дамира напрягаются, грудная клетка тяжело вздымается. Он хочет… Безусловно, его тело оживает, желания возвращаются… Интересно, он уже попытался реализовать их? Зажал симпатичную медсестричку Настю в каком-нибудь темном углу?
– Это было раньше… Теперь все в прошлом. У тебя своя жизнь.
– Тогда ты не будешь против если я тоже женюсь?
– Не буду.
Разворачиваюсь и ухожу вглубь сквера, к темнеющей среди деревьев беседке… Вот так, Агата…
Глава 6.
Агата.
Провожаю тоскливым взглядом удаляющуюся фигуру Корсакова, чувствуя, как внутри меня словно сгорает воздух. И я сгораю вместе с ним… Превращаюсь в жалкую горстку пепла. Дамир немного хромает. Одежда не скрывает худобы, но он все равно притягивает чужие взгляды. Скоро в нем проснется желание, и он заимеет женщину… Будет целовать ее, ласкать и присваивать, как когда-то меня… Невыносимо больно… Но я выстою, как и всегда.
Ради себя и Женечки отрежу эту привязанность и стану свободной. Или дам своему мужу шанс.
Змиенко возвращается. Ничего не спрашивает, вздыхает, смотря на мою кислую физиономию. Все понимает без слов, но не лезет с советами.
– Едем домой, Римская. В отделе «Д» много дел. Гречка принес еще две папки со старыми висяками, предлагаю тебе заняться расследованием. У вас это хорошо получается.
– Что там? – произношу равнодушно, садясь на заднее сиденье служебного УАЗика. Ехать нам долго… Зачем только приезжали? И зачем я, бросив все, согласилась его проведать? Услышать, что он, по-прежнему, на коне? При деньгах и должности в отделе «Д». Уверена, по приезду Дамир купит себе квартиру в элитном жилом комплексе, приведет в нее женщину и…
– Римская, у тебя кто-то умер? – не выдерживает Змей. – Прекрати мне это все… Ты замуж вышла. Виталий достойный человек, а Корсаков… Перекати поле, блин… Он ненадежный, опасный. Умный, изворотливый. Бессмертный. Я его боюсь. Вот честное слово… Другой бы сломался, опустил руки. Он живучий, как таракан.
– Хватит уже, пожалуйста. Со мной все нормально. И я не настолько глупа, чтобы вестись на Корсакова.
– Видный мужик он все равно, – не унимается Змей. – Я видел, как бабы на него смотрят. Даже такого.
Приезжаю домой поздно. Вхожу тихонько в квартиру, слыша, как маленькие ножки бегут навстречу.
– Доченька моя! Кто это у нас не спит? Мамин пухлик?
Подхватываю Женю на руки и даю волю слезам. Он никуда не уйдет… Будет мучить меня своими визитами. Господи, зачем я только вышла замуж? Я ведь ни минуты не любила Виталия? Мне было все равно… Что есть, где жить и с кем.
– Агата, ты чего? – спрашивает он, выйдя из комнаты.
– Я… не знаю.
Реву, прижимаясь к его груди. Чужой человек… Удобный, понимающий, правильный, надежный. Он никогда не исчезнет и не предаст. Будет терпеть мои закидоны и дурацкую, совсем не женскую работу. Терпеть мою нелюбовь… Как же заставить свою дурацкую голову понять это?
– Виталик, давай разведемся? – шепчу, сглатывая слезы. – Ты такой хороший, что я не могу… Я права не имею, я…
– Прекрати немедленно, Агата. Все из-за него, да? Что он тебе предложил?
– Ничего. Не из-за него. Я просто не хочу тебя обманывать.
– Агата, я же знал, на что шел, когда предложил тебе свое плечо? Я взрослый мужик, а не маленький мальчик. Мне давно не нужна вся эта хрень. Достаточно того, что я люблю тебя. Агата, я сделаю все, чтобы заставить тебя привыкнуть ко мне.
И он старался, да… И в постели выкладывался по полной. И я старалась и делала вид, что мне все нравится. Даже кончала иногда, вспоминая другого мужчину… Как же я устала от всего… Вот нахрена было его искать?
– Давай вернемся к этому разговору позже.
– Я спать, Виталь. Прости… И…
– Все равно я не отпущу тебя, Римская. И не мечтай.
– Если я решу быть одной, я не буду тебя спрашивать. Не думай, что сможешь меня принудить, Вершинин.
Муж сжимает челюсти так сильно, что проступают желваки. Кивает, сглатывая слова… Все оставляет при себе – ярость, эмоции, недовольство… Позволяет всему этому болоту булькать в груди, отравляя душу…
Корсаков приезжает в город через две недели. Об этом я узнаю от коллег. Меня он не спешит уведомить. Я киваю, когда Гречка возбужденно рассказывает, какой Корсаков «деловой и представительный», и нервно постукиваю по столешнице пальцами, когда речь заходит о некоем изменении в его образе жизни. Что такого могло с ним произойти? Начал курить или…
– Добрый день, коллеги. А вот и я, – входит он в этот момент.
В нашем офисе мало что изменилось – те же столы, каталожные шкафы вдоль стены, пыльные окна, жалюзи и белый электрический чайник на столике.
Разве что сейчас в нем становится меньше воздуха… Я судорожно хватаю его ртом, когда из-за плеча Дамира выглядывает женская голова. Та самая Настя из больницы… Интересно, она по делу? Дать показания конторским или…
– С возвращением, брат, – жмет ему руку Костик.
– Добро пожаловать домой, Сергей, – вторит ему Пирогов.
У Пышкина выходной, поэтому больше пожать руку Корсакову некому… Я не собираюсь этого делать. Коротко здороваюсь и возвращаюсь к «работе» – пялюсь в экран ноутбука, пытаясь унять бешеное сердцебиение.
– Знакомьтесь, коллеги. Это Настя, моя невеста. Бросила все и приехала сюда.
– Может, тогда напьемся вечером по поводу твоего возвращения? – спрашивает Гречка.
– Я не против, – гремит бас Пирогова. – Агата Васильевна, вы как? Можем в «Ржавом гвозде» посидеть. Зовите полковника Вершинина, он…
– Да, Агата Васильевна, зовите мужа, – хмыкает Корсаков, испепеляя меня взглядом. – Все-таки все мы одна семья.
Я хмуро киваю, переключая взгляд на молоденькую влюбленную дурочку – она смотрит на него, как на бога…
Глава 7.
Агата.
Разноцветные лучи прожекторов ползут по стенам бара, а ноздри щекочет аромат одеколона Виталия. Его горячее дыхание щекочет висок, а ладони требовательно гладят талию.
– Ты из-за него меня притащила? – шепчет он, прихватывая губами мою мочку. – Можешь не стараться – их здесь нет. Его и этой… дурочки, которую он привел. Если хочешь…
– Зачем ты так, Виталь? Мне до него нет дела. Пусть женится на своей Насте, детишек рожает и…
– У тебя даже голос меняется, когда ты говоришь о нем.
– Чего ты хочешь, не понимаю? Я предложила развестись, ты яростно отказался и…
Он впивается в мои губы… Целуется Вершинин неплохо, и я отвечаю. Знаю, что Корсаков увел свою Настю в седьмой номер… В наш номер… Там, где он меня когда-то целовал… Так жадно, словно не делал этого никогда. Насытиться не мог моим телом…
Он для этого арендовал отдельный зал в «Ржавом гвозде». Заплатил за еду и выпивку… Пригласил наш отдел, сотрудников судебно-медицинской экспертизы и парней из отдела по особо тяжким. Но пришли только свои… Дашка танцует с Костиком в дальнем углу зала, Пирогов налегает на свиные ребрышки, Змиенко с кем-то переписывается… А Корсакова нет… Я не позволю ему подойти к моей дочери. Не с таким поведением. Не позволю моей малышке видеть возле него разномастных шлюх. Ей такой отец не нужен и даром…
– Я не буду разводиться, Виталь. Напишу в понедельник прошение о переводе и выставлю квартиру на продажу. Давай уедем к морю или…
– От себя не убежишь, Агата. И что мы будем делать у моря?
– Тебе скоро на пенсию. Мы будем гулять по побережью и ловить крабов. Купаться, ездить в Красную Поляну. Я смогу, Виталь.
По моей щеке катится жгучая как яд слеза. Как же больно… Зачем Корсаков со мной так? Чем я заслужила? Вышла замуж и не дождалась? За что он мне мстит? За спасение?
– Иди к Змею и говори с ним. Прямо сейчас.
Мы разрываем объятия. В полумраке направляюсь к Змею и сажусь напротив.
– Павел Эдуардович, я хочу предупредить…
– Начинается, Римская…
– Я ухожу со службы. Вершинину предложили хорошую должность в Сочи, я в понедельник напишу рапорт об отставке. Наверное, приведу дела в порядок на выходных, а в понедельник…
Змей впивается взглядом в экран и бледнеет. Растирает переносицу и оглядывает зал.
– Где, черт его дери, Корсаков? Найди мне его быстро!
– А почему я? И что случилось?
– Массовое убийство, Агата. Я должен был быть там… И я…
– Господи, Пал Эдуардыч, что вы такое говорите? Кого убили и за что?
– Банкет для сотрудников силовых структур. Четверо отравлены, трое в реанимации. В банкетном зале… Сама посмотри…
Прищуриваюсь и впиваюсь взглядом в экран. Шикарный зал в центре Адмиралтейского проезда. Круглые большие столы, застеленные белоснежными скатертями, живые цветы в вазах, ведущие, услуги которых стоят баснословных денег… Я была однажды на таком празднике. Но кое-что выбивается из общей массы… Шифр Бейла. Листы возле столиков, где нашли убитых. Так вот, к чему он так долго готовился? Он знал, что в этом месяце состоится мероприятие, на котором будут все. Все, кто ему нужен… Или нет? Змей не пошел на праздник. Меня туда не приглашали.
– Он готовился к этому. Уверена, что камеры отключены, свидетелей нет.
– Мне плохо, Римская… Я ведь тоже мог быть там. Может, и я его мишень?
– Я сейчас приведу Корсакова. Надеюсь, они с Настей успели… не важно. На место уже выехали?
– Там все оцепили. Адмиралтейский банкетный зал оснащен камерами по кругу. Там вход и выход через турникет. Двадцать патрульных машин дежурят возле здания. Не понимаю, как ему удалось… Сердце сжимается… Римская, у тебя есть корвалол?
– Потерпите, Павел Эдуардович. А где Мышкин?
– Он тоже там! Потому и отказался приехать сюда.
– А вы почему согласились?
– Это личное…
– Говорите! Я никому не скажу, – добавляю чуть слышно.
– Моя Люда узнала, что три года назад у меня был роман с одной девицей из прокуратуры. Так, интрижка, но эту выдру тоже пригласили на банкет. Сейчас она начальник пресс-службы. Люда сказала, если пойду – развод! А тут Корсаков… Да и кормят здесь вкусно. Я Людке денег дал на наряды, она с дочками сейчас в торговом центре. Агата, я щас помру… Пощади…
– Дышите, шеф. Давайте я вас положу на лавку. Вот так. Ноги согните в коленях и глубоко дышите. Не напрягайтесь.
Я слышу какие-то шорохи в седьмом номере. Без стука распахиваю дверь, заставая Корсакова и Настю, сидящими на диване. Она томно на него смотрит, обнимает и гладит плечо. Уже? Закончили и опрятно оделись? У нее даже прическа не испортилась. Да и Корсаков не выглядит довольным. Может, у него не встал? После годового заключения и не такое может быть.
– Римская, тебя не учили стучаться? Может, мы тут голые и…
– Мне плевать. Надо поговорить, Сергей.
Глава 8.
Агата.
– Котёнок, не скучай, – он клюет ее в нос, а мне от этого зрелища хочется блевать. – Я весь ваш, Агата Васильевна.
Боже… У меня мурашки просыпаются от его хрипловатого шепота. Надо сваливать из города. Добиваться перевода и бежать от него, как от чумы.
– У нас массовое убийство. Листки с шифром Бейла на месте преступления.
– Где?
– Адмиралтейский банкетный зал. Змею плохо стало от этой новости… Он тоже должен был там быть, но отказался в последний момент от посещения.
– Может, он знал? – подозрительно прищуривается Корсаков.
– Не думаю… Он прочитал новость на моих глазах. Побледнел… Согнулся от боли в сердце. У него даже губы посинели.
– Группа выехала? – бросает он, бегло взглянув на Настю.
Непохожа она на постельную игрушку… Какая-то рохля без характера и огонька. А ты, Римская, не рохля? И характера у тебя нет нихера… Пожимаю плечами, пытаясь встряхнуться. Надо ехать и включаться в работу. А с понедельника…
– Идем к Змею. Пусть дает указания. Мы, вообще, там нужны? Если дежурная бригада следкома выехала, они нас не пустят.
– Им не помешают руки. И Дашу надо с собой. Всех…
Спускаемся на первый этаж как ни в чем не бывало. Корсаков ни слова не говорит Насте. Наверное, не считает нужным оправдываться? Понятливая ему попалась невеста, покладистая…
– Сергей, Агата, быстро по машинам. Им нужны руки. В банкетном зале больше ста гостей, не считая обслуживающего персонала. Следственные группы на месте, выехала еще одна, но нужно больше людей. И Дарью берите.
– И мне ехать? – певуче протягивает Дашка. – Я буду полезной в секционной. Там трупы есть кому вскрывать? Сколько погибло людей?
– Четверо. Трое в реанимации с признаками отравления. Езжай в секционную, подсоби. Вот тебе и посидели… Люда теперь черт те что будет обо мне думать!
– А вам туда зачем, Павел Эдуардович? – спешу его успокоить я. – Мы сами справимся. Вы начальство.
– И то дело. Мне официантки корвалол нашли, полегчало. Такси сейчас вызову и домой. Корсаков и Римская, вы работаете в паре. Пирогов и Гречка, вы…
– Ничего, что мы выпившие? – тянет Костик.
– Нет. На ногах стоишь, и то хлеб. Жвачку пожуй, кофе выпей.
– Всем все понятно? Посторонние пусть едут домой и ждут своих родственников, – бросает он взгляд на Вершинина, застывшего неподалеку.
Я коротко прощаюсь с мужем. Целую его в губы, задерживаясь чуть дольше, чем планировала.
– Ты чего, Агата? Одобрили рапорт? – шепчет он, охотно принимая мою игру. А потом хмурится, завидев Сергея, стоящего неподалеку. – А… Я понял. Но ему все равно – он выглядит сытым и довольным мужиком. Натрахался со своей Настей.
– До вечера, Виталь. Забери Женю и сходите в парк перед сном, – сглатывая обиду, отвечаю я.
Мы едем к месту молча… Сергей включает климат-контроль, настраивает радио. Странно, что он не выпивал… очень ведь хотел расслабиться.
– Мне нельзя, Римская, – отвечает он, предвосхищая мой вопрос. – Я еще пью лекарства.
– Понятно. А я и не спрашивала.
– Но ты подумала.
– Не бери в голову. Что думаешь обо всем этом?
– Он долго готовился. Планировал много месяцев, имея доступ к календарю мероприятий силовых структур. И все равно он на шаг впереди, Агата… Наверняка, кто-то из персонала уже успел убежать. Официанты, курьеры…
– Нет, они не смогли бы так все обстряпать.
– Я и не говорю, что убийца – курьер. Но он мог им прикинуться. Кто убит?
– Все из наших. Он наказывает тех, кто несправедливо обвинил. И тех, кого несправедливо оправдали. Значит, надо искать причину. Что они сделали?
– Назови имена.
– Сейчас найду. Змей скинул. Та-ак… Анна Андреевна Верховцева – следователь отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Тридцать пять лет, замужем, есть сын.
– Значит, Анна Андреевна приняла взятку и закрыла глаза на беззаконие со стороны другого силовика или чиновника. Позволила ему нарушить закон. Купила себе машину или… Нужно будет все проверить. Счета, покупки, внебрачные связи. Пересмотреть дела, которые она вела.
– Сергей, я почти уверена, что в банкетном зале сейчас преступника нет. Он успел свалить. И он не такой идиот, чтобы не предвидеть закономерный исход. Ну не станет он оставаться…
– Или он – уважаемый человек, начальник. Но… Маловероятно. Одно меня радует – теперь реабилитируют Сидора. Надо будет позвонить Ведерникову, пусть сделают пометку в личном деле Сидора. И вообще…
– Я тоже рада. И я не верила, что это Сидор. Ни минуты… Где сейчас, интересно, его собака?
– Живет со мной.
– Как? А где она была?
– Варна – дрессированная и очень умная собака. Такие не пропадут никогда. Я такой же… Подзаборный пес. Живучий, как таракан. Приехали, Римская.
– Ну а все же?
– Она жила в клубе, где готовят служебных собак. Перед исчезновением я оплатил ее пребывание и помог ее туда привезти.
Я снова закипаю. То есть Варну он успел пристроить, а мне сказать, что жив, нет?
– Идем, Корсаков. Надо работать.
Глава 9.
Агата.
Я с трудом прячу эмоции под маской равнодушия. Единственное, что мне сейчас хочется – отхлестать Корсакова по лицу… Как он посмел исчезнуть и не предупредить меня? Как посмел привезти сюда эту блаженную девчонку? А, собственно, почему нет? Он свободный человек, неженатый… Реабилитированный по всем статьям сотрудник. Чего я так завелась? Надо срочно чем-то себя отвлечь… Поеду вечером к косметологу – меня это здорово успокаивает. Да и порция комплиментов от подруги не повредит – я всегда кажусь всем несовершеннолетней… И паспорт у меня в магазине спрашивают и осуждающе протягивают, когда видят нас вместе с Женей – мол, родила после окончания школы вместо учебы в институте.
– Вот это тут аншлаг. Римская, судя по количеству оцепления, здесь мышь не пробежит.
– И муха без билета не пролетит. Корсаков, он хитер и предусмотрителен. И он не один… Я впервые за время нашего расследования, если его можно так назвать, задумалась о сообщнике. Кстати, ты проверял свою… Настю? – неожиданно бросаю я, отстегивая ремень безопасности.
– Ревнуешь? – улыбается, обнажая зубы.
В порядок их привел… Отбелил, поставил кое-где коронки. Почему я все замечаю? Цепляю каждую мелочь, как уличный пес блох?
– Выглядишь потрепанным, Сережа, – язвительно замечаю я. – Жалким. И все, что я испытываю – жалость.
– Римская, знала бы ты, что я испытываю, когда ты пытаешься врать? Мне смешно. Я насквозь тебя вижу. И ты ревнуешь. А Настюха ой как хороша в постели, между прочим. Знатно мне отсасывает, а я…
– О боже, – бормочу со вздохом и толкаю дверь, не желая слушать.
В груди словно весь воздух сгорает… И я медленно плавлюсь в этом огне. Скукоживаюсь, превращаясь в горстку пепла. Ревную… До чертиков и дрожи в коленках…
– Кто еще пострадал? – меняет Корсаков тему.
– Фамилии у меня есть, но я их не знаю. Не сталкивались.
Приглаживает чуть отросшие волосы, поправляет ремень черных джинсов. Жмет на брелок, закрывая машину. В ноздри мгновенно вбиваются запахи пороха, дизеля, влажной пыли и чего-то сладкого… Кальяна, вина, вкусной еды… Принюхиваюсь, пытаясь уловить среди многообразия ароматов что-то необычное. Не могу… Все же я не служебная собака.
– Что-то унюхала? – спрашивает Сергей, касаясь моего плеча.
– Нет. Нас пустят? Там охраны, как в Кремле.
– Идем, – решительно произносит он, сжимая мою прохладную ладошку. – Майор Корсаков, капитан Римская. Мы из отдела «Д» – подразделения по расследованию нераскрытых преступлений. Павел Эдуардович приказал явиться на место и помочь с осмотром.
Мужчина в гражданском с немытыми волосами и уставшим взглядом равнодушно кивает, приказывая снять ограждение.
Возле торца ресторана стоят полицейские машины, служебный транспорт судебно-медицинской экспертизы, дорогие автомобили гостей. Возле входа – кареты скорых. Посторонних – ни души… Замечаю зевак на противоположной стороне улицы. Кто-то снимает происходящее на видео, другие – просто наблюдают.
– Может, подойдем к ним? Напротив жилой дом и аптека. Там тоже могут быть свидетели, – предлагает Корсаков, задерживая меня возле входа.
– Давай пока поработаем внутри. Насколько это возможно, учитывая горячую любовь следкома к отделу «Д».
– Кстати, всегда хотел спросить, почему именно так нас назвали? Неужели, правда… дебилы? Погоди, Римская, не торопись попасть внутрь, – добавляет он хрипловатым шепотом, от которого у меня все внутри вибрирует. – Осмотрись. Просто попробуй запечатлеть картинку в памяти – людей, дома, камеры. Машины. Все, что кажется тебе подозрительным.
– Рассказывай про отдел «Д» и говори, что видишь. Если у преступника есть подельники, их машины стоят где-то поблизости. Как ни в чем не бывало…
– Не думаю, что ты прав. Они давно свалили. Отдел «Д» был создан в сорок шестом году на базе министерства госбезопасности. Сотрудники занимались изготовлением средств тайнописи, документов для оперативных целей, экспертизой документов и почерков. Отдел был всегда под контролем внешней разведки и КГБ. Корсаков, запоминай, что я говорю – на противоположной стороне старая машина красного цвета, похожая на «копейку». Неподалеку мужик. Снимает на камеру смартфона. Он седой, толстый, в очках. Мамаша с мальчиком лет пяти просто стоит и наблюдает. Женщина с таксой идет мимо. Задерживается возле аптеки. Все, проходит дальше по своим делам. Мотоцикл на другой стороне. «Газель» с неразличимым логотипом… Грузоперевозки или…
– Внимательно посмотри, – шепчет он, склоняясь к моему уху.
– Не вижу. Не хочу привлекать внимание. На нас все пялятся и гадают, почему мы не входим.
– Латинские S и L на торце. Не могу различить из-за ветвей кустарника.
– Ладно, проверим. Все?
– Да. Мужик ушел, мамаша тоже.
– Теперь можно идти. Кстати, очень символично, не находишь? Старинный отдел «Д» занимался расшифровкой, и мы тоже не отстаем. Неужели, ни один шифровальщик не разгадал, что там написано?
– Нет. Настоящий шифр Бейла ведь тоже не разгадан.
Входим в здание, замечая сотрудников следкома, экспертов и судебных медиков в большом зале. Больше там ни души. Трупы находятся в той позе, в какой их нашли. Анна Верховцева – судя по возрасту, это она – лежит грудью на праздничном столе. На ее посеревших губах темнеет кровь и белесая пена.
Надеваем бахилы и специальные комбинезоны. Их нам дает один из экспертов – мы работали вместе.
– Римская, привет, давно тебя не видел. Как ты? Как ваш знаменитый отдел? – шепчет Иваныч.
– Отлично. И я рада тебя видеть, Иваныч. Что тут?
– Подозрение на цианид. Похоже, преступник не пытался скрыть способ убийства. Трое умерли сразу, один в больнице. Уже отзвонились – не смогли его спасти…
– Личности установлены?
– Все из наших. Верховцева Анна – следователь из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, Мищенко Ирина – следователь прокуратуры, Степанищев Игорь – судебный эксперт из Старо-Карасунского отделения, Васильев Егор – сотрудник ППС.
– И ППС здесь? Как он оказался среди таких уважаемых гостей? – недоумевает Корсаков.
– А вот так…
Глава 10.
Агата.
– Какие мысли, Римская?
Корсаков склоняется ко мне, обдавая щеку горячим дыханием. У меня раздуваются ноздри, так я жадно им дышу… Его запахом со смесью туалетной воды, сигарет и горького кофе. Безумие какое-то… Моя больная им одержимость, его нарочитая сосредоточенность на деле…
Однако, я совсем не ощущаю себя рассеянной и вялой – мысли кружатся в голове, как беспокойная стайка мальков, выстраиваясь во вполне логичную цепочку.
– Все эти люди несправедливо поступили с кем-то, – отвечаю уверенно.
– И что? Агата, прости, но каждого второго сотрудника ППС теперь можно убивать? Они же все, они…
– Одно дело – дача взятки за превышение скорости, Сергей. Здесь что-то другое. Кто берет дело? – поднимаюсь с корточек, отнимая взгляд от мертвого тела Егора Васильева.
Эксперт сосредоточенно снимает отпечатки пальцев с поверхностей столов, за которыми сидели убитые, Иваныч осматривает тело Верховцевой.
– Он умудрился подложить яд именно в тарелку или чашку жертвы. На столах стояли салатницы, подавали горячее, которое ели все, но он…
– Он находился в зале, так? – уточняю, так и не дождавшись ответа. В зале слишком много народу, да и следком не сразу решает, кому заниматься делом.
Одно неясно – что делать нам? И мне… Той, кто пообещала мужу подать в отставку и укатить в Сочи.
– Именно так. Возможно, Анна Верховцева попросила чашку кофе, а Егор Васильев – рюмку коньяка. На столе были только бутылки с вином, но все гости его пили. Мы уточнили – было много индивидуальных заказов. Спиртного, горячих безалкогольных напитков, десертов.
– Сомневаюсь, что он отважился выйти в зал, – оживляется Корсаков. – Слишком много камер.
– И что? Кто-нибудь мне ответит? – повторяю раздраженно.
– Римская, не ори, мы работаем.
Из подсобки выходит старлей Трегубов, мы пересекались однажды.
– Прости, забыла, как тебя…
– Ваня я. А я вот тебя помню, Агата. Дежурный я, но официально дело пока никому не поручили. Вы тут какими судьбами, отдел «Д»?
– Змей приказал помочь.
– В его полномочиях разрешить вам забрать дело себе. Ты как, возьмешься? Слышал, вы круто раскрываете висяки, – почесывая белобрысый затылок, произносит Трегубов.
Он необычайно высокий, тощий и сутулый. На его круглом лице темнеют крупные веснушки.
– Боюсь, нет.
Корсаков, не обращающий на нас никакого внимания, оживляется. Молчит, но подходит ближе. Застывает за спиной Иваныча, делая вид, что контролирует его работу. Ну и… Пусть первым услышит.
– Я на следующей неделе увольняюсь. Мужа переводят в Сочи, напишу рапорт и поеду с ним. Да и малышке будет полезен морской климат.
– Правильно, Римская. Вершинин – хороший мужик. Устроишься в какую-нибудь… Участковой, например. Или в службу безопасности банка – там платят хорошо. Будете вечерами по берегу моря гулять и шашлыком лакомиться. Да и дочке твоей…
– Вы, блядь, хоть какие-то улики собрали? – взрывается Корсаков. – Где свидетели? Кто их допрашивает? Где вообще все? Почему гостей опустили?
– Не бузите, товарищ… Прости, старик, я не знаю твоего имени, – тушуется Трегубов.
Он хоть и высокий, но Корсаков шире его в плечах. И его взгляд – безумный, блестящий, как адское пламя, заставляет подчиниться получше слов.
– Имен у меня много. Но ты можешь называть меня майор Корсаков.
– Гостей допрашивают в танцевальном зале. Он этажом выше. Половину уже отпустили, предварительно взяв подписку о невыезде.
– И даже отпечатков не взяли? – вздыхает Сергей.
– Большая часть гостей есть в базе, – вмешивается Иваныч. – Почти все – сотрудники силовых структур. Исключением могут служить родственники гостей.
– Понятно. Агата, что будем делать?
– Останемся здесь. Я хочу тщательно осмотреть место происшествия. Важно, что оставил Бейл… Кроме своих дурацких листков.
– Смотри, Агата. Нюхай, изучай, – с уважением отвечает Корсаков. – Он долго готовился, очень долго… Ты родить успела и отыскать меня. Он не из тех, кто ошибается. Здесь не будет улик и прочего.
– Трегубов, сделай запрос, кто интересовался убитыми? В каких делах они были замешаны?
– Уже, Агата. Егор Васильев прикрыл сынка прокурора. Тот сбил насмерть девушку, а дело замяли. Васильева подозревали в подлоге. На экспертизе все липовое… Тормозной путь, описание повреждений машины. По словам очевидцев машина была вся в крови, а в экспертизе об этом ни слова…
– Запросите полное досье, – сбивчиво произношу я. – Все про дела убитых. В чем они были замазаны?
Ведь можно проанализировать, кто интересовался делами? Откуда-то ведь Бейл узнает про таких, как Васильев?
– Нахрена тебе это, Агата? Ты же рапорт подаешь.
– Римская, можно тебя на пару слов? – сжимая губы в тонкую линию, цедит Корсаков.
Отхожу к дальнему углу зала, чувствуя, как пылают щеки. Я загорелась расследованием, а тут он…
– Это правда? Про рапорт и отъезд в Сочи, – тихо спрашивает он.
– Д-да.
– Агата, я сегодня приеду к тебе на ужин.
– Ты сдурел, Корсаков? Может, ты еще Настю с собой прихватишь?
– А надо? – прищуривается он. – Ты подкинула хорошую идею.
– Что ты хотел, Дамир?
Краснею. Захлебываюсь его запахом и влажным, потяжелевшим воздухом. И его настоящее имя звучит почему-то так интимно…
– Познакомиться с дочерью. Общаться с ней. Я не позволю тебе увезти ребенка, Агата. У меня никого больше нет в жизни.
– Есть… Я… Я не хотела говорить, Дамир.
– Черт бы тебя побрал, Римская, – шипит он, сжимая мой локоть.
– У тебя есть брат, Дамир… То есть Сергей. Я долго копала, не знаю, зачем… Я знаю все о твоей матери.
Глава 11.
Агата.
– Я не специально, – сиплю я, даже не пытаясь увернуться. Чувствовать его пальцы на своем локте – все, что мне теперь позволительно… Говорить, вдыхать его запах, видеть его… Касаться лишь взглядом. Больше никак…
– Поезжай домой. Так и быть – я не стану портить настроение твоему мужу. Встретимся в детском кафе возле парка. Приходи с дочкой в восемь. Устроит?
– А ты…
– Без Насти приду, не волнуйся.
Мне хочется дать Корсакову по морде. Ну почему он все время ее вспоминает?
– Мне плевать. Общаться с ней ты будешь по графику, который составлю я. И никак иначе. Корсаков, сейчас уже почти девять. Женя наверняка уже спит. Давай завтра?
– Ладно, – неожиданно быстро соглашается Сергей. – Я не буду спорить, Агата. Здесь все козыри у тебя. Заодно поговорим о моей семье, так и быть.
– Ты не останешься? – спрашиваю, поглядывая на место преступления.
– Мы и так торчали здесь долго. Ты хотела что-то еще проверить?
– Нет. Если и хотела, то не здесь… Здесь мне, как раз все ясно. Нет улик, следов и прочего. Ничего… И единственный выживший скончался. Интересно, почему он решил убить только их? Наверняка, среди сотни гостей были такие же нечестные сотрудники. Как думаешь?
– Он считает себя чистильщиком, но не всемогущим богом. Делает то, в чем уверен. Не берет больше. Римская, колись, что ты унюхала? Или что хочешь проверить?
Корсаков подходит ближе. Склоняется к моему лицу, уверенный в том, что я незамедлительно стану шептать ему на ухо свои мысли.
– Пока ничего. С чего ты взял? Я все думаю про эти буквенно-цифровые шифры… Он каждый раз пишет новые сочетания. Значит, каждое преступление сопровождает своими мыслями на этот счет. Что думаешь? Неужели, все вокруг настолько тупые, что не могут расшифровать? Что он взял за основу?
– Может, это зашифрованные буквы? То есть там, где стоит цифра, должна быть буква.
– Нет, я уже пробовала поставить. Он берет за основу какую-то книгу. Или ставит первую букву слова вместо цифры. Я запуталась…
– Езжай домой, Агата. Будем ждать звонка экспертов.
Корсаков не предлагает меня подвезти. Демонстративно звонит Насте, так, чтобы я слышала им милую беседу, а потом садится за руль и уезжает, оставляя меня одну. Вызываю такси и еду в контору. Не могу я сейчас домой! Я так возбуждена от увиденного, что вряд ли усну.
В кабинете пусто. Гречка и Пирогов отзваниваются, сообщая, что их задействовали в допросе свидетелей. Господи, был бы в этом толк… Все эти официанты, грузчики и носильщики по умолчанию невидимки. Их никто никогда не запоминает. Пялюсь на бумагу с цифрами, гадая, что он хотел сказать? Настоящий шифр Бейла не разгадали даже самые прославленные криптоаналитики. Так куда лезть мне? Преступник считает себя богом, вершителем судеб. Может, он использует… Библию?
Во рту пересыхает от предвкушения. Может, эти цифры обозначают главу и стих? А какое послание? От Матфея, Марка или…
В кабинете пронзительно звенит телефон. На ватных ногах подхожу и снимаю трубку.
– Римская, так и думал, что ты здесь, – произносит в динамик Змей. – Рапорт подпиши, я на столе оставил. Уезжай в Сочи. Твой муж тебя еще не порадовал?
– Н-нет… А должен?
– Я похлопотал, его возьмут на хорошее место. Подписывай и вали отсюда.
– И вы не будете меня уговаривать завершить расследование?
– Нет. Мне жалко на тебя смотреть, Римская. Нашла его и сама не рада… А нужно сложить дважды два, сделать выводы и…
– Сложить? Так вы сказали?
Господи, все бумаги пронумерованы. Причем, не по порядку. То есть, на месте убийства Степана Астахова – парня Лидии Красновой, обнаружили листок с нумерацией 4, на месте обнаружения тела Вячеслава Шеина, которого оправдали в суде за наезд на Марину Ястребову, листок с цифрой 2. Как это понимать? Где первый листок? На сегодняшних листках стоят совсем другие цифры – 7,8,9. Хоть какая-то логика… Значит, мы чего-то не знаем… Есть другие убийства или они планируются. Когда листков с нумерацией будет полный комплект, можно сопоставить цифры. Сложить цифры из первого и второго листков и уже тогда пытаться расшифровать послание. Зачем же так сложно, черт? Голова взрывается. Я должна перелопатить все материлы дела, где были найдены шифры Бейла. Посмотреть, в каком году и месяце совершалось преступление. Есть ли в этом какой-то смысл?
За окном ночь. Бросаю взгляд на часы и вызываю такси. Странно, что Вершинин не позвонил. Наверное, решил не беспокоить меня? Накормил Женечку и уложил спать? Хороший у меня муж, добрый, нелюбимый…
Вхожу в прихожую на цыпочках. Доминик встречает меня громким урчанием. Трется о колени и просит ласку. Сбрасываю одежду, обувь и бреду в душ. Только сейчас понимаю, как смертельно устала. Зажмуриваюсь, позволяя тёплым струям воды смыть усталость и этот проклятый день… А потом вздрагиваю, почувствовав руки мужа на плечах. И его желание, упирающееся в бедро.
– Тшшш, – шепчет он, легко целуя меня в шею. – Тебе надо расслабиться.
– Виталик, а… Я испугалась. Не надо так больше.
– Я был уверен, что ты слышала… Агата, я так скучал. Я люблю тебя… Люблю, милая.
– А Женечка, она… – блею, наблюдая за Вершининым.
Он возбуждён до предела. Зрачки расширены, руки дрожат. Он не целует меня в губы… Знает, что не отвечу. Становится на колени и отводит мою ногу в сторону. Ласкает меня там… А я плачу. Бесшумно, надрывно. И кричу беззвучно, потому что не понимаю, как поступить со своей гребаной жизнью. Вспоминаю, как меня сегодня касался Сергей… Украдкой, не специально… И как его запах касался ноздрей, щекотал рецепторы, пробуждая воспоминания… Не могу его забыть… Поэтому завтра подпишу рапорт и уеду. Попробую сбежать от себя.
У Вершинина ангельское терпение. Другой бы развернул меня к себе спиной и взял то, что принадлежит по праву. Но он добивается того, чтобы я кончила. Вцепилась в его плечи и кричала, захлебываясь собственными слезами и чувством вины…
– Так-то лучше, – шепчет удовлетворенно, поднимаясь с колен. – Подписала рапорт? – спрашивает, находясь уже во мне.
– Да, – лгу я.
Завтра подпишу… И все кончится… Город, Бейл и расследование.
Глава 12.
Агата.
– Римская, ты с шести утра здесь? – осоловело протягивает Мышкин, входя в кабинет.
За окном занимается рассвет… Скоро настанет лето. В воздухе будут кружиться тонкие блестящие паутинки и пахнуть ночные фиалки… К тому времени я буду далеко отсюда. Водить Женю на гимнастику и гулять по морскому берегу.
– Римская, ты оглохла?
Отрываюсь от окна, не желая ни с кем разговаривать. Рассвет разливается по крышам домов и машин, красит верхушки деревьев в малиновый, оттесняет сумерки, позволяя солнечным лучам завладеть городом.
– Не спалось, Федор Михалыч, – отвечаю хрипло. – Рапорт подписали, завтра Виталий оформит перевод, получит ключи от служебной квартиры, а послезавтра…
– Вот прямо послезавтра? – хмыкает он, включая электрический чайник. По кабинету разносится тихое шипение.
Наверное, не стоило приходить сюда? Я убежала ранним утром, не в силах больше находиться с мужем в одной постели. Он полночи терзал меня… Ласкал, шептал нежности, трахал, словно мы не виделись полгода… А я не могла отказать. Не имела на то права, хоть я и не его вещь…
– Агата, что с тобой? – подходит Мышкин ближе.
Поддевает распечатки со стола и внимательно в них всматривается. Да, я не могла уснуть. Пыталась угадать логику Бейла. Сопоставляла, складывала. Даже с отделом дешифровки связалась, чему те были весьма удивлены. Разве нормальный человек станет звонить в шесть утра?
– Все в порядке, Федор Михалыч. Я в строю. У меня в квартире мало вещей. Все компактно, как у…
– Как у гребных аскетов, я понял. Много времени не займут сборы? Тогда… Устроим прощальный ужин или как? Ты проставляться будешь?
– Надо, наверное?
– Ну а как же?
Я склоняюсь над листами и думаю, куда делись остальные бумаги с нумерацией? Можно было объединить цифры 1 и 2, а затем попробовать применить к получившимся цифрам методы дешифровки. Заменить буквами, выбрать другой вариант – с заменой буквы, идущей по алфавиту следующей или предыдущей. Я пробовала шифровать имеющиеся бумаги, но ничего не вышло. Может, обратиться к профессору кафедры теорий вероятности и математического анализа? Или пойти на исторический или археологический факультеты? Неужели во всем мире нет людей, способных расшифровать его послание? Если он оставляет их, значит, твердо уверен, что мы найдем ответ. И он на поверхности… Я почти уверена.
– Дорогие коллеги, майора Римскую с супругом переводят в Сочи. Чур, не завидовать! – вырывает меня из задумчивости голос Мышкина.
Оказывается, все давно пришли… И стоят сейчас на входе в кабинет. Костик грустно улыбается, Пирогов потирает руки, смотря голодными глазами на кухонный стол. А Корсаков… Он держит руки на талии своей ненаглядной Насти.
– Значит, место для помощника освободилось? – равнодушно протягивает он. – Римская, когда ты сваливаешь?
– С каких пор твои подружки могут работать в силовых структурах? Или я чего-то не знаю? – взрываюсь, поднимаясь с места.
– Хорош, Римская, – встревает Мышкин. – Нам нужен менеджер. Это не я решил так. Приказ начальства. Теперь в отдел «Д» может позвонить любой гражданский. Попросить помощи, принести материалы дела. Да и кофе делать некому.
– Хорошо. Тогда я могу освободить место сегодня, – бросаю взгляд на Сергея, не видя в его глазах ничего. Никаких чувств…
– Вечер в силе, Агата, – тихо произносит он, подойдя ближе. – Я по-прежнему хочу увидеть дочь.
– Хорошо, я не против. Наш сочинский адрес я тоже скрывать не собираюсь. Будешь приезжать, когда пожелаешь.
В кабинете повисает напряженная тишина. Не знаю, сказал ли Корсаков Насте, что моя дочь от него, но вид у нее недоумевающий. И туповатый… Ей только кофе подавать, блин…
– Накопала что-то? – спрашивает, когда я набрасываю на плечи куртку, собираясь покинуть отдел «Д» навсегда.
– Плевать уже… Это больше не мое дело. Разбирайтесь с расследованием сами.
– Агата Васильевна, миленькая, а выпить? Посидеть на прощанье? – улыбается Костик. – Загадки погадать? Вон их сколько скопилось.
– Поужинаем завтра, ребят, ладно?
Выскакиваю на улицу, под палящее весеннее солнце. Так правильно… Я все делаю правильно. И, безусловно, так безопасно.
Сажусь за руль, тотчас получая сообщение от Виталия.
«Рапорт подписали. Квартиру дали далековато от моря, но… Ничего страшного, я буду тебя туда возить на машине. Или носить на руках. Кстати, Ночкин пообещал похлопотать насчет тебя. Место для тебя будет. Ты счастлива, родная?»
Пялюсь в экран, не зная, что ответить. Пишу простое «да». И все. Никаких подробностей, вопросов, возгласов… Я уволилась. Это конец. Сегодня Змей приложит рапорт к моему личному делу. Я не смогу больше войти без разрешения в отдел «Д». И запрос сделать не смогу…
Запускаю двигатель, собираясь ехать в гости к маме. Надо предупредить об отъезде. Может, удастся уговорить и ее переехать? Маме вполне подойдет морской климат, а…
Из дверей здания выбегает Корсаков. Садится на пассажирское сиденье и командует:
– Едем, Римская.
– Куда это? Выматывайся из моей машины, Дамир Хасанов! Я не твоя… собачка, чтобы выполнять приказы.
К щекам приливает кровь, дыхание застревает в горле, как песок… Закашливаюсь и глубоко дышу.
– Ты обещала рассказать о моей матери. Пока ты не уехала, давай поговорим.
– Все-таки решил узнать о ней…
– Не хотел, – мнется он. – Настя уговорила. Рисовала на моей груди узоры пальцами и мягко увещевала… Найди, мол, ее Дам… Загляни в глаза и спроси – почему? Почему она выбросила тебя под забором дома малютки?
– А с чего ты взял, что было так? – ерзаю на месте и морщусь.
– Болит что-то? – хмурится Корсаков.
– Вершинин терзал меня всю ночь. Мышцы теперь ноют.
Корсаков сжимает зубы так сильно, что я слышу, как они клацают… Не нравится, да? Ревнуешь?
– Едем, Римская. Сначала к тебе домой за Женей, а потом в кафе. И позвони Трегубову, он должен подготовить ответы на наши запросы.
– Это уже меня не касается, Корсаков.
Глава 13.
Агата.
– Тук, тук… Доченька, мама ненадолго пришла.
Сердце больно ударяет ребра, когда я вхожу в квартиру. За моей спиной высится Корсаков. Молчит. Держит руки в карманах. И всю дорогу молчал. Чувствовал исходящее от меня напряжение и держал язык за зубами. Боялся, что я его высажу и не довезу до Жени…
– Мама… Мамуя…
– Агата Васильевна, все в порядке? – спрашивает наша няня Виктория. – Здравствуйте, – а это уже бросает Корсакову.
Никогда я не видела мужчину таким беззащитным… Внутри словно кипяток разливается. Печет, болит так, что хочется завыть. Он долго смотрит на дочку. Присаживается на колени и вскидывает руки, легко касаясь ее плеч. Качает головой. Прищуривается. Раскрывает губы, чтобы что-то сказать, но слова застревают в горле… Он смотрит на малышку, трогает ее волосики и… По его лицу стекает скупая слеза.
– Женя… Женечка… Евгения, – наконец, произносит он. – Евгеша.
– Мама… дядя… – испуганно протягивает малышка.
Вырывается из его ненавязчивых объятий и бежит ко мне. Обнимает и испуганно косится на отца.
– Вы меня отпускаете, Агата Васильевна, – робко произносит Вика.
– Да. До завтра. Можете идти.
– Агата, можно я с ней поиграю в гостиной? А ты переоденься, соберись, – предлагает Корсаков.
Ошеломленный. Словно увидел привидение. У него даже в плену был более адекватный взгляд.
Я переодеваюсь в трикотажный брючный костюм, для чего-то распускаю волосы и крашу ресницы. Идиотка. Зачем это все, не понимаю? Веду себя, как мартовская кошка. А мне уезжать скоро…
Корсаков сидит на полу в гостиной. Женька любопытно смотрит на то, как он собирает Лего. Разложил свои длинные ножищи… Полкомнаты загородил собой – запахом, который я так любила, исходящим от него теплом и энергетикой. А, главное, малышка ни разу меня не хватилась. Сидела между его ног и играла. Даже куколки свои принесла. Крохотная такая, черноглазая, как Серега. Мои… Мои, мои… Слово отчеканивает в душе, как клеймо.
– Агата, смотри, какой домик намечается? Ты почему не собрала? А Вершинин? Он играет с ребенком?
– Не особо. И я мамаша так себе, тебе ли не знать? – бурчу в ответ.
– Хорошая мамаша, не выдумывай. Ты… ты сама рожала?
– Да. Это было…
– Больно. Могу себе представить. Спасибо тебе, Римская. Для меня никто и никогда не делал таких подарков. Ты…
– Кормила грудью, но недолго. Ты это хотел спросить? – поднимаю на него влажный взгляд. – Всю беременность меня сопровождали стрессы. Я частенько лежала в больнице на сохранении. Пыталась наладить грудное вскармливание, но после четырех месяцев Женя перестала набирать вес. Ей не хватало. На смешанном кормлении она была до шести. А потом появился прикорм, грудное молоко она получала только ночью.
– А сейчас? – с нескрываемым интересом спрашивает Корсаков.
– Месяц назад, перед тем, как поехать на Кавказ за тобой, я завершила и ночные кормления.
– Мне нечего сказать в свое оправдание, Агата. Я виноват. И все. Поедем в детское кафе? Жене можно играть с другими детьми в игровой?
– Конечно, – улыбаюсь я, только сейчас замечая, что дочка спокойно сидит на руках Корсакова. Разглядывает его, трогает густые черные волосы с нитями седины, касается аккуратной черной щетины. У Виталия-то гладкое лицо… Оказывается, дети ко всему относятся проще. Я столько раз представляла их встречу, а вышло все не так… Жене нравится отец. Она чувствует восхищение и трепет, исходящие от него. И все. Так просто… Ей ничего другого не нужно – только чувствовать сердцем. По-другому малышка не умеет… Вся в мать…
Корсаков выбирает итальянский ресторан в центре города. Отводит Женю в игровую комнату и поручает няне следить за дочерью строго-настрого. Возвращается ко мне. Подзывает официанта и заказывает себе обед. Я следую его примеру – правда, беру только суп, а Женечке выбираю макароны с сыром из детского меню.
– А десерт ей можно? И почему ты взяла только суп? Тебе надо хорошо питаться, Агата. А то… Одни глазюки остались и сиськи. Вершинину нравятся тощие бабы?
– Да, именно так. Ему нравлюсь я, Сергей. В любом виде.
– Давай к делу. Что ты нарыла про мою мать? И… брат… Не понимаю, откуда он взялся?
– А сам-то ты искал что-то? Копался в своем происхождении?
– Нет. Не было никаких зацепок, – выдавливает Сергей, сцепив пальцы в замок. – Она же оставила только записку… Простите меня. Заберите мальчика, он родился такого-то числа. И все. Ни имени моего, ничего, блядь!
– Экспертизу записки делали, Дамир.
– Агата, Дамиром ты можешь называть меня только в постели. На работе я Сергей. Быть Корсаковым – моя работа. Так что… Постель нам больше не светит, поэтому Сергей.