Читать онлайн Трое храбрых, пятеро справедливых бесплатно

石玉崑

七俠五義

* * *

Но завеса темных туч распалась,
чистота небес открылась взорам.

Дождь и росы целый век питают и деревья, и траву, и злаки,
И на десять тысяч ли едины колея и письменные знаки.

И на улицах и в переулках из шелков тончайших одеянья,
И в домах и на террасах слышно громких струн и нежных флейт звучанье.

Смутных дней не стало в Поднебесной,
тишина, покой страну объемлет,

В ней весны цветенье бесконечно,
солнце в небе безмятежно дремлет[1].

Глава 1

Бесчестные придворные вступают в сговор и подменяют новорожденного наследника престола. Благородный служитель жертвует собой ради спасения государыни

Предание гласит, будто после восстания в Чэньцяо[2] военачальники провозгласили императором Тай-цзу[3]. Он объединил страну и основал династию Сун. После Тай-цзу власть перешла к Тай-цзуну, а затем к Чжэнь-цзуну. В пору их правления царили мир и согласие.

Но вот однажды утром придворный астролог Вэнь Янь-бо доложил государю Чжэнь-цзуну[4].

– Нынче ночью я наблюдал за звездами и увидел, что Небесный пёс[5] вторгся во дворец. Не сулит ли это несчастья вашим потомкам, государь? Я сделал рисунок – взгляните, пожалуйста.

Сын Неба рассмеялся:

– Такую картину мы тоже видели. Но какое несчастье может случиться с потомками, которых у нас пока нет? Впрочем, ступайте. Мы поразмыслим, как быть.

Чжэнь-цзун удалился во внутренние покои и предался тревожным думам:

«Супруга наша скончалась, не оставив наследника. Сейчас беременны наложницы Ли и Лю. Неужели беда падет на них?»

Не успел Чжэнь-цзун послать за женщинами, как они сами явились.

– Нынче праздник Середины осени[6], государь, мы приготовили угощение в дворцовом саду и нижайше просим полюбоваться вместе с нами луной.

Сын Неба с радостью согласился. В осеннем наряде сад был прекрасен, благоухали цветы, дул ласковый ветерок, Чжэнь-цзун сел за стол, накрытый в беседке. Наложницы ему прислуживали.

– Утром астролог доложил нам, будто во дворец вторгся Небесный пёс, что предвещает беду нашим наследникам.

Неизвестно, родите вы дочек или сыновей, но пока жалуем каждой из вас покрывало с клеймом дракона, оберегающее от Небесного пса, да ещё золотой шарик с жемчужиной внутри. С этими шариками мы не расставались с самого детства.

Сказав так, Сын Неба снял с пояса два золотых шарика и велел евнуху отнести их граверу.

Едва стемнело, взошла луна, и в саду стало светло как днем. Государь и наложницы пировали, любуясь луной и звездами. Сын Неба уже начал хмелеть, когда Чэнь Линь вернулся с шариками. На одном было искусно выгравировано: «Ли из дворца Яшмовые покои», на другом – «Лю из дворца Золотые цветы». В знак благодарности наложницы поднесли государю по три кубка вина. Чжэнь-цзун выпил их залпом и, смеясь, воскликнул:

– Та из вас, что родит сына, будет императрицей!

Государю и в голову не могло прийти, что эти слова, произнесенные во хмелю, повлекут за собой столько горестных событий. Услыхав слова государя, завистливая и коварная наложница Лю решила извести соперницу и призвала на помощь главного придворного управителя Го Хуая. Об этом проведала ненароком служанка наложницы по имени Коу-чжу, находившаяся поблизости в ту пору, когда ее госпожа с управителем замыслили недоброе. Вознегодовав, честная и правдивая девушка с того дня стала неотступно следить за своей госпожой.

Между тем управитель отправил доверенного слугу за повитухой, которая вскоре же, трепеща от страха, предстала перед могущественным сановником.

Изложив суть дела, управитель пообещал:

– Озолочу, только сделай все, как подобает.

Повитуха растерялась было, нахмурила брови, но потом сказала:

– Что же, я согласна.

– Вот и отлично! – воскликнул управитель. – Если сделаешь все, как полагается, да еще наложница Лю родит сына, получишь щедрое вознаграждение!

До чего же обрадовалась вероломная Лю, когда управитель доложил ей о своем разговоре с повитухой.

Незаметно наступил третий месяц нового года. Однажды государь пожаловал во дворец Яшмовые покои навестить наложницу Ли. Беседуя с ней, он вдруг вспомнил, что завтра день рождения князя из дворца Южной чистоты, и приказал евнуху сходить за фруктами в дворцовый сад, чтобы преподнести их сановнику. Не успел евнух удалиться, как наложница Ли почувствовала боли в животе. Государь тотчас же покинул женские покои и велел призвать наложницу Лю и повитуху. Лю поспешила в Яшмовые покои, а управитель сам побежал за повитухой. У той уже все было готово. Она дала управителю короб, и они вместе пошли во дворец.

Как бы вы думали, что было в коробе? Ободранная кошка – вернее, не кошка, а какая-то дьявольская тварь. Наложница Ли как раз разрешилась от бремени и лежала без памяти.

Воспользовавшись суматохой, заговорщики положили на место новорожденного кошку, а его самого, завернутого в императорское покрывало, спрятали в короб и понесли во дворец Золотых цветов. Затем Лю призвала служанку, велела ей переложить младенца в закрытую корзину, отнести в беседку Расплавленного золота, задушить и бросить в реку. Перечить служанка не посмела, незамеченная выскользнула из дворца и побежала в беседку Расплавленного золота. Какова же была ее радость, когда, открыв корзину, она взяла младенца на руки и увидела, что он цел и невредим.

Столько времени у государя не было наследника, а теперь, когда он появился, коварная Лю задумала его сгубить. «Нет, не стану я идти против совести, – решила Коу-чжу. – Лучше вместе с ним утоплюсь». Но не успела она выйти из беседки, как вдруг увидела человека с коробом в руках, направлявшегося к реке. Одет он был в фиолетовый шелковый халат, расшитый четырехпалыми драконами, в черные сапоги, на груди – четки, за пазухой – мухогонка. Лицо доброе, открытое, глаза умные.

Девушка обрадовалась. Вот кто спасет наследника престола!

А человек этот был не кто иной, как преданный государю справедливый Чэнь Линь. Он как раз по приказу государя шел за фруктами в дворцовый сад. Заметив служанку с ребенком на руках, он немало удивился и стал спрашивать, что это значит. Служанка все ему рассказала.

Они потолковали между собой и решили укрыть младенца в коробе. Девушка помолилась, чтобы Будда сохранил жизнь младенцу, и поспешила во дворец.

А Чэнь Линь, готовый пожертвовать жизнью, направился к выходу из дворца. Он уже приближался к воротам, когда вдруг его окликнул дворцовый управитель:

– Пожалуйте к государыне Лю, она желает спросить вас о чем-то.

Пришлось Чэнь Линю последовать за управителем. Войдя в зал, он преклонил колени, поставил рядом с собой короб и обратился к наложнице:

– Ничтожный явился по вашему повелению! Что изволите приказать?

Наложница молчала и, не торопясь, пила чай. Наконец она спросила:

– Куда несешь короб и с какой стати на нем императорская печать?

– Несу из дворцового сада фрукты, которые государь велел приготовить ко дню рождения князя из дворца Южной чистоты. А чтобы короб опечатать, на то был высочайший указ. Сам бы я не посмел.

Наложница пристально посмотрела на короб, потом на евнуха.

– Может, там у тебя что-нибудь недозволенное?

– Снимите печать и взгляните, если не верите, – невозмутимо ответил Чэнь Линь, положившись на волю случая, и сделал вид, будто действительно хочет вскрыть короб.

– Кто же осмелится снять печать без высочайшего дозволения?! – остановила его наложница Лю.

– Не смею, не смею! – поклонился Чэнь Линь.

– Ладно, иди! – сказала наложница, вспомнив, что завтра и в самом деле день рождения князя.

Чэнь Линь взял короб и направился к выходу, но тут раздался окрик:

– Стой!

Евнух обернулся. Наложница смерила его пристальным взглядом и, помедлив, проговорила:

– Иди!

Евнух вышел и тут только почувствовал, как сильно колотится у него сердце. Миновав ворота, он направился во дворец Южной чистоты и попросил передать князю, что пришел посланец Сына Неба. Князь проводил евнуха в зал, взял у него короб, совершив при этом необходимые церемонии, и поставил на возвышение. Затем пригласил Чэнь Линя сесть, поскольку тот был государевым посланцем. Но евнух вдруг упал на колени и зарыдал. Изумленный, князь попросил рассказать, что случилось.

Убедившись, что поблизости никого нет, евнух изложил князю все обстоятельства дела.

Князь спросил:

– Вы уверены, что это действительно наследник престола?

– Да вы поглядите, в какое покрывало завернут младенец!

Князь открыл короб и увидел покрывало с клеймом дракона. В это время младенец жалобно заплакал. Князь взял его на руки и направился во внутренние покои, сделав знак Чэнь Линю следовать за ним. У князевой супруги евнуху пришлось повторить от начала до конца всю историю. Было решено оставить младенца во дворце Южной чистоты. После этого Чэнь Линь простился и отправился к государю.

Кто мог знать, что наложница Лю уже успела нашептать Сыну Неба, будто Ли родила оборотня! В гневе государь приказал отправить наложницу Ли в Холодный дворец[7], а Лю поселил в Яшмовых покоях.

Так безвинно пострадала бедная женщина. К счастью, управитель Холодного дворца по прозванию Цинь Фын был преданным государю и честным. Он издавна не ладил с главным управителем и сразу смекнул, что тут не обошлось без козней. Тронутый горем опальной наложницы, он, как мог, ее утешал и велел младшему евнуху хорошенько о ней заботиться. Этот евнух славился своей смелостью и прямодушием и частенько вступался за обиженных. Но что самое удивительное: всем своим обликом он очень походил на государыню Ли, однако об этом речь пойдет позднее…

Между тем наложница Лю на радостях, что план ее удался, тайно наградила главного управителя и повитуху. Вскорости она сама родила сына, о чем незамедлительно было доложено государю. Сын Неба тотчас пожаловал ей титул императрицы и приказал объявить об этом по всей Поднебесной[8].

Новоявленная императрица стала почитать Го Хуая как первого сановника государства, повитухе пожаловала титул распорядительницы у себя во дворце, а Коу-чжу сделала главной доверенной служанкой. Все шло как нельзя лучше.

Но когда счастье достигает своего предела, приходит несчастье. В возрасте шести лет наследник вдруг заболел и умер. От горя Сын Неба занемог и несколько дней не появлялся перед сановниками. И вот однажды к нему приехал справиться о здоровье князь из дворца Южной чистоты. Государь милостиво его принял, пригласил сесть и как бы невзначай спросил:

– Сколько у вас сыновей и в каком они возрасте?

Князь перечислил всех по порядку, не преминув упомянуть, что его третий сын ровесник умершему наследнику. При этих словах Сын Неба повеселел и приказал привести мальчика. И мальчик так понравился государю, что он велел объявить Князева сына наследником и поселить в Восточном дворце. А евнуху Чэнь Линю было велено представить наследника императрице.

Евнух не мешкая повел мальчика в главный дворец.

– Государь объявил третьего сына великого князя наследником, поселил в Восточном дворце и повелел представить вам.

Мальчик поклонился. Императрицу поразило его сходство с Сыном Неба. Но тут Чэнь Линь доложил, что должен показать наследнику остальные дворцы, и она сказала:

– Хорошо, веди его, только поскорее возвращайся, мне надо с тобой поговорить.

Вместе с мальчиком Чэнь Линь удалился.

Когда они проходили через Холодный дворец, Чэнь Линь сказал:

– Здесь томится государыня, которая родила оборотня и за это отбывает наказание. И все же государыня эта самая мудрая и добродетельная.

Наследник был умен и не поверил, что человек может родить оборотня. Он изъявил желание повидать опальную государыню. Как раз в это время из ворот вышел Цинь Фын.

Он приветствовал мальчика, доложил о нем государыне Ли, и та пригласила гостей в зал. При виде бедной женщины мальчик не сдержал слез. Чэнь Линь поспешил его увести, и они вернулись во дворец государыни.

Императрица сразу заметила следы слез на лице у мальчика и спросила, что случилось. Мальчик опустился на колени и без утайки обо всем рассказал:

– В Холодном дворце мы видели государыню Ли. Она так несчастна! Заступитесь за нее перед государем, матушка! Пусть сжалится над нею!..

Подозрение закралось в душу императрицы, но она виду не подала, подняла мальчика с колен и похвалила:

– Ты добрый мальчик! Не беспокойся, я все устрою.

Когда Чэнь Линь с наследником ушли, императрица предалась размышлениям:

«Мальчик вроде бы похож на наложницу Ли. Может быть, Коу-чжу тогда пощадила младенца? Помнится, в тот день Чэнь Линь явился из дворцового сада с коробом. „Неужели эта негодяйка посмела отдать ему ребенка?“»

Императрица призвала служанку, велела сорвать с нее одежду и пытать. Но девушка молчала. Чэнь Линь тоже ничего не сказал. Тогда императрица решила: «Пусть пытает служанку Чэнь Линь. Может быть, тогда кто-нибудь из них заговорит. Ведь они сообщники!»

Однако и это не помогло жестокой императрице. Служанку избили до полусмерти, но она не произнесла ни слова. Императрица не знала, что и делать, а тут еще за Чэнь Линем прибежал посыльный от государя, и императрице, чтобы не навлечь на себя подозрений, пришлось его отпустить.

Служанка же в отчаянии решила лишить себя жизни, со всего размаху стукнулась головой о порог и испустила дух. Слуги тайком зарыли тело позади дворца Яшмовые покои.

Теперь вся злоба императрицы обратилась на наложницу Ли, и они вместе с главным управителем стали думать, как извести несчастную.

А наложница Ли между тем после встречи с наследником была безутешна. Чтобы ее успокоить, Цинь Фын рассказал, что сын ее жив. Ли словно очнулась от сна, радости ее не было границ. Каждую ночь женщина воскуривала ароматные свечи и молилась о счастье сына. Соглядатаи императрицы донесли Сыну Неба, будто опальная наложница ропщет, по ночам жжет свечи и бормочет заклинания, не иначе как замышляет зло.

Не успел разгневанный император послать опальной наложнице шелковый шнур, чтобы она лишила себя жизни, как эта страшная весть непостижимым образом достигла Холодного дворца. Когда повергнутый в ужас Цинь Фын рассказал обо всем бедной женщине, она упала без памяти. Началась суматоха. Вдруг выступил вперед Юй Чжун, молодой евнух.

– Я приму смерть вместо государыни. Пусть она отдаст мне свое платье! Медлить нельзя!

Наложница Ли, которая уже пришла в себя, ничего не ответила, продолжая рыдать. Юй Чжун между тем снял шапку и головную повязку, заплел волосы в косу, сбросил халат. Восхищенный верностью молодого евнуха, управитель Цинь Фын стал торопить государыню, и ей ничего не оставалось, как отдать свое платье.

– Вы мои благодетели! – только и вымолвила она и снова впала в беспамятство. Управитель надел на нее платье евнуха и едва перенес в комнату для прислуги и уложил на кровать, будто больного Юй Чжуна, как прибыл государев указ. Цинь Фын торопливо вышел навстречу барышне Мын Цай, присланной из дворца, пригласил ее в боковой зал и попросил подождать, пока душа государыни вознесется на небо.

Мын Цай, совсем еще молоденькая девушка, очень пугливая, даже не решилась подойти к мертвому телу, только сказала:

– Я доложу государю, что воля его исполнена…

После похорон Цинь Фын доложил, что Юй Чжун тяжело болен. Главный управитель запретил держать больного во дворце, приказал лишить звания и отправить домой, чтобы Цинь Фын оказался без верного помощника. Надежные слуги вынесли мнимого Юй Чжуна из дворца и отослали к родным в Чэньчжоу. Но об этом мы расскажем позднее.

С тех самых пор Цинь Фын стал мрачным и угрюмым, с болью в сердце часто вспоминал о покойном помощнике и каждый раз восхищался его благородством. Ко всему прочему его не покидала тревога о государыне Ли.

И вот однажды, когда погруженный в горестные думы Цинь Фын сидел в зале, он вдруг увидел, как запылал с четырех сторон дворец. Он сразу смекнул, что это дело рук главного управителя, который хочет замести следы преступления, а заодно и отомстить Цинь Фыну. И тут же он подумал, что, если даже удастся спастись, его все равно обвинят в недосмотре, так уж лучше погибнуть в огне и навсегда положить конец вражде с главным управителем. Так не стало Цинь Фына.

Наконец императрица Лю и ее сообщник успокоились. Наследник престола ничего не знал, да и кто бы осмелился открыть ему тайну? Вскорости государь по ходатайству князя из дворца Южной чистоты сделал Чэнь Линя управляющим Восточного дворца, и тот строго запретил пускать туда посторонних.

С той поры жизнь во дворце потекла спокойно…

А теперь расскажем про Бао-гуна[9], про обстоятельства, сопутствовавшие его рождению, про беды, которые ему пришлось вынести в детстве, и, наконец, про его возвышение.

Так вот, к югу от реки Янцзы, в деревушке Баоцзяцунь уезда Хэфэй области Лучжоу, жил отставной чиновник по имени Бао Хуай. Был он добр и довольно богат, за что люди называли его то Бао-Благодетелем, то Бао-Богачом. В свое время Бао Хуай женился на девушке из семьи Чжоу, и теперь обоим супругам шел уже пятый десяток. У них было двое сыновей. Старший, Бао Шань, женился на урожденной Ван, и месяц назад она родила ему сына. Младший, Бао Хай, женился на урожденной Ди, но детей у него пока еще не было. Единоутробные братья ничем друг на друга не походили. Старший был добрым и честным, и жена попалась ему под стать. Младший вырос жадным и завистливым и жену взял такую же. Хорошо еще, что старику отцу все в доме повиновались. Впрочем, старший брат старался не задевать младшего, почти всегда ему уступал – словом, не подавал повода для ссор. А старшая невестка избегала стычек с младшей.

К наукам ни отец, ни сыновья пристрастия не имели, но трудились усердно. Весной пахали, осенью собирали урожай, тем и жили.

Но вот случилось так, что госпожа Чжоу вдруг забеременела, и хозяин дома с утра до вечера не переставал хмуриться. Что за радость заводить теперь ребенка? Хлопот прибавится, к тому же неизвестно, как жена перенесет роды и хватит ли у нее сил выкормить младенца? Ведь ей уже под пятьдесят.

Старик не находил себе покоя.

Если хотите узнать, что будет дальше, послушайте следующую главу.

Глава 2

Куй-син[10] является во сне и предвещает приход в мир замечательного человека. Божество грома Лэй-бу[11] с помощью своего могущества обращает в бегство нечистую силу.

Речь сейчас пойдет о старике Бао Хуае, который сидел у себя в комнате, погруженный в горестные раздумья. Незаметно веки его сомкнулись, он облокотился о столик и задремал. Вдруг ему почудилось, будто все вокруг окутала мгла, по небу разлилось багровое зарево, заклубились облака и на землю спустилось клыкастое рогатое чудище, чернолицее и рыжеволосое, с казенной печатью в левой руке и красной кистью в правой. Вприпрыжку чудище подбежало к старику. Бао Хуай вскрикнул и проснулся. Сердце его бешено колотилось. Не успел он прийти в себя, как вбежала служанка:

– Господин, великая радость! Госпожа родила сына!

Бао Хуай вздрогнул:

– Не радость – несчастье пришло в мой дом! Нечистая сила!

Старик вскочил и, задыхаясь от кашля, побрел в женские покои. К счастью, жена благополучно разрешилась. Бао Хуай поговорил с ней и вернулся к себе, даже не пожелав взглянуть на сына.

Между тем жена младшего сына Бао Хая, улучив минутку, забежала к мужу и увидела, что он сидит мрачный.

– Чем ты озабочен? Прибавлением семейства?

– Ты угадала, – отвечал муж. – Отец только сейчас сказал мне, что видел во сне чернолицее рыжеволосое чудище. Уж не оборотень ли объявился у нас в доме!

– М-да, дело нешуточное! – встревожилась жена. – Посоветуй-ка отцу выбросить мальчишку на пустырь, пока не поздно, а?

Бао Хай обрадовался и не мешкая побежал к отцу.

– Ладно, поступай как знаешь, – согласился отец. – А матери скажешь, что младенец упал на пол и разбился.

Бао Хаю только это и нужно было. Он объявил всем, что новорожденный умер, а сам положил его в корзину и понес на гору Парчовой Ширмы. Выбрал яму поглубже, заросшую травой, но только собрался бросить в нее ребенка, как из зарослей, злобно сверкая глазами, высунул голову тигр. Бао Хай с испугу выронил корзину и пустился наутек. Дома отцу ничего не сказал, едва добрел до своей комнаты и в изнеможении опустился на кан.

– Ну и напугался я! Ох, как напугался! – бормотал он.

– Неужели нечистую силу встретил? Или мальчишка и впрямь оборотень? – сердито спросила жена.

– Плохо дело! – воскликнул Бао Хай и, отдышавшись, рассказал, что произошло. – Теперь поняла, почему я испугался?

– Вот и хорошо! Тигр наверняка сожрал мальчишку! – обрадовалась жена.

Кто мог знать, что этот разговор услышит жена Бао Шаня, которая как раз проходила в это время мимо окна. Вознегодовав на такую жестокость, она прибежала к себе в комнату и разрыдалась. Тут пришел муж. Узнав, что случилось, он только и мог воскликнуть:

– Вот, оказывается, какие творятся дела! До горы Парчовой Ширмы рукой подать, схожу-ка я туда, а там подумаем, как быть.

Добрая женщина вся извелась от тревоги: а вдруг муж не найдет младенца?

Бао Шань тем временем добрался до горы и увидел валявшуюся на земле пустую корзину. Огляделся по сторонам и неподалеку вдруг заметил в траве нагого смугленького младенца. Подобрал его и радостный поспешил домой. Жена взяла младенца и прижала к груди. А он, ощутив тепло ласковых рук, завертел головой, вытянул губки и зачмокал. Женщина дала ему грудь.

– Брата я спас, – сказал муж. – Но теперь пойдут всякие слухи, ведь в доме у нас будет двое детей.

– Отдадим на время кому-нибудь нашего сына, – ответила жена.

На том и порешили. У жены односельчанина Чжан Дэ-лу, недавно схоронившей ребенка, еще не пропало молоко, и супруги с охотой взяли к себе младенца.

Незаметно минуло шесть лет. Мальчику шел уже седьмой год, а он все еще не знал своих настоящих родителей. Он никогда не улыбался, не плакал, за все годы не произнес ни слова. За смуглый цвет лица его нарекли детским именем Черный[12]. Никто в доме не любил малыша, кроме Бао Шаня и его жены.

И вот однажды невестка пришла поздравить свекровь с днем рождения и привела с собой Бао-гуна. Мальчик подбежал к госпоже Чжоу и трижды поклонился, а та невольно улыбнулась и привлекла его к груди.

– Моему сыну сейчас тоже было бы шесть лет. Но, говорят, едва родившись, он упал на пол и разбился.

Убедившись, что поблизости никого нет, невестка опустилась на колени.

– Простите, матушка, это и есть ваш сын! Я его выкормила. Боялась, что у вас не хватит молока. А вам ничего не говорила.

– Спасибо тебе! – воскликнула госпожа Чжоу. – Ты самая добродетельная женщина во всей Поднебесной! Но где же тогда мой внук?

– Его выкормила другая женщина, – отвечала невестка.

Прошло еще два года, а Бао Хай и его жена только и думали, как бы погубить Бао-гуна.

Оставшись как-то с глазу на глаз с отцом, Бао Хай стал ему нашептывать:

– У нас в деревне превыше всего ставят трудолюбие и бережливость. Третьему брату скоро девять, пора бы ему и за работу взяться. Отдадим его в помощники к старику Чжоу и его сыну, пусть скотину пасет! Хоть зря болтаться не будет и делу выучится.

Старик потолковал с женой, и та сразу согласилась.

Так Бао-гун стал подпаском. Скот обычно пасли на берегу реки возле деревни или у подножия горы Парчовой Ширмы. Однажды, когда мальчик сгонял скотину в стадо, небо вдруг заволокли тучи – надвигалась гроза. Не успел Бао-гун добежать до древнего храма в горной долине, чтобы укрыться там, как хлынул ливень.

Мальчик присел перед алтарем и вдруг почувствовал, что кто-то его обнял. Оглянулся и увидел девочку.

«Откуда она взялась? Вся дрожит от страха», – подумал Бао-гун. Ему стало жаль девочку, и он укрыл ее своим халатом. А раскаты грома становились все сильнее, все яростней. Но через каких-то полчаса снова засияло солнце. Вдруг Бао-гун обнаружил, что девочка исчезла. Он вышел из храма, разыскал хозяйского сына Чан-бао, и они погнали стадо домой. По дороге Бао-гун не переставал думать о девочке.

На краю деревни их встретила Цю-сян – служанка Бао Хая – и протянула Бао-гуну лепешку:

– Вот, возьмите, молодой господин. Госпожа вам прислала…

– Поблагодари за меня свою госпожу, – сказал мальчик, но едва поднес лепешку ко рту, как пальцы его сами собой разжались, выпустив лепешку, которую тут же подхватила собака.

– Гадкая тварь! – рассердился Чан-бао. – Масленую лепешку утащила! Погоди, сейчас отберу у нее!

– Не надо, – сказал Бао-гун. – Кто станет теперь есть эту лепешку? Давай лучше скотину скорее загоним.

Только загнали они скотину во двор, как вдруг раздались крики:

– Беда! Собака издохла!..

Прибежал хозяин, поглядел на собаку, покачал головой:

– От яда издохла. Чем ее кормили?

– Она лепешку схватила, которую молодой господин обронил. Эту лепешку ему Цю-сян принесла от второй госпожи, – объяснил Чан-бао.

Старик тотчас же смекнул, в чем дело, увел малыша в дом и сказал:

– Остерегайтесь, господин, ничего не ешьте из рук второй госпожи.

Бао-гун подумал, что его хотят поссорить с женой брата, и очень рассердился.

Через несколько дней Цю-сян снова явилась и увела Бао-гуна к своей госпоже, сказав, что та зовет его по важному делу. Сладко улыбаясь, невестка попросила Бао-гуна достать из колодца золотую шпильку, которую нечаянно уронила Цю-сян, а то узнает старая госпожа и будет гневаться.

– Колодец до того узкий, что никто не может в него залезть, – сказала невестка. – А ты маленький, сделаешь это без труда. Согласен?

– Согласен, только опустите меня в колодец.

Цю-сян сбегала за веревкой, и они втроем отправились в сад. Бао-гун обвязался веревкой, но едва его опустили наполовину, как сверху послышались возгласы:

– Ой, беда! Веревка выскользнула из рук!

Мальчик полетел вниз и шлепнулся на дно.

«Не зря предостерегал хозяин. Невестка и вправду задумала меня сгубить, – думал Бао-гун. – Как же выбраться отсюда? Ведь никто не знает, что я в колодце».

Вдруг он заметил рядом какой-то блестящий предмет. «Уж не шпилька ли это?» Протянул руку, но предмет вдруг стал отдаляться. Мальчик бросился его догонять.

От волнения лицо его покрылось бусинками пота. Долго бежал Бао-гун, но таинственный предмет вдруг остановился. Бао-гун быстро схватил его, повертел в руках. Это оказалось старинное зеркальце. От зеркальца веяло холодом.

Неожиданно впереди забрезжил свет. Бао-гун сунул зеркальце за пазуху и бежал до тех пор, покуда не увидел выход. Очутившись снаружи, мальчик огляделся и понял, что попал в канаву за стеной усадьбы.

Домой он возвратился печальный. Это не укрылось от глаз старшей невестки, и она заботливо спросила:

– Ты откуда, братец? Уж не обидел ли тебя кто?

– Нет, сестра, не обидел. Меня попросили достать золотую шпильку из колодца… – И мальчик рассказал, как его хотели сгубить.

Старшая невестка встревожилась, как могла утешала мальчика и велела ему впредь быть осторожным. Бао-гун обещал, потом вытащил из-за пазухи зеркальце и отдал невестке. Сказал, что нашел его в колодце, и попросил спрятать.

Когда женщина рассказала обо всем мужу, тот с сомнением покачал головой:

– Что-то не верится. Видно, мальчишка сам напроказил, свалился в колодец, а потом выдумал эту историю, чтобы избежать наказания.

Между тем в мыслях у Бао Шаня было совсем другое. Он долго думал и наконец сказал:

– У Бао-гуна завидные способности и поистине удивительная судьба. Ни я, ни второй брат не учились, пусть хоть он учится. Что ты на это скажешь?

Жена, разумеется, согласилась, заметив лишь:

– Главное, что скажет отец!

– Ну, это я беру на себя! – заявил Бао Шань.

И на следующий же день, покончив с делами, пришел к отцу.

– Батюшка, мне надо с вами потолковать.

– О чем?

– О Бао-гуне. Надо бы ему не скот пасти, а чему-нибудь путному учиться. Плохо неученому, по себе знаю: попадется счет помудреней, не разберешься, что к чему. Давайте пригласим к Бао-гуну учителя, он и нам поможет, если будет нужда. А потом Бао-гун сам выучится вести счета.

Довод показался старику веским, и он, не раздумывая, согласился.

– Ладно, приглашай учителя, только не очень ученого. Научит мальчишку читать да писать – и хватит.

Обрадованный Бао Шань, не мешкая, стал искать учителя.

Между тем едва прошел по деревне слух, что Богачу Бао надобен учитель, как предложения посыпались со всех сторон. Но Бао Шань искал настоящего ученого-конфуцианца и наконец нашел его в соседней деревне. Это был учитель по имени Нин, весьма почтенного возраста и учености необычайной.

Только характер имел он странный: к примеру, не хотел учить глупцов. Пожалуй, из-за этого мало кто его нанимал. Зато Бао Шаню старик пришелся по нраву, и он пригласил его учить Бао-гуна.

Для переезда учителя в дом Богача Бао избрали счастливый день, устроили угощение и поднесли подарки, но подробно рассказывать об этом мы не будем, заметим лишь, что ученик с учителем с первого взгляда понравились друг другу.

Поскольку в комнату для занятий учитель, кроме слуги, никого не допускал, Бао Шань дал ему в услужение мальчишку, ровесника Бао-гуна. Тот носил воду, кипятил чай, а заодно учился грамоте.

Из следующей главы вы узнаете, что произошло дальше.

Глава 3

В храме Золотого дракона герой впервые спасает попавших в беду. В деревне Иньицунь оборотень трижды благодарит за оказанную милость

Бао-гун очень скоро выучился грамоте, и настало время заняться настоящими науками. Учитель открыл «Великое учение»[13], прочел вслух первую фразу и дал ей толкование. Мальчик повторил все слово в слово, а вторую фразу прочел и истолковал сам.

«Поистине небожитель спустился на землю! – не мог нарадоваться учитель. – Пусть учится! Его ждут в будущем высокие чины и великие дела!»

Учитель нарек ученика новым именем – Чжэн («Спаситель»), причем иероглиф «чжэн» взял из древнего изречения «спасти народ из пучины бедствий».

Время летит незаметно. Бао-гуну уже минуло шестнадцать. Как раз подоспели малые экзамены[14].

У Бао Шаня прибавилось хлопот. Отец же ни во что не вмешивался. И вот однажды рано утром в ворота усадьбы постучали. Старик испугался, подумал, что его сейчас потащат в суд, но вместо служителей ямыня[15] явился привратник и сообщил, что молодой господин выдержал экзамены лучше всех! Но старика весть не обрадовала, скорее огорчила, он даже не хотел благодарить учителя. С большим трудом Бао Шань уговорил отца устроить угощение.

В назначенный день учителя пригласили в гостиную, где его встретил хозяин дома и предложил ему почетное место рядом с собой. Выпили по три кубка вина, закусили. Заметив, что старик чем-то расстроен, учитель сказал:

– Ваш сын необыкновенно умен. Уже сейчас он мог бы выдержать экзамен на цзюйжэня[16] и даже на цзиньши. Не препятствуйте ему, явите благородство!

– Какое там благородство, – с нескрываемым раздражением ответил старик. – Родил паршивца на свою голову! Он или погубит нас, или по миру пустит!

– Что это вы говорите, почтенный? – изумился учитель. – Ведь нет человека на свете, который бы не мечтал, чтобы дети и внуки его прославились!

Возразить было нечего, и старик рассказал, как в день рождения сына ему привиделся дурной сон.

Будучи человеком образованным, учитель сразу догадался, что это Куй-син являлся во сне старику.

Вскорости подошло время окружных экзаменов, и учитель с Бао Шанем вопреки воле отца решили, что мальчик должен снова попытать счастья. На сей раз все хлопоты взял на себя учитель.

На окружных экзаменах Бао-гун тоже отличился.

Бао Шань на радостях устроил угощение, пригласил родных и друзей, пировали весь день.

Теперь Бао-гуну предстояло, когда придет срок, отправиться в столицу на экзамены. Отец не возражал, только разрешил Бао-гуну взять из слуг одного Бао Сина, чтобы избежать лишних расходов.

Настало время отъезда. Бао-гун простился с близкими и, получив от Бао Шаня еще денег на дорожные расходы, зашел к учителю выслушать напутствие.

Слуга подвел к Бао-гуну коня, и вместе с молодым господином они тронулись в путь – господин верхом, слуга – пешим.

Дорога была дальней и трудной, всякое приходилось терпеть – и голод, и жажду.

Добравшись однажды до какого-то селения, путники зашли в трактир, сели за свободный столик, заказали немного вина и две порции овощей. Но едва Бао-гун поднес кубок ко рту, как за соседний столик сел какой-то даос и потребовал вина. Сразу было видно, что он чем-то озабочен. Вслед за даосом вошел еще один посетитель в одежде военного студента, с благородным лицом. Даос поспешно поднялся и пригласил его к столу. Но человек не сел, вытащил слиток серебра, отдал даосу и попросил сохранить до следующей встречи. Даос взял серебро, поклонился и вышел.

Бао-гун оглядел юношу. С виду ему было не более двадцати, но держался он с таким достоинством, что невольно внушал уважение.

– Почтенный брат, – встав с места, обратился к незнакомцу Бао-гун, – присаживайтесь к моему столу, прошу вас! Почту за счастье с вами побеседовать.

Юноша принял приглашение. Бао-гун налил ему вина и спросил:

– Как вас зовут, уважаемый брат?

– Меня зовут Чжань Чжао.

Бао-гун тоже назвал свое имя. За беседой они не заметили, как осушили целый чайник вина[17].

– Простите, уважаемый брат, – сказал наконец Чжань Чжао, – я должен вас покинуть, у меня дела.

Он расплатился с хозяином и вышел.

Вскоре тронулись в путь и Бао-гун со слугой. Дорога была незнакомой, и Бао Син спросил у попавшегося им навстречу пастуха:

– Скажи, братец, где мы находимся?

– В двадцати ли к юго-западу от Саньюаньчжэня. Вам бы надо ехать прямо на запад, а вы свернули в сторону. Теперь придется сделать лишние тридцать ли!

– А можно здесь где-нибудь поблизости заночевать? – спросил Бао Син, смекнув, что засветло им не добраться до селения.

– Можно в деревне Шартунь, но там нет постоялого двора.

Пастушонок погнал стадо дальше, а Бао Син вернулся и доложил своему господину все, как есть. Бао-гун решил заночевать в Шартуне.

Вскоре показался храм с надписью над входом: «Кумирня Золотого дракона – хранителя государства»[18].

– Пожалуй, заночуем в храме, а как проснемся, воскурим благовония, – обратился Бао-гун к слуге, который тотчас остановился и постучал в ворота. На стук вышел монах, спросил, кто они и зачем пришли. Слуга объяснил все, как полагается, и монах пропустил их в ворота. Бао Син привязал коня, и вместе с господином они последовали за монахом, который провел их в небольшой чистый дом, стоявший во дворе позади зала Облаков.

Монах подал чай, завязал разговор с Бао-гуном и, узнав, что тот едет в столицу на экзамены, выразил свое удивление.

– Имя мое – Фа-бэнь, – представился монах. – А еще в этом храме живет Фа-мин, мой собрат по учению.

С этими словами монах поклонился и вышел. Послушник накрыл на стол. Путники поели, и Бао-гун, поскольку время было уже позднее, велел Бао Сину не тревожить послушника и самому отнести посуду на кухню. Но едва Бао Син вышел, как увидел во дворе женщин с букетами цветов, они смеялись и громко говорили между собой:

– Слыхали, в доме за залом Облаков появились гости! Давайте уйдем, а то еще заметят нас!

Бао Син притаился за дверью, подождал, пока женщины уйдут, отнес на кухню посуду, вернулся и обо всем рассказал Бао-гуну.

Пришел послушник, поставил на стол чайник и светильник, воровато огляделся и выскользнул за дверь.

Бао Син сразу догадался, что они попали в разбойничье логово, подбежал к двери, но дверь оказалась запертой.

– Господин, надо бежать.

– Как же бежать, если мы заперты?

В этот момент снаружи что-то звякнуло, видимо, сбили замок, дверь распахнулась, и в комнату вошел какой-то человек. Бао Син от страха дрожал всем телом.

Бао-гун же сразу признал в незнакомце того самого воина, который днем им повстречался в трактире.

А дело в том, что, случайно проходя мимо храмовой башни, где веселились женщины с монахами, воин слышал, как они смеялись и говорили, что собираются ограбить и прикончить путников, и решил во что бы то ни стало их спасти.

Он проник во двор, сбил мечом замок с дверей и выпустил пленников на волю.

Втроем они проскользнули в калитку и очутились у стены. Чжань Чжао, так звали воина, влез на стену, достал из мешка веревку, бросил ее Бао-гуну и втащил его наверх, затем таким же образом втащил наверх и Бао Сина.

Спустив обоих на землю с наружной стороны стены, Чжань Чжао скрылся в темноте. Бао Син подхватил хозяина под руку, и они бросились бежать. Пока добирались до деревни, наступил рассвет.

У ворот деревни им повстречался старик, который спросил, кто они такие.

– Мы путники и заблудились, – ответил Бао Снн. – Нельзя ли где-нибудь у вас передохнуть?

Старик оглядел юношей. Вещей при них не было, и он решил, что они из ближних мест.

– Ладно, – сказал старик, – можете располагаться у меня, если хотите.

Приютивший их старик, как оказалось, был торговец соевым творогом и жил в маленьком тесном домике.

– Как звать вас, почтенный человек? – обратился к нему Бао Син.

– Звать меня Мын, – ответил старик. – Живем мы тут вдвоем со старухой. Может, творогом желаете подкрепиться?

– А чашки кипятку у вас не найдется? – спросил Бао Син.

– Кипятку нет, есть соевый отвар.

– Тем лучше.

Старик наполнил две глиняные чашки. Одну Бао Син передал Бао-гуну, другую – выпил сам.

По телу разлилось приятное тепло.

От старика путники узнали, что до Саньюаньчжэня еще добрых двадцать ли.

Во время разговора Бао-гун вдруг посмотрел в окно и увидел зарево. Старик тотчас выбежал во двор поглядеть, что горит. Зарево полыхало на юго-западе, в тон стороне, где находился храм Золотого дракона.

– Всевидящее око небесного владыки везде настигнет грешников! – воскликнул старик. – Это возмездие! Горит храм Золотого дракона! После смерти настоятеля оба его послушника только и знали, что лиходействовать, хуже всяких разбойников! Но и они не ушли от кары!

Когда старик с гостями вернулись в дом, уже пропел первый петух. Путники не стали задерживаться и, так и не отдохнув, отправились в дорогу. Старик проводил их за околицу, где они и распрощались.

Конь, вещи, деньги – все осталось в храме Золотого дракона, и Бао-гун был немало огорчен этим обстоятельством. Вдобавок он не привык к дальним переходам, и каждый шаг давался ему с трудом.

– Когда же мы придем в столицу, если будем плестись, как сейчас? Да и что станем делать без вещей и без денег?

– Стоит ли тревожиться по пустякам? – утешал слуга своего господина. – Только бы добраться до Саньюаньчжэня. Там у меня дядя. Займем у него денег, возьмем осла и дней через десять будем в столице.

Но, говоря так, слуга испытывал большое беспокойство: «Ведь никакого дяди у меня там нет, – думал он про себя. – Зря хвалился. И неизвестно, чем платить сегодня за обед».

К полудню добрались до Саньюаньчжэня. Это было большое селение, со множеством лавок и трактиров. Бао Син выбрал трактир поскромнее:

– Здесь и остановимся.

Бао-гун не возражал, ему было не до приличий – давал себя знать голод.

Они поднялись на верхний этаж, выбрали место почище и сели. Трактирный слуга принес вино и закуски.

Подкрепившись, Бао Син поднялся и шепнул Бао-гуну:

– Ждите меня здесь, господин. Я разыщу дядю и мигом вернусь.

Очутившись на улице, Бао Син огляделся: народу было полно, всюду царило оживление. Запомнив хорошенько название трактира – «Башня ожидания весны», Бао Син пустился в путь. Он решил за связку медяков заложить свою шелковую рубашку, нанять осла, а Бао-гуну сказать, что удалось разыскать дядю.

Однако на всей улице, которая протянулась на целых пять ли, как назло, не было ни одной закладной лавки.

Холодный пот выступил на лбу у Бао Сина. Что делать? Но тут внимание его привлекла толпа людей, которые с интересом что-то разглядывали. Бао Син протиснулся вперед и увидел разостланный на земле лист бумаги, исписанный крупными иероглифами. Кто-то громко читал:

– «Да будет известно всем справедливым и добрым людям, что в дочь почтенного господина Ли из деревни Иньицунь вселилась нечистая сила. Кто исцелит девушку, получит награду».

«Может, рискнуть?» – мелькнуло в голове Бао Сина.

Он набрался решимости и выступил вперед…

Если хотите узнать, чем окончилась эта затея, прочтите следующую главу.

Глава 4

Бао Чжэн изгоняет нечистую силу и завязывает родственные узы. Новый начальник уезда получает указ и направляется к месту службы

Итак, Бао Син выступил вперед и обратился к читавшему объявление, которого, как он потом узнал, звали Ли Бао:

– Скажите, почтенный, далеко ли до деревни Иньицунь?

– Всего три ли, – ответил тот. – А зачем вам туда?

– Не стану обманывать: мой господин лечит всякие болезни и изгоняет нечистую силу, но ни за что не признается в этом, а станет говорить, будто нечистой силы нет и все это выдумки[19]. Надо попросить его хорошенько, от чистого сердца, тогда, может быть, он не откажет.

– О, за этим дело не станет! – обрадовался Ли Бао. – Я в огонь готов броситься, только бы ваш господин согласился!

– В таком случае не будем тратить время на лишние разговоры – берите объявление и идите со мной[20].

За ними вслед устремилась толпа любопытных, которым не терпелось увидеть человека, умеющего изгонять нечистую силу.

Возле трактира Бао Син сказал Ли Бао:

– Ждите здесь. А услышите, что я кашлянул, войдете.

Бао Син вошел в комнату, широко улыбаясь.

– Где тебя носит, пес? – накинулся на него хозяин. – Я уж заждался.

– Простите, господин, пока не удалось найти дядю! Но это не важно. Тут появилось другое дело. – Бао Син наклонился и зашептал Бао-гуну на ухо:

– В дочку господина Ли из деревни Иньицунь вселился злой дух, и вас приглашают исцелить барышню.

– Ах ты пес! – еще больше рассердился Бао-гун.

Тут слуга кашлянул, и в комнату вбежал Ли Бао, который упал перед Бао-гуном на колени:

– Помогите, почтенный господин! Моя госпожа повелела мне призвать ученого даоса, чтобы он исцелил нашу барышню, а этот добрый человек сказал, что вы имеете власть над духами…

Ли Бао один за другим бил земные поклоны.

– Да не слушайте вы этого дурня! – проговорил растерянный Бао-гун. – Врет он все.

Но Ли Бао продолжал, стоя на коленях, кланяться.

Отделаться от него было совершенно невозможно.

Бао-гуну ничего не оставалось, как сказать:

– Ладно, я пойду с вами!

Ли Бао обрадовался, еще раз поклонился и вскочил с колен. Когда все трое вышли из трактира, там собралась огромная толпа жаждущих взглянуть на именитого кудесника.

Ли Бао шел впереди, указывая дорогу, за ним следовал Бао-гун, за Бао-гуном – Бао Син.

Вы еще не знаете, что Ли Вэнь-е, или почтенный господин Ли, как его называли в деревне, прежде служил астрологом при ведомстве чинов, а затем по старости вышел в отставку. Сыновей у него не было, только единственная дочь. Как-то раз она гуляла в саду и в нее вселилась нечистая сила. Мать, которая души не чаяла в своем дитятке, потолковала с мужем и велела Ли Бао во что бы то ни стало найти ученого даоса, который смог бы исцелить девушку. Ли Бао вошел, как раз когда супруги в спальне беседовали о болезни дочери.

– Господин, госпожа, я нашел даоса, молодого ученого-конфуцианца[21].

«Откуда может знать конфуцианец даосскую магию?» – с сомнением подумал Ли Вэнь-е, но все же распорядился пригласить Бао-гуна в кабинет.

Ли Бао исполнил приказание, провел Бао-гуна со слугой в кабинет, усадил и подал чай. Вскоре появился и сам господин Ли, седовласый почтенного вида человек с белым, как у юноши, моложавым лицом. Бао-гун поднялся и степенно, с достоинством его приветствовал.

Манеры Бао-гуна и весь его облик приятно удивили хозяина. Он ответил на приветствие и стал расспрашивать Бао-гуна, кто он, откуда родом и как попал в здешние края.

Бао-гун рассказал все по порядку: как отправился на экзамены в столицу, как был ограблен и остался без гроша.

Такой правдивостью мог отличаться только человек честный и вполне порядочный. И господину Ли теперь оставалось лишь проверить глубину его познаний. Но и тут гость оказался на высоте: на все вопросы отвечал с такой исчерпывающей полнотой, что господин Ли не переставал восхищаться.

Поручив Ли Бао заботу о госте, хозяин удалился.

В это время к Ли Бао тайком пришла служанка от хозяйки и сказала:

– Госпожа просит господина даоса поскорее осмотреть комнату больной. Я уже увела оттуда барышню в покои госпожи.

Ли Бао не знал, что может понадобиться для изгнания нечистой силы, и за разъяснением обратился к Бао Сину.

– Приготовьте три стола, стул и большое покрывало – в комнате барышни мы устроим алтарь. Еще понадобятся красная тушь, новая кисть, желтая бумага, драгоценный меч[22], курильница с благовониями и подсвечники с восковыми свечами. Господин пока отдохнет, а во вторую стражу поднимется на алтарь.

Начались приготовления. Два стола Бао Син поставил рядом, позади них – третий стол, на него водрузил стул и на все это сооружение набросил покрывало. Затем установил курильницу, расставил подсвечники, разложил бумагу, кисть и тушь.

Близилось время первой стражи. Утомленный бессонной ночью и долгой ходьбой, Бао-гун дремал за столиком. Слуга потихоньку его окликнул.

– Вот хорошо, что ты пришел! – очнувшись, радостно воскликнул Бао-гун. – Помоги раздеться, я хочу спать.

– Вы забыли, господин, зачем мы здесь?

– Придумал же ты! Не умею я изгонять нечистую силу!

– Поймите, господин, каких трудов мне стоило найти для вас ночлег. А теперь вы отказываетесь уважить людей, которые вас накормили и напоили. Попробуйте, может, вам и удастся изгнать нечистую силу.

Бао-гун хоть и не верил в нечистую силу, но уступил настойчивым просьбам слуги и поднялся, проворчав:

– Ладно, будь по-твоему!

Бао Син потребовал фонарь, который слуги тотчас же принесли, и вместе с господином они пошли в комнату больной.

В комнате ярко горели свечи. Увидев алтарь, Бао-гун сразу догадался, что и здесь не обошлось без его хитроумного слуги. Бао Син между тем, стоя в дверях, крикнул Ли Бао:

– Пусть все уйдут. А главное, чтобы женщины не подглядывали – это может испортить все дело.

Ли Бао вышел во двор и спрятался. Бао Син зажег ароматную свечу, поставил ее в курильницу, опустился на колени и трижды поклонился.

– Господин, что же вы не взойдете на алтарь? – спросил он.

Пришлось Бао-гуну лезть на стол, изображавший алтарь. Здесь он, к своему удивлению, обнаружил драгоценный меч, красную тушь и кисть. «Вот мошенник! Все предусмотрел!» – подумал Бао-гун, взял машинально кисть, обмакнул в тушь, но едва поднес к бумаге, как кисть вдруг быстро заходила. Бао-гун даже не успел прочесть написанное; снаружи донесся испуганный возглас и грохот падения. С драгоценным мечом в руке Бао-гун бросился к двери. У входа лежал Ли Бао.

– Ох, почтенный господин, вы до смерти меня напугали! Вхожу во двор, вдруг что-то белое как выскочит из дома, как кинется ко мне. Я и шлепнулся!

Бао-гун, удивленный, вернулся в комнату и сразу заметил исчезновение Бао Сина. Вместе с Ли Бао они принялись искать его. Оказалось, что слуга забрался под стол и, только услышав голоса, осмелился высунуть голову. Однако, увидев Ли Бао, он как ни в чем не бывало проворчал:

– Предупреждал ведь, чтоб не подглядывали, так не послушались! Я и то спрятался, не желая мешать господину.

Ли Бао принял эти слова за чистую монету и стал оправдываться:

– Простите меня, но мои господа велели мне всю ночь оберегать господина даоса.

Бао-гун с Бао Сином вернулись к себе, а Ли Бао остался со слугами убирать комнату. Заметив на столе бумагу, исписанную красной тушью, он решил, что это амулет или заклинание, бережно спрятал, взял меч и побежал в господские покои.

– Господин, даос сейчас отдыхает, – доложил он, – а меч и бумагу оставил на столе, вот они.

Служанка взяла меч и бумагу и хотела убрать, но господин Ли сказал:

– Погоди! Дай взглянуть.

Он развернул лист бумаги желтого цвета и прочел такие стихи:

Когда-то ты в горах
Мне милость оказал, —
За это я спасла тебя от яда.
В колодце шпильку ты искал —
Я снова увела тебя из ада!
А в третий раз тебе я говорю:
Женись на деве непорочной!
И верь в свою счастливую судьбу!

Сначала господин Ли ничего не понял, но, прочитав еще раз, уловил в стихах намек и догадался, что все это неспроста. Он велел Ли Бао тайком выспросить у Бао Сина, женат ли Бао-гун, а утром доложить.

Затем господин Ли вернулся к жене и начал на все лады расхваливать Бао-гуна, уверяя, что молодому человеку суждено в будущем стать государственным мужем.

– Почему бы не сосватать за него дочь, если он избавит ее от наваждения? – заметила жена.

– Вот и я об этом думаю, – признался господин Ли.

Вечером Ли Бао доложил, что во вторую стражу Бао-гун будет изгонять нечистую силу, поэтому всю ночь супруги бодрствовали.

Наутро выяснилось, что болезнь девушки как рукой сняло. Родители были вне себя от радости, к тому же от Ли Бао они узнали, что Бао-гун еще не женат, а в бумаге написано о событиях, которые произошли с ним в детстве.

Господин Ли сразу понял, что какой-то оборотень, некогда облагодетельствованный Бао-гуном, решил в благодарность сделать его счастливым.

Господин Ли надел парадное платье и пошел в кабинет, где находился в это время гость. Предупрежденный Ли Бао, Бао-гун вышел ему навстречу.

– Дочь просила вас благодарить! – с улыбкой обратился он к Бао-гуну. – Она теперь здорова. А знаете, какое это счастье для родителей, тем более когда дочь у них единственная! Если вы не против, я с радостью отдам вам ее в жены!

– Женитьба – дело серьезное, и я непременно должен посоветоваться с родителями, старшим братом и его женой, – вежливо, но очень твердо ответил Бао-гун.

Нисколько не смущенный таким ответом, господин Ли вытащил из рукава желтый лист бумаги и с улыбкой протянул его гостю:

– Прочтите, прошу вас. Сдается мне, у вас нет причин для отказа.

Пробежав глазами стихи, Бао-гун вспомнил девочку, которую однажды укрыл от ливня в горах, и понял, что она была оборотнем.

– Что ж, если вы оказываете мне столь высокую и незаслуженную честь, мой долг – повиноваться! – сказал Бао-гун. – Только со свадьбой прошу повременить, пока не сдам экзамены.

– Вот так бы сразу! У настоящего мужа слово не должно расходиться с делом!

Слуги накрыли на стол, и господин Ли усадил Бао-гуна на почетное место. Хозяин и гость пили вино и вели разговор на самые различные темы – о делах домашних и о делах государственных. Бао-гун решительно обо всем имел понятие, чем привел господина Ли в восторг.

Три дня прожил Бао-гун со своим слугой в этом гостеприимном доме. Господин Ли снабдил их платьем, деньгами, дал лошадей. К тому же велел Ли Бао сопровождать молодого человека в столицу.

Через несколько дней они благополучно добрались до места.

Но оставим Бао-гуна дожидаться экзаменов и посмотрим, что происходило в это время при дворе императора. После смерти Чжэнь-цзуна на престол вступил Жэнь-цзун. Бывшая наложница Лю стала при нем вдовствующей императрицей, а Пан – царствующей императрицей. Го Хуай получил должность главного придворного распорядителя, а Пан Цзи – родственник императрицы – звание великого государева наставника. Эти распутники и лжецы без зазрения совести обманывали императора, мешали проведению экзаменов, чтобы не допустить к управлению новых людей, и сами мечтали о захвате власти. Но Жэнь-цзун, несмотря на молодость, оказался мудрым правителем и быстро навел во дворце порядок.

Пан Цзи больше не препятствовал проведению экзаменов, так как боялся потерять должность. Экзамены состоялись в назначенный срок. Бао-гун выдержал их с отличием, получил ученую степень цзиньши и был назначен начальником уезда Динъюань.

Не мешкая, Бао-гун отправился к месту службы, по пути заехал домой повидать родителей, рассказал о пережитых опасностях, а также о том, что бывший придворный астролог Ли Вэнь-е посватал за него свою дочь. Родители не переставали удивляться и очень радовались за сына.

Через несколько дней Бао-гун покинул родительский дом в сопровождении все тех же Ли Бао и Бао Сина.

Не доезжая Динъюаня, Бао-гун послал Ли Бао с вещами вперед, а сам переоделся, чтобы его не узнали, и вместе с Бао Сином отправился в город.

Там они зашли в первый попавшийся трактир и заняли место в уголке, стараясь остаться незамеченными. В это время в трактир вошел посетитель.

– Давненько вы у нас не были, молодой господин! – подбежал к нему трактирный слуга, ставя на стол две чашки.

– Зачем же две? Я ведь один! – удивился посетитель.

– Простите, господин, но я видел в окно, как за вами следовал какой-то человек с длинными волосами, весь забрызганный кровью. А может быть, мне померещилось?

Из следующей главы вы узнаете, что сделал посетитель, когда услышал слова трактирного слуги.

Глава 5

Столярный отвес помогает раскрыть преступление. Черный таз жалуется на несправедливость старику Чжан Саню

Услышав слова трактирного слуги, посетитель побледнел и поспешил уйти. Даже к вину не притронулся. Бао-гун подозвал трактирщика:

– Вам известно имя этого человека?

– Его зовут Би Сюн. Он самый крупный в наших местах барышник.

Бао-гун хорошенько запомнил имя, не спеша поел, рассчитался и послал Бао Сина в ямынь объявить, что начальник уезда скоро прибудет.

Возле трактира Бао-гуна встретила целая толпа служителей, чиновников и письмоводителей, которые проводили его в ямынь. Помощник тут же подал ему печать и ворох бумаг на подпись.

Прежде всего Бао-гун проверил судебную книгу и, обнаружив, что в ней несколько раз упоминается некий Шэнь Цин, который при непонятных обстоятельствах убил монаха, объявил, что тотчас же выйдет в зал и допросит обвиняемого.

Служители изо всех сил старались угодить новому начальнику, поскольку со слов людей сведущих знали, что нрава он весьма крутого.

Шэнь Цина ввели в зал и поставили на колени. Бао-гун сразу определил, что ему не больше тридцати лет и с виду он совсем не похож на преступника.

– Шэнь Цин! Говори, зачем убил человека? – обратился к нему Бао-гун.

Шэнь Цин со слезами на глазах стал рассказывать:

– Я ходил навещать родственников, а на обратном пути спрятался в храме от дождя и уснул. Утром выхожу, а тут стражники. Увидели у меня на одежде кровь и спрашивают: «Ты как сюда попал?» Я рассказал им все, как было. Не поверили, пошли в жертвенный зал и там за статуей Будды нашли убитого монаха! Ах, господин начальник, не знаю, кто его убил! Да будет мне свидетелем владыка небесный!.. Схватили меня и потащили в ямынь… Но я не виноват…

– Когда ты вышел из храма? – спросил Бао-гун.

– Незадолго до рассвета.

– А почему одежда у тебя была в крови?

– Лежал я возле жертвенника, и, видно, кровь с него стекала на меня.

Бао-гун приказал увести обвиняемого, а сам потребовал паланкин и отправился в храм.

Дорогой Бао-гун размышлял: «Если Шэнь Цин и в самом деле убил монаха, то почему был запачкан кровью сзади, а не спереди? К тому же монах убит ножом, а у Шэнь Цина никаких острых предметов не было».

Когда добрались до храма, Бао-гун всех сопровождающих оставил у ворот, а сам вошел в зал, чтобы осмотреть статую Будды. Статуя лежала на полу с разбитой головой, на стене сквозь слой пыли проступала кровь, рядом валялся какой-то предмет. Бао-гун поднял его, спрятал в рукав и вернулся в ямынь.

Там он спросил у Бао Сина, который подал ему чай:

– Ли Бао уже здесь? Привез он вещи?

– Привез.

– Пусть войдет!

Ли Бао вошел и поклонился. Бао-гун велел Бао Сину позвать старшего служителя Ху Чэна и, когда тот явился, спросил:

– Есть в нашем уезде столяры?

– Есть, господин!

– Пусть завтра явятся. Хочу дать им заказ!

Утром старший служитель доложил:

– Столяры все здесь, ждут ваших приказаний.

– Вели им сделать несколько столов на низких ножках, – распорядился Бао-гун. – Столы поставишь в саду, разложишь на них кисти, расставишь тушечницы.

Ху Чэн выполнил все в точности.

На следующий день Бао-гун вышел в сад и обратился к столярам:

– Сегодня будете делать подставки для цветов. Но сперва пусть каждый на рисунке изобразит свою подставку. Чей рисунок окажется лучше, того я щедро награжу.

Столяры со всем усердием стали рисовать, а Бао-гун внимательно следил за ними. Потом он просмотрел рисунки и вдруг обратился к одному из столяров:

– Как тебя зовут?

– У Лян.

Бао-гун всех отпустил, кроме У Ляна, и спросил его:

– Ты зачем убил монаха? Говори правду!

– Я никого не убивал! Можете учинить дознание!

– Ладно. Не хочешь – не признавайся! – ответил Бао-гун и крикнул: – Несите сюда статую Будды из храма!

За служителями, которые тащили статую в ямынь, увязалась целая толпа зевак.

Бао-гун поднялся, поклонился статуе, затем сел и сказал:

– Только что святой сказал мне, что ты, У Лян, совершил злодеяние и оставил тайный знак. Вот, смотри!

Служители подвели У Ляна к статуе, и он увидел на спине у святого отпечатки шести пальцев. Кто мог подумать, что на левой руке У Ляна шесть пальцев! У Лян побледнел от страха, а служители, тараща от удивления глаза, перешептывались:

– Чудеса, да и только!

Чудесного между тем здесь ничего не было. Помните, осматривая храм, Бао-гун подобрал возле статуи Будды одну вещицу. Это был столярный отвес. Потом он увидел кровавые отпечатки пальцев и догадался, что преступление совершил какой-то столяр.

Стукнув по столу деревянным молотком, Бао-гун грозно произнес:

– Отвечай, У Лян! Или ты и дальше будешь отпираться?

– Смилуйтесь, господин, я во всем признаюсь! Мы с монахом были приятелями и частенько вместе выпивали. В тот день он угощал меня, и мы сильно захмелели. Я попросил его взять меня в послушники и наставить на истинный путь, за что ему отпустятся все грехи. А он спьяну стал хвастаться, будто никаких отпущений ему не надо, что за двадцать скопленных лян серебра он сможет откупиться от любого греха. Тогда я спросил: «Где ты хранишь свое серебро? Ведь если его украдут, все труды твои пойдут прахом!» – «Оно в надежном месте, – ответил монах, – я спрятал его в храме, в голове статуи святого». Я не смог устоять перед соблазном и топором зарубил монаха. Руки у меня были в крови, и, вытаскивая серебро, я оставил отпечатки. Теперь вы знаете все и можете меня казнить!

Бао-гун показал У Ляну столярный отвес. У Лян признался, что вещь эта его и что, должно быть, она случайно выпала, когда он доставал топор из ящика с инструментами.

Бао-гун велел У Ляну подписать показания. После этого на преступника надели кангу и увели в тюрьму. Шэнь Цин был освобожден и как невинно пострадавший получил десять лян серебра.

Бао-гун уже собрался покинуть зал, как вдруг у входа послышались удары в барабан и чьи-то причитания.

Бао-гун распорядился впустить просителей. Через боковую дверь в зал вошли двое: молодой человек лет двадцати и мужчина лет сорока. Оба опустились на колени, и молодой стал говорить:

– Меня зовут Куан Би-чжэн. У моего дяди, торговца шелком, пропали коралловые подвески к вееру весом в один лян и восемь цяней. Иду я нынче и вдруг встречаю человека с точно такими же подвесками на поясе. «Может, мне померещилось», – подумал я и попросил его дать их мне посмотреть. Но он набросился на меня с бранью, схватил и потащил в ямынь. Рассудите же нас, господин!

– Меня зовут Люй Пэй, – сказал второй. – Я родом из Цзянсу. Впервые в жизни вижу этого мальчишку, а он вдруг кинулся ко мне и стал кричать, что это его подвески! Грабеж средь бела дня, да и только! Накажите этого наглеца, господин!

Бао-гун внимательно выслушал обоих и попросил показать подвески. Они и в самом деле были из красного коралла, на редкость искусно отполированного.

– Сколько, говоришь ты, весили подвески твоего дяди? – обратился Бао-гун к молодому человеку.

– Лян и восемь цяней.

– А твои сколько весят? – спросил Бао-гун у Люй Пэя.

– Не знаю. Мне подарил их один друг.

Бао-гун велел Бао Сину принести безмен. В подвесках оказался ровно один лян и восемь цяней.

– Значит, ты утверждаешь, что подвески тебе подарил друг? – вновь обратился Бао-гун к Люй Пэю. – Кто же он? Как его имя?

– Его зовут Би Сюн. Он человек известный, барышник.

После этих слов Бао-гун распорядился увести просителей и немедленно доставить в суд Би Сюна, а сам тем временем вышел немного подкрепиться.

Как только доложили, что Би Сюн доставлен, Бао-гун поспешил в зал и снова занял место за судейским столом. Служители ввели Би Сюна.

– Говорят, у тебя были подвески к вееру? – спросил Бао-гун.

– Были. Три года назад я нашел их на улице.

– А потом кому-то подарил?

– Нет! Разве посмел бы я дарить чужую вещь?

– Где сейчас подвески?

– У меня дома.

Бао-гун распорядился увести Би Сюна и привести Люй Пэя.

– Я только что допрашивал Би Сюна, он говорит, что никому никаких подвесок не дарил! Как же все-таки они к тебе попали?

Люй Пэй смутился и заявил, что подвески подарила ему жена Би Сюна.

– С какой стати?

Люй Пэй молчал, но как только Бао-гун сделал знак служителям, замахал испуганно руками:

– Не надо меня пытать, не надо! Я все расскажу!

И Люй Пэй рассказал, как вступил в тайную связь с женой Би Сюна и как она подарила ему подвески.

Бао-гун распорядился доставить женщину в суд.

Едва ее ввели в зал, как она бросилась на колени и заявила, что эти подвески муж принес от своей любовницы Би, жены Ян Да-чэна, отдал их наложнице и велел спрятать. Наложница же подарила их Люй Пэю, с которым находилась в любовной связи.

Бао-гун тотчас велел взять Би под арест.

В это время снова послышались удары в барабан. Бао-гун приказал впустить нового жалобщика, а остальных увести из зала.

Это оказался Куан Тянь-ю – дядя Би-чжэна, спешивший на помощь племяннику.

– Три года назад я зашел в лавку к Ян Да-чэну купить шелка, но денег у меня при себе не было и пришлось оставить в залог подвески. Выкупить их Ян Да-чэн просил через два дня. Но когда я пришел в назначенный срок, оказалось, что Ян Да-чэн внезапно скончался. О подвесках я тогда ни словом не обмолвился, потому что решил, что они пропали. И вдруг нынче узнаю, что мой племянник увидел их на каком-то человеке, за что его и потащили в суд. Рассудите же нас по справедливости, о господин!

Бао-гун сразу смекнул, в чем тут дело, велел увести Куан Тянь-ю и привести снова Би Сюна и его любовницу Би.

– Отчего умер твой муж? – спросил Бао-гун женщину.

Но не успела она рта раскрыть, как вперед выступил Би Сюн:

– От сердечной болезни!

– Тебе, негодяй, откуда это известно? Уж не ты ли его и сгубил?

– Есть на мне вина, – отвечал Би Сюн. – С чужой женой связался. Только против Ян Да-чэна я зла не замышлял.

– Помнишь, как ты пришел в трактир, а за спиной у тебя вдруг появилась чья-то тень? Слуга сказал тебе об этом, и ты сбежал! А теперь отпираешься? Пытать его!

– Виновен, виновен! – закричал Би Сюн. – Мы с Би отравили Ян Да-чэна, боялись, как бы он не узнал о нашем распутстве, а потом сказали, что он умер от сердечной болезни. Тогда-то я и взял у Би подвески и принес домой…

Бао-гун вынес приговор: Би – четвертовать, Би Сюна – обезглавить, Люй Пэю – дать сорок палок и отпустить, дяде с племянником вернуть подвески.

Постепенно Бао-гун снискал себе славу небожителя. Слух о нем распространился по Поднебесной и достиг ушей справедливого и благородного человека, старца по имени Чжан Сань, жившего в Сяошаво.

О нем сейчас и пойдет речь. Старец этот никого не обманывал, был добр к людям, и люди за это платили ему добром. Как-то раз старец вспомнил, что три года назад Чжао Да задолжал ему четыреста медяков, и отправился к нему в деревню Тава. На месте прежней лачуги стоял большой новый дом. Чжао Саню сказали, что Чжао Да разбогател, и теперь все величают его господином Чжао.

Старик постучался и крикнул:

– Чжао Да! Чжао Да!

– Кто меня кличет, кому я понадобился?

Ворота распахнулись, и появился Чжао Да. Его не узнать было в новеньком халате и новенькой шапке.

– Я-то думаю, кто бы это мог быть, а это, оказывается, ты, брат Чжан Сань!

– Раньше вы что-то не называли меня братом, – заметил Чжан Сань и сказал: – Хотел бы получить свой долг!

– Стоит ли говорить о таких пустяках! Да ты заходи!

Старика провели в дом, усадили. К немалому своему удивлению, Чжан Сань заметил, что вся комната заставлена черными тазами.

Чжао Да принес деньги. Чжан Сань спрятал их за пазуху и поднялся.

– Дайте мне еще таз, и будем считать, что с долгом покончено.

– Бери какой хочешь!

Чжан Сань выбрал самый черный и отправился в путь.

До селения, где жил старик, было три ли. Когда он шел лесом, вдруг налетел ветер и стал накрапывать дождь. Чжан Сань поежился от холода и выронил таз.

– Ой, спину больно! – простонал кто-то рядом.

Чжан Сань с опаской огляделся, дважды плюнул, подобрал таз и пошел дальше.

Едва доплелся старик до дому. Но только собрался сесть передохнуть, как снова услышал стоны:

– Пожалейте, дядюшка!

– Кто ты? – спросил старик.

– Я – Лю Ши-чан, торговец из деревни Бабао округа Сучжоу. Была у меня жена и трехлетний сынишка. Как-то возвращался я домой на осле, вез много товару, и пришлось заночевать в доме Чжао Да. Они с женой меня убили, тело сожгли, а пепел смешали с глиной. Расскажите про это Бао-гуну, дядюшка, пусть отомстит за меня!

Послышался плач, да такой жалобный, что Чжан Саню стало не по себе. Позабыв о своих недавних страхах, старик тронул таз:

– Эй!

– Да, дядюшка!

– Я бы пожаловался, но боюсь – Бао-гун не поверит мне. Так что придется и тебя взять с собой.

– Возьмите, дядюшка.

Всю ночь старик от волнения не мог сомкнуть глаз. Едва рассвело, он взял таз, запер дом и отправился в Динъюань. Ямынь еще был закрыт, когда старик пришел в город.

Но вот наконец ворота распахнулись, и начальник уезда поднялся в зал. Чжан Сань вошел, опустился на колени и попросил начальника за него заступиться.

– На что жалуешься? – осведомился Бао-гун.

Чжан Сань сказал, что Чжао Да из Таво ему задолжал, потом долг вернул и в придачу дал таз.

– Таз обижен и просит о помощи.

Говорил старик сбивчиво, Бао-гун не сразу понял, в чем дело, решил, что тазом зовут свидетеля, и приказал его вызвать. Ответа не последовало. Бао-гун подумал, что старик выжил из ума, поэтому не стал сердиться, только велел служителям вывести его из зала.

– Эй, таз! – крикнул Чжан Сань, выйдя из ямыня.

– Я, дядюшка!

– Что же ты не явился? Ведь сам просил пожаловаться Бао-гуну!

– Духи – стражи ворот меня не пустили[23]. Так и скажите господину начальнику.

Чжан Сань снова стал кричать, что его обидели. Вышел служитель:

– Ты все еще здесь, старик? Чего орешь?

– Доложите господину, что мой таз у входа задержали духи, – попросил Чжан Сань.

Бао-гун велел впустить старика, выслушал, написал заклинание против духов, сжег его и снова позвал:

– Таз!

Ответа не последовало.

– Что за безобразие! – стукнул Бао-гун по столу. – Я уважил твою старость, выслушал тебя, а ты смеешь меня морочить?! Дать ему десять палок!

Служители не замедлили исполнить приказание. Старик забрал таз и заковылял к воротам. За углом он остановился, поставил таз на землю и вдруг услышал:

– Ох, ногу отдавили!

– Чудно! Почему же ты опять молчал?

– Не мог же я голым предстать перед самим Повелителем звезды![24] – пропищал таз. – Прошу вас, дядюшка, попробуйте еще раз!

– Я уже получил десять палок, и если еще раз сунусь, не сносить мне головы!

Но таз так умолял, что старик разжалобился и повернул назад. На сей раз он не посмел громко кричать, а пробрался в зал через боковой вход. Служители как раз толковали про него, шутили и смеялись, как вдруг увидели, что он опять явился. Вывести его было невозможно. Он сел на пол и вопил, что его обидели. Бао-гун велел привести упрямца.

– Ты зачем опять явился? Мало тебе всыпали?

Чжан Сань с поклоном ответил:

– Таз говорит, что не посмел предстать перед вами голым. Велите дать ему какое-нибудь платье, и он придет.

Слуга принес халат, старик взял его и направился к выходу. За ним последовал служитель, опасаясь, как бы старик не сбежал.

Чжан Сань прикрыл таз халатом и спросил:

– Ну, а теперь пойдешь со мной?

– Пойду, дядюшка.

Старик снова вошел в ямынь, поставил таз посреди зала и опустился рядом с ним на колени.

– Таз явился? – громко произнес Бао-гун.

– Явился, господин! – донесся из-под халата голос.

Кто слышал, диву дался. И пришлось Чжан Саню рассказать про то, как обидели Лю Ши-чана.

Выслушав старика, Бао-гун знаком велел ему удалиться и ждать, пока позовут. Сам же приказал письмоводителю написать бумагу в Сучжоу и вытребовать оттуда родственников убитого, а Чжао Да и его жену велел арестовать.

Вскорости преступников доставили в суд. Бао-гун учинил им дознание, но они отпирались. Тогда Бао-гун распорядился посадить их в разные камеры и немного погодя велел привести женщину.

– Твой муж признался, что это ты подговорила его убить Лю Ши-чана!

При этих словах женщина так распалилась, что без утайки все рассказала: как Чжао Да замыслил недоброе, как удавил Лю Ши-чана и присвоил его добро. К тому же она добавила, что серебро еще не все истрачено, и указала место, где оно спрятано.

После того как женщина поставила под своими показаниями отпечаток пальца, Бао-гун велел служителям доставить спрятанное серебро и привести в зал Чжао Да. Жена при нем повторила все, что уже сказала, но преступник по-прежнему твердил, что серебро накопил честным путем.

Даже пыткой нельзя было добиться от него признания.

– Убрать его! – в гневе крикнул Бао-гун.

Но когда служители подбежали к преступнику, он был уже мертв – не выдержал пыток.

Бао-гун написал в область подробное донесение о случившемся и попросил дальнейших указаний.

Между тем в Динъюань прибыли мать и жена Лю Ши-чана. Бао-гун приказал вернуть им оставшееся серебро, а также конфискованное у Чжао Да имущество.

Женщины не переставали благодарить Чжан Саня, изъявили желание взять его с собой и кормить до конца дней. Старик с радостью согласился, и вскоре они все вместе выехали в Сучжоу.

О дальнейших событиях вы узнаете, если прочтете следующую главу.

Глава 6

Отстраненный от должности встречает благородного мужа и ученого монаха. Изображенный на портрете мудро расследует жалобу несправедливо обиженной души

Мудро рассудив дело об убийстве Лю Ши-чана, Бао-гун закрепил за собой славу честного и неподкупного судьи. Нашлись завистники, и как только пришло донесение о смерти Чжао Да под пыткой, правитель округа распорядился отстранить Бао-гуна от должности. Бао-гун сдал дела и поселился в храме. Ли Бао, смекнув, что дело плохо, тайком сбежал.

Долго не хотел народ отпускать справедливого судью, но в конце концов, сопровождаемый Бао Сином, он все же покинул Динъюань.

По пути им попалась какая-то гора, с виду мрачная и зловещая. Бао-гун не успел оглядеться по сторонам, как вдруг прозвенел гонг, и путников окружили разбойники. Их предводитель, смуглолицый коротышка, кинулся к Бао-гуну и его слуге и связал обоих. Разбойники подхватили пленников и поволокли на гору, где обосновались четыре главаря.

Сейчас на месте было только трое. Они распорядились привязать пленников к столбам, а когда вернется четвертый главарь, сообща решить, что с ними делать.

Вскоре прибежал, запыхавшись, четвертый главарь.

– Беда! – возопил он. – Сейчас под горой на меня напал какой-то детина! Как двинет меня кулаком, я так и покатился! Хорошо, что ноги у меня быстрые, а то бы конец. Кто из вас, братья, одолеет его?

– Погоди, второй брат, сейчас выйду взгляну, – отозвался самый старший главарь.

– И я с тобой, – сказал тот, кого назвали вторым братом.

Они стали спускаться с горы и еще издали увидели человека, стоявшего на склоне. Но когда приблизились, старший главарь вдруг расхохотался:

– Так это ты, почтенный брат! Прошу пожаловать к нам.

Да будет известно читателю, что гора эта звалась горой Земляного Дракона и испокон веку считалась пристанищем для разбойников.

Некогда Чжан Лун и Чжао Ху поступили на службу к государеву наставнику Пан Цзи, но вскорости ушли от него, поскольку был он взяточником и распутником. Случай привел их на гору Земляного Дракона. Здесь они обратили в бегство разбойников и завладели их горным станом.

Потом в столицу на военные экзамены отправились Ван Чжао и Ма Хань, но Пан Цзи их выгнал. Обратный путь лежал мимо горы Земляного Дракона. Чжан Лун и Чжао Ху их встретили, пригласили в свой стан, и здесь все четверо побратались. Ван Чжао стал старшим братом, Ма Хань – вторым, Чжан Лун – третьим, и самый младший Чжао Ху – четвертым.

Но вернемся к Ма Ханю. Итак, он привел гостя в лагерь. Гость заметил привязанных к столбам людей, пригляделся и невольно воскликнул:

– Как вы сюда попали, почтенный начальник?

– Неужели это вы, мой благодетель? – в свою очередь воскликнул Бао-гун, который сразу признал Чжань Чжао.

Ван Чжао поспешил снять с пленников веревки, усадил Бао-гуна, и тот рассказал, какие пришлось ему пережить злоключения.

– Вижу я, – сказал Бао-гун, – люди вы благородные, честные. Разбойничье ремесло вам не к лицу.

– Из-за подлых людишек мы ничем другим не можем заняться, – за всех ответил Ван Чжао.

– Верно, братья, не здесь ваше место, – заметил Чжань Чжао. – Вам нынче привалила удача, с самим господином Бао повстречались. Отчего бы вам не пойти на службу к нему?

– Я с охотой, – ответил Ван Чжао.

Утром Бао-гун и Чжань Чжао простились с четырьмя главарями, которые проводили их до подножия горы. Немного погодя пришлось расстаться и Бао-гуну с Чжань Чжао.

Наконец Бао-гун со слугой добрались до столицы. Когда проезжали мимо храма Великого министра, у Бао-гуна вдруг закружилась голова, зарябило в глазах, и он упал с коня. Бао Син быстро спешился и, увидев, что господин лежит без памяти, с закрытыми глазами и плотно сжатыми челюстями, решил, что тот мертв. Тут он разразился такими воплями, которые услышал даже настоятель в храме.

Некогда в миру этого настоятеля звали Чжугэ Суй, Ляо-жанем его нарекли в монашестве. Был он человек весьма ученый, знал искусство врачевания, астрологию, разбирался в геомантии.

Настоятель вышел за ворота, осмотрел Бао-гуна, сказал, что болезнь не опасная, и велел отнести путника в свою келью. Бао-гуну влили в рот лекарство, приготовленное Бао Сином по рецепту настоятеля, и к вечеру он пришел в себя.

Через несколько дней Бао-гун совсем поправился и пошел благодарить настоятеля. По его просьбе он показал свой гороскоп[25], и настоятель заявил, что опала Бао-гуна продлится сто дней и все завершится благополучно – таково предопределение судьбы. Он дал Бао-гуну монашеское одеяние и оставил жить в храме.

Однажды, когда настоятель с гостем пошли прогуляться, из дома напротив вышел человек с корзиной овощей в руках. Увидев монахов, он замедлил шаги и окинул Бао-гуна пристальным взглядом. Бао-гун ничего не заметил и вошел в ворота храма.

Как по-вашему, кем был человек с корзиной овощей в руках? А был он поваром у первого министра Ван Ци. Дело в том, что накануне Сын Неба вручил министру собственноручно нарисованный портрет человека, виденного им во сне, и приказал этого человека разыскать. Ван Ци в свою очередь велел художнику сделать с портрета несколько копий и раздал их слугам и доверенным чиновникам, в том числе и повару. Вот почему, увидев Бао-гуна, повар прибежал во дворец и сообщил чиновнику министра, что нужный человек найден. Чиновник к его словам отнесся с недоверием и, прежде чем докладывать министру, решил сам удостовериться. С этой целью он и отправился в храм. Даос, которого он там увидел, игравший в шахматы с настоятелем, был в точности похож на человека, изображенного на императорском портрете.

Чиновник поспешил с докладом во дворец, после чего Ван Ци приказал подать паланкин и объявил, что едет в храм воскурить благовония.

У ворот храма его увидел послушник и предупредил настоятеля. Ляо-жань вышел встретить высокого гостя, пригласил в зал, напоил чаем. Ван Ци поинтересовался, сколько в храме буддийских монахов и сколько даосских. Он, видите ли, хочет собственноручно подарить каждому по паре сандалий.

Ляо-жань вызвал в зал всех монахов, но того, кто был нужен министру, среди них не оказалось.

– А есть еще кто-нибудь в храме?

– Есть. Только боюсь, откажется он от подарка. Если хотите с ним поговорить, то уж, пожалуйста, примите его, как полагается по этикету.

– Вот и прекрасно, – оживился министр. – Пригласите же его!

Бао-гун увидел в окно, что настоятель направляется к нему в келью. Он сразу понял, в чем дело, но скрыться было уже невозможно и пришлось выйти в зал.

Бао-гун приветствовал министра. Тот предложил ему сесть и спросил:

– Кто вы?

– Я – Бао Чжэн. Служил начальником уезда Динъюань, но из-за одного злосчастного дела был лишен должности.

Прямодушие и смелость Бао-гуна пришлись Ван Ци по нраву. Он пригласил его во дворец отдохнуть, а утром повез на прием к императору.

Император обрадовался и велел пригласить Бао-гуна. Тот опустился на колени перед золотым крыльцом и провозгласил здравицу в честь государя.

– За что вас лишили должности? – спросил император.

Бао-гун рассказал все, как было.

– Если вам удалось рассудить столь сложное дело, – сказал император, – вы можете без труда из нашего дворца изгнать нечистую силу. Чья-то неприкаянная душа объявилась в наших Яшмовых покоях, по ночам плачет и жалуется. Но никто не знает, какое зло ей причинили. Потому-то мы и послали за вами.

Сын Неба приказал отвести Бао-гуна в Яшмовые покои. У ворот стояли евнухи. Один из них, главный, выступил вперед и осведомился у дворцового стража:

– Зачем изволили пожаловать, господин Ян?

– Да вот привел человека. Государь повелел ему изгнать нечистую силу из Яшмовых покоев.

Перед входом в зал страж остановился и шепнул Бао-гуну:

– Государь тебе приказал изгонять нечистую силу – ты и иди, а я здесь подожду.

Осторожно, бочком, Бао-гун вошел в зал, поклонился стоявшему посередине массивному креслу, украшенному драгоценностями, и скромно опустился на стул.

Сидел он выпрямившись, словно перед государем, устремив глаза в одну точку.

Наблюдавший за ним Ян Чжун вдруг услышал вой ветра и шум дождя. В следующий момент закружился вихрь, раздались стенания и скорбный плач. Волосы у Ян Чжуна встали дыбом, он лишь успел заметить, как Бао-гун поднял глаза, и в беспамятстве рухнул на землю.

Через несколько мгновений Ян Чжун встал, пошатываясь, вошел в зал и опустился перед Бао-гуном на колени.

– На что жалуешься? Кто тебя обидел? – спросил Бао-гун и услышал, как Ян Чжун дрожащим голосом ответил:

– Меня зовут Коу-чжу. Я жила во дворце Золотых цветов и пользовалась милостями государя. Меня сгубили недруги за то, что я спасла свою повелительницу. Давно я жду вас, чтобы наконец восторжествовала справедливость!

Женщина, плача, поведала свою печальную историю, сказав напоследок:

– До сей поры государыня Ли пребывает в тоске и скорби. Вот я и пришла открыть вам тайну и просить заступничества!

– Это дело я обязательно расследую! – пообещал Бао-гун. – Но здесь требуется осторожность. Иначе не сносить головы!

– Вся надежда на вас!

Душа невинно пострадавшей поклонилась и села на пороге.

Вскоре Ян Чжун зевнул и открыл глаза.

– Ты что-нибудь видел? – спросил он Бао-гуна.

– Я разговаривал с душой, пока вы сладко спали.

– С какой душой?

– С душой невинно пострадавшей женщины.

– Какой женщины?

– Она назвала себя Коу-чжу.

Это имя повергло Ян Чжуна в трепет. «Ведь Коу-чжу уже двадцать лет нет в живых!» – подумал он, через силу улыбнулся и спросил:

– Что же случилось с этой Коу-чжу?

– Государь повелел вам вместе со мной изгонять нечистую силу, а вы уснули, – прервал его Бао-гун. – Так что завтра, на приеме, пусть каждый из нас доложит о том, что ему удалось узнать.

– Ах, наставник Бао Чжэн, господин Бао, мой дорогой старший брат Бао, в таком случае я погиб! – вскричал Ян Чжун. – Ведь меня обвинят в неуважении к государевым приказам. Неужели вам меня не жаль?

– Ладно, – смягчился Бао-гун. – Скажем, что мы оба разговаривали с душой Коу-чжу и она просила за нее заступиться.

Так и было доложено Сыну Неба, что в Яшмовых покоях обитала неприкаянная душа, просившая заступничества, и что теперь она ушла оттуда.

В награду император пожаловал Бао-гуну должность правителя области Кайфын и назначил его главным придворным гадателем.

Несколько дней спустя Бао-гун отправил своего слугу с письмом к родителям и заодно попросил его осведомиться о здоровье учителя Нина. Второе письмо было адресовано в деревню Иньицунь к господину Ли, которого Бао-гун просил о скорейшем завершении брачной церемонии.

С этими двумя письмами слуга и покинул Кайфын.

О дальнейших событиях вы узнаете, если прочтете следующую главу.

Глава 7

Бао-гун торжественно завершает брачный обряд. Гунсунь Цэ нападает на след важного преступника

Итак, Бао Син благополучно вернулся в Кайфын[26], передал господину письмо от родителей и сказал:

– Батюшка и матушка ваши здоровы. На радостях подарили мне пятьдесят лян серебра, как только узнали, что вас назначили правителем области. А ваш старший брат и его супруга велели передать вам старинное зеркальце, которое вы когда-то нашли в колодце.

С этими словами Бао Син протянул господину небольшой сверток, но Бао-гун велел его убрать, даже не развернув.

– Дома я прожил всего день, – продолжал рассказывать Бао Син, – и отправился в Иньицунь. Господин Ли обещал вскорости привезти барышню. Он тоже подарил мне пятьдесят лян серебра и дал для вас письмо.

Узнав из письма, что не позднее ближайшего месяца госпожа Чжан с дочерью приедут в столицу, Бао-гун распорядился приготовить для них жилье.

Через несколько дней они и в самом деле приехали.

Мы не станем рассказывать о том, как прошла свадьба Бао-гуна, как являлись к нему чиновники с поздравлениями. Заметим лишь, что среди приданого Бао-гун обнаружил небольшой таз с двумя отверстиями, – «таз прошлого и настоящего», – назначение которого было ему непонятно.

Однажды к Бао-гуну явился крестьянин лет пятидесяти с жалобой, что его несправедливо обидели.

– Как тебя звать? Кто обидчик? Рассказывай, – приказал Бао-гун.

Крестьянин низко поклонился.

– Зовут меня Чжан Чжи-жэнь, я из деревни Цилицунь. Мой брат Чжан Ю-дао, мелкий торговец, живет неподалеку от меня. Пошел я его как-то навестить и вдруг узнаю, что он уже три дня как умер. Спрашиваю его жену: отчего умер брат? Почему мне ничего не сказали? Она отвечает: «От сердечной болезни умер. А сообщить было некому. Я ведь одна!» Не поверил я ей, пожаловался в уезд и попросил осмотреть умершего. Осмотрели, но никаких следов насильственной смерти не обнаружили. Воспользовавшись случаем, его жена заявила, что я оскорбил ее подозрением, и начальник уезда велел дать мне двадцать палок. Так я и ушел ни с чем. Но подозрения не давали покоя, и я решил обратиться к вам.

– Твой брат когда-нибудь болел? – спросил Бао-гун.

– Нет, господин, не болел.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вообще-то мы с братом жили дружно и часто встречались. А тут смотрю, нет его и нет. Целых шесть дней не был. Дай, думаю, проведаю его, а он, оказывается, уже три дня как умер!

Бао-гун принял жалобу, велел арестовать жену умершего и удалился в кабинет. В это время вошел привратник с письмом и доложил:

– Какой-то человек просит его принять.

Письмо было от Ляо-жаня. Настоятель рекомендовал взять на службу талантливого ученого.

– Меня зовут Гунсунь Цэ, – представился гость после взаимных приветствий. – Несчастье привело меня в храм Великого министра. Настоятель Ляо-жань милостиво меня принял и дал письмо к вам.

Посетитель понравился Бао-гуну, но только они завели разговор, как появился служитель:

– Арестованная доставлена.

Бао-гун перепоручил гостя заботам служителя, а сам вышел в зал, занял судейское место и распорядился ввести арестованную. Женщина легко и грациозно опустилась на колени, без малейших признаков страха или волнения. На вид ей было лет двадцать.

– Ты и есть жена Чжан Ю-дао – урожденная Лю? – спросил Бао-гун.

– Да, я урожденная Лю, жена торговца Чжан Ю-дао.

– От какой болезни умер твой муж?

– Муж вернулся домой в первую стражу, поужинал и лег спать… А во вторую стражу слышу: стонет и жалуется на боль в сердце. Что я ни делала – не помогло. Так он и умер.

Женщина заплакала. Бао-гун стукнул молотком по столу:

– Отчего умер твой муж? Отвечай!

– Господин, я уже сказала, что он умер от сердечной болезни.

– Почему же ты не сообщила о его смерти брату? Говори правду – не то буду пытать!

– А как сообщить? Я ведь одна в доме! Да и боязно мне было звать его!

– Это еще почему? – допытывался Бао-гун.

– А потому что он еще при жизни мужа вечно ко мне приставал. Вот и в последний раз – пришел, узнал, что брата уже нет в живых, нет чтобы заплакать, снова начал приставать ко мне. Насилу выпроводила! Он обозлился и пожаловался в уезд: мол, брат не своей смертью помер. Ну, разрыли могилу, обследовали мертвеца, ничего не нашли и дали клеветнику двадцать палок. Так он теперь к вам пришел жаловаться! Видите, сколько на бедную вдову бед свалилось! Заступитесь же хоть вы за меня, господин!

Женщина снова заплакала. Говорила она до того складно, что Бао-гун даже задумался.

– Выходит, возвели на тебя напраслину? – сказал он наконец. – Ладно, иди! О моем решении узнаешь через три дня.

Лю вышла, а Бао-гун вернулся в кабинет и дал Гунсунь Цэ прочесть ее показания.

– Подозрения Чжан Чжи-жэня, пожалуй, не лишены оснований, – проговорил ученый. – Женщина хитрит и не признается, если вы каким-либо иным путем не установите истину.

– Что же предпринять? Ума не приложу!

Движимый желанием помочь Бао-гуну, Гунсунь Цэ тотчас встал:

– Если разрешите, я переоденусь и тайно произведу расследование.

– Буду весьма вам благодарен.

По требованию Гунсунь Цэ Бао Син принес короб для лекарств, дощечку с надписью, какие носят лекари, шелковые туфли и чулки. Гунсунь Цэ переоделся, незаметно вышел из ямыня и направился в Цилицунь. Весь день бродил он по деревне и ее окрестностям, но так ничего и не обнаружил. Время было позднее, и пришлось отправиться в обратный путь.

В селении Юйлинь Гунсунь Цэ решил заночевать, поскольку до Кайфына было еще далеко, и зашел в первый попавшийся трактир.

Не успел он сесть за стол, как во двор ввалилась целая толпа людей – кто пеший, кто верхом. Толстый смуглолицый коротышка стал размахивать руками и кричать:

– Эй, кто тут есть? Живо выметайтесь вон!

– Погоди, четвертый брат, зачем шуметь? – удержал его стоявший рядом человек и обратился к хозяину постоялого двора:

– Нас много, хозяин. В двух комнатах, пожалуй, будет тесно.

Пришлось хозяину подняться наверх, к Гунсунь Цэ.

– Не сочтите за обиду, почтенный господин, но я попрошу вас перебраться в восточный флигель. Эту комнату придется отдать другим постояльцам.

– Хорошо, я перейду, – согласился Гунсунь Цэ.

Его комнату заняли уже известные вам Ван Чжао, Ма Хань, Чжан Лун и Чжао Ху со своими слугами.

Между тем Гунсунь Цэ успел уже выпить целый чайник вина, а закуски ему все не подавали. Вдруг до него донесся громкий голос:

– Боюсь, что он на нас в обиде и не примет. Что мы тогда станем делать, братья?

– Не бойся, брат, – послышался другой голос. – Не такой человек Бао-гун, чтобы нарушить слово!

Тут Гунсунь Цэ не вытерпел, вышел из своего флигеля и обратился к говорившим:

– Простите, господа, вы, кажется, направляетесь в кайфынский ямынь? Могу вас представить, если желаете!

Четверо молодцов встали, а главный из них, огромного роста, обратился к Гунсунь Цэ:

– Кто вы, уважаемый? Присаживайтесь к нашему столу, побеседуем.

– Я служу в кайфынском ямыне, – сказал Гунсунь Цэ. – Нынче господину попалось одно запутанное дело, и я тайно провожу расследование. Счастлив, что встретил вас!

Они проговорили почти до третьей стражи, а потом улеглись спать.

Если хотите знать, как на следующий день четверо молодцов прибыли в Кайфын, прочтите следующую главу.

Глава 8

Спасая верного слугу, молодцы искореняют зло в храме. Расследуя запутанное дело, находят нить в деревне Цилицунь

Чжао Ху выпил лишнего и, едва коснувшись головой подушки, сразу захрапел. В четвертую стражу он вдруг проснулся и, не имея понятия о времени, поднял шум:

– Уже рассвело! Вставайте, едем! – и велел слугам седлать коней и укладывать вещи.

Пришлось подняться и Гунсунь Цэ, хотя он даже не успел уснуть. Все вместе они выехали на дорогу и двинулись по направлению к Кайфыну. Ярко светила луна – еще не наступило время пятой стражи.

Когда они проехали сосновый лес, им по пути попался храм. Вдруг у стены мелькнула тень. Приглядевшись, путники увидели девушку в красном халате, которая в тот же миг скрылась за воротами.

– Странно, что привело ее глубокой ночью в храм? – удивился Чжан Лун. – Может быть, заглянем туда?

Они оставили слуг стеречь коней и поклажу, а сами направились к храму. При свете луны прочли надпись над воротами: «Храм Железного святого».

– Я не слышал, чтобы кто-нибудь запирал ворота, когда девушка вошла, – заметил Гунсунь Цэ. – Каким же образом они оказались запертыми?

Чжао Ху – самый нетерпеливый – принялся стучать в ворота кулаками!

– Эй, даосы, монахи, отпирайте!

Ворота со скрипом отворились, и появился даос. Гунсунь Цэ почтительно его приветствовал:

– Простите за беспокойство. Мы – путники, нас одолела жажда. Не найдется ли у вас чаю?

– Отчего же не найдется? Входите, господа!

Путники вошли. В главном зале ярко горели свечи и фонарики. Пока даос суетился, прислуживая гостям, Чжан Лун и Чжао Ху незаметно выскользнули за дверь. Обыскали все кельи, но девушки не нашли. Случайно попали на внутренний двор, посреди которого стоял большой колокол, и вдруг услышали стоны.

– Может быть, здесь? – едва слышно произнес Чжао Ху, ухватился за рог колокола и рванул его на себя. Под колоколом Чжан Лун обнаружил старика, связанного, с кляпом во рту.

Старика развязали. Он долго кашлял и хватался за грудь, потом пришел понемногу в себя и сказал:

– Совсем замучили, окаянные!

– Кто вы? – спросил Чжан Лун. – И зачем вас держат под колоколом?

– Мое имя Тянь Чжун. Я из Чэньчжоу. Все мои беды начались с той поры, как в наши края прибыл сын государева наставника по имени Пан Юй. Государь велел ему оказать помощь пострадавшим от неурожая, а он выстроил на казенные деньги усадьбу с садом и всех красивых девушек взял себе в наложницы. Недавно у моего хозяина заболела мать. Невестка с трудом ее выходила, а потом пошла в храм возблагодарить бога. Тут ее увидел Пан Юй, увез к себе, а моего хозяина засадил в тюрьму. Старая госпожа умерла от горя, и мне одному пришлось ее хоронить. Я подумал, что злодея, который сгубил семью, нельзя оставлять безнаказанным, и отправился с жалобой в столицу. В пути меня застала ночь, и пришлось остановиться в этом храме. Даос позарился на мой узел и хотел убить, но в это время в ворота кто-то постучал. Меня быстро связали и сунули под колокол.

Слушая старика, Чжао Ху вдруг увидел даоса, который их подслушивал, подскочил к нему и пинком сбил с ног.

А дело было в том, что даос, тот самый, что готовил в зале чай, заметил, как выскользнули за дверь Чжан Лун и Чжао Ху, и велел другому монаху, своему сообщнику, их разыскать. Монах долго не возвращался, и, заподозрив неладное, даос побежал к себе в келью, схватил резак и кинулся во внутренний двор. Еще издали он увидел, как Чжао Ху подмял под себя монаха. Кипя от ярости, даос резаком замахнулся на Чжан Луна. После короткой борьбы Чжан Лун уже стал отступать, но тут на помощь ему подоспел Ван Чжао. Общими усилиями им удалось связать негодяев.

К этому времени Гунсунь Цэ уже кликнул из леса всех остальных. Слугам велено было доставить монахов в Сянфу к начальнику уезда и просить его донести о содеянном злодеями правителю области. После этого друзья покинули храм и продолжали свой путь в Кайфын, захватив с собой и старика Тянь Чжуна. Вскоре они уже были в ямыне.

Гунсунь Цэ отправился к Бао-гуну, доложил, что по делу Лю узнать ему пока ничего не удалось, рассказал о четырех молодцах с горы Земляного Дракона, которых повстречал в пути, а также о том, что приключилось в храме.

Потом он распростился с Бао-гуном и незамеченный вышел из ямыня…

Бао-гун между тем велел привести старика Тянь Чжуна и первым делом спросил, отчего жалобу подает он, а не его хозяин. Выяснив обстоятельства дела, Бао-гун приказал поселить старика в чайной и никуда не выпускать, чтобы слух о нем не достиг ушей Пан Цзи.

Что же до Гунсунь Цэ, то он снова отправился в деревню Цилицунь, прислушиваясь по дороге к разговорам прохожих, потом зазвонил в колокольчик, чтобы все знали, что идет лекарь, и стал выкрикивать:

– Эй, выходите лечиться, кто болен! Болезнь запустить – тигра вскормить! Вскормишь – тебя же сожрет! Выходите, все болящие! Лекарства мои полезны – помогают от всех болезней! Бедных щажу – много не беру!

– Зайдите к нам, господин лекарь, – позвала какая-то старуха. – Невестка у меня что-то занемогла.

Старуха привела Гунсунь Цэ в дом, усадила на кан[27] и принялась рассказывать:

– Моя фамилия Ю, я давно уже овдовела. Сын мой Гоу-эр работает у богача Чэнь Ин-цзе. Невестка уже с полмесяца как заболела – не ест, не пьет. Помогите, господин лекарь!

– Где же больная?

– В восточной комнате. Сейчас скажу ей, что лекарь пожаловал.

Старуха вышла, и вскоре из другой комнаты послышался ее голос:

– Лекарь здесь. Он ручается, что вылечит тебя.

– Не надо мне никакого лекаря, – отозвался другой голос. – Болезнь у меня не тяжелая, да и платить нам нечем. Что зря влезать в долги?

– Ты разве не слышала, что сказал лекарь? С бедняков он много не берет. А поправишься, мне меньше хлопот будет. Если я тебя послушаюсь, сын рассердится.

– Ладно, – сдалась невестка, – зовите лекаря сюда.

Осмотрев больную, Гунсунь Цэ вышел в западную комнату и сказал старухе:

– Причина болезни – сильный гнев, который вызвал застой крови. Болезнь может перейти в чахотку, если не лечить. Расскажите, как она началась, – тогда я выпишу лекарство.

– Вы сущий ясновидец, господин лекарь! – воскликнула старуха. – И верно, невестка от гнева заболела! Сейчас все расскажу. Хозяин, к которому нанялся сын, богатый и часто помогает нам деньгами. Но вот однажды парень принес домой два слитка серебра.

– Могли бы и помолчать об этом! – крикнула из своей комнаты молодая женщина.

– Мне надобно знать все, чтобы выписать лекарство, иначе оно не подействует, – сказал Гунсунь Цэ.

– Только бы ты выздоровела, доченька, – с жаром проговорила старуха, – а остальное нам не страшно. Как увидела я эти слитки, – продолжала она, – сразу заподозрила неладное. Откуда они, спрашиваю? Сын отвечает, что их дал ему хозяин. Оказывается, Чэнь связался с женой Чжан Ю-дао из деревни Цилицунь и однажды ненароком столкнулся с ее мужем. Вот и задумал Чэнь сгубить Чжан Ю-дао, для того и дал моему сыну два слитка серебра.

– Не надо, мама, не рассказывай! – снова послышался голос молодой женщины. – Ведь господин лекарь человек посторонний.

– Не посторонний! Ему надобно все знать, чтобы выписать лекарство! Так вот, дал богач моему сыну два слитка серебра, не просто так, конечно. Невестка на коленях молила его не впутываться в это дело, а он, неразумный, пнул ее, забрал серебро и ушел! Потом мы узнали, что Чжан Ю-дао умер. После этого невестка и слегла.

Гунсунь Цэ выслушал старуху и написал рецепт.

– Лекарство чудодейственное, – сказал он. – Сожжете немного красной ваты, пепел растворите в вине и дадите больной выпить. Все как рукой снимет. А богач больше не награждал вашего сына?

– Обещал ему шесть му земли, – сказала старуха.

– Есть у вас дарственная?

– Какая там дарственная! Еще неизвестно, выполнит ли он свое обещание!

– Как же так? – воскликнул Гунсунь Цэ. – Человек столько для него сделал! Хорошо, я для вас напишу бумагу. Если дело дойдет до суда, покажите ее, и вам дадут землю!

Старуха была вне себя от радости:

– Спасибо вам, господин лекарь!

Гунсунь Цэ вынул из короба лист бумаги и написал дарственную будто бы от имени посредника, а имена свидетелей поставил вымышленные.

Напутствуемый благодарными возгласами старухи, Гунсунь Цэ вышел из дома.

О том, что случилось дальше, вы можете узнать из следующей главы.

Глава 9

Гунсунь Цэ расследует запутанное дело и получает звание, создает орудия казни и отправляется расследовать злоупотребления

Итак, Гунсунь Цэ доложил обо всем, что ему удалось узнать в деревне Цилицунь, и Бао-гун велел без промедления доставить Ю Гоу-эра в суд.

Преступника ввели в зал и поставили на колени.

– Ты и есть Ю Гоу-эр? – спросил Бао-гун.

– Да, господин, – подтвердил тот.

– Ко мне являлась с жалобой душа Чжан Ю-дао, говорит, вы со своим хозяином его убили. У Чэнь Ин-цзе своя корысть была, ведь он связался с женой Чжан Ю-дао. Тебе же бояться нечего. Признаешься – помилую.

Ю Гоу-эр было перепугался, но, увидев, как милостив к нему Бао-гун, рассказал все без утайки.

– Как-то хозяин явился домой рассерженный: ходил к любовнице и ненароком наткнулся на ее мужа. С того дня он не переставал думать, как избавиться от Чжан Ю-дао, и однажды говорит: «Достань для меня трупную черепашку, она на червяка похожа, а величиной с гусеницу-землемера». – «Где же ее достать?» – спрашиваю. «В какой-нибудь могиле». Я растерялся. Хозяин заметил это, дал мне два слитка серебра и еще шесть му земли пообещал. Я перестал работать, чтобы не уставать, а по ночам раскапывал могилы. Целых семнадцать раскопал, пока нашел эту черепашку. Хозяин высушил ее и растер в порошок. Потом я узнал, что от этого порошка, если его подсыпать в еду, начинаются боли в сердце, а потом наступает смерть. При этом на теле никаких следов, только красное пятнышко между бровями. Когда Чжан Ю-дао умер, я сразу понял, что это мой хозяин, подлец, его отравил. А теперь судите меня, господин.

Как только Ю Гоу-эр подписал показания, Бао-гун велел привести Чэнь Ин-цзе.

– Повторишь при нем свои показания, – сказал Бао-гун Ю Гоу-эру. – Это смягчит твою вину.

Затем Бао-гун распорядился вызвать также любовницу Чэнь Ин-цзе и старуху с невесткой. Первым в зал ввели Чэнь Ин-цзе.

– Ты за что погубил Чжан Ю-дао? – спросил Бао-гун.

– Не губил я его, господин! – стал отпираться богач, бледнея от страха.

Бао-гун стукнул молотком по столу:

– Лжешь, подлый раб!

В это время в зал ввели Ю Гоу-эра. Богач задрожал всем телом:

– С женой Чжан Ю-дао я распутничал, признаюсь, а Чжан Ю-дао не губил. Не верьте Ю Гоу-эру, господин!

Но тут принесли орудия пытки, и Чжан сразу заговорил по-другому:

– Я все скажу, все скажу…

И он рассказал, как Ю Гоу-эр достал трупную черепашку, как он приготовил из нее яд, передал Лю и уговорил ее отравить мужа. Только подписал Чэнь Ин-цзе показания, как посыльный доложил:

– Лю и старуха Ю с невесткой здесь.

Сперва Бао-гун распорядился привести Лю. Та вошла с самодовольным видом, но, заметив своего любовника, изменилась в лице. Бао-гун не стал ей учинять допрос, лишь велел Чэнь Ин-цзе повторить показания.

– Душа мертвого пожаловалась господину начальнику, так что отпираться бесполезно, – сказал Чэнь Ин-цзе напоследок. – Лучше признайся, чтобы не пытали.

– Никчемный дурак! – в сердцах воскликнула женщина. – Напрасно я с тобой связалась! Но раскаиваться поздно. – Она поклонилась Бао-гуну. – Да, я отравила мужа. И его брата оклеветала.

В зал ввели старуху. Она стала молить о снисхождении:

– Господин, смилуйтесь над сыном! Не то мы с голоду умрем! Чэнь Ин-цзе обещал нам землю, да так и не дал. У меня даже бумага есть.

Старуха подала бумагу Бао-гуну. Тот узнал почерк Гунсунь Цэ и с усмешкой обратился к Чэню:

– Как же это ты не сдержал слова?

Чэнь Ин-цзе молча подписал дарственную.

Бао-гун объявил приговор: Лю – четвертовать, Чэнь Ин-цзе разрубить пополам, Ю Гоу-эра – повесить.

Покончив с этим делом, Бао-гун написал доклад императору и попросил Гунсунь Цэ переписать набело. Не успел Гунсунь Цэ закончить, как явился Бао Син с еще одной бумагой.

– Господин просит переписать и приложить к докладу. Обе бумаги он собирается подать государю завтра.

Гунсунь Цэ выпучил глаза и встревожился: Бао-гун писал, что император использует людей не по назначению, ибо оказание помощи пострадавшим от неурожая дело важное и нельзя поручать его фаворитам императрицы…

На следующее утро Бао-гун отправился ко двору. Император прочел доклад, и возникшее было недовольство быстро сменилось радостью, когда он подумал:

«Если человек честно говорит о злоупотреблениях, значит, он искренне печется о благе государства».

И Сын Неба пожаловал Бао-гуну звание великого ученого мужа[28] и повелел произвести расследование злоупотреблений в Чэньчжоу.

Бао-гун опустился на колени:

– Я не смогу выполнить ваше повеление, государь, ибо не облечен властью, и никто не станет мне подчиняться.

– В таком случае жалуем вам три ножа, – промолвил император.

Бао-гун поблагодарил за милость и покинул дворец.

Все подчиненные уже собрались в ямыне, чтобы поздравить Бао-гуна с почетным званием.

– Государь пожаловал мне три ножа. Подумайте, что еще нам надобно, и доложите, – обратился Бао-гун к Гунсунь Цэ и удалился во внутренние покои.

Гунсунь Цэ не мог взять в толк, чего добивается от него Бао-гун. Потом вдруг его осенило: «И как это я сразу не догадался?! Он задумал избавиться от меня, вот и поручил невыполнимое дело. Вот что я сделаю… Пусть знает, что я не из робких!»

Гунсунь Цэ обмакнул кисть в тушь, нарисовал три ножа, составил их описание и способ изготовления. Каждому ножу дал название: «голова дракона», «голова тигра» и «собачья голова».

С рисунками Гунсунь Цэ отправился к Бао-гуну. Но как велико было его удивление, когда Бао-гун не только не рассердился, но просиял от удовольствия:

– У вас поистине небесный талант, учитель!

Затем он велел вызвать мастеров и приказал изготовить образцы ножей, намереваясь показать их на следующий день императору.

Гунсунь Цэ в недоумении пожимал плечами. «Неужели он не догадался, что это шутка?»

Гунсунь Цэ вернулся к себе и сделал чертежи станков, в которых ножи должны крепиться. Мастера со всем усердием принялись за дело. К утру все было готово.

Бао-гун приказал поставить ножи со станками в большой желтый короб и отнести во дворец. А сам в паланкине отправился следом.

Представ перед Сыном Неба, Бао-гун доложил:

– Вчера, государь, вы удостоили меня величайшей милости: пожаловали мне три императорских ножа. Без высочайшего позволения я не посмел бы ими воспользоваться. Взгляните же!

Служители поставили у красного крыльца большой короб.

– Этими ножами я буду казнить преступников, – пояснил Бао-гун. – Знатных – «головой дракона», богатых, но незнатных – «головой тигра», простолюдинов – «собачьей головой».

Император догадался, что для устрашения провинциальных чиновников Бао-гун решил заменить дощечки ножами, и выразил полное свое одобрение.

Едва Бао-гун покинул дворец, как перед его паланкином опустились на колени какие-то старики. Один держал в руке прошение. Бао-гун велел остановиться, взял переданное Бао Сином прошение, пробежал глазами, хмыкнул и изорвал в клочки.

– Лезут тут со всякими пустяками!

Носильщики понесли паланкин дальше, а старики запричитали:

– С таким трудом добрались до столицы, думали защиту найти, но оказалось – здешний начальник тоже боится злодеев! Теперь некому больше жаловаться!..

Утирая слезы, старики побрели прочь из города. Но за городскими воротами их нагнал всадник. Это был Бао Син. Он отвел стариков в безлюдное место и сказал им:

– Господин нарочно порвал прошение. На улице слишком много глаз и ушей. Двоих из вас он велел привести. Остальные пусть укроются в надежном месте.

Выслушав стариков, Бао-гун велел им ждать, а когда он отправится в Чэньчжоу – идти за ним следом.

Спустя несколько дней Бао-гун стал готовиться к отъезду. На проводы собрались все чиновники из ямыня.

Бао-гун сделал последние распоряжения и тронулся в путь. Его сопровождали Тянь Чжун, Гунсунь Цэ и другие сановники, старики, подававшие жалобу, следовали на некотором отдалении.

К вечеру добрались до селения Саньсинчжэнь. Проезжая по улице, Бао-гун услышал, что какая-то женщина, стоя на коленях, жалуется на несправедливость. Бао Син взял у нее бумагу и передал Бао-гуну. Тот прочел и сказал женщине:

– Я вызову тебя в ямынь, а пока иди.

Паланкин двинулся дальше.

О дальнейших событиях вы узнаете, если прочтете следующую главу.

Глава 10

Студент покупает свиную голову и попадает в беду. Храбрец наряжается нищим и захватывает разбойника

Вам следует знать, что женщину, которая подала жалобу, звали Вэнь. Муж ее умер, и она жила вдвоем с шестнадцатилетним сыном Жуй-луном в деревне Байцзябао, где они снимали небольшой дом. Вэнь зарабатывала шитьем, а сын учился. Мать сил не щадила, только бы сын стал ученым. В восточной комнате она устроила ему кабинет для занятий, а сама работала в западной.

Однажды вечером, в первую стражу, Жуй-лун как раз читал, когда вдруг заметил, как дрогнула дверная занавеска и в комнату матери проскользнул человек. Студент вскочил и бросился следом. Мать вздрогнула при его неожиданном появлении.

– Что-нибудь случилось?

– Мне показалось, что сюда вошел человек. Где он?

Мать удивилась.

– Не знаю. Может, и в самом деле кто-нибудь забрался? Давай поищем.

Жуй-лун взял лампу, осмотрел все углы, потом заглянул под кровать и воскликнул:

– Матушка, что это там за бугор?

Мать наклонилась и действительно увидела под кроватью что-то вроде бугра.

– Передвинь-ка кровать, сынок, посмотрим хорошенько.

Они разрыли землю под кроватью и обнаружили сундук. Дрожа от нетерпения, взломали крышку и увидели, что сундук до краев наполнен круглыми слитками золота и серебра.

– Какое богатство, матушка! – воскликнул Жуй-лун. – Видно, самому небу угодно, чтобы мы не жили в бедности!

– В таком случае завтра же возблагодарим духов, – сказала мать. – А как быть с богатством, после решим.

Студент снова зарыл сундук в землю, а кровать поставил на место.

Всю ночь Жуй-лун не спал и, едва посветлело небо, вскочил с постели, сказав, что пойдет купить все необходимое для жертвоприношения. Но когда он вышел во двор, в небе светила луна, – оказалось, что еще не рассвело. Возвращаться Жуй-луну не хотелось, и он, не торопясь, направился к лавке мясника Чжэна. В лавке горел свет. Жуй-лун постучался и заявил, что хочет купить свиную голову.

Свет мгновенно погас, и долгое время никто не отвечал. Жуй-лун уже хотел уйти, но тут скрипнула дверь, и на пороге появился сам мясник.

– Эй, кому это понадобилась свиная голова?

– Мне, – отозвался студент.

– Ах, это вы, господин Хань! Хотите купить свиную голову? А во что завернете?

– В спешке ничего с собой не взял.

– Ладно! Завернем в подстилку, а завтра принесете.

Мясник скрылся в доме, но вскоре вернулся и подал Жуй-луну сверток. По дороге домой студент вдруг почувствовал усталость, положил сверток на землю и присел отдохнуть. Тут его заметил ночной дозор.

– Что несешь?

– Свиную голову.

Студент никак не мог отдышаться, и это вызвало у дозорного подозрение. Один из них развернул сверток и обнаружил там голову женщины.

Перепуганного насмерть студента поволокли в уезд. Начальник поднялся в зал и, к великому своему удивлению, увидел перед собой робкого юношу.

– Ты кто такой? За что убил человека?

– Я – Хань Жуй-лун, – со слезами отвечал юноша. – Матушка послала меня к мяснику Чжэну купить свиную голову, а завернуть ее мне было не во что. Мясник завернул ее в свою подстилку, но там оказалась не свиная голова, а человеческая.

Начальник распорядился доставить в суд мясника, но тот ни в чем не признался.

– А подстилка твоя? – спросил начальник.

– Подстилка моя, но студент взял ее у меня еще три дня назад. Кто мог подумать, что он завернет в нее человеческую голову!

К счастью, начальник оказался человеком проницательным, понял, что студент не способен на убийство, но на всякий случай приказал посадить его в тюрьму. Мясника тоже взяли под стражу…

Как раз в это время Бао-гун и прибыл в Саньсинчжэнь.

В ямыне Бао-гуна встретил начальник уезда, и Бао-гун первым долгом осведомился у него о деле Хань Жуй-луна.

– Идет дознание, виновный пока не найден, – ответил начальник.

Бао-гун заявил, что хочет допросить обвиняемого. Хань Жуй-луна снова ввели в зал.

Бао-гун бросил взгляд на его заплаканное лицо и спросил:

– Отвечай мне, Жуй-лун, зачем ты убил человека?

– Господин начальник, – чуть не плача, стал объяснять студент, – мясник завернул голову в свою подстилку.

– Ясно, – прервал его Бао-гун. – Ты купил голову и возвращался домой, а тебя остановили дозорные. В какое время это было?

– Перед рассветом.

– Зачем тебе понадобилась свиная голова?

Студент рассказал о ночном происшествии.

Бао-гун послал начальника уезда со служителями осмотреть сундук, а сам приказал ввести в зал мясника. Злые огоньки бегали в глазах Чжэна, и Бао-гун понял, что перед ним дурной человек. Мясник в точности повторил свои показания и, сколько его ни били, ни в чем не признался.

В зал вошел начальник уезда и доложил:

– Сундук осмотрен по вашему приказанию. Сверху в нем оказались жертвенные бумажные деньги, а под ними обезглавленный труп мужчины.

Бао-гун снова велел привести студента и спросил:

– Вы в собственном доме живете?

– Нет, мы его арендуем и живем там недавно.

– А до вас кто в нем жил?

– Не знаю.

Бао-гун позвал Гунсунь Цэ. Они долго толковали, но так ни к чему и не пришли.

Ван Чжао, Ма Хань, Чжан Лун и Чжао Ху тоже ничего не могли придумать.

Когда же Гунсунь Цэ ушел отдыхать, Чжао Ху сказал братьям:

– С самого приезда в Кайфын мы не сделали ничего полезного, попробую что-нибудь выяснить тайным путем.

– Дело сложное, сам господин его никак не распутает, где уж тебе с твоим скудным умишком! – стали смеяться братья.

Раздосадованный Чжао Ху ушел к себе. Его хитрый слуга, слышавший весь разговор, зашептал ему на ухо:

– Правильно, господин. Непременно попробуйте что-нибудь выяснить, но только переоденьтесь, чтобы вас не признали.

– Хорошая мысль! – обрадовался Чжао Ху. – Ты уж постарайся, раздобудь что нужно.

Слуга вышел в долго не возвращался. Наконец явился я сказал:

– Ох, господин, ну и выпало на мою долю хлопот! Насилу нашел подходящую одежду! Шестнадцать лян и пять цяней истратил!

– Пустяки, – сказал Чжао Ху. – Лишь бы дело как-нибудь уладилось.

Чжао Ху со слугой вышли из ямыня и свернули в переулок. Здесь слуга первым долгом вымазал господину сажей лицо, потом вытащил из узла старую шляпу и стоптанные сандалии, в руки ему сунул глиняную чашку и палку. Никто бы не признал сейчас в этом убогом нищем Чжао Ху. На прощанье слуга сказал:

– Буду ждать вас вечером на этом же месте.

Чжао Ху кивнул и, опираясь на палку, зашагал по улице, жалобно выкрикивая:

– Пожалейте несчастного, подайте на пропитание!

До деревни он добрался, когда уже взошла луна. Надо сказать, что ему повезло: он заметил, как у одного из домов промелькнула человеческая тень, перескочила через ограду и скрылась во дворе.

«Неужели вор? – удивился Чжао Ху. – Что-то рано он вышел на промысел! А может, и мне пробраться следом?»

Чжао Ху поставил на землю чашку, сбросил сандалии, рывком вскочил на стену, окружавшую двор, и заглянул внутрь. Там лежала куча хворосту. Чжао Ху соскользнул вниз и свалился на какого-то человека. Тот охнул.

– Только пикни – убью! – пригрозил Чжао Ху.

– Я буду молчать! Пощадите, господин!

– Тебя как зовут? Куда спрятал краденое?

Чжао Ху огляделся и увидел на земле какой-то предмет, завернутый в белый шелк. Потянул за кромку, показались маленькие женские ножки. Дернул сильнее, сверток развернулся, и перед ним оказался обезглавленный труп женщины.

– Ну и дела! – воскликнул Чжао Ху. – Убил человека и еще морочишь меня! Знай же: я – Чжао Ху, помощник кайфынского правителя Бао-гуна!

От страха у Е Цянь-эра, так звали злодея, душа ушла в пятки, и он взмолился:

– Господин Чжао, я никого не убивал!

– Хватит врать! Сейчас я тебя свяжу, а там выясним, кто ты!

Чжао Ху связал вора:

– Отдыхай, милый! Я скоро вернусь!

Чжао Ху перемахнул через стену и, забыв о сандалиях, босиком помчался в ямынь.

Бао-гун едва удержался от смеха, в таком виде к нему явился его помощник.

Чжао Ху подробно рассказал, как задумал произвести тайное расследование, как повстречал Ё Цянь-эра и обнаружил обезглавленный труп.

Что произошло после этого, вы узнаете, если прочтете следующую главу.

Глава 11

Мудрый судья допрашивает Е Цянь-эра и находит преступников. Благородный человек встречает старуху Ян и дарит ей серебро

Итак, Бао-гун послал в деревню четырех стражников. Двое из них остались караулить труп, а двое доставили Е Цянь-эра.

Бао-гун тотчас поднялся в зал и начал дознание:

– Как твое имя? За что убил человека?

– Меня зовут Е Цянь-эр. Не на что нам с матерью жить, вот и пришлось воровать. Да в первый же раз и попался.

– Воровство – дело противозаконное. А ты еще совершил убийство!

– В воровстве признаюсь, только не убивал я никого…

Бао-гун стукнул молотком по столу:

– Дать ему двадцать палок!

– Несчастный я человек, – запричитал Е Цянь-эр. – То одно, то другое…

Бао-гун понял, что злодей чего-то недоговаривает.

– Что еще? Отвечай!

Е Цянь-эр уже раскаивался, что сболтнул лишнее, но было поздно.

– У нас в Байцзябао живет богач Бай Бай-сюн. В день его рождения, как только стемнело, я забрался к нему в дом…

– Постой! – прервал его Бао-гун. – Ты же сказал, что пошел воровать в первый раз! А выходит – не в первый!

– К богачу в первый!

– Ладно, говори дальше!

– Пробрался я через главные ворота и спрятался в восточном флигеле, где жила наложница Бай-сюна по имени Юй-жуй. Вдруг слышу: кто-то стучится. Юй-жуй открыла, и я сразу признал в вошедшем управляющего Бай Аня. Как только они забрались в постель, я открыл шкаф, нащупал там шкатулку, прихватил ее – и домой. Шкатулка мне показалась тяжелой. В замке ключик торчит. Открыл я ее и вижу… ох! Человеческая голова! А нынче труп попался!

– Мужская или женская голова была в шкатулке?

– Мужская.

– Куда ты ее девал?

– Старику одному в дом подбросил. Цю Фаном звать. Он наш, деревенский. Забрался я как-то к нему в огород за огурцами, а он меня поймал…

– Значит, ты и огурцы воровал? – перебил Бао-гун. – Это уже в третий раз?

– Нет, огурцы воровал в первый. Избил меня зловредный старикашка веревкой чуть не до смерти. Вот я ему и отомстил – голову подбросил.

Бао-гун приказал доставить в суд Бай Аня и Цю Фана, а Е Цянь-эра отвести в тюрьму.

На следующее утро явился один из стражников, посланных охранять труп, и доложил:

– Труп найден во дворе, который примыкает к задней стене дома мясника Чжэна.

Все было теперь ясно, и Бао-гун велел привести мясника.

– Ну, подлый раб, что скажешь? Убил человека, а вину хотел свалить на другого?! Как попала к тебе во двор убитая девушка?

Мясник долго не мог опомниться от страха, потом наконец стал рассказывать.

– В ту ночь, только я собрался резать свинью, как кто-то постучал в ворота. Открываю – стоит девушка, говорит, что ее похитили и продали в публичный дом. Мои дочери как услышали, стали кричать, чтобы я её выгнал. А я смотрю – девушка хорошенькая, на голове дорогие украшения. Хотел отнять их, а она крик подняла. Решил ее припугнуть, но, только приставил нож к горлу, голова и свалилась. Я спрятал тело на заднем дворе, вернулся и хотел снять с головы украшения, но тут снова постучали в ворота. Кто-то пришел купить свиную голову. Я погасил лампу, а сам думаю: «Почему бы вместо свиной головы не подсунуть человеческую? Пусть унесет ее из моего дома». Завернул голову в подстилку и позвал покупателя. Это был студент Хань.

Мясник подписал показания, и его увели. Тотчас же явился служитель и доложил:

– Цю Фан доставлен!

Бао-гун распорядился ввести старика и спросил, почему он зарыл человеческую голову, которую ему подбросили. Цю Фан не стал отпираться и рассказал, что однажды ночью услышал во дворе какой-то шум, вышел и увидел голову. Он сильно испугался и попросил работника Лю Саня ее зарыть.

– Лю Сань потребовал за это сто лян серебра. Я дал ему пятьдесят, и он выполнил мою просьбу:

– Где зарыта голова?

– Это надо спросить у Лю Саня.

Бао-гун поручил начальнику уезда разыскать Лю Саня и доставить голову.

Вскоре служитель доложил:

– Бай Ань доставлен.

Это оказался нарядно одетый, красивый молодой человек.

– Ты Бай Ань, управляющий Бай Бай-сюна? – спросил Бао-гун.

– Так точно.

– Блудливый щенок! Как ты посмел распутничать с наложницей хозяина?

– Не… не было такого! – пробормотал Бай Ань.

Привели Е Цянь-эра.

– Можешь не отпираться, – сказал он. – В тот вечер я был в вашей комнате и видел, как вы с Юй-жуй забавлялись в постели. Когда вы уснули, я открыл шкаф и унес шкатулку.

Бай Ань побледнел, пал ниц и воскликнул:

– Признаюсь! Это голова двоюродного брата моего хозяина – Ли Кэ-мина. Мой хозяин, когда еще был беден, занял у него пятьсот лян серебра и всё не отдавал. Однажды Ли Кэ-мин пришел и попросил вернуть долг, хозяин стал угощать его вином, Ли Кэ-мин захмелел и проболтался, что дорогой встретил безумного монаха Тао Жань-гуна, который дал ему «изголовье бессмертного» и попросил передать Повелителю звезды. Ли Кэ-мин, конечно, не знал, кто такой Повелитель звезды, и обратился за советом к моему хозяину. Узнав, что на изголовье изображены сады и башни, удивительные цветы и необыкновенные травы, хозяин решил им завладеть во что бы то ни стало. К тому же ему очень не хотелось возвращать долг. Вот он и убил двоюродного брата, а мне велел спрятать тело в кладовой. Я отрезал у убитого голову, положил в шкатулку со ртутью, а шкатулку поставил в шкаф в комнате Юй-жуй на тот случай, если хозяин узнает о нашей связи и поднимет скандал. Кто мог подумать, что шкатулку утащит вор!

– Где находится кладовая?

– Недалеко от усадьбы. Хозяин потом сдал ее в аренду Хань Жуй-луну и его матери.

Бао-гун велел арестовать Бай Бай-сюна. Вернулся начальник уезда и доложил:

– Я нашел Лю Саня, и он отвел нас с Цю Фаном на то место, где зарыл голову. Начали раскапывать, но обнаружили не голову, а труп мужчины. Осмотрели – висок пробит каким-то железным предметом. Лю Сань сказал, что ошибся, и надо копать в другом месте. Тут действительно была зарыта голова. Но без вашего приказа я ничего не осмелился решать и доставил Лю Саня сюда.

– Что за труп был зарыт в том месте, которое ты в первый раз указал? – спросил Бао-гун, когда Лю Саня ввели в зал.

– Не гневайтесь, господин, я все расскажу. Это был труп моего дяди Лю Сы. Проведав, за что я получил от хозяина пятьдесят лян серебра, он начал меня стращать, говорил, что, если дело раскроется, мне не миновать кары. Я пообещал ему десять лян серебра, чтобы он молчал, но он требовал сорок пять. Я сказал, что согласен, и попросил его помочь мне выкопать яму, но, только он наклонился, я стукнул его лопатой в висок, бросил в яму и закопал. А голову зарыл в другом месте. Нынче же все перепутал с испугу.

Лю Саня увели и привели Бай Бай-сюна. Он повторил слово в слово показания своего управляющего и подал «изголовье бессмертного». Бао-гун осмотрел изголовье, велел Бао Сину убрать его и огласил приговор:

«Мясника Чжэна за убийство девушки, Бай Сюна за убийство двоюродного брата, Лю Саня за убийство дяди – разрубить пополам. Бай Аня, как соучастника, повесить. Е Цянь-эра за воровство сдать в солдаты. Цю Фана за трусость сослать на каторгу. Юй-жуй за прелюбодеяние продать в публичный дом.

Хань Жуй-луну простить непослушание и жадность, памятуя о его молодости, и отпустить домой. Его матери, урожденной Вэнь, которая не щадила сил для воспитания сына и ради богатства не забыла о долге, выдать в награду двадцать лян серебра из уездной казны.

Начальнику уезда сделать внушение за упущения в делах, но, принимая во внимание его честность, оставить в прежней должности».

А сейчас вернемся к благородному Чжань Чжао. Был он родом из деревни Юйцзецунь уезда Уцзиньсянь округа Чанчжоу. Расставшись с Бао-гуном на горе Земляного Дракона, он долго странствовал по примечательным местам Поднебесной, прежде чем возвратился домой, чтобы выполнить свой сыновний долг.

Однажды мать заболела и слегла. Чжань Чжао дни и ночи проводил у ее постели, каких только лекарей не звал, все напрасно – старуха умерла.

После похорон молодой человек строго соблюдал траур, а когда срок траура кончился, оставил хозяйство на попечение Чжань Чжу и снова отправился странствовать.

Однажды ему повстречалась в пути толпа плачущих людей. Чжань Чжао спросил, кто они и какая беда с ними стряслась.

– О, господин, мы из Чэньчжоу, пострадали от неурожая. Государь прислал к нам Пан Юя, сына наставника Пан Цзи, чтобы он оказал помощь голодающим. Но Пан Юй на казенные деньги построил усадьбу, стал сгонять на работу мужчин, забрал себе в наложницы почти всех красивых девушек.

Чжань Чжао задумался: «Делать мне все равно нечего, наведаюсь-ка я в Чэньчжоу».

Он вышел на дорогу и зашагал к городу. На пути ему попалось родовое кладбище. Там стояла пожилая женщина, плакала и причитала:

– Ох вы, мои хорошие! На кого же вы покинули меня одну-одинешеньку! Кто теперь за меня заступится?

Чжань Чжао остановился:

– Неужели, почтенная, все твои родные умерли?

– Если б своей смертью умерли, я бы так не убивалась! – отвечала женщина. – А то все этот злодей, погибели на него нет!..

– Поведай же мне о своем горе!

Женщина сказала, что зовут ее Ян, а мужа ее – Тянь Чжун. Ее хозяина и жену его сгубил злодей, Тянь Чжун ушел в столицу с жалобой, но до сих пор от него нет вестей. Молодой хозяин в тюрьме, и некому даже отнести ему поесть.

– Не плачь, матушка, – сказал Чжань Чжао. – Я помогу тебе. А пока возьми эти десять лян, пригодятся.

Бросив старухе серебро, Чжань Чжао поспешил к усадьбе императорского родственника.

О том, что случилось дальше, вы узнаете, если прочтете следующую главу.

Глава 12

Чжань Чжао подменяет вино в садовой беседке. В красном зале Пан Юй замышляет зло

Итак, Чжань Чжао снял небольшой дом возле усадьбы императорского посланца и поселился в нем.

Во вторую стражу храбрец переоделся, осторожно вышел из дому и пробрался в сад.

В одном из павильонов горел свет. Чжань Чжао сумел разглядеть сидевших там мужчину и женщину, которые пили вино. Чжань Чжао притаился под окном и вдруг услышал, как мужчина сказал:

– О, это вино! Оно называется «весенним». Стоит женщине его выпить, и она уступит любому мужчине! Недавно господин похитил Цзинь Юй-сянь, но никак не может овладеть упрямицей и совсем пал духом. Тогда я посоветовал ему угостить ее этим вином, но сказал, что стоит оно дорого, целых триста лян серебра…

– Отчего же так дорого? – полюбопытствовала женщина.

– Говоря по правде, цена ему десять лян, не больше, – остальные деньги я положил себе в карман! – Мужчина расхохотался.

– Неплохо, конечно, иметь деньги. Но разве не грешно обманывать?

– Я беден, ты же знаешь. Вот и пошел на риск.

– Господин Цзан! – позвал кто-то снаружи.

Чжань Чжао обернулся и увидел мелькнувший между деревьями фонарь. Он быстро проскользнул в беседку и укрылся за занавеской.

– Спрячься, милая, – сказал мужчина. – Это тот самый, лучше не попадаться ему на глаза.

Женщина скрылась, а Цзан направился к двери. Чжань Чжао воспользовался случаем и проник в комнату. На столе он увидел чайник с вином, яшмовую бутылочку, а рядом красную бутылку, уже побольше. Чжань Чжао быстро перелил вино из чайника в красную бутылку, «весеннее» вино вылил в чайник, вином из красной бутылки наполнил яшмовую бутылочку и всё расставил по своим местам. Потом он выскользнул за дверь, по столбу взобрался на крышу и сверху стал наблюдать, что будет дальше. Оказалось, что это пришел Пан Фу, слуга Пан Юя. Его прислал господин за «весенним» вином.

Цзан взял яшмовую бутылочку и, заперев дверь, последовал за Пан Фу. Чжань Чжао быстро спустился с крыши и бросился за ними.

Женщина снова появилась, села и налила себе из чайника вина. Но как только выпила его, с нею стало твориться что-то невообразимое: по телу пробежала дрожь, в голове завертелись какие-то нелепые мысли. Тут вернулся Цзан, заметил, что женщина не в себе, почувствовал неудовольствие, налил вина из чайника и залпом выпил.

– Что такое? Вино какое-то странное! – Он понюхал его, всполошился и побежал за водой, сам выпил глоток и дал выпить женщине, потом спросил:

– Ты пила без меня вино?

– Выпила чашку.

– Хорошо, что всего чашку. Одного не пойму: вино было в яшмовой бутылочке, как же оно попало в чайник?

Только сейчас женщина догадалась, что выпила «весеннего» вина, и заплакала:

– Это ты во всем виноват! Хотел зло причинить человеку, а оно против тебя самого обернулось!

– Что теперь рассуждать, – оборвал ее Цзан. – Свои триста лян я получил, а завтра под каким-нибудь предлогом уйду со службы…

Что же делал в это время Чжань Чжао? Он пробрался к красному залу и увидел Пан Юя, который в сопровождении служанки направлялся в башню Тончайших ароматов с яшмовой бутылочкой в руке. Чжань Чжао последовал за ним и спрятался за занавеской. Там он услышал, как наложницы уговаривали Юй-сянь:

– Нас тоже похитили. И мы, как и ты, сначала противились, а что получилось? Над нами так измывались, что хоть смерть призывай! Вот и пришлось смириться – по крайней мере, кормить стали лучше.

Но Цзинь Юй-сянь только рыдала и ничего не хотела слушать. В это время появился Пан Юй и с улыбкой обратился к женщине:

– Не буду я больше неволить тебя, отпущу, только выпей вина!

Цзинь Юй-сянь схватила чашку и швырнула на пол. Пан Юй уже хотел приказать наложницам отхлестать непокорную, но тут прибежала служанка:

– Господин, пожаловал правитель округа Цзян Вань! Он в красном зале. Говорит, у него к вам важное дело.

«Неспроста, видно, явился среди ночи правитель», – подумал Пан Юй и обратился к наложницам:

– Скажите ей: будет упрямиться, пусть на себя пеняет!

В красном зале Пан Юя приветствовал правитель округа.

– Что привело вас ко мне в столь поздний час? – спросил Пан Юй.

– Я получил нынче известие, что государь послал сюда того самого Бао Чжэна, которого как-то видел во сне, проверить, как вы оказываете голодающим помощь. Дней через пять он прибудет. Вам следует подготовиться.

– Бао Чжэн и пальцем меня не тронет, он под началом у моего отца!

– Ах, господин! – покачал головой Цзян Вань. – Говорят, Бао-гун неподкупен, и государь пожаловал ему три ножа. Подумать и то страшно! Неужели вы полагаете, он не знает, что за дела здесь творятся!

– Ладно, – ответил Пан Юй, стараясь скрыть овладевшее им беспокойство. – Велю своему храбрецу Сян Фу перехватить на дороге этого Бао-гуна и покончить с ним.

Пан Юй велел тотчас позвать Сян Фу.

Стоявший под окном Чжань Чжао все слышал. Он украдкой заглянул в зал и увидел рослого малого, с виду настоящего храбреца:

– Сможешь ты убить человека? – спросил его Пан Юй.

Сян Фу ответил, что сможет, и вышел вместе с Цзян Ванем. Вдруг он остановился.

– Шляпа улетела, – и побежал ее поднимать.

– И как далеко! – удивился правитель округа.

– Должно быть, за ветку зацепилась.

Прошли еще несколько шагов, и шляпа снова улетела!

Наконец добрались до ворот. Цзян Вань сел в паланкин, Сян Фу – на коня, и оба направились в ямынь.

А знаете, почему у Сян Фу дважды слетала шляпа? Это Чжань Чжао его испытывал, дважды сбивал с него шляпу, но Сян Фу ничего не заподозрил. Из этого Чжань Чжао заключил, что малый глуповат и можно его не бояться.

Из следующей главы вы узнаете о том, что случилось дальше.

Глава 13

В Аньпинчжэне «пять мышей» совершают справедливое дело. В Мяоцзяцзи двое благородных делят серебро

Уже наступила пятая стража, когда Чжань Чжао выбрался из сада и пришел домой. Он потихоньку прокрался в комнату, лег спать, а с самого утра отправился к ямыню посмотреть, что там происходит.

У ворот ямыня был привязан вороной конь, неподалеку сидел на циновке здоровенный парень, с хлыстом, в котором Чжань Чжао сразу признал Сян Фу.

Как только Сян Фу вскочил в седло и поскакал, Чжань Чжао бегом пустился за ним и бежал, пока Сян Фу не остановил коня, до самого Аньпинчжэня. Здесь он вслед за Сян Фу вошел в кабачок, стоявший слева от дороги, и занял столик у северной стены. Сян Фу сел у южной.

Чжань Чжао уже успел осушить несколько чашек вина, как вдруг у западной стены заметил старика, сидевшего неподвижно, словно изваяние. Вскоре появился еще один посетитель: совсем молодой военный, с виду умный и проницательный.

– Брат Бай! – воскликнул Сян Фу, вскочив со своего места, – давненько мы с тобою не встречались.

– Да, брат Сян, давненько, – откликнулся военный, отвечая на приветствие.

– Целых три года, – продолжал Сян Фу. – Никак не соберусь навестить твоего батюшку. А брат как поживает?

Военный нахмурился и ответил со вздохом:

– Мой брат покинул этот мир.

– Ну и дела! – вскричал Сян Фу. – А какой был человек! Жаль, очень жаль!

А молодой военный, да будет вам известно, был не кто иной, как Бай Юй-тан, один из пяти справедливых, по прозвищу Золотоволосая Мышь.

Пока они беседовали с Сян Фу, в кабачок, плача и причитая, вошел тощий старик в рубище.

Бай Юй-тан подошел к нему:

– Что за беда стряслась с вами, почтенный?

– Ох, господин, тяжко говорить об этом! – воскликнул старик. – Я задолжал хозяину, и в счет долга он требует у меня дочь. Ни мольбы, ни слезы не помогли! Заступитесь за меня, господин!

– Сколько ты задолжал? – спросил Бай Юй-тан.

Тут в разговор вмешался старик, сидевший у западной стены.

– Он занял у меня пять лян, за три года набежали проценты, всего получилось тридцать пять лян.

– На пять лян – тридцать лян процентов?! Неплохо! – холодно усмехнувшись, сказал Бай Юй-тан и обратился к слуге: – Отвесь тридцать пять лян! – Затем повернулся к старику, сидевшему за столом. – У вас есть долговая расписка?

– Есть, есть! – засуетился старик. Он вытащил из-за пазухи бумагу, отдал ее Бай Юй-тану, а взамен получил серебро.

– Не выпьете ли со мной чашечку вина, почтенный? – окликнул Чжань Чжао старика в рубище, когда тот направился к выходу.

Старик долго отказывался, но потом принял приглашение.

– Что за человек сидит у западной стены, тот, с которым вы сейчас толковали? – спросил Чжань Чжао.

– Это Мяо Сю из селения Мяоцзяцзи. Делает все, что ему заблагорассудится: обижает соседей, берет двойные проценты. И все потому, что сын его Мяо Хэн-и служит в ямыне правителя округа. Вот я и попался к нему в сети.

Немного погодя Чжань Чжао расплатился и покинул кабачок.

Вечером он переоделся и пробрался в усадьбу Мяоцзяцзи. Гостиная была ярко освещена. Храбрец притаился под окном и стал слушать.

Мяо Сю разговаривал со своим сыном.

– Откуда у тебя столько денег? Я вот старый долг и то с каким трудом вернул, а ведь всего тридцать пять лян.

– Это уже с процентами, – улыбнулся сын, – а я никому ничего не одалживал и получил триста лян!

– Как это ты сумел?

– Вчера господин Пан Юй велел Сян Фу убить Бао-гуна, который едет проверять, как оказывают голодающим помощь. Но на всякий случай господин решил тайно уехать в столицу через Дунгаолинь и переждать, пока закончится дознание, а мне велел укрыть пока в монастыре Гуань-инь[29] похищенную им девушку по имени Цзинь Юй-сянь, а потом переправить ее в столицу. Все расходы господин Пан Юй обещал оплатить, но эти триста лян я получил не от него, а от моего начальника.

Не успел Чжань Чжао подумать, что бесчестные люди всегда заодно, как неподалеку показался человек, похожий на Бай Юй-тана. Опасаясь быть замеченным, Чжань Чжао быстро взобрался на крышу, лег на самый край и стал смотреть вниз. Вдруг в зал вбежала служанка:

– Господин, беда! Госпожа пропала!

Мяо Сю с сыном бросились в женские покои, а Чжань Чжао спустился с крыши и проник в зал. На столе лежало шесть слитков серебра и небольшой сверток.

Три слитка Чжань Чжао прихватил с собой, осторожно выскользнул из зала и через заднюю садовую калитку покинул усадьбу.

Чжань Чжао не ошибся, предположив, что видел здесь Бай Юй-тана. Бай Юй-тан же, в свою очередь, заметил, как Чжао взбирался на крышу, и был восхищен.

В это время жена Мяо Сю как раз шла в отхожее место в сопровождении служанки, которая несла фонарь. Выбрав момент, когда служанка отлучилась, Бай Юй-тан выхватил кинжал и подскочил к женщине:

– Закричишь – убью!

Он заткнул ей рот лоскутом и двумя взмахами кинжала отсек уши. Потом затолкал женщину в закром для зерна, а сам спрятался неподалеку и стал наблюдать. Служанка вернулась, увидела, что госпожи нигде нет, и бросилась в зал к хозяину. Хозяин поспешил в женские покои, а Бай Юй-тан проник в зал, взял со стола оставшиеся три слитка серебра и покинул усадьбу.

Между тем Мяо Сю с сыном зажгли фонари и отправились на поиски. Когда проходили мимо закрома, услышали приглушенный стон. Открыли крышку и увидели окровавленную женщину с тряпкой во рту.

Мяо Хэн-и бросился в зал. Серебро со стола бесследно исчезло.

Если вам интересно узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Глава 14

Ничтожный слуга тайком пользуется «изголовьем бессмертного». Отважный герой помогает задержать титулованного злодея

Итак, деньги исчезли из дома, но дело было секретное, и Мяо Сю не осмелился поднять шум. Бай Юй-тан поэтому спокойно направился в Цяньчэн, а Чжань Чжао – в Тяньчанчжэнь.

Вернемся теперь к Бао-гуну, у которого выдалось свободное от дел время. Бао Сину нечем было заняться, но тут он вспомнил об «изголовье бессмертного».

Дождавшись, когда Бао-гун лег спать, Бао Син тоже лег, а изголовье сунул под голову.

Тут ему почудилось, будто он вышел из дому. У входа был привязан вороной конь, по обе стороны стояли слуги. Они посадили Бао Сина на коня и повезли. Остановились у огромного здания, похожего на кайфынский ямынь. Бао Син спешился и увидел над воротами надпись «Чертоги Мрака и Света». Он в нерешительности остановился, но вдруг перед ним возник человек в одежде чиновника.

– Ты кто такой? Как смеешь выдавать себя за Повелителя звезды?

Вперед выступил детина в золотых латах и так рявкнул на Бао Сина, что тот от испуга проснулся в холодном поту. Как только пробили четвертую стражу, Бао Син поспешил в комнату Бао-гуна. На стуле сидел Ли Цай и дремал. Перед ним лежала записка. Бао Син прочел ее и удивленно воскликнул:

– Как она сюда попала?

Ли Цай мгновенно проснулся.

– Я не спал! Не спал! – виновато бормотал он.

– Если не спал, то объясни, как попала на стол записка?

Тут послышался голос Бао-гуна:

– Какая записка? Дайте-ка взглянуть.

Прочитав, Бао-гун тотчас же велел позвать Гунсунь Цэ и, когда тот явился, протянул ему записку.

В записке говорилось: «В Тяньчанчжэне остерегайтесь убийцы. Выставьте служителей вдоль дороги. Задержите Пан Юя в лесу Дунгаолинь. Спасите добродетельную женщину в монастыре Гуань-инь. Будьте начеку!» Далее следовала приписка: «Женщину зовут Цзинь Юй-сянь».

А записка эта вот откуда взялась. Чжань Чжао из Мяоцзяцзи поспешил в Тяньчанчжэнь, узнал, что Бао-гун еще не прибыл, и отправился в Саньсинчлунь. Там он проник в дом, где остановился Бао-гун, и оставил записку.

На следующий день Бао-гун прибыл в Тяньчанчжэнь и остановился в ямыне, приказав Гунсунь Цэ тайно выставить у входа двух самых расторопных служителей, которым велено было тщательно проверять всех входящих и выходящих. Четыре храбреца Ван Чжао, Ма Хань, Чжан Лун и Чжао Ху ходили дозором вокруг дома, Гунсунь Цэ с Бао Си-ном и Ли Цаем находились в комнате господина.

Пока шли приготовления, наступила уже третья стража, но кругом царило спокойствие.

В это время по улице проходил ночной дозор, и через стену во двор упал свет фонарей. Чжао Ху быстро оглядел ограду, крышу, взглянул на большой вяз, росший возле дома, и воскликнул:

– Здесь кто-то есть!

Началась суета.

– Осторожно! Он прыгнул! – крикнул кто-то снаружи.

Затаившийся на дереве человек и в самом деле спрыгнул на крышу флигеля, а оттуда – на передний скат крыши главного строения.

– Стой! – крикнул Чжао Ху, устремляясь вперед, но в него полетела черепица.

Неожиданно злоумышленник взмахнул руками и сорвался вниз. Подскочил Чжао Ху и навалился на него. Подоспели остальные, отобрали у злодея кинжал, связали его и поволокли к Бао-гуну.

– Вот это истинный храбрец! – сказал Бао-гун, оглядев пленника, и обернулся к Гунсунь Цэ. – Развяжите его, учитель!

– Он пришел убить вас! Неужели вы собираетесь его отпустить?

– Мне нравятся храбрые люди, и я никогда не мщу им, – ответил Бао-гун. – Развяжите же его!

– Видишь, какую милость тебе оказывают! – сказал Гунсунь Цэ пленнику. – Как ты за это отблагодаришь?

С пленника сняли веревки, и тут только Ван Чжао заметил торчавшую в его ноге маленькую стрелу. Он подошел и вытащил ее.

– Как ваше имя? Кто вас послал сюда?

Обходительность Бао-гуна окончательно покорила пленника, и он с готовностью ответил:

– Меня зовут Сян Фу. Послал меня Пан Юй… – Он все подробно рассказал о замысле Пан Юя и добавил: – Не знал я, как велика ваша доброта! И сейчас испытываю перед вами стыд!

– Вы ни в чем не виноваты, – улыбнулся Бао-гун. – Прошу вас, когда встретитесь с Пан Юем, передайте, что я уважаю государева наставника Пан Юя и дорожу его дружбой.

Бао-гун приказал увести Сян Фу, перевязать ему рану, а сам позвал Ван Чжао:

– Выведешь злодея на улицу и у всех на глазах отпустишь. Потом нагонишь где-нибудь в безлюдном месте и вернешь.

Ван Чжао подал Бао-гуну стрелу:

– Это стрела Чжань Чжао – Храбреца с Юга.

– Вот оно что! – воскликнул Бао-гун. – Оказывается, это он нам помог!

Гунсунь Цэ между тем приказал Ма Ханю взять двух служителей и поспешить в монастырь Гуань-инь спасать Цзинь Юй-сянь. Чжан Лун и Чжао Ху были посланы в Дунгаолинь, чтобы на дороге перехватить Пан Юя.

Прибыв в монастырь, Ма Хань еще издали увидел у ворот паланкин и поспешил вперед.

– Опоздал ты, брат, – неожиданно услышал он совсем рядом, обернулся и узнал Чжань Чжао. – Я уже захватил паланкин, – пояснил Храбрец с Юга. – Но ты явился очень кстати.

Из храма вышла монахиня с какой-то старухой, как потом оказалось, женой Тянь Чжуна.

Старуха помогла Цзинь Юй-сянь выйти из паланкина, женщины обнялись и заплакали.

– Вы с госпожой останетесь здесь и будете ждать господина, – сказал старухе Храбрец с Юга. – Как только окончится суд, он приедет за вами. А вы, наставница, хорошенько прислуживайте госпоже, – обратился он к монахине. – Господин вас щедро отблагодарит.

Затем он повернулся к Ма Ханю:

– Поезжай назад, передай от меня поклон господину Бао и скажи, что вызывать в суд Цзинь Юй-сянь как свидетельницу не нужно, она благородная женщина.

Чжань Чжао удалился.

Тем временем Чжан Лун и Чжао Ху добрались до Дунгаолиня. Вокруг не было ни души.

– Неужели упустили негодяя? – встревожился Чжао Ху.

Пока они толковали, вдали показались всадники. Чжан Лун и стражники спрятались за деревьями. Как только всадники приблизились, Чжао Ху выскочил вперед и бросился плашмя на дорогу. Тотчас же из-за дерева появился Чжан Лун:

– Человека задавили! На помощь! – закричал он и схватил под уздцы коня Пан Юя. Тут на подмогу подоспели стражники.

– Как вы посмели задержать господина начальника! – с бранью обрушились на них слуги Пан Юя.

– Откуда нам знать: начальник он или не начальник, – крикнул Чжан Лун. – Задавил человека, так пусть отвечает!

– Погодите вы! – обратился к нему один из слуг. – Ведь это сын государева наставника. Немедленно отпустите его!

Тут с земли вскочил Чжао Ху и без лишних слов стащил Злодея с коня. Стражники надели на него кандалы.

Если хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Глава 15

Свершая казнь преступника, испытывает нож «голова дракона». Остановившись на ночлег в храме, встречается с матерью государя

Как только Пан Юя доставили в ямынь, Бао-гун распорядился снять с него кандалы и сказал:

– Я почитаю государева наставника как своего учителя, так что мы с вами почти что братья, но служба есть служба, и я хочу, чтобы вы вместе со мной выслушали жалобщиков, – тогда можно будет установить истину.

В зал ввели стариков, тех, что подавали жалобу в столице, – Тянь Чжуна, Тянь Ци-юаня, – а также похищенных Пан Юем женщин. Бао-гун всех по очереди допросил. Он не гневался, был настроен вроде бы миролюбиво, и это сбило Пан Юя с толку.

– Все это я натворил по собственному неразумию, господин, – обратился Пан Юй к Бао-гуну, – так что явите милость, будьте снисходительны.

– Значит, вы сознаетесь в своих проступках? Позвольте тогда спросить, кто и зачем подослал ко мне Сян Фу?

– Не знаю… – ответил злодей в растерянности.

Бао-гун распорядился привести Сян Фу.

– Повтори свои показания в присутствии господина!

– Теперь бесполезно отпираться, господин, – сказал Сян Фу. – Я уже во всем признался.

После этого Бао-гун велел впустить в зал родных и близких тех женщин, которых в свое время похитил Пан Юй. Отцы опознавали дочерей, братья – сестер, мужья – жен, свекрови – невесток. Началась суматоха, послышались рыдания.

Бао-гун приказал всем встать по обе стороны крыльца перед входом в зал и ждать оглашения приговора. Затем он обратился к преступнику:

– Вас следовало бы отправить в столицу держать ответ перед самим государем, но путь слишком далек, и я решил распорядиться по собственному разумению.

– Всецело полагаюсь на вас! – воскликнул Пан Юй.

Тут Бао-гун подал знак служителям, и они тотчас же притащили нож «голова дракона». Итак, с Пан Юем было покончено. Та же участь постигла и Сян Фу, только он был казнен ножом «собачья голова».

Что до Цзян Ваня, то он повесился в страхе перед грозящей ему карой.

Так была восстановлена справедливость, и люди с благодарностью кланялись Бао-гуну.

На обратном пути в столицу Бао-гун решил посмотреть, как живет народ в других местах.

И вот однажды, когда подъезжали к мосту Цаочжоуцяо, конь Бао-гуна заупрямился. Бао-гун дважды его хлестнул, но конь захрапел и стал пятиться. «Здесь, пожалуй, было совершено какое-то злодеяние», – подумал Бао-гун, подозвал Бао Сина и велел ему разыскать местного старосту. Тот не замедлил явиться.

Это был человек лет тридцати. Звали его Фань Цзун-хуа.

– Как называется эта местность? – спросил Бао-гун.

– Цаочжоу.

– Есть здесь казенный постоялый двор?[30]

– Казенного двора нет.

– А что за строение высится там впереди?

– Храм Небесного порядка.

Подъехали к храму. Навстречу вышел старый даос и провел Бао-гуна в западный флигель. Вслед за Бао-гуном вошел староста.

– В окрестностях храма кто-нибудь живет? – спросил его Бао-гун.

– Семей двадцать, не больше. Места здесь глухие.

Бао-гун приказал старосте оповестить жителей, чтобы шли с жалобами, кто пожелает, но таких не нашлось.

Тогда староста направился к разрушенной гончарне и крикнул:

– Кого несправедливо обидели, жалуйтесь господину Бао-гуну, он ждет в храме Небесного порядка.

– Меня несправедливо обидели! – тотчас откликнулся женский голос.

– Ай-я, матушка! Что же у вас приключилось?

Фань Цзун-хуа не знал историю женщины, невесть с какой поры ютившейся в заброшенной пещере, слышал только, что она доводится родней бывшему дворцовому смотрителю Цинь Фыну.

И вот сейчас староста никак не мог взять в толк, на кого почтенная женщина собирается подать жалобу.

Узнав, что на непочтительного сына, староста еще больше удивился и спросил:

– Кто ваш сын?

– Мой сын тот человек, которого не может судить простой чиновник, – отвечала женщина. – Бао-гун, я слышала, судья справедливый и неподкупный, вот и пожалуюсь ему. Когда еще представится такой благоприятный случай?

Женщина с трудом добралась до храма, приблизилась к месту, где восседал Бао-гун, и сказала:

– Прикажите всем удалиться, высокий господин, я сообщу вам нечто важное.

Когда все вышли, Бао-гун спросил:

– Рассказывайте, почтенная, чем вы обижены?

– Ах, господин Бао! Меня незаслуженно изгнали из высочайшей семьи!

При этих словах Бао-гун изменился в лице. Вы спросите почему? Об этом вам расскажет следующая глава.

Глава 16

Мудрый судья объявляет матерью несправедливо отвергнутую государыню. Добродетельная женщина молит небо о ниспослании целительной росы

Стоило женщине упомянуть высочайшую семью, как Бао-гун тотчас понял, что здесь кроется какая-то тайна. Уж не связана ли эта тайна с жалобой некогда невинно пострадавшей женщины, душа которой явилась ему однажды во дворце?

– А чем вы докажете, что говорите правду? – спросил Бао-гун.

Женщина молча вытащила из потайного кармана маленький сверток, в котором оказалось покрывало с клеймом дракона и золотой шарик с выгравированной надписью: «Ли из дворца Яшмовые покои».

– Не тревожьтесь, государыня, я сделаю все, что в моих силах. А чтобы не вызывать досужих толков, будем пока всем говорить, что вы моя матушка.

Бао-гун призвал Фань Цзун-хуа и сказал:

– Женщина, которую ты привел, – моя мать. Она говорит, что ты о ней, как о родной, заботился, и хочет пригласить тебя в столицу. Так что собирайся в путь.

Фань Цзун-хуа был вне себя от счастья.

Бао-гун между тем удалился в западный флигель, написал письмо и велел Бао Сину отвезти его в столицу.

На следующий день к Облачному залу был подан паланкин, в который и усадили государыню. Фань Цзун-хуа должен был сопровождать ее верхом на коне.

Бао Син не останавливался ни днем ни ночью и вскорости уже был в Кайфыне.

Он прошел прямо во внутренние покои и велел служанке доложить о нем жене Бао-гуна госпоже Ли. Та милостиво его приняла и первым делом справилась о здоровье Бао-гуна. Бао Син, в свою очередь, справился о ее здоровье, а затем доложил:

– Господин чувствует себя хорошо. Я привез от него письмо.

В письме говорилось:

«В Чэньчжоу я опознал государыню Ли. Приготовь комнаты в восточном флигеле и встреть ее, как полагается встречать свекровь, чтобы не вызвать подозрений».

– Поезжай господину навстречу и скажи, что все будет сделано, как он велит.

Подкрепившись немного, Бао Син вскочил на коня и тронулся в путь.

Госпожа Ли между тем с нетерпением ждала государыню, когда однажды служанки ей доложили, что паланкин с гостьей приближается к ямыню. Госпожа Ли поспешила навстречу и опустилась на колени.

Служанки помогли государыне выйти из паланкина, провели ее в зал и усадили на почетное место. Жена Бао-гуна отослала служанок, опустилась перед государыней на колени и пожелала ей здравствовать тысячу лет.

– Не надо церемоний, дитя мое, – сказала государыня. – Отныне ты будешь называть меня матерью, а я тебя – дочкой…

Государыня поведала госпоже Ли обо всех своих бедах; от слез она стала слепой.

– Государыня, – сказала госпожа Ли, – у вашей служанки есть «таз прошлого и настоящего». Если вознести молитву, в нем за ночь соберется небесная роса, которая исцеляет слепоту.

– Помолись, мое доброе дитя, помолись, я буду счастлива снова прозреть! – воскликнула растроганная государыня.

Искренняя молитва добродетельной женщины тронула Небо и Землю. Таз увлажнился, словно кто-то подышал на него, и покрылся блестящими, как жемчужины, крупными каплями.

Женщина отнесла таз государыне в спальню. Государыня омочила свои яшмовые пальцы в благодатной росе, промыла глаза и тут же ощутила, как живительная свежесть проникла в самое сердце. Потом на висках выступили капельки пота, перед глазами все завертелось, и государыня прозрела!

– Спасибо, дочь моя, ты вернула мне жизнь!

Утром возвратился Бао Син и доложил:

– Господин прибыл в столицу и остановился в храме Великого министра. Завтра он явится к государю, а потом приедет домой…

Если хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Глава 17

Дворцовый распорядитель навещает Бао-гуна в кайфынском ямыне. Императрица встречается с государыней Ли во дворце Южной чистоты

Итак, на следующий день Бао-гун явился на прием к императору и доложил о выполнении высочайшего приказа. Сын Неба похвалил его за неподкупность и усердие и в награду подарил халат, расшитый пятипалыми драконами, драгоценный пояс с жемчугом и два кошелька, унизанных кораллами.

Бао-гун поблагодарил за милость и возвратился в ямынь.

На следующее утро слуга доложил:

– Прибыл главный распорядитель дворца Южной чистоты господин Нин, хочет засвидетельствовать вам свое почтение, говорит, что он по весьма важному делу.

– Проводи его ко мне в комнату, угости чаем и скажи, что я сейчас приду.

Нин встретил Бао-гуна стоя.

– Мне следовало еще накануне засвидетельствовать вам свое почтение, но, зная, что вы устали с дороги, я не решился вас беспокоить.

– Помилуйте, господин наставник! Вы так внимательны! Право, мне неловко! Чем я обязан, позвольте узнать, вашему посещению?

– Дело у меня не служебное, – рассмеялся гость. – Но я пришел, чтобы рассказать, как превозносит вас Ван Лю-хэ перед государыней за вашу преданность трону, ваше усердие. Когда государыня узнала, чем закончилось дело Пан Юя, то непременно пожелала сделать вас наставником молодого князя. Скоро у государыни день рождения, вот и случай пожелать ей долголетия, а заодно и представиться.

«Надо сделать так, чтобы на праздник во дворец пригласили государыню Ли», – подумал Бао-гун и обратился к Нину:

– Когда же состоится торжество?

– В ближайшие два дня. Завтра будут принимать подарки, послезавтра – поздравления.

– Благодарю вас, господин наставник. Подношение я завтра же пришлю, а поздравит государыню пусть лучше моя матушка, если это можно. Самому мне как-то неудобно.

– Как?! – воскликнул удивленный Нин. – Ваша матушка приехала? Я незамедлительно доложу об этом государыне!

– Сколько я вам доставляю хлопот! – сокрушенно ответил Бао-гун.

– Ну что вы, что вы! Прошу вас: передайте матушке поклон! Надеюсь, послезавтра во дворце я буду иметь счастье лично выразить ей свое почтение!

– Прошу вас взять матушку под свое покровительство.

Утром служители понесли подарки Бао-гуна во дворец. Там уже собрались во множестве желающие сделать подношение императрице. Узнав, что прибыли с подарками люди Бао-гуна, один из чиновников взял Бао Сина за руку и стал благодарить.

– Давно вас жду, – сказал чиновник и обратился к дворцовому слуге: – Прими подарки от кайфынского правителя!

Слуга засуетился:

– Скорее несите подарки господина Бао!

Тем временем чиновник налил Бао Сину чаю, попросил не церемониться и называть его не «господином», а Ваном Лысым.

Едва внесли подарки, как Ван Лысый поспешил во внутренние покои с докладом к своему господину. Вскорости он возвратился и сказал:

– Князь просит вас пожаловать.

В просторном зале на высоком массивном кресле восседал молодой князь. Одет он был в расшитый драконами халат, отделанную золотом шапочку, волосы увязаны в пучок на затылке.

Бао Син склонился до земли в поклоне и услышал голос князя:

– Передай своему господину, что подношения его приняты с благодарностью. Его щедрость поистине достойна удивления.

Возвратившись, Бао Син доложил Бао-гуну обо всем, что видел и слышал во дворце. Тогда Бао-гун отправился во внутренние покои.

– Ты говорила с государыней? – спросил он у жены.

– Да, говорила. Она вначале было растерялась, потом подумала и согласилась.

Когда на следующее утро к залу был подан паланкин, государыня, уже успевшая умыться и причесаться, вдруг заплакала, жена Бао-гуна стала ее утешать и на всякий случай предупредила:

– Будьте осторожны. Не открывайте правды до поры до времени. Жаль, если из-за пустяка столь важное дело завершится несчастливо.

Если вам интересно узнать, чем окончилась встреча государыни Ли с императрицей Ди, обратитесь к следующей главе.

Глава 18

Вдовствующая императрица открывает правду императору. Император тайно издает указ о наказании Го Хуая

И вот паланкин с государыней Ли, сопровождаемый Бао Сином, прибыл ко дворцу Южной чистоты. У ворот его встретил Ван Лысый, который тотчас же кинулся во внутренние покои с докладом. Вскоре он вернулся и объявил собравшимся у дворца людям, что государыня устала и всех принять не сможет.

Когда люди разошлись, носильщики по знаку Бао Сина внесли паланкин в ворота.

Еще издали увидев гостью, императрица вдруг подумала: «Какое знакомое лицо». Когда же гостья приблизилась и приветствовала императрицу со всеми церемониями, императрица, приглядевшись, нашла в ней поразительное сходство с давно умершей императорской наложницей, и в ее душу закралась тревога.

Тем временем служанки принесли чай, и между женщинами завязалась непринужденная беседа. Императрица явила милость, оставила у себя гостью ночевать, а потом нашла предлог, чтобы задержать ее на несколько дней во дворце.

В разговоре императрица не упускала случая воздать должное заслугам Бао-гуна, гостья же, как и надлежало матери, из скромности молчала.

Узнав, что женщине сорок два года, императрица вдруг спросила, сколько лет сыну.

Гостья не знала, что сказать, и сильно покраснела от смущения.

«Чтобы мать не знала, сколько лет сыну, – такого еще не бывало, – в смятении думала императрица. – Что-то здесь неладно».

И императрица до тех пор расспрашивала гостью, пока та не воскликнула:

– Неужели вы меня не помните, моя царственная сестра?!

– Вы – государыня Ли? – в свою очередь воскликнула пораженная императрица.

Государыня залилась слезами и рассказала обо всем, что с ней когда-то приключилось.

Тут уж заплакала императрица и спросила:

– А смогли бы вы чем-нибудь доказать, что это правда?

В ответ государыня Ли протянула императрице золотой шарик.

Императрица задрожала и пала на колени:

– Как я виновна перед вами! Простите, повелительница!

– Встаньте, сестра! – сказала государыня. – Не надо сокрушаться. Лучше подумаем, как открыть правду государю.

– Об этом не тревожьтесь. Я все устрою.

Ночью, следует вам знать, императору приснился феникс с выщипанными перьями, феникс посмотрел на императора и трижды жалобно прокричал. Император пробудился с каким-то недобрым предчувствием. А в пятую стражу ему сообщили о болезни императрицы Лю.

Он тотчас же отправился ее проведать, тихонько, чтобы не потревожить больную, вошел в спальню и, к своему великому удивлению, услышал, как императрица бормочет:

1 Перевод Г. Ярославцева.

2 …после восстания в Чэньцяо… – В 960 г. военачальник царства. Позднее Чжоу, Чжао Куан-инь, воспользовавшись тем, что престол после смерти императора Ши-цэуна перешел к малолетнему наследнику, поднял мятеж в Чэньцяо вблизи тогдашней столицы – г. Кайфына. Его сообщники надели на Чжао Куан-иня желтый императорский халат и провозгласили его государем. Затем войска пошли на Кайфын и заставили семилетнего императора отречься от престола. Чжао Куан-инь основал новую династию Сун, объединив постепенно под ее эгидой все отдельные китайские царства. Он вошел в историю под именем императора Тай-цзу (правил с 960 по 976 г.).

3 Тай-цзун – правил с 976 по 990 г.

4 Чжэнь-цзун – правил с 997 по 1021 г.

5 Небесный пёс – Небесным псом (Тяньгоу) китайские астрологи называли падающие звезды, при падении которых видны искры. Считалось, что духи этих звезд охраняют богатства и часто сходят на землю, чтобы пугать воров лаем. Одновременно появление таких падающих звезд считалось предвестием мора младенцев.

6 Нынче праздник Середины осени… – Праздник Середины осени справлялся в ночь на пятнадцатое число восьмого лунного месяца. Этот праздник считался праздником Луны, так как, говорили в старину китайцы, в эту ночь луна бывает самая яркая и самая круглая. Поскольку, по древнекитайским представлениям, луна символизировала женское начало, то и приготовления к этому празднику вели женщины.

7 Холодный дворец – Холодным дворцом называли покои, куда отправляли жить опальных императриц или государевых наложниц.

8 Поднебесная – образное название Китайской империи.

9 Бао-гун – букв.: Господин Бао или Князь Бао; так в просторечии называли известного своей мудростью правителя Кайфына Бао Чжэна (999–1062). Прозвание это происходит от посмертного титула Бао Чжэна – Бао Сяосу-гун, то есть Почтительный и Строгий Князь Бао. По сложившейся традиции автор романа именует Бао Чжэна Бао-гуном с младенческих лет, хотя это и сокращение посмертного титула героя.

10 Куй-син – в китайской народной мифологии дух одной из звезд Большой Медведицы; божество, помощник бога словесности Вэнь-чана. По преданию, при жизни у Куй-сина было безобразное лицо. Когда он первым выдержал экзамен, ему полагалась аудиенция у императора. Но, увидев его, государь отказал ему в этой чести. В отчаянии Куй-син бросился в море, но гигантская рыба вынесла его и спасла. Поэтому Куй-син обычно изображается стоящим на спине рыбы; в правой руке у него кисть для письма, в левой – казенная печать или ковш Медведицы. Куй-син считался покровителем экзаменов на ученую степень. Его статуя ставилась в особой башне на экзаменационном дворе.

11 Лэй-бу – букв.: «Управление божества грома», здесь заменяет имя бога грома Лэй-гуна, которого китайцы изображали в виде фантастического существа с птичьей головой и когтями, туловищем человека, с черными крыльями летучей мыши. На обнаженных плечах его висит связка барабанов, в правой руке – деревянный молоток, которым он будто бьет по ним, «делая» гром. Почитался китайцами как божество, помогающее людям.

12 …нарекли детским именем… – в Китае принято давать детям особые детские имена, настоящее имя обычно дается, когда ребенок достигает школьного возраста или совершеннолетия.

13 «Великое учение» («Дасюэ») – одна из основных книг конфуцианского канона, приписываемая Цзы Сы (V в. до н. э.), в которой излагается учение о роли самоусовершенствования личности в целях достижения идеального управления государством.

14 …как раз подоспели малые экзамены. – Имеются в виду экзамены на низшую ученую степень сюцая, проводившиеся в уездном городе.

15 Ямынь – присутственное место в старом Китае.

16 Цзюйжэнь – вторая ученая степень, присуждавшаяся после сдачи экзаменов, проводившихся раз в три года в главном городе провинции. Цзиньши – высшая ученая степень, для получения которой необходимо было сдать экзамены в столице. Они также проводились раз в три года.

17 …осушили целый чайник вина. – В Китае есть сорта вин, которые пьют в подогретом виде, поэтому вино к столу подают в специальном чайнике.

18 «Кумирня Золотого дракона – хранителя государства» – древние китайцы почитали дракона в качестве своего тотема. Впоследствии дракон стал почитаться как покровитель государя (отсюда изображения драконов на платье императора и троне) и империи.

19 …будто нечистой силы нет и все это выдумки. – Конфуцианцы, склонные к рационализму, предпочитали не говорить о потусторонних силах, справедливо считая их выдумкой невежественных людей.

20 …берите объявление и идите со мной. – В старом Китае обычно вывешивались доски с объявлениями. Человек, откликнувшийся на объявление, должен был сорвать его и унести.

21 …я нашел даоса, молодого ученого-конфуцианца. – Слуга говорит явную нелепицу, называя Бао-гуна одновременно и даосом, и конфуцианцем. В отличие от конфуцианцев, представители позднего религиозного даосизма, вобравшего в себя древние шаманские верования, занимались алхимией, магией, пытались изгонять нечистую силу и т. п. Их часто приглашали для исцеления болезней.

22 …понадобятся красная тушь… желтая бумага… драгоценный меч… – Красная тушь, изготовлявшаяся из киновари, применялась в особо торжественных случаях; на желтой бумаге обычно писались императорские указы, она же использовалась и для написания магических заклинаний; драгоценный меч – здесь: символический меч для борьбы с нечистью.

23 Духи – стражи ворот меня не пустили. – В народном пантеоне китайцев особым почетом пользовались мыньшэни – два духа – стража ворот. Их красочные изображения больших размеров вывешивались обычно на дверях правительственных зданий – по одной на каждую половинку двери. Это человеческие фигуры, одетые в доспехи древних полководцев, с алебардами в руках и с искаженными от гнева лицами. Им вменялось в обязанность охранять входы от вторжения нечистой силы и всяких духов. Вот почему дух таза и жалуется, что они его не пропустили.

24 …предстать перед самим Повелителем звезды! – Дух таза, как персонаж, причастный к потустороннему миру, намекает на то, что Бао-гун является земным воплощением духа звезды Куйсин.

25 Гороскоп. – В Китае, как и в других странах Востока, с глубокой древности большое развитие получила астрология. Судьбы людей астрологи связывали с движением планет и звезд, а также с годом двенадцатилетнего животного цикла, в который родился человек, и с влияниями различных стихий (воды, земли, дерева, металла, огня). Специальные гадатели, например, составляли гороскопы, определяя, могут ли сочетаться браком молодые люди или нет.

26 Кайфын – город в провинции Хэнань в среднем течении реки Хуанхэ, был столицей Китая при династии Северная Суп, когда и происходит действие романа.

27 Кан – теплая, обогреваемая лежанка в домах на севере Китая.

28 Сын Неба пожаловал… звание великого ученого мужа… – (Имеется в виду хранитель павильона Драконовой Картины.) Сын Неба – официальный титул государя в древнем и средневековом Китае, поскольку считалось, что император правит народом, выполняя волю неба и получив от неба специальный приказ па царство. Павильон Драконовой Картины – название специальной палаты, построенной в начале XI в., где хранились редкости, драгоценности, собственноручные сочинения государя, родословные. Ее обслуживали специальные чиновники, имевшие очень высокие ранги. Впоследствии в народе нередко звали судью Бао – Бао Лун-ту (Бао Драконова Картина) именно потому, что он был одним из чиновников данной палаты.

29 …в монастыре Гуань-инь… – Гуань-инь – китайское имя буддийского святого – бодисатвы Авалокитешвара, который со временем стал изображаться китайцами не в мужской, а в женской ипостаси. Культ матушки Гуань-инь был распространен в Китае чрезвычайно широко, и монастыри, посвященные ей, были чуть ли не в каждом округе. Гуань-инь молились о ниспослании детей и о спасении от всяких напастей.

30 Казенный постоялый двор. – В Китае, где почтовая служба была организована очень рано, на дорогах кроме почтовых станций строились специальные казенные подворья для проезжающих чиновников.

Продолжить чтение