Читать онлайн Неизбежность бури бесплатно

Октябрь,проспект Нариманова,Ульяновский областнойрадиотелевизионныйпередающий центр

– Андрюха, долго ещё ты там копаться будешь? – Командир нетерпеливо мерил шагами комнату, периодически поторапливая техника.

– Блин, Лёха, не кипишуй, а? Сделаю быстрее, если не будешь меня постоянно дёргать, – устало отмахнулся напарник. Андрей Сахаров, прикусив нижнюю губу, подсвечивал себе налобным фонарём, орудуя над панелью приборов. – Командир, не маячь, а?! Спустился бы лучше в дизельную. Проконтролировал, чтобы эти криворукие дизелёк не доломали. Иди, а, не стой над душой.

Поскрипывая старым вздыбившимся паркетом и шурша попадавшимся под ноги мусором, командир отряда канувшего в Лету органа федеральной безопасности Алексей Зорин негромко выругался и вышел из помещения серверной телецентра. Осторожно, стараясь не подвернуть ступню, он побрёл к лестничному маршу, намереваясь спуститься в подвал, где располагался старенький дизель-генератор. Пучок света, собранный в один тусклый кружок, шарил по сторонам, следуя движениям головы. Из темноты он выхватывал изуродованную временем мебель, разбросанную бумагу, какие-то журналы, разбухшие от влаги папки и книги. Осыпавшаяся с потолка штукатурка покрывала тлен и разруху, словно сахарная пудра.

Очень много сил группа потратила на поиски того, что необходимо для ремонта узла связи. А теперь, когда остался последний этап – подключиться, проверить диапазоны частот и связаться с миром – всё хотелось сделать по возможности быстрее. Отчего он и торопил своего друга и талантливого техника лейтенанта Сахарова.

Внизу, пытаясь реанимировать генератор, в подвале над ним увлечённо колдовали два бойца – Кеглин и Воронин. Ещё двое облюбовали окна второго этажа, контролируя подходы к зданию. Рыба – лейтенант Сазанов – с одной стороны, и Татарин, он же прапорщик Арстанбаев, – с другой.

– Рыб, как обстановка? – приблизившись к ступеням лестничного марша и заметив притаившийся у окна силуэт, негромко спросил Зорин.

– Тишина, командир! – отозвался силуэт. – Как продвигается?

– Немного осталось. Андрей выгнал меня, видимо, я его нервирую, – ответил Зорин. Убедившись, что караульный на посту, он удовлетворённо кивнул и неспешно двинулся вниз.

***

А в это же время к мужчине, который разглядывал через бинокль здание телецентра, укрываясь под колёсами прицепа фуры с надписью «Магнит» на белом тенте, так удачно въехавшего в противоположное телецентру здание – центра татарской культуры, подполз ещё один человек, негромко брякая по асфальту ВСК-941.

– Докладывай, Джет! – Мужчина отложил бинокль и обернулся.

– Их шестеро. Вооружены неплохо. Один ПКМ, у одного винторез, у остальных валы2. Тяжёлого нет. Заняли периметр и контролируют подходы. Незаметно можно попробовать подойти только со стороны частного сектора, хотя тоже вряд ли, там тварей до черта.

– Согласен, оттуда без пострелушек зайти, скорее всего, не получится. Если обнаружат, ничего не выйдет, – ответил мужчина. Однако план пришёл в голову сразу, как бы сам собой, сказался большой опыт в разработке диверсионных операций.

Слушая доклад разведчика, лёжа на промёрзшем асфальте, человек терпел ноющую боль в уже немолодых суставах с одним только желанием – быстрее отбить у русских антенну. Тогда можно будет связаться с базой и запросить эвакуацию. В конце концов, убраться из этого места домой. Но сначала надо предоставить русским время закончить работу.

Выслушав бойца, мужчина кивнул и, подав рукой знак, первым выбрался из своего укрытия и направился в помещение здания культуры, где ждала указаний хорошо вооружённая и экипированная группа иностранных специалистов. Оказавшись внутри, он быстро объяснил план каждому, после чего они приступили к действиям.

***

– Чёрт! Ну! Заводись же!

В тесном помещении дизельной, нависнув над генератором, стояли Никита Воронин и Евгений Кеглин. Пахло соляркой. У двери лежали пустые канистры. Боец, уперевшись одной ногой в корпус двигателя, яростно рвал на себя шнур стартера. Тот фыркал и шумно проворачивался, но нужного эффекта не было.

– Нежнее, Женя, оторвёшь же нафиг. – Зорин неслышно встал в дверях, наблюдая за сношением бойцов с адским механизмом.

– Не заводится, сука! – с обидой сказал Воронин.

– Подсосать пробовали?

– Да подсасывали уже! – отозвался Кеглин и, полный досады, пнул ногой по генератору.

Все трое уставились на механизм, размышляя, что бы ещё предпринять. Воронин достал из-за пазухи старый, времён Союза, портсигар, который давным-давно нашёл в одной из квартир, где, по всей видимости, когда-то проживал ветеран войны. Никита извлёк из него самокрутку, предложил остальным. Закурили.

– Свечи не могли залить? – выпустив в потолок тонкую струйку дыма, спросил Зорин.

– А хрен его знает. Сейчас гляну. – Кеглин опустился на колени и, подсвечивая себе фонарём, начал осмотр.

– Как там наверху? – Воронин перевёл взгляд на командира.

– Андрей с панелью заканчивает, выгнал меня, чтобы я у него над душой не стоял. Рыба с Татарином бдят. А в общем всё тихо. Даже твари голоса не подают.

– Что делать будем, если связь восстановим?

– Искать, будем, Никит, искать. Должен же был ещё хоть кто-то в живых остаться, раз уж мы живы. Потом за ментами в общину пошлём кого-нибудь, пусть под охрану возьмут да в оборот пустят. Если получится, между общинами связь организуем. Короче, подумаем, что можно сделать.

– Точно, Лёх, сырые свечи. Я протёр их, но всё равно подождём немного, пусть подсохнут. И ещё разок попробуем, – откуда-то снизу донёсся голос Кеглина, который тут же начал подниматься, отряхивая от пыли колени.

– Ну, ладно, вы тут сами тут справитесь. Пойду пройдусь. И дверь за мной закройте, а то не заметите, как гости заглянут да яйки вам отгрызут.

За углом в коридоре, слившись с темнотой, притаился враг. Зажав рукоять армейского ножа, он прислушивался к приглушённым голосам с цокольного этажа и ждал. Наконец говорившие разошлись. Послышалось тихое шарканье шагов по бетонным ступеням. На лестнице мелькнул свет налобного фонаря, за которым из подвала на этаж поднялась тёмная фигура. Притаившийся внимательно следил за её движениями, выбирая удобный момент для атаки. Но вдруг поднявшийся резко остановился, озираясь по сторонам. Человек, уже готовый нанести удар, передумал. Цель оказалась начеку. Мог завязаться бой, который неизвестно чем бы закончился. «Пусть проходит», – решил он. А фигура, чуть постояв, двинулась дальше, на второй этаж. Проводив её взглядом, человек, не издав ни единого звука, спустился в подвал и подкрался к дизельной. Дверь, конечно, оказалась не запертой. Как беспечно! Размытый силуэт скользнул в открытый проём и отработал бойцов внутри до того, как те сумели что-либо понять.

Вытерев с лезвия тёмную кровь о рукав одного из трупов и убрав клинок в ножны, притороченные на груди, человек, поплевав на руки и растерев ладони между собой, взялся за стартер…

Выйдя из дизельной, Зорин пошёл вверх по лестнице. Выбравшись из подвала, он затылком ощутил чьё-то присутствие. Неприятное такое ощущение. Словно в спину ему внимательно смотрят. Он замер, пытаясь понять, в чём дело, потом поводил фонарём по сторонам, удобнее перехватив винторез. Наваждение тут же исчезло. Объяснив себе это переутомлением, Алексей зашагал дальше. Надо было проверить Арстанбаева.

Поднявшись на второй этаж, Зорин двинулся к окну напротив позиции лейтенанта Сазанова и обнаружил, что пост брошен. Здесь было пусто – никого.

– Эй, Татарин! Алмат, ты где?! – вполголоса позвал Зорин.

– Да здесь я! – откликнулся прапорщик, выходя из соседнего помещения и застёгивая ширинку. – Приспичило вот, – и потом, подняв палец, с нарочито умным лицом процитировал: – «Поссать и родить – нельзя погодить!» – и осклабился в улыбке.

– Ну, ты совсем оборзел! Пост покинул! Ну мочился бы здесь, а вдруг чего! – разозлился Зорин. – Да ещё и оружие без присмотра оставил. – Алексей кивнул на пулемёт, стволом вверх стоявший в углу.

– Да нет тут никого, брось, командир, – состроив снисходительную мину, сказал прапорщик, ухмыляясь одними глазами.

– Да ну тебя нафиг, Алмат, ты чего как маленький? Раз в год и палка стреляет.

Разговор прервал чих двигателя генератора, потом ещё один. Потом мотор завёлся и с надрывом затарахтел, зажигая уцелевшие лампы.

– Вот это другое дело! – воскликнул Зорин, улыбаясь и разглядывая горящие лампочки.

И вдруг покинувшее его недавно чувство чужого присутствия ледяной иглой проникло в затылок, колокольчик опасности гулко забился в груди о рёбра, опускаясь в живот.

– Ах ты ж сука! Лёха! – воскликнул Татарин и рванулся в угол к пулемёту.

А дальше…

А дальше всё происходило как в замедленной съёмке.

Арстанбаев бросает расстёгнутую ширинку. Будто находясь на глубине и преодолевая сопротивление воды, с ошалелыми глазами на перекошенном лице вскидывает руки, тянется ими к пулемёту. Зорин медленно поворачивает голову. Тело ещё медленнее следует за ней, руки висят, удерживая винтовку, словно штангу…

Гулкий протяжный хлопо́к.

Пламя, источник которого находится ниже уровня второго этажа, освещает прапорщика, выгоняя из него длинную смазанную тень. Вместе с тем в стену возле окна, кружась и фыркая, оставляя за собой белый дымный хвост, влетает цилиндр, который при контакте со стеной взрывается яркой белой вспышкой. В стороны летят остатки стекла, осколки кирпича, оконной рамы и поражающих элементов. Арстанбаев, который так и не успел дотянуться до оружия, оказался между осколками, ударной волной и командиром. Его отбрасывает в сторону. Мощное тело прапорщика с силой врезается в Зорина, припечатывая его к стене, выбивая дух.

Реальность рассыпается миллионами ярких искр, а может, это был налобный фонарь… и наступает темнота. В ней так хорошо, тихо, спокойно. Не о чем волноваться.

***

Зорин пришёл в себя. Открыл глаза. Из пластикового окна их квартиры-студии, расположенной на девятом этаже, открывался прекрасный вид на Волгу, на новый Президентский мост, по которому туда-сюда снуют автомобили. В приоткрытое окно веет тёплый ветерок, наполняя ароматами лета комнату, где они смешиваются с запахами готовящегося обеда, над которым его Елена колдовала с недавнего времени. Вот она в фартуке поверх лёгкого летнего платья порхает между столом и плитой, ловко жонглируя столовыми приборами. На игровой площадке перед домом, словно птицы, гомонят дети, щебет радости и беззаботного счастья. У него и самого на душе стало очень хорошо – чувство, которое он почти забыл.

Выбросив в форточку окурок сигареты, Алексей повернулся. На нём были синие трико с тремя белыми лампасами и белая майка. Сегодня, кажется, выходной. Точно, воскресенье. Вот и жена дома, и Василиска.

Дочка.

Василиса заняла центр комнаты и разложила свой набор пластиковой посуды в красивых розовых оттенках для чаепития – маленькие чашечки на блюдцах, ложечки, чайничек и заварник. Детский пластиковый столик, такие же стульчики. На них сидят плюшевые игрушки, принимая участие в таинстве чайного ритуала. Странно! У плюшевого мишки почему-то только одна лапка. А дочь словно и не замечает этого. Тоненьким голоском напевает весёлую песенку и разливает невидимый напиток по чашкам.

– Лёша, ты голоден? Как думаешь, он хорошо прожарился? – раздался задорный голос супруги. Она и так понимала степень готовности блюда, однако желала привлечь внимание.

– М-м-м, пахнет вкусно! – Алексей почувствовал, что очень сильно проголодался, как будто не ел целую вечность. В животе заурчало, он хотел было ответить, но, повернувшись к жене лицом, опешил, слова застряли в горле. В нос ударил запах свежей крови вперемешку с запахом палёного мяса.

На противне, который жена, мило улыбаясь, держала в руках, лежала голова прапорщика Арстанбаева, в глазах застыл животный страх, они смотрели прямо на него.

– Папа, хочешь чаю? – позвала дочь из-за спины грубым, чужим, словно растянутым на звуковой дорожке голосом.

Он повернулся к дочери и был прикован взглядом серых глаз, жуть холодком пробежала вдоль спины.

– ПАПА! – словно многократно усиленный мегафоном, голос девочки ударил его по барабанным перепонкам. Алексей зажал руками уши, зажмурил глаза. Его замутило, пустой желудок так и норовил вывернуться наизнанку.

Справившись со рвотным позывом и открыв глаза, Зорин увидел, что он в своей квартире, но в тот день, когда мир рухнул. Разбитые, осыпавшиеся стены и перекрытия, зарева пожаров, истошные крики. Алексея снова скрутило, он упал на колени и вдруг провалился вниз, полетел сквозь все этажи, отчаянно махая руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться. И тут он увидел далеко внизу скрюченного прапорщика, распластавшегося возле окна, как сломанная кукла. К погибшему уже тянулись языки пламени. Со всего маха командир рухнул… в своё тело и…

Вздрогнул. Голову яркой молнией пронзила сильная боль. Зорин застонал и попытался перевернуться на спину, но не смог. Изувеченный товарищ навалился на него мёртвым грузом.

Его всё же вырвало. Желчью.

Ещё какое-то время он пролежал в темноте, глубоко хватая воздух и прислушиваясь. В горле першило, что вызывало приступы кашля, на языке был противный привкус горечи. Стояла тишина.

Отлежавшись и немного придя в себя, Алексей спихнул в сторону труп прапорщика и отполз к стене. Опираясь на неё спиной, присел. Пнул валявшийся под ногами фонарь – тот слетел с его головы во время взрыва и превратился в смятую бесполезную железку.

Губы обсохли, хотелось пить. Сколько же он тут пролежал?

Отсоединив от пояса фляжку, Зорин прильнул к её горлышку, делая большие жадные глотки, останавливаясь только для того, чтобы отдышаться. Осушив её, вернул на пояс. Отсоединил фляжку от пояса прапорщика и, отпив ещё чуть-чуть, произнёс одними губами:

– За тебя, друг. Спасибо тебе!

Отдохнув ещё немного, Алексей поднялся. За окном клубился туман. Так вот отчего в горле першит и горько! Быстро нацепив противогаз и нащупав в темноте винторез, Зорин шатающейся походкой побрёл по коридору, то и дело спотыкаясь о мусор и натыкаясь на стены.

В противоположном конце он нашёл тело Сазанова, изрешечённое пулями. Половины лица не было – сплошное кровавое месиво. Всё пространство вокруг было изрыто глубокими канавками от пуль, на полу – лужа крови. Застали врасплох. Обошли сзади по коридору, отрезали пути к отступлению. Как мышь загнали в угол. Спи спокойно, брат.

У генератора обнаружил тела Ворона и Шнура. По отметинам на трупах стало понятно, что их тоже прирезали как скотину. Даже оружие не забрали. Разрядив автоматы и закинув боеприпасы в рюкзак, командир двинулся дальше.

В последнюю очередь он зашёл в серверную, где оставил Андрея Сахарова. Поводя фонарем, он увидел посечённую осколками от взрыва гранаты, оплавленную панель приборов со сквозными отверстиями от пуль в пульте управления.

Неожиданно в углу, заваленном всяким хламом, раздался тихий стон и слабая возня. Алексей тут же подскочил, раскидывая всё, что попадётся.

Под завалом оказался техник. Он был очень бледен, потерял много крови. Держась обеими руками за живот, исходил крупной дрожью.

– Сейчас, Андрюха, сейчас! – Алексей кинулся к нему, приподнял голову, положив себе на колено.

– Воды… – простонал Сахаров.

Зорин прислонил горлышко фляжки к губам, но вода, попадая на них, просто стекала с подбородка. Тогда он оттянул нижнюю губу пострадавшего и влил ему в рот немного жидкости. Сахаров закашлялся. Разрывая зубами перевязочные пакеты, извлечённые из кармашка разгрузки, Алексей принялся прижимать бинты к ране.

– Остановись, командир, хватит. Лёха… – прошептал Сахаров. Алексей замер. – Слушай меня, это важно. Они застали меня врасплох. Оглушили. Я думал, это ты сзади… Потом оттащили сюда. Думали, я покойник. – Сахаров снова закашлялся и продолжил: – Я слышал. Они вышли на связь со своим центром. Это натовцы. Та самая диверсионная группа, которую мы списали со счетов. Недооценили врага, видимо. Они запрашивали эвакуацию, Лёха, ты слышишь? Эвакуацию! И получили ответ. За ними пришлют транспорт с десантом. Им тут ещё что-то надо, Лёх. Какая-то миссия.

– Когда ждать, Андрей? – Руки Зорина тряслись, голова гудела, желудок вновь был готов вывернуться наружу.

– Не перебивай. Потом они передали свои координаты на посадку транспорта. Это, кажется, аэропорт Восточный, – голос Сахарова становился всё тише. – Но я не дал им дальше… – техник закашлялся, сплюнул кровь и продолжил: – Обстрелял, а они мне сюда гранату.

– Ты молодец, Андрей, молодец!!! – Глаза командира наполнились слезами, дикий рёв вырвался откуда-то из глубины. Но напарник уже не слушал. Не слышал.

Опустив веки друга, проведя ладонью по лицу, Алексей сел рядом. Надо бы похоронить как-то. Чтобы твари не добрались.

Собрав оружие и боеприпасы, он взял с собой всё что мог, остальное припрятал тут же в дизельной. Отсосав солярку из бака генератора, наполнил ею канистру и поднялся к друзьям, которых уложил вместе.

Покидая телецентр, Зорин оставил после себя погребальный костёр, пламя которого жёлтыми искрами отражалось в окружающем пространстве. Наполненный твёрдой решимостью, он побрёл в сторону центра, к полицейской общине.

***

Соединённые Штаты Америки,побережье Атлантического океана,взлётная площадка комплексаоборонительных систем киборгизации

Сквозь оптический прицел, прикреплённый к крупнокалиберной дальнобойной винтовке, виден большой комплекс хорошо освещённых зданий. На крышах нескольких объектов расположены тарелки радиоэлектронных локаторов и антенн. Лучи прожекторов, установленные на крышах самых высоких объектов комплекса, шарят по окрестностям в поисках незваных гостей.

На больших, расчищенных от развалин и груд искорёженного металла площадях наблюдается оживление. В середине площадки недалеко от полукруглого вытянутого ангара стоит транспортник с двигателями на реактивной энергии газовой струи, способными к вертикальному взлёту. Вокруг снуют фигуры, облачённые в серые камуфляжи. На борт поднимается десант, загружаются различные контейнеры. Что на них написано, отсюда не разобрать, мешает пыль и пепел, взметённые в небо жаром от бушующих с недавнего времени пожаров. По всем признакам транспортник готовят к взлёту.

Человек в сером болоньевом пуховике и вязаной шапке отпрянул от прицела и обернулся. Сзади, слившись с местностью в ожидании скорой атаки, находятся бойцы сопротивления. Сейчас он их не видит, но это и неважно – важно, что они видят его. Свободной от оптики рукой командир сделал несколько жестов. От груды обломков кирпичной стены отделились тени и, пригнувшись, подошли ближе. Также понятными им жестами были отданы последние распоряжения перед атакой руководителям штурмовых групп. После чего с тихим шорохом замаскированные бойцы переместились на новые позиции и замерли в ожидании сигнала.

Командир снова прильнул к оптике. Их явно ждали.

Турели со спаренными тяжёлыми пулемётами, оснащённые прожекторами, вращались, контролируя свои сектора обстрела. Противник занял оборонительные позиции.

Командир не спешил.

Движение вокруг транспортника напоминало бегство крыс с корабля. Торопятся. Вот транспортник загружен десантом, двигатели загудели. Из сопел, разгораясь, вспыхнули синие струи, всклубив облачка пыли.

Рядом с командиром на одно колено присел боец, взгромоздив на плечо комплекс ПЗРК. «Стингер»3, – отметил про себя командир. Ну что ж, кажется, все на позиции, пора начинать.

Он слегка кивнул смотрящему на него солдату, разрешая открыть огонь.

Тяжёлый транспортник оторвался от площадки одновременно с плюнувшей в небо красной осветительной ракетой.

Турели отреагировали немедленно, открыв беспорядочную стрельбу по невидимому противнику, который, в свою очередь, обнаружил себя ответными залпами гранатомётных комплексов. Выстрелы, врезаясь в цели, ярко вспыхивали, разрывая металл и разбрасывая его осколки в разные стороны, кроша прожектора. Крупнокалиберные пулемёты яркими трассирующими полосами вперемешку с бронебойными снарядами выбивали цели поменьше, попавшие в зону поражения. Вся площадь комплекса зданий запестрела яркими всполохами.

Транспортник набрал высоту и, оказавшись в прицеле ПЗРК, стал выбрасывать ложные тепловые ловушки. Почти одновременно с выстрелом «Стингера» грудь бойца пробил луч пучка плазмы, разорвав того в клочья. Ракета прошла мимо цели, зацепив одну из ловушек, а транспортник, выполняя манёвры уклонения, вдруг резко набрав скорость, двинулся на восток и быстро вышел из зоны поражения ПЗРК и прямой видимости.

***

Соединённые Штаты Америки,побережье Атлантического океана,командный бункер комплексаоборонительных систем киборгизацииШестью часами ранее

На нижнем этаже бункера, под толстым слоем земли и бетона, там, где не ступала нога человека, за закрытой гермодверью располагался автономный командный центр. Помещение было хорошо освещено. Тускло горели лампы индикаторов панелей приборов, огромных блоков и механизмов систем различного назначения. Вдоль стен – сеть компьютерных соединений, узлы кабелей и проводов, ведущих к большому монитору в центре. На тёмном экране зелёным прямоугольником мигал курсор, тихо шумели процессоры. У дверей металлическими изваяниями застыла стража.

«Внимание! Система перезагружена! Связь с командой установлена! Отправка сообщения! Сообщение отправлено! – курсор побежал по строке, оставляя за собой текст. – Установка задачи! Задача установлена! Направить поисково-штурмовую группу по указанным координатам!»

В паре усталых глаз, взгляд которых устремлён на линию горизонта, отражается узкая полоска красно-рыжего цвета заходящего солнца. Некоторые окна домов всё ещё полыхают отблесками его закатного пламени. Совсем недавно в них ярко светился большой красно-кровавый диск, теперь неумолимо клонящийся к земле, попутно окрашивая небо, редкие перистые облака и город под собой. Шум города, как и всегда в это время, ненадолго затих, чтобы снова объявиться с наступлением темноты. Он вернётся в разноголосице молодёжи, облюбовавшей скамейки на детских площадках, в ритмичных и не очень песнях, льющихся из открытых окон квартир и проезжающих мимо автомобилей, смехом отдыхающих после окончания рабочего дня людей.

Но всё это будет немного позже. Дима любил такие моменты – тихие, спокойные вечера, когда можно было вот так, с чашкой кофе в руках, вдыхая, наслаждаясь его ароматом, наблюдать за закатом. В открытое окно влетел тёплый ветер, наполнив собой, словно паруса, лёгкие занавески, донеся запах цветущих растений и свежей выпечки из местной столовой, и взлохматив, словно пшеницу в поле, светлые волосы. Будто снег, в воздухе кружится тополиный пух, собираясь в сугробы вдоль бордюров и стен домов, норовя забиться во все возможные щели.

– Екатерина, соберитесь, пожалуйста, и ещё раз внимательно посмотрите на изображение! Может, увеличить? Нет? Так пойдёт? А теперь нос! – голос прозвучал очень устало.

Дмитрий повернул голову.

Уже полчаса криминалист, стуча по клавиатуре и тыкая в монитор компьютера карандашом, пытался составить с девушкой фоторобот человека, который в трамвае вытащил из кармашка её сумочки кошелёк.

– Не выходит, Жек? – спросил Дима, поставил стакан на столик и опустился на старенький диванчик. – Катя, может, тебе всё-таки сделать кофейку, взбодришься?

Девушка, лет двадцати, невысокая, с прямыми тёмными волосами чуть ниже плеч, с пухлыми губками и курносым носиком, откровенно недовольная бесполезной, по её мнению, процедурой, фыркнула и презрительно посмотрела сначала на Филатова, потом на Жмыренко.

– Евгений Игоревич, – обратилась девушка к криминалисту, – лучше бы делом занялись, а не картинки рисовали. Сколько времени зря потратили! Не помню я его лица! Я в кино видела, такие дела быстро раскрываются!

Женя уставился на друга с немым вопросом, приподняв бровь.

– Значит, так, Димон, давай она посидит в коридорчике, подумает, потом придёте, позже, когда вспомнит. Добро? – Криминалист провёл ладонью по лбу и волосам, вытирая выступившие капли пота, и посмотрел на стоящий в стороне вентилятор. Тот, тихо жужжа, крутился на стойке туда-сюда, гонял тёплые струи воздуха. – Ну и духота!

Филатов поднялся, махнул ладонью.

– Ладно, Жека, ты мне пока рапорт набросай, а я отведу её к следаку и вернусь. И чайник ещё разок поставь. Пойдёмте, Катерина, – иронично проговорил Дмитрий и показал рукой на дверь.

Здание городского управления полиции находилось на перекрёстке улиц Орлова и Островского, севернее центра города. Через дорогу от главного входа был комплекс зданий Ульяновского высшего авиационного училища гражданской авиации – УВА УГА, который включал в себя многоэтажную гостиницу, столовые, учебные корпуса и общежития.

Левее, сзади и со стороны улицы Островского, преимущественно располагались многоэтажные дома. Во дворах прятались школа, детские сады и низенькие здания магазинчиков и аптек, утопающие в многообразии зелёных насаждений – деревьев, кустарников и всевозможных цветочных клумб.

Само же здание Управления, облицованное мелкой серой плиткой (поговаривали, что когда-то оно было не то гостиницей, не то лабораторией микроэлектроники, а может, и тем и другим в разное время) представляло собой два корпуса по три этажа – в виде неправильной буквы «Т». При нём имелся большой двор, обнесённый «колючкой» поверх ограждения из бетонных панелей, с гаражными боксами и столовой.

Оставив девушку на скамейке возле дежурной части, Дмитрий вернулся на второй этаж, подошёл к двери с табличкой «ЭКСПЕРТНО-КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ» в красно-коричневой рамке и взялся за плоскую ручку. В коридоре царил полумрак, длинные трубки ламп дневного света, по четыре в ряду, горели через одну. Некоторые периодически моргали и тихо гудели. Иногда звучали негромкие отрывистые реплики из стационарной радиостанции дежурной части на первом этаже. Когда он приоткрыл дверь, сразу потянуло табачным дымом.

– Жека, не боись, это я, – предупредив друга, Дима вошёл в кабинет и запер дверь на ключ, торчавший в замочной скважине.

Жмыренко стоял около стола, уставившись в окно, за которым уже совсем стемнело, а дома светились разноцветными прямоугольниками. Рубашку он почти полностью расстегнул, оставив только две нижние пуговицы, и чуть сбросил назад, обнажив плечи, отчего погоны, повисшие за спиной, смотрелись как обрубленные крылья. В руке Женя держал вентилятор, потоки воздуха которого направил себе на грудь, отчего рубашка надулась и колыхалась как парус. В зубах он держал сигарету, моргая слезящимся глазом, в который попал дым, но в целом с довольной физиономией.

– Ну и барышню ты мне притащил, дружище! – взглянув на приятеля и не отрываясь от своего занятия, проговорил Жмыренко, не вынимая изо рта сигарету.

Филатов осмотрелся и обнаружил на несгораемом сером металлическом шкафу позади себя початую сине-белую пачку Winston и прямоугольник бензиновой зажигалки. Чиркнув колёсиком, получил ровное небольшое пламя. Вынул сигарету из пачки, зажал её в губах и поднёс к огоньку. Пламя ненадолго осветило лицо и через миг исчезло, оставив после себя красный уголёк на кончике сигареты, а тугая жгучая струя густого, наполненного никотином дыма устремилась в лёгкие.

– Да тебе бы жаловаться! Ты не знаешь, как она мне целых два часа мозг в кабинете выносила. – Филатов снял рубашку и бросил на спинку дивана, после чего сел рядом, посматривая на друга, и выпустил густой белый дым из ноздрей.

Пепел от сигареты упал на брюки. Филатов выругался и принялся аккуратно, чтобы не размазать, стряхивать его и сдувать – поэтому не сразу обратил внимание, что друг отставил вентилятор в сторону, поправил одежду и, отдёрнув занавеску, вплотную подошёл к окну.

– Ты чего там такого интересного увидел, дружище? – Дмитрий поднялся и встал рядом.

– Да хрен его знает, сам скажи мне, на что это похоже. – Взгляд Жмыренко был устремлён в небо, туда, где показались тонкие, разной длины и направления инверсионные струи бело-оранжевого цвета, которые стремительно перемещались по небосклону. Их можно было легко перепутать со следами разгорячённого двигателя пассажирского авиалайнера, летящего на больших высотах.

Дважды пропищал динамик громкой связи. Обычно после сигнала следует голосовое сообщение. И оно прозвучало:

– Внимание! Всем немедленно спуститься в подвал! Это не вводная, повторяю, это не учебная тревога! – начальник смены Семён Плотников говорил быстро, потом послышался глухой удар небрежно брошенной трубки.

Тут же, разорвав тишину, на всю округу взвыла система оповещения гражданской обороны. Стуча подошвами по лестнице, во двор выскочили люди, полицейские вперемешку с гражданскими, и побежали в сторону соседнего корпуса. Переглянувшись, друзья, наскоро одевшись, бросились на улицу вслед потоку людей.

– Что за паника, что случилось?! – кричали друзья пробегающим мимо. Но ничего вразумительного не услышали.

Жмыренко попытался кого-нибудь остановить, но чуть не был сбит с ног. В последний момент Дмитрий схватил его за руку и выдернул из толпы.

– Чего встали?! Быстрее в подвал! – послышалось сбоку. Дмитрий повернулся и увидел начальника смены, который тут же потащил его за собой.

– Да чего бежать-то, мля, что происходит?! – Жмыренко повысил голос и припустил за ними.

– Война, млять, началась! Твою мать, ты в небо-то глянь! – не оборачиваясь крикнул дежурный. – Давай шустрей, в подвале, может, пересидим, времени уже нет!

Дмитрий бросил взгляд вверх через плечо: множество бело-оранжевых инверсионных полос тянулось за яркими огненными шарами. От осознания происходящего в кровь хлынул адреналин. Сердце зашлось в диком ритме, и ноги сами понесли в убежище.

Вход в подвал был в оборудованной нише первого этажа под внешней лестницей второго корпуса. Низкий тамбур из красного кирпича был замусорен отколовшимися кусками стен. Было сыро, остро воняло мочой. Хлипкая деревянная дверь, с двух сторон обитая тонким жестяным листом, была выломана и валялась рядом. Большие круглые лампы за плафонами из толстого стекла, забранных металлической сеткой, освещали помещение. Внутрь вёл короткий коридор, сразу за которым открывалось пустое пространство с широкими столбами, отдельными помещениями и перегородками. Прямо на бетонном полу расположились люди. Лица одних были бледны и растеряны, других – озабочены и напряжены. Пройдя по коридору несколько метров, Жмыренко с Филатовым опустились возле стены у ржавой металлической двери какого-то смежного помещения, настороженно прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. В самом подвале стояла тишина, нарушаемая редкими покашливаниями и шмыганьем. На поверхности выла система оповещения.

Удар!

Сильный грохот! Бетонный пол под ногами подпрыгнул, свалив всех, кто остался стоять, вздрогнул и будто перекатился волнами. С потолка что-то посыпалось. Кто-то ойкнул, завизжали женщины, мужики выругались отборным матом. Свет сразу погас, и подвал окутала тьма, озаряемая только вспышками, проникавшими через пустой дверной проём.

***

14 октября,садовые товарищества,правый берег реки Волги,восточнее Ульяновскогогосударственноготехнического университета

Дмитрий вздрогнул. Открыл глаза, затаил дыхание. За дверью послышался какой-то шорох. Скорее даже не шорох, а скрежет, словно кто-то осторожно оценивал прочность двери его убежища. Ещё раз, ещё и ещё. Ритмично. Филатов расслабился, выдохнул. Наверное, ветка скребёт по двери в такт порывам ветра. Задремал, и сквозь сон почудилось. Сталкер потряс головой, прогоняя остатки сна.

Это место на поверхности он обнаружил в прошлую неудачную вылазку, когда охотники чуть не стали добычей и на след их группы вышла стая собак. Тогда его другу и напарнику Евгению Жмыренко не повезло: одна из этих громадных тварей дотянулась до его ноги, разодрав её в районе бедра. Женю пришлось оставить вместе с Рыжим на лестничной площадке учебного корпуса УлГТУ – на краю склона с живописным видом на прежде широкую реку Волгу. Рыжий, он же Васька Томилин, был самым младшим членом группы, совсем ещё юнцом, приставленным к опытным сталкерам для обучения. А Филатов решил отвлечь на себя внимание стаи и увести тварей на тот склон, где раньше находились садовые товарищества.

Эти товарищества садоводов до удара-то были по большей части заброшены, а после и вовсе превратились в непроходимые заросли. Кстати, о собаках. Собаками их можно было назвать лишь условно. Мутировавшие из друзей человека твари превосходили своих предшественников в размерах. Шерсть росла клочками на белой, кое-где даже прозрачной коже, покрытой многочисленными кровавыми язвами. Голову украшала массивная зубастая пасть, иногда две, а также различное количество коротких ушей и глаз. С боков отростками свисали недоразвитые, атрофированные лапы и короткие хвосты. Собираясь в кучу, они почти не оставляли шансов повстречавшимся им живым существам. Всё зависело от сноровки и везения последних.

После непродолжительного кросса сталкер выскочил к глубокому оврагу, на краю которого корнями кверху лежало множество деревьев. Раздирающий горло огонь, норовящее выпрыгнуть из груди сердце, шум в ушах и отяжелевшие ноги помогли принять решение – попытаться спрятаться под ними. Там-то Филатов и обнаружил повалившийся, наполовину перевёрнутый, небольшой садовый домик. Заперевшись в нём, Дмитрий дождался, когда мутанты, собравшись в кучу, навалятся на дверь, и дал длинную очередь в упор сквозь неё, полностью опустошив рожок своего АКСУ. После чего огляделся.

Оказалось, что оползень опрокинул садовый домик набок, завалив при этом стены толстым слоем земли. Со стороны это выглядело как небольшой земляной вал под краем оврага, слежавшийся и заросший кустарником, надёжно укрытый от взгляда свисающими корнями. Одна из стен домика надломилась и впустила грунт внутрь. Единственное окно теперь упиралось в склон и лежало в ногах. В углу домика обнаружилась разбитая кровать с металлическими дужками и пружинным сетчатым матрасом. В лохмотьях возле неё можно было угадать остатки одеяла и ещё какой-то одежды. В том месте, где земля вошла в дом, проросли корни, и теперь с их концов капала вода, образуя на полу небольшой ручеёк, стекавший вдоль стены в щель под крышей. Дышать можно было без средств индивидуальной защиты, не опасаясь последствий. Ощущение, будто катастрофа не коснулась внутреннего микроклимата и оставила здесь подобие оазиса.

Дмитрий сидел на вещмешке, подложенном на прогнившие доски бывшей стены садового домика, спиной прислонившись к таким же доскам бывшего пола. Было сыро, спёртый воздух пах прелостью. Сквозь пулевые отверстия и узкие щели в двери можно было определить, что наступают сумерки. Немного погодя можно будет попробовать выйти и вернуться на базу.

В щелях засвистел ветер. Сталкер приподнялся, выпрямился и поправил на коротко стриженной голове чёрную вязаную шапочку с отворотом. Плавными движениями то в левую, то в правую сторону размял по очереди ноги в ботинках с высоким берцем. Поднял вещевой мешок, на котором только что сидел, расправил лямки-ремешки, закинул за спину. Подсумок для противогаза был аккуратно свёрнут и убран в отдельный кармашек в разгрузочном жилете, а сам противогаз был удобно пристроен на левом плече – таким образом, чтобы при необходимости с лёгкостью, не теряя времени, его натянуть. Через правое плечо на левую сторону висела ещё одна сумка-чехол со свёрнутым ОЗК. На широком поясном ремне в закрытой кобуре ждал своего часа пистолет Макарова.

Плотный комбинезон «Горка-3», хоть и изношенный – местами со старыми заплатками, а местами и вовсе с небольшими дырками – был хорошо подогнан и не стеснял движений. В разгрузке имелся боезапас, состоявший из двух полных и одного пустого магазина для АКСУ. На левом предплечье в коричневых ножнах рукояткой вниз был закреплён штык-нож. На локтях и коленях – пластиковые накладки. Филатов зажал в правой руке цевьё прислонённого к стене АКСУ, приподнял его и уложил на локтевом сгибе левой руки. Попрыгал на месте. Ничего не шумит. Можно выдвигаться.

Наступающие сумерки ещё больше сгустили и без того тёмные заросли на склоне правого берега реки. А спустившийся плотный туман наглухо поглотил все звуки. Давно опавшие листья промёрзшим жёлто-коричневым ковром устилали землю. Похолодало. Деревья корявыми измученными ветвями тянулись к свету – к солнцу, которого в городе не было уже долгие годы.

Под корнями, опутавшими сползший слой земли и укрывшими под собой деревянный садовый дом, тихо, почти неслышно скрипнули петли. В одной из щелей показалась пара серых глаз, внимательно изучающих обстановку снаружи. Молчаливые тени деревьев, качаясь в тумане, заставляли трижды подумать, прежде чем покинуть укрытие.

Помедлив, сталкер выглянул из домика, готовый в любой момент спрятаться обратно. Прислушался. Тишина. Трупы мутантов, гниющие ниже по склону, куда после расстрела Филатов оттащил их, лежали на своих местах. Теперь предстояло подняться по узкой расщелине на вершину обрыва, а дальше в город и на базу. Туман – это плохо! Дима снял шапку, убрал её в карман, натянул противогаз, накинул капюшон и вышел. Прикрыл за собой дверь, заодно вставив в щель веточку, которая предупредила бы о незваных гостях в следующий раз. Такой своеобразный индикатор и нехитрый приём.

«Больше один на вылазку не отправлюсь. Хотя бы пару диггеров с собой прихвачу. Пускай поверхность потопчут, крысы туннельные», – думал сталкер, поднимаясь из оврага. Подняться нужно было на сотню метров, и, чуть поразмыслив, Филатов решил не идти через заросли, а обойти их по дорожке, некогда широкой, определявшей главный проезд между садовыми участками от ворот до самой набережной. Двигаясь осторожно, сталкер полагался больше на слух, чем на зрение. Всё равно в сумерках, да ещё и в тумане ничего особо не разглядишь. Путь был почти прямым, по обочинам иногда встречались остатки деревянных и асбестовых столбов, поросших толстым слоем серо-коричневого мха. То там, то здесь попадались целые секции из трухлявых штакетин, упавших на землю. В глубине участков угадывались очертания бывших кирпичных или деревянных строений, а также бочек, кабинок уличных туалетов и прочих надворных построек и садовой утвари.

Эти строения когда-то были дачными домиками, ещё при Союзе. Странное чувство возникало при взгляде на эти останки. Подумать только, люди с таким трудом получали участки и с горящими от счастья сердцами строили дачи из всего, что могли найти. Мечтали о светлом будущем, о беззаботных днях… В одночасье всё рухнуло, развалилось и гниёт теперь, покинутое и никому не нужное, не оправдавшее надежд далёкого прошлого. Тоска! Корявые ветви деревьев тянулись ввысь, пронизывали густой туман, где терялись, постепенно сливаясь с ним в одно целое. Дмитрий словно смотрел на очень старую фотографию, эмульсионный слой которой покрылся мелкими, но многочисленными трещинами.

Было будто бы спокойно и даже как-то умиротворённо. Но Филатов знал, что это не так. В изменившемся мире, где человек перестал быть вершиной эволюции, всё вокруг представляло опасность. Сама природа, казалось, старается усыпить бдительность человека, чтобы скорее покончить с ним. Поэтому сталкер был начеку. Цевьё автомата на локтевом сгибе левой руки, кисть правой на рукояти, на спусковой скобе – указательный палец, при малейшем шорохе готовый соскользнуть на крючок. Ствол АКСУ покачивается в такт спокойным и плавным движениям. Сосредоточенность и принятие новой реальности вырвали у природы последний шанс человека на выживание.

Вот уже было видно край дорожки с покосившимися ржавыми железными воротами, вросшими в землю и опутанными каким-то вьюном, а над ними, словно свод арки, нависали лысые верхушки разросшихся деревьев. Сталкер протиснулся в ворота, прошёл немного дальше и затаился в высокой траве возле бетонных блоков. Блоки, выложенные в ряд, отделяли проезжую часть от края оврага. На открытом пространстве стало заметно светлее. Просматривались очертания домов. Прямо – улица Докучаева, с левой стороны дороги – три одинаковых многоэтажки, нижние этажи которых скрывались в густых зарослях.

Справа от блоков начиналась территория УлГТУ, которая была огорожена забором из асбестовых столбов и секциями металлических вертикальных прутьев. Ворота на территорию были открыты. Прямо за блоками ржавел кузов пассажирского микроавтобуса «Газель» с остатками жёлтой краски. За разбитым лобовым стеклом на боку валялась табличка с номером маршрута – 67, выведенным красной краской. Боковая дверь была сдвинута, что открывало напоказ внутренности салона – сгнившая тканевая обивка сидений лохмотьями свисала с кресел. Резина колёс растрескалась и вместе с дисками погрузилась в асфальт. Там, где раньше была дорога, теперь лежал мягкий ковёр из коричневых листьев, пожухлой травы и различного мелкого мусора.

Нужно было забраться повыше и оглядеться. Кузов «Газели» как раз для этого подходил. Задача состояла в том, чтобы изучить территорию бывшего университета – здесь предположительно облюбовала себе логово стая мутировавших четвероногих друзей человека, неоднократно замеченных группами сталкеров и диггеров.

Забравшись на бетонный блок, Дмитрий закинул автомат за спину, наступил на капот маршрутки, зацепился за край оконного проёма кузова и подтянулся, прижимаясь животом к остаткам лобового стекла. Теперь голова и грудь его торчали над крышей микроавтобуса. Сталкер протёр линзы противогаза. Город в тумане напоминал чей-то карандашный эскиз, много раз исправленный, затёртый ластиком и оттого немного размытый. Впереди, на значительном удалении, словно корабль-призрак в старом кино, плыл в тумане восьмиэтажный учебный корпус, зияя чёрными провалами окон с неровными кривыми зубами оставшихся стёкол. На высоте нескольких этажей висела словно бы летающая тарелка – на самом деле концертный зал фантастического вида. Ко входу в корпус вела дорога, пролегающая между когда-то красивыми и ухоженными зелёными газонами.

Поднялся ветер, зашумел в ветвях деревьев и стеблях бурьяна, склоняя их в сторону Филатова. Из «летающей тарелки» донёсся приглушённый собачий лай, а в одном из её оконных проёмов что-то мелькнуло. Значит, мутанты собираются там.

Сталкер осмотрелся, снова перехватил автомат и мягко спрыгнул обратно на дорогу. С автомата крупными каплями в листву сорвалась накопившаяся влага. Задача выполнена, осталось дойти до базы.

14 октября,Ленинское районно-эксплуатационное управлениепредприятия «Ульяновскводоканал»

С правой стороны Поливенского шоссе, ведущего от города к бывшей когда-то военной части 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ, в предвечерних сумерках, за покосившимся бетонным ограждением, покрытые густым серым туманом, в разросшихся кустарниках и деревьях скрывались развалины предприятия «Ульяновскводоканал». Комплекс основных административных зданий и прочих многочисленных маленьких строений различного назначения. Асфальт, на большей части территории разломанный широкими шрамами трещин, сквозь которые пробивалась трава…

Трава теперь была везде, где только могла появиться, словно стремилась поскорее поглотить всё, что осталось от бывших хозяев поверхности. На асфальте, в местах парковки автомобилей, возле стен зданий и вдоль дорог – тут и там на спущенных гнилых колёсах, облезая краской и обретая единый теперь для города цвет, ржавели остовы автомобилей, прицепов и кунгов. Кузова их напоминали извлечённые из земли скелеты огромных ящеров – древних обитателей планеты. Обвитые какими-то растениями, машины зияли пустотой и будто с тоской смотрели на остывающий и стремительно меняющийся мир сквозь мутные глаза уцелевших фар.

В стороне от основных построек располагалось небольшое квадратное ничем не примечательное строение из красного кирпича. Сбоку – широкая двухстворчатая металлическая дверь с нарисованными красными молниями. Справа от двери на стене – выцветшая табличка «Не влезай, убьёт!» с изображением черепа в перекрестии двух молний. Очередная трансформаторная будка, каких на территории немало. Однако за тяжёлыми металлическими дверьми начиналась винтовая лестница, ведущая на нижний подземный ярус при входе в бомбоубежище.

На самом деле входов было три, второй имелся в подвале главного административного здания, однако был завален обломками стен и перекрытий. Третий находился в приземистом одноэтажном здании в дальней части комплекса, рядом с повалившимися бетонными панелями забора, которые теперь открывали широкий проход в подступивший лес, принявший в объятия эту территорию. Окна были предусмотрительно заколочены попавшимися под руку материалами, а у дверей оставили пост охраны. Данное здание приспособили для проведения обмена с другими общинами. Тут был оборудован пандус для принятия и отгрузки товара.

Основную часть жителей убежища составляли работники предприятия, прописанные неподалёку и сумевшие в короткое время сориентироваться, собрать кое-какой скарб и укрыться тут. Изначально население бункера насчитывало чуть больше сотни человек разного возраста. Но позже от болезней, голода и неудачных вылазок сократилось вдвое. Детей рождалось мало, это была непозволительная роскошь в столь тяжёлое время.

Главное местное богатство представляло собой глубокие скважины с заблаговременно подведёнными коммуникациями по очистке воды. Она была вкусная и чистая, и стала единственным годным товаром убежища, на который охотно менялись представители других общин. Благодаря ценному ресурсу община обзавелась оружием, боеприпасами, средствами индивидуальной защиты, прочими полезными для вылазок на поверхность вещами, также продуктами питания и другими предметами, нужными для выживания.

На посту под зданием трансформаторной будки, устроившись за рабочим столом, дежурил Григорий Синцов, но все его звали просто Дед. Это и правда был немолодой уже человек неопределённого возраста: нелёгкая жизнь после удара не располагала к уходу за собой, оставляя силы лишь для сохранения рассудка и простых действий. Ростом Григорий был выше среднего, но из-за сутулости казался много ниже, худощавый, с густыми грязными кудрями на голове под старой шапкой-ушанкой, с густой спутанной и взлохмаченной бородой. Бледное лицо его украшала паутина глубоких морщин, выцветшие глаза слегка слезились. Дед, сгорбившись над столешницей, листал старые газеты, уложенные неровными стопками. Время от времени поднимался и прохаживался вдоль небольшого узкого коридорчика.

В тусклом свете потолочных ламп можно было видеть серые стены, наполовину выкрашенные зеленоватой краской, уже частично осыпавшейся и оголившей истинный цвет бетона. К стене стволами кверху была приставлена старенькая «горизонталка», с треснутым и оттого обмотанным синей изолентой прикладом. Оружием Синцов не пользовался очень давно и брал его с собой только на дежурство – и только потому, что так было положено. Однажды, казалось, целую вечность назад, Дед напросился в рейд на поверхность в надежде поживиться. Но в ходе вылазки по ближайшим домам группа сцепилась на улице со стаей оголодавших псов, хоть и пока без признаков мутации. Те, кому повезло, насилу отбились и кое-как унесли ноги. Того приключения Синцову хватило на всю оставшуюся жизнь, и теперь он предпочитал сидеть тут, в бункере.

Однако в последние дни и в убежище стало неспокойно. Обитатели жили в постоянном напряжении и нарастающем чувстве тревоги. С внешней стороны стен убежища регулярно доносились непонятные звуки и шорохи, – словно кто-то скребётся. Сначала едва различимые, потом они сделались отчётливей и громче. Группа ходоков, отправленных на разведку, ничего подозрительного не обнаружила. Да и пост охраны у третьего запасного выхода и разгрузочной докладывал об отсутствии подозрительной активности на подконтрольной территории.

Дед бродил по коридору с задумчивым и отстранённым взглядом, размышляя, чем это явление могло быть и чем оно могло грозить убежищу. Синцов долго проработал бригадиром на предприятии и припоминал одну историю – без подробностей, конечно, возраст всё же брал своё, и многое уже помнилось смутно. Да и слушал он тогда вполуха, сморённый усталостью, хмелем и духотой «слесарки» в подвале одного из корпусов. К тому же до конца не поверил. Один из слесарей рассказывал под бутылку, что под городом, в том числе и под территорией предприятия, находились старые дренажные сооружения: неширокие, но достаточные для передвижения тоннели, где также пролегало подземное русло реки Симбирки, текущей от северной части города до самой Волги. Окончания этих тоннелей можно было видеть на набережной в периоды сброса воды на Куйбышевском водохранилище – широкие бетонные кольца, вмурованные в забетонированный же склон.

Тогда он счёл эту историю обычным трёпом. Ульяновск не столь велик, чтобы иметь такую развитую сеть подземных сооружений. Однако сейчас всё обстояло иначе, рассказ не казался уже простой болтовней: может, и разгадка крылась именно там? Что если пустыми, осушенными туннелями воспользовались мутанты и теперь стараются добраться до свежего мяса? Всё бы ничего, если бы это были псы, им ни за что не пробиться сквозь толстые стены убежища. Ну а если кто-то другой? Мало ли чего развелось на поверхности. Тем более что ходоки после снятия стресса алкоголем иногда проговаривались об опасных тварях, населивших леса и городские улицы.

Синцов расхаживал по коридору взад-вперёд, заложив руки за спину, сцепив пальцы в замок и прокручивая в голове, стараясь вспомнить в подробностях тогдашнюю беседу. Кажется, говорили и о какой-то группе детей, которой в семидесятые при перестройке центра города к юбилею Ленина каким-то образом удалось попасть в подземный ход, где стены были выложены красным кирпичом. Тот ход заканчивался комнатой с небольшим окном, забранным решёткой, сквозь которую можно было видеть Волгу. А также о том, что многие церкви соединялись между собой подземными туннелями. Шла речь и о так называемом бункере Сталина, и вообще много о чём ещё. Нет, после дежурства он должен обязательно с кем-нибудь это обсудить, высказать свои соображения.

Внезапно ближайшая лампа на стене моргнула и погасла. Как и остальной свет. Такого прежде не случалось. Дед остановился и поднял голову, затаив дыхание, прислушался. В груди медленно разгоралась тревога. Темнота всегда захватывала людей, что называется, с головой, вызывая страх. В глубине убежища на короткое время наступила полнейшая тишина. После чего стали слышны голоса, искажённые страхом. Кто-то кого-то звал, кто-то, крича в темноту, пытался выяснить, что происходит.

Тревога охватила Синцова, он запаниковал. Хрипло и отрывисто дыша, покрывшись холодным липким потом, Дед, выставив руки вперёд и растопырив пальцы, шаркая по полу кирзовыми сапогами, пошёл к столу, где в ящике лежал электрический фонарь в металлическом корпусе с большим круглым рассеивателем. Врезавшись пахом в угол стола, Григорий ойкнул и скривился. Потом, цепляясь за столешницу, обогнул его и нащупал ручку ящика. Потянул. Кроме фонаря, здесь лежали патроны, аккуратно собранные в коробочку, игральные карты, огрызки карандашей, стержни от шариковых ручек и тому подобные мелочи.

Дрожащими руками Дед достал искомое и надавил на маленькую чёрную кнопку. Тусклый жёлтый луч осветил коридор. Поводя фонарём, старик добрался до шкафа позади стола. В шкафу на самодельных крючках из скрученной проволоки висели вещи. Вот противогаз блеснул в ответ окулярами стеклянных глаз и круглой коробкой фильтра. Вот старый брезентовый плащ с глубоким капюшоном. Тут же – потрёпанный, много раз заштопанный и подшитый кожаный патронташ, заполненный латунными цилиндрами самодельных патронов. Григорий положил фонарь на стол, направив луч в чёрный провал коридора. Корпус фонаря по инерции покачался вправо-влево, отчего тени проводов, развешанных вдоль стен, ожили, извиваясь, словно змеи, – и замер. Затянув патронташ, Дед поднял с пола ружьё. Привычным движением сухого пальца с обгрызенным ногтем с щелчком сдвинул рычаг запирания и откинул стволы. Казённик принял два латунных цилиндра и захлопнулся.

А тем временем убежище снова начало оживать. В его глубине замелькали лучи множества фонарей и керосиновых ламп, разгоняя темноту. Послышалось множество голосов и топанье множества ног.

– Так! А ну-ка всем разойтись по комнатам, нечего тут под ногами путаться! – раздался властный голос старшего охраны Ильи Степаныча, которого Дед знал ещё до удара и который уже тогда занимал пост начальника службы безопасности предприятия. Его трудно было с кем-либо перепутать.

– Володь, дуй на первый пост, посмотри, как там Дед, и останься с ним, пока освещение не восстановим. Чего ты головой машешь? Иди, говорю! Встал как пенёк, понимаешь!

Донёсся протяжный скрип железной решётки, служившей первой входной дверью в оружейную комнату, где хранилось совсем новое, ни разу не использованное оружие – в основном автоматы и карабины с боеприпасами к ним; была даже одна снайперская винтовка, правда, с небольшим количеством патронов, РПК с внушительным боезапасом и прочие вещи, выменянные на воду у полицейской общины, которая периодически навещала их.

– Дядя Дед, ты как там, нормально?! – окликнули старика из противоположного конца коридора высоким дрожащим голосом. Юноша с широким ртом, с обритой головой на длинной шее, худой – кожа да кости, в синей спецовке предприятия на несколько размеров больше нужного, неспешно приближался, освещая пространство вокруг себя жёлтым светом керосинки.

– Нормально! – отозвался Синцов, голос его как-то неожиданно осип и предательски дрогнул, а во рту пересохло. Парень в искажённом тенями свете керосиновой лампы показался вдруг уродливым мутантом, неуклюже двигающимся в дрожащем отблеске огонька за мутным стеклом высоко поднятой на руке лампы. Сказывался возраст и нервное напряжение – воображение во власти страха всё что хочешь нарисует.

– Ты это, оставайся тут, никуда не уходи и не боись. Дядя Илья сказал, чтоб я с тобой постоял, пока свет снова не появится. Вместе веселее, – парень растянул губы в дружелюбной улыбке, отчего тень будто разделила его лицо посередине.

Синцов поёжился, холодок пробежал вдоль позвоночника.

– Володя, что случилось? – Дед кашлянул.

– Не знаю, но ходоки оружейную вскрывать собрались, а потом пойдут к трансформаторной посмотреть. Дядя Илья разогнал всех по комнатам и сказал запереться от греха подальше, пока он не разрешит выйти. – Володя подошёл и встал рядом. На его левом плече на кожаном ремешке висело охотничье ружьё, тускло поблёскивая тёмными стволами.

– Ты, стало быть, ко мне в помощь? – Синцов немного расслабился и смахнул тыльной стороной ладони пот со лба. Хотя этот мальчик в случае опасности станет только обузой и не сможет толком чем-нибудь помочь, но вдвоём и правда не так страшно. Наверное, душа всё-таки чувствует, что не одинока, и ей так спокойнее.

– Ну, вроде того! – Володя поставил лампу прямо на пол, снял дробовик с плеча и, прислонившись спиной к стене, сполз вниз. Усевшись на корточки, он посмотрел на отблески света, оживлённо шарившие по потолку. Положил оружие на колени и замер.

Дед взглянул на него, а потом тоже присел на бетон. Широко расставил ноги – так, чтобы фонарь оказался посередине, и повернул голову туда же, что и юноша.

Неожиданно резким ударом по ушам, многократно усиленные замкнутым пространством помещения, прозвучали хлопки одиночных выстрелов, а затем и треск автоматных очередей. И крики. Крики ужаса и отчаяния. Послышался топот ног, обутых в тяжёлые сапоги. Грохнул взрыв. Пол тряхнуло, с потолка посыпалось.

Володя отреагировал немедленно. Схватив лампу и ружьё, вскочил и пулей рванул на звуки.

– Стой! Ты куда? – крикнул ему Синцов. Мальчишка остановился на миг, колеблясь, но через секунду исчез за углом.

Вновь оставшись один в темноте, немного растерявшись и помедлив в нерешительности, Дед взял фонарь и, перехватив ружьё поудобней, поспешил за юношей – ссутулившись и кряхтя, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу. Луч фонаря метался из стороны в сторону в такт движению. Паренёк Володя с керосиновой лампой уже скрылся из виду.

Мимо Деда стали пробегать наиболее любопытные обитатели бункера, которые, проигнорировав слова старшего охраны, решили поглазеть на происходящее из первых рядов – а теперь, обезумев от паники, неслись прочь, едва не сшибая Василия с ног. Дед прижался к стене, пропуская людей, и в обнимку с оружием бочком, словно краб, начал двигаться вдоль неё. А в глубине бункера продолжалась стрельба, но уже не такая частая, как в первые минуты. Вскоре стали слышны только одиночные хлопки.

Оказавшись в просторном помещении, Синцов остановился отдышаться, упёрся руками в колени и осмотрелся. Сердце в груди бешено прыгало. Он находился в широком фойе посредине верхнего яруса убежища, откуда расходились коридоры в другие помещения бункера. Лестничный марш, ведущий на нижний ярус, был сразу за решёткой из армированных прутьев, разделённой посередине широким проходом. Со стороны фойе вдоль решётки громоздились зелёные деревянные ящики с разнообразной маркировкой. Ровно освещая помещение, на одном из них стояла керосиновая лампа и отбрасывала на стены причудливые тени.

В проходе между сетками, с оружием на изготовку Володя напряжённо вглядывался в лестничный проём, который начинался в полу, и лишь коротко обернулся на Синцова, когда тот вошёл. С нижнего яруса тянуло дымом, оранжевыми отблесками на зелёной стене мерцало занимающееся внизу пламя.

– Ты слышишь, дядь, больше не стреляют, – повернув слегка голову, прошептал Володя, бросив быстрый, полный ужаса взгляд.

Синцов разогнулся, шумно выдохнул.

– Где все? – просипел Дед. – Надо спуститься и посмотреть, что там. Потушить пожар, а то все сгорим.

– Хорошо, я посмотрю.

– Сейчас, подожди! – Дед подошёл к одному из ящиков и приподнял крышку – обувь. Не то. Приподнял лампу, открыл ящик под ней – тряпьё. Ага, то что надо. – Вот, возьми, прикрой нос со ртом, иначе надышишься дыма. – Старик плеснул на тряпку из фляги немного воды, отжал и передал мальчишке.

Перехватив оружие, Володя приложил к носу тряпицу и осторожно шагнул к проёму, перегнулся через перила, заглянул вниз и двинулся дальше. Идя по лестнице, юноша откидывал длинную нестройную тень, которая вытанцовывала какой-то дикий танец, повинуясь открытому пламени на нижнем ярусе убежища. Дед наблюдал, как юноша спускается, и вот уже парень скрылся из виду – были слышны только шаги. Потом стихли и они. Наступила тишина. Слишком долгая, затянувшаяся тишина.

– Володь, ну что там?! – хотел крикнуть старик, но голос от страха дрогнул, и последние слова он прохрипел.

Прошло несколько долгих минут, но снизу по-прежнему не доносилось ни звука. Тишина словно охватила весь бункер, давила на уши. Слышалось только собственное сердцебиение и хриплое дыхание. Взяв фонарь в левую руку обратным хватом и направив его луч вперёд, Дед положил стволы ружья на локтевой сгиб и осторожно двинулся к лестнице. Выступившая на лбу испарина холодными каплями начала стекать на глаза.

– Вова, не пугай меня, ты как там? – дрожащим голосом попросил Синцов.

В ответ внизу резко, словно задули пламя свечи на торте, потух огонь, потянуло сквозняком. Провал лестничного марша охватила темнота, густая, словно вода. В один миг она заполнила нижний ярус и подступила к краю провала, готовая выплеснуться и затопить всё убежище. Неожиданно закружилась голова, в животе замутило, стены будто стали давить на Синцова со всех сторон, он почувствовал себя таким маленьким – единственным человеком на всей земле. В сердце закралось невероятное отчаяние, слёзы покатились из глаз… Страх сковал старика, тело отказывалось подчиняться ему, застыло как изваяние.

Словно в чёрно-белом кино, из жидкой темноты нижнего яруса длинной тенью медленно и неслышно выросли сухие корявые ветки. Хотя нет, не ветки. Что-то эластичное, но достаточно крепкое. Множество упругих жгутов и жгутиков. Шевелясь, словно копна чёрных волос, они, извиваясь, карабкались вверх, ощупывая ближайшее окружение, ползли по стенам, обматывались вокруг перил. В жёлтом свете керосинки поверхность щупалец блестела, переливаясь красно-бурыми оттенками. В спутанном клубке показались обрывки одежды, испачканные бурой массой, куски плоти.

Старик, заворожённый, уставился на существо и, кажется, даже перестал дышать. Мышцы разом ослабели, ноги потяжелели, пальцы разжались, и фонарь выпал из рук. Металлический корпус звонко ударился о бетон, но диод продолжал светить. От звука удара Синцов вздрогнул и пришёл в себя: ужас, сковавший его, на секунду отступил. Неуклюже переставляя ноги, Григорий попятился и наступил на многострадальный фонарь, который, скрипнув корпусом, провернулся. Старик инстинктивно махнул руками, пытаясь удержать равновесие, и крепче сжал ружьё, отчего непроизвольно надавил на оба спусковых крючка. Стволы дружно плюнули облаком дроби в сторону лестницы. На пути дроби оказалась керосиновая лампа, которая звонко разбилась, расплёскивая вмиг воспламенившееся топливо. Сухие деревянные ящики, на которых она только что стояла, сразу же вспыхнули, будто этого и ждали.

Грохот выстрела и вспыхнувшее пламя окончательно вывели Деда из оцепенения. В ногах снова появилась сила, и страх погнал старика наружу, прочь из убежища, которое перестало быть таковым. Дед наклонился, подобрал фонарь и, не оглядываясь, рванул к выходу. Побег продолжался словно в тумане. Преодолевая поворот за поворотом, Синцов добежал до своего поста, где гермозатвор по-прежнему был закрыт.

«Значит, никто не смог выбраться или не успел. Во всяком случае, не через эту герму», – подумал Синцов.

Быстро натянув противогаз, накинув плащ и рассовав патроны по карманам, Дед обеими руками вцепился в колесо запорного механизма и с натугой закрутил. Послышался протяжный скрежет смещающихся затворов, а потом замок громко щёлкнул, впустив в щели приоткрывшейся двери клубы пыли. Распахнув гермодверь, старик выбежал в наружный тамбур и, поднявшись по винтовой лестнице, вышел на поверхность. Открыл створку двери электрощитовой и, быстро осмотревшись, метнулся к ржавеющим останкам пазика, который обрёл вечный покой на противоположной стороне дороги. Низко пригибаясь, Синцов оббежал автобус и протиснулся в салон сквозь приоткрытую дверцу.

Обивка сидений прогнившей трухой свисала со стальных скелетов кресел почти до самого пола, на котором было много битого стекла, стреляных гильз и сухой листвы. Сквозь разбитые стёкла пробрался вьюн, частично обвивший ряд кресел и затянувший живой изгородью проёмы окон. Разросшись по поручням, он пробился в открытый люк в крыше. Лёгкий ветерок неслышно заигрывал с остатками обшивки салона, колыхая грязные лохмотья. Осторожно ступая, похрустывая осколками стекла, старик прошёл к задней части автобуса, где кресла отсутствовали, а заднее ветровое стекло, хоть и треснутое, было на месте. Высунув ружьё в крайнее боковое окно, старик принялся размышлять, как быть дальше.

Расклад выходил такой. Ближайшая община, о которой он знал, была полицейской. Группы их сталкеров на своём транспорте в сопровождении охраны частенько приезжали за водой. Григорий слышал, что они базируются в бывшем здании Ленинского отдела полиции. Значит, остаётся только добраться туда. Проще подумать, чем сделать. Но надо дойти и рассказать, что тут произошло. Это на улице Орлова, к которой ведут несколько основных дорог – не считая частный сектор, куда лучше и вовсе не соваться. Узкие заросшие улочки, заваленные трупами ржавеющих автомобилей. Жавшиеся друг к другу сгоревшие и полуразвалившиеся дома давно стали прибежищем для мутантов. Не зря ходоки прозвали частный сектор зоопарком. Строить маршрут через него – чистое самоубийство.

«Наверное, так: через Поливенское шоссе выйти на улицу Юности. Оттуда можно будет повернуть в двух направлениях. Вправо на проспект Нариманова либо налево к улице Розы Люксембург. Обе дороги ведут к общине и потому подойдут. Дальше – как получится. Разберусь по ходу», – в растерянности соображал Дед, терзаясь сомнениями. А вдруг всё закончилось, и в бункере много выживших, а он сейчас сорвётся в неизвестность? Но если вся охрана с лучшим оружием осталась на первом ярусе, что могут противопоставить подобной угрозе закрывшиеся в комнатах люди? Он должен привести помощь, должен их спасти.

Створка двери трансформаторной слегка покачнулась. Старик напрягся и затаил дыхание, направив туда стволы. Прошли минуты, линзы противогаза запотели от частого дыхания, на висках запульсировали вены.

«Всё, ждать больше нельзя. Если начнётся стрельба, то неизвестно, какие ещё твари захотят посетить вечеринку. Вряд ли кто-то выжил. А если и так, то нужно идти за подмогой. Пора уходить».

Дед живо поднялся, продолжая целиться в трансформаторную, и прошёл к выходу, отчего стеклянное крошево под ногами снова захрустело. Неуклюже выпрыгнул из автобуса, закинув ружьё за спину, короткими перебежками покинул территорию предприятия и двинулся в направлении города по трассе – бывшему Поливенскому шоссе.

Узкая дорога, покрытая мёрзлой коркой грязи, бесследно исчезала в тёмно-сером тумане. По обочинам множеством размытых теней торчали кривые облезлые деревья, наполовину заросшие жутким серо-коричневым бурьяном. Слева от дороги такими же ржавыми и размытыми исполинами с обвисшими щупальцами проводов возвышались опоры ЛЭП. Старик шёл быстрым шагом, похрустывая теперь ледяной коркой и заиндевелыми сморщенными листьями. Видимость – на двадцать-тридцать метров вокруг. Казалось, будто он движется в таком маленьком кошмарном мирке, созданном специально для него. Словно в прозрачном стеклянном шаре, любимом сувенире с новогодними сюжетами. Одно хорошо: если он никого не видит, то и его никто не увидит. Хотя это не точно. Но Дед на это очень надеялся: ведь если ему выпадет случай встретиться сейчас с мутантом, отбиться будет непросто. Но в убежище верная смерть, а тут ещё неизвестно. Значит, надо двигаться дальше.

Стало темнеть, и видимость заметно ухудшилась. Заросли разошлись, уступая место перекрёстку дорог. Слева проступили очертания здания автомойки и кафе, огороженные забором из ржавой арматуры. Внутри кто-то хозяйничал. Из разбитых окон доносилось утробное рычание и треск костей, – или, может быть, мебели?.. Что бы это ни было, проходить рядом с этим местом нельзя. Засевшее здесь существо должно быть очень сильным, настолько сильным, чтобы не страшиться издавать такие громкие звуки. Обычно твари стараются скрыть своё присутствие и охотиться в стае или из засады. Значит, надо возвратиться.

Из других вариантов оставалась прореха в зарослях, которую Дед заметил по пути сюда. Не слишком большая, но достаточная для прохода. Раньше там была дорожка, ведущая к АЗС. По ней можно было бы срезать путь к улице Розы Люксембург и обойти эту злополучную автомойку. Хотя ветра не было, но всё же не хотелось рисковать и долго оставаться на месте. Также стоило постараться не выдать своего присутствия запахом давно немытого тела и пропитанной потом одежды.

Синцов развернулся и пошёл обратно, не забывая оглядываться. Через несколько десятков метров справа показалась та самая прореха. В последний раз бросив за спину взгляд, старик шагнул на тропу. Стволы высоких деревьев сплошной стеной стояли вдоль дороги, врастая друг в друга. Между ними сплетался кривыми ветвями уродливый молодой подлесок из тонких берёз, тополей и осин, образуя непроходимые участки. С трудом продираясь через высокую спутанную траву, которая цеплялась за ноги, старик двигался прямо по тропе, стараясь не шуметь и не забывая озираться по сторонам. Вскоре заросли расступились, и перед Григорием предстала неширокая площадка с навесом и несколькими рядами заправочных автоматов. Дальше к навесу примыкало здание заправочной станции.

Дед встал на окраине зарослей, прислушиваясь, готовый в любой момент нырнуть обратно. Однако никаких признаков жизни в здании станции не было. Аккуратно приблизившись к раскрытым стеклянным автоматическим дверям, старик снова прислушался и, убедившись в своих выводах, шагнул внутрь.

Пустые ряды стеллажей, когда-то заполненных товарами, были кем-то безжалостно разгромлены и теперь обломками лежали на полу. Стойку администратора постигла та же участь. А на что он, собственно, надеялся? Найти еду? При мыслях о еде в животе заурчало. Пошарив немного по полкам и ничего ценного не обнаружив, старик подошёл к широкому оконному проёму. Обзор как раз выходил на начало улицы, по которой он скоро двинется. Впереди, словно окаменевший исполинский спрут, серыми щупальцами расстилалась автомобильная дорожная развязка. Одно из щупалец, оборудованное по обеим сторонам металлическими отбойниками, заканчивалось там, где начиналась улица Розы Люксембург. Эта прямая улица, огороженная высокими противоударными и противопыльными щитами, отделявшими частный сектор, была почти свободна от останков автомобилей.

– Значит, тут мне предстоит пройти? Что ж, пока это было не сложно, – сказал Дед, вглядываясь в пространство перед собой.

Быстро темнело, туман становился всё плотнее, постепенно скрывая из виду некогда многонаселённый город. Старик одёрнул плащ, перевесил патронташ удобнее, распределив боезапас, проверил заряженность оружия и, тяжело выдохнув в резиновую маску, шагнул в проём окна.

***

Пробежав несколько сотен шагов вдоль ближайших домов, Филатов замер: до ушей сталкера донёсся протяжный вой – призыв стаи к охоте. Дмитрий резко обернулся: «Неужто учуяли?» – промелькнуло в голове. Перевесив автомат на плечо, быстро достал бинокль и прильнул к окулярам. В полумраке из здания университета, наполовину скрытого туманом, сквозь разбитые окна первого этажа появились фигуры. Они неспешно трусили вдоль стен на четырёх лапах. Однако нет, не по его душу. Стая насчитывала уже с десяток особей. Чёрными тенями совершенно неслышно псы двигались в сторону улицы Розы Люксембург. «Что могло их заинтересовать? Никак добычу учуяли». Филатов посмотрел, куда они направились.

Между остовами машин прямо посередине дороги мелькнул силуэт. Человек! Он перемещался не скрываясь, быстрым шагом, заметно переваливаясь с ноги на ногу. Безумец какой-то. Разве он не слышал вой? Ещё немного – и псы, подкравшись к ни о чём не подозревающей жертве, бросятся в атаку, за секунды преодолев последние метры. Он и понять ничего не успеет, как будет разорван на кусочки. «Да кто он вообще такой? Может, мутант? Да нет, вроде не похоже. Вон, в плаще и противогазе, с ружьём, кажется. Надо выручать безумца, кем бы он ни был». Дмитрий снова перевёл взгляд на собак. Псы приближались.

Ещё не придумав, как именно действовать, сталкер кинулся к ближайшему дому, расположенному на перекрёстке. На ходу спрятал бинокль и извлёк фонарь. И поспешил дальше к перекрёстку, где, перегораживая выезд с улицы, поперёк дороги, на заросших густым бурьяном рельсах застыл трамвай. Его ржавый кузов кое-где даже сохранил жёлто-красную расцветку и большинство стёкол.

Прижавшись спиной к ржавому металлу, Филатов подумал: «Тут не отбиться, окружат, и… Что стоит здоровенному псу разбить стекло и ворваться внутрь, где его ждёт свежее мясцо?» Осмотревшись, Дмитрий отметил, что времени осталось немного, надо что-то предпринять уже сейчас. Безумец находился уже совсем рядом, но до сих пор, кажется, не подозревал о засаде.

Включив и подняв над головой фонарь, сталкер дважды обозначил им круг, после чего погасил свет. Человек застыл. Хорошо – значит, заметил. Но что ж он медлит, недотёпа? Но незнакомец не спешил что-либо предпринимать. Сталкер повторил знак фонарём ещё раз.

И тут…

***

Старик быстро – насколько мог – двигался между брошенными в спешке автомобилями, сбившимися в кучу в результате аварий, сгоревшими и разобранными на запчасти. Стараясь держаться подальше от скрытых в темноте домов частного сектора справа и трамвайных путей слева, Дед следовал по хорошо сохранившемуся асфальту. Путь от автозаправочной станции до сих пор был спокойным, и старик, уже изрядно вымотавшись, позволил себе немного расслабиться – и перешёл на шаг. То и дело из тумана выплывали серые, обветшалые здания когда-то жилых многоэтажек. Вон там был детский сад, а там мечеть. М-да, теперь эти руины наполнены призраками или, ещё хуже, живыми… Живыми монстрами.

Но город сейчас казался полностью мёртвым. В нём стояла такая нереальная тишина, будто старик сам стал призраком и теперь неслышно, словно по воздуху, двигался в вакууме. Или, как в старые добрые времена, удобно усевшись на видавшем виды диване, погрузившись в атмосферу, смотрел по телевизору какой-нибудь третьесортный ужастик какого-нибудь третьесортного режиссёра, с избитым и предсказуемым сюжетом. Где герои никогда не едят, не спят и не моются. И главное, у них никогда не заканчиваются патроны. Вот смеху-то!

И всё же почему, интересно, люди любили подобные фильмы и книги? Нашествие зомби, жуткий вирус, вторжение инопланетян, да и много чего такого. М-да, фантазия та ещё. И всегда в этих сюжетах человечество почти полностью вымирало. Так почему же? Может, подсознательно использовали фильмы как учебное пособие? Фух, бред какой! Конечно, было очень комфортно следить за стремлением выжить других людей, самому сидя в любимом кресле и посмеиваясь над неудачниками, саркастически комментируя их поступки, каждый раз удивляясь, как они нелогичны и непоследовательны. Что ж, теперь всем выдался шанс проявить себя и продемонстрировать, какие он крутые и как могут побороться за свою жизнь.

Или человечество просто каким-то образом предвидело свой конец? Ведь каждый день наблюдать вокруг, как злу всё сходит с рук, по телевизору транслируют, как люди убивают друг друга, грабят и совершают низкие поступки, а природа отчаянно пытается избавиться от нас, насылая различного рода катаклизмы, – это по-настоящему страшно. Повсеместное невежество и раскультуривание, скрытая пропаганда развращённости и распущенности. Беспредел чиновников разного уровня, разгул преступности среди тех, кто должен со всем этим бороться, – и человеку, в чьей душе ещё сохранились понятия о доброте, чести и долге, любви и семье, сложно не впасть в отчаяние…

Мысли перескакивали одна к другой. Изредка налетающие порывы ветра напоминали старику, что он всё ещё жив и действительно находится здесь. Теперь это реальность… Стоп! Что это?

Размышления старика прервало возникшее поодаль на его пути пятно света. Описав два полных оборота, оно исчезло.

«Это ещё что такое? Может, мутанты научились имитировать свет фонаря, вводя в заблуждение потенциальных жертв?» – старик замер в нерешительности. Такого он никак не ожидал и теперь даже не представлял, как ему поступить. Бежать обратно, затаиться или пойти на свет? Эх, зря он не общался с ходоками, когда была возможность. Сейчас бы это ему очень пригодилось.

Луч появился снова, и движения повторились.

«Может, засада? Отвлекающий манёвр? И пока я тут соображаю, меня уже обошли? Вот чёрт!» – старик глухо зарычал в резину противогаза с досады от собственной глупости и завертел головой, выискивая опасность. Но вокруг всё так же стояла тишина и гнили в тумане останки ушедшей цивилизации.

Как вдруг слева из-за забора из высоких прутьев арматуры послышался протяжный вой какой-то твари. И тотчас, взрывая тишину, его подхватило множество глоток.

Дед вздрогнул от неожиданности, по спине пробежал холодок. Ноги налились тяжестью, враз ослабнув. Перехватило дыхание: старика опять начала захлёстывать паника. Содрав противогаз, он сделал несколько глубоких глотков воздуха, каждый раз выпуская облачка пара. В горле запершило. Однако без запотевших, искажавших пространство окуляров маски стало понятнее, что происходит.

Теперь он увидел. За забором вдоль прутьев металась стая здоровущих псов. Синцову сразу вспомнился его единственный рейд на поверхность.

«Точно, засада. Вот же дурак, попался! Думал, мутанты глупее людей? Охотники-то из них получше нас будут». Старик попятился, не в силах оторвать взгляда от беснующихся тварей. Но глянул шире, и волосы стали дыбом: метров на десять правее в заборе торчал пробивший его автомобиль. Края арматурин внизу оказались выгнуты, образовав неширокий проём. Один из псов уже ткнулся мордой в лаз, пытаясь просунуть туда голову и роя лапами промёрзшую землю. Остальные мутанты нетерпеливо поторапливали сородича громким лаем.

Резанув по ушам, да так, что Синцов непроизвольно вжал голову в плечи, оттуда, где только что описывал круги луч фонаря, раздалась трескотня автоматной очереди. Выдавая своё местоположение язычками пламени и линиями трассирующих пуль, стрелок поливал свинцом мутанта, который уже наполовину протиснулся в дыру.

Высекая снопы искр и сбивая ржавчину, пули с пронзительным визгом рикошетили от автомобильного кузова и вспучивали землю вокруг пса небольшими фонтанчиками. Несколько пуль с чавкающим звуком впились в спину мутанта возле шеи, другая пришлась в основание черепа. Тварь дёрнулась и обмякла, заблокировав своей тушей проём. Стая мутантов просто осатанела, некоторые даже впились челюстями в свежую мертвечину и начали рвать её на месте.

Это был шанс!

Дед что было мочи бросился в направлении стрелка не разбирая пути, – ухватившись за спасительную соломинку. Впереди поперёк дороги застыл трамвай, у которого стоял человек с поднятым кверху коротким стволом автомата, призывно махая свободной рукой. Добежав до спасителя, старик спрятался за ним, прижавшись к трамваю спиной. В глазах потемнело. В ушах гудело, воздуха в лёгких катастрофически не хватало, сердце бешено бухало. В эту стометровку Синцов вложил оставшиеся силы. Их не было даже взглянуть на человека, только что спасшего ему жизнь. «Ходок», – отметил старик про себя.

Жадно глотая воздух, игнорируя сухость и першение в горле, Дед, закрыв глаза, сполз прямо на асфальт возле трамвая. Но перевести дыхание ему не позволили. Словно откуда-то из глубины или сквозь толстый слой ваты до слуха стали доноситься непонятные, скомканные крики стрелка. Потом Деда затормошили, не давая отключиться. Синцов открыл глаза.

– Мужик, вставай! Это ещё не всё! Надо уходить отсюда! – Над стариком нависла серая резиновая морда с зелёной коробочкой фильтра. – Сейчас прорвутся, и нам хана! – последнее слово Синцов услышал уже отчётливо. В уме прояснилось. – Надень противогаз, смерти хочешь?

Ходок схватил старика под руки и, крякнув, одним движением поставил на ноги. Закинув его ружьё себе за спину, вырвал из руки Синцова противогаз и натянул тому на голову, больно дёрнув спутанные волосы, после чего потащил за собой.

Пробежав вниз по улице к ближайшему на перекрёстке дому с облупившейся и оттого плохо различимой на табличке надписью «Докучаева, 14», сталкер со стариком заскочили в первый подъезд, металлическая дверь которого, перекошенная в петлях, была распахнута настежь. Тут же позади послышались вой и тявканье: псы кинулись следом. Перепрыгивая через поваленные двери и хлам выпотрошенных квартир, люди поскакали вверх по лестнице, преодолевая ступеньки. Сталкер гнал старика на последний этаж. Дед хрипел, но держал темп. Снизу уже доносились топот лап и скрежет когтей о бетон.

Лестница кончилась. Совершенно выбившись из сил, Синцов в растерянности уставился на сталкера.

– Ну и куда теперь?! – задыхаясь, крикнул старик.

– На крышу! – Дмитрий встал под квадратным проёмом люка, наклонившись, сложил руки замком в районе колен и кивком указал наверх.

Подняв голову, Дед всмотрелся в тёмный квадрат в потолке. Ступив одной ногой в ладони сталкера, Григорий подпрыгнул, наполовину вылетев в проём. Перевалившись, подобрал ноги и перекатился дальше. Оказавшись в небольшой постройке на крыше, он разогнал своим появлением каких-то птиц, которые с суетливым хлопаньем крыльев выпорхнули в приоткрытую дверь. Следом за Дедом в проём влетел автомат. Встав на перила под отверстием, Филатов с силой оттолкнулся, зацепившись руками за край люка, и подтянулся. Синцов тут же обхватил его за подмышки и вытащил на рубероид.

В этот момент внизу на лестничной площадке появились псы. Подняв уродливые морды, они зарычали от досады из-за упущенной добычи.

Сдёрнув ружьё за ремень, сталкер сунул его старику. Дед переломил стволы, проверил наличие патронов и приподнялся. Подойдя к проёму, прицелился и спустил оба курка. В тесном помещении звук дуплета оглушил обоих, вдарив по барабанным перепонкам. На площадке взвизгнули, заскулили, а потом послышались звуки борьбы. Мутанты рвали своих подстреленных сородичей.

– Не трать попусту патроны. – Филатов извлёк пустой рожок из автомата, перевернув сцепку, вставил полный и передёрнул затвор, вогнав патрон в патронник. Шумно выдохнул, поднялся. – Сколько у тебя осталось?

– Да есть немножко, – отозвался старик, убирая стреляные гильзы. Затем, засунув ладонь в карман плаща с другой стороны, извлёк оттуда горсть блестящих цилиндров и вновь спрятал. – Слушай, тебя как зовут, откуда ты тут взялся? Ну и, конечно, спасибо тебе, что выручил.

– Мужик, у меня к тебе тоже много вопросов, но не до того сейчас. Давай со знакомством потом, нам есть чем заняться, только дух переведём, – сказал Дмитрий, откинувшись спиной на стену и тяжело дыша.

Дед кивнул, потом посмотрел на приоткрытую дверь. Легко толкнув растопыренными пальцами деревянное полотно, старик шагнул на порог и ступил на ровную крышу, покрытую чёрными листами рубероида.

Здесь туман был гуще. Теперь серая дымка окружала его со всех сторон так плотно, что ничего не было видно, кроме невысоких бортиков, обозначавших края крыши. Григорий обернулся. Небольшое квадратное строение из кирпича с деревянной дверью будто неспешно таяло по мере того, как старик отдалялся от него.

Из тумана появился сталкер и подошёл к Синцову.

– Ну что, отдышался немного? Ты как, высоты боишься?

– Высоты? – насторожился Дед. – Что это ты задумал?

– Ну, ты же не хочешь сидеть здесь вечно, правда? – Сталкер призывно махнул головой и направился к бортику.

Следуя вдоль бортика, вскоре они дошли до какой-то тяжёлой металлической решётчатой конструкции – она накренилась под некоторым углом, и один её край, проломив крышу, ушёл в комнаты этажом ниже, а второй терялся в темноте.

– Это что, стрела крана? – Григорий замер, глядя, как сталкер, повесив автомат на плечо, принялся карабкаться на неё.

Никто не ответил: незнакомец уже растворился в тумане. Синцов немного постоял, набираясь смелости. У него вспотели ладони: высоты он боялся с детства, однако ещё больше он боялся остаться одному на этой богом забытой крыше. Но здесь он точно покойник, а вот в компании сталкера у него есть и шанс выжить. Дрожащими руками он осторожно схватился за шершавую, покрытую ржавчиной и ледяную на ощупь трубу. Григорий полностью сосредоточился на простых движениях – зацепился, перешагнул, нащупал ногой следующую перекладину… Но всё же не удержался и через несколько метров посмотрел вниз.

Совсем рядом с домом, с крыши которого они сейчас выбирались, старик увидел большое дерево. Его ветви широко раскинулись, проникая вглубь недостроенных этажей громадного жилого комплекса, обнесённого металлическим забором из профильного листа, и тянулись к стреле крана. Повсюду валялись обломки кирпича, переломанные фрагменты бетонных плит с торчащими, словно обломки рёбер, ржавыми арматуринами. По межэтажным площадкам змеились силовые кабели.

– Давай, давай, ещё чуток – и передохнём! – послышался голос впереди. Второй конец стрелы уходил всё выше. Задрав голову, Григорий взглянул на сталкера, внутренне сжался в комок от осознания высоты и намертво вцепился в перекладины.

– Ого, да ты впечатлительный! Давай доползай, посидим немного.

На последних метрах сталкер подал старику руку и помог подняться на платформу – грузовую тележку со свисающими металлическими тросами, концы которых тонули в тумане.

Синцов смог оглядеться. Сосредоточившись на том, чтобы не свалиться на землю, он не сразу заметил, что поднялся над туманом. Теперь ему, насколько хватало взгляда, открылась совершенно другая панорама.

Верхний слой тумана, застилавшего город, держался на уровне шестого этажа и отражал тусклый свет луны, рассеянные лучи которого иногда пробивались сквозь низкие, гонимые ветром тучи. Тем же тусклым призрачным светом блестели уцелевшие стёкла отдельных зданий. Кровли и стены некоторых высоток были обрушены. Какие-то дома потемнели от сажи – следов страшного пожарища, и ничего не отражали – словно чёрные дыры, вернее, прямоугольники, на бледном фоне тумана.

Ветер трепал полы плаща, забирался под одежду, выдувая выступивший пот и охлаждая кожу. Становилось зябко. Григорий поёжился и посмотрел на сталкера. Тот, скрестив под собой ноги, будто йог, снял противогаз и подставил лицо ветру, блаженно улыбаясь. Тогда старик тоже стянул резиновую морду, сразу ощутив прохладные струи воздуха, вдруг затрепавшие волосы и запутавшиеся в спутанной и грязной бороде. Усталость как рукой сняло, Синцов закрыл глаза и расслабился.

– Меня Григорием зовут. Фамилия моя – Синцов. Но в общине все меня Дедом звали, – не меняя позы, произнёс старик.

– Дмитрий Филатов, из полицейской общины. – Сталкер повернулся на пятой точке и уставился на мужчину. – Батя, ты что тут делаешь один, без снаряжения? Я, мягко говоря, немного удивился, увидев тебя…

– Значит, ты мне и нужен, – старик посмотрел в глаза Дмитрию. – Я из общины водников с бывшего предприятия «Водоканала»…

– Да-да, я знаю о вас…

– Погоди. Дай скажу. – Дед подбирал слова, задумчиво глядя в одну точку. – Вероятно, нашей общины больше нет. Я, скорее всего, последний, единственный, кто выжил. Потому что сбежал, как последний трус. На нас напали… – старик замолчал.

– Напали? Кто? – охнул Дмитрий. – Как это произошло? Ты видел?

– Видел, но не знаю, что это такое…

Так и не дождавшись продолжения, Дмитрий не стал больше расспрашивать Синцова и после паузы заключил:

– Давай доберёмся до базы, там всё и расскажешь. А теперь надевай противогаз. Туман же ядовит, дышать им долго… нежелательно. – Дмитрий натянул резину и встал. – Стрела – теперь наш мост на ту сторону. Справишься?

Шурша крошкой битого кирпича и прочего строительного мусора, в изобилии валявшегося на полу и лестничном марше продуваемого всеми ветрами скелета многоэтажного недостроя, беглецы спустились и выскочили из подъезда. Перемахнув через листы металлического профиля, ограждающего строительную площадку, они оказались на улице Бакинской со стороны частного сектора, где затаились у взваленных друг на друга бетонных плит.

– Наши ходоки называют частный сектор зоопарком, говорили, что тут много мутантов развелось, – сказал Синцов, озираясь.

– Зоопарком? Ха-ха, – Дмитрий усмехнулся. – Это они верно подметили. Мы тут долго бродить не будем. Впереди через пару домов улица Тимирязева, по ней вернёмся на Розочку. Дальше вдоль стадиона, мимо пятой и третьей общаг, оттуда до Маришкиного родника.

– М-да, путь неблизкий, – вздохнул старик, прикидывая в голове маршрут. – Почему именно туда?

– А потому что там… Тихо! – шикнул Дмитрий и вжался в плиты.

Старик проследил за взглядом сталкера. Из тёмного проёма подвала появилось несколько человекоподобных существ. В обрывках одежды они передвигались на руках и ногах, будто животные, опустив к земле головы на длинных выгнутых шеях. Как только существа, ловко перебежав улицу, исчезли в руинах частного сектора, Дмитрий прижал указательный палец к фильтру противогаза, а затем махнул рукой, призывая следовать за ним. Синцов запетлял между плит, пригибаясь и стараясь повторять движения сталкера.

Двигаясь короткими перебежками вдоль домов, замирая и сливаясь с темнотой при малейшей опасности, путники вышли к краю неглубокого оврага. Вниз вела бетонная лестница, огороженная металлическими перилами с облупившейся синей краской. На дне оврага находилось заросшее ивой и другими невысокими кривыми деревцами небольшое болотце.

Продираясь сквозь заросли кустарника вдоль чёрной воды, покрытой тонкой коркой льда, Синцов вдруг вспомнил, что, кажется, здесь, на Маришкином роднике, находится исток подземной реки Симбирки, русло которой потихоньку замуровывалось под землю в течение двадцатого века. Словно в подтверждение, заросли расступились, обнажив массивный короб с вделанным в него широким бетонным кольцом – зияющим провалом дренажного тоннеля, уходившего в землю под небольшим уклоном.

Возле кольца сталкер опустился на одно колено, показав, чтобы старик сел рядом, после чего уставился ему в глаза сквозь мутные стёкла резиновой маски. Изменённым мембраной противогаза голосом глухо заговорил:

– Руслом Симбирки пройдём остальной маршрут, выйдем на углу улиц Федерации и Орлова, там до общины рукой подать. Ружьё, фонарь держи наготове. В туннеле много всяких ответвлений, а также лазов и прочих нор, откуда могут появиться твари. Я иду первым, ты за мной, постарайся не отставать и поглядывай за спину. Слушай туннели. Если что-нибудь услышишь, даёшь мне знать сразу.

– Кого мы можем там встретить?

– Мелочь в основном, грызуны там, летучие мыши.

– Мыши?

– Да, но они нам не особо опасны, если поодиночке. Тут дело в другом. Не так давно назад диггерам стали попадаться глубокие борозды типа царапин на стенах и сводах туннеля – параллельные, по нескольку в ряду. Думают, от когтей большого животного. Такого не было никогда, теперь есть. Так что будем очень осторожны. Пойдём быстро и как можно тише.

– Я что-то слышал о диггерах до удара. Это ребята, которые щекотали себе нервы, гуляя по подземным сооружениям?

– Вроде того, – кивнул сталкер. – Как дойдём, познакомишься с ними.

Филатов отсоединил магазин, коротко взглянув, вернул на место, склонился над входом в русло. Незаметно в руках его оказался фонарь, луч которого пробил дорожку света в сумрачном тумане и устремился в дыру, шаря по сводам и стенам туннеля, разгоняя темноту.

– Готов, мужик? – обернулся сталкер.

Синцов кивнул.

– Тогда погнали! – Дмитрий скользнул по льду, скатываясь внутрь.

Дед скользнул следом.

Пологий спуск оказался недолгим и привёл их в основной, уже горизонтальный тоннель, где лёд мутной тёмно-зеленоватой дорожкой заполнил нижнюю часть колец, образуя ровный пол. Здесь было теплее, чем снаружи – наверное, из-за отсутствия ветра. Лучи двух фонарей высвечивали, на сколько глаза могли видеть, большие, в человеческий рост бетонные круглые кольца. Со стен тоннеля тут и там свисали мутные сосульки. Сами стены, пол и своды потолка возле входа в тоннель заиндевели слоем белой кристально искрящейся в свете фонаря снежной шубы.

По тоннелю шли осторожно, лавируя между ледяных столбов, пригибаясь под свисающими со свода ледяными сталактитами. Лучи фонарей выхватывали из темноты чёрные провалы ответвлений, широкие трещины, края круглых труб со потоками замёрзшей воды и застывшего в ней мусора. Круглые кольца коллектора сменялись каменными, блочными или кирпичными кладками с высоким полукруглым сводом.

У очередного поворота сталкер замер. Дед тоже остановился, прислушиваясь.

– Кажется, на поверхность придётся выйти пораньше, – шагнув к старику и задрав за фильтр свою маску противогаза, зашептал Филатов. – Сейчас возвращаемся назад до первой лестницы и сразу будем подниматься. Выйдем на улицу Кролюницкого, как раз возле бывшего магазина «Гулливер».

– А что там? – кивнув в сторону поворота, шёпотом спросил старик, так же приподняв маску.

– Мутанты там, крысы. Я слышал попискивание. – Увидев ухмылку на лице старика, сталкер просто натянул противогаз и, оттолкнув Деда плечом, пошёл назад.

Двигаясь следом, Синцов вдруг и сам услышал многоголосье крысиного писка.

– Давай быстрее, они прямо за нами, догоняют! – задрав противогаз, крикнул старик, и сталкер, не оборачиваясь, тут же перешёл на бег.

Топот тяжёлых сапог громким эхом отражался от свода тоннеля. Цоканье множества когтей, перемешанное с писком глоток, уже отчётливо раздавалось позади. У мутантов было преимущество: крепкие острые коготки надёжно цеплялись за лёд, позволяя двигаться быстро, в то время как старые, изношенные сапоги беглецов то и дело проскальзывали, не позволяя развить приличную скорость.

Обернувшись, Григорий заметил в дальнем конце туннеля блеск крысиных глаз – твари стремительно приближались, и чуть не врезался в Дмитрия. Закинув автомат за спину, тот ухватился за спасительные скобы: здесь был выход.

Быстро перебирая конечностями, сталкер закарабкался вверх, до цилиндрического колодца. Уткнувшись головой в чугунный люк, Филатов одной ногой остался на скобе, а второй упёрся в кирпичный выступ противоположной стены, принимая устойчивое положение, и надавил на край крышки обеими руками.

С громким лязгом тяжёлый железный блин перевернулся и упал набок. Подтянувшись, сталкер выбрался на поверхность. Металлический лязг снизу дал понять, что старик, не мешкая, начал подъём. Вскинув свой автомат, Филатов на коленях обполз колодец с другой стороны и сунул в него короткий ствол.

Дед был почти наверху, когда внизу появились первые мутанты. Подпрыгнув, крыса громко щёлкнула челюстью, едва не зацепившись за сапог старика. Скопившись под лестницей и налезая друг на друга, они пытались достать ускользающую добычу. Как только старик перевалился через край колодца, Филатов нажал на крючок. Очередь автоматных пуль прошла по серым спинкам мутантов, выбивая фонтанчики густой крови. Не поднимаясь на ноги, старик тоже перекатился к краю колодца, сунул в него стволы ружья и, не глядя, вжал оба крючка.

Ба-бах!!! Крысиная пирамида, начавшая было расти, развалилась кровавыми тушками. Оставшиеся мутанты забыли про охоту и принялись рвать мёртвых сородичей.

Поджав ноги к груди, беглецы, восстанавливая дыхание, уселись вокруг колодца и наблюдали, как оттуда выходит сизый дымок пороховых газов.

– Заметил? Тут тумана нет, – Филатов стянул противогаз. – Можно снять резину.

Старик последовал его примеру, и мокрое от пота лицо Синцова, обсыхая, обожглось морозцем.

– Ага, действительно нет, – осматриваясь, согласился он.

– Ладно, идти надо, подымайся, Дед! Осталось недалеко.

– Подожди! Хочу посмотреть, кого мы там постреляли! – Старик склонился над краем колодца, заглядывая внутрь.

– Валяй, только недолго там любуйся. – Дмитрий принялся подвешивать противогаз на прежнее место на плече.

Осветив колодец фонарём, старик увидел на его дне несколько небольших, размером чуть меньше обычной собаки, мохнатых трупиков. По льду под ними чёрной лужей растекалась парящая бурая масса. Помимо роста, мутация у этих тварей сказалась на форме головы, которая приобрела выступающие массивные челюсти с острыми крупными зубами. Лапы стали мощнее, с большими когтями, а хвост по-прежнему оставался длинным и лысым, таким же отвратительным, как и прежде. Автоматные пули разорвали туши почти пополам, выпотрошив их содержимое, которое теперь сильно смердело. Борясь с приступами тошноты, Синцов отпрянул от колодца, прижав тыльную сторону ладони ко рту. Продышавшись, Дед поднял глаза и увидел, что сталкер выжидающе смотрит на него.

– Ну что, налюбовался фауной? Теперь пошли! – Убедившись, что старик в порядке, Дмитрий протянул ему руку и помог встать.

Под частые вспышки зарниц, на мгновения освещавшие землю через разрывы облаков, беглецы обошли здание магазина, перед которым на парковке ржавело несколько автомобилей, и вышли на перекрёсток улиц Островского и Кролюницкого.

– Почти на месте, – произнёс сталкер, устало передвигая ноги.

Шагая по пустой дороге улицы Островского, Дмитрий вспоминал её прежние дворики – зелёные, чистые, уютные, в ухоженных клумбах. Дети в песочницах громко смеялись, радостно перекрикиваясь друг с другом в своих играх. Птицы в кронах наполняли дворы своим щебетанием, пением и множеством прочих звуков, которых теперь уже нет. Теперь в отсветах зарницы были видны лишь руины – с мёртвыми глазами-окнами домов, сгоревших и разрушенных. Сгнившие, обратившиеся в мусор, в труху автомобили, лысые кривые деревья. Да, звуки стали другими. В мёртвой тишине слышалось лишь завывание ветра, гуляющего в утробах пустых строений, натужный скрип ржавых качелей и стволов крючковатых деревьев.

Филатов, погружённый в свои мысли, не сразу обратил внимание на гул, постепенно нараставший по мере приближения его источника.

– Дима, посмотри, что это? Вон там! – Дед задрал голову и уставился в небо, тыча туда пальцем.

Проследив за жестом старика, среди низких туч Дмитрий увидел нечто вроде двух осветительных синих ракет, летящих параллельно. «Нет, всё-таки что-то ещё, – Филатов достал бинокль и прильнул к окулярам. – Нет, не ракеты, это точно. Самолёт?» Свечение скрылось из виду. Теперь сталкер был уверен, что это какой-то летательный аппарат.

– Ну и что там? – старик выждал, пока Дмитрий уберёт бинокль, и повторил вопрос.

– Мне показалось, что самолёт. – Сталкер пожал плечами. – Надо будет об этом доложить! Идём!

***

Ночное небо с тяжёлыми низкими тучами, сквозь которые сверкали, словно молчаливая канонада, далёкие раскаты зарницы. Пахло сыростью, будто перед дождём. Редкие снежинки, медленно кружась, неслышно опускались на старую ушанку и плечи дозорного, затянутого в потёртый милицейский бушлат грязно-серого цвета с сержантскими шпалами на погонах.

Дозор располагался на крыше многоэтажного дома рядом со зданием Ленинского отдела полиции, на улице Островского. Плоская крыша с высоким бетонным ограждением хорошо подошла для наблюдательного пункта. В центре установили навес, по периметру которого сложили деревянные ящики. Под навесом поместили стол со средствами связи, а также прибор слежения за уровнем радиоактивного и иного заражения местности – ДП-64.

Дозорный опустил ПНВ4, с помощью которого осматривал прилегающую территорию последние несколько минут, и сел на табурет, принесённый с одной из квартир этого дома. Стянул с плеча АКСУ и стволом вверх прислонил его к бетонному ограждению. Круговым движением головы размял шею и потёр её ладонью, пару раз покрутился корпусом вправо-влево, разминая спину, и вновь уставился в темноту.

– Ну как у тебя дела, Санёк, всё спокойно? – подошёл Владимир Петрович. Командир дозора прислонился грудью к бортику, сложив руки на ограждении, и сплюнул вниз, в пустоту.

– Да всё так же, ничего нового, Петрович, по-прежнему тишина и спокойствие. – Дозорный повернул голову, пытаясь разглядеть глаза собеседника. – Как там Мишка? Был у него?

– Да, и у Мишани тоже тишина, – устало произнёс старший прапорщик. – Скоро пойду смену будить. Хоть согреетесь немножко. А то этот ветер аж до костей пробирает…

Где-то в начале улицы Кролюницкого со стороны здания бывшего магазина «Гулливер» раздалась одинокая автоматная очередь, и сразу дуплетом стрельнуло ружьё. Прапорщик повернулся на выстрелы как раз в тот момент, когда очередная вспышка зарницы осветила небо. Сержанту наконец-то удалось рассмотреть своего наставника: глаза были красными и опухшими, а лицо – серым и заросшим щетиной.

– Ну-ка, глянь, Сань, что там? – Петрович выжидающе посмотрел на парня.

Дозорный поднял ПНВ:

– Да хрен его знает, не видно ничего.

– Ну и ладно. Бандиты, наверное, на собак нарвались. Но ты всё равно держи ухо востро – может, кто-то из наших возвращается.

– Погоди-ка, Петрович, а ну-ка, глянь, что там?

– Где?

– Вон, между туч мелькает.

Петрович прильнул к оптике:

– Кажется, самолёт. Ничего себе! Ладно, пойду разбужу ребят, через пару часов рассвет.

– Постой, доложить бы надо.

– Доложу, не волнуйся. Ну всё, я пошёл.

– Угу, давай.

***

После долгой дороги почти в полной темноте луч мощного прожектора больно ударил по глазам. Спутники рефлекторно прикрыли глаза ладонями.

– Зорин, ты, что ли? Что ты тут бродишь один в темноте? – раздался голос человека, стоявшего за прожектором. – А, нет, не один, кто это там с тобой?

– Да убери ты свой фонарик, чтоб тебя черти задрали! И калитку отворяй, а то тут как-то неуютно, знаешь ли!

– Уже открывают.

Прожектор погас одновременно со скрипом ржавых петель открывающейся двери в металлических воротах. Из-за неё появился караульный, одетый в серые милицейские ватные штаны, такой же милицейский бушлат, в старой ушанке и с АКСУ наперевес. На поясе с правой стороны светлым пятном выделялся подсумок для запасных рожков. Придерживая дверь, караульный упёрся в неё ногой, обутой в берцы. Маленьким фонариком он посветил в лицо старика. Синцов снова зажмурился.

– Это житель общины с Водоканала. У них там беда приключилась. Просит помощи, – предупредив неминуемые вопросы, Филатов оттеснил караульного внутрь двора. Следом, оглянувшись, за ворота прошёл и Синцов.

Алексей Зорин двигался вдоль заросших стен двухэтажных домов по проспекту Нариманова в сторону центра. Шёл по тротуару, щедро засыпанному битым кирпичом, осколками выбитых стёкол и опавшими ветками. Неспешно, стараясь не хрустеть этим мусором, переступая на слегка согнутых в коленях ногах, перенося тяжесть тела с пятки на носок. Отойдя от здания телецентра и оставив туман позади, он вышел на хорошо просматриваемый отрезок пути.

Стемнело уже давно, стало много прохладнее. Ветер порвал кое-где облака и теперь лениво гнал их по ночному небу, освещаемому раскатами зарницы. На дороге в обоих направлениях, разделённых широким участком, где местами в зарослях травы тускло блестел трамвайный рельс, ржавели остовы автомобилей. Ветер неспешно гонял между ними мёрзлую пыль, сухую листву и мусор. Тихо скрипели, чуть покачиваясь на проржавевших креплениях, ржавые антенны, боковые зеркала и прочие незакреплённые детали. Мертвенно-бледными искрами сверкали осколки окон домов, стёкол автомобилей, магазинных витрин и фонарных столбов. Рваные грязные занавески вывалились из окон и, словно призраки, колыхались на ветру в тусклом лунном сиянии. Тени лысых кривых ветвей, порождённые далёкими безмолвными вспышками, извивались в причудливом жутком танце, подобно каким-то щупальцам.

Вдруг впереди, правее, на другой стороне дороги, боковое зеркало автомобиля издало резкий скрежет, на секунду ослепив Зорина отблеском лунного света. Застыв от неожиданности, Алексей тихо присел на колено, всматриваясь в темноту. По телу побежала мелкая дрожь. В голове промелькнула мысль: «Что за тварь?! Она смотрит на меня, она меня видит!» Внутри похолодело, от страха волосы встали дыбом. Сталкер перекатился к остову ближайшей легковушки и вскинул оружие.

Будучи предусмотрительным человеком, он заранее прикрепил на винтовку ночной прицел 1ПН516. Прильнул к нему. Улица окрасилась в светло-зелёные тона, с белой расцветкой шкалы. Приподнявшись над кузовом автомобиля, Зорин направил оптику на ту подозрительную машину. И наконец разглядел чёрное тощее тело, обхватившее зеркало длинными пальцами. В прицеле ярко блеснули широко открытые глаза существа, которое будто почувствовало, что его обнаружили. С хлопком выстрела оно тут же рванулось прочь и исчезло, в спешке задев жестяную банку, что с грохотом прокатилась по асфальту и замерла.

Попал или нет, Зорин выяснять не хотел. Развернувшись, он бросился к ближайшему провалу дверного проёма двухэтажки. Деревянная дверь, покрытая трещинами вспучившейся краски, лежала на полу подъезда вместе с дверной коробкой и частью кирпичной кладки. Алексей оказался в большом тамбуре с тремя деревянными ступенями посередине, за которыми начиналась широкая площадка с массивными деревянными перилами и двумя дверьми по сторонам. Зорин повернул направо, дёрнул дверь. Створка не выдержала рывка и сорвалась с петель, грохнулась на пол. Луч фонаря высветил коридор, заставленный различным скарбом сгинувших жильцов, густо затянутый паутиной. В глубине коридора за паутиной показалось шевеление. Выпустив в том направлении короткую очередь, сталкер отпрянул назад и метнулся к противоположной двери.

Дёрнул. Она оказалась крепче предыдущей и со скрипом отворилась. Ствол винтовки первым заглянул в открывшийся проём. Паутины не было. Алексей вошёл в коридор, прикрыв за собой дверь. На секунду замер, прислушиваясь. Тишина. В углу сталкер заметил табурет на металлических ножках, подхватил его и всунул одну из ножек в металлические ручки на двери.

Осторожно открыл дверь в первую попавшуюся комнату. Заглянул. Окно целое, занавешено покрывалом, выходит во двор дома. При входе, на расстоянии около метра, сразу напротив двери – высокий деревянный шкаф, справа двухъярусная полочка для обуви с запылёнными старыми ботиночками, сразу видно, женскими, сапожками и галошами. С левой стороны – стол и два табурета, низкий холодильник «Саратов».

Зорин прошёл за шкаф. Пусто. Подойдёт. Опрокинув шкаф на входную дверь, он прижался спиной к ближайшей стене, оглядывая комнату. Под окном стояла неширокая пружинная кровать с железными дужками, застеленная некогда белым постельным бельём. Дно её провисало, но одеяло имело рельеф. На подушке чернело что-то лохматое. Даже думать не хотелось, что это могло быть. Хотя Зорин знал наверняка: очередной труп человека, осознавшего свою участь и смиренно принявшего её.

Некоторые горожане не спешили покинуть город вместе с остальными. Покорно ложась в кровать, застилали её свежим бельём и, надев красивую одежду, а кто-то брал с собой фотографии своих близких, детей, родителей, братьев и сестёр, спокойно дожидались смерти. О чём думали в эти часы? Вспоминали родных, детей, прожитую жизнь? Одному богу только известно… Зорин даже не заметил, как ласково погладил свой левый карман куртки, размышляя над этим.

Из нагрудного кармана разгрузки Алексей достал полный магазин к винторезу, отстегнул полупустой и поменял их местами. Отсоединив от пояса фляжку с водой, отвинтил крышку и сделал небольшой глоток. Посидев ещё с полчаса и не услышав ничего подозрительного, поднялся. Дозиметр молчал. Включив подсветку экрана, посмотрел на часы. Глубоко за полночь – пора двигаться дальше.

Ближе к утру Зорин, петляя между автомобилей, вросших в проезжую часть проспекта, вышел к кольцу улиц Верхнеполевой, Гагарина и Кролюницкого. Тут стоял памятник «Нариману Нариманову – соратнику В. И. Ленина, видному деятелю коммунистической партии и советского государства», – так гласила выбитая на нём надпись. Рядом был сквер, который, как и всё остальное, сильно зарос. Дорожки, разделявшие клумбы, еле угадывались – они превратились в тропинки, узкие и потрескавшиеся. Мелкая трава пробивалась сквозь трещины в асфальте.

Зорин присел возле памятника перевести дух и осмотреться. На противоположной стороне, через дорогу, возвышалась башня в восемнадцать этажей, всегда казавшаяся ему какой-то нестандартной. До одиннадцатого в ней шли встроенные лоджии, а выше торчали неровные балконы. На четырнадцатом этаже в одном из окон моргал тусклый свет, будто кто-то смотрит телевизор. Аномалия, которую видно было только с улицы. Зорин заходил в ту квартиру, но она ничем не отличалась от остальных. Разве что в середине комнаты стояло большое кресло, – наверняка когда-то удобное и мягкое, – в котором сидела мумия в майке и семейных трусах. В правой руке у неё был зажат пульт от того самого телевизора, а в левой – стеклянная пивная бутылка. Пустые глазницы уставились в экран.

Поднявшись на шестнадцатый этаж, Зорин вошёл в одну из квартир, запер дверь и сразу направился в одну из комнат, где с куском стены было выбито окно, обгоревшая рама которого вместе с закопчёнными осколками кирпича ввалилась внутрь. Подойдя к проёму и прижавшись к его краю, Алексей выглянул наружу.

Мрачные городские руины напоминали отсюда тёмные холодные скалы с чёрными прямоугольниками крыш, ржавыми телевизионными антеннами и обвисшими проводами. Из-за рваных облаков ровными лучами пробивались вспышки зарниц. Будто неведомая сила прожекторами ощупывала землю с небес, выискивая последних выживших – чтобы закончить то, с чем не справились бомбы и радиация. Дальше, через дворы, на таких же крышах располагались охранные дозоры полицейской общины. До них уже совсем немного, но требуется переждать. Здесь, наверху, в открытых окнах и щелях свистел злой холодный ветер, но Зорин остался именно тут, в этой квартире.

Отпрянув от окна, Алексей неспешно направился в другую комнату – детскую. Дверь отворилась бесшумно, петли не издали ни скрипа. Войдя, Зорин закрыл её за собой. Здесь были яркие смешные обои, розовые пузатые шкафы с полочками, на которых прижались друг к другу детские книжки. У окна с кружевной занавеской и цветными шторами стояла маленькая кроватка, аккуратно застеленная и с множеством плюшевых игрушек. В центре комнаты – низкий детский столик с такими же маленькими стульчиками. Напротив шкафчиков – трельяж с большим прямоугольным зеркалом. На столике была ваза с высохшими цветами, детские фотографии в маленьких рамках, много резиночек, заколок и бантиков. На спинке стула у трельяжа аккуратно висело маленькое платьице в мелкий красно-белый горошек с молнией на спине. И маленькие белые колготки.

Зорин подошёл к трельяжу и выдвинул верхний ящик. В картонной коробке, сияя тусклым розовым свечением, лежал детский набор для чаепития. Пластмассовые чашечки, блюдца и ложечки, чайничек и заварник. На душе растеклось тепло и умиротворение. Он сходит с ума? Ну и пусть! Весь мир слетел с катушек и погиб раньше него. Алексей достал коробочку и разложил часть её содержимого на столике. Три блюдца, три чашки, три ложечки, чайник. Винтовку прислонил к стене комнаты, стянул противогаз и положил прямо под ноги, на когда-то мягкий ковёр. Аккуратно достал из левого кармана маленького плюшевого медвежонка без одной лапы. Вместо лапы в игрушке была дыра, откуда торчала вата с обрывками нитей. Усадив игрушку напротив, за чайные приборы, Зорин расстегнул пуговицу куртки и, просунув руку внутрь, достал небольшую фотографию с обгоревшим краем. Пристроил её между лап медвежонка.

Это был портрет милой шестилетней девочки. Красивое личико повёрнуто в полупрофиль, голова чуть наклонена вперёд. Светло-русые волосы заплетены в две косы. В тот день он заплетал их лично. Взгляд серых, с небольшим прищуром глаз под густыми ресницами серьёзен не по годам. Губы сжаты в тонкую полоску, а на щеках румянец. Кадр, сделанный в день её рождения много лет назад. Она тогда почти не переставала смеяться и шутить. Настроение у неё было приподнятым. Ещё бы – столько гостей, подарков, сладостей и добрых слов. Но в момент, когда он её фотографировал, вдруг стала серьёзной, всего на миг – и он запечатлел её такой навсегда.

***

В ту летнюю ночь Алексей Зорин, лейтенант федеральной службы безопасности, находился в области по служебным делам.

После ракетных ударов, выйдя из ступора, он рванул в город. Там, в их квартире, осталась жена Елена с дочкой Василисой.

На въезде он увидел картину апокалипсиса. Улицы пылали в огне. Люди в панике куда-то бежали. Всё заволокло дымом. Город со страшным многоголосным криком погибал жуткой смертью. Обходными путями мужчина пробился к себе домой. Жили они тогда на девятом этаже дома на улице Любови Шевцовой – в непосредственной близости от развязки на Президентский мост. Мост был одной из целей ракетного удара. Взрыв был такой силы, что рухнул не только он, но и ближайшие строения, что были просто сметены с улиц. Дом, где жили Зорины, частично обрушился.

Пулей взлетев на верхний этаж по шатким крошащимся ступеням, он увидел, что стены их квартиры рухнули вместе с десятым этажом. Тело его жены наполовину размозжило обломками. Зорин заметался по квартире в надежде отыскать дочь и выкрикивая её имя, вперемешку с воем отчаяния, и заметил маленькую ножку, чуть подрагивающую под завалом из кирпича и бетона. Алексей приложил все силы, пытаясь раскопать Василису, освободить её из западни, достать, прижать к себе и сказать, что всё будет хорошо. Однако судьба распорядилась иначе. Слишком тяжёлыми оказались обрушившиеся перекрытия. Единственное, что смог сделать в голос ревущий отец, – это добраться до лица дочери. Она была ещё жива.

Зорин прополз под перекрытие и с ужасом обнаружил, что маленькое, худенькое тельце ребёнка в двух местах насквозь пробито прутами арматуры. Девочка периодически кашляла, задыхаясь. Из носа и ушей шла кровь. Серые глаза выражали обречённость и в то же время веру, что папа поможет ей, спасёт. И Зорин заплакал. Заплакал так, как не плакал никогда в жизни. Протянув руку, сжал запястье дочери, эту худенькую бледную ручку. Она была холодной и слабо дрожала. Замёрзла. Так они и лежали непонятно сколько времени. Алексей думал, что и он умрёт здесь вместе с ней, ему больше незачем жить. Он просто не сможет жить дальше. И вдруг его дочь еле слышно спросила:

– Пап, где мама? – закашлялась. Отец молчал, не в силах ответить. – Пап, ты не плачь, я пойду вместе с мамой, она ждёт меня. Просто помни нас, не забывай. Мы любим тебя. И будем тебя ждать там.

Зорин посмотрел в её глаза. Взгляд вмиг повзрослевшего ребёнка был серьёзен, как и тогда.

– Нет, мы уйдём вместе, только погодите… – От слёз было трудно видеть.

И детская ручка обмякла. Глаза застыли, уставившись в пустоту. Зорин зарычал, забился в ярости и отчаянии. Ещё очень долго, даже после того, как от усталости и изнеможения на смену ярости и отчаянию пришла пустота, он лежал неподвижно, надеясь, что здание наконец рухнет и прикончит его. Но нет, смерть не приходила, не торопилась она.

Пролежав бог знает сколько времени, он заметил плюшевого мишку – Тобика, любимую игрушку Василисы, с которой та никогда не расставалась. В тот миг в нём что-то проросло, какое-то новое чувство, прежде никогда его не посещавшее, а следом проснулась ненависть. Чёрная, сухая, лишённая оттенков ненависть. Он должен жить и отомстить тому, кто во всём этом виновен. Или хотя бы постараться. Зорин вытянул Тобика из-под тела дочери, оторвав зацепившуюся левую лапу. Пошарив по квартире, нашёл обгоревшую фотографию дочки, чудом уцелевшую. Фото жены почему-то найти не смог. Со временем он забудет её лицо…

Закинув в обнаруженный тут же рюкзак Василисин набор для чаепития, Зорин собирался было идти, но остановился в дверях и оглянулся. Просто так уходить было нельзя. Анатолий снял с шеи серебряную цепь с православным крестиком и повесил её на прут арматуры, торчащей над завалом. Какой-то тряпицей привязал перпендикулярно пруту ножку стула, так что получилось наподобие креста над могилой.

– До встречи, мои родные, мы скоро увидимся, – почти неслышно произнёс голосом Зорин и, пошатываясь, спустился в тёмный провал многоэтажки.

***

На карнизе шестнадцатого этажа за мутным грязным стеклом пристроилась чёрная птица. Сквозь слегка колышущуюся от сквозняка занавеску ей было видно, как в глубине комнаты над детским столиком с пластиковой чашечкой в руках неподвижно сидит сутулая фигура. Сидит и даже, кажется, будто не дышит. Глаза уставились на плюшевую игрушку, но словно не видят её, смотрят сквозь.

«Ка-а-ар-р-р-р-р», – встрепенулась ворона, и, захлопав крыльями, улетела прочь.

***

«Ка-а-ар-р-р-р-р».

Громкое карканье и хлопанье крыльев вернули Зорина в реальность, вырвав из плена горьких воспоминаний. Как раз вовремя. Краем уха можно было различить лязг металла об асфальт. Лейтенант собрал чайный набор, закинул его в ящик трельяжа и перешёл на кухню. Со стороны проспекта, петляя между остовами ржавых машин, двигалась бронированная коробочка. К антенне БМД крепилось и при движении развевалось полотнище российского флага, а ниже флаг ВДВ – красная звезда, запутавшаяся в стропах купола парашюта, и транспортные самолёты на фоне сине-зелёных полос. Это был БМД-2 полицейской общины. Пора было спускаться, если не хотел пропустить попутку.

Занимался рассвет. Красное холодное солнце медленно старалось занять своё место на небе. Сквозь рваные дыры облаков его нежно-розовые косые лучи, словно от далёкого и мощного прожектора, упирались в предрассветный туман, расстилавшийся над землёй. Давно ставшие привычными глазу, преимущественно серо-ржавые краски города теперь приобретали розовые оттенки. Прозрачная дымка тумана сплошь преобразилась, и издали став напоминать сахарную вату.

Командир не существующего больше взвода БМД-27, капризами судьбы единственного, в котором уцелели боевые машины после удара крылатых ракет по дислокации не существующей больше 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ, старший лейтенант Сергей Герасимов сидел на своём привычном месте, на правом борту машины, прислонившись к башне спиной. Выцветший, когда-то чёрный танковый шлем был сдвинут на затылок, оголив короткие, чуть волнистые светлые волосы с небрежной косой чёлкой. Могучую фигуру, которая выделяла его среди остальных десантников, обтягивал камуфляжный серо-коричневый комбинезон. На ногах – чёрные шнурованные ботинки с высоким берцем. Поверх комбеза – бронежилет с защитным нагрудником и модульным жилетом-разгрузкой. На левой стороне груди к разгрузке крепился штык-нож, прямо на груди висел бинокль. На левом плече был закреплён противогаз. На поясе, в чёрной кожаной кобуре – ПМ и два запасных магазина к нему.

Автомат АК-74 со сложенным прикладом лежал на коленях, отбрасывая светло-розовые блики воронёным стволом и подпрыгивая в такт движению боевой машины. Серые глаза внимательно осматривали прилегающую к маршруту территорию. Лёгкие совершали глубокие вдохи, всасывая горький дым сигареты, услужливо поднесённой к губам кистью правой руки в кожаной митенке.

Справа в ряд сидело ещё трое бойцов. С другого борта – четыре человека. Все вооружены автоматическим оружием – старым добрым АК-74, и один с СВУ (ОЦ-03)8.

Память из раза в раз возвращала его в ту тёплую летнюю ночь, когда взвод старшего лейтенанта Герасимова, состоявший из четырёх БМД-2, замыкал идущую на марше после долгих учебных манёвров колонну…

***

«Бригада почти в полном составе возвращалась с учений, длившихся несколько месяцев. Настроение у всех было приподнятым. Поэтому, когда на крутом подъёме последняя машина взвода зацепила предыдущую, оборвав траки обоим, у меня не то что желания ругаться не возникло – даже наоборот, захотелось помочь. Сообщив командиру о происшествии, я отправил в расположение две другие машины взвода вместе с колонной, а сам, спешившись со своей машины, остался с обездвиженными БМД-2, прозванных нами «будками» из-за их формы.

Стояла глубокая ночь, темно – хоть глаз выколи. Пахло пылью и чем-то сладко-цветущим. Дул тёплый ветер, шумно шелестя листвой в кронах низких придорожных деревьев, иногда принося из оврага прохладу. В высокой траве сверчки исполняли свои стрекочущие песни. Я размял затёкшие за время марша мышцы и закурил. Метрах в сорока впереди, на подъёме с крутого оврага застыли две «будки». Вокруг вертелся экипаж и десант, высыпавший из отсеков и теперь активно разминавший мышцы. Особо участливые и неравнодушные десантники, попутно высказывая в резкой и нецензурной форме свои соображения по поводу случившегося, пытались влезть между механиками для оказания посильной помощи, за что были отосланы по известному всем адресу. Сержант Ефименко и сержант Филатов, командиры машин, уставились на сорванные гусеницы, видимо, соображая, с чего тут лучше начать: с намыливания шеи механикам-водителям или непосредственно с ремонта ходовой, о чём вполголоса переговаривались.

Насладившись ночной прохладой и выбросив окурок в ближайшие кусты, я потопал к месту аварии. Мехводы, согнувшись над порванными траками, уже работали над устранением повреждений, разбросав вокруг инструменты. Электропереноска с яркой лампой на конце, выползая и извиваясь по броне из открытого люка машины, свисала с края, обеспечивая достаточную видимость.

– Хрен его знает, командир, как так вышло, – начал было оправдываться сержант Николай Филатов, вообще-то толковый парень.

Я только махнул рукой – мол, и так понятно, продолжай. Десантники, дремавшие в отсеках во время марша, теперь развалились в траве по обочинам дороги, неспешно и тихо о чём-то беседуя. Вдали, чуть ближе к горизонту, уже виднелись прожектора, освещавшие место дислокации бригады. И к ней ярко-красной змеёй задних стоп-огней двигалась колонна десантников, оставляя за собой плотный пылевой след. Чуть дальше, но уже за горизонтом, в посёлке Поливно, ждала меня беременная жена. В предвкушении встречи аж табак не казался горьким, даже наоборот.

Я поднял голову вверх, залюбовавшись звёздным небом с тусклым огрызком от луны. За спиной ребята лязгали металлом о металл и негромко бормотали традиционные для таких случаев матерные заклинания.

– Почти готово, командир! – выныривая откуда-то из-под машины с большим разводным ключом в руках и вытирая рукавом нос, доложил Филатов. – Сейчас только гаечку затянем, гуску натянем и поедем.

Ремонт был уже завершён, когда высоко в небе, у самого горизонта, появились инверсионные или, как их ещё называют, конденсационные линии – сперва короткие, они стремительно вытягивались. С каждой секундой их количество возрастало.

Внутри у меня тогда что-то оборвалось. Но голова продолжала трезво мыслить. Заглянув в открытые люки, я отдал всем распоряжение отвести машины обратно, на самое дно оврага. Спустившись, стали ждать. Стояла могильная тишина, даже дыхания слышно не было, но чувствовалось напряжение, оно, будто густой кисель, заливало десантное отделение «будки».

А потом это случилось.

Земля содрогнулась, ещё раз и ещё, сквозь оптику внутрь бронированных машин врывались яркие вспышки, резкие, словно разряды молний. Не буду рассказывать, что творилось в машине и кто и что испытал каждый из нас в тот момент. Всем нам, кто выжил, и так всё это известно».

Иногда Сергей за бутылочкой-другой рассказывал о себе, о жене, о годах службы и о друзьях, оставшихся за бело-оранжевой чертой следа от крылатой ракеты, разделившей жизнь на до и после. Но, изрядно захмелев, всегда заканчивал рассказ той последней ночью «до» и проклятиями в адрес тех, кто устроил судный день. Также рассказывал, как долго скитались, опасаясь радиации, истребляя в пищу зверьё. А когда пыль пожарищ стала потихоньку оседать, то решили заехать в город, точнее, в то, что от него осталось, чтобы попытаться обнаружить выживших и примкнуть к ним. Узнали, что дислокацию 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ разбомбили основательно, не оставив, как говорится, камня на камне. А поскольку служили в ней по большей части контрактники, квартирующие в соседнем посёлке Поливно, то и посёлок этот сровняли с землёй – ни единого уцелевшего домика.

***

При выезде с проспекта на кольцо Сергей заметил, как от угла высотки из тени выделилась рослая тёмная фигура с закинутым на плечо автоматом. Фигура встала возле дороги и выставила руку с поднятым большим пальцем вверх, будто голосуя на трассе.

«Это ещё что за турист, ёпрст?» – подумал Герасимов.

– Иваныч? – с вопросительными нотками послышался голос мехвода из открытого люка.

– Не тормози, Костян, подъедем, глянем, что там за бродяга! – крикнул внутрь машины Сергей и добавил уже десанту на броне: – Так, смотрим по сторонам и сидим на стрёме!

Бойцы на броне стали активнее крутить головами, вытягивая шеи и пытаясь разглядеть, из-за чего оживление.

Для начала сбросив скорость, «будка», подкатив к фигуре, и вовсе остановилась – покачалась по инерции всем корпусом взад-вперёд, и замерла.

На дорожке, идущей вдоль проезжей части и отделённой лишь высоким серым расколотым бордюром, стоял высокий человек средних лет худощавого телосложения в уверенной позе – широко расставив ноги. Кисть правой руки обхватывала рукоять снайперской винтовки, небрежно прицелом уложенной на плечо. Пальцы левой обхватили пряжку чёрного тактического ремня, подпоясывавшего костюм «Горка». Поверх костюма – лёгкая пластиковая защита спины, груди, конечностей. Кажется, Сергей видел такие на мотоциклистах в прошлой жизни.

На груди разгрузка с боекомплектом, две РГД-59, восемь магазинов к винтовке, по два в каждом кармане разгрузки. На поясе торчала из кожаных ножен чёрная рукоять ножа, поблёскивая серой сталью гарды и навершием, куда через сквозное отверстие крепился шнур. На правом бедре в кобуре – АПС10 и два магазина к нему. На ногах – такие же чёрные шнурованные ботинки с высоким берцем, как и у Герасимова. За спиной рюкзак. Капюшон откинут назад, на голове стянутый на затылок противогаз, фильтр которого теперь находился в районе лба.

Взгляды Герасимова и человека встретились. Сергей внимательно осмотрел его, покачал головой. Нет, ни разу не видел.

– Ты чьих будешь? – добродушно, но громко спросил Герасимов.

– И тебе здравствовать, Сергей Иванович, – ровным голосом проговорил «турист», а заметив удивление на лице командира машины, добавил: – Не морщи ум, всё равно не вспомнишь. Трудно вспомнить того, кого никогда не знал!

– Я так и подумал, – ответил Герасимов и кивком указал на нож. – Что у тебя там, не «Гюрза»11 ли? – Всю сознательную жизнь Сергей интересовался оружием специальных подразделений.

– Он самый, – проследив взгляд Герасимова, ответил мужчина. – Алексей Зорин, ФСБ, – коротко представился человек. – Подкинь до общины, есть дело к Ростиславу Валентиновичу!

– Вот как?! Ну, милости прошу. – Сергей протянул руку Зорину и одним рывком поднял его на броню. Постучав прикладом по башне, привлекая внимание, прокричал в открытый люк: – Костя, трогай!

Взревев двигателем и оставив после себя чёрное смрадное облако, БМД-2 выехала с кольца Нариманова на улицу Кролюницкого и, лязгая траками по асфальту, проросшему мелкой травой, продолжила путь.

Сидя на трубе водостока, расположенного на крыше восемнадцатиэтажки, чёрная мудрая птица наблюдала, как многотонная железная машина с сочным мясом на борту, выбрасывая в воздух смрадные чёрные струи, с грохотом рассекает серую, с розовым оттенком дымку густого тумана, направляясь в сторону улицы с бурно разросшимися по обочинам высокими лысыми деревьями. Как туман завихряется за ней по ходу движения в причудливые формы, и по мере удаления дальше по улице плавно стирает очертания машины, пока та вовсе не растворяется в нём. Тучи принимаются плотнее заволакивать небо, лишая город розовых красок, оставив только привычные унылые цвета. Они, наливаясь свинцом, потемнели, тяжело нависая над городом. Наверное, собирается дождь…

За тонкой деревянной дверцей коричневого цвета, с бежевым неокрашенным квадратом в верхней части – на месте исчезнувшей таблички с именем бывшего хозяина, – была небольшая комната. В пирамидальной стойке слева от двери – кверху стволами автомат и пара охотничьих ружей. Рядом со стойкой – тяжёлый несгораемый шкаф серого цвета, разделённый на две половины горизонтальной полкой. Верхняя дверца шкафа приоткрыта, и стройные ряды патронов с остроконечными пулями, уложенные в резиновые колодки, бликуют от неяркого света настольной лампы.

Далее у стены – двухстворчатый деревянный шкафчик с плотно закрытыми дверцами. Справа от двери – длинный узкий стол, на который ножками кверху уложены два табурета. Старые выцветшие обои с незамысловатым рисунком закрыты плакатами по теме стрелкового оружия и подробной картой района города, на которую нанесены понятные лишь хозяину отметки. В правом углу комнаты ещё один стол, – на нём лампа и книги. В дальнем левом углу на низком топчане, застеленном синим одеялом с тремя чёрными параллельными полосами, лежал Филатов. Выспавшись после рейда, теперь он, погружённый в мысли, просто разглядывал потолок.

Снаружи послышались шаги.

«Бум-бум!!!» – загрохотало по двери.

– Открыто!

– Димон, проснулся? У командира совещание, – в комнату заглянул Жмыренко.

– Заходи, дружище. Что там случилось?

– Герасимов ФСБшника где-то подобрал, тот в кабинете Валентиныча собирает старших. Всё! – Женя прошёл внутрь, снял со столешницы табурет и сел на него.

– Ты сам-то себя как чувствуешь? Как малой? – Дмитрий кивнул в сторону, имея в виду Томилина.

– Да что с ним будет? Хотя ходить он с нами теперь отказывается, – усмехнулся Жека. – Слушай, Димон, мужик, которого ты притащил, такие вещи описывает, что кровь стынет в жилах!

– Мне этого и в прошлый раз по горло хватило, – вполголоса пробормотал Филатов.

Напарник направился к выходу.

– Короче, дружище, давай шустрее. Чувствую, будет весело!

– М-да уж, веселуха, – пробубнил сталкер и закатил глаза.

– Чего говоришь? – на пороге обернулся Жмыренко.

Дмитрий замотал головой – мол, иди-иди, это я так, сам с собой.

– Ты ещё вот что, Дим, загляни к завхозу, он тебя очень хотел видеть, – с этими словами друг вышел за дверь, оставив её приоткрытой.

Растерев ладонями лицо, Дмитрий поднялся и, прихватив казённое добро, небрежно закинутое под стол после рейда, вышел следом.

***

Выслушав от завхоза очередную лекцию о халатном обращении и порче казённого имущества, Дмитрий явился на сходку с опозданием.

Бруслов Ростислав Валентинович, староста общины, занимал кабинет начальника ГУВД, который остался почти без изменения – не считая законопаченных и заваленных мешками с песком оконных проёмов. Большой кабинет, квадратов двадцать пять, не меньше. Справа от двери – встроенный, во всю стену, шкаф. Посередине комнаты – два длинных стола, приставленные перпендикулярно друг другу, и множество стульев около. За креслом хозяина кабинета – большой несгораемый шкаф. Стену напротив украшает огромная карта Ленинского района города.

Дмитрий вошёл без стука. Кабинет был заполнен до предела. Все командиры тактических групп, сталкеры и диггеры, даже танкисты были здесь. Возле карты стоял незнакомый человек и, на секунду замолкнув при появлении Дмитрия, тут же с умным видом продолжил:

– Что касалось нашей страны – если бы Россия предоставила свою территорию для транзита грузов в интересах воюющей группировки НАТО в Афганистане, то по нормам международного права считалось бы, что она воюет против Афганистана на стороне НАТО. Это противоречило всем нашим интересам, поскольку с уходом оттуда войск США весь гнев афганского народа был бы обращён против нас и наших союзников.

Сразу оговорюсь, что каких-то логистических, перевалочных пунктов и тому подобных камуфлированных названий в военной терминологии НАТО и США не существовало. Существовали базы и пункты базирования. Под базами понимаются такие объекты базирования, где обеспечивается полномасштабное военно-техническое обслуживание боевой техники и её полномасштабное материально-техническое снабжение. Под пунктом базирования подразумевается такой объект военной инфраструктуры, где обеспечивается лишь ограниченное материально-техническое снабжение тех или иных видов вооружённых сил.

Согласно вот этой терминологии здесь, в Ульяновске, должен был быть создан именно тыловой пункт базирования вооружённых сил НАТО, а не какая-то там перевалочная база. Естественно, что в структуре этого тылового пункта, где предполагалась перегрузка с самолётов военно-транспортной авиации НАТО на российские поезда грузов различного назначения, должны быть соответствующие склады. Причём охраняемые, как и вся эта территория вместе с аэродромным полем и железнодорожным узлом. Кто будет охранять эту зону? Кто будет осуществлять все эти работы?

Всё это очень серьёзные вопросы. Если эти грузы поступали бы сюда, а они, как правило, военные и были бы в закрытых и опечатанных контейнерах, то маловероятно, чтобы США согласились на осмотр содержимого этих контейнеров. После первых потерь или по настоянию США транспортировку может начать осуществлять авиация США. Это означает, что по траектории маршрута этих самолётов практически гарантированно будет вестись фото- и радиотехническая разведка.

Говорили, что грузы будут не военные и транспортировки подобных грузов и войск не предполагаются. Однако, по нашим данным, за грузами могли последовать и войска НАТО, и транспортироваться по России одновременно пятью-шестью поездами – каждый из которых может везти до полка и более с техникой и вооружением, соединения и части вооружённых сил НАТО. Это могло создать очень серьёзную угрозу для безопасности Российской Федерации. По сути дела, открытие базы НАТО создало бы непосредственные предпосылки для частичной прямой военной оккупации территории страны войсками НАТО…

– Что тут происходит? – Дмитрий опустился на стул рядом с Герасимовым, сидящим у края стола.

– Дослушай сначала, – Сергей слегка наклонился к Филатову и прошептал вполголоса. – Непростой тип, мы его тут на кольце подобрали.

Но оратор закончил фразой:

– Вопросы? – и выжидающе осмотрел аудиторию. Но все молчали, – видимо, переваривая информацию. – Нет вопросов! Ростислав Валентинович, я, в принципе, закончил. Вам и вашему личному составу нужно время осмыслить происходящее? Так я вам скажу: у нас этого времени нет.

– Слушай, мужик, ты тут красиво излагал, чуть башка не лопнула. Но зачем нам всё это знать теперь? – Старший группы диггеров Андрей Догман выступил вперёд. – Ты конкретно скажи: какого хрена ты от нас хочешь? Объявился, гонишь какую-то муть…

– Хорошо. – Оратор опёрся обеими руками на столешницу. – Короче, так, мужики, я всё это сейчас излагал для того, чтобы вы осознали масштаб задумки нашего… э-э-э… потенциального противника. Все помните событие в ноябре две тысячи девятого года? В тот день около шестнадцати часов на улице Балтийской Заволжского района возник пожар, из-за которого в цехе по утилизации боеприпасов ФГУП «31 Арсенал ВМФ» Министерства обороны РФ произошёл взрыв, который, в свою очередь, вызвал серию других мощных взрывов хранившихся на территории боеприпасов. Тогда в ликвидации последствий чрезвычайной ситуации участвовали две тысячи триста девятнадцать человек личного состава, двести пятьдесят одна единица техники. Режим чрезвычайной ситуации был снят только двадцать пятого декабря. Сумма материального ущерба составила двести двадцать семь миллионов рублей. В управлении ходила версия, что диверсионные группы противника проникли на территорию нашей ответственности задолго до удара. И за тот взрыв, и за многие другие… хм… моменты – ответственны они.

– Ну, версия… Сейчас-то чего? Столько воды утекло.

– Ну так… – начал было Зорин.

– Позвольте мне? – перебил Бруслов, поднялся и, обойдя стол, присел на его край. – Товарищ Зорин из службы безопасности вот о чём толкует, – староста кивнул в сторону Алексея, – группа диверсантов действительно существует, мало того, она выжила и вполне боеспособна. К ним направляется транспорт с десантом, который, как мне доложили, уже, вероятно, прибыл. Задача группы диверсантов – оказать содействие десанту. И вот теперь вопрос: содействие в чём? Какие задачи они могут выполнять в нашем многострадальном городе? Надо выяснять!

В кабинете зашумели, каждый пытался высказать своё мнение.

– Так, мужики! Тихо! – Ростислав Валентинович чуть повысил голос и, дождавшись тишины, добавил: – Это ещё не всё. Человек, которого притащил из рейда Филатов, действительно житель общины бывшего Водоканала. Он рассказывает, что в их бункер что-то проникло и всех убило. Сам он спасся бегством. Как бы то ни было, надо проверить. Не хватало ещё источник чистой воды потерять.

Бруслов в задумчивости вернулся на место и, почесав седую макушку, опустился в кресло.

– Навалилось как-то всё разом, – проговорил он, взяв в руки карандаш и выстукивая им о столешницу. – Значит, так, теперь вы в курсе дел. Мы тут с товарищем из СБ до совещания немного поговорили и решили… Андрей! – Староста посмотрел на Догмана. – Твоя группа в полном составе, берёте Синцова, Сергей, выдели им «будку» с десантом! Короче, берёшь одну коробочку и поддержку. Едете к водникам, а там разберётесь по обстановке. И будьте на стрёме, помните о диверсантах. Всё, идите, собирайтесь. По готовности доложите.

Проводив взглядом выходящих, Ростислав Валентинович продолжил:

– Так, дальше с вами… Филатов, Герасимов, Зорин, задержитесь. Остальные по распорядку.

Присутствующие шумно поднялись, обсуждая услышанное.

Когда за последним хлопнула дверь, староста продолжил:

– Специально для тебя, Дим, ты пропустил самое интересное… – Он потёр ладонью бровь и жестом пригласил всех пересесть поближе. Сам же двинулся вокруг столов с задумчивым видом, сложив руки за спину. – Итак, парни, это, – Валентиныч раскрытой ладонью указал на оратора, только что вещавшего возле карты, – товарищ Анатолий Зорин, представитель от ФСБ, – при этом остановился, снова задумчиво потёр бровь и добавил: – Ну надо же! Я уж думал, вас больше нет. Так вот…

– Позвольте, я сам! – это уже Зорин подал голос и уставился в глаза Филатову. – Ты, я так полагаю, тот самый крутой сталкер? Извини, что панибратски и грубо, на официальщину времени нет, да и в прошлом всё.

– Я не настаиваю на этом почётном звании, – безразлично проговорил Филатов.

– Алексей, введите их в суть дела. Кратко, без подробностей, – наконец закончив свой дрейф по кабинету и сев в кресло, проговорил Бруслов.