Читать онлайн Но любовь из них больше бесплатно

Глава 1. Цыганская свадьба

Она была одной из тех юных цыганок, которая сторонилась чужаков. Только в своем таборе среди таких же как она, девушка чувствовала себя спокойно. Могла весь день петь, танцевать и шутить. Какие там чужаки!? Даже молодые цыгане в попытке добиться расположения Донки только пугали ее своей настойчивостью: уж очень она была привлекательной. Не выпуская шипов, она могла общаться только с Лачо, своим двоюродным братом. Ее бы замуж выдать, да, по мнению отца, рано еще – ей было всего 15. Но юный возраст не помеха мечтать о большой любви, которую девушка часто представляла перед сном.

Любимым занятием цыганки было мчаться по полям ранним утром на своей резвой белой кобылке. Навстречу ветру, наперекор судьбе, вопреки всему. Длинные волосы Донки развевались в унисон с гривой ее подружки. Обе они чувствовали свободу, молодость, и наслаждались каждым моментом этой беспечности. Родители любили баловать свою девочку, потому что та была долгожданным ребенком после пяти ее старших братьев. Отец так вообще души не чаял в ней, называя «тагарицей», что на их языке означало «царица».

Лачо, в отличие от остальных молодых цыган табора, заслуживал одобрительного взгляда Донки только потому, что часто находился в компании ее братьев. Для родителей девушки он был как шестой сын – отец и мать парня погибли, когда лошадь, испугавшись стрельбы, унесла их в обрыв. Лачо и его старшая сестра Рузанна остались тогда на попечении своей единственной бабушки.

Сегодня весь табор бегал как сумасшедший, все радовались и громко смеялись, перемещаясь толпой от повозки к повозке и от шатра к шатру. Только Лачо ходил без настроения. Все хлопоты были из-за того что сегодня выдавали замуж его любимую Рузанну. Ей было 19 – засиделась девка в девках. Уж думали, что не найдется для нее подходящего жениха – девушка она очень скромная и молчаливая. Со своим женихом до свадьбы толком и не поговорила даже. Хоть и знала его с детства, но никогда не подходила к парню, и друзьями они не были.

Платье у Рузанны было пышное, атласное, золотого цвета. Юбку украшали рюши и воланы, а лиф был обшит вручную драгоценными камнями. Браслеты, которые трудно было сосчитать, украшали запястья девушки, а на шее блестело красное ожерелье. В тон ему в жгучие черные волосы невесты были вплетены алые атласные ленты. Поверх прически аккуратно красовалась диадема, похожая на корону. Рузанне завидовали все цыганки, и старые, и молодые. Старым-то уже никогда не доведется надеть невестино платье, а молодым было еще или рано замуж, или свадьба у них уже была, но не в таком дорогом платье. Это родители жениха постарались. Очень им по душе была эта скромница, знали они ее с младенчества.

Цыганки старательно накрывали сразу два стола – отдельно для мужчин и женщин. Из блюд можно было заметить шашлык с кровью и запеченную на костре дичь. Бабушка Рузанны тоже постаралась: приготовила кучу лепешек и десять сладких пирогов с начинкой из кураги и творога. Выкуп за невесту был получен задолго до гулянья, и веселье должно было вот-вот начаться. По такому событию специально приехал кочующий цыганский ансамбль: без музыки, песен и танцев свадьбе быть просто не суждено.

Донка не участвовала в приготовлениях, ей это было неинтересно. Любопытство переполняло ее совсем по другому поводу: недалеко от столов женщины старательно украшали свадебную арку. Сооружение из палок и веток было осыпано различными цветами, зеленью и ягодами. Девушка очень хотела постоять под ней, пока не вышли жених с невестой и не заняли это заветное место. Она верила, что если постоит под аркой до новобрачных хотя бы чуть-чуть, то обязательно выйдет замуж по большой и чистой любви. Но женщины не собирались уступать место ее баловству. Им было не до причуд Донки: арка казалась цыганкам недостаточно торжественной, и они продолжали наполнять и наполнять ее всевозможными украшениями.

– Она скоро свалится под весом всех этих цветов, – проворчала Донка в надежде на то, что женщины наконец-то уйдут и дадут ей возможность постоять на заветном месте.

Но они и не думали покидать декорацию, и продолжали украшать арку, жарко споря между собой над тем, какой цветочек, в какое место лучше поместить. Девушка, осознав что ждать шумных теток бесполезно, направилась утешать Лачо. Он сидел на берегу речки, стараясь распутать комок из атласных лент, которыми нужно было украсить повозку новобрачных.

– И чего ты такой хмурый? Подумаешь, сестра замуж выходит! Бывают проблемы и похлеще, – уверенно заявила Донка, – например, братья мои женатые.

– А что с ними не так? – удивился Лачо.

– С ними-то все в порядке. Их жены – вот где настоящая беда.

– А с ними что не так? – продолжил удивляться парень.

– Да все не так. Вместо того чтобы помогать твоей бабашке готовиться к свадьбе, они собрались впятером и давай наряжаться. Юбки свои везде раскидали, бусы порвали, перемерили уже штук сто платков. На это просто невозможно смотреть. Ощущение, что замуж собралась не Рузанна, а эти чучундры. Еще меня просят волосы им красиво собрать, как будто мне заняться больше нечем. Сбежала от них. Арку караулила, да без толку, – досадно произнесла Донка.

– Ааа… Хочешь постоять под ней?

– Ну конечно! Я не хочу замуж выходить, как Рузанна. Знать не знает своего жениха, – поспешно сделала вывод девушка и тут же посмотрела на Лачо, чтобы понять, не обиделся ли он на ее слова.

– Вот поэтому я и переживаю, – грустно произнес парнишка, – вдруг он окажется жестоким и грубым, будет ее обижать. Или со временем начнет пить и гулять.

– А ты не думай об этом, – попыталась утешить его Донка, – все хорошо будет. Рузанна заслуживает идеального мужа, она ж такая нежная у тебя, хрупкая, дунешь – упадет. И жених у нее вроде хороший.

– Ага, пока-то хороший! Что будет потом, не известно, – досадовал Лачо.

– Ну этого никто не знает, – это было единственное, что смогла ответить ему Донка.

Она действительно не знала, как сложится судьба ее подруги и тоже переживала за нее. Но волноваться просто не было времени. Сегодня ей досталась роль стоять возле шатра, в котором наряжается Рузанна, чтобы предупредить невесту о приближении жениха. Поэтому она оставила Лачо и побежала в табор.

В это время в шатре Рузанна, уже готовая к началу торжества, слушала напутственные слова своей бабушки:

– Когда-то я сказала это твоей матери, теперь повторю и тебе: если этот прекрасный юноша вдруг станет вести себя как пес плешивый, бить тебя, унижать, не обеспечивать, сразу иди ко мне. Подойдем вместе к барону и пожалуемся. Поняла меня?

– Да, поняла – смиренно ответила Рузанна, но продолжила, – Я не думаю, что он плохой, вроде спокойный парень.

– Ага, все они хорошие, пока ты свободная и на выданье. А потом начинается: меня вот твой дед как-то раз огрел поленом по спине. Две недели не могла встать с постели. Сволочь такая. Хорошо, что умер раньше меня, а то пришлось бы самой прибить, – зло проворчала бабушка.

– Да, помню, ты рассказывала, что его в драке кто-то ножом пырнул, – вдруг вспомнила внучка.

– Не кто-то, а мой брат. Но ты этого не слышала, потому что я тебе об этом не говорила. Поняла? – чуть прибавив тон, спросила старушка.

– Ужас, – произнесла невеста, выпучив на бабушку свои огромные карие глаза.

– Ужас – это когда тебя муж избивает так, что ты двигаться не можешь. А защитить свою сестренку это не ужас, это долг и обязанность любого брата. У тебя вот нет такого защитника, который был у меня. Лачо еще маленький. Поэтому я тебе и говорю: не позволяй себя унижать и оскорблять! – еще громче сказала старушка.

– Хорошо-хорошо, – ответила девушка, потому что не согласиться с бабушкой было невозможно, пришлось бы слушать ее наставления несколько часов. Любила она жизни учить.

Сейчас девушка совсем не думала о том, как сложится ее семейная жизнь. Ее куда больше заботил обряд «выноса чести». И даже не сам обряд, а действия до него. Девушка приходила в ужас от понимания того, что сегодня вечером ей придется лечь с мужем в постель, а потом передать жене барона простыню с каплями крови на обозрение всему табору в доказательство своей чистоты. Рузанна никак не могла понять, к чему такая шумиха. Неужели недостаточно, чтобы только муж убедился в ее невинности. Тихонько заглянул бы под одеялко, увидел кровь и порадовался, что ему досталась такая прекрасная девушка в жены. Но нет.

– Жених идет! – закричала Донка, просунув голову в шатер.

– Я готова, готова, – пытаясь сохранить спокойствие, проговорила невеста, поправляя ленты на своей голове и оборки на подоле платья.

Уже через несколько минут бабушка вывела ее к будущему мужу, и веселье началось. К ним подбежали цыгане из ансамбля и начали петь и танцевать, сопровождая пару к свадебной арке.

В этом переполохе Донка, пока Рузанна со своим женихом не дошли до места, успела проскользнуть между музыкантами и постоять под заветной аркой. Ее переполнило чувство выполненного долга, сердце в груди стучало так быстро, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. Но не успела девушка нарадоваться своей победе, как ее тут же выгнали со словами: «Из ума что ли выжила? Мы эту арку полдня украшали! И делали это не для тебя!» Но ее такие слова совсем не обидели, ведь девушка смогла выполнить задуманное.

Первым поздравлять новобрачных, конечно, подошел барон. Он обнял молодых и сказал: «Желаю вам никогда не ссориться, а если и поругаетесь, то обязательно как можно быстрее помиритесь. Не вздумайте ложиться спать обиженными друг на друга. Нельзя проводить ночь, повернувшись в разные стороны. Торопитесь просить друг у друга прощение. Терпите, любите, будьте верными». Молодожены поблагодарили его и продолжили принимать поздравления от остальных гостей свадьбы.

Донка не особо любила такую суматоху, поэтому побежала искать Лачо, и нашла его на том же берегу.

– Вообще-то свадьба началась уже. Чего ты сидишь здесь? Не пойму, – удивилась девушка, и играючи заглянув ему прямо в глаза, заметила слезы на лице друга. – Ну ты чегооо… Почему плачешь-то?

– Эта свадьба для меня, как похороны. Я как будто теряю свою сестру навсегда и остаюсь совсем один. Не хочу, чтобы она выходила замуж. Зачем вообще это нужно? – надрывным голосом произнес парень.

– Ну как это зачем? – попыталась успокоить его Донка, – она станет женой, родит детей и сделает тебя дядей. Хочешь стать дядей?

– Наверное, да. Интересно было бы посмотреть на то, какие дети будут у моей сестры, – начал успокаиваться Лачо.

– Ну вот. Думай об этом. А не о том, что ты остался без сестры. Тем более из табора ее не увезут. Рузанна всегда будет рядом с нами. Ты лучше помоги ей сейчас, – девушка как могла старалась отвлечь друга от дурных мыслей.

– Чем помочь-то? – по-настоящему удивился Лачо.

– Просто будь рядом, смотри на нее, любуйся, поздравь, пожелай счастья, а потом станцуй, чтоб все видели, какой у Рузанны веселый братишка! – вскрикнула девушка и потащила его на свадьбу.

Свадьба шумела не только на весь табор, но и на всю деревню, возле которой разместились цыгане. Деревня татарская, маленькая. В ней только недавно были поделены между крестьянами земли помещиков. И большинство бедняков стали середняками, забыв наконец, что такое голод, от которого они деревнями вымирали при царской власти. Особенно хорошо к цыганам относились кулаки, и часто соглашались на бартер: в таборе были ремесленники, которые изготавливали различную посуду и тару, необходимую в хозяйстве. А вдовы, их в деревне было немало после войны, часто обращались к цыганам с просьбой вспахать огород, переложить сарай, подлатать баню. Лошадей в таборе было много. Поэтому деревенский люд цыган воспринимал спокойно.

Под вечер, когда гулянье было в самом разгаре, а гости уже навеселе, молодым намекнули, что пора бы им уединиться в шатре. Рузанна сразу напряглась и даже представила себе, как сбегает с собственной свадьбы. Но муж уверенно повел ее в шатер, пришлось просто последовать за ним. Пока молодые были наедине, праздник продолжался – музыка играла, танцы и песни не замолкали. Шум резко прервала жена барона, заявив, что сейчас вынесет простыню. Конечно, каждый в таборе знал, что Рузанна невинна, ни у кого по этому поводу не возникало даже малейшего сомнения, но обряд нужно было соблюсти. И уже через минуту вынесли огромный, украшенный цветами, поднос с простыней. Запачканное постельное белье было представлено всему табору. Гости, увидев, что все хорошо, зашумели громче прежнего.

Вслед за женой барона вышел жених с гордо поднятой головой и ударяя себя в грудь закричал: «Я мужик, мужик, друзья!» Видать, и он переживал не меньше своей жены, но совсем не по поводу невинности избранницы, а по причине того, чтобы самому не опростоволоситься во время их первой близости. Мужчину тут же окружили друзья как женатые, так и холостые, снова поздравили и обняли. После этого вышла и Рузанна. Но наряд на ней был другим – приталенное красно-бордовое платье с повязанным на бедрах разноцветным платком. Цвет ее наряда означал, что теперь она замужняя женщина – прошла пора ее беспечной юности. На нее обратила внимание только Донка, которая задала вопрос, вызывающий у нее огромное любопытство: «Ну как? Больно?» Рузанна покраснела, улыбнулась и прошептала всего одно слово: «Терпимо».

Так прошел первый день свадьбы. Предстояло выдержать суету еще двух дней гуляний, что опять никак не радовало Донку. Ни на лошади не покататься, ни в речке не искупаться. Придется бегать вокруг столов, еще двое суток помогать цыганкам. Нельзя было допустить, чтобы пир остался без еды, питья и закусок. Хотя табор садился редко – народ больше танцевал и пел или просто располагался на траве.

Донка тоскливо посмотрела в сторону татарской деревни и подумала: «Вот людям хорошо, сидят себе спокойно в своих избах, домашними делами занимаются, не кричат, не бегают, не хохочут. Как же хочется тишины». Ей казалось, что в деревне жить лучше: есть свой хоть какой-то дом, кусок земли, хозяйство. Не надо кочевать, каждый раз разбирая и собирая палатки. Она почему-то мечтала окунуться в быт простого народа, наполненный неизвестными ей обычаями и привычками. Все там ей казалось милее, чем в таборе. И девушка никогда не скрывала того, что с радостью бы осталась в любой деревне, мимо которой хоть когда-то проезжала с табором. Родители за это называли ее чужой и цыганкой не от мира сего. Она понимала их чувства, но и свои не хотела запирать на замок. Поэтому молча и тоскливо посматривала на каждую деревню, встречавшуюся в пути. И могла только мечтать о том, как топит печь в избе или достает воду из колодца. Домашняя работа, которая для обычной крестьянки была ежедневным тяжким трудом, казалась приятной и даже приводила в восторг юную цыганку.

Кто знает, может Донке когда-нибудь и доведется пожить в деревне, хотя бы недолго.

Глава 2. Судьбоносная встреча

Маленькая татарская деревня имела название Гайны. После двух войн, Первой мировой и Гражданской, мужиков в ней почти не осталось. Вдовы как могли, справлялись с хозяйством сами. Благо у некоторых из них были подросшие сыновья и дочери, с детства приученные к тяжелому труду.

Жамиля потеряла мужа и брата во время стычки с белыми, которые напали на деревню и хотели сжечь все население за неповиновение царскому режиму. Деревенские смогли отбиться и даже пленили нескольких врагов, но потеряли в схватке много мужиков. У женщины осталось два сына – старший Анвар и младший Камиль. Им было восемнадцать и десять лет. Камиль помогал матери по дому и огороду, а Анвар был незаменимым во дворе и сарае. Жила семья в небольшой избе, крыша которой была покрыта соломой. Настоящим богатством были черно-белая корова и немолодой бурый конь. И даже без отца и его мужской силы семья считалась по достатку середняками, потому что они трудились с раннего утра и до позднего вечера, пока могли хоть что-то разглядеть в темноте.

Все умел делать Анвар, только одному не научил его отец – подковы коню менять. И просить его об этом было бесполезно – мужчина пока был жив, никого не подпускал к животному. И когда пришло время переобувать коня, юноша поспешил к цыганам. Только там были искусные кузнецы и кόвали.

– Пошел, что ли, уже? – спросила Жамиля своего сына, когда увидела его, выходящим из конюшни и ведущим за собой Бурого.

– Да, пойду. Надо успеть, пока конь не захромал, – и тут неожиданно в голове у него возник вопрос, – мам, а можно мне попросить цыганского коваля, чтобы он научил меня этому делу?

– Спроси, конечно, но платить-то нечем ему, если только пару подушек предложишь, новых, на гусином пуху, но это за подковы, а дальше уж что-нибудь придумаем, – рассуждала мать, понимая, что никто не станет учить ее сына бесплатно.

– Хорошо! – обрадовался Анвар и заторопился к табору.

Все знали, где расположились цыгане – на берегу протекающей рядом речки. Они всегда селились ближе к воде. Но если место их точного привала было неизвестно, то набрести на кочевников можно, просто прогулявшись вниз или вверх по течению. Так парень и поступил – сначала вышел к реке, искупал коня и, задумавшись в какую бы сторону двинуться, увидел дым от костров. Приближаясь, Анвар услышал цыганский говор, который ни с каким другим не спутать, и уверенно двинулся туда.

Навстречу ему выбежала шумная босая ребятня. Дети окружили Анвара и начали у него что-то громко просить, протягивая свои маленькие ручонки. Парень опешил и не мог понять, чего им надо.

– С пустыми руками что ли пришел? – вдруг раздался звонкий голос Донки, неожиданно появившейся возле орущей ребятни с полотенцем на плече.

– Эээ… Да, наверное, – почесав затылок, смущенно проговорил юноша, – я и не знал, что нужно что-то взять с собой.

– Коня подковать что ли пришел? – продолжала любопытничать девушка, щелкая семечки, и, получив в ответ кивок, продолжила, – ха, а чем платить-то будешь?

– Подушками, если коваль примет. Или что другое предложу. Там видно будет, – ответил парень и повел своего коня дальше.

Обычно Донка не разговаривала с незнакомцами, чужаков сторонилась. Но сегодня, увидев растерянного юношу, вдруг захотела подшутить над ним. Для такой смелой девушки он был как мышка полевая для коршуна. Так и хотелось ей задеть его и посмеяться над ним. Это был тот самый исключительный случай, который становится решающим в человеческих судьбах. И приравнивается к шагу, способному круто изменить сразу несколько жизней. Поэтому отпускать уходящего татарского мальчика девушке просто так не хотелось. Она только-только вошла в азарт – глаза загорелись, кровь закипела.

– Постой, постой! – остановила его Донка и начала медленно обходить Анвара и Бурого, поглаживая последнего и что-то тихо напевая по-цыгански, – хороший конь. Продашь может? Или отдашь?

– Никак не могу я его ни продать, ни отдать – в хозяйстве очень нужен, – ответил парень и снова двинулся вперед, стараясь ускользнуть от приставучей девушки.

– Эх, жаль. Моему другу Лачо твой конь понравился бы! – прокричала Донка вслед уходящего юноши, и, ничего не услышав в ответ, проворчала, – жадина. Не очень-то и хотелось иметь такого старого коня в стойле. Найдем получше.

На этом только что познакомившаяся парочка разошлась. Донка направилась к речке, чтобы искупаться, а Анвар в окружении все той же орущей толпы ребятишек, добрался до цыгана-коваля. Разговор у них был короткий и деловой. Цыган сразу же принялся менять подковы, а парень побежал домой за двумя пуховыми подушками. На обратном пути он, совсем того не желая, снова встретил приставучую цыганку с мокрыми после купания волосами. Донка, прищурив глаза, опять заговорила первая:

– Парень, а парень, это судьба, что мы за несколько минут видимся уже второй раз.

– Не знаю, наверное, – неуверенно ответил юноша, стараясь побыстрее пройти мимо.

– Да подожди ты, – засмеялась Донка и догнав парнишку спросила, – как зовут такого скромного мальчика?

Так они и познакомились – спокойный деревенский парень и неугомонная вольная Донка. Остаток пути до табора парочка шла не спеша, обсуждая недавно прошедшую свадьбу Рузанны. Анвар интересовался тем, как проводится такое торжество у цыган, а Донка удивлялась описанию обряда "никах" у татар. Еще больше поразило девушку то, что обряд этот хоть и считался священным, но для властей не был официальным. Нужно было зарегистрировать отношения на государственном уровне. Такие изменения наступили сразу после революции. Да и развод стал намного проще – никаких больше требований и трудностей, которые были при царе. Цыгане такое не понимали. А вот возраст вступления в брак у обоих народов совпал – девушку могли выдать замуж в шестнадцать лет. И если она не нашла жениха до двадцати, то считалась засидевшейся старой девой. Парочка так увлеклась беседой, что не заметила, как стеной перед ними встали пять братьев Донки. Старший из них, сложив руки на груди, строго спросил:

– И чего ты так долго ходишь, да еще не одна?

– Купаться ходила. А вы следите что ли за мной? – недоумевая, спросила девушка. Ей очень не нравилось, когда братья так вели себя: постоянно смотрели куда, зачем и с кем она. Запрещали общаться даже с местными парнями, не говоря о деревенских чужаках.

– Мы увидели, как ты ушла на речку, а вслед за тобой побежал этот парень. Что ему нужно было от тебя? – спросил второй брат. Тут Донка громко рассмеялась:

– И совсем не за мной он побежал, а за подушками побежал, тупые мужики!

Такого оскорбления, тем более в присутствии чужого, братья снести не могли. Они взяли ее под ручки и потащили в табор со словами: "Шляешься где-то и еще ругаешься. Сейчас все отцу расскажем! В следующий раз купаться с нами пойдешь!" Донку это все очень забавляло, она рассмеялась и, повернув голову к новому другу, который так и остался стоять с подушками в обнимку, закричала:

– Анвар! Анвар! Представляешь, я буду купаться голая, а они будут смотреть на меня! Вот умора-то!

Смех ее так и не прекращался, отчего братья стали еще злее и повели ее в табор быстрее. Анвар постоял немного и не спеша последовал за ними. Отдав подушки в уплату за новые подковы для Бурого, юноша попросился к цыгану-кузнецу в подмастерья. Тот неохотно, но согласился учить его искусству обращения с железом по вечерам в выходные, после того как деревенская скотина возвращается с пастбища. В другое время Анвар никак не мог – с утра до вечера дни его были насыщены работами по дому и двору.

С тех пор Анвар с Донкой всегда виделись и общались в то время, когда парень приходил к ковалю в мастерскую. Встречи их были недолгими, но насыщенными. Донка обычно болтала без умолку, а Анвар ее внимательно слушал. Она часто смешила его, рассказывая всякие казусы, происходящие в таборе. Братья цыганки настороженно относились к деревенскому парню, но общаться ему с их сестренкой не запрещали. Во-первых, дело это было бесполезное, а во-вторых, кузнец отзывался о парне как о способном и послушном ученике. Поэтому уже через недели три таборные приняли его и были к нему дружелюбны, только братья Донки оставались холодны и приглядывали за парочкой исподтишка. Даже в моменты, когда друзьям казалось, что они наедине, это было иллюзией – откуда-нибудь издалека око одного из братьев, словно око ястреба, обязательно наблюдало за парочкой.

То, каким веселым стал Анвар, не ускользнуло и от взора его матери. Жамиля сразу заметила изменения в своем сыне, как только он стал похаживать в цыганский табор. Каждые выходные он с нетерпением ждал возвращения коровы с пастбища, чтобы как можно быстрее убежать к кузнецу. Женщина поначалу радовалась такой увлеченности юноши ковальному делу, но потом поняла, что-то тут не так. Не мучая себя догадками, она вывела Анвара на разговор, а парень, не умея хитрить и изворачиваться, сразу же признался матери, что дружит в молодой Донкой. Ее это очень удивило, ведь сын никогда не сближался с девочками, всегда обходил их стороной и стеснялся. А тут вдруг такое.

– Сколько кызларок хороших в деревне, красивых татарочек! Что ты уцепился-то за эту цыганку? – недоумевала Жамиля после очередного возвращение Анвара из табора с улыбкой от уха до уха.

– Не уцепился я, мы просто дружим, – успокаивал он мать.

– Ну если так, позови ее как-нибудь в гости к нам. Интересно мне будет на вашу дружбу вблизи посмотреть.

Любопытство распирало женщину, потому что в голове никак не укладывался факт, что первым близким другом ее старшего сына вдруг стала таборная цыганка.

Немногое связывало деревню с кочевниками. Единственным звеном был бартер по работе и товарам, поэтому такое явление как дружба между молодыми представителями этих разных по менталитету и мировоззрению народов была маловероятной. Быстрее драка могла произойти на фоне пропавшего коня или спора из-за пастбища, на котором деревня пасла коров, а цыгане кормили табун. И если уж мужики засучили рукава и сжали кулаки, то разнять их было сложно. Приходилось звать на помощь барона или главу сельсовета. Первый обычно имел огромный авторитет у цыган, а вот второго мало кто из деревенских слушал – должность эта была новая, избиралась принудительно.

Хождение по гостям тоже не было принято – цыгане жили обособленно. Но Донка была любопытной и сразу же приняла приглашение матери Анвара. В следующие выходные девушка скромно сидела у них дома, разглядывая вышитое вручную полотенце. Она водила пальчиками по искусной вышивке, на которой были изображены две девушки, пасущие в небольшом пруду пять гусят. Края полотенца были обвязаны каймой, выполненной также вручную с помощью крючка и белого тонкого хлопка. Донку увиденное по-настоящему увлекло – никто в таборе не вышивал и не вязал. Не принято было. Больше шили и перешивали. Особенно подолы юбок.

– Нравится? – спросила Жамиля, заметив, как девушка внимательно изучала вышитый рисунок на ее полотенце.

– Да, очень, – ответила девушка и убрала руки с белоснежной ткани.

– Ну рассказывайте, как так получилось, что вы друзьями стали? – спросила мать Анвара

Парень с девушкой переглянулись, улыбнулись, и Донка, нисколько не смущаясь, ответила:

– Мы встретились в поле. Он шел с Бурым. И я решила подшутить над ним, попросив продать или отдать коня. А он таким серьезным был, нахмуренным, что-то проворчал и дальше пошел.

– Это ты начала ворчать, когда я отказался, – вмешался Анвар в Донкин рассказ. Юноша старательно нарезал только что испеченный хлеб, помогая матери накрывать на стол.

– Без коня нам никуда, он хоть и старый, а служит верно, – добавила Жамиля и тут же спросила, – а табор надолго засел в наших краях?

– Да вроде бы нет, скоро должны тронуться дальше, – ответила девушка, и взгляд ее резко потух. Загрустил после таких слов и Анвар, который не хотел терять новую подругу.

– И что вы головушки повесили-то? – спросила хозяйка дома, разливая чай из самовара. – Тебе ж Донка не привыкать к кочевой жизни-то. Цыгане любят свободу.

– Любят, да, очень любят. Я тоже свободу люблю. Но мне кажется, что для свободы не обязательно переезжать с места на место, можно быть свободным имея свой дом и землю, – принялась рассуждать девушка, поглаживая рисунок на полотенце.

– Мда… Земля это золото. Сколько крови пролито за нее, – Жамиля вдруг вспомнила своего мужа и тоже загрустила.

– А где мой чай? – громко спросил Камиль, появившийся из ниоткуда, чем не на шутку напугал свою мать.

– Ну кто так в дом забегает? – спросила Жамиля младшего сына и огрела его по спине тем самым вышитым полотенцем. – Руки сначала мой, а потом уже чай проси.

Шумный мальчик отвлек Донку от мыслей о скором переезде, и ее взгляд устремился на вкусное малиновое варенье. Такое лакомство было редкостью в таборе – если ягоды и варили, то немного. То тары не находилось, то для банок в повозке просто не было места. Девушка растворилась в атмосфере деревенского быта и не заметила, как вечер настал. Как раз к концу чаепития замычали коровы, вернувшиеся с пастбища. Каждая в стаде знала, где ее дом. Вот и буренка Жамили встала возле ворот и давай мычать, требуя впустить ее во двор. Женщина с мыслями о том, почему сегодня стадо немного запоздало с возвращением, не спеша взяла ведро и направилась к выходу. Парень помог матери завязать скотину и пошел с Донкой в табор. За ними увязался и Камиль, но Анвар прогнал его.

Довольные тем, как хорошо и славно прошло знакомство и чаепитие, девушка и парень шли веселые, беззаботно болтая о том, как было бы хорошо показать матери Анвара цыганский быт, позвав ее в гости, но понимали, что женщина скорее всего откажется. Пока они рассуждали о том, какие же они разные и жизни их ничем не похожи, мимо промчались пастухи, которые только что проводили стадо до деревни. Это показалось Анвару странным. И через некоторое время пара услышала цыганские и татарские крики. Они побежали на шум и увидели неподалеку четырех мужиков, размахивающих руками и что-то объясняющих друг другу. Анвар сразу понял в чем дело – снова вышел спор между цыганскими и деревенскими пастухами. Опять, наверное, поле не поделили. С ужасом заметив, что началась драка, Донка предложила другу разбежаться: она за бароном, а он за главой. Без посторонней помощи такая стычка могла закончиться плохо.

Первым, конечно же, на коне прискакал барон. И выяснилось, что деревенские пастухи гнали стадо домой, а цыганские преградили им путь своим табуном. Коровы разбежались, и пришлось пол часа собирать их в кучу.

– Зачем так поступили, Арсен? – потребовал объяснений от мужа Рузанны барон.

– Так мы ж не специально! – начал защищаться мужчина. – Откуда мы знали, когда их коровы пойдут?

– Вы тут вообще пастись не должны! – закричал один из пастухов. – Это наше поле! Убирайтесь отсюда! И чтоб ваших лошадей мы больше тут не видели!

Это очень возмутило Арсена, он снова набросился с кулаками на мужиков, но барон, мужчина высокий и крепкий, встал на его пути и, грозно посмотрев, остановил. Арсену ничего не оставалось, как сделать несколько шагов в сторону – если разозлить барона, достанется не только ему, но и всему табору. На неделю, а то и на две, он может запретить любые гулянья, песни и танцы, что станет тяжелым испытанием для шумных и веселых кочевников. Осознавая, что пора бы успокоиться, Арсен поднял руки открытыми ладонями к барону, показывая, что сдается и умолкает.

– Дорогие пастухи, давайте уладим все мирно, – вежливо обратился барон к мужикам. – Мы понимаем, что земля эта – ваша, поэтому я лично прошу у вас прощения.

Пастухи, не привыкшие к извинениям, не знали, что и ответить. Они просто молчали, глядя друг на друга. Хорошо, что им на выручку как раз подоспел глава сельсовета. Бедолага бежал, весь запыхался, но достойно выслушал барона, пожал ему руку и был очень рад тому, что к моменту его появления спор уже почти разрешился. Арсен, желая угодить барону, позвал пастухов к себе, отведать рюмочку ягодной водки. Те с радостью согласились и направились за цыганами. Глава, выдохнув, тоже побрел домой, размышляя о том, что завтра утром этих пастухов можно не ждать и прежде чем лечь спать, нужно поискать других.

Рузанна, издали заметив мужа с двумя незнакомцами, поняла, что это гости, и тут же принялась накрывать на стол. Арсен любил вкусно угощать. Она поспешно налила по тарелкам думалы с бараниной (острый суп), наложила гору лепешек, поставила водку и спряталась в шатре. Вечер выдался веселым. Позже к компании присоединились и другие цыгане. А когда Рузанна уже начала засыпать, не обращая внимания на шум, к ней ввалился пьяненький Арсен и весело закричал:

– Жена моя, а станцуй-ка нам, красивая!

– Я же говорила тебе, что не люблю танцевать перед деревенскими. Они смотрят странно. Мне неприятно это, – тихо произнесла Рузанна.

– Я уже всем сказал, что ты будешь танцевать! – начал злиться пьяный цыган. – Поэтому ты будешь танцевать! Вставай!

Рузанне больше ничего не оставалось, как подчиниться. Спорить сейчас, когда муж на хмеле, было бесполезно. Она выбрала платок побольше, чтобы не оголяться перед чужаками, и собралась выходить, как вдруг Арсен остановил ее, сильно сжал руку девушки и злобно спросил:

– Зачем наряжаешься как на похороны? И почему лицо такое грустное?

– Все хорошо, хорошо, – почти неслышно произнесла Рузанна, стараясь не гневить мужа, и даже улыбнулась, в надежде задобрить его.

– В глаза мне посмотри, – прошипел Арсен. – Возьми свадебный платок. Ты должна быть красивой. Все должны видеть, какая у меня жена и завидовать мне. Понятно?

– Да, понятно, – ответила девушка, всеми силами сдерживая слезы и желая того, чтобы муж быстрее ослабил хватку.

Пьяный цыган, услышав, как гости зовут его, отпустил руку и поспешил на выход. Снаружи его голос сразу же повеселел, стал дружелюбным и даже ласковым. Рузанна же, потирая больное место, приказала себе не реветь. Она распахнула занавеску шатра и вышла к гостям с широкой улыбкой на лице. Увидев ее, цыгане заиграли на гитаре и запели. Приложив огромные усилия, девушка принялась танцевать, стараясь сдерживать слезы. Ей хотелось быстрее вернуться в шатер, скрыться от похотливых и пьяных глаз, которые разглядывали ее. И как только музыка остановилась, Рузанна забежала в палатку и упала на постель. Теперь она могла дать волю слезам. Крупными каплями они потекли по красным от стыда щекам, да так сильно, что девушка не успевала их вытирать. Еще не переведя дух и не успокоившись, она снова услышала пьяный приказ мужа: "Рузанна, станцуй нам еще!" Девушка подняла голову и с ужасом поняла, что ночь сегодня будет длинной и поспать ей вряд ли удастся.

Глава 3. Неугомонный Камиль

«Что-то ты тощая совсем», – думала про себя Жамиля, поглядывая на Донку, которая снова была у них в гостях. Женщина, когда-то мечтавшая о дочери, проявляла к цыганке особую заботу. Ей хотелось накормить ее, заплести вечно растрепанные волосы, что-нибудь посоветовать. И Донка относилась к ней с теплотой. Жамиля, которая совсем недавно упрекала сына в привязанности к таборной девушке, неожиданно всей душой прилепилась к ней сама. Анвар с Камилем готовили сарай к возвращению их буренки с пастбища, а мать угощала Донку яблочным пирогом.

– Ешь больше, – обратилась Жамиля к гостье.

– Я ем, ем, – еле открывая рот, ответила девушка. – И так уже три куска слопала, куда еще?

Донка сидела с набитым ртом, старательно пережевывая, как вдруг в дом залетела молодая девушка с выпученными глазами и с порога выпалила:

– Вы что лошадь новую купили!? А почему нам ничего не сказали? – у Донки от неожиданности кусок в горле застрял. Много видела она шумных юных особ, особенно в таборе, но настолько громких впервые.

– Здравствуй, Карима, – протяжно произнесла хозяйка дома, намекая девушке на то, что сначала надо бы поздороваться, а уж потом вопросы задавать.

– Здравствуйте, Жамиля-апа! – чуть ли не закричала гостья. – Ну так что, купили лошадь, да?

– Ну откуда у нас деньги на новую лошадь? Это кобылка Донки.

Карима как будто только сейчас увидела цыганку. Она медленно повернула к ней голову, затем немного наклонила ее влево и презрительно осмотрела Донку, которая так и сидела с набитым ртом.

– Сейчас пирог изо рта вывалится же, – решила уколоть ее Карима.

– Нормально все и с пирогом, и с ее ртом, – резко ответила Жамиля и, стараясь обратить внимание девушки на себя, спросила, – лучше скажи, как там дела у Зухры? Что-то вчера она так и не зашла ко мне за хлебной закваской.

– Нормально все и у мамы, и у закваски, – съязвила нежданная гостья, демонстративно развернулась и вышла из дома.

– Вот Зухру люблю, а дочку ее терпеть не могу, такая наглая, резкая, громкая, – обратилась Жамиля к Донке и, заметив застывшее лицо девушки, спросила, – а ты чего не жуешь-то?

Цыганка резко оторвала взгляд от двери, повернулась в женщине и несколько раз кивнула.

Зухра со своей семнадцатилетней дочерью Каримой были соседками Жамили и ее сыновей. И если Анвар почти не замечал девушку, то та буквально вилась вокруг юноши, не давая ему спокойно и шагу ступить. Он за коровой, и она с ним. Он купаться на речку, она уже там. На вопросы матери о том, зачем она так унижается перед юношей, девушка отвечала: «Он будет моим. И когда это время настанет, унижаться уже придется ему, а не мне. Я потреплю». Зухре оставалось только развести руками. Оставшись вдовой после стычки с белыми, она просто-напросто не справлялась с воспитанием дочери в одиночку. Не хватало Кариме отцовского ремня. Оттого и поведение ее часто было непредсказуемым и даже опасным. Девушка не боялась рисковать, особенно когда дело касалось Анвара. Как-то раз ей очень захотелось посмотреть на то, как юноша купается. Она еще до его прихода к речке прибежала на берег, залезла на дерево, дождалась парня, но так и не смогла полюбоваться им. Ее напугал Камиль, который издалека заметил соседку на дереве, тихонечко подошел и специально громко спросил: «А что ты там делаешь, Карима?» Девушка, не ожидая, что ее кто-то заметит, испугалась и упала с дерева, сломав себе правую руку. На помощь ей сразу же прибежал Анвар, поднял ее и отнес домой. Карима не чувствовала боли, потому что была рядом с любимым парнем. За его внимание к ней она была готова не только руку сломать, но и ногу, и шею, и что угодно.

Тогда с гипсовой повязкой на руке Карима не могла помогать матери, и Анвар, добрейшей души парень, возложил на себя хлопоты и соседского дома. Девушке такое только на руку – любимый почти всегда был рядом. А когда пришло время снимать повязку, Карима изобразила боль и не дала этого сделать, чтобы Анвар продолжал приходить к ним и радовать ее своим присутствием. Что рука давно здорова, Зухра узнала случайно. Поняв, что дочь схитрила, достала-таки отцовский ремень и наказала непутевую Кариму. И таких казусов и приключений у Зухры со своей дочерью было много. Вся деревня знала неспокойный нрав девушки и старалась не связываться с ней. По крайней мере, никто не рассматривал Кариму в качестве завидной невесты для своих сыновей. Тем более Жамиля, которая жила рядом и каждый день видела сюрпризы молодой соседки.

– Анвар, ты где?! – закричала Карима, выйдя из дома во двор.

– Я тут! – ответил Камиль, спрыгнув с сеновала.

– Да не ты мне нужен, мизинец, а брат твой, – недовольная девушка вошла в сарай, увидела Анвара, чистящего коровью кормушку, и спросила, – чего не отзываешь-то?

– А что случилось?

– А то, что в вашем доме цыганка какая-то сидит, а я об этом даже ничего не знаю. Кто она?

– Это Донка. Недавно с ней познакомился, когда ходил к цыганам подковы Бурому менять, – ответил Анвар и, понимая, что сейчас от девушки последует еще много вопросов, поспешил в дом со словами, – воды надо еще принести, пойду я.

– А почему ты мне не рассказывал о ней!? – крикнула ему вслед Карима, но парень сделал вид, что не расслышал ее, и скрылся за дверью.

– А что это он должен все тебе рассказывать-то? Раб что ли твой? – спросил Камиль, неожиданно оказавшийся рядом с девушкой.

– Отстань от меня, мизинец, не приставай! Вечно лезешь, куда не просят! Что за привычка такая, за взрослыми следить? – нервно ответила Карима и пошла к себе во двор.

– Ой-ой-ой, старушка ты наша взрослая. Ты всего лишь на семь лет меня старше, – не успокаивался Камиль, следуя за ней. Но Карима закрыла свои ворота прямо перед его носом и скрылась в доме.

После возращения стада Анвар и Донка пошли в табор, ведя за собой белую кобылку. Парень вдруг понял, что не знает клички животного, и спросил девушку, как она ее называет. Оказывается, Белой. В таборе Анвар сразу же направился к кузнецу, а Донка захотела повидать Рузанну. В шатре девушка была не одна, рядом с ней сидела ее бабушка, разглядывая руку внучки. На ней, чуть ниже плеча, виднелся большой синяк, оставленный пальцами Арсена. Старушка была в негодовании и сильно ругалась, но Рузанна старалась успокоить бабушку:

– Ничего страшного. Он просто пьяный был, поэтому разозлился.

– Хочешь сказать, если он напился, то ему все можно что ли? – спросила раздосадованная старушка.

– Пожалуйста, бабушка, ничего не говори ему. Он уже попросил у меня прощения, подарил вот эти бусы и обещал больше никогда меня не обижать, – попросила Рузанна и показала украшение, которое действительно было очень красивым.

Но бабушку успокоить было сложно. Она выпросила у Рузанны обещание, если Арсен сделает что-то подобное еще раз, то та обязательно расскажет ей, и они вдвоем пожалуются барону. Внучка согласилась с ней, но не собиралась жаловаться на мужа, потому что искренне считала, что он спокойный, а буянит лишь тогда, когда выпьет. В нем как будто сочетались две личности – светлая и темная. Трезвым он был словно ангел, но стоило ему напиться, сразу же превращался в демона. И тогда не было разницы, кто перед ним стоит – барон ли, жена ли, друзья ли. Доставалось всем. Арсен и сам это понимал, поэтому старался не напиваться, но не всегда получалось у него контролировать себя во время гуляния. Да и Рузанна считала, что ошибиться может каждый и нужно всегда прощать и давать еще один шанс.

Донку спор между Рузанной и ее бабушкой как-то мало волновал. Она рассматривала бусы, пытаясь понять, из чего они сделаны. В семейные дела ее подруги девушка решила не влезать. Во-первых, мала она еще была, чтоб советы давать. А во-вторых, Рузанна не жаловалась ей. Значит, и помощь ей была не нужна. Донка, пока Анвар был у коваля, помогла подруге приготовить ужин. Когда парень освободился, она решила проводить его до речки.

– А с Каримой у тебя любовь что ли? – спросила Донка, чем очень удивила Анвара.

– Какая там любовь? – усмехнулся парень. – Мы просто с детства друг друга знаем и живем рядом.

– Ну а если бы ты решил жениться, то женился бы на ней? – продолжала любопытничать цыганка.

– Ни за что, – уверенно ответил юноша, – если уж выбирать жену, то лучше тебя.

– Мы ж друзья, Анвар, с ума что ли сошел? – теперь удивляться пришла очередь Донки.

Парочка посмеялась, дошла до речки и разошлась. Не успел Анвар добраться до своих ворот, как там его уже поджидала Карима. Девушка сидела на лавочке и грызла семечки из подсолнуха, высматривая вдалеке любимого. И как только заприметила, сразу двинулась ему навстречу с предложением пойти в клуб на танцы. Парень не прочь был повеселиться и потому согласился. Карима ждала, пока Анвар выполнит несколько материнских поручений и переоденется, не отходя от его ворот, как-будто сторожила, чтобы никто из девушек в деревне к ее соседу не подходил. Жамиля, поглядывая на Кариму из окна, предостерегла сына быть с девушкой поаккуратнее – уж слишком та была настойчива. И вообще, приглашать парня в клуб было, по мнению женщины, не скромно. Анвар же ничего странного или наглого в поведении Каримы не замечал. Поэтому воспринимал ее спокойно, хоть иногда и уставал от чрезмерного внимания.

С ними в клуб собрался пойти и Камиль. Но Карима, увидев братишку Анвара, сразу же начала прогонять его:

– Мизинец, иди домой! Маленький ты еще на танцы ходить!

– Сама ты маленькая, злюка деревенская! – крикнул Камиль, не желая отступать.

– Не гони его, пусть сходит с нами, – вмешался старший брат, – он там никому не помешает.

– Бе-бе-бе, – обрадовался мальчик и стал приставать к Кариме со своей болтовней, – знаешь, злюка, а я когда вырасту, обязательно на тебе женюсь. Кроме меня тебя замуж никто никогда не возьмет!

– Ага, разбежалась я за тебя замуж выходить, ты ж мизинец, – рассмеялась Карима в ответ.

– Это я сейчас маленький, а когда подрасту, ты первая в меня же и влюбишься. Сама ко мне придешь и со слезами просить будешь, чтоб я на тебе женился, – продолжал ёрничать Камиль.

– Уф, слушать не могу, какую ересь ты несешь! Заткнись лучше, пока я тебя не стукнула!

– Да, Камиль, не говори чепухи, – согласился с Каримой Анвар.

Но мальчик и не собирался успокаиваться. Он очень любил дразнить соседку. Поэтому донимал ее до самого клуба. А там уже было не болтовни. Когда по всему миру молодежь изучала фокстрот и танго, деревенские парни и девушки водили хоровод, а потом танцевали заученную «колхозную» или «ликбезную» пляску. Но не всем такие танцы были по душе – молодым все-таки больше нравилось разбиваться на пары, а в процессе еще и меняться партнерами. Это тоже были хороводы, но парни и девушки часто перемещались внутри круга или двигались по диагонали, не обнимая и не задевая друг друга. Но если в клубе сидели старики или, еще хуже, глава сельсовета, танцы по парам строго осуждались. Старшему поколению казалось, что такие пляски вносят эротику в народные танцы, а этого никак нельзя было допустить.

Сегодня старики как будто сговорились и массово притопали в клуб. Карима, увидев, старшее поколение, сказала первому же дедушке: «Ну вот чего дома-то не сидится вам?» Девушке очень хотелось потанцевать с Анваром, чтобы остальные кызларки видели, что он с ней, и не тешили себя какой-нибудь надеждой относительно высокого, красивого и сильного парня.

Вечер для Каримы прошел скучно. На обратном пути ее снова начал донимать Камиль, отчего настроение стало еще хуже. Она, не выдержав издевательств мальчика, сорвала крапиву голыми руками и погналась за проказником. Камиль же, продолжая шутить, закричать во все горло: «Спасите! Помогите! Убивают!» На такие крики обратили внимания все, мимо кого они пробегали. Даже кошки и собаки навострили уши. Карима так и не смогла догнать крикуна, бегал он быстро. Запыхавшись, Камиль забежал в дом к соседке Зухре, и еле-еле произнес:

– Ваша дочь хочет избить меня крапивой.

– Зачем? Что случилось? – удивилась женщина, хотя понимала, что Камиль – мальчик очень острый на язычок.

– А затем, что я когда вырасту, стану вашем зятем, – еле дыша произнес хулиган и, усмехнувшись, добавил, – потому что женюсь на Кариме.

– Ага, все ясно, сейчас получишь и от меня тоже, – Зухра шутя схватила хлопушку и направилась к мальчику.

Камиль тут же выбежал из дома, но, как назло, путь ему преградила Карима, держа в руках все тот же пучок крапивы. Тут он понял, что деваться ему некуда и, подняв руки вверх, показал, что сдается. Но девушка не собиралась отпускать его просто так и приказала снимать штаны для крапивной порки. Камиль со словами – «Рано ты мне велишь раздеваться, я ж тебе еще не муж!» – сорвался с места и, сбив Кариму с ног, выбежал из соседского дома. Девушка, оказавшись на полу, обожглась сорванной ею же крапивой и, чуть не плача, сказала матери: «Когда уже этот мизинец отстанет от меня!» Зухра же, заливаясь смехом, помогла дочери подняться и посоветовала ей больше не попадаться на уловки малолетнего шалуна.

Глава 4. Сумасшедшая затея

Никогда глава сельсовета не обращался к барону за помощью. Но наступило время, когда пойти с поклоном все же пришлось. А дело было в том, что продовольственная развёрстка (налог с крестьян в виде всего того, что они выращивали) достигла масштаба, когда деревня просто не справлялась с объемами, которые требовала власть. Во многих местах по стране возникали крестьянские восстания, люди повально умирали на полях, возделывая землю. Учитывая то, что мужиков в деревне почти не осталось, трудиться приходилось и детям. Лошадей тоже не было – война уничтожила животных. Пахать землю приходилось вручную. Когда весь мир давно ездил на автомобилях, в деревне трудовой инвентарь оставался на дореволюционном уровне – хлеб обмолачивали цепями, прежде посеяв его из лукошка и убрав серпом.

Когда барон увидел на пороге своего шатра главу сельсовета, он нисколько не удивился. Возле какой бы деревни ни останавливался табор, ее глава всегда тут как тут.

– Проходи, проходи, – гостеприимно встретил мужчину барон. – Могу представить, с каким вопросом ты пришел, но не буду торопить тебя, присаживайся.

– Да, есть у меня к тебе один вопрос – лошадей твоих хочу попросить, – сразу же перешел к делу глава.

– Я так и знал, – печально ответил барон, – всем нужны мои лошади.

– Конечно, нужны. Мы землю пашем вручную, представь только, как тяжело нам это дается, – начал объяснять ситуация мужчина, и продолжил, – купить мы лошадей у тебя не сможем, если только в аренду взять на то время, пока табор твой тут стоит.

– Ты мне такое предложение делаешь об аренде, как будто я уже согласился отдать своих лошадей, – усмехнулся хозяин шатра.

– Я просто надеюсь, что ты сможешь представить себя в нашей шкуре и все-таки поможешь деревне, возле которой стоишь, – грустно проговорил гость.

– Глава, пойми, мои лошади не привыкли к тяжелому труду на поле, они землю ни разу в жизни не пахали, – начал объяснять барон и спросил, – как ты собираешься работать на них?

– Мы постараемся обучить их, будем делать это постепенно и аккуратно, – предложил гость.

– Не обижайся на меня, глава, но животинка моя кроме повозки не знает ничего, и я не хочу, чтобы знала. Мне их жалко бывает, когда мы место меняем, а ты предлагаешь сделать из них рабов полей. Они не рабы полей, они короли дорог. Нет, я категорически против такого эксперимента над ними.

Теперь мужчина понял, что надежды на цыганскую помощь нет, и придется им и дальше обрабатывать землю женскими и детскими руками. Он поблагодарил барона за гостеприимство и покинул шатер, всем сердцем желая не занимать этот противный эму пост главы сельсовета и каждый день видеть, как жители деревни мучаются, отдавая последние силы в угоду продразвёрстке. Иногда и у него возникала мысль взяться за косы и вилы и восстать против нового порядка. Но смелости не хватало, потому что народ за ним, как за предводителем, не пошел бы. Оттого он, склонив голову, печальным вернулся в деревню.

Барон понимал, что расстроил главу, но по-другому не мог. Хоть и жаль ему было деревенский люд, но табун дороже. Без него кочевой образ жизни невозможен, а скоро как раз нужно будет двинуться в путь, на юг, где осень не такая холодная, как в этой татарской деревне. Хоть беседа получилась и не очень приятной, мужчина радовался тому, что глава не стал звать в деревню весь табор. И такое бывало прежде – приедешь куда-нибудь, а там глава сразу же зазывает их поселиться с ним и жить бок о бок. Чтобы прибавить месту мужской силы и коней. Только затея такая никак не подходит цыганам. Люди они не политические, за продовольственными требованиями властей не идут. Барон рассуждал так – пусть партия скажет спасибо за то, что цыгане участвовали в последней войне. Этот табор выступал за красных. Были и такие кочевники, которые переходили на сторону белых. Но цыгане никогда не оправляли на войну всех своих мужчин, считая это делом безрассудным. Поддержать – да, умирать – нет. Таким был лозунг многих из кочевников.

Чувствуя, что глава придет в табор снова, барон серьезно задумался о смене места, и рассказал о планах цыганам. Они, конечно, знали, что переезд был делом времени, но не предполагали, что он случится так скоро. Донка эту новость восприняла в штыки. Она совсем не хотела снова отправляться в путь, трястись в повозке, глотая дорожную пыль, и терять такого хорошего друга как Анвар. Девушка очень привязалась не только к нему, но и к Жамиле-апе. Разговаривать с бароном, родителями или братьями о том, что ей совсем не хотелось уезжать, было бесполезно. Решение барона не обсуждалось. Поэтому, вытирая слезы, она поспешила в Анвару. Ей очень хотелось поделиться с ним плохой новостью и получить хоть какое-нибудь утешение. Подходя к дому своего друга, она заметила его в компании Каримы, которая что-то увлеченно рассказывала парню, размахивая руками. Движения ее показались Донке вызывающими, потому что при каждом взмахе руки блузка соседки слегка распахивалась на груди. Цыганка сразу поняла, что Карима делает это специально. Но Анвар был невозмутим и, увидев Донку, сразу же направился к ней, даже не дослушав речь девушки.

– Что с тобой случилось? – спросил парень, заметив мокрые глаза своей подруги.

– Табор скоро уезжает, а я не хочу снова в путь, – чуть не рыдая, ответила Донка.

– Зайди в дом, лучше там поговорим, – предложил Анвар.

Проходя мимо Каримы, Донка поздоровалась с ней, в ответ соседка лишь кивнула и, проводя их взглядом, радовалась услышанному. Она надеялась, что с отъездом цыганки Анвар больше не будет отвлекаться на табор, а обратит все свое внимание на нее. Но рано девушка радовалась, Анвару не хотелось отпускать Донку. Только с ней он мог разговаривать открыто, не думая о том, что его слова станут поводом для сплетен, как это обычно происходило в деревне. С Донкой ему не нужно было притворяться. Общаясь с ней, он был свободен в выражении своих мыслей, был самим собой. Жамиля, услышав об отъезде табора, тоже расстроилась. Она обняла девушку и поняла, что не хочет ее отпускать. Чувства ее были сродни тем, когда мать провожает свою дочь, понимая, что больше никогда ее не увидит. Втроем они сидели печальные, осознавая, что расставание неизбежно, как вдруг в дом залетает Камиль и спрашивает:

– А что это Карима такая веселая?

– Наверное потому, что Донка скоро отправляется вместе с табором в путь, – предположила Жамиля.

– Да ну что ты, мам, – не согласился с ней Анвар.

Донка переглянулась с Жамилей, и они поняли друг друга – девушка была согласна с хозяйкой дома. Около часу вчетвером они сидели и мысленно прощались. Цыганка была расстроена настолько, что и слова вымолвить не могла, лишь кивала в ответ или просто смотрела в окно. Анвар предложил проводить Донку до табора, чтобы поговорить с ней наедине. Ему казалось, что она хочет что-то сказать ему. Выйдя со двора и свернув на дорогу, а потом шагая по полю, Донка неожиданно остановила парня, вцепившись обеими руками в его рубашку, и произнесла:

– Анвар, выкради меня из табора, как будто влюблен.

– Ты с ума что ли сошла! – от услышанное он просто опешил. Многого ожидал парень от своей сумасбродной подруги, но и представить не мог, что она предложит такое.

– Только надо убедить родителей, что ты на самом деле любишь меня. Они должны поверить тебе, – продолжала Донка развивать свою шальную мысль. – Я на что угодно согласна, лишь бы остаться в вашей деревне.

– А где ты потом жить-то будешь? – удивился Анвар, прекрасно понимая, что они не влюбленные и вести себя как будущие муж и жена не смогут.

– За меня не переживай, это я потом решу. Ты сначала вытащи меня из табора, прошу тебя, – взмолилась Донка, не выпуская из рук его рубашку.

Слезы снова потекли по щекам отчаявшейся девушки, что привело Анвара в ступор. Он не знал, как утешить подругу, и думал, если соглашаться на ее авантюру, то как действовать потом. Не выбрасывать же девушку на улицу. Если не соглашаться – тоже жалко. И второе чувство побеждало неуверенность и страх. О том, что подумает обо всем этом мать, он и не думал даже. Немного помешкав, Анвар кивнул, взял руки Донки в свои руки и задумчиво произнес:

– Очень надеюсь, что нас никто за это не прибьет.

– Все хорошо будет! – воскликнула радостная Донка, чувствуя скорое избавление от кочевой жизни и приближение долгожданной свободы.

Она начала плясать и прыгать, не обращая внимания на пастухов и просто проходивших мимо зевак. Еще никогда девушка не была так взволнована. Танец ее больше походил на дурачество. Не обратив внимания на крутой пригорок, Донка споткнулась и упала, вывихнув себе лодыжку. Но, вместо того, чтобы заплакать от боли или хоть немного расстроиться, она громко рассмеялась, потирая больное место. Анвар, глядя на нее, подумал, что она та еще дурочка, но деваться было некуда. Эта сумасшедшая нравилась ему, и он уже согласился на ее кражу.

– А как все это сделать-то? Я ж не знаю, – спросил парень Донку, сев на траву около нее.

– Давай встретимся завтра и все обсудим, – предложила девушка. – Табор уедет дня через три, время еще есть, и я хочу обсудить это с Рузанной, вдруг она посоветует что-нибудь путное.

– Ну хорошо, – согласился Анвар, – давай я тебя донесу.

Парень поднял девушку на руки и понес в табор. Братья Донки издали заприметили парочку и встретили их неодобрительными взглядами. Они спросили, что случилось, и почему их сестренка не может идти сама, на что девушка язвительно ответила: «Не хочу, вот и не иду». Но Анвар успокоил мужчин объяснив, что их сестренка просто подвернула ногу.

– Когда-нибудь я доберусь до этого чужака, – с негодованием и злобой произнес старший брат Донки, провожая парня и девушку взглядом. – Прям кулаки чешутся. Остальные братья одобрительно кивнули ему. Они с удовольствием и раньше поддерживали друг друга в любой драке.

Анвар по просьбе Донки опустил ее на землю недалеко от шатра Рузанны. Та поскакала на одной ноге к подруге, напомнив юноше, что завтра должна состояться встреча, на которой они подробно обсудят детали ее кражи. Анвар кивнул ей и улыбнулся – уж очень мило она смотрелась на одной ноге. В таком виде подруга казалась ему беспомощной и уязвимой, поэтому желание помочь ей переполнило его с новой силой. Парень, уверенный в правильности будущих действий, поспешил домой. Рассказывать матери об авантюре он не планировал, она сорвала бы все планы заговорщиков. Юноша решил, что все объяснит ей, когда дело уже будет сделано.

Донка не застала Рузанну в шатре и, прихрамывая, пошла искать ее по табору. Нигде не обнаружив подругу, она начала спрашивать о ней. Но цыгане не смогли помочь, а докучали вопросами о ее ноге. Донка не хотела объяснять всем и каждому причину своего вывиха, поэтому перестала расспрашивать о Рузанне и направилась к речке. Именно там потерявшаяся девушка и сидела. Услышав шаги за спиной, Рузанна вздрогнула и оглянулась. В глазах ее был испуг. Но, увидев Донку, она с облегчением вздохнула и продолжила дальше смотреть на речку. Хромая подружка, подойдя ближе, заметила заплаканное лицо Рузанны и тут же спросила, что произошло.

– Все хорошо, – последовал грустный ответ.

– Я же вижу, что это не так, – возмутилась Донка и присела к Рузанне. – Давай, рассказывай, что все-таки случилось?

– Да хорошо все, – продолжала упираться девушка.

– Когда все хорошо, тогда человек не плачет, а смеется, – пыталась добиться ответа Донка. – Если ты мне сейчас все не расскажешь, я пойду к твоей бабушке, потом к твоему мужу…

Не успела Донка договорить, как Рузанна резко прервала ее словом «смотри» и показала большой синяк на бедре. Увидев огромное сине-фиолетовое пятно на ноге своей подруги, Донка испытала настоящий шок. Первое, что пришло ей в голову, это Арсен. И девушка оказалась права.

– Я надеюсь, в этот раз ты не будешь выгораживать его тем, что он был пьян?

– Я не знаю, что мне делать, – ответила Рузанны безо всякой надежды в голосе.

– Как это не знаешь?! – закричала Донка. – Надо идти к барону, к бабушке, надо жаловаться!

– И что потом? Они ведь не позволят нам жить порознь. Скажут помириться. Были у нас в таборе уже такие случаи. А если я пожалуюсь, Арсен еще больше разозлится, и ничего хорошего из этого не выйдет.

– Даже не знаю, – растерялась Донка.

Что она могла посоветовать замужней подруге? У нее не было ни авторитета, ни опыта, ни даже физической силы, чтобы пригрозить Арсену. Ей оставалось смириться с выбором подруги и просто погрустить вместе с ней. Донка пообещала взять у бабушки Рузанны мазь от синяков, сказав, что средство нужно ей. Все равно у нее стопа болит, заодно и себе намажет. Поболтав немного, девушки решили вернуться в табор. Медленно шагая к шатрам, Донка вдруг вспомнила, для чего искала подругу:

– Рузанна, я хочу признаться тебе кое в чем.

– Ты снова поругалась с Лачо? – предположила сестра мальчика.

– Нет, не до Лачо мне сейчас. Я хочу бросить табор и не ехать с вами дальше, а остаться тут, в этой маленькой деревне.

– Ты шутишь что ли? – не поверила ей Рузанна и остановилась.

– Нет, не шучу. И хотела бы попросить твоей помощи. Когда меня потеряют в таборе, скажи всем ненароком, что я наверное в деревне. И нужно искать меня именно там, – быстро проговорила Донка, чтобы Рузанна снова не перебила ее.

– Подожди-подожди, ничего не поняла. Объясни толком, почему ты решила не ехать с нами? Никогда такого в таборе не было, чтобы кто-то оставался. Что за причуда такая возникла в твоей голове? – немного с угрозой спросила Рузанна.

– Это не причуда, это мое желание, и возникло задолго до остановки на этом месте. Остаться в какой-нибудь деревушке мне хотелось уже давно.

– Ты не любишь наш табор? А как ты собираешься жить? С кем? А как мы будем без тебя? А что будет с родителями, когда они об этом узнают? – Рузанна не могла остановиться, задавая все новые и новые вопросы. От неожиданной новости она даже забыла о своем синяке и ссоре с мужем, полностью погрузившись в беседу с подругой.

– Да успокойся ты, наконец, – остановила ее Донка. – Никто не умрет из-за того, что я останусь тут. А вот если я не сделаю, как хочу, точно помру.

Такое объяснение совсем не успокоило Рузанну, но она поняла, что ее сумасшедшая подруга не шутит. Представив себе поездку без Донки и дальнейшую жизнь без нее, Рузанна снова заплакала.

– Ты меня убиваешь, – плача, ответила девушка. – Как можно вот так вот взять и бросить всех, свой табор, своих родителей, братьев и друзей? – не могла понять расстроенная подруга.

– Не плачь, пожалуйста, Рузанна, – Донка обняла ее, и они еще некоторое время постояли так, пока не увидели Лачо. Потеряв сестру, он тоже направился на ее поиски. Юноша был удивлен, что обе девушки в слезах и поинтересовался:

– Что такого могло произойти, чтобы вы обе стояли тут и рыдали?

Донка хотела рассказать ему о синяке его сестры, но Рузанна, поняв намерения подруги, опередила ее, и выложила всю правду о предстоящем побеге. Лачо начал расспрашивать о подробностях будущей авантюры и никак не мог понять, что подвигло Донку на такой дикий и отчаянный шаг. Он тоже расстроился, но плакать не стал. Как бы ни было ему горько, парнишка понимал, что настоящий цыган не имеет права пускать слезу. Заговорщики обсудили детали безумного решения. Рузанна с братишкой хоть и не были согласны со своей подругой, но все-таки поддержали ее. Они видели, насколько отчаянно она хотела выбраться из кочевой жизни. Будущее Донки казалось им несчастным и провальным, но друзья полагали, что если ей не понравится деревенская жизнь, она в любой момент сможет вернуться в табор. Хотя их подругу такие мысли даже не посещали. Думая о том, что жизнь вне табора окажется для нее тяжелой и невыносимой, Донка не представляла себе возвращения к родителям и братьям. «Как-нибудь приспособлюсь» – рассуждала цыганка, возвращаясь с расстроенными друзьями в свой шатер.

Глава 5. Начало переполоха

Никогда Анвар не волновался так, как в вечер перед ночной кражей. Это и кражей-то назвать было сложно. Он просто должен был прийти ночью в табор, встретить Донку, взять ее тюк с одеждой и привести девушку к себе домой. И даже не домой, а на сеновал. Сделать это нужно было до утра, пока мама не проснется. «Проще простого», – успокаивал себя Анвар, но продолжал переживать. В голове он раз за разом прокручивал момент, когда ему придется объяснять матери, почему цыганка со своими вещами находится у них. Именно это казалось ему самым сложным во всей этой авантюре. Волнение юноши бросилось в глаза Жамиле, но поинтересовавшись, она получила ответ, что все хорошо. По всему видно было, что Анвар не хотел делиться с ней своими мыслями, и женщина отстала.

Донка, тем временем, думала над тем, как ей незаметно собрать свои вещички и ускользнуть ночью, пока ее родители будут спать совсем близко. Не придумав ничего особенного, цыганка снова побежала к Рузанне. В голове у девушки возникла идея – спать у подруги. Тогда сбежать точно получится. Рузанна, давно привыкшая к ее сумасбродству, согласилась помочь, но предупредила, что рассказать о ночевке Арсену девушке придется самой. Если же обратится она, то, возможно, получит отказ или услышит ворчание мужа. А если Донка – он скорее всего согласится. Мужчина собирался искупать лошадей и был где-то в таборе. Девушка сразу же побежала искать его и нашла, уходящим на речку.

– Арсен, Арсен, ты сильно занят? – спросила девушка, подбегая к нему.

– Ну так-то да. А что хотела? – поинтересовался мужчина.

– Как Рузанна вышла за тебя замуж, так я подругу и не вижу толком, – ворчливым тоном начала свою просьбу хитрая девушка.

– И что? – Арсен был невозмутим.

– А то! Мы не общаемся как раньше, не танцуем, не шутим! Ты украл у меня подругу! – продолжала ёрничать Донка.

– Вот когда выйдешь замуж, тебе тоже некогда будет с подругами ерундой заниматься, – ответил ей мужчина, пожалев о том, что вообще начал с ней разговаривать.

– В жизни такого не будет! Да я и замуж-то не хочу! – возмутилась Донка, но, заметив, что разговор пошел немного не в то русло, добавила, – эй, не отвлекай меня от темы…

– Говори, говори. Ты пока все мне не скажешь, не отстанешь ведь, – перебил ее Арсен и просто смирился с ролью слушателя.

– Мы давно не разговаривали с Рузанной по душам. Я хочу сегодня у вас переночевать, чтобы нам вдоволь наболтаться.

– А я куда денусь? – удивился мужчина.

– Куда-нибудь, – Донка демонстративно улыбнулась, растягивая улыбку пошире. – Ну что? Можно? Сколько будешь тянуть с ответом-то?

– Ладно, ладно. Напросилась-таки в гости, – сдался Арсен, хотя идея эта ему вообще была не по душе.

Донка, добившись своего, радостная побежала в табор. Девушка все рассчитала – собрала свои вещи, перенесла их к Рузанне незаметно для родителей и осталась спать у нее. Единственным нерешенным вопросом осталась кобылка Белая. Как быть с ней, Донка не знала. Взять с собой этой же ночью было рискованно. Животное находится среди других лошадей и может наделать много шума. Оставить кобылку, значит, навсегда попрощаться с ней. От этой мысли Донке становилась не по себе. Но Лачо, желая помочь подруге, обещал незаметно привести лошадку ей перед самым отъездом табора.

Девушку эта мысль успокоила, но, прежде чем лечь спать, она решила навестить Белую, поговорить с ней, обняться. Ее всегда легко можно было найти среди других лошадей – она выделялась не только окраской, но статью и длинной, струящейся волнами, гривой. Донка обняла свою приятельницу и прошептала на ухо, что они обязательно скоро увидятся. Кобылка была неспокойной, как будто чувствовала, что обещанная встреча может и не случиться. Уже стемнело, табор засыпал, а это значило, что к Донке скоро придет Анвар. Девушка еще раз обняла Белую и направилась в шатер Рузанны.

Анвару уже надо было выходить из дома, как вдруг матери его приспичило зажечь свечу и искать донимающего ее комара. Парень притворился спящим и терпеливо ждал, пока мать найдет этого кровососа, снова уляжется и уснет. На это ушло не меньше часа, отчего Анвар начал нервничать. Он опаздывал, а Донка была наготове, но уйти не могла. И все по его вине. «Вот я дурак. Надо было на сеновале спать» – думал Анвар. Но тут же осекся. Ведь если бы он лег там, мать обязательно пришла бы посмотреть на него перед сном и обнаружила бы не просто кучу сена, а брошенную поверх нее рогожу, чтоб Донке удобнее было. Принести из дома подушку или одеяло было невозможно. Жамиля шила такую роскошь только для того, чтобы обменять ее на что-то нужное в хозяйстве.

Когда он был уверен, что матушка его крепко спит, то тихонько встал и босиком побрел в табор. Остановившись у речки, он на минуту задумался о том, правильно ли поступает. Его больше всего волновала мать. Она хоть и не была очень строгой, но не одобряла вранья и всяких авантюр. Парня ждала Донка, поэтому Анвар, отбросив всякие сомнения, уверенно двинулся дальше. Если б молодые знали, к чему приведут их поступки и как скажутся на их близких и родных людях их действия, возможно, решили бы проблему как-то по-другому. Но юность не спешит думать о последствиях, увлекаясь чувствами, смелостью и беспечностью.

Табор никто не сторожил, поэтому Анвар тихонько подошел к шатру Рузанны и открыл занавеску. Внутри он увидел знакомую троицу. Донка сидела на своем тюке с одеждой и видно было по ней, что она волнуется. Разговаривали они шепотом. И даже испугались, когда занавеска вдруг открылась, и в нее просунулась чья-то голова. Но увидев Анвара, Донка улыбнулась, вскочила, подбежала к парню и, прижавшись, обняла. Такого порыва юноша не ожидал, поэтому стоял как вкопанный, пока Рузанна не поднесла ему Донкин тюк с вещами. Анвар взял его и тихо сказал подруге, чтобы она попрощалась с Лачо и его сестрой, потому что им надо было поспешить. Донка обняла друзей и вместе с Анваром вышла из шатра. Тихо пробираясь в темноте между цыганскими тележками и палатками, девушка вцепилась в руку Анвара и не отпускала ее до самой речки. Это было последнее место, из которого табор еще можно было разглядеть. Остановившись, Анвар спросил:

– Даже не оглянешься, не попрощаешься?

– Нет, – коротко ответила Донка и продолжила путь.

– А почему? – Анвар никак не мог понять, за что Донка не любит своих же кочевников и уклад их жизни. – Что они такого тебе сделали, что ты уходишь вот так?

– Ты не понимаешь, я свободы хочу. Где тебе не будут указывать, за кого выходить замуж, где нет постоянных охранников, как мои братья, и в конце-концов есть крыша над головой. Это сейчас лето, а с приходом зимы становится тяжело. Даже если мы и селимся где-то южнее, одеваемся теплее и укрываемся толстыми перинами, все равно холодно. Как-то раз, – Донка решила рассказать Анвару историю, которая стала ключевой в ее решении покинуть табор, – зимой мы пошли в деревню, чтобы обменять тару на овечью шесть или гусиный пух. Мне тогда было лет шесть или семь. В одном из дворов из дома вышла маленькая бабушка, и когда увидела нас с посудой, замерзших и уставших, заплакала. Потом заставила нас зайти в дом, посадила на печку и начала греть нам ноги, наматывая на них какие-то теплые тряпочки…

– Вы босиком что ли были? – прервал ее Анвар.

– Нет, но все равно сильно замерзли, – ответила Донка и тут же добавила, – не перебивай меня.

– Рассказывай, рассказывай, – Анвар продолжал нести тяжелый тюк на плече.

– Так вот, она посадила нас прямо на печку, высоко. Там было так тепло, так хорошо, что мы взяли и уснули. А когда проснулись, накормила нас кашей из этой же печи. Мне не хотелось уходить, но нужно было возвращаться в табор. Вся наша одежда тоже высохла на этой печке и была теплая-теплая. Я бы не сказала, что мы бедными были тогда, но печка для меня стала настоящим богатством. Мне так хотелось принести ее в табор! Я ж маленькая была и думала, что ее можно просто взять и унести. Потом долго еще приставала к родителям, чтобы те обменяли что-то наше на русскую печку. А они смеялись надо мной.