Читать онлайн Император мира бесплатно
Стальные оковы Цериста,
Пламя, что рушит врагов.
Последняя вещь для убийства,
Сломанный камень веков.
Новое тысячелетие в мире грянуло войнами и утеряными человеческими жизнями. В нашей империи необходимо следовать порядку, чёткому и слаженному, чтобы в твоей жизни не было лишних проблем – только верное служение одному потоку, направленному ввысь, под самое небо. Конечно же, это всё метафоры и в целом одно пустословие, однако стоит учесть, что многие слова преданных Церисту людей, могут оказаться явью, ничуть не приукрашенной былью. Например, то что совсем скоро вся планета будет одним государством – чистая правда. Завоевания имперских войск слишком поразительны: они наступают с новыми силами на Америку, постепенно занимая пределы и долины с барэлитом…
Стадия первая
Рёв двигателя не так глушил человека в шлеме, который, крепко ухватившись за сиденье, двигался вместе со своим товарищем по пустынному шоссе. Солнце напекало асфальт, отчего возникали миражи на расстоянии ста пятидесяти метров вдаль. А небо-то какое! Ух, какое, зараза – ни одного облачка, лишь такая же пустая долина как на суше, за единственным отличием в цвете. Там наверху всё синее, уходящее в темноту. Как голову опускаешь, то всё жёлто-оранжевое, похоже на золото необработанное. Иногда мотоцикл подскакивал на кочках, да – имперцы всё захватили, но вот следы от своих ракет и мин до сих пор заделать не могут, уже лет двадцать прошло, а ничегошеньки не изменилось. Хотя, чего на неизвестном шоссе ремонтировать дороги, тут как ходили танки военные, так и будут. Ветерок, кстати, от солнца спасает как нельзя лучше: свободой проникнуться очень просто, но и шлем уже весь в пылище, будто краской прошлись.
– Кистью прямо по шлему. – еле уловимо услышал пассажир слова водителя транспортного средства.
– Кого ударили? – пытаясь перекричать шум спросил сидящий позади.
– Всё, забудь. – эти слова вообще прозвучали однотонно, как волна единая, так вот рычали нынче моторы в мотоциклах. Ему уже миллион лет, по крайней мере так казалось. Да, бензиновые средства перемещения ещё не запретили, вот этот мотоцикл был собран в прошлом тысячелетии, но он постоянно ремонтировался, оттого и на ходу всегда был. Нормальный такой конь для покорения пустынных земель Америки.
Над головами мчащихся каждые минут десять пролетали аэропланы. Как же хорошо, что их вообще не было слышно, иначе так и оглохнуть окончательно можно. Они пролетали несколько километров вперёд, а затем вспыхивали очень ярко и пропадали из виду: видимо, в очередной раз тестируют махины для телепортов, где же ещё испытания проводить, если не на просторах? Все условия соблюдаются, к тому же, если на оккупированных территориях случится какой-нибудь бунт или восстание, тут тебе сразу несколько карет, загруженных военными под увязку. Потом же, никто и ни слова не скажет, спорить с грозными Церистонскими силовиками себе дороже, ну его к чёрту. Были же ситуации, когда недовольные выходили на демонстрации, а такие вещи сразу же попадают в объективы камер, стоящих на каждой улице. Мигом подлетают аэропланы и поначалу пытаются с неба донести мораль о “дружбе”, потом затирают нам о боженьке Импероре, какой он хороший и всех соединит в один единый поток. Если все приёмы сходят на нет, то начинается огонь по земле, тут уж все мирные и перепуганные гражданские бегут кто куда. Оставшихся силком загоняют в летучку и отвозят в тюрьмы под Римом, ну или в Сибирь, там уже по ситуации. Главное, чтобы заключённый свою задачу выполнил, отработал правонарушение и остался верен “новой родине”, которая глупенькие правила и дальше диктует. Вот недавно совсем, на территории Канады ввели правило, по которому мусор выбрасывается с восьми до десяти часов вечера, и что теперь? Тысячи людей с пакетами дерутся рядом с мусоркой, дабы не создавать задержек и не мусорить рядом с баком. А как не делать этого, если в контейнере уже гора жёлтых пакетов? Один бред и идиотизм в законах.
Подходы к авиалинии охранялись римскими гвардейцами, такие вот аэропорты постоянно туго забивались бардовыми касками и бронежилетами, показывая всё серьёзность происходящего. Конечно, всё это чистой воды показуха, которая ничем, кроме страха, не могла похвастаться. Вернее сказать, у людей возникал страх при виде целой кучи имперцев, которая под стеклянными забралами тонированных шлемов ходили из угла в угол, пытаясь наладить порядок, который и так всегда стоял здесь. Ко входу в большое прямоугольное здание, перед взлётными полосами, с громким гулом прибыл мотоцикл. Как только ключ зажигания воротился в исходное положение, раздался звук, с которым яйцо падает на раскалённую сковородку. Сидящий позади водителя, снял шлем и, качнув своими ягодицами, считай, выпрыгнул с мотоцикла, отчего тот подпрыгнул задним колесом.
– Майк, ты можешь аккуратнее? – спросил водитель, двумя руками сняв свой шлем. Пальцы были толстые, как сосиски, под ногтями много грязи, а на одежде – масляных пятен. Да и сам мужик за штурвалом сего аппарата был не худ, его рубашка в полоску застревала в жировых складках, была вся пропитана то ли бензином, то ли тем же моторным маслом. Стоящий рядом с транспортом парень был уже худеньким, только вот икры ног у него были довольно широки в объёме. Подойдя к рулю мотоцикла, тот повесил на него свой шлем и потянулся, растянув громко “у”.
– Твоя развалюха никуда не денется. – блондин похлопал водителя по спине, а затем запрыгнул на ступеньки, направляясь ко входу в аэропорт. Его вновь окликнул мужчина за рулевым, попутно взмахивая рукой.
– Ты ничего не забыл, дружище? Кто-то мне обещал стольник за столь далёкую перевозку, разве не так? – Майк лениво развернулся, выпустив воздуха через губы, да устало глянув на водителя.
– Я тебе перевёз из-за океана три двигателя для твоих погремушек, оплачивал за свои деньги транспортировку, доставку и прочее-прочее. Ну, помню, конечно, что деньги ты любишь очень сильно, но сейчас-то могу я просто пойти в аэропорт, без очередных прошений пару десятков долларов?… – сидящий за рулём натянул на свою голову шлем, недовольно и хмуро глядя на стоящего парня. Защёлкнув крепления, тот завёл двигатель и пару раз дал газу, отчего из трубы лупанул чёрный дым. Местность снова окружил громкий гул, который чуть ли не оглушил Майка, а он в свою очередь натянул улыбку на лицо и помахал рукой, как это делают девчонки. Образовав после на своей физиономии целую палитру эмоций безразличия, парень быстренько развернулся и поднялся по белоснежным ступенькам выше. Мотоцикл откатился назад гудя и кряхтя, а затем с диким визгом мотора укатился в закат, который уже начал уходить за горизонт.
– Нет, я конечно всё понимаю, что кризис сейчас на дворе, но вот так просить деньги с человека, который постоянно за голову твою запрягается… Не дело. Такое бы в нашей новой империи не одобрили бы, Имперор его подери. – блондин потупил ещё минуту в столь чудесный вечерний закат, тот момент, когда жара начинает спадать и ветерок периодически обдувает твой нос. Небесная синева сливалась с ярым пламенем далёкого небосвода, переходя уже внутрь грунта – те места недоступны глазу, но, как показалось Майку, ничуть не хуже, чем у аэропорта. Минутки парню не хватило, тот смотрел и смотрел дальше, сейчас в голове пролетали мысли о родных местах, своём штате и доме, ставшим уже таким далёким и не родным. Да, с такими постоянными переездами теряешь всякую возможность ощущать тепло дома снова, именно что “по-настоящему”, живо и спокойно. Иногда со двора такой вид уже встречался Майку, все подобные вещи хорошо откладываются на сознательном уровне, а ещё на органах чувств. Каждый звук и запах запоминается в мгновении, и при повторной встрече это всё большим потоком ударяет внутрь черепной коробки, расползаясь по каждому нейрону или рецептору. Парень любил жить моментами, проживая их раз за разом в каждом новом городе; больше всего ему не нравился холод, пробирал он до костей и не важно каков был – от плюс пятнадцати и дождя уже начинали дребезжать кости и уезжала крыша. Потому в холодное время года тот никуда не летал, выбирал местечко поудобнее, да погорячее и принимался отсиживаться до весны. Сейчас, к счастью, канула лишь середина лета, потому можно было лишь ощутить приближение осенних ветров и будущих листопадов.
Отойдя от края ступеней, Майк повернулся спиной в уходящее солнце, медленными и чёткими шагами подходя к увесистой двери аэропорта, рядом с которой лежала собачонка – щенок месяцев четырех от силы. Он развалился по-царски рядом со стенкой и спал, но казалось, что животина подохла, хорошо, что живот у неё часто пульсировал, иначе отличить было бы нереально.
“Пускай дальше валяется.” – подумал про себя Майк, переступив через порог здания, внутри которого царила своя особенная атмосфера. Постоянно что-то гудит, шелестит и орёт громкоговоритель о прибывающих рейсах, причём военных, не гражданских. Нужды Церистов вынуждают переделывать старые аэропорты в военные хранилища летательных махин, а потому большинство новоприбывших рейсов являются военным плодом силовиков империи.
Для начала нужно заглянуть в кабинет одного старого знакомого, который с недавних пор перешёл на директорскую должность в аэропорту, скорее всего из-за плотной связи с Церистами, показавшими себя в самой красе под конец военных действий. Всё же старое знакомство не забыто, вернее сказать, так думал Майк, но что там по итогу думал приятель – неизвестно.
Пройдя себе спокойно через пост, который проверял новоприбывших в здание на наличие запрещенных вещей, Майк пробрался в подсобные помещения, точнее, попытался это сделать, ведь дверь поддалась со второго раза: громко скрипнула и чуть ли не вывалилась вперед, попутно разнося на весь аэропорт дикий скрип. Складывалась такая ситуация, что захватчики вовсе не занимались ремонтом, все тяготы легли на плечи Американских тружеников, чинящих пробоины во флоте и в аэропланах, а также в дырках зданий и прочих строений. В пыльных коридорах Майкл ориентироваться умел, так что найти нужный кабинет не составило труда. Хлипкая деревянная дверь, слепленная по всей видимости из обломков старых лодок (так показалось Майку), имела на себе гордую и не менее старую вывеску, где железными маленькими буковками было выставлено слово «администрация». Согнув указательный палец в серпик, Майк поднёс голову к двери и, чуть повернув её, ровно три раза постучал по деревяшке отчётливо и медленно.
Когда же с другой стороны, не ведомой беловласому, раздался нудный и гнусавый голосок, сказавший что-то наподобие «входи!», парень дёрнул ручку двери. Конечно, скрип опять разнёс своими волнами половину коридора, а затем Майкл проскочил внутрь, громко треснув дверью, да так, что стены встрепенулись. Неприметная комнатка бросилась в глаза вошедшему: старый компьютерный стол, маленький вентилятор на нём кружился, запыленный плазменный мониторчик и чёрная клавиатура. Позади сидящего расположились две полки с книгами, но самого чтива не было, лишь куча документаций и прочего барахла. Перед столом находился кожаный диванчик, а слева от него, впритык к стене, теснится цветок в горшке под метр высотой. Медленно сделав два шага вперёд, из-за монитора выглянула вытянутая морда Майка, уставившаяся на администратора.
– Работаешь, Ленни? Вижу уже, что под конец рабочего дня ничего не делаешь, только… – ловким движением Майк выхватил неизвестную для того книгу из рук администратора, – Что это? Ага-м, если написано на Итальянском, значит книга про Имперора, верно я говорю?
– Иди отсюда, Майк! Чего тебе надо? – забрав свою книжонку обратно, спросил гнусавым голосом недовольный американец. Складывалось ощущение, что в его нос вставили две винные пробки.
– Как это «чего»? – повторил гнусаво за сидящим Майкл – Расскажи лучше, что читаешь. Мне правда интересно, может потом на досуге почитаю. Ну или как ты там говоришь? На «досугхе»?
– Ты не меняешься, чертов барыга. Вокруг видел, што происходит? Ну ладно, так уж и быть, придётся рассказать!… – Ленни закрыл книгу и ткнул ей в лицо Майку, пальцем ударяя по обложке, на которой чистым итальянским было написано «Imperor».
– Вот, это значит что вся Америка теперь захвачена, да? Понял? Вера у нас тоже поменялась, нечего скрываться от неё. Тут написано про создание культа вокруг личины божества. Сам понима-а-а… Пчщхай! – Ленни громко чихнул, отчего его глаза покраснели, а с носа потекли сопли,
– Зараза! Мне бы не лекарство принять поскорее!.. Так вот, пока что я дочитал до момента, хде Имперора выбрали Церисты, как своего идола. Дальше не прочитал. – Майк в это время уселся на кресло, попытавшись в карманах найти пачку сигарет, однако тот вспомнил, что они остались в автомастерской.
– Слушай, Вэнс, ты же не будешь ему поклонятся, зачем тогда читать? – после слов Майка, администратор нахмурился и отодвинул чтиво в сторону, поближе к клавиатуре, отчего та слегка дёрнулась.
– Ох-х-х! – прохрипел Ленни, а затем снова затрещал своими большими губами – Пора уже привыкнуть к тому, што нас в любой удобный момент могут прижать к стенке, потому што человек не знает про Имперора. Ну-у, по правде говоря, поклонятся ему я и вправду не буду, только вот знания не помешают, в самый неудобный момент – поможет. Точно поможет. – Майк крякнул, поднимаясь с кресла, подойдя ближе к Ленни. Опиравшись на стол, тот заговорил гораздо тише и быстрее.
– Вэнс, очень срочно нужен билет в Рим. Я помню, что за твоей головой ещё висит один неоплаченный должок, знаешь об этом? – поправив воротничок серой рубашки, толстяк уркнул от неожиданного требования старого знакомого, после чего дал ответ. – Майк… Сейчас очень тяжело попасть на рейс. – так же тихо ответил тому Ленни – Если бы не ты, то на этом кресле сидел бы кто-то другой, ага? В девять часов полугрузовой аэроплан направится в нужное тебе место. Билет выдам паленый, постарайся показать его работникам нашей компании, а не силовикам. – отодвинувшись от лица Майка, администратор достал пластиковый билетик, те которые остаются с уже прошедших рейсов. Написав на нём пару слов, он передал билет в руки Майкла.
– Всегда знал, что ты хороший мужик, Ленни. Всё, бывай! Как приеду, привезу тебе чего-нибудь. – в ответ ему ничего не последовало, так как беловласный выскочил так быстро, что Ленни, даже ничего не ответил. Блондин медленно, но верно направился на выход из запутанных коридоров, постепенно приблизившись к выходу, тот с диким скрипом открыл дверь, отчего работники аэропорта и силовики оглянули вышедшего, а потом поняли, что это обычный скрип, и вернулись к работе. Шлёпая старыми черными кросовками по полу, Майкл подошёл к посту и показал билет именно сотруднику, а не мужчину в бронежилете рядом, тот стоял с увесистой винтовкой, проверяя бумажки, лежащие у компьютера, отвечающего за сканирование вещей.
– Проходите, мистер. Ваше место находится перед грузовым отделением, номер два. Ожидайте посадки на аэроплан, приятного полёта. – миловидная девушка проговорила это прямо в лицо Майка, после чего парень приподнял края губ и лихо выскочил через пост, на что сразу среагировал силовик, стоящий после рамки металлодетектора. Массивный мужчина ухватил шиворот спешно идущего блондина и подтащил того к себе.
– Безбилетник? За-аяц? – грозно растянул вооруженный, сквозь стеклянное тонированное забрало глядя на испуганного, будто пойманную в сеть птицу, Майкла. Тот опустил руки и выпучив глаза смотрел на охрану, пытаясь сообразить или выдумать свои дальнейшие оправдания.
– Non mi hai capito bene! (Вы неправильно меня поняли!) – сказал на чистом итальянском паренёк, даже акцента не было слышно. Хороший навык – знать кое-что из языка захватчиков. На такое силовик не рассчитывал, а потому ослабил хватку, опустив пятки Майка на землю, однако ещё рука того находилась на плече.
– Поймите, я уже показал свой билетик работнице аэропорта, меня пропустили! – отмахиваясь твердил Майкл, всё ещё взволнованно вздыхая.
– Всё, иди. Постарайся больше не встревать в такие ситуации, tienimi Imperor! (храни меня Имперор!)– и вот наконец силовик отходит в сторону, к своему соратнику по делу, начиная с тем диалог на итальянском. Майк же, выдохнул облегчённо и поторопился пройти в зал ожидания. Несколько рядов стальных и старых стульев были забиты какими-то ящиками. Внутри находились патроны, гранаты и пистолеты – вооружение для местных силовиков. Усевшись на свободную сидушку, которая взвыла железным треском по поводу своего возраста, блондин вытянул руку и взглянул на электронные часы, подключив голограмму, которая указала список необходимых вещей, которые нужно добыть в Риме.
“Турбопривод на летательный аппарат FAX-512, стимулятор подачи топлива для многоколёсной боевой машины JARRET-7, а также приборная панель для старой раритетной машины (приписка: исключительно брать у итальянцев на официальных рынках, оригинальная запчасть необходима) под именованием PACE-68, в кузове лифтбэк”.
Перелистнув данный список взмахом пальца по голограмме, парень остановил взгляд на времени, в данный момент оно гордо заявилось числом 20:43, это означало что посадка на аэроплан совсем скоро начнётся, поэтому стоило бы поторопится и уйти на трап, ведущий на борт. По такому поводу, Майк ринулся с места, перед этим отряхнувшись от пыли. Выйдя через арку из зала ожидания, блондин резво попрыгал по заветшалой мраморной лестнице, выйдя к толпе людей, состоящей из тридцати человек. В голову заползла одна мысль: “Ведь все они летят в Рим”. По той или иной причине.
“Сегодня снова нужно направляться в столицу Церистов. После войны их сильно побило ракетными снарядами со стороны Африки. Оттуда Америка пыталась нанести последний удар, дабы хоть как-то отсрочить поражение в войне.“ – подумал про себя Майкл, определившись подальше от всех людей. – “Самое главное, что на моём веку происходит столько кровопролитий ради… Ради барэлита – вещь, которая по мнению Церистов приведёт к процветанию. Сейчас же Рим стал центром мира, как и Имперор… Император мира получается? Забавный каламбур получился бы, однако нигде использовать его не получится. Вероятно, что наши пытаются наносить удары изнутри, но Рим не падает – стоит дальше. Когда же начнётся победоносный марш Америки? Когда… Я смогу задышать свободно, без руки Василевса Первого – дурацкого императора Церистов?” – внезапно к Майку подошёл мужчина преклонного возраста, держа в своей руке билетик. Он добродушно взглянул на блондина, который уже во всём внимании глядел на старичка.
– Американец? – спросил мужчина у стоящего Майкла, а тот пару секунд помолчал и на выдохе ответил.
– Да-да, вы молодцы что нас захватили. Американец я, чего тебе? – недовольно ответил молодой.
– Да-а уж! Ну и поколение пошло. Не признал ты, что ли земляка своего? Я ж, тоже Американец, хэ-хыч! Посадка скоро будет, не знаешь? А то вот, на посту задержали, думал уж что опоздаю. – в ответ старику последовал кивок, а затем и словесное продолжение диалога.
– Успели вы, прямо вовремя: вот и заходят все. – толпа медленно ринулась по трапу, заходя в полу грузовой аэроплан, постепенно располагаясь по местам. Двое тоже пробрались внутрь и уселись в самом конце пассажирского отделения, как оказалось – старик и парень занимали оба места, по соседству. Хоть собеседник в дороге будет, но даже в обратном случае: тоски в душе явно не было бы, Майк уже не раз летал в Рим в одиночку, однако почему-то именно сейчас ему захотелось полететь с кем-то, проводить короткие диалоги, пусть даже и пустые с мелкими изречениями.
Посадка действительно прошла спокойно, уже через двадцать минут аэроплан под речь капитана судна, который с явным итальянским акцентом зачитывал правила, тихонько взлетел на высоту. Да, технологии уж достигли таких масштабов, что новая техника работала почти бесшумно, иногда лишь можно было услышать завывание ветра за стеклом борта. Он ударялся о стекло, а затем проскальзывал по корпусу аэроплана и улетал себе дальше.
Сидящий по левую сторону от блондина старик, усевшись на место, сразу снял шляпу, а присел он позже всех – уже после взлёта. Тот вёл диалог с помощником капитана перед поднятием корабля к небу, кажется это общение оказалось совсем тёплым и живым, почти дружеским или уж если говорить точнее – родственным. Майк не слышал, но отлично видел их разговор и по улыбкам обоих понял мотивы и тон, с каким выражением те общаются и даже их мысли, он кажется видел. Так вот, старик медленно присел и тяжело вздохнул, бегло осмотрев островки торчащих из-за кресел голов, а затем наклонился к сидящему слева Майклу, а он в свою очередь, скорее уж ради приличия, подтянулся ухом поближе ко рту старика.
– Знаешь, всегда эти посудины так дребезжат, когда взлетают. – прохрипел дедуля и гаркнул себе в кулак, отвернувшись вниз, а затем продолжил, чуть вытянув палец в сторону, жестикулируя им. – По десять раз в месяц летая из Канзаса до Италии или Германии, начинаешь потихоньку привыкать, но сам знаешь, грамм негодования остаётся. Всегда негатив остаётся в корнях, да? Ну, вот у меня это точно – постоянно припоминаю молодость, сразу всплывает что-то хреновое. – Майк повёл бровями, сложив их ближе к друг-другу, тот проведя языком по своей десне и цокнув, сглотнув слюны ответил.
– Так ведь, молодость она и радости полна. Сегодня – весел и напиваешься на вечеринках, а утром голова катается по подушке и просит либо воды, либо ещё одного стакана. Всё просто – если счастлив, запоминаешь хорошо, если не очень хорош, то тоже откладывается. Конечно, в масштабах более мелких. – внезапно старик огляделся по сторонам и приложив ладонь к щеке, закрывая свои губы, задал весьма странный для Майка вопрос.
– Ты случаем не повстанец? – к такому курьёзному случаю, особенно в таком месте парень не был подготовлен, его хитрый лисий взгляд мигом пропал и сменился в зрачках на негодование, или уж скорее погружение в неизвестность.
– Извините меня конечно, но к чему такие вопросы? Я может и американец, а вот в ряды противоборцев империи не записывался. Режим, может быть, тоже мне не по душе, однако пока что противников режиму Церистов невероятно мало. – Майкл верхними зубами провёл по нижней губе и чуть прищурившись глянул на улыбающегося старика.
– Ты многого не знаешь, мальчик. Слушай меня внимательно и запоминай. Сейчас прямо в столице находится десятитысячное повстанческое войско, оно готовит для Церистов трагедию невероятного масштаба. Добровольцы со всех стран прилетают в город, начинают содействовать в этом, уничтожают линии связи, вооружаются и постоянно вредят силовикам. Ты думаешь, что я просто так летаю, да? Послушай, тебе нужно присоединиться к нам и дать отпор, либо же окончательно примкнуть к армии империи. Выбор только за тобой. – войдя в ступор ещё на втором предложении, Майк пропустил почти все слова через себя, это показалось парню очень странным предложением, однако что-то особенное в словах пожилого американца было и явно актуально в наше время.
Завершив свою речь, старик присел обратно и ухватился за газетку, торчащую из пазухи. Прошелестев страницами, тот погрузился в текст, подтянув круглые очки поближе к глазу. Майкл же уселся ближе к окну и перевёл взгляд за него, на густые и тёмные облака. Всё больше мыслей набегало в сознание, особенно по поводу сказанного дедулей.
“Возможно, мне и правда стоит это сделать… Нет, не надо, это же верная смерть! Верная смерть для глупого человека, который пытается идти против режима, созданного великой мировой империей, но с другой стороны: противников может быть действительно много. Я же их не видел! Почему сразу стоит верить словам какого-то маразматика? Просто приобрету детали и вернусь в Канзас, потом отдохну от дел… Вдруг прямо сейчас в Риме начнутся забастовки и поднимется бунт? Прикину этот сценарий: выхожу из самолёта и всех пассажиров отправят на досмотр, найдут поддельный билет и признают одним из повстанцев, потом виселица. Нет-нет, Майк, не думай об этом! Всё… Всё будет нормально, никто не пойдёт против Имперора, я – не пойду против Имперора”.
Голову как-то сильно прибило к прохладному окну, а с другой стороны веяло душными потоками из-за кучи народу. Такая разность температур вызвала дикую сонливость у блондина, поэтому тот аккуратно прикрыл веки, конечно же пытаясь побороться со сном. Пришла затем дремота, она уже заковала в свои кандалы тело Майкла и он не смог сопротивляться такому удару, смирившись с подходящим сном. На фоне гудел корабль, каждые пол часа информировал капитан о состоянии полёта, но беловласый спал, кажется, совсем не обращал внимания на эти данные.
Дремание, к сожалению, не смогло никаким образом перебраться в адекватный сон: постоянно аэроплан вздрагивал из-за воздушных потоков, которые в новом тысячелетии стали частым явлением из-за ухудшения климата на земле. Зато, в руках человечества появился барэлит – металл, способный копировать любую материю при сплавлении с ним. В большей степени война началась именно из-за него, центральный ресурс планеты подействовал на ведение боевых действий в мире, ведь ставка империи была сделана именно на него. Кроме того, пару веков ни одна война не затрагивала земные государства, однако счастье длилось недолго. Лет пятьдесят назад Церистонская империя ещё являлась государством Италия, а драгоценный металл кое-как распределяли по миру, а нефть ушла за кулисы.
Человек менялся, как и его окружение. Религии прошлого постепенно пропадали, письменность и речь изменялась с каждым новым днём, а потому новая почва под ногами людей начала сеяться семенами, но те оказались чёрными и порочными. Имперор появился из подобного, стал “новым взглядом” на веру, ключом к нынешнему мирозданию для жителей империи. Те, кто уже поклонялись, стали делать это чаще, а те, кто не делал этого, насильно подверглись новому. Если привести сравнение, то это выглядело бы как приём пищи. Один человек есть горький овощ и терпит, внушая себе, что тот ему пойдёт на пользу, а другой этот продукт не ест, потому как вкус, так и содержание ему не очень-то и нравится. Схватив этот овощ в свой контроль, невидимая рука просто заталкивает в глотку нашего воображаемого человека этот столь неприятный на вкус продукт. Так случились с Имперором. Высший итальянский совет, который располагался в Риме и в Неаполе, собрал всё старинные данные по религиям былых времён, стараясь будто частично опираться на поговорку «всё новое – хорошо забытое старое». Собрали с Библии и Корана разных словечек, совместили всё в большую кучку, а потом возвели всё в абсолют, прямо в глотку народу. Кто сразу понял, что империя начинает разрастаться, принялись мигом заносить в своё сердце новую религию, которая явно отличалась от имеющихся на земле в третье тысячелетие. Человек переходил к атеизму постепенно, но верно, потому несколько столетий жизни «в науке» стали слишком скучны, оттого Имперор показался не такой уж и плохой идеей. Деление территории продвигалось религией, убийства миллионов солдат оправдывалось волею бога, что награждает человека за его длительное терпение. Кроме того, силовики Цериста действовали невероятно эффективно, изничтожая «неверных», между тем сжимая всё сильнее всех оставшихся. Буквально вся Европа упала под ноги Италии: Германия, Британия, Франция – всё рухнуло за несколько сотен лет. Всё устали от большой войны, надоело миру глядеть на смерть, которая вроде-бы всегда следовала за людьми, но сейчас её разрушительное воздействие ощущалось массированно, более активно и язвительно. Конечно же, Соединённые Штаты медленно падали из-за гигантской армии Церистов. Капитуляция была просто-напросто неизбежна, а данный факт внушал жителям Америки неподдельный ужас перед неизвестными временами. Осталось единственное государство, неподвластное итальянцам – Россия. Рокоты войны не достали до холодных земель, так как сама страна уже с самых начал развития империи помогала ей во всех вопросах, даже дипломатических. Вот так и получилось, что два народа относятся друг к другу скорее нейтрально, чем положительно, а потому в планы империи Россия не входит. Хотя, кто его знает? Возможно у новоиспечённого императора появится мотив на введение войск внутрь северного государства.
Сейчас же, аэроплан до сих пор мчался к месту назначения, осталось ему лететь всего два-три десятка минут, потому нужда во сне у Майкла просто отпала. Парень всё не мог понять слов своего соседа, с виду обычный старик, но нутро не давало спокойствия в душе блондина. С одной стороны, говорить про повстанческое движение прямо в летательном аппарате тех людей, против которых ты идешь, довольно глупая затея, но с другой… С другой стороны, это самоубийство. И точка.
– Вы меня, конечно, извините, но стоило ли вам ведать такую секретную информацию обычному человеку, который может оказаться… Тем же самым доносчиком! Глупо, не правда ли? – немного взволновано задал вопрос Майкл, преклонившись поближе к уху старика.
– Я живу уже семьдесят четыре года, мальчик, следовательно, людей я повидал очень много и видел, – старик тяжело выдохнул и прикрыл старую газетку – явно больше чем ты. Понимаешь, навык отличать людей друг от друга приходит с возрастом. Нужно иметь мудрость в этом вопросе, а она тоже с опытом прибывает. Ты-то не бойся, рано или поздно мы всё заберем… всё-всё. – конечно, Майк насторожился и с некоторой неприязнью отнёсся к словам старика, который молча пилил взглядом блондина, ожидая новых вопросов или ответов.
– Нет, ничего мы не заберём, сэр. Вы Имперора не перебьете одними словами и своими выдумками. Человек не может убить Бога, даже если его нет. Бог в сердце живёт. – старик чуть ухмыльнулся и в его глазах проблеснули нотки тоски, некой печали, которую тот пытался выплеснуть в бездонное море разума, однако сделать этого не смог.
– Мир рушится прямо на наших глазах, а человек ничего не может сделать. Если бы бог хотя бы раз проявил к нам сожаление или милость, то мы организовали бы ту самую “цветущую” реальность, однако… По итогу получаем Имперора. – Майкл нахмурил свои брови и бегло осмотрел пассажирский салон, на предмет нахождения здесь силовиков, или итальянцев.
– Столько лет развития нашей расы не могли пройти зря. Имперор – новый облик старых религий, который устаревали со временем развития человека. Новый облик нравится людям, понимаете? – как только блондин закончил, ему навстречу ринулся вопрос со стороны старика.
– Судя по твоей логике, вера в Императора, и всё, что его обросло, со временем устареет? Тогда зачем погружаться в это? – седина блеснула еле уловимым бликом света, когда старик повернул голову в другую сторону, глядя на противоположное окно.
– Я проживу слишком мало, чтобы застать переход одной религии в другую. Поэтому, сэр, дела ваших повстанцев меня не касаются. Извините. – Майкл почему-то удивлися тому, что старик глядел именно в противоположное окно, а не ближайшее. После ответа парня прошло всего несколько секунд, но собеседник уже вернулся обратно, и решил поставить жирный крест на диалоге.
– Скоро наши дела коснутся всех. И даже тебе придётся определиться: верить или же придаться разуму. – корабль вновь вздрогнул, а в животе Майкла будто всё затряслось. Это самый верный знак того, что начинается посадка на землю, так собственно и было.
Весь корпус задрожал и принялся вибрировать из-за снижения высоты, пытаясь плавно и медленно приземлится в одном из аэропортов на окраинах Рима. Здесь находился производственный район, с которого ничего кроме дыма и пара не выходило. Температура здесь выше обычной, если в стандартные деньки осени центр города погружался в двадцать пять градусов тепла, то на промышленной зоне можно было спокойно добавлять десятку сверху. Сам аэропорт представлял собой большой квадрат, примерно километр на километр. Здесь рядами стояли грузовые и полу-грузовые аэропланы, которые либо только готовились на взлёт, либо уже несколько месяцев стояли без дела. Иногда такие летательные аппараты списывали на счёт армии Церистов, дабы переделать их под нужды военных, но обычно до такого редко доходит и аэро просто стоят на подобных площадках.
Когда стойки корабля коснулись земли, сквозь динамик снова послышался размытый доклад капитана, смешавшийся с громкими разговорами остальных пассажиров. Старик поднялся с места и ушёл в противоположную сторону от выхода, ближе к капитанской каюте. Майкл же почесал затылок и ощупал карманы, удостоверившись в наличии билета. Огромная толпа последовала к выходу из аэроплана, туда же направился и беловолосый. Спустившись по трапу на землю, картина нынешних реалий Рима открылась для глаз прилетевшего американца. Из промышленного района было видно, как огромные стальные пики небоскрёбов возвышались из центра города, а напоминали они больше ежовые иглы, торчащие из земли. Небо принимало серый оттенок, размытый багрянцем из-за городской засветки.
Плотный поток горячего воздуха хлынул в лицо Смита, который уже изрядно измотался, потому глаза каждые несколько минут безнадёжно пытались сомкнуться. Спасал лишь шум летающих автомобилей, которые постоянно проскакивали мимо макушки идущего по заброшенным улочкам Майкла. Оставалось преодолеть несколько километров до ближайшей станции метро, а оттуда добраться до дома. Парню очень повезло с работой, которая могла предоставить жильё в заполненном городе, настоящий центр мира – не иначе. Кроссовки сметали камушки с дороги, поднимая иногда пыль. Из гаражей по соседству можно было услышать матерную брань на разных языках, стуки или чей-то вой. Проходя очередной метр, рядом с забором Майкл заметил лежащего мужчину, видимо тот напился до беспамятства и теперь отсыпается, но ещё возможно, что тот просто умер, так как от жирнющей туши на земле, мягко говоря, пахло дурно. Парень ускорил шаг и стало ещё жарче. В таком районе будто всё намекало на адскую обстановку, неизвестный красный оттенок у всего, словно красная линза в глазу, ещё и утомляющая парилка, от которой не уйти и не убежать.
В мире сейчас больше всего страдала экология. Барэлит увеличил производство, следовательно, и отходы значительно выросли в своём количестве. На таком фоне температуры тоже поднялась, в Риме стало невозможно жить без кондиционера в любом помещении. Человек достиг небывалых высот, но был вынужден страдать из-за кислородного голодания – положение третьего тысячелетия было таково.
Тем временем Майкл вышел на шоссе и медленно брёл среди старых домов, стараясь забыть про своё потное тело. Дорога медленно сближала идущего с гигантскими пиками высоток центра Рима. Рядом иногда пролетали грузовики с военными, а также городские аэромобили. Почему-то каждые две минуты по всей округе разносился глухой стук, будто бы часы тикали, пробивая новый момент для жителей мегаполиса. Нога чеканила шаг об асфальт, и постепенно над головой идущего вознёсся значок метрополитена.
Прежде спуск по эскалатору вниз не казался таким затяжным и пустым, шум людских голосов почти перекрывал работу механизма, однако сейчас слышно было лишь гул механизма. Как будто именно в поздний час, душа покинула это место, оставив вместо себя лишь чёткую и слаженную работу разума. Он всегда должен побеждать, разве это не так? Майкл именно об этом и думал в момент спуска вниз, ему казалось, что пустота и отчуждение понемногу затягивает станцию метрополитена, оставленную на краю центра мира. Но не только уныние приносило безлюдие, ещё и умиротворение, которое отлично совмещалось с ясностью ума. Великолепная синергия двух материй, пульсирующая где-то в глубине головной коры. И по щелчку возник в сознании космос. Тот самый: детский и живой, созданный воображением и состоящий лишь из блёсток и белых красок, перемешанных с красными оттенками карликов, тех звёзд, которые уже не так теплы и велики. Майк погрузился в пучину земли, постепенно утопая в тиши туннелей метро. Здесь воздух другой, будто бы тело перенеслось на тысячу лет назад, в моменты, когда люди ещё могли гулять по живым, по-настоящему живым паркам. Ничего искусственного, ничего мёртвого.
Огромный зал станции удалялся на километр вперёд, будто здесь когда-то могло стоять столько народу, чтобы полностью занять всё пространство. И только стоило подумать об этом, как вдруг рядом пронёсся состав монорельса, который невероятно плавно затормозил, открыв двери последнему посетителю метрополитена. Зайдя внутрь и заняв своё местечко, Майкл почувствовал себя одиноко. Здесь – ни одной души, ведь работал вагон автономно, без машиниста. Люди уже спали, где-то в глубинах Рима, на затворках муравейника, гигантского и неописуемого взглядом мегаполиса. Беловолосому так захотелось любви, нежной материнской заботы у теплого, стучащего сердца женщины, родившей тебя вживую, а не через лабораторный процесс, как это стало ныне модно. Однако, мать, Джессика Смит, погибла ещё во время войны империи и Америки. От неё сейчас остались лишь куски воспоминаний, частицы положительных и отрицательных чувств, которые возникали во время воспитания мальчика. Умерла она мучительно, силовики империи неоднократно использовали захваченных пленниц для удовлетворения собственных утех и потаённых желаний, которые не могли быть реализованы на родине. Радовало лишь то, что процесс умерщвления не видел сам Майкл, имея лишь известия о самом факте гибели. И даже в таком случае мальчику пришлось не сладко, потому как отец не мог на своих плечах вывезти огромный груз не только воспитания дитя, но ещё и вопрос с материальным обеспечением юноши. Всеразрушающая волна Церистонской империи прокатилась по землям Северной Америки, после чего мальчик угодил в многодетную семью как беженец. Нельзя сказать, что там оказалось лучше, потому как Майкла заставляли ежедневно приносить молитвы Имперору, в угоду нового строя жизни. Вырос блондин набожным, но одиноким и бедным. Связавшись с механиками из Канзаса, тот нашёл себе довольно хорошую работу по покупке необходимых запчастей с разных концов света. За свою жизнь светловолосый повидал не мало городов, но никогда, да – именно что никогда, ему не доводилось ощущать компанейское тепло общения, иметь друга или хотя бы верного товарища, что в целом одно и то же.
Глядя на отражение стёкол вагона монорельса, Смит видел собственное отражение, блики серых глаз и растрёпанные волосы. В плавном движении немного укачивало, будто в колыбели, а веки снова пытались безнадёжно сомкнутся воедино, усердно указывая Майклу на потребность во сне. Даже всё предыдущие ощущения пустоты не перекрывали желания заснуть, упасть прямо на пол вагона монорельса и погрузится в бездонное море сладких сновидений, которое всегда так нравилось Майку. Там нет экологических бедствий, бесконечной человеческой кровопролитной войны, печалей и тоски, туманов и разбитых стекол: лишь грёзы и метафорические образы, которые навевают мысли о лучшей жизни, о той жизни где Майкл остаётся наедине с Богом и самим собой. У таких грёз особенный вкус и запах, несравнимый с реальностью – жестокой и опасной, где не существует Имперора или другого выдуманного идола. Лишь сон способен спасти от угрозы, нависающей над головой с каждым днём. В этот момент об этом и размышлял Смит, проезжая очередную станцию метро и наблюдая за проходящими внутрь состава людьми. Все они по-особенному разные, но идут под одним режимом и словом, которое нельзя нарушить если тому дорога жизнь и свобода. Заполнялись места и проходило внутрь ещё больше людей, однако Майкл был один, против всех, но в то же время находился с людьми в одной лодке.
Из динамиков тихо разносился гимн империи, людишки нервно водили взглядом по лицам невиданных ранее собратьев по виду. И, как показалось блондину, сразу всех что-то объединяло: неведомая сила мысли, которая погружала людей в одно течение, поток белой краски, пытающийся смыть их с места, но эта жидкость лишь омывала их, будто река бьёт об камень в попытках снести его дальше, вниз по течению.
Внезапно от понимания такого факта, на лице сидящего Смита появилась улыбка. Он почему-то вдохновился своими же мыслями, будто по разуму прокатилась волна света, очищая его от проклятья и ненужных мыслей и соринок. Сонливость ушла, бодрость подкатила к ногам беловолосого, и тот поднялся с места, ухватившись за поручень у выхода из вагона. На миг показалось, что всё проблемы миновали, уйдя прочь. Возможно, ему лишь показалось.
Преодолев необъятную толпу выходящих и заходящих в метрополитен людей, Майкл выбрался наружу, обратно в багровое зарево Римских улиц, но теперь он находился не на окраине мегаполиса, а, скорее, в жилых кварталах города. Когда-то здесь стояли красивые итальянские домишки, аутентично подходящие под атмосферу изысканной страны. Нет-нет, в третьем тысячелетии всё стало иначе. Здесь располагались, действительно, муравейники, этажей так семь в высоту. Квартирники располагались вплотную друг к другу, окон зачастую не было, если и имелись таковые, то выходили они не на дворики соседей, а на балкон напротив. Никогда Смит не понимал такого, потому что прежде на постоянной основе не жил здесь. Парень предполагал, что в центре города имеются нормальные и адекватные дома, однако попасть туда случайно не получалось, даже по работе не приходилось забегать к высшему сословию граждан, хотя бы ради любопытства. Здесь, в жилых кварталах, развелось уж очень много людей даже в ночное время. Работать приходилось до сумерек, потому в часов эдак одиннадцать, на улице сохранялась гигантская толпа, шагающая друг за другом вслед.
До дома оставалось дойти каких-то несколько сотен метров, но двигались все очень и очень медленно. Кто-то читал через голографический протез, расположенный в черепе, другие просто сонливо втыкали в землю, а третьи вели диалог со своими коллегами, друзьями, незнакомцами. Вот и Майклу довелось наткнутся на такого мужчину: он был одет в парадный чёрный костюм, обувь сочеталась с одеждой и дополняла её. Вытянутое большелобое лицо переметнулось налево, осмотрев уставшего Смита. Немного поёрзав и поправив галстук на шее, да смочив рот слюной, незнакомец обратился к американцу, используя английский язык с итальянским акцентом.
– Извините, сколько сейчас времени? – перебивая гул толпы, спросил темновласый незнакомец.
– У вас вроде бы есть часы, сэр, – ради приличия Майк всё-таки посмотрел через интерфейс голограммы на табло времени, после чего моргнул два раза и скрыл окно перед глазами. – Двадцать три часа, сорок две минуты и… Тринадцать секунд на момент просмотра. Что-то ещё? – спросил утомлённо Смит.
– Спасибо. Да, у меня есть с собой часы, но дело в том, что лучший способ завести диалог с человеком – спросить у того время. Вижу, вы сегодня очень усердно и плотно работали. В доках работаете? Или может на аэропоездах? – снова завалил вопросами короткостриженый черноволосы мужчина, опять же поправляя галстук.
– Сегодня мне пришлось весь день мотаться по Канзасу, а потом совершить перелёт из штата в Рим. Очень выматывает, если вы понимаете о чём я говорю. Кроме того, под полночь меня постоянно начинает клонить в сон, даже если принять средство для пополнения энергетического запаса организма. Довольно хорошая вещь, если помогала бы. – толпа продолжала двигаться дальше, а незнакомец после слов “американец” воспрянул духом и снова начал закидывать блондина вопросами.
– Говорите, вы из штатов к нам прибыли? Интересно-интересно… Надеюсь, между нами не возникнет недопонимания на политической основе, храни меня Имперор. Мне хочется узнать, а вы вот – поёте гимн нашей великой империи по утрам? Я, как гордый патриот своей страны, делаю это постоянно. На перерывах и обедах, вечерами и как только встаю с постели. Мне кажется, что именно так наш народ сплачивается под единой рукой императора Лоренцо Третьего. Как же хорошо на душе становится, когда пою гимн… Ох-ох… Я не сдержусь! – мужчина тяжело вздохнул и затянул первые нотки гимна, выпевая низко:
"Солнце и луна-а-а…”
Головы людей начали подниматься вверх, кажется многие поняли, что нужно делать, потому люди потихоньку замычали, напевая знакомый ритм.
“Император славься на земле нашей,
Под небосводом ярким и светлым,
Дай нам новых сил и новый сле-е-ед…”
И действительно, вокруг все начали в один голос петь единый мотив, сливаясь в звуке гимна. Выпучив глаза, удивлённый Майкл оглядывал неописуемые взором колонны, подхватывающие слова песни. По всему жилому району тянулась эта нить и возносила она Церистонскую империю на небо своим потоком голосов.
Конечно же голова от таких каскадов фольклора загудела и начала трещать изнутри. Срезая через свободные места в толпе, Майкл выбивался к нужному месту – двери в свою квартиру. Аккуратно проползая между тесных рядов, тот отскочил от толпы и споткнулся, припав на землю. Пение продолжалось, но в этот момент Смит находился уже прямо у двери в свою квартиру. Вытащив ключи из кармана, тот четыре раза провернул их в замке, втиснувшись внутрь. Теперь стало очень тихо, отчего в ушах слышно было остаточный звон, настолько уж толпа народа оказалась громкой.
– Подумать только, один начал, и все подхватили. – Смит недовольно вздохнул, расплываясь на двухспальной кровати, которая стояла посредине небольшой комнатки, по соседству с которой располагался душ, а слева от него – туалетная комната. В раздумья погрузиться парень не успел: только тот вздохнул с закрытыми веками, как сразу кинуло организм в сон – ничего не поделаешь.
Утро наступило слишком быстро, по неведомому щелчку пальцев ночь пролетела и сменилась на день. Веки разлиплись и осмотрели белый потолок комнаты, в которой находилось тело Майкла. Кровать, кажется, втягивала внутрь себя каждую конечность, пытаясь удержать своего владельца как можно дольше. Но нет, работа не ждёт, да и какой смысл спать долго, если после такого пробуждения станет ещё хуже. Переспишь нужное время – заболит голова, меньшее – тоже болеть будет. Так что нужно вставать так, как того желает организм, иначе сделаешь себе хуже.
Взгляд устремился на окно, забыв его зашторить, Смит позволил себе по утру встретиться с видом на утренний Рим. На небосводе кагорты серых и тусклых облаков закрывала пелену синего неба, которое уже лет триста не синее, а более тёмное и неприветливое. Переместившись на край кровати, перед этим усевшись на него, Майкл протёр двумя указательными пальцами оба своих глаза и покрутил головой. Первым делом тот сбегал в ванную и принял душ, дабы смыть с себя тяжёлый покров пота с предыдущего дня. Обычно парень это делает перед сном, так и спится лучше и легче на сердце становится. Оставаясь под струями воды, в голову заглядывали образы того, как кучные комки пыли спадают с кожи под действием напора, который омывал всё тело. Выплеснув себе на руку какую-то химию, называемую “шампунем”, Смит втёр её себе в волосы и потом смыл. В общей сложности все процедуры заняли не больше тридцати минут, и, выйдя из ванной, парень надел на себя белую глаженую рубашку и чёрные брюки без стрелок, которые висели в шкафчике прямо на выходе с основной спальной комнаты.
Присев за стол, парень набрал на замудрённом аппарате несколько чисел, после чего из него выскочила тарелка с яичницой и двумя тостами. Набрал ещё три числа, и машина мигом приготовила кружечку кофе, тоже выдвинув её вперёд. Сомкнув ладони вместе, Майкл приклонил голову и принялся читать молитву перед едой:
Спасибо тебе, Имперор, за такое богатство,
Спасибо тебе, что ты кормишь меня со своей руки…
Конечно же молитва продолжилась и дальше, на протяжении минуты от зубков Смита отскакивали благодарности в сторону бога, а уж только после этого он приступил к трапезе. Каждый кусочек был съеден, кофе до последней капли допито, а посуда вернулась в аппарат. Утерев рот влажной салфеткой, парень поднялся на ноги и принялся собирать вещи для похода на рынок запчастей.
Кстати, еда из аппарата была создана с помощью химических синтезов, потому вкус оставлял желать лучшего. И всё же это единственное что оставалось для обычного человека, всё, что содержится в еде, помогает организму поддерживать жизнь, продолжать работать исправно. Майк иногда приводил для себя сравнение человека и машины, но вот если вторую можно починить лишь заменив запчасть, то вот с человеком такое не всегда проканает. Столько штаммов болезней появилось, раковые опухоли и сердечные заболевания стали для третьего тысячелетия критически опасными, потому здоровых людей осталось лишь процентов так десять от всего населения земли. Сам Майк страдал от болей в печени, потому эму приходилось принимать курс лекарств; они недорогие, но сам факт удручал. Помогало ли лекарство? Наверняка, да, в противном случае парень уже давно умер бы от цирроза печени. Человеку постоянно нужны поддержки, которые продлили бы его существование ещё на недельку, а вот машину – чини и чини, ей то что?
Уже на часах значилось время, равное девяти часам, пятнадцати минутам, что значило время выхода из дома. В портфеле уже лежали нужны документы на закупку деталей, в нём ещё располагались разряженные электронные часы с дополнительным голографическим интерфейсом и ключи от дома. Деньги Смит предпочитал держать на счету в Всеобщем Народном Банке Рима (сокращённо ВНБР).
Открыв перед глазами интерфейс мозгового протеза, Майкл осмотрел свой пункт назначения, который располагался на западе города, в одном из пересечений жилого района и промышленного. Турбоприводы считаются немного устаревшими запчастями, потому и искать их нужно не в дилерских центрах, а на руках у людей. Сегодня Смит планировал купить хотя бы два аппарата, необходимых для доставки, а завтра уже заняться раритетной вещицей, которая непонятно зачем потребовалась механикам из Америки. С такими мыслями парень покинул свою квартиру, прокрутив несколько раз ключи в замке, закрыв дверь. Надежда на хороший день пыталась хоть как-то компенсировать оставшуюся сонливость в теле Майка.
Стадия вторая
Толпа на улице продолжала шагать строем вперёд, причем всего было две колонны. Одна направлялась вглубь жилого района, а другая в противоположную сторону. Найдя себе свободное местечко, Майкл вклинился именно туда, стараясь не мешать безупречной выдержке движения людей. Никто из этого строя почти не выделялся, в основе своей, почти каждый мужчина одевался одинаково: белая рубашка, чёрные брюки и обязательный элемент – чёрный портфель. Империя считала эту форму одежды основной, однако обязательное ношение пока не вводили.
Зато на законодательном уровне ввели правило про покрашенные волосы: если такие имелись, наказывали строго; начиная от выговоров и заканчивая уголовной ответственностью, в зависимости от степени самовыражения. Да, в обществе Церистов не уважали пристрастия человека к стремлению стать отдельной личностью, всех сбивали в одну толпу и возводили это в абсолют, пытаясь вылепить “идеальную” форму сплочённого общества.
Итог очень прост: вместо человека мы имеем серую массу, способную думать только в группе как единый организм. И никого такой расклад не обижал или задевал душу. Всех противников либо закидывали за решётку, либо отправляли в Сибирь. По поводу последней ходит очень много слухов, якобы там жить ещё хуже чем в империи, так как русские ставятся властями кровожадными тиранами, что явно не соответствует действительности. За решёткой сидит очень много людей, только вот в большей степени именно те, кто идёт против власти. Режим Церистов запрещает свободу личности, а также свободу мышления, но не вынуждает человека спать по отведённому времени. Ходили слушки, что власть хочет ввести постоянное наблюдение за каждым человеком, однако до такого император ещё не добрался.
Майк ко всем порядкам захватчиков относился нейтрально, скорее с пониманием и спокойствием, потому как и сам частично принадлежал к культуре итальянцев. Как и говорилось ранее, когда он был ещё ребёнком, приёмные родители не прогадали с выбором верования и приняли Империанство, а мальчику ничего не оставалось, как присоединится к этому потоку. Вот и вытекает факт того, что с раннего детства в голову Смита прополз дурман Имперора. Для него бог существует в облике существа, которое живёт где-то там, за пеленой Римских небес, до которых могут достать лишь стальные пики высоток этого города. Именно оттуда он смотрит на всех людей мудрым и суровым взглядом, а затем дланями своими помогает императору вести дела в стране. Именно факт всевидящего бога, который может тебя в любой момент покарать за ошибку, вынуждает людей идти на поводу у системы, вынуждает не совершать греха, за который накажет человека не власть в богатых районах, а сам бог – отец и всесоздатель.
Но тогда встаёт вопрос: почему народ должен испытывать мучения ради него? Почему именно всем нам выпала такая судьба, жить во времени, когда род человеческий достиг своего апогея? Почему я должен двигаться маршем в толпе, а не бежать по улицам, втягивая воздух своими ноздрями? Почему-почему-почему…
Майкл думал об этом. Обо всём постоянно размышлял и молчал, глядя очередной раз на своё отражение в стекло монорельса, двигаясь на своё дело в неблагоприятные районы Рима. И опять – почему, почему, почему. Не забывал он и о постулатах Имперора, некие заповеди, подкрепляющие основной закон империи. Всех их Смит знал наизусть:
“Первой оглашаю я – помни обо мне всегда.
На второй промолвлю – храни господа на века.”
Эти две заповеди гласили о вечности, в которой находится Имперор. В тебя проникает забвение и “щёлк”, ты уже тонешь в океане безбожия. Самый ужасный грех для Церистов – забыть о своём боге, разве это не может не натолкнуть человека на мысль о том, что именно на этом держится вся религия? Если народ забудет, система разрушится, спадёт занавес державы, захватившей почти весь мир.
“Не гони брата или сестру свою, и не гоним ты будешь.
Дракою докажешь ты себе, что недостоин меня.”
Конечно, из этих двух частей постулата можно сделать вывод об обществе, которое следует единому порядку. Запрет на рукоприкладство выражается именно здесь, ещё одна вещь, способная разрушить иллюзию империи. Если все погрузятся в хаос, то система разрушится, спадёт занавес державы, захватившей почти весь мир.
“Отвергнешь ты меня, если в человеке увидишь лучшего.
Я твой отец, создатель твоей плоти и разума.”
И вот – последние две, примечающие связь человека и Имперора. Это наручники, которые смыкаются окончательно на руках каждого жителя империи, не давая ему ни мыслить, ни признать кого-то другого лучше бога. Ситуация вновь совпадает с предыдущими частями постулата, ежели человек нарушит это, то система разрушится, спадёт занавес державы, захватившей почти весь мир…
Майкл очевидно начинал это понимать, но барьер первых заповедей не давал ему продвинуться в своих размышлениях, потому тот старательно перепрыгивал с темы на тему в своей голове, стараясь не попадаться на слово “бог” ещё раз, но словно большой капкан эти три буквы снова возникали на подкорках сознания и переходили к разрушающим чувствам победы над системой, что, естественно, являлось грехом в рамках верования, но этого Смит ещё не понял.
Он выбрался с нужней станции метро на поверхность и огляделся. Здесь не было шагающих маршем толп, однако люди вокруг выглядели взволнованно, а ещё очень устало и тоскливо. Было видно, как в их глазах читалось разочарование в сегодняшнем дне, но искорку жизни в их душе продолжала держать империя. Пожалуй, такой строй в некотором плане действительно сплачивал людей в одно единое, пытаясь удержать их на волне, ведя в правильное русло.
Проходя улочками среди каких-то производственных цехов, к Майклу прицепился маленький арапчонок и принялся донимать того неестественными фразами.
– Дяденька, вы хмуро выглядите, даже хмурее чем другие тятьки. Вам сегодня плохо, да? Духота, наверное, сильнее из-за открытия завода на востоке. Эх, а я бы травки потрогал, но её хлором залило, и теперь там ходить опасно. – мальчик потёр малюсенькое яблочко о свою рваную серую тканевую рубашку и закинул то в рот. Мальчишка спешно перебирал ножками, почти бежал, следуя за Смитом.
– Ну как это понять: “хмурее, чем другие”? У меня обычное настроение, ничего с этим не поделаешь. – оба в этот момент говорили на итальянском, отчего в говоре парня проявлялся видный акцент, что забавляло идущего по пятам мальчонку.
– Моя тётка рассказывала о таких как вы. В глазах нет радости, дяденька. Городские радуются денькам и богу, вы не радуетесь.
– Не радуюсь? Ты что-то путаешь, мальчик. Иди-ка лучше домой, пусть тебя тётка дальше сама развлекает. – однако арапчонок шёл дальше и догрыз яблоко уже давно, он всё хлопал глазами и глядел на лицо блондина.
– Не пустит меня.
– Чего это она тебя не пустит? – Смит остановился и развернулся прямо на мальчишку, глядя на того сверху вниз, прямо на чумазое лицо голубоглазого смуглого мальчишки. Тот пальцем провёл по губам, стирая с них сладкий налёт сока фрукта, покрутив головой он ещё раз похлопал ресницами.
– А вот два братика моих кричат громко, зубки лезут. Там я только мешаю, можно с вами пройтись? Вам, наверное, очень одиноко, дяденька, я правильно, может быть, говорю? – Смит оглянулся по сторонам, пытаясь выловить прохожего, дабы спихнуть мальца уже к нему, однако таковых здесь не было, потому пришлось пойти дальше, не возражая юному спутнику. В юных глазах было что-то особенное, какое-то далёкое воспоминание, которое в моменте нельзя уловить или осознать. Нечто живое пробуждается в его глазах, новый росток жизни, или, по крайней мере, его ответвление.
Видимо, в этом образе и лепете детских глаз, словно в отражении большого зеркала, Майкл увидел самого себя пятнадцать лет назад. Мальчишка продолжал рассказывать что-то идущему блондину, но тот вновь окунулся в свои мысли, потому как детство – та вещь, которая не давала покоя сердцу Смита, по крайней мере это была одна из тех вещей.
И вдруг взмыл ветер. Майкл почувствовал это дуновение, Будто оно, действительно, существовало наяву, не во сне. Стало тяжело на душе, потому как адски тяжелая гиря надавила на сердце, обливая орган кровью. Нет, тоски здесь не было, только перемещение сквозь нематериальное в материальное. Этот человек живёт в мыслях, не имея возможности перебраться в другую сторону или наружу – к яркому солнечному свету, способному согреть каждый атом организма, каждую молекулу разобрать на части. Недовольство. Только лишь его можно испытать по отношению к окружающему миру. Выходя за рамки зоны комфорта начинаешь понимать насколько сурова и злободневна эта стезя, в который проплывает человек, его слабый и недальновидный разум, который несмотря на все свои недостатки добрался до таких высот прогресса.
И мальчик рядом молча держал Майкла за руку, а их взгляды пересеклись, и, кажется, сплелись в одну сеть, паутину тарантула, чьей работой были сплетены судьбы двух людей.
– И что же ты хочешь? – спросил Смит у того, после чего крепко сжал мальчишке руку, а тот опустил голову и огорчённо выдохнул.
– Дяденька…– мальчик пытался сформулировать мысль в своей голове, иногда покачивая ей из стороны в сторону, будто её шатало ветром.
– Можно мне уйти вместе с вами? Далеко-далеко, туда, где я буду улыбаться вместе с вами. Мне так не хочется жить здесь, страшно тут и жарко очень. Можно? – блондин не знал, что ответить на это предложение, но на интуиции просто покрутил головой, отрицая предложение мальчика. Смит решительно отправился вперёд, оставляя за своей спиной чумазого юнца, а тот лишь взглядом упёрся в небосвод спины американца. Голубые глаза наполнились тоской, почерствели за одно мимолётное мгновение и все надежды испарились в одно мгновение, исчезли и стёрлись в порошок. Почему-то стало ему так больно, защипало в груди и болезненно слёзы придавили глазные яблоки. Смит тоже испытал подобные чувства, он почувствовал себя слабым как никогда ранее. Буквально копия себя предстала перед тобой, а это даже не получилось заметить. Ни одна поездка в Рим не была такой особенной и тяжёлой, возможно из-за того, что привычка обдумывать абсолютно всё появилась у блондина не так давно, да и в режим Церистов парень тогда не так сильно вникал, потому сейчас так тяжело стало следовать установленному режиму в стране.
Постепенно, шаг за шагом получилось добраться до следующего поворота, окончательно оставив брошенного ребёнка за спиной. Мысли о работе вклинивались и заменяли предыдущие ячейки горестных чувств, восполняя прежнее состояние Смита. Показалось ему, что ветер вновь брызнул своим потоком на лицо, но это было не так. В Риме уже давно не дули ветра, лишь иногда потягивало откуда-то с северо-запада, однако радости от сего явления заканчивались слишком быстро. В целом, люди даже не замечали ветра, предпочитая списывать такие ощущения на дуновения вытяжек или кондиционеров.
Огорчённые окраины города внезапно подбили настрой Майкла очередным повышением температуры воздуха на несколько градусов. Всё потело и слипалось вместе, будто сахаром намазали конечности, отчего те соединялись вместе, а при движении откалывались друг от друга, вызывая неприятные ощущения.
Сейчас блондин оглядывал решёточные заборчики, окружавшие производственные цеха, выше них располагались разве что корпуса тех самых рабочих зданий, в которых работали рядовые итальянцы, хотя больше всего на таких профессиях находилось приезжих. Пожалуй, в третьем тысячелетии Рим набрал в себя всех национальностей, так как возбуждённые вкусом новизны люди, так стремились покорить этот центр мира, не задумываясь о последствиях. Потом эти приезжие либо возвращались домой, либо попадали в места не самые уж и лучшие, продолжая терпеть и следовать новому для себя режиму. Откровенно говоря, строй не был новым для них, просто в столице он ощущался гораздо и гораздо тягостнее, нежели в других регионах империи. Там, твои земляки старались исполнять требования захватчика, но продолжали угождать своим гражданам, оказавшимся в непривычных реалиях религии и цепких рук императора.
И неизвестно было само мнение правителя Церистов об установленном порядке, якобы бог послал, значит оно так и будет. Больше выражались окружавшие его министры и прочие чины, диктующие народу правила “правильного патриота”. Данное выражение появилось на заре создания империи, таким слоганом людям вбивали в головы мотивы перехода под руководство богоизбранного императора, который уж умер несколько столетий назад, а его сын не представлял из себя жестокого тирана. Лоренцо пытался вогнать каждого первого в религию, сплачивая тем самым великий церистонский народ. Этот курс правления ему скандировал уже покойный отец Лоренцо, однако данная информация лишь гуляет как слух среди обывателей, живущих обычно за пределами Италии, где-нибудь в Америке или в Британии.
Дабы попасть внутрь дворика нужного производственного помещения, пришлось использовать старый и хитрый ход Майкла – разрешение от министерства промышленности, которое было получено через знакомых. Уже действительным оно не являлось, просрочилось ещё лет шесть назад, однако это разрешение, представляющие собой ключ-карту, продолжал работать, а почему – неизвестно.
Здесь, во дворе, на специальных приборах обсушивались только что покрашенные бампера летательных аппаратов, чуть позади проводилась та же самая операция, только с дверьми багажника лежащими внутри прибора. Он имел форму большой коробки, из которой на протяжении каждых пяти минут выезжал свеженький и готовый к использованию багажник.
– Извините, можете позвать… – Майкл обратился к одному усатому рабочему, одетый в оранжевую спец одежду. Весь измазанный в краске, тот повернулся и грозно нахмурил брови, глядя на американца, отчего тому стало не по себе. Постояв так пару секунд, будто сканером проходя по телу блондина, он, наоборот, поднял брови, ожидая имя человека.
– Паоло. Мне нужен он. – быстро и кратко, почти зажевав слова, ответил Смит.
Спустя несколько секунд размышлений рабочего, тот медленно кивнул и пробежался ровно пять метров до двери в помещение, закинув голову в которое, тот закричал нужным именем, а затем скрылся внутри здания. Не прошло и минуты, как на улицу выскочил длинный и тощий мужчина лет тридцати пяти с щетиной по всему подбородку. Тот глянул тусклыми карими глазами на пришедшего и сохраняя своё нейтральное выражение лица, совершил рукопожатие с Майклом.
– Мистер Паоло, я же перед приездом вас оповещал, насчёт закупки, вы всё подготовили? —
– Si', оплату уже перевели. Знаю-знаю. – спокойным тоном ответил итальянец, а затем чуть подвигал ладонью, зазывая за собой американца. Показалось Смиту, что рука у рабочего просто подёргалась, нежели указала какой-то жест, но быстро смекнув, что это был именно он, тот спешным шагом ринулся за своим провожающим.
– Слава Имперору нашему святому господу, что к вашему приезду мы успели довезти стимулятор топлива на Жаррочку. – сказал идущий по коридорам производственного помещения Паоло. Не впервой блондину доводилось слышать такое уменьшительно-ласкательное сокращение данной модели машины, а потому поражений не было.
Пройдя несколько коридоров, двое заглянули на склад и Паоло принялся разбирать какие-то коробки.
– В Канзасе жарко сейчас? – на секунду взглянув и оторвавшись от работы, спросил темновласый итальянец.
– Что?
– В штате Канзас, сейчас жарче, чем у нас? – повторил рабочий, в этот раз громче и не отрываясь от своего дела, которое состояло в сортировке лишних коробок, с целью поиска нужной.
– У нас солнце печёт, а не парит. Всё равно кондиционером приходится пользоваться, иначе от жары сгинуть можно. Собственно говоря, как и в Риме, но вы же привыкаете, я прав? – американец чуть изогнулся, глядя на работу Паоло, который на секунду остановился, пытаясь побыстрее придумать ответ.
– Да. – лаконично сказал мужчина и принялся дальше перемещать коробки.
– Может быть, вам следует посетить Гринландию на выходных? Говорят, прохладно там и спокойно, можно искупаться в Северном океане и освежится. – теперь Майкл перешёл на размереный диалог, опираясь ягодицами на стол позади того.
– Слушай, ты из Америки можешь в любое время суток переместится хоть на край земли. Мне нужно работать, империя не любит ленивых людей. – довольно настороженно, но твёрдо заявил мужчина, подобрав с пола очередную коробку.
На ней была указана нужная маркировка, которая соответствовала заказу Смита, следовательно, её и вручили прямо в руки блондина.
По размеру она оказалась совсем небольшой: квадратная, а стороны примерно равнялись десять на десять сантиметров. Стимулятор подачи топлива действительно был мал, технологии нового тысячелетия строились из сотен маленьких частей, но работали складно при должной установке и качестве самой детали. Конечно же, заказывать всё запчасти следует именно из Рима, так как моделирование новых моделей летательных аппаратов проходило именно в столице мира.
– Извините. – ещё раз попросил прощения Смит. – Мы же теперь одно целое, в одной стезе имперской. Хотелось вам пожелать только лучшего. – продолжал Майкл.
– Вас мы захватили, родился ты на совершенно другой земле и ничего общего, кроме нашей религии, с империей ты не имеешь. – грубо заявлял итальянец.
– Если бы не воля Всевышнего Имперора, давно бы его служителями вас перестреляли. – вкинул напоследок Паоло.
Двое простояли в тишине несколько секунд и, поудобнее подхватив коробку, Майкл выдвинулся из складского помещения в коридор. Чувства взяли его за душу и пробрали сердце. Настроение упало вниз, как камень сброшенный со скал. В голову снова полезли дурные мысли, а ощущение полного отчуждения медленно подкралось к спине. В этом городе блондин стал чужим среди своих, казалось бы, соотечественников, но жестокая действительность опустила его с небес на землю. Да, ряды империи держались крепко, но Майкл стоял вне круга, пытаясь отчаянно пробиться внутрь, что вовсе не получалось.