Читать онлайн Август нашей жизни бесплатно
Пролог
Я смотрел на две неподвижные нагие фигуры, лежащие на камнях, и, как не пытался, не мог отвести взгляда. Даже в посмертии они были рядом, держались за руки. Совсем еще дети. Такие хрупкие, словно фарфоровые куклы. И это я сломал их, бросив на скалы…
Три дня спустя
Крепость Свеаборг (Суоменлинна), Хельсинки, Финляндия
– Ты знал, что так будет… – произнес я. – Знал, и все равно отправил меня туда!
– Знал, и не жалею.
Отец стоял за моей спиной, и я не видел его лица, но знал, что по его губам скользит горькая усмешка.
– Неужели тебе не жалко этих детей? – спросил я сквозь зубы. Под моими ногами темные волны все так же разбивались о скалы… Безразлично. Беспощадно. – Чем тебе помешали именно они? Неужели никчемная земля стоит больше жизни?
Я резко развернулся, чтобы увидеть ответ в его глазах, и пошатнулся от мощного джеба в челюсть. Отец схватил меня за грудки, приподнимая над землей. В его ставших вертикальными зрачках полыхал алый драконий огонь.
– Если что-то в этом мире и имеет ценность, так это земля. Земля, на которой ты родился, земля, за которую бились твои предки. Бились на смерть, проливая кровь, чтобы новому поколению было, где строить дом. Ты слышишь меня, сын? Ты – хранитель. Однажды меня не станет, и защищать источник придется тебе. Не только источник, но и весь род…
Он отпустил меня, и я упал на скользкие, покрытые мхом камни… Рвано выдохнул и уставился на высокое синее небо.
– Ты все сделал правильно, сын. Они погибли из-за собственной глупости. Ингрия – наша, и через год ты будешь свободен.
Только, пожалуйста, вернись домой живым.
Иначе все будет зря, Аркадий.
Часть первая. Ай-Петри
Глава первая
Деревянная потертая скамья была жесткой.
Больше часа я ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее. От великодушно предложенной подушки я благоразумно отказался, выглядела она, честно говоря, не очень, и теперь никак не мог решить, что же делать с легким бомбером, который зачем-то надел, выходя рано утром из дома, – положить его под голову или же набросить на плечи. Несмотря на середину июля, в камере было промозгло. А еще темно и сыро. Окон в ней тоже не было, не считая крошечного, забранного решеткой окошка в двери, через которое на грязный бетонный пол падал тусклый луч света от лампы, горевшей в коридоре. Часы, как и телефон у меня забрали, и вскоре я к своему ужасу заметил, что окончательно потерялся во времени. Ночь наверняка уже наступила. Отцу скоро доложат, что я не появлялся дома с раннего утра.
О том, что будет потом, думать не хотелось.
Наверняка скромный питерский следственный изолятор покажется мне курортом.
Я был в этом уверен. Отец не простит мне допущенной глупости и накажет по всей строгости, присущей нашему роду, и тогда…
Где-то на краю сознания, отвечая моим невеселым мыслям, недовольно заурчал Черный. Я прикрыл глаза и опустил щиты, позволяя своему зверю разделить со мной все неудобства заключения. Черный зафыркал, словно выпустил тонкую струйку дыма, и в носу защипало. Потом рыкнул осуждающе и, обдав меня волной искреннего возмущения, покинул мое сознание, оставив в оглушающем изматывающим одиночестве.
– Чешуйчатый предатель… – пробормотал я недовольно и в очередной раз попытался укрыться от холода короткой курткой.
За последние несколько часов я успел размяться, сделать пару сотен отжиманий, пару десятков попыток вздремнуть и еще примерно столько же попыток не сойти с ума. Вынужденное одиночное заточение странно давило на мою вполне стабильную психику. Я всегда гордился своей выдержкой и до сих пор был уверен, что с легкостью справлюсь с такой мелочью, как несколько часов ареста. Однако невозможность контролировать время и странное чувство, будто я упускаю что-то очень важное, не давали расслабиться и просто уснуть.
В конце концов скамья в изоляторе вряд ли была неудобнее гранитной скалы.
Я закрыл глаза и решил еще раз прокрутить в голове все события прошлого утра в надежде найти хоть какую-то зацепку.
Около четырех часов меня разбудил звук принятого сообщения.
“Аркашка, я влип. Нужно заштопать. Дед будет в ярости”.
Хоть номер и оказался скрыт, я был уверен, что это Петька. Пару дней назад его в очередной раз под нелепым предлогом вызвали в Выборг.
На всякий случай я потянулся к его Изумрудному, но тот ожидаемо молчал. Бергер редко полностью опускал щиты, да и был сейчас далеко. Прислушался к Лизе, его жене. Она, как и ее лунная драконица, беззаботно спала этажом ниже.
И только тогда я написал:
“Ты где?”
Ответ пришел сразу:
“Сенная площадь”.
Эту квартиру я знал. Пешком совсем рядом.
Собрался я быстро. Умылся ледяной водой, гадая во что же опять ввязался неугомонный друг. Оделся, подхватил кофр с хирургическим инструментом и спустился на первый этаж. Отцовский мордоворот, дежуривший в парадной, удивленно приподнял бровь. Я поднес палец к губам, надеясь, что о моем уходе сразу же не доложат дорогому папочке. Охранник понимающе усмехнулся, потом взгляд его скользнул по кофру, и парень снова нахмурился.
– К завтраку буду, – уверенно произнес я, протиснулся мимо него на улицу и направился вдоль Фонтанки в сторону Невского.
Питер крепко спал. Спали пришвартованные вдоль гранитного берега прогулочные яхты, катера и экскурсионные плоскодонки. Спал Инженерный замок. И оставшийся за моей спиной Летний сад тоже спал.
Мальчишку лет пятнадцати, не больше, я заметил у Аничкова моста. Потянул носом, пытаясь понять, случайный попутчик или нет. Черный недовольно ухнул, предупреждая. Я ускорил шаг.
На Гороховой меня ждали уже трое. Один попросил прикурить, второй мимолетом толкнул плечом. Я отрастил коготь, прежде чем понял, откуда ждать атаки. Взревел Черный. Резкий запах ударил в чувствительный драконий нос. А дальше наступила темнота.
– Аркадий Иванович! На выход! – бойко прогудел пожилой полицейский.
Глухо заскрежетала металлическая дверь. Луч света заплясал и лениво переполз на обшарпанную стену.
Я тяжело поднялся, пытаясь сбросить сонную оторопь. Черный по-прежнему молчал. Я пару раз взмахнул руками. Размял пальцы, щелкнув суставами, на всякий случай. Я не ел больше суток, и воду за это время мне предложили только раз. Голова все еще слегка кружилась от той дряни, что брызнули мне в лицо. И я боялся, что не смогу удержать Черного, если вдруг….
Если что?
Комната для допросов была темной, душной и ужасно тесной. Темные грязные стены. Стол с истертой столешницей, пара колченогих стульев. Следователь, еще совсем зеленый парень, смотрел на меня со смесью ужаса и сочувствия. Я криво улыбнулся ему и пропел:
– Мне бы отлить…
Парень дернулся и покраснел. Взгляд его метнулся к полицейскому за моей спиной, потом остановился где-то в районе моего пупка. Я показательно подтянул повыше повисшие без ремня портки.
– П-проводите, – проговорил он и отвернулся.
– Благодарствую, ваше благородие, – ответил я и облизал пересохшие губы. На языке остался металлический привкус крови. Черный заволновался, и мне с трудом удалось его успокоить.
В сортире воняло. Я брезгливо поморщился и с трудом открыл ржавый кран. Распустил небрежный хвост, намочил руки и пальцами разобрал спутавшиеся рыжие кудри, доставшиеся мне от матери. Заплел изящную скандинавскую косу (Бергер бы оценил), умылся затхлой холодной водой, пригладил бороду. Вернул на место очки.
– Ну что, Аркаша, допрыгался, – пробормотал я себе под нос. – Если это проделки Петьки, убью гаденыша! Даже если старый Бергер спалит потом весь Петербург.
В допросную я вернулся свежим, бодрым и готовым к переговорам.
Молодой следователь при моем появлении суетливо поднялся, чуть не опрокинув стул, и дрогнувшим голосом представился:
– Л-лейтенант Юрский. Н-никита Сергеевич.
– Баженов Аркадий Иванович, – ответил я и склонил голову в легком поклоне. – К вашим услугам.
Юрский снова покраснел и сел, жестом предложив мне последовать его примеру. Шаткий стул под моим весом жалобно скрипнул. Черный вдруг недовольно заворочался где-то совсем рядом, проверяя на крепость мои щиты. Я мысленно шикнул на нетерпеливого дракона и сделал еще одну попытку дотянутся до Изумрудного Бергера. В ответ ничего.
– Аркадий Иванович, согласно показаниям потерпевшей, Федосеевой Зинаиды Васильевны, вчера в четыре тридцать утра вы находились по адресу Гороховая, дом пятнадцать, вели себя грубо, распускали руки, позволяли себе оскорбительные высказывания в адрес потерпевший…
Я нахмурился, тщетно пытаясь вспомнить оную Зинаиду Васильевну, и ожидаемо не смог. А потому задал первый интересующий меня вопрос:
– Заранее прошу простить мне мое любопытство, Никита Сергеевич, но сколько лет многоуважаемой гражданке Федосеевой?
– С-семьдесят восемь, – быстро ответил Юрский и позволил себе еле заметную улыбку.
– Я был пьян? – на всякий случай уточнил я, а руки сами по себе потянулись в карман за сигаретами, которых не было.
– Здесь к-курить запрещено, – строго проговорил Никита Сергеевич и положил на стол открытую пачку. Я взял одну. Покрутил в руках. Поднес к лицу, вдыхая сладковатый запах дешевого табака. Юрский молчал.
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил я.
– А сами-то что думаете?
– Около четырех был трезвым как стеклышко. Вышел на срочный вызов. На Сенную площадь.
– Вызов? – уточнил Никита Сергеевич.
– Я хирург.
– Ах вот оно что…
– Что? Я в глаза не видел вашу Федосееву.
– А она ут-тверждает обратное. Что л-ломились в ней в дверь, угрожали расправой. И не только.
Не удержавшись, я громко фыркнул и рассмеялся. И хохотал до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.
Юрский терпеливо ждал, пока я закончу истерику, и только потом протянул мне зажигалку. Я благодарно кивнул. Поднес к губам измятую сигарету и закурил. Выпустил в потолок струйку сизого дыма, невольно сравнивая себя с Черным, и спросил:
– Сколько?
Никита Сергеевич удивленно моргнул. Я недоверчиво вскинул бровь.
– О чем вы, А-аркадий Иванович?
– Многоуважаемая старушка просит денежную компенсацию за предоставленные неудобства? – уточнил я.
– Н-нет, – ответил Юрский.
– А жаль.. – протянул я. – Всем было бы гораздо проще.
– Аркадий Иванович! – очень искренне возмутился парень.
– Я весь внимание, – покорно ответил я. – Только скажу сразу, никаких одиноких старушек я не убивал.
– Она ж-жива и здорова, к счастью, – не оценил моего юмора следователь. – Накатала на вас жалобу, вызвала патруль.
Передо мной на стол лег лист бумаги, исписанный четким, убористым почерком. Я внимательно вчитался в написанное, но все равно ничего не понял.
– Что, реальная старушка? – уточнил я, одновременно решая, куда деть окурок.
Юрский пододвинул мне пыльную пепельницу и ответил:
– Б-более чем, Аркадий Иванович.
– И трезвая? – на всякий случай уточнил я.
– Не пьянее вас…
– Печально…
– У вас есть, что с-сказать?
– Где мой кофр?
– Аркадий Иванович, с-сейчас слишком…
– Где мой кофр с хирургическим инструментом? – повторил я. – Я вышел из дома с ним. Можете уточнить у охранника.
– Когда патруль подъехал по адресу, вы сидели на крыльце парадной дома пятнадцать Гороховой улицы и были, мягко говоря, в невменяемом состоянии. Никакого кофра рядом с вами не было.
Я действительно пришел в себя уже в изоляторе. И первые несколько минут никак не мог понять, что произошло. Голова трещала. Ужасно хотелось пить. Черный молчал, и только по темному цвету мизинцев и острым кончикам отросших клыков, я понимал, что дела мои плохи. Частичная трансформация или умение сдерживать оборот – навык, доступный далеко не каждому молодому хранителю. И я всегда и не без основания гордился собственной выдержкой. Только вот вчера это сыграло со мной злую шутку.
Оборот, даже частичный, на глазах у людей наказуем. Жестко наказуем законами рода. И даже зная, что меня подставили, отец не сможет просто проигнорировать этот факт. Под ложечкой засосало. Я сглотнул вязкую слюну и трусливо потянулся к Черному, ненавидя себя за собственную слабость. Мой зверь откликнулся сразу. Недовольно заворчал, прислушиваясь, а потом мое сознание взорвалось диким ревом. Он все понял, мой дракон. И горевал о предстоящей разлуке.
Я вцепился руками в столешницу, пытаясь сдержать бушующую внутри моего сознания ярость. Сидящий напротив Юрский вздрогнул и побелел как полотно. Полицейский, дежуривший у двери, отклеился от стены и сделал пару неуверенных шагов в мою сторону. Я прикрыл веки в надежде, что в полутьме допросной никто не заметит ставшие вертикальными зрачки. Черный продолжал бесноваться, и впервые в жизни я не имел ни малейшего представления, как остановить оборот.
Дверь открылась слишком громко. От чистой силы, разлившейся в воздухе, я задрожал и впился в край стола отросшими когтями. Черный покорно затих. Отец, безмерно уставший и предельно собранный, вошел в допросную и, не тратя слов на приветствие, швырнул Юрскому темно-синюю пластиковую папку. Проговорил почти лениво:
– Мой адвокат свяжется в вами сегодня. Надеюсь, нам удастся разрешить этот нелепый конфликт примирением сторон. Уверяю вас, в ближайшее время мой сын не сможет покинуть город.
Я с трудом поднялся на ноги и тут же пошатнулся. Детина из охраны отца бережно подхватил меня под локоть и заботливо вывел в темный коридор. В нос ударил резкий запах плесени, растворимого кофе, мочи и крови.
У ступеней парадной нас ждал знакомый тонированный минивен. Удар в солнечное сплетение отбросил меня на капот автомобиля. Я замотал головой, пытаясь очистить сознание от покорного поскуливания Черного, подчинившегося воле старшего. Следующий удар пришелся на скулу. Очки в тонкой оправе полетели на асфальт, и отец тщательно растоптал их каблуком. Горячая кровь хлынула носом, заливая глотку, не позволяя сделать вдох. Я запрокинул голову и уставился на затянутое свинцовыми тучами питерское небо.
– Бергер пропал, – произнес отец, когда я смог, наконец, дышать. – Елисавета ничего не знает и Изумрудного не чувствует. Во что вы опять ввязались, сын?
Глава вторая
К моему ужасу за ужином в нашем доме на набережной реки Фонтанки собралась вся семья. Папенька Иван Львович Баженов, меценат и просто очень уважаемый гражданин Петербурга, его молодая супруга Аглая – человечка, взирающая на меня с неподдельным страхом (не зря, кстати, она мне сразу не понравилась), уставшая и осунувшаяся Елисавета Александровна Аракчеева-Головина – жена моего доброго друга Бергера, дядья разной степени родства в количестве пяти штук и горячо любимая мною тетушка Светлана Аркадьевна Головина, старшая сестра моей матери. Вот она улыбнулась мне нежно и немного грустно. Светлана была совершенно точно старше отца, и с тех пор, как моя мать решила уединиться в скиту, она всегда была рядом. Отец никогда не препятствовал нашему общению, позволял моей тетке многое, она в ответ закрывала глаза на его дела. Со своей сестрой, моей матерью, она виделась регулярно. В отличие от меня, которому вход в обитель был закрыт.
Я застыл в дверях большой столовой, позволяя собравшимся рассмотреть меня во всех деталях. Что скрывать! Я был хорош! Дерзкий взгляд, на щеке багровый след от удара, очки в тонкой золотой оправе, рыжие волосы, собранные в аккуратный узел на макушке, черная вязь татуировок, начинающаяся у выбритых висков и покрывающая каждый миллиметр моей шеи, белая рубашка с накрахмаленным воротником и небрежно закатанными рукавами, жилет, отутюженные брюки. Петька бы оценил. И Гошка тоже.
Разговоры при моем появлении резко стихли. Я дождался, пока все взгляды стали направлены на меня, и склонил голову в приветствии.
– Аркадий, – проговорил папенька раздраженно. – Ты опоздал.
– Прошу прощения, отец, дела, не требующие отлагательств.
Один из дядьев насмешливо фыркнул, но тетушка бросила на него рассерженный взгляд, и мужчина, разменявший уже шестой десяток, пристыженно затих.
– Мальчик мой! Я так рада тебя видеть! – воскликнула Светлана и поднялась.
Мужчины немедленно поднялись следом. Я быстрым шагом преодолел разделяющее нас расстояние и мягко коснулся губами ее щеки. В ответ она сжала мою ладонь в своей.
– Спасибо, что пришли, – прошептал я.
– Я не могла оставить тебя с Иваном один на один. Аркаша, он в ярости.
– Я знаю, тетя.
– Неужели уже ничего нельзя сделать?
– Вы отлично знаете, что ничего, Светлана Аркадьевна, – устало проговорил отец. – И не нужно разыгрывать наивную дурочку. Вам все равно никто не поверит.
Тетушка охнула и распахнула веер. С трудом сдерживая улыбку, я произнес:
– Не переживайте так, тетя. Я уже большой мальчик.
– Даже и не думала, Аркадий, – сказала она просто. – Жалость – это унизительно.
Жалость – это унизительно…
Я старался не думать об этом, когда на следующий день на рассвете входил в тренировочный зал загородного дома Баженовых в Стрельне. Сегодня здесь собрались все мужчины нашего рода и даже немного больше. Отец не гнушался брать в заложники отпрысков других семей (именно так в нашем доме появился Питер Бергер). Три пацаненка лет десяти и один юноша постарше застыли у стены напротив и с нескрываемым ужасом наблюдали за главой рода Баженовых.
Папенька уже успел размяться. Сейчас он стоял на ринге в одних только видавших виды потертых джинсах, низко сидящих на мускулистых бедрах. Коренастый и поджарый, он неторопливо бинтовал покрытые татуировками руки. На его крепкой прокаченной спине сиял контур огромного, похожего на бушующее море, мечехвостого дракона, готового в любой момент расправить крылья.
Отец вполне мог просто отдать приказ и даже не приезжать. Но Иван Баженов все держал под контролем. Да и оставить единственного сына на растерзание младшим ветвям рода он не мог. А потому я приготовился к худшему. Папенька умел быть беспощадным.
И справедливым тоже. Где-то в глубине души эта трусливая мысль не давала покоя. Отец знал, что меня подставили. И верил мне.
Кажется, верил.
Накануне разговаривать со мной он отказался. Еще по дороге домой в машине я кратко пересказал ему свою версию произошедшего. В ответ отец сдержанно кивнул и со скучающим видом отвернулся.
И вот теперь он ждал меня на ринге. Обыкновенном тренировочном боксерском ринге, на который я выходил с самого детства.
Его цель была проста.
Я стянул футболку, оставшись только в легких тренировочных портках, и под внимательными взглядами всех собравшихся пролез под ограждением. Встал напротив отца, опустил щиты, позволяя Черному принять наказание вместе со мной. Контур дракона на моей спине ожил, черные чешуйки, тонким узором покрывающие руки, потеплели. По залу пронесся одобрительный гул.
Отец поднял руку, призывая свой род к тишине, и произнес:
– Вчера в присутствии людей мой сын нарушил наш главный закон. Так ли это?
– Так, – ответил я.
– Так! – подхватил хор голосов.
– Любой в нашем роду за такой проступок заслуживает наказания. Так ли это?
– Так, – проговорил я, уговаривая Черного не волноваться.
– Так! – взревел зал.
– Принимаешь ли ты волю рода, сын мой?
– Принимаю, – выдохнул я и опустился на колени.
В ту же секунду Черный взревел, когда на него обрушился жесткий ментальный удар. Я пошатнулся и только чудом не рухнул на ковер. Контур на спине горел огнем.
– Убери своего дракона, сын, – произнес отец, и я покорно выставил щит. А следом на меня обрушился первый удар…
В этот раз в себя я пришел в собственной спальне в Стрельне. С трудом разлепив глаза, я попытался приподняться, но правое плечо немедленно пронзило острой болью, которая горячей лавой растеклась до кончиков пальцев.
– Лежи тихо, – проговорила тетушка где-то рядом, но вместо того, чтобы послушаться, я сделал новую попытку подняться. – Аркаша, лежи смирно!
– Пить, – попросил я каким-то совершенно незнакомым голосом.
Тетушка засуетилась. Помогла мне устроиться повыше на подушках и только потом поднесла стакан с водой к моим губам. Я сделал несколько торопливых глотков и от усталости закрыл глаза. Осторожно опустил щит, и меня тут же накрыло волной чужой тревоги. Я чувствовал не только Черного, но и Лунную Лизы, и старую драконицу тетушки. И даже, ну надо же, осторожное любопытство Азурита папеньки. Только Изумрудного Петьки по-прежнему не было.
– Сколько времени прошло? – спросил я главное.
– Всего несколько часов, – ответила Светлана Аркадьевна. – Иван отобедал и уехал. Сказал, его в ближайшие дни не ждать. А мы с тобой пока побудем тут, мой мальчик.
– И Лиза?
– На совете решили, что до приезда Демидова, девочку лучше спрятать.
– Петьку не нашли?
– Пока нет. Твой отец отправил кого-то к старику Бергеру. Говорит, если это глупая шутка, то она затянулась.
– А вы как считаете? – спросил я.
– Николай Петрович – старый плут, это всем известно, – усмехнулась Светлана Аркадьевна. – Но я не думаю, что он поставит под удар ребенка своего наследника.
– Так Лизавета…
– Все верно, мой мальчик. Только это страшная тайна. Слишком многие не хотят видеть Петра Бергера во главе рода.
Так во вот в чем дело… Наследник Аракчеевых-Головиных вот-вот появится на свет, а совет родов никак не решит, кому из них принадлежит их мать. Эх, добрый друг Петька! Все-таки как неудачно ты женился!
– Я смогла уговорить Ивана не отправлять тебя в карцер. Но в твоих же интересах, Аркадий, как можно скорее встать на ноги и убраться подальше от Петербурга. Не думаю, что ты в ближайшее время сможешь вернуться к делам.
– У вас есть коварный план, Светлана Аркадьевна? – усмехнулся я и тут же поморщился от боли в грудине.
– Потоцкие давно прислали мне приглашение, мой дорогой. Но Иван слишком занятой человек, чтобы хотя бы на пару дней покинуть город. Зато ты вполне можешь сопроводить старушку на море.
– Старушку? – засмеялся я уже в голос и тут же закашлялся. – Постойте, Потоцкие…
– Это род моего мужа, Аркадий. Стыдно не знать таких вещей! – произнесла тетушка назидательно.
– Вы думаете, после всего, что произошло, отец меня отпустит? – спросил я и с сомнением посмотрел на ортез на правой руке.
– Думаешь, у него есть выбор? – улыбнулась тетушка. Недобро так улыбнулась.
Глава третья
В предрассветных сумерках мы миновали Крымский мост и вышли на трассу “Таврида”. Тетушка уверенно гнала машину вперед, словно не провела последние пять часов за рулем. В пассажирском кресле рядом с ней дремал очередной мордоворот, приставленный к нам дражайшим папенькой. Справедливости ради, надо сказать, что Артем, хоть и был едва ли старше меня, несмотря на свою человеческую природу, оказался вполне разумным малым. На рожон не лез, Светлану Аркадьевну слушался беспрекословно. Машину вел плавно, разговаривал мало. К тому же он был обучен таскать огромные чемоданы, приносить тапочки, открывать вино и решать прочие неудобные бытовые вопросы. Идеальный компаньон для старой хранительницы драконьего рода и ее болезного племянника. Моя закованная в жесткий ортез правая рука безбожно ныла. Отец продумал все до мелочей. За неделю, прошедшую после показательной казни, трещины на ребрах срослись, гематомы, сплошь покрывающие спину и живот, успели пожелтеть и выглядели уже не столь впечатляюще, след от оплеухи и вовсе побледнел. И только сломанная в трех местах конечность продолжала болеть и днем, и ночью. Всю дорогу, тайком от тетушки и сопровождающего нас охранника, я колол себе драконьи дозы обезболивающих и мечтал только об одном – оказаться, наконец, в кровати. Я был абсолютно уверен, что все три перелома срастутся правильно, и уже осенью я смогу вернуться в небо. Но пока Черный отчаянно страдал вместе со мной, не в силах расправить правое крыло.
– Аркадий, ты спишь? – спросила Светлана громким шепотом и тут же, не дожидаясь моего ответа, продолжила: – Через пару часов будем на месте.
– Рад слышать, тетушка, – вежливо ответил я. – Дорога меня утомила.
– Да будет тебе, мой мальчик! Понимаю, что ты устал, но не настолько же, чтобы с порога отказать хозяевам в своем внимании!
– Давайте ближе к делу, Светлана Аркадьевна, – проговорил я и потер переносицу. – Я действительно устал, а от обезболивающих шумит в голове. Так зачем мы здесь?
Тетушка весело фыркнула и подмигнула мне в зеркало заднего вида. Я показательно закатил глаза.
– Господа Потоцкие – мои родственники, точнее родственники моего мужа, – начала она. – Род древний, последние пару веков живут закрыто. Выращивают виноград, делают на продажу неплохое вино и только изредка, раз в четверть века, появляются в столице и на совете родов, чтобы представить нового главу или наследника. Последний раз они были в Выборге сразу после гибели Аракчеевых-Головиных.
– Занятно, – протянул я. – А что изменилось сейчас?
– А сам не догадываешься?
– Никак нет, – хмыкнул я и отвернулся к окну.
Симферополь остался в стороне, и теперь машина уверенно шла в гору. Тетушка отвлеклась на дорогу, даже при ее несомненном опыте, Ангарский перевал1 требовал особого внимания. Я же с замиранием сердца ждал его самой верхней точки, после которой серпантин узкой лентой понесется вниз, и среди зеленых макушек деревьев я, наконец, увижу море. Слева появилась красавица Демерджи, справа – Чатыр-даг, которые никогда не давили на меня, как другие горы. Еще в детстве я с нетерпением ждал встречи с ними, когда летом приезжал с отцом на Крымский полуостров. С тех пор многое изменилось. Неизменным осталось только лазурное море далеко внизу и горы вокруг. Черный, почувствовав мое настроение, беспокойно заерзал. Он был молод, мой дракон. И ужасно силен. Я призвал его сам, как только мне исполнилось четырнадцать. И чуть не умер, когда в мой разум вселился огромный зверь. С тех пор прошло больше десяти лет, и впервые за это время я не мог просто взять и встать на крыло. В месте, которое будто бы нарочно создали для драконьих полетов.
Неделя под домашним арестом ослабила меня весьма ощутимо. В моей привычной жизни сутки на дежурстве в питерском военном госпитале сменялись важными встречами за пределами родного города. Переговоры, сделки, операции и травмы, и снова сделки, звенящая тишина особняка на Фонтанке и запах моря на рассвете в Сосновом бору. Мягкий драконий полет, четкая линия горизонта и голод, беспричинный голод, сводящий меня с ума.
Я скучал даже по нему. Лежа в бесцветной и какой-то бездушной спальне в Стрельне я тоже чувствовал его и сходил с ума от невозможности сложить крылья и камнем упасть в ледяную воду залива, чтобы хотя бы на мгновение заглушить удушливую боль, разрывающую мое тело изнутри.
– Тебе пора жениться, – как ни в чем не бывало произнесла тетушка, вырывая меня из моих воспоминаний. – И чем скорее, тем лучше. Твой отец уже не молод.
– Зато свеж и хорош собой, – заметил я, сделав отчаянную попытку все свернуть к шутке. – И Аглая, хоть и человечка, далеко не старушка. Имеет все шансы нарожать ему драконят.
– Тебе пора остепениться, Аркадий, – сказала Светлана строго. На меня она не смотрела, была полностью поглощена дорогой.
Мы успели спуститься к Алуште и свернуть на верхнюю дорогу.
– Не думаю, что это хорошая идея, тетушка, – вежливо ответил я. – К тому же я не уверен, что она принадлежит именно вам.
Впереди подозрительно хрюкнул Артем, и я впервые задумался о том, что он вполне мог знать о цели нашего путешествия гораздо больше меня.
– У Потоцких две дочери, Аркадий, – продолжила тетушка, а мне вдруг стало нечем дышать. Заговор? Совершенно бессовестный заговор, единственная цель которого – моя женитьба? Для отца это было слишком мелочно. А для тетушки?
А для тетушки, пожалуй, нет.
– Старшая, Августа, нас интересует мало. Ей уже исполнилось двадцать два, в кости узка (это она в маменьку), характер скрытный. Драконицы нет и видимо уже не будет. Хотя собой хороша. София – младшая. Вот здесь присмотрись получше. Зимой исполнилось восемнадцать. Высокая, крепкая. Но не гренадер, не бойся. Бойкая в общении, за себя может постоять. Дракона обрела прошлой осенью. Довольно сильная.
– И все это время, пока Север чуть не передрался за наследство Аракчеевых-Головиных, Потоцкие молча скрывали своих дочерей?
– Ну почему же скрывали? – обиделась госпожа Головина. – Кому надо, те были в курсе…
– А нам, значит, надо? – усмехнулся я.
– Жениться тебе надо, Аркаш, – тяжело вздохнув, проговорила тетушка.
– Светлана Аркадьевна, вы повторяетесь. И это выглядит утомительно.
– У тебя нет выбора, мой мальчик. В Петербург ты сможешь вернуться только с супругой.
– Как мило! – Я не смог сдержать сарказма. – Особенно мило то, что вы говорите мне об этом только сейчас.
Любимая тетушка не удостоила меня ответом.
Я опустил щит и потянулся к своему дракону.
Нагретый солнцем песок хрустел под лапами и забивался под чешую. Брюхо чесалось. Море было совсем рядом. Стоило сделать пару шагов, и горячая морская волна разбилась о мое тело на миллиарды блестящих на солнце мелких брызг. Я зафыркал, чихнул и лениво прикрыл кожистые веки. Высокое небо манило. Хотелось оттолкнуться лапами от мокрого песка и взмыть выше облаков, чтобы потом упасть вниз и уйти камнем на дно…
Ее я почуял сразу. Игривая, молодая. Чужая. Замер, плотно прижав крылья к спине, надеясь скрыть свое ранение. Против воли, вибриссы зазмеились, надеясь узнать о драконице все.
Казалось, она меня не замечала. Легко скользила над заливом и словно пыталась поймать лапами непокорную волну. Я невольно залюбовался ее грацией и чуть попятился, в надежде укрыться в тени прибрежной скалы.
Но вот драконица закричала. И в то же мгновение небо содрогнулось от громоподобного рыка. Огромный дракон цвета грозового неба впился в ее холку, сминая клыками хрупкий гребень. Его хвост оплел ее словно кокон, а когтистые лапы впились в нежный живот. Драконица закричала снова, теперь пронзительно и нежно. А я смотрел на сильные кожистые крылья, что закрывали ее от меня, сходил с ума от невозможности подняться к ним в небо.
Я знал, что там впереди, за облаками, был скрыт горный массив, в недрах которого легко отыскать уютную пещеру. И кажется впервые в жизни захотел найти одну из них.
– Твою мать… – выругался я сквозь зубы.
– Аркадий! – немедленно откликнулась тетушка. – Очень прошу в дальнейшем воздержаться от подобных… ммм… комментариев. Потоцкие – отшельники и ретрограды. Они ждут от тебя, в первую очередь, уважение традиций и се…
– Прошу извинить меня, – процедил я, тщетно пытаясь побороть охватившее меня раздражение. Только что мой Черный беззастенчиво подглядывал за парой милующихся в небе драконов, а я в это время должен выслушивать последние наставления перед знакомством с невестой, о которой узнал полчаса назад.
Здоровой рукой я на всякий случай потер глаза. Ничего не изменилось. Слева от нас было море, справа – горы.
– Артем, в Ялте остановимся размяться и позавтракать, – бодро сообщила тетушка, а я подумал, что и о моей готовящейся женитьбе я мог узнать точно так же.
“Аркаш, сейчас остановимся провести обряд и перекусить. И к вечеру будем на месте…”
Бррр…
Но мой Черный думал иначе. Почему-то стоило мне только представить высокую и крепкую, совершенно абстрактную девицу, как драконище начинал одобрительно фыркать. У меня при этом зудело в носу. И когда я уже сам был готов попросить оставить машину, чтобы хоть немного проветрить мозги от навязчивой картинки, безжалостно транслируемой мне Черным, как тетушка свернула на заправку. Я едва дождался, пока Артем откроет мне дверь, и выбрался наружу. В нос ударил с детства знакомый соленый запах близкого моря и цветущих роз. Я все-таки чихнул, потом еще раз, и не смог сдержать протяжного стона. Прижав здоровую руку к скрытой перевязью ключице, я отошел в сторону, чтобы закурить, и только потом понял, что оставил сигареты в машине.
Выругавшись сквозь зубы, я собрался было вернуться, когда рядом со мной затормозила ослепительно красная Vespa. Я настолько засмотрелся на мотороллер, который был в прекрасном состоянии несмотря на свой преклонный возраст, что не сразу обратил внимание на его хозяйку. Девушка была одета в джинсовый комбинезон с шортами и длинным рукавом и туго оплетающие икры босоножки-гладиаторы. Почему-то вид этих ремешков на загорелых ногах заставил меня сглотнуть, и я почувствовал себя пацаном, впервые увидевшем голую женскую грудь.
Девица тем временем сняла алый шлем и повернулась ко мне. Ей было чуть за двадцать. Короткое темное каре только подчеркнуло острые скулы и упрямый подбородок. Девчонка закусила нижнюю губу и спросила чуть смущенно, бросив на меня обеспокоенный взгляд из-под ресниц:
– Вам плохо?
Что?
А?
Да! Мне плохо!
Мой дракон слишком плохо на меня влияет, и сейчас, глядя на аппетитный зад девчонки, подпирающий красную Vespa, я забыл обо всем на свете. Даже о том, что до сих пор прижимаю здоровую руку к груди…
– Нет, что вы! Все в порядке! – ответил я охрипшим от волнения голосом и с усмешкой подумал, что еще немного, и меня запишут в старые извращенцы, которые даже в своей немощи не пропустят ни одну смазливую мордашку. И не только.
– Я могу вам чем-то помочь? Просто вы тут… – тем временем начала оправдываться девчонка, но я тут же перебил ее:
– У вас не найдется курить? Я специально отошел подальше, а сигареты забыл…
– Ой, сейчас! – девушка извлекла из поясной сумки тонкую пачку сигарет. Проговорила немного смущенно: – Вот! Только такие. А вам можно? В вашем состоянии?
Я с трудом оторвал взгляд от ее узкой ладони, пытаясь выбросить из головы видение, как эти тонкие пальцы смыкаются вокруг меня… Неимоверным усилием воли я вернул себя из пещеры страшного дракона на Южнобережное шоссе и ответил:
– Вы правы, мой врач вряд ли похвалит меня за это. А вы…
Договорить я не успел. Рядом с нами остановился родной минивэн, переднее окно опустилось, и любимая тетушка произнесла излишне бодро:
– Аркаша! Мальчик мой! Нам пора ехать!
– Кажется, это за вами, – произнесла незнакомка и расхохоталась.
Отыгрывая до конца роль неудачника, я смущенно улыбнулся, здоровой рукой утер пот со лба и неуклюже полез в салон, судорожно прикидывая к кому здесь можно обратиться, чтобы снять долбанное напряжение, навязанное мне одним озабоченным драконом.
Глава четвертая
– Госпожа Головина, господин Баженов, – проговорил Артем, и ворота бесшумно отъехали в сторону, пропуская наш автомобиль.
Словно ребенок я прильнул к стеклу, надеясь запомнить каждую мелочь, впитать в себя дух поместья, куда был практически выслан с одной единственной целью. Заметив мое рвение, тетушка плотоядно заулыбалась.
Выложенная гравием кипарисовая аллея вела к главной усадьбе. Здание из белого камня, выполненное в неомавританском стиле, ярким пятном выделялось на фоне зеленого горного массива. Серебристо-голубые купола, зубчатые стены внутреннего ограждения, арочные окна, мраморный бассейн с фонтаном в центре, окруженный высокими веерными пальмами, – все это создавало иллюзию арабской сказки. Мозаичный купол парадного подъезда украшало изображение изящного морского дракона. Его лазурная чешуя переливалась на солнце сотнями различных оттенков, а хрустальный гребень сиял, против воли заставляя отвести взгляд.
Выложенные белым мрамором ступени вели к украшенной резьбой двустворчатой двери. Артем остановил автомобиль у самого крыльца. Лакей в светлой ливрее бесшумной тенью скользнул вперед и открыл дверь, помогая тетушке выйти из машины. Я сжал свою волю в кулак и последовал за ней, трусливо надеясь, что в столь плачевном состоянии меня вряд ли сочтут достойной партией для принцессы из волшебной сказки.
– Отшельники, говорите? – сердито прошептал я, предлагая тетушке руку.
В ответ она еле слышно фыркнула и предупреждающе сжала мой локоть:
– Мальчик мой, твою благодарность я приму позже. На нас смотрят.
На нас действительно смотрели.
Господин Потоцкий, вопреки моим ожиданиям, был еще довольно молод. Едва ли ему исполнилось пятьдесят. Худощавый, поджарый и гибкий, он выглядел опасным даже в легких домашних льняных брюках и белоснежном поло. Руки его были сплошь покрыты вязью искрящихся на солнце татуировок, на гладковыбритых щеках блестели драконьи чешуйки, а шею окутывал плотный рисунок мерцающего контура зверя.
– Светлана Аркадьевна! Бесконечно рад нашей встрече! – пропел Потоцкий и сделал шаг к нам навстречу.
Тетушка расплылась в довольной улыбке. Я немедленно последовал ее примеру.
– Андрюша, дорогой мой! – отозвалась госпожа Головина. – Сколько лет, сколько зим. Уже и не думала, что когда-нибудь вернусь сюда!
– А вы совсем не изменились! Также ослепительно красивы! Мальчишкой я был безумно в вас влюблен! Как поживает мой дядюшка Серафим?
– Чудесно! Просто чудесно! Шлет всем приветы. Но не думаю, что в ближайшие пару лет он выберется хотя бы в Петербург. Если только… – Тетушка задумчиво замолчала, потом всплеснула руками и продолжила: – Андрей, позволь представить тебе моего племянника.
– Аркадий Баженов, – произнес я. – Руки, увы, не подам. Несчастный случай на производстве.
– Наслышан, наслышан о ваших подвигах, – усмехнулся Потоцкий. – Андрей Евсеевич Потоцкий. Можно просто Андрей.
Тетушка пребольно ущипнула меня за руку, и я послушно склонил голову в легком поклоне.
Потоцкий вдруг радостно улыбнулся кому-то за моей спиной. Я обернулся.
Со стороны моря, смеясь и дурачась, к нам приближались две девушки. Издалека их легко можно было принять за сестер. Ставшие прозрачными от воды белые пляжные туники абсолютно ничего не скрывали, только подчеркивали красоту загорелых тел, практически полностью покрытых мерцающим драконьим контуром. Старшая из них легко взбежала по ступеням крыльца и остановилась рядом с Андреем, вторая же не спешила приближаться.
– А вот и моя супруга Альбина и наша младшая дочь София, – произнес Потоцкий и, улыбаясь, продолжил: – Девочки, это моя дорогая тетушка Светлана Аркадьевна Головина и ее родной племянник Аркадий Баженов. Прибыли к нам из Петербурга.
София все-таки подошла к нам, упрямо повела плечами и, наконец, подняла на меня взгляд. Мне пришлось до крови закусить губу, чтобы не выдать собственного смятения. Пронзительную неземную голубизну глаз девушки подчеркивали черные вертикальные зрачки. Ее драконица была где-то совсем рядом, и отвечая на ее зов, тихо зарычал мой Черный. Я пошатнулся. Возможно, от усталости и жары. К тому же я был еще физически слаб…
Такая беззастенчивая демонстрация драконьей сущности сбивала с толку. Мне, привыкшему с детства скрывать свой род, было безумно трудно принять открытость Потоцких. Наверное, под южным солнцем иначе нельзя. Они не прятали своих драконов, как и не стеснялись наготы своих тел, но от этой первобытной простой искренности мне стало неуютно. Воспоминания о суровом наказании отца за похожий проступок все еще болью отзывались в моем израненном теле, и я боялся позволить себе просто наслаждаться внезапно свалившейся свободой. Я был к ней совершенно не готов.
– Рад знакомству, – вежливо ответил я. – И благодарю за гостеприимство. Ваше приглашение оказалось весьма кстати. В Петербурге сейчас неспокойно.
– Вы, наверное, устали с дороги, – заметила Альбина. – А мы держим вас на пороге. Гостевые комнаты давно готовы. Прошу за мной.
Как по волшебству, резные двери распахнулись, приглашая нас внутрь.
В моем распоряжении оказалась целая башня дракона. Точнее, башенка. Выдержанная в светлых тонах гостиная с двумя широкими диванами и панорамными окнами, выходящими на нижнюю террасу, располагалась на первом этаже. Оттуда в спальню вели несколько широких деревянных ступеней. Кровать под прозрачным пологом, мозаика на полу, секретер, удобное современное кресло. За деревянной панелью обнаружились отделанная светлым кафелем ванная комната и гардеробная. Окна, расположенные по всему периметру спальни, напоминали бойницы, зато из них открывался великолепный вид на море. Здесь же был выход на ажурную узкую лестницу, которая соединяла солярий на крыше и скрытый от любопытных глаз плавательный бассейн внизу.
Я практически упал на один из диванов в гостиной, едва за Альбиной захлопнулась дверь. Сил не осталось даже на простую вежливость. Только сейчас, пытаясь избавиться от перевязи, я осознал, насколько тяжело мне далось это путешествие. Рука отекла и онемела, и лишь периодические вспышки боли на кончиках пальцев напоминали о том, что надежда на восстановление все-таки есть.
Осторожно снять рубашку не получилось. Я застонал, случайно потревожив плечевой сустав, и замер, пережидая боль. Собственная немощь пугала. Умом я понимал, что реальной угрозы моему здоровью нет. Что пройдет всего несколько недель, и я избавлюсь от ненавистного ортеза. Но сейчас я мечтал только о прохладном душе, и сломанная рука в прямом смысле сводила меня с ума.
Наощупь найдя в рюкзаке ампулы с обезболивающим, я зубами разорвал упаковку тюбик-шприца и, стиснув зубы, обколол раненое плечо. Руки тряслись. То ли от напряжения, то ли от ставшей привычной боли. Контур дракона на спине предупреждающе нагрелся, и я почувствовал, как на щеках проступает чешуя. Зрение стало более резким. Я позволил Черному отрастить когти, и только потом осторожно опустил щиты.
Сквозь обрушившийся на меня шквал эмоций, я понял главное. Те драконы, за чьим полетом наблюдал мой Черный, были здесь, в этом самом поместье.
– Неужели, сам Потоцкий с супругой подобным образом приветствует гостей? – пробормотал я и подошел к окну.
Да, здесь на юге все было проще. Раскованность моих хозяев подкупала, только я был уверен, что за этой видимой простотой нравов скрывается что-то еще. Нечто непредсказуемое и потому опасное.
– Не знаешь, друг, зачем мне все это? – проговорил я, глядя на бескрайнее море за окном, и впервые за много лет пожалел, что остался совершенно один. Бергера так и не нашли. Сколько бы я не тянулся к его Изумрудному, ответом мне была глухая стена.
Егор Демидов увез Елисавету на Долгий камень, справедливо полагая, что Виролахти сможет ее защитить. Наверняка и здесь не обошлось без старика Бергера. В противном случае, весь род был бы уже в Петербурге. Но дед Петьки молчал. И это молчание тоже выглядело странным. Я чувствовал себя зверем, попавшим в умело расставленную ловушку. И мне оставалось только надеяться, что брачные планы родственников – это единственная и главная цель моего визита в Крым.
Кажется, я все-таки задремал, или просто вырубился от усталости, и потому вылитый мне на голову графин ледяной воды стал полной неожиданностью.
Я с трудом разлепил глаза и уставился на тетушку, которая нависла надо мной, возмущенно уперев в бока руки.
– Что? – спросил я немного хрипло. Голос почему-то не слушался.
– Ты сам по себе такой дурной? – уточнила Светлана Аркадьевна подозрительно. – Или тебя уже успели опоить?
– Не думаю, – пробормотал я и с удивлением уставился на отрощенные когти.
– У тебя чешуя на щеках. И зрачки вертикальные. С каких это пор мой племянник не умеет держать себя в руках? Тебя мало били, мальчик мой?
– Может, это обезболивающее? – предположил я, просто чтобы хоть что-то сказать в свою защиту.
– Нет, Аркадий. Все дело в драконах, – ответила тетушка и устроилась на диване рядом со мной. – Они слишком близко. Потоцкие практически не выставляют щиты. И твой Черный… Знаешь, ему тяжело здесь, Аркаш. Слишком много соблазнов.
Я кивнул, немедленно вспомнив драконий полет над морем, и то, как жадно следил за ним мой Черный.
– София? – спросил я.
– И не только она. У них другие нравы. Говорят, драконьи гнезда не просто сказка. Конечно, мы давно живем в цивилизованном обществе… – Я не удержался и фыркнул, тетушка продолжила: – Только вы еще слишком молоды, ты и твой дракон. А северное воспитание куда строже. Будь осторожен, мой мальчик.
– В ближайшее время мне уж точно не светит встать на крыло. Папенька постарался на славу, – усмехнулся я, с трудом удержавшись от того, чтобы не потянуться к плечу.
Тетушка грустно улыбнулась, мягко поцеловала меня в лоб и поднялась. Уже в дверях она обернулась и напомнила:
– Ужин через два часа. И это очень важный ужин, Аркаша.
Глава пятая
Столовая Потоцких тонула в лучах заходящего солнца. Высокие арочные окна, убранные пестрыми витражами, длинный, накрытый белоснежной скатертью стол, тяжелые стулья с резными спинками – мне на мгновение показалось, что я нахожусь в одном из музеев-дворцов, которыми так богат южный берег Крыма.
Дражайшая тетушка Светлана Аркадьевна выглядела просто великолепно. Невесомый брючный костюм цвета крем-брюле, на ногах – изящные лодочки. Темные волосы, обычно прикрывающие шею, собраны в высокую прическу так, что чуть мерцающий контур ее драконицы сегодня был заметен всем.
Потоцкий в безупречном темном костюме стоял у окна, сжимая в ладони коньячный бокал. При виде нас он встрепенулся, широко улыбнулся и сделал пару шагов навстречу. Тетушка уже привычно сжала мой локоть, кажется, сейчас позволив своей драконице немного вольности. Я с трудом подавил усмешку, про себя восхитившись ее способностью мгновенно подстраиваться под ситуацию.
– Вечер добрый, друзья мои! – произнес Потоцкий. – Бесконечно рад, что после долгой дороги вы все же нашли силы присоединиться к нашему тихому семейному ужину.
– Еще раз благодарю вас за приглашение, Андрей Евсеевич, – ответил я. – Сожалею, что не смог как следует выразить свою признательность еще утром. Слишком устал.
– Ну что вы, Аркадий Иванович. Никаких обид… Все мы люди, – хохотнул Потоцкий, и зрачки его мгновенно сделались вертикальными.
Я вежливо улыбнулся и напомнил:
– Просто Аркадий.
Ответить Потоцкий не успел. В столовую вошла его супруга.
Ее платье напоминало чешую дракона.
Нет, не так. Оно было чешуей. Тонкая, почти прозрачная ткань не скрывала, а только подчеркивала четкий сияющий контур изящной драконицы, застывшей на спине своей хозяйки в причудливой позе. Будто в притворной скромности, она сложила над острым гребнем кожистые крылья, прикрыв нежную кожу живота мощным хвостом, увенчанным моргенштерном.
Я невольно сглотнул, представив насколько опасным может быть это оружие. По рукам Альбины Потоцкой струились татуировки, доходя до кончиков пальцев. На скулах поблескивали единичные чешуйки.
Наверное, я выглядел полным идиотом, потому что тетушка пребольно наступила мне на ногу.
Я моргнул и тут же склонил голову, легким поклоном приветствуя хозяйку дома.
Альбина улыбнулась мне ласково, и именно в этот момент я осознал главное.
Мой Черный видел не ее, а совершенно другую драконицу!
Из двух дочерей Потоцких только младшая призвала своего зверя, и это значило только одно. Та девушка, что была предназначена мне в невесты, уже обрела свою пару.
Под ложечкой засосало.
Неприятно, когда тебя держат за дурака.
Вдвойне неприятно, когда за дурака искалеченного.
Против воли я скрипнул зубами, чем вызвал испуганный вздох Светланы. Но не успел я толком взять себя в руки, как в столовую вошли трое.
Софию я узнал сразу, хотя сейчас на ней было крайне целомудренное платье, открывающее лишь тонкие ключицы. Длинные светлые волосы собраны в украшенную мелким жемчугом сетку, которая полностью скрывала контур дракона на шее.
– Добрый вечер всем! – произнесла она звонко и уставилась на меня с вызовом, чуть вздернув подбородок. Глаза ее были зелеными. Человеческими.
– Добрый вечер! – ответил я и улыбнулся в ответ, слегка обнажив драконьи клыки.
Клянусь, девчонка вздрогнула и отшатнулась!
И только тогда я перевел взгляд на ее спутницу.
– Вам снова плохо, Аркадий Иванович? – произнесла она, с трудом сдерживая улыбку.
Темное каре, острые скулы, ехидный взгляд и бесконечные, покрытые золотистым загаром ноги…
– Кажется, вы дурно на меня влияете… – Я замолчал, намекая, что мы не представлены.
– Августа! – воскликнул Потоцкий. – Что за тон!
– Августа… – протянул я, вновь обнажая драконьи клыки, и с удовольствием покатал на языке ее имя. – Будем знакомы, Августа.
– Ави… Ави вполне достаточно, – заверила меня девица.
– Аркадий, – запоздало представился я.
– Я догадалась. Сложно было не догадаться, когда весь дом стоит на ушах из-за вашего приезда…
– Августа! – снова одернул старшую дочь Потоцкий, и я заметил, как девушка скривилась и схватила за руку парня, который до сих пор скромно стоял за ее спиной.
Высокий, чернявый, смуглый – он был неприлично юн. Едва ли старше Софии, хотя тетушка обмолвилась, что той, кажется, исполнилось девятнадцать. Раньше я не позволял себе подобной невнимательности, но сейчас был готов во всем винить безумные для обыкновенного человека дозы обезболивающих. Словно напоминая, кто здесь главный, настойчиво заныла рука.
Я осторожно высвободился из цепких пальцев тетушки и потер ключицу, пытаясь отвлечься от надсадной боли.