Читать онлайн Скитания легионера Августа бесплатно

Лекарство от скуки

Если вам надоел однообразный пейзаж за окном и жизненная рутина, возьмите в руки приключенческий роман Андрея Горина «Скитания легионера Августа».

Притягательная атмосфера античного мира, созданная в книге, сразу же затянет вас и не отпустит до последней страницы. Летопись, обнаруженная в древней запечатанной амфоре, перенесет вас во времена расцвета Римской империи. Вместе с легионером Августом вы пуститесь в увлекательные и опасные приключения, во время которых попадете в разные миры и измерения, сразитесь с мифическими чудовищами, узнаете, кто такие цхеты и фурии, отправитесь в город мертвецов, встретитесь с хранителем древностей и другими обитателями фэнтезийной реальности, очень правдоподобно созданной автором.

Но в этом странном и непредсказуемом мире вас ждут не только странствия и сражения. В повествование об опасных приключениях удачно вплетается романтическая линия. Вместе с героем повести вам придется пережить первую романтическую встречу и с замиранием сердца следить за развитием отношений мужественного воина и его прекрасной избранницы. Чем завершится история, вы узнаете, лишь, перевернув последнюю страницу, где сюжет из прошлого неожиданно перейдет в современность.

А еще в романе вы встретите имена многих известных исторических личностей, тень которых ложится на происходящие с героями события, что придает истории особый шарм. И поневоле задумываешься: а может, и правда, все это когда-то было, и лишь время отделяет нас от событий, которые кажутся фантастическими, но вполне могли произойти на самом деле…

Елена БАТУЕВА,

Издатель

***

Что волны памяти приносят нам?

– Печаль, доверенную детским снам,

Дары небесные, цветы речные,

Дары земные…

Так важно верить: чей‑то голос прав,

Пока мы здесь, где шелест волн и трав…

А что же было, что же будет с нами?

– Свет над волнами.

(из сборника «Голос птицы»)

Надежда Папоркова

Член Союза российских писателей

Предисловие от автора

Дорогие читатели! Эта книга – художественное произведение, написанное в жанре исторического фэнтези, где все события, несмотря на отсылку к известным эпохам и деталям из прошлого, происходят в вымышленном, а не реальном мире. Поэтому, если вы найдете отдельные исторические или географические несоответствия, прошу не судить меня строго. Например, признаюсь, что в этой книге я вольным образом перемешал некоторые общие мотивы из римской и греческой мифологии. Конечно, если бы это было культурологическое или историческое исследование, я бы этого ни в коем случае делать не стал. Но художественный вымысел призван менять историческую реальность, придавая ее границам больше гибкости, чтобы читатель мог устремиться вслед за персонажами книги по увлекательным дорогам воображения.

При этом лично мне ближе такой художественный мир, в котором фантазия автора не бежит без оглядки от жизненной действительности, а развивает линии правдоподобных сюжетов, помогает читателю лучше узнать мировую историю, оживляя и расцвечивая ее страницы, приближая легендарных героев из древности к знакомым характерам наших дней. Все, кто читал мои предыдущие книги, наверняка уже знают мой подход к соединению вымысла и реальности: для меня они всегда интереснее во взаимодействии и диалоге, чем в сравнении и противопоставлении.

Желаю вам захватывающего и яркого путешествия по страницам этой книги и тем историческим эпохам, которым она посвящена!

Андрей Горин

Пролог

Похоже, я на правильном пути. Старая ведьма меня и правда не обманула. Пещера, о которой она мне толковала, наконец‑то показалась в своей причудливой форме – в виде узкой, едва заметной расщелины, уходящей вверх и заканчивающей чуть заметной трещиной в скале, прикрытой разросшимся вереском. Меня всегда удивляло, как кустарники могут расти на таком солнцепеке, причем почти при полном отсутствии влаги, когда лишь только ночная роса могла едва смачивать их корни.

Зеленовато‑желтая ящерица, гревшаяся в лучах солнца, едва завидев меня, не юркнула тут же под камни, а от удивления замерла, подняв переднюю лапку, с любопытством наблюдая за моим приближением своими маленькими серенькими бусинками. Похоже, здесь редко кто ее тревожит. И то правда – за все время путешествия мне не попалась ни одна живая душа. Я не обнаружил даже признаков жизни людей. Да и тропы к этому месту не было, и только благодаря ориентирам я выбирал правильное направление. Одним из таких спасительных ориентиров была горбатая гора. Здесь, если потеряется человек, никто не сможет его найти. Одно слово – гиблое место. Удивительно, как могут живые существа здесь находиться, когда кругом только камни, обожженные солнцем, и ни капли воды. Похоже, природа утомилась создавать леса и реки, решив немного передохнуть и незатейливо набросав на землю огромную кучу камней. А покуражившись, не стала наводить порядок, оставив нагромождение скал без изменений. Какой смысл в этом каменном хаосе? Какая польза людям от этих скал? Даже находясь здесь буквально несколько часов, мечтаешь, как можно быстрее вернуться домой, чтобы спрятаться от палящего полуденного солнца под ветвистой кроной могучего дуба и напиться прохладной воды из быстрой речки. Похоже, это и есть тот самый пресловутый край света, о котором все судачат, но никто никогда его не видел.

Ошибки быть не могло. Это было то самое место, про которое она мне говорила. Расщелина в скале должна привести меня в город Мертвых. По большому счету, очень хотелось в это верить, иначе мне больше не выдержать изнурительного странствия, имея в своем походном ранце всего лишь скудные запасы хлебной лепешки и небольшой кусок солонины, от которого при такой жаре давно уже начало попахивать. Да и запасы тухлой воды были совсем на исходе, так что нет у меня обратного пути. Остается идти только вперед, в пугающую неизвестность. Как так случилось, что я ищу эту зловещую пещеру Цхетов? Сейчас в это трудно было поверить. Всю дорогу, идя к ней, я постоянно метался в сомнениях. Зачем я повелся на болтовню этой обезумевшей старухи? Ведь мог же выбрать обратный путь домой морем, так нет же, черт меня дернул очутиться здесь. Ведь мы же приступили к восстановлению одной галеры, и, может, нам удастся ее отремонтировать. Хоть какие‑то появятся шансы вернуться домой…

Мои солдаты долго уговаривали меня отказаться от этой затеи в поиске мифической пещеры, но я как истукан стоял на своем и твердо решил тогда последовать совету старухи, искренне доверяя своей интуиции, которая меня никогда не подводила и нередко спасала мне жизнь. От центурии, в которой на начало похода в Агуае Салис было сто человек, осталось всего лишь девять легионеров. Большинство погибли в бою, а остальных начала косить неизвестная болезнь. Солдаты неожиданно стали покрываться гнойными волдырями и биться в судорогах, а через семь дней умирали в страшных муках. Девять человек, вот и весь мой отряд на сегодняшний день, причем все были так истощены, что с трудом держали в руках свои мечи. Брать кого‑то с собой я наотрез отказался, хотя каждый из них, как и все вместе, были готовы последовать за мной.

Оставив вместо себя самого опытного солдата, на счету которого был уже третий поход, рано утром, едва туман начал стелиться над травой, я быстрым шагом направился на северо‑восток, где еле заметной серой полоской на горизонте угадывался горный кряж. При расставании, обняв своих легионеров, сказал: «Если через три недели не вернусь, то возвращайтесь домой самостоятельно, любым доступным способом. Но я надеюсь, что мне повезет отыскать эту пещеру и мы еще свидимся. Не спускайте глаз с женщины».

Жребий судьбы был брошен. Я послушал ведьму и отправился искать город Мертвых, а мои солдаты остались продолжать восстанавливать галеру.

Хотя какая она ведьма. Просто бедная женщина, потерявшая в битве своего единственного сына и обезумевшая от горя, решила приткнуться к нашему отряду. Это произошло месяц назад. Наша центурия успешно продвигалась вперед по вражеской территории. В небольших стычках с врагом на тот период мы потеряли только одиннадцать человек ранеными. Наш дозор, обследуя удаленные холмы, наткнулся на нее, сидящую у пыльной дороги возле маленького холмика, на котором вместо надгробия был положен ободранный от стрел и порезов римских мечей темный кожаный щит варвара. Сразу было понятно, что владелец этого деревянного щита, обтянутого толстой кожей буйвола, был отважный воин, и на его счету наверняка не один наш солдат.

Когда ее привели, меня сразу же поразил взгляд черных, как ночь, глаз, злобно стреляющих в нашу сторону. Я тогда не предполагал, какую роль она потом сыграет в моей судьбе.

– Мы хотели расспросить ее, – доложил мне старший дозора, – но она требовала главного. Вас, центурион. Может, она вам что‑нибудь расскажет об этих местах поподробнее.

– Да, еще, – немного замявшись, добавил разведчик. – У одного из солдат сильно загноилась рана, так она что‑то пошептала и посыпала на рану какого‑то порошка.

– Зачем вы позволили ей это сделать? – резко отчитал я командира дозора. – Она же могла отравить его.

– У нас не было выбора, – оправдываясь, продолжил дозорный. – Рана была в ужасном состоянии, черные черви уже поедали его плоть. Он долго бы не протянул. Она сама вызвалась ему помочь. И я предупредил ее, что если он умрет утром, то она не доживет до вечера и последует за ним прямиком в преисподнюю.

– И что? Как состояние солдата? – с нетерпением спросил я.

– Он жив?

– Жив. Ему стало легче, и краснота по краям раны начала спадать. Пока мы добирались обратно, она еще раз повторила эту процедуру с порошком и заговором… Не иначе это ведьма. Надо расспросить и прогнать ее…

– Веди, – оборвал я командира разведки. – Я подумаю об этом после разговора с ней.

Допрос ничего не дал. Женщина ничего нового нам не поведала. Я показывал ей карту местности с нанесенными дорогами и поселениями, но она лишь недоуменно пожимала плечами, и все время показывала иссохшей рукой в том направлении, откуда мы пришли. Что с ней делать, я не знал. Ясно было, что она достаточно образованна, причем неплохо говорила на нашем наречии. Правда, некоторые ее слова и отдельные выражения я отказывался понимать, но в целом все было ясно.

Может, прогнать? Но вряд ли она выживет в таких условиях, где одичавшие собаки так и ждут, чтобы сожрать кого‑нибудь. Пробуют даже могилы умерших разрывать. Скольких мы уже перебили из лука, а их не становится меньше. Причем их вожак, старая рыжая сука, скачущая на трех лапах, как будто знает расстояние полета стрелы, и всегда держится от нас дальше. Все время прячется в камнях, издалека руководя своей стаей. Ее повизгивающий лай и жуткий вой особенно слышны по ночам. Когда ночное небо беззвездное, и не видно вытянутой руки, часовым приходится постоянно поддерживать горящие костры по периметру лагеря. Я всегда знал, что дикие собаки страшнее волков, так как отлично представляют себе привычки человека и не испытывают страха перед людьми. Ими руководит только жажда крови и ничего более. Откуда только берутся эти исчадия ада? Ради предосторожности ходим постоянно с мечом наготове.

Может, действительно прогнать ведьму? Но солдат, которому она помогла, начал выздоравливать, и рана от удара копья стала затягиваться. Нет, пусть остается. Будет ухаживать за ранеными. У нас их становится все больше и больше. Еще несколько таких сражений, и мне некого скоро будет вести в бой. На мое предложение остаться и врачевать солдат, она, подумав немного, согласилась. Я определил ее в подчинение наших походных лекарей, строго‑настрого приказав последним не спускать с нее глаз, мало ли, что может произойти. Все‑таки ее сын погиб в битве с нами.

Расщелина, перед которой я в нерешительности остановился, манила меня таинственной силой последовать вглубь, словно понимая, что нет уже обратного пути. Там, впереди, город призраков. Там живут мертвые люди. Так поведала мене старуха.

Этот разговор с ней произошел пять дней назад. Она неожиданно пришла ко мне в шатер и попросила не прогонять ее, а выслушать, каким бы нелепым ни казался ее рассказ. Именно тогда я впервые услышал о городе Мертвых.

– Ты сказала, что там живут мертвые? – в недоумении спросил я ее тогда. – Как же мертвые могут жить?

– Могут. Там – могут… Они не знают, что уже давно умерли, – ответила старая женщина. – Нет, конечно, они передвигаются. Даже что‑то едят и пьют воду из подземного источника, но все это делают молча и друг с другом не разговаривают. Они вообще не могут говорить и только издают непонятные тихие звуки. В основном объясняются между собой жестами, причем делают это крайне редко, только когда появляются новые поселенцы.

– Какие поселенцы? – рассказ ведьмы меня сильно заинтересовал.

– Это люди, которые хотят избавиться от своего смертельного недуга и больше никогда не страдать.

– Но как такое может быть? Ты что, была там?

– Да. Но я сразу же ушла обратно, поняв, что мне такая вечная жизнь не нужна.

– Ты совсем меня запутала, – с негодованием воскликнул тогда я в ответ на ее слова. – Говори мне правду, иначе я прикажу тебя прогнать от нас, падальщики быстро с тобой разделаются. Не проживешь и семи лун… Ты же только что говорила, что они мертвые, а тут мелешь про вечную жизнь. Как это понимать?

– Я говорю чистую правду, – испугано вжавшись, пролепетала старуха, крепко вцепившись в доску деревянной скамьи, так, что даже костяшки на ее пальцах побелели. – Туда идут люди за исцелением и там остаются жить мертвой жизнью.

– Они, что могут там все исцелиться? – я полностью перестал понимать сказанные ее слова. – Все? От любой болезни?!

– Да. Все, – устало ответила она.

– Но почему же они не уходят туда, откуда пришли, если излечились от недуга?

– Три дня… Всего лишь в течение трех лун человек может сделать там выбор…

– То есть он может вернуться домой, пока не прошло больше трех дней? – перебил я вопросом.

– Да. Я так и сделала. На второй день я ушла из этого поселения.

– Ты излечилась?

– Нет. Болезнь уходит там только через семь лун. Не раньше. Но обратно уже оттуда не уйти. Город Мертвых не отпустит…

– Но почему? – не унимался я.

– Эти люди превращаются в ходячих мертвецов и забывают все на свете. У них стирается память. Все их желания и потребности ими забыты… Хотя одно остается.

– Что же?

– Пить воду из подземного родника. Они каждый день с утра ходят с кувшинами к этому источнику за водой, еле передвигая ноги, в полной тишине, друг за другом. Каждый живет в своей хижине… Спят, стоя или сидя по ночам, с открытыми глазами. Когда приходит новый поселенец, то они выходят его встречать и показывают пустое жилище. Им ничего не нужно… Они живут вечной жизнью. Мертвой вечной жизнью, – с этими словами старуха пристально посмотрела мне в глаза.

От ее взгляда у меня все похолодело внутри, словно сама смерть меня схватила в свои объятия костлявыми руками. Липкий пот покатился у меня по лицу, но, возможно, это было только из‑за нестерпимой жары.

– А если все хижины заняты? Что тогда?

– Они отправляют переселенца жить в пещеру.

– Ты посылаешь меня туда, хотя тут же говоришь, что оттуда нет возврата, – придя в себя и вытерев рукой пот со лба, я продолжил расспрос ведьмы. – Как же тебя понимать?

– У тебя нет выбора, – прошептала старуха, оглядевшись по сторонам. – Ты должен найти там пещеру, где живут цхеты.

– Цхеты? Это тоже мертвые люди?

– Нет. Это мифические существа, похожие на людей, покрытые белой шерстью. У тебя будет всего лишь три дня, чтобы найти пещеру цхетов и вернуться обратно…

– Но что делают эти белые существа?

– Они сторожат поселенцев и время от времени забирают по одному к себе в пещеру.

– Зачем?

– Они ими питаются. Они их пожирают, – захихикала старуха.

– Как пожирают? Но ты же говорила, что переселенцы живут вечно? – озадаченно спросил я ведьму.

– Да, вечно, пока не попадают в лапы цхетов. Те приходят за человеком ночью. Они же должны чем‑то питаться. Это цена избавления от недугов.

– Почему именно ночью?

– Они ведут ночной образ жизни. Дневной свет их слепит и отнимает много сил. А в глубине своих пещер, в кромешной темноте, они чувствуют себя превосходно. Их глаза устроены видеть только в темноте.

– Ты об этом знала, когда шла в мертвый город?

– Нет, но догадывалась. Еще идя по подземному проходу в мертвый город, я хорошо изучила настенные надписи и рисунки. Там все достаточно подробно запечатлено. Никто не может сказать, что его не предупреждали, какую цену надо заплатить за так называемую «вечную» жизнь. Этим наскальным изображениям тысячи лет. Не иначе, сам дьявол их там нанес.

– Но, может, у меня есть другой путь? Может, не стоит туда соваться?

– После того, как вы разрушили капище местных богов, вас всех ожидает здесь погибель, – зловеще прошептала ведьма, опять быстро оглядевшись по сторонам, словно боясь, что кто‑то может подслушать наш разговор. – Я предупреждала тебя, останови своих солдат. Не трогайте идолов. Это наша святыня, которой тысячи лет. Пролитая кровь жертв на алтаре пропитала там землю до самого пекла. Вы даже не представляете, какая сила таится глубоко под землей. Вы освободили ее, и она обязательно вырвется наружу. Всего лишь дело времени. А ты лишь отмахнулся от меня… Вот расплата за содеянное. Духи не простят вам разрушение храма и надругательства над жрецом. Ты же видишь, мор в твоей центурии уже начался.

Я прекрасно понял, о чем она сейчас говорит. Это произошло две недели назад. Наша разведка неожиданно наткнулась на небольшое поселение варваров. Немного посовещавшись, решили его захватить, к тому же, продовольствие уже было на исходе. От нашего предложения сдаться в обмен на сохранение жизни враг отказался. Мы атаковали неприятеля с двух сторон, чем застали его врасплох. Но варвары не отступили, и завязался яростный бой. Я первый раз видел, как отчаянно они оборонялись. Враг был уничтожен, но и мы потеряли пятерых воинов, не считая семи раненых, с разной степенью тяжести. Продвигаясь дальше вглубь поселения, мои солдаты наткнулись на местный храм, окруженный высокими каменными идолами, где находилось с десяток варваров, которые также отказались сдаваться. Враг был повержен, и в отместку за сопротивление мои солдаты свалили каменных истуканов на землю и раскололи алтарь для жертвоприношения, находящийся внутри храма. Под расколотой крышкой алтаря оказалась пустота, уходящая глубоко под землю. Один из солдат сорвал со стены храма факел и поджёг его, пытаясь осветить глубину этой пустоты, но ничего не было видно. Даже брошенный вниз горящий светоч не помог определить расстояние до дна. Светоч долго летел, выхватывая своим пламенем неровные каменные стены бездны, пока не погас. Тогда один из легионеров не придумал ничего лучше, как с той же целью сбросить вниз тело убитого варвара. Позже воины признались мне, что это был здоровенный эфиоп, все тело которого было расписано причудливыми иероглифами. На наше несчастье, этот варвар, как потом выяснилось, оказался жрецом и провидцем.

Но произошло невероятное. Как бы солдаты ни прислушивались, звук упавшего тела эфиопа до них так и не долетел. Я прибыл слишком поздно, чтобы остановить своих легионеров. Да и, по правде говоря, не сильно строго отчитал их за содеянное. Осмотрев эту пустоту, я приказал ничего больше здесь не трогать и как можно быстрее отсюда убираться.

– Сейчас уже поздно об этом говорить, – ответил я старухе, отчетливо вспоминая события прошедших дней. – Я и сам не ожидал такого исхода. Помоги нам справиться с мором.

– Не могу.

– Но ты же лечишь травами и заговорами? Помоги. Я озолочу тебя.

– Зачем мне твое награбленное золото? – устало вымолвила старуха. – Я тяжело больна. Мне недолго осталось. Скоро покину этот мир. Страна теней будет моим пристанищем. Да и бессильна я против пророчества. Беги отсюда. Все бегите… Все бросайте и бегите. Только в пещере цхетов вы найдете свое спасение… Там ты должен найти амулет, который защитит тебя от пророчества духов, и тогда, возможно, ты сумеешь вернуться домой.

– Как выглядит этот амулет? – с волнением спросил у женщины.

– Не знаю. Из рисунков в пещере неясно. Сам поймешь. Но, помни, у тебя будет всего лишь три луны. Иначе ты потеряешь рассудок, останешься там навсегда и со временем закончишь свою никудышную мертвую жизнь в клыках белых демонических существ. Долина любит непорочные светлые души.

Прежде чем продолжить свой путь к городу Мертвых, я решил немного подкрепиться. Найдя место в тени возле расщелины, я уселся на огромный валун и нарезал несколько ломтиков солонины. Стараясь не замечать отвратительный запах козлятины, принялся медленно жевать, анализируя обстановку. Откровенно сказать, шансов у меня было немного. Представить такое жутко – идти прямиком в преисподнюю, причем по собственному желанию… Запил протухшей водой отвратительное мясо, отчего еще сильнее стала мучить жажда. «Но ничего, – подумал я, – может, в пещере найду воду». Достав из походного ранца точильный камень, начал поправлять острие своего меча. Я все время поступаю так, когда выдается свободная минута. Остро отточенный короткий гладиус не раз спасал мне жизнь в ближнем бою. Думаю, и сейчас не стоит пренебрегать осторожностью, тем более, старуха могла обмануть меня и сейчас пытается заманить в заранее подготовленную ловушку. А что, отомстить за сына – вполне достаточный повод. И все уверения в том, что она хочет помочь, это полная ерунда.

Кроме меча, у меня осталось пять метательных ножей, закрепленных на портупее – из тех десяти, что были заготовлены перед началом завоевательного похода, а еще пилум – двухметровое копье. Пришлось укоротить его, чтобы было удобнее нести. Щит и доспехи не стал брать с собой. Я был так сильно истощен, что вес каждого предмета играл важную роль. В походном ранце, кроме точила, если не считать скудной провизии, был прочный моток веревки, огниво в виде небольшой металлической подковы и самое главное – пучок травы и зелье, которые мне передала старуха.

– Не забудь, что надо принять это зелье прежде, чем войти в пещеру цхетов. Иначе белые существа убаюкают тебя, а потом разорвут на кусочки и сожрут, – напутствовала она перед самой дорогой.

– Признайся, ведь ты даже и не предполагал, что когда‑нибудь отправишься в ад, причем добровольно? – захихикала старая ведьма. – Что молчишь? – неожиданно старуха схватила меня за плечо костлявой рукой со вздувшимися темно‑синими венами, при этом приблизив свое морщинистое лицо, словно принюхиваясь своим крючковатым носом. – Боишься? Боииишься. Чую, что страшно тебе. Небось мать свою вспоминаешь? Поздно. Ответ за содеянное надо держать. У тебя сейчас одна дорога, прямиком в пекло. Пройдешь испытание, тогда, может, и вернешься домой. А если нет…

Мысли о страшной пещере постоянно одолевали меня и не давали покоя. Чтобы как‑то отвлечься, я уселся на камень, прислонившись спиной к утесу, закрыл глаза и пытался подумать о чем‑то другом. Потихоньку воспоминания вытеснили реальность, и передо мной пронеслась вся моя жизнь.

Часть первая

Становление легионера

Я родился в богатой семье. Мой отец был видным военачальником, впрочем, как и мой дед и прадед. Вся родословная моей семьи указывала, что мужчины нашего рода были воинами и сражались за укрепление нашего государства – великой и непобедимой Римской Империи. Мама хотела, чтобы родилась девочка. Ей надоело годами ждать своего мужа, пока он завоевывал неизвестные страны и, возвращаясь на короткое время после изнурительных походов, вновь отправлялся на войну. Причем ей еще повезло, что лишь только незначительные раны получал ее супруг в боях.

Но появился я, и меня нарекли Август, тем более я родился в августе месяце. Август Герминий – так звучало мое полное имя. Отец был сказочно рад, когда, вернувшись домой из Греции, впервые увидел меня, вихрастого мальчишку, бегавшего как оголтелый по заднему двору, размахивая над головой сухой веткой от дерева и воображая, что это настоящий гладиус. О моем рождении отец узнал из письма моей матери, на чужбине, далеко от родины. По ее рассказам я представлял своего отца высоким, сильным мужчиной с загорелым и обветренным лицом, который смотрит на окружающий мир умным, проницательным взглядом. И я очень огорчался, когда очередной рисунок, созданный моими неумелыми детскими руками, не совпадал с тем искусным портретом, который в деталях рисовало мое воображение. Мама всегда успокаивала меня, ласково поглаживая по голове и приговаривая: «Ничего. Не расстраивайся. Скоро, сынок, ты увидишь своего отца и обязательно нарисуешь его портрет».

У меня стерся из памяти тот момент, когда отец при первой нашей встрече со смехом подкидывал меня высоко в воздух, а я с испуганным восторгом кричал, широко расставив руки. Это потом мне мама, смеясь, в подробностях все рассказала.

Но радость встречи с отцом была короткой, через месяц он ненадолго уехал по неотложным делам. Зато потом целых пять лет мы все время проводили вместе и практически не расставались. Его рассказы о дальних странах поражали мое воображение, мне так же хотелось отправиться в дикие неизвестные места, чтобы потом улицы Рима приветствовали меня своими праздничными нарядами, а толпа, хлопая в ладоши, дружно кричала в приветствии и мое имя.

Но счастливое время пролетело быстро. Мне отчетливо запомнился тот момент, когда плачущая мама собирала отца в дальний поход. Мы отправились провожать его на сенатскую площадь, где ожидала в боевом построении его когорта. Отец был командиром этого воинского подразделения, насчитывавшего почти пятьсот человек, и носил почетное звание трибуна. Его завораживающий белый плащ прикрывал свободную торжественную тунику с золотистыми полосами-клавиями на рукавах и подоле, а на боку был прицеплен на золотой пряжке короткий меч с отделанной серебром рукоятью. Отец поприветствовал жителей Рима и произнес пламенную речь о безусловной победе римлян над всеми врагами. После этого сенатор Буриус зачитал указ императора, и, под звоны фанфар и крики толпы, парадным шагом когорта двинулась по направлению северных ворот города. Все это время я старался бежать рядом с отцом, но людская толпа мешала мне быть рядом с ним, и вскоре, после очередного настойчивого окрика матери, пришлось отстать. Никогда мне еще не было так тоскливо. Придя домой, я не мог найти себе места. Как же дальше буду жить без отца? Слезы хлынули из глаз, и как бы я ни старался незаметно их вытирать, мама поняла мои переживания и сама не смогла сдержать слез. Осушив выступившую слезинку уголком платка, она подошла и обняла меня.

– Вот и ты скоро, сынок, подрастешь, – печально произнесла она, поцеловав меня в макушку. – Отец воюет, ты уже грезишь битвами… Боюсь, настанет тот момент, когда и тебя я буду провожать…

С этими словами мама горько заплакала, крепко прижав меня к себе.

Я действительно мечтал отправиться в поход, но появилась одна серьезная проблема. Дело в том, что я начал отставать от своих сверстников в развитии. Нет, не в умственном – писать и читать мама меня давно научила, да и точные науки мне в школе давались достаточно легко. Учителя меня хвалили и ставили в пример другим ученикам. Дело было в другом – в физическом развитии. Нет, я не был мал ростом для своих лет, и даже все трое моих близких друзей были меньше меня, но силенок было у меня маловато. Мне было нелегко держать даже облегченный щит (скутум), не говоря о боевом. И деревянный меч, с которым нас учили обращаться, был для меня тяжеловат. Сверстники хихикали втихаря, что очень меня огорчало. Видя мое состояние, мама посоветовалась со своим братом, дядей Просперусом, который по ранению был списан из армии и занимался гончарным делом. Несколько гончарных мастерских, принадлежавших ему, приносили неплохой годовой доход, да и в связи с тяжелым боевым ранением он получал денежное довольствие, назначенное сенатом. Выпущенный варваром дротик попал в бедро дяде Просперусу и повредил сухожилие, что впоследствии повлекло за собой хромоту и судорожные боли в ноге.

Дядя Просперус по просьбе матери стал моим наставником. В первую очередь он показал ряд упражнений, которые надлежало делать ежедневно и даже не по одному разу.

– Ты, главное, не переусердствуй, – наставлял меня дядя. – Твой организм сейчас растет. Нельзя его перегружать. Рост у тебя высокий, а мышцы не поспевают. Но ты не расстраивайся, будешь еще сильным легионером, как твой отец. А чтобы не очень выделяться среди сверстников, я предлагаю тебе научиться бросать камни. Далеко не каждый может точно в цель запустить камень.

– А зачем это вообще нужно? – в недоумении переспросил я его.

– Ну, просто потренируйся на них, – пояснил мне дядя. – Посмотрим, как у тебя сначала будет получаться с камнями, а потом, если ты захочешь, я покажу, как обращаться с настоящим боевым оружием.

На следующий день дядя Просперус укрепил на большущем дубе, росшем возле нашего дома, небольшой щит с нарисованной в центре красной краской мишенью. После этого отмерил триста ступней от мишени и сказал: «Для начала начнем с этого расстояния, а дальше посмотрим на твои успехи».

Делать нечего, я набрал камней и начал один за другим бросать в мишень. Почти все брошенные мной камни отскакивали с гулким звуком от ствола дуба, не задев даже края мишени. А один даже не долетел до дерева. Это очень разозлило меня. Получается, ничего я не умею в военном деле, и вернувшемуся из похода отцу будет очень стыдно за своего сына.

Все свободное время я проводил возле дуба, бросая камни в мишень. И результат не заставил себя долго ждать: буквально через месяц все десять камней, брошенные мной в мишень, точно попали в цель.

– Молодец, Август, – похвалил меня дядя, когда я продемонстрировал ему свои успехи. – Сейчас немного усложним задачу.

С этими словами он шагами отмерил расстояние до мишени в четыреста ступней.

– Тебе придется бросать уже с большей силой, а это будет значительно влиять на точность броска, – пояснил он. – Кроме того, необходима дополнительная внимательность. Ты должен очень хотеть попасть в цель. Представь себе, что перед тобой враг, который в любой момент готов разделаться с тобой.

Шло время, дядя Просперус все больше увеличивал расстояние до цели, при этом не забывал понемногу уменьшать размеры самой мишени.

Через пять месяцев я очень поднаторел в этом деле. Из десяти камней, выпущенных мной, девять точно попадали в маленькую мишень. Кроме камней, я научился бросать любые предметы, которые ложились в заданную мной цель. Доходило до того, что пущенный мной камень сбивал высоко висящее яблоко на расстоянии шестисот ступней. Целясь в неподвижную мишень, я редко стал промахиваться, а вот по движущейся, особенно когда она меняет направления, попасть было гораздо труднее. Дядя Просперус специально хаотично дергал за веревку маленький бочонок, постоянно приговаривая: «По неподвижной цели каждый дурак хоть раз в жизни может попасть… Попади во врага, когда он пытается увернуться и прекрасно видит момент твоего броска. Попытайся просчитать его движения наперед и бросай камень на опережение. Помни, для этого у тебя нет времени, неприятель не будет ждать, пока ты сообразишь, и попытается опередить тебя броском копья. Я встречал воинов, которые могли на очень далекое расстояние метнуть пилум. Все должно быть на подсознательном уровне. Увидел и тут же бросил. И, пока летит камень, тут же определяй другую цель и, не мешкая, бросай второй, а затем, если понадобится, то и десятый. Вот, это и есть высшее мастерство».

Я не заметил и сам, как мышцы мои окрепли, и вслед за глазомером я приобрел сильные руки. Правда, с левой руки точность броска была у меня не такой высокой, как с правой.

Видя мой прогресс, дядя Просперус, как и обещал, взялся обучить меня бросать ножи. Однажды он принес с собой три пугио. Это были настоящие обоюдоострые кинжалы, используемые в армии римскими легионерами.

– Сейчас я покажу тебе, как обращаться с этим оружием, – взвесив в руке кинжал, дядя прицелился в мишень.

Резкий свист пугио рассек воздух, и оружие с огромной силой пробило мишень прямо по центру, погрузившись глубоко в ствол дуба.

– Примерно так, – вытаскивая кинжал из дерева, произнес дядя. – Я думаю, у тебя все получится. Конечно, со временем.

Кроме этого, тебе надо овладеть умением бесшумного шага.

– Это как? По-моему, я нормально хожу. Как все.

– В том-то и дело – как все. Идешь, загребаешь ногами землю, как плугом. Тебя издалека слышно. Пойми, у врага чуткие уши. И поэтому ты должен как можно незаметнее подкрасться к нему, чтобы застать врасплох. Вот смотри, как надо ходить, – с этими словами дядя продемонстрировал походку под кроной дерева, где вся земля была усыпана сухими сучьями.

– Ноги поднимай немного повыше. Если местность засорена различными предметами – камнями, сухими ветками – вот, к примеру, как здесь, – то внимательно смотри под ноги, но ни в коем случае не упускай из виду окружающую обстановку.

– Как можно одновременно смотреть в разные стороны? – озадаченно спросил я у дяди Просперуса. – У меня так не получится.

– Все у тебя получится. И ходить будешь тихим шагом, и кинжалы бросать метко. Надо только тренироваться. Вон, видишь, птица села на ветку.

– Вижу.

– Как она отвернется, попробуй к ней тихонько подойти, чтобы не спугнуть. Потом попробуй к человеку со спины подойти, только не пугай сильно, а то поколотят, – засмеялся дядя. – Не переживай, все у тебя получится. Я в тебя верю. И помни – на войне все навыки пригодятся. И вообще, жизнь – сложная штука, еще неизвестно, в какой обстановке ты можешь оказаться.

Знал бы он тогда, насколько был прав, и с какой благодарностью я буду вспоминать его уроки, которые много раз выручали меня в опасности и спасали мне жизнь.

Буквально через несколько недель я стал ходить намного тише (мама сразу обратила на это внимание, так как не узнавала мою походку) и бросал боевые кинжалы точно в цель. Лишь только мои физические возможности ограничивали дальность полета смертоносного клинка, кроме этого, мамин брат научил меня бросать кинжалы один за другим, практически не целясь.

– Я тебе уже говорил, – втолковывал он мне. – В бою не будет времени для прицеливания. Помни, что враг тоже искусный воин. Относись к нему с уважением. Пренебрежение к врагу ведет к поражению. Я многое повидал на своем веку.

– Расскажи мне, как устроена римская армия?

– Структура легиона включает в себя следующие подразделения, – для простоты объяснения дядя поднял валявшийся ивовый прутик и начал чертить прямоугольники и квадратики. – Вначале – контуберний, в состав которого входит десять солдат. Ими командует декан. Потом идет центурия, она состоит из ста легионеров или десяти контуберниев, бывает и больше. Командует ей центурион. Да, сразу поясню, что численность во всех подразделения римской армии условная. Потом идет манипула, которая состоит из двух центурий во главе со старшим центурионом, и самое главное подразделение легиона – это когорта, включающая в себя до шестисот легионеров. Нет, конечно, все отряды важны и выполняют определенные функции, но когорта – это основа легиона. Она является самостоятельной частью легиона, и командует ей трибун.

– А легион? Он разве не самостоятельный?

– Все зависит от ситуации, – пояснил дядя. – В легион входит десять когорт, и командует им легат. Легат решает перед боем, какие задачи будут выполнять когорты. Может, одну общую, а может, у некоторых будет своя отдельная, причем на поле боя обстановка может несколько раз меняться, и поэтому легат принимает решения, исходя из ситуации.

– Но как можно передать приказ, если на поле боя все перемешалось и стоит невероятный шум мечей и копий?

– Для общего управления легионом и его отдельными подразделениями во время сражения имеется целая система сигналов. Ее должен заранее выучить каждый легионер. Скажу тебе, что это далеко не просто. Существует более двухсот команд и сигналов. Неспособных это усвоить и запомнить неизбежно отчисляют из легиона. Есть звуковые и немые сигналы. Звуковые сигналы, как правило, издаются музыкальным инструментом – трубой или корну. Корну – это такой изогнутый рог. Труба более мощная и звучит для всего легиона, а у корну звук тоньше и пронзительнее. Это для когорт и центурий. А еще есть буцина, та же морская раковина, которая звучит резко и противно. Этот звуковой сигнал предназначен только для кавалерии.

– А барабаны? Я слышал бой барабанов, когда провожал своего отца.

– Это для устрашения врага, – засмеялся дядя Просперус. – Еще есть боевой клич, который начинается издалека злобным ворчанием и достигает оглушительного крика в момент непосредственного столкновения. Ну и еще, конечно, ударные инструменты нужны для торжественных мероприятий. Так сказать, поддержать морально-волевой дух легионеров. И чтобы родным было не так тоскливо. Плакал наверно, когда отца провожал?

– Было дело, – смущаясь, признался я.

– Не надо стыдиться слез встреч и расставаний, – тихо сказал центурион. – У меня до сих пор в душе все переворачивается, когда слышу барабанный бой. Так и стоит перед глазами походный марш когорты.

С этими словами дядя замолчал. Видимо, погрузился в свои воспоминания. Я не мешал ему, понимая, сколько всего пришлось пережить этому отважному воину. Хорошего или плохого – скорее всего, горечи утрат было больше, чем радости побед. Через несколько минут он пришел в себя и бодрым голосом поинтересовался: «Еще какие вопросы есть? Спрашивай».

– Ты про немые команды не рассказал, – напомнил я ему.

– Это жесты. Жестами центурионы отдают приказы рядовым. Сначала они привлекают внимание солдат звуком корну. Затем поднятой вверх рукой дают сигнал: выставленный указательный палец – «внимание», отставленный от кулака большой палец – «атака гладиусами», спрятанный большой палец – «меч в ножны».

– Команд много, не переживай, ты их все освоишь в свое время, – с этими словами Просперус потрепал меня по голове.

– Придется выучить, – невесело ответил я ему. – Представляю, какой будет позор для моего отца, если меня выгонят из легиона.

– Обязательно выучишь. Я помогу тебе.

– Мама рассказывала, что ты командовал центурией. Воевал. Расскажи, как там.

– Да. Я был центурионом. И если бы не это чертово ранение, то был бы сейчас трибуном, как твой отец. Но судьба распорядилась по-своему… Впрочем, не жалею об этом. Только боли в ноге постоянно напоминают о том, как я выжил в этом аду. Не думай, что война – это прогулка за почестями и славой. Красивые доспехи… Девушки, улыбаясь, бросают к ногам цветы. Война – это ежеминутный тяжелый труд, когда спишь урывками под непрерывным дождем, накрывшись походным плащом, положив под голову щит. Ты должен быть готов в любую минуту среди ночи вскочить на ноги и броситься на врага. И поэтому я постараюсь научить тебя всему, что сам знаю и умею.

Через месяц я бросал пугио гораздо точнее, чем дядя Просперус. Кроме этого, самостоятельно научился бросать гладиус, чем крайне удивил центуриона. Не останавливаясь на достигнутом, я освоил технику броска любого остро-колющего предмета. Главное в этом деле быстро определить в руке центр тяжести предмета – и вот, выпущенный с силой, он уже летит точно в цель.

Кроме этого, дядя постоянно проводил со мной уроки владения мечом и копьем. Показывал, как защищаться щитом от летящих стрел и уворачиваться от брошенного копья.

– Ты мне напоминаешь своего отца, – как-то сказала мама. – Ты окреп. Стал силен и ловок. Все это замечательно, но не забывай о милосердии к побежденному врагу. Оставайся всегда человеком.

Как-то, на очередном занятии по владению мечом, дядя поведал мне интересную историю о том, что, помимо силы, отваги и ловкости, в бою необходим ум.

– Переиграть, перехитрить врага, сохранить своих солдат – вот главное достижение настоящего военачальника. Бросить когорты в атаку, не просчитав все варианты – это верх безрассудства. К сожалению, мне попадались и такие командиры. Сейчас я расскажу тебе про битву, которую выиграл один римский полководец, не потеряв ни одного солдата. Это правдивая история. Послушай ее, тебе будет полезно узнать, как ум побеждает силу.

Рассказ центуриона Просперуса:

«Я был участником тех знаменитых событий. В недалекие времена галльские племена частенько беспокоили наши границы, и последней каплей терпения Рима явилось нападение оксибиев и децеатов на союзную с нами Массилию. Сенат принял решение наказать галлов и отправить для восстановления порядка два легиона римских солдат. В то время я уже командовал кавалерией, и в моем подчинении находилось сто двадцать всадников. Мы выдвинулись к Массилии вместе с первым Италийским легионом, которым командовал легат Сербий, успевший уже прославиться двумя годами ранее, при подавлении мятежа диких восточных племен. Второй Македонский легион должен был последовать за нами не позднее трех недель. Мы прибыли на место и расположились лагерем, выставив дозоры охранения. Моей задачей была разведка, близлежащей территории для определения местонахождения противника. На третий день мои всадники обнаружили лагерь неприятеля в пятнадцати милях от нас. По нашим оценкам у галлов было около десяти тысяч пехотинцев и где‑то двести пятьдесят всадников. Они превосходили нас по численности солдат и конницы в два раза.

Легат Сербий был молод и тщеславен, он не стал дожидаться прихода второго Македонского легиона, чтобы уравнять шансы, а приказал срочно сниматься с лагеря и направляться в сторону неприятеля. Мы изо всех сил старались подойти незаметно, но все же враг нас обнаружил и приготовился к отражению атаки. Как я уже говорил, силы были неравные, причем, по правилам военной науки, атакующая сторона всегда несет большие потери, чем обороняющая. Мы ожидали приказа от легата Сербия. Уединившись на совет с командирами когорт, командующий, после непродолжительного совещания, приказал разбить лагерь в двух милях от неприятельского. Галлы были удивлены столь неожиданным решением, но атаковать нас все же не осмелились. Хотя их численность превосходила нашу, но по военному мастерству, организации и дисциплине они явно уступали римским легионерам. По сути, это было сборище разных народов, говорящих на кельтском языке.

Так мы простояли три дня напротив друг друга. Каждую ночь мы имитировали начало наступления, что заставляло противника быть всегда в боевой готовности, и это очень сильно выматывало галлов.

На четвертый день галлы снялись с лагеря и направились на север, к видимому вдалеке горному кряжу. Мы также быстро разобрали свой лагерь и последовали за ними, не предпринимая никаких действий для нападения, лишь только моя кавалерия дергала за хвост арьергард вражеской колонны, постоянно осыпая их стрелами. Вечером неприятель опять стал лагерем и приготовился к отражению атаки. Но и легат Сербий так же приказал разбить лагерь и занять оборону. Все четыре дня наши войска стояли лагерем друг напротив друга, а моя конница, как и ранее, не давала скучать галлам по ночам.

Провиант и у них, и у нас стал потихоньку заканчиваться, но, в отличие от галлов, которые каждую минуту ожидали нападения, наши многочисленные отряды занимались поиском провизии. Галлы также пробовали последовать нашему примеру, но несколько локальных стычек немногочисленных отрядов охладил их пыл.

Неожиданно ночью неприятель снялся с лагеря и быстро двинулся по направлению видневшихся гор. Моя разведка донесла, что там, в горах, имеется узкий проход. Замысел врага стал нам понятен. Галлы хотели достигнуть гор и запереть проход своим отрядом, пока основная часть войск успеет покинуть долину, находящуюся за этим каменным кряжем. Сербий приказал моей кавалерии скакать во всю прыть и опередить неприятеля, послав следом за нами пеший отряд легионеров для атаки с фланга. Еще никогда я не гнал свою кавалерию с такой бешеной скоростью. Мы опередили галлов и приготовились к обороне, заняв выгодную позицию. С высоты кряжа было удобно осыпать врага стрелами. А тут и отряд, посланный на подмогу, присоединился к нашей коннице.

Видя, что уловка не удалась, неприятель снова стал лагерем, но простоял всего лишь два дня, а рано утром опять снялся с привала и неожиданно повернул обратно. Мы последовали за ними на почтительном расстоянии, атакуя стрелами хвост колонны. Галлы ближе к ночи остановились и спешно разбили стоянку. Мы следовали привычной нам ночной тактике, не давая отдыхать противнику ни минуты, сменяясь между собой каждые два часа. Одни имитировали атаку, пока другие спали, положив голову на седла своих лошадей. Каково же было мое удивление, когда днем, со стороны галльского лагеря, в нашу сторону направились парламентеры. Оказывается, галлы запросили мира. Легат Сербий потребовал сложить оружие и, взяв с каждого клятву о повиновении Великому Риму, отпустил всех домой. Только через два дня к нашим позициям подошел второй Македонский легион.

Вот так, юноша, терпение и ум победили силу. Научись предвосхищать события, думая на десять шагов вперед».

Меня поразил рассказ дяди. Получается, для того, чтобы одерживать победы, не обязательно идти в прямое столкновение с противником, иногда достаточно просто переиграть его.

Боевое крещение

Видя мои успехи в военном деле, сверстники стали относиться ко мне с глубоким уважением. Никто из них не мог кинуть пилум точно в цель с такого большого расстояния. Особенно удивляло моих ровесников, что все три копья, пущенные мной в течение десяти вдохов, летели в одну и ту же мишень без промаха. Да и в умении обращаться с гладиусом я не отставал от своих сверстников. Мы давно уже устраивали тренировочные поединки между собой на коротких боевых мечах, правда, обоюдоострые стороны лезвия находились в предохраняющем чехле. Но все равно удар меча, пропущенный в поединке, причинял нестерпимую боль, несмотря на то, что все мы были одеты в специальные доспехи со шлемами. При этом учителя всегда говорили нам: «Не бойтесь, бейте друг друга сильнее. Синяки и шишки скоро пройдут, зато на поле боя противнику будет трудно с вами справиться». Так мы и колотили мечами, не жалея друг друга.

Отец вернулся неожиданно. В письме он предупреждал нас, что поход может затянуться не меньше, чем на три месяца.

Но в очередном сражении стрела вражеского лучника, пробив пластинчатый доспех, попала ему в плечо. Рана сначала показалась неопасной, и отец, сделав перевязку, продолжил руководить когортой, но ночью поднялась высокая температура. Легат принял решение отправить трибуна Герминия домой на лечение, а вместо него командовать когортой назначили его заместителя.

Еще издали я заметил приближающую колесницу отца, украшенную бронзовым гербом и именем владельца. Одна рука у него была закреплена на перевязи, а второй он уверенно держал за вожжи своего вороного коня.

– Как ты возмужал, сынок! – радостно воскликнул отец, спрыгнув с колесницы и слегка прижав к меня себе. – Наслышан про твои успехи.

– Это все благодаря дяде. Он научил меня многому…

– Он писал мне. Рад за тебя.

– Дядя сказал, что я теперь точнее, чем он, бросаю пугио, – не преминул я похвастаться перед родителем.

– Знаю. Знаю. Я горжусь тобой, сынок.

От таких слов я покраснел до кончиков своих ушей. Еще бы – получить похвалу от заслуженного командира, неоднократно отмеченного регалиями сената, было пределом моих мечтаний. У отца было несколько наград. Когда он служил простым легионером, был поощрен тремя фалерами. Они представляли собой медали овальной формы, изготовленные из серебра с изображениями головы Медузы Горгоны, Марса и Сфинкса. Еще будучи несмышленым сорванцом, я любил их рассматривать, водя пальцами по рельефной поверхности серебряной фалеры. Особенно привлекала мое внимание Медуза Горгона с красивым женским лицом и со змеями вместо прядей волос. Я мог часами рассматривать эту награду. С помощью металлической нити медали были надежно закреплены на блестящих доспехах отца, что позволяло не боятся потерять их в схватке с врагом. Но втихаря от отца я все же научился аккуратно откреплять их, чтобы примерить на свою грудь и, дополнительно вооружившись гладиусом, покрасоваться в таком образе перед своими сверстниками.

Позднее отец, уже будучи трибуном, был награжден золотым венком. Это было самое высшее достижение в его военной карьере. Золотой пальмовой ветвью военачальники награждались только по итогам крупного сражения. Отцу вручили эту регалию после победы над галлами в зимней кампании, длившейся больше года. Три центурии из его когорты первыми ворвались в осажденную крепость неприятеля и удерживали плацдарм до прихода основных сил. Отец лично ввел в бой большую часть своей когорты. Тогда он и получил первое серьезное ранение от удара копья.

С возвращением отца наша жизнь потекла в привычном русле. Отец сменил дядю Просперуса в моем дальнейшем обучении азам военной науки. Мы очень много времени проводили вместе, что позволило мне приобрести теоретические навыки управления центурией. Для меня не возникало вопроса о выборе рода занятий после изучения точных наук. Как я и говорил ранее, все мои предки, включая отца, служили в римской армии на различных командных должностях, и их военные достижения были овеяны наградами и славой. Как я мог поступить иначе? Я, конечно, не хотел расстраивать маму, но выбор был предопределен еще заранее, и, как бы пафосно это ни звучало, другой судьбы я себе не представлял – только воинская служба, тем более что моя физическая подготовка полностью соответствовала суровым реалиям завоевательного похода. Я прекрасно владел всем вооружением римского легионера, не говоря об умении пользоваться метательными ножами.

Однажды несколько учеников нашей школы были приглашены на показательные выступления на арене цирка. Я был одним из приглашенных. Целью этого представления было показать навыки владения мечом и копьем, как при обороне, так и в атаке.

А под занавес выступления я под аплодисменты публики продемонстрировал свое умение бросать в цель пилум и пугио. Среди приглашенных гостей присутствовал консул Луций Сулла, который потом, при разговоре с отцом, высоко оценил мои навыки обращения с оружием и пообещал посодействовать с назначением меня на должность заместителя командира контуберния в знаменитый Шестой легион «Феррата».

Я прекрасно был наслышан о героическом прошлом этого подразделения. Мы изучали на занятиях его историческую роль в могуществе Римской империи. Его еще называли «Железный» легион. Эмблемой этих отважных воинов был бык и капитолийская волчица с младенцами Ромулом и Ремом. Был у легиона и свой гимн:

Легионер вообще не вечен,

Легионер вообще не вечен, Но, слава Марсу, вечен Рим!

Шестой легион изначально был одним из подразделений, размещенных на территории Испании, под командованием Помпея Великого. Однажды Помпей одолжил легион Юлию Цезарю, перебросив его в Цизальпинскую Галлию для борьбы с вождем кельтов Верцингеториксом во время объединенного восстания галльских племен. Поскольку формально Шестой легион продолжал находиться под командованием Помпея, Цезарь задействовал его в основном в арьергарде, щадя солдат и не выставляя их на передовые рубежи. После победы над галлами, Цезарь вернул легион Помпею, что по времени совпало с началом гражданской войны, инициированной Цезарем после того, как напряженность между ним и Сенатом достигла наивысшей точки.

Политические распри не могли не затронуть и Шестой легион. В битве при Фарсале «Железный» легион сражался на стороне Помпея и был разбит. Тысяча солдат перешли на строну Цезаря, остальные же бежали вслед за Помпеем в Северную Африку.

Перешедшие в Северную Африку легионеры сражались на стороне побежденных в битве при Тапсе, а затем присягнули Октавиану и в конечном счете образовали Шестой Победоносный легион. Именно при императоре Октавиане Шестой легион «Феррата» прославился на весь мир. Под шестым номером в римской армии было несколько легионов, различавшихся эмблемами и наименованиями. Но «Железный» легион отдельно строкой был вписан в вековые летописи.

Время пролетело незаметно, и вот уже мать собирает меня в поход, а отец дает последние наставления. Как я и мечтал, меня направили в Шестой «Железный» легион заместителем декана. Нашему легиону надлежало выдвинуться в направлении гарнизона, находящегося в западной части нашей империи, в городе Арелат. Дело в том, что бесконечные набеги неприятельских отрядов сильно обескровили наши передовые части и поэтому императором было принято решение жестоко покарать врагов, чтобы впредь им было не повадно убивать римских солдат, а заодно и преподать урок всем остальным. Наш экспедиционный легион должен был прокатиться железным катком по врагам Римской империи.

Мой контуберний в количестве десяти легионеров почти весь состоял из новобранцев, за исключением одного солдата, правда, и он был всего лишь в одном походе, но в боевых действиях его подразделение тогда не участвовало, а вело патрулирование местности и занималось сбором провианта для когорты. Зато наш командир, декан Ульпиус, был в нашей когорте знаменитой личностью. Это был его второй поход. При штурме оборонительного вала в Тарасе он проявил необычайную отвагу, и даже получив ранение, продолжал атаковать врага. По результатам этого сражения трибун торжественно вручил Ульпиусу медаль, которую тот с честью носил на своих доспехах. Сначала командир с большим недоверием отнесся к моему появлению в его отряде, да еще и в качестве первого заместителя. Я отлично понимал его настороженность относительно моей персоны. Любимый сынок из богатой семьи, отца которого, к тому же, знал весь Рим. Это обстоятельство явно не добавляло военачальнику оптимизма перед грядущим карательным походом. С самого начала всем было понятно, что предстоят тяжелые кровавые стычки, и не с организованной регулярной армией, сосредоточенной на виду у противника, а с небольшими летучими отрядами германских племен, которые как появляются, так и исчезают внезапно. Тактика врага была нам предельно понятна: напал-отскочил. Но предугадать, когда именно будет происходить то или другое действие, было невероятно сложно. Именно это бесконечное дергание передовых частей и ослабило могущество легионеров, поставив под угрозу наши поселения. И в этот момент Ульпиусу, как никогда, нужна была уверенность в том, что он может полностью доверять своему заместителю. К тому же, как я и говорил, наш небольшой отряд состоял сплошь из новобранцев.

На одиннадцатый день наш контуберний в составе четвертой центурии третьей когорты легиона прибыл в пункт назначения. Гарнизон находился на западной окраине города Арелата. Таким образом этот пункт контролировал две главные дороги и порт, обеспечивающий торговлю с Римом. Трудно было переоценить выгоду столь удачного расположения. Кроме того, через пролив суда доставляли все необходимое для другого нашего гарнизона, находящегося на противоположном берегу залива в городе Агуае Салис.

Дождавшись прихода полного состава легиона, мы приступили к патрулированию близлежащих территорий на постоянной основе. Враг никак не проявлял себя. Это было вполне объяснимо. Нападать на подготовленное к атаке подразделение римлян, на стороне которых явное преимущество по численности и вооружению, было безрассудно. На десятый день легат принял решение заменить весь старый гарнизон на вновь прибывших легионеров. Так день за днем мы охватывали все большее пространство. Нет, конечно, были мелкие стычки с оторвавшимся от основных сил неприятелем, но они, как правило, заканчивались полным его уничтожением. В плен было приказано никого не брать. Исключением служили только те враги, которые могли что-нибудь нам рассказать. Суровость этого решения объяснялась тем, что еще в начале нашего прихода в город Арелат командующий легиона издал приказ:

«Всем противникам Римской империи предлагается в недельный срок сдаться и сложить оружие. В противном случае они будут уничтожены».

Как и следовало ожидать, враг отверг наше предложение, и, к тому же, показательно совершил невероятное по жестокости преступление: напал среди ночи на наш обоз, который вез на родину раненых солдат. Все, кто ехал на нем, были перебиты. Не пожалели никого. На теле одного из убитых солдат враги оставили свой ответ на наше послание. К груди солдата был приколот кинжалом маленький окровавленный холщевый мешок с иссохшей куриной лапой внутри. Всех нас повергло в шок это событие. Пленные, захваченные позднее, рассказали, что таким образом их воины применили против нас силу древних обрядов: заговоренная иссохшая куриная лапа – это вестник скорой смерти. А на вопрос, как зовут их вождя, мы получили ответ: «Тэтэн».

Так мы и стали его промеж себя в дальнейшем называть – Тэтэн Иссохшая Лапа. По разным оценкам, под началом этого предводителя северных племен находилось до тысячи конных и пеших воинов, рассредоточенных по окрестностям. Хотя другие показывали, что одной только конницы у Иссохшей Лапы полторы тысячи. Шансов у этого предводителя против нас не было никаких. Даже если верить в такую численность конных воинов, все равно противостоять пятитысячному «Железному» легиону им было нереально. На протяжении почти двух месяцев мы успешно отодвигали их к горам, тем самым лишая основного преимущества – возможности скрытной и неожиданной атаки с быстрым уходом до прибытия наших основных сил. Мы тоже несли потери, так как враг не сдавался, а бился на смерть. После каждого удачного набега на наши позиции мы обязательно находили иссохшие лапы.

Однажды наш дозор наткнулся на едва заметную пещеру в расщелине горы. Солдаты обнаружили ее совершенно случайно. Дело в том, что, еще не приблизившись к ней, они почувствовали нестерпимую вонь, исходящую из непонятного источника. Обыскав все в округе, они обнаружили прямо за кустами можжевельника скрытый вход в пещеру. Если бы не исходящий оттуда отвратительный запах, его было бы просто невозможно найти. Обследовав грот, солдаты обнаружили сваленные в кучу куриные лапы и головы. По их количеству мы поняли, что, похоже, Тэтэн Иссохшая Лапа надеялся нас всех здесь перебить, раз собирался класть на грудь каждому погибшему римлянину по одной лапе.

А прямо по центру стоял трехметровый каменный истукан с маленькими ручками, упираясь огромной головой с выпученными глазами в свод пещеры. Возле ног этого чудовища находился алтарь, весь усыпанный окровавленными перьями, на котором, видимо, и приносили в жертву этих птиц. Чуть в стороне от статуи стояли три больших чана, наполненные бурой жидкостью, на вид напоминающей кровь. Скорее всего, в них сливали кровь, которой истекали бьющиеся в конвульсиях жертвы, а потом мазались ею перед сражением.

По приказу командира все было сожжено, а каменный идол свален на землю и разрушен. После этого случилось невероятное – неприятель пропал. С этого момента он больше никак себя не проявлял. Мы не знаем, повлияло ли разрушение капища на исчезновение врага, или, может, это было просто совпадение, но враг исчез.

Наступивший мир принес всем облегчение. Наш поход был признан успешным. Понадобилось всего несколько месяцев, чтобы навести полный порядок в этом регионе. Конечно, враг не был полностью уничтожен и, наверняка, где-то затаился и зализывает раны, а может, строит новое капище для жертвоприношения, но и мы не собирались расслабляться.

На общем построении командир легиона Гай Сиртус обратился к нам с пламенной речью и поблагодарил всех легионеров за выполнение поставленной Римом задачи. После этого прошло награждение особо отличившихся в этом походе. Среди награжденных был и наш командир. Приняли решение сделать его помощником командира четвертой центурии и, что самое радостное, – на его освободившееся место неожиданно назначили меня. Друзья искренне поздравили меня с этим решением командования. Позднее я узнал, что именно декан Ульпиус настойчиво рекомендовал мою кандидатуру на место командира своей контубернии. Признаться, я не чувствовал за собой особых заслуг в этом сражении. Старался воевать как все и, по моему мнению, ничем не выделялся на фоне своих легионеров, но эта новая должность заставила меня переосмыслить положение дел. Раньше я полностью полагался на приказы Ульпиуса, почти не проявляя никакой инициативы. Зато теперь ситуация поменялась кардинально. Контуберний – это небольшой самостоятельный отряд, действующий в полном соответствии с задачей, поставленной центурионом. Только слаженные действия таких небольших подразделений, как мое, могли гарантировать победу огромного легиона в непростой битве.

Подозрительный старик

Через неделю после торжественного парада «Железный» легион отправился обратно в Рим, оставив в городе Арелат одну когорту в качестве нового гарнизона. Это была моя третья когорта. Проводив основную часть легиона домой, мы принялись обустраивать свой лагерь. Конечно, враг был деморализован настолько, что можно было не ждать его скорого возвращения. Но в римской армии существовало строгое правило для всех воинских подразделений – солдаты и командиры всегда должны быть заняты работой. Иначе безделье потихоньку притупит бдительность, и расплата за это последует незамедлительно.

В первую очередь стали укреплять оборонительный вал перед крепостью. Для этих целей заготовили в ближайшем лесу бревна и, остро заточив их, вкопали под уклоном в землю, предварительно обмазав смолой заостренные наконечники. Мой контуберний не участвовал в этих строительных работах, а ежедневно проводил конное патрулирование прилегающей к городу местности. Мы в дневное время объезжали все находящиеся рядом селения в поисках подозрительных лиц, а по ночам устраивали скрытые засады, постоянно меняя дислокацию. Дело в том, что трибун когорты приказал не терять бдительность и искать неприятеля, а в довершение ко всему назначил премию за голову Иссохшей Лапы. Месячный отпуск на родину и горсть золотых монет никому бы не помешали. Конечно, ежедневно патрулируя местность, мы не надеялись обнаружить вождя врагов, но задерживали и доставляли в лагерь всех подозрительных лиц. Там над ними устраивали следствие с целью получения информации.

Неделя проходила за неделей. Укрепив оборонительный вал, легионеры начали возводить дополнительно еще две сторожевые вышки. Наше постоянное патрулирование и ночные засады не приносили никаких результатов. Враг никак не проявлял себя, а доставленные в лагерь подозрительные местные жители после недолгого опроса отправлялись по домам. Все бы, наверное, так и продолжалось. Но однажды мы почти случайно остановили на дороге обросшего, сгорбленного старика. Он даже и не вызвал бы своим видом особых подозрений: просто в окрестностях больше никого не было, а вести работу было нужно, и мы решили на всякий случай его проверить. И вдруг, при осмотре его холщового мешка, мое внимание привлекла куриная лапа, которая вывалилась на землю вместе со всякой хозяйственной утварью. Причем лапа эта была с разноцветными коготками. Кто-то не поленился их раскрасить. Я знал, что нам еще никогда не попадались такие лапы, и, сделав вид, что все в порядке, я отпустил этого путника, приказав двум солдатам скрытно последовать за ним. Конечно, его надо было доставить в город и предъявить командованию, но, видимо, юношеский максимализм сыграл со мною тогда злую шутку. Знал бы я в тот момент, к какому результату приведет это мое спонтанное решение.

Один из посланных за стариком солдат вернулся через три часа, оставив своего напарника продолжать наблюдение за объектом. Они все-таки выследили жилище этого путника. Им оказалась неприметная лачуга в небольшом поселении, недалеко от леса, который упирался в невысокую каменную гряду, простиравшуюся на северо-запад. Я хорошо знал эти места, и не раз мы там устраивали засады. Меня подмывало тут же доложить обо всем Ульпиусу, ведь именно он был моим непосредственным командиром, но что я мог ему поведать? Мало ли, по какому поводу этот старец раскрасил когти куриной лапы. Может, он сумасшедший. Хотя на меня он произвел впечатление разумного человека. Нет, лучше понаблюдать за ним еще какое-то время, а потом уже делать выводы.

Составив график поочередного круглосуточного наблюдения за лачугой старика для своих легионеров, благо, что с высоты каменной гряды это было просто устроить, я твердо решил пока держать все в тайне. О чем строго-настрого предупредил свой отряд. Надо сказать, что у меня сложились неплохие отношения с подчиненными, и было заметно их уважительное отношение ко мне. Сначала они так же, как Ульпиус, с настороженностью относились к моей персоне, глядя на дорогие доспехи с гербом моего рода на щите и прекрасно понимая, что отец интересуется моей службой в армии. Но со временем их сомнения исчезли. Я никогда не прятался за спины своих подчиненных и вместе с ними вступал в бой. Мы на равных прикрывали друг другу спины в случае опасности. Передо мной всегда стоял пример Юлия Цезаря, который ел с солдатами из одного котла, уже будучи командующим легионами. Этот был легендарный император, но при этом он помнил многих простых легионеров, которые сражались вместе с ним. Объезжая на коне построение своих войск, он всегда останавливался перед таким ветераном и обращался к нему с приветственным словом, обязательно называя его по имени. Армия боготворила своего командующего.

Я нередко отправлялся в ночной дозор к дому старика с одним из своих солдат. Обычно все проходило тихо и без происшествий. Но вот однажды, поздно ночью, как нам показалось, к нему кто-то пришел. Во всяком случае, мы оба отчетливо услышали скрип двери. Наш наблюдательный пункт находился на достаточно далеком расстоянии для того, чтобы мы могли рассмотреть этого ночного гостя, хотя небо было звездное. Вглядываясь в темноту, мы напрягли свой слух, пытаясь уловить малейший шорох. Неожиданно мой солдат громко закричал. Я в испуге и негодовании уставился на него, не понимая, что происходит. Через несколько мгновений солдат опять пронзительно крикнул, но самым странным было то, что губы его совсем не шевелились. Ведь это, казалось бы, невозможно – так громко кричать, не открывая рта… Но крик опять повторился, только уже с большей силой.

И тут я открыл глаза. Оглядевшись, понял, что по-прежнему нахожусь у входа в расщелину, ведущую в город Мертвых. Пронзительный крик не умолкал. Пытаясь определить источник звука, я посмотрел на вечернее небо и увидел, как две белые птицы пытаются отбить своего птенца у небольшого пестрого ястреба, но сразу стало понятно, что шансов у них не было. Этот печальный зов бедных родителей и ворвался вихрем в мои воспоминания. Ястреб, сделав крутую петлю, улетел, а птицы, видимо, смирившись с утратой, с жалобным криком полетели в сторону гнезда защищать своих оставшихся птенцов. И тут я вспомнил, что во время поисков Серого плаща мне тоже попался ястреб, клевавший пойманную змею. Там ястреб, здесь ястреб – может, это Плутон таким образом посылает мне знак?!

Приближалась ночь. Любопытной ящерицы нигде не было видно, видимо, вечерняя прохлада прогнала ее под один из многочисленных здешних камней. Вот и мне придется в очередной раз спать под открытым небом, укрывшись своим плащом. Идти на ночь глядя в город Мертвых, где в темноте можно наткнуться на этих белых чудовищ, конечно, было верхом безрассудства. Тем более, по рассказам ведьмы – это как раз их время суток.

Нет, надо дождаться рассвета здесь. Еще неизвестно, как меня встретят эти так называемые поселенцы. У меня зубы начинали стучать от страха, когда я представлял, что меня может там ждать. Права была старуха, когда увидела в моих глазах ужас перед грядущими испытаниями. Она во всем была права. Зачем мои солдаты сбросили этого эфиопа в бездонный колодец, наполненный страданиями безвинно загубленных душ… До меня доходили слухи, что иноверцы и людей нередко приносили в жертву своим идолам. А мы, что, лучше поступили? Убитого в бою воина отправили, как говорит старуха, прямо в пекло, будто обычный мешок с землей. Не случись этого, может, и не надо было бы сейчас искать эту пещеру цхетов. Но что сделано, то сделано. Обратно уже ничего не вернуть… Похоже, цепь предыдущих событий и привела меня сюда. Сейчас нет никаких сомнений в том, что все началось именно с Иссохшей Лапы. Видимо, так было угодно богам – отправить меня в дальнюю дорогу испытаний. Но в чем же я провинился перед ними?!

Положив под голову поудобнее свой походный ранец, я постарался заснуть, одновременно пытаясь вспомнить, на чем оборвались мои воспоминания. Так… Цезарь…

Гай Юлий Цезарь! Это был самый почитаемый мной римский военачальник. На уроках истории я бесконечно мог слушать о его завоевательных походах. Особенно меня впечатлила битва при Вогезах:

«Римская империя захотела подчинить себе Галлию, заручившись поддержкой союзников. Племена эдуев согласились принять участие в этом завоевательном походе. Однако не все галльские племена собирались подчиниться Риму и вступили во временный союз с германцами, вождем которых был Ариовист. Последний наращивал свое войско и стал прямой угрозой как для эдуев, так и для римлян. В начале Цезарь решил обхитрить Ариовиста лестью и деньгами, предложив ему статус «друга и союзника Великого Рима», но вождь германцев не повелся на эту уловку, так как был безразличен к громким титулам и вел аскетичный образ жизни. И вскоре Ариовист открыто выступил против Римской империи. Решающим в этом противостоянии стало сражение близ гор Вагезы, недалеко от столицы секванов Безансона. Двадцать одну тысячу римлян поддержали четыре тысячи галльских конников, а также было набрано несколько тысяч воинов из других племен. Ариовист же сумел собрать колоссальную армию. По скромным оценкам, не меньше ста двадцати тысяч пеших и конных. В первую очередь вождь германцев отрезал римлянам и их союзникам пути доставки продовольствия и подкрепления. Но, тем не менее, наступать не спешил, помня о прекрасной выучке римских легионеров. Он решил также переиграть Цезаря, изматывая его войска ожиданием битвы, хотя Цезарь не раз предлагал ему начать сражение. Сам же римский главнокомандующий не мог с такой численностью своих войск броситься в атаку, так как слишком велика была разница в количестве солдат.

Тогда Цезарь пошел на хитрость. Он сменил лагерь, оставив в старом только четыре легиона, а остальные два легиона отвел на новые позиции. Причем постарался все перемещения провести скрытно, но вместе с тем так, чтобы противник об этом непременно узнал. Поговаривают, что для этих целей специально нашли «предателя» среди галлов, но это лишь предположение.

Когда об этом маневре римлян доложили Ариовисту, последний, недолго думая, отправил в атаку все свое войско, полагая, что быстро разделается с двумя легионами Цезаря. Римляне стойко выдержали удар превосходящего противника. И пока ночью германцы залечивали раны, намереваясь уничтожить эти два легиона на следующий день, Цезарь вывел из старого лагеря все четыре легиона и выстроил их в три линии. Сражение шло целый день, к его исходу левый фланг римлян стал ослабевать. Германцы почувствовали победу и усилили натиск на левый фланг.

И в это время Цезарь произвел решающий маневр, он бросил в бой третью линию своей армии, которой командовал Красс. Легионеры при поддержке галльской конницы неожиданно ударили по германцам. Противник не ожидал такого наступления почти поверженного врага и бросился в бега. Моральный дух превосходящей армии германцев был сломлен. Благодаря стратегии Цезаря придерживать свой резерв до критического момента стодвадцатитысячная армия Ариовиста была разбита. Цезарь рисковал всеми своими легионами, но, просчитав действия вождя германцев, победил. Так Рим избавился от опасного противника в борьбе за Галлию».

Прошло две недели, но ничего по-прежнему не происходило. Старик практически не отлучался из дома. У него был крайне ненасыщенный день: утром на базар – продавать овощи со своего огорода, а вечером, когда солнце клонилось к закату и все хозяйственные дела были переделаны – молиться, глядя на уходящее за горизонт светило. Меня уже начали посещать сомнения в целесообразности слежки за стариком. Я все больше склонялся к мнению, что это обычный человек, слегка помешанный на каком-нибудь древнем культе, которых великое множество в этой местности. А ночной визитер нам просто почудился. Мало ли, из-за чего скрипнула дверь… Может, все дело в обычном сквозняке, тем более что старик жил бедновато, и двери в его доме не отличались надежностью. Посовещавшись с отрядом, мы приняли решение через неделю прекратить слежку.

На последнее дежурство я отправился самолично, так сказать – закрывать это неудачное мероприятие. Взял с собой одного своего солдата. Устроившись на наблюдательном пункте, мы уже как-то по привычке всматривались в темноту, понимая, что все бесполезно. Вокруг стояла тишина, только изредка трещал неугомонный сверчок. Небо было звездное, и нам прекрасно была видна дверь в хижину старика. Это еще хорошо, что я не доложил начальству о куриной лапе с цветными коготками. Вот было бы смеху надо мной. Но ничего, сегодня последнее дежурство, и я благополучно забуду о существовании этого старца.

Скрип открывающейся двери прозвучал подобно удару плети, как рукой сняв утреннюю дремоту с наших лиц. Протирая глаза, мы вглядывались в темноту, боясь пропустить малейший шорох. А вдруг ночной визитер прибыл не один? Но, приглядевшись, мы убедились в обратном. Серый призрак в плаще с накинутым капюшоном быстро промелькнул в дверной проем лачуги старика. Тут мы оба уже не могли ошибиться и отчетливо увидели силуэт пришельца, хотя утренний туман мешал рассмотреть его более тщательно. Конечно, увидеть лицо нам все равно не позволил бы капюшон, но походку и фигуру посетителя мы могли бы изучить лучше. Что ж, пришлось наблюдать в тех обстоятельствах, которые нам были предоставлены.

Судя по резким и угловатым движениям, с минимальным сомнением можно было сказать, что это был мужчина. Так обычно двигаются солдаты, в любой момент готовые отразить нападение врага. Надеяться, что ночной гость старика и есть Иссохшая Лапа, было глупо. Что могло связывать кровожадного вождя Тэтэна и немощного старика? Хотя был один предмет, указывающий на возможность такой связи – пресловутая куриная лапа с цветными коготками. Скорее всего, вождь и старик, по крайней мере, единоверцы. Но это было только мое предположение, не претендующее на истину. Уж слишком много было надумано в этой истории, а виной всему – мой юношеский максимализм и желание прославиться среди легионеров, хотя в этом я не видел ничего предосудительного. В моем понимании каждый солдат хочет стать командиром, иначе нечего делать в римской армии, и лучше, пока не поздно, посвятить себя другому ремеслу. Римские законы позволяли легионеру, отслужившему шестнадцать зим, получить неплохую пенсию и надел земли на завоеванных территориях. Кроме этого, начиная с правления Октавиана, легионерам платили жалование по три раза в год в период крупных религиозных праздников Рима, не говоря еще о захваченных трофеях. Сначала такие возможности были привлекательны для случайных людей. Правда, по прошествии некоторого времени, хлебнув всех тягот армейской службы, многие полностью разочаровывались в этом ремесле, но среди моих друзей не было таких сомневающихся.

Из противоречивых показаний пленных мы никак не могли составить точный портрет Иссохшей Лапы. Одни говорили, что это огромный великан с могучими руками, другие – что это незаметная тень, блуждающая в лабиринтах человеческих душ. Хотя все клялись, будто лично видели его в сражениях с нами.

Мы с нетерпением ждали, что произойдет дальше, тем более туман потихоньку начал рассеиваться. Где-то через час опять скрипнула дверь, и в проеме показалась фигура человека, одетая все в тот же длинный плащ с надвинутым на голову капюшоном. Быстро оглядевшись по сторонам, незнакомец торопливой походкой направился к каменной гряде. Скорее всего, он оттуда и пришел, причем так незаметно, что если бы не скрип двери, то мы и вовсе не узнали бы о его существовании. Нам еще повезло, что он на нас не наткнулся. Сейчас мы отчетливо рассмотрели фигуру этого человека. Это был, бесспорно, мужчина, женщины так не ходят, и, к тому же, под плащом у него просматривался меч, очень похожий на германский.

Немного подумав, я дал знак своему солдату оставаться на месте и продолжать наблюдение, а сам как можно тише отправился следом за неизвестным. Приблизившись к каменной гряде, Серый плащ все так же торопливо начал перемещаться среди валунов. Похоже, он прекрасно знал дорогу. Мне пришлось отпустить его немного подальше, так как мелкие камешки могли выдать меня. Даже на удаленном расстоянии я прекрасно его видел, и почему-то у меня возникла уверенность, что он никуда не денется. Так я шел за человеком и все время старался держать дистанцию. Несколько раз неизвестный останавливался и, озираясь по сторонам, прислушивался. Хорошо, что дядя Просперус в свое время обучил меня бесшумной ходьбе, как обычно, при этом приговаривая: «Никакой навык на войне не бывает лишним».

Вот и пригодилось умение не пинать ногами камни при передвижении по пересеченной местности. Мы шли уже достаточно долго, солнце за это время полностью показалось из-за горизонта, и мне пришлось еще дальше его отпустить, благо, что Серый плащ передвигался в одном направлении, лишь только обходя возникающие на пути препятствия. Напряжение нарастало. Помимо осторожной слежки за неизвестным, мне еще приходилось постоянно запоминать дорогу, так как в этих местах еще не доводилось побывать – все боевые действия велись западнее.

Вдруг Серый плащ исчез, словно растворился в воздухе. Несколько мгновений он еще был на виду – и раз… нет его. От неожиданности я замер на месте. Немного присев, стал всматриваться и прислушиваться, при этом с волнением озираясь по сторонам. Вот это да! Может, он заметил меня и спрятался за один из валунов, при этом приготовив для нападения свой меч, и сейчас выжидает, когда я приближусь? Но как такое возможно, если я шел позади, а услышать меня он не мог? Я шел совершенно бесшумно, и ни один камешек не скатился из-под моих сандалий. Что делать? Разум предлагал скорее уходить и не преследовать его больше. Слишком опасно. Он может неожиданно выскочить из-за любого камня, и я могу не успеть среагировать на его выпад. Решил, что так и сделаю, но сначала надо было как-то отметить это место, чтобы не потерять след. Идея пришла мгновенно. На огромный валун я положил маленький камешек и внимательно изучил обстановку, пытаясь максимально запомнить характерные черты местности, и после этого, тихо достав гладиус и постоянно озираясь по сторонам, начал пятиться назад.

Обитель проклятых

Вернувшись к лачуге старика, я приказал своему солдату идти обратно, тем более что в мое отсутствие старик не выходил из своего дома. Да и, похоже, сегодня больше не стоило ждать гостей. В лагере я еще раз переосмыслил прошедшую ночь. Меня все подмывало доложить о таинственном Сером плаще своему командиру Ульпиусу, но в последний момент передумал, решив внимательно осмотреть то место, где исчез неизвестный, хотя уверенности в этом не было. Слишком долго мы шли, и досконально запомнить петляющую дорогу было нереально. Одно радовало, что у меня был ориентир в виде маленького камешка, и я точно знаю направление пути.

Куда же все-таки он исчез? Не мог же он действительно раствориться в воздухе? Он же не призрак. Зачем призрак стал бы носить на поясе меч? Для самообороны, на всякий случай? Нет. Призраку оружие не нужно, он в другом силен. Но что я знаю о призраках? Существуют ли они среди нас? Однозначного ответа на этот вопрос у меня не было. Я как-то поинтересовался у отца на эту тему:

– Есть ли призраки среди живых людей? – с задумчивым видом он повторил мой вопрос. – Честно сказать, не знаю, сынок. Во всяком случае, мне они не попадались на поле брани, да и в обычной жизни… Но не стоит к этому относиться свысока, высмеивать и считать невежественными людей, которые в них верят. То, что я их не видел, это еще не значит, что их не может быть среди нас. А что мы знаем о загробном мире? Есть ли они там? Религия этого не отрицает и не подтверждает. Я считаю, что если существуют наши боги, то и призраки могут быть. Может, призрак – это душа человека, заплутавшая между двумя мирами, которая никак не может найти упокоение. Вот и бродит по нашей бренной земле в поиске избавления от душевных страданий.

– А они опасны? – затаив дыхание, я тогда спросил у отца. – Они могут навредить человеку? Может, существуют добрые призраки?

– Ты слишком много мне задаешь вопросов, сынок, – засмеялся отец, потрепав рукой по моим вихрам. – Наверное, есть и те и другие. Я думаю, что если человек по жизни был злодеем, то и в потустороннем мире он плохой призрак.

– А чем конкретно он может навредить человеку? – не отставал я от отца.

– Не знаю. Наверное, проклятьем… Заговором. Но, во всяком случае, уж точно не мечом и копьем.

И сейчас, вспоминая свой давнишний разговор с отцом, я пришел к окончательному выводу, что Серый плащ – не призрак, а обычный человек. Но что я знаю о нем? Мужчина среднего роста и, судя по движениям и походке, воин. Вот и все. Не густо… Такие приметы почти у всего населения взрослых мужчин, ведь великаны и карлики встречаются нечасто. В то, что это был сам Иссохшая Лапа, я не верил. Стал бы предводитель северных племен один и без охраны слоняться среди ночи по территории, полностью контролируемой римлянами. Он наверняка был прекрасно осведомлен о наших бесконечных проверках подозрительных путников и скрытых засадах.

А может, это просто гость старика? Вдруг решил проведать пожилого человека… Может, это родственник его приходил. Но посреди ночи?! Вряд ли. Мог спокойно прийти днем, без всякой суеты. Да и потом, он направился к каменной гряде, где на многие мили нет жилищ. Нет, неспроста все это. Может, надо было его задержать еще у дома старика? Но вдруг бы он отказался отвечать, хотя у нас умеют развязывать языки…

Эти мысли постоянно терзали меня, и я с нетерпением ждал часа, когда отправлюсь на каменную гряду. Но вот, время настало. С отрядом, по приказу командования, мы выехали на очередное патрулирование местности. Отдалившись от нашего лагеря, я приказал своему заместителю проводить осмотр территории без меня, а сам быстро поскакал в направлении каменной гряды. Сначала у меня была мысль взять с собой одного солдата, но, немного подумав, я отказался от этой идеи. Зачем лишние звуки, которые могут предупредить врага о нашем присутствии? К тому же, мои солдаты были совсем не обучены бесшумной ходьбе по камням.

Для того, чтобы найти место исчезновения Серого плаща, я решил в точности повторить маршрут его преследования. Привязав своего коня на окраине поселения в сотне метров от дома старика, я быстрым шагом направился к каменной гряде. За коня я нисколько не переживал. Украсть лошадь у римлянина, тем более, когда вокруг такая напряженная обстановка, считалось серьезным преступлением. И тут даже ни у кого не было сомнения, что ждет злоумышленника в вынесенном вердикте. Да и мои легионеры, к тому же, были хорошо осведомлены о моем плане отыскать вчерашнего гостя. Оказывается, маршрут я хорошо запомнил и двигался строго на север, почти не сбавляя темпа, и только слегка замешкался в трех местах. Именно там, где Серый плащ неожиданно останавливался, видимо, чтобы убедиться, не следует ли кто-нибудь за ним.

Судя по времени, я приближался к месту, где исчез неизвестный. Определив это, я сбавил шаг и дальше двигался с большей осторожностью. Не знаю почему, но меня охватило сильное волнение и, пройдя несколько сотен метров, я вынужден был даже остановиться, чтобы привести нервы в порядок. Во время привала у меня вдруг сложилось впечатление, что кто-то наблюдает за моими действиями. Лоб покрылся испариной. Может, просто почудилось? Для уверенности я приготовил меч и медленным шагом осмотрел ближайшие камни, сплошь покрытые вереском. Удобное место для засады. Эти кусты вереска уже давно стали попадаться мне на пути, что наводило на мысль о близости воды. Может, здесь неподалеку протекает подземная речка или ручей? Все было тихо. Успокоившись, я продолжил свой путь с еще большей осторожностью, постоянно озираясь по сторонам и держа руку на рукоятке своего меча. Мне казалось, что последние сотни метров я передвигался со скоростью черепахи.

Сейчас должна быть «сверхосторожность». Я шел так бесшумно, что напугал ястреба, клевавшего на камне пойманную змею.

С недовольным клокотом он, хлопая крыльями, взлетел, при этом продолжая цепко держать в когтях свою добычу. Встреча с этой птицей немного успокоила меня. Ястреб очень осторожный хищник и никогда не будет устраивать пиршество, если поблизости есть для него хоть малейшая угроза. Судя по окружающей обстановке, я пришел на место, до которого преследовал Серого плаща. Осталось только найти огромный валун с маленьким камешком наверху. Немного поплутав по сторонам, я обнаружил свой маяк. Все, дальше тщательный осмотр каждого камня. Так, не спеша, я осматривал каждый ярд земли, все дальше удаляясь от оставленного мной маяка.

Солнце потихоньку уже начало скатываться с горизонта, а я так и не нашел следов исчезновения неизвестного. Странно, куда же он мог деться? Здесь даже и спрятаться-то негде. Уж не сквозь ли землю он провалился? Но, он же не призрак… Может, он прошел дальше, на север? Но почему я не заметил этого, тем более что местность позволяет рассмотреть удаляющего путника, к тому же, при дневном свете. Основательно измотавшись, я уселся на один из камней, чтобы привести мысли в порядок. Надо еще раз все перепроверить. Не мог он так просто исчезнуть. Призраки не носят оружие…