Читать онлайн Закулисье. Заглянуть за горизонт бесплатно

I

. Иллюзия разума

1. Профессор

– И все-таки, Михаил Юрьевич, вы не ответили на мой вопрос! Как вы прокомментируете тот факт, что Джон Кеннеди попал на фотоснимок третьего января тысяча девятьсот девяносто первого года, в окружении агентов ФБР? То есть, спустя двадцать восемь лет после официального покушения?

Профессор Семенов широко улыбнулся, обводя взглядом просторную аудиторию, и группу студентов, собравшуюся в ней. На его лекциях никогда не было тех полусонных, равнодушных студентов, которых ему не раз приходилось наблюдать во время занятий своих коллег. А тут еще всезнайка Янковских, любитель исторических фактов и теории заговоров, распространенных и процветающих по сегодняшний день. Впрочем, Олегу приходилось отдавать должное, он всегда умел отыскать яркий исторический момент и приукрасить его нестандартными выводами. Причем последнее подкреплялась историческими фактами, а факты – это воспламенитель сердец, тот напалм, от которого загораются глаза у многих слушателей.

– На мой взгляд, здесь все очевидно, Олег! – выждав паузу, ответил профессор, – вы, несомненно, имеете ввиду исторически-значимый и известный фотоснимок, сделанный у могилы Кеннеди в тысяча девятьсот девяносто первом году? Так вот, если хотите узнать мое мнение, все очень просто, на фотографии его двойник!

– Ну, допустим! – Олег не сдавался, – но по показаниям агентов ФБР, которые сопровождали Джона Кеннеди, они слышали шесть выстрелов – слишком много для одного стрелка.

Остальная группа увлеченных студентов, затаив дыхание, следила за спором, переводя глаза с Янковских на профессора.

– Это событие доказать невозможно ввиду сразу нескольких причин. Во-первых, – Семенов загнул указательный палец, – вся информация, касающуюся убийства Джона Кеннеди, находится под грифом секретно по сегодняшний день, во-вторых, – профессор положил сверху большой палец, – примите во внимание обстановку, и атмосферу, царящую там. Десятки, и даже сотни журналистов, каждый из которых мечтал попасть на первую полосу новостей! Работали камеры, щелкали фотовспышки, и я, скажем так, не сильно удивлюсь, если в момент всеобщей паники и неразберихи, никто из сотрудников ФБР не мог понять, откуда именно велись оружейные выстрелы. Такие доказательства нужно проверять. В-третьих, – Семенов загнул следующий палец, и задумался, глядя, как неубедительно выглядит полусжатый кулак.

Трель звонка, разрубившего неловкую паузу, спасла профессора от ответа на вопрос. Лекционный зал наполнился вздохами и тихим шуршанием, студенты спешили разойтись по своим домам. Впереди маячил вечер пятницы, поэтому Семенов не стал их винить.

– Продолжим нашу дискуссию уже в понедельник, с большим удовольствием отвечу на следующий вопрос, – сказал профессор, обращаясь к Янковских, наблюдая, как Олег с большой неохотой встает из-за стола, присоединяясь к группе своих сокурсников.

Дождавшись, пока все студенты покинут лекционную аудиторию, Михаил Юрьевич обвел помещение внимательным взглядом, чтобы удостовериться, что никто из учащихся не забыл личные вещи и сотовые телефоны, после чего погасил свет, и, выйдя коридор, закрыл дверь, слушая, как с другой стороны, ведущей на лестницу, доносится монотонный удаляющийся гул. Когда дверной замок щелкнул, Михаил Юрьевич мысленно хлопнул себя по лбу, – опять забыл портфель, заболтавшись со студентами! Ну сколько ж можно, – укорял он себя.

Решив не искать выключатель, профессор осторожно пробирался по полутемной аудитории, стараясь не загораживать спиной полоску света, пробивающуюся сквозь щель в двери. Портфель обнаружился на привычном месте, но с открытым карманом, чего аккуратный и педантичный Михаил Юрьевич ранее никогда не допускал. Решив не придавать значения подобной мелочи, Семенов развернулся, и осторожно пошел к приоткрытой двери.

На улице его встретил зимний вечер. Наблюдая, как снежные лепестки, проплывая в желтых треугольниках фонарей, медленно и грациозно ложатся на тротуар, профессор Семенов зашагал к остановке, но уже через несколько шагов его продвижение внезапно и неожиданно остановили. Внезапность вызывал тот факт, что молодой человек, преградивший дорогу замечтавшемуся профессору, появился из ниоткуда, как будто он специально поджидал его, спрятавшись в тени рекламного щита.

Неожиданность подчеркивало другое обстоятельство. Высокий мужчина – разглядев его лучше, Семенов изменил первоначальный вывод, что перед ним стоит молодой человек – был одет в форму полицейского, только погоны, в виду разницы в росте, профессору никак не удавалось рассмотреть.

Вероятно, сержант, – подумал профессор, и в этот миг полицейский заговорил. Начало фразы Семенов прослушал, его загипнотизировала правая рука, медленно и грациозно двинувшаяся к фуражке, – кажется, у них это называется отдать честь, – подумал профессор, зачарованно наблюдая, как рука полицейского, изгибаясь под немыслимым углом, медленно и неумолимо тянется к виску. Пальцы слегка согнулись и ладонь медленно, как кобра, покачивались у виска, губы полицейского не переставали шевелиться, видимо тот продолжал говорить, обращаясь не к кому-то, а к растерявшемуся профессору.

Усилием воли Семенов заставил себя отвести взгляд от ладони мужчины, продолжая размышлять – чем же могла напугать его обычная человеческая рука. Губы полицейского сжались в тонкую линию, а все лицо выражало вопрос. Теперь, когда полицейский сделал шаг вперед, повернув лицо к желтому лучу фонарного света, профессору показалось, что этот человек, стоявший напротив, был не на много моложе его.

– Простите, – наконец сумел вымолвить Михаил Юрьевич, – вы сейчас обращались ко мне?

Мужчина выдержал минутную паузу, и только после этого повторил свой вопрос.

– Вы Михаил Юрьевич Семенов, работаете в должности профессора, факультет истории, государственный университет? – спросил полицейский хорошо отрепетированным, лишенным интонации голосом, как будто говорил неживой человек.

– Скорее не должность, а ученое звание, и правильнее сказать – исторический факультет, – поправил профессор, соглашаясь с услышанным.

В ответ полицейский лишь коротко кивнул, как будто именно такой ответ он и ожидал услышать, его миндалевидные глаза, цвет которых постоянно менялся, продолжали пристально изучать черты лица Михаила Юрьевича. В воздухе повисла неловкая пауза, которую блюститель порядка никоим образом не собирался нарушать первым.

– Могу я вам быть чем-нибудь полезен? – осведомился профессор, осторожным движением глядя на наручные часы, которые показывали половину девятого.

Голова полицейского снова кивнула, отчего козырек фуражки пафосно и комично надвинулся на глаза, придавая мужчине вид киношного гангстера. Губы мужчины непонятного возраста – профессору снова показалось, что перед ним стоит молодой человек – пришли в движения, не говоря, но воссоздавая слова. Видимо, сказывался эффект от тарахтящего автобуса, подъехавшего к остановке в этот момент, но профессору на мгновение померещилось, что слова отстают от движения губ.

– Будьте любезны пройти со мной, – сказал полицейский, слегка развернувшись, указывая глазами в сторону казенного УАЗа, остановившегося возле парадного входа, как будто в насмешку отрезая от профессора привычный и безопасный вход в институт.

Семенов проводил глазами удаляющийся автобус, мысленно отметив, что следующий придется минут пятнадцать подождать, после чего снова окинул взглядом милицейский УАЗ. Невозможно было разглядеть, кто сидит на водительском месте, но судя по тому, что машина наскочила на ступень передним колесом, за рулем находился хамоватый лихач. Последнее зародило в сознании профессора искорку злобы и даже протест, – а не послать ли подальше этого полицейского, в конце концов, он ничем не нарушил закон. Но искра угасла, уступив место усталости, решив не портить пятничный вечер, Михаил Юрьевич утвердительно кивнул.

– Только если на минуту, – с чувством собственного достоинства обратился он к полицейскому, мужчина в ответ снова молча кивнул.

Подойдя к машине, Семенов испытал чувство тревоги, рассмотрев полностью затемненные стекла УАЗа – это касалось передних и задних окон, таких полицейских автомобилей Михаил Юрьевич ранее не видел. Впрочем, это вполне могло объяснить тот факт, что водитель не нарочно заскочил на крыльцо института.

– Прошу вас, – полицейский оказался впереди профессора, успев сделать два шага вперед, одновременно распахивая заднюю дверь машины.

Из салона пахнуло ванилью и запахом мяты. Семенов никогда не бывал в полицейских машинах, но догадывался, что пахнет в них совершенно не так. Запахи насторожили внимательного профессора, пробудив страхи и подозрения в его душе, но, решив, что отступать уже поздно, Михаил Юрьевич, кряхтя и охая, залез в салон.

На переднем сиденье сидел мужчина, который не повернулся к вошедшему лицом. Семенихин видел только часть обритого затылка, украшенного шрамом в форме буквы S. Боковая дверь резко распахнулась, и в салон запрыгнул подозрительный полицейский, – который так и не представился мне, – подумал профессор, и скорее ощутил, чем почувствовал, как страх вгоняет в мозг стальную иглу. Вместе со страхом пришли две другие мысли, одна из которых – полицейский слишком быстро обошел машину, как будто бежал, и вторая – он забрался в машину удивительно ловко, очутившись на сиденье единым прыжком.

– Могу я увидеть ваше удостоверение? – обратился к нему профессор, надеясь, что его голос не выдаст, и не покажет закипающий страх.

– Конечно можете, – ответил полицейский, его правая рука снова изогнулась, и со змеиной грацией ловко скользнула в нагрудный карман. Через секунду полицейский раскрыл перед профессором красное удостоверение, а через другую закрыл его с глухим хлопком.

Семенов видел в фильмах подобное поведение, поэтому происходящее не сильно напугало его. Но что-то настораживало внутри служебного удостоверения, какая-то мелочь, какая-то деталь, которую успели зацепить глаза Михаила Юрьевича за ту секунду, в течении которой красная корочка оставалась открытой. Но толи из-за страха, толи из-за волнения, профессор никак не мог понять, что именно так сильно насторожило его.

– Могу я посмотреть ваши документы? – вежливо и тактично обратился к нему полицейский.

– Конечно, – спохватился профессор истории и поспешно полез в свой портфель.

Когда застежки на портфеле звякнули и ладонь профессора нырнула в просторные недра папок и бумаг, глаза полицейского буквально впились в его руку, смешно сказать, но запястье начало покалывать и щипать. Это состояние постепенно ухудшилось, Семенов чувствовал нестерпимый зуд, с трудом подавляя в себе желание почесать запястье свободной рукой. Наконец ему удалось с правиться с волнением, и рука нащупала удостоверяющий документ в привычном отделении под ручки и блокноты.

– Прошу вас, – протянул Семенов свой паспорт, после чего не выдержал и от всей души впился ногтями в запястье правой руки, с удовольствием отмечая, что зуд стихает.

Для того, чтобы изучить паспорт профессора, полицейскому понадобилось едва ли больше десяти секунд, после чего он протянул обратно закрытый паспорт и посмотрел Семенову в глаза.

– Разрешите досмотреть ваш портфель, – не меняясь в лице попросил полицейский, при этом змеевидная рука протянулась вперед. Профессор инстинктивно прижал портфель к кожаной дубленке, предполагая, что полицейский попытается силой забрать его. Однако мужчина не предпринял попыток завладеть портфелем насильно, рука замерла в воздухе, терпеливо выжидая, и по всей видимости, никуда не спеша.

– Зачем это нужно? – опеши профессор, понимая, что забился в угол и имеет весьма напуганный вид.

Полицейский не соизволил удостоить ответом, вместо ответа со щелчком открылась задняя дверь. Михаил Юрьевич, от удивления и неожиданности, едва не вывалился спиной вперед – на столько резко распахнулась дверца, но сильное плечо толкнуло его назад, заставляя двигаться в салон автомобиля. Обернувшись, профессор обнаружил, что рядом с ним сидит второй полицейский, похожий на первого, как две капли воды.

Оказавшись зажатым между двумя блюстителями правопорядка, профессор Семенихин затравленно посмотрел по сторонам – не стоило и думать о том, чтобы выбраться из машины, а рука первого полицейского по-прежнему висела в воздухе, ожидая заполучить его дорогой кожаный портфель.

– Это понятой, – пояснил первый полицейский, наблюдая на лице профессора недоумение и испуг, – и вот еще что, уважаемый Михаил Юрьевич, мы ничего не станем вам подкидывать.

– И ваше имущество нам не понадобится, – завершил фразу второй полицейский, поражая Семенова манерой говорить – и интонация, и сам тембр голоса, как будто обоих полицейских озвучивал один и тот же актер.

– Но позвольте, позвольте, – залепетал перепуганный профессор, наблюдая, как его руки стыдливо и услужливо протягивают портфель.

Портфелем завладел первый полицейский, расстегнув застежки он по-хозяйски полез исследовать его содержимое. Главное отделение служитель порядка обследовал быстро и, не найдя ничего интересного, умело расстегнул боковой карман. В боковой карман не пришлось заглядывать, пакет с белым порошком вывалился сам.

Семенов с удивлением разглядывал, как между ним и сомнительным полицейским на сиденье вывалился незнакомый пакет. Длинные и тонкие пальцы завладели пакетом, подняли его в воздух, помяли, потрясли – внутри находилась белая субстанция, по форме и содержанию напоминающая порошок.

– Похоже на героин, – прокомментировал первый полицейский, вертевший в воздухе маленький пакет.

– Граммов семьдесят, если не больше, – добавил к реплике его двойник.

– Это не мое, – проговорил профессор, краснея от того, что с языка слетают заикающиеся слова.

– Но это лежало в вашем портфеле, – безо всякой интонации ответил первый полицейский.

– А значит, вам придется проехать с нами, – закончил за него двойник.

Семенов переводил взгляд с первого на второго с отстраненной тоской, понимая, что выбраться из машины ему навряд ли удастся, и все что он скажет, или сможет сказать, не будет иметь ни малейшего смысла – есть он, полицейские и пакет с порошком.

Заскрипел кожзам на водительском сиденье, это третий полицейский обернулся к нему. Казалось, уже ничего не могло удивить обомлевшего профессора, но тот факт, что и третий полицейский являл точный образ и подобие первых двух, ввергло Семенова в отстраненный ужас. Михаил Юрьевич не сразу разглядел, что полицейский, сидящий на месте водителя, протягивал ему таблетку и наполненный до половины бумажный стакан.

– Что это? – сумел выдавить из себя профессор, перебирая буквы чужим, непослушными языком.

– Это, чтобы вы в дороге не заскучали, – произнес полицейский, сидящий по правую руку от него.

– Я не буду это пить, – замотал головой Семенов, одновременно пытаясь спрогнозировать возможные варианты развития событий. Годами натренированный, пытливый мозг видел перед собой немного вариантов, но хуже всего был тот факт, что ни один из прогнозируемых вариантов не предвещал для профессора счастливый исход.

Вопреки опасениям, профессору не стали заламывать в руки, и силой впихивать таблетку в рот. Вместо этого первый полицейский нырнул рукой в нагрудный карман, вытащив оттуда блестящий шприц с прозрачной жидкостью. Шприц заканчивался пластиковым колпачком, под которым, безо всяких сомнений находилась игла, – острая и холодная, – подумал профессор.

– Не буду врать, нас учили ставить уколы, но на практике наши навыки лучше не проверять, – монотонно добавил второй полицейский, – советую не отказываться, вода с таблеткой лучше, чем укол.

Семенов снова посмотрел в протянутую ладонь водителя УАЗа, на которой, лежала продолговатая красная пилюля. Но когда его рука потянулась к таблетке, вместо всевозможных вариантов мучительной смерти, профессор думал о миллионах микробов, таящихся на ней. Медленно, как в замедленной съемке, рука Михаила Юрьевича двинулась к ладони, непослушные пальцы сжали таблетку, ощутив под кожей твердый и прочный материал. Пока рука возвращалась к губам, мозг профессора обдумывал вариант уронить таблетку на пол, но тут же сам ответил на следующее действие, – ее поднимают с пола и снова протянут ему.

Твердая таблетка прилипла к обезвоженному языку профессора, он поднес к губам пластиковый стакан, сделав большой глоток прозрачной жидкости, моментально ощутив, как таблетка проскочила в желудок, а жидкость обожгла горло и язык. Ожог быстро прошел, на смену ему пришло мимолетное чувство пьянящей эйфории, профессор почувствовал, как по жилам расползается блаженство и тепло.

– Это водка? – удивляясь себе, спросил профессор.

– Это разбавленный спирт, – ответил первый полицейский, – так действие таблетки будет быстрей.

Семенов откинул голову на спинку сиденья, ощущая, как автомобиль под ним вздрогнул и ожил, переднее колесо соскочило с бордюра, отчего тело профессора сильно затрясло. Михаил Юрьевич смотрел на удаляющееся двери родного университета, одновременно замечая, как мимо машины мелькают заснеженные деревья, и унылые фонарные столбы. Все это проносилось на безликом фоне, тогда профессор понял, что уже крепко спит.

2. Братья

Семен и Николай молча и с тоской разглядывали заснеженный двор старенькой девятиэтажки, сквозь пыльное, зарешеченное окно. По грязному снегу и голым деревья мелькали отблески красных и синих огней от мигалки на полицейском УАЗе, которую четверо мужиков в одинаковой казенной форме так и не удосужились выключить.

Николай с жадностью смотрел на разбитые окна продуктового киоска, в котором осталась водка и сигареты, последнее братья не успели попробовать, или даже открыть. Полиция подъехала в тот момент, когда младший брат откупоривал бутылку водки, перед Николаем был простой выбор – бежать, или пить. Обидней всего, что ему не удалось ни первого, ни второго, и за все это светил новый срок, а братья едва успели почувствовать свободу – с момента освобождения не прошел и год.

Семен со злобой рассматривал окна старой девятиэтажки, такой же унылой и убогой, как пейзаж и двор возле нее. За многими окнами угадывались любопытные, возбужденные лица, жадно наблюдающие за происходящем спектаклем во дворе. – Ну и кто же из вас ментов вызвал? – вглядывался Семен, пытаясь угадать. Обидно, ну конечно обидно – кто же мог подумать, что из-за жалкого киоска, который продавал водку и сигареты по бешенной цене, кому-нибудь придет в голову вызвать полицию? Но кто-то же их точно вызвал, как теперь отыскать эту тварь?

Семен мысленно взвесил срок за свое преступление, получилось не много, даже учитывая рецидив. На этот раз они никого не ограбили, при этом преступлении никто не пострадал. Кража со взломом без вреда для имущества, если не брать в расчет разбитую витрину и покореженную металлическую дверь. Много не дадут, а выйду – рассчитаемся, – сжимая кулаки, подумал Семен.

Его томило само ожидание, было что-то неправильное в этом дворе, и в этом киоске, и в лицах за окнами – как будто самое интересное ждало впереди. Семен повернул голову в сторону трех полицейских, топтавшихся возле разбитой витрины киоска. Двое молча курили, безразлично рассматривая чужое имущество, а самый молодой, и видимо некурящий, возвращался к машине, на ходу стряхивая снег, налипший на фуражку.

– Ну что, Серега, долго еще? – обратился к нему другой полицейский, сидевший в машине, и заполнявший протокол.

– Никак нет, товарищ капитан, – ответил вошедший, – ущерб сфотографировали, сейчас подъедет хозяин киоска, остальное уже под его ответственность.

– Хорошо, – коротко ответил старший по званию, он устало зевнул и посмотрел на часы.

Когда в салоне автомобиля повисло молчание, тишину нарушил сотовый телефон. Звуки школьного вальса, Семен узнал его в исполнении дребезжащего динамика, разнеслись по пустому салону и неприятно ударили по ушам. Капитан похлопал себя по наружным карманам, затем полез во внутренний карман. Молния заела на форменной куртке, а школьный вальс продолжал терзать и без того подпорченные нервы Семена.

Капитан с силой дернул за бегунок, молния разошлась с противным треском, рука нырнула за подкладку куртки, через секунду в пальцах появился кнопочный телефон. И кто в наше время использует кнопочные? – поморщился Семен, чувствуя, как дребезжащий динамик искажает скрипки, напоминая скольжение пенопласта по стеклу. А капитан тем временем смотрел в телефон, морща лоб и шевеля губами, – странно, номер не определен, – ни к кому не обращаясь, прокомментировал он.

Длинный палец с обкусанным ногтем завис над кнопками, раздумывая, которую нажать. Ну же, решайся уже на что-нибудь, – мысленно взмолился Семен, чувствуя, как от скрипения пенопласта к горлу подкатывает предательская тошнота. Наконец капитан принял решение, палец опустился на зеленую кнопку, кнопочный телефон прижался к щеке.

– Алл-Лоу! – ответил капитан, лениво растягивая каждую букву на неприятный иностранный манер.

– Здорово, Семеныч! Не узнал, наверно? – голос из динамика проскрежетал на весь салон.

Лицо капитана вытянулось от удивления. Убрав трубку от щеки, он поискал глазами кнопку громкости, и не найдя ее, снова прижал к уху телефон.

– Игнатюк, ты, что ли? – удивленно проговорил капитан.

– Я, я! Здорово, Семенов! – в динамике послышался лающий смех.

– А чего у тебя, номер что ли сменился? – глядя в окно, спросил капитан.

В трубке повисла секундная пауза, как будто на том конце подбирали слова.

– Нет, не сменился… позвонить дали, – и снова послышался лающий смех. – Слушай, капитан, вы, говорят, на задержание поехали… поймали кого, или как?

Семенов медлил с ответом, повернувшись к отсеку для задержанных, на него уставились две пары глаз. Одни настороженные, другие – любопытные, без сомнения оба слышали разговор.

– Двоих взяли, – наконец проговорил капитан.

– Магазин ограбили? – уточнила трубка.

– А ты откуда знаешь про магазин? – Семенов повернулся сторону разбитого киоска и хитро прищурился.

– Диспетчер подсказал, – ответила трубка.

– А! Диспетчер! – Семенов повернулся ко второму полицейскому и выразительно посмотрел на него.

Этот взгляд до крайности не понравился Семену, он умел определять, когда люди врут. И сейчас, наблюдая со стороны, как переглянулись двое полицейских, отчетливо понял – в последние слова не поверил ни один из них.

– Так что они… ограбили магазин? – последняя часть вопроса прозвучала с надеждой, тембр голоса на другом конце снизился до заискивающих нот.

Семенов снова взглянул на разбитую витрину киоска и на приоткрытую покореженную дверь. Он несколько секунд думал, прежде чем ответить, и в этот момент Семен почувствовал – сейчас решается их судьба. Николай вопросительно взглянул на Семена – брат в таких вопросах несколько туговат, но даже он догадывался, что дело не чисто – Семен одобряюще кивнул в ответ.

– Да какой магазин, – вздохнул Семенов, устало потирая ладонью глаза, – киоск с сигаретами. И даже не ограбили, верней не обворовали… стекло разбили и разворотили дверь. Кто-то из жильцов этих гоблинов в окно увидел, и, пока они возились, позвонил нам.

Семен перевел взгляд на двух полицейских, стоящих возле киоска. Они закончили осмотр и терпеливо курили, дожидаясь дальнейших указаний. Кроваво-синяя мигалка, продолжавшая своими всполохами украшать двор, попадая на лица двух полицейских, делала их похожими на звериный оскал. Николай поднял руку и торопливо перекрестился, вгоняя старшего брата еще глубже в подозрения и тоску.

В трубке послышался невнятный шепот, как будто собеседник на том конце прикрыл ладонью микрофон телефона, переговариваясь одновременно с кем-то еще.

– Слушай, Семеныч, – заканючила трубка, – Семеныч, выручай! Ограбление не состоялось, ущерб минимальный, владелец наверняка не станет подавать дело в суд. Пересчитает товар, заменит стекла, и все забудет, как страшный сон. Ну на кой черт ему из-за такой ерунды потом целый месяц по судам таскаться? Да и тебе по приезду протокол писать. Отдай их мне, слышишь, Семеныч?

– А тебе-то они зачем? – брови капитана взметнулись вверх, едва не коснувшись козырька на фуражке, сидевший рядом полицейский удивленно посмотрел на него.

– У меня план горит, понимаешь, Стас? Заявлений куча, все карманные кражи, а я никого поймать не могу! Начальство на верху уже рвет и мечет, хоть сам на себя протокол составляй.

Семенов обернулся к двоим задержанным, смерил взглядом, оценивая свой ответ

– Ну, допустим, я тебе их отдам, а дальше-то что будешь делать? Уверен, что они подпишутся под твоих карманников?

– Ну а куда они от меня денутся, им-то все равно за что срок отматывать! – почувствовав, что Семенов вот-вот согласится, голос в трубке заговорил быстрой скороговоркой, – ты отдай их мне, Стас, а я дальше сам!

Семенов перевел взгляд на второго полицейского, но тот безразлично пожал плечами.

– Да черт с тобой, забирай! – наконец согласился капитан Семенов, – куда тебе их доставить?

– Ждите там, – прокричала трубка, – я сейчас сам приеду!

И в третий раз брови капитана взметнулись в воздух, от чего он едва не выронил кнопочный телефон.

– А ты что, Игнатюк, знаешь где мы сейчас находимся? – тихим голосом спросил Семенов.

– Знаю, знаю! – затараторил Игнатюк, – Спасибо, Стас, буду должен!

Дисплей телефона мигнул и погас, извещая, что входящий вызов окончен, капитан задумчиво смотрел в телефон. В машине повисло напряженное молчание, Семен чувствовал, как брат буравит взглядом его затылок, требуя объяснить некоторые моменты, но в ответ лишь покачал головой.

– А откуда он об этом узнать мог? – спросил второй полицейский своего капитана.

Капитан повторил жест Семена – также медленно и неохотно покачал головой., – не знаю, Серега… понятия не имею!

Время в салоне тянулось медленно. Двое полицейских, стоявших на улице, косились на запотевшие окна УАЗа, завидуя своим коллегам, сидящим в машине. Семен с Николаем молча рассматривали двух полицейских, топчущихся на морозе в казенных ботинках, братья завидовали им от всей души. Часов у Семена не было, но прошло минут десять, навряд ли больше, и зарешеченное окно тесной камеры ослепили фары подъезжающего автомобиля.

Полицейские на улице бросили сигареты, и тоже наблюдали за приближающимся светом фар. Белый внедорожник без логотипа марки, но очень напоминающий БМВ серии Х, лихо притормозил возле полицейского УАЗа, пассажирская дверь открылась и на заснеженный двор ловко выпрыгнул высокий и осанистый человек. На ходу мужчина надел фуражку, в свете фар блеснули стильные и дорогие часы.

Семенов выпрыгнул навстречу товарищу, глядя мимо него на белый джип, возвышающийся над полицейским УАЗом. Игнатюк, сверкнув идеально ровными и белыми зубами, протянул руку, ладонь Семенова промахнулась мимо нее. Капитан продолжал разглядывать отполированный бампер подъехавшей машины, и Игнатюк ловко поймал его ладонь.

– Здорово, Семеныч, как я рад тебя видеть! – улыбка Игнатюка сделалась еще шире.

– Привет, Игорь! – Семенов оторвал взгляд от белого внедорожника и вопросительно посмотрел в глаза Игнатюку, – у вас теперь что, такие машины? – капитан мотнул головой, указывая на подъехавший автомобиль.

Игнатюк оглянулся, на секунду его улыбка угасла, но с ответом не затянул, – если бы такие… наша на ремонте, выдали взамен.

Семен вжался лбом в оконное стекло, чувствуя, как ему в ухо с нетерпением дышит Николай. Ответ подъехавшего полицейского прозвучал так бодро, и так фальшиво, как и улыбка, сияющая на него лице.

– Ну что, покажешь мне своих гоблинов? – Игнатюк хлопнул Семенова по плечу, напоминая о цели своего визита.

Семенов кивнул и обратился в сторону, – Серега, открой, ключи у тебя!

Из УАЗа выпрыгнул второй полицейский. В отличии от своих высоких коллег, полицейский-Серега приземлился неудачно, и едва не упав, замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Семенов посмотрел на него с сочувствием, сделав шаг вперед, чтобы в случае чего придержать, Игнатюк – напротив, отстранился всем телом, наблюдая за неуклюжим танцем Сереги с презрительной ухмылкой.

Сереге удалось устоять на ногах, и прихрамывая, он заковылял к заднему отсеку. Позвенев ключами, полицейский вставил один из них в замок задней камеры, с хрустом повернул и потянул ручку на себя. Дверь осталась на месте. Серега выругался сквозь сжатые зубы и снова вставил в замочную скважину ключ. Игнатюк в два шага подошел к полицейскому и с силой оттолкнув его плечом, отчего Серега отлетел и громко шлепнулся на заснеженный асфальт. Ухмыляясь, Игнатюк двинул другим плечом по отсеку для задержанных, и одновременно потянул дверную ручку на себя.

Замок щелкнул, дверь распахнулась, впуская морозный воздух в задний отсек. Не меня выражения лица, Игнатюк окинул быстрым взглядом двоих задержанных, после чего обернулся к Семенову.

– Красавцы, Стас! Спасибо, удружил!

Капитан, помогавший Сереге подняться, даже не взглянул в ответ на Игнатюка.

– Да ладно, ребята, я слегка перенервничал, – с нотой извинения проговорил Игнатюк, – работа такая, сами понимаете…

Серега отряхивал куртку и брюки, морщась, и потирая ушибленное плечо, Семенов с укором смотрел на Игнатюка.

– Ты их один повезешь в отделение? – вместо упрека, спросил капитан.

– Почему один? – Игнатюк обиженно передернул плечами, со мной ребята! сейчас позову…

Игнатюк обернулся в сторону белого внедорожника. Затемненные стекла полностью закрывали обзор, а яркий свет фар мешал разглядеть что происходит за лобовым стеклом.

– Орлы, на выход! – прокричал Игнатюк, призывно махая в воздухе руками.

Рукав куртки задрался и в тусклом свете снова блеснули дорогие часы, на этот раз их заметил и капитан Семенов, он внимательно и оценивающе посмотрел на Игнатюка. Из белого внедорожника никто не вышел, он стоял без движения, тихо работая на холостом ходу. Трое полицейских и сам Семенов с подозрением смотрели на дорогой автомобиль.

Улыбка стерлась с лица полицейского, обнажая суровые черты лица. Шагая уверенной, пружинистой походкой, Игнатюк в считанные секунды преодолел несколько метров, отделявших его от белого внедорожника, и, размахнувшись, ударил кулаком о лобовое стекло. В тишине двора прокатилось гулкое эхо удара, после чего послышался новый звук. Передние двери внедорожника распахнулись, на землю спрыгнули двое мужчин, одетых в новую полицейскую форму.

Братья разглядывали новых полицейских, последние выделялись высоким ростом и непомерно широкими плечами, остальные стражи порядка на их фоне казались маленькими и незначительными. Двое мужчин в полицейской форме, вопреки ожиданиям, не поздоровались со своими коллегами, а молча направились в сторону полицейского УАЗа.

Семену сразу бросились в глаза уверенные движения и упругая походка, таких полицейских он еще не встречал – ни одного лишнего движения, и ни единой эмоции не промелькнуло волевых лицах. Мужчины подошли к отсеку с задержанными и замерли в ожидании команды, Семен и Николай снизу-вверх смотрели на них.

– Забирайте их, – скомандовал Игнатюк, и громили тут же выполнили его приказ.

Сильная рука скрутила запястье Семена и умело заломила за спину, отчего небритый мужчина охнул и застонал. Рядом с ним застонал Николай, тихим матом высказывая эмоции. Задержанных повели в сторону белого внедорожника, где Игнатюк умелым движением распахнул заднюю дверь.

На ходу Николай успел заметить, с какими лицами за происходящим наблюдают остальные полицейские, приехавшие вместе с капитаном Семеновым. В их глазах читалось удивление, непонимание, и даже страх. В черствой душе небритого мужчины на мгновенье мелькнула спасительная мысль, что капитан вмешается и остановит издевательства, но эта мысль тут же улеглась. Семенов молча наблюдал за происходящим, его лицо выражало живой протест, но губы, растянувшиеся в ровную линию, остались сомкнутыми.

Это не задержание, это…, – Семен пытался подобрать термин, наиболее подходящий к сложившейся ситуации, и неожиданно в голову пришла другая мысль, – это не задержание, это похищение! – последнее Кумарин едва не произнес вслух.

Николая первым грубо втолкнули в задний отсек белого внедорожника, после чего первый здоровяк ловко надел наручники на руки брата, и продел их в специальную скобу. Такое же действие повторилось и с Семеном, когда холодная и знакомая сталь туго сомкнулась на его запястьях, мужчина запоздало подумал о том, что, возможно, они с братом зря сидели молча все это время, интуиция подсказывала, – мы упустили свой единственный шанс.

Младший брат испытывал те же эмоции. Николай, всю жизнь презиравший правоохранительные органы, с надеждой смотрел на пустой отсек полицейского УАЗа, который никто не спешил закрывать.

– Ну что, мы поехали? Еще раз спасибо! – Игнатюк с размаху хлопнул по протянутой ладони Семенова, после чего подошел к Сереге и легонько хлопнул по плечу, наклонившись при этом, он что-то прошептал невысокому полицейскому. Серега посмотрел на Игнатюка, улыбнулся и кивнул.

Машина резко тронулась с места, заставив братьев привалиться спинами к деревянной перегородке, ограждающую от них остальной салон. Семен смотрел сквозь вихрящиеся снежинки, вылетающие из-под задних колес, на унылый двор и старую девятиэтажку. Свет во многих окнах уже погас, люди в квартирах готовились ко сну. Удивительно, но ненависти к ним в этот момент Семен Кумарин больше не испытывал.

Позади машины мелькали улочки и пятиэтажные дома, их везли по окраине города. Светофор впереди мигнул, и сменился красным, внедорожник дернулся и резко затормозил. Братья только сейчас обратили внимания, что за время поездки никто из полицейских не проронил ни слова.

– Останови на следующем перекрестке, – сказал Игнатюк, обращаясь к водителю.

Водитель молча кивнул в ответ. Светофор мигнул желтым, и загорелся зеленым, белый внедорожник дернулся с места, и быстро помчался вперед. Братья нервно переглянулись, позвякивая наручниками. Их не пугал суд, и не пугала тюрьма – все это было пройденным, хоть и малоприятным этапом, однако в подобной ситуации они оказались впервые в жизни.

– Как думаешь, кто они такие? – вполголоса спросил младший брат, стараясь размять онемевшие руки.

– Не знаю, – также тихо ответил Семен, – но на ментов они точно не похожи!

Николай помолчал, глядя в окно, пытаясь размять согнутые ноги, – мне на этапе один кент рассказывал, – после долгого молчания, начал он, – что виртухаи зеков на органы продают. По документам он застрелен за попытку побега, а на самом деле помер в больничке, под хирургическим ножом. А на нас, слышь, Сеня, они в натуре, даже протокол не стали составлять!

– Брехня все это, – со злобой отмахнулся Семен, надеясь, что его голос прозвучал убедительно. На самом деле он уже обдумывал подобный вариант, потому, как и сам слышал подобные рассказы. Будучи по природе закоренелым реалистом, Семен Кумарин не верил услышанному, но сейчас, сидя в тесном кузове белого внедорожника, с руками, пристегнутыми к боковой скобе, он всерьез рассматривал подобные варианты.

Внедорожник сбросил скорость и плавно остановился у следующего перекрестка. В машине послышалась тихая возня, потом дверь открылась, запуская шум с улицы и свежий воздух. Игнатюк ловко выпрыгнул из машины, стукнувшись ботинками о заснеженный тротуар. По улице прокатилось тихое эхо, человек в полицейской форме быстро, но внимательно посмотрел по сторонам.

– Знаете, что делать? – спросил Игнатюк, обращаясь к водителю.

Вместо водителя ответил второй человек, – иди домой, сами справимся, – обронил он две короткие фразы, не поворачивая головы.

Игнатюк несколько секунд постоял у машины, затем кивнул и захлопнул дверь. Внедорожник снова дернулся, набирая скорость, увозя Семена и Николая в ночь. Братья смотрели в спину удаляющегося полицейского, пока его высокая фигура не скрылась за поворотом.

– Куда вы нас везете? – не выдержал Николай.

Ему никто не соизволил ответить. Следующие несколько минут оба брата прибывали в неведении, пока внедорожник не остановился в последний раз, подъехав к воротам, закрывающим въезд на пустую строительную площадку. Водитель выпрыгнул из машины, достал сотовый телефон, и набрал короткий четырехзначный номер. Ворота вздрогнули, и медленно поползли в сторону, открывая полутемный огороженный двор, находящийся за ними. За воротами показалась пустая площадка, где, кроме двух аккуратных стопок кирпичей, ничего не напоминало намечающуюся стройку.

Напарник водителя вылез из машины, размял спину, и оба мужчины направились к багажнику. Дверь открылась, заставив братьев вздрогнуть и, на сколько позволяли наручники, забиться в глубину салона. Водитель протянул руку вперед и ухватил Семена за воротник куртку. Семен с силой дернулся, раздался треск разрывающейся материи, рука полицейского осталась ни с чем.

Без эмоций и без замаха кулак водителя, описав в воздухе короткую дугу, с силой врезался в живот Семена, отчего мужчина выдохнул и тихо застонал. Водитель ждал, пока Семен не восстановит дыхание, после чего вынул из кармана другую руку, сжимавшую тонкий прозрачный шприц. Игла, блеснувшая в тусклом свете, заставила Кумарина снова отползти назад. Водитель ждал, молча вглядываясь в глаза Семена, наконец тот не выдержал и подполз вперед, закрыв глаза и стараясь не двигаться.

Николай смотрел со стороны, как тонкая игла глубоко впилась в багровую шею, после чего брат коротко замычал. В глазах Семена появилась сонливость, мужчина мерно и часто задышал, после чего его тело расслабилось, голова безвольно откинулась назад. Не прошло и минуты, как Семен глубоко и часто дышал.

Второй полицейский достал такой же шприц из своего кармана, и глазами задал Николаю немой вопрос. Для последнего все и без слова было понятно – сделаешь что нужно, или тебя нужно бить? Николай, бросив взгляд на безвольное тело брата, закрыл глаза и подался вперед, подставляя полицейскому незащищенную шею.

Кумарин-младший содрогнулся, когда к коже прикоснулась игла, от шеи до предплечья прокатилась волна холода. В лицо дохнуло нестерпимым жаром, как будто в салоне внедорожника на полную мощность включили систему отопления, а вместе с жаром мужчина почувствовал, как пальцы на руках начали неметь, отяжелевшие веки отказывались подниматься. Моргнув в последний раз, Николай разглядел двух полицейских, смотревших на него с пустым безразличием, в следующий миг его глаза закрылись, сознание окутало плотным мраком.

3. Секретная лаборатория. Фридман

Фридман нетерпеливо притопывал ногой, ожидая, пока двое охранников отопрут замок толстой металлической двери. В соседней комнате, отделенной толстыми, звуконепроницаемыми стенами, находился предмет, захвативший любопытство пожилого ученого. Несмотря на то, что предмет имел вполне живую, человеческую оболочку, Георгий Авраамович привык в нем видеть лишь образец для испытаний, именуя стандартным термином – образец номер восемь.

В нетерпении, человек в белом халате облокотился рукой о бетонную стену, пытаясь почувствовать то, что находится за стеной, одновременно питая надежду, что на этот раз в соседней комнате никого не окажется, и проект под кодовым названием «коридор» можно со спокойной совестью ставить на поток, записав свое имя в мировую историю. Не просто в мировую, а в историю двух миров, – мысленно поправил себя доктор Фридман, убирая руку от бетонной стены.

Замок щелкнул, Георгий Авраамович буквально почувствовал незримое колебания магнитный волн, соединяющих соседнюю комнату с реальностью. При замыкании тяжелого механического замка, соседнее помещение защищала огромная клетка Фарадея, элементы которой были вмонтированы в стены, пол и потолок, не исключая толстую дверь с круглой поворотной ручкой. Данная мера предосторожности способствовала полной изоляции герметичного помещения, лишенного вентиляции и окон, отгораживая его от физических воздействий со стороны нестабильного внешнего мира, пронизанного радиоволнами и сотовой связью.

За клеткой Фарадея находилась замкнутая система проводников, питаемая высокочастотным током постоянной полярности. Люди научились вырабатывать электрическую энергию, научились хранить ее, и пользоваться ею, но последнее являлось всего лишь иллюзией. Человечество до сих пор не ведает, откуда берется электрический ток, хоть и использует его по своему усмотрению. Ученый с трудом сдержал самодовольную улыбку, которая зарождалась изнутри, от гордости, представляя, с каким открытием ворвется в научный мир, мгновенно перевернув основные законы физики.

В ходе нескольких первых опытов Георгию Авраамовичу удалось подтвердить свою смелую, но обоснованную теорию – заряженные частицы, образующие электрический ток, могут существовать одновременно в нескольких измерениях. Управляя движением этих частиц, а если подробней – сменой направления, Фридман открывал дверь, ведущую в…

Куда ведет эта дверь Фридман не знал, на этот счет у него не сложилось определенного мнения. Он не сомневался, что там, на том конце коридора между измерениями, существует вполне пригодный для человека мир, своего рода параллельная вселенная, но на что она похожа, ученый лишь догадывался, и очень хотел это выяснить.

Но прежде, чем отправить в тот мир «добровольца» из проекта, нужно было усовершенствовать коридор, который до этого дня работал нестабильно. Вспомнив про это, Фридман поморщился – любые неодушевленные предметы, пересылаемые на тот конец, благополучно исчезли из герметичной комнаты и были получены на другом конце, о чем извещала записка от «коллег».

Определенного успеха лаборатория достигла и с мелкими грызунами, но человек, состоящий из плоти и крови, отказывался перемещаться в соседний мир. Георгию Авраамовичу почти удалось решить эту проблему в ходе проведения эксперимента под номером четыре, и эксперимента под номером шесть.

В первом случае человек полностью переместился на другую сторону, но, как сообщали «коллеги», к ним попал умалишенный человек, который там прожил чуть больше минуты, после которой организм несчастного прекратил жизнедеятельность. В ходе проведения эксперимента номер шесть, Фридман попробовал увеличить ток, надеясь таким образом ускорить процесс нахождения подопытного в переходном состоянии. Подопытный не переместился в другой мир… или переместился – но этот вопрос уже ближе к философам.

Георгий Авраамович, обладающий светлым и рассудительным умом, увидел подопытного в жалком состоянии – нижняя часть испытуемого, примерно на уровне солнечного сплетенья, отделилась от туловища и исчезла из комнаты, причем кожный покров и одежда выглядели так, как будто поработали острым скальпелем – аккуратный надрез без намека на каплю крови.

При воспоминании об увиденном Фридман содрогнулся, снова переживая тот момент, когда он вошел в закрытую комнату. Человек продолжал жить и дышать, хотя по всем законам здравого смысла и медицины, жить с такими увечьями было попросту невозможно. К счастью, жил он не долго, Фридману не пришлось звать охрану, и она не увидела ужас на лице научного руководителя проекта.

В дверном проеме снова раздался тихий щелчок, возвестивший о том, что последние запорные механизмы убраны, и электрическая цепь полностью обесточена. Двое дюжих охранников услужливо распахнули тяжелую дверь, но остались на месте, уступая дорогу руководителю лаборатории. Фридман с трудом сдержал вздох, собираясь с силами, чтобы войти в помещение. Когда нога ученого уже практически перешагнула порог, с другой стороны узкого коридора послышался тяжелый приближающийся топот.

Фридман так и остался стоять на пороге с поднятой в воздух ногой, повернув голову в сторону шума. По длинному проходу, задевая стены широкими плечами, бежал Игорь Станиславович Сорокин. Двое охранников вжались в стены, освобождая дорогу директору проекта, Георгий Авраамович непроизвольно побледнел, что в последнее время достаточно часто случалось при встрече с директором, особенно после череды недавних неудач. Остановившись прямо перед ученым, Сорокин мельком взглянул за дверь, но тут же снова перевел взгляд на Фридмана.

– Еще не входили? – спросил Сорокин привычным басом, рассматривая пуговицы на белом халате.

– Еще не успел, Игорь Станиславович, – попятившись от нависающего здоровяка, ответил Фридман.

– Значит сейчас самое время!

Закончив фразу, Игорь Станиславович уважительно, но бесцеремонно, схватит Фридмана за плечо и могучей рукой втолкнул за порог секретной лаборатории. Оказавшись в кругу яркого света, ученый поморщился и прикрыл глаза – слишком яркие лампы горели в светильниках. Сорокин зашел следом за ним.

Открыв слезящиеся от освещения глаза, Фридман не смог совладать со вздохом – восьмой испытуемый лежал на полу, в расслабленной позе на середине комнаты. Пустой взгляд смотрел в потолок, его глазам не мешал свет от множества ярких светильников. Мужчина дышал, что можно было бы назвать словом – прогресс, если бы не отсутствующий взгляд и безразличное выражение.

– Он как будто бы находится «там», хотя тело осталось в нашем мире, – подумал Фридман, но придержал эту мысль при себе, чувствуя, как над ним нависает недовольный директор научной лаборатории.

– Снова неудача, – пророкотал Сорокин, эти два слова ударили как хлыстом, отчего щеки Фридмана загорелись и запылали алым.

– Но он, по крайней мере, в настоящий момент жив, – попытался оправдаться смущенный ученый.

– Это ненадолго, – коротко обрубил Игорь Станиславович.

– Почему ненадолго? – переспросил Фридман, и тут же пожалел о своем вопросе.

Прежде чем ответить, Сорокин всем корпусом развернулся к ученому, отчего каблуки ботинок противно скрипнули по блестящему полу. На лице директора появилась широкая улыбка, но глаза не предвещали ничего хорошего.

– А как вы думаете, уважаемый Георгий Авраамович, – выждав долгую паузу начал Сорокин, – что потом происходит с жертвами ваших экспериментов? Как вы думаете, куда мы их помещаем?

Фридман открыл было рот, но так и замер в неловкой позе. Как человек, целиком и полностью увлеченный наукой, он не задумывался что с подопытными происходит потом, для него не имело значение ничего, кроме предстоящего научного открытия. Вдобавок к этому, директор лаборатории представился перед ним теперь в несколько ином, далеко не радужном свете.

Невысокий ученый, не имеющий представления о том, что такое отдельный фашизм и война в целом, увидел в Сорокине настоящего нациста, заставившего вспомнить, что он перед ним всего лишь маленький и старый еврей.

– Я не знаю, – наконец сдался Фридман, – в психиатрическую клинику, наверно… – его ответ прозвучал как вопрос.

– В психиатрическую, – мрачно подтвердил директор, но его глаза говорили, что это не так, – клинику, – кивнул он со злобной усмешкой, – ну конечно туда, а куда же еще! Лечим их, и предоставляем пособие, чтобы они поведали всему миру те злодеяния, которые мы творим!

Фридман смотрел в глаза Сорокина, сделавшиеся маленькими и очень жестокими. И этот взгляд из-под кустистых бровей красноречиво говорил ученому – это не я, это ТЫ убиваешь их. Георгию Авраамовичу пришлось сглотнуть, чтобы его голос прозвучал как можно спокойнее.

– Жаль это слышать, но наука не обходится без жертв. Вы сами понимаете цену эксперимента.

– Понимаю, – ответил директор, – вопрос в том – понимаете ли вы?!

– Мне нужно еще какое-то время, – не удержавшись, голос ученого начал просить, – я смогу… я должен преодолеть этот барьер! В конечном счете, мне удалось отправить туда подопытных крыс целыми и невредимыми!

– Вы уверены? – тихо спросил Игорь Станиславович.

– В Чем? – спросил Фридман, поправляя очки на горбатой, вспотевшей от напряжения переносице.

– В том, что крысы прибыли в целости и сохранности? На сколько я понимаю ситуацию, все человеческие подопытные образцы прибыли туда с поврежденной психикой, почему вы думаете, что с крысами удалось лучше?

– Они, – начал Фридман, и тут же осекся, понимая, что директор возможно прав.

– Они грызуны, – закончил Сорокин, – откуда вы знаете, как ведут себя сумасшедшие грызуны? Они бегали там и пытались выбраться, но это не доказывает совершенно ничего!

– Игорь Станиславович, необходимо время! Мне почти удалось преодолеть барьер! В конечном счете, это именно я предложил использовать клетку Фарадея, и я придумал замкнутую электрическую цепь, открывающую дверь между нашими мирами.

Несмотря на то, что в конце фразы Фридман гордо выпятил грудь, никакой уверенности в душе не испытывал. Несколько месяцев назад с ним случайно вышел на связь некий неизвестный из параллельной реальности.

Исследуя в старой пятиэтажке паранормальный феномен, с посторонними голосами и перемещением мебели, на пол перед Фридманом опустилась записка, в которой сообщалось о существовании двух параллельных миров, а также о том, как разрушить грань между ними. Была в этом, конечно, и заслуга Фридмана – клетку Фарадея предложил именно он, но частотный ток и смену полярности…эту идею он получил от тех, кого в последствии стал называть «коллегами».

Ученый на минуту задумался, представляя, что будет после открытия коридора, соединяющего два мира между собой – останется ли открытие за самим Фридманом, или его припишут кому-то из «коллег», но эта мысль не отменяла его значения.

Сорокин истолковал молчание по-другому, смерив Фридмана взглядом, он проговорил, – я достану вам еще пять человек, достопочтенный Георгий Авраамович, используйте с толком этот материал! Вы не представляете, на что способна современная техника. Камеры видеонаблюдения установлены практически везде. Нет улицы, где бы отсутствовала такая камера, а по видеозаписям нас могут легко отследить.

Люди пропадают, и кто-то занимается их поиском, и эти «кто-то», поверьте мне, совсем не дураки. Пять человек, Георгий Авраамович, уже ближайшим вечером вы получите первых трех, но мне нужен положительный результат! Я ведь тоже отчитываюсь о потраченных средствах.

Дождавшись от ученого стыдливого кивка, Игорь Станиславович развернулся и вышел, оставив Фридмана одного в комнате, если не считать мужчину с безучастным лицом. Григорий Авраамович слышал, как Сорокин отдал за дверью короткий приказ, – убрать из комнаты восьмого подопытного. Охранники моментально приступили к выполнению. По длинному коридору разносилось эхо тяжелых шагов, на ходу Сорокин что-то насвистывал.

4. Музыкант

Маргарита Васильевна наслаждалась музыкой, сидя на деревянном стуле со скрипучей спинкой. Звуки музыки, а именно – скрипка и пианино, разливались волнами по длинному коридору. Пытаясь выпрямить онемевшую спину, пожилая женщина облокотилась на другой бок, стул отозвался протестующим треском, и в этот момент быстрая скрипка вырвалась вперед, под убаюкивающие ноты монотонного пианино.

Будучи не в силах усидеть на месте, Маргарита Васильевна медленно поднялась, и стараясь не цокать каблуками по лакированному полу, осторожно двинулась к боковой стене, откуда, вместе с ярким светом, в коридор проливалось музыкальное волшебство.

В небольшом учебном классе в этот поздний ноябрьский час находилось всего два человека. Евгений Петрович, повернувшись к двери спиной, умело перебирал клавиши старенького пианино, а рядом с ним, увлеченный и гордый, нежно прижимаясь к скрипке щекой, стоял Миша. Маргарита Васильевне в умилении всплеснула руками, глядя, как ее единственный внук водит смычком по натянутым струнам.

– Молодец, Миша, какой же ты молодец! – обратился к нему Евгений Петрович, – но ты снова немного спешишь! Подожди, дай отзвучать вступлению пианино, скрипка только тогда будет слышна, когда угаснут последние аккорды. Она должна подхватить затухающий огонь, раздуть его, вот тогда получится настоящее соло!

Миша виновато смотрел в пол, кивая словам своего преподавателя.

– Евгений Петрович, ну какой же вы молодец! Я бы никогда не поверила, что так заиграет мой Миша!

Высокий мужчина обернулся к двери, улыбнувшись Маргарите Васильевне, за толстыми очками женщину изучали внимательные глаза.

– Наш Миша большой талант, и мы раскроем его на предстоящем концерте! У нас еще целая неделя впереди, и завтра предстоит рабочая суббота!

Евгений Петрович встал, посмотрев в окно, как в свете фонарей мелькают крупные снежинки. Улыбка сошла с его лица, плечи сгорбились, превращая учителя в уставшего мужчину.

– Ну, беги домой, Миша, и не забудь, завтра жду тебя ровно в десять!

Миша вздохнул и пошел к двери, где его дожидалась бабушка. Евгений Петрович посмотрел им в след, потом встал и обвел взглядом пустую аудиторию. Печальные мысли накатили на него, при воспоминаниях о множестве талантливых детей, учившихся когда-либо в музыкальном классе. Потом юные дарования взрослели, им предстояла реальная жизнь, вычеркивающая музыку и мечты детства.

Вздохнув, Евгений Петрович выключил свет, и не спеша направился в сторону лестницы. Вахтерша из гардероба уже ушла, в вестибюле скучал пожилой охранник. Забрав пальто, и пожелав доброй ночи охраннику, учитель музыки вышел на крыльцо, наслаждаясь медленным танцем снежинок. Зимний вечер нагонял на него философию и тоску, – мои ученики, это такие же снежинки! Пока кружат в воздухе, верят, что у них талант, но, когда взрослеют, то опускаются на землю, превращаясь в обычный снег, который никто не замечает.

Одолеваемый грустными мыслями, он перешел дорогу и прибавив шаг, заспешил к остановке, на ходу поднимая воротник старенького пальто, загораживая лицо от холодного ветра. Со стороны овощных киосков послышался многоголосый собачий лай, заставивший мужчину немедленно остановиться. Собак видно не было, но судя по лаю, они находились не далеко от него, между пустых киосков блуждала целая стая.

Оглядевшись по сторонам, Евгений Петрович быстро зашагал в другую сторону. Другая остановка находилась дальше, но путь до нее казался более безопасным. Пройдя шагов сто, он услышал сзади звуки приближающегося автомобиля, а через секунду в спину ударили мощные фары, отбрасывая на дорогу извивающуюся тень.

Евгений Петрович отошел на обочину, уступая дорогу едущему автомобилю, но водитель повел себя несколько странно. Проезжающая мимо машина, которой оказался полицейский УАЗ, замедлила ход до скорости пешехода, продолжая ехать на ровне с Евгением.

Несколько шагов учитель музыки, призвав на помощь всю выдержку и силу воли, старался не обращать внимание на пристроившийся рядом автомобиль, с наглухо тонированными темными окнами. Наконец он не выдержал и остановился, повернувшись лицом к полицейской машине. Машина тоже остановилась, но двери и окна оставались закрытыми.

– Могу я чем-то помочь? – обратился Мальцев, стараясь не уронить в лужу голос.

Несколько секунд в ответ звучала подозрительная тишина, после чего дверь с другой стороны машины открылась. Он не видел, кто вышел из этой двери, но слышал звук шагов и скрип снега. Через мгновенье из-за машины вышел полицейский, и молча остановился напротив Мальцева.

– Могу я вам чем-то помочь? – повторил свой вопрос Евгений Петрович.

Полицейский пристально разглядывал его, потом неожиданно обернулся и посмотрел в разные стороны. Кроме него и учителя музыки в зимний вечер на улице больше никого не оказалось.

– Добрый вечер! – обратился полицейский с легкой улыбкой, у него оказался на редкость приятный, бархатный баритон, – с работы возвращаетесь? – он указал подбородком на потертый кожаный портфель, а руках Евгения.

– Я работаю в музыкальной школе, – Мальцев развернулся, указывая пальцам на двухэтажное здание, одиноко стоящее в стороне от дороги. Он понимал, что в этот момент выглядит, как обычный мальчишка, но ничего не мог поделать с собой, – Мальцев Евгений Петрович, преподаватель по классу фортепиано и руководитель хора, – добавил он, чувствуя, как краснеют щеки.

– Это хорошо, – прокомментировал полицейский, улыбка на его лице стала шире, он снова быстро огляделся по сторонам. – У меня есть пара вопросов, вас не затруднит пройти в машину вместе со мной?

– А в чем дело? – осторожно уточнил Евгений Петрович, – уже поздно и я немного спешу.

– Это не займет много времени, – полицейский достал из кармана красное удостоверение и быстро распахнул перед носом Евгения, – ваши коллеги, особенно женщины, не жаловались в разговоре, что к ним после работы кто-то пристает?

– Не припомню такого, – отозвался Евгений, – а это никак не может до завтра подождать? – добавил он, чувствуя, как рука полицейского осторожно легла ему на поясницу, слегка подталкивая к тарахтящему УАЗу.

– До завтра кто-то еще может стать жертвой этого насильника, две минуты времени, о большем вас не прошу.

– Ну ладно, – согласился Евгений Петрович, сдаваясь под натиском твердой руки, – простите, я не разглядел вашего имени-отчества, – обращаясь к полицейскому, виновато добавил он.

– Старший лейтенант Ефимов, уполномоченный Ленинского РОВД, – отрапортовал полицейский, распахивая дверь, и помогая забраться в салон Евгению.

Дверь закрылась, Мальцев слышал с улицы торопливые шаги, пока старший лейтенант обходил машину. Неожиданно подголовник переднего сиденья дернулся и слегка отклонился в сторону, заставив вздрогнуть Евгения Петровича. Присмотревшись, он понял, что на водительском месте кто-то сидит, и облегченно вздохнул.

– Добрый вечер! – поздоровался учитель музыки.

– Добрый вечер, – ответил мужской голос, не поворачивая головы.

Боковая дверь открылась и в салон полетел снег, а вместе с ним ловко запрыгнул и лейтенант Ефимов. Полицейский извлек из-под сиденья картонную папку, развязал тесемки и протянул ее Мальцеву.

– Будьте добры, Евгений Петрович, посмотрите фотографии, нет ли среди них тех, кто мог случайно заходить в вашу музыкальную школу.

– Вам лучше с охранником поговорить, или с вахтерами, дежурящими в раздевалке, – ответил Мальцев, но все-таки взял папку.

Сверху лежали две фотографии незнакомых мужчин – неопрятных, небритых, с уголовными лицами. Мальцев перелистнул страницу и посмотрел следующую фотографию – интеллигентный мужчина, около сорока, переходил дорогу по пешеходному переходу.

В отличии от первых двух фотографий, внешность этого мужчины была гражданской и вполне заурядной, Евгений Петрович перевернул страницу, продолжая просмотр. Следующая фотография его удивила, на ней, сверкая улыбкой, красовался известный актер, не раз встречающийся в телевизионных сериалах.

Евгений Петрович посмотрел на полицейского, весь этот фарс с просмотром фотографий напоминал ему розыгрыш, если не хуже. Полицейский ответил легкой улыбкой, и кивком головы указал на папку. Мальцев перелистнул следующую страницу и замер с открытым ртом. На следующей фотографии крупным планом было заснято его лицо, и совсем недавно, на крыльце музыкальной школы.

– Это розыгрыш? – обратился Евгений Петрович к полицейскому, рассматривая легкую ухмылку на его губах.

В этот момент другой полицейский, сидящий на водительском месте, резко развернулся, и с неожиданной силой сжал голову Мальцева мозолистыми ладонями. На Евгения Петровича накатила паника, чувствуя, что не в силах вырваться, мужчина закричал, а в следующий миг острая игла вонзилась в незащищенную шею. Волну холода сменила неимоверная усталость, Мальцева отпустили, но силы уже покинули его. Последним, что услышал засыпающий учитель музыки, был многоголосый собачий лай.

5. Спортсмен

Сергей Володин лежал в гостиной на потертом диване, неторопливо куря, и слушая, как сквозь тонкую перегородку старой хрущевки в комнату проникают звуки радио, включенного в соседней квартире. Повернув голову, он разглядывал бицепс правой руки – не такой внушительный, как раньше, но еще вполне круглый и крепкий. Вероника уткнулась щекой в его грудь, прижавшись под простыней обнаженным телом. В этом прикосновении теплых ног, и в этих звуках соседнего радио, было что-то неуловимо-уютное, домашнее и простое, пробуждая в душе давно увядшую любовь.

Володин затянулся, разглядывая старый сервант, где за пыльным стеклом покоились черно-белые фотографии. Мужчина с квадратным подбородком и суровым лицом смотрел на Володина с большой фотокарточки. Избегая недоброго, пристального взгляда, Сергей опустил глаза, в поле зрения тут же попала большая грудь Вероники. Он снова затянулся, глядя как ее грудь вздымается в такт дыханию, а кончик соска слегка подрагивает.

Хрустальная люстра на потолке задрожала, в окно ударили яркие блики, с улицы послышался шум подъезжающего автомобиля. Двигатель смолк, тишина снова окутала старую хрущевку, но вот в тишине послышался гулкий стук захлопывающейся двери. Вероника вздрогнула и открыла глаза, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Женщина подняла растрепанную голову, нехотя вылезла из-под простыни и на цыпочках направилась в сторону окна. Володин затянулся, разглядывая круглый зад Вероники, который при ходьбе соблазнительно покачивался. Добравшись до окна, Вероника осторожно приподняла край тюлевой занавески, и упершись руками о деревянный подоконник, выглянула сквозь стекло на улицу.

Женщина вздрогнула и тут же присела, придерживая рукой полупрозрачную занавеску. Она бегло оглядела прокуренную комнату – разобранный матрац, и вино на столе, одежду, валяющуюся на прикроватном стуле. Приняв решение, Вероника бегом кинулась к дивану.

– Мой вернулся, – одними губами произнесла она, побелевшее лицо выражало неописуемый ужас.

Володин рывком сел на кровати, глядя, как Вероника пытается втиснуть пухлые ноги в узкую резинку кружевных трусиков. Одна нога проскочила в отверстие, и женщина неуклюже прыгала на другой ноге, безуспешно пытаясь попасть второй ногой. В ночной тишине пушечным ядром громыхнула парадная дверь подъезда, Вероника замерла и кинулась к серванту, на ходу снимая полуодетые трусики и запихивая их между стеной и шкафом.

Сергей быстро облачился в трусы и футболку, схватил в охапку свитер и брюки, через секунду он уже стоял возле двери, ведущей в коридор, пытаясь нащупать ремень на брюках. Снизу послышались тяжелые шаги, всего четыре лестничных этажа разделяли идущего и дверь квартиры. Посмотрев на Веронику, лицо которой побелело от ужаса, Володин запихнул под мышку брюки и свитер, и принялся в темноте нащупывать куртку и ботинки.

Свитер выпал из-под локтя правой руки, Сергей нагнулся за ним, и выронил брюки. Шум шагов послышался ближе, отдаваясь эхом в пустом подъезде. Женщина сунула ему куртку под локоть свободной руки и подтолкнула рукой в сторону двери.

– Иди, иди, я тебе потом скину! – одними губами прошептала Вероника, умоляющими глазами буравя Сергея.

Он на цыпочках прошел ко входной двери, прислушался – не стоит ли гость уже на пороге, затем осторожно повернул замок. Скрип пружины в тесной прихожей показался ему грохотом молнии, дверные петли скрипнули тише, но слишком тоскливо и слишком протяжно. К счастью, эти звуки заглушал топот тяжелых башмаков, раздававшийся на этаж ниже.

Володин босяком выбежал на лестничную клетку, чувствуя босыми ступнями, как кожу жалит ворсистый ковер. Позади него тихо щелкнул дверной замок квартиры с номером сорок три, обитой снаружи растрескавшимся дерматином. Володин Глянул вниз, посмотрел наверх, где этажом выше виднелась последняя, самая верхняя лестничная клетка, и на цыпочках побежал по ступеням.

На верхнем этаже мужчина осторожно постелил под ноги свитер, стараясь, чтобы пряжка ремня не звякнула об пол, и опустился на четвереньки. Посмотрев налево, в пыльное окно, он увидел свое отражение, выделяющееся белым пятном на темном силуэте стены – взрослый мужик, скорчившийся на четвереньках в трусах и майке представлял смехотворное зрелище, но сейчас Володину было не смешно.

В отражении показался мужской силуэт – огромного роста и невероятно широкоплечий, муж Вероники замер на лестничной клетке, нащупывая в брючном кармане связку ключей. На секунду Володину показалось, что он сейчас повернется и встретится глазами в оконном отражении. Он перестал дышать и закрыл глаза, снизу послышалось звяканье ключа, умело вставляемого в замочную скважину. Дверь открылась со знакомым скрипом, который Володин слышал много раз, и надеялся еще не раз услышать, через секунду мужчина исчез в проеме двери, за его спиной дверь с грохотом захлопнулась.

Тишина обрушилась на лестничную клетку, и в этой тишине Володин вздохнул, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями. Подождав для верности еще пару минут, Сергей поднялся с пола, надевая засаленные брюки и свитер, после чего осторожно начал спускаться вниз, чувствуя холодный цемент под босыми ступнями. Спустившись ниже на два этажа, он остановился и одел куртку, после чего продолжил спускаться по лестнице.

У входной двери он осторожно выглянул на улицу, вдыхая морозный зимний воздух. Высунув ногу на заснеженный тротуар, он тут же одернул ее обратно – на таком морозе долго не простоишь, и Володин замер возле парадной двери. В приоткрытую щель он видел кусок пустого двора, на котором выделялась черная представительская волга.

Прождав в такой позе около двадцати минут, чувствуя, как волосы на ногах встают дыбом и покрываются инеем, Сергей увидел, как в воздухе промелькнул предмет, а потом услышал и шум падения. Поискав глазами шевелящиеся кусты, куда, видимо, и упали его ботинки, он быстро бросился по заснеженному двору, оставляя за спиной отпечатки босых ступней.

Подбежав к кустам, он принялся ощупывать их, и быстро отыскал правый ботинок. Армейский башмак привычно стянул замерзшую ступню, и Сергей принялся отыскивать его пару.

Левый ботинок отлетел в сторону от кустов, пришлось к нему добираться, прыгая на одной ноге. Обувая второй башмак, Володин почувствовал под пальцами дорогую, мягкую кожу. Второй ботинок оказался не его, и что хуже всего – больше на два размера. Обув чужой полу-сапог, Володин поднял голову вверх, с тоской и упреком посмотрев на угловые окна четвертого этажа, единственные освещенные окна в доме.

За шторами угадывались два силуэта – один огромный, похожий на медведя и другая – миниатюрная тень. Тени двигались, толи в ругани, толи в танце, Володин так и не понял этого. Подождав несколько минут на удачу – вдруг Вероника сбросит его обувь, Сергей медленно побрел к углу пятиэтажного дома, оставляя за собой шаркающий след от чужого ботинка.

На улице за домом горели фонари, освещая пустое, заснеженное пространство. Убедившись, что на дороге нет машин, Володин перешел на другую сторону улицы, направляясь к арке противоположного дома. Войдя в темный и вонючий арочный пролет, он зажмурился, ослепленный фарами автомобиля. Пришлось отойти назад, чтобы предоставить возможность проехать мимо. И тут Володин разглядел мигалку на крыше автомобиля, на него надвигался полицейский УАЗ. Уже зная по печальному опыту, что ничего хорошего из таких встреч не выходит, бывший спортсмен развернулся и побежал, как можно быстрее работая ногами.

Его бег закончился быстро, уже через несколько шагов носок чужого ботинка зацепился за край бордюра, и Сергей вытянулся в полный рост, позади послышалось, хлопанье дверей УАЗа. Обернувшись, мужчина увидел двух полицейских, рассматривающих его внимательными и настороженными глазами.

6. Секретная лаборатория. Фридман

Георгий Адамович стоял возле стальной двери, открывая замок непослушными пальцами. Вмурованный в стену у основания бетонного пола, в соседней комнате находился старый кодовый сейф, с огнеупорными стенами и толстой металлической дверью. Старинный сейф выглядел реликтом, если не сказать большего – он являлся сердцем секретной лаборатории. Все началось два года назад, и именно со старого и помятого сейфа.

В ветхом трехэтажном доме, давно предназначенном под снос, жильцы жаловались на непонятные звуки. Позже к звукам прибавились вполне различимые человеческие голоса, которые временами слышались в жилых квартирах. За голосами последовало перемещение предметов, после чего полиция, куда не раз обращались жильцы злополучных квартир, решила доложить об имеющейся проблеме.

Расследование феномена было поручено группе специалистов, которой командовал ученый со стажем, а именно – Григорий Адамович Фридман.  Несмотря на многолетний труд, Григорий Адамович не добился выдающихся достижений, и судьба дала новый шанс – подвести феномен под научное объяснение. Последнее сделать не удалось, феномен так и остался отчасти феноменом, но, в ходе проведения научных исследований, было установлено, что перед учеными не просто феномен.

Каким-то чудом и непостижимым образом – на тот момент дело выглядело именно так – старая трехэтажная халупа, построенная еще в дореволюционные времена, имела связь с параллельным миром, откуда жильцам попадали посторонние предметы, и чьи голоса раздавались в жилых квартирах.

Фридман рискнул предположить, что в месте, где построен дом, граница между мирами значительно утончается, из-за чего из другого измерения проникают предметы и голоса, но дальше этого дело не двинулось. Все продвижения упирались в тупик, пока кто-то из подчиненных Фридмана не заглянул случайно в старинный сейф, оказавшийся в одной из квартир здания.

Что это за сейф и откуда он взялся, жилец квартиры припомнить не мог, но бумаги, которые в нем оказались, навели Георгия Авраамовича на отчаянную мысль – с ними связываются из параллельного измерения. Записи, обнаруженные в сейфе, отчасти прояснили сложившуюся ситуацию, и подтолкнули Фридмана на шаг вперед, к созданию замкнутого электрического контура. Скрыв открытие от подчиненных, Григорий Адамович вышел на руководство, с этого момента появился проект «Тоннель».

Дом был выкуплен в частное пользование, люди получили новое жилье. Внутри установили генераторы и оборудование, а внешний периметр огородили забором для строительных работ, усилив несколькими постами с охраной.  Для опытов и сопутствующих работ было закуплено дорогостоящее оборудование, но вместе с ним, Фридман получил бонус в виде директора проекта, стоявшего по рангу на ступень выше.

Дверь открылась, освобождая проход в пустое помещение, Георгий Авраамович поспешил внутрь, на ходу нащупывая очки в кармане брюк. Щелкнув ручкой старинного сейфа, от с трудом отворил массивную дверь. Утром он оставил в сейфе отчет со своими неудачами, и теперь надеялся на конструктивный ответ.

Ответ лежал в сейфе. Сдержав крик радости, что далось не без труда, Григорий Авраамович надел очки и принялся за чтение. Аккуратными буквами, каллиграфическим почерком, было выведено несколько слов, вернее предложений, адресованных Фридману. Его «коллега» на том конце предлагал обеспечить в помещении абсолютную темноту, так как свет, по его обоснованному мнению, вызывал негативное электромагнитное излучение, препятствующее связи между двумя мирами. Вдобавок к этому, его оппонент, или оппоненты – Фридман понятия не имел с кем имеет дело – предлагал погрузить сознание подопытных в глубокий сон, поясняя, что мозговые волны являются барьером.

Григорий Авраамович с досадой стукнул по сейфу кулаком, ругая себя за то, что сам не добрался до логичных выводов. Конечно же, мозг спящего и бодрствующего человека имеет разную электромагнитную активность, – ну как можно быть таким ослом? – обругал себя ученый последними словами. Оставалось надеяться, что Игорь Станиславович не разгадает маленький секрет, как Фридман пользуется чужими мозгами. Закрыв сейф и положив в карман записку, ученый поспешил покинуть помещение.

7 Параллельная реальность. КГБ СССР.

Кабинет генерал-майора Литвинова замер, погруженный в полумрак. Нависающие под потолком массивные люстры выглядели бледными и неживыми тенями, как и прочие предметы интерьера, поглощенные темнотой. Единственным островком света в этом темном пространстве являлся непосредственно письменный стол, за которым и расположился Геннадий Александрович.

Подставив лист бумаги под настольную лампу, генерал-майор медленно пробегал по печатным строчкам, впиваясь в каждое слово, которое, по мнению Литвинова, в этом донесении не имело места. Геннадий Александрович дошел до второго абзаца, а количество таких слов уже перевалило за цифру три: «возможно», «есть вероятность», и «не добились подробностей» – такое генерал отказывала принимать.

«Возможно» – относилось к британскому шпиону, задержанному контрразведкой трое суток назад, – «возможно не один», – писал Корейцев, имея ввиду, что на борту туристического лайнера Лондон – Москва мог находиться не единственный шпион. Трудность заключалась в том, что число туристов, прибывших на межконтинентальном лайнере, превышала отметку в десять тысяч человек, а устанавливать слежку за каждым – накладно. Генерал-майор поморщился, но принял, как факт.

«Есть вероятность» – относилось к бумагам, вместе с которыми и попался шпион. Среди документов находились и чертежи Московской подземки – тоннели, уводившие в правительственное метро. «Есть вероятность, что Брауну передали эти сведения», – писал Корейский, – но в таком случае, возникал резонный вопрос, – передал кто? На этот вопрос отвечало третье нежелательное словосочетание – «не удалось добиться», рядом с которым, аккуратным почерком, Корейский дописал, – не выдержал допрос.

Под коротким термином «не выдержал допрос» подразумевалось то, что задержанный умер – Литвинов умел читать между строк. В том, что иностранный шпион испустил дух во время дознания, Геннадий Александрович ничего дурного не усматривал, но, по авторитетному мнению генерал-майора, такое должно случаться непосредственно после того, как допрашиваемый выдал необходимые сведения. Тут же ребята полковника немного перестарались, имя посредника, передавшего Брауну секретные чертежи, осталось не названным.