Читать онлайн На колесах бесплатно

Глава 1

Июль 2018 г.

Солнце светило в распахнутое настежь окно. Июль в Самаре выдался замечательный: не было холодных порывов ветра, которые развевали бы волосы и портили прическу, но и умирать от духоты в собственном доме не приходилось. Самое то для прогулки в парке или у Арены в поисках иностранцев. Яркий день 15 июля 2018 года запомнился людям надолго. Почти отгремел чемпионат по футболу – главное спортивное событие года, знаменательная дата для каждого россиянина, как бы он ни относился к спорту. Сегодня был финал, и самарцы стремились отжечь на последнем дне мундиаля по максимуму.

Однако Таня никуда не собиралась. Хотя порой ее посещала заманчивая мысль укатить на любимом велосипеде по набережной вдоль Волги и отдаться всеобщему ликованию, сейчас было дело важнее, а именно, разговор с мамой, позвонившей с утра пораньше.

– Мам, у меня правда все хорошо. – Плечом Таня придерживала трубку у уха, а другой листала свежий выпуск газеты. – Потому что никто не выплачивает стипендию летом. В прошлом году тоже не выплачивали, тебе приснилось, – фыркнула в трубку и прикусила губу. – Я уже двадцать лет Таня! – возмутилась она, но тут же стала спокойнее. – Мам, не волнуйся, у меня все отлично с учебой, – она затараторила, будто опаздывала на важную встречу. – Нет, я не… Мама! – Таня раздраженно пнула попавшуюся на пути подушку. Та слегка подпрыгнула в воздухе и упала обратно на ковер буквально в паре сантиметров от прежнего места. ‒ Ладно, о’кей, я перезвоню тебе. ‒ Не дождавшись ответа, Таня бросила трубку.

«Из рук в руки» отлетела на диван. Таня, не нашедшая того, что искала, плюхнулась следом, скрестив ноги. Зарылась руками в растрепанные, будто только после пробуждения, волосы и взвыла коротко, но громко: можно позволить себе пошуметь, пока в квартире никого. Она опять не нашла в себе силы сказать правду. Нет, Таня не врала всем подряд ради собственной выгоды, просто уже месяца три как редкие примеси правды в ее словах не превышали нескольких процентов. Врать маме не хотелось, но еще меньше хотелось, чтобы она узнала о причинах лжи. Стоило только представить, какой скандал она устроит, если узнает об исключении из университета, как тут же ноги сводило судорогой, а язык становился бесформенно-неповоротливым желе. Таня догадывалась, что маме станет плохо, а потом, когда она примет корвалол, незадачливую дочь начнут обвинять во всех грехах, начиная от лени и эгоизма и заканчивая намерением разрушить династию врачей.

О, династия! Таня слышала о подвигах женщин семьи в медицине еще до того, как сама внятно научилась говорить. И мама, и бабушка, и тетя были врачами. И они делали все, чтобы Таня захотела посвятить себя столь важной и нужной профессии. Однако она не чувствовала, что ее душа лежит к медицине, и, если бы не болезнь отца и полное незнание, кем быть в жизни, не пошла бы в СамГМУ. С каждым годом учеба была все невыносимее, и в итоге Таня завалилась на экзамене после второго курса. Она бы обрадовалась исключению, если бы не необходимость по этому поводу объясняться с мамой. Разговора она всеми силами старалась избежать – это порождало ложь, которая снежным комом катилась на Таню, грозя погрести девушку под собой.

Таня шлепнула себя ладонями по щекам, чтобы взбодриться, и взяла телефон. Соседский щенок на заставке – фото Таня сделала сама – заставил улыбнуться. Сообщение о просрочке платежа по кредиту она проигнорировала. О задолженности Таня знала, но что делать, если сейчас у нее не было денег ни чтобы отдавать кредит, ни даже на коммунальные услуги? Таня залезла в интернет. Настроение упало окончательно, когда в ленте ВКонтакте мелькнуло фото профессора фармакологии. Старичок весело улыбался, сжимая в руке очередной грант, и совершенно не мучился совестью за то, что не дал неперспективной студентке отработать пропуски, чем испортил ей жизнь.

В замке провернулся ключ.

‒ ЖЭК требует дань, ‒ раздалось из коридора, и следом за голосом зашла Инна, высокая шатенка с глазами цвета корицы. ‒ Я тебе еще принесла. ‒ Она кинула Тане газету, которую та ловко поймала.

‒ Как мило, ‒ в голосе Тани не было признательности – скорее, ирония. ‒ Как прошло?

‒ Петя сделал мне предложение. ‒ Инна засияла и выставила вперед руку, демонстрируя безымянный палец с аккуратным золотым колечком на нем. ‒ Мы планировали съехаться на неделе, поэтому искать тебе придется еще и жилье.

Таня пожала плечами. С Инной они не были подругами: просто две девушки, снявшие квартиру на двоих, чтобы меньше платить. Во всяком случае, так было несколько месяцев назад, пока Таню еще не исключили из университета. Инна оказалась благородной и не выгнала соседку сразу же, даже продолжала оплачивать квартиру в одиночку. Таня в свою очередь обещала вернуть долг, как только представится возможность, и искала работу, параллельно не забывая зубрить материал для восстановления в вузе.

Инна была стройная и грациозная, как лань. И глаза у нее были как у лани, – раскосые и большие. Все парни ее кафедры валились ей в ноги, но она хранила верность Пете, которого знала с самого детства. Не то что Таня, у которой не было ни ног от ушей, ни пышного бюста. Ни толстая, ни тощая, ни дылда, ни лилипут – она не была королевой красоты, но и дурнушкой назвать язык не поворачивался.

‒ Поздравляю, ‒ Таня кисло улыбнулась. ‒ Мне сделать вам семейное фото? ‒ шутка сопровождалась изогнутой бровью.

Она взяла принесенную газету, хотя точно такой же выпуск просмотрела только что. Но оставался шанс, что в пылу разговора с мамой она могла упустить интересную вакансию. Внимание привлекло объявление о поиске сиделки. Работа предлагалась несложная, а платили за нее вполне достойно.

‒ Требуется уход за инвалидом и живое общение. Контракт на шесть месяцев. О, хорошо платят! Даже очень хорошо! И с проживанием за счет работодателя. ‒ Инна заглянула через плечо Тани и посчитала, что без ее комментария не обойтись. ‒ Это то, что тебе нужно.

– Не знаю, – Таня нерешительно обкусывала губу: всегда так делала в минуты сомнений. – У меня же неоконченное, да и вряд ли им нужна неопытная.

– Брось. Ты молодая и красивая, и тебя примут, – Инна уверенно приобняла ее за плечи. – У тебя такие мягкие медно-коричневые волосы. – Она провела пальцами по Танину пряди. – Такая модная прическа и красивые глаза.

– Ага, красивые, – самокритично скривила губы Таня, – как у коровы.

Ей никогда не нравились ее глаза, хотя многие говорили, что они самое привлекательное в ней. Тане же казалось, что они занимают пол-лица, а цвет – коричневый – навевал не самые приятные ассоциации. Сама она считала главными своими достоинствами аккуратные уши и гибкую мимику.

– Да ну тебя, дуреха, – Инна пихнула Таню в бок локтем.

– Ну, не всем же быть, как ты, грациозной ланью.

– Зато у тебя зубы ровные, – нашлась соседка. Ее собственный неправильный прикус был основным недостатком Инны, по ее же мнению. – Брось. Посидишь полгодика с чьим-то дедулей, а пока восстановишься.

– Попытка не пытка, – согласно кивнула Таня.

Стоило попробовать: у Тани было не так много вариантов, чтобы разбрасываться приемлемыми предложениями. Таня отодвинула от любопытной соседки газету и набрала номер, указанный в объявлении. Гудки били по ушам, и чем дольше это продолжалось, тем сильнее потели у Тани ладони. И вот, когда она уже собиралась бросить трубку, допустив, что на такое предложение и без нее откликнулось достаточно желающих, гудки сменились приятным мужским баритоном:

‒ Слушаю.

‒ Добрый день, вакансия сиделки еще свободна? ‒ спросила Таня.

На следующий день она сидела в пекарне недалеко от дома и ожидала, когда придет вероятный работодатель. Она не была уверена в том, что стоило откликаться на объявление, как и в том, что достойно пройдет собеседование. Единственное, в чем Таня была уверена: выглядит она презентабельно. Во всяком случае, так сказала ей Инна, в чьем безупречном вкусе ни разу не приходилось сомневаться. Купленная пару месяцев назад блузка смотрелась почти новой, а юбка – редкий гость в Танином гардеробе – сидела идеально. Таня последовала не всем советам модной соседки, оставив каштановые пряди в привычном виде. По ее мнению, так ей шло больше, чем предложенный Инной строгий пучок.

Ховричев Валентин Никандрович. «Какое странное отчество, экзотическое», ‒ подумала Таня, когда ей представились по телефону. Увидев мужчину вблизи, она поняла, что ошиблась. Ничего экзотического: на вид слегка за пятьдесят; четыре глубокие морщины, возможно, свидетельство частого недовольства, исчертили лоб. Седые волосы уложены в стильную прическу полубокс, элегантные очки в тонкой оправе на широком носу, ухоженные бородка и усы, будто мужчина только вышел из барбершопа, и дорогой костюм – все это просто кричало, что у Валентина Никандровича много денег. Таня поежилась, когда синие глаза за линзами нашли ее среди посетителей «Coffee Bean»: уж слишком пронзительно и сурово они смотрели.

Валентин Никандрович предложил встретиться на нейтральной территории. По его словам, так должно быть удобно им обоим. Инна предложила уютное кафе, известное многим в Самаре, и Таня согласилась: она не раз брала там капучино и булочки на завтрак и думала, что в знакомом месте будет чувствовать себя увереннее. Ошиблась.

‒ Веснова Татьяна Максимовна? ‒ уточнил мужчина, подойдя к занятому Таней столику.

‒ Добрый день. Да, это я, ‒ подтвердила Таня. Сама она узнала его сразу. Увидев имя в объявлении, она вчера забила его в Интернете и узнала про будущего работодателя многое. Правда, про его семью она не нашла ничего, кроме короткого некролога жене, сделанного тринадцать лет назад. Внешность она запомнила по фотографии.

‒ Я ознакомился с вашим резюме, ‒ начал Валентин Никандрович сразу с сути, не обременяя себя непринужденными беседами о погоде, только руку для приветствия протянул – Таня пожала ее не вставая.

Голос звучал холодно, заставив поежиться. Девушка проигнорировала мимолетное ощущение дискомфорта, пришедшее вместе с Валентином Никандровичем, и натянула на лицо улыбку: от этой работы слишком много зависело – она не могла позволить себе упустить ее лишь потому, что покажется работодателю недружелюбной.

‒ Значит, вы обучались сестринскому делу? ‒ Валентин Никандрович поправил очки и этим напомнил Тане строгого преподавателя по фармакологии.

Таня кивнула, еще больше натягивая улыбку на лицо. Потом одернула себя, испугавшись, что так ее ложь легко раскусят. Пальцы сами потянулись к юбке, скомкали ткань. Таня снова смущенно улыбнулась.

Все это было очень неловко. Таня чувствовала, как трут недавно купленные туфли, а косточки от любимого лифчика предательски впиваются в кожу. Кажется, она уже готова была проклясть и солнце, слишком ярко светившее сквозь оконное стекло прямо на нее, и слишком громко болтающую за соседним столиком парочку, и официанта, очень долго несущего заказ, и себя за излишнюю нервозность, способную выдать Таню с головой. И она бы прокляла, встала бы и направилась к выходу, если бы не деньги, которые так нужны.

От нервного срыва Таню спас официант с заказанными напитками. Таня как можно скорее скрыла дергающийся уголок губ за чашкой, стоило только официанту поставить капучино на стол. Кофе немного успокоил, способность говорить вернулась.

‒ Напомните, какое именно заведение вы окончили? ‒ Валентин Никандрович неспешно отхлебнул своего эспрессо, вынуждая Таню гадать: он и впрямь не заметил ее паники или только сделал вид.

Все это время мужчина молча делал записи в кожаном блокноте. Рядом на столе лежало распечатанное резюме, которое Таня загодя прислала по почте. Казалось, его совсем не интересует ни Таня, ни собеседование, но стоило ему снова посмотреть на нее взглядом коршуна, это впечатление моментально развеялось.

‒ Эм… колледж Липиной, в смысле, Ляпиной, ‒ тут же исправила оплошность Таня, надеясь, что не покрылась красными пятнами от стыда.

Валентин Никандрович только кивнул, сделал пометку в блокноте. Это напрягало. Таня уже готова была услышать избитое «Я вам перезвоню» и снова закопаться в газетах в поисках вакансии.

‒ Вам девятнадцать? ‒ он поднял на нее задумчивый взгляд и почти сразу вернул его назад к блокноту.

‒ Двадцать, ‒ поправила Таня, и это единственное, в чем она не соврала сегодня.

Валентин Никандрович оторвался от записей и от кофе, чтобы пристально посмотреть на Таню. Его взгляд гипнотизировал, будто хотел пробраться в самые укромные уголки души. Таня нервно улыбнулась и заозиралась в поисках официанта, чтобы скорее попросить счет, но тут ее ошарашили совсем неожиданным вопросом:

‒ Скажите, Татьяна Максимовна, ‒ Валентин Никандрович подглядел в ее резюме, ‒ вы легко заводите друзей?

‒ Я? ‒ Таня на миг остолбенела, услышав столь далекий от профессиональных навыков вопрос, но вскоре спохватилась и поспешила ответить. ‒ Да-да, конечно. У меня много друзей.

Это тоже была полнейшая правда. Заводить друзей – нет ничего легче для Тани. Иногда ей самой казалось, что это единственное, что она умеет. А ведь она даже не старалась: люди сами проникались ей словно под гипнозом или заклятьем.

‒ Отлично! ‒ С лица Валентина Никандровича сошло серьезное выражение: он улыбнулся приветливо и тепло и назвал ее будущую зарплату.

Таня моргнула: она рассчитывала в лучшем случае на половину. Предложение было подозрительно щедрым. Здравый смысл подсказывал, что тут должен быть подвох.

‒ Извините, а в чем будут заключаться мои обязанности? ‒ Таня внимательно прочитала объявление в газете, но ей сложно было поверить, что такие деньги предлагают только за услуги сиделки, ведь изначально была заявлена меньшая сумма.

‒ Помощь в бытовых делах, поддержка чистоты в помещении, сопровождение по необходимости и общение, постоянное общение, ‒ спокойно перечислил Валентин Никандрович. ‒ Да, изначально я заявлял о другой сумме, но посчитал, если вы можете взять на себя контроль за приемом лекарств подопечного, то будет разумно повысить оплату.

Татьяна задумалась. Минимум работы за хорошую оплату, плюс проживание и питание за счет работодателя – все это звучало очень привлекательно. Конечно, она не была медсестрой, но с их обязанностями была знакома: все же два года она училась в СамГМУ. Перспектива не только помочь матери и разобраться с долгами, но и самой хорошо подзаработать, а еще наконец съехать от Инки прельщала, и Таня тут же согласилась.

‒ Очень рад! ‒ На прощание Валентин Никандрович снова пожал ей руку. В этот раз жест получился дружелюбнее, и Таня даже смогла ощутить тепло ладони. ‒ Завтра я пришлю за вами машину, и вы сможете приступить к работе.

Он допил эспрессо, оплатил заказ и за себя, и за Таню и ушел. «Жаден он разве что на слова», ‒ восхищенно подумала девушка. Досмаковав капучино, она отправилась домой. На ходу написала сообщение Юле – подруге детства, которая единственная в родном городе знала о сложностях Тани. Хотелось поделиться радостью и получить такую же искреннюю поддержку в ответ.

Глава 2

Таня вбежала в новую комнату. Стук двери ударил по нервам, но еще больше по ним била необъяснимая грубость Никиты. Гневно пнув полуразобранный багаж, валяющийся на полу, она бухнулась на кровать. Нетбук она включила почти автоматически и машинально зашла в недавно созданный блог. Необходимость выплеснуть сжимающую горло злость, высказать все обиды, несправедливо нанесенные ей за недлинный разговор, переполняла душу. Таня знала только одно место, где могла выговориться, и пальцы застучали по клавишам.

«Этот напыщенный индюк! Да как у него только наглости хватило?! Мы фактически даже не знакомы толком, а он уже хамит!» – Мысли выливались в пост без всякой фильтрации. Таня потратит на нее время позже, когда остынет. Ссора испортила настроение, а ведь утром все так хорошо начиналось.

***

Таня догадывалась, что Валентин Никандрович – состоятельный человек. Он даже оплатил ей такси до своего дома, и это в разгар футбольной лихорадки, когда ценники взлетели до небес, а поездка могла стоить как крыло от самолета. Такая щедрость была проявлением богатства. Адресом значился коттеджный поселок «Чапаевка», и целых двадцать минут под радио Таня предавалась мечтаниям о новой роскошной жизни. Ее воображение рисовало будущий дом большим и фешенебельным, как в фильмах, обязательно с мраморными лестницами и золотыми перилами. Ей уже представились и высокий цоколь, и широкое крыльцо, на которое приятно выходить с чашечкой утреннего кофе. Лепнина, пилястры, скульптурные композиции, колонны и полуколонны – все для того, чтобы жить как принцесса из сказки. А еще там должен быть великолепный сад, непременно засаженный шикарными розами.

Ожидания не оправдались. Вместо представлявшегося особняка эпохи барокко перед Таней был огороженный симпатичным забором из белого дерева одноэтажный дом. От соседских он отличался только длиной: он занимал два участка вместо одного. Дом стоял в центре поселка, окруженный миленькими двухэтажными домиками. В такие самарцы приезжали из города на выходные, чтобы отдохнуть на природе. Таня и сама бывала в похожих на вечеринках у друзей, одногруппников или друзей одногруппников. Обычно в коттеджах никто не задерживался дольше нескольких дней, но Ховричевы, судя по всему, жили в «Чапаевке» постоянно. Дом строился основательно, на века. Таня немного разбиралась в этом, ведь все детство провела с папой на стройке их собственного дома. Его так и не достроили, зато она теперь могла на глаз сказать, жилой перед ней дом или дача.

Остановившись у забора, таксист высадил Таню с багажом и, даже не предложив помощь, умчал. Сад все же имелся, хотя и маленький. Его явно разбил неравнодушный к цветам человек: это было понятно по тому, что растения выстраивались в четкую композицию. Решив, что жить в небольшом частном доме, пусть и в качестве прислуги, все же лучше, чем делить квартиру с Инной и ее женихом, Таня шагнула за калитку, предварительно сделав пару снимков для будущего блога. В кадр попала пролетающая в этот момент над домом ласточка.

Во дворе у клумбы с ирисами на корточках, вполоборота к калитке сидела девушка. Миловидная блондинка, на вид не старше самой Тани, опрыскивала цветы, и в каждом ее движении чувствовались любовь и нежность. Девушка у ирисов казалась столь чистой, что Таня застыла, не в силах отвести взгляд. «Она как ангел», ‒ промелькнула в голове неожиданная мысль. Ей показалось, как озарение, что если девушка отвернется от цветов, то случится непоправимое. Секундное наваждение тут же спало, стоило калитке со стуком захлопнуться. Девушка, уже не казавшаяся неземным существом, поднялась и, радостно улыбаясь, пошла навстречу Тане. Подол ее белого платья касался земли. Несколько травинок прилипло к нему, но девушку это, казалось, совершенно не беспокоило. Таню передернуло: кому-то же придется отстирывать пятна!

‒ Добро пожаловать. Вы, наверное, Татьяна? Отец говорил, что вы приедете. ‒ Она искрилась радушием, словно всю жизнь ждала этой встречи. На ее солнечном лице контрастно выделялись печальные небесно-синие глаза. ‒ Меня зовут Кристина, ‒ представилась она.

‒ Приятно познакомиться, ‒ Таня протянула руку. ‒ Можно просто Таня и на ты.

‒ Хорошо, ‒ Кристина улыбнулась шире, отчего на ее щеках образовались ямочки. Она поправила выбившуюся прядь пшеничных волос. ‒ Пойдем, я покажу дом.

Новое жилье Тане понравилось. В широком длинном коридоре на стенах висели картины. В основном это были копии, о чем рассказала Кристина, правда была одна оригинальная – настолько, что Таня не смогла разобрать изображенное на ней. Кристина сказала, что эту картину подарил ее дедушке какой-то греческий художник.

Таня оценила просторную кухню со всей необходимой бытовой техникой и удобствами. Разделение на две зоны – столовую и собственно кухню – на ее взгляд, было лишним: сама она привыкла, что едят и готовят в одном месте, но кто знает, как принято у богатых. Кристина назвала комнату «царством Галины Ивановны», их домработницы. Сейчас она была в магазине, поэтому застать ее не удалось. За прочным деревянным столом могла поместиться большая семья, но стояло всего три стула. Большие окна позволяли свету проникать внутрь, делая помещение еще более светлым и приветливым.

Комната Тани, куда они пошли сразу после кухни, оказалась уютной и неожиданно большой. Ее следовало бы назвать «квартирой»: кроме спального места там были кухня и личный санузел. К комнате прилагалась и соседка, та самая Галина Ивановна. Таню это нисколько не огорчило: для нее не было проблемой разделить жилплощадь, тем более, судя по словам Кристины, Галина Ивановна была доброй женщиной. Особенно Тане понравилась клумба, разбитая прямо под окном.

И комната, и сам дом, и пока единственный из обитателей, с кем Тане удалось познакомиться, производили положительное впечатление.

‒ Когда я смогу увидеть подопечного? ‒ спросила Таня, когда экскурсия по дому была окончена. ‒ Никита, верно? Кем он тебе приходится?

Имя она прочла в выданной Валентином Никандровичем бумаге. Пока про человека, с которым она будет взаимодействовать каждый день в течение полугода, Таня знала только имя и название диагноза. Там была и дата рождения, но по неосторожности Таня пролила на нее оставленный Инной лак для ногтей.

‒ Никита – мой брат, ‒ Кристина опустила голову, пшеничные пряди упали на лицо, скрыв эмоции. ‒ И лучше называй его просто по имени, вы же ровесники.

Ровесники? Таня ожидала старика или, в крайнем случае, мужчину в возрасте. «Что ж, с ровесником будет легче найти общий язык», ‒ оптимистично подумала Таня. Знала бы она, что поменяет мнение уже через десять минут.

‒ У брата немного тяжелый характер, ‒ предупредила Кристина, подведя Таню к нужной двери. Внутрь она заходить не спешила, будто боялась. ‒ Травма случилась всего два года назад, и он не совсем смирился. Но ты, Татьяна, такая светлая. ‒ Она взяла Таню за руку и улыбнулась – в синих глазах зажегся огонек веры. ‒ Я чувствую, нет, знаю, что ты справишься.

‒ Эм, спасибо, ‒ только и смогла ответить Таня, сбитая с толку такими словами.

Кристина кивнула и, пожелав удачи, исчезла: именно так, ведь Таня даже моргнуть не успела, как девушки рядом с ней не оказалось. «Странно», ‒ подумала она и взялась за ручку.

В полумраке комнаты царила тишина, гробовая, почти как в склепе. Таня сначала подумала, что это нежилое помещение. Она уже почти ушла, но тут дверь справа распахнулась, едва не ударив девушку по носу. Там была еще одна комната, откуда на инвалидной коляске выехал парень. Взгляд Тани автоматически пробежался по нему, ища внешние признаки возможного заболевания.

Зная, что ей придется иметь дело с инвалидом, Таня ожидала увидеть тощего и болезненного человека. Ее подопечный не был ни тем, ни другим. Да, лицо было бледновато, но это, скорее, следствие редких прогулок, чем болезни. Сильные руки в черных перчатках-митенках крепко, до дрожи в пальцах, сжимали колеса коляски. Растрепанные черные волосы лежали на плечах. На его ноги она старалась не смотреть: это было бы не совсем тактично.

Взгляд переключился на лицо. Резкие угловатые черты, острый нос, скулы. Особенно на холодном лице выделялись внимание черные угольки глаз, безразлично глядевшие из-под черных бровей. «Красивый», – заключила Таня. Черноволосый и черноглазый, он разительно отличался от златовласой Кристины и Валентина Никандровича, у которого в седине проглядывали светлые волоски. Это интриговало.

– Отойди, – грубый низкий голос вернул Таню в реальность, разрушая приятный образ.

Парню ее внимание явно не нравилось. Тонкие губы его искривились, обнажив зубы. Два уголька черных глаз буравили Таню. Взгляд острый и пронзающий насквозь. В нем видны все бездны ада, которые он обещал всякому, кто придется не по нраву. Она сделала шаг в сторону, пропуская парня в его комнату.

– Я Таня, твоя помощница. – Она скомканно улыбнулась и приветливо протянула руку.

Он проехал мимо, всем видом проигнорировав и жест, и слова. Остановился у кровати. Стиснул зубы и крепко зажмурился, сжав кулаки. Казалось, сейчас парень готовится подраться с гостьей, но он даже не шелохнулся. Вскоре он открыл глаза, но на Таню даже не посмотрел, отвернувшись от нее к тумбочке, будто это именно она с ним разговаривала.

– Меня зовут Таня, я теперь здесь работаю, – повторила она в глупой надежде, что в первый раз ее просто не услышали.

Парень издал раздраженный полувздох-полустон. Он так и не повернулся к Тане лицом, судорожно стал искать что-то на прикроватной тумбочке. Таня многозначительно прокашлялась, требуя от грубияна реакции на прозвучавшие слова.

– Никита, – процедил он через время, когда понял, что от него не отстанут. Руки в черных перчатках-митенках сжали колеса. – А теперь уходи.

Никита продолжал поиски, не обращая на нее внимания. Теперь он еще и водил по тумбочке руками. Нервно и торопливо он ощупывал каждый сантиметр. То, что он искал, явно было сейчас очень важно. Во всяком случае именно этим Таня объяснила лихорадочность его действий. Возможно, гнев Никиты направлен не на нее, а на то, что нужная вещь не находилась. В универе им читали курс по психологии, и Таня решила применить полученные немногочисленные знания.

– Тебе нужна помощь? – постаралась она спросить как можно деликатнее, но уже начавшее клокотать в груди раздражение сделало ее тон резче, а голос грубее, чем хотелось бы.

– Ты глухая? Или слепая, раз дверь не видишь? – Он резко развернулся, растрепанные черные волосы от этого растрепались еще больше. Черные глаза пронзили Таню, передавая недовольство.

– Ты не думаешь, что стоит познакомиться ближе? – язвительно спросила Таня, сложила руки на груди и скривила губы. Грубость она уже не могла объяснять беспокойством Никиты неудачными поисками.

– Ва-ли, – отчеканил он.

– Эй, вообще-то, у меня сегодня первый рабочий день! – возмутилась Таня. Любые положительные стремления как рукой смело.

– Ну так я его закончил, – ядовито ответил Никита. – Можешь не благодарить.

Он наконец нашел, что искал. Что именно, Тане увидеть не удалось, но ей не очень-то и хотелось. Зажав вещь в кулаке, Никита перелез с коляски на кровать, подтянув себя руками, и отвернулся к другой стене, всем видом показывая, что слышать Таню или видеть ее не желает.

Таня фыркнула. Желание подружиться с подопечным, теплившееся в груди еще утром, рассеялось. Вместо него в душе клокотали ярость и злоба. Она больше не хотела видеть Никиту и, топнув ногой, ушла.

Никита умудрился не понравиться ей с первого же разговора. Вредный и заносчивый, он нагрубил ей, даже толком не удосужившись познакомиться. Таню совсем не терзала совесть за нелестные и грубые слова, которые она написала про него в блоге.

Несправедливость – вот то слово, которое вертелось в голове Тани. Разве справедливый человек будет ссориться с девушкой в первый день знакомства? Разве будет грубить только из-за собственного плохого настроения? И самое несправедливое то, что с этим хамом Тане придется общаться целых полгода! Контракт она уже подписала и уйти не могла. Во-первых, некуда: Инна уже прислала фото, как ее жених распаковывает вещи в их квартире. Во-вторых, признать собственный провал и отступить не позволяла гордость.

***

Она черканула еще несколько строк и довольно потянулась. Импульсивная ярость утихала с каждой строчкой. Яда в словах не становилась меньше, и в душе у Тани клокотать будет еще минимум до вечера, но сейчас, когда первые эмоции были выплеснуты, сдерживаться стало легче. Когда Таня поставила последнюю точку и опубликовала пост, самообладание почти вернулось. Если поделиться проблемой хоть с кем-нибудь, то она уже наполовину решена.

Она подняла взгляд от экрана и посмотрела в окно. Розовые облака, подсвеченные золотом заходящего солнца, плыли по сиреневому небу. Таня схватила с полки у кровати «мыльницу» и кинулась к окну. Нельзя упустить такой красивый закат. Она сделала несколько ярких снимков: только небо, растущие под окном ромашки и похожие на них цветы на его фоне – панорама из окна. Когда Таня закончила, часы показали двадцать минут восьмого. Таня размяла затекшую от долгого сидения шею. «Интересно, тут ужин по расписанию или каждый сам готовит, когда хочет?» – подумала она.

Значок комментария под сделанной сегодня после обеда записью о переезде мигнул, привлекая внимание. Оказалось, он мигает уже двадцать минут. Таня решила, что пока не голодна, во всяком случае не настолько, чтобы бежать на кухню, и открыла запись, которую сделала еще окрыленная открывающимися перед ней перспективами.

Комментарий оставила Юля. В том, что именно подруга будет первой подписчицей ее блога, Таня не сомневалась. Именно Юля предложила – хотя тут скорее подойдет слово «настояла» – писать посты про жизнь и работу с инвалидом. Тане идея показалась занимательной, и она согласилась. Только вести блог от своего имени она наотрез отказалась, заменяя имена: очень не хотелось, чтобы ее обвинили в использовании личных данных. Да и так она будет уверена, что мама не узнает, чем занимается дочь вместо учебы.

Запись о новом доме с прикрепленной фотографией ласточки на заборе Тане нравилась. Она получилась очень хороша для первого поста. Теплота и вера в лучшее сквозили в каждом слове, в таком же ключе был и комментарий Юли. Таня прочла его и улыбнулась: даже подруга из далекого Калининграда смогла поддержать ее в нужный момент. Недавняя хандра практически полностью улетучилась.

– Татьяна, – окликнули ее. Таня так увлеклась блогом, что не заметила вошедшую в комнату Кристину.

– Привет, – Таня выключила нетбук и кивнула.

– Привет, – Кристина робко кивнула в ответ. – Прости, если отвлекаю, но уже время ужина.

Таня улыбнулась. Все же готовить самостоятельно ей не придется, по крайней мере, сегодня. Замечательная новость! Обе девушки отправились ужинать.

Столовая была светлая и уютная. Таня почуяла доносившийся из кухни, отделенной перегородкой, запах свежих булочек. На дубовом столе стояла ваза с букетом люпинов.

– Какие красивые! – Таня не удержалась и понюхала цветы. Тягучий пряно-сладкий аромат наполнил легкие, немного закружилась голова. Дурманящий запах напомнил о доме: точно такой же с мая по начало июня доносился с поля у ее школы.

– Кристина каждый день собирает. – Из кухни вышла светловолосая женщина. В руках она несла три тарелки. – Помоги-ка.

Женщина вручила тарелки Тане, а сама вернулась на кухню за едой. Кристина тем временем раскладывала вилки. Когда она только успела их взять? Сначала Таня подумала, что женщина приходится Кристине матерью, но, когда они втроем сели за стол и появилась возможность поговорить, выяснилось, что это не так. Волосы ее были темнее, чем у Кристины, а нос шире. Глаза женщины были не синими, а серыми.

– Галина Ивановна работает у нас уже четырнадцать лет, – скромно улыбнулась Кристина. – И действительно почти как мама.

– Не говори глупостей, – отмахнулась Галина Ивановна, усмехнувшись. – Я всего лишь домохозяйка. Лучше расскажи о себе, милочка, – ласково обратилась она к Тане.

– Меня наняли сиделкой, – сказала она первое, что пришло в голову.

– Это и так известно, – хохотнула домохозяйка. – Скажи-ка лучше, успела познакомиться с Никитой?

Неприятные воспоминания прошедшей ссоры снова прокрались в голову. Улыбка сползла с лица.

– Лучше бы не успела, – фыркнула Таня, наколов капусту на вилку.

– Брат может быть слегка грубоватым, – словно извиняясь за него, пролепетала Кристина. – Но он не плохой, – уверила она.

– Он так уже года два как. – Галина Ивановна поднялась из-за стола и собрала опустевшие тарелки. – Надеюсь, хоть ты не сбежишь от него через три месяца. Ты кажешься сильной. – Она подмигнула Тане и ушла на кухню, где уже свистел чайник.

– Расскажи про свою семью, – обратилась Таня к Кристине. Продолжать разговор о Никите ей совсем не хотелось, а вот про других Ховричевых послушать было интересно. – Почему Валентин Никандрович не ужинает с нами?

– Отец не появляется раньше полуночи, – объяснила Кристина. – И из дома уезжает раньше, чем начинается завтрак. Света сегодня в гостях у друзей. А Никита не показывается из комнаты, даже ест у себя. – Она заметно погрустнела: ей явно не нравилось обсуждать семейные отношения.

– У тебя есть сестра?

– Младшая. Ей четырнадцать. Света почти не бывает дома: все гуляет со своей компанией, так что ты редко будешь ее видеть.

Разговор прекратился. Молчание было неловким. Тане хотелось разрушить эту неловкость. Она искала, о чем еще поговорить, пока Галина Ивановна не вынесла чай. Взгляд снова привлек букет.

– Ты только букеты собираешь? – Тема пришла Тане в голову сама собой.

– По букету каждый день, – Кристина заметно оживилась. – А еще составляю гербарии: их так приятно рассматривать зимой. В детстве в театре играла, но сейчас бросила, – в голосе прозвучала печаль. – А ты чем-нибудь увлекаешься? – спросила она и вдруг, спохватившись, добавила: – Прости, если это слишком личное, я не настаиваю.

– Что ты! Ничего такого, – Таня удивилась. – Я фотографирую в свободное время. Неплохо получается.

Как раз в это время Галина Ивановна вынесла чай с печеньем. Аромат лимона, имбиря и корицы окутал всю столовую.

– У тебя, наверное, много работ. – Домработница села за стол и макнула печенье в чай.

– Не так много, – пожала плечами Таня. Она сделала глоток – теплый медовый напиток приятно согрел горло.

– Можно посмотреть? – спросила Кристина, приветливо улыбаясь.

Таня молча покачала головой. Свои немногочисленные работы показывать она не хотела. С самого детства она слышала упреки матери и насмешки одноклассников, неумело маскируемые под дружеский совет. В ее окружении быть фотографом или даже просто увлекаться съемкой было глупостью, не подходящей для дочери известного офтальмолога. Сейчас Тане не хотелось слышать неприятные слова. Хотя Кристина с Галиной Ивановной выражали искренний интерес и были вполне милы, рисковать не стоило. Таня отмахнулась и перевела тему, чтобы не повисло неловкое молчание. Остаток дня прошел в шутках и смехе. Перед сном Таня налила себе кофе – проверенное средство, чтобы быстро уснуть.

Глава 3

Таня продрала глаза за пять минут до будильника и тут же полезла проверять блог: за ночь подписчиков прибавилось, и это не могло не радовать. Как бы Таня ни ценила поддержку Юли, но заинтересовать посторонних людей было куда приятнее, чем привлечь знакомого.

Она решила посмотреть, кто же пришел в ее блог. В основном, это были женщины, нескольких из них Таня даже знала. Было немного людей на колясках: видимо, они посчитали, что блог будет им полезен. Но больше всего внимание привлек анонимный аккаунт. Ни аватарки, ни даты рождения, ни какой-то другой информации. Только мужской пол и надменное «господин Х» вместо имени. Таня пожала плечами и поспешила посмотреть вчерашний пост. Время до завтрака еще было.

Запись прокомментировали несколько человек: подруга, еще пара незнакомых Тане новых подписчиков и тот самый аноним. Юля была полностью солидарна с Таней и пылала праведным гневом вместе с ней. Такое единодушие с подругой Таня ценила – именно благодаря ему обе девушки подружились еще в школе. Другие комментаторы тоже поддерживали Таню. Одни писали, подбирая выражения, другие яростно ругались.

Женщина по имени Венера Марсовна мягко замечала: «Он, конечно, ужасно груб, хотя это не редкость в подобных обстоятельствах. Не оправдываю: ничто не дает права человеку грубить милым дамам». Некий Мордаха Сатиры заявил, что «этому парню просто необходимо дать пять. По лицу. Стулом». Все были солидарны в одном: герой поста (имя Таня не указывала из соображений конфиденциальности) вел себя отвратительно. Только господин Х не выразил никакого отношения к событиям в посте, а советовал не судить людей по первому впечатлению, «ибо оно зачастую не соответствует действительности». Возможно, прочти Таня комментарий вчера, когда ее ярость еще не остыла, она не согласилась бы с этим Х, но теперь его комментарий показался ей хоть и слегка заумным, но правдивым и единственным объективным.

Попробовать начать общение с Никитой с чистого листа было не столько решением, сколько обязанностью. Таня просто не могла игнорировать работу, которую искала несколько месяцев. Прекрасно понимая, что подружиться или как минимум стать приятелями с Никитой ей придется, Таня потратила большую часть утра на размышления, как это сделать. Никита не производил впечатление человека, который извинится за вчерашнюю ссору, но и Таня не собиралась делать этого. Просить прощения должен тот, кто виноват, а она таковой себя не считала. Нужно было как-то обойти эту тему.

Спустившись к завтраку, Таня заметила нового человека – младшую сестру Кристины. Света была такой же светловолосой, но в ее ультрамариновых глазах было больше дерзости, так свойственной подросткам. В отличие от сестры, она носила очень короткую юбку и яркий макияж, который делал девочку визуально старше своих лет. По мнению Тани, такой вид был чересчур для четырнадцатилетней девочки, но ни Галину Ивановну, ни Кристину ничего не смутило.

Свободное место осталось только рядом со Светой – хороший повод познакомиться. Присаживаясь, Таня заметила на руке девочки черно-белые цветы. Делать какие-либо комментарии она не стала: прекрасно помнила, как все ее подруги в подростковые годы грезили о тату. Видимо, Валентин Никандрович очень великодушный родитель, раз уступил желаниям дочери.

– Привет, – поздоровалась Таня. – Меня зовут Татьяна.

Света дружелюбия не проявила, лишь ограничилась вежливо-нейтральным приветствием, закинула пончик с маслом в себя и убежала.

– Куда это она? – удивилась Таня. Часы показывали, что нет еще и восьми утра.

– Светлячок больше любит проводить время с друзьями, чем дома, – Галина Ивановна убрала уже пустые тарелки. – Хорошо, что там есть старшие ребята.

– Мне сегодня тоже надо уйти, – будто извинялась Кристина.

Она была одета в голубое платье с подолом до пола, довольно красивое. Оно одно должно было навести на мысли, что Кристина собирается куда-то выходить. Милая белая сумка с цепочкой вместо ремня тоже должна была подсказать. Но Таня была слишком поглощена раздумьями о необходимом примирении с Никитой, отчего не обратила внимание на наряд Кристины.

– Куда? – поинтересовалась Таня.

– В храм, – как само собой разумеющееся сказала Кристина. – Сегодня же воскресенье.

Таня воцерковленной не была. Как и все в ее семье, в Бога, конечно, верила, но церкви не посещала – не видела необходимости: раз Бог есть везде, то какая разница, где и когда к нему обращаться. Человека, посещающего храм по воскресеньям, она видела впервые. Однако она ничего не сказала: каждый в праве верить или нет, во что хочет сам.

Кристина закончила завтракать, пожелала хорошего дня и ушла. В Таниной голове все еще крутились идеи, как начать предстоящий разговор с Никитой, поэтому она продолжала сидеть за столом, ковыряя остывший пончик. «Может, комнату похвалить? – размышляла она. – Да нет, что в этом склепе хвалить. Или погоду обсудим?» Ни одна из мыслей не казалась хорошей. Спасла ее Галина Ивановна.

– Отнеси-ка Никите, – домработница вручила Тане поднос с едой. – Раз ты у нас сиделка, могу делегировать тебе эту обязанность, – женщина задорно подмигнула.

Таня хмыкнула и направилась в комнату. Сначала она постучала и, не услышав за дверью недовольства, вошла. В этот раз в комнате было светлее. Окна все так же были занавешены плотными шторами, кроме одного, зато горели все лампы. Таня хотела подойти и раздвинуть их – впустить солнце внутрь, но не решалась, переминаясь с ноги на ногу у двери.

– Доброе утро, – поздоровалась наконец она. – Я принесла завтрак.

Никита не спал. Это было хорошей новостью: Таня не хотела, чтобы ей пришлось его еще и будить. Он курил у единственного открытого окна. Вчерашняя голубая рубашка уже была на нем, как и черные перчатки-митенки.

– Здравствуй, – откликнулся Никита совершенно спокойно, будто не он вчера устроил скандал.

– Тебе нужна помощь с… чем-нибудь? – сконфуженно пробормотала Таня, поставив поднос на низкий стол.

Спрашивать было неловко, но в ее обязанности входила медицинская помощь. Таня не знала, в чем именно эта помощь заключается, но была готова ко всему. На втором курсе у них была практика «Помощник палатной медсестры», но ей ни разу не позволили сделать что-то сверх подачи градусника и мытья полов. Разве что один раз показали, как ставить уколы и капельницу, и то это был старшекурсник.

– Можешь не волноваться, – отозвался Никита, потушил сигарету и сунул в стоящую на подоконнике пепельницу. – Я не настолько беспомощный, чтобы не вколоть пару уколов.

Он поправил ворот голубой рубашки и уехал в смежную комнату. Чтобы не стоять без дела, Таня села в кресло у кровати. На тумбочке рядом лежала полупустая упаковка лекарств. Каких именно, Таня не поняла, ведь название было на немецком.

– Знаешь, мне не очень нужна сиделка, – голос вернувшегося Никиты отвлек от разглядывания его вещей.

– Меня нанимал не ты, – фыркнула она, сложив руки на груди. – Пока твой отец не скажет, что я не нужна, будь добр терпеть мое присутствие.

– Валентин – мой дядя, не отец, – поправил он спокойно.

– А Кристина?

– Мы двоюродные. – Никита взял чашку с успевшим остыть чаем, прекращая дальнейшие расспросы.

Таня притихла. Раньше она думала, что они родные, хотя не то чтобы это имело какое-то особое значение. Теперь различиями Ховричевы не удивляли так сильно.

Пока Никита без аппетита размазывал кашу по тарелке, Таня осматривала его комнату. Телевизора не было, зато были книжные полки и картина в уже знакомом стиле. Таня сделала вывод, что она написана тем же греком, что и пейзаж из коридора. На стене рядом с креслом Таня заметила доску с расписанием дня. Напротив выполненных пунктов: «проснуться», «умыться», «одеться», «вколоть уколы», «принять таблетки» – стояли серые галочки. Многие пункты повторялись несколько раз в разных вариациях. Ни одной строчки о друзьях или прогулках. «Он что, все время один в комнате сидит?» – промелькнула мысль. Таня была намерена исправить образ жизни подопечного. Не сразу, конечно: сначала стоило познакомиться поближе.

– Не злись за вчерашнее. Я не был настроен на беседу, – вдруг произнес Никита. Хотя он говорил с Таней, смотрел не на нее, а на стену перед собой.

Таня удивленно моргнула. Фраза звучала как неумелое извинение и, скорее всего, им и была. После вчерашней ссоры она сделала вывод, что Никита ни за что не станет просить прощения. Было приятно ошибиться, ведь только у хороших людей есть совесть, которая их иногда грызет. Никита чувствовал себя виноватым, это было понятно по словам и извиняющемуся тону. Таня решила зачесть ему попытку и простить.

– Хорошо, что ты признаешь свою вину, – протянула она в ответ.

***

Когда она приходила в храм, ее сердце пело. Тепло и хорошо ему под присмотром божьим, оттого и пело, как поют ангелы: «Свят, свят, свят». И Кристина вторила ему, шептала: «Господи, помилуй», и молитва облегчала ее душу.

Храм Рождения Богородицы она посещала, сколько помнила себя. Отец учил ее молиться, и она внимала, покорно и кротко, питая сердце. Когда-то они ходили сюда всей семьей, но то время прошло. Два года, как Кристина бывает здесь одна; два года, как молится в три раза больше: за сестру, за брата, за отца. «Господи, помоги им». За них и для них. За себя – никогда. Себе – ничего.

Чаще всего Кристина ставила свечи за брата: просила простить его грех и помочь выбраться. Сегодня впервые имя брата не звучало в ее молитве.

– Господи, прошу, позволь Татьяне остаться с нами дольше. – В руках свеча, губы шелестят, под сомкнутыми веками проступает святой образ.

Кристина чувствовала: Таня призвана помочь им спастись от уныния. Она открыла глаза – пламя свечи в ее руке не дрожало, и это только больше уверило Кристину в верности ее мыслей.

Чей-то взгляд нежданно прирос к спине. Кристина повела плечом, но ощущение не ушло: чужое внимание прилипло к ней. Решив уйти, Кристина три раза осенила себя крестным знаменем и стремительным шагом спустилась со ступеней храма. Взгляд никуда не делся: Кристину будто преследовали. Это беспокоило и пугало, поэтому она ускорила шаг, мысленно моля Бога о спасении.

– Кристин! – веселый голос прозвучал над ухом, на плечо легла ладонь. Кристина развернулась, готовая защищаться.

– Денис… – Она расслабленно улыбнулась и поправила сползший платок. Подумав, она сняла его и убрала в сумку.

Перед ней был не злодей, а старый знакомый. В приветливых серых глазах сверкнула искра смеха, на губах расплылась улыбка. Коричневые, коротко стриженные волосы отливали рыжиной. Год, как отгремел их совместный выпускной – год, как они с Денисом не виделись. Их отношения можно было назвать дружескими, если бы не трепыхалось что-то раненой пташкой в сердце у Кристины, стоило только ей увидеть парня. Трепыхнулось и в этот раз.

– Бегу за тобой с самого храма. – Денис весело взъерошил свои коричневые с рыжиной волосы. – Быстрая же ты.

– Ты был в храме? – удивление в голосе Кристине скрыть не удалось. В последний раз, когда они виделись, Денис был атеистом.

– Армия меняет людей, – подтвердил он, довольно хмыкнув.

Сразу после школы Денис ушел служить. Где и на кого учиться, он не знал, ничем особым заниматься не планировал, а отдать долг родине считал обязанностью любого мужчины. «Ну, разве что кроме твоего брата», – добавил он смущенно, когда рассказывал Кристине о своих планах. Год назад она поддержала его, ведь сама считала, что ей будет лучше не видеться, хотя мысль о столь долгой разлуке заставляла ее плакать. Теперь они вновь встретились.

– Чем думаешь заниматься теперь? – спросила она с живым интересом.

– Не знаю. По работам помотаюсь, подумаю, – честно и весело ответил Денис. – Я в «Чапаевку» переехал, – подмигнул он ей, – пошли провожу.

Кристина прикрыла ладонями вдруг потеплевшие щеки. Их грела приятная мысль, что Денис помнит, где она живет.

– Ты теперь занял бабушкин дом? – спросила Кристина, чтобы как-то занять время, пока они идут.

– Ага, – кивнул Денис. – Она к родителям перебралась в квартиру, а я к ней. А ты как?

– В СГСПУ учусь. На финансах, – пожала она плечами. – Остальное по-прежнему.

– Клёво! – Денис оттопырил палец вверх. – Но разве ты не в театральный хотела?

Кристина молча покачала головой. Театральный и сцена остались далеко в мечтах. Там им место, а не в реальности.

– Никита больше не ?.. – спросил Денис осторожно, не завершив предложение.

От вопроса Кристина поежилась, словно он принес холод. Она не любила говорить о том поступке брата и была благодарна Денису, что он не произнес страшного слова. Винить Дениса за неприятный вопрос она не могла, ведь он тоже тогда переживал. Вспоминать тот день она не любила, но не могла прекратить возвращаться туда снова и снова: это был одновременно самый страшный и самый прекрасный день.

– Нет, больше нет, – Кристина поспешила ответить. – Давай закроем тему, пожалуйста, – попросила она, обхватив себя руками.

– Прости, я не мог не спросить, – попытался оправдаться Денис. – Расскажи тогда про универ. Чему там вас учат?

Остаток пути они прошли, болтая про учебу и армию. Потом вспоминали моменты общего прошлого. Когда пришло время разойтись, Кристине очень не хотелось делать первый шаг прочь от Дениса.

***

– Сыграем? – предложила Таня после обеда и, не дожидаясь ответа, вытащила из кармана стопку карточек.

В эту игру она играла с подругами в детстве, когда кто-нибудь устраивал ночевку. Она устроилась на полу, перемешала карточки и сложила их колодой перед собой. Никита выгнул бровь, но ничего не сказал. Иногда людям не надо говорить, чтобы их поняли.

– Это поможет нам лучше познакомиться и развлечься, – объяснила Таня.

У Никиты не было своих дел, покидать комнату без особой надобности он отказывался, а сидеть без дела скучно.

– Ладно, если хочешь. – Согласие сопровождалось глубоким вздохом.

«Будто это так трудно», – негодующе подумала Таня, но смолчала: нарываться на еще одну ссору она не хотела.

– Нужно по очереди отвечать на вопросы. – Таня подняла карточки, чтобы ему было удобнее брать. – За каждый ответ получаешь балл.

– А что победителю? – Никита подался вперед только слегка, чтобы не выпасть из коляски.

– Но мы играем не для денег! – громко возмутилась его алчности Таня.

– А только б вечность проводить?[1] – ухмыльнулся он, но, увидев непонимание на лице собеседницы, растерял зачатки веселости и раздраженно пояснил: – Это ци-та-та. Тяни первой.

Таня играла в игру не в первый раз, поэтому была готова к большинству вопросов, но ответы всегда получались разными, в зависимости от того, с кем играешь. Это и обеспечивало веселье. Предвкушая, Таня вытянула верхнюю карточку.

– Твое любимое время года, – прочитала она и тут же ответила: – Лето. Тепло, светло, свободно. Теперь твой ответ, – подсказала она Никите.

Он слегка нахмурил брови, коснулся пальцами подбородка, поднял глаза вверх, вспоминая. Один из самых легких вопросов колоды заставил его глубоко задуматься.

– Обязательно? – перевел он взгляд на Таню, но, когда она недовольно зыркнула, начал перечислять. – Зиму я не люблю: в снегу колеса намертво вязнут. Осенью слишком грязно, весной тоже бывает слякоть. Если выбирать, то, наверное, лето.

– Звучит так, будто у тебя и нет любимого времени года, – прокомментировала Таня, протягивая ему стопку карточек. Он только пожал плечами.

– Самое ужасное, что может совершить человек? – прочел Никита.

Это был один из тех вопросов, над которым Таня всегда ломала голову. Она была готова, что Никита будет думать долго, но ошиблась.

– Измена! – Он не задумался ни на секунду. Яростно сжал кулаки, но вскоре расслабил руки.

Таня была согласна с ним, о чем тут же сообщила и потянулась за другой карточкой.

– Почему ты живешь в этом городе?

– Глупый вопрос, – цокнул языком Никита и закатил глаза. – Потому что родился здесь, как и ты.

– Вообще-то, я родилась в Калининграде, – парировала Таня. – В Самару в мед поступать приехала и от мамы сбежала, – добавила она тише.

– Сбежала? – спросил Никита, и в его голосе впервые за день послышалась заинтересованность.

– Она хорошая мама, просто иногда слишком авторитетная. – Таня будто оправдывалась или оправдывала мать. – Мне хотелось быть немного свободней, вот я и уехала из дома.

Никита пожал плечами, принимая ответ, и взял новую карточку.

– Опиши вещь из своего гардероба, – прочел он и озадаченно свел брови, осмотрев себя.

– Расскажи про митенки, – подсказала Таня. Ей еще вчера бросились в глаза его перчатки. Она не встречала людей, которые носили бы их в доме, и ей было интересно, почему это делает Никита.

– Чтобы мозолей от колес не было: без них натирает сильно, – безразлично ответил он, правильно истолковав ее интерес. – Твоя очередь. Брошь.

– Что?

– Ты выбирала предмет мне, я выбираю тебе. Это справедливо, – пожал плечами Никита.

Брошка в виде ласточки – единственное дорогое украшение, которое было у Тани. Дорога она была не из-за цены: Таня даже не знала, сколько брошь когда-то стоила, – дело было в значении. Много лет назад ее подарил прабабушке какой-то офицер и сулил счастье. Правдиво ли было обещание, никто в семье сказать не мог, но брошь все равно передавалась по наследству.

– Странное у тебя представление о справедливости, – фыркнула Таня. Других вещей она не придумала, поэтому решила уступить Никите. – Мама мне ее подарила на восемнадцатилетие. Говорит, она помогает найти счастье. Пока не сработало, – Таня пожала плечами и потянулась за своим вопросом.

– Ты выберешь красивую ложь или болезненную правду? – прочитала Таня вопрос на доставшейся ей карточке.

– Что за бред? Почему тут такие странные вопросы? – возмутился Никита.

– Просто ответь, – устало выдохнула Таня. Она сама не хотела отвечать именно на этот вопрос, но правила есть правила.

– Не люблю, когда мне врут, – буркнул Никита.

Фактически на вопрос из карточки он не ответил, но Таня решила, что это неважно. Она быстро пролепетала про нежелание обижать людей и ложь во благо и потянулась за следующей карточкой. Следующие вопросы были максимально простые.

– Кем ты хотел стать в детстве? – Никита вытянул седьмую по счету карточку. Лицо его, и без того не радостное, стало хмурым.

– Хочешь, я первая, – Таня вызвалась вперед. – Я в детстве мечтала быть певицей, как Пугачева.

Она соврала, ведь никогда особо не задумывалась, кем хочет стать: ни в детстве, ни сейчас – но такой ответ на вопрос казался Тане неправильным и глупым. Не имея своей, она решила присвоить себе детскую мечту Юли, ведь подруга все равно не узнает.

Никита молчал. Казалось, он не слушал ее совсем, погрузившись в себя. Черные глаза не двигались, и сам он сидел неподвижной гипсовой статуей. Таня не выдержала этой гнетущей тишины и тронула его за плечо, чтобы растормошить. Никита дернулся будто от удара током и впервые за день посмотрел Тане прямо в глаза. Она не смогла разобрать, что клубится в зрачках, но взгляд приковал ее. Темный, глубокий, но не отталкивающий, не пугающий – что-то было в нем. Таня не разобрала, что манило, не позволяло отвернуться. Никита смотрел на нее не моргая. Как долго человек может не моргать? Возможно, не дольше минуты. Минута эта показалась Тане часом.

– Уходи, – сдавленно попросил Никита, первым разрывая зрительный контакт. Он отвернулся и отъехал к прикроватной тумбочке. Взял сигареты, зажигалку и закурил.

– Но мы не закончили. – Таня бросила взгляд на стопку карточек, которых оставалось еще много.

– Плевать, – бросил Никита, не повернув к ней лицо. – Уходи. – На Таню он больше не обращал внимания.

Она скривила губы, топнула ногой и ушла, назло Никите оставив игру лежать на полу его спальни. Они опять поругались и опять из-за него. Никитины заскоки уже раздражали. Мало того что сам по себе хмурый и холодный, так еще и резко прерывает любое нормальное общение! Но глаза… Таня только сейчас, оставшись наедине со своими мыслями, поняла, какие они. Печальные, да, это слово подходило лучше других. Так жалко ей стало Никиту. Не из-за коляски, а из-за глаз.

Таня дернула головой: не хватало еще тут дифирамбы Никитиным глазам петь. Она вздохнула – раздражение как рукой сняло. «Хочешь, чтобы тебя оставили в покое, так я оставлю», – подумала она.

До ужина оставалось еще время. Таня решила потратить его на фармакологию. Внутреннее чутье подсказывало ей, что именно по этому предмету ее будут валить на следующей попытке восстановиться. Тетради с ненавистными лекциями, которые она позаимствовала у бывшей одногруппницы, уже маячили перед глазами. Не то чтобы она хотела возвращаться в вуз, но мать же загрызет ее за неоконченное образование.

Когда вечером Таня тихо прокралась в комнату Никиты с ужином, он лежал на кровати к ней спиной и разглядывал фото: одиннадцать юношей в футбольной форме. Таню Никита не заметил.

_______________________________________________

[1]А. С. Пушкин «Наброски к замыслу о Фаусте»:

<…>– Эй, смерть! Ты, право, сплутовала.

– Молчи! ты глуп и молоденек.

Уж не тебе меня ловить.

Ведь мы играем не из денег,

А только б вечность проводить!»

Глава 4

Май 2016 г.

В актовом зале было тихо, только шелестели наспех напечатанные программки. Какой же спектакль без программки, даже пусть и школьный? Школьный театр всегда уступает настоящему, и этот не был исключением. Сценарий, написанный на коленке руководительницей труппы (какое гордое слово она подобрала для горстки старшеклассников!), вырезанные из картона и раскрашенные гуашью кривые декорации и простенькие костюмы. Но все недостатки меркли, как только актеры выходи на сцену. Они вдохновенно разучивали роли и перевоплощались в персонажей, не играя, а живя. 7 мая 2016 года ставили «Вишневый сад» Чехова. Никто не знал, почему в месяц, когда все вспоминают о войне, Людмила Михайловна выбрала мирную постановку. Впрочем, если актеры и задавались этим вопросом, то лишь в перерывах между учебой и репетициями, а зрителям было все равно, на что смотреть.

Среди многих ежиков и канадок Никита выделялся стрижкой в стиле ретро. В первом ряду приходилось часто задирать голову, и шея уже порядком подустала. Пальцами он размял затылок и взглянул на наручные часы – половина седьмого. На сцене разворачивалось финальное действие, а значит, успеть на последний автобус еще можно. «Народ добрый, но мало понимает», – проговорил один из актеров, и Никита вернул взгляд на сцену. Нельзя пропустить очередное появление своей девушки, иначе она затаит ужасную обиду. Ссориться с ней по пустякам юноше не хотелось.

Инна вышла бледная. Лицо ее так естественно дрожало, а руки так тряслись, что казалось, будто актриса сама страдает, а не просто передает настроение героини. Так же талантливо она играла в день их знакомства.

С Инной Никита начал встречаться благодаря школьному театру. В тот день ставили «Ромео и Джульетту». Руководительница театрального кружка считала, что невозможно не поставить Шекспира хотя бы раз в год. Никита зашел за сестрой. Он тогда не собирался смотреть спектакль – думал дождаться окончания в коридоре, но, вопреки планам, остался. Стоило только на сцене показаться Инне – в тот раз она играла Розалину, бывшую девушку Ромео – и Никита остался. Как назло, (или на благо – это с какой стороны посмотреть) постановка была по мотивам, и героиня девушки мелькала в каждой сцене.

Высокая и стройная, Инна сразу бросилась в глаза. Гладкая кожа красиво блестела в свете недавно купленного одинокого софита. Длинные темно-каштановые волосы собраны в высокую прическу. Никита даже на расстоянии безошибочно определил греческий профиль. Он видел много красивых девушек, двух лучших из них имел счастье называть сестрами, но именно Инна запала в душу. Ее грациозная походка, уверенные и энергичные движения, легкая улыбка – все приковывало внимание. Во время выхода на поклон их взгляды пересеклись, Инна улыбнулась шире и подмигнула. Никита отвел глаза и принялся выискивать на сцене Кристину. Он даже не запомнил, кого она тогда играла, но Инна врезалась в память.

Они учились в параллельных классах, и до этого Никита, как ему казалось, с ней не пересекался. Инна же частенько приходила на поле посмотреть за тренировкой школьной команды по футболу. Она призналась, что сначала делала это ради друга, который играл в команде, но совсем скоро переключилась на Никиту. Она заметила его интерес на спектакле и решительно предложила «быть ее Ромео». Никита ничего не имел против, и уже на следующий день они начали встречаться.

Инна играла очень хорошо – лучше всех в труппе. Ей многие прочили карьеру известной актрисы и даже роли в кино, но сама она относилась к театру не больше, чем к занятному хобби. Девушка мечтала посвятить жизнь профессии следователя и готовилась поступать на юридический, в отличие от Кристины.

Когда появилась Кристина в бедненьком платье с белым воротником, большая часть зрителей вытянула шеи. Никита вынырнул из воспоминаний и усмехнулся. Сестра всегда нравилась людям, а ее неприступность и скромность только подогревали их интерес. Многие даже называли «ангелом». Кристина в своей роли смотрелась чудо как хорошо, будто Чехов писал Варю именно для нее. Кажущаяся легкость движений могла обмануть всех, но Никита знал, как долго сестра готовилась к постановке «Вишневого сада». Она даже самолично перешила старое платье Галины Ивановны, которое та отдала во имя творчества.

Тщательно изображаемый кем-то из младшеклассников удар топора, прозвучавший скорее оружейным выстрелом, завершил спектакль. Зрители повставали со своих мест и поспешили кто на остановку, кто к сцене, желая заглянуть за кулисы. Никита не торопился. Сначала Кристина снимет макияж, затем переоденется, и только после этого можно забирать ее домой. Он медленно взял две ветровки и неторопливо пошел к сцене.

– Никита! – окликнули из зала, вынуждая обернуться.

К нему уже бежал Петя. Когда он резко остановился, светлые кудряшки на голове дернулись, подчиняясь инерции.

– Так и знал, что ты тоже тут, – вместо приветствия прокомментировал Никита. – С цветами.

Взгляд упал на букет, который Петя бережно держал в руках. Семь алых роз в красивой упаковке. Не трудно было догадаться, кому именно он предназначался.

– Это ж по дружбе, – будто прочитав его мысли, объяснил Петя.

– Она не любит цветы, – холодно бросил Никита. А вот когда к его девушке лезут с непрошеными подарками, не любил уже он сам.

Петю приходилось терпеть. Никита успокаивал себя мыслью, что тот был просто другом детства Инны без шанса выбраться из френдзоны. Главное, что сама девушка не проявляла к нему никаких знаков внимания. Все же это не мешало ревнивым мыслям иногда посещать Никитину голову. Вот и сейчас грудь жгло неприятное чувство злости. «Потерпи еще годик» – мысленно увещевал себя Никита, понимая, что сделать сейчас с другом Инны ничего не может. Руки чесались выкинуть эти розы в ближайшую мусорку, но поступить так – выставить себя ревнивым идиотом, чего Никита не мог себе позволить. Кроме того, Петя – ценный игрок, и без него, как бы прискорбно ни было это признавать, команда пропадет.

– Это ее маме, – буркнул Петя и почесал шею.

Никита скрестил руки на груди и многозначительно хмыкнул: Пете он не поверил ни на грамм. День рождения у матери Инны был пару месяцев назад – другого повода для букета он не видел.

– У тебя какое-то дело? – уточнил он, желая оставить неприятную тему. Не мог же Петя остановить его только ради ни к чему не обязывающей беседы?

– Да, – Петя откашлялся и только потом продолжил: – Я… меня не будет завтра на тренировке, – выпалил он на одном дыхании, спеша, будто Никита собирался перебить его на полуслове.

– Ты хотел сказать, что опоздаешь? – Никита дал ему шанс исправиться.

– Нет, блин, – Петя почесал затылок, боясь посмотреть Никите в глаза. – Бабушка завтра приезжает из Костромы. Семейный праздник, все такое. И воскресенье тоже… – Он повел плечами и, чувствуя недовольство собеседника, отступил на шаг назад.

Никита – капитан школьной футбольной команды, в которую входил Петя. Капитаном он был суровым, а когда их команда получила шанс пройти отбор в «Крылья Советов» – престижный футбольный клуб Самары, он ужесточил подход к тренировкам. Последний год команда проводила на поле слишком много времени. Если бы не вмешательство тренера, Никита бы гонял парней до ночи, прерываясь лишь на еду и уроки. Он не собирался делать перерыв даже летом, на время каникул.

– Если ты не хочешь пройти отбор, то не лишай такого шанса других, – процедил Никита. – Футбол – командная игра. Решил подставить нас из-за какой-то ерунды?

– Я не видел бабушку четыре года, – Петя насупился. – Это не ерунда! А от одного выходного никому хуже не будет. Мне еще «спасибо» скажут.

– «Спасибо» за вылет из соревнований? – голос Никиты сочился сарказмом.

– За отдых. Ты всех задрал со своим чудовищным графиком! Даже тренер поблажку дает! – Петя впервые за разговор посмотрел прямо на Никиту. Его зеленые глаза горели обидой и затаенной ненавистью. Война взглядов длилась минуту. Петя первый моргнул, поник плечами и зло пробубнил: – Мы тебе не школа олимпийского резерва, чтоб круглосуточно вкалывать! Для тебя победа на отборе дороже всего в жизни?

– Дороже всего в жизни? – усмехнулся Никита. Как можно было не понимать такие простые вещи? – Нет. Отбор и есть моя жизнь, цель и смысл. Если мы сделаем это, то сможем попасть в «Крылья», а оттуда и в сборную России. Ты понимаешь? Нельзя упустить такой шанс только из-за того, что к тебе приедет бабушка.

Петя отвернулся и больше ничего не стал говорить. Никита уже знал, что тот придет на завтрашнюю тренировку: нельзя не прийти, нельзя подвести команду. Зачем Петя говорит про чудовищный график? Никита и сам знает это, ведь он тоже устает на тренировках. Но по-другому отбор не пройти – это Никита тоже знает. Когда его выбрали капитаном, он взял ответственность за успех команды и собирался сделать из товарищей звезд если не мирового масштаба, то хотя бы родного города. Если представился шанс, надо хвататься за него и ни за что не упускать. У них был шанс, и Никита сделает все, чтобы мечта осуществилась. В конце концов делает он это не только ради себя.

– А вот и мы, – раздался у уха нежный голос Инны. Как только Никита повернулся к ней, девушка прыгнула ему на шею с поцелуями.

Они с Кристиной уже переоделись, сняли грим и спустились со сцены. К разговаривающим парням актрисы подошли бесшумно, отчего те их сразу не заметили. В руках сестры Никита увидел три тюльпана в целлофановой обертке от поклонника и хмыкнул. О том, что у сестры есть парень, он мог не переживать. Было бы это так, он узнал бы первым: Кристина ничего не скрывала от брата, ведь сказывалось общее детство.

– Тебе понравился спектакль? – Инна заморгала карими глазами, выуживая из парня комплименты.

– Ты очень хороша, но роль старухи не для тебя, – резюмировал Никита, отвечая на ее поцелуи объятиями. Нежная кожа девушки нравилась ему в ней больше всего остального.

– Раневской не больше пятидесяти, – хихикнула Инна, но, судя по задорному румянцу на щеках, слова ей льстили, и она теснее прижалась к любимому.

– Ты была великолепна! – восхищенно пролепетал Петя. Под хмурым взглядом Никиты его энтузиазм несколько спал, но не до такой степени, чтобы забыть настоящую цель визита и букет.

– Какая красота! – всплеснула руками Кристина, когда Петя вручил Инне цветы. – Никит, как думаешь, мне стоит посадить розы?

Одариваемая же и бровью не повела, лишь сдержанно поблагодарила и тут же передарила цветы восторженной Кристине. Та, конечно же, приняла их: ей сложно было отказаться от цветов, от кого бы они ни были. Она зарылась в них носом, вдыхая исходящий от алых бутонов аромат.

– Давай быстрее, автобус скоро отходит! – Никита взглянул на часы: стрелки неумолимо приближались к восьми.

Галина Ивановна, домработница, ставшая за двенадцать лет работы в доме Ховричевых почти членом семьи, точно будет волноваться, если они не явятся к ужину или, что еще хуже, придут позже Валентина Никандровича. Расстраивать ее не хотелось.

– Ну, не уходите, – надула губы Инна, повисшая у Никиты на предплечье. – Мы и так с тобой почти не гуляем. Может, в кафе зайдем? Надо отметить последнюю в году постановку.

– Не думаю, – возразила Кристина. – Прости, пожалуйста, но Галина Ивановна будет ругаться, если мы задержимся. Последний автобус ведь скоро отходит, да?

Никита кивнул на ее слова. Желая ободрить погрустневшую Инну, он сильнее приобнял ее за плечи.

– Мы можем прогуляться завтра, – предложил компромисс Никита.

– У вас все время тренировки, – буркнула Инна, через плечо Никиты посмотрев на Петю. Тот развел руками: мол, ничего не могу исправить.

– После тренировки. – Он выпустил ее из объятий и заглянул в глаза, тем самым давая молчаливое обещание сдержать слово.

Инна кивнула и улыбнулась. Поцеловав Никиту в щеку и попрощавшись с Кристиной, она пошла к другому выходу из зала. Петя поплелся за ней, собираясь проводить до дома: они были соседями. Никиту это не устраивало, но сделать он ничего не мог, разве что воспользоваться дядиными деньгами и выселить всю Петину семью из дома. Это было бы слишком жестоко и, что юлить, глупо и неисполнимо. Никита не считал себя ни жестоким, ни глупым. Он забрал у сестры оба букета, давая возможность спокойно одеться.

У Ховричева Валентина Никандровича были собственная маленькая торговая компания и неплохой доход вкупе с бесконечной занятостью. Несмотря на то что у семьи водились деньги, глава семейства детей не баловал. Он был уверен: раз сам достиг всего с низов, то и они должны поступать так же. Именно поэтому Никита с Кристиной добирались до дома на автобусе, а не с личным водителем.

Из школы они вышли в молчании. Кристина, как и обычно, мысленно повторяла в голове прошедший спектакль, выявляя удачные моменты и ошибки. Никита знал об этом ее ритуале и не мешал. Ему и самому нужно было подумать. Слова Пети глубоко задели его, хотя он и не показывал этого. Вдруг вся его команда состоит из таких неблагодарных лентяев? Одну паршивую овцу в стаде вытерпеть еще можно было, но что, если Петя прав и он только зря тратит силы, чтобы команда прошла отбор? Может, он один решил стать известным на всю страну футболистом, а для остальных футбол всего лишь хобби, как театр для Инны? Кристина дернула его за руку, выводя из размышлений:

– Давай срежем через сквер?

Никита пожал плечами. Сквер появился недавно. До его открытия, чтобы выйти из школы к нужной остановке, приходилось делать большой круг. Никита по привычке пошел именно этим путем. Идея срезать казалась заманчивой, особенно с учетом того, что до последнего автобуса оставалось не так много времени.

– Там и яблони растут, – привела еще один аргумент Кристина, – а ты хотел приготовить шарлотку.

– Думаешь, запах яблок меня вдохновит, – усмехнулся Никита.

– Конечно, – уверенно кивнула Кристина. – Ты знаешь, как Света любит твою шарлотку.

– И ты? – Он прищурился, выуживая из сестры признание.

– И я, – скромно улыбнулась Кристина. Скрывать такую мелочь от брата она не видела причины. Он и сам знал о ее любви к его выпечке.

В семействе Ховричевых существовала традиция: каждый месяц Никита готовил сестрам какой-нибудь десерт. Это началось два года назад, когда он решил, что после школы, до конца которой оставалось всего ничего, начнет самостоятельную жизнь. Для этого следовало научиться готовить хотя бы простейшие блюда. К сожалению, с нормальной едой у Никиты не задалось, зато пирог, который он испек на спор с Галиной Ивановной, получился очень вкусным. Сестры готовку брата оценили и теперь каждый месяц требовали от него новых вкусностей.

Они вошли в сквер. Там было очень много цветов. Никита готов был спорить на что угодно: если бы не спешили на автобус, Кристина провела бы у каждой клумбы кучу времени. Сестра слишком любила цветы. Наверное, из-за этого Никита и предпочел встречаться с Инной, которая совершенно не переносила букеты: хоть какая-то передышка в цветочном царстве, которое Кристина развела дома. Теперь там появятся еще и тюльпаны с розами, и хорошо, что на время.

Начало темнеть, и вдоль дорожек стали зажигаться фонари. Сквозь весь сквер тянулись яблони сорта Мальт Багаевский. Они были специально завезены для сквера из Саратовской области. Уже в начале мая на них распускались почки. Белые цветы долго создавали волшебное зрелище на фоне зеленых листьев, в июле сменяясь кисло-сладкими яблоками. Цветущие деревья расположились с двух сторон от тропинки, по которой Никита с Кристиной и шли. По идее, в воздухе должен был стоять яблочный аромат свежести и приближающегося лета, но легкий майский ветерок сдувал его, оставляя только едва ощутимый намек на запах. Никита шел быстрее Кристины, и это вынуждало ее ускорить шаг, чтобы не потерять брата из виду.

– Никит, прости, я подслушала ваш с Петей разговор, – догнав его, Кристина неожиданно заговорила. Тема тоже была для нее нетипичной: Кристина обычно старалась не лезть в личные дела членов семьи. Никита даже сбавил шаг. – Мне кажется, он, может быть, в чем-то прав. Ты не думал, что хотя бы по воскресеньям тренировки можно не проводить?

– Тебя это не касается, – резко бросил Никита.

– Я переживаю за тебя, – оправдываясь пролепетала Кристина. Она смотрела прямо в черные глаза брата. – Не хочу, чтобы ты перенапрягся и…

– Давай закроем тему.

Ему не хотелось обсуждать свои дела с сестрой. По справедливости, вообще не хотелось ни с кем обсуждать. Тренер не запрещал проводить усиленные тренировки, а чье-либо еще мнение не сильно волновало. Если Петя прав, то не прав Никита. Такого по определению быть не могло, во всяком случае в его картине мира.

– Прости, – Кристина опустила голову и притихла. Молчание ее длилось недолго: стоило показаться очередной клумбе, как сестра восторженно воскликнула: – Смотри, ирисы! Какие хорошенькие!

Она опустилась перед цветами на колени и коснулась лепестков осторожно и аккуратно, чтобы ненароком не повредить. Синие ирисы казались невесомыми и создавали ощущение, что это не клумба, а облако. Оно приземлилось отдохнуть и вот-вот воспарит в небо.

– Жаль, что дома я их посадить не смогу, – с легкой печалью в голосе вздохнула Кристина.

– Поторопимся, – велел ей Никита и, не дожидаясь, пока сестра налюбуется, пошел к выходу из сквера. Он знал, что она последует за ним.

Кристина в последний раз взглянула на цветы и побежала догонять брата.

– У тебя шнурок, – предупредила она, поравнявшись с ним.

Никита посмотрел под ноги: узел на левом ботинке развязался. Неопрятный вид следовало скорее исправить. Велев Кристине идти к остановке, до которой оставалось не больше нескольких метров, Никита присел на корточки у одной из яблонь. В слабом свете фонаря расправа со шнурками заняла больше времени, чем если бы это было при свете дня. Совсем скоро Никита справился. Не успел он выпрямиться и двинутся за сестрой, как услышал крик.

Не задумываясь, Никита рванул к остановке. Он успел вовремя: какие-то верзилы пытались запихнуть Кристину в машину. Помятые букеты валялись на асфальте. Никита подбежал к одному из мужиков со спины и напал, но его ударили по голове. Сознание поплыло, брыкающаяся Кристина и два громилы сменились темнотой.

Когда он очнулся, темнота не отступила, только перед глазами плавали непонятные белые мушки. Пульсирующая в висках боль, головокружение и подступающая к горлу тошнота мешали думать. Никита не знал, сколько прошло времени, прежде чем глаза привыкли к темноте. Судя по всему, он был в багажнике незнакомой машины. Не трудно было догадаться, что она принадлежала тем двум громилам. Или их трое: кто-то же ударил Никиту по затылку? Запястья стиснуты пластиковыми стяжками, рот заклеен. Никита попытался двинуться, но маленький багажник не позволял развернуться. Он был один, и это в какой-то мере вселяло надежду, что Кристине все же удалось отбиться и сбежать. Никита не стал поддаваться воодушевляющим мыслям. Он слишком хорошо знал сестру: она вряд ли бросила его наедине с верзилами. Скорее всего, она сейчас в салоне, такая же связанная и беспомощная. Кажется, их куда-то везли: Никита слышал, как барахлил двигатель.

Никита понадеялся на удачу и ногами толкнул крышку багажника – она не поддалась ни с первого раза, ни со второго. На третий Никита не решился, боясь, что шум может привлечь похитителей. Глубокий вдох через нос помог успокоиться, но не сильно. «Если это похищение, то какая цель? – Он пытался анализировать ситуацию. – Стрясти с Валентина деньги». Это было вероятнее всего, хотя в паспортах у Никиты и Кристины записана немного другая фамилия, правда мало кто различал «ё» и «е» при написании. Никита всегда знал, что рано или поздно в «Ховричёвых» узнают родственников Ховричева, но дяде идея разных букв казалась гениальной. Теперь его гениальность вышла боком его же близким.

Паника нарастала. В багажнике было жарко, тесно и темно. Пошарить по дну рукой невозможно. Вообще шевелиться было проблематично. Ощущение неминуемого конца обрушилось лавиной. К тошноте и головокружению прибавилась дрожь во всем теле. Он снова вдохнул и выдохнул через нос, и так несколько раз, пытаясь успокоиться. Никита вспомнил, как в одном фильме герой отмерял время пути по пульсу. Эта информация могла бы пригодиться. Он сосредоточился на сердце, считая. Примерно через четыреста ударов машину затрясло: вероятно, началась неровная дорога. Никита сбился со счета.

Он пять раз успел удариться головой о крышку багажника, прежде чем машина остановилась. Багажник открыли два мужика в черных балаклавах. Они выдернули Никиту наружу, и он тут же втянул носом свежий воздух. Была ночь, но привыкшим к темноте глазам удалось увидеть Кристину и стоящих подле нее еще двоих мужиков. Ее руки тоже были связаны, на глазах повязка. «Чтобы не могла запомнить дорогу из салона машины», – догадался Никита. Повязку вскоре сняли, и сестра, замычав сквозь заклеенный скотчем рот, попыталась броситься к брату. Ноги ее не удержали – она упала на землю. Два мужика рядом с ней дернули Кристину вверх, ставя на ноги.

Никита осмотрелся, ища пути для побега. Голое поле, пыль и грязь под ногами, только один дом, куда их привезли. Недалеко за их спинами виднелся лес. Там можно было спрятаться на первое время, но сейчас сбежать бы не получилось: четверо верзил крепко держали и не спускали с них глаз. Паника, с таким трудом унявшаяся, вернулась вновь.

– Заводи их! – из одиноко стоящего дома раздался голос и вышел еще один мужик, низкий и тоже в балаклаве. Вероятно, он был здесь главный, поскольку остальные четверо вытянулись и приосанились. – Кому говорю, истуканы, заводи.

Истуканы вслед за главным потащили пленников в дом. Здание было даже не заброшенным – в нем будто никогда и не жили: никакой мебели или каких-либо вещей. К удивлению, тут обнаружился люк в подвал. Никиту с Кристиной спустили туда и заперли в небольшой комнате. Сорвали скотч со рта, отчего кожа саднила, а вот руки развязывать не стали. Кроме голых стен, стальной двери и потолка в комнате были только матрас на полу и стул. На него и уселся главный.

– Значит так, голубчики, – начал он, – кричать тут бесполезно: не услышит никто. С бати вашего деньги спросим, а пока у нас погостите. Эти парни будут вас охранять, так что рыпаться тоже не стоит.

Истуканы как по команде вытащили свое оружие: у кого нож, у кого резиновая дубинка, у одного нашелся даже пистолет. Для убедительности хозяин пистолета выстрелил в потолок. Пуля отрикошетила от потолка в стену, едва не задев Никиту. Главный от выстрела дернулся и показал стрелявшему кулак.

– Ты башкой думай, а не только хавай! А если б он был без глушителя?! Оглохли бы все!

Истукан с пистолетом пробасил извинения. Отвернувшись от него, главный хлопнул себя по лбу, будто только сейчас вспомнил о чем-то важном. Он достал из кармана куртки нож и поманил пальцем:

– Девочка, иди сюда.

Кристина отшатнулась на шаг назад, Никита встал перед ней, давая сестре возможность спрятаться за спиной. У главного это вызвало глумливый смех.

– У, какой свирепый! – Он даже икнул. – Мне ж только прическу поправить, а то посылать вашему бате нечего.

Истуканы за его спиной тоже захохотали, вторя предводителю. Волосы они все же взяли. Это не составило труда. Кристина, парализованная ужасом, стояла как вкопанная. Никита тоже отпора дать не мог, хотя и пытался: слишком превосходили истуканы его по силе.

Когда главный получил, что хотел, похитители удалились. Только тогда Кристина рухнула на колени. Она судорожно всхлипывала, пыталась вытереть льющиеся слезы связанными руками. Никита заметил на ее коленях кровоподтеки и ссадины.

– Слезы тебе ничем не помогут, – нервно бросил Никита. Он не любил, когда вместо решения проблемы люди начинали бесполезный плач. Исключением были сестры, к которым он, в принципе, относился терпимее, чем ко всем остальным, но сейчас он просто не мог контролировать свои эмоции.

– Что с нами теперь будет? – Кристина не услышала его слов. Она все так же хлюпала носом. Неживым, замершим взглядом она смотрела в стену перед собой и спросила, казалось, тоже пустоту.

– Я не знаю, Тина, не знаю. – Никита бессильно покачал головой и сел рядом с ней.

Губы сестры зашевелились, шепча молитву.

Глава 5

Петя откин