Читать онлайн И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы бесплатно
© В. А. Соснора (наследник), 2024
© В. М. Барановский, фото, 2024
© Ю. Г. Белинский/ТАСС, фото, 2024
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024
Издательство Азбука®
«Вдохновенье!..»
- Вдохновенье! —
- июльским утром
- вдох за вдохом вдыхая небо,
- начертать
- сто поэм
- в минуту,
- над блокнотом согнувшись немо.
- А потом
- по бетонным трассам
- зашагать,
- воспевая трассы
- всем аллюром аллитераций,
- всеми выдохами
- ассонансов,
- чтоб запыхтели ритмы —
- напористые насосы,
- чтоб рифмы,
- как взмахи
- бритвы,
- заполыхали на солнце!
Косноязычие
- Человечество косноязычно.
- Напридумывало приборов,
- приструнило моря,
- но не сыщет
- слов,
- подобных
- грому
- прибоя,
- чтоб слова – сплавы стали Дамаска
- зазвонили,
- заскрежетали.
- Но слова —
- оловянная масса,
- бледный звяк,
- подражанье стали.
Рожденье
- Миллион пластин голубых
- от луны
- по волнам пляшут.
- Валуны – голубые лбы,
- валуны – оккупанты пляжа.
- Под луной
- крупчатка песка
- различима до деталей.
- В первый раз ты вот так близка.
- Ты похожа на неандерталок.
- Бередя бахрому кудрей,
- заслонив ладонями очи,
- собирались они у морей,
- попирая пещеры отчьи.
- Забирали они мужчин
- на песках,
- а не за пирами,
- на песках,
- у морей!
- Молчи!
- Я читал – они забирали.
- Бьет волна.
- Каждый бой волны,
- что полночных курантов бой.
- Будто кто-то ведро луны
- невзначай пролил над тобой,
- на тебя,
- на сплетенье ног,
- на упругость грудей раздетых.
- Помолчи.
- Это – наша ночь!
- Наша первая ночь —
- рожденье.
Прощанье
- Катер уходит через 15 минут.
- Здравствуй!
- Над луговиной
- утро.
- Кричат грачи.
- Укусишь полынь-травину,
- травина-полынь
- горчит.
- И никакого транспорта.
- Тихо.
- Трава горяча.
- – Здравствуйте, здравствуйте,
- здравствуйте, —
- у моря грачи кричат.
- Там,
- по морским пространствам,
- странствует столько яхт!
- Пена —
- сугробами!
- Здравствуй,
- радостная моя!
- Утро.
- Туманы мутные
- тянутся за моря…
- Здравствуй,
- моя утренняя,
- утраченная моя!
- Вот и расстались.
- Ныряет
- косынка твоя красная
- в травах…
- Моя нарядная!
- Как бы там ни было —
- здравствуй!
Осень
- Осень.
- Стонут осы
- вдоль земли сырой.
- Атакуют осы
- сахарный сироп,
- и петляют осы —
- асы у веранды.
- Кто сказал,
- что осень —
- это умиранье?
- Осень осеняла
- Пушкина и Блока,
- ливнями сияла
- в облаках-баллонах.
- Осень означает:
- снятие блокады
- с яблок!
- Пачки чая!
- Виноград в бокалах!
- Осень гонит соду
- волжскую на гравий,
- строит свой особый
- листопадный график.
- Как вагоны сена,
- движется кривая
- листокаруселья,
- листокарнавалья!
Плоты
- По Неве плывут плоты
- еле-еле.
- По Неве плывут плоты —
- плиты елей.
- Вот плоты плывут подряд
- в страны дальние.
- Вот плоты застопорят
- у Ростральных.
- И пойдут по мостовым,
- ковыляя,
- и прильнут к мостовым
- комлями.
- Зацветет на берегах
- бор еловый.
- Будет хвойный перегар
- в буреломе.
- Птичий щебет —
- хоть куда!
- Диспут птичий!
- И медведи загудят
- деспотично!
- Бревна к бревнам —
- впритык
- еле-еле,
- по Неве плывут плоты —
- плиты елей.
- От Невы каждый вал —
- пуд, наверно!
- И пульсирует Нева,
- будто вена!
Красные листья
- Красные листья,
- красные листья,
- бегают, будто красные лисы,
- вдоль переездов железнодорожных,
- вдоль перелесков,
- по гроздьям морошки,
- по родникам,
- прозрачным, как линзы,
- бегают листья,
- красные лисы.
- Им бы на кленах,
- да
- на суку,
- да
- на черенки паутинки цеплять.
- Красные листья ловят секунды,
- ловят,
- как лисы
- ловят цыплят.
- Бури сорвали
- красные листья,
- но не втоптали в почву!
- Не втопчут!
- Бегают листья – красные лисы
- с кочки на кочку,
- с кочки на кочку,
- мимо шлагбаумов черно-белых
- бегают,
- бегают,
- бегают,
- бегают…
Старик и море
Если нырнуть в первую прибрежную волну и вынырнуть со второй, то как бы ни был силен пловец, его неизбежно унесет в море.
- Их было двое:
- старик и море.
- А пена —
- розовая
- пряжа!
- А брызги —
- розги,
- а брызги —
- пряжки!
- Прожектора уже умолкли.
- Их было двое:
- старик и море.
- И дело двигалось к рассвету.
- Песчаник —
- желтизна и глянец.
- Первоначальный луч – разведчик
- по волнам расплывался кляксой.
- Как окрыленно
- взмывали воды!
- Валы-рулоны,
- рулоны —
- ордами
- на берег
- маршировали
- друг за другом,
- горбатый берег
- бомбардируя.
- Их было двое:
- старик и море.
- Старик
- в брезенте, как в скафандре,
- старик
- в резине, как в ботфортах,
- старик был сходен с утиль-шкафами
- по приземленности,
- по форме.
- Нос ромбом.
- Желваки шарами.
- Щетина – частокол на скулах.
- Щеку перекрестили шрамы —
- следы пощечины акулы.
- Да,
- щеки – зернами брезента,
- дощаты руки от усилий.
- Старик был прочен и приземист,
- как, повторяю, шкаф утильный!
- Старик предчувствовал:
- неделя,
- от силы – год,
- и он не сможет
- севрюжин, сумрачных, как дебри,
- приветить старческой кормежкой.
- Ему привиделось:
- в больнице
- старик жевал диет-питанье.
- И ржали сельди-кобылицы,
- и каблуками его топтали.
- Чужие сети
- седлали
- сельди.
- Галдело
- море —
- во всей гордыне!
- И молодые вздымали сети.
- Гудели мускулы,
- как дыни.
- На берегу канаты.
- Канты
- на мотоботах.
- Крабы – стадо!
- Старик шагнул в волну, как в хату.
- И всё.
- И старика не стало.
- Как окрыленно
- взмывали воды!
- Валы – рулоны!
- Рулоны —
- орды!
- А пена —
- розовая
- пряжа!
- А брызги —
- розги!
- А брызги —
- пряжки!
- И все равно
- их было двое:
- Старик
- и Море!
Краснодар
- Солнце – полной дозой!
- Красота!
- Что за город, что за
- Краснодар!
- Носят краснодарки —
- примадонны
- красные подарки —
- помидоры.
- Пухлые, —
- сайки!
- речистые, —
- моторы!
- Краснодарки сами —
- помидоры!
- «Нет» – банальным истинам!
- Дети – матадоры,
- не «цветы жизни» —
- помидоры!
- Воздух медно-муторен
- и медов.
- Солнце – самый мудрый
- помидор.
- Бойкий и бедовый,
- как бидон,
- город помидоров,
- Город – Помидор!
Новороссийская ночь
- Мир умиротворился.
- Ночь.
- Огни, как зерна риса.
- Ночь.
- Над Новороссийском
- ночь.
- Черна невыразимо
- ночь.
- А море – гоноболь.
- Стекло.
- Прожектор – голубой
- циклоп.
- Пять рыбаков – пять бурок
- в лодке.
- А ну, раздвинет буря локти?
- Пять рыбаков.
- Пять бурок – стяг.
- Кобенится мотор – кабан.
- В прожекторе – луче блестят
- пять лиц —
- пять голубых
- камбал.
Чайная
- Чайная —
- ни чаю и ни чашек.
- Лишь чугунный чайник,
- прокопченный чайник.
- Сочно —
- апатитами,
- млеют, млеют
- очень аппетитные
- пельмени.
- Зубы разинули —
- не до тарелок —
- рыбаки-грузины,
- рыбаки-греки.
- Усы-полувенки,
- фиолетовые скулы,
- носы, что плавники
- у акулы.
- В чайной чавканье,
- скрежет лука!
- Пьем кагор из чайника,
- как из люка!
- Пьем,
- а челюсть лязгает
- о чугун.
- Шашлыки ласковые —
- с кочергу!
- На четвертом чайнике
- я полез в корзину:
- – Мать моя – гречанка,
- а отец – грузинка!
- Шел я ошалелый,
- шел в полушоке,
- кустарники алели,
- по щекам щелкали.
- Ветер жаркий бил в лоб —
- тысяча по Цельсию.
- В это лето был улов
- на пятьсот процентов!
«Язык…»
- Язык
- не бывает изучен.
- Земля не бывает изъезжена.
- Над нами
- созвездья созвучий!
- Под нами
- соцветья черешен!
- А перед нами, перед —
- зеленые ромбы гати,
- самумы гагачьих перьев,
- перьев гагачьих!
- Сырые следы животных
- поджаривает восток.
- Заводы,
- заводы,
- заводы
- пульсируют, как висок.
- Мы высохнем – рано-поздно —
- мы высохнем,
- как чернила.
- А мир
- все равно не познан.
- Так пусть же птенцы
- чирикают!
- Пусть почки
- дрожат на взводе
- весеннего рубежа!
- Пусть звезды,
- стрекозы – звезды,
- крыльями
- дребезжат!
Березы
1
- Бывают разные березы.
- В повалах – ранние березы.
- А на переднем плане —
- дряблые,
- корявые, как якоря.
- Бывают черные березы,
- чугунно-красные,
- чернильные,
- горчичные
- и цвета синьки…
- А белых нет берез…
- Их красят зори,
- ливни беглые,
- бураны —
- оторви да брось!
- А люди выдумали белые.
- А белых нет берез.
2
- Художник брезговал березой.
- Творец оберегал палитру.
- Писал он образно и броско
- бананы, пальмы, эвкалипты.
- И кисть игривая играла
- и краски клумбами макала.
- Его холщовые экраны
- дымились лунными мазками!
- Однажды как-то, ради шутки,
- художник за березу взялся.
- Но краски скалились, как щуки,
- и из-под кисти ускользали.
- Тогда он разложил березу.
- Нарисовал отдельно крону,
- порезы на коре,
- бороздки
- и даже соки под корою.
- Все было глянцево, контрастно,
- с предельной правильностью линий.
- А вот березы,
- как ни странно,
- березы не было в помине.
Сегодня
- Какие следы на гудроне
- оставили старые ливни?
- Кто ищет гармонию в громе?
- Кто ищет отчетливых линий?
- Изгиб горизонта расплывчат.
- Запруды затвердевают.
- Кто ищет счастливых различий
- в звериных и птичьих дебатах?
- Над каждой звездой и планетой,
- пусть наиярчайшей зовется,
- над каждой звездой и планетой
- другие планеты и звезды!
- И каждая новая эра —
- к смещению прошлых поэтов,
- и новые лавы поэтов
- бушуют, как лавы по Этне!
- И самые вечные вещи
- сегодня лишь —
- зримы и явны,
- и Солнце —
- сегодня щебечет!
- и Птицы —
- сегодня сияют!
- И ходят за грубые скалы
- влюбленные
- только
- сегодня.
- Их груди прильнули сосками!
- За голод,
- за подлость,
- за войны
- их месть под кустом веселится,
- вдыхая озона азы!
- И в солнечном щебете листьев
- зеленые брызги грозы!
Городской лес
Осеннее
- Комариные укусы
- дождика на лавках.
- Ходят листья, словно гуси
- на огромных красных лапах.
- Над булыжником плакат:
- – Осторожно, листопад!
- И трамваи – набок,
- набок!
- Эх, по рельсам – по канатам!
- Осторожничать не надо,
- все идет как надо!
- Развороченная гильза
- лист.
- Но ныне – присно
- без излишнего трагизма
- умирают листья.
- Умирая, протоплазма
- объявляет праздник!
- Горожане, как пила, —
- загружены полностью:
- трикотажные дела,
- булочные промыслы…
- Но не понимает лес
- трикотажность, булочность —
- празднует,
- наперерез
- беспробудной будничности!
«День занимался…»
- День занимался.
- И я занимался своим пробужденьем.
- Доблестно мыл, отмывал добела раковины ушные.
- – Не опоздай на автобус! —
- мне говорила Марина.
- – О, мой возлюбленный, быстро беги,
- уподобленный серне. —
- Как быстроногий олень с бальзамических гор,
- так бегу я.
- Все как всегда.
- На углу – углубленный и синий
- милиционер.
- Был он набожен, как небожитель.
- Транспорту в будке своей застекленной молился
- милиционер,
- углубленный и синий,
- и вечный.
- Все как всегда.
- Преднамерен и пронумерован,
- как триумфальная арка на толстых колесах автобус.
- В щели дверные, как в ящик почтовый конверт,
- пролезаю.
- Утренние космонавты, десантники, парашютисты,
- дети невыспанные,
- перед высадкой дремлем угрюмо,
- дремлем огромно!
- А после – проходим в свои проходные,
- то есть – проходим в рабочие дни ежедневно,
- так и проходим – беззвучные черные крабы,
- приподнимая клешни —
- как подъемные краны!
«Да здравствуют красные кляксы Матисса…»
- Да здравствуют красные кляксы Матисса!
- Да здравствуют красные кляксы Матисса!
- В аквариуме из ночной протоплазмы,
- в оскаленном небе – нелепые пляски!
- Да здравствуют красные пляски Матисса!
- Все будет позднее —
- признанье, маститость,
- седины —
- благообразнее лилий,
- глаза —
- в благоразумных мешках,
- японская мудрость законченных линий,
- китайская целесообразность мазка!
- Нас увещевали:
- краски – не прясла,
- напрасно прядем разноцветные будни.
- Нам пляски не будет.
- Нам красная пляска
- заказана,
- даже позднее – не будет.
- Кичась целомудрием закоченелым,
- вещали:
- – Устойчивость!
- До почерненья!
- На всем:
- как мы плакали,
- как мы дышали,
- на всем,
- что не согнуто,
- не померкло,
- своими дубовыми карандашами
- вы ставили,
- (ставили, помним!)
- пометки.
- Нам вдалбливали: вы – посконность и сено,
- вы – серость,
- рисуйте, что ваше, что серо,
- вы – северность,
- вы – сибирячность,
- пельменность.
- Вам быть поколением неприметных,
- безруких, безрогих…
- Мы камень за камнем росли, как пороги.
- Послушно кивали на ваши обряды.
- Налево – налево,
- направо – направо
- текли,
- а потом – все теченье – обратно!
- Попробуйте снова теченье направить!
- Попробуйте вновь проявить карандашность,
- где
- все, что живет, восстает из травы,
- где каждое дерево валом карданным
- вращает зеленые ласты листвы!
В поисках развлечений
- Сейчас двенадцать секунд второго.
- Двенадцать ровно!
- Я в габардины, в свиные кожи, в мутон закутан.
- Иду и думаю: двенадцать секунд второго
- прошло.
- Тринадцать!
- Шагнул – секунда!
- Еще секунда!
- И вот секунды,
- и вот секунды за шагами
- оледенели.
- Вымерли, как печенеги.
- И вот луна,
- она снежины зажигает,
- как спички.
- Чирк! – и запылали!
- Чирк! – почернели.
- А сколько мог бы,
- а сколько мог бы,
- а сколько мог бы
- за те секунды!
- Какие сказки!
- Одна – как тыща!
- Перечеркнуть, переиначить я сколько мог бы —
- всю ночь —
- которая необычайно геометрична.
- Вот льдины – параллелограммы,
- вот кубатура
- домов,
- и звезды —
- точечной лавиной.
- А я, как все, —
- примкнувший к ним —
- губа не дура!
- Иду —
- не сетую —
- беседую с любимой.
- Луна – огромным циферблатом
- на небесной тверди.
- А у любимой лицо угрюмо, как у медведя.
- Я разве чем-то задел?
- Обидел разве чем-то?
- Нет,
- ей, любимой, необходимы развлеченья.
- Вначале ясно:
- раз! говоры! раз! влеченья!
- и – раз! внесенья тел
- в постеленную плоскость!
- Для продолженья —
- необходимы развлеченья.
- Амфитеатры,
- кинотеатры,
- театры просто!
- Фонтан подмигиваний, хохотов, ужимок!
- Анекдотичность!
- Бородатая, что Кастро!
- Что ж!
- Сказки-джинны так и не вышли
- из кувшинов.
- Пусть их закупорены.
- Будем развлекаться!
- Эх, понеслась! Развлечься всласть!
- Я – как локатор
- ловлю: куда бы? развлечься
- как бы?
- разжечь годину?
- Чтоб «жить, как жить!»,
- необходимо развлекаться.
- Я понимаю —
- необходимо, необходимо.
Марсово поле
- Моросит.
- А деревья как термосы,
- кроны – зеленые крышки
- завинчены прочно в стволы.
- Малосильные
- птахи жужжат по кустам,
- витают, как миражи.
- Мост разинут.
- Дома в отдаленье
- поводят антеннами,
- как поводят рогами волы.
- Моросит, моросит, моросит.
- Поле Марсово!
- Красные зерна гранита!
- Поле массового
- процветанья сирени.
- Поле майских прогулок
- и павших горнистов.
- Поле павших горнистов!
- Даже в серые дни не сереет.
- Я стою над окном.
- Что? окно или прорубь
- в зазубренной толще
- гранита?
- Я стою над огнем.
- Полуночная запятая.
- Поле павших горнистов,
- поле первых горнистов!
- Только первые гибнут,
- последующие – процветают!
- Поле павших горнистов!
- Я перенимаю ваш горн.
- В пронимающий сумрак
- промозглой погоды горню:
- как бы ни моросило —
- не согнется, не сникнет огонь!
- Как бы ни моросило —
- быть огню!
- Быть огню!
- Он сияет вовсю,
- он позиций не сдал,
- (что бы ни бормотали различные лица,
- ссутулив лицо
- с выраженьем резины).
- Моросит, как морозит.
- Лучи голубого дождя —
- голубые лучи восходящего солнца России!
Летний сад
- Зима приготовилась к старту.
- Земля приготовилась к стуже.
- И круг посетителей статуй
- все уже, и уже, и уже.
- Слоняюсь – последний из крупных
- слонов —
- лицезрителей статуй.
- А статуи ходят по саду
- по кругу,
- по кругу,
- по кругу.
- За ними хожу, как умею.
- И чувствую вдруг —
- каменею.
- Еще разгрызаю окурки,
- но рот костенеет кощеем,
- картавит едва:
- – Эй, фигуры!
- А ну, прекращайте хожденье
- немедленным образом!
- Мне ли
- не знать вашу каменность, косность.
- И все-таки я – каменею.
- А статуи —
- ходят и ходят.
Порт
- Якоря – коряги, крючья!
- Баки – кости мозговые!
- Порт!
- У грузчиков горючий
- пот,
- пропахший мешковиной.
- Пар капустный, как морозный,
- над баржами, что в ремонте.
- Ежеутренне матросы
- совершают выход в море.
- Мореходы из Гаваны
- бородаты и бодры.
- По морям – волнам коварным!
- У тебя такой порыв!
- Ты от счастья чуть живой,
- чуть живой от нежности
- к революции чужой,
- к бородатым внешностям…
- Море!
- В солнечном салюте!
- В штормовой крамоле!
- Почему ты вышел в люди,
- а не вышел в море?
Дворник
- Быть грозе!
- И птицы с крыш!
- Как перед грозою стриж,
- над карнизом низко-низко
- дворник наклонился.
- Еле-еле гром искрит,
- будто перегружен.
- Черный дворник!
- Черный стриж!
- Фартук белогрудый.
- Заметай следы дневных
- мусорных разбоев.
- Молчаливый мой двойник
- по ночной работе.
- Мы привычные молчать.
- Мамонтам подобны,
- утруждаясь по ночам
- под началом дома.
- Заметай! Тебе не стать,
- раз и два и сто раз!
- Ты мой сторож!
- Эй, не спать!
- Я твой дворник,
- сторож.
- Заметай! На все катушки!
- Кто устойчив перед?
- Мы стучим, как в колотушки,
- в черенки лопат и перьев!
- – Спите, жители города.
- Все спокойно в спящем Ленинграде.
- Все спокойно.
Трамваи
- Мимо такси —
- на конус фары!
- Мимо витрин и мимо фабрик —
- гастрономических богинь,
- трамваи – красные быки,
- бредут —
- стада,
- стада,
- стада.
- Крупнорогатый скоп скота.
- В ангары! В стойла!
- В тесноте,
- чтоб в смазочных маслах потеть,
- чтоб каждый грамм копыт крещен
- кубичным, гаечным ключом!
- Тоску ночную не вмещать —
- мычать!
- Вожатый важен, как большой:
- вращает рулевой вожжой!
- Титан —
- трамваи объезжать!
- Я ночью не сажусь в трамвай.
- Не нужно транспорт обижать.
- Хоть ночью —
- обожать трамвай.
- У них, быков
- (как убежать
- в луга?),
- сумели все отнять.
- Не нужно транспорт обижать.
- Пусть отдохнет хоть от меня.
Пльсков
- Зуб луны из десен туч едва прорезан.
- Струи речки —
- это струны! —
- в три бандуры.
- В этом городе прогоном мы,
- проездом.
- Прорезиненные внуки трубадуров.
- Днями —
- город, птичьим хором знаменитый.
- Вечерами —
- вечеваньем, скобарями.
- Помнишь полночь?
- Был я – хорозаменитель.
- Пел и пел, как мы вплывали с кораблями,
- как скорбели на моем горбу батоги,
- а купецкие амбарины горели.
- Этот город коротал мой дед Баторий,
- этот город городил мой дед Корнелий.
- Третий дед мой был застенчивый, как мальчик,
- по шеям стучал пропоиц костылями.
- Иудей был дед.
- И, видимо, корчмарщик.
- А четвертый дед тевтонец был,
- эстляндец.
- И скакали все мои четыре деда.
- Заклинали, чтоб друг друга – на закланье!
- И с клинками —
- на воинственное дело —
- их скликали —
- кол о кол
- колоколами!
- Как сейчас, гляжу:
- под здравственные тосты
- развевается топор, звучит веревка.
- Слушай, лада,
- я – нелепое потомство.
- Четвертованный?
- Или учетверенный?
- Я на все четыре стороны шагаю?
- В четырех углах стою одновременно?
- До сей поры
- пробираюсь к Шаруканю
- на четверике коней —
- попеременно?..
- Этот город?
- Этот город – разбежаться —
- перепрыгнуть,
- налегке,
- не пригибаясь,
- этот город
- на одно рукопожатье,
- на одно прикосновение губами.
- На один вокзал.
- А что за временами!
- То ли деды, то ль не деды —
- что запомнишь?
- Этот город —
- на одно воспоминанье,
- на одно спасибо – городу за полночь.
«Цветет жасмин…»
- Цветет жасмин.
- А пахнет жестью.
- А в парках жерди из железа.
- Как селезни скамейки.
- Желчью
- тропинки городского леса.
- Какие хлопья! Как зазнался!
- Стою растерянный, как пращур.
- Как десять лет назад —
- в шестнадцать —
- цветет жасмин.
- Я плачу.
- Цветет жасмин. Я плачу.
- Танец
- станцован лепестком.
- А лепта?
- Цветет жасмин!
- Сентиментальность!
- Мой снег цветет в теплице лета!
- Метель в теплице!
- Снег в теплице!
- А я стою, как иже с ним.
- И возле
- не с кем
- поделиться.
- Цветет жасмин…
- Цвети, жасмин!
Мужество
- А может, мужество в проклятье,
- в провозглашенье оды ночи,
- и в тяготении к прохладе
- небритых, бледных одиночеств?
- А может, мужество в мажоре,
- в высоколобом отстраненье,
- в непобедимости моржовых
- клыков
- или в тюленьей лени?
- Я видел —
- и моржи робели,
- тюлени не держали марку,
- неколебимость колыбелей
- расшатана распутством мамок.
- Я видел, как сражались кобры,
- встав на хвосты,
- дрожа от гнева.
- Их морды – вздувшиеся колбы
- раскачивались вправо – влево.
- Казалось, что танцуют гады,
- что веселятся на колядках.
- Но каждая ждала: другая
- Сбежит от каменного взгляда.
Октябрь
- Октябрь.
- Ох, табор!
- Трамваи скрипучи —
- кибитки, кибитки!
- Прохожие цугом —
- цыгане, цыгане!
- На черном асфальте —
- на черной копирке
- железные лужи лежат в целлофане.
- Октябрь!
- Отары
- кустарников —
- каждый сучочек отмечен.
- Стригут неприкаянных, наголо бреют.
- Они – по-овечьи,
- они – по-овечьи
- подергивают животами и блеют.
- Вот листьям дадут еще отпуск на месяц:
- витайте!
- Цветите!
- Потом протоколы
- составит зима.
- И все будет на месте:
- достойно бело,
- одинаково голо.
Гостиница «Москва»
- Как теплится
- в гостинице,
- в гостинице —
- грустильнице?
- Довольны потеплением,
- щебечущим динамиком,
- днем полиэтиленовым
- на этаже двенадцатом?
- Как старится
- в гостинице,
- в гостинице —
- хрустальнице?
- С кристальными графинами,
- гардинами графичными,
- кустарными вареньями?
- Мы временно,
- мы временно!
- Мы – воробьи осенние,
- мы – северяне.
- Мы —
- мечтавшие о зелени,
- но ждущие
- зимы.
«Фонари опадают…»
- Фонари опадают.
- Опадают мои фонари.
- Целые грозди электрических листьев
- примерзают к уже не зеленой земле.
- Эти листья
- на ощупь – неощутимы
- (это листья моих фонарей!),
- по рисунку – негеометричны,
- по цвету – вне цвета.
- Без единого звука
- листья моих фонарей
- примерзают к уже не зеленой земле.
- А деревья, к примеру, опадают не так.
- Как они опадают!
- Ах, как обучились деревья
- опадать! Как вызубрили осень —
- от листка до листка,
- от корки до корки!
- И когда опадают деревья —
- выявляй, проходящий, запасы печали!
* * *
- Незаметно для всех опадают мои фонари.
- Но они опадают —
- я-то знаю,
- я – вижу.
Боян
(из цикла «Всадники»)
Мальчик Боян из Загорья
«Буран терзал обочины…»
- Буран терзал обочины,
- ласкал бурьян обманчиво.
- Шли по полю оброчные
- и увидали мальчика.
- И увидали мальчика
- по росту – меньше валенка.
- Ни матушки, ни мачехи
- не помнил мальчик маленький.
- Не помнил мальчик маленький
- ни батюшки, ни отчима.
- На нем – доха в подпалинах
- овчиной оторочена,
- шапчонка одноухая,
- вихры клочками мерзлыми.
- Крестьяне убаюкали
- мальчишку низкорослого.
- В печи до самой полночи
- рычало пламя пылкое.
- Мальчишка встал тихонечко
- и сел в куток с сопилкою.
- И заиграл о Загорье,
- о загорелых ратниках,
- о тропах, что зигзагами
- уводят в горы раненых.
- Сны у оброчных прочные, —
- сопят во все подусники…
- Проспали ночь оброчные
- и не слыхали музыки.
Боян
- Стихи да кулак булатный —
- все достоянье Бояна.
- Есть латы. Но эти латы
- отнюдь не достоянье.
- Под латами-то рубаха
- в прорехах, в зубцах-заплатах.
- Всучил Ярослав-рубака
- за песни Бояну латы.
- Не князь – перекатной голью
- слоняться бы вечно певчему.
- А нынче идет что гоголь,
- посвечивая наплечниками.
- Увидит кабак нараспашку,
- клокочущий ковш осушит,
- такое понарасскажет —
- от хохота пухнут уши!
- И выпьет на полполушки,
- а набузит на тыщу.
- Отыщет боярина-клушу
- и под бока натычет.
- Кулак у Бояна отборный.
- Под забором, на бревнах тухлых
- боярина долго и больно
- колотит Боян по уху.
- Что удар – то майский подарок,
- что удар – громыхают кости.
- И кличет боярина Ставра
- Боян «поросенком бесшерстным».
Боярин
- У боярина Ставра хоромы.
- Закрома у Ставра огромны.
- Проживает боярин в палате.
- А носит обноски-лапти.
- И сам-то боярин – лапоть,
- и лоб у него – не очень.
- И любит боярин лапой
- в пушистой ноздре ворочать.
- Добро, был бы хрыч старый,
- а то – двадцатитрехлетний.
- Вершина деяний Ставра —
- валяться в пшеничной клети.
- Прихватит персидский коврик,
- заляжет с утра в малинник…
- Напрасно Ставра торговле
- обучает жена Марина.
- Боярин лепечет – умора! —
- называет полушку аршином.
- И хлещет его по морде
- сковородой Марина.
Марина
- Не отменна Марина станом.
- Невысока, курноса явно.
- Но, конечно, не кринкой сметаны
- обаяла Марина Бояна.
- У Марины очи неистовы,
- голубее бабьего лета.
- А походка —
- увидишь издали
- и пойдешь далеко
- следом.
- Обожает Марина вина.
- Пьет с Бояном и спит в чернике.
- Только не побежит Марина
- за Бояном в родной Чернигов.
- Что возьмешь с гусляра Бояна,
- продувного, как сито,
- разве будешь от песни
- пьяной?
- Или сытой?
- Песня ценится много ниже,
- чем на властном заду прыщик.
- Никогда не уйдет Марина
- от боярских бочонков и пищи.
Последние песни Бояна
«Я всадник. Я воин. Я в поле один…»
- Я всадник. Я воин. Я в поле один.
- Последний династии вольной орды.
- Я всадник. Я воин. Встречаю восход
- с повернутым к солнцу веселым виском.
- Я всадник. Я воин во все времена.
- На левом ремне моем фляга вина.
- На левом плече моем дремлет сова,
- и древнее стремя звенит.
- Но я не военный потомок славян.
- Я всадник весенней земли.
«Возвращайся, воин, в дом…»
- Возвращайся, воин, в дом,
- в дом дрем,
- без руля и без колес
- дом грез,
- истреблен и гнет и трон —
- дом дрем,
- всё взаправду, всё всерьез,
- дом грез.
- Возвращайся, воин, к винам,
- прекращай обиды битв,
- обращайся, воин, к вилам,
- обещай баклуши бить,
- пригляни себе сутану
- семейную…
- Прокляни меня, солдат,
- за советы.
«И грустить не надо…»
- И грустить не надо.
- Даже
- в самый крайний,
- даже
- на канатах
- играйте, играйте!
- Алёнушка,
- трудно?
- Иванушка,
- украли?
- Эх, мильонострунно
- играйте, играйте!
- Или наши игры
- оградим оградой?
- Или —
- или – или!
- Играйте, играйте!
- Расторгуйте храмы,
- алтари разграбьте,
- на хоругвях храбро
- играйте, играйте!
- На парных перинах
- предадимся росту!
- Так на пепелищах
- люди плачут,
- поэты – юродствуют.
«Был крыжовник…»
- Был крыжовник
- больше арбуза,
- на мраморной березе
- вороны сидели,
- вороны сидели,
- они целовались,
- один ворон черный,
- другой ворон белый,
- один ворон каркал,
- другой кукарекал…
- Это в сказке. В жизни
- такого не бывает.
- В жизни всё иначе,
- всё обыкновенно;
- был помидор,
- маленький, как клюква,
- на двух муравьях
- две вороны ехали,
- две вороны ехали,
- в клювах по сабле,
- одна ворона белая,
- другая не малиновая,
- а по небу бегала
- ворона в туфельках,
- из мраморных жилок
- плела паутину…
- Это в жизни. В сказке
- такого не бывает.
«Догорай, моя лучина, догорай…»
- Догорай, моя лучина, догорай!
- Все, что было, все, что сплыло, догоняй.
- Да цыганки, да кабак, да балаган,
- только тройки —
- по кисельным берегам.
- Только тройки – суета моя, судьба,
- а на тройках по три ворона сидят.
- Кто он, этот караван и улюлюк?
- Эти головы оторваны, старик.
- А в отверстиях, где каркал этот клюв,
- по фонарику зеленому стоит.
- По фонарику – зеленая тоска!
- Расскажи мне, диво-девица, рассказ,
- как в синицу превратился таракан,
- улетел на двух драконах за моря…
- Да гуляй, моя последняя тоска,
- как и вся больная родина моя!
«Где же наши кони…»
- Где же наши кони,
- кони вороные?
- Где же наши копья,
- копья вороненые?
- Отстарались кони.
- Отстрелялись копья.
- Незадаром в роще, бедной и беззвучной,
- ходит странный ворон ходуном по сучьям,
- ходит и вздыхает,
- на лице громадном,
- на лице пернатом скорбная гримаса.
- Ничего не надо:
- ни чужих отечеств,
- ни коней, ни копий…
- Осенью огромной
- с нами наше счастье:
- белые одежды,
- бедный бор
- да ворон,
- ворон вороненый.
«И вот опять, и вот – вниманье!..»
- И вот опять, и вот – вниманье! —
- и вот метели, стражи стужи.
- Я понимаю, понимаю
- мятущиеся ваши души.
- Когда хлеба́ ревут «Мы в теле!»,
- я так спокоен, так неспешен:
- мои костлявые метели
- придут надежно, неизбежно, —
- и кто бы как бы ни хотели, —
- над всей над повседневной сушей!
- Здоро́во, белые метели,
- мои соратники по стуже!
«Завидуешь, соратник, моему…»
- Завидуешь, соратник, моему
- придуманному дому? Да, велик
- он, храм химерный моему уму,
- хранилище иллюзий – или книг.
- Взойди в мой дом, и ты увидишь, как
- посмешище – любой людской уют,
- там птицы (поднебесная тоска!)
- слова полузабытые поют.
- Мой дом, увы, – богат и, правда, прост:
- богат, как одуванчик, прост, как смерть.
- Но вместо девы дивной, райских роз
- на ложе брачном шестикрылый зверь.
- И не завидуй. Нет у нас, поверь,
- ни лавра, ни тернового венца.
- Лишь на крюке для утвари твоей
- мои сердца, как луковки, висят.
«Дождь идет никуда, ниоткуда…»
- Дождь идет никуда, ниоткуда,
- как старательная саранча.
- Капли маленькие, как секунды,
- надо мною звучат и звучат,
- не устанут и не перестанут,
- суждены потому что судьбой,
- эти капли теперь прорастают,
- может, деревом, может – тобой.
- Воздух так водянист и рассеян.
- Ты, любимая,
- мы – воробьи.
- В полутьме наших птиц и растений
- я любил тебя или убил?
- Пусть мне всякий приют – на закланье!
- Поводырь, меня – не доведи!
- Ворон грянет ли, псы ли залают, —
- веселись! – восвояси! – в дожди!
- Дождь идет всё сильнее, всё время,
- племена без ветрил, без вождя.
- Он рассеет печальное племя,
- то есть каждую каплю дождя.
- Где я? Кто я? Куда я? Достигну
- старых солнц или новых тенет?
- Ты в толпе торопливых дождинок
- потеряешь меня или нет?
- Меч мой чист. И призванье дано мне:
- в одиночку – с огульной ордой.
- Я один. Над одним надо мною
- дождь идет. Дождь идет. Дождь идет.
Первая молитва Магдалине
- На ясных листьях сентября
- росинки молока.
- Строения из серебра
- сиреневы слегка.
- Ты помни обо мне, о нем,
- товарище чудес.
- Я вижу вина за окном.
- Я вовсе не воскрес.
- Я тень меня. Увы, не тот.
- Не привлекай кликуш.
- Не объявляй обильный тост.
- Мария! Не ликуй.
- Я тень. Я только дух себя.
- Я отблеск отчих лиц.
- Твоя наземная судьба —
- для юношей земли.
- Тебе заздравье в их сердцах.
- Не надо. Не молись.
- И что тебе в такой сентябрь
- сомнения мои!
- Твой страх постыден в день суда.
- Оставим судьям страх.
- А я? Что я?! Не сострадай,
- несчастная, сестра.
- Их жизнь – похлебка, труд и кнут,
- их зрелища манят.
- Они двуногий свой уют
- распяли – не меня.
- Сестра! Не плачь и не взыщи.
- Не сострадай, моя.
- Глумятся надо мной – молчи,
- внимательно молясь.
- Но ты мои не променяй
- сомнения и сны.
- Ты сказку, сказку про меня,
- ты сказку сочини.
«Наше время – веселиться…»
- Наше время – веселиться,
- размотать души клубок.
- Ты – царица Василиса,
- я – твой первый теремок.
- В этом доме пели мало
- и не плакали еще.
- Понемножку пировали,
- целовались под плащом.
- И порхали очень просто
- ноготки, как лепестки.
- Наше время – время тостов
- от безвременья тоски.
Вторая молитва Магдалине
- Это птицы к подоконникам льнут.
- Это небо наполняет луну.
- Это хижины под небом луны
- переполнены ночными людьми.
- Невозможно различить в темноте
- одинаковых, как птицы, людей.
- Ты целуй меня. Я издалека
- обнимаю!
- Обвиняю свой страх.
- Я неверье из вина извлекал,
- от, любимая, неверья устал.
- Нет привала. Вся судьба – перевал!
- Запорожье!
- Нет реки Иордань!
- Если хочешь предавать – предавай,
- поторапливайся! Эра – не та!
- Нынче тридцать за меня не дадут.
- Многовато бескорыстных иуд.
- Поспешай! Петух Голгофы поет.
- Да святится святотатство твое…
Язычники
- Обличает волк луну,
- как людей Божий Сын…
- Житие – ни тпру ни ну,
- то ли чернориз-цы!
- Ратуют они за рай,
- там нектары – ложками!
- Если житие – сарай,
- проповеди —
- ложны!
- Пред амвоном гнись дугой,
- гуди – как положено!
- Если всюду пьянь да голь,
- проповеди —
- ложны!
- Белениться? Не балуй!
- Плуг тебе да лошади!
- Если поголовный блуд,
- проповеди —
- ложны!
- Черноризцам – все азы,
- патоку и птаху,
- а язычникам – язык
- на полку?
- на плаху?
- За любовь
- пред паствой маяться?
- Псалтыри
- за счастье?
- Верим в солнце,
- верим в мясо,
- в соль,
- в зерно,
- в зачатье,
- в бубны,
- в бани,
- в хоровод,
- в гусельные весла!
- В нашей жизни горевой
- ой как редко звездно…
«О чем плачет филин…»
- О чем плачет филин?
- О том, что нет неба,
- что в темноте только
- двенадцать звезд, что ли.
- Двенадцать звезд ходят,
- игру играют,
- что месяц мышь съела,
- склевал его ворон.
- Унес ворон время
- за семь царств счастья,
- а в пустоте плачет
- один, как есть, филин.
- О чем плачет филин?
- Что мир мал плачу,
- что на земле – мыши,
- все звезды лишь – цепи…
- Когда погас месяц,
- и таяло солнце,
- и воздух воздушен
- был, как одуванчик,
- когда во все небо
- скакал конь красный
- и двадцать две птицы
- дневных смеялись…
- Что та́к плакал филин,
- что весь плач птичий —
- бессилье бессонниц,
- ни больше ни меньше.
«Легенду, которую мне рассказали…»
- Легенду, которую мне рассказали,
- веками рассказывают русалки.
- Хвостами-кострами русалки мерцают,
- их серьги позванивают бубенцами.
- Наследницы слез и последних лишений
- вставали над озером в белых одеждах,
- наследницы слез и последних лишений,
- всё женщины чаще,
- а девушки реже.
- Хвостами-кострами русалки мерцали,
- их серьги позванивали бубенцами.
- Их озеро требовало пополненья:
- пришло и последнее поколенье.
- Различия – те же, причины – как прежде,
- лишь девушки чаще,
- а женщины – реже.
- Немые русалки плывут по каналам
- и рыбье бессмертье свое проклинают…
* * *
- Художник, не надо к бессмертью стремиться,
- русалкой струиться, легендой срамиться.
- Художник, бессмысленны вечные вещи,
- разгул публикаций,
- огул одобрений,
- коль каждая капля слезы человечьей
- страшнее твоих трагедийных творений.
Смерть Бояна
- За городом Галичем,
- на перепутье, харчевня.
- Для панства —
- харчевня,
- а простонародью —
- корчма.
- И русич, и лях, и турпей —
- неумытый кочевник —
- отыщут в харчевне
- любое питье и корма.
- На прочную ногу —
- скамьи из точеного бука —
- поставил харчевню
- еврей-весельчак Самуил.
- То флейтой зальется,
- то филином зычно аукнет…
- Гогочут пьянчуги, вздымая усы:
- – Уморил! —
- Давненько не хаживал
- к весельчаку-иудею
- соратник Бояна,
- хоробр новгородский Поток.
- Хозяин угодлив:
- склоняя оплывшую шею,
- подносит сивуху,
- арбуз
- и куриный пупок.
- А гости,
- а гости,
- а гости печатают песню,
- отменную песню,
- что слово – то конника топ.
- Хозяин доволен:
- лоснятся колечками пейсы.
- Хозяин смущен:
- плачет паче младенца Поток:
- – В песчаном Чернигове
- рынок что сточная яма,
- в помоях и в рытвинах —
- лоб расколоть нипочем.
- На рынке
- под вечер,
- в сочельник,
- казнили Бояна,
- Бояна казнили,
- назначив меня палачом.
- Сбегались на рынок
- скуластые тощие пряхи,
- сопливых потомков
- таща на костистых плечах.
- Они воздевали
- сонливые очи на плаху
- и, плача в платочки,
- костили меня, палача.
- А люди,
- а люди,
- а люди
- болтали о рае,
- что рай не Бояну,
- Бояну – отъявленный ад.
- Глазели на плаху,
- колючие семечки жрали,
- судачили:
- влево
- иль вправо падет голова.
- Потом разбредались,
- мурлыча Бояновы строки, —
- лелеять иконы
- в своих утепленных углах.
- Марина,
- которой Бояном написано столько,
- в ту ночь, как обычно,
- с боярином Ставром легла.
- Я выкрал у стражи
- Бояновы гусли и перстень,
- и – к черту Чернигов,
- лишь только забрезжила рань…
- Замолкните, пьянь!
- На Руси обезглавлена Песня.
- Отныне
- вовеки
- угомонился Боян.
- Родятся гусляры,
- бренчащие песни-услады,
- но время задиристых песен
- вовеки зашло…
- В ночь казни
- смутилось
- шестнадцать полков Ярослава.
- Они посмущались,
- но смуты
- не произошло.
Мой дом
«Дом стоял на перекрестке…»
- Дом стоял на перекрестке,
- напряжен и мускулист,
- весь в очках,
- как перед кроссом
- чемпион-мотоциклист.
- Голуби кормились мерно,
- на карнизах красовались.
- Грозные пенсионеры
- вдоль двора крейсировали.
- Вечерами дом думал,
- сметы составлял, отчеты,
- и —
- внимательные дула —
- наводил глаза ученых,
- дула – в космос розоватый!
- А под козырьком у дома
- разорялась, раздавалась,
- радовалась радиола.
- Там бутылки тасовали,
- под пластинки танцевали,
- эх, комично танцевали,
- выкаблучивались!
- Я в одном из окон дома
- домогаюсь новой строчки.
- Я хотел бы стать домом,
- напряженным и строгим.
- Танцевать комически
- на чужой гульбе,
- плакать под космический гул голубей.
«Каждому необходим…»
- Каждому необходим
- свой дом,
- свой дым,
- своды над головой,
- ложе —
- лежанку бы,
- чтобы свой колобок
- свойственен дому был.
- Где ты, мой дом, стоишь?
- Дом —
- над окном —
- стриж?
- Гость у дверей цепных?
- Дом —
- под окном —
- цветник?
- Где ты, мой дом родной?
- В рододендронах мой?
- В детстве
- да сплыл,
- не быв.
- В детстве?
- Или – встарь?
- Эх, кабы —
- да кабы
- Сивкою-Буркой встань!
- Сивка, топчи гранит!
- Бурка —
- и-го-го-го!
- Где ты, мой дом —
- в грибных
- дождиках
- в Новый год?
«Кто строил дом…»
- Кто строил дом?
- (Этап —
- этаж!)
- Мать? Нет!
- Отец?
- Не мог!
- Ваш дом,
- по-вашему, он —
- ваш,
- лишь по названью —
- мой.
- Приблудный сын домов чужих,
- ублюдок,
- Вечный Жид,
- ты в дом вломился напролом,
- в наш дом!
- В ваш дом?
- Ваш дом —
- неврастеничек и нерях,
- маньяков и менял.
- Не я вошел в ваш дом,
- не я,
- ваш дом
- вошел
- в меня!
- Я —
- нет! —
- предательству в ночи,
- предательству ночей!
- А дом все знает, а – молчит!
- Не ваш он, дом —
- ничей!
- Бело —
- бетонная скала!
- Бассейн,
- в котором гул
- бессилья всех земных салак,
- бесславья —
- всех акул!
Цветы и рыбы
1. «Розы…»
- Розы —
- обуза восточных поэтов,
- поработившие рифмы арабов
- и ткани.
- Розы —
- по цвету арбузы,
- по цвету пески,
- лепестками
- шевелящие,
- как лопастями турбины.
- Розы —
- меж пальцев – беличья шкурка,
- на языке – семя рябины.
- Розы
- различны по температуре,
- по темпераменту славы,
- а по расцветке
- отважны,
- как слалом.
- Черные розы —
- черное пиво,
- каменноугольные бокалы.
- Красные розы —
- кобыльи спины
- со взмыленными боками.
- Белые розы —
- девичьи бедра
- в судорогах зачатья.
- Желтые розы —
- резвящиеся у бора
- зайчата.
- Розы
- в любом миллиграмме чернил
- Пушкина, Шелли, Тагора.
- Но уподобилась
- работорговле
- розоторговля.
- В розницу розы!
- Оптом!
- На масло,
- в таблетки для нервов!
- Нужно же розам
- «практическое примененье».
- Может,
- и правильно это.
- Нужны же таблетки от боли,
- как натюрморты нужны
- для оживленья обоев.
- Правильно все.
- Только нужно ведь печься
- не только о чадах и чае.
- Розы как люди.
- Они вечерами печальны.
- И на плантациях роз
- такие же планы, коробки, субботы.
- Розы как люди.
- С такою же солнечной,
- доброй,
- короткой судьбою.
2. «О чем скорбели пескари…»
- О чем скорбели пескари?
- О чем пищали?
- Жилось им лучше аскарид.
- Жирен песчаник.
- Не жизнь, а лилиевый лист.
- Балы, получки.
- Все хищники перевелись.
- Благополучье.
- Кури тростник.
- Около скал
- стирай кальсоны.
- А в кладовых!
- Окорока
- стрекоз копченых!
- А меблировка!
- На дому —
- О мир! О боги!
- Из перламутра, перламут —
- ра все обои!
- Никто не трезв,
- никто не щупл,
- все щечки алы…
- Но только не хватало щук,
- зубастых,
- наглых,
- чтоб от зари и до зари,
- клыки ломая…
- Блаженствовали пескари.
- Не понимали.
3. «В страницах клумбовой судьбы…»
- В страницах клумбовой судьбы
- несправедливость есть:
- одни цветы —
- чтобы любить,
- другие —
- чтобы есть.
- Кто съест нарциссы?
- Да никто.
- И львиный зев не съест.
- Уж лучше жесть или картон, —
- и враз на жизни —
- крест.
- Кто любит клевер?
- Кто букет
- любимой подарит
- из клевера?
- Такой букет
- комично подарить.
- Но клевер ест кобыла —
- скок! —
- и съела из-под вил.
- Но ведь кобыла —
- это скот.
- Нет у нее любви.
- Не видеть клеверу фаты.
- Вся жизнь его —
- удар.
- Гвоздика —
- хитрые цветы.
- И любят, и едят.
- Но чаще этих хитрецов —
- раз! —
- в тестовый раствор.
- А розы
- любят за лицо,
- а не за существо.
4. «Я не верю дельфинам…»
- Я не верю дельфинам.
- Эти игры – от рыбьего жира.
- Оттого, что всегда
- слабосильная сельдь вне игры.
- У дельфинов малоподвижная кровь
- в склеротических жилах.
- Жизнерадостность их —
- от чужих животов и икры.
- Это резвость обжор.
- Ни в какую не верю дельфинам,
- грациозным прыжкам,
- грандиозным жемчужным телам.
- Это – кордебалет.
- Этот фырк,
- эти всплески – для фильмов,
- для художников,
- разменявших на рукоплескания красок
- мудрый талант.
- Музыкальность дельфинов!
- Разве
- после насыщенной пищей недели
- худо слушать кларнет?
- Выкаблучивать танец забавный?
- Квартируются в море,
- а не рыбы.
- Летают,
- а птицами стать нет надежды.
- Балерины – дельфины,
- длинноклювые звери
- с кривыми и злыми зубами.
5. «Так давно это было…»
- Так давно это было,
- что хвастливые вороны даже
- сколько ни вспоминали,
- не вспомнили с точностью дату.
- Смерчи так припустили.
- Такие давали уроки!
- Вырос кактус в пустыне,
- как
- все, что в пустыне,
- уродлив.
- А пустыня —
- пески, кумачовая крупка.
- Караваны
- благоустраивались на привалах.
- Верблюды
- воззирались на кактус
- с презрительным хрюком:
- – Не цветок, а ублюдок! —
- и презрительно в кактус плевали.
- Вечерами шушукались
- вовсе не склонные к шуткам
- очкастые змеи:
- – Нужно жалить его.
- Этот выродок даже цвести не умеет.
- Кактус жил молчаливо.
- Иногда препирался с ужами.
- Он-то знал:
- он настолько колюч,
- что его невозможно ужалить.
- Он-то знал:
- и плевки, и шипенье – пока что.
- Он еще расцветет!
- Он еще им докажет! Покажет!
- Разразилась жара.
- И пустыню измяли самумы.
- Заголосили шакалы —
- шайки изголодавшихся мумий.
- Убежали слоны в Хиндустан,
- а верблюды к арабам.
- И барахталось стадо
- барханных орлов
- и орало,
- умирая,
- ломая крылатые плечи и
- ноги.
- Эти ночи самумов!
- Безмлечные ночи!
- Так афганские женщины,
- раньше трещотки в серале,
- умирая, царапали щеки
- и серьги,
- и волосы рвали.
- Опустела пустыня.
- Стала желтой, голодной и утлой.
- Ничего не осталось
- ни от сусликов, ни от саксаулов.
- И тогда, и тогда, и тогда —
- видно, время шутило, —
- кактус
- пышно
- расцвел
- над песчаным, запущенным штилем.
- Он зацвел,
- он ворочал
- багровыми лопастями.
- Все закаты бледнели перед его лепестками.
- Как он цвел!
- Как менялся в расцветке!
- То – цвета айвы,
- то – цвета граната.
- Он, ликуя, кричал:
- – Я цвету!
- Мой цветок —
- самый красный и самый громадный
- во Вселенной!
- Кактус цвел!
- И отцвел.
- Снова смерчи давали
- шагающим дюнам уроки.
- Снова горбился кактус,
- бесцветен,
- как
- все, что в пустыне, уродлив.
- И слоны возвратились.
- И верблюды во время привалов
- с тем же самым презреньем
- в стареющий кактус плевали.
- Молодые орлы издевались:
- – Какой толстокожий кувшин!
- Змеям выросла смена.
- И так же шушукалась смена.
- Как он, кактус, когда-то расцвел,
- как имел лепестки —
- размером с ковши! —
- только ящерка видела,
- но рассказать никому
- не сумела.
6. «Дождь моросил…»
- Дождь моросил.
- Дождь вздрагивал.
- Нева
- то взваливала волны на причалы,
- то снова в воду сваливала волны.
- И фонари вдоль набережной узкой
- светили тускло,
- будто сквозь фанеру.
- Мы говорили о цветах и рыбах…
- Что орхидеи,
- не в пример пионам,
- теплы,
- что окунь вовсе и не рыба,
- а лебедь —
- только с красными крылами…
- Мы уезжали за город,
- туда,
- где бабочки
- и где наторкан в почву
- еще несовершеннолетний лес.
- Под жилами и хлорофиллом листьев
- мы говорили о цветах и рыбах,
- о ящерицах – о вееропалых
- гекконах —
- вот живут же —
- прилипают
- и к потолку,
- и к зеркалу,
- и к шкафу.
- А нам к сиим предметам не прилипнуть.
- Палатка.
- Одеяло.
- Фляга.
- Спиннинг.
- Наш лагерь.
- Наше логово.
- Наш дом.
- Мы ищем тот проклятый «чертов палец»,
- тот белемнит,
- обломок добрых прошлых
- взаимоотношений…
- Не найти.
- Мы бродим,
- пожираем плотоядно
- щетинистых и худосочных щук,
- закрюченных на мой могучий спиннинг
- захватнический.
- В перебранках грома
- мы наблюдаем фотовспышки молний
- и чертим планы линиями ливней…
- И тихо улыбаемся, как рыбы,
- своим воображаемым цветам.
Рыбы и змеи
1. «Речная дельта…»
- Речная дельта,
- как зимняя береза,
- бороздила мерзлый грунт корнями.
- Морской окунь плыл к дельте,
- подпрыгивая, окунаясь в пригорки волн.
- Речной окунь
- тоже плыл к дельте,
- шевеля плавниками – красными
- парусами.
- – Здорово, старик! —
- закричал речной окунь
- и хлопнул морского окуня
- хвостом по плечу.
- – Чего молчишь? —
- закричал речной окунь. —
- Зазнался, старик?
- Ведь и ты и я рыбы.
- И ты и я пьем воду.
- – Правильно, —
- сказал морской окунь. —
- – И ты и я рыбы.
- Только ты пьешь воду,
- а я пью океан.
2. «За столом сидели змеи…»
- За столом сидели змеи.
- Чешуя, что черепица.
- Злоязычная семейка
- занималась чаепитьем.
- И беседовали с жаром
- змеи:
- (о, змеиный жар!)
- кто кого когда ужалил,
- кто кого когда сожрал.
- За веселым чаепитьем
- время голубое смерклось.
- Застучала черепицей
- миловидная семейка.
- Обнялся клубочек милый
- спать на дереве сторогом.
- Дурень-кролик ходит мимо
- змей.
- А надо бы —
- сторонкой.
3. «За городом…»
- За городом,
- за индустрией – курганы.
- Торгуются с ветром древа – пирамиды.
- Там сучья стучат боевыми курками,
- прожилки мильонами ливней промыты.
- Там чавкают – да! – кабаны каблуками.
- Там что ни цветок —
- больше скверовой клумбы.
- Там змеи – там змеи повисли
- клубками.
- Змеиные блоки.
- Змеиные клубы.
- Сползаются змеи, скользя и лукавя,
- они прободают любые пласты!
- Клубками, клубками,
- клубками,
- клубками
- диктаторы джунглей, степей и пустынь.
- И кажется —
- нет на земле океанов.
- Сплошное шипенье.
- Засилье измен.
- Сплошь – беспозвоночность.
- Сплошное киванье
- осклизлых, угодливых, жалящих
- змей.
- И кажется —
- нет на земле окаянной
- ни норки тепла,
- что сломались орлы.
- И все-таки есть на земле
- Океаны, апрельские льдины,
- что зубья пилы!
- Да, все-таки есть на земле Океаны
- и льдины, что ямбы
- звонят,
- что клыки!
- Идут океаном апрельские ямбы…
- Им так наплевать
- на клубки.
«А крикливые младенцы…»
- А крикливые младенцы
- возомнили вдруг —
- орлами…
- Вы, младенцы благоденствий,
- аккуратней окрыляйтесь!
- Ваши крылья от кормлений
- хилы.
- Выхолены лапы.
- Если это —
- окрыленье,
- какова ж тогда
- крылатость?
- Ваш полет не торен.
- Сдобрен
- жиром.
- Устремленье жидко:
- с лету,
- к собственным гнездовьям.
- Безразлично —
- падаль —
- живность!
- Рев о деле,
- а на деле
- кувырканье да оранье…
- А крикливые младенцы
- возомнили вдруг —
- орлами…
- У орлов на клювах шрамы,
- а на крыльях раны ружей,
- но орлы гнилье не жрали —
- было нужно
- иль не нужно!
- Подыхали —
- но не жрали!
- Подыхали —
- клювом кверху!
- Подыхали —
- глотку рвали
- птице, зверю, человеку,
- без слюней,
- без жалоб,
- немо —
- клювы в глотки!
- когти в рыла!
- За утраченное небо!
- За изломанные крылья!
- Подыхали, веря:
- где-то,
- скоро —
- исполна за раны.
- А крикливые младенцы
- возомнили вдруг —
- орлами…
Ночь 9 октября 1962 года
1. «Приснилось мне, что я оброс грибами…»
- Приснилось мне, что я оброс грибами.
- На горле, на ключицах, на лопатках,
- как плоские листы болотных лилий,
- на длинных черенках
- росли грибы!
- Поганки, сыроежки, грузди,
- но большинство поганок.
- Весь живот
- в поганках.
- Грудь в поганках!
- В пегих!
- Как волосы короткой стрижки,
- часто
- росли грибы.
- Точно горилла шерстью,
- я весь, как есть,
- топорщился грибами!
- На длинных черенках грибы торчали,
- как плоские листы болотных лилий,
- осклизлые,
- но вместо хлорофилла
- просвечивали —
- синий, красный, желтый,
- зеленый —
- кровеносные сосуды.
- Ого! Оригинальная грибница! —
- воскликнул я, все еще склонный к шуткам.
- Я хлопнул всей ладонью по грибам.
- И хлопнул я,
- и онемел от боли.
- Как будто хлопнул по десятку бритв,
- как будто бритвы
- врезались в ладонь!
- Грибы во сне – к болезни.
- Я здоров.
- Я, правда, иногда болею гриппом,
- но не грибами.
- «Гриб» – такой болезни
- нет ни в одной из медицинских библий.
- Я хлопнул.
- Удивился.
- И проснулся.
- Грибы!
- И, окончательно проснувшись,
- я снова удивился наяву.
2. «Они стенографировали сны…»
- Они стенографировали сны.
- За стенкой – три соседние старухи,
- три орлеанских девственницы, три
- экс-чемпионки по шипящим звукам,
- мне в спину обращенным.
- Три гвардейца
- из поредевшей армии непьющих!
- Они во сне ворочались, рычали,
- поварчивали.
- Видно, состязались
- во сне
- на олимпийских играх склочниц.
- Они стенографировали сны.
- Что ж?
- Разбудить старух?
- Оформить форум
- по формулированию болезни?
- Уж то-то будет празднество маразма!
- Я… окончаньем ногтя тронул кнопку.
- Торшер шатнулся.
- Лампа разразилась
- стоваттным треугольным душем света!
- Прохладой электрического душа!
- И – ни гриба!
- Я – чист, как гололед!
- Я прыгал,
- применяя все приемы
- от самбо, джиу-джитсу до цыганской,
- я прыгал, применяя все приемы
- борьбы с собой!
- Однажды оглянулся:
- у шкафа вспыхнул черный человек!
- Был человек весь в черном, как чернец…
- Но вырез глаз, изгиб волос
- и даже
- мельчайшие морщины возле глаз —
- как у меня.
- Двойник или подвох?
- Но зеркало?
- Нет, зеркало —
- за
- шкафом,
- и я – в трусах,
- а он – в плаще
- и в шляпе.
- – Так.
- Значит, это черный человек, —
- подумал я…
- – Явился он, —
- подумал я, подумав, —
- разыгрывать классический сюжет.
- – Ты кто? – подумал я.
- Молчанье. —
- Одно к другому, и одно другого
- не легче.
- Поначалу: сон – грибы,
- и явь —
- дремучий мученик – молчальник.
- – Садись, – подумал я. —
- Садись, молчальник,
- молочный брат необычайной ночи,
- садись,
- ты,
- черный символ непочтенья!
- Ты,
- непочатый печенег молчанья!
- Молочный брат необычайной ночи,
- с кем
- вздумал
- состязаться по молчанью?
- Мой дед молчал. Отец молчал,
- и брат
- отца.
- И умирали тоже молча.
- Я – третье поколение молчащих.
- Эх, ты, какой ты
- черный человек!
- Чернявее меня,
- но не чернее.
- Как видишь, – я потомственный молчальник,
- молчальник – профессионал.
3. «Сосуществуем мирно…»
- Сосуществуем мирно:
- я, будильник.
- И кто главенственнее —
- я или будильник?
- Будильник!
- Утром он визжит:
- – Подъем! —
- Так понимать: вставай и поднимайся!
- Раз он визжит:
- – Вставай и поднимайся, —
- я поднимаюсь и встаю,
- и снова
- встаю и поднимаюсь,
- и встаю!
- И поднимаюсь!
- И включаюсь в дело,
- как честный, добросовестный рубильник.
- А вечером визжит:
- – Пора страстей!
- Пятнадцатиминутка наслаждений! —
- Так сколько
- скользких
- порций поцелуев
- плебеям, нам,
- воздаст Патриций Часа?
- Железный страж мой!
- Мой блюститель часа!
- Тиктакает и не подозревает,
- что я однажды выну молоток
- и тикну так,
- чтобы разбить – как можно! —
- костлявое стеклянное лицо!
4. «Тот человек ни слова не сказал…»
- Тот человек ни слова не сказал.
- Ни слова не сказав,
- ни междометья,
- он промолчал
- и, кажется, ушел.
- И пил я пиво, черное, как небо!
- И грыз я самый грозный корнеплод
- двадцатого столетия —
- картошку.
- Она,
- на мандариновые дольки
- разрубленная,
- отдавала рыбой.
- В окне
- (окно – квадратный вход в туннель
- необычайной ночи)
- возникали
- брезентовые контуры людей.
- Брезентовые космонавты ночи,
- шли работяги —
- пьяные в дымину,
- дымились, как фруктовые деревья
- весной,
- а возникали,
- как факелы
- из космоса ночного!
- И пели так, как Пятницкого хор
- поет, если замедлить ход пластинки!
5. «И все же зачем он приходил?..»
- И все же
- зачем он приходил?
- (А приходил
- наверняка.)
- За
- чем он приходил?
«И ко сну отошли рекламы…»
- И ко сну отошли рекламы.
- Фонари,
- фонари трехглавы.
- Так и есть – фонари трехглавы:
- две зеленых, над ними желтая
- голова.
- Ночь дремуча.
- Дома дремучи.
- И дремучие головешки —
- бродят маленькие человечки,
- и ныряют в свои кормушки,
- разграфленные по этажам,
- и несут иконы в кормушки,
- мельтешась.
- Купола, минареты, маковки
- в ожидании мятежа!
- Муэдзины, раввины, диаконы
- предвкушают мятеж за веру,
- чтоб не бысть житию двояким,
- бысть – от Аз
- до Ять по завету.
- Нищим – наоборот – корона.
- Как же наоборот доярке?
- Девка в рев: не хочу коровой!
- Так наивны и так банальны
- помыслы о мятежной секте.
- Не бывать сардельке бананом
- ни на том, ни на этом свете.
- Бродят маленькие человечки,
- головы – головешки.
- Выбирают,
- во что верить?
- Сколько веяний… поветрий…
Полночь
- А тени возле зданий,
- тени —
- прочерченные криво
- грани.
- Взгляни туда – сюда:
- антенны —
- завинченные в крыши
- грабли.
- Сырая колобаха
- ветер!
- А дворников берет
- зевота.
- Как плети Карабаса
- ветви.
- И все наоборот
- сегодня.
- Луна,
- а на граните
- сухо.
- Волна – невпроворот! —
- лучится.
- Бывает: на границе
- суток
- все ждешь: наоборот
- случится.
- Вороны, как барбосы,
- лают,
- и каркают собаки
- грозно.
- Ты ничего не бойся,
- лада.
- Все это – байки.
- Просто – проза
- моих сомнений.
- Соль на марле!
- К утру мои просохнут
- весла.
- И утром будет все
- нормально,
- как все, что утром,
- все,
- что звездно!
Первый снег
- Первый снег.
- Пересмех
- перевертышей-снежинок
- над лепными урнами.
- И снижение снежинок
- до земного уровня.
- Первый снег.
- Пар от рек.
- В воду – белые занозы.
- Как заносит велотрек,
- первый снег заносит.
- С первым снегом.
- С первым следом.
- Здания под слоем снега
- запылают камельками.
- Здания задразнит небо:
- – Эх, вы, камни, камни, камни!
- А по каменным палатам
- ходят белые цыплята,
- прыгают —
- превыше крыш!
- Кыш!
- Кыш!
- Кыш!
«Снег летит…»
- Снег летит
- и сям
- и там,
- в общем, очень деятельно.
- Во дворе моем фонтан,
- у фонтана дети.
- Невелик объем двора —
- негде и окурку!
- У фонтана детвора
- ваяет Снегурку.
- Мо-о-ро-оз!
- На снегу
- чугунеет резина!
- Хоть Снегурка ни гу-гу,
- но вполне красива.
- Дети стукают легонько
- мирными сердцами,
- создают из аллегорий
- миросозерцанье.
- У детей такой замах —
- варежки насвистывают!
- А зима?
- Ну что ж, зима!
- Пусть себе воинствует.