Читать онлайн Время, которое рядом бесплатно
Пролог
Над городом зависла бескрайняя туча. Она чернела, набухала, становилась всё плотнее. Ирка подумала, что пора бы идти домой, вот-вот польёт дождь. Она плыла, но берег приближался очень медленно. На грязно-белёсом песке миловидный блондин растопырил длинные загорелые ноги, поросшие золотистыми волосами. Он махал Ирке мускулистой рукой и кричал: «Выходи! Будет ураган – от МЧС пришло сообщение!». Ирка старательно работала руками и ногами, но дна всё ещё не чувствовала.
И тут громыхнуло, да так, что уши заложило. Небо заискрилось молниями. Ирка плыла уже с трудом, тяжело дышала. Казалось, она вот-вот достигнет берега, но вода становилась вязкой, плотной, и руки приходилось вытаскивать с силой, ноги еле шевелились. Разверзлись хляби небесные! Яростно хлестал дождь – косыми струями стегал по лицу и плечам, залеплял глаза, затекал в нос и полуоткрытый рот.
Наконец-то появился намёк на дно – она ощутила, как водоросли хватали за ноги. Противные, заиленные, они липли, опутывали, приклеивались. Ирка тянула стопы, пытаясь кончиками пальцев нащупать дно. Шаг, второй, третий – она шла, продираясь сквозь густую, как кисель, воду. Ноги тонули в студенистом песке.
Ирка закричала и протянула руку к мускулистому блондину, прося помощи. Но парня засасывало в зыбучий песок, и в глазах его плескался страх. У неё больше не осталось сил сопротивляться. Мрачное небо в тёмных хлопьях туч – это было последнее, что Ирка увидела перед тем, как её лёгкие заполнила тягучая зеленоватая вода, отдающая тиной.
Она закашлялась и с криком вскочила, дико озираясь. Одеяло свалилось на пол. Испуганно отшатнулась старушка в белоснежном платочке в крапинку, которая копалась в болоньевой сумке, доставая еду. Из газетного свёртка выпало яйцо и покатилось под столик. Тётка на нижней полке отложила книгу и удивлённо уставилась на странную соседку. Мужик на верхней полке перестал храпеть, почесал толстый зад, повернулся на другой бок и засопел с присвистом.
Ирка отдышалась и поняла, что едет в боковушке плацкарты на нижней полке. Ещё один провал в памяти – из тех, что случались с ней после приступов неконтролируемой ярости.
Она подняла одеяло и вернулась на своё место. Попыталась сообразить, как оказалась в поезде, закрыла глаза, откинувшись на подушку. В голове замелькало слайдами: щёлк! – мужик налетает на неё, она падает, щёлк! – она выстёгивает мужика вторым ударом, проверяет его карманы, щёлк! – ключи нашлись, руки в крови.
Ирке опять стало трудно дышать, сердце заколотилось в сумасшедшем ритме, иногда пропуская удары. Она заглянула под полку и достала спортивную сумку. Вынула половинку таблетки, привычно разжевала, задвинула сумку обратно и уставилась в окно.
Мимо проплывали влажные чёрные поля, кое-где тронутые снежком, мокрые обледенелые столбы и деревья. Ирка тронула проходящую мимо проводницу и спросила: «Где мы?» Проводница, дородная женщина в голубой блузке и серой форменной юбке, плотно обтянувшей дебелый зад, ответила, что уже проехали Елец и скоро следующая станция, Липецк. Наконец Ирка догадалась поискать в сумке билет. Пункт отправления – Москва Курская, пункт назначения – Борисоглебск.
Ирку затопило волной нежности: скоро встретится с бабулей. Уж бабушка-то её всегда понимала – в отличие от матери.
Глава 1
Дребезжание дверного звонка выбило Ирку из забытья. Пошатываясь, она побрела к двери, потирая ноющий затылок. Мельком глянула в зеркало – в нём отразилось помятое и отёкшее лицо женщины лет тридцати восьми. «Чёрт! Надо прекращать бухать….»
Звонок всё дребезжал, Ирка, почёсываясь, шагнула к двери. Посмотрела в глазок: на лестничной площадке стояли две незнакомые тётки. Ирка приоткрыла дверь и молча уставилась на них. Одна из тёток поздоровалась и, открыв папку, сообщила:
– Мы представляем социальную службу. От соседей поступила жалоба на крики ребёнка из вашей квартиры. Социальная служба проверила данные и выяснила: ребёнок, проживающий по этому адресу, находится на семейном обучении. Разрешите войти? – Тётка, блеснув очками, равнодушно посмотрела на Ирку.
Ирка кивнула, открыла дверь шире и шагнула в сторону, впуская сотрудниц соцслужбы. Голова раскалывалась после вчерашнего. Ирка перебрала соседей, которые могли бы настучать, и остановилась на бабе Тане, что жила через стенку. «Ну, коза старая, я тебе припомню!» – подумала Ирка и вслушалась в то, что ей говорила тётка в очках. Та расспрашивала о Ваньке, а сама осматривалась в полумраке комнаты.
– Вы бы хоть квартиру проветривали иногда – табаком и перегаром несёт, хоть топор вешай. – Тётка потянула воздух ноздрями. – Как ребёнок живёт в таких условиях?
Ирка злобно подумала: «Чёртова бабка Танька!» Но пробормотала, что сын приболел, поэтому уже неделю живёт у бабушки. А тут вчера были гости по поводу дня рождения.
Тётка снова открыла папку, полистала и скептически хмыкнула:
– Ваш день рождения был два месяца назад.
Ирка взорвалась: и так башка трещит, водички бы и таблеточкой от головной боли закинуться, а тут этих дур нелёгкая принесла, стой и отчитывайся перед ними, как школьница. Она заорала:
– Тебе какая разница, когда у меня день рождения! Когда хочу, тогда и день рождения! Пошли вон отсюда обе!
Ирка схватила очкастую за рукав и выволокла в прихожую, вытолкала, закрыв дверь, сползла на пол и заревела. Увидев перед собой ноги в сапогах, подняла голову. Перед ней стояла вторая сотрудница социальной службы – мелкая, худенькая шатенка с короткой стрижкой испуганно теребила ремешок сумки. Ирка поднялась и замолчала, шмыгнула носом, открыла дверь и посторонилась, пропуская женщину.
Та боком подошла к выходу, проскользила спиной по косяку, стараясь не упускать Ирку из виду, и быстро шагнула в подъезд. Ирка захлопнула дверь и поглядела в глазок: очкастая что-то возбуждённо говорила по телефону, а мелкая рылась в сумочке. Наконец они стали спускаться, шаги постепенно затихли.
Ирка отошла от двери и плюхнулась на пуфик. Она невидящими глазами смотрела в кухню и думала, что же теперь будет. Как ей доказать, что не бьёт Ваньку, что сын отказывается делать уроки при ней и впадает в истерику всякий раз, когда Ирка приближается к нему с учебником?
Да, она сама виновата, что отдала его на воспитание маме, у которой Ванька рос до школы. А когда пришло время ему идти в первый класс, Иркина мама вдруг заявила, что ребёнок должен расти со своей матерью, а не с бабушкой, и что Ирку она самостоятельно вырастила, без бабушек и без мужа. Вот пусть Ирка теперь хлебнёт, узнает, почём фунт лиха!
С самого детства отношения между Иркой и матерью не складывались. Мать, властная и суровая с дочерью, считала её неудачницей. Она никогда не называла дочь Иринкой, Ирочкой, Ирусей или хотя бы просто Ирой, а всегда только Иркой, так что Ирка другого обращения от матери и не ждала.
Ей не хотелось возвращаться домой от подружек: у тех были ласковые мамы, которые обнимали своих дочерей, позволяли приводить домой гостей, угощали пирогами и расспрашивали о школьных делах. Иркина мама считала эти нежности излишними: сыта, одета, обута – что ещё надо? Пусть вон учится и спортом занимается, раз уж на барышню не похожа, а пацанка пацанкой выросла.
Но железная логика – это не про Иркину мать. Сначала она велела перевести Ваню на семейное обучение – дескать, так будет лучше, а то он в школе наберётся всякого. Прошло немного времени, и мать решила, что Ирка неправильно воспитывает сына, и опять неожиданно забрала его к себе. Ирка, конечно, возмущалась, доказывала, что сама справится со своим ребёнком. Но мать, презрительно усмехаясь, сказала:
– С кем ты там справишься, если себя организовать не можешь, а? С мужем не ужилась? Не ужилась. Образ жизни у тебя какой? Ну то-то же! Иван пока поживёт у меня, – и прикрикнула: – Всё, это не обсуждается!
В чём-то её суровая мама права, конечно, особенно насчёт образа жизни: Ирка понимала, что за последний год она совсем распустилась, начала часто выпивать, в квартире её то и дело бывали всякие подозрительные личности… не то чтобы прямо люмпены, но и к порядочным людям их сложно отнести. А Ваньке это всё не нравилось. Поэтому, когда бабушка его забрала, он не противился, а принял как должное. И теперь Ирка не знала, как ей опять подружиться с собственным сыном.
Она очнулась от раздумий, потёрла виски и пошла на кухню за анальгином и водой. Предстоит объяснение с мамой, выслушать придётся всякого, опять ворчания на полдня… Но она хотя бы поможет разрулить ситуацию с соцслужбой.
Глава 2
Ирка и вправду выглядела пацанкой: поджарая девица с маленькой крепкой грудью, широкоплечая, но пропорционально сложенная, среднего роста. Она не носила длинных волос – за ними нужно было ухаживать, а когда это делать, если почти всё время занято школьной учёбой и тренировками? Каре до плеч девушка заплетала в тугие косицы, и такая причёска делала её хоть немного женственной.
Благодаря привычке тренироваться даже в свои тридцать девять Ирка всё ещё обладала стройной девичьей фигурой. Всё-таки не зря она столько лет занималась боксом. И если бы не тот случай, может, и жизнь её сложилась бы по-другому.
***
В пятницу Ирка возвращалась от матери после неприятной беседы насчёт визита тёток из социальной службы. Ей хотелось, чтобы сын вернулся и жил дома. А сам Ванька умоляюще смотрел на неё, мечтая, чтобы та наконец осмелела и забрала его домой. Как всегда в спорных ситуациях, бабушка старалась купить мнение внука, задабривая его дорогими подарками. В этот раз она подарила новенький ноутбук, считая, что с ним мальчишке будет гораздо интереснее, чем с собственной матерью.
И на этот раз Валентина Семёновна не отдала Ваню. Ирке ещё и гадостей пришлось наслушаться, отчего сразу захотелось уйти. Сын даже не вышел с ней попрощаться: какой смысл выступать против, если рулит всем не мама, а бабушка, которую Ванька боялся как огня.
Слякотный ноябрьский вечер нагонял тоску. Ирка шла, не разбирая дороги, частенько шагала в лужи, оступалась. Её любимые старенькие кроссовки изрядно промокли, их жемчужно-серая замша приобрела грязно-кофейный оттенок.
Раздражённая Ирка резко шагнула вперёд и тут же остановилась: «Чёрт! Сумку с сигаретами забыла у мамы. И кошелёк в сумке, вот блин!» Она порылась в карманах и наскребла мелочи на пачку. Страшно хотелось курить, и Ирка, думая об этом, второпях опять вступила в лужу, ногу обожгло ледяным холодом. Она ещё быстрее зашагала к киоску, видневшемуся из-за кустов. Уже предвкушая смолистую затяжку, она сглотнула набежавшую слюну, остановилась у ярко освещённого киоска и увидела лотерейные билеты и ведущего лотереи «Русское лото», чем-то похожего на Якубовича. В этом киоске сигарет явно не продавали.
Старушка за стеклом выглядела импозантно. Благородно-седые волосы были взбиты в высокую прическу, из-за чего женщина казалась выше ростом. Руки ухоженные, на губах приличная телесно-розовая помада. И только брови, явно нарисованные чёрным карандашом, выпадали из образа: они взлетали к вискам – тонкие, прямые, словно прочерченные по линейке.
Перед ней на подставке стоял смартфон. Бабуля смотрела видео и вязала носок, изредка поглядывая на него. Увидев Ирку, она безразлично поинтересовалась, глядя в смартфон:
– Лотерейку приобретёте? В «Русском лото» тридцать квартир разыгрывается.
Она помолчала секунду, а потом добавила убедительным тоном, входя во вкус:
– Молодым нужно жильё. Это в эсэсэсэре квартиры бесплатные давали, а сейчас забесплатно только рекламу можно почитать.
Ирка мотнула головой, отказываясь, и отвернулась. Огляделась по сторонам: темно, вокруг никаких магазинов, одни дома. До чего же курить хочется!
Бабуля крикнула вдогонку:
– А может, нужна квартира? Ты, дочка, подумай. А вдруг повезёт?
Что-то такое было в её голосе, и Ирка вернулась и попросила лотерейный билет. Чушь, конечно, все эти лотереи, да кто в них выигрывает-то… С другой стороны, почему бы и нет? От Ирки не убудет, а старушке выручка.
Бабуля отложила вязание, поставила видео на паузу и нараспев поблагодарила. Ирка выхватила наугад разноцветный листок из веера предложенных, молча взяла сдачу и побрела домой.
По дороге она вспоминала, куда сунула початую пачку сигарет – в кухонный шкафчик или в ящик со старой посудой, что стоит на лоджии? Промокшие ноги озябли так, что пальцы побаливали. Скорее бы дойти и плюхнуться в спасительное тепло горячей ванны…
Наконец Ирка увидела свой подъезд. Ключ от домофона не удержался в задубевших пальцах и упал в лужу. Она наклонилась, подняла колечко с ключами и почувствовала, как на неё наткнулся какой-то мужик. От толчка Ирка потеряла равновесие и упала в ледяную жижу.
Незнакомец свалился на Ирку, но сразу вскочил и протянул ей руку. Она поднялась и тут же присела, охнув: в ноге запульсировала боль. Связки, что ли, потянула? Потрясла ногой. Вроде бы боль ушла, ничего страшного.
Мужик засуетился, заизвинялся и стал отряхивать Иркину куртку. Ирке вдруг показалось, что он попутно шмонает её. Она сунула руку в карман: ключей не было. Так и есть – карманник!
Взбесившись, Ирка левым боковым саданула помощничку в челюсть, потом, поднырнув, двинула апперкотом в подбородок. Она вложила в удар всё раздражение, накопившееся за день. Лязгнули зубы, и мужик, неловко взмахнув руками, рухнул на асфальт и отключился. Ирка злобно выругалась, с отвращением стала проверять его карманы – домой как-то надо попасть!
Что-то звякнуло, она выгребла всё, что нашла, подсветила телефоном – мелочь и связка ключей, причем явно не от её квартиры. Наткнулась на какую-то корочку – удостоверение или пропуск. В телефоне мужика не было ничего интересного – в эсэмэсках пусто, номеров мало, да и то чёрт-те как подписаны. В дрожащем свете фонарей не разобрать, что написано в удостоверении. Впрочем, она сверила фото, посветив на мужика, валявшегося без сознания на грязном мокром асфальте, – одно лицо. Ирка сунула документ в нагрудный карман своей куртки, намереваясь попозже рассмотреть фамилию владельца, и продолжила поиски. Своих ключей она не нашла.
Ирка ещё раз выругалась и пнула мужика. Тот слабо пошевелился, но не очнулся. Ирка развернулась, готовая вернуться к маме и сдаться на её милость, – не будет же мать язвить, когда дочь пришла грязная и голодная.
И тут Ирка увидела свои ключи: они лежали на крыльце, еле различимые в неверном свете пыльной лампочки. Она наклонилась, подняла связку и собиралась открыть подъездную дверь, но тут же вспомнила, что уже несколько минут перед подъездом валяется мужик, которого она вырубила.
Она кинулась к нему, подняла его голову с ледяного асфальта, но почувствовала, как пальцы дотронулись до чего-то липкого. Ирка подсветила телефоном: там, где перед этим лежала голова мужика, масляно поблескивала маленькая тёмная лужица. Она вздрогнула: «О боже, опять!» Её ладони, вымазанные кровью, разжались, и голова мужика глухо стукнулась об асфальт.
Ирка резко встала и пошла к домофону. Непослушной рукой, совсем ватной от страха («Страшила Мудрый», – пронеслось в голове), она открыла дверь и стала медленно подниматься к себе. Уже на лестничной площадке второго этажа до неё окончательно дошло, что, возможно, она убила человека – пусть и по неосторожности, но без всякой причины. Ирка в один миг взметнулась на третий этаж и влетела в квартиру.
Она нашла большую спортивную сумку, оставшуюся ещё со времен занятий боксом, закинула туда футболки, бельё и водолазку со свитером. Принялась искать паспорт и деньги: после вчерашней тусы квартира выглядела так, словно по ней прошла дикая орда. Сначала в ящике шкафа нашёлся паспорт. Деньги искала дольше. Наверное, в пьяном угаре она боялась, что кто-то из гостей подхалявится под шумок, вот и перепрятала всю пачку внутрь матраса.
Сердце стучало где-то в горле, в ушах – бешеный пульс, звуки приглушенные, словно доносились из-под воды, трудно дышать – Ирка узнала признаки: обычно так начиналась паническая атака. Приступы стали одолевать её в подростковом возрасте, из-за этого пришлось прекратить занятия боксом.
Ирка разжевала полтаблетки и рассосала горькую кашицу. Кинула в спортивную сумку баночку с лекарством, которое обычно носила с собой, оно спасало от приступов тахикардии и аритмии. Через пару минут ей полегчало. Ирка нашла старый кошелёк, сунула в него деньги, огляделась, застегнула сумку, выключила везде свет и вышла из квартиры.
Она проскакала по лестнице, вылетела из подъезда, но остановилась, словно споткнувшись: незнакомец по-прежнему лежал возле подъезда. Ирка без оглядки понеслась к метро, словно за ней гнались.
Глава 3
Улёгшись на свое место, Ирка снова закрыла глаза: старый домик, ещё прабабушкин, заборчик, выкрашенный голубой краской, белёсой от времени, солнца и дождей. Она представила себе толстое железное кольцо, которым стучали в калитку. На грохот басом откликался Вулкан – бабулин старый дворовый пёс, чёрный, с подпалинами. Впрочем, наверное, он уже давно издох от старости, но остался в её памяти – игривый рослый, крепкий кобель, на боках которого висела клоками невылинявшая зимняя шерсть.
Под ложечкой засосало, и Ирка полезла в сумку посмотреть, не прихватила ли она в запале чего-нибудь съестного. Под одеждой, которая комками заполнила старую спортивную сумку, не было еды. Зато в боковом кармане лежал блок сигарет, а на дне перекатывалась невесть откуда взявшаяся бутылка водки. Ирка поискала кошелёк, чтобы купить чего-нибудь у проводницы, но не нашла. Вряд ли она просто не взяла его с собой, билет же оплатила. Неужели потеряла?
Старушка соседка, которую Ирка напугала своим пробуждением, жевала голыми дёснами отварную курятину. Её вставные зубы лежали рядом, полузавёрнутые в кипенно-белый носовой платок. Ирка сглатывала слюну, глядя на волокнистые куски варёной грудки и крылышки в розовой пластиковой чашке, на ножку, которую задумчиво держала в руке старушка. Никогда ещё варёная курица не казалась ей такой заманчивой. Ломтики слегка примятого чёрного хлеба с налипшими зёрнышками кунжута, щедро намазанные сливочным маслом, тоже смотрелись аппетитно.
Ирка нервно сглотнула, нащупала мелочь в кармане куртки и выбралась из-под одеяла, чтобы сходить к проводнице за чаем. Старушка поймала Иркин голодный взгляд и попросила:
– Девочка, может, и мне чайку возьмёшь? А то я старая, руки-крюки, да ещё и поезд вон как качает. Пока донесу, сама обольюсь кипятком и кого-нибудь оболью.
Ирка налила старушке чай в кружку с толстым рыжим котом, а себе – в казённый стакан с подстаканником. Та поблагодарила и вручила ей чашку с куриными крылышками и бутерброд с маслом. Ирка не стала отказываться. Она еле удержалась, чтобы не вцепиться зубами в крылышки. Медленно съела их, потом так же медленно сжевала бутерброд и запила его сладким чаем. Вымыла чашку и вернула её старушке, поблагодарив за угощение.
После еды захотелось курить, и она полезла в сумку. Бутылка водки призывно поблёскивала. Ирка натянула куртку, положила в карман пачку сигарет. Потом быстро огляделась, сунула бутылку под куртку и воровато прихватила пустой стакан в подстаканнике.
Выйдя в тамбур, Ирка закурила. Жадно втягивая дым, она размышляла о вчерашнем. Её снова охватывала паника: а что если тот мужик и вправду умер? Что если кто-то из соседей всё видел? А если полиция уже знает, куда Ирка направляется, и встретит её прямо на вокзале в Борисоглебске?
Ирку потряхивало. Она открыла бутылку, налила себе полстакана водки. Залпом выпила, поморщилась, выдохнула, прикрыв рот рукавом куртки. Так она и стояла, нюхая тонкую мягкую кожу, и думала: «Зачем я побежала? Почему не вызвала скорую? Он ведь ещё был жив, он шевелился. Посадят. Меня теперь посадят. И Ваньку я не увижу. А если и увижу, то ему сейчас-то на меня плевать, а уж после тюрьмы и подавно».
Глава 4
В своём последнем бою пятнадцатилетняя Ирка несколькими ударами отправила соперницу в нокаут. Но это была Пиррова победа, означавшая, что с боксом покончено: последний из ударов оказался настолько сильным, что соперница больше никогда не вернулась на ринг. Три месяца она пролежала в коме. Потом пришла в себя, но так и не восстановилась: год в состоянии овоща, ещё пару лет в инвалидном кресле и смерть.
Ирка ещё какое-то время тренировалась, надеясь, что забудет о случившемся, а та девчонка выздоровеет и всё будет хорошо. Но хорошо уже не было. Её не обвинили, но каждый день она сама обвиняла себя. Именно тогда начались панические атаки, и любая тренировка становилась мукой. Дошло до того, что она не могла ударить даже грушу: встав в боксёрскую стойку, начинала задыхаться, пульс зашкаливал, в глазах темнело.
***
Ирка заплакала, вцепилась зубами в рукав куртки. Она не могла унять слёз, всхлипывала, бормотала: «Посадят же, Господи, посадят!» – и снова рыдала. Подумала о матери.
Ирка не могла тратить времени на глупости, ведь мама хотела, чтобы её бестолковая дочь хоть чего-то добилась в жизни. Училась с ленцой, да и некогда было, она отдавала все силы спорту. Тренер считал, что у Ирки отличный потенциал. И она лезла из кожи, тренировалась до зелёных кругов в глазах, пока не произошло то, из-за чего пришлось навсегда расстаться с мечтой о спортивной карьере.
Она обошла всех врачей, полностью обследовалась, но так ничего не удалось выявить. «Психосоматика!» – разводили руками врачи. Вердикт был краток – физически абсолютно здорова. Ей посоветовали обратиться к психотерапевту, а ещё лучше – к психиатру. Но тут уже мать взбрыкнула: её дочь вовсе не психбольная.
Завязав с боксом, Ирка попыталась жить жизнью обычной девчонки, но поезд ушёл: всё, что интересовало других девушек, – страсти по парням, косметика, тряпки – вызывало у неё недоумение. На ринге эмоции могли привести к роковому исходу, поэтому только холодная голова и трезвый расчёт. Жаль, что умение держать себя в руках и просчитывать каждое движение наперёд – это уже не про неё.
Ирка окончила спортивный вуз, пыталась преподавать физкультуру в школе, но всё было не то, всё не по ней, да и скудная зарплата учителя её не прельщала. Она и замуж-то выскочила, потому что, как ей казалось, всё просчитала. Соков – парень при деньгах, с квартирой. Даже мама одобрила Иркин выбор и сменила свой обычный пренебрежительный тон на снисходительно-ласковый.
К тому же он красивый, а значит, и дети будут красивыми. Хоть тут Ирка не ошиблась – тринадцатилетний Ванька хорош собой. Вон девчонки уже сейчас заглядываются. Успокоившаяся было Ирка при мысли о сыне снова заплакала. Плеснула себе ещё полстакана водки и закурила.
Глава 5
Ирка едва успела поднести стакан ко рту, как дверь открылась и в тамбур вошёл мужчина – высокий, темноволосый, со светлыми глазами. Больше она ничего не успела заметить, потому что мужчина выхватил стакан и стал пристально рассматривать Ирку. Она попыталась забрать стакан, но мужчина отодвинул руку, дразня. Ирка холодно спросила:
– Не будете ли вы любезны отдать мне стакан и пойти вон отсюда?
– Не будет ли столь любезен многоуважаемый Джинн отдать мне – за соответствующее вознаграждение – прелестную птичку, именуемую павлин? – незнакомец с наглым видом процитировал советский мультик про барона Мюнхгаузена.
Ирка растерялась. Она развернулась, чтобы уйти, но мужчина выхватил из её рук бутылку и нахально уставился на Ирку. «Вот гад, – подумала она. – Врезать ему, что ли?» Но тут же вспомнила, почему едет в поезде, и отказалась от мысли стукнуть бесцеремонного типа. Она потянулась открыть дверь, но мужчина опередил её и встал, не пропуская. В Ирке вскипал гнев – состояние, когда у неё напрочь сносило башню, когда происходили всякие неприятности вроде драк, а затем случались небольшие провалы в памяти.
Мужчина вдруг заулыбался и стал похож на доброго кота Леопольда:
– Ирк, ты реально меня не узнаёшь? Совсем забыла, что ли?
Ирка ещё больше растерялась и стала вглядываться в его лицо:
– Нет, не узнаю. Похоже, мы давно знакомы?
– А то не давно, что ли? В одной песочнице ковырялись, на одних заборах штаны рвали. Эх ты, склеротичка! А старый друг, между прочим, лучше новых двух – это шоб ты знала! – ухмыльнулся мужчина.
Ирка всё смотрела и смотрела на него, мучительно пытаясь сообразить, с кем это она торчала в песочнице и рвала штаны на заборе. И тут её осенило:
– Серёга, ты? – Ну, конечно, это же бабушкин сосед, в детстве друг к другу в гости ходили, за чужими яблоками вместе лазили! Только он теперь совсем другой.
– А то! – Серёга довольно заулыбался и приобнял её. – А ты, как я погляжу, зазналась вовсе – и не узнаёшь, и не здороваешься.
– Боже мой, Серый, ты так сильно изменился! Реально не узнала, веришь? Даже неловко теперь, – бормотала Ирка.
Это было так странно – стоять в тамбуре, прижавшись к молодому интересному мужчине, которого ещё минуту назад не узнавала, хотя когда-то…
Ирка вспомнила, что собиралась выпить. Она снова потянулась к стакану, но Сергей отвел её руку:
– Что случилось-то? Ты чего, как алкоголичка, водку стаканами глушишь в одно лицо?
Ирка молчала. Она не была уверена, что готова поделиться вчерашним с кем бы то ни было, а уж тем более с человеком, которого не видела лет двадцать точно. Однако Серёга оказался настойчивым. Развернув Ирку лицом к себе, он повторил вопрос. Тут её прорвало, и она опять разревелась. Ирка всхлипывала, шмыгая носом, сбивчиво рассказывала о том, что вчера произошло, о мужике на асфальте – и снова начинала плакать. Серёга вынул из кармана пачку бумажных платков:
– Высморкайся. Бесит, когда носом шмыгают.
Ирка благодарно посмотрела на него, вытерла нос и икнула.
– Серый, я не знаю, как теперь быть.
– Да зачем ты свалила с места происшествия? Вот дура-то! – рассердился Сергей. – Скорую бы хоть вызвала. Теперь тебе надо узнать про этого мужика – живой он или как? Есть кому позвонить? Матери, там, или ещё кому.
Ирка набрала номер матери. Наконец-то сквозь гудки прорвался строгий равнодушный голос:
– Придёшь послезавтра, в соцслужбу сходим. Будем доказывать, что ты у меня не верблюд. Хотя верблюды и то поумнее поступают.
– Мама, я во вторник приеду, – проговорила Ирка с замиранием сердца и чуть не зажмурилась в ожидании материнского ответа.
– Что значит – приеду? – в голосе матери зазвенела сталь, она почти кричала. – Да как ты смеешь такие фортели выкидывать, когда на тебя вот-вот в суд подадут! Хоть бы о ребёнке подумала! Тебя ж родительских прав лишат, идиотка! – она уже не выбирала выражений.
Ирка чётко проговорила:
– Я еду к бабушке, – и сбросила звонок.
Ей было неудобно перед Серёгой: он слышал крики матери – динамик в телефоне громкий. Ирка достала сигарету и разминала её молча. Потом, всё так же ничего не говоря, она забрала у него стакан и бутылку и вылила водку прямо под вагонную дверь. Завоняло спиртом. Ирка отошла к противоположной двери и закурила.
По тамбуру враскачку проплыла проводница. Покосившись на Ирку, она повела носом, принюхиваясь, недовольным тоном сообщила, что поезд прибывает на станцию Липецк, стоянка одиннадцать минут, и прошла в следующий вагон.
Ирка сидела на корточках, опустив голову, Серёга съехал по стенке и присел рядом, обхватив её за плечи:
– Ирк, ну чего ты прокисла, а? Всё ведь пока нормально, шансы есть. Давай ты киснуть будешь, когда уже что-то плохое узнаешь? Ща к бабушке приедешь, Анастасия Ивановна готовит знатно, блинов тебе напечёт или пирожков, перекусишь, выспишься.
Ирка молчала. Забытый на полу стакан в подстаканнике противно дребезжал. Серёга затормошил её:
– А помнишь, как мы с тобой на Ворону бегали без разрешения? Купались, загорали дочерна. Потом мне от родителей каждый раз влетало, а у тебя бабушка добрая – и ничего, с рук сходило. Яблок зелёных, помню, наберём, вишни и торчим на речке. Зубы аж белые-белые от кислятины, челюсти сводит, лицо перекашивает от оскомины! Жрать охота, а домой не идём – потом же не отпустят, в огороде припашут работать или ещё чего по хозяйству.
Он повернул её лицом к себе – Иркины глаза подозрительно блестели, нос покраснел. Серёга быстро поцеловал её в пухлые солоноватые губы.
Ирка тут же оттолкнула его:
– С ума сошёл? У тебя, небось, жена, дети, а ты тут по тамбурам обжимаешься! – Ей вдруг стало неприятно оттого, что у Серёги наверняка есть жена и дети.
– Нет у меня никого, Ир. Был женат, даже два раза. Первой жены в живых нет – машина её сбила, – он помолчал. – А вторую с ребёнком взял, она меня на три года старше была. Я-то хотел совместного, но она не захотела. Сказала – у меня уже готовый сын есть, больше рожать не собираюсь. Пожили с ней лет десять да разошлись. Не сложилось, в общем…
Сергей снова потянулся к Ирке, но она отстранилась. Тихо попросила:
– Давай не будем, Серёж. Не надо.
Поезд замедлил ход и вовсе остановился. Липецк. Ирка с Сергеем вышли из вагона. Небо, затянутое тучами, засыпало город белой крупой. Невзирая на мрачность этой ноябрьской субботы, кремово-красное здание вокзала выглядело воздушным и нарядным. Внезапно Ирке захотелось остаться здесь навсегда.
Наверное, внутри такого светлого вокзала сидят с сумками и чемоданами светлые люди – путешественники и мечтатели, которые постоянно куда-то спешат, торопятся повидать мир, прожить свежую жизнь – без пьянок, ругани и обмана. Желание остаться было таким сильным, что она потихоньку выпростала свою ладонь из Серёгиной.
В Борисоглебске – бабушка с байками о своей молодости, войне и об Иркином отце, с вкусными пирожками и блинами, со своим дряхлым котом, который храпит по ночам, как мужик. Но в Москве – любимый Ванька и мама, сердитая и неласковая, а всё же другой нет и не будет.
Она зябко поёжилась и потянула Серёгу за рукав обратно в поезд – как будто боялась передумать и остаться в Липецке. Через пару минут поезд тронулся, поплыл, покачиваясь, ускоряясь. Сергей предложил:
– Пошли ко мне в купе, перекусим? У меня колбаса есть, огурцы, лавашей целая пачка. Чаю возьмём у проводницы и царский пир устроим. Я в купе один, сосед вышел в Ельце.
– А ты мне таблетку от головы дашь? Череп прямо надвое раскалывается, аж подташнивает, – поморщившись, пожаловалась она.
Сергей обрадовался:
– Есть таблетка, ага. Пошли. – Он потянул её за руку.
– Стой, Серый. Может, мне сумку сразу забрать? И бельё отдать проводнице. Чего туда-сюда бегать?
Он кивнул:
– В общем, найдёшь меня – соседний вагон, второе купе отсюда.
Ирка вернулась на своё место, вернула бельё проводнице и забрала сумку. Старушки в платочке с крапинками уже не было – видно, вышла в Липецке. Мужик с толстым задом опять храпел на верхней полке.
Ирка, задумавшись, прошла мимо Серёгиного купе и зашла в следующее, но тут же закрыла дверь – две женщины в спортивных костюмах, которые шумно спорили за столиком, одарили её возмущённым взглядом.
Уже стоя в дверях купе Сергея, она рассматривала его: высокий, крепкий, стройный. Эффектный мужик, если честно. Он махнул рукой, приглашая:
– Пожалуйте к столу, мадам. Фуа-гры у нас нет, но колбаса и огурцы – это в наши дни тоже тема.
Сергей резал продукты большим складным ножом. Купе наполнилось острым чесночным запахом колбасы и свежим огуречным ароматом.
– Лаваш отрывай себе, Ирин, давай-давай-давай! Колбаску бери, огурцы – не стесняйся, ешь, а то совсем похудеешь от скромности. Пойду чаю принесу, а ты пока наяривай.
Пока он ходил, Ирка сделала себе импровизированный бутерброд: взяла длинную дольку огурца в капельках прохладного сока и пару ломтиков колбасы, завернула всё это в лаваш.
Сергей весело закричал за дверью:
– Али не впустишь, хозяюшка? – Ирка открыла, он вошёл и, продолжая балагурить, протянул ей стакан в подстаканнике. – С лимоном будешь? Чай не пил – какая сила? Чай попил – совсем ослаб!
Ирка прихлёбывала горячий чай и улыбалась: о ней давно никто не заботился. Да и, в общем-то, кому о ней заботиться? Мужа у неё нет. И хороших друзей нет, а те, с кем она периодически выпивала, – так разве ж то друзья?
Наевшись, она поднялась, чтобы помочь прибрать со стола, но Сергей велел ей отдыхать. Он покопался в сумке, достал обезболивающее и поллитровку минералки. Ирка приняла лекарство, подложила под голову сумку и закрыла глаза. Она слушала, как Серёга рассказывает о своей жизни, и потихоньку проваливалась в сон. Увидев, что Ирка дремлет, Серёга укрыл её и подоткнул одеяло.
Глава 6
Ирка неслась по тёмному слякотному двору нескончаемой панельной девятиэтажки с чёрными окнами. Она почему-то знала, что здесь ей не помогут и нужно бежать дальше. Кое-где сквозь растопыренные ветки кривых деревьев расползался тускло-жёлтый свет фонарей. Он очерчивал призрачные чёрные силуэты деревянных скульптур, установленных во дворе народными умельцами. Ирка остановилась, чтобы перевести дыхание и осмотреться.
Незнакомцы поотстали, но их топанье приближалось. Ирка вышла из-под фонаря и побежала так быстро, как только смогла. Турники. Врытые в землю шины. Квадрат детской песочницы. Остриженные кусты. Скамейки и столик для доминошников. Поле с баскетбольным кольцом. Вот он, освещённый киоск, родимый, и бабулька с вязанием тут!
Ирка подбежала к киоску и замолотила по стеклу:
– Впустите меня, пожалуйста! Быстрее впустите!
Топот приближался. Догонявшие гнусно матерились.
– Сейчас, дочка, впущу. Только билетик сначала купи, билетик нужен. Без билета никак.
Старуха подняла от вязания голову с седым начёсом, и изумлённая Ирка чуть не задохнулась: на неё смотрел мужик, которого она вырубила возле своего подъезда. Он положил вязание, потирал кровоподтёк на челюсти, пострадавшей от Иркиного кулака, и бормотал старушечьим голосом:
– Впущу, конечно, как не впустить. Только билет купи.
Ирка силилась вздохнуть, но не могла. Её наконец-то догнали и трясли за плечи, повторяя:
– Билет где? Нет билета – штраф платите!
Ирка открыла глаза: над ней наклонилась проводница, которая трясла её плечо и требовала показать билет. Сергея в купе не было. Она села, отодвинув одеяло, покопалась в боковом кармане сумки – так вот же кошелёк-то! – потом полезла в куртку, обшарила карманы: билет и паспорт лежали во внутреннем. Пока искала, нащупала что-то жёсткое, угловатое, плоское. Молча протянула проводнице документы. Та открыла паспорт, посмотрела на фото, скользнула взглядом по Иркиному лицу, сверила фамилию в паспорте и билете.
– У вас плацкарта, а вы в чужом купе спите. Девушка, этому есть объяснение?
Ирка не успела ничего ответить, как в купе вошёл Сергей. Он объяснил проводнице, что до Борисоглебска ехать недолго осталось, а это его знакомая. Не ночевать же она будет в этом купе, да и билет на поезд у неё есть. Проводница нахмурилась:
– Если кто с билетом на станции зайдёт, девушке придётся перейти в свой вагон. – Так нахмуренной и вышла.
Ирка спрятала билет и паспорт обратно в карман и достала то, что лежало в застёгнутом нагрудном кармане: лотерейный билет и пенсионное удостоверение в жёсткой бордовой обложке.
– Это того мужика? – Сергей раскрыл удостоверение пенсионера МВД России по городу Москве. – Грымов Сергей Викторович… Блин, что ни рожа, то Серёжа… Ты номер какой-нибудь из соседок знаешь?
Бледная Ирка кивнула.
– Звони. Только не говори открытым текстом. Мол, просто хочешь узнать, не спрашивал ли кто тебя.
Ирка набрала номер соседки по лестничной площадке:
– Это Ирина Сокова. Тёть Наташ, меня никто не спрашивал? А то я уехала на выходные… Спасибо, тёть Наташ!
Она повернулась к Сергею:
– Серый, я ничего не пойму. Если бы мужик умер или его хотя бы нашли побитого – менты уже шуршали бы, верно? Соседей бы точно опросили. Но ведь тишина, представляешь?
– А пёс его знает. Может, встал этот Грымов Сергей Викторович и сам ушёл куда глаза глядят?
– Ты же знаешь: я КМС по боксу. В прошлом, конечно. Сейчас-то выпала из этой спортивной каши. Но врезала я ему хорошо, лужа крови была на асфальте. Вырубился мужик, валялся без сознания. Думала, не выживет, а тут вон чего. – Она растерянно смотрела на Сергея, который похлопывал себя по колену удостоверением пенсионера МВД.
Сергей вдруг широко улыбнулся, присел рядом с ней, обнял:
– Боже ж ты мой! Ирка, я ж тебе говорил – нечего рыдать раньше времени, паникёрша ты моя ненаглядная! – и потянулся поцеловать.
Ирка уклонилась:
– Ну, Серый, чего ты начинаешь опять? Давай лучше чаю попьём. Скоро Борисоглебск – Народную вон проехали, полдевятого уже. Сколько же я проспала?
Глава 7
На вокзале в Борисоглебске Сергея ждал старший брат. Увидев Ирку, он расплылся в улыбке и заорал:
– Ирка, твою за ногу! Ну ты, мать, даёшь: ты ж Серёги всего на год младше, а выглядишь лет на двадцать пять. Почти не изменилась! – Он заговорщически подмигнул. – Узнаёшь меня, что ль?
– Конечно, узнаю, Лёха, как не узнать! Ты тоже не изменился. Ну, почти не изменился, – исправилась она. – Пузо отрастил и усы, а так – всё как раньше.
Лёха довольно хохотнул и подвёл их к старенькому автомобилю:
– Рекомендую – BMW «троечка». Агрегат, хоть и древний – тыща девятьсот девяносто восьмой год, но надёжный, сто пятьдесят кобыл. Давишь на газ – едет с такой скоростью, какая есть на спидометре. До двухсот сорока километров в час можно гнать – я те отвечаю! Веришь, салон – кожа, как будто машина вчера из Баварии приехала.
– Я не пойму, ты мне её продать хочешь, что ли? – засмеялась Ирка.
Лёха на секунду стушевался, но подскочил к машине и распахнул дверь:
– Битте дритте, фрау-мадам! Добро пожаловать в нашу провинцию!
Ирка уселась на заднее сиденье. Сергей сидел на переднем и с улыбкой наблюдал за братом: в юности Лёха тоже был в неё влюблён. Видать, всколыхнулось в груди ретивое, разволновался старшой-то.
Пока ехали, Лёха болтал без умолку, сыпал прибаутками, так что Ирка с Сергеем не перемолвились и словом. Наконец добрались. Сергей понёс её сумку в дом. Войдя во двор, она остановилась, опершись спиной о калитку, и осматривалась: всё выглядело почти как в детстве. Вот только заборчик недавно выкрашен изумрудно-зелёной краской да старого Вулкана больше нет.
Она подошла к дому. Навстречу слегка прихрамывая вышла бабушка.
– Девочка моя, слава Богу, дождалась я, – бабушкин голос дрогнул. Ирке стало невыразимо стыдно, и она обняла бабушку, пряча покрасневшее лицо.
– Бабулечка, прости меня. Я знаю, что свинья, давно не приезжала. Простишь? – Ирка гладила бабушку по голове, целовала морщинистые щеки. Нос её щекотала прядь бабушкиных коротко остриженных волнистых волос.
– Да что ты говоришь, Ирочка. Всё хорошо, всё слава богу. Пойдём, я пирожков напекла – как чувствовала, что приедешь, девочка моя.
Они вошли в прихожую старого дома. Их встретил молодой крупный кот – ярко-рыжий, полосатый, с сытой ленивой мордой. Привстав на задних лапах, он потёрся рваным ухом о бабушкино колено.
– А где твой старый кот – Васька, кажется?
– Так до пятнадцати лет протянул и ушёл. А этот оглоед толстый уже года два как живёт. Жутко ленивый, спит целыми днями, но хоть к ночи просыпается – мышей ловит исправно.
В комнате на диване сидел Сергей. При виде бабушки он поднялся и стал прощаться:
– Пойду, Анастасия Ивановна. А ты, Ир, заходи, если скучно будет.
Он посмотрел на Ирку, ожидая, что она хоть чаю предложит, но та поблагодарила за помощь и даже не спросила номера телефона. Сергей замялся на секунду, но всё-таки вышел из гостиной. Тут же вернулся, продиктовал Ирке свой номер и, подмигнув, попросил позвонить ему, если что-то прояснится.
Сергей ушёл, а бабушка поставила чайник, достала пирожки с малиновым вареньем, творогом и грецкими орехами – Иркины любимые.
– Представляешь, Ириш, вот не знаю, почему сегодня захотелось пирожков твоих любимых напечь. И ведь столько напекла, что одна их ни в жизнь не съела бы. Вот как чувствовала, что приедешь. А ты даже не позвонила, не предупредила…
Ирке показалось, что она перенеслась на пару десятков лет назад: та же старая лампа с жёлтым абажуром, так же манит запах бабулиных пирожков, а на столе стоит тот же самый эмалированный чайник. Вот только бабушка изменилась – волосы её совсем побелели, спина ссутулилась, а на скулах проявились коричневые пигментные пятнышки. В груди защемило от нежности и раскаяния, и Ирка поцеловала бабушкину руку с припухшими суставами.
Они пили чай, разговаривали, и старушка всё ближе подвигала к Иркиной кружке тарелку с пирожками и трогала её за руку – как будто боялась, что строптивая внучка сейчас исчезнет и даже не успеет наесться бабушкиной стряпни.
– Ирочка, у тебя есть кто-нибудь? Я имею в виду мужчину, – пряча глаза, спросила бабушка.
– Нет, бабуль. Одна я. С мужем развелась, а другого не нашла, – вздохнула Ирка. – Да ничего, всё равно кого-то себе найду, я знаю. Время ещё есть.
– Эх, Иришка… Это тебе кажется, что времени много и всё ещё успеется. Время, Иришка, – скользкий союзник, коварный. Сначала оно уверяет – меня много, не спеши, мол. А когда ты расслабляешься и забываешься, оно вдруг становится водой, песком, пылью – и утекает сквозь пальцы. Ты осознаёшь это, пугаешься, думаешь: «Ерунда, наверстаю!» Но не наверстаешь уже и не догонишь. Невосполняемый ресурс – время, девочка, уж ты мне поверь на слово.
Ирка молча жевала пирожок. Что она скажет бабушке? Объяснит, что уже не может никого любить? Скажет, что и бывшего мужа, отца Ваньки, не любила, а вышла замуж, чтобы мама была ею довольна и перестала придираться по поводу и без?
Нет, неправда. Хоть всего раз в жизни и в юности, но любила Ирка – встреченного в поезде Серёгу, бабушкиного соседа. Только когда он уходил в армию, велел не ждать его. Сказал – вернусь из армии, тогда и разберёмся.
Но когда он вернулся, Ирка решила: да пошёл он к чёртовой матери. Когда она собиралась ждать, Сергей не хотел этого. А теперь она не хочет. И почти перестала ездить к бабушке, бывала нечасто и не оставалась надолго. Впрочем, в свои редкие приезды она так и не встретилась с Сергеем – к родителям он ездил редко, а жил уже в собственной квартире в другой части Борисоглебска, да и работал вахтами где-то на Севере.
– Давай ложиться, бабуль. А то устала я с дороги, спать хочется – сил нет.
Глава 8
Ирка проснулась от того, что нос что-то щекотало. Она потянулась и приоткрыла глаза: на подушке возле её лица развалился раскормленный бабушкин котяра. Он старательно тёр обслюнявленной лапой толстую рыжую морду, задевая длинными усами Иркин нос.
Ирка почесала шарообразное меховое пузо. Кот бросил умываться и, растянувшись, развалившись, громко заурчал от удовольствия – словно небольшой трактор завёлся.
– Ну ты, Рыжий, и кабан! – бормотала Ирка, продолжая чесать кота. – Откормила тебя бабушка, бездельника. Шёл бы мышей ловить, а то по чужим подушкам ошиваешься. Лоботряс ты, лоботряс!
В комнату вошла бабушка с Иркиной курткой в руках:
– Ириш, а чего это куртка у тебя такая тонкая? Не месяц май, уже потеплее пора одеваться – декабрь на носу, а ты вырядилась. Простудишься ведь. Да и грязная – протри влажной тряпочкой куртку-то.
– Сейчас, бабуль, умоюсь, позавтракаю и протру. – Ирка вспомнила, почему на куртке следы грязи, и сияющее утро будто потускнело. Она спихнула кота с постели и отправилась к умывальнику.
После завтрака Ирке захотелось курить, но при бабушке было как-то неловко. Помявшись пару секунд, она развернулась и зашагала в сторону дома Серёгиных родителей. Черный куцехвостый кот, деловито виляя мохнатым задом, нёс в зубах придушенную мышь. Он покосился на Ирку и бесшумно нырнул под Серёгину калитку.
Ирка постучала в окно, знакомое с юности, – занавеска отодвинулась, выглянул Сергей. Он радостно заморгал и махнул пятернёй – подожди, мол, пять сек. Выскочил, застёгивая куртку и счастливо улыбаясь:
– Пришла-таки! Скучала, небось? – И подмигнув, притянул к себе.
Ирка потихоньку отстранилась:
– Серый, давай просто перекурим? А то такой напор – я аж теряюсь.
Серёга разочарованно взглянул, щёлкнул зажигалкой, протянул Ирке дрожащий огонёк. Она поинтересовалась:
– А ты опять с родителями живёшь, что ли? Вроде говорили, что у тебя своя квартира.
– Сдаю. Как с бывшей разбежались в разные стороны, с тех пор и сдаю. А чего квартире пустовать, я вообще-то в Москве работаю и живу. К родителям в гости только приезжаю.
– А назад когда поедешь? – спросила Ирка.
– А ты когда? – Сергей прищурился.
– Вопросом на вопрос отвечаешь, – заметила она. – Я-то в понедельник поздно вечером поеду. Ночь в пути, а утром уже на Павелецком буду. Сначала хотела утренним уехать, но уж очень давно с бабушкой не виделась. Обидится она, да и скучала я по ней сильно.
– Ну, тогда и я в понедельник рвану обратно в столицу. Надо же за тобой присматривать, а то опять кого-нибудь прибьёшь ненароком. У тебя ж не рука, а молот кузнечный. Так случайно дух из кого-нибудь вышибешь – что я потом делать буду?
Ирке вдруг стало так тепло, так хорошо, что она не удержалась от улыбки.
– Если я вышибу дух из кого-то, то точно не ты будешь отвечать, – успокоила она Серёгу.
– Ага, а как я потом без тебя? Прибьёшь ещё одного мужика – посодют, Ир, непременно посодют! – Серёга нарочно коверкал слова и улыбался. Потом замолчал на несколько секунд и продолжил серьёзно: – Столько лет не виделись, а встретились – и опять горит у меня, словно не двадцать с лишним лет назад на моих проводах гуляли, а вчера только, веришь? Ир, иди, что скажу, а? – Он потянул её за рукав.
Ирка шагнула в сторону. Она только набрала полную грудь воздуха, чтобы наконец-то высказать то, что собиралась сказать давным-давно, в прошлой жизни… Но тут засигналила машина.
– О, Лёха приехал! – Сергей пошёл к воротам, Ирка следом.
Пухлый балагур Лёха расплылся в улыбке, увидев Ирку. Вытащил из машины два здоровенных пакета с продуктами и вручил их Сергею, а сам подхватил Ирку под руку и стал расспрашивать о житье-бытье. Узнав, что она незамужняя, Лёха заорал:
– Серый! Бегом сюда иди!
Сергей вернулся, ругая Лёху:
– И чего ты разорался? Соседи подумают, что убивают кого-то.
– Серёг, а ты в курсе, что Ирка у нас – дама одинокая и хоть сейчас замуж может выскочить? – брат хитро прищурился.
– Да в курсе я, в курсе. Можно подумать, прям ты у неё один такой наперсник! Шоб ты знал: мы с ней домой вместе ехали, – с досадой проговорил Сергей.
– Ты знал и молчал? Ну ты, брат, даёшь. Она ж хвостом вильнёт – и поминай как звали. Опять замуж выскочит, только, Серый, опять не за тебя. А ты всё скромничаешь, всё телишься, никак не отелишься, – смеялся над братом Лёха.
– А ничего, что я тут стою и всё слышу? – возмутилась Ирка. – Ты, Алексей, будто бы корову продаёшь. Давай, я сама решу, выходить мне за Сергея замуж или нет? И вообще-то он мне ещё никаких предложений не делал – ни скромных, ни нескромных, – с достоинством заявила она.
Серёга вдруг рванул в дом. Лёха и Ирка удивлённо переглянулись, Лёха покрутил пальцем у виска:
– Ты, Ир, прям с ума его свела. Глянь, что делается, – ни с того ни с сего побежал. Ты расскажи: как сама-то? Была замужем? Дети есть?
Ирка едва успела раскрыть рот, чтобы рассказать Лёхе вкратце о своей жизни, как из дома вихрем подлетел запыхавшийся Сергей. Он явно чувствовал себя неловко: замялся, лицо пошло красными пятнами. Потом вдруг встал на одно колено, не обращая внимания на то, что ноябрь, и слякоть, и на плитке, которой выложен двор, – грязные жухлые листья, осклизлые от дождя. Он протянул руку и разжал ладонь. На ней лежало кольцо с розовым рубином.
Ирка помнила это кольцо: соседка тётя Клара, мать Серёги и Лехи, носила его в молодости. В детстве Серый и Лёха приглашали Ирку к себе во двор играть, пока родители были на работе. Потом они заходили в дом пить чай. Мальчишки, стараясь выпендриться перед подругой, пытались её удивить, вытаскивали из серванта всю мамину бижутерию. Ирка наряжалась, словно принцесса, которой не хватает самой малости – волшебного кольца. Сергей торжественно надевал ей на палец мамин перстень, и она ощущала себя на седьмом небе от счастья.
И вот, как в детстве, они снова втроём в их дворе. И Серёга, как прежде, протягивает ей кольцо. Ирка отшатнулась. Сергей встал с колена:
– Ир, выходи за меня.
Она отчаянно замотала головой, отказываясь. Уши стало закладывать, сердце затрепыхалось. Сергей шагнул к ней:
– Ир, да не шучу я, слышь? Выходи за меня замуж.
Она, не говоря ни слова, снова замотала головой и попятилась. Лёха стоял с ошалелым видом: он явно не ожидал такого поворота событий. Ирка продолжала отступать. Она нащупала калитку, развернулась и выскочила на улицу. Лёха укоризненно посмотрел на Серёгу:
– Ну что такое, Серый? Единственная нормальная баба тебе попалась – и во второй раз её упускаешь. И в кого ты у нас такой бестолковый? Эх! – Махнув рукой, брат вошёл в дом.
Глава 9
Ирка помогала бабушке чистить картошку на пюре. Та охнула:
– Иринка, ты почти по полкартошки срезаешь!
– Да ну, бабуль, нормально чищу. Зато точно все нитраты вместе с кожурой выбросим.
– Ты и готовишь так же, как картошку чистишь, что ли? – нахмурилась бабушка.
– Да ничего страшного, – пропела Ирка. – Кому мне готовить-то? Ванька то и дело у мамы моей зависает, мужа у меня нет, а мне одной много ли надо?
– Ну не скажи, – усмехнулась бабушка. – Вот заведёшь себе мужа и приготовишь ему какую-нибудь ерунду раз да другой – сбежит он от тебя. Мужика-то кормить надо. Думаешь, просто так придумана пословица про путь к сердцу через желудок?
Ирка помрачнела:
– Сначала пусть он найдётся, путный мужик-то – уж я его накормлю. Уж я тогда нарочно готовить научусь! Ой, да где их взять, хороших мужиков, в таком возрасте? У меня половина знакомых, моих ровесниц, поразводились, а некоторые и вовсе овдовели. А если оставшихся смотреть, то у половины девчат мужья выпивают, таскаются по бабам, а некоторые уже не годятся ни на что. Может, и есть хорошие мужики под сорок или за сорок, но все они как-то мимо меня прошли. Не судьба, видать, мне замужней быть. Хотя врать не буду – оставаться одной не хочется, так тоскливо порой. Знаешь… – она осеклась: как бы ни хотелось пожаловаться бабушке на свою непутёвую жизнь, плохие отношения с матерью и на то, как ей не хватает рядом сына, но нельзя волновать старушку, сердце старое, поберечь надо.
Румяная жареная курица, картофельное пюре и солёные огурчики, такие хрустящие и ядрёные, что невозможно было остановиться – хотелось есть, есть и есть; рядом на столе тарелки с крепенькими рыжиками и хрусткой квашеной капустой. Пюре по бабушкиному рецепту было воздушным, жёлтым и даже сливочным на вкус.
Ирка поинтересовалась, как у бабули обычное пюре получается таким, что оторваться невозможно. Секрет был прост – четверть пачки сливочного масла, горячее молоко и сырое яйцо. К чаю бабушка принесла мисочку с мёдом и вчерашние пирожки. Ирка объелась, её разморило и клонило в сон. Но бодрая, хотя и прихрамывающая, бабушка скомандовала:
– Подъём, соня! Пошли в магазин: раз уж приехала, продуктов закупим, поможешь донести сумки.
Возле магазина собралась небольшая очередь – люди ждали окончания обеденного перерыва. Ирка со скучающим видом прогуливалась, изредка останавливаясь, читала полуоборванные объявления на столбе. Тут к ним подскочила бойкая бабуся в ярком шёлковом платке, повязанном на манер Солохи – кончики платка торчали надо лбом, как рожки, и оттого она напоминала шкодливую козу. Поверх шёлкового платка бабуся обмоталась тонкой, как паутинка, дымчатой пуховой шалью.
Ирка отошла в сторону и увидела Сергея. Широкоплечий, подтянутый, он упруго шагал к магазину. «Видный, – подумала Ирка. – И чего я, дура, ерепенюсь? Можно подумать, каждый день красивые заботливые мужики меня замуж зовут».
Она подошла к бабушке, показала на Сергея и помахала ему рукой:
– Ба, а вот и рабочая сила.
– Ириш, да как-то мне неудобно Серёжку заставлять, – забеспокоилась бабушка.
– Бабуль, неудобно, когда туфли жмут, – отрезала Ирка.
Из магазина они возвращались с полными сумками, большую часть которых нёс Сергей.
– Ир, ну как там? Не звонила тебе соседка-то? – спросил Сергей, поправляя ручки сумок.
Бабушка вопросительно подняла глаза на Ирку.
– Не переживай, баб, просто должны позвонить из жилконторы – срок поверки счётчиков пришёл.
Сергей мялся, собираясь пригласить Ирку куда-нибудь, но та вдруг сама спросила, что он делает вечером.
– Может, в кафе сходим или в ресторан? Я зайду часов в семь или восемь? – решился Сергей.
– В восемь. Только не пойдём никуда. Я приготовлю что-нибудь, поедим, поговорим. – Ирке не хотелось идти на люди. Ей было неловко: куда она в старых кроссовках и джинсах?
Дома бабушка быстро замесила тесто, приготовила фарш, и они принялись лепить пельмени.
– А что, домашние-то пельмени и в будни хороши, и на праздничный стол подать не стыдно – и сытно, и аппетитно, – сказала бабушка.
На десерт Ирка быстро сварганила пирог с малиновым вареньем. Она чувствовала себя девицей, которая во что бы то ни стало старается не ударить в грязь лицом перед женихом.
Сергей пришёл вовремя, принёс бутылочку шампанского. Даже бабушка не отказалась от вина и, выпив полбокала, вспоминала молодость. За ужином Сергей ел и нахваливал, а Ирке почему-то было стыдно: ей казалось, что она ловит его в свои сети – как будто приворожить пытается.
После ужина бабушка рассказывала о своём сыне, Иркином отце, и попросила внучку достать альбом. Ирка жадно вслушивалась в бабушкины рассказы, всматривалась в фотографии, пожелтевшие от старости, и ей казалось, что видит их впервые. Отец выглядел таким молодым и красивым – рослый парень с залихватским чубом одной рукой прижимает к себе маленькую девочку с бантиком на макушке, в белом кружевном платьице и ажурных вязаных гольфах – Ирку, а второй рукой обнимает за талию молодую стройную женщину – Иркину маму. «У неё уже в молодости был мрачный вид. А раньше я на это не обращала внимания», – подумала Ирка.
– Бабуль, а почему папа с мамой разошлись? – Её всегда мучил этот вопрос. По версии мамы, Иркин отец был несерьёзным, бесхарактерным и безответственным. А ещё бегал за каждой юбкой – так она всегда говорила.
Бабушка, помолчав, ответила:
– Так ведь не Иван-то на развод подал, Ириш. Валентина решила, что надо развестись. Он ведь так и не женился, вас очень любил – и тебя, и маму твою, не глядел ни на кого и до самой смерти жил один. А ведь ладный парень был твой отец – сколько женщин на него засматривалось. Но вот натура у человека такая…
– А мама говорила, что он по бабам был ходок. Я как-то спросила её, уже когда выросла, – откуда знаешь, что ходок? Неужели ты его с любовницей ловила? Мама смутилась и говорит – ловить не ловила, но я и так знаю, что наверняка изменял. Вечно, мол, папочке твоему всякие бабёнки глазки строили.
– Что ты, Ириш! – возмутилась бабушка. – Любил он вас очень. Для того на Север работать уехал, чтобы денег побольше зарабатывать и вам помогать получше. Только здоровье у Вани слабое оказалось: раз крепко простудился, а получилось, что навсегда. Чуть ветерком прохладным прихватывало – и тут же воспаление лёгких. Вот последний раз его и добил. Не вышел сынок мой из реанимации… – она тихо заплакала.
Слёзы расплывались в морщинках, но бабушка их не вытирала. Она сидела с остановившимся взглядом, и одна слезинка повисла мутной капелькой рядом с родинкой на её подбородке.
Ирка почувствовала, что сейчас заревёт в голос. Она обняла бабушку, чтобы не разрыдаться, гладила по серебристым волосам, шёпотом обещала приезжать чаще, а на летних каникулах привезти Ваньку в гости. Сергей молчал: он явно не ожидал такого.
Ирка уложила бабушку отдыхать, а сама принялась убирать со стола.
– Ириша, давай я помогу.
Бабушка попыталась встать, но Сергей её остановил:
– Анастасия Ивановна, лежите, вы же весь день на ногах. Я Иринке сам помогу, сейчас приберём и пойдём прогуляемся.
Бабушка улыбнулась, взбивая подушку:
– Ладно, Серёжа, с тобой Иришу мне не страшно отпускать. Вы идите, а я спать буду. Свет только выключите, когда будете уходить.
Они вышли во двор. Тусклая лампочка, засиженная мухами, слабо освещала крыльцо. Ирка закурила, а Сергей шагнул к ней и обнял, так они и стояли, пока не кончилась сигарета. Рыжий котяра вразвалочку вышел из-за угла, пискляво мяукнул и стал тереться об их ноги.
– Ир, ты убежала сегодня. Как это понимать: ты отказываешь мне? – Сергей замер.
Ирка молчала и думала, что ответить. Она боялась, что сейчас согласится, выйдет за Серёгу, а Ванька не примет его. Или мама снова станет придираться. А уж если не получится ничего, и они с Серёгой разойдутся, то мама уж порезвится! Вот, мол, говорила я тебе – ни на что ты не годна, и вкус у тебя плохой, и даже мужики нормальные с тобой не уживаются…
Наконец она решилась:
– Серый, знаешь что? Давай не будем бежать впереди паровоза. Давай присмотримся друг к другу? У меня ведь сын, да и вообще я женщина с прошлым. И что будет, если ты не согласишься с тем, какое оно, моё прошлое?
– Ир, я знаю, что ты девушка взрослая, да и сам я давно не пацан…
Сергей порывался ещё что-то сказать, но Ирка его перебила:
– Ты мою маму не знаешь. Давай так: выйду за тебя, если с ней подружишься!
– Ого. Ирк, да ты никак маменькина дочка? – Серёга смотрел насмешливо. – Тебе вроде под сорок, а всё на маму оглядываешься.
– Ну вот так, Серый. Принимаешь меня – принимай с потрохами. – Ирка наконец решилась сказать чуточку больше. – И ещё: баба я одинокая. Жизнь у меня после мужа и до тебя вовсе не монашеская была. А там смотри сам.
– Но ты же не отказываешь? Значит, пока мы с тобой побудем на положении жениха и невесты, так? – Сергей снова достал кольцо и надел его Ирке на палец. – Теперь ты окольцованная, замуж больше ни за кого и не думай выходить – я буду бдить. – Он шутливо погрозил ей пальцем.
Ирка спрятала руку с кольцом в карман. Голова кружилась, словно не бокал шампанского выпила, а выдула целую бутылку в один присест.
Глава 10
В понедельник утром Ирка очнулась со странным ощущением тяжести. Такое давящее ощущение – ни вдохнуть, ни выдохнуть, она аж испугалась. Пошевелилась, просыпаясь. Попыталась повернуться на бок – и ей тут же полегчало: толстый рыжий котяра, нагло дрыхнувший на её груди, свалился на пол, как небольшой мешок картошки. Он недовольно мяукнул, встряхнулся и стал вылизываться, причёсывая помятую шубу.
Ирка тихо засмеялась и потянулась. Солнечные лучи сквозь зелень штор пробивались в тёмную комнату, что наполняло её таинственностью. Ирка отодвинула занавески – улица была залита светом, как будто уже март, и зима на исходе, ещё немного, и пробьются остренькие зелёные иголочки молодой травы. Пусть бы это продолжалось вечно: и старая бабушкина кровать с панцирной сеткой, и пуховая перина, и чтобы толстый рыжий кот умывался бы на Иркиной подушке, и чтобы шторы зелёные, и пылинки хороводились бы в солнечном луче.
Светлое настроение испортила мысль о том, что надо вставать и ехать на вокзал за билетами. Ирка вздохнула и вылезла из-под пухового одеяла. Умылась нехотя, прислушалась: тишина в доме. Прошла по комнатам – пусто. Вышла во двор и увидела бабушку, которая сыпала корм курам и совала пучки сена в клетки крольчатника.
– Бабуль, давай помогу. – Ирке было совестно: бабушка в свои годы поднялась и работает с утра пораньше, а внучка дрыхнет и мечтает о том, чтобы всегда валяться в кровати.
– Ничего, Ириш, я почти управилась уже. Вот разве что напоить осталось кур да кроликов. В доме на плите стоит тёплая вода – принеси, да и хватит им.
Ирка принесла ведро, разлила по мискам, а потом слушала бабушкин рассказ:
– Кролик-то отогнул сетку да сбежал, представляешь? Крол здоровенный, такую дырку проделал, что за ним из этой клетки все остальные поускакали. А мне куда за ними бегать? Возраст не тот уже. Я думала – всё, не увижу больше моих кроликов. А месяца через два смотрю: под сенником нора, а они туда ныряют. Лёшку соседского попросила помочь. Раскопал он, а там – мать честная! – ещё лопоухих понаплодилось. Спасибо Лёшке – починил клетку и все остальные клетки проверил, потом кроликов поймал. Теперь хорошо, никуда не сбегут. Пойдём завтракать, Ириш, а то заболтала я тебя.
Как оказалось, бабушка успела с утра напечь целую гору оладий. Золотистые, пышные – Ирка мысленно поклялась, что научится готовить точно такие же. Она обмакивала румяную духовитую оладью в пиалу с прозрачным янтарным мёдом и откусывала, стараясь не капнуть на серую льняную скатерть.
– Как же это вкусно, бабуль! – Ирка не могла остановиться, всё ела и ела. Бабушка смотрела на жующую внучку и улыбалась:
– Ешь, девочка, ешь, кто тебя ещё так покормит, если не бабушка. Да и долго ли мне осталось землю топтать? Приедешь в следующий раз, наверное, уже на мои похороны.
У Ирки кусок оладьи встал комом в горле:
– Бабуль, не говори так. Пожалуйста, больше никогда так не говори, слышишь? – Ирка вскочила и обняла бабушку.
Старушка, отвернувшись, вытирала глаза уголком полотенца:
– Ой, простыла я, что ли, глаза слезятся. Ничего, Иринка, не буду больше. Ешь, девочка моя, ешь, не переживай. Всё у нас будет хорошо.
– Бабуль, спасибо, я наелась. Хочу такие же вкусные научиться печь, напиши мне рецепт. А я пока поеду на вокзал с Серёгой – на вечерний поезд билеты хочу купить.
– Конечно, напишу, поезжай, хорошая моя, – согласилась бабушка.
Сергея не оказалось дома. «Придётся ехать одной», – подумала Ирка и зашагала в сторону остановки, но тут из-за поворота вырулила «бэха». Машина остановилась, и из неё вышли Сергей и вечно бодрый Лёха. Ирка ничего не успела спросить, как Сергей протянул ей два билета:
– С комфортом поедем, в купе. А ты чего мрачная, как Мефистофель? Что случилось? Тебе соседка звонила? – забросал вопросами Сергей.
– Да не звонил никто, не парься. Просто бабушку жалко: одна остаётся. И неизвестно, когда ещё приеду. – Ирка вспомнила разговор за завтраком.
– Ничего, Ирк, теперь ты точно почаще будешь её проведывать, – Сергей заулыбался. – Я это дело проконтролирую. У меня теперь карт-бланш, можно сказать.
– Но-но! – возмутился молчавший Лёха. – Ты не слишком выпендривайся, жених новоявленный. А то возьму и сам Ирке предложение сделаю. Не, ну а что? Почему нет? Может, она за меня пойдёт? – Лёха воодушевлённо повысил голос и теперь почти кричал. – Ир, ведь всё возможно в подлунном мире. Я вот лично верю, что ты меня не послала бы! Наверное, не послала бы, – исправился он.
– Ага, ты сейчас договоришься, братан, – засмеялся Сергей. – Я вот твоей Татьяне стукану, что ты к моей невесте подкатываешь, – жена тебя мигом окоротит.
В его голосе прозвучало злорадство, и Ирка с удивлением подумала, что Сергей как будто ревнует. Она улыбалась: Серёге сорок, Лёхе сорок два, а болтают ерунду, как подростки. Лёха погрустнел:
– Эх, Серый, Татьяне моей что есть я, что меня нет. В последнее время не ладится у нас что-то, вот и торчу у родителей то и дело. Дочка только и держит, а то бы уже давно развелись.
Ирке стало неловко оттого, что чужая жизнь приоткрылась с неожиданной стороны. Она поспешила отшутиться:
– Нет, Лёх, я тебя, конечно, уважаю, мужик ты хороший, опять же – товарищ детства. Но я другому отдана и буду век ему верна, – с шутливым пафосом продекламировала она «Евгения Онегина». – И вообще, ты сам подумай: как я сразу за двоих могу выйти? Никак не могу, Лёх. А иначе это многомужие будет, как же это называется… полиандрия. Как минимум неприлично, да и законом не приветствуется. Так что извиняй, но не могу принять твоего предложения.