Читать онлайн Ласточка на запястье бесплатно

Глава 1

«Вчера вечером был обнаружен труп семнадцатилетнего молодого человека. По предварительной версии, школьник принял смертельную дозу препарата, чтобы покончить с жизнью. К сожалению, это уже не первый случай самоубийства в Браженске. Всем родителям стоит…»

– Ещё один. – злобно буркнула продавщица, выключая открытое на телефоне видео. – Совсем эти подростки хилыми стали.

– Да в нашем городе только вешаться, – сочувственно произнёс её напарник, отдавая покупателю сдачу.

Покупатель ушел, а мужчина развернулся к женщине, с жеманной улыбкой осматривая её струящиеся белоснежные локоны и ярко накрашенные губы.

– Может, после работы сходим в бар?

К кассе подошёл паренёк в чёрной джинсовой куртке и поставил на деревянный прилавок бутылку вина. Женщина с отвращением осмотрела его бледное лицо и синяки под замученными глазами.

– Тебе хоть восемнадцать есть, малец? – ехидно спросила она, учуяв лёгкий запах спирта, доносящийся от покупателя.

Он кивнул и, ловко вытащив из кармана штанов паспорт в чёрной кожаной обложке, бросил его на прилавок. Продавщица подняла его и быстро раскрыла, внимательно смотря на дату рождения, напечатанную чёрными цифрами. Её наращённые тёмно-бардовые ногти страшно смотрелись на фоне его паспорта. Кирилл даже удивился: почему его волнуют такие вещи?

– Рано тебе ещё напиваться. – покачав головой, она отдала ему паспорт. – Нынешнее поколение совсем уже от рук отбилось.

– Да, отбилось, можно пробить быстрее? – не выдержал Кирилл.

Женщина, смерив его сердитым взглядом, взяла вино и быстро пробила его, называя цену. Пока Кирилл оплачивал покупку при помощи карты, второй кассир продолжал с каким-то странным интересом смотреть на него. Это продолжалось недолго. Скоро к нему подошёл покупатель. Тот отвлёкся от своего увлекательного, но бесполезного дела.

– Странные вещи происходят в городе, – ни с того ни с сего выдал второй покупатель.

Кирилл взял с прилавка бутылку и лениво развернулся к мужчине. Он был крупным, с лысой головой и маленькими глазами. На нём было чёрное старомодное пальто. На плече висела кожаная мужская сумка, чем-то плотно набитая.

– В каком плане? – поинтересовался Кирилл, не сдержав своей врождённой любознательности.

– А ты, парень, точно из нашего города? – мужчина обернулся к нему и прищурился. – Уж как месяца четыре кто-то из детей накладывает на себя руки. Все думали, группы смерти вернулись. Как тогда, в 2016 году. Только никаких улик никто не нашёл.

– Ну, быть может, маньяк? – предположил Кирилл, чувствуя какое-то холодное безразличие в глубине своей души.

– Доказали уже, что жертвы сами по доброй воле на тот свет отправились, – горько ответил мужчина, после чего обратился к продавцу, – Пачку сигарет ещё, пожалуйста.

Женщина облокотилась о прилавок, с интересом разглядывая парня.

– Ты сам-то, паренёк, плохо выглядишь. Береги себя. А то действительно странные вещи происходят. Даже жутко теперь.

Кирилл из вежливости сказал: «Спасибо», после чего направился к выходу. Мужчина продолжил разговор с продавцами, но Кириллу уже было абсолютно всё равно на то, о чём они говорят. Он пришёл купить вино, он это сделал. Всё остальное его больше не волновало. У него была своя, личная трагедия. Городские байки были ему абсолютно побоку.

Кирилл медленно поднимался по промокшему, поросшему травой склону. То и дело падал, но снова вставал, крепко сжимая в руках бутылку вина. Красное. Полусладкое. Дорогое. Всё, как Маша любила. Она всегда вино предпочитала, а не его пиво в жестяных банках. Всё время о тонкостях вина рассказывала с безумно большими глазами. Будто истинный сомелье. Вся изысканная, тонкая, с твердыми принципами. А в итоге что? Продалась за бутылку палёной водки и серенькую семёрку. Противно, аж зубы сводит.

Небо словно жестокий маньяк порезал. Всё в красно-жёлтом цвете. Таком сладком, таком тягучем. Облака похожи на разодранные собакой подушки. Они будто пытаются прикрыть рваные раны, из которых течёт яркая кровь. Небо стонет. Небо тяжело дышит. Кирилл снова останавливается и смотрит на него сочувственно, понимающе. Осенний ветер ударяет в лицо, залезает под джинсовую куртку. С вышки холма уже доносится женское:

– Сохатый, чего встал?

Он морщится и, в последний раз смотря на небо, поднимается. Снова медленно, чуть ли не падая. Холодная и скользкая бутылка норовит выскользнуть из рук. Сам он уже немного пьяный, вот и расплывается мир перед его глазами, превращаясь в потёкший акварельный рисунок. Только мысли всё равно острые, словно бритва, а сердце продолжает скулить, болезненно сокращаясь в клетке из рёбер. Кирилл, наконец, поднялся и сфокусировал взгляд. Там, на поваленном стволе дерева сидят его бывшие одноклассники. Сидят и смотрят на него. Зоя с радостью и предвкушением, Гриша с отвращением и негодованием.

– Добрый вечер, – парень подходит к стволу и кладёт на него руку, в попытках найти равновесие. – На, ничего лучше не нашёл.

Девушка тянется к нему. Берёт бутылку и с довольным видом осматривает её. Новый порыв осеннего ветра всколыхнул её короткие чёрные волосы. Серые глаза сузились, пытаясь прочитать мелкие буквы, напечатанные на этикетке. Гриша цокает, поджимая губы. Тёмно-карие глаза полны отвращения. Кириллу даже смешно стало. Лебедев-то трезвенник, никогда не пил. Все одиннадцать лет праведным был, от всех тусовок отказывался. А тут самолично пришёл пить. Может, и правда случилось что?

– Самое то! – выдохнула Зоя, передавая бутылку Грише. – Тебе помочь, или сам залезешь?

Кирилл фыркнул: «Я не настолько пьян». Гриша же, словно прочитав его мысли, ухмыльнулся: «Ага, конечно». Зоя лишь протянула руку, помогая незадачливому однокласснику забраться и сесть рядом с ней. Солнце уже постепенно скрывалось за горизонтом, и небо в одно мгновение приобрело сладкий розовый цвет с редкими вкраплениями жёлтого. Золото парка, казалось, стало ещё ярче.

– Почему мир всегда не может быть таким? – выдохнула она.

– Каким – таким? – Гриша вытащил из кармана кожанки старый штопор и вставил его в пробку, поворачивая.

Кирилл заерзал, пытаясь найти удобное положение. Чуть не упал. Вовремя Зоя его за джинсовую куртку поймала. Ветер снова подул, подняв в воздух ворох листьев. Солнечные лучи заиграли в листьях ещё больше, делая их похожими на натуральное золото. Они будто светились изнутри божественным свечением. Природная красота во всём своём невероятном великолепии.

– Прекрасным. Обычно мир серый и невыносимо скучный, но, когда солнце садится или, наоборот, поднимается на небосвод, он будто оживает. Почему всегда не может быть так?

Пробка с хлопком выскользнула из горлышка бутылки. Спрятав штопор и пробку обратно в карман, парень протянул бутылку Зое.

– Поэт проснулся? – с усмешкой спросил Кирилл, продолжая всматриваться в даль.

Там, вдалеке, проезжали машины, гуляли люди. Крыши домов отражали золотистый свет. Высокие деревья казались совсем крошечными. Город жил, бурля многочисленными улицами. Если бы сейчас они просто взяли и исчезли, город бы даже не заметил их пропажи. Он бы продолжал шуметь дорогами, пыхтеть трубами, греметь голосами своих изворотливых граждан. Город, как большое существо, способное поглотить и переварить кого угодно. Муравейник с кишащими в нём муравьями, что нашли своё место, и теперь спокойно выполняют свой долг. Вот есть муравьи-трудоголики, а вот и ленивые муравьи, что сидят сейчас на возвышении и смотрят на всех остальных, строя из себя философов, хотя вся их философия просыпается только во время тоски или когда бутылка под рукой.

– Он и не засыпал. – Зоя сделала жадный глоток, а после, отпустив бутылку, протёрла горлышко рукавом свитера, торчащего из курточки. – Его нагло задушили и избили где-то в подворотне.

Она протянула бутылку Кириллу, и тот, улыбнувшись, принял её. Немного подержал в руках, а затем сделал небольшой глоток. Такой знакомый вкус и аромат. Она его любила. От этих мыслей даже мерзко стало. Захотелось в ту же секунду разбить её. Увидеть эти мелкие осколки, что останутся от её любимого вина. О, да. Ему это доставит удовольствие. Большое удовольствие. Он уже замахнулся для броска, но Зоя ловко схватила его за руку, тем самым предотвратив "трагедию".

– Что? «Так плохо?» —изумлённо спросила она, аккуратно забирая у него вино. – Вино-то за что?

Кирилл закрыл лицо красными от холода руками. Целый год он не общался с этими ребятами, и вот теперь они сидят и вместе пьют алкоголь. А с чего всё началось? С его сообщения в старый общий чат класса? Нет, скорее, с её сообщения и месяца, который он безвылазно провёл в своей комнате, играя в игры и питаясь едой быстрого приготовления. Потом пошло желание общения, ностальгия по школьному времени, просмотр школьных снимков. Затем сон. И вот он, очнувшись на полу в пять часов вечера, пишет жалобное: "Мне хреново. Кто-то ещё тут?" Потом, спустя час, пришло ответное: "Нам тоже. Приходи на Лысую гору через час. Возьми вино". И вот он наспех моет голову и идёт к ним в предвкушении хорошего вечера.

– Плохо, – охотно ответил он, и тут язык, то ли от алкоголя, то ли от месяца одиночества, развязался, – Машка бросила меня, не дождавшись месяца. Месяца! Столько слов, обещаний. Я пять лет бегал за ней. С первого класса. Затем семь лет отношений, планы на будущее… Она писала такие письма. Такие письма! В армии все завидовали. А в итоге что? Что в итоге? Месяца не выдержала. Месяца! Пришёл к ней, идиот, спрашивать, что да почём, а она с пузом вышла. С пузом, что чуть ли не на нос лезет.

Он тихо заскулил, чувствуя к себе отвращение. В памяти вырисовывался образ Маши. Её светлые длинные кудри и хитрые зелёные глаза. Губы, похожие на налитую вишню. Аромат дешевых духов. Её фигурка в выпускном голубом платье. Её когда-то милые черты вдруг в одно мгновение стали невыносимыми, а душа наполнилась ядом злобы. Бросила. Бросила и обманывала. Он месяц скулил, как последняя дворняга, запертый в четырёх стенах. А она стала мамой и даже за парня того выскочила. Парень щуплый такой, на наркомана похож, а она красивая, в платье белом, с кудрями, макияжем. Он свято верил в то, что после родов она будет толстой и опухшей. Хоть какая-то компенсация за душевные раны и плата за её жестокий обман. Но нет. Цветёт и пахнет, как самый дорогой и желанный цветок, пока он, терзаемый вопросами, гниёт в своей серой коробке.

– А родители? – осторожно спросила она, поглаживая его по спине. – Родители не поддерживают?

Короткое хмыканье.

– Для матери я бездарь, для отца слабак. Даже армия, говорит, меня не изменила.

– Бедный, бедный Сохатый, – Зоя ободряюще похлопала его по спине. – Ты тоже стал жертвой внезапного взросления.

– Внезапного взросления? – переспросил Кирилл, убирая её руки и смотря на Гришу.

Одноклассник лишь лениво пожал плечами. Кирилл невольно отметил, что Гриша за год и несколько месяцев не особо изменился. Разве что на подбородке появились недлинные чёрные волосики, да глаза ещё мрачнее стали. Из-под его кожанки торчит уже знакомая красная рубаха в клетку. Лебедев часто носил её в школу. Всё время с классной из-за неё ссорился. Причёска у Лебедева тоже всё та же. Длинная чёлка, уложенная на бок. Да он будто только вчера с выпускного пришёл. Хотя чего Кирилл ожидал? Это только ему год и несколько месяцев вечностью показались. На деле-то времени мало ещё прошло. До смешного мало.

Костянов перевёл взгляд на Зою Орлову. Ему она показалась похожей на забитую чёрную кошку, что ошивалась у них во дворе. Людкой её вроде звали все. Хорошая кошка была, хоть иногда и царапалась. У Зои синяки под глазами и заметные скулы. Волосы стрижены чуть ли под мальчика. Серые глаза, словно спокойная гладь речки. Сама худая, чуть ли не дистрофик, а кожа до жути бледная, будто все соки из неё выдули. Про неё он мало знал. Слышал лишь во время выпускного, что она со Светой в колледж поступила. После этого уже пустота шла. Никто ничего не знал, да и он сам уже не интересовался. А вот сейчас резко спросить захотелось, что её так стукнуло, что она выглядит чуть ли не хуже его в свои цветущие девятнадцать.

– Это я термин придумала, пока тебя ждали, – прервала его поток мыслей Зоя, предлагая бутылку Грише, – Помнишь же школьные годы? Весело было, легко. Выпускной этот. Все с надеждами рассвет встречали. Что жизнью взрослой заживём. Свободной, яркой. Как в сериалах. А в итоге нас словно в речку холодную бросили, а то и в море целое. Не всё так радужно оказалось. Мы с вами стали жертвами внезапного взросления. Когда время неумолимо подтолкнуло ко взрослой жизни к которой мы оказались не готовы.

Хотелось бы Кириллу возразить, да вовремя свой прошедший месяц вспомнил. Вместо этого с внезапным, но искренним интересом спросил:

– А у вас то, что произошло такого?

– А мы с миром смириться не можем, вот и не прошли, – ответила Зоя. – Мне как-то этот мир другим в школе казался. На выпускном думала, что двери в свободу открываются. В мир удивительных открытий! Мы же молодые, бодрые. Должны образование получить, тусоваться на вечеринках. Только уехать из города так и не смогли. Поступили в колледж, где место было. Гриша и вовсе только работать успевает. Прогуливает пары. Какое тут развитие в маленьком городе, где отродясь ничего круче унылых вечеринок не было? Можно было бы с друзьями, так и тут провал. Уехали. Те, кто остались, не хотят ничего. Неинтересно им. А нам вот всего хочется и мир, который мы получили, особо не нравится.

– Никто нам манны небесной и не обещал, конечно. – добавил Гриша, брезгливо вытирая горлышко бутылки, – Но и не сказал, что чтобы выжить, надо пахать сутки и это только на то, чтобы существовать. В школе хоть какая-то иллюзия защиты была. А тут ты сам по себе и всем глубоко все равно что с тобой будет. Если честно, я чувствую себя иногда уязвимым.

Зоя окинула его сердитым взглядом, после чего, поежившись от пронизывающего ветра, продолжила:

– Ты ведь тоже всё в городе и, насколько знаю, не поступил никуда. Но и не работаешь нигде. Вон какой хилый весь. О прошлом вспоминаешь. Мы вот тоже о прошлом вспомнили. Хорошо в классе было. Весело. А знаешь ли, счастливые люди о прошлом не вспоминают. Мы вот с Гришей целый год не общались, хоть в один колледж ходим, а потом как вышвырнуло нас на берег жизни, так списались, про то, что мы одноклассники, вспомнили.

– Так как вы встретились-то? – не понял Кирилл. – В беседе-то особо не общались.

Зоя пальцами легонько постучала по его лбу.

– Ты ведь почти из всех бесед вышел, дурень. Вот и не увидел. Мы с ним первые начали переписываться в общем чате. Ещё в самом первом, помнишь? Вроде мало кто вышел, а никто так нам не ответил. А потом ты написал в какой-то уж совсем старый чат. У меня он поднялся, и я увидела твоё сообщение. Решила, что было б неплохо встретиться. Гришу позвала. Вот и собрались мы тут. Выкинутые, да задавленные.

– А чем задавленные?

– Так взрослением, чем же ещё? – Зоя болезненно выдохнула, отбирая у Гриши бутылку. – Надо, вроде как, начать уже жить. Либо учиться и пробовать куда-то переезжать, либо на работу да на дистант. С людьми общаться начать, да вот не хочется. Я только спустя год поняла, что вы, ребята, самыми крутыми были людьми на планете. После вас одно отребье попадается. После школы мир совсем другим стал. И как будто не уютно, что ли? Будто мир чужой и все вокруг чужие.

Она сделала очередной глоток. Солнце уже почти село за горизонт, и небо казалось приторно нежным. Так быстро пролетело неумолимое время. Так быстро пролетела и их радостная школьная жизнь. Да, были в той жизни и обиды со страданиями, и злобные учителя с вечным желанием занять всё твоё время, но, тем не менее, был в той жизни смысл и товарищи, с которыми всё остальное быстро забывалось, становясь чем-то смешным и приятным, а не глобальным и тяжёлым.

Какое-то время они сидели в тишине, провожая солнце глазами. Невольно в голову приходили воспоминания, немного поблекшие из-за своей давности. Вспомнился старый класс с жёлтыми холодными стенами. Зоя, бодро вышибающая дверь и вбегающая в помещение с огромным букетом сирени. Одноклассницы, нарядные да накрашенные, с возбуждёнными визгами подбегают к ней, разбирая себе веточки. Одноклассники показательно закатывают глаза, игнорируя просьбу классного руководителя привести волосы в порядок, и построиться, наконец, для общего снимка. Фотограф, что с недовольным лицом протирает камеру. Сидевший в углу Гриша в пижаме единорога, с безразличием смотревшим какой-то фильм на телефоне.

– Я больше не хочу жить в таком мире, – разрезал тишину голос Зои.

Кирилл несколько раз моргнул, пытаясь понять, было ли услышанное плодом его воображения. Слышать такое от обычно активной и весёлой девушки было странно, а из-за происходящих в городе событий ещё и жутко. Она никогда не говорила о смерти. Правда, Зоя, сидевшая рядом с ними, была больше похожа на очень тусклую и бледную тень себя. И что новая Зоя может говорить и о чём именно думать, парень больше сказать не мог.

– Не шути так, – хрипло попросил Гриша, забирая бутылку себе, видимо, решив, что подруге уже хватит. – Сейчас чуть ли не каждый месяц кто-то то с крыши кидается, то на стрелке вешается.

– Я и не шучу, – уверенным, до мурашек твёрдым голосом ответила Зоя, продолжая смотреть на гаснущее небо. – Какой смысл жить в таком мире? Какой вообще смысл жить, если ты живёшь, не получая хороших эмоций? Может, мне всё это надоело? – её голос дрогнул, а в конце и вовсе оборвался.

Она тихо заплакала, закрывая лицо руками, а парни в ступоре сидели рядом и даже не знали, что сказать. Её плечи вздрагивали, короткие чёрные волосы растрепал новый порыв ветра. Гриша притянул её к себе, успокаивающее гладя по голове, словно она была малым ребёнком.

– Мне надоело жить жизнью брошенного человека, не знающего, что делать ему дальше. – ни с того ни с сего поделился Кирилл.

Зоя, шмыгнув носом, вытерла слёзы и озадаченно уставилась на него.

– А мне надоело жить скучной и серой жизнью, постоянно работая, чтобы прокормить пьяницу-отца и сестру, – поддержал его Гриша. – И надоели родственники, что требуют к себе уважения, хотя сами первыми отвернулись от нас.

– Мальчики, вы… – ее голос снова потух, будто бы слова были огнём и из-за холода не могли как следует разгореться. Через пару минут она, снова вытерев слёзы, на удивление бодрым голосом продолжила, – Я устала от того, что все меня бросают и предают! Устала, что люди стали бесчеловечными. Устала от того, что дружба и любовь превратились в детские игры. Устала, что меня окружают люди с зомбированными мозгами и холодной душой. Устала, что все так паршиво! Ненавижу этот мир!

Она говорила и улыбалась, словно городская сумасшедшая. Слёзы катились по красным от мороза щекам, а руки теребили край торчащей из-под куртки кофты. Она говорила страшные вещи, но голосом, полным радости и какой-то детской возбуждённости. Будто перечисляя все грехи мира, она находила для себя тот самый нужный, находящийся скрытым за густым дымом ответ. В конце концов, девушка спрыгнула с поваленного дерева и, подойдя к краю, что, впрочем, был довольно крутым и каменистым, восторженно воскликнула:

– Да пусть этот мир идёт прямиком в ад! Я создам новый! Мы создадим свой собственный! Изменим наш мир и, наконец, заживём полной жизнью!

Парни переглянулись между собой. Кирилл от такого даже протрезвел. Какое-то время они не могли вникнуть в её слова, но уже через пару секунд гениальность идеи врезалась в их слегка пьяное сознание. Потрясая своей простотой и одновременно сложностью. Кирилл спрыгнул на холодную землю и, слегка шатаясь, подошёл к бывшей однокласснице.

– Эй, пьянь, с обрыва не упади, – обеспокоено крикнул ему Гриша.

Парень обернулся, показал средний палец, после чего, приобняв возбуждённую Зою, гордо поднял голову, смотря на уходящее солнце.

– Да, пошёл ты в пень, дивный мир! – заорал он. Изо рта вылетел пар. – И Маша. Ты первая пойдёшь! А, не, уже сходила!

Гриша недовольно покачал головой, смотря на бутылку в своих руках. Эти бредни казались ему такими наивными, такими бестолковыми. Будто мир действительно могли изменить какие-то «выброшенные» молодые люди. И вроде и выпили немного, а бред с таким уверенным лицом несут, что аж завидно. Ему бы такую уверенность. Хоть в чём-то. С насмешкой он следил за тем, как его бывшие одноклассники кричат на солнце, будто оно виновато во всех их бедах. Удивительно, но ему тоже вдруг захотелось закричать. Так, чтоб все эмоций, страхи, его огромное горе и обида вышли наружу, растворившись в холодном воздухе.

Мир не изменить. И это он очень хорошо понимал.

– И как вы собираетесь изменить мир? – с насмешкой спросил он, качая головой.

Зоя обернулась к нему и хитро улыбнулась. Гриша сразу вспомнил эту улыбку. Как по заказу, в памяти всплыло воспоминание школьных лет. Класс, наполненный тишиной. Она сидит за партой и подмигивает ему, улыбаясь той самой хитрой улыбкой. После он узнал, что кто-то запер учительницу химии в кабинете и вложил ключ в карман к учителю истории. Кто это провернул, было понятно без слов.

– Чтобы изменить мир, нужно измениться самому, – бодро начала Зоя, ходя туда-сюда и нравоучительно крутя пальцем в воздухе. – Изменим себя, изменим мир вокруг нас. Не можем уехать из этого города? Сами этот город развеселим! Быть может, не одни мы такие одинокие идеалисты, мечтающие о чём-то великом! Соберём компанию и взорвём этот город! А кто нам помешает? Сами сделаем себе идеальный мир, а те, кто увидят нас, поймут, как это круто, и последуют нашему примеру! Полностью изменить мир у нас не получится сразу, но для начала вполне достаточно преобразить этот город. Вы так не думаете?

– Говорят, что всё великое начинается с малого, – заинтересованно ответил Гриша, снова отпустив взгляд на бутылку с вином в своих руках. – Знаешь, звучит, как план.

– А я о чём! – радостно воскликнула Зоя, хлопая большими глазами. – Кто сказал, что дружбы нет? Кто сказал, что быть идеалистом, – это плохо?! Кто вообще имеет право указывать, как нам жить? Что правильно, а что нет? Вот станем друзьями и докажем, что дружба существует! Не можем сбежать в другой мир, изменим наш маленький городок. Может, потому что все вот так прячутся в норах и думают, что жизнь изменится, только когда они куда-то уедут, ничего и не меняется? Мир создают люди, а мы, вроде как, даже не в деревне живём! Помните, мечтали в школе группу создать? Так давайте создадим! Это такой бум будет для города! А ещё можно и сценки устраивать и даже книжный клуб создать, где будет обсуждаться современная литература! Наша жизнь в наших руках и, быть может, пора взять ответственность на себя?

Кирилл подошёл к Зое и потянул её к поваленному дереву, на котором сидел Гриша. Солнце уже почти село, и всё пространство покрылось холодным голубым свечением. В темноте деревья казались жуткими, и, возможно, в обычное время он давно бы уже пошёл домой, но сейчас, рядом с бывшими одноклассниками, ему было настолько хорошо, что мысли о том, что уже поздно, отпали сами собой. Когда-то он не заморачивался и гулял чуть ли не до часу ночи, а после армии уже с наступлением темноты рвался домой, поскорее уснуть и забыть прошедший день. Хотя в этом месяце он вообще впервые вышел на улицу.

– А как ты целый мир-то изменишь? – Гриша сделал ещё один глоток из бутылки.

– Ну так главное же наш собственный изменить, – без смущения ответила Зоя, хватаясь за штанину друга. – А другие по нашему примеру поступят. А вообще, круто было бы объедение придумать! Ну, что-то похожее на готов или эмо. Объединение людей, которые хотят бороться за мир. Чтобы кто-то, кто чувствует себя одиноким и не таким, а вот раз – и посмотрел, скажем, на татуировку, и вспомнил, что не один он такой о другом мире мечтает. И для него как мотивация хорошая. А вообще, можно прямо сейчас символ набить себе. Пусть этот день будет началом нашего большого пути!

– Кто тебе сейчас-то тату набьёт? Деньги есть? – усмехнулся Гриша, спрыгивая на землю и отдавая подруге бутылку с остатками вина.

Зоя выхватила бутылку и с удовольствие допила содержимое. Сердце бешено билось в её груди, а глаза так и горели из-под густых чёрных ресниц. С наступлением сумерек стало ещё прохладнее. Холодный ветер гулял по стрелке, раскачивая деревья, что тревожно поскрипывали.

– Есть у меня один друг. Он только начинает татуировки бить, – выдохнула она, отлипая от бутылки. – Ну чё, идём?

– А если инфекцию занесёт? – немного неуверенно возразил Кирилл. – Да и нет денег больше. Всё на бутылку потратил. Да и пьяные мы.

– Ну так он же друг мой, а салон у него чистый, с сертификатом каким-то. Наш человек, не откажет. Да и в маленьких городах не особо следят за такими вещами. Если уж моим однокурсницам в аптеке спокойно мочегонные продают, хотя знают, для чего их используют.

Кирилл потрепал Зою по голове, как обычно это делал в школе, когда идея одноклассницы приходилась ему по душе. Впервые после армии было тепло и спокойно. Он словно вернулся в родной дом, где его столько времени ожидали старые друзья. Даже удивительно. Один человек может так запросто убить тебя, а другой тут же воскресить, просто поделившись каплей своего душевного тепла. Как раз-таки этого душевного тепла ему так долго не хватало.

– Как же я соскучился по вашим бредовым идеям, – Гриша подошёл к бывшим одноклассникам и прижал их к себе, довольный и радостный. – Всё-таки не хватало мне вас.

– А наш зануда стал лапочкой? – рассмеялся Кирилл.

Они медленно начали спускаться, продолжая поддерживать друг друга. Зоя всё держала в руках бутылку, постоянно невольно ударяя ей Кирилла по плечу. Тот лишь смеялся каждый раз, когда у Зои подкашивались ноги, и она буквально висла, придерживаемая парнями. Её всегда быстро развозило даже от простой бутылки с красным вином. Но сейчас Зоя, скорее всего, просто дурачилась, дабы снова ощутить себя молодой и счастливой. Всё это напоминало Грише их выпускной, когда Орлова напилась, и они с Кириллом вот так же тащили её на себе, чтобы она смогла встретить со всеми их первый, взрослый рассвет. Знали бы они, какой будет их жизнь дальше, может быть, и не стали бы так радоваться.

На улицах начали зажигаться фонари. Отсюда они были похожи на мелкие мерцающие звёзды. Зоя уже шла своими ногами и, размахивая бутылкой, пыталась придумать символ.

– Может, сирень? Ну, типа дружба и всё такое?

– Ой, не буду я цветочки набивать, – Гриша скривился.

– А что у нас мир означает? – Зоя задумчиво посмотрела на тёмно-синие небо, – Ласточка, может?

– Смотрите!

Гриша так резко остановился, что ребята чуть не упали. Лебедев как-то неестественно побледнел и поджал губы, изобразив гримасу отвращения. Зоя и Кирилл проследили за его взглядом и, увидев то, что привлекло внимание бывшего одноклассника, замерли.

Там, возле моста, который был единственным переходом через речку на стрелку, росло одиноко стоящее дерево. На том самом дереве висел синюшный труп паренька с опухшим высунутым языком. Тело мирно покачивалось, поддаваясь сильному ветру. Руки покойного болтались словно плети.

– Он же был совсем рядом с нами, – холодными губами произнесла Зоя.

Не сдержав рвотный позыв, она согнулась пополам, выплёвывая на траву содержимое желудка. Кирилл отвернулся, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Гриша сразу полез за телефоном, чтобы вызвать полицию.

«Что-то это действительно странно» – подумал Кирилл, вспомнив чудаковатого мужчину в магазине.

Глава 2

Пробуждение для Кирилла началось с жуткого похмелья и настойчиво звонящего телефона. В самой квартире было тихо. Никто не попытался разбудить его подзатыльником, никто не жужжал под ухом из-за вчерашней пьянки. Видимо, родители, как и обещали, уехали утром к бабушке в деревню. Это было Кириллу на руку. Можно спокойно лежать весь день, очухиваясь после вчерашнего. А что было вчера? Он не помнил. Голова сильно гудела, а во рту было ужасно сухо. А в квартире было темно и свет лишний раз не раздражал глаза.

«Стоп. А чего так темно?»

Кирилл снова обратил внимание на раздражающий телефон. Мелодия на нём стояла нежная, ненавязчивая, но это не помешало парню возненавидеть её. Морщась, он слегка привстал и, дотянувшись до своего телефона, принял вызов, приложив телефон к уху. Отвечать не хотелось, но внутреннее чутьё так и подсказывало, что звонивший явно не отложит свои попытки достучатся до него просто так.

– Сохатый, ты там умер? – прозвучал недовольный голос Гриши.

– И тебе доброе утро, Лебедев! – в той же недовольной манере ответил Кирилл, осторожно поднимаясь с кровати.

Ну и бардак же творился в его комнате! Книги валяются на полу под вчерашней, почему-то грязной одеждой. Рядом какой-то старый незнакомый портфель с многочисленными значками. Две пустые бутылки от пива мирно возвышались на его столе. Отчего-то побаливало запястье.

– Какое доброе утро? Ты время-то видел? – возмутился Гриша.

Кирилл бросил ленивый взгляд на настенные часы и присвистнул. Затем подошёл к окну и, отдёрнув штору, взглянул на улицу. На дворе уже был вечер. Сосед по лестничной площадке возвращался после работы домой, ведя за руку маленького сынишку. Небо было мутного серого оттенка. Во дворе уже зажглись уличные фонари.

– Добрый вечер, – исправил себя парень, обратив внимание на запястье.

Оно было плотно забинтовано. Кирилл приблизил запястье к носу и зачем-то понюхал. Пахло какими-то травами.

– А что вчера вообще произошло? – недовольно спросил Костянов и тут же невольно покосился на валяющейся на полу рюкзак.

«А. Точно…»

Воспоминания, словно поток холодной воды, вылитой прямо на голову, – быстро в чувства привели. Парень быстро подбежал к выключателю и, щёлкнув им, включил свет. Сердце быстро забилось, а на лбу выступил холодный пот. Глаза испуганно, с отвращением смотрели на мирно лежавший посередине комнаты рюкзак. Рюкзак Данила, который Зоя случайно нашла за гаражами.

– Я так понимаю, рюкзак у тебя. – спустя минуту произнёс Гриша. – Отлично. Мы придём через полчаса.

– Что, блять, значит всё это? Эй? Алло! Сто…

Гудки в пустой квартире были оглушающими и весьма красноречивыми. Кирилл продолжал стоять около стены и смотреть на проклятый портфель, как на активированную бомбу. В сознание стали всплывать обрывки воспоминаний, что, наконец, решили показаться своему хозяину. И воспоминания эти были не самыми приятными. Подвешенный к дереву бледный труп. Высокий милиционер о чём-то разговаривает с Гришей. Зоя позади сидит на траве и хнычет, испуганными глазами смотря на то, как аккуратно снимают погибшего парня.

«Твою…»

Голова снова дала о себе знать, и парень, выругавшись, направился на кухню. На столе лежали таблетки, стакан с водой и записка от матери. Мысленно поблагодарив Вселенную за проявленную со стороны матери нежность, парень подошёл к столу и выдавив себе на руку две таблетки обезболивающего, закинул из себе в рот, запивая водой. Потом, постояв и посмотрев несколько секунд в окно, поднял записку, быстро читая её содержимое.

"Не думай, что твоя выходка останется безнаказанной. Отец нашёл для тебя хорошую работу, так что как вернёмся, пойдёшь на собеседование. Еда в микроволновке. Твоя мама. "

Ему бы радоваться, что работа сама прыгнула ему в руки, да что-то настроение, наоборот, стало ещё хуже. Не хотел Кирилл работать. И дело было вовсе не в том, что он ленился выходить из дома. Он в целом не хотел разговаривать с людьми. С этими странными, скучными и безразличными ко всему человеческими созданиями. Не было никакого желания общаться. Даже в магазин и то вчера сходил с неохотой, а тут ещё и работа. Но выбора у него особо всё равно не было. Он не студент. Живёт с родителями. Восемнадцать уже есть. Паспорт не даст соврать. Так что хочешь не хочешь, нужно идти на работу. Хотя бы для того, чтоб родители не выгнали из дома.

В микроволновке Кирилл обнаружил накрытую полотенцем запеканку. Вкусную, сочную, его любимую, но давно остывшую. Убрав полотенце, парень снова закрыл микроволновку и включил её, чтобы подогреть себе ужин. Он стоял и смотрел на то, как в золотом свете крутится тарелка с запеканкой. Пытался воссоздать полную картину вчерашней ночи. Вот именно, что ночи. Он хорошо помнил то, как завалился пьяный домой. Хорошо помнил мать, что помогла ему добраться до туалета. Помнил, как его тошнило, и как отец смотрел на него, качая головой и морщась от презрения. Помнил и 03:00 на экране своего телефона. Или 03:30? Неудивительно, что он проспал весь день.

«И всё-таки, что же вчера такого было?»

Микроволновка выключилась, издав щёлкающий звук. Кирилл случайно мазнул запястьем по кофте, и тут же скривился от ноющей боли.

«Я что, вены резал?» – больше в шутку подумал Кирилл, но тут же без тени смеха принялся разбинтовывать запястье.

Грязный бинт змейкой упал на кухонную тумбу, демонстрируя ошарашенному Кириллу аккуратную ласточку. Кожа на запястье была красной, измазанной почти впитавшейся мазью. На ум невольно пришли воспоминания о том, как Зоя, хрюкая себе под нос, намазывает его татуировку мазью, а после забинтовывает купленным в круглосуточной аптеке бинтом. Тут же в голову вагончиками дошли и остальные воспоминания. Хорошо убранный тату салон, кожаное чёрное кресло. Уставший и помятый тату мастер набивает Зое татуировку, пока та, весело чирикая, пила из горла вино.

«Стоп. Вино? Откуда деньги-то?»

Он определённо был уверен в том, что видел, как Гриша достаёт деньги и расплачивается ими с мастером. Но у них тогда не было своих денег! Они вообще хотели разойтись по домам, но почему-то в последний момент решили, что после увиденного им определённо нужна спиртная терапия. Зоя потащила их в местную "алкашку". Они купили пару бутылок с каким-то спиртным напитком. Затем громко распевали Буланову, идя по какой-то улице. Кажется, кто-то кричал им матерные слова. Затем Зоя начала звонить своему знакомому мастеру, обещая ему заплатить в два раза больше, если он приедет в свой салон прямо сейчас.

Потом…

Дальнейшую цепь событий восстановить так и не получилось. Кирилл схватил бинт и заново замотал себе запястье, обещая самому себе больше никогда и ни при каких обстоятельствах не пить. Быстро покончив с ужином, он наспех принял освежающий душ, после чего, переодевшись в свежее, сел на диван, бездумно уставившись на выключенный телевизор.

«Почему, когда я в одной компаний с этими ребятами, происходят непонятные вещи?»

В школьные годы они много дел натворили. Удивительно, как только учителя терпели их выходки. Зое всегда было скучно. Поэтому её мозг постоянно генерировал различные идеи. Кирилл же всегда подхватывал их несмотря на то, что Маше это не нравилось. Гриша же до последнего пытался их остановить, но в итоге просто угрожающе обещал рассказать всё учителям, если они посмеют это сделать. Кстати говоря, он, несмотря на свои слова, никогда их не сдавал. Может, это было потому, что ему самому было интересно наблюдать за их розыгрышами, хоть он и до последнего и не признавал этого.

С одноклассниками ему всегда было просто найти общий язык. Класс, в который Кирилл, Зоя и Гриша со своей сестрой попали после девятого, оказался на удивление дружным. Учителя только головой мотали с беззлобной усмешкой, говоря о том, что одиннадцатый "Г» – это сборище дармоедов. Будто человек, занимающийся составлением списков, закинул в "Г" самых главных звёзд школы, подумав, что это будет отличным экспериментом. Взрывоопасным экспериментом.

Сейчас воспоминания об этих выходках грели душу. Они, словно тёплое одеяло, окутывали и возвращали в прошлое. В то время, когда всё было не так и скверно. Они с Зоей всегда были взрывоопасной смесью. Неудивительно, что их первая после выпуска встреча обернулась таким вот кошмаром. Хотя труп – это уже что-то новенькое.

Из мыслей его выдернул звонок домофона. Чертыхнувшись, Кирилл подбежал к двери и нажал на кнопку с изображением ключа. Бегло оглядев квартиру на наличие бардака, парень притащил из своей комнаты рюкзак, после чего плотно захлопнул дверь, не желая, чтоб гости увидели творящийся там бардак. Зоя и Гриша сначала осторожничали, заходя в прихожую, но, когда Кирилл сказал, что родители уехали, они, быстро сняв обувь, принялись наперебой спрашивать о рюкзаке.

– Да в гостиной он, в гостиной. – спешно ответил Кирилл, указывая рукой в сторону нужной комнаты. – Только прошу, расскажите, как он вообще оказался у меня и зачем я его взял?

– Взял, потому что хотел ментам отдать. – бегло ответила Зоя, садясь возле рюкзака на ковёр. – Мне от увиденного тогда снова плохо стало. Для наших полицейских такие случаи не редкость, так что они просто взяли наши номера и позволили свалить. Мы пошли домой, но мне стало ещё хуже, и я пошла за гаражи. Там-то и нашла его. Было несложно догадаться, кому он принадлежит. Там в переднем кармане паспорт его лежал. Ты сразу сказал, что надо вернуться и отдать рюкзак.

Кирилл выпил больше всех, поэтому она не удивилась тому, что он ничего не мог вспомнить. В какой-то степени она завидовала ему. Сама обо всём хотела забыть. И то бледное лицо, и тот лиловый синяк, перечёркивающий шею усопшего. И даже его лицо. Впрочем, его запоминать ей и не нужно было. И так знала. Того парня звали Данилом, и учился он в одном колледже с ними. Был бы повешенный незнакомцем, пережить бы такое зрелище было бы намного проще.

– Но ты обнаружила там деньги. – вспомнив, закончил за Зоей Кирилл. – Чёрт возьми.

– Не только деньги, и это самое главное

Девушка вытащила из своей сумки кошелёк и, достав оттуда купюру номиналом в пять тысяч, раскрыла рюкзак покойного. Быстро положив деньги в небольшой внутренний карман, она, не брезгуя, сунула руку в глубь рюкзака, после чего высунула оттуда средних размеров книгу в чёрной обложке. Кириллу она показалось смутно знакомой, но ничего путного вспомнить так и не удалось.

– Я вчера сильно бухал, да?

– Нет, – отмахнулась Зоя, снимая с себя чёрную курточку и бросая её рядом с собой.

– Может, уже расскажешь, что произошло вчера ночью такого важного, что тебе срочно понадобилось идти сюда за этим рюкзаком? – с небольшим раздражением спросил Гриша.

Ему не нравилась эта тупая интрига, и Кирилл его в этом поддерживал. Уж больно Зоя любила строить из себя героиню драмы. Набычилась, словно главная героиня детектива. Вся такая томная и мрачная. А ведь у Кирилла вопросы к ней были не только по поводу найденного в его комнате сюрприза. Сквозь мутную пелену в его сознание возвращалась смутная картина того, как они забираются на скамейку на набережной и что-то кричат. Хотелось бы знать, что.

– Садитесь и слушайте! – недовольно буркнула она.

Той ночью после страшных событий резко распогодилось. Мутная вата облаков растворилась в черноте неба, демонстрируя трём товарищам круглый диск луны с её свитой из мелких звёзд. В воздухе пахло свежестью, и этот аромат свободы и вольности пьянил и без того пьяный рассудок. Они все вместе шли по длинной набережной, наблюдая за тем, как колышется чёрная гладь воды. В то время фонари уже не горели, но благодаря луне всё и так было прекрасно видно.

– Ты правда веришь в то, что мир можно изменить? – Гриша задумчиво взглянул на небо. – Мир ведь такой, какой должен быть. Просто мы в него не вписались.

– Просто мы слишком много в детстве читали о дружбе и теперь не можем признать, что в мире наступил век, когда всё это изрядно устарело, – поддержал его Кирилл, делая глоток из бутылки.

Зоя сделала несколько быстрых шагов вперёд и тут же замерла, резко поворачиваясь на одной ноге лицом к бывшим одноклассникам, словно заводная балерина из детской шкатулки.

– И неужели вам нравится такой мир? – вопрос был больше риторическим. Разумеется, им не нравился такой мир. Сами жаловались ей пару часов назад. – А вот про изменение мира…Мир могут изменить только люди, мои драгоценные друзья. Развитие и технологии – очень хорошо. Где мы бы были, если бы не они? Только надо понимать, что вместе с развитием нужно развивать и нравственность. Разве нет? По сути, это же так просто, воспитать в себе человечность. Стать истинным человеком. Великим и сильным существом, что смотрит вперёд, познаёт новое. Что никогда не поступит подло и протянет руку помощи, если ему это под силу. Но ведь дело даже не в этом. Вы когда-нибудь бывали в нашей городской больнице? Наверняка же бывали. Видели это пренебрежение в свою сторону?

Кирилл громко рассмеялся, вспоминая, как два года назад они получали справки для школы. Зоя не выдержала нападок со стороны толстого ушного врача и засунула себе в ухо маленького резинового паука перед тем, как явиться на осмотр к доктору второй раз. Кто-то рассказал ей, что он сильно боялся пауков. Гриша уговаривал её ничего не делать, но, когда из-за двери доктора послышался мужской крик, сам засмеялся, признавая, что это весело. Бредово, но весело.

Вообще, им часто приходилось сталкиваться с суровостью и безразличием взрослых, но тогда это не казалось чем-то страшным или неприятным. Одна мелкая пакость, и вот ты уже громко смеёшься, забыв, что недавно тебя с головы до ног покрыли ругательствами. Вместе они могли преобразовать мир так, как им хотелось, и это поистине было невероятным чудом.

– Да, Кирилл, это очень смешно. – недовольно и с некой обидой прошептала себе под нос девушка и снова остановилась, развернувшись. – Смешно, когда доктор вместо того, чтобы назначить диагноз, смотрит на тебя, как на кусок дерьма, что посмел нарушить его молчание. Смешно, когда учителя доводят детей до истерики, а потом на всю жизнь оставляют травму, говоря, какое он ничтожество. Смешно, что большинство людей предпочитают ленивыми тюленями валяться на диване, не мечтая ни о чём. Все закрылись, став чужими друг другу. Став безразличными и пустыми. Они вообще люди или животные, что следуют инстинкту размножения, да собираются в стаю, враждуя со всеми остальными? Ах, да! Ещё всякие презенты собирают. Только вот, как там писала Софья Симакова?

«Мы в этот мир пришли совсем босыми,

И также налегке потом уйдем.

И всё что здесь имели и ценили,

Мы в дальний путь с собой не заберём…

Забрать мы сможем то, что не в ладонях,

А то, что в сердце обнаружили своём…»

Зоя тяжело выдохнула, попытавшись привести сбившееся дыхание в норму. Гриша подошёл к ней и положил на её плечо ладонь, пытаясь успокоить. Кирилл, найдя глазами старую скамейку, предложил на неё сесть, что, впрочем, они и сделали.

– Надо принимать мир таким, какой он есть. – мудро заявил Гриша. – Есть те, кто ставят скамейки для того, чтоб мы могли вот так вот отдохнуть, а есть те, кто их зачем-то ломает.

– А ещё есть те, кто смотрит на то, как другие ломают чужой труд и молчат в тряпочку, считая, что их это не касается. И если уж на то пошло, то лично я хочу быть тем, кто строит.

Гриша по-доброму улыбнулся, после чего облокотился спиной о спинку скамейки, смотря на звёздное небо. Когда он так спокойно смотрел на небо, не думая о кошмарах, творящихся дома?

– Кстати, о тех то ставит скамейки. Кирилл, ты ведь всегда писал стихи и мечтал о том, чтобы выступать с ними на сцене. – радостно напомнила другу Зоя, кладя рюкзак покойника себе на колени. – Может твои стихи и превратим в наши песни? Будешь писать для группы!

Кирилл сразу выпрямился, раскраснелся. Глаза выпучил.

– Ты считаешь, что они будут интересны кому-то?

–Так не узнаем, пока не попробуем.

Кирилл неразборчиво что-то ответил, после чего, опустив голову Зое на плечо, задремал. Гриша поднял рукав своей куртки, смотря на заклеенную плёнкой татуировку. Она немного зудела, но несмотря на это, парень не пожалел, что набил её. Быть может, это говорило за него пьяное сознание, быть может, уставшая от одиночества душа. Когда он набивал её, ему казалось, что он делает что-то великое. Что он становится частью чего-то грандиозного. И это ощущение словно пробудило его. За одну ночь в его жизни, кроме ответственности за семью, боли от потери матери и хладнокровных родственников, появилась ещё надежда на жизнь. Надежда на то, что он сможет всё исправить и начать жить так, как когда-то мечтал во время школьных, как оказалось, радостных будней.

– Надо бы за бинтом и мазью сходить. – Гриша поднялся со скамейки. – Ну и ещё чего прикупить. Гематогена, что ли?

– С ёжиком гематогена. – попросила Зоя, доставая из рюкзака кошелёк с деньгами. – Завтра надо будет положить деньги обратно и вернуть его родственникам. А то некрасиво деньги воровать.

– Вернём. Зарплата у меня как раз завтра.

Сказав это, он взял деньги и ушёл в круглосуточную аптеку. Такая на весь город была всего одна, и работал там очень симпатичный аптекарь Влад Стародубов. Мужчина был старым знакомым Гриши, так что ничего не должен был сказать на сильный перегар.

Зоя сунула кошелёк обратно, внезапно подумав: "А зачем самоубийце столько денег?" Они потратили тысяч пять, но у Данила сумма в кошельке была намного больше. Более того, Зоя точно знала, что парень не работал и денег у него таких огромных не водилось. Да и если бы водилось, понёс бы он их с собой, если бы планировал покончить с жизнью? Подумав об этом, Зоя решила внимательно изучить содержимое рюкзака на предмет каких-либо улик. Делать это, находясь на мрачной набережной, было жутковато, но интерес у девушки всегда пересиливал страх.

Внутри не было ничего особого. Обычные тетради, пожёванный кем-то пинал в красную клетку, скомканные листы бумаги с контрольными тестами, кстати, неплохо написанными. Небольшая книга в чёрной обложке. Рядом с ней моток толстой верёвки и складной нож. Вот тут стало действительно страшно и мерзко от осознания того, что это та самая верёвка, которую парень использовал для своей дурацкой цели.

«Как-то подозрительно это всё» – подумала Зоя, доставая книгу и раскрывая её. – «Зачем ты оставил рюкзак там, а не понёс его с собой?»

Это была самая обычная книга о чудовищах и призраках какой-то игровой вселенной. Такие в последнее время были популярны у поклонников игр и стоили бешенных денег. Не найдя ничего интересного, девушка уже хотела было сунуть книгу обратно, но вдруг её взгляд остановился на сделанной из бумаги закладке.

Осторожно, будто это была важная вещественная улика, она расправила её, обнаружив написанный корявым почерком текст. Хотелось прочитать его, да лунного света было для этого маловато. Девушка вытащила из кармана телефон и включила фонарик. Что-то зашуршало в кустах, но она не обратила на это внимание, ибо слабый свет телефонного фонарика осветил странный стишок:

В башню смерти я зайду,

Там я деда отыщу.

Он за скромный мой презент,

Подарит мне белый свет.

Подарит мне белый свет,

За скромный мой презент.

Душу демону отдам,

Расплатимся по счетам.

На секунду ей показалось, что кто-то внимательно на неё смотрит. Вспотевшими от внезапно накатившего страха руками, Зоя быстро свернула записку и, сунув её в книгу, резко обернулась. Ничего. Лишь кусты да тёмное здание местного кафе.

– Вот теперь мне действительно не по себе, – признал Гриша.

Они сидели на полу рядом с Зоей и смотрели на лежавшую перед ними записку. Голова у Кирилла всё ещё немного болела, так что он не особо трезво мог оценить всё произошедшее.

Ну, страшный стишок. Ну и что? Он сам раньше такое писал. Кто вообще может сказать, что в головах у самоубийц? По поводу денег – действительно странно, но тоже вполне объяснимо. Украл деньги, например, хотел сбежать, а потом в последний момент передумал. Ну никак не мог понять он, отчего Зоя и Гриша сидят такие бледные и напуганные. По его скромному мнению, лучше было подумать о том, как объяснить наличие у них рюкзака, когда менты вызовут их для допроса. Конечно, местные уже давно привыкли к таким случаям и не особо надеялись найти что-то, но для протокола всё равно вызовут и ещё раз допросят.

– Ну, а в чём-таки дело? – не выдержал он, этого молчания. – Ну стишок и стишок.

– Утром я видела пост в группе города с ссылкой на страничку. – осипшим от нервов голосом, начала объяснять Зоя. – Этот стих был написан на странице девочки, что с крыши сбросилась.

– И что? – всё ещё не понял Кирилл. – Полиция же проверяла все страницы на связь с группами смерти. Только общей связующей части не нашла. Эти люди даже не контактировали друг с другом. Если бы данный стишок был общим звеном, его бы давно нашли.

Зоя снова задумчиво уставилась на записку.

– А что, если предыдущие самоубийцы тоже писали такой стих на незаметных мелочах? Проверяли лишь страницы, комнаты-то никто не обыскивал. Да и город у нас, сами знаете, маленький и ленивый. Тут не каждый будет, как в кино, расследование вести. К тому же, писали же, что улик и хоть какого-то намёка на насильственную смерть вообще нет. Да и… Может, это прозвучит как паранойя, но вдруг он не просто так оставил там рюкзак? Почему он не взял его с собой? Может, его специально выкинули, зная, что полиция сможет найти для себя зацепку и понять, что что-то тут не так? Вдруг и в прошлые разы записки тех людей просто выбрасывались? Вдруг эти стишки – просьба о помощи или, например, задание какой-нибудь группы смерти?

– Вы, как хотите, а я пойду чего попить принесу. – не выдержал Кирилл, вставая с пола. – И вообще, сесть можно на диван. Он для этого и предназначен.

Гриша поднял с пола записку, направив её на свет от люстры. Немного покрутил, о чём-то сосредоточенно и долго думая, после чего положил обратно, заявив:

– Надо вещи отдать, а записку эту в полицию. Всё равно совпадение, а совпадение в непонятном для всех случае и вовсе не случайно. Пусть сами проверят, им лучше знать. Мы вообще свидетелями такого события стали. Удивительно, что ещё кошмары ночью не снились. Так и чувствовал, что эта встреча ничем хорошим не закончится.

– Почему ничем хорошим? – Зоя задрала рукав, смотря на забинтованное запястье. – Да, неприятность случилась, но зато теперь мы снова общаемся и решили группу создать.

– А вот группу создавать я не соглашусь, – вставил возникший в проёме с подносом наспех сделанных бутербродов Кирилл. – Тогда это, конечно, круто звучало, но мне совсем не до этого.

Парень поставил поднос на небольшой диванный столик и хотел было уйти на кухню за соком, но Зоя вовремя успела схватить его за рукав растянутого домашнего свитера.

– И какие у тебя планы? Страдать из-за предательства Маши всю жизнь?

– А что в этом такого? Мне больно, между прочим. Да и желания для людей что-то делать нет, – излишне грубо ответил он, но тут же осекся, заметив неодобрение в глазах Зои.

– Слушай, я…

– Нет, это ты меня послушай! – Зоя нахмурилась, после чего с силой притянула его к себе. – Раньше ты был совершенно другим. Я помню, о чём ты мечтал, во что верил, и как сильно любил наш город. Понимаю, сложно понять то, что близкие люди могут предать, что любовь рано или поздно заканчивается, но просто страдать не выход. Это сломало тебя. Сломало, но не до конца. Вчера ты смеялся с нами, и я видела в тебе прежнего парня. Она выкинула тебя, как мусор, а ты хочешь сдаться и стать тем самым мусором? Ничего не делать? Всех возненавидеть? Я целый год была в окружении настоящих придурков, и то не позволила себя сломать, потому что помнила про вас. Помнила, что не все люди в этом мире такие, как они. – её голос перешёл на шёпот. – Она разбила твою любовь к ней, но не позволяй ей убить ещё и себя. Не хочу, чтобы ты превратился в того, кто ненавидит весь этот мир. Неужели тебе не надоело так жить? Жалея себя и ненавидя других.

Кирилл осторожно разжал её цепкую хватку и, посеревший, сел рядом. Ему было всё ещё больно, но воспоминания о прошедшей ночи и его юность каким-то образом внушили надежду. Призрачную, но такую сладкую.

Иногда полезно смотреть в прошлое. Особенно когда жизнь идёт не в ту сторону и кажется, что ты уже давно потерял себя. Кирилл из прошлого всегда был весёлым и никогда не отчаивался. Кирилл из прошлого писал стихи, зачитывая их друзьям. Кирилл из прошлого играл на гитаре, когда его звали гулять компанией. Кирилл из прошлого угощал карамельками кассиршу из небольшого ларька с шаурмой. Кириллу из будущего было стыдно сейчас посмотреть в глаза тому, кем он был всего какой-то год назад. Она своим предательством лишила его всего. Нет, он сам позволил ей лишить себя всего.

Как же всё-таки много произошло после их выпускного…

– Ладно, – наконец, выдохнул он, ощущая в груди какую-то приятную истому. – Давайте попробуем.

Зоя бросилась на него с объятиями, улыбаясь так, как будто он подарил её что-то очень дорогое и ценное. Гриша смотрел на них с улыбкой, совершенно забыв о записке, лежавшей рядом с ними. В такой момент всё остальное просто потеряло своё значение. Бывшие одноклассники снова вместе, и Грише казалось, что как раз-таки вместе они смогут перевернуть этот город с ног на голову, как когда-то проделали это со школой.

Если бы они только знали, что всё совершенно не так просто, как они думают. Если бы они только знали, что в ту ночь беспечно нарушили важный алгоритм, из-за которого теперь они все находятся под наблюдением обеспокоенных и злых глаз.

Глава 3

Настенные часы размеренно отмеряли время. Тик-так, тик-так. Отец всегда любил старые вещи. Постоянно копался в барахолках ради очередной старинной нестандартной штуковины. Вот как эти часы с кукушкой. Небольшой деревянный домик с маятником и треснутым циферблатом. Тик-так, тик-так. Стрелки дойдут до двенадцати, и верхние створки откроются, выпустив на волю страшную одноглазую кукушку, что своим сломанным механическим голосом прокукует текущее время. Тик-так, тик-так.

«Всё не так» – пропела про себя Ангелина, слегка наклонив голову. В гостиной она сидела одна, и было ей очень скучно. Сердце щемило от поселившегося в её теле волнения. Это волнение поселилось в ней ещё в четверг, когда отец объявил о приезде своего друга, и не отпускало по сей день. Она просто не могла не думать о приезде Егора Александровича. Не могла не думать о том, что встретится с ним.

За окном шёл дождь. Капли звонко барабанили по стеклу. В тот вечер тоже шёл дождь, но не такой мелкий, а достаточно сильный. Она вернулась со школы и заметила стоящие на пороге мужские ботинки. Лакированные, с острыми носиками. С кухни доносились голоса, и девушка хотела пробежать мимо кухонной двери быстро, дабы не привлекать к себе внимания, но отец всё равно заметил её и подозвал к себе.

На кухне в старой родительской квартире висели жёлтые шторы с мерзкими потухшими подсолнечниками. Отец часто ругал мать за отсутствие вкуса, а сам безмерно любил эти шторы. Подарок от бабушки, как-никак. Старая, внизу прожжённая ткань с уродливым рисунком сильно запала в ее память как одно из самых значимых воспоминаний. Ведь она, будучи вызванной на ковёр, часто смотрела на них во время очередных разборок.

– Ну что, дочь, знакомься. Мой товарищ по службе, Егор Александрович Крылов.

Мужчина, сидевший рядом с отцом, приветливо улыбнулся. У него были синие внимательные глаза и пшеничного цвета волосы. Отец всё самодовольно улыбался, погладывая на неё. Ангелина же, заметив на столе водку и стопки, испытала облегчение. Когда отец был пьян, он не особо интересовался ей. Только, видимо, в тот день удача была не на её стороне, ибо отец всё же потребовал от неё тетрадь по математике.

– Твоя бабка – художница, а ты в кого пошла? – гундел отец, крутя в руках исписанную красной пастой тетрадь. – Математику не знаешь, рисуешь криво и чёрт-те что. Образования не получишь, художником тебе не стать, кем тогда будешь, а?

Марина Ивановна будто расписывала ручку при помощи ее тетради. Все было наглухо перечеркнуто, и Ангелина даже понять не могла, что именно было неправильно. Столько занятий, и что в итоге? Неужели ее ответы были на столько глупыми и бездарными? Неужели ее тетрадь заслужила этих красных, где-то порванных от резкого нажатия кончиком ручки записей?

– А можно мне взглянуть на эти рисунки? – ни с того ни с сего спросил гость, и Ангелина ощутила предательскую дрожь.

Нет, сегодня она достаточно наслышалась о своём неярком будущем работницы кофейни или уборщицы. Достаточно на целый месяц.

Школьные годы редко для кого бывают счастливыми. Лично для Ангелины это время стало настоящим адом. Причиной ее вечного смущения. Она чувствовала себя вечно всем обязанной, чувствовала себя никчёмной и бесполезной. Ее сердце начинало сильно биться, стоило кому-то назвать ее имя. Ладони потели, и все внутри сжималось от страха. Она ненавидела одноклассников, которые кидали ее портфель в мусорное ведро, ненавидела учительницу математики, что, вызвав ее к доске, начинала орать, втаптывая последние крупицы ее самолюбия в грязь. Удивительно, как же всё-таки быстро привыкаешь к ненависти и собственной никчёмности.

– Волосы она покрасила, а математику не выучила. – донеслось с задней парты, когда сегодня она стояла у доски в немом исступлении.

Раздавался смех, и она со слезами на глазах смотрела на то, как смеются ее одноклассники. Как показывает на неё пальцем тот, кто по стечению обстоятельств стал её первой любовью. Все вокруг неё были правильными, разумными, настоящими. Она же была лишней, ошибкой в прописном коде, отстающим и никчёмным существом. Не удивительно, что сегодня домой она пришла в особо плохом настроении.

– Не надо позориться. – грубо ответил отец, швыряя тетрадь в лицо Гели. – Лучше обсудим, как…

– Мне бы хотелось увидеть рисунки. – с нажимом повторил гость, и на этот раз взглянул в сторону Дорофеевой.

Девочка с опаской взглянула на отца. Тот, пару секунд непонимающе глядя на товарища, все-таки согласился. Облокотился на спинку стула и вальяжно махнул рукой;

– Неси, раз уж так хочется ему посмотреть.

Когда Ангелина, держа у груди папку с рисунками, вошла на кухню, отец с гостем уже во всю что-то обсуждали. Напротив отца лежала распотрошённая рыба. Напротив, гостя – пустой бокал из-под вина. Они болтали о чем-то своём. И невидимый для других, но остро ощутимый для неё купол словно бы накрыл Ангелину, отгородив ее от реального мира. Раньше он ее спасал, теперь же он превратился в ее клетку. Безопасность, которую она, ещё будучи маленькой девочкой, сидящей возле школы и рисующей мелками на асфальте, искала в своём уединении, превратилась в одиночество. Холодное и по-настоящему взрослое. Пугающее и беспощадное, как сама смерть. Словно вечный бег по кругу в надежде, что тебя кто-то услышит, что тебя кто-то оценит. Ответом на старания – лишь тишина и полное осознание того, что тебе не вырваться из когда-то собственноручно сделанного убежища.

Ловушка захлопнулась, дорогая Ангелина. Ты так долго мечтала о спокойном одиночестве, но оно превратилось в твоё проклятье. Ты не сможешь вырваться из этой клетки. Ты сама ее создала, так что она знает все твои потаённые страхи и без зазрения совести применит их против тебя. Никто не протянет руку. Все слишком заняты. Или слишком глухи. А может, они и помогут, но не тебе. Ты, видимо, для них слишком ничтожна.

Решив, что о ней все забыли, она уже хотела было уйти, как вдруг Егор Александрович, звонко стукнув по столу бокалом, обернулся. Его глаза внимательно оглядели ее. И снова вдруг стало страшно от такого к себе внимания.

– Принесла рисунки? – мягко спросил он.

Она кивнула, нерешительно протягивая ему стопку. Мужчина взял бумаги из ее рук и принялся внимательно рассматривать, хмуря толстые брови. Отец тем временем ковырял руками рыбу. Отравительный запах разлетелся по всей кухне, и девушке стало дурно.

– Интересный рисунок. – Егор Александрович повертел в руках лист, после чего положил его к себе на колени. – Стая птиц в мутно-сером небе. А почему некоторые из них падают?

– Я хотела нарисовать что-то, что бы олицетворяло жизненный путь людей. – помявшись, неуверенно ответила Ангелина. – Это участь людей, решившихся на полёт. Кто-то долетает до своей цели, а кто-то падает вниз. Не всем дано дойти до цели.

Отец с презрением фыркнул, после чего смачно выплюнул рыбную косточку на стол.

– И в чем же тогда смысл? Депрессивные у тебя каракули, дочка. «Депрессивные и без смысла», —заметил он, протягивая к Егору грязные руки. – Дай-ка сюда.

Ангелина потупила взгляд, глотая набежавшие от обиды слёзы. Егор Александрович отодвинул рисунок подальше от грязных рук друга.

– Влад, руки хоть вытри! – с лёгкой дружелюбной насмешкой попросил он.

– Пошёл ты, чистюля хренов! – тем же веселым тоном ответил отец, пьяно засмеявшись.

Впервые её рисунки похвалили. Впервые ее заметили и спросили, какой смысл она хотела внести в своё творчество. Чувство радости только-только появилось в ее душе, и сейчас было особенно больно лишиться последней надежды. Эти насмешки были словно вылитая на ее лицо кислота. Словно плевок в душу. Она надеялась, что хоть кто-то заметит, что она делает. И вот снова такое наплевательское отношение. Снова эти насмешки. Как же все-таки больно быть ребёнком, которого не слушают и ни во что не ставят. А может, проблема и вовсе была в ней? Родители не обязаны всегда понимать детей. Быть может, если бы были у неё друзья, она не чувствовала бы себя так погано. Так одиноко. Так ничтожно.

Ему тоже все равно…

– Они умирают птицами. – выдавила из себя девочка.

Она предприняла последнюю попытку докричаться. Последнюю попытку заявить о себе как о личности. Смотрите на меня! Смотрите! Я тоже могу говорить умные вещи!

Я достойна вашего внимания!

– Поясни. – Егор Александрович вопросительно поднял бровь, после чего снова взглянул на рисунок. – Что значит "умирают птицами"?

– Люди, что стремятся к своей мечте, но не доходят до неё, – она сглотнула нервный ком. – Они умирают птицами, а не свиньями, которые лежат в луже грязи и наслаждаются ей.

– Таким образом, получается красивая метафора. – Егор Александрович одобрительно кивнул головой. – По мне, так очень интересная идея и рисунок вполне себе замечательный и проработанный. Более того, знаешь, что отличает настоящего художника от любителя?

Девушка покачала головой.

– Художник стремится выразить своё видение мира через своё творчество. Он живет своим делом. Он не может жить без своего дела.

Ангелина подняла голову и, столкнувшись взглядами с Егором Александровичем, улыбнулась. От него веяло такими теплом и заботой, что казалось, – вот он, её отец. Он был первым, кто заметил в ней что-то хорошее. Первый, кто слышал, а главное – услышал. Потом они часто обсуждали ее работы. Он искренне интересовался ее успехами, а она, получив желанные силу и поддержку, шла в художественную школу и боролась за свой талант. Чужие разговоры и смешки перестали так ее задевать, ведь у неё был человек, который верил в неё. Один единственный человек в этом огромном мире, поверивший в неё. Разглядевший ее стремление демонстрировать свои чувства через бумагу.

Удивительно, но после того случая в её сером мире что-то изменилось. Она смотрела на себя в зеркало и больше не видела перед собой ту жалкую и бестолковую девчонку. Мнение одноклассников превратилось в пустые слова, придирки отца – в громкую музыку. Она даже взяла у матери деньги для того, чтоб вернуть в салоне свой привычный рыжий цвет волос, который раньше скрывала коричневой краской из «Пятёрочки». Отец тогда даже не наказал её, а наоборот, похвалил, мол, одумалась. У неё в целом от рождения были очень красивые тёмно-рыжие волосы. Очень яркие и необычные. Такие же, как у матери. Вся семья упрекала её в том, что она посмела так перекрыть свою природную красоту.

Та встреча была знаменательна. Небольшое волнение на глади озера. Первая капля дождя на голову дурака. То, что она хранила в своей памяти, как оружие, запрятанное под длинной юбкой. То, что постоянно прокручивала в памяти поздно ночью, когда мать в очередной раз собирала вещи. То, что вспоминала, когда посиневшей рукой брала кисть для очередного нелепого для её отца сюжета. Она помнила Егора Александровича. Помнила его слова, защитившись ими, как стальным щитом во время нападок брата. Вспоминала его добрые глаза, когда в ванной наблюдала за тем, как вода скатывается по её худому, испорченному синяками телу.

– Хлам свой убери!

Олег вошёл в гостиную, после чего швырнул ей под ноги смятые листы, исписанные стихами. Она послушно встала, отложив книгу. Ничего не изменится, если она вдруг решит ему ответить. Такие, как её брат, не меняются. Они живут в полной уверенности в своей вседозволенности. И другие эту уверенность активно поддерживают, не замечая гнили в самых безобидных поступках.

«Чего ты обижаешься?» – скажет отец, снисходительно усмехнувшись. – «Думаешь, он должен терпеть твоё поведение?»

«Нет, не думаю. Но почему я должна терпеть его?»

«Ты невыносима. Такая же невыносимая, как мать»

И было бы проще, будь до этого дело её мамаше. Что стоило той забрать её с собой в Питер, подальше от этого кошмара? Да только на все её просьбы приходили лишь подарки, обещания и пустые надежды на их исполнение. Если поначалу она верила, как слепо верит ребёнок в правильность родительских суждений, то спустя время поняла, что её мать ни на что, кроме пустых слов, вообще-то и не была способна.

«Я ещё молодая и хочу погулять. Ты мне всю жизнь испортил, хочешь мне на память о себе и её оставить?»

Как часто люди ради своих чувств закрываются от прошлого, не понимая того, что от него не сбежишь. Прошлое не перечеркнуть, не замазать, сделав вид, что его никогда не было. Даже если ты избавишься от всего, что напоминает тебе о нём, часть воспоминаний навеки отпечаталась на твоём жизненном пути. Нельзя так просто забыть прошлое, особенно когда результатом его стало появление ребёнка. Нельзя так просто отвернуться от человека, которого ты насильно привела в этот мир.

«Я не просила себя рожать! Я не виновата в том, что похожа на свою мать!»

Звук домофона отрезвил её, и она, быстро собрав листки, сунула их в карманы домашних штанов. Брат отвлёкся, и Ангелина, воспользовавшись этим, прошмыгнула мимо него, быстро подбежала к двери и сняла трубку.

– Открываю, Егор Александрович!

– На стол всё накрыто? – сурово спросил отец, выходя из своего кабинета. – Олег, чего не на занятиях?

Брат лениво шмыгнул носом, изображая больного, после чего, пригладив пятернёй рыжие волосы, ответил:

– Болею, бать. Я мешать вам не буду, только покажу дяде недавний кубок с соревнования.

Отец расплылся в улыбке словно довольный кот. Потрепал сына по голове.

– Если бы его это интересовало. – с сожалением ответил он. – Его всё рисунки нашего Мухомора интересуют.

Ангелина потупила взор, сдерживая нарастающую в душе радость. А на столе были заготовлены самые лучшие работы, заботливо отобранные из массы других рисунков и перевязанные верёвкой. День её триумфа. Единственный день, когда хвалят её, махнув рукой на старания брата.

– Водка для тебя, вино для дяди, рыба и любимая закуска уже на столе, отец! – вежливо сообщила она. – Я выбрала лучшие рисунки, чтоб не позорить тебя и брата.

Невинная улыбка. Открытые глаза с наигранной благодарностью. Правила семьи уяснены были давно. Хочешь, чтобы тебя любили? Докажи, что лучше своей матери. Ударили? Поблагодари за предоставленный урок со смиренной улыбкой. Идеальность – единственная истинна. Любовь – то, что нужно заслужить. По праву рождения не передаётся. Права ты имеешь только на имя.

«Было бы неплохо придумать право на любовь»

Егор Александрович зашёл в квартиру, принеся с собой запах кофе. Из года в год он использовал одни и те же духи, что оседали на его одежде невидимой пеленой, сводя Ангелину с ума. Она любила хватать его куртку или пальто и стеснительно прижиматься к этой одежде носом, различая между запахов улиц знакомый одеколон. Обычно он улыбался, шутливо трепал её по голове, затем проходил внутрь. Но сегодня он выглядел таким отрешённым, что девушка даже на какое-то время замерла, думая, стоит ли ей предложить помощь.

– Эх, бросила жена, да? – отец понимающе покачал головой. – Всё этим бабам не хватает. Идеальный же мужчина был.

– И тебе привет, друг. – печально улыбнулся Егор, после чего, наконец, заметил Ангелину, стоящую с сцепленными в замок руками. – О, не волнуйся, Геля. Я рад вас всех видеть. Всё хорошо, просто небольшие проблемы.

Она казалась ему напуганным кроликом. Скажи что-то не то, как она тут же ускачет в свой угол, поджав длинные уши. Она была такой застенчивой, такой доброй, что мужчина просто не понимал, почему её отец так относится к этому маленькому рыжему ангелу.

«Говорят, у ангелов рыжие волосы, да, Ангелина?»

Друг проводил его на кухню. На столе уже всё было приготовлено к ставшей уже традиционной посиделки. Раньше Егор Александрович еле-еле выкраивал себе право вот так вот встретиться с другом. Сам он жил в Питере, и жена, ставшая уже бывшей, никак не хотела его отпускать так далеко, да ещё и с ночёвкой. Крылов часто уговаривал её переехать в Браженск, но та лишь дула губы, говоря, что променять Питер на глубинный городок может только сумасшедший. Сам же Егор, ни разу не живший в маленьком городке, наслаждался и вдохновлялся полупустыми улицами, серыми высотками и минимальным количеством автомобилей. Не нравилась ему городская канитель. Уж больно сковывала она мысли, желания и чувства. Словно холодная клетка, в которой он был золотым попугаем.

– Ну, что делать дальше будешь? – спросил Дорофеев, открывая бутылку вина.

Ангелина достала ложки и, скромно улыбаясь, положила их перед Егором Александровичем. Тот кивнул, но не улыбнулся, как раньше. Просто взял в руки ложку и принялся смотреть на неё тяжёлым пристальным взглядом.

– Я снял квартиру здесь, в Браженске.

– Сколько взяли?

– Пятнадцать в месяц.

Дорофеев взял в руки рыбу, продолжая внимательно изучать лицо друга. Когда он узнал об измене жены, то кричал и метал, как раненный зверь, проклиная нерадивую супругу. Его друг же был мучительно спокоен, будто измена его жены совершенно никак не затронула его душу.

– Ну так, что именно произошло? – спросил Дорофеев, в надежде, что друг наконец-таки выскажется.

Ангелина по-тихому ушла из кухни, каким-то внутренним чутьём понимая, что сегодня Егору явно будет не до её рисунков. Конечно, червячок разочарования копошился внутри её души, но радость от того, что её кумир, наконец, переехал в их город, была намного сильнее. Казалось, что вот её давняя запретная мечта, наконец, воплотилась в жизнь. Он разведётся и теперь будет жить с ней в одном городе, постоянно приходя в гости. Она была так рада, что даже не заметила брата, выходящего из своей комнаты. Тот удивлённо взглянул на радостное лицо сестры, после чего, пожав плечами, пошёл по своим делам, думая о своём.

– Тут мы оба виноваты. – Егор принялся медленно чистить рыбу. – Даже рад, что все так произошло.

– И отчего же?

– Душила она. – честно ответил Крылов. – И город этот душил.

На ум сразу пришли воспоминания о жене. Последний проведённый вечер на их общей кровати. Её красные глаза и слёзы, что текли по щекам. Красивые чёрные волосы, растрепавшиеся и сальные. Как же она была отвратительна ему в тот момент. Ни капли жалости не испытал он, бросая её на произвол судьбы. Денег нет? Пусть у любовника просит. Переезжать некуда? Думать раньше надо было, когда другому отдавалась. Почему он должен был испытывать к ней жалость? Почему должен был помогать? Он и к обычным-то людям не больно-то с теплом относился, а тут изменницу жалеть. Бедная она. Идти ей некуда.

– Ну, у нас город скромный. Зарплаты тоже весьма скромны. Где хоть работать будешь? Квартиру-то свою, надеюсь, не отдашь?

– Устроился преподавателем в Гуманитарный колледж имени Гоголя. Квартиру отсудить не проблема. Дал ей месяц на съезд. Продам потом, куплю себе тут недвижимость. У вас очень милый частный сектор.

Дорофеев одобрительно кивнул.

– Хороший, спокойный. Только вот всё равно, братан, не могу понять тебя. Городская суета намного интереснее нашей будет. Надо тебе это? Ты же привык работать в окружении золотых учеников, смотреть из окна на вид богатого города. У нас тут зимой даже снег-то сразу не убирают. Хоть на лыжах иди. Серьёзно говорю. Я, конечно, рад, что ты будешь работать там. Дети мои там же учатся. Может, хоть Геля от тебя ума да наберётся. Вот только не сойдёшь ли с ума с этими идиотами? Это тебе не золотая молодёжь, знаешь ли. В рот смотреть не будут тебе.

– А я преподавателем устраиваюсь не для того, чтоб лекции читать, а для того, чтобы учить. Интересно, вообще-то. Соревнование своеобразное. Вызов себе как профессионалу. Легко научить тех, кто смотрит на тебя по-настоящему с обожанием. Трудно привить любовь к знаниям у тех, кто учится для галочки. А снега я не боюсь. Мне такая жизнь, наоборот, больше нравится. Люди тут у вас интереснее.

Дорофеев лишь покачал головой, удивляясь высказываниям друга. Тот ещё в армии прославился идеалистом. Всё молодняку внушал важность патриотизма. Тогда-то ему и предложили после службы пойти на учителя учиться. Мол, учить у него хорошо получается. А он взял и правда пошёл. Да ещё и благодарил потом бывших сослуживцев за идею дельную. Нравилось ему менять сознание людей. Смотреть на то, как они глазами хлопают, да с открытыми ртами его речи слушают.

«Общество изменится, лишь когда молодняк учиться начнёт. А то так у нас и врачей не останется. Все будут либо брови делать, либо ногти. Ну или салоны ненужные открывать. Какой-нибудь очередной магазин ручного мыла. А во всём родители виноваты да учителя. Не могут любовь к предмету привить. Всё на самотёк бросают. А дети же – наше будущее. Нельзя так с ними. Подавят морально ребёнка, а потом, спустя время, к кому лечиться пойдут? В школах всё в последнее время на баллы да рейтинг упор делают. А то, что детей мечтать учить надо и ответственность к профессии прививать, их не волнует»

Иногда Егор был сильно категоричен в своих высказываниях, но это Дорофееву даже нравилось. Крылов был единственным, кто с армии до сих пор поддерживал с ним связь и соглашался с некоторыми его суждениям. Правда, женщин он, в отличие от него, уважал, но небольшое расхождение во взглядах лишь освежало, давая почву для споров. Откровенных таких, философских.

«И зачем читать все эти философские труды, когда настоящая философия рождается тут, за бутылкой хорошего пива или вина?»

– Интересно будет посмотреть на это. Ты только это, за Гелей следи. Олег парень толковый, за ней, конечно, приглядывает, но всё равно, мало ли?

– Ты слишком недооцениваешь свою дочь. – мудро заметил Егор. – Она девочка умная. С кем попало не свяжется.

«А мечты и правда имеют тенденцию сбываться» – сладко думала Ангелина, лежа на своей кровати и смотря в потолок. Время было уже позднее, но разговоры за стенкой всё не стихали. Основной свет в её комнате был выключен. На столе горела лишь настольная лампа. Очередной подарок от вечно пропадающей матери. Из-за обилия мыслей девушка всё никак не могла уснуть, поэтому блаженно разглядывала узоры на собственноручно раскрашенном потолке.

«Егор Александрович будет нашим преподавателем»

Эта новость казалась слишком сказочной. Там, под её кроватью, хранился целый ватман с планом её поступления в Питерский вуз после обучения в колледже. Подробная инструкция выживания в большом городе и несколько путей отхода, если поступить в нужный у неё не удастся. Она готова была ждать годы ради своего шанса переехать в Питер. Да хоть в разваленную квартирку. Лишь бы иметь возможность заходить к Егору Александровичу на чай. Лишь бы иметь возможность слушать его, под предлогом искреннего интереса к литературе.

Тогда это всё казалось её мечтой, и она могла лишь утешать себя мыслями о том, что всё в этом мире возможно. Быть может, у неё получится. Быть может, всё сбудется. А ведь действительно, сбылось. Причём относительно быстро и резко. Так неожиданно, что сознание ещё долго не могло всё осознать. Она будто спала. Спала и видела прекрасный сон, что в любой момент мог прерваться, оголив бездушную реальность.

«Егор Крылов будет преподавать в нашем колледже»

Она потянулась к карманам своих штанов, вытаскивая оттуда безжалостно помятые листы. Вытащив их, нежно и с трепетом развернула их. Девушка улыбалась, окрылённая своими мыслями. Она даже и не заметила, как открылась дверь. Как вошёл в её комнату раздосадованный Олег.

– Мухомор, чего смеёшься?

Ангелина вздрогнула, испугано подняв на брата глаза. Тот продолжал зловеще смотреть на бумажки в её руках.

– «Порочен и ничтожен»? – с иронией произнёс он. – «Тугодум в погоне за красавицей»?

«Он читал.» – пронеслось в её голове ужасное. – «Он всё прочитал!»

– Брат, я…

– «Без сожалений подтолкнул к обрыву». Ты совсем одурела?

Ангелина потупила глаза, испытав невероятный стыд. Сознание понимало, что стыдиться ей нечего. Если кому и надо стыдиться, то только ему, но годами внушаемая братом правда постепенно превратилась в реальность. Его правда в её реальность.

– Нет, я не хотела показывать, и там непонятно же о чём…

Он не стал её слушать. Как обычно. К чему был весь этот детский лепет? Последняя надежда на мирный диалог?

– Столько времени прошло… – сиплым, от гнева голосом, сказал брат, подходя к её кровати. – а ты до сих пор помнишь.

– Ты даже не извинился перед ней!

Секунда, и вот он уже стоит около её кровати, тяжело дыша от ярости. Грубые руки схватили её за волосы и больно дёрнули, заставив девушку посмотреть на него.

«Может, стоит закричать?» – подумала она. – «Егор ведь с отцом на кухне»

– Мне не за что извиняться. И, если я такой плохой, то чего ты ничего не сказала тогда?

Он опустил её и вальяжно сел на кровать, забирая себе бумажки.

– Твои стишки ничего не стоят. Ты показываешь правду лишь так, как удобно тебе, но не думай, что все будут жалеть тебя, когда узнают.

– Я не…

– Ты просто высосала конфликт из пальца. Знаешь, как таких как ты называют? Хочешь снова остаться одна? Я могу сделать так, чтобы не один из одногруппников не захотел общаться с тобой.

– Нет! – она быстро замотала головой, роняя слёзы от страха.

– Вот и славно. – шепнул Олег, разрывая написанные ей стихи на мелкие куски. – Очень надеюсь на твоё понимание.

Глава 4

Очередной учебный день порадовал обилием дождя. Огромные капли барабанили по старому стеклу, стекая ручейками вниз. Отличная погода. Подходящая, можно сказать. Она отлично аккомпанировала страшному объявлению, спешно повешенному на доску информации. Подходишь ближе, вчитываешься в немного нервный почерк, понимаешь степень всего происходящего, а в это время музыка дождя добивает твоё сознание мрачной атмосферой. И вот хоть бы солнце выглянуло. Да вот нет. Стальное и сердитое небо не давало солнечным лучам даже малейшего шанса на то, чтобы порадовать жителей Браженска. Природа часто будто чувствует настроение людей. Она словно бушует, разделяя негодование и скорбь со всеми.

«В целях защиты студентов колледж имени Гоголя со следующей недели переводится на дистанционное обучение. Напоминаем пользоваться антисептиками и принимать профилактические действия. Также в это воскресенье будет назначен разговор с психотерапевтом на тему самоубийств среди подросткового населения»

– Неужели, это снова начнётся? – устало выдохнул Гриша, потирая шею. – В прошлом самоизоляции не хватило?

2020 год мог похвастаться тем, что принёс в жизнь студентов все прелести самоизоляции. Сначала ничего, кроме радости, всё происходящее не вызывало. Но позже, когда всё затянулось на долгое время, многие стали побаиваться неизвестного вируса.

Началось всё с новостей. Потом пошли обсуждения на тему того, кто и зачем пытается обмануть мирный народ. До самого конца были те, кто, ударяя кулаком в грудь, говорил, что всё это просто прикрытие. Что новая болезнь лишь выдумка, прикрывающая что-то по истине ужасающее. Удивительно, но и 2021 год не принёс желаемого облегчения. Учёба скакала с очного на дистанционное, ходить по магазинам без маски было и вовсе запрещено, а в больших городах были открыты специальные Ковид-центры.

– Говорят, в колледже кто-то из преподавателей заболел. – Зоя скрестила на груди руки. – А вообще, новую волну ещё в августе обещали, если правильно помню.

– Кто мог вообще знать, что мы станем свидетелями пандемии? – устало спросил Гриша, отходя к окну. – Пандемия, что всё так и не хочет заканчиваться. У меня такое чувство, что дальше будет ещё хуже. Будто кто-то решил провести массовую чистку.

Гриша ещё с 2019 года начал ощущать тяжесть взрослой жизни. Постоянное напряжение стало его вечным спутником после выпуска из школы. Смерть матери, взвалившееся на его плечи новые обязанности. Дело было даже не в пьющем отце, которого он ненавидел всей душой, не в том, что ему, молодому парню, пришлось устраиваться на работу, и даже не в том, что теперь его сестра гуляла по ночам, пытаясь найти себе если не богатого, то хотя бы обеспеченного парня. Мама. Вот в чём была главная причина.

Ему нужна была мама. Пусть в своей скрипучей инвалидной коляске, пусть даже с немного поехавшим мозгом. Он мог бы выносить за ней ведро и самостоятельно мыть, лишь бы она была рядом. Она всегда была для них опорой. Той, кто подставит плечо в любой ситуаций. В тот вечер вместе с матерью он потерял свою опору. Раньше его не пугала ни масштабность пандемии, ни теории заговора. Сейчас же постоянное гнетущее напряжение смешалось со страхом будущего и поселилось в его сердце на постоянной основе. Он всё время ждал чего-то плохого. Во всём и всегда видел тень смерти, веря лишь в не радужные прогнозы. А может, он просто хотел в них верить? Хотел, чтобы они оказались правдой? Чтобы болезнь настигла его, и он, не осквернивший душу самоубийством, отправился к матери?

Как там пелось в маминой любимой песне? «Проснуться на облаке»?

– Я, например, не могла даже подумать о том, что когда-нибудь увижу труп. – пожав плечами, ответила Зоя. – А вообще, карантин – это даже хорошо. Сможем заняться группой.

Девушка подошла к другу и поставила сумку на подоконник. Краска на нём слегка облупилась, и Зоя, заметив это, принялась задумчиво ковырять её. Гриша устало следил за её действиями, не особо думая над тем, зачем она это делает. Вся ночь прошла в слежке за пьяным отцом, и сейчас немного поспать было его единственным желанием.

– Я ушла из клуба Волонтёров.

– Почему?

Она зажмурилась, сглатывая горький комок обиды. Пальцы сковырнули кусок белой краски.

– Маша.

Возможно, не многие бы смогли понять то, что творилось в беспокойной душе Зои Орловой. Не все бы смогли распознать в её сердитом голосе звуки скорби, а в её рассказе – просьбу о помощи. Она не была из тех, кто молчал о своих обидах, держа всё внутри своей души. Ей всегда хотелось кричать, подобно маленькому ребёнку, упавшему с велосипеда. Хотелось, чтобы кто-то выслушал, ибо даже самое маленькое, больше вежливое сочувствие вызывало в ней привязанность.

С Ангелиной они познакомились ещё в детском саду. Прехорошенькая новенькая в розовом платье подошла к ней и протянула небольшую куколку «Пинипон». В то время они продавались в любом игрушечном магазине и были почти у каждого ребёнка. Зоя показал свою куклу, её наряды, яркий красный бант. Геля раскрыла вышитую бисером сумочку и вытащила одежку от своей рыжеволосой красавицы. Удивительно, как мало нужно детям для того, чтобы построить дружбу на век. После садика они попали в один класс. Сидели за одной партой и вопреки всем играли в тогда ещё новые маленькие куклы. Сейчас уже название их уже и не вспомнишь. А тогда первоклассники фанатели от миниатюрных куколок с резиновыми вязанными шапочками, платьишками и ботиночками. У Зои была Кошечка, у Ангелины – Совушка, и вместе они были непобедимы.

В личном дневнике Зои ещё с пятого класса хранились воспоминания об их дружбе. Да, в том самом дневнике, что бережно хранился в ящике с воспоминаниями. Бледно-розовый, обклеенный пёстрыми наклейками. Настоящая иллюстрированная фотографиями книга жизни. Первая любовь, запечатлённая на приклеенных к дневнику переписках. Фантики от конфет, которые они ели, возвращаясь после школы. Общие снимки на плохую камеру её первого телефона. Вот она сидит в бежевом свитере с вышитой на нём кошечкой. Длинные чёрные волосы собраны в тугой хвост, перевязанный розовой резинкой. Рядом Геля с выкрашенными коричневой тоникой волосами демонстрирует испеченные ими печеньки.

В фильме о Гарри Поттере было показано зеркало Еиналеж, что могло показывать желаемое. Зоя смело могла сказать, что дневник её чем-то похож на это зеркало. Гарри видел в отражении своих покойных родителей из прошлого. Зоя, перечитывая дневник, могла заново ощутить то время, когда признаться в любви было её единственной проблемой. Время, в котором они с Гелей плели друг другу фенечки. Время, когда они вместе лепили бомбочки и учились краситься. "Это зеркало не даёт ни знаний, ни истины. Те, кто смотрел в зеркало не отрываясь, сходили сума" – говорил Дамблдор Гарри. Зоя тоже по-своему сходила с ума от того, что постоянно перечитывала дневник. Прошлое было для неё наркотиком. Единственным безопасным местом.

«Память о прошлом убивает надежду о будущем»

Она уважала Брускова и любила эту цитату. Даже распечатала её красивыми буквами на листке А4. Только вот как можно верить в будущее, когда в нём нет ни капли надежды? Будущее холодное и страшное, настоящее – блеклое и постное, как японский тофу. И только прошлое было ярким и насыщенным. Очень сложно отказаться от него. Отказаться от людей, которые были рядом, ведь тогда они казались самыми хорошими, и Зоя сделала бы всё, чтобы они вошли в её настоящее. Это и была одна из её главных проблем. Орлова была идеалисткой. Книжной девочкой, что верила в дружбу на всю жизнь, в то, что добро изменит мир, в вечную несгораемую любовь. А ещё она слишком быстро привязывалась. Видела только хорошее и не замечала плохого. Верила, что, если с ней поступают неправильно, значит, так было нужно. Какое-то время она пыталась с кем-то дружить, но ни один из её новых знакомых так и не смог подарить те ощущения, которые она испытывала, находясь рядом с Ангелиной.

После выпуска вся жизнь разделилась на "до" и "после". Словно в мутной дымке, она видела себя, валяющуюся на диване с телефоном в руках. Вспоминала свои голосовые, записанные зарёванным голосом. То, как просила выслушать, поддержать, помочь, а в ответ получала снисходительное молчание. Далее был первый учебный год в колледже (после одиннадцатого класса её перевели сразу на второй курс); бессонные ночи, недоедание, и, как следствие, синяки под глазами и почти дистрофичное тело. От этой жизни она уже ничего не хотела. Впрочем, как и объяснять своё состояние другим.

Только вот часто люди влезают в чужую жизнь, не снимая кроссовок и мокрого плаща. Влезают, не жалея чужих чувств. Влезают ради истории, ради ощущения адреналина, для разборок. Маша, сейчас уже Мартынова, была первой, кто указал на разлад между двумя бывшими лучшими подругами. Они учились в одном классе одиннадцать лет, и только это, как ей казалось, давало ей право на то, чтобы оценивать и решать. Мнение Зои, разумеется, никто не спросил. Всем было проще поверить в обидчивую на пустяки подругу, нагло оболгавшую тихую Дорофееву. А ведь Зоя пыталась объяснить. Отвечала на все поставленные вопросы. Сначала пыталась объяснить всё Маше, потом бывшим друзьям что, узнав о случившейся ссоре подруг, быстренько отказались от общения с Зоей. Никто не поверил Орловой, даже слушать не стали. А хотели ли?

Интересный факт. Иногда общество становится похожим на стадо обезьян, что совершенно не желает думать и сопоставлять факты. Им нужна была жертва. Нужен был обидчик. Нужно было шоу. Люди, когда этого хотят, могут отбить любое благородное желание. Бывшие друзья, да и просто знакомые, могут сделать твою жизнь нестерпимой из-за банального желания выгнать неугодного.

Стоило Маше немного поднажать, Ангелине промолчать, а остальным, поддавшись стадному желанию, демонстративно начать презирать, как Зою сразу же выгнали из клуба, которому та отдавала всё своё время. Причину "изгнания", разумеется, придумывали всем коллективом уже после, ибо надо было как-то куратору объяснить, почему самая ярая активистка так неожиданно бросила приходить на собрания клуба.

– Они считают тебя злым человеком. – Гриша мазнул взглядом по пустому коридору. – Хотя ты виновата только в том, что им не нравится твоя правда. Мне кажется, что Маша лишь использует ваш конфликт с Ангелиной, чтобы свою вину перед Кириллом заглушить; чтобы про её ребёнка никто не вспомнил. Тебе бы поступать в другой город.

– У таких, как мы, шансов мало. – Зоя схватилась за замок на портфеле и потянула его. – Пока есть время, буду учиться. После колледжа тоже можно поступить в университет. Да и на самом деле я тоже виновата, Гриш. Тут защищать меня не надо. Просто я хотела докричаться до неё, но выбрала не очень хороший способ. Ссоры вообще не нужно выставлять на публику, но тогда я об этом даже не подумала.

Зоя раскрыла портфель, после чего провела указательным пальцем по торчащему чёрному корешку. Сегодня после пар они вместе пойдут в участок и отдадут и эту книгу, и спрятанную там записку. Каждый раз, когда девушка смотрела на их ночную находку, ей становилось жутко. Будто сама смерть оставила на этой книге свой отпечаток. В ту ночь они прикоснулись к чему-то загадочному, и из-за этого в душе девушки зародилось нехорошее предчувствие.

– На сколько я знаю, она первая выставила всё на показ. Так почему себя винишь? – поднял левую бровь Гриша. – Я не осуждаю сейчас Гелю. Мне просто интересно.

– Мне было больно от её безразличия. Я просто хотела, чтоб она услышала меня. Вот и стала в красках объяснять, что случилось. Даже скрины переписок показывала, дура. Думала, раз моё мнение ничего не значит, то, возможно, чужое заставит её задуматься. Просто, у меня никого ближе её не было. Всё всегда ей одной рассказывала. А тут… Просто хотелось высказаться.

– И что, до неё дошло?

Зоя нахмурилась, плотно сжимая губы. Разумеется, ничего до неё не дошло. Разве что Зоя кое-что поняла. И, если честно, лучше бы она этого не понимала. Ангелина подошла к ней. Подошла, пряча за спиной дрожащие руки. Зоя видела, что та нервничала. Видела, как та старательно отводит глаза и собирается с мыслями. В душе Орлова не чувствовала торжества возмездия или чего-то подобного. Там порхала надежда. Скромная такая, синеватая птичка из детских мультиков. Надежда на то, что сейчас всё решится. Что дружба восстановится. Что они всё решат. Она была готова бросить к ногам Гели всю свою гордость, лишь бы та показала, что ей не всё равно. Лишь бы словом, жестом, да хоть взглядом показала, что ей не всё равно. Ведь это так страшно, когда родному человеку становится на тебя всё равно.

«Давай, ты не будешь всем рассказывать о том, как тебя, бедную, якобы обидели? Я не играю в эти детские игры. Мы выросли. Прими это! Я тебе ничего не должна».

Это был конец. Точка в конце огромного романа, который был захватывающим, но кончился не так, как ты того хотел. Нет, Зою не волновало то, что о ней будут думать. Она не хотела мести, не хотела давить на жалость. Она просто хотела докричаться. Хотела быть услышанной. Хотела, чтобы уже бывшая подруга почувствовала, как ей было тяжело. Что она испытывала, когда их дружба оборвалась. Она не верила, что такую дружбу как у них, можно было так легко закончить предательством. Не верила, что Ангелина вообще была способна на предательство.

«Ты всегда была ребёнком».

Это правда. Она всегда была неразумным дитём, верящим в идеальность и яркость реального мира. Верила в дружбу на всю жизнь, в откровения. Верила в то, что они поедут вместе в Питер, посмотреть на разводной мост. Ведь она так мечтала поехать в Питер. Ведь Зое было всё равно, где жить, лишь бы весело было.

«Пусть это останется на твоей совести. Ты единственная, до кого я хотела докричаться».

В тот миг она не проронила слёз. Молча ушла, даже не взглянув в сторону бывшей подруги. Наверно, безразличие – одно из самых страшных вещей. Момент, когда в тебе умирают все чувства. Нет любви, нет даже злости. Тишина. Пустая и никчёмная. Разочарование и простое желание уйти и больше не видеться с этим человеком. Черта, которую пересекли. С того времени Зоя перестала отвечать на вопросы и как-то защищаться. Ей было всё равно на то, что думают другие. Не было в этом смысла, если тот, до кого должны были дойти эти слова, ничего не испытывает.

– Вместо извинений она просила больше никому не рассказывать. – Зоя вытащила из портфеля жестяную банку с энергетиком и щёлкнула крышкой. – Она не думала о том, что сделала мне больно. Её волновало лишь то, что о ней подумают. Кто в этом виноват? Кто теперь уж скажет?

– И всё равно это не дело выгонять из клуба Волонтёров! – хмуро заметил Гриша, наблюдая за тем, как подруга пьёт свой энергетик.

Зазвенел звонок и постепенно из аудиторий стали выходить студенты. Зоя, убрав банку, промокнула губы краем свитера и, обернувшись к Грише, ответила:

– Всё что ни делается, всё к лучшему. Зато я смогу полностью посветить себя группе. Разве не прелесть?

– Ещё какая.

Гриша не на миг не поверил её напускному оптимизму. Знал, как важен был для неё этот клуб. Возможно, девушка с самого начала понимала, что не сможет так долго оставаться там. Возможно, морально готовила себя, поэтому сейчас так стойко переносит всё это. Она была из людей идейных. Из тех, кто смотрит на мир широко раскрытыми глазами и свято верит в то, что его можно изменить. Зоя просто не смогла бы сидеть на месте, ничего не делая и ни о чём не мечтая. Клуб Волонтёров давал возможность делать хоть что-то хорошее, и девушке это нравилось. Безмерно нравилось, когда люди объединялись для того, чтобы заняться общим делом. В этом она видела суть человечности.

– Прости, что меня не было рядом. – произнёс на одном дыхании Гриша, смотря в её глаза. – Мне действительно очень жаль.

После выпуска разговаривали они лишь пару раз. Обменивались в коридорах быстрыми кивками, иногда беседовали, стоя в общей очереди в буфет. Каждый из их класса пообещал после выпуска встречаться как можно чаще и, впрочем, как это обычно бывает, они ни разу после этого полноценно не гуляли. Каждый из одноклассников зажил своей жизнью; вошёл во взрослый мир в поисках своей судьбы и людей, разделяющих собственные взгляды. Только, судя по всему, они вместе с Кириллом и Зоей из этого течения жизни выпали. Выпали и теперь цеплялись друг за друга, обнаружив прежнюю лёгкость рядом с друг другом. Их собрала Зоя, и в её предложении они видели возможность облегчить свою неудавшуюся взрослую жизнь. Только вот Гриша совершенно забыл, что и у Зои были свои причины прийти в тот вечер на холм.

– Тебе было не до этого. Ты потерял мать. Это я должна была поддержать тебя.

– Многие утопают в проблемах, из-за чего не слышат просьбы о помощи. – Гриша задумчиво посмотрел на свои ботинки. – В этом никто не виноват, но так мир становится слишком одиноким и серым. Ведь никто друг друга не слышит. Только вот решать проблемы вместе было бы намного эффективнее; главное тут взаимность. Вместе всегда легче переживать невзгоды.

– Мне жаль, что я не поддержала тебя. Потерять подругу не так страшно, как потерять мать. – Зоя опустила глаза на свои ноги. – Это я должна извиниться перед тобой. Всё ругаю Кирилла, а сама ничем не лучше. Уход Гели не стал концом света, но я зациклилась на этом. Пыталась что-то доказать. Ненавидела. Ты один из нас не опустился до ненависти.

– Обесценивать свои чувства не надо. – Гриша усмехнулся. – Боль, маленькая она или большая, всё равно боль; не нужно сравнивать её с другими, не нужно выяснять, кто больше страдал и кто больше заслужил поддержки. Одиночество, как и попытка оттеснить свои чувства, – довольно страшные вещи. А что на счёт ненависти. Кто сказал, что я никого не ненавижу? Ненавижу своего слабого отца, ненавижу судьбу, что так поступила с моей матерью. В этом мы одинаковые.

Зоя приблизилась к Грише. Сочувственно похлопала его по плечу. Она очень хотела помочь, но совершенно не знала, что, в данном случае, уместно сказать. Гелю рано или поздно она сможет забыть, понимая, что не была Дорофеева настоящей подругой. А вот он потерял мать и уже не сможет её воскресить. Такая боль, к сожалению, вечна. Всё равно, что жить с неизлечимой болезнью. Есть только одна вещь, которую люди не в силах поменять. Это смерть. Смерть – это точка, и нет в ней ничего красивого и романтичного.

На девушку вдруг внезапно накатил стыд. Всё это время она сидела в клетке из собственных разбитых надежд и жалких воспоминаниях прошлого и даже не пыталась взглянуть трезвыми, не замутнёнными болью и ненавистью глазами на мир вокруг. Она чувствовала себя преданной всем миром и не принимала то предал мир не только её. Да и предавал ли вообще? Мир такой, как он есть, и вопросы о его справедливости весьма глупы и наивны. Возможно, мир то и вовсе не виновен. Виновны люди, что отчаялись и сдались. Люди, что остудили сердца и вместо того, чтобы дать им разгореться.

Зачем Зоя не стала хранить в секрете все, что случилось? Она лукавила, когда заявила, что хотела просто докричаться. Вместе с этим желанием она хотела мести. Хотела справедливости. Если копнуть ещё глубже, она хотела всё вернуть. Пока Орлова вела себя как маленький выброшенный ребёнок, другие вставали и просто что-то делали. Кто-то хотел большего. Кто-то меньшего. Гриша пошёл работать и при этом продолжал учиться. Он не ударялся в ностальгию о прошлом, а старался жить настоящим несмотря на то, что боль, которая ослепляла его, была слишком оглушительной.

Она винила в своём одиночестве других. Пока у Гриши не было времени на то, чтобы кого-то винить. Они с Кириллом списали себя со счетов. Жизни из-за предательства, когда Гриша списанным быть не желал. Пока Зоя в истеричном припадке желала, чтобы кто-то встал на её сторону, просила, чтоб открыто поддержал. Гриша не ждал от кого-то поддержки. Ему тоже нужна была помощь, но он не предъявил ни её, ни Кириллу за то, что они даже не написали ему. В конечном итоге Гриша оказался самым взрослым из них троих. Орлова считала Дорофееву ужасной подругой, но могла ли она сама назвать себя хорошим другом?

Послышались знакомые голоса. До боли, до зуда под ложечкой знакомые. Один тихий, смирный, почти шёлковый; другой – басистый, уверенный. И один тонкий, напоминающий голос маленького ребёнка. Даже поворачиваться в ту сторону не стоило. Уже можно было догадаться, кто идёт. Гриша сразу, как только услышал их, подошёл ближе к подруге и, наклонившись, прошептал ей на ухо:

– Пошли в класс. У нас же общая пара, верно?

Зоя кивнула и, быстро выкинув банку в стоящее рядом мусорное ведро, застегнула рюкзак. Тем временем троица уже подошла к стенду и с интересом принялась изучать информацию. Зоя даже с облегчением выдохнула. Внимания на них особо никто не обратил. Хотя могли бы. Маша в целом была девушкой охочей до перепалки. Зоя, если по-честному, тоже.

– Опять пугают. – скривилась блондинка. – Будто без этого проблем нет. Всё не знают, на что народ отвлечь.

«Тише. Тише!» – спешно повторяла про себя Зоя, пока они с Гришей проходили мимо троицы. – «Это не твоё дело. Это не твоё…»

– Верят в это, как идиоты. Маска, антисептик… Как будто это кого-то спасёт. Обычная простуда, не более. Я болела, и всё нормально было. Ну температура небольшая, ну витамины, ничего такого. Мандаринов поела, и всё. Болячка такая только стариков цепляет, а уж тем любой чих страшен. Только и делают, что страдают ерундой. Чего боятся? Стариков заразить? Так им всё равно в могилу. Какая разница от чего? – фыркнула Мария, отбрасывая свои волосы назад.

Олег засмеялся и дружески приобнял Машу за талию. Ангелина потупила глаза, предпочитая промолчать.

«О, мама, честное слово, я пыталась!»

Зоя резко остановилась. Так резко, что Гриша, не успев отреагировать на это, сделал несколько механических шагов вперёд. Он много раз видел сцены ссоры между Орловой и Мартыновой. Оставлять этих двоих наедине не стоило. Друзья Маши явно останавливать подругу не будут. Олег даже подначивать начёт. У Зои характер тоже взрывной – ответит, как ответит. Сколько раз в кабинет директора вызвали. Больше игнорировать проблемы своей бывшей одноклассницы и, как следствие всего произошедшего, бывшей подруги, Гриша не желал. Достаточно от мира закрывался. Хватит. Мама бы такой жизни не одобрила.

– А ты у нас как всегда всё больше всех знаешь? – иронично спросила Зоя, разворачиваясь к Мартыновой. – Докторскую степень, я смотрю, получила.

Вся троица тут же заинтересованно уставилась на Зою и Гришу. Олег с интересом, Маша – с азартом, а Ангелина – с тихим ужасом. Зою по возможности Дорофеева пыталась избегать. Не выдерживала сердитых взглядов в свою сторону.

– Кто это у нас тут заговорил? – Маша скривила губы в улыбке. – Снова начнёшь тираду о человечности?

Гриша предупреждающе схватил Зою за руку, всем своим видом показывая той, что лучше сейчас просто уйти. Маша, заметив это, завелась ещё сильнее.

– Что, столько времени не общались и теперь снова друзья? А может, что-то больше?

– Не твоего ума дело! – едко выплюнул Гриша, дёргая Зою за рукав. – Идём!

– А ты родила ребёнка в восемнадцать и думаешь, что уже взрослая? – Зоя грубо выдернула свою руку из хватки друга. – Ах да, прости, ты ведь у нас не по мере умной и взрослой всегда была. Думаешь, что судить можешь? Только вот ты видела, сколько людей умирает? Если ты так легко перенесла болезнь, не значит, что другие перенесли так же просто! А что насчёт стариков? У тебя бабушек и дедушек нет? На них тебе всё равно? Или как ты там вчера говорила, когда провожала меня с клуба? Естественный отбор?

– Вот только бабушку мою не трогай!

– А я её и не трогаю! Тебе самой всё равно на болезнь и на то, что она может сделать. Это ведь удел стариков. Сама так сказала!

– Да я тебе сейчас глаза выколю!

– Да ты только угрожать и можешь, грёбаная чихуахуа!

Мария плотно сжала зубы. Сейчас она была похожа на фурию, и от привычной миловидности остался только бледный призрак. Ангелина в какой-то момент схватила её за руку и дёрнула. Та даже не обратила на неё никакого внимания. Дорофеева чувствовала: надо что-то сказать, но совершенно ничего не приходило в голову.

– Вы студенты третьего курса?

Ангелина подняла испуганный взгляд на подошедшего к ним мужчину. Егор стоял в своём любимом сером костюме и невозмутимо смотрел на них, скрестив на груди руки. Холодные глаза мазнули по студентам, после чего с интересом уставились на Ангелину, будто Егор ожидал ответа именно от неё.

– Да, Егор Александрович, здравствуйте! – Олег вышел вперёд, лучезарно улыбаясь. – Вы что-то хотели?

Ангелина спряталась за спиной брата. Маша продолжала сердито смотреть на Зою, но всё же отошла назад, прислушиваясь к голосу разума.

– Просто интересно, почему взрослые люди устроили разборки в общественном месте. – невозмутимым голосом ответил преподаватель. – Хотел напомнить ваш статус и возраст.

Олег бросил на Машу предупреждающий взгляд. Та, нервно выдохнув, приветливо улыбнулась, будто сейчас вела милую беседу с подружками, а не угрожала расправой однокурснице. Она смышлёной была. Понимала, кому стоит улыбаться, а кому – нет. Возможно, поэтому Ангелина и держалась за неё. Видела в ней копию своих нерадивых братца и отца.

– Извините, Егор Александрович, такого больше не повторится.

– Только не на ваших глазах. – излишне громко пробубнила Зоя.

Гриша обречённо вздохнул. Зоя нравилась ему, но вот эта её несдержанность часто создавала проблемы. Что в школьные годы, что в студенческие. Правда, в студенческое время её несдержанность приобрела какую-то слишком пугающую форму. Можно даже сказать – патологическую.

Егор Александрович перевёл взор своих равнодушных глаз на чёрную макушку наглой девчонки. Та даже не соизволила развернуться к нему лицом. Всё на белокурую студентку смотрела. Будто никого не замечала вокруг себя. В конце концов, Егор просто не выдержал такого игнорирования к собственной персоне.

– Может, вы хотя бы развернётесь к тому, кто с вами разговаривает? Могу узнать ваше имя?

Зоя резко обернулась, сверля нового преподавателя сердитым взглядом. Было что-то необычное в её взгляде. Что-то глубокое, но и поверхностное одновременно. Решимость, присоленная обидой. Нетерпимость и горький гнев. Серые глаза будто излучали эти чувства изнутри. Словно бы их переполняла расплавленная лава, что так и хотела вылиться наружу, но не могла из-за барьера. Её глаза были подобны луне, что светит на чёрном небе и приманивает к себе взгляды. Смотришь и не можешь насмотреться. Какая-то дьявольская сила. Что-то плохо объяснимое и редко встречаемое. Огромная сила уверенности и целеустремлённости, заставляющая покориться. Будто отвернуться от такой красоты – всё равно, что предать саму суть природы.

У него, кажется, пересохло во рту. На Егора во все глаза недоумённо смотрели старшекурсники в ожидании какого-то нагоняя. Молчание затянулось. Сердце быстро стучало в груди, отзываясь шумом в ушах. Она, видимо, восприняла это как терпеливое ожидание ответа. Только вот Зоя не была бы Зоей, если бы просто ответила и извинилась. О нет. В последнее время её переполнял такой гнев ко всем людям, что она готова была вылить его на голову даже плохо знакомому человеку. Будто наглость и желание что-то и кому-то доказать стало её жизненным кредо. Так и продолжала смотреть, восприняв зрительный контакт и молчание за брошенный ей вызов.

«Буду молчать до тех пор, пока она не ответит. Моральное давление. Педагогическое пособие для чайников»

– Надеюсь, вы не вздумаете прогулять мою пару. – собравшись с мыслями, ответил новый преподаватель. – Взрослость характеризуется разумом и спокойствием, только подростковый возраст связан с бунтарством.

Он развернулся, не став дожидаться ответа. Спокойно направился к нужной двери, гоняя в голове внезапно встревоженные мысли. Даже не услышал, как она бросила ему в след:

– А я так и не повзрослела, вы не знали?

Глава 5

Михаил Васильевич, преклонных лет мужчина, работающий охранником в Гуманитарном колледже, уже как лет десять сидел за своим рабочим местом и встречал каждого студента, входящего в обитель образования, своими шуточками. Его потускневшие синие глаза смеялись и по-доброму смотрели на каждого. Старческие морщины не портили, а только украшали лицо этого радушного старика, что пользовался уважением не только у преподавателей, но и у студентов.

– Кошелькова! Что, всё-таки решила продолжить учёбу? Не нашла жениха, так решила образование получить? О, Попов! Восходящая звезда! В этом году ваше великолепие опять не соизволило носить с собой пропуск? Знаю, что должен знать вас в лицо, но память уже старая, иногда подводит!

Студенты проходили мимо, улыбались, кивали головой в знак приветствия и, не сдерживая смех, проходили в гардеробную. Никто не обижался на Михаила Васильевича. Он всегда ко всем относился сердечно, мог дать совет и поддерживал, когда наступало время сессии. Его юмор никого не задевал, наоборот, поднимал настроение и будил сонных студентов, настраивая их на долгие часы за деревянными партами. К нему относились, как комику, и между собой называли вторым Павлом Волей.

– Опять грязи натащили! – бурчала гардеробщица Лидия Ивановна, вешая мокрые ветровки и кожанки на крючки. – Для кого тряпка возле двери лежит? Вытереть сложно?

– Дождь же, Лидия Ивановна! – продолжая улыбаться, выкрикивал со своего места охранник, подмигивая студентам. – Тряпка одна, а студентов много. Вымоет потом пол уборщица. Не душните!

Лидия нахмурила свои тонкие, криво выщипанные брови.

– А вы, Михаил Васильевич, я смотрю, своим стали? – едко выдавила она. – Слово новое выучили… Душнить…

Раздалась противная трель звонка, и оставшиеся в фойе студенты бросились в рассыпную. Когда из ребят никого не осталось, женщина выдохнула и, скользнув взглядом по грязному полу, покачала головой. Михаил взял со стола пёстрый журнал и раскрыл его на заложенной странице. Лидия, отдёрнув чёрную, покрытую блестками кофту, схватилась за деревянную ручку швабры.

– Не спешите, дорогая, – охранник вытащил из ящика стола новый, хорошо заточенный карандаш. – Фомин ещё не пришёл.

– А откуда вам знать, что он вообще придёт? – фыркнула Лидия. – Может, опять на соревнования уехал.

Мужчина глянул на монитор, после чего ответил:

– Так вот он бежит, торопится. Да оставьте свою швабру! Ей-богу! В конце дня придёт Максимовна и всё уберёт!

Лидия Ивановна смерила охранника сердитым взглядом, после чего всё-таки отложила швабру. Скрипнул хиленький деревянный стул. Раздалось тихое шуршание полиэтиленового пакета. Женщина вытащила два сваренных яйца и, ударив одно об угол стола, принялась аккуратно очищать его от скорлупы. Тем временем тяжёлая деревянная дверь громко хлопнула и раздались торопливые шаги.

– Доброе утро. – спешно поздоровался с Михаилом Антон, вытаскивая из кармана чёрной кожанки пропуск и прикладывая его к турникету.

– Что, решил с утра пробежку себе устроить? Все твои вот давно уже пришли.

Турникет пискнул. На дисплее высветилась зелёная стрелка и парень, отодвигая массивные железные палки, вошёл внутрь.

– Конец лета праздновал. – быстро бросил охраннику Антон, и даже не посмотрев в сторону гардероба, бросился дальше.

– Такой на вид презентабельный, а ведёт себя, как незнамо кто! – заворчала Лидия, разрезая почищенное яйцо. – Вроде отец такой видный. Адвокат. Сын, видимо, не в него пошёл.

Охранник тяжело вздохнул, после чего принялся за разгадывание нового кроссворда, старательно игнорируя начавшуюся о правильном воспитании речь Лидии. Женщиной она была, конечно, хорошей, видной. Для своих лет неплохо сохранившейся. Одно плохо – по характеру склочная, ко всему придраться любит. Всё ей было не так.

– Вот хорошо, что у нас Егор Александрович появился! – продолжала свою тираду гардеробщица.

Охранник отложил журнал, заинтересованно уставившись на знакомую. Чтоб Лидия Ивановна, и кого-то кроме директора хвалила? Мир ещё не сошёл с ума?

– Видел, видел, – задумчиво ответил ей Михаил. – Фамилия у него Крылов. Насколько знаю, из Питера приехал.

– Да, да, – закивала головой Лидия, обрадованная тем, что смогла зацепить внимание. – Как он выглядит! Такой элегантный! Такой вежливый! И такой серьёзный! Есть какая-то своя красота в его хмурости. Сразу видно – образованный человек!

Надо бы отметить, что Егор Крылов редко когда работал с обычными детьми. На его прошлой работе были разные студенты, как трудные, так и лёгкие для разговора, но всех их объединяло одно – невероятная страсть к обучению. Родители их заносили кругленькую сумму, и золотые чада изо всех сил ловили и пожирали каждое выпущенное преподавателем слово. Не было тех, кто по собственной воле пропускал занятия, не было тех, кто не интересовался дополнительными семинарами или лекциями. Все знания записывались или распечатывались, после бережно хранились, словно нечто ценное и до жути дорогое. Неуспевающие валялись в ногах, выпрашивая поддержку. А Крылов, будучи ценителем упорства и желания, всегда был готов им бесплатно помочь, объяснив тот или иной материал.

У самого Егора отношение к деньгам было специфическим. Он, как и любой человек, любил наблюдать кругленькую сумму на своей карточке, но, когда дело касалось литературы, всё это просто теряло своё значение. Если студент искренне интересовался его предметом, то он был готов до посинения, до самой глубокой ночи сидеть с ним, объясняя смысл того или иного произведения, объяснять тот или иной литературный приём. Зачастую такие благородные порывы студенты воспринимали, как особо ценный подарок, пусть даже и бесплатный. Поддавшись своему благородному порыву преподавать литературу на должном уровне обычным студентам, Егор искренне верил в то, что студенты воспримут его лекции с тем же рвением и благодарностью.

Каким оглушительным было его разочарование, когда, вытащив из портфеля бланки, он окинул группу изучающим взглядом и нашёл только пару лиц, с интересом смотревших на него. Остальные либо сонно кивали головой, то и дело собираясь отдаться Морфею, либо сидели в телефонах, не очень умело скрывая их за обшарпанными пеналами. Полные восхищения и некого томительного ожидания взоры из его представлений об этом дне нигде не наблюдалось. Правда, были среди студентов и те, кто отвечал надуманным требованиям нового преподавателя. Уже знакомый ему Олег, чей взгляд был скорее полон усталости и ожидания конца, чем интереса, его товарищи, ну и дочка старого друга, Ангелина, что как раз-таки смотрела на него с привычным ей восхищением и радостью.

– Дорогие студенты! Рад встрече с вами. Меня зовут Егор Александрович. Приехал к вам из Санкт Петербурга. Буду работать преподавателем литературы. – внутренне подбодрив себя, начал Егор.

Молчание. Был слышен лишь шелест листаемой кем-то тетради, дробь дождевых капель по оконному стеклу, вибрация чьего-то телефона. Полное безразличие ко всему происходящему. Студентка, что так и не назвала ему своего имени, украдкой зевнула, после чего упёрлась подбородком о кулак, подняв на преподавателя меланхоличный взгляд. Крылов почувствовал, как в его душе начинает расти неприязнь к этой особе. Этот скромный зевок и полное равнодушие в глазах больно ударили по его самолюбию.

– В этом году я бы хотел отойти от поставленного плана обучения и предоставить свой, усовершенствованный и одобренный профессором культуры и образования Леоном Семёновичем. – нервно откашливаясь, продолжил Крылов. – Увлекательные статьи, написанные лично мной! Дополнения знаменитых профессоров! Профессиональный взгляд на русскую и зарубежную литературу! Психологический разбор героев!

Мужчина говорил громко, подобно настоящему оратору, что благодаря своей манере речи и навыкам общения вовлекает народ в волнующую его тему. Крылов оживленно жестикулировал, поднимая вверх руки, обозначая огромный по своей величине и ширине масштаб значимости значения литературы, чуть ли не скакал на одной ноге, чуть ли не превратился из оратора в шута, развлекающего народ, а из шута – в молящего об интересе нищего. Всё тщетно. Как был он и его идеи безразличны слушателям, так всё и осталось.

Сероглазая, как окрестил незнакомую студентку Егор, смогла его удивить. Внести свою некую яркую лепту в это общество серого безразличия. Девушка так внимательно слушала его речь, что даже убрала с парты локоть и села прямо, уверенно. Лёгкая улыбка, которую Крылову удалось застать в момент её проявления, имела оттенок какой-то задумчивости. Глаза так и сверкали воодушевлением, давая подпитку для его самолюбия. В аудитории было примерно ещё человек пять, что тоже заинтересовались его страдальческой идеей, но из всех них отчего-то именно её глаза врезались в самое нутро. А странная улыбка вообще наделила студентку некой загадочностью.

И всё же марево успеха растворилось, когда, закончив пламенную речь, Егор, окрылённый хоть маленьким, но достижением, спросил:

– Может, вы хотите рассказать о какой-нибудь своей любимой книге?

Спросил всех, а смотрел на неё, ожидая какой-нибудь ответной реакций. Сероглазая задумалась. Глаза её стали туманны. Возможно, Зоя бы и хотела что-то ответить, встать, начать свои размышления. Только вот от одной мысли, что ей придётся открываться перед Ангелиной и её друзьями, начинало мутить. Тошнота стала чем-то привычным, когда дело касалось Дорофеевой. Грише же просто было не до этого. Он лениво ковырял карандашом дырку на парте, рассуждая, как бы ему успеть поесть перед своей сменой.

– Ну, хорошо. – разочарованно выдохнул мужчина, направляясь к столу. – Тогда придумаем вот что. На следующих парах, в начале, каждый из студентов представит небольшой доклад о своей любимой книге, расскажет о том, что в этой книге он нашёл близкого для себя. Но, думаю, будет ещё лучше, если работать вы будете парами и представлять, разумеется, тоже. Вас слишком много, да и так вы сможете получше узнать друг друга. Нет ничего более сближающего, чем общая книга. После общей беды, конечно. – Егор слегка улыбнулся краешком губ. – Все мы знаем, что книги отражают нашу реальность. В персонажах мы видим свои черты, а в некоторых действиях…

Олег зевнул, после чего, подперев подбородок рукой, взглянул в сторону своей сестры. Она сидела, словно кукла, с широко раскрытыми глазами и слегка приоткрытым ртом. Дорофеева вообще не была мастером в сокрытии своих эмоций. Всегда как открытая книга. Дешевая книга с очень предсказуемым концом. Её любовь и безмерное уважение к Егору Александровичу было настолько очевидны, что Олег всё никак не мог поверить в то, что ни отец, ни сам преподаватель так и не догадались о чувствах Ангелины. В какой-то мере ему было даже её жаль. Чисто по-человечески. Но не более.

– Рот закрой. – насмешливо шепнул брат сестре, слегка хлопая её по макушке.

Девушка послушно закрыла рот, нахмурилась, потирая ушибленное место, после чего, почувствовав на себе чужой взгляд, резко обернулась. Там, за последней партой, рядом с Зоей сидел Гриша. Сидел и, нахмурившись, смотрел на неё осуждающим взглядом. От этого взгляда ей стало неловко. Лебедев знал, что произошло между ней и её братом. Знал и осуждал её стыдливое молчание.

Когда-то они были друзьями. Он шутил в моменты с их с Зоей ссор, говоря, что «такие подруги, как вы, просто не могут ссориться по-настоящему». Удивительно, но он даже не поверил, когда узнал, что они больше не общаются. Гриша даже долгое время не обращал на это внимание. Они жили в одном городе, но у них не было даже возможности поговорить. А нужно ли было? После того случая он явно дал ей понять, что не желает иметь ничего общего с ней. Ссора с Зоей только больше отдалила их. Правда, Ангелина до последнего надеялась, что он встанет на её сторону. Что не станет осуждать. Что прекратит общаться с Зоей так же, как и все. Смотреть на него сейчас было невыносимо. Впрочем, как и на Зою в момент её лютой ярости.

– Хватит на неё смотреть! – Зоя легонько стукнула друга по руке. – Не мешай слушать лекцию её обожаемого преподавателя.

– Заботишься о ней? – Лебедев усмехнулся.

– Только в другой жизни. – девушка закатила глаза, после чего ткнула пальцем в разложенную на её коленках книгу. – Посмотри лучше сюда!

Гриша, в последний раз взглянув на Гелю, наконец, обратил своё внимание на Зою. Он даже не заметил, как она посреди пары вытащила найденную книгу и положила её на свои коленки. В прошлом Зоя часто умело списывала контрольные. Видимо, прятать под партой вещи – это её особый, приобретённый в школьные года навык, что, судя по всему, со временем никуда от неё не делся. Её пальчик с аккуратным розовым ногтем указывал на едва различимый рисунок, сделанный карандашом. Парень нагнулся ближе, силясь рассмотреть его получше. Зоя, желая ему помочь, слегка подняла книгу, выгибая страницу так, чтоб солнце хорошо освещало её. Только тогда мутные очертания рисунка превратились в весьма ясный и чёткий символ. Щит с мечом, на фоне которого красовалась лента с надписью «МГБ».

– Это же герб нашего шуточного клуба защиты школьного порядка! – удивлённо прошептал Гриша.

Однажды в школе, где учились ребята, появился загадочный ученик, что постоянно рисовал пугающие граффити в туалетах. Вычислить нарушителя не удалось даже при помощи камер. В тот год Василий, молодой завуч, создал липовый клуб школьных защитников. Даже герб нарисовал для поднятия духа. Пока он пил чай на посту охраны, ученики, распираемые собственной важностью, сидели в туалетах каждую перемену, пытаясь поймать нарушителя. Про эту историю знали все в их школе. Знали и посмеивались, понимая, что всё это не больше и не меньше развод, ибо сам Василий решать эту проблему не хотел. Не до этого было.

– Данил разве учился с нами в одной школе? – Зоя задумчиво потёрла подбородок, пытаясь вспомнить что-нибудь про умершего.

– Не знаю, скорее всего, нет. Да и что в этом такого? – Гриша осторожно прикоснулся рукой к глянцевым страницам. – Может, рассказал кто?

– Зачем тогда рисовать это? – удивилась Зоя. —Слушай, я ещё кое-что тут нашла. Вот, посмотри сюда!

Гриша скептически поднял бровь. Зоя перевернула страницу. На следующем развороте всё было исписано странными надписями. Они были сделаны карандашом, поэтому заметить их при беглом просмотре было сложно. Буквы были размашистыми, вдавленными в несчастные листы. Человек, писавший их, явно делал это в порыве гнева или находясь в состоянии истерии. От одного только взгляда на это на спине появлялся холодный пот.

«Я не я»

«Он в моей голове»

«Спасите, спасите, спасите!»

Лебедев осторожно посмотрел на Зою. Та была явно возбуждена и даже не собиралась пугаться из-за найденных ею надписей. Орлова всегда любила фильмы о загадочных смертях, мечтая когда-нибудь расследовать своё дело. Гриша был почти уверен в том, что вся эта ситуация её больше вдохновляла, чем пугала. Сам же Лебедев ничего, кроме страха, не ощущал. Одно дело фильмы, где вся ситуация – постанова, а убитые всего-навсего актёры. Другое – когда ты сам лицом к лицу сталкиваешься с трупом, а затем находишь что-то подобное, не зная, как это воспринимать. Смерти в реальной жизни – это всегда трагедия, а не незабываемое приключение.

– Возможно, он знал, что за ним следят, поэтому и делал эти записи в книге, в надежде, что их прочитают. – выдвинула предположение Зоя.

Тут Лебедев невольно вспомнил вчерашнюю ночь, когда он во время поедания заваренной лапши быстрого приготовления смотрел посты в городской группе. Сначала читал новости, оставлял свои комментарии, следил за изменениями в расписании автобусов. Потом так, из интереса, дошёл до новостных сводок, где местный журналист выложил пост с предположением о наличии в городе маньяка.

«Столько смертей одним и тем же образом просто невозможны!» – гласил пост. – «Хоть раз были такие случаи в нашем городе? Группы смерти были давно повержены, а наша охрана порядка уверенно заявила, что ничего общего между жертвами нет! Но разве такое возможно? Разве столько самоубийц не кажутся вам странным явлением?»

«Может, за ним и правда кто-то следил? Но почему он не попытался рассказать обо всём родным или полиции? Разве это не надёжнее оставленных карандашом надписей? Шанс, что кто-то их найдёт невероятно мал. Он просто не мог помочь себе этим.»

– Что там было про остальных? Двое же с нашей школы были, верно? – Гриша ближе подсел к Зое, внимательно изучая надписи.

– Верно, но остальные? Из других школ тоже были, да из универа даже один. Только из Казани, вроде как. Нет, школа определённо не связывает их всех. – с сомнением в голосе ответила ему подруга.

– Жаль, если бы все жертвы были из одной школы, то символ нашего клуба можно было бы считать знаком. Целая детективная история нарисовалась бы.

– В любом случае, надо передать вещи в полицию. Может, кроме этого, всего там есть что-то ещё что мы не заметили. А они уж как-то сами передадут вещи родственникам.

– Я так понимаю, у вас есть вещи намного интереснее литературы. Что это?

Мужская рука, появившаяся из ниоткуда, грубо выхватила книгу. Ребятам только и оставалось глупо таращиться на неё, не зная, что сказать. Они оба впали в своеобразный ступор и просто не знали, что должны сейчас сделать. Выхватить книгу и сломя голову бежать в полицейский участок? Рассказывать о страшной находке? Или лучше промолчать, ибо теория слабая, больше похожая на бред подростка, думающего, что все против него. Ведь мало ли. Вдруг всё это просто признаки психического расстройства? Только вот найденный стишок, строки из которого были найдены на странице другого погибшего ученика, не казался простым совпадением и делал их теорию более стоящей и ясной.

Зоя думала, что вот сейчас преподаватель найдёт в книге странные надписи, спросит, затем, возможно, сам отнесёт эту книгу куда следует. Ну или хотя бы спросит, что это за бред. Сейчас её не волновало то, что их застукали на уроке за посторонним делом. Её больше волновало то, что она не знает, как им поступить правильно. Стоит ли придавать найденному значение? Возможно, ей просто хотелось услышать от кого-то, что они это надумали? Что всё не так жутко, и это всё были простые самоубийства?

Егор, забрав книгу себе, громко захлопнул её, привлекая к себе внимание аудитории. На его лице застыла маска холодного равнодушия.

– Так как ваше имя? Может, хоть сейчас откроете мне этот секрет? – холодно спросил он, смотря прямо в её напуганные глаза.

Зоя поднялась со своего места, бросая в сторону друга печальный взгляд. Со стороны парты Маши раздались приглушённые смешки.

– Отдайте книгу! – попросила Зоя, протягивая руку вперёд.

Егор Александрович заиграл желваками, но повторил свой вопрос спокойным, совершенно нерассерженным голосом, проигнорировав её жест.

– Как вас зовут?

– Да Зоя! Зоей меня зовут! – всплеснула руками Зоя, сама не понимая, почему так вдруг рассердилась. – Да, мы вас не слушали! Извините нас, пожалуйста! Такого больше не будет! Отдайте, пожалуйста, книгу, она очень важна!

– Могу я узнать, чем сборник страшилок важнее поставленной пары? Может, вы всем расскажете о ценности крип пасты в мировой культуре, Зоя?

– Мы не хотели прерывать вашу пару! – сглотнув комок, уверенно ответила студентка. – Но эта книга была у Данила, и мы должны отдать её как улику в полицию. Пожалуйста, верните. Я уберу её, и вы можете назначить мне любое наказание.

Аудитория затаила дыхание, услышав знакомое имя. Студенты развернулись, смотря то на Зою, то на преподавателя заинтересованными глазами. Зоя ожидала чего угодно. Ругани, насмешек, может, даже просьбу покинуть пару. Только преподаватель будто не воспринял её слова всерьёз. Он молча стоял рядом с ней, что-то ища в её глазах. Его взгляд был таким дотошным, что девушке невольно стало не по себе. Словно ощутить себя полностью обнажённым и абсолютно безоружным перед хищным зверем, раскрывшим свою пасть. Но всё-таки это был не зверь, а самый обычный преподаватель, зачем-то уставившийся на неё.

Егор Александрович снова будто потерялся во времени. Это происходило с ним впервые со времён студенчества. В её глазах будто сидел незримый обычному глазу волшебник, каким-то образом порвавший ткань бытия, отправив его в прошлое. Вернув ему его прошлое сердце, что ещё было молодо и горячо, чувственно и пылко. Он, возможно, даже услышал, как рвётся ткань реальности, услышал, с каким металлическим лязгом замирают шестерёнки времени. Её ответ, как и в прошлый раз, растворился в воздухе, словно не имел никаких оснований быть услышанным.

– Пожалуйста. – снова повторила Зоя, пытаясь вернуть преподавателя в реальность. – Эта книга принадлежала Данилу. Мы нашли её в его рюкзаке. Полиция захо…

– Понял! – грубо ответил преподаватель, без особого интереса рассматривая книгу. – Не думаю, что какая-то книга является важной уликой. Это всего лишь книга, Данил просто слабохарактерный человек, а ты всего лишь студентка, думающая, что может нарушать дисциплину. У его родственников горе, а вы решили воспользоваться случаем и поиграть в детективов? Заберёшь её у директора после всех пар.

– Да откуда вам-то знать, кто и… Просто откройте и посмотрите сами!

Он не стал её слушать. Спокойной походкой направился к своему столу, держа в руках злополучную книгу. Зоя от злости до крови закусила нижнюю губу. Руки самопроизвольно сжались в кулаки.

«Вечно от неё проблемы» – грустно усмехнулась Ангелина, снова сталкиваясь со взглядом Гриши. – «Зачем ты вообще с ней снова начал общаться?»

Белые деревянные двери аудитории отворились, и в помещение влетела белокурая Диана Николаевна. Женщина источала такой едкий аромат парфюма, что студенты, сидевшие за первыми партами, невольно задержали дыхание. Этот дешевый запах клубники никто не любил. Дойдя до стола преподавателя, женщина положила перед ним стопку бумаг, после чего, вопросительно подняв брови, взглянула на всё ещё стоявшую Зою.

– Какие-то проблемы? – спросила она, разворачиваясь к Егору.

– Нет, просто подростковое стремление к приключениям.

Орлова от такого высказывания чуть не поперхнулась собственной желчью. Больше всего на свете она не любила, когда кто-то не воспринимал её всерьёз. В данный момент подойти к нему и как следует ударить было единственным желанием.

– Читали вместо того, чтоб слушать? – Диана подняла со стола книжку, с интересом рассматривая её обложку.

– Передам директору. – не сводя глаз с Зои, ответил преподаватель.

Гриша подвинулся ближе к подруге, после чего дёрнул её за рукав кофты. Она послушно села на своё место, продолжая сердитым взглядом смотреть на Егора Александровича. Гриша же только головой покачал да устало выдохнул. Снова его подруга собиралась что-то доказывать тем, кто её и слушать даже не станет. Похоже, это стало её дурной привычкой.

– Я сама могу, всё равно сейчас к нему должна зайти.

Егор хотел было возразить, но его резко прервал взволнованный женский голос:

– Постойте, мне показалось, или там что-то упало?

Диана Николаевна подошла к окну и, оперевшись о подоконник, взглянула куда-то вниз. Оглушительный крик наполнил аудиторию. Студенты позакрывали уши, обеспокоенно вскакивая со своих мест. Гриша тут же сорвался с места и, добравшись до преподавательницы, выглянул на улицу, стараясь увидеть то, что её так напугало.

Это был труп. Бездушное тело, что распласталось на асфальте, раскинув руки в разные стороны. Лужица бордовой крови медленно вытекала из головы. По спине можно было догадаться, что это парень. У него была довольно крупная, накаченная фигура и короткие чёрные волосы. У Гриши тут же пересохло в горле, а по телу пробежалась мелкая дрожь. Егор Александрович со спокойным лицом схватил его за шкирку и оттащил от окна. Все остальные тут же бросились смотреть, что там, но грубый голос преподавателя заставил всех остановиться и снова сесть за свои парты.

– Сели на место! Что, на трупы так интересно смотреть? Психику испортить захотелось?

Диана, бледная, с трясущимися руками, на негнущихся ногах подошла к Егору Александровичу и ухватилась за него, ища опору. Зоя, пропустив слова преподавателя мимо ушей, вскочила со своего места и, подбежав к Грише, выглянула на улицу.

– Не стоит, Зоя! – Лебедев постарался оттащить её от окна, но та лишь крепко вцепилась в подоконник.

Около трупа уже собрался народ. Кто-то фотографировал произошедшее на телефон, кто-то охал, закрывая лицо руками, а кого-то и вовсе стошнило прямо на асфальт. Вскоре к телу подбежал Михаил Васильевич и, вытащив из кармана форменной куртки телефон, принялся вызывать полицию и скорую помощь. Зоя смотрела на это всё из окна. Её начало мутить. Страх железными тисками сжал лёгкие. Стало тяжело дышать. Её ноги подкосились, и Гриша, вовремя заметив её нездоровую бледность, подбежал к ней, дабы предотвратить падение. Кажется, до девушки только сейчас дошло понимание жестокой реальности. Погибшим был не кто иной, как Антон Фомин, их одногруппник.

– Что вообще происходит в этом городе? – не сдержавшись, выругался Лебедев.

Глава 6

Дверь в кабинет директора распахнулась, выпуская в коридор Егора Александровича и Диану Николаевну. Женщина была бледна, измотана, и от неё за версту пахло сердечными каплями. Преподаватель поддерживал её за локоть и казался невозмутимым. Лицо его было задумчивым, но не испуганным или обескураженным. Они вышли и остановились в ожидании директора. Артём Александрович не заставил себя долго ждать. Весь мокрый, напуганный, с трясущимися руками, он вышел в коридор и повёл преподавателей за собой, даже не удосужившись закрыть свой кабинет на ключ. Впрочем, это было только на руку. Во всеобщей суете никто бы не заметил девушку, пробирающуюся в кабинет к директору. Все слишком были заняты обсуждением и осмыслением того, что произошло.

Зоя и Гриша сидели в опустевшем коридоре на скамейке. Лебедев, хмурясь, массировал виски, дабы избавиться от тупой головной боли, а Орлова гипнотизировала взглядом кабинет директора, пожёвывая мятную жвачку, чтобы справиться с тошнотой, а заодно и успокоить нервы. Случившееся лишь в очередной раз ткнуло людей в то, чего они упорно не хотели замечать. В городе творится что-то определённо чёрное, и совсем скоро в группе города начнут твердить об этом в каждом посте.

«Сегодня в нашем городе снова было совершено самоубийство. Погибшим оказался студент гуманитарного колледжа Фомин Антон. Не кажется ли вам, господа, что полиция плохо справляется со своей работой? Мы уже много раз говорили о том, что всё происходящее не является простой случайностью. Что же ожидает наш город дальше?»

Как часто трагедию можно было бы предотвратить, обратив внимание на мелкие незамысловатые детали? Как действительно много простых совпадений в ужасающих своей мистикой делах? Сталкиваясь с чем-то ужасным в реальной жизни, многие ли из нас воспринимают это всерьёз? Ведь криминальные вещи могут происходить лишь на страницах книг или на экране компьютера.

– Мы должны забрать эту книжку и отдать её полиции. – монотонно произнёс Лебедев.

– Согласна! – сразу ответила Зоя, резко поднимаясь со скамейки. – Ты на страже!

– Эй!

Лебедев соскочил со своего места в попытке схватить неугомонную подругу за руку, но та уже на всех парах мчалась к кабинету директора. Парень, закатив глаза и пробурчав про себя: «Ну как же иначе?», подошёл к двери, после чего встал перед ней, сунув руки в карманы «олимпийки». Студентов на этом этаже уже не осталось. Кто-то сразу побежал вниз поглазеть на полицейских, осматривающих труп, а кто-то, воспользовавшись шумихой, ушёл домой отсыпаться. Стоявшая тишина удручала и немного пугала, но в данный момент она была лучше и безопаснее наполненного людьми коридора. Меньше шансов, что заметят.

За окном уже вовсю светило солнце. Ветер гонял по небу облака, то скрывая солнечный диск, то снова показывая его земле. Гриша наблюдал за небом, нервно отбивая пяткой в дверь кабинета. Она у директора была железной, так что никаких звуков внутрь не пропускала. Лебедеву лишь оставалось надеяться на то, что Диана Николаевна действительно оставила книгу в кабинете, а не потащила её с собой в сумке, забывшись. Тем временем на второй лестнице раздались шаги, и парень немного нервно отошёл к двери, дабы узнать, кто поднимается по лестнице.

Это была Ангелина. Она быстро перепрыгивала ступени, странно улыбаясь и прижимая к груди какую-то тетрадь. Заметив Гришу, девушка остановилась, большими глазами уставившись на бывшего друга и одноклассника.

– Надо поговорить. – сглотнув, начала она, перемахивая через последние ступени. – Это важно.

– Может, позже? – Гриша опасливо посмотрел в сторону кабинета директора.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? Отвернёшься от меня ради неё?

Её карие глаза пристально уставились на него. Гриша никогда не делал ей больно, никогда не унижал, поэтому с ним она чувствовала себя намного увереннее, чем с остальными. С Лебедевым девушка могла разговаривать свободно, без стеснения и нервов, без кома в горле и вечно потевших ладоней.

– Ты сама всё это начала, забыла? – Гриша скрестил на груди руки. – Благодаря тебе она осталась одна.

– Зоя сама виновата – Дорофеева нахмурила рыжие брови. – А ты мой друг. Мне не хочется терять тебя только потому, что Зое я не нравлюсь. Сам же понимаешь, какая она! Ну не поддержала я её, и что с того? Мне самой была нужна поддержка! У меня мать ушла из семьи! Думаешь, мне просто?

– Тебе просто хочется, чтобы я был на твоей стороне. – грубо осадил её Лебедев. – Что, не нравится, что я не поддерживаю тебя? Что не считаю тебя хорошей? Что верю ей, а не тебе? А теперь подумай вот о чём. Против Зои встали все, а против тебя лишь один я.

Егор Александрович, поднявшись по первой лестнице, вышел на нужный этаж. По всему коридору гуляли знакомые голоса, что, кажется, ссорились. Подойдя ближе, преподаватель остановился, без особого интереса взглянув на разговаривающих студентов. Ему не было особого дела до их разборок. В молодом возрасте люди часто выясняют отношения. Он просто хотел убедиться, что его не заметят.

Смотря на то, как медик накрывает труп Антона белым покрывалом, преподаватель снова вспомнил разговор с сероглазой студенткой. Вспомнил, каким сердитым и какими уверенным в своей правоте был её взгляд. Она не была похожа на тех, кто просто так пытается привлечь к себе внимание. Если она говорила правду, то в той книге действительно есть нечто пугающее. Пока директор был занят общением с полицией, он решил проникнуть в кабинет и лично убедиться в том, что сделал правильный выбор. Убедиться в том, что всё, что сказала эта студентка, – просто выдумка молодого мозга, подверженного максимализму. Ему это было необходимо. К сожалению, директор относился к своему кабинету слишком бережно, практически с паранойей. Даже преподавателям без спроса лезть туда было нельзя.

Убедившись в том, что студенты увлечены спором, он быстро открыл дверь и проник внутрь кабинета, сразу ощутив едкий запах сердечных капель. Закрыв за собой дверь, мужчина обернулся и вдруг наткнулся на остолбеневшую Зою. Она смотрела на него большими испуганными глазами. В её руках была та самая книга в чёрной и очень мрачной обложке. Взгляд Егора быстро скользнул на открытый ящик коричневой тумбочки, куда директор в спешке швырнул отданную ему книгу.

– Что ты тут делаешь? – спросил Егор, отходя от шока.

Глаза девушки принялись взволнованно блуждать по комнате, будто она пыталась найти то, что может её оправдать. Хоть всё и так было ясно без её слов.

– Директор на разговор позвал. – уверенно заявила Зоя, принимая уверенный вид и пряча книгу за спину. – По поводу книги поговорить хотел. А вот что вы тут делаете?

Лучшая защита – это нападение. И если тебя поймали за не очень красивым делом, стоит до последнего строить вид, что всё хорошо и ничего такого не происходит. Иногда срабатывает, иногда нет. В данной ситуации Зоя, что раньше всегда выходила сухой из воды, ничего лучше придумать не смогла.

Егор резко двинулся вперёд, за считанные секунды преодолевая разделяющее их расстояние. Мужчина приблизился к ней почти вплотную, ошпарив её ухо горячим дыханием. Мужская рука залезла ей за спину и выдернула из холодных рук причину их встречи здесь. От неожиданности девушка вскрикнула.

– Если расскажешь, что такого важного в этой книге, я отдам. – хмурясь, ответил преподаватель на её немой вопрос.

– Вы же не хотели смотреть?

– Надо же проверить.

Девушка, шумно выдохнув воздух, снова сократила расстояние между ними. Не пытаясь вырвать из рук преподавателя книгу, Зоя нашла нужные страницы, после чего ткнула в них пальцем. Мужчина, отойдя от неё, внимательно принялся изучать надписи. Зоя следила за ним, взволнованно теребя край кофты. Егор нахмурился и, подставив страницы к свету, исходящему от окна, принялся читать написанные корявым почерком надписи.

– Я ничего такого не сделала. – повторила Ангелина, щурясь. – У нас и до этого отношения стали портиться, а тут она ещё попросила меня выбрать. Либо я рассказываю обо всём и предаю брата, либо иду на все четыре стороны!

– А может, и пора было вывести твоего брата на чистую воду? – Гриша ощутил ярость, постепенно зарождающуюся в его душе. – Ты подумала, какого было ей? Знаешь, я хоть не особо в курсе, что между вами было, но вот то, что Олег то ещё дерьмо, понял уже давно. А то, что она писала тебе? То, что извинялась? Это ты тоже пропустила мимо ушей?

– Она сама причина всех своих проблем! – девушка опустила взгляд на свою тетрадь. – Почему ты перестал общаться со мной? Это она попросила тебя?

– Сначала я не знал, как теперь с вами разговаривать. Не знал кому верить. – немного подумав, ответил Гриша. – Были проблемы, и я игнорировал, как и тебя, так и Зою, думая, что это только мои проблемы и решать их я должен один. Но сейчас я понимаю, что поступил неправильно. Если бы я всё рассказал, не пришлось бы переживать проблемы в одиночестве. А отвечая на твой вопрос… Она мой друг, Геля. Ты сделала ей больно, натравила на неё всю группу. Я сам выбрал её сторону.

Девушка поджала губы, слегка отпустив голову в низ. Рыжие пряди спали с её плеча.

– Нас Егор Александрович поставил в одну группу. – виноватым голосом проговорила она, – Распределил всех, прежде чем отпустить. Я не могу изменить пару.

– Отлично, тогда договоримся кто и какую часть делает, позже на паре сложим.

Гриша уже хотел было отойти от неё к окну, в надежде, что она поймёт, что разговор закончен, и уйдёт, но Дорофеева ловко схватила его за руку.

– Ты поработаешь со мной, если я извинюсь перед ней?

Лебедев удивлённо уставился на неё, не понимая, что на это ответить. С одной стороны, извинения, полученные таким путём, ничего не стоят, но с другой стороны, должна была Зоя получить хоть что-то.

«Интересно, какова цена таких извинений?»

– Просто поговори с ней. И не стоит просить прощение за то, чего ты не понимаешь. – наконец ответил он, отцепляя от себя её руку. – Лично мне бы хотелось, чтобы ты рассказала правду и перестала думать, что, скрывая, ты можешь защитить себя и скрыть то, что сделал Олег.

– Это ведь всё не важно! – возразила она. – Ну, сделал он ей больно, и что с того? Что изменится-то?

На лестнице послышались тяжёлые шаги и возбуждённые голоса директора и Дианы Николаевны. Только сейчас Лебедев осознал, что время упущено и, если сейчас он что-то не сделает, директор застукает Зою в своём кабинете.

– Возьми в напарники Зою.

От этого предложения Ангелину даже слегка затрясло. Она побледнела, а её карие глаза в изумлении расширились.

– Что…

– Артём Александрович! Я вас искал!

Не став слушать Ангелину дальше, Егор прошмыгнул мимо неё прямо к измученному директору. Зою нужно было срочно спасать, а думать, как времени просто не было. Либо ты подключаешь всю свою сообразительность, либо начинаешь гадать, чем провал может тебе обернуться.

– Не вижу тут ничего стоящего. – Егор захлопнул книгу, отходя к раскрытому окну. – Да, страшные надписи, но что человек только не может написать в порыве помешательства?

Зоя насупилась. Всего на каких-то пять минут она почти поверила, что преподаватель заинтересуется тем, что они нашли. Как же горьки бывают разочарования.

– Ну, не видите вы, увидят полицейские. – обиженно буркнула она в ответ, быстрыми шагами направляясь к преподавателю.

Егор на это заявление лишь снисходительно засмеялся, сделав ещё шаг назад, дабы студентка, что так грозно направлялась к нему, не отобрала книгу. Самоуверенность подросткового поколения забавляла его. В этой же девушке уверенности и силы было через край. У неё буквально глаза наполнялись огнём.

– Молодое поколение думает, что всё знает лучше всех? – мужчина изогнул бровь. – Я знаком с вами всего первый день, а вы уже не очень приятно удивляете. Думал, нашли что-то стоящее, а в итоге что? Только помешанный на детективах может подумать, что это, – он потряс книгой. – имеет значение.

– Да плевала я на то, что вы обо мне думаете!

Зоя подошла ближе и попыталась вернуть себе отобранное, но преподаватель резко поднял руку с книгой вверх. Предприняв неудачную попытку её отобрать, девушка отошла на шаг, испепеляя своего мучителя сердитым взглядом.

– Иногда даже самая незначительная мелочь может быть частью чего-то большего! – сердито сказала она. – Вы так высокомерны, Егор Александрович. Думаете, молодое поколение ничего не стоит? Юношеский максимализм, и все дела. Ну а что, если именно мы можем замечать мелочи, которые упускаете вы! Быть может, как раз-таки наш мир такой, потому что взрослые настолько уверены в себе, что просто не видят погрешности в созданной ими системе. А вдруг юношеский максимализм – это благо? Попытка создать идеальный мир, который вы построить не сумели. Может, быть взрослым это значит смириться? Смириться с тем, что построили вы? Начините уже уважать мнение молодых и считаться с ним! Мы ваше будущее, между прочим!

– Мнение молодых, говоришь. – Егор издевательски усмехнулся. – Положиться на тех, кто предпочитает выкладывать видео в Тик Ток вместо того, чтобы учиться? Или на тех, кто скандалами выбивает себе популярность? Или, может, на тех, кто ищет в страшных событиях выгоду для себя? Так, повод разукрасить серые будни. Это ведь так круто – найти решение загадки, которую даже опытные полицаи решить не смогли. На таких надо полагаться?

Орлова сжала кулаки. Она уже давно забыла и о времени, и о том, где и при каких обстоятельствах находится.