Читать онлайн Охотник-убийца. Воспоминания оператора боевого дрона бесплатно

Глава 1. Нам его убить?

Я подсел на энергетик «Рип Ит». Сердцебиение зашкаливало, но глаза могли долго не отрываться от ярких мониторов, пока мы сидели на хвосте у белого грузовичка «Бонго», который поднимая пыль много миль ехал через пустыню от сирийской границы на юг.

– Наберите высоту и переключитесь на тепловизор, – приказал я. – Если он заметит нас в воздухе, дело провалено.

Шел сентябрь 2009 года. Был полдень и я торчал в «Коробке» – секретном бункере без окон на окраине никому не известной военной базы к югу от иракского Мосула, недалеко от сирийской границы, уставившись на стену, на которой в два ряда висело восемь плоских мониторов. Похоже на дерьмовейший магазин электроники, в котором вы когда-либо бывали.

На часть экранов транслировалась информация с БПЛА MQ-1 «Предатор»: вид с камер, текущая высота, скорость, прицельная система для лазерного целеуказания ракет и подробная карта местности внизу. Остальные показывали фотографии наших целей, их семей и их сложных террористических сетей, которые охватывали весь земной шар. Спасибо куче экспертов ЦРУ, РУМО, АНБ и ФБР, игравших за мою команду.

Я – «Дельта», спецназ. Моя профессия – высокоуровневые операции по захвату и уничтожению. Мое оружие – те самые «Предаторы», вооруженные двумя ракетами AGM-114P «Хеллфайр» с лазерным наведением. Моя работа – выслеживать самых опасных террористов в мире. Если я взял твой след, ты меня так никогда и не увидишь.

Из-за работы серверов в комнате стояла духота, освещалась она мигающими экранами. Низкий гул механизмов постоянным фоном засел в наших головах. Когда вы выходите из «Коробки», ничто не подскажет, что за дверью находится один из самых технологически продвинутых операционных центров в мире, которым управляют одни из лучших умов в военном бизнесе. Некоторые наши технологии, не будут известны публике еще годы.

Мою команду из шести человек – элитных сотрудников военной разведки разных специальностей – вызывали, когда нужно было обнаружить террориста. Я не сомневаюсь, что мы могли бы найти любого в мире, независимо от того, насколько скрытным он себя считает. Я гордился тем, что выслеживал даже самых высокопоставленных лидеров террористов, людей, которых другие считали призраками.

Нашу цель звали Абу Башир. Мы искали его неделями, пока не получили наводку с земли, что он направляется в нашем направлении, к югу от сирийско-иракской границы. Башир был экспертом по взрывчатым веществам в группировке «Аль-Каида в Ираке» (АКИ).

Он перевозил материалы и компоненты для тяжелых бомб в Ирак вместе с иностранными боевиками и террористами-смертниками, ведущими войну против Соединенных Штатов, как правило оставаясь незамеченным. Его вояж обязательно закончится плохо – очередным ударом либо по невинным гражданским, либо по военнослужащим США на близлежащей базе.

Флот вертолетов дежурил поблизости, на случай если они понадобятся для быстрого перехвата цели. Мы сидели в тесной комнате с цементным полом, работая за самодельным фанерным столом. Джейк, тактический диспетчер ВВС, сидел рядом со мной как тень. Мы достали наши ноутбуки и запустили сложную программу чата, которая позволяла нам вести около двадцати различных секретных бесед со всеми работающими разведывательными агентствами одновременно, включая ЦРУ и АНБ, подразделения наших сухопутных войск, вашингтонских чиновников в США и техниками, обеспечивающими операции в Ираке и по всему миру.

Пока я оглашал инструкции – приблизить изображение, изменить высоту или направление преследования транспортных средств, – Джейк передавал их в чат оператору камеры и пилоту «Предатора», двум парням из ВВС, которые и управляли дронами по моей команде из трейлера в Неваде.

«Бонго», похожий на пикап, но с более широким кузовом, теперь быстро направлялся на юго-восток от сирийской границы. Они определенно что-то перевозили. Мы взяли его на крючок примерно час назад в безлюдном месте в пустыне, которое я смог сузить, основываясь на анализе его предыдущих перемещений.

– Джейк, почему кажется, что у каждого террориста в Ираке, которого мы отслеживаем, есть белый «Бонго?»

– Групон[3].

На мониторах «Бонго» поднимал тучи пыли, оставляя четко видимый сверху след. Наша птица наблюдала с двух морских миль, двигаясь на высоте около 12 000 футов[4], не теряя цель из виду, но в то же время достаточно далеко, чтобы оставаться незамеченной. Если бы объект услышал или увидел дрон, он бы отказался от своей миссии и залег на дно – выбросил бы телефоны, не входил бы в учетные записи электронной почты, обрубил бы все концы. Месяцы нашей разведывательной работы псу под хвост.

Дорога была не очень похожа на дорогу, просто несколько зигзагообразных следов, врезавшихся в плотно утрамбованный песок на протяжении сотен миль. В основном это была ничейная земля, с несколькими точками деревень тут и там, максимум по десять-двадцать человек на деревню.

Парни, пересекающие сирийскую границу, обычно следовали заранее определенно1 контрабандной тропой, перевозя взрывчатку или террористов-смертников между деревнями по пути к их конечному пункту назначения.

Иногда первой остановкой был ближайший крупный город, где транспортное средство использовалось для подрыва ближайшего военного конвоя США.

Я был на ногах уже двадцать часов. Я изо всех сил пытался сфокусировать мутнеющее зрение. Горка пустых банок из-под энергетика росла.

Что он делает? И где он это сделает?

Через двадцать минут грузовичок остановился за пределами деревни.

– Увеличь изображение, – сказал я. – Я должен видеть, кто внутри.

Убить или захватить – вопрос, который всегда стоял на повестке дня, но нам нужно визуальное подтверждение Абу Башира, прежде чем мы сделаем звонок. В большинстве случаев этот звонок делают в самую последнюю минуту. Эти решения о жизни и смерти изменили бы жизни людей в мгновение ока, даже мою собственную.

Вышли два человека.

– Вижу двух взрослых мужчин, одетых в белые дишдаши, – сказал Джейк.

– Подтвердите для меня: никаких женщин или детей, – сказал я.

Джейк вернулся назад и просмотрел запись с беспилотника, похожую на повтор записи спортивного матча, показывающую полные виды обеих сторон грузовика.

– Подтверждаю.

– Зум в два раза. Чего они ждут?

– Времени намаза, может быть?

– Нет, до него не меньше часа.

Внезапно двое разделились. Пассажир пошел в пустыню, покидая поле зрения камеры, а водитель обошел «Бонго» сзади.

– Оставайся с водителем, – приказал я.

– Роджер[5].

Водитель начал копаться в кузове, и теперь я мог видеть, что сзади стояли бочки с торчащими из них шлангами размером с сад.

– Вы где-нибудь видите пассажира? – спросил я. – Уменьшите масштаб.

Я попросил их переключить камеру с электронно-оптической, или дневной, телевизионной, которая показывает все в коричневых и серых тонах, на инфракрасную. Теперь оба были на мониторах. Их тела внезапно стали яркими, призрачно-черными на фоне белой осенней пустыни. Когда пассажир закурил сигарету, огромный огонек взорвался, как загоревшийся дом.

Почему он не хотел курить возле грузовика?

Через несколько минут подъехал еще один белый «Бонго», из него вышли трое мужчин. Я обратил внимание на то, как они приветствовали остальных. Все они поцеловали руки и обняли водителя первого грузовика: Башира.

Мужчины начали осторожно перегружать толстые кувшины высотой около трех или четырех футов в первый грузовик. Точно такие же, как те, что уже сзади.

Теперь, нормальный аналитик мог бы обесценить это, потому что мы никогда не смогли бы подтвердить на 100 процентов, что это были за толстые кувшины с воздуха. Возможно, первый грузовик просто заправлялся, или, возможно, он перевозил деревенский источник воды. За годы, которые я провел, охотясь и наблюдая в выгребных ямах Ближнего Востока, я обнаружил, что люди совершают забавные поступки. Эти парни могли быть просто местными жителями, вообще не связанными с сетью Аль-Каиды.

Что отличало нашу команду, так это знание того, что в этом бизнесе ничто не является совпадением. Это была взрывчатка, и, зная Башира, можно было ожидать, что он хочет устроить тот еще фейерверк.

* * *

Тогда мне было всего 25 и я уже был носителем высшей Власти – власть решать, жить человеку или умереть. Это было нелегкое решение, даже учитывая сотни миссий в моем послужном списке и первоклассные разведывательные сети в моем распоряжении.

В то время я был частью горстки людей в американских вооруженных силах, на которых лежала ответственность за выбор целей для беспилотников и отдачу приказов об их уничтожении. Я составил список убитых – люди из сети «Аль-Каиды в Ираке» или ИГИЛ, которых мы определили в качестве приоритетных для поимки или устранения, – и действовал по нему день и ночь. Нам приходилось двигаться быстрее, чем это делал наш враг, и мы продолжали оказывать давление, нанося удары снова и снова, чтобы они никогда не чувствовали себя в своей тарелке.

Немногие знали, что наша элитная оперативная группа вообще существовала. «Дельта» была подразделением армии[6], но работала бок о бок с другими специальными элитными силами, такими как DEVGRU[7], высокоспециализированная команда в составе команды «Морских котиков». Для остального мира и даже для большинства членов нашего собственного правительства мы были официально за штатом, и нам это нравилось.

Мы уничтожили худших из худших. Но у нас была более широкая миссия в Ираке: уничтожить «Аль-Каиду в Ираке» и Исламское государство Ирака. Мы стали одной из самых смертоносных групп по наведению беспилотников в вооруженных силах. В террористической сети мое внимание было сосредоточено на устранении критических узлов – высокопоставленных членов, которые играли ключевые командные и вспомогательные роли, позволявшие организации функционировать. Устранение одного участника вело нас к другому, как к одной большой головоломке, когда мы методично соединяли точки и пробивались к вершине.

В то время «Аль-Каида в Ираке» трансформировалась в Исламское государство Ирака, или ИГИ, которое позже стало известным нам сегодня ИГИЛ, после того, как группа перенесла свои операции в Сирию из-за усиления давления США[8]. В то время мы использовали названия АКИ и ИГИ как взаимозаменяемые. Мало кто тогда знал эту группу, но мы пристально наблюдали за ними в течение многих лет. Они были самой большой угрозой иракскому правительству и стабильности в регионе – и Соединенным Штатам, как мы вскоре выясним.

* * *

– Немедленно вызовите Макса, – сказал я.

Макс – это командир штурмового отряда, который давал финальный аккорд в работе нашей группы специальных операций. Когда дела шли плохо, или когда мы хотели захватить нашу цель, Макс и его команда направлялись к вертолетам, стоящим за нашей дверью.

Не прошло и минуты, как он влетел в комнату, уже облаченный в бронежилет. Высокий и подтянутый, он был именно таким, каким вы представляете себе этих легендарных бойцов.

– Нужно по-быстрому закрыть этих парней, – сказал я ему, указывая на «Бонго» на большом экране.

На мониторах грузовик Абу Башира со всей взрывчаткой теперь мчался на юго-восток по пустыне, в то время как другая машина уехала в противоположном направлении.

Время было не на нашей стороне. Башир быстро двигался в направлении большого города Тикрит. Там находилась база Кэмп Спайчер, с тысячами американских солдат и еще большим количеством иракских гражданских лиц.

– Макс, я предполагаю, что он либо перевозит большое количество взрывчатки, которая будет использована для нападения, либо он собирается въехать на грузовике как камикадзе.

У нас было около двадцати минут, прежде чем Башир доберется до Тикрита со взрывчаткой. В этот момент он был бы слишком близко, чтобы мы могли что-либо предпринять, если бы он решил немедленно подорваться.

– Добро, – сказал он, – мы идем.

Он вызвал остальную часть своей команды.

Наш парк вертолетов прогревался, их лопасти рассекали горячий воздух. В соответствии со стандартной процедурой работы нашего подразделения, там были два MH-6 «Литтл Берд» – вместе с несколькими «Блэк Хоками», все полностью вооруженные пулеметами и ракетами. Это были не просто какие-то обычные военные самолеты. Они были разработаны специально для наших миссий по убийству / захвату.

Миссии основаны на вариантах – ударить ли по Баширу ракетой или попытаться схватить его на земле.

Когда беспилотник был заряжен, наши экраны превратились в одно красное перекрестие. Ракеты Hellfire мощные и чрезвычайно точные. Мы могли бы уничтожить машину в пробке, не поцарапав краску ни с одной из других машин.

Я проинформировал Макса о текущем статусе цели и передал ему пакет разведданных с распечатанными фотографиями цели и карточками допроса с вопросами, которые можно задать любому, кого захватят живым.

Несколько минут спустя Макс и его команда, одетые в камуфляж пустынного цвета, вооруженные до зубов пистолет-пулеметами ХК 416 и подогнанными по руке пистолетами, улетали на задание.

Когда все закрутилось, я начал беспокоиться, что Башир уйдет. Я также беспокоился о штурмовой группе. Что, если они попытаются пересечься, и камикадзе взорвется, как только они соприкоснутся? Что, если я ошибался?

Теперь пути назад не было. Я прокручивал различные сценарии в своей голове. Я что-то пропустил?

Башир был ответственен за убийство сотен мирных жителей. Он ввозил в Ирак иностранных боевиков, которые взрывали себя в торговых центрах, убивая детей, семьи и американских солдат. Я держал это в глубине своего сознания. Я знал, что с ним должно было случиться, просто вопрос в том, как.

Нам его убить?

Этот вопрос всегда возникал в последние секунды. Иногда не было выбора.

Я отправил досье Абу Башира своему начальнику, который находился в межведомственном командном центре вдали от зоны поражения, чтобы ознакомиться с ситуацией.

Его мнение вернулось через несколько секунд. Он хотел отложить удар «Хеллфайрами» и посмотреть, как пойдет дело на земле. Мы могли бы использовать этого парня живым – если бы он решит остаться в живых.

– Ваша штурмовая группа находится на пути к цели и имеет возможность захвата, – написал он в чате.

– Роджер, – ответил я.

Беспилотник должен был следить, играя роль прикрытия, если что-то пойдет не так. Давайте, ребята, доберитесь туда.

В наушниках я услышал команду штурмовиков по радио. «ВДЦ[9] пять минут».

Мои глаза были прикованы к экранам, выискивая что-нибудь неуместное, камера дрона с включенным дневным объективом наблюдала за движением «Бонго» по пустыне и ждала, когда в поле зрения внезапно появятся вертолеты.

Я задавался вопросом, каково это, должно быть, разговаривать с парнем рядом с тобой в твоей машине, едущим по дороге, болтать о том, что ты собираешься делать в эти выходные, а затем, в следующую секунду – тебя нет.

Камера нашей пташки показывала, что «Бонго» примерно в минуте езды от города. И я не мог сказать, доберется ли наша команда туда вовремя.

– Тридцать секунд до того, как машина достигнет населенного пункта.

Тут-то и ударили очереди. Пули выбивали фонтаны песка прямо перед капотом «Бонго». Секунду спустя два вертолета «Блэк Хок» со штурмовой группой прошли прямо над грузовиком. Водитель резко ударил по тормозам и машина остановилась. «Ястребы» зависли над целью и началась жесть. Мы задаем курс дрона, облетая сцену по кругу.

– Вижу их, – сказал радиооператор, подтверждая присутствие американского отряда в поле зрения камеры беспилотника.

Штурмовая группа выпрыгнула из вертолетов, зависших над землей, в защитных очках и с оружием, направленным на цель. Опасаясь, что грузовик мог взорваться в любой момент, парни двигались медленно, держа оружие наготове.

Когда двое вышли из «Бонго», штурмовая группа держала их на прицеле, готовая расстрелять, стоит одному из них сделать неверное движение. Мужчины стояли в шоке, лопасти вертолетов поднимали тучи песка.

Мое сердце бешено колотилось в груди. Это больно.

Доли секунды в таких ситуациях не похожи на доли секунды обычной жизни. Это похоже на автомобильную аварию, когда время замедляется прямо перед столкновением.

Я сделал все, чтобы убедиться, что одним из мужчин в том грузовике был Абу Башир, моя цель. Но всегда есть проверка интуиции, и реальность была не такой однозначной: в моем мире вы никогда не можете быть уверены на 100 процентов.

Сомнения всегда возникают в самом конце каждой операции. Что, если это был не он? Что, если в кузове его грузовика была не взрывчатка? Что, если бы мы убили невинного? Что, если бы наш отряд тоже был уничтожен?

Наконец двое отошли от «Бонго» и встали на колени, заведя руки за головы. А затем, несколько секунд спустя, по радио раздался голос командира штурмовой группы.

– Ромео-01, – сказал Макс. – Джекпот подтвержден.

Глава 2. Где ты был, когда мир остановился?

11 сентября 2001 года я дремал в своей комнате в общаге колледжа. В воздухе пахло смесью старого молока и нестиранных носков, а пластиковый вентилятор издавал раздражающие щелкающие звуки, покачиваясь на столе рядом с моей головой. Я прищурился, пытаясь справиться с раскалывающейся головной болью, мои воспоминания о вечеринке братства прошлой ночью все еще были нечеткими. Цифровой красный индикатор на часах: 7:54 утра.

Какого черта я встал так рано? На полу в беспорядке валялись банки из-под пива и журналы «Максим». В тот вторник я прогуливал и подумывал прогулять всю неделю, просто чтобы убедиться, что полностью восстановился. В квартире стояла мертвая тишина, двое моих соседей по комнате были в отключке. В моей голове все еще звучал грохот рэпа. После вечеринки мы пригласили нескольких парней на ночную сессию: выпивали, отрывались в Halo на приставках и говорили о горячих девушках, с которыми мы познакомились прошлой ночью.

Я был типичным первокурсником в Университете Хьюстона, пытался разобраться в себе, но в основном тусовался, пил, вступал в братства и зубрил. Я вырос в маленьком городке под названием Кэти, штат Техас, и мечтал торговать акциями на Уолл-стрит, работать в крупной финансовой фирме вроде «Голдман Сакс» или стать юристом, как делали многие мои приятели. Жизнь всех моих друзей была в значительной степени распланирована от начала до конца, как будто они работали по чертежу. Я был таким же, пока все не изменилось. В то утро.

Сначала я ничего из этого не понял. Я был слишком молод и недалек. Я даже не знал, что символизирует Всемирный торговый центр. Я ничего не знал о мусульманах, Ближнем Востоке или о том, почему исламские радикалы, о которых я никогда не слышал, так сильно ненавидели нас.

До 11 сентября я думал, что моя жизнь шла в основном по прямой.

После 11 сентября – а точнее после падения второй башни – мама сказала, что я обезумел. Я сказал ей, чтобы она не волновалась. В конце концов, я был далеко от Нью-Йорка.

Но только через несколько дней после нападения я начал переваривать произошедшее. Это событие, казалось, разбудило меня, встряхнуло. Мир, в котором я жил, внезапно показался оскорбительно поверхностным, путь, по которому я шел, слишком безопасным. Моя жизнь – это общага, вечеринки, выпивка, девчонки, травка. Снова и снова один и тот же сценарий проигрывался каждую ночь, и теперь это была заезженная пластинка, которая не имела бы никакого значения, даже если бы ее проигрывали.

Я кое-что упустил. Это лучший способ, которым я могу это выразить. Многие люди пришли к такому же выводу в те месяцы.

Так в смешанных чувствах я стал проводить время в библиотеку кампуса, маленькой каморке на верхнем этаже, вдали от всех, где я корпел над горой книг о терроризме, исламе, Аль-Каиде. Истории об этих группировках, которые формировались по всему миру с намерением убивать американцев.

Истории о терроризме засосали меня, не давали мне покоя: одна о теракте в октябре 2000 года на эсминце «Коул» в гавани Йемена, в результате которого погибли семнадцать американских моряков; другая о взрывах заминированных грузовиков у посольств США в Танзании и Кении в августе 1998 года, в результате которых погибло более двухсот невинных людей. Я стал прогуливать тусовки со своими друзьями и выпивку в братстве. Я придумал предлог, чтобы не веселиться, немного смущенный, вместо этого вернувшись в кабинку, пропахшую пылью и старыми книгами. Это был не я. Что-то ныло внутри, как таинственное похлопывание по плечу. Закончив одну книгу, я вернулся за другой.

Так проходили недели. Вскоре я читал обо всех разведывательных службах, что они делали, какие из них отвечали за поиск террористов. Я читал о первом ударе беспилотника, нанесенном ЦРУ в Афганистане в том же ноябре. Я стал одержим Управлением стратегических служб – группой времен Второй мировой войны, возглавляемой знаменитым «Диким Биллом» Донованом, которая позже станет ЦРУ. Я провел недели в книжных полках. Однажды ночью меня заперли в библиотеке. Я был очарован жертвами, на которые шли солдаты армии, и ранними разведывательными сетями, которые сорвали заговоры против Соединенных Штатов. Загорелась лампочка, и я понял, что мне нужно делать.

Башни Всемирного Торгового Центра, атака 11 сентября

Все прошло быстро. К концу ноября я стоял перед армейским вербовщиком в соседнем торговом центре и объяснял, что хочу записаться в ряды. Я хотел служить в корпусе военной разведки. Я сказал ему, что колледж и все, к чему это привело, кажутся бессмысленными. Все вокруг меня в школе делали то же самое, пытались получить те же степени, вести ту же скучную жизнь. Нападение 11 сентября открыло меня и заставило впервые увидеть, насколько маленькой была моя жизнь. Я хотел чего-то большего, чем я сам, чего-то за пределами Техаса. Я хотел служить своей стране, и я хотел быть в мире разведки. Это вырвалось из меня, как будто я годами держал это внутри.

– Я хочу пойти на войну, – сказал я.

* * *

– Не понимаю, зачем тебе это, – сердито сказала моя мама. Была середина 2002 года, прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я записался в армию. Сначала я не понял, о чем она говорит, но она прервала меня.

– Тебя искал армейский вербовщик, – сказала она. По выражению ее лица я мог сказать, что в ее голове крутились всевозможные ужасные мысли о войне. Вербовщик рассказал ей все, что я завербовался, что я иду в армию. – Это правда? – спросила она.

Я кивнул.

– Не волнуйся, – сказал я ей, когда она заплакала.

Я ненавидел все, что причиняло ей боль. Я пытался сказать ей, что люди из армейской разведки никогда не ходили на передовую. Что я ни за что не пойду на войну. Но ничто из этого, казалось, не имело смысла. Она продолжала качать головой, а слезы катились по ее лицу, как будто все, что она могла спросить, было почему. Почему кто-то, кто никогда и не заикался обо всей этой… военщине, что ли?.. вдруг свернул на этот путь – и даже не сказал ей?

Мы были близки. Моя мама воспитывала меня одна в Кэти, штат Техас, крошечном городке недалеко от Хьюстона. Немногие когда-либо заходили слишком далеко, и город был одержим только двумя вещами: оружием и футболом. Гордостью заведения была футбольная команда средней школы Кэти, которая выигрывала чемпионат штата почти каждый год, когда я там был. «Тайгерс» – тигры. Наш стадион был почти таким же большим, как у некоторых профессиональных команд.

Мой отец ушел, когда мне было три. Кто знает, куда он делся. Время от времени он звонил, но затем исчезал на годы. Он говорил на пяти языках и постоянно путешествовал по всему миру, и долгое время я думал, что он шпион. Возможно, часть меня надеялась, что он был чем-то большим, чем просто эгоистом – так похожим на то, что было в куче других семей вокруг меня. Может быть, я где-то в глубине души унаследовал и его характер перекати-поля.

Мы жили в одноэтажном доме в пригороде. Мама гордилась тем, что забрала меня из маленьких квартир, по которым мы скакали, пока она искала работу. Задний двор был похож на футбольное поле, а на переднем дворе росло единственное дерево высотой около шести футов, посаженное в тот день, когда мы туда переехали. Это дерево никогда не становилось выше за все годы, что я там жил, как будто оно просто растрачивало свою жизнь, молясь о том, чтобы немного воды спасло его.

Мама была стройной и спортивной, всегда с короткой стрижкой каштановых волос. Она работала программистом в крупных нефтяных компаниях и имела свой бизнес на стороне. Я уверен, что не ценил всего, что она делала в то время – мы несколько отдалились когда она пропадала на работе, – но сейчас я ею восхищаюсь. Она всегда говорила о важности уважения к другим, о том, как важно иметь сильный характер и быть джентльменом. Быть джентльменом было особенно важно для нее. Она заставляла меня читать книги об этом и дала мне подарочные сертификаты на занятия по этикету, на случай если я встречу девушку. Ну, правда, всех девушек которых я встречал она терпеть не могла. Не дотягивали они до маминых стандартов, так что в конце концов я перестал приглашать их домой.

В те времена, когда моей маме приходилось играть роль отца, она знала, как установить закон, пусть даже с помощью боли. Однажды в девятом классе она застукала меня за тем, что я пил пиво и курил сигареты в доме соседа, и взялась за ремень. Этот вид дисциплины она узнала, когда росла на ферме рядом с Буффало, штат Нью-Йорк. «Простиииии», – твердил я, но бестолку. А потом в тот вечер я застал ее плачущей в ванной.

В тот день, когда я сказал ей, что бросаю колледж, чтобы вступить в армию, она плакала, казалось, часами. Но она никогда не пыталась отговорить меня. Ни в тот день, ни через несколько дней, хотя все ее друзья говорили ей, что она сумасшедшая, раз позволила мне отправиться на войну. Остальные члены семьи сказали ей, что она была ужасной матерью из-за этого и позволила дегенератам-политикам распоряжаться моей жизнью.

Моя мама была не одинока в попытках разобраться во мне. Мои друзья тоже не знали, что с этим делать. Один даже сказал, что я слишком умен для этого. Мол, армия для тех, у кого не хватает мозгов найти настоящую работу. Другие мои друзья никогда не были откровенно грубы, но я знал, что они смотрели на меня свысока за то, что я не закончил колледж и пошел простым рядовым. Я не осуждаю их – мне просто пофиг.

* * *

Мне было восемнадцать, когда в 2002 году я отправился в учебку в Форт Джексоне, Южная Каролина.

Мы назвали ее «Расслабуха» Джексон. У всех ветеранов есть своя базовая история тренировок – отжимания, бег, все эти говноразговоры. Это была пустая трата времени. Я просто хотел пойти на войну.

Двенадцать недель спустя я отправился в разведшколу в Форт-Уачука, штат Аризона. Это был январь 2003 года, за два месяца до начала войны в Ираке. Вторжение в марте застало нас всех врасплох. Мы думали, что в центре нашего внимания Афганистан, но недавно все переключилось на Ирак, и мы слышали только о Саддаме Хусейне и его оружии массового уничтожения. В ночь, когда армия вторглась в Ирак, всех созвали, и руководитель программы сказал нам быть готовыми к тому, что должно было произойти. «Будь то Афганистан или Ирак, будь готов. Скорее всего, вы все скоро окажетесь в зоне боевых действий».

Форт Уачука был огромным местом, расположенным на возвышенности над прерией. Мы были недалеко от мексиканской границы, так близко, что могли видеть дирижабли таможенного и пограничного патруля, которые всегда находились высоко в воздухе, высматривая нелегалов. Я думал, что в Техасе жарко, но в Уачуке было просто пекло.

Я набрал достаточно высокий балл на квалификационных тестах в армию, чтобы претендовать на любую работу в разведке, которую я хотел – кибернет, допрос, обработка источников, сигнальная разведка, что угодно. Я выбрал анализ разведданных, потому что они делали все сразу.

Разведшкола была похожа на колледж с ускоренным темпом обучения, множеством занятий и ночной зубрежкой. Чтобы претендовать на работу, мне пришлось пройти кучу тестов на высшем уровне, иначе я рисковал вылететь. Я учился в школе анализа, но мы жили в одной общаге с допросчиками, обработки источников и РЭБ.

Мы вставали всем классом – шестьдесят солдат из разных слоев общества – в 6 утра каждый будний день и тренировались всей группой, пробегая мили по пустынным тропам, которые огибали массивную базу, а затем отправлялись на занятия на весь день. Свет тушили в 21:00. Те, кто не тянул отсеялись и вернулись домой за первую пару недель. Если вы провалили тест, что может произойти просто из-за того, что вы пропустили один или два вопроса, у вас был один шанс изучить материал и пройти повторное тестирование. Если вы снова потерпите неудачу, вы вылетаете. Без исключений. Я быстро стал командиром курсантского взвода. Это означало, что я отвечал за утренние тренировки, строевую и проведение разведывательных совещаний в классе.

Каждую неделю проводилось очередное занятие по новому предмету разведки, но большая часть материала казалась устаревшей. Они буквально все еще обучали нас сражаться с русскими и коммунистами на больших полях сражений, с танковыми батальонами и тысячами человек. В программе все еще оставалась морзянка. Несколько дней мы все толпились вокруг настольной карты, где мы расставляли фигуры на доске, наша армия против русских. Мы говорили о том, как мы будем маневрировать вокруг них, как будто это была рискованная игра.

Не было абсолютно никакого обучения методам борьбы с терроризмом или тому, как нацеливаться на террористические сети и небольшие, изолированные террористические ячейки. Ничего о нетрадиционной войне, которая появилась в эти дни – не о массовых разборках на поле боя. Когда я спросил об этом, инструкторы просто сказали, что это стандартная тренировка.

Единственное, чему я научился очень хорошо, – это читать карту, пользоваться компасом и быстро определять координаты. Если бы я заблудился в джунглях, я бы выбрался быстрее других. А еще у меня прорезался талант выявлять аномалии в донесениях разведки, выявляя детали, необходимые для уничтожения скрытых формирований противника в наших выдуманных сценариях войны.

В один из моих последних вечеров в школе я встретил пилота, который учился управлять дронами. Он был участником совершенно нового учебного курса в рамках более широкой военной программы беспилотных летательных аппаратов, которая в то время, в 2003 году, едва стартовала. Я был заинтригован дронами, но знал о них очень мало. Беспилотники все еще были очень незначительной частью вооруженных сил. Недавно я прочитал об одном из первых ударов беспилотников в Йемене в конце 2001 года по лидеру «Аль-Каиды» Абу Али аль-Харити, который стоял за ударом по эсминцу «Коул». Аль-Харити разнесло на атомы, когда ракета с беспилотника попала в четырехдверный седан, на котором он ехал по сельской местности, ни он, ни и другие террористы, находившиеся с ним в машине, так и не успели понять, что их убило.

Первые вооруженные беспилотники только начали подниматься в небо в Ираке и Афганистане, их действия были окружены кучей слухов, что разжигало любопытство. Я был очарован возможностями беспилотных летательных аппаратов. И все же, казалось, это было где-то далеко, на расстоянии световых лет. Пилот посетовал, что в то время он был одним из очень немногих, кто обучался управлению дронами в Форт Уачука. Для него это казалось неважным среди других программ, готовящихся к битве. Он хотел летать на вертолетах «Апач». Из-за ограниченного парка беспилотников пилот сказал, что он даже не знал, будет ли для него достаточно работы. «Кто знает, чем я в конечном итоге займусь», – сказал он немного безнадежно. «Я, вероятно, даже не попаду на войну».

Я и еще десятка четыре новичков получил приказ о назначении вскоре после окончания учебы. Я оказался в тройке, отобранной из группы поддержки сил спецназначения из-за высоких оценок. Пока остальные отправлялись на Аляску формировать новую армейскую бригаду и отмораживать свои задницы, я направлялся в Афганистан. В моих официальных приказах говорилось, что я должен явиться в 3-й батальон 1-й группы сил специального назначения, подразделение «Зеленых беретов», дислоцированное в штате Вашингтон.

Перед отъездом я отслужил три недели в воздушно-десантной школе в Форт-Беннинге, штат Джорджия, где прыгал с парашютом с самолетов. Только сейчас я смог немного собрался с мыслями. За все время в школе, я на самом деле не успевал думать о том, во что ввязался.

Глава 3. Новенький

Мне придется заканчивать эту стрельбу с вертолета? Будут ли талибы стрелять в меня из-за каждого угла? Черт возьми, я меньше недели тренировался со старыми штурмовыми винтовками М-16 в школе. Ноутбуку не место в зоне боевых действий. Я не готов к этому.

Я сидел один в транспортном вертолете, направлявшемся прямо к линии фронта.

«Чинук» доставлял меня в мой новый дом, лагерь за пределами Джелалабада, в самой восточной части Афганистана. Это был 2005 год, после примерно двух лет обучения и бюрократических проволочек.

Мне было двадцать лет, и именно здесь начиналась моя первая командировка. По случайному совпадению, здесь же было одно из самых опасных мест в мире. Здесь последний раз видели лидера «Аль-Каиды» Усаму бен Ладен, прежде чем он исчез после 11 сентября. Новостные каналы преподнесли это как нечто дикое – отрубленные головы, женщин, забитых камнями до смерти, детей, изнасилованных собственными родителями. Я не знал, чего ожидать, когда приземлился. Я просто предположил, что талибы были повсюду.

Афганистан – прекрасная страна, когда забываешь обо всех смертях и разрушениях. Дома я привык к большим городам, красивым домам с крышами. Здесь такого было мало. В основном здесь были продуваемые всеми ветрами хребты, горы с редкими глинобитными хижинами. Сверху было видно людей, передвигающихся на тележках, запряженных в ослов, семьи, которые купались в речушках, куры и крупный рогатый скот разбегались, когда над ними проходил грохочущий «Чинук».

Мы летели над высокими горами и извилистыми долинами, пилоты и экипаж следили за талибами или признаками пуска ракет класса «земля-воздух». Даже с берушами для ушей, которые мне выдали, грохот винтов «Чинука» мешал мне слышать собственные мысли. Бортстрелок сидел в проеме, глядя на бесплодный пейзаж, когда мы огибали вершины холмов. Я повернулся направо и выглянул в маленькое круглое окошко внутри вертолета, когда мы пролетали над группой пастухов, идущих рядом с отарой овец. Я наблюдал за проносящейся мимо землей, держа палец на спусковом крючке винтовки. Я задавался вопросом, поверят ли вообще мои старые друзья, что я это вижу. Да, долог путь от Кэти.

Как аналитик разведывательной информации, «интель», я должен работать с командой «Зеленых беретов», развернутой в этом районе. Я должен быть их наблюдателем на местах, анализируя и собирая любую информацию, какую только мог, об угрозах нашей маленькой команде, убедиться, что они знают обо всем, что происходит. Я должен помочь им лучше понять местное население, собирать информацию от действующих здесь шпионов и формулировать рекомендации о том, куда нашей команде нужно отправиться. Я поговорил с местными племенами, убедившись, что понял о них все, прежде чем наша большая группа встретилась со старейшинами. Племена также были моими источниками информации о передвижениях талибов, за которыми мы охотились. В основном мы были там, чтобы завоевывать сердца и умы, что означало подружиться со старейшинами, которые были ключом ко всему.

Задача была слегка монументальная, учитывая, что нас было всего пятнадцать среди сотен тысяч афганцев. Мы были предоставлены сами себе, ближайшая крупная военная база находилась в сотнях миль отсюда.

Вскоре показался Джелалабад. «Чинук» пролетел над городом и снизился в нескольких милях от него в чистом поле. Вокруг ни следа цивилизации кроме скопления глинобитных хижин с возделанными участками. Пейзаж украшали величественные снежные вершины на заднем плане. В самом Джелалабаде было больше цивилизации, чем в других частях страны; некоторые называли его Палм-Спрингс Афганистана. Я бы не подумал, что Палм-Спрингс может быть таким.

Два камуфлированных под пустыню «хаммера» без дверей и ветровых стекол резко остановились, когда я вышел из вертолета. Команда из десяти зеленых беретов выскочила наружу. Следом ехали две «Тойоты», в которые набилось десятка два местных ополченцев – уже седые, бородатые, в традиционной афганской одежде, вооруженные «Калашниковыми» и РПГ.

Зеленые береты выглядели как настоящие головорезы. Все обросли густыми бородами, как будто только что пережили тюрьму талибов. Некоторые были в бейсболках полиции Нью-Йорка. Они были вооружены до зубов, пистолеты были окрашены в разные цвета камуфляжа, с оптическими прицелами. Единственное, чего не хватало, это лошадей, на которых, как я слышал, они ездили, чтобы слиться с местными. «Будь жестче и меньше похож на ботаника-интеля, все пялятся на тебя», подумал я.

Один из парней подбежал и спросил:

– Ты интель?

– Да, – прокричал я, пытаясь переорать грохот двигателей удаляющегося «Чинука».

Я выделялся: чисто выбрит, свежая стрижка, совершенно новая форма, на моем новом пистолете все еще сохранилась смазка.

– Добро пожаловать в команду, мы рады что ты у нас есть[10], – сказал он и осклабившись добавил: – Начинай отращивать волосы. Тут не учебка.

Всего в отряде было 15 американцев и 80 афганских ополченцев. Мы были одними из первых, кто занял аэродром Джелалабада. Взлетка все еще была усеяна остовами танков и самолетов российского производства, брошенных невесть когда. Некоторые участки были обложены камнями, окрашенными в красный цвет – это означало минные поля.

Я подумал, что меня разыгрывают, когда парни показали мне мой новый дом, подземную тюрьму, которая когда-то была домом для Аль-Каиды и Талибана. Она была запрятана под старым терминалом. Моя тюремная камера? Построенный из бетона, с облупившейся желтой краской, с хлипкой фанерной дверью. Очаровательный штрих – на стене остались следы когтей. Сколько же народу тут довели до потери рассудка?

Следующие нескольких месяцев я познавал, что значит быть специалистом по разведке. Я отрастил бороду и сменил форму на шальвар-камиз[11] и тюбетейку куфи. Мы мотались по отдаленным деревням, встречались с местными жителями и лидерами племен, одновременно собирая разведданные. Иногда люди не могли отличить нас от местных. Было немного похоже на роль путешественников-первопроходцев эпохи географических открытий. Некоторые районы Афганистана были настолько отрезаны от мира, что люди думали, что тут все еще стоят русские.

В Афганистане я отпраздновал двадцать первый день рождения. Команда праздновала вместе со мной, в мою честь выпили несколько бокалов «почти пива» – безалкогольной бодяги со вкусам «Бадлайта» (употребление спиртного было строго запрещено). У моих сверстников дома, не могло бы уместиться в голове, как можно праздновать совершеннолетие без грандиозной пьянки на всю ночь. Может быть, им лучше и не знать. Наверное, именно затем я и остальные солдаты здесь – чтоб им никогда не пришлось этого узнать.