Читать онлайн Ленин и революция. Диктатура пролетариата и русофобия бесплатно

Основоположники коммунистической идеологии К. Маркс и Ф. Энгельс были матерыми русофобами, хотя в советские времена эта «вредная» правда скрывалась от народа, и эту европейскую болезнь унаследовал их верный ученик В. Ульянов (Ленин). Коммунистическая доктрина в принципе антинациональная – она классовая, и потому закономерно, что российские адепты революционного марксизма тоже были носителями антинационального сознания и классовых идей. Они узрели демиурга истории не в народе, а в классе неимущих пролетариев без роду и племени, которые по Манифесту Коммунистической партии «не имеют отечества», им «нечего терять, кроме своих цепей, приобретут же они весь мир». В сознании Ленина эта бредовая идея слилась с лично мотивированной ненавистью к Российской империи и монархии, породив в его «татарской башке» (выражение Л.Б. Красина) гремучую смесь марксистской утопии о торжестве мирового пролетариата с практической русофобией, определявшую ленинский образ мыслей, его поведение и поступки.

От смердяковщины до пораженчества

Принципиальный антипатриотизм Ленина, всегда желавшего поражения царской России, проявился еще во время Русско-японской войны. В феврале 1904 года, вскоре после ее начала, Ленин и большевистская фракция РСДРП выпустили воззвание «К русскому пролетариату», где говорилось: «Все силы [русского] народа подвергаются величайшему напряжению, ибо борьба начата нешуточная, борьба с 50‐миллионным народом, который превосходно вооружен, превосходно подготовлен к войне, который борется за настоятельно необходимые, в его глазах, условия свободного национального развития. Это будет борьба деспотического и отсталого правительства с политически свободным и культурно быстро прогрессирующим народом», – а кончилось воззвание призывом: «Долой разбойническое и позорное царское самодержавие!»[1]

Ленин узрел в Русско-японской войне борьбу «культурно быстро прогрессирующего» азиатского народа, сражающегося «за настоятельно необходимые… условия свободного национального развития», c «деспотической и отсталой» царской Россией. Он «не заметил», что войну России за влияние в Маньчжурии и Китае объявил не японский народ, а вылупившаяся из исторической скорлупы японская военщина, начавшая борьбу на овладение Азией. Натравливали на Россию агрессивный японский милитаризм колониальная Британская империя и алчные киты Уолл-стрит во главе с агентом европейских Ротшильдов, отъявленным русофобом Джейкобом Шиффом.

Полковник М. Акаси. «Банкир» революции 1905 г. в России

Большевистский лидер этого в упор «не видит» и радуется поражениям русской армии. В статье «Падение Порт-Артура» он с омерзительным восторгом восклицает: «Главная цель войны для японцев достигнута. Прогрессивная, передовая Азия нанесла непоправимый удар отсталой и реакционной Европе»[2]. Это чистой воды смердяковщина! В той же статье Ленин написал: «Пролетариату есть чему радоваться. Катастрофа нашего злейшего врага (царской России. – А.М.) означает не только приближение русской свободы. Она предвещает также новый революционный подъем европейского пролетариата. <…> Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма»[3].

Ленин ни словом не обмолвился о подвиге крейсера «Варяг» (хотя им восхищался весь мир), не сказал ни одного доброго слова в адрес русских солдат, зато он и подобные ему злейшие враги Российской империи решили использовать ситуацию для революционного захвата власти. В дело вмешалась Япония, чье руководство считало, что «главная и единственная опасность для государственного строя России исходит от революционных элементов, которые, однако, ничего не смогут сделать, если не получат соответствующей финансовой помощи из-за рубежа». И они ее получили. На японские деньги[4], которые выдавал российским революционерам всех мастей и либералам на «конференциях» в Париже и Женеве[5] японский военный атташе в Петербурге полковник Мотодзиро Акаси, велась антироссийская пропаганда (в том числе через ленинскую газету «Вперед») и производились закупки оружия, которое морем переправлялось в Россию. Его транспортировкой с ведома Ленина занимались видные большевики М.М. Литвинов (Валлах) и Н.Е. Буренин[6]. Два судна с оружием – «Джон Графтон» и «Сириус» – в 1905 году сели на мель в Финском заливе и у берегов Румынии, из-за чего эта история получила широкую огласку. В разгар войны с Японией российские революционеры, при финансовой и материально-технической поддержке врагов России, организовали (через провокацию «кровавого воскресенья») волнения и вооруженное восстание «народных масс», нанеся царскому правительству (а на самом деле России) удар ножом в спину и побудив его подписать Портсмутский мир.

* * *

Во время Первой мировой войны ситуация изменилась. Оппозиционные царскому режиму политические силы «поумнели» и выступили на защиту Отечества, и только Ленин и его партия (фракция РСДРП) снова предали Россию, встав на сторону ее врагов. В манифесте «Война и российская социал-демократия», написанном в сентябре 1914 года[7], Ленин выдвинул перед своей партией триединую задачу на время войны, которую потом конкретизировал во многих выступлениях и статьях.

Защиту родины в «империалистической войне» Ленин объявил социал-шовинизмом и оппортунизмом[8] и призвал революционную социал-демократию добиваться военного поражения своего правительства, а значит и своей страны, иначе ведь не бывает. «Для нас, русских социал-демократов, – писал большевистский вождь, – не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии, самого реакционного и варварского правительства, угнетающего наибольшее количество наций и наибольшую массу населения Европы и Азии»[9].

А выступая в феврале 1915 года на конференции заграничных секций РСДРП в Берне, Ленин изрек: «Победа России влечет за собой усиление мировой реакции, усиление реакции внутри страны и сопровождается полным порабощением народов в уже захваченных областях. В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом»[10].

Победу врагов над Россией Ленин готов был принять, а вот победу России принять не мог – она должна была проиграть войну, чтобы большевики, воспользовавшись этим, совершили революцию и захватили власть. Мешал этим планам российский социал-шовинизм (то бишь патриотизм – неприемлемое для Ленина слово). Наличие такого «порока» Ленин объяснял тем, что в России пока «живо самодержавие, не завершена далеко еще буржуазная революция, а 43 % населения угнетают большинство “инородческих” наций»[11]. В угнетателе «инородцев», населяющих Россию, Ленин видит русский народ.

Отсюда второй программный пункт вождя большевиков: развал Российской империи и освобождение населяющих ее народов от «великорусского гнета». В тезисах «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне» в августе 1914 года Ленин провозгласил: «Наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России и разжигающих национальную вражду для усиления гнета великорусов над другими национальностями и для укрепления реакционного и варварского правительства царской монархии», – и поставил задачу: «Борьба с царской монархией и великорусским, панславистским шовинизмом и проповедь революции в России, а равно освобождения и самоопределения угнетенных Россией народов»[12].

Эту позицию Ленин отстаивал в спорах на тему «Война и социал-демократия», разгоревшихся осенью 1914 года в среде живших в Швейцарии российских социал-демократов. Первый такой диспут состоялся 6 сентября на совещании бернской группы большевиков, второй прошел 27 октября в Цюрихе, потом были другие. На них Ленин не только настаивал на поражении России в войне с Германией, но и на развале Российской империи с отделением («ампутацией») Украины и Прибалтики, так как это «вышибет из нее великодержавный дух», чем немало удивил своих оппонентов, среди которых были Троцкий, Радек, Алексинский и другие товарищи. В открытый спор с Лениным вступил представитель Бунда[13] А. Литвак. Вот как описывает его швейцарский историк Вилли Гаучи, автор известной книги о пребывании Ленина в Швейцарии:

«Когда Ленин высказался за ампутацию от Российской империи Украины и Прибалтики, Литвак ответил ему в дискуссии, что он может себе представить, что Ленин в шутку говорит об отказах от таких территорий, как Черное и Балтийское моря – ведь это “легкие России”, без которых российская экономика не может жить. В своем заключительном слове Ленин ему ответил: “Почему ты думаешь, что я шучу? Мы, великороссы, относились к [не] русским людям как к дуракам, мы способны только угнетать чужие народы; Россию следует ампутировать до Киева, Одессы, Риги и Либавы”. Ленин весьма серьезно относился к этому требованию, которое он развил, цитируя Маркса и Энгельса: “Народ, угнетающий другие народы, не может быть свободен сам”». Такая антироссийская позиция Ленина поражала всех, но Ленин твердо стоял на ней[14].

Третьей программной целью своей партии Ленин объявил превращение войны в Европе в гражданскую войну в России. «Превращение современной империалистической войны в Гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг… вытекающий из всех условий империалистической войны между развитыми буржуазными странами»[15], – провозгласил большевистский вождь.

Оставим моральную оценку этой «трехглавой» (как у Змея Горыныча) ленинской доктрины, но по всем юридическим нормам, в то время, когда Россия вела тяжелую войну с внешним врагом, это был акт государственной измены и предательства, в чем большевики огульно обвиняли окружение Николая II[16]. Хотя сам Ленин не считал свою программу предательством или изменой родине, так как видел исторический процесс сквозь кривую призму революционного марксизма. Еще в резолюции «Российская социал-демократия в европейской войне», принятой на заседании ЦК РСДРП(б) в Берне в конце августа 1914 года, Ленин обрушился на европейских вождей II Интернационала, которые, вопреки своим прежним решениям, встали на защиту своих стран, «проповедуя буржуазный шовинизм под видом патриотизма и защиты отечества и игнорируя или отрицая основную истину социализма, изложенную еще в “Коммунистическом Манифесте”, что рабочие не имеют отечества»[17]. Тем самым, оппонируя вождям европейской социал-демократии, Ленин заявил, что верен заветам Маркса и Энгельса и, как истинный пролетарский вожак, не имеет отечества, а значит не обязан его защищать. Так он оправдал свое «идейное» предательство России, подданным которой являлся. Но это были не только слова.

Ленин – Кескюла – Парвус

Проживавший в Швейцарии (неясно на какие средства) российский эмигрант, жаждавший военного поражения и развала своей страны, попал в поле зрения иностранных спецслужб. На связь с ним вышел агент германской разведки, эстонский социалист-националист Александр Кескюла, имевший оперативный псевдоним Штейн.

7 сентября 1914 года германский посол в Берне Г. фон Ромберг[18] отправил в Берлин шифрованную телеграмму, где говорилось: «Русский, у которого имеются связи с революционерами в России, пытается через агента установить, в случае, если Россия в результате внутренних трудностей начнет мирные переговоры, пойдет ли на них Германия и не бросит ли она русских революционеров на произвол судьбы… Через агента я пытался прежде всего установить, что здешним русским вождям известно о внутреннем положении России, планах и видах на революцию, а также об их отношении к национальному вопросу. Был бы благодарен за указание, как мне поступать в дальнейшем, в связи с упомянутым зондажом»[19].

Агент германской разведки А. Кескюла (Штейн), с которым В.И. Ленин был связан в Швейцарии

Названный выше «русский» – это Кескюла[20], а упомянутый агент – сотрудник германской разведки Штайнвакс (Steinwachs), курировавший работу против России. Так начались контакты большевистского вождя с германским посольством в Берне через А. Кескюлу (Штейна), который передавал Ленину деньги на издание газеты «Социал-демократ», где тот печатал свои опусы[21].

О связях Ленина с Кескюлой, а того – с германской разведкой, знали в большевистской партии. Вот что писал видный большевик, будущий первый нарком труда советского правительства А.Г. Шляпников: «В Стокгольме к тов. А.М. Коллонтай, а затем и ко мне явился соц. – дем. (эстонец) Кескюла. При свидании он спекулировал своими связями и знакомством с товарищем Лениным, Зиновьевым и другими членами наших заграничных центров. Кескюла вел себя чрезвычайно странно, высказывался в духе германской ориентации и, наконец, предложил свои услуги, если нам потребуется его помощь в деле получения оружия, типографии и прочих средств борьбы с царизмом. Его образ мыслей и поведение показались нам очень подозрительными, и мы тотчас же почувствовали в нем агента германского генерального штаба и не только отвергли его предложение, но даже прекратили с ним всякие сношения… Наш отказ иметь дело с Кескюлой не остановил его дальнейших попыток проникнуть при помощи других лиц в нашу среду»[22].

Германская разведка «пасла» российских революционеров, живших за границей, так что связь Ленина с Кескюлой не удивляет. Ленин понимал, кто такой Кескюла и откуда у него деньги, но брал их, так как остро нуждался, истратив прежние капиталы, добытые «экспроприаторами партии» через ограбление банков в Гельсингфорсе (в феврале 1906 г.) и Тифлисе (в июне 1907‐го)[23], присвоение наследства московского фабриканта Н.П. Шмита, денег Саввы Морозова и др. Так как кассой партии заведовал Ленин, то эти деньги попадали к нему, и он вел безбедную буржуазную жизнь в Швейцарии, а потом в Париже, где снимал роскошную 4‐комнатную квартиру со всеми удобствами.

19 декабря 1908 года Ленин писал своей младшей сестре: «Дорогая Анюта!.. Мы едем сейчас из гостиницы на свою новую квартиру: Mr. Vl. Oulianoff, 24. Rue Beaunier, 24*. Paris (XIV-me). Нашли очень хорошую квартиру, шикарную и дорогую: 840 frs. + налог около 60 frs. да + консьержке тоже около того в год. По-московски это дешево (4 комнаты + кухня + чуланы, вода, газ), по-здешнему дорого. Зато будет поместительно и, надеемся, хорошо. Вчера купили мебели для Маняши[24]. Наша мебель привезена из Женевы. Квартира на самом почти краю Парижа, на юге, около парка Montsouris. Тихо, как в провинции. От центра очень далеко, но скоро в 2‐х шагах от нас проводят metro – подземную электричку, да пути сообщения вообще имеются. Парижем пока довольны»[25].

Ленин своей буржуазной жизнью был доволен, а то, что эту жизнь ему обеспечили грязные деньги, замаранные кровью десятков жертв тифлисского ограбления и теракта, его не волнует. Жизни людей – хоть десятков, хоть миллионов – Ленина не волновали, он готов был ими пожертвовать во имя торжества РЕВОЛЮЦИИ. Кстати, на те же самые кровавые деньги Ленин стал весьма крупным акционером упомянутой им в письме французской компании «Metro», строившей парижский метрополитен. Время от времени он продавал через доверенных лиц пакеты акций этой компании, а вырученные деньги клал на свой счет в парижском банке. Вот что сказано в собственноручной доверенности Ленина об одной их таких операций:

«Комптуар Натиональ д’ Эскомпт де Пари (Национальный учетный банк Парижа )

Агенство V – улица Орлеана, д. 85

11 августа 1909

Господин!

Вы продали по моему указанию 45 метро, принадлежащих мне. Теперь я прошу вас продать для моего счета остальные, то есть все метро которые вы храните для моего счета. Я доверяю г-ну Любимову (ул. Кампань Премьер, Париж 14) передать вам это письмо и предоставить все сведения, которые могут вам потребоваться. Г-н Любимов также затребует продажу других бумаг для моего счета, я прошу вас выполнить все его указания. Я направляю, приложенный здесь чек на сумму 25.000 (двадцать пять тысяч франков) [26].

Прошу вас, господин, подтвердить получение этого письма по следующему адресу:

Г-н Вл. Ульянов (у мадам Лекрё) Бомбон (Сен-Э-Марн)

Примите, господин, мои уверения в глубоком уважении (Искренне ваш)

Вл. Ульянов. Д.4. ул. Мари Роз. Париж»[27].

Доверенность на продажу пакета акций компании «Metro», принадлежащих В.И. Ульянову, с его подписью (оборот). Публикуется впервые

Но к 1914 году деньги у Ленина кончились, оставались только мамины переводы из Петрограда из царской пенсии, но на них особо не разживешься. Вот и подсел Ильич на немецкую денежную иглу, хотя она была по-немецки скупой. В Берлине тогда делали ставку не на мало кому известного российского ненавистника царизма, а на подъем национальных и сепаратистских движений в Финляндии, Польше, Прибалтике, на Украине и Кавказе. Туда шли немецкие, австрийские и турецкие деньги, а Ленина со товарищи в Швейцарии финансировали по остаточному принципу: давали деньги на издание его бульварного листка «Социал-демократ», но не более, что Ленина угнетало.

Доверенность на продажу пакета акций компании «Metro», принадлежащих В.И. Ульянову, с его подписью (лицевая сторона). Публикуется впервые

* * *

И тут заявил о себе его давний знакомый – теоретик революции и прожженный авантюрист, создатель Петербургского совета рабочих депутатов[28], автор теории перманентной мировой революции – Александр Парвус (он же Израиль Гельфанд), который после поражения революции 1905–1907 годов эмигрировал из России, сделал в османской Турции политическую карьеру, нажил миллионы на военных поставках, а потом предложил свои услуги правительству Германии в деле победы над Россией. В марте 1915 года он представил главе германского МИДа Г. фон Ягову меморандум на 20 страницах, являвший собою план совершения революции в России и ее развала[29]. Это совпало по времени с намерением руководства Германии заключить сепаратный мир с Россией[30], и потому к плану Парвуса в Берлине отнеслись серьезно, выделив ему деньги на «святое дело»[31].

Сам же Парвус в своих планах сделал ставку на Ленина, в котором ценил организаторские способности, диалектический склад ума, революционную энергию, цинизм, а главное – ненависть к царской России, ради уничтожения которой он пойдет на всё. Парвус поехал на встречу с Лениным в Швейцарию, надеясь склонить его к сотрудничеству с собой, а значит, и со стоявшей за ним Германией. У «демиурга истории» (так называл себя Парвус) был особый расчет: в случае победы революции в России и прихода к власти Ленина он надеялся получить в революционном правительстве пост министра финансов, а с ним – доступ к золотому запасу России и ее деньгам, мечтая стать новым Ротшильдом.

Творцы «русских» революций: А.Л. Парвус (слева), Л.Д. Троцкий, Л.Г. Дейч. Тюрьма «Кресты». 1906

Встреча Парвуса с Лениным произошла в начале июня 1915 года в уютном кафе в центре Цюриха. Зная, кто такой Парвус, Ленин всячески маскировался и предохранялся, прихватив с собой на встречу швейцарского социалиста Артура Зифельда, через которого получал немецкие деньги на издание «Социал-демократа». Разговор состоялся. И хотя его содержание Ленин не раскрывал, он оказался на поводке у Парвуса, который был связан с ним через ленинского «денщика» Якуба Ганецкого, работавшего в фирме Парвуса. Весной 1917 года Парвус содействовал переезду Ленина с «группой товарищей» из Швейцарии через Германию в Россию в «пломбированном вагоне», но в итоге Ленин «кинул» своего благодетеля, нажив в его лице злейшего врага.

Когда после Октябрьской революции В. Ульянов (Ленин) стал вождем мирового пролетариата, а Парвус оказался в кювете истории, он выпустил злющую брошюру под немецким названием «В борьбе за правду» (в русском варианте «Правда глаза колет»), в которой описал, как они с Лениным работали на интересы Германии против России. В ней Парвус так описал суть их цюрихской договоренности: «Я встречался с Лениным летом 1915 года в Швейцарии. Изложил ему свои взгляды на последствия войны для общества и революции… Я предупредил его, что, пока идет война, революции в Германии быть не должно, в этот период она возможна только в России в результате немецких побед»[32].

Ленин мечтал об издании крупнотиражного пропагандистского журнала, с помощью которого надеялся вытащить европейский пролетариат из окопов империалистической войны и повести на революцию, прежде всего в Германии. Но Парвус убеждал его, что «революция в Германии, пока продолжается война, невозможна» и нежелательна, потому что «победа Антанты будет гибелью не только для Германии, но и для русской революции. Чтобы освободить революционные силы пролетариата, прежде всего необходим мир»[33]. Имелся в виду сепаратный российско-германский мир, как воздух нужный Берлину. В итоге Ленин согласился с Парвусом – до конца войны не трогать Германию, бросив все силы на революцию в России. Взамен Парвус пообещал деньги.

Программа действий

В Берлине, куда Парвус по пути из Цюриха в Копенгаген заехал с отчетом, его вояж в Швейцарию расценили как несомненный успех. 6 июля 1915 года статс-секретарь германского МИДа Г. фон Ягов направил министру финансов З. фон Рёдерну письмо: «Для обеспечения революционной пропаганды в России требуется 5 000 000 марок. Поскольку эту сумму нельзя покрыть из имеющихся у нас фондов, я обращаюсь с просьбой к Вашему превосходительству предоставить эту сумму в мое распоряжение, отнеся ее к статье 6, раздела II чрезвычайного бюджета. Я был бы чрезвычайно признателен Вашему превосходительству, если бы Вы проинформировали меня о принятых мерах». 9 июля просьба была удовлетворена[34].

А тем временем Ленин взялся за дело. 26 июля 1915 года в газете «Социал-демократ» (№ 43) вышла его статья «О поражении своего правительства в империалистической войне», где говорилось: «Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. Это – аксиома. И оспаривают ее только сознательные сторонники или беспомощные прислужники социал-шовинистов. <…> А революционные действия во время войны против своего правительства, несомненно, неоспоримо, означают не только желание поражения ему, но на деле и содействие такому поражению»[35].

В августе Ленин пишет этапную статью «О лозунге Соединенных Штатов Европы», в которой отвергает краеугольное положение марксизма о том, что на излете капитализма социалистическая революция произойдет одновременно в нескольких самых развитых капиталистических странах, среди которых Россия не значилась[36]. Ленин же в своей статье, опубликованной в 44‐м номере газеты «Социал-демократ», сделал противоположный вывод: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные массы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств»[37]. Такой страной Ленин признал Россию и взял курс на пролетарскую революцию в крестьянской стране через ее поражение в мировой войне.

Деревушка Циммервальд – колыбель Октябрьской революции

* * *

Свою пораженческую программу Ленин изложил в сентябре 1915 года на Циммервальдской конференции европейских социал-демократов-пацифистов, собранной по совету Парвуса германским посольством в Швейцарии для борьбы за европейский мир в интересах Германии[38]. Состав участников «орнитологической» конференции, кое-как разместившихся в местном отеле Beau-Séjour, всецело отвечал германским интересам. Два главных противника кайзеровского режима – Роза Люксембург и Карл Либкнехт – были нейтрализованы: Роза сидела в тюрьме, а Карла призвали в армию «без права отлучки». В конференции участвовал сонм германских агентов. Ева Фляйшхауэр – ведущий немецкий специалист по российским революциям и связям революционеров с Германией – по сему поводу пишет: «Министерство иностранных дел Германии и отдел IIIb[39] Верховного командования позаботились о присутствии на конференции, помимо немецких делегатов, неофициальных и тайных защитников интересов центральных держав, заслав проверенных иностранных агентов в ряд национальных делегаций»[40].

Ими являлись: близкий к Ленину швейцарский социалист Карл Моор (псевдоним в германской разведке Байер), финансировавший Ленина, а в конце 1917 года живший рядом с ним в Смольном[41]; глава румынской делегации, сподвижник Парвуса и Троцкого, Христо Раковский – австрийский агент, не позднее января 1915 года ставший платным агентом германского МИДа, а в 1919–1923 годах возглавлявший Украинскую ССР; большевичка Анжелика Балабанова – агент венского Евиденцбюро[42] и отдела IIIb германской разведки; доверенным лицом Эвиденцбюро являлся и Троцкий, который через парижскую газету «Наше слово» (ее финансировал из немецкого кошелька Раковский) вел прогерманскую пропаганду. Секретарем и спонсором конференции (за счет германского посольства в Берне) был известный швейцарский социалист Роберт Гримм, уличенный потом в работе на интересы Германии.

Вот такой гадюшник являла собой «орнитологическая» конференция, где собрались компания опытных германо-австрийских агентов и мало на что способных европейских говорунов. На фоне всей этой серости выделялся своей решимостью лидер российских большевиков, который шокировал всех заявлением, что Россия должна проиграть войну ради свершения мировой социалистической революции через восстание народов против своих правительств. Но поднимать народы на восстания евро-социалисты не захотели, обвинив Ленина в том, что он подставляет их всех под тюрьму. В итоге на конференции была принята умеренная (центристская) резолюция и учреждена Интернациональная социалистическая комиссия, призванная выработать общую платформу по прекращению войны и установлению всеобщего мира без аннексий и контрибуций, и правом народов на самоопределение и социалистический выбор.

Но Ленина и его единомышленников сия «пресная бумаженция» не устроила, и они создали особую группу – Циммервальдскую левую, выступавшую за захват власти через поражение своих стран в войне, превращение империалистической войны в гражданскую и разрыв с большинством «социал-шовинистического» II Интернационала[43]. Так как немецкий, швейцарский и скандинавские члены этой группы левых радикалов никаких революций в своих странах совершить не могли, то создана была эта группа во главе с Лениным, Зиновьевым и Радеком под сенью германских и австрийских спецслужб с прицелом на революцию в Российской империи – через ее развал и поражение в войне. Ленинский радикализм шокировал даже Троцкого, который указал, что «желать поражения России, значит желать победы Германии». На что Ленин едко заметил, что Троцкий «запутался в трех соснах», и пояснил: «Во всех империалистских странах пролетариат должен теперь желать поражения своему правительству»[44].

Про германское правительство Ленин промолчал. Но сразу после Циммервальдской конференции он предложил программу действий, сулившую Германии победу и желанный мир в случае захвата большевиками власти в России. Кескюла передал ее германскому послу в Берне Ромбергу, а тот 30 сентября 1915 года отправил в Берлин рейхсканцлеру Т. фон Бетман-Гольвегу секретную докладную, где говорилось:

«Эстонцу Кескюле посчастливилось с выяснением условий, на которых русские революционеры, в случае победы революции, были бы готовы заключить с нами мир. Их программа, по данным известного революционера Ленина, содержит следующие пункты:

1. Установление республики.

2. Конфискация помещичьих земель.

3. Восьмичасовой рабочий день.

4. Полная национальная автономия.

5. Предложение мира, без оглядки на Францию, но при условии, что Германия отказывается от аннексий и контрибуций.

К пункту 5 Кескюла замечает, что “это условие не исключает отделения от России национальных государств, которые стали бы служить в качестве буферных государств”.

6. Русские армии тотчас же покидают Турцию, и таким образом – отказ от Константинополя и Дарданелл.

7. Русская армия вступает в Индию»[45].

По сути, Ленин через Кескюлу предложил свои услуги Берлину в осуществлении его стратегических планов, обещая в случае прихода к власти заключить желанный для немцев сепаратный мир «без оглядки на Францию», отказаться от претензий на черноморские проливы и Константинополь, «покинуть Турцию» и даже вторгнуться в Британскую Индию! Со временем Ленин выполнил все пункты этой программы, кроме последнего[46].

Война, революция и деньги

Тезисы по непримиримой борьбе с царской Россией, ранее изложенные Лениным в манифесте «Война и российская социал-демократия» и других работах, теперь приобрели практический смысл. Ленин и Кескюла ожидали благоприятной реакции, но руководство Германии скептически отнеслось к заманчивым ленинским предложениям, переданным с нарочным в Берлин. Там по-прежнему делали ставку на националистические сепаратистские движения по окраинам Российской империи и организацию, говоря современным языком, «цветной революции» внутри России, нацеливая на это Парвуса[47]. Но «цветной революции» в январе 1916 года не получилось. В Берлине разочаровались в Парвусе и временно прекратили его финансировать. Ленин получал лишь через Кескюлу небольшие суммы из германского посольства в Берне на издание своего бульварного листка «Социал-демократ». А летом 1916 года прервалась и его связь с Кескюлой, который вместе со Штайнваксом переключился на Скандинавию, борясь за развал Российской империи через независимость Финляндии и Прибалтики и поддержку выступающих за это политических сил[48].

«Швейцарского страдальца» в Берлине упорно не замечали, и у него настал период безденежья. В письме Г.Е. Зиновьеву, написанном между 8 и 13 сентября 1915 года, он буквально стонет: «Денег нет, денег нет!! Главная беда в этом!»[49] Видимо, от безденежья Ленин написал тогда свою программу поражения России, которую Кескюла передал в Берлин, где намекает германским кураторам: денег дайте, денег дайте, я сделаю всё! Но денег почти не давали, и Ильич после роскошной парижской квартиры влачит жалкое существование. В письме Г.Л. Шкловскому от 9 ноября 1915 года он пишет: «Хорошо бы 2‐ое издание [брошюры] двинуть, пока набор лежит, но мы без денег»[50]. 14 декабря Ленин пишет своей сестре Марии: «У нас скоро прекращаются все старые источники существования, и вопрос о заработке встает довольно остро»[51]. А в письме А.Г. Шляпникову в сентябре 1916 года признается: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать ей-ей! Дороговизна дьявольская, а жить нечем»[52].

С Лениным немцы работали. Он участвовал во «2‐й Циммервальдской» конференции европейских социал-демократов, состоявшейся в конце апреля 1916 года в швейцарском горном поселке Кинталь[53]. На конференцию, организованную швейцарскими социалистами на деньги германского посольства в Берне, приехали 43 делегата из разных стран, которые сытно ели, вволю пили и много говорили. А за кулисами спектакля два германских агента-инкогнито (полагаю, Штайнвакс и Кескюла) на встречах с российскими делегатами готовили революцию в России. В Кинтале был обговорен текст печально знаменитого Приказа № 1, который появился сразу после Февральской революции и разложил русскую армию[54]. Ленин участвовал во всем этом, но его держали на голодном пайке, а когда Кескюла и Штайнвакс убыли в Швецию, то он, похоже, остался вообще без денег, стал впадать в отчаяние, и тут…

В конце 1916 года парижское детективное бюро «Бинт и Самбен»[55], которое являлось представительством российского Департамента полиции за границей и вело слежку за революционерами, зафиксировало странную активность российских эмигрантов. За ними усилили наблюдение. Из донесений филеров стало известно, что 16 (29) декабря Ленин собирается поехать в Берн[56]. По распоряжению Департамента полиции парижская агентура установила за ним круглосуточную слежку и получила отчет о полуторадневном пребывании Ленина в германском посольстве в Берне 28–29 декабря.

Согласно отчету, ранним утром 28 декабря 1916 года Ленин покинул свою цюрихскую квартиру на Шпигельгассе «с маленьким чемоданчиком в руке» и поехал поездом в Берн. Там он снял номер в гостинице «Франция», вышел оттуда в половине одиннадцатого утра и направился, петляя и озираясь, в германское посольство в Берне. В 11.30 он вошел в здание посольства, находился там целый день, заночевал и вышел 29 декабря в 16 часов; «очень торопясь», вернулся в отель, а «через четверть часа вышел из отеля и поездом возвратился в Цюрих»[57].

Что делал Ленин полтора суток в германском посольстве в Швейцарии, до сих пор неизвестно. После Октябрьской революции отчет о его визите, как и другие важные документы бюро «Бинт и Самбен» хранились в его архиве. В 1920‐е годы советское правительство выкупило через доверенное лицо этот архив у Бинта[58], и с ним в Москве «поработали». После развала СССР докладная Бинта про Ленина была найдена, но…

Вот что пишет об этом исследовательница архива Бинта З.И. Перегудова: «Под сообщением подпись “Бинт”. Однако форма сообщения, бумага, машинка, оформление документа, а главное, подпись убеждают в том, что мы имеем здесь дело с явной фальшивкой. Видимо, стремление придать большую убедительность версии о том, что Ленин был “германским шпионом”, было настолько велико, что подвигло кого-то из тех, кто работал с материалами архива Бинта, на такую явно топорную фальшивку… Документ был сфабрикован уже после смерти Бинта»[59].

Бинту незачем было хранить фальшивый документ, да еще со своей фальшивой подписью, он бы настоящую поставил. Архив Бинта еще при его жизни оказался в Москве, где отчет о посещении Лениным германского посольства сфабриковали, заменив подлинник грубой фальшивкой. Это очевидно, как и цели этой манипуляции. Фальшивку состряпали не для того, чтобы изобличить Ленина, а наоборот. Но наличие фальшивки доказывает существование подлинника, упомянутого в архивной описи, а анализ контекста событий не оставляет сомнений в том, что визит Ленина в немецкое посольство имел место.

* * *

К концу третьего года войны Германия стояла на грани военной и гуманитарной катастрофы. Экономика была разрушена, население, даже при карточной системе, голодало. Немцы прозвали тот год «брюквенным», потому что самой распространенной едой миллионов простых людей была брюквенная похлебка. И вот 12 декабря 1916 года германское правительство передало державам Антанты через нейтральные государства высокопарное предложение о мире, где говорилось:

«Самая ужасная война, которую история когда-либо видела, свирепствует скоро в течение двух с половиною лет в большей части света. Эта катастрофа, которую не могли сдержать узы совместной тысячелетней цивилизации, грозит человечеству в его наиболее ценных достижениях. Она угрожает превратить в обломки духовный и материальный прогресс, который составлял гордость Европы в начале двадцатого столетия.

Германия и ее союзники, Австро-Венгрия, Болгария и Турция, показали в этой борьбе свою непреодолимую силу. Они одержали значительные успехи над своими врагами, превосходившими их численностью и военным материалом. Ряды их войск непоколебимо стоят перед непрекращающимися нападениями неприятельских войск…

Для защиты своего существования и свободы своего национального развития четыре союзные державы были принуждены взяться за оружие… [Но] они держались всегда того убеждения, что их собственные права и обоснованные притязания не стоят ни в каком противоречии с правами других наций. Они не имеют целью разгромить и уничтожить своих противников.

Руководимые сознанием своей военной и хозяйственной силы и готовые продолжить, в случае надобности до крайних пределов, навязанную им борьбу, но воодушевленные одновременно желанием предупредить дальнейшее кровопролитие и положить конец ужасам войны, четыре союзные державы предлагают немедленно приступить к мирным переговорам. Предложения, которые они представят на этих переговорах и которые будут направлены к тому, чтобы обеспечить существование, честь и свободу развития их народов, составляют, по их убеждению, подходящую основу для восстановления длительного мира»[60].

Николай II в своей Ставке в Могилёве. 1916

На германский запрос тут же откликнулась администрация США. Президент Вудро Вильсон направил главам воюющих стран свои предложения, в которых уведомил, что «наступило время получить от всех воюющих ныне держав соображения как об условиях, на которых война могла бы быть закончена, так и о формах, которые, по их мнению, могли бы быть признаны в качестве действительной гарантии против ее возобновления или недопущения подобных конфликтов в будущем»[61]. Вильсон хотел прозондировать почву по этому вопросу. Лондон и Париж встретили германскую мольбу холодно. А Николай II издал 12 (25) декабря в Ставке приказ по армии и флоту, в котором говорилось:

«Среди глубокого мира, более двух лет тому назад, Германия, втайне издавна подготовлявшаяся к порабощению всех народов Европы, внезапно напала на Россию и ее верную союзницу Францию, что вынудило Англию присоединиться к нам… Проявленное Германией полное пренебрежение к основам международного права, выразившееся в нарушении нейтралитета Бельгии, и безжалостная жестокость германцев в отношении мирного населения в захваченных ими областях, понемногу объединили против Германии и ее союзницы Австрии все великие державы Европы.

Под натиском германских войск, до чрезвычайности сильных своими техническими средствами, Россия, равно как и Франция, вынуждены были в первый год войны уступить врагу часть своих пределов… Путем напряжения всех сил государства разница в наших и германских технических средствах постепенно сглаживалась. Но еще задолго до этого времени, еще с осени минувшего 1915 года, враг наш уже не мог овладеть ни единою пядью русской земли… и перешел на всем нашем фронте от нападения к обороне. Силы его, видимо, истощаются…

И вот Германия… чувствуя свое ослабление… внезапно предлагает объединившимся против нее в одно неразрывное целое союзным державам вступить в переговоры о мире… При этом она стремится для создания ложного представления о крепости ее армий использовать свой временный успех над Румынией, не успевшей еще приобрести боевого опыта в современном ведении войны… Ныне, окрепшие за время войны союзницы… имеют возможность приступить к мирным переговорам в то время, которое они сочтут для себя благоприятным. Время это еще не наступило, враг еще не изгнан из захваченных им областей. Достижение Россией созданных войною задач, обладание Царьградом и Проливами, равно как создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей – еще не обеспечены. Заключить ныне мир значило бы не использовать плодов несказанных трудов ваших, геройские русские войска и флот. Труды эти… не допускают и мысли о мире до окончательной победы над врагом»[62].

В отличие от Ленина, боровшегося за поражение России в войне с тевтонами, государь-император до последних дней своего царствования не допускал даже мысли о мире до полной победы над врагом! Получив холодное молчание Антанты и жесткий ответ русского царя, Берлин встал перед дилеммой: либо потерпеть разгромное военное поражение, либо попытаться любым путем вывести из войны кого-то из врагов. Реальной казалась возможность «свалить» через революцию Россию. Тут в Берлине вспомнили (не могли не вспомнить!) про Ленина с его «пацифистской» программой, и через три дня после «отлупа» Николая II кайзеру Вильгельму русские агенты зафиксировали появление Ленина в германском посольстве в Берне. Логическая связь этих событий очевидна, и потому информация о посещении Лениным 28–29 декабря немецкого посольства в Берне, изложенная в подлинном отчете бюро «Бинт и Самбен», представляется правдивой.

Немцам позарез нужно было поражение России, а Ленину позарез нужны были деньги. Это обусловило взаимную заинтересованность сторон, хотя надежд на скорую революцию в России, а тем паче на мировую революцию, «под руководством пролетариата против власти финансового капитала, против капиталистов», у Ленина тогда не было. В «Докладе о революции 1905 года», адресованном в январе 1917‐го молодыми швейцарскими социалистам, он признал: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции»[63].

Уныние, да и только! И тут случилось «февральское чудо»: в Петрограде произошла революция, свергнувшая русскую монархию и открывшая для России двери в новый мир и новое будущее. Ленин истерично возбудился от таких известий, он рвется в Петроград, ищет способ прорваться туда и не находит. И тут ему на помощь, по совету Парвуса[64], пришли германские покровители, которым Ленин наконец-то всерьез понадобился.

Дело в том, что после Февральской революции, которая стала для Берлина полным сюрпризом, начался процесс дезинтеграции Российской империи, чего и добивалась Германия, но Временное правительство выступало за продолжение войны, что Берлин никак не устраивало. Немцам нужно было иметь в Петрограде свое марионеточное правительство, которое подписало бы с Германией сепаратный мир. И тут они вспомнили про «пораженца» Ленина, который выступал за военное поражение и развал России и называл ее защитников социал-шовинистами[65]. Большевистская партия и ее вождь были единственными в России пораженцами, так что ставить в большой «русской игре» можно было только на них. И в Берлине эту ставку сделали. Об этом свидетельствует уже визит Ленина в германское посольство в Берне в самом конце 1916 года, а после Февральской революции фигура Ленина стала безальтернативной.

«Пакт» Бетман-Гольвега – Ленина

25 марта 1917 года статс-секретарь германского МИДа[66] А. Циммерман сообщил через офицера связи МИД в Главную штаб квартиру (Ставку Верховного командования):

«Имперский посланник в Берне прислал следующую телеграмму:

“Федеральному советнику Бундесрата Гофману доложили, что находящиеся здесь видные русские революционеры желают вернуться в Россию через Германию, так как они боятся ехать через Францию… Пожалуйста, пришлите инструкции на случай, если запрос такого рода будет сделан мне. Ромберг”.

Поскольку в наших интересах, чтобы влияние радикального крыла русских революционеров возобладало, мне кажется желательным разрешить революционерам этот транзит. Поэтому я бы поддержал получение разрешения. Прошу Ваше превосходительство информировать Главное командование армии и попросить его высказаться на сей счет. Циммерман»[67].

25 марта из Главной штаб-квартиры пришел ответ: «Верховное командование уполномочило меня ответить следующее: транзит русских революционеров в специальном поезде с надежным эскортом не возражает. Организацию дела можно поручить IIIb в Берлине и МИДу»[68].

Напомним, IIIb – это особый отдел германской военной разведки, которому, наряду с МИДом, поручили проведение этой спецоперации, в которую был вовлечен и Генштаб.

5 апреля 1917 года помощник статс-секретаря Буше сообщил германскому послу в Берне: «Генштаб согласен. Переезд границы в Готмадингене. Нужный офицер будет сопровождать поезд от Готмадингена до Засница. Передача в Готмадингене осуществляется представителем МИД, назначенным там же. Никаких паспортных формальностей на границе. Багаж будет опечатан. Безопасный транзит гарантируется… Дальнейшие детали о времени поездки последуют позже. Предварительно в субботу вечером в Готмадингене будут готовы два экспресс-вагона второго класса»[69].

Был намечен маршрут переправки: Цюрих – Готмадинген – Берлин – Засниц – Стокгольм – Петроград. Курировал операцию лично главнокомандующий Восточным фронтом генерал Эрих Людендорф. Потом он признал: «Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно, Россию нужно было свалить»[70]. Берлин был так заинтересован в этой «инъекции чумы» (фраза Черчилля), что если бы шведские власти отказали Ленину и К° во въезде в страну, то германское Верховное командование готово было «переправить их в Россию через линию фронта», как диверсантов[71].

После согласования условий переезда и оргмероприятий, 9 апреля 1917 года в три часа пополудни 32 «переселенца»[72] во главе с Лениным выехали из Цюриха до пограничной станции Готмадинген. Там они пересели в опломбированный вагон, и в сопровождении швейцарского социалиста (циммервальдца) Фрица Платтена и немецких офицеров отправились дальше в путь[73]. Поездка проходила «очень слаженно», путешественники остались «весьма удовлетворены предупредительностью германского правительства». «Засланцы» пели революционные песни, покурить выходили в туалет, а Ленин выписывал «билеты» на его посещение. Утром 11 апреля спецпоезд со спецвагоном прибыл в Берлин. В столице Германии поезд простоял, перемещаясь с вокзала на вокзал, около 20 часов, что было очень странно, так как до этого эшелон пропускали вне очереди. И здесь произошло событие, которое привело Ленина с его идеологией «пораженчества» к закономерному финалу. Обстоятельства случившегося еще в 1950‐е годы изучил и осветил немецкий историк Вернер Хальвег в цитируемой нами книге о возвращении Ленина из Швейцарии в Россию. Вот что ему удалось узнать.

Генерал Э. Людендорф засылал Ленина в Россию, чтобы «Россию свалить»

Рейхсканцлер Германской империи Т. фон Бетман-Гольвег

* * *

По прибытии на «южный» Ангальтский вокзал Берлина эшелон с реэмигрантами, «соблюдая величайшую секретность», перегнали на Потсдамский вокзал и поставили на строго охраняемый запасной путь, где в ночь с 11 на 12 апреля он простоял около 8 часов. Эшелон был оцеплен, к нему никого не пропускала усиленная охрана, а вокруг находилось «много одетых в штатское офицеров». Во время этой стоянки к поезду, чуть поодаль, подъехал лимузин с некими VIP-персонами, с которыми Ленин встретился tete-a-tete и о чем-то долго беседовал[74].

О содержании разговора говорит телеграмма, которую 11 апреля в 19 часов кайзер Вильгельм II отправил из своей Ставки в Хомбурге в Берлин рейхсканцлеру Т. фон Бетману-Гольвегу, где было сказано: «Эмигрантам следовало бы за проезд в качестве ответной услуги предложить выступить в России за немедленное заключение мира»[75]. Получив в 20.37 эту телеграмму, рейхсканцлер обязан был передать Ленину условие его пропуска через Германию. Ехать самому было опасно – слишком заметная фигура. Нужно было послать какое-то доверенное лицо, которое передало бы Ленину жесткое условие кайзера, а в случае нежелательной огласки или неблагоприятного исхода встречу можно было бы дезавуировать. Таким лицом стал помощник рейхсканцлера Курт Рицлер (Riezler) [76], который после 21 часа приехал на усиленно охранявшийся Потсдамский вокзал, где его ждал поезд со «спецпереселенцами». По сему поводу было составлено «Покорнейшее донесение», где говорилось:

«Берлин, 11 апреля 1917 г. после полудня.

Господин фон Хюльзен сообщает, что поездка русских проходила до сих пор очень слаженно. Офицер в штатском при проходе здесь поезда посетил его. От имени русских Платтен заявил, что они весьма удовлетворены предупредительностью немецкого правительства. О питании заботы было проявлено достаточно, но русские пожелали очень немного. Для едущих в вагоне детей в Берлине было приготовлено молоко. Во Франкфурте вагон с русскими из-за опоздания их поезда не удалось присоединить к другому поезду, так что произошла некоторая задержка транспорта. Поэтому русские сегодня должны остаться в Заснице. Там позаботились о хорошем пристанище в закрытом помещении»[77].

Беседа Ленина с посланцем рейхсканцлера («офицером в штатском») состоялась[78]. Рицлер назвал визави условие кайзера, от которого тот не мог отказаться: либо Ленин работает на интересы Германии, либо пусть отправляется назад в Швейцарию (обратный поезд был заранее заготовлен) [79]. Либо – либо, иного не дано. И Ленин сделал свой выбор. Поскольку Ленина со товарищи пропустили в Россию, значит, он согласился работать в интересах Германии.

Работа столь ценного агента[80] должна была хорошо оплачиваться, и выплаты начались сразу же. Когда 3 апреля выяснилось, что Ленин отбудет из Швейцарии и поедет в Швецию через Берлин, Министерство иностранных дел Германии запросило у главы Имперского казначейства З. фон Рёдерна огромную сумму в 5 млн марок «на политические цели в России» с условием, что сведения об их применении будут предоставляться только устно. 5 апреля казначейство отпустило запрошенные деньги[81]. По сведениям В.Л. Бурцева, разоблачавшего связи большевистского лидера с немцами, Ленину сразу же выплатили часть этих средств[82].

Немецкие историки называют сговор Ленина с представителем Бетман-Гольвега «берлинским договором»[83]. По известной исторической аналогии, его можно назвать «пактом Бетман-Гольвега – Ленина». На его важность указывает тот факт, что «депортацию» Ленина в Россию осуществила германская военная разведка, глава которой полковник Вальтер Николаи в своей книге о работе разведок в годы Первой мировой войны признал, что после того, как Ленин «обратился к Германии» (в посольство в Берне): «Германское министерство иностранных дел выступило… за удовлетворение его прошения о проезде через Германию. Германское Верховное командование… дало… свое согласие… Органы германской контрразведки взяли на себя ограждение [Abschluss][84] Ленина в Германии… и сопровождали его поезд через Германию»[85]. Потом он подтвердил, что «транспортировка работающих в Швейцарии (на кого?! – А.М.) большевиков через всю Германию» в 1917 году была его делом[86]. Позднее шеф нацистской политической разведки (СД) Вальтер Шелленберг написал, что по инициативе Николаи «Людендорф одобрил план отправить Ленина из Швейцарии в Россию через Германию в пломбированном вагоне» и что с тех пор Николаи «непрерывно поддерживал контакты с Россией через Ленина»[87].

Таким образом, контакты Ленина с германской разведкой, начавшиеся осенью 1914 года с мелкого агента Кескюлы, увенчались его «крышеванием» самим главой военной разведки II рейха полковником Николаи[88]. Спираль предательства, начавшаяся с пораженческого манифеста «Война и российская социал-демократия», закономерно увенчалась изменой родине, даже если для Ленина ее не существовало. Сговор Ленина с врагами России состоялся. Об этой «спецоперации века» писали немецкие генералы[89].

Конечно, Ленин не был бы Лениным, если бы не попытался использовать ситуацию в своих личных и революционных целях. Германское военно-политическое руководство надеялось через революцию в России, осуществленную Лениным и его партией, заключить с новым российским руководством сепаратный мир; Ленин же хотел, придя с помощью немцев к власти, разжечь в России гражданскую войну, а через нее – предсказанный Марксом пожар пролетарских революций по всей Европе, свергнуть ненавистного ему кайзера, а с ним всех прочих президентов, премьер-министров и королей, и стать вождем мирового пролетариата, которому суждено создать новый мир. Это была обоюдная игра в разных смысловых сферах. Для нас же главным является то, что лидер большевистской партии и руководство Германии совместно работали на поражение России в мировой войне и вместе достигли этой цели в Бресте. Но весной 1917 года путь к этому «триумфу воли» был еще долгим.

Глава немецкой военной разведки В. Николаи курировал засылку В.И. Ленина в Россию и его работу

Ленина в Стокгольме встречал бургомистр города К. Линдхаген

После ночной беседы на Потсдамском вокзале Ленина с посланником Бетман-Гольвега спецпоезд перегнали на Штеттинский вокзал, откуда 12 апреля в 7.15 утра швейцарские «переселенцы» выехали из Берлина до станции Засниц, где сели на пароход «Королева Виктория» и переправились в Швецию. 13 апреля в 9 часов утра Ленин со товарищи прибыли в Стокгольм, где их тепло встретили шведские социал-демократы и бургомистр города, социалист Карл Линдхаген. Там с Лениным захотел увидеться Парвус, но Ленин на встречу с ним не пошел, а направил доверенное лицо – не своего «денщика» Ганецкого (Фюрстенберга), а австрийского подданного Карла Радека, у которого состоялся откровенный разговор с Парвусом. О чем они говорили почти целый день, мы не знаем, но кое-какие детали беседы позже раскрыл сам Парвус: «Я передал Ленину через нашего общего друга, что теперь прежде всего необходим мир, поэтому необходимо объявить условия мира… Ленин ответил, что он не занимается дипломатией, его дело социал-революционная агитация. Я велел передать Ленину: он может агитировать. Но если государственная политика для него не существует, то он станет орудием в моих руках»[90]. Очевидно, Парвус располагал серьезным компроматом на Ленина, так как после его угроз Ленин велел создать в Стокгольме Заграничное бюро ЦК РСДРП(б) [91], через которое осуществлялись связи с германским Верховным командованием и МИДом и (при участии Парвуса) шло финансирование ленинской партии, к чему Германия загодя подготовилась.

Долой революционное оборончество!

Революций без денег не бывает. Дают их, как правило, внешние силы, заинтересованные в результатах смуты, и большевистская революция здесь вовсе не исключение. Ее спонсировали на государственном уровне Германия, а на частном – группа банкиров Уолл-стрит во главе с Дж. Шиффом, ставившая на Троцкого. Но эту тему мы здесь опустим[92], ограничившись персоной Ленина.

С момента проезда Ленина со товарищи через Германию в Петроград немецкие спецслужбы взяли своего протеже под опеку. 21 апреля офицер связи при Имперском дворе сообщил в МИД Германии:

«Верховное командование армии имеет следующее сообщение для политического отдела Генштаба в Берлине: “Штайнвакс послал следующую телеграмму из Стокгольма 17 апреля 1917 года: “Въезд Ленина в Россию прошел успешно. Он работает именно так, как хотелось. Отсюда – неистовство антантовских социал-демократов в Стокгольме”»[93].

Факсимильная копия телеграммы из Ставки кайзера в германский МИД от 21 апреля 1917 г.: «Въезд Ленина в Россию прошел успешно…» Публикуется впервые

Разбирая текст этой (опубликованной по-русски) телеграммы, «адвокаты» Ленина говорят: но в ней же не сказано, что Ленин работает, как хотелось бы немцам. А кому же еще? Отсюда «неистовство антантовских социал-демократов». И если бы Ленин не работал на интересы Германии, разве беспокоились бы о нем в Ставке кайзера, Верховного командования и МИДе? Кому он в таком случае был бы нужен?! Конечно же, высшее военно-политическое руководство Германии беспокоилось о Ленине потому, что он был важнейшим германским агентом (или агентом влияния, это уж как хотите).

С апреля 1917 года Берлин начал плотно работать с Лениным, не складывая, однако, яйца в одну корзину. 9 мая 1917 года советник германского посольства в Берне Шуберт телеграфирует советнику МИДа Бергену:

«Дорогой г-н фон Берген,

г-н фон Ромберг был бы очень признателен, если бы Вы сообщили, ограничиваются ли Ваши русские контакты только Лениным и его группой, или включают также ведущих социалистов-революционеров (Чернова и его товарищей). Если Вы сами не располагаете такой информацией, г-н фон Ромберг просит немедленно навести справки. Он крайне заинтересован в скорейшем получении этой информации»[94]