Читать онлайн Тебе не увидеть дождя. Сборник рассказов бесплатно

От дерева к тропе свисают ветви

И страх туманом крадется над землей

Жить или принять объятья смерти?

Чего боялся я, то и пришло за мной

Пролог

…Зверь зарычал, собаки отпрыгнули и снова стали кружить, делая коварные выпады. Медведь, то пятился, то атаковал, но эти отвратительные твари брали числом. Две рыжих псины прыгали с двух сторон щёлкая пастью в воздухе. Осторожничали, боясь попасть под лапу бурого гиганта. Две серых лайки нападали сзади, пытаясь усадить медведя.

Вот, в воздух полетели сухие ветки с землёй, вырванные лапой. Но собаки так изворотливы. Зажали его, закружили и ждут появления людей. Нужно что-то делать. Сердце колотилось, где же выход! Наконец появился охотник. Собаки стали ещё агрессивнее. Человек прицеливался, не ждет других. Видно молодой, самоуверенный, хочет похвастаться, что один справился с медведем. Выстрел. Боль пронзила зверя, он взревел и сделав резкий выпад, наконец достал лапой рыжую бестию. Та полетела в направлении охотника, который в растерянности опустил ружье. Остальные собаки, ощетинившись замерли, видимо поверженный пёс был их заводилой и вожаком.

Это то самое время, когда нужно действовать. Медведь, оскалившись запустил новую порцию земли в собак, а сам бросился в заросли. Затрещали ветки и кусты, это могучее тело зверя пробивало себе путь. Он словно ледокол покоряющий скованный океан удалялся все дальше и дальше. Рана причиняла сильную боль, но страх придавал сил, поэтому он бежал и бежал. Наконец лай стал отдаляться, неужели он победил. Только не расслабляться, медведь это знал и жадно хватая воздух продолжал бежать…

Глава первая

Эта тропинка знакома только ему, она вела в тайное место. Только он мог идти по этому пути, даже с закрытыми глазами, и ни на шаг не сбиться в сторону. Каждый изгиб, каждое дерево, куст, ветка, свисающая к тропе, известны только ему.

Человек попытался вспомнить, сколько времени здесь? Два года? Или три? Да, кажется три. Для кого-то эти три года, да в таком красивом месте, пролетели бы так быстро, словно птица вспорхнула. Но для него дни тянутся, как старое, нудное кино. Душные ночи доставляют мучение. Он боится закрывать глаза, вздрагивает от каждого шороха в доме. А все почему? Потому что уверен, как бы не скрывался, куда бы не пытался сбежал, тот урод, тот психованный урод, обязательно его найдет. И вот тогда… Если он уснет или на время потеряет контроль, то, когда откроет глаза, увидит его самодовольную, и в тоже время бесчувственную улыбку. Улыбку монстра. Ведь монстр, это Тот Кто Всегда Находит.

Ему было шесть лет, когда Тот подошел к нему в первый раз. Надменный вид, скрещенные руки на груди и та самая улыбка. Тот взял котенка, бело-серого котенка, которого подарили родители и на глазах у ребенка вспорол ему живот. Мальчик плакал, но помешать не смог, Тот контролировал его. Тот был сильнее. А когда ему исполнилось двенадцать погибли его родители. Мальчик, перед поездкой с ними прощался, говорил: «до встречи», но уже знал, что больше их не увидит. Они разбились, отказали тормоза и машина всмятку. Точно Тот приложил к этому руку, но он не мог этого доказать, но точно знал, это Тот.

Затем детский дом, ведь близких родственников нет, а остальным не нужен такой ребенок. В детском доме жизнь непростая, но со временем к этому привыкаешь и один день становиться похожим на другой. И вот в один, такой ничем не приметный день, погиб сторож. Говорят, был стар и споткнулся на ступенях. Но мальчика не проведешь, он увидел за углом знакомый силуэт. Это силуэт монстра. После этого нервный срыв и психушка. Тебе не верят, и ты кричишь в отчаянии, сжимаешь кулаки так сильно, что немеют руки. Но никто не верит. Только колют лекарства, чтобы ты находился в постоянном бреду. В таком состоянии годы сливаются в дни. Но та ночь на редкость была спокойной. Неожиданно появившееся предчувствие тревоги разбудило его. Он подошёл к окошку и в свете фонаря мелькнула тень. Что там? Он спрашивал себя, но уже знал ответ. Человек сбежал, он бежал и ехал, и снова бежал, пока не попал в эту далекую, таежную глубинку, где ты никто, и не кому не важно прошлое.

Человек так хотел, чтобы прошлое выцвело, как картина, выставленная на солнце. Которая постепенно блекла, теряла четкость линий, былую насыщенность красок. И наконец прошлое стало тускнеть, превращаясь в серое полотно без имени. Правда это принесло свои трудности. За серостью стала скрываться человеческая сущность, чувства стали притупляться, а все недостающие звенья, раскаленной лавой, заполнил страх. Страх перед Тем, Кто Всегда Находит.

Человек остановился, прислушался к звукам. Птицы пели, спрятавшись среди ветвей, они восхваляли пришествие нового дня, который подарит тепло и жизнь. Солнце стрелами света пронизывало верхушки деревьев, и, устремившись к земле, щекотала молодую травку. Все живые создания, от птиц до мелких букашек, ликовали встречая новый день. Только ему чужда эта радость, он спешил в своё укромное место, куда вела эта тропа.

Может, есть мечта – услышать эти звуки и понять, что это песня, а не просто глупый щебет. Жаль, но эта способность спряталась глубоко в душе, и он хочет только одного, прийти в своё секретное место, погладить шершавое тело кедра, затем сесть под дерево и ждать.

– Дурачок, не ходи, не успеешь вернуться до дождя, – говорили ему сельчане, они считали его странным. Может, это и правда, что он странный. Если честно, каждый человек на земле в какой-то мере странный. Одни больше, другие меньше, но все, все без исключения странные. Именно так он успокаивал себя, и никого не слушал. Он только поправил карабин, погладил себя по нагрудному карману и почувствовав приятный холодок, зашагал быстрее.

Да, в деревне его считали приезжим психом, не приспособленным к жизни в тайге, но это ложное представление. За три года он научиться читать тайгу, читать, словно книгу, и знал, что не успеет вернуться до начала дождя. Но он так хотел. Хотел сидеть под кедром и смотреть на падающие капли, какое это счастье! Дождь уносил его в мир, мир, где он хозяин положения, где спокойствие течет, журчит как тихая речка. Там он опускал голову на колени мамы, слушал ее тихую песню и закрывал глаза. Только так он мог спокойно поспать. В такие моменты душа достигала состояния эйфории, и тогда каждый шорох скатившейся по стволу капли, любой запах, – принимали другое обличье, именно тогда он по-настоящему был живым и счастливым.

Человек спал под эту необыкновенную музыку льющихся с неба холодных струй, сознание блуждало где-то глубоко в лабиринте разума. Все плохое исчезло, – лишь дождь и он на коленях мамы слушает ее песню. Но неожиданно спокойствие пронзила тревога, кто-то огромный двигался в его сторону….

Глава вторая

…Бежать в полную силу мешала рана, она ныла и разрывала болью плоть. Он так надеялся, что дождь задержит преследователей. Но вдалеке вновь слышался лай. Как хотелось развернуться и усмирить надменность и прыть собак. Сдаваться не входило в его планы, но страх перед теми, у которых в руках небесный гром заставлял бежать. Медведь вспомнил, как он испуганно прижимался к матери медведице, ощущая своим носом ее мех, родной мех. Она рыкнула, и отбросила его в заросли, а сама, встав на задние лапы, отправилась на свою последнюю охоту. Загремел гром, но в небе не было туч, этот гром был в руках людей. Он видел, как она погибла, видел, как с нее содрали шкуру. Тогда он парализованный страхом и со стеклянным взглядом пролежал там два дня. Как только ему удалось выжить? Но он смог! Только вот став огромным зверем снаружи, внутри он по-прежнему лежал в тех кустах и смотрел на маму. Медведь остановился. Нет, дождь не увеличил расстояние между ними. Неожиданно с той стороны, где он хотел обрести спасение, в ноздри ударил запах опасности. Сомнений быть не может, – человек!

Человек увидел глаза зверя. Что скрыто там, в глубине, за пеленой злобы: боль, которую причиняла рана или боль ощущать себя добычей? Непреодолимый страх, – вот что управляло всеми чувствами и движениями, и не было ни одной клеточки вне подчинения. Медведь медлил, переминаясь с лапы на лапу. Он, то задирал морду с раскрытой пастью в верх, жадно глотая воздух, то опускал ее, фыркая и разбрызгивая слюну. Почти физически передавалась внутренняя борьба. Отступить и бежать. Бежать, сколько хватит сил, бежать ломая ветки и кусты, или… Или, пришло время выбраться из детских страхов, выбраться из тех кустов и как мама, отправиться на охоту. Свою последнюю охоту! Необходимо выпустить на волю истинного зверя, ведь перед ним всего лишь человек. Не позволять больше ни страху, ни ране управлять им. Пусть только ярость, дикая ярость, необузданная ярость ведет его.

Вдалеке послышался лай собаки. Зверь поднял морду втягивая прохладный воздух тайги с детства знакомыми запахами. Настал момент, когда нельзя медлить; прыжок за прыжком он сокращал расстояние до вороненого ствола, в котором лежала смерть. Все показалось таким естественным, словно кто-то свыше спланировал заранее безысходность ситуации. Это должно произойти, как все приходящее и уходящее. Щелкнул затвор и грянул выстрел, эхо подхватило его и, разорвав на части, разнесло во все уголки леса. Тихо, если не брать в расчет все тот же далекий и приглушенный лай.

Человек опустил карабин и, немного помедлив, направился к телу зверя. Все произошло так быстро, и в этот короткий промежуток времени он стал таким, как Тот который забирает жизни. Страх толкнул его на этот шаг, и он взял жизнь за жизнь. Можно ли это считать оправданием? Он не знал. Но нужно сделать еще один ход: подойти и прервать муку животного.

Каждый шаг биением сердца неестественно гулко давит в виски, будто капли, оборвавшиеся с потолка в холодном и сыром подземелье. Искрящиеся мокрые ветви – это пляшущие бесформенные тени, рожденные факелами, языки пламени задают им ритм, перерождаясь в некую музыку, звучащую со всех сторон, с каждым тактом усиливаясь и, достигнув апогея, все оборвалось. Не стало ничего: ни звуков, ни красок, лишь мертвая пустота. Вот она, грань между реальным восприятием вещей и чувством понимания неизвестного.

Он остановился в двух шагах от поверженного животного. Палец лежал на изгибе спускового крючка, ощущая обжигающий холод железа, оставалось только нажать и уйти. Мешало предчувствие чего-то ужасного, быстро надвигающегося и неотвратимого. Это что-то черным шаром катилось из глубины разума, разрастаясь по мере приближения. Вспыхнули глаза зверя. Не может быть! Может, это он зверь, он лежит на земле, и его тело вздрагивает в мучительных судорогах, а пасть жадно хватает воздух, не в силах насытится им. Вот блуждающий взгляд останавливается, когда видит себя, стоящего с ружьем. Да, да, это он, но другой, имя которому убийца. Медведь поднимается словно огромная меховая гора и, рыча, наносит свой последний удар мощными острыми когтями.

Течет время бесконечной рекой, таким же далеким остается небо, идет дождь, а он слышит тихую песню мамы….

Глава третья

Глухие удары тревожили слух и пробуждали его. Клубы дыма, едкого, раздражающего слизистую носа, витали вокруг. Он посмотрел на огонь и постарался услышать треск горящих веток. Тщетно: все звуки заглушали удары бубна, и еще эта песня мягким однотонным голосом. И все-таки это песня, потому что присутствовал едва уловимый связующий ритм. Только сейчас он увидел в углу силуэт, частично скрытый темнотой. Отчетливо выделялись только седые растрепанные волосы да половина лица, довольно старого и морщинистого. Что же случилось? Кто та старуха в углу? В один миг смолк бубен.

– Меня называют Янга, – донеслось из темноты. Затем последовала пауза, давшая возможность наполнить помещение тишиной. – Тебя три дня назад принесли охотники.

Неожиданно для себя он открыл истину: три дня он был уязвим. Необходимо успокоиться. Он постарался представить, как ветер обдувал ствол кедра, а корни чувствуют холод земли. Нет, не помогает. Страх летит камнем в его голову. Нужно бежать. Бежать в секретное место.

Старуха продолжала говорить, но речь потеряла всякий смысл, лишь беспорядочные звуки. Он осмотрел все вокруг, никого. Взгляд остановился на столе, а на нем лежал, сверкая в языках огня, нож. А что там в углу? Там что-то шевелиться. Человек задрожал всем телом, там точно кто-то живой, скрещенные на груди руки и сейчас он увидит улыбку. Это Тот Кто Всегда Находит!

Тишина. Почему же так пугает тишина, ведь когда-то только она доставляла наслажденье и, он упоенный тишиной, жил в ожидании. В ожидании дождя. Необходимо бежать. Шатаясь, человек встал схватил карабин и свою куртку. Еще раз посмотрел на печальные глаза старухи к которой шел Тот. Она знала, чем это закончиться, знал и он, потому, не дожидаясь исхода бросился бежать.

Здесь заканчивалась тропа, это то самое место, где стоит, огромный кедр, противостоя ветру твердым телом, зацепившись за землю извивающимися корнями и воздев к небу множество рук. Только здесь можно расслабиться, трогая шероховатое тело дерева. Затем он сел и зажмурился. Сквозь закрытые глаза просочились слезы и, пробивая путь, покатились по щекам.

– Ты плачешь? – он вздрогнул и обернулся. Прямо перед ним стояла женщина, ее хрупкое тело скрывало широкое кроваво-красное платье. Черные волосы бурной рекой стекали на плечи, а венец всему – неестественно белое лицо.

– Кто ты? Почему я не слышал, как ты подошла?

Она взглянула на него, и он ужаснулся. Как пусты были ее глаза.

– Я твой друг. И я смогу помочь тебе. Ты сам меня позвал.

– Я тебя не звал. У меня нет друзей. Да, и твоя помощь не нужна.

– Ты уверен? Считаешь, что в безопасности? Думаешь Тот не найдет, это место?

– Откуда ты знаешь про него, про этого монстра? Мне никто никогда не верил! А ты…

– А я верю. Говорю же, я друг и я пришла чтобы помочь.

– Как? – Спросил человек. А женщина, медленно подняв руку, пальцем показала на сердце.

Он потрогал себя у груди и почувствовал холодок.

– Да, да, – подошла спасительница поближе, – ты всегда знал, что этот миг настанет.

– Я не смогу. Не хватит духу.

– А я для чего? Говорю же, я пришла, чтобы помочь. Всего лишь дай мне руку. – Человек протянул ее и только сейчас увидел, что его ладонь в крови. Он быстро раскрыл другую – кровь!

– Ты знаешь чья это кровь? – Спросил он женщину в красном. – Пожалуйста, ты знаешь чья это кровь? – Но та только улыбалась и молчала. Человек опустил голову.

– Посмотри мне в глаза, – попросила женщина и человек послушно выполнил просьбу. – Уверена, ты сам знаешь ответ. Ну же, чья это кровь?

– Той старухи, – задрожал человек, – но этого не может быть!

– Не может? Тогда подумай, почему Тот всегда тебя находит? Он внутри. И только ты можешь его остановить. – Человек погладил себя у сердца и ощутив холодок, стал шарить рукой в кармане. Наконец вынул патрон. Затем какое-то время рассматривал его, вертя из стороны в сторону. Наконец схватив карабин, зарядил его.

– Что-то не так? – Спросила женщина, встретив озабоченный взгляд. Человек глубоко вздохнул и кивнул.

– Да, скоро будет дождь. Может? – Умоляюще посмотрел он на свою спасительницу, а та отрицательно покачала головой.

– Если дождёшься дождя, не сможешь завершить начатое. И Тот победит. Он всегда приходит. Дождь отсрочит время встречи, но ты же знаешь, он тебя найдет. А я помогу завершить дело. Я именно для этого здесь. Всего лишь дай мне руку.

– Скоро будет дождь, – протягивая раскрытую ладонь, сказал он, – но мне этого не увидеть.

Тихую песню поют деревья, все таким же голубым остается небо. Женщина улыбнулась и раздался выстрел. Лес, с безразличием, подхватил его и эхом понес в разные стороны.

Эпилог

Холодные капли, как серебряные бусинки, повалили сверху. Стекая по стволу дерева, они словно плакали, ища свой путь. Дерево жадно впитывало влагу корнями, чтобы насытить свои ветви, приподняв их словно приветствуя вновь обретенную свободу. Человек уже не слышал эту необыкновенную музыку льющих с неба струй, сознание покидало лабиринт разума. Все плохое исчезло. Тот тоже умирал. Женщина медленно удалялась, струи стали проходить сквозь нее. Еще мгновение и она исчезла…

Ты появился в тишине

Так ярко вспыхнул свет

И сам с собой наедине

Кто ты, найдешь ответ

Прелюдия

Лежит нигде, и все оттого, что нет определенного места. Лежит молча, без движения, без дыхания: пока все это ни к чему, пустота сознания выносит свой вердикт: безжизненный. Неизвестно, конец это или начало чего-то нового, а может переход от одного к другому. Но он, она или оно, утратив чувства или еще не обретя их, претерпит изменения и наверняка станет иметь различия. Хотя различия, что они в своей сути? Если вам их кто-то навязывает или вы их придумываете сами, то ничего. Но, напряжение растет, что-то должно произойти!

      Вспышка. Свет. Свет вокруг тела. Если не тела, так того, в чем находится он, она или оно, и этот свет ничто иное, как вестник жизни…

За гранью

Кто я? Хороший вопрос, но лучше его сформулировать так: кто я, вновь появившийся? Как ни странно, я знаю, что появился внезапно, до этого меня не было, – то ли спал, то ли не существовал вовсе. Но теперь это в прошлом.

      Для начала нужно осмотреться. Сразу возникает вопрос: могу ли я видеть? Оказалось, способен, но как-то странно, словно в ультрафиолете все вырисовывается с двух сторон. С одной стоят сплошной стеной великаны. Они такие огромные и страшные, но они просто стоят и смотрят вокруг. Другая сторона закрыта темным холмом. Интересно, что там, за холмом? Как сразу и живо мое существо откликнулось на призыв свершить открытие, разгадать загадку. Правда, прежде необходимо разобраться в себе, потому что сам для себя остаешься загадкой.

Странно, вроде бы я здесь, где теплое море со всех сторон и в то же время есть ощущение, что я еще и там, за гранью, откуда явился. Холод, сырость, темнота до сих пор не покидают. Так же беспокоит и тот факт, что я не могу двигаться, наверное, еще не обрел эту способность. А страшнее всего, если я рожден, чтобы вот так висеть между тем и этим и созерцать происходящее. Жалко, что я никогда не смогу узнать, что там за холмом. Вот так быстро и безвозвратно умерла моя мечта.

      Невозможно получить жизнь и не иметь ничего! Почему такая несправедливость? Зачем чувства и желания, если их нельзя осуществить?

– Я так не хочу! Нет! Помогите!.. Тишина, почему тишина? Неужели еще и одиночество вдобавок к моему несовершенству?

Имя

– Помогите! – Мой свет так сильно разгорелся, что казалось от него вспыхнет все вокруг. – Хоть кто-нибудь, слышит меня!?

– Вообще-то тебя слышат и слышат многие, – прозвучал ответ. Он неожиданный, но такой приятный, ведь он доказывал, что я не одинок.

– Ты, что затих? Я же говорю, тебя слышат, просто никому до этого нет дела, наверное, кроме меня, если я ответил.

– Ты где? – Я растеряно искал источник голоса.

– Удивительный парадокс, мы так стремимся охватить необъятное, разглядываем мир по сторонам, забывая обратить внимание на то, что творится прямо перед нами. – Да, вот его свет, и как поразительно мы с ним схожи.

– А ты кто такой? – Почему он задает такой странный вопрос?

– Я это я.

– Неправильно. Мы все говорим «я», так как любой является самим собой, но у каждого должно быть имя, чтобы отделить одну личность от другой, и тем самым способствовать знакомству и общению. – Красиво сказал, правда, не совсем понятно, но красиво. – Меня, например, зовут Лев, а тебя как?

– Извини, у меня его нет, ведь я недавно появился.

– Прекрасно!

– Прекрасно? В чем же прелесть этого обстоятельства?

– В твоем втором рождении: сейчас ты обретешь имя.

– Это так неожиданно, мне как-то не по себе.

– Боишься? Такие чувства абсолютно у всех, кто получает имя.

– И много их?

– Наверное, но ты первый, кого я встретил, и хватит об этом. Перейдем к главному: ты вообще-то хочешь получить имя?

– Думаю, да.

– Тогда слушай, ты и все, кто может слышать: отныне и навсегда безымянный индивидуум нарекается Лион!

– Почему? Нет, не то, чтобы мне не нравилось. Но Лион? Почему?

– Не стоит оправдываться, понимаю и проясняю. Во-первых, я придумал про имена, во-вторых, Лион звучит стильно, и наконец, в-третьих, у меня есть мечта встретить друга Лиона, ну а все мечты обязаны сбываться. Это, мой научный вывод. А кстати, у тебя есть мечта?

– Ну да, видишь холм, что за ним? Что он скрывает? – Его свет за пульсировал, ему тоже интересно. – Думаю, это и есть мечта.

– Здорово! Мы поделились сокровенным и таким образом сделали первый шаг к дружбе.

– Но мы не в состоянии двигаться. Мы рождены стоять на одном месте.

– Не воспринимай буквально эти слова. Шаг, движение совершили не мы, а наши чувства, эмоции, которые в нас. А что в нас и есть мы.

– Понял: в мыслях, в чувствах, в восприятии мы, образно говоря, движемся, даже если и остаёмся стоять.

– Ну, раз понял, первый шаг сделан на нашем пути, и мы с тобой обречены стать друзьями.

– Друзьями?

– Да! Но постой, все не так быстро. Это долгий путь. Пройдет еще уйма времени, и свет сменит тьма и будет холод. И странные существа будут приходить. И я мог бы сказать спроси у великанов они были прежде и будут после, но они ничего не ответят.

– Мне страшно!

– Не бойся, это жизнь. И только, потом, в конце, по прошествии времени, мы, скажем: прощай, друг.

– В конце? По прошествии времён? Прощай?

– Да, когда-то мы уйдем, нас унесет поток, и я мог бы сказать: спроси у тех великанов, так как они существовали до нас и останутся после, только они не ответят.

– Разве это обязательно для жизни?

– Нет, но все это произойдет.

– И мы исчезнем на всегда?

– Не думаю. Да нас ждет тишина, но мы возвратимся вновь. Разве ты не почувствовал это?

– Я не помню ничего.

– Ну, соберись! Совсем ничего?

– Кажется, в самом начале я почувствовал, что появился внезапно.

– Вот видишь! Жизнь цикличная. И я скажу тебе: тренируй память, память как сейф, а имя, ключ к прошлому. При появлении мы забываем о многом. Как будто теряем часть себя. И нужна вспышка чтобы ее оживить.

– Но как тренироваться?

– Можно запомнить фразу, которая разбудит тебя и приведет к имени.

– Как это?

– Поделюсь сокровенным, вот мой ключик: звон, сон, Левенцон, мое имя Лев, я это он.

– Как красиво! Есть идея, подойдет такое: дин-дон, Дандилион, меня зовут Лион.

– Хорошо придумал. Сохрани этот ключ и каждый день повторяй.

Интермедия по прошествии времен

Лион: Со мной происходит что-то странное. Ощущение таково, словно меня стало много. Я разваливаюсь!

Лев: Постарайся сконцентрироваться в себе одном. Поверь мне. Я уже это проходил.

Лион: Это так сложно.

Лев: Кто сказал, что будет легко? И не смотри на меня, я ничего подобного не говорил.

Лион: Да, не говорил, но твой свет, он становится бледным. Как будто гаснет.

Лев: Эх, скоро я не смогу удержаться, а течение изменилось и унесет меня не в сторону холма. Да, точно, не в сторону холма.

Лион: Причем здесь это?

Лев: Причем? Ты надеялся узнать, что там, за холмом, а я хотел отправиться, с тобой посмотреть, как исполнится твоя мечта. Ты помнишь, мечта обязана сбываться.

Лион: Ты должен подождать, подождать чуть-чуть, ты сможешь. Это течение не навсегда.

Лев: Конечно не навсегда, но нет сил. Поверь, я счастлив, моя мечта исполнилась. Ты мой лучший друг и не думай, это не из-за того, что ты единственный. Ты реально лучший! Ах да, чуть не забыл: прощай, друг. Вот видишь, мой научный вывод верен. Все, идет по кругу. Ладно, больше не могу цепляться за жизнь, а ты помни свое имя и кто тебе его дал.

Лион: Конечно, конечно, я запомню. Прощай, друг.

Лев: Меня ждет тишина…

Мечта

      Я остался один, один, как когда-то давно, хотя меня много, но я один. Сейчас я помню все!!! Да и как можно забыть. Но Лев говорил «тренируй память», значит, забыть можно. Мой свет стал непрочный, близок и мой конец. Одно беспокоит моя мечта – увидеть творящееся за холмом исполнится без друга. Кстати, течение изменилось, меня унесет за холм, и мне все труднее удержаться.

Но нет, я не могу так поступить! Он спас меня от одиночества, дал имя. Теперь я Лион. Мы прошли огромный путь, и мой друг всегда был рядом. Ах, Лев, Лев, бедняга! Ему придется признать крах своих научных выводов.

Я продержусь, продержусь, сколько потребуется. И не нужен мне этот холм, мне нужен он, мой добрый друг. Ишь ты, «меня ждет тишина», – меня она тоже ждет!

Зарисовка

Ветер, качая деревья и, обрывая с них листья, уносил в своем танце за холм. Белый пушистый одуванчик одиноко стоял у подножия холма и любовался солнцем, будто в последний раз. Рядом качался опустевший стебель его собрата. Ветер крепчал, но белое пушистое творенье не поддавалось ему. Просто удивительно, откуда берутся силы. Но ветер хитрец, тоже не прост, стих, набрался сил и сменил свою тактику. Неожиданным порывом вырвался из-за холма, и пушинки, словно парашютисты, взмыли в небо и отправились туда, куда недавно улетели такие же пушинки его собрата.

Они завершат свой полет и опустятся на землю и в безмолвии вместе станут ждать весны и новой жизни. Да, их ждала тишина…

Эпилог

… За гранью свет и тепло, и это так знакомо, словно я жил раньше, только не помню этого. Хотя в памяти есть ключ ко всему. Просто при рождении мы забываем о многом. Но не все же, должен же помнить, кто я. Может я это я? Нет, есть что-то еще. Имя! Да, точно, имя! Как все знакомо вокруг: и великаны, и холм. Кстати, что там, за этим холмом? Нет, сейчас это не важно, нужно сосредоточиться. Что так звенит? Дин –дон, дин-дон. Вспомнил, есть секретный код. Дин-дон Дандилион, меня зовут Лион, Лион – это мое имя! Я вспомнил, нашел ключ и сохранил. Главное, запомнить имя и кто тебе его дал. Кто дал? Лев!

– Лев! – Тишина. Неужели его здесь нет?– Лев, пожалуйста, услышь меня!

– Вообще-то тебя слышат многие, но никому нет дела, кроме меня, конечно.

– Где же ты, друг?

– Удивительный парадокс, мы так стремимся охватить необъятное, разглядываем мир по сторонам, забывая обратить внимание на то, что творится прямо перед нами…

Справка

Левенцон от немецкого löwenzahn – одуванчик.

Данделеон от английского dandelion – одуванчик

герои совершают подвиги,

и память о них живет века,

а не герои спасают жизни,

но о них не помнят никогда.

Павел

Моя любовь спускается к реке

За спиною два больших крыла

Несет забытое в одной руке

В другой, что сказано со зла

Босые ноги топчут траву

Траву сомнений и обид

Терпением перелистывает главы

Не прочитанных упреков стыд

(из блокнота Павла «Моя любовь)

Прохладный ветерок порывами мягко гладил траву на холме, и она, словно приветствуя его, то сгибалась к земле, то снова вставала в полный рост. Хотя и было жарко, – пот пропитывал одежду, которая становилась мокрой и липкой, – все же ветер некстати: очень сложно разглядеть какое‑ либо движение. А ближе к селу чаще, словно часовые, росли кустарники, да и трава выше и гуще. Но они где‑то рядом, так как утром недосчитались одного часового.

– Командир, там кто‑то есть! – слегка прищуриваясь, шепнул Павел.

– Тихо, где? – словно успокаивая, спросил капитан.

Солдат кивнул и показал на холм. Там действительно кто‑то возился? Или все‑таки трава? Как же мешал ветер! Нет‑нет, это какое‑то живое существо, так как стало отчетливо выделяться что‑то черное, возможно, голова, может, бок. Собака? Через мгновение все прояснилось.

– Это же пацан, – процедил командир, а на холме появилась маленькая фигурка мальчика лет семи.

Как он там оказался? Что делал? В голове роились безответные вопросы. Послышался свист, яростно нарастающий, и стало страшно: все поняли, что он означает. Павел рефлекторно сжался, и в этот миг – грохот разорвавшейся мины, затем другой, – тело ощущало дрожь земли. Взрывы один за другим подбирались к малышу, который от ужаса не мог шевельнуться и стоял в растерянности, не зная, куда ему деваться.

– Что они делают? Неужели не видят, кто там? – выпалил Паша и сорвался с места, кинувшись к холму, к той маленькой беззащитной фигурке, непонятно как оказавшейся в центре обстрела.

У домиков в селе замелькали тени, и сухие автоматные очереди добавились к свисту и грохоту. Боевики находились дальше от холма и селение было ниже, да и, скорее всего, ждали ответных действий, ведь вечером они пленили часового. Все были на взводе, поэтому и не стали разбираться кто там на холме.

– Стоп, дурак, куда!? – заорал что было силы капитан, но остановить то, что уже случилось, было невозможно. Сухое морщинистое лицо снова перекосилось в крике, уже взывая к разуму. – Стой, приказываю, солдат! Ты его не спасешь и сам…– крик утонул в грохоте разрывающихся мин.

Паша мчался со всех ног, отбросив все сомнения, в полный рост, напрямик, не обращая внимания на бронежилет, который туго обхватил его тело и мешал дышать полной грудью, на автомат, который прыгал сзади, как бешеная собака на ремне, вторя его движению. Забыл про страх, который всегда сковывал его, ведь мгновение назад он единственный сжимался от разрывов, собираясь всем телом в комок, как будто такая поза защитит. Над ним часто смеялись, выставляя напоказ его трусость. Вчера…

Вчера, когда они попали в засаду, и завязалась перестрелка, он забился, как заяц под куст, обхватив автомат. Все вели бой, все кроме него, наверное, инстинкт самосохраненья присущ не героям. Но сейчас! Любовь к той маленькой фигурке как будто взорвалась в нем, придав сил. Он летел, летел ястребом, который сверху камнем срывается к добыче, летел навстречу пулям и взрывам, презирая страх, лишь цель – та маленькая фигурка, оказавшаяся посередине всепожирающей и никого не щадящей войны. Совсем рядом с малышом фонтаном взметнулась в небо земля, но солдат уже обхватил тельце и накрыл собой.

Капитан увидел поднятую руку и облегченно вздохнул:

– Жив, зараза! – И, обернувшись к радисту, приказал, – шли весточку домой: нас накрыли, в деревне боевики, у них минометы, пусть прикрывают с воздуха.

Мальчик плакал и вырывался, но вставать нельзя, – здесь, на холме, они как на ладони.

– Тихо, тихо, все будет хорошо, – пытался успокаивать ребенка Павел, – пришел добрый дядя, он тебя спасет, ты только не кричи, а слушай, вот сейчас за нами прилетят вертолеты и заберут нас. Ты когда‑нибудь летал на вертолете?

Больше он не знал, что говорить и от шума перестал себя слышать, как будто все звуки кто‑то выключил. Странно, но именно сейчас он вспомнил, как со старшим братом ходил на рыбалку, и, когда они отплывали от берега, он очень боялся воды. Именно тогда удочка зацепилась, он ее дернул, и лодка наклонилась. Павел кинулся на другой край, и… Они с братом перевернулись. Он стал тонуть, тогда тоже пропали все звуки, а когда открыл глаза, – видел только пузыри, белые в желтой воде. Все это как во сне…

Павел вздрогнул и почувствовал руками вибрацию земли, она усиливалась, и сверху посыпались камни и трава.

Ребенок перестал плакать и возиться. Солдат хотел приподняться на руках, чтобы сильно не давить на него, затем осмотреться, когда почуял что‑то у себя подмышкой. Подумал, какой‑то упругий стебелек травы и дернул плечом.

Сильная боль… Хлопок… хлопок? Нет, это выстрел… на мгновение он замер… сейчас все пройдет, но боль усиливалась, а когда под бронежилетом струйкой потекла кровь, он начал терять сознание… Все как во сне…

Мальчик попытался выбраться из‑под солдата, но никак не получалось, не хватало силенок, да и расслабленное тело было тяжелым. От отчаяния он закричал, но его крик скрыл грохот вертолетов. «Не обманул», – мелькнуло в голове у малыша. Как хорошо, что он не видел происходящее. Если бы встать на холме и перевести взгляд на село, то его невозможно было бы рассмотреть из‑за огня, смешанного с землей и кровью. Шум и сильный грохот, стоны и разрывающиеся на части тела от снарядов, которым безразлично кто ты, боевик или мирный житель, а может, чья‑то мама? Холодные, бездушные, несущие смерть снаряды. Как хорошо, что он не видел происходящего. И еще никак не выбраться.

Он вспомнил вчерашний день, когда в село пришло несколько мужчин, среди которых был его отец, державший в руках револьвер.

– Ну, иди сюда, сынок, ты же джигит, на, – он протянул ему оружие, – учись. Неверные повсюду, они хотят поработить нас.

Когда пистолет оказался в детской руке, чувствовалась тяжесть, но было приятно, ведь все вокруг смеются и хвалят тебя. Как будто праздник, и у тебя настоящее детство, и нет войны, и это всего лишь игра. Но тут появилась мама, она ходила к колодцу за водой, в тот день она очень плохо выглядела, бледная, уставшая. Сделав несколько шагов, она останавливалась и снова несла воду. Болезнь измотала ее.

– Что стоишь, иди, похвались, – подтолкнул кто‑то его вперед, и малыш, подняв револьвер над головой, побежал навстречу матери.

– Мама, мама, теперь я джигит, смотри, – но, увидев слезы в ее глазах, остановился.

– Ты думаешь, оружие делает джигитами? – Она посмотрела на мужа и людей, которые его окружали. – Выброси это немедленно!

– Нет, я уже взрослый! – Мальчик сунул опасную игрушку в карман. – Давай я помогу. – Он взялся за ведро, но оно было таким тяжелым.

– Не надо, Усам, Усамчик, милый, оставь, – просила мама, а он, сделав шаг, упал и уронил ведро. Стоящие с отцом люди смеялись. – Ничего, не расстраивайся, я сейчас отдохну и схожу, – успокоила его мама.

Она не сходила, дойдя до дома, слегла, ночью чуть не лишилась жизни, а утром… Утром он, словно собака, пробрался в траве на холм, чтобы закопать револьвер, и вот лежит, тело врага тяжелое и никак не выбраться…

Все как во сне… Белые пузыри в желтой воде, и он идет ко дну, слышны далекие возгласы, ничего не разобрать лишь «Павел, Павел»…Неожиданно сильная рука брата схватила его, и вот он, свежий глоток воздуха…

Когда Павел пришел в себя, было тихо, мальчик не шевелился, он почему‑то его не чувствовал.

– Что с ним? – Он хотел приподняться, но не получилось,– мышцы не слушались. Еще раз… Безнадежно. Слух уловил шаги, странно, звонкие, но он, собрав всю волю в комок, стал шарить рукой автомат. Почему так темно?

– Вот здесь, но он в тяжелом состоянии,– послышался голос.

Павел открыл глаза и увидел, что лежит не в поле, потолок белый беленый, правда, потрескавшийся в некоторых местах, одеяло закрывало его тело, только рука сверху, рука, к которой подведена система. Неожиданно распахнулась дверь, и в проеме появилось добродушное, морщинистое лицо командира.

– Ну как ты, сынок? – Присел рядом военный.

– Ни… ничего, а вы выбрались, – улыбнулся Павел.

– Да, все получилось, с воздуха прикрыли вертушки, ну мы им и задали жару.