Читать онлайн Сорока и Чайник бесплатно

Интермедия

Кузьма Афанасьевич Покрывашкин споткнулся. Мокрая после дождя брусчатка отражала слабое зеленое пламя газовых фонарей. У Кузьмы Афанасьевича болело колено и ломило спину после целого дня, проведенного в очереди к мировому судье. Карман приятно грели восемь рублей, которые вручил ему Бирюк. Целый день ждать, прислонившись к стене, не шутка. Работа несложная, но выматывающая. Стоишь в очереди – и стой. Когда подойдет время, отдаёшь свое место клиенту, и всё.

Хорошо, когда подкидывают очередь в приемную районной Канцелярии или, например, подать бумаги на рассмотрение в Малое Исполнительное управление. Там тепло и можно присесть на сколоченные для посетителей лавки. Совсем другое дело мировой судья. Платят меньше и стоять в очереди, мучения одни.

– Куда прешься, старик! – крикнул молодой лохматый кучер в лихо заломленной кепке и замахнулся кнутом.

Кузьма отпрянул, увернулся от новенькой брички, раскрашенной по бортам большими белыми цветами. Посмотрел вслед и сплюнул.

“Не всё так плохо. Восемь рублей – это хорошо, – подумал Кузьма. – Куплю табаку”.

– “Лучше купи револьвер,” – сказал ему в голове знакомый голос.

– “Зачем?” – возмутился второй.

– “Стрелять?” – удивился первый.

– “Револьвер стоит дороже восьми рублей”.

– “Купи револьвер”, – настаивал первый.

Кузьма обогнул монаха в белой одежде, который гнусаво бубнил одно и то же:

– Церковь Очищения. Спасите себя от грехов. Будьте чисты в посмертии и раю. Церковь Очищения. Спасите себя от грехов. Будьте чисты…

Прохожие не обращали на него внимания, и монах скрипел одно и то же словно поломанный патефон.

Кузьма свернул в темный переулок, потом с трудом протиснулся в дыру в зеленом заборе. Прохромал мимо темных подъездов. Распугал котов и выбрался на другую улицу. Тут было чуть светлее. На противоположной стороне рядом с вывеской “Уголь и Лёд” был вход в бакалейную лавку. Облокачиваясь на перила, Кузьма с некоторым трудом поднялся по лестнице.

Внутри было светло и сухо. Покупателей в лавке не было, а за прилавком скучала старшая дочка хозяйки.

– Здравствуйте, дядь Кузьма, – приветливо улыбнулась она.

Старик кивнул, достал сегодняшний заработок, сначала посмотрел на него, потом стал разглядывать товары. Крупа, консервы рыбные, консервы овощные, мыло, а вот и то, что надо: табак мануфактуры “Звезда”, три рубля пачка.

– Бутылку портвейна, табаку и…

– “Револьвер”.

– … и чая.

Девушка наклонилась, потянувшись за пачкой.

– “Красивая”.

– “Волосы у нее красивые, – вторил ему второй голос. – И пахнет хорошо”.

– Как у тебя дела? – спросил девушку Кузьма Афанасьевич.

– Да какие у меня дела, – беззаботно ответила она, выкладывая табак и насыпая чай в бумажный кулёк. – Мамахен вот не отпускает. Говорит, в лавке надо работать. А я не хочу в лавке.

– А кем?

– Белошвейкой хочу. Буду ходить такая, в кружевах. А не вот в этом, – она презрительно показала на коричневое платье, которое было надето на ней.

– Понятно. Жениха себе уже присмотрела? – решил поинтересоваться Кузьма Афанасьевич.

Девушка громко фыркнула.

– Ну какие у нас тут женихи? Дураки одни. Тоже скажете, – щеки ее слегка покраснели. – Дядь Кузьма, подожди. Сейчас, – девушка занырнула под прилавок и вытащила оттуда пакет с крупой. – Возьмите.

– Не стоит, дочка. Мать заругает.

– Берите, берите, ничего она не заметит.

– Спасибо, – сказал он, засовывая бутылку в нагрудный карман.

Вышел на улицу, поежился от осенней прохлады, прижал к груди пакет с крупой и похромал дальше. Один из фонарей был сломан, и старик умудрился наступить в огромную лужу. Ботинок захлюпал, сразу стало зябко.

– “Не нравятся мне они”.

Впереди стояло несколько темных фигур. Кузьма продолжал свой путь, забирая левее, чтобы обойти компанию. Проходя мимо них, старик сгорбился и опустил глаза, разглядывая мостовую. Компания громко засмеялась.

– “Свиньи”.

Сзади раздался шорох, и что-то сильно ударило его в спину. Падая, Кузьма попытался выставить руки вперед, но не успел. Мокрая мостовая пахла грязью и лошадьми. Кто-то сильно пнул его по боку, Кузьма сжался. Еще удар, и еще один. Раскаты противного хохота.

– Оставь его, Эдгар, – раздалось сверху. – Еще ботинки испачкаешь.

Снова хохот.

– “Врежь ему! Чтобы на морде отпечатался понедельник!”

Удаляющиеся шаги. Кузьма Афанасьевич медленно поднялся. Болела спина. Тёмные фигуры скрылись в сумраке ночи.

– “Крупа рассыпалась, – заметил второй голос. – Ну, что ж, легко пришло, легко ушло”.

– “Догони их!”

– “Молчи, идиот, Кузьме Афанасьевичу Покрывашкину нельзя ни с кем драться”.

Первый нечленораздельно зарычал.

Крупа и правда рассыпалась. Кузьма расстроенно посмотрел на кучку, которая вывалилась из пакета и перемешалась с грязью.

– “Портвейн!” – испуганно воскликнул голос.

Кузьма Афанасьевич дернулся и полез проверять бутылку за пазухой.

– Фух, всё в порядке, – старик облегченно вздохнул. – Целая.

– “Портвейн!” – голос был доволен.

Опираясь на здоровую ногу и придерживаясь за холодную кирпичную стену, старик поднялся. Прижимая через одежду бутылку, он пошел вниз по улице. Нырнул во двор-колодец, протиснулся через старую металлическую калитку, спустился ко входу в подвал. Внизу засуетилась местная крыса, пытаясь избежать окружения. Не обращая на нее внимания, старик остановился перед дверью, которую когда-то неаккуратно оковали жестью и кусками пакли. Тут, рядом, под ржавой железкой лежал ключ. Спина немного стрельнула. Крыса решилась и проскочила рядом с ногами на волю. Кузьма открыл тяжелый амбарный замок и зашел в темную глубину подвала. Чиркнула спичка, звякнула колба керосинки, стало светлее.

– “Пальто пока не снимай, – сказал голос. – Сначала затопи печь”.

Кузьма Афанасьевич прислушался к совету. Через пару минут по подвалу заметались отражения пламени. Через пять минут стало тепло. Пальто отправилось на вешалку. Из ящика рядом была добыта банка тушеной говядины. На печи появился медный чайник. Подвинув стул поближе, Кузьма грел озябшие ноги. Мокрые ботинки стояли рядом. От них шел пар.

Банка с тушенкой нагрелась, и, пробив ножом крышку, старик вывалил ее содержимое в металлическую тарелку. Потом достал кусок позавчерашнего хлеба, открыл зубами крышку с портвейна. Закрыл глаза, вдыхая запах огня, тушенки и портвейна.

– “Что может быть лучше теплого ужина, когда усталый приходишь домой? – заявил голос. – Можешь не отвечать".

Кузьма отхлебнул сладкого густого вина. Заел говядиной. По телу разлилось тепло. Отступала боль, отступала усталость. Ноги наконец-то согрелись. Огонь тихо потрескивали. Где-то далеко, на несколько этажей выше, возмущенно кричала женщина. В подворотне дрались кошки. По улице протарахтел паромобиль. С каждой минутой миру возвращались звуки. Возвращались краски. В печи изгибались оранжевые языки пламени.

Хлопнула входная дверь. Раздались тяжелые шаги, и в комнату вошел невысокий черный автоматон с четырьмя длинными руками. В сумраке подвала его желтые глаза жутковато мерцали. Кузьма Афанасьевич не обернулся только тихо сказал:

– Привет, Животное.

Робот молча протопал к печи, как-то по-собачьи покрутился вокруг своей оси и с лязгом осел прямо на пол. Тоже уставился на огонь.

Через минуту, когда капли влаги на его корпусе стали испаряться, разумный механизм поковырялся в ящике рядом с печью, достал оттуда бутыль с надписью “Минеральное масло”. Робот протянул ее Кузьме, тот, не глядя, слегка стукнул по ней своей бутылкой. Раздался глухое позвякивание. Оба выпили. Тишину подвала нарушал только негромкий треск пламени.

Курсант

Глава 1

Фёдор пытался заснуть. Холодный ноябрьский воздух коварно проникал через толстую, ржавую решетку, которая перекрывала окно. Фёдор уже очень давно мечтал только об одном. Спокойно выспаться. И вот ему представилась замечательная возможность это сделать. Но нет. Федор, попытался сильнее закутаться в бушлат и не обращать внимания на морось, которая вместе со сквозняком прорывалась в камеру. Спи уже…

Там за решеткой шумел Лосбург. Ржали кони, вдалеке шипел паровоз. Раздавались заливистые трели полицейского. Фёдор потрогал щеку, покрытую трехдневной щетиной. Болит. “Это кто ж меня так? – думал парень. – Не помню”.

В коридоре послышались шаги и громыхание решеток. Пол здания гауптвахты был выложен металлическими плитами, которое гремели так, как будто собирались проломить барабанные перепонки всех посетителей “пансиона”. Уснешь тут. Шаги остановились напротив двери в камеру Фёдора. Лязгнул замок, и дверь распахнулась.

– Курсант Сорока! Встать! Смирно! – прорычал голос коменданта.

Фёдор вскочил и вытянулся. Бушлат, которым он прикрывался, свалился на землю.

– Так, так, – сказал капитан первого ранга Улицкий, заходя в камеру. – Сорока. Опять ты!

Федор пучил глаза и всем видом старался показать готовность выполнить любой приказ и свою верность делам Империи.

– И что же мне с тобой делать? – устало заявил каперанг. – Как ты думаешь, зачем вас, щенят, отпускают в город? Есть идеи?

Курсант молчал и не двигался.

– Для культурного досуга, Сорока. Для саморазвития. Пойти домой, поесть и выспаться хотя бы. Ты же из местных. Почему не пошел домой?

Так и не дождавшись ответа, каперанг вздохнул и стал загибать пальцы в белой перчатке:

– Безобразно напился. Это раз. Приставал к дочерям градоначальника. Это два. Подрался с помощником управляющего. Потом с официантами. Потом с прибывшими городовыми. Это, слава Хранителю, что не убил и не покалечили никого.

Курсант тянулся в струнку и глядел строго вперед.

– Молчишь? Правильно, что молчишь. Позор!

– Я за дам вступился. Там два хлыща из цивильных к девушкам приставали. Ну я и…

– Ну я и, – передразнил его каперанг. Еще раз тяжело вздохнул. – А ничего, что это жених был одной из дам? А ничего, что это сын заводчика Афанасьева? Отчислить бы тебя, мерзавец, ко всем чертям!

Улицкий злился. Сжимал и разжимал кулаки в белых перчатках.

– Есть что сказать в свое оправдание? – прогромыхал он.

– Я победил, – после небольшой паузы сказал Фёдор.

Каперанг замер, а потом неожиданно усмехнулся.

– Это да. Это да. Постоял за честь мундира. Ладно, – Улицкий повернулся к коменданту. – Курсанта Сороку освободить. Он поступает в распоряжение прапорщика Зиберта. Только в память о твоем деде. И запомни, Фёдор, в последний раз я заступаюсь за тебя перед дисциплинарной комиссией. В последний!

– Рад стараться, господин капитан первого ранга!

– Вот только давай без этого, в учёбе бы так старался, на тебя опять жалобы. Гоните его отсюда, – кивнул он коменданту.

***

В маленькой железной печке потрескивали дрова. По телу Федора расходились приятные волны тепла. От голых ступней поднимался пар. В каптерке стоял тяжелый запах высыхающих портянок, но курсанты не обращали на это внимание. Возможность согреться и прилечь после целого дня издевательств прапорщика Зиберта того стоила. Кажется, они втроем сегодня выкопали целые Императорские Пруды. Сил повернуться с левого припекающего бока на замерзающий правый не было.

– Сорока, а ты легко отделался, – лениво произнес Гюнтер Кузнецов. – Кого другого за такое бы с месяц на гауптвахте держали. А ты с нами денёк покопался в грязи – и свободен.

– Кузя, вот не поленюсь, встану же, – не открывая глаза, сказал Фёдор.

– Лежи, лежи, здоровяк. Это я восхищаюсь.

– Завтра турнир просто, – после долгой паузы произнес Сорока. – Вот капраз и…

– Это понятно.

Третий курсант Алексей в беседе не участвовал, молчал и разглядывал языки пламени в печке. Гюнтер достал из нагрудного кармана небольшую серебряную коробочку.

– Будешь? – тихо спросил он Алексея.

Тот лишь отрицательно покачал головой. Гюнтер осторожно отвинтил крышку. Его лицо озарилось легким свечением, слегка перекрывающим отблески пламени. Аккуратно подцепил небольшую щепоть порошка маленькой ложечкой. Алексею показалось, что его друг взял из коробочки небольшой кусочек Солнца. Гюнтер резко втянул порошок носом. Поморщился и судорожно вздохнул. Потом облизал ложку, осторожно убрал все в карман. Закрыл глаза и оперся спиной на стену. Лицо его приняло расслабленное и умиротворенное выражение.

– Я одного не пойму, – в тишине произнес Гюнтер. – Здоровяк, тебя и домой отпускают, и семья у тебя тут. Но ни разу не видел, чтоб тебе деньги приносили или пакет из дома. Можешь ночевать на нормальной кровати и приходить только на занятия. Ты к ним не ходишь и к тебе ни разу никто не приходил. Живешь в общежитии. Почему так? Сорока? Эй, чего молчишь?

– Спит он, – вставил сидевший в углу Алексей. – Отстань от человека. Завтра у него тяжелый день.

***

– Со-ро-ка! Со-ро-ка! – скандировала толпа флотских курсантов в темно-синей форме.

– Шнай-дер! Шнай-дер! – кричали в ответ будущие гренадеры.

Федор с закрытыми глазами сидел в своем углу ринга. Над ним нависал Алексей, поливая его из фляги. Вода пахла железом.

– Федя, иди вперед, – шипел друг ему в ухо. – Рви дистанцию! Вблизи он тебе не конкурент!

Курсант Сорока не отвечал. У него адски болел живот и ухо, в которое он поймал удар. “Чёртова оглобля, – думал он. – Бьет так, будто осёл лягается”.

– Федя, слышишь?

– Слышу, слышу.

– Дави его! Не давай пространства!

Толпа вокруг бесновалась. Как бы сами не устроили драку. На небольшом помосте, в специально выделенном секторе, сидели офицеры.

– Господин Улицкий, не желаете увеличить наше пари? – заявил высокий полковник в гренадерской форме.

Капитан первого ранга Улицкий зло глянул на соседа и сжал кулаки.

– Добро, господин Зас. Поднимем. До сорока рублей?

– Давайте сразу до пятидесяти, – широко улыбаясь, ответил гренадер.

– Согласен, – прошипел Улицкий и зло уставился в сторону ринга.

– Второй раунд! – прогремел голос судьи.

Раздался звон рынды. Фёдор встал, поднял кулаки в перчатках к лицу и двинулся к противнику. Гренадер был чертовски ловок. Он умело избегал углов, умудрялся уворачиваться от сокрушающих ударов Фёдора и жестко бил в ответ. Оба противника тяжело дышали. Весь раунд противники кружились друг против друга. Длинные руки гренадёра держали Сороку на расстоянии. Фёдор начинал злиться. Из-за этого раскрылся и тут же получил жесточайший хук в челюсть. В глазах потемнело, и моряк упал на колено.

Судья мгновенно остановил бой и начал отсчет. “Не так просто”, – подумал Фёдор, поднимаясь.

– Да, в порядке я. В порядке. Продолжаем…

– Федя соберись! – шипел Алексей. – Он начал уставать! Обрати внимание, он все чаще опускает правую руку. Как увидишь, что рука пошла вниз, так и бей! Федя, давай! За всё училище! Не подведи!

Полковник-гренадёр улыбался. Офицеры Воздушного флота смеялись. Сидевшие сзади кавалеристы, не скрываясь, пили из фляги. Зрители шумели и уже не могли успокоиться. Гул сливался, обволакивал всё вокруг. Федор думал об океане. О черных волнах, запахе соли и ужасе, который океан ему внушал. Бесконечный, первозданный ужас.

– Четвертый раунд!

Снова нокдаун! Аж потемнело в глазах. Федор чуть поскользнулся, но поднялся. Из рассеченной брови капнула кровь, ресницы слипались. Оставшимся в порядке глазом Сорока с удовлетворением смотрел на кривой нос гренадёра. “Надеюсь, я его ему сломал”, – думал он.

– Да. Я в порядке. Продолжаем.

– Что?

– В порядке всё! Я в норме.

– Бокс!

Чёрт, всё плывет.

– Шнай-дер! Шнай-дер!

Федор вспомнил Ингу. Длинные черные волосы, тёмные глазища. Легкий пряный аромат духов. Тонкие длинные пальцы гладят его щеку. Что он тут делает? Почему? И главное, зачем?

– Федя, ты меня слышишь? Федя? Эй!

– Шестой раунд!

Глаза гренадёра уставшие и слегка косят. Тяжело дышит. Длинная рука летит к лицу Фёдора, тот подныривает и кулаком, всем корпусом, всем телом, бьёт снизу. Желтые глаза гренадёра смотрят странно. Как будто тот увидел что-то, что кроме него увидеть не может. Куда-то вдаль и поверх всех. Раздался грохот. Это тяжелое тело упало на настил ринга. Повисло секундное молчание, и вдруг вся толпа вокруг взревела.

Фёдор отвернулся и отошел. Надо отдышаться.

– Раз! Два!

Черные длинные волосы. Зеленое платье.

– Пять!

Запах восточных пряностей. Тихий голос шепчет: “Тео. Тео, ты мой. Ты только мой…”

– Девять! Десять! Нокаут!

Восторженный вопль будущих моряков и разочарованный гренадёров.

– Федь, ты как?

– Всё что ли? Только начало нравиться. Давай следующего, – криво усмехнулся Фёдор, слегка пошатнулся и сплюнул красным.

– Победителем финального боя! И чемпионом города Лосбург среди военных и гражданских училищ! Становится! Фёдор Сорока, Императорское военно-морское училище!

Глава 2

В кабаре было полно народу. На сцене выступал автоматон-фокусник. Он очень старался, но всё шло не так как планировалось. Карты валились из его металлических рук. Из “пустого” ящика внезапно вырвался страшно шипящий опоссум, укусил артиста и как молния умчался за кулисы. Исчезающие в манипуляторах разноцветные шарики выпадали из самых неожиданных мест. Публика встречала каждую неудачу взрывами хохота.

Наконец мучения закончились, и на сцену выскочил конферансье.

– Проводим нашего выдающегося мага Великого Лоренсино!

Публика с хохотом захлопала. Робот поклонился, случайно уронил цилиндр, потом пошел со сцены, споткнулся и кубарем укатился за кулисы.

– Следующий круг мой, – пьяно вещал Гюнтер. – Выпьем за нашего чемпиона!

Автоматон-официант принес сразу восемь кружек пива и стал синхронно выставлять их на стол.

– Железка, еще каштанов принеси. И осьминогов. Итак! Господа! Господа курсанты, минуточку внимания! Я хочу поднять эту кружку за нашего друга! За красу и гордость нашего Императорского военно-морского училища. Фёдора Сороку! Гип-гип!

– Ура! – заорали будущие морские офицеры.

На сцену выбежали несколько ярко накрашенных девушек в корсетах. Заиграл аккордеон, и девушки стали петь веселую и несколько пошлую песню. Публика встречала их смехом и аплодисментами.

– А я вот что ещё хочу сказать! – заявил Гюнтер.

На него зашикали. Мол, дай послушать. И посмотреть. Девушки закончили номер и выпорхнули со сцены. Господа курсанты подняли тост “за прекрасных дам”.

Минут через пять, уже переодевшись, в зал проскользнула одна из девушек, которая только что выступала на сцене. Она подошла к столику курсантов.

– Гюнтер, подвинься, – сказал Фёдор.

– О, Инга! Вы сегодня блистали! – радостно произнес тот, освобождая место рядом с виновником торжества.

Девушка закатила зелёные глазища, потом клюнула в щеку Фёдора и села рядом. Внимательно посмотрела на бандитскую физиономию Сороки. Потом протянула руку и повернула его лицо в свою сторону. Пальцы девушки были холодными.

– Ого, как тебя разукрасили!

– Ха! – влез Гюнтер. – Это ты его противника не видела! Тот ему нос…

– Но я победил, – сказал Фёдор и улыбнулся.

– Вот даже не сомневалась, – сказала девушка, тяжело вздохнула и прижалась к его руке. – Горячего вина мне закажи. Как ты себя чувствуешь?

– Просто восторг, – болезненно скривился Фёдор.

– …есть что похуже! – донеслось с противоположного конца стола. Захмелевший Алексей схватил проходящего мимо официанта и вещал: – Зима хуже. Понедельники хуже. Зима и понедельник хуже! Понимаешь?

– За это надо выпить! – влез Гюнтер. – За зиму и за понедельник!

Курсанты подняли кружки.

***

Молодой человек в форме курсанта военно-морского флота и девушка в зеленом платье и теплой шляпке такого же цвета. Они шли по вечерней набережной. Парень шутил, девушка звонко смеялась. Пар от их дыхания поднимался в морозный воздух.

– Стой. Закрой глаза, дай руку, – сказал Фёдор.

Девушка остановилась, прищурилась, но просьбу выполнять не спешила.

– Да давай, не бойся, – рассмеялся парень.

– Опять паука поймал? – подозрительно спросила девушка.

– Ну какой паук. Зима же. Давай лапку, не бойся. Тебе понравится.

Инга настороженно протянула руку в перчатке и прикрыла один глаз, подглядывая другим. Фёдор хмыкнул и положил в ее ладонь небольшой сверток.

– Как думаешь, что это?

Девушка посмотрела на ладонь, потом на своего кавалера.

– Нет. Не может быть!

– Может. Смотри.

Она торопливо развернула ткань, и в свете фонарей на ее ладони засверкало ожерелье.

– Зелёный коралл с Закатных островов. Как и обещал.

Инга взвизгнула и стала примерять украшение.

– Давай, давай! Помогай! Быстрее! Ну? Ну? Как мне?

– Великолепно, моя леди.

Девушка с восторженным воплем вцепилась в Фёдора. Но потом отстранилась.

– Стоп. Это же дорого. Я так не могу.

– Да ладно тебе. Я же чемпион города. Еще бы я денег не нашел. С днем рождения, маленький. Вышло с задержкой. Но лучше поздно, чем никогда.

– Спасибо, Тео!

Обнимаясь, молодые люди пошли дальше.

– Красиво тут, – заявила Инга. – Фонари, светящиеся окна. Уютно.

– Угу. О, гляди!

Разгребая тёплые от окружающих заводов волны, в устье реки заходил огромный многопалубный броненосец.

– “Полярная звезда”, – узнал он корабль. – Какой же красавец!

Девушка облокотилась на парапет набережной и стала разглядывать огни на том берегу и проплывающую громаду корабля. Над городом разнесся тяжелый низкий гудок. Фёдор обнял девушку и прошептал:

– Ты чего загрустила, что случилось?

Девушка не ответила, просто покачала головой.

– Рассказывай, что такое. Я же вижу.

– Ничего, – ответила девушка и тяжело вздохнула. – Просто ты уплывешь. А я…

– Какая ерунда. Во-первых, экзамены еще только через пару месяцев. А потом я стану гардемарином и пойду служить на корабль. Скоро стану лейтенантом. А? Как тебе?

Девушка сжала губы и кивнула.

– Ну, что опять?

– Семья твоя…

– Мы тысячу раз обсуждали. Хватит уже. Мне чихать на мнение отца! Идёт он к лешему! Ну, не даст благословения, и что? Мне оно и не нужно. Ему плевать на меня, мне плевать на него. Он только счастлив был, когда я ушел из дома и поступил в училище. Еще вслед мне кричал, чтоб я где-нибудь утонул и не позорил семью.

Неожиданно Фёдор обнял девушку сзади.

– Или ты хотела стать баронессой? А? Баронесса Инга Сорока.

– Да ну тебя, – девушка вывернулась и пошла по улице.

Парень веселился. Догнал ее, приобнял, и они вмести пошли по улице, освещенной газовыми фонарями. Броненосец “Полярная звезда” подходил к докам и дал еще один протяжный гудок.

***

На черном голом дереве сидел ворон и глядел прямо на Фёдора. Парень отвечал тем же, с интересом разглядывая птицу. Внизу, во дворе училища, шумел прапорщик Зиберт, который командовал расчисткой снега. Птица покосилась вниз и вдруг резко сорвалась и взмыла к серым облакам и дымящим трубам.

– Курсант Сорока! – раздался возглас капитана второго ранга Тулеева.

Фёдор вскочил из-за парты.

– Повтори, что я только что рассказывал.

– А-а-а… м-м-м… основной э-э-э калибр головной башни…

– Это всё? – после небольшой паузы спросил капитан.

– Он просто сорок считал, господин майор, – раздался голос Гюнтера.

Раздалась пара вялых смешков.

– Плохо, Фёдор. Очень плохо. Садись. Наряд вне очереди у прапорщика Зиберта. Итак, записываем дальше. Нагрузка при выстреле головного орудия составляет более пятисот тонн. Поэтому в трехорудийных башнях запрещено стрелять залпом из более чем двух орудий одновременно. Кто скажет, сколько вес одной трехорудийной башни линкора “Апостол”? Алексей?

На дереве уже сидело два новых ворона. Мимо решетки забора профыркал паромобиль. Прапорщик Зиберт куда-то отошел, и штрафники на плацу затеяли пальбу снежками…

***

– Эй, без вины виноватые! Молодежь, а ну-ка стоять! – крикнул Гюнтер. – Ко мне! Как звать?

Первогодки подошли к старшекурснику. Глядели они настороженно.

– Афанасий фон Тибальд, – заявил один.

– Михаил, – сказал второй.

– Фамилия хоть есть, Михаил? – скривив губы, спросил Гюнтер.

– Михаил Рокотанский.

– О, Рокотанский. Из тех самых Рокотанских? Вот ты-то меня к толчку и отвезешь.

Гюнтер запрыгнул на спину первокурснику.

– Вперед, мой верный скакун! Никогда я еще на князьях в туалет не ездил!

Фёдор покачал головой и пошел в свою комнату. Завтра была проверочная работа по навигации. Аккуратно закрыл дверь. Усмехнулся, поглядев на Алексея, который уже лег спать. Зажег керосинку и достал учебник.

“Момент, когда определено место судна и произведён перенос счисления в обсервованную точку. Время и отсчёт лага пишутся возле обсервованной точки. Волнистая линия, перечёркивающая предыдущую линию курса (!), называется невязкой".

Фёдор потёр виски и попытался сосредоточиться. Потом поглядел на Алексея, размышляя, а не разбудить ли его. Передумал и снова погрузился в чтение. По коридору разносились крики веселящегося Гюнтера.

***

Сорока с интересом смотрел, как два автоматона ритмично лупили друг друга на ринге. Со всех сторон разносились крики зрителей. Гюнтер орал громче всех прямо рядом с ухом Фёдора.

– Лупи его, самовар! Я на тебя пятерку поставил! Давай, латунный!

Вот бы ему так, с некоторой завистью размышлял Сорока. Левой, правой, левой, правой. Никакой усталости. Только звон металлических корпусов, шипение пара и разлетающиеся во все стороны капли масла. Робот, покрашенный белой краской, лупил в одну точку, явно собираясь прогнуть корпус противника. Он был массивнее и явно сильнее. Его оппонент с красными полосами пытался уворачиваться, бил реже, но старался зарядить в окуляры или в сочленения манипуляторов. В отличие от большинства зрителей, симпатии Фёдора принадлежали именно полосатому.

Ударил гонг, и роботы остановились, развернулись и каждый отошел к своему углу. Красный прихрамывал. Тут же к бойцам кинулись механики. Они смазывали суставы, проверяли температуру, изменяли какие-то настройки. Белый робот молча следил за противником и не обращал внимания на суетящихся людей. Красный шутил, скалился и пускал дымные кольца.

– Здравствуйте, господа. Извините, что отвлекаю, – к курсантам подсел вычурно одетый господин с белым шелковым шарфом и в цилиндре вызывающе красного цвета. – Вы же Фёдор Сорока, не так ли? Я вас узнал. Видел в “Кунице”.

– Допустим.

– Позвольте представиться. Леонард Дювалле. Управляющий этим прекрасным заведением, – мужчина обвел рукой в перчатке кричащую толпу и ринг.

– Приятно познакомиться, Гюнтер Кузнецов, – влез в разговор сосед Фёдора.

Леонард холодно улыбнулся.

– Как вам наши бои?

– Забавно, – после некоторой паузы сказал Фёдор. – Несколько необычно.

– Всё так, всё так. Но, как видите, публика в восторге.

По рингу прошла изящная автоматон-танцовщица с табличкой “Раунд 2”.

– Фёдор, у меня вам предложение. А не хотите поучаствовать?

– В чём? – сразу не сообразил Сорока.

– В этом. Это может быть интересно. Чемпион-человек, против автоматона. Если продержитесь больше одного раунда, гонорар сможет вас приятно удивить. Хотя сначала надо будет пройти бойцов-людей. Но с этим, думаю, вы справитесь.

– Вы серьезно?

– Вполне. Я видел, как вы завалили огромного бородатого докера в “Кунице”. У вас есть талант, молодой человек. А тут Лига. Сколько вы зарабатываете за то, что бьете портовых выскочек? Десять? Двадцать рублей за бой? Тут же совсем другие гонорары.

Курсант посмотрел на ринг, где белый робот зажал красного в угол и ритмично выбивал из того весь пар. В сторону зрителей летели какие-то мелкие детали, покрашенные красной краской.

– Это Лига. Это совсем другие расклады. Вы можете хоть двадцать раз взять город среди любителей. Но, сами понимаете, это намного серьезнее… Хотя не буду вас упрашивать. Вы знаете, где меня найти, если вдруг надумаете. Не смею вас больше отвлекать. Господа.

Мужчина встал, приложил два пальца к своему цилиндру и пошел в другую сторону зала.

– Давай, Бальтазар! – кричал Гюнтер. – Мне нужны новые сапоги!

Белый автоматон почти добил своего противника у канатов, но тот внезапно сумел поднырнуть под удар и вырваться из угла. Пока более громоздкий робот пытался развернуться, красный автоматон подпрыгнул и нанес сокрушающий удар куда-то в область головы белого. Он внезапно споткнулся и упал на металлические колени. Красный резко повернулся и с шипением пара ударил другой рукой. У белого отлетела выхлопная труба, он завалился на бок. Ринг заволокло паром и черным дымом. Толпа восторженно заорала. Гюнтер ухватился за голову и издал разочарованный стон.

– Вставай, сволочь! Вставай!

Судья показал окончание боя.

– Кузя, не переживай, – пытался успокоить друга Фёдор.

– Я из-за этого идиота пять рублей проиграл!

– Не расстраивайся. Зато я выиграл.

– Серьезно? Ты на красного ставил?

– На красного. Десятку. Пойдем отметим? Угощаю.

– Вот за что я люблю тебя, здоровяк, за то, что ты тонко чувствующая натура. Глубоко понимающая и знающая, как поддержать друга в минуту горя.

***

– Держи его! Я почти закончил!

– Блин! Плюется, погань резиновая!

– Сейчас, почти!

– Федя, отойди-ка, – Гюнтер повернул к себе голову дворника-кальмара и легонько хлопнул ладонью по небольшому мягкому мешку. Кальмар взвизгнул и обвис.

– Готово! – торжественно заявил Фёдор.

Небольшой воздушный шар стал подниматься над вечерней улицей. Дворник-кальмар испуганно размахивал щупальцами, топорщил разные глаза с круглыми зрачками и верещал на непонятном языке. Гюнтер вытер платком заплеванное черным лицо.

– Мне дядя показывал. У них сбоку мешок, если по нему хлопнуть, их ошарашивает.

– Оч-чень полезная информация, – усмехнулся Фёдор. – Дай, я тебя обниму.

После чего попытался хлопнуть ладонью по уху Гюнтера, но тот ловко увернулся. Тут ниже по улице раздался женский визг, кальмар задергался, безуспешно пытаясь дотянутся до веревок, что привязывали его к летательному аппарату. Раздался свисток городового, Сорока закинул оставшуюся от дворника метлу через забор и, хохоча, побежал с Гюнтером в переулок.

***

– Мадемаузельки, – слегка заплетающимся языком произнес Гюнтер, – не желаете провести прекрасный вечер, в приятной компании?

Девушки возмущенно заверещали и увернулись от дружеских объятий курсанта. Тут же рядом возник какой-то хлыщ в элегантном костюме.

– Ты, что, скотина, себе позволяешь! – воскликнул он и толкнул Гюнтера. Парень неуклюже отпрянул и сел на мостовую.

– Господин, вы поосторожнее руками махайте, – подошел ближе Сорока. – А то, не приведи Хранитель, одежду себе испачкаете. Вон цилиндр какой у вас красивый. Жалко будет.

Девушки уже убежали дальше по улице, а хлыщ презрительно скривил губы и сжал кулаки в черных кожаных перчатках. Фёдор широко улыбнулся и приглашающе развел руки, как будто желая обнять мужчину.

– Вижу вы решительно настроены.

– Чего-то мне его рожа не нравится, – заявил Гюнтер, безуспешно пытаясь встать с мостовой.

Хлыщ поднял кулаки и шагнул вперед.

***

– Серёга! Серёга, открывай! – громко шипел Гюнтер и шкрёбся в закрытое окно.

– Кузя! Тихо ты! Комендант услышит! – заплетающимся языком попробовал угомонить друга Сорока.

– Спокойно, здоровяк. Щас мы его! – заявил Гюнтер и усилил напор на стекло.

Щелкнула задвижка, и с негромким скрипом створки распахнулись.

– Федя! Помоги! Да осторожнее там, не мамзельку валяешь. Ха! Чуть не упал!

– Господь Хранитель, как вы меня измучили, – устало заявил курсант в окно, к которому с настойчивостью ленивца заползал Гюнтер.

– Не дрейфь! С нас пиво! – заявил Кузнецов и наконец перевалился через подоконник. Потом он немного полежал и заявил: – Федьке помоги.

– Ага, пиво, – с кряхтением курсант помогал перелезть Сороке. – Уже ящика три должны. И бурбон кто-то обещал. И с симпатичной кузиной познакомить.

– Это не я, – пьяно шатая головой заявил Гюнтер. – У меня кузина стра-а-ашная. На прапорщика Зиберта похожа. Только без усов.

– Всё, выметайтесь, только тихо. Всё общежитие на уши поднимите.

– Уходим, уходим, Серёга. Хороший ты человек. Дай я тебя поцелую.

– Иди уже.

***

От мерного голоса учителя клонило в сон. Фёдор, как мог, боролся с этой напастью. Он протирал глаза, щипал себя за руку, но это совершенно не помогало.

– …Джонотан фон Браун, известный кронлайтский учёный, который разработал потоковую алгоритмизацию церебральных механизмов…

Фёдор приложил неимоверные усилия, чтоб не зевнуть. Почувствовав судорожные движения друга, Гюнтер стукнул его локтем.

– …оказало существенный вклад в развитие автоматонов, механоидов и развитие всей…

Глаза слипались. Неожиданно дверь аудитории громко хлопнула.

– Господин учитель, – в дверном проёме показалась голова дневального, – Сороку и Кузнецова к директору!

Сон как рукой сняло.

– Интересно, а зачем нас сюда вызвали, – шептал Гюнтер в приемной директора училища. – Мы вроде вчера всё аккуратно. Никто не заловил. И зачем этих котяток позвали?

Курсант кинул взгляд на несколько первогодок, стоящих рядом.

– Скоро узнаем, – философски заметил Сорока, разглядывая портрет Его Императорского Величества, который висел на стене. Немного гудело в голове и жутко чесался вчерашний фингал, Фёдор сдерживал себя, чтобы не трогать его каждую минуту.

– А здорово мы вчера… – усмехнулся Гюнтер.

– Господа курсанты, проходите, – неожиданно сказал секретарь и открыл тяжелую дверь.

В просторном и светлом кабинете начальника училища кроме хозяина находилось еще двое. Гражданский и капитан в форме авиаторов. Курсанты вытянулись по стойке смирно. Каперанг Улицкий повернулся к вошедшим.

– Позвольте представить вам нашего гостя, – начал говорить он. – Граф Пфуль. Вы должны честно ответить на все его вопросы.

– Здравствуйте, – высокомерно начал говорить большой и толстый гражданский с красным лицом и выдающимися бакенбардами. – Меня сюда привел крайне неприятный повод. Я представляю комиссию по вопросам дворянской чести при коллегии Его Императорского Величества.

Мужчина сделал паузу, для того чтобы присутствующие осознали свою бессмысленность.

– До нас дошли слухи, что в данном учебном заведении происходят инциденты.

Так как команды смирно никто не отменял, курсанты тянулись, пучили глаза и молчали.

– Инциденты самого неприятного свойства, – продолжил краснолицый господин. – Я бы сказал, категорически неприемлемого. Мы узнали, что некоторые курсанты более низкого положения, а то и подлого сословия, позволяют недопустимое по отношению к лицам намного более высокого статуса!

– Господин граф, не могли бы вы конкретно озвучить то, в чем вы обвиняете наших учащихся?

Краснолицый сверкнул глазами и скривил губы, немного помолчал, но потом продолжил:

– Нам стало известно, что кто-то из кадетов…

– Курсантов, – поправил его Улицкий.

– Да, курсантов. Как бы это выразиться… Ездит в сортир на “князьях”. Господа, это категорически неприемлемо! Я требую немедленно разобраться и сурово наказать всех провинившихся! Всех!

Курсанты молчали смотрели прямо перед собой. Ни у старшекурсников, ни у “без вины виноватых” не дрогнул ни один мускул.

– Это ужасно, – неожиданно возмутился Улицкий. – Я не верю, что в нашем учебном заведении может происходить такое непотребство! Курсант Рокотанский!

– Я! – рявкнул первогодок.

– Вам известно что-нибудь о подобном?

– Никак нет! – честно глядя перед собой, ответил тот.

– Вы уверены, курсант?

– Так точно, господин капитан первого ранга!

– Хорошо. Курсант фон Тибальд. А вы видели что-нибудь подобное?

– Никак нет, господин капитан первого ранга!

– Курсант Циммер.

– Никак нет.

– Курсант Кузнецов.

– Никогда, господин капитан первого ранга!

– Курсант Сорока.

– Впервые слышу о таком, господин капитан первого ранга!

Улицкий помолчал, разглядывая вытянувшихся курсантов.

– Как я и думал. Как видите, господин граф, в нашем Императорском Военно-морском Училище никогда не может быть ничего подобного.

– Но господин капитан!.. – возмутился краснолицый.

– Извините, господин граф. Вы слышали ответы наших курсантов. Не доверять слову будущих офицеров я не могу. Я абсолютно уверен в правдивости и чести этих господ. Посему прошу меня простить, у меня крайне много дел. Господа, у вас остались еще вопросы к курсантам?

– Никак нет, – усмехнулся офицер-авиатор и направился из кабинета, улыбаясь в усы.

Краснолицый помолчал, стал совсем пунцовым, но тоже пошел наружу. Выходя из кабинета, он хлопнул дверью.

Когда все затихло, в кабинете остались только Улицкий и курсанты. Начальник училища скептически поглядел на курсантов.

– Балбесы, – негромко сказал он и расстроенно покачал головой. – Вольно. Свободны. Сорока останься.

– Присаживайся, – сказал Улицкий, когда они остались вдвоем. Потом он снял перчатки и бросил на основательную дубовую столешницу.

Тон его голоса не предвещал ничего хорошего. Фёдор осторожно сел на предложенный стул. Фингал снова зачесался.

– Ознакомься, – начальник пододвинул к краю стола лист бумаги, а сам откинулся на спинку кресла. Достал из стола трубку, развязал кисет с табаком. Спустя несколько секунд по кабинету распространился душистый запах вишневого табака.

Заключение дисциплинарной комиссии… курсант Фёдор Сорока… за систематические нарушения дисциплины и неудовлетворительные показатели в учёбе… к отчислению…

Шестеро преподавателей – за, трое – против, воздержавшихся – нет.

– Что? Как? – Фёдор не верил своим глазам. – В смысле к отчислению?

– Что тебе не понятно, курсант?

– Господин капитан первого ранга, но как же это?

– Сорока, я тебя предупреждал? – голос Улицкого был холоден.

– Но я к нему даже пальцем не притронулся.

– К кому?

– К княжонку этому.

– Это-то тут причем, Фёдор? Ты где вчера вечером был? Отвечай.

– В салоне…

– В салоне. И тебя там видели. И как ты пил со своим дружком видели. И с девицами танцевали. А потом дрался. И дворника к воздушному шару привязал.

– Но я же…

– В общем всё. Это всё, Фёдор. За два месяца до выпуска… Я же тебя просил… Эхх… На собрании тебя защищал только я и капдва Сумов. Ну он-то понятно, ты единственный, кто по мишеням на стрельбище попадает. Еще прапорщик Зиберт почему-то. Но все остальные… Мне тут принесли твой табель. Навигация – неудовлетворительно. Артиллерийское дело – неудовлетворительно. Занятия по тактике… Вот, полюбуйся. Физическая подготовка, стрельба, фехтование, тут ты молодец, а по остальным? Дьявол! Из тебя бы мог получится прекрасный офицер, я же вижу. В тебе есть то, на чем держится наша Империя… Но ты всё, пардон, просрал. Я ведь знал твоего деда. Еще лейтенантом под его началом служил. Ты ведь очень похож на него…

– Но может…

– Нет, курсант. К вечеру освободи комнату в общежитии. Документ подписан, и я уже ничего не могу сделать.

– Но я не могу вернуться к отцу…

– Так раньше надо было думать, Сорока. Свободен.

Интермедия 2

Сегодня была очередь в Управление по Налогам и Сборам Курортного района городской управы. Не самый плохой вариант. Кузьма Афанасьевич приехал к зданию вчера поздно вечером и подошел к закрытым чугунным воротам. Огляделся и не заметил ни одной живой души. Это было слегка необычно. Часто парочка или тройка самых отчаявшихся уже стояли у ворот, дожидаясь утреннего приёма.

– “Завтра будем первыми. Не повод ли для радости?”

Кузьма Афанасьевич сел на парапет, положил рядом бумаги, которые ему поручили завтра подать на рассмотрение. Достал из внутреннего кармана фляжку и отхлебнул. Поправил в кармане бутерброд, завернутый в чистый носовой платок. Сразу захотелось его съесть, но это было явно преждевременно. Под утро, в час Волка, с четырех до пяти голод бы стал нестерпим. Пусть полежит, никуда этот бутерброд от него не денется.

– “Там какая-то бумажка к воротам прикреплена. Пойди проверь.”

Кузьма Афанасьевич вздохнул и подошел к клочку бумаги, который вяло шевелился на ветру.

– “Да это же…”

“Петр Иванов сын, – прочел Кузьма Афанасьевич. – Луперкаль Вадим, Эрнесто Сантьяго, Кукущкин Ванька…”

– “Да это же… список. Список тех, кто занял очередь. Заняли очередь, вписали себя в бумажку и ушли”.

Кузьма Афанасьевич усмехнулся, скомкал лист, достал огниво, несколько раз щелкнул кремнем. Пламя быстро вцепилось в бумагу. Старик положил ее на мостовую и немного погрел руки. Потом стоптанным ботинком размазал пепел по камням. Сел на свое место, завернулся потеплее в плащ и принялся ждать.

Через час к воротам подошел парень и растерянно посмотрел вокруг.

– Тут эта… списочек был…

Кузьма Афанасьевич лишь пожал плечами. Парень походил вокруг, подумал. Уселся рядом и сказал:

– Я за вами буду.

Кузьма Афанасьевич утвердительно кивнул и замер, глядя ровно перед собой.

Глава 3

Фёдор облокотился на парапет крыши и задумчиво рассматривал ночной Лосбург. Тихо подошла Инга и встала рядом. Ярким пятном вдалеке светился дворец Императора и находящийся рядом Собор Иакова. Оставляя густой дымный след, над ночным городом плыл дирижабль.

– Тео, не расстраивайся. Жизнь-то не кончилась.

Федор покивал, сплюнул вниз на тёмную холодную улицу.

– А может всё-таки к отцу…

– Нет, – резче чем хотел прервал ее Фёдор.

Потом повернулся, посмотрел в ее зеленющие глаза, на снежинки, блестящие на меховой шапке, на красные от мороза щеки.

– Мелкий, ты не переживай. Я всё понимаю. Сейчас обустроюсь, сниму комнату. Насчет денег не волнуйся, есть у меня пара вариантов. Всё будет хорошо. Ты права… Просто… Не знаю…

– Пойдем в комнату? А то замерзла.

– Иди, я сейчас спущусь. Поставь чайник.

Девушка прижалась к нему, шмыгнула носом и, кутаясь, пошла к выходу с крыши. Парень глядел вниз. Темная, тихая улица. И никого. Только снежинки кружат в свете одинокого фонаря. Фёдор сжал кулаки, костяшки побелели. Черты лица стали жесткими, на скулах играли желваки. При каждом выдохе вырывалось облака пара. Внезапно всё прошло. Фёдор закрыл глаза и медленно выдохнул. Губы скривились в презрительную ухмылку.

– Хрен им, – тихо произнес он и пошел к выходу с крыши. Там внизу, в маленькой тёплой комнате, Инга ставила на печь медный чайник и задумчиво смотрела на банку с заваркой. Осталось ровно на один раз. Завтра надо зайти в бакалею за чаем и крупой.

***

За окном стемнело, снежинки кружили вокруг фонаря. Тишину нарушало тихое бульканье в котелке и потрескивание угля в печке. Инга сильнее закуталась в платок, сделала лампу посильнее и продолжила шитье. Сегодня один из зрителей в кабаре так разошелся, что полез на сцену. Гус быстро его спихнул назад, под хохот остального зала. Никто не пострадал кроме в дым пьяного посетителя и платья Инги. Теперь вот зашивать.

Уже прошла неделя с того момента, как Фёдора исключили из училища. Если первые дни он просто пил и глядел в потолок, то вчера с утра ушел. Вернулся поздно. Сегодня снова. Инге нравилось, что они стали жить вместе, и она верила, что сейчас он встанет на ноги. А лучше бы плюнул на свою гордость и поговорил со своим отцом. Но, с другой стороны, если он вернется домой, то ее могут просто вышвырнуть. Зачем папе-барону такая невеста для сына. Настроение снова испортилось. Игла соскочила мимо наперстка и впилась в палец. Что ж такое!

В коридоре донеслись тяжелые шаги. Тео? Стук в дверь. Он! Инга с щелчком открыла засовы. От Фёдора тянуло морозом. Он устало улыбнулся и зашел в комнату. Кинул небольшой мешок на пол, снял бушлат, сел поближе к печке и протянул к теплу руки. Инге показалось, что он как-то быстро постарел.

– Надо одежду почистить, – хрипло сказал Фёдор.

Инга пригляделась и увидела, что и его бушлат, и штаны были измазаны чем-то белым. И ничего он не постарел, просто бледное лицо и побелевшие волосы.

– В чем это ты?

Фёдор усмехнулся, подтянул мешок поближе и раскрыл.

– Это что? Мука? Ты вернулся весь измазанный и с половиной мешка муки? Я даже боюсь предположить, чем ты занимался.

– Вагоны разгружал. Пятнадцать рублей там в кармане возьми, это моя доля квартплаты. А мешок упал просто и порвался. Не пропадать же добру. Ну точнее, мы его уронили и потом поделили. Ставь греться воду, голова чешется, ты не представляешь как.

Непонятно почему, но настроение у Инги сразу улучшилось, она захлопотала вокруг. Чистила одежду, пока Фёдор ел похлебку. Поливала горячей водой наполовину раздевшегося Фёдора и тоже немного извозилась в муке. Парень шутил, отфыркивался, а потом обсох и полез целоваться. Они расшалились, девушка смеялась, и соседи начали стучать в стены. “Всё будет хорошо”, – думала она, засыпая с ним в обнимку.

***

– Господин Дювалле, можно вас на минуту?

Импозантный мужчина в красном цилиндре остановился и с удивлением уставился на молодого парня в рабочей одежде.

– А вы…

– Фёдор Сорока, – кивнул парень. – Мы с вами разговаривали с месяц назад по поводу Лиги.

– Как же, как же, помню. Чемпион города. Извините, сразу не узнал вас в гражданском. Итак?

– Я хотел бы принять ваше предложение, если оно еще в силе.

– Отлично. Подходите ко мне в кабинет после третьего боя. Я скажу, чтобы вас пропустили.

***

У входа в клуб остановился экипаж, запряженный механической лошадью. Несмотря на весну, ночи всё ещё оставались холодными, кучер посильнее закутался в плащ, а потом постучал по крыше рукояткой кнута.

– Приехали!

Открылась дверь, и на улицу вывалилось несколько молодых людей в синей форме. Раздался громкий смех.

– Господа! Господа! Подождите! У меня тост! – прокричал один из них. – За Императорский военно-морской Флот!

Молодые офицеры радостно завопили. Зазвенели бутылки с шампанским.

– Гюнтер, мы пошли внутрь.

– Да, идите, сейчас догоню, – ответил один из молодых людей. Достал длинную тонкую сигару, вспыхнула керосиновая зажигалка. Потом он поглядел на стоящего рядом товарища и пихнул его локтем. – Алексей, ты чего раскис? Линкор “Апостол”! Ты ж сам мечтал, чтоб тебя на такой распределили.

– Не знаю, – ответил ему Алексей. – Чего-то грустно стало. А что если больше не свидимся?

– Эй, ты чего? В каком смысле “не свидимся”? Ну послали меня на другой флот, ну и что? Брат, мы с тобой теперь офицеры. Ну, почти. В жизнь не поверю, что наши корабли теперь ни разу не пересекутся. Всё будет! Не дрейфь! Сейчас подожди…

Гюнтер достал серебряную коробочку и, прикрываясь воротником, наклонился к ней. Коробочка немного светилась желтым.

– Сороку жаль, – задумчиво сказал Алексей.

Гюнтер судорожно выдохнул, сглотнул и разулыбался.

– Это да, – весело сказал он. – Не повезло. И ведь всего ничего оставалось. И надо же, комиссия нагрянула. Это хорошо, на меня внимания не обратили. А мы же с ним вместе тогда…

– Думаешь не обратили? А что если его отец…

– Господа! – на улицу из клуба выбежал один из бывших курсантов. – Там! Там Сорока!

– Что? – не сразу понял Алексей.

– Там Фёдор на ринге! Он дерётся! Второй раунд уже! Быстрее!

***

– В четвертом раунде! Нокаутом! Победил Фёдор Сорока!

Зал взорвался криками и аплодисментами. Бывшие курсанты прорывались к рингу и кричали:

– Фёдор! Здоровяк! Эй! Фёдор!

Парень, которого за правую руку держал судья, услышал знакомый голос. Он присмотрелся и заметил в толпе Гюнтера.

– Кузя! Подожди на выходе! – пытаясь перекричать толпу, закричал он. – Я минут через пятнадцать! Дождись!

***

– Вот Инга обрадуется, – сказал Фёдор, поднимаясь по лестнице. – Лёха, осторожнее, тут перила торчат, бутылки не побей.

– Ну и дыра, – заявил Гюнтер, поддерживая за руку Алексея. – Ни черта не видно.

– Ага, – ухмыльнулся Фёдор и постучал в дверь комнаты Инги.

– Ой, – сказала она, открыв дверь, и тут же закуталась в платок, пытаясь прикрыть свое домашнее платье. – Ты бы сказал, что вернешься с гостями.

– Инга! Душа моя! – воскликнул Гюнтер, заходя в комнату. – Неимоверно рад вас видеть! Вы всё так же великолепны и очаровательны!

– Ну да, конечно, – скептически заявила девушка, схватила какую-то одежду и скрылась в ванной для того, чтобы переодеться.

Комната освещалась только керосинкой и маленькой чугунной печкой.

– Проходи, проходи, Лёх, не загораживай, – затолкал Фёдор своего друга к столу. – Садись, сейчас будет мясо. Я сегодня при деньгах.

Гюнтер веселился и встал к плите. На сковородке зашкворчало мясо. Инга переоделась, усадила Фёдора к лампе и мазала его ссадины и синяки мазью. Алексей сидел в углу, улыбался и пил пиво. Болтали о пустяках, вспоминали забавные случаи. Спустя час, когда мясо было съедено, а пиво почти допито, Инга сняла со стены гитару и заиграла тихую спокойную мелодию. Алексей завозился на своем месте, повисла неловкая тишина.

– Хорошо посидели, – улыбаясь, сказал Гюнтер.

– Когда отбываете на место? – спросил Фёдор.

– Послезавтра. Лёха на “Апостола”. Меня на “Счастливый”.

– На “Апостола”? Ничего себе!

– Это да. Жаль, здоровяк, что тебя так…

– Ерунда, Кузь. Бывает и похуже. Вон Лёха скажет. Зима и понедельник хуже.

– И как ты теперь?

– Ну как. Вот с Леонардом сейчас работаю. Три боя было за пару месяцев. Пока ничего сложного не было, три нокаута из трёх. Еще один лавочник предложил спарринг-партнером поработать. Так что прорвусь.

Инга искоса посмотрела на покрытую синяками физиономию Фёдора, закусила губу и ничего не сказала.

– Сейчас еще пару боев проведу, и, если выиграю, то съедем из этой дыры. Я присмотрел неплохие комнаты на Литейном. Раза в два дороже, конечно, но… Хотя тоже дыра, если подумать…

Друзья посидели, помолчали.

– Пойдем мы, – прервал раздумья Гюнтер. – Вон Лёха совсем захмелел.

Алексей мотнул головой, мол, да, захмелел. Парни встали, накинули бушлаты. Гюнтер поцеловал Ингу в щеку, Алексей долго тряс руку Фёдора, потом тяжело вздохнул, обнял того, развернулся и ушел.

– Здоровяк, тебе если что надо будет. Ну, вдруг. Ты обращайся.

– Хорошо. Удачи вам. За буйки не заплывайте.

Парни ушли в ночь, Инга затеяла убирать посуду со стола. Фёдор подошел к окну, настроение испортилось. Чувствуя это, девушка подошла и обняла его. Они вместе стояли, смотрели в тёмную ночь, пронизанную светом чужих окон и редких фонарей.

***

Фёдор ритмично бил грушу. Провёл связку, еще одну. Повторил.

Открыв тростью дверь тренировочного зала, внутрь вошел Леонард Дювалле. Немного скривился от запаха, но тут же широко улыбнулся.

– Фёдор! Мальчик мой! Здравствуй. Как у тебя дела?

Парень остановился, снял перчатки, поднял полотенце и вытер мокрую физиономию.

– Как твое состояние? Готов к следующему бою?

– Здравствуйте, Леонард Владимирович. Левая всё еще побаливает. Давайте через недельку.

– В следующую субботу?

Фёдор кивнул.

– Прекрасно! Прекрасно. Рад, что у тебя всё в порядке. Ты меня слегка напугал прошлый раз, когда споткнулся.

– Ну, обошлось же, – пожал плечами парень.

– Всё так. Обошлось. Я вот о чем хотел с тобой поговорить. Сообщили мне, что один из наших бойцов играет на тотализаторе. Не знаешь, случайно, кто бы это мог быть?

Фёдор помолчал, повесил полотенце, отпил из кувшина с водой.

– Леонард Владимирович, я…

– Фёдор, когда боец начинает ставить на себя, это не приветствуется. Но в принципе, мы смотрим на это сквозь пальцы. Но ради Хранителя, если вдруг какой-то боец или, например, его премиленькая невеста начнет ставить на своего противника…

– Вы что. Я бы никогда!..

– Я просто предупреждаю, мой мальчик. Осторожнее с этим. Такие вещи заканчиваются крайне неприятно.

Внезапно господин Дювалле широко улыбнулся:

– Не смею больше тебя задерживать. Тренируйся. Я поставлю тебя на субботу.

– Спасибо, Леонард Владимирович.

– Слушай, я вот что подумал, насчет денег. Ты одержал шесть побед подряд. Ты восходящая звезда Лиги. Есть вариант, как серьезно увеличить твой гонорар. Помнишь, мы с тобой обсуждали? Представь заголовки “Чемпион города Фёдор Сорока против бойцовского автоматона”! Мы тут полгорода зрителей соберем!

Внезапно дверь распахнулась и в комнату заглянула рыжая девица в маленькой красной шляпке. Скривила носик, глянула на Фёдора, потом заметила владельца клуба и капризным голосом заявила:

– Леонард! Ну куда ты запропастился! Мне скучно!

– Скоро буду, моя дорогая! – воскликнул Дювалле. – Можешь подождать меня в экипаже. Айн момент! Ты подумай, мой мальчик. Я смотрю на твою технику. Думаю, ты готов.

– Я подумаю, но точно не на этот бой, – довольно сухо ответил Фёдор. – Может на следующий.

– Да, думай, если что, заранее предупреди. Мне надо будет афиши заказывать и объявления давать в газеты. Плюс тебе потренироваться надо будет.

– Лео, а познакомь нас, – заявила оказавшаяся рядом рыжая девица, стреляя глазками в Фёдора.

Господин Дювалле рассмеялся:

– Конечно, Сэм, позволь тебе представить Фёдора Сороку, восходящую звезду нашей Лиги. Чемпион города среди любителей. У нас уже провел шесть боёв и во всех победил. Заметь, милая, все шесть нокаутом. А вот эта эмансипированная возмутительница спокойствия – баронесса Серафима фон Корк. Будь с ней осторожен, мой мальчик, умна, коварна и ненасытна.

Девушка фыркнула и ударила перчатками, которыми держала в руке, по плечу Леонарда.

– Сорока… А не в родстве ли вы с бароном Михаилом Сорокой? – улыбнулась девушка, показав ряд белоснежных зубов.

– Младший сын, – холодно ответил Фёдор.

– А не могли ли мы с вами встречаться раньше? Вроде как наши отцы знакомы. По крайней мере я слышала от него имя вашего батюшки.

– Вряд ли. Прошу простить меня, мне надо продолжать тренировку. Так что если вы не против…

– Конечно, конечно. Пойдем, дорогая. Не будем отвлекать нашего будущего чемпиона.

***

В небольшой, но довольно уютной квартире на Литейном хозяйничала Инга. Она протирала стол, переставляла посуду и периодически помешивала булькающий котелок. Пахло аппетитно. Иногда отрываясь от этих занятий, она подходила к темному окну и глядела на улицу.

В дверь постучали. Девушка повесила влажное полотенце на стул, вздохнула и пошла открывать. За дверью, прислонившись к стене стоял Фёдор. Он устало улыбался.

– Мамочки, – только и произнесла девушка, увидев залитый кровью глаз и синяки.

Она затащила парня внутрь, помогла снять куртку. Взяла мазь с нижней полки.

– Рубашку сними, – сухо сказала она.

– А что у нас на ужин?

– Молчи.

– Маленький, всё будет в порядке, не злись…

Инга покрывала ссадины мазью. Фёдор дотянулся до ледника, взял кусок холодного мяса и приложил к другой стороне лица.

– Поздно прикладывать, сразу надо было. Не шипи, терпи. Всё, – девушка с грохотом поставила мазь обратно на полку.

– Ну ты чего? – спросил парень, наконец добравшийся до котелка и накладывающий себе варево деревянным половником.

– Ничего.

– Что ты как маленькая. Я же вижу.

Пару минут провели в молчании, было слышно только звяканье ложки.

– Я за тебя волнуюсь.

Фёдор аж перестал есть и уставился на Ингу.

– А чего за меня волноваться? Тут за других надо волноваться.

– На сколько тебя хватит? Ты целыми днями пропадаешь там. А потом приходишь весь в синяках и ранах. Тео. Я не знаю. Я не о таком думала.

– Мелкий, ну нам же нужны деньги. Что ты, в самом деле.

Девушка встала, взяла полотенце и стала вытирать стол.

– Как у тебя дела? Как новое выступление? – решил переменить тему Фёдор.

– Нормально. Репетируем.

– Ну, нормально, так нормально. Никто там к тебе не пристает? А то я мигом.

– Мигом он. Повадился один, цветы прислал, я их выкинула, он расстроился и на Лиду переключился.

– Это на которую Лиду? Блондинка? С такими потаскушечным выражением лица?

– Ой, молчал бы уж.

– Ты сказала директору, что будешь уходить из труппы?

Девушка молчала и продолжала вытирать и так чистый стол.

– Не сказала?

– Нет.

Фёдор расстроенно мотнул головой и уставился в тарелку с супом. Под столом что-то блеснуло. Он наклонился и поднял квадратную запонку с черно-белым изображением головы птицы.

– Это что? – с удивлением спросил он, рассматривая находку.

Инга обернулась и присмотрелась к украшению.

– Не знаю, – медленно ответила она. – Может от предыдущих жильцов? Наверное, надо вернуть?

Фёдор молчал и думал.

– Тео, да, нам нужны деньги для жизни, – сказала девушка, чтобы отвлечь его. – Но из-за твоей дурацкой гордости…

– Я нормально зарабатываю, – резко ответил он. – Уже сейчас полгода сможем прожить на то, что я…

– А через полгода?

– Я дальше всех буду лупить, нормально всё будет. Там конкурентов мне нет.

– Да? Конкурентов нет? Ты себя в зеркало видел? А если что-нибудь сломаешь? После прошлого боя неделю на микстуре сидел. Я же видела, как ты физиономию кривишь, когда встаешь. На сколько тебя еще хватит? На два боя? На три? А потом что?

– Опять начинается, – под нос себе сказал Фёдор.

– Что начинается? Что начинается?! – Инга кинула полотенце и выскочила в соседнюю комнату.

– Поплачь еще там, поплачь! – крикнул ей вслед Фёдор и стал дальше есть из тарелки. – Бесит прям!

Поглядел на запонку, потом положил ее себе в карман. Через минуту выругался и ударил по столу. Посуда жалобно звякнула.

***

Один из боксеров расставлял гири у стены, второй вытирал лицо полотенцем.

– Феодор, ты с нами? – спросил он.

– Идите, я еще бак постучу.

– Хорошо. Тебе оставить что-нибудь?

– Нет, не надо. Давайте.

В окна проникали лучи багрового заката. Другие спортсмены приняли душ, переоделись и, смеясь, вышли из гимнастического зала. Внутри остался только Фёдор. Он ожесточенно, до изнеможения, избивал ни в чем не повинный старый бойлер. В зале становилось всё темнее, опускались сумерки. На улице пропшикал паромобиль. Вдалеке звонил колокол. Парень остановился, сел на скамейку и тяжело дышал, запрокинув голову и закрыв глаза. Потом встал, зажег пару керосиновых ламп, надел кастеты и продолжил тренировку.

Когда стало совсем темно, Фёдор наконец остановился. В окна проникал желтый свет газовых фонарей. Он прошел в душ, долго и с удовольствием смывал с себя усталость. В одном полотенце он зашел в раздевалку. В темном углу загорелся огонек сигареты, и по комнате распространился аромат вишневого табака. Фёдор замер, пытаясь разглядеть неожиданного гостя.

– Интересно, – сказал из темноты смутно знакомый женский голос.

В свете лампы появилась рыжая подружка господина Дювалле.

– Вот уж не ожидала, что кто-то тут будет так поздно.

– Серафима, кажется?

– Можете звать меня Сэм, – ответила она. Глаза ее сверкнули.

– Я вам помешал? – спросил Фёдор, отходя к своему шкафчику.

– Ни в коем случае.

Девушка подошла ближе.

– Я думала потренироваться. Но раз уж вы здесь…

Еще ближе.

– …может поможете мне?

Фёдор повернулся к ней.

– Интересно чем?

– Проведёте мне пару занятий, – ответила она, глядя ему в глаза.

Фёдор молчал несколько секунд, размышляя.

– Можно. Но вам надо будет переодеться, – наконец произнес он.

– У меня тут воротник тугой. Поможете, Фёдор Михайлович? – спросила она и расстегнула пуговицу на блузке.

Глава 4

– О! Гляди! “Лагуна”, – молодой парень в аккуратном, но недорогом костюме с восторгом уставился на проезжающий мимо длинный паромобиль.

Девушка, которая шла с ним под руку, с интересом посмотрела в ту сторону, куда указывал ее молодой человек.

– Стану главным инженером, тоже нам куплю такой. И тоже красный.

Окружающие фонари отражались на латунных деталях паромобиля, создавая впечатление, что это огромное ювелирное украшение. Шелестя колесами, “Лагуна” остановилась у парадного входа в клуб “die Biestien”. Водитель с достоинством обошел длинный капот и величественным жестом открыл пассажирскую дверцу. Леонард Дювалле элегантно вышел наружу, помог выбраться своей рыжей спутнице и, не оборачиваясь, пошел к дверям клуба. Сзади с немного напряженным лицом из авто выбрался Фёдор. Он поправил сюртук и пошел следом. Пара головорезов-охранников в ливреях слегка кивнули гостям и, ни слова не говоря, раскрыли перед ними тяжелую дубовую дверь.

Внутри играла музыка, пахло благовониями, духами и горящими свечами. Сегодня в салоне шла Игра. Богатая молодежь, поэты, философы, высокопоставленные бандиты и либерально настроенные дворяне. Звучали радостные и расстроенные вскрики, шелестели карты, по рулетке прыгал металлический шарик. Фёдор чувствовал себя слегка напряженно, но старательно не подавал вида.

– Леонард! Старый ты разбойник! Как же я рад тебя видеть!

К ним подошел пожилой мужчина с бакенбардами, в котором Фёдор узнал графа Пфуля. Того самого, что приходил к ним в училище разбираться в вопросах дворянской чести. Парень сразу отвернулся, с интересом рассматривая золотую лепнину на стенах и потолке. Случайно встретился взглядом с Сэм, та ему весело подмигнула.

– Расслабься. Волком на всех смотришь. В первый раз что ли? – тихо спросила она.

– Чего это вдруг? Не первый. Напыщенные старики. Общество. Богема.

– Но-но. Ты такое громко не ляпни. Общество – это там, – девушка показала на игорные столы и диваны с беседующими людьми в дорогих нарядах. – А богема – это вон, – девушка кивнула на сцену, где играла музыка и чувственным голосом пел высокий парень. – Обслуга Общества.

– Да всё одно, – отмахнулся Фёдор.

– Нигилист. Очаровательно, – с милой улыбкой заявила девушка. – Но в чем-то ты прав. Тут собрались толстые кошельки, пыльные “старые семьи” и паразиты всех мастей, которые делают вид, что им прислуживают…

– О чем воркуем? – к ним вернулся Леонард Дювалле.

– О том, Лео, что ты мгновенно обо мне забыл, как только увидел своих богатых морщинистых друзей.

– Эти, как ты выразилась, старые и морщинистые друзья своими маленькими проказами оплачивают мои счета и твои побрякушки.

– Фу, Лео, это мелко.

– Пойдем, милая, познакомлю тебя с Ульрихом Северным.

– Он здесь? Это интересно! Пойдем! Его последняя поэма ужасна и провокационна.

– Вот и выскажешь ему всё. Пойдем. А, кстати, Фёдор, ты еще тут? Не стой столбом. Развлекайся. За старшие столы не советую садиться, там придется проигрывать из чувства приличия, да у тебя и денег таких нет. А по мелким ставкам сыграй, а там дальше танцы и курительный зал. Ну, не маленький, разберешься. И много не пей, послезавтра бой. Лучше вообще не пей. Позже я тебя найду, хочу кое с кем познакомить.

Дювалле хлопнул его по плечу и под руку с Сэм ушел вглубь игрального зала. Фёдор оглянулся, потом принял решение и пошел к барной стойке, где ему налили джина с вермутом. Понаблюдав за игрой, Фёдор заскучал и пошел посмотреть на танцевальный зал.

Задумчиво посмотрел на высокий потолок и огромную люстру, в которой слегка мигали новомодные стеклянные “громовые” свечи из Каганата. Несколько музыкантов играли популярную мелодию, шелестели платья, по паркету медленно кружили пары. Пахло благовониями, сквозь запах которых проникал запах грозы. Около входа, похожий на огромного паука, сидел многорукий автоматон, на которого залихватски нацепили цилиндр с белым бантом.

– Сэр, – почтительно произнес робот с легким акцентом Империи Кронлайт. – Желаете ли принять участие в танцах?

– Можно, – задумчиво ответил Фёдор, разглядывая сложную конструкцию автоматона.

– Вы пришли с парой или готовы участвовать в лотерее?

– Я пришел один.

– Великолепно, сэр. Назовите ваше имя, сэр. Есть ли в зале особы, с которыми вы желали танец? Есть ли в зале особы, с которыми вы не желали танец?

В связи с тем, что Фёдор никого тут не знал, он полностью положился на мнение робота. После этого парень подхватил очередной фужер шампанского с подноса и встал к стене, дожидаясь окончания очередного танца.

Музыка стихла, пары поклонились друг другу и разошлись. Некоторые мужчины взяли бокалы бренди, кое-кто зажег сигары. Дамы о чем-то шептались, прикрывались веерами, иногда раздавались смешки. Спустя некоторое время прозвенели колокольчики, и дальняя стена подернулась рябью, защелкали встроенные шестеренки. С треском начали перещелкиваться сотни табличек с буквами, собираясь в слова на импровизированном табло.

13 пара: БАРОНЕТ ФЁДОР СОРОКА – АЛЬМА ГЕРЕЛ

Какое странное имя.

Заинтригованный, Фёдор прошел к числу “тринадцать” на стене. Там стояла совсем юная невысокая брюнетка с высокой причёской и в ярком белом платье. Девушка сверкнула черными восточными глазами. Понятно, откуда это имя – гостья из Земель Великого Неба, Каганат. Титула не прозвучало, наверное, дочь какого-нибудь скотопромышленника или кто там у них в кочевьях водится. Судя по сапфировому колье, дела у ее семейства шли неплохо. Фёдор поклонился, протягивая руку для танца. Девушка, сдерживая хитрую улыбку, взяла его ладонь и отвела взгляд. Зазвучала музыка.

Гостья из далёких степей танцевала не очень умело, но старательно. На Фёдора она не смотрела и таинственно улыбалась. Парень пару раз попытался с ней заговорить, но та хранила молчание. Не знает языка? Проследив за ее взглядом, Фёдор увидел взвинченного молодого человека в черном сюртуке и галстуке-бабочке. Тот не находил себе места, пожирал их пару суровым взглядом узких глаз.

Фёдор улыбнулся, расслабился и смело повел девушку в танце, стараясь пройти именно рядом с нервным наблюдателем. Это пару раз вышло, и в эти моменты Фёдор мог физически ощущать пламя от взгляда соперника. Когда музыка стихла, щеки девушки пылали, она тяжело дышала. Потом неумело поклонилась и убежала. Парень с пылающим взглядом пошел к роботу-распорядителю с твердым намерением участвовать в следующем танце. Ох уж эти страсти. На дуэль не вызвал, хоть на это ума хватило.

Фёдор усмехнулся и пошел в угол к джентльменам, сигарам и бренди. Спустя некоторое время снова прозвенел колокольчик:

9 пара: БАРОНЕТ ФЁДОР СОРОКА – ГРАФИНЯ ДЕ’ЛАКРУА-БУБЕНЦОВА

В этот раз Фёдора ожидала выдающаяся во многих смыслах дама в бриллиантах и в преклонном возрасте. Она обняла баронета мягкими руками, окружила облаком сладких духов и ласково, по-матерински улыбнулась. Во время танца вела, хвалила внешность Фёдора и говорила, какие у него замечательные сильные руки. Под конец она пригласила его в особняк на Марсовой улице, обещая, что у нее растут две очаровательные внучки и наверняка можно будет присмотреть баронету прекрасную пару.

Когда наконец танец завершился, Фёдор прошел в сигарный угол, чтобы едкий дым хоть немного перебил сладкий запах духов. Ладно, еще один танец на сегодня и…

4 пара: БАРОНЕТ ФЁДОР СОРОКА – БАРОНЕССА СЕРАФИМА ФОН КОРК

Сэм?

– Видела, как ты отплясывал с той старой перечницей, и решила тебя спасти, – тряхнула огненной шевелюрой девушка и обняла Фёдора за плечи.

– Мы с ней очень мило беседовали, – ведя под музыку, ответил он. – Приглашала меня к себе в особняк.

– И как? Ты согласился?

– Она обещала меня накормить паштетом из сердца страуса и женить на одной из своих внучек. Что еще для счастья надо?

– Ну, есть еще один вариант, – хмыкнула Сэм. – Тут в гостевом крыле есть несколько тихих кабинетов. Через пять минут подходи в тот, на котором будет маска лисы. Паштет из сердца страуса не обещаю, но насчет остального подумаем.

***

Через полчаса Фёдор вышел из кабинета. Проверил, застегнут ли воротник, пригладил волосы. Коротко выдохнул и пошел назад к Обществу. Сумасшедшая. В коридоре тянуло сигарным дымом и пряностями. Мягкий красный ковер заглушал шаги. Вдалеке играла музыка. Фёдор не прочь был и подольше оставаться с Серафимой, но та была неумолима. “Лео может их потерять и начать искать, а это не надо ни ей, ни Фёдору, ни Лео”. Сэм ему нравилась, но не настолько, чтоб начинать ревновать. Тем более к Леонарду. Нет, так нет.

Пройдя по короткому коридору, Фёдор спустился на второй этаж и пошел в сторону доносящейся музыки.

– Братец в своем репертуаре, – раздался сзади ехидный голос и редкие хлопки ладоней. – Браво.

Сзади стоял высокий господин в дорогом сюртуке с породистым, надменным лицом. Рядом с ним стоял огромный телохранитель в черно-белой ливрее.

– Что молчим? Неужели не рад видеть своего любимого старшего брата? – улыбка озарила гладко выбритое лицо, но глаза собеседника оставались холодными. – А ты молодец, баронесса фон Корк намного лучше, чем та девка, с которой ты сожительствуешь. Неужели ты наконец взялся за ум?

Фёдор развернулся и молча пошел дальше по коридору. Внезапно на плечо ему легла широкая ладонь слуги.

– Господин Герман еще не договорил-договорил, – грозно пробасил он. Левый глаз телохранителя смотрел прямо на Фёдора, другой же глядел куда-то вверх и в сторону.

Фёдор с разворота ударил его под дых, чуть ниже герба в виде черно-белой птичьей головы. Удар, который сокрушал не одного противника, не произвел особого впечатления на громилу. Тот просто чуть пошатнулся и сделал шаг назад, но тут же пошел в наступление. Фёдор поднырнул под руку и нанес сокрушающий в челюсть. Теперь у охранника косили оба глаза.

– Стоп! – грозно произнес Герман.

Слуга в то же мгновение остановился, опустил руки и слегка пошатнулся.

– Фёдор, – примирительно произнес старший брат, – хватит. Нам незачем ссорится. Я искал тебя. Хотел с тобой встретиться. И ты знаешь зачем. Возвращайся. Это не дело – людям нашей крови спать в комнатах на Литейном, сожительствовать с потаскушками из кабаре и развлекать чернь драками. Отец простит тебя, я с ним поговорю. Мы семья. Ради памяти мамы…

– Вот только ее сюда не приплетай! – зло прошипел Фёдор.

– Но…

– Никаких но. Мой ответ прежний. Горите в аду!

Фёдор сплюнул прямо на красный половик под ногами, развернулся и быстро пошел дальше по коридору.

– Ты передумаешь и вернешься.

Ответа Герман не получил.

– Коньяку налей, – сказал Фёдор слуге за барной стойкой. – Еще. Больше лей.

Залпом выпил. Закрыл глаза, глубоко вздохнул. Закусил долькой лимона, которую на фарфоровом блюде подвинул ему бармен.

– Еще.

Встреча с братом резко испортила настроение. Пойду отсюда. Где Леонард? Надо ему сказать. Или к черту? Не буду ничего говорить.

На него слегка навалился совершенно пьяный сосед по стойке.

– Пардон, мон ами, – заплетающимся языком пробурчал мужчина и, держась за столешницу, снова принял вертикальное положение. После этого он повернулся к своей собеседнице и продолжил разговор:

– …милая, ты даже не представляешь, чем мы там занимаемся. Это прогресс. Это перевернет весь научный мир. Если бы эти бездарности из Академии Естественных Наук знали!

Сосед резко махнул рукой, чуть не снеся стакан. Девушка рядом с ним явно скучала и рассматривала свои ноготки. Потом она попыталась встать, но мужчина ухватил ее за руку. Фёдор кивнул бармену на разошедшегося господина. Тот сразу, жестом, позвал охранника.

– …нет ты послушай. Собака и обзян… обезян… мартышка, в общем. Мартысоб. Ну или, например, Обезьяка. Как назвать мы еще не придумали. Нет, ты представь! Как тебе такое? Она лазает по деревьям и гавкает. Ворует еду, кидается бананами и опять гавкает. Хвостом виляет.

Голос его начал стихать. Мужчина отвернулся от девушки, и та, не задерживаясь, ретировалась.

– Гавкает и гавкает… и кусается… – сказал он совсем тихо уже сам себе.

– Господин, я думаю вам надо на свежий воздух, – пробасил возникший рядом охранник.

– Что? Да? Вы думаете?

– Вне всякого сомнения.

– Возможно, – тихо произнес он. Покорно встал и пошел к выходу из зала. – Если бы эти мерзавцы знали…

Этот монолог произвел на Фёдора удручающее действие. Ему хотелось устроить скандал. Все раздражало. Этот мужик, эта девица, бармен и поганый коньяк. Пару секунд Фёдор всерьез раздумывал над дракой в этом пафосном гадюшнике. Но внезапно его мысли прервал голос Дювалле.

– Мальчик мой! А вот и ты! Иди-ка сюда.

Фёдор зло глянул на спину шатающегося учёного и пошел к Дювалле.

– Леонард Владимирович, я, наверное, пойду…

– Хотел тебя представить, мой мальчик, моему хорошему другу и хозяину этого прекрасного заведения.

Дювалле приобнял парня и развернул его в сторону невысокого, но крепкого господина во фраке. Волосы “соль с перцем”, жесткие черты лица.

– Поздоровайся, мой мальчик, с господином Кудеяром. Слышал о нем, наверное?

Парень отрицательно покачал головой. Пожилой господин внимательно разглядывал Фёдора. От взгляда колючих глаз молодому человеку стало не по себе. Захотелось ощетиниться, оскалиться и замереть. Неприятное чувство. С чего бы? Вроде обычный старикан. Тут куча таких. Внезапно господин Кудеяр улыбнулся:

– Как вам, юноша, мой салон?

Фёдор помолчал, оглянулся, а потом повторил то, что сказала ему Сэм:

– Сборище богатеев, вырождающихся “старых семей”, пройдох и их обслуги. Терпимо.

Улыбка Кудеяра стала шире.

– Неплохо подмечено, – сказал Дювалле. – А то, что это сказано сыном своего отца, лишь добавляет пикантности.

– Что ж, молодой человек прав, – задумчиво добавил господин Кудеяр. – Смешай аристократов, богачей, бандитов, богему, и ты получишь одно из самых известных заведений в городе. В этом один из секретов, вы правы молодой человек. Поглядите вокруг. Разве это не прекрасно?

Он указал на игорные столы. В этот момент за рулеткой выпал номер и один толстый господин со вспотевшей лысиной, радостно кричал:

– О да! Los dioses del inframundo!

На его руке висла высокая худая красотка с центнером макияжа на скуластом лице. Она неискренне смеялась.

– Просто великолепно, – мрачно согласился Фёдор. А потом добавил: – Господин Дювалле, господин Кудеяр. Не хочу показаться невежливым, но хотел бы покинуть это прекрасное место. Как-то мне становится душно.

– Иди, мой мальчик, – с улыбкой ответил ему Дювалле. – Понимаю, дела молодые.

Сорока коротко кивнул и аккуратно обходя посетителей и официантов пошел к выходу. Двое мужчин смотрели ему вслед. Лицо господина Кудеяра снова стало холодным.

– Ну как? – без улыбки спросил его Леонард.

– Вроде неплохо. Можно использовать. Но его связь с Сороками… Хотя может так и лучше. Я слышал, Сороки связались со святошами. Это можно будет использовать. Проверь его.

– Хорошо, господин Кудеяр.

***

У доходного дома на Литейном остановилась бричка. Лошадь фыркала, жевала удила и перебирала копытами. Фёдор вышел их экипажа, кинул монету вознице-кальмару. Тут в ответ пробулькал что-то благодарное. Сам же парень остановился у парадного, как будто не решаясь войти. Потом уставился на тёмное небо, покрытое чёрно-оранжевой хмарью. Выдохнул, достал из кармана куртки бутылку коньяка и одним глотком допил ее. В тёмном подъезде пахло кошками. Грязная лестница отозвалась глухими шаркающими звуками. В углу натекла лужа. Вдалеке скандалил женский голос. Дверь в комнату Фёдора была не заперта.

Внутри аппетитно пахло едой. Было тепло и даже уютно. Инга возилась с медным чайником, пристраивая его на печке. Услышав дверь, девушка обернулась.

– Привет, – улыбнулась она.

Фёдор кивнул, снял куртку и сел за стол.

– Федь, ты чего такой мрачный? Не грусти. Смотри, чего я наготовила. И у тебя же бой завтра? Я тебе приготовила подарок.

Она села напротив и улыбнулась. Потом заметила выражение лица Федора и как-то сразу потухла. Тот порылся в кармане и выложил на стол всё ту же запонку с головой птицы.

– Знаешь, что это?

Девушка помрачнела и стала глядеть исподлобья.

– Это запонка моего брата.

Повисло неуютное молчание.

– Ты всё ещё ничего не хочешь мне рассказать?

– С чего ты взял? – взъерошилась Инга.

– Это твой ответ?

– Да, ответ! – зло сказала она. – Твой братец приходил сюда! Приходил и оскорблял меня. А потом стал требовать от меня, чтобы я уговорила тебя вернутся назад в семью!

– Что он тебе обещал? Деньги? Вряд ли то, что они тебя с распростертыми объятиями встретят и примут за равную.

– Ты что?

– Не отпирайся, твои подружки из кабаре рассказали, – соврал Фёдор. На самом деле из всех его “доказательств” было только то, что Инга постоянно уговаривала его вернуться. Ну и то, что брат сегодня оказался подозрительно осведомлен в его личной жизни. Приходилось немного блефовать.

– Ничего такого не было!

– Было. Я всё знаю. Скажи хоть раз правду.

– Ничего не было! – возмущенно повторила она. – Я хотела только тебе добра. Ты погляди, как ты живешь! Как тебя выгнали из училища твоего. Только дерешься. Даже вышибала Густав и то больше тебя зарабатывает. И рискует меньше. Я просто хочу обычной, нормальной жизни. Не волнуясь, в каком ты состоянии вернешься. И вернешься ли вообще!

– Это поэтому ты из своего кабаре не уходила? Здорово придумала. И все братцу моему рассказывала, а если со мной не сложится, то хоть денег получишь…

– Ты что такое говоришь! Какой же ты гад! – закричала Инга. На ее глазах выступили слезы.

Она вскочила и выбежала из комнаты. Фёдор молча разглядывал стол перед собой. Потом встал, взял с вешалки куртку. Дверь за ним оглушительно хлопнула.

***

Допив бутылку, он швырнул ее на паркет спортзала. Та покатилась, пока не звякнула о противоположную стену. Взяв гимнастический мат, Фёдор завалился на спину, накрылся другим матом и свернулся клубком. Голова кружилась. Легче почему-то не становилось. Хотелось еще выпить, но сил подниматься из свитого из спортивных матов гнезда не хотелось. Закрыл глаза. Пахло пылью и потом. Мат был тяжелый. Вот бы он его придавил ночью и можно было бы не просыпаться. За окном, в темноте, вопили коты, выясняя, чье право быть начальником на помойке.

– Заткнулись там! – прокричал Фёдор в пустоту зала. Коты неожиданно смолкли. – Вот и молодцы, – пробурчал парень и снова закрыл глаза.

Интермедия 3

Роботы не приходили. Кузьма не особо волновался. Уж что-что, а ждать он научился. Бумаги в управу он подал первым, теперь целый день был абсолютно свободен. Когда он, расталкивая тех, кто стоял в очереди, выходил за чугунные ворота, у которых простоял всю ночь, к нему подошел автоматон и сказал:

– У коня, через два часа, – после чего не оборачиваясь зашагал дальше по улице.

Кузьма Афанасьевич никак не отреагировал на эту фразу и пошел к трамваю. Латунное братство снова проснулось. Что ж, послушаем, чего опять им надо.

Он заехал домой, выпил горячего кофе без молока и сахара, чтобы не клевать носом после бессонной ночи. Потом поговорил с Животным и побрел к памятнику Первому Императору. Дела с Латунным Братством он вел нечасто. Но заказчиками они были не особо проблемными. Нормальные деньги за несложную работу. Вот только всегда опаздывали на встречи.

Кузьма Афанасьевич посмотрел на поставленного на дыбы огромного коня и такого же огромного Первого Императора. Первый из династии Урсуловичей величественно простёр свою ладонь над прохожими. Лицо его было строгим, но в тоже время великодушным. Кузьма Афанасьевич выбросил окурок самокрутки прямо на тротуар и пошел к небольшому лотку, на котором продавали горячие пирожки.

– Два с картошкой, – сказал он усталому продавцу.

– Отойди дедуля, мы спешим, – его отпихнул молодой, прилично одетый парень.

Девушка, которая держала его под руку, рассмеялась. Парень, увидев поддержку, тут же расправил плечи и отпихнул Кузьму Афанасьевича от прилавка. Старик, чтобы не упасть, ухватился за латунный поручень, который был приделан к лотку.

Продавец с усталыми глазами не вмешивался. Безразлично отдал заказ молодой паре. Парочка хмыкнула и ушла вниз по улице.

– Дед, будешь что брать, чего застыл? Не задерживай.

– Два с картошкой, – спокойно сказал Кузьма Афанасьевич, отпустил руку с поручня, взял горячие пирожки и отошел назад к углу, где он стоял до этого. Латунная трубка поручня была сильно погнута.

– Кузьма Афанасьевич Покрывашкин по прозвищу Шрайк? – к нему подошел худосочный робот с большими светлыми окулярами.

– Вы еще в рупор прокричите, – тихо сказал ему старик.

– Ответ не распознан. Повторите, пожалуйста. Это вы Кузьма Афана…

– Да это я, – устало ответил он.

– Ответ распознан. Следуйте за мной.

Они вместе с роботом, спустились вниз по улице, свернули в небольшой переулок, потом поднялись на мост. После канала зашли в первый подъезд, прошли мимо тёмных квартир по грязному коридору и вышли через чёрный ход.

– Почти пришли, – заявил автоматон.

– Да мне всё равно, – ответил старик. – Только один вопрос: а почему вы всё время опаздываете на встречи?

– Мы не опаздываем.

– “Уверенно прозвучало”.

– Мы проверяем, нет ли за вами слежки. В установленные семнадцать минут не было замечено повторов человеческих лиц в обусловленной точке. Слежка за вами признана маловероятной. Проходите сюда.

Робот указал на небольшой вход в полуподвальное помещение, окна которого были заколочены кривыми досками. Старик пригнулся, проходя дверной проём. Дверь сзади со скрипом захлопнулась. Кузьма Афанасьевич взялся рукой за стену, так как в темноте решительно ничего невозможно было разглядеть. Штукатурка была сырой на ощупь. Впереди закрутились шестеренки, вжикнул кремень и несколько керосинок озарили подвал. Старик пошел вперед, чуть сгибаясь, так как приходилось сутулиться от низкого, нависающего потолка.

– Кузьма Афанасьевич Покрывашкин по прозвищу Шрайк? – спросил еще один робот, который сидел за массивным столом в дальнем конце помещения.

– А то вы меня не узнали? Прошлый раз же точно так…

– Ответ не распознан…

– Да, это я, – перебил автоматона старик.

– Ответ распознан. Подтверждение личности согласуется с описанием. Латунное Братство запрашивает у вас услугу в соответствии с вашей активной договорённостью с Латунным Братством.

– Внимательно, – ответил старик.

– “А вот интересно, а как они такой огромный стол в такой маленький подвал затащили? В ту маленькую дверь или в окна он бы точно не пролез. По частям?”

– Доставить груз из города Балага, Королевство Неро, до города Лосбург, Империя Урс. Оплата соответственно оговорённым тарифам.

– Что за груз? – после небольшой паузы спросил Кузьма.

– Три ящика весом до двух тысяч фунтов и шкатулка. Всего четыре позиции.

– Немного. Но я возьму как за полноценный рейс. Что в них?

– Цена приемлема. Груз содержит важные запчасти для механизмов и станков. Он ограничен к вывозу из Королевства Неро. Этот груз ценен для Латунного Братства и не должен попасть в руки Таможенных служб Королевства Неро и Империи Урс.

– “Может цену им поднять?”

– Раз груз так ценен, может увеличим тариф?

– Неприемлемо, – скучным голосом ответил автоматон и замолчал.

– Уверены?

– Не поняли вопроса, – после небольшой паузы сказал робот.

Кузьма Афанасьевич тяжело вздохнул, внимательно посмотрел на робота, на тёмный подвал и массивный стол.

– Хорошо, тогда обсудим детали, – сказал он, приняв решение.

По случаю раннего часа в рюмочной с говорящим названием “Рюмочная” было не очень много народу.

– Два мерзавчика белой и бутерброд с ветчиной, – сказал Кузьма Афанасьевич огромной продавщице, которая с трудом помещалась за прилавком.

Женщина уверенной рукой налила две рюмки водки и достала заветренный кусок хлеба с тонким ломтем мяса.

– Рубль пятьдесят. Деньги сразу.

Кузьма пожал плечами и достал из кармана горсть монет.

– Знаю я вас, пьянчуг. Уже рука устала должников записывать.

Ничего не ответив, Кузьма Афанасьевич прошел в дальний угол заведения, встал за небольшой круглый столик, выпил водки и уставился в стену.

Через полчаса к нему подошел коренастый четырехрукий автоматон.

– Проследил за Братством? – не поворачиваясь, спросил старик. – Всё как обычно? На Дымную фабрику пошли?

Робот радостно оскалился и покивал:

– На Дымовуху, ага.

– Хорошо, Животное. Ты молодец. Иди в порт, подготовь баркас к отплытию и покорми кочегаров, не забудь. Завтра с утра двинемся на дальняк вдоль побережья. Мне выспаться надо.

Робот, не спрашивая, махнул вторую рюмку что была на столе и, радостно топоча, убежал, вызвав испуганную ругань у пары местных завсегдатаев.

Кузьма Афанасьевич, сгорбился и пошел домой. Когда он проходил мимо прохожих, он отводил глаза или смотрел под ноги на все еще влажную после вчерашнего дождя мостовую.

Глава 5

Холодный душ обжигал. Волны холода и ужаса поднимались по телу и оседали где-то в районе груди. Хлынула горячая вода, согревая и давая передохнуть. Снова холод.

Когда Фёдор надевал разбросанную по раздевалке одежду, внутрь вошел Дювалле.

– О, мой мальчик, ты уже здесь. Не перегоришь к вечеру?

Потом он внимательно посмотрел в глаза парню.

– Ты как себя чувствуешь?

– Всё в порядке, Леонард Владимирович. Всё будет в порядке.

– Ты уверен? Можем отменить бой.

– Нет. Я сейчас съезжу домой и потом вернусь, – Фёдор застегнул рубашку, пригладил еще влажные волосы. – Я готов. Никогда еще не был так готов.

***

Он поднимался по лестнице в их комнаты и думал, что говорить Инге. Вчера он повел себя как тряпка. Да что как тряпка. Хуже. Он был зол на себя. Ему было стыдно. Как будто он не мог догадаться, что его “любимый” брат выйдет на Ингу. Причем сделает всё так, как будто сам хочет возвращения, но при этом приложит максимум усилий, чтобы этого не произошло. Инга же сказала, что он ее оскорблял, а потом начал давить. Уверен, что и запонку он специально бросил. Как Фёдор сразу этого не понял. Брат еще та сволочь и манипулятор. Всегда себя хорошо чувствует, только тогда, когда вокруг него все перессорятся.

Жаль, что для того, чтобы сообразить, пришлось напиться, поругаться, дальше напиться и, главное, выспаться. “Как же я медленно соображаю, – думал Фёдор. – Всегда меня на этом ловили”. Он перехватил удобнее хризантему, которую спер у торговца цветами, когда тот отвернулся. Буду каяться, решил он. Простит его Инга, куда денется.

Дверь была не заперта. Фёдор тихонько зашел. Тишина. На кухне никого нет. В комнате тоже. Ванная комната пуста. Инга ушла куда-то? Было прохладно, никто не топил? Потрогал печь – холодная. Это что же…

Фёдор закинул внутрь дрова, скомканную газету и чиркнул длинной кронлайтовской спичкой. Пламя потихоньку, как будто не желая, стало разгораться. Это что же вчера произошло? Инга тоже вчера ушла? Хотя ночи еще не холодные. Могла не топить печь, просто экономить топливо и уйти утром. Например, в бакалею. Для кабаре еще рановато. Значит скоро вернется. Так, ему надо переодеться, поесть, чуть отдохнуть и назад в спортзал. Сегодня вечером у него бой. Сосредоточься Федь, всё будет хорошо.

Он налил в вазу воды, засунул туда цветок и поставил на стол. На глаза ему попалась коробка, что приготовила ему Инга. Она лежала всё там же, где ее оставили. Фёдор сел и уставился на подарок. Он разглядывал лакированное дерево, поднял и потряс коробку. Потом развязал зеленую ленту, открыл крышку и уставился на содержимое. Внутри лежали два блестящих и элегантных стальных кастета. На черных вставках было выгравированы слова. Фёдор достал их и пригляделся к надписям. На правом было написано ЗИМА, на левом – ПОНЕДЕЛЬНИК. Кастеты удобно легли в ладони.

Прошел час, потом еще один. Инга так и не вернулась. Настроение Фёдора окончательно испортилось. Он положил кастеты в карманы куртки, надел кепку, поправил ее и, оглядев комнаты, пошел в спортзал. Ему надо подготовиться. Скоро бой.

***

Кирасирский шлем хоть и немного мешал обзору, но всё-таки создавал хоть какую-то иллюзию защищенности. Плотная куртка снижала подвижность, но с ней тоже было спокойнее. Но главной вещью, которая вселяла уверенность и спокойствие, была металлическая “ракушка”, обшитая несколькими слоями ткани. В таких “доспехах” можно и подраться. Фёдор закончил заматывать кулаки бинтами, прислонился к стене и закрыл глаза. Там невдалеке бесновалась толпа зрителей.

Хлопнула дверь, и в раздевалку, опираясь на товарища, зашел один из боксеров. Фёдор приоткрыл глаза и стал равнодушно разглядывать коллегу. Раздвигая тренеров, к нему протиснулся местный доктор, которого за глаза звали – Мясник. Притащили ведро льда. Запахло нашатырем и спиртом.

– Сорока, ты следующий, пойдём.

Фёдор кивнул, надел на забинтованные пальцы кастеты и поднялся. Леонард предлагал драться в старинных металлических перчатках, но Фёдор отказался. Он тренировался на местном бойлере и опыт показывал, что с кастетами было явно удобнее.

– Уважаемая публика! – раздался усиленный рупором голос Леонарда. – Господа и милые дамы! Последний бой на сегодня и то, зачем мы все сегодня собрались!

Толпа взревела.

– Впервые на ринге Ночной Лиги! Бой человека и автоматона! Горячее человеческое сердце против раскаленного металла машины! Итак! Восходящая звезда Лиги! Боец, не потерпевший ни одного поражения! Встречаем! Фёдор “Барон” Со-о-орока!

Двери распахнулись, и Фёдора обдало жаркой духотой. Казалось, рёв толпы можно было потрогать. Не оглядываясь на публику, парень прошел к рингу. Раньше бы он просто перепрыгнул канаты, но сейчас, в шлеме, куртке, брезентовых брюках, он решил не рисковать и поднырнул снизу.

– Противостоять нашему храброму бойцу будет гроза кронлайтских трущоб. Наш гость из туманной империи! Наковальня из Смокихауса! Встречаем!

С противоположной стороны зала, громко топая, вышел черный автоматон со светящимися красными глазами. Толпа бесновалась.

“Ростом с меня, – смотрел на него Фёдор. – В плечах шире. Насколько тяжелее? Раза в два? Движется тяжело и медленно. В принципе, дистанцию можно будет держать довольно легко. Если он меня не вымотает, конечно".

– Фёдор, слушай, еще раз, – шипел ему на ухо инженер Лиги. – Не забывай. Когитатор у него в голове. Если пустить из него масло, то минуты за три-четыре робот должен поплыть. Также можешь попробовать повредить паровые патрубки к конечностям. И не забывай, что обычно у таких автоматонов сзади корпус раз в пять тоньше. Простая жестянка…

– Да помню я, помню. Сто раз уже говорил.

– Ну давай тогда. Удачи. Она тебе пригодится.

Фёдор просто кивнул.

Гонг! Начало боя.

Как же он ошибался. Двигался автоматон очень быстро.

Отпрыгнуть. Увернуться. Ничего себе!

И тут же удар и дичайшая боль в боку, такая, что перехватило дыхание.

С оглушительным звоном латунный кулак бьет в шлем, и Фёдор как подкошенный падает на ринг. Робот отходит, подняв вверх правый манипулятор. Нет, еще не кончено. Встаём. Чёрт, ноги подкашиваются. Стоять, не падать!

Кулак ноет от удара в металлический локоть. Левая лапа робота повисает и только судорожно дёргается, когда железка пытается ее поднять.

От удара в бок снова перехватывает дыхание.

Бойлер было проще лупить. Господи, зачем я в это ввязался?

Правый хук в латунную шею, в лицо Фёдору летит масло.

Снова сокрушающий по кирасирскому шлему, и только канаты не дают упасть.

Гонг! Первый раунд завершен!

Резкие удары молотка перекрывали гул зрителей. Это инженеры пытаются вправить манипулятор автоматона. Фёдор сидел в углу и судорожно пытался восстановить дыхание.

У тебя ничего не болит. Вокруг никого нет. Не думай об Инге. Отвлекись. Думай про что-то другое. Рыжая Сэм? Нет, не то. Огромное чёрное небо где-то сверху. Пускай небо. Оно сверху. Оно просто смотрит на тебя. Оно отдаст тебе свои силы. Уже отдаёт. А вот черные волны. Это океан. Это необузданная мощь. Что я за идиот. Не думай об Инге. Бок болит. Нет, у тебя ничего не болит. Небо смотрит на дурака Сороку.

Гонг!

Увернулся. Снова ушел от удара. Его левый манипулятор чуть медленнее. Бей в локоть!

Крутись, заходи ему за спину.

Звонкий удар по шлему.

Где я?

Пять!

Где я?

Шесть!

– Вставай!!! – ревет толпа.

Встаю, встаю.

Семь!

Всё, я готов дальше.

Восемь!

Да всё нормально. Продолжаем.

Ближе. Ближе. Ближе. Чем ближе, тем слабее удар.

На лицо капает масло. В нос бьет острый запах дыма.

Мерцание безумных красных глаз.

Как я устал. Как я устал. Как же я устал.

Гонг!

Звонкие удары молотка. Рёв толпы. Надо мной небо. Черное-черное. “Ты не справишься” – говорит мягкий голос, похожий на Алексея. “Порви его!” – рычит в голове голос, похожий на Гюнтера. А еще там, в глубине, есть кто-то третий. Этот третий просто молчит. Он, не отрываясь, смотрит на автоматона в другом углу. Он видит, что из одной из латунных труб у того не идёт дым. Он видит пятна масла на ринге. Он видит обеспокоенные лица инженеров. И он знает, что на лицевой пластине робота теперь отпечатано слово ЗИМА.

Гонг!

Бей. Уходи. Уворачивайся. Бей. Ближе. Снизу. Он открывается. Держись от него слева.

Бей!!

Уворачивайся!!!

Оглушающий звон.

Где я?

Какие-то люди. Почему нет отсчета? Я встаю, встаю. Посторонним же нельзя на ринг… Где отсчет? Почему я не могу встать? Как же болит голова…

Нокаут? В каком смысле нокаут? Я никогда не…

Звякает металл. Это инженеры оттаскивают автоматона. А железяку-то куда?

“Господа и дамы! В бое за превосходство! В связи с нокаутом обоих бойцов! Объявляется ничья!”

Фёдор пытался продраться через окружающий туман. Ему что-то кричали. Пытались пожать его руку. Какие-то девицы посылали воздушные поцелуи. Потом наконец к нему протиснулся Дювалле и отвел его в раздевалку. Мясник посмотрел на его зрачки и дал выпить какую-то сладкую микстуру. Как Фёдор переоделся и как добрался до дома, он не помнил.

***

Голова болела от любого движения. Пальцем пошевели – и голову пронзало болью. Фёдор с трудом открыл глаза и долго разглядывал серый потолок. Болело всё. Фёдор медленно ощупал бинты. На них были желтые пятна мази. Пахло аптекой. Потолок знакомый. Он дома. В своей кровати.

На кухне звякнул чайник и раздались шаги.

– Инга? – хотел крикнуть Фёдор, но только захрипел. Заболели рёбра.

Из кухни в комнату заглянул Дювалле. Ухмыльнулся.

– Лежи, лежи, – сказал он.

Зашел в комнату, подвинул рядом с кроватью табурет и поставил на него тарелку с дымящимся бульоном и кружку чая.

– Ну что, чемпион, как себя чувствуешь? – спросил он, помогая Фёдору сесть.

– Как кусок дерьма, на который упала наковальня.

– Ну что ты, мой мальчик. Ты вчера был великолепен. На то, что ты не продержишься двух раундов, ставки были восемь к одному. А ничью вообще никто не ожидал. Порадовал, порадовал. Ешь. Это куриный суп, я в забегаловке тут купил. Кстати, а где твоя подружка? Вчера ребята тебя домой привезли, думали отдать в ее руки и отчалить. А тут холодно и одиноко.

– Поругались, – ответил Фёдор и принялся осторожно есть суп.

– Понимаю. Бывает. Дело молодое. Помиритесь еще. Ладно, ты ешь, восстанавливайся. Мясник сказал, что ничего страшного. Сотрясение, рёбра треснули. Недельку полежишь в постели и будешь как огурчик. Но еще раз скажу: публика была в восторге. Даже вот в газете про тебя написали.

Леонард достал из сюртука свернутую газету и положил ее на кровать.

– Почитаешь потом. Все требуют реванша. У тебя определенно талант.

– Не уверен.

– А ты подумай еще раз, – Леонард залез во внутренний карман и достал оттуда пачку ассигнаций. – Вот. Твоя доля. Всё честно заработано.

Фёдор отложил ложку, не глядя на пачку денег, осторожно лёг назад на кровать. Казалось, такое простое действие, но далось оно непросто.

– У меня есть для тебя кое-какое предложение, – задумчиво продолжил Дювалле. – Поговорим об этом, когда тебе полегчает. И слушай, у тебя тут беспорядок и как-то неуютно. Я пришлю кого-нибудь, чтоб за тобой поухаживали, пока ты не встанешь на ноги. Чтобы убрались и накормили.

– Не надо, Леонард Владимирович. Я сам. Всё в порядке.

Взгляд Фёдора упал на газету. На развороте красовалась иллюстрация, где огромный черный робот на ринге нависал над маленьким человечком. Вчерашний туман в голове всё еще не рассеялся. Фёдор закрыл глаза и сразу начал проваливаться в спасительную тьму. Леонард покачал головой, развернулся и пошел на улицу. Как хлопнула дверь, Фёдор уже не слышал, он снова заснул.

***

Вечером к нему заходил Мясник. Сменил повязку на груди, проверил зрачки. Заставил выпить микстуру и оставил горку обезболивающих таблеток. Приказал неделю не вставать с кровати и снова исчез. Голова затуманилась, и Фёдор практически сразу нырнул в темноту забытья.

С утра было полегче. Выпив таблеток, Фёдор встал, разжег печку и осторожно умылся. Спички кончаются. Надо не забыть купить. Догрыз засохший кусок хлеба. На следующий день аккуратно оделся и вышел на улицу. Добрел до лавки, купил еды на пару дней. Поначалу всё было даже неплохо. Бок и голова почти не болели. Но когда Фёдор шел обратно, его снова накрыло. Он устало присел на лавку у подъезда, достал из сумки бутылку виски, зубами вытащил пробку и сделал глубокий глоток. По горлу разлился огонь.

– Ы-ы-ы, – раздался рядом тяжелый вздох.

Фёдор обернулся и увидел, что недалеко от лавочки, прямо на земле, сидел невысокий четырехрукий автоматон. Он увлеченно ковырялся в разломанных часах, которые лежали перед ним на расстеленной газете. Почувствовав взгляд, робот поднял голову и уставился на Фёдора.

– Ты чей такой будешь? – спросил его парень.

Автоматон ничего не ответил, просто смотрел на человека. И вдруг широко улыбнулся, оскалив острые металлический зубы. Робот был коренастый, с очень длинными цепкими руками и с абсолютно безумным выражением латунного лица.

– Ну и рожа, – усмехнулся Фёдор. – Как звать?

– Ы-ы-ы, – прогудел робот и потыкал себя в грудь. Там, была выбита какая-то надпись.

“ЖЫВОТНОЕ”, – прочел Фёдор, приглядевшись.

– Животное? Так тебя зовут?

– Дыа, – радостно пробасил автоматон.

– Чудесно. Где живешь?

– Там, – робот указал тремя манипуляторами на зарешеченное окно цокольного этажа.

– В подвале?

Автоматон кивнул. Какой милый сосед.

– Ну, давай, Животное. Не болей.

Фёдор с трудом поднялся и пошел к своему подъезду. Внезапно одна из длинных рук робота метнулась и ухватила Фёдора за рукав. Парень скривился, в боку кольнуло.

– Что такое? – напрягся парень.

Автоматон поковырялся у себя во внутренностях, достал оттуда коробок спичек и протянул Фёдору. Тот с недоумением взял подарок. Робот аккуратно закрыл его ладонь и доверительно кивнул.

– Даже не знаю. Спасибо. Наверное.

Робот лучезарно улыбнулся хищными зубами.

Дома Фёдор подкинул дров в печь, запил таблетки виски, заел колбасой и снова лег спать.

***

– Привет, Густав, – поздоровался Фёдор, направляясь ко входу в кабаре. Шел он прямо по лужам, перепрыгивать их совсем не хотелось.

– Фёдор, – кивнул вышибала, загораживая дверь своей широкой тушей. – Тебе сюда нельзя.

– Густав? – удивился Фёдор, а потом слегка поморщился, придерживая себя за грудь.

– Тебе здесь больше не рады.

Голова снова слегка кружилась, к тому же Фёдора подташнивало после поездки сюда на извозчике.

– Мне надо поговорить с Ингой.

– Тебе больше здесь не рады. Тебе не о чем с ней разговаривать.

Фёдор глубоко вздохнул, вытер мокрое от дождя лицо.

– Я очень устал. Я бы не отказался сейчас посидеть в тепле, выпить стакан горячего вина. Я обещаю не устраивать сцен. Просто немного обсохнуть, отогреться.

Густав не двигался и безразлично рассматривал улицу и прохожих с зонтами.

– Густав, ты меня знаешь. Если мне надо будет, то я войду с твоего разрешения или нет.

– Сорока, тебя сейчас соплей можно перешибить. Никуда ты не войдешь. Инга больше не хочет тебя видеть. Думаешь, ты первый такой тут? Повидал я поклонников и пострашнее чем ты.

Фёдор сделал шаг вперед, и вышибала тут же двинул плечом. Фёдор видел удар, но отклониться не смог. Острая боль пронзила все тело парня. Медленно он осел прямо в лужу. Прохожие шарахнулись прочь.

– Всё в порядке, – заявил им вышибала. – Просто парень немного перебрал. Ничего страшного.

Густав поднял Фёдора, отвел его за угол здания и усадил на сваленные в кучу ящики.

– Посиди, проветрись, – как-то даже по-отечески сказал вышибала. – Тут хоть дождя нет. И мой тебе совет, парень: забудь о ней. Актрисы, они такие… Всё равно бы ничего хорошего не вышло. Уж я-то знаю. Видел такое много раз.

Он достал из нагрудного кармана фляжку.

– На, хлебни коньяка. Согреешься, да и легче станет.

– Иди к черту! – слабо сказал Фёдор, отпихивая его руку.

– Ну, как знаешь, – усмехнулся Густав и ушел к своему посту.

– Иди к черту со своим коньяком, – прошептал Фёдор, а потом полез в карман куртки. – У меня и свой есть.

Три полных глотка спустя стало чуть полегче. Из глубины переулка, шаркая по влажной брусчатке, вышел седой старик в потертом плаще. Из-под кустистых бровей на Фёдора уставились колючие, совсем не старческие глаза. С кряхтением дед сел на соседний ящик. Долго возился, скручивая папиросу из газеты, потом чиркнул спичкой. Переулок наполнился едким дымом. Фёдор оценивающе посмотрел на соседа. Потом, молча, протянул бутылку. Старик взял, внимательно осмотрел этикетку, потом сделал глоток, глубоко вздохнул, утёр выступившую слезу. Потом вытащил из кармана бумажный кулёк, достал оттуда пирожок, разломил его и протянул половину Фёдору.

Пирожок был с какой-то мелкорубленной травой и оказался неожиданно вкусным. Из-за голода, наверное. Мимо шли прохожие. “В принципе, – подумал Фёдор, – можно тут подождать Ингу. Когда там заканчивается выступление? Поймать, всё объяснить. Что, мол, дурак был, и всё вот это”.

– Из-за денег? – спросил его через некоторое время старик.

– Что? – не сообразил Фёдор.

– Поругался с девушкой из-за денег?

Голос у него был совсем не старый.

– Из-за жизни.

– Не обращай внимания, – сказал седой, отхлебнул из бутылки и передал ее назад Фёдору. – Помиритесь.

Фёдор ничего не ответил.

– Ну, или новую найдешь.

– А ты нашел?

Старик усмехнулся:

– Я-то? Нет. Я новую не нашел.

Парень посмотрел на собеседника. А он не так стар, как кажется на первый взгляд. Потрепан, но точно не старик.

– Фёдор, – протянул он руку.

– Кузьма Покрывашкин. Можешь звать меня Кузьма Афанасьевич.

Фёдор кивнул. Имя было дурацкое и не совсем шло собеседнику. Впрочем плевать. Покрывашкин, так Покрывашкин.

Бутылка опустела и покатилась по мокрой мостовой. Голова приятно гудела. Эти разломанные ящики, мокрая улица, пешеходы – всё это стало довольно уютным. Так бы никуда и не уходил.

– Может и вправду, ну ее к черту, эту Ингу? – сказал себе под нос Фёдор. – Что думаешь, Кузьма Афанасьевич?

– Тут уж сам решай, паря, не мне с ней жить. Но, по большому счету, все люди одинаковые. И женщины в том числе. Просто с кем-то тяжело, а с кем-то невыносимо. Выбор невелик. И на внешность не особо смотри. Если любую девицу от штукатурки отмыть, так они все страшненькие. Так что лучше на характер смотри.

– Тоже скажешь…

– Поймешь еще. Вся жизнь – это море. Страдания, по котором тебя несет от рождения к смерти. Можешь дергаться, можешь пытаться что-то выбирать, плыть по или против течения. Можешь сражаться с чудовищами, можешь сам стать чудовищем. Но все это ерунда. Притащит тебя к другому берегу. И выбросит на песочек. Еще есть что выпить?

Фёдор отрицательно покрутил головой.

– О чем и речь, – Кузьма Афанасьевич поднял коричневый от табака палец. – Ладно, парень, пойду я. У меня в каморке тепло, сухо и бутылка портвейна. А ты сиди, выбирай.

Фёдор молчал. Он чувствовал, как мимо пролетали теплые золотистые потоки. Они были приятные.

– И запомни главное. От себя не убежишь. Сколько ни уворачивайся.

Кузьма Афанасьевич с кряхтением поднялся, подмигнул и пошел под дождь.

– А с чем был этот пирожок? – спросил Фёдор, но ответа не получил.

Через несколько минут Фёдор понял, что золотистые потоки – это драконы. Длинные, почти без лапок. Или даже просто золотые змеи. Как их рисуют торговцы из Жиньшэ. На всех товарах малюют. Так вот они откуда. Один из змеев свернулся клубком перед Фёдором, поднял голову и превратился в чайник. Вот прям как у него дома на кухне стоит. Только побольше. Чайник внимательно уставился на Фёдора, покачивая длинным изогнутым носиком.

– Пункт первый. Пойди в лавку Хуань Гэ и купи еще пирожков с хуном, – произнес чайник тихим приятным голосом.

Фёдор насторожился.

– Пункт второй. Инга истеричка.

“Разумно”, – произнес спокойный голос в голове Фёдора. Парень оглянулся, но вокруг никого не было. Только он сам, чайник и кружащие вокруг золотые змеи.

– Пункт третий. У Серафимы большой зад.

– “Ха!” – усмехнулся в голове другой, грубый голос.

– Пункт четвертый. Хватит как козел прыгать на потеху черни…

***

Утренний свет старательно протискивался через пыльное окошко. Он с трудом освещал узкий коридор. Леонард Дювалле аккуратно шел мимо дверей доходного дома на Литейном. Дверь в комнаты Фёдора была не заперта. Из приоткрытой щели отчетливо несло перегаром, также оттуда доносился богатырский храп. Леонард поправил перчатки и тихонько толкнул дверь тростью. Та задела лежащие на полу бутылки. Аккуратно, чтобы не испачкать дорогие туфли, Дювалле зашел в квартиру.

– Поле брани, – задумчиво произнес он, разглядывая окружающий погром.

На полу лежал шкаф, стол был поставлен на бок, весь пол был завален бутылками и засохшей едой. Единственным ровно стоящим предметом была небольшая печь и стоящий на ней медный чайник. Эпицентром зловония и храпа оказалась гора тряпья в соседней комнате. Леонард поморщился и осуждающе покачал головой.

Глава 6

Сон был долгий, вязкий, очень тяжелый. Фёдор от кого-то бежал, кого-то защищал. Он был грязен и с головы до ног покрыт чем-то липким. Они куда-то плыли. На него смотрели, смотрели жуткими глубокими глазами полными темноты и смерти.

Звук распахнутого окна. Где он? Что происходит? Прохладный воздух. Фёдору становилось неуютно и плохо. На лицо полилась холодная вода. Фёдор застонал и открыл глаза.

Над ним стоял Леонард. На вытянутой руке он держал чайник.

– “Судя по всему, ты у себя в комнате”, – сказал у него в голове тихий голос.

– “Пить”, – прохрипел второй голос.

– Пить, – с трудом шевеля губами, произнес Фёдор.

Леонард отложил чайник и молча протянул банку с рассолом. Из кармана его бордового сюртука появился бумажный пакетик, на котором было написано: “От головных и похмельных болей”. Фёдор стал жадно пить.

Спустя четверть часа, умытый и начавший приходить в себя, Фёдор сидел у печки и грел руки. Леонард стоял рядом и терпеливо ждал, когда парень окончательно проснется.

– Леонард Владимирович, чем обязан?

– Правильно говорить “чему обязан”. Так более вежливо и соответствует этикету.

Фёдор потёр виски, глядя на огонь в печке.

– Вчера некий Фёдор Сорока пришел ко мне в контору, – продолжил Леонард. – Он заявил, цитата: “Что задрался скакать как козёл на потеху черни”.

– Так и сказал?

– Так и сказал. Заверил меня, что безмерно меня уважаешь, но решил уйти из бокса и стать пьяницей. Сказал, что это твоя судьба, так тебе сказал чайник. Мол, от себя не убежишь. Не помнишь?

– Не очень.

– Заявил баронессе Серафиме фон Корк, что у нее зад похож на корму эскадренного крейсера “Пересвет”.

– Черт! Простите, Леонард Владимирович.

– Тебе не передо мной надо извинятся, а перед госпожой баронессой. Она была несколько фраппирована.

Это всё очень нехорошо. Мало ли что он еще мог наболтать. Фёдор поморщился и посмотрел на Леонарда. Вроде не сердится. Смотрит скорее с жалостью.

– Это еще не всё, мой мальчик.

Сердце Фёдора ёкнуло. Хмель стал быстро проходить. В животе сжался неприятный комок.

– Ты вломился в спортзал, обозвал всех присутствующих обезьяками и мартысобами, начал складывать гимнастические маты в гнездо, намереваясь лечь спать. Сэм желала твоей крови, ребята хотели тебя профилактически побить, но потом пожалели, скинулись на извозчика и отправили домой. Цени их доброту.

– Извините, Леонард Владимирович…

– Оставь. Пустое. Мы же друзья? Какие могут быть обиды.

Леонард поднялся.

– А, и еще. Уже больше двух недель прошло. Ты собираешься возвращаться?

Фёдор понуро глядел на печь.

– Ладно. Я о другом хотел. Раз мы друзья. Не мог бы ты мне помочь?

– Конечно, Леонард Владимирович. Что случилось?

– Да ерунда. Пустяковое дело. Пара человек взяли у меня в долг. И не спешат отдавать. Не мог бы ты с ними поговорить? Очень меня выручишь.

– Побить? – нахмурился Фёдор. – Я еще не полностью восстановился…

– Нет, просто напомнить. Побеседовать. Я могу на тебя рассчитывать?

***

Фёдор ехал в кэбе и мучительно пытался вспомнить, куда он дел все деньги. Ну не мог же он спустить всё накопленное всего за две недели пьянки. Он помнил яркие фонари в районе переселенцев из Жиньше. Маленькие девушки с черными раскосыми глазами смеялись, прикрывая рты ладошками. Нет, ерунда. Кабак помню и не один. От полицейского прятался на помойке. Ну не мог же я всё спустить? Там в глубине клубящихся мыслей шевелилось что-то тёмное. Оно наверняка знало ответ. Но как ни морщил Фёдор мозг, ничего не всплывало. Факт оставался фактом. Почти всё, что он заработал за полгода побед в Лиге и за последний бой с Наковальней, он куда-то спустил. Перерыв комнату, Фёдор нашел запрятанные сто рублей. Может его ограбили пока он… А еще Инга. Надо с ней поговорить. Она, конечно. дура набитая, но и он тоже еще тот молодец. Как же нехорошо всё вышло. Ничего прорвемся, сейчас с делами покончу и поеду к ней…

– Приехали, барин, – сказал извозчик. – Цветочная шестьдесят пять.

“Ателье Каприз”, – прочел название Фёдор. Когда он открыл дверь, звякнул привязанный к ней колокольчик.

– Добро пожаловать! – подпрыгнул к нему маленький, очень подвижный человечек. – Сюртук? Брюки? Выходной костюм? Нам недавно привезли новые ткани. Кронлайтовская шерсть, мануфактура из Шахства, высшего качества, естественно. Тончайшая шерсть из Каганата. Шелк из Империи Жиньше. Всё что пожелаете. Хотя…

Мужчина подозрительно оглядел Фёдора с ног до головы.

– Думаю вам, молодой человек, подойдет прекрасный авиаторский костюм из кожи. В три, нет – в четыре слоя. Он вас прекрасно защитит от любых напастей. В специальные кармашки можно будет добавить стальные пластины, – мужчина подмигнул. – Если вы понимаете зачем. У меня тут как раз есть один экземпляр. Только вас ждал.

– Господин Кимос? – прервал этот поток слов Фёдор.

– Да, конечно! Это я! Рад, что вы обо мне слышали!

– Я от господина Дювалле.

Собеседник сразу поскучнел и осунулся.

– Триста пятьдесят рублей.

– Но на той неделе было же триста двадцать…

Фёдор промолчал.

– Да, да, конечно. Извините, – мужичок заметался за прилавком. – А может, все-таки триста двадцать? Нет? А может всё-таки куртку авиаторов возьмете? Как раз за триста пятьдесят отдам. И сверху еще кепку подарю, а то ваша, вижу, совсем истрепалась. Ну как? Согласны? Поглядите.

Куртка и вправду была хороша. Если бы у Фёдора оставались деньги. Эффектно выглядит.

– Триста тридцать и куртка, – заявил Фёдор. Наглеть – так наглеть.

Господин Кимос позеленел от возмущения.

– Молодой человек! Как можно! Это же чистой воды ограбление! У меня нет таких денег!

Фёдор молчал, не зная, что дальше говорить. Нет, всё понятно, Леонард Владимирович его попросил забрать долг. В принципе, что тут сложного? Но вот так… Припугнуть его? У Фёдора внутри появилось неприятное чувство, что он поступает не очень хорошо. Хотя какого черта? Этот портной занял денег у Леонарда Владимировича и не хочет отдавать. А Фёдор и так натворил дел. Вот будет номер, если он еще и без долга вернётся.

– Триста пятьдесят рублей или я разозлюсь, – мрачно заявил Фёдор. Звучало очень по-опереточному. Ему даже стало немного стыдно за себя.

В этот момент дверь в глубине зала распахнулась и в комнату впорхнула молоденькая девушка. Лет шестнадцати, не больше.

– Папенька! На подкладку шелк или коленкор?

– Ну какой коленкор?! – возмутился господин Кимос. А потом испуганно глянул на Фёдора и увидел, что тот смотрит на девушку. – Так. Иди работай. Шелк поставь. Иди. Давай-давай. Не видишь, я тут с человеком разговариваю!

Он явно испугался. Оттянул воротник, сглотнул и, пряча глаза, пробормотал:

– Да-да, конечно. Извините. Да, сейчас. Вот. Вот всё что есть, – он выложил на прилавок тоненькую пачку ассигнаций.

Фёдору стало неуютно. За кого его тут принимают? Он хотел взять деньги и уйти, но всё-таки решил пересчитать. Сто, сто пятьдесят, сто девяносто… Двести восемьдесят пять.

– Двести восемьдесят пять? – удивленно спросил он портного.

Господин Кимос жалобно заныл, что денег нет, месяц был неудачный, это всё что есть. Он схватил кожаную куртку, вручил ее Фёдору. Тому становилось всё неприятнее. Блин, да что же он творит? Засунув ассигнации в карман, он вышел из ателье. Новая авиаторская куртка оказалась у него в руке. Он даже на секунду подумал вернуть ее. “Хотя, к черту. Заберу себе, а деньги доложу из своих, – подумал он. – Какая неприятная работенка. Добью список и буду считать, что свой моральный долг тоже закрыл”.

***

– Леонард Владимирович, – кивнул Фёдор, заходя в комнату.

– Проходи, мой мальчик, – улыбнулся хозяин кабинета. – Присаживайся. Познакомься, это Борей.

Сидящий за столом блондин в щегольском черном костюме лениво кивнул.

– Борей, это Фёдор Сорока. Наше молодое дарование. Ты что-то хотел мне сказать?

– Да, – несколько замялся Фёдор, косясь на Борея. – Я заехал туда, куда вы меня попросили…

– Говори смело. Всё прошло нормально?

– В принципе, да. Вот, – Фёдор выложил конверт с купюрами на стол. – Я там на бумажке написал, от кого сколько…

– Полюбопытствуем. Так. От госпожи Франко, от Кимоса, Иванов, Гиря. Всё в полном объеме. Неплохо-неплохо. Ты молодец. Что ж. Хорошая работа требует хорошей оплаты, – Леонард забрался в конверт и отсчитал несколько купюр. – Твоя доля.

– Ну… Я…

– Бери, бери. И вот еще. Посмотри на этот список. Завтра сможешь нанести им визит? Там фамилии, адреса и суммы.

– Леонард Владимирович…

– Борей, заскочи с утра за Сорокой. Поедете вместе. Вопросы есть? Вопросов нет. Очень на вас, мои мальчики, рассчитываю. Кстати, Фёдор, у тебя новая куртка? Тебе идёт.

Борей слегка фыркнул.

“Ладно, – подумал Фёдор. – Деньги лишними не будут”.

***

– Господин Никифоров?

– Возможно.

– Мы от господина Дювалле. Господин Никифоров! Ну, что же вы так, куда же вы бежите? Мы ведь тоже умеем бегать, господин Никифоров…

– Можно поговорить с господином Кацем? Нету дома? А можно мы зайдем посмотрим? Нет?

Выбивая ногой в дверь, Фёдор придерживал почти заживший бок.

– Борей, вон того толстого лови! В твою сторону бежит!

***

Ликовские бани были довольно известным местом. Не самым дешевым, но с серьезной репутацией. Отдельное крыло для особых гостей. Парные, бассейны, кабинеты.

Завернувшись в простыню, Фёдор сидел за столом лениво и жевал копченое мясо. Народу собралось немного, человек десять. Леонард Владимирович, сходив в парную и нырнув в бассейн, ушел по делам, взяв с собой пару незнакомых Фёдору ребят. Остальные отдыхали душой и телом. Кое-кого Фёдор знал по спортзалу в Лиге, но некоторых видел впервые.

– Вот не нравишься ты мне, Сорока, – заявил Борей, глядя на парня осоловевшими глазами.

Фёдор вскинул бровь, но ничего не ответил.

– Отстань от парня, – вступился Берёза, боксёр, которого Фёдор знал по Лиге. Тот иногда участвовал в боях в среднем весе.

– Вот не нравишься. Есть в тебе что-то такое, Сорока. Скрытное.

Фёдору было лень отвечать. Вообще Борей был мужик неплохой, но всех окружающих не любил. Всё время ходил с таким выражением лица, как будто чувствовал неприятный запах.

– Ты ничего не прячешь от нас, Сорока?

Фёдор отвернулся и закатил глаза. Может, врезать Борею? Прямо по носу. Ладошкой. Не сильно. Чтоб кровь пошла. Видно же, что он его просто провоцирует. Причем, похоже, от скуки. Жаль, настроение благостное, драться не хочется.

– Что ты такой злой? – не унимался Берёза. – Расслабься, выпей еще. Вон в кабинет сходи.

Берёза кивнул на дверь в соседнее помещение, откуда раздавался женский смех и радостные взвизги.

– Фу, – отмахнулся Борей.

– А я, пожалуй, схожу, – поднялся Берёза, повел плечами, пригладил лысину и расправил длинные усы. – Сорока, двинули?

– Попозже.

– Ну, смотри сам. Вы как тут драться начнете, вы меня позовите, интересно будет посмотреть.

– Смерд, – лениво сказал Борей, когда Берёза скрылся в соседнем кабинете и количество визгов там сразу увеличилось. – Понаехали со своих деревень и строят из себя… Лет сто назад он бы тут с нами за одним столом не сидел. Гибнет империя. Когда дворянство вместе с этими…

Борей замолчал, потом с ненавистью посмотрел на рюмку коньяка. Выдохнул и залпом выпил.

– Может ты и прав, Сорока. Может и правильно, что скрываешь.

– Да ничего я не скрываю, – лениво ответил Фёдор.

– Скрываешь, скрываешь. У тебя, Сорока, такая рожа наивная, что в жизни не поверю, что за ней ничего нет. Ты смотри, осторожнее, со мной шутки плохи. А с Лео нашим тем более.

– Кстати, – решил отвлечь его Фёдор, – вот давно хотел спросить. Я думал, что Леонард только Лигой занимается. А выходит, что ещё и деньги в рост даёт?

– Он много чем занимается. И деньгами, и Лигой, и тотализатором. Игры держит, казино. Еще девочки, спиртное, – Борей кивнул на дверь соседнего кабинета.

– Ну, не похож он на главаря… главу… как это называется. На главного преступника, в общем.

– Он и не главный. Есть люди над ним. И что значит преступник? Это же разговор не про какое-нибудь абстрактное зло. Это разговор про деньги. Там, где деньги, там и появляются люди, которые ими занимаются. Всё просто.

– И закон нарушают?

– Закон – это правила государства, чтобы кроме старых семей никто не богател. Боятся они конкуренции. И правильно боятся. Сорока, ты же не из Бархатной Книги?

– Нет, – помотал головой Фёдор. – Деду дали вольного барона после Пятилетней Войны. У князя Васнецова служил. Сотником.

– А моя фамилия в Бархатной Книге вписана. Причем всего в третьем списке. И родословная у меня, еще со времен Первого Императора… Дрянные времена. Род уже ничего не значит. Деньги, деньги, деньги. Ничем, попомни мои слова, – взгляд у Борея стал недобрым, – ничем хорошим это не закончится.

Дверь кабинета внезапно открылась, и оттуда вышла раскрасневшаяся брюнетка, завернутая в простыню. Молча подошла к столу, налила себе полстакана коньяка, подмигнула Фёдору, залпом выпила и пошла к бассейну.

– Ладно, Сорока, – скривил губы Борей. – Как-то мне становится скучно. Пойду я. А ты хоть и сволочь, но получше, чем эти. Поэтому я тебе скажу. Тут, на низах, никаких денег не заработаешь. Попомни. Так везде. Сверху вниз идут проблемы, снизу вверх идут деньги. Так что думай головой.

Фёдор кивнул и отвлеченно сказал “угу”, глядя как брюнетка скинула простыню и прыгнула в теплую воду бассейна.

Борей покачал головой и пошел одеваться.

***

– Птичка сорокопут. Хищник. Убивает других птиц, грызунов, насекомых, ящериц. Убивает и развешивает вокруг на шипах или острых веточках.

Фёдор потёр виски. Голова слегка кружилась. В ночной тишине кто-то за окном пел пьяную песню.

– Ты меня слушаешь?

– Да, конечно. Продолжай, – ответил Фёдор.

– Ты не сорока, ты сорокопут. Сорока хитрая и умная. А ты дурак.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Я тебя буду называть Сорокопутом.

– Да всё равно. Как хочешь меня зови.

– Или на кронфилдский манер – Теодор.

Теодор. Тео. Так звала его Инга. Фёдор затянулся, выпустив сладковатый дым, и уставился в окно. В черном небе недобрым красным светом мерцала луна.

– Ты доволен своей жизнью? – сменил тему медный чайник.

– Нет.

– Почему?

– Я просто хотел уйти из дома. От отца и брата. Я подумал, что училище – это хорошая идея. Я уплыву отсюда и больше никогда их не увижу. Не услышу их идиотских разговоров про честь и положение в Обществе.

– И теперь ты связался с бандитами, – усмехнулся чайник.

– Бандитами? Ну я бы так не сказал. Просто…

– Что просто? Выбивать долги? Прикрывать уличных девок? Торговать контрабандным алкоголем? Это как раз и есть бандиты. И ты теперь один из них.

Фёдор молчал.

– Это заметный прогресс. Махать кулаками на потеху толпе, а теперь лупить должников. Сопротивления меньше, денег больше.

– Всё. Замолчи. Я не хочу больше об этом говорить.

– Придётся, Тео.

– Не называй меня так!

– А то что? – с вызовом спросил чайник.

– Сдам тебя в ломбард!

Чайник замолчал. Фёдор затянулся. Самокрутка обожгла пальцы и поэтому отправилась в приоткрытое окно.

– Ладно, прости, – сдался Фёдор. – Просто не называй меня – Тео. Как хочешь, но только не так.

– Дураком можно? – после долгой паузы спросил чайник.

– Можно, – ответил Фёдор и тяжело вздохнул.

– Тогда слушай меня внимательно, Федя. Сейчас ты живешь без цели. Без смысла. Просто бежишь от своей старой жизни. Так не пойдет.

– “Не пойдет, – прорычал в голове грубый голос. – Посуда дело говорит”.

***

Дверь в квартиру Фёдора с тихим скрипом открылась. Утренние лучи пробивались через грязные окна. Инга, перешагивая через разбросанные бутылки, прошла внутрь. Прикрыла ладонью в перчатке нос от неприятного запаха. На кухонном столе стояла грязная посуда, посередине лежал большой бумажный пакет, разрисованный золотыми змеями. Девушка прошла в жилую комнату. Подошла к кровати, глаза ее расширились, черты лица ожесточились. Там среди одеял лежал Фёдор в обнимку с медным чайником. Рядом с ним, закутавшись в одеяло, лежала абсолютно голая девица. Ничего не говоря, Инга метнулась прочь из квартиры, громко хлопнув дверью. От резкого звука Фёдор зашевелился, но так и не проснулся, только покрепче прижал к себе чайник.

***

– Никто не видел Корявого? – в гимнастический зал вошел Леонард Дювалле.

Ребята из зала отрицательно покачали головами.

– Мерде! Куда же этот кретин делся?!

– Может в подсобке? – сказал Берёза. – Посмотрю?

Он пошел вглубь зала, потом занырнул в подсобное помещение, где хранили инвентарь.

– Тут он! Вставай, сволочь, пьяная!

Спустя пару минут бесполезных попыток вынести безжизненное тело, Леонард плюнул и пошел прочь из спортзала. Но потом, вдруг, развернулся:

– Сорока, иди сюда, поговорить надо.

Фёдор пошел следом. В кабинете скучала Сэм. Сердце слегка ёкнуло.

Это что, это он со мной и с ней наедине хочет поговорить? Во рту слегка пересохло.

– Привет, Сэм, – промычал Фёдор.

Та не ответила и даже не повернула головы.

– Сэм, душа моя, оставь нас наедине, сделай милость, – сказал Леонард, садясь в кресло.

Девушка закатила глаза.

– Я в машине подожду, – сказала она вальяжно и пошла наружу. В сторону Фёдора она даже не посмотрела.

– Мальчик мой, мне требуется твоя помощь. Тут через пару часов надо кое-кого встретить. А этот придурок опять напился. Поможешь мне, подменишь его?

– Я сегодня планировал в другое… – начал говорить парень, но потом посмотрел на Леонарда, ему стало неловко, и он ответил: – Да, конечно, без проблем.

– Вот и отлично. Подойди к Борею он расскажет. И вот, – Леонард открыл ящик стола и достал оттуда небольшой револьвер. – Пользоваться умеешь?

Глава 7

Борей захлопнул крышку фонаря, и снова стало темно. Фёдор вглядывался вперед. Ни черта не видно. Шум моря и шелест деревьев за спиной. Рядом чиркнула спичка, на секунду озарив лицо старшего из братьев Зюйд.

– Борей, ну что там? Ничего?

– Нет. Тихо. Сигарету прикрой, чтобы с моря огня видно не было.

Снова только темнота и плеск волн. Фёдор сел на прохладный песок и прислонился спиной к колесу грузовика. От котла шло тепло.

– Испачкаешься, – прошептал один из Зюйдов.

– Всё равно, – тихо ответил Фёдор.

– Слушай, здорово ты тогда Наковальню отделал. Ты вообще бешеный. Я бы побоялся вот так…

– А я бы нет, – влез второй брат.

– Ой, не брехал бы. Драпанул бы с ринга, как только бы такого увидал.

– А вот и не драпанул бы!

– Тихо! – рыкнул Борей.

Через пару минут младший Зюйд прошептал:

– А чего тихо-то?

Ему никто не ответил.

– Долго чё-то они. Может слетела сделка? Сто лет назад должны были появится. Сколько тут сидеть-то?

– Если я скажу, – ответил Борей, – будешь сидеть всю ночь.

Он снова достал фонарь и три раза дернул заслонкой. Внезапно в ночной тьме моря ему ответили две вспышки.

– Есть, – сказал Борей. – Соберитесь, господа. Встречаем.

Старший Зюйд отвесил подзатыльник младшему.

– Трепло.

Борей прошел вперед на небольшой самодельный пирс и повесил горящий фонарь на специальный шест. Через несколько минут Фёдор услышал шипение паровой машины и шлепанье корабельных колес по воде.

– Борей, а как они в такой темноте хоть что-то видят? Тут же в какую-нибудь скалу врезаться – даже стараться не нужно.

– Зюйд, тебе не всё равно?

– Не, ну просто интересно.

– Глянь на свои пальцы, – тихо сказал ему Фёдор.

– А чего такое? – сказал младший Зюйд и тут же удивленно воскликнул.

Его пальцы излучали слабое темно-синее свечение.

– А теперь вокруг присмотрись.

Море, пирс, четверо мужчин, что стояли на нем, все слабо светились синим.

– Странное ощущение, – прошептал Зюйд. – Вроде стало темнее, но я теперь всё вижу.

– Черный свет. Моряки иногда пользуются.

Спустя буквально минуту к пирсу приблизился небольшой паровой баркас. Синее свечение усилилось. На причал спрыгнул сухонький мужичок в кепке.

– Борей, – заявил он скрипучим голосом, – а где Корявый?

– Привет, Хмарь.

На пирс спрыгнули еще два матроса и стали умело швартоваться и вытаскивать трап. Мужичок посмотрел вокруг, заглянул за спины встречающих.

– Я договаривался с Корявым, – проскрипел он.

– Корявый пьяный в стельку, мы его не взяли.

Мужичок пожевал губами и вдруг ловко, как обезьяна, прыгнул к трапу.

– Стой, Хмарь. Ты чего? – спросил Борей и шагнул за ним.

Раздался щелчок взведенного курка.

– А ты меня останови.

Двое моряков выхватили револьверы и навели их на Фёдора и остальных.

– Спокойно. Спокойно, Хмарь. Меня-то ты знаешь.

Ствол одного из матросов смотрел прямо в лицо Фёдора. Очень неприятное чувство. Фёдор гордился своей реакцией, но такого поворота он совсем не ожидал. Револьвер лежал в нагрудном кармане куртки, и попытайся Фёдор достать оружие – его десять раз застрелят.

– Хмарь. Вот деньги.

Борей медленно, двумя пальцами, из нагрудного кармана плаща достал пачку ассигнаций.

– Всё как договаривались. Нам нет смысла тебя обманывать. Сколько лет вместе работаем.

Мужичок напряжённо смотрел на деньги, потом на Борея. Облизнул губы, переступил с ноги на ногу. Потом судорожно заглянул за спины братьев Зюйд. Жадность боролась с осторожностью.

– Ладно, давай сюда, – сказала жадность, хватая купюры. – Разгружаем.

Оружие было убрано. Моряки закрепили трап и, по указанию Хмари, вернулись в рубку, чтобы, если что, сразу дать задний ход и отчалить. Тяжело ступая, на палубу баркаса вышли две большие темные фигуры. На голову выше самого высокого человека и раза в два шире Фёдора в плечах, они медленно и с какой-то жуткой неотвратимостью двинулись вперед. Големы. Младший из Зюйдов присвистнул. Фёдор и сам раньше не видел вблизи эти механизмы, поэтому с интересом наблюдал, как те, легко подняв сразу несколько ящиков, спускаются по трапу и идут к грузовику. Пирс ожесточенно скрипел под их широкими ногами.

– Ересь, – презрительно произнес старший Зюйд и сплюнул в воду. – Не люблю я эти колдовские штуки.

– Это не колдовство, балда, – сказал ему младший. – Это глиняные автоматоны просто.

– Керамические, – поправил его Борей, не оборачиваясь следя за разгрузкой. – Зюйд, помоги грузить ящики в кузов.

– Угу, – недовольно пробурчал старший.

Хмарь закончил пересчитывать банкноты под фонарем, а потом встал рядом с Бореем, нервно вглядываясь то в черные волны моря, то на темный пляж. Борей с монтировкой подходил к каждому ящику, вскрывал крышку, светил внутрь фонарем.

– Как договаривались, – проскрипел Хмарь, когда големы отнесли последние ящики. – Все в порядке?

– Двенадцать ящиков “солнечного”, десять с “сундуком”, два ящика с кронфилдского арсенала, – перечислял Борей. – Все правильно. Лео спрашивал, когда сможешь винтовки привезти?

Хмарь ничего не ответил, развернулся и, не прощаясь, быстро пошел к баркасу.

– Отчаливаем! – негромко крикнул он.

Фёдор забрался с младшим Зюйдом в кузов и помог расставить ящики. Старший Зюйд и Борей забрались в кабину. Котел грозно забулькал, грузовик чихнул и медленно двинулся прочь с пляжа. Младший Зюйд затянул крепче полог и, раскачиваясь на ухабах, с третьей попытки зажег фонарь. Потом с интересом полез по ящикам.

– Ух ты! Сорока, гляди, пушки! – Зюйд достал из продолговатого синего ящика с надписью “Southfield Arsenal” длинный револьвер, завернутый в промасленную бумагу. – Шикарно!

Фёдор держался за борт и не проявлял особого интереса. Он узнал армейские ящики еще тогда, когда големы проносили их мимо.

– Так! А тут у нас что? – Зюйд полез в другой ящик. А потом воскликнул: – Ух ты, ягер!

Он достал из ящика тряпицу и развернул ее. В его руках был сгусток теплого оранжевого света.

– Сорока, гляди, тут ягер.

Фёдор отрицательно покачал головой. Это название ни о чем ему не говорило.

– Ну ягер. Солнечный. Желтун. Не слышал?

– Желтун слышал, жуткая дрянь, от которой плавятся мозги и светятся глаза.

– Сам ты дрянь, – обиделся Зюйд. – Ягер это вещь. Черт, я бы себе забрал, но Лео мне голову оторвет. Жаль-то как.

Он расстроенно завернул всё в тряпку. Грустно вздохнул и сделал вид, что кладет сверток назад в ящик, сунув руку в карман. Потом осторожно глянул на Фёдора. Но тот отвернулся и как будто не обратил внимания.

– Тэ-экс, а тут что у нас? – полез Зюйд в другой ящик. Потом скривился: – Тут хун. Вот это точно дрянь. Только психи и кальмары его и пользуют. Сорока, слышал про хун? Ну или “сундук”? Говорят, его пчелы из трупов делают.

– Пчелы? – слегка удивился Фёдор.

– Ну, не наши пчёлы, а кто там у них в Каганате водятся?

– Понятия не имею.

– Брешут, наверное. Но я бы не стал такое принимать. Гадость.

Зюйд кинул конвертик Фёдору. В бумаге оказалась тёмно-зелёная масса, похожая на тесто. Она пахла так же, как пирожки, которые Фёдор покупал в Восточном квартале у торговцев из Жиньшэ.

– Его едят?

– Кого? – не понял Зюйд.

– Ну, хун. “Сундук”.

– А-а. Нет. Ты что. Курят, и понемногу. Едят только те, у кого совсем с головой непорядок. Это и не дурь вовсе. Скорее экспресс-паровоз в психушку. Причем без удовольствия. Бессмысленная и дорогая ерунда.

Фёдор кивнул и перекинул конвертик назад Зюйду.

– Положи на место.

Наконец Зюйд угомонился и сел на скамейку. Грузовик мерно пыхал паром, ямы кончились, и дальше ехали по ровной дороге.

Фёдор начал засыпать. Ночь, мерная работа двигателя, легкое покачивание паромобиля.

– Сорока, а Сорока? – снова оживился Зюйд.

Фёдор решил не отвечать. Он уже почти заснул.

– Сорока, эй. Не спи на посту.

– Ну, что тебе? – устало ответил ему Фёдор.

– Не, ну ты видел големов? Вот ведь звери! Жуткая вещь.

– Автоматоны и автоматоны. Только из керамики.

– Ну, не скажи. Железки как-то попривычнее. Я слышал, големов часто на кораблях используют.

– Они воды не боятся, – ответил Фёдор, закрывая глаза и пытаясь поймать дремоту.

– А! Ну да! Логично.

– И огня тоже. Поэтому их кочегарами ставят.

– А ты откуда всё знаешь? А, Сорока?

Ответить Фёдор не успел. Раздался полицейский свисток, и грузовик, заскрипев тормозами, начал останавливаться. Сон мгновенно отступил. Фёдор привстал, не понимая, что делать. Бежать? Прятаться?

– Тихо, тихо, не суетись, – прошептал младший Зюйд, ловко вытаскивая револьвер, а потом гася фонарь. В темноте раздался звук взводимого курка. Фёдор судорожно полез во внутренний карман куртки, доставая оружие. С первого раза это не получилось, сначала рука не попадала в карман, потом она не могла правильно ухватиться за рукоятку. Наконец, справившись со своим револьвером, Фёдор замер. Рука подрагивала.

– Тихо, Сорока, – раздался рядом шепот. – Не шевелись.

Снаружи раздавались голоса, что-то басил незнакомый голос, что-то отвечал Борей. Из-за гудения двигателя слов было не разобрать. Рядом с кузовом тяжело топали сапоги. Фёдор сжал зубы, в груди появился комок. Вот сейчас распахнется полог и… И что? Он будет стрелять? В полицейского? Фёдор, конечно, готовился стать военным. И да, там бы пришлось стрелять. Но вот так? В полицейского? Из грузовика, полного наркотиками? Шаги остановились напротив двери. Вот сейчас откинут полог. Фёдор взвел курок. Звук был оглушающим. Фёдору показалось, что его услышали все на сотню шагов вокруг. Секунды тянулись мучительно долго. Вот сейчас. Стук сердца оглушал, дыхание перехватывало. Вот сейчас точно!

Снаружи кто-то рассмеялся и раздался крик:

– Проезжайте!

Грузовик заскрипел, а потом дернулся, начав движение. Спустя минуту Зюйд зажег фонарь. Фёдор сидел, опустив голову, так и не убрав револьвер назад. Рука всё еще подрагивала.

– Что, Сорока, бодрит? – радостно заявил младший. Он улыбался.

Фёдор медленно снял со взвода курок и кое-как запихал оружие в карман.

– Не знаю как ты, а я вмажу, – заявил Зюйд, потом достал из ящика мешочек с ягером, стал с ним возиться. Лицо его осветилось желтым.

Через несколько секунд, блаженно улыбаясь, он откинулся на спину и закрыл глаза.

– Солнечный – это вещь, – пробормотал он. – Будешь?

Фёдор отрицательно покачал головой.

– Знаешь, Сорока, – на лице Зюйда играла улыбка, – это все хрень. Я сюда пошел не грузчиком работать. Здесь всё по уму надо обстряпать. Вот поглядишь, через несколько лет будешь на меня работать. Ящики таскать.

Младший хохотнул, а Фёдор открыл крышку у контейнера с хуном, достал оттуда кусочек темно-зеленого теста. Проглотил. На вкус он был как жареный зеленый лук, смешанный с сеном. Вкус был резкий и не очень приятный. В виде пирожка он явно был получше.

Через несколько минут на душе стало спокойнее. В кузове стало как-то светлее и снова появились краски. От болтающегося на крючке фонаря на младшего Зюйда сползали золотистые змеи. Тот расслабленно улыбался и не обращал на них внимания.

– “Ты знал, что именно так все и будет, – заявил мягкий голос в голове у Фёдора. – Если ты связываешься с бандитами, то ничего удивительного, что рано или поздно за тобой придет полиция".

– “Убегай отсюда”, – заявил второй, грубый, голос.

– “Иначе рано или поздно всё это плохо кончится”, – поддакнул первый.

– Мне нужны деньги, – сказал им Фёдор. – Бокс вам не нравится. Долги выбивать тоже. А ничего другого вы не предлагаете.

– “Пфф, деньги”, – фыркнул грубый.

– А нечего тут тогда разводить. Мне себя кормить надо. И вас, кстати, тоже.

Против этого аргумента голоса ничего не ответили.

– Сорока, что ты там бурчишь? – спросил Зюйд, облепленный золотыми змеями.

Фёдор ничего не ответил.

***

Девушка шла по дорожке мимо черных кривых деревьев. Каблуки ботинок глубоко уходили в размокшую землю и опавшие листья. Она вглядывалась в ряды могил, чтобы не пропустить нужный ряд. Было очень тихо, только вдалеке отрывисто каркали вороны. Вот нужный ряд. Недалеко от поворота стояла массивная фигура в черной кожаной куртке и кепке. Девушка, аккуратно ступая, подошла и встала рядом.

– Привет, Федь, – тихо сказала она.

– Лиззи, – не поворачивая головы, кивнул Фёдор.

– Так и знала, что встречу тебя здесь.

Они стояли молча, девушка куталась в платок. Потом обняла Фёдора за руку. Тот тяжело вздохнул.

– Пять лет прошло, – тихо произнес он, разглядывая надгробье.

– До сих пор не могу поверить… – начала девушка, но потом замолчала.

На могиле было написано: Елена Вальтеровна Сорока. Жена и мать.

– Пойдем? – через пару минут спросил Фёдор.

Лиззи кивнула. Они прошли по молчаливым рядам, вышли с кладбища.

– Ты голодная, сестренка? Поехали перекусим, – Фёдор свистнул одного из извозчиков, которые стояли под широким навесом.

По случаю раннего часа в кафе почти никого не было. Брат с сестрой заняли столик у окна. Сонный официант принес им чай и взял заказ. Лиззи смотрела на улицу и грела замерзшие пальцы о дымящуюся кружку.

– Ты всё еще живешь дома? – спросил Фёдор.

– А куда мне деваться, братик?

– Не знаю, Лиз. Подальше.

– Тебе легко говорить. Мне не на что жить.

– А найти работу? Наконец-то выйти замуж за своего… как там его…

– Александр.

– Вот, выйти замуж за Александра и свалить из этого гадюшника.

– У него сейчас сложный период. Его картины никто не покупает…

– А пусть рисует не картины, а вывески для лавочников, портреты престарелых ловеласов, не знаю, наверняка есть что-нибудь такое, куда художник может приткнуться? Ну или брось его, найди себе какого-нибудь банкира там или промышленника. Да хотя бы инженера.

Лицо Лизаветы вытянулось, она вся сжалась, вскочила и прошипела:

– В таком тоне я не собираюсь продолжать разговор!

Фёдор закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Ладно, – сказал он после короткой паузы. – Извини. Я больше не буду.

Девушка немного подумала, но потом снова села. Глаза ее метали молнии.

– Прости. Но ничем хорошим наш отец и брат не закончат. И когда они будут падать, тебе тоже достанется.

– У отца снова появились деньги, – после минутного молчания сказала Лиз.

– Удивительно! И откуда же? Опять занял у кого-нибудь?

– Не надо иронии. Деньги появились, и довольно много. Отец и брат просто расцвели, мотаются по приемам, смотрят на всех свысока.

– Да опять просадит в карты или на бегах. Так же, как и всё состояние матери. В первый раз что ли?

– В доме появились какие-то очень мрачные личности. Отец постоянно с ними шепчется. Отдал им гостевой дом. Там постоянно что-то происходит, приходят какие-то жуткие незнакомцы. И мне туда входить нельзя. Страшно, Федь. Это что-то очень нехорошее.

– Убегай оттуда, Лиз. К своему художнику, в деревню, куда угодно. Ну поживешь на супе и каше, зато…

– Что зато?

– Зато он тебя не выдаст замуж за какого-нибудь толстосума, которому ты нужна будешь только для галочки. Мол, у него жена из обнищавшего дворянского рода.

– Нет. Ну, такого точно не будет!

– Да? Ты уверена? Ладно, не отвечай. На, возьми денег, – Фёдор достал кошелек и вынул оттуда пачку ассигнаций. – И ради Хранителя, подумай над моими словами.

– Не надо, – девушка закусила губу. – Не надо, Федь. Еще с прошлого раза осталось. И да. Я тебя хотела спросить. Ты тогда выглядел очень плохо, я подумала, что ты заболел, сейчас всё нормально?

Точно! Фёдор вспомнил. Вот куда он потратил все деньги, что накопил на боях. Наелся хуна, забрал заначку и отдал сестре. Черт! Хотя… Сейчас с деньгами стало даже лучше, чем было. Ладно. Отдал и отдал. Так будет лучше.

– Да. Всё в порядке. Простыл тогда. Температура была.

– О! Еду принесли! – воскликнула Лиз. – Я голодная как волк.

***

Ребята после тренировки поехали в бани, но Фёдор отказался, поймал кэб и снова отправился в кабаре. Лошадь бодро бежала по влажной мостовой. Копыта мерно цокали по камням, иногда сбиваясь с ритма. Животное было резкое и нервное. Прямо как ее хозяин.

– Маме своей побибикай! – кричал он водителю паромобиля, который пытался его обогнать.

Кучер матерился, размахивал кнутом и вступал в перепалки с окружающими, доходчиво объясняя другим, кем был их отец и чем он занимался. Фёдора эти вопли отчаянно утомили. Это отвлекало его от очень важного дела. Самоуничижения, замешанного на жалости к себе. Парень решил раз и навсегда решить ситуасьон с Ингой. Да, та была эмоциональная. И занудная. Но и дня не проходило, чтобы Фёдор не вспоминал о ней. Так глупо всё вышло. “Вот сейчас приду, – решил он, – всё ей расскажу, а дальше будь что будет. Да – значит да. Нет – значит нет".

– Глаза себе купи! – кричал кучер какому-то особо нерасторопному коллеге.

Когда наконец они добрались до ярко освещенного заведения, Фёдор расплатился с извозчиком и решительно пошел ко входу. Тот находился между двумя огромными витринами, на которых были нарисованы полураздетые девицы. Фёдор молча подошел и встал перед подпирающим стену Густавом.

– Вернулся, – только и сказал тот, лениво стряхивая пепел с длинной коричневой папиросы.

– Мне просто надо с ней поговорить.

– Это вряд ли.

– Ты уверен? – спросил Фёдор.

– Уверен. Но давай развлечемся. А то что-то сегодня скучно, – сказал Густав, щелчком запустив окурок прямо на мостовую. После чего покрутил шеей и поднял кулаки. – Давай.

Фёдор хмыкнул и двинулся вперед.

Глава 8

– Густав, ты там живой? – наклонился Фёдор. Потом протянул руку и помог вышибале подняться из лужи.

Густав с кряхтением оперся руками на колени, пытаясь отдышаться.

– Ну у тебя и хук парень. Как кувалдой прилетело.

Фёдор хмыкнул. Он тоже имел помятый вид, а под глазом у него начинал проявляться фингал.

– Чего столпились?! – крикнул Густав собравшимся зевакам. – Расходимся. Представление окончено.

Люди все равно стояли, разглядывая опрокинутого Густава. На шум подошел полицейский в синей форме. Внимательно посмотрел на Фёдора, потом на вышибалу.

– Так! Что тут происходит?! – заявил он, раздвигая публику и подходя ближе.

– Привет, сержант, – сдавленно ответил Густав. – Да вот, учу молодежь правильный прямой правый делать.

– И как успехи?

– Отлично, как видишь. Хороший ученик.

Окружающие поняли, что шоу больше не будет, и начали расходиться.

– Густав. Я это, в общем, пойду поговорю с Ингой, – влез Фёдор.

– Не получится, – ответил вышибала. – Уволилась она. И девочки рассказывали, что с комнаты съехала. Я думал, она к тебе вернулась.

Фёдор оперся на стену. Из всех запланированных вариантов развития беседы такого не было. Густав встал рядом и закурил. Через пару минут Фёдор принял решение, попрощался с Густавом и пошел на знакомый ему восточный рынок. К той самой лавке с золотыми змеями. Продавец Хуань Гэ был очень рад его видеть. Ведь так важно иметь место, где тебя всегда рады видеть. Правда же?

***

– “Я считаю, что это глупость и непростительная беспечность, – несколько высокомерно заявил мягкий голос в голове Фёдора. – Это моветон – ехать к другой девушке после того, как она дала понять, что ты ей более не интересен. Тем более сразу после того, как не смог встретить первую”.

“Эти голоса, это от пирожков этих или я действительно с ума схожу?” – думал Фёдор.

Он тяжело вздохнул, глядя на мокрые после дождя улицы, по которым вяло скользили золотые змеи.

– Не вздыхайте так тяжело, барин, – заявил извозчик, слегка обернувшись.

Фёдор ничего не ответил.

– “Рыжая симпотная, – заявил грубый голос. – Талия прям есть. Надо нам с ней того”.

– “Не слушай этого змея, – парировал мягкий голос в голове. – Ему, если юбка надета, то сразу уже симпатичная”.

“Ладно, это от дури. Ты не сходишь с ума. Просто после пирожков у тебя в голове разговаривает одна из этих змей, – подумал Фёдор. – Буду этот голос “Змеем” называть”.

– “Зме-е-ей”, – довольно протянул грубый.

– “Я тоже хочу имя, – возмутился мягкий голос. – Каждая сущность должна обладать названием. Если есть субъективизм, то пусть это название будет именем. Называй меня Церебриарх!”

“Этот будет Умник”, – решил Фёдор.

– “Ха! Умник!” – хохотнул Змей.

– “Зря", – сказал Фёдору медный чайник, который стоял рядом с его ногой.

– Что зря?

Но чайник хранил молчание.

– Что-то сказали, барин? – снова обернулся кучер.

Фёдор лишь покачал головой.

– А мы уже приехали. Тридцать копеек с вас. Ну и на чай, если оставите, буду всенепременно благодарен.

Сэм действительно сидела в кофейне “Черное и белое”, как и сказала Фёдору горничная. Он зашел внутрь, сразу подошел и сел за ее столик. Девушка удивленно подняла глаза, потом, увидев, кто оказался напротив, резко произнесла:

– Какого черта?!

– Сэм, надо поговорить.

Девушка испуганно оглянулась, но, не увидев никого из знакомых, немного успокоилась.

– Не надо. Уходи.

– Сэм, прости меня.

– Повторять не буду, – высокомерно сказала она.

– “Ты сказал, что у нее задница как корма крейсера", – напомнил Фёдору Умник.

– “Не, ну реально же, – заметил Змей. – Это как там его… Комплимент".

– Ну! – перебила этот внутренний диалог девушка.

– Ладно, – Фёдор вздохнул. – Извини меня, что назвал твою задницу – кормой крейсера.

– Ты совсем идиот? При чем тут это? Нельзя чтобы нас видели вместе, – прошипела она.

Фёдор удивленно уставился на Сэм. Краем глаза он заметил, как в ее кружку забирались маленькие золотые змейки.

– Сорока, заканчивай из себя недоразвитого изображать. Ты вломился пьяный к Леонарду и начал рассуждать про жизнь, женщин и про меня, как яркого представителя этого “злого племени”. Я чуть не умерла. Боялась, ты сейчас всё Лео расскажешь. Благо тебя быстро утащили спать. Всё, Фёдор. Я решила, что хватит. Это слишком рискованно. Перелистнули страницу и забыли. Ты забавный, но это не повод… И последнее. Зачем тебе это? – Сэм указала на чайник, который Фёдор поставил на столик рядом с собой.

– Что будете заказывать? – спросил внезапно появившийся официант. – У нас есть кофе всех стран мира. Конечно там, где его выращивают.

– Он ничего не будет заказывать, он уже уходит, – отрезала Сэм.

Фёдор пару раз моргнул, думая, что сказать или сделать.

– “М-м-м, как от нее приятно пахнет", – прокомментировал Змей.

– “Уходи отсюда, болезный", – сказал чайник.

Фёдор встал и пошел к выходу из кофейни. Потом вернулся, указал носиком чайника на Сэм и открыл рот, чтобы заявить, что они не договорили и еще увидятся. Но промолчал, развернулся и вышел.

“Главное, не подавать виду, что у меня внутри голоса, – думал парень. – Чтобы это ни было, это нехороший знак”.

Когда Фёдор уехал, из переулка вышел Берёза, который старательно прикрывал лицо шарфом. Он еще раз глянул сквозь большое стекло кофейни на Серафиму, хмыкнул. Свистом позвал извозчика и сказал тому следовать за повозкой.

***

Дверь в один из апартаментов пансиона “Афина” распахнулась от легкого удара. В комнату вошли Фёдор и ухмыляющийся младший Зюйд. Последний с интересом разглядывал высокие потолки и широкие окна, через которые пробивались лучи зимнего солнца. Хозяин комнаты дернулся от резкого звука, но потом попытался взять себя в руки и снова принял расслабленную позу, только поплотнее запахнул шикарный восточный халат.

– Ну здравствуй, еще раз, Клаус, – произнес Фёдор и подошел к дивану, на котором развалился владелец апартаментов.

– Сорока, погляди, у него на потолке ангелочки, – заявил младший Зюйд, задрав голову. – Ха, и зеркало. Зачем тебе зеркало на потолке, скотина?

Глаза Клауса бегали из стороны в сторону и не могли сфокусироваться. Он явно находился под воздействием какого-то наркотика. Попытался встать, но Сорока легко его толкнул, свалив обратно на диван.

Клаус открыл рот, потом закрыл, поправил сеточку на голове. Махнул пальцем в сторону двери и высоким голосом сказал:

– Пошли вон, голодранцы!

Младший Зюйд с интересом посмотрел на говорившего, подошел поближе.

– Голодранцы? Ты слышал, Сорока? Вспомнил, что он у нас аристократ. Как тебе такое?

– Клаус, ты знаешь, зачем мы пришли, – спокойно сказал Фёдор. – Сегодня ровно две недели, которые ты у нас выпросил прошлый раз. И вот мы здесь. Где деньги?

– Пошли вон! Вы хоть знаете, кто я? Я внук самого графа фон Бальбека!

– Отлично знаем, ты прошлый раз всё это рассказывал. И не один раз.

Младший Зюйд заглянул в ящик стола, открыл дверцы одиноко стоящего шкафа. Потом бесцеремонно залез в карманы сюртуков Клауса, которые там были развешаны.

– Пусто, Сорока.

– Денег не будет, Клаус? Дедушка больше не содержит бестолкового внучка? Это очень печально. Ты не поверишь, Клаус, но мне тебя ужасно жаль. Так что будем с тобой делать?

Клаус скрючился на диване и испуганно смотрел, то на окно, то на дверь, то на Фёдора.

– Нет денег? Это так грустно.

– Мне надо еще неделю! Еще три дня! Завтра отдам!

– Это мы слышали в прошлый раз. Видно, внук графа Бальбека не воспринял нас всерьез. Пакуем его, Зюйд.

Младший ухмыльнулся и достал из кармана массивные полицейские наручники, моток веревки и пару тряпок. Клаус заверещал, но Сорока отвесил ему пощечину. Зюйд закрутил на трясущихся руках наручники, запихал аристократу в рот тряпок и завязал их веревкой. Потом надел ему на голову холщовый мешок с корявой надписью “Крупа”. Покопался рядом с диваном, нашел коробочку со светящимся золотым порошком, с удовольствием вдохнул пару щепоток.

– Двинули?

В этот момент дверь в квартиру распахнулась и в комнату вошел сухонький старичок с корзиной, из которой торчали продукты.

– Господин Клаус?! – воскликнул он. – Да что же вы, ироды, делаете?!

Фёдор стукнул старичка в живот, и тот завалился на пол. По паркету покатилась банка тушёнки.

– Блин! На автомате получилось, – выругался Фёдор.

Зюйд подошел, помог старику подняться. Потом сковал ему руки второй парой наручников.

– Если пикнешь, – прошипел он, – то конец и тебе, и твоему господину Клаусу. Ты меня понял, старпёр?

Дед испуганно покивал.

– Зюйд, а этот нам зачем? – удивился Фёдор.

– С собой возьмем. Чтоб не орал тут и паники не поднимал.

Фёдор пожал плечами. Все вместе они спустились по лестнице, прошли мимо комнаты швейцара. Работник дверной ручки выглянул в маленькое окошко и тут же спрятался назад. На скуле у него виднелась свежая ссадина. Прошли к небольшому паромобилю, грубо запихали мычащего господина Клауса на заднее сидение рядом со стариком.

– Ну что, булочки мои сладенькие, – весело заявил младший Зюйд. – Прокатимся?

***

– Теперь твоя очередь, – тяжело дыша, сказал Зюйд. – По лицу его только не бей.

Он отошел к стене, сел на табурет и закурил, пустив дым вверх.

Фёдор снял куртку. Достал кастеты и подошел к привязанному Клаусу. Тот что-то замычал. Фёдор спустил веревку со рта и вынул тряпку.

– Чёртовы тупые холопы, – рыдал внук графа фон Бальбека. – Я же говорю: у меня ничего нет. Совсем. Я бы отдал! Честно!

Фёдор вздохнул и стал запихивать назад тряпку.

– Когда мой дед узна-бхе-ммм-ммм!

В соседнем углу всхлипывал старик-слуга, привязанный к другому стулу.

– Повторю. Если нет денег, значит, думай, где можно взять. А чтоб лучше думалось…

– Может дедка обработать? – задумчиво спросил Зюйд. – Ну знаешь, аристократику его жалко станет…

– Этому? Вряд ли. И как бы старик просто от переживаний не помер. Не стоит. Надо старого в другую комнату перетащить, сердце ему поберечь.

Фёдор покрутил шеей, пару раз крутанул руками, а потом вполсилы ударил Клауса в живот. Тот замычал. В соседней комнате хлопнула тяжелая дверь. Все повернули головы на звук.

– Пойду, гляну, кто там.

Вошедший в подвал Борей с недовольным лицом разглядывал окружающую пыль и грязь.

– Ну что, Сорока, как успехи? – спросил он Фёдора и поморщился.

– Глухо, – ответил парень и пожал плечами.

– Пока глухо, – вставил младший Зюйд, который подошел следом. – Мы только начали.

Борей покачал головой.

В комнате, откуда они вышли, раздались странные удары. Фёдор и Зюйд переглянулись и быстро пошли назад. Воспользовавшись заминкой, Клаус разбил стул о стену, вскочил и побежал к другому входу. Двигаться ему было неудобно, руки всё еще были связаны за спиной.

Фёдор рванул за ним. Погоня продолжалась недолго. Аристократик увернулся от несущегося Фёдора. Нагнулся, отпрыгнул в сторону и рванул еще быстрее. В длиннейшем прыжке, уже падая, Фёдор умудрился ухватить беглеца за ногу. Тот вскрикнул и, падая, врезался головой в стену. Фёдор поднялся, отряхнулся и сказал подошедшему Борею:

– Я что подумал. Мы можем отправить слугу этого придурка к графу с предложением выкупить долг внучка. Со всем уважением, чтобы это не было похоже на похищение. А то вот это – не дело.

– А если старик откажется? Если заявит в полицию, что это похищение?

– Тогда…

– Он не дышит, – задумчиво сказал Зюйд, стоя над скрюченным телом Клауса.

– В смысле? – удивился Борей.

– Походу, готов аристократик.

Все трое столпились над неподвижным должником.

– Взгляд какой нехороший, – произнес Зюйд, разглядывая лицо Клауса. – Как физиономию-то перекорёжило.

– Закрой ему глаза, – прошептал Фёдор. Ему стало не по себе.

– Судя по остекленевшему взгляду и неестественно вывернутой шее, – задумчиво произнес Борей, – это было последнее столкновение господина Клауса с проблемами.

– Что? Что с хозяином? – запричитал сзади старик.

– Зови Мясника, – тихо сказал Борей Зюйду. – Со слугой тоже знаешь, что делать, нам свидетели не нужны.

Фёдор побледнел и напряженно поглядел на Борея.

– Это я его же получается… Я. Что, теперь…

– Сорока, – прервал его Борей, – пойди на улицу, подыши свежим воздухом, покури. А то заблюешь тут все. Ни с кем ни о чем не разговаривай. Вообще ни слова. Ты понял?

Фёдор покивал.

– Потом спускайся, нужна будет твоя помощь.

– Какая?

– Тела таскать! Соберись, пацан.

***

Фёдор помог привязать к ногам кирпичи и перекинуть тела за борт.

– Сорока, – к нему подошел Борей, – как вернемся на берег, едешь домой. Сидишь дома, не отсвечиваешь и даже за продуктами не ходишь. Тише мыши в пекарне.

– Нас с младшим Зюйдом швейцар видел. А может и еще кто. Мы же не планировали вот так…

– Насчет этого не волнуйся. Леонард Владимирович это решит. Просто сиди тихо. Всё понял?

***

Фёдор повернулся на другой бок и перелистнул страницу. Медицинский атлас был не слишком увлекательным чтивом, но Фёдора поразили иллюстрации. Он в легком шоке рассматривал рисунки человеческой головы, на которой производили трепанацию. После прочел описание новомодной операции под названием «лоботомия». Долго размышлял, потом захлопнул книгу и отложил ее. С сомнением поглядел на вторую книгу, найденную в квартире. “Краткий очерк истории бань и значение их в гигиеническом и терапевтическом отношениях”. Кроме попыток чтения заняться было совершенно нечем. Фёдор несколько раз пытался уснуть, но перед глазами вставало жуткое выражение лица аристократика после столкновения со стеной.