Читать онлайн Моя родина бесплатно

Моя родина

Глава 1. Отчий дом

«Что делать?! Атай заметил, что сама не своя, теперь не успокоится, пока не поговорит. Рассказать?!»

Закусила губу, мучительно думая. Он сразу запрёт дома, и никакие уговоры не помогут, и пути назад уже не будет. И ещё… Отец ведь не удержится… Прямо, видела его самодовольную ухмылку, слышала назидательный тон: «Я же говорил, кызым, а ты никогда не слушаешь. Вот и поплатилась. Я знал, что так будет, но ты же у нас самая умная?».

«Да-а-а, он не даст мне забыть! Это «я же говорил» будет бесконечно преследовать меня в родительском доме, не давая нормально вздохнуть. Унизительно. Это ведь тоже несвобода. Чем она лучше того, что предлагает Дар? Его я, хотя бы, хочу. Между ног до сих пор была влажная тяжесть… Безумие!»

Но Мубаряк няняй не зря настойчиво требовала, чтобы я поехала домой, и поговорила с отцом. Придётся всё рассказать!

– Привет, папуль!!! – я кидаюсь на шею самому первому важному мужчине в моей жизни, рискуя потревожить его больную спину.

Вспоминаю, что у него недавно была обнаружена межпозвоночная грыжа, когда уже бессовестно повисаю на его смуглой шее, а мама рядом грозит мне пальцем, улыбаясь.

– Ой, атай, извини, забыла! – отступаю и целую в колючие щёки, втягивая носом тяжёлый мужской запах его парфюма с пряными восточными нотками, как и он сам.

– Я здоров! – хмурится недовольно отец и сверлит меня взглядом, пока я кидаюсь в мамины тёплые объятия.

Дышу нежностью, спокойствием и весенними цветами. Аромат, задевающий что‑то глубинное в моей душе, дарящий чувство дома. Я обнимаю мамины хрупкие плечи крепче, чувствуя, как она гладит меня по волосам и шепчет: "Привет, родная!", и мне на секунду так жаль, что опять придётся расстаться с ними.

– Мам, могу у вас пару дней погостить?!

– Нет, нельзя, – театрально хмурится отец, – Могла бы и навсегда приехать, кызым. Зачем тебе эта Москва? Одна там совсем. Твой дом, где твоя семья, Лилия! Или мы уже не семья?

– Анвар, давай не на пороге, – шипит на него асяй, улыбаясь, а я закатываю глаза, вспоминая, почему сбежала Москву.

С годами отец становится только ворчливей, а это очень сложно выносить, когда тебе самой уже третий десяток пошёл. Тем более, методы борьбы с этим явлением у меня до сих пор подростковые, и приходится играть в капризную папину дочку.

– Папулечка, не злись, – обнимаю его талию, запрокидывая голову и преданно заглядывая в тёмно-карие пронзительные глаза, очень похожие на мои, – Так получилось. Я осенью на неделю приеду, хорошо?!

Папа недовольно хмурит чёрные брови, так контрастирующие с его густо посеребрёнными волосами.

– Лиса, – ворчит, – Хорошо, конечно! Я же не указ тебе. Просто, перед фактом ставишь. Давай, хоть на неделю…

– Атай, можно поговорить с тобой? – тихо прошу отца, смущённо добавляя, – Наедине…

– Конечно, балакаем, пошли ко мне в кабинет…

Мы проходим вглубь дома и закрываемся в его уютном прокуренном логове.

– Рассказывай, – говорит с требовательными нотками.

– Ну… – тяну неопределённо, рассеянно вытирая потные ладони о юбку.

– Что случилось? Не тяни…

– Мне Мубаряк няняй явилась, – делаю глубокий вдох и продолжаю, – Молодая и красивая… Пока я душ утром принимала, прям, из пара показалась…

Атай скептически выгибает бровь.

– Говорила что-нибудь?

– Да, много, но я же не знаю татарский, поняла только, что мне надо домой к отцу – тихо бормочу скорее для себя самой, разглядывая пылинки, плавающие в солнечном свете.

– Кызым, ты стала женщиной? – спрашивает быстро, не выдержав.

Киваю. А он вкрадчиво уточняет, подаваясь ко мне ближе:

– Этой ночью? Кто он?

– Да-а-а, – мучительно тяну, прикрывая ладонью глаза, – Это Даниил…

Мне так неловко, стыдно, и, вообще, обсуждать свой первый раз с отцом – неправильно, он хороший на самом деле, но это совсем личное…

Странно, пока я была от него далеко, совсем не нуждалась в родительском участии, не испытывала потребности делиться, отмахивалась от попыток поговорить более откровенно и даже просила пока ко мне не приезжать. Но, стоило оказаться дома, почувствовать мягкое успокаивающее тепло голоса отца, и меня, словно, прорвало. Я теперь говорю и говорю с ним, не переставая. Выплёскивая всё, что накопилось за последние недели…

– То есть, ты окончательно рассталась с Салманом? – подытоживает мой сумбурный «поток сознания» атай, – Три недели встречалась с Даниилом и вчера ему отдалась?

– Да-а-а, – снова признаюсь, пряча глаза.

– Всё хорошо, – отец обнимает меня за плечи и притягивает к себе, – Ты правильный выбор сделала, кызым, он как раз для тебя.

Мне вдруг так уютно с его тяжёлой рукой на своих плечах, что непроизвольно потираюсь о его горячий бок, как ластящаяся к хозяину кошка. Хочется мурлыкнуть и уткнуться носом в подмышку. И жмуриться, и лизнуть, но из всего этого выбираю только прикрыть глаза и вдохнуть отцовский запах поглубже.

– Ты на самом деле так думаешь? – рассеянно бормочу, и мой голос такой хрипловатый, что, и правда, напоминает кошачье мурлыканье.

– Да, – отцовские пальцы как бы, между прочим, выводят узоры на моём плече, щекой чувствую, как ускоряется его сердечный ритм, – Знаешь, кызым, в тебе есть такая… Особенность… Она тебе от моей матери передалась, я её всегда чувствовал, с момента твоего рождения…

Поднимаю на отца глаза, так и не отлепляясь щекой от его бока. Он смотрит на меня сверху вниз. И мне чудится в этом взгляде задумчивая, щемящая нежность. К горлу подкатывает спазм, потому что это какой-то совсем другой уровень. Словно, ныряю на неизведанную глубину, ещё не успев научиться плавать и наплескаться на мелководье. Захватывает дух…

– Какая особенность?! Суперспособность что ли?! Я теперь даже переговоры муравьёв слышу! – издаю хриплый смешок, пытаясь отшутиться.

– Да, ты – пери, слышала о таких? Волшебница! Добрая или злая – зависит от тебя, – атай вдруг наоборот совершенно серьёзен, скользит взглядом по моему лицу, как будто ощупывая, – И твоего мужчины…

Он хмурит брови на мгновение, пока подбирает слово.

– Избранника. Того, кто владеет тобой, понимаешь? – улыбается уголком губ.

– В каком смысле «владеет»? – облизываю горящие губы.

– У пери не может быть равноправных отношений с мужчинами, твой избранник – всегда «кол» или «бай». По-русски, раб или господин, кызым. Если твой мужчина слаб, то ты будешь пить его силу, родишь от него подобную себе дочь, бросишь, как надоевшую игрушку, и пойдёшь искать нового. И так по кругу! Мало кто сможет устоять перед твоими чарами!

– А сильный будет брать энергию у меня?!

– Нет, бай, просто, не будет делиться своей! Ты научишься черпать силу у природы: воды, земли, воздуха или огня… Моя мать брала энергию у воды. Сильный мужчина подарит тебе много здоровых сыновей, семейное счастье и душевный покой, а ты будешь приносить удачу ему и вашим детям.

– Махмут картатай был баем, поэтому так многого добился в жизни, и вы с братьями достигли всего тоже, благодаря Мубаряк няняй…

Зависаем в моменте. Его склонённое лицо так близко ко мне сейчас. На коже оседает тёплое мужское дыхание. И меня внезапно охватывает мучительная нерешительность. Сковывает оцепенением все мышцы, тело напрягается.

«Вдруг это ошибка, вдруг атай что-то перепутал…»

Наверное, сомнение тенью рябит в моих глазах, а одеревеневшее тело слишком сильно выдаёт себя, потому что отец немного отстраняется, продолжая обнимать мои плечи одной рукой.

– Откуда ты всё это знаешь?! – почти безмолвно выдыхаю ему в лицо.

– Мне рассказала моя мать, когда ты родилась, – тихо отвечает, пытаясь меня успокоить, – Ты единственная девочка в семье Ирхановых…

Мы надолго замолкаем, но так и сидим, обнявшись, на уютном небольшом диванчике. Мне надо переварить всё это…

– Расстроилась, что так вышло? – спрашивает, неправильно растолковав мои колебания, – Может, ты хочешь побыть одна?

– Нет, не хочу. Не уходи, – мотаю головой, но выпутываюсь из его объятий, становится совсем неловко, – Но расстроилась сильно, да… Почему ты думаешь, что Салман слаб и стал бы моим… рабом?!

– Я не был уверен, но он вёл себя совсем не так, как мой отец… Бегал за тобой, как щенок… Ты же знаешь, Салман – единственный сын моего лучшего друга, я не хотел рисковать… Брошенный раб – уже не жилец…

– А Даниил, значит, мой господин?! – недоверчиво уточняю у отца.

– Думаю, да! Сирота, но всего добился сам, даже смерть жены и дочери его не сломила… Салман целый год на тебя слюни пускал, но тронуть так и не осмелился, а Дару меньше месяца потребовалось, чтоб сделать тебя своей…

«Эх-х-х, видел бы ты, атай, как твой сильный Дар за мной увивался, так бы не говорил!» – думаю про себя, и перед глазами проносятся сцены в «Лукоморье», машине, офисе…

– А картатай знал, что женат на пери?!

– Нет, кызым, моя мать ему не открылась, у них это не принято… И я бы тоже ничего не узнал, если бы у меня не родилась дочь!

Глава 2. Голубое озеро

И в душе моей звенит тихое, пугливое волшебство. Я верю в чудо сейчас. По-настоящему, безмолвно и боясь об этом сильно задумываться. Это как бриз, как предчувствие, как прибой… Неуловимое ощущение колышется паутинкой рядом, но вот-вот захлестнёт новым, неизведанным, чем-то сильным. Чем-то, что изменит мою жизнь навсегда. Оно пока замерло на пороге, и я тоже замерла. Момент безмолвия, передышки. Я почему-то вспоминаю свой частый сон с волной. Как громадная толща воды нависает надо мной, грозясь через секунду снести, и как она прекрасна.

Отец покачал головой, вздохнув то ли с жалостью, то ли с восхищением, и поманил меня пальцем к себе.

– Сейчас мы с тобой, Лиля, пойдём к сердцу леса. Голубому озеру… Напьёшься воды, искупаешься, попросишь поделиться силой… Посмотрим, что получится… Но сначала надо пообедать, там асяй уже заждалась нас к столу… Пошли!

Мы по-быстрому перекусили и отправились в путь. Отец вышел за границы коттеджного посёлка и двинулся дальше, а я нехотя побрела за ним. Что-то уже расхотелось мне знакомиться с этой водной стихией, нужна она мне больно… Тьфу!

В гору мы с отцом шли долго. Узкая тропинка петляла всё выше и выше, то проходя сквозь густую хвойную чащу, то вдруг выскакивая к головокружительным обрывам, покрытым внизу зелёным ковром долины, расчерченным коричневыми хребтами выступающих пород и украшенным кажущимися отсюда игрушечными домами дачников, разбросанными до самого горизонта.

Солнце уже докатилось до зенита, лениво пробиваясь сквозь пузатые белоснежные облака, ползшие по тёмно-голубому небу. Спина моя под платьем покрылась липкой плёнкой пота, дыхание сбилось, вырываясь тяжёлым свистом, ноги налились свинцом. И я не могла скрыть злого удивления, наблюдая исподлобья за мерно шагающим впереди меня отцом. Да, атай опирался на скандинавскую палку и ссутулился так, что на иных местах подъёма, казалось, носом зацепит собственные колени. Но шаг его ни на секунду не сбился, дыхание было ровным и тихим, а поступь легка, как будто и не в гору он карабкается, а шагает по широкому проспекту.

– Скоро уже?! – хрипло поинтересовалась я, в сотый раз останавливаясь и переводя дух. Так далеко мы ещё с ним не забирались…

– Чуть-чуть, – успокоил меня атай, посмотрел искоса и загадочно улыбнулся, – Разве не слышишь?! Вода…

И вновь тронулся. Свернул от склона вглубь, пробираясь теперь сквозь сухую корабельную рощу. Я поспешила за ним, пытаясь различить в обычных лесных звуках всплеск или журчание. И в какой-то момент внутри волнующе встрепенулось, потому что, кажется, я уловила шум. И с каждым шагом он нарастал, набирал силу, натягивая тетиву в груди. Вода… Бурная, непокорная, сметающая всё на своём пути. Её энергия всё отчётливей вибрировала в воздухе, заставляя и меня дрожать.

Не знаю, почему, но при осознании этого меня накрыл чистый восторг. Усталость слетела вместе с очищающими вибрациями, дребезжащими в воздухе всё отчётливей. Улыбка сама собой расползлась на губах. Я в два шага догнала отца и пошла теперь скоро, чуть не наступая ему на пятки. Хотелось быстрей увидеть. Быстрей…

Я ещё была откровенно жалкой волшебницей, но даже я ощущала её – силу. Силу этого мира. Его энергию, сосредоточенную где-то очень близко. В одном маленьком чуде природы.

– Вода примет тебя… – удовлетворённо протянул атай, шагая впереди, – Я слышу, как она уже в тебе поёт…

– Вода – это Голубое озеро, да?

– Сейчас увидишь, – лишь хмыкнул отец.

Обойдя серый огромный валун атай резко остановился, опершись на палку и устремив загадочный взгляд вдаль. Дойдя до него, я встала рядом, затаив дыхание и восхищённо разглядывая открывшуюся мне картину.

«Голубое озеро» – это каскад водопадов. Кажется, что вода пробивается отовсюду, вытачивая причудливые узоры в камне и заполняя собой каждую впадинку. Мох свешивается со скал мягкими коврами, вода напитывает его. Ощущение влажности присутствует здесь постоянно. Вода необыкновенно прозрачная и имеет потрясающий бирюзовый оттенок. Почему-то раньше меня не тянуло сюда… Знала, что коттеджный посёлок, где, после смерти Махмута картатай и Мубаряк няняй, три года назад осели родители, назван в честь близлежащего озера, но никогда не интересовалась особо, приезжая погостить в студенческие каникулы.

Дух воды принял меня. Я видела его своими глазами, если конечно можно причислить свои ощущения, идущие откуда-то из самого нутра, к зрению. Отец смиренно сидел и ждал на скамеечке в тени вековых деревьев, пока я накупаюсь и напьюсь лазурной воды, напоминающей мне цвет глаз моего Дара. Солнечные лучики, пробиваясь сквозь листву нависших дубов, пронизывая изумрудную воду, достигали дна, кротко освещали золотистый песок, гладенькие камешки и зеленоватые водоросли, ловили маленьких шустрых рыбок, которые стайками весело забавлялись возле берега. Через час мы отправились обратно домой по широкой тропинке. Ноги так и пружинили на спуске, внутри волнующе дребезжало, и воздух казался слаще, чем обычно, во сто крат.

– Атай, я ведь не одна такая?! Должны же быть ещё пери в этом мире!

– Не знаю… Наверное, должны, – отец обнимает меня за плечи и притягивает к себе, – Моя мать так никого и не встретила за всю свою долгую жизнь… Может, в наше время тебе повезёт больше. Поищи в интернете!

Так я и поступила, взяла большую кружку душистого травяного чая и устроилась в обнимку с ноутбуком в гостевой спальне. Спустя два часа поисков нашлось не так уж много информации.

Пе́ри, (перс. پری) – фантастические существа в виде прекрасных девушек в персидской мифологии, позднее сохранившиеся в преданиях у многих народов: киргизов, тюркоязычных народов Малой и Средней Азии, Казахстана, Северного Кавказа, Закавказья, Поволжья и Южного Урала (ср.: Во сне этом – пери святой красоты… (эпос «Идегей»), «Дев, аждаха и пери являются ведущими антагонистическими мифологическими образами азербайджанского народа» и другие). Предположительно само слово происходит от авест. парика – «ведьма».

В наиболее ранних сказаниях выступали как носители тёмных сил (Авеста и другие). Позднее пери воспринимались в качестве служительниц, как добра, так и зла. С иранской мифологией и «Авестой» связано происхождение и другого демонического образа – пери. Представления о духах пери у юртовцев в настоящее время весьма скудны и находятся на стадии исчезновения. Известно, что пери – это злые духи, имеющие много общего с шайтанами. Пери могут являться в виде животных или прекрасных девушек. Они могут так заколдовать человека, что он становится «бешеным», психически нездоровым, теряет память. Пери «кружат голову» человеку, парализуют его.

В более поздних представлениях пери – прекрасные сверхъестественные существа, появляющиеся в образе женщины. Пери оказывают помощь своим земным избранникам. Посланцами и исполнителями их воли являются подчиняющиеся пери волшебные звери и птицы. Появление самих пери сопровождается необыкновенным ароматом и благоуханием.

Пери – весьма могущественные существа, способные вступить в схватку и победить злых демонов и джиннов. Падающие с небес звёзды являются признаком такой битвы. Пери – непременные участницы действа в мифах и сказках народов Ирана и Средней Азии: персов, афганцев, таджиков, узбеков, белуджей и др., где играют роль фей западноевропейской культурной традиции:

«Был источник, известный под названием «длинного источника»; у того источника располагались пери. Вдруг среди баранов произошло смятение; пастух рассердился на передового барана, выступил вперёд, увидел, что девы-пери сплелись крыльями и летают; пастух бросил на них свой плащ, поймал одну из дев-пери; почувствовав вожделение, он тотчас совокупился с ней. Среди баранов началось смятение; пастух заставил скакать (коня) впереди баранов; дева-пери, ударив крыльями, улетела».

«Китаб и дедем-коркут».

Пери могут вступать в брак с полюбившимися им людьми и рожать от них детей. В европейской культуре первые упоминания о пери связаны с крупнейшим произведением ирландского писателя Томаса Мура «Лалла-Рук», вышедшим в 1817 году: одна из четырёх составляющих его поэм называется «Рай и пери». По мотивам этой поэмы композитор Роберт Шуман в 1843 году написал ораторию «Рай и пери». А французский композитор Поль Дюка в 1911-1912 годах создал балет «Пери».

Глава 3. Дар. Хуже татарина

Мелодия будильника резко вырывает меня из сна. Один. Упал обратно на кровать, пытаясь сообразить, что делать дальше. В голове до сих пор стоял туман со вчерашней ночи, что задачу никак не облегчало. И ничего, кроме, как свернуть шею черноволосой змее, на ум не приходило. Заманчиво, конечно, но нет. Как ни крути, надо и себе тогда сворачивать заодно. Без неё уже никак.

Решил не звонить беглянке, ясно-понятно, что укатила к родителям.

Как её теперь оттуда вызволить? Вот в чём вопрос…

Взял с прикроватной тумбы смартфон и набрал своего личного водителя. Попросил пригнать мой Кадиллак Эскалейд в Казань. Летать с Лилей в соседних креслах – то ещё удовольствие, а по М12 мы домчим с ветерком, 6-7 часов с ней наедине только в радость.

Что дальше? Есть пока не хотелось, умылся, побрился, оделся и пошёл прогуляться по утренней Казани. Бесцельно брёл по улице, наслаждаясь погожим августовским днём и пытаясь осмыслить произошедшее.

«Она моя. Я первый и хочу быть единственным. Как бы побыстрее забрать её в Москву?»

Встречный чернявый парень показался смутно знакомым. Пригляделся внимательнее и признал её бывшего, арабского «шейха» с сальным именем и масляным взглядом.

«Вот чёрт! Откуда он взялся? Может, сделать вид, что не заметил?»

– Салям! Какими судьбами в Казани? – окликнул меня Салман, зацепившись жгучим взглядом, как гарпуном, – Лиля тоже тут?

– Доброе утро! – я был вынужден остановиться и ответить, но, вообще-то, я не обязан помнить всех хамов, встреченных мной полгода назад в моём ресторане, – А Вы, собственно, кто и почему интересуетесь?..

– Я?! –  «шейх» на секунду замялся, но потом пошёл ва-банк – Я её будущий муж!

– Да неужели? А я-то думал, что Я её будущий муж – деланно удивился я, вложив максимум экспрессии в ударение на личном местоимении.

– А сама она где?! – «шейх» ухмыльнулся, демонстративно оглянувшись по сторонам.

– Ещё спит… – еле-еле сдержался, чтобы не ответить в рифму, и кивнул в сторону «Миража».

– А ты как отлепился? Не спится? Старость – не радость…

Щенок нарывался, но мне его было по-своему жаль. Я был ему даже немного благодарен. Если бы он её не променял на стажировку в ОАЭ, то она бы мне не досталась. Очень кстати заметил цветочную лавку впереди.

– Пошёл за свежими розами, хочу порадовать мой цветочек, как проснётся… – «откровенно» признался и «наивно» добавил, – Ты её подарками не баловал, судя по всему…

Салман очень хотел дать мне в морду – он крепко стиснул зубы и сжал кулаки, но справился с гневом и спросил:

– Вы надолго у нас? Когда уезжаете? Можно с ней встретиться? Нам надо поговорить…

Ну, что же, один-один.

– «Мозно вст’етися»? Детский сад, штаны на лямках! Она большая девочка, сама за себя решает и свой выбор давно сделала… – я многозначительно посмотрел на часы и добавил, – Обратный рейс через четыре часа.

«Шейх» ничего не ответил, резко развернулся на пятках и пошёл прочь.

А я, всё-таки, добрёл до лавки и купил самые роскошные и пахучие красные розы. Вечером они мне, всё равно, понадобятся. Вернулся в гостиницу и завис в лобби-баре.

«Задача усложняется… «Шейх» вновь объявился, ещё не остыл, сейчас опомнится и может спутать мне все карты».

Больше всего обидно было, что будь это какая-нибудь ровесница, она бы и бровью не повела. Ну, подумаешь, немного схитрил, чтобы устранить конкурента. В любви и на войне все средства хороши. Но, к сожалению, змейка была слишком юна, категорична и далека от подобной лояльности. И я это отлично осознавал, прямо чувствуя, как меня насквозь прожигают яростные чёрные глаза. Мало ли кто там, на стажировке, вдали от дома, по пьяни бывших подруг имеет. Жизнь с частыми разлуками вносила свои коррективы в понимание моральных ценностей. Но спровоцировал всё я! Значит, я всему виной! Её, просто, разорвёт, когда узнает. А что она узнает рано или поздно, я не сомневался. И лучше уж рано, чем непонятно, сколько ходить побитой собакой и что-то скрывать. От мысли, что придётся договариваться с «шейхом», выворачивало наизнанку.

«Нет уж, я лучше с Лилей поругаюсь. Но она ведь сразу уйдёт, даже слушать не станет… Чёрт! Что делать-то?»

По плечу постучали, и над столом нависла грузная фигура Романа.

– Здорово, Дар! – пробасил он, улыбаясь, и устроился напротив, не дожидаясь разрешения, – Как настроение? Говорят, в девчачьем номере никто не ночевал.

Соткин уселся в кресло, вытягивая ноги, а я горько усмехнулся, сощурившись.

– А больше ничего не говорят?

– А что ещё? – Роман нахмурился, не понимая.

Так, значит, Лилю, спешно покидающую гостиницу с вещами, никто не видел. Иначе, зная, как разносятся сплетни, мой главный юрист был бы уже в курсе и не преминул бы об этом сообщить. Я уселся прямо, задумчиво почесав переносицу, поглядывая на лучшего друга. Соткину я доверял, как себе, нужно посоветоваться.

– Роман, утром произошло кое-что… Но это между нами должно остаться. Марина твоя обязательно проговорится Лиле. А она и вспылить может сильно.

Соткин только бровь заинтересованно приподнял, ожидая продолжения.

– В общем, – я тяжко вздохнул и начал исповедь, – Проснулся, Лили рядом нет, пошёл прогуляться-развеяться и встретил её бывшего тут недалеко…

Замолчал, наблюдая, как лицо друга озаряется сначала удивлением, потом осознанием, и, наконец-то, пониманием. Роман откинулся в кресле, забарабанив пальцами по столу.

– И что этот хмырь хочет?

Невольно улыбнулся. Вот за что я ценю Соткина, так это за проницательный ум, который тот умело скрывает за простоватой добродушной внешностью.

– Хочет встретиться и поговорить с Лилей, разумеется.

Роман передёрнул плечами.

– Ну, его право, – задумчиво протянул, – И в чём тогда проблема?

– В том, что он писал и звонил ей на прошлой неделе, а я его сбросил пару раз, а потом взял и ответил, мол, Лиля уже спит, утром передам, что бывший беспокоил. Помнишь, ты нам билеты доставал в Большой театр? Вот тогда… Мы потом в ресторане сидели, она отошла и смартфон на столе оставила…

Я не закончил, махнув рукой.

– Припоминаю… – Роман почесал подбородок, – Вроде, Маришка говорила, что Лилин бывший переспал со своей бывшей, а она твоей их совместную интимную фотку скинула в ВК.

– Надо признаться, пока «шейх» сам всё не рассказал, – пробормотал я.

– Признаться? Ирхановой? – Роман расхохотался на весь бар, – Да ты отчаянный, как я посмотрю. Мы точно об одной и той же особе говорим?

– В конце концов, я же, как лучше хотел. Лиля остынет рано или поздно, – я потёр лоб, думая, – Проблема в том, что она сразу взорвётся и сначала, вообще, слушать не будет. Запрётся у родителей, там ещё накрутит себя и, просто, не вернётся. С неё станется. А мне её там не достать, но не на цепь же её сажать?

Замолчал, мучительно соображая. Соткин тоже ничего не говорил, хмурясь, потом поднял на меня вспыхнувшие глаза.

– Зачем же на цепь, – медленно произнёс он, – Просто, одень ей кольцо на палец, и всё. И будешь объясняться потом с женой, сколько угодно, никуда она от тебя уже не денется.

Я устремил на него напряжённый взгляд, потом криво улыбнулся.

– Она не смирится с таким никогда, да и как я это сделаю? Это же нужно в ЗАГС её затащить. Ты себе это как представляешь?

– Ну, смирится или нет – от тебя зависит, преподнести можно по-разному… Во-первых, как честный мужчина, лишивший её невинности, езжай к ним и сделай предложение при родителях, у татар с этим строго, она не сможет отказать. Во-вторых, она станет твоей женой и должна жить с мужем, а не бегать туда-сюда, когда ей вздумается. Что это за жена такая, которая в любой момент может, просто, вильнуть хвостом и исчезнуть? В-третьих, немного успокоится, если повезёт – уже залетит, расскажешь про твои переговоры с «шейхом», если захочешь, конечно.

Я сглотнул. То, что Соткин предлагал, было и ужасно, и заманчиво. Излишняя свобода Лили в сочетании с её взрывным характером, и любая ссора с ней напоминала хождение по минному полю. Вот что-то не то сказал: слишком резко, или надменно, или ещё как-нибудь… И её уже, просто, нет рядом. Остаётся только глазами хлопать и зубами скрежетать. И постоянный страх – а вдруг она в какой-то момент, вообще, не вернётся… Просто, однажды решит, что и я ей надоел, и столица опротивела…

– Я не знаю, – тихо сказал, отводя глаза, – Это слишком… Я подумаю.

– Думай, – хмыкнул Роман, – Вон, у тебя уже и букет для будущей тёщи есть. Осталось купить отцу невесты элитный коньяк, а ей – кольцо с бриллиантом. И пошли уже завтракать.

Глава 4. Семейный ужин

– Кызым, и это захвати, пожалуйста, – мама передала мне большое блюдо с горячими вак-беляшами.

– Мам, ну, это уже слишком, – покосилась на целую гору выпечки, – Сколько можно готовить? Вы с няняй пытаетесь кого-то убить с помощью чревоугодия?!

– Если бы… Боюсь, что я раньше от усталости помру, чем накормлю до отвала всех твоих братьев. Про отца я уж молчу, – асяй весело мне подмигнула, убирая выбившуюся прядку со лба тыльной стороной ладони, – Ещё и Салман должен к нам присоединиться.

– Да-а-а, у этого мальчика чудесный аппетит, я бы даже сказала волчий, – рассмеялась Шаура няняй, вытаскивая медовый торт из холодильника, – К тому же у нас небольшой праздник. Ринат сдал сессию… наконец-то.

– Сколько волка не корми… – задумчиво пробормотала себе под нос и пошла в столовую.

Женщины на кухне, молча, переглянулись, подозревая, что этот нежданный гость мне не особо приятен.

– Ну, вы скоро там, нет? – громыхнул атай на весь дом, – Давайте садиться уже!

– Сейчас, дорогой! – донёсся с кухни голос асяй, – Торт только домажу.

– Какой?! – сразу оживился мой старший брат Ильдар.

– Медовый, твой любимый. Мама, как обычно, всё делает, чтобы тебя порадовать, – я вошла в столовую и села рядом с ним.

– Шикарно, – пробормотал Ильдар себе под нос, – Всё‑таки, хорошо, что мы все приехали.

– Ты, улым, к нам только поесть и приезжаешь, – рассмеялся атай, сверкнув глазами на своего старшего, – Скоро буду тебе список продуктов выдавать перед тем, как на порог пустить, а то тебя уже не прокормишь. Вон, как вымахал! Батыр! А ну‑ка прекратить возню, молодые люди!

Он с любовью покосился на тихо шпыняющих друг друга под столом Рината и Дамира, моих младших братьев. Сидящий рядом с ними Ильдар дал шутливую затрещину зачинщику беспорядка.

– А что, Салмана ждать не будем? – румяная асяй, наконец-то, выплыла из своего кухонного царства с очередным кулинарным шедевром в руках.

– Семеро одного не ждут, – проворчали хором отец и Ильдар, не любившие, когда кто‑то опаздывает.

– Надеюсь, он, вообще, не приедет, – вздохнула, рассеяно теребя край скатерти.

Атай кинул на меня пронзительный взгляд.

– Эта растерянность на твоём лице мне уже порядком надоела. Ничего с тобой не случится. Расстались, и ладно. Салман – друг твоего старшего брата, желанный гость в нашем доме. Не нервничай и наслаждайся тишиной и покоем, пока у нас.

Отец так и не смог понять моё смущение от предстоящей встречи с бывшим женихом, считая его несусветной глупостью, и не забывал показать своё отношение при каждом удобном и не очень случае. Только глянула на него исподлобья, поджала губы, но ничего не сказала. Спорить с отцом при всей семье у нас не принято.

– Ну что, Ринат, дорогой, за тебя! Мы все очень рады, что ты успешно окончил первый курс и, наконец-то, тут, с нами. Ты молодец! – асяй встала, поднимая бокал, желая прекратить эту молчаливую дуэль между своими родными, от которой за последние пять часов она уже сильно подустала.

«Наверное, её бы воля, выставила бы нас обоих из дома».

– Спасибо, мама, я тоже рад, что терпите меня, – Ринат расплылся в широкой искренней улыбке, поднимаясь со своего места, салютуя ей.

Вдруг хлопнула входная дверь, и воздух в столовой слегка колыхнулся, я резко повернулась, выплеснув шампанское на белоснежную скатерть, и уставилась на знакомую фигуру в дверном проёме.

– Хм-м-м… Добрый вечер.

Перед глазами поплыли тёмные круги от того, как бешено затрепыхалось сердце в груди. Через силу сделала вдох‑выдох. Все родные застыли, одни улыбаясь, другие хмурясь. Надо, просто, поднять глаза. Просто, поднять. Сглотнула и посмотрела прямо перед собой, чувствуя, как комната расплывается, словно, перестаёт существовать, и весь фокус смещается на Дара, застывшего на пороге.

«Что сказать?! Все слова вылетели из головы. Неожиданно. Радостно. Наверное, от смущения тоже можно умереть».

Родин тоже молчал, пожирая меня лихорадочно блестящими изумрудными глазами.

– Дар, какая неожиданность! Рада тебя видеть, – прощебетала асяй, как ни в чём не бывало, – Присоединишься к нам? Я испекла пирог с лососем и рисом, ты же любишь рыбу?

Родин посмотрел на неё с таким видом, как будто только сейчас осознал, что в комнате ещё кто-то есть, кроме нас. Впилась глазами в его лицо. Возбуждён, взгляд лихорадочно сверкает, мазнул по всем и повернулся к отцу. Внутри всё оборвалось.

– Присоединюсь, с удовольствием! – Дар криво усмехнулся, подходя в первую очередь к отцу, крепко обнимая его, потом уже по кругу ко всем остальным, – У меня, между прочим, даже уважительная причина есть.

Вручил, целуя в щёку, асяй роскошный букет кроваво-красных роз, атай – коробку с коньяком и встал рядом со мной, положив ладони на спинку моего стула, смотря на отца, говоря больше ему.

– Дорогие мои Анвар и Алина, не буду ходить вокруг да около. Прошу у вас руки вашей дочери.

Я до крови прикусила губу.

«Почему, чёрт возьми, он даже не спросил меня? Знает же, что я против!»

– Наши отношения зашли так далеко, – Дар, наконец-то, повернулся ко мне и слабо улыбнулся, – Что, как честный человек, я, просто, обязан на Лиле жениться.

– Только не вздумай возражать, – быстро шикнул, видя, как полыхнули мои глаза, потом отвернулся, вперив напряжённый взгляд в отца, торжественно и тихо добавил, – Обещаю любить и беречь вашу дочь! Сделаю всё, чтобы она была со мной счастлива!

Атай кивнул, наверное, хорошо представляя, что Дар имеет ввиду. Скользнул быстрым взглядом по мне, изучая моё бледное растерянное лицо.

– Хороший у тебя будет муж, дочка, любящий и заботливый.

– Когда свадьба? – спросила асяй севшим голосом, – Кызым, ты же ещё не…

– Дар, прекрати этот спектакль, – я сильно дёрнула его за рукав.

Родин только пренебрежительно фыркнул.

– Думаю, через месяц будет в самый раз, – буркнул себе под нос атай.

– Да, – Дар победно сверкнул глазами, – В сентябре.

Мне хотелось вскочить с места и выбежать из столовой, чувствуя, что сейчас расплачусь при всех. Столько всего сразу. Волшебство, проснувшееся во мне. Радость, что приехал Дар, а не Салман, раздражающие уколы отца, страх перед будущим. Всё перемешалось внутри, требуя выхода, хотя бы, в крике. Распознав моё настроение, Дар погладил меня по плечу и наклонился к самому уху:

– Лиля, можно тебя… на пару слов?

И, не дожидаясь ответа, вышел на веранду.

Несколько секунд зачарованно смотрела на закрывшуюся за ним входную дверь. Глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Асяй, проводив будущего кияу взглядом, в сердцах кинула салфетку на стол. Атай хмуро посмотрел на жену.

«Ладно, наверное, действительно, это правильно. Всё равно, уже не изменить ничего» – подумала я и, стараясь не встречаться глазами ни с кем из родственников, быстро встала, резко дёрнула ручку на себя, сделала шаг и оказалась наедине с женихом.

Дар стоял напротив, вальяжно облокотившись на перила и скрестив руки на груди. От одного взгляда на него я недовольно поёжилась, но ничего не сказала. Присела на качели‑скамью, поглядывая на него из-под опущенных ресниц.

«Интересно, откуда он узнал наш адрес?»

Родин всё так же молчал, придавив меня тяжёлым взглядом. Ощупывал меня глазами, словно, хотел сверить свои воспоминания и реальность. Я с интересом стала изучать свои домашние тапочки, ожидая неминуемое начало разговора, но ничего не происходило. Только гнетущая тишина. Такая пронзительная, что казалось, я слышу, как звенят мои собственные нервы.

– Дар, – вскинула на него чёрные влажные глаза.

«Даже не знала, что хочу сказать, просто, начать. Ну, невозможно вот так!»

Родин выглядел странно. Не щурился, не улыбался. Никакой мимики, так свойственной ему. Словно, в ледяную статую превратился в своём идеальном костюме и белоснежной рубашке. Ещё раз посмотрел внимательно, сделал пару шагов и сел рядом на качели. Протянул руку, и я оглянуться не успела, как уже была у него на коленях, сжимаемая в стальных объятиях, укутанная жаром мужского тела. Хотела было отодвинуться, но Дар забормотал что-то недовольно в висок, не отпуская, и зарылся носом в волосы. Руки жадно блуждали по моему телу, пытаясь проникнуть под платье. Хрипло рассмеялась, чуть отстраняясь, оттянула его голову, заставляя поднять на меня уже затуманенные страстью глаза.

– Мы же вчера договаривались, что никто ничего не узнает! То, что ты сейчас при всей моей семье устроил, вообще, ни в какие ворота. И как додумался только?!

– Я так боялся, что с утра моя Золушка превратится в тыкву…

– То есть, что я пожалею? – выгибаю бровь.

– Да, – кивает и быстро продолжает, – А ты, вообще, исчезла с первыми лучами солнца! Проснулся, тебя рядом нет. Что было не так? Тебе было больно? Не понравилось? Ты жалеешь, что пришла ко мне?

– Нет, я ни о чём не жалею. Всё было хорошо!

Дар в ответ расцвёл счастливой улыбкой, от чего во внешних уголках зелёных глаз собрались лучики морщинок.

– Это радует! Прости! Понимаю, как это глупо всё звучало сейчас. Решил пойти ва-банк, так боялся потерять тебя, – Родин опять зарылся лицом в мои волосы, глубоко вдыхая, – Больше никакой самодеятельности не будет. Ничего. Только мы.

– Обещаешь? – я улыбнулась ласково, гладя его по голове.

Дар посмотрел серьёзно, уже не улыбаясь.

– Клянусь. Только не убегай никогда больше, хорошо?

– Хорошо, никогда!

Прижалась ухом к его груди, слушая, как тревожно бьётся сильное сердце. Руки лениво шарили по плечам, бокам, набрели на ювелирную коробочку в кармане пиджака с приготовленным обручальным кольцом.

– Оденешь?! – выудила находку и протянула ему на ладони.

– Ты специально что ли? – прохрипел, хмурясь, – Чтобы я окончательно себя идиотом почувствовал?

– Может быть, Родин, – растопырила пальцы и хитро улыбнулась, – Ну, давай, пока не передумала.

– Я люблю тебя, змея, – схватил мой тонкий пальчик, быстро нанизав символ нашего союза, и обнимая меня до хруста костей.

– Я тебя тоже, Дар, – мне было так весело, легко и хорошо сейчас.

Нагнулась к нему, целуя в твёрдые губы, сильнее притягивая к себе. Скользнула языком внутрь, сплетаясь с его. Почувствовала, как крепче прижимает к себе. Радость беспечная, всепоглощающая разлилась по телу.

– Поехали домой! Там мой эскалейд стоит за воротами. Домчу с ветерком.

– Родители не поймут… Давай, поужинаем, переночуем и утром поедем. Был тяжёлый день…

– Хорошо… Пошли!

Глава 5. Чужой монастырь

– Я уж думала, этот идиотский семейный ужин никогда не кончится… И Рината ещё понесло с его студенческими байками… Как ты?

– Хорошо, теперь хорошо, – ответил Дар, улыбаясь.

– Потому что я согласилась?

– Змея, – прошептал куда‑то за ушко, не желая признаваться, как рад, – Потому что мы одни, наконец-то…

Я и так знаю, вижу, как он не может не улыбаться мне, как дрожат его пальцы от нетерпения, стягивающие платье. Всего день меня не было рядом.

– Дар… Я не могу тут… Давай, не будем, а-а-а? – прошу, заглядывая ему в глаза снизу вверх.

– И что тогда будем делать? – Родин убирает руки с моих плеч, садится на край кровати, упирает локти в колени, переплетая пальцы, и гипнотизирует меня.

– М-м-м… – и тут я заливаюсь румянцем, потому что знаю, как дико будет звучать моё предложение, внезапно пришедшее в голову. Уши заранее горят огнём, но я, всё-таки, выдавливаю из себя, – Уже поздно, завтра долго ехать. Дар…

Делаю вдох на паузе.

– … Ты можешь со мной, просто, поспать?

Тёмные брови Родина взмывают вверх, собирая лоб гармошкой. Он садится ровнее, упирая ладони в бёдра.

– Просто… поспать?! – переспрашивает с таким видом, как будто просьба о бракосочетании, прямо, завтра на рассвете, его удивила бы меньше.

– Да, – хриплю, ощущая себя грешницей, которую довели на гриле до средней прожарки, – Пожалуйста… Родители рядом… Мне неудобно тут…

– Да без проблем, – перебивает, продолжая смотреть, как на инопланетянку.

– Отлично, – выдыхаю.

– Отлично, – повторяет.

Подвисаем, разглядывая друг друга. Оживаю первая и прячусь в ванной, чтобы подготовиться ко сну. Дар так и сидит на краю двуспальной кровати, когда выхожу в ночной сорочке.

– Ну, вставай тогда, постель расстелю.

– Ага, – оглушён, словно, в нокауте, медленно встаёт и идёт к выключателю у двери.

Смотрит, как я сворачиваю покрывало и взбиваю подушки, а у меня руки дрожат. И вся я дрожу, и совершенно не в состоянии логически оценить свои действия. Просто, чувствую, что, именно, так правильно. Мне хочется близости с ним, но не секса. Возможно, это глупо, да. И я взбалмошная, и с причудами … Но он ведь стоит здесь, рядом, ловит каждое моё движение и терпеливо ждёт, когда я закончу с кроватью, и можно будет выключить свет.

Как только я забираюсь под одеяло, щёлкает выключатель. Комната тут же погружается в полумрак. Глаза не сразу привыкают, и поначалу я слышу лишь своё сбивчивое дыхание и его тихие приближающиеся шаги. Матрас прогибается с другой стороны под его весом. Я дёрнуться не успеваю, как мужская рука обнимает меня за талию и требовательно притягивает к себе.

– Ну что? Спим? – голос Дара кажется ниже, чем обычно, совсем бархатный.

Устраиваюсь к нему спиной. Его бёдра прижимаются к моей заднице, голову приходится положить на вытянутую по подушке мужскую руку. Вторая же его рука так и остаётся на моей талии, только смещается на живот. Горячая широкая ладонь прижигает чуть пониже пупка даже через шёлк сорочки, волнами распространяя по телу трепетное волнение.

Уставилась в темноту спальни, старательно пытаясь дышать ровно. В такт с ним. Подстраиваюсь. Сердце частит в груди, и мне страшно, что это слишком заметно. Его пульс я ведь слышу. Ощущаю каждой клеточкой, и меня от него ведёт. Дар влажно дышит мне в затылок, от чего мурашки рассыпаются от шеи по плечам, а потом более тягучими ощущениями сползают к низу живота, оседая там тяжёлым зудящим желанием. Прикрываю глаза, потому что я плаваю в этих ощущениях, как в расплавленном воске.

Вокруг такая тишина. Только наши вдохи и выдохи в унисон. Чуть помедлив, Дар сильнее вжимается в меня сзади. Спину опаляет, в копчик упирается его эрекция, пальцы на животе непроизвольно собирают ткань в кулак. Родин дышит глубже, всё тело, как будто раскаляется с каждой секундой. Меня качает в его беззвучном, тягучем возбуждении. Не выдержав, через несколько минут поворачиваю голову к нему, думая, что, наверно, стоит прекратить эту пытку для нас обоих и… Ловим взгляды друг друга в темноте. Почти ничего не видно – только радужки неясно мерцают. Секунда-две, и Дар, тихо выдохнув, успокаивающе целует меня в висок.

– Спи, Лиль, – шепчет в самое ухо.

Я отворачиваюсь. Устраиваюсь удобнее в его надёжных руках и обмякаю. Пик возбуждения проходит, когда понимаю, что этой ночью точно ничего уже не будет. И вдруг от этого так хорошо. От того, что можно, просто, лежать вот так вот рядышком, близко-близко, дышать друг другом и не думать ни о чём. От того, что тебя так крепко обнимают, что носом зарываются в волосы и не требуют большего. Ощущение, что это и есть большее, пропитывает насквозь. Оставляет привкус чего- то трепетного и хрупкого на языке. Ленивая эйфория убаюкивает, укутывая в тёплый чувственный кокон. Веки постепенно тяжелеют, дыхание замедляется, уже в полусне ловлю его ладонь, переплетаю наши пальцы и вырубаюсь до самого утра.

Ощущение тяжёлой мужской руки на животе и прижатого к моей спине и ягодицам жаркого тела накрывают раньше, чем я полностью просыпаюсь. В голове роятся то ли обрывки растворяющегося сна, то ли вчерашних воспоминаний. И внутри одновременно тревожно и легко. Мы столько наговорили друг другу, что с одной стороны я чувствую невероятное облегчение, а с другой – посмотреть Дару в глаза при дневном свете после всего мне немного страшно.

Приоткрываю веки, морщась от пробивающегося сквозь плохо задвинутые шторы солнечного света, прислушиваюсь к его глубокому дыханию, оседающему влажным щекочущим облаком на моей шее. Аккуратно пытаюсь выпутаться из его объятий и встать, но он не даёт, крепче перехватывая рукой мой живот и целуя за ушком.

– М-м-м… – ласково мычу.

Дар шумно выдыхает и, смяв меня в объятиях, как плюшевую игрушку, притягивает к себе поближе, а затем и вовсе закидывает одну ногу мне на бедро. Он чертовски тяжёлый и такой горячий. Ощущение, что на меня уронили пудовый утюг и сейчас будут принудительно гладить. Я застываю в попытке быстро прокрутить весь вчерашний вечер в голове и попытаться оценить происходящее.

Дар, тем временем, не собирается заморачиваться. Он уютно зарывается носом мне между шеей и затылком, царапая колкой щетиной нежную кожу. Вдохнув мужской запах, я прикрываю глаза, чтобы отчётливей всё это ощущать. Мне так хорошо. Я не хочу вставать. Поворачиваю к нему лицо. Мои губы мажут по его колючей щеке, носу. Приоткрываю глаза и встречаюсь с его сонным, затуманенным взглядом. Он очень близко. Всё двоится, вижу только, какие невероятно сине-зелёные у него глаза. Как чистейшие изумруды. И сейчас эти самоцветы, словно, мутнеют, затягиваясь дымкой. Его дыхание оседает на моей коже, смешивается с моим. И я думаю, что он чувствует, примерно, то же самое. Что делает вдох и ощущает мой вкус во рту. И мне так хочется спросить, какая я для него?!

Дар подтягивает меня чуть пониже, и наши губы встречаются. Легко и так естественно, что у меня и в мыслях нет попытаться увернуться. Это кажется продолжением сна. Я снова закрываю глаза, чувствуя, как он мягко давит, углубляя поцелуй. Обнимаю его за шею, когда проникает в мой рот языком. Дыхание сбивается. Мне так хорошо, что хочется плакать. Все мысли разом вылетают из головы, оставляя лишь инстинкты и ощущения. И я обмякаю, не возражая, когда Дар задирает свободной рукой мою сорочку до самой талии. Мы, просто, сонные, разомлевшие, и это всё так естественно…

С моих губ слетает тихий довольный стон, поясницу непроизвольно выгибает, и я трусь ягодицами о стоящий член. От этого ощущения между ног моментально закипает. Дёргает пульсацией приливающей крови. Мужская ладонь ласкающим движением сползает с моего живота вниз, накрывает лобок, убирая кружево моих трусиков в сторону. Пальцы раздвигают половые губы, трут ноющую вершинку и толкаются внутрь. Немного больно, саднит. Сжимаюсь вокруг фаланг, и сама ощущаю, как у меня мокро всё. Я бы покраснела сейчас, но лицо и так горит.

Родин чаще дышит мне в губы, углубляя поцелуй и продолжая пальцами растягивать под себя. Смыкаю веки, расслабляюсь. Запрокидываю руку назад и зарываюсь пальцами в его растрёпанные тёмные волосы, от нас ещё пахнет сном и происходящее кажется почти нереальным. Плаваю в этом ощущении, отгоняя все остальные мысли прочь. Состояние ленивой полудрёмы и утренней неги настолько расслабляет тело, что кажется, что секс сейчас – базовая потребность, не требующая от тебя ни осознания, ни усилий.

Устраиваюсь на его вытянутой руке, прикрываю глаза, чувствуя, как он, чуть отстранившись, направляет в меня член. Выдыхаем в унисон, когда плавно входит сразу полностью и вжимается бёдрами в мои ягодицы, быстро целует в мои приоткрытые губы и удобнее ложится сзади, притягивая к себе поближе за живот. Безмятежно улыбаюсь своим мыслям, что Дар тоже ещё сонный и ему неохота сильно напрягаться. Медленно трахает, то сжимая бедро, то сминая колышущуюся грудь, и это такой сладкий тягучий кайф.

Меня уносит куда‑то, то ли обратно в сон, то ли в ещё более оторванное от реальности место. Из ритмично растягиваемого лона по всему телу растекаются тёплые волны, тихими стонами обрываются на губах. Подаюсь бёдрами к нему, сама насаживаясь на член, прикусываю кожу на его руке. Дар постепенно ускоряется, но, всё равно, это невероятно томительно пока, от чего меня выгибает и хочется просить ещё.

– Да-а-ар-р-р…

– С добрым утром, Лиль, – бормочет мне в губы, прикусывая и оттягивая нижнюю, – Не нравится?

– Га-а-ад, – ругаюсь, кусаясь в ответ, знает же, что нравится…

– Тихо лежи, – целует в плечо, раздвигает ладонью мои бёдра, поглаживает пальцами влажные складочки и нежно кружит у пульсирующей вершинки.

– Ох-х-х, так… Да‑а‑а…– хнычу, умоляя.

Становится нестерпимо жарко, дёргаю одеяло с нас, но каким‑то чудом не успеваю стащить, и в этот момент распахивается входная дверь, и на пороге материализуется бодрый Дамир. Застываем с Даром, как по команде. Сердце улетает куда‑то в самый низ живота, а испарина, покрывающая тело, мигом превращается в холодный пот.

– Апай… – младший брат осекается, уставившись на нас с открытым ртом.

Молчим.

– Ты что‑то хотел? – пищу не своим голосом, слишком остро чувствуя, как Дар вынимает из меня член.

– Асяй на завтрак звала… – отмирает Дамир, начиная моргать, его губы медленно разъезжаются в хитрой улыбке, – Но не торопитесь…

Подмигивает и с видом человека, который узнал всё, что ему необходимо, захлопывает за собой дверь.

– Вот, чё‑о‑орт! – резко сажусь на кровати, отодвигаясь от угорающего Дара, и прикладываю ладони к пылающим щекам. Мысли лихорадочно скачут в голове.

«Я же не успела откинуть одеяло, да?! Вроде бы, только приподняла… Что он видел? Да ничего… Ну, кроме лапищи Дара, сжимающей мою голую грудь. Чёрт!»

Вместо тысячи слов с силой пихаю Родина кулаком в бок, потому что двери надо закрывать, а он заходил последний!

– Э‑э-эй! – возмущённо шипит Дар, откатываясь и потирая место удара, – Лиль, и без тебя яйца звенят!

– Пусть успокоятся, я уже не в настроении, – ворчу, поднимаясь с кровати.

– И не надо, у меня теперь сутки не встанет, – страдальческим тоном жалуется Дар, вороша волосы на затылке и тоже усаживаясь.

Он так искренне расстроен и смущён, что мне становится смешно. Или это беспечная лёгкость, внезапно поселившаяся внутри, так на меня действует.

– Сутки? – театрально вздыхаю, – Какое же унылое воскресенье меня ждёт…

Родин вскидывает на меня озорной взгляд, присматривается внимательней, словно, проверяя, шучу я или нет, и ухмыляется.

– Ты всегда можешь провести реанимационные мероприятия, – выразительно косится себе на пах, скрытый одеялом.

– Как обычно… Хочешь праздник – устрой себе сама! – закатываю глаза.

И с хохотом падаю обратно на кровать, потому что Дар подсекает рукой меня под колени и валит на себя. Возимся, но потом, всё‑таки, находим губы друг друга. Затихаю. Обнимаю его за шею, перебираю волосы. Ощущение лёгкой нереальности происходящего так и не уходит. Я прекрасно помню всё, что со мной произошло, но в эту секунду оно не трогает. Это, словно, короткий отпуск в далёкой стране с выключенным телефоном. Жизнь, всё равно, не отпустит, возьмёт реванш за эти минуты счастливого забытья, но так хочется поплавать в нём подольше.

– С добрым утром?! – бормочет Дар, потираясь лбом о мой лоб.

– Утро добрым не бывает! – фыркаю, за что получаю звонкий шлепок по попе.

– Ай!

– Пошли уже на завтрак, – сообщает Дар, – А то сейчас твои нафантазируют, что мы прямо отсюда в ЗАГС поедем.

Игривую лёгкость мгновенно смывает беспокойство за родителей. Последнее, что мне хочется, это их разочаровывать.

– Не переживай, все взрослые уже, – Дар чешет затылок и потягивается.

– По мне так в этом и проблема, – вздыхаю, одеваясь, – Слишком уж они взрослые. Рассказами про «просто, дружим» уже не отделаешься. Они ведь смотрят на нас и запоминают модель поведения.

Вид его голого тела раздражает, так как отвлекает, направляя мысли в совсем другую, фривольную сторону. А Дар как будто специально подходит со спины, пока я застёгиваю лифчик, и обнимает меня за талию, влажно целуя в шею.

– Не парься ты, – урчит ласково, – Во‑первых, интернет и фильмы давно ему эту информацию и без нас донесли, а во‑вторых, в его понимании нет ничего крамольного в том, что мы с тобой в одной постели, мы же жених и невеста, ты забыла?

– Как у тебя всё просто, – с укором вздыхаю, но поддаюсь на уговоры.

– Всё, и правда, просто, так что не усложняй.

Глава 6. Казань-Москва

Я сейчас так рассеянна, что сев в машину, забываю пристегнуться. Не знаю, почему разговор с асяй настолько выбил меня из колеи. Ничего нового или, о чём бы я сама не догадывалась, она не сообщила. Вот только услышать про «старость и расчёт» моего жениха было обидно, да…

– Что случилось?

Вздрагиваю, больше даже не от вопроса, а от того, что его лицо прямо напротив моего, так близко, что тёмно-зелёные глаза двоятся, не давая на них сфокусироваться. Морской запах парфюма и терпкий аромат кожи заполняют лёгкие до предела. Щелчок, и мою грудь пережимает ремень безопасности. Только Дар, застегнув его, не торопится отстраняться. Ждёт…

– Ничего, – произношу, едва шевеля губами, – Всё хорошо…

– Да?

Он медленно возвращается на своё место, заводит двигатель.

– Да.

Мы выезжаем на трассу М12 в неловком молчании.

– Как поболтали? – спрашивает Родин через некоторое время, косясь на меня.

Всё-таки, хочет знать, что наговорила мне наедине асяй, когда попросила задержаться после завтрака. Прикусываю щёку, обдумывая ответ. Хотя… А почему я, вообще, должна скрывать?! Он же не ребёнок, старик или больной, чтобы я его нежные чувства берегла.

– Да хорошо поболтали, – пожимаю плечами я, – Спрашивала, давно ли мы спим вместе, не беременна ли…

Дар крепче сжимает руль, даже костяшки белеют, а затем криво улыбается, не глядя на меня.

– А ты?

– Сказала, что это не её дело. Я уже взрослая.

– Так и есть, – тихо говорит он.

– Но её это, конечно, не удовлетворило, – продолжаю я.

Родин молчит, слушая. Только желваки по щекам заходили.

– Пыталась меня, вообще, от свадьбы отговорить. Асяй была лучше подругой твоей покойной жены, сплетничали о тебе, наверное… Считает, что ты женишься на мне «по расчёту», как и в прошлый раз… Забавно, да?

Не удерживаюсь, и последнее предложение звучит громче, с вызовом.

– Что забавно? – вкрадчиво интересуется Родин.

– Твой «циничный расчёт и пошлая меркантильность», как она сказала…

Отворачиваюсь к окну. И слышу хриплый смешок. Смешно ему… Бесит! Застываю, когда его рука вдруг ложится на мою коленку, гладит сквозь тонкую ткань платья, обжигая. Я медленно поворачиваюсь к мужчине, стараясь справиться с нахлынувшим волнением. Ладонь уже на бедре, жжёт неимоверно. Даже дыхание спёрло.

– Глупая… – бормочет Дар, – Думаешь, тебя не за что полюбить? Веришь ей?

– Нет, – хриплю в ответ, вжимаясь в кресло, – Верю тебе… Но…

Жду, что он уберёт руку, но он не убирает. Ладонь, наоборот, ползёт всё выше по бедру, очень горячая, невыносимо, пока не накрывает лобок. Я прикрываю глаза, беззвучно выдыхая. Он меня, просто, спалит.

– Чёрт, не люблю я её! – рычит Родин и сворачивает эскалейд с трассы на просёлочную дорогу в поле подсолнухов.

Подаюсь вперёд от резкого торможения. Хлопаю глазами. Звук отодвигаемого до упора водительского кресла, мужское плечо у моего приоткрытого рта, щелчок ремня, руки, крепко хватающие меня за талию, рывок, треск платья, которое я не успеваю задрать. И я уже сижу у Дара на бёдрах с широко расставленными ногами и надорванной юбкой, собранной в районе пояса, и слишком отчётливо ощущаю его возбуждение. Упираюсь ладонями ему в грудь, но он даже не замечает. Затуманенный дурной взгляд жадно скользит по моему лицу.

– Всё, Лиль, хватит! – отрывисто шепчет Дар и, крепко обхватив мой затылок, вжимает мои губы в свои.

Я жду грубого напора, внутренне съёживаюсь от предчувствия. Но его губы оказываются неожиданно мягкими, хоть и требовательными. Он, словно, сначала настраивает меня. Смакует. Не напирает. Уверен, что я никуда не денусь, но и отступить не даёт. Мужская рука зарывается в мои волосы, крепко держит. Никакого своеволия и протеста он сейчас не допустит. Это как предупреждение. Не сопротивляйся, и тебе понравится. Подчинись!

И я подчиняюсь. Его вкус проникает в меня, терпкий, пряный, солоноватый. Будоражит, нервирует. Возбуждение окатывает приливной волной. Отступает и вновь захлёстывает с каждым прикосновением наших языков. Они сплетаются во всё более откровенном танце, пробуждающем пульсацию у меня между ног.

– Моя сладкая девочка, – бормочет хрипло Дар мне в губы, его руки мнут мои ягодицы, сжимая и разжимая, чуть разводя в стороны. Пальцы забираются под кружево трусиков, тянут вниз. Бесцеремонно, нагло.

– Только моя…

От его ладоней расходится жар, закипает внизу живота. Лоно начинает жадно сокращаться, мечтая о члене. В Даре меня всё заводит: его мягкая, обволакивающая напористость, словно, в бархат камень завернули, его терпкий вкус на моём языке, его руки, с силой мнущие мои бёдра. Его морской запах, заполняющий лёгкие, въедающийся в мою кожу. Осознание, что так сладостно подчиниться ему. Посреди белого дня, в машине на обочине федеральной трассы.

Да, это неожиданно возбуждает больше всего. Запретность, неправильность всего происходящего. Провожу ногтями по короткому ёжику на его затылке, и ощущаю всем телом, как мужчина сладко вздрагивает. Зарываюсь руками в более длинные густые волосы на макушке. Оттягиваю за чёрные пряди его голову, чтобы разорвал поцелуй, и подставляю шею. Родин урчит тихо, всасывая нежную кожу около бешено бьющейся артерии, прикусывает ключицу. Тянет лиф платья вниз и обнажает грудь. Прикрываю глаза, зарываюсь носом в душистую макушку, жадно вдыхая, ёрзаю на нём.

– Мокрая, – довольно шепчет Родин, резко толкая в меня сразу два пальца, я всхлипываю от неожиданности, – Хорошая моя…

– Сожми, – его рваные хриплые приказы мне в ухо, рука, вновь крепко сжимающая мой затылок, пальцы, таранящие меня, – Сильнее!

Обхватываю его внутренними мышцами так крепко, как только могу. По телу прокатывается болезненная судорога удовольствия. Мужская рука отпускает мой затылок и перемещается на шею. Сдавливает её, мешая дышать.

– Хочешь на член? – царапающий шёпот в ухо, – Сожмёшь так же, Лиль?

Моргаю, пытаюсь сглотнуть, но он слишком крепко сжимает моё горло. Рот наполняется слюной. Киваю, мучительно краснея.

– Скажи, – разводит пальцы внутри меня, растягивая на грани боли.

– Хочу…

– Меня хочешь? – мутный и одновременно пронизывающий взгляд.

Большой палец ложится на требовательно ноющую вершинку, делает с нажимом круговое движение. Ещё одно. Бёдра инстинктивно дёргаются, но мне их не свести.

– Тебя хочу… – сиплю, уже красная, как варёный рак, от жаркого стыда.

Мой ответ срабатывает, как спусковой крючок. Дар, рыкнув невразумительное что-то, приподнимает меня за бёдра, разворачивает к себе спиной. С нажимом давит на поясницу, заставляя лечь грудью на руль, юбка собирается на талии. Прикусываю губу, лихорадочно дыша. Треск разрываемой ткани, и трусики повисают на одной ноге. Вжик молнии. Жалящий резкий удар по ягодице. Шокировано охаю, а потом и вовсе захлёбываюсь стоном, когда Родин, просто, натягивает меня на себя.

Глаза широко распахиваются, низ живота сводит от невыносимого распирания между ног, которые сразу покрываются липким потом и начинают мелко дрожать. Пальцы Дара больно впиваются в мои бёдра. Пара глубоких медленных покачиваний на раскалённом, кажется, члене. Видимо, чтобы привыкла к этой дикой наполненности. А потом он начинает меня быстро размашисто драть. Я даже не знаю, как это по-другому назвать. Меня, просто, имеют. От души, с оттяжкой, вводя в шоковый безвольный транс. Выдыхаю на каждом толчке сиплый стон, пальцы до белых костяшек сжимают руль. Болезненное удовольствие закипает в растянутом до предела лоне вопреки всему. Влажные шлепки сталкивающихся тел оглушают.

– Чёрт, такая тесная… Как будто снова в первый раз, – Дар шепчет хрипло, напряжённо, почти зло, так же, как имеет, – Не могу больше…

Резко тянет на себя, заставляя упасть спиной ему на грудь, впивается болезненным укусом в мою запрокинутую шею. Член входит с размаху до упора, ещё раз. И дёргается во мне, толчками изливаясь спермой глубоко внутри. Ошалело хлопаю глазами, ноги сводит судорогой от пережитого напряжения, низ живота ноет от неудовлетворённого желания. Лёгкий шлепок по влажному бедру, и Родин снимает меня с себя, возвращая в пассажирское кресло.

– Прости, Лиль, – он рассеянно улыбается, – Не сдержался. Давно об этом мечтал. Помнишь, обломала меня после караоке «Пей&Пой»?

Быстрый взгляд в мою сторону, и тихо добавляет, щурясь.

– Твоя мать ещё выбесила… Не зря мне всегда больше нравился твой отец… Не обижайся!

Натягиваю юбку до колен дрожащими руками, глубоко вдыхаю, пытаясь прийти в себя. Смущённо смотрю перед собой, не в силах взглянуть на Родина, пока он достаёт из бардачка влажные салфетки, вытирается и поправляет свою одежду. Отдаёт пачку мне, беру, не глядя. Бёдра до сих пор болезненно сладко сводит. И я не обижаюсь. Чёрт, я никогда так остро не ощущала себя любимой и желанной, настоящей женщиной, которую можно хотеть и иметь вот так. Мысли хаотично вертятся в голове, дыхание никак не приходит в норму.

Чувствую его пристальный прожигающий взгляд на своей щеке. Родин по-прежнему ждёт ответа, реакции. Не заводит двигатель. Надо что-то сказать…

– Всё хорошо, – сипло выдавливаю из себя.

– Что ещё моя будущая тёща тебе наговорила?

– Много всего… Что ты стар для меня, и Салман мне больше подходит… Через двадцать лет я буду цветущей сорокалетней женщиной, как она, а ты станешь немощным шестидесятилетним ворчуном… Но мне что-то не верится, особенно, сейчас…

Родин хмыкает, нажимает кнопку старт-стоп, включает свой любимый джаз, и больше не произносит ни слова, что меня вполне устраивает. Полностью погружена в свои мысли, вот только спроси кто-нибудь, о чём, именно, сейчас думаю, я бы не смогла ответить. Бурлящее в крови, назойливое возбуждение, ленивая усталость после безумного секса, лёгкая примесь удушливого стыда за сперму, вытекающую из лона, отсутствие белья и рваное платье, тревожное ожидание того, что будет дальше. Эмоций и ощущений так много, что мозг, защищаясь, покрывает всё густым налётом нереальности. Не ощущаю времени, не боюсь последствий. Мысли отказываются перескакивать даже в следующий день, не то, что неделя, месяц, год. Далёкое будущее через двадцать лет кажется какой-то другой эпохой из разряда научной фантастики. Веки сами собой закрываются, и я сладко засыпаю в мерно покачивающемся на скорости 150 км/ч эскалейде.

Глава 7. Новый адрес

– Ты выходишь? –  насмешливый взгляд, устремлённый на меня.

Дар уже стоит на улице и открывает мне дверь. А я проспала всю дорогу и даже не заметила, когда мы остановились на парковке возле его дома.

– Да, прости… Укачало… – рассеянно улыбаюсь и вкладываю ладонь в его протянутую руку.

Кожу тут же обдаёт жаром от этого лёгкого прикосновения, выводя меня из сонливой заторможенности. Удушливая волна вновь накрывает, кипятком ошпаривает. Родин так смотрит… Низ живота сводит томительной судорогой. И я отчётливо понимаю, что ещё не вечер. Вижу неутолённый голод в его прищуренных глазах. Хотя во всём остальном он так же внешне холоден и сдержан, как обычно. Может, показалось? Отворачиваюсь от него, не в силах гадать.

– Скорее, укачал, – летит тихий смешок мне в спину, а его ладонь горячей тяжестью ложится на поясницу.

– Можно и так сказать, – смущённо отвечаю, выходит хрипло и глухо.

Все мои мысли сейчас стекаются к его руке, прожигающей меня чуть пониже спины. Ладонь медленно сползает дальше, оглаживает бедро, задницу. Я нервно сглатываю.

– Не держи меня так, люди смотрят… – почти шепчу.

Мне хватает сил сделать ему замечание, но не хватает наглости сбросить его руку. Родин иронично хмыкает, вместо ответа лишь сильнее сминает ягодицу. Я моментально тушуюсь, глядя на консьержку сквозь стеклянные двери холла. Стыдно. Как настоящая шлюха, мы же не женаты. Кажется, все вокруг подозревают, чем мы недавно занимались в машине, что я без белья, ведь трусы Дар порвал… Не могу, просто, не могу избавиться от этих мыслей. Это глупо, я понимаю. Скорее всего, никому нет до нас никакого дела. Но я всю жизнь жила по определённым правилам, а сейчас все они горят огнём. Огнём, опаляющим мою задницу от его пошлого хозяйского прикосновения.

Но когда мы заходим в холл, Дар, всё-таки, убирает руку и перехватывает меня под локоть. Я благодарно выдыхаю, но вслух ничего не говорю. Консьержка вежливо нам улыбается, и я могу с достоинством ответить на эту улыбку. И всё же я вся полна напряжения, пока мы проходим мимо. Немного отпускает только, когда двери лифта плавно закрываются за нами. Но тут же окатывает осознанием, что мы снова одни в замкнутом пространстве, и рука Родина опирается в стену над моей головой. Зелёные глаза щурятся, пронизывая меня задумчивым взглядом.

– Такая правильная… – тянет он хрипло.

Пальцы захватывают мой подбородок, не давая отвернуться. Я закусываю щеку, краснея. В голове проносятся дурацкие пошлые сценки из фильмов, где люди сношаются в лифте. Да, мне не кажется это романтичным или возбуждающим. Скорее неудобным и неуместным. Ведь лифт придётся остановить, его будут ждать люди. А на каком-то этаже и вовсе услышат, чем мы занимаемся… Так что сейчас я, наоборот, напряжена, натянута, как струна. Опасаюсь сделать лишнее движение, чтобы не спровоцировать его. Что-то мне подсказывает, что Родин подобной щепетильностью не страдает.

– Стесняешься… – не спрашивает, утверждает, большой палец гладит мою щёку, ладонь обхватывает затылок, – Даже заводит…

Заметил. Его это заводит, оказывается. Моя девичья стыдливость ему в новинку, наверное… Пресыщенный… Кажется, теперь начинаю понимать, почему его привлекла, именно, я. Жар его тела становится отчётливей, морской парфюм заполняет лёгкие, потому что Дар наклоняется ко мне, стремительно уменьшая расстояние между нами. Замираю, как пугливая антилопа, понимающая, что от голодного тигра ей уже не убежать, обречённо думаю, что не хочу в лифте…

Трель звонка, оповещающего, что это наш этаж, мягкий толчок остановки, и двери лифта разъезжаются в сторону. Родин отстраняется от меня и выпускает из кабины. На ватных ногах иду по коридору, спиной ощущаю его твёрдую горячую грудь, пока он открывает замок входной двери.

– Проходи, – Дар мягко, но уверенно подталкивает меня вглубь квартиры.

Дыхание невольно прерывается, когда переступаю порог. Здесь пахнет чистотой, пространством и… хозяином. И от этого коктейля охватывает ещё большая нервозность. Словно, в логово хищника попала. Моргаю от вспышки света, когда Родин щёлкает выключателем и закрывает входную дверь. Озираюсь по сторонам, пока он снимает с себя пиджак и ботинки. Широкий коридор со светло-серыми стенами, объёмный шкаф для верхней одежды, зеркало впол, пара картин с горными пейзажами…

– Так и будешь стоять, Лиль? – бархатный голос Дара звучит тепло и как-то по-особенному расслабленно, словно, теперь он точно знает, что никуда не убегу…

– Нет… Конечно, нет, – смущаюсь почему-то, когда снимаю босоножки, – Мне надо в ванную…

– Направо, вторая дверь, – Дар кивает головой в сторону одного из ответвлений коридора, а сам направляется в другую сторону.

– Хорошо… – тихо вздыхаю себе под нос, пока провожаю взглядом его удаляющуюся спину.

Ладони потеют, у меня снова раздрай. Стоило Родину на секунду оставить меня одну, как в голове вырисовывается вся абсурдность ситуации, едва переставляю ватные ноги, направляясь к указанной двери.

«Ну, вот, и что дальше?! Просто, приехала, и будем вместе жить?! Серьёзно?!»

Хочется истерически рассмеяться, запрокинув голову. Но вместо этого я поворачиваю матовую ручку и захожу в его ванную комнату, иначе не скажешь. Тёмно-серый камень, вставки натурального дерева, белоснежные сантехника и полотенца. Всё очень стильно и… слишком идеально что ли… Словно, в гостинице живёт…

Осматриваю полочки около зеркала над раковиной и ловлю себя на том, что проверяю, точно ли одна зубная щётка и точно ли мужская… За это хочется себя прибить. Но щётка одна. Электрическая. И даже второй насадки поблизости не наблюдается. Открываю кран и аккуратно протираю горящее лицо холодной водой, смотря на себя в зеркало. Подсветка делает мои и без того расширенные зрачки совершенно дикими. Я – живое воплощение «безумства и отваги».

«Успокойся, Лиля-я-я. Всё хорошо! Ты ведь хочешь этого сама! Признайся!»

Смотрю в своё отражение, и у меня нет сил ему лгать. Хочу… Хочу так, что руки дрожат и внизу живота требовательно жарко ноет… Ещё раз зачерпываю в ладони ледяную воду и протираю ей лицо. Остывающую кожу приятно покалывает. Хочется принять душ, но поесть хочется ещё сильнее. Выхожу из ванной в какой-то отчаянной решимости и оказываюсь в совершенно пустом коридоре.

– Дар-р-р? – самовольно искать хозяина по квартире как-то неловко.

– Я здесь, Лиль, – доносится глухое с другого конца коридора.

Иду на голос, сворачиваю направо и оказываюсь в просторной кухне-гостиной, погружённой в уютный полумрак, потому что Родин включил только подсветку над рабочей поверхностью столешницы.

– Садись, – Дар кивает на стол у панорамного окна, за которым расстилается расцвеченный огнями вечерний город.

– Спасибо, – устраиваюсь на одном из стульев-кресел и отворачиваюсь к окну, подперев подбородок ладонью.

Внимательно изучаю обстановку квартиры. Светлое свободное пространство не перегружено мебелью и поделено на кухню-столовую и гостиную невысокой перегородкой и большим угловым кожаным диваном цвета тёмного шоколада. Круглый журнальный столик, уютное кресло цвета зелёных оливок, огромный чёрный экран ТВ на стене. Лаконичные кухонные фасады скрывают всю технику и сливаются со стеной, барная стойка с парой высоких стульев так и манит присесть. Это явно не «семейное гнёздышко», а «холостяцкое логово» успешного, одинокого, самодостаточного мужчины.

Абсолютно не слежу за ним, словно, мне всё равно, что в это время он делает. Только кожа непроизвольно покрывается мурашками от малейшего шевеления воздуха с его стороны. И боковое зрение улавливает каждое движение. Как он быстро режет какое-то мясо, сыр, свежий багет, достаёт фрукты из холодильника.

– Что пить будем, Лиль? – насмешливый бархатный голос раздаётся над самой моей макушкой и горячим колким импульсом разливается по коже головы, когда Дар ставит на стол две тарелки с закусками.

– А что? Обязательно что-то пить? – ехидничаю я.

На Родина не действует, лишь в глубине зелёных глаз вспыхивают сигнальные огоньки, а в голосе появляются командные интонации.

– Могу тебе кофе сварить, а я вина выпью за твоё новоселье, – сообщает он примирительно, – Ты всю дорогу проспала, ничего не ела с самого утра, я на АЗС Татнефть, хотя бы, хот-догом перекусил. Ешь, давай!

Вздыхаю и сдаюсь. Мы быстро ужинаем, обмениваясь долгими взглядами, мой смущённый, его раздевающий.

– Наелась? В душ иди! – отстранённо как-то произносит Дар, убирая посуду со стола, но внутри всё жарко сжимается от его приказного тона.

Киваю и сразу направляюсь уже знакомым маршрутом в ванную комнату. Стягиваю с себя платье, переминаюсь, изучая отражение своего обнажённого тела в большом зеркале. Придирчиво осматриваю бледное лицо с возбуждённо мерцающими глазами и припухшими искусанными губами, откровенно большую для моей субтильной фигурки грудь, впалый живот, идеально гладкий лобок. Мучительно краснею, заметив синяки на бёдрах, оставленные пальцами Дара. Рука машинально тянется к дверному замку, проворачивает его, замирает, и я откручиваю защёлку обратно. Он может захотеть войти, и я не в праве ему мешать…

Эта мысль будоражит, взрывается внизу живота щекочущими пузырьками. Сейчас мы одни, и я уже не стесняюсь. А тело ещё слишком хорошо помнит о том, что произошло в машине. Между ног мучительно тянет, и я чувствую, как лоно начинает пульсировать от приливающей крови, постепенно набухая и увлажняясь.

Захожу в просторную душевую и на полную мощность поворачиваю кран. Всё пространство тут же заполняется молочным паром, вода почти обжигающая, но она так хорошо расслабляет мышцы и отключает голову. Беру немного хозяйского геля для душа, принюхиваюсь, терпкий и пряный, с сандаловыми нотками, явно мужской. Растираю душистую пену по телу рукой, прикрыв глаза, прохожусь по груди, животу, спускаюсь к бёдрам, наконец-то, смываю засохшую сперму между ног. Ничего не слышу из-за шума льющейся воды, но холодный поток воздуха заставляет замереть. Я знала. Знала, что он придёт.

Глава 8. Всё слишком!

Какое-то нереальное восторженное волнение накрывает с головой. Хочу повторения того, что было в машине, и в то же время до ужаса стыжусь этого. Провожу рукой по запотевшему стеклу душевой, и встречаюсь с Даром глазами сквозь прозрачную перегородку, разделяющую нас. Вижу, как он расстёгивает ремень на брюках. Тянет их вниз сразу вместе с трусами. Как напрягаются при этом рельефные мускулы на его смуглых руках. Почему-то от этого зрелища дыхание застревает в горле, как будто я подсмотрела что-то донельзя интимное. Судорожно сглатываю, когда взгляд упирается в крупный налитый член с красной влажной головкой, обвитый вздувшимися синими венами. Между ног нестерпимо печёт. Фантомные ощущения, как его орган совсем недавно ходил во мне, словно, поршень, оживают и окутывают меня плотной пеленой.

Дар дёргает на себя дверь душевой, и я машинально отступаю на шаг. Дыхание срывается то в быстрые рваные всхлипы, а то и вовсе замирает. Желание внутри горячее, чем струи воды, льющиеся сверху. Я не думала, даже не представляла, что это будет так остро. Что я сама по-настоящему захочу. Мужчина заполняет собой всё пространство душевой, делает ещё один шаг ко мне, и ещё. Пока я не впечатываюсь спиной в мокрую прохладную каменную стену. Зелёные глаза просверливают меня навылет, выбивают все мысли из головы. Его руки над моей головой, торс, прижимающийся ко мне, волосатые бёдра и твёрдый член, вдавливающийся мне между ног. Жаркое дыхание, опаляющее мой висок.

– Ну что, Лиль? Ещё раз скажешь, что хочешь меня? Так сладко у тебя это выходит…

Упираюсь носом ему в ярёмную ямку, вдыхаю запах кожи, руки подрагивают, безвольно повисшие вдоль туловища. Не решаюсь обнять. Давление обжигающего члена на мой живот невыносимо.

– Хочу… – шепчу едва слышно, шум воды и вовсе перекрывает мои несмелые слова.

– Что? –  Родин лениво улыбается, его губы на уровне моих глаз.

– Хочу, – уже громче.

– Хорошая скромная девочка… –  сквозь лёгкий поцелуй-укус, оставляющий его вкус на языке, словно, отрава, расползающаяся по кровотоку.

И Дар быстро спускается вниз. Не успеваю охнуть, как одна моя нога оказывается на его плече, пальцы для равновесия сами вцепляются в его густые влажные волосы на макушке, а горячий шероховатый язык уже хозяйничает меж моих разведённых дрожащих бёдер.

Жарко! Мне так влажно и жарко, что хочется кожу содрать с себя. Опорная нога предательски дрожит, грозя не вынести вес ослабевшего тела. Спустить вторую с мужского плеча Дар не даёт. Слишком светло, слишком душно, слишком мокро и стыдно. Я слишком хорошо чувствую, что он делает сейчас своим языком. Почти вижу. Хриплый тихий стон раздирает горло, когда он ударяет по вершинке языком, а затем с нажимом лижет. Перед глазами плывёт. Кажется, я ему волосы вырву, так вцепилась. Мужские пальцы поглаживают пульсирующий вход в лоно, проникают внутрь, массируя жадно сокращающиеся стенки. Надавливают на девственное колечко попки, заставляя мучительно сладко сжаться. Он так это делает…

Круговые движения языка по эпицентру моего блаженства становятся всё ритмичней, выбивают всхлипы в такт. Прерываются лишь иногда, чтобы пройтись широким шершавым мазком по набухшим влажным складкам, раздвигая их. И меня крупно колотит, когда Дар так делает, как будто ест и смакует меня. Лижет, словно, я – пломбир в вафельном стаканчике. Пальцы переключаются на пульсирующую в такт бешеному сердцебиению вершинку, а язык ввинчивается в лоно, заставляя заскулить от острого запретного удовольствия, резко двигается внутри.

И снова Дар широко проводит языком по складкам, собирая выделившуюся влагу, присасывается к набухшему бутончику. Невыносимо. Я на грани, и мне никак не прыгнуть за её пределы.

«Слишком остро, слишком светло, слишком откровенно… Всё слишком!»

Меня при ярком свете в душе и от души впервые вылизывает мужчина. От одной этой мысли начинает лихорадить. Кажется, сердце разорвётся, не выдержав. Хнычу уже в его руках, не в силах стоять. Это какая-то сладкая пытка. Оттягиваю за влажные пряди от себя черноволосую голову. Дар поднимает на меня мутный, какой-то совсем осоловелый взгляд, как будто он под кайфом.

– Не могу стоя… Хочу лёжа, без света… – хриплю, мечтая хоть о чём-то уже знакомом, чтобы можно было закрыть глаза и не ощущать всё так ярко, – Не могу…

Он как-то странно смотрит, словно, не сразу осознает долетевшие до него звуки, а потом его блестящие от моих соков губы расползаются в хищной усмешке.

– Спорим, сможешь? – почти рычит, резко вставая и подхватывая меня под ягодицы.

Мне ничего не остаётся, как обнять его бёдра ногами, а руки обвить вокруг шеи. Соски, живот тут же мягко царапает поросль на его груди и торсе. Влажная раскрытая промежность трётся о низ его живота. Давление вставшего члена снизу… Крышу рвёт, и я сама впиваюсь в его улыбающиеся губы, тут же ощущаю свой вкус во рту. Жадно, горячо, нагло толкаюсь языком вглубь. Хочу, чтобы прямо сейчас вошёл в меня и избавил от этого тянущего болезненного чувства пустоты между ног. Отодрал грубо, как тогда, в машине. Мышцы сводит от предвкушения.

Но у Дара другие планы. Он выключает душ, уносит меня из ванной, по пути прихватив полотенце и небрежно обтерев с нас воду… Коридор, поворот, дверь, спальня… Ложится на кровать, так и не сбросив меня с себя, и я оказываюсь сверху. Изумрудные глаза хищно и влажно мерцают, скользя по моему лицу, задерживаясь на груди. Мутный взор оглаживает живот, останавливается на промежности.

– Ползи сюда, змейка, – хрипло шепчет Дар и тянет меня выше за бёдра, – Не будет тебе темноты. Хочу видеть, как ты кончаешь. Очень хорошо рассмотреть…

Когда я понимаю, что он задумал, меня накрывает шок. Но уже поздно. Я уже цепляюсь дрожащими руками в мягкое изголовье, стараясь удержать равновесие, а Дар жадно целует меня между разведённых ног, крепко придерживая за ягодицы над своим лицом.

Первое, что ощущаю утром, это тяжёлая рука на моём животе, вдавливающая в кровать. Стряхиваю остатки сна и медленно поворачиваюсь в сторону лежащего рядом мужчины, пока взгляд не упирается в черноволосый затылок. Дар спит на животе, развалившись звездой на кровати, отвернувшись и закинув на меня правую руку. Скольжу глазами по его шее, широким плечам, мускулистой смуглой спине, отмечая едва заметные отметины от собственных ногтей, спускаюсь к крепким ягодицам…

На них красных полос гораздо больше. Покрываюсь жарким румянцем, кусая губы. Низ живота окатывает мягкой горячей волной, порождая в лоне фантомные отголоски ночи. Между ног до сих пор горячо и влажно. Внутреннюю сторону бёдер стягивает от засохшей спермы. Надо в душ. И не разбудить бы Дара… Хочется прийти в себя, побыть одной, может быть, выпить кофе. Не то, чтобы мне не понравилось, просто, к такому натиску я не была готова…

Тихо фыркнув от этой мысли, аккуратно выползаю из-под волосатой руки Родина и быстро заменяю себя подушкой. Дар тихо рычит во сне, притягивает подмену поближе и сопит дальше. Отлично! На цыпочках крадусь к двери, оглядываюсь на спящего мужчину и подвисаю на пару секунд.

Приятный жар омывает тело, подкатывает к щекам. Картинки прошлой ночи обжигающими вспышками взрывают сознание, как будто чувствую на теле все его прикосновения сразу. Кожу мягко жжёт. Грудь, шею, бёдра. Блаженство лёгким воспоминанием щекочет нервы. И слабость накатывает, так что коленки дрожат. Они так же дрожали, когда я кончала от его языка, нежная кожа между ног огнём горела от его щетины.

Тут же всплывает перед глазами, как Дар меня потом слабую, переставшую что-либо соображать, грубо драл, скрестив мои ноги и закинув себе на плечо. Так глубоко. Казалось, что все внутренности сжимались, теснясь. И не вздохнуть. Хватала воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Даже заорать не могла. Хотя очень хотелось…

Трясу головой, усилием воли отрываю взгляд от его шикарной задницы и бесшумно прикрываю за собой дверь. Пытаюсь не думать о ночи, но в голове, всё равно, всплывает самое дорогое и интимное для меня воспоминание. Как он уже под утро разбудил, лёг сверху и сразу мягко вошёл в меня, ещё мокрую и горячую после прошлого раза. В голове звучал хриплый шёпот, когда Дар медленно, томно любил меня, крепко оплетая собой: «Моя знойная Лилия! И за что бог подарил мне моё летнее чудо?! Ты пахнешь июлем, змейка, когда луговые цветы источают терпкий аромат, плавятся под солнцем, отдавая последнюю влагу, дурманя, и полынь цветёт…» Это было… Щёки заалелись, и я нахмурилась.

«Ну, не хватало ещё от восторга начать пищать… Маньячка!»

Прохожу в ванную, встаю под душ и энергично смываю с себя остатки ночи. Настроение искрит лёгкостью и какой-то непонятной эйфорией. Хочется петь. И правда, начинаю тихо напевать себе под нос, потом всё громче. Сама себе дивлюсь, не помню, когда в последний раз была такой беззаботно счастливой, но думать и анализировать не хочется. Пусть будет, как есть. Ещё бы кофе…

Кутаюсь в огромный банный халат Дара и иду на кухню. За одним из матовых фасадов нахожу кофемашину, делаю себе двойной эспрессо. С жадностью вдыхая запах свежезаваренной арабики, кутаясь в халат, пропитанный морским ароматом моего мужчины, усаживаюсь в кресло так, чтобы смотреть в окно. Прохладный ветерок щекочет кожу, трогает волосы. Солнце ещё такое мягкое. Раннее утро. Даже жмурюсь от удовольствия. Глоток обжигающего кофе, и я точно окажусь в раю.

– Ли-и-иль??? – требовательно кричит Дар из спальни, – Ты тут???

От страха, что он продолжит орать на всю квартиру, нахожу в себе силы и громко каркаю в ответ:

– Да!

– Хорошо, сделай мне тоже кофе, скоро выходим, –  удовлетворённо сообщает ещё невидимый, но уже приближающийся Родин.

– Куда? – кричу в ответ, мысленно добавляя «у меня отгулы, вообще-то».

– У меня дела в офисе, – выдаёт на удивление бодрый Дар, появляясь в гостиной, – А ты потом поедешь с Толиком к себе за своими вещами.

Глава 9. Семь дней

Недовольно заворочалась в попытке ощутить уже привычное тепло мужского тела. Пошарила ладонью по скомканной простыне, а затем медленно приоткрыла глаза. Поморгала, свыкаясь с темнотой в комнате, потянулась за телефоном. Четвёртый час. Дар опять посреди ночи пошёл что-то изучать. Его привычка работать по ночам меня сильно раздражает. Во‑первых, я не понимаю, как ему хватает пять-шесть часов сна в сутки. Это кажется ненормальным. Сама я чувствую себя разбитой целый день, если не просплю, хотя бы, восемь часов. А, во-вторых, мне было так хорошо спать в обнимку с ним, что стоило Дару уйти, я сразу просыпалась.

Вслушиваюсь в мельчайшие шорохи в квартире, ловлю едва различимые звуки ударов по клавиатуре. Ну, точно, опять в гостиной сидит. Ну и пусть! У меня завтра тоже тяжёлый день. Презентация наших профилактических медосмотров в МосГорЗдраве, а мне не хватает опыта публичных выступлений. Тянусь за его подушкой, подминая её под себя, и глубоко втягиваю мужской запах, пропитавший наволочку. Хоть какая-то замена. Но нет, не уснуть уже. Без него.

Вздохнув, встаю с кровати, тянусь было за футболкой Дара, чтобы прикрыть наготу, но в последний момент передумываю и шлёпаю босыми пятками в гостиную совсем без одежды. Так полуночника уложить будет гораздо проще. Щёки розовеют от собственной смелости, а низ живота привычно тяжелеет от приливающего возбуждения.

Из кухни‑гостиной льётся тусклый свет включённого монитора, стук клавиатуры становится отчётливей. Делаю ещё пару шагов и застываю в дверном проёме. Родин не сразу замечает меня. Он весь в своём ноутбуке, к которому уже начинаю прилично так ревновать. Сидит в одних спортивных штанах по-турецки в любимом глубоком кресле и, похоже, слушает свой обожаемый джаз в наушниках. Покашливаю, но ему меня не услышать. Приходится преодолеть сковавшее меня смущение и начать подходить самой. Медленно приближаюсь, в горле пересыхает. Надо было накинуть его футболку или свою сорочку, всё-таки.

Дар поднимает на меня удивлённые глаза, только когда я нахожусь уже на расстоянии вытянутой руки. Цепкий взгляд скользит по моей фигуре, задерживается на развилке между ног. Я вижу, как он сглатывает, а потом его потемневший взор медленно возвращается к моему лицу.

– Мне чуть-чуть осталось, – хрипло произносит Родин, выдёргивая один наушник, затем ловит меня за руку и притягивает к себе, – Иди сюда, Лиль, со мной посиди!

Он отодвигается от спинки кресла, высвобождая мне место. И я привычно уже протискиваюсь позади него, обвиваю его бёдра ногами, прижимаюсь грудью к горячей голой спине, утыкаюсь носом ему в плечо. Дар поворачивается, легко целует меня в лоб и опять начинает что-то строчить в своём ноутбуке. Я смотрю на экран, но для меня его медицинские статьи – письмена на суахили, ни черта не понимаю и быстро теряю интерес. Зато так спокойно сразу, прижимаюсь посильнее, устраиваясь поудобнее, веки сами собой тяжелеют, кажется, сейчас засну. Вот прямо так: в кресле, голая, сидя у Дара за спиной и вцепившись в него, как мартышка в пальму. Сквозь окутывающую дремоту приходит мысль, что всего четыре дня прошло, как я переехала к нему, а, кажется, мы уже год вместе живём. Вдруг почувствовала невероятно смущение.

«Он мой жених… Мой будущий муж… Муж?!» – отчаянно билось в голове.

Не то, чтобы я была против. Но я, как обычно рядом с ним, вообще, не успевала, ни о чём подумать, и уж точно ничего не решала. Меня, просто, несло, словно, щепку по бурной реке. Целый год я встречалась с Салманом и строила планы на нашу совместную жизнь в Казани, а потом он уехал, месяц провела без него, и моё существование напоминало унылый «день сурка». А потом появился Дар и занял все мои мысли. Неделю назад вдруг решилась и отдалась ему, потом обрела волшебные способности, мне самой пока плохо понятные, умудрилась обручиться и сменить место жительства. За каких-то семь дней!

Казалось, вот закрою глаза рядом с ним, а завтра, вообще, проснусь с выводком детей и двумя собаками в роскошном поместье где-то на берегу моря. Или светской львицей в каком-нибудь небоскрёбе Москва-Сити. Или… Мне, просто, даже воображения не хватает, нервно ёрзаю и трусь щекой о горячую мужскую спину, пытаясь прогнать свои безумные фантазии.

– Я всё, – поворачивается ко мне Дар, отвлекая от тревожных мыслей, – Что, вообще, было не просто.

– Почему? – я игриво прикусываю губу, моментально переключаясь на него.

Его глаза недвусмысленно жадно скользят по моему телу. Дар встаёт с кресла и тянет меня за бёдра, заставляя лечь на сидение. Широко разводит мои ноги и прижимает колени к самой груди. Тело пронзает острая смесь стыда и возбуждения. Его взгляд упирается мне в раскрытую промежность, становится жарко.

– Сложно сосредоточиться, когда о твою спину трутся голой грудью, а к пояснице прижимается чья-то влажная киска. Я уж думал, стояком выводы набирать буду, – ворчит Дар,– Но я тебе отомщу, Лиль. Устанешь мяукать…

Дар паркуется на своём именном месте, прямо напротив стеклянного входа в офис. Ничего с собой поделать не могу и воровато оглядываюсь по сторонам, прежде чем принять его руку, когда он предлагает помочь мне выйти из машины. Хотя, казалось бы, какое мне дело, кто и что подумает. Да, всё так, но чувство некой появившейся тайны между нами, всё равно, давит на моё восприятие. Кажется, что по нам видно, что все сразу догадаются, а я не хочу… Не хочу! Я ещё сама ни в чём не разобралась. В себе, в первую очередь. В нём, тем более…

Продолжить чтение